Post on 02-May-2023
ФГОУ ВПО ВОСТОЧНО-СИБИРСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ
ЛАБОРАТОРИЯ СОЦИОЛИНГВИСТИКИ И РЕЧЕВЫХ КОММУНИКАЦИЙ
Е. В. СУНДУЕВА
ПРОПРИАЛЬНОЕ СЛОВООБРАЗОВАНИЕ В СОВРЕМЕННОМ МОНГОЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ
Монография
Улан-УдэИздательско-полиграфический комплекс
ФГОУ ВПО ВСГАКИ 2005
ББК Ш 164 й УДК 811. 512. 36 С 898
Утверждено редакционно-издательским Советом
ФГОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная , . ^академия культуры и искусств»
*
Ответственный редактор: ^Шулунова Л. В., доктор филологических наук,
профессор, академик МАН ВШ
Рецензенты:РинчиноваА. В., кандидат филологических наук Денисова В. В., кандидат филологических наук
Сундуева Е. В.С898 Проприальное словообразование в современном монгольском языке: Монография. - Улан-Удэ: Издательско-полиграфи- ческий комплекс ФГОУ ВПО ВСГАКИ, 2005. - 131 с.
Монография представляет собой первый опыт комплексного лингвистического описания способов образования монгольских онимов, что позволило выявить специфические черты словообразовательных процессов в проприальной лексике современного монгольского языка, уточнить общетеоретические вопросы словообразования, дать дополнительные сведения о функционировании языковых единиц в речи, а также в какой-то мере выявить особенности мыслительной деятельности в процессе номинации. Работа может помочь при проведении структурного анализа имен собст- , венных как в монгольских, так и в тюркских языках. I.
Книга представит интерес для педагогов, студентов филологических факультетов в плане изучения системы словообразования. Материалы * и выводы могут быть использованы при чтении спецкурсов по словообра- ' ̂зованию, ономастике, а также по проблемам речевой культуры. !
ББК Ш 164181МЧ 5-89610-056-9
© Сундуева Е. В., 2005
ВВЕДЕНИЕОсновные аспекты словообразования как раздела языко
знания вызывают неизменный интерес у ученых-монголоведов как с позиций общелингвистической теории и методологии, так и новейших достижений монголоведения. Безусловно, в результате этих исследований словообразование стало системно развившейся отраслью монгольского языкознания, тем не менее, постоянно выдвигающей перед исследователями новые задачи по расширению и углублению научной базы. В числе неизученных проблем следует назвать проблему комплексного исследования системы образования проприальной лексики в современном монгольском языке.
Актуальность работы определяется необходимостью системного описания основных способов образования онимов для более конкретного понимания языковых явлений исследуемой системы. Заявленная проблема не ставилась ни в специальных ономастических исследованиях, ни в общих работах по словообразованию монгольских языков, в которых широко освещается нарицательная лексика, а собственные имена представлены в недостаточной мере. Следует отметить, что при этом упоминаются лишь отдельные факты, в то время как для выяснения типичных закономерностей необходимо фронтальное обследование. Как известно, подобное исследование свидетельствует о том, что образование собственных имен происходит несколько иначе, нежели нарицательных.
Актуальность темы объясняется также и тесной связью имен собственных с жизнью и культурой народа. Монгольские имена собственные зафиксированы уже в первых памятниках монгольской письменности. Как первые, так и последующие исторические и литературные памятники монгольской письменности отразили большой период в истории развития монгольского ономастикона. Очевидно, его формирование началось задолго до зарождения письменности. Примечательно, что проприальная лексика до сих пор хранит в своем составе немало компонентов,
з
которые содержались в онимах, зафиксированных в первых памятниках письменности XIII в.
Следовательно, имена собственные явились благоприятной средой для консервации определенных слоев лексики, например, такой ее части, как слова, отражающие социально-экономические явления, элементы материальной культуры народа в его далеком прошлом. Это объясняется тем, что онимы развивались внутри системы монгольского языка, на базе его лексики, словообразовательных законов и письменности.
Исследователями отмечено, что в отличие от личных имен, некоторые нарицательные могут стать малопродуктивными из-за своей пассивности, а затем и вовсе утрачены из лексики. В связи с этим калмыцкий исследователь М. У. Монраев отмечает, что «имена Буурч ‘установщик кибитки’, Задч ‘заклинатель дождя’, Далч ‘предсказатель по бараньей лопатке’ и ряд других давно вышли из употребления. Но их значения легко восстанавливаются по сохранившимся антропонимам. Этим самым обнаруживается давно забытое слово, - с одной стороны, а с другой - очень важны подобные факты для воссоздания общей картины по историческому словообразованию» [Монраев, 1999, с. 23]. Таким образом, имена собственные оказываются важным фактором, способным влиять на эволюцию языка.
Известно, что словообразование на уровне проприальной лексики'происходит по законам апеллятивного словообразования. Ономастикон воспринял апеллятивы в готовом виде, а потому, решая вопросы онимообразования, мы имеем дело с апелля- тивами, как отдельными самостоятельными единицами. «Язык предоставляет большие возможности для образования собственных имен. В именных системах используется лишь небольшая часть того, что может быть использовано. В различных местностях и в различные исторические периоды использовались разные словообразовательные средства для образования имен, выражающих аналогичные отношения. В этом проявляется семиотичность именных систем, их избирательное5
4
отношение к средствам, предоставляемым языком» [Суперанская, 1972, с. 355].
В настоящей работе нами рассматриваются такие способы образования онимов, как онимизация апеллятивов, онимов, синтаксических сочетаний апеллятивов и предикативных конструкций. Кроме того, анализируется проприальная аффиксация апеллятивов, несомненно, имеющая свою специфику.
По определению Н. В. Подольской, онимизация - это переход апеллятива или апеллятивного словосочетания через смену функции в категорию имен собственных и его дальнейшего развития в любом классе онимов [Подольская, 1988, с. 91]. Как известно, в процессе перехода имен нарицательных в собственные происходит параллельная субстантивация лексем. Они приобретают характеристики, соответствующие их новому качеству. Кроме того, необходимо помнить, что наиболее плодотворный анализ словообразовательной структуры онимов возможен при условии изученности их этимологии. Изучение словообразования позволяет сделать заключение о том, как членится нашим мышлением экстралингвистическая реальность, какими оказываются мотивы номинации, какие ономасиологические категории получают отражение на словообразовательном, грамматическом и лексическом уровнях и как связаны ономасиологические категории с понятийными категориями и когнитивной деятельностью человека.
В основу анализа монгольских онимов положен морфоло- го-синтаксический принцип, который предполагает рассмотрение внешней формы каждой группы онимов с двух сторон: а) с точки зрения отношения онима к той или иной части речи, б) с точки зрения синтаксического взаимоотношения составных частей сложных онимов. Анализ носит как теоретический (уточнение основных положений теории словообразования и имени собственного), так и исследовательский характер (изучение свойств онимов, фрагментарное сопоставление с другими языками).
5
Материалом исследования послужили результаты опросов информантов, картографические сведения, полевые материалы диалектологических и ономастических экспедиций по Бурятии и Монголии. Объем материала составляет около 3500 ономастических единиц. Опираясь на положение о неразрывной связи проприальной лексики современного монгольского языка с историей, этнографией, культурой монгольских народов, в работе использованы труды отечественных и зарубежных лингвистов, географов, историков, археологов и этнографов.
6
ГЛАВА 1. ОБРАЗОВАНИЕ ПРОСТЫХ ОНИМОВ
Как известно, в апеллятивной сфере приспособление уже функционирующих в языке слов без каких-либо формальных преобразований называется лексико-семантическим способом создания новых номинационных единиц. В данном случае новые лексемы образуются в результате приобретения ими новых значений, а точнее, в результате непрямой, или косвенной номинации, при которой обозначение предметов связано не с их существенными признаками (прямая номинация), а с признаками другого, уже обозначенного предмета. Мотивируемое и мотивированное слова связаны той или иной формой содержательного отношения. Связь мотивированного лексического значения с основным значением, как правило, происходит на основе сходства предметов по форме, цвету, характеру движения, на основе выполняемой предметом функции, а также ассоциации по пространственной и временной смежности. Степень лексикализации переносного значения слова может варьировать от незначительных оттенков в исходном значении и до нового значения без четких семантических границ между этими переходами.
В онимной сфере этот способ номинации осуществляется как переход апеллятива в оним (онимизация апеллятива), а также как переход онима одного класса в оним другого класса (трансо- нимизация) в пределах одного языка. Как отмечает А. В. Супер- анская такой способ образования из апеллятивов нельзя назвать семантическим, поскольку в результате онимизации апеллятива прежде всего меняется его применение, но не семантика, безусловно, отступающая на задний план. Автор называет его способом с нулевой аффиксацией, способом без специальных ономастических формантов, онимизацией апеллятива, а также предлагает уточненный термин ономастическая конверсия [Суперанская, 1969, с. 93].
Таким образом, нецелесообразно полностью отождествлять понятия «развитие в слове нового значения» и «онимизация
7
апеллятива». Семантические сдвиги, происходящие в ходе развития нового значения в апеллятиве, не затрагивают его соотнесенности с общим понятием, не затрагивают его способности и назначения обозначать класс однородных предметов. При онимиза- ции же апеллятивов ими утрачивается именно эта способность - быть обозначением общего понятия. Слово при этом используется для обозначения единичного объекта, отнесенность которого к определенному классу понятий или понятию уже осуществлена с помощью нарицательного обозначения, например, Баясгалант уул, Дархан хот.
Приобретая новые значения, апеллятивы вступают в несвойственные им прежде семантические соотношения с новыми лексическими группами, что также может отразиться на их синтаксической сочетаемости. Онимизируясь, апеллятивы полностью утрачивают свои семантические свойства и связи, приобретая способность зеркально отражать некоторые лексико-сочетательные свойства нарицательного обозначения именуемого объекта. Каких-либо других семантико-содержательных свойств такого нарицательного обозначения онимизированный апеллятив не приобретает.
Данный способ объединяет все одноосновные образования, которые могут быть как производными (аффиксальными), так и нецроизводными (не аффиксальными). При данном способе образования собственных имен происходит онимизация как прямых, так и переносных значений слов.
§1. Онимизация апеллятивовАнтропонимы
Начиная рассмотрение антропонимических основ, перешедших в разряд проприальной лексики, необходимо остановиться на современной антропонимической формуле, выполняющей, прежде всего, социальную функцию, т.е. определяющей' имя человека в кругу имен других граждан. Традиционно выделяется три главных типа антропонимических систем: одноимен
8
ная, двуименная и трехименная. Каждый из компонентов этой системы имеет свое специфическое значение: имя служит для различения лиц в семье или в узком кругу, в малом коллективе знакомых людей; отчество выражает отношение детей к отцу, определяет человека по его ближайшему родству; фамилия отличает членов данной семьи (рода) от членов другой семьи (рода). Как отмечает Г. Я. Симина, антропонимическая модель - это языковой знак, которым осуществляется в обществе и государстве максимум индивидуализации и идентификации одного отдельного лица [Симина, 1973, с. 177].
В Монголии до последнего времени была распространена вторая система, включающая отчество (имя отца в форме родительного падежа) и личное имя. В силу особенностей синтаксического строя монгольского языка первый компонент системы (определение) всегда предшествует второму (определяемому).
Как известно, в настоящее время в Монголии происходит процесс возврата к древним традициям, использованию племенных и родовых названий. Они употребляются еще с VIII века и встречаются в самых древних памятниках истории и литературы. После Народной революции 1921 г. потомственные титулы и чины нойонов упразднились, а сами они подвергались гонениям. В 1925 г. по решению Правительства вместо названий родов стали употребляться имена отцов. На сегодняшний день многие забыли свой род, не знают не только своих предков, но и близких родственников. И в этом, возможно, кроется причина многих этических и социальных несовершенств.
В связи с тем, что в родословных книгах фиксировались как благие, так и неблагие деяния, люди старались не совершать дурных поступков, чтобы не опозорить свой род. Чувство достоинства, чувство ответственности и гордости за свой род определяли поведение человека в обществе. Одна из основных задач родовой организации - ре!улирование браков. Родословные велись до девятого колена, начиная с десятого колена можно было образовывать другой род и вступать в брачные отношения. С утратой традиционных правил ведения родословных участились браки
между близкими родственниками. А также при всем многообразии монгольской именной системы наблюдается повтор имен, что приводит как к сужению словарного запаса, так и к неудобствам в общении.
В связи с этим в Монголии в конце прошлого столетия принимались законодательные меры по упорядочению родовых отношений. Статья 5 главы II Закона Монгольского государства о культуре от 11 апреля 1996 года гласит: «Монгольские народы должны развивать семейные культурно-воспитательные традиции, знать своих предков и вести родословные» [Терийн мэдэ-элэл, №7, 1997].
На основе этого закона 8 января 1997 года Правительство утвердило Правила ведения родословных, в которых отражены следующие пункты: все люди принадлежат какому-либо роду; родословные ведутся по линии отца (ясан тврвп), если же род отца неизвестен, можно использовать фамилию матери (цус терт). В случае же невозможности установить род ни по отцовской, ни по материнской линии предлагается выбрать одно из названий родов на свое усмотрение, либо создать новую фамилию. Поскольку основная часть фамилий, непосредственных преемников родовых имен, указывают на принадлежность человека к определенному семейству или на конкретную местность, в которой он проживает, ^ *%ыбор ее можно мотивировать географическими названиями, а также родом своих занятий и т.д., например, Яма- ат Болдын Бат, Анчин Сумьяагийн Энхтуяа.
В русском языке происхождение от определенного предка передавалось притяжательным суффиксом -ов (-ев), -ин, а из определенной местности - суффиксом относительного прилагательного -ский (-ской). В монгольском языке также принадлежность к одному роду выражалась аффиксом -ынхан (-ийнхан), образованном путем слияния аффиксов родительного падежа -ьт (- ийн) и аффикса -хан, имеющим собирательное значение. Например, аргалъчийнхан ‘принадлежащие роду охотников на архаров5, арвайхээрийнхэн ‘принадлежащие роду, проживающему в местности Арвайхээр’, жанжинхуугийнхэн ‘потомки сына главноко-
10
мандующего’, мужийнхан ‘жители провинции’ от муж ‘провинция’. Возможно, последний геноним перешел в разряд топонимов: в Еравнинском районе Республики Бурятия есть село Мо~ жайка, бур. Мужыха. М. Н. Мельхеев пишет, что «...данное название происходит от глагола «искривляться, перекоситься, по-
' вернуть». В этом месте река Эгита, прегражденная горой Тайлуд, искривляясь по степи, потекла на запад» [1989, с. 142]. Следует отметить, что в русском языке основой фамилии может стать как слово с нарицательным значением, так и слово без апеллятивного значения. В монгольском же языке круг генонимических основ ограничен.
Для того чтобы помочь людям установить свой род, А. Очир и Ж. Сэржээ в 1998 году выпустили справочник монгольских родов (Монголчуудын овгийн лавлах). Здесь даны карты аймаков МНР, на которых цифрами обозначены названия всех родов, проживающих на территории того или иного сомона. Справочник содержит руководство по восстановлению фамилий и ведению родословных, которое может помочь найти ответы на вопросы историков, этнографов, языковедов.
Подобный справочник издавался в 1979 году под руководством Б. Ринчена (Монгол ард улсын угсаатны судлал, хэлний шинжлэлийн атлас) и содержал около 450 генонимов. Однако в то время руководящие органы не разрешили печатать названия родов на кириллице, поэтому Атлас был издан на старописьменном монгольском языке и, к сожалению, не получил достаточно широкого распространения.
,ь Таким образом, в Монголии введена трехчленная именнаяконструкция, в которой название рода (фамилия) и личное имя должны быть в форме именительного падежа, а имя отца (отчест-
* во) в форме родительного падежа. В настоящее время эти данные указываются в паспорте, миграционных картах и др. Однако следует отметить, что это нововведение пока касается не всех документов. Можно считать, что сегодня монгольские ученые занимаются проблемой родословных традиций не только с целью восстановления языковых особенностей, но и для возрождения
11
былого родового могущества потомков Чингисхана. Примечательно, что в настоящее время свыше пятидесяти тысяч монголов носят его фамилию.
Образование личных имен путем перехода апеллятива в оним было распространено с древних времен. Об этом свидетельствует тот факт, что из 400 антропонимов, зафиксированных в древнем письменном памятнике «Сокровенное сказание монголов», 55% составляют простые непроизводные имена [Сэржээ, 1992, с. 21].
Апеллятивные основы антропонимов представлены почти всеми частями речи: существительными (270 ономастических единиц), прилагательными (167 о.е.), глагольными формами (36 о.е.), числительными (9 о.е.), а также наречиями, местоимениями и основами образных слов. Безусловно, существительные составляют основную массу монгольских личных имен, остальные же части речи стремятся к субстантивации.
Известно, что не каждый апеллятив может стать именем собственным, хотя следует отметить, что в монгольских языках круг антропонимических основ достаточно широк. Можно говорить о формировании такого номинационного феномена, как типовая онимопроизводящая основа, о которой не может идти речь в апеллятивной сфере. Это свидетельствует о многомерности признаков шжинации, об их ориентированности не только на внеязыковую, но и на ономастическую реальность.
В связи с тем, что в задачу исследования не входит лексико-семантический анализ проприальной лексики, отметим, что в данной работе относительно семантики личных имен поддерживается точка зрения В. А. Никонова. «Семантика имен — совсем не значения тех слов, от которых имена образованы, а отношение в сознании называющих между называемым (носителем имени) и тем понятием, которое выражено словом-основой» [Никонов, 1974, с. 95]. Автор, называя свою классификацию «заведомо не универсальной», приводит основные семантические типы личных имен, среди которых имена описательные (дескриптивы), пожелательные имена (дезидеративы) и имена-посвящения (ме-
12
моративы) [там же, с. 96-102]. Лексико-семантическая характеристика личных имен была дана такими исследователями антропонимики, как Н. Б. Алдарова, А. Г. Митрошкина, Л. В. Шулунова, Ж. Сэржээ, Г. С. Биткеева, А. А. Лазарева, О. Ф. Золтоева и др.
Как справедливо отмечает Н. В. Першина, рассмотрение процесса онимизации апеллятивов должно вестись не только по линии установления качественного его своеобразия по сравнению с процессом развития полисемии, но и по линии установления семантической и тематической приуроченности подобных апеллятивов, избирательности/ неизбирательности по отношению к тематическим группам при именовании объектов различных классов. Анализ и осмысление материала в таком аспекте должны осуществляться и с точки зрения современного номинационного процесса, и с точки зрения исторической ретроспективы и перспективы, что позволит выработать стратегию и тактику воспитания номинационной культуры общества, повысить ее уровень. Такое воспитание может осуществляться в соответствии с той ономастической картиной мира, которая свойственна монгольскому языковому континууму. Описание же ономастической картины мира в различных ее проявлениях невозможно без уяснения того, какие содержательные компоненты апеллятивного слова определяют его номинационную значимость или незначимость в сфере проприальной номинации [Першина, 1993, с. 80].
Основы личных имен можно разделить на обязательные и необязательные. «Обязательные антропоосновы отражают характеристику того или иного лица по физическим свойствам и недостаткам, по поведению, по происхождению (патронимическому или оттопонимическому), сравнивают человека с различными предметами, животными, птицами, растениями, отражают профессию, занятие, социальное положение и т.п. Необязательные антропоосновы характеризуют лицо по отдельным событиям из его жизни, особенностям речи, различного рода случайностям» [Суперанская, 1969, с. 24]. Таким образом, к обязательным осно
13
вам относятся имена-дескриптивы, имена-дезидеративы и имена- посвящения. Необязательные основы составляют ситуативные имена, число которых достаточно ограничено. На основе оними- зированных основ существительных кратко рассмотрим основные сферы лексики, представленные в монгольском антропони- миконе.
Личные имена, как правило, характеризуют физические (Эсэн ‘здоровье’, Хучин ‘сила’, Жавхлан ‘величие, мощь’, Сонор ‘слух’), психические (Самбаа ‘находчивость, смекалка’, Бааш ‘хитрость, лукавство’, Цэнгэл ‘веселье’), интеллектуальные (Ар- вис ‘учение, знание’, Бшиг ‘ум, мудрость’), моральные (Энэрэл ‘сострадание’, вмее ‘покровительство’, вглег ‘подаяние’, Элбэрэл ‘сыновнее почтение’) и другие качества денотата.
Кроме имен существительных способностью характеризовать лицо по внешним и внутренним психическим признакам обладают основы образных слов: Морх (о человеке с большим носом), Папа (о косматом, лохматом), Пирна (о курносом), Тарха (о малорослом человеке), Занта (о большеголовом), Ёлбо (о кособоком), Ёнхо (о сухощавом), Галба (о полном человеке), Монц ‘о круглом, пухлом’, Пупа (о спокойном, невозмутимом человеке). Хотя следует признать, что большинство из них оформляется тем или иным антропоформантом.
Считается, что основы образных слов являются связанными и ныйе почти не функционируют в языке в чистом виде. Однако данные современных монгольских языков свидетельствуют о том, что на древнем этапе их развития эти основы в полной мере могли передавать признаки предметов или совершаемых ими действий. В апеллятивной лексике также зафиксированы лексемы, образованные от основ образных слов лексико-семантическим способом и имеющие ныне конкретное предметное значение: бвх ‘горб’, гохо ‘крюк, крючок, багор’, данх ‘чайник’, домбо ‘сосуд с носиком, кувшин, высокий чайник’, лонх ‘бутылка’, хввх ‘мох’, бурз ‘солонечник’, дов ‘бугор’, дврс ‘шелуха, скорлупа’, дух ‘лоб, макушка’, ёлт ‘фазинит’, ёнх ‘впадина’, навч ‘листья’, товх ‘шишка’, толь ‘зеркало’, цогц ‘куча, громада’, цолц ‘нарост,
14
шишка’, цуур ‘лук с короткой тетивой’, цэлц ‘мусс’, шовх ‘острие, пик’, шор ‘вертел’ и пр.
На наш взгляд, эти существительные появились в языке как наиболее характерные «воплотители» передаваемого ими образа. Связь мотивированного лексического значения с основным значением, как правило, реализуется на основе сходства предметов по форме (лонх ‘нечто пузатое’ > ‘бутылка’, домбо ‘нечто продолговатое’ > ‘высокий чайник’), что свидетельствует о том, что именно зрительно-осязательное восприятие послужило основой номинации этих реалий. Как пишет Л. Д. Шагдаров, «образные слова, оказываясь словесными выражениями представлений, являются материальными оболочками, в которых отражается процесс дальнейшего обобщения и отвлечения различных сторон действительности, т.е. процесс образования понятий» [Шагдаров, 1962, с. 110].
Благодаря своей образной семантике, эти основы обладают способностью без изменений переходить в разряд антропонимов. Подобные именования, характеризуя денотата, отсылают к представлению, образу. Это, безусловно, позволяет дать меткую, точную и яркую характеристику внешности человека, его характера, поведения и т.д. Здесь уже не предметы, а люди становятся «воплотителями» образа.
Кроме того, образные слова, функционируя в качестве личных имен, не только отражают отличительные качества, свойства лица, но и содержат их оценку. По мнению Л. Д. Шагдарова, будучи связаны с представлениями, являющимися чувственной формой отражения действительности, образные слова обладают чрезвычайно большой эмоциональностью, в них ярко выражается отношение говорящего к высказываемому (Шагдаров, 1962, с. 134].
Имена, обозначающие половозрастные характеристики людей, могут выполнять как дезидеративную, так и охранную функцию (Хввгуун ‘мальчик’, Хуухэн ‘девушка’, Авгай ‘замужняя женщина’, Чавганц, Эмгэн ‘старуха’, ввгт ‘старик’). Возникновение антропонимов, омонимичных терминам родства (Ижий
15
‘мама’, Баавай ‘отец’, Дуу ‘младший брат’, Охин ‘дочь’, Зээ ‘внук, племянник по материнской линии’, Бэр ‘невестка’, Хургэн ‘зять’), можно связать с тем, что у монгольских народов в процессе взаимного общения наряду с совместным употреблением имени и родственным термином традиционно возможно обращение и без соединения с личным именем. Называние человека по родственному отношению к говорящему продиктовано этническими воззрениями и установившейся традицией. Зачастую к родителям, братьям и сестрам обращаются не по имени, а со словами, соответствующими русским ‘отец’, ‘брат’ и т.д. Превращение термина родства в антропоним, как считает Н. В. Бикбулатов, произошло «в процессе длительного употребления родственного термина относительно к одному человеку одновременно многими людьми. При этом явление это часто повторялось, и в результате термин навсегда закреплялся за отдельными людьми» [Бикбулатов, 1973, 104].
Здесь также присутствуют элементы и религиозного, и этнического порядка, связанного с представлениями о приличии, хорошем тоне (например, в случаях табуирования имени мужа и его родственников). Имена Дуу (ср. Отгон биз) относятся к поже- лательным именам, которые давались последнему ребенку в семье, во всяком случае, так полагали родители.
Артефакты материальной культуры, в частности культуры труда и материалов производства, культуры быта, культуры то- поса, т.е. места жительства (жилища, дома, деревни, города), несомненно, в прошлом играли огромную роль в формировании ан- тропонимикона монгольских народов.
Имена, омонимичные названиям орудий труда (Хэдрэг ‘скребок для выделки кожи’, Оолъ ‘тесло’, Муна ‘кувалда’); оружия, доспехов и охотничьих атрибутов (Зэв ‘наконечник, острие’, Дуулга ‘шлем’, Сэлэм ‘сабля’, Сум ‘патрон, пуля’, Саадаг ‘колчан’, Хавх ‘капкан’); элементов упряжи (Янгиа ‘вьючное седло’, Шилбуур ‘кнут’, Чвдвр ‘путы’, Ганзага ‘торока’); домашней утвари (Хундага ‘бокал’, Халбага ‘ложка’, Идуур ‘корыто’, Хадаас ‘гвоздь’, Унь ‘жердь’, Луужин ‘компас’); еды и питья (Ааруул
16
‘творог’, Ууш ‘питье’, Чихэр ‘сахар’, Ёотон ‘сахар-рафинад’); одежды и тканей (вмд ‘штаны’, Магнаг ‘шелковая материя’, вед вс ‘лоскутки’) в основном выполняли охранную функцию. Кроме того, часть из них может относиться к категории ситуативных имен, отражающих те или иные обстоятельства рождения ребенка. Следует отметить, что в настоящее время среди молодого поколения количество подобных антропонимов сведено к минимуму.
Известно, что процесс номинации охватывает качества и свойства как собственно природные, материальные, прежде всего биолого-физиологические, так и духовные, не материальные, продуцированные культурой и интеллектуальным трудом, художественным, научным и техническим творчеством. Личные имена, связанные с религиозными воззрениями (Шажин ‘религия’, Ёс ‘обычай’, Ерввп ‘благопожелание’, Суварга ‘субурган’, Лус ‘дух воды’), общественными отношениями (Соёмбо ‘соенбо’, Иргэн ‘гражданин’, Идэвхтэн ‘активист’, Хуулъ ‘закон’, Дэвшш ‘развитие, прогресс’, Гавъяа ‘заслуга’, Холбоо ‘федерация, союз’, Санаачилга ‘инициатива’, Бутэмж ‘достижение’); общечеловеческими ценностями (Хутаг ‘счастье’, Найрамдал ‘дружба’, Найдвар ‘надежда’), обладают, как правило, положительной семантикой и относятся к категории дезидеративов. Реже среди них встречаются апотропеические (Чвтгвр ‘черт, нечисть’, Хара- ал ‘проклятье, ругательство’) и ситуативные имена (Хурал ‘собрание’, Чуулган ‘сессия, съезд’).
Кроме того, в монгольском антропонимиконе наблюдается большое количество пожелательных имен, омонимичных названиям профессий или занятий: врлвг ‘маршал’, Хурандаа ‘полковник’, Цагдаа ‘милиционер’, Зохиолч ‘писатель’, Мужаан ‘столяр’, Оторчин ‘пастух’, Жинчин ‘возчик’, Аргалч ‘сборщик аргала’, Жуулчин/ Аянчин ‘путешественник’, Бадарчин ‘странник’.
Что касается обширного пласта имен, омонимичных названиям птиц, диких и домашних животных, то можно сказать, что эти имена могут выполнять как дезидеративную - пожелание быстроты, проворности, смелости, величия (Бургэд ‘орел’, Шон-
17
хор ‘кречет’, Начин ‘сокол’, Ангир ‘турпан’, Хойлог ‘улар’, Таг- тпаа ‘голубь’, Хвхвв ‘кукушка’, Богшрого ‘воробей’, Янгир ‘горный козел’, Зээрэн ‘антилопа’, Хулан ‘кулан’), так и охранную функцию (.Хурган ‘ягненок’, Мендвл ‘детеныш тарбагана’, Игигэн ‘козленок’, Бэлтрэг ‘волчонок’, Даага ‘жеребенок’, Бамбарууш ‘медвежонок’). Для женских имен больше подходили названия зверьков с красивым, пушистым и нежным мехом, например Бул- ган ‘соболь’, Хэрмэн ‘белка’. По представлению монголов, «их пушистый хвост олицетворял продолжение деторождения» [Бит- кеева, 1983, с. 90]. Об этом свидетельствует и текст бурятской народной песни:
Хурин унгэтэй хэрмэмнай Хубшынгев модондо гоё Ьайхан.Хверхвн уринхан дуухэймнай Хурим дээрээ гоё Ьайхан.
Утахан Ьуултэй хэрмэмнай Уулынгаа оройдо гоё Ьайхан.Уяанхан налархай дуухэймнай Оерынгее хурим дээрээ гоё Ьайхан.
Коричневая белка наша ^ таежных лесах красива.
Милая славная девушка наша На свадьбе своей прекрасна.
С длинным хвостом белка наша На горной вершине красива.Нежная приветливая девушка наша На свадьбе своей прекрасна.
От традиционных пяти видов домашних животных (таван хушуу мал) образовывались такие имена: Ямаа 'коза’, Хонь ‘овца’, Ухэр ‘бык’, Буур ‘верблюд-производитель’, Адуун ‘табун’. Основной причиной наречения было то, что эти животные играли огромную роль в жизни кочевых народов. Имена со значени
18
ем экзотических животных и птиц, на наш взгляд, продиктованы их красотой и необычностью: Тогос ‘павлин’, Анаш ‘жираф’, За- ан ‘слон’. И, наконец, антропоосновы, представляющие собой названия животных, входящих в двенадцатилетний цикл, могут указывать на год рождения ребенка (Чандага ‘заяц’, Хулгана ‘мышь’, Могой ‘змея’).
Названия цветов, трав, овощей и фруктов также выступают в качестве основ пожелательных и охранных имен: Халгай ‘крапива’, Яшил ‘крушина’, Яргуй ‘анемон’, Узэм ‘виноград’, Сургар ‘багульник болотный’, Сонгино ‘лук’, Сарнай ‘роза’, Мввг ‘гриб’, Мойл ‘черемуха’, Манжин ‘брюква’, Журж ‘апельсин’, Жиме ‘ягоды, фрукты’, Буудай ‘пшеница’, Гургэм ‘шафран’, Гуйлс ‘абрикос’, Агь ‘полынь’, Арвай ‘ячмень’, Анар ‘гранат’. В антропонимах, омонимичных наименованиям металлов и минералов (Туулин ‘латунь’, Хурэл ‘бронза’, Ширэм ‘чугун’, Ганпгиг ‘мрамор’, Жонш ‘шпат’, Мана ‘халцедон’, Цахиур ‘кремень’, Мо- лор ‘топаз’, Оюу ‘бирюза’, Номин ‘лазурит’, Сувд ‘жемчуг’, Тана ‘перламутр’, Хув ‘янтарь’, Шур ‘коралл’) заложено пожелание крепости и красоты.
Личные имена, указывающие на разные явления и состояние природы (Шуурга ‘метель’, Цахилгаан ‘молния’, Цас ‘снег’, Солонго ‘радуга’, Ммдер ‘град’, Манан ‘туман’, Огторгуй ‘небосвод’, Дэлхий ‘мир, земля’, Гал ‘огонь’, Дел ‘пламя’, Агаар ‘воздух’, Долгион ‘волна’), в своем возникновении связаны, по всей вероятности, с понятием древнего человека о сверхъестественных силах природы. С изменением мировоззрения они потеряли свои первоначальные значения. Возможно, денотат родился во время того или иного природного явления. На этом обычае наречения, характерном для монгольских народов, рельефно выступает динамика развития человеческого мировоззрения и изменение критериев выбора имени. С одной стороны здесь констатируется состояние природы, с другой, проявляется высокое стремление человека к прекрасному.
Антропонимы, представленные прилагательными, также могут быть как производными, так и непроизводными. Среди
19
производных адъективных имен наиболее часто встречаются образования, оформленные наиболее продуктивными в этой области деривации аффиксами -тай, -т и -гуй, образующие противоположные по значению прилагательные.
При анализе антропонимической лексики необходим индивидуальный подход к личным именам, содержащим компонент -тай. Как известно, аффикс -тай в современных монгольских языках может служить как целям словоизменения (образования формы совместного падежа), так и целям словообразования. Кроме того, аффикс -тай может выступать в роли антропо- и топо- форманта (см. Аффиксация апеллятивов).
По утверждению Т. А. Бертагаева, «в далеком прошлом аффикс -тай не относился к падежным формам. Он выражал идею принадлежности чего-нибудь предмету вообще, не только лицу» [1961, с. 98]. В статье «О спорных вопросах грамматики» автор выделил основные критерии отличия производных прилагательных с данным аффиксом от существительных в форме совместного падежа. Во-первых, они принимают оценочных суффикс -шаг (ууртайшаг хун ‘довольно сердитый человек’); во-вто- рых, они могут принимать суффикс множественного числа имен существительных и согласоваться с определяемым словом в числе (ууртайнууд хунууд ‘сердитые люди’); в-третьих, они не определяются ^аким-нибудь словом, за исключением усилительных слов наречного характера (ехэ шэнээтэй хун ‘очень сильный человек’); и, наконец, в-четвертых, в предложении существительные с суффиксом -тай, окончательно перешедшие в категорию прилагательных, являются не только определением, но и входят в состав сказуемого, не утрачивая своего значения признака [там же, с. 99].
Семантические оттенки, придаваемые словообразовательными аффиксами -т/ -тай, выявлены в работах У.-Ж. Ш. Донду- кова, М. Н.Орловской, С. Л. Чарекова и др. ученых. В качестве основных ими выделяются значения характеризующий признак обладания каким-либо качеством, свойством», характеризующий внутреннюю качественность способности людей» [Донду-
20
ков, 1964, с. 81]. Ср. личные имена: Галт ‘огненный, горящий’, Журамт ‘пристойный, Мэхт ‘хитрый’, Чингэлтэй ‘веселый, радостный’, благородный’, Хввт ‘покрытый сажей’.
Имена, представляющие собой прилагательные, образованные посредством данного аффикса -тай от основ числительных, обозначающих десятки от 30 до 90, указывают на возраст одного из родителей в момент рождения этого ребенка (Далан- тай ‘семидесятилетний’, Ерэнтэй ‘девяностолетний’, Тавътай ‘пятидесятилетний (-яя)’) и являются по сути ситуативными именами. Ср. узбекские имена: Олтмишбой (ребенок шестидесятилетнего отца), Саксонбой (ребенок восьмидесятилетнего отца) [Никонов, 1974, с. 98].
Элемент -гуй, присоединяясь к субстантивным основам, придает производным прилагательным значение отрицательного качества: Гэмгуй ‘невинный’, Нэргуй ‘безымянный’, Хязгааргуй ‘бесконечный’, Эцэсгуй ‘бесконечный’. Несомненно, он восходит к слову угуй ‘нет, отсутствует’, которое, как отмечает Т. А. Берта- гаев, обладая широкой сферой сочетаемости с самыми различными словами, «расширило лексическое значение, что повлекло за собой изменение внешнего оформления и утрату начального гласного» [Бертагаев, 1974, с. 26].
Словообразовательный аффикс -гигуй также образует ряд антропонимов, выполняющих в основном дезидеративную функцию: Мятрашгуй ‘непреклонный, несокрушимый’, Сэтгэшгуй ‘невообразимый’, Хвдлвшгуй ^непоколебимый’. Указанный суффикс, как правило, придает прилагательным значение невозможности какого-либо действия (Адштгашгуй ‘несравненный’) или состояния (Амаржишгуй ‘неугомонный, непоседливый’; Уха- аршгуй ‘уму непостижимый’).
Кроме того, в монгольском антропонимиконе представлены производные прилагательные, образованные от образных основ посредством аффиксов -гар, -гай, -р, -н (Бондгой/ Цулцгар ‘пухлый, круглый’, Бужгар ‘кудрявый’, Бултгэр/ Тунтгэр ‘выпуклый’, Данхар ‘большеголовый’, Дэлдгэр ‘оттопыренный, ушастый’, Ёнхор ‘впалый’, Мэлтэн ‘наполненный до краев’, Урчгэр
21
‘морщинистый’, Хумбан ‘выпуклый, шарообразный’, Шомбон ‘отвислый, дряблый’).
Относительно этого К. М. Черемисов пишет: «группа слов, оканчивающихся на -гар, обозначает качество, выходящее за пределы нормального, большей частью о внешнем виде человека или животного, причем внешний вид изображается с поразительной красочностью и чрезвычайной точностью» [Черемисов, 1951, с. 817]. Подобные именования, несомненно, относятся к категории описательных имен и в настоящее время практически не употребляются. Об активном их функционировании в монголоязычной среде говорит наличие большого количества современных бурятских фамилий, образованных от образных прилагательных: Далбанов, Мархаев, Хазагаев, Шантагаров и пр.
В целом, имена-адъективы могут содержать указание на физические (Чийрэг ‘крепкий, дюжий’, Лут ‘громадный, великий’, Мундаг ‘мощный, огромный’, Бягрсан/Жаахан/ Жижиг ‘маленький’, вндвр ‘высокий’), интеллектуальные (Билгуун ‘одаренный, выделяющийся умом’, Цэцэн ‘умный, мудрый’, Цовоо ‘смышленный; бойкий, проворный’), психические (Цэнгуун ‘веселый’, Двпгввн ‘спокойный, мягкий’), моральные (Зоргшог ‘целеустремленный’, Эрэлхэг ‘храбрый, мужественный’, бгввмф ‘щедрый’) и другие качества денотата (Сайн ‘хороший’, Муу ‘плохой’, Сайхан ‘красивый’, Баян ‘богатый’, Хейгам ‘легкий’).
Им&на, связанные с мастями животных (Хул ‘саврасый’, Саарст ‘пепельный, мышастый’, Борлог ‘сивый’, Шарга ‘соловый’), относятся к наиболее древнему пласту монгольских имен. Уже в первом письменном памятнике «Сокровенном сказании монголов» встречаются подобные имена (напр. Боролдой-гуа). В пьесе Базара Барадина «Ехэ удаган абжаа» («Великая сестрица- шаманка») главную героиню зовут Эреэхэн ‘пестренькая’, имя ее отца Загал в переводе означает ‘с пятнами на шее и лопатках, с гривой, хвостом и хребтом более темного цвета’. Оба имени обозначают масть животного.
В качестве личных имен встречаются следующие числительные: Бум ‘сто тысяч’, Гурван ‘три’, Ерэн ‘девяносто’, Живаа
22
‘десять миллионов’, Зургаан ‘шесть’, Наян ‘восемьдесят’. Как известно, такие антропонимы имеют символическое значение [См. об этом: Жуковская, 1987]. Имена с числовыми основами произошли в связи с различными особенностями уклада жизни разных народов. Как отмечает А. В. Суперанская, у русских и римлян они связывались с порядком появления на свет детей в больших семьях. У греков, у которых нумеровались дни месяца, числовые имена соответствовали дню рождения ребенка, ср. имена по дням недели, также означающие дату рождения ребенка: польск. Пёнтек, рус. Суббота. У арабов, греков, римлян практиковались также имена по названиям месяцев [Суперанская, 1969, с. 29].
Как известно, у монгольских народов каждый день недели имеет тибетский и санскритский варианты названий, которые активно функционируют в качестве антропонимов: Ням (бур. Ни- ма) ‘Солнце’ (вс), Даваа (бур. Даба) ‘Луна’ (пн), Мягмар (бур. Мигмар) ‘Марс’ (вт), Лхагва ‘Меркурий’ (ср), Пурэв (бур. Пурбо) ‘Юпитер’ (чт), Баасан (бур. Бавасан! Бабасан), Сугар ‘Венера’ (пт), Бямб (бур. Бимба) ‘Сатурн’ (сб). Порядок же появления детей на свет проявлялся в таких адъективных именах, как Дэд ‘второй’, Дунд ‘средний’, Отгон ‘самый младший’ и пр. Имена типа Гурвандврве ‘три-четыре’, Долоонайм ‘семь-восемь’, возможно указывают на желаемое количество детей в семье. Антропоним, представляющий собой составное числительное Далангу- рав ‘семьдесят три’, свидетельствует не о возрасте отца, а о годе рождения денотата.
В языках алтайской общности также распространены личные имена, представляющие собой как нефинитные, так и финитные глагольные формы. О статусе этих онимов А. В. Суперанская пишет: «Принимая во внимание глагольные имена, а также имена-фразы, иногда делают предположение, что любое собственное имя - это свернутое предложение, так или иначе характеризующее объект. Однако представляется, что тотальное применение этого тезиса неверно. По всей вероятности, «быть именем собственным» - это свойство, присущее и слову, и предложению,
23
как и свойство быть нарицательным обозначением предмета. Различие между обоими свойствами не грамматическое, а лексическое, не сигнификативное, а денотативное» [Суперанская, 1973, с. 109].
Личные имена, оформленные при помощи глаголов повелительно-желательного наклонения, выражают различные пожелания, просьбы, повеления, думы и чаяния родителей или близких ребенка. В личных именах подобные просьбы и пожелания родителей выражаются в основном глаголами второго лица: Боль ‘перестань’, Зогсоо ‘останови’, Битгий-Ир ‘не приходи’ (охранное имя), Мандуул ‘развивай, распространяй’, Шагнуул ‘будь достойным, удостаивайся’. Ср. тат. Яшэ ‘живи’, Улмэ ‘не умирай’. Первые два антропонима выражают надежду родителей на прекращение рождения детей. А.Г. Митрошкина приводит такие примеры бурятских имен: Андай ‘стань большим’, Бууда ‘стреляй’, Олдо ‘найдись’, Орбой ‘расти’, Соли ‘смени’ (пожелание, чтобы рождение девочек сменилось рождением мальчиков), Хугшэр ‘состарься, доживи до преклонного возраста’, Штиха ‘кричи, подай признак жизни’ [Митрошкина, 1985, с. 100].
В современной русской антропонимии встречаются такие отглагольные паспортные фамилии: Бей, Величай, Думай, Клюй, Негрей, Нестреляй, Покусай, Посыпай, Слухай, Держи, Тащи, Тронь, Мойся^ «Употребление подобных фамилий в речи затруднено из-за^несклоняемости слов, оканчивающихся на -и, и нети- пичности для именного ряда всех перечисленных фамилий. Речевая практика давно снабдила подобные и некоторые другие про- звищные образования суффиксом -к-о, придающим именам ласкательный оттенок значения, а также приспосабливающим некоторые неименные основы к именному ряду: Посыпайко, Поми- луйко, Наливайко, Потеряйко, Раздобудъко. Совершенно очевидно, что изначально это были прозвищные имена: Сей, Наливай, Помилуй, Потеряй, Раздобудь, Тронь» [Суперанская, 1981, с. 114].
Форма обращения I лица представлена лишь в одном антропониме Явъя ‘пойдем’, III лица - в антропониме Баясаг ‘пусть
24
радуется’. Ср. татарские имена Торсын ‘пусть останется’, Тукта- сын ‘пусть останавливается’.
В монгольском антропонимиконе представлены почти все финитные глагольные формы изъявительного наклонения, за исключением формы на -жээ: Явна ‘ходит, будет ходить’; Бадар- лаа / Бадрав ‘процветал’, Мандав ‘взошел, расцвел’, Байе ‘был’; Мэндэллээ ‘родился’ (преимущественно о высших духовных лицах), Насаллаа ‘прожил, достиг возраста’, Оллоо ‘нашел’. Следует отметить, что при переходе в разряд онимов, глагольные имена теряют возможность выступать в функции сказуемого, а также свои временные и модальные характеристики. Но в то же время они не могут быть заменены равнозначными им существительными, поскольку могут потерять часть заключенной в них информации.
Из неличных форм глагола в процессе антропонимизации наибольшей активностью характеризуется причастие настоящебудущего времени на -х: Баясах ‘будет радоваться’, Ирэхгуй ‘не придет’, Итгэмжлэх ‘будет доверять’, Наслах ‘доживет до преклонного возраста’, веек ‘подрастет’, Сурах ‘будет учиться’, Сундэрлэх ‘будет величественным’, Ул-Олдох ‘не найдется’ (женское имя Ул-Олдохмаа), Эсмэдэх ‘не знает’. Ср. бурятские имена: Бодохо ‘встанет, поднимется’, Мэдэхэ ‘будет знать’, Нэмэхэ ‘прибавится’. Несомненно, возможность причастий функционировать в качестве антропонимов связана с их способностью выполнять синтаксическую функцию определения. Подобные именования правильнее будет перевести: ‘(тот), который будет радоваться’, ‘(тот), что доживет до преклонного возраста’. Это подтверждается наличием имен, представляющих собой формы причастия прошедшего времени (Тогтоосон ‘остановивший’, Ялгуул- сан ‘отобранный, избранный’).
Однократное причастие представлено в именах типа Ни- еэгч ‘летчик’, Залгамжлагч ‘продолжатель, преемник’, причем следует подчеркнуть, что здесь лексикализация причастной формы произошла еще на доантропонимическом уровне. Монгольские причастия не все в одинаковой мере могут подвергаться
25
субстантивации. Самыми продуктивными в этом плане являются однократное причастие и причастие постоянного признака на - аач. Однократное причастие, широко использующееся во всех монгольских языках, обозначает действие, совершение которого представляется обычным для какого-либо предмета или лица в течение определенного времени, уточняемого общим контекстом или связками [Пюрбеев, 1993, с. 136]. В именах Олдогч ‘(тот), которого найдут’, Ул-Ялагдагч ‘непобедимый’ наблюдается не полная (морфологическая), а неполная (синтаксическая) транспозиция. Следует помнить о том, что в конечном итоге все имена, не представляющие собой существительных, стремятся к субстантивации.
Если вышеуказанные именования выражают пожелания родителей или близких, то антропонимы, восходящие к форме многократного причастия на -даг, как правило, относятся к дескриптивным именам и передают действие, которое совершается денотатом часто или неоднократно в течение известного времени: Явдаг ‘ходит’, Ярваадаг ‘корчит гримасы’.
Из деепричастий в нашем материале зафиксирована лишь форма условного деепричастия Ирвэл ‘если придет’ (ср. сложный антропоним Сайтарбодвол ‘если хорошенько подумать’). На наш взгляд, это связано с тем, что в отличие от причастий деепричастия не подвергаются процессу субстантивации.
Наречйй представлены в антропонимии такими немногочисленными именами, как Бас ‘опять, снова’, Гойд ‘весьма, чрезвычайно’, Огоо ‘совершенно, совсем’, Одоо ‘сейчас, ныне’, Мар- гааш ‘завтра’, бур. Тугаар ‘давеча, недавно’. Отдельно в качестве антропонима встретилось лишь такое личное местоимение, как Манай ‘наш’. Другие личные местоимения встречаются в составе сложных имен типа Би-Ирлээ, Чибаатар. Указательные местоимения в основном сопровождаются отрицательной частицей: Энэбиш ‘не этот’, Тэрбиш ‘не тот’. Следует заметить, что, в целом, частица биш образует довольно обширную группу охранных антропонимов в сочетании с существительными, прилагательными, наречиями, частицами: Басалбиш ‘опять не (тот)’, Менбиш
26
‘не тот’, Огтбиш ‘совсем не (тот)’, Уръдынбиш ‘не предыдущий, не прежний’, Унэхээрбиш ‘в самом деле не (тот)’, Хунбиш ‘не человек’ , Хэнчбиш ‘ никто’.
ТопонимыОдноосновные модели в нашем материале составили 258
топонимических единиц (33,6%), из них простых непроизводных- 199 (26,1%). Степень активности тех или иных частей речи в образовании онимов зависит от свойств конкретного языка. Они- мизации в монгольском языке подвергаются существительные (142 ономастические единицы), прилагательные (32), причастия (6), числительные (3). Как видно, при широких возможностях различных частей речи быть именем собственным существительные занимают в этом отношении доминантную позицию. Это объясняется тем, что предметность как основное свойство категории имен собственных требует от слов, относящихся к ней, субстантивности. В отличие от антропонимической системы в составе монгольских топонимов практически не представлены наречия, местоимения и частицы.
Как и в антропонимике, в топонимическом материале выделяется две группы топооснов: обязательные и необязательные. Репертуар первых ограничен материально и типологически, репертуар вторых - очень разнообразен, хотя и в нем выделяются свои типы. К обязательным основам, прежде всего, относятся географические термины.
Под географическим термином или детерминативом понимается слово, обозначающее определенную географическую реалию, за которым стоит географическое понятие. Они обладают способностью вступать в синтаксические связи с другими лексическими единицами, тем самым образуя большое количество составных топонимов. Необходимо отметить, что в монгольском языке эта область чрезвычайно детализована (см. работы В. А. Казакевича, Э. М. Мурзаева, А. В. Суперанской, М. Н. Мель- хеева, Ч. Догсурэна, В. Э. Очир-Гаряева, Ц. Б. Жамсарановой).
27
Как известно, в становлении топонимов определенных территорий и культур прослеживаются свои генеральные линии. Монгольские народы вели кочевой образ жизни, при котором одна и та же этническая общность занимала в течение более или менее длительного времени одну и ту же территорию и осуществляла на ней свои ежегодные перемещения, связанные с сезонной сменой продуктов питания. Естественно, что у людей каждого племени на их языке были до тонкостей обозначены все природные угодья. Таким образом, кочевое хозяйство крайне нуждалось не только в подробном и точном обозначении основных орографических и гидрографических объектов, но и в детальном описании по их формам, размерам, характеру и т. д. [Суперанская, 1985, с. 189].
Как правило, детерминативы переходят в разряд имен собственных в тех случаях, когда из нескольких объектов выделяется один объект, противопоставляемый остальным как наиболее яркий представитель рода, воплощающий в себе основные качества и свойства этих объектов, а также когда обозначаемые детерминативами реалии встречаются в данной местности в единственном числе. Например, потамонимы Тэнгис ‘море’, Шу- раг ‘скала, мыс у озера’, ойконимы Булаг ‘ключ, источник, родник’, Манхан ‘дюна, продолговатый песчаный бугор’, Мерен ‘река’, Нуга ‘луг, займище, луговая низина’, Тайган ‘тайга, лес’, Ор- гил ‘верпиша, верхняя часть горы’, Хавцал ‘ущелье, теснина, горный проход’, Цээл ‘ключ, источник, родник’.
В монгольском языке помимо номенклатурных географических терминов функционирует большое количество детерминативов, произошедших от названий частей тела или внутренних органов животных или человека. Такие термины в основном возникли в результате лексикализации переносного значения апел- лятива, путем метафорического переноса по внешнему сходству (цвету, форме) или по функции соответствующей части тела или внутреннего органа. В таких метафорических названиях проявляются одновременно универсальная закономерность и специфичность географических объектов Монголии.
28
В качестве географических терминов в монгольской топонимии употребляются следующие части тела: аман ‘падь, впадина, устье пади, ущелья’, дал(ан) ‘продолговатая гора с закругленной, не острой вершиной, невысокие холмы с большим количеством оврагов’, дэл ‘острая вершина хребта, каменистая грива’, зоо ‘хребет горы’, нуруу ‘горная цепь, горный хребет’, сууж ‘горы, похожие на берцовую кость животного; колодец на северной стороне горы или горного массива’, сээр ‘холм, гряда’, ташаа ‘сторона, бок, скат горы, косогор’, толгой ‘одинокая небольшая горка или отдельная вершина в хребте, бугор’, хавирга ‘выступ горы между ущельями (долинами), отрог’, хамар ‘мыс, отрог’, хоолой ‘широкая долина между двух горных хребтов, ущелье, проток, соединяющий два озера, пролив’, хошуу ‘крутое окончание хребта, мыс’, хвп ‘подножие горы, дно водоема’, гианд ‘неглубокий, мелкий колодец, небольшая яма, где сохраняется вода’ и др.
В тюркских языках также в качестве детерминативов употребляются лексические единицы, обозначающие части тела и животных: аууз ‘рот’, аякъ ‘нога’, баш ‘голова’, бурун ‘нос’ и т.д. Из приведенных выше детерминативов процессу топоними- зации подверглись Зоо, Хавирга, Сууж (ср. бур. ойконим Сужа), Сээр.
Наряду с названиями костей и конечностей функцию географических терминов могут выполнять и названия внутренних органов. Как отмечает Ж. Цолоо, монголы различают таван цул ‘пять не полых, сплошных (внутренних органов)’ и зургаан сав ‘шесть полых (внутренних органов), сосудов’. К таван г/ул относятся: бввр ‘почки’, зурх ‘сердце’, дэлуу ‘селезенка’, уушиг ‘легкие’ и элэг ‘печень’. К зургаан сав относятся завсаг ‘мочевой пузырь’, нарийн гэдэс ‘тонкая кишка’, олгой ‘толстая кишка’, сам- шуу ‘желудочно-кишечный тракт’, ходоод ‘желудок’ и цвс ‘желчный пузырь’ [Цолоо, 1992, с. 32]. Такое деление внутренних органов монгольские народы заимствовали из древнего тибетского трактата по медицине «Чжуд-ши». Различные пятичленные наборы, комплектуемые из разных частей тела животных, обладали особыми магическими свойствами.
29
Н. А. Жуковская в сомоне Баян-Тэс Завханского аймака записала рецепт лечения сильной слабости после болезни. Для этого брали желудок, голову с верхней и нижней челюстью, переднюю ногу, берцовую часть задней ноги вместе с бабкой и середину берцовой кости от второй задней ноги. Съев по отдельности куски всех пяти видов, люди ожидали исцеления [Жуковская, 1988, с. 138].
Рассмотрим значения этих анатомических терминов в географической терминологии: элэг ‘печень’ - так в Восточной Монголии называют места на южных склонах гор, на солнцепеке, иногда их называют дэлуу ‘селезенка’. В Южно-гобийском аймаке есть гора Элэг, в Баян-Ульгийском аймаке - сомон Дэлуу. По цвету легких горы красного цвета называют уушиг ‘легкие’. Б вер ‘почки’ - группа невысоких гор или бугорков. Словом зурх ‘сердце’ обычно обозначают горы с овальной, заостренной вершиной. В основном оно выступает в роли определения перед другими географическими терминами. Например, Зурх хад ‘(гора) с овальной вершиной + скала’, Зурх хушуу ‘мыс с овальной вершиной’ или Баян зурх ‘богатая + гора с заостренной вершиной’, Харзурхт ‘с черной горой с заостренной вершиной’. Из зур- гаан сав нам встретилось лишь название реки Олгой ‘толстая кишка’ в Баян-Хонгорском аймаке. Вероятно, река получила название помзог^утому руслу. Также известно название калмыцкого урочища и колодца Сээнщ, что означает ‘слепая кишка’.
Известен тот факт, что горы отождествляются монголами с божеством в облике человека, и потому каждая часть горы имеет свое название соответственно анатомии. Согласно описанию оронимических терминов в статье Ч. Догсурэна каждая гора обращена лицом к югу и в зависимости от сторон света гора делится на четыре части: урд /вввр тал ‘южная /солнечная сторона’, хойт 1ар тал ‘северная /теневая сторона’, баруун /ич этгээд ‘западная /правая сторона’, и зуун !солгой этгээд ‘восточная /левая сторона’. Южную сторону горы составляют: зулай ‘темя’, дух /магнай ‘лоб’, эруу ‘подбородок’, энгэр ‘лацканы’, элэг ‘печень’,
30
вввр бэл! хормой ‘южный склон/ подол’. Северная сторона горы или ее спина состоит из следующих частей: дагз ‘затылок’, шил /гэзэг ‘загривок /коса’, сээр /сэрвээ ‘грудная часть позвоночника, холка’, нуруу 1зоо ‘спина, крестец’, хондлой ‘круп’, ар бэл! хормой ‘северный склон/ подол’. В западную и восточную стороны или бока входят: санчиг ‘висок’, ишнаа !хацар ‘щека, скула’, мер ‘плечо’, хавирга ‘ребро’, сувээ /бввр ‘бок, почки’, баруун (зуун) бэл/ хормой ‘правый (левый) склон/ подол’.
Также гора может иметь эгэм ‘ключицы’ в верхней (юго- западной и юго-восточной) части, чих толгой ‘ухо-бугор’ или чих худаг ‘ухо-колодец’ на левой и правой стороне. Нависший острый край горы называется уулын хвмсвг ‘бровки горы’, а пологий склон ташаа ‘бок’. Вершина горы называется толгой ‘голова’, орой ‘макушка’ или узуур ‘острие’ [Догсурэн, 1985, с. 49-50].
Как мы видим, в географической терминологии практически полностью восстанавливается анатомия человека и животного. Мотив взаимосвязи внутреннего мира человека с внешним, очевидно, тесно соприкасается как с народными, так и с религиозными традициями. Так в системе географических (в особенности, оронимических) терминов находит отражение культ духовности природы.
Существуют разные интерпретации значения гор в мифологии. Так, Г. Гачев, изучающий национальные образы мира, отмечает в азиатском космосе: «Человек-гора — естественный образ. Ибо и тот, и другая — срединное вертикальное царство, посредник, «подпорка» между небом и землей, к обоим мирам причастные» [Гачев, 1988, с. 78].
С. Г. Жамбалова, обращаясь к монгольскому миру, описывает троичное деление горы по вертикали согласно мифам: «В верхней части горы живут орлы, соотносящиеся с верхним миром (дээдэ замби). Нижний мир (доодо замби) репрезентирует закованный в цепи бессмертный медведь. В средней части (дэлхэй дайда), которая обычно не детализируется, обитают олени, лоси, заходят отбившиеся от стада коровы. Существует и горизонтальная структура, которую создают горы Ижимэй, Хадайн и скала
31
на мысе Бурхан. Сймволическая точка соединения трех самых важных пунктов Ольхона подчеркивает умножение сакральности этого места» [Жамбалова, 1999, с. 65]. В Монголии три священных горы Гурван Богд также образуют концентрацию священных связей с космосом, что близко мифу о Мировой горе, символизирующей Вселенную.
Вместе с тем известно, что отождествляться с человеком или животным может не только отдельная гора, но и целое урочище. Детали горного пейзажа - скалы, реки, ущелья - сравниваются жителями с частями тела.
Представляет большой интерес пример уподобления природных реалий животному, зафиксированный Ж. Цолоо в Ман- ханском сомоне Кобдоского аймака. В хребте Хевчийн нуруу есть гора Худгийн толгой ‘голова колодца’. На западном склоне этого хребта есть ущелье с валунами, которое называется Тэмэ- энь хузуу ‘шея верблюда’. Скалы в виде позвонков, находящиеся между Худгийн толгой и Тэмээнь хузуу, называются Сээр ‘грудная часть позвоночника’. Там находятся места зимних кочевок. Высокие горы, находящиеся с восточной стороны Хевчийн нуруу, называются Дунд нурган ‘средняя часть спины’. Летнее стойбище к северо-западу от Дунд нурган называется Шар дал ‘желтая лопатка’. Осеннее стойбище, находящееся на правом берегу реки Зэрэ& протекающей по западной впадине Хевчийн нуруу, носит ̂ название Зоо ‘крестец, поясничная часть спины’. С другой стороны от стойбища Шар дал есть летнее стойбище под названием Хондлойн худаг ‘колодец поясницы, крупа’. Высокая гора, находящаяся в 30 км к северо-востоку от центра Манхан- ского сомона Кобдоского аймака, называется Сууж ‘бедро’. Песчаное летнее стойбище с мягкой почвой, находящееся в восточной пади Хевчийн нуруу, недалеко от Худгийн толгой, называют Элсэн ввдвг ‘песчаное колено’. Так, в одном сомоне встречаются названия частей тела, начиная от головы до колена [Цолоо, 1992, с. 98].
В основах географических названий, как правило, отражаются те или иные особенности денотируемого объекта. Посколь
32
ку нами не ставится задача выявить все лексико-семантические поля апеллятивных лексем, образующих топонимы, мы назовем лишь основные лексические группы, представленные в топонимии. Вслед за Л. В. Шулуновой [1995, с. 76] мы склонны распределить монгольские топоосновы на условные две части - «Живая природа» и «Неживая природа». Каждая из частей представлена определенной совокупностью лексико-семантических полей, которые выделяются на основе семантики соответствующих апеллятивов. Часть «Живая природа» представлена тремя крупными разделами: «Человек», «Флора» и «Фауна». Раздел «Человек» включает названия, отражающие те или иные реалии духовной (Онгон ‘священный’, Хутаг ‘благоденствие’, Тахилга ‘жертвоприношение’, Мандал ‘мандала’) и материальной культуры (Ач- маг ‘переметная сума’, Билуу ‘оселок’, Нвмрвг ‘попона’, Хатавч ‘стык решетчатой стены и двери юрты’). Многие из подобных именований представляют собой необязательные топоосновы, которые «отражают скорее фантазию человека, нежели отличительные признаки» географических объектов [Суперанская, 1969, с. 47]. Некоторые же названия даются по внешнему сходству с предметом (метафоричные названия), например, Дуулга ‘шлем, каска’, Жалавч ‘котелок’, гора Тулга с тремя камнями у подножия напоминает подпорку.
В разделе «Фауна» представлены лексемы, обозначающие диких, домашних животных и прочие виды фауны (Буур ‘верблюд’, Зур ‘козуля’, Согоо ‘самка изюбра’); а в разделе «Флора» - травы, кустарники и деревья (Ургамал ‘растение’, Заг ‘саксаул’, Цвмврлег ‘почка, бутон’). В части «Неживая природа» представлены такие поля, как «Металлы» (Алтан ‘золото’, Гуулин ‘латунь’, Цахир ‘кремний’) и «Природные явления» (Наран ‘солнце’, Уур ‘рассвет’).
Кроме географических терминов, в число обязательных топооснов входят лексемы, характеризующие объективную действительность: Аварга ‘гигант, исполин’, Дврвтжин ‘квадрат’, Твгрвг ‘круг’. Однако способностью характеризовать географический объект в большей степени обладают прилагательные, пере
33
ходящие в разряд топонимов. Как правило, в них отражаются следующие признаки:
а) цвет (Орог ‘серый’, Хек ‘синий’, Цоохор ‘пестрый’, Цэнхэр ‘светло-голубой’, Шарга ‘соловый’). Такие названия часто означают не просто тот или иной цвет, но и имеют дополнительные нецветовые значения;
б) размер (Дэлгэр ‘просторный’, Уужим, вргт ‘широкий’);
в) характер рельефа (Тонхол ‘бугристый, кочковатый’, Тэгш ‘ровный’, Ухмал ‘выкопанный’, Хмдлвн ‘поперечный’);
г) другие характеристики (Аргатпай ‘ловкий, находчивый’, Бэрх ‘трудный’, Гашуун ‘горький’, Зевпвн ‘мягкий, нежный’, Двтввн, Налгар, Номгон ‘спокойный’, Халзан ‘лысый’, Хвгшин ‘старый’, Хунгуй ‘безлюдный’).
Здесь необходимо отметить, что подобные названия не подвергаются полной субстантивации, поскольку они всегда ассоциируются со своим родовым определяемым (река, гора и т. д.) и должны скорее расцениваться не как субстантивированные прилагательные, а как эллиптированные определительные фразы типа Халзан уул ‘лысая гора’. В эллиптированных названиях атрибутивная часть принимает на себя функции выделения объекта из его окружения и разграничения от подобных объектов.
В монгольской топонимии широко распространены именования, представляющие собой относительные прилагательные, образованные посредством словообразовательного аффикса -т! - тай от именных основ (Буянт ‘добродетельный’, Дуут ‘звучный’, Жаргалант ‘счастливый’, Мест ‘ледяной’, Хужирт ‘солончаковый’).
Кроме того, способностью переходить в разряд топонимов обладают формы причастий, как правило, причастий настоя- ще-будущего времени, указывающих на то, что действие, обозначенное апеллятивом, будет реализовано в будущем: Бадрах ‘процветать, развиваться’, Дэлгэрэх ‘распространяться’, Мандах ‘расцветать, расти’, Налайх ‘быть спокойным, добродушным’, Сайж- рах ‘улучшаться’, Тувшруулэх ‘успокаивать, упорядочивать’,
34
Ямаалах ‘охотиться на коз’. По мотивации все названия, за исключением последнего, можно отнести к пожелательным, так называемым футуронимам (от лат. /Шигит ‘будущее’). Ср. в русском языке названия сел Счастливое, Благодатное, Богатовка. Что касается функционирования причастных форм в русской топонимии, то лишь иногда встречаются относительно новые названия поселков, образованные от причастий: Бушующий, Ревущий, Гремящий. Ср. названия физико-географических объектов Ревущий грот, Гремячий ключ, где имеется существительное грот, ключ, придающее этим названиям-фразам устойчивость и субстантивность.
Возможность употребления инфинитных глагольных форм в роли топонимов, несомненно, продиктована тем, что одной из основных синтаксических функций причастий в монгольском языке выступает определение. Причастные формы могли выполнять роль определения к эллиптированному компоненту некогда сложного имени (географическому термину): например, Мандах сум ‘сомон, который будет расцветать’, Ямаалах уул ‘гора, на которой охотятся на коз’ и т. д. Часть из них, возможно, возникла по уже существующей модели.
Нам встретились всего три апеллятивные основы, представленные числительными: Долоон ‘семь’, Двч ‘сорок’ и Тавин ‘пятьдесят’. Относительно числительных, выступающих в роли имен собственных, А.В. Суперанская отмечает, что они меняют свою понятийную соотнесенность и становятся индивидуализирующими знаками для выделения различных типов объектов [Суперанская, 1973, с. 196]. Таким образом, происхождение подобных названий может быть связано с количественной характеристикой местных географических реалий, однако не исключается факт трансонимизации - перехода названия родов в топонимы. Так, М. Н. Мельхеев связывает возникновение бурятского ойконима Дурбэн в Кяхтинском районе с названием племени дурбэн, известного по источникам ХШ-Х1У вв. [Мельхеев, 1969, с. 74].
35
И, наконец, в данном разделе хотелось бы отметить такое явление, как онимизация грамматической формы апеллятива, точнее формы множественного числа апеллятива. В ономастической литературе такое явление обозначается специальным термином плюрализация. В апеллятивной лексике монгольского языка нет слов категории рЫгаИа Шгйит. Однако апеллятивы в форме множественного числа имеют свойство переходить в разряд имен собственных. В процессе онимизации они утрачивают способность употребляться в единственном числе.
Географические названия такого типа не носят в монгольской топонимике системного характера. «Плюрализация в бурятской топонимии имеет место в случаях, когда в наличии соответствие множественности предметов, то есть топонимизируется форма множественного числа апеллятива. И хотя формально флексия множественного числа не меняется, данную форму следует отнести к топонимам р1игаИа 1ап1ит. Исходя из соответствия названий р1игаИа 1апШт конкретным реалиям, возможно предположить, что бытование топонимов данного типа свойственно бурятской топонимии» [Шулунова, 1995, с. 132].
В нашем материале встречаются единичные топонимические образования с аффиксом множественного числа -д. Например, оронимы Матад ‘крокодилы’, Бурхад ‘боги, божества’, ой- коним Мщрзад ‘солончаки’, бур. Хадайн Убэгэд ‘старцы гор’ (так раньше называли небольшие горы и холмы с сосновым лесом, заметно выделяющиеся на фоне рельефа местности). Возможно, это связано с тем, что топонимы, как и все другие разряды имен собственных, обозначают конкретные, единственные в своем роде объекты.
Среди бурятских названий встречаются топонимы, образованные при помощи аффикса множественного числа русского языка: Жидоты от жодоото ‘пихтовый’, Моготы от могойтой ‘змеиный’, Шалуты от шулуута ‘каменистый’, Яматы от ямаа- тай ‘с козами’. Возможно, такое оформление бурятских основ диктуется фонетической общностью аффикса множественного
36
числа -ы русского языка и монгольского (бурятского) аффикса обладания -тай.
Следует отметить, что путем плюрализации личные имена не образуются. Нам встретился лишь один антропоним, представляющий собой словосочетание с главным компонентом - существительным в форме множественного числа: Шинэ-Уйлс ‘новые дела’. На наш взгляд, причина непродуктивности плюрализации заключается в том, что антропоним относится не к множеству, а к конкретному индивиду. Если в топонимии можно объединить несколько географических объектов одним именем, то в ан- тропонимии денотат строго определен.
§2. Онимизация онимовОдним из способов образования простых онимов можно
считать процесс трансонимизации - перехода онимов из одного ономастического разряда в другой. Бесформенный перенос названий представляет собой способ словообразования, поскольку при нем происходит смена соотнесенности онима к обозначаемым объектам, и от новообразования формируется онимическое гнездо. Как отмечает А. Г. Митрошкина, трансонимизация обеспечивает реализацию общеизвестного закона экономии языковых средств [1997, с. 121].
АнтропонимыСреди личных имен встречаются образования, относя
щиеся к таким ономастическим разрядам, как топонимы, космо- нимы, этнонимы, генонимы. Личные имена, образованные от топонимов, в большинстве своем указывают на место рождения денотата или его родителей. Можно выделить имена, омонимичные оронимам: Алтай, Архангай, Баянзурх, Саян, Сумбэр, Хангай; имена, омонимичные гидронимам: Туул, Онон, Орхон, Сэлэнгэ, Тамир, Хануй, Хевсгвл, Хэрлэн, Чулуут и имена, омонимичные ой- конимам: Арвайхээр, Бээжин, Мерен, Хандгайт. Как видно, среди
37
подобных именований встречаются составные топонимы, сложившиеся еще на до-антропонимическом уровне.
Интересный пример наречения детей по месту рождения приводит Ж. Сэржээ. В семье, проживающей в Тосонцэнгэль- ском сомоне Хубсугульского аймака, пятеро детей последовательно названы Тосон, Цэнгэл, Сум,Хевсгвп,Аймаг [Сэржээ, 1992, с. 44]. Как видно, сложный топоним разбит на два компонента и в качестве имен использованы не только топонимы, но и номенклатурные термины (сомон, аймак). Это, на наш взгляд, свидетельствует о первоначальном намерении родителей иметь не менее пятерых детей.
В названиях космических объектов ярко отражаются религиозные и мифологические представления, быт и обычаи народов. Космонимия раскрывается как драгоценный источник данных о происхождении народов и их языков, их представлении о мироздании, их взаимосвязях и миграциях [Никонов, 1980, с. 259]. Согласно представлениям древних монголов, небо — стержень Мироздания, символ вселенской гармонии и порядка. Небо считалось источником жизни. С точки зрения мифологического мышления звезды были объектами поклонения, к ним обращались с молитвенными словами. В связи с этим в монгольском ан- тропонимиконе широко представлены откосмонимические именования: Цолмон ‘Венера’, Буд ‘Меркурий’, Мичид ‘Плеяды, Стожары’ 'й пр. Кроме того, как отмечалось выше, имена, омонимичные космонимам, могут носить ситуативный характер и указывать на тот день недели, когда родился ребенок: Даваа, Ням и пр.
Взаимопроникновение названий различных этносов, родов и личных имен общеизвестно. Между этнонимами и личными именами существует двусторонняя связь. Антропонимы, образованные от структурных единиц от племени и выше, зачастую свидетельствуют об этнических связях монголов с другими народами (Манж ‘манчжур’, Орос ‘русский’, Сопонгос ‘кореец’, Тввд ‘тибетец’, Чантуу ‘узбек’, Хасаг ‘казах’, Хяргас ‘киргиз’, Хятад ‘китаец’ и т. д.). Наращение этнонима другими антропонимиче-
38
скими корнями или аффиксами типа -ай, -бай, -хай и т.д. является определенным этапом в процессе перехода этнонимов в разряд антропонимов.
Традиция употребления родовых названий в качестве антропонимов связана с тем фактом, что на каком-то этапе родового объединения этническое и личное имена не различались (ср. имена Баяд ‘байт’, Мянгад ‘мингат’, втд ‘элёт’, Тангад ‘тангут’). По этому поводу любопытны суждения Льюиса Г. Моргана: «Индейские личные имена обычно указывают род индивида лицам других родов того же племени. Как правило, каждый род имел личные имена, которые составляли его исключительную собственность и как таковые могли употребляться другими родами того же племени. Эти имена либо прямо по своему значению указывали на род, которому они принадлежали, либо были в качестве таковых общеизвестны» [Льюис, 1934, с. 47].
В большинстве случаев род или родовое подразделение получали свое название от имени своего родоначальника. Родовым именем мог быть выделен и представитель рода, попавший в инородную среду. Этот мотив также имеет место при имянаречении денотата.
Необходимо отметить, что этнонимы и генонимы, на протяжении долгого времени употребляясь в качестве личных имен, стали утрачивать свое этническое содержание и постепенно превращались в собственно антропонимы. Подобные именования, функционирующие в современном именнике, как правило, не определяют этнического происхождения носителя.
То же можно сказать и об именах, возникших от теонимов и мифонимов, например, Хурмастп, бур. Гэсэр, Аламжи, калм. Джангар, Мингиян, Савр и пр. Изначально эти антропонимы носили пожелательный характер. Эта категория имен тесно связана с меморативнымй именованиями, которые даются в честь знаменитых людей или просто родственников, знакомых, друзей. В настоящее время, по утверждению В.В. Денисовой, «в таких случаях играет роль фактор распространенности имени. Так, популярные бурятские имена Доржи, Тимур и Чингис сейчас вряд будут
39
ассоциироваться именно с Доржи Башаровым, Тамерланом и Чингисханом — они утратили прямую аналогию со своими знаменитыми денотатами и перешли в узус имянаречения» [Денисова, 2004, с. 92].
Как отмечает А. А. Лазарева, в китайском антропоними- коне не встречаются имена-меморативы в честь родственников, что связано с обычаем табуирования этих имен [Лазарева, 1999, с. 10].
В данном разделе необходимо остановиться на таком явлении, как онимизация фонетических вариантов онимов (антропонимов), посредством которого и образуется обширная группа табуированных имен в монгольских языках. При описании данных имен мы опирались на труды таких исследователей, как Г. С. Биткеева, Т. Ж. Жанузаков, А. Г. Митрошкина, М. У. Монраев, Г. Рамстедт, Ч. Содном.
Традиция табуирования имен родственников мужа распространена у многих тюркских, монгольских народов, в частности, у казахов, калмыков, бурят, монголов. Как пишет Г. С. Биткеева, табуирование — это отражение социальных явлений, связанных с выработанными веками этическими нормами поведения и отношениями людей в обществе, быту, с понятиями приличия и уважения старших [Биткеева, 1976, с. 204]. В этой социальной традрщииЗнаходят отражение некоторые законы фонетики, имеющие место в истории формирования языка.
На рассмотренном материале мы обнаружили такие фонетические явления, как чередование согласных звуков, диэреза и протеза. Инициальные согласные чаще всего заменяются губным согласным м или среднеязычным й, например: монг. Бух - Мух, Даш — Маш, кал м. ЖирЬл — Миркл, кэрэ - Мэрэ; ср. казах. Турсын- Мурсын [Джанузаков, 1971, с. 102]. Бур. Баяр-Яяр, Бот —Ят, Вампил - Ямпил, Гоншог - Ёншог, Жаб - Яб, Митэб — Етэб, Намжал - Ямжал, Содбо - Ёдбо, Шаруу - Яруу.
Следует отметить, что замена инициальных согласных на м характерна и для апеллятивной лексики, в которой выделяются так называемые парные слова типа: жимс-мимс, жолоо-молоо,
40
ус-му с, хоол-моол, уул-муул. В подобных образованиях второй компонент представляет собой фонетическую модификацию первого и не имеет собственного значения. Г. Ц. Пюрбеев по видам семантических отношений и морфологическим признакам относит эти парные слова к группе псевдопарных слов, создающих обобщенно-собирательное значение. Они указывают на некую множественность, отмечается также негативная коннотация: слова эти имеют снисходительно-пренебрежительный оттенок [Пюрбеев, 1984, с. 72].
Несмотря на то, что в апеллятивной лексике подобное чередование придает всему сочетанию оттенок неопределенной множественности и некоторой иронии или презрения (дарга-мар- га ‘начальничек’, захиа-махиа ‘письмишко’), а в проприальной лексике это чередование используется для образования табуированных имен, можно утверждать, что в антропонимии проявляются общие фонетические законы монгольских языков. Однако необходимо заметить, что те или иные имена также могут сопровождаться модифицированным компонентом и иметь значение собирательной множественности с оттенком пренебрежения: Дорж-Морж ‘Дорж и другие’.
Чередование инициальных согласных и среднеязычной й, на наш взгляд, продиктовано тенденцией ослабления артикуляции, имевшей место в ряде говоров бурятского языка: жаргал - йаргал, жил - йил, жаран — йорон. Реже происходит замена инициальных согласных на н, т или к (в бурятских именах): Зандан- Нандан, Бабана — Табана, Сэгээн - Тэгээн, калм. Пюрвэ - Турвэ\ бур. Сэрэн - Нэрэн.
Кроме того, чередованию подвергаются срединные (Мэлэ- хэй - Мэнхээ, Нагаслай - Нагатлай) и конечные согласные (Хал- тар - Халтан, Шаргал - Шаргай). Как видно из примеров, замена звуков на согласные м, й возможна лишь в начальной позиции.
Примечательно, что в современном бурятском антропони- миконе встречаются женские имена, возникшие путем чередования срединных гласных: Сэржэна / Саржана, Сурэна / Сурана,
41
Оюна / Аюна и т.д. Подобные имена, на наш взгляд, связаны с «переходом при выборе имен на определенном этапе развития народа от обусловленности их прямым значением в область ассоциаций и символических образов: звуковых, смысловых и подсознательных» [Денисова, 2004, с. 35].
К одному из приемов фонетического способа образования личных имен от антропонимов относится диэреза, т.е. выпадение, опущение звуков:
а) выпадение инициальных согласных (аферезис): Байн — Айн ‘богатый’ (калм.); Гомбо - Омбо (монг.), Лхасаран -Асаран (бур.).
б) выпадение срединных звуков и слогов (синкопа): Цы- ремпил - Цымпил (бур.), Дашидондог -Даадондог (монг.).
в) выпадение конечных звуков и слогов (апокопа): Долгор -Д ол (монг.).
М. У. Монраев отмечает, что путем выпадения конечных звуков в калмыцком языке образуется ряд женских антропонимов от апеллятивных основ. В таких случаях, как правило, выпа- дается финальный неустойчивый согласный -н, реже другие согласные: Иунжа от Иунжан ‘трехгодовалая, трехлетняя’, куча от кучн ‘тридцать’, Занда от зандн ‘сандал’, Двчв от дечн ‘сорок’, Мече от мет ‘обезьяна’, Арша от аршан ‘божественный напиток, нектар’^/а&э от ггтэн ‘светлый’, Мегэ от мегэш ‘тощий, худой’ [Монраев, 1999, с. 24]. На материале монгольского языка антропонимов, образованных фонетическим способом от апеллятивов, нами не обнаружено.
И, наконец, в роли единственного протетического инициального звука выступает среднеязычный согласный й: Арья - Ярья, Абида - Ябида, Арагшаа - Ярагшаа, Улзытэ - Юлзытэ (бур.). Высокую частотность й в роли субститута согласных, а также как протетического согласного А.Г. Митрошкина объясняет тем, что слова с й в абсолютном начале в монгольских языках представлены в весьма незначительном количестве, что исключает возможность образования имен, омонимичным апеллятивам [Митрошкина, 1987, с. 60].
42
Изучение фонетических законов, выявление исторической закономерности в фонетических изменениях, проявляющихся на уровне антропонимии монгольских языков, не только способствуют разъяснению некоторых аспектов истории развития словообразовательной системы монгольских языков, но и имеют большое значение для выяснения лексических и морфологических свойств языковых единиц.
ТопонимыНеобходимо отметить, что антропотопонимы — географи
ческие названия от личных имен - не нашли столь широкого применения в монгольском ономастиконе. Такие именования относятся к категории меморативных имен или имен-посвящений, данных в память о ком-либо, например, в честь выдающихся деятелей: монгольские ойконимы Сухбаатар, Чойбалсан, ороним Чингэс уул. Принято считать, что в предыдущие эпохи не принято было называть города в честь знаменитых людей.
В древние времена на Руси город мог быть назван по личному имени какого-либо князя, во владении которого он находился, например, Владимир. Сельские поселения именовались по именам и прозвищам первопоселенцев (Петрово, Волково). В русском языке особенно часто такие названия встречаются в физической географии, где они именуют отдаленные и труднодоступные объекты. Это названия в честь путешественников, открывших или изучивших данную местность: Магелланов пролив, остров Воронина.
Как свидетельствуют административные названия старой Монголии, раньше личные имена ханов становились основами для названий аймаков, которыми они владели: Цэгрн хан аймаг ‘аймак Цэцэн-хана’, Тушээт хан аймаг ‘аймак Тушэту-хана’, Сайн ноён хан аймаг ‘аймак Сайн-Нойон-хана’. То же касается и названий хошунов: Цэцэн вангийн хошуу ‘хошун Цэцэн-вана’, Баатар бээлийн хошуу ‘хошун Батор-бэйла’, Ачит бээсийн хошуу ‘хошун Ачиту-бэйса’, Ахай гуний хошуу ‘хошун Ахай-гуна’, Ял- гуусан хутагтын хошуу ‘хошун Ялгусан-хутугта’. Зд. ван - пер
43
вая степень княжеского достоинства, бейле — вторая степень, бей- се - третья степень и, наконец, гун - четвертая степень княжеского достоинства. Хутугта является высшим саном буддийского духовенства.
Ныне же среди названий аймаков встречается лишь один антропоним Сухбаатар, остальные именования в основном даны по находящимся в районе географическим реалиям. Среди них оторонимические названия: Архангай аймаг ‘Ара-Хангайский аймак’, Баянхонгор аймаг ‘Баян-Хонгорский аймак’, Говъ-Алтай аймаг Тоби-Алтайский аймак’, Хэнтэй аймаг ‘Хэнтэйский аймак’; отпотамонимические названия: Орхон аймаг ‘Орхонский аймак’, Сэлэнгэ аймаг ‘Селенгинский аймак’; отлимнонимиче- ские названия: Уве аймаг ‘Убсунурский аймак’, Хввсгвл аймаг ‘Хубсугульский аймак’.
Следует подчеркнуть, что способ номинации монгольских ойконимов, хоронимов по находящимся поблизости орони- мам или гидронимам является ведущим способом объективирования номинационного признака на уровне языковой структуры. Относительно этого Н. Л. Жуковская пишет: «Горы были главными ориентирами на местности как в географическом, так и в сакральном смысле. В географическом плане они выступали тем центром, вокруг которого создавалась микротопонимия конкретно^ территории. В сакральном - имя духа главной горы, а чаще» его эпитеты-заменители становились названием всей родовой, а позднее и административной территории. Таковы, например, Хан-Хэнтэй-уул аймак, Хан-Тайшир-уул аймак, Богдо-хан-уул аймак и др. по данным 1921 г., из 67 хошунов страны 56 назывались по имени почитаемых гор и только три по названиям рек» [Кочевники..., 2002, с. 28].
Генотопонимы в большинстве случаев напрямую свидетельствуют о месте обитания рода в прошлом: монг. Даръганга, Мянгад, Хяргас, Хуурч, Халбан, Бодонч, бур. Алагуй, Бурлай. Как отмечает А.В. Суперанская, при отсутствии словарей родовых имен и недостаточной изученности последних анализ генотопо- нимов доставляет значительные трудности, поскольку многие ис
44
следователи ложно ориентируются на приблизительно созвучные им имена нарицательные, нередко противоречащие именуемым реалиям [Суперанская, 1985, с. 94].
В целом, анализ номинационной значимости различных групп уже функционирующих онимов при именовании новых объектов должен быть направлен на выяснение того, какие компоненты содержательной структуры имен собственных оказываются актуализированными, какие классы объектов именуются подобным образом чаще, а какие реже, есть ли объекты, которые не именуются именами собственными и каким образом это связано с характером номинационного признака.
45
ГЛАВА 2. ОБРАЗОВАНИЕ ПРОИЗВОДНЫХ
И СЛОЖНЫХ ОНИМОВИсследование деривативного образования онимов, преж
де всего, требует дифференцированного подхода к решению этимологических задач. В структурно-словообразовательном отношении онимы могут быть сгруппированы в два разряда: 1) имена доономастической деривации - структуры, образованные семантическим способом от полностью оформленных еще на доонома- стическом уровне производящих основ путем семантической трансформации; 2) имена ономастической деривации.
Потому при анализе онимических формантов представляется необходимым выяснить, в каких случаях происходит онимизация производных апеллятивов, а в каких случаях аффиксация. Из существующих на данное время исследований по ономастике видно, что зачастую к онимическим формантам причисляют такие аффиксы, которые не имеют непосредственного отношения к образованию собственных имен монгольских языков.
§1. АФФИКСАЦИЯ АПЕЛЛЯТИВОВКак известно, суть механизма аффиксации состоит в при
соединении словообразовательных аффиксов к производящей основе, при этом в апеллятивной лексике производная основа приобретает иное категориально-грамматическое и лексическое значение. В сфере же проприальной деривации наблюдаются изменения совершенно иного порядка. С точки зрения синхронии производные онимы легко распадаются на основу и аффикс. Ан- тропо- и топоформанты, присоединяясь к апеллятивной основе, призваны транспонировать ее в разряд имен собственных. Их особенностью в проприальной системе является специфика ориентации аффикса. Если в апеллятиве значение аффикса ориентировано на понятие, выражаемое основой слова, то в ониме значе
46
ние аффикса ориентировано не на основу слова, а на предмет, обозначаемый данным онимом.
При этом под производящей основой онима понимается признак представления референта, который является содержанием внутренней формы и выступает компонентом содержательной структуры слова. В семантике имени собственного возникает два семантических центра, связанных между собой опосредованно, через обозначаемый географический объект. Как отмечает А. А. Бонюхов, «относительная самостоятельность значения аффиксов позволяет присоединить аффикс к семантически «пустым» основам (субстратным онимам)» [Бонюхов, 1976, с. 203]. Описание же ономастической картины мира в различных ее проявлениях невозможно без уяснения того, какие содержательные компоненты апеллятивного слова определяют его номинационную значимость или незначимость в сфере проприальной номинации.
При словообразовательной классификации производных онимов, равно как и апеллятивов, принято пользоваться термином модель. Н. А. Янко-Триницкая под моделью понимает «структурную схему производных слов с указанием аффиксов и категориальной характеристикой производящей основы», а под образцом - «структурную схему производных слов с указанием аффиксов, а также семантики производящей основы» [Янко-Триницкая, 1963, с. 85-86].
По утверждению А. В. Суперанской, эта закономерность, описанная Н. А. Янко-Триницкой на материале имен нарицательных, справедлива и для собственных имен. Но в связи с ослаб- ленностью семантики эпонима понятия модель и образец будут отличаться в ономастике различной степенью точности и детализации категориальной характеристики производящей основы [Суперанская, 1969, с. 55].
Таким образом, в качестве ономастических формантов выделяем те словообразовательные аффиксы, которые соотносят апеллятивную основу с конкретным денотатом. В данном параграфе мы попытались выявить максимальное количество ономастических формантов монгольского языка, образующих личные
47
имена и географические названия от разных производящих основ.
АнтропонимыПрежде всего, следует подчеркнуть, что в настоящее вре
мя модели производных личных имен практически утратили свою продуктивность. Сокращение количества личных имен, оформленных антропонимическими аффиксами, как в монгольской, так и в бурятской антропонимии, продиктовано тенденцией к отказу от имен с прозрачной семантикой. Кроме того, в настоящее время отдается предпочтение именам с отвлеченным значением, которые в основном встречаются в форме основы. Значительное же количество производных антропонимов было образовано в монгольских языках в предыдущие эпохи, ныне же можно лишь разложить эти модели и, за редким исключением, нельзя вновь ими воспользоваться.
Однако материалы исследований монгольской антропонимики Ж. Сэржээ, Ч. Соднома и др., свидетельствуют о том, что на определенном этапе развития монгольская антропонимия обладала богатым арсеналом специальных ономастических формантов, которые скорее являлись принадлежностью одноосновных имен, нежели двухосновных. Как отмечает Ж. Сэржээ, в «Сокровенном сказании монголов» простые производные имена составляют 17% от общего числа антропонимов. Следует помнить, что аффиксы, образующие личные имена людей, сформировались, видимо, еще в недрах алтайской языковой общности и к их генезису следует подходить не с позиции грамматических форм современных монгольских языков, а учитывая архаичные морфологические формы на алтайском уровне.
В нашем исследовании рассмотрены антропоформанты, образующие личные имена от основ существительных, образных слов, прилагательных, реже числительных и глаголов. Перечень аффиксов дан в алфавитном порядке.
Образование антропонимов от субстантивных основ
48
1) аффикс -аа! -ээ/ -оо/ -вег. Гвлгве от гвлвг ‘щенок’, Даагаа от дааган ‘годовалый жеребенок’, Орсоо от орос ‘русский’, Мевмвв от мет ‘грудь, молочная железа’, впмвв от тем ‘стопа’, Ормвв от ерш ‘пенка’, Соёлоо от соёл ‘культура’, Цолоо от цол ‘звание, чин; ода, хвалебная песня’, калм. Айса от айс ‘мелодия’, Гиичэ от гиич ‘гостья’, Шикрэ от шикр ‘сахар’, Мигмара от миг- мар ‘вторник’. Некоторые исследователи склонны считать этот формант аффиксом звательного падежа, что, несомненно, подчеркивает апеллятивную функцию антропонимов. При помощи него образуются разговорные варианты сложных двухосновных имен, например Энхээ от Энхтайван.
Кроме того, посредством данного аффикса образуются ласкательные формы личных имен. Они, как правило, образуются от первого слова имени, причем при открытом слоге гласный удлиняется, и появляется соединительный звук й, дающий аллофоны -яа, -еэ, -ёо, например: Нацаг — Нааяа, Цэрэн - Цээеэ и т.д. Выбор суффикса определяется эвфоническими причинами, при этом считается нежелательным употребление омонимов, и устраняются комические ассоциации с другими словами.
2) аффикс -бай: Ашибай от ач ‘внук; милость, благодеяние’, Булбай от бул ‘каменный каток, молотило’; бур. Олзобой от олзо ‘находка’.
3) аффикс -гай: Бумбагай от бумба ‘ваза, сосуд; курган’, Зулзагай от зулзага(н) ‘детеныш, птенец’, Ноосгой от ноос ‘шерсть’, бур. Тулагай от тула ‘таймень’, Унагай отунага(н) ‘жеребенок’;
4) аффикс -дай: Аавдай от аав ‘отец’, Аюудай от аюу ‘медведь’, Мтгтдэй от мтгм ‘серебро’, Сувээдэй от сувээ ‘боковая часть грудной клетки’, бур. Эшэгээдэй от эгиэгэн ‘козленок’.
Антропонимы, оформленные этим формантом, широко представлены в памятниках книжной культуры монгольских народов XIII в., в том числе в. «Сокровенном сказании монголов»: Адархидай, Боржигидай, Бэлгунутэй, Зурчидай, Мангуудай, Ноё- гидай, Уруудай, Элжгэдэй и т. д. Как справедливо полагает большинство исследователей этого произведения, названия монголь
49
ских родов произошли от имен родоначальников (Л. Бэшэ, Н. Н. Поппе, Ч. Содном, Ж. Темерцэрэн). В частности, Ч. Содном пишет: «Имя предводителя рода становилось именем всего рода. Об этом свидетельствует «Сокровенное сказание монголов», а также ранние китайские исторические сутры» [Содном, 1964, с. 30]. Н.Н. Поппе выделяет в антропонимах аффикс -дай/-дэй: Ил- жиг+дэй, Зурчи+дэй. Л. Бэшэ считает, что в именах Бэлгунутэй, Бугунутэй представлен аффикс -нутэй от тюрк, бэлгу ‘признак’,
‘умный’.Представляет определенный интерес мнение Ж. Сэржээ,
который утверждает, что некоторые имена предводителей или представителей родов указывают на принадлежность определенному роду. Автор разложил аффикс -дай на два компонента: показатель множественного числа -д и формант родительного падежа -ай. Таким образом, личное имя Бааридай исследователь предлагает переводить как ‘принадлежащий роду баарид\ Зурчи- дэй ‘принадлежащий роду зурчид'. В целом автор насчитывает около двадцати подобных имен [Сэржээ, 1999, с. 9-16]. С этим мнением трудно согласиться, поскольку в древнем и средневековом монгольском языке аффикс родительного падежа имел формы -ип / -йп, --ут, -п, и лишь в современном бурятском языке он развился в вариант -ай / -эй.
,По*чутверждению М. У. Монраева, настоящий суффикс привносит в калмыцкие имена значение «обладающий таким-то свойством»: Бахада ‘страстный’ от баха ‘удовольствие, блаженство’, Мууда ‘плохиш’ отмуу ‘плохой’ [Монраев, 1999, с. 25].
5) аффикс -зай: Анзай от ан ‘зверь’, Дайнзай от дайн ‘война’, Луузай отлуу ‘дракон’;
6) аффикс -лай'. Бахлай от баха ‘лягушка’, Бумбалай от бумба ‘кувшин’, Зугаалай от зугаа ‘развлечение, забава’, бур. Да- аглай от дааг(ан) ‘двухлетний жеребенок’, Нагаслай от нагаса ‘родные по матери’, Хубилай отхуби ‘судьба’;
7) аффикс -май\ Аралмай от арал ‘оглобля’, бур. Ахамай от аха ‘брат’;
50
8) аффикс -пай: Адуунай от адуу(н) ‘табун’, Ажинай от ажаа ‘батюшка; тетя’, бур. Будаанай от будаа ‘ячмень’, Булга- най от булга(н) ‘соболь’, Булсуунай от булсуу ‘наконечник’, Тар- шаанай от таршааг ‘кузнечик’, Хурганай отхурга(н) ‘ягненок’;
9) аффикс -сай: Живсэй от жив ‘хитрость, уловка’, Бавуу- сай от тиб. бавуу ‘богатырь, герой’, Нямуусай от тиб. ням ‘воскресенье; Солнце’, бур. Ухансай от ухна ‘козел’, Хонисой от хо- ни(н) ‘овца’.
10) аффикс -т / -тай: Гэзэгт ‘с косой’, Жимстэй ‘с ягодами’, Майтай ‘с маем’, Манцуйт ‘в пеленках, в колыбели’, Морьт ‘с конем’, Мэнгэт ‘с родимым пятном’, Ноостой от ноос ‘шерсть’, Овоохойт от овоохой ‘лачуга, хижина’, Хехввтэй от хвхвв ‘кукушка’, Хузуут от хузуу ‘шея’. Отнесение указанных антропонимов к производным образованиям продиктовано тем обстоятельством, что значение аффикса соотносится не с основой слова, а с конкретным денотатом. Кроме того, в ряде случаев происходит аффиксация составных имен (Амсайт ‘с хорошим аппетитом’, Шаршилбэт ‘с желтой голенью’), в которых аффикс относится не к последнему компоненту, а ко всему сочетанию в целом.
11) аффикс -хай: Ачихай от ач ‘внук; милость’, Балтхай от балт ‘молот, кувалда’. Данный формант также служит для образования ласкательных форм личных имен: Гомбо - Гомбохай, Чулуун — Чулуухай.
12) аффикс -цай: Бтбвцэй от бембег ‘мячик’, Золцой от зол ‘счастье’;
13) аффикс -жин (Баяржин от баяр ‘радость’, Хишигжин от хишиг ‘счастье, благополучие’) образует в основном женские имена. Несомненно, это связано с тем, что он издревле служил для образования названий самок животных по возрастному признаку, представляя собой своеобразный показатель женского рода. Например, гунжин ‘трёхлетняя корова’ (ср. гунан ‘трехлетний бычок’), двнжин ‘четырехгодовалая (корова)’ (ср. дент ‘четырехгодовалый бык’).
51
Помимо вышеперечисленных формантов, в монгольском антропонимиконе существуют аффиксы (или полуаффиксы), восходящие к полнозначным словам, которые на данный момент утратили свое апеллятивное значение и функционируют лишь в роли антропоформантов, например, -маа, -цоо, бур. -жап/ -жаб. На материале топонимической лексики русского языка можно говорить о наличии подобных конечных элементов, которые при длительном использовании начали восприниматься как форманты: - град, -заводск, -город, -ноль. «Десемантизация происходит не в момент образования топонима, не в момент онимизации апеллятива, а в процессе употребления, как следствие этой онимизации, как воздействие системы имен» [Суперанская, 1969, с. 102].
В апеллятивной лексике монгольского языка также фактом остается существование таких языковых отрезков, которые, будучи связаны по своему происхождению с конкретной корневой основой и в силу этого предназначенные для выполнения функций слова, приобретают новые функции, начиная лишь модифицировать или уточнять значение другой корневой морфемы. Например, компонент зуй, выступавший ранее в роли корневой морфемы со значением ‘приличие, нравственный закон’, в составе сложных слов типа: авианзуй ‘фонетика’, аргазуй ‘методология’, газарзуй ‘география’, егуулбэрзуй ‘синтаксис’, хэлзуй ‘грамматика’ & настоящее время оказывается на правах морфемы аффиксальной. То же можно сказать и об элементе чанар ‘качество, свойство’ (жин чанар ‘весомость’, нийтлэг чанар ‘типичность’, нягт чанар ‘аккуратность’, соронзон чанар ‘магнетизм’).
15) Антропоформант -маа восходит к тибетскому слову ‘мать’ и присоединяется как к тибетским, так и монгольским основам: Аашмаа от ааш ‘поведение, характер’, Болормаа от болор ‘хрусталь’, врхмаа от врх ‘дом, двор, очаг’, Сойзмаа от сойз ‘щетка’. Ср. в бурятском языке Баярма, Гэрэлма, Сэсэгма и т.д.
16) Аффикс -цоо/ -соо/ -1{уу происходит от тибетского слова ‘озеро, море’. Подобно аффиксу -маа этот формант образует в основном женские имена: Бадмацоо, Бямбацоо, Дарисоо, Нима- цуу.
52
В калмыцких составных именах Доржарг (русское написание Дорджарыг), Санжарг (Санджарыг), Манжарг (Манджа- рык, Манджурак) второй компонент арг со значением ‘возможность, способ’ М. У. Монраев рассматривает как антропонимиче- ский суффикс. Как отмечает автор, это новообразование, произошло, по сути, на наших глазах [Монраев, 1999, с. 23].
Кроме того, исследователь выделяет еще один суффикс, восходящий к древнему слову ка ‘стража, телохранитель’. В прошлом нарицательные слова на -ка относились к военной терминологии. В именах Санка 'хороший телохранитель’, Ороска ‘русский телохранитель’, относящихся к Х1У-ХУ1 вв., формант -ка сохранял еще свою лексическую самостоятельность, а затем он превратился в суффикс, который в данное время имеет уменьшительно-ласкательное значение: Амка от ам ‘рот’, Аюка от аю ‘медведь’, Нарнка от нарн ‘солнце’. О том, что это слово раньше имело лексическое значение, свидетельствует его препозитивное употребление: Ка Манж ‘телохранитель послушник’. М.У. Монраев считает, что этот аффикс наиболее продуктивен и присоединяется к любому личному имени [Монраев, 1999, с. 28].
И, наконец, следует отметить, что в бурятской антропони- мии развился аффикс -а (Байна от баян ‘богатый’, Оюна от оюун ‘мудрый’, Сурэна от тиб. сурэн ‘хранитель’), который представляет собой дифференциальный признак женских имен, не встречающийся в монгольской антропонимике. Наличие аффикса -а в бурятском языке объясняется влиянием русского языка, а точнее грамматической категории рода.
Образование антропонимов от основ образных словКак упоминалось выше, образные слова активно участво
вали в процессе становления антропонимикона монгольских народов, формируя обширную категорию дескриптивных имен. Об этом свидетельствует тот факт, что апеллятивные основы 30% описанных А. Г. Митрошкиной производных имен восходят к изобразительным словам. В главе 1 были рассмотрены основы образных слов, функционирующие в качестве личных имен в
53
чистом виде. Однако образные основы наравне с субстантивными основами обладают богатым арсеналом антропообразующих формантов:
1) аффикс -аан: Жалжаан от жалж ‘нечто кривое, кривобокое’, Пирнаан от пирна ‘вздернутый’ (о носе), Мондоон от монд ‘нечто округлое’, бур. Даабаан ‘неуклюжий’, Даараан ‘большеротый’, Дальбаан ‘вислоухий’, Ёомоон ‘с овальным лицом’, Жэмэтхвт ‘с красивыми губами’, Нилсаан ‘сплюснутый’, Пилдаан ‘широколицый’;
2) аффикс -ай: Халчай от халч ‘нечто тонкое, легкое’, бур. Ирзай от ирз ‘оскаленный’ (о зубах); Онгой ‘раззява’, Тархай ‘пузатый’. В бурятской системе аффиксального антропообразования, в отличие от монгольской, этот формант присоединяется к основам существительных (.Аргай от арга ‘хитрость, уловка’, Бахай от Баха ‘лягушка’) и прилагательных (Шабгиарай от шабшар ‘ желтый-прежелтый’);
3) аффикс -бай: Оцбай от оц ‘нечто выступающее вперед’, Тадбай от глада ‘выпученный, навыкате’ (о глазах), бур. Тугусбэй от тугс ‘сутулый’;
4) аффикс -дай: Жабаадай ‘широколицый’, Жарбаа- дай ‘широкоротый’, Мондоодой ‘округлый’;
5) аффикс -зай: Урвазай от урва ‘вывернутый’ (о веках)
(Уу* аффикс -лай: Жомбоолой от жомб ‘нечто выпячивающееся, вытянутое’; Пахлай ‘коренастый’;
7) аффикс -май: Мархмай от марх ‘большой’ (о носе), Шодмой от шод ‘тонкий, короткий’ (о хвосте);
8) аффикс -май: Тумбинай от тумб ‘нечто округлое, выпуклое’, Могдооной ‘нечто куцее’, бур. Тарханай от тарха ‘нечто низкое, приземистое’;
9) аффикс -рай: Дэлдрэй от дэлд ‘нечто оттопыренное’;
10) аффикс -хай: Бмжввхий от бвнж ‘нечто округлое, шаровидное’, Бултээхэй от бултэ ‘нечто выпячивающееся, вы
54
дающееся’, Шовоохой от шов ‘нечто остроконечное, сдавленное’ (о голове);
11) аффикс -цай: Гувцэй от гув ‘нечто выпуклое, выпяченное’, бур. Мархансай, Тархансай, Ханхасай и пр.
В бурятском именнике зафиксированы образные имена, образованные посредством аффиксов: -аа (Онёо ‘узкоглазый’, Хунхвв ‘с впалыми глазами’), -аас (Таглаас ‘вислозадый’, Тэбхээс ‘квадратный’, Хабтпаас ‘с плоским лицом’, Хурхээс ‘раздувшийся’), -уу (Мархуу ‘носатый’), -хан (Матхан ‘выгнутый’), -хи (Мог- лоохи ‘горбоносый’), -саг (Тархансаг ‘карапуз’, Ханхасаг ‘впадина’), -уун (Мундуун ‘выпуклый’), а также аффикс -шха, заимствованных из формообразовательных средств русского языка (Мала- ашха ‘лысый’).
Образование антропонимов от адъективных основ1) аффикс -аа: Жижээ / Жижгээ ‘маленький’, Тввшвв
от тввш ‘тихий, спокойный’, Энхээ от энх ‘спокойный’;2) аффикс -бай: Батбай от бат ‘крепкий’, Ягаабай от
ягаан ‘розовый’;3) аффикс -гай: Амбагай от амбан ‘большой, круп
ный’;4) аффикс -дай: Бехдэй от бвх ‘крепкий’, Доголдой от
догол(он) ‘хромой’, Мвнхдэй от мвнх ‘вечный’, Оюудай от оюун ‘мудрый’, Харалдай от хар ‘черный’, Цагаадай от цагаан ‘белый’;
5) аффикс -жай: Хулжай от хул ‘саврасый’;6) аффикс -зай: Амарзай от амар ‘спокойный, благо
получный’, Боролзой от бор ‘серый’, Улаазай отулаан ‘красный’;7) аффикс -лай: Мухалай от муха ‘милый’, Сагаалай
от сагаан ‘белый’;8) аффикс -май: Халзаамай от халзан ‘лысый’, Хал-
тмай от халт ‘грязный’, Щармай от шар ‘желтый’;9) аффикс -най: Борной от бор ‘серый’, Тодной от
тод ‘отчетливый, ясный’;
55
10) * аффикс -рай: Баарай от баа(хан) ‘маленький’, Ха- туурай от хатуу ‘твердый’, Хуларай от хул ‘саврасый’;
11) аффикс -сай: Баасай от баа(хан) ‘маленький’;12) аффикс -хай: Боронхой от бор ‘серый’;13) аффикс -жин: Мтхжин от мвнх ‘вечный’, Энхжин
от энх ‘спокойный’.Как видно из примеров, набор антропообразующих
средств от основ прилагательных в целом совпадает с таковыми ̂от основ существительных и образных слов. Полуаффиксы -маа, -цуу также способны присоединяться к адъективным основам: Дэлгэрмаа от дэлгэр ‘обильный, благодатный’, Номгонмаа от номгон ‘спокойный’, Бапщуу от баш ‘крепкий’.
Образование антропонимов от других основПроизводные личные имена образуются от числительных
посредством формантов -дай (Зургаадай от зургаан ‘шесть’, Тумэндэй от тпумэн ‘десять тысяч’); -най (Зуунай от зуун ‘сто’, бур. Табинай от таби(н) ‘пятьдесят’, Хориной от хори ‘двадцать’); -рай (Саярай от сая ‘миллион’), -хай (Есухэй от ест ‘девять’) и -маа (Саямаа). В бурятском языке зафиксирован антропоним от нумеративной основы, оформленный аффиксом -а, о котором упоминалось выше: Юсуна от ст.п. монг.угтп ‘девять’.
Вербальные основы также способны принимать антропо- форманты: -май (Танимай от тани- ‘узнавать’); -хай (Мандахай от манд- ‘процветать’); -маа (Сайжирмаа от сайжра- ‘выздоравливать’). А. Г. Митрошкина приводит такие примеры бурятских имен, образованных от глагольных основ: Байдай от бай- ‘остаться’, Буляадай от буш- ‘побеждать’, Буудагай от бууда- ‘стрелять’, Буршалдхай от буршалда- ‘морщиться’, Торной от торо- ‘зацепиться, удержаться’, Тогтоон от тогто- ‘оставаться’ [Мит- ч рошкина, 1987, с. 107-128]. И, наконец, единственное именование от адвербиальной основы образовано при помощи аффикса - лай: Машлай отмаш ‘очень, весьма’.
56
Полагаем возможным отразить способность к образованию антропонимов всех перечисленных аффиксов в нижеследующей таблице:
Таблица 1№ аф
фиксот
основсущ.
от образных
основ
от основ
прил.
отосновчислит.
отосновглаг.
отосновнаречий
1 -аа + - + - - -2 -аан — + — — - -3 -ай — + — — — -4 -бай + + + - - -5 -гай + + - - -6 -дай + + + + - -7 -жай — — + - - -8 -зай + + + - - -9 -лай + + + — — +10 -май + + + - + -11 -най + + + + - -12 -рай — + + + - -13 -сай + — + - — -14 -тай + — — — — -15 -хай + + — + + -16 -цай + + — — - -17 -жин + — + - — -18 -маа — + + + —
19 -цуу + + - - -Таблица показывает, что категории имен существитель
ных и прилагательных обслуживает практически один и тот же набор аффиксов. Большинство из них применимо и к основам образных слов, за исключением полуаффиксов -маа и -цуу. Возможно, это связано с тем, что последние относятся к антропони- мическим формантам более позднего периода (времени распро
57
странения буддизма в монголоязычном ареале), а образные основы относятся к одним из наиболее древнейших пластов лексики монгольского языка. Кроме того, категория образных слов обладает специфическим формантом -аан, который не присоединяется к основам других частей речи.
Итак, рассмотрев деривативные средства антропообразования от различных производных основ, можно условно разделить их на три группы: 1) аффиксы, не имеющие аналогов в апе- лятивной лексике; 2) аффиксы, имеющие аналоги в апеллятивной лексике (-гай, -жин, -дай, -тай, -хай); 3) полуаффиксы (-маа, - цуу). Несомненно, первая группа формантов наиболее многочисленна. Примечательно, что звуковые комплексы этих аффиксов помимо общего для всех дифтонга содержат практически все согласные современного монгольского языка (б, ж, з, л, м, н, р, с,ч)-
Два аффикса второй группы -дай и -хай активно функционируют в сфере апеллятивного формообразования. Как известно, они выражают эмоционально-субъективные отношения к предметам или лицам и животным со значением уменьшительности и ласкательности, например: шувуухай ‘птичка’, дуудий ‘братишка’, вввгдий ‘старичок’. При присоединении таких аффиксов не образуется новое значение слова, а последнее лишь обретает ту или иную стилистическую окраску. Делимитативные аффиксы имеют свойство присоединяться не только к основам существительных, но и прилагательных, числительных, местоимений, в чем мы убедились и на примере проприальной аффиксации.
Фонетический облик аффиксов первой группы, оканчивающихся на дифтонг, их функциональное сходство с апеллятив- ными формообразующими формантами -хай и -дай, позволяют предположить, что они также несут в себе уменьшительно-ласкательные оттенки экспрессии.
Выделение аффиксов этой группы как особых антропонимических формантов также обосновывается их фактической неспособностью к слово- и формообразованию в апеллятивной сфере. Чрезвычайно редко они служат целям словообразования, на
пример: бвмций ‘клубочки (соплодие)’ от бввм ‘куча, комок, кипа’, дуранбай ‘подзорная труба, микроскоп’ от дуран ‘бинокль’, дэгдуулэй ‘попрыгунчик’ от дэгд- ‘взлетать, подниматься кверху’, хярууцай ‘маленький ястреб’ от хяруу ‘иней’, талбай / талмай ‘площадь’ от тал ‘степь’. Учитывая то, что эти форманты не образуют словообразовательных рядов в этой сфере, можно предположить, что субстантивы, приведенные в качестве примеров, возникли по аналогии с антропонимами. Здесь мы наблюдаем случаи, когда апеллятивной лексикой заимствуются средства проприального словообразования.
Следует отметить, что при выявлении словообразовательных морфем, функционирующих в рассматриваемом языке, возникают определенные трудности, продиктованные морфонологи- ческими особенностями языка. Как известно, в современном монгольском языке, так же как и в других языках мира, допускаются не все звукосочетания на границе морфем. В связи с этим в процессе образования производного слова соединяющиеся морфы стремятся к взаимному приспособлению. Проведенный анализ производных личных имен свидетельствует, что в проприальной аффиксации действуют те же приемы взаимоприспособления морфов, что и в апеллятивной лексике.
Одним из наиболее распространенных видов приспособления морфем является усечение производящей основы. В результате этого процесса при аффиксальном словообразовании конечный согласный производящей основы отсекается и не входит в производное слово. Цель усечений - устранить скопление согласных на морфемном шве, т.е. облегчить суффиксу, начинающемуся с согласного, присоединение к основе. Усечению в монгольском языке чаще подвергаются основы существительных и прилагательных, реже глаголов. Рассмотрим примеры на материале апеллятивной лексики: гэрэл ‘свет’ > гэрэ-вч ‘абажур’; янаг ‘друг; любовь’ > яна-лаг ‘дружественный, любимый’; ноён ‘князь, господин’ > ноёрхог ‘властолюбивый, высокомерный’; баян ‘богатый’ > баяжи- ‘богатеть’, сайн ‘хороший’ > сайжра- ‘улучшаться, повышаться в качестве’. В проприальной лексике
59
наблюдаются следующие примеры усечения производящих основ: бвмбвг ‘мячик’ > Бвмбвцэй, догол(о)н ‘хромой’ > Доголдой, улаан ‘красный’ > Улаазай, цагаан ‘белый’ > Цагаадай, ягаан ‘розовый’ > Ягаабай.
Следует отметить, что чаще всего наблюдается усечение конечного, переднеязычного -н. Как отмечает Т. А. Бертагаев: «Беглая фонема н в монгольских языках ведет себя весьма загадочно. Этот звук легко выпадает в части именных многосложных слов, являясь конечной согласной, или, как в современном монгольском языке, выпадает вместе с предшествующей гласной, или редуцируется, образуя новую основу морин>моръ и т.д.» [Бертагаев, 1974, с. 70].
Под интерфиксацией понимается появление незначимого (асемантического) элемента между двумя морфами, устраняющего сочетания фонем, запрещенных законами морфонологии или нетипичных для структуры слова [Земская, 1973, с. 113]. Этот прием противоположен усечению производящей основы: при интерфиксации происходит расширение, увеличение производящей основы, а при усечении - ее сокращение.
Во многих исследованиях по монгольскому словообразованию выделяются так называемые сложные (комбинированные, производные) аффиксы, интерфиксы же, как особые структурные элементьурлова, не выделяются. Однако наряду с производными аффиксами могут встречаться комплексы интерфикса и простого аффикса. Если значение так называемого производного аффикса совпадает со значением простого аффикса, входящего с в его состав (ср. -ааръ (наряду с -ръ), -аахай, -уухай (наряду с -хай), -ууч (наряду с -ч), -мсаг (наряду с -саг)), то здесь мы имеем дело с объединением интерфикса и простого аффикса. Если же весь комплекс имеет специфическое значение, то это - производный аффикс.
В современном монгольском языке в качестве интерфикса могут выступать как гласные, так и согласные (в основном -г- - л). Вокалические интерфиксы представлены в первую очередь различными соединительными гласными, возникающими на фа-
60
нице морфем по законам морфонологии. «Закономерностью интервокальной системы бурятского языка является наличие двухфонемных консонантных сочетаний. Вероятно, вокальное окружение — наиболее благоприятная позиция для сочетания согласных, поэтому не случайно все «неудобопроизносимые» сочетания видоизменяются за счет развития протетического и эпентетического гласных» [Бухаева, 89, с. 37].
Интерфикс -а- возникает после основ твердого ряда на согласный: зудархаг [зуд-(а)-рхаг\ ‘с преобладанием гололедицы’ (-э-, -о-, -в- в соответствии с законами сингармонизма), интерфикс -и- после основ, оканчивающихся на мягкий согласный: то- лигор [тол’-(и)-гор] ‘гладкий, плоский, блестящий’ от образной основы толь ‘нечто блестящее, плоское’.
Кроме того, очень ярко проявляют себя в качестве интерфиксов и долгие гласные аа, ээ, оо, вв, уу, уу. Например, гагн-(аа)- с ‘спайка’, дэгд-(ээ)-хий ‘птенец’, тогл-(оо)-м ‘игрушка’, ман- (уу)-хай ‘пугало’, малт-(уу)-ш ‘ископаемое’, донш-(уу)-чла ‘бродить без дела’, олз-(уу)-рха ‘радоваться находке, добыче’. Эти интерфиксы активно проявляют себя в сфере проприального словообразования, особенно при образовании имен от образных основ: Булт-(ээ)-хэй, Жомб-(оо)-лой, Ням-(уу)-сай, Халз-(аа)-май.
Наложение морфов, т.е. объединение конца одного морфа с началом другого, как правило, происходит в тех случаях, когда на морфемном шве происходит столкновение двух тождественных фонем: алаг ‘пегий, пестрый’ + -гч = алагч ‘пегая, пестрая’; бялдар ‘физическое развитие, рост’ + -рхаг = бялдархаг ‘рослый, развитый’; идэр ‘молодой, энергичный’ + -рхэ = идэрхэ ‘проявлять лихачество, храбриться’. На материале антропонимии этот прием фонетической адаптации наблюдается в таких именах, как: адуун ‘табун’ + -най = Адуунай, зуун ‘сто’ + -най = Зуунай, табин ‘пятьдесят’ + -най = Табинай.
И, наконец, в редких случаях на стыке морфем проявляются чередования фонем, определяемые грамматическими позициями и влекущие за собой изменение фонемного состава слова. В апеллятивной лексике встречаются чередования согласных н!м
61
(сайн ‘хороший’ - саймшрах ‘одобрять’, эзэн ‘хозяин’ - эзэмших ‘обладать’, тосон ‘масло’ - тосомлиг ‘маслянистый’), н/л (уян ‘мягкий, корректный’ - уялдуу ‘смягченный’), д/т (цадах ‘насыщаться’ - цатгси ‘кормить досыта’, бэлдэх ‘готовить’ - бэлтгэх ‘готовить, заготавливать’) и пр. В ономастиконе монгольского языка представлен только первый вид чередований: мтгт ‘серебро’ - Мтгтдэй. Возможно, по аналогии с подобным типом слов возникли именования Боролдой, Харалдай, в производящих основах которых (бор ‘серый’, хар ‘черный’) не восстанавливается скрытая -н.
Словоизменительная морфология применительно к монгольской проприальной лексике обладает той осбенностью, что в отличие от апеллятивов при образовании форм падежей от онимов не происходит выпадения неустойчивой гласной во втором слоге: Матад - Матадаас, Орхон - Орхоны, Пунцаг - Пунцагийг и т. д. (ср. авдар - авдраас, сандал - сандлаар). Ср. в рус. яз. Любовь - Любови {любовь - любви). Это говорит о том, что, попадая в особую сферу, имя стремится отмежеваться от своего обычного употребления.
Топонимы^ШЬколько нам известно, в монгольских языках еще не
выявлен ни один аффикс, который бы использовался только для образования географических названий. Как справедливо отмечает Л. В. Шулунова, аффиксальный способ не является типичным для монгольской топонимии [Шулунова, 1984, с. 124]. В славянской топонимии, напротив, аффиксальный (префиксальный, суффиксальный, префиксально-суффиксальный) способ является наиболее продуктивным, при помощи него образуется более 90% топонимов. Славянская топонимия выработала специальные то- поформанты, в частности, -град, -ск, -ово.
В монгольском же языке в основном представлены топонимы, образованные при помощи элемента -т (-тай) со значением обладания предметом, свойством, качеством, указанным
62
в основе. Заметим, что употребление указанного аффикса в качестве топоформанта носит общетюркский характер. По наблюдениям О.Т. Молчановой, в топонимии Средней Азии и смежных территорий элемент тай может занимать как инициальное, так и финальное положение. Инициальная позиция этого элемента связана с тем, что в ряде тюркских языков он входит в географическое наименование как полноценная лексема со следующими значениями: каз. тай ‘жеребенок’; кирг. тай ‘родство по материнской линии’, ‘крупное животное в возрасте одного года’, ‘кипа, связка’; туркм. тай ‘жеребец’, ‘равный, одинаковый’. Например, топонимы Тайкуль, Тайсойган, Тайонез [Молчанова, 1998, с. 82].
Анализ географических названий с финальным -тай показал, что они очень компактно расположились на юге Иркутской области, насыщенно в Бурятии, Монголии и несколько разреженно в Читинской области. Монгольские топонимы, содержащие данный аффикс, составляют 7,5%. Еще раз следует упомянуть об индивидуальности подхода к онимическим единицам, оформленным аффиксом -тай. Как отмечалось, выше ряд топонимов образован в процессе онимизации производного относительного прилагательного, имеющего лексическое значение обладания предметом, свойством, качеством. Например, Давст ‘соленый’, Жавх- лант ‘величественный, великолепный’, влзийт ‘счастливый’, Салхит ‘ветреный’, Хориулт ‘запретный’, Чулуут ‘каменистая’, Цаст ‘снежная’. В подобных названиях на первый план выдвигается функция атрибутивности. В других случаях, значение аффикса -т/ -тай ориентировано не на основу слова, а на обозначаемый географический объект. Подобные образования мы относим к аффиксальным топонимам.
Как правило, аффикс указывает на наличие в географическом объекте того или иного вида флоры (Гачуурт ‘с елями’, Зэг- стэй ‘с камышом’, Хайлаастай ‘с вязом’), фауны (Зурамтай ‘с сусликами’, Шилуустэй ‘с рысями’, Шумуултай ‘с комарами’) или просто отличительной особенности (Рашаант ‘с аршаном’, Хвшввт ‘с памятником, обелиском’, Юмт ‘с чем-то’). Некоторые
63
названия, как правило, оронимы, даны по сходству: Бурхэт ‘со шляпой’, Жинст ‘с шариком, узелком (на головном уборе)’, От- гот ‘с пером’. Как известно, перо на головном уборе являлось знаком отличия у феодалов.
Представляют интерес примеры топонимов, приведенные в работе X. Пэрлээ. Многие географические названия в Монголии были созданы еще в ранние или средние века, к ним относятся такие топонимы, как Байшинт от байшин ‘здание’, Ханзат, Хэрэмт, Шивээт. X. Пэрлээ отмечает, что раньше в городах отопительная система называлась ханз, отсюда Ханзат ‘город с отопительной системой’. Слово ханз является заимствованием из китайского языка: кащт. ‘лежанка’. Что касается названия Шивээт, то известно, что во время военных бедствий на вершинах гор собирали кучу камней и строили из нее крепость для того, чтобы наблюдать за противником и защищаться от нападений. Такие временные постройки называли шивээ, а позднее стали называть Шивээт ‘с крепостью’. В восточных аймаках и сейчас словом шивээ обозначают укрытия, из которых охотники наблюдают за дикими животными. Таким образом, слово шивээ имеет значение ‘место укрытия’ [Пэрлээ, 1968, с. 150].
111 Б. Чимитдоржиев и М. Д. Дамбрилова отмечают, что во многих работах отрицается возможность существования у средневековых монголов городских поселений, памятников строительно-архитектурного искусства. Между тем археологические материалы опровергают эти неверные взгляды [1986, с. 26]. В частности, Н. Сэр-Оджав пишет: «Кочевой быт не следует рассматривать как беспорядочное блуждание групп кочевого населения по степи; они имели и свои города, свои архитектурные и градостроительные традиции. Причем городской оседлый быт сложился, с одной стороны, в результате местного развития и постепенного оседания части кочевых племен, а с другой стороны, под воздействием верхушки общества, чьи усилия были направлены на то, чтобы силами покоренных народов, особенно ремесленников, в короткий срок построить торгово-ремесленные центры. В экономических связях степняков-скотоводов с земледель
64
цами очень велика роль городов, которые были центром натурального обмена между скотоводами и земледельцами» [Сэр-Оджав, 1974, с. 278-279].
Производные названия могут иметь при себе дополнительное определение, выраженное существительными, прилагательными, числительными, наречиями и причастиями: Ар хуст ‘северный с березами’, Ар-Асгат ‘северный с каменными насыпями’, Гурван бургастай ‘с тремя тальниками’, Мвнгвн морът ‘с серебряным конем’, Олон байшинт ‘с множеством зданий’, бндвр ивээлт ‘под высоким покровительством’, Сайн уст ‘с хорошей (вкусной) водой’, Унтаа ямаат ‘со спящими козами’, Хар-Уха- ант ‘с черным холмом’, Хар зурхт ‘с черной горой с заостренной вершиной’, Цагаан шивээт ‘с белой крепостью’, Цагаан чулуут ‘с белыми камнями’, Шарга морът ‘с соловым конем’, Шувууны баастай ‘с птичьим пометом’, бур. Бургэд ууртэй ‘с орлиным гнездом’. В подобных случаях происходит проприальная аффиксация синтаксических словосочетаний, в которых наблюдается подчинительная связь, за исключением первых двух примеров.
Следует отметить, что в двухосновных формах, образованных путем топонимизации целой синтагмы, имеющей параллели в апеллятивной лексике, происходят более сложные процессы. В этой группе, как и в одноосновных формах, происходит то- понимизация как прямых, так и переносных значений компонентов. Возникшее имя получает денотативную соотнесенность и свое содержание.
Мы поддерживаем исследователей, полагающих, что к числу формантов, образующих топонимы, нельзя отнести уменьшительно-ласкательные аффиксы, например, Оввгдий (от вввг ‘дедушка’), Мендввхвв (от мвндвп ‘детеныш тарбагана’). Эти аффиксы входят в апеллятивную основу онима и уже в этой форме функционируют в качестве топонима. Таким образом, образование этих топонимов произошло на дотопонимическом уровне.
То же можно сказать и о географических названиях с аффиксом -ч, которые не относятся к производным образованиям, поскольку они появились в результате трансонимизации, а точ-
65
нее перехода генонима в топоним. Например, Бодонч ‘охотник на кабанов’, Уенч ‘охотник на горностая’, Малчин ‘скотовод’, Хуурч ‘хурчи; играющий на хуре’. Исходные основы этих топонимов - названия монгольских родов, которые образованы посредством выделяемого аффикса от субстантивных основ.
§2. Онимизация синтаксических сочетаний
Традиционно под сложным словом (как апеллятивом, так и онимом) понимают слово, имеющее более чем одну мотивирующую основу, характеризующееся единством грамматического оформления. Если словосочетание или целая фраза переходят в разряд проприальной лексики, в некоторых отношениях они уподобляются имени существительному (с точки зрения согласования с другими членами предложения).
Сложные слова возникают в языке в результате длительной эволюции определенных языковых образований. По утверждению В. М. Солнцева, появление всех сложных слов в своем истоке возводится к соединению, складыванию простых слов. Такое словосочетание большей частью поначалу является свободным. Словосочетания бесконечно расширяют номинативные возможности слов, позволяют обозначать предметы с указанием на их разные свойства и особенности [Солнцев, 1995, с. 159].
Это утверждение вполне применимо к сложным единицам ономастического пространства, поскольку невозможно назвать все объекты и всех денотатов разными, совершенно отличающи- ■. мися друг от друга именами. По предположению А. В. Суперан- ской, возникновение подобных онимов также могло быть связано и с особенностью памяти человека, «так как потребовало бы и за- 'г поминания очень большого числа непохожих друг на друга слов» [Суперанская, 1964, с. 87].
Структурные типы сложных имен, если судить о структурных типах по характеру компонентов и связи между ними, во многом являются аналогами тех типов словосочетаний, которые
66
представлены в языке. Важнейшим признаком появления сложных имен уже как категории лексики является массовое, стандартное образование сложных онимов по готовым моделям (образцам), а не возникновение их путем индивидуальной онимизации.
Следует отметить, что для человека, пользующегося сложными онимами, реально не возникает необходимости выделять их компоненты. Потому можно предположить, что объективно грамматических отношений между составными частями сложных онимов не наблюдается. Примечательно, что сложные онимы в современном монгольском языке почти всегда поддаются разложению, которое необходимо для выяснения отношения между словообразовательными типами в ономастике.
В контексте нашего исследования важно выяснить синтаксические связи между компонентами, их морфологические показатели, различая имена собственные подобной структуры по аналогии с наличными в языке словосочетаниями, синтагмами, частями предложений и даже предложениями (см. Онимизация предикативных конструкций).
Как отмечает А. В. Суперанская, о корневых морфемах в именах собственных приходится говорить в ином плане, нежели в именах нарицательных. Поскольку они наделены лексическим значением не в той мере, в какой наделены ими имена нарицательные, считать их полнозначными или смысловыми морфемами можно лишь с известной оговоркой. В именах нарицательных словообразовательная конструкция заключает в себе лишь обобщенную семантику создаваемого слова. В собственных именах, где семантика стремится к нулю, словообразовательная конструкция ограничена лишь возможными в языке отношениями между определенными основами.
На примере имен собственных можно максимально четко проследить конструкцию, отвлекаясь от значения, поскольку именно понятийно-смысловые ограничения сковывают словообразование нарицательных имен. Поскольку в собственных именах идиоматичность и разница между реальным лексическим
67
значением морфологической структуры отсутствует, выяснение функционирования их моделей упрощается [Суперанская, 1964, с. 86].
АнтропонимыДвусоставные личные имена представляют собой самую
многочисленную группу имен. В большинстве из них один из компонентов является ведущим, господствующим (определяемое), а другой - подчиненным, зависимым (определение, атрибутив, детерминатив). Последний компонент - основной в сложении, так как именно он является носителем морфологических показателей. По главному компоненту эти сложные именования нами разделены на субстантивные, адъективные и вербоидные.
Ж. Сэржээ рассматривает сложные имена по характеру синтаксической связи. В частности, он выделяет два типа связи - примыкание (Ганболд ‘сталь, булат + сталь’, Буянхгаииг ‘добродетель + пожертвование’) и управление. В именах со связью управление автор установил атрибутивные и предикативные отношения. В свою очередь атрибутивные имена образуются в результате соположения или сложения. При соположении (найруу- лах арга) в атрибутивных словосочетаниях подчиненное слово оформляется аффиксом для уточнения значения имени: например, Анхщгбаяр ‘первая радость’ (родительный падеж), Хучит- баатар ‘сильный богатырь’ (совместный падеж). При сложении (хамжуулах арга) оба компонента находятся в форме основы: Ал- танчимэг ‘золотое украшение’, Гундалай ‘глубокое море’ [Сэржээ, 1991, с. 65-67].
Что касается орфографии сложных личных имен в монгольском языке, то традиционно их компоненты пишутся слитно (Барсболд, Нудэнхуу), за исключением тех антропонимов, второй компонент которых начинается с гласного звука. В таких именах между составными частями ставится дефис, и последний компонент пишется с прописной буквы (Уруул-Ам).
68
Сложные субстантивные антропонимыСреди субстантивных именований выделяются сложные
имена с сочинительной и подчинительной связью. В именованиях последнего типа главным компонентом выступает имя существительное в форме именительного падежа, а зависимым - существительное в форме основы, родительного падежа, прилагательное, причастие, реже наречие.
- субстантивные имена с первым компонентом - существительным в форме основы. При рассмотрении данной категории имен мы опирались на точку зрения Г. Ц. Пюрбеева, согласно которой «основа, будучи грамматически многозначной, не имеет определенно выраженной функции» [Пюрбеев, 1993, с. 10].
По характеру синтаксической связи имена подобной структуры можно разделить на две подгруппы. В первую подгруппу включены именования, компоненты которых представляют собой слова с близкой семантикой и находятся между собой в равноправных отношениях - отношениях сочинения: Барсболд ‘тигр + сталь’, Гантвмер ‘сталь + железо’, Дуудийхуу ‘братец + сын’, Наранбаяр ‘солнце + радость’, Наранжаргал ‘солнце + счастье’, влзийхутаг ‘благоденствие + счастье’, Ургамалцэцэг ‘растение + цветок’, Уруул-Ам ‘губы + рот’.
Они образуются по аналогии со сложными апеллятивами, так называемыми парными словами, которые характеризуются равноправным включением двух исходных основ в образованную сложную основу, состоящих в сочинительной синтаксической связи. В монголоведении представлены различные термины для обозначения парных слов: «параллелизмы, слова-биномы»(Т. А. Бертагаев), «сочинительные словосочетания» (А. А. Дар- беева, Г. Д. Санжеев), «сочинительные соединения слов» (Ц. Б. Будаев). Например: аз жаргал ‘счастье’, ёс заншил ‘традиция, обычай, нравы’, нэр сур ‘авторитет’, нэр томъёо ‘термин’, тоног твхввремж ‘оборудование,, оснащение’, улс твр ‘государство’, V хувъ заяа ‘судьба’, хэв журам ‘порядок’, хун ам ‘население’, г̂ аг уе ‘время’, шинж чанар ‘качество’, эрх чтвв ‘свобода’, хуч чадст ‘сила, мощь’, эв найрамдал ‘дружба, мир’.
69
Компойенты могут не быть синонимами, но относиться к одной тематической группе: эх эцэг ‘родители’, ухэр мал ‘скот’, ногт чвдвр ‘недоуздок и путы’. Кроме того, в апеллятивной лексике представлен тип сложных слов, образованных из корней-антонимов (орлого зарлага ‘бюджет’, учрал хагацал ‘встречи и расставания’, баян хоосон ‘богатство, достаток’, их бага ‘размер’). ' Примечательно, что в сфере проприального словообразования данный тип не продуктивен.
Как видно из примеров, при помощи синонимических корней в апеллятивной лексике образуется большое количество политических, экономических и других терминов, имеющих собирательно-обобщенные значения. Сложные апеллятивы, как и онимы, обладают большей экспрессивностью, чем их составные компоненты. Значение производных онимов складывается из объединения значения производящих компонентов. Как правило, производное не является простой суммой значений производящих, а содержит нечто своеобразное - какое-то обобщение значений производящих. В подобных словах основа первого компонента выступает в форме именительного падежа.
«Стремление к образованию сложных слов, - писал Г. О. Винокур, - является естественным уже потому, что таким путем расширяется самая возможность образования новых слов из известного ̂ ж е материала. Очень часто действительно существует потре’бность выразить две идеи в одном слове» [Винокур, 1938, с. 45-46].
Учитывая, что большинство антропонимов этой подгруппы относятся к категории дезидеративных имен, можно отме- , тить, что употребление синонимичных корней усиливает вероятность исполнения пожеланий именующих. Среди подобных имен встречаются сложные слова, сложившиеся еще на апеллятивном у уровне и в таком виде перешедшие в проприальную сферу: Эн- хтайван ‘мир, согласие’, Чигчийхуруу ‘мизинец’, Эрхийхуруу ‘большой палец’.
Ко второй подгруппе мы отнесли личные имена, компоненты которых объединены посредством примыкания.
70
«Атрибутивные отношения изначально выражались, должно быть как путем особого падежного образования, так и посредством синтаксического соположения имен» [Рамстедт, 1957, с. 33]. Несмотря на то, что в подобных антропонимах не наблюдается формальных показателей подчинения, второй компонент, несомненно, является главным, ведущим, а первый - зависимым (определением): Нармандал ‘восход солнца’, Ган-Эрдэнэ ‘стальная драгоценность’, Сарангэрэл ‘лунный свет’, Сундалай ‘молочное море’, Тэнгэрбилиг ‘небесный дар’, Эрдэнэмаам ‘драгоценный ребенок’.
Сочетания подобного типа широко представлены в апеллятивной лексике монгольских языков (бур. аркан дэгэл ‘кожаное пальто’, калм. усн теерм ‘водяная мельница’). Как справедливо утверждает Г. Ц. Пюрбеев, в подобных случаях речь идет нео нулевой форме или так называемом неоформленном варианте, а об основе имени, которая способна выражать значение целого ряда падежей и в первую очередь косвенных [Пюрбеев, 1993, с. 14].
Таким образом, основа первого компонента монгольских двусоставных антропонимов может выражать значение именительного (в именах с сочинительной связью) и родительного (в именах с подчинительной связью) падежа. По предположению Ц. Б. Цыдендамбаева, употребление основы в различных синтаксических функциях предшествовало выделению такой грамматикализованной категории, как падеж, и до тех пор, пока не появилась система падежных форм, основа имени могла приобретать разные значения и функции [Цыдендамбаев, 1979, с. 40-41].
- субстантивные имена с зависимым компонентом — существительным в родительном падеже. В подобных антропонимах наблюдается подчинительная связь, при которой главный компонент (определяемое) управляет зависимым (определением). С точки зрения семантических взаимоотношений составных частей в монгольских личных именах реализуются собственно-по- сессивные отношения (Унзадынхуу ‘сын канонарха’, Хунийхун
71
‘человек человека’); посессивно-локативные отношения (Ойнчи- мэг ‘лесное украшение’, Хадын-ввгвн ‘лесной старик’, Хилийн- баатар ‘пограничный богатырь’), субъектно-определительные отношения (Уурийнтуяа ‘сияние рассвета’), а также отношения назначения предмета (Тоснысав ‘сосуд для масла\ Хшснийшохом ‘войлок для пота; потник’) и отношения части и целого (Усны-Эх ‘исток реки’).
- субстантивные имена с зависимым компонентом - прилагательным. Это, безусловно, наиболее распространенный подчинительный тип сочетаний апеллятивов, переходящих в разряд имен собственных. Прилагательные указывают на признаки, свойства или качества главного компонента: Азтайбаяр ‘счастливая радость’, Алагтолгой ‘пестрая голова’, Алтанбагана ‘золотой столб’, Гоёцэцэг ‘чудесный цветок’, Гундалай ‘глубокое море’, Гэрэлттагтаа ‘лучезарный голубь’, Илуугэр ‘лишняя юрта’, Их-Авъяас ‘большие способности’, Мтгттуяа ‘серебряная заря’, Намуунзул ‘спокойная лампада’, Олдмолзаяа ‘найденная судьба’, Сайннвщ “хорошие запасы’, Твмврхувин 'железное ведро’, Урт- хайч ‘длинные ножницы’, Хвхчоно ‘синий волк’. Как видно из примеров, в подобных именованиях их апеллятивное значение как единого целого не утрачивается.
Примечательно, что русские двухосновные имена, восходящие^ данному типу, хорошо сохранились в русских и украинских фамилиях типа Беловол, Косолоб, а ныне зачастую возникают в быту для различного рода добавочных именований людей и использующихся также в качестве кличек животных, например, Чернохвостик, Белошейка и пр. [Суперанская, 1969, 27].
- субстантивные имена с зависимым компонентом — причастием. На материале проприального словообразования в составе сложных имен были зафиксированы формы причастия на- стояще-будущего (Мандахбаяр 'радость, которая взойдет’, Дэлгэ- рэхцэцэг ‘цветок, который распространится’, Нэмэхбаяр ‘радость, которая прибавится’, всвхбаяр ‘радость, которая будет рас-
72
Тц’, Ундрахмврш 'река, которая не иссякнет; неиссякаемая река’) и настояще-прошедшего времени, обозначающего состояние продолжающегося, еще не завершенного действия: (Намирааха- даг ‘развевающийся хадак’, Хэвтээбул ‘горизонтальный (лежащий) валик’). Как известно, причастия в позиции перед существительным выполняют функцию определения. Активное функционирование формы причастия на -х в проприальной сфере как самостоятельно, так и в сочетании с другими частями речи продиктовано тем, что образованные антропонимы в основном входят в группу дезидеративных имен и соответственно направлены на реализацию пожелания в будущем.
- субстантивные имена с зависимым компонентом - числительным. В качестве зависимого компонента, как правило, выступают количественные, реже порядковые числительные. Определенно-количественные числительные указывают на точное количество предметов, выраженных определяемым компонентом. Подобные имена могут быть описательными: Таванхуруу ‘пять пальцев’, Арванжин ‘десять джинов’ (жин - мера веса в 0,6 кг), Долоонжин ‘семь джинов’ (последние два имени, скорее всего, свидетельствуют о весе ребенка при рождении), пожелательны- ми: Бумантпуяа ‘сто тысяч рассветов’, Двчинбаяр ‘сорок радостей’, Есвнбилиг ‘девять даров, талантов’, Наймантахил ‘восемь жертвоприношений’, Гурванчулуун ‘три камня’ или окказиональными: Баснэгдолгор ‘Еще одна Долгор’. Наряду с простыми числительными в составе подобных имен встречаются и сложные: Жараннэгэнцэгрг ‘шестьдесят один цветок’.
Среди русских сложных имен также выделяется тип с первым членом - количественным числительным, в котором выделяются примеры с числительным как основой, оформленной соединительным гласным о: Одноцен, Одновол, Однокоз; Шестопер, Шестопал; Сорокоум, Сорокожердъ и с числительным в косвенном падеже без соединительного гласного: Семибрат, Семилет.
73
Порядковые числительные в составе сложных личных имен, как правило, указывают на порядок детей при их счете: Аравдахбаатар ‘десятый богатырь’. Хотя следует заметить, что в подобных случаях широко употребляются специальные прилагательные, несущие в своей семантике значение старшинства или наоборот: Анхбаяр ‘первая радость’, Ууганбаяр ‘старшая радость’, Отгонхуу ‘младший сын’.
- субстантивные имена с зависимым компонентом - наречием: Уламбаяр ‘больше + радость’, Машбаяр ‘очень + радость’. В данных именованиях, несомненно, наречия стремятся к адъективации: ‘еще большая радость’, ‘очень большая радость’.
Сложные адъективные антропонимыСложные имена с главным компонентом — прилагатель
ным образуют небольшую группу антропонимов, зависимый компонент которых представлен существительными, прилагательными, числительными и причастными формами.
- адъективные имена с зависимым компонентом — существительным в форме основы: Нарантунгалаг ‘солнце ясное’, Оюундэлгэр ‘мудрость широкая’, Баярсайхан ‘радость красивая’, Нарангоо(хон) ‘солнце красивое’. Как свидетельствуют примеры, в подобных именах дезидеративного плана мы имеем дело с так называемый отклонением от порядка членов предложения (определяемое - определение), которое не связано с изменением синтаксических связей. Происходит это, на наш взгляд, с целью эмфазы, т.е. выделения важной в смысловом отношении части высказывания (в данном случае группы слов), обеспечивающего экспрессивность речи. Возможно, проявление инверсии в монгольском проприальном словообразовании связано с эстетической функцией субтантивно-адъективных сложных онимов.
Можно также предположить, что в именах типа Сухбат ‘топор + крепкий’, Ганбат ‘сталь + крепкий’, Халиунбат ‘выдра + крепкий’ наблюдаются отношения сравнения и уподобления: ‘крепкий как топор’, ‘крепкий как сталь’.
74
Вызывает несомненный интерес точка зрения Ж. Сэржээ, который относит подобные образования к частично оформленным именам с предикативными отношениями или «именам с признаками подлежащего и сказуемого» [Сэржээ, 1992, с. 64]. В таком случае имена, описывающие внешние признаки денотата (Чихсайн, Чихбор, Мечбудуун), можно было бы представить как Чих нь сайн ‘слух (его) хороший’, Чих нь бор ‘уши (его) серые’, Меч нь будуун ‘конечности (его) толстые’. Однако в подобных именах, на наш взгляд, происходит субстантивация прилагательного на доономастическом уровне. При этом деривационное значение в производном слове выражается с помощью специфического преобразования парадигмы словоизменения производящего. «Субстантивированные прилагательные не являются определениями, в них происходит полное семантико-грамматическое переоформление: урт ноос ‘длинная шерсть’ - ноосны урт ‘длина шерсти’» [Дондуков, 1995, с. 50].
Таким образом, главные компоненты сложных имен сайн, будуун выступают в роли существительных, обозначающих признак, присущий денотату в большей степени (мод будуун ‘толщина дерева’). По аналогии с антропонимом Амсайт ‘обладающий хорошим аппетитом’ эти имена представить как Чихсайт ‘обладающий хорошим слухом’, Мвчбудуунт ‘обладающий толстыми конечностями’.
В целом, как отмечает С. Л. Чареков, «синкретизм в современном языке, по всей видимости, связан с первичным синкретическим словом архаического языка в той его стадии, когда части речи в нем отсутствовали и первоначальная дифференциация и формирование частей речи зависели не от словообразовательных элементов, а исключительно от семантики самого слова, способного (или не способного) назвать предмет по его отличительному признаку, свойству» [Чареков, 1999, с. 154].
- адъективные имена с зависимым компонентом - существительным в родительном падеже: Дэлгуурийнбор ‘серый из
75
*магазина’. Возможно, в данном примере также субстантивированное прилагательное бор подразумевает нечто завернутое в серую бумагу (серый сверток).
- адъективные имена с зависимым компонентом — прилагательным. В антропонимах типа Гайгуйтом ‘неплохой, сносный + большой’, Муушар ‘плохой; бедный, жалкий + желтый’ оба компонента представляются собой определения, причем первые из них содержат оценочную характеристику, а вторые - указание на признак денотата.
Кроме того, в монгольском антропонимиконе представлены атрибутивные имена с зависимым компонентом - причастием (Баясахдэлгэр ‘радоваться + обширный’, Нэмэхсаруул ‘прибавиться + светлый’) и числительным (Арванцагаан ‘десять белых’, Двревбэрх ‘четверо искусных’, Тумэндэлгэр ‘десять тысяч просторных’).
Сложные вербоидные антропонимыВ составных именованиях подобного типа главным ком
понентом выступают нефинитные формы глагола, представленные причастием будущего времени на -х (Алтанбадрах ‘золото будет процветать’, Буяннэмэх ‘добродетель прибавится’, Заяамэ- дэхгуй^су^ъбу не знающий’, Зоригбадрах ‘стремление расцветает’, Дашбадрах ‘счастье (тиб.) будет процветать’, Мвнх-Орших ‘вечно будет жить’, Охинтогтох ‘девочка останется’, Улам-Унд- рах ‘еще больше бить ключом’, Хучнэмэх ‘сила прибавится' ,Цог- бадрах ‘огонек будет гореть’); причастием настоящего времени на -аа (Нэр-вгввгуй ‘имени не дали’ (безымянный) и многократном причастием на -даг (Хунтаньдаггуй ‘людей не узнающий’).
Следует обратить внимание на функционирование в проприальной лексике сложных онимов с числительным в роли главного компонента, представляющих собой названия праздников и указывающих на время рождения денотата: Майннэгэн ‘первое мая’, Шинийннэгэн ‘нового первый’ (первый день лунного кален
76
даря). Однако в связи с тем, что эти имена представляют собой связанные словосочетания в апеллятивной лексике, мы не стали их выделять в качестве отдельного вида сложных антропонимов.
Отразим рассмотренные выше структурные типы двухосновных антропонимов в нижеследующей таблице:
Таблица 2-^главный
зависимыи^-—существитель
ноеприлагатель
ноепричастие
сущ. в форме основы
+ + +
сущ. в форме род. п.
+ + —
прилагательное + + +числительное + + —
причастие + + —
наречие + +Таким образом, видно, что субстантивные и адъективные
имена в равной степени способны управлять одними и теми же частями речи. Рассмотрев все структурные типы сложных двухосновных антропонимов монгольского именника, можно прийти к выводу, что в большинстве случаев между компонентами осуществляется подчинительная связь, за исключением части субстантивных имен с зависимым компонентом - основой имени.
Следует отметить, что в проприальной сфере монгольского языка функционируют трех- и четырехкомпонентные антропонимы. В имени Дврввлэ/синбаганатвмвр ‘четырехугольный столб + железо’ наблюдается сочинительная связь между вторым и третьим компонентом, причем первый имеет определение, выраженное синктретической основой. Женское имя Олзмэдэххуухэн- баатар ‘добычу познающая девушка-богатырь’ представляет собой сочетание двух субстантивных основ (хуухэн, баатар), а определение, выраженное существительным и причастием (олз мэ- дэх), относится ко всему сочетанию. И наконец, в антропониме Хусэл-Оршихмтхтер ‘желание содержащее вечное государство’
77
главный компонент тер обладает двумя определениями: хусэл орших и ммх.
Также Ж. Сэржээ приводит следующие примеры многокомпонентных имен тибетского происхождения: Лувсанцэрэн- санжмятав ‘хороший ученик + долгая жизнь + божество+ непобедимый’, Намжилдэндэввандандоржцэрэн ‘полная победа + установление правды + обладающий властью + алмаз + долгая жизнь’, Лувсанчойнадмидбалжиндашцэдэн ‘хороший ученик + учение + здоровый, сильный + дарующий богатство + счастье + долгожитель’ [1992].
В целом, количество личных имен, состоящих из трех и более компонентов, в отличие от топонимов, несколько ограничено. Это, безусловно, связано с тем, что выполнение апеллятивной функции (функции обращения) подобными антропонимами значительно затрудняется. Хотя известно, что в речи любое сложное именование стремится к сокращению фонетического облика, продиктованного законом экономии произносительных усилий. Так, например, носителей сложных имен зачастую именуют только первым или вторым компонентом (Дашгрдэн - Дашка, Цэдэн). В других случаях в сложном, как и в простом, имени выпадают срединные или конечные звуки: бур. Батожар- гал - Батчак, Тумэнбаяр - Тумбар (в разговорной форме имени произсщш# сингармоническая регрессивная ассимиляция), Жал- сарай - Жале и пр.
ТопонимыКак показывает материал, 64% монгольской топонимии
составляют названия, образованные сочетанием нескольких - чаще всего двух или трех - слов. Этот факт позволяет считать сочетание слов ведущим способом образования монгольских топонимов на исторически обозримом и современном этапах их возникновения и бытования.
В нашем исследовании мы сочли необходимым разделить географические имена на две большие группы: топонимы, содержащие в структуре детерминативы (географические термины) и
78
не содержащие детерминативов. В ономастике вопрос о делении топонимов на указанные два класса считается спорным, т. к. для формального словообразовательного анализа данное лексическое разграничение не вносит принципиальных изменений. О роли географических терминов Э. М. Мурзаев пишет: «При этимологическом анализе географических названий местный термин - универсальный ключ, который в умелых руках раскрывает многие простые и трудные задачи, как семантические, так и информационные, помогающие географам, историкам, лингвистам и картографам» [Мурзаев, 1970, с. 16].
Исследователь тюркской топонимии О. Т. Молчанова, просмотрев все материалы, касающиеся терминированных и не- терминированных форм топонимов, выделила несколько оснований придерживаться указанных классов:
1) Соотношение с формальным понятием отапеллятив- ных топонимов с детерминативами и без них неодинаково;
2) Вопрос переноса географических имен с одного объекта на другие чрезвычайно сложен, установлению того, что первоначально получает имя, способствуют многочисленные детерминативы, составляющие самостоятельно названия или входящие в них;
3) Преобладание детерминативов в двухосновных моделях говорит о том, что основная двусоставная форма создается за счет детерминативов [Молчанова, 1982, с. 48-49].
Возникает немало трудностей при решении вопроса о включении или не включении географических терминов в состав топонимов. Здесь мы разделяем мнение Н. Б. Ковалевой [1973, с. 40], утверждающей, что наименование является однословным 1) если при его употреблении свободно меняется порядок слов, и эта перемена не вносит практически никаких изменений в название, 2) если наименование может быть употреблено без термина. Кроме того, важна степень употребительности географического термина населением: менее употребительные чаще входят в состав названия, т.к. оказываясь непонятными по значению, они воспринимаются как имена собственные.
79
Предваряя анализ топонимических структур, рассмотрим следующую таблицу:
Таблица 3Соотношение терминированных и нетерминирован-
ных топонимовформа с детерминативами без детерминативов
одноосновная 18 (2,35%) 240 (31,33%)двухосновная 248 (31,46%) 168 (21,93%)трехосновная 52 (7,7%) 19 (2,48%)четырехосновная 5 (0,65%) -
Таблица позволяет сделать вывод, что наиболее распространенными являются двухкомпонентные топонимы с главным компонентом - географическим термином. Немного уступают им нетерминированные одноосновные модели. На третьем месте по распространению находятся двухосновные модели без детерминативов.
Подобно антропонимам географические названия по главному компоненту могут быть субстантивными, адъективными, вербоидными, а также нумеративными. В отличие от личных имен, топонимический материал разделен на двух- и трехкомпонентные образования ввиду многочисленности последних.
<9̂^ Сложные субстантивные топонимы
- субстантивные топонимы с зависимым компонентом — существительным в форме основы
А) терминированные образования. Функции компонентов подобных сложных топонимов довольно четко разграничены: географический термин относит объект к соответствующему классу подобных объектов, а атрибутив в форме основы выделяет обозначаемый предмет из числа подобных. Субстантивные словосочетания с именными определениями выражают атрибутивные отношения.
Первый компонент топонимов подобной структуры, как правило, индивидуализирует обозначаемый объект по следующим признакам:
80
1. расположение в той или иной местности: Талшанд, бур. Хээр булаг ‘степь + родник’, Твоем худаг ‘впадина + колодец’, Хаяахудаг ‘окраина + колодец’;
2. наличие тех или иных реалий: Арвайхээр ‘ячмень + степь’, Бунхан элс ‘гробница + пески’, Бургэд уул ‘орел + гора’, Гичгэнэ гол ‘лапчатка + река’, Лаг нуур ‘ил + озеро’, Минж гол ‘бобр + река’, Суудэр худаг ‘тень + колодец’;
3. принадлежность или отношение к какому-либо лицу {Зайсан-Ам ‘княжеская падь’), этнической группе (племени, роду): Захчин худаг ‘дзахчинский колодец’, Илжгэн булаг ‘эль- джигенский родник’, Сартуул ус ‘сартульская вода’, Халх хад ‘халхаские скалы’, Хяргас нуур ‘киргизское озеро’. Наряду с подобными названиями встречаются топонимы с первым компонентом - существительным в родительном падеже: Бугалуудын хонхор ‘впадина бугалутов’, Дархадын хотгор ‘котловина дарха- тов’, Ордосын вндврлег ‘возвышенность ордосцев’, Свнедийн тал ‘долина сунитов’, Цахарын гол ‘река чахаров’, Халхын гол ‘река халхасцев’, Хотогойдын булан ‘залив хотогойтов’;
4. сходство объекта с теми или иными реалиями: Арслан толгой ‘лев + голова’, Заанхошуу ‘слон + нос’, Шудэнуул ‘зуб + гора’, калм. Авдр толка ‘сундук + голова’;
5. другие признаки: Айраг нуур ‘кумыс + озеро’, Буйр нуур ‘место, с которого перекочевали + озеро’, Молцог элс ‘кисть, подвеска + пески’, Тээг толгой ‘препятствие + голова’.
Б) недетерминированные образования. Как отмечалось выше, данный тип сложных слов широко представлен в монгольских языках (в том числе в сфере личных имен), однако в топонимике не получил распространения, за исключением названий типа Говь-Алтай Тоби-Алтай’. При топонимизации двухосновных сочетаний, не имеющих географического термина, происходит соединение двух разных основ в одно имя с сохранением относительной фонетической самостоятельности компонентов. Смысловые отношения между компонентами могут быть самыми разными, в частности обращает на себя внимание немотивйро- ванность в ряде случаев (с точки зрения апеллятивного слово
употребления) объединяемых словоформ:Дэгээ нтрвг ‘крючок + накидка’, Загзуу ‘саксаул + Будда’.
Если на материале антропонимии мы наблюдали сложные имена с сочинительной связью, то члены сложных географических названий в большинстве случаев, не имея при себе каких- либо формальных показателей подчинения, находятся в зависимых, в частности, определительных отношениях: Бурханбуудай ‘бог + пшеница’, Бэлтэс ‘косогор + рябина’, Нуур могой ‘озеро + змея’, Эрдэнэмандал ‘драгоценность + мандала’.
Это подтверждает и тот факт, что во всех монгольских языках существительные с неустойчивым, конечным -н сохраняют его, если в словосочетании занимают позицию определения: Тосонцэнгэл ‘масло + веселье’, Хатансуудал ‘ханша + стойбище’, Адуунчулуун ‘табун + камень’ - так в Монголии принято называть длинное возвышение, сплошь покрытое грядами выветрившихся пород или отдельными громадными камнями. На территории Горного Алтая также встречается тюркский топоним 1ылкы- Тспи ‘табун-камень’ - собранные как табун камни, что говорит об отражении реалий хозяйственного уклада тюркских и монгольских народов [Молчанова, 82, с. 121]. На территории Бурятии встречаются такие географические названия: Тэмээн шулуун ‘верблюд-камень’, Ухэр шулуун ‘бык-камень’, Хандгай шулуун ‘лось-камень’.
- субстантивные топонимы с зависимым компонентом — существительным в родительном падеже.
А) детерминированные образования. По форме построения и семантической сущности субстантивные словосочетания с определением, маркированным аффиксом родительного падежа, представляют собой определительно-притяжательную конструкцию. Ботгоны хавцал ‘ущелье верблюжонка’, Бевгийн дов ‘возвышенность шамана’, Булагийн дэнж ‘родниковая терраса’, Буйлсэнгийн худаг ‘миндалевый колодец’, Номингийн говь ‘лазу- ритовая пустыня’, Тахийн худаг ‘колодец лошадей Пржевальского’, Тугчийн евелжвв ‘зимовье знаменосца’, Хомын хоолой ‘пере
82
шеек потника’, бур. Хайрын эрье ‘берег песчаной отмели’, Хасуу- риин нуга ‘еловый лог’. Выражая в широком смысле идею принадлежности, эти словосочетания отличаются функциональносемантической многоплановостью, отражающей богатство объективно существующих связей между предметами и явлениями [Пюрбеев, 1993, с. 20].
Как отмечает В. Э. Сталтмане, славянские языки лишь в незначительной степени топонимов допускают форму родительного падежа. Это в основном так называемые мемориальные названия, присвоенные географическим объектам в честь определенных лиц (мыс Голенищева, бухта Дежнева, пик Ленина). Большинство случаев употребления генитивных конструкций в славянской топонимии падает на урбанонимию [Сталтмане,1972, с. 145].
Б) недетерминированные образования. Здесь также подчинительная связь находит свое выражение в управлении зависимого, определяющего имени в форме генитива со стороны определяемого имени: Ламын хур ‘монастырь лам’, Замын ууд ‘дорожные врата’, Аралын мухар ‘край острова’, Тэмээний хузуу ‘шея верблюда’.
— субстантивные топонимы с зависимым компонентом - существительным в совместном падеже. Следует отметить, что при рассмотрении данного структурного типа топонимов также необходимо строго придерживаться принципа разграничения словообразовательного аффикса прилагательных (-т/ -тай) и словоизменительного аффикса.
А) детерминированные образования: Жаварт хоисуу ‘нос с ветром-верховиком’, Жинст ян ‘темная гора с шариком на верхушке (жинс - шарик на головном уборе у монгольских аристократов, который являлся почетным знаком отличия)’, Модтой хамар ‘мыс с деревьями’, Оломт нуур ‘озеро с бродом’, Тарва- гат дов ‘возвышенность с тарбаганами’, Ямаатуул ‘гора с козами’, бур. Тамгатай хушуу ‘мыс с печатью’ (на береговой скале красной краской древними жителями нарисовано четверо охот
83
ников с оленя&ш), Тумэртэйхада ‘гора с железом’. Сложные субстантивные топонимы с главным компонентом - не детерминативом и зависимым компонентом в совместном падеже практически не встречаются.
— субстантивные топонимы с зависимым компонентом - существительным в совместном и родительном падежах. Как известно, в апеллятивной сфере наблюдается такое явление, как последовательное присоединение аффиксов двух падежей к одной основе: цастайд ‘когда есть снег’ (дательно-местный + совместный), 17 настайгаасаа ‘с 17 лет’ (дательно-местный + исходный), сонирхолтойгоор ‘с интересом, интересно’ (дательноместный + орудный). Такие исследователи, как А. Р. Ринчинэ, Г. Д. Санжеев, Б. X. Тодаева, М. Н. Орловская считают, что некоторые именные основы могут располагать двумя падежными формами, называя это явление «двойным склонением». Однако не все монголоведы согласны с наличием в монгольских языках двойного склонения. В частности, 3. К. Касьяненко рассматривает это языковое явление, опираясь на синтаксические функции слов, образованных при помощи двух падежей.
В апеллятивной лексике редко встречается сочетание совместного и родительного падежей, на основании чего мы можем предположить, что подобные образования являются чисто топонимическими конструктами: Асгатын гол (от асга ‘каменная насыпь’), Бургастын худаг (от бургас ‘тальник’), Бугатын хавцал (от буга ‘олень’), Загастын даваа (от загас ‘рыба’), Маанътийн хетт (от маань ‘молитвенная формула ламаистов’), Харгилтын гол (от харгил ‘перекат у реки’), Хулстын овоо (от хуле ‘камыш’), Ямаатын хавцал (отямаа ‘коза’). Среди бурятских названий также встречаются такие топонимы: Харгытын эхи ‘начало дороги’, ХуИатайн хада ‘скала с березами’. Как видно из примеров, подобные названия даются по бросающимся в глаза признакам, и в связи с тем, что в топонимических конструкциях такого типа на первый план выходит признак обладания тем, что обозначено производящей основой, можно предположить, что такие назва
84
ния образуются от основ, которые уже являются производными, включающими в себя топоформант -т.
— субстантивные топонимы с зависимым словом — именем прилагательным
А) терминированные образования. Так же как и при они- мизации адъективных основ, прилагательное в роли определения, как правило, обозначает:
а) цвет: Алтан булаг ‘золотой ключ’, Бор руур ‘серая верхушка’, Ногоон нуур ‘зеленое озеро’, Улаангом ‘красная долина с неясным рельефом окраины’, Хор нуур ‘черное озеро’, Хвх бурд ‘синее топкое место’, Хурэн дов ‘бурая возвышенность’, Цагаан олом ‘белый брод’, Шар булаг ‘желтый родник’, бур. Цагаан нуур ‘белое озеро’ (берега с белыми выцветами солей), Эрээн даба- ан ‘пестрый перевал’.
б) размер: Гун худаг ‘глубокий колодец’, Дэлгэр мерен ‘широкая река’, Их сууж ‘большое бедро’, Нарийн гол ‘узкая река’, Охор булаг ‘короткий родник’, вндвр хангай ‘высокий хан- гай’, Урт дов ‘длинная возвышенность’, бур. Ехэ уНан ‘большая вода’.
в) сторона света: Ар булаг ‘северный родник’, Зуун хевев ‘восточный, левый берег’, веер хангай ‘южный хангай’, вмнеговь ‘южный гоби’, Урд гол “южная река’.
г) эпитет: Баян зурх ‘богатая + гора с овальной, заостренной вершиной’, Мвнх булаг ‘вечный родник’.
д) другие характеристики: Амар мерен ‘спокойная река’, Ариг гол ‘чистая река’, Шинэ худаг ‘новый колодец’, Энх тал ‘спокойная степь, спокойное место’, Цойцон нуур ‘протяженное озеро’, бур. Бэрхэ дабаан ‘трудный (труднопроходимый) перевал’, Мухар жалга ‘тупиковый овраг’, Халуун горхон ‘горячий ручей’, Хуйтэн булаг ‘холодный родник’.
О. Т. Молчанова называет такие топонимы переносными, или повторяющимися. Причинами их появления в разных регионах служат идентичность условий, породивших одинаковые
85
ассоциации, * дистантная метонимия, имеющая место при миграциях населения, а также, возможно, ограниченность способов образования названий в языке [Молчанова, 1982, с. 160- 161].
Встречаются также и окказиональные названия, данные в связи с теми или иными событиями. Так, происхождение названия озера, находящегося на границе Хубсугульского и Завхан- ского аймаков, связано с легендой, согласно которой на острове площадью 5-6 кв. км, находящемся посередине озера, жил хото- гойтский князь Цэнгунжав. Когда маньчжурское войско окружило остров, Цэнгунжав прорвал осаду и освободился. Поэтому озеро назвали Буст нуур ‘опоясанное озеро’. Об этом озере поется в исторической песне о героической борьбе монгольского народа за свободу и независимость под предводительством хото- гойтского князя Цэнгунжава [Цолоо, 1995, с. 96].
Подобного рода топонимы представляют собой типичную для монгольской топонимии двухосновную модель наименования, поэтому не могут рассматриваться как эллиптированные образования. В речевых ситуациях они зачастую употребляются без детерминативов.
Б) нетерминированные образования. Топонимизация прямых значений синтагм имеет место, например, в таких географических названиях: Шар хулсан ‘желтый тростник’, Улаан хус ‘красная оереза’, Бор бургас ‘серый тальник’, бур. Хора Ушввкэн ‘черная ива’.
Количество имен, где топонимизация охватывает переносное значение двуосновных синтагм гораздо меньше, чем одноосновных. Перечислим некоторые из этих названий: Баян-Агт ‘богатый рысак’, Отгон тэнгэр ‘младший тэнгрий’, Улаан дэл ‘красная грива’, Халзан бургэд ‘лысый орел’, Хар азарга ‘черный жеребец’, Цагаан тунги ‘белые ремешки (для подвязывания сапог)’, Цагаан хаалга ‘белые ворота’, бур. Шар тэхэ ‘желтый козел’. Встречаются названия гор, в которых первый компонент - определение, а второй компонент - эпитет хан. Например, Дэлгэр хан ‘широкий, обильный хан’, Дулаан хан ‘теплый хан’, Жаргалт
86
хан ‘счастливый хан’, Масс хан ‘вечный хан’, вндврхан ‘высокий хан’.
Среди подобных названий также встречаются топонимы с немотивированными основами: Баян сайр ‘богатая + галька’, Баян тэрэм ‘богатый + вербейник’, Урд тамир ‘южная + сила’, Ха- ра-Айраг ‘черный + кумыс’ и пр. Если в первых примерах атрибутивный компонент баян является эпитетом, способным присоединяться к любой основе, то в названии Урд тамир прилагательное используется для дополнительной маркировки ведущего компонента.
— субстантивные топонимы с зависимым компонентом - прилагательным в родительном падеже.
А) терминированные образования:Баяны нуруу ‘богатого + хребет’, Бууралын хяр ‘седого +
гребень’, Двтийн даваа ‘близкого + перевал’, Нэвтийн рагиаан ‘сквозного + аршан’, вгввмврийн худаг ‘щедрого + колодец’, Ха- рийн нуур ‘чужого + озеро’, Хуйтний гол ‘холодного + река’, Цэн- хэрийн агуй ‘голубого + падь’, Шарын гол ‘желтого + река’.
Б) нетерминированные образования: Баяны цээж ‘богатого грудь’, Буурлын еввр ‘седого юг’, Жигжийн бургас ‘густого тальник’. Судя по примерам, можно предположить, что в некоторых названиях данной группы прилагательное субстантивируется, часть других соотносима с чистым адъективно-субстантивным типом топонимов.
— субстантивные топонимы с зависимым компонентом — именем числительным
Б) нетерминированные образования. Возникновение топонимов с числительным в роли определения отчасти связано с реалиями, это касается тех случаев, когда названия фиксируют количество представленных объектов. Однако числа выше пяти нередко отражают не истинное количество однотипных предметов, а служат как бы указателями, обозначающими неопределенное множество. Выбор же числительного связан с древней символи
87
кой чисел, различной у разных народов [Суперанская, 1969, с. 46]. Синтаксическая связь между компонентами осуществляется путем примыкания.
А) терминированные образования. Как отмечает С. Дулам, единичность предметов или реалий в монгольском языке может быть выражена посредством таких восьми лексем, как гань ‘одинокий, отверженный, забытый’, гагц ‘только один, всего один, единственный’, цор (ганц) ‘совершенно один, уникальный’, врвесш ‘один, один из пары’, сондгой ‘нечетный’, анх ‘первый, начальный’, тэргуун ‘первый, передовой, главный’, туруу ‘первый, опередивший’ [Дулам, 1999, с. 20]. В топонимии для выражения единичности географического объекта используются слова ганц ‘один, единственный’ и внчин ‘сирота, одинокий’. Например, Ганц худаг ‘единственный колодец’, внчин толгой ‘сирота- гора’. Для обозначения одинокой возвышенности в степи монголы используют термин Толгой ‘голова’, в восточных аймаках Иилгэн толгой ‘голова козленка’. Примечателен тот факт, что одинокий холм не называют Ганц толгой ‘только одна голова’, а говорят Ганц худаг ‘только один колодец’. Сочетанием же Ганц толгой, наоборот, обозначают колодец, находящийся на дне оврага. Колодец же, которым когда-либо пользовались люди, называют внчин худаг ‘колодец-сирота’, т.е. ‘осиротевший, заброшенный колодец’ [Цолоо, 1986, с. 65].
“̂ Название бурятского населенного пункта Еланцы (центр Ольхонского района) М. Н. Мельхеев производит от сочетания елга ганса, что значит ‘одинокая падь’. Местность представляет собой впадину, окруженную горами и распадками [Мельхеев, 1969, с. 126]. Однако мы склонны считать, что этот топоним представляет собой форму р1игаНа 1апШш географического термина елань / еланец, которым в Сибири обозначают «открытые участки среди леса - поляны, которые использовались под сельскохозяйственные угодья и заселялись» [Мельхеев, 1969, с. 126]. Если бы топоним Еланцы был монгольского происхождения, то определение ганса находилось бы в препозиции согласно поряд
88
ку слов в монгольских языках. Сам же географический термин елань, возможно, восходит к бурятскому слову ялан ‘плешина’.
В некоторых районах Монголии с давних пор существует обычай называть отдельно возвышающиеся в степи холмы именами животных, например, Хулан ‘кулан’, Тахъ ‘лошадь Пржевальского’, Зоргол ‘однолетний олень, лосенок’, Ат ‘верблюд кастрированный’, Буур ‘верблюд-производитель’. Особенно много названий гор от животных в Алтайском хребте. Такие названия, связанные с животными, часто свидетельствуют о том, что когда- то здесь паслось стадо или табун этих животных.
Само же количественное числительное нэг ‘один’ в составе топонимов не встречается. По нашему мнению, это связано с тем, что числительное нэг часто рассматривается в качестве лексического показателя неопределенности, выполняя функцию неопределенного местоимения. Для выражения этой скрытой категории в монгольских языках используются имеющиеся средства разных языковых уровней: лексических, морфологических, синтаксических. Так, например, топоним Нэг худаг можно было бы перевести как ‘какой-то колодец’. Такого рода сочетания в топонимике не вполне допустимы, поскольку каждый географический объект имеет четкую локализацию.
Кроме того, вызывает большой интерес утверждение С. Дулама о том, что слово нэг имеет положительную семантику, а ганц - отрицательную, рассматривая их как нэгийн хуч ‘сила единицы’ и ганцын мвхвсдт ‘слабость одиночества’. Каждую лексему автор подтверждает коннотативными рядами, в полной мере отражающими их семантику. Так, числительное нэг, обладая значениями бухэл ‘целый, монолитный’, цул ‘сплошной, цельный’, у л хуваагдах ‘неделимый’, соотносится со словами нягт ‘плотный, тесный’, нийлэх ‘соединяться, сливаться’. Слово ганц семантически связано с лексемами ганьхрал ‘грусть, печаль, уныние’, гоонъ ‘холостяк, одинокий человек’, ганцаардал ‘одиночество, сиротливость’ и пр. [Дулам, 1999, с. 20-31]. Применительно к топонимическому материалу можно предположить, что единичные реалии, отождествляясь с человеком, вызывали у именующих со
страдание, послужившее основой для номинации с использова- / нием слов ганц и внчин.
Что же касается числительного хоёр ‘два’, то нами оно обнаружено лишь в единичном случае: Хоёр булаг ‘два родника’. Частота его употребления в составе топонимов невысока. Однако парность географических объектов может передаваться словами холбоо ‘связь’ и хошоо ‘парный, двойной’. Например, два озера, соединенных между собой перешейком, называются Холбоо нуур ‘связь + озеро’ (Завханский аймак). В Кобдоском аймаке есть угольная шахта, которую местные жители называют Хошоо чулу- ун ‘два камня’, ‘пара камней’ по находящимся рядом друг с другом двум каменным зданиям шахты.
Особую роль играют топонимы с числительным ‘три’ в функции определения: Гурван дов ‘три возвышенности’, Гурван хоолой ‘три перешейка’, Гурван худаг ‘три колодца’, калм. курен худг ‘три колодца’. Гурван нуур — название трех небольших озер в Хэнтэйском аймаке между реками Онон и Балж. Как отмечает С.Дулам, при измерении пространства с помощью числа 3 в монгольской символической культуре обозначаются не столько расстояния пути, сколько пограничные области и препятствия [Дулам, 1999, с. 51]. Так, в «Егс1еш-ут 1оЬсЬ> Саган-Сэцэна: «Уеке СПесШ ЬигиуисМип ёи^ауаЪаь уигЬап уои1 а1из йЫе§е<1 0§е1еп еке-у! ЬиПуа]и У§зике1 ЬауаШг Ьеу-е-1е§еп аЬиЪаЬ ‘Еке-Чиледу отступив, обратился в бегство. Три реки оставив позади, Оэлун отобрав, Есугей-багатур себе забрал’ [Саган-Сэцэн, 1984, с. 126, цит. по Дулам, 1999, с. 50]. В сказке «Ягаан морьтой Ягандуран хуу»: «Эмгэн Ягандуран хууг явахад нь за чи замдаа тохиолдох гурван хонхрыг давбал хэргээ биелуулж чадна» ‘Когда мальчик Ягандуран отправлялся в дорогу, бабушка ему сказала: «Если ты преодолеешь три впадины, которые встретятся на пути, все у тебя получится»’ [МАУ, 1982, с. 90, цит. по Дулам, 1999, с. 51].
В Южногобийском аймаке есть местность Таван толгой ‘пять гор’, которая так названа по расположенным рядом пяти горам. Населенный пункт в Архангайском аймаке носит название Таван булаг ‘пять родников’. По дороге из Улан-Батора перед
90
Архангайским аймаком находится местность Долоон худаг ‘семь колодцев’. Центр Гоби-Алтайского аймака называется Ест булаг ‘девять родников’. Название дано по находящимся к югу от него девяти источникам. В Южнохангайском аймаке есть сомон Гучин ус ‘тридцать вод’.
С числительным далан ‘семьдесят’ встречается название местности Далан туруу ‘семьдесят копыт’ в Ундэр-Хангайском сомоне Убсунурского аймака. Центр Южно-Гобийского аймака назван Далан задгад ‘семьдесят родников’ в связи с тем, что к югу от него находится множество открытых, сильных родников. Эти мощные ключи образуют речку и не пересыхают даже в самые сухие годы. С. Дулам рассматривает число 70 как разновидность символического кода числа 7. В монгольских легендах 7 и 77 символизируют нижний, подземный мир, число же 70 связано с землей. Оно используется для воспевания гор, рек, песков, животных и растений [Дулам, 1999, с. 139]. Например:
Онь даваагуй авалцаж ургасан Давхар далан Алтай ярайгаад...
Без теснин и перевалов возвышающийся Семидесятислойный Алтай виднеется... [Данихурэл, 1986, с. 7, цит. по Дулам, 1999, с. 139].
«Даваа бугдээс нь далан эхтэй хуйтэн хар булаг ус нь гор- хилон урсаад байхад..., давхар бугдээс нь далан эхтэй даргар гереес нь даржигнатал ургээд байхад...» ‘Когда из каждого перевала холодный черный родник с семьюдесятью истоками вытекал..., когда из каждого слоя большой зверь с семьюдесятью головами с треском бросался в сторону...’ [Бум-Эрдэнэ, 1985, с. 14, цит. по Дулам, 1999, с. 140].
Привлекает внимание грамматическое оформление данного сложного топонима. Его второй компонент представляет собой форму множественного числа прилагательного задгай ‘открытый, раскрытый, обнаженный’, .которое в топонимическом употреблении осмысливается как родник, т.е. субстантивируется и в данном случае согласуется с числительным далан. Как отме
91
чает Г. Ц. Пюрбеев, употребление определяемого имени во множественном числе при количественном определении было широко развито и носило более или менее регулярный характер в языке монгольских письменных памятников доклассического периода, т. е. в текстах ХП-ХУП вв. Постепенно такого рода грамматический прием связи слов стал сходить на нет, сохраняясь в единичных случаях лишь в виде синтаксических архаизмов [Пюрбеев, 93, с. 56].
Места, где очень много деревьев, называют Зуун мод ‘сто деревьев’, реже в качестве определения употребляются числительные 9 и 70. Ойконимы с таким названием есть в Центральном и Завханском аймаках. В 30 км от центра Оворхангайского сомона Убсунурского аймака протекает большое количество небольших речушек, которые называются Зуун гол ‘сто рек’.
Иногда указание на неопределенное множество передается адъективно-наречной лексемой олон ‘много’. Например, Олон овоо ‘много насыпей’, Олон овооны тал ‘степь, в которой много насыпей’, Олон худаг ‘много колодцев’.
Из нетерминированных названий встречается топоним Гурван тэс ‘три рябины’, которым обозначается песчаный перешеек между двумя горами в Восточно-Гобийском аймаке. Ср. бур. Долоо наркан ‘семь сосен’ (место поклонения в Баргузин- ском райойе). Как отмечалось выше, в мифологии монгольских народов число 7 соотносится с нижним миром — миром духов вод. По бурятской шаманистской традиции сосна входит в число священных деревьев. В первую очередь, она выступает в своей основной функции как символ мирового древа. Кроме того, образ сосны как вечнозеленого растения выступает в шаманских текстах символическим хранителем души:
Малгайн хара нараЬан Аро бэен алта намаатай,У бур бэен мунгу намаатай Ьайни Ьулдэ тэндэ.
92
Шапка - черная сосна,Задняя сторона с золотыми листьями,Передняя сторона с серебряными листьями, Доброго душа там.
[Жамцарано, 2001, с. 70-71, пер. Ц. Ж. Жамцарано].
Сложные адъективные топонимы Следует отметить, что географические термины в основ
ном представлены существительными (за исключением некоторых прилагательных, подвергшихся процессу субстантивации, например: задгай ‘открытый’, вгввмвр ‘щедрый, обильный’ со значением ‘ключ, родник’). Поэтому все словосочетания с главным компонентом - детерминативом представляют собой рассмотренные выше субстантивные образования.
Большая группа топонимов данного типа содержит в качестве второго компонента прилагательное-эпитет, которое в основном относится к оронимам. В нашем материале встречаются следующие эпитеты: ачит ‘благодетельный, достойный благодарности’, баян ‘богатый’, богд ‘святой’, буянт ‘добродетельный’, дуут ‘звучный’, жавхлант ‘величественный, великолепный’, жаргалант ‘счастливый’, мтх ‘вечный’, мэргэн 'меткий, мудрый’, сайн ‘хороший’, сайхан ‘красивый’, сэргэлэн ‘чуткий, проницательный’, уран ‘искусный’, хайрхан ‘милый, любезный’, цогт ‘живой, искристый’, грнгэл ‘веселый’, яруу ‘благозвучный’.
Это явление отмечалось такими исследователями монгольской топонимики и этнографии, как Э. М. Мурзаев, В. А. Казакевич, В. П. Дарбакова. «В прошлом, когда вера в злых духов и злые силы была очень сильна, возникло это обращение к тем горам, где, по народному поверью, обитали злые силы. Обычно такие горы выделялись среди других высотой, снеговой вершиной, неприступными скалами. Они имеют еще другое название, истинное, но узнать его нелегко, т.к. монголы не сообщают их топографам и путешественникам из боязни, что злые духи услышат и накажут болтуна» [Мурзаев, 1940, с. 121].
93
Хвала хозяевам гор и отдельных местностей постепенно трансформировалась в гимны. Так, в песне «Хвала Алтаю» выражается восхищение красотами природы и воспевается бесконечность окружающего мира:
Менх цасан эхтэй Мелгер чулуун оргилтай врген тумэн, худэр ендер Баян хан Алтай нутаг минь.
[Хорлоо, 1989, с. 91].
С вечным снежным истоком,С гладкими каменными вершинами Широкий, прочный, высокий Баян-хан Алтай мой.
Очень интересные обстоятельства произнесения названий гор описывает В. П. Дарбакова. Одни оронимы можно было произносить лишь в том случае, если гора не видна (ее загораживают другие горы) или в юрте, стоящей непосредственно перед этой горой. Другие оронимы можно было произносить только тихо. Есть горы, названия которых нельзя повторять несколько раз или произносить при заходе солнца. Наконец, названия некоторых гор вообще нельзя произносить, т.к. это может вызвать падеж ск^тажли стихийное бедствие [Дарбакова, 1969, с. 199].
Двухосновные топонимы с главным компонентом - прилагательным-эпитетом не являются эллиптированными образованиями, поскольку эпитет заменяет географический термин или другой апеллятив. Этого нельзя сказать об адъективных сложных топонимах, в которых второй член указывает на цвет, размер, направление или характер рельефа. Такие названия в большинстве случаев произошли от трехкомпонентных имен с главным членом - детерминативом.
- адъективные топонимы с зависимым компонентом - существительным в форме основы: Арц богд ‘можжевельник + святой’, Буянбат ‘добродетель + крепкий’, Ерввсайхан ‘благопо-
94
желание + красивая’, Сонгино хайрхан ‘лук + любезный’, Суварга хайрхан ‘субурган + любезный’, Цэнгэл хайрхан ‘веселье + любезный’, Ээж хайрхан ‘мама + милая’. Высокая частотность употребления эпитета хайрхан ‘милый, любезный’, имеющего в своем составе уменьшительно-ласкательный аффикс -хан, связана с богатством, разнообразием экспрессивных оттенков этого аффикса и его изменчивостью, ярко охарактеризованной Я. Гримом: «Уменьшительная форма выражает понятие не только немногого и малого, но и любезного, ласкательного. Поэтому уменьшительную форму придаем мы и великим, возвышенным, священным и даже страшным предметам для того, чтобы доверчиво к ним приблизиться и снискать их благосклонность» [Оптш, 1848, с. 664].
Гора, находящаяся в 10 км к юго-западу от центра Кобдоского аймака, носит название Баатар хайрхан ‘богатырь + любезный’. Раньше ее называли Жаргалант Хайрхан. Переименована она была в связи с тем, что во время освобождения города Кобдо от маньчжурского ига у подножия этой горы был разбит лагерь войска народного героя Магсаржава.
В сложных географических названиях с прилагательными-эпитетами в качестве главного компонента наблюдается сочинительная связь. В случае же если ведущий компонент не является эпитетом, то возможна подчинительная связь: Г ал шар ‘огонь + желтый’ (огненно-желтьщ), Хажуу-Улаан ‘бок, край + красный’ (с красными склонами), Эрдэнэ бурэн ‘драгоценность + полный’ (полный драгоценностей). Здесь основа существительного выполняет функции косвенных падежей.
- адъективные топонимы с зависимым компонентом — существительным в родительном падеже: Адгийн цагаан ‘устья белый’, Тэмээний хар ‘верблюжий черный’, Шилийн богд ‘гребня горного хребта священный’, калм. Анкучин кашун ‘охотника горький’. Так же как и в субстантивных названиях, генитивные конструкции с подчинительной связью реализуют собственнопосессивные и посессивно-локативные значения.
95
- адъективные топонимы с зависимым компонентом — прилагательным. Данный тип топонимов представляет собой сочетание определений какого-либо объекта с сочинительной связью. В большинстве случаев связь между главным компонентом и добавленным определением устанавливается на топонимическом уровне. Первое определение может указывать на цвет, размер, местонахождение, характер рельефа, а второе может представлять собой эпитет. Например, Ар жаргалант ‘северный счастливый’, Бага богд ‘малый святой’, Дунд баян ‘средний богатый’, Дэлгэр сайхан ‘просторный красивый’, Зуун баян ‘восточный богатый’, Их богд ‘большой святой’, Тэргуун богд ‘первый святой’, Тэгшхайрхан ‘ровный любезный’, вмнехайрхан ‘южный любезный’, Цагаан богд ‘белый святой’, Цаст богд ‘снежный святой’. В редких случаях первым компонентом выступает эпитет: Хайрхан дулаан ‘любезный теплый’, Баян хонгор ‘богатый буланый’. Топонимы Асралт хайрхан ‘заботливый любезный’, Баян цогт ‘богатый искристый’, Мвнх хайрхан ‘вечный милый’, Жаргалант хайрхан ‘счастливый любезный’, Эрхэт хайрхан ‘правомочный любезный’ представляют собой сочетание эпитетов.
Многие географические названия представлены в виде контрастирующих определений: Баруун-Урт ‘западный длинный’, Бароун туруун ‘западный первый’, Гозгор-вндвр ‘торчащий, поднимающийся вверх высокий’, Гун нарийн ‘глубокая узкая’, Дунд-Урт ‘средний длинный’, Дунд цэнхэр ‘средняя голубая’, Их буурал ‘большой седой’, Их-Эрээн ‘большой пестрый’, вввр-Эрэ- эн ‘южный пестрый’, Хойт цэнхэр ‘северная голубая’.
- адъективные топонимы с зависимым компонентом — наречием: Бурэн хайрхан ‘полностью милый’, Цул-Улаан ‘сплошь красный’.
- адъективные топонимы с зависимым компонентом - числительным. В Гоби-Алтайском хребте есть три горы Их богд ‘большая священная’, Бага богд ‘малая священная’ и Арц богд
96
‘можжевельник + священная’, которые имеют одно общее название Гурван богд ‘три святых, священных’. В Алтайском хребте есть горы Таван богд ‘пять святых’.
Три горы Баруун сайхан ‘восточная красивая’, Дунд сайхан ‘средняя красивая’ и Зуун сайхан ‘западная красивая’ местные жители называют Гурван сайхан ‘три красивых’ или Говь гурван сайхан ‘три гобийских красавицы (красивых)’. Также с числительными встречаются такие названия: Гурван цэнхэр ‘три голубых’, Таван богд ‘пять святых, священных’, Далан хар ‘семьдесят черных’, Далан жаргалан ‘семьдесят счастливых’, Зуун хар ‘сто черных’, Тумэн цогт ‘десять тысяч искристых’. Как отмечалось выше, число зуун ‘сто’, как правило, указывает на неопределенное множество, тумэн также может передавать значение бесчисленного множества.
Сложные вербоидные топонимыК данному типу составных именований относятся образо
вания с главным компонентом — причастием. Нефинитные глагольные формы в монгольской топонимии представлены многократным причастием и причастием будущего времени.
На территории Монголии встречаются такие топонимы с многократным причастием: Чоно тврдвг ‘волчица щенится’ (так называют места, где щенятся волки), Нохой хуцдаг ‘собака лает’, Морь тушдаг ‘лошадь спутывается’, Дврввхавчдаг ‘стремя жмет’. Такие названия не характеризуют объекты с точки зрения физических свойств, но могут иметь определенное историческое объяснение. Многие географические названия такого типа появляются в связи с тем, что некоторые суеверные люди связывают те или иные звуки и явления природы с нечистой силой.
Несомненно, подобные названия с многократным причастием на -даг восходят к трехкомпонентным сочетаниям типа чоно тврдвг газар, морь тушдаг газар, где причастная форма выполняет функцию определения. Как известно, многократное причастие находит широкое атрибутивное употребление, обозначая такое действие, которое приписывается предмету или лицу как
97
свойство на основе уже неоднократно совершившихся акций данного действия, например, машин явдаг зам ‘дорога, по которой ездят машины’. Таким образом, в этих примерах причастные формы в скрытом виде содержат указание на место, где происходит какое-либо событие.
В роли главного компонента сложного географического названия также может выступать причастие настоящего и будущего времени на -х. По определению В. Д. Дамбиновой, причастие будущего времени — это своеобразная глагольная форма, очень многозначная в своем употреблении, которая выражает направление на реализацию действия, которое обычно устремлено в будущее [Дамбинова, 1976, с. 112]. В функции главного компонента топонима причастие утрачивает категориальные значения переходности, вида, а также ослабляется значение времени.
Название реки Чоно харайх ‘(река, через которую) скачет волк’ связано с легендой, в которой некогда волк, гонимый охотником, перепрыгнул эту реку с крутыми берегами. Академик Б. Ринчен перевел это название как ‘река волчьего скачка’. О топониме Дщрввхавирах ‘(ущелье, в котором) звенят стремена’ Б. Ринчен пишет: «Название ущелья Дврвв хавирах передает образность языка и наблюдательность монголов. Оно создает образ узкой тропинки в горных теснинах, где звенят стремена всадников, жмущихдд друг к другу» [Ринчен, 1958, с. 7].
^ Также к этому типу сложных названий можно отнести ой- коним Бурэн тогтох ‘все установится’ и ороним Улаан бадрах ‘красный процветающий’. Только в последнем примере синтаксическая связь между компонентами реализуется посредством сочинения, в то время как в остальных сложных географических названиях данного типа наблюдается подчинительная связь.
Помимо субстантивных, адъективных и вербоидных топонимов в нашем материале зафиксированы названия (оронимы), главный компонент которых представлен числительным, а зависимый - прилагательным: Баян тумэн ‘богатый + десять тысяч’, Их мянган ‘большой + тысяча’, Элст мянган ‘песчаный + тысяча’. Употребление именно этих чисел в топонимике можно
98
связать с тем, что такие числа, как тысяча, десять тысяч и миллион являются скорее числами-гиперболами, выступающими как показатели множества, несметной силы, богатства [Кочевники..., 2002, с. 182]. Таким образом, числительные в роли ведущего компонента также выступают эпитетами. Примечательно, что у С. Дулама числительное мянга соотносится с северным направлением, а тумэн - восточным [Дулам, 1999, с. 188].
Приведем таблицу, обобщающую вышеприведенные типы двухосновных топонимов:
Таблица 4Типы двухосновных топонимов_____________
'Ч главный терминиров нетерминированныеобразования
зависимый\сущ.-
ОСНОВЭ|сущ,-осно-
ва
при-лагат.
причастие
числи-тельн.
сущ. в форме основы
+ + + + —
сущ. в род. п. + + + — —сущ. в совм. п. + + - -сущ. в совм. и род. п.
+ — — —
прилагательное + + + • +прил. в род. п. + + — — —
числительное + + + — —наречие + + -
Данные таблицы позволяют заключить, что географические термины могут вступать в синтаксические связи почти со всеми представленными зависимыми компонентами.
99
Сложные топонимы, состоящие из трех и более компонентов
Необходимо отметить, что такого рода сложные синтаксические образования следует также рассматривать с позиции выполняемых компонентами синтаксических функций.
Многие трехчленные топонимы образовались в результате дополнительного маркирования двухкомпонентных названий: Баян улаан уул ‘богатая красная гора’, Баян вндвр овоо ‘богатый высокий обо’, Зуун Монгол уул ‘восточная монгольская гора’, Хойт (Урд) уйгар гол ‘северная (южная) уйгурская река’, вндвр цагаан овоо ‘высокая белая насыпь’, Монгол шар даваа ‘монгольский желтый хребет’. Дополнительное определение может иметь форму существительного в родительном падеже: Боржи- гины бор тал ‘серая степь борджигинов’, Тахийн шар нуруу ‘желтый перевал лошадей Пржевальского’, Хагийн хар нуур ‘черное озеро солончака (лишайника)’. В этом типе названий наблюдается сочинительная связь между двумя определениями главного компонента.
Числительные в составе трехкомпонентных топонимов могут выполнять функцию определения к главному компоненту: Аман гурван сээр ‘три холма в пади’, Ажин гурван ширдэг ‘три тюфяка невестки’, Говъ гурван толь ‘три гобийских зеркала’, За- гийн гурвщ худаг ‘три саксауловых колодца’, Задгайн гурван хээр ‘три степи родников’, Ойн гурван мандал ‘три лесных мандалы’, Эрэгийн гурван гол ‘три долины берега’. Эти названия также возникли путем последовательного присоединения двух определений.
Определение к главному компоненту может представлять собой субстантивное словосочетание с зависимыми компонентами прилагательными, числительными, причастиями или существительными. В данном типе топонимов наблюдается последовательная подчинительная связь между первым и вторым, затем между вторым и третьим (ведущим) компонентами.
Сложные определения зачастую бывают оформлены аффиксом родительного (реже совместного) падежа: Алаг нуурын
100
хонхор ‘впадина пестрого озера’, Бага (Их) газрын чулуу ‘камень малой (большой) земли’, Бор хярын элс ‘пески серого гребня’, Их нуруудын хотгор ‘впадина великих хребтов’, Хар нудэнгийн худаг ‘колодец черных глаз’, Халзан согоотын даваа ‘перевал комолой самки изюбря’, Цагаан бургасны гол ‘река белого тальника’, Шаазан толгойт балгас ‘развалины с фарфоровой вершиной’. В Хубсугульском аймаке есть большая гора, которая называется Хул азрагын нуруу ‘хребет саврасого жеребца’. Существует легенда, что во время войны один батор перед тем, как потерпеть поражение, привязал знамя к хвосту своего коня и отпустил его. Тот забрался на ближайшую гору, которую и прозвали ‘хребет саврасого жеребца’.
Числительное в роли зависимого компонента также относится не к самому детерминативу, а к существительному, образующему вместе с ним развернутое определение: Ганц модны гол ‘долина одного дерева’ (примечательно то, что в этой долине многочисленнные заросли кустарников), Таван овооны ам ‘падь пяти насыпей’ (название ущелья в Кобдоском аймаке, на западной террасе которого есть пять насыпей), Таван хумстуул ‘гора с пятью ногтями’, Олон голын билчэр ‘пастбище многих рек’ - так называется место слияния рек Идэр, Дэлгэр и Бугсэй, откуда начинается река Селенга.
Причастные формы редко встречаются в роли главного компонента развернутого определения (Байцан-внгвруулэх цэг ‘точка прохождения скалы’) и также образуют генитивную кон- стукцию. На горе Богд уул, находящейся к юго-востоку от Улан- Батора, есть пади Шажин хурахын ам и Твр хурахын ам. О происхождении этих названий говорят: «Когда Богдо-хан ехал с юга, в самой большой пади на западной стороне Богд уул устроили для него ночлег и назвали ее Шажин хурахын ам ‘падь концентрации веры’. А в пади на северной стороне этой горы ночевал один чиновник, сопровождавший Богдо-хана, поэтому ей дали имя Твр хурахын ам ‘падь концентрации власти’».
Подобные образования встречаются и на территории Крыма: мыс Чобан-Басты-Бурун ‘мыс, на который ступал пас-
101
тух’, Таш-Баскан-Кой ‘деревня, заставленная камнями’, Сала- ват-Качамак-Дере ‘ущелье, где скрывался Салават’ [Исхакова,1993, с. 16]. В якутской гидронимии также встречаются названия с причастием настоящего времени: Сылгылыыр-урэх ‘река, на которую пригоняют скот’, Хатыыстыыр-урэх ‘река, где ловят осетров’.
И, наконец, зависимый компонент развернутого определения может быть выражен существительным в форме основы (Дуу 4 хввтийн худаг ‘колодец останков дракона’, Хонин усны говъ ‘гоби бараньей воды’) или в родительном падеже (.Адгийн бввргийн худаг ‘колодец песка устья’, Чингисийн морины уяа ‘коновязь Чин- гиса’, Чингисийн гэрийн буурь ‘стойбище Чингиса’).
Таким образом, характер синтаксических связей между компонентами трехосновных топонимов может быть представлен следующим образом:
Схема 1.
П.С.
А - определение №1, В - определение №2, С - детерминатив. П.С. - подчинительная связь, С.С. - сочинительная связь.
102
Схема 2.
П.С.П.С.
С - детерминатив, А+В - развернутое определение, где В- главный компонент развернутого определения, А - зависимый компонент развернутого определения.
Бели в предыдущих трехчленных топонимах детерминатив играл первостепенную роль, то в ряде других географических названий он вполне может носить факультативный характер: Гурван хурд уул ‘три колеса + гора’ (название потухшего вулкана в Сухэ-Баторском аймаке), Хара-Ус нуур ‘черная вода + озеро’, Уран дои уул ‘искусная наковальня + гора’; Аж богд уул ‘Батюшка святая гора’, Зоргол хайрхан уул ‘однолетний олень милая гора’, Баян хан уул ‘богатый хан-гора’. Как отмечалось выше, эпитеты обладают возможностью полностью заменять географические термины.
Зафиксированные нами четырехкомпонентные образования, как правило, содержат географический термин как главный компонент сложного топонима: калм. Бичкн дерен Нашун худг ‘маленьких четыре горьких колодца’, Их дврвн Нашун худг ‘больших четыре горьких колодца’ (три определения с сочинительной связью), монг. Гун далайн гурван худаг ‘три колодца глубокого моря’ (два определения), Даръгангын галт уулт вндврлвг ‘дари- гангская вулканическая возвышенность’ (два определения), Илжгэн чихт хааны балгас ‘город хана с ослиными ушами’ (одно определение), Хэрлэн баян улаан уул ‘керуленская богатая красная гора’ - название отделившегося от Хэнтэйских гор хребта. Первый компонент свидетельствует о том, что он находится
на левом берегу реки Керулен, вторая часть названия является эпитетом, пастбища там действительно обильные, не бывает засухи [Шагдар, 1996, с. 50]. Третий компонент указывает на цвет почвы, а главный компонент - оронимический термин, имеющий три определения. Цагаан дэрсний хойт худаг ‘северный колодец белого чия’ - гидрографический термин с двумя определениями, одно из которых в свою очередь тоже имеет определение цагаан.
§3. Онимизация предикативных конструкций
Несомненно, одной из особенностей монгольского онома- стикона является наличие в нем собственных имен, представляющих собой в синтаксическом плане предикативные конструкции, обладающие сказуемым и подлежащим, которое иногда просто подразумевается. Как известно, основой предложения является предикативность, которой нет ни у слов, ни у словосочетаний. Грамматическими средствами выражения предикативности являются категории времени, лица и модальности. Последняя выражается категорией наклонения (изъявительное и повелительножелательное) и особыми лексико-грамматическими средствами (модальные слова, частицы, вспомогательные глаголы).
Необходимо отметить, что имена-фразы (предложения) утрачивает свою предикативность и находятся вне временных и модальных отношений предложения. В своем новом качестве предикативная конструкция денотирует конкретный предмет (как правило, человека) и функционирует в качестве одного члена предложения.
АнтропонимыВ именниках тюркских и монгольских народов широко
представлены личные имена-фразы, содержащие формы изъявительного и повелительно-желательного наклонений. Как отмечалось выше, в личных именах, представляющих собой глаголы повелительного наклонения, содержатся те или иные пожелания ро
к и
дителей, родственников ребенка, т.е. в основном эти антропонимы выполняют дезидеративную функцию.
Повелительно-желательное наклонение в проприальной лексике представлено формой обращения I лица обоих чисел на - я, -е, посредством которой в апеллятивной сфере говорящий либо выражает свое намерение совершить какое-либо действие, либо приглашает второе совместно с ним что-либо сделать: За-Явъя ‘ну, пойдем’, Хтиигхургъе ‘счастья пожелаем’, Цэрэгбайя ‘буду- ка я воином’. Имя-фраза в III лице (аффикс -г) выражает пожелание родителей: Буян-Ирэг ‘пусть придет добродетель’. Ср. тат. Ирбулсын ‘пусть мужчиной станет’, Айбаксын ‘пусть взойдет луна’.
Предикативная конструкция в форме II лица повелительного наклонения в качестве имени-фразы выражает приказ или повеление в форме основы глагола: Баярсонсго ‘сообщи о радости’, Больсолъ ‘перестань, сменись’, Дуудагуул ‘веди за собой младших’, Мвнхзогс ‘вечным останься’, влзийбурд ‘счастьем преисполнись’, Хунд-вргууп ‘честь свою возноси’. В татарском языке также встречаются имена подобной структуры: Танат (тан ‘заря’ + ат ‘рассветай’), Байтуг (бай ‘богач’ + туг ‘родись’), Ишкил (иш ‘пара, чета’ + кил ‘приходи, явись’, в переносном смысле ‘родись’).
Примечательно, что в тюркском антропонимиконе зафиксированы личные имена, в которых глагольная форма, вопреки строю языка, предшествует именной. Например, Килбарс (кил ‘приходи, явись’ + барс ‘тигр’), Торбай (тор ‘встань, живи’ + бай ‘богач’), Торбатыр (тор + батыр ‘богатырь, герой’) [Саттаров,1973, с. 42]. На материале монгольских имен подобных образований не обнаружено.
Замечено, что в русских именах отмечается значительное количество глагольных образований с глагольным вторым компонентом при первом компоненте имени существительном, прилагательном, числительном, местоимении: Челомбей, Рукосуй, Самохвал, Самозван, Косогляд, Вездегляд. Как отмечает А. В. Суперанская, под влиянием большой глагольности русских имен
105
старинные элементы слав, мир, хвал и т.п. воспринимаются сейчас не однозначно, а весьма обобщенно, сопоставляясь и с существительным слава, и с прилагательным славный, и с глаголом славить. Такое восприятие автор объясняет тесным контактом с тюркскими языками, в которых членение имени на существительное и прилагательное очень нечетко [Суперанская, 1969, с.70].
Представляют определенный интерес возникавшие в по- Л слереволюционный период в России имена, связанные с происходившими в то время событиями. Среди них встречались антропонимы, представляющие собой аббревиацию предикативых конструкций: Изиль (исполняй заветы Ленина), Лунио (Ленин умер, но идеи остались), Люблен (Люби Ленина). В некоторых из них встречаются личные местоимения: Мотвил (Мы от В.И. Ленина),Яслен (Я с Лениным), Ясленик (Я с Лениным и Крупской). Следует отметить, что в нашем материале по антропонимии монгольских народов личных имен, образованных посредством аббревиации (буквенного сокращения), не обнаружено. В бурятском языке «способ аббревиации используется для образования прозвищ: ДТ-54 от личного имени и фамилии прозываемой - Дадуева Таня и года рождения денотата - 1954, вероятно по ассоциации с маркой трактора [Шулунова, 1995, с. 111]. Подобнощ рода сокращения действительно часто встречаются в качестве прозвищ: ХАС - Хубитуев Алдар Сергеевич, М&М’з - Молонова Мэдэг.
В апеллятивной же лексике широко используются графические аббревиатуры, составленные начальными буквами всех ь слов терминологического сочетания, например, АИХ - Ардын Их Хурал ‘Народный хурал’, ХЗХ - Хвгжмийн зохгюлчдын холбоо ‘Союз композиторов’, ХХК - хариуцлагатай хувьцаат компании * ‘ОАО’, ШТС - шапгхуун тугээх станц ‘бензоколонка’, УДШ — УлсынДээд Шуух ‘Верховный суд’.
Составные имена могут содержать как финитные, так и не финитные глагольные формы изъявительного наклонения. Из личных форм можно указать на форму прошедшего времени на -
106
в (Баяргарав ‘радость случилась’, Бид-Ялав ‘мы победили’, Гэ- рэлгарав ‘свет вышел’* Майгарав ‘май наступил’, Мягмаржаргав ‘Марс погас’, Одгийв ‘звезда рассвела’, Очгялбав ‘искра сверкнула’) и форму прошедшего времени на -лаа (Бийрлээ ‘я пришел’, Нармандлаа ‘солнце взошло’). Ср. тат. Туйкилде ‘свадьба пришла’, Уразбакты ‘счастье взглянуло’, Ходайбирде ‘бог дал’, Ку- жаш Яркитде ‘Кужаш пошел к возлюбленной’. Следует отметить, что так же как и в именах, содержащих формы повелительно-желательного наклонения, здесь наблюдаются антропонимы с обратным порядком слов: Бирдэбек (бирдэ ‘дал’ + бек ‘князь’), Килдеураз (килде ‘пришло’ + ураз ‘счастье’), Бактыхужа (бакты ‘взглянул’ +хужа ‘хозяин’).
Как известно, причастие настояще-прошедшего времени в сочетании с отрицательной частицей означает незаконченное прошедшее время и в основном выполняет функцию финитной формы: Нэр-бгввгуй ‘имени не дали’. Можно с уверенностью утверждать, что и другие примеры Бимэдэхгуй ‘я не знаю’, Хэнчмэ- дэхгуй ‘никто не знает’, содержащие форму причастия настоящебудущего времени, представляют собой онимизированную предикативную конструкцию.
Поскольку финитным формам глагола изначально присуща предикативность, они выступают в качестве сказуемых без особых частиц. Однако другие части речи также могут выступать как предикаты в случае, если они оформлены показателями сказуемого или так называемыми предикативными частицами и служебными (вспомогательными) глаголами, также представленными в проприальной лексике: Мвнхбайна ‘да прибывает вечным’, Мядагмт ‘цветком является’, Отгонбиз ‘самый младший, наверное’ (модальная частица с оттенком вероятности). Также в монгольском антропонимиконе встречаются имена с местоимением в роли подлежащего: Бибаатар ‘я - богатырь’, Чийбаатар ‘ты - богатырь’. В данном случае, на наш взгляд, можно говорить о формально невыраженном (имплицитном) предикате.
Кроме того, в данном разделе следует обратить внимание на имена, построенные по типу вопросительных и отрицатель-
107
ных предложений. Такие имена образуются при помощи вопросительных частиц уу / уу, бэ / вэ, а также вопросительных местоимений: Мэндуу ‘благополучно ли?’, Хэнбилээ ‘кто же?’, Хэнбэ ‘кто?’, Хэнмэдлээ ‘кто знал?’, Хэнмэдэхэв ‘кто знает?’, Юубшээ ‘что же?’, Юувэ ‘что?’, Яадаг-Юм ‘что делать?’, Яасан ‘что случилось, что произошло?’. В случаях, когда после отрицательной частицы биш появляется дополнительный компонент, указывающий на предмет и тем самым расшифровывающий предыдущее отрицание: Бибишхорлоо ‘не я - колесо’, Хунбшигвлег ‘не человек- щенок’, Энэбтичулуун ‘это не (ребенок), камень’ также можно говорить об онимизации предикативной конструкции.
В целом, необходимо подчеркнуть, что в данное время в составе сложных дезидеративных имен из глагольных форм наиболее часто встречаются причастия будущего времени, выступающие в роли определения. Ряд других, в основном охранных имен вышли из широкого употребления. На основе вышеизложенного мы можем утверждать факт наличия предикативных конструкций, подвергшихся процессу антропонимизации в современном монгольском языке. По всей вероятности, подобные именования бытуют в монгольской языковой среде с древнейших времен.
^ ^ ТопонимыКак известно, глагольные формы подвергаются топони-
мизации не во всех языках. Наиболее широко предикативные конструкции представлены в тюркской системе географических названий, чем она существенно отличается от многих других систем (в том числе и от монгольской): башк. Айгирбаткан ‘жеребец утонул’, Барса Кельмес ‘если пойдешь - не вернешься’ (название сыпучих песчаных массивов или топких солончаков в Средней Азии), азерб. Гызгайытды ‘девушка вернулась’, турецк. Денизчё- рюн ‘море показалось’, казахск. Малкелди ‘скот приходил’ [Никонов, 1965, с. 66], якут. Ойуун-Умсара ‘шаман нырял’, Оту-Ту- рара ‘стоял шалаш’. Такие образования исследователь тюркской топонимии Г. Ярринг именует «топонимами полного предложе
108
ния» [1961]. Как справедливо отмечает автор, эта категория главным образом микротопонимическая и зародилась в тюркской языковой среде очень давно.
Для славянской топонимии также не характерны глагольные образования. Существуют различные точки зрения относительно топонимов типа Гуляй-поле, Гуляй-Борисовка, Гуляй-бал- ка, Копай-город, Деригород, Урвиживот. В частности, В. А. Никонов, относя их к императивным конструкциям, пишет: «Таких названий всего, по-видимому, не больше сотни, но они очень своеобразны и уходят корнями ещё к временам славянской общности. Кроме подмосковного Звенигорода есть несколько его тезок на Украине, объясняют это название как обозначение укрепления, где колокол возвещал о приближении неприятеля». Отвечая на вопросы: как и почему из императива смогли возникнуть топонимы и что они означают, автор высказывает предположение, что императив в одних случаях выражал пожелания, заклинания, в других - выполнял функцию определения [Никонов, 1965, с. 95].
Е. А.Земская, описывая слова типа перекати-поле, дер- жи-дерево, считает, что здесь -и- - интерфикс, поскольку он выполняет чисто содинительную функцию. «Нельзя согласиться с утверждением, что -и- - показатель повелительного наклонения, так как в составе сложных слов он лишен значения, десемантизи- рован. Перечисленные и им подобные существительные (в том числе и географические названия) не имеют семантики повеления, их именная часть не есть ни объект, ни субъект глагола в повелительном наклонении, они не выражены падежной формой, которую «требует» повелительное наклонение (ср.: сорвиголова и сочетание сорви голову)» [Земская, 1973, с. 129]. Таким образом, исследователь утверждает, что в значении таких существительных нет семантического компонента «повеления», императивности.
В монгольской топонимии зафиксированные нами топонимы с глагольными формами многократного причастия, способного выступать в качестве сказуемого (Чоно тврдвг ‘волчица ще
109
нится’, Нохой хуцдаг ‘собака лает’, Морь тушдаг ‘лошадь спутывается’ , Дер ее хавчдаг ‘стремя жмет’), как отмечалось выше, восходят к эллиптированным трехосновным географическим названиям и чаще всего относятся к микротопонимам. И лишь одно название сомона в Центральном аймаке Баян-внжуул ‘проведи сутки в достатке (богатстве)’ содержит финитную форму глагола внжуул. Таким образом, можно сделать вывод, что в монгольской топонимии почти не представлены географические названия, образованные путем онимизации предикативных конструкций.
ЗАКЛЮЧЕНИЕПроведенное исследование представляет собой попытку
описания способов объективирования номинационных признаков монгольских онимов на уровне языковой структуры. В процессе работы нами были дифференцированы процессы образования языковых единиц в системе имен собственных.
Как известно, в развитии и обогащении апеллятивной лексики современного монгольского языка важнейшую роль сыграли аффиксальный и лексико-синтаксический способы. По степени продуктивности, на наш взгляд, за ними следует лексико-семантический способ словообразования. Процессы лексикализа- ции аналитических конструкций и фонетических вариантов слова ярко проявили себя в образовании целого класса изобразительных слов в современном монгольском языке. Лексикализация некоторых грамматических форм также имела место еще в период классического монгольского языка.
Анализ способов образования проприальной лексики показал, что наиболее продуктивным является лексико-синтаксиче- ский способ. Тем не менее, большая группа онимов возникла в процессе онимизации простых производных и непроизводных апеллятивов. Кроме того, выявлены отглагольные образования. Предикативные конструкции переходят в разряд имен собственных в основном в области антропонимии, в топонимическом же материале подобные образования почти не встречаются. Общеизвестен тот факт, что в монгольском языке нет слов категории рЫгаНа 1ап1ит. Однако, как выяснилось, плюрализация как способ рождения новой лексемы используется в образовании онимов (в частности, топонимов). Возникновение географических названий типа р1игаИа 1апШт возможно при наличии множественности предметов, выраженных апеллятивной основой.
Наше исследование позволяет сделать вывод о том, что производные личные имена имели более широкое распространение в прошлом. В настоящее время наблюдается тенденция к сокращению количества производных имен, что, вероятно, связано
111
с предпочтением имен с отвлеченным значением, при этом они- мы, как правило, представлены в форме основы. В ходе описания процесса аффиксации выявлено, что не все аффиксы могут в одинаковой мере образовывать имена собственные. Ономастическими формантами можно считать те аффиксы, которые непосредственно указывают на денотат или географическую реалию. Дери- вативные средства антропообразования от различных производных основ условно разделены на три группы: 1) аффиксы, не имеющие аналогов в апелятивной лексике; 2) аффиксы, имеющие аналоги в апеллятивной лексике и 3) полуаффиксы.
При использовании лексико-синтаксического способа апеллятивы подвергаются наибольшей степени лексикализации и становятся несвободными сочетаниями слов с новым значением, иногда не мотивированным значениями сочетающихся слов. Подвергнувшись процессу онимизации, синтаксические словосочетания сохраняют близость к свободным, доказательством чего могут служить широко распространенные эллиптированные имена, возникшие в результате опущения одного из компонентов словосочетания.
Как известно, составные имена собственные выступают в предложении в качестве одного члена предложения, и все словоизменительные аффиксы принимает на себя главный компонент словосочетания. Исследование сложных онимов проводилось с учетом морфолого-синтаксического принципа, согласно которому определялись отношение обоих компонентов именования к той или иной части речи и характер синтаксической связи между ними.
Таким образом, несмотря на то, что в проприальной лексике наблюдаются почти все способы образования апеллятивной лексики, степень их представленности остается разной. Вместе с о тем необходимо помнить, что в основе образования имен собственных и нарицательных лежат разные грамматические процессы: онимизация и лексикализация. Однако, как мы видим, механизмы действия основных процессов совпадают. В то же время можно сделать вывод о специфике конкретного языка, вбираю-
112
щего определенные языковые средства для создания новых языковых единиц. Современный монгольский язык характеризуется в этом отношении преобладанием аффиксальных образований. В частности, установлено, что аффиксация занимает доминантное положение в образовании нарицательной лексики монгольских языков, в то время как ономастическая система обладает ограниченным количеством формантов.
Новые апеллятивные единицы, несомненно, играют определенную роль в модификации семантической системы и выполняют ряд соответствующих функций. Проприальные же единицы характеризуются комплексом специфических признаков, качеств, функций. Экстралингвистичность оказывает большое влияние на внутрикатегориальное значение имен собственных.
Проведенное исследование позволяет выявить ряд особенностей в процессе образования проприальной лексики современного монгольского языка. Выводы и обобщения по теме исследования представляют интерес и для общего языкознания, поскольку помогают глубже вникнуть в суть не только словообразовательных процессов, но и словотворчества в целом. Изложенные в работе позиции, полагаем, полезны и для понимания сущности языкового знака.
Рассмотренный аспект функционирования языковых единиц дает дополнительные сведения как о системе современного монгольского языка, так и о языковой системе как таковой. В частности, определение специфики процесса проприальной номинации в современном монгольском языке и выявление ее типологических черт дает возможность получить представление о взаимосвязи языка и мышления, соотношении словотворчества и мыслительной деятельности человека.
113
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ1 .Алдарова Н. Б. О некоторых исконных бурятских лич
ных именах // Вопросы бурятской филологии. - Улан-Удэ, 1973.-Вы п. 2 .- С . 79-86.
2. Алдарова Н. Б. Из охранных имен бурят // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. — С. 69-84.
3. Андреева С. В. Сопоставительно-типологическое исследование способов словообразования в бурятском и русском языках: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 1996.
4.Бабуев С. Д. Из антропонимии закаменцев // Филологический сборник. - Улан-Удэ, 1998. - С. 216-218.
5.Бадмаева Л. Д. Об опыте сопоставительного рассмотрения словообразовательных процессов в старомонгольском и тибетском языках // Сопоставительно-топологические исследования монгольских языков. - Улан-Удэ, 1993. - С. 27-34.
6.Бальжинимаева Ц. Ц. Составные топонимы-словосочетания в бурятском языке // Исследования по ономастике Бурятии. -Улан-Удэ, 1987.-С . 108-113.
7.Банчиков Г. Г. Брак и семья у монголов. - Улан-Удэ,1964.
8.Барадин Б. Шэлэгдэмэл зохёолнууд. - Улаан-Удэ, 1999. 4?. Басаева К. Д. Современные тенденции в употреблении
личных имен у бурят // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. - С. 85-93.
10. Баскаков Н. А. Элемент %й1 ‘роза, цветок’ в составе каракалпакских женских имен // Ономастика Средней Азии. - М., 1978.-С . 138-143.
11. Башкуев Б. В. Своеобразие личных имен предбай- кальских бурят // Бурятские антропонимы и топонимы. — Улан- Удэ, 1981.-С . 23-40.
12. Бертагаев Т. А. Об этимологии слов баргуджин, баргут и тукум // Филология и история монгольских народов. - М., 1958.-С . 173-174.
114
13. Бертагаев Т. А. О спорных вопросах грамматики // Вопросы составления описательных грамматик. - М., 1961. - С. 86- 100.
14. Бертагаев Т. А. Морфологическая структура слова в монгольских языках. - М., 1969.
15. Бертагаев Т. А. Лексика современных монгольских литературных языков. - М., 1974.
16. Бикбулатов Н. В. Антропонимы и термины родства / Ономастика Поволжья: Материалы III конференции по ономастике Поволжья. - Уфа, 1963. - С. 100-107.
17. Биткеева Г. С. Принципы образования женских слов (табу) в калмыцком языке // Вопросы грамматики и лексикологии современного калмыцкого языка. - М., 1976. - С. 200- 214.
18. Биткеева Г. С. Социальные аспекты некоторых имен у калмыков // Ономастика Калмыкии. - Элиста, 1983. - С. 85-95.
19. Бобровников А. А. Грамматика монгольско-кал- мыцкого языка. - Казань, 1849.
20. Болд Л. О некоторых деривационных суффиксах в уйгуро-урянхайском языке // Монгольский лингвистический сборник. - М., 1985. - С. 4-8.
21. Бонюхов А.А. Структура шорских топонимов // Языки и топонимия. Выпуск 1. - Томск, 1976. - С. 198-206.
22. Будаев Ц. Б. Бурятские диалекты. - Новосибирск,1992.
23. Будаев Ц. Б. О некоторых топонимах Ноёхона // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. - С. 168-178.
24. Бураев И. Д. Эвенкийские топонимы в бурятском языке // Исследования по ономастике Прибайкалья. - Улан-Удэ, 1990. - С. 3-8.
25. Бураев И. Д., Шагдаров Л. Д. О бурятских личных именах // К изучению бурятского языка. - Улан-Удэ, БФ АН СО РАН, 1969.-С . 106-116.
26. Буряадай туухэ бэшэгууд. - Улаан-Удэ, 1992.
115
27. Бухаева О. Д. О нормах сочетаемости согласных фонем в русском и бурятском языках // Звуковой строй монгольских языков. — Улан-Удэ, 1989. - С. 32-42.
28. Виноградов В. В. Вопросы современного русского словообразования // Исследования по русской грамматике. - М.,1975.-С . 155-166.
29. Виноградов В. В. Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии (на материале русского и родственных языков) // Вопросы теории и истории языка. - М., 1952. -С . 166-221.
30. Винокур Г. О. Заметки по русскому словообразованию // Избранные работы по русскому языку. - М., 1959. - С. 421-486.
31. Винокур Г. О. О некоторых явлениях словообразования в русской технической терминологии // Труды Института истории, философии и литературы. - М., 1938. - С. 39-68.
32. Владимирцов Б. Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского наречия. Введение и фонетика. - Л., 1929.
33. Вяткина К. В. Культ животных у монгольских народов // Тезисы докладов научной сессии, посвящ. итогам работы ин-та этнографии АН СССР (Ленингр. отд-е). - Л., 1967. — С. 12- 14- * *
34. Галсан С. Сопоставительная грамматика русского и монгольского языков. Фонетика и морфология. 4.1. — Улан-Батор, 1975.
35. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. - М.,1988.
36. Гинзбург Е. А. Словообразование и синтаксис. - М., 1979.
37. Грамматика бурятского языка. Фонетика и морфология. - Улан-Удэ, 1962.
38. Гриценко К. Ф. Глагольные гидронимы в якутском языке // Языки и топонимия. Выпуск 2. - Томск, 1976. - С. 208- 213.
116
39. Гэрэл А., Туул Ж. Мотивы выбора личных имен у монголов в современный период // Ономастика юга Восточной Сибири и Монголии. Тезисы докладов и региональной конференции. - Иркутск, 1989. - С. 21-22.
40. Даваасурэн Б. Морфологические процессы и словообразование в монгольском и тибетском языках: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 2003.
41. Дамбинова В. Д. Причастие будущего времени в современных монгольских языках в функции главных членов предложения // Вопросы грамматики и лексикологии современного калмыцкого языка. - М., 1976. - С. 110-121.
42. Дамдинов Д. Г. О топонимике бассейна реки Онон / / Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976.-С . 178-202.
43. Дамдинсурэн Ц. Исторические достопримечательности трех урочищ в Керулен Баин-Улане // Роль кочевых народов в цивилизации Центральной Азии. - Улан-Батор, 1974. - С. 105-109.
44. Дарбакова В. П. Оронимия МНР // Ономастика. - М., 1969.-С . 199-200.
45. Дарбеева А. А. К вопросу о социальной сущности личных имен в монгольских языках // Ономастика. - М., 1969. - С. 46-53.
46. Дарваев П. А. Монгольско-алтайские (ойротские) лексические взаимоотношения: Автореф. дис. ... канд. филол. н. -Элиста, 1983.
47. Дариева Ц. А., Жабон Ю. Ж., Жабон Б. Ж. Тайна вашего имени. - Улан-Удэ, 1991.
48. Денисова В. В. Универсалии монгольских антропонимов. - Улан-Удэ, 2004.
49. Догсурэн Ч. К некоторым вопросам систематизации монгольской топонимики // Ч.Бизьяа. Труды монгольских филологов. - Улан-Батор, 1976. - С. 40-41.
50. Догсурэн Ч. Оронимические термины в современном монгольском языке // Монгольский лингвистический сборник.-М ., 1985.-С . 115-124.
51. Дондуков У.-Ж. III. Аффиксальное словообразование частей речи в бурятском языке. - Улан-Удэ, 1964.
52. Дондуков У.-Ж. Ш. О категории сложных слов в бурятском языке // Вопросы бурятской филологии. Вып. 1. - Улан-Удэ, 1972. — С. 3-18.
53. Дондуков У.-Ж. Ш. Аффиксальное словообразование в монгольских языках в сравнительном освещении с тюркскими языками // Сопоставительно-типологическое исследование монгольских языков. - Улан-Удэ, 1993. - С 3-13.
54. Дондуков У.-Ж. Ш. Словообразование монгольских языков. - Улан-Удэ, 1993.
55. Есенова Т. С. О текстовой функции слова «негн» («один») // Материалы Всероссийской научной конференции “Санжеевские чтения-4”. - Улан-Удэ, 1999. - С. 42-43.
56. Жамбалова С. Г. Космологические представления бурят // Проблемы традиционной культуры народов Байкальского региона. — Улан-Удэ, 1999. - С. 64-66.
57. Жамцарано Ц. Ж. Путевые дневники 1903-1907 гг.- Улан-Удэ, 2001.
58. Жамсаранова Р. Г., Шулунова Л. В. Топонимия Восточного Забайкалья. - Чита, 2003.
59. Жамсаранова Ц. Б. Географические термины в бурятском «Языке // Топонимика и историческая география. - М.,1976.-С . 61-63.
60. Жанузаков Т. Ж. Обычаи и традиции в казахской антропонимии // Этнография имен. - М., 1971. - С. 100-103.
61. Жапова Д. Н.-Д. Функциональная эволюция проприальной лексики (на материале антропонимии монгольских народов): Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 2004.
62. Жуковская Н. Л. Категория и символика традиционной культуры монголов. - М., 1988.
63. Жуковская Н. Л. Число в монгольской культуре // Археология, этнография и антропология в Монголии. - Новосибирск, 1987.-С . 34-48.
118
64. Жучкевич В. А. Топонимика. Краткий географический очерк. - Минск, Г965.
65. Забанова Л. Е. Дистрибуция антропонимических моделей в бурятском и английском языках: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 2000.
66. Земская Е. А. Интерфиксация в современном русском языке // Развитие грамматики и лексики современного рус-
*» ского языка. - М., 1964. - С. 36-62.67. Земская Е. А. Современный русский язык. Слово
образование. - М., 1973.68. Зенков Г. С. Вопросы теории словообразования. -
Фрунзе, 1969.69. Золтоева О. Ф. Онимическая лексика современно
го монгольского языка (мотивы номинации, семантика основ): Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 2000.
70. Золхоев В. И. Фонология и морфонология агглютинативных языков. - Новосибирск, 1980.
71. Исхакова X. Ф. Естественный язык тюркского типа по данным топонимии Крыма // Российский этнограф. - М., 1993. -С . 16-22.
72. Казакевич В. А. Современная монгольская топонимика. -Л ., 1934.
73. Карпенко Ю. А. Названия звездного неба. - М.,1981.
74. Ковалевский О. Краткая грамматика монгольского книжного языка. - Казань, 1835.
, 75. Корсункиев Ц. К. Топонимика Яшкульского района // Ономастика Калмыкии. - Элиста, 1983. - С. 57-72.
76. Кочевники Монголии: Культура. Традиции. Сим- ̂ волика: Учебное пособие / Н. Л. Жуковская. - М., 2002.
77. Кубрякова Е. С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. - М., 1976.
78. Кубрякова Е. С. Что такое словообразование? - М.,1965.
119
79. Лазарева А. А. Типологические проблемы номинации (на материале онимической лексики бурятского и китайского языков): Автореф. дис. ... канд. филол. н. — Улан-Удэ, 1999.
80. Ламожапова И. А. Исконные личные имена у монгольских народов: структура, семантика: Учебное пособие. - Чита, 2004.
81. Ламожапова И. А. Исконные личные имена у монгольских народов: структура, семантика: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 1999.
82. Ломтев Т. П. Предложение и его грамматические категории. - М., 1972.
83. Льюис Г. Морган Древнее общество. - Л., 1934.84. Мамонтова Н. Н. Структурно-семантические типы
микротопонимики Ливвиковского ареала Карельской АССР (Олонецкий район). — Петрозаводск, 1982.
85. Манжуева Ю. Ф. Гидронимия Циркум-Байкальского региона: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 2003.
86. Маюрова Ж. Д. Сложные прозвища у бурят: структура и семантика: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 2001.
87. Мельхеев М. Н. Топонимика Бурятии. - Улан-Удэ,1969.
8$» Мельхеев М. Н. Топо-, этно- и антропонимические связи в ономастике // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. - С. 23-46.
89. Мижидцорж Го. Словообразовательные суффиксы в монгольском и маньчжурском языках // Монгольский лингвистический сборник. - М., 1985. - С. 76-79.
90. Митрошкина А. Г. Бурятская антропонимия. - Новосибирск, 1987.
91. Митрошкина А. Г. Вопросы методологии изучения бурятской антропонимии // Исследования по ономастике Бурятии. - Улан-Удэ, 1987. - С. 8-25.
120
92. Митрошкина А. Г. Морфологическая структура исконно бурятских личных имен и семантика их апеллятивов // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. - С. 46-69.
93. Митрошкина А. Г. Система бурятской антропонимии // Ономастика Юга Восточной Сибири и Монголии. Тезисы докладов региональной конференции. - Иркутск, 1989. - С. 13-17.
94. Митрошкина А. Г. Трансонимизация как словообразование: на материале монгольских языков // Банзаровские чте- ния-2: Тезисы и доклады международной научно-практической конференции. - Улан-Удэ, 1997.-С . 119-122.
95. Митрошкина А. Г. Личные имена бурят. - Иркутск, 1995.
96. Михайлов Г. М. Заметки о топонимах Усть-Ордынского национального округа // Ономастика Бурятии. - Улан- Удэ, 1976.-С . 152-168.
97. Молчанова О. Т. Структурные типы тюркских топонимов Горного Алтая. - Саратов, 1982.
98. Молчанова О. Т. Элемент тай в топонимии Средней Азии и смежных территорий // Ономастика Средней Азии. - М., 1998.-С . 81-85.
99. Монраев М. У. Проблемы современной калмыцкой антропонимики: Автореф. дис.... докт. филол. н. - М., 1999.
100. Мурзаев Э. М. Заметки о географических названиях монголов// Современная Монголия, №4-6, 1940. - С. 119-126.
101. Мурзаев Э. М. Местные географические термины и их роль в топонимии// Вопросы географии. - М., 1970. - С. 16-35.
102. Мурзаев Э. М. География в названиях. - М., 1982.103. Мурзаев Э. М. О происхождении географических
названий // Природа, №7,1996. - С. 39-46.104. Наделяев В. М. Современный монгольский язык.
Морфология. - Новосибирск, 1988.105. Никонов В. А. Введение в топонимику. - М., 1965.106. Никонов В. А. Имя и общество. - М., 1974.
121
107. * Никулина 3. П. О структуре и формировании семантики прозвища // Семантическая структура слова. - Кемерово, 1984. - С.88-96.
108. Норжинлхам С. Лексико-грамматические особенности парных слов современных монгольских языков: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 1999.
109. Омакаева Э. У. Культ созвездий и планет у монголов // Этнокультурная лексика монгольских языков. - Улан-Удэ,1994.-С . 44-49.
110. Орловская М. Н. Имена существительные и прилагательные в современном монгольском языке. - М., 1961.
111. Очир А. О происхождении этнических названий монголов боржигин, хатагин, элжигин и цорос // Монголо-бурятские этнонимы. - Улан-Удэ, 1996. - С. 3-8.
112. Очир-Гаряев В. Э. Культ гор у монгольских народов// Вопросы сравнительной этнографии и антропологии калмыков. - Элиста, 1980. - С. 135-143.
113. Очир-Гаряев В. Э. Термины гидрографии и их топонимизация в монгольских языках // Ономастика Калмыкии. - Элиста, 1983. - С. 3-34.
114. Потанин Г. Н. Очерки северо-западной Монголии. Вып. 4 .-СПб., 1883.
Ц5. Першина К. В. Специфика ономастического словообразования // Российский этнограф. - М., 1993. - С. 78-86.
116. Поппе Н.Н. Грамматика письменно-монгольского языка. - М.-Л., 1937.
117. Пюрбеев Г. Ц. Современная монгольская терминология. -М ., 1984.
118. Пюрбеев Г. Ц. Об одном типе синонимов в совре-, менной монгольской терминологии // Монгольский лингвистический сборник. - М., 1985. - С. 86-91.
119. Пюрбеев Г. Ц. Историко-сопоставительные исследования по грамматике монгольских языков. Синтаксис словосочетания. - М., 1993.
122
120. Рамстедт Г. Введение в алтайское языкознание (перевод с немецкого). -%1., 1957.
121. Рассадин В. И. Антропонимы у тофаларов // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976.-С. 111-141.
122. Рассадин В. И. Очерки по исторической фонетике ’’ бурятского языка. - М., 1982.
• 123. Рассадин В. И. Система гидронимов бассейна р. , Ока // Исследования по ономастике Бурятии. - Улан-Удэ, 1987. -
С. 41-49.124. Рассадин В. И. Проблемы исторического словооб
разования монгольских языков // Историко-сравнительное изучение монгольских языков.- Улан-Удэ, 1995. - С. 120-132.
125. Рассадин В. И. Становление говора нижнеудин- ских бурят. - Улан-Удэ, 1999.
126. Реформатский А. А. Введение в языкознание. - М.,1967.
127. Ринчен Б. Из нашего культурного наследия. - Улан-Батор, 1958.-С . 6-8.
128. Санжеев Г. Д. Грамматика бурят-монгольского языка. - М.-Л., 1941.
129. Саттаров Г. Ф. Отглагольные антропонимы в татарском языке / Ономастика Поволжья: Материалы III конфрен- ции по ономастике Поволжья. - Уфа, 1963. - С. 41-48.
130. Сельвина Р.. Л. Отражение древней числовой символики в калмыцкой антропонимии // Ономастика Калмыкии. - Элиста, 1983.-С . 73-84.
, 131. Сельвина Р. Л. Калмыцкие личные имена // Этническая ономастика. - М., 1987.
132. Семенова В. И. Система личных имен эхиритских « бурят: Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан-Удэ, 2002.
133. Симина Г. Я. История отчеств // Ономастика Поволжья: Материалы III конфренции по ономастике Поволжья. - Уфа, 1963.-С . 177-182.
123
134. «.Симонов М. Д. Типология эвенкийских гидронимов Бурятии // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. - С. 214- 237.
135. Скрынникова Т. Д. Этнотопоним Баргуджин-То- кум // История и культура народов Центральной Азии. - Улан- Удэ, 1993. - С. 41-50.
136. Соболева П. А. Моделирование словообразования // Проблемы структурной лингвистики. - М., 1972. - С. 82-87.
137. Солнцев В. М. Язык как системно-структурное образование. - М., 1971.
138. Солнцев В. М. Введение в теорию изолирующих языков. - М., 1995.
139. Системы личных имен у народов мира. - М., 1989.140. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. - М., 1933.141. Сталтмане В. Э. Родительный падеж в структуре
балтийских топонимов в сравнении со славянскими // Восточно- славянская ономастика. - М., 1972. - С. 144-150.
142. Сталтмане В. Э. Ономастическая лексикография. - М., 1989.
143. Сундуева Е. В. Апеллятивное и проприальное словообразование в современном онгольском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Улан-Удэ, 2000.
144- Сундуева Е. В. Глагольные формы в составе мон- гольских^топонимов // Актуальные проблемы бурятского языка, литературы, истории: Тезисы докладов научно-практической конференции, посвященной 10-летию образования кафедры бурятской филологии ИГУ. - Иркутск, 2000. - С. 35-37.
145. Сундуева Е. В. Современные проблемы системы именования у монголов // Байкальские встречи-Ш: Культуры народов Сибири: Материалы III Международного научного симпозиума. Т. II. - Улан-Удэ, 2001. - С. 298-300.
146. Сундуева Е. В. Апеллятивные основы географических терминов (на материале монгольских топонимов) // Материалы научно-практической конференции, посвященной 70-ле-
124
тию со дня рождения Б.-Д. Б. Бадараева. - Улан-Удэ, 2001. - С. 147-150.
147. Сусеева Д. А. Закономерности развития калмыцкого языка в советскую эпоху. - Элиста, 1978.
148. Сусеева Д. А. Производное слово и словообразовательное гнездо в калмыцком языке // Вопросы грамматической системы монгольских языков. - Элиста, 1980. - С. 109-127.
149. Сусеева Д. А. Изменения в морфемном составе слов монгольских языков // Исследования по истории монгольских языков. - Улан-Удэ, 1993. - С. 77-86.
150. Суперанская А. В. Типы и структура географических названий // Лингвистическая терминология и прикладная топономастика. - М., 1964. - С. 59-118.
151. Суперанская А. В. Структура имени собственного. Фонология и морфология. - М., 1969.
152. Суперанская А. В. Общая теория имени собственного.-М ., 1973.
153. Суперанская А. В., Суслова А. В. Современные русские фамилии. М., 1981.
154. Суперанская А.В. Что такое топонимика? - М.,1985.
155. Суперанская А. В. Русские фамилии и тюркские родоплеменные названия // Ономастика Юга Восточной Сибири и Монголии. Тезисы докладов региональной конференции. - Иркутск, 1989. - С. 8-10.
156. Сэржээ Ж. Морфологическая структура монгольских личных имен // Монгольский лингвистический сборник. - М., 1985.-С . 115-124.
157. Сэр-0джав Н. Кочевые народы и цивилизация Центральной Азии // Роль кочевых народов в цивилизации Центральной Азии. - Улан-Батор, 1974. - С. 278-279.
158. Тодаева Б. X. Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар». - Элиста, 1976.
159. Улуханов И. С. Словообразовательная семантика в русском языке. - М., 1977.
125
160. Хорлоо П. Народная песенная поэзия монголов (Проблема жанрового состава). - Новосибирск, 1989.
161. Цолоо Ж. Сравнительное исследование диалектной лексики монгольского языка: Дис. ... докт. филол. н. - Улан- Удэ, 1992.
162. Цыдендамбаев Ц. Б. Изучение ономастики Бурятии и исторически связанных с ней регионов // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. - С. 3-23.
163. Цыдендамбаев Ц. Б. Грамматические категории бурятского языка в историко-сравнительном освещении. - М., 1979.
164. Цэгмид Ш. Примечательные места на карте Монголии // Современная Монголия, №1,1964. — С. 15.
165. Цэдэндамба Ц. Очерки по сопоставительной грамматике русского и монгольского языков. - М., 1974.
166. Чареков С. Л. Эволюционная морфология. Часть I. Функционально-семантическая эволюция суффиксов в алтайских языках. - СПб., 1999.
167. Чимитдоржиев Ш. Б., Дамбрилова М. Д. Города и жилища монголов в средние века и новое время. — Улан-Удэ,1986. - С. 22-38.
168. Шагдаров Л. Д. Изобразительные слова в современном бурятском языке. — Улан-Удэ, 1962.
169. Шагдаров Л. Д. К принципам унификации слов и названий из восточных языков при передаче их на русский язык // Ономастика Бурятии. - Улан-Удэ, 1976. - С. 93-111.
170. Шайхулов А. Г. Лексико-семантическая общность башкирской и казахской антропонимии // Этническая ономастика.-М ., 1984.-С . 81-96.
171. Шайхулов А. Г. Аспекты системного исследования апеллятивов ономастических единиц в языках // Исследования по ономастике Прибайкалья. - Улан-Удэ, 1990.
172. Шалхаков Д. Д. О некоторых особенностях системы родства у калмыков // Вопросы сравнительной этнографии и антропологии калмыков. — Элиста, 1980. — С. 127-129.
126
173. Шойбонова С. В. Имена собственные в художественной литературе (на материале художественных произведений бурятских писателей). Автореф. дис. ... канд. филол. н. - Улан- Удэ, 1999.
174. Шойбонова С. В., Шулунова Л. В. Ономастикон художественного произведения. - Улан-Удэ, 2004.
175. Шойжинимаева А. В. Ойконимия этнической Бу-♦ рятии (лингвистический анализ): Автореф. дис. ... канд. филол.
н. - Улан-Удэ, 2000.176. Шулунова Л. В. Прозвища в антропонимии бурят.
-Улан-Удэ, 1985.177. Шулунова Л.В. Типовые модели бурятских топо
нимов (словообразовательный анализ) // Исследования по ономастике Бурятии. - Улан-Удэ, 1987. - С. 33-41.
178. Шулунова Л. В. Номинация населенных пунктов Прибайкалья // Ономастика Юга Восточной Сибири и Монголии. Тезисы докладов и региональной конференции. — Иркутск, 1989. -С . 23.
179. Шулунова Л. В. Тюркоязычные топонимы Прибайкалья // Ономастика Юга Восточной Сибири и Монголии. Тезисы докладов к региональной конференции. - Иркутск, 1989. - С. 5.
180. Шулунова Л. В. Ономастика Прибайкалья. - Улан- Удэ, 1995.
181. Янко-Триницкая Н. А. Закономерность связей словообразовательного и лексического значений в производных словах // Развитие современного русского языка. - М., 1963.
182. Янценецкая М. Н. Семантические вопросы теории словообразования. - Томск, 1979.
183. Энхбат Д. Эволюция монгольских антропонимов1 (1900-1996 гг.): Автореф. дис... канд. филол. н. - Улан-Батор,
11 1996.
На монгольском языке:1.Бум-Эрдэнэ Б. Катуу хэвлэлд бэлтгэв. - Улаанбаатар,
1985.
127
2.Бямбасан Л. Орчин цагийн монгол хэлний угийн бутэц. Нэр угсийн аймаг. - Улаанбаатар, 1975.
3.Бямбасан П. Оноосон нэрийн тухай// ЭШ егууллийн эм- хтгэл хэл зохиол. - Улаанбаатар, 1963. - 34-38 хууд.
4.Дамдинцэрэн Ц. Монголын шинэ усгийн товч дурэм,1946.
5.Данихурэл Б. Катуу хэвлэлд бэлтгэв. - Улаанбаатар,1986.
6.Дулам С. Тооны бэлгэдэл зуй // Монгол бэлгэдэл зуй. Тэргуун дэвтэр. Улаанбаатар, 1999.
7. Дулам С. внгений бэлгэдэл зуй. Зуг чигийн бэлгэдэл зуй // Монгол бэлгэдэл зуй. Дэд дэвтэр. Улаанбаатар, 2000.
8.0чир А., Сэржээ Ж. Боржигин гэдэг туухэн нэрийн тухай // Туухийн судлал,17 боть. - Улаанбаатар, 1983. - 99-104 ху- УД-
9.0чир А., Сэржээ Ж. Монголчуудын овгийн лавлах. - Улаанбаатар, 1998.
10. Лувсанвандан Ш. Орчин цагийн монгол хэлний бутэц. - Улаанбаатар, 1968.
11. Лувсандэндэв А. Монгол угийн бутэц. - Улаанбаатар, 1960.
12. Монгол ардын улгэр (МАУ). МААЗ-ын чуулган. 1 боть.-— Улаанбаатар, 1982.
13. Орчин цагийн монгол хэлний уг зуйн байгуулал. - Улаанбаатар, 1987.
14. Орчин цагийн монгол хэлний уг зуйн байгуулалт. Монгол хэлний уйл угийн тогтолцоо. - Улаанбаатар, 1987.
15. Олзийхутаг Ц. Монгол угийн бутэц тууний заах арга. - Улаанбаатар, 1972.
16. бнербаян Ц. Монгол хэлний уг бутэх ёс. - Улаанба- таар, 1978.
17. Пэрлээ X. Монгол газрын туухэн нэрийн нэгэн зуйл // Монгол орны газар зуйл асуудал, № 8, 1968. - 146-153 ху- УД-
18. Саган-Сэцэн. Егйеш-ут 1оЬс1. 0МАХХ, 1984.128
19. Содном Ч. Монгол хуний нэрийн тухай // 81исИа МопдоНса, РазсюиШз, 15. Улаанбаатар, 1964. -27-134-р хууд.
20. Сэржээ Ж. Монголын нууц товчоон дахь зарим оноосон нэрийн тухай // ШУА-н мэдээ. - 1990, № 2. - 50-55-р ху- УД-
21. Сэржээ Ж. Монгол хуний нэрийн лавлах толь. - Улаанбаатар, 1991.
22. Сэржээ Ж. Монгол хуний нэр. - Улаанбаатар,1992.
23. Сэржээ Ж. Монгол овгийн нэрийн учир. - Улаанбаатар, 1999.
24. Шагдар Ш. Монгол орноор жуулчлах тавин зам (монголын аялал жуулчлалын газар зуй). - Улаанбаатар, 1995.
25. Шинэ усгийн дурмийн хадмал толь. - Хеххот,1987.
На европейских языках:1. Ве$е Ь. 8оше Тигклс Регзопа1 Ыатез т Ше 8есге1
Ыз*огу о? гНе Моп§о1з // Ас1а опеп1аНа Нип§апса. Уо1. 32, 1978. - р. 352-359.
2. (З п тт I. БегйзсЬе Огаттайк, 1848, III.3. 1агпп§ О. 8оте Ко1ез оГ Сеп1га1 Аз1ап Тигкю Р1асе
N3016$// ВиНейп оГ 1Ье Оео1о§юа1 1пз1ки1юпз оГ 1Ье ишуегзНу оГ 11ррза1а. Уо1.40, 1Грр5а1а, 1961. - р. 16-20.
4. Мтогзку V. Моп§о1 р1асе-пашез т Микп-КигсНз^ап // Ви11егт оГ 1Не 8сЬоо1 оГ Опеп1а1 апс! АГпсап ЗШсНез итуегз11у оГ Ьопдоп. Уо1.19,1957.- р . 58-81.
5. Мо$е$ Ь. К а т т § райетз атоп§ 1Ье топ§о1з // Моп§оНап 81исИез: 1оита1 оГ Моп§оПап 8ос1е1у. Уо1. 9, В1оотт§!оп, 1988.- р . 30-36.
С п и с о к использованных словарей1. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терми
нов. -М ., 1966.
129
2. Большой академический монгольско-русский словарь. В 4 тт. Отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. - М., 2001.
3. Бурятско-русский словарь / Сост. К’.М. Черемисов. -М ., 1973.
4. Голстунский К. Ф. Монгольско-русский словарь. В 3 тт. - Казань, 1844-1849.
5. Подольская Н. В. Словарь русской ономастической терминологии. - 2-е изд. перераб. и доп. - М., 1988.
6. Черемисов К. М. Бурят-монгольско-русский словарь. - М., 1951.
7. Языкознание. Большой энциклопедический словарь. - 2-е изд. - М., 1998.
130
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ........................................................................... 3
ГЛАВА 1. ОБРАЗОВАНИЕ ПРОСТЫХ ОНИМОВ.............................7
§1. Онимизация апеллятивов........................................................................ 8
§2. Онимизация онимов................................................................................ 37
ГЛАВА 2. ОБРАЗОВАНИЕ ПРОИЗВОДНЫХ И СЛОЖНЫХ ОНИМОВ 46
§1. Аффиксация апеллятивов...................................................................... 46
§2. Онимизация синтаксических сочетаний.............................................66
§3. Онимизация предикативных конструкций......................................104
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.................................................................111
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.......... 114
131
Научное издание
Екатерина Владимировна Сундуева
ПРОПРИАЛЬНОЕ СЛОВООБРАЗОВАНИЕ В СОВРЕМЕННОМ МОНГОЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ
Лицензия ИД №04488 от 12.04.2001.
Подписано в печать 14.07.2005. Формат 60x84 1/16. Уел. печ. л. 10. Уч.-изд. л. 10,2. Тираж 300. Заказ № 800. Цена договорная.Отпечатано в ИПК ФГОУ ВПО ВСГАКИ, 670031, г. Улан-Удэ, ул. Терешковой, 1.
I
гПи-%
Л\
7 I
г 1