Книга XVII

ГЕЛОН и будины

(сокровенное родословие балтийских языков)

1 свидетельства мифологии

1свидетельства эллинской мифологии

Согласно эллинскому мифу, Финей, сын Агенора (или сын

Фойника и Кассиэпии, внук Агенора), прибыв в Финеиды, стал

царем фракийского Салмидесса, после Девкалионова катаклизма

(около -1520-1518). От Финея Клеопатра, дочь Борея, родила

Орийфа и Крамбиса, а Идея, дочь Дардана, — Фина (Тюна) и

Мариандина (Вифин). От Аполлона Финей имел дар предсказания,

но был ослеплен вследствие гнева богов, так как неосторожно

открыл планы Дия. Гарпии мучили его, унося у него кушанья и

марая остатки еды нечистотами, так что он вечно томился голодом

за то, что, по побуждению своей второй супруги, ослепил сыновей

от первого брака. Когда аргонавты пристали к его берегу, то

Бореады, Зет и Калаид, избавили его от гарпий. См. Финей и

финеиды.

1б свидетельства скифской мифологии

Скифы имели собственное генеалогическое предание, весьма

согласующееся с эллинским. Как говорят сами скифы, они – самые

новые (люди) из всех народов. А произошло это таким образом.

Первым жителем этой, тогда еще необитаемой, страны был муж по

имени Таргитай (). Родителями этого Таргитая

(), как говорят скифы, были Зевс () (Папай) и

дочь реки Борисфена ()

(Борисфен = Геллеспонт). Такого рода был Таргитай, а у него

родилось трое сыновей: Липоксай (), Арпоксай ( )

и самый младший – Колаксай (). В их царствование (

) на землю скифов ( ) с неба упали золотые

изделия (): плуг да ярмо () и

секира (), и чаша (). Первым увидел эти вещи старший

брат. Едва он подошел, чтобы поднять их, как золото запылало.

Тогда он отступил, и приблизился второй брат, чтобы сделать это. И

опять золото было объято пламенем и отогнало обоих братьев. Но,

когда подошел третий, младший, пламя погасло, и он унес золото к

себе. Поэтому старшие братья согласились передать все царство

младшему. Так вот, от Липоксая (), как говорят,

произошел скифский род (), называемый

авхатами (), от среднего ( ) – так называемые

катиары и траспии (), а от

младшего из (братьев), царя, – так называемые паралаты

(). Все племена совокупно называются

сколотами (), по имени царя ().

Эллины же зовут их скифами (). Так рассказывают скифы о

происхождения своего народа. Они думают, впрочем, что со времен

первого царя Таргитая () до вторжения в их землю Дария

() прошло не более 1000 лет. Упомянутое священное золото

скифские цари тщательно оберегли и с благоговением почитали их,

всякий год принося великие жертвоприношения. Если кто-нибудь на

празднике заснет под открытым небом с этим священным золотом,

то, по мнению скифов, не проживет и года. Поэтому скифы дают

ему столько земли, сколько он может за день объехать на коне. Имея

великую страну, Колаксай () разделил ее, по рассказам

скифов, на три царства () между своими

тремя сыновьями (). Самым большим он

сделал то царство, где хранилось золото (Herodot IV 5-7).

1в свидетельства балтийской мифологии

Балтийская мифология известна фрагментарно, но и того, что

не стерто христианизацией, достаточно для суждений о

генетических корнях прабалтийской мифологической традиции.

Прародителями пруссов традиция считала братьев Видевута

(Будевута) и Брутена, пришедших по морю к устью Вислы. Они

стали учредителями прусского социума, светской и духовной

власти, основателями культового центра в Romove (Самландия), где

первожрецом стал Krive-Krivaitis. В их честь устанавливались

парные столбы, один из которых воплощал Вудевута и назывался

Worskaito (Wurskait). Он символизировал идею «верховенства».

Второй столб назывался Iszwambrato (swais brati «его брат») и

посвящался Брутену.

Эти мифологические и культовые образы скорее соотносимы с

Зетом и Калаидом, крылатыми сыновьями Борея, чем с Диоскурами

(вопреки В. Н. Топорову 1994, 14–15). Два сына Борея и два сына

Финея также представляют собой мифологизированный близнечный

культ. Кроме того, этот поздний миф (не ранее 700 г. н. э.), похоже

вообще повествует не об общих предках латышей, литовцев и

пруссов, а о каких-то мигрантах из западной Прибалтики (венетах и

германцах?). Балтийские общности не сохранили оригинального

генеалогического предания. См. Раздел «Свидетельства ДНК-

генеалогии».

1г свидетельства эллинской истории

Гелон (Γελωνός, Gelonus) – самый большой город Гипербореи

в стране народа Будинов (Βουδίνοι, Budini) VII–III веков до новой

эры. Как повествует Геродот (Мельпомена 108), деревянный город

под названием Гелон находился в земле будинов, большого и

многочисленного племени. Все будины были со светло-голубыми

глазами и рыжими волосами. Каждая сторона городской стены была

длиной в 30 стадий. Городская стена была высокая и вся деревянная.

Дома и святилища были построены также из дерева. Ибо там были

святилища эллинских богов со статуями, алтарями и храмовыми

зданиями из дерева, сооруженными по эллинскому образцу. Будины

справляли празднество в честь Диониса каждые три года и

приходили в вакхическое исступление. Жители Гелона издревле

были эллинами. Они поселились среди будинов после изгнания из

своих торговых поселений. Жители Гелона говорили частью на

скифском языке, а частично – на эллинском. Однако у будинов был

язык, отличающийся от языка гелонов. Образ жизни будинов был

также иной.

1д свидетельства теологии

Языческий пантеон балтийских народов содержит многие

теонимы с отчетливыми языковыми и семантическими связями с

другими и.-е. традициями.

Прежде всего, следует отметить факт хорошей сохранности

обще-индоевропейского наименования небесного божества diẽvas м.

р. ‘бог’ и deĩvė ж. р. ‘богиня’. В сравнении с ближайшими

родственными языками славян и скифов, где и.-е. наследие было

вытеснено инновациями (*bagas и *papaias соответственно,

заимствованиями?), именно этот теоним следует реконструировать

во главе прабалтийского пантеона.

Обозрим вкратце балтийские теонимы в алфавитном порядке.

Бог Ausschauts, Auxschautis, Auschauten, Auscautum, Auscutum

(др.-прус.); Ausszwaito, Auszweikis, Ausweitis, Atsweikčius (ср. лит.

at-sveĩkti, pa-sveĩkti ‘выздоравливать’), Auskuts (лит. «стригущий

овец») отождествим с античными богами Аполлоном-Целителем (

) или Эскулапом ( ).

Богиня лучей восходящего солнца, утренняя звезда, Денница

Aušrà, Aušrinė (лит.); Austra, Austrine (лтш.), ср. гл. austi ‘восходить’,

Auseklis, Ausku, различными мифологемами тесно связана с богом

Солнца Sáulė (он ей отец или старший брат), месяцем (он ей жених),

звездами (žvaigžd , -nes). Бог Перкунас низвергает ее на землю, где

она превращается в коллективные женские божества Marya, Lauma,

Zemina. Аушрине соответствует Тэтис, Эос и Афродите Урании.

Бог ветра и морского волнения, божество морских бурь

Bangputtis (др.-прус.), Bangputys (лит.), связан со словами bangà

‘волна’ и p sti, putuoti ‘дуть, веять’. Этому божеству соответствует

Посейдон (Нептун). Ср. версию о том, что отцом Финея был сам

Посейдон.

Другой бог мореплавания и кораблей др.-прус традиции

Bardoayts, Bardoijs, Gardoayts, Gardotets, Gardehis, Perdoytis Kastor

(от др.-прус. bordus, лит. barzdà, лтш. barda, barzda ‘борода’)

отождествим с одним из Диоскуров, покровителей мореплавателей,

по имени Kastor.

Бог скота Baubis (др.-прус.), Jaučiu Baubis (лит.)

этимологизируется на базе глагола baũbti ‘реветь’ и сопоставляется с

др.-греч. мифическим персонажем (любимица богини

Деметры, антропоморфный образ коровы?).

Бог Deivus (др.-прус.), Diẽvas (лит.), Dievs (лтш.), главный из

богов, отец неба Debestevs. Его сыновья (Dieyo suneliae (лит. sūnẽlis

‘сынок’), Dieva deli), олицетворяющие созвездие Близнецов

(), влюблены в дочь солнца (Sáulės dukt , Sáulės meita).

Небесная дева Deĩvė, чаще сто небесных дев, имеют земное

воплощение в облике русалок (laume, undìnė) и сопоставимы с

коллективными нимфами Океанидами и Нереидами.

Высокочтимая богиня Mater Gabia, Gabie, Polengabia, Paniks,

Ponike (Schwenta Panicke, Swente Panike, Szwenta Ponyke), Gabjauja,

Gabjauis тождественна богине божественного очага Hestia или Vesta

(от лит. gabija ‘огонь’). Примечательна этимологическая связь этого

имени с обще-кельтским теонимом *Gobannio-, др.-ирл. Goibniu, вал.

Gofannon, корн. Goffannon – бог кузнечного ремесла (Калыгин 2006,

91—92).

Мужское соответствие предыдущему теониму Gabis, Gabeta,

Jagaubis Vulcanus также этимологически связано с кельтским

именем бога кузнечного ремесла Gobannius. Принято думать, что

выделяемый корень *gob- за пределами кельтских языков надежных

соответствий не имеет (Schmidt 1983; Lambert 1994, 100—101;

Калыгин 2006, 92), ср. пред.

Теоним лит. богини смерти Giltin пытались

этимологизировать вместе с др.-ирл. Balor на основе и.-е. корня

*guel- ‘жалить, пронзать, причинять смерть’ (Калыгин 1996;

Kalyguine 1997, 367–369; Калыгин 2006, 30). Что не представляется

убедительным. Так как лучшее соответствие др.-ирл. Balor догреч.

ИС , румын. фолькл. Baláur со значением

«змей, дракон, чудовище».

Три богини судьбы Laima, Dekla, Karta (лтш.) соответствуют

др.-греч. .

Теоним подземного бога Patols, Patolus, Patulas, Patuls, Pokols,

Pekols, Pilvitis, Pilvits имеет этимологию в связи с др.-инд. pātala-

‘подземный мир из семи областей, где обитают разряды божеств

Daitya, Danava и Naga’. Скорее всего, перед нами заимствование из

индоарийских диалектов Северного Причерноморья. Этому богу,

скорее всего, соответствует Аид – владыка царства теней умерших,

хранитель несметных богатств,

Бог Perkunas (лит.), Perkons (лтш.), отыменные образования

Perkunija, Perkune, несмотря на обоснованные этимологические

связи с фрак. теонимом , герм. теонимами и

топонимами Ferguni, Fergunna, Firgunnia, др.-исланд. Fiorgyn(n)

(мать бога Тора), гот. Fairguni ‘скала’, др.-кельтским топонимом

Hercynia (*Perkunia), согласно собственно прусскому преданию,

является инновацией в пантеоне, привнесенной первожрецом культа

Криве, т. е. Перунъ кривичей. Поэтому, перед нами, скорее всего,

заимствование из славянских диалектов болгаро-македонской

группы, в которых была производящая основа гл. пèркам / пèрна

'ударять/ударить слегка' и словообразовательная модель имени

деятеля на -унъ, ср. Перунъ. Литовские представления о священном

камне белемните, молоте Перкунаса, kaukas, kauko akmuõ, kauka

spenis позволяют отождествить этого бога с герм. *þunr- (Þōrr), тем

более что четверг (Perkuno diena) был посвящен Перкуну (ср.

Donnerstag, Thursday).

Богиня Perkuna tete, tetà («тетка Перкуна»), омывающая

солнце, также относится к инновациям пантеона, в семантическом

отношении сопоставима с титанидой Тейей.

Лит. слово Sáulė как теоним, и производное от него прилаг.

sáulės ‘солнечный’ имеют явное соответствие в скифском

антропониме (V в. до н. э.) и теониме ‘богине

Соль’ (II в. до н.э.), в которых заметно историческое стяжение

дифтонга *saul- > *sộl- (Трубачев 1999, 273).

Второе по рангу после Окупирмса или четвертое после

Перкунаса Божество Suaixtix, Swayxtix, Schwaytestix, Szweigsdukkis

(Sol), олицетворяющее солнечный свет, этимологизируется из др.-

прус. Swaigstan «сияние», лит. žvaigžd , лтш. zvagsne и может быть

отождествлено с др.-греч. Астрайем, сыном Крия.

Водный юноша Trimps, Trimpus, Potrimps, Autrimps, Natrimpe

(др.-прус.) возможно, соответствует тому же Посейдону или его

сыну Тритону. Если допустить семантическое тождество др.-прус.

trimps, пеласг. , эллинск. , лат.

tridens ‘трезубец’, имеющими прямое отношение к Посейдону,

Нептуну.

Высший бог др.-пруссов Ukapirms («из всех первый»)

сопоставим с др.-греч. Ураном, Кроном и лат. Saturnus.

Имя богини Радуги Vaiva, жены Перкуна, лит. vaivórykštė

‘радуга’ этимологически связаны с др.-инд. и авест. именем

Vaivasvat-, Vivaxvant, а семантически с др.-греч. Иридой.

Богиня вечерней звезды (вечерницы) Vakarinė этимологически

связана с vãkaras ‘вечер’. Соответствует эллинским божествам

Геспер и Гесперида.

Имя бога ветра Wejdiews (др.-прус.) ‘бог ветра’, Veiopatis,

V jas põnas (лит.) ‘господин ветер’; Vejas pats (лтш.) ‘хозяин ветра’,

как и наименование его жрецов wejones этимологически связаны с

авест. и др.-инд. Vayu- ‘божество ветра’ (и.-е.*ue(i)- ‘веять, дуть (о

ветре)’). Др.-греч. соответствия – титан Крий, Астрай, сын Крия,

особенно Борей, сын Астрая.

Богиня Zemina (лит. žẽmė ‘земля’), Zemes mate (лтш. «Земля-

мать»), олицетворение Земли-матери, соответствует др.-греч. Хтон,

макед. Гайа. Брат этой богини Zemepatis «Господин земли». Мать-

Земля связана мифологемами с богами Perkunas, Sáulė, M nuo-

Mensis, аналогично др.-греч. мифологии.

Балт. название вечерней звезды Жворуна, Žvėrinė

сопоставляют с самофракийским эпитетом богинь Artemis и Hecate

Zerynthia, , топонимом ,

Zerynthia litora в устье Марицы (Топоров 1966, 149; Detschew 1976,

183, 184; Топорв 1984, 19–20).

Как очевидно следует из выше изложенного, в балтийских

традициях и языках хорошо сохранилось общеиндоевропейское

наследие. А инновации имеют вполне ясное происхождение. В

частности, следует отметить влияние кельтского мира (теонимы

Габия, Габис), индоиранского мира (Патолс) и антской или

славянской общности (Перкун, Земес мате).

1е свидетельства традиционного календаря

К сожалению, первичный архетип, общий для латвийского,

литовского и прусского календарей, восстанавливается с трудом.

Ясно только, что это был лунный календарь, скорее всего,

фенологического характера. Ср. лит. m nuo, mėnùlis ‘месяц’; jáunatis,

jáunas mėnùlis ‘новолуние’, pìlnatis (mėnulio) ‘полнолуние’; месяцы:

saũsis I, vasãris II, kóvas, kóvo m nuo III, balañdis m nuo IV, geguž ,

geguž s m nuo V, biržẽlis, biržẽlio m nuo VI, líepa, líepos m nuo VII,

rugpi tis VIII, rugs jis IX, spãlis X, lãpkritis m nuo XI, grúodis XII.

О календарной роли созвездия Плеяд в балтийской традиции

написано достаточно (Непокупный 2002, 23–25; Непокупний 2004,

65–82).

2а свидетельства исторической ономастики

Имеются уникальные изоглоссы, свидетельствующие о

сохранении в балтийских языках унаследованных еще из диалекта

Финеидов ранних заимствований из варварских языков Ориента.

К прим., теоним этимологизируют как

словосложение и.-е. диал. *britu- ‘сладкое’, ср. глоссу

Hesych.), и *martis, ср. лит. marti ‘невестка’. Притом,

что существует и аккадское слово mārtu ‘filia, puella’ (Semerenyi

1994, 219).

Ономастический материал все более плотно очерчивает

этнолингвистическое родство балтийской группы языков с

многочисленными языковыми реликтами с территории Фракии

(Йорданов 2009, 121). Известны следующие ареалы топонимии

балтийского вида:

Фракия и Вифиния. В указанном мифологией ареале (юго-

восточная Фракия и северо-западная Анатолия) замечено большое

количество гидронимов, топонимов, этнонимов и антропонимов

прабалтийского вида. Общее количество топонимических сходств

между балтийским и древне-балканским ареалами весьма

значительно (превышает сотню), при этом несколько десятков

параллелей претендуют на абсолютную точность исходных форм и

не допускают сомнений в их подлинности и показательности.

Первые опыты подобных сопоставлений принадлежали еще Й.

Басанавичюсу, наиболее презентативные подборки примеров и

много нового материала содержится в публикациях И. Дуриданова

(Дуриданов 1969, 1976) и В. Н. Топорова (Топоров 1964, 1972, 1973,

1977, 1980, 1984). Приведем только наиболее очевидные и

убедительные сопоставления, извлеченные из обширной

литературы:

Фракийский топоэлемент -apos, -apes имеет точное

соответствие в др.-прус. ape ‘река’. Гидронимы Фракии, Вифинии и

Мюсии , Aesepus [Detschew 1976, 10] сопоставимы с лит.

Aise-upė, лтш. Aisa-upe;

фрак. глосса amolusta = Kamille, раст. ромашка [Detschew 1976,

543] сопоставима с лит. amalas ‘сладкий, кисло-сладкий’;

топоним ™j AÙla…ou te‹coj (Detschew 1976: 34) – греч. ‘стена,

крепость Авлая’. Антропоним AÙla‹oj (Detschew 1976: 34) связан с

фрак. эпитетом Аполлона-Авлета, производен с суф. -ai- от корня

*aul- ‘авл, флейта; авлет, флейтист’, ср. фрак. Aulo-, Aulou-,

Auilou-, Ablou-, Allou- (Detschew 1976: 35-38) и лит. aulys, лтш.

aulis ‘вид улья’, ст.-слав. оулинь ‘углубление в дереве’, лат. alvus

‘полость, углубление’, др.-греч. auloj ‘продолговатая полость’, тох.

Б. aulon. Ср. боспорск. ИС , скиф. *aulu-poris ‘сын

Аполлона-авлета’ – сложение фрак. *aulu- и *poris ‘сын’, ср. лат.

puer, -eris ‘мальчик’; боспорск. ИС – фрак. (Detschew

1976: 35-38; Бояджиев 1980: 95), *aulu-zelmes ‘змей Аполлона-

авлета’, сложение фрак. *aulu- и *zelmis ‘змей, священная змея’

(Detschew 1976: 181) (Шапошников 2009).

фрак. топоним сопоставим с лит. Batkunai

(Дуриданов 1976, 128);

фрак. теоним , геортоним

, храм богини , сопоставляли с балтийск.

Bentis, Bindis [Basanavičius 1926, 5; Топоров 1984, 20–21]

вифин. этноним – лит. гидроним (озеро) Bebrùkas,

bebriùkas ‘бобренок’, др.-инд. babhruká- ‘коричневый’ [Топоров

1972в, 27; Katičić 1976, 140; Janakieva, Dimitrov 1996, 93–94;

Откупщиков 1998, 29; Откупщиков 2001, 302];

вифин. гидроним [Detschew 1976, 68]

сопоставим с др.-прус. Bylien, Bylenne, лит. Bilenai, лтш. Bille, Billes,

Billis, Billas;

фрак. ис , – лит.

отыменные мн Brinkiškiai [Дуриданов 1976, 129; Detschew 1977, 89],

этимон алб. brenc, brez 'пояс, окружность';

анатолийские топонимы Brigae, Briganitius

[Detschew 1976, 87, 91] сопоставимы

с лит. Brugis;

Фрак. топоним Burd-, Burdi-, Burdenis, Burto, Burdapa,

Burdipta,

[Detschew

1976, 81] сопоставляли с основой лит. Burd-iškių [Топоров 1973: 40–

41; Откупщиков 2001, 304];

Топоним Bourdšptw, Burdipta (Prokop. aed. IV 11; IA 137, 2;

231, 6; Detschew 1976: 81) ‘(крепость) украшенная, отделанная

доской’, однако отождествление с Burdista (IH 569, 1), Burdenis

mansio (TP 8, 3) = Хисар (Свиленград) некорректно, так как область

Гемимонт не могла простираться так далеко на запад. Толкуется как

сложение фрак. burd-, burdi-, burdo-, burto-, - ‘болото, мокрое

место’ или ‘брод’ (Detschew 1976: 81; Георгиев 1958: 103–104, 112;

1960, 99) и epta-, -, epte-, -, -, epti-, -, hepta-, -ipta,

- ‘?’ (Detschew 1976: 167–170). Последнее, по моему

разумению, может быть сродни основе лат. супина aptum sum, aptus,

apta по гл. apiscor (ср. мутацию корня после -d- в adeptum sum,

adipiscor), terrae radicibus aptus ‘корнями прикрепленный к земле’ и,

особенно, caelum stellis fulgentibus aptum ‘небо, усыпанное

(украшенное) сверкающими звёздами’. Имея в виду эту лат.

конструкцию, можно предложить фрак. *burd-epto значение

‘снабженная, отделанная неким бурдом’ или ‘(крепость)

пристроенная к болоту’. Скорее всего, фрак. *burd- в данном случае

имеет какое-то иное значение, обозначает нечто, чем можно

снабдить, отделать, украсить крепость, например и.-е. лексическое

гнездо *bheredh-, *bhordho-, *bh dh- ‘резать’, ‘доска’, ‘бёрдо’, ср.

гот. fōtu-baúrd ‘Fussbrett’, прагерм. *burð-, праслав. *bьrdo (Pokorny I

1959: 138; ЭССЯ 3 1976: 164–165). Полагаю, что фрак. реликты

Burdenis (Хисар-Свиленград), (?), (крепость

близ Ремезианы, Бела Паланка), (крепость близ Ниша)

(Detschew 1976: 81) должно толковать единообразно, как

‘отделанный, обшитый доской’ (Шапошников 2009).

Топоним Burticom, Burticum – место между Аполлонией и

Тиниадой, предположительно Бродиво (Detschew 1976: 82)

‘дырявое’. Истолковывалось как производное с суф. -ik- от фрак.

burto-, - ‘болото, мокрое место’ или ‘брод’ (Георгиев 1958:

104, 112; Георгиев 1960: 99; Detschew 1976: 81). Скорее всего,

ошибочная етимология, так как регулярно и.-е. глухие смычные

дают глухие (ослаблеееые) во фрак., да и рефлекс корневого

гласного неоднозначен. Следовательно, формы не относятся к

продолжениям и.-е. *bhredh-, а к и.-е. *bhur-tuo-, архетипу праслав.

*bъrtva, *bъrtъ, *bъrtь ‘борть, дупло дерева с ульем внутри’ (ЭССЯ 3

1976: 132—133), а также лит. bùrtas ‘жребий’, bùrti ‘колдовать’, лат.

forare ‘сверлить, дырявить’, foramen ‘дыра’ и, м. б. кельт. Burt,

Burtiacus, Burtius, Burtina, (Holder I 1961: 643; III 1962:

1009) (Шапошников 2009);

этноним во Фракии [Detschew 1976, 98]

сопоставим с лит. gãlas ‘край’;

фрак. этноним [Detschew 1976, 108] сопоставим с лит.

gañdras, gañdrai ‘аисты’ [Tomaschek 1894, 88; Топоров 1973;

Detschew 1976, 108; Откупщиков 1998, 29; Откупщиков 2001, 302];

фрак. топоним [Detschew 1976, 122]

сопоставим с лит. Daulia [Топоров 1973];

топонимы в Пропонтиде, Фракии и Италии

[Detschew 1976, 122] сопоставимы с лтш.

Dauniskis [Топоров 1973];

фрак. топоним [Detschew 1976, 131] сопоставим с др.

прус. Dinge [Топоров 1973];

фрак. ИС Dida, <

лит. dìdis ‘magnus; великий’ [Detschew 1976, 108, 123], ИС Didas

[Zinkevicius 1977, 114; Откупщиков 2001, 303];

фрак. Didila < dìdelis ‘velik’ [Detschew 1976, 131], лит., лтш.

Didel [Топоров 1973; Откупщиков 2001, 303];

Фриг., фрак. ~ лит. Didónis [Zgusta 1964, 147f.;

Zinkevicius 1977, 135; Откупщиков 2001, 303];

фрак. ИС = – лит. didùs ‘богатый,

сильный, величественный, знаменитый’, производное к dìdis

‘большой, великий’, и káimas ‘деревня, село’, или даже didžkaimis

‘большая деревня, село’ (LKŽ, II, 495) [Detschew 1957, 131; Mihailov

1987; Откупщиков 2001, 302–303];

ИС (Танаис) толкуется как словосложение

аналога лит. didùmas ‘величина’ и заимствованного из туранских

диалектов xsarth- ‘воитель, царь’, ср. в связи с осет. æxsar [Абаев IV

225], о правильном морфологическом делении свидетельствует

аналогичное ИС DosumÒxarqoj (Танаис);

фрак. ИС Diszas, Diza, Disza, Dizza, Diszio

< Didias [Detschew

1976, 133–134] ~ лит. ИС Dižas [Басанавичюс; Duridanov 1969, 77],

лит. ИС Dìdžius [Zinkevičius 1977, 114; Откупщиков 2001, 303];

фрак. ИС Dizo, Dizzo, Diso [Detschew 1976, 135], иллир. ИС

Didius ~ лит. ИС Dìdžius [Zinkevičius 1977, 114; Откупщиков 2001,

303];

фрак. гидроним сопоставим с лтш. Dudupe

[Detschew 1976, 151];

хетт. топоним URU

I-[s]a-as-pa-ra-a = Isasapara [Sedat Alp Belleten

XLIII Nr. 170, 1979, S. 276 f.; St Med I, Piero Meriggi dicata, 1979, S.

20 ff., 1994, 13; Aygül Süel 1994, 450] сопоставим с фрак. МН на -para

[Detschew 1976, 356];

ассир. топоним Ispilibria (IX в. до н. э.) = (Pape I,

362)? – пытаются толковать из сложения лит. прист. is- (ср. ismiestis

‘пригород, предместье, место за пределами города’) и лит. pilìs, лтш.

pils ‘крепость, замок; город’, а также частотного фрак. топоэлемента

bria со значением ‘город’ [Detschew 1976, 86]. Джаукян Г. Б.

полагал, что уже в середине II тыс. до н. э. фракийцы проникали в

восточные области Анатолии, ср. фракийское племя сарапары у

границ Армении и Мидии [Джаукян Г. Б. 1984, 11–12; Откупщиков

2001, 305–306].

Гидроним Iuras – flumen in Thynias (Detschew 1976: 216;

Georgiev 1984: 211) справедливо толкуется в сопоставлении с лит,

лтш. jûra ‘See, Teich; озеро, пруд’ (Шапошников 2009).

фрак. Гидроним Histrus, Hister, , топоним Histria,

Histropolis, Histros, Hister, , анатол. гидроним

[Detschew 1976, 217–218] сопоставимы с вост. балт. Истра

[Топоров 1973];

вифин. и фрак. гидронимы Calpas, и

этноним [Detschew 1976, 224] сопоставим с лит.

Kalpe, Kalpa- [Топоров 1973];

село Calsus во Фракии ~ лтш. мн. Kalsi, Kals-strauts

[Дуриданов 1976, 128];

фрак. топоним Cardia,

[Detschew 1976, 228] сопоставим с лтш. Kardi, Kardes [Топоров

1973];

фрак. гидроним

Carpus (приток Истра),

этноним Carpi [Detschew 1976, 230–232] сопоставим с лит. Karpis,

лтш. Karpa [Топоров 1973].

Фрак. топоним на Хиосе [Boardman 1967, 254;

Pausanias VII, 4, 8–9] сопоставим с лит. kaukarà ‘холм, вершина’

[Schrader I, 570; Откупщиков 2001, 316];

фрак. этноним Caucensis Dacica tribus

[Detschew 1976, 236] сопоставим с др.-прус. Kaukone, Kaukeyne,

Kaukenynen; лит. kaukas, kauko akmuõ, kauka spenis ‘священный

молот Перкунаса, белемнит’ [Топоров 1973];

карийск. топоним Caunus, сопоставим с лит. Kaũnas

[Топоров 1973; Трубачев 1991; 2002, 24, 213];

фрак. , ис –

др.-прусск. ис Kerse, Kerso, лит. ис Keršis, прил. keršis ‘с черными и

белыми пятнами’, kerš lis [Дуриданов 1976, 129; Лаучюте 1982, 45;

Hamp 1982];

фрак. топоним Cypsela, Cypsala, Chympsala, Gypsala, Gipsila,

[Detschew 1976,

272] ~ лит. мн Kupšėliai, сущ. kupsēlis ‘кучка, холмик’ [Дуриданов

1976, 128; Duridanov 1987а, 76; Откупщиков 2001, 301];

фрак. топоним [Detschew 1976, 276]

сопоставим с др.-прус. Linge, лтш. Linga, Lingas [Топоров 1973];

фрак. топоним Luginoj сопоставим с лит. Luginas [Топоров

1973];

фрак. топоним Maloea, Malua, Dacia Maluensis rippa Histri

boreale [Detschew 1976, 283] сопоставим с лтш Malvis [Топоров

1977];

фрак., фриг., пафлаг., памфил., лик. антропонимы

Manius

[Detschew 1976, 285–286] сопоставимы с прус. Mane, Man, Manie

[Топоров 1977];

фрак. топоним Marene (regionem in Aegaei litora) [Detschew

1976, 287] сопоставим с др.-прус. Marenn, Moreyne [Топоров 1977];

фрак. топоним [Detschew 1976, 290]

сопоставим с лтш. Maskas [Топоров 1977];

фрак. антропонимы, топонимы и этнонимы

Menda, Mendae, Mende, Mendaeum [Detschew

1976, 293–294] сопоставимы с др.-прус. Menden [Топоров 1977];

фрак. midne ‘село’ – лтш. mītne ‘местопребывания’ [Дуриданов

1976, 128];

фрак. топоним [Detschew 1976, 333] сопоставим с др.-

прус. Nogothin, лтш. Nogat, Negatne [Топоров 1977];

халкидский топоним [Detschew 1976,

354], дак. топоним Pelen-dova сопоставимы с др.-прус. Pellen, Peleyn,

лит. Pelenes (из и.-е. *pl-: *pel- ‘камень, скала, обнаженная гора’?)

[Топоров 1977];

фрак. теоним (дат. падеж),

, Percote, , Percosius [Detschew

1976, 364] сопоставим с лит. Perkunas, лтш. Perkons; Perkune

[Топоров 1977];

карийск. топонимы

[Detschew 1976, 264] сопоставимы с др.-прус. Pernen, лит. Pernava

[Топоров 1977];

фрак. этноним Potelense, дакийский топоним Potula и этноним

[Detschew 1976, 376] сопоставимы с др.-прус.

Patulla, Patolle, Patols, Patolus, Patulas, Patuls [Топоров 1977];

фрак. топоним (castellum in Scythia Minore) [Detschew

1976, 378] сопоставим с др.-прус. Preyd-azare, лтш. Priedes [Топоров

1977];

карийск. топоним сопоставим с лит. Prienai [Топоров

1977; Трубачев 2002, 24, 292];

Весьма древнее этническое имя с основой *prus-, сохраненное

др.-греч. передачами вифинских топонимов и антропонимов типа

(ныне г. Бурса в Турции),

Prusa, Prusias,

Prusensis, Prusaeus, Prousieus [Detschew 1976, 381–382], дошедшее в

этрусско-римских вариантах Prucius = Prus(s)e, Prusinus = Prus(ni),

Pruscena = Prusce. Предполагали, что сюда же можно отнести

кельтский этноним Prausi, германский рефлекс Frusja-, славянский

этноним Prûsy, Prousi. Прабалтийский архетип сохранен в др.-

прусск. Pruzze, prusiskan, Bruzi, B(u)rus, в литов. Prūs-, Prusai, лтш.

Prusi [Трубачев 2002, 23, 292]. В свете новых данных, эта

этимология не получила подтверждения. См. ниже.

фрак. гидроним, ороним, этноним

Rhodope, Rhodopa, Rodopeni

[Detschew 1976, 399–400] сопоставимы с лит. Rudupė, лтш. Rudupē

[Топоров 1977];

фрак. топоним , Redesto,

Rodesto, Redosto, Rodosto, Resisthos, Resistos (Tekir-dağ) [Detschew

1976, 388, 391] сопоставим с лит radastà, radãstas, radostas, redẽstas

‘Hecke, Dorn, Rose; живая изгородь, тёрн, слива колючая, колючий

кустарник, шиповник’ [Fraenkel III 683; Топоров 1977];

село Rumbodona ~ др.-прусск. мн Rumbow брод, лтш. ru ba

‘речной порог’ [Дуриданов 1976, 128];

фрак. топонимы и Rusi-dava [Detschew 1976, 405]

сопоставимы с др.-прус. Russa, Russe, лит. Rusiu [Топоров 1977];

фракийские и фригийские топонимы

[Detschew 1976, 413].

фрак. эпитеты богов Асклепия, Гигиеи, Артемиды

, эпитет бога Heros Silvanus – Saldaecaputenus,

Saltecaputenus, дакийский этноним [Detschew 1976, 412–

413] сопоставимы с литов. Saldus, Saldenes, Salda-Liebfrau(en)

[Топоров 1977], видимо, этимон лит. saldùs 'сладкий';

фрак. топоним Salonitana, таврич. топоним Saloniti (1321 год)

«солончаки, место изобилующее солью» сопоставим с др.-прусс.

Saloniten [Топоров 1977];

Фрак. ИС , этноним [Detschew 1976, 422]

~ лит. гидроним Sārakas [Zgusta 1984, 539; Vanagas 290];

Фрак. топоним [Detschew 1976, 423]

сопоставим с др.-прус. Sargente [Топоров 1977];

фрак. топоним , Sardes ad civitate Callatinorum,

, Sardica [Detschew 1976, 423–424]

сопоставим с курш. Sarde, Sarde-uppe [Топоров 1977];

топоним Sarmaqèn – крепость, – монастырь (Prokop.

aed. IV 11; пропущено в Detschew 1976: 424), если перед нами не

производные топонимы от шимени собственного (эпонима, варианта

этнонима Sarmatae?), то производные с суф. -at(h)- от *sarma-

(вариант и.-е. *sermos ‘течение, струя, река, поток’, фрак. ,

лит. Sérmas, польск. Śrem, болг. Стряма, др.-инд. sárma- ‘течение’)

(Георгиев 1958, 101; Он же 1960: 24–25, 42, 53, 65, 80, 83, 100, 123,

138), представленного еще в дакийск. Sarmategte, Sarmazege,

Sarmizegetusa. В последнем случае, первичное знач. Sarmathōn

предположительно реконструируется как ‘обильный струями’.

(Шапошников 2009);

фрак. топоним и этноним [Detschew 1976,

425] сопоставимы с лит. гидронимом Sa tė, прил. sa tas ‘светло-

красный’ (Дуриданов 1976, 128), лит. мн Sa tė, Sarte, лтш. Sarte,

курш. Zarte [Топоров 1977];

фрак. топоним Sausa сопоставим с др.-прус. Sause [Топоров

1977];

фрак. ис Sautes – ст.-лтш. ис Sautte, лтш. прил sautis ‘ленивый

человек’ [Дуриданов 1976, 128];

фракийские антропонимы

[Detschew 1976, 429]

сопоставимы с др.-прус. Seyte, Sietas [Топоров 1977];

фракийский эпитет героя, этникон Seietovienus сопоставим с

лит. Sietuva, Sietuvos [Топоров 1977];

фракийский топоним и этноним

[Detschew 1976, 432]

сопоставимы с лит. Sermas [Топоров 1977];

фракийские топоним , Sestos, Sestus и антропоним

[Detschew 1976, 439] сопоставим с др.-прус. Sestin, Seestin

[Топоров 1977];

фрак. этникон и хороним

, Sinti, , Sintica, Sintice [Detschew 1976, 444–446]

сопоставимы с др.-прус. Sinthen, Sindikas [Топоров 1977];

фрак. глосса dinupula, dinupyla (sinoupoula?) ‘собачье яблоко’

объясняется из лит. šun-obuolas ‘собачье яблоко’, словосложение šuõ

'пёс' и obuolỹs 'яблоко' [Топоров 1973, 48; Detschew 1976, 537;

Топоров 1977];

фрак. ис Skilas – лит. ис Skyl [Дуриданов 1976, 128];

фрак. мн Scretisca – лит. мн Skrẽtiškė [Дуриданов 1976, 128];

фрак. ис – др.-прусск. ис Sparke [Дуриданов 1976,

128];

фрак. мн – др.-прусск. strambo ‘стерня’, лтв. мн

Strũobas [Дуриданов 1976, 128];

Фрак. гидроним

<

*srūmōn [Detschew 1976, 481–484] ~ лит. straumuõ = sraumuõ <

*sroumōn ‘сильное течение, стремнина’, ср. др.-рус. строумень

[Откупщиков 2001, 301–302];

Топоним SoÚraj – крепость (Prokop. aed. IV 11; Detschew 1976:

470–471), согласно одному толкованию – вариант *zura ‘вода’ (ср.

арм. ĵur ‘вода’) (Георгиев 1958: 100–101, 111). Совершенно

неубедительно. Выпущено из виду и.-е. слово *sūro-, *souro-

‘кислый, горький, солёный’, праслав. *surovъ(jь), *syrъ(jь), лит.

sūrùs, лтш. sũrs ‘salzig, bitter; солёный, горький’, ст.-прусск. МН

Sure, лтш. МН Sūrupe, кельт. Sūra, др.-исл. saurr (Pokorny IV, 1039).

Soúras ‘суровая’ или ‘горькая (вода)’ (?). Крепость могла быть

названа по качеству местной воды (Шапошников 2009).

Первую часть двусложного фрак. мн Tarpodizos, Tarpudizos,

Tarpudison motatio (Detschew 1977, 492), сопоставляли с

лит. tárpas ‘промежуток, пустота’, с цслав. трапъ ‘трап’, с тохар.

tarp ‘болото, озеро’ [Дуриданов 1976, 129].

Топоним Tzonpolšgwn – крепость (Prokop. aed. IV 11; Detschew

1976, 498), Едва ли перед нами греч. передача славянского

словосложения чон- (?) и -поле-гонъ. Скорее всего, это – редкий

случай падежного словосочетания. Первое слово – форма вин. пад.

ж. р. ед. ч. *tzo- ‘сюда’, фрак. ti-, tia-, zio-, (Detschew 1976:

189, 502), продолжение и.-е. *tio- (*tā-, *to-), ср. лит. čiõn ‘сюда’, čià

‘здесь, тут’, алб. së (род., дат. пп., ед. ч. ж. р.), др.-инд. tyá ‘тот, тот

который’, др.-перс. tya ‘тот который’ (Pokorny IV 1086–1087).

Второе слово – форма вин. пад. ж. р. ед. ч. *polegō, вероятного

продолжения и.-е. *p go-, pelego, plēgo ‘Kriegshaufe, Heer, Haufe,

Schar, Volk; военное ополчение, войско, толпа, народ’ по глаг. *pel-,

pele-, plē- (Pokorny III, 798–799). Весь топоним значил нечто

подобное ‘(крепость) та, куда военное ополчение (сходится)’

(Шапошников 2009).

фрак. глосса usa-zila ‘Caltha palustris; Hundszunge’ (Detchew

1977, 555) сопоставимо в своей второй части с лит. karva-zole –

также название растения [Топоров 1977];

фрак. социальный термин благородного сословия –

лит. žibùtė ‘нечто светлое, светлость’ [Дуриданов 1976, 128],

Кшиштоф Витчак устанавливает этимологическое и семантическое

единство с одним из терминов придворных должностей в Великом

княжестве литовском [Witczak 1999, 51–52];

фрак. гидроним Zyras,

сопоставим с лит. jura, лтш. zura, zure ‘грязная вода’ [Detschew 1976,

194, 196; Топоров 1977];

Практически вся территория исторической Фракии наводнена

прабалтийской ономастикой. Это наводит на мысль о значительной

условности лингвистического понятия «фракийский язык», ибо

весьма затруднительно отыскать ономастические примеры с

фонетическими чертами, приписываемыми ему (Георгиев 1977). К

сожалению, трудно однозначно дифференцировать прабалтийские

формы от скифских (Йорданов 2009, 106–169).

***

Малая Скифия. Реликтовая ономастика балтийского вида

Нижнего Подунавья и Карпатских гор также давно на виду у

языковедов. Она очерчивает еще один ареал доисторического

расселения предков современных балтийских этносов. Приведем

наиболее очевидные из сделанных в существующей литературе

сопоставлений (Шапошников 2007, 74–83).

Гидроним , Almus (Лом) и топонимы , Almana

(у р. Аксия и у моря) [Detschew 1976, 12–13] сопоставимы с

прибалтийскими гидронимами Almė, Almenas, Almonė;

Гидроним Alutas, , Alutatus, Alutus, река Олт и

одноименное место у впадения ее в Дунай, ныне Турну-Мэгуреле

[Detschew 1976, 13]. Этимологизируется как дославянское *ălŭtăs

‘хмельной напиток’, ср. праслав. *olъ ‘хмельной напиток из

пшеницы, ячменя; опьяняющий напиток; пиво; сикер’, ст.-прус. alu

‘хмельной мёд’, лит. alùs, лтш. alus ‘пиво’, осет. æluton ‘особенный

вид пива’, прагерм. aluþ ‘эль’, финн. заимствования olut ‘пиво’

[ЭССЯ 32, с. 80–81]. Ср. Pinon и балт. гидронимы Alûote, Alovėlė.

Реальность лтш. alûots ‘источник’ ставится под сомнение.

Дакийские гидронимы и топонимы Apilas flumen, ”Apoulon,

Apulum, Apula, colonia Apulensis, (сюда ли италийская Apulia?)

[Detschew 1976, 19], сопоставимы с др.-прус. Appol, Apellowe ;

паннонский гидроним

[Detschew 1976, 31] сопоставим с др.-прус. Assaran ‘озеро’, прибалт.

гидронимом Azara, лит. ẽžeras 'озеро'.

Толкование гидронима , Ieterus (Plin. III 149), Iatrus

(Iord. Get. 18), Nicopolis ad Iatrum [Detschew 1976, 7] из сев.-лит.

ãtrus (и.-е. *etrus) ‘буйный’ и лтш. atrs ‘быстрый’ [Георгиев 1960,

30–31, 97] можно принять без оговорок.

Axiupolis, , Axium, Axiupa, , ныне Чернавода в

Добрудже [Detschew 1976, 18]. Общепринятое толкование:

словосложение и.-е. диал. *aksi- (< и.-е. * -ks-ei- ‘чёрный, тёмный’,

ср. ст.-макед. гидроним – ныне Црна река) и *upa

‘вода’, ср. лит. ùpė, лтш. upe ‘вода’.

Carpidava, городище племени Carpi,

, между устьем Дуная, Сирета и Прута,

окрестности Галаца [Detschew 1976, 230–232]. Словосложение

этнонима Carpi и топоосновы dava ‘ставка, стан’, этноним

сопоставим с лит. Karpis, лтш. Karpa [Топоров 1973, 48].

Carsidava, , Carsion, Carsium, , Carsum,

, , Carso, городище в Добрудже, ныне Хърсове

(Хыршова) [Detschew 1976, 232–233]. Этимологизируется как ‘по

левую руку’ или ‘кривое’ или ‘коршуново’ на базе праслав. *kъrxъ

і.-е. *k so-, то же самое, что лит. этноним ku šas, ku šis ‘курш’ [ЭССЯ

13, 215, 240–241].

Caucoensii, , Caucensis, племя в Молдове

[Detschew 1976, 236]. Этимологизируется на основе праслав. *kûka <

**kauka ‘крюк’, ‘изгиб реки’, ‘поворот дороги’, лит. kaũkas ‘шишка’,

особенно, kaũkas ‘домовик, дух, гном, карлик’ [ЭССЯ 13, 86–87, 94].

Причем, праслав. форма м. р. *kukъ, мн. ч. *kukove ‘ряженый’

идеально поясняет особенность латинского словообразования:

Caucoensis < *Kaukoue-ensis. Сопоставимо с др.-прус. Kaukone,

Kaukeyne, Kaukenynen;

Costobacae, Costoboci, Castabocae,

, Cistoboci,

Coisstobocensis, племя в верхнем течении Серета, середнего течения

Днестра, упомянутое в надписи из Адамклиси в Добрудже 176–180

гг. н. э. [Detschew 1976, 255–256]. Этимологизируется как праслав.

словосложение *kosto-bokъ (аналогично *kosobok ‘кособокий’

[ЭCCЯ 11, 148, 157–158], ср. дакийский этноним , Saboces

gens Dacorum [2, с. 406], или как производное с суф. -k- (ср.

словообразование Dionysiaci, Istroci) от имени Kostoba, образо

ванного посредством суф. -oba от основы праслав. *kostъ, ср.

жадоба, жалоба, злоба.

Giridava, Giridavensis, городище близ села Пелишат,

Плевенско. Этимологизируется как ‘Гирий стан или ставка (рода)

Гира’. Если перед нами словосложение типа «определение +

определяемое», то в 1 части можно усмотреть аналог лит. girià, диал.

gìrė ‘лес’ [4, с. 153], гомогенный др.-инд. girí- ‘гора’, ср.

многочисленные инд. композиты giri-dhātu-, giri-nadī, giri-pati-,

топоним Girivraja- и др.

дак. гидроним , Crisia; Fekete-Kőrős; Krişul-Alb, Krişul-

Negru [Detschew 1976, 267] сопоставим с лтш Kirsi, Kirsiai, лит.

Kirsna, др.-прус. Kirsna, др.-инд. Kṛiṣna- ‘чёрный’;

гидроним верхней Мезии [Detschew 1976, 287]

сопоставим с прибалт. Margen, Marga;

гидроним Мунтени (соврем. Buzeu),

хороним , Moesia [Detschew 1976, 320] сопоставимы с лит.

Musė, Musė;

гидроним Naparis, , одна из рек между Олтом и

Сиретом [Detschew 1976, 327], ср. праслав. *naporъ [ЭCCЯ 22, 225].

Толкование гидронима Novas, Novensis, [Detschew 1976,

332], возможно на базе глосс и др.-

греч. ‘источник’ из и.-е. *[s]nāu- ‘течь, струиться’ [Mayer

1957, I 81], в связи с тождественностью и.-е. понятий *nāu-s

‘корабль’ и *nāu-s ‘смерть, мертвец’, обратим внимание на др.-прус.

nowis ‘туловище, пень’, лит. novis ‘мучение’, nõve ‘терпение,

смерть’, лтш. nâve ‘смерть’, праслав. navь (ЭССЯ 24: 49–52).

Поэтому, река Новэс может иметь древнейшие значения «течение,

источник», «судоходная» и «мертвая».

Этноним Obulensii, Obulẽsii, , племя на нагорье

Бабадаг, в Добруджи [Detschew 1976, 334]. Этимологизируется как

лат. этноним на -ensis от скиф. этникона *obul-, гомогенного лит.

obuolỹs ‘яблоко’, ср. этимологию дакийского названия растения

'Weiße Zaunrube' [Detschew 1976, 550].

Гидроним Pan(n)ysis, Pannisis, Panyso fl., Panniso, ,

река в стране кробизов, Камчия или Провадийска [Detschew 1976,

355]. Широко распространенная этимология на базе и.-е. *ponio-

‘болото, мокрое место’ [9, c. 807] оставляет без ответа вопрос о

суффиксе оформления. Если корень действительно то же самое, что

прусск. pannean ‘Moorbruch’, лит. paniabùdė ‘Fliegenpilz’, лтш. pane

‘Jauche’, лат. Pannonia, то суффикс напоминает праслав. суф.*-yšь <

*-ūsi-.

Топоним Pelendova, в области совр. г. Крайова на

реке Жиу [Detschew 1976, 362], значило либо ‘стан (роду) Пелен’,

либо ‘полынный стан’, ср. праслав. *pelyni, *pelinъ, лит. pelane ед. ч.,

pelẽjums мн. ч. ‘полынь’.

Топоним Pino, Pinu, Pinũ, , городок племени Пиефигов

между реками Олт и Арджеш, м. б., Aлександрия. Возможна

этимология на базе дако-фрак. глоссы , т. е.

‘ячменное вино, пиво’ [Detschew 1976, 369], ср., лит. píenas

‘молоко’. Эта этимология позволяет перекинуть семантический

мостик к гидрониму Alutus буквально, ‘хмельной напиток, ячменное

пиво’, Alutatus ‘пивной’. Перед нами некая древняя туземная

традиция номинации реки по вкусовой схожести ее воды с пивом

или концепт «молочной реки» (?).

Топоним Polada, , городок в Мунтени, м. б. Брэила

[Detschew 1976, 373]. С виду напоминает сокращенную

словообразовательную модель топонима Бирлад. Этимологизируется

на базе и.-е. суффіксального *pel-ed- ‘влага, жидкость’, ср. лтш.

peĺdêt ‘schwimmen, плавать’ и др.-греч. ‘Feuchtidkeit, Fäulnis,

влага’ [9, 800–801].

Гидронимы Дакии Someş Mar, Someş Mik, Szamos [Detschew

1976, 417–420] сопоставимы с др.-прус. Same, лит. Samė, Samis;

дак. топоним Sermizegetusa в первой своей части сопоставим с

фрак. топонимами термальных бань

;;

[Detschew 1976, 432] из и.-е. диал. *ghuermo-, или с и.-е.

диал. *sermo- 'стремнина', ср. лит. топоним Sermas. Вторая часть

топонима напоминает корень лит. глаг. dẽginti, dègti ‘жечь’, degùs

‘горючий’, характерный суф. -usa;

Scenopa, Scenopensis vicus, между Хършова и Чорна вода в

Румынской Добруджи [Detschew 1976, 458]. Этимологизируется как

‘вода щенков’, ср. праслав. *ščenę, *ščenęte ‘щенок’ и лит. upė

‘вода’.

Tamasidava, Tamisdaua, Tamisidava, , городок на

восточном берегу Сирета, на плато Bărlad [Detschew 1976, 488].

Толкуется как ‘Тамасий стан, ставка (рода) Тамаса’ или ‘темный

стан, ставка серого цвета’, ср. лит. tamsùs ‘темний’, др.-инд. tamasá-

‘темный, серого цвета’.

Tarsidaua, Tarsidava, городище в верхнем течении Сирета.

Толкуется как ‘Тарсий стан, ставка (рода) Тарса (, Tarsa,

, Tharsa, Tharsus, Tarsus)’ [Detschew 1976, 492], ср. др.-инд.

tarṣa- ‘жажда’, ‘желание, стремление’, лит. taršýti, -š(i)aũ ‘aufwühlen,

aufwiegeln, zerreißen, zupfen, raufen; gierig mit Appetit essen' [9, 1063].

Топоним Zaldapa, ,

город на пути из Силистры в

Девню в Добрудже, позднее Суюджук [Detschew 1976, 175].

Приблизительно толкуется как ‘сладкая вода’, ср. лит. saldús, лтш.

salds ‘сладкий’, поздне-праслав. *soldъ, *soldъkъ, и прусск. ape

‘вода’, ср. также эпитеты Асклепия из Глава Панега

, и Героя-Сильвана

Saldaecaputenus [Detschew 1976, 412–413].

Zyras fl., ныне Батовска ряка, что впадает в море в Албене

[Detschew 1976, 196]. Толкуется как ‘вода, водоем’ на базе лит. jũra,

мн. ч. jûros, jũrės, jũrios, jũriai ‘Meer, See’, лтш. jūra, jūre, мн. ч. jūras

‘Meer’, прусск. iūrin, iuriay ‘Meer’ [4, с. 195], ср. арм. ĵur ‘вода’ [3, c.

100].

Вывод, следующий из совокупного материала таков: Большая

часть древних географических названий Малой Скифии относится к

диалектам, близкородственным балтийскому праязыку (Йорданов

2009, 121).

Где-то в этом ареале имели место и кельто-балтийские

культурные и языковые контакты, законсервированные языческой

мифологией. Балтийский теоним Gabia, Gabie, Mater Gabia,

Polengabia, Gabis, Gabeta, Gabjauja, Gabjauis, Jagaubis-Vulcanus, лит.

gabija ‘огонь’ этимологически родственны кельтскому теониму

*Gobannio- «Гефест, Вулкан», др.-ирл. Goibniu, кимр. Goffannon.

(Йорданов 2009, 106–169).

***

Великая Скифия. О распространении «фракийской»

ономастики в Северном Причерноморье писали многие

исследователи [Mateescu 1924; Надель 1963; Телегин 1990;

Tokhtasjev 1995]

Упомяну наиболее яркие примеры балто-скифских изоглосс:

Топоним Akmanai (Santini 1777), Акъ Манай (Камеральное

описание 1784, Карта Таврической области), позднее Ак-Манай, Ак-

Монай, Акмонай, Каменское. ₪ Толкуется из скифск. производного

прил. на -aias от сущ. *ákmān- < и.-е. диал. *akmén-, *ākmōn-,

*kāmōn, *k mon ‘камень’, ср. лит. akmuõ ‘камень’, адаптированного

в др.-греч. и переосмысленного под влиянием , вин. п.

‘наковальня’ (этимологически однокоренного скифскому слову) –

*. Ср. размышления по этому поводу в публикации В. Н.

Топорова (Топоров 1959, 251–266). В развитом средневековье этот

топоним известен как Каркамоньи с близкой семантикой (см.).

Позднее было переоформлено как варваризм aq-monay с

последующей утратой смысла. Пример того, как за варваризмом

может скрываться и.-е. слово. ₪ Первичное значение топонима –

«камень» было мотивированно давним использованием

месторождения камня. ₪ Обозначаемое – месторождение и

каменоломня так называемого акмонайского строительного камня к

юго-востоку от с. Каменское. На Акмонайской возвышенности (94

м. над уровнем моря) две большие скифские царские могилы. ₪

Создатели топонима, скорее всего, скифы, от которых его усвоили

боспорские эллины и передали другим народам. Ср. Каркамоньи.

Местность, места, где херсонеситы нанесли поражение войску

боспорского царя Савромата и установили пограничные знаки

между таврической и боспорской странами в 1-й трети IV в. н. э.

,

(DAI 53: 169, 172, 182,

189), лат. Caffa, Cafa, Capha (портоланы XIV–XVII вв.), арм. γý³,

тур. Kefé (Muhasebe pour l’année 895 (le 25.XI.1489 – le 13.XI. 1490)

et 896 (le 14.XI.1490 – le 3.XI.1491). OAK 214/5 // Турски извори за

българската история. София: Изд-во БАН, 1986, 27–29), Kefa (Santini

1777). ₪ Наиболее вероятно толкование из скифск. языка *kapa- на

базе лит. kãpas ‘могильный холм’, kapaĩ, kãpinės ‘могила, кладбище’,

kopа ‘песчаная дюна’, лтш. kaps ‘могила’, kãpa ‘дюна’.

Топоним Macara, Machara, Machare (Rav. Anon.). ₪ Возможно

толкование топонима из скиф. *makara ‘болотистое, мокрое место’,

продолжения и.-е. диал. *makaros ‘мокрый’, производного с суф. -

ar- от корня *māk-, *măk- (Pokorny I, 689), ср. лит. МН Makaraĩ, лтш.

Makari, лит. mãkaras ‘подвижный, бойкий человек; непоседа’ и

праслав. *mokrъ(jь) [Топоров, 2006, 87 и след.]. ₪ Первичное

значение, возможно, «мокрое место». ₪ Обозначаемое – ранне-

средневековое поселение близ п. им. Войкова, существовавшее в VII

в. ₪ Создатели топонима, скорее всего, еще скифы (язык

родственный праслав. и прабалт.).

Гидроним обозначает помимо реки Ингулец еще

и речку Приморскую в Керчи. ₪ Предлагавшиеся прежде

толкования типа сложения скифск. *panti- ‘путь’ (ср. и.-е. диал.

нулевая степень огласовки *p t-, представленная в др.-прус. pentes,

peentes, pintis, праслав. *pątis > *pǫtь, др.-инд. patháh [Petit, 2005,

144]) и *kapē ‘рыба’ [Абаев, 1979, 239; Трубачев, 1999, 259] или

словосложения скифск. *pantik- ‘морской’ (ср. др.-греч.

‘понтийский’) и *apē ‘вода, река’ [Шапошников, 1989; Шапошников

1999, 259; Откупщиков, 1992, 107–114, Откупщиков, 2001, 318–324]

наталкиваются на фонетические, словообразовательные и

смысловые трудности. С учетом того, что перед нами всё-таки

скифский гидроним, наиболее вероятно, что вторая часть – и.-е. *apē

‘вода, река’, а первая *pantik-, ср. др.-греч. ‘понтийский’ и

позд. лат. уменьш. ponticus ‘мостик’. По своему происхождению,

название речки переносное (из Великой Старой Скифии на Боспор

Киммерийский). ₪ Первичное значение гидронима, скорее, «вода,

река» с каким-то определением («с мостиком, с переправой»?),

нежели «путь-рыба». ₪ Обозначаемое – Приморская речка в Керчи.

₪ Создатели гидронима – определенно скифы, но на Боспор он

попал уже в готовом виде, перенесен с реки Пантикапес (=

Ингулец), из Старой Великой Скифии. Видимо, это еще был

двусоставный апеллятив, имевший хождение в народном языке.

Скифы же перенесли цельные названия Тюрас (= Днестр) и Гюпанис

(= Березанский лиман) соответственно на незначительную речку в

Керчи (Тюрес) и большую реку Кубань (Гюпанис).

Этноним , Sauromatae, ИС , Sauromata.

₪ Корень сродни лит. šiáurė ‘север, полярный край’, šiaũras, šiáuras

‘холодный, северный, суровый’, šiaurės vếjas, šiaurùs, pašiáuris

‘субарктическая зона’, šiūras ‘холодный, северный’, šiūrùs ‘резкий,

холодный’ (Fraenkel III 978), ср. лат. caurus ‘северо-восточный

ветер’ [Szemerényi 1970, 65], праслав. *sěverъ – север (Фасмер III,

588–589). Перед нами скорее аллоэтноним, чем самоназвание. ₪

Первичное значение – «северные, северяне». ₪ Обозначаемое –

этнокультурная общность XIII–VI–III вв. до н. э. специфического

языкового состояния, говорившая на своеобразном креоле

скифского и амазонского (хетто-лувийского) языков (Шапошников

2010, 227–252). Родиной савроматов, которые считались потомками

скифов и амазонок, было междуречье Дона и Северского Донца,

крайний северо-восток в представлении античных писателей. Затем

савроматы привольно расселились в Подонье и Поволжье, где

оставили достаточно внятные археологические культуры. В III в.

савроматы завоевали Скифию. В I в. до н. э. дали новую династию

Боспору. ₪ Создатели этнонима и этникона, скорее всего, скифы.

Гидроним Чур-баш, Чуру-баш (Herod.

IV 11). ₪ Наиболее убедительно этимологизируется на базе др.-инд.

tīvrá- ‘быстрый, резкий’ и инд. гидронима Tīvrā. Позднее

адаптировано в позднем праславянском в виде *tiver-, основы

этнонима тиверьци «живущие по реке Тюра (Днестр)»

[Шапошников, 2012b, 81]. Реконструкция корня *tiur- ‘быстрый,

резкий’ в составе гидронима закономерно даёт в

позднескифск. диал. *čur- (аналогичные изменения наблюдаются в

лит. и русском языках). ₪ Обозначаемое – река Чурбаш и озеро

Чурбашское. ₪ Творцы гидронима – скорее всего, скифы,

передатчики – ионийцы. См. Тюристака, Чур.

Топоним (Ptol.). ₪

Этимологизируется как сложение скиф. основ *tiur- (ср. слав. *tiver-

ьcь) и *içtakā, близко родственного лит. ìštaka м. р. и праслав.

*jьztokъ м. р. ‘исток’ (ЭССЯ 9, 79–80; Фасмер IV, 37). Бесподобная

изоглосса: скиф. iç-taka- ~ лит. ìš-taka ~ праслав. *jĭz-tåka, все из и.-е.

приставочного *eĝs-/eks- + toko-. Здесь уместно напомнить, что

античный гидроним Tyras наиболее убедительно

толкуется на базе др.-инд. tīvrá- ‘быстрый, резкий’ и инд. гидронима

Tīvrā , а также адаптировано в слав. в виде основы этнонима

тиверьци – «живущие по реке Тюра (Днестр)» [Шапошников, 2012b,

81]. Реконструкция корня *tiur- ‘быстрый’ в составе топонима

закономерно даёт в поздне-скифск. диал. *čur-

(аналогичные изменения наблюдаются в лит. и русском языках).

Именно эта туземная форма адаптирована в тюркск. половинчатой

кальке Чур-Баш «исток (речки) Чур» (с дальнейшим

переоформлением и переосмыслением чурук-баш «гнилой исток»).

₪ Первичное значение – «исток реки Тюр», позднее перенесено на

рукотворный объект – город. ₪ Обозначаемое – античное городище

VI в. до н. э. – VII в. н. э. в Аршинцево (Гайдукевич 1952, 25), а

также оз. Чурбаш, пересыхающая река Чурбаш или Чурубаш. Время

выведения апойкии датируется 580–560 гг. до н. э. (Кузнецов 1991,

33). В период своего наибольшего расширения Тиритака занимала

площадь в 4.5 га, имела население в 1500 жителей. ₪ Создатели

гидронима и топонима – скифы. Илл. (Соколов 1973, 12).

Скифский гидроним , испорченный переписчиками

разночтения [Herod. IV 58, 124]), переданный

средствами эллинской графики, доносит весьма точно *uįgris или

uųgris с далеко зашедшей мутацией носового смычного согласного в

носовой призвук гласного. Ср. праслав. *vęgrь < *v’ągris ~ *vįgris

‘излучина реки’, исконно родственный балтийским вариантам wange

~ vìngis ~ vìngris ‘излучина реки’. Такое объяснение открывает

перспективу этимологической связи праславянских (диалектных?)

форм: сущ. *ǫgrь ‘угорь’, гидронимов Вягрь (*Vęgrь) и Угра

(*Ǫgra), этнонима венгры *ǫgrinъ. Этот гидроним, по общему

мнению, обозначает реку Северский Донец, которая в своем нижнем

течении действительно весьма извилиста, образует несколько

значительных излучин.

***

Гелон и будины. Ареал архаичной прабалтийской топонимии

охватывает водосборный бассейн рек Орели, Ворсклы, Псёла, Десны

Сейма, Снова, и Верхнего Поднепровья, где преобладает

прабалтийская гидронимия (Топоров, Трубачев 1962, 236).

Обширный ареал древней гидронимии и топонимии балтийского

облика позволяет поместить носителей прабалтийского языка в

восточной Европе от устья Вислы до среднего Поволжья (Трубачев

1968, 208, 252; Агеева 1985, 90–102, рис. 2 на с. 101).

Гидроним Арель, Ерель, Орель выглядит как суф. произв. на -

ẽlis от продолжения и.-е. корня *ar- ‘течь’, ‘текучая вода’, имеет

заманчивые балтийские аналоги, ср. лит. словообразование upẽlis

‘ручей’ от ùpė ‘река’.

Этноним будины, лит. Budiniškai от Boud‹noi, œqnoj SkuqikÒn,

par¦ tÕ dineÚein ™p£nw ¡maxîn ØpÕ boîn ˜lkomšnwn· ¡maxÒbioi g¦r oƒ

SkÚqai. Parmšnwn Ð Buz£ntioj ™n „£mbwn prètJ. (St. Byz.: Parmeno I;

Hdt IV, 21, 22, 102, 105, 108, 109, 119, 120, 122, 123, 136),

предположительно производный с суф. -in- от аналога и.-е. корня

*bheudh-/bhoudh-/bhundh- ‘быть бодрым’, ‘пробудиться’, ‘бдеть’,

‘наблюдать’ (такое словообразование возможно и для скифов, и для

балтов).

Особенно близок территориально к ареалу восточно-

балтийских этнических групп этноним

, Sauromatae, Sauromata

(междуречье Северского Донца и Дона), который скоропалительно

отнесли к восточно-иранским языковым реликтам. Перед нами

производное от аналога лит. šiáurė ‘север, полярный край’, šiaũras,

šiáuras ‘холодный, северный, суровый’, šiaurės vếjas, šiaurùs,

pašiáuris ‘субарктическая зона’, šiūras ‘холодный, северный’, šiūrùs

‘резкий, холодный’ (Fraenkael III 978), ср. лат. caurus ‘северо-

восточный ветер’, праслав. *sěverъ – север. Гидроним Северский

Донец, несмотря на свою позднюю малороссийскую форму, доносит

немаловажный праслав. этноним сѣверъ, праслав. *sěverъ ‘север’.

Последний сам, если не является фонетически адаптированным

заимствованием из балтийских диалектов. Славяно-балто-скифо-

фрако-дарданская изоглосса [Шапошников, 2012a, s. 292]. Ср.

фонетические изменения в *sěverъ < *çävr-, тиверьци – *tivr-.

Гидроним Толотый восходит через ступень *teltъjь к

несохранившемуся праслав. причастию *tьltъ(jь), родственному

литовскому слову tìltas ‘мост’ [Трубачев, 1993, s. 17].

Примечательно, что данная основа не сохранилась иначе в праслав.

апеллятивной лексике. Поэтому вернее было бы говорить о

восточнославянской адаптации субстратного балтийского

гидронима.

О балтийских топонимических следах в Верхнем Подонье

писал в свое время В. Н. Топоров (Топоров 1997, 311–324).

Много внимания уделялось ареалу топонимии балтийского

вида в Поочье (Топоров 1988, 154–177; Он же 1989, 47–69; Он же

1997, 276–310)

***

Прибалтика. Эпоха сформировавшегося балтийского

языкового типа застает балтийские племена в области от Нижней

Вислы до Эстонии. Историческая топонимия ареала доносит

традиционную этнонимию.

В частности, этноним, вызвавший полет фантазии

исследователей, прусы, pr sai, якобы, восходит к кельтскому

этнониму Prausi, германск. Frys- и вифинск. топониму Proàsa,

антропониму Prousi£j. На деле является результатом балтийской и

славянской фонетической адаптации немецкой формы Preußen,

Prußen, отвлеченной от имени мифологического прародителя Bruten.

Нарочитая и искусственно латинизированная форма Borussia

(футбольная команда) оказывается в фонетическом отношении даже

ближе корневой части туземного Bruten, нежели нем. нормативный

хороним Preußen. Не выдерживают никакой критики неловкие

попытки связать Пруссию и др.-русск. Роусь, имеющее совершенно

другое происхождение, иную этимологию.

На территории Пруссии и Литвы известны такие этнонимы и

отэтнонимные топонимы (Охманьский 1978, 112–113):

Aestii (Plin. I–II вв.);

Aukstaiciai – подразделение литовцев;

Bartha = barciai;

Budiniškai от Boud‹noi, œqnoj SkuqikÒn, par¦ tÕ dineÚein ™p£nw

¡maxîn ØpÕ boîn ˜lkomšnwn· ¡maxÒbioi g¦r oƒ SkÚqai. Parmšnwn Ð

Buz£ntioj ™n „£mbwn prètJ. (St. Byz.: Parmeno I; Hdt IV, 21, 22, 102,

105, 108, 109, 119, 120, 122, 123, 136);

Dainavà;

Gãlas ‘край’, ср. этноним во Фракии ; (Ptol. II

в.), galindia (Dusburg, XIII в.), Galindite, др.-рус. голѧдь (СлРЯ XI–

XVII вв.) – ‘окраинные’ (Топоров 1977, 121–126; Топоров 1980а,

124–136, Топоров 1980б, 247–252; Топоров 1981, 112–117), ср. лит.

pasáulio galè ‘на краю света’;

Jótvingai ‘толпа, отряд’, др.-русск. "тв#ги;

Cori, Kuri (Pritsak 1982, 193–195);

Kursiai;

Latviai;

Lietuviai;

Nadrowia ‘тростниковые’ (?), ср. лит. néndrės, néndrė

‘тростник’;

Narāvai, Nerāvai, norova – потомки Геродотовых невров (?);

Nattangi;

Pogesani ‘под кустами’ (?);

Pomesani ‘под лесом; полесные’ (?);

Sambia – общее наименование др.-прусск. общности, ср. Sembi

‘свои’;

Scalowia = skolwa;

Seliai;

Sembi ‘свои’;

Šlavénai = selvenaii от slave;

Sudini, soudino… (Ptol., II в.);

Sudowia;

Tilzenas – место Tilze;

Warmia;

Žemaiciai – подразделение литовцев;

Žiemgaliai = zemýgala ср. этноним во Фракии , и др.

Отэтнонимные мн в Литве, прусского происхождения 57

топонимов: Bar'ciai (с 1278 г.); Dainavà; Jótvingai (с 1276–1283 гг.);

Prūsẽliai (с 1278 г.); Skolwa (с 1387 г.); латвийского происхождения

45 топонимов: Kursaii; Latvẽliai; Selvenaĩ; zemýgala; славянского

происхождения 171 топонимов: Gudẽliai; Krivicai; Lenkẽliai;

Maskoliskiai; Mozũrai; Rusinaĩ; нурского происхождения (много

топонимов): Norowa многократно; Narāvai; Nerāvai; позднего

происхождения 22 топонима: Totõriskiai; Karajìmiskis; Vokiskiai 2

(Охманьский 1978, 112–113).

Топонимы, отвлеченные от древних этнонимов *neur-, *sel-

отмечены особо в исследовании В. Н. Топорова (Топоров 2006).

В современном балтийском языковом ареале балтийской

ономастике предшествует отчетливо различимый пласт древне-

европейской (по Краэ) или древне-индоевропейской (по Шмиду)

гидронимии.

Местами ареал прабалтийской гидронимии перекрывает ареал

прафинно-угорской топонимии (Топоров 1990, 101–107; Топоров

1997, 325–331).

2б свидетельства лингвистики

Место прабалийского в кругу родственных диалектов и.-е.

праязыка определяется следующим образом:

В прабалтийском произошло передвижение рядов чередования

гласных (и.-е. аблаут).

Сатемизация рефлексов палатальных задненебных согласных

прошла в прабалтийском по индоарийскому типу и.-е. *k’ → *ç

(общебалт. *s – шипящий).

Вокализм некоторых морфологических единиц развивался по

типу индоиранских (и.-е.*-os – прабалт. и праиндоиранск. *-as).

Отсутствие носового согласного в рефлексах и.-е. *о-основ

среднего рода в восточно-балтийских языках, равно как и

славянских языках, считается характерной чертой этих групп

языков. В и.-е. праязыке в окончаниях номинатива – аккузатива ед.

ч. *о-основ среднего рода реконструируют окончание *-m, которое в

прабалтийском и праславянском языках изменилось в *-n. Позднее в

восточно-балтийских и в славянских языках это окончание исчезло,

как и в ряде других языков. В др.-прусск. сохранилось

противопоставление трёх родов и окончание на носовой согласный -

n (-an) в формах им.-вин. п. ед. ч. сред. р. (Поляков 1991, 311).

Наиболее вероятной остается гипотеза Ф. Ф. Фортунатова,

связывавшего утрату конечного носового согласного с действием

закономерности открытого слога (Поляков 1991, 305, 312)

При сохранении архаичной именной флексии, глагольная

флексия испытала значительные перестройки. В частности, в

глагольные парадигмы не были включены форманты третьего лица

единственного и множественного числа *-t и *-nt соответственно.

Предложенная В. Н. Топоровым в связи с этим новая интерпретация

истории балтийского глагола в ее отношении к и.-е. намечала

большую близость балто-славянской системы к хеттской, чем к

индо-ирано-греческой. Ср. мифологические варианты родства

Финея (из рода Агенора, как и Килик).

На лексико-семантическом уровне обнаруживается общее

балто-скифо-славянское наследие. Вот некоторые наиболее

очевидные примеры:

Праславянские формы ~ балтийские формы

*ag-oda, *vin-jaga < *āga ~ úoga; uôga

*aviti (sę) < *āviti ~ ovytis, ovyje

*ąžь < *angis ~ angis

*azь < *āzis ~ ožỹs

*azьno < *āzin- ~ ožìnis

*ba < *bā ~ bà

*babûxa < *bābaus- ~ bobaũsis

*bebrъ < *b’abrus ~ bebrus; bẽbras, bebrùs; bebrs

*beda < *b’adăs ~ bėdà

*běgti < *b’agti ~ b gti, b gu; begt

*bernъ < *b’arnăs ~ bernas, berns

*berza <*b’arza ~ béržas, bìržė; berzs, bẽrza

*běsъ < *băi[dh]sus ~ baisùs

*bez < *b’az- ~ *be, *bež; bhe; bè; be

*bl’ûsti < *b’austi ~ bausti

*blъxa < *blŭsa ~ blusa

*bobъ < *băbŭ ~ babo

*borda < *bărda ~ barzda, barda

*bosъjь < *băsăs ~ basas, bass

*brędą, *bresti < *brind-, *br’ad- ~ brendu, bridau, bristi, brist

*brodъ < *brădăs ~ bradas, bradesa

*brû(k)tъ < *brăuktăs ~ brauktas, braukts

*brûjiti (sę) < *brau-j- ~ briaujuos, briautis

*brûkati < *brăuk- ~ braukti

*brûliti < *brăul- ~ braulat

*bry, *brъve < *brū-, brŭvis ~ bruvis

*bûditi < *bauditi ~ et-baudints, baudinti, budunti, budit

*bûga < *băugăs, -a ~ bauga

*bûgъrъ < *băugŭrăs ~ baugurs

*bûr’a, bûriti (sę) < *baur- ~ bauruot

*byti < *būti ~ b ti

*bytъ < *būtăs ~ butas, buitìs

*bytьnъ < *būtĭnăs ~ butinas

*bъděti < *bŭd’āti ~ budeti

*bъdrъ < *bŭdrŭs ~ budrus

*bъrna < *bŭrna ~ burna, purna

*bъrtva,*bъrtviti < *bŭrtv- ~ burtvis

*bъrtь < *bŭrtis ~ burti, burtas

*bъrzdъ < *bŭrzdŭs ~ burzdus, bruzdus

*čerenъ/čerenь ~ ceri

*cěva < *caiva ~ seiva, šaiva

*dąga < *dănga ~ danga, dandzis

*daglь < *daglis ~ daglas, deglas, daglis

*dăl’a ~ dalia, dala

*dasnъ, dasnь < *dāsnus, *dāsnis ~ dosnus

*datь < dātis < *dōtis ~ duotis

*degati < *d’agati ~ diegti, diegt

*degъtь < *d’egŭtăs ~ degùtas, dègti

*del’a < *d’al’a ~ del, del

*děliti < *dail- ~ dalýti

*dervo < *d’arva ~ derva

*desętъ < *d’asimtăs ~ deši tas

*desnъ < *d’aksĭnăs ~ dešinas, dešinỹs

*deverь < *d’av’aris ~ dieveris

*devętъ(jь) < *d’avintăs ~ deviñtas

*diriti ~ dyreti

*dîvъ < *d’aivăs ~ diẽvas, dieva (suna), deĩvė

*dolba, dolbъ < *dălba, dălbăs ~ dalba, dalba, dalbs

*dolnь < *d’alnis ~ delnas, delna, delna

*drebnųti < *dr’abnuti ~ drebeti, drimbu, dribti

*drěkъ < *draikăs ~ draikas

*drûgъ < *drăugăs ~ draũgas, draugs

*drъska < *drŭska ~ druska, druska

*dują < *daui- ~ duja

*dûxъ < *dăuhăs ~ dausos

*dvor < *dvaras < *dhuŏrŏs ~ dvars

*dvьrь < *dvĭris ~ dùrys

*dylъ/ь < *dūlis ~ dulis

*dymъ < *dūmas, -us ~ d mai

*dymьnъ(jь) < *dūmĭnas ~ duminis

*dъbno < *dŭbnas ~ dugnas, dubens, dibens, dubus

*dъbrь < *dŭbris ~ Duburys, dubra

*dъkt’i, *dъkt’ere < *dŭkti, *dŭktjar- ~ dukti, dukti, dukt , dukters

*dъvigubъ(jь) < *dŭvigaubas ~ dvigubas

*dъvina < *dŭvin- ~ dvynas, dvynys, dvinis

*dъvizь < *dŭv’aizis ~ dveigys

*dьlgъ < *dĭlgas ~ ìlgas, dulgas

*dьnь < *dĭnĭs ~ dienà, deinan

*dьrzъ < *dĭrzus ~ drąsùs

*dьrzьlь < *dĭrzas ~ dirzas

*ed(e)ra < *jadra ~ edra

*eda < *jada ~ eda, edas

*edja < *jadja ~ edzia

*edlь < *jadlis ~ addle, ẽglė

*edne, *edmene ~ edmene, edmenis, edmanis, edminis, edmana

*edov- *edovъ < *jadavas ~ edus

*edsla, edslo, edslь < *jadslis ~ eslis

*edъ, edь < *jadis ~ idin, irm-edis

*ęgt’i, ęga, ęza < *jangti ~ engti

*elenъ/ь < *al’anis ~ elenis, élnias, elnis, alnis

*epa ~ iepa

*ěsknъ < *aisk-n- ~ áiškus

*estvo ~ estuve

*ęti < *imti ~ imti

*ętьnъjь < *ĭmtĭnas ~ pa-imtinas

*ez- *ezъ, *ezь ~ asy, eze, eza

*ěza, *ěziti < *aiza, *aiziti ~ aizyti, aizeti, iezti

*ezero, *ezerъ < *’azaran, *’az’aras ~ assaran, ažeras, ẽžeras ezers

*ezerьnъ(jь) < *az’arinas ~ ezerinis

*ězva, *ězvo, *ězvъ < *aizvā ~ eyswo, aiza, aiza

*ežь < *’ažis ~ ežỹs, ezis

*gąsь < *gansis ~ sansy, žąsìs, zuoss

*gavornъ/kavornъ < *kāvarnis ~ kovarnis, kuovarnis

*gladjo, *gladiti < *glādją ~ glodziu, glosti

*gladъkъ(jь) < *glādus ~ glodus

*glemezdъ/glemezdzь < *gl’am’azdis ~ glemezis, gleme

*gleziti < *gl’az- ~ glezti

*glîva < *gl’aivā ~ gleivos, gleives, glive

*glîza < *gl’aiza ~ gleizus, glizus

*glûdъkъjь, *glûdь < *glaudus ~ glaudus, gludus

*glûxъ(jь) < *glausas ~ klusas, glusas

*golva < *galvā ~ galva, galvà, gallu, galwo

*gomolъ < *gamalas ~ gamalas

*gomula, *gomyla < *gamūla ~ gamulas

*goněti < *ganjati ~ gan ti

*gorěti < *gar-jā-ti ~ gareti

*gorxъ < *garsas

*gorxovъjь < *garsuva ~ garsva

*govędo < *gau-ind- ~ guovs

*govora < *gaura ~ gaura

*govorъ < *gauras ~ gaurat

*grebti < *gr’abti ~ gr bti

*gręda < *grinda ~ grinda

*grěza < *graiza ~ greizs, graizas

*grěziti ~ gr sti

*griva ~ griva

*groda, *grûda < *gruda, *grauda ~ grauds, grudas, gruodas

*grûzъlъ < *grauzilas ~ gruzulis

*gryzti, gryzati < *grūz- ~ gráužti, grauzt

*gûviti (sę) < *gauiti ~ gauti, gaut, gut

*gvězda, *zvězda < *gvaigzda ~ žvaigžd , zvaigzne, svaigstan

*gyza < *gūza ~ guzas, guze, guza

*gъbnųti < *gubnuti ~ gubti, gubo, gumba

*gъbtati < *gubtati ~ gubstu, gubt

*gъlbь < *gulbis ~ gu bė, gulbis

*gъnati, ženą < *gun-, *žin- ~ genu, giñti, dzit, dzenu, guntwei

*gъrdlo, *gъrdlica < *gurdlan ~ gurclė, gurklỹs

*gъrdъ(jь) < *gurdus ~ gurdus, gurds

*igo < *jūgas ~ jùngas, jūgs

*jara, *jarь, *jarъ < *jāra, *jāras, *jāris ~ jeras, jers, jore, joris

*kopati < *kapati ~ kapoti, kapat, en-kopts

*koremъ, *kormęte < *karmas ~ kermens

*korkъ < *karkas ~ karka

*kosa, *kositi < *kasa ~ kasà, kasyti, kasti

*krîvъ < *kr’aivas ~ kreĩvas, krievs

*kyjь < *kūjis ~ kugis, kugis, kujis

*kъlkъ < *kulkas ~ culczi, kulksis

*kъlpь/kъlpъ < *kulpis/kulpas ~ gulbis; gu bė, gulbis; gulbis

*ledъ < *l’adus ~ ledus, ledus, lẽdas, ladis

*lûna < *lauksnā ~ lauxnos

*mąka < *manka ~ mankau, mankyti, minkyti

*mati, *matere < *māti, *māt’aras ~ mótė, móteㅷs

*mezgyrь < *m’azgūris ~ mezgu, mezgiau, mãzgas, megzt

*mezъ < *m’azas, *mezinьcь < *m’azinikis ~ mãžas, mažynikas,

mizins

*ognь < *agnis ~ agnus, ugnìs

*onъ < *anas ~ anàs

*ovьnъ < *avinas ~ awins, ãvinas, avins, auns

*pęti < *pinti ~ pinti, pit

*polvъ < *palvas ~ palvas

*pri ~ prie, priẽ, prei

*pьrstъ < *pirstas ~ pristen, pi štas, pirsts

*rąka < *rankā ~ rancko, rankà (riñkti), rùoka

*rozga < *razga ~ rezge-, rezgis, regzti

*rûpa < *raupa ~ ruopa

*ryti < *rūpti ~ ruopti, raupyti

*ščîtъ < *sk’ait-an ~ scaytan

*šîti < *siūti ~ siㄢti

*skъrbъ < *skurbas ~ skurbe, skurbti

*smola < *smala ~ snela, smeli

*soxa < *sakha ~ saka, šakà, sake

*starъ < *stāras < *stōros ~ stóras

*svatъ ~ svetys, svecias, svess

*tekti, teką < *t’ak- ~ tek ti, teku; tecet, teku

*tetervь < *t’at’arv-as ~ tatarwis, tetervà, tẽtervinas, tetirva

*tьstь < *tistis ~ tisties

*vapa < *uōpja ~ upe, ùpė

*vedą, ne-vesta, *voditi ~ vedys

*vęgrь < *vingris ~ лит. vìngris ~ скиф.

*xъrtъ < *hurt- ~ sarti, sarts

*zemja < *g’am- ~ semme, žẽmė, zeme

*žeravъ < *g’arav- ~ gérvė

*žerdlo < *g’ardlan ~ gerkl

*zvěrь < *gv’āris (< *ghuēris) ~ žvėrìs

*zьdъ < *zid- ~ zaidas, zidinys, ziedziu, ziest

Отметим удивительное сходство прабалтийских форм с

фракийскими и скифскими языковыми реликтами и давние

расхождения с праславянским языком (см. Скиф и Агафирс).

Однако можно выявить обширный пласт лексических

соответствий балто-славянской общности, который может иметь не

только исконно-генетическое происхождение, но и позднее

ареальное контактное происхождение (лексические инфильтраты,

ингредиенты по Мартынову).

В нижеследующих балто-славянских лексических

соответствиях нам видятся результаты контактирования

первоначально родственных, но издавна обособленных

протодиалектов позднего и.-е. праязыка в разные эпохи и в разных

языковых ареалах. Часть этих контактов праславянского с

прабалтийским датируется между 700 и 500 гг. до н. э. Место

контактов – Дакия и Скифия.

*čakati < *k’akati ~ kakīnt, kàkti, kacet

*cě < *k’a[i] ~ kaĩ

*cěditi < *k’aditi ~ skíedžiu, skíesti

*čelnъ < *k’alnas ~ kelna, kálnas

*čemerъ < *k’am’aras ~ kẽmeras, kemeraĩ

*cěna < *k’aina ~ káina, kainà

*cěpati < *k’aipati ~ kaĩpti

*čerpti < *k'irpti ~ ki pti, kerpù

*čerslo < *k’arsl- ~ kersle, ke slas

*čersъ < *k’arsas ~ ske sas, š rs, cers-

*česati < *k’as- ~ kasýti, kasît, kàsti

*česlь < *k’aslis ~ kaslis

*čęstъ < *k'imstas ~ ki štas

*četvergъ < *k’atv’arg-as ~ ketvérgis

*četverъ < *k’atv’ar- ~ ketverì, kẽtverios

*četyre < *k’atūri ~ keturì, četri

*čistъ < *k'istas ~ skýstas, š îsts, skijstan

*čitъjь < *k'itas ~ kíetas, ciêts

*čula < *k’aula ~ kiaulė

*čьbьrъ < *k’ibiras ~ kibìras

*čьmanъ < *k'imānas ~ kimonaĩ, kimenai, kiminaĩ

*čьrmelь < *k'irm’alis ~ kirmėl

*čьrmь < *k'irmis ~ kirmìs, ki mis

*čьrnъ < *k'ir[s]n- ~ kirsnan

*čьrstvъ < *k'irt-tvas ~ ki sti, kertù

*čьrvъ < *k'irvis ~ kirvis, cirvis

*drъžь < *drugis ~ drugỹs

*dъždžь < *duzgis ~ duzg ti, duzgénti

*eždžь < *’azgis ~ ezgys, assegis

*lûža < *laug’a ~ luga, li gas

*želězo < *gelēz- ~ gelėzìs

Обращают на себя внимание примеры типа *gъrdlo, *žьr(d)lo -

gurklỹs, gerkl , свидетельствующие о разной пространственно-

временной соположенности ареалов языкового контактирования

прабалтов и праславян.

Независимо от трактовки этих цельнолексемных схождений

праславянского с балтийскими сам факт их существования служит

доказательством интенсивных языковых и культурных

взаимодействий этносов носителей в едином языковом ареале,

возможно вне привычных географических пределов (к примеру, в

Скифии, Дакии и Фракии!).

В конце 1950-х гг. и В. Н. Топоров приходит к выводу о

существовании своего рода балто-славянского языкового союза в

обозримом историческом периоде.

Особая проблема – исключительные болгарско-балтийские

лексические изоглоссы, которые, вероятно, являются общим

наследием того исторического периода, когда антские племена

расселились в местах прежнего обитания будинов и города Гелона.

Позднее часть этих племен, известная под собирательным

наименованием болгары, покинула Полтавскую обл. и переселилась

в Малую Скифию за Дунай. К слову, сам этноним болгары является

образчиком аналогичного балтийскому словообразования на -or- ~

праслав. -arь (Непокупний 2003, 14–29; Напокупний 2006, 269–281).

Древние лексические заимствования из балтийских в ливском,

эстонском языках и в юго-восточных диалектах финского языка, из

которых в конце -концов, закрепились и в современной финской

норме (Kalima 1936, 77–85; Collinder 1960, 282–283).

Проф. Витольд Манчак венчает сюжетом «Балто-славянская

общность, существовала ли она?» свою обобщающую монографию

по проблемам и.-е. языкознания (Mańczak 2008, 149–152).

Уважаемый автор полагает, что правильно ответить на этот вопрос

можно используя такое положение: «приняв к сведению, что

польский представляет наибольшее число слов, имеющих

этимологические эквиваленты в других и.-е. языках, можно прийти к

умозаключению, что и.-е. прародина идентична прародине

славянской, т. е. – в бассейне Одера и Вислы» (Mańczak 2008, 149).

Отсюда, якобы, ясно и непротиворечиво проистекает ответ на

поставленный вопрос. Этот ответ, конечно, негативный.

«Различие между балтами и славянами состоит в том, что

славяне суть потомки той части и.-е. населения, которое осталось в

первичной прародине, в то время как балты суть потомки той части

и.-е. населения (вместе с предками германцев, италиков, кельтов и т.

д.), которая покинула первичную прародину и поселилась на

территории, прежде занятой не индоевропейским населением.

Свидетельством в пользу этой концепции является факт большей

консервативности славянской лексики, нежели балтийской».

Далее, как и обычно, приводится статистика, полученная

крайне сомнительной методикой. Но даже в этой недостоверной

статистике сам автор не обратил внимания на некоторые вопиющие

факты, например, почти равное количество этимологических

соответствий хинди с польским и литовским (по 287 и 283 единиц

соответственно), или примерно равное количество таких

соответствий хинди, греческого, албанского и армянского с

польским, близкие цифровые значения для количества лексических

соответствий армянского с польским и литовским (253 и 231).

Другой компаративист быстро бы припомнил еще и

фономорфологические соответствия между этой группой и.-е.

языков (Топоров 1982, 120–122). Но В. Маньчак обходит эти

явления молчанием и вдруг прибегает к несвойственной ему

детальной аргументации положений на основе не лексики, а

морфологии, синтаксиса и прочих уровней языковой системы

(Mańczak 2008, 149–150). Что в целом – большой прогресс. Хотя

надобности в этом нет.

Не первый век уже известно, что в балтийских языках

ощущается значительное влияние финно-угорского адстрата или

субстрата (Топоров 1990, 101–107; Топоров 1997, 325–331). Это

ясно. Предлагаемая проф. В. Маньчаком аналогия на материале

германских языков, показывающая, что в нидерландском и

шведском больше слов не германского происхождения, чем в

немецком или готском, ничего нового не добавляет к давно и всем

известным фактам: в прусском влияние финно-угорского субстрата

меньше ощутимо, чем в литовском, а в последнем – меньше чем в

латышском. Но это вовсе не доказательство предположения о

миграции балтийских племен из бассейна Вислы в восточную

Прибалтику, как думает В. Маньчак, а показатель разных языковых

ситуаций в трех ареалах распространения балтийских языков

безотносительно хронологии их возникновения.

Столь же недостоверна и дальнейшая аргументация (Mańczak

2008, 151). Разная степень влияния финского субстрата в трех

ареалах объяснима различиями в качественных и количественных

характеристиках этого субстрата. Большая или меньшая степень

консерватизма периферийных языковых ареалов, как уже

неоднократно говорилось, не зависит напрямую от времени и

последовательности заселения их, а от многих других факторов

языковой дивергенции, конвергенции, гибридизации и т. д. Большее

количество лексических соответствий прусского с польским вполне

достаточно объяснять их тесным соседством и разнообразными

межъязыковыми и культурными контактами.

Уважаемый проф. В. Маньчак даже не задумывается над тем,

что, в сущности, балты в его концепции и не удалились очень-то

сильно от прародины и славяно-польского континуитета, и доныне

пребывают в рамках 30 градуса восточной долготы, т. е. все в той же

Восточной Европе. Следовательно, балты должны были быть

намного ближе в языковом отношении к славянам прежде, нежели

это наблюдается в настоящем. Сомнительно и утверждение об

исключительной архаичности литовской фонетики среди всех

прочих языков (Mańczak 2008, 151), и о том, что архаичный характер

языка определяется по словарному составу, а не по фонетике, чье

развитие иногда причудливо. И аналогия с сербохорватским языком,

в фономорфологическом отношении самом консервативным среди

славянских (по мнению В. Маньчака) весьма сомнительна.

При этом уважаемый автор или сознательно замалчивает, или

пребывает в неведении о факте наличия во Фракии и Вифинии

компактных ареалов античной ономастики явно балтийского вида.

Это сотни «лексических» соответствий с балтийскими и

праславянским. Проигнорированы и богатые данные

палеобалканской и скифской топонимии, имеющие наиболее

вероятные цельнолексемные соответствия в балтийских языках.

Прежде, он не преминул упомянуть 30 финских гидронимов с

территории Литвы и сотни субстратных гидронимов с территории

Латвии, но обошел, в целом, не столь уж затруднительную для его

концепции балтийского распространения на северо-восток древнюю

гидронимию и топонимию балтийского вида между Днепром и

бассейном Волги. О сопоставлении праславянского лексического

фонда с балтийским даже речи нет.

Подводя итог знакомства с этим сюжетом книги В. Маньчака,

с сожалением констатирую, что никаких новых, сколько-нибудь

убедительных аргументов, опровергающих древнее «генетическое»

родство славянских и балтийских языков, в этой книге не

обнаруживается.

3а свидетельства археологии

Археологи нашли город Гелон в междуречье рек Ворскла и

Сухая Грунь (Полтава). Это Бельское городище имеет общую

площадь в 4020, 6 гектаров и протяженность укреплений 25200

метров. Высота валов достигает местами 7.5 – 9 метров, а глубина

рвов достигает 5.5 метров. Это действительно была мощная

крепость, укрепленная рвами, валами и деревянными стенами. Она

включала в себя три крепости – городище Западное (72 гектара),

городище Восточное (65,2 гектара) и городище Куземинское (15,4

гектара), а также не менее девяти больших участков сплошной

застройки. Западное городище возникло в VII в. Жилища – большие

квадратные землянки площадью около 50 квадратных метров,

заглубленные в грунт на 0.6–1 метр от поверхности почвы.

Археологи открыли глинобитные и побеленные площадки округлой

формы со скелетами и черепами жертвенных животных и

глиняными сосудами, расположенными на них. Жертвенные ямы

были откопаны, и археологи обнаружили в них также костяки и

черепа жертвенных животных, а иногда и людей (!). Отдельные

скопления костей животных, сложенных кучкой, были обнаружены

в некоторых жертвенных ямах. Археологи обнаружили также

множество жертвенных зольников (пепелищ). Восточное городище

возникло около 600 года до новой эры. Эта крепость имеет иную

конструкцию оборонительных сооружений. Деревянные наземные

дома были площадью около 40 квадратных метров. Землянки

небольшого размера (площадью 9–20 квадратных метров)

встречаются очень редко на Восточном городище. А ритуальных

зольников нет вообще. Керамика Восточного городища значительно

отличается от керамики Западного городища. Около 40–50 тысяч

жителей проживало во внутренних крепостях и в кварталах

большого города. Здесь были открыты остатки и руины мастерских

различных производств. Бельское городище было значительным

ремесленным и торговым центром. Раскопано и большое святилище.

В нем нашли жертвенники и огромное количество вотивных

глиняных скульптурок, связанных с культом плодородия.

Обнаружены вотивные статуэтки бычка, козлов, рыси, бобра, лося,

принесенного в жертву, змей, птиц, крылатого коня, крылатого пса,

птицы с головой человека, круглых и луновидных лепешек,

горшочков, мисочек, черпачков, букраний, жезлов, молоточков,

рогатин, крестиков, колесиков, ложек, ступок и пестиков, кубков,

ярма, дышла, рала (Шрамко 1985, 3–39; Шрамко 1983, 334–335).

Могильные насыпи (курганы) устраивались над одиночными

погребениями, которых насчитывается около 1000 в урочищах

Скоробор и Осняги и около 200 в Мачухинском могильнике.

3б свидетельства ДНК-генеалогии.

Мужское население современной Прибалтики принадлежит

преимущественно таким гаплогруппам:

Гаплогруппа E3b североафриканского происхождения

составляет около 1-2% мужчин, скорее всего, попала в Пруссию,

Литву и Латвию в составе германской общности.

Гаплогруппа I1 (М253) составляет около 15-20% мужского

населения в Латвии, Литве и Пруссии, скорее всего, попала туда в

составе германской общности.

Гаплогруппы J1 и J2 ориентального происхождения

составляют около 2% мужского населения, скорее всего, попали в

Прибалтику в составе иудейской и караимской общин в средние

века.

Гаплогруппа K ориентального происхождения составляет

менее 1% мужского населения, попала в Прибалтику в составе

караимской или татарской общностей.

Гаплогруппа N среднеазиатского происхождения составляет

от 20 до 30% мужского населения в Пруссии, Литве, Латвии,

наследница финского населения.

Гаплогруппа R1a1 среднеевропейского происхождения

составляет от 42 до 41 и 40 % мужского населения Пруссии, Литвы и

Латвии (в Эстонии 32–37 %), потомки собственно балтов, восточных

и западных славян, а также прибывших в составе германской

общности.

Гаплогруппа R1b центрально-европейского происхождения

составляет от 5% в Пруссии и Литве, до 10% в Латвии, вероятно,

потомки «древних европейцев», а также переселенцев в составе

германской и, быть может, кельтской общностей (J. D. McDonald

2005. Y Haplogroups of Europe).

По мнению некоторых генеалогов (А. Клёсов), возраст общего

предка в.-и.-е. гаплогруппы (R1a1) в Эстонии (32–37% населения),

Латвии (40% населения) и Литве (41% населения) простирается на

180 поколений тому назад, что свидетельствует лишь о том, что

данный и.-е. гаплотип явился в современные места обитания целой

гаплогруппой и перенес автоматически на новую родину возраст

своего общего предка с прародины.

Гораздо более сложная хронологическая карта балто-

славянской гаплогруппы проступает в детальном анализе исходных

мест обитания и времени обособления отдельных подгрупп. См.

Агафирс и славяне.

Опыт согласования данных гуманитарных и

интерпретация

В результате сопоставления свидетельств разного вида

выявлена следующая картина доисторического передвижения

этноса-носителя прабалтийского диалекта и.-е. праязыка.

После долгих странствий Финей обосновался в местностях у

Боспора Фракийского за тысячу лет до похода Дария на скифов.

Местность расселения восточно-индоевропейской общности стала

именоваться Финеидами. С этой баснословной миграцией мы

склонны связывать произошедшие около 1500 г. до н. э этнические и

культурные изменения во Фракийско-Анатолийском регионе. И

тысячу лет спустя сокращающиеся ареалы прабалтийской речи

долго сохранялись во Фракии и Вифинии, дожив кое-где до

античного времени. Именно Финеиды дали тот обильный

реликтовый ономастический материал балтийского облика в

указанных исторических областях.

Нижнее Подунавье стало местом совместного проживания

двух этнических групп, скифской и гелонской между серединой XIII

в. и VIII в. до н. э. Напоминанием об этой промежуточной прародине

балтийских племен являются языковые реликты балтийского вида,

обильно представленные в указанном ареале (Салая Скифия). К

сожалению, на основе наших знаний языка скифов не удается

провести дифференциацию этого реликтового языкового материала

на определенно скифский и определенно прабалтийский. Хотя, в ту

эпоху диалектные различия скифской и прабалтийской языковых

групп были еще не слишком заметны. Характерной чертой скифской

фонологии является ослабленная смычка смычных взрывных

согласных, прабалтийские смычные сохраняли сильную смычку.

В Х–IX вв. до н. э. начался длительный процесс пересечения

скифскими и гелонскими родами и племенами реки Днестра и

постепенного освоения степей и лесостепей Восточной Европы, где

носители правосточно-балтийских диалектов контактировали и

селились чересполосно с носителями АК ямочно-гребенчатой

керамики (прафинны). Эти обменные и прочие контакты отразились

в прабалтийском и финских языках (Топоров 1990, 101–107;

Топоров 1997, 325–331)

В долине Днепра наиболее вероятным ареалом расселения

нескольких прабалтийских племен были ворсклинская, а м. б.,

северо-донецкая и посульская, юхновская и воронежская локальные

группы скифообразной культуры, особенно область будинов

(посульско-северо-донецкая АК) и город Гелоний (с VII в. до н. э. в

междуречье Ворсклы и Сухой Груни, Полтава) (Степи европейской

части СССР в скифо-сарматское время 1989, 44, 46, 47, 48, 74–76,

80). К сожалению, в отечественной историографии советского

периода возобладало ошибочное, ничем не обоснованное мнение о

восточно-иранской, древне-осетинской природе этой культуры

(Шрамко 1983, 1985). Прабалтийские этнические группы оставили

не только вышеперечисленные археологические культуры, но

возможно, и другие земледельческие культуры лесостепной зоны:

киевской (меланхлены), восточно-подольской (андрофаги) и

западно-подольской (невры). Эти культуры академик Б. А. Рыбаков

скоропалительно полагал праславянскими.

Ареалы юхновской, милоградской, днепро-двинской,

дьяконовской и городецкой АК VII—III вв. до н. э., вероятно, также

являются наследием синойкизма прабалтийских и финно-угорских

племен. Это объяснило бы наличие в этом регионе реликтовой

балтийской ономастики. См. публикации В. Н. Топорова и др.

Выделяемые в первой половине I тыс. до н. э. ареалы

восточно-прусской АК и нижне-неманской (ранне-куршской) АК,

АК Штрихованной керамики и Днепро-Двинской АК также могут

оказаться материальными следами воспроизводства предков

западно-балтийских племен (пруссов). Эти АК продолжали

существовать во второй половине I тыс. до н. э. – I–III веках н. э.

(Западно-балтийская АК и АК Штрихованной керамики).

Массовые миграции антских, венетских и славянских племен в

V—VIII вв. н. э. привели к сокращению древнего ареала обитания

балтийских племен прибрежными регионами восточной

Прибалтики.

Использованная литература

Baltų religijos ir mitologijos šaltiniai. I. Nuo seniausių laikų iki XV

amžiaus pabaigos. Sudarė Norbertas Vėlius. Vilnius: Mokslo ir

enciklopedijų leidykla, 1996. – pp.744.

Breidaks A. Par Baltu un Seno Balkanu valodu paralelem //

Latvijas PSR Zinatnu Akademijas Vestis 1977, N. 3 (356), 88–96;

Būga K. Lietuviu, kalbos zodynas. Lietuviu, tauta ir kalba bei jos

artimieji giminaiciai = Rinktiniai restai, III, Vilnius, 1961;

Collinder Bj. Comparative Grammar of the Uralic Languages.

Uppsala. 1960.

Duridanov I. Thrakisch-dakische Studien.I. Die thrakisch- und

dakisch-baltischen Sprachbeziehungen. Sofia, 1969;

Fraenkel E. Die baltischen Sprachen. Ihre Bezichungen zu einander

und zu den indogermanischen Schwesteridiomen als Erinführung in die

baltische Sprachwissenschaft. Heidelberg, 1950.

Frenkelis E. Baltu, kalbos, Vilnius, 1969.

Kalima J. Itämerensuomalaisten kielten balttilaiset lainasanat.

Helsinki, 1936.

Kasparsons K. Illyrica // FBR 18–20, 1938–1940;

Kaulins A. The Relation of Baltic Language to Illyrian. Darmstadt,

1980;

Kilian, Lothar. Mittelrußland. Urheimat der Balten? Bonn, 1988.-

72 S.

Kolyguine V. Deux correspondances de vocabulaire mythologique

entre les langues celtiques et balto-slaves // Zeitschrift für celtische

Philologie. Band 49–50 1997, 367–369.

Krahe H. Baltico-Illyrica // Festschrift für M. Vasmer. Wiesbaden,

1956;

Krahe H. Vorgeschichtliche Sprachbeziehungen von den baltischen

Ostseelaendern bis zu den Gebieten um den Nordteil der Adria. //

Akademie der Wissenschaften und Liter. Abhandlungen Geistes- und

Sozialwiss. Klasse. Mainz. 1957, N. 3, S. 103–121;

Leskien, A. Die Bildung der Nomina im Litauischen. Leipzig,

1891.

Litauisches etymologisches Wörterbuch von Ernst Fraenkel Bd I–

II. Göttingen – Heidelberg: Carrl Winter – Universitätsverlag –

Vandenhoeck & Ruprecht, 1962. – 794 pp.

Liukkonen, Kari. Ursprung und Geschichte des litauischen

Superlativs auf -iáusias // Scando-Slavica. Tomus XXII. Munksgaard

Copenhagen, 1976. S. 179–186.

Mańczak, Witold. Linguistique générale et linguistique Indo-

Européenne. – Kraków, 2008. pp. 149–152.

Pritsak, Omeljan. The perspective of the Slavs, Finns and Balts //

JBS (Journal of Baltic Studies), Vol. XIII, No. 3. (1982). – pp. 185–201.

Rikov, Georgi T. On Lithuanian gal ti, galiù and its congeners //

Linguistica Baltica 4 (1995), 131 – 134. Kuryłowicz Memorial Volume.

Part Two.

Schmid W. P. Baltische Gewassernamen und das vorgeschichtliche

Europa // IF, 1972, Bd. LXXVII;

Šramko B. A. Der Ackerbau bei den Stämmen Skythiens im 7.–3.

Jarhundert v. u. Z. // Slovenská archeologia, XXI – I, Bratislava, 1973. –

s. 154.

Trautmann, R. Baltisch-slavisches Wörterbuch. Göttingen, 1923.

Witczak K. T. New findings in Thracian etymology, V. Thrac.

Ziby[n]thides. – Orpheus, 9 (1999), 51–52.

Zeps V. J. The place names of Latgola. A dictionary of East

Latvian toponyms. Madison (Wis.), 1984. XLVI, 632 p.

Агеева Р. А. Происхождение имён рек и озёр. – М.: наука,

1985. – 144 с., ил. – (Серия «Человек и окружающая среда»).

Андронов А. В. Материалы для латышско-русского словаря:

около 9 тысяч слов в основной части. – СПб.: Филологический

факультет СПбГУ, 2002. – 404 с.

Археология СССР. Славяне и их соседи в конце I тысячелетия

до н. э. – первой половине I тысячелетия н. э. М.: Наука, 1993. – 328

с.

Археология СССР. Степи европейской части СССР в скифо-

сарматское время. – М.: Наука, 1989. – с. 464.

Баласчевъ Г. Д. Старо-тракийски светилища и божества въ

Мезекъ, Глава Панега, Мадара, Царичина и другаде и техното

значение. София: Печатница П. Глушковъ, 1932. – 103 с. съ 78

образа въ текста.

Вагалинска И. Огоста – тракийският Клондайк // Археология.

Тема 50/2005. – СС. 77–79.

Гайдукевич В. Ф. Раскопки Тиритаки в 1935–1940 гг. // МИА,

1952, № 25.

Гимбутас, Мария. Балты. Люди янтарного мора / Пер. с англ.

С. Федорова. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. – 223 с. – (Загадки

древних цивилизаций).

Городцов В. А. Дневник археологических исследований в

Зеньковском уезде Полтавской губ. в 1906 г. – Труды XIV АС. Т. III.

– М., 1911, СС. 151, 153, рис. 112, табл. III, 21–24.

Граков Б. Н. Скифы. – М., 1971.

Йорданов, Стефан. Състояние и проблеми на тракийската

ономастика // Състояние и проблеми на българската ономастика. 9.

Материали от Национална конференция по ономастика «Състояние

и проблеми на българската ономастика в началото на ХХI век» и

Кръгла масса «Елкутронен архив картотека на българската

топонимия» (Велико Търново, 16 – 17 юни 2006 г.). Велико Търново:

Изд-во «ИВИС», 2009. – СС. 106–169.

Кнюкшта П. Имена прилагательные с суффиксом -inis и их

грамматические синонимы в современном литовском языке.

Автореферат дисс.канд.филол.наук, Вильнюс, 1971. – 24 с.

Кузнецов В. Д. Ранние апойкии Северного Причерноморья //

Краткие сообщения ИА АН СССР № 204 античный мир и варвары

Евразии. М.: Наука, 1991.

Кулаков В. И. Древности Пруссов VI–XIII вв. отв. ред. В. В.

Седов. – М.: Наука, 1990. – 168 с. (Свод археологических

источников);

Непокупний А. П. Балти та пiвденнi слов’яни в ïхнiх лексико-

словотвiрних зв’язках: назви лiсiв i чагарникiв на -or-/ -arь //

Мовознавство. – 2003. – № 2–3. – с. 14–29.

Непокупний А. П. Балто-слов’янський суфiкс збiрностi -or-/ -

arь // Acta Balto-Slavica. – XXX. – Warszawa, 2006. – c. 269 – 281.

Непокупний А. П. Лит. vìngris и др.-русск. В#гръ:

континуанты, производные и родственные формы (на карпатском

водоразделе Вислы и Днестра) // History, Culture and Language of

Lithuania. Proceedings of the International Lithuanian Conference,

Poznań, 17–19 September 1998. – Poznań, 2000. – P. 33–45;

Непокупний А. П. Укр. Стрвяж – Стривігор – Стривяж и

прусск. Strowange как варианты композиты *strŭ-/*strū- + *ueng(h)/-

r- в гидро- и топонимии Днестра, Вислы и Преголи // Aspekte

baltischer Forschung (Schriften des Instituts für Baltistik Ernst-Moritz-

Arndt-Universität Greifswald. Herausgegeben von J. D. Range. Bd. 1.) –

Essen, 2000. – S. 226–238.

Непокупный А. П. Дегидронимические названия поселений в

балтийских и славянских языках (балт. pa- / слав. по-) // День Артура

Озола: Проблемы словообразования в современном языкознании.

Материалы научной конференции. – Рига, 1969. – с. 38–43.

Непокупный А. П. Куршско-прусский суффикс

собирательности -or-: лит. (жем.) оз. Béržoras и прус. paycoran E 6

‘Плеяды’ // Jano Kazlausko diena: istorinės gramatikos dalykai

Tarptautinės konferencijos programa ir tezės, Vilnius, 2002 m. spalio 25

d. – Vilnius, 2002. – p. 23–25.

Непокупный А. П. Сложный суффикс славянских патронимов

-ov-itje – общее праславянско-западно-балтийское образование? //

Международная конференция балтистов: Тезисы докладов. –

Вильнюс, 1985. – с. 189;

Непокупный А. П. Суффиксальное сочетание -av-ītjo в

западно-балтийских языках // Baltistica. – 1987. – Т. 23. – № 1. – сс.

45–51.

Откупщиков Ю. В. Очерки по этимологии. – СПб.: Изд-во С.-

Петерб. Ун-та, 2001. – 480.

Охманьский Е. Участие западных балтов в развитии

средневековой Литвы // Конференция «Этнолингвистические балто-

славянские контакты в настоящем и прошлом», 11–15 дек. 1978 г.:

Предварительные материалы. – М., 1978. – с. 112–113.

Петренко В. Г. Локальные группы скифообразной культуры

лесостепи Восточной Европы (Ворсклинская группа) // Археология

СССР. Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время.

М.: Наука, 1989. – СС. 44, 46, 47, 48, 74–76, 80.

Поляков О. В. Реконструкция окончания номинатива –

аккузатива единственного числа *о-основ среднего рода в

балтийских и славянских языках // Известия АН СССР СЛиЯ том 50,

№ 4, 1991. СС. 305–313.

Пузикова А. И. Марицкое городище в Посеймье. – М., 1981.

Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. – М., 1979. – с. 153.

Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. – М., 1981. – с. 334–

335.

Соколов, Г. И. Античное Причерноморье. Памятники

архитектуры, скульптуры, живописи и прикладного искусства. Л.:

Аврора, 1973.

Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. М.:

Наука, 1989.

Топоров В. Н. Балт. *Galind- в этно-лингвистической и

ареальной перспективе // Проблемы этнической истории балтов: Тез.

докл. – Рига, 1977. – с. 117–121.

Топоров В. Н. О балтийских элементах в гидронимии и

топонимии к западу от Вислы. // Slav. Pragensia. – 1966. – T. 8. – S.

255–263.

Топоров В. Н. «Baltica» Подмосковья // Балто-славянский

сборник. – М., 1972. – с. 217–280.

Топоров В. Н. Балтийские следы на Верхнем Дону // Балто-

славянские исследования, 1988–1996: Сб. науч. тр. – М., 1997. – с.

311–324.

Топоров В. Н. Балтийские элементы к северу от Карпат: этно-

топонимическая основа *Galind- как знак балтийской периферии //

Slav. Oreint. – 1980. – R. 29, z. 1 / 2. – s. 247–252.

Топоров В. Н. Балтийские языки. В кн.: Языки народов СССР,

т. 1, М., 1966;

Топоров В. Н. Балтийский горизонт древней Москвы // Acta

Balt.-Slav. – 1982. – T. 14. – s. 259–272.

Топоров В. Н. Балтийский элемент в гидронимии Поочья: I //

Балто-славянские исследования, 1986. – М., 1988. – с. 154–177.

Топоров В. Н. Балтийский элемент в гидронимии Поочья: II //

Балто-славянские исследования, 1987. – М., 1989. – с. 47–69.

Топоров В. Н. Балтийский элемент в гидронимии Поочья: III //

Балто-славянские исследования, 1988–1996: Сб. науч. тр. – М., 1997.

– с. 276–310.

Топоров В. Н. Голядский фон ранней Москвы: (О балтийском

элементе в Подмосковье) // Проблемы этногенеза и этнической

истории балтов: Тез. докл., март 1981. – с. 178–183, 224–225.

Топоров В. Н. Две заметки из области балтийской топонимии:

1. О южной границе ятвягов; 2. Литовское Akmen-, Ašmen- // Rakstu

krājums velūjums akadēmiķim profesoram Dr. Jānim Endzelīnam viņa 85

dzīves un 65 darba gadu atcerei. – Rīgā, 1959. – p. 251–266.

Топоров В. Н. Древняя Москва в балтийской перспективе //

Балто-славянские исследования, 1981. – М., 1982. – с. 3–61.

Топоров В. Н. Еще раз о балтизмах в чешских землях // Slavia.

– 1993. – Roč. 62. Seš. 1. – s. 51–63.

Топоров В. Н. Еще раз о древних западно-балканско-

балтийских языковых связях в ареальном аспекте // Славянское и

балканское языкознание. Язык в этнокультурном аспекте. – М.,

1984. – с. 10–25.

Топоров В. Н. Еще раз о неврах и селах в обще-балтийском

языковом контексте (народ, земля, язык, имя). Из истории и.-е.

*neur-: *sel- (неумирающая память об одном балтийском племени) //

Балто-славянские исследования. – М., 2006. – Т. 17.

Топоров В. Н. Заметки по балтийской этнонимии // III

Всесоюзная конференция по балтийскому языкознанию, 25–27 сент.

1975 г.: Тез. докл. – Вильнюс, 1975. – с. 147–150.

Топоров В. Н. Из наблюдений над ареальной

дифференциацией балтийской гидронимии // Конференция по

топонимике Северо-Западной зоны СССР: Тез. докл. и сообщ. –

Рига, 1966. – с. 81–84.

Топоров В. Н. К вопросу о древнейших балто-финноугрских

контактах по материалам гидронимии // Балто-славянские

исследования, 1988–1996: Сб. науч. тр. – М., 1997. – с. 325–331.

Топоров В. Н. К вопросу о топонимических соответствиях на

балтийских территориях и к западу от Вислы // Baltistica. – 1966. T.

1. – p. 103–112.

Топоров В. Н. К восточной границе гидронимии балтийского

типа // Топонимия Центра: Тез. Докл. / Геогр. о-во АН СССР. Моск.

фил. – М., 1972. – с. 6–7.

Топоров В. Н. К древним балкано-балтийским связям в

области языка и культуры // Античная балканистика: Первый

симпозиум по балканскому языкознанию (23–24 мая 1972 г.):

Предварительные материалы. – М., 1972. – с. 24–38.

Топоров В. Н. К фракийско-балтийским языковым

параллелям: 1 // Балканское языкознание. – М., 1973. – с. 30–63.

Топоров В. Н. К фракийско-балтийским языковым

параллелям: 2 // Балканский лингвистический сборник. – M., 1977. –

с. 59–116;

Топоров В. Н. Некоторые задачи изучения балтийской

топонимии русских территорий // Географические названия. – М.,

1962. – с. 41–49. – (Вопр. географии; Сб. 58).

Топоров В. Н. Несколько иллирийско-балтийских параллелей

из области топономастики. // Проблемы индоевропейского

языкознания. М, 1964;

Топоров В. Н. Несколько иллирийско-балтийских параллелей

из области топономастики // проблемы индоевропейского

языкознания. Этюды по сравнительно-исторической грамматике

индоевропейских языков. – М., 1964. – с. 52–58.

Топоров В. Н. Новые работы о следах пребывания пруссов к

западу от Вислы // Балто-славянские исследования, 1982. – М., 1983.

– с.263 – 272.

Топоров В. Н. О балтийских следах в топонимике русских

территорий // Lietuv. Kalbotyros Klaus. – 1959. – № 2. – р. 55–63.

Топоров В. Н. О балтийской гидронимии Верхнего Поочья //

Linguistic Baltica. – 1992. – n 1. – s. 225–240.

Топоров В. Н. О балтийском элементе в гидронимии Верхнего

Нарева // Studia linguistica slavica baltica Canuto-Olavo Falk.

Sexagenario a colleges amicis discipulis oblate. Lundae, MCMLXVI. –

Malmö, 1968. – c. 285–297.

Топоров В. Н. О балтийском элементе в Подмосковье //

Baltistica. – 1972. – Priedas 1. – p. 185–224.

Топоров В. Н. О характере древнейших балто-финноугорских

контактов по материалам гидронимии // балто-славянские языки и

проблема урало-индоевропейских связей: Материалы 3-й балто-слав.

конф., 18 – 22 июня 1990 г. – М., 1990. – Ч. 1. – с. 101–107;

Топоров В. Н. – Galindite – Голядь (Балт. *Galind- в

этно-лингвистической и ареальной перспективе) // Этнографические

и лингвистические аспекты этнической истории балтских народов. –

Рига, 1980. – с. 124–136.

Топоров В. Н., Трубачев О. Н. Балтийская гидронимия

Верхнего Поднепровья // Lietuv. Kalbotyros Klaus. – 1961. – № 4. – р.

195–217.

Топоров В. Н., Трубачёв О. Н. Лингвистический анализ

гидронимов Верхнего Поднепровья. – М.: Изд-во АН СССР, 1962. –

267 с., 13 л. карт.

Трубачев О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. –

М.: Наука, 1991.

Шапошников А. К. Най-древната ономастика на историко-

културната област Хемимонт // Състояние и проблеми на

българската ономастика 10 Материали от международна

конференция «Славянска и балканска ономастика» (Велико

Търново, 25–26 септември 2009 г.). – В. Търново, 2009;

Шапошников А. К. Языковые реликты хеттского вида в

Северном Причерноморье // Этимология / отв. ред. Ж. Ж. Варбот;

Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова РАН. – М.: Наука, 1963 – . 2006–

2008 – 2010. – 356 с. – СС. 227–252

Шапошников О. К. Найдавнiша ономастика Малоï Скiфiï //

Науковий вiсник Чернiвецького унiверситету: Збiрник наукових

праць. Випуск 354–355. Слов’янська фiлологiя. – Чернiвцi: Рута,

2007. – 281 с. – сс. 74–83.

Шрамко Б. А. Бельское городище скифской эпохи (город

Гелон) / Борис Андреевич Шрамко. – Киев: Наукова думка, 1987. –

183 с.

Шрамко Б. А. Дослiдження пам’яток в бассейнах Сiверського

Дiнця i Ворскли. – АИУ – 1969, вып. IV. – К., 1972, 129, рис. 2.

Шрамко Б. А. Исследования Бельского городища. – АИУ –

1968. – К., 1971, с. 53.

Шрамко Б. А. Культовые скульптуры Гелона //

Археологические памятники Юго-Восточной Европы (железный век

и эпоха средневековья): межвузовский сборник научных трудов. –

Курск: Курский госпединститут, 1985. – 121 с. – с. 3–39.

Шрамко Б. А. Некоторые итоги раскопок Бельского городища

и гелоно-будинская проблема. – СА, 1975, № 1, 65–85;

Шрамко Б. А. Новые находки в городе Гелоне. – АО – 1981. –

М., 1983, 334–335.

Шрамко Б. А. Новые находки на Бельском городище и

некоторые вопросы формирования и семантики образов звериного

стиля. // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов

Евразии. – М., 1976. С. 201, 203, рис. 4, 1, 24–25; 5, 11.

Шрамко Б. А. Раскопки на Бельском городище. – АО – 1973. –

М., 1974, 365.