1

А.П. НазаретянВглядываясь в XXI век: Мегаистория и её «загадочная

Сингулярность»

Серия расчётов, проведённых независимо исследователями Австралии, России иСША, показала, что около середины XXI века может произойти беспрецедентная позначению глобальная полифуркация. Вывод получен путём экстраполяции вбудущее логарифмического закона ускорения, который охватывает фазовыепереходы в истории биосферы и антропосферы на протяжении 4 млрд. лет. Встатье рассматриваются паллиативы планетарной цивилизации за пределамибольшой эволюционной Сингулярности в контексте Мегаистории и синергетики.Такой подход обеспечивает универсальные основания полученногоматематического вывода и, кроме того, помогает привлечь новейшие данныепсихологии и культурной антропологии для прорисовки аттракторов и сценариев.Судьба Земной и, вероятно, любой иной планетарной цивилизации можетрешающим образом зависеть от того, успеет ли носитель разумаусовершенствовать качество внутренней регуляции, соответствующеепотенциально беспредельному развитию технологической мощи. В частности,это предполагает преодоление макрогрупповых размежеваний, религиозных иквазирелигиозных идеологий, которые всегда разделяли людей на «своих» и «чужих».

Ключевые слова: Мегаистория, синергетика, универсальная эволюция, стрелывремени, векторы, ускорение, фазовый переход, техно-гуманитарный баланс, XXIвек, сингулярность, аттракторы, сценарии, религия, идеология.

В 1958 году выдающийся математик Дж. Фон Нейман заметилв беседе со своим коллегой С. Уламом: «Постоянноускоряющийся прогресс в технологии и в жизни… наводит намысль о приближающейся фундаментальной сингулярности вистории нашего вида, за которой знакомый нам человеческиймир не может продолжаться» (цит. по [Eden et al. 2012:4]). Экзотический образ грядущей сингулярности проник и вкниги российских историков, которые применяли его ваналогичном контексте, хотя и интерпретировалидиаметрально противоположно [Поршнев 1966; Дьяконов 1994].

Череда последовавших открытий вызвала растущий интересучёных и философов к этой математической экстраполяции,касающейся близкого будущего. В 2008 году при НАСА былоткрыт Университет Сингулярности.

Мы далее покажем, что категория Сингулярности получаетуниверсальное основание в соотношении с Мегаисторией и

2

синергетикой (теорией сложности), которые помогаютпроследить паллиативы планетарного развития в XXI веке.

Мегаистория как междисциплинарный конструктТри версии истории конкурировали в сознании европейцев

XIX-ХХ веков. Евроцентрическая, линейная (позжеобогащённая диалектической спиралью) и по сутителеологическая картина последовательного прогресса «отхудшего к лучшему», направленного к идеальному состояниюобщества, противостояла традиционному представлению(невольно подкреплённому термодинамикой) о нисхождении отбожественного истока к безбожному хаосу. Третья модельвовсе отвергала «человеческую историю» как единый процесс,усматривая в прошлом исключительно циклы рождения, роста,процветания и краха региональных «цивилизаций», лишённыепричинных зависимостей и глобально значимых событий.

Между тем в археологии, антропологии и другихдисциплинах накапливались факты, позволившие выделить неменее семи переломных вех в общечеловеческой истории ипредыстории (таких как неолитическая революция, осевойпереворот и т.д.), а также отчётливую преемственность вразвитии, несмотря на многочисленные циклы, завершавшиесярегиональными катастрофами. Более того, преобладающиевекторы социального развития оказались продолжением техмегатенденций, которые прослеживаются в эволюции биосферыи, далее, в космофизической эволюции Метагалактики.

Так сформировались предметы всемирной, глобальной иУниверсальной (Большой или Мега-) истории, которые всовокупности составляют интегральную картину прошлого –настолько, насколько оно сегодня доступно ретроспекции.Далее в статье тезисно представлены положения, которыеподробнее и с пунктуальными библиографическими ссылкамиразвёрнуты в книге [Назаретян 2015].

Парадигма всемирной истории сформировалась в концеXVIII века, вместе с национальными историями, под влияниемидей гуманизма и прогресса. Она основана на эволюционной

3

методологии и в нынешней версии охватывает все социальныеи культурные события от палеолита до современности.

Концепция глобальной истории – продукт первой половиныХХ века, когда были доказаны преемственность, а такжеобоюдное влияние геологических, биотических и социальныхпроцессов. В её рамках изучается последовательное рождениеи преобразование планетарных сфер по мере того как сначалабиота, а затем культура становились ведущими факторамиэволюции. Провозвестники глобальной истории – П. Тейяр деШарден и В.И. Вернадский, – как подавляющее большинство ихсовременников, были убеждены в том, что область эволюцииограничена Солнечной системой, тогда как вселеннаябесконечна в пространстве и времени, стационарна и потомувнеисторична. Эволюционный процесс на Земле – всего лишьлокальная флуктуация, обречённая на то, чтобыраствориться, подобно океанической волне, во вселенной,которая не менялась и «не будет меняться с течениемвремени» [Вернадский 1978, с.136].

Но по мере того как космология отказывалась отстационарных представлений интегральная картина эволюциираспространилась до масштаба Метагалактики (или Вселенной сбольшой буквы). Окончательная кристаллизация предметаМегаистории связана с ещё одним фундаментальнымобстоятельством: обнаружились сквозные векторыпоследовательных трансформаций в космической Вселенной,биосфере, социальной организации, материальной,гуманитарной культуре и психике. При этом, хотя прямыхпротиворечий с физическими законами необратимости (времякак рост энтропии) обнаружить не удаётся, направленностьвекторов явно расходится с парадигмой классическогоестествознания.

А именно, Метагалактика последовательноэволюционировала от более вероятных однородных состояний(«естественных», с «энтропийной» точки зрения) к менеевероятным («неестественным»), так что истории биосферы иантропосферы суть локализованные фазы единогоуниверсального процесса. Мегатенденция возрастающей

4

сложности столь очевидно контрастирует с ожиданиями,вытекающими из естественнонаучной картины мира, и вместе стем столь надёжно подкрепляется эмпирическими даннымиестественных и гуманитарных наук, что астрофизикивынуждены различать термодинамическую стрелу времени икосмологическую стрелу времени и обсуждать причинную связьмежду ними [Chaisson 2006] (см. Рис.1).

Рис.1. Эпохи космической эволюции (приводится с любезного согласия автора – Э.Чайсона). См. http://www.eskesthai.com/2010/07/cosmic-evolution-and-powers-of-ten.html.

В специальной литературе встречаются различные подходык объяснению такой удивительной направленностиуниверсальной эволюции, вплоть до откровеннотелеологических и даже теологических. Основу длямеждисциплинарной модели свободной от потусторонних и/илицелевых допущений составляют современные теориисамоорганизации.1 В их рамках совершенствованиеантиэнтропийных механизмов рассматривается не как цель, акак средство сохранения неравновесных систем (природы иобщества) в условиях снизившейся устойчивости. Отсюда,например, «человеческая история есть единаясамовоспроизводящаяся система, существующая на протяженииоколо миллиона лет» [Christian 1991, р.238] и вынужденнаяэволюционировать для регулярного восстановленияустойчивости.

Но действительно ли векторное представление очеловеческой истории соответствует наличным данным?

1 Их эквиваленты в Германии и России обозначаются как синергетика, в Бельгии иФранции – как нелинейная неравновесная термодинамика или теория диссипативныхструктур, в США – как теория динамического хаоса. В последнее время появилсятакже обобщающий термин: теория сложности.

5

Возражения против такого вывода часто с вязаны снеготовностью оппонентов варьировать дистанции, масштабы иоптические приборы для получения многомерной картины.

Рассматривая исторические события через микроскоп, мывидим множество деталей, но не траектории изменений.Широкоформатные линзы открывают картину рождающихся,растущих и умирающих племён и цивилизаций, разветвляющихсяи часто ломающихся линий, но не корреляций междупараметрами изменений в различных региональных объектах:история видится циклической или многолинейной.Исследователь различает деревья и кусты, ветви и листья,но не долгосрочные тенденции или закономерности.

Увидеть за деревьями лес позволяют телескопическиелинзы, обеспечивающие самый мелкий масштаб и,соответственно, крупные временные и пространственныеблоки. Так становится возможным сопоставлять отдалённыеэпохи, прослеживать опосредованные связи и заметить, чтопредметом социальной эволюции всегда служили не отдельныеплемена, государства и «цивилизации», а антропосфера какединая становящаяся система. Точно так же, чтобыобнаружить глобальную биологическую эволюцию, необходимоотвлечься от отдельных популяций, видов и даже локальныхбиоценозов и сопоставлять состояния биосферы в различныхточках геохронологической шкалы. В таком случае становитсяочевидным последовательный рост морфологического, видовогои поведенческого разнообразия, «интеллектуальных» качествбиоты, а также усиливавшееся влияние её активности нагеологические процессы.

С тех пор как Homo habilis Олдовайского ущелья началирегулярно производить искусственные орудия, формироваласьнадприродная реальность, под которую со временемподстраивался внешний мир. О том, что, несмотря набесчисленные дивергенции, миграции и изоляции, культураоставалась единым образованием, свидетельствуетидентичность первых стандартизированных артефактов –ручное рубило – на территориях Африки и Китая.Взрывообразный же рост локальных различий, начавшийся в

6

среднем палеолите, стал типичным для эволюционирующейсистемы проявлением внутренней диверсификации.

Масштабный обзор делает очевидной преемственностьглобальных изменений, их векторность, а такжесопряжённость эволюционных векторов. Удалось выделитьшесть тесно переплетённых векторов, прослеживаемых напротяжении 2 млн. лет с последовательным ускорением: ростнаселения, технологической мощи, организационной сложности иинформационной ёмкости интеллекта, совершенствованиемеханизмов культурной регуляции и увеличение удельного весавиртуальной реальности.

Первые три вектора представляют собой «эмпирическиеобобщения» и легко подкрепляются числовыми выкладками.Следующие три выведены при помощи специальных методов иаргументов. Но все они укладываются в интегральнуюгротескную формулу «удаление от естества», т.е. единаясоциоприродная система последовательно удалялась от«естественного» («дикого») состояния, приобретая всё болеевыраженные антропоморфные качества. Возрастала степеньорудийного (в том числе знакового) опосредования в социо-природных и внутрисоциальных отношениях, а также виндивидуальном психическом отражении. Так ядро глобальныхпричинно-следственных зависимостей сдвигалось в сторонументальных процессов, особенно после того какнеолитические агроценозы обозначили решающий перелом встановлении антропосферы (или Ноосферы).

Лидерство в многотысячелетнем марафоне многократнопереходило от одного региона или континента к другому,включая Австралию: 40-60 тысяч лет назад предки нынешнихаборигенов создали первые наскальные рисунки, каменныеорудия с полированной рукояткой, первые средства дляпередвижения по воде и т.д. Европа и затем СевернаяАмерика выдвинулись на передовые рубежи эволюции впоследние века.

Анализ антропогенных, особенно глобальных кризисовобнаружил парадоксальный факт. Вопреки лозунгам некоторыхсовременных экологов («Назад к Природе!» и проч.),

7

обострения в социоприродных отношениях радикальнопреодолевались не приближением общества к природе, анапротив – очередным витком «денатурализации» обществавместе с его естественной средой. В этом легко убедиться,сопоставив присваивающее хозяйство охотников-собирателей спроизводящим хозяйством неолита или информационноеобщество с индустриальным. Каждый скачок предварялсясистемным кризисом прежних форм деятельности исопровождался преобразованиями по всем сопряжённымпараметрам. В результате экологическая ниша человекарасширялась и углублялась, население росло вместе с мощьютехнологий, потребностями и амбициями и… продолжался путьк следующему кризису.

Модель техно-гуманитарного балансаВо время Второй мировой войны философ и социолог Н.

Элиас, еврей, потерявший родных в Холокосте,интернированный в Англии как немец, по выходе на свободуработал в лондонских архивах, собирая доказательства того,что на протяжении веков уровень насильственной смертностив обществе сокращался [Элиас 2001]. В последующем еговыводы были подтверждены сравнительными расчётами,проведёнными британскими, американскими [Gurr 1981;Cockburn 1991; Eisner 2003; Pinker 2011] и российскимиисследователями. Мы использовали кросс-культурныйпоказатель – коэффициент кровопролитности [Назаретян и др.2005; Nazaretyan 2010]: отношение среднего числа убийств вединицу времени к численности населения. Специальнаяформула позволяет также сравнивать уровни смертоносногонасилия по векам. Сопоставительные оценки показывают, что,хотя разрушительный потенциал технологий и демографическаяплотность на протяжении тысячелетий возрастали, т.е.убивать становилось легче, уровень насильственнойсмертности нелинейно, но последовательно снижался2.2 Так, ХХ век оказывается вовсе не столь беспримерно кровавым, каким мыпривычно его представляем, исходя из евроцентрической позиции. Вдействительности Европа жила относительно спокойно (по сравнению и другимирегионами) в течение 266 лет, между Вестфальским мирным договором (1648) и

8

Едва ли такая парадоксальная динамика отражает«снижение агрессивности»: напротив, психологический опытпоказывает, что у людей, как и у животных, плотностьпопуляции выше естественной экологической нормысопровождается ростом агрессивности. Значит, дляобъяснения противоречивого сочетания долгосрочныхтенденций следует найти более правдоподобный фактор,компенсирующий увеличение орудийного потенциала.

Обобщение исторических, антропологических ипсихологических сведений, касающихся антропогенныхкатастроф, позволило выявить системную зависимость междутремя переменными: технологическим потенциалом, качествомкультурной регуляции и социальной устойчивостью. Законтехно-гуманитарного баланса гласит, что чем выше мощьпроизводственных и боевых технологий, тем более совершенныесредства внутренней регуляции необходимы для сохраненияобщества.

То, что мы называем законом, выведено из эмпирическихнаблюдений. Соответствующая гипотеза состоит в том, чтомеханизм техно-гуманитарного баланса изначальностимулировал отбор жизнеспособных социальных образований.Для проверки следствий этой гипотезы нами и проводилисьсравнительные расчёты уровней социального насилия.

Обстоятельства жизни ранних гоминидов сложились так,что только радикальное развитие орудийного интеллектадавало им шанс на выживание. Но, начав производитьискусственные орудия, они драматически нарушилиэтологический баланс между естественной вооружённостью дикихживотных и инстинктивным ограничением внутривидовыхубийств. Убойная мощь чопперов сразу превзошла прочностьинстинктивного торможения агрессии (хабилисы разбивали

Первой мировой войной (1914), пока внешний мир оставался огромным резервуаромдля сброса агрессии. При глобальном рассмотрении XIX век не уступает ему дажепо абсолютному числу жертв войн, геноцидов и повседневного насилия (например,китайские историки оценивают суммарное число жертв Опиумных войн иТайпинского восстания от 60 до 100 млн. [Wang Yumin 1993; Cao Shuji 2001]), апо отношению к количеству населения превосходит его в разы. При сравнении жеотдалённых исторических эпох (даже сосуществующих во времени) различиедостигает порядков величины [Keeley 1996].

9

черепа заострёнными галечными отщепами), и долясмертоносных конфликтов стала несовместимой с дальнейшимсуществованием вида. Это могло стать главной причинойтого, что «на полосу, разделяющую животное и человека,много раз вступали, но далеко не всегда её пересекали»[Кликс 1985, с.32].

Коль скоро особи с нормальной животной мотивацией былиобречены на взаимное истребление, в новых неестественныхобстоятельствах селективное преимущество приобрелипопуляции с преобладанием психастенических и истерическихиндивидов. Выживание требовало искусственной (отличной отбиологических инстинктов) коллективной регуляции, котораябыла обеспечена патологическими изменениями в психике,аномальной умственной лабильностью, внушаемостью ифобиями. Наиболее разработанная гипотеза связываетограничение агрессии с первыми признаками анимизма,иррациональным страхом мёртвых и посмертной мести.Дополнительным эффектом психологических сдвигов сталазабота о калеках: свидетельства таких «биологическинесообразных» действий археологи находят уже в нижнемпалеолите.

Предположение о том, что у истоков рода Homo находится«стадо невротиков», исследовалось неврологами, культурнымиантропологами и психологами (подробнее см. [Назаретян2002; Nazaretyan 2005]). Здесь важно отметить, чтоисходные формы протокультуры и протоморали связаны спервым экзистенциальным кризисом человеческой предыстории.

С тех пор сверхприродная способность к внутривидовымубийствам составляла стержневую проблему прасоциальной исоциальной истории: способы её решения определяли формыорганизации, культурные и духовные процессы. Посколькудальнейшее существование семейства гоминидов (включая виднеоантропов) была лишена естественных гарантий, оно взначительной степени обеспечивалось адекватностьюкультурных регуляторов технологическому потенциалу. Помере того как мощь орудий и демографическая плотностьвозрастали культура совершенствовала средства сублимации

10

агрессии для адаптации к растущим разрушительнымвозможностям; механизм техно-гуманитарного балансаотсеивал социумы, не сумевшие своевременно совладать сдостигнутой мощью технологий.

Предложенная модель помогает объяснить не толькопарадокс снижавшегося физического насилия при растущемдеструктивном потенциале, но также факты неожиданногоколлапса процветавших обществ и прорывы человечества вновые исторические эпохи (которые часто выглядят ещё болеезагадочно). Её формальный аппарат [Назаретян 2007, 2009]демонстрирует, что с ростом технологического потенциалавозрастала внешняя устойчивость общества – степень егонезависимости от спонтанных колебаний природной игеополитической среды. Вместе с тем общество становилосьболее уязвимым по отношению к колебанию массовыхнастроений, импульсивным решениям авторитетных лидеров ит.д., т.е. его внутренняя устойчивость снижалась, если мощьтехнологий не компенсирована совершенствованием культурныхрегуляторов.

Углубляющийся дисбаланс обычно провоцирует социально-психологические эффекты, которые, в свою очередь,форсируют кризисогенное поведение. Когда новые технологииперестают соответствовать прежним культурным ограничениям,массовые установки и чувства приобретают специфическиеособенности. Интенсифицируется ощущение всемогущества ивседозволенности, растут потребности и амбиции. Эйфорияуспеха рождает нетерпеливое ожидание всё новых успехов ииррациональную жажду «маленьких победоносных войн» –массовый комплекс катастрофофилии, по выражению голландскогополитического философа [Sloterdijk 1983]. Процесспокорения и поиск умеренно сопротивляющихся враговстановится самоценным, а из специальных психологическихэкспериментов [Петренко 2010] известно, что сильные эмоцииуплощают картину мира (снижают размерность семантическогопространства). Уплощённая картина, в свою очередь, толкаетк импульсивным решениям, и так культурная разбалансировкаснижает жизнеспособность («дуракоустойчивость») общества.

11

Отвлекаясь здесь от дополнительных психологическихдеталей, отметим только, что дисбаланс чреватразрушительными последствиями в случае как боевых, так ипроизводственных технологий. Например, А. Тойнби [1991]иллюстрировал примерами отрицательную зависимость между«военным и социальным прогрессом» и с удивлением указывална то, что такая зависимость фиксируется и при увеличениимощи оружия, и при развитии сельскохозяйственных орудий.У. Макнил писал: «Действительно выходит, что… каждый разрост эффективности производства оборачивается новойугрозой обвала» [McNeill 1992: 148].

Многочисленные факты, собранные в историко-географической литературе, свидетельствуют о печальнойсудьбе обществ, не сумевших предвидеть отсроченныепоследствия своей хозяйственной активности [Григорьев1991; Global... 2002]. При всех особенностях каждогоконкретного случая общая схема развития событий достаточнопроста: нарастающее вторжение в экосистему → разрушениеландшафта → социальная катастрофа.

Итак, совершенствование культурно-психологическихрегуляторов на протяжении тысячелетий обусловлено ненебесным промыслом и не капризами великих моралистов, апрагматикой жизнеспособности и жестоким отбором.Причудливая динамика параметров внешней и внутреннейустойчивости испокон веков служила факторомвзаимодополнительного развития двух параметров социальногоинтеллекта: инструментального и гуманитарного – развития,опосредованного драматическими катастрофами. Отсюдавытекает ещё одно наблюдение: удельный вес антропогенныхкризисов по сравнению с кризисами внешнего происхождения(колебаниями климата, геологическими и космическимикатаклизмами, внезапным появлением агрессивных кочевникови т.д.) исторически возрастал. И самое примечательное, чтоэта тенденция продолжает тенденцию ускорения эволюции,сложившуюся задолго до появления человека.

Эволюционная гипербола и загадка Сингулярности

12

На рис.1 космологическая стрела времени изображенапрямой линией, но в действительности кумулятивныеизменения Вселенной происходили неравномерно. Считается,что с первых долей секунды после Большого взрыва (поновейшим оценкам, около 13.85 млрд. лет назад) эволюциязамедлялась, и постепенно её скорость свелась к минимуму.Но к тому времени в недрах звёзд первого поколения былисинтезированы и выброшены в космос взрывами сверхновыхядра тяжёлых элементов. Тяжёлые элементы, в отличие отлёгких, нуждаются в энергетической подпитке извне, и с ихпоявлением в космосе включился дополнительный механизмсамоорганизации, построенный на конкуренции за свободнуюэнергию. Так около 10 млрд. лет назад эволюцияпродолжилась в сторону органических молекул и живоговещества, а замедление сменилось ускорением [Панов 2005,2008] (см. рис.2).

Рис.2. Два рукава универсальной эволюции (рис. A. Пинкина из [Назаретян2015]).

Солнечная система образовалась около 4.6 млрд. летназад, а самые первые признаки жизни на Земле насчитываютдо 4 млрд. лет3; таким образом, наша планета стала однойиз (вероятно, множества) точек, на которых локализоваласьпоследующая эволюция Метагалактики. Хотя её ускорениезамечено давно, в последнее время обнаружилось новоеобстоятельство. Австралийский экономист и историк-3 Новейшие открытия в палеонтологии, биофизике и космологии подкрепилигипотезу о внеземном происхождении жизни: первые организмы, образовавшись вкакой-то точке Галактики, разносились метеоритами и населили все пригодныекосмические тела за 215 млн. лет (галактический год). В частности, их первыепризнаки на Земле предшествуют появлению океанов [Розанов 2009].

13

глобалист Г. Снукс, российский физик А.Д. Панов иамериканский математик Р. Курцвейл независимо, по разнымисточникам и с использованием различного математическогоаппарата сопоставили временные интервалы между глобальнымифазовыми переходами в биологической, прасоциальной исоциальной эволюции [Snooks 1996; Панов 2005, 2008; Panov2005; Curzweill 2005]. Расчёты показывают, что периодысокращались по строго убывающей прогрессии, т.е. ускорениеэволюции на Земле следовало логарифмическому закону (см.рис.3).

Рис.3. Масштабная инвариантность распределения биосферных фазовых переходов вовремени (по [Панов 2005]).

Как все фундаментальные открытия, логарифмическая шкалаэволюции заметно контрастирует с интуитивнымипредставлениями. Традиционно исследователи склонялись ктому, чтобы объяснять глобальные катастрофы (типаисчезновения ящеров на границе мезозоя и кайнозоя илигибели мегафауны в начале голоцена) внешними факторами:падением крупных метеоритов, извержением мощных вулканов,климатическими изменениями и т.д. Такие объяснения вкаждом конкретном случае весьма уязвимы, но таблицагиперболического ускорения окончательно дискредитируеттакой подход.

14

На протяжении 4 млрд. лет дрейфовали континенты,извергались вулканы и радикально изменялся климат; затем впроцессы вмешался своенравный Homo sapiens с его свободойволи и бесконечными сумасбродствами, и около 10 тысяч летназад (в неолите) начали формироваться антропоценозы. Темне менее глобальные переломы, каждый раз предварявшиесякризисами и катастрофами, следовали, как по расписанию.Это нетривиальное обстоятельство возвращает нас ксинергетике, в которой на передний план выдвигаетсянакопление энтропии и совершенствование антиэнтропийныхмеханизмов, обеспечивающих рост сложности.

Анализ переломных эпизодов – или промежуточныхсингулярностей – показывает, что в каждом случае событиямогли развиваться иначе: эволюция биосферы и затемантропосферы могла «зависнуть» (в соответствии с известнымиз экологии колебательным контуром Лотки – Вольтерра) илиглобальная устойчиво неравновесная система могла рухнуть.В синергетических терминах быстрая деградация и упрощениесистемы в полифуркационной фазе (возвращение к равновесиюс внешней средой) иногда называют простым аттрактором.Зависание на достигнутом уровне неравновесия (временнаястабилизация, не обеспеченная усложнением и чреватаядеградацией в долгосрочной перспективе) – горизонтальнымстранным аттрактором. Но мы с вами живём на этой планете,наслаждаясь плодами и переживая трудностипостиндустриальной цивилизации благодаря тому, что вкаждом переломном пункте эволюция устремлялась квертикальному странному аттрактору, т.е. глобальнаяустойчивость восстанавливалась на более высоком уровненеравновесия и сложности.

Ещё одно соображение вытекает из принципа имплементации– важного компонента теории систем: все возможные событиянепременно происходят. Отсюда приходится допустить, что воВселенной существует множество очагов эволюции, в которыхосуществляются все возможные сценарии. Очень немногие изних достигают уровня, сравнимого с тем, какой мы наблюдаем

15

на Земле, тогда как на других планетах реализуютсятупиковые варианты развития.

Наконец, экстраполировав линию гиперболическогоускорения в будущее, исследователи пришли к единодушному иещё более шокирующему выводу: около середины XXI века онаупирается в точку финальной (Большой) Сингулярности.Кривая заворачивает в вертикаль, т.е. скоростьэволюционного процесса устремляется к бесконечности, аинтервалы между фазовыми переходами – к нулю.

Как же можно интерпретировать загадочный математическийвывод? По всей видимости, эволюция на Земле не можетпродолжаться по тому алгоритму, какой сложился в последние4 млрд. лет, и в XXI веке следует ожидать завершающегофазового перехода, сопоставимого по значению с появлениемжизни. Иначе говоря, интрига планетарной эволюции должнатак или иначе разрешиться в ближайшие десятилетия!

Самое элементарное предположение состоит в том, чтоантропосфера приближается к пределу возможной сложности,за которым начнётся «нисходящая ветвь» эволюции:антропосфера выродится в дикую биосферу с дальнейшейдеградацией к сфере термодинамического равновесия. Такимобразом, простой аттрактор – превращение со временем Землив «нормальное» космическое тело вроде Луны или Марса,свободное от res cogitans и живого вещества вообще. В рамкаходного аттрактора возможны несколько сценариев, идлительность деградационного процесса зависит от того,какой именно из них осуществится.

Всегда труднее прочертить заранее странные аттракторы идаже доказать, что они в принципе возможны. Горизонтальныйвариант можно представить по аналогии с гегелевским«Концом истории». Хотя долгосрочную стабилизацию на пикевозможной сложности едва ли можно описать в деталях,приходится признать её компромиссный статус: рано илипоздно известные законы природы приведут антропосферу кколлапсу.

Ещё труднее вообразить вертикальный аттрактор. В этомконтексте обратим внимание на удивительный поворот в

16

мышлении современных космологов. В ХХ веке тольконекоторые советские астрофизики (или выходцы из СССР),испытавшие на себе влияние философии Русского космизма,осмеливались допустить возможное влияние человечества напроцессы и перспективы космического масштаба. Большинствоже западных учёных были убеждены в том, что жизнь,общество, культура и разум суть не более чем эпифеномены(побочные эффекты) спонтанно эволюционирующих материальныхструктур, неспособные к какому-либо обратному влиянию накосмические процессы и обречённые временем на бесследноерастворение. Лауреат Нобелевской премии С. Вайнберг [1981]выразил общее убеждение, заметив, что только пониманиенеизбежности конца придаёт «фарсу» человеческогосуществования оттенок «высокой трагедии».

Но к началу XXI века «натуралистические» сценарии вастрофизике стали непопулярными, и в новейших публикацияхзаметна радикальная смена настроений. Почти общепринятымистали суждения в том духе, что сознание есть«космологически фундаментальный фактор», последующаяэволюция Метагалактики зависит от развития наших знаний, вперспективе – образование «живого космоса» и т.д. Серьёзнообсуждается гипотеза о том, что разумный субъект,овладевший физическими процессами в своей вселенной,целенаправленно создаёт каждый раз новые вселенные сзаданными параметрами (делающими возможным последующееобразование жизни и разума) посредством детерминированноговзрыва чёрной дыры (см. [Дойч 2001; Дэвис 2011; Каку 2013;Rees 2003; Smolin 2006] и др.).

Со своей стороны, исследования по гештальтпсихологии иэвристике показали, что всякие пределы, налагаемые натехнические решения известными законами физики, преодолимыпутём смены когнитивного контекста: те параметры задачи,которые являются неуправляемыми константами в рамкахисходной модели, становятся управляемыми переменными вболе комплексной мета-модели. Отсюда следует, что масштабсознательного управления масс-энергетическими процессамипотенциально неисчерпаем, и в сочетании с принципом

17

имплементации это обстоятельство приводит к ещё одномуважному выводу. Если разум, сформировавшийся на Земле,уничтожит себя прежде, чем сделается космически значимымфактором, то эту задачу осуществит иной, «предположительнокакой-то внеземной разум» [Дойч 2001, с. 356].

Ещё в начале 1990-х годов, учитывая опыт эволюциитворческого разума и его возрастающее влияние наматериальные процессы в рамках Земли, автор настоящейстатьи высказал предположение, что человечество невольноучаствует в универсальном естественном отборе планетарныхцивилизаций [Назаретян 1991]. Коль скоро мы допустили, чтолишь очень немногие из планетарных очагов эволюциидостигают уровня, сравнимого с нынешним состоянием Земнойцивилизации, логично сделать следующее предположение.Только те из технологически продвинутых цивилизаций(возможно, единственная), которые смогут последовательноадаптировать качество саморегуляции к неограниченнорастущему инструментальному могуществу, благополучнозавершат планетарную – утробную? – стадию развития. Всепрочие останутся расходным материалом универсальнойэволюции, как и те био- и антропосферы, развитие которыхпрервалось на более ранних стадиях. Так селективныймеханизм, описанный в модели техно-гуманитарного баланса,может сыграть решающую роль и на заключительной стадиипланетарной эволюции, отсекая цивилизации, неготовые кпереходу в космическую стадию.

Беспределен ли гуманитарный интеллект?До сих пор мы молчаливо исходили из того, что

способность к внутренней регуляции потенциальнонеограниченна; между тем такое предположение небесспорнодля психолога. Может оказаться, что некоторыефундаментальные свойства разума (врождённые гештальты?)сковывают его свободу таким образом, что диапазонинтеллектуального самоконтроля не соразмерен диапазонутехнологической изобретательности. Например, изучениеисторических эпизодов оставляет подозрение, что люди

18

нуждаются в образе врага для эффективной групповойконсолидации (архетип «они – мы») и стратегическоесмыслообразование затруднено при длительном отсутствииконкурирующего агента. Эмоциональная амбивалентность,запрограммированная в лимбической структуре нашего мозга,периодически побуждает к поиску «негативных» переживаний –страха, злости – и провоцирует на соответствующиедействия. Хотя культура испокон веков формировала средства– от ритуалов, искусства, спорта до программ ТВ икомпьютерных игр – для замещения и сублимациифункциональных мотивов, рано или поздно у людейактивизировалась тяга к страстям «не понарошку». Выражаясьгротескно, всё выглядит так, как будто природой встроенанекая программа саморазрушения, блокирующая космическуюперспективу разума, и неясно даже, в какой мере дальнейшая«денатурализация» с развитием симбиозных человеко-машинныхконструкций способна преобразовать его архетипическоеустройство.

Если эффективные стратегические меры противиррациональных колебаний в настроении невозможны, тоостаётся допустить, что эволюция сложности в любой изпланетарных ноосфер имеет предел; в таком случае «молчаниеКосмоса» получает самое тривиальное и пессимистическоеобъяснение. Это бы означало, что, вопреки нашемуинтуитивному убеждению, в мире образов и эмоций действуютболее жёсткие законы, чем в мире вещества и энергии. Иначеговоря, носитель разума обладает потенциально большейвластью над масс-энергетическими процессами, чем надсобственными мотивациями, и то, что принципиальнореализуемо с точки зрения физики, исключено имманентнымизаконами психологии и культурной антропологии. Стольнеожиданное обстоятельство способно сыграть фатальную рольв судьбе цивилизаций, именно по этой причине жизнь и разумдействительно останутся не более чем эпифеноменами, абудущее Вселенной исчерпывающе описываетсянатуралистическими сценариями.

19

Если же всё-таки допустить, что способность разума ксаморегуляции в принципе соизмерима с безграничнымтехнологическим развитием, то мы возвращаемся к гипотезеуниверсального естественного отбора. Тогда ключевой вопросменяет содержание: успеет ли Земной разумусовершенствовать качество самоконтроля в соответствии сускоряющимся технологическим ростом прежде, чемразрушительные последствия станут необратимыми?

Новейшие биофизические и палеонтологическиеисследования показывают, что спонтанное образование живойклетки – слишком маловероятное событие, чтобы оно моглопроисходить независимо на разных планетах: усиливаютсяаргументы в пользу того, что биота, однажды возникнув,«заражала» все точки в космосе, где могла угнездиться (см.выше, сноску 2). По всей видимости, если образованиеКосмического разума в принципе не исключено, то такоесобытие столь же уникально и может произойти лишь единождына определённой стадии космической эволюции.

Реализует ли Земная цивилизация эту уникальнуювозможность? Более десяти лет назад знаменитый английскийастроном М. Рис оценил её шанс пережить XXI век (и статькосмически релевантной) как 50/50. [Rees 2003]. Этосогласуется с нашими тогдашними оценками, однако сегодняони выглядят слишком оптимистичными.

Человечество установило исторический рекорд ненасилия впервом десятилетии текущего века: по данным ООН и ВОЗ, с2000 по 2010 годы суммарное число жертв всех форм насилия(вооружённые конфликты, политические репрессии иповседневные разборки) в мире составляло околополумиллиона человек в год, при том что населениеприближалось к 7 млрд. [Насилие... 2002; Global… 2011].Хотя само по себе число жертв выглядит ужасающе, оноуступало ежегодному числу самоубийств в тот же период, асовокупный коэффициент кровопролитности был беспримернонизким. В некоторых регионах индекс составлял одно и менееубийств в год на 100.000 населения.

20

У аналитиков возникла робкая надежда на то, чтотенденция виртуализации (насилие преобладало в новостяхСМИ, фильмах и компьютерных играх) продолжится. Ожидали вскором будущем чего-то вроде усовершенствованныхкомпьютерных программ с полисенсорным вовлечением ввиртуальные сражения для снятия психологических напряженийпутём замещающей активности и т.д.

Видимо, мы недооценили динамизм иррациональныхколебаний в настроениях политических лидеров и масс. Ксожалению, с 2011 года обстановка ухудшается. Симптомыэйфории и катастрофофилии начали проявляться уже в 1990-хв США (как последствие победы в «Холодной войне») и внекоторых исламских регионах, далее эпидемия тоски по«маленьким победоносным войнам» охватила другие регионыпланеты и превратилась в значимый мотивационный импульс.Интеллектуальное качество политических лидеров и ихготовность просчитывать отсроченные последствия своихрешений снижается (по сравнению с их предшественниками в1970-80-х годах), международное право остаётсяностальгическим воспоминанием, и глобальнаягеополитическая система теряет устойчивость.

Земная цивилизация успешно завершила ХХ век благодарятому, что смогла справиться с глобальными угрозами тоговремени. Сегодня мы худо-бедно научились решать проблемы,связанные с ростом населения и экологическими нагрузками,психологически адаптировались к ядерному оружию, носталкиваемся с новыми проблемами. По словам известногопрограммиста Б. Джоя, век оружия массового поражениясменился веком «знаний массового поражения» [Joy 2000].Грани между состояниями войны и мира, равно как междувоенными, производственными и бытовыми технологиями,размываются (в данном отношении мы воспроизводим эпохупалеолита), а расширяющиеся возможности обучения делаютновейшие средства разрушения всё более дешёвыми идоступными. Так они выскальзывают из-под контроляправительств и попадают в руки безответственных групп иотдельных персонажей.

21

Ещё более парадоксально связан с грандиозными успехамигуманистической культуры углубляющийся генетическийкризис. В начале XIX века только 1/3 английских детейдоживали до пяти лет, а сегодня младенческая смертностьрассчитывается промилле. За двести лет средняяпродолжительность жизни в развитых странах возросла вчетыре раза, и платой за беспримерно высокую ценностьиндивидуальной жизни становится экспоненциальноенакопление генетического груза. Физиологическоеблагополучие людей всё более зависит от жизненногокомфорта, совершенствования медицины и прочихискусственных условий. Линейная экстраполяция показывает,что, если не принять эффективные меры, то около серединыXXI века биологическое вырождение необратимо поразитчеловеческий мозг. Значит, без развития генной инженерии ипрочих форм технологического вмешательства в самыеинтимные основы человеческого бытия наш вид обречён наугасание, а новые изощрённые технологии несут с собойдополнительные угрозы разрушительных ошибок излоупотреблений.

Исследуя глобальные угрозы XXI века, мы упираемся впроблему, которая становится ключевой: проблемусмыслообразования. Тысячелетиями люди искали смыслы жизнипреимущественно в контексте религиозных иликвазирелигиозных идеологий, которые неизменно строились нагрупповом размежевании. Племена, государства, конфессии,нации и классы обеспечивали внутреннюю солидарность общимнеприятием «чужих». Служение священным идолам и ожидаемоевознаграждение за борьбу с их врагами составляли подоплёкугрупповых и индивидуальных смыслов. Как толькоидеологическое содержание с общей групповой идентичностьюохватывало обширный географический и культурный регион,следовали новые размежевания и конфронтации (попринадлежности к религиозным сектам и движениям, нациям инародностям, сословиям и классам), необходимые дляпереноса агрессии на внешний мир. Этот антиэнтропийныймеханизм эффективно работал на протяжении всей истории.

22

Но, согласно синергетическому закону отсроченнойдисфункции, механизмы, продуктивные на некоторой стадииразвития системы, становятся чреватыми катастрофическимростом энтропии на последующей стадии. Так, пока задачагуманитарной культуры состояла в том, чтобы упорядочиватьсоциальное насилие за счёт переориентации его на внешниеобъекты (и тем самым по возможности предотвращатьвнутренний хаос), идеологии способствовали социальнойустойчивости. Поскольку же новая историческая фазавыдвинула на передний план задачу устранения физическогонасилия как условие глобального самосохранения, многиеустаревшие средства сохранения становятсяконтрпродуктивными.

Обратившись ещё раз к модели техно-гуманитарногобаланса, отметим, что ключевой вопрос, определяющий судьбуЗемной и любой иной планетарной цивилизации за порогомБольшой Сингулярности, в том, возможно ли выстроитьстратегические смыслы жизни помимо идеологий имакрогрупповых размежеваний, обеспечив тем самымнеконфронтационную солидарность. Тот же вопрос допускаетмножество формулировок. Насколько далеко способно зайтисовершенствование морали и прочих ограничителей агрессии?В какой мере может развиваться совесть, не блокируямотивацию и волю к действию? Теоретически современноемеждисциплинарное мировоззрение, аккумулированное вМегаистории, в отличие от классического натурализма,способствует формированию новых универсальных смыслов,свободных от идеологий, но реальны ли шансы на то, чтотакие смыслы будут освоены в ближайшие десятилетия? Илинеискоренимая жажда рабства и боязнь взросления сохранят внас приверженность к поиску сакрального Хозяина и,соответственно, Врага, к размежеванию на «своих» и«чужих», предвещая близкий крах цивилизации?

Ускоряющееся технологическое развитие и возрастающаядоступность образования беспрецедентно повышают глобальнуюроль индивидуального мышления и действия. На подходе кСингулярности перепутье текущей исторической фазы видится

23

особо драматично. Возможно, наши земные жёны сегоднярождают потенциальных богов, которым будут доступны какие-то формы бессмертия и космического господства. Или онирождают поколение самоубийц, которые окончательно обрушатздание Ноосферы…

Вайнберг С. Первые три минуты. Современный взгляд на происхождение Вселенной. М.: Энергоиздат,1981.

Вернадский В.И. Живое вещество. М.: Наука, 1978.Григорьев А.А. Экологические уроки прошлого и современности. Л.: Наука, 1991.Дойч Д. Структура реальности. М. – Ижевск: НИЦ РХД, 2001.Дьяконов И.М. Пути истории. От древнейшего человека до наших дней. М.: «Восточная литература» РАН,

1994.Дэвис П. Проект Вселенной. Новые открытия творческой способности природы к самоорганизации. М.:

ББИ, 2011.Какý М. Физика будущего. М.: Альпина нон-фикшн, 2013.Назаретян А.П. Интеллект во Вселенной: истоки, становление, перспективы. Очерки междисциплинарной

теории прогресса. М.: Недра, 1991.Назаретян А.П. Архетип восставшего покойника как фактор социальной самоорганизации // Вопросы философии,2002, №11, с.73-84.Назаретян А.П. Эволюция ненасилия: историческая ретроспектива // Вестник РАН, 2007, т.77, №12, с.1107-1117.Назаретян А.П. Виртуализация социального насилия: знамение эпохи? // Историческая психология и

социология истории, 2009, т.2, №2, с.150-170.Назаретян А.П. Нелинейное будущее. Мегаистория, синергетика, культурная антропология и психология в

глобальном прогнозировании. М.: Аргамак-Медиа, 2015.Назаретян А.П., Ениколопов С.Н., Литвиненко В.А. Эволюция насилия и динамика компромисса: коэффициент

кровопролитности как верификатор гипотезы техно-гуманитарного баланса // Известия Таганрогскогогос. радиотехнического унив.-та. Спец. Выпуск, 2005, №7, с.148-149.

Насилие и его влияние на здоровье. Доклад о ситуации в мире. Всемирная организацияздравоохранения. М.: Весь мир, 2002.

Панов А.Д. Сингулярная точка истории // Общественные науки и современность, 2005, №1: 122-137.Панов А.Д. Универсальная эволюция и проблема поиска внеземного разума (SETI). М.: ЛКИ, 2008.Петренко В.Ф. Многомерное сознание: психосемантическая парадигма. М.: Новый хронограф, 2010.Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1966.Розанов А.Ю. Условия жизни на ранней Земле после 4.0 млрд. лет назад // Проблемы происхождения

жизни. М.: ПИН РАН 2009, с.185-201.Тойнби А. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991.Элиас Н. О процессе цивилизации: Социогенетические и психогенетические исследования. М.; СПб:

Университетская книга, 2001.Cao Shuji. Zhongguo Renkou shi: Qing shiqi [A History of the Chinese Population: The Qing Dynasty], Vol.5.

Shanghai: Fudan University Press, 2001.Chaisson E.J. Epic of Evolution. Seven Ages of the Cosmos. N.Y.: Colombia Univ. Press, 2006.Christian D. The Case for ‘Big History’ // Journal of World History 2 (2), 1991: 223–238.Cockburn J.S. Patterns of violence in English society: Homicide in Kent, 1560-1985 // Past &

Present, 1991, 130: 70-106.Eden A.H., Moor J.H., Søraker J.H. and Steinhart E. (Eds.). Singularity hypotheses. A scientific and philosophical

assessment. Berlin Heidelberg: Springer-Verlag, 2012.Eisner M. Long-term historical trend in violent crime // Crime & Justice, 2003, 30: 83-142.Global environmental outlook-3, Vol.3, Aug. 2002. London: Earthscan Publications Ltd, 2002.Global study of homicide. Trends, contexts, data. UNODC, 2011.Gurr T.R. Historical trends in violent crime: A critical review of the evidence // Crime & Justice:

An annual Review of Research, 1981, 3(29): 295-353.Joy B. Why the future doesn’t need us? // Wired, 2000, April: 238-262.Keeley L.H. War before Civilization. The Myth of the Peaceful Savage. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1996.Kurzweil R. The singularity is near: When humans transcend biology. N.Y.: PG, 2005.McNeill W.H. Control and catastrophe in human affairs // The Global Condition: Conquerors,

Catastrophes and Community. Princeton, N.J.: Princeton Univ. Press, 1992: 133-149.Nazaretyan A.P. Fear of the dead as a factor in social self-organization // Journal for the Theory

of Social Behaviour, 2005. Vol.35, #2: 155-169.

24

Nazaretyan A.P. Virtualization of social violence: A sign of our époque? // Societal and PoliticalPsychology International Review, 2010. Vol.1, #2: 23-36.

Panov A.D. Scaling law of the biological evolution and the hypothesis of the self-consistent Galaxyorigin of life // Advances in Space Research, 2005: 36: 220–225.

Pinker S. The better angels of our nature. The decline of violence in history and its causes. N.Y.:Viking Penguin, 2011.

Rees M.J. Our final century: Will the human race survive the twenty first century?  New York: BasicBooks, 2003.

Sloterdijk P. Kritik der zynischen Vernunft. 1 und 2. Bnd. Frankfurt am Main: Edition Suhrkamp, 1983.Smolin Lee. The unique Universe. 2009. http://physicsworld.com/cws/article/indepth/39306Snooks G.D. The dynamic society. Exploring the sources of global change. London and N-Y: Routledge,

1996.Wang Yumin. Taiping tianguo geming shiqi ‘renkou sunhao yu yi shuo’ bian zheng [Debating the so-called ‘death

toll exceeding one hundred million’ during the Taiping Revolution period] // Xueshu Yuekan[Academic Monthly], 1993, #6: 41-50.