ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА THEORY OF STATE AND ... - DOI

2021 / № 3 (24)

ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА Научный журнал основанизданием Межрегиональной«Межрегиональная ассоциация 2021 / № 3 (24)

THEORY OF STATE AND The academic journal ispublication of the Interregional"Interregional Association

Журнал включен ВАК при Минобрнауки России в Перечень рецензируемых научных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук, на соискание ученой степени доктора наук

The journal is included by the Higher Attestation Commission at the Ministry of Education and Science of Russia in the List of Peerpublications in which the main scientific results of dissertations for the degree of candidate of sciences, for the degree of Doctor of Science

ISSN 2500eISSN 2687

ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

основан в 2016 г. и является официальнымМежрегиональной общественной организации

ассоциация теоретиков государства

AND LAW

is established in 2016 and is the officialInterregional Public Organization

Association of Theorists of State and Law"

Журнал включен ВАК при Минобрнауки России в Перечень рецензируемых научных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук, на соискание ученой степени доктора наук

The journal is included by the Higher Attestation Commission at the Ministry of Education and Science of Russia in the List of Peer-Reviewed scientific publications in which the main scientific results of dissertations for the degree of candidate of sciences, for the degree of Doctor of Science

2500-0837 (Print)

2687-0363 (Online)

официальным организации государства и права»

official

Law"

Журнал включен ВАК при Минобрнауки России в Перечень рецензируемых научных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук,

The journal is included by the Higher Attestation Commission at the Ministry ntific

publications in which the main scientific results of dissertations for the degree of candidate

Теория

2

Индексация журнала

ДЕНИСОВСКИЕ ЧТЕНИЯ

VI Международная научно

«Человек-природа, личностьв условиях информатизации и цифровизации российского общества

в интересах устойчивого развития

VI International Scientific Conference

“Man-nature, personalityof informatization and digitalization of Russian society in the interests

of

Межрегиональная ассоциация теоретиков государства и права, реджурналов «Теория государства и права», «Юридическая мысль», «Вестник общей и отраслевой теории права», «Современное российское право», «Вестник Института права Башкирского госудрственного университета», «Вестник Костромского госдарственного университета», «Вектор науки Тольяттинского государственного унверситета», «Миграционное право», «lores» (Мексика) 12–13 октября 2021 года (г. Рязань) в водят VI Международную научноличность-общество, гражданин

Теория государства и права

Индексация журнала

ДЕНИСОВСКИЕ ЧТЕНИЯ

Международная научно-теоретическая конференция

природа, личность-общество, гражданин-государство

в условиях информатизации и цифровизации российского общества в интересах устойчивого развития»

VI International Scientific Conference

nature, personality-society, citizen-state in the context

of informatization and digitalization of Russian society in the interests of sustainable development”

12–13 октября 2021 года

Межрегиональная ассоциация теоретиков государства и права, ред

журналов «Теория государства и права», «Юридическая мысль», «Вестник общей и отраслевой теории права», «Современное российское право», «Вестник Института права Башкирского госудрственного университета», «Вестник Костромского гос

ерситета», «Вектор науки Тольяттинского государственного унверситета», «Миграционное право», «Dilemas contemporaneos-educacion

13 октября 2021 года (г. Рязань) в очно-заочном форматеМеждународную научно-теоретическую конференцию «Человекобщество, гражданин-государство в условиях информатизации

теоретическая конференция

государство в условиях информатизации и цифровизации российского общества

state in the context of informatization and digitalization of Russian society in the interests

Межрегиональная ассоциация теоретиков государства и права, редколлегии журналов «Теория государства и права», «Юридическая мысль», «Вестник общей и отраслевой теории права», «Современное российское право», «Вестник Института права Башкирского госудрственного университета», «Вестник Костромского госу-

ерситета», «Вектор науки Тольяттинского государственного уни-educacion politica y va-

заочном формате про-«Человек-природа,

в условиях информатизации

Theory of State and Law

3

и цифровизации российского общества в интересах устойчивого развития» по-священную 115-летию со дня рождения Заслуженного деятеля науки и техники РСФСР, доктора юридических наук, профессора ДЕНИСОВА АНДРЕЯ ИВАНОВИЧА и 70-летию со дня рождения Заслуженного деятеля науки и образования РАЕ, док-тора юридических наук, профессора КОМАРОВА СЕРГЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА.

К выступлению с докладами приглашаются доктора и кандидаты наук, аспи-

ранты (адъюнкты) и соискатели, студенты, практикующие юристы. Регистрация 12–13 октября: 9.30–10.30 (московское время), начало рабо-

ты конференции: 10.30, перерыв: 13.00 – 14.00, окончание работы конферен-ции: 16.00.

Рабочие языки конференции – русский и английский. Проезд и проживание иностранными и иногородними участниками оплачива-

ются и организуются самостоятельно. Просим Вас подтвердить свое участие в конференции (указав форму участия),

пройдя электронную регистрацию до 01 октября 2021 года на сайте: www.matgip.ru (Межрегиональная ассоциация теоретиков государства и права) или по электронной почте: [email protected]

Доклады, статьи, сообщения надо направить до 20 октября 2021 г. в электронном виде по адресу: [email protected] или в печатном виде по адре-су: 119415, г. Москва, ул. Удальцова, дом 19, корпус 1, оф. 12.

Российский индекс научного цитирования Информация о материалах, опубликованных в журналах по тематике конфе-

ренции, будет размещена в системе E-library (РИНЦ). Материалы конференции будут размещены в номере 4 журнала «Теория го-

сударства и права» за 2021 год, в других журналах информационных партнеров. Рассылка журнала и Сертификата участника конференции Рассылка журнала и сборника авторам, заказавшим печатный вариант, вместе

с сертификатом, будет производиться централизовано, посредством почты России, простой бандеролью после 10 ноября 2021 года.

Оформление материалов

1. Рукопись статьи должна быть отпечатана через 1.5 компьютерных интерва-ла 14 шрифтом, страницы пронумерованы. Сноски оформляются в виде затекстовых ссылок в соответствии с библиографическими требованиями, размещаются после текста статьи под заголовком «Список литературы».

2. Источники в списке располагаются в соответствии с ГОСТ Р 7.0.5-2008 «Справки по оформлению списка литературы». При ссылке на конкретный фрагмент текста источника в отсылке указывается порядковый номер и страницы. Например:

– в тексте [8, с. 15]; – в затекстовой ссылке: Комаров С.А. Общая теория государства и права: учебник.

9-е изд. – М.: Изд-во Юрайт, 2019. – 506 с.


4

3. Объем статьи не должен превышать 10 машинописных страниц. 4. Статья(и) аспиранта(ов) должны быть согласованы с их научным руководи-

телем (руководителями). 5. Статьи, направленные авторам на доработку, подлежат возврату

в редакцию в рекомендованный срок с производственными изменениями и исправ-лениями в тексте.

6. Статьи на русском (английском) языке можно направить также на электрон-ный адрес редакции журнала «Теория государства и права» [email protected]

7. Фотография автора (5 х 6 см.) – по желанию. 8. В случае несоблюдения настоящих требований по оформлению публикации

редакция оставляет за собой право ее не рассматривать.

REQUIREMENTS for Manuscripts, submitted for publication

1. The text of article should be printed in 1.5 computer range 14 print. Pages must be numbered. Footnote out in the form of references in the endnotes according to bibli-ographic requirements are placed after the text of the article under the heading «Refer-ences».

2. Sources in the list are arranged in accordance with GOST R 7.0.5-2008 «Help on registration list of the literature». When referring to a specific piece of text is-sending source in the serial number and pages. For example:

– In the text [8, p. 15]. – In transtextual link: Komarov S.A. The general theory of state and law: the textbook.

9-th ed. – M.: Publishing House "Yurait", 2019. – 506 pp. 3. The paper should not exceed 10 printed pages. 4. Articles, aimed authors for revision shall be returned to the editor in the recom-

mendatory term production changes and corrections in the text (in the form of imprint) and an electronic copy.

5. Article sent by E-mail: [email protected] 6. Photo of author 5 х 6 7. In the case of non-compliance with these requirements by designing the publica-

tion editors reserve the right not to consider it. Стандарты оформления материалов 1. Материал должен быть подготовлен и отправлен на модерацию в формате

.doc либо .docx; 2. Языки материала – русский либо английский; 3. Размер страницы – А4, ориентация – «Книжная»; 4. Поля страницы: Верхнее – 20 мм, Нижнее – 20 мм, Правое – 20 мм, Левое –

30 мм.; 5. Отступ первой строки абзаца слева (красная строка) – 1,25 см; 6. Первый абзац – ФИО авторов (выравнивание по правому краю); 7. Второй абзац – Наименование организации, страна, город, электронный ад-

рес (E-mail) (выравнивание – по правому краю); 8. Третий абзац – Полное название темы статьи (выравнивание по центру, на-

чертание полужирное) на русском и английском языках;


5

9. Далее аннотация и ключевые слова на русском языке и английском языках;

10. Затем текст статьи (междустрочный интервал – 1,5 строки, выравнивание – по ширине, без переносов);

11. Во всем тексте статьи шрифт – Times New Roman, размер шрифта – 14 кегль;

12. Библиографический список используемой литературы: каждый источник должен быть написан с новой строки. Необходимо указать полное наименование ис-точника и авторов.

13. Как только статья будет проверена рецензентами и рекомендована к публикации, автор получит сообщение о принятии материала и стоимости органи-зационного взноса с указанием на порядок и реквизиты оплаты.

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ КОНФЕРЕНЦИИ

1. Полищук Николай Иванович – председатель оргкомитета конференции,

вице-президент Межрегиональной ассоциации теоретиков государства и права, профессор кафедры теории государства и права, международного и европейского права Академии права и управления ФСИН России, профессор кафедры теории и ис-тории государства и права Юридического института (Санкт-Петербург), доктор юридических наук, профессор (г. Рязань, Россия).

2. Галиев Фарит Хатипович – сопредседатель оргкомитета конференции, профессор кафедры теории государства и права Института права ФГБОУ ВО «Баш-кирский государственный университет», гл. редактор журнала «Вестник Института права Башкирского государственного университета», доктор юридических наук, до-цент (г. Уфа, Россия).

3. Кари Сюнберг – сопредседатель оргкомитета конференции, помощник чле-на парламента Финляндии, Президент географического общества Финляндии, Ph.D.Geography, Dr.h.c. of Law (г. Хельсинки, Финляндия), доктор honoris causa Част-ного образовательного учреждения высшего образования «Юридический институт» (Санкт-Петербург).

4. Дроздова Александра Михайловна – сопредседатель оргкомитета конфе-ренции, профессор кафедры правовой культуры и защиты прав человека Юридиче-ского факультета Федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего образования «Северо-Кавказский федеральный университет» (г. Ставрополь), доктор юридических наук, профессор.

5. Комарова Татьяна Львовна – сопредседатель оргкомитета конференции, проректор по науке и инновациям Юридического института (Санкт-Петербург), от-ветственный секретарь Межрегиональной ассоциации теоретиков государства и права, заместитель главного редактора журнала “Law and Power”, кандидат юри-дических наук, доцент (г. Москва, Россия).

6. Кузьмин Игорь Александрович – сопредседатель оргкомитета конферен-ции, доцент кафедры теории и истории государства и права Иркутского юридиче-ского института (филиала) федерального государственного казенного образова-тельного учреждения высшего образования «Университет прокуратуры Российской Федерации», кандидат юридических наук, доцент.


6

7. Хабибулин Алик Галимзянович – сопредседатель оргкомитета конферен-ции, заведующий кафедрой финансовых и экономических расследований ВШГА (фа-культет) МГУ им. М.В. Ломоносова, профессор кафедры теории государства и права и политологии Юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, гл. редактор журнала «Миграционное право», заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор (г. Москва, Россия).

8. Ревнова Мария Борисовна – сопредседатель оргкомитета конференции, учредитель Частного орбразовательного учреждения высшего образования «Юри-дический институт» (Санкт-Петербург), главный редактор журнала «Юридическая мысль», кандидат юридических наук (г. Санкт-Петербург, Россия).

9. Спирин Михаил Юрьевич – сопредседатель оргкомитета конференции, доцент кафедры теории и истории государства и права и международного права Юридического института ФГАОУ ВО «Самарский национальный исследователь-ский университет имени академика С.П. Королева», кандидат юридических наук, доцент.

10. Груздев Владислав Владимирович – проректор по науке Костромского государственного университета, гл. редактор журнала «Вестник Костромского госу-дарственного университета», доктор юридических наук, профессор (г. Кострома, Россия).

11. Ирошников Денис Владимирович – доцент кафедры «Теория права, ис-тория права и международное право» Юридического института Российского уни-верситета транспорта (МИИТ), кандидат юридических наук, доцент (г. Москва, Россия).

12. Ковальский Ежи Сергей Чеславович – заведующий кафедрой российского права, профессор кафедры теории права и юридической логики, заместитель декана по науке Юридического факультета Лазарски университета (Республика Польша), кандидат юридических наук, доктор PhD Law, профессор.

13. Комаров Владимир Сергеевич – главный редактор журнала «Теория госу-дарства и права», доцент кафедры гражданского права и процесса Частного орбразо-вательного учреждения высшего образования «Юридический институт» (Санкт-Петербург), кандидат юридических наук (г. Москва, Россия).

14. Липинский Дмитрий Анатольевич – профессор кафедры теории государ-ства и права Института права Тольяттинского государственного университета, зам. гл. редактора журнала «Вектор науки Тольяттинского государственного универси-тета», доктор юридических наук, профессор (г. Тольятти, Россия).

15. Мицкая Елена Владимировна – профессор кафедры уголовного права и криминологии Южно-Казахстанского государственного университета им. М. Ау-эзова (г. Шымкент, Республика Казахстан); профессор кафедры конституционного и административного права Частного орбразовательного учреждения высшего об-разования «Юридический институт» (Санкт-Петербург), доктор юридических наук, профессор.

16. Сальников Виктор Петрович – Президент Фонда поддержки науки и обра-зования в области правоохранительной деятельности «Университет», главный ре-дактор журнала «Юридическая наука: история и современность», заслуженный дея-тель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор (г. Санкт-Петербург, Россия).

Журнал «Теория

государства и права»

«Юридическая

Вестник Костромского

государственного университета

Компания

«Консультант-Плюс»

«Миграционное

«Dilemas contemporaneos

На обложке


Информационные партнеры

Журнал «Юридическая

наука»

Журнал «Современное

российское право»

Журнал «Вектор науки Тольяттинского

государственного университета» Серия: Юридические науки

Журнал «Миграционное

право»

Компания

Журнал contemporaneos-educacion politica y valores» (Мексика

обложке фото Комарова Сергея Александровича

7

Журнал «Юридическая

мысль»

Журнал

«Вестник Института права

Башкирского государственного

университета»

Компания «Гарант»

Мексика)

Комарова Сергея Александровича


8

СОДЕРЖАНИЕ

5.1.1. ТЕОРЕТИКО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРАВОВЫЕ НАУКИ

Стр. Беляев А.Д. Cнятся ли коррупционерам сны о коммунизме?................. 17

Галиев Ф.Х. Проблема мотивации правомерного поведения ................

31

Гиреев Д.Т. Цифровизация в Российской Федерации: нормативное правовое обеспечение..........................................

46

Денисов А.М. Идея историзма и теория естественного права в учении Ф.К. фон Савиньи ..............................................................

55

Захарова К.А. К вопросу ведения списка коренных народов Канады и России ....................................................................................

65

Кириллов С.И. Кривошеев С.В.

Некоторые аспекты антикоррупционного воспитания студентов в образовательном процессе .......

78

Кузьмин И.А. Особенности взаимосвязей, взаимодействия и противоречий юридической ответственности в некоторых странах, относящихся к романо- германской правовой семье ...........................................................

88

Мамонько М.М. Правовой негативизм как деформация правосознания осужденных к лишению свободы в структуре правового воспитания ............................................

102

Мотова Е.А. Влияние идей Рудольфа фон Иеринга на становление русской правовой мысли XIX века ...........

110

Мустафина Л.С. Современные подходы к типологии государства .............. 121

Рожкова А.К. Особенность конституционно-правового статуса консультативного совета в Испании .......................

130

Романовская В.Б. Киселева И.А.

Новые технологии в образовании: тенденции будущего (компьютерные игры в образовательном процессе).........................................................

139

Тюменев А.В. Михайлов Д.Е.

Гарантии защиты основных прав и свобод осужденных ..............................................................................................

148

Хабибулин А.Г. Мурсалимов К.Р.

Правообразующая деятельность государства как система ...............................................................................................

156


9

5.1.2. ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Чепус А.В. Проблемы и перспективы конституционно-

правового регулирования института гражданства и межэтнического взаимодействия в России .......................

164

РЕЦЕНЗИИ

Чумакова О.В. Идея нового государства: мифы и реальность .................... 178

ОБЗОР МАТЕРИАЛОВ КРУГЛОГО СТОЛА

Арзамасов Ю.Г. Панарина М.М. Назайкинская В.А.

Обзор материалов круглого стола «Методология и методика преподавания юридической техники в высшей школе» ..................................................................................

185

ПЕРСОНАЛИИ

Галиев Ф.Х. Полищук Н.И. Ревнова М.Б. Середа Е.В.

Профессору С.А. Комарову – 70 лет .............................................

237


10

CONTENT

5.1.1. THEORETICAL AND HISTORICAL LEGAL SCIENCES

Pages Belyaev A.D. Do corrupt officials dream about communism? .........................

24

Galiev F.Kh. The problem of motivation of lawful behavior ...........................

38

Gireev D.T. Digitalization in the Russian Federation: regulatory legal support .......................................................................

50

Denisov A.M. The idea of historicism and the theory of natural law in the teachings of F.K. von Savigny .................................................

60

Zakharova K.A. On the issue of maintaining a list of indigenous peoples of Canada and Russia ............................................................

71

Kirillov S.I. Krivosheev S.V.

Some aspects of anti-corruption education of students in the educational process ...........................................

83

Kuzmin I.A. Features of the relationship, interaction and contradictions of legal responsibility in some countries related to the Romano- Germanic legal family ............................................................................

95

Mamonko M.M. Legal negativism as a deformation of the legal consciousness of those sentenced to imprisonment in the structure of legal education ...................................................

106

Motova E.A. The influence of Rudolf von Iering's ideas on the formation of Russian legal thought in the 19th century .................................................................................

115

Mustafina L.S. Modern approaches to the typology of the state ....................... 125

Rozhkova A.K. The peculiarity of the constitutional and legal status of the advisory council in Spain ...........................................

134

Romanovskaya V.B. Kiseleva I.A.

New technologies in education: trends of the future (computer games in the educational process) ...........................

143

Tyumenev A.V. Mikhailov D.E.

Guarantees for the protection of the fundamental rights and freedoms of convicts ........................................................

152

Khabibulin A.G. Mursalimov K.R.

Law-forming activity of the state as a system .........................................................................

160


11

5.1.2. PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Chepus A.V. Problems and prospects of constitutional

and legal regulation of the institution of citizenship and interethnic interaction in Russia .................

171

REVIEWS

Chumakova O.V. The idea of a new state: myths and reality ................................... 181

ROUND TABLE MATERIAL OVERVIEW

Arzamasov Yu.G. Panarina M.M. Nazaikinskaya V.A.

Review of the materials of the round table "Methodology and methods of teaching legal technology in higher education" .......................................................

213

PERSONNEL

Galiev F.Kh. Polishchuk N.I. Revnova M.B. Sereda E.V.

Professor S.A. Komarov is 70 years old .........................................

241


12

Редакционно-издательский совет:

Комаров Сергей Александрович, доктор юридических наук, профессор (г. Санкт-Петербург, Россия) (учредитель, председатель совета)

Азнагулова Гузель Мухаметовна, доктор юридических наук, доцент (г. Уфа, Россия)

Арзамаскин Николай Николаевич, доктор юридических наук, профессор (г. Ульяновск, Россия)

Артемьев Андрей Борисович, кандидат юридических наук, доцент (г. Колом-на, Россия)

Баранов Владимир Михайлович, доктор юридических наук, профессор, за-служенный деятель науки РФ (г. Нижний Новгород, Россия)

Дроздова Александра Михайловна, доктор юридических наук, профессор (г. Ставрополь, Россия)

Ирошников Денис Владимирович, кандидат юридических наук, доцент (г. Москва, Россия)

Калинин Алексей Юрьевич, доктор юридических наук, профессор (г. Москва, Россия)

Ковальский Ежи Сергей Чеславович, кандидат юридических наук, профессор (Республика Польша) (г. Санкт-Петербург, Россия)

Крылова Елена Геннадьевна, доктор юридических наук, профессор (г. Москва, Россия)

Липинский Дмитрий Анатольевич, доктор юридических наук, профессор (г. Тольятти, Россия)

Мицкая Елена Владимировна, доктор юридических наук, профессор (г. Шым-кент, Республика Казахстан)

Печникова Ольга Глебовна, доктор юридических наук, профессор (г. Москва, Россия)

Прокопович Галина Алексеевна, доктор юридических наук, профессор (г. Мо-сква, Россия)

Пуиг Эспиноса Хосе Серхио, доктор политических наук (г. Мехико, Мек-сика)

Ревнова Мария Борисовна, кандидат юридических наук, доцент (г. Санкт-Петербург, Россия)

Сальников Виктор Петрович, доктор юридических наук, профессор, заслу-женный деятель науки РФ, почетный работник высшего профессионального образо-вания РФ (г. Санкт-Петербург, Россия)

Сарабариа Кориг Маура де ла Каридад, доктор педагогических наук, профес-сор (г. Мехико, Мексика)

Спирин Михаил Юрьевич, кандидат юридических наук, доцент (г. Самара, Рос-сия)

Цыбулевская Ольга Ивановна, доктор юридических наук, профессор (г. Сара-тов, Россия)

Чепус Алексей Викторович, доктор юридических наук, доцент (г. Москва, Россия)

Эбзеев Борис Сафарович, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, Заслуженный юрист РФ (г. Москва, Россия)


13

Редакционная коллегия:

Комаров Владимир Сергеевич, главный редактор, кандидат юридических на-ук, доцент (г. Санкт-Петербург, Россия)

Воробьев Сергей Михайлович, заместитель главного редактора, доктор юри-дических наук, профессор (г. Рязань, Россия)

Саматов Андрей Валерьевич, ответственный секретарь редакции (г. Москва, Россия)

Альбиков Равиль Фатхулович, кандидат юридических наук, доцент (Москва) Белянская Ольга Викторовна, кандидат юридических наук, доцент (г. Тамбов,

Россия) Галиев Фарит Хатипович, доктор юридических наук, доцент (г. Уфа, Россия) Ирошников Денис Владимирович, кандидат юридических наук, доцент

(г. Москва, Россия) Комарова Татьяна Львовна, кандидат юридических наук, доцент (г. Санкт-

Петербург, Россия) (г. Москва, Россия) Кузьмин Игорь Александрович, кандидат юридических наук, доцент (г. Ир-

кутск, Россия) Малиненко Эльвира Владимировна, кандидат юридических наук, доцент

(г. Ростов-на-Дону) Мамитова Наталия Викторовна, доктор юридических наук, профессор (г. Мо-

сква, Россия) Полищук Николай Иванович, доктор юридических наук, профессор (г. Рязань,

Россия) Попова Анна Владиславовна, доктор юридических наук, профессор (г. Москва,

Россия) Хабибулин Алик Галимзянович, доктор юридических наук, профессор (г. Мо-

сква, Россия)

Журнал зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, инфор-мационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Свидетельство ПИ № ФС77-65110 от 28.03.2016 г.

Журнал выходит с периодичностью 4 раза в год. Журнал включен ВАК при Минобрнауки России в Перечень рецензируемых науч-

ных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук, на соискание ученой степе-ни доктора наук.

Журнал «Теория государства и права» основан в 2016 году. Учредитель: Комаров Сергей Александрович.

ISSN: 2500-0837 (Print); е-ISSN: 2687-0363 (Online)

© Теория государства и права, 2021. © Авторы, 2021.


14

Полнотекстовая версия журнала и архив номеров с 2016 г. по настоящее время доступна в Интернете на сайте Межрегиональной ассоциации теоретиков государ-ства и права (http://matgip.ru/journal).

Подписной индекс в Объединенном каталоге

«Пресса России» – 38960 Подписку на журнал можно оформить также и на сайте www.matgip.ru

Журнал включен в систему Российского индекса научного цитирования (РИНЦ).

Полнотекстовые выпуски журнала в свободном доступе представлены в Научной электронной библиотеке eLIBRARY.RU

При цитировании ссылка на конкретную статью в журнале обязательна. Воспро-изведение материалов в печатных, электронных или иных изданиях без разрешения редакции запрещено. Опубликованные в журнале материалы могут использоваться только в некоммерческих целях. Ответственность за содержание статей и результаты проверки текста на антиплагиат несут авторы.

Editorial and publishing council:

Komarov Sergey Aleksandrovich, Doctor of legal sciences, professor (Moscow, Russia)

(chairman of the board) Aznagulova Guzel Mukhametovna, Doctor of legal sciences, associate professor

(Ufa, Russia) Arzamaskin Nikolay Nikolaevich, Doctor of legal sciences, professor (Ulyanovsk,

Russia) Artemyev Andrey Borisovich, Candidate of legal sciences, associate professor (Ko-

lomna, Russia) Baranov Vladimir Mikhaylovich, Doctor of legal sciences, professor, Honored

worker of science of the Russian Federation (Nizhny Novgorod, Russia) Drozdova Aleksandra Mikhaylovna, Doctor of legal sciences, professor (Stavropol,

Russia) Iroshnikov Denis Vladimirovich, Candidate of legal sciences, associate professor

(Moscow, Russia) Kalinin Alexey Yuryevich, Doctor of legal sciences, professor (Moscow, Russia) Kowalski Jerzy Sergey Cheslavovich, Candidate of legal sciences, associate profes-

sor (Warszawa, Republic of Poland) Krylova Elena Gennadyevna, Doctor of legal sciences, professor (Moscow, Russia) Lipinsky Dmitry Anatolyevich, Doctor of legal sciences, professor (Tolyatti, Russia) Mitskaya Elena Vladimirovna, Doctor of legal sciences, professor (Shymkent, the

Republic of Kazakhstan) Pechnikova Olga Glebovna, Doctor of legal sciences, professor (Moscow, Russia) Puig Espinosa José Sergio, Doctor of Political Sciences (Mexico City, Mexico) Prokopovich Galina Alekseevna, Doctor of legal sciences, professor (Moscow,

Russia) Revnova Maria Borisovna, Candidate of legal sciences, associate professor (St. Pe-

tersburg)


15

Sal’nikov Victor Petrovich, Doctor of legal sciences, Рrofessor, Honored worker of Science of the Russian Federation (St. Petersburg, Russia)

Salabarria Roig Maura de la Caridad, Doctor of Pedagogical Sciences (Mexico City, Mexico)

Spirin Mikhail Yuryevich, PhD in Law, Associate Professor (Samara, Russia) Tsybulevskaya Olga Ivanovna, Doctor of legal sciences, Professor (Saratov, Russia) Chepus Alexey Viktorovich, Doctor of legal sciences, associate professor (Moscow,

Russia) Ebzeev Boris Safarovich, Doctor of legal sciences, Professor, Honored Scientist of

the Russian Federation, Honored Lawyer of the Russian Federation (Moscow, Russia)

Editorial board:

Komarov Vladimir Sergeyevich, Editor in chief, Candidate of legal sciences, asso-ciate professor (St. Petersburg, Russia)

Vorobiev Sergey Mikhaylovich, Deputy editor, Doctor of legal sciences, professor (Ryazan, Russia)

Samatov Andrey Valeryevich, Executive secretary of the editorial board (Moscow, Russia)

Albikov Ravil Fatkhulovich, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor (Mos-cow, Russia)

Belyanskaya Olga Viktorovna, Candidate of legal sciences, associate professor (Tambov, Russia)

Galiyev Farit Hatipovich, Doctor of legal sciences, professor (Ufa, Russia) Iroshnikov Denis Vladimirovich, Candidate of legal sciences, associate professor

(Moscow, Russia) Komarova Tatyana Lvovna, Candidate of legal sciences, associate professor (St. Pe-

tersburg) (Moscow, Russia) Kuzmin Igor Aleksandrovich, Candidate of Law, Associate Professor (Irkutsk,

Russia) Malinenko Elvira Vladimirovna, candidate of legal Sciences, associate Professor

(Rostov-on-Don) Mamitova Natalia Viktorovna, Doctor of legal sciences, professor (Moscow, Russia) Polishchuk Nikolay Ivanovich, Doctor of legal sciences, professor (Ryazan, Russia) Popova Anna Vladislavovna, Doctor of legal sciences, professor (Moscow, Russia) Khabibulin Alik Galimzyanovich, Doctor of legal sciences, professor (Moscow, Russia) «Theory of State and Law» is registered in Federal Service for Supervision of Commu-

nications, Information Technology, and Mass Media. The certificate ПИ № ФС77-65110, March 28, 2016. The journal is included in the list of peer-reviewed scientific journals and publications, where main research results of doctoral dissertations should be published.

ISSN 2500-0837 (Print); еISSN 2687-0363 (Online)

«Theory of State and Law» according to the union catalog «Press of Russia»

© The Theory of State and Law, 2021. © Аuthors, 2021.


16

The journal is included into the database of the Russian Science Citation Index, has a full text network version on the Internet on the platform of Scientific Electronic Library (www.elibrary.ru), as well as at the site of the Interregional association of theorists of the state and the law (www.matgip.ru)

The journal is listed in the Citation index system of the Union Catalogue

“Russian Press” (index 38960). You can subscribe to the magazine also on the website www.matgip.ru

At citing the reference to a particular series of «Theory of State and Law» is obligato-ry. The reproduction of materials in printed, electronic or other editions without the Edi-torial Board permission, is forbidden. The materials published in the journal are for non-commercial use only. The authors bear all responsibility for the content of their papers. The opinion of the Editorial Board does not necessarily coincide with that of the author Manuscripts are not returned.


17

5.1.1. ТЕОРЕТИКО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРАВОВЫЕ НАУКИ

А.Д. Беляев* УДК 340.0

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.002 СНЯТСЯ ЛИ КОРРУПЦИОНЕРАМ СНЫ О КОММУНИЗМЕ?

Аннотация. В данной статье рассматривается проблема защиты есте-

ственных прав человека от коррупционных явлений. После анализа их положе-ния в отечественном законодательстве вносятся предложения по улучшению правовой системы путём изменения норм антикоррупционного и конституци-онного законодательства, что необходимо для выполнения основной функции государства по защите общества от негативной деятельности отдельных индивидов, нарушающих нормы антикоррупционного законодательства.

Ключевые слова: коррупция, права человека, защита естественных прав, антикоррупционная экспертиза.

В то время как Нагорный Карабах и страны «арабской весны» формулируют

глобализованный дискурс, немногие из глав государств и правительств признают степень, в которой практика борьбы с коррупцией является значительной, и поли-тику, которая лежит в основе этой практики. Сегодня коррупция представляет зна-чительную угрозу для естественных прав человека. В результате в науке и практике существует прочная связь между борьбой с коррупцией и поддержанием прав чело-века. Сегодня существует целый ряд критических замечаний в отношении борьбы с коррупцией как сугубо административного процесса, которые повлияли на рито-рику научной правовой мысли. За несколько десятилетий произошли серьёзные из-менения в практике противодействия коррупции. Контексты, в которых разворачи-вается борьба с коррупцией, сместились из постсоветских стран со средним уровнем дохода в постколониальные государства, где международное научное сообщество столкнулось с наследием конфликтов и крайней нищетой.

Несмотря на это, антикоррупционная работа в нашей стране напрямую связана с переходным периодом после «холодной войны», практика такой антикоррупцион-ной работы мало учитывает новые действующие лица и факторы перемен, помимо либеральных сил, которые катализированы недавними сменами режимов на постсо-ветском пространстве. Борьба «холодной войны» за то, должны ли права человека от-давать приоритет защите гражданских прав индивида или социально-экономическому базису общества, была решительно выиграна либерализмом. С нашей точки зрения, вместо того чтобы отрицать политику борьбы с коррупционными нарушениями в контексте либерализма, необходимо чётко определить характер этих нарушений и стремиться к тому, чтобы отношения власти и общества, которые привели к ним на местном, национальном и международном уровнях были поставлены под сомне-ние. Это подводит нас к мысли об определенной проверке или экспертизе.

В данной статье антикоррупционная экспертиза рассматривается как один из элементов функционирования конституционного пространства, а если конкретнее,

* Беляев Андрей Дмитриевич, юрист компании ООО «Юридическая компания "Лойерс Сибирь"».

E-mail: [email protected]


18

то механизм верификации норм на соответствие конституционному пространству. Это имеет значение, поскольку посредством конституционного пространства фор-мируется конституционный строй, который представляет собой государственный и общественный, слитый воедино.

Для того чтобы доказать, что коррупция затрагивает естественные права и свободы граждан, и вредит тем самым конституционному пространству как тому, что обязано поддерживать эти права и свободы, необходимо разобраться в сущности прав человека. Сами права человека возможно разделить на две группы. Естествен-ные права и законные права – это два типа прав. Естественные права – это те, кото-рые не зависят от законов или обычаев какой-либо конкретной культуры или пра-вительства, и поэтому являются универсальными и неотъемлемыми (их нельзя от-менить человеческими законами, хотя их действие может быть утрачено в результа-те действий, таких как нарушение чужих прав). Юридические или законные права – это права, предоставленные человеку определенной правовой системой (они могут быть изменены, отменены и ограничены человеческими законами).

Понятие естественных прав связано с понятием естественного права. Естест-венный закон впервые появился в древнегреческой философии и был воспроизве-дён римским философом Цицероном. Впоследствии был упомянут в Библии, а затем развивался в средние века католическими философами, такими, как Альберт Вели-кий и его учеником Фомой Аквинским. В эпоху просвещения концепция естествен-ных законов использовалась для того, чтобы бросить вызов божественному праву царей, и стала альтернативным оправданием для установления общественного до-говора, позитивного права, а также республиканского правления. Наиболее чётко и удачно концепцию естественных прав сформулировал Дж. Локк, объединив в сво-ей работе «Два трактата о правлении». По его мнению, люди объединяются в обще-ство, чтобы: «сохранять членов этого общества, а значит, сохранять их жизнь, свобо-ды и имущество» [10, с. 102]. Таким образом, Дж. Локк выделил основные группы ес-тественных прав на имущество, жизнь, безопасность.

Это представление о естественных правах закреплено в большинстве докумен-тов, от конвенций ООН до высших юридических актов различных стран. Так Всеоб-щая декларация прав человека Организации Объединённых Наций 1948 года [2] яв-ляется важным правовым документом, закрепившим концепцию естественных прав в международном праве. Применительно к отечественной правовой системе воз-можно сказать, что эти права закрепляет глава 2 Конституции Российской Федера-ции [1]. Необходимо отметить, что закрепление столь важной группы прав в консти-туирующим акте, безусловно, правильно, поскольку именно естественные права обозначают пределы формальной власти государства.

Таким образом, идея прав человека тесно связана с идеей естественных прав. Некоторые исследователи считают, что между ними нет различий, считая их сино-нимами, в то время как другие предпочитают разделять термины, чтобы исклю-чить связь с некоторыми функциями, традиционно связанными с естественными правами. Естественные права, в частности, рассматриваются как находящиеся вне полномочий любого правительственного или международного органа. Естествен-ные права традиционно рассматривались как исключительно негативные права, тогда как права человека также включают позитивные права. Таким образом, по-нятие естественных прав входит в понятие прав человека и соотносится с ним как часть с целым.


19

Доминирующая критика прав человека заключается в том, что они представ-ляют собой политический проект, расположенный в историческом, социальном и экономическом контексте, с которым сама трактовка этих прав динамично взаи-модействует. Права человека имеют не только те последствия, которые они декла-рируют, но и более широкий спектр воздействий на различные политические темы и культуры многих обществ. При этом такое воздействие, как правило, происходит в наиболее выгодном ключе для стран, широко использующих в своём внешнем по-литическом дискурсе понятие естественных прав человека, по большей части это страны, победившие в холодной войне.

Таким образом, страны, проигравшие холодную войну, оказываются в заведомо невыгодном положении по сравнению с теми странами, которые изначально понима-ли естественные права, как права, отдающие приоритет гражданским, а не социально экономическим свободам. Этим легко воспользоваться коррумпированным чиновни-кам и политикам, работающим в странах бывшего соцлагеря. Такие коррумпирован-ные лица выдают общепринятую в международном праве трактовку естественных прав, как индивидуальных прав гражданина на свою свободу за предательство исто-рических идеалов государства, желания его распада или за прямо враждебные дейст-вия, наносящие вред обществу той страны, где такая трактовка происходит.

Подобная риторика часто прикрывает коррупционные нарушения, кумовство, взяточничество, принятие тех нормативных актов, которые выгодны для лиц, стоя-щих у власти, но не для общества, а иногда и прямо умаляют интересы определён-ных социальных групп в откровенно популистских целях. Популизм также помогает замолчать проблему коррупционных нарушений. Самое страшное в этой ситуации, что понимание прав человека как индивида подменяется правом общества на луч-шую, более спокойную и безопасную жизнь.

Во-первых, право общества на лучшую жизнь и право индивида одинаково ценны.

Во-вторых, не может существовать лучшей жизни для общества без соблюде-ния всех прав индивида. Таким образом, логическая связка: «или соблюдения прав индивида, или стабильная и безопасная жизнь общества» является логической ошибкой. Такая концепция выбора между правами индивида и правами большинст-ва имеет явно тоталитарно-социалистический оттенок с примесью мечты о комму-низме, где понятие «право общества» важнее понятия «право индивида».

Чтобы понять отношение к либерализму в этом контексте, достаточно вспом-нить главного теоретика коммунизма – К. Маркса: «Пышный плащ либерализма спал, и отвратительный деспотизм стоит во всей своей наготе пред глазами всего мира» [11, с. 347]. Люди, которые замешаны в коррупционных схемах, сознательно подменяют понятие, используя социалистическую риторику в обществе, сущест-вующем по капиталистическим законам, запутывая людей. Вместо риторики умест-ной при капитализме, они вводят социалистическую.

Борьба с коррупцией часто основывается на том, что коррупция мешает сво-бодному развитию общества, то есть на постулатах, заложенных в статье 20 Консти-туции Союза Советских Социалистических Республик: «Свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех» [9], а не на естественных правах в целом и на защите частной собственности как одного из ключевых аспектов естественных прав. Последней в СССР в принципе не было, вместо неё была личная (индивидуаль-ная) и колхозно-кооперативная (коллективная) собственность.


20

Идея борьбы с коррупцией, как предполагается, представлена ситуацией, когда все права в области прав человека могут быть нарушены. Как в теории, так и на практике такие инструменты, как антикоррупционная экспертиза в основном сфо-кусированы на установлении истины и ответственности за прошлые нарушения, а не на построение справедливости, направленной в будущее. Доклад Трансперенси интернешнл о коррупции в России [12] обращает внимание на проблемную идею из-влечения уроков из прошлого.

Защита естественных прав возможна через построение модели антикоррупци-онной экспертизы. Однако цель этой модели, в конечном счете, состоит в том, чтобы быть прогностической моделью. Имплицитным (от латинского слова – implicitum – «невыраженный», «подразумеваемый», «неразвернутый» и французского слова implicite – «скрытый») стремлением извлечь уроки из прошлой практики является предположение о том, что универсальные механизмы или причинно-следственные связи могут быть обнаружены и изолированы от уникальных характеристик любого конкретного времени и места для построения эффективного конституционного про-странства. Ясно, что полезные знания могут быть извлечены из прошлого опыта, однако не до конца ясно, понимают ли те, кто стремится улучшить законодательст-во об оценки нормативных правовых актов в сегодняшних реалиях конституционно правовой системы строгие пределы таких знаний.

Об этом хорошо свидетельствует качественная работа на местах, в частности, в Сибирском Федеральном округе – формальный анализ законодательного массива, движимый в гораздо большей степени волей законодателя, чем реалиями тех, кто в наибольшей степени пострадал от нарушений в нормативных документах. Это происходит, несмотря на то, что риторика консультаций и участия гражданского общества в анализе правового массива стала стандартом в области борьбы с кор-рупцией за права человека. Законодательство об антикоррупционной экспертизе должно продемонстрировать своё воздействие как теоретическая, а не чисто норма-тивная основа эмпирических исследований, которые используют наблюдения для накопления доказательств за или против какого-либо предположения.

Это важно по той причине, что сегодня наша страна вступила в противостояние правовых систем. Для примера, можно рассмотреть решения Европейского суда по правам человека, многие из которых не в пользу России, при этом несмотря на всю риторику российских политиков о том, что решения Европейского суда по правам человека носят прямо политически ангажированный и даже коррупционный харак-тер, действия законодателя и правоприменителей в этом вопросе недостаточно эф-фективны.

Конституционный Суд Российской Федерации ещё в 2015 году вынес решение о возможности неисполнения решений международных судов, прямо указав: «если Конституция Российской Федерации не позволяет согласиться с отдельным поста-новлением Европейского суда по правам человека, Конституционный Суд Россий-ской Федерации обязан отразить это несогласие в своём решении» [7]. Однако при прочтении определенных обоснований решений Европейского суда по правам чело-века мы видим, что многие из них ссылаются на нарушение Российской Федерацией естественных прав человека, закреплённых отечественными конституционными нормами, а сами решения о возможности неисполнения сводятся к тому, что они на-рушают конституционные положения, потому что властными институтами нашей страны принято решение противоположное решению ЕСПЧ.


21

Показательно в этом плане Постановление Конституционного Суда РФ от 19.01.2017 года № 1-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации Постановления Европейского суда по правам человека от 31 июля 2014 года по делу "ОАО "Нефтяная компания "ЮКОС" против России" в связи с запросом Министерства юстиции Российской Феде-рации» [8]. В решении ЕСПЧ по данному делу идёт речь о выплате, а не об изменении конституционных положений, однако в качестве аргумента Конституционный Суд ссылается на противоречие решения основному закону. Данный аргумент следует признать откровенно неубедительным, поскольку Конституция Российской Федера-ции не запрещает выплаты как таковые. В связи с этим складывается впечатление, что у Конституционного Суда Российской Федерации просто не хватило правовых ар-гументов. В связи с этим можно предложить в качестве контраргумента как для граж-данского общества внутри страны, так и для мирового сообщества, проводить на базе Конституционного Суда антикоррупционную экспертизу актов Европейского суда по правам человека и других судов, решение которых проверяет Конституционный Суд. Результаты антикоррупционной экспертизы следует отражать в решении суда. Такая мера будет ещё одним действенным аргументом легитимности отечественного кон-ституционного судопроизводства, что придаст стабильности всей правовой системе.

В эпоху, когда гегемония либерализма и прав человека, по-видимому, достигла своего предела, как будет выглядеть постлиберальный, неидеологический подход к решению проблемы наследия прошлого?

Конец «конца истории», появление новых глобализирующихся идеологий (включая исламские течения) и сохранение, зачастую невидимых, местных понятий, которые противостоят либерализму, подтверждают уменьшающееся значение ста-рых, интегративных и тоталитарных концепций, которые влияли на представления о политике на протяжении большей части истории человечества. В связи с этим воз-никает вопрос, а какие естественные права затронуты коррупцией?

Необходимо отметить, что, несмотря на то, что любая группа прав может по-страдать от коррупции, в большей степени коррупцией затронуто право собствен-ности как в части материальных, так и в части нематериальных результатов труда. Это право легче всего нарушается по отношению к тем социальным группам и инди-видам, которые недостаточно защищены законом. То есть, они поставлены в худшие условия по сравнению с другими членами общества.

Например, из-за непризнания однополых браков, согласно статье 72 Конститу-ции Российской Федерации [1] брак признается и защищается законом только как союз мужчины и женщины, супруг не может наследовать по закону за почившим супругом одного с ним пола, так как их брак не мог быть зарегистрирован. Таким образом, нарушается право собственности сексуальных меньшинств.

Коррупция имеет свойства усугублять нарушения естественных прав, часто опираясь на формальный закон, притесняя членов общества незащищённых в долж-ной мере законодательной системой. Так однополые пары чаше других становятся жертвами вымогательства при попытке получить те же права, что и другие члены общества. Например, усыновить ребёнка или получить кредит на приобретение жи-лья, воспользовавшись программами льготного кредитования для молодых семей и другими мерами социальной поддержки.

Из практики работы органов опеки можно судить, что наличие у потенциаль-ного усыновителя полового партнёра одного с ним пола, скорее всего, негативно


22

скажется на возможности усыновления этим гражданином ребёнка. Пункт 13 статьи 127 Семейного кодекса [4] прямо запрещает подобную практику, правда формально только в отношении лиц одного пола, брак между которыми был зарегистрирован в другом государстве. Однако ситуацию, ставящую гей пары в невыгодное положе-ние, зачастую можно исправить путём дачи взятки ответственному за проверку гра-жданина, выказавшего желание быть опекуном или приёмным родителем, сотруд-нику органов опеки и попечительства.

Так, информация об однополом сожителе не будет отражена в акте проверки жилищных условий потенциального опекуна или усыновителя и других документах, что существенно увеличивает шансы на положительное решение о возможности усыновления или удочерения ребёнка, а также о возможности оформления над ре-бёнком опеки таким гражданином. Для примера можно рассмотреть дело двух жи-телей Москвы, усыновивших двух мальчиков, по факту чего следственным комите-том было якобы возбуждено уголовное дело по статье 293 «Халатность» Уголовного Кодекса Российской Федерации [5]. Несмотря на большое количество публикаций в средствах массовой информации ни номера уголовного дела, ни его результатов не в базах решений судов, ни в официальных источниках нет.

Однако не только представители сексуальных меньшинств в отечественной правовой системе становятся жертвами коррупции. Если выпускник государст-венной школы должен заплатить секретарю взятку, чтобы получить свой диплом, или, если он должен заплатить за дополнительные частные уроки от учителя, ко-торый указывает, что в противном случае он не будет проходить экзамен, то он является жертвой, а не преступником, по крайней мере, с точки зрения прав че-ловека.

В сфере государственных закупок несостоявшиеся конкуренты являются по-тенциальными жертвами, если они не получают контракт по коррупционным кри-териям. В политическом процессе избиратели испытывают негативное влияние фи-нансовой зависимости кандидатов от спонсоров.

Если заключённый должен дать охраннику что-то взамен одеяла или лучшего питания, то это затрагивает основное право заключённого на гуманные условия со-держания под стражей.

Отдельной темой является использование служебного положения для при-своения чужой собственности, в том числе интеллектуальной. Сегодня такие вещи, как приписное авторство, когда автор прямо вынужден включать в работу своего руководителя в качестве соавтора или когда научная работа пишется за руководи-теля от его лица и по его прямому распоряжению уже никого не удивляет, хотя и решительно осуждается в докладах Российской академии наук. Таким образом, под угрозой находится право на интеллектуальную собственность.

Из всех этих примеров возможно заключить, что наиболее явно от коррупции страдает право собственности как в материальном, так и интеллектуальном плане. Необходима эффективная модель антикоррупционной экспертизы.

На самом деле антикоррупционная экспертиза является результатом столкно-вения стратегий, институтов и норм глобальной практики с повседневной жизнью субъектов права, на которую влияют нарушения законодательства, вызванные кор-рупцией. Сегодня можно увидеть, что идея антикоррупционной проверки, соеди-нившаяся с идеей защиты прав, нашла своё выражение через систему проведения антикоррупционных исследований.


23

Учитывая новую политическую и правовую реальность, необходимо внедрение новых механизмов в процесс конституционного судопроизводства, в частности, в процессе проведения заседаний о признании решений международных судов обя-зательно назначение антикоррупционной экспертизы, включающей в себя лингвис-тические и гносеологические методы, и методики анализа решений международных судов. Для этого необходимо в пункт 4 постановления Правительства № 96 от 26 фев-раля 2010 «Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и про-ектов нормативных правовых актов» [6] добавить подпункт г): «противоречие акта целям правоприменения – отсутствие ясности, точности, последовательности, а также внутренней согласованности».

Необходимо внести изменения в статьи 104.3 и 104.7 Федерального конститу-ционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»[3], добавив в них формулировку: «с обязательным проведением антикоррупционной эксперти-зы». Такая система может и должна быть выражена в законодательстве регионов посредством внесения изменений в региональную модель антикоррупционной про-верки.

Библиографический список

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием

12.12.1993 года с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020 года) (с учётом поправок, внесённых Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ, от 14.03.2020 № 1-ФКЗ)// Российская газета, 2020, 4 июля; Комментарий к Кон-ституции Российской Федерации. 3-е изд., испр. и доп. // Под ред. проф. С.А. Комарова. – М.: Изд-во «Юрайт», 2019. – 333 с.

2. Всеобщая декларация прав человека: принята резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. // офиц. веб-сайт Организации Объединённых Наций // https://www.un.org/ru/universal-declaration-human-rights/index.html.

3. О Конституционном Суде Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 21.07.1994 № 1-ФКЗ (действующая редакция от 29.07.2018)// Собрание законода-тельства РФ. 2020. Ст. 7196.

4. Семейный кодекс Российской Федерации // //http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_8982/

5. Уголовный Кодекс Российской Федерации // //http://publication.pravo.gov.ru/ Document/View/0001202004010073?index=0&rangeSize=1

6. Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нор-мативных правовых актов: Федеральный закон от 17.07.2009 № 172-ФЗ // Собрание зако-нодательства РФ. 2009. № 29. Ст. 3609.

7. Постановление Конституционного Суда РФ от 14.07.2015 № 21-П «По делу о провер-ке конституционности положений статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвен-ции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Рос-сийской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального ко-декса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Ду-мы» // www.consultant.ru


24

8. Постановление Конституционного Суда РФ от 19.01.2017 № 1-П «По делу о разреше-нии вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Феде-рации постановления Европейского суда по правам человека от 31 июля 2014 года по делу "ОАО "Нефтяная компания "ЮКОС" против России" в связи с запросом Министерства юсти-ции Российской Федерации» // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_ 211287/

9. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик (при-нята на внеочередной седьмой сессии Верховного Совета СССР девятого созыва 7 октября 1977 г.) (в редакции от 14 марта 1990 г.)// http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi? req=doc;base=ESU;n=3009#07948639728673883

10. Локк Дж. Два трактата о правлении// [Электронный ресурс] URL: http://www. civisbook.ru/files/File/Lokk.Traktaty_2.pdf

11. Маркс К., Энгельс Ф. К критике гегелевской философии права. Собр. соч. Т. 1. – М.: По-литиздат, 1957.

12. Неправительственная организация Transparency International // офиц. веб-сайт Transparency International// https://transparency.org.ru/

Для цитирования: Беляев А.Д. Снятся ли коррупционерам сны о коммунизме? // Теория госу-

дарства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 17–24. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.002

Andrey D. Belyaev*

WILL CORRUPTIONS DREAM OF COMMUNISM?

Annotation. In this article, the problem of protecting natural rights from cor-

ruption is considered. After analyzing the position of natural human rights in domestic legislation, proposals are made to improve the legal system by changing the norms of anti-corruption and constitutional legislation. From our point of view, this is necessary to fulfill the main function of the state to protect society from the negative manifesta-tions of the activities of separate individuals.

Key words: corruption, human rights, protection of natural rights, anti-corruption expertise.

While Nagorno-Karabakh and the Arab Spring countries are articulating a globalized

discourse, few heads of state and government recognize the extent to which anti-corruption practices are significant and the policies that underlie those practices. Corrup-tion today poses a significant threat to natural human rights. As a result, there is a strong link in science and practice between combating corruption and upholding human rights. Today, there are a number of criticisms regarding the fight against corruption as a purely administrative process that influenced the rhetoric of scientific legal thought. Over the past several decades, there have been major changes in the practice of combating corruption. The context in which the fight against corruption is unfolding has shifted from post-Soviet middle-income countries to post-colonial states, where the international scientific commu-nity is confronted with a legacy of conflict and extreme poverty.

Despite this, anti-corruption work in our country is directly related to the post-Cold War transition period; the practice of such anti-corruption work takes little into account new actors and factors of change, in addition to the liberal forces, which are catalyzed by

* Belyaev Andrey Dmitrievich, lawyer at Loyers Siberia Law Firm LLC. E-mail: [email protected]


25

the recent regime changes in the post-Soviet space. The Cold War struggle over whether human rights should prioritize the protection of the civil rights of the individual or the so-cioeconomic basis of society has been decisively won by liberalism. From our point of view, instead of denying the policy of combating corruption violations in the context of liberal-ism, it is necessary to clearly define the nature of these violations and strive to ensure that the relations between the authorities and society that led to them at the local, national and international levels are questioned. ... This brings us to the idea of some kind of verification or examination.

In this article, anti-corruption expertise is considered as one of the elements of the functioning of the constitutional space, and more specifically, the mechanism for verifying norms for compliance with the constitutional space. This is important, since through the constitutional space, a constitutional system is formed, which is a state and social, merged into one.

In order to prove that corruption affects the natural rights and freedoms of citizens, and thereby harms the constitutional space as something that is obliged to maintain these rights and freedoms, it is necessary to understand the essence of human rights. Human rights themselves can be divided into two groups. Natural rights and legal rights are two types of rights. Natural rights are those that do not depend on the laws or customs of any particular culture or government, and therefore are universal and inalienable (they cannot be canceled by human laws, although their effect can be lost as a result of actions such as violation of other people's rights) ... Legal or legal rights are rights granted to a person by a particular legal system (they can be changed, canceled and limited by human laws).

The concept of natural rights is associated with the concept of natural law. Natural law first appeared in ancient Greek philosophy and was reproduced by the Roman philoso-pher Cicero. It was subsequently mentioned in the Bible, and then developed in the Middle Ages by Catholic philosophers such as Albertus Magnus and his disciple Thomas Aquinas. During the Enlightenment, the concept of natural law was used to challenge the divine right of kings and became an alternative justification for establishing social contract, positive law, and republican rule. The concept of natural rights was formulated most clearly and successfully by J. Locke, combining in his work "Two Treatises on Government." In his opi-nion, people unite in a society in order to: “preserve the members of this society, and there-fore preserve their life, freedoms and property” [10, p. 102]. Thus, J. Locke identified the main groups of natural rights to property, life, security.

This concept of natural rights is enshrined in most documents, from UN conventions to the highest legal acts of various countries. Thus, the 1948 United Nations Universal Dec-laration of Human Rights [2] is an important legal document that consolidated the concept of natural rights in international law. With regard to the domestic legal system, it is possi-ble to say that these rights are enshrined in Chapter 2 of the Constitution of the Russian Federation [1]. It should be noted that the consolidation of such an important group of rights in the constituting act is certainly correct, since it is natural rights that define the limits of the formal power of the state.

Thus, the idea of human rights is closely related to the idea of natural rights. Some re-searchers believe that there is no difference between them, considering them synonyms, while others prefer to separate the terms in order to exclude the connection with some functions traditionally associated with natural rights. Natural rights, in particular, are con-sidered to be outside the authority of any governmental or international body. Natural rights have traditionally been viewed as exclusively negative rights, while human rights


26

also include positive rights. Thus, the concept of natural rights is included in the concept of human rights and is related to it as a part with a whole.

The dominant criticism of human rights is that they are a political project set in a his-torical, social and economic context with which the very interpretation of these rights inte-racts dynamically. Human rights have not only the consequences that they claim, but also a wider range of impacts on various political themes and cultures in many societies. More-over, such an impact, as a rule, occurs in the most beneficial way for countries that widely use the concept of natural human rights in their foreign political discourse, for the most part these are countries that won the Cold War.

So, the countries that lost the Cold War find themselves at a deliberate disadvantage compared to those countries that initially understood natural rights as rights that give priority to civil, rather than socio-economic, freedoms. It is easy to take advantage of cor-rupt officials and politicians working in the countries of the former socialist bloc. Such cor-rupt persons betray the interpretation of natural rights generally accepted in international law as the individual rights of a citizen to his freedom for betraying the historical ideals of the state, the desire for its disintegration, or for directly hostile actions that harm the socie-ty of the country where such an interpretation takes place.

Such rhetoric often covers up corruption violations, nepotism, bribery, the adoption of those regulations that are beneficial for those in power, but not for society, and some-times directly detract from the interests of certain social groups for openly populist pur-poses. Populism also helps to silence the problem of corruption violations. The worst thing in this situation is that the understanding of human rights as an individual is being replaced by the society's right to a better, more peaceful and secure life.

First, the right of society to a better life and the right of the individual are equally val-uable.

Secondly, there can be no better life for society without respecting all the rights of the individual. Thus, the logical connection: “either the observance of the rights of the individ-ual or the stable and safe life of society” is a logical mistake. This concept of choosing be-tween the rights of the individual and the rights of the majority has a clearly totalitarian-socialist connotation with an admixture of the dream of communism, where the concept of "social law" is more important than the concept of "individual right".

To understand the attitude towards liberalism in this context, it is enough to recall the main theorist of communism – K. Marx: “The magnificent cloak of liberalism was asleep and disgusting despotism stands in all its nakedness before the eyes of the whole world” [11, p. 347]. People who are involved in corruption schemes deliberately replace the con-cept, using socialist rhetoric in a society that exists according to capitalist laws, confusing people. Instead of rhetoric appropriate under capitalism, they introduce socialist rhetoric.

The fight against corruption is often based on the fact that corruption hinders the free development of society, that is, on the postulates laid down in Article 20 of the Constitution of the Union of Soviet Socialist Republics: “The free development of everyone is a condition for the free development of all” [9], and not on natural rights in the whole and on the pro-tection of private property as one of the key aspects of natural rights. In principle, the latter did not exist in the USSR; instead of it there was personal (individual) and collective-farm cooperative (collective) property.

The idea of fighting corruption is supposed to be represented by a situation where all human rights can be violated. Both in theory and in practice, tools such as anti-corruption expertise are mainly focused on establishing the truth and accountability for past viola-


27

tions, rather than building justice directed towards the future. Transparency Internation-al's report on corruption in Russia [12] draws attention to the problematic idea of learning from the past.

Protection of natural rights is possible through the construction of a model of anti-corruption expertise. However, the purpose of this model is ultimately to be a predictive model. Implicit (from the Latin word – implicitum – "unexpressed", "implied", "undeve-loped" and the French word implicite – "hidden") desire to learn from past practice is the assumption that universal mechanisms or causal relationships can be discovered and iso-lated from the unique characteristics of any particular time and place to build an effective constitutional space. It is clear that useful knowledge can be learned from past experience, but it is not entirely clear whether those who seek to improve legislation on the assessment of normative legal acts in today's realities of the constitutional legal system understand the strict limits of such knowledge.

This is well evidenced by the high-quality work on the ground, in particular, in the Si-berian Federal District – a formal analysis of the legislative array, driven to a much greater extent by the will of the legislator than by the realities of those who are most affected by violations in regulatory documents. This is happening despite the fact that the rhetoric of consultation and civil society participation in legal analysis has become the standard in the fight against human rights corruption. Anti-corruption expertise legislation must demon-strate its impact as a theoretical rather than a purely normative basis for empirical re-search that uses observation to accumulate evidence for or against an assumption.

This is important for the reason that today our country has entered into opposition to legal systems. For example, we can consider the decisions of the European Court of Human Rights, many of which are not in favor of Russia, while despite all the rhetoric of Russian politicians that the decisions of the European Court of Human Rights are directly politically biased and even corrupt, the actions of the legislator and law enforcement officers in this matter are not effective enough.

Back in 2015, the Constitutional Court of the Russian Federation ruled on the possi-bility of non-execution of decisions of international courts, directly stating: "if the Constitu-tion of the Russian Federation does not allow agreeing with a separate ruling of the Euro-pean Court of Human Rights, the Constitutional Court of the Russian Federation is obliged to reflect this disagreement in its decision" [7]. However, when reading certain justifica-tions for the decisions of the European Court of Human Rights, we see that many of them refer to the violation by the Russian Federation of natural human rights enshrined in do-mestic constitutional norms, and the decisions on the possibility of non-compliance them-selves boil down to the fact that they violate constitutional provisions, because the authori-ties of our country made a decision opposite to the decision of the ECHR.

Indicative in this regard is the Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation of January 19, 2017 No. 1-P “In the case of resolving the issue of the possibility of execution, in accordance with the Constitution of the Russian Federation, of the Judg-ment of the European Court of Human Rights of July 31, 2014 in the case of OAO Oil Com-pany Yukos v. Russia in connection with the request of the Ministry of Justice of the Russian Federation. ”[8] The ECHR decision in this case deals with payment, not amending constitu-tional provisions, however, as an argument, the Constitutional Court refers to the contra-diction of the decision to the basic law. This argument should be recognized as frankly un-convincing, since the Constitution of the Russian Federation does not prohibit payments as such.In this regard, it seems that the Constitutional Court of the Russian Federation simply


28

did not have enough legal arguments. countries, and for the world community, to spend on b The anti-corruption expertise of the acts of the European Court of Human Rights and oth-er courts, the decisions of which are verified by the Constitutional Court, are carried out at the base of the Constitutional Court. The results of the anti-corruption expertise should be reflected in the court decision. Such a measure will be another effective argument for the legitimacy of the domestic constitutional proceedings, which will give stability to the entire legal system.

In an era when the hegemony of liberalism and human rights seems to have reached its limit, what would a post-liberal, non-ideological approach to addressing the legacy of the past look like?

The end of the “end of history”, the emergence of new globalizing ideologies (includ-ing Islamic currents) and the persistence of often invisible local concepts that oppose libe-ralism, confirm the diminishing importance of old, integrative and totalitarian concepts that have influenced the perception of politics throughout much of human history. ... In this regard, the question arises, which natural rights are affected by corruption?

It should be noted that, despite the fact that any group of rights can suffer from cor-ruption, to a greater extent, corruption affects property rights both in terms of material and non-material results of labor. This right is most easily violated in relation to those social groups and individuals who are insufficiently protected by law. That is, they are placed in worse conditions compared to other members of society.

For example, due to the non-recognition of same-sex marriages, according to article 72 of the Constitution of the Russian Federation [1], marriage is recognized and protected by law only as a union of a man and woman; a spouse cannot legally inherit a deceased spouse of the same sex, since their marriage could not be registered. Thus, the property rights of sexual minorities are violated.

Corruption has the ability to aggravate violations of natural rights, often relying on formal law, oppressing members of society who are not adequately protected by the legal system. This is how same-sex couples are more likely to become victims of extortion when trying to get the same rights as other members of society. For example, to adopt a child or get a loan for the purchase of housing, using the programs of preferential loans for young families and other social support measures.

From the practice of the guardianship authorities, it can be judged that the presence of a potential adoptive parent of a sexual partner of the same sex, most likely, will negative-ly affect the possibility of this citizen adopting a child. Paragraph 13 of Article 127 of the Family Code [4] explicitly prohibits such a practice, although formally only in relation to persons of the same sex, the marriage between whom was registered in another state. However, the situation that puts gay couples at a disadvantage can often be corrected by giving a bribe to the person responsible for checking the citizen who has shown a desire to be a guardian or foster parent, to an employee of the guardianship and guardianship au-thorities.

So, information about a same-sex cohabitant will not be reflected in the act of check-ing the living conditions of a potential guardian or adoptive parent and other documents, which significantly increases the chances of a positive decision on the possibility of adop-tion or adoption of a child, as well as on the possibility of issuing custody of a child by such a citizen. For example, consider the case of two residents of Moscow who adopted two boys, on the fact of which the investigative committee allegedly opened a criminal case un-der article 293 "Negligence" of the Criminal Code of the Russian Federation [5]. Despite the


29

large number of publications in the media, neither the number of the criminal case, nor its results are found in the databases of court decisions, or in official sources.

However, not only representatives of sexual minorities in the domestic legal system become victims of corruption. If a public school graduate has to pay a secretary a bribe to receive his diploma, or if he has to pay for additional private lessons from a teacher who indicates that he will not pass the exam otherwise, then he is a victim, not a criminal, by at least from a human rights perspective.

In the area of public procurement, failed competitors are potential victims if they do not receive a contract based on corrupt criteria. In the political process, voters are nega-tively affected by the financial dependence of candidates on sponsors.

If a prisoner is to give the guard something in return for a blanket or better food, this affects the prisoner's fundamental right to humane conditions of detention.

A separate topic is the use of official position for the appropriation of someone else's property, including intellectual property. Today, such things as attributed authorship, when the author is directly forced to include his supervisor in the work as a co-author, or when a scientific work is written for the supervisor on his behalf and by his direct order no longer surprises anyone, although it is strongly condemned in the reports of the Russian Academy of Sciences. Thus, the right to intellectual property is under threat.

From all these examples, it is possible to conclude that property rights, both material-ly and intellectually, suffer most clearly from corruption. An effective model of anti-corruption expertise is needed.

In fact, anti-corruption expertise is the result of the collision of strategies, institutions and norms of global practice with the daily life of legal entities, which is affected by viola-tions of the law caused by corruption. Today it can be seen that the idea of anti-corruption verification, combined with the idea of protecting rights, found its expression through the system of anti-corruption research.

Given the new political and legal reality, it is necessary to introduce new mechanisms in-to the process of constitutional proceedings; in particular, in the process of holding meetings on the recognition of decisions of international courts, it is imperative to appoint anti-corruption expertise, including linguistic and epistemological methods, and methods for ana-lyzing decisions of international courts. To do this, it is necessary to add subparagraph d) to paragraph 4 of the Government Decree No. 96 of February 26, 2010 "On anti-corruption exper-tise of regulatory legal acts and draft regulatory legal acts" [6]: internal consistency ".

It is necessary to amend Articles 104.3 and 104.7 of the Federal Constitutional Law "On the Constitutional Court of the Russian Federation" [3], adding the following wording: "with mandatory anti-corruption expertise." Such a system can and should be expressed in the legislation of the regions by making changes to the regional model of anti-corruption inspection.

Bibliographic list

1. The Constitution of the Russian Federation (adopted by popular vote on 12.12.1993 with

amendments approved during a nationwide vote on 01.07.2020) (taking into account the amend-ments introduced by the Laws of the Russian Federation on amendments to the Constitution of the Russian Federation of 30.12.2008 No. 6-FKZ, dated 30.12 .2008 No. 7-FKZ, dated 05.02.2014 No. 2-FKZ, dated 21.07.2014 No. 11-FKZ, dated 14.03.2020 No. 1-FKZ) // www.consultant.ru; Commentary on the Constitution of the Russian Federation. 3rd ed., Rev. and add. // Ed. prof. S.A. Komarov. Moscow: Publishing house "Yurayt", 2019. 333 p.


30

2. Universal Declaration of Human Rights: adopted by resolution 217 A (III) by the UN Gener-al Assembly on December 10, 1948 // official. United Nations website //https://www.un.org/en/ universal-declaration-human-rights/index.html.

3. On the Constitutional Court of the Russian Federation: Federal Constitutional Law of 21.07.1994 No. 1-FKZ (current edition of 29.07.2018) // Collected Legislation of the Russian Fed-eration. 2020. Art. 7196.

4. Family Code of the Russian Federation // //http://www.consultant.ru/ document / cons_ doc_LAW_8982 /

5. The Criminal Code of the Russian Federation // URL://http://publication.pravo. gov.ru/Document/View/0001202004010073?index=0&rangeSize=1

6. On anti-corruption expertise of regulatory legal acts and draft regulatory legal acts: Federal Law of 17.07.2009 No. 172-FZ // Collected Legislation of the Russian Federation. 2009. No. 29. Art. 3609.

7. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation of July 14, 2015 No. 21-P "In the case of checking the constitutionality of the provisions of Article 1 of the Federal Law" On the Ratification of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Free-doms and the Protocols thereto ", paragraphs 1 and 2 of Article 32 of the Federal Law "On interna-tional treaties of the Russian Federation", parts one and four of Article 11, paragraph 4 of part four of Article 392 of the Civil Procedure Code of the Russian Federation, parts 1 and 4 of Article 13, pa-ragraph 4 of part 3 of Article 311 of the Arbitration Procedure Code of the Russian Federation, parts 1 and 4 articles 15, paragraph 4 of part 1 of article 350 of the Code of Administrative Procedure of the Russian Federation and paragraph 2 of part four of Article 413 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation in connection with the request of a group of deputies of the State Du-ma"// www.consultant.ru

8. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation of January 19, 2017, No. 1-P “In the case of resolving the issue of the possibility of execution in accordance with the Con-stitution of the Russian Federation of the judgment of the European Court of Human Rights of July 31, 2014 in the case of OAO Oil Company YUKOS against Russia "in connection with the request of the Ministry of Justice of the Russian Federation" // http://www.consultant.ru/document/cons_ doc_LAW_ 211287

9. The Constitution (Basic Law) of the Union of Soviet Socialist Republics (adopted at the ex-traordinary seventh session of the Supreme Soviet of the USSR of the ninth convocation on October 7, 1977) (as amended on March 14, 1990) // http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req= doc; base = ESU; n = 3009 # 07948639728673883

10. Locke J. Two treatises on governance // [Electronic resource] URL: http://www. civisbook.ru/files/File/Lokk.Traktaty_2.pdf

11. Marx K., Engels F. To the criticism of the Hegelian philosophy of law. Sobr. op. T. 1. – Mos-cow: Politizdat, 1957.

12. Non-governmental organization Transparency International // official. Transparency In-ternational website // https://transparency.org.ru/

For citation: Belyaev A.D. Do corrupt officials dream about communism? // Theory of states and law.

2021. No. 3 (24). P. 24–30. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.002


31

Ф.Х. Галиев* УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.017

ПРОБЛЕМА МОТИВАЦИИ ПРАВОМЕРНОГО ПОВЕДЕНИЯ

Аннотация. Во все времена в обществе преобладало то количество лю-

дей, поведение которых не вызывало противоречий с действующим законода-тельством. Эта ситуация говорит о наличии в обществе своеобразного меха-низма обеспечения и поддержки правомерных моделей поведения и необходимо-сти исследования особенностей мотивации правомерного поведения.

Ключевые слова: право, правовое поведение, мотивация форм поведения, механизм поддержки правомерного поведения, действующее законодательст-во, правовая культура

Особенности поведения человека дают возможность рассуждать о его характе-

ре, о его образе жизни, и даже делают возможным сделать определенные прогнозы по поводу того, что от этого человека можно ожидать. Та форма поведения людей, опосредованная нормами права, и, соответственно, сопровождаемая возможностью наступления последствий, которые имеют юридический характер, называется пра-вовым поведением. В своей совокупности основные модели правового поведения людей, отражая особенности их правового сознания, позволяют дать общую харак-теристику сформировавшейся к тому или иному этапу в развитии государства пра-вовой культуре общества. В свою очередь, правовое поведение может быть право-мерным (правопослушным) или же неправомерным (правонарушающим). Как отме-чается в юридической литературе, основная и преобладающая форма поведения у абсолютного большинства субъектов общественных отношений – правомерная [17, с. 433], так как основную массу поступков людей в сфере права составляют пра-вомерные деяния, в виде положительного действия или бездействия, выступающие основой нормального функционирования любого общества [12, с. 421].

Действительно, исключая времена массовых волнений и революций, в общест-ве подавляющее большинство всегда представляли собой люди с правомерным по-ведением, обеспечивая, несмотря на безусловную сложность и противоречивость общественных отношений, их оптимальность и гармоничность. Однако особенность создавшейся ситуации объясняется тем, что, как правило, в правовом поведении внимание исследователей привлекают, больше всего, причины и предпосылки не-правомерных, правонарушающих форм поведения и поступков людей [3; 6; 15; 23; 27; 29]. Бесспорно, это обусловлено необходимостью искоренения из жизни общест-ва предпосылок и условий для совершения правонарушений, потому что отклоне-ния от нормы, или девиации, как отмечают исследователи данной проблемы, встре-чаются во всех социальных системах.

Учитывая такую ситуацию, Е.А. Егорышева отмечает, что умение выявлять правонарушения и находить пути их преодоления должно быть свойственно совре-менному человеку [8, с. 61]. При этом вызывающей наибольшие опасения является преступность среди несовершеннолетних. Особую опасность, по мнению М.В. Лифа-

* Галиев Фарит Хатипович – доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой тео-рии государства и права Института права Башкирского государственного университета (Россия, Уфа, ул. Достоевского, 136), председатель Башкирского регионального отделения Межрегиональной ассо-циации теоретиков государства и права. E-mail: [email protected],


32

новой, представляет собой та ситуация, что современная преступность несовершен-нолетних в Российской Федерации имеет в своей основе мотивацию, которая суще-ственно не отличается от мотивации взрослых преступников [14, с. 71]. Данная си-туация в наши дни, подчеркивает Г.З. Ситдикова, усложняется еще и тем, что в связи с глобальной цифровизацией, генезис общественных отношений сопровождается возникновением новых форм криминального поведения и общественно опасных деяний, потенциальных для законодательного запрета [25, с. 73–74].

Вне всякого сомнения, и совершенно естественно, все это делает актуальным вопрос о необходимости искоренения из жизни общества предпосылок и условий для совершения правонарушения. Неправомерное поведение человека не только нежелательно обществу и государству, оно и вредно, и пагубно и для тех, кто от это-го страдает, в частности, и для общества, в целом, и не только потому, что служит основой для конфликтов между людьми, но и потому, что дурной пример заразите-лен. Ф.М. Раянов отмечает, что людей, которые нарушают общепринятые правила поведения, можно встретить в любой человеческой общности, поэтому это стано-вится предпосылкой для появления в обществе особых учреждений, государства, за-конов, обеспечивающих общественный порядок [22, с. 115].

По мнению А.В. Зырянова, государство как обычно рассматривается как меха-низма властного закрепления порядка в обществе [11, с. 136]. Однако, при всем этом очевидно и то, что основой формирования и дальнейшего позитивного развития правовой культуры общества служат именно правомерные модели поведения, кото-рые выбирает и придерживается подавляющее большинство людей, притом благо-даря определенным установкам, имеющим прямое отношение к каждому человеку в отдельности, а в результате всего этого, и всему обществу в целом, что позволяет говорить о наличии своеобразного механизма поддержки правомерного поведения.

Тем не менее, исследованию мотивов правомерного поведения человека уделяет-ся сравнительно мало внимания, несмотря на то, что основная часть населения выби-рает те поведенческие модели, которые не создают конфликтных ситуаций в обществе и не допускают возникновения противоречий с требованиями действующего законо-дательства по доброй воле, безо всякого прямого давления с применением силы госу-дарственного принуждения. В то же время, в обществе правомерное поведение воспри-нимается как нормальное, привычное и совершенно неудивительное явление, и обыч-но никого не интересует вопрос о том, почему люди выбирают правомерные модели поведения, и почему они не допускают правонарушений в своем поведении.

Одновременно с этим, этот вопрос обладает большой актуальностью, потому что наличие в обществе оптимальных и бесконфликтных взаимоотношений между людьми во все времена было залогом успешного развития государства и общества по всем направлениям. А большинство событий и позитивного, и негативного ха-рактера в жизни людей происходит и объясняется именно с позиций правового по-ведения. В связи с этим, в современных условиях становится актуальной и злобо-дневной проблема мотивации правомерного поведения. С.А. Комаров объясняет это тем, что «проблема исследования правомерного поведения заняла свое место в кур-се теории государства и права сравнительно недавно, поэтому не во всех учебниках и учебных пособиях нашла отражение» [12, с. 442]. Одновременно он подчеркивает, что «регулируемое нормами права поведение должно являться юридически значи-мым, либо соответствующим требованиям правовых норм, либо не соответствую-щим им» [12, с. 442].


33

Рассматривая особенности правового поведения, А.Б. Венгеров писал, что «юридический интерес к поведению – это также одно из важных направлений в по-знании права как целостного социального института. … На первом месте при этом оказывается проблема мотивов поведения: участвуют ли в формировании этих мо-тивов правовые требования или их природа знает иные, может быть, более глубокие пласты, причины» [5, с. 458]. Видимо, не требует особого доказательство то, что ос-новная смысловая нагрузка в понятии «правовое поведение» связана с понятием «право».

Исследование того нормативного материала, сложившегося и функционирую-щего в отечественном правовом поле, дает возможность подчеркнуть, что большой массив норм связан с рассмотрением неправомерных форм поведения и устанавли-вает виды и меры наказания за правонарушения, что и объясняет достаточно высо-кую степень изученности специфики неправомерного поведения. Это обусловлено также и с пониманием самого понятия «право», в котором немаловажный акцент де-лается на то, что право, прежде всего, это система правил поведения, которые обес-печиваются силой государственного принуждения.

А правомерное поведение, в общем и целом, это добровольно, самостоятельно и без принуждения выбираемые модели поведения людей. Данная ситуация и обу-словливает неоднозначность в понимании и восприятии самого понятия «право» общественным сознанием. В этом плане интересны результаты изучения общест-венного мнения. Например, анализируя данные проведенного ими социологическо-го опроса, в ходе которого были опрошены более пяти тысяч человек, С.И. Захарцев и В.П. Сальников отмечают, «86% опрошенных ответили, что право это запрет, либо это слово ассоциируется, в первую очередь, с запретом и наказанием!» [9, с. 19].

Г.В. Мальцев данное явление объяснял тем, что «болезненные процессы совре-менной культуры проявились в беспрецедентном росте агрессии и насилия во всех сферах социальной жизни, вызвали необходимость значительного усиления право-охранительной деятельности, потребовали от права широкого и частого примене-ния принудительных мер к постоянно растущему контингенту правонарушителей. … Большинству неискушенных людей право представляется именно с этой стороны, они видят в нем не более чем источник принуждения» [16, с. 134–135].

При всем этом не вызывает сомнений очевидность того, что право представля-ет собой систему общеобязательных правил поведения людей, а не является пере-числением возможных при определенных условиях запретов, принуждений и нака-заний.

Правда, Вл. С. Соловьев, когда писал о праве, воспользовался словом «принуж-дение». В его интерпретации, право – это «принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных про-явлений зла» [26, с. 505]. Принудительность в праве он подчеркивает и тогда, когда пишет, что «право есть исторически-подвижное определение необходимого прину-дительного равновесия … личной свободы и общего блага» [26, с. 508].

Бесспорно, право и всеобщее благо взаимосвязаны и взаимообусловлены, по-тому что право обеспечивает всеобщую отрегулированность и бесконфликтность общественных отношений в каждом конкретном случае. Потому что, как пишет А.П. Семитко, «ибо если забывать об общественном благе, то страдать будет, в ко-нечном счете, именно человеческое достоинство и права отдельного человека, так как одним из важнейших требований общего блага как раз и является уважение


34

прав и свобод отдельного человека, совместное общежитие которого с другими та-кими же индивидами и создает общество» [24, с. 10].

С другой стороны, право и свобода, действительно, взаимосвязаны и взаимо-обусловлены. Учитывая данную ситуацию, В.С. Нерсесянц подчеркивает, что «право выступает как всеобщая и необходимая форма бытия, выражения и осуществления свободы в совместной жизни людей. В этом смысле можно согласиться с тем, что право – математика свободы» [19, с. 17].

В.С. Соловьев, в свою очередь, обращает внимание на то, что «нравственный интерес требует, чтобы личная свобода не противоречила условиям существования общества» [26, с. 506], так как «существование общества зависит не от совершенства некоторых, а от безопасности всех» [26, с. 506]. В его понимании, «задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, что-бы он – до времени не превратился в ад» [26, с. 509].

В продолжение этой мысли, необходимо подчеркнуть, что право можно охарак-теризовать и как систему легитимизированных возможностей, которыми может воспользоваться любой гражданин. С.С. Алексеев писал, что «именно право как сис-тема общеобязательных норм вводит в жизнь людей систему типизированных ре-шений, моделей, образцов …» [2, с. 192], и, как результат этого процесса, «возникает возможность сразу, для всех и на неопределенное время, чуть ли не «навсегда», «на-вечно» определить единый порядок в общественной жизни» [2, с. 192]. По нашему мнению, это единый порядок, о котором пишет С.С. Алексеев, формируют те, у кого правомерное поведение. Все эти моменты усиливают злободневность исследования предпосылок и причин того, что абсолютное большинство людей, решая свои каж-додневные проблемы, предпочитают выбрать правомерную форму поведения.

В современных условиях открытым остается, как отмечает В.И. Червонюк, и «вопрос о том, что является объективным основанием для определения соотноси-мости поведения с правом» [33, с. 501]. Как он пишет, «… без решения этого вопроса невозможно цивилизованное действие общедозволительного принципа правовой регуляции … Моделируя в правовых нормах составы тех или иных дозволительных действий, законодатель должен иметь четкие ориентиры относительно их соответ-ствия требованиям правомерности» [33, с. 501–502].

Если рассматривать данную ситуацию с точки зрения особенностей правосоз-нания того «большинства неискушенных людей», которых имел в виду Г.В. Мальцев, то их правосознание можно охарактеризовать как обыденное, которое свойственно преобладающему числу людей. Тем не менее, как это подчеркивают С.И. Захарцев и В.П. Сальников, «значение обыденного правосознания очень велико. Именно оно является своеобразным индикатором эффективности действия правовых норм, …дает импульсы для научного осмысления таких норм, …как наиболее массовое правосоз-нание является основой правопорядка» [10, с. 258].

Анализируя особенности правомерного поведения А.Н. Чашин отмечает, что «правомерным является поведение, не нарушающее правовых предписаний» [32, с. 339], называя обусловленность правомерного поведения с осознанным отношени-ем личности к своим поступкам одним из основных его признаков [32, с. 339]. «Мо-тивация – это совокупность психических процессов, которые придают поведению энергетический импульс и общую направленность – пишет А.Н. Чашин. – Изучение мотивации правомерного поведения личности необходимо для получения досто-верного знания о том, что движет субъектом общественных отношений по пути со-


35

блюдения юридических предписаний, следовательно, и о том, как стимулировать субъекта правоотношений именно к правовому поведению, а не к противоправно-му» [32, с. 344].

«Правомерное поведение неразрывно связано с различными формами реали-зации права, отмечают Н.И. Матузов и А.В. Малько. ... Притом мотивы такого поведе-ния могут быть самыми разнообразными» [18, с. 564]. Понятие «мотив» означает причину или повод к какому-нибудь действию или поступку личности, предпосылку к выбору субъектом права определенной модели поведения. Мотивация – это побу-ждение, осознаваемые или неосознаваемые психические факторы, вызывающие ак-тивность организма и определяющие ее направленность к цели, совершению опре-деленных действий [20, с. 864].

К сложившейся ситуации прямое отношение имеет и понимание права нашими современниками, потому что восприятие права и, следовательно, формируемое на этой основе отношение к праву, служат основанием для желания или же нежелания соответствовать требованиям норм действующего законодательства. Позитивное восприятие права и соответствующее отношение к праву приводит к выбору право-мерной модели поведения, а отрицательное восприятие права, и возникающее при этом негативное отношение к праву ведет к игнорированию ценности права и необ-ходимости придерживаться требований действующего законодательства, становит-ся причиной формирования правового нигилизма и правонарушений. По мнению современных исследователей, «особенности российской цивилизации вытекают из своеобразия социокультурной традиции, которая включает нормы социальной жиз-ни, культурные ценности и мировоззренческие принципы» [31, с. 193]. В то же время В.А. Бачинин и В.П. Сальников пишут, что «право, являющееся одним из ведущих нормативно-регулятивных механизмов, обеспечивающих гомеостатистическое состояние социальной системы, целенаправленно внедряет в нее отношения осо-бого рода, которые требуют от субъектов готовности к конвенциям и компромис-сам» [4, с. 73].

При этом, как подчеркивают эти авторы, «правовой порядок успешно поддер-живается в социуме, где люди сознают себя общественными существами, цивилизо-ванными субъектами, обладают зрелым правосознанием. … где люди обладают раз-нообразными свободами и умеют пользоваться ими с выгодами не только для себя, но и для общества в целом. Ради этих выгод и удобств они с готовностью идут на оп-ределенные моральные и правовые самоограничения, демонстрируют способность к самодисциплине, уважение к правам и свободам своих контрагентов. В итоге воз-никает система динамично-равновесных публичных и частных правоотношений, вносящих в социальное бытие начала конструктивности и стабильности» [4, с. 73].

Бесспорно, особенности правосознания человека отражаются в его поведении и поступках, и в современных условиях обусловливают особенности государственно-правового развития и совершенствования общества. Поступки, совершаемые осоз-нанно и в пределах требований современного законодательства, во-первых, харак-теризуют позитивную сторону правовой культуры, а во-вторых, служат отражением правосознания, сформировавшегося в обществе в целом. На основе тех представле-ний и знаний о праве и его основных принципах в обществе формируется правовая культура, которая позволяет людям решать свои проблемы с помощью права.

При этом, как утверждают психологи, «поведение человека зависит от ситуа-ции. Ясно также и то, что разные люди, находясь в одной и той же ситуации, демон-


36

стрируют различные личностные характеристики» [28, с. 68]. Действительно, все люди по-своему своеобразны, уникальны, имеют свои взгляды на окружающий его мир, а в процессе реализации своих жизненных интересов и общения с другими людьми у них формируется собственная правовая культура, которая дополняет об-щую картину правовой культуры всего общества.

По нашему мнению, иневитабильность (лат. – неизбежность, неминуемость, неотвратимость) [7, с. 518] выбора правомерного поведения зависит от степени сформированности и совершенности механизма поддержки правомерного поведе-ния. Ныне существующие проблемы мотивации правомерного поведения в опреде-ленной степени обусловлены тем, что под влиянием политических, экономических и социальных условий, сложившихся на сегодняшний день, усложняется функцио-нирование механизма поддержки правомерного поведения. Ю.А. Тихомиров пишет, что в России и в других государствах существуют конфликты между работодателем и работником, гражданами и публичными властями, представителями разных на-циональностей, профессиональными и территориальными группами. Он отмечает, что «тут необходимо принятие комплексных мер юридического и социального ха-рактера. … Формирование правомерного поведения и ограничения неправомерного поведения может происходить и посредством использования правовых средств сти-мулирования поведения. Ими создаются, поддерживаются и признаются образцы «хороших» и «отличных» поведенческих актов (действий), которые как своего рода шкала поощрений отражают положительные изменения в состоянии дел, положе-нии людей и соответствующих фактических результатов. Такие нормы есть в эколо-гическом, земельном, трудовом законодательстве, но их очень мало. К тому же не определен механизм их применения на основе корреляции норм, действий и нового состояния. Простор не означает отказа от ограничений, запретов. Главное – пра-вильно отразить разные интересы и возможные действия» [30, с. 42–43].

Безо всякого сомнения, все это обусловливает специфику современной пра-вовой культуры личности, в частности, и общества, в целом. В силу этого, «совре-менное правовое государство не может не заниматься социальными проблемами» [21, с. 13].

В соответствии со ст. 7 Конституции РФ, «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека» [1]. Создание условий, которые обеспечивают достойную жизнь и свободное развитие человека, невозможно без наличия правовой базы, формирования соответствующего правового сознания, уважительного отношения к праву, в целом, и к законам, в частности, и всеобщего стремления решать жизненно важные вопросы на основе требований действующе-го законодательства, что является основой мотивации правомерного поведения. Раймон Леже этим объясняет то, что право постепенно «стало играть роль инстру-мента, необходимого как для развития новой экономики, так и для увеличения свободы граждан в организации их частной жизни и взаимоотношений друг с дру-гом» [13, с. 211].

По нашему мнению, решение вопроса о том, воспользуется ли общество этими возможностями, и захотят ли люди свободно развиваться – зависит от самих людей. При этом все эти моменты могут реализоваться в условиях преобладания в общест-ве правомерных моделей поведения, соответствующих требованиям действующего законодательства. Поэтому потребности все более укрепляющего свои позиции


37

в нашей стране правового государства делают необходимым усиление действия ме-ханизма поддержки правомерных форм поведения.


1. Конституция РФ. Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 года (c из-

менениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 1 июля 2020 года) // Офи-циальный интернет-портал правовой информации [Электронный ресурс]. URL: http://www. pravo.gov.ru/ (дата обращения: 26.03.2021); Комментарий к Конституции Российской Феде-рации. 3-е изд., испр. и доп. // Под ред. проф. С.А. Комарова. – М.: Изд-во «Юрайт», 2019. – 333 с.

2. Алексеев С.С. Теория права: поиск новых подходов // Алексеев С.С. Избранное. – М.: Ста-тут, 2003. – 480 с.

3. Ашаффенбург Г. Преступление и борьба с ним: Уголовная психология для врачей, юристов и социологов / сост. и вступ. статья В.С. Овчинского, А.В. Федорова. – М.: ИНФРА-М, 2013. – VIII, 241 с. – (Библиотека криминолога).

4. Бачинин В.А., Сальников В.П. Правовая реальность в контексте цивилизации и куль-туры. Методология причинного анализа. Монография / под ред. В.П. Сальникова. – СПб.: Фонд «Университет», 2005. – 224 с.

5. Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник для юридических вузов. – 3-е изд. – М.: Юриспруденция, 1999. – 528 с.

6. Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют. – СПб.: Питер, 2005. – 461 с. 7. Дворецкий И.Х. Латино-русский словарь. Около 50000 слов. 2-е изд., переработ. и доп. –

М.: Русский язык, 1976. – 1096 с. 8. Егорышева Е.А. Некоторые формы делинквентного поведения (алкоголизм, нарко-

мания, самоубийства) в Республике Башкортостан // Вестник Института права БашГУ. – 2020. – № 4 (8). – С. 60-67.

9. Захарцев С.И., Сальников В.П. Размышляем о сущности права: компрехендный подход // Правовое государство: теория и практика. – 2017. – № 1 (47). – С. 13–30.

10. Захарцев С.И., Сальников В.П. Философия и юридическая наука. – М.: Юрлитинформ, 2019. – 424 с.

11. Зырянов А.В. Синергетический подход в исследовании государства: монография / А.В. Зырянов. – Челябинск: Издательский центр ЮУрГУ, 2015. – 150 с.

12. Комаров С.А. Общая теория государства и права: Учебник. – 8-е изд., испр. и доп. – СПб.: Издательство Юридического института, 2012. – 608 с.

13. Леже Раймон. Великие правовые системы современности: сравнительно-правовой подход / Раймон Леже; пер. с фр. [Грядов А.В.] – М.: Волтерс Клувер, 2009. – 584 с.

14. Лифанова М.В. Мотивационные особенности группового преступного поведения несовершеннолетних в Российской Федерации // Вестник Института права БашГУ. – 2020. – № 4 (8). – С. 67–73.

15. Ломброзо Ч. Преступный человек / Пер. с итальянского. – М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2005. – 880 с. – (Гиганты мысли).

16. Мальцев Г.В. Нравственные основания права. – М.: Изд-во СГУ, 2008. – 552 с. 17. Матузов Н.И., Малько А.В. Теория государства и права: учебник / Н.И. Матузов,

А.В. Малько. – 4-е изд., испр. и доп. – М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2015. – 528 с. 18. Марченко М.Н., Дерябина Е.М. Теория государства и права: учебно-методическое по-

собие. – 2-изд. – М.: Проспект, 2015. – 720 с. 19. Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов. – М.: Издательская группа

НОРМА- ИНФРАФ*М, 1998. – 652 с. 20. Новый энциклопедический словарь. – М.: РИПОЛ классик, 2012. – 1568 с. 21. Раянов Ф.М. Теоретические и практические проблемы формирования правового го-

сударства в России // Правовое государство: теория и практика. – 2013. – № 2 (32). – С. 10–19.


38

22. Раянов Ф.М. Философия права: дискурсивный анализ и новые выводы. – М.: Юрли-тинформ, 2017. – 264 с.

23. Рябова Е.Л. Культура конфликтного взаимодействия: монография / Е.Л. Рябова. – М.: Международный издательский центр «ЭТНОСОЦИУМ», 2008. – 193 с.

24. Семитко А.П. О персоноцентристском и социоцентристском типах государства и права как теоретической конструкции // Правовое государство: теория и практика. – 2016. – № 3 (45). – С. 7–15.

25. Ситдикова Г.З. Современные формы криминального поведения в условиях цифро-визации общественных отношений // Вестник Института права БашГУ. – 2020. – № 4 (8). – С. 73–78.

26. Соловьев Вл. С. Оправдание добра. – М.: Академический Проект, 2010. – 671 с. 27. Солодовников С.А. Терроризм и организованная преступность: монография /

С.А. Солодовников. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2008. – 173 с. 28. Стюарт-Гамильтон Я. Что такое психология? – СПб.: Питер, 2002. – 304 с. 29. Тард Г. Преступник и преступление. Сравнительная преступность. Преступления

толпы / сост. и предисл. В.С. Овчинского. – М.: ИНФРА-М, 2004. – 391 с. 30. Тихомиров Ю.А. Гражданское общество в фокусе права // Журнал российского пра-

ва. – 2013. – № 10. – С. 35–45. 31. Филатов А.С. Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении: моногра-

фия. – М.: Проспект, 2017. – 352 с. 32. Чашин А.Н. Теория государства и права: учебник / А.Н. Чашин. – М.: Издательство

«Дело и Сервис», 2008. – 688 с. 33. Червонюк В.И. Теория государства и права: учебник. – М.: ИНФРА-М, 2009. – 704 с. Для цитирования: Галиев Ф.Х. Проблема мотивации правомерного поведения: статья // Тео-

рия государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 31–38. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.017

Farit Kh. Galiev*

THE PROBLEM OF LEGAL BEHAVIOR MOTIVATION

Abstract. At all times, in a society dominated by the number of people whose be-havior did not cause conflicts with current legislaments. This situation indicates the presence in society of a kind of mechanism for ensuring and supporting legitimate models of behavior and the need to study the features of the motivation of legitimate behavior.

Keywords: law, legal behavior, motivation of forms of behavior, mechanism for supporting lawful behavior, current legislation, legal culture.

The peculiarities of a person's behavior make it possible to talk about his character,

about his lifestyle, and even make it possible to make certain predictions about what can be expected from this person. That form of behavior of people, mediated by the norms of law, and, accordingly, accompanied by the possibility of the occurrence of consequences that are of a legal nature, is called legal behavior. In their totality, the main models of legal be-havior of people, reflecting the peculiarities of their legal consciousness, allow us to give

* Galiyev Farit Khatipovich, Head of the Department of Theory of State and Law of the Institute of Law of the Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education "Bashkir State University", Doctor of Law, Professor. E-mail: [email protected]


39

a general characteristic of the legal culture of society formed for a particular stage in the development of the state. In turn, legal behavior can be lawful (law-abiding) or illegal (de-linquent). As noted in the legal literature, the main and predominant form of behavior in the absolute majority of subjects of public relations is legitimate [17, p. 433], since the bulk of people's actions in the field of law are legitimate acts, in the form of a positive action or inaction, which are the basis for the normal functioning of any society [12, p. 421].

Indeed, with the exception of times of mass unrest and revolutions, the overwhelming majority in society have always been people with lawful behavior, ensuring, despite the ab-solute complexity and inconsistency of public relations, their optimality and harmony. However, the peculiarity of the current situation is explained by the fact that, as a rule, in legal behavior, the attention of researchers is attracted most of all by the causes and prere-quisites of illegal, delinquent forms of behavior and actions of people [3; 6; 15; 23; 27; 29]. Undoubtedly, this is due to the need to eliminate the prerequisites and conditions for committing offenses from the life of society, because deviations from the norm, or devia-tions, as the researchers of this problem note, are found in all social systems. Given this sit-uation, E. A. Yegorysheva notes that the ability to identify offenses and find ways to over-come them should be characteristic of a modern person [8, p. 61]. At the same time, the crime among minors is causing the greatest concern. A special danger, according to M. V. Lifanova the situation is that modern juvenile delinquency in the Russian Federation is based on a moti-vation that does not significantly differ from the motivation of adult criminals [14, p. 71]. This situation today, G. Z. Sitdikova emphasizes, is further complicated by the fact that in connection with global digitalization, the genesis of public relations is accompanied by the emergence of new forms of criminal behavior and socially dangerous acts that are potential for legislative prohibition [25, pp. 73–74].

Without any doubt, and quite naturally, all this makes the question of the need to elimi-nate the prerequisites and conditions for committing an offense from the life of society rele-vant. Illegal human behavior is not only undesirable for society and the state, it is harmful and harmful for those who suffer from it, in particular, and for society as a whole, and not on-ly because it serves as a basis for conflicts between people, but also because a bad example is contagious. F.M. Rayanov notes that people who violate generally accepted rules of behavior can be found in any human community, so this becomes a prerequisite for the appearance of special institutions, the state, laws that ensure public order in society [22, p. 115].

According to A.V. Zyryanov, the state is usually considered as a mechanism of power consolidation of order in society [11, p. 136]. However, with all this, it is also obvious that the basis for the formation and further positive development of the legal culture of society is precisely the legitimate models of behavior that the vast majority of people choose and adhere to, moreover, thanks to certain attitudes that are directly related to each person in-dividually, and as a result of all this, the whole society as a whole, which allows us to speak about the existence of a kind of mechanism for supporting legitimate behavior.

Nevertheless, relatively little attention is paid to the study of the motives of legitimate human behavior, despite the fact that the majority of the population chooses those beha-vioral models that do not create conflict situations in society and do not allow contradic-tions with the requirements of the current legislation to arise voluntarily, without any di-rect pressure with the use of state coercion. At the same time, in society, legitimate beha-vior is perceived as a normal, habitual and completely unsurprising phenomenon, and usually no one is interested in the question of why people choose legitimate behaviors, and why they do not allow offenses in their behavior.


40

At the same time, this issue is of great relevance, because the presence of optimal and conflict-free relationships between people in society has always been the key to the suc-cessful development of the state and society in all directions. And most of the events, both positive and negative, in people's lives occur and are explained precisely from the stand-point of legal conduct. In this regard, in modern conditions, the problem of motivation of lawful behavior becomes urgent and urgent. S.A. Komarov explains this by the fact that "the problem of the study of lawful behavior has taken its place in the course of the theory of state and law relatively recently, so it is not reflected in all textbooks and teaching aids" [12, p. 442]. At the same time he emphasizes that "the behavior regulated by the norms of law must be legally significant, either corresponding to the requirements of legal norms, or not corresponding to them" [12, p. 442].

Considering the peculiarities of legal behavior, A. B. Vengerov wrote that «the legal in-terest in behavior is also one of the important directions in the knowledge of law as an integral social institution. ... In the first place, the problem of motives of behavior turns out to be the problem of whether legal requirements are involved in the formation of these mo-tives or whether their nature knows other, perhaps deeper layers, reasons" [5, p. 458]. Ap-parently, it does not require special proof that the main semantic load in the concept of "le-gal behavior "is connected with the concept of "law".

The study of the normative material that has developed and is functioning in the do-mestic legal field makes it possible to emphasize that a large array of norms is associated with the consideration of illegal forms of behavior and establishes types and penalties for offenses, which explains a fairly high degree of study of the specifics of illegal behavior. This is also due to the understanding of the very concept of "law", in which an important emphasis is placed on the fact that law, first of all, is a system of rules of conduct that are provided by the force of state coercion.

And legitimate behavior, in general, is voluntarily, independently and without coer-cion, chosen models of people's behavior. This situation causes ambiguity in the under-standing and perception of the concept of "law" by the public consciousness. In this regard, the results of the study of public opinion are interesting. For example, analyzing the data of a sociological survey conducted by them, during which more than five thousand people were interviewed, S. I. Zakhartsev and V. P. Salnikov notes, "86% of respondents answered that the right is a ban, or this word is associated, first of all, with a ban and punishment!" [9, p. 19].

G. V. Maltsev explained this phenomenon by the fact that "the painful processes of modern culture manifested themselves in an unprecedented increase in aggression and vi-olence in all spheres of social life, caused the need for a significant strengthening of law en-forcement activities, demanded from the law a wide and frequent application of coercive measures to an ever-growing contingent of offenders. ... The majority of inexperienced people see the right from this side, they see it as nothing more than a source of coercion" [16, p. 134–135].

At the same time, there is no doubt that the law is a system of generally binding rules of human behavior, and is not a list of possible prohibitions, compulsions and punishments under certain conditions.

However, V. S. Solovyov, when writing about law, used the word "coercion". In his in-terpretation, law is "a compulsory requirement for the realization of a certain minimum good, or an order that does not allow for known evil phenomena" [26, p. 505]. He also em-phasizes compulsion in law when he writes that "law is a historically mobile definition of the necessary relative balance ... of personal freedom and the common good" [26, p. 508].


41

Undoubtedly, law and the common good are interrelated and mutually dependent, because law ensures universal regulation and conflict-free social relations in each specific case. Because, as A. P. Semitko writes, "for if we forget about the public good, it will ulti-mately be human dignity and the rights of an individual who will suffer, since one of the most important requirements of the common good is precisely respect for the rights and freedoms of an individual, whose joint community with other similar individuals creates society" [24, p. 10].

On the other hand, law and freedom are indeed interrelated and mutually condi-tioned. Taking into account this situation, V. S. Nersesyants emphasizes that "law acts as a universal and necessary form of being, expression and exercise of freedom in the joint life of people. In this sense, we can agree that law is the mathematics of freedom" [19, p. 17].

V. S. Solovyov, in turn, draws attention to the fact that "moral interest requires that personal freedom does not contradict the conditions of existence of society" [26, p. 506], since "the existence of society depends not on the perfection of some, but on the security of all" [26, p. 506]. In his understanding, "the task of law is not at all that the world lying in evil turns into the Kingdom of God, but only that it does not turn into hell until the time comes" [26, p. 509].

In continuation of this thought, it is necessary to emphasize that law can also be cha-racterized as a system of legitimized opportunities that any citizen can use. S. S. Alekseev wrote that "it is law as a system of generally binding norms that introduces a system of typed decisions, models, samples into people's lives ..." [2, p. 192], and as a result of this process, " it becomes possible immediately, for everyone and for an indefinite time, almost "forever", "forever" to determine a single order in public life" [2, p. 192]. In our opinion, this is a single order, which S. S. writes about. Alekseyev, it is formed by those who have legitimate behavior. All these points reinforce the relevance of the study of the prerequi-sites and reasons for the fact that the absolute majority of people, solving their everyday problems, prefer to choose a legitimate form of behavior.

In modern conditions, as V. I. Chervonyuk notes, "the question of what is the objective basis for determining the correlation of behavior with law remains open" [33, p.501]. As he writes, " ... without solving this issue, a civilized action of the generally permissive principle of legal regulation is impossible … Modeling the composition of certain permissive actions in legal norms, the legislator should have clear guidelines regarding their compliance with the requirements of legality" [33, p.501–502].

If we consider this situation from the point of view of the peculiarities of the legal knowledge of the "majority of inexperienced people", whom G. V. Maltsev had in mind, then their legal consciousness can be characterized as ordinary, which is characteristic of the predominant number of people. Nevertheless, as S. I. Zakhartsev and V. P. Salnikov em-phasize, "the importance of everyday legal consciousness is very great. It is it that is a kind of indicator of the effectiveness of legal norms, ... gives impulses for scientific understand-ing of such norms, ...as the most widespread legal consciousness is the basis of law and or-der" [10, p. 258].

Analyzing the features of lawful behavior, A. N. Chashin notes that" behavior that does not violate legal regulations is lawful» [32, p.339], calling the conditionality of lawful beha-vior with a conscious attitude of the individual to his actions one of its main signs [32, p. 339]. "Motivation is a set of mental processes that give an energetic impulse and a gener-al orientation to behavior," writes A. N. Chashin. The study of the motivation of lawful be-havior of an individual is necessary to obtain reliable knowledge about what drives the


42

subject of public relations along the path of compliance with legal regulations, therefore, and how to stimulate the subject of legal relations to legal behavior, and not to illegal" [32, p. 344].

"Lawful behavior is inextricably linked with various forms of the implementation of law, N. I. Matuzov and A.V. Malko note, ... Moreover, the motives for such behavior can be very diverse" [18, p. 564]. The concept of "motive" means the reason or reason for some action or act of a person, a prerequisite for the choice of a certain model of behavior by the subject of law. Motivation is a movement, conscious or unconscious mental factors that cause the activity of the body and determine its orientation to the goal, to perform certain actions [20, p. 864].

The understanding of law by our contemporaries is also directly related to the cur-rent situation; because the perception of law and, consequently, the attitude to law formed on this basis, serve as a basis for the desire or non-desire to comply with the requirements of the norms of the current legislation. A positive perception of the law and the correspond-ing attitude to the law leads to the choice of a legitimate model of behavior, and a negative perception of the law, and the resulting negative attitude to the law leads to ignoring the value of the law and the need to adhere to the requirements of the current legislation, be-comes the reason for the formation of legal nihilism and offenses. According to modern re-searchers, "the peculiarities of Russian civilization follow from the originality of the socio-cultural tradition, which includes the norms of social life, cultural values and ideological principles" [31, p. 193]. At the same time, V. A. Bachinin and V. P. Salnikov write that "law, which is one of the leading regulatory mechanisms that ensure the homeostatic state of the social system, purposefully introduces into it relations of a special kind that require sub-jects to be ready for conventions and compromises" [4, p. 73].

At the same time, as these authors emphasize, "the legal order is successfully main-tained in a society where people are aware of themselves as social beings, civilized sub-jects, have a mature legal consciousness. ... where people have a variety of freedoms and are able to use them with benefits not only for themselves, but also for society as a whole. For the sake of these benefits and amenities, they readily go to certain moral and legal self-restrictions, demonstrate the ability to self-discipline, respect for the rights and freedoms of their counterparties. As a result, there is a system of dynamically balanced public and private legal relations that introduce the principles of constructiveness and stability into social existence" [4, p. 73].

Undoubtedly, the peculiarities of a person's legal consciousness are reflected in his behavior and actions, and in modern conditions determine the peculiarities of state-legal development and improvement of society. Actions committed consciously and within the requirements of modern legislation, firstly, characterize the positive side of the legal cul-ture, and secondly, serve as a reflection of the legal consciousness formed in society as a whole. On the basis of those ideas and knowledge about law and its basic principles, a legal culture is formed in society that allows people to solve their problems with the help of law.

At the same time, according to psychologists, "human behavior depends on the situa-tion. It is also clear that different people, being in the same situation, demonstrate different personal characteristics" [28, p. 68]. Indeed, all people are unique in their own way, have their own views on the world around them, and in the process of realizing their life inter-ests and communicating with other people, they form their own legal culture, which com-plements the overall picture of the legal culture of the whole society.

In our opinion, the inevitability (Latin – inevitability, inevitability, inevitability) [7, p. 518] of the choice of lawful behavior depends on the degree of formation and perfection


43

of the mechanism for supporting lawful behavior. The current problems of motivation of lawful behavior are to a certain extent due to the fact that under the influence of political, economic and social conditions that have developed today, the functioning of the mechan-ism for supporting lawful behavior becomes more complicated. Yu. A. Tikhomirov writes that in Russia and in other countries there are conflicts between employer and employee, citizens and public authorities, representatives of different nationalities, professional and territorial groups. He notes that «it is necessary to take comprehensive measures of a legal and social nature. ... The formation of lawful behavior and the restriction of unlawful beha-vior can also occur through the use of legal means to stimulate behavior. They create, main-tain and recognize samples of "good" and "excellent" behavioral acts (actions), which, as a kind of reward scale, reflect positive changes in the state of affairs, the situation of people and the corresponding actual results. There are such norms in environmental, land, and labor legislation, but there are very few of them. In addition, the mechanism of their appli-cation based on the correlation of norms, actions and the new state is not defined. Spa-ciousness does not mean giving up restrictions and prohibitions. The main thing is to cor-rectly reflect different interests and possible actions" [30, p. 42–43].

Without any doubt, all this determines the specifics of the modern legal culture of the individual, in particular, and society as a whole. Because of this, "a modern legal state can-not but deal with social problems" [21, p.13].

In accordance with Article 7 of the Constitution of the Russian Federation, "The Rus-sian Federation is a social state whose policy is aimed at creating conditions that ensure a decent life and free human development" [1]. The creation of conditions that ensure a de-cent life and free development of a person is impossible without the existence of a legal framework, the formation of an appropriate legal consciousness, a respectful attitude to the law in general, and to the laws in particular, and a universal desire to solve vital issues based on the requirements of current legislation, which is the basis for the motivation of lawful behavior. Raymond Leger explains by this that the law gradually "began to play the role of a tool necessary both for the development of a new economy and for increasing the freedom of citizens in organizing their private life and relationships with each other" [13, p. 211].

In our opinion, the decision on whether society will take advantage of these oppor-tunities and whether people will want to develop freely depends on the people themselves. At the same time, all these points can be realized in the conditions of the predominance of legitimate models of behavior in society that meet the requirements of the current legisla-tion. Therefore, the needs of the rule of law, which is increasingly strengthening its position in our country, make it necessary to strengthen the mechanism for supporting legitimate forms of behavior.

Bibliographic list

1. The Constitution of the Russian Federation. Adopted by popular vote on December 12,

1993 (with amendments approved during the all-Russian vote on July 1, 2020) / / Official Internet portal of legal information [Electronic resource]. URL: http://www.pravo.gov.ru/ (accessed: 26.03.2021); Commentary to the Constitution of the Russian Federation. 3rd ed., ispr. and add. / / Edited by prof. S. A. Komarov. Moscow: Publishing house "Yurayt", 2019. 333 p.

2. Alekseev S. S. Theory of law: search for new approaches. Moscow: Statute, 2003. 480 p. 3. Aschaffenburg G. Crime and the fight against it: Criminal psychology for doctors, lawyers

and sociologists / comp. and the introduction article by V. S. Ovchinsky, A.V. Fedorov. Moscow: INFRA-M, 2013. VIII, 241 p. (Library of criminologist).


44

4. Bachinin V. A., Salnikov V. P. Legal reality in the context of civilization and culture. Metho-dology of causal analysis. Monograph / edited by V. P. Salnikov. St. Petersburg: The University Foundation, 2005. 224 p.

5. Vengerov A. B. Theory of state and law: Textbook for law schools. 3rd ed. Moscow: Juri-sprudence, 1999. 528 p.

6. Garr T. R. Why people rebel. St. Petersburg: Peter, 2005. 461 p. 7. Dvoretsky I. H. Latin-Russian dictionary. About 50,000 words. 2nd ed., pererabot. and add.

Moscow: Russian language, 1976. 1096 p. 8. Egorysheva E. A. Some forms of delinquent behavior (alcoholism, drug addiction, suicide)

in the Republic of Bashkortostan // Bulletin of the Institute of Law of BASHGU. 2020. No. 4 (8). P. 60-67.

9. Zakhartsev S. I., Salnikov V. P. We reflect on the essence of law: a comprehensive approach / / The Legal state: theory and practice. 2017. No. 1 (47). P. 13–30.

10. Zakhartsev S. I., Salnikov V. P. Philosophy and legal science. Moscow: Yurlitinform, 2019. 424 p.

11. Zyryanov A.V. Synergetic approach in the study of the state: monograph / A.V. Zyryanov. Chelyabinsk: SUSU Publishing Center, 2015. 150 p.

12. Komarov S. A. General theory of state and law: Textbook. 8th ed., ispr. and add. St. Peters-burg: Publishing House of the Law Institute, 2012. 608 p.

13. Leger Raymond. The great legal systems of modernity: a comparative legal approach / Raymond Leger; trans. from the French [Gryadov A.V.]. Moscow: Volters Kluver, 2009. 584 p.

14. Lifanova M. V. Motivational features of group criminal behavior of minors in the Russian Federation / / Bulletin of the Institute of Law of BASHGU. 2020. No. 4 (8). P. 67–73.

15. Lombroso Ch. Criminal man / Translated from Italian. Moscow: Eksmo; St. Petersburg: Midgard, 2005. 880 p. (Giants of thought).

16. Maltsev G. V. The moral foundations of law. Moscow: Publishing house of the SSU, 2008. 552 p.

17. Matuzov N. I., Malko A.V. Theory of state and law: textbook / N. I. Matuzov, A.V. Malko. 4th ed., ispr. and add. Moscow: Publishing house "Delo" (RANEPA), 2015. 528 p.

18. Marchenko M. N., Deryabina E. M. Theory of state and law: an educational and methodo-logical manual. 2nd ed. Moscow: Prospekt, 2015. 720 p.

19. Nersesyants V. S. Philosophy of law. Textbook for universities. Moscow: Publishing group NORMA-INFRAF*M, 1998. 652 p.

20. New encyclopedic dictionary. Moscow: RIPOLL classic, 2012. 1568 p. 21. Rayanov F. M. Theoretical and practical problems of the formation of the rule of law in

Russia / / The rule of law: theory and practice. 2013. No. 2 (32). P. 10–19. 22. Rayanov F. M. Philosophy of law: discursive analysis and new conclusions. Moscow: Yurli-

tinform, 2017. 264 p. 23. Ryabova E. L. Culture of conflict interaction: a monograph / E. L. Ryabova. Moscow: Inter-

national Publishing Center "ETHNOSOCIUM", 2008. 193 p. 24. Semitko A. P. On personocentric and sociocentric types of state and law as a theoretical

construction / / The Legal state: theory and practice. 2016. No. 3 (45). P. 7–15. 25. Sitdikova G. Z. Modern forms of criminal behavior in the conditions of digitalization of pub-

lic relations / / Bulletin of the Institute of Law of BASHGU. 2020. No. 4 (8). P. 73–78. 26. Solovyov V. S. Justification of good. Moscow: Academic Project, 2010. 671 p. 27. Solodovnikov S. A. Terrorism and organized crime: monograph / S. A. Solodovnikov. Mos-

cow: UNITY-DANA: Law and Law, 2008. 173 p. 28. Stewart-Hamilton Ya. What is psychology? St. Petersburg: Peter, 2002. 304 p. 29. Tard G. The criminal and the crime. Comparative crime. Crimes of the crowd / comp. and

the preface of V. S. Ovchinsky. Moscow: INFRA-M, 2004. 391 p. 30. Tikhomirov Yu. A. Civil society in the focus of law / / Journal of Russian Law. 2013. No. 10.

P. 35–45.


45

31. Filatov A. S. Russia and the world. Geopolitics in the civilizational dimension: mono-graphy. Moscow: Prospekt, 2017. 352 p.

32. Chashin A. N. Theory of state and law: textbook / A. N. Chashin. Moscow: Publishing house "Business and Service", 2008. 688 p.

33. Chervonyuk V. I. Theory of state and law: Textbook. Moscow: INFRA-M, 2009. 704 p. For citation: Galiev F. Kh. The problem of motivation of lawful behavior: article // Theory of state and

law. 2021. No. 3 (24). P. 38–45. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.017


46

Д.Т. Гиреев * УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.001

ЦИФРОВИЗАЦИЯ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: НОРМАТИВНОЕ ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

Аннотация. Представленная статья посвящена проблемам норматив-

ного правового обеспечения процессов цифровизации в Российской Федерации. Автор отмечает, что цифровизация в России тесно связана с концепцией циф-рового государства и цифровой экономики в России. Анализируются федераль-ные целевые программы, федеральные законы и иные нормативные правовые акты, обеспечивающие этот процесс.

Ключевые слова: государство, право, цифровизация, цифровая среда, пра-вовое регулирование, закон, информационное общество, электронная подпись.

В современной российской правовой науке ведется множество дискуссий, за-

трагивающих применение цифровых технологий в области публичного управления, экономики, финансов, медицины, образования, применения искусственного интел-лекта и поиск моделей обеспечения правового регулирования этих процессов [8, 9–14, 16, 19, 21, 22, 23, 24, 25].

Прежде всего, следует обратиться к законодательной базе, регулирующей во-просы цифровизации и заметить, что они неразрывно связаны с концепцией разви-тия цифрового государства и цифровой экономики в Российской Федерации. Приня-тие в последнее время документов, имеющих стратегический характер, стала зада-чей, связанной с развитием и полноценным функционированием цифровизации в России, нормативная правовая база которого еще далеко не сформировалась.

Необходимо отметить, что в настоящее время ни в одном из нормативных пра-вовых актов, а также в документах стратегического планирования Российской Фе-дерации не закреплены такие понятия, как «цифровизация», «цифровая среда» и «цифровое государство», однако экспертами ЮНТКАД (Конференция Организации объединенных наций по торговле и развитию) дано следующее толкование термину «цифровизация» (digitization), как социальной и экономической трансформации, ха-рактеризующейся внедрением и усвоением цифровых технологий, то есть техноло-гий создания, обработки, обмена и передачи информации [20]. Определить «цифро-вое государство» попытались в рамках реализации направления «Цифровое государ-ственное регулирование» национального проекта «Цифровая экономика Российской Федерации».

Как справедливо отмечено в юридической литературе, «в Российской Федера-ции первые шаги по цифровизации были предприняты ещё в 2002 году через реали-зацию Федеральной целевой программы «Электронная Россия (2002–2010 годы)», и далее в 2008 году путем продвижения широкополосного интернета в регионы» [26]. В этот же году Распоряжением Правительства Российской Федерации от 06.05.2008 № 632-р была одобрена «Концепция формирования в Российской Феде-

* Гиреев Джафар Темирланович, аспирант кафедры теории и истории государства и права Юриди-

ческого института (Санкт-Петербург). E-mail: [email protected] Научный руководитель – Мамитова На-талья Викторовна, научный руководитель, профессор кафедры государствоведения Института государ-ственного управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Прези-денте Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор. E-mail: [email protected]


47

рации электронного правительства до 2010 года» (далее – Концепция) [6]. Согласно Концепции, под термином «электронное правительство» понимается новая форма организации деятельности органов государственной власти, обеспечивающая за счет широкого применения информационно-коммуникационных технологий каче-ственно новый уровень оперативности и удобства получения организациями и гра-жданами государственных услуг и информации о результатах деятельности госу-дарственных органов.

Государством принимаются меры создания и развития информационного об-щества, для которого необходим высокий уровень информационных технологий. Развитию информационного общества и современных информационных технологий в Российской Федерации способствуют такие нормативные документы, как Концеп-ция государственной информационной политики [18], федеральная целевая про-грамма «Электронная Россия (2010 – 2025 годы)» [4] Стратегия развития информа-ционного общества в Российской Федерации [5], Концепция долгосрочного социаль-но-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года [6], го-сударственная программа «Информационное общество (2011 – 2020 годы)» [7] и др.

В соответствии со Стратегией развития информационного общества в Россий-ской Федерации, утвержденной Президентом Российской Федерации 7 февраля 2008 г. № Пр-212, целями формирования и развития информационного общества в Россий-ской Федерации являются повышение качества жизни граждан, обеспечение конку-рентоспособности России, развитие экономической, социально-политической, куль-турной и духовной сфер жизни общества, совершенствование системы государст-венного управления на основе использования информационных и телекоммуника-ционных технологий [5].

Одной из важнейших вех, в данном направлении следует считать принятие Фе-дерального закона от 06.04.2011 № 63-ФЗ «Об электронной подписи», регулирующе-го отношения в области использования электронных подписей при совершении гражданско-правовых сделок, оказании государственных и муниципальных услуг, исполнении государственных и муниципальных функций, при совершении иных юридически значимых действий, в том числе в случаях, установленных другими фе-деральными законами [1].

Одним из ключевых нормативных правовых актов в сфере реализации полити-ки Российского государства с долгосрочными целями и краткосрочными задачами, стал Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планиро-вании в Российской Федерации» [2]. Предметом его правового регулирования явля-ются общественные отношения в сфере планирования, прогнозирования и страте-гического контроля социально-экономического развития Российской Федерации, составляющие целостную систему государственного стратегического планирования [17]. Федеральным законом создана правовая основа построения и функционирова-ния комплексной системы государственного стратегического планирования Россий-ской Федерации, позволяющей решать задачи повышения качества жизни населе-ния, роста российской экономики и обеспечения безопасности страны.

Значение применения стратегического планирования при анализе государст-венных институтов при формировании цифровой среды в России, отмечали многие исследователи. Так, например, один из авторов Конституции Российской Федерации С.М. Шахрай в своем исследовании «О Конституции» использует государственную стратегию при анализе новизны Конституции Российской Федерации [27, c. 60]. Су-


48

дья Конституционного Суда Российской Федерации Гаджиев Г.А. поддерживает стратегическое планирование в государственном управлении, предложенное С.М. Шах-раем и приводит дополнительную аргументацию важности использования данного подхода в конституционном праве [15, c. 28].

Для осуществления прорывного научно-технологического и социально-эконо-мического развития Российской Федерации в соответствии с пунктом 2 Указа Пре-зидента Российской Федерации от 07.05.2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» была поставлена задача Правительству Российской Федерации разработать совме-стно с органами государственной власти субъектов Российской Федерации «нацио-нальные проекты (программы), влияющие на все сферы жизни общества: демогра-фия, образование, экология, культура, безопасные и качественные автомобильные дороги и другие, всего 12. Мероприятия некоторых из поименованных националь-ных проектов синхронизированы и так или иначе вносят вклад в достижение на-циональных целей» [15, с. 28].

Одним из важных направлений технологического развития современной Рос-сии стал переход к цифровым технологиям, роботизированным системам, создание систем обработки больших объемов данных, машинного обучения и искусственного интеллекта. Согласно Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы (утверждена Указом Президента РФ от 9 мая 2017 г. № 203), для реализации этого приоритетного направления перед государством и обществом стоят, задачи по созданию условий для развития наукоемкого бизнеса и по формированию эффективной законодательной базы в этой сфере, а также со-временной системы управления в области науки, технологий и инноваций. Страте-гия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы, призванная обеспечить национальные интересы Российской Федерации в контексте информационного общества, должна включать такие интересы как повышение эф-фективности государственного управления и формирование цифровой экономики, создание информационного общества и цифрового государства [5].

Таким образом, нормативное правовое обеспечение процессов цифровизации в Российской Федерации активно развивается: принимаются федеральные законы и подзаконные акты. Этот процесс не обходит стороной и правотворчество субъек-тов Российской Федерации, однако, очень важно, чтобы этот процесс и вновь приня-тые нормативные акты были гармонично встроены в систему конституционного за-конодательства России.


1. Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон "Об электронной

подписи" и статью 1 Федерального закона "О защите прав юридических лиц и индивидуаль-ных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муни-ципального контроля» от 27.12.2019 № 476-ФЗ // www.consultant.ru/ document/cons_doc_LAW_ 341757/

2. Федеральный закон от 28.06.2014 № 172-ФЗ (ред. от 31.12.2017) «О стратегическом планировании в Российской Федерации» // www.consultant.ru

3. Указ Президента РФ от 12 апреля 2021 г. № 213 «Об утверждении Основ государст-венной политики Российской Федерации в области международной информационной безо-пасности» // www.consultant.ru


49

4. Постановление Правительства Российской Федерации от 28.01.2002 № 65 «О феде-ральной целевой программе «Электронная Россия (2002–2010 годы)» // Официальный ин-тернет-портал правовой информации (ГСПИ) http://www.pravo.gov.ru

5. Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации. Утв. Пре-зидентом РФ от 7.02.2008 № Пр-212 // Официальный интернет-портал правовой информа-ции (ГСПИ) http://www.pravo.gov.ru / Дата обращения 01.03.2021.

6. Распоряжение Правительства Российской Федерации от 06.05.2008 № 632-р «Кон-цепция формирования в Российской Федерации электронного правительства до 2010 года» // www.consultant.ru; Распоряжение Правительства Российской Федерации от 17.11.2008 № 1662-р «О Концепции долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 года» //. Официальный интернет-портал правовой информации (ГСПИ) http://www. pravo.gov.ru / Дата обращения 01.03.2021.

7. Распоряжение Правительства Российской Федерации от 20.10.2010 № 1815-р «О го-сударственной программе Российской Федерации «Информационное общество (2011–2020 годы)» // Официальный интернет-портал правовой информации (ГСПИ) http://www.pravo. gov.ru / Дата обращения 01.03.2021.

8. Авакьян С.А. Информационное пространство знаний, цифровой мир и конституци-онное право//Конституционное и муниципальное право. – 2019. – № 7. – С. 23–28.

9. Воробьев С.М., Комаров С.А. Влияние информационно-правовой политики на право-сознание личности в условиях действия информационной зависимости: теоретико-правовые аспекты: статья // Юридическая мысль. – 2020. – № 2 (118). – С. 9–26.

10. Воробьев С.М., Комаров С.А. Правовой статус киберфизических систем: теоретико-правовое осмысление: статья // Теория государства и права. – 2020. – № 1. – С. 22–35.

11. Воробьев С.М., Комаров С.А. Кибернетическая (информационная) цивилизация: по-становка проблемы: статья // В сб.: Всероссийской научно-практич. конференции «Пробле-ма муниципалитетов в разрезе правового обществоведения» (г. Уфа, 14 ноября 2019 г.) // Отв. ред. Ф. М. Раянов. – Уфа, 2019. – С. 43–50.

12. Воробьев С.М., Комаров С.А. Риски в информационной цивилизации: теоретико-правовое осмысление: статья // Теория государства и права. – 2019. – № 3. – С. 20–36.

13. Воробьев С.М., Комаров С.А. Информатизация и государственно-организованное об-щество в формационном измерении: статья // Теория государства и права. – 2019. – № 4. – С. 25–37.

14. Воробьев С.М., Комаров С.А. Переходное электронное государство в условиях функ-ционирования информационной (кибернетической) цивилизации: теоретико-правовой анализ: статья // Вестник Московского государственного открытого университета. – 2019. – № 1. – С. 17–27.

15. Гаджиев Г.А. Конституция Российской Федерации 1993 г. с точки зрения правовой аксиологии // Юридический мир. – 2013. – № 12. – С. 27–30.

16. Гурко А. Искусственный интеллект и авторское право: взгляд в будущее // Ин-теллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2017. – № 12. – С. 7–18.

17. Институты конституционного права. – М.: Издательство «Норма», 2013. – 496 с. 18. Концепция государственной информационной политики / Под общ. ред. О. А. Финь-

ко. – М., 1999. – 47 с. 19. Ломакин А. Цифровизация права // Жилищное право. – 2017. – № 9. – С. 103–111. 20. Мамитова Н.В., Селиверстова А.Д. Цифровое государство: проблемы построения

в Российской Федерации. Государственная служба. 2019. Т. 21. № 2 (118). С. 16–22. 21. Понкин И.В., Редькина А.И. Искусственный интеллект с точки зрения права // Вест-

ник РУДН. – Серия: Юридические науки. – 2018. – Т. 22. – № 1. – С. 91–109. 22. Понкин И.В., Редькина А.И. Искусственный интеллект и право интеллектуальной

собственности // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2018. – № 2. – С. 35–44.


50

23. Радченко М.Ю., Горбунов В.П. Цифровое право будущего // II Всероссийская конфе-ренция «Право и Интернет: теория и практика» (28–29 ноября 2000 г., Россия, Москва). Док-лады // http://www.ifap.ru/pi/02/r09.htm.

24. Терещенко Л.К. Модернизация информационных отношений и информационного законодательства: монография. – М., 2013. – 227 с.

25. Хлебников П. Цифровизация права как следствие цифровизации жизни // Жилищ-ное право. – 2017. – № 9. – С. 93–101.

26. «Цифровое государство: проблемы построения» – доклад на Международной кон-ференции // https://www.elibrary.ru/defaultx.asp

27. Шахрай С.М. О Конституции: Основной закон как инструмент правовых и социально-политических преобразований. – М., 2013. – 917 с.

Для цитирования: Гиреев Д.Т. Цифровизация в Российской Федерации: нормативное правовое

обеспечение: статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 46–50. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.001

Jafar T. Gireev *

DIGITALIZATION IN THE RUSSIAN FEDERATION: REGULATORY LEGAL SUPPORT

Abstract. The presented article is devoted to the problems of normative legal

support of digitalization processes in the Russian Federation. The author notes that di-gitalization in Russia is closely related to the concept of a digital state and digital economy in Russia. The Federal target programs, federal laws and other normative le-gal acts supporting this process are analyzed.

Keywords: state, law, digitalization, digital environment, legal regulation, law, information society, electronic signature.

In modern Russian legal science, there are many discussions concerning the use of

digital technologies in the field of public administration, economics, finance, medicine, edu-cation, the use of artificial intelligence and the search for models to ensure the legal regula-tion of these processes [8, 9–14, 16, 19, 21, 22, 23, 24, 25].

First of all, one should turn to the legislative framework governing digitalization is-sues and note that they are inextricably linked with the concept of the development of the digital state and the digital economy in the Russian Federation. Recently, the adoption of documents of a strategic nature has become a task related to the development and full functioning of digitalization in Russia, the regulatory legal framework of which has not yet been formed.

It should be noted that at present, none of the regulatory legal acts, as well as in the strategic planning documents of the Russian Federation, have such concepts as "digitaliza-tion", "digital environment" and "digital state" nations on trade and development), the fol-lowing interpretation of the term “digitalization” is given, as a social and economic trans-

* Gireev Jafar Temirlanovich, post-graduate student of the Law institute (St. Petersburg). E-mail: gi-

[email protected]. Academic Supervisor – Nataliya Viktorovna Mamitova, Professor of the Department of State Science of the Institute of Public Administration and Management of the Russian Academy of National Econ-omy and Public Administration under the President of the Russian Federation, Doctor of Law, Professor. E-mail: [email protected]


51

formation, characterized by the introduction and assimilation of digital technologies, that is, technologies for creating, processing, exchanging and transmitting information [20]. They tried to define a "digital state" within the framework of the implementation of the di-rection "Digital state regulation" of the national project "Digital Economy of the Russian Federation".

As rightly noted in the legal literature, “in the Russian Federation, the first steps to-wards digitalization were taken back in 2002 through the implementation of the Federal Target Program“ Electronic Russia (2002–2010) ”, and then in 2008 by promoting broad-band Internet to the regions” [ 26]. In the same year, by the Order of the Government of the Russian Federation dated 06.05.2008 No. 632-r, the “Concept for the formation of electron-ic government in the Russian Federation until 2010” (hereinafter referred to as the Con-cept) was approved [6]. According to the Concept, the term "electronic government" is un-derstood as a new form of organization of the activities of public authorities, which, through the widespread use of information and communication technologies, provides a qualitatively new level of efficiency and convenience in obtaining public services and in-formation on the results of the activities of state bodies by organizations and citizens.

The state is taking measures to create and develop an information society, which re-quires a high level of information technology. The development of the information society and modern information technologies in the Russian Federation is facilitated by such regu-latory documents as the Concept of State Information Policy [18], the federal target pro-gram "Electronic Russia (2010 – 2025)" [4]. Strategy for the Development of the Informa-tion Society in the Russian Federation [5], The Concept of long-term socio-economic devel-opment of the Russian Federation for the period up to 2020 [6], the state program "Infor-mation Society (2011 – 2020)" [7], etc.

In accordance with the Strategy for the Development of the Information Society in the Russian Federation, approved by the President of the Russian Federation on February 7, 2008 No. Pr-212, the goals of the formation and development of the information society in the Russian Federation are to improve the quality of life of citizens, ensure Russia's compe-titiveness and develop economic, socio-political , cultural and spiritual spheres of society, improvement of the public administration system based on the use of information and tele-communication technologies [5].

One of the most important milestones in this direction should be considered the adoption of the Federal Law of 06.04.2011 No. 63-FZ "On Electronic Signature", which re-gulates relations in the use of electronic signatures in civil transactions, the provision of state and municipal services, the execution of state and municipal functions, when committing other legally significant actions, including in cases established by other fed-eral laws [1].

One of the key regulatory legal acts in the field of implementing the policy of the Rus-sian state with long-term goals and short-term objectives is the Federal Law of June 28, 2014 No. 172-FZ "On Strategic Planning in the Russian Federation" [2]. The subject of its legal regulation is public relations in the field of planning, forecasting and strategic con-trol of the socio-economic development of the Russian Federation, which constitute an integral system of state strategic planning [17]. The federal law created a legal basis for the construction and functioning of an integrated system of state strategic planning of the Russian Federation, which makes it possible to solve the problems of improving the qual-ity of life of the population, the growth of the Russian economy and ensuring the coun-try's security.


52

The importance of the use of strategic planning in the analysis of state institutions in the formation of the digital environment in Russia, noted by many researchers. For exam-ple, one of the authors of the Constitution of the Russian Federation S.M. Shakhrai in his study "On the Constitution" uses the state strategy when analyzing the novelty of the Con-stitution of the Russian Federation [27, p. 60]. Judge of the Constitutional Court of the Rus-sian Federation G.A. Gadzhiev supports strategic planning in public administration pro-posed by S.M. Shakhrai and gives additional reasoning for the importance of using this ap-proach in constitutional law [15, p. 28].

To implement a breakthrough scientific, technological and socio-economic develop-ment of the Russian Federation in accordance with paragraph 2 of the Decree of the Presi-dent of the Russian Federation dated 07.05.2018 No. 204 "On national goals and strategic objectives of the development of the Russian Federation for the period up to 2024", a task was set to the Government Of the Russian Federation to develop, together with the state authorities of the constituent entities of the Russian Federation, “national projects (pro-grams) affecting all spheres of society: demography, education, ecology, culture, safe and high-quality roads and others, 12 in total. Activities of some of the named national projects synchronized and one way or another contribute to the achievement of national goals” [15, p. 28].

One of the important areas of technological development in modern Russia is the transition to digital technologies, robotic systems, and the creation of systems for processing large amounts of data, machine learning and artificial intelligence. According to the Strategy for the Development of the Information Society in the Russian Federation for 2017–2030 (approved by Decree of the President of the Russian Federation No. 203 dated May 9, 2017), in order to implement this priority area, the state and society face the tasks of creating conditions for the development of science-intensive business and effective legis-lative framework in this area, as well as a modern management system in the field of science, technology and innovation. The strategy for the development of the information society in the Russian Federation for 2017 – 2030, designed to ensure the national inter-ests of the Russian Federation in the context of the information society, should include such interests as increasing the efficiency of public administration and the formation of a digital economy, creating an information society and a digital state [5].

So, the regulatory legal support of digitalization processes in the Russian Federation is actively developing: federal laws and by-laws are being adopted. This process is not by-passed by the lawmaking of the constituent entities of the Russian Federation, however, it is very important that this process and the newly adopted normative acts are harmoniously integrated into the system of constitutional legislation of Russia.

Bibliographic list

1. Federal Law "On Amendments to the Federal Law" On Electronic Signatures "and Article 1

of the Federal Law" On the Protection of the Rights of Legal Entities and Individual Entrepreneurs in the Exercise of State Control (Supervision) and Municipal Control" dated December 27, 2019 No. 476-FZ / / www.consultant.ru/document/cons_doc _LAW_341757/

2. Federal Law of 28.06.2014 No. 172-FZ (as amended on 31.12.2017) "On strategic planning in the Russian Federation" // www.consultant.ru

3. Decree of the President of the Russian Federation of April 12, 2021 No. 213 "On Approval of the Fundamentals of State Policy of the Russian Federation in the Field of International Informa-tion Security" // www.consultant.ru


53

4. Decree of the Government of the Russian Federation of January 28, 2002 No. 65 "On the Federal Target Program" Electronic Russia (2002–2010) "// Official Internet Portal of Legal Infor-mation (GSPI) http://www.pravo.gov.ru

5. Strategy for the development of the information society in the Russian Federation. Ap-proved. President of the Russian Federation of February 7, 2008 No. Pr-212 // Official Internet Por-tal of Legal Information (GSPI) http://www.pravo.gov.ru / Date of treatment 03/01/2021.

6. Order of the Government of the Russian Federation dated 06.05.2008 No. 632-r "Concept of the formation of electronic government in the Russian Federation until 2010" // www.consultant.ru; Order of the Government of the Russian Federation of November 17, 2008 No. 1662-r "On the Concept of long-term socio-economic development of the Russian Federation for the period up to 2020" // The official Internet portal of legal information (GSPI) http://www.pravo. gov.ru / Date of treatment 03/01/2021.

7. Order of the Government of the Russian Federation dated 20.10.2010 No. 1815-r "On the State Program of the Russian Federation" Information Society (2011 – 2020) "// Official Internet Portal of Legal Information (GSPI) http://www.pravo.gov.ru / Date of treatment 03/01/2021.

8. Avakyan S.A. Information space of knowledge, digital world and constitutional law // Con-stitutional and municipal law. 2019. No. 7. Р. 23–28.

9. Vorobiev S.M., Komarov S.A. The influence of information and legal policy on the legal con-sciousness of an individual in the conditions of information dependence: theoretical and legal as-pects: article // Legal thought. 2020. No. 2 (118). Р. 9–26.

10. Vorobiev S.M., Komarov S.A. The legal status of cyber-physical systems: theoretical and le-gal comprehension: article // Theory of state and law. 2020. No. 1. Р. 22–35.

11. Vorobiev S.M., Komarov S.A. Cybernetic (informational) civilization: problem statement: article // In collection: All-Russian scientific-practical. conference "The problem of municipalities in the context of legal social science" (Ufa, November 14, 2019) // Ed. ed. F.M. Ryanov. Ufa, 2019. Р. 43–50.

12. Vorobiev S.M., Komarov S.A. Risks in an information civilization: theoretical and legal comprehension: article // Theory of state and law. 2019. No. 3. P. 20–36.

13. Vorobiev S.M., Komarov S.A. Informatization and state-organized society in the formation-al dimension: article // Theory of state and law. 2019. No. 4. P. 25–37.

14. Vorobiev S.M., Komarov S.A. Transitional electronic state in the conditions of information (cybernetic) civilization functioning: theoretical and legal analysis: article // Bulletin of the Moscow State Open University. 2019. No. 1. P. 17–27.

15. Gadzhiev G.A. Constitution of the Russian Federation of 1993 from the point of view of le-gal axiology // Legal world. 2013. No. 12. Р. 27–30.

16. Gurko A. Artificial intelligence and copyright: a look into the future // Intellectual proper-ty. Copyright and related rights. 2017. No. 12. P. 7–18.

17. Institutions of constitutional law. Moscow: Publishing house "Norma", 2013. 496 p. 18. The concept of state information policy / Under total. ed. O. A. Finko. Moscow, 1999.

47 p. 19. Lomakin A. Digitalization of law // Housing law. 2017. No. 1. No. 9. P. 103–111. 20. Mamitova N.V., Seliverstova A.D. The digital state: problems of building in the Russian

Federation. Public service. 2019. Vol. 21. No. 2 (118). P. 16–22. 21. Ponkin I. V., Redkina A. I. Artificial intelligence from the point of view of law // Bulletin of

RUDN. Series: Legal Sciences 2018. V. 22. No. 1. P. 91–109. 22. Ponkin I.V., Redkina A.I. Artificial Intelligence and Intellectual Property Law // Intellectual

Property. Copyright and related rights. 2018. No. 2. P. 35–44. 23. Radchenko M.Yu., Gorbunov V.P. Digital law of the future // II All-Russian conference "Law

and the Internet: theory and practice" (28–29 November 2000, Russia, Moscow). Reports // http://www.ifap.ru/pi/02/r09.htm.

24. Tereshchenko L.K. Modernization of information relations and information legislation: monograph. Moscow, 2013. 227 p.


54

25. Khlebnikov P. Digitalization of law as a consequence of digitalization of life // Housing Law. 2017. No. 1. No. 9. P. 93–101.

26. "Digital State: Problems of Construction" – report at the International Conference // https://www.elibrary.ru/defaultx.asp

27. Shakhrai S.M. On the Constitution: Basic Law as an Instrument of Legal and Socio-Political Transformations. Moscow, 2013. 917 p.

For citation: Gireev D.T. Digitalization in the Russian Federation: regulatory legal support: article // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). P. 50–54.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.001


55

А.М. Денисов* УДК 340 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.003

ИДЕЯ ИСТОРИЗМА И ТЕОРИЯ ЕСТЕСТВЕННОГО ПРАВА В УЧЕНИИ Ф.К. ФОН САВИНЬИ

Аннотация. В статье анализируется принцип историзма, введенный

Ф.К. фон Савиньи в правовую науку, что позволило ему максимально сблизить естественное право и позитивное право, которые он трактовал как два мо-мента исторического развития «всеобщего народного духа» и народного право-сознания. Автор доказывает, что иррационализм Ф.К. фон Савиньи, распро-страненный на системообразующее понятие «народного духа», является след-ствием ограниченности его методологических возможностей в теоретиче-ской сфере.

Ключевые слова: Савиньи, Гегель, история, естественное право, пози-тивное право, народ, государство.

Рубеж XVIII – XIX вв. стал переломным в истории науки. На смену прежнему ме-

тафизическому или эмпирическому методу познания приходят сложные методы системного исследования, предполагающие постоянную рефлексию относительно самого способа научного мышления, предполагающие постоянные размышления ученого над способами и целями научного познания. Поэтому не случайно все по-пытки модернизации научного познания включали в себя в качестве своего главно-го элемента проблемы методологии.

Не стала исключением и наука о государстве и праве. Господствовавшая на протяжении веков парадигма естественного права в эту эпоху уже воспринималась как глубокий анахронизм. В среде теоретиков права шла идейная борьба за то, какой путь для своего развития выберет юриспруденция. Каким должны будут стать ос-новные несущие элементы методологических конструкций теоретико-правового знания. Поэтому не было случайностью выделение заметного и влиятельного тече-ния в теории государства и права, сделавшего главный акцент на реализации в пра-вовом познании идеи историзма, которая формировала парадигму правовой мысли, альтернативную как господствовавшей в эпоху Нового времени парадигме общест-венного договора, так и изначально сформировавшейся в истории правовой мысли парадигме естественного права [5, с. 43].

Тем не менее, хотя сама теория естественного права уже не играет в учении Ф.К. фон Савиньи системообразующей роли, она сохраняется в той своеобразной ин-терпретации, которую придал ей великий немецкий правовед, прежде всего с уче-том важнейшей для него идеи историзма в праве.

Нужно отметить, что идея историзма, столь значимая для правового учения Ф.К. фон Савиньи, достаточно поздно вступила в круг основных понятий теории го-сударства и права. Впервые высказанная древнегреческим ученым Полибием (хотя и с учетом специфического античного понимания истории и историзма как цикличе-

* Денисов Антон Михайлович, аспирант кафедры теории и истории государства и права Частно-

го образовательного учреждения высшего образования «Юридический институт» (Санкт-Петербург). E-mail: [email protected]. Научный руководитель – д.ю.н., профессор С.А. Комаров. E-mail: [email protected]. Научный консультант – д.ф.н., профессор Д.В. Масленников. E-mail: [email protected]


56

ского процесса), она на протяжении веков оставалась на периферии политико-правовой мысли с тем, чтобы уже в начале XIX столетия под действием импульса, который придал ей полувеком ранее Ш.-Л. Монтескье, стать одной из доминирую-щих идей в теории права, гражданского общества и государства [2, с. 112–120]. Своей исключительной популярностью идея историзма во многом была обязана фунда-ментальности научных работ и высокому авторитету в юридическом научном сооб-ществе Ф.К. фон Савиньи [3, с. 19–24].

Идея истории как особой формы развития, включающей в себя деятельность общественного самосознания, впервые была представлена в развернутой форме в концепциях Г.В.Ф. Гегеля и Ф.К. фон Савиньи. Такое ее содержание было незнакомо ни общественной мысли Просвещения, ни тем более ранней правовой науке. Прежде всего Г.В.Ф. Гегель разработал универсальную диалектическую концепцию разви-тия, распространив ее на социальные процессы. Конкретность учения о единстве всеобщего и особенного в истории позволила Гегелю раскрыть диалектику абсо-лютного ценностного начала права и исторически изменчивого в праве. В противо-положность этому Ф.К. фон Савиньи был вынужден вводить в теорию права ирра-циональный элемент – понятие «народного духа». При всем глубоком концептуаль-ном различии понятия «народного духа» у Ф.К. фон Савиньи и Г.В.Ф. Гегеля (у кото-рого оно также присутствовало) общим в их политико-правовых концепциях явля-ется то, что исторический процесс права трактуется ими не просто как предпосылка становления права, но и как само его внутреннее содержание.

Согласно Ф.К. фон Савиньи, отношение права как системы норм к народному духу как к первооснове этих норм опосредствуется процессом исторического разви-тия правосознания народа. Ф.К. фон Савиньи считал, что в народном правосознании заключена вся полнота права как своего рода «субстанции» норм. Право содержится в нем как бы в свернутом виде и лишь нуждается в чисто внешнем обнаружении и закреплении своих норм. Эту задачу призвана выполнять государственная власть, осуществляя законодательную деятельность в процессе своего взаимодействия с обще-ством.

Представляется, что именно Ф.К. фон Савиньи впервые в истории политико-правовой мысли с такой силой подчеркнул роль правосознания в возникновении, воспроизводстве и развитии позитивного права, прокладывая пути будущим социо-логическим и социально-психологическим способам объяснения права. Вместе с тем Ф.К. фон Савиньи остается чужд тому диалектическому подходу, который мы нахо-дим в «Философии права» Г.В.Ф. Гегеля и который позволил последнему наметить пути разрешения противоречий исторического и логического, вечного и временно-го, светского и религиозного в праве [1, с. 11–14; 6, с. 20–24]. Именно эта диалектика дала возможность автору «Феноменологии духа» показать, как сочетается внешне несоединимое: историческое развитие права и абсолютность права, искусственность позитивного законодательства и вечность правовых ценностей. У Ф.К. фон Савиньи же рациональной интерпретации поддается лишь исторически изменчивое в праве. Там, где речь должна идти о вечном, надвременном и надысторическом в праве, Ф.К. фон Савиньи не остается ничего другого, кроме как вводить в ткань правовой теории иррациональные конструкции («народный дух»).

Свою правовую концепцию Ф.К. фон Савиньи прежде всего противопоставлял традиционной теории естественного права, которое, как полагал ученый, дедуциро-валось из индивидуального разума, а потому не могло обладать качествами всеобщ-


57

ности и необходимости. Уже в своей первой программной работе 1814 г. «О призва-нии нашего времени к законодательству и правоведению», посвященной критике концепции А.Ф.Ю. Тибо, Ф.К. фон Савиньи решительно отклоняет претензии теории естественного права на доминирование в правовой науке. Такому подходу немецкий юрист противопоставляет опыт римского права, для которого не существовало раз-рыва между юридической теорией и юридической практикой. И даже более того: не существовало разрыва между всеобщим и особенным, указывает Ф.К. фон Савиньи [9, с. 89–91], переходя, таким образом, на самый высокий уровень научного обобще-ния. Любое общее положение римского права, которое мы можем рассматривать как общетеоретическое определение, являлось нормой практического действия.

И наоборот: юридическая практика постоянно подвергалась научной рефлек-сии и теоретическому осмыслению. Если А.Ф.Ю. Тибо считал, что общегерманский гражданский кодекс может быть создан, исходя из общих требований теории права, опирающихся на положения естественного права, которые в свою очередь выведены в кантианском духе посредством чистого разума, то Ф.К. фон Савиньи, напротив, считал такой подход невозможным. Теория должна, как у римских юристов, идти рука об руку с юридической практикой. Критическое отношение Ф.К. фон Савиньи к принципу универсальности естественного права отмечал также П.И. Новгородцев [7; 8, с. 84–85].

Естественное право, полагал Ф.К. фон Савиньи, в прежней правовой науке де-дуцировалось из индивидуального разума, а потому не могло обладать качествами всеобщности и необходимости. Напротив, всеобщий разум, воплощенный в народ-ном духе как его своего рода «внутренняя субстанция», содержит в себе всю полноту идей права, признанных народом, легитимных для него.

В начале XIX в. критика «дедукции» естественного права из индивидуального разума была вполне оправдана в качестве реакции на новоевропейские гносеологи-ческие модели права, причем как в их рационалистической, так и в эмпирической трактовке. Однако она явно била мимо цели, если речь шла об античных естествен-но-правовых учениях, выводивших право из всеобщей объективной идеи (в любых вариантах платонизма). А также, если речь шла о немецкой классике, конструировав-шей в научном творчестве И. Канта и И.Г. Фихте, а позже Ф.В.Й. Шеллинга и Г.В.Ф. Ге-геля, «абсолютный субъект-объект», не сводимый к определениям индивидуального разума, но вводившим в научный оборот идею познания всеобщих оснований исто-рических форм права.

Вместе с тем, нельзя не признать остроумной критику теории естественного права Ф.К. фон Савиньи, раскрывавшего ее сходную природу с чисто позитивным и сугубо рационалистическим взглядом на право. В самом деле, если признать индивидуальный разум единственным источником правовых норм, то уже не имеет большого значения: утверждает этот разум нормы в качестве законодателя непосредственно или же он вначале формулирует их как постулаты естественно-го права.

Согласно Ф.К. фон Савиньи, законодатель должен наблюдать за развитием са-мой правовой жизни народа и закреплять в качестве нормы те формы правовых от-ношений, которые вырабатываются в историческом процессе. Немецкий ученый в самой значительной мере предвосхищает современное понимание сущности пра-вотворчества [4, с. 25–27]. Значение деятельности законодателя, учил Ф.К. фон Са-виньи, состоит в том, что он устраняет ту неопределенность в праве, которая содер-


58

жится в результате исторического развития, не проясненного и не закрепленного законом. Кроме того, исторически возникающие новые правовые институты могут вступить в противоречие с теми институтами, которые возникли ранее. И эту кол-лизию также должен учитывать в своей деятельности законодатель и вовремя уст-раняя ее.

Таким образом, вмешательство законодателя в стихию исторического станов-ления права не только допустимо, но и необходимо с точки зрения интересов самого права. Принятые в результате законотворческой деятельности писаные нормы фикси-руют достигнутый результат развития права, хотя при этом, как считал Ф.К. фон Сави-ньи, замедляют сам процесс этого развития.

Формы, в которых первоначально институционализируется право, возникаю-щее в недрах национального духа, – это, по Ф.К. фон Савиньи, привычное словоупот-ребление и «право обычая», т.е. обычное право. Эти формы закрепляются прежде всего в нормах нравственности и в устоях народной веры. То есть первоначально они повсюду фиксируются как некие «тихо действующие» силы, но никогда – в каче-стве произвола законодателя. Деятельность законодателя, если она не следует за развитием народного духа, может быть полезна и необходима только в тех случаях, когда в силу определенных исторических причин замедляется или существенно ис-кажается исторический процесс становления права. Это может происходить в силу кризисных состояний социума, его деградации, распада, упадка нравственных сил, объединяющих народ и возобладания над ними начал индивидуализма. В таком случае деятельность законодателя, устанавливающего законы, исходя из предшест-вующего исторического опыта и сложившихся форм рефлексии над содержанием правовой жизни, является несомненным историческим благом.

Согласно Ф.К. фон Савиньи, право уже полностью дано в своей первоначальной форме позитивного общественного правосознания, оно не является плодом произ-вольных установлений, однако нуждается в дальнейшем развитии своей формы. Это развитие может осуществиться только при взаимодействии такого рода обществен-ного правотворчества с законодательной деятельностью государственной власти. Но в отличие от сторонников естественно-правовой традиции Ф.К. фон Савиньи не пытается раскрыть содержание «позитивного права», заключенного в общест-венном правосознании, как свод каких-либо естественных законов или норм. Для него это «право» хотя и обладает объективным содержанием, но это соображение обретает конкретную форму только через свою огранку в деятельности законо-дателя. Если же мы попытаемся ее воспринять саму по себе, как факт историче-ского процесса, то она предстанет для нас как нечто сугубо иррациональное по своей природе.

Ф.К. фон Савиньи, желая уйти от произвольных идеалистических умозаключе-ний сторонников естественного права, в которых он справедливо усматривал субъ-ективизм, противопоставляет естественному праву позитивность исторически дан-ного общественного правосознания. Но при этом он парадоксальным образом при-ходит к тому, что утверждает иррациональную природу самого позитивного права. Разумеется, он достигает своей основной цели, состоявшей в том, чтобы уйти от представлений о праве как о результате субъективной деятельности законодателя или же толкователя естественного права. Но цена, которую пришлось ему заплатить за эту цель, привела его лишь к более последовательному и откровенному идеализ-му в трактовке права.


59

Государство Ф.К. фон Савиньи определяет как «телесный образ духовного един-ства общества». Вместе с тем само по себе государство еще не может гарантировать действительность права, так как государство является лишь «образом» той общест-венной сущности, из которой вырастает право. Поэтому право имеет, по Ф.К. фон Са-виньи, внегосударственную природу, но и не может существовать без государства, будучи вне его чем-то незавершенным, поскольку только в государстве оно находит свой полный «образ». «Право закона» и естественное право предстают как взаимо-связанные сущности. Естественное право зарождается в глубинах народного духа, живого общественного единства, однако только в системе законов, т.е. в позитивном праве, взятом в его историческом развитии, позитивное право получает свое окон-чательное и действительное воплощение.

Согласно Ф.К. фон Савиньи, всеобщий разум, воплощенный в «духе народа» как его внутренняя субстанция, содержит в себе всю полноту идей права, признанных народом. Значение творчества законодателя состоит в том, что он устраняет неоп-ределенность в праве, которая содержится в результате исторического развития, не проясненного и не закрепленного законом. Принятые посредством законотворче-ской деятельности писаные нормы фиксируют достигнутый результат развития права, хотя при этом, как считал Ф.К. фон Савиньи, замедляют сам процесс этого развития.

Предлагая такую трактовку отношения принципа историзма и естественного права, Ф.К. фон Савиньи стремится связать в единой теории начала необходимости и истинности права, действительности государства и реалистичности правовых норм. В конечном итоге он стремится достичь конкретного единства правовой цен-ности и правовой действительности, не противопоставляя друг другу форму и со-держание права. Согласно его основных постулатов, такой результат можно полу-чить, лишь обратившись к философско-правовому методу понимания исторического процесса. Именно последний, по мысли Ф.К. фон Савиньи, является действительном обоснованием фундаментальных понятий права, универсальным образом объясняя взаимоотношения права, государства и общества.


1. Гусев О.В., Масленников Д.В., Ревнова М.Б. Церковь и духовный смысл права // Юри-

дическая мысль. – 2017. – № 1. – С. 8–14. 2. Гайнутдинов Р.И., Масленников Д.В. Идея духа истории в трактовке Монтескьё и Ге-

геля // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. – 2019. – Т. 20. – № 4. – С. 112–123.

3. Денисов А.М. Жизнь и научное творчество Ф.К. фон Савиньи // Юридическая мысль. – 2018. – № 3. – С. 19–25.

4. Комарова Т.Л., Ревнова М.Б. Правотворчество как форма государственной деятель-ности // Юридическая мысль. – 2012. – № 2 (70). – С. 25–28.

5. Масленников Д.В. Право как форма различения добра и зла // Юридическая мысль. – 2015. – № 6. – С. 42–47.

6. Масленников Д.В., Ревнова М.Б. Отношение религии и государства в философии пра-ва Г.В.Ф. Гегеля // Юридическая мысль. – 2018. – № 1. – С. 20–25.

7. Новгородцев П.И. Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба: Опыт характеристики основ школы Савиньи в их последовательном развитии / [Соч.] П. Новго-родцева. – М.: Унив. тип., 1896. – 226 с.


60

8. Историческая школа юристов / Новгородцев П.И.; Отв. ред.: Сальников В.П., Санду-лов Ю.А. (Сост.). – С.-Пб.: Лань, 1999. – 192 c.

9. Savigny F.R. Vom Beruf unserer Zeit für Gesetzgebung und Rechtswissenschsft. Heidelberg, 1814.

Для цитирования: Денисов А.М. Идея историзма и теория естественного права в учении

Ф.К. фон Савиньи: статья // Теория государства и права.2021. № 3 (24). С 55–60. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.003

Anton M. Denisov *

THE IDEA OF HISTORICAL AND THE THEORY OF NATURAL LAW

IN THE TEACHING OF F.K. SAVIGNY

Annotation. The article analyzes the principle of historicism introduced by F.K. von Savigny into legal science, which allowed him to bring natural law and posi-tive law as close as possible, which he interpreted as two moments in the historical de-velopment of the "general popular spirit" and popular legal consciousness. The author proves that the irrationalism of F.K. von Savigny, extended to the system-forming con-cept of "folk spirit", is a consequence of the limited methodological capabilities in the theoretical sphere.

Key words: Savigny, Hegel, history, natural law, positive law, people, state. The turn of the XVIII – XIX centuries. became a turning point in the history of science.

The old metaphysical or empirical method of cognition is being replaced by complex me-thods of systemic research, involving constant reflection on the very method of scientific thinking, suggesting constant reflections of the scientist on the methods and goals of scien-tific cognition. Therefore, it is no coincidence that all attempts to modernize scientific knowledge included methodological problems as their main element.

The science of state and law was no exception. The paradigm of natural law that pre-vailed for centuries in this era was already perceived as a deep anachronism. Among the theoreticians of law, there was an ideological struggle for which path for its development would be chosen by jurisprudence. What should be the main supporting elements of the methodological constructions of theoretical and legal knowledge. Therefore, it was no coin-cidence that a noticeable and influential trend in the theory of state and law was singled out, which made the main emphasis on the implementation in legal knowledge of the idea of historicism, which formed a paradigm of legal thought, an alternative to the paradigm of the social contract that prevailed in the modern era, and to the initially formed in the histo-ry of legal thoughts to the paradigm of natural law [5, p. 43].

Nevertheless, although the theory of natural law itself no longer plays in the teachings of F.K. von Savigny's system-forming role, it is preserved in that peculiar interpretation given to it by the great German jurist, first of all, taking into account the most important idea of historicism in law for him.

* Denisov Anton Mikhailovich, post-graduate student of the Department of Theory and History of State and Law of the Private Educational Institution of Higher Education "Legal Institute" (St. Petersburg, Russia). E-mail: [email protected] Scientific adviser – Doctor of Law, Professor Sergey A. Komarov. E-mail: [email protected] Scientific consultant – Doctor of Philosophy, Professor Maslennikov Dmitry Vla-dimirovich. E-mail: [email protected]


61

It should be noted that the idea of historicism, which is so significant for the legal doc-trine of F.K. von Savigny, quite late entered the circle of basic concepts of the theory of state and law. First expressed by the ancient Greek scientist Polybius (although taking into ac-count the specific ancient understanding of history and historicism as a cyclical process), for centuries it remained on the periphery of political and legal thought so that already at the beginning of the 19th century, under the influence of an impulse that gave it half a cen-tury earlier Sh.-L. Montesquieu, to become one of the dominant ideas in the theory of law, civil society and the state [2, p. 112–120]. The idea of historicism owed its exceptional popularity to the fundamental nature of scientific works and the high authority in the legal scientific community of F.K. von Savigny [3, p. 19–24].

The idea of history as a special form of development, including the activity of social consciousness, was first presented in an expanded form in the concepts of G.V.F. Hegel and F.K. von Savigny. Such its content was unfamiliar either to the social thought of the Enligh-tenment, or even more so to the earlier legal science. First of all G.V.F. Hegel developed a universal dialectical concept of development, extending it to social processes. The con-creteness of the doctrine of the unity of the universal and the particular in history allowed Hegel to reveal the dialectics of the absolute value principle of law and the historically changeable in law. In contrast, F.K. von Savigny was forced to introduce an irrational ele-ment into the theory of law – the concept of "people's spirit". With all the deep conceptual differences in the concept of “people's spirit” by F.K. von Savigny and G.V.F. Hegel (who also had it) common in their political and legal concepts is that the historical process of law is interpreted by them not only as a prerequisite for the formation of law, but also as its very inner content.

According to F.K. von Savigny, the relation of law as a system of norms to the people's spirit as to the fundamental principle of these norms is mediated by the process of the his-torical development of the legal consciousness of the people. F.K. von Savigny believed that the entire fullness of law as a kind of "substance" of norms is contained in the people's legal consciousness. The law is contained in it, as it were, in a reduced form and only needs a purely external discovery and consolidation of its norms. This task is intended to be ful-filled by the state power, carrying out legislative activity in the process of its interaction with society.

It seems that it was F.K. von Savigny for the first time in the history of political and le-gal thought with such force emphasized the role of legal consciousness in the emergence, reproduction and development of positive law, paving the way for future sociological and socio-psychological ways of explaining law. At the same time F.K. von Savigny remains alien to the dialectical approach that we find in the "Philosophy of Law" by GVF. Hegel and who allowed the latter to outline the ways of resolving the contradictions of historical and logical, eternal and temporal, secular and religious in law [1, p. 11–14; 6, p. 20–24].

It was this dialectic that made it possible for the author of The Phenomenology of Spi-rit to show how the externally incompatible is combined: the historical development of law and the absoluteness of law, the artificiality of positive legislation and the eternity of legal values. F.K. von Savigny, on the other hand, lends itself to rational interpretation only his-torically changeable in law. Where it should be about the eternal, supra-temporal and su-prahistorical in law, F.K. von Savigny has no choice but to introduce irrational construc-tions (“folk spirit”) into the fabric of legal theory.

F.K. von Savigny first of all opposed the traditional theory of natural law, which, as the scientist believed, was deduced from the individual mind, and therefore could not have the


62

qualities of universality and necessity. Already in his first programmatic work of 1814 "On the vocation of our time to legislation and jurisprudence", devoted to the criticism of the concept of A.F.Yu. Thibault, F.C. von Savigny strongly rejects the claims of natural law theory to dominate legal science. The German jurist contrasts this approach with the expe-rience of Roman law, for which there was no gap between legal theory and legal practice. And even more: there was no gap between the universal and the particular, F.K. von Savig-ny [9, p. 89–91], thus moving to the highest level of scientific generalization. Any general provision of Roman law, which we can consider as a general theoretical definition, was the norm of practical action.

And vice versa: legal practice was constantly subjected to scientific reflection and theoretical comprehension. If A.F.Yu. Thibault believed that a general German civil code could be created based on the general requirements of the theory of law, based on the pro-visions of natural law, which in turn were derived in the Kantian spirit by means of pure reason, then F.K. von Savigny, on the other hand, considered such an approach impossible. Theory should, like the Roman jurists, go hand in hand with legal practice. The critical atti-tude of F.K. von Savigny to the principle of universality of natural law was also noted by P.I. Novgorodtsev [7; 8, p. 84–85].

Natural law, F.K. von Savigny, in the former legal science was deduced from the indi-vidual mind, and therefore could not have the qualities of universality and necessity. On the contrary, the universal reason, embodied in the people's spirit as its kind of "inner sub-stance", contains in itself the entire completeness of the ideas of law, recognized by the people, legitimate for them.

At the beginning of the XIX century. criticism of the "deduction" of natural law from individual reason was fully justified as a reaction to the new European epistemological models of law, both in their rationalistic and empirical interpretation. However, she clearly missed the mark if it was about ancient natural-legal doctrines that deduced law from a general objective idea (in any versions of Platonism). And also, if it was about the German classics, which constructed in the scientific work of I. Kant and I.G. Fichte, and later F.V.J. Schelling and G.V.F. Hegel, "absolute subject-object", not reducible to the definitions of individual reason, but introduced into scientific circulation the idea of knowing the univer-sal foundations of historical forms of law.

At the same time, one cannot but admit that the criticism of the theory of natural law by F.K. von Savigny, who revealed its similar nature with a purely positive and purely ra-tionalistic view of law. Indeed, if one recognizes the individual reason as the only source of legal norms, then it no longer matters much: it affirms this reason of the norm as a legisla-tor directly, or he first formulates them as postulates of natural law.

According to F.K. von Savigny, the legislator must observe the development of the very legal life of the people and fix as the norm those forms of legal relations that are de-veloped in the historical process. The German scientist to a large extent anticipates the modern understanding of the essence of lawmaking [4, p. 25–27]. The significance of the legislator's activity, taught by F.K. von Savigny, is that he eliminates that uncertainty in law, which is contained as a result of historical development, not clarified and not enshrined in law. In addition, historically emerging new legal institutions may come into conflict with those that emerged earlier. And the legislator should also take this conflict into account in his activity and eliminate it in time.

So, the intervention of the legislator in the element of the historical formation of law is not only permissible, but also necessary from the point of view of the interests of the law


63

itself. The written norms adopted as a result of legislative activity fix the achieved result of the development of law, although at the same time, as F.K. von Savigny, slow down the very process of this development.

According to F.K. von Savigny, habitual use of words and "the right of custom", i.e. customary law. These forms are fixed primarily in the norms of morality and in the founda-tions of the people's faith. That is, initially they are everywhere recorded as some kind of "quietly acting" forces, but never – as the arbitrariness of the legislator. The activity of the legis-lator, if it does not follow the development of the people's spirit, can be useful and necessary only in those cases when, due to certain historical reasons, the historical process of the forma-tion of law is slowed down or significantly distorted. This can happen due to the crisis condi-tions of society, its degradation, disintegration, decline of the moral forces that unite the people and the prevalence of individualism over them. In this case, the activity of the legislator, who establishes laws, proceeding from the previous historical experience and the prevailing forms of reflection on the content of legal life, is an undoubted historical benefit.

According to F.K. von Savigny, the law is already fully given in its original form of pos-itive social consciousness, it is not the fruit of arbitrary establishments, but it needs further development of its form. This development can be realized only with the interaction of this kind of public lawmaking with the legislative activity of state power. But unlike the suppor-ters of the natural law tradition of F.K. von Savigny does not try to reveal the content of the "positive law" inherent in public legal consciousness, as a set of any natural laws or norms. For him, this "right", although it has an objective content, but this consideration takes on a concrete form only through its cutting in the activity of the legislator. If we try to perceive it by itself, as a fact of the historical process, then it will appear to us as something purely irrational in nature.

F.K. von Savigny, wanting to get away from the arbitrary idealistic conclusions of the supporters of natural law, in which he rightly saw subjectivism, opposes the positivity of the historically given social sense of justice to natural law. But at the same time, in a para-doxical way, he comes to the fact that he asserts the irrational nature of positive law itself. Of course, he achieves his main goal, which consisted in getting away from the idea of law as a result of the subjective activity of the legislator or the interpreter of natural law. But the price he had to pay for this goal only led him to a more consistent and frank idealism in the interpretation of law.

The state of F.K. von Savigny defines as "the bodily image of the spiritual unity of so-ciety." At the same time, the state itself cannot yet guarantee the validity of law, since the state is only an "image" of the social essence from which law grows. Therefore, according to F.K. von Savigny, an extra-state nature, but also cannot exist without the state, being out-side of it as something incomplete, since only in the state does it find its full "image". “Law of law” and natural law appear as interrelated entities. Natural law arises in the depths of the people's spirit, living social unity, but only in the system of laws, i.e. in positive law, tak-en in its historical development, positive law receives its final and actual embodiment.

According to F.K. von Savigny, the universal mind, embodied in the "spirit of the people" as its inner substance, contains the entirety of the ideas of law recognized by the people. The significance of the legislator's creativity lies in the fact that it removes the un-certainty in law, which is contained as a result of historical development that is not clari-fied and not enshrined in law. The written norms adopted through legislative activity fix the achieved result of the development of law, although at the same time, as F.K. von Savig-ny, slow down the very process of this development.


64

Proposing such an interpretation of the relationship between the principle of historic-ism and natural law, F.K. von Savigny seeks to connect in a single theory the principles of the necessity and truth of law, the reality of the state and the realism of legal norms. Ulti-mately, he seeks to achieve a concrete unity of legal value and legal reality, without oppos-ing each other the form and content of law. According to his basic postulates, such a result can be obtained only by turning to the philosophical and legal method of understanding the historical process. It is the latter, according to F.K. von Savigny, is a valid substantiation of the fundamental concepts of law, in a universal way explaining the relationship between law, state and society.

Bibliographic list

1. Gusev O.V., Maslennikov D.V., Revnova M.B. Church and the spiritual meaning of law // Le-

gal thought. 2017. No. 1. P. 8–14. 2. Gainutdinov R.I., Maslennikov D.V. The idea of the spirit of history in the interpretation of

Montesquieu and Hegel // Bulletin of the Russian Christian Academy of Humanities. 2019. T. 20. No. 4. P. 112–123.

3. Denisov A.M. The life and scientific work of F.K. von Savigny // Legal thought. 2018. No. 3. P. 19–25.

4. Komarova T.L., Revnova M.B. Lawmaking as a form of state activity // Legal thought. 2012. No. 2 (70). P. 25–28.

5. Maslennikov D.V. Law as a form of distinguishing between good and evil // Legal thought. 2015. No. 6. P. 42–47.

6. Maslennikov D.V., Revnova M.B. The relationship between religion and the state in the phi-losophy of law of G.V.F. Hegel // Legal thought. 2018. No. 1 (105). P. 20–25.

7. Novgorodtsev P.I. The historical school of lawyers, its origin and fate: The experience of characterizing the foundations of the Savigny school in their consistent development / [Works] P. Novgorodtseva. Moscow: Univ. type., 1896. 226 p.

8. Historical School of Lawyers / PI Novgorodtsev; Resp. ed.: Salnikov V.P., Sandulov Yu.A. (Comp.). Sankt-Petersburg: Lan, 1999. 192 p.

9. Savigny F.R. Vom Beruf unserer Zeit für Gesetzgebung und Rechtswissenschsft. Heidelberg, 1814.

For citation: Denisov A.M. The idea of historicism and the theory of natural law in the teachings of F.K.

von Savigny: article // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). P. 60–64. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.003


65

К.А. Захарова* УДК 340 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.004

К ВОПРОСУ ВЕДЕНИЯ СПИСКА КОРЕННЫХ НАРОДОВ КАНАДЫ И РОССИИ

Аннотация. В данной статье на основе канадского опыта ведения ин-

дейского реестра рассматриваются теоретические вопросы, которые могут возникнуть в процессе ведения списка коренных малочисленных народов Рос-сийской Федерации.

Российская Федерация и Канада гарантируют проживающим на их тер-риториях аборигенам особые, отличительные права, которые как связаны с традиционным образом жизни, так и не связаны с ними. Справедливо, что такими специальными правами должны пользоваться лица, имеющие на это законное право. Поэтому, в целях свободной реализации такими лицами своих прав Россия и Канада приняли законы, предусматривающие письменный учет аборигенов. Такое решение является одним из выходов из ситуации, сложив-шейся по вопросу доказывания принадлежности лица к этническим общно-стям, имеющим право на осуществление предусмотренных законодательст-вом прав.

Ключевые слова: коренные малочисленные народы, индейцы Канады, ин-дейский реестр, список коренных малочисленных народов.

В аборигенной среде принадлежность лица к этнической группе определяется

специальными правилами, основанными на социальных, семейных, общинных и родст-венных связях. Но такие правила имеют значение только во взаимоотношениях ме-жду аборигенами. Они ограничены их средой и не обеспечивают реализацию прав, гарантированных законодательством. Решением этого вопроса для Российской Фе-дерации и Канады явилось формирование единого списка аборигенов.

Централизованный реестр индейцев в Канаде существует с 1951 года. За время его действия выявлены множество нюансов, вопросов и проблем, связанных с самой идеей введения реестра, правилами регистрации индейцев и вытекающих из них кон-фликтов между индейцами. В Российской Федерации закон о ведении списка коренных малочисленных народов (далее – малочисленные народы) был принят в 2020 году, по-этому говорить о каких-либо последствиях введения списка пока рано. Однако, сравнение канадского опыта ведения реестра индейцев и российских правил фор-мирования списка лиц, относящихся к малочисленным народам по таким вопросам как цели формирования списка, определение лиц, имеющих право быть включен-ным в список, а также предоставляемых им прав, позволит выявить особенности, ха-рактерные для каждой федерации. Кроме этого, на основе канадского опыта воз-можно выявление вопросов, которые могут возникнуть в результате включения в список одних лиц и не включения в него других.

Рассмотрим цели формирования списка. Коренные малочисленные народы Рос-сийской Федерации – это народы, проживающие на территориях традиционного расселения своих предков, сохраняющие традиционные образ жизни, хозяйствен-

* Захарова Катарина Айаровна, Институт законодательства и сравнительного правоведения

при Правительстве Российской Федерации, преподаватель-исследователь, г. Якутск, Россия. E-mail: [email protected]


66

ную деятельность и промыслы, насчитывающие в Российской Федерации менее 50 тысяч человек и осознающие себя самостоятельными этническими общностями [1]. Кроме аборигенного законодательства, регулирующего вопросы реализации и развития конституционных гарантий защиты прав малочисленных народов, под-держания и сохранения их традиционных образа жизни и хозяйственной деятельно-сти и социально-экономического развития положения, предусматривающие особен-ности регулирования общественных отношений с участием малочисленных народов и их общин содержит отраслевое законодательство.

Для реализации предусмотренных аборигенным и отраслевым законодатель-ством прав, субъективное отнесение себя к малочисленному народу недостаточно. Необходим официальный документ, подтверждающий принадлежность лица к ма-лочисленному народу. Так, до 1997 года выдавались вкладыши к паспорту, в кото-ром прописывалась национальность. После отмены вкладышей малочисленные на-роды доказывали свою национальную принадлежность разными способами. Напри-мер, общины выдавали справки своим членам, в котором указывалась националь-ность. Но такие справки не принимались уполномоченными органами, поэтому при-ходилось обращаться в суды. Но и здесь им не всегда удавалось доказывать факт принадлежности к малочисленным народам. Таким образом, проблема доказывания национальной принадлежности была ясной и требовала решения.

В связи с этим для обеспечения реализации социальных и экономических прав лиц, относящихся к малочисленным народам, в случаях, предусмотренных законо-дательством, был принят Федеральный закон от 06.02.2020 № 11-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О гарантиях прав коренных малочисленных на-родов Российской Федерации» в части установления порядка учета лиц, относящих-ся к коренным малочисленным народам» [2]. Целью создания списка является обес-печение реализации предоставленных малочисленным народам социальных и эко-номических прав, в том числе на защиту их исконной среды обитания, сохранение традиционных образа жизни, хозяйственной деятельности и промыслов, замену во-енной службы альтернативной гражданской службой, сохранение и развитие само-бытной культуры, осуществление территориального общественного самоуправле-ния с учетом национальных, исторических и иных традиций.

В свою очередь изначальная цель формирования индейского реестра отличает-ся особой политикой в отношении индейцев, которая выражалась в попытках пре-вращения их в настоящих граждан Канады, например, сельскохозяйственных работ-ников, работников церкви или просто людей с высшим образованием.

Приступая к рассмотрению вопроса о том, кто имеет право на включение в спи-сок аборигенов, отметим, что в Канаде он является сложным, многогранным и про-тиворечивым, который привел к фундаментальным социальным проблемам, явился причиной многих конфликтов, которые возникали не только между индейцами и правительством, но и между самими индейцами.

Впервые юридический термин «индеец» появился в 1850 году и являлся самым широким по своему содержанию. Он включал любое лицо индейского происхожде-ния или крови, любое лицо, которое считалось принадлежащим к определенной группе индейцев и любое лицо, состоящее в браке с индейцем или усыновленное в индейскую семью.

Постепенно определение индейцев менялось в сторону сужения и лишения права называться индейцем. Так, с 1869 года индейские женщины, вышедшие замуж


67

за не индейца, утрачивали свой статус, а их дети не считались индейцами в соответ-ствии с законом. Конституция Канады 1867 года установила, что индейцы и земли, за-резервированные для индейцев, находятся в федеральной юрисдикции и поэтому пол-номочия по определению того, кто является индейцем, принадлежат правительству.

В связи с этим первый закон об индейцах, который был принят в 1876 году, в части определения того, кто является индейцем, подчеркивал мужское происхож-дение. Согласно закону индеец определялся как лицо мужского пола индейской кро-ви, принадлежащий к определенной общине; ребенок такого лица; женщина, которая законно состояла в браке с таким человеком. Стоит также подчеркнуть, что закон пре-дусматривал принудительное лишение индейского статуса в случае получения лицом высшего образования или религиозного чина. Такое лишение было связано с полити-кой ассимиляции коренных народов канадского государства того времени.

Централизованный реестр индейцев появился в 1951 году. Зарегистрирован-ные индейцы теперь назывались статусными индейцами. Ими, как правило, были члены общины, они имели право жить в резервации, голосовать за совет общины и ее вождя, участвовать в финансовых вопросах общины, владеть и наследовать соб-ственность в резервации. Однако, основные положения закона были направлены на сужение термина «индеец». Например, женщина, вышедшая замуж за неиндейца, не имела права на регистрацию и теряла свой статус после замужества. Если мужчина включался в реестр или исключался из него, то его жена и дети автоматически включались или исключались. Было введено правило «двойной матери», которое лишало индейского статуса лицо при достижении им 21 года, если его мать и ба-бушка по отцовской линии получили статус в результате брака с индейцем, то есть не были признаны индейцами до вступления в брак.

Положения, лишающие женщин статуса после брака с не индейцем, были объ-явлены дискриминационными, вызвали общественную критику и привели к судеб-ным разбирательствам международного уровня. Например, в ООН рассматривалось дело Сандры Лавлейс [6]. Как и многие женщины, она была лишена индейского ста-туса из-за брака с не индейцем. После распада ее брака она решила вернуться в ре-зервацию, но община запретила ей возвращаться. Комитет ООН по правам человека заключил, что права С.Лавлейс были нарушены в соответствии со статьей 27 Меж-дународного пакта о гражданских и политических правах, которая гарантирует ли-цам, принадлежащим меньшинствам, пользоваться своей культурой, исповедовать свою религию и исполнять ее обряды, а также пользоваться родным языком.

В целях устранения из Закона об индейцах дискриминационных положений в 1985 году был принят Билль С-31 (далее – Билль), направленный на восстановле-ние членских прав и усиление контроля общины по внутренним вопросам. Билль также исключил положения о добровольном и принудительном лишении статуса, позволил женщинам восстанавливать индейский статус и наделил общины полно-мочием по определению собственных правил членства.

После принятия Билля индейские женщины начали активно восстанавливать свой статус. Однако после восстановления статуса они столкнулись с новыми про-блемами, такими как отказ общины детям восстановленных в статусе женщин по-сещать школы, контролируемые общиной [7]. Некоторые проблемы были напрямую связаны с другим положением Билля – положением об установлении общинами соб-ственного общинного членства, которые могли полностью отличаться от правил ре-гистрации индейцев согласно Закону об индейцах. Требования общины имели как


68

открытый, так и более закрытый характер. Причинами ограничительного характера приема в общинное членство являлись нехватка земли, ресурсов, жилья, инфра-структуры в резервациях и отсутствие гарантии увеличения финансирования со стороны государства. Это привело к тому, что статусный индеец не мог быть вклю-чен в общинный реестр, если не соответствовал требованиям устава общины, и на-оборот. Кроме этого, возникали конфликты, вызванные запретом общины проживаю-щим за пределами резервации членам общины, участвовать в выборах общины [8].

Другая важная проблема заключалась в сохранении патрилинейного наследия, а именно в сложной процедуре регистрации детей с неустановленным или непри-знанным отцовством. Случаи неустановленного и непризнанного отцовства оказы-вали негативное воздействие на женщин и представляли собой дискриминацию по признаку пола и семейного положения.

Также Билль ввел 2 способа регистрации. Зарегистрированные по первому спо-собу имели преимущества перед зарегистрированными по второму способу, так как их дети автоматически получали право на регистрацию. Это приводило к тому, что родственники регистрировались разными способами, и правовое положение их де-тей отличалось, в результате чего возникали родственные конфликты.

Таким образом, несмотря на цель принятия Билля, направленной на борьбу с гендерной дискриминацией, в результате его действия не только наблюдалось со-храняющееся неравенство, но и появились новые формы дискриминации. Недоволь-ство вызывало лишение статусных индейцев возможности приобщиться в абори-генную среду, ее традициям и культуре. Поэтому вопрос регистрации индейцев ха-рактеризовался как «самый спорный вопрос в политике Канады в отношении ин-дейцев» того времени [9].

В настоящее же время Закон об индейцах гарантирует регистрацию внукам и правнукам женщин, потерявших статус в результате вступления в брак с не индей-цем. Кроме этого, рожденные вне брака дети женского пола, и их потомки с 1951 года, также имеют право на регистрацию.

В Российской Федерации на включение в список имеют право все лица, незави-симо от пола и относящие себя к одному из 47 наименований малочисленных наро-дов [3]. При этом они должны проживать в местах традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности, перечень которых утвержден Прави-тельством Российской Федерации [4]. В свою очередь в Канаде Закон об индейцах регистрирует только индейцев, несмотря на то, что в соответствии с Конституцион-ным Актом Канады 1982 года к коренным народам Канады также относятся метисы и инуиты. Следующее отличие заключается в отсутствии требования к статусным индейцам проживать на определенной территории. Поэтому они могут проживать как в резервациях, так и вне резерваций, а также на аборигенных территориях или общих землях. Это объясняется тем, что права, предоставляемые статусным индей-цам, не связаны с осуществлением традиционного хозяйствования на исконно зани-маемых ими территориях, как это требуется в Российской Федерации.

В список малочисленных народов включаются лица, у которых имеется доку-мент, удостоверяющий национальную принадлежность. К таким документам отно-сятся вкладыш к паспорту, судебные решения и свидетельство о рождении. Наличие доказательства принадлежности к малочисленным народам, вероятно, является га-рантией включения в список. Поэтому не исключено, что малочисленные народы будут продолжать обращаться в суды для установления своей национальной при-


69

надлежности для последующего включения в список. С этой точки зрения включе-ние в реестр осложняется и затягивается на неопределенное время. Также непонят-но, как будет регулироваться ситуация в случае следующей цепочки действий: об-ращение в суд для установления национальной принадлежности; вынесение реше-ния не в пользу малочисленного народа; обращение лица, который не смог доказать свою национальную принадлежность в суде в уполномоченный орган для включе-ния в список. Вероятность возникновения таких случаев велика, так как, несмотря на одинаковые аргументы, свидетельствующие, по мнению истца, о его принадлеж-ности к малочисленным народам в разных субъектах Российской Федерации выно-сятся разные решения. В одних случаях иски удовлетворяются, в других – нет. Не ис-ключено, что подобные обстоятельства и ситуации с учетом занимаемого времени, отдаленности проживания от мест расположения судов и других факторов могут от-бить желание включаться в список малочисленных народов.

Одним из сведений, предоставляемых в уполномоченный орган для включения в список, являются сведения о членах семьи. Отсутствие правоприменительной практики не позволяет утверждать о конкретных последствиях предоставления или не предоставления таких сведений, но канадский опыт показал, что принадлежность к одной семье не гарантирует регистрацию, а отказ некоторым родственникам в ре-гистрации подрывает семейные отношения.

Другими сведениями, предоставляемым для включения в список, являются сведения о членстве в общине малочисленных народов (при наличии). Представля-ется, что лицо, которое не является членом общины, может быть включено в список. Закон позволяет главам общины предоставлять в уполномоченный орган список всех членов общины. В этом плане российские правила учитывают общинное член-ство, которое может быть основано как раз на семейных, родственных и социальных правилах.

Какие права предоставляются малочисленным народам, включенным в единый перечень и статусным индейцам.

В Российской Федерации права малочисленных народов определены законода-тельством государства. Они как связаны с традиционным образом жизни, осуществ-лением традиционных видов хозяйственной деятельности, так и не связаны, напри-мер замена военной службы альтернативной гражданской службой, выход на пен-сию и получение некоторых лекарств бесплатно. Таким образом, эти права направ-лены на сохранение и развитие малочисленных народов и учитывают особенность их положения в многонациональном государстве.

В свою очередь, для статусных индейцев установлены такие государственные льготы, которые не затрагивают их самобытность. Статусным индейцам предостав-ляются налоговые льготы, обеспечивается покрытие ограниченного перечня меди-цинских услуг, например, офтальмологические и стоматологические услуги, некото-рые лекарства и медицинские принадлежности. В части образования дети со стату-сом имеют право на посещение школы, находящейся в резервации, а студенты могут подать заявление для получения финансовой помощи для обучения в высшем учеб-ном заведении.

В рамках рассматриваемой темы нельзя не обратить внимание на численный критерий. По определению малочисленные народы насчитывают менее 50.000 че-ловек. В комментарии к Федеральному закону написано, что «По мнению же авторов Комментария к Конституции РФ, количественный рубеж в 50 тыс. человек является


70

наиболее целесообразным. Он относительно стабилен, и народы, насчитывающие менее 50 тыс. человек, не смогут его преодолеть в результате естественного воспро-изводства в течение длительного времени» [5]. Но в связи с тем, что только вклю-ченные в список лица смогут свободно осуществлять все те права, которые преду-смотрены аборигенным и отраслевым законодательством, малочисленные народы будут заинтересованы во включении в список. Такая ситуация может привести к то-му, что некоторые малочисленные народы в результате включения в список выйдут за предел 50 тысяч. Это вполне возможно, так как по итогам переписи 2010 года некото-рые малочисленные народы, например ненцы, составляли более 44 тысяч человек.

Относительно заинтересованности в получении индейского статуса стоит от-метить, что из-за того, что государственные льготы для статусных индейцев не свя-заны с традиционным хозяйствованием на традиционно занимаемых ими террито-риях, индейцы, которые не заинтересованы в получении налоговых, медицинских и образовательных льгот, могут не стремиться к получению статуса.

В отличие от Российской Федерации в Канаде численный критерий для индей-цев не устанавливается, однако, в результате введения индейского реестра данный вопрос все же был затронут. Так, за первые пять лет после принятия Билля с 1985 по 1990 гг. численность статусных индейцев выросла на 19%. Фактический рост на-много превысил ожидаемый, что привело к резкому увеличению статусных индей-цев и как следствие увеличению финансовой нагрузки на государственные про-граммы для статусных индейцев и общин в резервациях. Как было отмечено, из-за нехватки финансирования некоторые общины разработали сложные правила при-нятия в общину. Поэтому в течение нескольких лет Билль подвергался критике как сильно недооценивший количество заявителей.

Таким образом, введение списка аборигенов является деликатным вопросом, охватывающим, в том числе родственные отношения. Отсутствие правопримени-тельной практики в Российской Федерации не позволяет в полной мере анализиро-вать механизм включения в список и его последствия, но теоретические вопросы все же существуют. Например, о численности конкретного наименования малочислен-ного народа, сохранении необходимости обращения в суд для установления нацио-нальной принадлежности, предоставление сведений о родственниках и другие. Кроме этого, как показал канадский опыт, ведение списка может привести к нежела-тельным внутренним конфликтам между общинами, между малочисленными наро-дами, а также резкому увеличению финансовой нагрузки на государственные про-граммы, адресованные малочисленным народам.


1. Федеральный закон «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Россий-

ской Федерации» от 30 апреля 1999 г. N 82-ФЗ (в ред. от 13.07.2020 № 194-ФЗ) // Собрание законодательства РФ. – 1999. – № 18. – Ст. 2208.

2. Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон “О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации” в части установления по-рядка учета лиц, относящихся к коренным малочисленным народам» // Собрание законода-тельства РФ. – 2020. – № 6. – Ст. 590.

3. Постановление Правительства Российской Федерации от 24 марта 2000 г. № 255 «О Едином перечне коренных малочисленных народов Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 2000. – № 14. – Ст. 1493.


71

4. Распоряжение Правительства Российской Федерации от 8 мая 2009 г. № 631-р «Об утверждении перечня мест традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов Российской Федерации и перечня видов традиционной хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 2009. – № 20. – Ст.2493.

5. Велиева Д.С., Заметина Т.В. Комментарий к Федеральному закону от 30 апреля 1999 года № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Феде-рации» (постатейный). Электронный ресурс. ‒ URL: https://www.lawmix.ru/commlaw/399 (дата обращения: 14.05.2021).

6. Sandra Lovelace v. Canada, Communication No. 24/1977: Canada 30/07/81, UN Doc. CCPR/C/13/D/24/1977 //URL: https://www.escr-net.org/caselaw/2010/sandra-lovelace-v-canada- communication-no-241977-canada-300781-un-doc-ccprc13d241977 (дата обращения: 14.05.2021)

7. Canadian National Railway Co. v. Courtois [1988] 1 SCR 868. Электронный ресурс. – URL: https://decisions.scc-csc.ca/scc-csc/scc-csc/en/item/327/index.do (дата обращения: 14.05.2021)

8. Corbiere v. Canada (Minister of Indian and Northern Affairs). [1999] 2 SCR 203.P.14. Элек-тронный ресурс. – URL: https://scc-csc.lexum.com/scc-csc/scc-csc/en/item/1704/index.do (дата обращения: 14.05.2021)

9. D. Sanders. Indian Status: A Women’s Issue or an Indian Issue. Canadian Native Law Re-porter. Vol. 3. 1984. Pp. 30–39.

Для цитирования: Захарова К.А. К вопросу ведения списка коренных народов Канады и России:

статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 65–71. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.004

Katarina A Zakharova*

ON THE ISSUE OF MAINTAINING A LIST OF THE INDIGENOUS PEOPLES OF CANADA AND RUSSIA

Abstract. In this article, based on the Canadian experience of maintaining the

Indian register, the theoretical issues that may arise in the process of maintaining the list of indigenous small-numbered peoples of the Russian Federation are considered.

The Russian Federation and Canada guarantee the indigenous people living in their territories special, distinctive rights that are both related to the traditional way of life and are not related to them. It is true that such special rights should be enjoyed by persons who have a legitimate right to do so. Therefore, in order for such persons to freely exercise their rights, Russia and Canada developed laws providing for the writ-ten registration of indigenous people. Such a decision is one of the ways out of the situ-ation that has developed on the issue of proving that a person belongs to ethnic com-munities that have the right to exercise the rights provided by law.

Keywords: indigenous small-numbered peoples, Indians of Canada, Indian regis-ter, list of indigenous small-numbered peoples.

In an aboriginal environment, a person's ethnicity is determined by special rules

based on social, family, community and kinship ties. But such rules only matter in the rela-tionship between Aboriginal people. They are limited by their environment and do not en-

* Захарова Катарина Айаровна, Институт законодательства и сравнительного правоведения

при Правительстве Российской Федерации, преподаватель-исследователь, г. Якутск, Россия. E-mail: [email protected]


72

force the rights guaranteed by law. The solution to this issue for the Russian Federation and Canada was the formation of a single list of aborigines.

A centralized register of Indians in Canada has existed since 1951. During its opera-tion, many nuances, questions and problems have been identified related to the very idea of introducing a register, the rules for registering Indians and the resulting conflicts be-tween Indians. In the Russian Federation, the law on maintaining the list of indigenous small-numbered peoples (hereinafter referred to as small-numbered peoples) was adopted in 2020, so it is too early to talk about any consequences of introducing the list. However, a comparison of the Canadian experience of maintaining the register of Indians and the Russian rules for compiling a list of persons belonging to small peoples on such issues as the purpose of forming the list, determining persons eligible to be included in the list, as well as the rights granted to them, will reveal the features characteristic of each federation. In addition, based on Canadian experience, it is possible to identify issues that may arise from the inclusion of some individuals in the list and not including others.

Let's consider the goals of forming the list. The indigenous small peoples of the Russian Federation are peoples living in the territories of traditional settlement of their ancestors, pre-serving their traditional way of life, economic activity and crafts, numbering less than 50 thou-sand people in the Russian Federation and realizing themselves as independent ethnic com-munities [1]. In addition to aboriginal legislation governing the implementation and develop-ment of constitutional guarantees for the protection of the rights of indigenous peoples, main-taining and preserving their traditional way of life and economic activity and socio-economic development, provisions providing for the specifics of regulating social relations with the par-ticipation of indigenous peoples and their communities contains sectoral legislation.

To exercise the rights provided for by aboriginal and sectoral legislation, subjective self-identification with a small people is not enough. An official document is required con-firming that the person belongs to a small people. So, until 1997, passport inserts were is-sued, in which nationality was registered. After the abolition of the inserts, small peoples proved their nationality in various ways. For example, communities issued certificates to their members, which indicated nationality. But such certificates were not accepted by the authorized bodies, so they had to go to the courts. But even here they did not always suc-ceed in proving the fact of belonging to small peoples. Thus, the problem of proving natio-nality was clear and required a solution.

In this regard, to ensure the implementation of the social and economic rights of per-sons belonging to small-numbered peoples, in the cases provided for by law, Federal Law No. 11-ФЗ dated 06.02.2020 "On Amendments to the Federal Law" On Guarantees of the Rights of Indigenous Small-Numbered Peoples Of the Russian Federation "in terms of es-tablishing the procedure for registering persons belonging to indigenous peoples" [2]. The purpose of creating the list is to ensure the implementation of the social and economic rights granted to small peoples, including the protection of their original habitat, the pre-servation of traditional lifestyles, economic activities and crafts, the replacement of mili-tary service with an alternative civil service, the preservation and development of an origi-nal culture, the implementation of territorial public self-government, taking into account national, historical and other traditions.

In turn, the original purpose of the formation of the Indian register is distinguished by a special policy towards the Indians, which was expressed in attempts to turn them into real citizens of Canada, for example, agricultural workers, church workers, or simply people with higher education.


73

Starting to consider the question of who is eligible for inclusion in the Aboriginal list, we note that in Canada it is complex, multifaceted and controversial, which led to funda-mental social problems, was the cause of many conflicts that arose not only between the Indians and the government. but also between the Indians themselves.

For the first time the legal term "Indian" appeared in 1850 and was the broadest in its content. It included any person of Indian descent or blood, any person who was considered to belong to a particular group of Indians, and any person who was married to an Indian or adopted into an Indian family.

Gradually, the definition of Indians changed towards narrowing and depriving the right to be called an Indian. Thus, since 1869, Indian women who married a non-Indian lost their status, and their children were not considered Indians by law. The Canadian Constitution of 1867 established that Indians and lands reserved for Indians are under federal jurisdiction, and therefore the power to determine who is an Indian rests with the government.

In this regard, the first Indian law, which was passed in 1876, in terms of determining who is an Indian, emphasized male origin. According to the law, an Indian was defined as a male of Indian blood belonging to a particular community; a child of such a person; a woman who was legally married to such a person. It is also worth emphasizing that the law provided for the compulsory deprivation of Indian status in the event of a person re-ceiving a higher education or religious rank. This deprivation was associated with the poli-cy of assimilation of the indigenous peoples of the Canadian state at the time.

A centralized Indian register appeared in 1951. The registered Indians were now called status Indians. They, as a rule, were members of the community, they had the right to live on the reservation, vote for the council of the community and its leader, participate in the financial affairs of the community, own and inherit property on the reservation. How-ever, the main provisions of the law were aimed at narrowing the term "Indian". For exam-ple, a woman who married a non-Indian was not eligible for registration and lost her status after marriage. If a man was included or excluded from the register, then his wife and child-ren were automatically included or excluded. The “double mother” rule was introduced, which deprived a person of Indian status upon reaching the age of 21, if his mother and pa-ternal grandmother received status as a result of marriage with an Indian, that is, they were not recognized by the Indians before marriage.

Provisions depriving women of status after marriage to a non-Indian were declared discriminatory, drew public criticism and led to international litigation. For example, the UN considered the case of Sandra Lovelace [6]. Like many women, she was stripped of her Indian status due to her marriage to a non-Indian. After the breakup of her marriage, she decided to return to the reservation, but the community forbade her to return. The UN Human Rights Committee concluded that S. Lovelace's rights were violated in accordance with article 27 of the International Covenant on Civil and Political Rights, which guarantees persons belonging to minorities to enjoy their culture, practice their religion and practice its rites, as well as to use their relatives language.

In order to eliminate discriminatory provisions from the Indian Act, Bill C-31 (herei-nafter – the Bill) was adopted in 1985, aimed at restoring membership rights and streng-thening the control of the community on internal issues. The Bill also removed voluntary and involuntary revocation clauses, allowed women to regain Native American status, and empowered communities to determine their own membership rules.

After the Bill was passed, Native American women began to actively restore their status. However, after the restoration of status, they faced new problems, such as the


74

refusal of the community for the children of the restored women to attend schools controlled by the community [7]. Some of the problems were directly related to another provision in the Bill, the provision for communities to establish their own communal membership, which could be completely different from the Indian registration rules under the Indian Act. The community's demands were both open and more closed. The reasons for the restrictive nature of admission to community membership were the lack of land, resources, housing, infrastructure on reservations and the lack of guarantees of increased funding from the state. This led to the fact that a status Indian could not be included in the community register if he did not meet the requirements of the community charter, and vice versa. In addition, conflicts arose caused by the prohibition of the community for members of the community living outside the reservation to participate in the elections of the community [8].

Another important problem was the preservation of the patrilineal heritage, namely, the complex procedure for registering children with unidentified or unrecognized paternity. Cases of unidentified and unrecognized paternity had a negative impact on women and constituted discrimination based on gender and marital status.

Bill also introduced 2 registration methods. Those registered using the first method had advantages over those registered using the second method, since their children were automatically eligible for registration. This led to the fact that relatives were registered in different ways, and the legal status of their children was different, as a result of which there were family conflicts.

Thus, despite the Bill's goal of combating gender discrimination, it has not only resulted in persistent inequalities, but also in new forms of discrimination. Discontent was caused by the deprivation of status Indians of the opportunity to join the aboriginal environment, its traditions and culture. Therefore, the issue of registration of Indians was characterized as "the most controversial issue in Canadian policy towards Indians" at that time [9].

Currently, the Indian Act guarantees the registration of the grandchildren and great-grandchildren of women who have lost their status as a result of marriage to a non-Indian. In addition, female children born out of wedlock, and their descendants since 1951, are also eligible for registration.

In the Russian Federation, all persons, regardless of gender, and who identify themselves as one of the 47 names of indigenous peoples, have the right to be included in the list [3]. Moreover, they must live in places of traditional residence and traditional economic activity, the list of which is approved by the Government of the Russian Federation [4]. In contrast, in Canada, the Indian Act registers only Indians, despite the fact that, according to the Constitutional Act of Canada, 1982, the indigenous peoples of Canada also include mestizo and Inuit. The next difference lies in the absence of a requirement for status Indians to live in a certain territory. Therefore, they can live both on reservations and off-reservations, as well as in aboriginal areas or common lands. This is due to the fact that the rights granted to status Indians are not related to the implementation of traditional economic management in the territories they originally occupied, as is required in the Russian Federation.

The list of indigenous peoples includes persons who have a document certifying their nationality. Such documents include a passport insert, court decisions and a birth certificate. Proof of minority ethnicity is likely a guarantee of inclusion on the list. Therefore, it is possible that small peoples will continue to apply to the courts to establish


75

their nationality for subsequent inclusion in the list. From this point of view, inclusion in the register is complicated and delayed indefinitely. It is also unclear how the situation will be regulated in the case of the following chain of actions: going to court to establish nationality; making a decision not in favor of a small people; an appeal of a person who could not prove his nationality in court to the authorized body for inclusion in the list. The likelihood of such cases is high, since, despite the same arguments, which, according to the plaintiff, testify to his belonging to small peoples in different constituent entities of the Russian Federation, different decisions are made. In some cases, claims are satisfied, in others they are not. It is possible that such circumstances and situations, taking into account the time taken, the remoteness of residence from the locations of the courts and other factors, may discourage the desire to be included in the list of small peoples.

One of the information provided to the authorized body for inclusion in the list is in-formation about family members. The lack of law enforcement practice does not allow us to assert the specific consequences of providing or not providing such information, but the Canadian experience has shown that belonging to the same family does not guarantee reg-istration, and the refusal of some relatives to register undermines family relations.

Other information provided for inclusion in the list is membership information for the minority community, if any. It appears that a person who is not a member of the community could be included in the list. The law allows community leaders to submit to the authorized body a list of all community members. In this regard, Russian rules take into account community membership, which can be based precisely on family, kinship and social rules.

What rights are granted to small peoples included in a single list and status Indians. In the Russian Federation, the rights of indigenous peoples are determined by state

legislation. They are both related to the traditional way of life, the implementation of tradi-tional economic activities, and are not related, for example, the replacement of military service with an alternative civilian service, retirement and receiving some medicines for free. Thus, these rights are aimed at the preservation and development of small peoples and take into account the peculiarity of their position in a multinational state.

In turn, state benefits are established for status Indians that do not affect their identi-ty. Status Indians are provided with tax incentives, limited medical coverage, such as eye and dental services, certain medicines and medical supplies. In terms of education, status children are eligible to attend school on reservation, and students can apply for financial aid to study at a higher education institution.

Within the framework of the topic under consideration, one cannot but pay attention to the numerical criterion. By definition, small peoples number less than 50,000 people. In the commentary to the Federal Law it is written that “In the opinion of the authors of the Commentary to the Constitution of the Russian Federation, the quantitative threshold of 50 thousand people is the most appropriate. It is relatively stable, and peoples numbering less than 50 thousand people will not be able to overcome it as a result of natural repro-duction for a long time” [5]. But due to the fact that only those included in the list will be able to freely exercise all those rights that are provided for by aboriginal and sectoral leg-islation, small peoples will be interested in being included in the list. Such a situation may lead to the fact that some small peoples, as a result of being included in the list, will go beyond the limit of 50 thousand. This is quite possible, since according to the results of the 2010 census, some small peoples, for example the Nenets, numbered more than 44 thousand people.


76

Regarding the interest in obtaining Indian status, it is worth noting that due to the fact that state benefits for status Indians are not associated with traditional farming in the territories traditionally occupied by them, Indians who are not interested in receiving tax, medical and educational benefits may not seek obtaining a status.

Unlike the Russian Federation, Canada does not establish a numerical criterion for Indians, however, as a result of the introduction of the Indian register, this issue was still raised. So, in the first five years after the adoption of the Bill from 1985 to 1990. the num-ber of status Indians grew by 19%. Actual growth far exceeded expectations, resulting in a sharp increase in status Indians and, as a consequence, an increase in the financial bur-den on government programs for status Indians and communities on the reserves. As noted, due to a lack of funding, some communities have developed complex rules for ad-mission to the community. Therefore, Bill has been criticized for several years as grossly underestimating the number of applicants.

So, the introduction of a list of Aboriginal people is a delicate issue, including kinship relations. The lack of law enforcement practice in the Russian Federation does not allow a full analysis of the mechanism of inclusion in the list and its consequences, but theoretical questions still exist. For example, about the number of a specific name of a small people, the preservation of the need to go to court to establish nationality, the provision of infor-mation about relatives and others. In addition, as the Canadian experience has shown, keeping a list can lead to undesirable internal conflicts between communities, between small peoples, as well as a sharp increase in the financial burden on government programs addressed to small peoples.

Bibliographic list

1. Federal Law "On guarantees of the rights of indigenous peoples of the Russian Federation"

dated April 30, 1999 N 82-FZ (as amended on 13.07.2020 No. 194-FZ) // Collected Legislation of the Russian Federation. 1999. No. 18. Art. 2208.

2. Federal Law "On Amendments to the Federal Law "On Guarantees of the Rights of Indigen-ous Minorities of the Russian Federation" in terms of establishing the procedure for registering persons belonging to indigenous minorities" // Collected Legislation of the Russian Federation. 2020. No. 6. Art. 590.

3. Decree of the Government of the Russian Federation of March 24, 2000 No. 255 "On the Unified List of Indigenous Minorities of the Russian Federation" // Collected Legislation of the Rus-sian Federation. 2000. No. 14. Art. 1493.

4. Order of the Government of the Russian Federation of May 8, 2009 No. 631-r "On approval of the list of places of traditional residence and traditional economic activity of the indigenous peoples of the Russian Federation and the list of types of traditional economic activities of the indi-genous peoples of the Russian Federation" // Collected Legislation of the Russian Federation. 2009. No. 20. Art. 2493.

5. Velieva D.S., Zametina T.V. Commentary to the Federal Law of April 30, 1999 No. 82-FZ "On guarantees of the rights of the indigenous peoples of the Russian Federation" (itemized). Elec-tronic resource // URL: https://www.lawmix.ru/commlaw/399 (date of access: 05/14/2021).

6. Sandra Lovelace v. Canada, Communication No. 24/1977: Canada 30/07/81, UN Doc. CCPR / C / 13 / D / 24/1977 // URL: https://www.escr-net.org/caselaw/2010/sandra-lovelace-v-canada-communication-no-241977-canada-300781-un-doc-ccprc13d241977 (date accessed: 14.05.2021)

7. Canadian National Railway Co. v. Courtois [1988] 1 SCR 868. Electronic resource. – URL: https://decisions.scc-csc.ca/scc-csc/scc-csc/en/item/327/index.do (date accessed: 05/14/2021)


77

8. Corbiere v. Canada (Minister of Indian and Northern Affairs). [1999] 2 SCR 203.P.14. Elec-tronic resource // URL: https://scc-csc.lexum.com/scc-csc/scc-csc/en/item/1704/index.do (date accessed: 05/14/2021)

9. D. Sanders. Indian Status: A Women’s Issue or an Indian Issue. Canadian Native Law Re-porter. Vol. 3. 1984. Pp. 30–39.

For citation: Zakharova K.A. On the issue of maintaining a list of indigenous peoples of Canada and Russia: article // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (23). P. 71–77.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.004


78

С.И. Кириллов* С.В. Кривошеев**†

УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.005

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ АНТИКОРРУПЦИОННОГО ВОСПИТАНИЯ СТУДЕНТОВ В ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ

Аннотация. В настоящей статье рассматриваются вопросы антикор-

рупционного воспитания обучающихся в высших учебных заведениях. Определя-ются основные методы, направления антикоррупционного воспитания, пред-лагаются способы повышения эффективности обучения студентов правилам предупреждения и противодействия коррупции.

Авторы доказывают, что результативность антикоррупционного вос-питания будущих специалистов неразрывно связано с профессиональными компетенциями сотрудников соответствующих ведомств и зависит от мно-жества факторов.

Ключевые слова: антикоррупционное воспитание, студент, коррупция, предупреждение.

Противодействие коррупции является одним из приоритетных направлений

государственной политики на современном этапе развития российского общества. Как отметил Президент РФ В.В. Путин: «следует наращивать усилия в борьбе с экс-тремизмом и преступностью, жёстко пресекать коррупцию и нецелевое расходова-ние бюджета» [1].

Для противодействия коррупции предприняты и принимаются меры самого разного характера: политические, экономические, социальные, культурные, соци-ально – психологические, правовые, организационно-управленческие и т.д. В стране по данной проблеме проводится множество научных конференций [2, 3], опублико-вано огромное количество монографий, учебных пособий [4], научных статей [5], написаны и защищены кандидатские и докторские диссертации по многим научным специальностям. Однако, вместе с тем, о коренном переломе в противодействии коррупции говорить еще рано. Более того, коррупция постоянно видоизменяется, мимикрирует, корни ее уходят вглубь и вширь, она становится намного изощренной и социально опасной.

Постоянный рост числа правовых запретов, ограничений и предписаний, кото-рые посвящены противодействию коррупции, носят, в основном, декларативный ха-рактер. Они не только способствуют ограничению коррупции, но и вызывают ее развитие, обусловленное прямым игнорированием законодательства чиновниками всех ветвей государственной власти и органов местного самоуправления. Поражены коррупцией и правоохранительные органы, что вызывает весьма серьезные, фунда-ментальные негативные социальные последствия.

Значительное количество детерминант существования и развития коррупции в государственных и муниципальных органах, а также необходимость совершенст-

* Кириллов Станислав Иванович, профессор кафедры криминологии Московского университета

МВД РФ им. В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, профессор. E-mail: [email protected] ** Кривошеев Сергей Владимирович, доцент кафедры уголовного права и процесса Частного об-

разовательного учреждения высшего образования «Московский университет им. С.Ю. Витте», канди-дат юридических наук. E-mail: [email protected]


79

вования профилактического воздействия на нее неизбежно требует активизации правового воспитания лиц, обучающихся в высших учебных заведениях.

Антикоррупционное воспитание в данном аспекте предполагает формирование у студента антикоррупционных знаний, а также соответствующих моральных по-требностей, убеждений, установок, качеств и чувств, проявляющиеся в устойчивых формах поведения, отвечающих антикоррупционному идеалу [6]. Такое воспитание представляет процесс целенаправленного воздействия в специально организован-ных условиях. Его результат зависит от множества факторов, имеющих место в образовательном процессе студентов.

Антикоррупционное воспитание в высших учебных заведениях характеризует-ся определенной длительностью, непрерывностью, которое осуществляется в тече-ние всего обучения. Оно также должно быть комплексным, выражающимся в един-стве целей, задач, содержания, форм и методов воспитания. В процессе антикорруп-ционного воспитания важно обратить внимание и на такие обстоятельства, как ва-риативность и неопределенность его промежуточных и конечных результатов. Они могут проявить себя в течение весьма длительного промежутка времени. Дело в том, что даже при одинаковых условиях и одинаковых формах и методах воздейст-вия результаты правого воспитания могут быть различными. Это зависит, в частно-сти, от индивидуальных особенностей воспитуемых, их отношения к процессу вос-питания, профессиональных и личных качеств воспитателей. При этом антикорруп-ционное воспитание имеет двусторонний характер: процесс воспитания протекает не только в направлении от воспитателя к воспитуемому, но и от воспитанника к воспитуемому.

Обладая общей целевой направленностью антикоррупционное воспитание студентов ВУЗов, вместе с тем, имеет свои особенности. В первую очередь, это отно-сится к образовательным учреждениям, предлагающим получение высшего юриди-ческого образования, а так же к профильным учебным заведениям правоохрани-тельных органов, например, системы МВД РФ, ФСБ РФ, Министерства юстиции РФ и другие, в которых курсанты и слушатели получают не только специальное профес-сиональное образование, но и необходимое антикоррупционное воспитание.

При этом результативность антикоррупционного воспитания будущих специа-листов неразрывно связано с профессиональными компетенциями сотрудников со-ответствующих ведомств и зависит от множества факторов: особенностей органи-зации процесса правого воспитания, особенностей получаемой специальности, лич-ностных особенностей обучаемых и их количества, а также, что бесспорно, от каче-ственного состава преподавателей и других сотрудников, непосредственно прини-мающих участие в процессе антикоррупционного воспитания (преподаватели – ме-тодисты, начальники курсов, командиры взводов и т.д.).

Антикоррупционная направленность правового воспитания в специализиро-ванных образовательных учреждениях правоохранительных органов имеет, как ми-нимум, два объекта воздействия: во-первых, непосредственно направленное на кур-сантов и слушателей, и, во-вторых, опосредованное (на граждан, сотрудников), когда выпускники наделяются полномочиями применять право, использовать право и обяза-ны его соблюдать. Таким образом, одна и та же социальная группа (курсанты и слу-шатели) одновременно выступают в двух ипостасях, а именно, как объект антикор-рупционного воспитания в учебном заведении, а в дальнейшем – в качестве субъек-та правового воспитания в правоохранительной деятельности.


80

Абитуриенты, поступающие в ВУЗы по юридической специальности, а также, студенты, курсанты, слушатели, как объекты антикоррупционного воспитания, представляют особый социальный срез, их «делегируют» в образовательные учреж-дения самые различные социальные классы, социальные слои, социальные страты, социальные группы, социальные ячейки, социальные общины. Они характеризуются специфическими социально – демографическими, нравственно – психологическими и иными признаками, качествами и свойствами. Этот контингент обучающихся уже при поступлении в учебное заведение имеет определенный уровень правосознания и правовой культуры, отличается своим мировоззрением, в том числе, и отношени-ем к коррупции и коррупционным правонарушениям. Отмеченные и иные качества у обучающихся зарождаются и формируются в непосредственной микросреде: семье, школе, внешкольных учреждениях и т.п.

По данным исследования определенная их доля вполне адекватно воспринимает традиции и обычаи, сложившиеся в среде коррупционеров. В этой связи, предполагает-ся, что основы антикоррупционного воспитания и обучения должны быть заложены на самых ранних стадиях получения специального профессионального образования.

Представляется весьма продуктивным вычленение объекта антикоррупцион-ного воспитания на отдельные элементы, и оценивать его как систему: абитуриент – студент – выпускник. Такой подход требует тщательного и продуманного подхода выбора форм и методов образования антикоррупционного стандарта студентов.

Начало процесса получения профессионального образования в ВУЗах наряду с антикоррупционным воспитанием необходимо начинать не только с первых дней пребывания обучающихся в образовательном учреждении, но и в период учебы бу-дущих абитуриентов в средних образовательных школах, гимназиях, лицеях, кол-леджах. Именно на первоначальном этапе антикоррупционного обучения заклады-ваются основы правомерного поведения, возникает и развивается мотивация к са-мовоспитанию и самосовершенствованию, что впоследствии обеспечивает высокую эффективность антикоррупционного воспитания студентов.

Вдумчивый и весьма строгий отбор абитуриентов безусловно предполагает на-личие определенного, находящегося на достаточно высоком уровне, у студентов иммунитета к коррупционным проявлениям. Однако, в то же время, указанное об-стоятельство абсолютно не исключает наличие у них мотивации коррупционной направленности. Поэтому неизбежной становится проблема своевременного выяв-ления этой незначительной части студентов с целью их антикоррупционного воспи-тания, то есть переориентации их взглядов, убеждений, установок, ценностей, кото-рые были сформированы ранее.

Антикоррупционное воспитание студентов предполагает формирование и на-копление не только определенных знаний, но и развитие морально-духовных ка-честв, что непосредственно связано с культурным, физическим, эстетическим и да-же, определенным образом, религиозным воспитанием. Оно должно проявить себя в устойчивых формах поведения, в правовом сознании и правовой культуре.

В целом, это можно представить как идеальную модель антикоррупционного поведения, именуемого в литературе как антикоррупционный стандарт, антикор-рупционная позиция, антикоррупционное сознание, антикоррупционная культура и т.д. Она (модель соответствующего поведения), в конечном счете, определяет го-товность выпускников – будущих должностных лиц, общественных деятелей и т.п. к антикоррупционному поведению.


81

Анализ практической деятельности образовательного процесса показывает, что в антикоррупционном воспитании студентов основной упор делается на «нор-мативный подход», предполагающий только передачу информации о действующем законодательстве. При этом вне поля зрения остаются весьма важные и существен-ные вопросы, как умение правильно оценивать коррупцию в реальной действитель-ности, анализировать нормативные акты, касающихся данного явления с точки зре-ния их достоинств и недостатков, пробелов, развитие антикоррупционной активно-сти, а также учет морально – нравственной основы правомерного поведения.

Безусловно, качественное антикоррупционное воспитание требует наличия определенных условий. Одним из них является качественно – количественный со-став преподавателей, доцентов, профессоров образовательных учреждений. Следует отметить, что их профессиональный уровень должен быть сформирован не только теоретически, но они также, что, безусловно, должны иметь определенный практи-ческий опыт работы в правоохранительных органах, органах муниципальной и го-сударственной службы. Вместе с тем, остаются нерешенными отдельные вопросы взаимодействия и координации различных специалистов, участвующих в антикор-рупционном воспитании студентов.

Следует отметить, что эффективность формирования антикоррупционной по-зиции обучающихся находится в прямой зависимости от совместных и целенаправ-ленных усилий профессорско-преподавательского состава различных кафедр, глав-ным образом социологии, педагогики, психологии, криминологии, уголовного права, уголовного процесса, уголовно-исполнительного права. В этом контексте важным является, на наш взгляд, разработка и внедрение в учебный процесс методических рекомендаций по совершенствованию антикоррупционного воспитания с опорой на достижения социологии, психологии, педагогики, наук криминального цикла.

В современных условиях особое значение приобретают диагностика и монито-ринг качества проводимых мероприятий и деятельности по антикоррупционному воспитанию. Они должны осуществляться на всех курсах обучения студентов в обра-зовательных учреждениях.

Результативность антикоррупционного воспитания во многом зависит и от учета их личностных индивидуальных особенностей. Главный смысл индивидуаль-но-воспитательной работы в том, чтобы обучающийся нашел в себе точку опоры, необходимую для последующего искоренения тенденции антикоррупционного по-ведения и не поддастся соблазну и искушению.

Основным организационными положениями такой деятельности является це-леустремленность, непрерывность, объективность, активность, оперативность, со-блюдение норм профессиональной этики.

Индивидуальное антикоррупционное воспитание осуществляется в ходе бесед, наблюдений, анализа документов, которые характеризуют обучающегося. В воспи-тательном процессе применяется также опрос, тестирование, социометрия, психоло-гический тренинг, интервью, анализ результатов деятельности студентов.

Основными и наиболее действенными методами антикоррупционного воздей-ствия на студентов, как показывает практика, являются убеждение, стимулирование и приучение. Но при этом не один из них, взятый в отдельности, самостоятельно, не может эффективно решать задачи антикоррупционного воспитания. Только взятые в единстве, во взаимосвязи, усиливая и дополняя друг друга, они позволят достичь желаемых результатов.


82

Немаловажным условием организации антикоррупционного воспитания сту-дентов является и их внеучебная деятельность. Она предусматривает работу науч-ных кружков, участие в конференциях, круглых столах, встречи с сотрудниками пра-воохранительных органов, органов судейского сообщества, представителей общест-венных и религиозных организаций. Это и многое другое во многом способствуют активизации антикоррупционного воспитания, позволяют достижению более высо-кого уровня нравственно – духовных начал будущих специалистов в различных об-ластях деятельности государства.


1. Путин В.В. Поздравление по случаю Дня работника прокуратуры 12.01.2021 г. //

URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/64882 (дата обращения 20.01.2021). 2. Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве

Российской Федерации 21 апреля 2021 г. провел в очно – дистанционном формате Десятый Евразийский антикоррупционный форум на тему «Конституционно-правовые ориентиры противодействия коррупции» (далее – Форум). Проведение Институтом ежегодного Евра-зийского антикоррупционного форума предусмотрено подп. «а» п. 31 Национального плана противодействия коррупции на 2018–2020 годы, утвержденного Указом Президента Рос-сийской Федерации от 29 июня 2018 г. № 378. Работа Форума традиционно направлена на междисциплинарный обмен актуальными знаниями и опытом в различных аспектах проти-водействия коррупции между отечественными и зарубежными учеными, экспертами и практиками, представляющими широкий спектр научной и практической деятельности // https://проконференции.рф/events/mezhdunarodnaya-nauchno-prakticheskaya-konferent-siya-desyatyj-evrazijskij- antikorruptsionnyj- forum- konstitutsionno- pravovye- orientiry- protivodejst- viya-korruptsii/.

3. Казанский инновационный университет имени В.Г. Темирясова 27 ноября 2020 года провел X Всероссийскую научно-практическую конференцию с международным участием «Диалектика противодействия коррупции» //https://ieml.ru/enlightenment/dialektika/

4. Артемьев, А. Б. Антропология коррупции [Текст]: монография / А. Б. Артемьев; под ред. С. А. Комарова. – СПб.: Изд-во Юридического ин-та, 2011. – 270 с.; Коррупция: основные тенденции противодействия: монография; [под ред. Л.А. Андреевой]. – Новосибирск: Изд. «СибАК», 2015. – 196 с.; Противодействие коррупции: новые вызовы: монография / С.Б. Ива-нов, Т.Я. Хабриева, Ю.А. Чиханчин [и др.]; отв. ред. Т.Я. Хабриева. – М.: Институт законода-тельства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации: ИНФРА-М, 2016. – 384 с.; Коррупция в современной России: понятие, причины, противодей-ствие: коллективная монография / под ред. С.Н. Чурилова, Н.С. Грудинина. – М.: Издательст-во РГСУ, 2017. – 174 с.; Противодействие коррупции: конституционно-правовые подходы: коллективная монография / отв. редактор и руководитель авторского коллектива доктор юридических наук, профессор Авакьян С.А. – М.: Юстицинформ, 2016. – 512 с.; Коррупция: глобальные вызовы, региональное измерение. Исследования Брянских ученых / коллектив-ная монография – Брянск: Изд-во Брянского филиала РАНХиГС, 2019. – 124 с.; Ванновская, О. В. Психология коррупционного поведения государственных служащих: монография / О. В. Ван-новская. – 2-е изд., стер. – М.: Издательство Юрайт, 2018. – 251 с. и др.

5. Артемьев А.Б., Комаров С.А. Коррупция как объективное явление: концепция иссле-дования: статья //Юридическая мысль. – 2010. – № 4. – С. 14–19; Артемьев А.Б., Жаксылык М.Ж., Комаров С.А. Коррупция и произвол: категории в теории государства и права: статья // Сборник материалов научно-теоретической конференции 6–8 декабря «XI Ауэзовские чте-ния». – Шымкент: Изд-во ЮКГУ, 2012; Артемьев А.Б., Комаров С.А. Коррупция как научная категория: статья // Право и государство: теория и практика. – 2012. – № 4. – С. 6–10; Гуров В.А., Комаров С.А., Курмаев Р.М., Оспенников Ю.В., Хачатуров Р.Л. Противодействие коррупции


83

в период Московского государства: статья // ASTRA Salvensis, Supplement № 1, 2019. Р. 591–597; Komarov S., Mamedov A. Luxury: past and present in Russian society: article // Dilemas con-temporáneos: educación, política y valores //http://www. dilemascontemporaneoseducacionpoliti-cayvalores.com/ Año: VII Número: Edición Especial Artículo no.: 70. Período: Decembre, 2019 и др.

6. Рыбалкин Д.А. О развитии антикоррупционной позиции курсантов // Ученые запис-ки Казанского юридического института МВД РФ. – Том 1. – Казань, 2016. – С. 73–75.

Для цитирования: Кириллов С.И., Кривошеев С.В. Некоторые аспекты антикоррупционного вос-

питания студентов в образовательном процессе: статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 78–83.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.005

Stanislav I. Kirillov* Sergey V. Krivosheev**

SOME ASPECTS OF ANTI-CORRUPTION EDUCATION

OF STUDENTS IN THE EDUCATIONAL PROCESS

Abstract. This article examines the issues of anti-corruption education of stu-dents in higher educational institutions. The main methods, directions of anti-corruption education are determined, methods of increasing the effectiveness of teach-ing students the rules of preventing and combating corruption are proposed.

The authors argue that the effectiveness of anti-corruption education of future specialists is inextricably linked with the professional competencies of employees of the relevant departments and depends on many factors.

Keywords: anti-corruption education, student, corruption, prevention.

Anti-corruption is one of the priority directions of state policy at the present stage of de-velopment of Russian society. As noted by the President of the Russian Federation V.V. Putin: “efforts should be stepped up in the fight against extremism and crime, and corruption and misappropriation of the budget should be tackled” [1].

To combat corruption, measures of a very different nature have been and are being taken: political, economic, social, cultural, socio-psychological, legal, organizational and managerial, etc. Many scientific conferences are held in the country on this problem [2, 3], a huge number of monographs, textbooks [4], scientific articles [5] have been published, candidate and doctoral dissertations have been written and defended in many scientific specialties. However, at the same time, it is too early to talk about a radical change in the fight against corruption. Moreover, corruption is constantly changing, mimicking, its roots go deep and wide, it becomes much more sophisticated and socially dangerous.

The constant growth in the number of legal prohibitions, restrictions and regulations that are dedicated to combating corruption are mainly declarative in nature. They not only help to limit corruption, but also cause its development, caused by direct disregard of legis-

* Kirillov Stanislav Ivanovich, professor of department of criminology Moscow University of the Minis-

try of Internal Affairs of the Russian Federation named after V.J. Kikotya, Doctor of Legal Sciences, Professor. E-mail: [email protected]

** Krivosheev Sergey Vladimirovich, Associate Professor of the Department of Criminal Law and Proce-dure of the Private Educational Institution of Higher Education “Moscow University named after S.Yu. Witte”, candidate of legal sciences. E-mail: [email protected]


84

lation by officials of all branches of government and local government. Law enforcement agencies are also affected by corruption, which causes very serious, fundamental negative social consequences.

A significant number of determinants of the existence and development of corruption in state and municipal bodies, as well as the need to improve the preventive impact on it, inevitably requires the activation of legal education of persons studying in higher educa-tional institutions.

Anti-corruption education in this aspect involves the formation of a student's anti-corruption knowledge, as well as the corresponding moral needs, beliefs, attitudes, quali-ties and feelings, manifested in stable forms of behavior that meet the anti-corruption ideal [6]. Such upbringing is a process of purposeful influence in specially organized conditions. Its result depends on many factors that take place in the educational process of students.

Anti-corruption education in higher educational institutions is characterized by a cer-tain duration, continuity, which is carried out throughout the training. It should also be comprehensive, expressed in the unity of goals, objectives, content, forms and methods of education. In the process of anti-corruption education, it is important to pay attention to such circumstances as the variability and uncertainty of its intermediate and final results. They can manifest themselves for a very long period of time. The fact is that even under the same conditions and the same forms and methods of influence, the results of right educa-tion can be different. It depends, in particular, on the individual characteristics of the edu-cated, their attitude to the upbringing process, the professional and personal qualities of educators. At the same time, anti-corruption education has a two-sided character: the process of education proceeds not only in the direction from the educator to the educated, but also from the pupil to the educated.

Having a general target orientation, anti-corruption education of university students, at the same time, has its own characteristics. First of all, this applies to educational institu-tions offering higher legal education, as well as to specialized educational institutions of law enforcement agencies, for example, the system of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, the Federal Security Service of the Russian Federation, the Ministry of Justice of the Russian Federation and others, in which cadets and students receive not only special professional education, but also the necessary anti-corruption education.

At the same time, the effectiveness of anti-corruption education of future specialists is inextricably linked with the professional competencies of employees of the relevant departments and depends on many factors: the peculiarities of the organization of the process of legal education, the characteristics of the specialty received, the personal characteristics of the students and their number, as well as, undoubtedly, on the qualitative composition of teachers and others. employees directly involved in the process of anti-corruption education (teachers – methodologists, heads of courses, platoon commanders, etc.).

The anti-corruption orientation of legal education in specialized educational institu-tions of law enforcement agencies has at least two objects of influence: firstly, directly aimed at cadets and listeners, and, secondly, indirectly (on citizens, employees), when gra-duates endow are the powers to exercise the law, to use the right and are obliged to ob-serve it. Thus, one and the same social group (cadets and listeners) simultaneously act in two hypostases, namely, as an object of anti-corruption education in an educational institu-tion, and later – as a subject of legal education in law enforcement activities.

Applicants entering universities in the legal specialty, as well as students, cadets, trainees, as objects of anti-corruption education, represent a special social section, they are


85

"delegated" to educational institutions of various social classes, social strata, social strata, social groups , social cells, social communities. They are characterized by specific socio – demographic, moral – psychological and other signs, qualities and properties. This contin-gent of students, already upon entering an educational institution, has a certain level of le-gal awareness and legal culture, is distinguished by its worldview, including its attitude to corruption and corruption offenses. The noted and other qualities in students arise and are formed in the immediate microenvironment: family, school, out-of-school institutions, etc.

According to the research, a certain percentage of them quite adequately perceive the traditions and customs that have developed among corrupt officials. In this regard, it is as-sumed that the foundations of anti-corruption education and training should be laid at the earliest stages of obtaining special professional education.

It seems very productive to isolate the object of anti-corruption education into sepa-rate elements, and evaluate it as a system: applicant – student – graduate. This approach requires a careful and thoughtful approach to the choice of forms and methods of education of students' anti-corruption standards.

The beginning of the process of obtaining vocational education in universities, along with anti-corruption education, must begin not only from the first days of students' stay in an educational institution, but also during the period of study of future applicants in sec-ondary schools, gymnasiums, lyceums, colleges. It is at the initial stage of anti-corruption education that the foundations of lawful behavior are laid, motivation for self-education and self-improvement arises and develops, which subsequently ensures high efficiency of anti-corruption education of students.

Thoughtful and very strict selection of applicants certainly presupposes that students have a certain immunity to corruption, which is at a fairly high level. However, at the same time, this circumstance does not absolutely exclude the presence of corruption motivation in them. Therefore, the problem of timely identification of this insignificant part of students with the aim of their anti-corruption education, that is, reorientation of their views, beliefs, attitudes, values that were formed earlier, becomes inevitable.

Anti-corruption education of students involves the formation and accumulation of not only certain knowledge, but also the development of moral and spiritual qualities, which is directly related to cultural, physical, aesthetic and even, in a certain way, religious educa-tion. It must manifest itself in sustainable forms of behavior, in legal consciousness and le-gal culture.

In general, this can be presented as an ideal model of anti-corruption behavior, re-ferred to in the literature as an anti-corruption standard, anti-corruption position, anti-corruption consciousness, anti-corruption culture, etc. It (the model of appropriate beha-vior) ultimately determines the readiness of graduates – future officials, public figures, etc. anti-corruption behavior.

An analysis of the practical activities of the educational process shows that in the an-ti-corruption education of students, the main emphasis is placed on the "normative ap-proach", which involves only the transfer of information about the current legislation. At the same time, very important and significant issues remain outside the field of vision, such as the ability to correctly assess corruption in reality, analyze regulations relating to this phenomenon from the point of view of their merits and demerits, gaps, the development of anti-corruption activity, as well as moral accounting – the moral basis of lawful behavior.

Of course, high-quality anti-corruption education requires certain conditions. One of them is the qualitative – quantitative composition of teachers, associate professors, profes-


86

sors of educational institutions. It should be noted that their professional level should be formed not only theoretically, but they also, which, of course, must have some practical ex-perience of work in law enforcement agencies, municipal and public service bodies. At the same time, certain issues of interaction and coordination of various specialists involved in anti-corruption education of students remain unresolved.

It should be noted that the effectiveness of the formation of the anti-corruption posi-tion of students is directly dependent on the joint and purposeful efforts of the teaching staff of various departments, mainly sociology, pedagogy, psychology, criminology, criminal law, criminal procedure, and penal law. In this context, it is important, in our opinion, to develop and introduce into the educational process guidelines for improving anti-corruption education based on the achievements of sociology, psychology, pedagogy, and the sciences of the criminal cycle.

In modern conditions, diagnostics and monitoring of the quality of the activities and activities in anti-corruption education are of particular importance. They should be carried out in all courses of study of students in educational institutions.

The effectiveness of anti-corruption education largely depends on taking into account their personal individual characteristics. The main meaning of individual educational work is for the student to find in himself a fulcrum necessary for the subsequent eradication of the tendency of anti-corruption behavior and not succumb to temptation and temptation.

The main organizational provisions of such activities are purposefulness, continuity, objectivity, activity, efficiency, adherence to the norms of professional ethics.

Individual anti-corruption education is carried out in the course of conversations, ob-servations, analysis of documents that characterize the student. In the educational process, polling, testing, sociometry, psychological training, interviews, analysis of the results of students' activities are also used.

The main and most effective methods of anti-corruption influence on students, as practice shows, are persuasion, stimulation and teaching. But at the same time, not one of them, taken separately, independently, cannot effectively solve the problems of anti-corruption education. Only taken in unity, in interconnection, strengthening and comple-menting each other, they will allow you to achieve the desired results.

An important condition for organizing anti-corruption education of students is their extracurricular activities. It provides for the work of scientific circles, participation in con-ferences, round tables, meetings with law enforcement officials, bodies of the judicial community, representatives of public and religious organizations. This and many other things largely contribute to the activation of anti-corruption education, allow the achieve-ment of a higher level of moral and spiritual principles of future specialists in various fields of state activity.

Bibliographic list

1. Putin V.V. Congratulations on the occasion of the Day of the Prosecutor's Office Worker

01/12/2021 // URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/64882 (date of treat-ment 01/20/2021).

2. On April 21, 2021, the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation held the Tenth Eurasian Anti-Corruption Forum on the topic "Constitu-tional and Legal Guidelines for Combating Corruption" (hereinafter referred to as the Forum). The holding of the annual Eurasian Anti-Corruption Forum by the Institute is provided for by sub. "A" clause 31 of the National Anti-Corruption Plan for 2018–2020, approved by Decree of the Pres-


87

ident of the Russian Federation No. 378 dated June 29, 2018. The Forum's work is traditionally aimed at an interdisciplinary exchange of relevant knowledge and experience in various aspects of anti-corruption efforts between domestic and foreign scientists, experts and practitioners representing a wide range of scientific and practical activities // https: //prokonferentsii.rf/ events/ mezhdunarodnaya- nauchno-prakticheskaya-konferent-siya-desyatyj-evrazijskij-antikorruptsionnyj- forum-konstravitutsion- – viya-korruptsii /.

3. Kazan Innovative University named after V.G. Temiryasov on November 27, 2020 held the X All-Russian Scientific and Practical Conference with international participation "Dialectics of Countering Corruption" //https://ieml.ru/enlightenment/dialektika/

4. Artemiev, A. B. Anthropology of corruption [Text]: monograph / A. B. Artemiev; ed. S. A. Koma-rova. Sankt-Petersburg: Publishing house of the Legal Institute, 2011. 270 p.; Corruption: main ten-dencies of counteraction: monograph; [ed. L.A. Andreeva]. Novosibirsk: Publishing house. SibAK, 2015. 196 p.; Anti-corruption: new challenges: monograph / S.B. Ivanov, T. Ya. Khabrieva, Yu.A. Chikhanchin [and others]; otv. ed. T.Ya. Khabrieva. Moscow: Institute of Legislation and Com-parative Law under the Government of the Russian Federation: INFRA-M, 2016. 384 p.; Corruption in modern Russia: concept, reasons, counteraction: collective monograph / ed. S.N. Churilova, N.S. Grudinin. Moscow: Publishing house of the RSSU, 2017. 174 p.; Anti-corruption: constitutional and legal approaches: collective monograph / otv. editor and head of the group of authors, Doctor of Law, Professor Avakyan S.A. Moscow: Yustitsinform, 2016. 512 p.; Corruption: Global Challenges, Regional Dimension. Research of Bryansk scientists / collective monograph. Bryansk: Publishing house of the Bryansk branch of RANEPA, 2019. 124 p.; Vannovskaya, OV Psychology of corruption behavior of civil servants: monograph / OV Vannovskaya. 2nd ed., erased. Moscow: Yurayt Publish-ing House, 2018. 251 p. and etc.

5. Artemiev A.B., Komarov S.A. Corruption as an objective phenomenon: the concept of re-search: article // Legal thought. 2010. No. 4. P. 14–19; Artemiev A.B., Zhaksylyk M.Zh., Komarov S.A. Corruption and arbitrariness: categories in the theory of state and law: article // Collection of ma-terials of the scientific-theoretical conference on December 6–8 "XI Auezov readings". Shymkent: Publishing house SKSU, 2012; Artemiev A.B., Komarov S.A. Corruption as a scientific category: ar-ticle // Law and state: theory and practice. 2012. No. 4. P. 6–10; Gurov V.A., Komarov S.A., Kurmaev R.M., Ospennikov Yu.V., Khachaturov R.L. Anti-corruption during the period of the Moscow state: article // ASTRA Salvensis, Supplement No. 1, 2019. P. 591–597; Komarov S., Mamedov A. Luxury: past and present in Russian society: article // Dilemas contemporáneos: educación, política y va-lores // http: // www. dilemascontemporaneoseducacionpoliticayvalores.com/ Año: VII Número: Edición Especial Artículo no.: 70. Período: Decembre, 2019, etc.

6. Rybalkin D.A. On the development of the anti-corruption position of cadets // Scientific notes of the Kazan Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. Vo-lume 1. Kazan, 2016. P. 73–75.

For citation: Kirillov S.I., Krivosheev S.V. Some aspects of anti-corruption education of students in the

educational process: article // Theory of state and law. 2021. No. 3 (24). Р. 83–87. DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.005


88

И.А. Кузьмин* УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.013

ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМОСВЯЗЕЙ, ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И ПРОТИВОРЕЧИЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В НЕКОТОРЫХ СТРАНАХ, ОТНОСЯЩИХСЯ К РОМАНО-ГЕРМАНСКОЙ ПРАВОВОЙ СЕМЬЕ**

Аннотация. В статье приводятся промежуточные результаты иссле-

дования в области системы юридической ответственности стран континен-тального права. Дана общая характеристика романо-германской правовой се-мьи. Сформулированы общетеоретические положения относительно специфи-ки закрепления и динамике юридической ответственности в странах конти-нентального права. Приводятся правовые позиции публичных органов России по вопросу о месте и роли судебного прецедента в механизме реализации от-ветственности. Названы особенности системы юридической ответственно-сти в отдельных странах исследуемой правовой семьи (Германии, Франции, Австрии).

Ключевые слова: романо-германская правовая семья, система юридиче-ской ответственности, национальная правовая система, судебная практика, публично-правовая ответственность, частноправовая ответственность.

Юридическая ответственность в правовой системе России с необходимостью

предполагает анализ концепции взаимодействия, взаимосвязей и устранения про-тиворечий с иными элементами правовой системы. Опираясь на предшествующие результаты [12, 26] и доступные ресурсы, важно выявить отдельные особенности взаимосвязей, взаимодействия и противоречий юридической ответственности в не-которых странах, относящихся к романо-германской правовой семье (системе кон-тинентального права).

Отдавая отчет в существенных отличиях законодательного регулирования и реа-лизации юридической ответственности в разных государствах, основным предметом наших изысканий будут особенности различных проявлений юридической ответст-венности в странах тяготеющих к романо-германской правовой семье. Следует сде-лать оговорку о том, что национальную правовую систему Российской Федерации мы также относим к соответствующей правовой семье, не отрицая уникальной спе-цифики национального права (в том числе учитываем влияние социалистических историко-правовых контекстов). Как обоснованно заметил А. В. Филонов, правовая система России формально подпадает под признаки, характерные для романо-германской правовой семьи, что не исключает влияния исторических особенностей [23, с. 101–102].

Обобщенные представления о романо-германской правовой семье (системе) позволяют выделить ее базовые характеристики: 1) ведущим источником права

* Кузьмин Игорь Александрович, доцент кафедры конституционного права Иркутского инсти-

тута (филиала) Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России), кандидат юридических наук, доцент. E-mail: [email protected]

** Статья подготовлена при поддержке РФФИ, проект № 19-011-00103 А «Юридическая ответ-ственность в правовой системе России: концепция взаимодействия, взаимосвязей и устранения про-тиворечий с иными элементами правовой системы».


89

признается нормативный правовой акт; 2) одной из востребованных форм система-тизации законодательства является кодификация; 3) основной способ выражения норм права в формальных источниках – абстрактный; 4) в качестве элементов сис-темы права признаются отрасли и институты права; 5) присутствует деление права на публичное и частное; 6) судебный прецедент относится к числу вспомогательных источников права, либо не является таковым в принципе; 7) результатом судебной практики становятся обобщающие разъяснения (официальные толкования) право-вых норм, формулируемые для обеспечения единого понимания и применения по-ложений законодательства; 8) характерно наличие в структуре юридической науке фундаментального научного направления – общей теории права и в целом – значи-тельная роль правовой доктрины в качестве основы развития права (но не источни-ка права) [11, с. 284–286; 19, с. 83; 20, с. 47–49; 24, с. 1067–1069].

Ознакомление с научной литературой по тематике наводит на мысль об отсут-ствии общего понимания особенностей юридической ответственности и ее системы применительно к романо-германской правовой семье. В большей степени распро-странены предметные исследования отраслевых особенностей юридической ответ-ственности и составляющих ее элементов.

Так, М. И. Муркштис пришел к выводу, что во многих странах романо-герман-ской правовой семьи нет систематизированного подхода к уголовной ответственно-сти за незаконный оборот оружия, содержатся лишь отдельные, в основном разроз-ненные, нормы [16]. М. А. Егорова, В. Г. Крылов, А. К. Романов, обратившись к поло-жениям немецкого и французского права, пришли к выводу, что в рамках романо-германской правовой семьи деликтная ответственность относится к внедоговорным охранительным обязательствам, но, в отличие от английского права, может насту-пать и при наличии договорных отношений между сторонами [7]. Авторы учебника «Военно-уголовное право» подметили, что система особенной части военно-уголовного законодательства многих капиталистических государств зависит от их принадлежности к той или иной правовой системе, причем более четкую структуру она имеет именно в континентальной системе [5]. А. Г. Карапетов обратил внимание на со-отношение реального исполнения договорного обязательства и неустойки, которое учитывается в большинстве стран романо-германской правовой семьи [8, с. 76–82].

Специфика закрепления и реализации юридической ответственности в странах континентального права заключается в следующем:

1) юридическая ответственность рассматривается в качестве межотраслевого института права, объединяющего совокупность норм, определяющих составы про-тивоправных деяний, а также наказания за их совершение;

2) разграничиваются отраслевые виды ответственности, а также условно диф-ференцируются публично-правовой и частноправовой типы ответственности;

3) меры юридической ответственности обычно закрепляются в законах, при-нимаемых в рамках парламентских процедур с использованием методик правотвор-ческой деятельности;

4) абстрактное выражение норм юридической ответственности требует нали-чия повышенной квалификации субъектов правоприменения в части правильного их толкования и реализации, что выражается в расширенной системе повышения квалификации (переподготовки) соответствующих лиц;

5) по результатам обобщения судебной практики высшими судебными и адми-нистративными инстанциями уточняются признаки законно-установленных осно-


90

ваний возникновения юридической ответственности (составы противоправных деяний), а также подходы к назначению соответствующих мер ответственности (на-казаний) в процессе интерпретации права.

Несмотря на существование в государствах романо-германской правовой семьи устойчивых отличительных черт, характерных для системы юридической ответст-венности, их проявления не следует абсолютизировать. Как верно отметили С. Г. Ка-раханян и И. С. Баталова, отсутствие прецедентного права не уменьшает значения актов высших судебных инстанций, которые зачастую обладают даже большим практическим значением, чем нормы закона [3, с. 66–68]. Со ссылкой на ряд позиций (авторы: Р. Давид, К. Жоффре Спинози, И. Ю. Бодановская, А. Барак) А. Н. Обыденов считает возможным утверждать, что судебная практика в странах романо-германской правовой семьи признается вторичным источником права [17, с. 115–116].

Официальные правовые позиции публичных органов России демонстрируют более критичную позицию по отношению к судебному прецеденту в системе источ-ников права. Так, в определении от 22 марта 2011 г. по делу № 33-7538 Московский городской суд указал, что «в РФ действует романо-германская система права, кото-рая основана не на судебном прецеденте, а на кодифицированном законодательстве. Именно кодексы и иные законы являются источниками права в Российской Федера-ции, а не судебные решения, как это принято в англо-саксонской системе права». В апелляционном определении от 25 августа 2014 г. по делу № 33-2200/2014 Ли-пецкий областной суд отметил, что «правовая система Российской Федерации отно-сится к романо-германской (континентальной) правовой системе, судебный преце-дент не рассматривается в качестве источника российского права».

Компромиссная правовая позиция по данному вопросу была выражена в реше-нии Управления ФАС России по Республике Башкортостан от 23 сентября 2009 г. по делу № ГЗ-412/09: «Российская Федерация относится к Романо-германской право-вой системе, следовательно, судебный прецедент имеет значение только как вспо-могательный источник права или не признается вовсе в качестве такового». К. В. Арановский и С. Д. Князев выразили неготовность согласиться с укоренением судебного прецедента как самостоятельного источника права в России, ввиду суще-ственных различий между правовыми семьями, но обозначили возможность его особого применения и связь с актами судебного толкования [1, с. 63–66].

Важные разъяснения по вопросу применения судебного прецедента в странах романо-германской правовой семьи были сделаны в Заключении № 11 Консульта-тивного совета европейских судей «О качестве судебных решений» (принято г. Страс-бурге 18.12.2008). В его пунктах 45 и 48 указывается, что в странах с романо-германской правовой системой судебные решения не имеют обязательной силы. Однако, если они затрагивают социально-важные вопросы, то могут стать ценным руководством для других судей, столкнувшихся со сходными делами. Судьи любой правовой семьи должны применять принципы толкования национального и между-народного права, причем в странах общего права они должны руководствоваться любым применимым прецедентом, а в странах континентальной системы им надле-жит опираться на практику [28].

Безусловное отнесение правовой системы России к «блоку» стран континен-тального права также является непродуманным решением. Так, в большинстве стран романо-германской правовой семьи институт административно-правовой от-ветственности был не известен, поскольку в качестве оснований ответственности


91

выступали исключительно преступления (иные уголовные правонарушения) [25, с. 45]. Между тем, в нашем государстве, исторические предпосылки института адми-нистративно-правовой ответственности были заложены положениями Устава о на-казаниях, налагаемых мировыми судьями еще в 1864 г. [4, с. 275; 9, с. 34].

А. В. Мартынов подметил, что в России, в отличие от основных европейских стран континентального права (Германии и Франции) выделяются иные критерии класси-фикации административного надзора, ввиду наличия судебного контроля как само-стоятельного средства обеспечения законности в государстве и отнесения админист-ративно-надзорной деятельности к полномочиям органов исполнительной власти [17, с. 61]. Л. П. Рассказов систематизировал отличительные черты российской правовой системы по отношению к романо-германской правовой семье [19, с. 83–84].

Специфику взаимосвязей, взаимодействия и противоречий юридической от-ветственности в некоторых странах, относящихся к романо-германской правовой семье, следует рассматривать исходя из положений зарубежного законодательства и соответствующих теоретических обобщений [27].

В научно-практическом комментарии Уголовного уложения ФРГ, подготовлен-ного П. В. Головненковым, указано, что «Немецкое уголовное право в широком по-нимании этого понятия различает (криминальное) уголовное право и право об от-ветственности за административные правонарушения. Обе эти правовые отрасли призваны регулировать условия и предпосылки наказуемости за нарушение закона, причём их отличие друг от друга заключается в правовых последствиях и в проце-дуре преследования этих нарушений» [6, с. 41].

А. Д. Майле и С. А. Старостин проанализировали отдельные особенности гер-манского административно-деликтного законодательства и пришли к определен-ным выводам, по поводу системы публично-правовой ответственности ФРГ. Не-смотря на различия институтов уголовной и административной ответственности в данном государстве административно-деликтное законодательство нередко рас-сматривается в контексте уголовного права в широком смысле (ввиду возможности субсидиарного применения норм уголовно-процессуального права при осуществле-нии административного процесса). Соответствующая отрасль законодательства формируется на трех уровнях (федерации, земель и муниципальных образований). Совместно действуют законы об административной процедуре и административном судопроизводстве, система органов, рассматривающих и разрешающих дела об адми-нистративных правонарушениях достаточно велика. Исходя из зарубежного опыта ад-министративной юстиции в странах постсоветского пространства и Германии, авторы сформулировали рекомендации для отечественного законодателя [14, с. 159–162].

Ознакомление с актуальной редакцией § 12 Уголовного уложения ФРГ от 13 ноября 1998 г. позволяет увидеть, что преступные деяния разграничиваются в зависимости от санкции (меры ответственности) на преступления (наказание в виде лишения свободы на срок от одного года) и проступки (наказание на более корот-кий срок или денежный штраф). В свою очередь ст. 1 Закона об административных правонарушениях ФРГ 1987 г. определяет административный проступок как проти-воправное, виновное действие или бездействие, состав которого предусмотрен од-ним из законов, допускающих в качестве наказания административный (денежный) штраф. Сказанное указывает на наличие законодательных положений, способных создавать коллизии при разграничении преступлений (проступков и администра-тивных правонарушениях).


92

В целях недопущения возникновения конфликтов между различными отрасле-выми видами ответственности в нормативных актах ФРГ введены специальные коллизионные нормы. Так, согласно п. 1 ст. 21 Закона ФРГ о нарушениях порядка 1968 г., в случаях, когда деяние одновременно является преступлением и нарушени-ем порядка, то применяется только уголовный закон. Вместе с тем В. Г. Татарян и Б. М. Магомедов основным отличительным свойством германского законодатель-ства об административной ответственности называют его общий, рамочный харак-тер, поскольку абсолютное большинство норм, содержащих составы администра-тивных правонарушений и меры ответственности за них находятся не в этой отрас-ли законодательства, а в других (предпринимательской, природоохранной и пр.) [22, с. 50]. Следовательно, область возможного возникновения коллизий и конкуренции норм чрезвычайно высока. В связи с этим нами ранее отмечалась существенная опасность реализуемых в России законодательных инициатив по введению допол-нительного основания возникновения уголовной ответственности – уголовного проступка [13, с. 124].

Обратившись к основным положениям уголовного права Австрии, А. Г. Кибаль-ник и И. Г. Соломоненко определили, что в Уголовном кодексе Австрии 1974 г. под преступлением понимаются умышленные деяния, которые наказываются лишением свободы на срок свыше трех лет (до пожизненного) все остальные преступные дея-ния считаются проступками, что указывает на размер наказания как основной кри-терий классификации оснований возникновения уголовной ответственности [10, с. 260–261].

Как установила Э. В. Талапина во Франции административная (публичная) от-ветственность преимущественно понимается в качестве ответственности субъекта управления (администрации). Даже сама возможность налагать административные санкции на иных субъектов в доктрине воспринимается неприязненно для чего не-редко используется термин «псевдоуголовное право» [21, c. 142–143].

Частноправовые формы ответственности в странах романо-германской право-вой семьи также обладают некоторыми особенностями, как с точки зрения законо-дательного закрепления, так и с позиции представителей национальной юридиче-ской науки. Тем не менее, С. П. Посохов отмечает, что «Несмотря на концептуальную схожесть подходов к ответственности в странах романо-германской системы права, в рамках существующих школ нет единообразия в понимании ее сущностного зна-чения. Так, в отличие от французской и российской немецкая правовая доктрина не придает большого значения выяснению конструктивных особенностей содержа-тельного значения гражданско-правовой ответственности» [18, с. 6].

К. М. Арсланов, исследовав нормативные и доктринальные материалы относи-тельно гражданско-правовой ответственности в ФРГ, пришел к мысли, что «герман-ское право не сводит ответственность к обязанности отвечать за свои действия, хо-тя часто использует ответственность и обязанность в этой связи в качестве синони-мов… это обусловливает отождествление гражданско-правовой ответственности с гра-жданско-правовой обязанностью. Однако ответственность признается более широким явлением, выходящим за пределы обязанности и характеризующим в том числе этап ее реализации... в германском праве принуждение и наказание признаются важными характеристиками гражданско-правовой ответственности» [2, с. 106–107].

Следует заметить, что для стран, тяготеющих к романо-германской правовой семье, характерны углубленные исследования системы юридической ответственно-


93

сти в публичном и частном праве. С учетом изложенного мы полагаем возможным сделать следующие выводы.

Во-первых, особенности романо-германской правовой семьи находят свои мно-гочисленные проявления в соответствующих государствах и отражаются в различ-ных правовых институтах, включая и юридическую ответственность.

Во-вторых, обращение к нормативным и научным материалам приводит нас к убеждению о преобладающей роли судебных органов в части формирования прак-тики возложения юридической ответственности и формулирования правовых пози-ций по результатам толкования законодательства. Значение судебного прецедента существенно снижено по отношению к странам общего права.

В-третьих, в системе публично-правовой ответственности ведущих стран кон-тинентального права (Германии, Австрии и Франции) отмечаются существенные расхождения в части дифференциации уголовно-правовой и административно-правовой ответственности, способные привести к внутренним противоречиям, включая правовые коллизии. Взаимосвязи и взаимодействия внутри системы юри-дической ответственности наиболее ярко проявляются в механизмах реализации отдельных ее видов, а также в разграничении близких видов наказаний между со-бой, основаниях возникновения и субъектах ответственности.

В-четвертых, опираясь на российский правотворческий и правоприменитель-ный опыт совершенствования системы юридической ответственности, следует изу-чать и адаптировать эффективные механизмы установления и возложения негатив-ных санкций в странах близкой для нашего государства континентальной правовой семьи. Высокий уровень отечественных теоретических разработок в области юри-дической ответственности позволяют качественно оценивать соответствующие правовые конструкции в зарубежных странах, выявляя закономерности возникно-вения, развития и функционирования последних.


1. Арановский К. В., Князев С.Д. Ограничения судебного прецедента в романо-герман-

ском праве // Известия высших учебных заведений. Правоведение. – 2012. – № 4. – С. 51–66. 2. Арсланов К. М. Понятие гражданско-правовой ответственности по германскому пра-

ву // Ученые записки Казанского университета. Серия: Гуманитарные науки. – 2013. – Т. 155. – № 4. – С. 101–108.

3. Баталова И. С., Караханян С. Г. Судебные споры с налоговой: актуальные проблемы доказывания. – М.: Бератор-паблишинг, 2009. – 112 с.

4. Бец И. Р., Бузов Д. С. История развития института административной ответственно-сти // Актуальные проблемы развития национальной и региональной экономики : сб. науч. тр. V междунар. науч.-практ. конф. для студентов, магистрантов, аспирантов и молодых уче-ных, Белгород, 24 апр. 2014 г. / под науч. ред. Е. Н. Камышанченко, Ю. Л. Растопчиной. – Бел-город : НИУ БелГУ, 2014. – С. 274–277.

5. Военно-уголовное право : учебник / под ред. Х. М. Ахметшина, О. К. Зателепина. – М.: За права военнослужащих, 2008. – Вып. 93. – 384 с. // Доступ из справочно-правовой системы «Консультант плюс».

6. Головненко П. В. Уголовное уложение Федеративной Республики Германия: Strafgesetzbuch (StGB) : научные труды в области немецкого и российского уголовного права. – Potsdam : Universitätsverlag Potsdam, 2021. – 489 s.

7. Егорова М. А., Крылов В. Г., Романов А. К. Деликтные обязательства и деликтная от-ветственность в английском, немецком и французском праве : учебное пособие / отв. ред.


94

М. А. Егорова. – М.: Юстицинформ, 2017. – 376 с. – Доступ из справочно-правовой системы «Консультант плюс».

8. Карапетов А. Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. – М.: Ста-тут, 2003. – 190 с.

9. Кононов К. А. Развитие законодательства об административной ответственности в России // Lex Russica. – 2016. – № 1. – С. 34–37.

10. Кибальник А. Г., Соломоненко И. Г. Основные положения уголовного права Австрии // Общество и право. – 2007. – № 4. – С. 260–262.

11. Комаров, С. А. Общая теория государства и права: учебник для вузов / С. А. Комаров. – 9-е изд., испр. и доп. – М.: Издательство Юрайт, 2020. – 506 с.

12. Кузьмин И. А. Взаимосвязи, взаимодействия и противоречия юридической ответст-венности и реализации права // Сибирский юридический вестник. – 2021. – № 2. – С. 3–9.

13. Кузьмин И. А. Юридическая ответственность и реализация права: проблемы практи-ки // Право и права человека в современном мире: тенденции, риски, перспективы разви-тия: Сборник материалов Международной научной конференции памяти профессора Ф. М. Рудинского, 15 апреля 2021 г. / под общ. ред. В. В. Строева, Д. А. Пашенцева, Н. М. Ладнушкиной. – М.: Саратовский вестник, 2021. – С. 123–125.

14. Майле А. Д., Старостин С. А. Особенности германского административно-деликтного законодательства // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА). – 2018. – № 1. – С. 158–166.

15. Мартынов А. В. Классификация государственного (административного) надзора в странах романо-германской правовой системы // Право и государство: теория и практика. – 2009. – № 11. – С. 59–61.

16. Муркштис М. И. Уголовно-правовое противодействие незаконному обороту оружия [Электронное издание]. – М.: Статут, 2019. – 238 с. – Доступ из справочно-правовой системы «Консультант плюс».

17. Обыденнов А. Н. Правоположения судебной практики // Журнал российского права. – 2002. – № 1. – С. 115–117.

18. Посохов С. П. О синтезировании подходов к гражданско-правовой ответственности англосаксонской и романо-германской цивилистических доктрин в европейском договор-ном праве // Правозащитник. – 2016. – № 5. – С. 6.

19. Рассказов Л. П. Сходство и различие российской правовой системы и романо-германской правовой семьи // Ленинградский юридический журнал. – 2013. – № 4. – С. 76–84.

20. Савченко В. В. Особенности эволюции нормативного правового акта в романо-германской правовой семье: идеи и проблемы // Пробелы в российском законодательстве. – 2012. – № 3. – С. 47–49.

21. Талапина Э. В. Административное право Франции сегодня // Ежегодник сравни-тельного правоведения. 2004 год. – М.: Норма, 2005. С. 136–151.

22. Татарян В. Г., Магомедов Б. М. Опыт решения проблем административной ответст-венности в современном законодательстве ФРГ // Вестник Уральского института экономи-ки, управления и права. – 2012. – № 2. – С. 49–61.

23. Филонов А. В. Правовая система Российской Федерации в романо-германской право-вой семье: общее и особенное (сравнительно-правовой аспект) // Ученые записки Крымско-го федерального университета имени В. И. Вернадского. – Юридические науки. – 2020. – № 1. – С. 98–103.

24. Чевтаев К. А. Анализ некоторых отличительных особенностей романо-германской правовой семьи // Инновации. Наука. Образование. – 2021. – № 30. – С. 1067–1074.

25. Эргашева З. Э. Административная преюдиция в уголовном праве: дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08. – М., 2018. – 206 с.

26. Юридическая ответственность в правовой системе России: нормативные и право-реализационные проблемы взаимосвязей, взаимодействия и противоречий: монография /


95

Д. А. Липинский, А. В. Малько, А. А. Мусаткина и др.; под ред. А. В. Малько, Д. А. Липинского, А. А. Мусаткиной. – М.: РИОР, 2020. – 658 с.

27. Aznagulova G.M., Komarov S.A. Typology of national legal systems (historical and legalanalysis): article // Harvard Journal of Fundamental and Applied Studies, 2015, No.1. (7) (January-June). Volume VII. “Harvard University Press”, 2015. Р. 757–778.

28. Прецеденты ЕСПЧ: электронное периодическое издание. 2014. № 6. С. 106–119 //URL: https://rpspress.ru/ (дата обращения: 20.05.2021).

Для цитирования: Кузьмин И.А. Особенности взаимосвязей, взаимодействия и противоречий юридическои ответственности в некоторых странах, относящихся к романо-германскои правовои семье: статья // Теория государства и права. 2021. № 3 (24). С. 88–95.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.013

FEATURES OF THE RELATIONSHIP, INTERACTION AND CONTRADICTIONS

OF LEGAL RESPONSIBILITY IN SOME COUNTRIES OF THE ROMANO-GERMANIC LEGAL FAMILY

Igor A. Kuzmin*

Abstract. The article presents the interim results of research in the field of the system of legal liability of countries of continental law. The general characteristic of the Romano-Germanic legal family is given. General theoretical provisions regarding the specifics of consolidation and dynamics of legal liability in the countries of conti-nental law have been formulated. The legal positions of the public authorities of Russia on the place and role of the judicial precedent in the mechanism of liability realization are given. The features of the system of legal liability in individual countries of the stu-died legal family (Germany, France, Austria) are named.

Keywords: Romano-Germanic legal family, system of legal liability, national le-gal system, judicial practice, public liability, private liability.

Legal responsibility in the legal system of Russia necessarily presupposes an analysis of the concept of interaction, interrelationships and elimination of contradictions with oth-er elements of the legal system. Based on the previous results [12, 26] and available re-sources, it is important to identify certain features of the relationships, interactions and contradictions of legal responsibility in some countries related to the Romano-Germanic legal family (the system of continental law).

Giving an account of the significant differences in legislative regulation and the im-plementation of legal responsibility in different states, the main subject of our research will be the peculiarities of various manifestations of legal responsibility in countries gravitating towards the Romano-Germanic legal family. A reservation should be made that the national legal system of the Russian Federation we also refer to the corresponding legal family, without denying the unique specifics of national law (including taking into account the in-fluence of socialist historical and legal contexts). As A.V. Filonov reasonably noted, the legal system of Russia formally falls under the characteristics characteristic of the Romano-

* Kuzmin Igor Aleksandrovich, Associate Professor of the Department of Constitutional Law of the Ir-kutsk Institute (branch) of the All-Russian State University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia), Candidate of Legal Sciences, Associate Professor. E-mail: [email protected]


96

Germanic legal family, which does not exclude the influence of historical peculiarities [23, p. 101–102].

Generalized ideas about the Romano-Germanic legal family (system) allow us to highlight its basic characteristics: 1) the leading source of law is recognized as a normative legal act; 2) one of the demanded forms of systematization of legislation is codification; 3) the mainway of expressing the norms of law in formal sources is abstract; 4) branches and institu-tions of law are recognized as elements of the legal system; 5) there is a division of law into public and private; 6) judicial precedent refers to the number of auxiliary sources of law, or is not such in principle; 7) the result of judicial practice is generalizing clarifications (offi-cial interpretations) of legal norms, formulated to ensure a common understanding and application of the provisions of the legislation; 8) is characterized by the presence in the structure of legal science of a fundamental scientific direction – the general theory of law and in general – a significant role of legal doctrine as the basis for the development of law (but not a source of law) [11, p. 284–286; 19, p. 83; 20, p. 47–49; 24, p. 1067–1069].

Acquaintance with the scientific literature on the subject suggests a lack of a common understanding of the features of legal responsibility and its system in relation to the Roma-no-Germanic legal family. To a greater extent, case studies of the industry-specific features of legal responsibility and its constituent elements are widespread.

Thus, M.I. Murkshtis came to the conclusion that in many countries of the Romano-Germanic legal family there is no systematic approach to criminal liability for illegal arms trafficking, there are only separate, mostly scattered, norms [16]. M.A. Egorova, V.G. Krylov, A.K. Romanov, referring to the provisions of German and French law, came to the conclu-sion that within the framework of the Romano-Germanic legal family tort liability refers to non-contractual protective obligations, but, in contrast from English law, may occur in the presence of contractual relations between the parties [7]. The authors of the textbook "Mil-itary Criminal Law" noted that the system of a special part of the military criminal legisla-tion of many capitalist states depends on their belonging to a particular legal system, and it has a clearer structure in the continental system [5]. A.G. Karapetov drew attention to the ratio of the actual performance of the contractual obligation and the penalty, which is taken into account in most countries of the Romano-Germanic legal family [8, p. 76–82].

The specifics of the consolidation and implementation of legal responsibility in the countries of civil law are as follows:

1) legal responsibility is considered as an intersectoral institution of law, combininga set of norms that determine the composition of illegal acts, as well as punishment for their commission;

2) sectoral types of responsibility are distinguished, as well as conditionally differen-tiated between public and private law types of responsibility;

3) measures of legal responsibility are usually enshrined in laws adopted within theframework of parliamentary procedures using the methods of lawmaking;

4) the abstract expression of the norms of legal responsibility requires advanced qua-lifications of the subjects of law enforcement in terms of their correct interpretation and implementation, which is expressed in an expanded system of advanced training (retrain-ing) of the relevant persons;

5) based on the results of the generalization of judicial practice, the higher judicial andadministrative instances clarify the signs of legally established grounds for the emergence of legal liability (components of unlawful acts), as well as approaches to the appointment of ap-propriate measures of responsibility (punishment) in the process of interpreting law.


97

Despite the existence in the states of the Romano-Germanic legal family of stable dis-tinctive features characteristic of the system of legal responsibility, their manifestations should not be absolutized. As S.G. Karakhanyan and I.S. Batalova correctly noted, the ab-sence of case law does not diminish the importance of acts of higher courts, which often have even greater practical significance than the norms of the law [3, p. 66–68]. With refer-ence to a number of positions (authors: R. David, K. Joffre Spinozi, I. Yu. Bodanovskaya, A. Barak) A.N. Obydenov considers it possible to assert that judicial practice in the coun-tries of the Romano-Germanic legal family is recognized as a secondary source of law [17, p. 115–116].

The official legal positions of public authorities in Russia demonstrate a more critical position in relation to the judicial precedent in the system of sources of law. Thus, in the ruling of March 22, 2011 in case No. 33-7538, the Moscow City Court indicated that “in the Russian Federation there is a Romano-Germanic system of law, which is based not on judi-cial precedent, but on codified legislation. It is the codes and other laws that are the sources of law in the Russian Federation, and not judicial decisions, as is customary in the Anglo-Saxon system of law". In the appeal ruling of August 25, 2014 in case No. 33-2200 / 2014, the Lipetsk Regional Court noted that “the legal system of the Russian Federation belongs to the Romano-Germanic (continental) legal system, the judicial precedent is not consi-dered as a source of Russian law”.

A compromise legal position on this issue was expressed in the decision of the Office of the FAS Russia in the Republic of Bashkortostan dated September 23, 2009 in case No. GZ-412/09: “The Russian Federation belongs to the Romano-German legal system, therefore, the judicial precedent is only relevant as an auxiliary source of law or is not rec-ognized at all as such”. K.V. Aranovsky and S.D. Knyazev expressed their unwillingness to agree with the rooting of the judicial precedent as an independent source of law in Russia, due to significant differences between legal families, but indicated the possibility of its spe-cial application and connection with acts of judicial interpretation [1, p. 63–66].

Important clarifications on the application of the judicial precedent in the countries of the Romano-Germanic legal family were made in the Opinion No. 11 of the Consultative Council of European Judges "On the quality of judicial decisions" (adopted in Strasbourg on 18.12.2008). Its paragraphs 45 and 48 indicate that in countries with a Romano-Germanic legal system, judicial decisions are not binding. However, if they touch on socially impor-tant issues, they can provide valuable guidance for other judges facing similar cases. Judges of any legal family must apply the principles of interpretation of national and international law, and in common law countries they must be guided by any applicable precedent, and in countries of the continental system they must rely on practice [28].

The unconditional classification of the Russian legal system as a “bloc” of continental law countries is also an ill-considered decision. So, in most countries of the Romano-Germanic legal family, the institution of administrative and legal responsibility was not known, since the grounds for responsibility were exclusively crimes (other criminal of-fenses) [25, p. 45]. Meanwhile, in our state, the historical prerequisites for the institution of administrative and legal responsibility were laid down by the provisions of the Charter on punishments imposed by magistrates back in 1864 [4, p. 275; 9, p. 34].

A.V. Martynov noted that in Russia, in contrast to the main European countries of con-tinental law (Germany and France), different criteria for the classification of administrative supervision are distinguished, in view of the presence of judicial control as an independent means of ensuring the rule of law in the state and attributing administrative and supervi-


98

sory activities to the powers executive authorities [17, p. 61]. L.P. Rasskazov systematized the distinctive features of the Russian legal system in relation to the Romano-Germanic le-gal family [19, p. 83–84].

The specifics of interconnections, interactions and contradictions of legal responsibil-ity in some countries related to the Romano-Germanic legal family should be considered based on the provisions of foreign legislation and the corresponding theoretical generaliza-tions [27].

In the scientific and practical commentary on the Criminal Code of the Federal Repub-lic of Germany, prepared by P.V. Golovnenkov, it is stated that “German criminal law in the broadest sense of this concept distinguishes between (criminal) criminal law and the right to responsibility for administrative offenses. Both of these legal branches are designed to regulate the conditions and prerequisites for punishment for violation of the law, and their difference from each other lies in the legal consequences and in the procedure for prose-cuting these violations” [6, p. 41].

A.D. Maile and S.A. Starostin analyzed certain features of the German administrative-tort legislation and came to certain conclusions regarding the system of public-legal re-sponsibility of the FRG. Despite the differences in the institutions of criminal and adminis-trative responsibility in this state, administrative-tort legislation is often considered in the context of criminal law in a broad sense (in view of the possibility of subsidiary application of the norms of criminal procedure law in the implementation of the administrative process). The relevant branch of legislation is formed at three levels (federation, states and municipalities). The laws on administrative procedure and administrative proceedings are in force, the system of bodies considering and resolving cases of administrative offenses is quite large. Based on the foreign experience of administrative justice in the post-Soviet countries and Germany, the authors formulated recommendations for the domestic legisla-tor [14, p. 159–162].

Acquaintance with the current version of § 12 of the Criminal Code of the Federal Re-public of Germany of November 13, 1998 allows us to see that criminal acts are differen-tiated depending on the sanction (measure of responsibility) for crimes (punishment in the form of imprisonment for a period of one year) and misdemeanors (punishment for more short term or fines). In turn, Art. 1 of the Law on Administrative Offenses of the Federal Republic of Germany of 1987 defines an administrative offense as an unlawful, guilty act or omission, the composition of which is provided for by one of the laws that allow an admin-istrative (monetary) fine as a punishment. The foregoing indicates the presence of legisla-tive provisions that can create collisions in the delimitation of crimes (misdemeanors and administrative offenses).

In order to prevent the occurrence of conflicts between various sectoral types of re-sponsibility, special conflict rules have been introduced in the regulations of the Federal Republic of Germany. So, according to paragraph 1 of Art. 21 of the Federal Republic of Germany Law on Violations of the Order of 1968, in cases where the act is simultaneously a crime and a violation of order, then only the criminal law applies. At the same time, V.G. Tatarian and B.M. Magomedov call the main distinctive feature of the German legisla-tion on administrative responsibility its general, framework nature, since the absolute ma-jority of norms containing the elements of administrative offenses and measures of respon-sibility for them are not in this branch of legislation and in others (entrepreneurial, envi-ronmental, etc.) [22, p. 50]. Consequently, the area of possible collisions and competition of norms is extremely high. In this regard, we previously noted the significant danger of legis-


99

lative initiatives being implemented in Russia to introduce an additional basis for the emergence of criminal liability – a criminal offense [13, p. 124].

Referring to the main provisions of Austrian criminal law, A.G. Kibalnik and I.G. Solo-monenko determined that in the Austrian Criminal Code of 1974, a crime is understood as intentional acts that are punishable by imprisonment for a term exceeding three years (up to life imprisonment) criminal acts are considered misdemeanors, which indicates the size of the punishment as the main criterion for classifying the grounds for criminal liability [10, p. 260–261].

As E. V. Talapina established in France, administrative (public) responsibility is main-ly understood as the responsibility of the subject of management (administration). Even the very possibility of imposing administrative sanctions on other subjects in the doctrine is perceived with hostility, for which the term “pseudo-criminal law” is often used [21, p. 142–143].

Private legal forms of responsibility in the countries of the Romano-Germanic legal family also have some peculiarities, both from the point of view of legislative consolidation and from the position of representatives of national legal science. Nevertheless, S.P. Posok-hov notes that “Despite the conceptual similarity of approaches to responsibility in the countries of the Romano-Germanic system of law, within the framework of existing schools there is no uniformity in understanding its essential meaning. So, unlike the French and Russian, German legal doctrine does not attach much importance to clarifying the construc-tive features of the meaningful meaning of civil liability” [18, p. 6].

K.M. Arslanov, having studied the normative and doctrinal materials on civil liability in the FRG, came to the conclusion that “German law does not reduce responsibility to the obligation to be responsible for one's actions, although it often uses responsibility and duty in this regard as synonyms ... this leads to the identification of civil liability with civil liabili-ty. However, responsibility is recognized as a broader phenomenon that goes beyond the bounds of duty and characterizes, among other things, the stage of its implementation ... in German law, coercion and punishment are recognized as important characteristics of civil liability” [2, p. 106–107].

It should be noted that countries that gravitate towards the Romano-Germanic legal family are characterized by in-depth studies of the system of legal responsibility in public and private law. In view of the above, we believe it is possible to draw the following con-clusions.

First, the peculiarities of the Romano-Germanic legal family find their numerous ma-nifestations in the respective states and are reflected in various legal institutions, including legal responsibility.

Secondly, an appeal to normative and scientific materials leads us to the conviction of the prevailing role of the judiciary in shaping the practice of imposing legal responsibility and formulating legal positions based on the interpretation of legislation. The value of judi-cial precedent is significantly reduced in relation to common law countries.

Thirdly, in the system of public liability of the leading countries of civil law (Germany, Austria and France), there are significant differences in the differentiation of criminal and administrative liability, which can lead to internal contradictions, including legal conflicts. The interrelationships and interactions within the system of legal responsibility are most clearly manifested in the mechanisms for the implementation of its individual types, as well as in the differentiation of similar types of punishments among themselves, the grounds for the occurrence and subjects of responsibility.


100

Fourth, based on the Russian lawmaking and law enforcement experience in improv-ing the system of legal responsibility, it is necessary to study and adapt effective mechan-isms for establishing and imposing negative sanctions in countries of the continental legal family close to our state. The high level of domestic theoretical developments in the field of legal responsibility makes it possible to qualitatively assess the corresponding legal struc-tures in foreign countries, identifying the patterns of the emergence, development and functioning of the latter.

Bibliographic list

1. Aranovskiy K.V., Knyazev S.D. Limitations of the judicial precedent in Romano-Germaniclaw // News of higher educational institutions. Jurisprudence. 2012. No. 4. P. 51–66.

2. Arslanov K.M. The concept of civil liability under German law // Scientific notes of KazanUniversity. Series: Humanities. 2013. T. 155. No. 4. P. 101–108.

3. Batalova I.S., Karakhanyan S.G. Litigation with the tax: actual problems of proof. Moscow:Berator-publishing, 2009. 112 p.

4. Betz I.R., Buzov D.S. History of the development of the institution of administrative respon-sibility // Actual problems of the development of national and regional economics: collection of ar-ticles. scientific. tr. V int. scientific-practical conf. for students, undergraduates, graduate students and young scientists, Belgorod, April 24 2014 / under scientific. ed. E. N. Kamyshanchenko, Yu. L. Rostopchina. Belgorod: NRU BelGU, 2014. P. 274–277.

5. Military criminal law: textbook / ed. Kh.M. Akhmetshina, O.K. Zatelepina. Moscow: For therights of military personnel, 2008. Issue 93. 384 p. // www.consultant.ru

6. Golovnenko P.V. Criminal Code of the Federal Republic of Germany: Strafgesetzbuch(StGB): scientific works in the field of German and Russian criminal law. Potsdam: Universitätsver-lag Potsdam, 2021. 489 p

7. Egorova M.A., Krylov V.G., Romanov A.K. Delicate obligations and tort liability in English,German and French law: textbook / otv. ed. M.A.Egorova. Moscow: Yustitsinform, 2017. 376 p. // www.consultant.ru

8. Karapetov A.G. Claim for the award to fulfill the obligation in kind. Moscow: Statute, 2003.190 p.

9. Kononov K.A. Development of legislation on administrative responsibility in Russia // LexRussica. 2016. No. 1. P. 34–37.

10. Kibalnik A.G., Solomonenko I.G. Basic provisions of the criminal law of Austria // Societyand law. 2007. No. 4. P. 260–262.

11. Komarov, S.A. General theory of state and law: a textbook for universities / S.A. Komarov.9th ed., Rev. and add. Moscow: Yurayt Publishing House, 2020. 506 p.

12. Kuzmin I.A. Interconnections, interactions and contradictions of legal responsibility and theimplementation of law // Siberian legal bulletin. 2021. No. 2. P. 3–9.

13. Kuzmin I.A. / under total. ed. V.V. Stroeva, D.A. Pashentseva, N.M. Ladnushkina. Moscow:Saratov Bulletin, 2021. P. 123–125.

14. Mayle A.D., Starostin S.A. Features of the German administrative-tort legislation // Bulletinof the University named after O.E. Kutafin (Moscow State Law Academy). 2018. No. 1. P. 158–166.

15. Martynov A.V. Classification of state (administrative) supervision in the countries of theRomano-Germanic legal system // Law and state: theory and practice. 2009. No. 11. P. 59–61.

16. Murkshtis M.I. Criminal and legal counteraction to illegal arms trafficking [Electronic edi-tion]. Moscow: Statute, 2019. 238 p. // www.consultant.ru

17. Obydennov A.N. Legal practice // Journal of Russian law. 2002. No. 1. P. 115–117.18. Posokhov S.P. On the synthesis of approaches to civil liability of the Anglo-Saxon and Ro-

mano-Germanic civil doctrines in European contract law // Human Rights Defender. 2016. No. 5. P. 6.


101

19. Rasskazov L.P. Similarity and difference between the Russian legal system and the Romano-Germanic legal family // Leningrad legal journal. 2013. No. 4. P. 76–84.

20. Savchenko V.V. Features of the evolution of a normative legal act in the Romano-Germaniclegal family: ideas and problems // Gaps in Russian legislation. 2012. No. 3. P. 47–49.

21. Talapina E.V. Administrative law of France today // Yearbook of comparative jurispru-dence. 2004 year. Moscow: Norma, 2005. P. 136–151.

22. Tataryan V.G., Magomedov B.M. Experience in solving problems of administrative responsi-bility in modern legislation of Germany // Bulletin of the Ural Institute of Economics, Management and Law. 2012. No. 2. P. 49–61.

23. Filonov A.V. The legal system of the Russian Federation in the Romano-Germanic legalfamily: general and special (comparative legal aspect) // Scientific notes of the Crimean Federal University named after V. I. Vernadsky. Legal sciences. 2020. No. 1. P. 98–103.

24. Chevtaev K.A. Analysis of some distinctive features of the Romano-Germanic legal family //Innovations. The science. Education. 2021. No. 30. Pp. 1067–1074.

25. Ergasheva Z.E. Administrative prejudice in criminal law: dis. ... cand. jurid. sciences:12.00.08. Moscow, 2018. 206 p.

26. Legal responsibility in the legal system of Russia: normative and legal implementationproblems of relationships, interactions and contradictions: monograph / D.A. Lipinsky, A.V. Malko, A.A. Musatkina and others; ed. A.V. Malko, D.A. Lipinsky, A.A. Musatkina. Moscow: RIOR, 2020. 658 p.

27. Aznagulova G.M., Komarov S.A. Typology of national legal systems (historical and legalanalysis): article // Harvard Journal of Fundamental and Applied Studies, 2015, No.1. (7) (January-June). Volume VII. Harvard University Press, 2015. P. 757–778.

28. Precedents of the ECHR: electronic periodical. 2014. No. 6. P. 106–119 // URL: https://rpspress.ru/ (date of access: 20.05.2021).

For citation: Kuzmin I.A. Features of the relationship, interaction and contradictions of legal responsi-bility in some countries related to the Romano-Germanic legal family: article // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). P. 95–101.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.013


102

М.М. Мамонько* УДК 34:374.7(470+571) DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.012

ПРАВОВОЙ НЕГАТИВИЗМ КАК ДЕФОРМАЦИЯ ПРАВОСОЗНАНИЯ ОСУЖДЕННЫХ К ЛИШЕНИЮ СВОБОДЫ В СТРУКТУРЕ ПРАВОВОГО ВОСПИТАНИЯ

Аннотация. Правосознание осужденных к лишению свободы в разной степени искажения деформировано в силу определенных причин. В литературе на сегодняшний день встречается достаточное количество деформаций пра-восознания: правовой инфантилизм, правовой нигилизм, правовой дилетан-тизм, правовой идеализм, перерождения правосознания. В рамках данной ста-тьи особое внимание уделяется «правовому негативизму», как одной из дефор-маций правосознания осужденных к лишению свободы, его влиянию и харак-терным проявлениям в рамках организации правового воспитания и функцио-нирования складывающихся отношений.

Ключевые слова: осужденный, правосознание, деформации, правовое воспитание, социальные регуляторы, правовой негативизм.

Утрата веры в действующие законы – одно из негативно отрицательных по-следствий деформаций правосознания граждан в современном обществе. Задолго до наших дней, по этому поводу весьма справедливо высказывался В.Н. Кудрявцев, ко-торый отмечал что любая деформация в правовой сфере действия индивида вы-званная различными объективными и субъективными факторами, с его стороны часто приводит к противоправному поступку [4, с. 191]. Эти идеи в современных реалиях нашего времени, так или иначе подходят к лицам отбывающим наказания в виде лишения свободы за совершенные противоправные деяния.

К слову сказать, правосознание лиц осужденных к лишению свободы, имеет в своей структуре различные деформации, или как отмечают определенные авторы правосознание указанной категории «деформировано». Как отмечает Ш.Х. Хасанов, правосознание лиц, совершивших преступления и отбывающих уголовное наказа-ние в виде лишения свободы, деформировано в силу превалирования в сознании осужденных корыстных мотивов, их стремления к выгоде и наживе, противопостав-ления своих личных, амбициозных интересов интересам других людей, общества и государства, деградации личности, атрофии нравственных, правовых, эстетиче-ских и иных чувств и т.д. [10, с. 13]. В дальнейшем, под влиянием специфической криминогенной среды мест лишения свободы как отмечает В.М. Поздняков, не-развитое и дефектное правовое сознание осужденных становится еще более де-формированным [8, с. 35]. Осуждённым к лишению свободы свойственны различ-ные виды деформаций правосознания, каждая из которых обладает своей осо-бенностью.

На сегодня в литературе, исходя из специфики комплексного подхода к изуче-нию правосознания с позиции различных наук, выделяют различные трактовки и классификации деформаций правосознания. В буквальном смысле сам термин «деформация» означает «изменение формы, искажение чего либо» [2, с. 298]. Свою

* Мамонько Михаил Михайлович, преподаватель кафедры государственно-правовых дисциплинСанкт-Петербургского Университета Федеральной службы исполнения наказаний России. E-mail: [email protected]


103

трактовку дефектам правосознания дает А.В. Грошев, по мнению которого под де-формацией правосознания в широком смысле, следует понимать содержащиеся в массовом правовом сознании любые статически значимые отклонения от идеи на-учно-теоретического правового сознания, изложенные в государственно-правовой доктрине, законодательстве и правовой науке [1, с. 67].

М.К. Дзанагова и М.М. Бетеева, деформацией правосознания называют извра-щение как такового понятия правосознания, разложение установившихся догм пра-ва [3, с. 67]. Подразделяет деформации правосознания на относительные и абсолют-ные Г.А. Ожегова, по мнению которой под относительной деформацией понимается несоответствие структуры правосознания реально существующей в данном общест-ве правовой действительности, а под абсолютной деформацией правосознания не-соответствие структуры правосознания тем правовым координатам, которые выра-ботаны человеческой цивилизацией [7, с. 86].

В современной науке видовой состав деформаций индивидуального правосоз-нания не является исчерпывающим, целесообразным стоило бы выделить ряд часто встречающихся в работах авторов:

– «правовой инфантилизм» (низкая сформированность правового сознания,выражающаяся в недостаточности правовых знаний и четко определенных право-вых установках, характеризующая субъекта правоотношений как «безразличного к праву»);

– «правовой нигилизм» (целесообразное и осознанное игнорирование право-вых предписаний, выражающееся в противоправной установки субъекта на совер-шение общеопасных деяний);

– «правовой дилетантизм» (попустительское и вольное обращение с правовы-ми нормами, отсутствие, как правило, корыстной либо преступной цели при воз-можно хорошем знании права);

– «правовой идеализм» (существенная переоценка роли и значения права в ор-ганизации социальной жизни и регулировании общественных отношений, характе-ризующая субъекта с правовой точки зрения «не вполне адекватным»);

– «перерождение правосознания» (сознательное отрицание закона основанноена мотивах корысти, мести, характеризующее как правило совершением преступных деяний и становлением человека полностью аномальным) и т.д.

Вышеуказанные деформации правосознания в разной степени присущи осуж-денным к лишению свободы различных категорий (взрослые, несовершеннолетние, мужчины и женщины, ранее отбывавшие наказания в виде лишения свободы) за ис-ключением, наверное, правового «идеализма». Основным инструментом профилак-тики указанных негативных проявлений в рамках процессе отбывания наказания в виде лишения свободы должен выступать строго организованный процесс право-вого воспитания осужденных, закрепленный на уровне Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации. Стоит отметить, что указанные выше деформации налагают свой негативный отпечаток на правовоспитательный процесс в рамках исправительного учреждения, выражающийся в отсутствии желания установления контакта и взаимодействия в процессе правовоспитательной деятельности со сто-роны осужденного, отсутствием уважения к правовым предписаниям и убеждени-ем в эффективности иных социальных регуляторах общественных отношений.

Указанные проявления, характеризуют иную деформацию правосознания не рассмотренную в рамках нашего исследования ранее, – «правовой негативизм», ко-


104

торый как отдельная деформация правосознания довольно редко выделяется авто-рами в структуре классификаций деформаций правосознания. Нередко указанное проявление выделяют одной из форм правового нигилизма, и характеризуют как «пассивную» его форму.

Правовой негативизм в роли отдельной деформации индивидуального право-сознания выделяет А.А. Малиновский, по мнению которого данная деформация представляет собой отрицание ценности права как универсального социо-норма-тивного регулятора общественных отношений. Субъект считает, что в большинстве случаев без правового регулирования вполне можно обойтись, поскольку другие со-циальные регуляторы (нормы нравственности, обычаи, традиции, религиозные нормы, корпоративные кодексы поведения) являются более эффективными. Кроме того, в рамках данной деформации правосознания само право и правовая система в целом рассматриваются как достаточно спорные социальные институты, а право-вой негативизм характеризуется стремлением субъекта к игнорированию права. Однако это не означает умышленного нарушения правовых предписаний.

Установка на совершение правонарушений у субъекта при данной деформации правосознания отсутствует. Индивид пытается, если это возможно, урегулировать возникающие общественные отношения без правового опосредования (например, путем «джентельменского соглашения»), а также решать возникающие споры без обращения в компетентные органы [6, с 172]. Указанные негативные проявления правового негативизма присущи осужденным к лишению свободы, что создает оп-ределенный барьер и трудности при организации правового воспитания:

– отсутствие уважения к действующему законодательству, в частности к уго-ловно-исполнительному;

– игнорирование правовых предписаний, организационно-правовых массовыхмероприятий, индивидуальных бесед на правовую тематику;

– недоверие к сотрудникам правоохранительных органов (администрации уч-реждения);

– преувеличение роли иных социальных регуляторов при урегулировании от-ношений.

Затрагивая вопрос иных социальных регуляторов общественных отношений в среде осужденных, стоит сделать немаловажный вывод о том, что проявление пра-вового негативизма среди осужденных обусловлено прежде всего влиянием так на-зываемой «антиправовой культуры», именуемой в среде осужденных как крими-нальная субкультура. Именно к содержательной части криминальной субкультуры обращаются осужденные с деформацией правосознания в форме негативизма при урегулировании общественной отношений. Следовательно, дефектное правовое сознание свидетельствует о дефектной правовой культуре, так как эти явления взаимосвязаны между собой [11].

Как отмечает С.А. Кутякин, основным регулятором общественных отношений в среде осужденных выступают так называемые «понятия». «Понятия» представля-ют собой свод неформальных законов, правил поведения, давно и прочно укоре-нившихся как в исправительных учреждениях, так и в преступной среде. «Поня-тия» составляют серьезную конкуренцию позитивному праву, а часто совсем опро-вергают его нормы. Особенно ярко данный институт проявляется в исправитель-ных учреждениях, где любые поступки и даже суждения лиц, содержащихся там, рассматриваются через призму «понятий» и на основании этой своеобразной экс-


105

пертизы расцениваются остальными осужденными как правильные (одобряемые) и неправильные (неодобряемые) тюремным сообществом [5, с. 57]. В связи с этим, как отмечает Е.Л. Сучкова, неформальная регламентация поведения существенно ослабляет влияние официальных правовых норм и не позволяет создать в испра-вительных учреждениях благоприятные условия для ресоциализации осужденных [9, с. 69].

Как мы видим, правовой негативизм выступает одной из деформаций право-сознания осужденных к лишению свободы. Негативные проявления указанной де-формации выражаются в отсутствии в сознании осужденных уважения к праву, как социальному регулятору общественных отношений, и преувеличением роли иных социальных регуляторов в рамках исправительного учреждения. Существенное влияние на прогрессивное развитие правового негативизма в рамках криминоген-ной среды оказывает криминальная субкультура, неотъемлемым атрибутом кото-рой выступают собственные социальные регуляторы («понятия»).

При наличии в структуре правосознания осужденных к лишению свободы де-формации правосознания в виде правового негативизма, об эффективности право-вого воспитания как элемента ресоциализации осужденных не может идти и речи.


1. Грошев А.В. Уголовный закон и правосознание: теоретические проблемы уголовно-правового регулирования. – Екатеринбург: ЕВШ МВД России, 1994. – 223 с.

2. Дворецкий И.Х. Латино-русский словарь. – М., 1976. – 1096 с.3. Дзанагова М.К., Бетеева М.М. Деформация правосознания. Причины и последствия. //

EUROPEAN RESEARCH. – 2016. – № 12(23). – С. 66–68. 4. Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология. – М., 1982. – 287 с.5. Кутякин С.А. Организация криминальной оппозиции в уголовно-исполнительной

системе России: монография. – Рязань, 2008. – 155 с. 6. Малиновский А.А. Правовой эгоцентризм как разновидность деформации индивиду-

ального правосознания // Известия высших учебных заведений. – Правоведение. – 2008. – № 6 (281). – С. 171–181.

7. Ожегова Г.А. О деформации правосознания сотрудников органов внутренних дел //Вестник Самарской гуманитарной академии. – Серия «Право». – 2009. – № 2 (6). – С. 82–90.

8. Поздняков В.М. Психология в пенитенциарной практике зарубежных стран в XX сто-летии (историко-сравнительный анализ): монография. – М.: Изд-во Акад. управления МВД России, 2000. – 149 с.

9. Сучкова Е.Л. Направления деятельности по нейтрализации влияния субкультурымест лишения свободы на правосознание осужденных // III Международный Пенитенциар-ный форум «Преступления, Наказание, Исправление» (к 20-летию вступления в силу Уго-ловно-исполнительного кодекса Российской Федерации): Сборник тезисов выступлений и докладов участников Международной научно-практической конференции «Воспитатель-ная, социальная и психологическая работа в уголовно-исполнительной системе» (Рязань, 21–23 ноября 2017 года, Академия ФСИН России). – Рязань: Издательство: Академия права и управления Федеральной службы исполнения наказаний (Рязань), 2017. – С. 67–72.

10. Хасанов Ш.Х. Правовое воспитание как средство преодоления деформации право-сознания осужденных: общетеоретический аспект: дис. … канд. юрид. наук. – Душанбе, 2009. – 178 с.

11. Vorobiev S.M., Zotova N.V., Leshchenko O.V., Komarov S.A., Kurmaev R.M. Concienciajurídica y cultura jurídica de los ciudadanos rusos: formulación teórica y jurídica del problema: ar-ticle (Правосознание и правовая культура граждан России: теоретико-правовые проблемы:


106

статья) // Dilemas contemporáneos: educación, política y valores //http://www. dilemascontem-poraneoseducacionpoliticayvalores.com/Año: VII Número: Edición Especial Artículo №: 108. Período: Noviembre, 2019. DOI: https://doi.org/10.46377/dilemas.v30i1.1092

Для цитирования: Мамонько М.М. Правовой негативизм как деформация правосознания осуж-денных к лишению свободы в структуре правового воспитания // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 102–106.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.012

Mikhail M. Mamonko *

LEGAL NEGATIVISM AS DEFORMATION OF THE LEGAL CONSCIOUSNESS OF CONVICTED TO DENIED

OF FREEDOM IN THE STRUCTURE OF LEGAL EDUCATION

Abstract. The legal consciousness of those sentenced to imprisonment is de-formed to varying degrees of distortion for certain reasons. In the literature today, there is a sufficient number of deformations of legal consciousness: legal infantilism, legal nihilism, legal amateurism, legal idealism, degeneration of legal consciousness. Within the framework of this article, special attention is paid to "legal negativism", as one of the deformations of the legal consciousness of prisoners sentenced to imprison-ment, its influence and characteristic manifestations within the framework of the or-ganization of legal education and the functioning of emerging relations.

Keywords: convict, legal consciousness, deformations, legal education, social regulators, legal negativism.

The loss of faith in the laws in force is one of the negative negative consequences of the deformations of the legal consciousness of citizens in modern society. Long before our days, V.N. Kudryavtsev, who noted that any deformation in the legal sphere of an individual's action caused by various objective and subjective factors, on his part, often leads to a wrongful act [4, p. 191]. These ideas in the modern realities of our time, one way or another, are suitable for persons serving sentences in the form of imprisonment for committed illegal acts.

By the way, the legal consciousness of persons sentenced to imprisonment has vari-ous deformations in its structure, or, as certain authors note, the legal consciousness of this category is “deformed”. As noted by Sh.Kh. Khasanov, the legal consciousness of persons who have committed crimes and are serving a criminal sentence in the form of imprison-ment is deformed due to the prevalence of selfish motives in the minds of convicts, their desire for profit and profit, opposing their personal, ambitious interests to the interests of other people, society and the state, personality degradation, atrophy of moral, legal, aes-thetic and other feelings, etc. [10, p. 13].

Later, under the influence of the specific criminogenic environment of places of de-privation of liberty, as noted by V.M. Pozdnyakov, undeveloped and defective legal con-sciousness of convicts becomes even more deformed [8, p. 35]. Persons sentenced to impri-sonment are characterized by various types of deformations of legal consciousness, each of which has its own peculiarity.

* Mamonko Mikhail Mikhailovich, lecturer at the Department of State and Legal Disciplines of the St. Pe-tersburg University of the Federal Penitentiary Service of Russia. E-mail: [email protected]


107

Today, in the literature, based on the specifics of an integrated approach to the study of legal consciousness from the standpoint of various sciences, there are various interpre-tations and classifications of deformations of legal consciousness. In the literal sense, the term "deformation" itself means "change in shape, distortion of something" [2, p. 298]. A.V. Groshev, in whose opinion the deformation of legal consciousness in a broad sense should be understood as contained in the mass legal consciousness any statically signifi-cant deviations from the idea of scientific and theoretical legal consciousness, set forth in the state legal doctrine, legislation and legal science [1, p. 67].

M.K. Dzanagova and M.M. Beteev, deformation of legal consciousness is called the perversion of the concept of legal consciousness, the decomposition of the established dogmas of law [3, p. 67]. Divides the deformation of legal consciousness into relative and absolute G.A. Ozhegova, according to which the relative deformation is understood as the discrepancy between the structure of legal consciousness and the legal reality that actually exists in a given society, and the absolute deformation of legal consciousness is the discre-pancy between the structure of legal consciousness and those legal coordinates that have been developed by human civilization [7, p. 86].

In modern science, the species composition of deformations of individual legal con-sciousness is not exhaustive; it would be advisable to single out a number of frequently found in the works of the authors:

– "legal infantilism" (low formation of legal consciousness, expressed in the lack of le-gal knowledge and clearly defined legal attitudes, characterizing the subject of legal rela-tions as "indifferent to the law");

– “legal nihilism” (expedient and deliberate disregard of legal prescriptions, ex-pressed in the unlawful attitude of the subject to commit generally dangerous acts);

– "legal dilettantism" (conniving and arbitrary treatment of legal norms, the absence,as a rule, of a selfish or criminal goal with the best possible knowledge of law);

– “legal idealism” (a significant reassessment of the role and significance of law in theorganization of social life and regulation of social relations, which characterizes the subject from the legal point of view “not quite adequate”);

– "degeneration of legal consciousness" (a conscious denial of the law based on mo-tives of self-interest, revenge, characterizing, as a rule, the commission of criminal acts and the becoming of a person completely abnormal), etc.

The aforementioned deformations of legal consciousness are, to varying degrees, in-herent in those sentenced to imprisonment of various categories (adults, minors, men and women who have previously served sentences in the form of imprisonment), with the ex-ception, probably, of legal "idealism."

The main tool for the prevention of these negative manifestations in the process of serving a sentence of imprisonment should be a strictly organized process of legal educa-tion of convicts, enshrined at the level of the Criminal Executive Code of the Russian Feder-ation. It is worth noting that the above deformations leave their negative imprint on the legal educational process within the correctional institution, expressed in the lack of desire to establish contact and interaction in the process of legal educational activities on the part of the convict, lack of respect for legal prescriptions and belief in the effectiveness of other social regulators of public relations.

These manifestations characterize a different deformation of legal consciousness not considered earlier in our study – “legal negativism”, which, as a separate deformation of legal consciousness, is rarely identified by the authors in the structure of classifications of


108

deformations of legal consciousness. Often this manifestation is singled out as one of the forms of legal nihilism, and is characterized as its "passive" form.

Legal negativism in the role of a separate deformation of individual legal conscious-ness is distinguished by A.A. Malinovsky, in whose opinion this deformation is a denial of the value of law as a universal socio-normative regulator of social relations. The subject be-lieves that in most cases it is quite possible to do without legal regulation, since other social regulators (moral norms, customs, traditions, religious norms, corporate codes of conduct) are more effective. In addition, within the framework of this deformation of legal con-sciousness, the law itself and the legal system as a whole are considered as rather contro-versial social institutions, and legal negativism is characterized by the subject's desire to ignore the law. However, this does not imply a willful violation of legal regulations.

With this deformation of legal consciousness, the subject has no intention of commit-ting offenses. The individual tries, if possible, to settle emerging social relations without legal mediation (for example, by means of a "gentlemen's agreement"), as well as to resolve emerging disputes without contacting the competent authorities [6, p. 172].

These negative manifestations of legal negativism are inherent in those sentenced to imprisonment, which creates a certain barrier and difficulties in organizing legal education:

– lack of respect for the current legislation, in particular for the criminal executive;– ignoring legal regulations, organizational and legal mass events, individual conver-

sations on legal topics; – distrust of law enforcement officers (administration of the institution);– exaggeration of the role of other social regulators in the regulation of relations.Touching upon the issue of other social regulators of social relations among convicts,

it is worth making an important conclusion that the manifestation of legal negativism among convicts is primarily due to the influence of the so-called "anti-legal culture", re-ferred to among convicts as a criminal subculture. It is to the content of the criminal sub-culture that convicts turn to with the deformation of legal consciousness in the form of ne-gativism when regulating public relations. Consequently, a defective legal consciousness testifies to a defective legal culture, since these phenomena are interconnected [11].

As noted by S.A. Kutyakin, the so-called “concepts” are the main regulator of social re-lations among convicts. "Concepts" are a set of informal laws, rules of conduct that have long and firmly rooted both in correctional institutions and in the criminal environment. "Concepts" seriously compete with positive law, and often completely refute its norms. This institution is especially vividly manifested in correctional institutions, where any ac-tions and even judgments of persons held there are considered through the prism of “con-cepts” and, on the basis of this kind of expertise, are regarded by the rest of the convicts as correct (approved) and incorrect (disapproved) by the prison community [5, p. 57]. In this regard, as noted by E.L. Suchkov, informal regulation of behavior significantly weakens the influence of official legal norms and does not allow creating favorable conditions in correc-tional institutions for the resocialization of convicts [9, p. 69].

As we can see, legal negativism is one of the deformations of the legal consciousness of those sentenced to imprisonment. The negative manifestations of this deformation are expressed in the lack of respect for the law in the minds of convicts as a social regulator of social relations, and the exaggeration of the role of other social regulators within the cor-rectional institution. A significant influence on the progressive development of legal nega-tivism within the criminal environment is exerted by the criminal subculture, an integral attribute of which is its own social regulators (“concepts”).


109

In the presence of deformation of legal consciousness in the form of legal negativism in the structure of the legal consciousness of convicts sentenced to imprisonment, the effec-tiveness of legal education as an element of the resocialization of convicts is out of the question.

Bibliographic list

1. Groshev A.V. Criminal law and legal awareness: theoretical problems of criminal law regu-lation. Yekaterinburg: EVSH of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 1994. 223 p.

2. Butler I.Kh. Latin-Russian dictionary. Moscow, 1976. 1096 p.3. Dzanagova M.K., Beteeva M.M. Deformation of legal consciousness. Causes and conse-

quences // EUROPEAN RESEARCH. No. 12 (23). 2016. P. 66–68. 4. Kudryavtsev V.N. Legal behavior: norm and pathology. Moscow, 1982. 287 p.5. Kutyakin S.A. Organization of the Criminal Opposition in the Penitentiary System of Russia:

Monograph. Ryazan, 2008. 155 p. 6. Malinovsky A.A. Legal egocentrism as a kind of deformation of individual sense of justice //

News of higher educational institutions. Jurisprudence. No. 6 (281). 2008. P. 171–181. 7. Ozhegova G.A. On the deformation of the legal consciousness of employees of internal af-

fairs bodies // Bulletin of the Samara Humanitarian Academy. Series “Right”. No. 2 (6). 2009. P. 82–90.

8. Pozdnyakov V.M. Psychology in the penitentiary practice of foreign countries in the XX cen-tury (historical and comparative analysis): monograph. Moscow: Publishing house Acad. Depart-ment of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2000. 149 p.

9. Suchkova E.L. Areas of activities to neutralize the influence of the subculture of places ofdeprivation of liberty on the legal consciousness of convicts // III International Penitentiary Forum "Crimes, Punishment, Correction" (to the 20th anniversary of the entry into force of the Criminal Executive Code of the Russian Federation): practical conference "Educational, social and psycholog-ical work in the penal system" (Ryazan, November 21–23, 2017, Academy of the Federal Peniten-tiary Service of Russia). Ryazan: Publisher: Academy of Law and Management of the Federal Peni-tentiary Service (Ryazan), 2017. P. 67–72.

10. Khasanov Sh.Kh. Legal education as a means of overcoming the deformation of the legalconsciousness of convicts: general theoretical aspect: dis. ... cand. jurid. sciences. Dushanbe, 2009. 178 p.

11. Vorobiev S.M., Zotova N.V., Leshchenko O.V., Komarov S.A., Kurmaev R.M. Conciencia jurídi-ca y cultura jurídica de los ciudadanos rusos: formulación teórica y jurídica del problema: article (Legal awareness and legal culture of Russian citizens: theoretical and legal problems: article) // Dile-mas contemporáneos: educación, http: // política y valores // www ... dilemascontemporaneosedu-cacionpoliticayvalores.com/Año: VII Número: Edición Especial Artículo No: 108. Período: Noviem-bre, 2019. DOI: https://doi.org/10.46377/dilemas.v30i1.1092

For citation: Mamonko M.M. Legal negativism as a deformation of the legal consciousness of those sentenced to imprisonment in the structure of legal education // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). P. 106–109.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.012


110

Е.А. Мотова* УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.015

ВЛИЯНИЕ ИДЕЙ РУДОЛЬФА ФОН ИЕРИНГА НА СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ XIX ВЕКА

Аннотация. Анализируются учения представителей русской правовой мысли XIX века Муромцева С.А., Коркунова Н.М., Соловьева В.С., Петражицкого Л.И., Трубецкого Е.Н в связи с использованием категории «интерес» и влияние на их мировоззрение учения немецкого юриста, основоположника юридического интереса Рудольфа фон Иеринга. В статье доказывается, что категория «ин-терес» была выработана по мере развития социальной мысли для обозначения реальных причин общественных и индивидуальных действий различных субъ-ектов, как в теоретико-познавательной, так и в практической деятельности.

Ключевые слова: юриспруденция, философия права, категория «инте-рес», интерес в праве, государство и право, концепция интереса в развитии правовых учений, российская правовая мысль.

«В мире все знают, как познавать непознанное, но никто не знает, как познавать уже известное»

Чжуан Цзы

Логика развития общества на каждом историческом этапе представляет про-блему философского и политико-правового осмысления и понимания общественных отношений как сложного, многоуровневого переплетения материального и духов-ного бытия человека [4, с. 1]. Общественное разделение труда также становится не-обходимой формой деятельности человека, оказывая глубокое влияние на сферу общественных отношений, формируя как сложный комплекс конструктивного тож-дества личных, так и общественных потребностей и интересов [1].

Как справедливо отмечает доктор юридических наук Г.М. Азнагулова: «Понятие «интерес» широко используется как в теоретико-познавательной, так и в практиче-ской деятельности человека. Ввиду многообразия объектов познания сложились различные частнонаучные толкования этого понятия. Это еще раз подчеркивает тот факт, что понятия имеют социально-историческую обусловленность, их генезис ох-ватывает века, заключая в себе в той или иной мере признаки части и целого, долж-ного и сущего, возможного и необходимого, постоянного и временного и т. п.» [4, с. 3–4]. При этом нужно учитывать, что юридическое лицо публичного права всегда, хотя и по-разному, связано с публичной властью, государственными нуждами и гос-заказом. Например, в деятельности государственных академий наук гармонично со-четаются государственные нужды, публичные и частные интересы. Управление на-учной, научно-технической, художественной, культурной деятельностью в соответ-ствии с законодательством должно осуществляться таким образом, чтобы не нару-шать свободы творчества научных организаций и их работников. Органы государст-ва, другие органы публичной власти гарантируют свободу творческой деятельности (право выбора конкретных направлений и методов деятельности), признают право

* Мотова Екатерина Андреевна, аспирант Института законодательства и сравнительного пра-воведения при Правительстве Российской Федерации. E-mail: [email protected]


111

на творческий риск, обеспечивают доступ к научной информации, гарантируют фи-нансирование проектов, выполняемых по законам государства, других органов пуб-личной власти [5, с. 9–10].

Изучение категории «интерес» берет свое начало еще со времен античной фи-лософии. Именно тогда философы впервые обратили внимание на связь государст-венной политики и интересов всех членов общества, связанных между собой согласи-ем в правовых вопросах [2, с. 163–164; 19]. Далее изучением этой категории стали за-ниматься философы древнего востока, мыслители средневековья и нового времени.

С каждой новой эпохой, научной школой взгляды мыслителей трансформиро-вались и получили свое наиболее полное отражение в учении немецкого юриста, ис-следователя римского права Рудольфа фон Иеринга, которого по праву считают ро-доначальником юриспруденции интересов [3, с. 368]. Именно его учение оказало ог-ромное влияние на становление категории «интерес» в трудах отечественных досо-ветских мыслителей в области права XIX века.

Одна из основных идей Р. Иеринга заключается в том, что право – юридически защищенный интерес, следовательно, если принимать это утверждение за истину, то можно смело говорить о том, что категория «интерес» – это основная правовая категория [11, с. 368].

Одной из новаторских идей Р. Иеринга следует считать его исследование, ка-сающееся влияния социальных интересов на право [8, с. 320], что привело к форми-рованию целостной правовой доктрины, в которой социологический подход к пра-вопознанию и правопониманию стал доминирующим, а также им была разработана оригинальная модель «борьбы за право», в которой главной движущей силой явля-ется право [7, с. 84].

В дореволюционной российской юриспруденции категория интереса была рас-смотрена многими выдающимися мыслителями того периода, а также представите-лями различных правовых школ и направлений, отнесение к которым можно счи-тать в той или иной мере условным, в связи с отсутствием сложившейся классифи-кации правовых теорий в юриспруденции, например, представителями социологи-ческой юриспруденции к которым относились Н.М. Коркунов и С.А. Муромцев; госу-дарственной школы – Б.Н. Чичерин, К.Д. Кавелин; представителями школы «возрож-дённого естественного права», к которым относятся Б.А. Кистяковский, П.И. Новго-родцев, В.С. Соловьев, Ф.В. Тарановский, Е.Н. Трубецкой, А.С. Ященко, юридического позитивизма – Г.Ф. Шершеневич и другими правоведами XIX века [20, с. 177].

Стоит отметить, что среди отечественных исследователей категории «интерес» у учения немецкого юриста были как сторонники, так и критики и даже противники. К первой группе исследователей можно отнести С.А. Муромцева, Н.М. Коркунова, В.С. Соловьева, к ярым противникам: Л.И. Петражицкого, Е.Н. Трубецкого [11, с. 368].

Одним из самых ярых сторонников и защитников учения Р. Иеринга в России считается С.А. Муромцев, который в свое время стажировался в Германии и слушал курс лекций Р. Иеринга, а также считается основоположником социологической юриспруденции в России. В своей концепции С.А. Муромцев определяет право как систему общественных отношений, защищённых государственным принуждением [11, с. 368–369]. Несколько интерпретировав концепцию Р. Иеринга о защищенном интересе, С.А. Муромцев выдвинул свою версию социологической теории права. Так, Муромцев в своей теории юридически защищенного интереса большое значение придавал правовым отношениям, ведь право основано на интересах индивидов, об-


112

щественных групп, общественных союзов и т.д. [6, с. 400]. Под общественным сою-зом С.А. Муромцев понимал не что иное, как субъекты цели или так называемые це-левые центры, о которых писал Р. Иеринг в сочинении «Цель в праве» [6, с. 401].

Согласно теории С.А. Муромцева на основе общественных интересов возникают различные отношения, регулирование которых осуществляется с помощью различ-ных санкций: юридической, моральной, религиозной и др. При этом, он считал, что каждое отношение может быть предметом нескольких санкций одновременно [6, с. 338]. Отношение, соблюдаемое по привычке, обладает особой силой и именно в силу этого, утверждал Муромцев, не нуждается в юридической санкции. Важность юридической защиты необходимо придавать только тем отношениям, которые еще недостаточно прочны и требуют дополнительных гарантий со стороны государства. [13, с. 338].

На основе учения об интересе Р. Иеринга, известный специалист в области го-сударственного права, признанный сторонник юридического позитивизма, Н.М. Корку-нов несколько видоизменив его концепцию, разработал свою теорию разграничения интересов. В общих чертах его теория сводится к тому, что для осуществления сво-их интересов человек нуждается в средствах и определенных силах, в которых он ограничен, в связи с этим перед ним встает выбор, который предполагает сравне-ние и оценку интересов, что приводит к формированию определенных нравствен-ных принципов. Интересы любого человека сталкиваются не только между собой, но и с интересами других людей, что приводит к необходимости их согласования и поиску компромиссов. Кроме того, по Н.М. Коркунову, интересы различаются в за-висимости от человеческих целей, что и составляет содержание, суть юридических норма [21, c. 27].

По мнению Н.М. Коркунова: «Нравственность дает оценку интересов, право их разграничение» [18, c. 67]. Нравственная оценка не выражается в противопоставле-нии своих и чужих интересов, следовательно, из нравственности выводится прин-цип нравственности долга, а из юридических интересов – права и обязанности, ко-торые сохраняются, пока есть чужой интерес, ради которых обязанность и была ус-тановлена [21, c. 27]. Таким образом, теория разграничения интересов Н.М. Коркуно-ва строится на том, что при общем согласии и возможно безболезненное проведение линии разграничения интересов, в то время как Р. Иеринг утверждал, что право яв-ляется силовым понятием, которое образуется в борьбе интересов за первенство [11, с. 370].

В.С. Соловьев в своем философском воззрении соотносит право с нравственно-стью и дает следующее определение праву: право как «исторически-подвижное опре-деление необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов – личной свободы и общего блага». Следовательно, «сущность права состоит в равнове-сии двух нравственных интересов: личной свободы и общего блага» [21, c.26].

Пытаясь обосновать связь права с нравственностью, В.С. Соловьев затрагивает определение Р. Иеринга, по которому «право есть защищенный или огражденный интерес» [14, с. 527]. В своих сочинениях В.С. Соловьев размышляет о том, что право должно защищать справедливые интересы [15, с. 453, 454, 457], однако, если рас-сматривать право по Р. Иерингу, то данное суждении следует признать ложным (о том, что право защищает только справедливые интересы).

Идейным противником учения об интересе Р. Иеринга был Л.И. Петражицкий, который является одним из основоположников психологической концепции права


113

и категорически отвергал теорию воли, свободы, а особенно интереса и считал, что юристами термин «интерес» употребляется как метафора и не имеет ничего общего с научной терминологией. По его мнению, право и нравственность регулируются не интересами, а поведением [12, с. 271]. Но за правом он все-таки признавал способ-ность оказывать разного рода воздействия на интересы, однако с существенной ого-воркой, касающейся того, что: «Право регулирует непосредственно не интересы на-ши, а поступки, и это – две вещи различные» [12, c. 257]. По его мнению, в сфере пра-ва, правильнее говорить не о воле и свободе и не об интересах, а о поведении, о дей-ствиях и поступках [12, c. 257].

С другой стороны, он утверждал, что нормы права есть действия и поступки, следовательно, право регулирует поведение людей не зависимо от интересов, ко-торыми руководствуется человек в своем поведении и поступках. Следовательно, можно говорить о том, что психологическая теория Л.С. Петражицкого сводится к тому, что права и интересы это два отличающихся друг от друга понятия [12, с. 257].

Е.Н. Трубецкой критически относился к теории интереса, в связи с тем, что пра-во в ней рассматривается как силовая категория, которая находится в неразрывной связи с государством. Основное его возражение против государственных теорий сводилось к тому, что любое государство и власть есть право, но, по его мнению, право может существовать и отдельно от государства. В качестве примера в своей работе «Проблема интереса в отечественном правоведении: история возникновения и преемственности в развитии» И.В. Першина приводит церковное право [11, с. 370]. Сам Е.Н. Трубецкой под правом понимал совокупность норм, предоставляющих че-ловеку свободу и, вместе с тем, ограничивающих внешнюю свободу лиц в их взаимо-отношениях [16, с. 16].

Е.Н. Трубецкой скептически относился к учению Р. Иеринга, считая его теорию весьма противоречивой. Суть противоречий, по его мнению, заключается в следую-щем: «С одной стороны, Иеринг утверждает, что необходимым фактором правового прогресса служит идея права, то есть представление о праве, каким оно должно быть; с другой стороны, он говорит, что все нравственные и юридические понятия представляют собой только результат коллективного опыта. Однако в опыте мы ви-дим только право, каково оно есть; опыт не дает нам никаких указаний о том, каково оно должно быть» [17, с. 86]. Следовательно, по мнению Д. И. Шепелева, суть внут-реннего противоречия теории интересов Е.Н. Трубецкой усматривал в том, что дви-гатель исторического процесса не может быть одновременно и его результатом и его целью [21, с. 27].

Таким образом, можно сделать вывод о том, что категория «интерес» была вы-работана по мере развития социальной мысли для обозначения реальных причин общественных и индивидуальных действий [9, с. 8], однако данная категория сло-жилось задолго до момента политических, правовых, социальных и других наук. По-этому представляется необходимым обращаться к теоретическому наследию науч-ной мысли и систематизировать уже сделанные наработки в понимании изучаемой категории, что поможет прояснить генезис ее существенных характеристик и дать возможность, отсеяв разного рода идеологические наслоения, объективно взгля-нуть на данный феномен [10, c. 145].

Краткий обзор отечественной правовой мысли XIX века показал, что на форми-рование взглядов многих правоведов указанного периода особое влияние оказали


114

взгляды немецкого юриста, основоположника теории интересов Р. Иеринга, труды которого, к сожалению, полностью не переведены на русский язык. По мнению В.С. Горбаня русские правоведы досоветского периода были весьма близки к пони-манию основного содержания и характера правового мировоззрения Р. Иеринга, ведь они не только принимались, но и усваивались русской правовой мыслью, под-вергаясь творческому преломлению и дальнейшей оригинальной разработке и раз-витию [6, с. 397].

По нашему мнению, рассмотрение категории интереса в праве продолжает ос-таваться актуальной, о чем свидетельствуют многочисленные научные работы со-временных ученых [2, 3], посвящённые изучению в юриспруденции категории «ин-терес» Р. Иеринга, анализу теорий сформулированных его учениками и последова-телями, а также его противниками.


1. Азнагулова Г.М. Право и экономика: национальные интересы и глобальные тренды:монография. М.: Юрлитинформ, 2021. – 232 с.

2. Азнагулова Г.М. Интерес в марксизме как проявление производственных отноше-ний: статья // Евразийский юридический журнал. – 2020. – № 2. – С. 89–93.

3. Азнагулова Г.М. Рационалистическое учение о праве в немецком просвещении: ста-тья // Правовое государство: теория и практика. – 2019. – № 1. – С. 7–12.

4. Азнагулова Г.М. Интересы в праве: монография. М.: Юрлитинформ, 2019. 256 с.5. Бердашкевич А.П., Веселов И.Г., Комаров С.А., Самарин К.А., Сафаралиев Г.К. Государст-

венные академии наук как субъекты реализации научных интересов в государственной по-литике Российской Федерации: Аналитический вестник. – Выпуск 10. – М.: Изд. Гос. Дума Федер. Собр. Рос. Федерации, 2011. – URL: // http://iam.duma.gov.ru/node/8/4894/19633 (да-та обращения: 22.06.2021).

6. Горбань В.С. Правовое учение Иеринга и его интерпретации : дис. ... доктора юри-дических наук : 12.00.01; [Место защиты: Ин-т государства и права РАН]. – М., 2019. – 578 с.

7. Горбань В.С. Критика концепции борьбы за право Иеринга в досоветской философ-ско-правовой и юридической литературе: статья // Теория и практика общественного раз-вития. – 2017. – №4. – С. 84–88.

8. Зайцев О.А. Использование категории «Интерес» в философско-правовых взглядахнемецких ученых XVIII-XIX вв: статья // Вестник ТГУ. – 2012. – № 5. – С. 319–324.

9. Здравомыслов А. Г. Проблема интереса в социологической теории: монография – Л.,1964. – 74 с.

10. Матытюк И., Александров Д. Протосоциологическая традиция в становлении кате-гории «интерес»: статья // Социология: теория, методы, маркетинг. – 2007. – № 4. – С. 152–171.

11. Першина И.В. Проблема интереса в отечественном правоведении: история возник-новения и преемственность в развитии: статья // Юридическая техника. – 2011. – № 5. – С. 368–372.

12. Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности:учебник. С.-Пб.: Лань, 2000. – 608 c.

13. Рассолов М.М. История политических и правовых учений: учебник для студентов ву-зов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / М.М. Рассолов. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2010. 431 с.

14. Соловьев В.С. Оправдание добра // Нравственная философия // Отв. ред. О. А. Плато-нов. – М.: Институт русской цивилизации, Алгоритм, 2012. 656 с.


115

15. Соловьев В.С. Философская публицистика: Сочинения в двух томах – Т. 1. – М., 1988.688 с.

16. Трубецкой Е.Н. Труды по философии права. – СПб.: РХГИ 2001. – 542 с.17. Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб.: Лань, 1999. – 224 c.18. Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права / Предисловие д-ра юрид. наук, проф.

И.Ю. Козлихина. – С.-Пб.: Юрид. центр Пресс, 2003. – 430 c. 19. Цицерон. Диалоги: О государстве. О законах. / Пер. В. О. Горенштейна, прим. И. Н. Ве-

селовского и В. О. Горенштейна, ст. С. Л. Утченко. Отв. ред. С. Л. Утченко. (Серия «Литератур-ные памятники»). – М.: Наука, 1966. 224 с.

20. Шепелев Д. В. Дореволюционная Российская правовая доктрина о категории «Инте-рес»: сиатья // Новый ракурс. – 2012. – № 5. – С. 177–187.

21. Шепелев Д. И. История правовой мысли о категории «Интерес»: статья // Актуаль-ные проблемы российского права. – 2010. – № 4. – С. 20–30.

Для цитирования: Мотова Е.А. Влияние идей Рудольфа фон Иеринга на становление русской правовой мысли XIX века: статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 110–115.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.015

Ekaterina A. Motova *

INFLUENCE OF RUDOLF VON IERING'S IDEAS ON THE FORMATION OF RUSSIAN LEGAL THOUGHT IN THE XIX CENTURY

Abstract. The article analyzes the teachings of representatives of the Russian le-gal thought of the XIX century Muromtsev S. A., Korkunov N. M., Solovyov V. S., Pertaz-hitsky L. I., Trubetskoy E. N. in connection with the use of the category "interest" in them and the influence on their worldview of the teachings of the German lawyer, the founder of the legal interest Rudolf von Iering. The article proves that the category "in-terest" was developed as social thought developed to designate the real reasons for the social and individual actions of various subjects, both in theoretical and cognitive and in practical activities.

Keywords: jurisprudence, philosophy of law, category "interest", interest in law, state and law, concept of interest in the development of legal doctrines, Russian legal thought.

“Everyone in the world knows how to learn the unknown, but no one knows how to cognize what is already known "

Zhuang Tzu

The logic of the development of society at each historical stage presents the problem of philosophical and political-legal comprehension and understanding of social relations as a complex, multi-level interweaving of the material and spiritual life of a person [4, p. one].

* Motova Ekaterina Andreevna, Postgraduate student of the Department of Theoretical and HistoricalSciences of the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federa-tion. E-mail: [email protected] Scientific supervisor – Aznagulova Guzel Mukhametovna, Professor of the Department of State Studies, General Legal and Social and Humanitarian Disciplines of the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation, Head of the Director's Office. E-mail: [email protected]


116

The social division of labor is also becoming a necessary form of human activity, exerting a deep influence on the sphere of social relations, forming both a complex complex of con-structive identity of personal and social needs and interests [1].

As rightly noted by Doctor of Law G.M. Aznagulova: “The concept of “interest” is wide-ly used both in theoretical-cognitive and in practical human activity. Due to the variety of objects of cognition, various specific scientific interpretations of this concept have devel-oped. This once again emphasizes the fact that concepts have a socio-historical condition, their genesis spans centuries, containing in one way or another the signs of a part and a whole, a must and a being, possible and necessary, permanent and temporary, etc." [4, p. 3–4]. It should be borne in mind that a legal entity of public law is always, albeit in differ-ent ways, associated with public authority, state needs and state orders. For example, in the activities of state academies of sciences, state needs, public and private interests are har-moniously combined. Management of scientific, scientific and technical, artistic, cultural activities in accordance with the legislation should be carried out in such a way as not to violate the freedom of creativity of scientific organizations and their workers. State author-ities, other public authorities guarantee freedom of creative activity (the right to choose specific directions and methods of activity), recognize the right to creative risk, provide access to scientific information, guarantee funding for projects carried out under the laws of the state and other public authorities [5, p. 9–10].

The study of the category of "interest" dates back to the times of ancient philosophy. It was then that philosophers first drew attention to the relationship between public policy and the interests of all members of society, linked by agreement on legal issues [2, p. 163–164]. Further, the study of this category began to be dealt with by the philosophers of the ancient East, thinkers of the Middle Ages and modern times.

With each new era, the scientific school, the views of thinkers were transformed and received their fullest reflection in the teachings of the German lawyer, researcher of Ro-man law Rudolf von Iering, who is rightfully considered the ancestor of the jurisprudence of interests [2, p. 368]. It was his teaching that had a huge impact on the formation of the category of "interest" in the works of domestic pre-Soviet thinkers in the field of law of the XIX century.

One of the main ideas of R. Iering is that law is a legally protected interest, therefore, if we take this statement as true, then we can safely say that the category "interest" is the main legal category [11, p. 368].

One of the innovative ideas of R. Iering should be considered his research concerning the influence of social interests on law [8, p. 320], which led to the formation of an integral legal doctrine, in which the sociological approach to legal knowledge and legal thinking be-came dominant, and he also developed an original model of the “struggle for law”, in which the main driving force is law [7, p. 84].

In pre-revolutionary Russian jurisprudence, the category of interest was considered by many prominent thinkers of that period, as well as by representatives of various legal schools and trends, the assignment to which can be considered to some extent arbitrary, due to the lack of an established classification of legal theories in jurisprudence, for exam-ple, by representatives of sociological jurisprudence to which N.M. Korkunov and S.A. Mu-romtsev; public school – B.N. Chicherin, K. D. Kavelin; representatives of the school of "re-vived natural law", which include B.A. Kistyakovsky, P.I. Novgorodtsev, V.S. Soloviev, F.V. Taranovsky, E.N. Trubetskoy, A.S. Yashchenko, legal positivism – G.F. Shershenevich and other lawyers of the XIX century [20, p. 177].


117

It is worth noting that among domestic researchers of the category of "interest", the teachings of the German lawyer had both supporters and critics and even opponents. The first group of researchers includes S.A. Muromtseva, N.M. Korkunova, V.S. Solovyov, to ar-dent opponents: L.I. Petrazhitsky, E.N. Trubetskoy [11, p. 368].

One of the most ardent supporters and defenders of R. Iering's teachings in Russia is S.A. Muromtsev, who at one time trained in Germany and attended a course of lectures by R. Iering, and is also considered the founder of sociological jurisprudence in Russia. In his concept S.A. Muromtsev defines law as a system of social relations protected by state coer-cion [11, p. 368–369]. Having somewhat interpreted R. Iering's concept of a protected in-terest, S.A. Muromtsev put forward his own version of the sociological theory of law. So, in his theory of legally protected interest, S.A. Muromtsev attached great importance to legal relations, because law is based on the interests of individuals, social groups, public unions, etc. [6, p. 400]. Under the public union S.A. Muromtsev understood nothing more than the subjects of the goal or the so-called target centers, which R. Iering wrote about in the essay "The Purpose in Law" [6, p. 401].

According to the theory of S.A. Muromtsev, on the basis of public interests, various relations arise, the regulation of which is carried out with the help of various sanctions: legal, moral, religious, etc. At the same time, he believed that each relation can be the subject of several sanctions at the same time [6, p. 338]. The attitude, observed out of habit, has a special power and precisely because of this, S.A. Muromtsev argued, does not need legal sanction. The importance of legal protection should be given only to those relations that are not yet strong enough and require additional guarantees from the state. [13, p. 338].

Based on the doctrine of interest R. Iering, a well-known specialist in the field of state law, a recognized supporter of legal positivism, N.M. Korkunov somewhat modifying his concept, developed his theory of differentiation of interests. In general terms, his theory boils down to the fact that in order to realize his interests, a person needs means and cer-tain forces in which he is limited, in this regard, he is faced with a choice that involves com-parison and assessment of interests, which leads to the formation of certain moral prin-ciples ... The interests of any person collide not only with each other, but also with the in-terests of other people, which leads to the need for their coordination and the search for compromises. In addition, according to N.M. Korkunov, interests differ depending on hu-man goals, which is the content, the essence of the legal norm [21, p. 27].

According to N.M. Korkunov: "Morality gives an assessment of interests, the right to differentiate them" [18, p. 86]. Moral assessment is not expressed in the opposition of one's own and others' interests, therefore, the principle of morality of duty is derived from mo-rality, and from legal interests – rights and obligations that remain as long as there is someone else's interest, for the sake of which the duty was established [21, p. 27]. So, the theory of differentiation of interests of N.M. Korkunov is based on the fact that with general agreement and painless drawing of the line of demarcation of interests is possible, while R. Iering argued that law is a power concept that is formed in the struggle of interests for primacy [11, p. 370].

V.S. Soloviev, in his philosophical view, correlates law with morality and gives the fol-lowing definition of law: law as "a historically mobile definition of the necessary compul-sory balance of two moral interests – personal freedom and the common good." Conse-quently, “the essence of law lies in the balance of two moral interests: personal freedom and the common good” [21, p. 26].


118

Trying to substantiate the connection between law and morality, V.S. Soloviev touch-es on the definition of R. Iering, according to which "the right is a protected or protected interest" [14, p. 527]. In his works V.S. Soloviev reflects on the fact that the law should pro-tect just interests [15, p. 453, 454, 457], however, if we consider the law according to R. Ier-ing, then this judgment should be recognized as false (that law protects only fair interests).

The ideological opponent of the doctrine of the interest of R. Iering was L.I. Petraz-hitsky, who is one of the founders of the psychological concept of law and categorically re-jected the theory of will, freedom, and especially interest, and believed that lawyers used the term "interest" as a metaphor and has nothing to do with scientific terminology. In his opinion, law and morality are governed not by interests, but by behavior [12, p. 271]. But he still recognized the law as the ability to exert various kinds of influence on interests, however, with a significant proviso that: “The law directly regulates not our interests, but our actions, and these are two different things” [12, p. 257]. In his opinion, in the field of law, it is more correct to speak not about will and freedom and not about interests, but about behavior, actions and deeds [12, p. 257].

On the other hand, he argued that the norms of law are actions and deeds, there-fore, law regulates the behavior of people regardless of the interests that guide a person in his behavior and actions. Therefore, we can say that the psychological theory of L.S. Pe-trazhitsky boils down to the fact that rights and interests are two distinct concepts [12, p. 257].

E.N. Trubetskoy was critical of the theory of interest, due to the fact that law is consi-dered in it as a power category, which is inextricably linked with the state. His main objec-tion to state theories was that any state and power is law, but, in his opinion, law can exist separately from the state. As an example, in his work "The problem of interest in domestic jurisprudence: the history of origin and continuity in development" I.V. Pershina cites church law [11, p. 370]. E.N. himself Trubetskoy understood law as a set of norms that pro-vide a person with freedom and, at the same time, limit the external freedom of individuals in their relationships [16, p. 16].

E.N. Trubetskoy was skeptical about the teachings of R. Iering, considering his theory to be very contradictory. The essence of the contradictions, in his opinion, is as follows: “On the one hand, Iering argues that the idea of law, that is, the idea of law as it should be, is a necessary factor in legal progress; on the other hand, he says that all moral and legal concepts are only the result of collective experience. However, in experience we see only law as it is; experience does not give us any indication of what it should be ”[17, p. 86]. Consequently, according to D.I.Shepelev, the essence of the internal contradiction in the theory of interests of E.N. Trubetskoy saw in the fact that the engine of the historical process cannot be both its result and its goal [21, p. 27].

Thus, we can conclude that the category of "interest" was developed as social thought developed to designate the real reasons for social and individual actions [9, p. 8], however, this category developed long before the moment of political, legal, social and other sciences. Therefore, it seems necessary to refer to the theoretical heritage of scientific thought and systematize the developments already made in understanding the category under study, which will help clarify the genesis of its essential characteristics and give an opportunity, by eliminating various ideological layers, to objectively look at this phenome-non [10, p. 145].

A brief review of Russian legal thought in the 19th century showed that the views of the German lawyer, founder of the theory of interests, R. Iering, whose works, unfortunate-


119

ly, have not been fully translated into Russian, had a special influence on the formation of the views of many legal scholars of this period. According to V.S. Gorbanya, Russian jurists of the pre-Soviet period were very close to understanding the basic content and nature of the legal worldview of R. Iering, because they were not only accepted, but also assimilated by Russian legal thought, being subject to creative refraction and further original elabora-tion and development [6, p. 397].

In our opinion, consideration of the category of interest in law continues to be rele-vant and today is evidenced by numerous scientific works of modern scientists [2, 3] de-voted to the study of interests of R. Iering in jurisprudence, the analysis of theories formu-lated by his students and followers, as well as by his opponents.

Bibliographic list

1. Aznagulova G.M. Law and Economics: National Interests and Global Trends: Monograph. /ed. doc. jurid. sciences G.M. Aznagulova. Moscow: Jurlitinform, 2021. 232 p.

2. Aznagulova G.M. Interest in Marxism as a manifestation of industrial relations: article //Eurasian Law Journal. 2020. No. 2. P. 89–93.

3. Aznagulova G.M. Rationalistic doctrine of law in German education: article // Legal state:theory and practice. 2019. No. 1. P. 7–12.

4. Aznagulova G.M. Interests in law: monograph / ed. doct. jurid. Sciences Aznagulova G.M.Moscow: Jurlitinform, 2019. 256 p.

5. Berdashkevich A.P., Veselov I.G., Komarov S.A., Samarin K.A., Safaraliev G.K. State acade-mies of sciences as subjects of realization of scientific interests in the state policy of the Russian Federation: Analytical bulletin. Issue 10. Moscow: Ed. State Duma Federal Sobraniye of Russin Fed-eration. 2011 URL: // http://iam.duma.gov.ru/node/8/4894/19633 (date of access: 22.06.2021)/

6. Gorban V.S. Iering's legal doctrine and its interpretation: dis. ... Doctors of Law: 12.00.01; [Placeof protection: Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences]. Moscow, 2019. 578 p.

7. Gorban V.S. Criticism of the concept of the struggle for Iering's right in the pre-Soviet philo-sophical, legal and legal literature: article // Theory and practice of social development. 2017. No. 4. P. 84–88.

8. Zaitsev O.A. The use of the category "Interest" in the philosophical and legal views of Ger-man scientists of the 18th–19th centuries: article // Vestnik TSU. 2012. No. 5. P. 319–324.

9. Zdravomyslov A.G. The problem of interest in sociological theory: monograph. L., 1964. P. 8.10. Mattyuk I., Alexandrov D. Protosociological tradition in the formation of the category of "in-

terest"": article // Sociology: theory, methods, marketing. 2007. No. 4. P. 152–171. 11. Pershina I.V. The problem of interest in domestic jurisprudence: the history of origin and

continuity in development: article // Legal technology. 2011. No. 5. P. 368–372. 12. Petrazhitskiy L.I. The theory of law and state in connection with the theory of morality.

Sankt-Petersburg, 2000. P. 271. 13. Pickles M.M. History of political and legal doctrines: a textbook for university students

enrolled in the specialty "Jurisprudence" / M.М. Pickles. 2nd ed., Rev. And add. Moscow: UNITI-DANA, 2010. 431 p.

14. Soloviev V.S. Justification of Good // Moral Philosophy // Otv. ed. O. A. Platonov. Moscow:Institute of Russian Civilization, Algorithm, 2012. 656 p.

15. Soloviev V.S. Philosophical journalism: Works in two volumes – T. 1. – M., 1988.688 p.16. Trubetskoy E.N. Works on the philosophy of law. Sankt-Petersburg, 2001. 542 p.17. Trubetskoy E.N. Encyclopedia of Law. Sankt-Petersburg, 1999. P. 86–87.18. Cicero. Dialogues: About the state. About laws. / Per. V.O. Gorenshtein, approx. I.N. Vese-

lovsky and V.O. Gorenstein, Art. S. L. Utchenko. Resp. ed. S. L. Utchenko. (Series "Literary Monu-ments"). Moscow: Nauka, 1966.


120

19. Shepelev D. V. Pre-revolutionary Russian legal doctrine on the category "Interest": article //New perspective. 2012. No. 5. P. 177–187.

20. Shepelev D.I. History of legal thought about the category "Interest": article // Actual prob-lems of Russian law. 2010. No. 4. P. 20–30.

For citation: Motova E.A. The influence of Rudolf von Iering's ideas on the formation of Russian legal thought in the 19th century: article // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). P. 115–120.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.015


121

Л.С. Мустафина* УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.011

СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ К ТИПОЛОГИИ ГОСУДАРСТВА

Аннотация. В статье раскрываются современные подходы к типологи-зации государства, в частности, один из современных подходов к типологиза-ции государства, предложенный Ф.М. Раяновым и А.Ш. Гардановым. Критерием типологизации выступает историческая ступень развития человечества.

Ключевые слова: типологизация государства, тип государства, право-вое государство, сущность государства, права человека.

Процесс изучения государства как социального феномена всегда занимал в науке важную роль. Ввиду этого, начиная с античности и по сегодняшний день теоретики государства и права через типологизацию государств познают процесс зарождения и развития государств, а также выявляют факторы, способствующие такому процес-су. Существующие в теории государства и права цивилизационный и формационные подходы к типологизации государств имеют свои преимущества и недостатки, по-этому они не могут быть единственно правильными. При этом, анализ достоинств и недостатков может помочь выявить более совершенную типологизацию или так называемые альтернативные подходы к классификации типов государств.

В современном мире сто девяносто пять государств и бесчисленное количество государств и государственных образований существовало за всю историю человечества и их типологизация возможна не только по формационным или цивилизационным критериям, но и по другим основаниям. При этом нужно учитывать, что цифровизация важнейших сфер государственной и общественной жизни (экономической, политиче-ской, социальной, духовной) есть важнейшее направление деятельности государства как адекватный ответ на вызовы современного государственно организованного обще-ства вообще и российского в особенности. Это имеет первостепенное значение в фор-мировании и реализации целей и задач информационного общества [3, с. 43].

В типологии государств, предложенной Ф.М. Раяновым и А.Ш. Гардановым, критерием типологизации выступает историческая ступень развития человечества, а также понимание им своей роли и места государства в обществе [5, с. 19]. Авторы вы-деляют четыре цивилизации: древнюю, средневековую, новую и новейшую, которым соответствуют четыре типа государства: раннее, классовое, политическое и правовое.

Согласно данной концепции, государство объективно необходимая реальность и потребность для обслуживания интересов общества, при этом государство также яв-ляется и определенной ценностью. Авторы указывают на социально-объективную не-обходимость существования такого явления, как государство, ввиду чего справедливо делается вывод о сущности государства как о социальном назначении государства.

Одновременно с этим, по мнению Ф.М. Раянова и А.Ш. Гарданова, «в том, что госу-дарства развиваются в направлении цивилизации, по пути совершенствования, вряд ли можно сомневаться. Критерием отнесения государств к типам раннего, классового, по-литического и правового выступает историческая ступень развития человечества и по-нимание им роли и места государства в конкретном обществе. Ни один народ, ни одно

* Мустафина Лилия Салаватовна, аспирант кафедры теории государства и права Институтаправа Башкирского государственного университета. E-mail: [email protected]


122

государствообразующее общество не может иметь сразу правовое государство. До пра-вового государства были, есть и будут классовые, политические государства.

Все государства подвержены влиянию цивилизации, а поэтому в историческом плане более ранние, несовершенные государства объективно развиваются (должны развиваться) в сторону правового государства. Альтернативы правовому государству в исторической перспективе поэтому просто нет. Отсюда человеческая цивилизация непосредственно влияет и на формирование государства. В соответствии с цивилиза-ционным подходом правовые государства образуют самостоятельный, в историческом плане, более прогрессивный тип государств. Сегодня уже можно услышать речи о со-обществе правовых государств. Правовые государства все больше приобретают харак-терные черты, выделяющие их в самостоятельный тип государств» [5, c. 19].

В своей другой работе, Ф.М. Раянов подчеркивает, что любое государство, особен-но в сегодняшних условиях, под влиянием правовых основ современного международ-ного развития, так или иначе, движется по пути правового государства [5, c.13].

Кроме вышеперечисленных типов государства, Ф.М. Раянов и А.Ш. Гарданов пишут еще и о таких типах государств, как демократические и автократические (в зависимости от установившегося в тех или иных странах политико-правового ре-жима государственной власти), примимитивные, традиционные, современные типы государства (в зависимости от уровня развития политических систем общества), го-сударства западной и восточной цивилизации (по особенностям национального, на-родного развития), светские и теократические (по тому, насколько государства свя-заны с религией) [5, c. 15].

В этой же работе Ф.М. Раянов и А.Ш. Гарданов выражают уверенность в том, что дальнейшее развитие теории государства может привести к обоснованию и других оснований для типологии государств [5, c. 20].

Развивая свое видение проблем типологии государств, одну из своих очередных работ Ф.М. Раянов так и назвал «Правовое государство – судьба России». В этой своей книге, доказывая судьбоносность для России идей и принципов правового государства и раскрывая объективные потребности формирования его в постсоветской России, он подчеркивает мысль о том, что «проблемы, связанные с государственностью в истори-ческом плане особенно актуализируются в периоды больших исторических потрясе-ний, существенных государственно-правовых кризисов. Когда общество и его полити-ческая власть развиваются согласованно, на естественной эволюционной основе, тогда наступает относительное успокоение общественно-политической мысли. В обществен-ном развитии наступают и исторические взрывы разумения, когда переосмысливаются определенные ценности, и люди начинают лучше понимать свое место в общественном развитии и освобождаются от душивших их государственно-правовых оков» [7, c. 198].

В отечественной теоретической правовой науке также представляются такие подходы к типологии государств, в соответствии с которыми государства делятся на неразвитые (эксплуататорские) и развитые (цивилизованные) [2, c. 11]. В такой концепции видны вехи как формационного, так и цивилизационного подходов, так как на развитые и неразвитые государства типологизируют, исходя из развитости государственных институтов, раскрывается его потенциал как явление цивилиза-ции и культуры [2, c. 12].

С.А. Комаров, например, пишет о личностном подходе к типологии государств. Он отмечает, что «в теории государства и права можно выделить и еще один подход к типизации государств, что позволяет более полно отразить изменяющуюся сущность


123

государства, особенности его возникновения и эволюции, увидеть в целом естественно-исторический прогресс в развитии государственно-организованного общества.

Это личностный подход в типологии государства, так как в настоящее время для глубокого и всестороннего понимания процессов, происходящих в мире, весьма важным представляется не замыкаться в ограниченном кругу пусть даже самых проверенных и оправдавших себя подходов и идей, а идти дальше, открывая и за-крепляя новые критерии и подходы в типологии государства» [4, c. 140].

По мнению С.А. Комарова, «представляется, что одним из таких критериев типи-зации государств и их правовых систем могла бы стать степень экономической, соци-альной, политической и духовной (культурной) свободы личности, отражающаяся в идее человеческого достоинства. Такой подход вбирает в себя не только объектив-ные критерии – социально-классовую сущность, содержание и социальное назначение государства и права, характер производственных отношений и соответствующих им уровня развития производительных сил общества, принципы организации и функ-ционирования государственно-организованного общества и т.п., но и субъективный критерий – уровень человеческого в обществе» [4, c. 140].

На наш взгляд вышеуказанные концепции имеют ряд своих достоинств и не-достатков, и все же и по сей день в правовой науке ищут способы более универсаль-ной типологизации государств, которая бы, объединяя в себе достоинства цивили-зационного и формационного подходов, объяснила историю зарождения и развития государств, а, может быть, наметила и основные тенденции его дальнейшего совер-шенствования и развития.

С.М. Шахрай пишет, что «развитие общества во всех современных странах идет по пути его дальнейшего усложнения, дифференциации и интеграции. Можно назы-вать различные социальные группы классами, стратами, прослойками или как угод-но иначе, но суть от этого не меняется: многообразие коллективных интересов ста-новится все больше. Данный процесс объективно определен усложнением произ-водственных, национальных, региональных и других отношений, которые разделя-ют людей» [10, с. 119].

Некоторые правоведы считают, что цивилизация и формация далеко не исклю-чающие друг друга понятия, а относятся друг к другу как общее к частному, что «ци-вилизация понятие более глобальное, чем общественная формация», а формацион-ный подход «придает цивилизации социальную определенность и историческую конкретность» [9, c. 531–532].

Однако мы полагаем, что корректнее будет сказать, что данные цивилизацион-ного подхода могут быть применены в качестве апостериорных данных при исполь-зовании формационного подхода для более объективного и полного познания суще-ствующей реальности.

Одним из таких интегративных концепций можно считать технократический подход, выделенный Дж. Гэлбрейт, Р. Арон, А. Тоффлера, У. Ростоу, который попытал в себе совместить и экономические критерии и культурный аспект.

Эти концепции, как правило, имеют четкую структуру и ясные критерии раз-граничения одного типа государства от другого. В таких теориях предпринимаются первые, хоть и не очень очевидные, попытки соединения формационного и цивили-зационного подходов.

Технократический подход рассматривает историю через призму техническо-научного процесса. Прогресс и вообще изменения привычного склада социальной


124

жизни, по мнению приверженцев такого подхода, связан с техническими револю-циями, которые двигают вперед экономику из одного этапа в другой, в связи с чем, любые общества соответственно проходят этапы доиндустриального, индустриаль-ного и постиндустриального периодов развития.

Естественно, данная концепция, если взглянуть на историю развития человече-ства, имеет рациональное зерно, так как этот подход рассматривает культуру с позиции информационной и технической революций как большой и единой для всего чело-вечества системы, а также ее связи с ноосферой, как связи с единым информацион-ным полем Земли, и виртуальной действительности.

Более глубокое научное познание сущности государства возможно при сочета-нии формационного и цивилизационного подходов при типологизации государства [1, c. 35].

Однако на сегодняшний день конкретного интегративного подхода к типоло-гизации государства не выявлено, оно и понятно: и у цивилизационного и у форма-ционного подходов есть как свои минусы, так и плюсы, и совместить все это воедино является проблематичным.

В теоретической части юридической науки, как отмечают некоторые авторы, «нередко возникает чрезмерный крен в так называемый сущностный уклон, лишен-ный значимого предметного содержания, уход в абстракцию» [8, c. 92], которая как таковое отношения к праву то и не имеет. При этом же познание такого явления как государство все же требует поиска общих точек соприкосновения, которые отража-ли бы и поясняли бы не только сущность государства, но и сам процесс преобразо-вания государств с одного состояния в другие.

Этим обусловливается и то, что понятие «тип государства» означает наличие наиболее общих черт и особенностей, характерных для отдельных групп различных государств, раскрывающих сущность самого государства и дающих ответ на вопрос: «какое это государство?».

В юридической науке разработано множество типологических и классифика-ционных систем, которые основаны на каких-то своих особенных критериях. В клас-сификационной и типологической системе объекты расположены согласно каким-либо закономерностям, благодаря которым можно сделать выводы об их характерных осо-бенностях, присущих той или иной классификации или типологизации.

Включение объекта в то или иное типологическое деление подразумевает распро-странение на них каких-то определенных свойств, соответствующих этому делению. Таким образом, благодаря изучению явлений в классификационной или типологиче-ской системе, наука получает более глубокие познания об исследуемом объекте.

При этом не стоит забывать, что типологизация государства – это не способ ус-ложнения процесса познания государства, а попытка упрощения понимания слож-ной действительности до более понятного и простого.

Типология государства как вид систематизации, основанный на выделении сущностных признаков государства, является важнейшим методом научного позна-ния для систематизации научного знания о государстве, изучение которого обу-словлено сложностью и многогранностью исследуемого объекта.

Многомерностью объекта исследования и объясняется интерес и желание уче-ных выявить более современные, альтернативные традиционным, критерии для типологизации, в которых государство рассматривается не только как историко-культурная или экономическая единица во всемирной истории.


125


1. Авилкина А.А. Типология государства в юридической науке: от формационной тео-рии к цивилизационному многообразию // Евразийский Союз Ученых. – 2020. – № 3–5 (72) // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tipologiya-gosudarstva-v-yuridicheskoy-nauke-ot-formatsi onnoy-teorii-k-tsivilizatsionnomu-mnogoobraziyu (дата обращения: 29.04.2020).

2. Алексеев С.С. Государство и право: Нач. курс / С. С. Алексеев. – 2-е изд., перераб.и доп. – М. : Юрид. лит., 1994. – 189 с.

3. Воробьев С.М., Комаров С.А. Кибернетическая (информационная) цивилизация: по-становка проблемы: статья // В сб.: Всероссийской научно-практич. конференции «Пробле-ма муниципалитетов в разрезе правового обществоведения» (г. Уфа, 14 ноября 2019 г.) // Отв. ред. Ф. М. Раянов. – Уфа, 2019. – С. 43–50.

4. Комаров С.А. Общая теория государства и права: Учебник. – 8-е изд., испр. и доп.СПб.: Издательство Юридического института, 2012. – 520 с.

5. Раянов Ф.М., Гарданов А.Ш. Размышления о государстве. – Уфа, 1994. – 127 с.6. Раянов Ф.М. Актуальные проблемы отечественной юридической науки: теоретико-

методологический аспект // Правовое государство: теория и практика. – 2016. – № 1 (43). – С. 7–13.

7. Раянов, Ф.М. Правовое государство – судьба России / Ф. М. Раянов. – Уфа: ДизайнПо-лиграфСервис, 2007. – 208 с.

8. Супатаев М.А. О постижении и познании правовых явлений. Становление цивили-зационного подхода к праву // Труды Института государства и права РАН. – 2016. – № 1 (53) // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/o-postizhenii-i-poznanii-pravovyh-yavleniy-stanovlenie-tsivilizatsionnogo-podhoda-k-pravu

9. Фролов И. Т., Араб-Оглы Э. А., Арефьева Г. С. и др. Введение в философию: Учебник длявузов. В 2 частях // Под общей редакцией И. Т. Фролова. – М.: Политиздат, 1989. – 367 с.

10. Шахрай С.М. Государство и глобализация: методологические и политико-правовыепроблемы. – М.: МГИМО(У) МИД России, 2002. – 261 с.

Для цитирования: Мустафина Л.С. Современные подходы к типологии государства: статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (23). – С. 121–125.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.011

Lilia S. Mustafina *

CURRENT APPROACHES TO STATE TYPOLOGY

Abstract. The article reveals modern approaches to the typology of the state, in particular, one of the modern approaches to the typology of the state, proposed by F.M. Ryanov and A. Sh. Gardanov. The criterion for typologization is the historical stage of human development.

Keywords: typology of the state, the type of government, rule of law, the essence of the state, human rights.

The process of studying the state as a social phenomenon has always played an im-portant role in science. In view of this, from antiquity to the present day, the theorists of state and law, through the typology of states, cognize the process of birth and development

* Mustafina Lilia Salavatovna, postgraduate student of the Department of Theory of State and Law, In-stitute of Law, Bashkir State University. E-mail: [email protected]


126

of states, and also identify factors that contribute to such a process. The civilizational and for-mational approaches to the typology of states existing in the theory of state and law have their own advantages and disadvantages, therefore they cannot be the only correct ones. At the same time, an analysis of the advantages and disadvantages can help to identify a more perfect typology or the so-called alternative approaches to the classification of types of states.

In the modern world, one hundred and ninety-five states and an innumerable number of states and state formations have existed in the entire history of mankind and their ty-pology is possible not only according to formational or civilizational criteria, but also on other grounds. It should be borne in mind that digitalization of the most important spheres of state and public life (economic, political, social, spiritual) is the most impor-tant direction of the state's activity as an adequate response to the challenges of a mod-ern state-organized society in general and Russian in particular. This is of paramount im-portance in the formation and implementation of the goals and objectives of the informa-tion society [3, p. 43].

In the typology of states proposed by F.M. Ryanov and A. Sh. Gardanov, the criterion of typologization is the historical stage of human development, as well as his understand-ing of his role and the place of the state in society [5, p. 19]. The authors distinguish four civilizations: ancient, medieval, new and modern, which correspond to four types of state: early, class, political and legal.

According to this concept, the state is an objectively necessary reality and need to serve the interests of society, while the state is also a certain value. The authors point to the socio-objective necessity of the existence of such a phenomenon as the state, which is why the con-clusion is rightly made about the essence of the state as the social purpose of the state.

At the same time, according to F.M. Ryanova and A.Sh. Gardanova, “there can hardly be any doubt that states are developing in the direction of civilization, along the path of improve-ment. The criterion for classifying states as early, class, political and legal types is the historical stage of human development and their understanding of the role and place of the state in a par-ticular society. Not a single people, not a single state-forming society can immediately have a legal state. Before the rule of law, there were, are and will be class, political states.

All states are subject to the influence of civilization, and therefore, historically, earlier, imperfect states objectively develop (should develop) towards the rule of law. Therefore, there is simply no alternative to the rule of law in the historical perspective. Hence, human civilization directly influences the formation of the state. In accordance with the civiliza-tional approach, legal states form an independent, in historical terms, more progressive type of states. Today you can already hear speeches about the community of rule-of-law states. Legal states are increasingly acquiring characteristic features that distinguish them into an independent type of states” [5, p. 19].

In his other work, F.M. Ryanov emphasizes that any state, especially in today's condi-tions, under the influence of the legal foundations of modern international development, one way or another, moves along the path of the rule of law [5 , p.13].

In addition to the above types of state, F.M. Ryanov and A.Sh. Gardanov also write about such types of states as democratic and autocratic (depending on the political and le-gal regime of state power established in certain countries), primitive, traditional, modern types of state (depending on the level of development of the political systems of society) , states of Western and Eastern civilization (according to the peculiarities of national, popu-lar development), secular and theocratic (according to how the states are connected with religion) [5, p. 15].


127

In the same work, F.M. Ryanov and A.Sh. Gardanov are confident that further devel-opment of the theory of the state can lead to substantiation and other grounds for the ty-pology of states [5, p. 12].

Developing his vision of the problems of the typology of states, one of his next works F.M. Ryanov called it “the rule of law – the fate of Russia”. In this book of his, proving the fatefulness for Russia of the ideas and principles of the rule of law and revealing the objec-tive needs of its formation in post-Soviet Russia, he emphasizes the idea that “the problems associated with statehood in historical terms are especially actualized during periods of great historical upheavals, significant state and legal crises. When society and its political power develop in concert, on a natural evolutionary basis, then there comes a relative calming down of social and political thought. In social development, historical explosions of understanding also occur, when certain values are rethought, and people begin to better understand their place in social development and are freed from the state and legal shackles that stifled them” [7, p. 198].

In the domestic theoretical legal science, such approaches to the typology of states are also presented, according to which states are divided into undeveloped (exploitative) and developed (civilized) [2, p. 11]. In such a concept, milestones of both formational and civilizational approaches are visible, since developed and undeveloped states are typolo-gized based on the development of state institutions, its potential as a phenomenon of civi-lization and culture is revealed [2, p. 12].

S.A. Komarov, for example, writes about a personal approach to the typology of states. He notes that “in the theory of state and law, one can distinguish another approach to the typification of states, which makes it possible to more fully reflect the changing essence of the state, the peculiarities of its emergence and evolution, and to see, in general, natural-historical progress in the development of a state-organized society.

This is a personal approach in the typology of the state, since at present, for a deep and comprehensive understanding of the processes taking place in the world, it seems very important not to be isolated in a limited circle of even the most proven and justified ap-proaches and ideas, but to go further, discovering and strengthening new criteria and ap-proaches in the typology of the state” [4, p. 140].

According to S.A. Komarov, “it seems that one of these criteria for the typification of states and their legal systems could be the degree of economic, social, political and spiritual (cultural) freedom of the individual, reflected in the idea of human dignity. This approach incorporates not only objective criteria – the social-class essence, the content and social purpose of the state and law, the nature of production relations and the corresponding lev-el of development of the productive forces of society, the principles of organization and functioning of a state-organized society and etc., but also a subjective criterion – the level of the human in society” [4, p. 140].

In our opinion, the above concepts have a number of their advantages and disadvan-tages, and yet to this day in legal science they are looking for ways of a more universal ty-pology of states, which would, combining the advantages of civilizational and formational approaches, explain the history of origin and the development of states, and, perhaps, out-lined the main trends of its further improvement and development.

S.M. Shakhrai writes that “the development of society in all modern countries follows the path of its further complication, differentiation and integration. You can call various so-cial groups classes, strata, strata or whatever you like, but the essence of this does not change: the variety of collective interests is becoming more and more. This process is ob-


128

jectively determined by the complication of industrial, national, regional and other rela-tions that divide people” [10, p. 119].

Some jurists believe that civilization and formation are far from being mutually exclu-sive concepts, but relate to each other as a general to a particular, that “civilization is a more global concept than a social formation”, and the formational approach “gives civili-zation social certainty and historical concreteness" [9, p. 531–532].

However, we believe that it would be more correct to say that the data of the civiliza-tional approach can be applied as a posteriori data when using the formation approach for a more objective and complete knowledge of the existing reality.

One of such integrative concepts can be considered the technocratic approach, hig-hlighted by J. Galbraith, R. Aron, A. Toffler, W. Rostow, who tried to combine both economic criteria and the cultural aspect.

These concepts, as a rule, have a clear structure and clear criteria for delineating one type of state from another. In such theories, the first, albeit not very obvious, attempts are made to combine the formational and civilizational approaches.

The technocratic approach views history through the prism of a technical-scientific process. Progress and, in general, changes in the usual structure of social life, according to the adherents of this approach, is associated with technical revolutions that move the economy forward from one stage to another, in connection with which, any societies, re-spectively, go through the stages of pre-industrial, industrial and post-industrial periods of development.

Naturally, this concept, if you look at the history of human development, has a ration-al kernel, since this approach considers culture from the position of information and tech-nical revolutions as a large and single system for all mankind, as well as its connection with the noosphere, as a connection with a single information field Earth, and virtual reality.

A deeper scientific knowledge of the essence of the state is possible with a combina-tion of formational and civilizational approaches in the typology of the state [1, p. 35].

However, to date, no specific integrative approach to the typology of the state has been identified, it is understandable: both the civilizational and the formational approaches have both their disadvantages and advantages, and combining all this together is problematic.

In the theoretical part of legal science, as noted by some authors, "often there is an excessive bias in the so-called essential bias, devoid of meaningful subject content, with-drawal into abstraction" [8, p. 92], which as such has nothing to do with law. At the same time, the knowledge of such a phenomenon as a state still requires a search for common points of contact that would reflect and explain not only the essence of the state, but also the very process of transforming states from one state to another.

This also determines the fact that the concept of "type of state" means the presence of the most common features and characteristics characteristic of individual groups of differ-ent states, revealing the essence of the state itself and giving an answer to the question: "which state is this"?

In legal science, many typological and classification systems have been developed, which are based on some of their own special criteria. In the classification and typological system, objects are located according to some patterns, thanks to which it is possible to draw conclusions about their characteristic features inherent in a particular classification or typology.

The inclusion of an object in one or another typological division implies the distribu-tion of some specific properties corresponding to this division. Thus, through the study of


129

phenomena in a classification or typological system, science gains a deeper knowledge of the object under study.

At the same time, one should not forget that the typology of the state is not a way to complicate the process of cognizing the state, but an attempt to simplify the understanding of complex reality to a more understandable and simpler one.

The typology of the state as a type of systematization based on the identification of the essential features of the state is the most important method of scientific cognition for the systematization of scientific knowledge about the state, the study of which is due to the complexity and versatility of the object under study.

The multidimensionality of the object of research explains the interest and desire of scientists to identify more modern, alternative to traditional, criteria for typology, in which the state is considered not only as a historical, cultural or economic unit in world history.

Bibliographic list

1. Avilkina A.A. Typology of the state in legal science: from formational theory to civilizationaldiversity // Eurasian Union of Scientists. 2020. No. 3–5 (72) // URL: https://cyberleninka.ru/ article/ n/ tipologiya-gosudarstva-v-yuridicheskoy-nauke-ot-formatsi onnoy-teorii-k-tsivilizatsionnomu- mnogoobraziyu (date of access : 04/29/2020).

2. Alekseev, S.S. State and Law: Beginning. course / S. S. Alekseev. 2nd ed., Rev. and add. Mos-cow: Jurid. lit., 1994. 189 p.

3. Vorobiev S.M., Komarov S.A. Cybernetic (informational) civilization: problem statement: ar-ticle // In collection: All-Russian scientific-practical. conference "The problem of municipalities in the context of legal social science" (Ufa, November 14, 2019) // Ed. ed. F.M. Ryanov. Ufa, 2019. P. 43–50.

4. Komarov S.A. General theory of state and law: Textbook. 8th ed., Rev. and add. Sanrt-Petersburg: Publishing house of the Legal Institute, 2012. 520 p.

5. Ryanov F.M., Gardanov A.Sh. Reflections on the state. Ufa, 1994. 127 p.6. Ryanov F.M. Actual problems of domestic legal science: theoretical and methodological as-

pect // Legal state: theory and practice. 2016. No. 1 (43). P. 7–13. 7. Ryanov, F.M. The rule of law is the fate of Russia / F.M. Ryanov. Ufa: DesignPoligrafService,

2007. 208 p. 8. Supataev M.A. About comprehension and knowledge of legal phenomena. Formation of a

civilizational approach to law // Proceedings of the Institute of State and Law of the Russian Acad-emy of Sciences. 2016. No. 1 (53). URL: https: //cyberleninka.ru/article/n/o-postizhenii-i-poznanii-pravovyh-yavleniy-stanovlenie-tsivilizatsionnogo-podhoda-k-pravu

9. Frolov I. T., Arab-Ogly E. A., Arefieva G. S. et al. Introduction to philosophy: Textbook foruniversities. In 2 parts // Under the general editorship of I. T. Frolov. Moscow: Politizdat, 1989. 367 p.

10. Shakhrai S.M. State and globalization: methodological and political and legal problems.Moscow: MGIMO (U) MFA of Russia, 2002. 261 p.

For citation: Mustafina L.S. Modern approaches to the typology of the state: article // Theory of state and law. 2021. No. 3 (24). P. 125–129.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.011


130

А.К. Рожкова* УДК 340; 342 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.009

ОСОБЕННОСТЬ КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОГО СТАТУСА КОНСУЛЬТАТИВНОГО СОВЕТА В ИСПАНИИ

Аннотация. В данной статье автор поднимает проблему взаимодейст-вия гражданского общества и государства. Одной из форм такого взаимодей-ствия выступает деятельность консультативных (общественных) советов (палат). В связи с этим, в качестве примера проанализирован правовой статус Экономического и социального совета Испании. Рассмотрены причины его по-явления и история становления. Опираясь на текст Конституции Испании и Органического закона «Об учреждении Экономического и социального Совета» от 17 июня 1991 г., автор выделяет типичные и особые черты данного учреж-дения, а также раскрывает правовой статус его членов.

Ключевые слова: институт гражданского общества, консультативный орган, Экономический и социальный совет Испании.

На сегодняшний день проблема построения гражданского общества в мире сто-ит как никогда остро. Положительный опыт функционирования институтов граждан-ского общества необходимо изучать и применять, внедряя в законодательство стран с несформированными традициями взаимодействие государства и гражданского об-щества. Одной из форм такого взаимодействия выступает деятельность консульта-тивных (общественных) советов (палат). Данные органы сформированы в большин-стве стран с демократическим политическим режимом.

Общеизвестно, что самые богатые традиции по формированию институтов гражданского общества существуют в странах Западной Европы. Это обусловлено повсеместной демократизацией отношений между государством, обществом и лич-ностью, а также – успешным опытом построения правового государства, внедрением принципа разделения властей, системы сдержек и противовесов в деятельности ор-ганов государственной власти, эффективным механизмом общественного контроля и развитым правосознанием, менталитетом.

«Некоторые ученые полагают, что на территории Европейского союза у граж-дан исторически сформировался общий западноевропейский менталитет, основан-ный на единых ценностях и культуре, общим знаменателем которых выступают идеи рационализма и антропоцентризма» [6, с. 145]. Не вызывает сомнений, что за-падноевропейский менталитет имеет место быть. Однако, такой феномен, на взгляд автора, мог возникнуть только после Второй мировой войны. Гражданское общество в Европе развивалась в каждой стране по-своему (например, в двух граничащих странах: Франции и Испании).

По мнению Т.В. Приходько, развитое гражданское общество в Европе, консоли-дируя граждан перед лицом глобальных проблем, способствует внедрению в нацио-нальную государственную политику идеи «Sustainable development»: «данная теория заключается в развитии социального потенциала общества, экономического про-гресса с обязательной заботой о природе» [7].

* Рожкова Анна Константиновна, преподаватель кафедры правового обеспечения нацио-нальной безопасности Института государства и права Байкальского государственного университета. E-mail: [email protected]


131

Институты гражданского общества по направленности своей деятельности достаточно разнообразны. Выделяют среди них институты гражданского участия: общественные (консультативные, социально-экономические) советы, которые вы-рабатывают общие рекомендации для упрочнения диалога общества и власти, играя важную роль в становлении демократии.

Определить правовой статус общественных советов, создаваемых государством или местными сообществами, непросто, по мнению Руденко В.Н. c одной стороны, они нередко позиционируются в качестве «общественных органов публичного управления или общественных организаций, а с другой – являются государствен-ными либо муниципальными органами» [8].

Общественные советы как институт гражданского общества создаются в демо-кратических странах, как на общегосударственном уровне, так и на уровне местного самоуправления. Например, существует положительный опыт функционирования Общественной палаты в России и Экономического, социального и экологического совета во Франции. Много исследований было посвящено изучению их правового статуса, поэтому автор рассматривает консультативный орган на примере еще од-ной страны романо-германской правовой семьи, Испании.

Королевство Испания – это демократическое государство с формой правления парламентская монархия. В Конституции Испании закреплен «принцип разделения властей на исполнительную, законодательную и судебную» [3], гарантирован широ-кий перечень прав и свобод человека и гражданина, и, тем не менее, путь к граждан-скому обществу был долог, почти два столетия.

Пожарская С.П. подчеркивает, что до 70-х годов ХХ века гражданское общество в Испании практически отсутствовало. Это объясняется такими факторами, как медленные темпы экономического развития, отсутствие многочисленного среднего класса, низкая правовая и политическая культура граждан, тяготение широких сло-ев населения к традициям авторитаризма.

Гражданское общество могло стать в ХХ веке неким «амортизатором нарастав-шего процесса раскола, могло предотвратить многие социальные и политические потрясения, как, например, гражданскую войну 1936–1939 гг., которую современни-ки считают величайшей национальной трагедией испанского народа» [2, с. 13].

Формирование современного гражданского общества активно началось в ходе конституционной реформы и принятия Конституции Испании в 1978 г. По мнению Годлевской В.Ю. «Ассоциации гражданского общества, повсеместно возникшие в этот период, оказали ощутимое влияние на работу конституционной комиссии, что на-шло отражение в формулировках многих статей основного закона государства» [1]. Именно они повлияли на политику регионов, которые под давлением общества зая-вили о своем праве на автономию.

Политическое давление зарождающегося гражданского общества ощутимо «по-влияло на правительство Адольфо Суареса и на работу Комиссии кортесов по подго-товке проекта конституции 1978 г., особенно на формулировку 2-й статьи Конститу-ции» [2, с. 13]. Конституция 1978 г. создала новый тип формы государственного уст-ройства. Согласно ст. 2: «Конституция основана на нерушимом единстве испанской Нации, единой и неделимой для всех испанцев Родины; она признает и гарантирует право на автономию национальностей и регионов, ее составляющих, а также соли-дарность между всеми ними» [3]. Именно в такой редакции ст. 2 Конституции была принята на референдуме, она «отражала консенсус, впервые достигнутый в истории


132

Испании, что не исключало широкого спектра разногласий по актуальным проблемам экономики, политики и культуры» [2, с. 13]. Соответственно, в Испании была создана необходимая основа для развития институтов гражданского общества.

Сегодня испанское гражданское общество «скрепляет» множество ассоциаций, основанных «снизу», государство лишь регламентирует правила их регистрации. Например, «многие неправительственные организации Испании, от религиозных до благотворительных, достаточно активно вовлечены в работу с беженцами и имми-грантами. Они координируют свою деятельность с международными организация-ми, с неправительственными организациями других стран Европейского союза, соз-дают объединения национальных организаций для решения проблем миграционно-го кризиса» [4].

При Правительстве Испании действует Экономический и Социальный Совет (Consejo Económico y Social de España) (далее – ЭиСС). Его также можно отнести к консультативной форме взаимодействия государства и гражданского общества. Он является совещательным органом по решению социально-экономических вопросов и вопросов труда.

ЭиСС «учрежден в качестве органа публичного права, обладающего собствен-ной правосубъектностью, полномочиями, органической и функциональной автоно-мией для достижения своих целей, подчинен министерству занятости и социального обеспечения» [9].

В отличие от Франции об этом органе нет упоминания в Конституции Испании (так, в ст. 23.1 закрепляется право граждан «участвовать в общественных делах не-посредственно или через представителей, в ст. 22.1 провозглашается «право граж-дан на создание ассоциаций и профсоюзов» [3]), его статус регулирует закон «О соз-дании Экономического и Социального совета» от 18 июня 1991 г.

В преамбуле данного закона указывается на то, что «Конституция Испании на-деляет государственные органы полномочиями поощрять и облегчать участие гра-ждан непосредственно или через организации, или ассоциации в экономической и социальной жизни» [5].

Экономический и Социальный совет Испании укрепляет участие субъектов в экономической и социальной жизни, подтверждая их роль в развитии демократи-ческого правового государства.

Выполняя эту конституционную функцию, Совет служит постоянной институ-циональной платформой для диалога по обсуждению остросоциальных проблем. Ведь Совет является единственным органом, в котором представлен широкий круг профес-сиональных партнерских организаций (профсоюзы, ассоциации нанимателей).

Согласно ст. 2 указанного закона Испании, Совет состоит из 61 члена, включая Председателя. Из них первую группу (20 членов) составляют представители проф-союзов, вторую (20 членов) – представители малого и среднего бизнеса и третью: 3 члена – представители аграрного сектора экономики, 3 члена – рыбодобывающего сектора, 4 члена – представители Совета потребителей, 4 члена – представителя со-циальной экономики (ассоциации, кооперативы, трудовые общества), оставшиеся 6 – эксперты, необходимые для функционирования Совета. «Эксперты назначаются Правительством Испании по предложению министра труда и социального обеспече-ния, экономики и финансов после консультаций с организациями, представленными в Совете «из числа лиц, обладающих особой подготовкой и признанным опытом в социально-экономической и трудовой сфере» [5].


133

Председатель Совета назначается Правительством страны по совместному предложению министров труда и социального обеспечения, экономики и финансов после консультаций с представителями организаций, входящими в Совет. Предла-гаемое назначение должно быть поддержано не менее чем двумя третьими от числа членов Совета. Сами же члены Совета списком утверждаются Правительством по предложению министра труда и социального обеспечения, именно ему подаются сведения от организаций с предложением о назначении соответствующих членов Совета. При этом, члены Совета, выполняя свои функции, действуют в полной авто-номии и независимости.

В состав Совета входят два заместителя Председателя, избираемых пленар-ным заседанием по предложению членов Совета, каждый из которых представляет либо профсоюзы, либо коммерческие организации, т.е. нанимателей. Они заменя-ют Председателя в порядке, определяемом внутренними правилами, а в случае его отсутствия или болезни осуществляют функции, которые Председатель прямо де-легирует им.

В составе Совета действует также Генеральный секретариат. Это орган техни-ческой и административной помощи Совета. «Генеральный секретарь свободно на-значается и отстраняется Правительством Испании по совместному предложению министров труда, социального обеспечения, экономики и Казначейства, после кон-сультаций с представительскими группами, входящими в Совет. В любом случае предлагаемое назначение должно быть поддержано не менее чем двумя третями от количества членов Совета» [9].

Срок полномочий членов Совета, включая его Председателя, составляет че-тыре года с возможностью продления на равный срок и начинается со дня, сле-дующего за днем опубликования в «Официальном государственном вестнике» распоряжения о назначении членов Совета. Однако члены Совета, включая его председателя, будут продолжать выполнять свои функции до инаугурации чле-нов нового Совета

Членство в Совете прекращаются по одной из следующих причин: 1) Председа-тель, по решению правительства, по совместному предложению Министра труда и социального обеспечения, экономики и финансов; 2) в связи с истечением срока его полномочий; 3) по предложению организаций, содействовавших назначению; 4) в связи с отставкой, принятой председателем Совета, а, если это председатель, топравительством; 5) в случае его смерти; 6) в случае осуждения за умышленное пре-ступление.

Таким образом, Экономический и Социальный совет Испании является в чис-том виде совещательным органом при Правительстве Испании, права наложения вето на закон и законодательной инициативы нет, как нет и конкретных функций общественного контроля.

Однако, на основе рассмотренного материала можно сделать вывод, что Совет представляет национальные интересы отдельных незащищенных слоев обще-ства, создан для обеспечения продуктивного диалога на национальном уровне меж-ду социальными партнерами – организациями, представляющими работодателей и работников (профсоюзы, ассоциации и другие институты гражданского обще-ства), – и правительством в социально-экономической, профессиональной, культур-ной и других сферах. Его деятельность способствует развитию гражданского обще-ства в Испании.


134


1. Годлевская В. Ю. Формирование государства автономий в Испании в условиях уста-новления и консолидации демократии (1975–1996гг.) / В. Ю. Годлевская // Вестник Томско-го государственного университета. История. – 2013. – № 5 (25) // URL: https://www. elibrary.ru/item.asp?id=20653527 (дата обращения 16.03.2020).

2. Испания и Латинская Америка в мировой политике / под ред. А. В. Шестопала,Л. С. Окуневой. – Москва: МГИМО-Университет, 2007. – 148 с.

3. Конституция Испании // URL: https://zakoni.ucoz.ru/news/konstitucija_ispanii/2012-03-26-101 (дата обращения 14.03.2021).

4. Канунников А. А. Вклад гражданского общества Испании в преодоление миграцион-ного кризиса / А. А. Канунников // Научно-аналитический вестник Совета Европы РАН. 2020. № 4 // URL: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=43954558 (дата обращения 16.03.2021).

5. Об учреждении Экономического и Социального совета: закон Испании от 17июня1991 г. // URL : http://www.ces.es/documents/10180/13406/LeyCES/ a97a8870-83bc-4674- aad7-9d680b4341f (дата обращения 16.03.2021).

6. Рожкова А. К. Менталитет и уровень соблюдения прав личности в Российской Феде-рации: проблемы и перспективы / А. К. Рожкова // Терроризм и права человека: гибридные угрозы, новые вызовы, система противодействия: материалы научно-практической конфе-ренции, Пенза, 16 октября 2020 г. / под ред. Г.Б. Романовского. – Пенза, 2020. – С. 142–149.

7. Рожкова А. К. Концепция устойчивого развития и обеспечение национальной безо-пасности в правовом регулировании Российской Федерации / А. К. Рожкова // Baikal Research Journal. 2020. Т. 11. № 3 // URL: https://www.elibrary.ru/download/elibrary_ 44593767_80184457.pdf (дата обращения 04.05.2021).

8. Руденко В. Н. Консультативные общественные советы в системе делиберативнойдемократии / В. А. Руденко // Сравнительное конституционное обозрение. – 2007. – № 4. – С. 116–124.

9. Экономический и Социальный совет Испании // URL: http://www.ces.es/naturaleza(дата обращения 16.03.2021).

Для цитирования: Рожкова А.К. Особенность конституционно-правового статуса консульта-тивного совета в Испании: статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 130–134.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.009

Anna K. Rozhkova*

SPECIAL FEATURES OF THE CONSTITUTIONAL AND LEGAL STATUS OF THE ADVISORY COUNCIL IN SPAIN

Abstract. In this article, the author raises the problem of interaction between civil society and the state. One of the forms of such interaction is the activity of advisory (public) councils (chambers). In this regard, the legal status of the Economic and Social Council of Spain is analyzed as an example. The reasons for its appearance and the history of its formation are considered. Based on the text of the Spanish Constitution and the Organic Law «On the Establishment of the Economic and Social Council» of June 17, 1991, the author

* Rozhkova Anna Konstantinovna, lecturer at the Department of Legal Support of National Security,Institute of State and Law, Baikal State University. E-mail: [email protected]


135

identifies the typical and special features of this institution, as well as the status of its members.

Keywords: civil society institute, consultative body, Economic and Social Council of Spain.

Today, the problem of building a civil society in the world is more acute than ever. The positive experience of the functioning of civil society institutions should be studied and applied by introducing into the legislation of countries with unformed traditions the interaction of the state and civil society. One of the forms of such interaction is the activity of advisory (public) councils (chambers). These bodies have been formed in most countries with democratic political regimes.

It is well known that the richest traditions in the formation of civil society institutions exist in the countries of Western Europe. This is due to the widespread democratization of relations between the state, society and the individual, as well as the successful experience of building a rule-of-law state, the introduction of the principle of separation of powers, a system of checks and balances in the activities of public authorities, an effective mechanism of public control and a developed sense of justice, mentality.

“Some scholars believe that on the territory of the European Union, citizens have historically formed a common Western European mentality based on common values and culture, the common denominator of which is the ideas of rationalism and anthropocentrism” [6, p. 145]. There is no doubt that the West European mentality has a place to be. However, such a phenomenon, in the opinion of the author, could have arisen only after the Second World War. Civil society in Europe has developed in each country in its own way (for example, in two bordering countries: France and Spain).

According to T.V. Prikhodko, a developed civil society in Europe, consolidating citizens in the face of global problems, contributes to the introduction of the idea of "Sustainable development" into the national state policy: "this theory consists in the development of the social potential of society, economic progress with obligatory care for nature" [7].

Civil society institutions are quite diverse in the direction of their activities. Among them, the institutions of civil participation are distinguished: public (consultative, socio-economic) councils, which develop general recommendations for strengthening the dialogue between society and the government, playing an important role in the formation of democracy.

It is not easy to determine the legal status of public councils created by the state or local communities, according to V.N. Rudenko on the one hand, they are often positioned as “public bodies of public administration or public organizations, and on the other, they are state or municipal bodies” [8].

Public councils as an institution of civil society are created in democratic countries, both at the national level and at the level of local self-government. For example, there is a positive experience of the functioning of the Public Chamber in Russia and the Economic, Social and Environmental Council in France. Much research has been devoted to the study of their legal status, so the author examines the advisory body on the example of another country of the Romano-Germanic legal family, Spain.

The Kingdom of Spain is a democratic state with a parliamentary monarchy. The Spanish Constitution enshrines “the principle of separation of powers into executive, legislative and judicial” [3], guarantees a wide range of human and civil rights and freedoms, and, nevertheless, the path to civil society was long, almost two centuries.


136

Pozharskaya S.P. emphasizes that until the 70s of the twentieth century, civil society in Spain was practically absent. This is explained by such factors as the slow pace of economic development, the absence of a large middle class, the low legal and political culture of citizens, the gravitation of the general population to the traditions of authoritarianism.

Civil society could become in the twentieth century a kind of “shock absorber of the growing process of schism could prevent many social and political upheavals, such as the civil war of 1936–1939, which contemporaries consider the greatest national tragedy of the Spanish people” [2, p. 13].

The formation of modern civil society began actively in the course of the constitutional reform and the adoption of the Spanish Constitution in 1978. According to V.Yu. Godlevskaya. “Civil society associations that emerged throughout this period had a tangible impact on the work of the constitutional commission, which was reflected in the wording of many articles of the basic law of the state” [1]. It was they who influenced the policy of the regions, which, under pressure from society, declared their right to autonomy.

The political pressure of the nascent civil society perceptibly "influenced the government of Adolfo Suarez and the work of the Cortes Commission on the preparation of the draft constitution of 1978, especially on the wording of the 2nd article of the Constitution" [2, p. 13]. The 1978 Constitution created a new type of form of government. According to Art. 2: “The Constitution is based on the inviolable unity of the Spanish Nation, one and indivisible for all Spaniards of the Motherland; it recognizes and guarantees the right to autonomy of the nationalities and regions that make up it, as well as solidarity between all of them” [3]. It is in this version of Art. 2 of the Constitution was adopted in a referendum, it "reflected the consensus first reached in the history of Spain, which did not exclude a wide range of disagreements on topical issues of economy, politics and culture" [2, p. 13]. Accordingly, in Spain the necessary foundation was created for the development of civil society institutions.

Today, Spanish civil society "holds together" many associations based "from below", the state only regulates the rules for their registration. For example, “many non-governmental organizations in Spain, from religious to charitable, are quite actively involved in working with refugees and immigrants. They coordinate their activities with international organizations, with non-governmental organizations of other countries of the European Union, create associations of national organizations to solve the problems of the migration crisis” [4].

The Spanish Government has an Economic and Social Council (Consejo Económico y Social de España) (hereinafter – ESS). It can also be attributed to the consultative form of interaction between the state and civil society. It is an advisory body for resolving socio-economic and labor issues.

EIS “was established as a public law body with its own legal personality, powers, organic and functional autonomy to achieve its goals, subordinate to the Ministry of Employment and Social Security” [9].

Unlike France, there is no mention of this body in the Spanish Constitution (for example, article 23.1 enshrines the right of citizens "to participate in public affairs directly or through representatives, article 22.1 proclaims" the right of citizens to form associations and trade unions" [3]), its status is regulated by the Law "On the Establishment of the Economic and Social Council" of June 18, 1991.

The preamble of this law states that “the Spanish Constitution empowers public authorities to encourage and facilitate the participation of citizens, directly or through organizations or associations in economic and social life” [5].


137

The Spanish Economic and Social Council strengthen the participation of actors in economic and social life, reaffirming their role in the development of a democratic rule of law.

Fulfilling this constitutional function, the Council serves as a permanent institutional platform for dialogue to discuss acute social issues. After all, the Council is the only body in which a wide range of professional partner organizations (trade unions, employers' associations) are represented.

According to Art. 2 of the said Spanish law, the Council consists of 61 members, including the President. Of these, the first group (20 members) is made up of representatives of trade unions, the second (20 members) – representatives of small and medium-sized businesses and the third: 3 members – representatives of the agricultural sector of the economy, 3 members – the fishing sector, 4 members – representatives of the Consumer Council, 4 members – a representative of the social economy (associations, cooperatives, labor societies), the remaining 6 are experts necessary for the functioning of the Council. “Experts are appointed by the Spanish Government on the proposal of the Minister of Labor and Social Security, Economy and Finance after consultation with the organizations represented in the Council“ from among persons with special training and recognized experience in the socio-economic and labor sphere” [5].

The Chairman of the Council is appointed by the Government of the country on the joint proposal of the Ministers of Labor and Social Security, Economy and Finance after consultation with representatives of the organizations that are members of the Council. The proposed appointment must be supported by at least two thirds of the members of the Council. The members of the Council themselves are approved by the list by the Government at the suggestion of the Minister of Labor and Social Security, it is he who receives information from organizations with a proposal to appoint the relevant members of the Council. At the same time, the members of the Council, performing their functions, act in full autonomy and independence.

The Council consists of two Vice-Chairmen, elected by the plenary meeting on the proposal of the Council members, each of whom represents either trade unions or commercial organizations, i.e. tenants. They replace the Chairperson in the manner determined by internal rules, and in the event of his absence or illness, they carry out functions that the Chairperson directly delegates to them.

The Council also includes a General Secretariat. It is the body of technical and administrative assistance to the Council. “The Secretary General is freely appointed and removed by the Spanish Government on the joint proposal of the Ministers of Labor, Social Security, Economy and Treasury, after consultation with the representative groups that make up the Council. In any case, the proposed appointment must be supported by at least two thirds of the number of members of the Council” [9].

The term of office of members of the Council, including its Chairman, is four years, renewable for an equal period, and begins on the day following the day of publication in the Official Gazette of the order on the appointment of members of the Council. However, the members of the Council, including its chairman, will continue to perform their functions until the inauguration of the members of the new Council.

Membership in the Council is terminated for one of the following reasons: 1) Chairman, by decision of the government, at the joint proposal of the Minister of Laborand Social Security, Economy and Finance; 2) in connection with the expiration of his term of office; 3) at the suggestion of organizations that contributed to the appointment; 4) in connection with the resignation accepted by the chairman of the Council, and if it is


138

the chairman, then by the government; 5) in the event of his death; 6) in case of conviction for an intentional crime.

So, the Economic and Social Council of Spain is in its pure form an advisory body under the Government of Spain, there is no right to veto the law and legislative initiative, just as there are no specific functions of public control.

However, on the basis of the material reviewed, it can be concluded that the Council represents the national interests of certain unprotected segments of society, was created to ensure a productive dialogue at the national level between social partners – organizations representing employers and workers (trade unions, associations and other institutions of civil society), – and the government in the socio-economic, professional, cultural and other spheres. His activities contribute to the development of civil society in Spain.

Bibliographic list

1. Godlevskaya V. Yu. Formation of the state of autonomies in Spain in the conditions of theestablishment and consolidation of democracy (1975–1996) / V. Yu. Godlevskaya // Bulletin of the Tomsk State University. History. 2013. No. 5 (25) // URL: https://www.elibrary.ru/item.asp? id=20653527 (date of treatment 03/16/2020).

2. Spain and Latin America in world politics / ed. A. V. Shestopala, L. S. Okuneva. Moscow:MGIMO-University, 2007. 148 p.

3. The Spanish Constitution // URL: https://zakoni.ucoz.ru/news/ konstitucija_ispanii/2012-03-26-101 (date of treatment 03/14/2021).

4. Kanunnikov A. A. Contribution of Spanish civil society to overcoming the migration crisis /A. A. Kanunnikov // Scientific-analytical bulletin of the Council of Europe RAS. 2020. No. 4 // URL: https://www.elibrary.ru/item.asp?id= 43954558 (date of access 03/16/2021).

5. On the establishment of the Economic and Social Council: the Spanish law of June 17, 1991 //URL: http://www.ces.es/documents/10180/13406/LeyCES/a97a8870-83bc-4674-aad7-9d680b4341f (date of access 03/16/2021).

6. Rozhkova A. K. Mentality and the level of observance of individual rights in the RussianFederation: problems and prospects / A. K. Rozhkova // Terrorism and human rights: hybrid threats, new challenges, a system of counteraction: materials of a scientific-practical conference, Penza, October 16, 2020 / ed. G.B. Romanovsky. Penza, 2020. P. 142–149.

7. Rozhkova A. K. The concept of sustainable development and ensuring national security inthe legal regulation of the Russian Federation / A. K. Rozhkova // Baikal Research Journal. 2020. T. 11. No. 3 //URL: https://www.elibrary.ru/ download/elibrary_44593767_80184457.pdf (date of access 05/04/2021).

8. Rudenko V. N. Advisory public councils in the system of deliberative democracy /V. A. Rudenko // Comparative constitutional review. 2007. No. 4. P. 116–124.

9. Economic and Social Council of Spain [Electronic resource] // URL: http://www.ces.es/naturaleza (date of access March 16, 2021).

For citation: Rozhkova A.K. The peculiarity of the constitutional and legal status of the advisory council in Spain: article // Theory of state and law. 2021. No. 3 (24). P. 134–138.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.009


139

В.Б. Романовская* И.А. Киселева**†

УДК 340 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.008

НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В ОБРАЗОВАНИИ: ТЕНДЕНЦИИ БУДУЩЕГО (КОМПЬЮТЕРНЫЕ ИГРЫ В ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ)

Аннотация. Стремительное внедрение новых технологий во все сферы жизни неизбежно влечет кардинальные перемены, в том числе и в образовании. Авторы сконцентрировали внимание на одном из аспектов новых технологий в образовании – на геймификации учебного процесса и применении компьютер-ных игр как перспективную тенденцию обучения новым навыкам, умениям, компетенциям. Авторы показывают на конкретных примерах позитивные стороны этого процесса, широкие возможности применения компьютерных игр и развитие новых направлений их использования.

Ключевые слова: геймификация, компьютерные игры, новые техноло-гии, образование, компетентностный подход, иммерсивный подход, «серьез-ные» игры, тайтлы, киберспорт, цифровая среда, воспитательно-образова-тельный потенциал VR.

Мир новых технологий ХХI в. по всем параметрам кардинальным образом от-личается от всех известных в истории способов жизни человеческих сообществ. Наиболее ярко эти особенности проявились в период ковид-ограничений, когда преимущества и недостатки коммуникаций посредством интернет-связи стали единственными возможностями сохранить взаимодействие коллективов.

Карантин подтолкнул общество в новую эпоху, в которой виртуальное про-странство стало полноценной реальностью. Расширился и продолжает расширяться параллельный мир со всеми его сегментами, присущими миру офлайн. Нет сферы жиз-ни, не имеющей своего двойника в онлайн-пространстве: легальная и нелегальная, нравственная и безнравственная, интеллектуальная и плебейская, духовная и инфер-нальная, правовая и преступная, культурная и трешевая, можно долго продолжать.

В интернет-пространстве сегодня присутствует практически все, что может вызвать интерес: образование, медицина, политика, экономика, журналистика, фи-нансы. Весьма значимое место занимают в нем компьютерные игры. Заметим, что индустрия компьютерных игр примерно вдвое больше, чем музыкальная и киноин-дустрия вместе взятые.

Еще не так давно считалось, что существует прямая зависимость между склон-ностью к жестоким играм и склонностью человека к насилию. Ряд ученых социоло-гов и психологов утверждали, что такие игры порождают у человека желание со-вершать аналогичные действия в реальной жизни, агрессию и склонность к право-нарушениям. Однако, «последние серьезные изыскания говорят, что связи между играми со сценами насилия и реальной жестокостью нет. Одно из самых больших

* Романовская Вера Борисовна, заведующая кафедрой теории и истории государства и праваюридического факультета Национального исследовательского Нижегородского государственного уни-верситета им. Н.И. Лобачевского, доктор юридических наук, профессор. E-mail: [email protected]

** Киселева Ирина Анатольевна, доцент кафедры уголовного права и процесса юридического факультета Национального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, кандидат юридических наук. E-mail: [email protected]


140

и качественных исследований на эту тему провело научное издание Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking.

В эксперименте ученые старались проследить связь между увлечением жесто-кими видеоиграми в подростковом возрасте и тем, как это отразится на зрелом че-ловеке спустя десять лет. Ученые разбили испытуемых на несколько групп, часть из которых играла в жестокие игры много и часто, часть – умеренно и часть – совсем чуть-чуть. Результаты показали, что уровень агрессии у тех, кто отдавал предпочте-ние жестоким играм, не выше, чем у исследуемых в других группах, а насилие на эк-ране не создавало желания воплотить хоть что-то из проделанного в игре в реаль-ной жизни» [6].

Существует немало русскоязычных статей на тему вреда от компьютерных игр, тогда как в англоязычном сегменте преобладает другая точка зрения. Постепенно новый взгляд на потенциал игр перешел и на российские дискуссионные площадки и получил неожиданно массовую поддержку в самой консервативной сфере – обра-зования. В русскоязычной педагогической литературе появился новый термин – геймификация, применение игровых технологий в образовании.

Одним из трендов современного мира признается геймификация образования. Исследователи пишут, что «геймификация является одним из самых эффективных инструментов вовлечения студентов в образовательный процесс» [5], поскольку ис-пользует естественные склонности людей к конкуренции, соревнованию, сотрудни-честву, достижениям.

В зарубежных источниках активно обсуждается вопрос геймификации образо-вания. Сторонники такого метода считают, что геймификация приводит к успехам в обучении, укрепляет важные навыки в образовании, такие как сотрудничество, общение. Геймификация позволяет студентам играть активную роль в процессе обучения, тем самым повышая их вовлеченность в онлайн-форумы, проекты и дру-гую учебную деятельность. Противники геймификации утверждают, что это мешает обучению, добавляет ненужного напряжения конкуренции [10].

В августе 2019 г. в США состоялась одна из крупнейших выставок в мире в области образования – International Society for Technology in Education (ISTE). Каждый год на ме-роприятие приезжают более 24 тысяч человек, чтобы понять, как будут развиваться технологии в образовании. Одна из главных тенденций последних лет, о которой гово-рили и на последней ISTE, – все большее проникновение игр в образование [3].

В англоязычной литературе рассматривается не только использование обу-чающих игр в учебном процессе, но и некоторые актуальные требования к дизайну обучающих игр [9].

Таким образом, за короткий срок оценка такого явления, как игровые техноло-гии (компьютерные игры) сменилась с отрицательной на положительную (огово-римся, что речь идет о серьезных играх). Сегодня становится совершенно очевидно, что посредством компьютерных игр можно проводить обучение многим полезным навыкам, или как сейчас принято говорить – компетенциям. Вот, что пишет иссле-дователь этого вопроса М. Пономарев: «использование элементов игры (не только на экране) активирует вовлечение в процесс, способствует эмоциональному погру-жению в материал, помогает развивать гибкость мышления. Из ярких примеров применения – специальное издание Minecraft: Education Edition, при помощи которо-го в школах США детей обучают математическим дисциплинам, программированию, продуктивному взаимодействию в коллективе и городскому планированию» [6].


141

Если принять во внимание, что вакансий для программистов с каждым днем становится больше, то для современного молодого человека знать язык программи-рования, хотя бы на элементарном уровне, становится такой же нормой, как владе-ние базовым английским. При этом обучение программированию не является про-стой задачей, и приступить к ней хочется как-то попроще – например, в формате ви-деоигры. Cybersport.ru предлагает десять тайтлов, в основе которых лежит обучение написанию кода в игровой форме.

В России тоже всерьез задумались о том, чтобы интегрировать видеоигры в систему образования и внедрить киберспорт в учебные программы школ и вузов. В нашей стране создана Федерация компьютерного спорта России – общественная организация, ответственная за развитие в Российской Федерации массового компь-ютерного спорта. С 2016 г. киберспорт был признан официальным видом спорта.

В 2014 г. в России был создан Институт развития интернета как площадка для коммуникации представителей бизнеса, образования, интернет-индустрии и власти по вопросам развития отрасли современных технологий. Он принимал участие в разра-ботке предложений, а также поправок в законодательство, направленных на совер-шенствование государственной политики в цифровой среде [4]. В 2019 г. Институт развития интернета уже предлагал ввести школьные факультативы по Dota 2 и Dota Underlords, Hearthstone, серии FIFA, World of Tanks и Minecraft.

Такой серьезный разворот в сторону признания полезности компьютерных игр вызван не только финансовой составляющей вопроса. Хотя миллиардные обороты в этой сфере не могут не впечатлять хранителей бюджета. К сожалению, в большин-стве случаев, разработчиками и продавцами этих игр являются западные кампании, и, соответственно, все доходы от продаж остаются у них. Российский сегмент разра-ботчиков крайне мал, а потребителей – огромен. Этот перекос не в нашу сторону продолжает увеличиваться. С точки зрения финансовых интересов государства, по-лучающего налоги с этого бизнеса, это крайне невыгодная ситуация.

И это все еще полбеды. Большая беда заключается в том, что через красивые, качественные видеоигры заинтересованная сторона может столь же качественно и красиво «промывать мозги» игроку. Тот, кто пишет сценарий, диалоги дейст-вующих лиц, характеры героев, создает ситуации нравственного выбора, делает идеологию игры, тот воздействует на игроков, как учитель на ученика. Кто пишет игры – тот влияет на умы игроков, на формирование их предпочтений, навыков коммуникации: от честно-нечестно до выгодно-невыгодно, от один за всех до каж-дый за себя.

Видеоигры содержат большой воспитательно-образовательный потенциал, ко-торый совершенно не освоен в наших средних и высших учебных заведениях. Стар-шее поколение, никогда не игравшее в большинстве своем в такие игрушки, даже представить себе не может весь размах возможностей, которые содержатся в данном способе передачи знаний, умений и навыков, формирования всех возможных компе-тенций. Любая школьная дисциплина, вузовский курс может быть вплетен в игру, и параллельно с традиционными способами передачи информации дать хороший результат. Заинтересованность повышает результативность. Игра должна прино-сить удовольствие, иначе в ней теряется всякий смысл.

Термин геймификация сегодня звучит достаточно часто и означает примене-ние игровых средств в неигровом пространстве. Можно говорить о возможности и полезности в определенных пределах геймификации в образовательном про-


142

странстве. Если прежде этот термин означал использование деловых игр, игровой механики, игровых инструментов, элементов игры в процессе обучения, то сейчас мы имеем в виду использование компьютерных игр во время занятий. Конечно, строго говоря, объем понятий различается, но в рамках данной статьи это не имеет принципиального значения.

Сфера геймификации в России еще только создается, хотя уже существует не-сколько онлайн-платформ, которые можно использовать в обучении [1]. Вместе с тем ряд авторов считают, что уже сейчас «компьютерные игры являются эффек-тивным педагогическим средством, активно применяемым в образовательном про-странстве» [8, с. 207].

Образовательное пространство в форме компьютерных игр быстро захватыва-ется западными бенефициарами, на которых работают педагоги, психологи, про-граммисты, специалисты разных профилей, стоящие с ними на общей платформе, в основе которой – западные ценности, коммерциализация, профанация истории, а порой и антироссийская пропаганда. Можно ли что-то противопоставить этой опасной тенденции? В одиночку, силами специалистов узкого профиля – нет. Только в командной работе программистов и историков, филологов, географов, художни-ков, культурологов, дизайнеров, режиссеров, сценаристов и других профессионалов, при серьезной финансовой поддержке со стороны государства можно разработать игры-учебники по различным дисциплинам. При такой широкой социальной базе потребителей в лице школьников и студентов проект окупится.

Серьезными (учебными) играми, основной целью которых является не развле-чение, а изучение или отработка навыка, занимаются сейчас такие гиганты как Google, Microsoft, Nasa. Последние две корпорации объединились и создали во-семь игровых уроков для старшеклассников о жизни на Международной космиче-ской станции, где решаются реальные механические, физические, биологические задачи [7].

По прогнозам аналитической кампании Metaari, к 2023 г. рынок серьезных игр достигнет 17 миллиардов долларов. Но пока нашим вузам такие игры недоступны.

Следующим этапом в развитии игрового пространства является режим вирту-альной реальности, который обеспечивает полное погружение игрока в учебную си-туацию. Такие игры существуют не так давно, производители их находятся в США, Великобритании, Китае. Определенно, лидерами по внедрению виртуальной реаль-ности в образование остаются США и Европейские государства. Использование им-мерсивного подхода позволяет лучше воспринимать учебный материал. И хотя Рос-сия существенно отстает в этом плане от западных партнеров, тем не менее, сейчас запущен целый ряд крупных образовательных проектов: «Образование-2024», «Цифровая школа», «Современная цифровая образовательная среда», «Цифровая экономика Российской Федерации» [2].

В России сегодня есть много команд, которые пишут компьютерные игры. Но они не занимаются обучающими играми, направление их деятельности – развлече-ние. Их возможности не велики по сравнению с западными гигантами. Но при усло-вии государственной поддержки есть шансы привлечь эти команды к образователь-ной тематике. Геймификация образования неизбежно станет частью процесса вне-дрения технологий в различные сферы жизни общества. Растет поколение, которое хорошо ориентируется в интернет-пространстве, умеет и любит играть в развиваю-щие компьютерные игры, хорошо откликается на эту новую реальность.


143


1. Коваль Н.Н. Геймификация в образовании // Вестник «Өрлеу»-kst. – 2016. – № 2 (12). –С. 25–29.

2. Краюшкин Н. Виртуальная реальность в образовании [Электронный ресурс] // СайтЦентра развития компетенций в бизнес-информатике Высшей школы бизнеса НИУ ВШЭ // URL: https://hsbi.hse.ru/ (дата обращения: 05.04.2021).

3. Меньшикова Е. «Серьезные игры»: что это и как они меняют образование [Элек-тронный ресурс] // Сайт сетевого издания «ITMO.NEWS» // URL: https://news.itmo.ru/ru/ news/8706/ (дата обращения: 02.04.2021).

4. Об Институте развития интернета [Электронный ресурс] // Сайт Института разви-тия интернета. URL: https://news.itmo.ru/ru/ (дата обращения: 31.03.2021).

5. Панкова М. Геймификация в образовании: когда обычный курс становится квестом[Электронный ресурс] // Сайт «РосБизнесКонсалтинг» // URL: https://nn.rbc.ru/ (дата обра-щения: 31.03.2021).

6. Пономарев М. Игры спасут мир! Как интерактивные развлечения снижают уровеньпреступности, делают ощутимый вклад в медицину и всячески улучшают нашу жизнь [Электронный ресурс] // Сайт онлайн-издания «3DNews Daily Digital Digest». URL: https:// 3dnews.ru/ (дата обращения: 31.03.2021).

7. Преснякова М. Геймификация в образовании: виды, компоненты, примеры [Элек-тронный ресурс] // Сайт Центра высшего дистанционного образования в России // URL: https://vuz24.ru/ (дата обращения: 31.03.2021).

8. Чистякова А.В., Хохрякова Ю.М. Геймификация образования: проблема терминологиче-ской неопределенности // Пермский педагогический журнал. – 2018. – № 9. – С. 208–211.

9. Moreno-Ger, P. et al. Educational game design for online education // Computers in Hu-man Behavior. 2008. Vol. 9. P. 1–11.

10. Rabah J., Cassidy R., Beauchemin R. Gamification in Education: Real Benefits or Edutain-ment // In proceedings of European Conference on E-Learning. 2008. Pp. 1–12.

Для цитирования: Романовская В.Б., Киселева И.А. Новые технологии в образовании: тенденции будущего (компьютерные игры в образовательном процессе): статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 139–143.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.008

Vera B. Romanovskaya* Irina A. Kiseleva**

NEW TECHNOLOGIES IN EDUCATION: TRENDS OF THE FUTURE (COMPUTER GAMES IN THE EDUCATIONAL PROCESS)

Abstract. The rapid introduction of new technologies into all spheres of life in-evitably entails cardinal changes, including in education. The authors focused on one of the aspects of new technologies in education – on the gamification of the education-al process and the use of computer games as a promising trend in teaching new skills, abilities, and competencies. The authors show, with specific examples, the positive as-

* Romanovskaya Vera Borisovna, Head of the Department of Theory and History of State and Law, Fa-culty of Law, National Research Nizhny Novgorod State University. N.I. Lobachevsky, Doctor of Law, Profes-sor. Е-mail: [email protected]; https://orcid.org/0000-0002-7938-5171

** Kiseleva Irina Anatolyevna, Associate Professor of the Department of Criminal Law and Procedure of the Law Faculty of the National Research Nizhny Novgorod State University named after N.I. Lobachevsky, candidate of legal sciences. E-mail: [email protected]; https://orcid.org/0000-0002-3158-8578


144

pects of this process, the wide possibilities of using computer games and the develop-ment of new directions for their use.

Keywords: gamification, computer games, new technologies, education, compe-tence-based approach, immersive approach, "serious" games, titles, cybersport, digital environment, educational potential of VR.

The world of new technologies of the XXI century in all respects it is fundamentally different from all the ways of life of human communities known in history. These features were most vividly manifested during the period of covid restrictions, when the advantages and disadvantages of communication via the Internet became the only opportunities to preserve the interaction of teams.

Quarantine pushed society into a new era in which virtual space has become a full-fledged reality. The parallel world with all its segments inherent in the offline world has expanded and continues to expand. There is no sphere of life that does not have its coun-terpart in the online space: legal and illegal, moral and immoral, intellectual and plebeian, spiritual and infernal, legal and criminal, cultural and trashy, you can go on for a long time.

In the Internet space today there is almost everything that can arouse interest: educa-tion, medicine, politics, economics, journalism, finance. Computer games take a very signifi-cant place in it. Note that the computer games industry is roughly double the size of the music and film industries combined.

Not so long ago, it was believed that there is a direct relationship between the pro-pensity for violent games and the propensity of a person to be violent. A number of scientif-ic sociologists and psychologists have argued that such games give rise to a person's desire to perform similar actions in real life, aggression and a tendency to delinquency. However, “recent serious research suggests that there is no connection between violent play and ac-tual violence. One of the largest and most qualitative studies on this topic was conducted by the scientific publication Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking.

In the experiment, scientists tried to trace the connection between the passion for violent video games in adolescence and how it will affect a mature person ten years later. Scientists divided the subjects into several groups, some of which played violent games a lot and often, some in moderation, and some just a little. The results showed that the level of aggression among those who preferred violent games was not higher than among those studied in other groups, and the violence on the screen did not create a desire to embody at least something of what was done in the game in real life”[6].

There are many Russian-language articles on the topic of harm from computer games, while a different point of view prevails in the English-language segment. Gradually, a new look at the potential of games was transferred to Russian discussion platforms and re-ceived unexpectedly massive support in the most conservative sphere – education. A new term has appeared in the Russian-language pedagogical literature – gamification, the use of gaming technologies in education.

Gamification of education is recognized as one of the trends in the modern world. Re-searchers write that “gamification is one of the most effective tools for involving students in the educational process” [5], since it uses the natural tendencies of people to compete, compete, cooperate, and achieve.

Foreign sources actively discuss the issue of gamification of education. Proponents of this method believe that gamification leads to success in learning, strengthens important skills in education, such as cooperation, communication. Gamification allows students to play an active role in the learning process, thereby increasing their engagement in online


145

forums, projects, and other learning activities. Opponents of gamification argue that it in-terferes with learning and adds unnecessary stress to competition [10].

In August 2019, the United States hosted one of the largest exhibitions in the world in the field of education – the International Society for Technology in Education (ISTE). More than 24 thousand people come to the event every year to understand how technologies in education will develop. One of the main trends of recent years, which were also discussed at the last ISTE, is the increasing penetration of games into education [3].

In the English-language literature, not only the use of educational games in the educa-tional process is considered, but also some actual requirements for the design of educa-tional games [9].

Thus, in a short period of time, the assessment of such a phenomenon as gaming technologies (computer games) changed from negative to positive (let us make a reserva-tion that we are talking about serious games). Today it is becoming quite obvious that computer games can be used to teach many useful skills, or, as they say now, competencies. Here is what the researcher of this issue M. Ponomarev writes: “The use of elements of the game (not only on the screen) activates involvement in the process, promotes emotional immersion in the material, and helps to develop flexibility of thinking. One of the striking examples of application is a special edition of Minecraft: Education Edition, with the help of which children in US schools are taught mathematical disciplines, programming, produc-tive interaction in a team and urban planning ”[6].

If we take into account that there are more vacancies for programmers every day, then for a modern young person to know a programming language, at least at an elementary level, becomes the same norm as knowing basic English. At the same time, teaching programming is not an easy task, and you want to start it somehow easier – for example, in the format of a vid-eo game. Cybersport.ru offers ten titles based on learning to write code in a playful way.

Russia is also seriously thinking about integrating video games into the education system and introducing e-sports into the curricula of schools and universities. In our coun-try, the Russian Federation of Computer Sports has been created – a public organization responsible for the development of mass computer sports in the Russian Federation. Since 2016, esports has been recognized as an official sport.

In 2014, the Institute for the Development of the Internet was created in Russia as a platform for communication between representatives of business, education, the Internet industry and government on the development of the modern technology industry. He took part in the development of proposals, as well as amendments to legislation aimed at im-proving public policy in the digital environment [4]. In 2019, the Institute for Internet De-velopment already proposed to introduce school electives in Dota 2 and Dota Underlords, Hearthstone, FIFA series, World of Tanks and Minecraft.

Such a serious turn in the direction of recognizing the usefulness of computer games is caused not only by the financial component of the issue. Although the billions in turnover in this area cannot fail to impress the keepers of the budget. Unfortunately, in most cases, Western campaigns are the developers and sellers of these games, and, accordingly, all sales proceeds remain with them. The Russian segment of developers is extremely small, while the consumer segment is huge. This bias not in our direction continues to increase. From the point of view of the financial interests of the state that receives taxes from this business, this is an extremely disadvantageous situation.

And this is still not so bad. The big trouble is that through beautiful, high-quality vid-eo games, the interested party can brainwash the player with the same quality and beauty.


146

The one who writes the script, the dialogues of the characters, the characters of the heroes, creates situations of moral choice, makes the ideology of the game, he acts on the players, as a teacher on a student. Who writes games – he influences the minds of the players, the formation of their preferences, communication skills: from honest-dishonest to profitable-unprofitable, from one for all to each for himself.

Video games contain a great educational and educational potential, which is com-pletely undeveloped in our secondary and higher educational institutions. The older gener-ation, who has never played for the most part with such toys, cannot even imagine the whole range of possibilities that are contained in this method of transferring knowledge, skills and abilities, and the formation of all possible competencies. Any school discipline, university course can be woven into the game, and in parallel with the traditional methods of transmitting information, give a good result. Engagement increases performance. The game must be enjoyable, otherwise all meaning is lost in it.

The term gamification sounds quite often today and means the use of gaming tools in the non-gaming space. We can talk about the possibility and usefulness within certain lim-its of gamification in the educational space. If earlier this term meant the use of business games, game mechanics, game tools, game elements in the learning process, now we mean the use of computer games during classes. Of course, strictly speaking, the scope of con-cepts differs, but within the framework of this article it does not matter in principle.

The sphere of gamification in Russia is still being created, although there are already several online platforms that can be used in training [1]. At the same time, a number of au-thors believe that even now “computer games are an effective pedagogical tool actively used in the educational space” [8, p. 207].

The educational space in the form of computer games is quickly captured by Western beneficiaries, employing teachers, psychologists, programmers, specialists of various pro-files, standing with them on a common platform based on Western values, commercializa-tion, profanation of history, and sometimes anti-Russian propaganda. Is there anything to counter this dangerous trend? Alone, with the help of narrow-profile specialists – no. Only in the teamwork of programmers and historians, philologists, geographers, artists, cultural scientists, designers, directors, screenwriters and other professionals, with serious finan-cial support from the state, can textbook games be developed in various disciplines. With such a wide social base of consumers represented by schoolchildren and students, the project will pay off.

Serious (educational) games, the main purpose of which is not entertainment, but learning or practicing a skill, are now being dealt with by such giants as Google, Microsoft, Nasa. The last two corporations have teamed up and created eight game lessons for high school students about life on the International Space Station, where real mechanical, physi-cal, biological problems are solved [7].

Analytics campaign Metaari predicts the serious games market will reach $ 17 billion by 2023. But for the time being, our universities do not have access to such games.

The next stage in the development of the gaming space is the virtual reality mode, which ensures the player is fully immersed in the learning situation. Such games have ex-isted not so long ago, their manufacturers are located in the USA, Great Britain, China. Defi-nitely, the USA and European states remain the leaders in the implementation of virtual re-ality in education. Using an immersive approach allows you to better perceive the training material. And although Russia lags significantly behind Western partners in this regard, nevertheless, a number of large educational projects have now been launched: Education–


147

2024, Digital School, Modern Digital Educational Environment, Digital Economy of the Rus-sian Federation [2 ].

In Russia today there are many teams that write computer games. But they are not engaged in educational games, the direction of their activity is entertainment. Their capa-bilities are not great compared to Western giants. But subject to state support, there are chances to attract these teams to educational topics. The gamification of education will in-evitably become part of the process of introducing technologies into various spheres of so-ciety. A generation is growing that is well versed in the Internet space, knows how and loves to play educational computer games, responds well to this new reality.

Bibliographic list

1. Koval N.N. Gamification in education // Bulletin "Orleu" -kst. 2016. No. 2 (12). P. 25–29.2. Krayushkin N. Virtual reality in education [Electronic resource] // Site of the Center for the

Development of Competencies in Business Informatics of the Higher School of Business, NRU HSE. URL: https://hsbi.hse.ru/ (date of access: 05.04.2021).

3. Menshikova E. "Serious games": what they are and how they change education [Electronicresource] // Website of the network edition "ITMO.NEWS" // URL: https://news.itmo.ru/ru/ news/8706/ (date of access: 04/02/2021).

4. About the Institute for Internet Development [Electronic resource] // Website of the Insti-tute for Internet Development // URL: https://news.itmo.ru/ru/ (date of access: 31.03.2021).

5. Pankova M. Gamification in education: when an ordinary course becomes a quest [Elec-tronic resource] // RosBusinessConsulting website // URL: https://nn.rbc.ru/ (date of access: 31.03.2021).

6. Ponomarev M. Games will save the world! How interactive entertainment reduces thecrime rate, makes a tangible contribution to medicine and improves our life in every possible way [Electronic resource] // Website of the online edition "3DNews Daily Digital Digest" // URL: https://3dnews.ru/ (date of access: 03/31/2021).

7. Presnyakova M. Gamification in education: types, components, examples [Electronic re-source] // Website of the Center for Higher Distance Education in Russia // URL: https://vuz24.ru/ (date of access: 03/31/2021).

8. Chistyakova A.V., Khokhryakova Yu.M. Gamification of education: the problem of termino-logical uncertainty // Perm pedagogical journal. No. 9. 2018. P. 208–211.

9. Moreno-Ger, P. et al. Educational game design for online education // Computers in HumanBehavior. 2008. Vol. 9. P. 1–11.

10. Rabah J., Cassidy R., Beauchemin R. Gamification in Education: Real Benefits or Edutain-ment // In proceedings of European Conference on E-Learning. 2008. Pp. 1–12.

For citation: Romanovskaya V.B., Kiseleva I.A. New technologies in education: trends of the future (computer games in the educational process): article // Theory of state and law. 2021. No. 3 (24). P. 143–147.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.008


148

А.В. Тюменев* Д.Е. Михайлов**†

УДК 34.03 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.010

ГАРАНТИИ ЗАЩИТЫ ОСНОВНЫХ ПРАВ И СВОБОД ОСУЖДЕННЫХ

Аннотация. В статье рассматриваются гарантии защиты основных прав и свобод осужденных. Автор проводит анализ понятия «гарантии прав и свобод человека», предлагает его авторское определение, раскрывает основ-ные виды гарантий, а также предлагает меры, направленные на их совершен-ствование.

Ключевые слова: осужденный, правовое положение, правовой статус, права и свободы, гарантии защиты прав.

Одним из значимых факторов демократизации российского общества служит конституционное закрепление прав и свобод человека и гражданина в качестве наи-высшей ценности, а также приверженность им в соответствии с общепризнанными принципами и нормам международного права. Права, свободы и законные интересы в своей совокупности представляют систему, в соответствии с которой граждане имеют возможность реализовывать свои интересы. Несомненно, важная роль при этом принадлежит юридическим гарантиям прав и свобод осужденных. Только при их наличии у осужденных появляется возможность наиболее полно и эффективно пользоваться своими правами и свободами.

В толковом словаре В.И. Даля гарантия (франц. garantie, от garantir – обеспечи-вать, охранять) определяется как «ручательство, обеспечение, заверение и безопа-сенье» [5]. Большая советская энциклопедия под гарантиями прав граждан понима-ет условия и средства, с помощью которых обеспечивается возможность таких лиц использовать принадлежащие им права, регламентированные Основным законом и другими законами [3]. В юриспруденции же дефиниция термина «гарантия» отсут-ствует. Исключением может быть является дефиниция юридических гарантий, под которой понимается «система взаимосвязанных форм и средств (нормативных, ин-ституциональных и процессуальных), обеспечивающих надлежащее признание, за-щиту и реализацию определенных прав и соответствующих им обязанностей, кон-структивное выражение принципа “самозащиты” права» [6, с. 216]. Проблема выра-ботки четкого определения заключается в обширности затрагиваемых прав, ведь, как верно отмечает Н.Ю. Мандрик, речь идет фактически обо всех существующих правах граждан, декларируемых государством и обществом, а также в разнообразии механизмов реализации этих прав [8, с. 45].

Проанализировав существующие в юридической литературе подходы к опре-делению понятия гарантий прав и свобод человека, полагаем, что под ними следует понимать совокупность различных предпосылок, условий, средств и способов, кото-рые представляют гражданами равные возможности для того, чтобы осуществлять

* Тюменев Алексей Владимирович, доцент кафедры теории государства и права международногомеждународного и европейского права Академии права и управления ФСИН России, кандидат юри-дических наук, доцент. E-mail: [email protected]

** Михайлов Денис Евгеньевич, магистрант 2 курса юридического факультета Рязанского госу-дарственного университета имени С.А. Есенина. E-mail: [email protected]


149

и защищать свои права, гарантированные Конституцией Российской Федерации, нормами международного права, иным законодательством. Подобное определение в настоящее время не находит закрепления в законодательстве, в связи с чем счита-ем целесообразным закрепить его.

Гарантии защиты прав и свобод человека достаточно многообразны, в связи с чем они делятся на различные группы. Их можно классифицировать по разным ос-нованиям: в зависимости от сфер общественной жизни – на экономические, полити-ческие и идеологические; характера и вида общественных отношений – на матери-альные, организационные, духовные и правовые; сферы деятельности – на государ-ственные и международно-правовые; субъекта гарантирования – на реализуемые индивидуально и коллективно; порядка осуществления – на судебные и внесудеб-ные и т.д. Установление различных классификаций может объяснить формирование системы конституционных гарантий, которые формируются в конкретных отноше-ниях отраслевого законодательства [7, с. 59].

Наиболее предпочтительной классификацией гарантий прав человека в нашем случае представляется их подразделение в зависимости от порядка осуществления – на судебные и внесудебные гарантии.

Рассмотрим для начала внесудебные гарантии. К ним следует отнести в первую очередь политические, социально-экономические, духовные и организационные га-рантии.

Политические гарантии представляют собой условия, определяемые видом го-сударственно-правового режима в стране. В России к ним относятся принцип разде-ления властей, политическое многообразие, реальное участие граждан в управлении делами государства, как через своих представителей, так и непосредственно. Такое понимание политических гарантий прав и свобод является правильным, поскольку в их перечне фигурируют основные признаки демократического политического ре-жима. Вместе с тем, реализация некоторых таких гарантий значительно затруднена на практике, в особенности в отношении осужденных.

Социально-экономические гарантии прав и свобод человека и гражданина предполагают социальную среду и материальную основу, которые обеспечивают использование прав и свобод. К ним относятся: стабильность и прогрессирующее развитие экономики; государственная поддержка и защита всех форм собственно-сти, рентабельных сфер производства, предпринимательской деятельности; прове-дение взвешенной государственной политики в области развития финансово-кредитной системы; содействие развитию всех слоёв общества их взаимодействию и достижению наиболее высокого уровня их развития и достойного уровня жизни каждого человека. Такие гарантии создают благоприятные социально-экономиче-ские условия в государстве и обществе, а также способствуют фактической воз-можности реализации прав и свобод и их эффективной защиты. В настоящее время этим гарантиям уделяется особое внимание, некоторые из них предлагается за-крепить в конституции, другие – находят уточнение в федеральном законодатель-стве. Однако данная гарантия так же практически не реализуется в отношении осужденных.

Под духовными гарантиями следует понимать деятельность государства и об-щества, которая направлена на создание и поддержание условий, посредством кото-рых устанавливается свобода мировоззрения личности, делается выбор духовных и нравственных ориентиров. Реализация духовных гарантий ведет к повышению


150

уровня культуры и сознательности, уважению человека, а также пониманию его ценности, что является важным фактором для данной категории лиц.

Организационные гарантии определяются как целенаправленная деятель-ность органов государственной власти, а также общественных организаций в целях создания благоприятных условий, которые обеспечивали бы реализацию прав и свобод личности. Такие гарантии напрямую не влияют на осуществление прав и свобод осужденных, но, тем не менее, могут оказывать значительное влияние на функцио-нирование органов государственной власти, в том числе и в учреждениях и органах уголовно-исполнительной системы.

Более существенная роль отводится судебным гарантиям, поскольку они со-ставляют важнейшую часть гарантий конституционных прав человека. Им посвяще-ны ст. ст. 45–54 Конституции Российской Федерации [1]. Отличительной чертой этих гарантий является то, что они носят процессуальный характер, в связи с чем, реали-зуя их, осужденный защищает свои основные, конституционные права и свободы [4, с. 160]. Рассмотрим некоторые из них.

1. Указанное в ст. 45 Конституции Российской Федерации [1] право защищатьсвои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом свидетельствует о том, что данная гарантия является одной из важнейших. Содержанием данной га-рантии является ее обеспечение государством каждому гражданину без исключения возможности самостоятельно выбирать способ защиты своих прав и свобод (подачи заявления в суд, жалобы в вышестоящую инстанцию или прокуратуру и т.д.). Данная гарантия является обобщающей, и в полной мере раскрывается в последующих ста-тях Конституции Российской Федерации.

2. Закрепленное в ст. 46 Конституции Российской Федерации [1] право на су-дебную защиту своих прав, свобод и законных интересов c необходимостью предпо-лагает, что суд является государственным органом, основной целью которого явля-ется защищать права, свободы и законные интересы. Содержание данной норма подразумевает то, что любой гражданин, в том числе и осужденный, имеет право обжаловать в суд любые незаконные действия, а также решения со стороны админи-страции исправительного учреждения или иного должностного лица, физического лица, либо органа власти.

3. Право на юридическую помощь, закрепленное в ст. 48 Конституции Россий-ской Федерации [1], как гарантия реализации прав осужденных тесно связана с пра-вом на судебную защиту своих прав, свобод и законных интересов. Смысл заключа-ется в том, что подробное знание закона и нормативно-правовых актов, а также пра-вильное их применение на практике требует применения специальных знаний в дан-ной области. Например, такими специальными знаниями обладают адвокаты, смысл деятельности которых заключается в оказании правовой помощи нуждающимся в этом гражданам. Сама же Конституция Российской Федерации рассматривает пра-вовую помощь в нескольких аспектах, а именно: оказание помощи в виде консульта-ции, или оказание помощи в ходе судопроизводства, где речь уже идет об участии адвоката в уголовных, гражданских и иных делах.

4. Право на справедливое и гуманное судопроизводство. Рассматриваемая га-рантия сложная по своему составу и может выражаться в ряде положений, на кото-рых основывается судопроизводство.

5. В ст. 52, 53 Конституции Российской Федерации [1] закреплено право на воз-мещение вреда. Данная гарантия наделяет государство обязанностью компенсировать


151

вред (как материальный, так и моральный) потерпевшим от преступлений и злоупот-реблений властью, а также от незаконных действий представителей администрации исправительных учреждений и иных должностных лиц и органов.

6. Следующая гарантия закреплена в ст. 46 Конституции Российской Федера-ции [1] и содержит право на международную защиту. Рассматриваемая гарантия предполагает, что любой гражданин, в том числе осужденный, имеет право, в соот-ветствии с международными договорами, обращаться в международные органы с целью защиты своих прав и свобод, в случае если исчерпаны все внутригосударст-венные средства правовой защиты.

Таким образом, следует отметить, что существенным фактором демократиза-ции российского общества является конституционное закрепление прав и свобод человека и гражданина в качестве высшей ценности, а также приверженность им со-гласно общепризнанным принципам и нормам международного права. Система юридических гарантий прав и свобод рассматриваемой категории лиц включает: га-рантии реализации прав и свобод и гарантии их правовой защиты. Особая роль при этом принадлежит именно гарантиям их правовой защиты, в частности, судебным гарантиям. Вместе с тем реализация данных гарантий осложнена существующими проблемами. Считаем, что целесообразно было бы предусмотреть участие народных заседателей в осуществлении судопроизводства по уголовным, гражданским и ад-министративным делам.

Кроме того, поскольку обеспечение дополнительных гарантий реализации права граждан на судебную защиту в настоящее время в немалой степени достига-ется при помощи электронного правосудия, целесообразно было бы устранить про-блемы, связанные с нарушением и ограничением прав человека. Так, видится обос-нованным внесение изменений в ч. 1 ст. 253 УПК Российской Федерации [2]. В каче-стве основания для приостановления разбирательства должно относиться и преры-вание видеоконференции-связи. Кроме того, изменений требует и ч. 2 ст. 253 УПК Российской Федерации, в частности, необходимо заменить словосочетание «с того момента» на «с того процессуального действия» [2]. Необходимо также запретить об-народование каких-либо персональных данных участников дела в сети «Интернет».


1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием12.12.1993) (ред. от 01.07.2020) // www.consultant.ru (дата обращения: 25.03.2021); Коммен-тарий к Конституции Российской Федерации / С. А. Комаров [и др.]; под ред. С.А. Комарова. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Издательство Юрайт, 2019. – 333 с. – (Серия: Профессиональные комментарии).

2. «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12.2001 № 174-ФЗ(ред. от 30.04.2021, с изм. от 13.05.2021) // www.consultant.ru

3. См.: Большая советская энциклопедия // URL: http://enc-dic.com/enc_sovet/Garantija-7223.html (дата обращения: 25.03.2021).

4. Борченко В.А. Понятие и виды гарантий защиты прав и свобод несовершеннолетнихосужденных, отбывающих наказание в воспитательных колониях // Пенитенциарная сис-тема и общество: опыт взаимодействия. – Пермь, 2018. – С. 159 – 161.

5. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – URL: http://www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary-Dal-term-5443.htm (дата обращения: 25.03.2021).

6. Комаров, С. А. Общая теория государства и права: учебник для вузов / С. А. Комаров. –9-е изд., испр. и доп. – М.: Издательство Юрайт, 2020. – 506 с.


152

7. Кулешова Н.Н., Воробьев Н.Ф. Система конституционных гарантий прав и свобод че-ловека: опыт и перспективы реализации // Юридическая гносеология. – 2017. – № 2. – С. 58 – 63.

8. Мандрик Н.Ю. Конституционные гарантии прав и свобод: понятие и классифика-ция // Государство и право в условиях гражданского общества: в 2 ч. Ч. 2. – Пермь, 2016. – С. 44 – 48.

Для цитирования: Тюменев А.В., Михайлов Д.Е. Гарантии защиты основных прав и свобод осу-жденных // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 148–152.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.010

Alexey V. Tyumenev * Denis E. Mikhailov**

GUARANTEES OF PROTECTION OF FUNDAMENTAL RIGHTS AND FREEDOMS OF CONSUMED

Abstract. The article deals with the guarantees of protection of the fundamental rights and freedoms of convicts. The author analyzes the concept of «guarantees of human rights and freedoms», offers its author's definition, reveals the main types of guarantees, and also suggests measures aimed at their improvement.

Keywords: convicted person, legal status, legal status, rights and freedoms, guarantees of protection of rights.

One of the significant factors in the democratization of Russian society is the constitu-tional consolidation of human and civil rights and freedoms as the highest value, as well as adherence to them in accordance with generally recognized principles and norms of inter-national law. Rights, freedoms and legitimate interests in their totality represent a system in accordance with which citizens have the opportunity to realize their interests. Undoub-tedly, an important role in this belongs to the legal guarantees of the rights and freedoms of convicts. Only if they are available, the convicts have an opportunity to use their rights and freedoms most fully and effectively.

In the explanatory dictionary of V.I. Dala, a guarantee (French garantie, from garantir – to provide, to protect) is defined as "guarantee, assurance, assurance and security" [5].The Great Soviet Encyclopedia under the guarantees of the rights of citizens understands the conditions and means by which the opportunity for such persons to use their rights, regulated by the Basic Law and other laws, is ensured [3]. In jurisprudence, however, there is no definition of the term "guarantee". An exception may be the definition of legal guaran-tees, which is understood as "a system of interrelated forms and means (normative, institu-tional and procedural) that ensure the proper recognition, protection and implementation of certain rights and corresponding obligations, a constructive expression of the principle of" self-defense "of rights" proposed by S.A. Komarov [6, p. 216]. The problem of develop-

* Tyumenev Alexey Vladimirovich, Associate Professor of the Department of Theory of State and Law ofInternational and European Law of the Academy of Law and Management of the Federal Penitentiary Service of Russia, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor. E-mail: [email protected]

** Mikhailov Denis Evgenievich, 2nd year undergraduate student of the Law Faculty of the Ryazan State University named after S.A. Yesenin. E-mail: [email protected]


153

ing a clear definition lies in the vastness of the rights affected, because, as N.Yu. Mandrik, we are talking about virtually all existing rights of citizens, declared by the state and socie-ty, as well as a variety of mechanisms for the implementation of these rights [8, p. 45].

Having analyzed the approaches to the definition of guarantees of human rights and freedoms existing in the legal literature, we believe that they should be understood as a set of various prerequisites, conditions, means and methods that provide citizens with equal oppor-tunities to exercise and protect their rights guaranteed by the Constitution of the Russian Fed-eration, norms of international law, other legislation. Such a definition is currently not en-shrined in the legislation, and therefore we consider it expedient to consolidate it.

Guarantees for the protection of human rights and freedoms are quite diverse, in con-nection with which they are divided into different groups. They can be classified on different grounds: depending on the spheres of public life – into economic, political and ideological; the nature and type of social relations – into material, organizational, spiritual and legal; spheres of activity – into state and international legal; subject of guarantee – for realized in-dividually and collectively; the order of implementation – on judicial and extrajudicial, etc. The establishment of various classifications can explain the formation of a system of consti-tutional guarantees that are formed in specific relations of sectoral legislation [7, p. 59].

The most preferable classification of human rights guarantees in our case is their subdivision depending on the order of implementation – into judicial and extrajudicial guarantees.

Let's start with out-of-court guarantees. These should include, first of all, political, so-cio-economic, spiritual and organizational guarantees.

Political guarantees are conditions determined by the type of state and legal regime in the country. In Russia, these include the principle of separation of powers, political di-versity, the real participation of citizens in the management of state affairs, both through their representatives and directly. This understanding of political guarantees of rights and freedoms is correct, since their list includes the main features of a democratic political re-gime. At the same time, the implementation of some of these guarantees is significantly dif-ficult in practice, especially in relation to convicts.

Socio-economic guarantees of human and civil rights and freedoms presuppose a so-cial environment and material basis that ensure the use of rights and freedoms. These in-clude: stability and progressive development of the economy; state support and protection of all forms of ownership, profitable spheres of production, entrepreneurial activity; con-ducting a balanced state policy in the development of the financial and credit system; pro-moting the development of all layers of society, their interaction and the achievement of the highest level of their development and a decent standard of living for each person. Such guarantees create favorable socio-economic conditions in the state and society, and also contribute to the actual possibility of realizing rights and freedoms and their effective pro-tection. At present, special attention is paid to these guarantees, some of them are pro-posed to be enshrined in the constitution, while others are being clarified in federal legisla-tion. However, this guarantee is also practically not implemented in relation to convicts.

Spiritual guarantees should be understood as the activity of the state and society, which is aimed at creating and maintaining the conditions through which the freedom of the individual's worldview is established, the choice of spiritual and moral guidelines is made. The implementation of spiritual guarantees leads to an increase in the level of cul-ture and consciousness, respect for a person, as well as an understanding of his value, which is an important factor for this category of persons.


154

Organizational guarantees are defined as the purposeful activity of public authorities, as well as public organizations in order to create favorable conditions that would ensure the realization of individual rights and freedoms. Such guarantees do not directly affect the exercise of the rights and freedoms of convicts, but, nevertheless, can have a significant im-pact on the functioning of public authorities, including in institutions and bodies of the penal system.

A more significant role is assigned to judicial guarantees, since they constitute an es-sential part of the guarantees of constitutional human rights. They are dedicated to Art. Art. 45–54 of the Constitution of the Russian Federation [1]. A distinctive feature of these guar-antees is that they are of a procedural nature, in connection with which, implementing them, the convict defends his fundamental, constitutional rights and freedoms [4, p. 160]. Let's take a look at some of them.

1. Specified in Art. 45 of the Constitution of the Russian Federation [1] the right to de-fend one's rights and freedoms in all ways not prohibited by law indicates that this guaran-tee is one of the most important. The content of this guarantee is its provision by the state to each citizen, without exception, the opportunity to independently choose the way to pro-tect their rights and freedoms (filing an application to a court, a complaint to a higher au-thority or the prosecutor's office, etc.). This guarantee is generalized, and is fully disclosed in the subsequent articles of the Constitution of the Russian Federation.

2. Fixed in Art. 46 of the Constitution of the Russian Federation [1] the right to judicialprotection of one's rights, freedoms and legitimate interests necessarily presupposes that the court is a state body, the main purpose of which is to protect rights, freedoms and legi-timate interests. The content of this provision implies that any citizen, including a con-victed person, has the right to appeal in court any illegal actions, as well as decisions on the part of the administration of the correctional institution or another official, individual, or government body.

3. The right to legal assistance, enshrined in Art. 48 of the Constitution of the RussianFederation [1], as a guarantee of the realization of the rights of convicts is closely linked with the right to judicial protection of their rights, freedoms and legal interests. The ratio-nale is that a detailed knowledge of the law and regulations, as well as their correct applica-tion in practice, requires the application of specialized knowledge in this area. For example, such special knowledge is possessed by lawyers, the purpose of which is to provide legal assistance to citizens in need. The very same Constitution of the Russian Federation con-siders legal assistance in several aspects, namely: providing assistance in the form of con-sultation, or providing assistance in the course of legal proceedings, where it is already a question of the participation of a lawyer in criminal, civil and other cases.

4. The right to a fair and humane trial. The guarantee under consideration is complexin its composition and can be expressed in a number of provisions on which the legal pro-ceedings are based.

5. In Art. 52, 53 of the Constitution of the Russian Federation [1] the right to compen-sation for harm is enshrined. This guarantee gives the state the obligation to compensate for harm (both material and moral) to victims of crimes and abuse of power, as well as from illegal actions of representatives of the administration of correctional institutions and other officials and bodies.

6. The following guarantee is enshrined in art. 46 of the Constitution of the RussianFederation [1] and contains the right to international protection. The considered guarantee assumes that any citizen, including a convicted person, has the right, in accordance with


155

international treaties, to appeal to international bodies in order to protect their rights and freedoms, if all domestic remedies have been exhausted.

Thus, it should be noted that an essential factor in the democratization of Russian so-ciety is the constitutional consolidation of human and civil rights and freedoms as the high-est value, as well as adherence to them in accordance with generally recognized principles and norms of international law. The system of legal guarantees of the rights and freedoms of the considered category of persons includes: guarantees of the realization of rights and freedoms and guarantees of their legal protection. In this case, a special role belongs pre-cisely to the guarantees of their legal protection, in particular, judicial guarantees. At the same time, the implementation of these guarantees is complicated by existing problems. We believe that it would be advisable to provide for the participation of people's assessors in the implementation of legal proceedings in criminal, civil and administrative cases.

In addition, since the provision of additional guarantees for the realization of the right of citizens to judicial protection is currently to a large extent achieved with the help of elec-tronic justice, it would be advisable to eliminate the problems associated with the violation and limitation of human rights. So, it seems reasonable to amend Part 1 of Art. 253 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation [2]. The interruption of the videoconfe-rence should also be regarded as grounds for the suspension of the proceedings. In addi-tion, part 2 of Art. 253 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation, in par-ticular, it is necessary to replace the phrase “from that moment” with “from that procedural action” [2]. It is also necessary to prohibit the publication of any personal data of the partic-ipants in the case on the Internet.

Bibliographic list

1. The Constitution of the Russian Federation (adopted by popular vote on 12.12.1993)(as revised on 01.07.2020) // www.consultant.ru (date of access: 25.03.2021); Commentary on the Constitution of the Russian Federation / S. A. Komarov [and others]; ed. S.A. Komarov. 3rd ed., Rev. and add. Moscow: Yurayt Publishing House, 2020. 333 p. (Series: Professional Comments).

2. "Criminal Procedure Code of the Russian Federation" dated 18.12.2001 No. 174-FZ(as amended on 30.04.2021, as amended on 13.05.2021) // www.consultant.ru

3. See: Great Soviet Encyclopedia // URL: http://enc-dic.com/enc_sovet/Garantija-7223.html(date accessed: 03/25/2021).

4. Borchenko V.A. The concept and types of guarantees for the protection of the rights andfreedoms of juvenile convicts serving sentences in educational colonies // Penitentiary system and society: interaction experience. Perm, 2018. P. 159–161.

5. Dal V.I. Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language // URL: http://www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary-Dal-term-5443.htm (date accessed: 03/25/2021).

6. Komarov, S.A. General theory of state and law: a textbook for universities / S.A. Komarov.9th ed., Rev. and add. Moscow: Yurayt Publishing House, 2020. 506 p.

7. Kuleshova N.N., Vorobiev N.F. The system of constitutional guarantees of human rights andfreedoms: experience and prospects for implementation // Legal gnoseology. 2017. No. 2. P. 58–63.

8. Mandrik N.Yu. Constitutional guarantees of rights and freedoms: concept and classification //State and law in a civil society: in 2 hours. Part 2. Perm, 2016. Pp. 44–48.

Please cite this paper as: Tyumenev A.V., Mikhailov D.E. Guarantees for the protection of the funda-mental rights and freedoms of convicts // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). P. 152–155.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.010


156

А.Г. Хабибулин* К.Р. Мурсалимов**†

УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021. 23.3.007

ПРАВООБРАЗУЮЩАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГОСУДАРСТВА КАК СИСТЕМА

Цель: характеристика системы правообразующей деятельности госу-дарства, определение элементного состава правообразующей деятельности государства.

Методы: деятельностный и системный подходы в целях проведения функциональной характеристики правообразующей деятельности государст-ва и выделения ее системы.

Результаты: определена система правообразующей деятельности го-сударства, выявлены основные тенденции современного правообразующего процесса, показана необходимость изменения инструментария правообразую-щего процесса.

Выводы: интенсификация развития общественных отношений обуслов-ливает появление новых юридических инструментов, в качестве которых сле-дует рассматривать правовой прецедент и юридическую доктрину; сложилась потребность в изменении системы источников российского права, а также качественное и количественное расширение системы права.

Ключевые слова: система, системный подход, деятельностный подход, государство, правообразующая деятельность государства, правотворчество, система права, норма права.

Введение. Деятельность государства основывается на принципе системности и обеспечи-

вается взаимообусловленным функционированием элементов механизма государ-ства. Формирование права является неотъемлемой деятельностной характеристи-кой государства. Посредством правовых установлений государство проявляет себя в общественной жизни. Именно через создание права и его применение объективи-руется деятельность государства. Правовой характер функционирования государст-ва обусловливает его наличие в обществе.

Материалы и методы. В методологии юридической науки системный подход рассматривается в ряду

общепринятых методов познания государственно-правовых явлений [6, 7, 10]. В рамках нашего исследования под системой следует понимать «объект, функционирование которого, необходимое и достаточное для достижения стоящей перед ним цели, обеспечивается (в определенных условиях среды) совокупностью составляющих его элементов, находящихся в целесообразных отношениях друг с другом» [8, с. 27]. При этом «системный подход применяется, когда по цели как основному системообра-зующему фактору через функцию необходимо прийти к знанию структуры и состава системы» [8, с. 23].

* Хабибулин Алик Галимзянович, заведующий кафедрой экономических и финансовых рас-следований Высшей школы государственного аудита (факультета) МГУ им. М.В. Ломоносова, профес-сор кафедры теории государства и права и политологии юридического факультета МГУ им. М.В. Ло-моносова, доктор юридических наук, профессор. E-mail: [email protected]

** Мурсалимов Камиль Рамилевич, доцент кафедры экономических и финансовых расследова-ний Высшей школы государственного аудита (факультета) МГУ им. М.В. Ломоносова, кандидат юри-дических наук, доцент. E-mail: [email protected]


157

Исследование правообразующей деятельности государства с помощью систем-ного подхода позволяет определить структуру и состав данного вида государствен-ной деятельности на основе функциональной характеристики элементов механизма государства, к которым принято относить органы государственной власти, а также организации и учреждения, обеспечивающие деятельность указанных органов.

Обсуждение. Государственное участие в формировании права характеризуется категорией

«правообразующая деятельность государства». Деятельностный подход к изучению явления направлен на выявление закономерностей его развития посредством объ-ективированных действий этого явления. При этом совместное использование дея-тельностного и системного подходов усиливает гносеологическую составляющую исследования. По справедливому замечанию В.Н. Протасова «в соединении с систем-ным деятельностный подход обретает большую эффективность, методологически усиливается» [8, с. 23].

В настоящее время правотворчество как категория, характеризующая установ-ление норм права, не в полной мере отвечает закономерностям развития деятельно-сти государства в сфере формирования права. Появилось достаточно большое коли-чество сфер общественной жизнедеятельности, требующих правового регулирова-ния при отсутствии необходимости в высокой степени обобщения и создания абст-рактных норм права.

В этой связи определенную аналогию можно провести с появлением рыночной экономики, требующей новых более гибких инструментов регулирования. В силу появления быстро изменяющихся общественных отношений установление правово-го регулирования также основано на применении гибких инструментов, результа-том действия которых является появление более конкретизированных по сравне-нию с нормами права положений.

К тенденциям современного развития российской правовой системы следует от-нести смешение абстрактного и конкретизированного правовых норм. Так, внесение изменений в федеральные законы, иные нормативные правовые акты осуществляется посредством конкретизированных положений, сужающих сферу регулирования.

Такая излишняя конкретизация приводит к противоречивости правовых уста-новлений и как следствие неоднозначной правоприменительной практике. Такая пагубная практика приводит к расширению прецедентного регулирования, прини-мается значительное количество решений высших судебных органов по вопросам разрешения проблем правоприменения.

В частности, в 2020 году Верховным Судом Российской Федерации проведена значительная работа по формированию единообразной правоприменительной практики. Пленумом Верховного Суда Российской Федерации «принято 12 поста-новлений, Президиумом Верховного Суда Российской Федерации утверждено 16 об-зоров судебной практики, в том числе два обзора, посвященных вопросам примене-ния законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (Обзор № 1, утвержденный 21 апреля 2020 г., и Обзор № 2, утвержденный 30 апреля 2020 г.), – обозначенные в них правовых позиции учтены, по данным Верховного Суда Российской Федера-ции, при рассмотрении более 150 тыс. дел и материалов» [9].

Определенную активность Верховный Суд Российской Федерации проявляет в части законодательной деятельности. В частности, Верховным Судом иницииро-


158

ван проект федерального закона, устанавливающий институт уголовного про-ступка (Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 13 ок-тября 2020 г. № 24 «О внесении в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проекта федерального закона «О внесении изменений в Уго-ловный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Россий-ской Федерации в связи с введением понятия уголовного проступка»). В соответ-ствии с представленным проектом «нормы об уголовном проступке будут распро-страняться на 112 существующих составов преступлений небольшой и средней тяжести, совершенных впервые и не связанных с применением насилия и проти-воправной деятельностью организованных групп – первая версия проекта, напом-ним, предлагала считать уголовным проступком ряд преступлений небольшой тяжести» [9].

Современная юридическая практика свидетельствует об учете доктрины в ходе осуществления правообразующей деятельности государства. Так, проект федераль-ного закона подлежит рассмотрению в Правительстве Российской Федерации толь-ко в случае наличия заключения Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации [1, п. 84].

При этом «концепция законопроекта и проект технического задания направ-ляются в Институт законодательства и сравнительного правоведения при Прави-тельстве Российской Федерации для проведения правовой экспертизы. Концепция законопроекта и проект технического задания с приложением заключений Мини-стерства юстиции Российской Федерации и Института законодательства и сравни-тельного правоведения при Правительстве Российской Федерации представляются в Правительство Российской Федерации и утверждаются Комиссией Правительства Российской Федерации по законопроектной деятельности» [2, п. 13].

Важное значение доктрине придается не только в ходе проведения правовой экспертизы, но и при подготовке проекта нормативного правого акта разработчи-ком. В частности, «в процессе работы над проектом нормативного правового акта должны быть изучены относящиеся к теме проекта законодательство Российской Федерации, договоры о разграничении предметов ведения и полномочий между ор-ганами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, практика применения соответствующих нормативных правовых актов, научная литература и материалы периодической пе-чати по рассматриваемому вопросу, а также данные социологических и иных иссле-дований, если таковые проводились» [3, п. 5].

Не менее важное значение юридической доктрине придается на ведомствен-ном уровне. В частности, в Министерстве юстиции Российской Федерации подразде-ление – разработчик нормативного правового акта «вправе привлекать в установ-ленном порядке к подготовке проекта нормативного правового акта специалистов научных и иных организаций» [4].

Также в Министерстве внутренних дел Российской Федерации «к работе по подготовке проектов нормативных правовых актов могут также привлекаться (в том числе и на основе договоров с оплатой за счет средств МВД России) образовательные и научные организации, временные творческие коллективы, отдельные научные работники и другие специалисты» [5, п. 29]. Кроме того, подготовка проектов нор-мативного правовых актов может быть возложена на образовательную или научную организацию системы МВД России [5, п. 23].


159

Пределы правообразующей деятельности государства изменяются в зависимо-сти от уровня развития гражданского общества. Система правообразующей дея-тельности определяется многообразием сфер общественной жизни и количеством однородных общественных отношений, подлежащих правовому регулированию.

Заключение. Таким образом, система правообразующей деятельности государства включает

в себя правотворческую деятельность, деятельность высших органов судебной вла-сти (судебные прецеденты), юридическую доктрину (мнение выдающихся ученых в области юриспруденции).

Изменение количества и качества общественных отношений объективно обу-словливает появление новых юридических инструментов урегулирования этих от-ношений. С их помощью возможно своевременно и адекватно отреагировать на со-циальные вызовы. В качестве таковых инструментов следует рассматривать право-вой прецедент и юридическую доктрину.

При этом закономерно сложилась потребность в изменении системы источни-ков российского права, а также качественное и количественное расширение системы права, включение в ее структуру помимо норм права конкретизированных положе-ний правовых прецедентов и положений, выработанных юридической наукой.


1. Постановление Правительства Российской Федерации от 01.06.20п04 № 260 (ред. от13.05.2021) «О Регламенте Правительства Российской Федерации и Положении об Аппарате Правительства Российской Федерации» // www.consultant.ru

2. Основных требований к концепции и разработке проектов федеральных законов, ут-вержденных постановлением Правительства Российской Федерации от 02.08.2001 года № 576 (ред. от 13.03.2015) // Собрание законодательства Российской Федерации. – 2001. – № 32. – Ст. 3335.

3. Правила подготовки нормативных правовых актов федеральных органов исполни-тельной власти и их государственной регистрации, утверждённые постановлением Прави-тельства Российской Федерации от 13.08.1997 № 1009 (ред. от 18.03.2021) // Собрание за-конодательства Российской Федерации. – 1997. – № 33. – Ст. 3895.

4. Регламент Министерства юстиции Российской Федерации, утвержденный приказомМинюста России от 27.01.2010 № 8 (зарегистрировано в Минюсте России 28.01.2010 № 16096) // https://base.garant.ru/12172924/

5. Правила подготовки нормативных правовых актов в центральном аппарате МВДРоссии, утвержденные приказом МВД России от 27.06.2003 № 484 (ред. от 01.03.2021) // www.consultant.ru.

6. Мамедов А.К., Комаров С.А. Методология социально-правового познания: статья //Юридическая мысль. – 2019. – № 1. – С. 128–141.

7. Методологические и теоретические проблемы юридической науки: Сб. науч. тр. /Под ред. М. Н. Марченко. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986. – 240 с.

8. Протасов В.Н. Правоотношение как система. – М.: Юридическая литература, 1991. –141 с.9. Работа судебной системы Российской Федерации: итоги 2020 и планы на 2021 год //

https://www.garant.ru/news/1445327/ (дата обращения 10.06.2021). 10. Сырых В.М. Метод правовой науки: основные элементы, структура. – М.: Юридиче-

ская литература, 1980. – 176 с.

Для цитирования: Хабибулин А.Г., Мурсалимов К.Р. Правообразующая деятельность государст-ва как система: статья // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 156–159.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021. 23.3.007


160

Alik G. Khabibulin* Kamil R. Mursalimov **

LEGISLATIVE ACTIVITY OF THE STATE AS A SYSTEM

Purpose: characterization of the system of the legal-forming activity of the state, determination of the elemental composition of the legal-forming activity of the state.

Methods: activity-based and systematic approaches in order to carry out the functional characteristics of the law-forming activity of the state and highlight its system.

Results: the system of the law-forming activity of the state was determined, the main tendencies of the modern law-forming process were revealed, the need to change the tools of the law-forming process was shown.

Conclusions: the intensification of the development of social relations leads to the emergence of new legal instruments, which should be considered a legal precedent and legal doctrine; there was a need to change the system of sources of Russian law, as well as a qualitative and quantitative expansion of the system of law.

Key words: system, system approach, activity approach, state, legal activity of the state, lawmaking, system of law, rule of law.

Introduction. The activity of the state is based on the principle of consistency and is ensured by the

interdependent functioning of the elements of the mechanism of the state. The formation of law is an integral activity characteristic of the state. Through legal provisions, the state ma-nifests itself in public life. It is through the creation of law and its application that the activ-ity of the state is objectified. The legal nature of the functioning of the state determines its presence in society.

Materials and methods. In the methodology of legal science, the systemic approach is considered in a number

of generally accepted methods of cognition of state and legal phenomena [6, 7, 10]. Within the framework of our research, a system should be understood as "an object, the function-ing of which, necessary and sufficient to achieve the goal facing it, is provided (under cer-tain environmental conditions) by a set of its constituent elements, which are in expedient relations with each other" [8, p. 27]. At the same time, “a systematic approach is used when, according to the goal as the main system-forming factor through the function, it is neces-sary to come to the knowledge of the structure and composition of the system” [8, p. 23].

The study of the law-forming activity of the state using a systematic approach makes it possible to determine the structure and composition of this type of state activity on the basis of the functional characteristics of the elements of the state mechanism, to which it is customary to include public authorities, as well as organizations and institutions that en-sure the activities of these bodies.

* Khabibulin Alik Galimzyanovich, Head of the Department of Economic and Financial Investigations ofthe Higher School of State Audit (Faculty), Moscow State University. M.V. Lomonosov, Professor of the Department of Theory of State and Law and Political Science, Faculty of Law, Moscow State University. M.V. Lomonosov, Doctor of Law, Professor.

** Mursalimov Kamil Ramilevich, Associate Professor, Department of Economic and Financial Investigations, Graduate School of State Audit (Faculty), Moscow State University. M.V. Lomonosov, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor.


161

Discussion. State participation in the formation of law is characterized by the category of "legal

activity of the state". An active approach to the study of a phenomenon is aimed at identify-ing the patterns of its development through the objectified actions of this phenomenon. At the same time, the joint use of the activity and system approaches enhances the epistemo-logical component of the research. According to the just remark of V.N. Protasova “in com-bination with the systemic activity approach becomes more effective, methodologically strengthened” [8, p. 23].

Currently, lawmaking as a category that characterizes the establishment of the rule of law does not fully comply with the laws of development of the state's activities in the field of law formation. A fairly large number of spheres of public life have appeared that require legal regulation in the absence of the need for a high degree of generalization and the crea-tion of abstract norms of law.

In this regard, a certain analogy can be drawn with the emergence of a market econ-omy that requires new, more flexible regulatory instruments. Due to the emergence of ra-pidly changing social relations, the establishment of legal regulation is also based on the use of flexible instruments, the result of which is the emergence of more specific provisions in comparison with the norms of law.

The trends in the modern development of the Russian legal system include a mix-ture of abstract and concretized legal norms. Thus, amendments to federal laws and other regulatory legal acts are carried out through specific provisions that narrow the scope of regulation.

Such excessive concretization leads to inconsistency of legal provisions and, as a con-sequence, ambiguous law enforcement practice. This harmful practice leads to the expan-sion of precedent regulation, a significant number of decisions of the highest judicial bodies are made on the issues of resolving the problems of law enforcement.

In particular, in 2020, the Supreme Court of the Russian Federation carried out signif-icant work to form a uniform law enforcement practice. The Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation “adopted 12 decisions, the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation approved 16 reviews of judicial practice, including two reviews de-voted to the application of legislation and measures to counter the spread of a new corona-virus infection on the territory of the Russian Federation (Review No. 1, approved by 21 April 2020, and Review No. 2, approved on April 30, 2020), – the legal positions indi-cated in them were taken into account, according to the Supreme Court of the Russian Fed-eration, when considering more than 150 thousand cases and materials” [9].

The Supreme Court of the Russian Federation is showing some activity in terms of legislative activity. In particular, the Supreme Court initiated a draft federal law establish-ing the institution of criminal misconduct (Resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation dated October 13, 2020 No. Federation and the Criminal Proce-dure Code of the Russian Federation in connection with the introduction of the concept of a criminal offense"). In accordance with the submitted draft, “the norms on criminal mis-conduct will apply to 112 existing offenses of small and medium gravity, committed for the first time and not related to the use of violence and illegal activities of organized groups – the first version of the draft, we recall, proposed to consider a number of minor crimes as a criminal offense" [9].

Modern legal practice testifies to the fact that the doctrine is taken into account in the course of the implementation of the law-making activity of the state. Thus, a draft federal


162

law is subject to consideration by the Government of the Russian Federation only if there is a conclusion of the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation [1, p. 84].

At the same time, “the concept of the bill and the draft terms of reference are sent to the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation for legal expertise. The concept of the draft law and the draft terms of reference with the attachment of the conclusions of the Ministry of Justice of the Russian Federation and the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation are submitted to the Government of the Russian Federation and approved by the Commission of the Government of the Russian Federation on legislative activity” [2, p. 13].

The doctrine is of great importance not only in the course of legal examination, but al-so in the preparation of a draft normative legal act by the developer. In particular, “in the process of working on a draft normative legal act, the legislation of the Russian Federa-tion related to the topic of the draft should be studied, agreements on the delimitation of subjects of jurisdiction and powers between the state authorities of the Russian Federa-tion and state authorities of the constituent entities of the Russian Federation, the prac-tice of applying the relevant normative legal acts , scientific literature and periodicals on the issue under consideration, as well as data from sociological and other studies, if any” [3, p. 5].

Legal doctrine is equally important at the departmental level. In particular, in the Ministry of Justice of the Russian Federation, the subdivision – the developer of the norma-tive legal act “has the right to involve, in the prescribed manner, specialists from scientific and other organizations in the preparation of the draft normative legal act” [4].

Also, in the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, "educational and scientific organizations, temporary creative teams, individual scientists and other special-ists may also be involved (including on the basis of contracts with payment at the expense of the Ministry of Internal Affairs of Russia) to work on the preparation of draft regulatory legal acts. "[5, p. 29]. In addition, the preparation of draft regulatory legal acts may be en-trusted to the educational or scientific organization of the system of the Ministry of Internal Affairs of Russia [5, p. 23].

The limits of the law-making activity of the state change depending on the level of de-velopment of civil society. The system of law-forming activity is determined by the variety of spheres of public life and the number of homogeneous social relations subject to legal regulation.

Conclusion. So, the system of the law-making activity of the state includes law-making activities,

the activities of the highest bodies of the judiciary (judicial precedents), legal doctrine (the opinion of prominent scholars in the field of jurisprudence).

Changes in the quantity and quality of public relations objectively determine the emergence of new legal instruments for regulating these relations. With their help, it is possible to timely and adequately respond to social challenges. Legal precedent and legal doctrine should be considered as such instruments.

At the same time, there was a natural need to change the system of sources of Russian law, as well as a qualitative and quantitative expansion of the system of law, including in its structure, in addition to the norms of law, specific provisions of legal precedents and provi-sions developed by legal science.


163

Bibliographic list

1. Decree of the Government of the Russian Federation dated 01.06.20p04 No. 260 (revisedfrom 13.05.2021) "On the Regulations of the Government of the Russian Federation and the Regula-tions on the Staff of the Government of the Russian Federation" // www.consultant.ru.

2. Basic requirements for the concept and development of draft federal laws approved by theGovernment of the Russian Federation dated 02.08.2001 No. 576 (revised from 13.03.2015) // Col-lected Legislation of the Russian Federation. 2001. No. 32. Art. 3335.

3. Rules for the preparation of normative legal acts of federal executive bodies and their stateregistration, approved by the Decree of the Government of the Russian Federation of 13.08.1997 No. 1009 (revised from 18.03.2021) // Collected Legislation of the Russian Federation. 1997. No. 33. Art. 3895.

4. Regulations of the Ministry of Justice of the Russian Federation, approved by order of theMinistry of Justice of Russia dated January 27, 2010 No. 8 (registered with the Ministry of Justice of Russia on January 28, 2010 No. 16096) // https://base.garant.ru/12172924/

5. Rules for the preparation of normative legal acts in the central office of the Ministry of In-ternal Affairs of Russia, approved by order of the Ministry of Internal Affairs of Russia dated June 27, 2003 No. 484 (as amended on 03/01/2021) // www.consultant.ru.

6. Mamedov A.K., Komarov S.A. Methodology of social and legal knowledge: article // Legalthought. 2019.No. 1.P. 128–141.

7. Methodological and theoretical problems of legal science: Sat. scientific. tr. / Ed. M.N. Mar-chenko. Moscow: Publishing house Mosk. University, 1986. 240 p.

8. Protasov V.N. Legal relationship as a system. Moscow: Legal Literature, 1991. 141 p.9. The work of the judicial system of the Russian Federation: results of 2020 and plans for

2021 // https://www.garant.ru/news/1445327/ (date of treatment 06/10/2021). 10. Syrykh V.M. Method of legal science: basic elements, structure. Moscow: Legal Literature,

1980. 176 p.

Please cite this paper as: Khabibulin A.G., Mursalimov K.R. Law-forming activity of the state as a sys-tem: article // Theory of state and law. 2021. No. 3 (24). P. 160–163.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021. 23.3.007


164

5.1.2. ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

А.В. Чепус* УДК 340 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.006

ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ КОНСТИТУЦИОННО- ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ИНСТИТУТА ГРАЖДАНСТВА И МЕЖЭТНИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В РОССИИ

Аннотация. Изучая проблемы миграции и их конституционное и право-вое регулирование, в статье лаконично предлагаются решения, как норматив-ного характера, так и социального воздействия. Доказывается позиция авто-ра, что в российской миграционной политике и действующем законодательст-ве принципы гуманности, толерантности, уважения к личности часто не со-блюдаются, поэтому предлагаются меры направленные на преодоления меж-национальной напряженности, и открытых конфликтов.

В статье рассмотрены вопросы миграционной политики, которая явля-ется важной частью социальной политики и способствует достижению та-ких общественных целей, как развитие рыночных отношений, построение безо-пасного общества, обеспечение демографическими ресурсами рынка труда, со-блюдение прав и свобод человека. Проводится анализ общетеоретических под-ходов и позиций современных авторов в отношении института гражданства.

Ключевые слова: гражданство, миграция, межэтническое взаимодей-ствие, миграционные процессы, проблемы, регулирование.

В современном мире практически не существует однородных государств, и в этой связи Россия никак ни является исключением, а наоборот государством, за-нимающим огромную территорию, на просторах которой расположилось много на-родов различных национальностей. В современном обществе существует мнение, что и Россия тоже национальное государство. Однако, с таким доводом согласится довольно сложно. Доказательством тому является то, что Россия представляет собой федерацию, объединяющую большое количество народностей и этносов. Кроме то-го, в составе России присутствуют территориальные области с отличными от госу-дарственных национальными идеями.

В начале XXI века ключевое значение приобретает исследование религиозно-сти в контексте проблематики национально-гражданской самоидентификации на-селения, его отношения к наиболее острым межнациональным проблемам внутри-политического характера, а также международным и межгосударственным, в связи с анализом идейно-политических предпочтений и межнациональной толерантности.

Поэтому межэтнические отношения, которые в большей степени проявляются в процессе миграции населения являются ключевым началом миграционной поли-тики и одной из важнейшей функции развитого современного государства. В целях эффективной и успешной ее реализации требуется координация между различными органами власти не только внутри страны, но и на международном уровне. При этом

* Чепус Алексей Викторович – доцент кафедры конституционного права Института праваи национальной безопасности Российской Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, доктор юридических наук, доцент. E-mail: [email protected]


165

необходимо учитывать не только накопленный собственный опыт работы в указан-ной области, но и опыт миграционных служб и ведомств соприкасающихся в сфере миграции других стран. Определяя принципы, основные направления и цели, а так-же ожидаемые результаты стоит учитывать как текущее состояние внутриполити-ческой обстановки так и те тенденции, которые происходят в мировом сообществе.

Всеобщая декларация прав человека 1948 года [1] является основным между-народным нормативным правовым актом в сфере защиты прав и свобод человека. В статье 15 указано одно из основных прав человека в современном мире, которое характеризует правовую связь человека с государством, отсюда следует, что каждый человек имеет право на гражданство [1]. Как неотъемлемая гарантия этого права в тексте декларации сформулирован принцип, согласно которому никто не может быть произвольно лишен своего гражданства или права изменить свое гражданство [1].

Вышеуказанные положения свидетельствуют о том, что гражданство пред-ставляет собой важный и неотъемлемый факт, которым определяются отношения между человеком и государством, что, в конечном итоге, определяет основу право-вого статуса личности. Важность гражданства как основы взаимоотношений между личностью и государством определяется, в первую очередь тем, что объем предос-тавленных человеку законодательством прав и свобод, а также перечень обязанно-стей напрямую связан с наличием или отсутствием у человека гражданства. Полным объемом прав и свобод человек может пользоваться в том случае, если он является гражданином конкретного государства [12, с. 3], за исключением, разумеется, все-общих прав человека, отмеченных во Всеобщей декларации прав человека.

В статье 6 Конституции Российской Федерации 1993 года [2] нашли отражение положения Всеобщей декларации прав человека, согласно которой гражданство Рос-сийской Федерации является единым и равным независимо от оснований приобре-тения, а граждане Российской Федерации обладают всеми правами и свободами, предусмотренными Конституцией Российской Федерации, а также несут обязанно-сти [2], причем никто не может быть лишен гражданства или права изменить его.

Обратимся к понятию гражданства. Как и любое понятие, используемое в тео-рии права для обозначения и закрепления правового явления, гражданства должно отражать основные черты его содержания.

Как отмечает Н.А. Дунайло, «определение гражданства должно иметь вид сжа-той и четкой формулы, дающей представление об основных элементах, составляю-щих структуру исследуемого явления» [6, с. 58]. Таким образом, важно определить четкие рамки, в которые будет вписываться понятие «гражданство».

Толковый словарь Д.Н. Ушакова определяет гражданство как правовое положе-ние гражданина [11, с. 118]. Однако такое определение явно не позволяет рассмат-ривать гражданство во всех его проявлениях.

В юридической науке выработано множество определений гражданства. Так, например, А.А. Зиновьев характеризует гражданство как состояние лица в государ-стве [8, 97–98]. М.В. Баглай под гражданством предлагает понимать устойчивую пра-вовую связь лица с данным государством, выражающуюся в совокупности их взаим-ных прав и обязанностей [5, c. 314].

Р.В. Енгибарян к совокупности взаимных прав и обязанностей государства и личности добавляет взаимную ответственность и определяет гражданство как «устойчивую правовую связь данного лица со своим государством, основанную на их взаимных правах, обязанностях и ответственности и выражающаяся в распро-


166

странении на данное лицо суверенной власти и юрисдикции этого государства» [7, с. 245].

В юридической литературе высказывались мнения о гражданстве как членстве в государстве. Такая точка зрения, считает С.А. Комаров, имеет право на существова-ние по той причине, что государство представляет собой не только аппарат власти, но и определенную общность (организацию) большей части населения, юридически оформленную в виде института гражданства. Гражданство как членство в государ-стве понимается в первую очередь не как союз всех, а как союз личностей, находя-щихся в устойчивой, постоянной, специально оформленной политико-правовой свя-зи с государством [9, с. 182]. Следовательно, рассматривая государство как органи-зацию личностей, правомерно говорить и о членстве в этой организации, поскольку личность как член политической общности – государства всегда выступала в специ-фическом «гражданском» качестве. Каждый гражданин в ассоциации-государстве выступает полноправным носителем суверенитета народа, полноправным субъек-том государственной власти [9, с. 183].

Большое количество определений понятия гражданства можно объяснить не-прерывными изменениями, которые происходят в его содержании, которое опре-деляется конкретным историческим периодом в развитии того или иного государ-ства. Но, как бы то ни было, общим во всех трактовках рассматриваемого понятия остается характеристика гражданства как устойчивой правовой связи государства и человека.

Законодательное закрепление понятия гражданства в Российской Федерации фактически поддержало точку зрения, разделяемую М.В. Баглаем и Н.В. Енгибаря-ном. 29 декабря 1992 года Межпарламентской Ассамблеей государств-участников СНГ был одобрен рекомендательный законодательный акт «О согласованных прин-ципах регулирования гражданства» [4]. Данный акт определил гражданство как «ус-тойчивую политико-правовую связь лица с государством, выражающую совокуп-ность их взаимных прав и обязанностей», указав при этом, что гражданство являет-ся неотъемлемым атрибутом суверенитета государства [4].

Легальное определение гражданства закреплено в Федеральном законе от 31.05.2002 № 62-ФЗ «О гражданстве Российской Федерации» [3]. Согласно статье 3 под гражданством следует понимать устойчивую правовую связь лица с Российской Федерацией, выражающуюся в совокупности их взаимных прав и обязанностей [3].

Таким образом можно определить, что под гражданством Российской Федера-ции необходимо понимать устойчивую правовую связь лица с Российской Федерации, выражающаяся в совокупности их взаимных прав, обязанностей, а также взаимной ответственности государства и гражданина.

Особенностью гражданства является то, что оно сочетает в себе индивидуаль-ные и коллективные начала. Н.А. Дунайло определяет коллективность начал граж-данства в установлении определенного политико-правового состояния совокупно-сти лиц [6, с. 76]. Индивидуальность же, по нашему мнению, можно увидеть в инди-видуализации самого акта принадлежности к государству отдельного лица.

Можно утверждать, что коллективное и индивидуальное в гражданстве должно непременно находиться в состоянии равновесия, поскольку их противопоставление неуместны в гражданстве. Поэтому представляется неправильным однобокое рас-смотрение гражданства только через призму взаимоотношений отдельной личности и государства или взаимоотношений населения и государства.


167

В.Л. Меньшов отмечает, что гражданство правильно представлять только в един-стве личности, государства и общества. Это единство состоит в одновременном су-ществовании в гражданстве индивидов, представляющих разнородные социальные силы, но объединенных общими стремлениями к совместной жизни [10, с. 19–20]. Так, сочетание индивидуального и коллективного в гражданстве определяет сущ-ность гражданства. Эта сущность заключена в нахождении и установлении баланса между правами и обязанностями гражданина и государства, носящими взаимный характер.

Исходя из такого понимания гражданства, можно определить то, какие функ-ции выполняет гражданство в современном государстве. По нашему мнению, к ос-новным функциям гражданства следует относить:

1) социальную функцию;2) политическую функцию, которая проявляется в наличии взаимных связей

государства как главного элемента политической системы и человека как носителя гражданства;

3) моральную функцию. Эта функция гражданства определяет нравственнуюоснову отношений между государством, личностью и обществом. Важно, чтобы гра-жданин адекватно воспринимал свое место в государстве и ценил роль государства в своей жизни и жизни общества;

Теперь обратимся к проблемам института гражданства и в первую очередь ме-жэтнического взаимодействия. Отмечу, что наша страна так и не преодолела издер-жек национальной политики периода СССР. В то же время, с 2000-х годов резко уве-личилась внутренняя и внешняя миграция. Все эти процессы усилили межэтниче-скую и межконфессиональную напряженность. С каждым годом ведущие исследова-тельские организации фиксируют рост ксенофобских настроений, которые в первую очередь связаны с мигрантофобией, кавказофобией и исламофобией. Существуют мнения, что некоторые настроения начинают приобретать вид национальной идеи, объединяющей общество. В связи с этим назрела необходимость в разработке эф-фективной стратегии комплекса мероприятий, направленных на снижение уровня межнациональной напряженности.

Среди наиболее актуальных для России конфликтов ведущее место занимает противостояние между гражданами и мигрантами, глубоко укоренившее противо-речие между местными жителями и приезжими. Важно отметить, что при высоком уровне межнациональной напряженности большинство граждан России, а также жители крупных городов, считают себя толерантными к представителями других национальностей.

На данный момент самый популярный вариант решения вопроса с мигрантами, по мнению жителей крупных городов, в том числе Московского региона – ограниче-ние для них въезда путем введения различных квот. Также предлагаются варианты введения визового режима и выдворение на родину нелегальных мигрантов.

В этой связи мною выделяются основные проблемы и ряд предложений по снижению уровня напряженности межнациональных отношений в стране.

Проблема № 1. Нелегальная миграция. Эффективность контроля в сфере трудовой иммиграции.

Предлагается: – изменить миграционное законодательство в направлении усиления полно-

мочий Главного управления по вопросам миграции МВД России. Наделить Главное


168

управление по вопросам миграции МВД России и его территориальные органы опе-ративно-розыскными функциями и функциями дознания в целях оптимизации ор-ганизационного механизма по противодействию незаконной миграции;

– осуществлять въезд в РФ гражданами стран, не являющихся членами Тамо-женного союза, только при наличии паспорта международного образца при сохра-нении безвизового режима. Условием сохранения безвизового режима для стран – не членов Таможенного союза должно стать внедрение биометрических паспортов в этих странах;

– внедрить развитие автоматизированной системы учета въезда/выездаиностранных граждан. Вести учет пассажиров в авиакомпаниях и на железной дороге;

– усилить ответственность (привлечение к уголовной ответственности) рабо-тодателей за незаконное использование труда мигрантов;

– запретить «перепродажи квот», установить ответственность за фиктивноепривлечение рабочей силы;

– применять процедуру депортации не только к лицам, совершившим тяжкиепреступления, но и ко всем осужденным в РФ иностранцам;

– ужесточить контроль и требования в отношении работодателей – вноситьвзносы за мигрантов не только в пенсионный фонд, но и в медицинские и социаль-ные страховые фонды.

Проблема № 2. Сокращение проблем в сфере здравоохранения, провоци-руемых миграционными процессами.

Предлагается: – усилить контроль состояния здоровья иностранных граждан, которым для

въезда в РФ не требуется виза. Как видно на практике, в связи с пандемией Сovid-19, для въезда иностранца из стран списка с которыми Россия возобновила междуна-родные полеты, необходимо в обязательном порядке представить ПЦР-тест, кото-рый должен быть сделан не позднее 72 часов до момента прилета и въезда в Россию.

– закрепить ответственность за качеством медицинского осмотра в специаль-ных медицинских учреждениях. Установить требования медицинского осмотра ми-грантов до въезда мигранта в РФ;

– сформировать общий банк данных медицинских заключений, выданных ино-странным гражданам, пребывающим на территории РФ, с возможностью получения информации в режиме реального времени;

– обязать медицинские учреждения предоставлять информацию о выявлен-ных случаях социально опасных заболеваний иностранцев в соответствующие ин-станции;

– создать систему обязательного медицинского освидетельствования ино-странных граждан, прибывших в страну для работы;

– закрепить законодательно ответственность работодателей, нанимающих наработу иностранных граждан без соответствующих медицинских документов, либо по поддельным документам;

– создать места временного содержания для оказания помощи женщинам с но-ворожденными детьми с привлечением психологов, медицинских работников, юри-стов с целью первичной реабилитации женщины и ребенка после родов. Обеспечить оказание помощи в оформлении документов для возвращения в страну проживания либо легализации в России.


169

Проблема № 3. Повышение эффективности реализации права детей на об-разование, в том числе тех, кто недостаточно владеет русским языком и слабо социализирован. Языковая адаптация трудовых мигрантов.

Предлагается: – в районах с высокой долей детей, для которых русский язык не является род-

ным, следует поддерживать проекты дополнительного образования с этнокультур-ным компонентом;

– ввести интеграционный экзамен с получением сертификата для всех кате-горий иностранных наемных работников. Прибывший должен знать основы пра-вового регулирования положения мигрантов: как правильно оформить свой статус, как его продлить, права и обязанности иностранных граждан, находящихся на тер-ритории РФ.

Проблема № 4. Минимизация воздействия конфессиональной проблема-тики на состояние межэтнических отношений.

Предлагается: – внести поправки в нормативно-правовую базу с целью запрещения ношения

религиозной символики в образовательных учреждениях. – проводить семинары, конференции и поддерживать программы профессио-

нальной подготовки для сотрудников правоохранительных органов с целью повы-шения правовой культуры и недопустимости проявления ксенофобского поведения.

Проблема № 5. Повышение эффективности правоохранительной деятель-ности в миграционной сфере и в сфере межэтнических отношений. На этой проблеме и последствиях ее преодоления остановимся более подробно.

Если говорить о мигрантах в целом, то существует несколько стереотипов. Стереотип первый об особой криминальности, присущей мигрантам. Стереотип второй о «захвате» мигрантами рабочих мест и снижения стандар-

тов труда. Готовность мигрантов работать на непрестижных рабочих местах, за меньшую заработную плату, чем россиянин и тратить больше усилий и времени на работу. По мнению правоохранителей это подрывает российский рынок труда, в особенности отдельные его сектора – торговлю, транспорт и строительство.

Стереотип третий о культурной, демографической и санитарно-гигиенической опасности мигрантов.

Детальный анализ судебной статистики 2019 – первой половины 2020 года (1,5 млн дел, направленных в суд) показывает, что в Москве 47,7% иностранцев бы-ли осуждены за преступления, непосредственно связанные с их статусом иностран-ных граждан – это ст. 322 «Незаконное пересечение Государственной границы Рос-сийской Федерации», ст. 322.1 «Организация незаконной миграции» и ст. 327 «Под-делка, изготовление или сбыт поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков» Уголовного Кодекса.

Таким образом, хотя мигранты в Москве, несомненно, совершают достаточное количество преступлений, тем не менее, прямая общественная опасность их дейст-вий значительно ниже. В целом в структуре преступности самыми частыми престу-плениями являются «кражи, грабежи, разбои» – на них приходится 38,2% всей рос-сийской преступности, а также нанесение телесных повреждений – 16,3% и разного вида мошенничества – 7,1% всех преступлений.

Наибольшую общественную опасность представляют убийства – 2,7% от всех совершенных преступлений, преступления, связанные с движением и хранением


170

наркотиков – 8,8% и преступления на сексуальной почве – 0,3%. Кроме того, следует выделить группу преступлений, связанных с нарушением правил пересечения гра-ницы и правил нахождения иностранцев на территории Российской Федерации – по этим статьям было осуждено 2,6%.

Преступность иностранцев обладает еще одной специфической чертой – доста-точно высокой латентностью. Мигранты, став жертвой преступления, склонны утаивать информацию о нем, поскольку опасается дискриминации со стороны пра-воохранительных органов. Более того, в случаях, когда преступления совершаются внутри замкнутого сообщества, все стороны имеют стимулы скрыть его, или разре-шить в соответствие с традициями этого сообщества.

Таким образом, представления об «особой» криминальности мигрантов не подтверждаются статистическим данным в отношении наиболее широких катего-рий преступлений – нанесении телесных повреждений и краж/разбоев.

Подводя краткие итоги, в целом отмечу, что высказанные мною предложения по совершенствованию законодательства недостаточно для того, чтобы полностью снять межэтническое напряжение, как в крупных городах, так и в целом в стране. К сожалению, ни одно государство в мире сегодня не имеет безупречной концепции развития межэтнических и межконфессиональных отношений. Национальная поли-тика зачастую ориентирована на колебания общеполитической конъюнктуры и яв-ляется инструментом борьбы партий, кланов и частных интересов. Силовыми мето-дами эту проблему не решить.

С другой стороны, максимальный либерализм, граничащий с заигрыванием с этническими и конфессиональными группами, ведёт к усугублению конфликтов и усилению напряжённости. Необходима некая «золотая середина», а её, как раз, сложно найти.

Нужна грамотная концепция национальной политики, учитывающая ментали-тет российского народа. Многое зависит от консолидации усилий власти, общества и средств массовой информации в решении одной из главных задач мирового сооб-щества – укреплению гражданского единства многонационального народа.


1. Всеобщая декларация прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 де-кабря 1948 года) // www.consultant.ru

2. "Конституция Российской Федерации" (принята всенародным голосованием12.12.1993 г. с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020 г.); Комментарий к Конституции Российской Федерации. 3-е изд., испр. и доп. // Под ред. проф. С.А. Комарова. – М.: Изд-во «Юрайт», 2019. – 333 с.

3. Федеральный закон от 31.05.2002 № 62-ФЗ «О гражданстве Российской Федерации»(с изм. и доп. ред. от 31.12.2014) // СЗ РФ. – 2002. – № 22. – Ст. 2031; СЗ РФ. – 2015. – № 1 (ч.1). – Ст.60.

4. Постановление Президиума Верховного Суда РФ «О проекте Постановления Вер-ховного Совета Российской Федерации «О рекомендательном законодательном акте Меж-парламентской ассамблеи государств – участников Содружества Независимых Государств «О согласованных принципах регулирования гражданства» от 24 мая 1993 года № 5014-1 // Ведомости СНД и ВС РФ. – 1993. – № 23. – Ст. 831.

5. Баглай М.В. Конституционное право Российской Федерации. Учебник для юридиче-ских вузов и факультетов. – М.: Издательская группа НОРМА–ИНФРА, 2018. – 768 c.


171

6. Дунайло Н.А. Правовое регулирование двойного гражданства в Российской Федера-ции: Дисс. … канд. юрид. наук. – М., 2004. – 215 с.

7. Енгибарян Н.В., Тадевосян Э.В. Конституционное право: учебник для ВУЗов. – М.: Изд-во «Норма», 2010. – 560 с.

8. Зиновьев А.А. Конституционное право России: проблемы теории и практики. – М.:Юридический центр Пресс, 2019. – С. 97–98.

9. Комаров, С. А. Общая теория государства и права: учебник для бакалавриата и маги-стратуры / С. А. Комаров. – 9-е изд., испр. и доп. – М.: Издательство Юрайт, 2019. – 504 с. – (Серия : Бакалавр и магистр. Академический курс).

10. Меньшов В.Л. Конституционное право России: учебник. – М.: Инфра-М, 2015. –208 с.

11. Ушаков Д.Н. Толковый словарь современного русского языка. – М.: Изд-во Аделант,2019. – 848 с.

12. Яковлева М.Ю., Рождествина А.А. Гражданство. Регистрация – М.: Изд-во «Юрайт»,2013. – 256 с.

Для цитирования: Чепус А.В. Проблемы и перспективы конституционно-правового регулиро-вания института гражданства и межэтнического взаимодействия в России: статья // Теория государ-ства и права. – 2021. – № 3 (24). – С. 164–171.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.006

Aleksey V. Chepus *

PROBLEMS AND PROSPECTS OF CONSTITUTIONAL AND LEGAL REGULATION OF THE INSTITUTION OF CITIZENSHIP

AND INTERETHNIC INTERACTION IN RUSSIA

Abstract. Studying the problems of migration and their constitutional and legal regulation, the article succinctly proposes solutions of both a normative nature and so-cial impact. The article reflects the author's position that in the Russian migration pol-icy and current legislation the principles of humanity, tolerance, respect for the indi-vidual are often not observed, therefore, measures are proposed aimed at overcoming interethnic tensions and open conflicts. The article examines the issues of migration policy, which is an important part of social policy and contributes to the achievement of such public goals as the development of market relations, building a safe society, providing the labor market with demographic resources, and respecting human rights and freedoms. The article also attempts to analyze the general theoretical approaches and positions of modern authors in relation to the institution of citizenship.

Keywords: citizenship, migration, interethnic interaction, migration processes, problems, regulation.

In the modern world, there are practically no homogeneous states, and in this regard, Russia is by no means an exception, but on the contrary a state occupying a huge territory, in the vastness of which many peoples of various nationalities are located. In modern socie-ty, there is an opinion that Russia is also a nation state. However, it is rather difficult to agree with such an argument. Proof of this is that Russia is a federation that unites a large

* Chepus Aleksey Viktorovich – Associate Professor of the Department of Constitutional Law of the Insti-tute of Law and National Security of the Russian Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation, Doctor of Law, Associate Professor.


172

number of nationalities and ethnic groups. In addition, within Russia there are territorial regions with different national ideas from the state.

At the beginning of the 21st century, the study of religiosity in the context of the prob-lems of national-civil self-identification of the population, its attitude to the most acute in-terethnic problems of an internal political nature, as well as international and interstate ones, in connection with the analysis of ideological and political preferences and intereth-nic tolerance, acquires key importance.

Therefore, interethnic relations, which are manifested to a greater extent in the process of population migration, are a key beginning of migration policy and one of the most important functions of a developed modern state. For its effective and successful implementation, coordi-nation between different authorities is required, not only domestically, but also internationally. At the same time, it is necessary to take into account not only the accumulated personal expe-rience in this area, but also the experience of migration services and departments in contact in the field of migration of other countries. When defining the principles, main directions and goals, as well as the expected results, it is worth taking into account both the current state of the domestic political situation and the trends that are taking place in the world community.

The 1948 Universal Declaration of Human Rights [1] is the main international norma-tive legal act in the field of protection of human rights and freedoms. Article 15 indicates one of the fundamental human rights in the modern world, which characterizes the legal relationship of a person with the state, from which it follows that everyone has the right to citizenship [1]. As an inalienable guarantee of this right, the text of the declaration formu-lates the principle according to which no one can be arbitrarily deprived of his citizenship or the right to change his citizenship [1].

The above provisions indicate that citizenship is an important and inalienable fact that determines the relationship between a person and the state, which ultimately determines the basis of the legal status of an individual. The importance of citizenship as the basis of the rela-tionship between the individual and the state is determined, first of all, by the fact that the vo-lume of rights and freedoms granted to a person by legislation, as well as the list of duties, is directly related to the presence or absence of citizenship. A person can enjoy the full scope of rights and freedoms if he is a citizen of a particular state [12, p. 3], with the exception, of course, of the universal human rights set forth in the Universal Declaration of Human Rights.

Article 6 of the Constitution of the Russian Federation of 1993 [2] reflects the provi-sions of the Universal Declaration of Human Rights, according to which the citizenship of the Russian Federation is uniform and equal regardless of the grounds for acquisition, and citizens of the Russian Federation have all the rights and freedoms provided for by the Constitution of the Russian Federation, as well as bear responsibilities [2], and no one can be deprived of citizenship or the right to change it.

Let's turn to the concept of citizenship. Like any concept used in the theory of law to designate and consolidate a legal phenomenon, citizenship should reflect the main features of its content.

As noted by N.A. Dunailo, “the definition of citizenship should have the form of a con-cise and clear formula that gives an idea of the main elements that make up the structure of the phenomenon under study” [6, p. 58]. Thus, it is important to define a clear framework within which the concept of "citizenship" will fit.

Explanatory dictionary D.N. Ushakova defines citizenship as the legal status of a citi-zen [11, p. 118]. However, this definition clearly does not allow considering citizenship in all its manifestations.


173

In legal science, many definitions of citizenship have been developed. So, for example, A.A. Zinoviev characterizes citizenship as the state of a person in the state [8, 97–98]. M.V. Baglai proposes to understand citizenship as a stable legal relationship of a person with a given state, expressed in the totality of their mutual rights and obligations [5, p. 314].

R.V. Yengibaryan adds mutual responsibility to the totality of mutual rights and obli-gations of the state and the individual and defines citizenship as "a stable legal relationship of a given person with his state, based on their mutual rights, obligations and responsibili-ties and expressed in the extension of the sovereign power and jurisdiction of this state to this person". [7, p. 245].

In the legal literature, opinions have been expressed about citizenship as membership in a state. This point of view, believes S.A. Komarov, has the right to exist for the reason that the state is not only an apparatus of power, but also a certain community (organiza-tion) of the majority of the population, legally formalized in the form of an institution of ci-tizenship. Citizenship as membership in a state is understood primarily not as a union of all, but as a union of individuals who are in a stable, permanent, specially formulated politi-cal and legal relationship with the state [9, p. 182]. Consequently, considering the state as an organization of individuals, it is legitimate to talk about membership in this organiza-tion, since a person as a member of a political community – the state has always acted in a specific "civil" capacity. Each citizen in an association-state acts as a full bearer of the so-vereignty of the people, a full subject of state power [9, p. 183].

A large number of definitions of the concept of citizenship can be explained by conti-nuous changes that occur in its content, which is determined by a specific historical period in the development of a particular state. But, be that as it may, the characteristic of citizen-ship as a stable legal connection between the state and the individual remains common in all interpretations of the concept under consideration.

The legislative consolidation of the concept of citizenship in the Russian Federation actually supported the point of view shared by M.V. Baglay and N.V. Yengibaryan. On De-cember 29, 1992, the Interparliamentary Assembly of the CIS member states approved the recommendatory legislative act “On the agreed principles of citizenship regulation” [4]. This act defined citizenship as "a stable political and legal relationship of a person with the state, expressing the totality of their mutual rights and obligations", while indicating that citizenship is an integral attribute of the sovereignty of the state [4].

The legal definition of citizenship is enshrined in the Federal Law of May 31, 2002 No. 62-FZ "On Citizenship of the Russian Federation" [3]. According to Article 3, citizenship should be understood as a stable legal relationship of a person with the Russian Federa-tion, expressed in the totality of their mutual rights and obligations [3].

So, it can be determined that under the citizenship of the Russian Federation it is neces-sary to understand the stable legal relationship of a person with the Russian Federation, ex-pressed in the totality of their mutual rights, obligations, as well as the mutual responsibility of the state and the citizen.

The peculiarity of citizenship is that it combines individual and collective principles. O.N. Dunailo defines the collectivity of the principles of citizenship in establishing a certain political and legal state of a set of persons [6, p. 76]. Individuality, in our opinion, can be seen in the individualization of the very act of belonging to the state of an individual.

It can be argued that the collective and the individual in citizenship must certainly be in a state of equilibrium, since their opposition is inappropriate in citizenship. There-fore, it seems wrong to consider citizenship one-sidedly only through the prism of the re-


174

lationship between the individual and the state or the relationship between the popula-tion and the state.

V.L. Menshov notes that it is correct to represent citizenship only in the unity of the individual, state and society. This unity consists in the simultaneous existence in citizen-ship of individuals representing heterogeneous social forces, but united by common aspira-tions for living together [10, p. 19–20]. Thus, the combination of individual and collective in citizenship determines the essence of citizenship. This essence lies in finding and establish-ing a balance between the rights and obligations of the citizen and the state, which are of a mutual nature.

Based on this understanding of citizenship, it is possible to determine what functions citizenship performs in a modern state. In our opinion, the main functions of citizenship should include:

1) social function;2) the political function, which manifests itself in the presence of mutual relations be-

tween the state as the main element of the political system and the person as the bearer of citizenship;

3) moral function. This function of citizenship determines the moral basis of relations be-tween the state, individuals and society. It is important that a citizen adequately perceives his place in the state and appreciates the role of the state in his life and the life of society;

Now let's turn to the problems of the institution of citizenship and, first of all, inte-rethnic interaction. I will note that our country has not overcome the costs of the national policy of the USSR period. At the same time, internal and external migration has increased dramatically since the 2000s. All these processes have increased interethnic and interfaith tensions. Every year leading research organizations record the growth of xenophobic sen-timents, which are primarily associated with migrant phobia, Caucasian phobia and Isla-mophobia. There are opinions that some moods are beginning to take the form of a nation-al idea uniting society. In this regard, there is a need to develop an effective strategy for a set of measures aimed at reducing the level of interethnic tension.

Among the most pressing conflicts for Russia, the leading place is occupied by the confrontation between citizens and migrants, a deeply rooted contradiction between local residents and visitors. It is important to note that with a high level of interethnic tension, the majority of Russian citizens, as well as residents of large cities, consider themselves to-lerant of representatives of other nationalities.

At the moment, the most popular option for resolving the issue of migrants, according to residents of large cities, including the Moscow region, is to restrict their entry by intro-ducing various quotas. It also offers options for the introduction of a visa regime and the expulsion of illegal migrants to their homeland.

In this regard, I highlight the main problems and a number of proposals to reduce the level of tension in interethnic relations in the country.

Problem No. 1. Illegal migration. The effectiveness of control in the field of la-bor immigration.

Offered: – to change migration legislation in the direction of strengthening the powers of the

Main Directorate for Migration Issues of the Ministry of Internal Affairs of Russia. To en-dow the Main Directorate for Migration Issues of the Ministry of Internal Affairs of Russia and its territorial bodies with operational-search functions and functions of inquiry in or-der to optimize the organizational mechanism for countering illegal migration;


175

– to enter the Russian Federation by citizens of countries that are not members of theCustoms Union, only if they have an international passport while maintaining a visa-free regime. The introduction of biometric passports in these countries should become a condi-tion for maintaining a visa-free regime for countries that are not members of the Customs Union;

– to introduce the development of an automated system for recording the entry / exitof foreign citizens. Keep track of passengers in airlines and on the railway;

– to strengthen the responsibility (prosecution) of employers for the illegal use of mi-grant labor;

– prohibit "resale of quotas", establish responsibility for fictitious recruitment oflabor;

– apply the deportation procedure not only to persons who have committed seriouscrimes, but also to all foreigners convicted in the Russian Federation;

– to tighten control and requirements for employers – to make contributions for mi-grants not only to the pension fund, but also to medical and social insurance funds.

Problem No. 2. Reduction of health problems caused by migration processes. Offered: – to strengthen control over the state of health of foreign citizens who do not need

a visa to enter the Russian Federation. As can be seen in the practice with the situation with the COVID-19 pandemic, for the entry of a foreigner from the countries on the list with which Russia resumed international flights, it is imperative to submit a PCR test, which must be done no later than 72 hours before arrival and entry into Russia.

– to fix responsibility for the quality of medical examination in special medical institu-tions. Establish requirements for medical examination of migrants prior to the entry of a migrant into the Russian Federation;

– to form a common databank of medical reports issued to foreign citizens stayingon the territory of the Russian Federation, with the possibility of obtaining information in real time;

– oblige medical institutions to provide information on identified cases of sociallydangerous diseases of foreigners to the appropriate authorities;

– to create a system of compulsory medical examination of foreign citizens who ar-rived in the country to work;

– to legislate the responsibility of employers who hire foreign citizens without appro-priate medical documents, or on fake documents;

– to create places of temporary detention to provide assistance to women with new-born children with the involvement of psychologists, medical workers, lawyers for the pur-pose of primary rehabilitation of a woman and a child after childbirth. Provide assistance in processing documents for returning to the country of residence or legalization in Russia.

Problem No. 3. Increasing the effectiveness of the implementation of the right of children to education, including those who do not speak Russian enough and are poorly so-cialized. Language adaptation of labor migrants.

Offered: – in areas with a high proportion of children for whom Russian is not their mother

tongue, additional education projects with an ethnocultural component should be sup-ported;

– to introduce an integration exam with obtaining a certificate for all categories offoreign employees. The newcomer should know the basics of legal regulation of the situa-


176

tion of migrants: how to properly formalize their status, how to extend it, the rights and ob-ligations of foreign citizens who are on the territory of the Russian Federation.

Problem No. 4. Minimizing the impact of confessional issues on the state of inte-rethnic relations.

Offered: – to amend the regulatory framework to prohibit the wearing of religious symbols in

educational institutions. – to conduct seminars, conferences and support professional training programs for

law enforcement officials in order to increase the legal culture and the inadmissibility of xenophobic behavior.

Problem No. 5. Increasing the efficiency of law enforcement in the migration sphere and in the sphere of interethnic relations.

Let us dwell on this problem and the consequences of overcoming it in more detail. If we talk about migrants in general, there are several stereotypes. The first stereotype is about the special criminality inherent in migrants. The second stereotype is about the “seizure” of jobs by migrants and lower labor

standards. The willingness of migrants to work in non-prestigious jobs, for lower wages than a Russian and to spend more effort and time on work. According to law enforcement officers, this undermines the Russian labor market, especially its individual sectors – trade, transport and construction.

The third stereotype is about the cultural, demographic and sanitary and hygienic danger of migrants.

A detailed analysis of judicial statistics for 2019 – the first half of 2020 (1.5 million cases sent to court) shows that in Moscow 47.7% of foreigners were convicted of crimes directly related to their status as foreign citizens – this is Art. 322 "Illegal crossing of the state border of the Russian Federation", art. 322.1 "Organization of illegal migration" and Art. 327 "Forgery, production or sale of forged documents, state awards, stamps, seals, let-terheads" of the Criminal Code.

Thus, although migrants in Moscow undoubtedly commit a sufficient number of crimes, nevertheless, the direct social danger of their actions is much lower. In general, the most frequent crimes in the structure of crime are "theft, robbery, robbery" – they account for 38.2% of all Russian crime, as well as bodily harm – 16.3% and various types of fraud – 7.1% of all crimes.

The greatest public danger is represented by murders – 2.7% of all crimes committed, crimes related to the movement and possession of drugs – 8.8%, and sexual crimes – 0.3%. In addition, one should single out a group of crimes related to violation of the rules for crossing the border and the rules for finding foreigners on the territory of the Russian Fed-eration – 2.6% were convicted under these articles.

The crime of foreigners has another specific feature – a fairly high latency. Migrants, having become victims of a crime, tend to withhold information about it, because they fear discrimination from law enforcement agencies. Moreover, in cases where crimes are com-mitted within a closed community, all parties have incentives to hide it, or to allow it in ac-cordance with the traditions of this community.

Thus, the idea of a “special” criminality of migrants is not confirmed by statistical data regarding the broadest categories of crimes – bodily harm and theft / robbery.

Summing up, I would generally note that the proposals I made to improve the legisla-tion are not enough to completely remove interethnic tension, both in large cities and in


177

the country as a whole. Unfortunately, not a single state in the world today has an impecca-ble concept for the development of interethnic and interfaith relations. National policy is often focused on fluctuations in the general political situation and is an instrument of struggle between parties, clans and private interests. Forceful methods cannot solve this problem.

On the other hand, maximum liberalism, bordering on flirting with ethnic and confes-sional groups, leads to aggravation of conflicts and intensification of tensions. Some kind of "golden mean" is needed, and it is, just, difficult to find.

We need a competent concept of national policy that takes into account the mentality of the Russian people. Much depends on the consolidation of the efforts of the authorities, society and the media in solving one of the main tasks of the world community – streng-thening the civil unity of the multinational people.

Bibliographic list

1. Universal Declaration of Human Rights (adopted by the UN General Assembly on December10, 1948) // www.consultant.ru

2. "The Constitution of the Russian Federation" (adopted by popular vote on 12.12.1993 withamendments approved during the all-Russian vote on 01.07.2020); Commentary on the Constitu-tion of the Russian Federation. 3rd ed., Rev. and add. // Ed. prof. S.A. Komarov. Moscow: Publishing house "Yurayt", 2019. 333 p.

3. Federal Law No. 62-FZ of May 31, 2002 "On Citizenship of the Russian Federation"(as amended and supplemented by December 31, 2014) // SZ RF. 2002. No. 22. Article 2031; SZ RF. 2015. No. 1 (part 1). Article 60.

4. Resolution of the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation "On the draftResolution of the Supreme Council of the Russian Federation" On the recommendatory legislative act of the Interparliamentary Assembly of the Member States of the Commonwealth of Independent States "On the agreed principles of citizenship regulation" dated May 24, 1993 No. 5014-1 // Ve-domosti SND and VS RF. 1993. No. 23. Art. 831.

5. Baglai M.V. Constitutional law of the Russian Federation. Textbook for law schools and fa-culties. Moscow: Publishing group NORMA-INFRA, 2018. 768 p.

6. Dunailo N.A. Legal regulation of dual citizenship in the Russian Federation: Diss. ... cand. ju-rid. sciences. Moscow, 2004. 215 p.

7. Engibaryan N.V., Tadevosyan E.V. Constitutional law: a textbook for universities. Moscow:Publishing house "Norma", 2010. P. 245.

8. Zinoviev A.A. Constitutional law of Russia: problems of theory and practice. Moscow: LegalCenter Press, 2019. P. 97–98.

9. Komarov, SA General theory of state and law: a textbook for undergraduate and graduateprograms / SA Komarov. 9th ed., Rev. and add. Moscow: Yurayt Publishing House, 2019. 504 p. (Se-ries: Bachelor and Master. Academic course).

10. Menshov V.L. Constitutional law of Russia: Textbook. Moscow: Infra-M, 2015. 208 p.11. Ushakov D.N. Explanatory dictionary of the modern Russian language. Moscow: Publishing

house Adelant, 2019. 848 p. 12. Yakovleva M.Yu., Rozhdestvina A.A. Citizenship. Registration. Moscow: Yurayt Publishing

House, 2013. P. 3.

For citation: Chepus A.V. Problems and prospects of constitutional and legal regulation of the institu-tion of citizenship and interethnic interaction in Russia: article // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). Р. 171–177.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.006


178

РЕЦЕНЗИИ

О.В. Чумакова* УДК 34.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.014

ИДЕЯ НОВОГО ГОСУДАРСТВА: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

В издательстве «Международные отношения» вышла книга д. ю. н., профессора Б. А. Куркина «“Тоже победители”. Нейтралы Европы и Франция во Второй мировой войне» [2].

C полным правом ее можно назвать весьма своевременной. Она вышла бук-вально за месяц до Указа Президента РФ от 2 июля 2021 г. № 400 «О Стратегии на-циональной безопасности Российской Федерации», в которой поставлена задача за-щиты исторической правды и противодействия фальсификации истории [1].

По признанию автора, работа над книгой продолжалась не один год, а ряд от-рывков из нее опубликован в литературно-художественных и общественно-поли-тических журналах без малого десять лет назад. Материалы книги печатались также в №№ 7 и 10 за 2020 г. журнала «Стратегия России», постоянным автором которого Б.А. Куркин является. Словом, позиция автора сложилась давно, она принципиальна и не подвержена конъюнктурным соображениям.

Книга многогранна и тем самым она будет полезна историкам-страноведам, и специалистам по международным отношениям, юристам, социальным психологам, культурологам, социологам и политологам.

Юристам книга интересна по нескольким основаниям. Так, государствоведам, несомненно, интересным будет взгляд на характер государственности новой евро-пейской империи, создававшейся под эгидой нацистской Германии. В связи с этим очень важно отметить характеристику, которую автор дает новому, хотя и незавер-шенному, государственному и межгосударственному образованию 30–40-х годов прошлого века. Эту международно-правовую структуру под эгидой Третьего Рейха автор книги квалифицирует как образование «нового исторического типа», имею-щее в своей основе оккультные идейно-религиозные основы. В доказательство сво-ей позиции автор приводит слова самого германского фюрера, почерпнутые из ис-точников, не вызывающих сомнения у западных историков, однако ни разу не упо-минавшихся (по понятным причинам) в отечественной научной и художественно-публицистической литературе.

Б. А. Куркин подчеркивает, что сама идея нового государства была «с двойным дном»: официальной – для народов, населяющих Европу – «профанов», и неофици-альной и подлинной – для «избранных». Отсюда и оккультно-мистическое значение, которое придавал Гитлер тайному («Черному») Ордену СС. В книге наглядно проил-люстрировано, что фюрер германской нации был призван заменить народам Европы Христа, быть «вместо Христа». Понимание этого факта недавней истории помогает увидеть, почему закономерно и логично предложение внести в проект Конституции ЕС упоминание о христианских основах европейской цивилизации было отвергнуто

* Чумакова Ольга Владимировна, доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры ад-министративного и финансового права Всероссийского государственного университета юстиции. E-mail: [email protected]


179

подавляющим большинством членов ЕС, а точнее, практически всеми. Не помогло тогда и обращение римского папы к лидерам стран ЕС.

В исследовании этой темы автор книги затрагивает даже богословские аспекты строительства первого варианта «Новой Европы». Можно, при желании, попытаться взять сторону оппонентов автора и обвинить его в «идеализме и поповщине», но не-возможно отрицать очевидные факты, в частности, посылку спецотрядов СС в Гима-лаи с целью поиска Шамбалы, «охоту за тайными знаниями», научные изыскания в области обретения бессмертия и одновременно – культ смерти. Что поделать, если Гитлер прямо заявлял о своей ненависти к христианству и стремлении создать но-вый религиозный культ. Документированные высказывания его, на сей счет, приве-дены в книге.

Профессор Б.А. Куркин аргументированно отвечает отечественным авторам, рассматривающим идею Третьего рейха в качестве исключительно «посюсторонне-го», светского прообраза современного Евросоюза. Он подчеркивает, что в сколь-либо оформленном виде идея «нацистского ЕС» не сложилась, хотя проекты такого рода выдвигались рядом функционеров рейха, условно говоря, в частном порядке. Сам же фюрер германской нации, как показано в книге, видел «Новую Европу» в ви-де асимметричного государственного образования, в котором часть оккупирован-ных государств стали бы органической частью рейха, другие оставались зоной окку-пации, а третьи существовали в виде фактического протектората.

Кроме того, свои коррективы в разработку планов государственного (межгосу-дарственного) строительства внесла война с СССР: для реализации далеко идущих планов нового рейха стало остро не хватать времени и ресурсов. Тем не менее, гит-леровская пропаганда всячески подчеркивала «единство Европы» в деле борьбы с СССР-Россией. И в том, как отмечает автор, сокрыта глубочайшая правда: Европа и впрямь выступила против нашей страны единым сплоченным фронтом. На осно-вании данных бесстрастной статистики автор показал, что число европейцев – доб-ровольцев Ваффен-СС, погибших на полях России и взятых нами в плен, многократ-но превосходят число жертв тех же самых европейцев, погибших при отражении аг-рессии Германии на их страны. Но об этом не принято было упоминать в советской научной и политической литературе по совершенно конкретным политическим со-ображениям.

Особое место в книге уделено Франции и ее легионерам, добровольно пошед-шим на Россию под гитлеровскими знаменами. Около 8 тысяч из них было убито, а в Тамбовских лагерях для военнопленных их накопилось 23 000. Для сравнения: в составе полка «Нормандия – Неман», о доблести и подвигах которого, как лица ге-роической Франции, постоянно напоминала советская пропаганда, воевало в общей сложности чуть менее ста человек (включая технический персонал).

Для историка политико-правовых идей и теоретиков права, книга «Тоже побе-дители» будет интересна тем, что в ней акцентированно приведена дискуссия при-обретшая острый политический характер, развернувшаяся в послевоенных Нидер-ландах, а также Бельгии, Дании и других странах по вопросам ретроактивности кон-ституционно-правовых, уголовно-правовых и прочих актов. Свои выводы на сей счет автор делает на основании анализа работ ведущих нидерландских юристов послевоен-ного времени. В книге дается краткий анализ работ, посвященных этой теме, принад-лежащих перу известных и полузабытых авторов прошлого, позапрошлого и позапоза-прошлого веков: Й. Я. Мозера, Х. Бишофа, Б. Констана, Г. Еллинека, Е. Цительмана.


180

Отдельно рассмотрен вопрос и о дискуссии по поводу объема дискреционных полномочий глав государств (монархов), некоторые из которых принимали осново-полагающие правовые акты, находясь за пределами своих стран, в эмиграции.

Подробно исследован в книге в историко-теоретическом плане и вопрос о де-нацификации стран Европы после их освобождения, о проблемах правовой базы это-го процесса, превратившегося (по совершенно объективным причинам, ибо судить за коллаборационизм пришлось бы практически всех) в краткосрочную кампанию. Рассмотрен в книге и вопрос о конституционно-правовой законности издававшихся по поводу денацификации правовых актов. Как отмечено в книге, автор консульти-ровался по этому вопросу с ведущими правоведами Нидерландов, в том числе и прак-тикующими ныне.

Подобное комплексное исследование проведено в отечественной правовой и исторической литературе впервые.

Автор книги не ограничивается рассмотрением формально-правового аспекта указанных проблем, а рассматривает их в общем историко-культурном контексте.

Мероприятия по денацификации и их нормативы исследованы автором диф-ференцированно в их отношении к основным слоям и группам населения. В книге показана изначальная обреченность и половинчатость этого процесса, свернутого через 3–4 года, а со вступлением бывших нейтральных стран и Франции в НАТО и вовсе завершенного. На свободу вышли и были восстановлены в правах даже доб-ровольцы из числа воевавших на советско-германском фронте национальных фор-мирований Ваффен-СС.

Достоинством работы является ее живой и увлекательный язык, доступный для человека даже весьма далекого от юриспруденции.

Конечно, книга доктора юридических наук, профессора Б.А. Куркина посвящена не только вопросам юриспруденции. Они, равно как и вопросы истории и культуры исследуемых в книге стран послевоенного времени, играют служебную роль. В це-лом книга посвящена вопросу извечного противостояния России и Европы. И здесь затрагиваются важные культурологические и философско-антропологические про-блемы.

Автор работы убедительно показывает, что мы с вами, читатель, в глазах «про-свещенных народов», являемся людьми второго, если не третьего сорта, т.е. в из-вестном смысле «недочеловеками» («унтерменшами»).

В книге живо и образно рассказано о том, что идея нацизма соблазнила многих выдающихся деятелей европейской культуры, включая лауреата Нобелевской пре-мии норвежского писателя К. Гамсуна, сын которого в составе добровольческих час-тей СС воевал в России и был отмечен Железным крестом. Ведь в опубликованном 7 мая 1945 г.(!) некрологе, знаменитый норвежский писатель назвал Гитлера «бор-цом за права народов». В книге приводится малоизвестный факт, что от позорного и жестокого суда Гамсуна избавило лишь заступничество В. Молотова – поклонника несомненного таланта норвежского классика.

Б.А. Куркин называет войны, развязанные и ведущиеся Западом против России, «метафизическими», необъяснимыми, с точки зрения обыденной человеческой и поли-тической логики и прагматики. Образ России для Запада по-прежнему недобр и ри-суется черной краской. Наша «дикая азиатская и варварская» страна являет-де собой постоянную угрозу Западу и его ценностям. Об этом в книге рассказано не просто в виде описания и объяснения обезличенных событий, но в лицах, включая воспо-


181

минания эсэсовцев-добровольцев из «нейтральных» стран. Представлены портреты главных «действующих лиц и исполнителей», включая президента Рузвельта, Адольфа Гитлера и коронованных особ малых стран Западной Европы.

Книга, где ряд глав сознательно превращен автором в художественные миниа-тюры, несмотря на легкость ее чтения, является научным трудом. В ней использова-но около четырехсот источников, в том числе на английском, немецком, француз-ском и нидерландском языках. Приведены документы и материалы, хранящиеся в Мюнхенском Институте современной истории, отчеты высшего органа исполни-тельной власти, размещенные на сайте правительства Швеции и т.д.

Отрадно сознавать, что мысли, высказанные в книге профессора Б.А. Куркина полностью созвучны новой Стратегии национальной безопасности Российской Фе-дерации [1]. В основополагающем политическом документе страны отмечается «стремление стран Запада сохранить свою гегемонию» (раздел II п. 7), а также то, что «на фоне кризиса западной либеральной модели», происходит искажение миро-вой истории и осуществляется пересмотр устоявшихся, было, взглядов «на роль и место России в ней, реабилитации фашизма» (раздел II п. 19) [1].

Так из материалов книги Б.А. Куркина о судьбах европейских нейтралов и Фран-ции во Второй мировой войне вырастает повествование, имеющее не только фило-софский, но и практический смысл. Представляется, что ее полезно прочесть не только тем, кто живо интересуется историей, но (и главным образом!) тем, кто при-нимает государственно-политические решения, определяющие вектор развития со-временной России.


1. Указ Президента РФ от 2 июля 2021 г. № 400 «О Стратегии национальной безопас-ности Российской Федерации» // www.consultant.ru

2. Куркин Б. А. «Тоже победители». Нейтралы Европы и Франция во Второй мировойвойне. – М.: Международные отношения, 2021. – 479 с.

Для цитирования: Чумакова О.В. Идея нового государства: мифы и реальность: рецензия // Теория государства и права. – 2021. – № 3 (24). – Р. 178–181.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.014

Olga V. Chumakova*

THE IDEA OF A NEW STATE: MYTHS AND REALITY

The publishing house "International Relations" published a book by Doctor of Law, Professor B.A. Kurkin "Also Winners". Neutrals of Europe and France in World War II” [2].

It can rightfully be called very timely. It was published literally a month before the Decree of the President of the Russian Federation of July 2, 2021 No. 400 "On the National Security Strategy of the Russian Federation", which sets the task of protecting the historical truth and countering the falsification of history [1].

* Chumakova Olga Vladimirovna, Doctor of Law, Associate Professor, Professor of the Department of Admin-istrative and Financial Law of the All-Russian State University of Justice. E-mail: [email protected]


182

According to the author, the work on the book lasted more than one year, and a num-ber of excerpts from it were published in literary, art and socio-political magazines nearly ten years ago. The materials of the book were also published in No. 7 and 10 for 2020 of the magazine "Strategy of Russia", the permanent author of which is B.A. Kurkin is. In a word, the author's position was formed long ago, it is principled and not subject to opportunistic considerations.

The book is multifaceted and thus it will be useful for historians, country studies, and specialists in international relations, lawyers, social psychologists, culturologists, sociolo-gists and political scientists.

The book is interesting for lawyers for several reasons. So, state scholars will undoub-tedly be interested in looking at the nature of the statehood of the new European empire, which was created under the auspices of Nazi Germany. In this regard, it is very important to note the characteristics that the author gives to the new, albeit incomplete, state and in-terstate education of the 30–40s of the last century. The author of the book qualifies this international legal structure under the auspices of the Third Reich as a formation of a "new historical type" based on occult ideological and religious foundations. To prove his posi-tion, the author cites the words of the German Fuhrer himself, drawn from sources that do not raise doubts among Western historians, but have never been mentioned (for obvious reasons) in the domestic scientific and fictional literature.

B.A. Kurkin emphasizes that the very idea of a new state was "with a double bottom": official – for the peoples inhabiting Europe – the "profane", and unofficial and genuine – for the "elite". Hence the occult and mystical meaning that Hitler attached to the secret ("Black") Order of the SS. The book clearly illustrates that the Fuehrer of the German nation was called to replace the peoples of Europe with Christ, to be "instead of Christ." Under-standing this fact of recent history helps to see why it is natural and logical for the proposal to include in the draft EU Constitution a mention of the Christian foundations of European civilization was rejected by the overwhelming majority of EU members, or rather, by al-most all. The Pope's appeal to the leaders of the EU countries did not help either.

In researching this topic, the author of the book even touches upon the theological aspects of the construction of the first version of the “New Europe”. You can, if you wish, try to take the side of the author's opponents and accuse him of "idealism and clericalism", but it is impossible to deny the obvious facts, in particular, the sending of SS special detach-ments to the Himalayas in order to search for Shambhala, "the hunt for secret knowledge", scientific research in the field of gaining immortality and at the same time – the cult of death. What to do if Hitler directly declared his hatred of Christianity and the desire to create a new religious cult. His documented statements in this regard are given in the book.

Professor B.A. Kurkin reasonably responds to domestic authors who consider the idea of the Third Reich as an exclusively "this-worldly", secular prototype of the modern Euro-pean Union. He emphasizes that the idea of a “Nazi EU” did not take shape in any form, al-though projects of this kind were put forward by a number of Reich functionaries, relative-ly speaking, in private. The Fuehrer of the German nation himself, as shown in the book, saw "New Europe" in the form of an asymmetric state formation, in which part of the occu-pied states would become an organic part of the Reich, others remained a zone of occupa-tion, and still others existed in the form of an actual protectorate.

In addition, the war with the USSR made adjustments to the development of plans for state (interstate) construction: there was an acute shortage of time and resources to im-plement the far-reaching plans of the new Reich. Nevertheless, Hitler's propaganda in


183

every possible way emphasized the "unity of Europe" in the struggle against the USSR-Russia. And in what the author notes, the deepest truth is hidden: Europe really came out against our country as a united front. Based on the data of dispassionate statistics, the au-thor showed that the number of Europeans – volunteers of the Waffen-SS, who died in the fields of Russia and were taken prisoner by us, is many times greater than the number of victims of the same Europeans who died in the reflection of the aggression of Germany on their countries ... But it was not customary to mention this in the Soviet scientific and polit-ical literature for very specific political considerations.

A special place in the book is given to France and its legionnaires, who voluntarily went to Russia under the Nazi banners. About 8 thousand of them were killed, and in the Tambov prisoner of war camps there were 23,000 of them complexity of a little less than a hundred people (including technical staff).

For the historian of political and legal ideas and theorists of law, the book "Victors Too" will be interesting in that it accentuates a discussion that has acquired an acute politi-cal character, unfolding in the post-war Netherlands, as well as Belgium, Denmark and oth-er countries on issues of retroactivity constitutional, criminal and other acts. The author draws his conclusions on this point on the basis of an analysis of the works of leading Dutch lawyers of the post-war era. The book provides a brief analysis of works devoted to this topic, belonging to the pen of well-known and half-forgotten authors of the past, before last and before last centuries: J. Ya. Moser, H. Bischoff, B. Konstan, G. Jellinek, E. Tsitelman.

The issue of the discussion on the scope of the discretionary powers of the heads of state (monarchs), some of whom adopted fundamental legal acts, being outside their coun-tries, in emigration, was also considered separately.

The book also examines in detail the issue of the de-Nazification of European coun-tries after their liberation in the historical and theoretical terms, as well as the problems of the legal framework of this process, which turned (for completely objective reasons, be-cause practically everyone would have to be judged for collaboration) into a short-term campaign. The book also considers the issue of the constitutional and legal legality of legal acts issued on denazification. As noted in the book, the author consulted on this issue with leading legal scholars in the Netherlands, including those practicing today.

This is the first time such a comprehensive study has been carried out in Russian legal and historical literature.

The author of the book does not limit himself to considering the formal and legal as-pect of these problems, but considers them in a general historical and cultural context.

Denazification measures and their standards were studied by the author in a differen-tiated manner in their relation to the main strata and groups of the population. The book shows the initial doom and half-heartedness of this process, curtailed in 3–4 years, and with the entry of the former neutral countries and France into NATO, it was completely completed. Even volunteers from among the Waffen-SS national formations who fought on the Soviet-German front were released and were restored to freedom.

The merit of the work is its lively and fascinating language, accessible to a person, even very far from jurisprudence.

Of course, the book of Doctor of Law, Professor B.A. Kurkina is devoted not only to ju-risprudence. They, as well as questions of history and culture of the countries of the post-war period studied in the book, play a service role. In general, the book is devoted to the issue of the eternal confrontation between Russia and Europe. And here important culturo-logical and philosophical-anthropological problems are touched upon.


184

The author of the work convincingly shows that you and I, the reader, in the eyes of the "enlightened peoples", are people of the second, if not third class, that is, in a sense, "subhuman" ("Untermensch").

The book vividly and vividly tells that the idea of Nazism seduced many prominent figures of European culture, including the Nobel Prize laureate Norwegian writer K. Ham-sun, whose son fought in Russia as part of the SS volunteer units and was awarded the Iron Cross. Indeed, in the obituary published on May 7, 1945 (!) the famous Norwegian writer called Hitler "a fighter for the rights of peoples". The book contains a little-known fact that only the intercession of V. Molotov, a follower of the undoubted talent of the Norwegian classic, saved Hamsun from the shameful and cruel trial.

B.A. Kurkin calls the wars unleashed and waged by the West against Russia "meta-physical", inexplicable from the point of view of everyday human and political logic and pragmatics. The image of Russia for the West is still unkind and is painted with black paint. Our "wild Asian and barbaric" country is a constant threat to the West and its values. The book tells about this not just in the form of a description and explanation of impersonal events, but in persons, including the recollections of SS volunteers from "neutral" coun-tries. Portraits of the main "characters and performers" are presented, including President Ruzwelt, Adolf Hitler and the crowned heads of small countries of Western Europe.

The book, where a number of chapters are deliberately turned by the author into ar-tistic miniatures, despite the ease of reading it, is a scientific work. It uses about four hun-dred sources, including in English, German, French and Dutch. The documents and mate-rials stored in the Munich Institute of Contemporary History, reports of the supreme execu-tive body posted on the website of the Swedish government, etc. are presented.

It is gratifying to realize that the thoughts expressed in the book of Professor B.A. Kurkin are fully in tune with the new National Security Strategy of the Russian Federa-tion [1]. The country's fundamental political document notes "the desire of the Western countries to preserve their hegemony" (Section II, clause 7), as well as the fact that "against the background of the crisis of the Western liberal model", a distortion of world history is taking place and a revision of the established, it was, views "For the role and place of Russia in it, the rehabilitation of fascism" (Section II, clause 19) [1].

So, from the materials of the book by B.A. Kurkin about the fate of European neutrals and France in World War II, a narrative grows that has not only philosophical, but also practical meaning. It seems that it is useful to read it not only for those who are keenly in-terested in history, but (and mainly!) For those who make state and political decisions that determine the vector of development of modern Russia.

Bibliographic list

1. Decree of the President of the Russian Federation of July 2, 2021 No. 400 "On the NationalSecurity Strategy of the Russian Federation" // www.consultant.ru

2. Kurkin B. A. "Also the winners." Neutrals of Europe and France in World War II. Moscow:International relations, 2021. 479 p.

For citation: Chumakova O.V. The idea of a new state: myths and reality: a review // Theory of state and law. 2021. No. 3 (24). P. 181–184.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.014


185

ОБЗОР МАТЕРИАЛОВ КРУГЛОГО СТОЛА

Ю.Г. Арзамасов* М.М. Панарина** В.А. Назайкинская***

УДК 340 ББК 67.0

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.016

ОБЗОР МАТЕРИАЛОВ КРУГЛОГО СТОЛА «МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ ТЕХНИКИ В ВЫСШЕЙ ШКОЛЕ»

15 декабря 2020 г. в режиме онлайн в НИУ «Высшая школа экономики» со-стоялся межпредметный круглый стол с иностранным участием «Методология и методика преподавания юридической техники в высшей школе».

Организаторами проведения круглого стола выступил Департамент теории права и межотраслевых юридических дисциплин факультета права НИУ «Высшая школа экономики». В начале мероприятия профессор департамента, д.ю.н. Ю.Г. Ар-замасов заметил, «поскольку существует множество подходов к преподаванию юридической техники, а также в связи с тем, что отдельными коллегами уже накоп-лен определенный опыт ее преподавания, есть авторские программы, методики, проводятся курсы повышения квалификации, вышли соответствующие учебники и учебно-методические пособия, стали возникать идеи о необходимости проведения круглого стола, посвященного преподаванию юридической техники в высшей шко-ле, так как прошло уже более 11 лет, как академическое сообщество не обсуждало проблемы стратегии и методики преподавания юридической техники».

С приветственным словом к участникам круглого стола обратился заместитель декана факультета права по научной работе д.ю.н. А.А. Ларичев, который отметил важность знаний юридической техники для построения норм права и вклад участ-ников круглого стола в совершенствование преподавания соответствующей дисци-плины в высшей школе. «Уже с первого курса мы должны привлекать внимание сту-дентов к вопросам нормотворчества, и очень отрадно, что есть такая дисциплина, где студенты с самых ранних этапов своего обучения начинают учиться правилам юридической техники. Считаю ценным, что на площадке НИУ ВШЭ собралось авто-ритетное сообщество ученых, занимающихся этими вопросами», отмечал Александр Алексеевич.

Заседание круглого стола состояло из двух дискуссионных панелей. Первая была посвящена проблемам создания стратегии преподавания юридической техни-ки в высшей школе. Модераторами панели выступили профессора департамента теории права и межотраслевых юридических дисциплин факультета права НИУ «Высшая школа экономики» Ю.Г. Арзамасов и В.Б. Исаков.

* Арзамасов Юрий Геннадьевич, д.ю.н, профессор департамента теории права и межотраслевых юри-дических дисциплин факультета права НИУ «Высшая школа экономики». E-mail: [email protected]

** Панарина Мария Михайловна, заместитель руководителя департамента теории права и меж-отраслевых юридических дисциплин факультета права НИУ «Высшая школа экономики», кандидат юридических наук.

*** Назайкинская Варвара Алексеевна, магистрант магистерской программы «История, теория и философия права» факультета права НИУ «Высшая школа экономики». E-mail: [email protected]


186

Вводный доклад представил профессор Ю.Г. Арзамасов, который в своем вы-ступлении затронул следующие вопросы. Возможно ли создание общей стратегии преподавания юридической техники в высшей школе? Если да, то какой должна быть данная стратегия? Для ответа на данный вопрос Ю.Г. Арзамасов сделал обзор, действующих программ преподавания юридической техники.

Докладчик указал на необходимость введение общего базового теоретического курса для обучения нормодателей – нормографии, лежащего в основе применения комплексного подхода в данной области, создание научных лабораторий и научных центров нормографии и правового мониторинга. Цель работы таких центров – ком-плексная, включающая в себя: теоретические, образовательные, методологические и прикладные аспекты.

Онтологическая цель заключается в дальнейшей разработке и модернизации концептуальных положений теории нормотворчества, нормотворческой юридиче-ской техники, теории правового мониторинга, различных его видов, в связи с новы-ми социально-экономическими вызовами. Образовательная цель: обучение студен-тов бакалавриата и магистратуры теоретическим основам нормотворчества и нор-мотворческой юридической техники, технологиям нормотворчества и правового мониторинга; пропаганда положительного опыта.

Прикладная цель заключается в подготовке проектов нормативных правовых актов; проведении их экспертизы; содействии продвижению проектов, подготов-ленных студентами, аспирантами и преподавателями факультета права. Методоло-гическая цель: разработка методик правовой оценки проектов нормативных право-вых актов и осуществления мониторинга законодательства; подготовка методиче-ских и учебно-методических пособий, посвященных нормотворчеству.

Также было отмечено, что в ряде научных и образовательных организаций уже открыты магистерские программы, направленные на подготовку специалистов в об-ласти нормотворчества (СПбГУ, ИЗиСП при Правительстве Российской Федерации и др.), создаются самостоятельные кафедры нормотворчества.

Главной целью, по мнению Ю.Г. Арзамасова является лицензирование специ-альностей по подготовке нормотворцев, создание факультетов и институтов нормо-творчества. Между тем, на сегодняшний день мы находится в начале пути, посколь-ку только в СГЮА создан Институт законотворчества.

В.М. Баранов, д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки Российской Феде-рации, почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, помощник начальника Нижегородской академии МВД России по инно-вационному развитию научной деятельности, президент Нижегородского исследо-вательского научно-прикладного центра «Юридическая техника» выступил с докла-дом «Норморайтер, как профессия: доктринальная оценка аргументов противников подхода».

Докладчик в своем выступлении сказал о необходимости разработки профес-сиональных и образовательных стандартов в области нормотворчества, в которых необходимо указать, кто будет готовить нормативные правовые акты и какие тре-бования необходимо предъявлять к норморайтеру. При этом, В.М. Баранов заметил, что модель программы подготовки норморайтеров должна быть интегральной, ее наполнение должно зависеть от специальности и изучаемых отраслей права. Также он указал на необходимость создания структуры, которая бы определила необходи-мое количество норморайтеров в стране и взялась за их подготовку. В этой связи,


187

В.М. Баранов высказался о необходимости обсуждения о создании такой структуры при Государственном Совете Российской Федерации.

М.В. Баранова, д.ю.н., кандидат культурологических наук, профессор, почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, профес-сор кафедры трудового и экологического права юридического факультета Нацио-нального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского посвятила свой доклад месту юридической техники в системе подготовки специалистов для правотворчества и правореализации. Было отмече-но, что перекос в сторону нормотворчества при преподавании юридической техни-ки происходит в связи с тем, что изначально целью данного курса было обучение тому, как «делать право». В настоящее время юридическая техника понимается широко и включает в себя темы, связанные с подготовкой различных правовых до-кументов. Такой подход является оптимальным в связи с тем, что студенты полу-чив профессию юриста будут заниматься в основном правоприменением. Также она остановилась на анализе методических приемов, применяемых в ходе препо-давания данного курса.

Доцент Департамента теории права и межотраслевых юридических дисциплин факультета права НИУ «Высшая школа экономики», кандидат филологических наук А.К. Соболева в своем выступлении поделилась опытом преподавания учебной дис-циплины «Письменная речь юриста». В частности, она подчеркнула, что данный курс является практико-ориентированным, поскольку направлен на формирование ус-тойчивых навыков создания юридических текстов различных жанров в соответст-вии с правилами литературного русского языка, требованиями процессуального законодательства и риторическими правилами убедительного изложения аргу-ментов.

Анита Карловна подчеркнула, что студенты, изучившие данный курс, не будут испытывать особых трудностей при формулировании своей позиции по правовым вопросам в текстах экспертных заключений, процессуальных документов или дело-вых письмах, смогут излагать свои аргументы последовательно и убедительно.

Зав. кафедрой юриспруденции Сахалинского государственного университета, к.ю.н., доцент, В.С. Бреднева выступила с докладом «Субъективные факторы в по-строении оптимальной модели подготовки специалистов для нормотворческого процесса». «Меняющаяся правовая реальность порождает новые профессии, связан-ные с правом: специалист по закупкам, специалист по управлению персоналом, кон-сультант-фрилансер, норморайтер. При этом профессия «норморайтер» вообще не имеет ни одного разработанного стандарта. Проблематику содержания профессии «норморайтер» детально освещали Ю. Г. Арзамасов, В.М. Баранов.

Оптимальная модель подготовки специалистов для нормотворческого процес-са может быть построена путем разработки ответов на такие вопросы, как: Содер-жание и вид образовательной программы «Норморайтер»? Методы и фонды оце-ночных средств? Разновидность образовательной организации, способной подго-тавливать таких специалистов? Перечень правовых актов, которые должны уметь создавать данные специалисты? Кого необходимо обучать профессиональной раз-работке правовых документов?

Очевидно, на основе субъективного анализа, могут появиться разнообразные модели подготовки таких специалистов, предназначенные для разных сфер профес-сиональной деятельности.


188

Формирующаяся образовательная программа «Норморайтер» должна быть адап-тивной, гибкой, включать перспективные научные течения: нормография (Ю.Г. Арза-масов, В.М. Баранов [3, с. 16–29; 8]), юридическая конфликтология (Т.В. Худойкина [11]), механизмы общественного контроля/надзора (С.Э. Либанова [7]), деформация профессионального правосознания, юридические технологии (В.С. Бреднева [4]). В про-цессе обучения целесообразно применять юридические, лингвистические, педагоги-ческие, социальные, психологические технологии», отмечала В.С. Бреднева.

По ее мнению, «на данном этапе выглядит перспективной идея разработки до-полнительной образовательной программы профессиональной переподготовки «Норморайтер», которую может реализовывать любой вуз. В дальнейшем, такая программа может перерасти в полноценную бакалаврскую или магистерскую про-грамму. Нормы действующего законодательства позволяют обучать нормографии в качестве отдельного профиля направления «Юриспруденция».

Далее она отмечала, «навыки осуществления нормотворческого процесса важ-ны не только норморайтерам, если появится самостоятельный образовательный стандарт. Данные компетенции важны для будущих юристов, государственных и муни-ципальных служащих, специалистов отдела кадров, договорного отдела и т.д. Такое обучение возможно в рамках специальных учебных модулей и дисциплин. Пред-ставляется важным, чтобы нормографии обучали студентов неюридических специ-альностей, аналогично, как в современный период в учебные планы включаются дисциплины «Правоведение», «Основы права».

А.А. Соколова, к.ю.н., доцент Белорусского национального технического уни-верситета (Минск, Беларусь) и профессор-эмеритус Европейского гуманитарного университета (Вильнюс, Литва) представила доклад «Проблемы модернизации пра-вотворчества и новые компоненты модели подготовки специалистов», где раскрыла понятия «модернизация законотворчества», «универсальная модернизация», «тех-ническая модернизация законотворчества», «социальная модернизация». Последняя по ее мнению, представляет собой одобрение, принятие, признание норм права чле-нами общества, а для этого их (как акторов публичной сферы) следует допустить к соучастию в разработке законопроектов (не только к обсуждению!)». При этом, докладчиком были выделены следующие направления:

– частичное «разгосударствление», мультипликация субъектов правотворчества;– создание публичного пространства для разработки законопроектов с участи-

ем институтов гражданского общества (например, техника «Crowdsourcing»); – совместное с акторами гражданского общества законотворчество.Автор доклада обозначила также и новые подходы к модели подготовки спе-

циалистов-норморайтеров. Подход «human rights approach» («подход, основанный на правах человека»), который предписывает осуществлять все виды государственной деятельности, в том числе образовательную, с позиции соблюдения принципа прав человека, о «подходе, основанном на правах человека» (англ.: «human rights based approach»). Это понятие было включено в программы Организации Объединенных Наций (ООН). Задача – формирование культуры прав человека, соблюдение принци-пов прав человека во всех сегментах государственной деятельности. Высокий стан-дарт профессии норморайтера (и профессии юриста в целом) должен включать, именно, эту компетенцию.

Междисциплинарный подход: формирование интегративного мировоззрения. Современная гуманитарная наука требует смены исследовательской парадигмы –


189

использования междисциплинарности нового порядка. Мировоззрение специали-стов-норморайтеров должно формироваться на осознании интерактивности соци-альных и технологических систем, комплексной картины их видения для того, что-бы при принятии законопроектных решений свести к минимуму серьезные неста-бильности, неконтролируемые системные изменения, конфликты и прочие вызовы современности.

Также автор обозначила «новые компоненты модели подготовки специали-стов-норморайтеров», среди которых, теория прав человека.

Данный, по ее мнению, компонент образовательной программы, должен вклю-чать не только курсы по правам человека, но case study – практику решения кон-кретных казусов по оценке соблюдения принципа прав человека в анализируемых законодательных актах. Другой оставляющей является IT подготовка, которая пред-полагает включение в образовательную программу блока по Основам IT. При этом, основными задачами ее являются:

во-первых, формирование навыков использования технологий искусственного интеллекта, цифровых инструментов в законопроектной деятельности, (техниче-ская модернизация действий по составлению проекта);

во-вторых, формирование экспертных компетенций при оценке цифровых программ для обеспечения правоотношений, возникающих в области медицины (коронакризис, эвтаназия, трансплантация органов, смена пола), финансов (новые виды валют – блокчейны, биткоины), экологии (изменение климата, охрана окру-жающей среды), других сфер. Навыки проведения технико-правовой экспертизы цифровой программы на предмет соответствия ее содержания, предназначенного для выполнения роботом-ботом, базовым правам и свободам человека, его безо-пасности.

Доцент департамента теории права и межотраслевых юридических дисцип-лин факультета права НИУ «Высшая школа экономики» Б.А. Геренрот свое выступ-ление посвятил проблемам преподавания юридической техники в неюридических ВУЗах. В начале своего выступления Борис Александрович привел результаты про-веденного им исследования учебной литературы по теории государства и права, где посетовал, что данная тематика практически не представлена в учебниках объ-емом менее 300 страниц. В связи с тем, что преподавания юридической техники на бакалавриате растворено по различным темам в учебниках по теории государства и права (нормотворчество, источники права), а также по другим учебным дисцип-линам, особое значение следует уделять созданию центров нормографии и право-вого мониторинга, которые будут не только проводить научные исследования в сфе-ре нормотворчества и правового мониторинга, но заниматься подготовкой специа-листов для законотворческого процесса. Далее Борис Александрович обозначил проблему отведения слишком малого количества часов на преподавание юридиче-ских дисциплин по неюридическим специальностям, где необходимо студентам да-вать специальные знания как технического, так гуманитарного содержания, умело сочетая их между собой.

М.Л. Давыдова, д.ю.н., профессор, зав. кафедрой конституционного и муници-пального права Волгоградского государственного университета выступила с докла-дом на тему «Некоторые методологические проблемы преподавания юридической техники», в котором она обратила внимание на ряд проблем, которые на сегодняш-ний день обуславливают специфику преподавания юридической техники. Одна из


190

таких проблем – значительная дифференциация уровней не только подготовленно-сти, но и развития мыслительной деятельности студентов. С этим связана, много-уровневость освоения и, как следствие, многозадачность построения курса юриди-ческой техники.

В качестве стратегической задачи данного курса (как и обучения на юридиче-ском факультете в целом) выступает формирование и развитие профессионального мышления. В идеале мы должны научить студента мыслить и говорить юридически. К сожалению, в некоторых случаях выясняется, что нужно сначала просто научить его мыслить и говорить, что тоже оказывается задачей курса юридической техники. Минимальный уровень, который должен быть достигнут в такой ситуации, предпо-лагает приобретение элементарных навыков работы с юридическими документами. При этом обе названные задачи (наряду с другими задачами «промежуточной» сложности) могут и должны решаться одновременно так, чтобы у студентов была возможность освоить предлагаемый материал с учетом того уровня сложности, ко-торый доступен каждому из них.

Другой важной проблемой, по мнению профессора М.Л. Давыдовой, является зависимость студентов от Интернета. Наряду с преимуществами (наличие постоян-ного доступа к неограниченным источникам информации, которым можно эффек-тивно пользоваться во время занятия, формулируя соответствующие задания) это влечет и существенные сложности. Так, практически невозможно при свободном доступе к Интернету добиться самостоятельного выполнения заданий по состав-лению документов, написанию различных текстов. Однако, работа над развитием мышления и речи немыслима, пока не преодолено стремление студентов просто найти готовый текст вместо того, чтобы попробовать создать его самостоятельно.

Отсюда широкое применение игровой составляющей в процессе преподавания юридической техники обусловлено не только требованиями контекстного обучения (когда с помощью имитационных методов обучающийся помещается в контекст бу-дущей профессии), но и элементарным стремлением побудить студентов самостоя-тельно мыслить в рамках вымышленной ситуации, для которой в интернете просто нет готового решения.

Заведующий кафедрой теории и истории государства и права Белгородского государственного национального исследовательского университета, доктор юриди-ческих наук, доцент В.Ю. Туранин свой доклад посвятил опыту преподавания учеб-ного курса «Юридическая терминология в современном российском законодатель-стве» в юридическом институте НИУ БелГУ».

Публикуем тезисы его выступления. «В сфере современного юридического образования не существует формально-

го, содержательного и методологического единства в подходах к подготовке буду-щих участников правотворческой деятельности. В большинстве случаев студентами юридических факультетов и институтов в контексте обучения правотворчеству изу-чается лишь дисциплина «Юридическая техника» (на уровне специалитета и бака-лавриата), а также некоторые разрозненные авторские спецкурсы [См., например: 8; 10, с. 58–61]. Но достаточно ли этого? Полагаем, что с точки зрения полного цикла обучения (специалист, бакалавр-магистр) вектор многоаспектного изучения право-творческой деятельности должен быть усилен.

Предлагаемый учебный курс «Юридическая терминология в современном рос-сийском законодательстве» на протяжении пяти лет изучается в магистратуре НИУ


191

«БелГУ» в рамках Федерального государственного образовательного стандарта высшего образования по направлению подготовки 40.04.01 Юриспруденция. Он имеет ярко выраженный междисциплинарный характер, и это новый, востребован-ный тренд современного юридического образования. При его изучении у студентов формируются знания не только в сфере права, но в области лингвистики и логики, что связано с многоаспектным исследованием процессов формирования и использо-вания современного юридического языка.

Основной целью преподавания данного курса является подготовка будущих юристов к практической правотворческой деятельности, привитие им навыков работы с правовым текстом, формирование необходимых компетенций в сфере права, логики и лингвистики.

Задачами учебного курса «Юридическая терминология в современном россий-ском законодательстве» служат:

– формирование системы междисциплинарных знаний о юридической терми-нологии и особенностях ее использования в правотворческой деятельности;

– привитие обучающимся навыков выявления проблем использования юриди-ческой терминологии в российском законодательстве, а также определение способов их устранения;

– раскрытие механизма формирования терминологического аппарата законо-дательного и иного правового акта;

– ознакомление с методикой экспертизы юридической терминологии.Основное (краткое) содержание данного курса должно выглядеть следующим

образом. Раздел 1. Общие положения. Тема 1.1. Понятие и сущность юридической терминологии. Тема 1.2. Формирование и классификация юридической терминологии. Тема 1.3. Понятие и особенности развития юридической терминологической

системы. Раздел 2. Использование юридической терминологии в современном за-

конодательстве. Тема 2.1. Общие проблемы употребления юридической терминологии. Тема 2.2. Интерпретация юридической терминологии. Раздел 3. Разработка и экспертиза юридической терминологии в право-

творческой деятельности. Тема 3.1. Порядок разработки юридической терминологии. Тема 3.2. Особенности экспертизы юридической терминологии. Отметим, что представленный учебный курс включает темы, которые распо-

ложены в строгой логической последовательности, что обеспечивает успешность его изучения, а также предопределяет связь с другими юридическими и неюридиче-скими дисциплинами.

Материал традиционно рассматривается в ходе лекционных, семинарских и прак-тических занятий, а также в процессе самостоятельной работы магистрантов, кото-рая предполагает детальное освоение теоретических разработок ведущих россий-ских и зарубежных учёных (учебных пособий, монографий, научных статей). Для подготовки к семинарским и практическим занятиям обучающиеся анализируют тексты законодательных и иных правовых актов, а также их проектов, осуществля-ют подготовку научных сообщений.


192

Подводя итоги, зададимся вопросом: почему именно юридическая терминоло-гия? Наш ответ таков: потому что именно в словесной (терминологической) сфере содержится большинство проблем современных законодательных и иных правовых актов, негативно сказывающихся на их качестве. И нельзя не придавать этому зна-чения. В этой связи, обучение основам работы с юридическими терминами пред-ставляется перспективным, важным и необходимым сегментом образовательного процесса правовой направленности».

Уполномоченный по правам человека в Воронежской области, д.ю.н., профес-сор, Заслуженный юрист Российской Федерации Т.Д. Зражевская в рамках работы круглого стола сделала доклад на тему: «Участие в экспертной и проектной работе как метод подготовки специалистов для нормотворческого процесса».

Профессор кафедры государствоведения Института государственной службы и управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, доктор юридических наук, профессор Н.В. Мамитова выступила с докладом «Роль правовой экспертизы в подготовке специалистов для нормотвор-ческого процесса».

Публикуем тезисы этого доклада. «На современном этапе развития Российского государства исключительно

важной является проблема экспертного обеспечения законодательного процесса, так как отсутствие системы научной проработки законопроектов негативно сказы-вается на качестве принимаемых законов. Особую роль в обеспечении эффективно-сти действующего в стране законодательства играет экспертиза как уже принятых законов, так и законопроектов. Первостепенной по своей сути является задача соз-дания теории правовой экспертизы в рамках общей теории государства и права.

Эта задача имеет как научно-методологический, так и учебно-практический характер. Несмотря на отдельные исследования различных видов экспертизы, в ча-стности антикоррупционной, в юридической науке отсутствует единый теоретиче-ский подход к определению понятия экспертизы законодательства, а также ее принципов, функций и методов проведения.

Во-первых, правовая экспертиза нормативных правовых актов и их проектов стала необходимым инструментом управления делами государства и формирования новых структур гражданского общества. Вовлечение все большего числа независи-мых экспертов, обладающих высоким уровнем профессионализма по тем или иным вопросам общественного развития, позволяет говорить о высокой степени взаимо-действия органов государственной власти с институтами гражданского общества, об информированности граждан и общественности, о состоянии правовой основы Рос-сийского государства. Названное определяет значимость правовой экспертизы.

Во-вторых, правовая экспертиза является одним из главных механизмов по-вышения уровня эффективности правового регулирования и модернизации россий-ского законодательства. Правовая экспертиза способствует сбалансированности и стабилизации законодательства и практики его применения. Особую роль для по-ступательного развития правотворчества играет антикоррупционная экспертиза, повышающая качество законодательной техники и позволяющая контролировать правопорядок в обществе. Аспекты, связанные с антикоррупционной экспертизой, являются частью общей проблемы борьбы с коррупцией в России.

В-третьих, современная система российского законодательства как на федераль-ном, так и на региональном и муниципальном уровнях нуждается в скоординирован-


193

ной политике государства. Бессистемность законодательства, излишняя множест-венность законов и подзаконных актов, их внутренняя противоречивость и несогла-сованность делают необходимым формирование концепции экспертной политики, которая должна стать частью правовой политики России на современном этапе ее развития.

В-четвертых, в связи с унификацией международного законодательства и фор-мированием межгосударственных институтов и органов роль экспертизы, в том числе антикоррупционной, будет возрастать. Об этом свидетельствует создание та-моженного союза Республики Беларусь, Республики Казахстан и Российской Феде-рации, Евразийского союза, Союза Беларуси и России, других международных сою-зов. У законодателей различных государств, а также у международных организаций, включая Организацию Объединенных Наций и Совет Европы, должно быть единое понимание ключевых понятий международного законодательства. Глобализация, интернационализация и другие процессы правовой действительности обусловили необходимость создания наднациональных экспертных структур, которые в своей деятельности должны учитывать, как национальный опыт, так и международную практику экспертной деятельности».

С.В. Бошно, д.ю.н., профессор, соискатель степени SJD Пенсильванского универ-ситета (США) выступила с докладом «Опыт обучения аналитическому сопровожде-нию законодательной деятельности аппарата Государственной Думы, Совета Феде-рации и парламентариев РФ», в ходе которого поделилась своим опытом и пробле-мами преподавания юридической техники парламентариям и сотрудникам аппарата Федерального Собрания Российской Федерации. Она сказала о сложностях в органи-зации и преподавании курсов повышения квалификации в палатах Федерального Собрания, о необходимости умения выбрать интересную тему, о выборе дидактиче-ских приемов, об отторжении обучаемых к знаниям юридической техники и т. д.

Декан юридического факультета Сочинского института (филиал) Российского университета дружбы народов, доктор юридических наук, доктор политических на-ук, профессор И.А. Иванников выступил с докладом «Философско-правовые аспек-ты преподавания юридической техники», в ходе которого он отметил, «что изучая философию права, юрист повышает свое правосознание». «Практическая функция философии права заключается в том, что она является руководством к действию по изменению реальной государственно-правовой действительности. Философия пра-ва формирует критическое восприятие действительности, существующих политиче-ских и правовых отношений, государственной власти, права и правовых теорий.

При изучении философии права усваиваются правовые ценности, формируют-ся политико-правовые идеалы, повышается уровень правосознания и правовой культуры, возникает желание установить справедливость на основе правовой за-конности, уважительного отношения к законам страны, к правовым ценностям» [6, с. 41]. Это касается в первую очередь вопросов о сущности права и правопонимания, правовых ценностях, о сущем и должном, о реальном и идеальном праве. Связь пра-вотворчества и правоприменения с этикой, религиями, государственными режима-ми очевидна. В наши дни необходимо актуализировать внимание молодых юристов к трудам великих мыслителей, к юридической справедливости, праву и свободе. Фи-лософию права нельзя заменить сравнительным правом или юридической теологи-ей. Она поможет понять мир права и ориентироваться в перманентно меняющейся политической жизни, правовых ценностях» [6, с. 41].


194

Знания философии права формируют отношение и к действующему праву и правоприменению. Поэтому нужны работы по философским проблемам юридиче-ской техники. Хотя название «юридическая техника» является неудачным. Цель ме-тодики преподавания юридической техники – подготовка обучающегося к практи-ческой работе в сфере правотворчества и правоприменения.

Для этого необходимо: – формирование навыков самостоятельной работы, что характерно современ-

ному компетентному подходу в образовании; – учить критически воспринимать организацию и проведение правотворчества

и правоприменения. В этом плане уместно проводить игровые занятия. Например, при рассмотрения темы «Правотворчество» я провожу игровое занятие «Государст-венная Дума ФС РФ». Студенты готовят проекты законов, которых еще нет;

– внедрять в системе магистерского и аспирантского образования курсы поподготовке отраслевых правовых актов.

В условиях дистанционного образования необходимо внедрять методы обуче-ния, которые побуждают к интенсивной мыслительной и практической деятельно-сти, ориентирующие на самостоятельное овладение обучающимися некоторых тем курса. Получаемые знания должны быть востребованы обществом, практиками. По-этому обучение должно быть практикоориентированным и сопровождаться моде-лированием ситуаций, с которыми будет сталкиваться выпускник юридического ву-за, института или факультета. На такие занятия желательно в качестве экспертов приглашать действующих депутатов различных уровней».

Старший преподаватель департамента теории права и межотраслевых юриди-ческих дисциплин факультета права НИУ «Высшая школа экономики», к. ю. н., М.М. Панарина выступила с докладом «Методика обучения в цифровой среде спосо-бам и приёмам разрешения трудовых конфликтов».

Публикуем тезисы ее доклада. «Сегодня для того, чтобы быть успешным работнику необходимо обладать це-

лым рядом навыков и компетенций, не только в сфере юриспруденции, но и бизнес-психологии, не только трудового права, но и навыков конфликтологии. В связи с этим, студент должен понимать: а) как правильно применять нормы трудового за-конодательства для защиты своих интересов; б) как приспособиться к базовым принципам работы организации в рамках обучению «soft skills» (обучению «гибким» навыкам, социально-психологическим навыкам); в) как защитить себя от неправо-мерных действий работодателя; г) как работать с жалобами сотрудников, находясь в «кресле» работодателя; д) как наладить обратную связь с работником, без необхо-димости обращения к государственным органам и выходу трудового конфликта «за пределы организации».

Для решения поставленных задач была разработана комплексная методика обу-чения в цифровой среде способам и приемам разрешения трудовых конфликтов, цель которой состоит в: переходе от одной стадии трудового конфликта к другой путем их моделирования в рамках различного рода деловых играх и форм учебной активности.

План семинарских занятий: 1. Деловая игра «Принятие поправок в Трудовой кодекс Российской Федера-

ции». Цель: изучение основ трудового законодательства, определение законодатель-

ных «лакун», перспектив совершенствования трудового законодательства.


195

2. Приглашение специального гостя, специалиста-практика (проведения мастер-класс) для развития у студентов навыков коммуникации с юристами-практиками, оп-ределения способов развития в будущей практической деятельности.

Цель: формирование у студентов навыков предотвращения и разрешения тру-довых конфликтов при создании новых компаний, стартапов.

3. Письменное задание: «Разбор практических ситуаций на интернет-площадкесайта «Онлайнинспекция. рф»».

Цель: в связи с тем, что кейсы, размешенные на сайте Онлайнинспекции. рф» – это реальные ситуации, с которыми столкнулись субъекты трудовых отношений при расторжении трудового договора, их рассмотрение в рамках семинарских заня-тий позволит студентам непосредственно поработать над вопросом нахождения способов урегулирования конкретных трудовых конфликтов, обратить внимание на частоту возникновения трудовых конфликтов, основания возникновения.

4. Деловая игра: «Моделирование заработной платы и урегулирование трудо-вых конфликтов на этапе согласования условия трудового договора о заработной плате работника».

Цель: формирование у студента навыков урегулирования отдельных трудовых конфликтов по определению условий трудовых договоров, аргументации своей по-зиции, определения условий трудового договора исходя из экономических показа-телей организации (выгоды организации).

5. Деловая игра с «карточками» работника и работодателя.Цель: использование норм трудового законодательства и навыков «soft skills»

для оспаривания расторжения трудового договора по инициативе работодателя. 6. Деловая игра: «Трудовой конфликт».Цель: ознакомиться с возможными производственными ситуациями и межлич-

ностными взаимоотношениями в трудовом коллективе; в игровой форме найти раз-личные варианты выходов из создавшихся ситуаций, помочь выявить причины по-добных ситуаций; попытаться определить необходимые личностные и функцио-нальные качества каждого из «персонажей» описанных ситуаций.

7. Ознакомление с деятельностью суда по разрешению трудовых споров.Описание формы учебной активности: посещение судебного заседания с целью

ознакомления с работой суда в области рассмотрения трудовых споров, с судебной практикой разрешения трудовых споров.

8. Деловая игра: «Игровой судебный процесс»Цель: формирование знаний, навыков и умений студентов об особенностях су-

допроизводства при рассмотрении в суде первой инстанции трудовых споров, о процессуальных правах и обязанностях сторон, а также о механизме принятия су-дебного решения по делу».

Профессор кафедры государственно-правовых дисциплин Академии управле-ния МВД России, доктор юридических наук, доцент, А.Г. Репьев представил доклад «Интерактивные и деловые игры как прием преподавания юридической техники», где он отмечал: «Дисциплина «Юридическая техника» преследует своей целью фор-мирование у студентов и слушателей комплекса знаний, умений и навыков, необхо-димых для организации в будущем профессиональной деятельности юриста, к примеру: по реализации нормотворческого процесса на уровне законодательных и представительных органов власти; обеспечению прав и законных интересов граж-дан в ходе правозащитной деятельности; разработке и принятию организационных


196

и практических мер, направленных на повышение эффективности работы по преду-преждению совершения преступлений и других правонарушений.

Опыт реализации данной дисциплины в рамках направления подготовки 40.03.01 «Юриспруденция», профиль подготовки: «Государственно-правовой», уро-вень бакалавриата показал, что с учетом небольшого количества аудиторных заня-тий (согласно учебным планам контактная работа с преподавателем составляет не более 40 часов), отведенных на изучение дисциплины и необходимости за данный объем освоить весьма существенный объем информации, применение игровых и неиг-ровых интерактивных методов обучения видится наиболее оптимальным вариан-том преподавания дисциплины.

Термин «интерактивный метод обучения» означает взаимодействие, нахожде-ние в режиме беседы, диалога с кем-либо. В отличие от других активных методов, интерактивные ориентированы на более широкое взаимодействие обучающихся не только с преподавателем, но и друг с другом, а также доминирование активности студентов в процессе обучения. Место преподавателя на интерактивных занятиях сводится к направлению деятельности учащихся по достижению целей занятия.

Подобные формы придают практическому занятию, с одной стороны, ориента-цию на закрепление теоретических и практических знаний, полученных в ходе лек-ционных и семинарских занятий. С другой – вызывают живой интерес обучающих-ся, существенную активность, а также большее, по сравнению с традиционными методами, интеллектуальное напряжение, формируя познавательные и профес-сиональные мотивы и интересы у студентов, умения и навыки социального взаи-модействия и общения в команде, способности индивидуального и совместного принятия решений.

Преимущества игровых методов перед традиционными формами обучения по-зволили выявить их положительное влияние на организацию образовательного процесса. Так, к примеру, по теме 4 «Интерпретационная юридическая техника» раз-работана деловая игра по модели телевизионной викторины «Своя игра». Игра со-держит 20 вопросов, которые разделены на 4 группы, объединенные одной темати-кой, по 5 вопросов в каждой. Группы имеют следующие наименования: «Пословицы и поговорки в праве»; «Персоналии в юридической науке», «Архаизмы и историз-мы», «Омонимы в юридической технике», а также вопрос финального раунда. Имен-но такая форма занятия значительно обогатила инструментарий преподавателя по преподаваемой дисциплине. К примеру, была обеспечена возможность активизиро-вать проявление инициативы со стороны каждого студента, а соответственно и ве-роятность оценить знания практически всей группы обучающихся.

Стоит признать, что для преподавателя игровая форма обучения в организаци-онном плане является сложной методикой проведения занятия. Подготовка практи-ческого занятия с использованием данного метода обучения требует как глубокого познания тематики занятия, так и существенных временных затрат.

Безусловно, для большего разнообразия, а также в зависимости от темы занятия и цели, преподаватель может использовать также неигровые интерактивные ме-тоды обучения (к примеру, мозговой штурм, кейсы и пр.), что также помогает до-биться значительно больших успехов, относительно традиционных форм проведе-ния занятий.

К примеру, при проведении практического занятия по теме № 2 «Язык права. Специальные приемы юридической техники» предусмотрено решение интерактив-


197

ного кроссворда, вопросы которого сформулированы таким образом, чтобы охва-тить особенности языка юридического документа, выработать навыки грамотности, официальности стиля, повествовательного способа изложения как основных техни-ко-юридических правил. Такой подход позволяет преподавателю определить сте-пень готовности студентов к рассматриваемой теме, а обучающимся в ходе заполне-ния ответов на предложенные вопросы – закрепить, освежить в памяти либо устра-нить имеющиеся пробелы знаний относительно тематики.

Другим примером применения неигровых интерактивных методов обучения является проведение занятия по теме № 3 «Оценочные понятия и коллизии как объ-ективные феномены юридической техники» с заданием решить интерактивный филворд. В начале основной части занятия студентам раздаются или выводятся на экран незаполненные бланки (формы) с филвордом. Заданием для обучающихся яв-ляется: найти среди букв основные понятия, используемые в статьях различных нормативных правовых актов. После этого в бланке ответа необходимо сформули-ровать теоретическое значение данных понятий, а также указать нормы админист-ративного, гражданского, уголовного, уголовно-исполнительного законодательства и др., в которых о них идет речь. В случае проведения традиционного занятия с обычным изучением данных понятий, активизировать студентов удается в разы сложнее. Представленная же форма не только вызывает познавательный интерес со стороны обучающегося к изучаемой теме, но и также позволяет преподавателю вы-яснить уровень готовности группы к занятию, а также установить имеющиеся про-блемные моменты понимания тех или иных положений законодательства».

Ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, к.ю.н., доцент В.И. Руднев представил доклад «Особенности преподавания юридической терминологии».

«Юридическая терминология как самостоятельный предмет, преподаваемый для студентов высшей школы, крайне важен как элемент юридической техники, ее серд-цевина. Бесспорно, что развитие юридической терминологии влияет на совершенст-вование юридической техники. Следует согласиться с Ю. Г. Арзамасовым, что «исполь-зуя юридические термины, государство в лице своих органов власти говорит на языке права и выражает свою волю, т.е. устанавливает всевозможные запреты, возлагает на юридических и физических лиц и их объединения определенные обязанности, пре-доставляет возможность для реализации прав и законных интересов» [2, с. 107]. В этой связи, безусловно, возрастает роль и значение юридической терминологии во многих сферах жизнедеятельности. В ходе преподавания курса «юридическая терминология» возникает потребность в использовании знаний не только в области юриспруденции, но и в сфере филологических и других смежных дисциплин. Препо-даватель курса «юридическая терминология» должен овладевать знаниями в ука-занных областях, наряду с юриспруденцией, вследствие чего может повыситься уро-вень и качество преподавания указанного курса. Может стать полезным приглаше-ние в некоторых случаях преподавателей-филологов для участия в занятиях по кур-су «юридическая терминология», разработка совместных методических материалов. Не исключено проведение занятий по курсу «юридическая терминология» не только для студентов-юристов, но и для студентов иных специальностей. Важным в препо-давании указанного курса является привитие студентам навыков применения аргу-ментации с использованием юридической терминологии как в письменной, так и осо-бенно в устной речи.


198

Преподаватель должен владеть соответствующими методами и средствами. Это потребует от него большого мастерства. Оптимальное применение юридических терминов может способствовать достижению необходимых целей в деятельности, например, участников судопроизводства – гражданского, уголовного, администра-тивного, арбитражного (судей, адвокатов, прокуроров и т. д.) В этом направлении необходимо сосредоточить определенные усилия, что важно в обучении курса «юридическая терминология». Кроме того, преподавание юридической терминоло-гии может быть направлено на подготовку студентов-юристов с учетом возможно-сти их будущей работы в различных отраслях промышленности, экономики, где также может использоваться юридическая терминология, в частности, в деятельно-сти юрисконсульта на промышленном предприятии и т. д.

Преподавание юридической терминологии должно нацеливать студентов и ос-тальных категорий обучающихся на точное использование юридических терминов. Преподавателю необходимо обращать внимание студентов на недопустимость ис-пользования в письменной и устной речи юридических жаргонизмов, таких, в част-ности, как «антиотмывочное законодательство» и т. д.

Преподаватель должен занимать принципиальную позицию и отстаивать не-обходимость чистоты русского языка. Следует разъяснять студентам пагубность использования юридических жаргонизмов в целях повышения уровня развития культуры их письменной и устной речи, правильного применения юридических терминов.

Вместе с тем, представляется важным демонстрировать студентам как, в каких случаях и обстоятельствах может возникнуть необходимость разъяснения смысла и значения того или иного юридического термина. Не исключается разъяснение юридических терминов в ситуациях, требующих этого, например, при рассмотрении дела в суде с участием присяжных заседателей либо лиц, не владеющих языком су-допроизводства. В научной литературе указано, что затруднение понимания юриди-ческих терминов может иметь место в том случае, если знание языка ограничивает-ся исключительно бытовыми ситуациями, в которых не используются специальные юридические термины.

При преподавании курса «юридическая терминология» и его совершенствова-нии перспективным направлением может стать использование возможностей искус-ственного интеллекта. Обращение к искусственному интеллекту, может способство-вать более полному и глубокому восприятию юридических терминов студентами, привести к развитию новых обучающих технологий, а также, возможно, к появле-нию новых юридических терминов. Это потребует от преподавателя в самом близ-ком времени разработки методики преподавания курса «юридическая терминоло-гия» на возможно ином уровне».

Доцент департамента правовых дисциплин Московского финансово-промыш-ленного университета «Синергия», к. ю. н., PhD, Д.С. Милинчук выступила с докла-дом «Коллизионное право как учебная дисциплина: структура и место дисциплины в системе подготовки нормографов».

Публикуем тезисы ее выступления. «Развитие общества сопровождается возникновением и новых общественных

отношений, правовое регулирование которых, порой, влечет появление коллизий и пробелов в праве. Этот естественный процесс жизни права помогает ему стано-виться более совершенным.


199

Однако далеко не всегда юридические коллизии обусловлены объективными началами, чаще они все же несут в себе негативный «заряд». Это обусловлено тем, что неопределенность и неоднозначность правового регулирования приводит к си-туации нестабильности, а, стало быть, право нельзя считаться надежным регулято-ром. Бесколлизионность права идет бок о бок со стабильностью права и является ее признаком. На наш взгляд, стабильность – это очень важное свойство права, с помо-щью которого обеспечивается некоторая устойчивость, неизменность и даже «проч-ность», приближающая право к категории надежного и совершенного регулятора общественных отношений.

Среди возможных причин юридических коллизий немало и субъективных, воз-никающих по вине отдельных субъектов нормотворчества (палат парламента, пра-вительства, министра), либо разработчика проекта нормативного правового акта, либо субъекта, обеспечивающего тот или иной вид нормотворческого процесса. На-пример, когда проект нормативного правового акта не прошел ОРВ, либо был не со-гласован с заинтересованными органами власти и т.п.

Коллизионное право является межотраслевым функциональным правовым ин-ститутом, который обладает собственным предметом правового регулирования и со-стоит из норм, закрепляющих правила, содействующие выбору правоприменителем нормы применимого права, а также предлагает действенный механизм разрешения и предотвращения правовых коллизий.

В системе права коллизионное право представлено своеобразным консолида-тором правил, которые помогают очистить право от противоречий. С целью экстра-поляции научных и полученных эмпирическим путем знаний о возможных способах выхода из юридических коллизий предлагается введение учебной дисциплины «Коллизионное право» в систему обучения нормографов.

Структура дисциплины должна состоять из трех частей. Первая (общая часть) должна представлять базовую теоретическую систему знаний, содержащую учения о самой природе юридических коллизий, их классифицировании, а также выявлении причин и условий их возникновения. Вторая часть курса – эмпирическая (особен-ная) и связана с дидактическими приемами передачи знаний, умений и навыков по разрешению и предотвращению коллизий в праве, разработкой механизма выяв-ления коллизий и аккумулированием судебной практики по вопросу разрешения коллизий в праве, мониторингом нормативных правовых актов и нормативных до-говоров на предмет наличия в них коллизий, а также с преподаванием современ-ных техник выявления коллизий в праве. Особенностью предмета юридической дисциплины «Коллизионное право» является его связь с юридической конфликто-логией».

Доцент кафедры теории и истории государства и права Санкт-Петербургского университета ГПС МЧС России, к. пед.н., Е.Ю. Одинокова представила доклад «Отра-ботка навыка составления документов на практических занятиях по юридической технике».

Применение в работе теоретических средств и механизмов юридической дея-тельности, углубленное изучение основных особенностей, средств, приемов, спосо-бов и методов ведения юридической работы, техники создания различного рода юридических документов и техники их систематизации, толкования и применения. Эта цель достигается благодаря сочетанию аудиторных занятий и самостоятельной работы обучающихся, с использованием нормативно-правовых источников, учебной


200

и монографической литературы, в рамках образовательного процесса при проведе-нии учебных занятий по дисциплине «Юридическая техника».

Умение грамотно составить документ юридического характера – это важней-ший навык, которым должен обладать специалист в сфере юриспруденции. Совре-менное образование ориентировано на практическую отработку тех или иных ком-петенций. Однако, дисциплина «юридическая техника», которая в современный пе-риод представляет систему зачастую противоречивых научных взглядов на теорию сопровождения юридической деятельности, не содержит алгоритма в составлении конкретных документов. Речь идет о том, что, имея теоретический фундамент, даю-щий представление о понятии юридической техники, ее видах, приемах и методах, обучающиеся полностью зависят от субъективного опыта преподавателя в вопросе составления определенного документа.

Представляется, что преподавание должно исходить из понимания юридиче-ской техники как системы правотворческих и правоприменительных технологий и совокупность практических навыков по составлению юридически значимых доку-ментов. Преподавательская методика должна содержать не только образец состав-ления документа, но и сопутствующий опыт, обеспечивающий востребованность данному документу. Таковой включает, ознакомление с нормативной базой, регла-ментирующей составление того или иного документа; возможность сравнить между собой аналогичные по форме документы; рассуждение над каждым пунктом и раз-делом документа; вариации формулировок; возможные ошибки и их юридические последствия.

Поскольку в программе подготовки специалистов отводится зачастую неболь-шое количество часов на «Юридическую технику», навык составления документов на практических занятиях должен быть отработан с учетом специфики высшего учебного заведения. Предлагается следующий алгоритм отработки процесса состав-ления документов.

Первый шаг – выбор формы документа. Важно понимать, что отрабатывать в рамках юридической техники необходимо не только навыки по созданию норм права, но и любых документов, имеющих юридическое значение. Предметом каждо-го практического занятия должен стать тот документ, который предположительно будет встречаться в дальнейшей профессиональной деятельности специалиста. Таким документом может стать договор с оговоренным назначением; протокол об административном правонарушении по определенной статье Кодекса об админи-стративном правонарушении Российской Федерации; судебное решение, вынесен-ное по конкретной статье Уголовного кодекса Российской Федерации и многие другие варианты.

Далее обучающимся необходимо продумать название, структуру и содержание документа. Цель данного этапа заключается в том, чтобы обучающийся представил, что должно получится в итоге, но пока не преступая к конкретным пунктам.

Затем формулируется каждое предложение, с уточнением понятий, дефиниций, конструкций. Например, предмет договора, предмет протокола об административном правонарушении; суть рассматриваемого дела в составе судебного решения и др.

Немаловажным этапом, который зачастую приходится исключать, является поиск нормативных актов, регламентирующих процедуру составления того или иного документа. Так происходит, поскольку данный этап может быть затратным по времени, а также вследствие отсутствия возможности предоставления нормативной


201

базы обучающимся в полноценном доступе. Поэтому практическое занятие строится на нормативном материале, подготовленном преподавателем. Исходя из приведен-ных примеров, это образцы договоров, проколов об административных правонару-шениях, судебных решений.

Хороший эффект для обучающихся может дать выделение отдельного практи-ческого занятия для данной цели, что позволяет обучающимся закрепить навык ориентации в нормативной базе, расширить нормативный кругозор, дает возмож-ность грамотно анализировать и использовать нормативные правовые акты, обес-печивает системную связь между нормами, регламентирующими отдельные поло-жения делопроизводства и вопросы оформления документов.

Далее происходит формулирование всех пунктов в целом, с учетом правил, присущих структуре того или иного документа. Со стороны преподавателя важен контроль и уточнение того, какие именно правила и приемы юридической техники были использованы обучающимися, насколько грамотным юридическим, деловым языком изложены положения документа, логично ли он составлен и т.д.

В процессе работы над документом возможно проведение деловой игры с рас-пределением ролей обучающихся, ответственных за разные части документа с по-следующим объединением в общий результат, и с применением дебатов по кон-кретным частям документа.

Со стороны преподавателя возможно моделирование события, которое требует сопровождения соответствующим документом, что позволит обучающимся оказать-ся на месте должностных лиц, ответственных за составление документа и за прини-маемые решения. Данный метод позволяет определить организаторские способно-сти и оценить активность каждого обучающегося.

Заключительным этапом работы над документом является этап под названием «экспертная оценка», где в качестве эксперта выступают обучающиеся, в виде обме-на подготовленными документами. В рамках данного этапа происходит активное обсуждение, высказываются мнения, если выявлены недочеты, то они конструктив-но обосновываются и предлагаются, например, новые формулировки, конструкции, пункты и т.д.

Проведение вышеописанных этапов отработки навыков составления докумен-тов позволит приблизить обучающихся к пониманию практической сущности дис-циплины «Юридическая техника». Особо хочется отметить необходимость знаком-ства не только с научной теорией, а в основе своей с конкретными требованиями за-конодательства, предъявляемыми к письменным документам, оказывающих влия-ние на юридическую значимость и состоятельность документа».

Руководитель секретариата Комитета по законодательству Аппарата Государ-ственного Совета Республики Крым, к.ю.н., И.В. Бондарчук выступил с докладом на тему «Реализация практико-ориентированного подхода в преподавании юридиче-ской техники на примере Государственного Совета Республики Крым».

В частности, он отмечал: «За последние шесть лет в Республике Крым проведе-ны масштабные правовые и структурные преобразования. Приняты сотни новых за-конов, направленных на модернизацию региона. Среди них – основополагающее ме-сто занимают Конституция Республики Крым, а также законы, обеспечившие сохра-нение существовавших до принятия Крыма в состав России мер социальной защиты, реализацию прав и законных интересов в сферах имущественных и земельных от-ношений, градостроительства, образования и здравоохранения. Предприняты над-


202

лежащие меры по сокращению переходного периода указанного процесса за счет усиления роли судов в преодолении проблем успешной интеграции. С конца 2020 года начата конституционная реформа и конкретизация положений Закона Российской Фе-дерации о поправке к Конституции Российской Федерации. В условиях нового цикла совершенствования массива законодательства Республики Крым необходимо, прежде всего, сосредоточиться на вопросах процедурного характера, а также возникающих проблемах соблюдения необходимых правил и приемах юридической техники».

Также Илья Владимирович подчеркнул, что «преподавание юридической тех-ники носит, к сожалению, преимущественно абстрактный и теоретический харак-тер: зачастую разбираются лишь идеальные модели, оторванные от современной правовой реальности. Разбору же конкретных случаев, практики, процессуальных ас-пектов подготовки нормативных правовых актов придается недостаточное значение.

В этой связи он предложил большее внимание уделять практико-ориентиро-ванному подходу в преподавании юридической техники. Необходимо в процессе обучения смелее использовать и разбирать текущие проблемы подготовки и приня-тия законов, проблем, связанных с их опубликованием и вступлением в силу. Соот-ветствующие примеры использования таких методик имеются в практике Государ-ственного Совета Республики Крым. В числе приоритетных подходов в преподава-нии юридической техники в высшей школе на примере Государственного Совета Республики Крым И.В. Бондарчук предложил три.

1. Привлечение, как правило, студентов магистров ВУЗов Крыма к подготовкетех или иных проектов законов в ходе стажировок (производственной практики) на базе комитета Государственного Совета Республики Крым по законодательству. Ак-туальным в данном случае является соответствующая работа по приведению нор-мативных правовых актов республики в соответствие с федеральным законодатель-ством. В частности, необходимо отметить работу магистров Крымского филиала «Российский государственный университет правосудия» в подготовке проекта За-кона Республики Крым «О внесении изменений в Закон Республики Крым «О содер-жании и защите от жестокого обращения домашних животных и мерах по обеспече-нию безопасности населения в Республике Крым».

2. Взаимодействие профильных комитетов и депутатов Государственного Со-вета Республики Крым с членами Молодежного парламента Республики Крым. Ин-тересным опытом является организация и проведение Республиканского конкурса законотворческих инициатив «Моя законодательная инициатива. Крым». Так, впер-вые в формате конкурса молодежь (крымчане в возрасте от 14 до 25 лет) предлагала свои идеи по совершенствованию правового поля региона в 8 направлениях: эконо-мика, молодежная политика, образование, государственное управление, энергетика и других. По итогам представленных практикам и экспертам конкурсные инициати-вы обсуждались с депутатами Государственного Совета Республики Крым в части возможности дальнейшей реализации законодательных идей.

3. Подготовка научно-практических комментариев по вопросам законодательст-ва. Следует отметить необходимость выработки некоторых общих норм, касающихся техники, методики подготовки законопроектов субъектов Российской Федерации, а также выделения различных вариантов закрепления таких норм. Особое внимание в Государственном Совете Республики Крым уделяется теоретическим аспектам под-готовки специалистов-нормографов и воздействия на законотворчество рекоменда-ций, научно-практических пособий и комментариев, относящихся к юридико-


203

техническому оформлению законопроектов Республики Крым. Так, комплексный обзор вопросов законотворчества, включая понятийный аппарат в этой сфере, поря-док планирования законопроектной работы, методику анализа предмета законода-тельного регулирования, выбор формы и вида законодательного акта, формирова-ние концепции законопроекта и другие вопросы, связанные с подготовкой законо-проектов в Республике Крым нашли отражение в двух пособиях по вопросам зако-нодательства двух новых субъектов Федерации, являющихся практически доктри-нальным материалом для всех специалистов, работающих в сфере регионального законодательства.

1) Нормотворческий процесс в субъектах Российской Федерации (на примереРеспублики Крым и города федерального значения Севастополя): учебное пособие для магистров / И.В.Бондарчук, О.В.Буткевич, А.В.Руденко [и др.]; под ред. С.А.Трофимова, И.В.Бондарчука. – Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2018. – 356 с.

2) Нормотворческий процесс в Республике Крым и Севастополе (по материалам2018 года): учебное пособие для магистров / И.В.Бондарчук, О.В.Буткевич, А.В.Руденко [и др.]; под ред. С.А.Трофимова, И.В.Бондарчука. – Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2019. – 424 с.

Доцент кафедры теории государства и права Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент С.А. Иванов предста-вил доклад «Специфика составления практических заданий по юридической техни-ке в дистанте».

«В обучении по дисциплине «Юридическая техника» при использовании дис-танционных форм обучения (дистанта) большое значение для обучающихся будет иметь выполнение различных видов заданий – теоретических, логических, игровых и других видов заданий. При выборе прикладной стратегии обучения юридической технике для всех категорий обучающихся наиболее эффективными являются прак-тические задания. Они представляют собой совокупность задач и упражнений, в ре-шении которых используются теоретико-правовые и прикладные правоположения, использующиеся в рамках темы, раздела или всего курса.

Составление практических заданий по юридической технике, использующихся в дистанте, имеет определенные отличия от составления данного вида заданий в контактной форме обучения. При выполнении практических заданий в контакт-ной форме преподаватель может оценить реакцию на задания всей учебной груп-пы и каждого обучающегося. В любой момент семинарского (практического) заня-тия он может акцентировать внимание обучающихся на какой-то части задания, задать группе (конкретному обучающемуся) наводящий на правильный ответ во-прос, напомнить теоретико-правовое или прикладное положение, которое помо-жет в поиске правильного ответа и т.п. При обучении юридической технике в дис-танте помощь преподавателя осложняется отсутствием самого главного – реакции обучающихся при работе в режиме аудиосвязи, а также искажением реакции в ре-жиме видеосвязи.

Поэтому, одной из главных особенностей алгоритма составления практических заданий по юридической технике при обучении в дистанте, по мнению автора, будет формулирование в задании ряда логически взаимосвязанных вопросов по теме за-нятия (разделу, курса), с помощью ответа на которые обучающиеся смогут получить правильный ответ на само задание. Благодаря ответам на вопросы по различным элементам задания и последующей сверке их с правильными ответами обучающие-


204

ся смогут проверить свои знания по конкретному вопросу, теме, разделу или всему курсу юридической техники. При наличии критериев выставления оценки обучаю-щиеся могут даже выставить себе самостоятельно оценки за выполнение практиче-ских заданий. У преподавателя в данном случае появится материал не только для оценки знаний обучающихся, но и материал по коррекции дидактических приемов по усвоению сложных вопросов данной учебной дисциплины.

Итак, практические задания в дистанте должны давать информацию препода-вателю о результатах деятельности обучающихся, а также помогать самим обучаю-щимся лучше ориентироваться в учебном материале по юридической технике в про-цессе дистанционного обучения.

Практические задания могут быть составлены как для всей группы, так и пер-сонально для каждого обучающегося, если они обращены, например, к одной группе нормативных предписаний или статей, виду нормативных правовых актов, посколь-ку при работе в дистанте доступ к нормативному массиву облегчен даже при работе со смартфоном, хотя любое компьютерное устройство (ПК или планшет) ускорит выполнение практического задания.

Таким образом, благодаря использованию в обучении юридической технике практических заданий обеспечивается проверка готовности применения обучаемы-ми теоретико-правовых и прикладных знаний в смоделированных ситуациях, обес-печивается самостоятельное получение ими нового знания благодаря практическо-му приложению теоретических положений для решения типовой ситуации (вопро-са), обеспечивается понимание того, как полученные обучаемыми знания будут применяться ими в практической деятельности юриста».

Аспирант аспирантской школы по праву первого года обучения факультета права НИУ ВШЭ В.А. Назайкинская свое выступление посвятила различным моде-лям преподавания ведомственного нормотворчества.

Приводим тезисы ее выступления. Значительная популярность технико-юридической проблематики в научном

сообществе на сегодняшний день связана с той ролью, которую играет юридическая техника в совершенствовании системы правовых актов, становлении и развитии всей правовой системы.

Вопросы юридической техники в настоящее время рассматриваются на самом высоком государственном управленческом уровне.

При этом необходимо понимать, что данной проблематике должно уделяться должное внимание не только в связи с принятием законов, но и детализирующих их нормативных правовых актов. Российская модель правового регулирования харак-теризуется прежде всего тем, что законы без детализации работают исключительно редко.

В связи с этим актуализируются вопросы ведомственного нормотворчества. В настоящее время представляется возможным выделить следующие модели

преподавания ведомственного нормотворчества. Одной из наиболее распространенных является рассмотрение обозначенных

вопросов в рамках общей теории государства и права, а также разнообразных отрас-левых юридических дисциплин, таких как конституционное, муниципальное, адми-нистративное, трудовое право.

Безусловно, такая модель не только не дает осветить должным образом вопро-сы, связанные с ведомственным нормотворчеством, но также и базовые аспекты


205

нормотворчества и юридической техники, в целом. Это объясняется объективными причинами, связанными с обилием тематик, подлежащих рассмотрению в рамках данных курсов и ограниченным количеством часов, выделенных на преподавание соответствующих дисциплин.

Следующая модель, – рассмотрение вопросов ведомственного нормотворчества в рамках специального курса «Юридическая техника».

Такая модель, как правило, предполагает ознакомление с наиболее базовыми понятиями и принципами юридической техники или преподавание сугубо нормо-творческой юридической техники, что намного уже обозначенного названия дисци-плины.

В данном случае юридическая техника правоприменительных и интерпретаци-онных актов остается полностью без внимания.

Наконец, третья модель предполагает наличие специального курса «Нормо-графия: теория и технология нормотворчества». Именно такая модель реализована на сегодняшний день на факультете права НИУ ВШЭ.

В рамках особенной части данного курса рассматриваются в том числе и вопро-сы ведомственного нормотворчества. Представляется, что такая модель наиболее оптимальна, поскольку позволяет в рамках общей части познакомить студентов с базовыми основополагающими вопросами нормотворчества и юридической тех-ники, а затем перейти к рассмотрению специфики разработки конкретных видов нормативных правовых актов.

Отдельно выделять курс, посвященный ведомственному нормотворчеству, в на-стоящее время не представляется возможным, потому что для этого потребуется слишком много времени. Такая модель может реализовываться только в рамках оп-ределенных специализированных программ.

Помимо прочего, на сегодняшний день необходимо отметить такую положи-тельную тенденцию как появление наряду с отдельными дисциплинами, целых об-разовательных направлений, связанных с нормотворческой деятельностью. В част-ности, в СПбГУ существует магистерская программа «Юрист в сфере нормотворче-ской деятельности».

В описании данной программы обозначено, что она нацелена на подготовку специалистов, обладающих фундаментальными знаниями и компетенциями, необ-ходимыми для нормотворчества как особого вида деятельности в органах публич-ной власти, компаниях и организациях. В частности, программа учитывает основные вызовы современности, связанные с потребностью в повышенной защите прав че-ловека в условиях глобализирующегося мира и стремительного развития современ-ного общества.

В заключение докладчик отметила, что зачастую вопросы юридической техни-ки преподаются в высших учебных заведениях в исключительно теоретизирован-ном виде. Представляется, что такое положение вещей должно быть изменено. В этой связи, необходимо активное внедрение кейсового метода, предполагающе-го применение полученных теоретических знаний на практике в рамках разра-ботки проектов конкретных нормативных правовых актов, в том числе и ведом-ственных.

Представляется целесообразным создание соответствующих научно-исследо-вательских лабораторий. Конечно, сосредоточить свое внимание только на практи-ческих аспектах нельзя, поскольку необходимо давать студентам и теоретические


206

познания, поскольку теория и практика тесно связаны и взаимозависимы. Именно поэтому необходимо достичь определенного баланса, органично сочетая преподава-ние теоретических аспектов нормотворчества, в том числе и ведомственного, и соз-дание условий для практической реализации полученных знаний, умений и навыков в реальной практике.

Зав. кафедрой теории права Поволжского института управления – филиала РАНХиГС при Президенте Российской Федерации, д.ю.н., профессор, заслуженный работник высшей школы РФ, О.И. Цыбулевская выступила с докладом «Преподава-ние юридической техники в аспекте употребления нравственно-правовых оценоч-ных категорий».

В своем выступлении она остановилась на особенностях юридико-техническо-го закрепления оценочных конструкций, «эластичных параграфов», «каучуковых выражений» в праве (как их именовали дореволюционные юристы: И.С. Войтинский, М.А. Унковский, И.А. Покровский). Сам же термин «оценочное понятие» в научный оборот был введен С.И. Вильнянским только в 1956 году.

Приводим несколько сокращенный вариант ее выступления. «Значительный вклад в разработку общетеоретических основ оценочно-

понятийной проблематики был внесен российскими учеными-правоведами в совет-ское и постсоветское время. Сегодня данная тема продолжает развиваться в аспекте исследований таких свойств права, как определенность и неопределенность, средств и методов юридической техники, коллизий в праве, современной правопримени-тельной политики и других.

В настоящее время российское законодательство «наполнено» оценочными ка-тегориями. Значительное место среди оценочных категорий занимают нравственно-правовые категории. Оценочные категории добросовестность, разумность и спра-ведливость позволяют охватить нормативной регламентацией разнообразные жиз-ненные ситуации, прогнозировать развитие общественных отношений, осуществ-лять поднормативное индивидуальное регулирование.

Вместе с тем на уровне судебной практики не сложилось единообразия в их толковании и применении. Отсутствие легального определения нравственно-правовых оценочных категорий влечет за собой необходимость правоприменителю формулировать его по отношению к каждой конкретной ситуации. С другой сторо-ны, если бы такое определение было разработано, подобного рода категории утра-тили бы свойство оценочности.

Обостряют проблему характерные признаки рассматриваемого феномена: большая степень абстрактности и обобщенности, чем иные оценочные категории; аксиологическая природа; зависимость от морального сознания правоприменителя и социокультурного контекста в целом.

В данном случае особую значимость приобретает адекватная содержанию форма закрепления нравственно-правовых оценочных категорий в правовой мате-рии. Технико-юридической «оболочкой» нравственно-правовых оценочных катего-рий являются: правовые презумпции, принципы, общие оговорки. Форма выраже-ния нравственно-правовых оценочных категорий выбирается в зависимости от раз-личного рода параметров: предмета, подвергаемого оценке; способа правового регу-лирования; структуры правовой нормы,

Придание базовым нравственно-правовым оценочным категориям «статуса» принципа права представляется наиболее предпочтительным, поскольку нравст-


207

венно-правовые принципы как основные начала права обладают самой высокой степенью нормативной обобщенности. Следовательно, их реализация будет носить обязательный характер, и они будут регулировать как можно большее количество однотипных ситуаций.

В ГК РФ в качестве принципа официально закреплен принцип добросовестно-сти. Ранее эта категория рассматривалась как презумпция. Сегодня при выяснении недобросовестности участников правоотношения устанавливаются правовые по-следствия. В частности, ст. 1 ГК «Основные начала гражданского законодательства» в п.3 закрепляет, что при установлении и защите гражданских прав и при исполне-нии гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. В развитие этого ст. 434.1 «Переговоры о заключении до-говора» предусматривает ответственность за недобросовестное поведение. В данном случае законодатель попытался определить содержание добросовестности через ее антипод – недобросовестность, недобросовестное поведение.

Необходимо возвести в ранг общеправовых принципов и категорию «разум-ность», что обеспечит эффективность механизма социального действия права во многих сферах правового регулирования.

Однако применение такого вида средств юридической техники, как оценочные категории, требует известной доли осторожности. Правоприменитель в подобной ситуации зачастую вынужден действовать в режиме усмотрения, которое нередко граничит с произволом, злоупотреблением правом. Моральные принципы являются внутренним пределом усмотрения правоприменителя, а также выступают в качест-ве меры усмотрения в процессе внешней оценки деятельности субъекта, реализую-щего нормы, содержащие оценочные категории.

Обобщение судебной практики по применению норм, содержащих нравствен-но-правовые оценки поведения участников правоотношений в наиболее типичных ситуациях, позволит выработать общие критерии разумности, добросовестности, справедливости, которые следует зафиксировать в постановлениях Пленума Вер-ховного Суда РФ. Подобная практика должна распространяться и на деятельность Конституционного Суда РФ. Определенный опыт в данной области уже существует.

Следует актуализировать идею принятия Федерального закона «О норматив-ных правовых актах в Российской Федерации». В нем должны быть отражены пра-вила правотворческого формулирования оценочных категорий вообще и нравст-венно-правовых конструкций, в частности. Включение оценочной категории в текст нормативного правового акта предполагает следующее: проведение анализа норма-тивного правового акта на предмет целесообразности и необходимости использова-ния оценочной категории в правовом регулировании конкретной сферы обществен-ных отношений; определение логико-языковой допустимости использования оце-ночной категории; установление достаточности конкретизирующих признаков, ог-раничивающих содержание и объем оценочной категории, с целью минимизации возможности усмотрения правоприменителя.

Нравственно-правовые оценочные категории не только регулируют общест-венные отношения, но и оказывают значительное воспитательное воздействие на их участников.

В процессе обучения праву оценочным категория следует уделять особое вни-мание. Необходимо выработать комплекс мер, направленных на повышение мо-ральных качеств студентов – будущих правоприменителей, потому, что именно им


208

придется решать в каждом конкретном случае, что справедливо, а что нет, что гу-манно, а что не гуманно.

Все вышеизложенное, в конечном счете, и направлено на повышение эффек-тивности норм, содержащих в себе нравственно-правовые оценочные категории».

Профессор кафедры конституционного права Уральского государственного юридического университета, доктор юридический наук, доцент, адвокат-медиатор С.Э. Либанова представила доклад «Интерактивные методы преподавания публич-ного права».

Приводим его сокращенный вариант. Проблема методологии и методики преподавания юридической техники в выс-

шей школе представляется архиважной и актуальной в ХХI веке, веке иформацион-ных технологий.

Направленность научной мысли на выработку стратегии преподавания юри-дической техники в высшей школе в форме обсуждения в рамках круглого стола ученых-практиков позволяет совершенствовать юридическое образование в целом и является интераткивным методом преподавания.

Под интерактивным обучением принято понимать специальную форму орга-низации познавательной деятельности, способ познания, осуществляемый в форме совместной деятельности студентов, при которой все участники взаимодействуют друг с другом, обмениваются информацией, совместно решают проблемы, модели-руют ситуации, оценивают действия других и свое собственное поведение, погру-жаются в реальную атмосферу делового сотрудничества по разрешению проблемы.

Впервые в теории публичного права и отечественной науке Ю.А. Тихомиров определил публичное право «как функционально-структурную подсистему права, выражающую публичные интересы и регулирующую преимущественно базовые, властные, управленческие, экономические, социальные и межгосударственные от-ношения».

Термин «публичное право» употребляется в настоящее время для обозначения различных, самостоятельных по своей природе и значимости явлений. При этом публичное право – это: 1) система нормативных предписаний, исходящих непосред-ственно от государства; 2) правовое отражение определенной сферы общественных отношений; 3) система правовых средств, предназначенных для удовлетворения публичных интересов, основанных на публичных потребностях; 4) тип правового регулирования общественных отношений; 5) особый тип правовых притязаний, правовых дозволений; 6) часть национальных правовых систем ряда государств континентальной Европы.

Следует отметить, что в историческом аспекте в правовой картине мира на-блюдаются процессы формирования, развития и бытия различных объективных яв-лений, которые обозначались и продолжают обозначаться единым термином «пуб-личное право».

Предложение профессора Ю.Г. Арзамасова о необходимости введения общего базового теоретического курса для обучения нормодателей, создания научных ла-бораторий и научных центров нормографии и правового мониторинга представля-ется интерактивным способом преподавания в ХХI веке.

Отрадно, что в ряде научных и образовательных организаций уже открыты ма-гистерские программы, направленные на подготовку специалистов в области нор-мотворчества, создаются самостоятельные кафедры нормотворчества.


209

Но так как в решении этого вопроса научное сообщество находится только в начале пути, хочется заметить, что в области публичного права, охватывающего значимую часть общественных явлений, именно методология нормотворчества по-зволить достичь структуризации и выработки четкого понятийного аппарата.

Умение студентов-выпускников владеть техникой нормотворчества поможет приблизить ценз знаний к цензу навыков, обеспечив не только наиболее благопри-ятное трудоустройство, но и полезность обществу, в итоге способствуя реализации моей доктринальной идеи о гармоничном интегрировании институциональных сис-тем государства и гражданского общества, в том числе путем четкой структуриза-ции публичного права.

Представляется, что в сфере высшего юридического образования требуется обучение не только умению читать, понимать, но и составлять нормативные право-вые акты, воспитывая высокопрофессиональный уровень сознание правовой дейст-вительности, обеспечивая потребности развития гражданского общества.

Доцент кафедры государствоведения, общеправовых и социально-гумани-тарных дисциплин Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, к.ю.н., доцент М.М. Степанов высту-пил с докладом «Особенности обучения современным юридическим технологиям в ВУЗе».

Публикуем его выступление. «Современные юридические технологии давно и прочно вошли в правотворче-

ский процесс. Их использование позволяет повысить эффективность правотворче-ства и качество принимаемых правотворческих решений. Только при умелом ис-пользовании новых юридических технологий может быть решена задача повыше-ния эффективности законодательства.

В литературе существует несколько подходов к определению понятия «юриди-ческая технология». Так, академик Т.Я. Хабриева определила юридические техноло-гии как «систему научно обоснованных приемов, способов и других правовых инст-рументов, а также процедур их использования, которые позволяют оптимально применять необходимые ресурсы (финансовые, организационные, кадровые и т. д.) в целях обеспечения действенности юридических решений» [9, с. 4]. Профессор Н.А. Власенко полагает, что под «юридической (правовой) технологией следует под-разумевать порядок применения и использования методов и приемов по подготовке и принятию юридического решения, которое здесь понимается как итог, результат юридической деятельности, осуществленной в соответствии с принципами и прие-мами технологических операций» [5, с. 13].

Для целей настоящей работы будем придерживаться представления об юриди-ческих технологиях, как совокупности способов использования элементов юридиче-ской техники и знаний о них. К основным современным юридическим технологиям относятся: юридическое прогнозирование, правовой эксперимент, экспертиза в пра-вотворчестве, оценка регулирующего воздействия, юридический краудсорсинг. Также к ним можно отнести и мониторинг нормативных правовых актов, который, по мнению профессора Ю.Г. Арзамасова, является первой стадией предпроектного этапа нормотворчества [1, с. 9].

Активное использование юридических технологий вызывает необходимость их углубленного изучения в процессе получения юридического образования. В этой связи хотелось бы обратиться к опыту обучения студентов магистратуры в Инсти-


210

туте законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Россий-ской Федерации.

В Институте реализуется магистерская программа «Правовая служба в органах государственной власти». В рамках данной программы изучается предмет «Нормо-творческая юридическая техника», одна из тем которого посвящена изучению со-временных юридических технологий. Кроме этого, в учебный план обучающихся включена факультативная дисциплина «Современные юридические технологии в пра-вотворчестве».

На наш взгляд единственной проблемой, связанной с преподаванием учебных дисциплин «Нормотворческая юридическая техника» и «Современные юридиче-ские технологии в правотворчестве», является отсутствие логической связи в про-цессе их изучения студентами магистратуры. Дисциплина «Современные юридиче-ские технологии в правотворчестве» на очной форме обучения изучается в 1 семе-стре, а дисциплина «Нормотворческая юридическая техника» – в 3 семестре. Таким образом, студенты магистратуры вначале изучают технологии применения юри-дической техники, а уже затем саму технику. Представляется, что изучение этих дисциплин должно осуществляться в другой последовательности. Вначале магист-ранты должны изучить нормотворческую юридическую технику и ознакомиться с общими вопросами применения современных юридических технологий в право-творчестве. И только после этого они могут переходить к углубленному изучению непосредственно современных юридических технологий. Такой порядок изучения данных учебных дисциплин позволит обучающимся получить систематизирован-ные глубокие знания в области нормотворческой юридической техники и лучше овладеть навыками применения современных юридических технологий в своей профессиональной деятельности».

Старший преподаватель кафедры государственного, уголовного права и испол-нительного производства Западно-Уральского института экономики и права (г. Пермь) П.А. Корж выступил с докладом «Особенности преподавания юридической техники с учетом междисциплинарного и практико-ориентированного подходов».

Приводим несколько тезисов его выступления. 1. К сожалению, в пермских вузах внимание к Юридической технике уделяется

явно недостаточное. Очевидно, это является переходом к бакалавриату, уменьшени-ем аудиторных часов, что приводит к изъятию междисциплинарных учебных курсов (надо успеть отраслевые дисциплины провести). Между тем, межотраслевые дисци-плины, коей является и Юридическая техника, позволяют интегрировать процесс юридического обучения в единое целое, развить у студентов необходимый для выс-шего образования уровень обобщений.

2. В нашем институте Юридическая техника преподается на выпускном курсе.Ее основной задачей является подготовка выпускников к самостоятельной практи-ческой деятельности и, прежде всего к формированию навыков подготовки право-вых документов. Исходя из этого строится и структура учебного процесса.

3. Первым изучается блок законодательной техники (нормотворчества). В егорамках рассматриваются основные принципы, средства, приемы, правила юридиче-ской техники, подчеркивается их универсальный характер. Большое внимание уде-ляется языковым и графическим приемам юридической техники. Обращается вни-мание на важность и некоторые особенности подготовки текста документа в зави-симости от его адресата.


211

Во-вторых, изучаются правила оформления и составления процессуальных до-кументов (прежде всего, гражданского и арбитражного процессов). Большое внима-ние уделяется правильному использованию формул резолютивной (просительной) части. Может проводиться деловая игра «Судебный процесс». При этом, кроме моде-лирования самого процесса, основное внимание уделяется отработке соответст-вующих документов процесса: исковое заявление, отзыв на него, ходатайства, су-дебный акт (вводная и резолютивная части), если позволяет время, то апелляцион-ная жалоба и возражения на нее.

В-третьих, изучаются правила оформления и составления договоров, прежде всего, гражданско-правового характера. Большое внимание уделяется преамбуле и формулированию условий по предмету. В ходе практических занятий студентам предлагается составить текст договора по ситуациям из художественной литерату-ры. Т.е. перевести язык литературный на язык юридический.

4. Таким образом, курс строится исходя из принципов междисциплинарностии практической ориентированности, позволяет объединить знания студентов по процессуальному праву и некоторым отраслевым дисциплинам (прежде всего, Гра-жданское, Трудовое и Семейное право) в единую систему юридической практики.

Старший преподаватель Департамента теории права и межотраслевых юриди-ческих дисциплин факультета права НИУ ВШЭ, к.ю.н., С.О. Казаков представил док-лад «Проведение деловых игр в учебном процессе».

Публикуем тезисы его доклада. «Перманентная реформа системы высшего образования ставит перед препода-

вателями высших учебных заведений новые задачи, для решения которых необхо-димо включать в учебный процесс новые формы обучения студентов, которые по-зволили бы повысить вовлечённость студентов в образовательный процесс, их за-интересованность и улучшить качество изучения материала. Для решения этих за-дач целесообразно включать элементы геймификации в образовательный процесс, иными словами, проводить деловые игры.

Формат деловой игры может успешно применяться как при изучении теоретико-правовых дисциплин («Теория государства и права», «Юридическая техника» и т.д.), так и отраслевых дисциплин («Трудовое право», «Гражданский процесс» и др.).

При изучении дисциплины «Трудовое право» наибольший интерес для студен-тов представляет деловая игра «Коллективные переговоры по подготовке проекта коллективного договора и заключению коллективного договора». Коллективный договор является источником трудового права, поэтому, разрабатывая его проект, студенты принимают участие в нормотворческом процессе, в связи с этим данная деловая игра может применяться не только по курсу «Трудовое право», но и при изучении учебной дисциплины «Юридическая техника».

На первом этапе студенты совместно с преподавателем придумывают фабулу деловой игры – название организации, сферу её деятельности и определиться с кру-гом вопросов, которые станут предметом коллективных переговоров. Далее студен-ты делятся на три группы – представители работников, представители работодате-ля и группа независимых экспертов и специалистов, которые привлекаются сторо-нами для проведения независимой экспертизы или заключения по отдельным во-просам, рассматриваемым в ходе коллективных переговоров.

Стороны представителей работников и представителей работодателя разраба-тывают каждая свой проект коллективного договора. Данные этапы деловой игры


212

являются предварительными, поэтому их рекомендуется провести до семинарского занятия. На семинаре студенты дискутируют относительно рассматриваемых про-ектов коллективных переговоров и разрабатывают компромиссный вариант кол-лективного договора. Если по каким-либо вопросам прийти к согласию сторонам не удаётся, то между ними заключается коллективный договор на согласованных усло-виях, а спорные положения отражаются в протоколе разногласий, оформляемом от-дельным документом.

Протокол разногласий может быть в дальнейшем использован для проведения ещё одной деловой игры – «Коллективный трудовой спор», формат которой зависит от того, какая примирительная процедура будет применена для его разрешения – примирительная комиссия, посредник или трудовой арбитраж. При этом необходи-мо учитывать, что посредник не разрешает трудовой спор самостоятельно, а лишь помогает сторонам прийти к консенсусу, а трудовые арбитры выносят обязательное для сторон решение.

В заключении Ю.Г. Арзамасов и В.Б. Исаков подвели итоги круглого стола и по-благодарили его участников.


1. Арзамасов Ю.Г. Мониторинг нормативных правовых актов: природа, структура,проблемы регламентации // Юридическая мысль. 2010. № 4 (60).

2. Арзамасов Ю.Г.. Понятие и средства юридической техники. В кн.: Нормография :теория и методология нормотворчества: учебно-методическое пособие / под ред. д-ра юрид. наук Ю. Г. Арзамасова. М., 2007.

3. Баранов В.М. Норморайтер как профессия // Вестник Саратовской государственнойюридической академии. № 6 (119). 2017.

4. Бреднева В.С. Деформация профессионального правосознания юристов и техноло-гии ее преодоления. Южно-Сахалинск: СахГУ, 2019. 196 с.

5. Власенко Н.А. Нормотворческая техника в системе юридического инструментария //Нормотворческая юридическая техника / под ред. Н.А. Власенко. – М.: Юстицинформ, 2011.

6. Иванников И.А. Место философии права в системе юридических наук// Журнал рос-сийского права. 2018. № 4.

7. Либанова С.Э. Демокурия. – Курган: Курганский гос. университет, 2014. 318 с.8. Нормография: теория и технология нормотворчества: учебник для бакалавриата

и магистратуры / под ред. Ю.Г. Арзамасова. – М.: Изд-во Юрайт, 2017. 460 с.; 9. Хабриева Т.Я. Современные юридические технологии в теории и практике право-

творчества и правоприменения // Эффективность законодательства и современные юриди-ческие технологии (матер. заседания Международной школы-практикума молодых ученых-юристов. Москва, 29–31 мая 2008 г.) / отв. ред. Т.Я. Хабриева. М., 2009.

10. Хижняк С.П. Лингвистические проблемы юридической терминологии: программа спец-курса для студентов юрид. спец. // Юрислингвистика-4: юрислингвистические дисциплины на юрид. и филол. фак. рос. вузов: программы, учеб. планы / отв. ред. Н.Д. Голев. Барнаул, 2003.

11. Худойкина Т.В. Юридическая конфликтология: от исходных позиций теории допрактики разрешения и предупреждения юридического конфликта. Саранск: Изд-во Мор-дов. ун-та, 2001. 388 с.

Для цитирования: Арзамасов Ю.Г., Панарина М.М., Назайкинская В.А. Обзор материалов кругло-го стола «Методология и методика преподавания юридической техники в высшей школе» // Теория государства и права. 2021. № 3 (24). С. 185–212.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.016


213

Yuri G. Arzamasov*, Maria M. Panarina**,

Varvara A. Nazaikinskaya***

ROUND TABLE MATERIAL OVERVIEW "METHODOLOGY AND METHODOLOGY OF TEACHING

LEGAL TECHNIQUE IN HIGHER SCHOOL"

On December 15, 2020, an interdisciplinary round table with foreign participa-tion "Methodology and methodology of teaching legal technology in higher educa-tion" was held online at the Higher School of Economics.

The event was organized by the Department of Theory of Law and Interdisciplinary Legal Disciplines of the Law Faculty of the Higher School of Economics. Y. Arzamasov, the Professor of the Department, Doctor of Law, began the event by saying, “as there are many approaches to teaching legal techniques, and also due to the fact that some colleagues have already gained some experience in teaching it, authoring programmes, methodologies and courses exist, advanced training are held, relevant textbooks and teaching aids are pub-lished, therefore the ideas of conducting the round table, devoted to teaching legal tech-niques in higher school began to appear, as over 11 years have passed since the academic community has not discussed strategy and methodology for teaching legal technique”.

The Deputy Dean for academic affairs of the Faculty of Law, Doctor of Law A. Lari-chev addressed the participants of the round table with a welcoming speech, noted the im-portance of knowledge of legal technique for the construction of law norms and the contri-bution of round table participants to improving the teaching of relevant discipline in higher school. “From the very first year we have to attract students’ attention to the issues of rule-making, and it is very encouraging that there is such a discipline, where students from the earliest stages of their studies begin to learn the rules of legal technique. I think it is valua-ble that on the platform of the National Research University Higher School of Economics an authoritative community of scholars dealing with these issues has gathered together”, said A. Larichev.

The round table consisted of two discussion panels. The first one was dedicated to the problems of creating a strategy for teaching legal technique in higher school. The panel was moderated by Y. Arzamasov and V. Isakov, professors of the Department of Theory of Law and Interdisciplinary Legal Disciplines of the Law Faculty of the Higher School of Economics.

The introductory report was presented by Professor Y. Arzamasov. In his speech he posed the following questions. Is it possible to create a general strategy of teaching legal technique in higher school? If so, what should this strategy be? To answer this question, Y. Arzamasov gave an overview of the current programmes for teaching legal technique. The speaker pointed out the necessity of introducing a general basic theoretical course for the teaching of normography as the basis for a comprehensive approach in this area, and of es-

* Arzamasov Yuri Gennadievich, Doctor of Law, Professor of the Department of Theory of Law and In-terdisciplinary Legal Disciplines of the Faculty of Law, National Research University Higher School of Eco-nomics. E-mail: [email protected]

** Panarina Maria Mikhailovna, Senior Lecturer at the Department of Theory of Law and Interdisciplinary Legal Disciplines, Faculty of Law, National Research University Higher School of Economics, Candidate of Law.

*** Nazaikinskaya Varvara Alekseevna, Master's student of the Master's program "History, Theory and Philosophy of Law", Faculty of Law, National Research University Higher School of Economics. E-mail: [email protected]


214

tablishing research laboratories and research centers for normography and legal monitor-ing. The aim of such centers is comprehensive, encompassing theoretical, educational, me-thodological and practical aspects. The ontological aim is to further develop and modern-ize the conceptual positions of the theory of rule-making, normative legal technique, the theory of legal monitoring, its various types, in connection with new socio-economic chal-lenges. Educational objective: to train undergraduate and graduate students in the theo-retical foundations of rule-making and normative legal technique, rule-making and legal monitoring technologies; to promote successful experiences. The practical purpose is to prepare drafts of legal acts; to carry out their expertise; and to promote projects pre-pared by law students, postgraduate students and lecturers of the Faculty of Law. Metho-dological objective: to develop methodologies for the legal assessment of draft regula-tions and the monitoring of legislation; to prepare methodological and teaching aids on rule-making.

It was also noted that a number of scientific and educational organizations have al-ready opened master’s programmes aimed at training specialists in rule-making (Saint Pe-tersburg State University, Institute of Legislation and Comparative Law under the Govern-ment of the Russian Federation, etc.), and independent departments of rule-making are be-ing established.

The main goal, according to Y. Arzamasov, is the licensing of specialties for the train-ing of rule makers, the creation of departments and institutes of rule-making. Meanwhile, today we are at the beginning of the way, since only at the Saratov State Law Academy the Institute of rule-making has been established.

V. Baranov, Doctor of Law, Professor, Honoured Scientist of the Russian Federation, Honorary Worker of Higher Professional Education of the Russian Federation, Assistant of the Head of Nizhny Novgorod Academy of the Russian Ministry of Internal Affairs on inno-vative development of scientific activities, President of Nizhny Novgorod Research Scientif-ic-Applied Centre “Legal Technique” made a presentation “Normwriter, as a profession: doctrinal evaluation of arguments of approach opponents”. The rapporteur in his speech spoke about the need to develop professional and educational standards in the field of rule-making, which should specify who will prepare normative legal acts and what require-ments should be imposed on the normwriter. At the same time, V. Baranov noted that the model of the training programme for normwriters should be integral, and its content should depend on the specialization and the branches of law to be studied. He also stressed the need for a structure that would determine the required number of normwriters in the country and undertake their training. In this regard, V. Baranov spoke of the need to dis-cuss the creation of such a structure under the State Council of the Russian Federation.

M. Baranova, Doctor of Law, Candidate of Cultural Sciences, Professor, Honorary Worker of Higher Professional Education of the Russian Federation, Professor of Labour and Environmental Law Department of the Faculty of Law at N.I. Lobachevsky National Re-search University of Nizhny Novgorod devoted her report to the place of legal technique in the system of training specialists for law-making and law-enforcement. It was noted that the bias towards rule-making in teaching legal technique was caused by the fact that initial-ly the aim of the course was to teach how to “make law”. Nowadays legal technique is broadly understood to include topics related to the preparation of various legal documents. This approach is optimal due to the fact that the students, once they become lawyers, will be mainly engaged in law enforcement. She also focused on analyzing the methodological techniques used in the teaching of the course.


215

In her speech, A. Soboleva, Associate Professor of the Department of Law Theory and Interdisciplinary Legal Disciplines of the Faculty of Law at the National Research University Higher School of Economics, Candidate of Philological Sciences, shared her experience in teaching the discipline “Written Speech of a Lawyer”. She particularly stressed that the course was practice-oriented as it was aimed at shaping the sustainable skills of creating legal texts of different genres in compliance with the rules of the literary Russian language, procedural legislation requirements, and rhetorical rules of persuasive arguments. Anita Soboleva emphasised that students who study the course will not have any particular diffi-culties in formulating their position on legal issues in the texts of expert opinions, proce-dural documents or business letters and will be able to present their arguments in a cohe-rent and convincing manner.

Head of the Department of Jurisprudence at Sakhalin State University, Candidate of Law, Associate Professor V. Bredneva spoke on “Subjective factors in building an optimal model of training specialists for the rule-making process”. “The changing legal reality gene-rates new law-related professions: procurement specialist, HR specialist, freelance consul-tant, normwriter. The “normwriter” profession, however, does not have any standards de-veloped at all. The content of the profession of “normwriter” has been covered in detail by Y. Arzamasov, V. Baranov.

An optimal model of specialist training for the norm-setting process can be con-structed by developing answers to such questions as: The content and type of the “Normwriter” educational programme? Methods and foundations of assessment tools? What kind of educational organization, capable of training such professionals? The list of legal acts which these professionals should be able to produce? Who should be trained to draft legal acts professionally? Obviously, on the basis of subjective analysis, a variety of models for training such specialists can emerge, designed for different areas of professional activity.

The forming “Normwriter” educational programme should be adaptive, flexible, in-clude perspective scientific currents: normography (Y. Arzamasov, V. Baranov [3, p. 16–29; 8]), legal conflictology (T. Khudoykina) [11], mechanisms of public control/supervision (S. Libanova) [7], deformation of professional legal consciousness, legal technologies (V. Bredneva) [4]. “It is advisable to apply legal, linguistic, pedagogical, social and psycho-logical technologies in the training process”, V. Bredneva noted. In her opinion, “at this stage it looks promising to develop an additional educational program of professional re-training “Normwriter”, which can be implemented by any university. In the future, such a programme may develop into a full-fledged bachelor or master’s programme. The norms of the current legislation allow for normography to be taught as a separate profile of the degree in “Jurisprudence”.

She went on to say that, “the skills to carry out the normative process are not only important for normwriters if there is to be a separate educational standard. These compe-tences are important for future lawyers, state and municipal employees, human resources specialists, contract specialists, etc. Such training is possible within the framework of spe-cial training modules and disciplines. It seems important that normography should be taught to students of non-legal specializations in the same way as the disciplines of “Juri-sprudence” and “Foundations of Law” are included in the curricula in modern times.

A. Sokolova, Doctor of Law, Associate Professor at the Belarusian National Technical University (Minsk, Belarus) and Professor Emeritus at the European Humanities University (Vilnius, Lithuania) presented a paper “Problems of law-making modernization and new


216

components of the model training of specialists”, where she revealed the concepts of “law-making modernization”, “universal modernization”, “technical modernization of law-making”, “social modernization”. The latter, in her view, is the approval, acceptance and recognition of the rules of law by members of society, and for this purpose they (as actors in the public sphere) should be allowed to participate in the development of draft legisla-tion (not just in the discussion!)”. At the same time, the speaker highlighted the following directions:

– partial “denationalization”, multiplication of law-making actors;– creation of a public space for the development of draft laws with the participation of

civil society institutions (e.g., the “Crowdsourcing” technique); – joint law-making with civil society actors.The author of the report also outlined new approaches to the model of training of

specialists-normwriters. The “human rights approach”, which prescribes that all state activities, including edu-

cation, must be conducted from a human rights perspective, is about a “human rights based approach”. This notion has been incorporated in the programmes of the United Nations (UN). The objective is to build a culture of human rights and respect for human rights prin-ciples in all segments of state activity. The high standard of the profession of normwriter (and the legal profession in general) should include this very competence.

Interdisciplinary approach: formation of an integrative worldview. Modern humani-tarian science requires a change of research paradigm – the use of interdisciplinarity of a new order. The world-view of the specialists-normwriters must be formed on the under-standing of the interactivity of social and technological systems, the integrated picture of their vision in order to minimize serious instabilities, uncontrollable system changes, con-flicts and other challenges of our time when making legislative decisions.

The author also outlined “new components of the model for the training of profes-sional specialists-normwriters”. Among them, the theory of human rights.

This, in her opinion, component of the educational programme should include not on-ly human rights courses, but also case study – practice in solving specific cases to assess compliance with the principle of human rights in the legislative acts under analysis. The other remaining component is IT training, which implies the inclusion of a block on IT ba-sics in the educational programme. At the same time, its main objectives are:

1. Formation of skills in the use of artificial intelligence technologies, digital tools inlegislative activities, (technical modernization of drafting actions).

2. Formation of expert competencies in evaluating digital programmes to ensure legalrelations arising in the field of medicine (coronecrisis, euthanasia, organ transplantation, sex change), finance (new types of currency – block chain, bitcoins), ecology (climate change, environmental protection), other spheres. Skills in conducting a technical and legal review of a digital programme to ensure that its content, intended to be executed by a ro-bot-bot, complies with basic human rights and freedoms and human security.

B. Gerenroth, Associate Professor at the Department of Law Theory and Interdiscip-linary Legal Disciplines, Faculty of Law, National Research University Higher School of Eco-nomics, devoted his speech to the problems of teaching legal technique in non-legal higher education institutions. At the beginning of his speech Boris Gerenroth cited the results of his study of the literature on the theory of state and law, where he lamented that this topic is virtually unrepresented in textbooks of less than 300 pages. In view of the fact that un-dergraduate legal education is disseminated in various topics in textbooks on the theory of


217

state and law (rule-making, law sources), as well as in other academic disciplines, special importance should be given to the establishment of centers for rule-making and legal moni-toring, which will not only conduct research on rule-making and legal monitoring, but also train specialists for law-making process. Boris further highlighted the problem of too few hours allocated to the teaching of legal disciplines in non-legal disciplines, where students need to be given special knowledge of both technical and humanities content, skillfully combining them between them.

M. Davydova, Doctor of Law, Professor, Head of the Department of Constitutional and Municipal Law at Volgograd State University made a report on “Some methodological prob-lems of teaching legal technique”, in which she drew attention to a number of problems that currently determine the specifics of teaching legal technique. One of such problems is a significant differentiation of levels of not only preparedness, but also the development of students’ thinking activity. This is related to the multi-levels of learning and, as a conse-quence, the multitasking nature of the legal technique course. The strategic objective of this course (as well as that of the Faculty of Law in general) is the formation and development of professional thinking. Ideally, we should teach the student to think and speak legally. Un-fortunately, in some cases it turns out that it is just necessary to teach them to think and speak first, which also turn out to be the task of the legal technique course. The minimum level to be achieved in such a situation implies acquiring elementary skills in working with legal documents. However, both of these tasks (along with other tasks of “intermediate” complexity) can and should be carried out simultaneously so that students have an oppor-tunity to master the material offered, taking into account the level of complexity that is ac-cessible to each of them.

Another important problem, according to Professor M. Davydova, is students’ depen-dence on the Internet. Alongside the advantages (availability of permanent access to unlimited information sources, which can be effectively used during a class, formulating appropriate as-signments), this entails significant difficulties. For example, it is practically impossible to achieve independent writing tasks, compilation of documents and texts with free access to the Internet. However, work on the development of thinking and speech is unthinkable as long as the students’ desire to simply find a ready-made text instead of trying to create it themselves is not overcome. Hence, the wide application of the game component in the process of teaching legal technique is caused not only by the requirements of contextual learning (when with the help of simulation methods the student is placed in the context of the future profession), but also by an elementary desire to encourage students to think independently within a fictional situation for which there is simply no ready-made solution available online.

Head of the Department of Theory and History of State and Law of Belgorod State Na-tional Research University, Doctor of Law, Associate Professor V. Turanin devoted his re-port to the experience of teaching the course “Legal terminology in the modern Russian legislation” at the Law Institute of Belgorod State University.

We publish the abstracts of his speech. “There is no formal, substantive and methodological unity in the sphere of contemporary

legal education in the approaches to the training of future participants in law-making activities. In most cases, students of law faculties and institutes in the context of law-making training study only the discipline “Legal technique” (at the level of a specialist and undergraduate), as well as some scattered author’s special courses [8; 10, p. 58–61]. But is this enough? We believe that from the point of view of the complete training cycle (specialist, bachelor-master's) the vector of multidimensional study of law-making activity should be strengthened.


218

The proposed course “Legal Terminology in the Modern Russian Legislation” has been studied for five years in the master’s degree programme of the Belgorod State Nation-al Research University within the Federal State Educational Standard of Higher Education in the field of training 40.04.01 Jurisprudence. It has a pronounced interdisciplinary charac-ter, and it is a new, demanded trend of modern legal education. In the course students ac-quire knowledge not only in law, but also in linguistics and logic, which is associated with a multidimensional study of the processes of formation and use of modern legal language.

The main aim of teaching this course is to prepare future lawyers for practical law-making activities, to impart to them the skills of working with a legal text, to form the ne-cessary competencies in the field of law, logic and linguistics.

The objectives of the course “Legal Terminology in the Modern Russian Legislation” are: – to form a system of interdisciplinary knowledge of legal terminology and the specif-

ics of its use in law-making activities; – to inculcate in students the skills to identify problems in the use of legal terminolo-

gy in Russian law, and to determine ways to eliminate them; – to reveal the mechanism for forming the terminological apparatus of a legislative or

other legal act; – to acquaint with the methodology of legal terminology expertise.The main (brief) contents of this course must look as follows: Section 1. General provisions. Topic 1.1. The concept and essence of legal terminology. Topic 1.2. Formation and classification of legal terminology. Topic 1.3. Concept and features of legal terminology development. Section 2. Using legal terminology in modern law. Topic 2.1. Common problems in using legal terminology. Topic 2.2: Interpretation of legal terminology. Section 3. Development and review of legal terminology in law-making. Topic 3.1. Procedure for developing legal terminology. Topic 3.2. Features of legal terminology examination. It is to be noted that the presented course includes topics that are arranged in a strict-

ly logical sequence, which ensures the success of its study and predetermines its connec-tion with other legal and non-legal disciplines.

The material is traditionally covered during lectures, seminars and practical classes, as well as in the process of independent work of master students, which involves detailed mastering of theoretical developments of leading Russian and foreign scientists (text-books, monographs, scientific articles). To prepare for seminars and practical classes, students analyse texts of legislative and other legal acts, as well as their drafts, prepare scientific reports.

Summing up, we ask the question: why legal terminology? Our answer is: because it is in the verbal (terminological) sphere that most of the problems of modern legislative and other legal acts are contained, negatively affecting their quality. And one cannot ignore this. In this respect, teaching the basics of working with legal terms seems to be a promising, important and necessary segment of the legal education process”.

T. Zrazhevskaya, Commissioner for Human Rights in the Voronezh region, Doctor of Law, Professor, Honoured Lawyer of the Russian Federation made a report on “Participa-tion in expert and project work as a method of training specialists for the rulemaking process” within the round table.


219

Professor N. Mamitova, Professor of the Department of State Studies of the Institute of Public Service and Administration of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Doctor of Law, made a presentation on “The role of legal expertise in the training of professionals for the rule-making process”.

We publish the abstracts of this report. “At the present stage of development of the Russian state the problem of expert sup-

port of the legislative process is extremely important, since the absence of a system of scientific elaboration of draft laws negatively affects the quality of adopted laws. The ex-pertise of both already adopted laws and draft laws plays a special role in ensuring the ef-fectiveness of legislation in force in the country. The task of creating a theory of legal exper-tise within the framework of the general theory of state and law is paramount in its es-sence. This task has both a scientific and methodological as well as an academic and prac-tical nature. Despite some research into various types of due diligence, particularly anticor-ruption due diligence, legal science lacks a unified theoretical approach to defining the con-cept of legal expertise, as well as its principles, functions and methods.

Firstly, legal expertise of normative legal acts and their drafts has become a necessary tool for the management of state affairs and the formation of new structures of civil society. Involvement of an increasing number of independent experts with a high level of profes-sionalism on certain issues of social development allows us to talk about the high degree of interaction between public authorities and civil society institutions, about the awareness of citizens and the public, about the condition of the legal basis of the Russian state. The above determines the importance of legal expertise.

Secondly, legal expertise is one of the main mechanisms for improving the level of ef-ficiency of legal regulation and modernization of Russian legislation. Legal expertise con-tributes to the balance and stabilization of legislation and the practice of its application. A special role for the progressive development of law-making is played by anticorruption expertise, which improves the quality of legislative technique and makes it possible to con-trol law and order in society. Aspects related to anti-corruption expertise are part of the overall problem of fighting corruption in Russia.

Thirdly, the current system of Russian legislation at federal, regional and municipal levels needs a coordinated government policy. Haphazard legislation, excessive multiplicity of laws and sub-legislative acts, their internal inconsistency and inconsistency make it ne-cessary to develop the concept of expert policy, which should become part of Russia’s legal policy at the current stage of its development.

Fourthly, due to the unification of international legislation and the formation of inter-state institutions and bodies, the role of expertise, including anticorruption expertise, will increase. The establishment of the Customs Union of the Republic of Belarus, the Republic of Kazakhstan and the Russian Federation, the Eurasian Union, the Union of Belarus and Russia, other international unions testify to it. Legislators of different states as well as in-ternational organizations, including the United Nations and the Council of Europe, should have a common understanding of the key concepts of international law. Globalization, in-ternationalization and other processes of legal reality have necessitated the creation of su-pranational expert structures, which in their activities should take into account both na-tional experience and international practice of expert activity”.

S. Boshno, Doctor of Law, professor, holder of an SJD degree of the Pennsylvania Uni-versity (USA), made a speech on “Experience of trainings in analytical support of legislative activity of the State Duma, Council of Federation and parliamentarians of the Russian Fed-


220

eration”, in which she shared her experience and problems of teaching legal technique to parliamentarians and the staff of the Federal Assembly of the Russian Federation. She spoke about the difficulties in organizing and teaching professional development courses in the chambers of the Federal Assembly, the need to be able to choose an interesting topic, the choice of didactic techniques, the students’ rejection of the knowledge of legal tech-nique, etc.

Dean of the Faculty of Law of the Sochi Institute (branch) of the Peoples’ Friendship University of Russia, Doctor of Law, Doctor of Political Sciences, Professor I. Ivannikov made a report “Philosophical and legal aspects of teaching legal technique”, during which he noted “that by studying the philosophy of law, a lawyer increases his legal conscious-ness”. “The practical function of philosophy of law is that it is a guide to action for changing the real state-legal reality. The philosophy of law forms a critical perception of reality, ex-isting political and legal relations, state power, law and legal theories. Studying the philos-ophy of law helps to acquire legal values, form political-legal ideals, raise the level of legal awareness and legal culture and the desire to establish justice based on the rule of law and respect for national laws and legal values” [6, p. 41]. “It concerns first of all the issues about the essence of law and law understanding, legal values, the essence of real and ideal law. The connection of law-making and law enforcement with ethics, religions, and state re-gimes is obvious. In these days, it is necessary to update the attention of young lawyers to the works of great thinkers, to legal justice, law and freedom. Philosophy of law cannot be replaced by comparative law or legal theology. It will help to understand the world of law and navigate the constantly changing political life and legal values” [6, p. 41]. Knowledge of the philosophy of law forms the attitude towards the current law and the application of law. Therefore, works on philosophical problems of legal technique are needed. Although the name ‘legal technique’ is an unfortunate one. The objective of the methodology of teaching legal technique is to prepare students for practical work in the sphere of law drafting and law enforcement.

In order to achieve this, it is necessary to: – to form the skills of independent work, which is characteristic of the modern com-

petent approach in education; – to teach critical thinking about the organization and conduct of law-making and law en-

forcement. In this respect, it would be appropriate to conduct play-activities. For example, when considering the topic “Law-making”, I conduct a game lesson “State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation”. Students prepare drafts of laws, which do not yet exist;

– to introduce courses in the system of master’s and post-graduate education on thepreparation of sectoral legal acts.

In the conditions of distance education, it is necessary to introduce teaching methods that stimulate intensive thought and practical activity, orienting students to master some topics of the course independently. The acquired knowledge should be demanded by socie-ty and practitioners. Therefore, training should be practice-oriented and accompanied by simulation of situations, which will be faced by a graduate of a law school, institute or facul-ty. It is desirable to invite current deputies of various levels to such classes as experts”.

M. Panarina, Candidate of Law, Senior Lecturer of Law Theory and Interdisciplinary Law Disciplines Department of Law Faculty of the National Research University Higher School of Economics made a presentation on “Digital education methods and techniques of resolving labour conflicts”.

We publish the abstracts of her report.


221

“Today, in order to be successful an employee needs to have a range of skills and competencies, not only in law, but also in business psychology, not only in labour law, but also in conflict resolution skills. In this context, the student must understand: a) how to correctly apply labour law to protect his or her interests; b) how to adapt to the basic prin-ciples of the organization as part of “soft skills” training (learning “flexible” skills, social and psychological skills); c) how to protect oneself from the employer’s misconduct; d) how to handle employee complaints while in the employers “chair”; e) how to provide feedback to the employee without having to go to the state authorities and to take the labour conflict “outside the organization”.

To address these challenges, a comprehensive digital training methodology has been developed on ways and means of resolving workplace conflicts, the aim of which is to: move from one stage of workplace conflict to another by simulating them through different kinds of business games and forms of learning activities.

Seminar lesson plan: 1. Case game “Adoption of amendments to the Labour Code of the Russian Federation”.Purpose: study of the basics of labour legislation, identification of legislative “gaps”,

perspectives for improvement of labour legislation. 2. Invitation of a special guest, a practitioner (conducting a master class) to develop

students’ communication skills with legal practitioners, identifying ways of development in future practice.

Purpose: to develop students’ skills in preventing and resolving labour conflicts when setting up new companies, start-ups.

3. Written assignment: “Analysis of practical situations on the Internet site “Onli-ninspection.rf”.

Purpose: since the cases posted on the “Onlineinspection.rf” website are real situa-tions encountered by the subjects of labour relations when terminating an employment contract, their consideration during the seminar sessions will allow students to work di-rectly on the issue of finding ways to resolve specific labour conflicts, paying attention to the frequency of labour conflicts and the reasons for their occurrence.

4. Business game: “Wage modeling and labour conflict settlement at the stage ofagreeing the terms of the labour contract on the employee’s wages”.

Purpose: formation of the student’s skills in settling individual labour conflicts in de-termining the terms of employment contracts, arguing their position, determining the terms of the employment contract based on the economic performance of the organization (the benefit of the organization).

5. Business game with “cards” of employee and employer.Purpose: to use the norms of labour law and soft skills to challenge the termination of

the employment contract by the employer’s initiative. 6. Business game: “Labour conflict”.Purpose: to get acquainted with possible work situations and interpersonal relations

in the work collective; to find different ways out of the situations in the form of a game, to help identify the causes of such situations; to try to determine the necessary personal and functional qualities of each “character” of the situations described.

7. Familiarize students with the activities of a labour court in resolving labour disputes.Description of the form of learning activity: attending a court session to familiarize

students with the work of the court in the area of labour disputes and the court practice in settling labour disputes.


222

8. Business game: “Judicial Process”.Purpose: formation of knowledge, skills and abilities of students about the peculiari-

ties of court proceedings in the first instance court of labour disputes, about the procedural rights and obligations of the parties, as well as the mechanism of making a court decision on the case”.

Professor of the Department of State and Legal Disciplines of the Academy of Man-agement of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Doctor of Law, Associate Professor, A. Repev presented a report “Interactive and business games as a method of teaching legal technique”, where he noted: “The discipline ‘Legal technique’ pursues the aim of forming of students and listeners a complex of knowledge, abilities and skills necessary for organization in future professional lawyer activity, for example: on realization of rule-making process at a level of legislative and representative authorities; protection of rights and legitimate interests of citizens during legal protection activity; development and adop-tion of organizational and procedural rules of a legal profession.

The experience of implementing this discipline in the training direction 40.03.01 “Ju-risprudence”, specialization: “Public law”, Bachelor’s degree level showed that taking into account a small number of classroom lessons (according to the curriculum contact work with the lecturer is not more than 40 hours) given to study the discipline and the need for a given amount of information to master a very significant amount of time, the use of gaming and non-gaming interactive teaching methods seems the best option for teaching discipline.

The term “interactive teaching method” means interaction, being in a mode of con-versation, dialogue with someone. Unlike other active methods, interactive ones are fo-cused on a wider interaction of students not only with the lecturer, but also with each oth-er, as well as the dominance of students’ activity in the learning process. The lecturer’s role in interactive classes is limited to guiding students in achieving the objectives of the class.

Such forms give the practical class, on the one hand, a focus on consolidation of theo-retical and practical knowledge obtained during lectures and seminars. On the other hand, they cause lively interest of students, significant activity, as well as greater intellectual ten-sion compared to traditional methods, forming cognitive and professional motives and in-terests in students, abilities and skills of social interaction and team communication, abili-ties of individual and joint decision-making.

The advantages of game-based methods over traditional forms of teaching have re-vealed their positive impact on the organization of the educational process. So, for example, on Topic 4 “Interpretive Legal Techniques” a business game was developed on the model of a TV quiz “Its Own Game”. The game contains 20 questions, which are divided into 4 groups, united by one topic, 5 questions in each. The groups are named as follows: “Prov-erbs and sayings in law”, “Personalities in legal science”, “Archaisms and historicisms”, “Homonyms in legal technique” as well as a final round question. It was this form of a les-son that greatly enriched the lecturer’s toolkit on the discipline taught. For instance, it pro-vided an opportunity to activate the initiative of each student and thus a chance to assess the knowledge of practically the entire group of students.

It should be admitted that, for a lecturer, the game form of teaching is a complex me-thod of conducting a lesson in organizational terms. The preparation of a practical lesson using this teaching method requires both in-depth knowledge of the topic of the lesson and a considerable amount of time.

Certainly, for more variety as well as depending on the topic and purpose of the les-son, lecturers may also use non-game interactive teaching methods (e.g. brainstorming,


223

case studies, etc.), which also help to achieve much greater success as compared to tradi-tional forms of teaching.

For instance, practical exercises on Topic 2 “Language of Law. Special methods of le-gal technique” provides for solving an interactive crossword puzzle with questions formu-lated in such a way as to cover the features of the language of a legal document, to develop literacy skills, official style, narrative method of presentation as basic technical-legal rules. This approach allows the lecturer to determine the degree of readiness of students to the topic in question, while the students, while completing the answers to the proposed ques-tions, can consolidate, refresh in memory or eliminate existing gaps in knowledge regard-ing the topic.

Another example of the application of non-game interactive teaching methods is a lesson on Topic 3 “Evaluative concepts and collisions as objective phenomena of legal technique” with a task to solve an interactive word puzzle. At the beginning of the main part of the lesson students are given or displayed blank forms with a fillword. The task for the students is to find the main concepts used in the articles of different legal acts among the letters. After that in the answer sheet they should formulate the theoretical meaning of these notions as well as specify the norms of administrative, civil, criminal, penal and penal enforcement legislation, etc., in which they are referred to. In the case of a traditional class with the usual study of these concepts, it is much more difficult to activate the students. The presented form not only generates cognitive interest on the part of the student to the topic being studied, but also allows the lecturer to find out the level of readiness of the group to the lesson, as well as to identify existing problems of understanding of certain provisions of the law”.

Leading researcher of the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation, c.j.s., associate professor V. Rudnev presented the report “Features of teaching legal terminology”.

“Legal terminology, as a separate subject taught to students of higher school, is ex-tremely important as an element of legal technique, its core. It is indisputable that the de-velopment of legal terminology affects the improvement of legal technique. We should agree with Y. Arzamasov that “by using legal terms, the state, through its authorities, speaks the language of law and expresses its will, i.e. sets all kinds of prohibitions, imposes certain obligations on legal and natural persons and their associations, provides opportuni-ties for the exercise of rights and legitimate interests” [2, p. 107]. In this regard, the role and importance of legal terminology in many spheres of life undoubtedly increases. In the course of teaching “legal terminology” there is a need to use knowledge not only in the field of jurisprudence, but also in the field of philological and other related disciplines. A lecturer of “legal terminology” should have knowledge in these areas as well as in law, which can improve the level and quality of teaching of the course. It may be useful to invite, in some cases, philological lecturers to take part in the legal terminology course and to develop joint teaching materials. It would not be impossible to teach the course on “legal terminol-ogy” not only to law students, but also to students of other specialties. It is important in teaching this course to inculcate students with the skills to apply reasoning using legal terminology both in written and especially in oral speech.

The lecturer must be proficient in the relevant methods and tools. This will require great skill. Optimal use of legal terminology can contribute to achieving necessary goals in the activities of e.g. participants in legal proceedings-civil, criminal, administrative, arbitra-tion (judges, lawyers, prosecutors, etc.) This should be the focus of some effort, which is


224

important in teaching legal terminology. In addition, the teaching of legal terminology can be aimed at training law students, taking into account the possibility of their future work in various branches of industry, economy, where legal terminology can also be used, in particu-lar in the activities of a legal adviser in an industrial enterprise, etc. The teaching of legal terminology should guide students and other categories of learners to use legal terms accu-rately. The lecturer should draw the students’ attention to the inadmissibility of using legal jargon in written and oral speech, such as “anti-laundry legislation”, etc. The lecturer should take a principled stance and defend the need for purity of the Russian language. It should be explained to students the detrimental nature of the use of legal jargon in order to improve the culture of their written and oral speech and the correct application of legal terms.

At the same time, it seems important to demonstrate to students how and in what cases and circumstances it may be necessary to explain the meaning and significance of a particular legal term. Explanation of legal terms is not excluded in situations that require it, e.g. in jury trials or in case of persons who are not proficient in the language of court proceedings. The scientific literature indicates that legal terms may be difficult to understand if knowledge of the language is limited to domestic situations in which special legal terms are not used.

When teaching and improving the course “legal terminology” the use of artificial intel-ligence could be a promising direction. An appeal to artificial intelligence, can contribute to a fuller and deeper perception of legal terms by students, lead to the development of new learning technologies, as well as, perhaps, the emergence of new legal terms. In the very near future, this will require the lecturer to develop a methodology for teaching legal ter-minology at a possibly different level”.

D. Milinchuk, Associate Professor of the Department of Legal Disciplines at Moscow Financial-Industrial University “Synergy”, PhD in Law, spoke on “Conflict of Laws as an aca-demic discipline: structure and place of the discipline in the system of normative training”.

We publish the abstracts of her speech. “The development of society is accompanied by the emergence of new social rela-

tions, the legal regulation of which, at times, leads to the emergence of conflicts and gaps in the law. This natural process of law’s life helps it to become more perfect.

However, legal conflicts are not always caused by objective factors; more often they have a negative “charge”. This is because the uncertainty and ambiguity of the law leads to instability and therefore the law cannot be regarded as a reliable regulator. The conflict-free nature of the law goes hand in hand with the stability of the law and is a sign of it. In our opinion, stability is a very important feature of law with the help of which we achieve certain stability, immutability and even “strength”, bringing law closer to the category of a reliable and perfect regulator of social relations. Among the possible causes of legal con-flicts many of them are subjective and arise due to the fault of single subjects of the law-making (parliamentary chambers, the government, a minister) or due to the fault of the de-veloper of the draft of the normative act or the subject who drafts the act.

The reasons for legal conflicts can also be subjective, arising from the fault of certain subjects (the chambers of the Parliament, the minister, the developer of the draft norma-tive legal act or the entity providing the normative process). For example, when the draft normative legal act has not undergone a regulatory impact assessment or has not been agreed with the authorities concerned, etc.

The conflict of laws is an inter-branch functional legal institute which has its own sub-ject of legal regulation and consists of the rules which help to choose the applicable law norm and also offers an efficient mechanism for solving and preventing legal conflicts.


225

Within the legal system, conflict of laws is a set of rules that help to resolve conflicts. In order to extrapolate scientific and empirical knowledge about possible ways out of legal conflicts it is proposed to introduce the discipline of “Conflict of Laws” in the system of education of norm-setters.

The discipline should be structured in three parts. The first (general part) should represent a basic theoretical system of knowledge containing doctrines about the very na-ture of legal conflicts, their classification, as well as the identification of causes and condi-tions of their occurrence. The second part of the course is empirical (special) and is related to didactic methods of transferring knowledge, skills and abilities in resolving and prevent-ing conflicts in law, developing a mechanism for identifying conflicts and accumulating judicial practice on the issue of resolving conflicts in law, monitoring legal acts and norma-tive contracts for the presence of conflicts in them, as well as teaching modern techniques of identifying conflicts in law. A special feature of the subject of the legal discipline “Conflict of Laws” is its connection with legal conflictology”.

Associate Professor of the Department of Theory and History of State and Law of St. Petersburg University of State Fire Service of the Ministry of Emergency Situations of Rus-sia, candidate of pedagogical sciences, E. Odinokova presented her report “Development of the skill of drawing up documents in practical classes on legal technique”.

Application in the work of theoretical means and mechanisms of legal activity, in-depth study of the basic features, means, techniques, methods and methods of conducting legal work, techniques of creating various kinds of legal documents and techniques of their systematization, interpretation and application. This objective is achieved through a com-bination of classroom studies and independent work of students, using regulatory and legal sources, educational and monographic literature, as part of the educational process during the training on the discipline “Legal technique”.

The ability to competently compose a document of a legal nature is an essential skill that a legal professional must possess. The modern education is focused on practical train-ing of certain competences. However, the discipline of “legal technique”, which in the mod-ern period represents a system of often contradictory scientific views on the theory of legal activity support, does not contain an algorithm in drawing up specific documents. It is about the fact that, having a theoretical foundation that gives an idea of the concept of legal technique, its types, techniques and methods, students are completely dependent on the subjective experience of the lecturer in the matter of drafting a particular document.

It seems that teaching should be based on the understanding of legal technique as a system of law-making and law-enforcement techniques and a set of practical skills in drafting legally significant documents. The teaching methodology should contain not only a sample of document drafting but also the accompanying experience to ensure the relev-ance of the document. This includes familiarization with the regulatory framework govern-ing the drafting of a document; an opportunity to compare similar documents; reasoning about each paragraph and section of the document; variations in wording; possible mis-takes and their legal consequences.

As the training programme often allocates a small number of hours to “Legal Tech-niques”, the skill of drafting documents in practical classes should be practiced taking into account the specifics of the higher education institution. The following algorithm for prac-ticing the process of drafting documents is suggested.

The first step is to choose the form of the document. It is important to realize that it is not only the skills of legal drafting that should be practiced, but also any documents of legal


226

significance. The subject of each practical exercise should be a document that is expected to be encountered in the future professional activity of a specialist. Such a document may be a contract with a stipulated purpose; a protocol on an administrative offence under a cer-tain article of the Code of Administrative Offences of the Russian Federation; a court deci-sion made under a certain article of the Criminal Code of the Russian Federation and many other options.

Next, students need to think about the title, structure and content of the document. The aim of this stage is for the student to imagine what the end result should be, but with-out going into specific points yet.

Then each sentence is formulated, specifying the concepts, definitions and construc-tions. For example, the subject of a contract, the subject of a protocol on an administrative offence; the essence of the case under consideration as part of a court decision, etc.

An important stage, which often has to be excluded, is the search for normative acts regulating the procedure for drawing up a particular document. This is the case because this stage can be time-consuming and also because there is no possibility to provide the students with a fully accessible regulatory framework. Therefore, the practical training is based on the normative material prepared by the lecturer. Based on the examples given, these are samples of contracts, punctures for administrative offences, court decisions. The allocation of a separate practical lesson for this purpose can give a good effect for students, which allows students to consolidate the skill of orientation in the regulatory framework, expand the normative outlook, provides an opportunity to analyze and use normative legal acts competently, provides a systematic link between the norms regulating certain provi-sions of record keeping and issues of document preparation.

Then all the clauses are formulated as a whole, taking into account the rules inherent in the structure of a particular document. The lecturer shall be responsible for controlling and clarifying which rules and techniques of legal technique were used by the students, whether the provisions of the document are written in a legally competent, business-like language, whether it is written in a logical manner, etc.

In the process of working on the document, it is possible to conduct a business game with the allocation of the roles of the students responsible for the different parts of the document, with the subsequent consolidation of the overall result, and with the use of de-bates on specific parts of the document.

On the part of the lecturer, it is possible to simulate an event that needs to be accom-panied by a document, allowing the students to find they in the shoes of the officials re-sponsible for drafting the document and for the decisions to be made. This method makes it possible to identify the organizational skills and to assess the activity of each student.

The final stage of the work on the document is the “peer reviews” stage, in which the students act as experts by sharing the documents they have prepared. During this stage there is an active discussion, opinions are expressed, if there are any shortcomings, these are constructively justified and new wording, structures, clauses, etc. are proposed.

The above-mentioned stages of document drafting skills development will bring stu-dents closer to understanding the practical essence of the “Legal Technique” discipline. I would especially like to emphasize the need to know not only the scientific theory but also the specific legal requirements for written documents, which have an impact on the legal value and validity of a document”.

The Head of the Secretariat of the Legislation Committee of the State Council of the Republic of Crimea, PhD I. Bondarchuk made a report on “The implementation of practice-


227

oriented approach in teaching legal technique on the example of the State Council of the Republic of Crimea”.

In particular, he noted: “Over the past six years the Republic of Crimea has undergone large-scale legal and structural transformations. Hundreds of new laws have been passed aimed at modernizing the region. Among them, the Constitution of the Republic of Crimea occupies a fundamental place, as well as the laws that have ensured the preservation of the social protection measures that existed before Crimea was incorporated into Russia, the realization of rights and legitimate interests in the areas of property and land relations, ur-ban planning, education and healthcare. Appropriate measures have been taken to shorten the transition period of this process by strengthening the role of the courts in overcoming problems of successful integration. Constitutional reform and concretization of the provi-sions of the Law on Amendment of the Constitution of the Russian Federation have been initiated since the end of 2020. In the context of the new cycle of improvement of the array of legislation of the Republic of Crimea, it is necessary, above all, to focus on procedural is-sues, as well as on the emerging problems of compliance with the necessary rules and legal technique techniques”.

Bondarchuk also stressed that “legal technique teaching is, unfortunately, mostly of an abstract and theoretical nature: often only ideal models are discussed, detached from contemporary legal reality. Insufficient attention is given to case studies, practices and pro-cedural aspects of preparing legal acts.

In this respect, he suggested that greater emphasis should be placed on a practice-oriented approach in the teaching of legal technology. It is necessary to make bolder use of and examine current problems in the preparation and adoption of laws, problems related to their publication and entry into force in the teaching process. Examples of such metho-dologies can be found in the practice of the State Council of the Republic of Crimea. I. Bon-darchuk suggested three priority approaches to teaching legal technique in higher educa-tion as exemplified by the State Council of the Republic of Crimea:

1. Involvement, as a rule, of master students of Crimean universities in the prepara-tion of certain draft laws during internships on the basis of the State Council Committee on Legislation of the Republic of Crimea. Relevant in this case is the relevant work on bringing the normative legal acts of the Republic in line with the federal legislation. In particular, note the work of the masters of the Crimean branch of the “Russian State University of Jus-tice” in preparing a draft law of the Republic of Crimea “On Amendments to the Law of the Republic of Crimea ‘On the maintenance and protection of pets and measures to ensure public safety in the Republic of Crimea’”.

2. Interaction of profile committees and deputies of the State Council of the Republicof Crimea with members of the Youth Parliament of the Republic of Crimea. An interest-ing experience is the organization and conduct of the Republican competition of law-making initiatives “My Legislative Initiative. Crimea”. Thus, for the first time in the format of the competition young people (Crimeans aged 14 to 25 years) offered their ideas for improving the legal framework of the region in 8 areas: economy, youth policy, education, public administration, energy and others. Based on the results of the submitted practices and experts, the contest initiatives were discussed with the deputies of the State Council of the Republic of Crimea regarding the possibility of further implementation of the legis-lative ideas.

3. Preparation of scientific and practical comments on legislative issues. It should benoted that there is a need to develop some general rules concerning the technique, metho-


228

dology of drafting bills of the subjects of the Russian Federation, as well as highlighting the different options for enshrining such norms. The State Council of the Republic of Crimea pays special attention to theoretical aspects of the training of lawmakers and the impact on law-making of recommendations, scientific and practical manuals and comments relating to the legal and technical design of draft laws of the Republic of Crimea. Thus a comprehen-sive review of law-making issues, including the conceptual apparatus in this area, how to plan the legislative work, methodology for analyzing the subject of legislative regulation, choice of form and type of a legislative act, forming the concept of the bill and other issues related to the preparation of bills in the Republic of Crimea are reflected in two handbooks on the legislation of two new Federation subjects, which are virtually doctrinal material for all professionals working in the field of regional legislation:

1) Normotvorcheskij process v subektah Rossijskoj Federacii (na primere RespublikiKrym i goroda federal'nogo znachenija Sevastopolja): uchebnoe posobie dlja magistrov [Rule-making process in the subjects of the Russian Federation (by the example of the Republic of Crimea and the city of federal significance Sevastopol): textbook for masters] / I.V. Bondar-chuk, O.V. Butkevich, A.V. Rudenko [etc.]; ed. by S.A. Trofimov, I.V. Bondarchuk. – Simferopol: IT ARIAL, 2018. – 356 p.

2) Normotvorcheskij process v Respublike Krym i Sevastopole (po materialam 2018 go-da): uchebnoe posobie dlja magistrov [Normative process in the Republic of Crimea and Sevas-topol (on the materials of 2018): textbook for masters] / I.V. Bondarchuk, O.V. Butkevich, A.V. Rudenko [etc.]; ed. by S.A. Trofimov, I.V. Bondarchuk. – Simferopol: IT ARIAL, 2019. – 424 p.

Associate Professor of the Department of Theory of State and Law at V. Kikotya Mos-cow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, PhD in law, Associate Professor S. Ivanov presented the report “Specifics of composing practical assignments on legal technique in the distance”.

“In teaching the discipline of “Legal technique” when using distance learning, it will be of great importance for the students to perform various types of assignments – theoreti-cal, logical, game and other types of assignments. When choosing the applied strategy of teaching legal technique for all categories of students the most effective are practical tasks. They are a set of tasks and exercises that use theoretical and applied legal provisions that are used in the topic, section or the entire course.

The compilation of practical assignments on legal technique used in distance learning has certain differences from the compilation of this type of assignment in the contact form of study. When completing practical assignments in contact form, the lecturer can assess the reaction to the assignments of the whole study group and each student. At any moment of the seminar or practical training session they may focus the students’ attention on a cer-tain part of the task, ask a group (a certain student) a leading question on the correct an-swer, remind of a legal theoretical or practical provision which will help to find the right answer, etc. When teaching legal techniques in distance learning, the lecturer’s help is complicated by the absence of the most important thing – the students’ reaction when working in audio communication mode, as well as by the distortion of the reaction in video communication mode.

Therefore, in the author’s opinion, one of the main features of the algorithm of prac-tical tasks on legal technique in distance learning will be the formulation of a number of logically interrelated questions on the topic of the lesson (section, course), with the help of which the students will be able to get a correct answer to the task itself. Through answer-ing questions on different elements of the task and their subsequent verification with the


229

correct answers students will be able to check their knowledge on a specific issue, topic, section or the whole course of legal technique. If there are grading criteria, students may even give their own grades for the practical exercises. In this case, the lecturer will have the material not only to assess students’ knowledge, but also the material for correction of di-dactic methods for mastering complex issues of this discipline.

Thus, practical tasks in a distance learning course should provide the lecturer with in-formation on the learners’ performance and also help the learners themselves to better na-vigate the learning material on legal techniques in the distance learning process.

Practical tasks may be compiled both for the whole group and personally for each student if they address, for example, one group of normative provisions or articles, type of normative legal acts, because when working remotely, access to the normative array is faci-litated even by using a smartphone, although any computer device (PC or tablet) will speed up the practical task.

Thus, thanks to the use of practical tasks in teaching legal technique, the readiness of students to apply theoretical and applied knowledge in simulated situations is checked, in-dependent acquisition of new knowledge by them through the practical application of theo-retical provisions to solve a typical situation (issue) is ensured, understanding of how the knowledge acquired by students will be used in the practical work of a lawyer is provided”.

V. Nazaikinskaya, a post-graduate student of the Law School of the First-Year Law Faculty of the National Research University Higher School of Economics, devoted her pres-entation to various models of teaching institutional law-making.

Here are the abstracts of her speech. The considerable popularity of legal technique in the scientific community today is

due to the role that legal technique plays in improving the system of legal acts and the es-tablishment and development of the entire legal system. At present issues of legal tech-nique are considered at the highest state administrative level.

It should be understood that this issue should be given due attention not only in rela-tion to the adoption of laws, but also to the detailed normative legal acts. The Russian mod-el of legal regulation is primarily characterized by the fact that laws without detail rarely work. In this connection, the issues of departmental rulemaking become more relevant.

At present it seems possible to distinguish the following models of teaching depart-mental rulemaking. One of the most common is the consideration of these issues within the framework of the general theory of state and law, as well as a variety of sectoral legal dis-ciplines, such as constitutional, municipal, administrative, labor law.

Of course, this model not only does not give proper coverage to the issues related to departmental rule-making, but also to the basic aspects of rule-making and legal technique, in general. This is due to objective reasons related to the abundance of topics to be covered in these courses and the limited number of hours allocated to the teaching of the respective disciplines.

The next model is to address the issues of departmental rulemaking within the frame-work of a special course on “Legal Techniques”. This model usually involves an introduction to the most basic concepts and principles of legal technique or the teaching of a purely normative legal technique, which is much more than the name of the discipline. In this case, the legal technique of law enforcement and interpretative acts is left completely unattended.

Finally, the third model presupposes a special course “Normography: Theory and Technology of Rule-Making”. This is the model that is currently implemented at the Faculty of Law of the National Research University Higher School of Economics.


230

The special part of the course deals with the issues of agency rulemaking. It seems that such a model is the most optimal, as it allows within the general part to acquaint stu-dents with the basic fundamental issues of rule-making and legal technology, and then move on to the consideration of the specifics of developing specific types of normative legal acts. A separate course on departmental rulemaking is not possible at present because it would require too much time. Such a model can only be implemented in the framework of certain specialized programmes.

Among other things, a positive trend that should be noted today is the emergence, along with individual disciplines, of whole educational areas related to norm-setting activi-ties. In particular, St. Petersburg State University has a Master’s programme ‘Lawyer in the Sphere of Standard-Setting’.

The description of this programme states that it is aimed at training specialists with fundamental knowledge and competencies necessary for rulemaking as a special type of activity in public authorities, companies and organizations. In particular, the programme takes into account the major challenges of our times, namely the need for enhanced human rights protection in a globalizing world and the rapid development of modern society.

Nazaikinskaya concluded by noting that legal technology was often taught in higher education institutions in a purely theoretical manner. In this regard, case studies should be actively implemented to ensure that the theoretical knowledge is applied in practice in the drafting of specific legislation and regulations, including departmental regulations.

The creation of relevant research laboratories seems to be advisable. Of course, it is not possible to focus only on practical aspects, as theoretical knowledge should also be giv-en to students, as theory and practice are closely linked and interdependent. It is therefore necessary to achieve a certain balance by organically combining the teaching of the theo-retical aspects of rule-making, including departmental rule-making, and the creation of conditions for the practical implementation of the knowledge, skills and abilities gained in real practice”.

The Head of the Department of Law Theory of Volga Institute of Management – Branch of Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Doctor of Law, Professor, Honored Worker of Higher Education of the Russian Federation, O. Tsybulevskaya presented her report “Teaching legal technique in the aspect of using moral and legal evaluative categories”.

In her speech she focused on the peculiarities of the legal technique of valuation con-structions, “elastic paragraphs” and “rubber expressions” in the law (as they were called by pre-revolutionary lawyers I. Voitinsky, M. Unkovsky and I. Pokrovsky). The term “evalua-tive concept” it was only introduced into scientific usage by S. Vilnyansky in 1956.

Here is a somewhat abridged version of her statement. “A significant contribution to the development of the general theoretical foundations

of the evaluative concept problematic was made by Russian legal scholars in the Soviet and post-Soviet times. Today this topic continues to be developed in the aspect of research on such properties of law as certainty and indeterminacy, means and methods of legal tech-nique, collisions in law, modern law enforcement policy and others.

Russian law is currently “replete” with categories of evaluation. Moral and legal cate-gories occupy a significant place among the evaluative categories. Evaluative categories of good faith, reasonableness and fairness allow normative regulation to cover a variety of life situations, predict the development of social relations, and implement sub-normative indi-vidual regulation.


231

At the same time, there is no uniformity in their interpretation and application at the level of court practice. The lack of a legal definition of moral-legal evaluative categories en-tails the need for a law-enforcer to formulate it in relation to each specific situation. On the other hand, if such a definition were developed, such categories would lose their evaluative quality.

The problem is exacerbated by characteristics of the phenomenon in question: a greater degree of abstractness and generality than other valuation categories; an axiolog-ical nature; and the dependence on the moral conscience of the enforcer and the socio-cultural context in general.

In this case, the appropriate form of fixation of moral and legal evaluation categories in the legal matter is of particular importance. The technical-legal “shell” of the moral-legal valuation categories are: legal presumptions, principles and general reservations. The form of expression of the moral and legal evaluation categories is chosen depending on various parameters: the subject to be evaluated, the method of legal regulation and the structure of the legal norm.

It seems preferable to give the basic moral and legal value categories the “status” of a principle of law, because moral and legal principles, as the basic principles of law, possess the highest degree of normative generality. Consequently, their implementation will be binding and they will regulate as many similar situations as possible.

The Civil Code of the Russian Federation officially enshrines the principle of good faith as a principle. Previously, this category was regarded as a presumption. Today, legal consequences are established when the bad faith of the participants in legal relations is as-certained. In particular, Article 1 of the Civil Code “Basic Principles of Civil Law” in para-graph 3 stipulates that participants of civil legal relations must act in good faith when es-tablishing and protecting civil rights and when fulfilling civil obligations. Further to this, Article 434.1 “Negotiation of Contracts” provides for liability for acting in bad faith. In this case, the legislator has tried to define the content of good faith through its antipode – bad faith, unconscientiously behaviour.

It is necessary to elevate the category of “reasonableness” to the rank of general legal principles, which will ensure the effectiveness of the mechanism of social action of law in many areas of legal regulation.

However, the use of such means of legal technique as evaluation categories requires a certain amount of caution. A law enforcer in such a situation is often forced to exercise discretion that often borders on arbitrariness and abuse of law. Moral principles are the internal limit of discretion of the enforcer of law and also act as a measure of discretion in the process of external evaluation of the activities of the entity implementing the norms containing valuation categories.

Generalization of judicial practice on the application of norms containing moral-legal assessment of the behavior of participants of legal relations in the most typical situations will allow developing common criteria of reasonableness, good faith and fairness, which should be recorded in the decisions of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation. Such practice should be extended to the activities of the Constitutional Court of the Russian Federation. Certain experience in this area already exists.

The idea of adopting a Federal Law “On Normative Legal Acts in the Russian Federa-tion” should be actualized. It should reflect the rules of law-making formulation of valua-tion categories in general and of moral and legal constructions in particular. The inclusion of an evaluative category in the text of a normative legal act implies the following: the anal-


232

ysis of a normative legal act for the appropriateness and necessity of using an evaluative category in the legal regulation of a particular area of social relations; the determination of the logical and linguistic permissibility of using an evaluative category; the establishment of sufficiency of specifying attributes that limit the content and scope of an evaluative cate-gory in order to minimize the discretion of the law-enforcer.

Moral and legal evaluative categories not only regulate social relations, but also have a significant educational impact on their participants.

Special attention should be paid to evaluative categories in the process of teaching the law. It is necessary to develop a set of measures aimed at improving the moral qualities of students – future law enforcement officers, because they will have to decide in each specific case what is fair and what is not, what is humane and what is not humane.

All of the above is ultimately aimed at increasing the effectiveness of norms that con-tain moral and legal evaluation categories.

S. Libanova, Professor at the Department of Constitutional Law of the Ural State Law University, Doctor of Law, Associate Professor, Mediator, presented her report “Interactive Methods of Teaching Public Law”.

Here is an abridged version of it. The problem of methodology and methodology of teaching of legal technique in high-

er school is archival and actual in XXI century, the century of information technologies. Orientation of scientific thought to working out the strategy of teaching legal tech-

nique in higher school in the form of round table discussion of scientists-practitioners al-lows improving legal education as a whole and is an interactive method of teaching.

Interactive teaching is understood as a special form of cognitive activity organization, a way of learning, carried out in the form of joint activities of students, in which all partici-pants interact with each other, share information, solve problems together, simulate situa-tions, evaluate the actions of others and their own behaviour, immersed in a real atmos-phere of business cooperation on problem solving.

For the first time in the theory of public law and domestic science Y. Tikhomirov defined public law “as a functional-structural subsystem of law, expressing public inter-ests and regulating mainly basic, power, management, economic, social and interstate relations”.

The term ‘public law’ is now used to refer to various phenomena that are indepen-dent in nature and significance. At the same time, public law is: 1) a system of regulations coming directly from the state; 2) a legal reflection of a certain sphere of public relations; 3) a system of legal means designed to meet public interests based on public needs;4) a type of legal regulation of public relations; 5) a special type of legal claims, legal per-missions; 6) part of national legal systems of some continental European states.

It should be noted that in the historical aspect in the legal picture of the world there are processes of formation, development and existence of various objective phenomena, which were and still are denoted by a single term ‘public law’.

Prof. Y. Arzamasov’s proposal about the necessity of introducing a common basic theoretical course for normative education, creating research laboratories and research centers of normography and legal monitoring seems to be an interactive way of teaching in the XXI century.

It is encouraging that a number of scientific and educational organizations have al-ready opened master’s programmes aimed at training specialists in standard-setting and are establishing independent chairs of standard-setting.


233

However, since the scientific community is only at the beginning of the way in solving this issue, we would like to note that in the field of public law, which covers a significant part of social phenomena, it is the methodology of rulemaking that makes it possible to achieve structuring and development of a clear conceptual apparatus.

The ability of graduate students to master the technique of rule-making will help bring the census of knowledge closer to the census of skills, ensuring not only the most fa-vourable employment, but also usefulness to society, ultimately contributing to my doc-trinal idea of a harmonious integration of the institutional systems of state and civil society, including through a clear structuring of public law.

It seems that higher legal education requires training not only in the ability to read, understand, but also to draft normative legal acts, bringing up a highly professional level of consciousness of legal reality, providing the needs of civil society development.

M. Stepanov, Associate Professor at the Department of State, General Law and Socio-Humanitarian Disciplines of the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation, PhD in Law, delivered his report “Features of teach-ing modern legal technologies in universities”.

We publish his speech. “Modern legal technologies have long ago and firmly entered the law-making process.

Their use allows us to improve the efficiency of law-making and the quality of legislative decisions. Only with the skilful use of new legal technologies can the task of increasing the effectiveness of legislation be solved.

In the literature there are several approaches to the definition of the concept of “legal technology”. Thus, academician T. Khabrieva defines legal technology as “a system of scien-tifically justified techniques, methods and other legal tools, as well as procedures for their use, which allow us to optimally apply necessary resources (financial, organizational, per-sonnel, etc.) in order to ensure the effectiveness of legal decisions” [9, p. 4]. Professor N. Vlasenko believes that “legal technology should be understood as the order of applica-tion and use of methods and techniques for the preparation and adoption of a legal deci-sion, which is understood here as the result, the result of legal activities carried out in ac-cordance with the principles and techniques of technological operations” [5, p. 13].

For the purposes of this work we will stick to the notion of legal technologies as a set of ways of using elements of legal technique and knowledge about them. The main modern legal technologies include: legal forecasting, legal experiment, expertise in law-making, regulatory impact assessment and legal crowdsourcing. They can also include monitoring of normative legal acts, which, according to Professor Y. Arzamasov, is the first stage of the pre-project stage of rulemaking [1, p. 9].

Active use of legal technologies causes the need for their in-depth study in the process of legal education. In this regard, we would like to refer to the experience of Mas-ter’s student training at the Institute of Legislation and Comparative Law under the Gov-ernment of the Russian Federation.

The Institute implements a Master’s programme “Legal Service in Public Administra-tion”. As part of this programme, the subject “Rule-making legal technique” is being stu-died; one of whose topics is devoted to the study of modern legal technologies. In addition, the students’ curriculum includes an elective course on “Modern Legal Technologies in Law-making”.

In our opinion, the only problem associated with teaching the disciplines “Rule-making legal technique” and “Modern legal technologies in law-making” is the lack of logi-


234

cal connection in the process of their study by Master’s students. The discipline “Modern legal technologies in law-making” on the full-time form of education is studied in the 1st semester, and the discipline “Rule-making legal technique” – in the 3rd semester. Thus, Master’s students first study the technologies of legal drafting and then the legal drafting itself. It seems that these disciplines should be studied in a different sequence. First of all, Master’s students should study law-making techniques and get acquainted with the general issues of applying modern legal technologies in law-making. Only after that can they pro-ceed to an in-depth study of modern legal technologies. This order of study of these discip-lines will allow students to obtain a systematic in-depth knowledge in the field of law-making techniques and to better master the skills of applying modern legal technologies in their professional activities”.

P. Korzh, Senior Lecturer at the Department of State, Criminal Law and Enforcement Proceedings of the West Ural Institute of Economics and Law (Perm), made a report on “Features of teaching legal technique with regard to interdisciplinary and practice-oriented approaches”.

We present some theses from his speech. 1. Unfortunately, in Perm higher educational institutions there is clearly insufficient

attention to legal technique. Apparently, this is due to the transition to the Bachelor’s pro-gramme, the reduction in class hours, which leads to the withdrawal of interdisciplinary training courses (it is necessary to have time to teach the branch disciplines). Meanwhile, interdisciplinary disciplines, such as Legal Techniques, allow integrating the process of le-gal education into a unified whole and developing the level of generalization necessary for higher education in students.

2. In our institute, Legal Technique is taught in the final year. Its main objective is toprepare graduates for independent practical activity and, above all, to form the skills of preparing legal documents. The structure of the learning process is based on this.

3. The block of legislative technique (rule-making) is studied first. It examines the ba-sic principles, tools, techniques and rules of legal technique and emphasizes their universal nature. A great deal of attention is paid to the linguistic and graphic techniques of legal technique. Attention is paid to the importance and certain peculiarities of preparing the text of the document depending on its addressee.

Secondly, the rules of formatting and drafting procedural documents (primarily, civil and arbitration proceedings) are studied. Much attention is paid to the correct use of the formulas of the substantive (petitioning) part. A business game “Trial proceedings” may be conducted. In this case, apart from the simulation of the process itself, the main attention is paid to practicing the relevant documents of the process: statement of claim, reply to it, motions, judicial act (introductory and resolution parts), if time allows the appeal and ob-jections to it.

Thirdly, the rules of drawing up and drafting contracts, especially those of a civil law na-ture, are studied. Much attention is paid to the preamble and the formulation of subject matter clauses. In practical exercises, students are encouraged to draft the text of an agreement based on situations from fiction, i.e. to translate literary language into legal language.

4. Thus, the course is built on the principles of interdisciplinarity and practical orien-tation, allows students to combine the knowledge of procedural law and some branch dis-ciplines (primarily, Civil, Labour and Family Law) into a unified system of legal practice.

S. Kazakov, Candidate of Law, Senior Lecturer of the Department of Law Theory and Interdisciplinary Legal Disciplines of the Faculty of Law of the National Research University


235

Higher School of Economics, presented his report “Conducting Business Games in the Edu-cational Process”.

We publish the theses of his report. “The permanent reform of higher education system poses new challenges to the lec-

turers of higher education institutions, to solve which it is necessary to include new forms of student learning in the educational process, which would increase student involvement in the educational process, their interest and improve the quality of learning material. To meet these challenges, it is advisable to include elements of gamification in the educational process, in other words, to conduct business games.

The business game format can be successfully applied both when studying theoretical legal disciplines (“Theory of State and Law”, “Legal Techniques”, etc.) and sector-specific disciplines (“Labour Law”, “Civil Procedure”, etc.).

In studying the discipline “Labour law” the greatest interest for students is the busi-ness game “Collective bargaining to prepare a draft collective agreement and conclude a collective agreement”. Collective bargaining agreement is a source of labour law, so by drafting it, students take part in the rule-making process, therefore this business game can be applied not only to the course “Labour law”, but also to the study of the discipline “Legal technique”.

At the first stage, students, together with the lecturer, devise a subject for the busi-ness game, i.e. the name of the organization and the area of its activities and decide on the issues that will be the subject of collective bargaining. Then students are divided into three groups – employees’ representatives, employer representatives and a group of indepen-dent experts and specialists who are engaged by the parties to conduct an independent ex-pertise or opinion on specific issues to be negotiated.

The parties of the employee representatives and the employer representatives each draw up their own draft collective agreement. These stages of the business game are pre-liminary, so it is recommended that they take place before the seminar session. In the se-minar, students discuss the collective bargaining drafts under consideration and develop a compromise version of the collective agreement. If the parties are unable to reach agree-ment on any of the issues, a collective agreement is concluded on agreed terms and the dis-puted provisions are recorded in a protocol of disagreement, which is drawn up as a sepa-rate document. The record of disagreement can be used for another business game, collec-tive bargaining, depending on whether the dispute will be resolved by the conciliation committee, mediation or labour arbitration. It should be taken into account that the media-tor does not solve the labour dispute independently, but only helps the parties to reach a consensus, while labour arbitrators make a decision binding on the parties”.

In conclusion, Y. Arzamasov and V. Isakov summed up the round table and thanked the participants.

Bibliographic list

1. Arzamasov, Y.G. (2010). Monitoring normativnyh pravovyh aktov: priroda, struktura,problemy reglamentacii [Monitoring of normative legal acts: nature, structure, regulation prob-lems] // Juridical thought. № 4 (60).

2. Arzamasov. Y.G. Ponjatie i sredstva juridicheskoj tehniki. V kn.: Normografija: teorija i me-todologija normotvorchestva: uchebno-metodicheskoe posobie [The concept and means of legal technique. In book: Normography: theory and methodology of lawmaking: a training manual] / edited by Doctor of Law Y. G. Arzamasov M., 2007.


236

3. Baranov, V.M. (2017). Normorajter kak professija [Normwriter as a profession] // Vestnikof Saratov State Law Academy. № 6 (119).

4. Bredneva, V.S. (2019). Deformacija professional'nogo pravosoznanija juristov i tehnologiiee preodolenija [Deformation of professional legal consciousness of lawyers and technologies of its overcoming]. – Yuzhno-Sakhalinsk.

5. Vlasenko, N.A. (2011). Normotvorcheskaja tehnika v sisteme juridicheskogo instrumenta-rija [Rule-forming technics in system of juridical toolkit] / ed. by N.A.Vlasenko. – Moscow: Justitsin-form.

6. Ivannikov, I.A. (2018). Mesto filosofii prava v sisteme juridicheskih nauk [The place of phi-losophy of law in the system of legal sciences]// Journal of Russian Law. № 4.

7. Libanova, S.E. (2014). Demokurija [Democuria]. – Kurgan.8. Normografija: teorija i tehnologija normotvorchestva: uchebnik dlja bakalavriata i magi-

stratury [Normography: theory and technology of rule-making: textbook for undergraduate and graduate studies] / ed. by Y. Arzamasov – M.: Yurait, 2017.

9. Khabrieva, T.Y. (2009). Sovremennye juridicheskie tehnologii v teorii i praktike pravot-vorchestva i pravoprimenenija [Modern legal technologies in the theory and practice of law-making and law enforcement] // Effectiveness of legislation and modern legal technologies (proceedings of the International Practical School for Young Legal Scholars. Moscow, 29–31 May 2008) / ed. by T.Y.Habrieva. М.

10. Khizhnyak S.P. Linguistic problems of legal terminology: programme of special course forlaw students // Jurisprudence-4: legal linguistics disciplines at law and philology faculties of Rus-sian universities: programmes, curricula / ed. by N.D. Golev. Barnaul, 2003.

11. Khudoykina, T.V. (2001). Juridicheskaja konfliktologija: ot ishodnyh pozicij teorii do prak-tiki razreshenija i preduprezhdenija juridicheskogo konflikta [Legal Conflictology: From initial posi-tions of theory to practice of resolution and prevention of legal conflict]. – Saransk: Publishing house of Mordov. un-ta, 2001.

For citation: Arzamasov Yu.G., Panarina M.M., Nazaikinskaya V.A. Review of the materials of the round table "Methodology and methods of teaching legal technology in higher education" // Theory of state and law. 2021. No. 3 (24). P. 213–236.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.016

A recording of the event can be seen on YouTube at: https://youtu.be/2caM7SUukLs.


237

ПЕРСОНАЛИИ

Ф.Х. Галиев * Н.И. Полищук** М.Б. Ревнова*** Е.В. Середа****

УДК 340.0 DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.018

ПРОФЕССОРУ С.А. КОМАРОВУ – 70 ЛЕТ

11 августа 2021 года отметил свой юбилей Сергей Александрович КОМАРОВ – известный советско-российский теоретик государства и пра-ва, доктор юридических наук, профессор, заслу-женный деятель науки и образования Российской Академии Естествознания, научный руководитель Юридического института (Санкт-Петербург), про-фессор кафедры теории государства и права Ин-ститута права Башкирского государственного университета, президент Межрегиональной об-щественной организации «Межрегиональная ас-социация теоретиков государства и права».

С.А. Комаров талантливый ученый, прошед-ший большой жизненный путь, внесший огром-ный вклад в развитие юридической науки вообще, теории государства и права – в частности, посвя-тивший долгие годы плодотворной преподава-

тельской и наставнической деятельности. К юбиляру вполне подойдут те слова, кото-рыми мы обозначили его 60-летие: Человек, Учитель, Ученый [2, с. 5–7].

Юбиляр активно занимается учебно-научной деятельностью, его перу принад-лежат более 100 монографий, учебников, учебных пособий, комментариев, бюллете-ней, брошюр и более 400 статей и иных публикаций. Под редакцией С. А. Комарова издано более 50 монографий, учебников и учебных пособий, материалов междуна-родных и всероссийских научно-теоретических и научно-практических конференций.

Комаров Сергей Александрович родился 11 августа 1951 года в г. Москве. Атте-стат зрелости он получил, закончив Бердюжскую среднюю школу Тюменской области.

* Галиев Фарит Хатипович, заведующий кафедрой теории государства и права Института праваБашкирского государственного университета, председатель Башкирского регионального отделения Межрегиональной ассоциации теоретиков государства и права, доктор юридических наук, профессор. E-mail: [email protected]

** Полищук Николай Иванович, профессор кафедры теории государства и права, международного и европейского права Академии ФСИН России, вице-президент Межрегиональной ассоциации теоре-тиков государства и права, доктор юридических наук, профессор, почетный работник высшего про-фессионального образования Российской Федерации. E-mail: [email protected]

*** Ревнова Мария Борисовна, учредитель, ректор Юридического института (Санкт-Петербург), председатель Санкт-Петербургского регионального отделения Межрегиональной ассоциации теоре-тиков государства и права, кандидат юридических наук, доцент. E-mail: [email protected]

**** Середа Елена Васильевна, профессор кафедры уголовного права и процесса Юридического института (Санкт-Петербург), выпускник юридического факультета МГУ 1977 года, доктор юридиче-ских наук, профессор. E-mail: [email protected]


238

Свой трудовой путь С.А. Комаров начал достаточно рано, еще подростком, ра-ботая доставщиком телеграмм в районном узле связи г. Туапсе Краснодарского края, затем подсобным рабочим, слесарем-каркасником литейного участка Туапсинского машиностроительного завода им. XI годовщины Октября.

Творческая натура и жажда знаний привели С.А. Комарова в студенческую ау-диторию, когда он в 17 лет в 1968 году поступил на Краснодарский факультет Все-союзного юридического заочного института (ВЮЗИ). С наступлением восемнадца-тилетия он был призван в ряды Советской Армии, служил в Казахстане, где проявил себя с наилучшей стороны. Был занесен в книгу Почета воинской части 04019, полу-чил воинское звание мл. лейтенант запаса.

Отслужив срочную службу, С.А. Комаров продолжил свой профессиональный путь в рядах милиции Мценского отдела внутренних дел Орловской области. Однако жажда знаний, стремление к самосовершенствованию и творческая неугомонность натуры вновь вернули его к учебе в вузе, и он продолжил свое обучение на юридиче-ском факультете Московского факультета Всесоюзного заочного юридического ин-ститута. Пытливый ум, творческий подход и колоссальная работоспособность отли-чали студента Сергея Комарова. Уже тогда серьезно проявились исследовательский талант и педагогические задатки будущего ученого и педагога.

Желание не просто овладеть профессией юриста, а как можно глубже познать юридическую науку в 1972 году приводят С.А. Комарова в студенческую аудиторию Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (дневное отделение), который он завершил с отличием. Ему довелось слушать лекции выдающихся ученых, профессоров А.И. Денисова, О.Э.Лейста, В.Д. Попкова, В.М. Лесного, П.Н. Галанзы, О.И. Чистякова, Н.А. Крашенинниковой, Ю.М. Ткачевского, Г.А. Кригера, Ю.М. Козлова, Г.В. Барабашева, О.Е. Кутафина, А.А. Мишина, Д.Л. Златопольского, Г.В. Иванова, А.Д. Зай-кина, В.П. Грибанова, Е.М. Ворожейина, С.М. Корнеева, Г.И. Тункина, Н.Ф. Кузнецовой и др.

На кафедре теории государства и права, а именно на ней специализировался с 4 курса наш юбиляр, он слушал лекции В.Д. Зорькина, М.Н. Марченко, А.А. Кененова, К.Д. Лубенченко и др.

В дипломе у него были только отличные оценки и его научный потенциал был оценен по достоинству: в 1977 году решением Ученого совета юридического фа-культета МГУ Сергей Александрович Комаров был рекомендован для продолжения обучения в аспирантуре на кафедре теории государства и права. Его научным руко-водителем стал один из выдающихся советских правоведов, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор юридических наук, профессор А.И. Денисов.

Преподавательскую деятельность С.А. Комаров начал в 1978/1979 учебном го-ду именно на кафедре теории государства и права, когда ему доверили вести семи-нарские занятия на вечернем отделении Юридического факультета.

Зимний семестр 1978/1979 учебного года С.А. Комаров провел на научной ста-жировке в США в Университете штата Нью-Йорк в Олбани (State University of New York at Albany). Он был первым аспирантом-юристом в рамках международного обмена между SUNY Albany и Московским государственным университетом им. М.В. Ломоносо-ва. В Массачусетском университете С.А. Комаров был представлен выдающемуся американскому ученому Гарольду Берману.

За годы обучения в аспирантуре молодой ученый продолжил научную школу своего руководителя и в 1981 году в МГУ успешно защитил кандидатскую диссерта-цию на тему «Советское общенародное государство и личность (политико-правовые аспекты)», а в 1996 году в Санкт-Петербургском юридическом институте МВД Рос-


239

сии – докторскую диссертацию на тему «Личность в политической системе россий-ского общества: теоретико-правовое исследование».

В 1998 году ему было присвоено ученое звание профессора. За долгие годы на-учных исследований основными направлениями его познаний стали теоретико-правовые проблемы политико-правового состояния личности, её места и роли в по-литической системе российского общества, проблемы современного сравнительного правоведения и политологии; сложилась научная школа, сочетающая личностную, коллективистскую и государственно-общественную проблематику. Успешное раз-витие научной школы основано в первую очередь на личностных качествах Сергея Александровича, воспитывающего своих учеников в духе глубокого уважения к пред-шественникам в сочетании со свободой научного творчества, критическим отноше-нием к научным постулатам, представлением о недостижимости абсолютной исти-ны и отсутствии единственно правильного суждения [1, с. 262–263].

С.А. Комаров воспитал целую плеяду ученых. Под его научным руководством 65 аспирантов и соискателей стали кандидатами юридических наук, 14 человек за-щитили диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. В на-стоящее время рекомендованы к защите 3 аспиранта и 3 докторанта.

Профессиональная деятельность и жизненный путь С.А. Комарова надолго и прочно связали его со многими вузами нашей необъятной Родины. Его становле-ние как педагога произошло в Рязанской высшей школе МВД СССР, пройдя славный путь от преподавателя кафедры государственно-правовых дисциплин до начальни-ка этой же кафедры. С.А. Комаров внес существенную лепту в организацию подго-товки юридических кадров в Рязанской области, по его инициативе в 1992 году в со-ставе Рязанского педагогического института стала вестись подготовка юристов на базе созданного юридического факультета.

Выйдя в отставку в 1996 году в звании полковника внутренней службы, С.А. Кома-ров начал новый этап своей жизни, посвятив себя дальнейшей научной и педагоги-ческой деятельности. С 1996 по 2018 гг. он трудился в должности заведующего ка-федрой правоведения Коломенского государственного педагогического института, первого проректора Всероссийской государственной налоговой академии (г. Моск-ва), профессора кафедры государственно-правовых дисциплин Московского госу-дарственного социального университета (филиал в г. Сочи), профессора кафедры теории государства и права Института права и государственной службы Ульянов-ского государственного университета; заведующего кафедрой теории государства и права им. Г.В. Мальцева Института права и национальной безопасности Россий-ской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Рос-сийской Федерации; Международного университета в Москве.

С 2000 года С.А. Комаров работает профессором кафедры теории и истории го-сударства и права Юридического института (Санкт-Петербург), а с 2002 года являет-ся его бессменным научным руководителем.

С 2020 года С.А. Комаров работает профессором кафедры теории государства и права Института права Башкирского государственного университета. Осуществляя свою педагогическую деятельность, он полностью отдавал и отдает себя любимому делу. Каждый из вузов, где он трудился, хранит частичку его тепла, профессиональ-ного отношения к делу и любви к юридической науке.

Многие поколения бывших студентов-первокурсников, теперь уже работников прокуратуры, суда, полиции, уголовно-исполнительной системы и органов всех уров-ней власти с особой теплотой, восторгом и благодарностью вспоминают живые, пол-


240

ные интереса, прочитанные с колоссальной любовью к своему предмету лекции Сергея Александровича. Его курс лекций по общей теории государства и права, изданный впервые в 1994 году, выдержал уже 9 изданий в виде учебника, который в 2021 году был номинирован на премию Правительства Российской Федерации.

Высокая квалификация, творческий подход к делу, настойчивость в достиже-нии поставленных целей позволили С.А. Комарову занять достойное место в системе государственной службы. С 2001 года он работал помощником Члена Совета Феде-рации Федерального Собрания Российской Федерации, а с 2002 г. – советником ап-парата Комитета Совета Федерации по правовым и судебным вопросам.

С 2004 года С.А. Комаров занимал государственную гражданскую должность на-чальника аналитического отдела Правового управления Аппарата Государственной Ду-мы Федерального Собрания Российской Федерации. С 2008 года – работал в должности начальника отдела аналитического сопровождения законодательства Аналитического управления Аппарата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Фе-дерации. Указом Президента Российской Федерации ему был присвоен классный чин «Действительный государственный советник Российской Федерации» III класса.

В настоящее время С.А. Комаров работает на общественных началах помощником депутата Государственной Думы ФС Российской Федерации, летчика-космонавта, Героя России Романенко Р.Ю.

Неуёмность юбиляра по сей день выразилась в создании Межрегиональной ас-социации теоретиков государства и права, учреждении в 2016 году журнала «Теория государства и права».

Заслуги С.А. Комарова как педагога, ученого и государственного деятеля нашли свое отражение во многих высоких государственных и общественных наградах: «За отличную службу в охране общественного порядка», «В память 1000-летия Ка-зани», «65 лет освобождения Республики Беларусь от немецко-фашистских захват-чиков», «За безупречную службу» (1986, 1991 гг.), «За ратную доблесть», «За вер-ность долгу и отечеству», в памятных юбилейных медалях «50 лет Общероссийской общественной организации ветеранов войны и военной службы», «70 лет Рязанской области», «200 лет МВД РФ», «Участнику Форосской операции» и др.

Он награжден «Почетным знаком Российского комитета ветеранов войны и во-енной службы», Знаком «Общественное признание», медалью Всероссийского Союза общественных объединений ветеранов десантных войск «За службу на Северном Кавказе», медалью Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете Глав Правительств государств – участников СНГ «Ветеран боевых действий». За свои на-учные достижения в 2007 году Сергей Александрович награжден Знаком отличия «Национальное достояние». Имеет удостоверение «Ветеран труда».

Юбилей профессор С.А. Комаров будет отмечать 12–13 октября в ходе VI Дени-совских чтений в Рязанской академии права и управления ФСИН России, что лишний раз подчёркивает его верность своему Учителю – профессору А.И. Денисову и вузу, в котором прошло его становление как ученого и преподавателя. Подарком юбиляру будет сборник научных статей по результатам чтений.

В день Юбилея хотелось бы пожелать Сергею Александровичу от всей плеяды его учеников, членов Межрегиональной ассоциации теоретиков государства и права, профессорско-преподавательского состава наших вузов крепкого здоровья, творче-ского долголетия, счастливой личной жизни и успехов во всех созидательных начи-наниях! Хочется заверить, что Ваше дело живет в каждом из Ваших учеников, кото-рые смогли состояться во многом благодаря Вам!


241


1. Артемьев А. Б., Калинин А. Ю., Ухина С. В. 60-летие профессора С. А. Комарова // Пра-воведение. 2011. № 3 (296). С. 262-263.

2. Ревнова М.Б., Величко А.М., Дусаев Р.Н., Полищук Н.И. Середа Е.В. КОМАРОВ СергейАлександрович: Человек, Учитель, Ученый // Юридическая мысль. 2011. № 4 (66). С. 5–7.

Для цитирования: Галиев Ф.Х., Полищук Н.И., Ревнова М.Б., Середа Е.В. Профессору С.А. Кома-рову – 70 лет // Теория государства и права. 2021. № 3 (24). С. 237–241.

DOI: 10.47905/MATGIP.2021.23.3.018

Farit Kh. Galiev * Nikolai I. Polishchuk **

Maria B. Revnova *** Elena V. Sereda ****

PROFESSOR S.A. KOMAROV IS 70 YEARS OLD

On August 11, 2021, Sergey Aleksandrovich KOMAROV celebrated his anniversary – a well-known Soviet-Russian theoretician of state and law, Doctor of Law, Professor, Honored Worker of Science and Education of the Russian Academy of Natural Sciences, Scientific Director of the Law Insti-tute (St. Petersburg) , Professor of the Department of Theory of State and Law of the Institute of Law of the Bashkir State University, President of the Inter-regional Public Organization "Interregional Associa-tion of State and Law Theorists".

S.A. Komarov is a talented scientist who has come a long way in life, who made a huge contribu-tion to the development of legal science in general, the theory of state and law – in particular, who de-voted many years to fruitful teaching and mentoring activities. The words with which we designated his

60th birthday are quite suitable for the hero of the day: Man, Teacher, Scientist [2, p. 5–7].

* Galiev Farit Khatipovich, Head of the Department of Theory of State and Law of the Institute of Law ofthe Bashkir State University, Chairman of the Bashkir Regional Branch of the Interregional Association of State and Law Theorists, Doctor of Law, Professor. E-mail: [email protected]

** Polishchuk Nikolai Ivanovich, Professor of the Department of Theory of State and Law, International and European Law of the Academy of the Federal Penitentiary Service of Russia, Vice President of the Inter-regional Association of State and Law Theorists, Doctor of Law, Professor, Honorary Worker of Higher Pro-fessional Education of the Russian Federation. E-mail: [email protected]

*** Revnova Maria Borisovna, founder, rector of the Law Institute (St. Petersburg), chairman of the St. Petersburg regional branch of the Interregional Association of State and Law Theorists, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor. E-mail: [email protected]

**** Sereda Elena Vasilievna, Professor of the Department of Criminal Law and Procedure at the Law In-stitute (St. Petersburg), graduate of the Law Faculty of Moscow State University in 1977, Doctor of Law, Pro-fessor. E-mail: [email protected]


242

The hero of the day is actively involved in educational and scientific activities, he is the author of more than 100 monographs, textbooks, study guides, commentaries, bulle-tins, brochures and more than 400 articles and other publications. More than 50 mono-graphs, textbooks and teaching aids, materials of international and all-Russian scientific-theoretical and scientific-practical conferences have been published under the editorship of S. A. Komarov.

Komarov Sergey Alexandrovich was born on August 11, 1951 in Moscow. He received a certificate of maturity after graduating from the Berdyuzh secondary school of the Tyu-men region.

His career S.A. Komarov started early enough, still a teenager, working as a telegram delivery man in the regional communication center of the city of Tuapse, Krasnodar Terri-tory, then as an auxiliary worker, a frame fitter at the foundry of the Tuapse machine-building plant named after XI anniversary of October.

Creative nature and thirst for knowledge led S.A. Komarov in the student audience, when at the age of 17 in 1968 he entered the Krasnodar Faculty of the All-Union Corres-pondence Institute of Law (VYUZI). With the onset of the eighteenth birthday, he was drafted into the ranks of the Soviet Army, served in Kazakhstan, where he showed himself from the best side. Was entered in the Book of Honor of military unit 04019, received the military rank of ml. Lieutenant of reserve.

Having served military service, S.A. Komarov continued his professional career in the ranks of the police of the Mtsensk Department of Internal Affairs of the Oryol Region. How-ever, the thirst for knowledge, the desire for self-improvement and the creative restless-ness of nature again returned him to study at the university, and he continued his studies at the law faculty of the Moscow faculty of the All-Union Correspondence Institute of Law. An inquisitive mind, creative approach and colossal hard work distinguished the student Ser-gey Komarov. Even then, the research talent and pedagogical inclinations of the future scientist and teacher were seriously manifested.

The desire not only to master the profession of a lawyer, but to learn as deeply as possible legal science in 1972 is cited by S.A. Komarov to the student auditorium of the Moscow State University. M.V. Lomonosov (full-time department), which he completed with honors. He had a chance to listen to lectures by prominent scientists, professors A.I. Denisov, O. E. Leista, V. D. Popkova, V.M. Lesny, P.N. Ga-lanza, O.I. Chistyakova, N.A. Kra-sheninnikova, Yu.M. Tkachevsky, G.A. Krieger, Yu.M. Kozlova, G.V. Barabasheva, O.E. Kutafi-na, A.A. Mishina, D.L. Zlatopolsky, G.V. Iva-nova, A.D. Zaykina, V.P. Gribanova, E.M. Voroz-heyina, S.M. Korneeva, G.I. Tunkina, N.F. Kuznetsova, etc.

At the department of the theory of state and law, namely, our hero of the day specia-lized in it from the 3rd year, he listened to the lectures of V.D. Zorkina, M.N. Marchenko, A.A. Kenenov, K. D. Lubenchenko and others.

There were only excellent marks in his diploma. Its scientific potential was appre-ciated and in 1977 by the decision of the Academic Council of the Faculty of Law of Moscow State University Sergey Aleksandrovich Komarov was recommended to continue his stu-dies in graduate school at the Department of Theory of State and Law. Its scientific leader was one of the outstanding Soviet jurists, Honored Worker of Science and Technology of the RSFSR, Doctor of Law, Professor A.I. Denisov.

The teaching activity of S.A. Komarov began in the 1978/1979 academic year precise-ly at the Department of Theory of State and Law, when he was entrusted with conducting seminars at the evening department of the Faculty of Law.


243

Winter semester 1978/1979 academic year S.A. Komarov undertook a scientific in-ternship in the United States at the State University of New York at Albany. He was the first graduate law student in the international exchange between SUNY Albany and Moscow State University M.V. Lomonosov. At the University of Massachusetts S.A. Komarov was in-troduced to the eminent American scientist Harold Berman.

During the years of his postgraduate studies, the young scientist continued the scien-tific school of his leader and in 1981 at Moscow State University he successfully defended his Ph.D. thesis on the topic "Soviet state and personality (political and legal aspects)", and in 1996 at the St. Ministry of Internal Affairs of Russia – doctoral dissertation on "Personal-ity in the political system of Russian society: theoretical and legal research".

In 1998 he was awarded the academic title of professor. Over the long years of scien-tific research, the main directions of his knowledge have become theoretical and legal problems of the political and legal state of an individual, its place and role in the political system of Russian society, problems of modern comparative jurisprudence and political science; a scientific school was formed, combining personal, collectivist and state-social problems. The successful development of the scientific school is based primarily on the personal qualities of Sergei Alexandrovich, who educates his students in a spirit of deep respect for predecessors in combination with freedom of scientific creativity, a critical atti-tude to scientific postulates, the idea of the unattainability of absolute truth and the ab-sence of the only correct judgment [1, p. 262–263].

S.A. Komarov brought up a whole galaxy of scientists. Under his scientific supervision, 65 graduate students and applicants became candidates of legal sciences, 14 people de-fended their dissertations for the degree of Doctor of Law. Currently, 3 postgraduate stu-dents and 3 doctoral students are recommended for defense.

Professional activity and life path of S.A. Komarov for a long time and firmly con-nected him with many universities of our vast Motherland. His formation as a teacher took place at the Ryazan Higher School of the USSR Ministry of Internal Affairs, having passed a glorious way from a teacher of the department of state and legal disciplines to the head of the same department. On his initiative, in 1992, the Ryazan Pedagogical Institute began training lawyers.

Having retired in 1996 with the rank of colonel of the internal service, S.A. Komarov began a new stage in his life, devoting himself to further scientific and pedagogical activi-ties. 1996 to 2018 he worked as head of the department of jurisprudence of the Kolomna State Pedagogical Institute, first vice-rector of the All-Russian State Tax Academy (Mos-cow), professor of the department of state and legal disciplines of the Moscow State Social University (branch in Sochi), professor of the department of theory of state and the Law of the Institute of Law and Public Service of the Ulyanovsk State University; Head of the De-partment of Theory of State and Law named after G.V. Maltsev of the Institute of Law and National Security of the Russian Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation; International University in Moscow.

Since 2000 S.A. Komarov works as a professor at the Department of Theory and His-tory of State and Law at the Law Institute (St. Petersburg), and since 2002 has been its scientific advisor.

Since 2020 S.A. Komarov is a professor at the Department of Theory of State and Law at the Institute of Law of the Bashkir State University. Carrying out his pedagogical activity, he completely gave and gives himself to his beloved work. Each of the universities where he worked retains a piece of his warmth, professional attitude to work and love for legal science.


244

Many generations of former first-year students, now employees of the prosecutor's office, court, police, penitentiary system and bodies of all levels of government, recall with special warmth, delight and gratitude the vivid, full of interest, lectures by Sergei Aleksan-drovich with tremendous love for their subject. ... His course of lectures on the general theory of state and law, given for the first time in 1994, has already gone through 9 editions in the form of a textbook, which in 2021 was nominated for the prize of the Government of the Russian Federation.

High qualifications, creative approach to business, persistence in achieving the set goals allowed S.A. Komarov to take a worthy place in the system of public service. Since 2001, he has worked as an Assistant to a Member of the Council of the Federation of the Federal Assembly of the Russian Federation, and since 2002 as an advisor to the apparatus of the Federation Council Committee on Legal and Judicial Issues.

Since 2004 S.A. Komarov worked as the head of the analytical department of the Legal Department of the Staff of the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federa-tion. Since 2008, he worked as the head of the department for analytical support of legisla-tion of the Analytical Department of the Office of the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation. By the decree of the President of the Russian Federation, he was awarded the class rank of "Active State Counselor of the Russian Federation" of the III class.

Currently S.A. Komarov works on a voluntary basis as an assistant to the deputy of the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation, pilot-cosmonaut, Hero of Russia Romanenko R.Yu.

The irrepressibility of the hero of the day has been expressed to this day in the crea-tion of the Interregional Association of theorists of State and Law, the establishment in 2016 of the journal "Theory of State and Law".

The merits of S.A. Komarov as a teacher, scientist and statesman are reflected in many high state and public awards: "For excellent service in the protection of public order", "In memory of the 1000th anniversary of Kazan", "65 years of the liberation of the Republic of Belarus from the Nazi intruders "," For impeccable service "(1986, 1991)," For military valor "," For loyalty to duty and fatherland ", in commemorative medals" 50 years of the All-Russian public organization of war and military service veterans " , "70 years of the Ryazan region", "200 years of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation", "Participant of the Foros operation", etc.

He was awarded the "Honorary Badge of the Russian Committee of War and Military Service Veterans", the Badge "Public Recognition", the Medal of the All-Russian Union of Public Associations of Airborne Troops Veterans "For Service in the North Caucasus", the Medal of the Committee for Internationalist Warriors under the Council of Heads Govern-ments of the CIS member states "Veteran of military operations". For his scientific achievements in 2007, Sergey Alexandrovich was awarded the National Heritage Badge of Distinction. Has a certificate "Veteran of Labor".

Anniversary professor S.A. Komarov will celebrate October 12–13 during the VI Deni-sov Readings at the Ryazan Academy of Law and Management of the Federal Penitentiary Service of Russia, which once again emphasizes his loyalty to his Teacher – Professor A.I. Denisov and the university in which he became a scientist and teacher. A collection of scientific articles based on the results of the readings will be a gift to the hero of the day.

On the day of the Jubilee, I would like to wish Sergey Aleksandrovich Komarov from the entire galaxy of his students, members of the Interregional Association of State and Law Theorists, the teaching staff of our universities, good health, creative longevity, happy per-


245

sonal life and success in all creative endeavors! We would like to assure that your work lives on in each of your students, who were able to take place largely thanks to you!

Bibliographic list

1. Artemiev A.B., Kalinin A.Yu., Ukhina S.V. 60th anniversary of Professor S. A. Komarov // Ju-risprudence. 2011. No. 3 (296). P. 262-263.

2. Revnova M.B., Velichko A.M., Dusaev R.N., Polishchuk N.I. Sereda E.V. KOMAROV SergeyAlexandrovich: Man, Teacher, Scientist // Legal thought. 2011. No. 4 (66). P. 5–7.

For citation: Galiev F.Kh., Polishchuk N.I., Revnova M.B., Sereda E.V. Professor S.A. Komarov is 70 years old // Theory of State and Law. 2021. No. 3 (24). P. 241–245.

DOI: 10.47905 / MATGIP.2021.23.3.018


246

ПРАВИЛА ПУБЛИКАЦИИ СТАТЕЙ В ЖУРНАЛЕ «ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА»

Для публикации рукописи (статьи, обзора, отзыва или рецензии) в журнале «Теория государства и права» необходимо на адрес электронной почты [email protected] направить Оферту, текст рукописи, справку системы «Антипла-гиат», рецензию научного руководителя (для студентов и аспирантов).

Предложение делать оферты, а также текст Оферты размещены в публичном доступе на странице журнала по адресу: http://matgip.ru/trebuem

Все рукописи проходят процедуру рецензирования в соответствии с установ-ленным порядком.

ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ МАТЕРИАЛА

Статья (обзор, отзыв, рецензия) предоставляется в электронном виде, файл в формате Microsoft Office Word, шрифт Times New Roman, кегль 14, интервал 1,5, аб-зац автоматический 1,25 мм, сноски в квадратных скобках на источник из библио-графического списка.

Допустимый объем одной публикации 6–10 страниц. К статье прилагаются: а) аннотация статьи (4–5 строк) и ключевые слова; б) сведения об авторе, в том числе: ФИО (полностью), ученая степень, ученое

звание, место работы (учебы), должность, контактные данные: адрес с указанием почтового индекса, контактный телефон, E-mail.

Название статьи, аннотация, ключевые слова, информация об авторе предос-тавляются на русском и английском языках.

RULES FOR PUBLICATION OF ARTICLES IN THE JOURNAL "THEORY OF STATE AND LAW"

To publish a manuscript (article, review, review or review) in the journal "Theory of State and Law", it is necessary to send the Offer, the text of the manuscript, a certificate of the Antiplagiat system, a review of the scientific advisor (for students and graduate students).

The offer to make offers, as well as the text of the Offer, are posted in the public do-main on the journal's page at: http://matgip.ru/trebuem

All manuscripts are reviewed in accordance with the established procedure.

RULES FOR REGISTRATION OF THE MATERIAL

Article (review, review, review) is provided in electronic form, file in Microsoft Office Word format, font Times New Roman, size 14, spacing 1.5, automatic paragraph 1.25 mm, footnotes in square brackets to the source from the bibliographic list.

The allowed volume of one publication is 6–10 pages. Attached to the article: a) abstract of the article (4–5 lines) and keywords;


247

b) information about the author, including: full name (full name), academic degree,academic title, place of work (study), position, contact information: address with zip code, contact phone number, E-mail. The title of the article, abstract, keywords, information about the author are provided in Russian and English.


248

ПОРЯДОК РЕЦЕНЗИРОВАНИЯ РУКОПИСЕЙ, ПРЕДОСТАВЛЯЕМЫХ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ

В ЖУРНАЛЕ «ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА»

1. Настоящий Порядок рецензирования рукописей, предоставляемых для пуб-ликации в журнале «Теория государства и права» (далее – Порядок) определяет по-рядок рецензирования рукописей научных статей, обзоров, отзывов и рецензий, предоставляемых авторами для публикации в журнале «Теория государства и пра-ва» (далее – Журнал).

2. Каждая рукопись, поступившая в редакцию Журнала, обязательно проходитпроцедуру рецензирования.

3. Рукопись, поступившая в редакцию Журнала, рассматривается главным ре-дактором на предмет ее соответствия профилю Журнала, требованиям к оформле-нию и направляется на рецензирование специалисту.

4. По общему правилу рецензирование осуществляет один из членов редакци-онной коллегии – специалист по тематике рецензируемых материалов, имеющий за последние три года научные публикации по тематике рецензируемой рукописи.

В целях более эффективной экспертной оценки рукописей редакция имеет право привлекать внешних рецензентов – специалистов по тематике рецензируе-мых материалов (докторов или кандидатов наук, в том числе специалистов-практиков, имеющих за последние три года научные публикации по тематике ре-цензируемой рукописи).

5. Рецензенты уведомляются о том, что процедура рецензирования являетсяконфиденциальной. Рецензентам не разрешается делать копии статей и передавать их третьим лицам.

6. Рецензирование проводится конфиденциально для авторов статей. Рецензияпредоставляется автору рукописи по его письменному запросу без подписи и указа-ния фамилии, должности, места работы рецензента.

7. Сроки рецензирования рукописей:7.1. Главный редактор Журнала рассматривает предоставленную к публикации

рукопись в соответствии с п. 3 Порядка в течение семи дней с момента ее предостав-ления в редакцию.

7.2. Рецензирование рукописи специалистом осуществляется в течение четыр-надцати дней с момента предоставления ему рукописи главным редактором.

7.3. В сроки, указанные в подп. 7.1 и 7.2 Порядка, не включаются выходные и праздничные дни, установленные действующим законодательством Российской Федерации.

7.4. По согласованию редакции и рецензента рецензирование рукописи может производиться в более короткие сроки с целью рационального формирования ре-дакторского портфеля.

8. Содержание рецензии:8.1. Рецензия должна содержать экспертную оценку рукописи по следующим

параметрам: 8.1.1. соответствие содержания рукописи ее названию; 8.1.2. актуальность темы исследования; 8.1.3. научная новизна полученных результатов;


249

8.1.4. целесообразность публикации рукописи, с учетом ранее выпущенной по данному вопросу литературы;

8.1.5. подача материала (язык, стиль, полнота и логика изложения); 8.1.7. законность и обоснованность заимствований. 8.2. Рецензент вправе дать рекомендации автору по улучшению рукописи. За-

мечания и пожелания рецензента должны быть объективными и принципиальны-ми, направленными на повышение научного уровня рукописи.

8.3. В заключительной части рецензии должно содержаться одно из следующих решений:

8.3.1. рекомендовать принять рукопись к публикации в Журнале; 8.3.2. рекомендовать принять рукопись к публикации в Журнале с внесением

технической правки; 8.3.3. рекомендовать принять рукопись к публикации в Журнале после устра-

нения автором замечаний рецензента (с последующим направлением на повторное рецензирование тому же рецензенту);

8.3.4. рекомендовать отказать в публикации рукописи в Журнале по причине несоответствия ее научного уровня или иных критериев требованиям, предъявляе-мым к соответствующим рукописям.

9. В случае принятия рецензентом решения, указанного в подп. 8.3.3 Порядка,доработанная (переработанная) автором рукопись повторно направляется на ре-цензирование. В случае, если рецензент при повторном рецензировании принимает аналогичное решение, рукопись считается отклоненной и более не подлежит рас-смотрению редакцией Журнала.

10. В случаях принятия рецензентом решений, указанных в подп. 8.3.2-8.3.4 Порядка, текст рецензии направляется автору рукописи.

11. Окончательное решение о принятии рукописи к публикации в Журнале при-нимает Редакционный совет на основании рецензии.

12. Оригиналы рецензий хранятся в редакции Журнала в течение пяти летс момента их подписания рецензентом.

13. В течение срока, установленного п. 12 Порядка, копия рецензии предоставля-ется в Министерство образования и науки Российской Федерации в случае поступ-ления в редакцию Журнала соответствующего запроса.

PROCEDURE FOR REVIEWING MANUSCRIPTS, SUBMITTED FOR PUBLICATION

IN THE JOURNAL "THEORY OF STATE AND LAW"

1. This Procedure for reviewing manuscripts submitted for publication in the journalTheory of State and Law (hereinafter referred to as the Procedure) determines the proce-dure for reviewing manuscripts of scientific articles, reviews, reviews and reviews provided by authors for publication in the journal Theory of State and right-va "(hereinafter – the Journal).

2. Each manuscript submitted to the editorial office of the Journal must undergo a re-view procedure.

3. The manuscript received by the editorial office of the Journal is reviewed by thechief editor for its compliance with the profile of the Journal, the requirements for format-ting and is sent for review to a specialist.


250

4. As a general rule, reviewing is carried out by one of the members of the editorialboard – a specialist on the subject of the reviewed materials, who has scientific publications on the subject of the reviewed manuscript over the past three years.

For a more effective expert assessment of manuscripts, the editorial board has the right to involve external reviewers – specialists on the subject of the reviewed materials (doctors or candidates of science, including practitioners who have had scientific publica-tions on the subject of the reviewed manuscript over the past three years).

5. Reviewers are advised that the review procedure is confidential. Reviewers are notallowed to make copies of articles and transfer them to third parties.

6. Reviewing is carried out confidentially for the authors of articles. The review isprovided to the author of the manuscript upon his written request without a signature and without specifying the name, position, place of work of the reviewer.

7. Terms of reviewing manuscripts:7.1. The editor-in-chief of the Journal considers the manuscript submitted for publica-

tion in accordance with clause 3 of the Procedure within seven days from the date of its submission to the editorial office.

7.2. The reviewing of the manuscript by a specialist is carried out within four to ele-ven days from the moment the manuscript was submitted to him by the editor-in-chief.

7.3. Within the terms specified in sub. 7.1 and 7.2 Order, excluding weekends and holidays established by the current legislation of the Russian Federation. 7.4. By agreement of the editorial board and the reviewer, the review of the manu-

script can be carried out in a shorter time frame in order to rationally form the editorial portfolio.

8. Content of the review:8.1. The review should contain an expert assessment of the manuscript according to

the following parameters: 8.1.1. correspondence of the content of the manuscript to its title; 8.1.2. Relevance of the research topic; 8.1.3. scientific novelty of the results obtained; 8.1.4. the expediency of publishing the manuscript, taking into account the literature

previously released on this issue; 8.1.5. presentation of material (language, style, completeness and logic of presenta-

tion); 8.1.7. the legality and validity of borrowing. 8.2. The reviewer has the right to give recommendations to the author on how to im-

prove the manuscript. The comments and wishes of the reviewer should be objective and principled, aimed at improving the scientific level of the manuscript.

8.3. The final part of the review must contain one of the following solutions: 8.3.1. recommend to accept the manuscript for publication in the Journal; 8.3.2. recommend to accept the manuscript for publication in the Journal with tech-

nical revisions; 8.3.3. to recommend to accept the manuscript for publication in the Journal after the

author has eliminated the reviewer's comments (with subsequent referral to the same re-viewer for re-review);

8.3.4. recommend to refuse publication of the manuscript in the Journal due to the discrepancy between its scientific level or other criteria to the requirements for the corres-ponding manuscripts.


251

9. If the reviewer makes the decision specified in sub. 8.3.3 Procedure, revised (re-vised) by the author, the manuscript is re-sent for review. If the reviewer makes a similar decision during re-reviewing, the manuscript is considered rejected and is no longer sub-ject to review by the editors of the Journal.

10. In cases where the reviewer makes the decisions specified in sub. 8.3.2-8.3.4 Order, the text of the review is sent to the author of the manuscript. 11. The final decision on the acceptance of the manuscript for publication in the Jour-

nal is made by the Editorial Board based on the review. 12. The originals of the reviews are kept in the editorial office of the Journal for five

years from the moment they are signed by the reviewer. 13. Within the period established by clause 12 of the Procedure, a copy of the review

is submitted to the Ministry of Education and Science of the Russian Federation in case of a corresponding request received by the editorial office of the Journal.


252

Редактор, переводчик М.В.Старцева Верстка И.И.Каширина

Адрес редакции: 119415, г. Москва, ул. Удальцова, д.19, корп. 1, офис 12 E-mail: [email protected]; [email protected]

Сайт: http://matgip.ru/magazine Телефон: (499) 431-5806

Издатель: МОО «Межрегиональная ассоциация теоретиков государства и права»

Адрес издателя: 119415, Москва, Удальцова 19-1-12 E-mail: [email protected]

Выход в свет 20.09.2021. Формат 61х86 1/8. Бумага офсетная. Печать цифровая.

Уч.-изд. л. 30,54. Усл. п.л. 20,5. Тираж 150 экз. Заказ № ___

Цена свободная

Отпечатано в типографии «OneBook.ru» ООО «Сам Полиграфист»

www.onebook.ru

109316, г. Москва, Волгоградский проспект, дом 42, корп. 5, «Технополис Москва»

ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА THEORY OF STATE AND ... - DOI

Documents

Transcript of ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА THEORY OF STATE AND ... - DOI