«Золотая жила» янтарного края: образы Восточной...

НАУЧНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР

«БАЛТИЙСКАЯ ЕВРОПА»

БАЛТИЙСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Советизация Калининградской области

Сборник научных трудов

Выпуск 7

Издательство

Балтийского федерального университета им. И. Канта

2013

УДК 947:948(08)

ББК 63.3(45)я43

Б207

Ответственный редактор

И.О. Дементьев

Рецензент

Ю.В. Костяшов, д-р ист. наук, проф. (БФУ им. И. Канта)

На фотографии, использованной в оформлении обложки, изображены

ученики Цветковской школы Приморского района

Калининградской области (1950 г.; из фонда

Калининградского областного историко-художественного музея)

Б207 Балтийские исследования : сб. науч. тр. / АНО

НОЦ «Балтийская Европа». — Калининград : Изд-во

БФУ им. И. Канта, 2013. — Вып. 7. Советизация Ка-

лининградской области. — 174 с.

ISBN 978-5-9971-0234-0

Включает научные статьи и разнообразные информацион-

ные материалы, характеризующие историю Юго-Восточной

Прибалтики с древнейших времён до ХХ в. Большая часть ма-

териалов посвящена основной теме выпуска – различным ас-

пектам советизации Калининградской области во второй по-

ловине 1940-х – начале 1950-х гг.

Предназначен для всех интересующихся историей Кали-

нинградской области и стран Балтии.

УДК 947:948(08)

ББК 63.3(45)я43

ISBN 978-5-9971-0234-0

© АНО НОЦ «Балтийская Европа», 2013

© Л. В. Миловидова, дизайн обложки, 2013

СОДЕРЖАНИЕ

От редактора ................................................................................... 5

Проблемы советизации Калининградской области

Маркин Д.Г. Проблема выезда немецкого населения из Кали-

нинградской области накануне переселения 1947–1948 годов … 7

Манкевич Д.В. Демографическое «эхо» войны: региональный

аспект ………………………………………………………………. 21

Долотова А.Ю. Периодическая печать Калининградской обла-

сти на этапе становления (1946–1950 годы) …………………….. 36

Мисиянцева Е.Н. Некоторые аспекты истории восстановления

городов советской Прибалтики и Калининградской области в

первые послевоенные годы ……………………………………….. 49

Дементьев И.О. «Золотая жила» янтарного края: образы Во-

сточной Пруссии и Калининградской области в период господ-

ства социалистического реализма ……………………………….. 63

Советизация Калининградской области

в общественном сознании

Карпенко А.М. Советизация Калининградской области в запад-

ной академической литературе ………………………………….. 94

Кикас О.Ю., Типикина О.В. «Уроки мудрости»: из опыта изуче-

ния первого послевоенного десятилетия в рамках курса «Исто-

рия западной России. Калининградская область» ………………. 101

Манько О.Х. Отражение советизации Калининградской области

в исследовательских проектах школьников по курсу «История

западной России» .............................................................................. 108

Проблемы археологии Юго-Восточной Прибалтики

Зальцман Э.Б. Исследования памятников культуры шнуровой

керамики в прибрежной полосе Вислинского залива ………….. 114

Проблемы истории Балтийского региона

в межвоенный период

Воронов О.В. «Здесь необходимо создать родину»: восстанов-

ление Восточной Пруссии между 1914 и 1925 годами …………. 131

Манкевич М.А. Вильнюсский вопрос и дипломатические отно-

шения Литвы с Ватиканом (1918–1927 годы) …………………… 151

Научная жизнь.

Общественные инициативы по регионалистике

Полякова И.А. Научные исследования янтаря: реконструкция

культурного контекста ……………………………………………. 161

Дипломные работы по истории Балтийского региона в БФУ

им. И. Канта (2010–2012 годы) (Д.В. Манкевич) ………………. 165

«Золотая жила» янтарного края 63

И. О. Дементьев

«Золотая жила» янтарного края:

образы Восточной Пруссии

и Калининградской области

в период господства социалистического реализма

…Мне вдруг вспомнилась картина в

музее: их, тогдашний, двадцатых веков

проспект, оглушительно пёстрая, пута-

ная толчея людей, колёс, животных,

афиш, деревьев, красок, птиц... И ведь,

говорят, это на самом деле было – это

могло быть. Мне показалось это так не-

правдоподобно, так нелепо, что я не вы-

держал и расхохотался вдруг.

Евгений Замятин. Мы (1920 г.)

Процесс формирования образов Восточной Пруссии и Калининградской области в первые послевоенные годы хоро-шо прослеживается по многочисленным источникам: доку-ментам различных советских и партийных органов, воспоми-наниям первых советских переселенцев, работам историков

1.

Как правило, произведения художественной литературы поль-зуются меньшим признанием со стороны исследователей. Од-нако для понимания реалий общественного развития источни-

1 См.: Костяшов Ю.В. Секретная история Калининградской области.

Очерки 1945–1956 гг. Калининград, 2009 ; Восточная Пруссия гла-

зами советских переселенцев: Первые годы Калининградской обла-

сти в воспоминаниях и документах / рук. авт. коллект. Ю.В. Костя-

шов. СПб., 2002 ; Hoppe B. Auf den Trümmern von Königsberg. Kali-

ningrad 1946–1970. München, 2000 ; Brodersen P. Die Stadt im Westen.

Wie Königsberg Kaliningrad wurde. Göttingen, 2008.

64 И. О. Дементьев

ки такого рода значимы не меньше архивных материалов. Внимательное чтение литературы сталинской эпохи – эпохи господства эстетической концепции социалистического реа-лизма – помогает лучше уловить характер умонастроений со-ветских людей того времени, реконструировать официальную точку зрения на прошлое, настоящее и будущее нового совет-ского края.

Конечно, для создания полноценной картины умона-строений необходимо было бы обратиться не только к офици-альной литературе, но и к альтернативной, известной в позд-несоветские годы под собирательным названием «самиздат». Для конца 1940-х – начала 1950-х гг. в нашем распоряжении практически нет альтернативных официальному дискурсу текстов, хотя в их существовании не приходится сомневаться. Об этом свидетельствуют приговоры Калининградского об-ластного суда. В 1947 г. группа немцев, проживавших в Слав-ском районе, была осуждена за сочинение песен и листовок антисоветского содержания

1. В 1951 г. осуждению подверг-

лась Х. Холяк, в 1945–1947 гг. занимавшаяся в Правдинске «изготовлением антисоветских прокламаций в форме стихов, которые впоследствии распространялись среди антисоветско-го населения»

2; в приговоре приведены названия стихов –

«Базар», «Рождество 1946 года», «Луч света» (творчество наказано десятью годами исправительно-трудовых лагерей). В том же году в Полесске был осуждён Л.М. Шатковский за то, что «сочинял стихи антисоветского содержания, в которых возводил клеветнические измышления на социалистический строй»

3. Есть и другие примеры: художественная литература

(особенно поэзия) являлась для советского человека одной из форм сопротивления господствовавшему дискурсу, а для оставшихся после войны немцев – ещё и средством сохране-ния групповой идентичности.

1 Книга памяти жертв политических репрессий. Калининградская об-

ласть. Калининград, 2007. С. 364–366. 2 Там же. С. 371.

3 Там же. С. 370.


С учётом особого значения литературы в советском об-

ществе нужно рассматривать и официальную литературу, ко-

торая порождала множество текстов, призванных обосновать в

художественной форме советскую политику, а в случае Кали-

нинградской области, образованной на месте бывшей Восточ-

ной Пруссии, – цели и средства «советизации» нового края.

Интересный пример такого текста представляет собой

опубликованный в 1951 г. роман «Золотая жила» Ф.И. Ведина1.

Писатель-фронтовик Фёдор Иванович Ведин (1918–1956) про-

жил в Калининграде всего несколько лет (1946–1951 гг.), но

эти годы были отмечены в его судьбе интенсивным литератур-

ным творчеством, венцом которого стал названный роман. Пе-

реехав в Ригу, писатель доработал произведение, и оно увидело

свет в 1953 г. в Латгосиздате под другим названием, восходя-

щим к поэтическим строкам Владимира Маяковского, избран-

ным в качестве эпиграфа ещё к первой версии романа: «Город

– будет!»2 Новый вариант был существенно расширен, слегка

изменена сюжетная линия3.

Роман посвящён событиям в бывшей Восточной Прус-

сии. Один из главных героев произведения – Алексей Хазов,

демобилизованный фронтовик, участвовавший в боях за При-

балтийск4 и теперь приехавший возрождать к жизни город.

1 Ведин Ф. Золотая жила // Калининград : литературно-художест-

венный и общественно-политический сборник. Калининград, 1951.

С. 15–144. Несмотря на то что сборник хорошо известен исследова-

телям (Б. Хоппе и П. Бродерзен цитируют передовую статью из не-

го), опубликованные в нём художественные произведения особого

интереса у учёных не вызывали. 2 Ведин Ф. Город – будет! Рига, 1953. Книжная версия насчитывает

328 страниц. 3 При цитировании номера страниц ранней версии указываются в

тексте статьи в круглых скобках, поздней – там же в квадратных

скобках. В цитатах сохранена орфография и пунктуация оригинала. 4 Прибалтийск напоминает «Гринлэнд», художественный мир произ-

ведений советского писателя Александра Грина. Название романа

«Золотая жила», возможно, отсылает к «Золотой цепи» (1925) Грина;


Становление Алексея образует основную сюжетную линию

романа. Повествование начинается с того, как он, гвардии

сержант, подъезжает в теплушке из Берлина к Прибалтийску:

Вдоль железнодорожного пути, утопая в садах, мелькали

хутора, резко выделяясь среди зелени красными черепичными

крышами. Совсем рядом бежала серая лента асфальтирован-

ного шоссе, по обоим1 сторонам которого стояли могучие ду-

бы и развесистые липы. <…> Всё было очень красиво. Но

красота эта казалась какой-то мёртвой, не вызывала радости, а

лишь наводила на грустные размышления.

– Кладбище, – вздохнув, сказал самому себе Хазов и стал

закуривать (с. 15), [с. 5].

Хазов, как и другие герои романа, далёк от образа ро-мантического героя, вдохновляющегося живописными руина-ми. Проснувшийся спутник Хазова из числа демобилизован-ных удивляется: «Думал утром проснуться на русской земле, а оно – всё ещё германская… Где же мы едем?» – «По русской земле и едем… – рассмеялся Хазов, – славяне здесь жили в давние времена. По всем законам эти земли принадлежат нам» (с. 16)

2.

Мотив «древней славянской земли» стал одним из ве-дущих в калининградской литературе рубежа 1940–1950-х. Характерно, что Хазов обращает внимание на кладбища и подкрепляет тезис об исконно славянской земле таким своеоб-разным аргументом: «На кладбище посмотри. Вон кресты ви-дишь? Может, лет восемьсот назад тут какой-нибудь твой пропрадед (так! – И. Д.) был схоронен…» (с. 16)

3. Нереали-

герои последнего живут в вымышленных городах, описания которых

напоминают о Крыме. Конечно, в разгар борьбы с космополитизмом,

когда Ф. Ведин писал роман, апелляции к практически запрещённо-

му Грину были небезопасны. 1 В книжной версии опечатка исправлена. См.: Ведин Ф. Город – бу-

дет! С. 5. 2 Изменения текста в поздней версии: «а оно всё ещё Германия»,

«жили в древние времена» [с. 6]. 3 Разговор о крестах в поздней версии романа опущен.


стичность сценария очевидна – восемь столетий назад (в сере-дине ХII в.) христианских захоронений на этой земле быть не могло; собеседник Хазова, уловивший несуразность этой идеи, ворчит в ответ: «Что ему – в своей Рязани места мало было?»

Источником знания о «славянской земле» выступала официальная историческая наука, данные которой транслиро-вались массам советских граждан через систему народного просвещения и партийной пропаганды. Во время войны Алек-сей слышал рассказ парторга Василия Сергеева, бывшего школьного учителя истории, об истории края. Штурм крепо-сти приобретал в нарративе парторга пафос исторического возмездия: «Наша задача – штурмом взять крепость, вернуть славянам их исконные земли», отобранные за восемь веков до этого тевтонцами у славян (с. 18)

1. Тема славянских прав на

землю получает развитие в других формах пропаганды: уже в послевоенное время работник горкома готовит лекцию для ЦБК по теме «Бывшая Восточная Пруссия – исконно славян-ская земля», и секретарь горкома приходит к выводу, что «не только для бумажников, а для всех жителей города надо по-чаще читать такие лекции» (с. 68)

2. В лекции на общегород-

ском совещании стахановцев звучит такой текст: «Как извест-но, после освобождения Прибалтийск представлял собой сплошные развалины» (с. 139). И тема возвращения прав на город оказывается закреплена терминологически: в 1945 г. со-стоялось «освобождение» Прибалтийска

3.

1 Характерно, что автор на столетие «удревняет» время борьбы ры-

царей и местного населения. В поздней версии романа рассказ

парторга отсутствует, зато Хазов повествует животноводу Никифору

Васильевичу о том, что немецкие захватчики «отняли разбоем» зем-

лю у славян. На сомнения пожилого животновода относительно то-

го, что славяне прежде жили на этой земле, Алексей отвечает изло-

жением всего, «что знал из книг и из рассказов покойного Василия

Петровича Сергеева об истории Восточной Пруссии» [с. 33–34]. 2 Многочисленные лекции такого рода сохранились в памяти первых

переселенцев. См.: Восточная Пруссия глазами… С. 160. 3 Эта терминологическая двусмысленность сохраняет свою силу до

сих пор. Авторы недавней монографии, посвящённой образу истори-


Действие романа происходит на различных площадках,

демонстрирующих развитие промышленности и сельского хо-

зяйства. Секретарь горкома партии Николай Петрович Воро-

нин посещает с проверками различные предприятия: морской

порт, вагоностроительный завод, целлюлозно-бумажный ком-

бинат, мясокомбинат1. Эти предприятия создают фон для об-

суждения преобразований, осуществляемых советской вла-

стью. Возникает несколько оппозиций, ставших основой фор-

мирующейся системы ценностей нового общественного строя

на этой земле. Первая опирается на противопоставление

немецкого советскому. Воронин разговаривает после собрания

на целлюлозно-бумажном комбинате с пожилым мастером-

бумажником Голенковым:

– Собрание хорошо прошло. Все рабочие в один голос го-

ворили, что, мол, при такой заботе товарища Сталина можно

Прибалтийск за пять лет сделать неузнаваемым.

Голенков улыбнулся и продолжал:

– Постановления правительства на собрании хвалили, а

нас, руководителей, ругали. Зачем, мол, всё по немецкой мер-

ке восстанавливали, куда раньше смотрели.

– За дело ругали, – заметил Воронин. – Вот вы, например,

разве не видели, что немецкая, капиталистическая, мерка для

наших советских дел совсем не подходит?

ческой науки в годы позднего сталинизма, иллюстрируют возросший

в 1945 г. интерес «к национально-освободительным движениям во-

шедших в состав СССР территорий: Прибалтике (так! – И. Д.) и Во-

сточной Пруссии» такими примерами, как работы П. Пакарклиса

«Борьба литовцев с меченосцами» (Каунас, 1945), К. Осипова «Рус-

ские войска в Восточной Пруссии в Семилетней войне» (М., 1945) и

им подобными, как будто Семилетняя война связана с национально-

освободительным движением в Восточной Пруссии! См.: Трансфор-

мация образа советской исторической науки в первое послевоенное

десятилетие: вторая половина 1940-х – середина 1950-х гг. / под ред.

В.П. Корзун. М., 2011. С. 309. 1 Образ Воронина отчасти соотносится с образом Сталина – всеве-

дущего («Но Воронин знал всё» (с. 72)) и вездесущего руководителя.


Опустив голову, Голенков некоторое время молчал, а по-

том, подняв глаза на секретаря горкома, ответил:

– Видел, товарищ Воронин, что предприятие это не по

нашему, не по-советски построено. <…> Всё видел, а вывод-

то сделал неправильный. Так рассудил: страна страшную вой-

ну выдержала, сколько разрушено всего. Тут не до фантазий.

Заново перестраивать – сложное дело, пока надо на старом

поскорее дырки залатать, да продукцию начинать давать.

Видя, что старый мастер глубоко понимает свою ошибку,

Воронин сказал:

– Дело поправимое. Надо… во что бы то ни стало пустить

комбинат весной. А насчёт вашего неправильного вывода вот

что скажу. Никогда не надо забывать, что мы на эту землю

пришли не как завоеватели, а как хозяева. Мы не у кого-то от-

няли, воспользовавшись силой, кусок территории, а лишь

вернули своё, принадлежащее нам по праву. Ну, а раз мы хо-

зяева, то должны устраиваться прочно, по-хозяйски, смелее и

дальше смотреть вперёд. Нет больше Восточной Пруссии, а

есть молодая область Советского Союза и в её жизни должен

быть такой же широкий размах, как и у всей страны (с. 41).

Конфликт, представленный в этом эпизоде, всецело от-

вечает принципу социалистического реализма «борьба хоро-

шего с лучшим». Старый мастер выражает идею восстановле-

ния старого хозяйства в интересах государства, линия партии

состоит в том, чтобы строить новое хозяйство. Аргументация

Воронина скрывает также другую оппозицию: захват – воз-

вращение. Партия устами секретаря горкома даёт установку на

верную интерпретацию того, что произошло на прежде немец-

кой земле.

Следующий уровень непонимания политики партии

возникает на мясокомбинате. Восстановление комбината

предполагало увеличение мощности лишь в полтора раза. Од-

нако инженер Стряхелев написал жалобу в горком, процити-

ровав слова директора комбината Яшихина: «Во-первых, ком-

бинату и не нужна мощность выше той, которая была при

немцах. Во-вторых, я хорошо знаю наших рабочих. Если по-

требуется, они без всякой перестройки будут давать не по пол-


торы, а по две нормы. Немцы же не рассчитывали на стаха-

новское движение» (с. 69). Борьба хорошего с лучшим пред-

ставлена здесь в форме сопоставления недальновидного, хотя

и верящего в возможности советских людей, Яшихина и Стря-

хелева, проектирующего увеличение мощности в три раза. Во-

ронин прибывает на комбинат с проверкой и заинтересованно

выслушивает предложения Стряхелева. Проект полной пере-

стройки чреват затратами, зато предполагаемое увеличение

мощности позволит адекватно ответить на рост животновод-

ства в ближайшую пятилетку. «Вы же сами в газете писали, –

говорит Стряхелев секретарю горкома, – что к концу пятилет-

ки заселение нашей области будет закончено» (с. 70). Разуме-

ется, партработник занимает сторону инженера, а не его руко-

водителя.

Судьба Яшихина приобретает мрачную перспективу

в контексте «историософских» размышлений Воронина.

Многим из приехавших в Прибалтийск казалось, что пред-

стоит восстанавливать чужой, немецкий, город, в то время как

сотни родных, советских городов лежат в развалинах. Горком

должен был сразу же организовать среди переселенцев широ-

кую разъяснительную работу о прошлом Восточной Пруссии,

разъяснить исторические права нашего народа на эту землю.

Сейчас это делается на всех предприятиях, в совхозах и кол-

хозах выступают лекторы и беседчики.

Но причина ошибок Яшихина не в этом. Он-то хорошо по-

нимал, что в Прибалтийск мы пришли не как завоеватели, а

как законные хозяева. Яшихин прекрасно знал историю этих

земель, сам читал лекции на эту тему. Но, разбираясь в далё-

ком прошлом бывшей Восточной Пруссии, Яшихин не сумел

разобраться в ближайшем будущем молодого советского го-

рода Прибалтийска, молодой советской области.

Не понял он, что область в том виде, в каком застали её за-

конные хозяева – советские люди, отстала в своём развитии от

других областей Советского Союза на тридцать лет. И без ко-

ренной перестройки невозможно слить область, где вчера ещё

были капиталистические порядки, со страной, уже построив-

шей социализм и успешно идущей к коммунизму (с. 76–77).


Воронин продумывает стратегические последствия пе-

рестройки хозяйственной инфраструктуры: в сельском хозяй-

стве построить социализм будет легче (благоустроенные сёла

придут на смену «небольшим хуторкам», которые казались

«смешными и неудобными» (с. 77)), в промышленности пре-

одолеть негативные последствия капитализма (устаревшее

оборудование1, антисанитария, дефициты безопасности труда)

сложнее. Этого, по мнению Воронина, и не понимал незадач-

ливый директор мясокомбината. Так проявилась третья оппо-

зиция: прошлое – будущее. Социалистическое будущее в лю-

бом случае должно быть лучше, совершеннее капиталистиче-

ского прошлого, для чего востребованы усилия многих людей,

для чего необходима «коренная перестройка»2.

Наряду с восстановлением промышленности происходит

строительство новой советской деревни. Основное действие

разворачивается в колхозе «Советская крепость», именно там

Воронин произносит важные слова: «Принимает наша область

русский облик» (с. 136). Помимо промышленности и сельско-

1 Отсталая от других регионов область всё же выглядела неплохо на

фоне Восточной Пруссии. На вагоностроительном заводе, например,

противопоставление нового старому опиралось на солидный базис:

новые советские станки по сравнению с немецкими «менее громозд-

ки по объёму, хотя значительно превосходят их в мощности (с. 43),

[с. 49]. Это противопоставление противоречит воспоминаниям пер-

вых переселенцев, которые рассказывали о широком использовании

немецкого оборудования, см.: Восточная Пруссия глазами… С. 116–

119. 2 В поздней версии романа истории конфликтов на ЦБЗ и на мясо-

комбинате опущены; ошибки руководства целлюлозно-бумажного

комбината, которое хотело не «перестраивать всё на наш социали-

стический лад», а «восстанавливать оставшееся от старых хозяев»,

были отмечены не Ворониным, а, наоборот, ему указаны секретаря-

ми ЦК во время командировки секретаря горкома в Москву. Из бе-

сед с этими секретарями Воронин «понял, что товарищ Сталин при-

стально следит за жизнью нашей молодой области и придаёт её раз-

витию очень большое значение» [с. 245–246].


го хозяйства секретаря горкома волновали и вопросы город-

ского планирования, тем более что главным архитектором

Прибалтийска трудилась его жена Вера Андреевна. В диалоге

с сотрудником отдела архитектуры Финиковым вырисовыва-

ется более глубокая оппозиция «двух Кёнигсбергов». Фиников

показывает немецкий план города:

– Вот – город. На первый взгляд, кажется, один город, а в

самом деле их два. Обратите внимание на зелёный полукруг1,

окаймляющий центральную часть. Это сады и парки. Они де-

лают воздух чистым, заглушают шум заводов, находящихся за

зелёной чертой, на окраинах. Если бы вы побывали в цен-

тральной части города до войны, то с полным основанием

могли бы сказать: красиво, уютно и богато живут люди. Квар-

тиры светлые и просторные. В них все удобства – вода, газ,

электричество, канализация. Около каждого дома – фрукто-

вый сад. Асфальтированные улицы обсажены каштанами и

липами. <…>

За полукругом мы видим заводы и примыкающие к ним

так называемые рабочие окраины. Тут уже на улицах не ас-

фальт, а булыжник2. Стоят не красивые и светлые особняки, а

лачуги и многоквартирные бараки, похожие на тюрьмы. В

квартирах не найти не только газовых печей, но даже и намё-

ков на канализацию. Грязь, теснота, дым заводских труб и

кругом – ни одного деревца. Тут жили рабочие, а внутри зелё-

ного полукруга все те, на кого они трудились (с. 44), [с. 50–

51]3.

1 В поздней версии романа слово «полукруг» заменено словом

«круг» во всех трёх случаях в данной цитате. 2 Это подчёркивание превосходства асфальта над «булыжником» в

высшей степени любопытно: даже сегодня нетрудно убедиться, что в

центральной части Кёнигсберга хватало улиц, вымощенных брус-

чаткой, а не асфальтом; однако, с другой стороны, недооценка ка-

честв «булыжника» сохраняет свою типичность в современном ка-

лининградском публичном дискурсе. 3 В поздней версии романа весь этот монолог приписан Вере Андре-

евне, которая ещё не была женой Воронина (они вступают в брак

ближе к концу романа).


После одобрения секретарём горкома тезиса о том, что

«у немцев был плохой город» Фиников предлагает свой план –

ликвидировать рабочие окраины и сделать город одинаково

удобным, «придать ему всему социалистический облик»

(с. 44) [с. 51]. Диалог партработника и архитектора завершает-

ся своеобразной реминисценцией из стихотворения Владими-

ра Маяковского о Кузнецкстрое, строки которого стали эпи-

графом ко всему роману («Я знаю – город будет, я знаю – саду

цвесть, когда такие люди в стране в советской есть!»):

– Так, говорите, будет Прибалтийск цветущим городом?

<…>

– Конечно, будет, – звонко ответил молодой архитектор. –

А как же иначе? (с. 45).

Роман отличает воображаемая топография: Прибалтийск

по большей части признаков совпадает с Кёнигсбергом-

Калининградом, однако некоторые топографические детали

являются явно вымышленными1. Ведин сочетает подлинные

черты Калининграда и вымысел. Некоторые признаки одно-

значно свидетельствуют о прототипичности Калининграда:

скажем, главная городская улица – Сталинградский проспект2.

В центре города Прибалтийска находится площадь, которая

носила раньше имя Фридриха Великого, а теперь – Трёх мар-

шалов (в действительности описана современная площадь По-

беды в Калининграде, которая в немецкое время называлась

Ганзаплац и Адольф-Гитлер-плац, а после войны неофициаль-

1 Этот приём был широко распространён в позднейшей калинин-

градской литературе, ср. повесть Петра Воробьёва «Околоморье

моё» (1971) о «древнем славянском Околоморье, превращённом

ныне в цветущий край» (цитата из рецензии: Колпаков А. «Околомо-

рье моё» // Калининградский комсомолец. 1971. 6 окт.). Возможно,

это особая черта калининградского соцреализма: в его рамках сказка

делается былью, а утопия (фантастические города – признак утопии)

отнесена не к воображаемому будущему, а к творимому здесь и сей-

час настоящему. 2 Современное название – проспект Мира.


но именовалась «Площадью Трёх маршалов»). На этой пло-

щади сходятся Сталинградский проспект (современный про-

спект Мира), Московская улица и проспект Победы (что не

отвечает действительности). В городе есть Железнодорожный

район (с. 140), хотя в послевоенном Калининграде такого не

было. Явно вымышленный географический объект, который

несколько раз становится местом действия, – Сквер Ивана

Русского рядом с крепостью, на кирпичной стене которой

осталась надпись, сделанная солдатом: «Что, фриц, узнал рус-

ского Ивана?» (с. 24), [с. 43]. Такой сквер трудно локализовать

в современном Калининграде, и хотя автор указывает, что в

нём стоят памятники Бисмарку и Вильгельму I (с. 109), [с. 7],

что совпадает с Кайзер-Вильгельм-плац перед Королевским

замком, в то же время другие характеристики затрудняют эту

идентификацию: сквер примыкает к трамвайному парку

(с. 76); к скверу ведёт узкая уличка, на которую нужно свер-

нуть со Сталинградского проспекта; наконец, в сквере распо-

ложен вход в Прибалтийский парк культуры и отдыха (с. 109).

Архитекторы представляют Воронину план будущего

Прибалтийска:

Широкая и прямая улица начиналась с площади Трёх мар-

шалов и тянулась через весь город до четырёх больших озёр,

окружённых лесом.

– Это главная магистраль города Сталинградский про-

спект… прямо вдоль Сталинградского проспекта тянется лес-

ной массив. Это городской парк культуры и отдыха1. А вот

другой лесной массив, расположенный тоже в центре города.

Это зоологический сад. На плане мы видим и ещё несколько

садов и парков поменьше. Таким образом, жители города зе-

ленью не будут обижены.

Указка остановилась на пустом квадрате по левую сторону

Сталинградского проспекта.

1 В поздней версии романа это предложение несёт больше краевед-

ческих сведений: «В прошлом – это парк королевы Луизы, а в насто-

ящем – городской парк культуры и отдыха» [с. 92].


– На этом поле фашисты проводили свои парады. До сих

пор сохранилась мраморная трибуна, выстроенная в честь

приезда в город Геринга. С этой трибуны он приветствовал

фашистский сброд. Трибуну мы снесём. В ближайшее время

вместо неё построим несколько больших трибун по краям по-

ля. Здесь будет центральный стадион города (с. 78), [с. 91–

92]1.

Проектирование будущего опирается на «естественное»

представление о красоте («Красивый будет город, когда в нём

ни одной развалины не останется», – говорит один из строите-

лей (с. 79). Пока советские люди были окружены следами

прошлого, важная задача состояла в том, чтобы найти пра-

вильный способ искоренения «немецкого духа». В романе се-

миотическая война происходит на двух фронтах – на уровне

дискурса и внутри сюжета. Во-первых, немецкие топонимы

практически не упоминаются в произведении, неизвестным

остаётся даже немецкое название Прибалтийска (при этом есть

Берлин и прямо называется Восточная Пруссия). Во-вторых,

постулирован народный характер борьбы с «немецким ду-

хом». Его отражает эпизод на «узенькой уличке», по которой

секретарь горкома едет на вагонзавод2.

Эта улица ещё не имела русского названия, – на ней никто

не жил. <…> К стене небольшого особняка была приставлена

лестница. На ней стоял парнишка лет 12 и топором отдирал с

фасада золочёные немецкие буквы торговой рекламы:

– Зачем ты это делаешь? – строго спросил Воронин.

– Не хочу под немецкой вывеской жить, – ответил пар-

нишка не оборачиваясь. <…> Я бы все вывески немецкие

посшибал, да мать ругается, – упадёшь, говорит. А что я – ма-

ленький?!

1 В поздней версии монолог приписан председателю горсовета Луке

Филипповичу Белову. 2 В поздней версии Воронин оказывается на этой улице во время

прогулки с будущей женой Верой Андреевной и своим водителем

Васей.


– Ну, ладно, сшибай, – одобрительно кивнул головой Во-

ронин и пошёл к машине (с. 68–69), [с. 79–80]1.

Напускная строгость секретаря горкома, который

столкнулся с несанкционированными действиями разруши-

тельного характера, сменяется одобрением, когда он получает

удовлетворительное объяснение со стороны подростка. В бо-

лее широком контексте здесь можно увидеть «воспитание

чувств» – с риском для своей жизни парнишка ведёт борьбу

против немецкой письменности, настаивая при этом на том,

что он – не «маленький» (автор едва ли предполагал обыграть

здесь кантовское требование иметь мужество пользоваться

собственным умом).

В романе представлен путь героев от войны к миру, от

«грустных размышлений» на развалинах к осознанному слу-

жению социалистической родине. Название произведения свя-

зано с формированием коммунистического мировоззрения у

ещё одного героя – молодого человека Саши Вырова. Его, ка-

жется, не привлекают задачи восстановления новой советской

области, он обуреваем идеей поехать в Сибирь и найти золо-

тую жилу, после чего получить орден от правительства. Об

этой мечте говорит Воронин на митинге: «Своя золотая жила

есть везде, во всяком деле, если его любить и хорошо делать.

Но главный пласт золота нашей страны пролегает в замеча-

тельных советских людях. Этот пласт неисчерпаем. С каждым

шагом нашей страны вперёд он становится всё богаче… <…>

Город наш молодой не только потому, что его история исчис-

ляется всего двумя годами. Он молод своим населением»

(с. 142, 144), [с. 301, 303].

Молодёжь, по мнению Воронина, подкреплённому

ссылкой на доклад товарища Жданова о журналах «Звезда» и

«Ленинград»2, и есть главный пласт золотой жилы. Конечно,

1 В поздней версии последняя реплика Воронина отличается боль-

шей человечностью: «Да, да, уж лучше не падай» [с. 80]. 2 Герои поздней версии романа доклада Жданова уже не читают.


финал романа оптимистичен: Саша Выров, отказавшись от по-

ездки в Сибирь, остаётся работать в порту, а Алексею Хазову

Воронин предлагает стать секретарём горкома комсомола1.

В этом романе много советских людей – коллективы, на

собраниях которых присутствует Воронин, участники перво-

майской демонстрации2 на площади Трёх маршалов. Все они

русские, что отвечает пафосу восстановления исторических

прав на землю. Немецкое присутствие в топосе осуществляет-

ся лишь за счёт архитектуры, памятников (Бисмарку и Виль-

гельму), а также вывесок на зданиях. В вымышленном мире

Ф. Ведина немцы и русские не пересекались, что противоре-

чило реальному ходу событий. «Город был пуст, – читает ста-

хановцам лекцию Вера Андреевна. – Немецкое гражданское

население эвакуировалось в центральные районы Германии, а

законные хозяева, русские переселенцы, ещё не приехали…»

(с. 139), [с. 318]3. То ли (само)цензурные ограничения, то ли

невозможность вписать немцев в картину становления совет-

ского города вынудили писателя поступиться исторической

действительностью. Немецкое прошлое было вытеснено в об-

ласть мифологии, его уликами остались только развалины да

памятники. Показателен эпизод, когда Саша Выров «поднял с

земли заржавленный осколок и бросил в каску “железного”

1 В поздней версии Хазов после смены ряда руководящих должно-

стей по заданию партии идёт работать слесарем вагонзавода и одно-

временно исполняющим обязанности секретаря парткома. «Нала-

дишь партийную работу, – говорит ему Воронин, – утвердим посто-

янным секретарём, и тогда со слесарной специальностью придётся

расстаться…» [с. 302]. 2 Она проводится второй раз, что позволяет определить время дей-

ствия романа – весна 1947 г. 3 В поздней версии романа уже орудуют шпионы, которые органи-

зуют обрушение домов и планируют взорвать эшелон с переселен-

цами, однако после их разоблачения выясняется, что это советские

люди, не немцы [с. 292–293]. Детективная линия в романе особого

развития не получила.


канцлера. Не попал, – осколок ударился о длинную ногу Виль-

гельма» (с.109), [с. 193], из которого следует, будто памятники

стояли рядом, что, конечно, противоречило действительности

в настоящем Кёнигсберге. Раскрытия «правды жизни» в худо-

жественном пространстве романа «Золотая жила» не произо-

шло, хотя этого и не требовалось эстетикой соцреализма. Как

отмечается в одном из недавних исследований, «основным

критерием правдивости искусства соцреализма выступает не

степень соответствия изображаемого художественного текста

наличному состоянию действительности, а образ перехода, его

качество и характер»1. С этой точки зрения движение от ста-

рого к новому (и в ландшафте городского бытия, и в сознании

героев) изображено в произведении во всей полноте.

Насколько типичным был роман Фёдора Ведина для ли-

тературы социалистического реализма и калининградской ли-

тературы в целом? Бесспорно, он отвечал основным эстетиче-

ским и идеологическим требованиям времени. Роман написан

в Калининграде в 1946–1950 гг. и опубликован в сборнике

«Калининград» в 1951 г. Этот сборник, открывавшийся порт-

ретом И.В. Сталина, содержал несколько литературных произ-

ведений и очерков, которые предваряла передовая под харак-

терным названием «На западе – нет больше Восточной Прус-

сии!»2 Передовая не была подписана, претендуя на то, чтобы

1 Булавка Л. Социалистический реализм: превратности метода. Фи-

лософский дискурс. М., 2007. С. 111. 2 На западе – нет больше Восточной Пруссии! // Калининград…

С. 3–14. Ссылки на передовую далее даются в тексте. Этот манифест

цитируется в упомянутой работе П. Бродерзена (см.: Brodersen P.

Op. cit. S. 9, 103, 178), там же (S. 103) отмечено, что название заим-

ствовано из доклада Г.М. Маленкова на торжественном заседании

Моссовета 6 ноября 1949 г.: «На Западе – нет больше Восточной

Пруссии – этого многовекового плацдарма для нападения на нашу

Родину» (см., например, текст доклада в кемеровской газете «Кол-

хозный труд» за 10 ноября 1949 г., электронный адрес:

http://elib.ngonb.ru/jspui/bitstream/NGONB/16168/1/N46_noyb.pdf).

http://elib.ngonb.ru/jspui/bitstream/NGONB/16168/1/N46_noyb.pdf


задавать координаты официального дискурса о прошлом,

настоящем и будущем Калининградской области.

Прошлое рисовалось в мрачных красках. Было как бы

два прошлых – давнее («плюсквамперфект») и недавнее (ассо-

циируемое с фашистами). В «плюсквамперфекте» Восточную

Пруссию населяли «литовские племена пруссов», которых в

ХIII в. почти полностью истребляет Тевтонский орден (с. 3).

Характерно, что официально местное население не признава-

лось славянским; славянские государства обозначены лишь

как соседи, которым не давала свободно развиваться Восточ-

ная Пруссия, бывшая «гнездом самой чёрной реакции и сред-

невекового варварства»1. Попытки царского правительства

«ликвидировать это осиное гнездо прусской военщины» (с. 4)

во время Семилетней и Первой мировой войн оказались не-

удачными. Лишь в апреле 1945 г. удалось уничтожить «змеи-

ное гнездо прусских милитаристов» (с. 5)2.

Фашисты оставили новым жителям разорённое хозяй-

ство3, поэтому задача строительства социалистического Кали-

1 Определения Кёнигсберга всецело отвечают установкам господ-

ствовавшего в годы позднего сталинизма дискурса о Восточной

Пруссии. См.: Костяшов Ю.В. Указ. соч. С. 9–12. 2 П. Бродерзен пишет о том, что «официальный топос Калининграда

подразумевал некоторый дисконтинуитет истории области: между

“славянской древностью” (“urslawischer Frühzeit”) и советской вла-

стью пролегло междуцарствие» (Brodersen P. Op. cit. S. 101). В исто-

рии отношений между Россией и регионом были обозначены три

«точки соприкосновения»: Семилетняя война, борьба против Напо-

леона и продвижение русских войск в Восточной Пруссии. 3 Идеологема о том, что немцы сами разорили свои земли, была

чрезвычайно популярной в официальном дискурсе. Ср. обзор исто-

рии области, сделанный И.А. Фарутиным в 1961 г.: «За 15 лет, про-

шедших со времени образования Калининградской области на опу-

стошённых гитлеровской военщиной землях, возрождены, построе-

ны и работают ныне сотни промышленных предприятий…» (Обра-

зование и развитие Калининградской области : док-ты и матер. за

1946–1960 гг. / Архивный отдел УВД Калинингр. облисполкома;


нинграда была серьёзно осложнена. Однако будущее города

уже определилось – «форпост мира и безопасности на запад-

ных рубежах нашей могучей Родины» (с. 5). Вот ради чего

трудятся новые поселенцы в колхозах и на заводах. Успехи

были бы невозможны без помощи свыше: «О Калининграде

думали в Москве, Ленинграде; о нём думал самый великий ар-

хитектор нашего времени – товарищ Сталин. Калининградцы

на каждом шагу ощущали его отеческую заботу, внимание. Он

постоянно согревал нас теплотой своего сталинского сердца»

(с. 6).

Оппозиция «Кёнигсберг – Калининград» всё ещё сохра-

няет актуальность на уровне дискурса, новое население не мо-

жет не сопоставлять свой опыт с опытом предшественников:

Перед нами открывается незабываемая панорама повер-

женного Кёнигсберга и строящегося советского Калинингра-

да. Он раскинулся в глубокой лощине. Вот он какой, этот го-

род! Трамвай везёт нас по горбатым и узким улицам бывшего

города. Бывшего потому, что Кёнигсберг действительно быв-

ший город. Его не существует. Стоят, тесно прижавшись друг

к другу, разбитые пустые дома, без крыш и перекрытий. Они

заросли бурьяном и плющом. Внутри каждого дома-коробки

пробивается лес. В стороне, в руинах, лежит замок трёх коро-

лей – цитадель, массивные стены его позеленели от времени и

дождей.

Старый Кёнигсберг – это мёртвый город. Его восстанавли-

вать бесполезно. Легче, практичнее строить новый город. А

что делать со старым! Калининградцы всерьёз предлагают об-

нести разрушенный Кёнигсберг каменной стеной и время от

Гос. архив Калинингр. обл.; Парт. архив Калинингр. обкома КПСС ;

сост. И.А. Фарутин [и др.]. Калининград, 1961. С. 45 (машинопись)).

Обращает на себя внимание не только привычное для советского

дискурса умолчание об английском участии в разрушении Кёниг-

сберга, но и нетипичная формула «возрождение предприятий», от

которой советские авторы долгое время безуспешно пытались изба-

виться (ср.: Костяшов Ю.В. Указ. соч. С. 219–220).


времени водить себя на экскурсии претендентов на мировое

господство. Пусть этот город-музей, его развалины будут

служить грозным предостережением для всех, кто хочет раз-

жечь пламя новой мировой войны, кто хочет силой подчинить

себе мир! (с. 13–14)1.

В этом тексте многое значимо: несколько раз констати-

руется смерть Кёнигсберга (это повторение свидетельствует

как раз о том, что мёртвый продолжал хватать живого; отсюда

же и парадоксальная формулировка «везёт… по улицам быв-

шего города»2); своеобразный параллелизм в судьбе города

образуют две триады – замок трёх королей и площадь Трёх

маршалов, о которой идёт речь на той же странице; перспек-

тива обнесения каменной стеной находит параллели с прокля-

тым римлянами Карфагеном (из передовой следует, что рус-

скому народу только с третьей попытки удалось ликвидиро-

вать источник агрессии, а Пунических войн тоже было три, и

последняя оказалась для Карфагена разрушительной). Лозунг

«На западе нет больше Восточной Пруссии!» принадлежит к

тому же дискурсивному пространству, что и формула «Карфа-

ген должен быть разрушен!». Расширение империи на руинах

поверженного города неизбежно вызывало в памяти опреде-

лённые ассоциации.

Идеи, высказанные героями романа «Золотая жила», в

целом вписываются в систему координат, заданных передови-

цей; привнесена была только идея о древнем славянском насе-

лении земли, распространённая в агитпропе второй половины

1940-х – начала 1950-х гг. Ю.В. Костяшов показал, что после

того, как тезис об «исконной славянской земле» впервые был

1 Пассаж о музее упомянут в монографии Б. Хоппе, см.: Hoppe B. Op.

cit. S. 55. Также Хоппе цитирует большой фрагмент передовицы:

ibid. S. 75–76. 2 Ср. с мнением А.И. Рыжовой, приехавшей в Калининград в 1947 г.:

«…призрак Кёнигсберга витает над городом. Он-то и не даёт людям

покоя» (Восточная Пруссия глазами… С. 242).


высказан И.В. Сталиным на Тегеранской конференции1, он

многократно воспроизведился усилиями пропагандистов раз-

личного толка2. Аргументами в пользу этой идеи должна была

снабдить власти археологическая наука – с 1946 г. в Калинин-

граде работала сотрудница ленинградского Института истории

материальной культуры Ф.Д. Гуревич. Её статья о результатах

раскопок, опубликованная в «Калининградской правде», со-

держала объективный вывод, продублированный в отчёте за

1950 г.: в III–V вв. на территории области возникла своеобраз-

ная культура, «развитие которой находилось в тесном обще-

нии со славянским миром»3.

1 Немецкий историк П. Бродерзен обнаружил более раннее свиде-

тельство (8 сентября 1941 г.) в дневниковой записи Георгия Димит-

рова, процитировавшего шутку Сталина о том, что после победы Во-

сточная Пруссия будет возвращена славянам, которым она прежде

принадлежала. См.: Brodersen P. Op. cit. S. 93. 2 Костяшов Ю.В. Указ. соч. С. 22–24 ; Hoppe B. Op. cit. S. 45–46 ;

Brodersen P. Op. cit. S. 93–100. Вероятно, впрочем, этот тезис не сра-

зу утвердился в официальном советском дискурсе. Например,

В.М. Молотов в докладе на заседании Моссовета по случаю 28-й го-

довщины Октябрьской революции описывает так расширение стра-

ны: «Западная граница нашей страны раздвинулась также за счёт

присоединения к Советскому Союзу Кенигсберга, что дает нам об-

ладание хорошим незамерзающим портом в Балтийском море» (Во

славу Родины. 1945. 7 нояб.). Аргументация восходит к сталинской

мысли о незамерзающем порте, однако понятие «присоединение»

вовсе не идентично понятию «возвращение». На столичном уровне

ревизия истории протекала медленнее, чем в бывшей Восточной

Пруссии. 3 Цит. по: Костяшов Ю.В. Указ соч. С. 23. См. также: Гуревич Ф.Д.

О чём говорят археологические раскопки // Калининградская правда.

1949. 5 авг. По мнению Ю.В. Костяшова, тезис о славянском населе-

нии (со временем он был модифицирован, и население «стало обо-

значаться как славянско-литовское») впервые был публично под-

вергнут сомнению после смерти Сталина – в апреле 1954 г., когда в

краеведческой секции Областного лекторского бюро обсуждалась

лекция В.С. Фёдорова об историческом прошлом области. В рецен-


Однако художественное пространство давало больше

простора для фантазии. В том же сборнике «Калининград»

напечатан рассказ Надежды Грязевой «Черепки», в котором

сталинская идея получила законченное художественное

оформление1. Основное действие разворачивается в 1949 г.

(как раз в этом году началась систематическая работа археоло-

гического отряда под руководством Ф.Д. Гуревич), хотя герой

рассказа Вячеслав Иванович Сабинин возвращается в своих

воспоминаниях и к драматичным событиям 1945 г., когда он

простым капитаном (мобилизованным аспирантом кафедры

археологии МГУ) участвовал в штурме Кёнигсберга. Будучи

замполитом, он воспроизводил тезис «Восточная Пруссия –

исконно славянская земля» уже на подходе к границе немец-

кой территории (с. 223). После боя Сабинин обнаруживает че-

репок и вступает в разговор с солдатами:

– «Немецкая посудина», говорите?! Нет, товарищи, – сла-

вянская, самая настоящая древняя славянская. И мы с вами,

друзья мои, первые русские советские люди, которые в своих

руках держим неопровержимое вещественное доказательство,

что эта земля принадлежала нашим предкам-славянам. В те-

чение веков немцы, захватившие эту землю, сделали всё, чтоб

изгладить из памяти народов, что она когда-то принадлежала

кому-то другому, а не им. В ход пошли не только огонь и же-

лезо, безжалостно уничтожившие памятники «чужой», не

германской культуры, но и чернила и перья маститых и нема-

ститых учёных, нагло искажавших факты, замазавших все

следы народа, когда-то жившего здесь. (с. 225).

зии члена бюро Цыганкова и в выступлении И.П. Колганова («реви-

зионистов», по определению Ю.В. Костяшова), а также в решении

секции подчёркивалось, что древнее население области ошибочно

определять как славянское, «здесь жили пруссы, племена литовской

народности» (Костяшов Ю.В. Указ. соч. С. 25). Из передовой статьи

в сборнике «Калининград» следует, что уже в 1951 г. установка была

не столь однозначной. 1 Грязева Н. Черепки // Калининград… С. 222–233. Ссылки на стра-

ницы далее даны в тексте.


Слушатели этой небольшой лекции, в которой слишком

легко ретроспективно проследить все признаки проекции са-

мообвинений на других, задают Сабинину наивные вопросы о

том, в чём, собственно, состоит доказательство, поднятое из

глубин земли случайной взрывной волной. Замполит охотно

объясняет: «Этот волнообразный орнамент, который сохра-

нился в глиняной посуде и до наших дней, встречается у всех

славян: восточных, западных и южных и заметьте – только у

славян» (с. 225)1.

Найдя черепок, Сабинин указывает на карте «Городи-

ще» «недалеко от курорта “Отрадное”»; он возвращается сюда

после войны уже начальником экспедиции Археологического

института. Один из участников раскопок, Васька, проникается

идеей возвращения исторических прав: «…это наша древняя

славянская земля, и надо превратить её в передовую, совет-

скую» (с. 229). Вокруг городища возникает новый разговор, в

котором излагается краткий курс истории этой земли (от VI в.,

когда несомненно славянское присутствие, к событиям орден-

ской экспансии ХIII в.2). По мнению Сабинина, культурные

1 Тезис опирался на соображения, высказанные в газетной статье:

Раскопки древнего городища // Калининградская правда. 1950. 26

июля. Кстати, Ф. Ведин в поздней версии своего романа тоже вос-

производит разговор группы работников и секретаря горкома Воро-

нина по поводу черепков. «На черепках славянские надписи», – го-

ворит рабочий. «Ну и что же? И так всем известно, что здесь славяне

когда-то жили и наша это – русская земля. <…> Это давно известно,

и исторические права нашей страны на эти земли не вызывают со-

мнений», – парирует Воронин, после чего объясняет задачи, стоящие

перед археологическими экспедициями «по изучению быта и куль-

туры древних народов» [с. 266]. 2 Скептически настроенный студент спрашивает Сабинина о причи-

нах, по которым он датирует найденную рукоятку железного меча

именно ХIII в. «Орден-то существовал ещё сколько лет? Меч пре-

красно мог принадлежать какому-нибудь рыцарю времён, ну хотя

бы, Ивана Грозного и…» – «И благополучно оказаться среди череп-

ков эпохи Александра Невского?» – парирует другой участник экс-


слои, свидетельствующие о славянском населении, датируют-

ся и Х, и ХIII в.; керамика VI–IX вв. «грубая, толстостенная,

лепная», а к ХIII в. относится более изящная керамика. Руко-

ятка меча даёт пищу для фантазии археологов: им представля-

ется рыцарь, ворвавшийся в дом в «почти сплошь забрызган-

ном кровью белом плаще» (с. 232) и заставший там мёртвых

женщину и ребёнка. «Оттого ли, что некого больше убивать, и

он был лишён наслаждения видеть ужас и слышать пред-

смертные вопли, или просто повинуясь духу разрушения и

ненависти ко всему “чужому”, “варварскому”, рыцарь начал

всё крошить своим мечом» (с. 232).

Участникам разговора видится образ «фашистов в серо-

зелёных мундирах» (с. 233), потомков «тевтонских псов»; так

два временных пласта как бы соединяются, обозначая бес-

славное прошлое этой земли. Воображаемый конфликт полу-

чает разрешение в духе социалистического реализма: в дом

возвращается муж или кто-то другой из местных жителей и

кувалдой либо молотом наносит удар по мечу – «и от меча, да

и от рыцаря, наверно, звон пошёл, да во все стороны черепки

полетели!..» (с. 233). Найденные рукоятки и черепки оказыва-

ются в буквальном смысле слова результатами классовой

борьбы и в то же время борьбы за национальную независи-

мость. Профессионал Сабинин отрезвляет молодёжь: это всё

фантазии, как всё было на самом деле, мы не узнаем.

– Но мы знаем другое: семьсот лет назад здесь были уни-

чтожены славянские племена, которые не хотели покориться

захватчикам. Немцами было сделано всё, чтоб уничтожить

даже память о них. И я горжусь той честью, которая выпала

нам всем, устами советской, самой передовой гуманной науки

в мире сказать своё правдивое веское слово… (с. 233).

педиции (с. 231–232). Стоит ли говорить, что ко времени Ивана

Грозного орден на этой территории уже был секуляризирован. Этот

эпизод свидетельствует о невысоком уровне познаний по истории

региона либо героя рассказа, либо его автора.


Три временных пласта, представленных в рассказе, об-

разуют единый хронотоп, потому что конфликт «славян» и

«немцев» на этой территории как будто получает своё есте-

ственное разрешение: советские археологи завершают дело

советских солдат, возвращая исторические права на землю,

некогда отобранную у славян предками фашистов. Рукоятка

меча становится метафорой остатков «чужого» Кёнигсберга.

Процесс законного возвращения земли приобретает легитим-

ность, освящённую авторитетом науки, которая «в советском

дискурсе второй половины 1940-х – начала 1950-х гг. … пред-

ставала как наука партийная, плановая, нацеленная на практи-

ку, коллективная, народная, с материалистической основой»1.

Советский учёный в этом случае сочетал в себе роли исследо-

вателя, педагога и пропагандиста. Археолог Сабинин, как и

секретарь горкома партии Воронин в «Золотой жиле», вносит

свой профессиональный и личный вклад в строительство со-

циалистического Калининграда.

Практика «освоения» территории путём предъявления

исторических прав не была чисто калининградской новацией.

Похожим образом строилась аргументация новых властей в

Литве и Польше в отношении других частей бывшей Восточ-

ной Пруссии. Литовский исследователь В. Сафронов конста-

тирует различия образов, складывавшихся в пропаганде: в

Клайпеде завоевания трактовались как «освобождение» ли-

товских земель от немецкого гнёта, тогда как в Калининграде

за отсутствием опоры на традицию эти образы поддерживали

стратегию узаконения военного трофея, для которой были ха-

рактерны мотивы «возмездия», «мести» врагу. По мнению ис-

торика, эти различия объясняют актуальность мифа проис-

хождения в современном Калининграде: в прошлом Калинин-

градской области не удалось найти «русские корни», поэтому

«освоение» города могло осуществляться лишь в советском

1 Трансформация образа... С. 132.


контексте (в отличие от Клайпеды, где со всей уверенностью

были обнаружены «литовские корни»)1. Очевидно, что в со-

ветском Калининграде пропаганда постулировала, а художе-

ственная литература художественно оформляла идею «славян-

ской земли» (что, кстати, не исключало мотива возмездия);

однако со временем, в связи отсутствием научного обоснова-

ния такой «генеалогии», эта идея отмерла сама собой.

Роман «Золотая жила» отвечал требованиям эпохи, гар-

монировал с эстетикой социалистического реализма2. М. Че-

годаева вписывает искусство в логику сталинского мифа:

«Основополагающим сталинским мифом был миф о торжестве

победившего социализма – земного рая, уже осуществивше-

гося, уже пребывающего здесь, сейчас в нашей советской дей-

ствительности. <…> Официальное искусство всеми средства-

ми возбуждало в советских людях чувство беспредельного

счастья жить в самой передовой в мире стране, под заботли-

вым оком величайшего вождя всех времён и народов…»3

1 См.: Safronovas V. Antrojo pasaulinio karo įvykiai Ritų Prūsijoje

Klaipėdos krašto ir Kaliningrado srities atminimo kultūroje // Antrojo pa-

saulinio karo pabaiga Rytų Prūsijoje: faktai ir istoreinės įžvalgos.

Klaipėda, 2009. P. 107 (Acta historica Universitatis Klaipedensis;

XVIII.). Мне оказалось доступно только резюме статьи на русском

языке. См. также о мифологии «Прусской Литвы»: Sakson A. Od

Kłajpedy do Olsztyna. Wspólsześni mieszkańcy byłych Prus

Wschodnich: Kraj Kłajpedzki, Obwód Kaliningradzki, Warmia i Mazury.

Poznań, 2011. S. 265–277. В той же работе А. Саксон характеризует

польскую стратегию изгнания «немецкого духа», см.: ibid. S. 256–

262. 2 То, что требования к литературе, ставшие основой соцреализма,

были не (с)только порождены официальными идеологами, но и всей

совокупностью предпочтений советского массового читателя, со

всей убедительностью описано в работе: Добренко Е. Формовка со-

ветского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецеп-

ции советской литературы. СПб., 1997. С. 116–126. 3 Цит. по: Булавка Л. Указ. соч. С. 131.


В центре сюжета «Золотой жилы» – подвиг советских людей

под бдительным надзором секретаря горкома партии, общий

настрой произведения оптимистический, показана неизбеж-

ность прогрессивного движения общества. На этом пути у от-

дельных товарищей, даже должностных лиц1, можно встре-

тить недопонимание поставленных задач, но отеческая забота

Воронина помогает всем преодолеть заблуждения. Других

врагов на пути строительства светлого будущего нет (как от-

мечалось, немцы в художественном пространстве романа от-

сутствуют)2. Принцип историзма помогал связать прошлое

(захват славянских земель немцами и последующее «освобож-

дение»), настоящее (двухлетний период мирного труда, куль-

минацией которого стала первомайская демонстрация) и бу-

дущее (его силуэт прорисовывается в прогнозах архитектора

Финикова и планах, представленных женой Воронина). Идея

неизбежности успешного строительства города-сада после

преодоления временных трудностей проходит красной нитью

через всё произведение от эпиграфа до заключительного диа-

лога секретаря горкома партии и будущего секретаря горкома

комсомола.

Однако характерно, что описания «чужого», немецкого

наследия в романе носили двусмысленный характер: противо-

поставление «двух Кёнигсбергов» содержало имплицитную

оппозицию «хорошие немцы» (трудящиеся) – «плохие немцы»

1 Соцреализм допускал это, см.: Борев Ю.Б. Эстетика. М., 2005.

С. 656. 2 Идеалом «официозного соцреализма», по Л. Булавка, «является

априорно взятый образ “очищенной” от противоречий действитель-

ности, больше не нуждающийся в силу этого в диалектике (как логи-

ке их разрешения)» (Булавка Л. Указ. соч. С. 166). За отсутствием

немцев и классовых врагов в новой советской области действитель-

ность в романе оказалась очищена от противоречий, как сама кали-

нинградская земля быстро очищалась от остатков довоенной культу-

ры.


(буржуазия и фашисты); констатировалось, что в прошлом в

центральной части города было «красиво, уютно и богато».

Такой подход несколько противоречил проявлявшейся в те го-

ды тенденции «вычёркивать всякие упоминания о Восточной

Пруссии и её бывших хозяевах», описанной Ю.В. Костяшо-

вым1. В то же время он отвечал требованию увязывать любые

упоминания прошлого с демонстрацией преимуществ совет-

ского строя перед капитализмом2. Однако подход писателя

был глубже, чем привычная для тогдашних калининградцев

манера элементарного противопоставления светлого Калинин-

града тёмному Кёнигсбергу, мира войне, динамики песни ста-

тике скульптуры. Ср. стихотворение сержанта Ю. Князева,

опубликованное в газете Особого военного округа «Во славу

Родины» весной 1946 г.:

Обломки зданий, груды щебня…

Окопный, верный друг, вглядись:

Здесь грохотали пушки гневно,

Здесь мы прошли, здесь мы дрались.

У этих поседелых башен

Мы завершили свой поход,

И встали мы надёжной стражей

У наших западных ворот.

<…>

Пускай цветёт Отчизна наша,

Пусть мирно трудится народ,

Мы здесь стоим надёжной стражей

У наших западных ворот3.

О том же – стихотворение Ю. Андрущенко в том же

сборнике: «Здесь мрачная крепость // кирпичным плечом //

1 См.: Костяшов Ю.В. Указ. соч. С. 29. Исследователь указывает на

основе анализа многочисленных архивных документов на то, что

упоминания вычёркивались, вместо «восстановление завода» следо-

вало писать «строительство завода» и т. д. 2 Костяшов Ю.В. Указ. соч. С. 55. См. также: там же. С. 219–220.

3 Князев Ю. Мы на страже // Во славу Родины. 1946. 9 марта.


небо, казалось, // держала. // Здесь миру грозил // обнажённым

мечом // надменный король // с пьедестала. // Но сброшены

нами // на сплав короли. // Советский мы строим здесь город, //

советские // в море идут корабли // и мирные песни – над мо-

рем»1.

В романе «Золотая жила» образ Кёнигсберга был не та-

ким монохромным. У автора передовицы, открывавшей сбор-

ник, дома с красными черепичными крышами вызывали ассо-

циации с мухоморами под красными шляпами (с. 3); пройдёт

несколько десятилетий, пока в официальной калининградской

литературе станет возможным поэтизировать черепичные

крыши2. Однако уже в романе «Золотая жила» созерцание

этих утопающих в окружающей зелени крыш создаёт у героя

впечатление красоты (пусть и мёртвой), совпадающее с реаль-

ными впечатлениями первых переселенцев в Восточную

Пруссию3. Спонтанное разрушение ассоциируется только с

военным временем, в условиях которого такое поведение было

естественным. Саша Выров вспоминает, увидев высокую

башню с часами напротив старинной крепости в Сквере Ивана

Русского:

Участники боёв за город рассказывают: часы шли, когда

наши войска заняли уже все улицы. Их ход остановила оче-

редь из советского автомата. Говорят, что солдат сначала

крикнул: «Остановись, фашистское время!» А потом выстре-

1 Андрущенко Ю. Калининград // Калининград… С. 163.

2 Ср. стихотворение А. Рагузина «Советск», опубликованное через

30 лет после выхода сборника «Калининград»: «Я люблю этот город,

// и в разлуке мне снится, // как шагам моим вторит // красных крыш

черепица» (Калининградский комсомолец. 1981. 30 авг.). 3 Ср.: «Когда подъезжали к городу на поезде, поразили дома с чере-

пичной крышей. <…> Крыши домов островерхие и красиво выгля-

дели» (интервью с А.В. Целовальниковой, см.: Восточная Пруссия

глазами... С. 44); «Они были такого сочного цвета при весеннем

солнце и после дождя, что казалось, их подкрашивают время от вре-

мени» (интервью с М.П. Тетеревлевой, см.: там же. С. 50).


лил. В часах зашумело, золочёные стрелки закрутились быст-

ро-быстро, а потом на цифре 6 замерли навсегда (с. 109),

[с. 193]1.

И двойственность немецкого прошлого, и желание опе-

реться в строительстве нового мира на национальную тради-

цию (герои складывают русские печи взамен немецких и т. д.),

и смена тотального и иррационального разрушения рефлекси-

ей о нём в романе Ф.И. Ведина как бы предвосхищают новый

этап в развитии эстетики социалистического реализма.

Ю.Б. Борев определяет особенности художественной концеп-

ции соцреализма, утверждающейся в советской литературе

после 1956 г., следующим образом: «…мир не совершенен,

“надо мир сначала переделать, переделав, можно воспевать”;

личность должна быть социально активной в деле насиль-

ственного изменения мира»2. Опора на национальную тради-

цию в условиях «чужого» окружения была естественным

средством защиты от «призрака» ненавистного прошлого; в то

же время имплицитно формировалось осознание сложности

взаимодействия новых людей и старой культуры.

Однако судьба образов Восточной Пруссии и Кёниг-

сберга оказалась совсем не такой, какой виделась героям про-

изведений эпохи соцреализма. Со временем выяснилось, что

освобождение от образов прошлого, которое представлялось

героям романа делом нескольких лет, обернулось в конечном

счёте ещё большей зависимостью от них. Уже в 1960–1970-е

гг. сложится круг людей, готовых защищать историко-

культурное наследие региона от разрушения (пример успеха

этих действий – сохранившийся Кафедральный собор3); тогда

1 Понятно, почему на цифре 6 – это самый низ циферблата, стрелки

упали к этой цифре подобно опущенным флагам со свастикой во

время парада на Красной площади в июле 1945 г. 2 Борев Ю.Б. Указ. соч. С. 667.

3 О том, что отдельные люди и в конце 1940-х – начале 1950-х гг.

действовали в интересах сохранения немецкого наследия, красноре-

чиво пишет Ю.В. Костяшов. См.: Костяшов Ю.В. Указ. соч. С. 42–


же в калининградскую литературу начнут проникать гумани-

стические мотивы, а образ немцев в послевоенном Кёнигсбер-

ге утратит свою монохромность1. В годы Перестройки и после

неё обнаружится, что история Кёнигсберга и Восточной Прус-

сии в целом – настоящая золотая жила, в разработку которой

будет вовлечено множество людей – исследователей, экскур-

соводов, архивистов, поэтов, художников, фотографов, архи-

текторов, журналистов, блогеров… Окажется, что хозяйское

отношение – это не всегда снос старого и строительство ново-

го на основе сомнительных аргументов об исторической спра-

ведливости, но также бережное отношение к чужой культуре –

отношение, не исключающее сохранения культуры собствен-

ной, а выступающее как бы более высокой формой этого со-

хранения; это отношение предполагает принятие драматизма

своей истории и уважение к землякам – и к тем, кто строил го-

род на протяжении столетий, и к тем, кто восстанавливал его

из руин после страшной войны.

Подобная перспектива была, по всей видимости, неве-

дома авторам соцреалистических произведений начала

1950-х гг. Формовка советского читателя (Е. Добренко) в

Калининградской области происходила с помощью тех же

средств, что и до войны в других областях СССР: производ-

ство литературы дополнялось созданием сети массовых биб-

лиотек, формированием учебных планов средних школ, орга-

низацией пропагандистской работы. И всё же не всех читате-

лей удавалось ввести в заблуждение.

В 1952 г. к десяти годам исправительно-трудовых лаге-

рей был приговорён калининградец С.К. Рычков. Свидетель-

45. Однако группы людей, готовых к совместным действиям, склады-

ваются всё же позднее. 1 Об этих процессах в 1970–1980-х гг. подробнее см.: Дементьев

И.О. «Рябинка у бойницы»: реабилитация довоенного прошлого в

памяти калининградцев (1970–1980-е гг.) // Erdvių pasisavinimas Rytų

Prūsijoje XX amžiuje. Klaipėda, 2012. Р. 92–118. (Acta Historica Uni-

versitatis Klaipedensis; XXIV).


ница С., в частности, показала, что Рычков «в разговоре о ху-

дожественных произведениях Советских писателей заявлял,

что в наше время таких писателей, как Пушкин быть не может,

так как везде существуют планы, которые распространяются и

на писателей, а последние, будучи связаны сроками, стремятся

выпустить книгу в установленный для них срок, не считаясь с

её содержанием»1. Похоже, Фёдор Ведин писал свой роман не

«в установленный срок»; наряду с данью канону соцреализма

его книга отражала противоречивые чувства советских людей,

встретивших чужую культуру и пытающихся освоиться в ней.

Конечно, читатель Рычков прав, Ведин не был Пушкиным. Но

в романе советского писателя читатели следующих поколений

открывают для себя необычный и не поддающийся однознач-

ной оценке мир бывшего немецкого края, ставшего объектом

советизации. Из истории янтарного края нельзя вычеркнуть

ни антисоветские стихи переселенцев, ни творчество абсо-

лютно лояльных к социалистическому строю писателей – ху-

дожественное осмысление опыта строительства дивного ново-

го мира происходило в разных формах и заслуживает сегодня

самого пристального внимания.

Об авторе

Илья Олегович Дементьев – кандидат исторических наук, доцент

кафедры зарубежной истории и международных отношений БФУ

им. И. Канта, [email protected]

1 Книга памяти… С. 376. Орфография и пунктуация сохранены.

«Золотая жила» янтарного края: образы Восточной...

Documents

Transcript of «Золотая жила» янтарного края: образы Восточной...