Бабаяров Г., Кубатин А. Древнетюркские титулы в эпоху...

Ғылым жəне білім ғасыры – Век науки и образования

ғылыми журнал • научный журнал Science and education century • scientific journal

№№7-9(39-41), шілде-қыркүйек, 2012 жыл

2009 жылдың мамырынан шығады • Издается с мая 2009 года

«Диссертацияның негізгі мазмұны ғылыми, ғылыми-сараптау жəне ғылыми-практикалық басылымдарда жариялануы тиіс».

(«Ғылыми дəрежелер беру Ережесінің» 7-тармағынан).

Журнал Қазақстан Республикасы Білім жəне ғылым министрлігі Білім жəне ғылым саласындағы бақылау комитетінің талаптарына сай келеді.

Журналда ғалымдар мен PhD докторанттарының, магистрлер мен магистранттардың, колледждер мен мектептер мұғалімдері мен студенттердің «Білім», «Гуманитарлық ғылымдар», «Құқық», «Өнер», «Əлеуметтік ғылымдар», «Экономика жəне бизнес», «Жаратылыстану ғылымдары», «Техникалық ғылымдар жəне технологиялар», «Ауылшаруашылық ғылымдары», «Қызмет көрсету», «Əскери іс жəне қауіпсіздік», «Денсаулық сақтау жəне əлеуметтік қамтамасыз ету (медицина)», «Ветеринария» бойынша жаратылыстану, техника, қоғамдық жəне гуманитарлық ғылымдар саласындағы іргелі жəне қолданбалы зерттеулердің өзекті мəселелері бойынша ғылыми еңбектер жарияланады.

Бас редактор ЖАҚЫП Мырзантай Қожабайұлы, филол.ғ.к., доцент

Ғылыми редактор БАЙБОЛАТ Лəззат Байқоңырқызы, магистр

Қазақстан Республикасы Байланыс жəне ақпарат министрлігі Ақпарат жəне мұрағат комитетінің мерзімді баспасөз басылымдарын жəне (немесе) ақпарат агенттіктерін есепке алу туралы 20.12.2010 ж. №11301-Ж куəлігі берілген.

Алғашқы есепке қою кезіндегі нөмірі мен мерзімі №10662-Ж, 14.04.2010 ж.

Меншік иесі жəне баспагер: «Зерттеуші» Республикалық ғылыми-білім беру орталығы

ҚР Ұлттық мемлекеттік кітап палатасында баспа ретінде тіркелген. Халықаралық тіркеу коды 978-601-7189. Сертификат №64, 08.04.2009ж.

Журналды тарату аумағы: Қазақстан Республикасы, жақын жəне алыс шетелдер

Мекен-жайымыз: 010000, ҚР, Астана қ., Отырар көшесі, 9 үй, 60 пəтер

Тел.: 8(7172) 21-21-58, +7 701 397 17 13, +7 702 105 97 53 160021, ҚР, Шымкент қ., Байтұрсынов көшесі, 75«В»-27 Тел.: 8(7252) 22-30-48; +7 701 397 17 13, +7 702 105 97 53

Жазылу индексі: 64280 Біздің сайт: http://zertteushi.kz. E-mail: [email protected]

© «Зерттеуші» Республикалық ғылыми-білім беру орталығы, №№7-9(39-41), шілде-қыркүйек, 2012 ж.

Ғылым жəне білім ғасыры – Век науки и образования №№7-9(39-41), шілде-қыркүйек, июль-сентябрь, 2012

______________________________________________________________

2

Ғылым жəне білім ғасыры – Век науки и образования

ғылыми журнал • научный журнал Science and education century • scientific journal

№№7-9(39-41), июль-сентябрь, 2012 год

2009 жылдың мамырынан шығады • Издается с мая 2009 года

«Основное содержание диссертации публикуется в научных, научно-аналитических и научно-практических изданиях».

(Из ст. 7 «Правил присуждения ученых степеней»).

Журнал соответствует к требованиям Комитета по контролю в сфере образования и науки Министерства образования и науки Республики Казахстан.

В журнале публикуются научные работы ученых и докторантов PhD, магистров и магистрантов, учителей колледждей и школ, студентов по актуальным проблемам фундаментальных и прикладных исследований в области естественных, технических, общественных и гуманитарных наук по направлениям: «Образование», «Гуманитарные науки», «Право», «Искусство», «Социальные науки», «Экономика и бизнес», «Естественные науки», «Технические науки и технологии», «Сельскохозяйственные науки», «Услуги», «Военное дело и безопасность», «Здравоохранение и социальное обеспечение (медицина)», «Ветеринария».

Главный редактор ЖАҚЫП Мырзантай Қожабайұлы, к.филол.н., доцент

Научный редактор БАЙБОЛАТ Лəззат Байқоңырқызы, магистр

Комитетом информации и архивов Министерства связи и информации Республики Казахстан выдано свидетельство о постановке на учет периодического печатного издания и (или) информационного агентства №11301-Ж от 20.12.2010 г.

Номер и дата первичной постановки на учет №10662-Ж, 14.04.2010 г.

Собственник и издатель: Республиканский научно-образовательный центр «Зерттеуші»

Зарегистрировано в Национальной государственной книжной палате РК как издающая организация. Международный регистрационный код

978-601-7189. Сертификат №64, 08.04.2009г.

Территория распространения: Республика Казахстан, ближнее и дальнее зарубежье

Наш адрес: 010000, РК, г. Астана, ул. Отырар, дом 9, квартира 60

Тел.: 8(7172) 32-48-87, +7 701 397 17 13, +7 702 105 97 53 160021, РК, г. Шымкент, ул. Байтурсынова, 75«В»-27

Тел.: 8(7252) 22-30-48; +7 701 397 17 13, +7 702 105 97 53 Индекс: 64280

Наш сайт: http://zertteushi.kz. E-mail: [email protected]

© Республиканский научно-образовательный центр «Зерттеуші», №№7-9(39-41), июль-сентябрь, 2012 г.


______________________________________________________________

3

Білім – Образование

ОƏЖ 37.015.31

ИСИНА Салтанат Сериккалиевна, Е.А. Бөкетов атындағы Қарағанды мемлекеттік университеті

«6М010300 – Педагогика жəне психология» мамандығының магистранты, Қарағанды қаласы, Қазақстан Республикасы

БЕЙСЕНБЕКОВА Гульмира Бекиновна,

Е.А. Бөкетов атындағы Қарағанды мемлекеттік университетінің доценті, педагогика ғылымдарының кандидаты, Қарағанды қаласы,

Қазақстан Республикасы

ТƏРБИЕ ЖƏНЕ ҚОҒАМ

Аннотация Мақалада қоғам мен тəрбиенің өзара байланыстылығы қарастырылған.

Қазақстан Республикасының үздіксіз білім беру жүйесіндегі тəрбие тұжырымдамасындағы тəрбие мəселелерін ескере отырып, қазіргі заманғы тəрбиенің қоғамда алатын рөлін дəйектеу. Тəрбие əлеуметтік-мəдени жəне қоғам өміріндегі тұлғаны қалыптастыру процесі десек, онда бала тəрбиесіне əлеуметтік институттардың ықпалы бар екені айғақталады.

Кілт сөздер: тəрбие, қоғам, отбасы, мəдениет, патриот, құндылық, ұлтжандылық, отаншылдық, ұлттық мəдениет, жастар.

Жас ұрпақтың азамат болып қалыптасуы, оның шығармашылықпен дамуының

түп-тамыры тəрбиеден бастау алып, ол Қазақстанның ертеңі мен еліміздің ұлттық қауіпсіздігі, қоғамның құндылық бағдарлары жайлы сөз қозғағанда тəрбие проблемалары ерекше назар аударуды қажет етеді. Жастардың тəрбие мəселесі қоғам үшін əр уақытта өзекті болып келген. Өскелең ұрпақты тəрбиелеу міндетін мемлекеттің ұлттық қауіпсіздігін қамтамасыз етудегі маңызды істердің бірі ретінде бүгін ұғыну қажет.

2009 жылғы 16 қарашада шыққан Қазақстан Республикасы үздіксіз білім беру жүйесіндегі тəрбие тұжырымдамасында қазіргі кездегі тəрбие мəселелері былай деп көрсетілген: «Қазіргі тəрбие мазмұны ғасырлар бойы қалыптасып, белгілі бір тарихи кезеңде қоғамдық сананың даму ерекшеліктеріне идеяалық жəне құндылық ұстанымдарға байланысты жетіліп отырады». Дегенмен де, Республика аймақтарында тəрбие беру ісінде шешімі табылмаған көптеген проблемалар жетерлік десек, онда олардың бірінші тобына мыналар кіреді:

- Тəрбиенің мақсатын жəне басым бағыттарын белгілеуге мүмкіндік беретін нақты идеологиялық бағдардың толық жасалмауы;

- Ұлттық құндылық бағдарларының жоғалуы; - Педагогтардың жалпы адамзаттық жəне жалпы мемлекеттік құндылықтарға

жауапкершілікпен қарауды қалыпқа келтіру əрекеттері үнемі тиімді бола бермеуі; - Өмірлік құндылықтардың шынайы патриоттық сезімді мойындамауға

жетелейтін тар прагматикалық көзқарастармен ауыстырылуы; - Қоғамның əлеуметтік жіктелуі, қоғамның кірістер бойынша күрт қарама-

қайшылануы; халықтың кейбір бөлігінің еңбек етпей табылған молшылықты


______________________________________________________________

4

дəріптеуі зияндық, əлеуметтік əділеттікке сенбеушілік сезімдерін тудыруы, заңға ден қоюшылықты қалыптастыруға мүмкіндік бермеуі;

- Ұлттық мəдени қабаттардың бұзылуы; - Адамзаттың мұндай жалпы проблемасы біздің елімізде де тұрақсыздық,

белгісіздік жағдайлардың шиеленісуіне жəне халықтың кейбір бөліктері негізгі күшін өмір сүруге қажетті қарапайым амалдарды жасауға бағыттауы. Бұл сияқты теріс ұғым бой алуы дəстүрдің, ұлттың мəдени көзінің жойылуына, білім алушылардың басым бөлігінің дүбаралануына алып келуі;

- Əлеуметтік институт ретінде отбасының тəрбиелік рөлінің əлсіреуі; - Адам өмірін аса маңызды құндылық ретінде бағаламау, салауатты өмір

салтын елемеушіліктің басым болуы; - Бұқаралық ақпараттар құралдарының тұлғаны қалыптастырудағы теріс ықпал

етуі. Білім беру жүйесінің ішкі себептерінен туындайтын тəрбие проблемаларының

екінші тобын жататындар: - Тəрбиенің жаңа парадигмасының ғылыми-əдістемелермен жеткіліксіз

қамтамасыз етілуі. Тіпті, олар тұжырымдамалық мəнде нақты белгіленгеннің өзінде тəрбие үдерісін дамыту бағытында мазмұндық жəне осы үдерісті жергілікті орындарда ұйымдастырудың проблемалары;

- Педагогтардың тəрбие технологияларын жеткіліксіз меңгеруі; - Балалар қоғамдық ұйымдарының тəрбиелік потенциалы тиімділігінің

төмендігі; - Балалар жəне жастар қоғамдық ұйымдарының қызметін ұйымдастыруда

бірыңғай ұстанымның болмауы; - Еңбек тəрбиесі мен кəсіби бағдар беру жүйесінің жоғалуы; - Мектептерде жəне мектептен тыс ұйымдарында үйірмелер мен спорттық

секциялар санының жеткіліксіздігі. Жоғарыда көрсетілген проблемаларға сүйене отырып, болашақ

жастарымыздың тəрбиесі еліміз қауіпсіздігінің негізін құрайтын басты стратегиялық міндеттер бірі ретінде қаралуы тиіс [Қазақстан Республикасы үздіксіз білім беру жүйесіндегі тəрбие тұжырымдамасы, 2009. – 2-3 б.]. Соған орай, тəрбие мəселесі тек қана бір мақсатта емес, қоғамдық маңызды мақсатта жүргізілуі тиіс.

Көпшілікте тəрбиемен ата-аналар, тəрбиешілер, мұғалімдер, оқытушылар айналысады деп танылған. Шын мəнісінде, тəрбиемен барлығы да айналысады. Тұлғаның қалыптасуына барлық қоғам əсерін тигізеді, Интернеттегі қарым-қатынасты да, теледидардағы бағдарламаларды көру де, бұқаралық ақпараттар жүйесімен танысу да жатады.

Тəрбие – бұл əлеуметтік мəдени жəне қоғам өміріндегі еңбекке дайындық мақсатында тұлғаны қалыптастыру процесі. Олай болса, тəрбиеге көркем əдебиеттерді оқу, сөз байлықтарын дамыту да жатады. Егер бұл болмаған жағдайда басқа ел мəдениетін қабылдауға бейімделгіштік, еліктегіштік туындайды, ал бұл өз кезегінде діл (менталитет) жоғалуына əкеліп соғатын мəселе болып табылады. Қазіргі қоғамдағы үлкен орын алған компьютерлік құмар ойындар ата-аналардың бала тəрбиесіне аз назар аударатындығын көрсетеді. Сол сияқты, əртүрлі экстримистік бағыттағы ұйымдардың жетегіне еру, əртүрлі маркетингтік жүйенің адам өміріне кері əсері сияқты мəселелер де бар. Осындай қоғамдағы туындаған мəселелердің алдын алу шаралары сауаттылық ашу, яғни діни, экономикалық, саяси жəне т.б.


______________________________________________________________

5

Қазіргі таңда болашақ ұрпақты тəрбиелеу мен білім беру ісінде осы заманғы қоғамдық жəне əлемдік дамудың өмірлік таңдауында жеке тұлғаны қалыптастыру басты мақсат болып отырғаны белгілі. Қазақстанда жүзеге асырылып отырған саяси-идеологиялық, əлеуметтік-экономикалық жəне мəдени қайта құрулар, елді басқарудың демократиялық үлгісі мен нарықтық қатынастарға өту барысында мектеп оқушылары ғана емес, тұтас алғанда, қоғамның барлық мүшелері, соның ішінде ұстаздардың, ата-аналардың мақсат-міндеттері де өзгеріп отыр.

Тəрбиенің кілті – отбасына, өмір-тіршілігіне тікелей байланысты. Отбасы – адам баласының өсіп-өнетін, қаз тұрып, қанат қағатын ұясы, отаншылдық рухтың алтын бесігі. Отбасы – бала тұлғасының əлеуметтенуінің алғашқы институты да болып табылады. Қоғамның рухани өсуі мен дамуы, баюы сөзсіз бүгінгі мектептің қызметіне, ондағы тəрбие үрдісінің сапасы мен отбасының моральдық-этикалық мүмкіндігіне тікелей байланысты.

Ал тəуелсіз қазақ халқына өз ұрпағын саналы азамат етіп тəрбиелеуде отбасының атқаратын рөлі өте зор. Мəселен, біз соңғы деректерге сүйенсек, шамамен алғанда 1 жылда 5 мыңдай отбасы шаңырақ көтерсе, 2 мың отбасы түрлі себептермен ажырасып кетіп отырады екен. Бұл дегеніміз бала тəрбиесіне оның əсері мол. Бала – тəрбиесіне отбасының жағымсыз əсер ету жақтарын сөз еткенде, оны үш топқа бөліп қарастыруға болады:

1. Баланы қалай тəрбиелеуді біледі жəне дəл солай тəрбиелейді. Олар көп емес, алайда өздерінің саналы өмірімен жəне сапалы іс-əрекетімен тек өз балаларына ғана тəрбие беріп қоймай, мектептегі қоғамдық жұмыстарға қолғабыс етіп, басқа ата-аналарға үлгі көрсетеді.

2. Өз балаларына өнегелі тəрбие бергісі келеді, бірақ, қалай тəрбиелеу керек екенін білмейді. Мұндайлар ата-аналардың басым көпшілігі. Олар білмегендіктен балаларына кері əсер етуі мүмкін.

3. Балаларды тəрбиелеудің жолдарын білмейді, білгісі де келмейді, мұғалімдерге қарсы тұратын төменгі əлеуметтік топ. Бұлар соншалықты көп болмағанмен, «қиын» балаларды беретін отбасылар.

Жеке тұлғаны қалыптастырудағы отбасынан кейінгі əлеуметтік институт, мектеп екені бəрімізге де белгілі. Жас ұрпақты тəрбиелеудегі жетістіктердің жемісі осы екі институттың бірлесіп жұмыс істеуінің нəтижесі. Отбасы мен мектеп – бір-бірінен бөлінбейтін одақтас, тəрбиенің екі алып күші. Білім алу – бала үшін де, ата-ана үшін де күрделі сын.

Баланың өнегелі, тəрбиелі, денсаулығы мықты болуының негізі отбасына байланысты десек те, мектеп ең үлкен отбасы болып саналады, себебі, балалардың балалық шағының көп бөлігі мектеп қабырғасында өтеді. Егемен елімізде ұлттық тəрбиені жандандырып, салт-дəстүрімізді сақтап, өмірдің озығын пайдаланып, жастарымызды отансүйгіштікке, ұлтжандылыққа, салауатты өмірге, табиғатымызды аялауға тəрбиелеуіміз қажет. Бұл іске өз үлестерін қосу барша мектеп ұстаздарымен бірге, ата-аналардың да міндеті деп білеміз. Мектеп қоғам мен отбасының өзара тəрбиелік іс-қимылын үйлестіруші қоғамдық институт болып табылады.

Осы орайда білім беру мекемелеріндегі тəрбие үрдісінің табысты болуының маңызды шарттарының бірі оның ғылыми-əдістемелік жағынан қамтамасыз етілуіне де тікелей байланысты.

Тəрбиенің негізгі көзін адам мəдени-тарихи жəне отбасылық қалыптасқан дəстүрден алады. Осы кезеңде отбасы, халық, Отан деген құндылықтарға бағытталған тұлғаның ерекше бір «түпкілікті жүйесі» қалыптасады. Осы кезде көп


______________________________________________________________

6

жылдық тəжірибеге сүйенсек, тəрбие халықтан, еліміздің мəдени-тарихи, салт-дəстүрлерінен жəне үлгі аларлық отандастарымыздан қалыптасқан.

Көрнекі фактілерге негізделген тəрбие – адамзатты мəдениетке тарту болып табылады. Адамзаттың бар мəдени мұрасы – шығармашылық еңбегінің ескерткіші. Шығармашылық қоғамдық өмір, қоғамдық сана өзгерген жағдайда негізгі мағынаға ие болады, адам шығармашылық жұмыспен айналысқан кезде ғана басында тың ойлар, жаңа идеялар, түрлі стереотиптер, жаңа өмірге деген көзқарас пайда болады. Мəдениетті шығармашылықпен меңгеру жеке қолданбалы қабілеттерді дамытуға саймайтындығын, ал барлық адамзатты өзгертетін шығармашылыққа деген сұранысын мақсатты түрде қалыптастыруға байланысты күрделі үрдіс екендігін түсіну маңызды. Жастар шығармашылығына терең үңілу, əр жас – шығармашылық жұмыстың қажеттілігін сезу, түсіну, білу шарт жəне оны алдына үлкен мақсат етіп қою қажет.

Бізде əлі шешімі табылмаған өзекті мəселелер бар – олар студенттердің қоғамдағы əлеуметтік шығармашылығы – қоғамдық қарым-қатынас саласындағы қызмет. Бұл жерде олар əлеуметтік маңызды жобаларға қатысушы жəне жетекшілері ретінде өздерін сынай алады. Əлеуметтік-маңызды жəне жеке қасиеттерді қалыптастыру əлеуметтік қарым-қатынас жүйесінде өзінің жеке мінез үлгісін, шығармашылығы мен өзбеттілігін, қоғамда болып жатқан өзгерістерге тез жəне дəлме-дəл шешім шығара білуін, нақты өмірлік ұстанымын дамытуды болжайды. Жастар денсаулығы – ұлт денсаулығы. Бүгінгі күнде жастар өздерін күнделікті күйбең жұмыстың күңі емес, дені сау жəне бақытты тың дүние жасап немесе шығарушы ретінде сезіну керек – студенттерге жеке жауапкершілігін түсіндіру бүгінгі таңда өте маңызды. Қоғамдағы кейбір жат қылықтар ұлт денсаулығына, ел экономикасына, мемлекет қауіпсіздігіне ерекше қауіп төндіруде.

Еліміздегі қазіргі өзгерістерде бүгінгі күні туындап отырған жəне жастардың ұстанымына байланысты келешектегі идеясы өзекті болып отыр. Бұл идея – қоғамның дені сау күшін шоғырландыру, оның тіршілік қарекетінің демократиялық бастамаларын нығайту. Осыған орай жастарды тəрбиелеудің негізгі қағидалары туындайды: рухани жəне физикалық дамуда жеке басының қажеттілігі, азаматтық ұстанымын қалыптастыру қажеттілігін, патриоттық сезімнен қазіргі заманғы даму жағдайында өмірге жəне еңбекке деген қаблеттілік пен демократияға, толеранттылыққа, шығармашылық бағытқа, жан-жақтылыққа жəне жеке бастың көшбасшылық қасиеттерін қалыптастыруға қажеттілігінен туындайтын жалпы азаматтық гуманистік құндылықтардың басымдылық қағидасы.

Этникалық қағида – этникалық мəдениеттердің бірігуі, азаматтық келісім мен үйлесімдік, қоғамдық қарым-қатынаста жетістікке жету негізінде жалпы ұлттық мəдениеттің өркендеуіне əкелетін мəдениет тудырушы орта қалыптастыруды қарастырады. Дəстүрді, тілді, психикалық негіз бен этникалық ақыл-есті қамтитын рухани өмір саласына тартатын бір уақытта əлем мəдениеті құндылықтарын меңгере отырып, ана тілі мен мəдениетіне тарту арқылы этномəдени бірегейлікті сақтауға субъектілердің іс-əрекетін ұйымдастыру қажет: тұлға жəне қоғам қызығушылығының үйлесімділігін, теңдігін, серіктестігін болжайтын демократизм қағидасы; тəрбие үрдісінің бірізділігі мен біртұтастығын, сабақтастығын болжайтын жүйелік қағидасы; кəсібиліктің жəне əлеуметтіліктің бірлігі қағидасы; жеке тұлғаға бағытталған тəрбие қағидасы – іс-əрекеттің ұжымдық формаларымен үйлестіре отырып өзін-өзі тəрбиелеу; студенттердің мүмкіндіктері мен жеке басының ерекшеліктерін ескеру қағидасы; тəрбиені мемлекет жəне қоғам өмірімен байланыстыру қағидасы.


______________________________________________________________

7

Бүгіндері қаптап кеткен компьютер ойындары, кафе, бар, би алаңдары жəне газет бетінде, түнгі сауыққойлық мекемелерде, үйдегі көгілдір теледидардан балалар көрмейтін (атыс-тартыс) көріністер көрсетіліп, темекі мен арақты жарнамалау жасөспірімдердің көңілін алаңдатады. Кейбір ата-ана ұлы мен қызына киемін дегенін кигізіп, жасаймын дегенін жасатып, баласының рухани мүгедек болуына өздері себепкер болады. Баласына қастандық жасағанын кеш түсінеді. Ата-ана баласын дұрыс тəрбиелемесе қисық ағаш болып өседі. Сондықтан да ұстаз – педагогикалық шеберлігімен үлгілі тұлға бола біледі, оның үлкен өмір жолына бағыт береді.

Тəрбие қоғамдық талаптарға сəйкес болуы міндетті. Егер қоғам құқықтық демократиялық мемлекет құрып жатса, ендеше ондағы адам тəрбиесі адамгершілік, азаматтық заңдар мен қылық-əрекет нормалары рухында жүріп жатуы қажетті. Жалпы адамзаттық құндылықтар қалыптастырудың маңыздылығын ескерумен бірге əлеуметтік ортаның кездейсоқ та, мақсатты бағытта да əсер, ықпал жасайтынын естен шығармаған жөн.

Қазіргі заман тəрбиесі гуманистік негізде болып, тұлғаның əлеуметтік-мəдени (өмір жəне əрекет-қылық кейпін таңдау жəне іске асыру), даралықты (тұлғаның өзіндік қалыптасуы), жауапкерлікті қатынас (құндылықтар таңдау) бағыттарында дамуына орайласады. Мұндай тəрбие технологиялық икемшілдігіменен (адамның қабылдау жəне психологиялық даму заңдылықтарына сай орындалады), көңіл-күйге сəйкестігімен (көңіл-күй тəжірибесін қалыптастырады), сұхбаттастығымен (екінші біреуге ұсыну үшін емес, өз меншікті тəжірибесін құрастыру үшін), жағдайға орай орындалуымен (негізгі құралы – тəрбиелік жағдай), болашаққа бағытталуымен (дамудағы тұлғаға арналады) ерекшеленеді.

Сонымен, тəрбие – бұл жалпы, ортақ міндеттерді іске асыру барысында мұғалім мен баланың ықпалдастық əрекеттерін қамтамасыз етуші арнайы ұйымдастырылған тəрбиелік жүйе жағдайында мақсаты тұлға қалыптастыру болған əлеуметтік процесс. Тəрбиенің негізгі мақсаты – тұлғаны қалыптастыру жəне оны жан-жақты дамыту. Ал бұл міндеттердің нəтижелі болуы тұлғаның қалыптасуына қандай жағдайлардың ықпал ететінін білумен байланысты. Тəрбие қоғамдық өндірістік жəне мəдени өмірдің белсенді қатысушысын даярлауды мақсат етіп қойған жеке тұлғаны қалыптастырудың жүйелі процесі.

Тұлға дамуы туралы ізденістегі психологтардың айтуы бойынша əр тұлғаның дамуы өз қолында, оны сырттан əсер етер күшпен дамытуға болмайды, тек оңтайлы ықпал жасауға болады. Осы пікірден туған білім беру мақсатының басқа да тұжырымы бар. Тұлғаны дамыту, ол оның толық өзіндік өсуінің, өзіндік қалыптасуының, өзіндік жетілуінің амалы ретінде қарастырылады. Сондықтан, мектеп мақсаты баланың табиғи күштері мен мүмкіншіліктерінің өзіндік ашылуына қолайлы жағдай жасау болып табылады. Ол үшін оқушы тұлғасының дамуын көздейтін білім беру үрдісін ұйымдастырудың түрлі əдістері мен амалдарын анықтап, жүзеге асыру қажет.

Сонымен, адам баласы тұлға ретінде өмір сүру барысында өзінің қоғамдық мəнін сипаттайтын көптеген əлеуметтік сапалар мен қасиеттерді қалыптастырады, əрі дамытады. Міне, осыдан ол ғылымда биоəлеуметтік тұлға, субъект, яғни тарихи-қоғамдық қызмет пен таным иесі деп танылады. Демек, «адам» түсінігі осыдан биологиялық жəне əлеуметтік (қоғамдық), сапа мен қасиеттердің бірлігін білдіреді.

Жеке тұлға дамуының ықпалды көзі – тəрбие, қоршаған орта, табиғи нышандармен қатар тұрса, ол тұлғанының қалыптасуына жетекші фактор. И.П. Подласый: «Тəрбие – қоғамға жеткілікті қалыптасып дамыған жеке тұлғаны бере


______________________________________________________________

8

алатын негізгі күш», – деп баса айтады [Островский Э.В., Чернышева Л.И., 2006. – 342 б.]. Олай болса, қоғамға қажет тұлғаны қалыптастырып, дамыту үшін тəрбие ісін дұрыс, мақсатты, ұйымдастыру керек деп ойлаймыз.

Тұлға дамуында тəрбиенің ықпалды күш екенін айта отырып, оның қоршаған орта мен нəсілдік əсерлердің енжар объектісі деп тануға болмайды. Бұл үрдісте жеке тұлғаның өз белсенділігі мен шығармашыл-жасампаздық іс-əрекетінің маңыздылығын ескеру қажет. Олай болса, қазіргі күні тəрбие ісінде балаға, тəрбиеленушіге өзі дамушы субъект ретінде қарау аса маңызды.

Қазіргі білім беру процесінде тұлғаның рухани-адамгершілік дамуына үлкен мəн беріліп отыруына орай, адамгершілікке тəрбиелеу мен рухани жағынан қалыптасуы барлық тəрбие процесінің өзегі. Жас ұрпақтың азамат болып қалыптасуы, оның шығармашылықпен дамуының түп тамыры тəрбиеден бастау алатыны – заңды құбылыс.

«Тұлға тəрбиесі» – ол өмірге биологиялық құбылыс болып келген баланы əлеметтендірудің біртұтас процесі, соның барысында адамның əлеуметтік тұлғаға айналады. Əлеуметтік тұлға бүкіл білім тəрбие жұмысының нəтижесі. Сол нəтижеге жету үшін отбасы мен білім институттары, қоғамдық орта елеулі еңбек етіп, күш салды. «Тұлға» – адамның əлеуметтік бейнесі. Үш жасқа толған баланың да өзіндік тұлғалығы бар. Əрбір ересек адам өмір талабына сай өзінің тұлғалық қасиеттерін қадағалап, жетпей жатқанын іздеп табумен шұғылданады.

Адамның тұлғалығын əлеуметтік бейнесін түсініктеуде З. Дюргейм былай дейді: «Бірде бір адам қоғамнан тыс тіршілік етпейді. Соған байланысты тəрбие жас ұрпақты əлеуметтендіре отырып, оның өзара іштей байланысты екі қасиетін қалыптастырады. Бірі – оның жеке бастық тұлға тəрбиесі «мен», екіншісі – осы топтың, ұжымның, қоғамның бөлігі, мүшесі ететін көзқарастар, сезімдер мен дағдылар жүйесі» [Қалиев С., Майғаранова Ш., Нысанбаева Г., Бейсенбаева А., 2001. – 68 б.]. Сонымен, тəрбиенің мазмұны оның мақсаттары мен міндеттері арқылы анықталады жəне ол қоғамдық дамудың бағыты мен мазмұнына заңды тұрғыда тəуелді болады.

Тұлға дамуы мен қалыптасуында ықпал жасаушы əсерлер екі топқа бөлінеді: ішкі жəне сыртқы. Қоршаған орта жəне тəрбие – сыртқы əсерлер: табиғи икемділік пен құмарлықтар. Сыртқы тəрбие орта əсерлерінен пайда болатын сезімдер мен толғаныстардың жиынтығы – ішкі əсерлерге жатады. Тұлға дамуы мен қалыптасуы осы екі фактордың байланысынан болады. Тəрбие адамның ішкі жан дүниесіне ұнамды қозғау салып (өзіне бағдарланған), өзіндік өңдеу белсенділігін арттыра алса ғана, адам өз дамуындағы қызметін орындай алғаны.

Тұлға мəдениетінің негізі оның жалпы адамзаттық құндылықтарға қатынасынан көрінеді. «Құндылық» термині болмыстың белгілі құбылыстарының адами, əлеуметтік жəне мəдени мəн-мағынасын білдіру үшін қолданылады. Адам қызметіндегі заттар, қоғамдық қатынастар жəне олар қамтыған табиғат құбылыстары құндылықты қатынастар нысандары ретінде танылған бағалы заттар сипатында іс-əрекетке қосылады, яғни бұлардың бəрі де жақсылық пен жамандық, шындық пен жалғандық, əсемдік пен ұсқынсыздық, əділдік пен əділетсіздік жəне т.б. тұрғысынан пайымдалады. Белгілі құбылыстарды бағалауға негіз болған тəсілдер мен өлшем-шектер субъектив баға түрінде қоғамдық сана мен мəдениетте бекиді де, адам əрекетін бағыттаушы құралдарға айналады. Қалыпты тəртіптік ұғым формасына енген мұндай құралдар түрі: ұстанымдар жəне бағалар, бұйрықтар мен шектеулер, мақсаттар мен жобалар.


______________________________________________________________

9

Сонымен, заттай жəне субъективті құндылықтар тұлғаның өзін қоршаған дүниеге болған құндылықты қатынастарының екі қарама-қарсы (полярлы) шегін аңдатады. Тұлға іс-əрекетінің құрылымындағы құндылықты тараптар танымдық жəне еріктік құндылықтармен өзара тығыз байланысқан. Қоғам өмірінің кезеңдерінде құндылықтар жүйесі өзгеріске түсіп, ауысып барады. Құндылықтар өзіне тəн ерекшеліктерге ие. Олардың кейбірі тарихтың қай кезеңінде де өз маңызын жоймайды. Мысалы, ежелгі дүниенің тарих сахнасында өшкенімен, онда мұрат етілген эстетикалық құндылықтар əлі күнге дейін өз маңызын жоғалтқан жоқ. Ортағасырлық ағарту дəуіріндегі гуманистік, демократиялық идеялар бүгінгі заман қызметіне жарауда.

Қоғамдағы құндылықты қатынастардың аса маңызды элементтерінің бірі – құндылықты бағыт-бағдар. Құндылықты бағыт-бағдар – бұл стратегиялық өмір мұраттары жəне жалпы дүниетанымдық алғы шарт ретінде танылған құндылықтардың адам санасында бейнеленуі. Құндылықты бағдардың дамуы – тұлға кемелінің белгісі, оның əлеуметтенуінің көрсеткіші, құндылықты бағыттардың тұрақты бірлігі тұлғаның келесідей сапаларының дамып, орнығуына себерші болады: тұлғаның тұтастығы мен сенімділігі, белгілі мұраттар мен принциптерге адалдық, осы мұраттар мен принциптерді іске асыру жолында ерік күшін аямауға қабілеттілік, өмірлік ұстанымдарға орай белсенділік, мақсатқа жетуде табандылық пен өжеттік. Құндылықты бағыттар арасындағы қайшылықтар əрекет-қылық пен мінездегі тұрақсыздықты туындатады. Құндылықты бағыт-бағдардың мешеуленуі адамның селқостығы мен енжарлығына себепші болады.

Бүгінгі күнде əлем елдерінде əрқилы құндылықтар жүйесі қабылданған. Осы заманғы гуманистік педагогика олардың арасында жалпы адамзаттық келесідей құндылықтарды аса маңыздылар қатарында алға тартады: адам құқы, адамды ең жоғары құндылық ретінде тану, бала тұлғасы мен оның қадіріне құрмет; бала еркіндігі мен даму құқын қорғау; білім жəне тəрбиедегі демократиялық принциптерді берік ұстану. Адам құқы жəне еркі – жалпы адамзаттық құндылық, себебі олар адамзаттың жалпы мүдделерін танытады, əрқилы халықтардың, діндер мен дəуірлердің рухани мұраттарын жақындатады əрі туыстырады. Барша халықтар туындыларын сыйлауға, бағалау мен қорғауға үйрену – бұл ұлттық жəне ұлтаралық ынтымақтың белгісі ретінде қабылданған жалпы адамзаттық құндылықтарды сезіну жəне қабылдау нышаны.

Бүгінгі Қазақстандық қоғамда құндылықты бағыттар қатарында ұлтжандылық, отаншылдық сезімдері, яғни өз халқымызды, оның салт-дəстүрін, тілін, мəдениетін, əдеттерін, туған ел табиғатын құрметтеп білу жоғары маңызға ие болып отыр. Сонымен бірге əрбір адам үшін жоғары құндылық – бұл өмір, тіршілікке болған қамқорлық, гуманистік қатынастар негізі – əр адамның өз басын сыйлауы, өз адамгершілік сапаларына болған құндылықты қатынас; ата-ананы, туған-туысқанды, отбасы, бала-шағаны ардақ тұту, табиғатты аялау жəне ең жоғары инабатты құндылық ретінде еңбекті қадір ету.

Қоғамдағы азаматтық, гуманистік құндылықтардың бекуі, өз міндеттері мен құқықтарының өзара тəуелділігін сезінуші əрі азаматтық ұстанымы бар ерікті тұлғаны қалыптастыру көбіне тəрбие жəне оқу жүйесіне байланысты. Заман ерекшелігін ескерумен түзілген құндылықты бағыттардың дамуынан əр адам өзін планета азаматы, əлем адамы санатында сезінуге мүмкіндік алады.

Тəрбие қоғамның менталитеті мен жағдайын көрсететін нақты-тарихи сипатқа ие. Тəрбие сұрақтарын, олардың денсаулығы мен даму дəрежесіне қарай бағалауға болады. Тəрбие əр уақытта көзқарас, қызығушылық, идеология, саясаттың тоғысуы


______________________________________________________________

10

үстінде, құнды бағдарламаларды қалыптастыра отырып адамның іс-əрекетінің мəн-мағынасы əлеуметтік-экономикалық көмегінен тыс болмауы керек.

Қорытындылай келе айтарымыз – Елбасымыз Н.Ə. Назарбаев: «Болашақта еңбек етіп, өмір сүретіндер бүгінгі мектеп оқушылары, мұғалім оларды қалай тəрбиелесе, Қазақстан сол деңгейде болады, яғни тəрбиенің түпкі мақсаты – қоғамның нарықтық қарым-қатынасқа көшу кезінде саяси-экономикалық жəне рухани дағдарыстарында жеңіп шыға алатын, ізгілігімен XXI ғасырды дамытушы, іскер, өмірге икемделген жан-жақты мəдениетті дара тұлғаны тəрбиелеп қалыптастыру», - деп көрсетеді. Сондықтан, тəрбиені жан-жақты таразылау қажет.

Əдебиеттер

1 Қазақстан Республикасы үздіксіз білім беру жүйесіндегі тəрбие тұжырымдамасы. – Қазақстан Республикасы Білім жəне ғылым министрлігі. – 2009 жылғы 16 қараша.

2 Островский Э.В., Чернышева Л.И. Психология и педагогика. – М.: Наука, 2006. – 342 б.

3 Қалиев С., Майғаранова Ш., Нысанбаева Г., Бейсенбаева А. Оқушылардың тұлғалық қасиеттерін дамытудық педагогикалық негіздері. – Алматы, 2001. – 68 б.

4 Сəдуақасұлы Ə. Халықтық педагогика дəстүрлері арқылы қазақ мектептерінің оқу-тəрбие процесін ұйымдастырудың педагогикалық шарттары. – Алматы, 2003.

References 1 Conception of upbringing in systems unbroken education in Republic of

Kazakhstan. – Ministry of education and science. – 2009 year 16 november. 2 Ostrovski E.V., Chernysheva L.I. Psychology and pedagogics. – M.: Science,

2006. – 342 p. 3 Kaliev S, Maigaranova SH, Nysanbaeva G, Beisenbaeva A. Pedagogics foundation

of develop personal quality pupil. – Almaty, 2001. – 68 p. 4 Saduakasuly A. Pedagogic condition with helping custom national pedagogics

organize study process in Kazakh school. – Almaty, 2003.

Резюме В данной статье рассмотрены проблемы и взаимосвязь воспитания в

современном обществе. В непрерывной системе образования Республики Казахстан в данное время просматривается связь воспитания и общества. Воспитание является социально-культурным процессом становления личности, поэтому стоит особое внимание уделить воспитанию ребенка в социальных институтах.

Ключевые слова: воспитание, общество, семья, культура, патриот, ценности, любовь к народу, любовь к своей стране, национальная культура, молодежь.

Summary

This article about education in our society. In education system Republic of Kazakhstan we can see bond in education and our society. The education is a social-cultured process and we just pay attention to education children in the social institution.

Key words: upbringing, society, family, culture, patriot, value, love to nation, love of one’s country, national culture, young people.


______________________________________________________________

11

Өнер – Искусство

УДК 72.033

САДЫКОВА С.Н., соискатель-стажер кафедры «Теория и история архитектуры»

Самаркандского государственного архитектурно-строительного института, город Самарканд, Республика Узбекистан

ДРЕВНЕЕ САДОВОЕ ИСКУССТВО СРЕДНЕЙ АЗИИ

Аннотация

В статье освещается многовекторное взаимовлияние культуры, архитектуры и садово-паркового искусства династий Чингизидов (XIII-XIV вв.), Тимуридов (XIV-XVI вв.) и Сафавидов (XV-XVII вв.).

Ключевые слова: культура, архитектура, садово-парковое искусство, династий Чингизидов (XIII-XIV вв.), Тимуридов (XIV-XVI вв.) и Сафавидов (XV-XVII вв.).

Расплывчатое представление о садах средневекового Самарканда объясняется

тем, что они, к сожалению не сохранились. Город, его культура пережили бурные перипетии истории. Завоевания монголов (XII век) расцвет и распад Тимуридского периода XIV-XV, междоусобные войны Хорезмского, Бухарского, Кокандского ханств (XVI-XVIII), завоевание Средней Азии Россией (XIX), и наконец, 70 летний период антирелигиозной власти Советов (1917-1991).

В последних двух этапах истории было разрушено династическое меценатство развития архитектуры, поэзии, живописи и садово-паркового искусства. Были навязаны чуждые, для культуры Средней Азии европейские приемы градостроительства, формирования архитектуры и зеленого строительства. Наверное, этим объясняется то, что современными исследователями садово-паркового искусства былых эпох замалчивается [1] или рассматривается искусство Средней Азии как провинциальная ветвь искусства Ирана [2].

Между тем, тремя поколения востоковедов и археологов (В.Л. Вяткин, В.В. Бартольд, М.Е. Массон, И.А. Сухарева, А.Ю. Якубовский, А.С. Ибраева, Г.А. Пугаченкова, А.С. Ураловым) собрана значительный материал о самаркандских садах эпохи Тимура и Тимуридов (XIV-XVI). Имеются и другие источники, описывающие садово-парковое строительство данного периода. Это дневник посла Испании во дворе Тимура – Клавихо и труды восточных авторов – Шерефетдина Али-Иезди, Ибн-Арабшах, Хафиз-и Абру, Бабур.

Славой средневекового Самарканда, наряду с постройками Амира Тимура (новый Шахристан, мечеть Биби-Ханум, дворец Кук-Сарай и Мавзолей Гур-Эмир) были его «Баги-сады». В цитадели Самарканда кроме официального дворца Кук-Сарай, упоминается Бустан-Сарай (Дворец плодового сада). Основная часть садов была разбита за пределами городской черты. Историк Амира Тимура Шерефетдин [3], называет девять садов Тимура. Цифру эту увеличивает Хафизи-Абру [4], дающий в своем перечне 10 садов, половина которых не упоминается первым автором. Некоторые их этих садов фигурируют у Клавихо, Ибн-Арабшаха, Бабура.

Историко-типографическими, археологическими изысканиями М.Е. Массона и У. Алимова [5] установлено местоположение нижеследующих 14 садов Самарканда:


______________________________________________________________

12

1. Баги-Накши-Джехан («Сад Узор Мира»), созданный, видимо, в 70-х годах XIV в., у подножия горы Чупан-Ата, может быть напротив холма Шамурадбия, где найдено множество кирпича, изразцов, майолики и мраморных плит панелей;

2. Баги-Бешхит («Райский сад»), создан Тимуром в 1378 г. для жены Туман-Аки к западу от города;

3. Баги-Амирзаде Шахрух («Сад царевича Шахруха»), заложен, вероятно, в 1394 г., в год возвращения из похода в Закавказье этого принца;

4. Баги Бульды («Сад Довольства»), располагался восточнее Самарканда, на упомянутой Куча-и-Хиабан, именовавшейся также «Дальним»;

5. Баги-Дилькуша («Сад, Пленяющий Сердце»), назывался «Ближним», один из самых роскошных садов, лежавший в 6 км на восток от города в местности Хан-Чарбаг близ с. Урта-Пулатчи. Начало разбивки относится к осени 1396 г., окончание, по Шереф ад-дину, - через два года, однако отделочные работы продолжались еще и в 1399 г., поскольку во дворце были картины с изображениями походов Тимура на Индию.

6. Баги-Шамаль («Северный Сад», или может быть «Сад Прохлады», «Сад Северного Ветерка» ибо «Шамаль» означает также легкий северный зефир), заложен с дворцом в 1397 году для дочери Мираншаха.

7. Баги-Заган («Сад Воронов»), расположенный в Шавдарском тумане на Куча-Хиабан, за Баг-и Бульды.

8. Баги-Балянд («Высокий Сад»), к северу от Самарканда, считался одним из лучших садов Тимура (Некоторые исследователи исключают из этого списка сады приводимые нами по номерами 7 и 8).

9. Баги-Давлетабад («Местопребывание счастья, или власти») к югу от Самарканда в Даргомской степи, по дороге в Шахрисябз, между садами Баги-Дилкушо и Баги-Джаханнамо, разбит для Тимура ко дню возвращения его из индийского похода (1399 г.)

10. Баги-Чинар («Чинаровый Сад»), к югу от города. 11. Баги-Нау («Новый Сад»), один из последних садов «Великого эмира» (1404

г.) примыкал к юго-западной стене хисара, но был отделен от нее рвом и дорогой. 12. Баги-Джехан-Нумо («Сад показывающий мир»), по Клавихо –

«Неизвестный Сад» на пути к Шахрисябзу. 13. Багги Майдан («Сад площади», может быть, «открытой площадки» для игр

чавган по Булатову М.С.), к северу от городов, между Афрасиабом и Чупанатой. По Хафизи Абру – возведен по распоряжению Тимура, по Бабуру – Улугбека.

14. Багча («Садик») Улугбека с Чинни-хоной (последняя, вероятно, конца 20-х годов XV в.) близ Баг-и Майдана у подножия Чупан-Аты.

В конце XV века, когда многие беки и эмиры разбивали в окрестностях Самарканда сады, особенной красотой отличался террасообразный чарбаг.

Дервиш-Мухаммад Тархана. По мнению М.Е. Массона он, мог быть, основан на месте сада Баг-и Балянд. К этому времени многие тимуридские сады пришли в упадок и при шейбанидах (XVI в.) некоторые были отданы частным лицам, создавались и новые. В источниках XVI в. Упоминается сад Хиды близ мазара Ходжа Абди-Даруна Дил и Афруз на восток от города, возможно у впадения Оби-Машад в Сиаб. По В.Л. Вяткину, здесь, в упоминаемом при шейбанидах квартале Нау («Новый»), располагалось множество дач самаркандской аристократии. Он же, на основании вакуфного документа, упоминает Баг-и-Широн («Сад тигров») близ мазара и ханаки Ходжа Абди-Даруна, составлявший вакуфное имущество этих построек [6].


______________________________________________________________

13

В пригороде пролегали обширные бульвары – «хиабаны», обсаженные вдоль проведенных водотоков, деревьями в один или два ряда, создающие сплошную тень. Между ними располагались павильоны для отдыха, чайханы. Хиабаны служили общественными бульварами для светских и религиозных празднеств, сборов, церемоний.

В «Бабур-наме» упоминается Куча-и Хиабан, обсаженный тополями и тянувшийся от сада Баг-и-Бульды до ворот Самарканда – Фируза [7]. Подобный же бульвар, с двумя рядами высоких деревьев соединял городские ворота Кирязгох (в последствии названные Ходжаахрарскими) с пригородом Ходжа-Кафшир. В XV веке хиабан соединял не дошедший до нас намазгох, который находился к западу от Самарканда. А в XVII веке среди сада площадью 100 га строится новый Намазгох – муссаля, для празднеств Курбан и Рамазан. Бухарский Намазгох, существующий и поныне, возведен в XII в. к югу от города, среди обширного сада включающий резиденцию Шемс-Абад. Во второй половине XVI в., в местечке Сумитан близ Бухары, при мазаре Чар-Бакр был создан большой сад, который соединялся с городом хиабаном протяженностью в один фарсах (6 км) [8].

В особую группу можно отнести сады при мавзолеях: фамильная усыпальница Тимуридов Дорус-Саодат в г. Шахрисябзе, вакуфный сад при мавзолее Ходжа Ахмед Яссави в г. Туркестане, самаркандские сады при гробницах Гур-Эмир (где захоронены Амир Тимур, его сын Шахрух и внук Мирзо Улугбек) и Ишрат Хана.

Возникает следующие вопросы: каковы типы и ведущие принципы планировки, сочетание зелени, воды и архитектуры в этих садах. Изучение источников, археологических изысканий, убеждают нас в том, что сады имели правильную организацию плана, с прямоугольным или квадратным контуром, огороженные высокой стеной. Внутренняя распланировка отличалась четкостью осевого построения. Шераф-ад дин так описывает Баг-и Дилкушо: «Площадь сада приказано было распланировать на геометрические фигуры – квадратные, с аллеями, шестиугольные цветники, засадить обочины аллей тополями, а шестиугольники и треугольники по краям украсить фруктовыми деревьями различных сортов и цветущими плодовыми деревьями» [9]. Таким образом, здесь прослеживается тип архитектурного сада распланированного в виде квадратов, с выделением основных осей четкими рядами вертикальных тополей, с геометрически упорядоченностью участков, внутри которых живописно, свободно размещались цветы и плодовые деревья.

Такая трактовка сада («бага») в исторических сочинениях связывается с представлением о плодовых деревьях и упоминается как принадлежность дворца – «сарай», а по объяснению В.В. Бартольда – «Чор-баг» (четыре сада) или «четырех члененный» сад, означал сад, со всех четырех сторон окружающий дворец [10].

По мнению А. Поопа, в основе термина «Чор-баг», лежит, якобы, не рациональная планировочная мысль, а символ. Идея зороастрийской космогонии о расчленении мира на четыре секции, соответствующие четырем мировым стихиям [11]. Написанная в Герате 1515/16 земледельческий трактат «Иршад-аз Зир'а» дает ясное представление о саде «Чор-баг»: по центральной оси проводят главный канал на завершении, у дома размещается хауз-водоем.

По обе стороны от него к дорожкам примыкает «чар-чаманы» покрыты клеверным газоном. На первой лужайке сажают виноград, на второй айву, на третьей – персик, на четвертой – грушу. Так же на «чар-чаманах» сначала сажают синие фиалки, ирисы, розы, нарциссы, а на другой черные тюльпаны, дурдигуш, ирисы, анемоны, голубой жасмин, на третьей желтый жасмин, гулишаш мохи, хотем-хитон,


______________________________________________________________

14

белый жасмин – т.е. цветы все время цветущие один за другим [12]. При сопоставлении с более поздними описаниями «Чор-багов» основные черты тимуридских садов совпадают с данными «Иршад-аз Зир'а».

По принципу «Чор-бага» был распланирован и сад «Давлет-Абад», разбитый на рельефе. Посол испанского короля при дворе Амира Тимура Клавихо так описывает этот сад: «Он был окружен глиняным валом, и окружность его была вокруг вала в добрую лигу (до 4 км)… было в нем шесть водоемов, от одного к другому шли точно дороги из больших и тенистых деревьев; посреди этих дорог поднимались точно ходы на возвышение, которые проходили по всему саду; от этих дорог шли другие вкось, так что по ним можно было ходить и осматривать весь сад, а от этих дорог шли еще другие. Был высокий земляной холм, насыпанный руками, ровный по верху, окруженный деревянными кольями. Посреди него стоял прекрасный дворец… Из сада был вход в большой виноградник, тоже окруженный глиняным валом, такой же большой, как и сад; около вала вокруг виноградника шел ряд высоких деревьев, которые казались очень красивы» [13].

По археолого-топографическим наблюдениям И.А. Сухарева найден контур оплывшего глинобитного вала, окружающего прямоугольную площадь, разбитую стеной на два квадрата, из которых первой (чарбаг) содержит высокий (до 14 м) холм-платформу дворца размером 65х65 м в основании, с плоской верхней горизонтальной площадкой; следы протоков, из которых один идет почти по главной оси; четыре квадратных бассейна.

Второй квадрат упомянутый Клавихо заключал виноград [14]. Другой сад на возвышенном рельефе – чор-баг «Дервиш-Мухаммад Тархан», имел главную ось, а участок был разбит с соблюдением симметрии на нескольких уступах, засаженных деревьями определенных пород. Бабур по чистоте воздуха, красоте местоположения и благоустройству, отмечает его как один из лучших садов Самарканда [15].

При создании «Чор-багов» учитывалось сочетание древесных пород и цветов. Вдоль главных аллей и внутреннему периметру ограждающих сад стен сажались ровные ряды пирамидальных тополей, «сафидор-и самарканди», а близ дома тут-и бидани, один видов шелковицы с красивой листвой и сладкими ягодами. Террасы упомянутого сада «Дервиш-Мухаммад Тархана» были обсажены прекрасными шаровидными карагачами, туей и серебристыми тополями. В отличие от Европы, в Самарканде, как и во всей Средней Азии, было специфичным сочетание декоративных и плодовых деревьев. Клавихо описывает сад при Шахрисябском дворце Амира Тимура: «Ак-Сарай заполнен различными фруктовыми деревьями вокруг множества водоемов». Он также отмечает обилие разнообразных плодовых деревьев и в саду «Давлет-Абад» [16]. Урюк, миндаль, яблони, персики, груша, гранат, айва, вишня, черешня размещались живописно в пределах правильных фигур газонов, с тщательным учетом сочетания их цветов и плодов.

Завозили экзотическую растительность. Косвенные данные содержатся в миниатюрах и в памятниках изобразительного искусства: настенная живопись мавзолея Биби-ханум. Туман-ака (1405 г.), мавзолей матери Султана (1430 г.), усыпальница Гумбези-Сейидан (1437 г.) в Шахрисябзе.

Рассадка цветов была основана на подборе сортов по принципу непрерывности цветения: отходят одни, распускаются другие. Это прямой контраст европейскому методу подбора древесных пород по принципу увядания, с учетом того что, как в Версальском парке, осенью краснея и желтея, они образуют прекрасные букеты умирающей листвы.


______________________________________________________________

15

В мемуарах Бабура [17] описывается, что в Самарканде вдоль арыков орошения рассаживались иммортели, ирисы различных сортов, по обочинам дорожек – шиповник; на клумбе перед домами – красные пионы, лилово-розовые цветы персиков-никторин, сочетались с посаженными вокруг розами различных сортов и маками.

В саду кроме зелени, другим, не менее важным слагаемым была вода. Система упорядоченных каналов, бассейнов, водоемов, фонтанов подчинялась строго регулярному плану. Сад «Давет-Абад» пересекал, ниспадающий каскадами и прерываемый шестью водоемами канал. Местонахождение четырех из них определено И.А. Сухаревым [18]. Археологическими изысканиями установлены квадратные (Давлет-Абад), круглые, октогональные формы бассейнов (Багча Улугбека). На множествах миниатюрах «Хамса» Низами, кроме указанных, встречаются бассейны фестончатого оформления.

Шереф-ад дин сообщает о большом количестве разнообразных водных устройств в Баг-и Нау [19]. При посещении Баг-и Дилькушо Клавихо застал Амира Тимура сидящим на тахте (троне) перед айваном дворца и перед ним «… был фонтан, который бил вверх, а в фонтане были красные яблоки» [19].

Третье слагаемое сада – его архитектура состояла из шатров, легких ажурных павильонов и монументальных зданий. Первые своей яркой расцветкой, покрытых ковром шелков золотошвейных тканей оживляли зелень (сады Дилкушо, Давлет-Абад), а вторые – дворец или жилое строение, служил композиционным центром сада. В функциональной принадлежности дворцов прослеживаются два типа.

Один – официальный парадный (Кук-Сарай в Самарканде или Ак-Сарай в Шахризябзе), своими монументальными объемами, роскошно отделанными плоскостями стен, куполов, противопоставлялось окружающему зеленому пространству. Трехэтажное здание Дилькушо с огромным куполом, крестообразным залом, размещаясь в центре, на пересечении основных осей, открывался в сад тремя арочными фасадами, а четвертый завершал тахт-трон Амира Тимура [20]. Аналогичными решениями характеризовались мавзолей духовных лиц и правителей. Дворец второго типа – павильон Чинни хана в саду Багча и Чил Сутун в Баг-и Майдан (первая половина XV в), которые были оформлены айваном («талар»), поддерживаемые круглыми и жгутообразными колоннами [21], - предопределяют слияние его с природой.

В архитектурном прослеживаются два основных приема оформлении фасадов садовых дворцов: с арочными и колонными айванами. В обоих вариантах глубинное построение и цветовая обработка фасадов глазурованными плитками («кошин») содействует органическому, пространственному сочетанию архитектуры и сада.

Изучая сады Самарканда XV века обнаруживается общность его эстетических принципов с шедеврами монументальной архитектуры того периода: осевая разбивка, симметрия, геометрия форм в рамках которых изящно вплелись в архитектурном орнаменте живописная свобода узора и цветовые решения.

Создание вокруг Самарканда и Герата гирлянды садов, связанных между собой и городом бульварами – хиабанами являются ярким вкладом Тимуридов в градостроительное искусство и ландшафтную архитектуру Среднего Востока, получившее в свое развитие в Сафавидском Иране и в Бабуридской Индии в XVI-XVII вв.

Литература 1 Pape U. Ackerman Ph. Gardens. SPA, tn, London-New York, 1939. – pp. 1427-

1445.


______________________________________________________________

16

2 Кларк Э. Искусство исламского сада. Пер. с английского. – М.: Изд. «Ниола-Пресс», 2008.

3 Вяткин Л.И. Цит. соч. – Ташкент, 1974. – С. 23; Вяткин Л.И. Материалы к исторической географии Самаркандского вилайета. Справочная книжка. Самаркандская область VII. – Самарканд, 1942. – С. 33; Якубовский А.Ю. Образы старого Самарканда // Восток. – V. – 1925. – С. 157.

4 Нершахи. История Бухары. Перевод Н. Лыкошина. – Ташкент, 1987. – С. 69. 5 Sherefeddin Ali natif d'Ierd. Histoire de Temur-Beg. Trad par Petis de la Groix. –

Paris, 1725. – Том II, III, IV. 6 Бартольд В.В. Хафизи-Абу и его сочинения «Аль-Музаффари», сборник

статей его учеников бар. В.Р. Розена. – СПб., 1897. – С. 14. – Персидский текст, 16 перевод.

7 Алимов У. История садово-паркового хозяйства Самарканда XIV-XV вв. – Автореферат к канд. Диссертации.

8 Sherefeddin, II p / 424-425. Здесь цитируется уточненный М.Е. Массоном перевод с персидского текста «Зафар-наме».

9 Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Сочинение. – Т. II-1. – М., 1963. – С. 208.

10 Pope U., Ackerman Ph. Gardens. SPA, tn, London – New York. – 1939. – pp. 1427-1445.

11 Пещерова Е.М. Перевод «Иршад-аз Зир'а». 12 Клавихо Рюи де Гонзалис. Дневник путешествий ко двору Тимура в

Самарканде в 1403-1406 гг. Пер. Средневского И.И. // Сборник отдела русского языка и словесности АН. – Т. XXVII. – СПб., 1881. – С. 224-245.

13 Сухарев, Цит. Соч. – С. 1-6. 14 Babur, II. – Р. 83. 15 Клавихо. Цит. соч. – С. 224. 16 Бабур, II. – Р. 256-257. 17 Сухарев И.А. Дворец-сад Тимура «Давлет-Абад». Отд. Оттиск из трудов

УзГУ. Новая серия, 11. – Вып. 2. – Самарканд, 1940. – С. 2-6. 18 Sherefeddin, IV. – Р. 179-180. 19 Клавихо. – С. 249. 20 Sherefeddin, II. – Р. 423; Клавихо. – С. 248. 21 Babur I.Р. 82 Фрагменты колонн были найдены археологами в 1941 г.

Түйін

Мақалада Шыңғыс əулеті (XIII-XIV ғасырлар), Тимур əулеті (XIV-XVI ғасырлар) жəне Сафавид əулеті (XV-XVII ғасырлар) көпсалалы мəдениетінің, сəулет өнерінің жəне бау-бақша өнерінің ерекшеліктері талқыға салынған.

Түйін сөздер: мəдениет, сəулет өнері, бау-бақша өнері, Шыңғыс əулеті (XIII-XIV ғасырлар), Тимур əулеті (XIV-XVI ғасырлар) жəне Сафавид əулеті (XV-XVII ғасырлар).

Summary

The article highlights the multi-vector interaction of culture, architecture and landscape architecture dynasties Genghis (XIII-XIV centuries.), Timurid (XIV-XVI centuries.) And Safavids (XV-XVII centuries.).

Keywords: culture, architecture, landscape art, dynasties Genghis (XIII-XIV centuries.), Timurid (XIV-XVI centuries.) And Safavids (XV-XVII centuries.).


______________________________________________________________

17

УДК 781. 7

У ГЕН – ИР, кафедра хорового дирижирования факультета музыки

ФГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена», город Санкт-Петербург, Российская Федерация

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ МУЗЫКИ КИТАЯ, КОРЕИ И ЯПОНИИ

Аннотация Данная статья посвящена выявлению и исследованию общих тенденций

развития традиционной музыки Дальнего Востока (Китая, Кореи и Японии) в едином комплексе.

Ключевые слова: традиционная музыка, Дальний Восток, Китай, Корея, Япония.

Объект исследования – музыкальная культура трех стран Дальнего Востока (Китай, Корея, Япония) с древнейших времен до начала ХХ века.

Предмет исследования – история и теория музыки, а также отдельные образцы музыки, из которых многие внесены по решению ЮНЕСКО в список шедевров устного и нематериального наследия человечества.

Исходя из всего вышесказанного, автором поставлена цель выяснения общих тенденций развития, исторической и теоретической разработки традиционной музыки трех стран Дальнего Востока с древнейших времен до наших дней в её главнейших аспектах (история, теория, формы и жанры музыки).

Для достижения этой цели в статье выдвигается ряд задач, основные из которых следующие.

В рамках всего дальневосточного региона: - исследовать общее и специфическое в становлении и развитии музыкальной

культуры региона; - проанализировать и сопоставить отдельные спады и кульминационные вехи в

развитии музыкальной культуры стран Дальнего Востока. В рамках отдельно взятой страны: - систематизировать историю развития музыкальной культуры; - осмыслить роль и место музыки в обществе; - проанализировать теоретические основы музыки; - проследить истоки рождения и развития отдельных форм и жанров музыки; - рассмотреть образцы музыки, некоторые из которых по решению ЮНЕСКО

внесены в список всемирного нематериального наследия человечества. Материал исследования. Важнейшими материалами в процессе исследования

послужили исторические хроники, нотные материалы, как в иероглифической записи, так в современной нотации, а также научные работы ученых Китая, Кореи, Японии и ряда отечественных и зарубежных авторов. Кроме того, неоценимую услугу оказали автору беседы с деятелями культуры и искусства стран Дальнего Востока.

Методологическая основа исследования. Исследование опиралось на единстве философско-культрологического, историко-культурного, междисциплинарного подходов к решению целей и задач. Оно базируется на ряде гносеологических принципов и на сравнительном анализе, а также на принципе


______________________________________________________________

18

историзма, изучении всех явлений эволюционного процесса. Музыкальная культура стран Дальнего востока рассматривается как явление, постоянно развивающееся и обновляющееся.

Научная новизна исследования заключается в том, что: - впервые в отечественном музыкознании объектом исследования становится

традиционная музыка стран Дальнего Востока в едином комплексе; - при освещении музыкальной культуры каждой из стран выявляются данные,

свидетельствующие об едином культурном пространстве дальневосточного региона; - впервые в статье рассматриваются некоторые теоретические проблемы

традиционной музыки стран Дальнего Востока; - впервые освещается ряд выдающихся произведений стран Дальнего Востока,

не подвергавшихся прежде научному анализу. Музыкально-теоретическая мысль и ее практика в странах Дальнего Востока,

так или иначе, основывается на теоретической системе Китая. Одним из первых трактатов в Древнем Китае, в котором содержатся сведения о теории музыки является вышеупомянутый «Гуаньцзы» (V–II вв. до н. э). В трактате содержится самое раннее упоминание о системе «люй-люй».

Система «люй-люй». В переводе «люй-люй» означает «мера звука» (по-корейски юл-рё, по-японски рицу-рё). Система «люй-люй» – основа основ теории музыки дальневосточного ареала. С одной стороны, люй – точка отсчета высоты музыкального звука. В китайской традиционной музыке такой точкой отсчета служит первая ступень двенадцатиступенного хроматического звукоряда, которая носит название хуан-чжун или сокращенно хуан (по европейской нотации – до первой октавы). С другой стороны, люй – двенадцатиступенный хроматический звукоряд, получаемый из этого исходного звука при помощи метода «саньфэнь суньи» (в точном и дословном переводе означает «три части убытка и прибыли»; по-корейски «самбун сонник», по-японски «санбун соньики»), каждый звук которого носит также название «люй». Числовые выражения каждого из пяти основных звуков встречаются в вышеупомянутом трактате «Гуаньцзы», а также в главе 25 «Шизци» («Исторические записки») Сыма Цяня (ок. 145–86 гг. до н. э.).

В системе «люй-люй» образующие её звуки не обнаруживают ладовых сопряжений и тяготений друг к другу. Иначе говоря, система «люй» является системой акустической, а не ладовой основой музыки. Вполне закономерно, что вопрос ладовой организации музыки был предметом отдельных изысканий ученых и музыкантов. Однако следует сказать, что основным недостатком в современном изучении ладовых форм музыки стран Дальнего Востока является то, что все ладовые разновидности демонстрируются только в виде звукорядов. Внутреннее содержание же (то, что называется в европейской теории музыки функциональностью) остается неизвестным. Историческое и теоретическое музыкознание пока исследует ладовую организацию на уровне звукоряда. В связи с этим дальнейшее изложение материала настоящего раздела ограничивается состоянием развития науки в этой сфере.

Ладовая организация. Наиболее ранняя концепция теории китайских ладов содержится в трактате известного историка и ученого-энциклопедиста Сыма Цяня «Шицзи». Согласно этой теории, каждый из пяти ступеней пентатоники – гун (kung), шан (shang), цзюэ (chueh), чжи (chih), юй (yu) – может взять на себя функцию ладового устоя. В результате мы получим пять ладотональностей, а именно:

гун-дяо с – d – e – g – a шан-дяо d – e – g – a – c’


______________________________________________________________

19

цзюэ-дяо e – g – a – c’– d’ чжи-дяо g – a – c’– d’– e’ юй-дяо a – c’– d’– e’–g’ где «дяо» означает ладотональность. Поскольку в октавном звукоряде 12

ступеней, то теоретически общее количество бесполутоновых (ангемитонных) ладотональностей может быть 5 х 12 = 60.

Со временем теоретическое обоснование находит и применение ступеней бянъ-чжи (ges = fis) и бянъ-гун (ces = h). Звукоряд с дополнительными ступенями от ноты «до» будет выглядеть следующим образом: с–d–e–fis–g–а–h. Такая семиступенная гамма находит распространение в древней ритуальной музыке и встречается в северной мелодии бейцюй. Хотя общее количество таких ладотональностей может составить 7 х 12 = 84, на практике находит применение значительно меньшее их количество.

На заре рождения корейской национальной музыки многое было заимствовано из Китая. Но со временем данные заимствования приобрели подлинно корейские национальные черты. Если музыка, заимствованная из Китая, т.е. таньак или аак строится в пятиступенном (гун, сань, гак, чи, у) или семиступенном (гунь, сань, гак, бёнчи, чи, у, бёнгунь) [1] звукорядах, то для музыки хяньак (родная музыка, т. е. корейская) практика выработала свои специфические звукоряды.

Корейская традиционная теория музыки различает два основных вида ангемитонной пентатоники: пхёньчжо и гэмёнчжо. Пхёньчжо (в переводе означает «простой, спокойный, радостный лад») – пентатоника, в которой первая и вторая ступени образуют большую секунду, например: es–f–as–b–c’. Гэмёнчжо (в переводе означает «необычный лад») – пентатоника, в которой первая и вторая ступени образуют малую терцию, например: es–ges–as–b–c’. При этом если интонационная структура пхёньчжо оставалась неизменной на протяжении всей истории корейской музыки, то структура гэмёнчжо часто подвергалась всевозможным трансформациям и к концу эпохи Чосон (1392–1910) стала иметь вид трихорда в объеме квинты: es–as–b.

В вышеприведенных вариантах гэмёнчжо отсутствует терцовый тон (по терминологии классической теории музыки). В результате между первой и второй ступенями образуется интервал кварта. В корейской музыке, особенно в фольклоре, кварта часто приобретает различную семантическую окраску. Существует мнение, что подтверждается музыкальной практикой, кварта – не столько интонация утверждения, а скорее интонация вопроса – интонация печали и тоски.

Проблема лада в корейской национальной музыке – один из сложнейших вопросов, научная разработка еще ожидает своих исследователей.

Япония, как и Корея, издревле, но позже, чем Корея, примерно начиная с VI в., начала перенимать теорию музыки Китая. Китайская музыкальная система люй и теория яюэ становятся основами построения японской теории музыки, прежде всего гагаку. Однако в отличие от китайской музыки, где точкой отсчета обычно является «до» первой октавы, и в корейской – «ми бемоль» первой октавы, в японской музыке таковой считается нота «ре» первой октавы. Это положение свидетельствует о том, что каждая из стран дальневосточного ареала, несмотря на общие исходные моменты, выработала собственную музыкальную культуру со специфическими особенностями, отличную друг от друга.

Музыка гагаку, испытавшая влияние со стороны музыкальных стилей Китая, базируется на семиступенном звукоряде. При этом лады, применяемые в гагаку,


______________________________________________________________

20

делятся на две разновидности: семиступенный рё-тё (например: d-e-fis-g-a-h-c) и рицу-тё (например: d-e-f-g-a-h-с).

Во всех других жанрах японской музыки, за исключением музыки гагаку, основой ладообразования является пентатоника. Здесь на равных правах применяется пентатоника как бесполутоновая ангемитонная, так и полутоновая гемитонная. В новейшее время в теоретическом осмыслении национальной музыки большую роль сыграл ученый Уэхара Рокусироо (1848–1919). Уэхара Рокусироо в результате своего исследования музыки последних нескольких столетий («Исследование напевов народной музыки») особо выделяет два вида звукоряда. Это – бесполутоновая ангемитоника, которую он называет ёcэнпхо или ётё, а иногда просто ё, и полутоновая гемитоника, которую он называет инсэнпхо или интё, а иногда просто ин, (например, с–des–f–g–as–c’).

Уэхара Рокусироо, учитывая степень распространенности того или иного звукоряда в той или иной среде, ё называет звукорядом инакабуси (деревенский напев), а ин – миякобуси (городской напев). Как отмечает другой японский ученый Сабуро Сонобэ, «подавляющее большинство дошедших до нас крестьянских песен основано на … древнейшем пентатонном звукоряде: с–es–f–g–b–c’» [2].

Что касается звукоряда ин с двумя полутонами, то вхождение его в музыкальную практику связано с большим распространением среди широких слоев населения, начиная с ХVI столетия, музыки для сямисэна, которую называют музыкой Нового времени. Как известно, звукоряд ин в западной теории музыки иногда называют «японским ладом», и это опровергает бытующее порой мнение о бесполутоновости музыки стран Дальнего Востока.

В настоящее время в японской теории музыки принята несколько иная классификация звукорядов. Коидзуми Фумио, считая теорию Уэхара Рокусиро не отражающей в полной мере всего многообразия звуковой системы японской национальной музыки, предлагает классификацию по четырем видам. Теоретическое обоснование теории Коидзуми Фумио сводится к следующему. Важнейший этап в развитии звуковой системы составляла «эпоха кварты», а заполнение кварты одним звуком образует 4 трихорда с различным звуковым составом. Если каждый из этих трихордов соединить между собой с помощью соединительного тона большой секунды, мы получим следующие четыре пентатоники с соответствующим названием:

Звукоряд ё – (с – es – f) + (g – b – c’) Звукоряд ин – (с – des – f) + (g – as – c’) Звукоряд рицу – (с – d – f) + (g – a – c’) Звукоряд рюкю – (с – e – f) + (g – h – c’) Первые два звукоряда нам известны по классификации Уэхара Рокусироо,

третий встречается в музыке гагаку и сёмо, а четвертый находит распространение на островах Рюкю и Окинава. Данная классификация, предложенная Коидзуми Фумио, наиболее полно отражает современное состояние японской национальной музыки.

Таким образом, каждая из стран Дальнего Востока обладает собственной теорией и практикой ладообразования.

В настоящее время европоцентристская теория музыки рассматривает пентатонные лады как стадию образования диатоники и предысторию ладового мышления. Подобный взгляд официально признан и в российском музыкознании. Приводим выдержку из третьего тома «Музыкальной энциклопедии»: «Полутоновая пентатоника (напр., типа h–c–e–f–g) классификационно составляет переходную форму к диатонике» [3]. Вместе с тем возможна и иная точка зрения,


______________________________________________________________

21

отказывающаяся от концепции однолинейной эволюции и допускающая полилинейность в развитии музыкальных (ладовых) систем. Необходимо признать, что пентатонно-монодическая культура – это самостоятельная система, а не промежуточная между «примитивной» и «совершенной» формами. И здесь возможна гипотеза, допускающая совсем иной путь эволюции ладового мышления, а именно от сложного к простому. Гуго Риман приводит в «Катехизисе истории музыки» предание о фригийском авлете Олимпе, который «…превратил семиступенную гамму посредством пропуска двух ступеней в пятиступенную» [4]. Этому, казалось бы, странному явлению – превращению семиступенной гаммы в пятиступенную – мы находим некоторое подтверждение в истории музыки стран Дальнего Востока. В Китае древнейшая ритуальная композиция исполняется в семиступенном ладу, в то время как подавляющее большинство произведений более поздних времен – в пентатонном звукоряде. Подобное явление, от сложного к простому, мы наблюдаем и в ладообразовании музыки Кореи. В традиционной музыке Кореи одним из двух основных ладовых образований является так называемый гэмёнчжо (es–ges–as–b–des’). Однако в музыкальной практике народного творчества последних столетий более употребительным становится звукоряд с пропуском двух ступеней, в результате которого образуется трихорд, т. е. звукоряд из трех ступеней (например, es–as–b).

Мелодическая организация. Мелодика китайской музыки основывается, с одной стороны, на бесполутоновом пентатонике, а с другой – на семиступенном, включающем в себя полутоновые образования. Эти различия наиболее явственно сказывается на особенностях двух мелодических стилей в музыке Китая, а именно нанцюй (южные мелодии) и бэйцюй (северные мелодии). Для южных мелодий характерно мягкое и лирическое звучание. Мелодический рисунок основывается, как правило, на пентатонике и тяготеет к плавному голосоведению. Для северных мелодий, наоборот, характерно суровое и резкое звучание, основанное на семиступенном звукоряде. Кроме того, мелодике китайской музыки свойственна та или иная форма вибрато. Если для мелодики юго-восточных районов свойственно «узкое» вибрато, то для мелодики северо-восточных районов – более крупное, «толстое» вибрато.

Мелодика корейской национальной музыки – наименее изученная область музыкознания. Она не знает таких понятий, как мотив, фраза, предложений. Она – суть рассредоточенного тематизма, который в процессе развертывания и бесконечных вариантных изменений формируется музыкальная композиция как инструментального, так и вокального жанров. Большое значение здесь приобретают различные приемы, такие как: ёсонь – прием крупного вибрато, амплитуда которого иногда достигает до 150–200 центов; тхвесонь – прием нисходящего глиссандо с последующим обрыванием; чхусонь – то же, что и тхвеснь, но глиссандо восходящее.

Мелодика японской музыки, за исключением музыки гагаку и театра Но, как правило, мягкая и спокойная, в ней преобладает поступенное движение. В вокальной музыке различается мелизматическое пение (катаримоно) и силлабическое (утаймоно).

Преимущественное функционирование монодийной музыки не предполагает незыблемости строгого одноголосия в ансамблевой музыке. В частности в гагаку, допускается нарушение чистого унисона. Более того, именно эта «некоторая шероховатость» или «грязь» унисона придает звучанию особую прелесть, что согласуется с положением японской эстетики. Как писал один из крупных японских


______________________________________________________________

22

писателей ХХ в. Танидзаки Дюньитиро (1886–1965), «в противоположность европейцам, стремящим уничтожить грязь везде, где её обнаруживают, мы всячески бережем её и делаем прекрасной» [5].

Весьма специфическим является и исполнительство дуэта кото или сямисэна с пением – голос певца часто опаздывает на какую-долю, образуя подобие своеобразного канона.

Временная организация. В китайской и японской музыке большинство музыки с четкой организацией метроритма имеет двухдольный и четырехдольный размер. Трехдольный размер в китайской и японской музыке, в отличие от корейской музыки, в которой он является подавляющим, имеет ограниченное применение. Что же касается свободной метроритмической организации, то она чаще всего встречается в инструментальной музыке, например, в Китае в музыке для семиструнного циня, в Японии в музыке для сякухати, а также в жанре сёмо.

Особо следует сказать о метроритмической организации корейской национальной музыки, которая обладает особой специфичностью. Неслучайно в Корее говорят: «постигать ритм – значит, понимать музыку». Для обозначения временной организации музыки в корейской национальной музыке принят специальный термин «чаньдан».

Чаньдан (в буквальном переводе – «длинно-коротко») – это не просто ритм или метр в классическом понимании, а своего рода метроритмическая формула или модель, заключающая в себе от 4 до 24 долей мелодического построения, развертывающегося во времени. При этом одной из характерных особенностей ее является скорость течения. С одной стороны, это очень медленный темп. Если в европейской музыке очень медленным считается темп Largo с метрономическим указанием одной счетной доли, равной приблизительно 40, то в корейской музыке, особенно в классической (придворной), обычным является темп намного медленнее, чем 40. С другой стороны, и быстрый темп имеет более широкие границы, чем в европейской музыке. Говоря иными словами, сфера применения темпов в корейской национальной музыке намного шире, чем в европейской музыке.

Это специфическое своеобразие метроритмической организации определяет во многом самобытность корейской музыки. Именно благодаря этому достаточно легко можно отличать корейскую музыку от музыки соседних стран, Китая и Японии, несмотря на общность некоторых ее элементов.

Нотация музыки. Среди различных явлений музыкальной культуры стран Дальнего Востока большой интерес представляет собой нотация музыки, благодаря которой дошли до нас образцы музыки далекого прошлого. Способ фиксации музыки, основанный на иероглифической письменности, является общим для всех стран дальневосточного ареала и представляет собой органическую часть культуры Восточной Азии. Из множества разнообразных систем нотной записи многие утратили практическое значение, а некоторые по сей день сохранили свою жизнеспособность.

Самым древним способом нотации, знание которой необходимо и в настоящее время, следует назвать люйцзыпу. Данный термин состоит из сочетания слов-букв люй (звук), цзы (буква), пу (запись) и можно перевести, как «запись звука при помощи названия люй». Как было сказано выше, название каждого из 12 люй состоит из двух иероглифов. При записи музыки используются начальные знаки-иероглифы. Иероглифы располагаются вертикальными колонками справа налево. Каждой ноте соответствует один знак-иероглиф. Эта система нотации имеет существенные недостатки, основной из которых – невозможность обозначения


______________________________________________________________

23

длительности нот. Тем не менее, она с другими дополнительными указаниями, которые даются мелкими иероглифами, позволяла достаточно полно осуществлять записи музыки, прежде всего, яюэ, которая особо не нуждалась в фиксации длительности звука, ибо каждый из звуков музыки яюэ звучал ровно и долго, как бы в целых нотах. В Корее эта нотация известна под названием «юлчабо» и применяется она для записи музыки, заимствованной из Китая.

Более совершенным способом нотации является чэнцзыпу (сокращенно – буквенная нотация), применяемая для записи музыки, исполняемой на струнно-щипковых инструментах. При помощи простых иероглифов указывались струны, лады и приемы применения правой и левой руки. Самое раннее упоминание о чэнцзыпу содержится в трактате Цай Юна (132–192), благодаря которому дошли до нас записи старинных пьес для циня и пибы.

В Корее из восьми способов записи музыки, существовавших на разных этапах ее истории, в настоящее время практическое значение сохранили три. Первый – юлчапо (кит. люйцзыпу), предназначенный главным образом для записи звука ритуальной музыки, где огромное значение имела высотность тона; второй – юкпо, применяемый для устной передачи специфических особенностей звучания того или иного инструмента; третий – чоньганпо, представляющий синтетическую нотацию «высшего уровня» и позволяющий фиксировать все стороны музыкального материала, т. е. не только высоту и длительность, но динамику и тембр-регистр звука.

История корейской национальной музыки утверждает, что честь создания чоньганпо принадлежит вану Седжону (1397–1450). Чоньганпо представляет собой параллельно расположенные ряды квадратиков – чоньган (чоньган в буквальном переводе означает «колодец»), куда вписывается названия юлов-звуков. Один квадратик – одна доля музыкального построения, а ритмический рисунок одной доли зависит от расположения юлов в квадратике. Несколько квадратиков, обычно два или три, составляют структурную единицу, называемую «гань» («промежуток»). Это – своего рода такты в понимании классической теории музыки, и они отделяются друг от друга горизонтальной линией. Один вертикальный ряд, который в зависимости от музыки вмещает в себя 4, 6, 10, и более квадратиков, образует чаньдан. В полоске между вертикальными рядами пишутся тексты или дополнительные знаки-указания. Читается чоньганпо сверху вниз и справа налево.

Созданный более пяти веков тому назад этот способ нотации по сей день сохраняет свое практическое значение.

Обобщения и выводы: 1. Для всех стран Дальнего Востока основой теории музыки являются

принципы, сформировавшиеся в Китае. Несмотря на определенную самобытность корейской и японской теоретической мысли, важнейшие положения основаны на китайской теоретической системе. При этом, в связи с постоянным комментированием китайских трактатов корейскими и японскими учеными, а также и наоборот, складывается как бы общая теория музыки стран Дальнего Востока. Самыми ранними трактатами, где содержатся сведения о теории музыки являются в Китае «Гуаньцзы» (V–II вв. до н. э.), в Корее – энциклопедический труд «Акхак квебом» (1493), в Японии – «Кёкунсё» («Свод наставлений», 1233).

2. Основой основ китайской, шире всей дальневосточной музыкальной теории является система «люй-люй», образующаяся в результате операции с «саньфэнь суньи». В ходе исторического развития музыкально-теоретическая система «люй-


______________________________________________________________

24

люй» постоянно комментировалась и совершенствовалась учеными Дальнего Востока.

3. Ладовая организация каждой из стран Дальнего Востока присущи свои специфические черты. В Китае она основывается на семиступенном и пятиступенном звукоряде. В Корее двумя основными ладовыми образованиями являются пхёньчжо и гэмёнчжо. В Японии же наряду с бесполутоновой ангемитоникой (ётё или просто ё) большое распространение находит полутоновая гемитоника (инте или просто ин).

4. Каждая из стран Дальнего Востока выработала свои специфические приемы мелодического голосоведения. В Китае, например, – нанцюй и бэйцюй. В Корее – мелодика с ёсонь, тхвесонь, чхусонь и др. В Японии – утаймоно и катаритмоно.

5. Рано утвердившиеся в странах Дальнего Востока способы иероглифической записи музыки способствовали сохранению древнейших образцов традиционной музыки.

Музыка в странах Дальнего Востока всегда рассматривалась как явление государственной важности, чему свидетельством учреждения, подобные «Юэфу» (112 г. до н. э.) в Китае, «Ымсоньсо» (651 г.) в Корее, «Гагакурё» (701 г.). Именно в русле высокого назначения музыкального искусства формировалась и развивалась музыка «высокой традиции» или музыка «совершенная» яюэ в Китае, аак в Корее, гагаку в Японии.

Древний Китай, как и античный мир, стал впоследствии своеобразным эталоном, к которому возвращались, как источнику великих исторических и эстетических ценностей. Так, происходило, например, формирование искусства в эпоху Тан в Китае.

Родственные явления в рамках дальневосточного региона наблюдаются в эпоху Тан и Сун (VII-ХIII вв.) в Китае, в первые сто лет правления династии Ли от первого её ванна – Тхэджона до девятого – Соньджона (1392–1494) в Корее, и в эпоху Хэйана (794–1192) в Японии.

Общие черты можно найти в национальных культурах не только в рамках отдельного региона, но и в различных частях мирового пространства.

Яркими иллюстрациями тому служат математическое выражение феномена звука и теоретическое обоснование темперированного строя на Западе и на Востоке, происшедшее почти одновременно и независимо друг от друга.

Сравнительный анализ истории и теории музыки стран Дальнего Востока показывает, что, несмотря на региональную общность и преемственность традиции, каждая из стран региона демонстрирует самостоятельный путь развития.

Запад и Восток – незамкнутые пространства со своими социальными и духовными образованиями. В настоящее время во всех странах Востока, в том числе Дальнего Востока, так или иначе, сосуществуют две музыкальные системы.

В этом сосуществовании неизбежен процесс взаимовлияния и взаимообогащения традиций, и здесь могут быть открытия, восхождения к новым вершинам искусства.

Литература 1 Здесь дано корейское произношение китайских иероглифов. 2 Сабуро Сонобэ. Традиция и современность // Сов. Музыка. – 1965. – №9. – С.

134.


______________________________________________________________

25

3 Холопов Ю. Н. Классификация ладов // Музыкальная энциклопедия. – Т. 3. – М.: Сов. энциклопедия, 1976. – С. 137.

4 Гуго Риман. Катехизис истории музыки. – Ч. 1 / Пер. Н. Кашкина. – М.: Музгиз, 1921. – С. 69.

5 Дюньитиро Т. Эссе «Похвала тени» // Восточное обозрение. – 1939. – №1.

Түйін Мақала Қиыр Шығыс (Қытай, Корея жəне Жапония) халықтарының дəстүрлі

музыкасының даму сипаттарын кешенді түрде анықтау жəне зерттеу мəселесіне арналған.

Кілт сөздер: дəстүрлі музыка, Қиыр Шығыс, Қытай, Корея, Жапония.

Summary This article is dedicated to the identification and investigation of general trends in the

traditional music of the Far East (China, Korea and Japan) in the same complex. Keywords: traditional music, the Far East, China, Korea and Japan.

УДК 781. 7

У ГЕН – ИР, кафедра хорового дирижирования факультета музыки

ФГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена», город Санкт-Петербург, Российская Федерация

ТРАДИЦИОННАЯ МУЗЫКА ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

(КИТАЙ, КОРЕЯ, ЯПОНИЯ): ИСТОРИКО-ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Аннотация Данная статья посвящена выявлению и исследованию общих тенденций

развития традиционной музыки Дальнего Востока (Китая, Кореи и Японии) в едином комплексе.

Ключевые слова: традиционная музыка, Дальний Восток, Китай, Корея, Япония.

Музыкальная культура стран Дальнего Востока зиждется на региональной

общности, которая имеет древнюю традицию, и которая стала исторической реальностью к VII–VIII вв.

История мировой цивилизации убедительно показывает, что многие выдающиеся достижения в области науки и техники, культуры и искусства были осуществлены в странах Востока. Некоторые из них имели решающее значение для судеб человечества. На Востоке берут свое начало три древнейшие цивилизации мира: Китая, Месопотамии и Индии. Восток является родиной трех мировых религий (христианства, буддизма, ислама), а также индуизма, конфуцианства, даосизма и др.

В течение длительного исторического времени в мире преобладало мнение, согласно которому вся мировая культура делится на высший и низший разряды. Европейская культура возводилась в ранг высшего разряда и претендовала на роль всеобщей и универсальной культуры. В области музыки эта точка зрения с наибольшей категоричностью была высказана в свое время автором капитального 4-


______________________________________________________________

26

х томного труда «История музыки» Августом Амбросом (1816–1876). Амброс считал восточную музыку «первобытной». Распространению этого антинаучного взгляда способствовала вся колониальная политика вплоть до второй мировой войны.

В настоящее время цивилизация Дальнего Востока известна далеко за его пределами. Сейчас трудно найти уголок земли, где были бы неизвестны явления различных областей культуры Китая, Кореи и Японии. Издаются и комментируются произведения литературы, живописи, архитектуры и т. д. Запад интенсивно впитывает в себя достижения Востока, и на основе взаимодействия и взаимовлияния цивилизаций рождаются новые шедевры искусства и культуры.

Однако в области музыкальной культуры этот процесс носит несколько односторонний характер. Ныне во всех странах Востока функционируют две системы музыкальной культуры. Это, с одной стороны, европейская музыка, а с другой – традиционная национальная музыка. Европейская музыка стала неотъемлемой частью музыкальной культуры народов Востока. Что же касается традиционной музыки Востока, отношение к ней населения Запада, в том числе и музыкантов, часто остается негативным.

Прогресс в понимании музыки Востока Западом наметился с начала ХХ в., в особенности после второй мировой войны. Существенную лепту в признании равенства музыки Востока и Запада внесли видные ученые этномузыкологии, такие как Я. Кунст (1891–1960), А. Мерриэм (1923–?), Б. Неттл (1889–1972) и другие. В частности, американский ученый А. Мерриэм в своем труде «Антропология музыки» [1] обосновывал необходимость отхода от европоцентристского образа мышления и развития взаимопонимания между нациями и странами путем изучения различных национальных культур.

Непосредственное знакомство с внеевропейской культурой стран Азии и Африки открыло путь к пониманию художественной ценности культуры Востока. Сейчас с удовлетворением воспринимаются слова о том, что «теперь уже не вызывает сомнений, что по содержательной значительности, концепционности, виртуозности системы музыкально выразительных, формообразующих средств искусство устной традиции не уступает профессиональным жанрам европейской музыки и может с равным правом репрезентировать мировую музыкальную цивилизацию» [2].

Корея имела связь с Китаем с древнейших времен и воздвигала государственное устройство по китайским образцам, идейной доктриной которых было конфуцианство, а с конца IV в. – частично и буддизм. Япония начала поддерживать оживленные культурные и экономические связи с тремя государствами Кореи (Когурё, Пэкче и Силла) уже в IV–VI вв., а в VII–VIII вв. стала испытывать непосредственное влияние китайской цивилизации.

Становлению региональной общности способствовали единство мышления и принятие Корей и Японией иероглифической письменности в качестве основного литературного языка. Иероглифы (веньянь в Китае, ханмун в Корее, канбун или кандзи в Японии) [3] при одинаковом написании и одинаковом смысловом значении читаются каждым народом по-разному. Например, слово «музыка» состоит из двух иероглифов, означающих «звук» (инь, ым, он) и «радость» (юэ, ак, гаку). В результате мы получаем: иньюэ по-китайски, ымак по-корейски, онгаку по-японски. Дословно эти слова переводятся как «наслаждение звуком», «искусство звука» и т.д.

С введением иероглифической письменности в Корее и Японии возрастают роль и влияние китайской цивилизации, ее философско-идеологической доктрины


______________________________________________________________

27

конфуцианства, даосизма и позднее – буддизма. Как свидетельствует японская историческая хроника «Нихон сёки»», континентальная (т.е. китайская и корейская) музыка впервые исполнялась в Японии в 453 г. корейскими музыкантами, прибывшими в Японию по случаю смерти императора Ингё (413–453). Такая связь естественным образом предопределила определенную общность в развитии музыкальной культуры стран Дальнего Востока. Например, корейский аак (aak) имеет теснейшую связь с китайским яюэ (ya-yueh) и они оказали сильнейшее воздействие на японский гагаку (gagaku).

Таким образом, музыкальная культура каждой из стран дальневосточного ареала при всей своей специфичности и самобытности обнаруживает неоспоримые свидетельства сопричастности друг другу. В настоящей работе сделана попытка изучить и понять традиционную музыку стран Дальнего Востока и сделать ее достоянием современности.

В настоящее время российское востоковедение, особенно в области китаистики, – одна из наиболее плодотворно работающих отраслей гуманитарной науки. Лишь в области музыковедения научные достижения не столь значительны. В середине ХХ в. основоположник «новой школы» российской китаистики В. М. Алексеев писал: «Музыка Китая – сплошная для нас загадка. Хорошо было бы подготовленному музыканту… написать исследование о ней, общее или по отдельным вопросам» [4]. К сожалению, по сей день загадкой для многих остается не только музыка Китая, но всего Дальнего Востока.

Из всех стран Дальнего Востока древнейшей является Китай, и он оказал огромное влияние на культуру соседних стран. История Китая имеет примерно более четырех с половиной тысячелетия существования. Поэтому именно в Китае, государство которого сами китайцы называют Чжуньго (Срединное государство) или Тянься (Поднебесная страна), находим исторически более ранние свидетельства музыкальной культуры, чем в других странах региона.

Эти приметы обнаруживаются, прежде всего, в коллективных ритуальных действах, связанных с жертвоприношениями или народными празднествами по случаю начала и окончания полевых работ. Это были обряды, основанные на синтезе слова, пения и танца. Во многих старинных летописях часто встречаются такие словосочетания как «юэу» («музыка и танец»), «гэу» («песня и танец»), указывающие на синкретизм культуры древней эпохи.

Свидетельствами музыкальной культуры древности служат и данные археологических находок. Археологическими раскопками в окрестностях г. Аньян (Китай, провинция Хэнань), проведенными в первой половине ХХ в., были обнаружены образцы простейших музыкальных инструментов – прообразов будущих инструментов, которые впоследствии станут непременными участниками оркестров церемониальной и придворной музыки Китая и стран Дальнего Востока. К простейшим инструментам относятся из ударных: цин (одиночная каменная плита) и чжун (одиночный бронзовый или железный колокол); из духовых: сюань (глиняный полый шар с несколькими отверстиями). Эти древнейшие инструменты известны в Корее и Японии. Например, бронзовый колокол в Корее именуется тхыкчожнь, в Японии – дотаку, в Корее – хун и т. д. Так, уже в древнейшее время формируется известное родство музыкального инструментария стран Дальнего Востока. Чуть позже, на основе одиночных колоколов цин и чжун будут созданы инструменты бяньцин и бяньчжун, представляющие собой деревянную раму с двумя горизонтальными брусками, на которых подвешены 16 каменных плит или бронзовых колоколов и становящиеся чуть позже непременными участниками


______________________________________________________________

28

ритуальных представлений. Подробная характеристика этих и других инструментов содержатся в энциклопедическом труде «Акхак квебом» («Основы науки о музыке», 1493).

В эпоху Чжоу (ХI – III вв. до н. э.) правящая династия, осознавая великую силу музыки, учреждает Музыкальное ведомство, при котором впервые в истории музыки Китая (может быть, впервые во всемирной истории) открывает музыкальную школу для подготовки музыкантов и танцоров. Этот период характеризуется резким увеличением музыкального инструментария, что привело к необходимости классификации в зависимости от материалов, из которых изготавливаются инструменты (камень, железо, шелк, бамбук, тыква, земля, кожа, дерево). Эта классификация, имеющая название баинь (восемь звуков или восемь тембров) в Китае, пхарым в Корее, хатион в Японии, показывает, какое большое значение в музыке Китая, впоследствии и всего дальневосточного региона, имело качество звука, качество отдельно взятого тона.

В эту эпоху складывается философское осмысление роли и места музыки в обществе, и оно связано, прежде всего, с деятельностью Конфуция (ок. 551–479 гг. до н. э.). По мысли Конфуция музыка – это зеркало природы. В ней заключены два начала: ян – сила Неба, светлого, активного, мужского начала, и инь – сила Земли, темного, пассивного, женского начала. Музыка должна быть естественна как гармония Неба и Земли и служить средством связи между Небом и Землей. Иначе, музыка – это средство гармоничного управления обществом и государством. Исходя из своего понимания музыки, конфуцианство считает, что музыка является одним из важнейших средств общественного воспитания и управления государством. Музыка должна вдохновлять общество на высокие идеи, но в то же время она может развращать его нравы. Следовательно, цель музыки заключается в том, чтобы приводить в гармонию противоположные, в то же время взаимопроникающие, космические начала инь и ян, способствовать пробуждению добрых нравственных сил общества и устройству идеального государства. Придавая огромное значение воспитательной роли музыки, Конфуций, как гласит легенда, говорил: «Ум образовывается чтением од, характер воспитывается правилами поведения, окончательное же образование дает музыка» [5]. Согласно традиционной версии, знаменитый «Шицзин» («Книга песен»), содержащийся 305 образцов песенно-поэтического творчества древних китайцев, составлен лично Конфуцием в 484 г. до н. э.

Конфуцианское учение о музыке, хотя оно было господствующим, но не было единственным в Древнем Китае. В первую очередь здесь следует назвать даосизм, основателем которого считается Лао-цзы (примерно VI–V вв. до н. э.) – автор небольшого по объему трактата «Дао дэ цзин» («Классический путь и его сила»). Во взглядах на музыку даосизм считал, что необходимым качеством музыки являются простота и естественность, ибо только они служат критерием прекрасного в жизни и искусстве.

В духовном облике китайской цивилизации конфуцианство и даосизм позитивно дополняли друг друга, компенсируя, некоторые изъяны своего учения. Так, если конфуцианство, доведя свои идеалы до логического завершения, отвергал право индивида на духовную свободу, то даосизм, наоборот, призывал его к духовному самоусовершенствованию и удовлетворению своих духовных потребностей. Именно благодаря этому негласному союзу получило благотворное развитие, с одной стороны, официальное искусство «высокой» традиции, с другой, –


______________________________________________________________

29

светское искусство, свободное и неограниченное рамками строгой идеологической системы.

В Древнем Китае, наряду с философским осмыслением роли и места музыки в обществе, большое внимание уделялось проблемам теории музыки. Одним из первых трактатов, в котором содержатся сведения о теории музыки, является «Гуаньцзы», авторство которого приписывается Гуань Чжуну (? – 645 гг. до н.э.) [6]. Как древние греки, но самостоятельно от них, а может быть и раньше, китайцы заинтересовались вопросами числового соотношения музыкальных звуков. Ими было установлено, что по мере уменьшения или увеличения длины шелковых струн или деревянных трубок высота звука повышается или понижается. В трактате говорится о числовом выражении каждого из пяти звуков пентатонного звукоряда гун (дворец), шан (совет), цзюэ (рог), чжи (призыв), юй (крылья). При этом определенное звучание каждого звука служило у древних китайцев показателем дел в государстве. Если звуки ладовой организации расстроены, то они, мешая друг другу, приближают дни гибели государства. Как нетрудно заметить, что во взглядах на музыку обнаруживается много общего у народов Древней Греции и Древнего Китая. В этом вопросе одни усматривают влияние Древней Греции на Китай, а другие, наоборот. На наш взгляд, здесь речь может идти не о культурных контактах между Грецией и Китаем в те далекие времена, ибо историческая наука не располагает такими данными, а об общих закономерностях развития культуры и искусства, в том числе и в области музыки, действующих объективно в мировом пространстве.

Пять основных звуков пентатонного звукоряда, примерно в III в. до н. э., пополнились двумя дополнительными звуками (пьен-чжи и пьен-гун), образовав гамму из семи звуков. Так, одновременно существовали пяти- и семиступенная гаммы при главенстве пентатоники.

К концу чжоуской эпохи, примерно к III в. до н. э., берет свое начало песенно-поэтическая композиция шочан-иньюэ, или сокращенно шочан. Шочан-иньюэ представляет собой песенно-сценическое искусство, в котором содержание того или иного сказа передается слушателям-зрителям при помощи повествования-разъяснения (шо) и пения (чан) под аккомпанемент ударного инструмента. Песенно-поэтическая композиция – прообраз будущих театральных представлений – играет большую роль в музыкальной культуре Китая и всего Дальнего Востока на всем пути ее развития.

Таким образом, чжоуская эпоха, особенно позднечжоуская, предстает перед нами как в качестве исходного этапа в истории развития музыкальной культуры Китая. Именно в эту эпоху происходит философское осмысление роли музыки в обществе, была осуществлена классификация инструментов по восьми классам и предпринята попытка научного объяснения системы звукоряда. Следует еще подчеркнуть, что именно в этот период музыка, выделяясь из синкретического вида искусств (музыка + поэзия + хореография), становится самостоятельным его видом и получает название «иньюэ» («искусство звуков»). Неслучайно, многие деятели культуры последующих поколений часто обращали свои взоры к духовным ценностям чжоуской эпохи.

Важнейшим событием для будущего музыкальной культуры Китая было основание в ханьскую эпоху (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.), а именно в 112 г. до н. э. государственного учреждения – особой музыкальной Палаты под названием «юэфу». Палата была основана по высочайшему указу императора У-ди (140–87 гг. до н. э.) и была призвана осуществлять контроль за музыкальной практикой на


______________________________________________________________

30

государственном уровне. Палата должна была строго следить за музыкальной жизнью страны, ибо соблюдение установленных норм и правильное ее проведение обеспечивали порядок в государстве. Музыка, таким образом, в Древнем Китае являлась государственным делом. Как писал древнекитайский историк Сыма Цянь (145–86 гг. до н. э.), «музыка – это гармония, дарованная нам Небом и Землей; обряды и ритуал – это порядок установленный Небом и Землей… Музыкальная нота гун символизирует правителя, музыкальная нота шан символизирует чиновников, музыкальная нота цзюэ символизирует народ, музыкальная нота чжи символизирует дела государства, музыкальная нота юй символизирует окружающие предметы – внешний мир… Когда пять тонов гаммы расстроены, они постоянно мешают друг другу, и при таком положении дни гибели государства близки» [7].

Музыкальная Палата «юэфу» просуществовала 106 лет. В древней истории других стран трудно найти организацию, подобную «юэфу». Здесь мы отметим лишь то, что Палата систематизировала правила и порядок проведения дворцовых церемоний и ритуальных обрядов, провела самую раннюю классификацию музыки по родам (классическая яюэ и народная суюэ), положила начало собиранию народных песен. Деятельность Палаты оказала огромное влияние на развитие песенной поэзии, подготовив мощный расцвет китайской поэзии в танскую эпоху (618–907). Под ее влиянием были написаны, например, «Новые народные песни» Бо Цзюй-и (772–846), «Юэфу на новые темы» Юань Чженя (779–831), стихи в духе юэфу Ду Фу (712–770) и др.

В истории Китая большой интерес представляет эпоха танской династии (618–907). Она вошла в историю Китая как «золотой век». Уже в первые годы своего правления императорский двор и правительство учреждают специальный орган Цзяофан (618), отвечающий за состоянием музыкальной культуры в стране. В эту эпоху окончательно формируются основные принципы классической ритуальной (церемониальной) музыки яюэ, заложенные еще в эпоху Чжоу. Принципы, сформировавшиеся окончательно в танскую эпоху, в дальнейшем остаются почти неизменными во всех последующих веках.

Наряду со строгой классической формой придворной ритуальной музыки яюэ большое развитие получает светская музыка, т. е. банкетно- церемониальная яньюэ, парадно-военная кучуэйюэ, песенно-танцевальная дацюй и инструментальная, особенно исполнительство на цине.

Музицирование на цине, подобно церемониальным оркестрам яюэ, представляет собой уникальнейшее явление в истории культуры Китая. Феномен циня, связанный с его исторической долговечностью и особым положением, которое он занимает в общей истории культуры Китая, основан на множестве составляющих. Согласно религиозным представлениям верхняя дека, обращенная вверх, подразумевается Небо, нижняя плоская – Земля. Пять струн ранней конструкции циня означают 5 элементов мироздания (огонь, вода, земля, дерево, металл), 7 струн поздней конструкции – семь дней недели.

Сконструированный таким образом инструмент должен был обладать особым тембром, идеально отвечающим идеям установления гармонии на Небе и Земле, контакта духов предков с живыми людьми. Звучание инструмента рассматривалось как средство духовного раскрепощения, приобретения гармонии с окружающим миром. Все это лежало в русле идеологии не только конфуцианской, но и даосско-буддийской доктрин. В свете этой идеологии приветствовалась игра цине в уединении на лоне природы – «в тени леса», «сидя на камне» и т. д. В пейзажной


______________________________________________________________

31

живописи шан-шуй-хуа (дословно – «картины гор и вод») часто можно видеть музыканта, играющего на цине на фоне природы.

Практика и теория циня постоянно совершенствовалась. Во второй половине цинской династии (1644–1911) в общественном сознании усиливается интерес к наследию прошлого, и были записаны многие образцы музыки, в том числе для циня, например: «Гуанлинсань» («Бегство из Гуанлиня»), «Хуцзяшибапай» («18 долей свистульки из травинки»), «Цзюкуан» («Буйство пьяного») и др.

Традиция игры на цине и её идеология оказали несомненное влияние на инструментальное исполнительство соседних стран: Кореи и Японии. Популярнейший в Корее инструмент комунго, а также в Японии кото свою родословную ведут от циня.

Танская династия поддерживала дружеские связи с правителями Арабского Востока, Индии. Показателем контактов между странами служат «музыка девяти стран» и «музыка десяти стран», объединившая в себе достижения не только китайских, но и многих других народов мира. «Музыка десяти стран» включала в себя, помимо музыки китайского происхождения, музыку Индии, Бухары, Кашгара, Самарканда, Камбоджи, Кучи (Западный Туркестан), Когурё (Корея).

Выражением расцвета китайской музыки этого периода является особый, так называемый «танский стиль», который, проникнув на территорию соседней Кореи, затем и Японии, послужил основой развития аак в Корее и гагаку в Японии.

В общей истории Китая между танской (618–907) и последующей сунской (960–1279) эпохами пролегает период «смутного времени» – эпоха Пяти династий (907–960). Однако расцвет культуры в эпоху Тан был настолько могучим, что пятидесятилетний период «смутного времени» не оказал особо негативного влияния на общий процесс развития музыкальной культуры. В то же время и правление сунской династии не было безоблачным.

В начале ХII в. к северу от Срединной империи возникает молодое и сильное государство чжурчженей (племени тунгусского происхождения) Цзинь (1115–1234). В результате ряда поражений в войне с отрядами чжурчженей сунский правитель был вынужден покинуть столицу Кайфын и в 1127 г. обосновать на юге страны новую столицу Линьань (нынешний Ханчжоу близ Шанхая). Поэтому традиционная китайская историография разделяет время правления сунской династии на два периода: Северный (960–1127) и Южный (1127–1279). Эти события имели далеко идущие последствия для истории китайской музыки – происходит формирование двух стилей в музыке Китая. Северный стиль принято называть бейцюй (северная мелодия), а южный – наньцюй (южная мелодия), отличавшиеся строениями мелодии.

В сунскую эпоху классическая музыка яюэ начинает переживать трудное время, что неслучайно, ибо жесткая регламентация и каноны стали тормозом для ее дальнейшего развития. Несмотря на неоднократно предпринимаемые попытки возрождения ее былой славы, она постепенно приходит в упадок.

Музыка яюэ начинает пользоваться большой популярностью при дворе корейских ванов (королей). Согласно по одним источникам первое знакомство с китайской музыкой яюэ произошло в 1114–1116 гг., по другим – еще раньше, в 1068–1077 гг. Так или иначе, китайские посланники, посетившие корейский двор в 1124 г., по возвращении докладывали своему императору о глубоком впечатлении, которое произвело на них поистине торжественное и великолепное представление церемониальной музыки аак (т. е. яюэ) на корейской земле.


______________________________________________________________

32

Cледующая эпоха юаньской династии (1280–1368) отмечена целым рядом противоречий. Однако, как неоднократно бывало в истории Китая, весь ход развития китайской культуры в предыдущие века был настолько наступательным, что, к счастью, духовные устои китайской цивилизации в целом не пострадали. Более того, в отдельных областях искусства юаньская культура признается эталонной. Здесь, прежде всего, следует назвать театральное искусство, за которым закрепился термин «юаньская классическая драма». Именно в юаньскую эпоху театральные представления перерастают в подлинное драматическое искусство. Именно на этой основе к концу ХVШ в. происходит рождение нового театрального жанра – пекинской музыкальной драмы (пекинской оперы).

Минская династия (1368–1644), пришедшая к власти в результате антимонгольского движения, восстанавливает традиции и принципы танской эпохи. Уже в первые годы своего правления минская династия восстанавливает имперскую государственность, а в сферах духовной культуры – национальные ценности танской и сунской эпох. К минской эпохе относится заключительный этап в развитии теории люй-люй, первое упоминание о которой содержится в трактате «Гуаньцзы». Считается, что Чжоу Цзай-юй (1536–ок.1610) завершает исследование по равномерной темперации 12-ступенного звукоряда и обнародует результат своего труда в «Энциклопедии музыкальных звуков («Люйлюй цзиньи», т. е. «Правильное определение люй-люй», 1606). Но следует сказать, что никто из исследователей не объяснил необходимость равномерной темперации в музыкальной культуре Китая, где не было инструмента типа европейского фортепиано. Тем не менее, примерно в это же время (но чуть позже) идея темперации разрабатывалась и в Европе. «В результате развития системы «люй» китайцы в ХVI в. пришли к темперации, предвосхитив аналогичное открытие, сделанное в Европе несколькими десятилетиями позже» [8].

Середина ХIХ в. представляет собой переломный период в истории Китая. С одной стороны, этот перелом связан с насильственным приобщением китайского общества к формам европейской цивилизации, с другой – с нарастающим волнением народных масс, приведшим к Синьхайской революции 1911–1913-х годов, в результате которой была свергнута не только власть цинской династии, но и вся система империи.

Развитие музыкальной культуры после установления Китайской народной республики в 1949 г. протекает в двух направлениях. Это – активное внедрение в культурную жизнь страны элементов европейской музыки, с другой – развитие собственно китайской традиционной музыки.

На Корейском полуострове, на пороге старой и новой эры образуются три княжества, которые официальная корейская историография называют «Самгук сидэ» («Периодом трех государств», I–VII вв.). Это были раннефеодальные государства Когурё на севере, Пэкче на юго-западе и Силла на юго-востоке полуострова.

Из этой эпохи дошли до нас многие из традиционных корейских музыкальных инструментов, которые широко распространены и в наши дни. Это 6-ти струнный инструмент хёнхакгым (черно-журавлиный инструмент), создателем которого считается Ван Сан-Ак (IV в.) из Когурё и известный ныне под названием комунго (черный инструмент). Как гласит легенда, когда Ван Сан-Ак играл на сконструированном им инструменте, с неба спустился черный журавль и пустился в пляс. Так, его стали называть хёнхакгым, т. е. черно-журавлиным. Со временем он получил название комунго (слова хён и комун – синонимы, означающие «черное»).


______________________________________________________________

33

Здесь подчеркивается сакральная роль птицы и особое значение черного цвета. В древней Корее черный цвет считался священным, поэтому хёнгым (или комунго) может понят как «священный инструмент».

Это и 12-ти струнный каягым, создателем которого считается Урык (VI в.) из Кая [9], известный в Японии под называнием каякото (т.е. кото из княжества Кая) – прообраза японского кото. Комунго и каягым сохранились до настоящего времени и являются популярнейшими инструментами в Корее.

Музыка трёх государств была хорошо известна далеко за их пределами. В 453 г. из Силла в Японию был отправлен оркестр из 80 человек по случаю смерти императора Ингё (413–453). Чуть позже корейская музыка в Японии стала называться «комагаку», т.е. «когурёвская музыка».

С VI в. государство Силла вступает в период бурного развития, ставя своей задачей объединение под своей властью всех трех государств (Когурё, Пэкче и Силла). Это произошло в 676 г. (по некоторым данным в 688 г.). Объединение Корейского полуострова под главенством Силла ознаменовало важный исторический этап в истории формирования единой корейской народности. Складывается один обще-корейский язык – язык Силла, а языки Пэкче и Когурё превращаются в местные диалекты. Так, формируется компактная этническая, языковая и культурная общность населения, послужившая основой для образования единой корейской нации со своей самобытной культурой.

Важнейшим событием, сыгравшим определенную роль в развитии музыкальной культуры всей Кореи, было основание в 681 г. Управления по делам музыки «Ымсоньсо», которое является предвестником ныне существующего в Сеуле Государственного центра национальной музыки («Кукнип кугаквон»).

Следует назвать одно из древнейших произведений корейской традиционной музыки, дошедшее до нас, а именно популярное и в настоящее время инструментальное произведение «Сучжечхон» («Жизнь вечна, как небо»). По свидетельству научно-исследовательского института корейской музыки рождение «Сучжечхона» относится к концу Периода трех государств [10].

В 1392 г. при поддержке почти всех слоев общества и, прежде всего, сторонников конфуцианства, на смену буддийскому Объединенному Силла (668–918) и Корё (918–1392) приходит сильное конфуцианское государство с правящей династией Ли, положившее конец 700 летнему господству буддийской идеологии. Неслучайно новое государство стало себя именовать «Чосон» (1392–1910) в знак реставрации системы и ценностей Древнего Чосона, где идеи конфуцианства были основополагающими в государственном устройстве. Вскоре в 1394 г. была названа и столица Чосона. Ею стал Ханян, известный ныне как Сеул.

Из правителей династии Ли особенно знаменателен ван Седжон (1397–1450; годы правления 1418–1450), которого благодарные потомки называют «просвещенным монархом». Седжон был образованнейшим человеком с разносторонними интересами. Корейский народ считает его создателем корейской национальной письменности «хунмин чоньым» (в буквальном переводе – «обучение народа правильному произношению», 1445–1446), ныне известный как «кукмун» («национальное письмо») или «хангыл» («корейское письмо») и инициатором составления развернутой истории государства Корё («Корё са», т.е. «История Кореи», 1451).

Ван Седжон был еще и замечательным музыкантом. Он критически относился к музыкальной практике своего времени. Тогда в Корее беспредельно господствовала китайская культура. Когда в 1418 г. Седжон пришел к власти, он


______________________________________________________________

34

уже был твердо убежден в необходимости коренного реформирования музыкальной жизни страны. Это было время, когда, несмотря на большую распространенность и популярность среди населения родных мелодий и песен, все обряды совершали в сопровождении китайской музыки. И он становится автором ряда крупных циклических произведений, в том числе «Чоньдэыб» (восхваление силы оружия), «Потхэпхёнь» (восхваление силы знания), «Ёминрак» (восхваление корейской письменности). Впоследствии, после смерти Седжона, по велению его сына Сечжо (годы правления: 1455–1468) они составили основу первой корейской ритуальной музыки «Чоньмё череак» – своеобразного аналога западноевропейской мессы. Ныне музыка «Чоньмё череак» охраняется государством Республики Корея как памятник культурного наследия народа под №1 и признана решением ЮНЕСКО шедевром устного и нематериального наследия человечества.

Кроме того, Седжон вместе с ученым-музыкантом Пак Ёном (1378–1453) явился создателем оригинальной системы нотации – чоньганпо, благодаря которой в Корее сохранились самые древние на Дальнем Востоке образцы музыкального творчества, как корейского, так и китайского.

При этом, Седжон был человеком поистине широкого кругозора. Наряду с созданием национальной музыки хяньак, он приветствовал и возрождение искусства яюэ, широко распространенного при дворе китайских императоров и ввезенного в Корею в начале ХII в. Искусство яюэ (аналог корейского аак и в некоторой степени японского гагаку) отличается чрезвычайным разнообразием инструментария и пышностью действа. Однако на корейской почве это искусство вскоре приходило в упадок из-за отсутствия соответствующих инструментов. Вот тогда по велению монарха из найденных на юге страны камней с чистым и красивым звучанием было изготовлено 33 пхёнгёна (т. е. по-китайски бяньцина), что способствовали возрождению искусства яюэ-аак. Сохраненное благодаря Седжону искусство, предельно приближенное к ритуальному действу чжоуской эпохи (Китай, ХI – III вв. до н.э.), ныне исполняется в Сеуле на территории конфуцианского храма, во втором и восьмом лунных месяцах, почти точно следуя предписаниям, установленным более 500 лет тому назад в годы правления просвещенного монарха Седжона. Эта, по сути, китайская музыка яюэ, утерянная на родине в силу исторических коллизий, ныне охраняется правительством Республики Корея как выдающийся памятник музыкальной культуры всего Дальнего Востока.

История корейской национальной музыки свято хранит имена трех музыкантов, которых уважительно называют «самдэ аксен», т. е. «тремя великими музыкантами-святыми». Это вышеупомянутые Ван Сан-Ак из государства Когурё – создатель комунго, Урык из Кая и Силла – создатель каягыма, и ученый-музыкант Пак Ён. Заслуги трех названных деятелей перед корейской музыкой несомненны. Однако до нас не дошло ни одного сочинения Ван Сан-Ака и Урыка, а Пак Ён был ученым-теоретиком и не практиком-музыкантом. Таким образом, все трое к становлению собственно корейской музыки имеют несколько косвенное отношение. Поэтому фактическим родоначальником корейской музыки, перу которого принадлежит ряд замечательных произведений, следует считать Седжона.

Просветительскую деятельность Седжона продолжило последующее поколение музыкальных деятелей. Так, в годы правления Соньджона (1469–1494), последователя и правнука Седжона, группа ученых во главе с Сон Хёном (1439–1504) создала и издала энциклопедический труд «Акхак квебом» («Основы науки о музыке», 1493) [11], ставшей первой музыкальной энциклопедией в Корее. В нем были собраны все имевшиеся тогда сведения по теории музыки и хореографии,


______________________________________________________________

35

описания инструментов и правила игры на них, а также биографии видных музыкантов. Этот труд до сих пор считается основным источником информации при изучении музыки прошлых времен Кореи.

100 лет государства Чосон от первого его правителя Тхэджона (1392–1398) до девятого Соньджона (1469–1494) был поистине «золотым веком» в истории культуры и искусства Кореи, сравнимым с танской эпохой (618–907) в Китае.

В ХVI–ХVIII вв. пышно расцветает светская вокальная (кагок, касса, сичжо) и фольклорное творчество. В начале ХVIII в. в результате многовекового развития народно-поэтического творчества рождается оригинальнейший жанр музыки – пхансори. Пхансори – корейская народная драма, в которой синкретически слились музыкальная драма и народный песенный сказ. В пхансори, в отличие, например, от пекинской оперы, выступает на сцене лишь один актер в сопровождении одного музыканта–ударника. Один актер, исполняющий роли всех действующих лиц, под ритм ударного инструмента бук передает содержание инсценированного произведения, чередуя пение с чтением нараспев, сопровождая это танцевальными и мимическими движениями. Искусство пхансори любимо народом Кореи, и оно сохранилось до наших дней. Народная драма в двух лицах пхансори решением ЮНЕСКО внесена в список шедевров устного и нематериального наследия человечества.

Конец периода Чосон, как и во всех странах Дальнего Востока, характеризуется началом проникновения элементов европейской культуры. Ныне в Республике Корея функционируют две музыкальные системы: яньак (европейская музыка) и кугак (национальная музыка).

Японская археологическая наука – одна из наиболее систематизированных на Дальнем Востоке, однако сведения о музыке древнего периода весьма скудны. Известно, что уже в эпоху Яёи (V в. до н. э. – IV в. н. э.) и Кофун (IV–VI вв.) в связи с формированием синтоизма получили распространение обрядовые песни и танцы, сопровождавшие религиозные действа. Философия и эстетика синтоизма сыграли основополагающую роль в культуре и искусстве Японии. Ясность формы и содержания, являющиеся квинтэссенцией духа синто с его преклонением и любовью к естеству и свежести природы, становится неотъемлемым признакам японского искусства.

В VI–ХIII вв. т. е. в эпоху Асука (593–710) и Нара (710–794) для строительства централизованного государства и его культуры Япония усиленно стала заимствовать достижения материка, т. е. Китая и Кореи. Это относится как к модели организации общества и государства, так и к формированию его духовной культуры. В области музыкальной культуры этот период может быть назван периодом проникновения элементов континентальной музыки. Сначала это проникновение шло вместе с буддизмом, а чуть позже с конфуцианством. В этом знаменательном для Японии «переселении» духовной культуры, как утверждает знаток истории культуры Японии Дж. Б. Сенсом, «заслуги Кореи… в этот период невозможно переоценить» [12].

Историческая хроника «Нихон сёки» многократно свидетельствует о фактах прибытия корейских музыкантов на японские острова. Китайская музыка проникает в Японию через Корею чуть позже, в период танской династии и она известна в Японии под названием «тогаку» (т.е. «танская музыка»). Танская музыка, вернее так называемый «танский стиль», становится определяющей в становлении важнейшего в японской музыке классического жанра гагаку. Однако японцы


______________________________________________________________

36

заимствовали не всё, что к ним поступало извне. Они восприняли в иноземной музыке то, что соответствовало духу национального характера.

Важнейшим событием в эпоху Нара в области музыки явилось учреждение Палаты по делам музыки «Гагакурё» («Дом классической музыки гагаку»), основной задачей которой было надлежащее исполнение классической музыки (японской вагаку, корейской санкангаку и китайской тогаку), а также воспитание молодого поколения национальных музыкантов.

Расцвет музыкальной культуры наступает в эпоху Хэйан (794–1192), что в переводе означает «мир и покой». По общему признанию историков, хэйанская эпоха в истории японской культуры составляет классический, «золотой век» ее развития. Преклонение перед красотой, первоисточником которой есть сама природа, составляло движущую силу хэйанской культуры. Это неслучайно, поскольку хэйанская культура теснейшим образом была связана с двором и аристократической средой. Именно императорский двор и придворная знать были проводниками культа красоты. Также неслучайно, что в эпоху Хэйан, как и прежде, исключительно велика была роль китайских культурных традиций.

Определенным событием в истории японской музыкальной культуры стало разделение всей иноземной музыки на две категории, а именно на «музыку левой стороны» («сахо-но гаку») и на «музыку правой стороны» («ухо-но гаку»). Такая классификация предметов и явлений издавна практиковалась в странах Восточной Азии. «Музыка левой стороны» включала в себя китайскую музыку тогаку и музыку страны Линью (нынешнего Вьетнама) с размещением ее исполнителей на левой стороне сценической площадки. «Музыка правой стороны» включала в себя корейскую музыку комагаку и музыку Бохай (царства на территории Маньчжурии в 699–926 годах), соответственно, с размещением исполнителей на правой стороне сценической площадки. Реформа выработала также каноническую модель инструментального ансамбля гагаку-канген.

К концу ХII в. ожесточенней стала борьба за власть, особенно между двумя враждующими лагерями. С одной стороны, это северо-восточные феодалы во главе с домом Минамото, а с другой – юго-западные во главе с близким к императорскому двору аристократическим домом Тайра. В результате в Японии была установлена система военно-феодального правления с выдвижением нового сословия – военного дворянства-самураи. Так, на арену истории выходят три династии сёгунов: династия Минамото (1192–1333) в эпоху Камакура, династия Асикага (1335–1573) в эпоху Нанбокучё и Муромати, династия Токугава (1603–1867) в эпоху Эдо.

В эпоху Камакура, в связи с установлением системы военно-феодального правления, в культурной жизни страны происходят существенные изменения. Идеология буддизма переосмысливается для службы самурайству. В соответствии с новым мировоззрением самурайство стало создавать новую культуру, отличную от утонченной, аристократической культуры предшествующих эпох. Пышная и изысканная музыка гагаку отодвигается на задний план; музыкальное искусство, освобождаясь от изысканности и рафинированности, становится проще по форме, доступнее по содержанию. Вместе с тем, в эту эпоху войн и разрушений искусство, как ни парадоксально на первый взгляд, не умирало, а, наоборот, расцветало как никогда прежде. Расцвету искусства способствовало покровительство духовенства и богатых феодалов. Кроме того, и сословие воинов не ограничивало себя только воинской доблестью и стимулировало развитие искусства. В связи с этим широко известная ныне чайная церемония воспринимается как место убежища от мирских и воинских забот. Это было своего рода оазисом культуры и вкуса в пустыне войн и


______________________________________________________________

37

варварства. Таким оазисом культуры были и любование живописью, составление букетов икебана и др.

В эту эпоху междоусобиц и войн трагизм исторических событий нашел свое обобщающее выражение сначала в повествовательной литературе, а впоследствии в музыкально-поэтическом жанре и в пьесах средневекового театра Но.

Театр Но (в буквальном переводе означает «способность» или «умение»), вышедший на культурную арену Японии в эпоху Нанбокучё и Муромати, явился одной из вершин японского искусства и выражением духа дзэн-буддизма в искусстве. В нем синтезированы элементы поэтического, певческого, танцевального и театрального искусства. На основе этих богатых традиций рождается театр Но. Родоначальниками театра Но считаются Канъами Киёцугу (1333–1384) и его сын Дзеами Мотокиё (1363–1443). Именно благодаря им театр Но поднимается до уровня высокого профессионального искусства. Именно Каньами и Дзэами, синтезируя элементы поэзии, музыки и хореографии, создали цельную драматическую форму, оригинальную и уникальную. Театр Но, поднявшись до уровня высокого искусства, по прошествии 600 лет своего развития стал визитной карточкой Японии. По решению ЮНЕСКО театр Но внесен в список шедевров устного и нематериального наследия человечества.

Каньами и Дзэами впервые в истории театра сформулировали важнейший художественный метод, основанный на двух основополагающих принципах: мономанэ (подражание вещам) и югэн (сокрытая красота), которые совместно должны раскрывать зрителям красоту правдоподобной игры, достигаемой лишь намеком. Они утверждали, что главной целью актера является реализм, имея в виду не слепое копирование или подражание, а тонкий намек на правду (мономаэ). Далее, по их мнению, именно намек, а не открытое подражание вещам и явлениям, способен обнаруживать полную благородства и величественности сокрытую красоту (югэн), сопоставимую с красотой цветка (хана).

В начале ХVII в. основателю последней (третьей) династии сёгунов Токугава Иэясу (1542–1616) удается положить конец междоусобным войнам и завершить объединение страны. С созданием сильной централизованной власти и с установлением мира наступает время невиданного расцвета светской культуры. Если в предыдущие века культурная жизнь была сосредоточена в столичных городах, то теперь на общественную и культурную арену выходят и провинциальные города со всеми слоями общества. Этот процесс демократизации культуры и общества вызвал к жизни новые формы всех видов искусства. Это была эпоха новаторства, связанная с преодолением многих средневековых представлений о жизни и человеке, о сущности искусства.

В области культуры и искусства этот период характеризуется, с одной стороны, рождением и расцветом театрального искусства, а именно театра кукол дзёрури и классического театра кабуки и связанной с ними театральной музыки. С другой – развитием чисто инструментальной музыки, а именно музыки на кото, сямисэне и сякухати.

К началу ХIХ в. Япония начала переживать политический и экономический кризис. Оказавшись в безысходном положении, сёгун отказывается от власти, и в январе 1868 г. формируется новое правительство во главе с императором. Так наступает эпоха Мэйдзи («Просвещенное правление») со столицей Эдо, переименованной затем в Токио.


______________________________________________________________

38

Начиная со второй половины ХIХ в. наступает новая эра – эра активного проникновения в Японию элементов европейской (и американской) музыки. Европейскую музыку в Японии принято называть ёгаку, а родную – хогаку.

Обобщения и выводы: 1. К VII–VIII вв. активными становятся культурные контакты между странами

Дальнего Востока, и важнейшая роль в их взаимодействии принадлежит культу предков, философско-идеологической доктрине, литературному языку, основанному на иероглифической письменности.

2. Музыка в странах Дальнего Востока всегда рассматривалась как явление государственной важности. Оно имело и положительные, и отрицательные последствия. Именно в русле этого понимания формировалась и развивалась музыка «высокой традиции», или музыка «правильная, изящная» (яюэ в Китае, аак в Корее, гагаку в Японии). Родившаяся в Древнем Китае как составная часть церемониальной музыкально-хореографической композиции, музыка «совершенная, правильная, изящная» стала эталоном музыкальной культуры стран Восточной Азии.

3. В истории развития музыки региона в целом обнаруживается определенная закономерность, выраженная родством культурообразующих процессов, совпадением в определенный период расцвета культуры и искусства. Таково было время высочайшего расцвета культуры в странах Дальнего Востока: в эпоху Тан и Сун (618–917, 960–1279) в Китае, в эпоху Корё (916–1392), в эпоху Хэйан (784–1192) в Японии.

4. В VII–VIII вв. почти одновременно во всех странах Дальнего Востока учреждаются особые Палаты по делам музыки. Это Цзяофан (618) в Китае, Ымсоньсо (681), Гагакурё (701) в Японии. По классификации, осуществленной Палатой в Китае вся традиционная музыка в подразделялась на классическую (яюэ), массово-популярную (суюэ), иноземную (хуюэ). Эта классификация в основе своей была принята и в Корее, и в Японии. В Корее это – классическая (аак), родная (хяньак), китайская танской эпохи (таньак); в Японии – классическая иноземная (гагаку), классическая родная (хогаку), массово-популярная (дзокугаку).

5. Музыкальная культура каждой из стран в рамках региональной общности отличается своей специфичностью и своеобразием, что представляет собой феномен Китая, Кореи и Японии в отдельности. В своем развитии каждая из стран Дальнего Востока оставила много замечательных образцов музыки и поэзии, составляющих гордость нации. В Китае этот список открывают песенные поэзии юэфу (II в. до н. э. – VI в. н.э.), в Корее – нотные материалы «Сужэчхона» (VII в.), в Японии – гагаку-кангэна «Этэнраку» (ХI в.).

6. В ХVIII в. почти одновременно во всех странах Восточной Азии большое распространение получает театральное искусство. Это пекинская опера в Китае, пхансори в Корее, театры Но и кабуки в Японии. Параллельно с этим продолжает развиваться инструментальная музыка. Это – сполнительство на цине в Китае, на каягыме и комунго в Корее, на кото, сямисэне и сякухати в Японии.

7. В настоящее время музыкальная культура стран Дальнего Востока представлена двумя параллельно сосуществующими, а иногда взаимопроникающими стилевыми направлениями, – традиционной музыкой, с одной стороны, и музыкой европейского стиля, с другой.

Литература

1 Merriam A. The anthropology of music. – Evanston, 1964.


______________________________________________________________

39

2 Шахназарова Н.Г. Музыка Востока и Запада. – М.: Сов. композитор, 1983. – С. 144.

3 Некоторые могут возразить, указывая на общность латинского алфавита для большинства стран Европы, кириллицы для славянских народов, арабского письма для народов Западного и Среднего Востока. Однако у этих народов общность письменности, в отличие от иероглифов Дальнего Востока, не означает понимание смысла письменности одного народа другим.

4 Алексеев В.М. Наука о Востоке. – М.: Наука, 1982. – С. 308. 5 Будда. Конфуций. Жизнь и учение. – М., 1995. – С. 67. 6 Говоря о трактате «Гуаньцзы» необходимо дать одно уточнение. Дело в том,

что среди ученых нет единого мнения о времени создания трактата и об его авторе. Наиболее вероятным является утверждение авторитетнейшего ученого Ян Инь-лю (1899-1984) о том, что этот труд является результатом коллективного усилия нескольких поколений ученых, начало, к которому было положено Гуань Чжуном, а завершен в период между 249-237 гг. до н. э. (Ян Инь-лю. История музыки Древнего Китая (Чуньгук годэ ымакса) / Пер. с кит. на кор. – Сеул, 1990. – С. 151).

7 Сыма Цянь. Исторические записки («Шицзи») / Пер. с кит. Р. В. Вяткина. – М., 1986. – Т. 4. – С. 74, 77.

8 Цзо Чжэньгуань. О музыкально-теоретической системе «люй» в китайской музыке // Музыка народов Азии и Африки. Вып. 5. – М.: Сов. композитор, 1987. – С. 257.

9 Кая (яп. Мимана) – маленькое княжество на юго-восточной оконечности полуострова. Как полагают многие историки, в течение некоторого времени это княжество было заморской территорией Японии. Однако иные ставят это под сомнение. Во всяком случае, достоверных свидетельств нет ни у одной стороны. Тем не менее, определенные круги Японии до сих пор претендуют на эту территорию.

10 Хангук ымак (антология корейской музыки). Научно-исследовательский институт традиционной корейской музыки. – Сеул, 1981. – С.8.

11 Энциклопедия написана в девяти «гвонах» – «томах». Однако слово «том» не следует понимать в буквальном смысле, ибо в книгоиздательском деле старой Кореи один гвон-том означал пачку бумаги в 20 листов. Энциклопедия «Акхак Квебом» написана на китайской иероглифической письменности. Поэтому до недавнего времени этот уникальный труд был малодоступен широкому кругу читателей. Первый перевод на корейскую письменность осуществлен северокорейским ученым Ём Чонь-Гвоном и издан Государственным издательством в Пхеньяне в 1956 г. В Южной Корее этот перевод издан в 1991 г.

12 Сэнсом Дж. Б. Япония: Краткая история культуры. – СПб.: Евразия, 2002. – С. 75.

Түйін

Мақала Қиыр Шығыс (Қытай, Корея жəне Жапония) халықтарының дəстүрлі музыкасының даму сипаттарын кешенді түрде анықтау жəне зерттеу мəселесіне арналған.

Кілт сөздер: дəстүрлі музыка, Қиыр Шығыс, Қытай, Корея, Жапония.

Summary This article is dedicated to the identification and investigation of general trends in the

traditional music of the Far East (China, Korea and Japan) in the same complex. Keywords: traditional music, the Far East, China, Korea and Japan.


______________________________________________________________

40

Гуманитарлық ғылымдар – Гуманитарные науки

УДК 81:3.9

АЛИЕВ Фархад Камалович, кандидат физико-математических наук, город Каскелен,

Алматинская область, Республика Казахстан. Эл. почта: [email protected]

О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЭТНОНИМОВ КАЗАХ И КАЗАК

Аннотация

В настоящей статье на основе лингвистических и историко-географических аргументов и фактов доказывается, что этнонимы казах и казак восходят к словосочетанию, обозначавшему «вольного кочевого скотовода» в одном из тюркских языков огузской группы.

Ключевые слова: лингвистика, историко-географические, этнонимы, казах, казак, словосочетание, тюркские языки, огузская группа.

Попытки этимологизировать названия казахского народа қазақ1 и русского

субэтноса (или сословия) казак не раз предпринимались многими исследователями. Выдвинутые ими в своих сочинениях версии обсуждаются, например, в научных работах А.Н. Самойловича, С.К. Ибрагимова, Г.Ф. Благовой, В.П. Юдина и даже в учебных пособиях [1, с. 5-16; 2, с. 66-71; 3, с. 143-159; 4, с. 137-166; 5, с. 250-258; 6, с. 296-301]. Несмотря на обилие предложенных этимологий, ни одна из них не смогла, устояв перед критическими замечаниями и выдержав испытание временем, получить всеобщее признание.

Однако, обобщение проделанных предшественниками работ позволяет прийти к следующим выводам, несколько облегчающим решение проблемы происхождения этнонимов қазақ и казак:

1. Можно ограничиться поиском происхождения лишь этнонима қазақ, так как никто не сомневается в тюркоязычной основе имени казак. Причем появление в слове казак среднеязычного согласного звука «к» вместо заднеязычного «қ» легко объясняется отсутствием последнего в русском языке. Возникавшая при этом полная идентичность обоих этнонимов в прошлом даже была проблемой для российской администрации. Многовековые попытки словесно различать қазақов и казаков лишь в 1936 году официально завершились закреплением в русском языке этнонима казах [3, с. 151-156].

2. Каково бы ни было происхождение слова қазақ, оно в данном фонетическом составе появилось в среде кыпчаков/половцев на территории Дешт-и Кыпчака или, в крайнем случае, на прилегающих к ней землях [1, с. 12, 13]. На это, в частности, указывает то, что к тюркоязычным народам, жившим далеко от вышеуказанного ареала, этот этноним был явно привнесен извне. Например, у малоазиатских турков это слово обозначало русского казака, а у сибирских народов – вообще русского человека [3, с. 144, 145].

1 Здесь буквой «қ» казахского алфавита обозначен отсутствующий в русском языке

заднеязычный согласный звук, похожий на среднеязычный звук «к» русского алфавита; далее для обозначения звуков, отсутствующих в русском языке, будут использоваться буквы казахского алфавита, основанного на кириллице.


______________________________________________________________

41

3. Хотя использование слова қазақ в качестве этнонима признается, лишь начиная с XV века, само слово появилось не позднее XIII века, так как оно, например, упоминается в тюрко-арабском словаре, составленном еще в 1245 году, по всей видимости, в Египте, в значениях ‘бродяга’, ‘скиталец’ [1, с. 9; 2, с. 68].

4. Термином қазақ назывались люди, которые либо по своей предприимчивости, либо по злой необходимости оказывались вне власти и покровительства своих государств или общин. Без поддержки своих правителей или соплеменников, иногда даже преследуемые ими, эти люди обречены были вести жизнь, полную трудностей, лишений, рискованных предприятий и приключений, часто находя себе применение лишь на чужбине. Из такого определения, кроме вышеупомянутых значений ‘бродяга’, ‘скиталец’, становятся понятными и другие значения слова қазақ, которые обнаруживают себя в письменных источниках средних веков, например: 'царевич-изгнанник со своими приверженцами, продолжающий притязать на занятый другим престол’ [5, с. 251]; ‘вольный, удалой, отважный молодец, ищущий «свободы и богатства в добычах на войне»’; и, в то же время, ‘вольнонаемный батрак’, ‘наемный работник’ [3, с. 146, 147]; и другие.

В настоящей работе выдвигается предположение, что этноним қазақ обязан своим происхождением сочетанию двух тюркских слов ғуз2 и оқ. Отметим, что похожие словосочетания ғуз+сақ и қаз+оғ/оқ предлагались ранее соответственно А. Байжоловым [7] и А. Абдирахмановым [8] для объяснения происхождения рассматриваемого этнонима. Эти версии также нашли свое обсуждение и критику в вышеупомянутой работе В.П. Юдина [4, с. 142-144].

Словом ғуз мусульманские источники стали называть в X в. некоторые тюркоязычные скотоводческие племена Приаралья. Гузы в то время заметно беспокоили своих соседей: хазар, хорезмийцев, кангар (среднеазиатских печенегов) и кимаков [9, с. 232]. Нет причин сомневаться в том, что ғуз – это немного искаженное слово оғуз. В последнем слове первая гласная «о», например, могла быть потеряна, как предположил О. Сулейменов, под влиянием арабского языка [10, с. 334].

Древнетюркский словарь 1969 года издания переводит слово оғуз на русский язык как ‘племя’ или ‘объединение племен’ [11, с. 365]. Однако, обращает на себя внимание то, что этим значением не исчерпывается специфика слова оғуз, так как не любое племя удостаивалось этого названия.

Во-первых, термином оғуз называли только племена кочевых скотоводов. Видимо не случайно, в упомянутом древнетюркском словаре похожие на оғуз слова өгүз и өкүз3, но со смягченными гласными, переводятся как ‘бык’ или ‘вол’ [11, с. 383, 392]. Очевидно, что термин оғуз указывал еще на качественную характеристику племени, на его приверженность определенному хозяйственно-бытовому укладу. Так что есть основания считать, что древнетюркское слово оғуз имело также значение ‘кочевой скотовод’, делающее его похожим на известные слова гаучо в Аргентине или ковбой в США.

Во-вторых, не все племена кочевых скотоводов назывались словом оғуз. Например, тюркюты, будучи кочевыми скотоводами, не именовались этим термином. Такую особенность рассматриваемого слова можно объяснить следующим.

2 Здесь буквой «ғ» казахского алфавита обозначен заднеязычный согласный звук, схожий со

среднеязычным звуком «г» русского языка. 3 Здесь буквами «ө» и «ү» казахского алфавита обозначены мягкие гласные «о» и «у».


______________________________________________________________

42

На протяжении тысячелетий и даже еще в средние века кочевое животноводство с характерной для него частной собственностью на скот и узкой специализацией на его разведение, что остро требовало товарообмена, было относительно эффективным способом хозяйствования даже по сравнению с оседлым земледелием. Тем не менее, архаичные демократические порядки и стремление к свободе и равноправию кочевых скотоводов удивительным образом напоминали таковые у собирателей-охотников первобытных общин. Возможно, это объясняется влиянием других особенностей подвижного экстенсивного животноводства, например, неэффективностью принудительного труда [12, с. 284-285, 303] и рассеянием кочевых семей по удаленным друг от друга пастбищам. Очень низкая плотность кочевого населения, должно быть, способствовала сохранению у них простых социальных структур. Так, исторические источники отмечают, что огузское племя, представляя собой объединение родов, управлялось советом старейшин и только «… в далеких походах твердая власть вручалась военному вождю, при выборе которого учитывались способности, а не только старшинство» [9, с. 231].

Имея схожие способы ведения хозяйства, самоуправления и общественного устройства, огузы достаточно легко и быстро могли объединяться друг с другом, создавая крупные конфедерации, которые, однако, были непрочными и недолговечными. Но тюркюты, основавшие в VI веке Великую Тюркскую империю, для удержания покоренных народов в ее составе создали более устойчивую и жесткую социально-политическую систему, называемую «тюркский эль» [13, с. 71]. Согласно этой системе тюркская держава иерархически подразделялась на уделы, в каждой из которых имелась орда (орду на древнетюркском) с подвластными ей несколькими огузскими племенами и, как правило, оседлыми народами. Военная сила каждой отдельной тюркской орды основывалась на кочевых огузах, а ее богатство – на взимании налогов с земледельцев и таможенных пошлин с купцов.

С одной стороны, орда представляла собой ставку главы удела из династии Ашина с его личной тюркютской дружиной, вокруг которых группировались чиновники, слуги и жившие при них семьи со своим имуществом и скотом. Термин орду совпадает по смыслу и звучанию с латинским словом ordo (‘орден’). Это слово, означая упорядоченное войско, заставлявшее «головы склониться и колени согнуться», дает возможность утверждать, что орда была понятием не этническим, а организационным [9, с. 169; 13, с. 68]. С другой стороны, орда без своей военной мощи и административных органов представляла бы собой обычное огузское племя, но состоящее из тюркютов.

Позднее монголы воссоздали подобную систему у себя, с тем различием, что место тюркютов в орде занимали монголы, а каждую орду возглавлял не член династии Ашина, а один из потомков Чингис-хана.

Вышесказанное позволяет утверждать, что термин оғуз, кроме всего прочего, в своем противопоставлении термину орду указывал также на социальное устройство племени. То есть словом оғуз называли только такое племя кочевых скотоводов, в котором сохранялись традиционные демократические порядки.

Что касается слова оқ, то в том же древнетюркском словаре, оно переводится на русский язык и как ‘стрела’, и как ‘часть, доля в наследстве’. Кроме того, в древнетюркском лексиконе были слова өг/өк – ‘мать’, оғул – ‘ребенок, мальчик, сын’ и оғуш – ‘род, племя’ [11, с. 364, 365, 369, 378, 382]. В тюркских наречиях наших дней слово оқ выступает только в одном значении – ‘стрела’. Но слово өк, сохранившееся в языках современных народов Алтая, означает у них ‘дом/род’ [10, с. 190]. Поэтому, как указывал, например, ещё А.Н. Кононов [14, с. 84], помимо


______________________________________________________________

43

более известного значения ‘стрела’, слово оқ, имея праформу оғ, могло обозначать ‘дом/род/племя’ и быть синонимом слова оғуз.

Этноним тюрк долгие века был общим названием многочисленных народов, удерживаемых в подчинении каганами и удельными князьями из рода Ашина при помощи тюркских орд. Но с ослаблением власти той или иной орды ее огузские племена, приобретая самостоятельность, объединялись друг с другом уже на конфедеративной основе, а не на условиях подчинения тюркютской орде. И поэтому этническое название тюрк, не соответствующее их новому положению, все чаще дополнялось, а со временем и вовсе замещалось другими словами. Отдельная конфедерация огузских племен иногда называлась по имени наиболее сильного племени, иногда для ее именования использовались термины оғуз или оқ с предшествующим определением, которое часто указывало лишь на число племен в конфедерации. Например, конфедерации из девяти и трех племен назывались соответственно иногда уйгурами и карлуками, а иногда токуз-оғузами – ‘девятью племенами’ и үч-оғузами – ‘тремя племенами’ [11, с. 578, 621; 13, с.69-70].

В 635 году, как только верховная власть хана в Западном Тюркском каганате стала ослабевать, а пять племен «дулу» и пять племен «нушиби» остались в его подчинении лишь формально, и даже стали управляться не потомками рода Ашина, а своими сородичами, их общим названием стало он оқ тюрк – ‘десятистрельные тюрки’. Объясняется это будто бы тем, что каждый местный начальник получил титул «шад», т. е. был приравнен к тюркютскому принцу крови, и каждому из них была вручена стрела, как символ власти [11, с. 367; 13, с. 238].

В X в., когда от былого единства и силы тюркютских орд мало что сохранилось, в степях, прилегающих к Аральскому морю, широкое распространение получил термин ғуз. В те годы даже места первоначального обитания гузов получили название «гузские степи» [15, с. 9]. Арабский путешественник Ибн-Фадлан, проезжавший эти степи зимой 921-922 гг., иронически написал о демократических порядках гузов так: «И управляет ими совет между ними. Но (только) пока они потратятся на что-либо или решатся на что-либо, приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и уничтожает то, на чем они уже сошлись» [16, с. 60].

Можно думать, что к тому времени термин оғуз в узком значении ‘народ’ использовался уже редко, оказавшись вытесненным другими словами, и чаще обозначал вольного скотовода. Это, в частности, должно было облегчить становление слова ғуз в значении этнонима.

В том же X веке гузы начали покидать родные степи, по утверждению Л.Н. Гумилева превратившиеся из-за продолжавшейся засухи в пустыню [9, с. 232-233]. Одна часть гузов, принявшая мусульманство и обычно именуемая своими единоверцами туркменами, сначала освоила территорию современной Туркмении, а позже, в XI веке, расселилась далее в Иран и Малую Азию, где стала называться турками-сельджуками.

Другая часть гузов, сначала отдалившись от мусульман на север, затем, после гибели Хазарского каганата, во второй половине X века приняла активное участие в дележе бывших владений хазарских тюрок к западу от Волги. В XI веке гузы, которых называли в русских летописях торками, расселились уже в причерноморских степях, во многих местах бывших кочевий печенегов, но вскоре и тех и других отовсюду стали вытеснять шедшие вслед за ними с востока кыпчаки/половцы. В 1116 году объединенные силы торков и печенегов два дня и две ночи бились у Дона с половцами, но, проиграв битву, окончательно уступили свои степи половцам и в дальнейшем перестали существовать как самостоятельные


______________________________________________________________

44

этнические образования [17, с. 62-63]. Уцелевшие от гибели и продажи в рабство торки и печенеги частью были, очевидно, инкорпорированы в свою среду кыпчаками/половцами, а непримиримую их часть приняли под свое покровительство соседи, в том числе русские князья, озабоченные укреплением своих границ со степью [17, с. 25].

В героическом эпосе туркмен их предки, огузы, распадались на ич-огузов – ‘внутренних огузов’ и таш-огузов – ‘внешних огузов’. Эти части огузов назывались также уч-ок – ‘три стрелы’ и боз-ок – ‘разломленные стрелы’, соответственно [15, с.15, 153]. В местах, где проживали гузы, на левом берегу низовьев Аму-Дарьи, есть современный туркменский город Ташауз, название которого считается происходящим от этнонима таш-огуз [15, с. 156].

Вышеупомянутые примеры убеждают, что термины (о)ғуз и оқ, во всяком случае, во времена тюркских каганатов и несколько позже, были весьма продуктивны в словотворчестве тюркоязычных народов и оставили свои следы во многих тюркских словах.

Таким образом, можно утверждать, что словосочетание ғуз-оқ имело значение ‘дом/род/племя (о)гузов’ или, говоря более развернуто, ‘община скотоводов, свободная от насильственного подчинения кому-либо и живущая по своим традиционным демократическим порядкам’. То есть и этим словосочетанием, и порожденными им промежуточными формами и, наконец, словом қазақ могли называть тех скотоводов, которые предпочитали вести рискованную самостоятельную жизнь, опираясь на веками наработанные традиции и порядки, взамен более спокойной и предсказуемой, но подневольной жизни под властью той или иной орды.

Видимо, не случайно среди степных народов, называвшихся общим именем тюрки, в X-XI веках появляются и все чаще упоминаются ғузы, также как несколькими веками позже, в XV-XVI веках, и приблизительно в тех же местах среди татаров обнаруживают себя қазақи/казаки. И в самом деле, широкое распространение обсуждаемых терминов и превращение их в этнонимы совпадает в первом случае с агонией и гибелью Хазарского каганата, а во втором – Большой Орды, которые были осколками соответственно Западного Тюркского каганата и улуса Джучи (Золотой Орды). Причем не только территории обоих государств, но и их столицы располагались приблизительно в одних и тех же местах.

В тех значениях, которые были указаны выше в п. 4, семантика термина қазақ имеет несомненное родство с семантикой словосочетания ғуз-оқ, а отмеченные там же в п. 2 и п. 3 время и место появления термина указывают на высокую вероятность возникновения этого словосочетания в среде гузов.

Позаимствовав словосочетание ғуз-оқ у гузов, говоривших на одном из огузских языков, и уже не различая в нем отдельных слов, кыпчаки воспринимали все словосочетание, как одно слово ғузоқ. В процессе адаптации к грамматическим нормам кыпчакского языка это словосочетание, в том числе, возможно, из-за частого его использования в виде ғузоқтар с применением аффикса множественного числа -тар, стало искажаться, в частности, превратившись в слово қазақ(тар).

Среднеязычное звонкое согласное «г» в начале слов огузских языков в кыпчакских языках систематически заменяется на глухие «к/қ» [18, с. 51]. Эта особенность подтверждается многими примерами: туркменским словам гел (приди), гөр (смотри), газак (казах), габак (веко), гонак (гость), гыз (девушка) соответствуют казахские – кел, көр, қазақ, қабақ, қонақ, қыз. Что касается заднеязычного «ғ», то он сохранился не во всех современных языках огузской группы, а в тех, где он есть,


______________________________________________________________

45

никогда не употребляется в начале слова. Поэтому в словосочетании ғуз-оқ звук «ғ» мог сначала в огузской языковой среде заменен на звук «г», а уже затем в кыпчакской – на звук «қ».

Если мы еще учтем стремление кыпчакских языков к уподоблению (гармонизации) гласных звуков смежных слогов, то кажется вполне правдоподобным, что под влиянием ударной гласной аффикса -тар гласные предыдущих слогов трансформировались в «а», дав искомое слово қазақ. Отметим также, что казахский язык, самый яркий представитель кыпчакских языков, мирится с наличием звука «о» лишь в первом слоге [18, с. 36].

Влияние словосочетания ғуз-оқ или некоторых промежуточных форм между ним и словом қазақ, возможно, нашло свое отражение в современных языках, например, в виде қозоқ на узбекском, газак – на туркменском и козак – на украинском. В известном древнерусском сочинении «Слово о полку Игореве» и в Ипатьевской летописи, описывающих события 1185 года, союзник половецкого хана Кончака именуется как Гъзак и Къзак. Не без оснований О. Сулейменов увидел в этих антропонимах собирательное имя, обязанное своим происхождением слову к(а)зак [19, стр.279]. Иногда в русских летописях этот же Гъзак/Къзак именуется как Коза Бурнович; а в более ранние годы есть записи об еще одном половецком хане по имени Коза или Козел Сотанович [17, с. 152, 163]. Причем в сочинении «Слово о полку Игореве», как заметил О. Сулейменов [10, с. 161], Гъзак говорит на одном из огузских языков, среди которых, как предполагалось нами выше, возникло исходное словосочетание ғуз-оқ.

Термин қазақ мог бытовать в Дешт-и Кыпчаке ранее нашествия монголов. Но, сосуществуя с более распространенными названиями народов, он, видимо, сначала использовался в качестве этнонима редко и по отношению к небольшим общностям людей. Как бы то ни было, слова қазақ/казак стали обозначать устойчивые, большие этнические образования только во времена заката Золотой Орды и после ее гибели, когда соответствующие народы стали вносить заметный вклад в события, происходившие в степях Дешт-и Кыпчака и по соседству, и постоянно упоминаться в исторических документах.

Литература 1 Самойлович А.Н. О слове «казак» // Сб. Казаки. Антропологические очерки.

– Вып. 2. – Ленинград, 1927. 2 Ибрагимов С.К. Еще раз о термине «казах» // Новые материалы по древней и

средневековой истории Казахстана. – Алма-Ата, 1960. 3 Благова Г.Ф. Исторические взаимоотношения слов казак и казах // Этнонимы.

– Москва, 1970. 4 Юдин В.П. К этимологии этнонима казах // Центральная Азия в XIV-XVIII

веках глазами востоковеда. – Алматы: Дайк-пресс, 2001. 5 Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. –

Алма-Ата, 1992. 6 История Казахстана (с древнейших времен до наших дней). В пяти томах.

Том 2. – Алматы: Атамура, 1997. 7 Байжолов Ə. Халқымыздың аты қалай қалыптасқан? // Қазақ əдебиеті. –

№4(835). – 27 январь. – 1967. 8 Əбдірахманов А. Қазақ сөзінің шығу төркіні // Қазақ əдебиеті. – №6(888). – 3

февраль. – 1968. 9 Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. – М.: Айрис-пресс, 2007.


______________________________________________________________

46

10 Сулейменов О. Аз и я / Собрание сочинений в 7 томах. – Т. 3. – Алматы, 2004.

11 Древнетюркский словарь. – Л.: Наука, 1969. 12 Марков Г.Е. Кочевники Азии. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1970. 13 Гумилев Л.Н. Древние тюрки. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. 14 Кононов А.Н. Родословная туркмен: Сочинение Абу-Л-Гази Хана

Хивинского. – М.-Л.: АН СССР, 1958. 15 Халык Короглы. Огузский героический эпос. – М.: Издательство «Наука»,

1976. 16 Ибн-Фадлан. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу, пер. и комм. под ред.

акад. И.Ю. Крачковского. – М.-Л., 1939. 17 Плетнева С.А. Половцы. – М.: Наука, 1990. 18 Современный казахский язык. Фонетика и морфология. – Алма-Ата: Изд-во

АН КазССР, 1962. 19 Сулейменов О. Язык письма (книга 2). – Т. IV / Собрание сочинений в 7

томах. – Алматы: Атамура, 2004.

Түйін Бұл мақалада лингвистикалық жəне тарихи-географиялық дəлелдер мен

деректерге негiзделіп, қазақ пен казак этнонимдарының оғұздық топтың түркі тілдерінің біреуінде «еркiн көшпелi мал өсіруші» мағынасын беретін сөз тіркесінен шыққаны туралы баға берілген.

Кілт сөздер: лингвистика, тарихи-географиялық, этнонимдер, қазақ, казак, сөз тіркесі, түркі тілдері, оғыз тобы.

Summary

In this paper on the base of linguistic, historical and geographical arguments and facts ethnonyms Kazakh and Cossack are proved to be originated from word combination meant «free nomadic cattleman» in one of Turkish languages of the Oguz group.

Keywords: linguistics, historical, geographical, ethnonyms, Kazakh, Cossack, phrase, Turkic languages, Turkic group.


______________________________________________________________

47

УДК 94(47).084.3

АМАНЖОЛОВА Дина Ахметжановна, заведующая кафедрой общественных наук

ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса», доктор исторических наук, профессор, город Москва, Российская Федерация.

[email protected]

ЕВРАЗИЙСКИЙ КОНТЕКСТ ИСТОРИИ ДВИЖЕНИЯ АЛАШ

Аннотация Евразийство как комплекс идей содержит богатый творческий потенциал для

анализа и решения многих важных проблем. При осмыслении истории народов Евразии наиболее продуктивно при этом опираться на фундаментальные факторы социально-культурного свойства, определявшие в разные исторические периоды облик и действия власти, стратификацию общества, взаимосвязи между его этноконфессиональными, экономическими, политическими, гендерными и иными субъектами общественного развития.

Ключевые слова: Евразийство, история народов Евразии, фундаментальные факторы, социально-культурное свойство, исторические периоды, облик и действия власти, стратификация общества, этноконфессиональные, экономические, политические, гендерные, субъекты общественного развития.

К тому же, евразийская парадигма зиждется на понимании, признании и

уважении фундаментального в прошлом и в современных условиях обстоятельства – перманентно растущей и динамичной по форме и содержанию культурной сложности социальных групп и отдельных личностей. Далее, взаимное пересечение и наложение культурных компонентов отдельных групп и индивидуумов в тех или иных конкретно-исторических условиях заставляет обратить внимание на тонкую нюансировку их мотивации и действий, солидарностей и лояльностей, противоборства и компромиссов. Основоположники евразийства показали пример такого подхода, отстаивая непреходящее по ценности единство в многообразии народов и культур европейско-азиатского геокультурного пространства [1].

Одной из базовых идентифицирующих и системообразующих сил в каждом обществе и для каждой личности (независимо от степени осознания и учета ими этого факта) являются прошлое и историческая память о нем. При этом каждое новое поколение снова усваивает, реконструирует и интерпретирует прошлое, отвергая в нем одно и возвеличивая другое. Современная историческая культура, особенно у молодежи, пополняется принципиально новыми качествами [2]. Применительно к истории национальных движений это становится особенно чувствительно в контексте развертывающихся на просторах бывшего СССР политических процессов, связанных с вовлечением новых поколений, не связанных переживаниями памяти и личным интеллектуальным, духовно-нравственным, коммуникативным опытом соработничества, взаимопомощи и компромиссов в негомогенном целом Российской и советской империи.

Евразийский контекст составляет неотъемлемую, органичную составляющую истории всех постсоветских стран, в т. ч. Казахстана. В частности, С. Кляшторный подчеркивает, что «история и культура тюркских народов Евразии неотделимы в последние века от истории и культуры России». Н.Е. Бекмаханова обращает


______________________________________________________________

48

внимание, что уже в XVIII и особенно в XIX вв. вследствие все более активного втягивания региона в общероссийскую экономику, участия казахов в важнейших военно-политических событиях Российской империи, а также усложнения форм социальной организации, медленного, но неуклонного перехода от кочевых к полукочевым и оседлым формам жизнедеятельности, интенсивного общения казахской элиты и ссыльных представителей русской демократической интеллигенции и других обстоятельств казахский этнос обретал новое качество развития в рамках мирового сообщества [3]. Принадлежавшие к разным этносообществам, социальные группы и конкретные люди организовывали собственную жизнь не только на основе культурной идентификации, а все больше руководствуясь общегражданскими (национальными), профессиональными, демографическими, гендерными и т.д., и т.п. интересами, ценностями и стереотипами.

В XX веке народы Евразии, объединенные в Российской империи, а затем в СССР, вынесли испытание четырьмя революциями. Регионы, подобные современному Казахстану, были средой достаточно активных транснациональных и межэтнических контактов, отличались неким территориальным социокультурным синтезом повседневных и политических практик. В свою очередь, выдвинувшиеся на авансцену политической борьбы лидеры и активисты становились таковыми самыми различными путями, в т. ч. вследствие ряда случайностей. При этом герои и участники Алаш прожили, пережили и во многом буквально проделали первые три – 1905-1907 годов, февральскую и октябрьскую 1917 года. Нам «досталась», надеюсь, последняя – конца 1980 – начала 1990-х годов. В истории движения Алаш евразийские аспекты кросс-культурных коммуникаций, борьбы интересов и компромиссов проявлялись практически постоянно. Среди них следует выделить колоссальную роль общих доминант и трендов российского политического процесса, в т. ч. неразделимость регионов по этнонациональным границам для «центра».

Среди базовых, фундаментальных ценностей евразийского единства народов, которые ярко демонстрируют биографии алашординцев, следует выделить следующие: патриотизм, преданность, верность и служение Родине; солидарный труд и обмен хозяйственным опытом; преемственность традиций и ценностей семьи, поколений, полиэтничной государственности; коллективизм и взаимовыручка; веротерпимость, межнациональный мир, защита малых народов, забота о младших и старших; общность социально-культурных ценностей и традиций: трудолюбие, героические подвиги предков и общая история, стремление к социальной справедливости и сильному государству, многовековой опыт конструктивного межкультурного взаимодействия, изобретательность и адаптивность, терпение, душевность, искренность, сострадательность и милосердие, открытость и кросс-культурная комплиментарность.

Немногочисленная казахская интеллигенция начала XX века, трудившаяся на ниве народного образования и просвещения, науки и литературы, социально-правовой сферы, закономерно стала тем критически мыслящим центром сосредоточения вековых надежд, устремлений и ценностных ориентиров, которые составляли существо духовной жизни казахского общества, выражали самые острые проблемы его жизнедеятельности. Как и другие национальные движения, Алаш «вписывало» этноспецифические задачи модернизации в объективные евразийские социально-политические и культурные процессы. Перенятые рядом тюркских деятелей на рубеже столетий буржуазные ценности (парламентаризм, партийность, демократия, право, собственность, личность и т.д.) в совокупности с их


______________________________________________________________

49

мусульманскими убеждениями породили своеобразный идеологический синтез, переплетение императивов западно-европейской и исламской цивилизаций, характерные для истории Евразии.

Просветительские инициативы будущих алашординцев, создание периодической печати, решительное включение в политическую борьбу в составе социалистических, либеральных, мусульманских организаций, партий и движений, уникальный по богатству и разнообразию опыт сотрудничества с многочисленными общественными деятелями, учеными и политиками дали замечательные плоды. Через попытку создать самостоятельную партию, через бурные дебаты в первой национальной газете «Казах», через короткий опыт парламентаризма и многотрудную практику защиты народных интересов в страшном 1916-м сформировался замысел и развернулась масштабная деятельность по созданию общенациональной партии как наиболее подходящего инструмента этнополитической консолидации общества.

Показательными примерами успешного развития научного, образовательного, социально-культурного и экономического направлений консолидации опыта, ресурсов, организаций служат деятельность представителей Алаш в составе Российского географического общества, российских политических партий, Государственной Думы, сотрудничество с сибирскими областниками, общероссийскими мусульманскими объединениями, этнополитическими структурами в 1917-1920 гг. и др.

Евразийский потенциал межкультурных взаимодействий весьма продуктивно реализовали в крайне сложных условиях революции и Гражданской войны так или иначе связанные с алашординцами член Туркестанского комитета Временного правительства О.А. Шкапский, лидер оренбургского казачества А.И. Дутов, министр «туземных дел» в Сибирской областной автономии М.Б. Шатилов, руководители казахстанской организации большевиков в 1921-1925 гг. Г.А. Коростелев и В.И. Нанейшвили, большевик Т. Рыскулов, да и сами лидеры Алаш А. Букейханов, Дж. Досмухамедов, А. Байтурсынов и др.

Блестящий образец евразийской культуры и толерантности являет лидер движения Алаш Алихан Букейханов. Великолепное знание родной истории и культуры, а также русского языка, публицистики и литературы, в т. ч., конечно, западной, общий культурный подъем в стране сформировали в нем глубокое уважение к русской культуре и стремление использовать ее достижения для прогресса казахов. А. Букейханов никогда не был ксенофобом (в т. ч. в личной жизни) и четко разводил политику власти во всех ее неприглядных проявлениях и сам народ – русских и другие этносы. Примеров тому масса: восхищение декабристами и другими борцами за свободу и демократию в России, законодательные и социальные инициативы (особенно знаменитая Каркаралинская петиция 1905 года, законопроекты и запросы по вопросам избирательных прав, образования и земельной политики, призыва т. н. инородцев в армию), самая черновая и бескорыстная работа с тыловиками в 1916-1917 гг., призыв к миру между казахами и русскими в 1917 году, бережное отношение к молодежи, поддержка ее стремления к науке и знанию.

Ценнейший опыт создания эффективных структур управления, согласование бесчисленных политико-правовых нюансов взаимодействия с разнонаправленными внутренними и внешними политическими силами, формирования патриотической бюрократии – не только сами задачи, которые в чрезвычайных условиях решали А. Букейханов и его единомышленники, но и опыт их осуществления сегодня, в связи с


______________________________________________________________

50

переходом на новый уровень евразийской интеграции России, Казахстана и Белоруссии, остаются весьма востребованными. Как свидетельствует история Алаш, основные методы – научный и системный подход, учет мирового и национального опыта, открытость к диалогу и компромиссу, образование, СМИ, кропотливая всесторонняя работа с молодежью по формированию у нее политической культуры и правовой грамотности, законопослушности, ответственной гражданской инициативы и самодеятельности, уважения к опыту и мнению старших.

Вся многовековая история сотрудничества и взаимодействия народов Евразии, их политических институтов и факторов подтверждает близость и объективно обусловленную потребность в совместном решении злободневных задач социально-экономического прогресса, безопасности, благополучия и конкурентоспособности сообществ и их элит. История Алаш и опыт ее лидеров, отражающие сложнейшие перипетии революционного Ответа народов Евразии на Вызов модернизации XX века, позволяют сделать некоторые актуальные для будущего наших стран выводы.

Безусловными приоритетами жизнедеятельности народов Евразии являются социально-политическая стабильность, базирующаяся на высокой культуре и гражданской ответственности всех институтов и факторов государств и обществ, этноконфессиональная толерантность, демократическое право, свобода и безопасность личности, признание объективно и неостановимо растущей культурной сложности людей и обществ, постоянное «научение» компромиссу, готовности к парадоксам, адаптивности к стремительно меняющимся внутри- и внешнеполитическим обстоятельствам развития.

Высокая культура власти возможна лишь на основе высокого уровня образования и культуры всего общества, причем судьбоносным является духовно-нравственный базис бюрократии. Сильная власть невозможна без гражданского общества, а оно создается там и тогда, когда применяются не авторитарные, а демократические способы обсуждения его проблем, особенно через СМИ и уважение к общественному мнению. Устойчивое государство немыслимо без межпоколенческой (не родовой, не этнической, не имущественной) – именно культурной преемственности, в частности, в подготовке и деятельности бюрократии.

Власть и общество не имеют права допускать сегрегацию культурных ценностей, пространства, среды обитания, продуктов питания, бытовых, медицинских, образовательных, досуга и прочих услуг на основе социальных (клановых, имущественных, административных и пр.) различий. Эффективная власть обеспечивается при сбалансированном соединении двух сторон: национальной и лучших образцов мировой политико-правовой культуры.

Культура власти предполагает культуру компромисса и толерантность как внутри самой власти, так и в ее внутренней и внешней политике. Власть не должна быть самоцелью для политика.

Сегодня очевидно, что культура многослойна, и каждый человек одновременно принадлежит к разным ее слоям. В начале XX века это обстоятельство, далеко не всегда осознаваемое, наиболее удачно использовали именно те представители этноэлит Евразии, которые имели высокий нравственный и интеллектуальный потенциал, остро чувствовали и понимали свою ответственность за многотрудное достижение мира и согласия между социальными, культурными и иными стратами общества, честно исполняли свой долг перед народом. Все большее число людей ныне используют свою культурную отличительность для индивидуальных и коллективных целей, обозначают себя в культурно-историческом аспекте.


______________________________________________________________

51

Остановить рост культурной мозаичности людей и обществ вряд ли возможно, да и непродуктивно. Признанное многообразие без жесткого предписания делить всех граждан по членству в единственных группах не ослабляет, а укрепляет целостность общества [4, с. 234-253]. В постсоветских государствах особенно остро воспринимается возрастающая степень транскультурного контекста, в котором мы живем, объективно складывающаяся смешанная и множественная идентичность.

Это, наряду с богатством исторически заданного культурного ландшафта Евразии – не обреченность, а важное достижение, которое можно и должно использовать во благо обществ и всех граждан наших стран.


1 Вернадский Г.В. Начертание русской истории. – М., 2002; Трубецкой Н.С. История, культура, язык. – М., 1995; Савицкий П.Н. Континент Евразия. – М., 1997; Русский узел евразийства // Восток в русской мысли. Сборник трудов евразийцев. – М., 1997; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М., 1989; Его же. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. – М., 1993.

2 Хаттон П. История как искусство памяти. – СПб., 2003; Молдобаев К.К. Этносоциальная память как форма сохранения и передачи национальной идентичности // Путь Востока. Культурная, этническая и религиозная идентичность. Материалы VII Молодежной научной конференции по проблемам философии, религии, культуры Востока. – Серия «Symposium». – Вып. 33. – СПб., 2004. – C.18-22; Савельева И.М., Полетаев А.В. Знание о прошлом: теория и история. – В 2 т. – СПб., 2006; Образы времени и исторические представления: Россия – Восток – Запад. – М., 2010; Калинин И. Ностальгическая модернизация: советское прошлое как исторический горизонт // http://www.polit.ru/institutes/2011/02/28/nostalgirnizatsiya.html (дата обращения: 3.03.2011); Тишков В.А. Новая историческая культура. – М., 2011.

3 Кляшторный С. «Великий Туран» или национальная обособленность // Столичное обозрение. – 1998. – 17 июля. – С. 4; Бекмаханова Н.Е. Россия и Казахстан в освободительном движении: Последняя четверть XVIII – первая половина XIX в. – М., 1996; Ее же. Государственное законодательство и народы России // Российская многонациональная цивилизация. Единство и противоречия. – М., 2003. – С. 21-81; Присоединение Казахстана и Средней Азии к России (XVIII-XIX века). Документы. Автор-составитель Н.Е. Бекмаханова. – М., 2008.

4 Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. – М.: Наука, 2003.

Түйін

Еуразияшылдық идеялар кешені ретінде көптеген маңызды мəселелерге талдау жасауға жəне оларды шешуге бай мүмкіндік береді. Еуразия халықтарының тарихын ой елегінен өткізу барысында əртүрлі тарихи кезеңдердегі биліктің бейнесі мен іс-əрекеттерін, қоғамның ерекшеліктерін, оның этноконфессиялық, экономикалық, саяси, гендерлік жəне қоғамдық дамудың басқа да бірліктерімен өзара байланысын анықтайтын негізгі əлеуметтік-мəдени қасиеттеріне сүйену аса пайдалы.

Кілт сөздер: Еуразияшылдық, Еуразия халықтарының тарихы, негізгі факторлар, əлеуметтік-мəдени сипат, тарихи кезеңдер, биліктің бейнесі мен іс-əрекеті, қоғамның бірлесуі, қоғамдық дамудың этноконфессиялық, экономикалық, саяси, гендерлік бірліктері.


______________________________________________________________

52

Summary Eurasianism as a set of ideas provides a rich creative potential for the analysis and

solution of many problems. In understanding the history of the peoples of Eurasia, the most productive at the same time build on the fundamentals of social and cultural properties defined in different historical periods, appearance and actions of the government, the stratification of society, the relationship between its ethnic and religious, economic, political, gender, and other subjects of social development.

Keywords: Eurasianism, the history of the peoples of Eurasia, the fundamental factors, socio-cultural characteristics, historical periods, the appearance and actions of the government, the stratification of society, ethnic and religious, economic, political, gender, subjects of social development.

УДК 94(575.1)

БАБАЯРОВ Гайбулла, КУБАТИН Андрей, Институт востоковедения имени Абу Райхана Беруни Академии наук

Республики Узбекистан, город Ташкент, Республика Узбекистан. [email protected], [email protected]

ДРЕВНЕТЮРКСКИЕ ТИТУЛЫ В ЭПОХУ ДО ТЮРКСКОГО КАГАНАТА

Аннотация

Время появления древнетюркских титулов и терминов на исторической арене, а также их фиксации в письменных источниках, являются одними из актуальных проблем не только истории Тюркского каганата (552-744), но и всех тюркских народов. Как известно, в китайских хрониках «Ши цзи» и «Хань шу» в связи с государственным объединением Сюнну (хунов, Hsiung-nu) были зафиксированы титулы и термины, относящие ко II веку до н.э., многие из которых были интерпретированы исследователями на древнетюркской основе. Однако, круг сторонников этого мнения не так широк. Это объясняется во многом недостаточной аргументацией, приводимой некоторыми исследователями по этому поводу, а также дискуссией по поводу лингвистической принадлежности сюнну, продолжающейся до сих пор в научных кругах.

Ключевые слова: древнетюркские титулы, письменные источники, история Тюркского каганата (552-744), тюркские народы, китайские хроники.

Некоторые исследователи интерпретируют на основе древнетюркского языка

также имена (точнее титулы и эпитеты) гуннов и других племенных объединений, связанных с ними общностью происхождения, зафиксированных византийских и западноевропейских (латиноязычных) источниках V-VI вв. н.э. В то же время, по отношению к данной точке зрения мы можем наблюдать отношение, схожее с вышеупомянутым. Схожая тенденция характерна и для упомянутых в китайских хрониках имен и титулов правителей сянь-би, жуань-жуаней (авар). Отсутствие подробных сведений в вышеупомянутых источниках, односторонность подходов, применяемых в решении данной проблемы, стали основным препятствием тому, что точка зрения о тюркском происхождении титулов, употреблявшихся в государственных объединениях сюнну (хунов), гуннов, сяньби и других этносов в эпоху до Тюркского каганата, не были серьезно восприняты учеными, в особенности, западными исследователями. Таким образом, единственно


______________________________________________________________

53

господствующей в научных кругах точкой зрения стало мнение о том, что древнетюркские титулы появились на исторической арене именно в эпоху Тюркского каганата.

Действительно, с появлением Тюркского каганата на исторической арене древнетюркские титулы и другие термины в значительном количестве начали упоминаться, прежде всего, в китайских хрониках, источниках на греческом, армянском, согдийском и бактрийском языках (посл. четв. VI – 40-е гг. VII в.), а затем древнетюркских стелах и надписях, текстах на пехлеви, тибетских документах и других источниках (нач. VIII – IX в.). Кроме того, на выявленных нами в последнее время согдоязычных монетах Западно-Тюркского каганата (посл. четв. VI – 1-пол. VIII в.) и на монетах других тюркских династий региона с легендами на пехлеви, согдийском и бактрийском письмом, заняли место около 10 древнетюркских титулов. К примеру, с древнетюркскими титулами чеканили монеты, правившие в VII – VIII веках династии Чачских Тегинов (Ташкентский оазис), Чачских Тудунов, Тутуков Ферганы, тюрко-согдийские династии Согда, Тохаристанские ябгу и Тегин-шахи Кабула. Вкратце можно сказать, что в эпоху Тюркского каганата общее число титулов и эпитетов достигало около 100 и происхождение их подавляющего большинства можно интерпретировать на тюркской основе.

Итак, каким образом можно объяснить подобное положение? Какие предпосылки имелись для того, что древнетюркские титулы в эпоху до Тюркского каганата не слишком много упоминаются в источниках, но массово появляются в них в эпоху Каганата? Имеются ли монеты с древнетюркскими титулами в легендах, которые чеканены в эпоху до появления Тюркского каганата на исторической арене? В каких источниках эпохи до Тюркского каганата встречаются древнетюркские титулы? Первым, что приходит на ум в связи с поставленной проблемой, являются именно эти и подобные им вопросы.

В действительности, сведения письменных источников на различных языках и вновь найденный материал позволяют высказать следующие мнения по поводу древнетюркских титулов в эпоху до Тюркского каганата:

1) Как известно, первым государственным объединением, создание которого большинство исследователей связывают с тюркскими этносами, было государство хунов (сюнну) [1]. Данное политическое объединение уже на первых порах имело свою четкую иерархию и систему титулов [2]. Государственное устройство хунов, их лексика, в том числе и титулы, зафиксированные в виде транскрипций, нашли свое отражение в китайских хрониках «Ши цзи» («Исторические записки») и «Хань шу», являющихся единственными письменными источниками по данному вопросу [3].

Так, в хронике «Ши цзи» Сыма Цян приводит следующее краткое описание политической структуры сюннуского общества:

«При Маодуне сюнну небывало усилились, покорили всех северных варваров, а на юге образовали государство, равное по силе Срединному государству, поэтому переходы власти от одного правителя к другому и названия государственных чинов [с этого времени] можно выяснить и изложить.

Ставятся левый и правый сянь-ваны (букв. мудрый ван); левый и правый лу-ли-ваны; левый и правый великий военачальник; левый и правый великий ду-вэй; левый и правый великий дан-ху; левый и правый гу-ду-хоу. Сюнну называют мудрого «ту-ци», поэтому старший сын [шань-юя] называется левым ту-ци-ваном. От левого и правого сянь-ванов до дан-ху, сильных, имеющих десять тысяч всадников, и слабых, имеющих несколько тысяч [всадников], - всего двадцать четыре начальника, для которых установлено звание – вань-ци. Все сановники занимают должности по наследству…


______________________________________________________________

54

Левый и правый гу-ду-хоу помогают [шань-юю] в управлении. Каждый из двадцати четырех начальников также сам назначает тысячников, сотников, десятников, небольших князей, главных помощников, ду-вэев, дан-ху и це-цзюев» [4].

При этом, как отмечает В.С. Таскин, в социальной лестнице, приводимой Сыма Цянем, отсутствует верхняя ступень, на которой стоял шань-юй, таким образом, нарушая полноту и стройность изложения. Однако, этот пробел дополняют сведения «Хань шу», в котором имеется следующий очень интересный отрывок, отсутствующий в «Ши цзи»:

«Шань-юй происходит из фамилии Лю-ань-ди. В их государстве его именуют «Чэн-ли гу-ду шань-юй». Сюнну называю небо – чэн-ли, а сына называют – гу-ду. [Слово] шань-юй означает «обширный» и показывает, что носитель этого титула обширен подобно небу» [5].

Описание Сыма Цяна дополняется также следующим сведением Фань Е: «Среди крупных сановников наиболее знатными считались левый сянь-ван, а за

ним левый лу-ли-ван, правый сянь-ван и правый лу-ли-ван, которых называли четырьмя рогами. Далее шли левый и правый жи-чжу-ваны, левый и правый вэнь-юй-ти-ваны, левый и правый чжань-цзян-ваны, которых называли шестью рогами. Как те, так и другие являлись сыновьями или младшими братьями шань-юя и становились шань-юями по старшинству.

Среди крупных сановников, не относившихся к роду шань-юя, имелись левый и правый гу-ду-хоу, за которыми следовали левый и правый ши-чжу гу-ду-хоу и прочие чиновники, называемые жи-чжу, це-цзюй и дан-ху, положение которых определялось степенью влияния и количеством подчиненных им людей» [6].

Самую верхнюю ступень иерархии хунов занимал титул шаньюй, интерпретация которого до сих пор является спорной. Э.К. Пуллиблэнк, основываясь на древнем чтении титула шань-юй как *dān-γwāγ, восстанавливает его в форме darxan/tarxan [7]. Подобной интерпретации данного титула придерживаются и некоторые исследователи, в том числе и А.В. Дыбо, которая приводит его предположительное чтение для периода Западная Хань в форме *tān-wa, считая, что финалью -n передано конечнослоговое –r [8]. В отличие от них Дж. Клосон, основываясь на древнем чтении иероглифов, восстанавливает титул шаньюй в форме *davğu следующим образом: shan-yü = ∂ịan > źịan – gịwo > ju. Исследователь считает слово davğu самой древней формой данного титула, который в дальнейшем приобрел форму yavğu (yabγu) [9]. Подобной точки зрения придерживается также Х.В. Бэйли, который восстанавливает данный титул как źiän-jiu / d’ian-giwo < źiän-jiu = ðabğu < yabğu [10]. Другой точки зрения по поводу интерпретации титула шань-юй придерживается узбекистанский синолог А. Ходжаев. Исследователь на базе словаря китайского языка «Ханьюй дацзыдянь» и справочника древних произношений иероглифов «Ханьцзы гуинь шоуцэ», приводит древнее чтение полного титула верховного правителя хунов чэн-ли гу-ду шань-юй в форме cheng-li ku-dia tan-yi и восстанавливает его как тангри куту тангри (täŋri qutu täŋri). На основании этого А. Ходжаев считает, что слово шань-юй (др. кит. tan-yi), восстанавливаемое им как тангри, является сокращенной транскрипцией хунского титула тангри кут [11].

Учитывая, что упомянутые выше исследователи для одних и тех же иероглифов, использовавшихся для транскрипции данного титула, приводят различные чтения, вопрос о том, какой титул скрывается под этой транскрипцией до сих пор остается дискуссионным. Хотя, ни одна из вышеупомянутых точек зрений не является общепризнанной, но наш взгляд, более приемлемой является та, согласно которой титул шань-юй можно восстановить как yabγu. В пользу этого можно привести следующие доводы. Во-первых, во многих древних кочевых объединениях древности и раннего


______________________________________________________________

55

средневековья самым высшим титулом был титул yabγu [12]. Во-вторых, в истории не известны факты, когда титул, стоящий на самой вершине иерархической лестницы, в данном случае tarqan, опускался на ее одну из самых низших ступеней. В-третьих, в письменных источниках нет сведений о том, что обладатель титула tarqan когда-либо занимал высшую ступень иерархии, т. е. был главой государства, и, как известно, личности с данным титулом не относились к правящему роду. В-четвертых, по мнению некоторых исследователей, титул tarqan начал использоваться только с эпохи То-ба (Tabγač) (386-557) [13]. В-пятых, по мнению А.Н. Бернштама термин дагян, употреблявшийся у усуней в значении «чиновник», как и позднейшее китайское дагань, является ни чем иным, как транскрипцией тюркского термина tarxan (tarqan) [14]. Таким образом, мы имеем наиболее раннюю транскрипцию титула tarqan, которая упоминается одновременно с титулом шаньюй, и это еще раз может служить контраргументом против отождествления титулов шаньюй и tarqan. В-пятых, восстанавливать этот титул как täŋri, также очень дискуссионно. Т.к. известно, что китайцы всегда для передачи слова тенгри использовали транскрипции чэн-ли и тян-ли, а также повторение одного и того слова дважды в одном и том же титуле противоречит логике.

Следует отметить, что некоторые ученые отождествляют с титулом yabγu титул си-хоу, упоминаемый в китайских хрониках наряду с титулом шань-юй и обладатель которого, по мнению Ю.А. Зуева, не входил в династийную структуру собственно сюнну (хунов), а возможно, был представителем многочисленный юечжийской диаспоры – автономии в объединении сюнну [15]. Однако, некоторые исследователи считают, что титул си-хоу (hsi hou) является китайским, и не связан с титулом yabγu [16]. Это предположение возможно и верно, если учесть, что в ранних китайских хрониках титулы кочевых этносов Центральной Азии в большинстве случаев давались в переводе. Однако, Г. Дёрфер считает, что титул yabγu передавался в китайских хрониках при помощи трех транскрипций – шань-юй, си-хоу и ше-ху [17].

Титул ху-ю, упомянутый в «Хань шу», по мнению Э.К. Пуллиблэнка, по-видимому, являлся вторым высшим титулом у хунов после шаньюя [18]. Данный титул зафиксирован в «Хань шу» в качестве титула наследника шаньюя, где излагается эпизод о том, что титул левого сянь-вана, т.е. левого ту-ци-вана, при дворе хунов сочли несчастливым, и вследствие этого он, вопреки обычаю, достался другому лицу [19]. Э.К. Пуллиблэнк, на основании древнего чтения титула hu-yü как h̑ouˋ-h̑i̯ou, восстанавливает его в форме *h̑wax-h̑wāh или *wax-wa. По его мнению, оно передает сюннуское *γаγā или *γʷаγʷā и связано с древнетюркским титулом qaγan. Эта точка зрения нашла свое отражение также в трудах других исследователей [20]. Однако, мнение Э. Пуллиблэнка относительно титула ху-ю, подверглось справедливой критике Г. Дёрфера, отметившего, что сюннуское *γаγā не совсем хорошо соответствует древнетюркскому титулу χaγan (qaγan), и где конечное -n, имеющееся в древнетюркском [21]. Чтение иероглифов, которыми передан титул ху-ю для периода Западная Хань, когда он был зафиксирован, в форме w(h)āk/whrāk-wa, указывают на фонетическую близость с хот.-сак. hāha «официальный титул, возможно кит.», hauka «официальный титул» а также на возможную связь с хот.-сак. rūkya ‘официальный титул’ [22]. Данный факт, а также вышеупомянутое замечание Г. Дёрфера, указывают на необоснованность отождествления титула ху-ю с титулом qaγan. Все это позволяет говорить о том, что транскрипцией ху-ю в китайских хрониках передан не титул qaγan, а какой-то другой.

В китайских хрониках в качестве титула супруги шаньюя зафиксирован термин янь-чжи (или же è-dĭ). Данный титул К. Ширатори отождествлял со словом asi-aši


______________________________________________________________

56

«жена», имеющимся в языках тунгусской группы. В.А. Панов же, напротив, видел в нем несомненную передачу тюркского ач или аш – «женщина; супруга; жена» или ӓпчи/ӓбчи в значении «жена; супруга; хозяйка» [23]. Э.К. Пуллиблэнк, основываясь на древнем чтении иероглифов, передающих данный титул, как at-tci̯e<*at-tēh, отождествлял его с древнетюркским титулом qatun/xatun [24]. Подобной интерпретации придерживается также А.В. Дыбо, которая приводит транскрипцию данного титула с учетом произношения для эпохи Западная Хань в форме γāt-tə̄j [25].

В «Хань шу» упоминается также наличие у хунов титула ту-ци, принадлежавшего левому и правому сянь-ванам. Этот титул, традиционно интерпретируется как др. тюрк. tegin ‘принц’ [26]. А.В. Дыбо, на основании произношения иероглифов для эпохи Западная Хань, восстанавливает как dā-grjəj и считает, что фонетически маловероятно интерпретировать титул ту-ци как tegin, и для его объяснения предлагает привлечь тюрк.*dogro: др. тюрк. doγrï, тур. doğru, аз., гаг., турк. doγru, хор. dō(γ)rə, тув. doora «прямой, честный, законный», как это сделал в свое время Г. Шлегель, или же сравнить его с др. тюрк. титулом toγrul «сокол» [27]. Однако, учитывая, что титул янь-чжи на основании транскрипции γāt-tə̄j, восстанавливается как xatun/qatun, конечный -n которого в древнекитайском передан финалью -j, транскрипцию титула ту-ци – dā-grjəj, более приемлемо восстанавливать как хун.*dӓg(r)in, т.е. др. тюрк. tegin «принц», а не как тюрк.*dogro.

Таким образом, несмотря на то, что в китайских хрониках большинство титулов хунов даны либо в виде переводов, либо приведены их соответствия в номенклатуре китайской иерархии, незначительная их часть все же приводится в виде транскрипций. Среди них, по мнению большинства исследователей, с уверенностью можно восстановить такие древнетюркские титулы как yabγu, qatun и tegin, которые в дальнейшем широко употреблялись в системе титулов последующих тюркских государств. Кроме них, переводами военных должностей хунов можно считать звание 24 крупных военачальников вань-ци (букв. «десять тысяч всадников») – звание, которое как отметил В.С. Таскин, соответствует термину «темник» [28], а также звания, назначаемых вань-ци более мелких военачальников, упомянутых под терминами тысячники, сотники и десятники [29]. Возможно, что под ним упомянуты активно употреблявшиеся в тюркских государствах военные титулы, как tümänbašï, biŋabašï, yüzbašï, onbašï.

Следует отметить, что в источниках на латинском и греческом языке зафиксированы ряд имен европейских хунов (гуннов), некоторые из которых можно связать с древнетюркскими титулами и эпитетами. Так у Приска (448 г.) имя жены Атиллы упоминается в форме Κρεϰα/Ρεϰαν/Ηρεϰαν, а имя его дяди в форме Ὠηβάρσιος. В. Банг восстанавливает эти имена как др. тюрк. *arïγ-qan ‘чистая/красивая княжна’ и *oy bars ‘лиса’ соответственно [30]. У Прискуса зафиксировано имя Αµίλζουροι, которое исследователи считают измененным от *Αλπιλζουροι > Αµιλζοροι и интерпретируют его как др. тюрк. alp el čor. Титул čor в форме τζούρ/ζούρ зафиксирован также в таких гуннских именах, как Κουαρτζιτζούρ, Ε̉λµινζούρ, Ούλτίνζουροι [31]. В греческих источниках зафиксированы также имена представителей савиров ’Ιλιγερ и Κούτιλζις (ок. 555 г.), которые исследователи восстанавливают в форме *ilig-еr и *qut-elči [32]. Кроме то в них под именем ’Αϊγάν упоминается командир кавалерии в армии Белисариуса. Данное имя исследователи связывают с др. тюрк. ay-xan/ay-qan [33].

2) Заслуживает внимания такой интересный факт, что в документах государства Крорайна в Восточном Туркестане, относящихся главным образом к III-IV вв. н.э., встречается термин ogu, означавший высший пост в крорайнской администрации.


______________________________________________________________

57

Функции этого чиновника во многом совпадали с функциями обладателя древнетюркского титула ögä, что позволило некоторым исследователям отождествить ogu с ögä [34]. Этот факт позволяет говорить о наличии титула ögä в системе управления уже в ту эпоху. Хотя государство Крорайна по этническому признаку было индийским, оно долгое время находилось под контролем государства Хунов. Исходя из этого, можно предполагать, что термин ogu тождественен титулу ögä, который, скорее всего, был заимствован из языка хунов, и возможно, имелся в их системе титулов, но это не нашло своего отражения в письменных источниках той эпохи.

3) Уместно отметить, что китайские хроники приводят подробные сведения об иерархической системе только государства хунов и Тюркского каганата, а относительно иерархии государств, существовавших в Центральной Азии в промежутке между ними, подобных сведений не имеется, а лишь упоминаются отдельные титулы в связи с тем или иным событием. Это в основном титулы, нашедшие свое отражение в системе титулов Тюркского каганата. Именно в период, который последовал за распадом государства хунов, в китайских хрониках начинают упоминаться ряд древнетюркских титулов, прежде не встречавшихся в них и чья интерпретация не вызывает сомнения.

В этот период в китайских хрониках впервые упоминается титул qaγan, который вытеснил в дальнейшем титул шаньюй [35], и качестве титула верховных правителей употреблялся в течение столетий в ряде тюркских и нетюркских государств. По мнению К. Ширатори, титул qaγan впервые упомянут в китайских хрониках в связи с сяньбийским племенем цифу. Это подтверждается зафиксированной в китайских хрониках легендой о мальчике по имени Хэгань, найденным чудесным образом представителями кочевьев – жуфусы, чулянь и чилу у гор Да Иньшан и воспитанного стариком из кочевья цифу, не имевшим сыновей. Согласно легенде, четыре кочевья, т.е. цифу, жуфусы, чулянь и чилу, выдвинули Хэганя на пост общего правителя, назвав его Цифу кэхань тодо мохэ. Согласно хроникам, в дальнейшем один из его потомков Юлинь в начале эры Тай-ши (265-274 гг.) переселился во главе пяти тысяч дворов к границам Ся [т.е. Китая] [36]. К. Ширатори считает, что посколько деятельность Юлиня связано по времени с эрой правления Тай-ши, его прародитель Хэгань, получивший титул qaγan, должен был жить либо в конце Поздней династии Хань (25-220 гг.), либо в период Троецарствия (220-280 гг.), а значит, данный титул существовал у сяньбийцев уже в ту эпоху [37].

Приблизительно в то же время титул qaγan зафиксирован в китайских хрониках в связи с туюйхунями, которых китайские историки относили к этнической группе сяньби [38]. В «Сун шу» приводится рассказ о том, что у сяньбийского вождя Илоханя было два сына – Туюйхунь и Жологуй. Суть его состоит в том, что при жизни Илохань выделил Туюйхуню семьсот семей, и тот после смерти отца во главе отдельного кочевья жил рядом с Жологуем, который наследовал власть. Однажды весной лошади двух поколений подрались и покалечили друг друга. Жологуй послал к Туюйхуню гонца, упрекая его в происшедшей между лошадьми драке, и спрашивал, почему он не пасет лошадей подальше от него. Решив откочевать, Туюйхунь двинулся на запад.

Жологуй, раскаявшись, отправил к нему Иналоу с просьбой вернуться обратно. Туюйхунь ответил Иналоу, что он откочевывает из-за лошадей, которые, по-видимому, подрались по воле Неба. «Если вы сможете заставить лошадей повернуть на восток, я последую за ними». На это Иналоу сказал: «Чу кэ-хань», что значит в переводе на китайский язык «Эр гуань-цзя» («эр» – слово, выражающее согласие, а «гуань-цзя» соответствует понятию «правитель, император») [39]. Как отмечает В.С. Таскин, Жологуй брат Туюйхуня умер в возрасте 65 лет в 8-м году эры правления Сянь-хэ (333 г.) при восточноцзиньском императоре Чэн-ди. Отсюда легко вычислить, что он


______________________________________________________________

58

родился в 269 г., и, следовательно, титул кэ-хань (qaγan) употреблялся у сяньби в 269-333 гг. [40]. Однако, как можно судить из сведений китайских хроник, правители туюйхуней на практике официально использовали два титула шаньюй и qaγan, из которых, как считает В.С. Таскин, первый является тюркским, а второй сяньбийским [41]. Согласно хронике «Вэй шу» первым из правителей туюйхуней прозвище кэ-хань (qaγan) присвоил себе Куалюй. В ней же отмечается, что «сидел он (т.е. Куалюй) на золотой, украшенной львами лежанке, свою жену называл кэ-цзунь (катунь)…» [42]. В названии супруги правителя туюйхуней, отмеченном уже в «Чжоу шу», ряд исследователей усматривают древнетюркский титул qatun [43].

Таким образом, можно сделать заключение, что уже у туюйхуней, во всяком случае, имелись титулы qaγan и qatun. Известно, что Куалюй вступил на престол после смерти Фулянчоу, последовавшей не ранее 525 года [44]. Таким образом, можно говорить о наличии приблизительно с этого времени обоих упомянутых выше титулов в системе управления туюйхуней. Если относительно титула qaγan это не вызывает сомнения, то относительно титула qatun, исходя из сведений «Чжоу шу» [45], можно сказать, что он вошел у них в употребление в IV веке.

Примерно в то же время, что у туюйхуней, в китайских хрониках в связи племенем то-ба (табгач) и основанной им династией Тоба Вэй (V–VI вв.) в форме кэ-хань и кэ-сунь зафиксированы титулы qaγan и qatun [46]. В отличие от первых, у тоба зафиксирован в качестве компонента имен их принцев термин, отождествляемый рядом исследователей с древнетюркским титулом tegin, что наглядно подтверждается древним чтением иероглифов, использованных для транскрипции этого титула: ПДК ḍ(h)ɨk ghɨn [47]. По мнению Г. Дёрфера этот титул, по-видимому, был заимствован то-ба от жуань-жуаней (аваров) [48]. Следует отметить, что титул тегин зафиксирован с эпитетом в форме у-лэй чжи-цин, который восстанавливается исследователями как urï tegin [49]. Кроме упомянутых выше титулов, некоторые исследователи отмечают наличие у то-ба также титула tarqan, вошедшего в обиход, начиная с данной эпохи (386-557) [50]. Все это позволяет говорить о наличи у то-ба титулов qaγan, qatun, tegin и tarqan, широко употреблявшихся в иерархической номенклатуре Тюркского каганата.

Кроме этого в китайских хрониках в связи с династией То-ба Вэй зафиксированы также такие названия должностей, как кe-bo-chen, bi-de-chen, xian-chen, hu-luo-chen, che-hui-chen, которые восстанавливаются П. Будбергом в форме qapaγčïn («привратник»), bitäkčin («писец, канцелярист»), yamčïn («служащий почтовый станции»), quraqčïn («оруженосец»), yarγučïn («судья») [51]. В данных терминах можно увидеть транскрипции таких употреблявшихся в Тюркском каганате названий должностей, как капыгчи, битигчи, ямчи, коругчы/корчы, яргучы. При этом древнее чтение иероглифов, использованных для транскрипции термина яргучы – ṫśiät-γuâì-ṫśiĕn, позволяет восстанавливать его более архаичную форму – tergučin, параллель которой можно увидеть на примере употребляемого в узбекском языке слова tergåvči «следователь». Все упомянутые выше термины являются в грамматическом отношении именами деятеля образованные при помощи суффикса – čïn/čin, который является соответствием идентичного древнетюркского суффикса -čï/či [52]. Таким можно предположить, что вышеупомянутые термины являются заимствованиями из древнетюркского языка, адаптированные под монгольские языковые нормы, что вполне естественно, учитывая точку зрения о монгольском или смешанном тюрко-монгольском происхождении тоба.

4) Непосредственным политическим предшественником Тюркского каганата был каганат Жуань-жуаней, в подчинении которого определенное время находились тюрки. Следует отметить, что у жуань-жуаней наблюдается большее разнообразие и


______________________________________________________________

59

количество титулов по отношению к вышеупомянутым политическим объединениям, которые существовали в промежутке от государства Хунов до Тюркского каганата. Обратив внимание на следующие сведения из хроники «Вэй шу»: «По обычаям жуань-жуаней правитель и сановники принимают прозвища в зависимости от поступков и способностей, подобно тому, как в Срединном государстве даются посмертные титулы, но у них после смерти почетные титулы не подносятся» и «ныне Шэлунь установил по примеру Срединного государства законы, ввел правила построения воинов» [53], становится ясным, что жуань-жуани имели иерархическую систему и сложное государственное устройство. Именно правитель жуань-жуаней Шэлунь официально принимает титул qaγan в качестве титула верховного правителя и с этого периода перестает употребляться в качестве такового титул шаньюй [54]. О присвоении Шэлунем себе титула qaγan в китайской хронике «Вэй шу» имеется такое сведение:

«Все мелкие владения, страдавшие от набегов и грабежей Шэлуня, были [как бы] на привязи у него и подчинялись ему. В связи с этим Шэлунь присвоил себе титул Цюдоуфа кэхань. Цюдоуфа на языке династии Вэй означает «правящий и приведший к расширению», а кэхань – «император»» [55].

В.С. Таскин считает, что впервые официально титул qaγan принял не правитель туюйхуней Куалюй, а правитель жуань-жуаней Шэлунь, по крайней мере, на столетие раньше. Исследователь отмечает, что «судя по тексту «Вэй шу», это произошло между 9-м годом эры правления Дэн-го (394 г.) и 5-м годом правления Тянь-син (402 г.), и как считает Ду Ю (735-812 гг.), известный китайский историк, автор знаменитого сочинения «Тун дянь», титул qaγan появляется с этого времени» [56]. Так, в сочинении «Тун дянь» («Свод общих установлений государственного управления») о принятии тюрками титула qaγan имеется следующее сведение:

«Тумын (Бумын) объявил себя и-ли ке-ханем (el/elig-qaγan) [57]. Во времена императора династии Поздняя Вэй Тайву глава жуань-жуаней Шэлунь принял в качестве своего титула титул ке-хань (qaγan). По этой причине Тукюе (тюрки) взяли этот титул» [58].

А.В. Дыбо считает, что данный титул у жуань-жуаней, скорее всего, заимствование из терминологии предшествующих кочевых империй [59].

Сведения китайских хроник указывают на наличие у жуань-жуаней наряду с титулом кэ-хань (qaγan), также титулов ка-га-тунь (qatun), сы-ли-фа (eltäbär), сы-цзин (erkin), а также эпитета мо-хэ (baγa) [60]. Не исключено также, что под транскрипциями жуань-жуанских титулов ту-доу-дэн и ту-доу-фа, которые упоминаются в хронике «Вэй шу» [61], скрываются древнетюркские титулы tudun и tutuq-beg. Кроме того, титул мо-фу, или мо-хэ-фу, упоминаемый у жуань-жуаней, некоторые исследователи считают одним и тем же, что и мо-хэ-ду и отождествляют его с древнетюркским эпитетом baγatur (позд. baxadur, batur) [62]. Г. Дёрфер, приводя следующее мнение Лю Ма-цая: «чжи-цин жуань-жуаней идентичен с текин (tegin). Этот титул заимствовали то-ба», пишет об упоминании титула в китайских хрониках: сначала у жуань-жуаней (IV-VI вв.), который потом был заимствован то-ба (IV-VI вв.), а затем древними тюрками (V в.) [63].

Если учитывать вышеупомянутое сопоставление титула сюнну ту-ци с древнетюркским титулом tegin, то окажется, что он впервые был упомянут в хрониках в связи с хунами (II в. до н.э. – II в. н.э.). Как пишет М.В. Крюков‚ начиная с V века в Гаочане начинает заметно ощущаться культурное влияние древних тюрок. Первыми источниками, свидетельствующими об этом, являются китайские тексты из Гаочана, относящиеся к 60-80-годам V века и в которых в качестве компонента имен представителей местного населения встречается тюркский титул tegin [64]. Эти


______________________________________________________________

60

сведения могут быть связаны с жуань-жуанами. Данный факт, в свою очередь, позволяет предполагать о наличии у них титула tegin. Следует отметить также то, что у древних тюрок в период их подчинения жуань-жуаням имелся титул yabγu. Так, предводитель тюрок Ту-у (535 г.), отец Бумыня и Истеми – основателей Тюркского каганата, имел титул та шэ-ху или та йе-ху, т.е. «великий ябгу» [65]. Кроме того, их предки А-сянь и На-ду-лу упоминаются в китайских хрониках под титулом ше (šad) [66]. Данные факты позволяют говорить, что в системе управления государства Жуань-жуаней имелись также титулы yabγu и šad.

Таким образом, для системы титулов жуань-жуаней можно отметить наличие таких титулов и эпитетов, как qaγan, qatun, yabγu, šad, eltäbär, erkin, baγa, tudun, tutuq-beg и baγatur. Кроме того, по мнению Г. Дёрфера, титул bäg (beg), как и другие древнетюркские титулы, как χan ~ χaγan (qan ~ qaγan), χatun (qatun), batur (baγatur), tegin (tegin), yabγu, šad, tarχan (tarqan) и др., были заимствованы тюрками от жуань-жуаней [67]. К таковым можно отнести и такие чисто тюркские титулы как erkin‚ eltäbär [68]. Действительно, данные титулы упоминаются в источниках намного раньше, чем возник Тюркский каганат, т.е. в V-VI веках, в связи с системой управления государства Жуань-жуаней и это находит свое подтверждение в сведениях китайских хроник [69].

Некоторые исследователи считают, что титулы, которые имели первые предводители племени Ашина, по своему происхождению связаны с юечжи-кушанами и эфталитами [70]. Действительно, титул yabγu впервые в начал активно фигурировать в системе управления Кушанского царства (I в. до н.э. – III в.), но при этом, следует принять во внимание, что он имелся намного раньше в государстве Хунов и соседних с ним государственных объединениях (юечжи‚ усуни) [71]. Данный титул активно употреблялся и в относительно близкое к каганату время в государстве Эфталитов (490-560), что находит свое подтверждение в бактрийских документах. В частности, бактрийском документе Doc. 110 из Тохаристана встречается выражение «Эфталитский ябгу» [72]. Содержание документа позволяет говорить, что титул yabγu являлся высшим титулом в государстве Эфталитов. Кроме того, имеются сведения о наличии титула tegin в V веке у эфталитских представителей Северной Индии [73].

5) В китайских хрониках в связи с племенами усунь и юэчжи в эпоху хунов (сюнну) также зафиксированы некоторые термины, которые некоторые исследователи интерпретируют на тюркской основе. Так, в хрониках под именем Лу упоминается один из сыновей правителей усуней Хуньмо. Ю.А. Зуев на основании древнекитайского звучания иероглифа Лу (<luk ~*luk) рассматривает его в качестве неполной транскрипции древнетюркского термина uluγ «великий», «старший» [74]. Кроме того, в китайских хрониках отмечается, что во главе одного из отделений юэчжи в 119 г. до н.э. стоял Фу-ли ван Чан-ту-ло. Первую часть этого имени Ю.А. Зуев восстанавливает как древнетюркский böri «волк» [75]. Данные имена можно считать эпитетами, которые в такой форме встречаются в эпоху Тюркского каганата.

Таким образом, титулы и эпитеты, упомянутые в источниках в эпоху до Тюркского каганата, можно классифицировать следующим образом:

1. Несомненно, имеющие тюркское происхождение: а) титулы: 1) эльтебер, 2) эркин, 3) таркан, 4) тегин, 5) öге; б) эпитеты 1) алп, 2) бöрi, 3) улуг, 4) уры-тегин; в) названия должностей: 1) битигчи, 2) капыгчы, 3) коругчы, 4) ямчы, 5) яргучы.

2. Тюркское происхождение которых дискуссионно: 1) каган, 2) катун/хатун, 3) тудун, 4) тутук, 5) ябгу. Однако, упомянутые титулы хотя и связываются некоторыми исследователями с нетюркской средой, но известно, что по


______________________________________________________________

61

отношению к другим этносам они издревле употреблялись в системе управления тюрок.

3. Происхождение которых с большой долей вероятности связано с другой средой, но издревле заимствованные тюрками: 1) багатур/бахадур, 2) шад.

Возможно часть данных титулов и эпитетов, относящихся к эпохе до Тюркского каганата и зафиксированных в письменных источниках на различных языках, имеют нетюркское происхождение. Однако, важен тот факт, что уже в ту эпоху они встречаются в качестве титулов и эпитетов, присущих системе управления династий тюркского происхождения. Таким образом, мы можем сказать, что титулы, тюркизированные еще в эпоху до Тюркского каганата, вошли наряду с чисто тюркскими титулами в его систему управления.

В качестве заключения можно сказать, что неожиданное увеличение количества древнетюркских титулов в эпоху Тюркского каганата и их очевидное упоминание в источниках на ряде языков, созданных этносами, которые проживали в различных регионах, отделенных друг от друга тысячами километров, и, напротив, в более ранние эпохи титулы, связанные с политическими объединениями тюркских этносов, не так много упоминаются в письменных источниках, можно интерпретировать следующим образом:

- Тюркский каганат в отличие от других государств, основанных тюркскими этносами, которые появились на исторической арене до него, распространил свое политическое влияние на огромной территории, а как следствие этого, тюркские этносы стали соседями ряда этносов, имеющих многовековую письменную традицию, или же стали проживать с ними в одном политическом объединении. В итоге, это дало возможность для более близких контактов и знакомства других этносов с тюркскими. Таким образом, была подготовлена почва для того, что древнетюркские титулы, наряду с другими словами и терминами, практически в одно и то же время появились в источниках на различных языках;

- Тюркские этносы в эпоху до Тюркского каганата среди этносов, имеющих письменную традицию, больше всего контактировали с китайцами (ханьцзу). Таким образом, титулы и другие термины, связанные с ними нашли свое отражение в китайских хрониках, однако, иероглифическая письменность и китайский язык, которые не очень удобны для фиксации терминов из других языков и передачи их фонетического звучания, не дают возможности с легкостью реконструировать титулы, присущие древним тюркам;

- Несмотря на наличие многовековой письменной традиций у этносов, живших по соседству с древними тюрками или под их властью, практически не имелось традиции написания исторических произведений, или же они в своем большинстве не дошли до сегодня. Например, хотя согдийцы издавна имели контакты с тюрками, но в их письменных памятниках, относящихся к эпохе до Тюркского каганата, мы не видим титулов и схожих терминов, которые можно было связать с тюрками. Возможно, это связано с тем, что абсолютное большинство памятников на согдийском языке представляют собой письма и эпиграфические памятники;

- В политических объединениях, созданных в эпоху до Тюркского каганата в Центральной Азии тюркскими (точнее прототюркскими) и другими этносами, не имелось так много титулов, так как они имели не слишком сложную структуру. По этой причине, мы не видим в письменных источниках той эпохи так много титулов, непосредственно и косвенно связанных с древними тюрками. Как пример, у кушан, хионитов, эфталитов, жуань-жуаней и др. Тюркский каганат же, в качестве государства, включавшего в себя огромные территории и этносы, с различным


______________________________________________________________

62

образом жизни, довел количество дошедших до него титулов и эпитетов, составлявших на начальном этапе не больше двух десятков, почти до ста. Это положение было связано с тем, что они имели более развитую культуру, близкие контакты с культурными этносами, а также с развитием системы управления и необходимостью усиления контроля.


1 Golden P.B. Türk Halkları tarihine Giriş / Çev. O. Karatay, Kara M. – Ankara, 2002. – S. 46-54.

2 Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 1 / Пер. и примеч. В.С. Таскина. – М.: Наука, 1968 – С. 39-40 (далее МИС, 1); Golden P.B. Türk Halkları tarihine Giriş. – S. 53.

3 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков. Лексический фонд. Пратюркский период. – М.: Издательская фирма Восточная литература, 2007. – С. 81-82.

4 МИС, 1. – С. 39-40; Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 2 / Пер. и примеч. В.С. Таскина. – М.: Наука, 1973. – С. 11-12 (далее МИС, 2).

5 МИС, 1. – С. 133. прим. 98. 6 МИС, 2 – С. 12. 7 Doerfer G. Türkische und mongolische …. Bd. II. – S. 471; Golden P.B. Türk

Halkları tarihine Giriş. – S. 53. 8 EDT. – P. 539; Шервашидзе И.Н. Фрагмент древнетюркской лексики… – С.

85; Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 105. 9 Clauson G. Turk, Mongol, Tungus // Asia Major. – London, 1960/1961. – Vol. VIII. –

P. 115. 10 Golden P.B. An Introduction to the History of the Turkiс Peoples. – P. 65. 11 Ходжаев А. Из истории древних тюрков (сведения древнекитайских

источников). – Ташкент: Тафаккур, 2010. – С. 5, 15-16. 12 Титул ябгу имели верховные правители юечжей, эфталитов, на первых

этапах кушаны и древние тюрки. 13 Donuk A. Eski türk devletlerinde … – S. 40. 14 Бернштам А.Н. Очерк истории гуннов. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1951. – С. 107. 15 Зуев Ю.А. Ранние тюрки: очерки … – С. 31; Боровкова Л.А. Царства

«Западного края» во II-I веках до н. э. – М.: ИВ РАН – Крафт+, 2001. – С. 288. 16 Han Hanedanlığı tarihi. Hsing-nu (Hun) monografısı. Çev. A. Onat, S. Ersoy, K.

Ercilasun. – Ankara: Türk Tarih Kurumu, 2004. – S. 113. 17 Doerfer G. Türkische und mongolische…. Bd. IV. – S. 124-135; Gedikli Y. Hun

türkçesi üzerine araştırma ve incelemeler – 3. Yabgu unvanının manası ve menşeyi // Türk dünyası araştımaları. – Nisan 2007. – Sayı 167. – S. 3.

18 Doerfer G. Türkische und mongolische …. Bd. III. – S. 179. 19 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 107. 20 EDT. – P. 611; Шервашидзе И.Н. Фрагмент древнетюркской лексики… – С.

84, 86; Golden P.B. Türk Halkları tarihine Giriş. – S. 57; Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 107; Rybatzki V. Die Personennamen und Titel der Mittelmongolischen Dokumente… – S. 486.

21 Doerfer G. Türkische und mongolische …. Bd. III. – S. 179. 22 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 107. 23 МИС, 1... – С. 130, прим. 88. 24 Doerfer G. Türkische und mongolische … Bd. III. – S. 140.


______________________________________________________________

63

25 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 106. 26 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 103-104;

Шервашидзе И.Н. Фрагмент древнетюркской лексики… – С. 84. 27 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 103-104. 28 МИС, 1. – С. 133, прим. 99. 29 МИС, 2... – С. 40. 30 Тенишев Э.Р. Гуннов язык // Языки мира: Тюркские языки. – Бишкек:

Кыргызстан, 1996. – С. 53. 31 Maenchen-Helfen O. The World of the Huns: Studies in Their History and

Culture. – University of California Press, 1973. – Р. 401-403. 32 Golden P. An Introduction to the History of the Turkic Peoples. Ethnogenesis and

State-Formation in Medieval and Early Modern Eurasia and the Middle East. – Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1992. – P. 105.

33 Maenchen-Helfen O. The World of the Huns… – Р. 412. 34 Кормушин И.В. Тюркские енисейские … – С. 298. 35 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган // Mongolica. Памяти академика Бориса

Яковлевича Владимирцова (1884-1931). – М.: Наука, 1986. – С. 213-218. 36 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 213-214; МИДКНГД. – С. 89-90. 37 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 214. 38 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 193; МИДКНГД.

– С. 235-236; Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 214. 39 МИДКНГД. – С. 235-236; Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 214. 40 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 214-215. 41 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 215. 42 МИДКНГД. – С. 227. 43 Doerfer G. Türkische und mongolische … Bd. III. – S. 140; МИДКНГД. – С. 15;

Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 107. 44 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 216. 45 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 107. 46 Boodberg P. The Language of the T'o-Pa Wei // Harvard Journal of Asiatic

Studies. – 1936. – Vol. 1, No. 2. – P. 169, 171; Golden P.B. An Introduction to the History of the Turkiс Peoples. – P. 73.

47 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 194. 48 Doerfer G. Türkische und mongolische … Bd. II. – S. 538. 49 Boodberg P. The Language of the T'o-Pa Wei… – P. 176. 50 Donuk A. Eski türk devletlerinde … – S. 40. 51 Boodberg P. The Language of the T'o-Pa Wei… – P. 170, 173, 174. 52 Языки мира: Тюркские языки. – Бишкек: Кыргызстан, 1996. – С. 13. 53 МИДКНГД. – С. 269-270. 54 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 216-217. 55 МИДКНГД. – С. 269. 56 Таскин В.С. О титулах шаньюй и каган. – С. 216. 57 Первое слово в составе этого титула передается в переводах на европейские

языки в форме hsieh-li, а на русский язык, как и-ли или сйе-ли. Некоторые исследователи связывают этот термин со словами el‚ ellig, в значении «государство»‚ «обладающий государством»‚ а другие с древнетюркским словом elig в значении «горный козел» (Eski T’ang tarihi. – S. 106).

58 Taşağıl A. Gök-Türkler I. 1. Baskı. – Ankara: TTK Basımevi, 1995. – S. 96. 59 Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков… – С. 198.


______________________________________________________________

64

60 МИДКНГД. – С. 280, 284. 61 МИДКНГД. – С. 293. 62 МИДКНГД. – С. 412. – Ком. 45. 63 Doerfer G. Türkische und mongolische … Bd. II. – S. 538. 64 Крюков М.В. Восточный Туркестан в III в. до н. э. – VI в. н. э. // Восточный

Туркестан в древности и раннем средневековье. Очерки истории / Под. ред. С.Л. Тихвинского, Б.А. Литвинского. – М.: Наука, 1988. – С. 295.

65 Donuk A. Eski türk devletlerinde … – S. 56. 66 Bombaci A. On the Ancient Turkish title šaδ // Gururajamenjarika Studi Onare di

G. Tucci. – Napoli, 1974. – P. 191; Erkoç H.Đ. Eski Türklerde Devlet Teşkilatı… – S. 114. 67 Doerfer G. Türkische und mongolische … Bd. II. – S. 405, 541. 68 МИДКНГД. – С. 280, 284. 69 Бичурин Н.Я., том I. – С. 187, 201; МИДКНГД. – С. 40, 163. 70 Малявкин А.Г. История Восточного Туркестана… – С. 337. 71 Бичурин Н.Я., том II. – С. 184; Ртвеладзе Э.В. Древние и раннесредневековые

монеты историко-культурных областей Узбекистана. – Том 1. – Ташкент: Media Land, 2002. – C. 140.

72 Sims-Williams N. From the Kushan-shahs to the Arabs. New Bactrian documents dated in the era of the Tochi inscriptions // Coins, Art and Chronology Essays on the pre-islamic History of the Indo-Iranian Borderlands. – Wien 1999. – P. 254-255.

73 Göhçe S. Đlkçağda Hindistan’da Türk varlığı // The Journal of Đndo-Turcica. – 2008. – S. 19.

74 Зуев Ю.А. Ранние тюрки: очерки … – С. 32-34. 75 Зуев Ю.А. Ранние тюрки: очерки … – С. 36.

Түйін Мақалада Түркі қағанатына дейінгі дəуіріндегі ежелгі түркі дəрежелері туралы

мəселе талқыға салынған. Кілт сөздер: ежелгі түркі дəрежелері, жазбаша дерек көздері, Түркі

қағанатының тарихы (552-744), түркі халықтары, қытай жылнамалары.

Summary Time of occurrence of Ancient titles and terms on the historical stage, and they are

committed to the written sources, are one of the most pressing problems, not only the history of the Turkic Khaganate (552-744), but also of all the Turkic peoples. As you know, in the Chinese chronicles «Shi Ji» and «Han Shu» in connection with the state association Xiongnu (Huns, Hsiung-nu) were recorded titles and terms relating to the II century BC, many of which have been interpreted by researchers on Ancient basis. However, adherents of this view is not so wide. This is largely due to the lack of reasoning, driven by some researchers on the subject, as well as discussions about the linguistic affiliation Xiongnu, is still going on in the scientific community.

Key words: the ancient titles, written sources, the history of the Turkic Khaganate (552-744), Turkic peoples, the Chinese chronicles.


______________________________________________________________

65

УДК 94(470)

БЕЛЯЕВА Надежда Федоровна, заведующая кафедрой всеобщей истории

ФГБОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева», доктор исторических наук, профессор,

город Саранск, Российская Федерация. Е-mail: [email protected]

МЕСТО ПРИРОДНОЙ СРЕДЫ В СИСТЕМЕ ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ У МОРДВЫ

Аннотация

Сегодня проблема формирования этнической идентичности приобретает особую актуальность. Она связана с активными ассимиляционными процессами, унификацией образа жизни, утерей многих элементов национальной культуры. Эти тенденции характерны и для современной социокультурной жизни мордвы, демонстрирующая одновременно процессы этнокультурной самоидентификации, выражающиеся в возрастании этнического самосознания, и процессы транскультурной глобализации, которая нивелирует самобытную культуру.

Ключевые слова: этническая идентичность, национальная культура, современная социокультурная жизнь мордвы.

На рубеже ХХ-ХХI веков среди мордовского населения, как в самой

республике, так и в других регионов его проживания наметилась негативная направленность важнейших демографических факторов: снижение ее численности, увеличение миграционных процессов, ослабление качественных и количественных показателей семьи и т.п. Например, в 1979 г. численность мордвы в республике составляло 3388 9 человек, 1989 – 313420, 2002 – 283861, в Российской Федерации соответственно 1111075, 1072939 и 843350 [15, с. 16]. По переписи населения 2010 года численность мордвы в России составило 744237 тыс. человек [7].

Несмотря на это, мордва сохраняет статус самого многочисленного из финно-угорских народов, свой этнический облик. Ее устойчивость поддерживается различными этническими маркерами, по которым каждый человек осознает себя частью своего народа. Такими маркерами выступают уровень национального самосознания, отношение к родному языку, обычаям и традициям, степень понимания общности исторической судьбы, территория проживания. По материалам этносоциологического опроса, проводившегося в рамках Российско-Финляндского проекта 2005-2088 гг. «О положение финно-угорских народов России», одним из ведущих этнообразующих критериев для мордвы стала родная земля, которая ассоциируется с окружающей средой, природным ландшафтом, территорией проживания. Родному языку отведена вторая позиция, далее – общность исторической судьбы. Четвертое место отдано национальным традициям [16, с. 111-112].

Таким образом, общая территория воспринимается как главный фактор, определяющий национальную идентичность. Подобный выбор не случаен. Образ родной земли, ее природы всегда занимал особое место в традиционном мышлении мордвы, основанном на мифическом восприятии мира. Мордовский народ исторически сложился и жил на обширной территории Окско-Волжского междуречья, в зоне преимущественного распространения хвойных лесов,


______________________________________________________________

66

многочисленных рек, родников и т.п. Лесной ландшафт был господствующим на первоначальном этапе становления мордовского этноса. В это время складывались благоприятные условия для охоты, собирательства, бортничества. Получает развитие скотоводство, как более приемлемое в условиях лесной зоны. Лес служил важным объектом защиты от постоянных набегов кочевников с юга.

О мордве, как о лесном народе, писали как зарубежные, так и отечественные исследователи. В частности, австрийский дипломат Сегизмунд Герберштейн указал: «На восток и юг от реки Мокши встречаются огромные леса, в которых обитает народ мордва. Они живут в селах, возделывают поля, питаются мясом диких животных и медом» [5, с. 99-100]. Стремление мокши и эрзи жить среди лесов отмечал, С. Архангельский: «Исстари мордовский народ любил селиться и жить среди дремучих лесов» [1, с. 84]. Роль леса для мордвы весьма образно отразил К. Снежницкий: «Любимые и дорогие места жительства мордвов – леса, которые им также необходимы, как нам весна, рыбе – вода [8, с. 627].

Формирование мордвы в условиях лесной зоны наложило отпечаток на его концепт «натурфилософии», определившим основные культурные характеристики этнического ландшафта и экологического поведения в нем. Оно во многом характеризовалось личностным отношением к пространству, которое проявлялось в эмоционально-моторном освоении территории, генетически восходящим к традициям культуры охотников и собирателей.

Природно-географические особенности территории проживания мордвы характеризуется также наличием большого количества разнообразных водоемов, что во многом предопределило материально-пространственную структуру поселений. Практически все они были расположены в непосредственной близости от главных водных артерий региона: Мокши, Суры, Инсара, Вада, а также по берегам многочисленных рек и речушек, которые были богаты рыбой. Еще в начале XX века в реках насчитывалось более 30 различных видов рыбы. Сурская стерлядь подавалась к царскому столу. Рыба и рыбные блюда считались пищей богов, мифологических персонажей. Обычай заселяться вблизи водоемов отразился в названиях самих поселений. Традиции жить около леса и водоемов мордва сохраняла и при переселении в другие регионы. Эта особенность красноречиво отражает народный афоризм: «Где лес и вода, там и мордвин» [3, с. 53].

Одна их характерных черт мордовского народа – гармония природного и социального. В ее основе лежит принцип разумного природопользования, гармоничного существования с окружающим миром, следование и подчинение всеобщим законам природы. Явление живой и неживой природы облекались в сакральные формы, наделялись нравственными качествами. В природе видели не только союзника, но и покровителя. Данное положение послужило фоном для формирования ряда черт характера: неторопливость, адаптированность, обстоятельность, привязанность к определенному месту, не притязательность. Так, В. Ауновский в числе основных качеств мордвы, выделил его привязанность к родному селению, уважению к лесу, довольство, и давно развившееся пассильное умение пользоваться дарами окружающей природы [2, с. 92].

Особенности природной среды гармонично сочетаются мифологическими представлениями о космосе, основанные на равноправных отношениях со средой обитания. В них окружающий мир полностью слит с миром человека, наиболее важные природные явления наделяются человеческими качествами, им придается человеческий облик. Широкое распространение имеет культ леса, отдельные его элементы сохраняется в быту в виде примет и предписаний. Олицетворением лесной


______________________________________________________________

67

стихии выступает богиня леса – Вирява, которой поклонялись, устраивали жертвоприношения, совершали «извинительные» действия и заклинания. В религиозный пантеон были включены отдельные деревья, что накладывало на них табу. Исследователь юридического быта мордвы В. Майнов писал «…несчастье мордвину, который оставил гнить дерево в лесу он станет таким же сухим». В этой связи заслуживает внимание сообщение И.И. Лепехина, который отмечал, что керемети (мордовские мольбища) строили в лесах не из-за страха, и не из-за того, чтобы скрыться от властей, а потому, что она «созерцает лес как нечто священное» [6, с. 159].

Культ леса находит свое выражение в национальном костюме в виде различных узоров – знаков Вармавы. С растительным миром связан самый распространенный мотив традиционной вышивки. Это стилизованное изображение деревьев, цветов, листьев. Со временем в вышивке реалистические изображения деревьев заменяется геометрическими мотивами: исчезают корни, появляется ромб, ветви превращаются в зигзагообразные и рогообразные элементы, которые при дальнейшем развитии создают сложные геометрические мотивы [10, с. 54]. Традиционное мышление мордвы отличалось также наличием целого комплекса установок в отношении воды и водных источников, земли, сопровождающиеся жертвоприношениями, молениями, соблюдением различных правил и молений.

Рассматривая всю палитру устно поэтического творчества не трудно заметить, что родному краю посвящено больше всего фольклорных произведений. В них окружающий мир слит с миром человека. Их содержание весьма разнопланово и тематически разнообразно. Например, в эпических песнях повествуется об образовании вселенной, о связи человека с явлениями природы, его близости с животным и растительным миром, традициях рационального природопользования.

Традиционные принципы взаимоотношения людей с природой отражены в исторических песнях. В ряде сюжетов обозначено не покорение и истребление природы, как возможные отношения к ней, а паритет, понимания ее равноценности человеческому миру. Красота родного края, ее богатства наиболее ярко показаны в лирических песнях. В них выражены идеи, являющиеся основополагающими во взаимоотношениях человека с родным краем, любовь к малой родине, эстетизация ландшафта. Идеей неразрывной связи со своей землей, краем проникнуты народные сказки, легенды, предания, пословицы и поговорки: «Родное место за семью землями к себе тянет», «В родном краю – как в раю», «Родная земля родная мать» [14, с. 65-66].

Природные условия определи не только основные виды хозяйственной деятельности мордвы: охоту, рыболовство, земледелие, скотоводство, но и существенно отразились на физическом типе народа. Здоровый климат и образ жизни, плодородные земли в совокупности с благами, доставляемыми лесом, целебным воздухом, обилием дичи, разнообразными продуктами способствовали формированию здорового, физически крепкого населения. Оценивая физические и внешние данные мордвы, И.Н. Смирнов писал: «Века, в течение которых мордва жила в своей благодатной стране, отразились на ее физическом типе. Она резко отличается от других финнов Волжско-Камского бассейна – черемисов, вотяков, пермяков – своим ростом, массивным сложением, здоровым цветом кожи и размером физических сил. Русское население края также не везде в состоянии померяться с мордвой физическими ресурсами» [13, с. 119].

О мордве, как о самом здоровом народе из всех финских племен, свидетельствует и К. Фукс. Подобную же характеристику мордве еще в середине


______________________________________________________________

68

XVI в. дал С. Герберштейн. Известный казанский антрополог Н.М. Малиев на основе свидетельств армейских врачей сделал следующее заключение: «Мордовские волости представляют рекрут, принимаемых без браковки, и при смешанном населении мордва идут взамен русских и в особенности чуваш. Многие из мордовских новобранцев по своему росту и крепости телосложения зачисляются в гвардию. Между мордвою встречаются 100-летние старики, еще полностью бодрые, в состоянии выполнить легкую работу» [9, с. 8].

О хорошем физическом здоровье мордвы писал также П.И. Мельников: «... по большей части народ крупный, здоровый, с открытым и чистым лицом, смелым взглядом, со свободными и непринужденными движениями; статностью фигуры особенно отличаются женщины, миловидные, они редкие и положительные красавицы» [11, с. 10]. В этой связи небезынтересно привести чувашское благопожелание: поглаживая ребенка, приговаривают, чтобы он вырос здоровым и высоким, как мордвин [4, с. 240-241].

Весьма лестный отзыв дал мордве Н.Н. Оглоблин – археограф, писатель, публицист, автор путевых очерков и заметок, побывавший в Пензенском крае в конце XIX века: «В характере местной мордвы невольно наблюдается какое-то горделивое спокойствие, порядочность и сдержанность, полное сознание своего достоинства и чуждая всякого рода выходок резкостей, крайностей. Посмотрите, с каким достоинством и как свободно он с вами разговаривает. В пользу мордвы говорит даже внешность: все это по большей части народ крупный, высокого роста, видимо хорошо питающейся, здоровый, с открытым и чистым лицом, смелым взглядом, со свободными непринужденными движениями» [12, с. 883].

Несомненно, что формирование физического здоровья немаловажную роль играло жизнеобеспечение, направленное на выживание, охранение своей популяции. Материальная основа образа жизни мордвы была подчинена этой цели. Традиционная одежда, пища, жилище, обеспечивали необходимый для существования энергообмен между человеком и природой. С точки зрения поведенческой реакции мордовские народные традиции сохранения здоровья относятся, преимущественно, к адаптивному типу. Данный тип приспособления к окружающей среде характеризуется ответственным отношением людей к своему здоровью, наличием определенной системы физического воспитания. Появление здорового и полноценного ребенка были призваны довольно жесткие критерии выбора брачного партнера, детальная регламентация жизни беременной и новорожденного.

Сложность этногенеза и этнической истории, географический фактор оказали большое влияние на антропологический облик мордовского народа. Будучи самым западным из ныне существующих финно-угорских народов Среднего Поволжья, мордва, в сравнении с ними, наиболее европеоидна. Мордва – эрзя большей частью принадлежит к северным европеоидам, западонобалтийскому типу с примесью северопонтийского, у мокши – преобладает северопонтийский тип. Кроме того, на коренных землях мордвы в северо-западной части мокшанского ареала в сравнительно небольшом количестве встречается тип, который ряд специалистов называют субуральским, а другие – одним из вариантов взаимодействия северных и южных европеоидов. По некоторым исследованиям, мокшане приближаются к беломоро-балтийской группе. Все это вполне соотносится с основным историческим ландшафтом эрзи (лес, серые лесные почвы Мордовской и всей Приволжской возвышенности) и мокши (лесостепь, чернозем Окско-Донской низменности), а


______________________________________________________________

69

также вытекающими из их географического положения контактами с народами разных антропологических типов.

Роль родной земли в системе этнической идентификации способствует ее ассоциация с землей предков, что находит свое выражение в мордовских (мокша и эрзя) языках – «шачем крайсь – атянь-бабань масторсь» – «родной край – земля дедов и бабушек», «тетянь-авань мастор» – «земля отцов и матерей». В прошлом мордовские поселения основывались родственными группами или отдельными семьями, о чем можно судить исходя из анализа топонимического материала. Большинство названий сел и деревень – антропонимического происхождения и образованы от мордовских дохристианских личных имен первых переселенцев. О существовании патронимии свидетельствует также наличие патрономических участков на кладбище. Обычай хоронить в строго отведенном месте в определенной степени сохраняется до сегодняшнего дня. Родовое происхождение служило важным средством формирования этнического самосознания. В обычном разговоре многие из тех, кто по разным причинам покинул малую Родину, выражал тоску, прежде всего, по родным местам, желали поклониться предкам, увидеть родную речку, поля, испить родниковую воду.

Природно-климатические условия оказали существенное влияние на формирование семьи. Вплоть до начала XX столетия бытовали большие семейные коллективы, которые включали в себя несколько брачные пар, родственников не только по прямой, но и по боковой линии. Большие семьи господствовали в районах, где ведение хозяйства требовало коллективных усилий. В этих условиях большие семьи имели преимущества в том плане, что они быстрее управлялись с основными работами. Кооперирование труда и умелое распределение обязанностей давали возможность маневрировать имеющейся рабочей силой. Большая семья имела возможность сочетать земледелие с промысловыми занятиями, выделить отходников без ущерба для хозяйства. Преимущества большие семей осознавалось самими крестьянами, что отразилось во многих жанрах устно-поэтического творчества.

Природно-климатические условия обусловили склонность мордвы к общинной жизни, что оказало влияние на формирование предрасположенности к корпоративному поведению и осознанию себя в единстве со своим социальным окружением. Коллективизм вырабатывался как культурная норма, требующая подчинения мыслей, воли и действий индивида требованиям социальной среды. Из поколения в поколения в мордовском этническом сознании складывался стереотип: единство, общность, корпорация – высшая ценность, одно из условий выживания. Выделение личности из большой семьи, общины, мира воспринималось мордвой настороженно и враждебно.

Значимость тех или иных критериев этнической идентичности в значительной степени зависит от традиций воспитания. Одной из важнейших сторон этнопедагогики мордвы является принцип природособранности, который отождествляется с воспитанием любви к малой Родине, родному дому, окружающей природе. Проповедуя идею необходимости и эффективности раннего воспитания ребенка, формирование данных качеств начинали уже с колыбельных песен. Отшлифованные временем, они знакомят с красотой родной земли, животным и растительным миром. Колыбельные песни богаты различными эпитетами, которые играют особую роль в создании ярких и красочных образов окружающего мира. В арсенале воспитательных средств важное место занимают приговорки, заклички, колядки, в своей основе восходящие к обрядам. Воспитание любви к родному краю


______________________________________________________________

70

находит выражение в народных играх, национальных видах борьбы, общественных молениях и праздниках.

Празднично-обрядовая культура издавна служила простой и доступной формой социализации личности. Она широко использовалась как средство укрепления единства этноса и его коллективного сознания. Признавая их целесообразность, в формировании этнического самосознания в настоящее время началось возрождение многих народных праздников. Национальный статус получил традиционный праздник «Акша келу» – «Белая береза». В его основе лежат древние языческие обряды, связанные с обожествлением природы, поклонением деревьям и воде. «Акша келу» стал праздником землячества, на него съезжаются не только жители окрестных сел, но и те, кто давно сменил место жительство и считает своим долгом приехать сюда, чтобы поклониться земле своих предков, встретиться со своей малой Родиной, земляками. С каждым годом расширяется география участников. Все чаще стали приезжать из Ближнего и Дальнего зарубежья.

Повышению роли этнического фактора, в том числе родному краю, способствуют выдающиеся достижения мордовских спортсменов – чемпионов и призеров Олимпийских игр в Афинах и Пекине, чемпионатах Мира и Европе. В последние годы Мордовия становится одним из значимых Финно-угорских центров. Важным шагом в развитии национального самосознания в консолидации мордовского народа стал Первый Международный фестиваль культуры финно-угорских народов – «Шумбрат, Финно-Угрия!», подготовка к празднованию в 2012 году 1000-летия празднования единения мордовского народа с народами Российского государства.

Таким образом, окружающая среда и важнейшие компоненты традиционной культуры представляют собой единую, взаимосвязанную систему. Этот фактор определил своеобразный склад характера мордовского этноса, ряд психологических предрасположенностей и эмоциональных проявлений, которые оказывают влияние на формирование этнической идентичности. Социокультурный комплекс, адаптируясь к природно-климатическим условиям, обеспечивает этносу существование за счет ресурсов окружающего среды. Процесс адаптации этноса позволяет ему выжить, развиваться, воспитывать своих детей. Традиционная культура является тем механизмом, посредством которого этносы адаптируются к природной среде. Этнопсихологические аспекты культуры содержат такие модели поведения, следование которым способствует жизнеобеспечению. Эти поведенческие модели передаются из поколения в поколение в процессе инкультурации и социализации, при этом к окружающей природе этносы адаптируются не только в физическом, но и в психологическом отношении.


1 Архангельский С. Строение и занятия мордвы / С. Архангельский. – СПб., 1845. – 84 с.

2 Ауновский В.А. Этнографический очерк мордвы мокши / В.А. Ауновский // Памятная книжка Симбирской губернии 1869 г. – Симбирск, 1869. – С. 85-107.

3 Беляева Н.Ф. Экологические функции религиозно-мифологических представлений мордвы / Н.Ф. Беляева // Цивилизации народов Поволжья и Приуралья: сб. науч. статей по материалам междунар. науч. конф. – Т. II. – Ч. I. – Проблемы истории и геополитики. – Чебоксары, 2006. – С. 51-62.


______________________________________________________________

71

4 Волков Г.Н. Этнопедагогика чувашского народа (в связи с проблемой общности народных педагогических культур) / Г.Н. Волков. – Чебоксары, 1986. – 341 с.

5 Герберштейн С. Записки о Московии / С. Герберштейн. – М., 1988. 6 Дневные записки путешествия доктора Академии наук адъюнкта Ивана

Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1768 и 1769 г. – Ч. 1. – СПб., 1771. – 537 с.

7 Информационные материалы об окончательных итогов Всероссийской переписи населения 2010 г. URL: http: udmstat.gks.ru/ perepis2010 Docs / itogi.aspx.

8 Снежницкий К. Мордовский праздник «Вармавы и Вирявы» / К Снежницкий // Пенз. Епарх. Вед. 1871. – №20. – 627 с.

9 Малиев Н.М. Общие сведения о мордве Самарской губернии; их антропологический характер, поздние браки и влияние их на крепость сложения народа. Национальные особенности черепа / Н.М. Малиев // Протоколы заседаний общества Естествоиспытателей при Казанском Ун-те. – Казань, 1878. – Отдельный оттиск 8.

10 Мартьянов В.В. Мордовская народная вышивка / В.Н. Мартьянов. – Саранск: Морд. кн. из-во, 1991. – 114 с.

11 Мельников П.И. Нижегородская мордва / П.И. Мельников // Симбирские губ. ведомости. – 1851. – №26. – С. 10.

12 Оглобин Н.Н. В мордовском крае (из заметок туриста) / Н.Н. Оглобин // Исторический вестник. – 1899. – №9. – С. 880-901.

13 Смирнов И.Н. Мордва / И.Н. Смирнов. – Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2002. – 296 с.

14 Устно-поэтическое творчество мордвы, 1967. – Т. 4. – 376 с. 15 Финно-угорские и самодийские народы России: ст. сб. – Сыктывкар, 2006. 16 Финно-угорские народы России: вчера, сегодня, завтра. – Сыктывкар, 2008.

– С. 272.

Түйін Мақалада мордва халқының ұлттық ерекшеліктері туралы мəселе талқыға

салынған. Кілт сөздер: этникалық ерекшеліктер, ұлттық мəдениет, мордва халқының

қазіргі əлеуметтік-мəдени өмірі.

Summary Today, the problem of formation of ethnic identity is particularly relevant. It is

associated with the active assimilation, unification of life, loss of many elements of the national culture. These trends are characteristic of modern social and cultural life Mordovians showing both ethnic and cultural identity processes lead to an increase in ethnic identity, and transcultural processes of globalization, which negates the original culture.

Keywords: ethnic identity, national culture, contemporary social and cultural life Mordva.


______________________________________________________________

72

УДК 94(470)

БОБРОВ Леонид Александрович, доцент кафедры Археологии и Этнографии Новосибирского государственного

университета, доктор исторических наук, город Новосибирск, Российская Федерация. E-mail: [email protected]

О КАЗАХСКОМ ВЛИЯНИИ НА КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ

РОССИЙСКИХ КАЗАКОВ В XVII – СЕРЕДИНЕ XIX ВВ.

Аннотация Важным направлением изучения российско-казахских отношений является

рассмотрение примеров военно-культурного взаимовлияния и боевого сотрудничества двух народов. К сожалению, данная тема ни разу не становилась объектом специального научного исследования. В тоже время, даже первичный анализ вещественных, изобразительных и письменных источников свидетельствует, что многолетнее соседство и разнообразные контакты в военной сфере наложили значительный отпечаток на эволюцию военного искусства жителей пограничных территорий. В данной статье рассмотрим основные примеры казахского влияния на комплекс вооружения российских казаков в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени.

Ключевые слова: российско-казахские отношения, военно-культурные взаимовлияния, боевые сотрудничества, вещественные, изобразительные и письменные источники, жители пограничных территорий, казахское влияние, российские казаки.

Работа выполнена при финансовой поддержке Гранта Президента

Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых МК-4281.2012.6.

В XVI в. в военном искусстве кочевников Центральной Азии произошли важные изменения. Одно из них было связано с появлением новой разновидности конницы – легковооруженных копейщиков. Если в эпоху раннего и развитого Средневековья копья и пики были оружием панцирников, а бездоспешные воины применяли их лишь эпизодически, то в период позднего Средневековья ойратские и монгольские правители стали практически поголовно снабжать длиннодревковым оружием своих легких лучников [1, с. 85]. Данное решение при всей своей изящной простоте оказалось исключительно эффективным. В столкновении двух лавин легковооруженных воинов, отряд снабженный луками и копьями имел очевидные преимущества перед отрядом вооруженным только луками. Легкие копейщики могли стремительно атаковать вражеских лучников, опрокинуть их строй, нанести значительные потери в ближнем бою и вести активное преследование поражая отступающего врага все теми же пиками. В случае необходимости, воин мог забросить снабженное погонным ремнем копье за спину и взять в руки лук. В столкновении с панцирниками противника легковооруженные копейщики так же имели определенное преимущество перед обычными лучниками, так как длинные пики позволяли вести бой на средней дистанции, не подпуская вражеского латника на расстояние сабельного удара. Наконец, копья были ресурсоемким и недорогим оружием, доступным для большинства воинов.


______________________________________________________________

73

Все эти факторы оказали значительное влияние на стремительное перевооружение легкой конницы копьями и пиками. Идея, реализованная ойратами и монголами, оказалась весьма привлекательной и для других народов Великой степи. В течение короткого времени копьями были снабжены легковооруженные казахские, ногайские, башкирские и киргизские воины [4, с. 129]. А вскоре примеру кочевников последовали и российские казаки [5]. На протяжении XVII-XVIII вв. длинными пиками обзавелись прибайкальские, забайкальские, донские, яицкие (уральские) и оренбургские казаки. Более того, в условиях дороговизны сабель, длинные пики оставались излюбленным оружием ближнего боя казачьей конницы вплоть до конца XVIII в. Во многом, именно виртуозное владение пикой в разряженном строю прославило казаков среди западноевропейских офицеров, столкнувшихся с российской иррегулярной конницей в ходе военных конфликтов XVIII-начала XIX вв. Даже после начала централизованного снабжения казачьих войск саблями и шашками, пики продолжали играть важную роль в комплексе вооружения донцов и уральцев вплоть до начала XX в. Интересно, что казаками, была заимствована не только сама идея массового применения копий (отдельные казаки применяли копья и в более ранний период, однако большинство предпочитало вести бой в пешем строю с применением огнестрельного оружия. Массовое применение копий в конном строю у российских казаков степного пограничья связано с военно-культурным влиянием кочевников), но и некоторые специфические, характерные именно для номадов, типы наконечников и втоков. Первоначально, главное отличие в комплексе вооружения казаков и кочевников заключалось в том, что первые дополняли пику ружьями и пистолетами, а вторые традиционным саадаком. Однако, по мере распространения огнестрельного оружия в Центральной и Средней Азии, ойраты (джунгары, волжские калмыки) и казахи стали все чаще применять, наряду с копьями и луками ружья, однако не с кремневыми (как казаки), а с фитильными замками [2, с. 106-108; 4; 6, с. 167-209].

В ходе пограничных схваток и совместных походов казаки усваивали у степных соседей различные способы владения пикой. Сложились даже определенные «стили» и «техники» ведения копейного боя. В том числе «киргизский» (то есть казахский) и приспособленный для борьбы с ним «казачий» [7, с. 104-108].

На протяжении большей части рассматриваемого периода, ружья и пистолеты уступали в скорострельности (а пистолеты еще и в дальности стрельбы) традиционным сложносоставным лукам, что было особенно заметно в ходе динамичной конной схватки характерной для степных сражений [5]. В этих условиях среди сибирских, яицких и оренбургских казаков наметился своеобразный «ренессанс» лучного боя. Саадаки (луки, стрелы, налучи, колчаны, стрелковые пояса) приобретались казаками у тех же кочевников. Они же выступили и первыми «учителями» лучной стрельбы для русских казаков степного пограничья. Интересно, что если первоначально функции конных лучников в казачьих войсках выполняли, в основном, выходцы из степных народов (татары, ногайцы, калмыки, казахи, башкиры и др.), то позднее к ним присоединились и этнические русские. Заимствованная казаками степная воинская традиция оказалась весьма устойчивой. Лучной бой достаточно широко практиковался конными казаками Сибири даже в первой половине XVIII в. [5]. А яицкие и оренбургские казаки продолжали эпизодически использовать луки и во второй половине столетия.

Несколько меньшее распространение имела практика заимствования казаками клинкового оружия кочевников. В степной Средней Азии длинноклинковое оружие


______________________________________________________________

74

(в первую очередь сабли) в XVII – первой половине XIX вв. было представлено, преимущественно, импортными образцами, ввезенными в регион с территории Ирана и Мавераннахра. Некоторое количество сабель изготавливалось и собственно казахскими мастерами [3].

Длинноклинковое оружие стоило весьма дорого и находилось на вооружении наиболее состоятельных степных воинов. Казахские сабли попадали в руки российских казаков в качестве трофеев [8, с. 295, 298], или в рамках торгового обмена и впоследствии применялись в ходе боевых действий. Владельцами таких сабель были, в основном, наиболее зажиточные казаки и представители командного состава казачьих войск. Значительно большее распространение среди российских пограничников имели казахские ножи в кожаных ножнах. Их широко применяли даже рядовые уральские, оренбургские и сибирские казаки.

Особый интерес вызывает тема российских заимствований у казахских кочевников в сфере огнестрельного оружия. Традиционно считается, что оседлые народы являлись законодателями военной моды на огнестрельное оружие у номадов. Однако изучение вещественных, изобразительных и письменных источников свидетельствует, что процесс взаимовлияния, в данной сфере, был значительно более сложным по содержанию, чем принято считать.

Казахские воины стали применять ружья уже во второй половине XVI в. В XVII-XVIII вв. в казахских войсках имелись сотни ружейных стрелков, которые иногда сводились в специальные ударные отряды [2, с. 107-109]. Основная масса ручного огнестрельного оружия покупалась казахами в Бухаре, Ташкенте, Хиве и других городах региона. Некоторая часть ружей, а так же большая часть амуниции и боеприпасов изготавливались самими казахами [2, с. 107, 108]. Казахское огнестрельное оружие попадало в руки российских подданных в ходе торгового обмена, или пограничных столкновений [8, с. 295, 298]. Захваченные у казахских воинов ружья впоследствии использовались яицкими казаками в ходе военной службы. Однако, если применение трофейных и купленных у кочевников фитильных «турок» и «янычарок» было вполне закономерной военной практикой, то заимствование российскими подданными некоторых конструктивных и оформительских элементов казахских ружей (сошки) и амуниции (ружейные пояса, мешочки для пуль – «окшантай» и др.) представляется весьма специфическим явлением.

К числу наиболее ярких заимствований следует отнести применение уральскими и сибирскими казаками изогнутых А-образных парных сошек c поперечной перекладиной, крепившихся к деревянной ложе ружья. Перед началом стрельбы сошки распрямлялись и втыкались в землю, что обеспечивало устойчивость положения ствола и позволяло повысить точность ружейного огня. Офицеры регулярной российской армии, как правило, весьма скептически относились к подобной конструкции, отмечая, что установка ружья и долгое прицеливание существенно снижает скорость стрельбы. Однако судя по изображениям и подлинным образцам, некоторые российские воины (в частности уральские, оренбургские и сибирские казаки) придерживались другого мнения и не редко снабжали изогнутыми сошками не только среднеазиатские фитильные «турки», но и кремневые ружья российского производства. До нашего времени дошло более десятка изображений уральских казаков XVIII – середины XIX вв., носящих за спиной ружья с сошками. Популярность ружей с сошками среди казаков была обусловлена тем, что в условиях степного боя в разряженных порядках большое значение имела точность стрельбы, которую и обеспечивали сошки.


______________________________________________________________

75

Интересно, что судя по картинам европейских художников, уральские казаки настолько привыкли к данному элементу оформления ружей, что отказывались вынимать сошки даже в ходе западных походов российской армии.

Степное влияние проявилось и в сфере ружейной амуниции. В частности, широкое распространение среди уральских казаков получили кожаные сердцевидные, каплевидные, ромбические и 8-образные мешочки для пуль («окшантай»). Последние, подвешивались к поясному кожаному ремню, украшенному металлическими бляшками, поверх которого, не редко, наматывался матерчатый кушак.

Еще одним важным заимствованием стали знаменитые казахские ногайки. Последние получили широчайшее распространение среди уральских, оренбургских и сибирских казаков. Особым спросом пользовались качественные ногайки, изготовленные казахскими мастерами.

Анализ вещественных, изобразительных и письменных источников свидетельствует, что влияние кочевников в целом, и казахов, в частности, на комплекс вооружения яицких, оренбургских и сибирских казаков было весьма значительным и разносторонним. Заимствования были обусловлены высокой степенью адаптивности степного комплекса вооружения к местным военным и природно-климатическим условиям и эффективностью применения данного вооружения в рамках существующих военно-тактических схем ведения боя. Однако военно-культурное влияние не было односторонним. Казахские кочевники не менее активно усваивали вооружение и тактические примы российских войск. Данная тема будет рассмотрена нами в специальной работе.


1 Бобров Л.А. Военное дело калмыков и его эволюция в XVII–XVIII веках // История Калмыкии с древнейших времен до наших дней. – Элиста: Изд. дом «Герел», 2009. – Т. 3. – С. 83-103.

2 Бобров Л.А. Казахская тактика ведения боя в пешем строю в последней трети XVI – середине XIX вв. // Война и оружие. Новые исследования и материалы. – Ч. I. – СПб: ВИМАИВиВС, 2012. – С. 105-135.

3 Бобров Л.А. Источники поступления сабель в казахские войска XVIII – середины XIX вв. // Военное дело Улуса Джучи и его наследников. – Астана, 2012 (в печати).

4 Бобров Л.А., Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Взаимодействие тюркских и монгольских народов с русскими в Сибири в военном деле в позднее Средневековье и Новое время. Учебное пособие. – Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2010. – 288 с.

5 Бобров Л.А., Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Русские воины на южных рубежах Сибири. Вооружение и военная организация. Учебное пособие. – Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2010. – 344 с. (в печати).

6 Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Вооружение и тактика кочевников Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени (XV – первая половина XVIII в.). – СПБ.: Фил. фак. СПбГУ, 2008. – 776 с.

7 Железнов И. Очерки быта уральских казаков. – Ч. I. – М.: Типография Александра Семена, 1858. – 386 с.

8 История Казахстана в русских источниках XVI-XX вв. – Алматы: Дайк-Пресс, 2005. – Т. 2. – Русские летописи и официальные материалы XVI-XVIII в. о народах Казахстана. – 445 с.


______________________________________________________________

76

Түйін

Мақалада XVII – XIX ғасырдың ортасындағы қазақтардың Ресей казактарының қарулану кешеніне ықпалы туралы мəселе қарастырылған.

Кілт сөздер: ресей-қазақ қатынастары, əскери-мəдени өзара ықпал ету, əскери ынтымақтастық, заттық, бейнелеу жəне жазбаша дерек көздері, шекаралас аумақтардың тұрғындары, қазақ ықпалы, ресейлік казактар.

Summary

An important trend in the study of Russian-Kazakh relations is to consider the example of the military-cultural interaction and military cooperation between the two nations. Unfortunately, this issue has never become the object of special research. At the same time, even a preliminary analysis of material, visual and written sources indicate that the long-term neighborhood and various contacts in the military sphere placed significant impact on the evolution of the art of war the inhabitants of border areas. In this article we consider some basic examples of the Kazakh influence on complex weapons Russian Cossacks in the late Middle Ages and early modern times.

Keywords: Russian-Kazakh relations, military and cultural interaction, combat cooperation, material, visual and written sources, residents of border areas, the Kazakh influence, the Russian Cossacks. УДК 94(470)

БОРИСЕНКО Алиса Юльевна, старший научный сотрудник Новосибирского государственного университета,

кандидат исторических наук, город Новосибирск, Российская Федерация. E-mail: [email protected]

ХУДЯКОВ Юлий Сергеевич,

главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук, доктор исторических наук,

город Новосибирск, Российская Федерация. E-mail: [email protected]

ИЗУЧЕНИЕ ЕВРОПЕЙЦАМИ ВЗАИМОВЛИЯНИЯ В ВОЕННОМ ДЕЛЕ РУССКОГО, ТЮРКСКИХ И МОНГОЛЬСКИХ НАРОДОВ СИБИРИ

В XVII – ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVIII ВЕКОВ

Аннотация Проблемы военной истории русских и тюркских народов в период

присоединения лесостепных и степных районов Западной и Южной Сибири к Российскому государству привлекали внимание европейских военных специалистов, администраторов, ученых и любителей старины, служивших или совершавших путешествия в XVII – XVIII вв.

Ключевые слова: военная история, русские и тюркские народы, лесостепные и степные районы, Западная и Южная Сибирь, Российское государство, европейские военные специалисты, администраторы, ученые, любители старины.


______________________________________________________________

77

Работа выполнена по гранту РГНФ, проект№ 10-01-00258а Ценные сведения о военном деле русских казаков и служилых людей,

сибирских татар, телеутов, енисейских кыргызов и джунгар содержатся в донесениях представителей российской администрации и казачьих атаманов. Наряду с этими, весьма информативными источниками, важную информацию о военном деле, характере вооружения и событиях военной истории, в которых принимали участие русские воины и военные отряды тюркских этносов, населявших южные районы Сибири, содержат сочинения европейцев, оказавшихся на службе или сосланных в этот регион.

Наибольшим вниманием со стороны европейцев пользовались сведения о событиях первого похода казачьего отряда Ермака, положившего начало процессу присоединения огромного края к Российскому государству. Значительный интерес проявляли европейцы, служившие в Сибири, к военным действиям и угрозам нападения тюркских и монгольских кочевых этносов на южные окраины российских владений со стороны сибирских татар, возглавляемых наследниками хана Кучума, военных отрядов енисейских кыргызов, телеутов и джунгар. Эти материалы были обобщены М.П. Алексеевым [1, с. 326, 347-348, 356, 358-359]. Среди европейцев, оказавшихся в Сибири по приглашению российских властей для обучения русских воинов военному делу во второй половине XVII в., были офицеры, проявившие интерес к тюркских и монгольским номадам.

Один из офицеров, приехавших в Сибирь в 1666 г. в составе группы военных специалистов во главе с полковником И. Эгратом, для формирования рейтарских полков, оказался автор записок, имя которого осталось не известным [1, с. 326]. В сочинении этого офицера описаны особенности фортификации российских городов на территории Западной Сибири, деревянные стены которых давали возможность отражать нападения кочевников. Им были осмотрены сохранившиеся рвы и валы вокруг резиденции татарских мурз, которая в прошлом находилась на месте города Тобольска. По сведениям автора во второй половине XVII в. татарский царевич продолжал борьбу за восстановление Сибирского ханства, пользуясь поддержкой башкиров, которые очень метко стреляют стрелами из луков [1, с. 347-348]. Им был также отмечена воинственность джунгаров и их умение метко стрелять из луков верхом на лошадях на полном скаку и атаковать противника рассыпным строем. Из других видов оружия джунгарских воинов им отмечены сабли [1, с. 356, 358-359].

В сочинении Я. Рейтенфельса, посещавшего Москву в 1670-1672 гг., атаман Ермак назван «неким разбойником», который сумел завоевать Сибирь с небольшим отрядом в шесть сотен воинов. Этот автор отметил, что проводниками русских военных отрядов в Западной Сибири и на Енисее были татары и тунгусы [1, с. 387]. В записках офицера А. Доббина, прослужившего 17 лет в российских войсках в Сибири была подчеркнута воинственность енисейских кыргызов, которые сооружают укрепления на скалах и утесах являются отличными наездниками и привычны к войне. Среди кочевых народов им упомянуты калмыки и башкиры, которые поддерживают «владетеля Сибири» – наследника татарского хана Кучума, который «ведет большую войну с московитами» [1, с. 394-395].

В сочинении Г.А. Шлейсинга упомянуты немецкие офицеры, которые командуют российской пограничной стражей в Сибири [1, с. 501]. В сочинении известного голландского администратора, ученого и собирателя Н.К. Витзена, стремившегося разведать пути проникновения в Индию и Китай через Сибирь, собраны интересные сведения о походе отряда Ермака, отличные от сообщений сибирских летописей. Им описаны некоторые приемы стрельбы из ручного


______________________________________________________________

78

огнестрельного оружия, применение которых сыграло решающую роль в поражении Кучума и падении Искера.

Сибирские татары, имевшие в своем распоряжении две пушки не сумели сделать из них ни одного выстрела и были вынуждены сбросить в реку Иртыш [3, с. 10-20]. По мнению Э.П. Зиннера, эти сведения могли быть получены Н.К. Витзеном от думного дьяка Сибирского приказа А. Виниуса [3, с. 23]. Некоторые данные о походе Ермака содержатся в записках гольштейнского коммерсанта Э.И. Идеса, совершившего поездку во главе российской дипломатической миссии через Сибирь в Китай в 1692 г. Он описал поход казачьего отряда во главе с «неким разбойником» на легких гребных судах из владений купцов Строгановых на Урале во владения Сибирского ханства. Правитель сибирских татар, названный князем Алтанаем Кучумовичем, был взят в плен и отправлен в Москву. Однако в ходе боя, казачий атаман упал в реку Иртыш и утонул, поскольку тяжелая кольчуга потянула его ко дну.

В сочинении Э.И. Идеса упоминается об угрозе набегов на российские владения в Сибири со стороны джунгар, «уфимских и башкирских татар» [4, с. 82-83]. В записках Д. Белла, совершившего поездку по Сибири с российской дипломатической миссией в начале XVIII в., имеются сведения об оружии сибирских татар, вооруженных луками и стрелами, копьями и другими видами холодного оружия. По оценке этого автора отряд Ермака превосходил сибирских татар в умении вести огонь из огнестрельного оружия. Он даже сравнил сибирских татар с американскими индейцами в период испанского завоевания [3, с. 47].

В числе европейских исследователей, специально приглашенных для изучения природных ресурсов Северной Азии из Европы, был Д.Г. Мессершмидт, совершивший свое первое научное путешествие по Сибири [7, s. 91-110]. Российские власти разрешили участвовать в работе экспедиции пленному шведскому офицеру Ф.И. Табберту, получившему после возвращения в Швецию дворянский титул и фамилию Страленберг. Ко времени работы этой экспедиции политическая обстановка на юге Сибири существенно изменилась. Активное военное противостояние со стороны сибирских татар и енисейских кыргызов ушло в прошлое. Основные степные районы были присоединены к российским владениям. Российские военные экспедиции пытались продвинуться в направлении Восточного Туркестана в поисках «песошного золота». Участники экспедиции проявили определенный интерес к истории и культуре тюркских народов Сибири. Среди зафиксированных ими изобразительных материалов в Южной Сибири имеются наскальные рисунки, на которых изображены предметы вооружения и воинского снаряжения колчана енисейских кыргызских воинов эпохи позднего средневековья [2, с. 70]. Д.Г. Мессершмидт считал самыми умелыми и быстрыми в Сибири лучниками тунгусов [7, s. 88].

Наиболее обширные и информативные материалы по военной истории и вооружению русских воинов, тюркских и монгольских кочевых народов, противостоявших и взаимодействовавших на территории Западной и Южной Сибири в эпоху позднего средневековья и начале Нового времени были собраны Г.Ф. Миллером во время работы Великой Северной экспедиции. Результаты его активной научной деятельности были обобщены в фундаментальном труде по истории Сибири, в котором содержится последовательное описание исторических событий, военных действий против тюркских и монгольских номадов. Г.Ф. Милером были осмотрены и описаны некоторые татарские городища, которые являлись оборонительными сооружениями в период первого похода в Сибирь и последующих


______________________________________________________________

79

событий [5, с. 189, 190, 216, 217, 222]. В этом труде содержится характеристика воинских сил и оружия русских казаков и служилых людей, сибирских татар и енисейских кыргызов.

В источниках, собранных в ходе этой экспедиции содержатся ценные сведения о составе отрядов русских воинов, совершавших походы и несших службу в Сибири. В составе этих отрядов со времени первого похода Ермака были не только русские казаки, но и представители разных европейских, а спустя некоторое время и сибирских народов. Уже во время похода отряда Ермака часть татарской знати перешла на его строну, участвовала в военных действиях в качестве проводников и переводчиков. В последующие годы в состав российских воинских сил стали активно привлекаться служилые иноземцы из числа угорских народов, сибирских татар, качинцев, а в дальнейшем и других сибирских этносов. В источниках упоминаются отряды, составленные из казаков, стрельцов, немцев, литовцев, служилых юртовских и волостных татар, набранных в округах Тобольска, Тары и Тюмени [5, с. 290, 362].

В сочинении еще одного участника Великой Северной экспедиции И.Г. Гмелина имеется описание панцирей и кольчуг, которые в прошлом носили русские воины, сохранившиеся в арсенале Красноярского острога до первой трети XVIII в. [3, c. 159]. Материалы, собранные экспедицией, были использованы ее участником И.Э. Фишером, при написании сибирской истории. Он считал енисейских кыргызов весьма воинственным народом. В своем сочинении И.Э. Фишер упомянул о строительстве енисейскими кыргызами горных укреплений и использовании ими стрел [6, с. 51, 53, 55].

Изучение исторического опыта контактов, взаимодействия и взаимовлияния различных этносов, относящихся к разным языковым, культурным, хозяйственным группам имеет важное значение для осмысления процессов этнокультурогенеза и синтеза культур. В периоды позднего средневековья и нового времени в процессе присоединения к России лесостепных и степных районов Западной и Южной Сибири русским служилым людям пришлось контактировать с разными этническими группами и государствами тюркских и монгольских кочевых народов, вступать с ними в военные действия, заключать мирные соглашения, вести торговлю, заимствовать наиболее совершенные предметы материальной культуры и способы их эффективного применения. Различные свидетельства взаимодействия и взаимовлияния русских, тюркских и монгольских народов Сибири прослеживаются в разных областях материальной и духовной культуры, в том числе и в военной области.

Важными источником по военному делу русских, тюркских и монгольских народов Сибири являются находки предметов вооружения, а также иконографические материалы, с привлечением которых имеется возможность существенно дополнить сведения европейских специалистов, оставивших свои описания.

Судя по имеющимся материалам, воины, пришедшие в Сибирь в составе казачьего отряда, возглавляемого атаманом Ермаком, были очень хорошо вооружены и оснащены всем необходимым для ведения длительной военной кампании. Большинство казаков имело большой опыт ведения боевых действий в Поволжье, принимало участие в Ливонской войне. Значительным боевым опытом и военным умением обладал атаман Ермак и его командиры. В состав отряда были включены «триста человек немцев и литвы» из числа военнопленных с Ливонской войны, высоко ценившиеся в Российском государстве, как профессионалы в области


______________________________________________________________

80

военного дела. Снаряжением отряда Ермака занимались богатейшие купцы Строгановы, обладавшие большими ресурсами. Поэтому отряд Ермака представлял собой самую серьезную угрозу для существования Сибирского ханства.

Казаки и служилые воины из отряда Ермака были вооружены не только ручным огнестрельным, но и холодным оружием и средствами защиты. Они широко использовали копья, бердыши, рогатины. В рукопашных схватках воины умело наносили удары врагам саблями, палашами и кистенями. Для защиты головы они использовали шлемы. Для защиты тела воины надевали кольчатые и комбинированные доспехи. Сам атаман Ермак носил два доспеха, которые он получил от Ивана Грозного после занятия столицы Сибирского ханства, Кашлыка, и отправки даров в Москву. Один из них представлял собой кольчатый «пансырь», усиленный металлическими «мишенями» на груди и на спине, и украшенный опушкой из медных колец по краям рукавов и подолу. Поверх этого «пансыря» атаман надевал пластинчатый «куяк» в виде жилета, составленного из крупных железных пластин. Такую двойную защиту не могла пробить ни одна бронебойная татарская стрела. Не удивительно, что татары, угры и джунгары считали доспехи Ермака «непробиваемыми» и приписывали им сверхъестественные свойства.

Воины Сибирского татарского ханства были вооружены холодным оружием дистанционного и ближнего боя. Их основным оружием были луки и стрелы с плоскими или ромбическими бронебойными железными наконечниками. Такие стрелы были грозным оружием в войнах с другими кочевыми или таежными племенами, но оказались недостаточно эффективными в борьбе с хорошо вооруженным и защищенным противником. В ближнем бою татарские воины атаковали противников копьями, саблями, палашами, боевыми топорами. Для защиты они использовали железные шлемы, кольчуги и щиты. Наиболее хорошо вооруженными и защищенными были нукеры из ногайской гвардии хана Кучума. Защитное вооружение, в том числе «пансыри» и «шеломы», имели и угорские воины, вассалы сибирского хана. Татары располагали двумя чугунными пушками, привезенными из Казани, которыми не смогли должным образом воспользоваться во время военных действий.

Татарские войска значительно превосходили по численности отряд Ермака. Они воевали на своей территории, хорошо знали местность, обладали значительными людскими и экономическими ресурсами. На поле боя они предпочитали действовать верхом на лошадях, в рассыпном строю, обстреливая врагов из луков. Такая тактика, характерная для кочевников, была хорошо знакома казакам. В боях с ними она оказалась недостаточно эффективной. Уступая казакам в защитном вооружении, татары редко вступали в рукопашные бои, которые названы в источниках «злой сечью». Татарские полководцы не смогли приспособиться и оказать сопротивление продвижению русских казаков на стругах по рекам и ведению ими стрельбы из ружей в сражениях на воде и суше, а также к наступлению русских воинов в ближнем бою, в которых татары почти всегда уступали казакам. Их военные успехи были связаны с внезапными нападениями из засад. Татары проявляли стремление к созданию подавляющего численного превосходства над противником, что далеко не всегда вело к успеху на поле боя. Однако, ополчения, составленные из плохо обученных и недостаточно вооруженных сибирских аборигенов, не могли противостоять отрядам профессиональных воинов.

В Южной Сибири русским казакам пришлось столкнуться с хорошо вооруженными отрядами енисейских кыргызов и войсками их сюзеренов монгольских и джунгарских ханов. Основной ударной силой енисейских кыргызов


______________________________________________________________

81

были отряды панцирной конницы. Оружейной базой для кыргызских княжеств были земли шорцев-кузнецов, изготовлявших оружие высокого качества. Воины енисейских кыргызов были вооружены луками и стрелами, копьями, саблями, боевыми топорами. Для защиты применялись шлемы и панцири-куяки или кольчуги. В бою они осыпали противника стрелами, затем атаковали копьями и саблями. По свидетельству источников, «куяшники мугальские и киргизские» в ближних боях «копьем смешивали» противостоящих им казаков и служилых людей. Оценив возможности огнестрельного оружия, кыргызы пытались заполучить его и использовать в боях. Ружья покупали или выменивали у русских, несмотря на категорические запреты московских и сибирских властей.

Нехватка оружия и доспехов сказывалась и на русских воинах. Русские служилые люди и казаки широко использовали защитные доспехи, изготовленные шорцами, или привезенные из Средней Азии. Без надежных средств защиты было трудно противостоять «куяшным и доспешным» противникам. Казаки охотно покупали «куяки добрые под сукном» у качинцев и аринцев, живших в окрестностях Красноярского острога. С шорцев даже ясак брали «шеломами, и рогатинами, и саблями». Служилые люди нередко надевали двойные доспехи, кольчуги и пластинчатые куяки, а также «шапки железные».

При нехватке огнестрельного оружия, русские воины использовали луки и стрелы, пики, копья, сулемы, захваченные у кыргызов и кыштымов. Луки татарского производства использовали даже казачьи командиры. Иногда в Сибирь попадали доспехи и оружие западноевропейского производства, «латы, и шишаки, и шпаги, и пищали съезжие». Вероятно, их привозили европейские военные специалисты, приезжавшие на службу в Сибирь. Предпринимались попытки создать и обучить с помощью немецких офицеров солдатские рейтарские полки «нового строя».

В состав российских войск сибирская администрация, из-за нехватки русских и европейских воинов, привлекала и набирала татар, казахов, качинцев и представителей других коренных народов, которые нередко несли службу со своим традиционным оружием. В сибирских острогах были созданы арсеналы «государевой казны», в которых хранилось оружие и доспехи, в том числе приобретенные у сибирских народов или захваченные в качестве трофеев. Они выдавались служилым людям на время военных действий, а затем возвращались на хранение на склады после завершения походов.

Развитие военного дела у тюркских и монгольских народов Западной и Южной Сибири в эпоху позднего средневековья и новое время происходило в постоянном взаимодействии с русскими. Этнокультурные контакты способствовали взаимовлиянию, а также заимствованию друг у друга наиболее эффективных видов современного и традиционного оружия.


1 Алексеев М.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. – Иркутск, 1941. – 612 с.

2 Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Изучение древностей Южной Сибири немецкими учеными XVIII – XIX вв. – Новосибирск, 2005. – 270 с.

3 Зиннер Э.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII века. – Иркутск, 1968. – 247 с.

4 Идес И., Бранд А. Записки о русском посольстве в Китай (1692-1695). – М., 1967. – 404 с.

5 Миллер Г.Ф. История Сибири. – М., 1999. – Т. I. – 630 с.


______________________________________________________________

82

6 Фишер И.Э. Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием. – СПб., 1774. – 631 с.

7 Messerschmidt D.G. Forschungsreise durch Sibirien 1720-1727. – Berlin, 1962. – Theil 1. – Tagebuchaufzeichnungen 1721-1722. – 379 s.

Түйін Батыс жəне Оңтүстік Сібірдің орманды дала жəне далалы аудандарының

Ресей мемлекетіне қосылу кезеңіндегі орыс жəне түркі халықтарының əскери тарихы мəселесі XVII – XVIII ғасырларда осында қызмет істеген немесе саяхат жасаған еуропалық əскери мамандардың, əкімшілердің, ғалымдар мен тарих əуесқойларының назарын ерекше аударған.

Кілт сөздер: əскери тарих, орыс жəне түркі халықтары, орманды дала жəне далалы аудандар, Батыс жəне Оңтүстік Сібір, Ресей мемлекеті, еуропалық əскери мамандар, əкімшілер, ғалымдары, тарих əуесқойлары.

Summary

Problems of military history of the Russian and Turkish peoples during the merger of forest-steppe and steppe areas of western and southern Siberia to the Russian state have attracted the attention of European military specialists, administrators, scientists and lovers of old, to serve or to travel in XVII – XVIII centuries.

Keywords: military history, Russian and Turkic peoples, forest-steppe and steppe regions, Western and Southern Siberia, the Russian state, European military experts, administrators, researchers, lovers of antiques.

УДК 94(439)

ДЬЕНН Габор,

научный сотрудник университета имени Лоранда Этвеша, кандидат исторических наук, город Будапешт, Венгрия.

Е-mail: [email protected]

ДРЕВНЯЯ ИСТОРИЯ МАДЬЯР В ЗЕРКАЛЕ ИСТОРИИ ЕВРАЗИИ

Аннотация В статье обсужден вопрос о древней истории мадьяр и о специфике

мадьярского языка. Ключевые слова: история мадьяр, мадьярский язык. О том, что венгры происходят именно с Северо-Востока Европы,

свидетельствует мадьярский язык, который, бесспорно принадлежит к уральской языковой семье (по этой классификации самый близкий язык к венгерскому – это мансийский язык). Несмотря на то, что в венгерской науке были популярные те теории, по которым прародину финно-угров локализировали в Центральной и Южной Европе (Бернат Мункачи предполагал, что она находилась на Кавказе, и финно-угорские народы с Юга распространялись на Север. По его мнению, последними именно венгры покинули эту кавказскую «древнюю родину», двигаясь на запад. Археолог Дюла Ласло территорию свидерской археологической культуры (IX – VIII тыс. до н. э.), пространство Восточно-Европейской равнины от Висли до Оки, отождествлял как прародину финно-угров, ссылаясь в том числе на результаты


______________________________________________________________

83

языковой палеонтологии (на название деревьев, рыб)) [1], но в настоящее время большинство исследователей считают, по результатам исследований П. Хайду, которые были достигнуты с помощью языковой палеонтологии [2] что древнюю родину «уральцев» следует искать на Урале или в Зауралье (VI – IV тыс. до н. э.) [3].

Урал в древние времена представлял собой один из магистральных путей Северной Евразии. На Урале люди впервые появились ок. 30 тыс. лет назад, по всей видимости, с запада. Палеолитическое население Урала оставило наскальные рисунки, которые были найдены в Башкирии (Каповая и Игнатьевская пещеры), на них отражена фауна «мамонтовой степи». На каком языке говори первые «уральцы» – неизвестно, но не на прауральском языке, это точно – ведь его возраст «всего» несколько тысяч лет. Древний, «доуральский» топонимический пласт свидетельствует о том, что на Урале, в Приуралье и Зауралье еще до «уральцев» жило некое субстратное (возможно, древнее енисейкое?) население (такие гидрономы, как Кама, Кем и пр. являются языковыми памятниками этого населения) [4].

По данным антропологии, в Евразии до Енисея, вплоть до движения гуннов в антропологическом смысле жило преимущественно европеоидное население. На территории современного Казахстана только в начале железной эпохи (конец II – начало I тыс. до н. э.) появились первые люди монголоидного антропологического типа и только в результате нашествия гуннов произошел перелом в пользу монголоидов [5].

Археологическая культура, связываемая с «уральцами» в Восточной Европе и Западной Сибири, это культура гребенчато-ямочной керамики в V-IV тыс. до н. э. [6].

Но что представляет собой «прародина уральцев»? Это всего лишь языковая абстракция, или «историческая реальность»? Согласно результатам в области исторического фольклора, древние уральцы – кроме общего предполагаемого языка – могли иметь общий миф о сотворении мира: «дуалистический» миф о нырянии за землей, что все-таки говорит о том, что прародина «уральцев» больше чем «лингвистический абстракт» [7].

После выхода самодийцев из «уральской» общности финно-угры вступили в контакт с индо-иранскими народами – началась юго-западная миграция финно-угров. В финно-угорских языках встречается целый ряд иранских заимствованных слов, связанных с культурно-хозяйственной жизнью. Сюда относятся, например, названия металлов (мадьярское arany ’золото’, эрзянский сырьне ср. авесткое. zaranya- , санскритское hiranya,). Название меда (мадьярское méz 'мёд' удмуртское му ср. авестское madu, madav-. Индоевропейское название мёда было заимствовано восточными языками, см. китайское mi, японское mitsu, корейское mil). Слова, связанные со скотоводством, например мадьярское szarv ’рог’, финское sarvi, вепсе sarv. ср. авестское srvā, srū, персидское surūn, soru и пр. Финно-угорское название свиньи (*porśas/porćas) также восходит к иранскому/индоевропейскому заимствованию: ср. курдское purs, латынь porcus и т. д. Понятия, связанные с общественной жизнью (см. например финно-угорское *asȣrȣ,’господин, богатый’ > удмуртское узыр, мансийское ātǝr, ’князь’, ср. авестское ahura- ’господин, князь’) и с семейством также были заимствованы финно-уграми от «иранцев» (например мадьярское árva 'сирота' финское orpa, хантыйское uri, ср. санскритское arbha ’маленький, слабый’), также и некоторые числительные [8].

В конце III начале II тысячелетия до н. э. продолжалась фрагментация финно-угорских народов. На восточном крыле «финно-угорского мира» отделилась группа,


______________________________________________________________

84

которую в настоящее время называем «уграми» (предки манси, ханты и мадьяр) – угорские языки единственные среди финно-угорских, в которых нет балтийских заимствований [9].

Угры в II тысячелетии до н. э. находились в орбите «андроновского мира». Андроновская культурно-историческая общность бронзового века занимала огромные территории современного Казахстана. Носители культуры занимались, прежде всего, скотоводством и земледелием. По мнению Е. Кузьминой, андроновцы были первыми «колонизаторами» степи [10].

Об этнической принадлежности андроновской культуры существует несколько мнений: иранская [11], угорская [12] и ирано-угорская интерпретации.

Формирование андроновской общности совпало с распространением новых хозяйственных технологий бронзового века. Во втором периоде существования андроновской культуры все более важную роль играло земледелие [13]. В связи с возникновением торговых путей сформировались новые «центры» (развитый Юг) и «периферии» (отсталый Север) в Евразии. Во II тыс. до н. э. наблюдается экономическая и культурная экспансия андроновского мира, но и одновременно его внутренняя фрагментация: появляются урбанизированные центры (напр. Кент, Чича), а на перифериях в результате смешения андроновского и субстратных «миров» появляются новые очаги культурного развития (т.н. андроноидные культуры) [14]. Можно предположить, что северная экспансия андроновской культуры повлияла на дальнейшую судьбу угорской общности, она распалась на северную и южную части. Таким образом, на северной периферии «андроновского мира» появились предки мадьяр – протомадьяры [15].

Многие исследователи считают, что зауральская «андроноидская» черкаскульская археологическая культура (выделенная К. В. Сальниковым в 1964 г.), сформировавшаяся на основе субстратного населения и «андроновцев», является первой конкретной культурой, которую можно отождествить с угорским (протомадьярским?) населением *mańćз / *mäńćз [16].

В конце II начале I тысячелетия до н. э. произошли существенные изменения в Евразии – появился номадизм – кочевой образ жизни. В результате появления и распространения кочевничества хозяйственные формы бронзового века стали разрушаться. Не исключено, что распространение железа и кочевых обществ связаны друг с другом. Распространение новых милитаризированных, мобильных кочевых обществ привело к невиданной прежде культурной гомогенизации в Евразии [17].

Благодаря кочевому образу жизни, появлению новых магистральных культур, культурные инновации могли быстро распространяться по всей Евразии. Диалог культур стал более обширным, культурный и этнический облик Евразии изменился. Великолепными памятниками этого, в культурном смысле «гомогенного» евразийского мира являются золотые олени [18], памятники скифо-сибирского звериного стиля.

Новый тип империи кочевников был создан юэчжи в 3 веке до н. э. (по всей видимости, империя Хунну возникла по образцу «государства» юечжи: ее создатель, Маодунь был знаком с управлением юечжи, ведь он провел время у юечжи в качестве заложника). Характерные черты этих империй: вместо «племенной демократии» кочевников разделение элиты и народа, избранность определенного рода, сакрализация вождя, организованный военно-бюрократический аппарат, более-менее регулярное налогообложение на покоренное население [19].


______________________________________________________________

85

Кочевничество – оно в то время было «прогрессивным явлением» – и культ коня играли значительную роль в жизни и угорских народов («пережитки» культа коня до сих пор встречаются у обских угров, например образ Мир-Сусне Хума. В мадьярском фольклоре сохранились лишь очень туманные данные о некогда существовавшем культе коня). Терминология коневодства является общей в угорских языках, например: мадьярское ló ’лошадь’ мансийское lo, luβ хантыйское lǭχ, lau, < *luβɜ или luνɜ. Мадьярское fék ’узда’ мансийское пехъ, bech хантыйское päk < *päkkɜ (это слово можно обнаружить только в южных угорских наречиях). Мадьярское ostor ’кнут’, мансийское aštər. Выражения, связанные с коневодством, например: мадьярское két fű ló ’лошадь в возрасте двух лет’ мансийское kit pum lū [20]. По-видимому, предки современных угорских народов в I тысячелетии до н. э. стали коневодами. Древние мадьяры (протомадьяры) – согласно Петеру Хайлу – появились на сцене истории как коневоды [21].

Относительно угорской прародины опять же возникает вопрос: она была «исторической реальностью», или всего лишь абстракция кабинетных ученых?

Что касается языковых элементов, число общих угорских инноваций не так уж велико. Среди угорских языковых инноваций можно упоминать суффикс локатива t, аффикс p, каузативный суффикс l, суффикс глагола h, числительное kettő ’два’ – помимо két ’два’ (ср. манси kitäγ, kitu, ханты kätkən) [22] – суффикс, образующий лишительные прилагательные –tal/-tel, и несколько лексик, например: мадьярское eb ’собака’, мансийское, хантыйское ämp < *empɜ; мадьярское eper ’клубника’, мансийское äpèrèχ, äprä < *äppȢrȢkȢ; мадьярское köles ’просо’ мансийское kwoläs ’мука’, kȯlas ’мука, каша’ < *kȢlɜćɜ и пр. [23]. Кроме терминологии коневодства, в угорских языках является общей и календарная система (семидневная неделя), название первого и второго дней, названия времен дня. Очень важно с точки зрения этнической идентичности, что имеется общий угорский этноним (*mańćɜ > māńši и magy(ar)) [24]. Возможно, одно из самых характерных явлений древнемадьярской культуры, «частичное захоронение с лошадью» (részleges lovastemetkezés – когда в могилу возле умершего положат лишь череп, шкуру и отчлененные, обычно по третий сустав ноги животного), также имеет угорское происхождение, ведь этот мадьярский тип захоронения типологически весьма похож на элементы угорского медвежьего праздника (когда также голова, шкура и лапы медведя «участвуют» в празднике), и на изображения медведя в жертвенной позе. Хотя здесь угорская интерпретация не является обязательной [25]. Также, важный характерный признак древнемадьярских захоронений, по раскопкам Карпатского бассейна, это маски, закрывавшие лицо покойника, или пластинки, прикрывавшие рот и глаза умершего, что типологически похоже на то, когда во время медвежьего праздника на глаза и рот медведя положат гробную пелену [26].

Самый близкий к мадьярскому языку, это язык манси: лексическое совпадение в мансийском и мадьярском языках составляет 34%, а между хантыйским и мадьярским 27%. Из 162 специфических угорских слов 135 можно обнаружить и в мадьярском и мансийском (83%) языках, такая параллель составляет 70% (113 слов) между мадьярским и хантыйским языками.

Что касается внешних связей древних угров, здесь самые большие споры наблюдаются вокруг вопроса начала тюркизации мадьяр. Некоторые исследователи полагают, что самые ранние связи между мадьярами и тюрками начинались уже в угорскую эпоху, то есть в 1 тыс. до н. э. [27]. Действительно, по-видимому, некие представители прототюркских языков уже в то время вступали в контакт с протомадьярами, но лишь 3-5 слов находятся в мадьярском языке, которые,


______________________________________________________________

86

возможно, отражают эти ранние контакты (например, слово nyár 'лето', древнетюркское *ńār ’весна, лето’) [28]. Тем не менее, начало тюркизации мадьяр (по крайней мере, мадьярской элиты) следует датировать на позднейшие периоды (вторая половина I-ого тысячлетеия н. э.). Безусловно, ираноязычные народы оказывали влияние на древних угров, однако, интенсивность иранского влияния на угров была слабее, чем во время «финно-угорского единства» и отставала от того, что можно фиксировать с середины I-ого тыс. н. э., уже на самостоятельный мадьярский язык. Что касается тохарского влияния угров, это останется под вопросом [29]. Мало изученный, но, на мой взгляд, существенный вопрос, что в мадьярском языке есть много заимствованных слов, источник которых неизвестен. Причем, это не просто набор неизвестных слов, а они характеризируются определенными грамматическими закономерностями (например, в мадьярском языке много слов с начальным gy- имеет неясную этимологию), они могли попасть в мадьярский язык из каких-то ныне вымерших уральского или сибирского языков [30].

Но где располагалась угорская прародина? В венгерской историографии долгое время предпочитали – из-за идеологических соображений? – что ее следует искать в Европе [31].

Однако, кажется, более весомы те аргументы, по которым угорскую, мадьярскую прародину локализируют в Зауралье и Западную Сибирь. Об этом свидетельствуют языковые параллели между угорскими и самодийскими языками. Имеется ряд лексик, присутствующие только в самодийских и угорских языках. Более того, есть и такие лексики в мадьярском языке, параллели которых можем найти только в самодийских наречиях (например, мадьярское hó ’снег’ ненецкое χaβ, камасское kamo; мадьярское hegy ’гора’ ненецкое χoi и пр.) [32]. В самодийских языках больше лексических соответствий с мадьярским, чем между мадьярским и финскими языками [33]. Это довольно большое сходство, что лишний раз указывает на то, что нельзя механически использовать «дерево» родства языков (по которому мадьярско-самодийские языковые параллели объясняются как элементы уральской прародины 6 тысячелетней давности).

Кроме этого есть и другой аргумент, по которому можно локализировать мадьярскую прародину в Западную Сибирь. Косвенно об этом свидетельствует характеристика иранских заимствованных слов в финно-угорских языках. Так, из древнеиранской эпохи (IV-II тыс. до н. э.) в финно-угорских языках есть ок. 50 иранских заимствованных слов. Они присутствуют практически во всех финно-угорских языках в более-менее одинаковом количестве (финском 25, удмуртском 24, мадьярском 26 и т. д.). Следовательно, в это время еще существовала финно-угорская общность, «единый» финно-угорский праязык еще не разделился на прибалтийско-финскую, финно-волжскую, пермскую, угорскую группы.

В финно-угорских языках можно отметить 57 иранских заимствованных слов, которые попали в финно-угорские языки в I тысячелетии до н. э. Но в это время финно-угорские языки и народы уже довольно сильно фрагментировались. Самое большое количество иранских заимствований можно отметить в пермских языках (ок. 30), а в угорских языках всего лишь несколько (6-9). Это красноречиво свидетельствует о том, что в I тысячелетии до н. э. между пермскими и угорскими народами простиралось довольно большое расстояние, и не только в географическом, но и в культурном смысле [34]. Поскольку, предположительно, пермские народы и в это время обитали в Приуралье, а угорские к востоку от них, можно сделать вывод, что угорскую прародину следует локализировать в Зауралье.


______________________________________________________________

87

В российской науке обычно саргатскую и гороховскую археологические культуры отождествляют с мадьярами (хотя существует и иранская интерпретация «саргатцев») [35]. Западносибирская лесостепная саргатская культура существовала с 4 века до н. э. до 4 века н. э., ее распад, возможно, связан с миграцией гуннов. Кроме лингвистических и археологических аргументов мадьярскую интерпретацию саргатской культуры поддерживает то обстоятельство, что возникновение саргатской культуры совпадает с формированием самостоятельного протомадьярского языка. В хозяйстве «саргатцев» важную роль играло скотоводство, особенно коневодство. Они были знакомы и с металлургией (предположительно благодаря зауральской иткульской металлургической культуре) [36]. К западу от основной территории «саргатцев», в Зауралье сформировалась гороховская археологическая культура, которая во многом была похожа на саргатскую культуру, и ок. 2-3 вв. н. э. две культуры практически слились. «Саргатцы» поддерживали интенсивные торговые (и вместе с тем) культурные связи с Югом, Средней Азией, Ираном [37]. Антропологический тип «саргатцев» был европеоидный: это было последнее чистое европеоидное население Западной Сибири до прихода русских [38]. К концу существования культуры, по данным археологии, наблюдается социальная дифференцация в саргатском обществе. По видимому, у «саргатцев» к 4 веку сформировалась некая элита, и социальная дифференция достигла такого уровня, что некоторые исследователи считают: «саргатцы» были на пороге образования государства [39].

Движение гуннов привело к полному переоформлению Евразии в этнополитическом смысле. Сами гунны играли лишь эпизодическую роль в Восточной Европе, но их влияние на будущее Евразии все-таки оказалось огромным. Их исторической «миссией» была разрушение, а на созидание не было дано время. Нашествие гуннов открыла дорогу в Среднюю Азию и Урал перед монголоидами (монголоидные черты гуннов хорошо отражены в современных письменных источниках) и тюрками (по всей видимости, гунны были первым тюркоязычным народом в Восточной Европе) [40].

Гунны разрушили формирующиеся «протогосударства» Северной Евразии: в Зауралье «саргатцев», в Восточной Европе «готское пространство», которое в определенном смысле было историческим предшественником Руси (германские готы, как и варяги, в начале были мореходами, совершавшими морские походы против восточной части Римской империи; они покорили приблизительно то же пространство, на котором полтысячелетия спустя возникла Русь (сходство между листом Иордана о народах, покоренных готским королем Германарихом; и перечнем ПВЛ о «язицах», дающих дань Русью, потрясающее); готы были первым христианским народом Северо-Восточной Европы и. т. д.). Но судьба готов – из-за гуннского нашествия – сложилась по-другому…

Видимо, под влиянием гуннов началась миграция угров (протомадьяр) из Зауралья в Приуралье, Волжско-Уральский регион. Известно несколько миграционных волн с 4 по 7 век [41]. По всей видимости, ломоватовскую (которая имела довольно тесные связи с Ираном) [42], кушнаренковскую и караякуповскую культуры (последние две появились в Приуралье в 6-7 вв.) можно отождествлять с мадьярами (на мой взгляд – согласно новой парадигме археологии – прямое отождествление археологических культур с этносами в случае отсутствия других источников не обязательно является само собой разумеющимся) [43]. В Волжско-Уральском регионе обнаружено немало археологических памятников, относящихся в основном к 6-9 векам (Больше-Тиганы, Хусаиново, Бекешово I-II., Стерлитамак,


______________________________________________________________

88

Лагерево, Каранаево и пр.), и которые довольно близки к венгерским памятникам эпохи обретения родины [44].

Мадьяры с середины I-ого тысячелетия н. э. вступили в контакты с древнепермским населением Приуралья. Об этом свидетельствуют лексическая и морфологическая близость мадьярского и пермских языков, результат ареальных языковых контактов (например, знак инфинитива –ni, который есть только в пермских и мадьярском языках, несколько лексик) [45].

В Волжско-Уральском регионе начались тесные тюркско-венгерские языковые связи, тюркизация протомадьяр. Этот процесс был связан с булгарами. По новым археологическим данным булгары на Средней Волге появились в 7-8 в., раньше, чем это предполагалось в литературе 60-80-х годов [46]. В мадьярском языке имеется ряд тюркских заимствованных слов, из какого-то языка булгарской группы тюркских языков. Они связаны с земледелием, виноделием, поэтому, некоторые из них были заимствованы не из волжско-булгарского, а из другого представителя булгарской группы тюркских языков (не исключено, что в Карпатском бассейне). Тем не менее, то обстоятельство, что многие из этих слов также присутствуют в пермских языках, указывает на то, что булгаро(тюркско)-венгерские связи начались именно в Волжско-Уральском регионе [47].

Нет сомнения, что мадьярская племенная система имеет тюркское происхождение, поскольку из семи мадьярских племенных названий у пяти явная тюркская этимология (Тарян, Енэ, Кер, Кеси, Куртдярмат). Мадьярская элита была сильно тюркизирована к 9 веку, по крайней мере, об этом свидетельствуют известные венгерские личные имена того времени. Не исключено, что возникновение этнонима «мадьяр» также связано с тюрками. Этноним мадьяр достаточно загадочный: первый слог этого слова, безусловно, связан с самоназванием манси, а происхождение второго слога – ar не ясно. По одному из гипотез, он связан с концовкой – ar, которая была весьма распространена среди тюркских этнонимов второй половины I-ого тысячелетия н. э. (ср. авар, сувар, булгар, хазар и пр.), что может указывать на существование некоей тюркской этнонимической модели, частью которой стали и мадьяры [48].

Один арабский писатель 7 века, Абдаллах, сын завоевателя Египта, Амра ибн ал-Аса упоминает в Волжско-Уральском регионе между хазарами и легендарными Йаджудж и Маджудж два народа, маншак и машак [49] – возможно, это (первое) упоминание протомадьярского народа *mańćɜ, народа, который тогда еще не был «мадьяр»?

Кроме тюркизмов, в мадьярском языке есть целый ряд поздних иранских заимствований. Хотя иранские языки Волжско-Уральского региона ныне уже исчезли (о некогда существующим ираноязычном населений свидетельствует иранская топонимика Волжско-Уральского региона), единственным памятником прежнего иранского мира степи является осетинский язык. Но и в осетинском языке можно обнаружить те лексики, которые попали и венгерский (т. н. «аланские» заимствованные слова в мадьярском языке) [50]. Интересно, что в осетинском языке есть мадьярские заимствованные слова, но они попали в этот кавказский язык, по всей вероятности, из языка кавказских венгров [51].

Венгерские племена ок. 830 г. появились в степи, по всей видимости, мадьяры немного времени провели в степи, всего 2-3 поколения. Мадьярский народ, появляющийся в степи в 9 веке, византийские источники назвали «тюрками», как и хазар. И действительно, протомадьярский народ манче с 7-8 веков постепенно, под иранским и особенно тюркским влиянием, начал терять свои уральские корни и стал


______________________________________________________________

89

похож на тюрков. Не случайно византийские источники называли мадьяр «тюрками». Манче стали мадьярами. Уже до 9 века сформировалась мадьярская этническая идентичность – об этом красноречиво свидетельствует описание экспедиции Юлиана, венгерского монаха, который в 1235 г. недалеко от Биляра нашел тех мадьяр, которые остались на востоке. Как писал, по словам Юлиана, Рихард, составитель отчета экспедиции, восточные мадьяры не только понимали западного брата, но знали о существовании западной Венгрии, и о том, что западные венгры «произошли от них» [52].

Почему мадьяры покинули Волжско-Уральский регион – нет достоверного ответа. Возможно, воинствующие башкиры заставили их перекочевать на юг и запад? Возможно, что не внешние силы, а внутренняя динамика мадьярского общества являлась источником движения?

Мадьяры ок. 830 г. пришли в Хазарию, и – как это рассказывали венгры ок. 950 византийскому императору Константину Багрянородному – жили под властью хазар несколько лет. Не исключено, что династии Арпадов (князь Алмош и его потомки) имеет хазарское (тюркское) происхождение – об этом есть косвенные данные в мадьярской исторической традиции [53]. Князь Алмош – имя довольно интересное. Средневековый венгерский писатель Аноним в 12-13 вв. с помощью народной этимологии объяснил происхождение имени, от мадьярского слова álom ’сон’. Такая этимология довольно распространена и в настоящее время. Однако имеет под собой основание другое объяснение, которое имя князя Алмоша связывает этимологически с именем известного булгарского князя 10 века. Алмош и его сын Арпад – последний был поставленным хазарским каганом [54], но это, скорее всего, относится и к его отцу – начинают осторожную политику «независимости». С 860-х годов мадьярский племенной союз «Семимадьяр» (hetumoger), двигаясь на запад, до Карпатов, уже как самостоятельный игрок появился на европейской политической арене (862: первый европейский поход мадьяр). Безусловно, определяющую роль в формировании мадьярского племенного государства играли восставшие против хазарского кагана кавары, которые создали союз с мадьярами [55]. Мадьярская элита унаследовала от хазар своеобразную систему управления (два князя: сакральный и «действующий»): именно с такой системой пришли мадьяры в Карпатский бассейн.

Таким образом, к 9 веку происходила сильная тюркизация мадьяр. Она отражалась в языке, быте, культуре, политическом устройстве мадьяр. Скорее всего, и этноним «мадьяр» возник под влиянием тюркской этнонимической модели. Это был естественный процесс, после того, что мадьяры покинули «финно-угорский мир» и оказались в окружении тюркских народов (булгар, хазар, печенегов). После обретения родины, в Карпатском бассейне мадьяры испытали мощное славянское влияние: оно отражается в языке, быте, культуре мадьяр. Сотни славянских заимствованных слов свидетельствуют о том влиянии, которое славяне оказали на мадьяр, особенно в области земледелии и христианской религии.

Тем не менее, уральский язык мадьяр сохранился до сих пор, а языки булгар, хазар печенегов, паннонских славян уже давно исчезли. На мой взгляд, именно языковая изоляция позволила мадьярам сохранить свою идентичность. Ведь языковая изоляция предоставляла защиту мадьярам от быстрой ассимиляции, аккультурации.


1 Munkácsi Bernát. A magyar fémnevek őstörténeti vonatkozásai // Ethnographia 1894. – 1-25. László Gyula: Őstörténetünk legkorábbi szakaszai. Bp. 1961. – 69-74.


______________________________________________________________

90

2 Языковая палеонтология теоретически предлагает «экзактное решение» научных вопросов, тем не менее, при использовании того же «экзактного» подхода получились совершенно противоречивые результаты. Сам П. Хайду неоднократно поменял свое мнение Hajdú Péter: Finnugor népek és nyelvek. Bp. 1962. – 35-39.

3 Хайду П. Уральские языки и народы. – М., 1985. – С. 159. 4 Старостин С. А. Праенисейская реконструкция и внешние связи енисейских

языков // Кетский сборник. Антропология, этнографтя, мифология, лингвистика. – Ленинград 1982. – С. 197-235.; Вернер Г. К.: Коттский язык. – Ростов-на-Дону, 1990.

5 Багашёв А. М. Палеоантропология Западной Сибири. Лесостепь в эпоху раннего железа. – Новосибирск 2000. – С. 192.; Балуева Т. С., Веселовская Е. В., Григорьева О. М., Пестряков А. П. Становление и динамика облика населения Сибири и Казахстана // Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям. Отв. ред.: Деревянко А. П., Куделин А. В., Тишков В. А. – М., 2010. – С. 182-186, 185.

6 Головнёв А. В. Антропология движения. – Екатеринбург, 2009. – С. 113. 7 Айвенхальд А. Ю., Петрухин В. Я., Хелимский Е. А. К реконструкции

мифологических представлений финно-угорских народов // Балто-славянские исследования – 1981. – М., 1982. – С. 162-192; Напольских В. В. Как Вукузе стал создателем суши. Удмуртский миф о сотворении земли и древнейшая история народов Евразии. – Ижевск, 1993. – С. 53-56.

8 Collinder Björn. Fenno-Ugric Vocabulary. An Etimological Dictionary of the Uralic Languages. T. II. – Hamburg. – 141-145, 147-149; Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. – Тбилиси, 1984. – Т. II. – С. 921-924, 940.

9 Напольских В. В. Предыстория народов уральской языковой семьи // История татар I. – Казань, 2005. – С. 195-203, 201.

10 Кузьмина Е. Е. Откуда пришли индоарии? Материальная культура племен андроновской общности и происхождение индоиранцев. – М., 1994. – С. 49, 82, 192, 203.

11 Иванов В. А. Откуда ты, мой предок? Взгляд археолога на древнюю историю Южного Урала. – СПб., 1994. – С. 35-36.

12 Чернецов В. Н. Наскальные изображения Урала. – М., 1964. 13 Сальников К. В. Очерки древней истории Южного Урала. – М., 1967. – С.

333. 14 Вернадский Г. В. Древняя Русь. – Тверь-Москва, 1997. – С. 59, 62; Корякова

Л. Н. Социальный тренд в Южной части Северной Евразии в эпоху бронзы и раннего железа // Уральский исторический вестник. – 2006. – №14. – С. 5-24, 14, 18-19.

15 Сальников К. В. Древнейшее население Челябинской области (по данным археологических памятников). – Огиз-Челябинск, 1948. – С. 22; Напольских В. В. Введение в историческую уралистику. – Ижевск, 1997. – С. 61.

16 Пшеничнюк А. Х. Об угорском компоненте в культурах Приуралья эпохи раннего железа // Проблемы древних угров на Южном Урале. – Уфа, 1988. – С. 5-9; Обыденнов М. Ф., Шорин А. Ф. Археологические культуры позднего бронзового века древних уральцев (черкаскульская и межовская культуры). – Екатеринбург, 2005. – С. 117; Напольских В. В. Введение в историческую уралистику. – Ижевск, 1997. – С. 61; Матвеев А. П. Черкаскульская культура Зауралья // Ab origine. Проблемы генезиса культур Сибири. – Тюмень, 2007. – С. 4-41, 37-38.


______________________________________________________________

91

17 Корякова Л. Н. Социальный тренд в Южной части Северной Евразии в эпоху бронзы и раннего железа // Уральский исторический вестник. – 2006. – №14. – С. 5-24, 20.

18 По мнению Л. Н. Марра, культурная символика, связанная лошадью, унаследовала прежние формы культа оленя (см. Пазырык).

19 Крадин Н. Н. Империя Хунну. – М., 2002. – С. 234; Кляшторный С. Г. Основные этапы политогенеза у древних кочевников Центральной Азии // Монгольская империя и кочевой мир. – Книга 2. – Улан-Удэ, 2005. – С. 23-31; Головнёв А. В. Антропология движения. – Екатеринбург, 2009. – С. 182-183.

20 A magyar nyelv történeti-etimológiai szótára I. A-Gy. Bp. – 1967. – С. 866. A magyar nyelv történeti-etimológiai szótára II. H-Ó. Bp. – 1970. – С. 777, 1098.

21 Хайду П. Уральские языки и народы. – М., 1985. – С. 192. 22 A magyar nyelv történeti-etimológiai szótára II. H-Ó. Bp. – 1970. – С. 476. 23 A magyar nyelv történeti-etimológiai szótára I. A-Gy. Bp. – 1967. – С. 701, 774;

А magyar nyelv történeti-etimológiai szótára II. H-Ó. Bp. – 1970. – С. 606. 24 Róna-Tas András: A honfoglaló magyar nép. Bp. – 1996. – С. 234; A magyar

nyelv történeti-etimológiai szótára II. H-Ó. Bp. – 1970. – С. 817. 25 Когда Ибн Фадлан в 922 г. шел к волжским булгарам через территорию

«тюрков», огузов, сумел наблюдать их похоронные обряды. Он пишет: скорбящие ели лошадей умершего, кроме головы, ног, кожи и хвоста. История татар с древнейших времен. – Т. II. – Волжская Булгари и Великая Степь. – Казань, 2006. – С. 727.

26 Чернецов В. Н. Медвежий праздник у обских угров. – Томск, 2001. – С. 6-7, 27-28.

27 László Gyula: Őstörténetünk legkorábbi szakaszai. Bp. – 1961. – С. 31. 28 A magyar nyelv történeti-etimológiai szótára II. H-Ó. Bp. – 1970. – 1036; Ligeti

Lajos: Az uráli magyar őshaza // A magyarság őstörténete (szerk. Ligeti Lajos) Bp. – 1986. – 36-70, 45; Bárczi Géza: Török jövevényszavaink legrégibb rétegének kérdéséhez. Bp. – 1952. – С. 359; Напольских В. В. Введение в историческую уралистику. – Ижевск, 1997. – С. 164.

29 Краузе В. Тохарский язык // Тохарские языки (ред. В. В. Иванов). – М., 1959. – С. 60-80; Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В.: Индоевропейский язык и индоевропейцы. – Тбилиси, 1984. – Т. II. – С. 936.

30 Ligeti Lajos: A magyar nyelv török kapcsolatai a honfoglalás előtt és az Árpád-korban. Bp. – 1986. – С. 161-162.

31 Hóman B., Szekfű Gy. Magyar történet I. 12-13., Ligeti Lajos: Az uráli magyar őshaza // A magyarság őstörténete. Bp. – 1986. – №1943. – С. 36-70, 40-41; László Gyula: Őstörténetünk legkorábbi szakaszai. Bp. – 1961. – С. 31. Hajdú Péter: Finnugor népek és nyelvek. Bp. – 1962. – С. 36-38; Хайду П. Уральские языки и народы. – М., 1985. – С. 156-159; László Gyula: Őstörténetünk. Bp. – 1981. – С. 20; Róna-Tas András: A honfoglaló magyar nép. Bp. – 1996. – С. 248; Vékony Gábor: Magyar őstörténet – magyar honfoglalás. Bp. – 2002. – С. 136.

32 Collinder, Björn: Fenno-Ugric Vocabulary. An Etimological Dictionary of the Uralic Languages. Hamburg. – С. 28, 32, 33, 36, 53, 77.

33 Хелимский Е. А. Древнейшие венгерско-самодийские языковые параллели. – М., 1982. – С. 56.

34 Harmatta János: Irániak és finnugorok, irániak és magyarok // Magyar Őstörténeti Tanulmányok. Szerk. Bartha Antal, Czeglédy Károly, Róna-Tas András. Bp. – 1977. – С. 67-182, 172-176.


______________________________________________________________

92

35 Корякова Л. Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (саргатская культура). – Свердловск, 1988. – С. 14.

36 Могильников В. А. Некоторые аспекты взаимосвязей населения Приуралья и Западной Сибири в эпоху железа // Проблемы древних угров на Южном Урале. – Уфа, 1988. – С. 20; Корякова Л. Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (саргатская культура). – Свердловск, 1988. – С. 153-154.

37 Таиров А. Д. Торговые коммуникации в западной части Урало-Иртышского междуречья. – Челябинск, 1995. – С. 30; Матющенко В. И. Саргатские древности Омского Прииртышья в системе культур раннего железного века лесостепи Западной Сибири // Сибирь в панораме тысячелетий (Материалы международного симпозиума). – Т. 1. – Новосибирск, 1998. – С. 379-386, 384.

38 Багашёв А. М. Палеоантропология Западной Сибири. Лесостепь в эпоху раннего железа. – Новосибирск, 2000. – С. 186-188.

39 Корякова Л. Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (саргатская культура). – Свердловск, 1988. – С. 155-157; Матвеева Н. П. Социальное развитие народов Западносибирской лесостепи в раннем железном веке // Сибирь в панораме тысячелетий (Материалы международной конференции). – Т. 1. – Новосибирск, 1998. – С. 359-366, 363, 366; Матвеева Н. П. Саргатская культура Западной Сибири // Социальная структура ранних кочевников Евразии. – Иркутск, 2005. – С. 129-151, 149-151.

40 Балуева Т. С., Веселовская Е. В., Григорьева О. М., Пестряков А. П. Становление и динамика облика населения Сибири и Казахстана // Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям. Отв. ред.: Деревянко А. П., Куделин А. В., Тишков В. А. – М., 2010. – С. 182-186, 185-186; Bóna István: A hunok és nagykirályaik. Bp. – 1993. – С. 32.

41 Иванов В. А. Откуда ты, мой предок? Взгляд археолога на древнюю историю Южного Урала. – СПб., 1994. – С. 79.

42 Бадер О. Н., Оборин В. А. На заре истории Прикамья. – Пермь, 1958. – С. 165-166; Казаков Е. П. Волжская Булгария и финно-угорскитй мир // Finno-Ugrica. – 1997/1. – С. 34.

43 Bálint Csanád: Az ethnosz a kora középkorban (A kutatás lehetőségei és korlátai) // Századok. – 2006/2. – С. 277-347; Казаков Е. П. Новые археологические материалы к проблеме ранней тюркизации. Урало-Повольжя // Татарская археология. – №№1-2(4-5). – Казань, 1999. – С. 27.

44 Fodor István: A finnugor népek ősi lakóhelyei // História. – 2012/7. – С. 8. 45 Лыткин В. И., Гуляев В. И. Краткий этимологический словарь коми языка. –

М., 1970. – С. 1; Хелимский Е. А. Древнейшие венгерско-самодийские языковые параллели. – М., 1982. – С. 19.

46 Багаутдинов Р. С., Богачев А. В., Зубов С. Э. Протоболгары на Средней Волге. – Самара, 1998. – С. 22.

47 Егоров В. Г. Этимологический словарь чувашского языка. – Чебоксары, 1964. – С. 221, 229.

48 Напольских В. В. Введение в историческую уралистику. – Ижевск, 1997. – С. 64.

49 Крачковский И. Ю. Арабская географическая литература. – М., 2004. – С. 51.

50 Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. – I. – M., 1949. – С. 251-252; Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. – T. I. – С. 84-85,


______________________________________________________________

93

119, 126-128, 354, 539. – Т. II. – 68-69, 95, 103, 112-113, 340-341. – T. III. – С. 100, 336. – Т. IV. – Л., 1989. – С. 30, 50-51, 106, 199, 236, 295, 308.

51 Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. – Т. III. – Л., 1979. – С. 25; Багрянородный К. Об управлении империей. – М., 1991. – С. 159.

52 История татар. – T. II. – Казань, 2006. – С. 887. 53 Kristó Gyula. Levedi törzsszövetségétől Szent István államáig. Bp. – 1980. – С.

136-138; Scriptores Rerum Hungaricarum I. Bp. – 1999. – С. 165. 54 Багрянородный К. Об управлении империей. – М., 1991. – С. 161. 55 Багрянородный К. Об управлении империей. – М., 1991. – С. 163.

Түйін Мақалада ежелгі мадияр халқының тарихы, мадияр тілінің ерекшеліктері

туралы мəселе талқыға салынған. Кілт сөздер: мадиярлар тарихы, мадияр тілі.

Summary The article discussed the history of the ancient Magyars and the specifics of the

Magyar language. Keywords: history of the Magyars, Magyar language.

УДК 94(497.2)

ТОТЕВ Б., Региональный исторический музей, город Добрич, Республика Болгария

ПЕЛЕВИНА О.,

Региональный исторический музей, город Варна, Республика Болгария

СОКРОВИЩЕ ИЗ МАЛОЙ ПЕРЕЩЕПИНЫ И ЭЛИТАРНАЯ КУЛЬТУРА БОЛГАР НИЖНЕГО ДУНАЯ

Аннотация

Поводом для рассуждений на эту тему послужила предоставленная нам возможность опубликовать сохранившуюся часть инвентаря ограбленного подкурганного погребения из Шуменского района.

Ключевые слова: сокровище, Малая Перещепина, элитарная культура, болгары Нижнего Дуная.

В середине и второй половине VII в. события, всколыхнувшие европейские

степи, серьезно изменили историю населявших их народов. Распадается могущественное племенное объединение Кубрата, получившее известность как Великая Болгария, а на его территории утверждается новая степная суперсила – Хазарский каганат. Следами этих драматических событий являются открытые в основном по течению Днепра погребения, поминальные сооружения и клады – Малая Перещепина, Вознесенка, Макуховка, Новые Санжары, Келегеи и др. [Рашев, 2000. – С. 37-48, табл. 43-56].

В это же время переходит свой зенит и другая степная империя – Аварский каганат. Он окончательно теряет контроль над Нижнедунайским бассейном, а в его центральной части, на Среднем Дунае, появляется новое, вероятно пришедшее с


______________________________________________________________

94

Востока, население. К этому периоду на территории современной Венгрии относятся так называемые княжеские погребения из Бочи и Кунбабоня [Gold der Awaren, 2002. – P. 82-89]. Эти находки имеют явное сходство с сокровищами из восточноевропейской степи и связаны многими исследователями с элитой убежавшего к аварам третьего сына Кубрата – Кубера [Gold der Awaren, 2002. – P. 86].

Совсем логично находить подобные богатые кочевнические комплексы и предметы того же времени и на Нижнем Дунае, где устанавливаются и создают свое новое государственное объединение болгарские племена под предводительством Аспаруха.

Поводом для рассуждений на эту тему послужила предоставленная нам возможность опубликовать сохранившуюся часть инвентаря ограбленного подкурганного погребения из Шуменского района. В него входит бронзовый сосуд – сохранилась половина венчика и часть тела (рис. 1, 2). Горло сосуда расширяется, переходя в сильно отогнутый, широкий венчик, украшенный с внутренней стороны врезанным орнаментом в виде кружков с точкой – «птичий глаз». Сосуд литой, на его горле видны следы ремонта – оловянного припоя. Следы олова видны и на нижней части сохранившейся стенки – видимо здесь был припаян верхний край полукруглой ручки. Размеры: диам. венчика 11 см; сохр. высота 5,6 см; диам. тела 10,2 см. Подобные сосуды, но золотые и серебряные, известны из погребений тюркских воинов на Алтае [Stark, 2008. – P. 486-7, Abb. 20/ a, c, g; 21/ c, d, e; Кубарев, 2005. – С. 344, рис. 13, 14], сокровища из Малой Перещепины [Залесская, Львова, Маршак и др., 1997. – С. 311-13, кат. 69, 70; Вернер, 1988. Прил. 9/ 20 а, 20 б; 21/ 2, 4] и княжеских погребений из Бочи и Кунбабоня [Gold der Awaren, 2002. – P. 82-6, Abb 1, 4, 8]. Изображения подобных сосудов часто встречаются на каменных изваяниях тюркских воинов в Центральной Азии [Кубарев, 2005. – С. 36, рис. 7; С. 38, рис. 8]. На территорию Европы они проникают из Западного тюркского каганата [Комар, 2008. – С. 295, рис. 4/7-13].

В непосредственной близости до сосуда открыта золотая пластина (рис. 1, 1). Она также фрагментирована, но ее большая часть сохранилась сохранилась. Пластина изготовлена из тонкой золотой фольги, на которой методом ручного тиснения представлена фигура отдыхающего мифического зверя налево. Он изображен с отворенной пастью, чья нижняя челюсть оформлена в виде полупальметты. Мощные львиные лапы с острыми когтями поджаты под тело. В центре изображения вписан побег с двумя S-овидно расположенными полупальметтами с одним продолговатым асимметричным заостренным листком и со вторым – завитым внутрь в виде волюты. Хвост и крыло (сохранилась только одна его половина) животного стилизированы также в виде побегов с S-овидно расположенными листьями-волютами. Короткими отвесными, рельефными линиями передана вздыбленная грива на голове и шерсть на спине грифона.

Пластина крепилась по длине пятью парами декоративных гвоздиков с широкими круглыми головками. Большая их часть оставила ясные отпечатки на периферии пластины. Ее правая сторона прикреплялась тремя гвоздиками, с меньшим диаметром головок. Рельефные ребра на обеих коротких сторонах показывают, что на пластину ложились другие пластины той же ширины. Подобную констатацию можно сделать и о верхнем крае находки. Эти технологические особенности подсказывают, что пластина прикреплялась к деревянной основе, где она была одним из элементов декора ножен, в верхней части которых, вероятно,


______________________________________________________________

95

была прикреплена портупейная петля. Размеры: дл. 9,1 см; шир. 5,2 см; толщ. 0,05 см; вес 3,77 г; состав: золото 73,54%, серебро 26,13%, медь 0,33%.

Вписанная в тело животного пара S-овидно расположенных полупальметт и его специфически переданная вздыбленная шерсть показывают далекое сходство с животными из Мартыновского клада. Однако общее впечатление, способ изготовления тиснением по золотой фольге, орнаментация листьями-волютами и даже размеры дают нам основание характеризовать рассматриваемую нами пластину как более позднюю, западную разработку, которая заимствовала много черт стиля так называемой тюрко-согдийской группы предметов из М. Перещепины (рис. 2, 4), Вознесенки, Ясинова и Келегеев. Пластина из Шуменского района – это трактовка в восточной манере характерного для Дунайского бассейна и балканского региона сюжета, где в византийско-варварской среде формируются подобные изображения мифических зверей. Ее предназначение как обкладки ножен дополнительно сближает пластину с группой Малой Перещепины и княжеских погребений Аварского каганата, где золотые обкладки ножен оружия являются очень характерным элементом.

Нет сомнения, что предметы роскоши из Перещепинского комплекса собирались долгое время и сами по себе они – продукт различных культурных традиций, выполнены в стилях различных мод, ателье и школ [Залесская, Львова, Маршак и др., 1997. – С. 4; Вернер, 1988. – С. 12-17]. Несмотря на это, собрание этих вещей может быть эталоном элитарной культуры Европейских кочевников середины и второй половины VII в. На основе этого эталона мы можем обособить на территории Нижнего Дуная небольшую группу украшений, предметов роскоши и инсигний, отличающихся от большинства памятников староболгарской металлопластики.

Близкие параллели с украшениями группы М. Перещепины имеет эмблематический для языческой культуры дунайских болгар памятник – второй мадарский наборный пояс (рис. 3, 1). Он открыт в кургане, где вторично захоронены останки мужчины и коня [Миков, 1934. – С. 426-438]. Часть деталей пояса отсутствует, а среди открытых – пять наконечников ремней и один главный наконечник пояса, три больших и девять маленьких овальных украшений пояса со стеклянными вставками-кабошонами [Миков, 1934. – С. 426-438]. Сохранившиеся элементы не позволяют точную реконструкцию пояса, но, например, золотые, гранулированные бляшки с кабошонами имеют близкие аналогии в Малой Перещепине [Залесская, Львова, Маршак и др., 1997. – С. 305, кат. 56/8]. Там же, а и в Вознесенке, Виноградном, Васильевке и Уч-Тепе встречаются и подобные, украшенные грануляцией, наконечники ремней [Комар, 2005. – С. 173, рис. 6; с. 174, рис. 7; Комар, 2006. – С. 131, рис. 31]. Целостное впечатление от находки ставит ее в круг богатых кочевнических погребений середины VII в. Само место захоронения – под священными скалами Мадары – и специфический погребальный обряд являются аргументом, связывающим золотые поясные детали с представителем управляющей болгарской верхушки времени Аспаруха.

Другая находка, выполненная в стиле люксозных гранулированных украшений – это, найденная у с. Ветрен золотая бляшка с вставками (рис. 3, 3), из которых сохранилась лишь центральная с камнем [Станилов, 2006. – С. 70-74, обр. 15]. Она является деталью парадного пояса с псевдопряжками, подобного Перещепинскому, а также поясам из княжеских погребений у Бочи и Кунбабоня. Техника изготовления и вес показывают, что бляшка из Ветрена была элементом пояса аристократа самого высокого ранга. Несмотря на неясные археологические обстоятельства находки


______________________________________________________________

96

бляшки, нет причин не связать ее исторически с создателями болгарской державы на Нижнем Дунае. В поддержку вероятности, что пояса с псевдопряжками частично употреблялись во времена болгар Аспаруха, можно указать на случайную находку из района с. Драганово на среднем течении р. Янтры (рис. 3, 2). Она изготовлена из нескольких спаянных, штампованных из медного листа деталей. Они прикреплены к четырем – одному горизонтальному, у основания, и трем более коротким, вертикальным – ребрам из бронзовой проволоки. В верхней части к центральному ребру припаяны «уши» шарнира, а в нижней – две полые, симметричные относительно имитации языка полусферы. Сохранились следы толстого слоя позолоты, а сложная техника изготовления также является признаком имитации люксозной и дорогой вещи. Размеры: высота 1,8 см, сохран. ширина 2,1 см.

К группе элитарных украшений этого типа можно отнести и золотое гранулированное колесико, открытое на груди ребенка или молодого мужчины вместе с наборным поясом типа «Врап-Ерсеке» у с. Гледачево, Южная Болгария (рис. 4, 3). Полные результаты этих раскопок еще не обнародованы [Тонкова, Георгиева, 2006. – С. 165-166], но золотая подвеска, вероятно, является анахронизмом в сравнении с другими деталями инвентаря. Колесики со спицами этого типа встречаются в небольшой отрезок времени – с середины VII и в самом начале VIII вв. в археологических комплексах как М. Перещепина [Залесская, Львова, Маршак и др., 1997. – С. 299, кат. 43; Вернер, 1988. Прил. 15/50], Макуховка [Семенов, 1986. – С. 93; Семенов, 1986. – С. 33], Ясиново [Айбабин, 1985. – С. 191-196; Balint, 1989. – P. 101, Abb. 46-3] и Новая Орловка [Ильюков, Косяненко, 2007. – С. 109, рис. 19-4].

Особенно ценный материал об элитарной культуре дунайских болгар дают последние исследования покойного профессора Раши Рашева. К сожалению, у него не было возможности проанализировать детально и опубликовать полностью одно из своих самых больших открытий. В нашем исследовании мы прокомментируем некоторые элементы из раскрытого проф. Рашевым в окрестностях Плиски подкурганного погребения молодого аристократа [Рашев, Атанасов и др., 2006. – С. 374-375]. Одной из причин уникальности этой находки является наличие в ней широкого круга вещей ежедневного обихода, атрибутов и инсигний, использовавшихся староболгарской аристократией [Рашев, 2007. – Рис. 11-14]. Для конкретной темы интерес представляет открытая над головой погребенного серебряная трубочка (рис. 4, 1), интерпретированная в первоначальной публикации как султан [Рашев, 2007. – Рис. 12]. Двухстороннее прикрепление маленькими гвоздиками, наличие толстого куска дерева внутри трубочки и открытый в непосредственной близости другой серебряный предмет – мундштук дают возможность для новой интерпретации находки. Мы считаем, что трубочка и мундштук представляют собой облицовку деревянного рога для питья. Дополнительным аргументом в пользу этой интерпретации являются открытые в непосредственной близости серебряный пояс, на котором, вероятно, висел рог [Рашев, 2007. – Рис. 13] и глиняный кувшин – часть комплекта для питья [Рашев, 2007. – Рис. 11/1]. Золотой рог – характерный, символизирующий власть атрибут, типичный для группы Малой Перещепины и княжеских погребений Аварского каганата [Gold der Awaren, 2002. – P. 98, Abb. 24]. Действительно, рог из Кабиюка – серебряный и сложносоставной. Серебряные рога, однако, встречаются в княжеских аварских погребениях, а сложносоставными являются золотые рога из Бочи и Келегей [Gold der Awaren, 2002. – P. 84, Abb. 4; P. 98, Abb. 24-6]. Подобными,


______________________________________________________________

97

видимо, пользовались и болгарские аристократы на Нижнем Дунае в эпоху завоевания родины.

Другая находка из того же погребения, на которую мы обратим внимание – это две золотые серьги (рис. 4, 4) с псевдогрануляцией и подвесками из зеленого стекла [Рашев, 2007. – Рис. 14]. Наличие подобных украшений также характерно для группы М. Перещепины и аварских княжеских погребений. Золотые серьги были найдены и в другом погребении высшего болгарского аристократа – в могиле из Велино. Кроме Перещепина подобные серьги открыты в богатых комплексах Ясинова, Келегеев, Новых Санжар, Глодосов и др. и связаны они явно с тюрко-согдийской модой украшений [Комар, 2008. – С. 290, 291, рис. 1/1-8].

С известной условностью к люксозным украшениям этой группы может быть причислен и один византийский золотой перстень из Преславского клада (рис. 4, 2) с элементами, включающими технику грануляции и филиграни и, потерянной сейчас, каменной или стеклянной вставкой [Съкровищата на средновековна България, 2007. – С. 13, таб. 1/14]. Декор внешней части перстня в большой степени повторяет декор гранулированной поясной скобы из Вознесенки [Комар, 2006. – С. 131, рис. 31-2]. Несмотря на общую датировку клада второй половиной X в., перстень явно относится к более раннему периоду. С территории современной Болгарии наверняка происходят и другие, пока не идентифицированные люксозные изделия этого круга. Подобные предметы находят и на территории Румынии. К сожалению, еще не опубликован сохраняемый в Национальном историческом музее Бухареста клад из золотых поясных деталей и солидов.

Датировка оформившегося таким образом круга люксозных находок на Нижнем Дунае варьирует в рамках VII в. Присутствие их на опустошенной и обезлюдевшей во время войн с аварами территории византийских провинций Мизии и Малой Скифии явно маркирует появление нового, пришедшего с востока населения. Оставленные им богатые погребения – единичные, часто для них использовались старые курганы. В этих могилах многие вещи, характерные или носящие влияние группы Малой Перещепины, встречаются вместе с литыми поясными деталями типа «Врап – Ерсеке» (рис. 5, 1-3). Представлены атрибуты мужчины-воина: аксессуары одежды, снаряжение и личные вещи, часто выполняющие роль инсигний:

Пояса. В основном, под влиянием центральцноазиатских традиций. Известные до настоящего момента экземпляры выполнены сложной техникой, включающей грануляцию, филигрань и вставки.

Часть облицовки, вероятно, деревянных ножен. Пластина изготовлена методом тиснения по золотому листу – балкано-дунайский вариант известного по группе Малой Перещепины тюрко-согдийского стиля.

Серьги. Вероятно местное изготовление. Присутствие их в мужском туалете – восточное, также тюрко-согдийское влияние.

Перстень. Византийское изготовление, с грануляцией, псевдофилигранью и вставкой.

Колесико-пандантив. Изготовлено методом грануляции, характерно для богатых кочевнических комплексов Северного Причерноморья.

Сосуды. Металлический сосуд для пиршеств – характерный атрибут тюркского воина. Возможно балкано-дунайское или византийское изготовление литьем.


______________________________________________________________

98

Рог. Символ высокого общественного положения – балкано-дунайский вариант более люксозных образцов. Изготовлен из дерева с серебряной облицовкой. Наиболее вероятно, азиатское, позднеантичное влияние в варварской среде.

Анализ рассмотренных находок показывает, что в момент прихода и осваивания Балканских земель элита дунайских болгар использовала и предметы роскоши византийского изготовления, но его традиционная культура была под сильным влиянием тюрко-согдийской моды, инспирированной Западным тюркским каганатом. В этот период начинает формироваться и новый, специфично балкано-дунайский стиль, включающий элементы, формы и сюжеты степной и византийской традиций. Это лучше всего прослеживается в богато украшенных наборных поясах, где от золотых, гранулированных со вставками и штампованных в тюрко-согдийском стиле поясов происходит переход к золотым, серебряным или серебряным с позолотой литым деталям поясов группы «Врап – Ерсеке» [Werner, 1989; Daim, 2002. – P. 94-106].

Эмблематическим памятником этого перехода является золотая пластина из Шумена, чей стилистический анализ отводит ей место связующего элемента между тюрко-согдийским стилем тисненых, штампованных, украшенных побегами с листьями-волютами бляшек и декорированными пальметтами и животными литыми деталями (рис. 2, 1, 2; рис. 5, 1-3) поясов типа «Врап – Ерсеке» [30] (Catalogue of The Avar Treasure, 1981). Эта комбинация не случайна. В своих исследованиях мы неоднократно развивали идею об определяющем влиянии тюрко-согдийского стиля штампованных украшений группы Малой Перещепины на характерные для дунайских болгар типы наборных поясов – с «перевязанной пальметтой» и на элитарные пояса типа «Врап – Ерсеке» [Тотев, Пелевина, 2005. – С. 89-91]. Находка из Шуменского района дает возможность расширить еще более круг этого влияния, включая в него и некоторые литые детали поясов, характерные для Дунайского бассейна в начале и первой половине VIII в. [Тотев, Пелевина, 2010] с декором из грифонов и побегов с круговыми листьями.

Воздействию тюрко-согдийского стиля штампованных и тисненых золотых украшений на элитарные для болгарской аристократии литые детали типа «Врап – Ерсеке», вероятно, способствовала правящая династия. Связи владетельского рода дунайских болгар Дуло с одной из двух могучих племенных фракций Западного тюркского каганата – племенами Дулу весьма вероятны. Возможно, что люксозные вещи тюрко-согдийского стиля и более поздний, уже впитавший влияние Византии, стиль «Врап – Ерсеке» маркируют или легитимируют определенное родовое и общественное положение, а факт, что они пока встречаются только в единичных погребениях, имеет не хронологическое, а этническое или социальное объяснение. В этой связи любопытно, что, случайно или нет, выход из употребления наборных поясов типа «Врап – Ерсеке» в середине VIII в. совпадает с концом управления в Болгарии династии Дуло.

Мы считаем, что даже поверхностный анализ археологических и исторических источников может внести лепту в уточнение тюркского влияния на аристократическую прослойку дунайских болгар времени создания Дунайской Болгарии. Серьезным дополнением к рассмотренному выше влиянию тюрко-согдийского стиля на староболгарскую металлопластику, наличию курганных погребений с конем и историческим сведениям о роде Дуло является изображение на предмете из рога, открытом у древнеголгарского защитного соурожения при с. Хырлец в близости от Дуная (рис. 6). На нем тонким резцом изображена сцена, представляющая движущуюся или пристающую к берегу лодку с ясно выраженной


______________________________________________________________

99

высокой кормой, перевозящую воинов4. Первый из них поднял высоко над главой копье (весло?), а последний направляет веслом движение ладьи. Мастер изобразил только головы воинов с длинными волосами, их тела скрыты за тремя большими круглыми щитами.

Изображения – схематичны, нет попытки предания воинам индивидуальных черт. На верхней части предмета представлен воин в профиль, опустившийся на правое колено и полагающий руку на левое колено. Значимость этой фигуры подчеркнута центральным местом изображения и почти вдвойне большими размерами. Мастер попытался придать воину индивидуальные черты – сильно выдающаяся нижняя челюсть или борода и заплетенные в косы длинные волосы. Без сомнения, мастер придавал исключительно большое значение прическе и, чтобы показать ее достаточно ясно, изобразил мужчину с полуобернутой направо, одетой в башлък, головой, потеряв при этом возможность придать лицу индивидуальные черты. Однако в деталях представлена одежда мужчины – длинный халат с богато украшенными полами и высокими обшлагами на рукавах, сапоги. Одежда перетянута поясом, с левой стороны которого горизонтально висит длинная прямая сабля или палаш с односторонне скошенным верхом. Торжественная поза и центральное место в композиции выдают высокое положение воина и значимость представленной сцены. Внимательное изображение мастером таких деталей как прическа, одежда, пояс и оружие подчеркивают их исключительную важность. В сущности – это отличительные признаки воина. Прическа выполнена в хорошо знакомом по стенописям Афрасиаба, каменным бабам и многочисленным граффити тюркском стиле [Комар, 2008. – С. 289-291, рис. 1/10]. Украшенный халат, пояс и оружие – не просто обыкновенные детали, а инсигнии. Все они показывают высокое социальное положение и этническую принадлежность воина.

Открытие этого уникального предмета из рога в пределах староболгарского поселения более позднего периода не дает возможности точно датировать памятник. Для уточнения датировки важны отличительные черты центральной фигуры: тюркская прическа с косами, тип прямой сабли или палаша с односторонно скорченого края, специфично украшенный халат указывают на датировку VII, максимум, VIII вв. Местонахождение находки, однако, дает нам ясную информацию о месте, где развивается действие, изображенное в сцене – среднее или нижнее течение Дуная. Для более объективного толкования изображения не хватает одной существенной детали – левой нижней части предмета, симметричной правому заостренному рогу с рисунком лодки. Возможно, там тоже была врезана какая-нибудь сцена. Все воины на правой части рога представлены в профиль налево и общее впечатление, что определенный сюжет развивается справа налево, а финал был представлен на сломанной левой части рога. Над всем доминирует центральный образ тюркского (или одетого и вооруженного по тюркской моде?) аристократа (предводителя похода?).

Несмотря на коленопреклоненную позу, фигура вождя излучает респект и достолепие. Вероятно, воин изображен в момент положения клятвы или обета перед Богом, владетелям или общностью людей. Расположение фигуры в целостной концепции строго определено, подчеркивая ее исключительное значение в представленном событии. Со времен древнего Египта и до Византийских императоров таким образом (место и величина!) представляли фигуры владетелей (вождей), участвовавших в уникальных или запоминающихся для своего времени

4 Выражаем благодарность Валерию Йотову (Региональный исторический музей – Варна) за предоставленную нам возможность опубликавать находку.


______________________________________________________________

100

событиях. Торжественность сцены подчеркнута поднятым в знак приветствия копьем первого воина в лодке.

Мы считаем, что мастер представил развитие (начало и конец?) военной экспедиции (пересечения реки Дуная?) или сублимный момент этого действия. При обоих вариантах на предмете вырезан не просто эпизод из военного ежедневия, а событие исключительнoго значения. Таким событием могло бы быть пересечение реки Дуная болгарскими войсками в 680 г. и последовавшие за ним военные или военно-политические операции по установлению и утверждению западных границ Дунайской Болгарии.


1 Айбабин, 1985 – Айбабин А.И. Погребение хазарского воина // СА. – №3. 2 Вернер, 1988 – Вернер Й. Погребалната находка от Малая Пересчепина и

Кубрат-хан на българите. – София. 3 Залесская, Львова, Маршак и др., 1997 – Залесская В. Н., Львова З. А.,

Маршак Б.И., Соколова И.В., Фонякова Н.А. Сокровища хана Кубрата. Перещепинский клад. – Санкт-Петербург.

4 Ильюков, Косяненко, 2007 – Ильюков Л.С., Косяненко В.М. Раннесредновековый комплекс из Большой Орловки // Материалы и исследования археологии Дона. – Вып. 2. – Москва – Йерусалим.

5 Комар, 2005 – Комар А.В. Ранговая семантика наборных поясов кочевников Восточной Европы VII – нач.VIII в. // Сугдейский сборник. – Вып. II.

6 Комар, 2006 – Комар А.В. Перещепинский комплекс в контексте основных проблем истории и культуры кочевников Восточной Европы VII – нач.VIII в. // Степи Европы в эпоху средневековья. – Т. 5. – Донецк.

7 Комар, 2008 – Комар А.В. Наследие Западнотюркского каганата в Восточной Европе // Збірка праць на пошану дійсного члена Національної академії наук України Петра Петровича Толочка з нагоди його 70-річчя. – Киев.

8 Кубарев, 2005 – Кубарев Г.В. Культура древних тюрок Алтая (по материалам погребальных памятников). – Новосибирск.

9 Миков, 1934 – Миков В. Последни могилни находки // Мадара. 1. – София. 10 Рашев, 2000 – Рашев Р. Прабългарите през V-VII. – В. Търново. 11 Рашев, Атанасов и др., 2006 – Рашев Р., Атанасов Г., Стойчев С., Йоргов Ю.

Ранносредновековен могилен комплекс при Кабиюк, община Шумен // АОР през 2005 г. – София.

12 Рашев, 2007 – Рашев Р. Праболгары на юго-западной окраине евразийской степи // Средневековая археология евразийских степей. – Т. I. – Материалы Учредительного съезда Международного конгресса. – Серия «Археология евразийских степей». – Вып. 1. – Казань.

13 Семенов, 1986 – Семенов А.И. К реконструкции состава комплексов перещепинского круга // АСГЭ. – №27. – Ленинград.

14 Семенов, 1986а – Семенов А.И. К реконструкции состава Макуховской находки // СГЭ. – 2. – Ленинград.

15 Станилов, 2006 – Художественият метал на Българското ханство на Дунав (7 – 9 век). Опит за емпирично изследвание. – София.

16 Съкровищата на средновековна България, 2007 – Съкровищата на средновековна България. – Каталог на изложба (съставител Ваня Павлова). – Варна.


______________________________________________________________

101

17 Тонкова, Георгиева, 2006 – Тонкова М., Георгиева В. Ямно светилище от късножелязната епоха и ранносредновековен езически колективен гроб в центъра на с. Гледачево, обект «Двора», община Раднево // АОР през 2005 г. – София.

18 Тотев, Пелевина, 2005 – Тотев Б., Пелевина О. Новые данные о раннесредневековых поясах дунайских болгар // АДСВ. – Вып. 36. – Екатеринбург.

19 Тотев, Пелевина, 2010 – Тотев Б., Пелевина О. «Звериный стиль» в языческом искусстве дунайских болгар // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы межэтнического и межкультурного взаимодействия). – Самара. В печати.

20 Balint, 1989 – Balint C. Die Archäologie der Steppe Steppenvölker zwischen Volga und Donau vom. 6 zum 10. Jahrhundert. Herg. F. Daim. Wien – Köln.

21 Catalogue of The Avar Treasure, 1981 – Catalogue of The Avar Treasure. Sothrby Parke Bernet & CO. – London.

22 Daim, 2002 – Daim F. «Byzantinische» Gürtelgarnituren des 8. Jahrhunderts. – Die Awaren am Rand der byzantinischen Welt. – Innsbruck.

23 Gold der Awaren, 2002 – Gold der Awaren. Der Goldschatz von Nagyszentmiklós. Ausstellungskatalog des Magyar Nemzeti Múzeum. – Budapest.

24 Stark, 2008 – Stark S. Die Alttürkenzeit in Mittel- und Zentralasien Archäologische und historische Studien. – Wiesbaden.

25 Werner, 1989 – Werner J. Der Schatzfund von Vrap in Albanien. – Studien zur Archäologie der Awaren. II. – Wien.

Түйін

Бұл тақырыпқа пікір білдірудегі негізгі мақсат – Шуман ауданындағы қорған үстінде табылған қазбалардағы тоналған мүліктердің сақталған бөлігін жариялау болып табылады.

Кілт сөздер: қазына, Кіші Перещепина, элитарлық мəдениет, Төменгі Дунай болгарлары.

Summary

The reason for the discussion on this topic has served as allowing us to publish the preserved part of the inventory of burial under barrows robbed of Shumen region.

Keywords: treasure Pereshchepina small, elite culture, Bulgarians Lower Danube.


______________________________________________________________

102

Əлеуметтік ғылымдар жəне бизнес, қызмет көрсету – Социальные науки и бизнес, услуги

УДК 321.011.5

АУАНАСОВА Алима Мусировна,

главный научный сотрудник Института истории государства Комитета науки Министерства образования и науки РК,

доктор исторических наук, профессор, город Астана, Республика Казахстан. E-mail: [email protected]

КУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ ЕВРАЗИЙСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ КАЗАХСТАНА

НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ

Аннотация XXI веке человечество в полной мере ощутило всю степень серьезности

глобализации требующей максимальной сплоченности и умения принимать осознанные и согласованные решения, влияющие на существующий миропорядок. На заре независимости казахстанский лидер Н.А. Назарбаев инициировал целый ряд идей, среди которых наиболее конструктивной стала идея евразийской интеграции в новом тысячелетии. 29 марта 1994 года началась ее постепенная практическая реализация, приведшая к узнаваемым на всем пространстве Содружества масштабным международным проектам – ЕврАзЭС, ТС, ЕЭП. Поступательная реализация интеграционных идей оказала благоприятное влияние на экономическое, социально-политическое, а также культурное развитие стран Содружества.

Ключевые слова: XXI век, глобализация, миропорядок, казахстанский лидер Н.А. Назарбаев, идея евразийской интеграции, новое тысячелетие, пространство Содружества, экономическое, социально-политическое, культурное развитие стран Содружества.

Вот уже на протяжении 20 лет, Казахстан продолжает оставаться генератором

идей, площадкой для диалога по осуществлению интеграционных процессов не только в рамках СНГ, но и всего тюркского мира. Только в 2012 году страна приняла V Астанинский экономический форум, ставший, по сути, ретранслятором широкого «евразийского взгляда» на проблемы глобального развития. В республике прошел IV Съезд лидеров мировых и традиционных религий с участием 85 делегаций из 40 стран. Выше перечисленные форумы поддержали казахстанскую инициативу о модели миропорядка и принципы G-Global. Казахстанская модель миропорядка, предложенная Н.А. Назарбаевым, созвучна всем странам, так как она опирается на общегуманистические ценности, которые понятны каждому человеку. В таком контексте феномен межкультурного диалога в рамках евразийской интеграции приобретает первостепенную значимость. В современных условиях межкультурный диалог приобретает новые формы и значение. «Оценивая перспективы взаимодействия цивилизаций на современном этапе, необходимо выделить активную роль диалога культур, диалога цивилизаций и создание единого человеческого сообщества, которое не отрицает многообразие культур, но базируется на этом многообразии как богатстве всего человечества» [1, c. 202].

Неслучайно интеграционным процессам, предложена роль движущей силы мировых духовных ценностей, гуманистического образования и созидательного


______________________________________________________________

103

творчества на всем евразийском пространстве. Республика Казахстан, будучи активным участником интеграционных процессов, вносит посильный вклад в распространение, обогащение сокровищницы мирового культурного многообразия.

Культурный пласт, который затрагивает интеграционный процесс, обусловлен логикой исторического развития и отвечает требованиям времени. Вопросы культурной интеграции требуют своего развития в контексте диалога взаимодействия и равноправного сотрудничества цивилизаций. Ввиду актуальности тематики, правительством Казахстана предпринимаются шаги по достижению лидирующих позиций не только в системе евразийской или тюркской экономики и политики, но и науки и культуры. Политический климат, который формирует Астана, активно влияет на культурные процессы, становясь важным фактором социальной модернизации общества. Прочно закрепившийся в последние годы за Астаной статус молодой, процветающей столицы, где гармонично развиваются и воплощаются гуманистические ценности – межкультурного и межконфессионального диалога, толерантности, мира и согласия, духовного и культурного прогресса позволил в 2012 году объявить ее культурной столицей СНГ и тюркского мира.

Такая позиция Астаны способствует становлению благоприятного международного имиджа страны, позволяя ей добиться подобающего места в мировом сообществе и активно влиять на интеграционные процессы в рамках Содружества.

Астана – культурная столица СНГ Казахстан всегда был, есть и остается не только историко-географическим, но

и культурным «перекрестком» двух миров – мира Европы и Азии. Его роль в межкультурном диалоге никогда не отходила на второй план, и сегодня приобретает еще большую значимость. Перспективным направлением становится развитие и модернизация сферы культуры, и ее интеграция в систему международной культурной коммуникации.

В Астане 15 июня 2012 года состоялся форум «Евразийская культура в новом мире». Культурный форум – это еще одна возможность для совместного поиска путей устойчивого развития стран, укрепления доверия и взаимопонимания между ними. Заявленная цель форума – укрепление культурно-гуманитарного сотрудничества между странами СНГ. Организаторами выступили Министерство культуры и информации Республики Казахстан и Межгосударственный фонд гуманитарного сотрудничества государств – участников СНГ [2].

Модератор форума Михаил Швыдкой – сопредседатель правления МФГС, специальный представитель президента РФ по международному культурному сотрудничеству – подчеркнул, что Астана не случайно выбрана местом проведения форума. «Глубоко символичны слова президента Казахстана о том, что Астана – сердце Евразии, где в гармонии и согласии живут представители различных цивилизаций. Государство динамично развивается, и его столица – город, который устремлен в будущее. Здесь произошло счастливое стечение исторических и географических обстоятельств, и мы, представители практически всех государств Содружества, рожденные еще в СССР, в этой новой для нас постсоветской жизни получили уникальную возможность встретиться, обменяться мнениями по волнующим нас проблемам», – сказал он.

На форуме «Евразийская культура в новом мире» творческая интеллигенция заявила о новом этапе интеграции – объединении усилий в сферах культуры, искусства и образования, для осмысления духовных аспектов реализации


______________________________________________________________

104

евразийской идеи и ее роли в процессах глобализации. «Мысль одна – культура наших стран должна быть интегрирована, нам необходимо работать над созданием единой евразийской цивилизации», – заявил директор Российского этнографического музея Владимир Грусман.

Развивая и поддерживая эту идею, ректор Белорусской государственной академии музыки Екатерина Дулова, предложила учредить Ассоциацию вузов культуры и искусства стран Содружества. В контексте озвученных выступлений народный артист РФ Сергей Соловьев выступил с предложением открыть кинематографическую студию Содружества во ВГИКе в Москве. Все выступления участников форума проявлялись в виде ведущих культурных императивов: свободы, терпимости, взаимопонимания. Озвученные на нем идеи, уникальны по свое сути. Они выступают за проявление всеобщего, консолидирующего начала культур Востока и Запада, как самодостаточного явления, влияющего на процесс формирования мировой метакультуры.

На форуме особняком стоял вопрос по расширению сотрудничества между странами в сфере образования и науки. Министерство образования и науки Республики Казахстан, являясь неотъемлемым каналом интеграционных контактов должен продолжить поиск новых подходов по укреплению научных, образовательных связей для формирования модели «евразийского» патриотизма молодежи. Поиск объединяющих точек соприкосновения в этом вопросе, позволит укрепить связи Казахстана со странами Содружества.

Казахстан – страна с глубокими традиционными корнями, обладающая непостижимо богатым духовным наследием. В настоящее время все больше и больше людей, осознавая это, стали обращаться к своим истокам, к культуре предков, стали стремиться осознать всю степень значимости бесценной духовной сущности традиций, искусства, мировоззрения своих предшественников. «Я думаю, что одна из главных наших задач – сохранить национальность, индивидуальность каждой страны, ведь это и есть то самое бесценное достояние, которое называется культурой», – сказал казахстанский ученый-археолог Карл Байпаков. И это действительно необходимо сейчас, поскольку, не имея твердого духовного стержня, не умея провести четкую самоидентификацию, не будучи в состоянии ответить без сомнений на вопросы, «Кто я? Откуда я? Каковы мои корни? Кто мои предки?», очень легко потерять и без того достаточно скудное «Я» в бурном потоке информации извне. Межкультурный диалог Востока и Запада необходим не только ради изучения и понимания другого, но и для осознания самого себя. Он позволит каждому человеку постичь всю несоизмеримость того духовного богатства, которое создавалось и накапливалось на протяжении всего периода истории мировыми цивилизациями. «Именно в диалоге цивилизаций каждая культура обретает вновь свою идентичность, возвращается к своим истокам» [3, c. 173].

Таким образом, Астанинский форум показал не только плюралистические позиции мышления своих участников, но и выявил готовность расширять культурные границы сотрудничества в рамках Содружества. Как глубокий гуманистический феномен, диалог позволил достигнуть согласия, понимания и гармонии между участниками при разработке Обращения к главам своих государств. Астанинский форум научной и творческой интеллигенции СНГ, призвал развивать культурно-гуманитарное и информационное сотрудничество на евразийском пространстве. Считая, что «культурное взаимодействие… создает максимально благоприятные условия для наращивания сотрудничества в политической, экономической и других сферах», дает уверенность «в плодотворности


______________________________________________________________

105

сотрудничества основанного на стремлении наших народов к добрососедству, политической воле наших лидеров, порыве к сотворчеству людей культуры и искусства».

Предложенный Казахстаном очередной диалог культур между Европой и Востоком может рассматриваться как поступательный шаг в государственной политике Казахстана, который вносит свою лепту в формирование общей евразийской культуры в рамках интеграционных процессов.

Астана – культурная столица тюркского мира Интеграционные процессы тюркских стран в начале 1990 годов выражались

лишь в форме периодических саммитов глав государств и курултаев, результаты, деятельности которых были весьма скромными.

В начале ХХI века возрождение идей тюркской интеграции было связано с Республикой Казахстан. В 2006 году впервые идею создания Совета сотрудничества тюркских государства высказал на саммите в Анталье (Турция) Н.А. Назарбаев.

На IX саммите глав тюркоязычных государств, который состоялся в октябре 2009 г. в Нахичевани, президент Казахстана предложил создать Совет сотрудничества тюркских государств (ССТГ, ТС, Тюркский совет), который должен был обладать «всеми необходимыми признаками политического регионального объединения, правовым статусом и определенными организационными структурами». По итогам саммита (сентябрь 2010 года) было решено создать Совет сотрудничества тюркских государств, руководящими органами которого стали Совет глав государств, Совет министров иностранных дел, Совет старейшин и Комитет старших должностных лиц. Кроме того, были созданы Тюркский деловой совет, в задачи которого входила координация экономического сотрудничества, и Фонд сохранения тюркской культуры в Баку (Азербайджан). Тем самым идеи тюркской интеграции впервые с момента распада СССР получили необходимые для их практической реализации институты [4].

Стержнем тюркской интеграции традиционно выступает гуманитарная составляющая, где центральными являются вопросы культуры и языка. Тюркский Совет стал базой для создания нового регионального общетюркского объединения, призванного усилить единство народов, живущих в сходной языковой и культурной среде, и укрепить политические и торгово-экономические связи между ними.

На IX саммите, Казахстаном было предложено создать ряд общетюркских институтов гуманитарной направленности: Центр изучения тюркского мира и Тюркскую академию, а в ее составе – Центр тюркской истории и культуры, Центр изучения тюркского языка, Тюркскую библиотеку и Тюркский музей.

В мае 2010 года эти инициативы Казахстана обрели первые реальные черты. Так, 25 мая 2010 года в Астане во Дворце мира и согласия Президенты Казахстана Нурсултан Назарбаев и Турции Абдулла Гюль открыли новый научно-исследовательский центр – «Тюркскую академию». Тюркская академия стала показательным примером практического воплощения политических решений, направленных на укрепление духовного единства тюркского мира. При этом, как отметил Президент Казахстана, Тюркская академия будет «через шкалу общечеловеческих ценностей способствовать глубокому осмыслению богатейшего научного и исторического наследия как тюркской, так и всей мировой цивилизации». Президент Турецкой Республики Абдулла Гюль, выступая на церемонии открытия академии, заметил, что «мир еще до конца не осознал и не оценил роль тюркского мира в общем развитии цивилизации. Наша задача – открыть человечеству богатый пласт культурно-гуманитарных ценностей, веками


______________________________________________________________

106

формировавшихся на нашей территории». Со своей стороны Глава Казахстана подчеркнул, что «мы являемся наследниками тюркского народа и имеем общие исторические корни, поэтому должны уметь пропагандировать священное наследие на евразийском пространстве».

Следующим шагом в реализации тюркского проекта стало создание международной Ассоциации историков и обществоведов, которая начала координировать деятельность ученых разных стран, направленную на изучение проблем общественно-политической и социально-культурной жизни евразийских государств.

Таким образом, на современном этапе Казахстан занимает ключевую позицию в развитии дальнейшей интеграции тюркоязычных стран и Евразийского пространства в целом. Так, профессор Стамбульского университета Абдулвахаб Кара выступая на Евразийском конгрессе «Цивилизационный вызов истории. Тюркская цивилизация: эпох связующая нить» (25-26 мая 2010 года) отметил: «Президент Нурсултан Назарбаев прикладывает все усилия, чтобы объединить современное тюркское сообщество, его инициативы о создании Тюркского совета и академии тюркского мира, высказанные им в прошлом году в Нахичевани, имеют историческую значимость для всего тюркского мира». Профессор Колумбийского университета Рафиз Абазов сказал следующее: «Казахстан является интересным местом, где люди говорят об интеграции, люди говорят об обмене. 20 лет стабильного развития показывают, что этот опыт надо смотреть, развивать и изучать». Ученые также отмечали взаимосвязь «тюркских» и «евразийских» инициатив Казахстана. Они отметили, что «евразийская идея сейчас развивается и в этом контексте, и в контексте центральноазиатской политики». При том, что во всех форматах евразийского взаимодействия Казахстан занимает по существу ведущее место [5].

Признание Турцией лидерства в Центральной Азии именно за Казахстаном все больше привлекает к Астане симпатии тюркоязычного мира. Таким образом, сближение тюркоязычных государств в целом является важным фактором евразийского сотрудничества. Современные реалии таковы, что консолидация тюркского мира не противоречит широкой евразийской интеграции, а, наоборот, влияет на нее позитивным образом. Неслучайно члены ТЮРКСОЙ объявили в 2012 году Астану культурной столицей, как Содружества, так и тюркского мира. Торжественное открытие мероприятия состоялось 24 февраля 2012 года во Дворце мира и согласия столице. На протяжении всего года запланированные культурные мероприятия направлены на широкое распространение среди населения республики тюркского культурно-исторического наследия.

Таким образом, Казахстан, имеющий потенциально выгодное историко-географическое расположение становится своего рода центром, связующим мостом в интеграционных процессах Содружества и тюркского мира.

Решающим фактором сохранения и развития диалога культур в этом процессе становится межкультурная коммуникация. Она позволяет формировать и поддержать культурный имидж Казахстана, развивать международное сотрудничество в областях науки, культуры, образования, способствовать распространению достижений современного Казахстана. Вместе с тем этот процесс может упрочить демократическое государство, обеспечить права и свободы общества, способствовать формированию национальной культуры, сохранить многообразное культурное наследие и обеспечить межконфессиональное согласие народа Казахстана [1, c. 240-241].


______________________________________________________________

107

Становится очевидным, что перспективы межкультурного диалога в рамках евразийской интеграции весьма обширны и показательны, и роль Казахстана в нем действительно ощутима. Диалог в рамках науки, культуры, и образования – едва ли не один из самых совершенных и доступных механизмов евразийской интеграции для тюркского мира.

Литература 1 Шалабаева Г.К. Казахстан: от древних цивилизаций к современности. –

Алматы: Экономика. 2007. – 258 с. 2 Мадияр Д. Культурная интеграция. В Астане состоялся форум ... URL.:

www.centrasia.ru/newsA.php?st=134057202. 3 Померанц Г. Диалог культурных миров // Общественные науки и

современность. – 1994. – №5. – С. 170-174. 4 Николенко Н.Н. Межкультурный диалог в контексте современных

казахстанских реалий. URL.: sibac.info/index.php/2009-07-01-10.../576-2012-01-17-04-53-29.

5 Гаджиев А. Проблемы и перспективы интеграции тюркского мира: создание Делового совета тюркоязычных стран. URL.: www.iimes.ru/rus/stat/2011/23-10-11b.htm.

6 Селиверстов С.В. «Тюркский» аспект современного евразийства (по поводу открытия тюркской академии в Астане) // ЕврАзЮж. – 2010. – №9(28).

Түйін

Мақалада Қазақстанның қазіргі кездегі Еуразиялық ынтымақтастығының мəдени аспектілері туралы мəселе талқыға салынған.

Кілт сөздер: XXI ғасыр, ғаламдану, əлемдік тəртіп, Қазақстан басшысы Н.Ə. Назарбаев, еуразиялық ынтымақтастық идеясы, жаңа мыңжылдық, Ыстымақтастық кеңістігі, Ынтымақтастық елдерінің экономикалық, əлеуметтік-саяси, мəдени дамуы.

Summary

XXI century humanity to fully enjoy all the seriousness of globalization requires maximum cohesion and ability to make informed and coordinated decisions affecting the existing world order. At the dawn of independence, the Kazakh leader NA Nazarbayev has launched a number of ideas, the most constructive was the idea of Eurasian integration in the new millennium. March 29, 1994 began its gradual practical implementation, leading to recognizable throughout the Commonwealth scale international projects – EurAsEC, TC, CES. Progressive realization of the integration of ideas had a favorable impact on the economic, social, political, and cultural development of the countries of the Commonwealth.

Keywords: XXI century, globalization, world order, the Kazakh leader NA Nazarbayev, the idea of Eurasian integration, the new millennium, the Commonwealth, the economic, social, political and cultural development of the countries of the Commonwealth.


______________________________________________________________

108

УДК 321.01

БАРАНОВ А.В., профессор кафедры политологии и политического управления

ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет», доктор политических и исторических наук, город Краснодар,

Российская Федерация. E-mail: [email protected]

ЦИВИЛИЗАЦИОННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ: ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ЕВРАЗИЙСКОГО МИРА

Аннотация

Цель статьи – обосновать предметное поле и основные процедуры применения цивилизационного подхода в исследовании политической глобализации.

Ключевые слова: политика, глобализация, концепция. Человечество в начале XXI вв. переживает качественные глобальные

трансформации настолько глубинного свойства, что многие исследователи вводят для определения текущего периода понятия «постсовременность», «постмодерн», «постцивилизация» [1, с. 34-46; 2, с. 6-26]. Вопреки широко распространенным заблуждениям, тип развития современных обществ внутренне неоднороден, что побуждает наиболее прозорливых исследователей говорить о «эклектическом мире» (В.Л. Цымбурский), «глобальной смуте» (А.И. Неклесса), «множественных современностях» (Б.Г. Капустин) [3, с. 186; 1, c. 37; 2]. Поэтому обострилась проблема познавательной ценности привычных категорий и терминов, характеризующих смысл и траекторию политического развития.

Сдвиги подобной степени системности можно адекватно осмыслить, только перейдя от эмпирических описаний и случайных догадок к теоретико-политическому анализу. Одной из наиболее общих категорий такого анализа может быть цивилизация, что подтвердили в своих работах И. Валлерстайн, С. Хантингтон, А.И. Неклесса, Б.С. Ерасов, А.С. Ахиезер и многие другие исследователи современного мира как глобальной системы.

Цивилизационный подход часто упоминается как день публицистов вынужденной наукообразности изложения. Еще чаще подход декларируется в диссертациях и монографиях. Увы, редко глубокое знание цивилизационных теорий сочетается с их корректным и целесообразным применением в политических исследованиях.

Видимо, сказывается стереотип нашего обществоведения – узкотемье. Не следует бояться обвинений в междисциплинарности либо историзме цивилизационного анализа. Ведь любое явление развивается во времени и пространстве. Современность можно истолковать в данном контексте как текущую историю, а диахронный ряд событий и процессов – как проявление диалектического развития человечества.

Тема предлагает ценностный выбор, неизбежный в связи с множественностью концепций цивилизаций. Плюрализм концепций ведет к альтернативности выводов. Например, факт нынешнего глобального лидерства США и (шире) стран постиндустриального Севера планеты может интерпретироваться в несовместимых между собой идеологических и этических системах ценностей. У многих исследователей (Ф. Фукуяма, Е.Т. Гайдар, А.С. Ахиезер и др.) возникла эйфория


______________________________________________________________

109

«глобализма», породившая оптимистические представления о всемирной победе либеральной цивилизации, о грядущей «смене цивилизационной идентичности» незападных стран. На наш взгляд, современное состояние мира не дает доказательств подобных выводов. Напротив, только признание цивилизационного многообразия человечества, вбирающего в себя самобытные «миры» – цивилизации со своей собственной логикой и направленностью развития может дать реалистичную оценку и прогноз глобальной политики. Попытки действовать, опираясь на экономические, военные и информационные ресурсы гегемонии, дадут при игнорировании цивилизационных факторов («почвы») политики лишь отрицательные последствия.

Качественные сдвиги в обществах Запада, совпавшие во времени с крахом социалистической системы в СССР и Восточной Европе, вызвали рецидив представлений об исключительности и эталонности вестернизации. В течение 1990-х гг. укоренились концепции, противоречивые в деталях и ценностных ориентациях, но сходные в понимании сущности глобализации. Последняя определяется как процесс интеграции человечества во всех сферах жизни на основе информационных технологий, транснациональных финансовых и экономических институтов, синкретизма социокультурных новшеств.

В политическом измерении глобализация означает преобладание наднациональных форм власти, организованных в рамках западных (точнее – североамериканских) ценностей. Современные технологии коммуникации делают избыточными формы демократии и гражданского общества, выработанные в эпоху Модерна. А.И. Неклесса и ряд других аналитиков с тревогой цитируют циничные предсказания З. Бжезинского о замещении публичной демократии на «все более контролируемое и направляемое общество, в котором будет господствовать элита... Освобожденная от сдерживающего влияния традиционных либеральных ценностей, эта элита не будет колебаться при достижении своих политических целей, применяя новейшие достижения современных технологий для воздействия на поведение общества и удержания его под строгим надзором и контролем» [1, c. 40]. Во внешней политике глобализация проявляется в установлении глобального военно-стратегического и дипломатического господства Запада, в настойчивой геостратегической экспансии НАТО вглубь Евразии. Принципиально важно отличать объективные процессы общественного развития, одной из макротенденций которых действительно является глобализация (вопреки защите самобытности крупнейших государств мира), – от идеологического обеспечения экспансии Запада. Крайне характерно, что агрессивная риторика в пользу отмирания национальных государств под предлогом гуманитарной интервенции и прав человека идет вразрез с усилением государства в США, в особенности его репрессивных и военных функций. Поэтому вызов глобализма должен быть осмыслен в категориях межцивилизационного диалога, а не фатального триумфа западного идеала политического строя.

Многие исследователи (С. Хантингтон, В.Л. Иноземцев, А. Ниязи и др.) считают глобальную победу Запада в соперничестве цивилизаций временной, оценивают XXI век как время грядущего заката Америки [4, p. 78; 5, c. 131-139; 6]. Все чаще звучат аргументированные мнения о чрезмерных перегрузках экономики «Вашингтонского консенсуса», о грядущем кризисе «виртуальной экономики». Демографический баланс в ближайшие полвека – безусловно, в пользу глобального Юга, особенно Африки, Азии, исламского Востока. Разочарование элит новых индустриальных стран в моделях вестернизации почти наверняка подтолкнет их на


______________________________________________________________

110

путь национализма, милитаризма и возрождения религиозной идентичности. Сам ареал западной цивилизации может не выдержать сверхнапряжения имперского бремени и размежеваться по культурно-историческим границам на группы стран. Космополитический проект в особенности грозит Европе расколом государств на политические регионы, что уже наметилось после расширения Евросоюза на Восточную Европу.

Какова же роль России в этих эпохальных сдвигах цивилизационного масштаба? Политический «генотип» российской цивилизации многократно исследовался. Сформировались две структурообразующие, наиболее системные концепции проблемы.

Одна из них истолковывает политическое пространство России как исторический конгломерат народов, относящихся к разным типам развития, объединенных мощным, централизованным государством с великорусским ядром. Россия воспринимается как несамостоятельное пространство, как периферия Запада и Востока, дрейфующие общество. А.С. Ахиезер расценивает историческую динамику России как глобальный инверсионный цикл, т.е. шараханье из крайности в крайность – от восточной соборности к западному индивидуализму [7, С. 51-64]. Медиация (гармоничный синтез полярных ценностей) очень редка и представляет краткий эпизод в инверсионном цикле, причем страна не может ни вернуться к традиционному типу общества, ни совершить прорыв к либеральной (западной) цивилизации – глобальному будущему.

Противоположная парадигма может быть названа россиецентичной. Она основана на принципах преемственности исторического пути страны, выявления внутренних факторов идентичности, осмысления России как политической закономерности евразийского пространства. Идентичность России трактуется либо этноцентрично (на основе славянско-православной системы ценностей), либо надэтнично (на основе имперского симбиоза традиций) [8; 9, c. 65-74]. На наш взгляд, последняя из трактовок ближе к истине.

Политическая «матрица» российского общества включает в себя систему идей и ценностей, исторически выросших на почве православного мировоззрения: соборность, единство духовной и светской власти (симфонию), морализм права, «добротолюбие». Данный ценностный выбор не был случайностью, а диктовался природными и экономическими условиями бытия в континентальной Северной Евразии.

Становится понятной положительная сочетаемость православного, исламского и буддистского мировоззрений в Российской империи. Конфликты между ними были преходящими и локальными, большей частью объяснялись геополитическим давлением внешних цивилизаций. Напротив, проявлялся глубинный конфликт между русскими и поляками на почве ценностных противоречий православия и католичества. Как видим, близкое этническое родство играло сугубо подчиненную роль в сравнении с цивилизационным факторами.

Генетически политическая «матрица» России ближе традиционалистскому восточному архетипу. В основе строения политической власти находится не самоорганизованное гражданское общество, как на Западе, а «государство правды», контролирующее основные потоки власти и собственности. Именно такая организация институтов политики обеспечивала самостоятельность России в ряду государств Евразии, создавала условия выживания и интеграции общества. Территориальное расширение Российского государства нельзя адекватно объяснить в рамках концепции колониализма, применимой к западным понятиям. Для России


______________________________________________________________

111

присоединение Сибири, Поволжья, Кавказа и т.д. было установлением геополитического контроля над своей цивилизационной нишей – континентальным Северо-Востоком Евразии. Расширение стратегически диктовалось целью противостояния натиску Османской империи, позже – Британской империи и т.д. Между Россией и традиционным Востоком сложилась определенная комплиментарность. Именно этим объясняется успешность российского продвижения на Восток в XVIII-XIX вв. И напротив, как только властвующая элита забывала о цивилизационных императивах политики и пыталась закрепить «инородные тела» – части западной цивилизации (Польшу, Финляндию, Прибалтику), - Россию ждал медленный, но неотвратимый откат на континентальное пространство.

Метод сценарного прогнозирования позволяет выделить ряд альтернатив. Путь безоглядной вестернизации может дать России только шаткую «колониальную демократию» и функцию сырьевого придатка постиндустриального центра планеты. Этот вариант чреват расколом и архаизацией России. Другой сценарий – «самостояние» в мире, для чего нужен недостающий политический субъект – национально ответственный крупный бизнес в союзе с сильным государством. При всей желательности данный вариант вряд ли реален в ближайшие годы. Скорее всего, сбудется промежуточный сценарий – прерывистый цикл реформ и контрреформ с целью не выйти из глобальной «мир-системы» Запада, а обрести в ней сравнительно обеспеченное полупериферийное место.

Альтернативой нынешнему периферийному состоянию постсоветского пространства может стать создание самобытного проекта цивилизационного развития «в обход modernity», опирающегося на евразийские ценности и традиции. Ключевую роль в данном проекте могли бы сыграть принципы социального партнерства, приоритета духовности над узкоматериальной выгодой, устойчивого экологичного развития, государственного регулирования рынка, максимальной мобилизации ресурсов на нужды «точек роста» наукоемких секторов экономики. Россия должна играть самостоятельную роль в мировой экономике и политике, выстраивая новые распределения «силовых полей» евразийского пространства, если она желает успешно развиваться в условиях глобализации.


1 Неклесса А.И. A la carte // Полис. – 2001. – №3. – С. 34-46. 2 Капустин Б.Г. Конец «транзитологии»? // Полис. – 2001. – №4. – С. 6-26. 3 Цымбурский В.Л. Сколько цивилизаций? // Pro et contra. – 2000. – №3. – С.

186. 4 Huntington S. The Clash of Civilizations and Remarking the Word Order. N.Y. –

1996. – Р. 78. 5 Иноземцев В.Л., Кузнецова Е.С. Глобальный конфликт XXI в. // Полис. –

2001. – №6. – С. 131-139. 6 Ниязи А. Американская трагедия и будущее человечества // Независимая

газета. – 2001. – 2 ноября. 7 Ахиезер А.С. Социокультурная динамика России // Полис. – 1991. – №5. – С.

51-64. 8 Шаповалов В.Ф. Россиеведение. – М., 2001. 9 Ерасов Б.С. Социокультурные и геополитические принципы евразийства //

Полис. – 2001. – №5. – С. 65-74.


______________________________________________________________

112

Түйін Мақаланың мақсаты – саяси ғаламдануды зерттеуге өркениетті көзқарасты

пайдаланудың пəндік аумағы мен негізгі əдіс-тəсілдерін негіздеу болып табылады. Кілт сөздер: саясат, ғаламдану, ұстаным.

Summary Purpose of the article – to justify a substantive field and basic procedures of the

civilizational approach to the study of political globalization. Keywords: politics, globalization, a concept.

УДК 321.01

БАХТИКИРЕЕВА У.М., директор Научно-образовательного центра полилингвизма и перевода

Российского университета дружбы народов, доктор филологических наук, профессор, город Москва, Российская Федерация

НАСЛЕДИЕ Л.Н. ГУМИЛЕВА В ПРОЕКЦИИ НА ПОСТСОВЕТСКОЙ

НАУЧНЫЙ ДИСКУРС

Аннотация Статья посвящена осмыслению методологического подхода Л.Н. Гумилева.

Творческое наследие великого ученого и нео-евразийца может быть использовано для осмысления современной действительности евразийского постсоветского пространства.

Ключевые слова: Л.Н. Гумилев, великий ученый, евразийство.

Научным методом следует признать «средний путь» – применение системного подхода к истории

Л.Н. Гумилев В современных науках гуманитарного цикла актуализировались меж- и

мультидисциплинарные исследования. Особо актуальными они представляются в контексте намечающегося перехода высокоразвитых в технологическом отношении стран к Шестому Технологическому Укладу.

Общецивилизационный кризис рубежа веков так глубок, что в рамках нового уклада кроме технократических проблем стали выдвигаться проблемы гуманитарные, но системно переосмысленные и направленные на наступающую реальность нано-био-инфо-когнитивной революции. Эта революция может изменить природу человека, саму его онтологию. Становится очевидным, что без учета гуманитарных проблем, культурных, ценностных и этических измерений грядущий качественный технологический скачок способен похоронить человечество как вид. Отсюда ценность приобретают усилия по сохранению, возрождению, качественной трансформации гуманитарного измерения в науке, системе образования и в обществе в целом, тесно связанный с проблемами меж-, мульти- и в перспективе транс-дисциплинарного комплексного знания.

Дальнейшее сохранение монодисциплинарности и прежней модели генерирования, трансляции и передачи знания в рамках науки, социума и образования нового столетия перестает вписываться в новую архитектуру транскультурного мира, его субъекта и гносеологических оснований. В меняющемся


______________________________________________________________

113

мире возникают новые вызовы и условия, недостаточно осмысляемые в рамках существующих гуманитарных дисциплин, которые по большей части, остаются на периферии актуальных социальных дебатов. Перед гуманитариями стоит задача активной трансформации и приближения гуманитарных наук к нуждам современного человека и мира глобальной взаимозависимости, что требует другой логики и другого знания.

Обращение к мультидисциплинарному подходу, основанному на принципе учета множества факторов и сторон и успешно применяемому в работе экспертных групп, является необходимым звеном в приобретении знаний. В рамках этого подхода предмет исследования одних дисциплин применяется для решения проблем других дисциплин. Такой подход позволяет существенно расширить фактическую полноту знания (его аккумуляцию – накопление), но при нем не происходит исчерпывающая концептуализация общих закономерностей и механизмов их взаимодействия внутри предмета исследования.

В складывающихся обстоятельствах трансдисциплинарный подход может решать задачи, которые нельзя решить в рамках других подходов. Он предполагает исследование сложных комплексных проблем одновременно на нескольких уровнях, поскольку представляет собой принцип организации знания, основанный на взаимодействии дисциплин при решении проблемы. Связанный с постнеклассической наукой, где знание неотделимо от субъекта, который его создает, транслирует, развивает (и потому исследователь не может не быть пристрастным), данный подход имеет более тесную связь от личного опыта исследователя и способен привести к общенаучной систематизации дисциплинарных знаний. Следовательно, все более насущными задачами становятся всестороннее развитие меж-, мульти- и трансдисциплинарных исследований, включая изучение и осмысление культурных взаимодействий, встреч, обменов в контексте современных изменяющихся условий, преодоление ограничений национальных, культурных, языковых и академических форм знания и переосмысление традиционного инструментария философии, истории, искусствознания, филологии и других гуманитарных дисциплин, а также проблематики трансгуманизма и высоких гуманитарных технологий будущего (high hume), связанных с грядущей когнитивной революцией.

В этом контексте хотелось бы представить общую характеристику работам Льва Николаевича Гумилева, которым уготовано всегда быть современными для науки, поскольку в них осуществлены меж-, мульти- и транс-дисциплинарный подходы задолго до разговоров об архи-актуальности этих подходов.

Преданное двухсотлетнее ученичество научной и интеллектуальной жизни России в постоянных попытках адаптировать западные образцы наук (хотя и нередко эти попытки приводили к реакции отторжения, например, в форме националистической критики иностранных идей) не подразумевало выхода за рамки привычного научного дискурса. Очевидно, поэтому дискурсивная зыбкость гумилевских текстов вызывала недоумение, порой неприятие советского научного истеблишмента. Они были и есть, как в лице культуролога-востоковеда Г. Померанца [1], определившего теорию этносов Гумилева не строго научной теорией, а скорее «научной идеологией», идеологией в форме науки, так и в лице защитников научной традиции, усмотревших в его трудах «неакадемическую» манеру изложения. Но и пуристы, придерживавшиеся строго академического изложения в формате западноевропейских традиций, не могли отказать великому евразийцу в уникальности его письма.


______________________________________________________________

114

Гумилевское письмо заполняло зияющую «лакуну во Всемирной истории, историю народов, живших между культурными регионами: Западной Европой, Левантом (Ближним Востоком) и Китаем (Дальним Востоком)» с помощью географической, экономической и других наук [2]. Л.Н. Гумилев отчетливо осознавал, что историография едва ли способна вне выхода в междисциплинарные области правильно оценить это явление. Глубокое понимание того факта, что истории явно не хватает собственных интерпретаций, обусловило методологические подходы великого евразийца.

Методологические установки Л.Н. Гумилева предоставляли возможность подвергнуть осмыслению и описанию научные проблемы в собственной интерпретации, отличной от западноцентристской научной подачи, с собственной эпистемологической позицией, в иной системе координат. «Концепция же Л.Н. Гумилева имеет одну очень важную сторону: она смягчает то противопоставление народов Востока и Руси, которое имеет место до сих пор. И это сделано с огромными знаниями, которые ощущаются за каждой строкой книги. <…> Автор строит свое рассуждение, опираясь не столько на анализ фрагментов памятников, уцелевших от тех времен, сколько на системные связи, при которых история событий играет роль индикатора интенсивности исторического процесса. Этот синтез ранее не применялся, так как не были известны величины, соизмеримые для военной истории, этногенеза и истории культуры. Л.Н. Гумилев в качестве моста между этими науками предложил открытое им явление – пассионарность, благодаря чему осуществлен исторический синтез. Не останавливаясь на достигнутом, Л.Н. Гумилев привлек к анализу истории культуры физическую географию. Правильно учитывая связь экономики натурального хозяйства с уровнем благосостояния древних обществ, а тем самым с их военной мощью, автор сопоставляет исторические события и колебания климата степной зоны Евразии» [3].

Осознание разумного диалога окрыляло читателей (в том числе и автора настоящей статьи). Недоуменный вопрос зависал в моем детском сознании откровенной модальностью: Почему тюрки на протяжении многих веков объявлялись варварами, не имели ни документальной истории – письменности, летописи, ни легендарной – метатекстов? Ответ становился более полным позже. Надежду давал Л.Н. Гумилев: «Только песни и предания остались в наследство народу, потому что культура, воплощенная в коже, войлоке, дереве, мехах – сохраняется хуже, чем камень, а потому среди европейских ученых (например, Виоле ле-Дюк) возникло ошибочное мнение, что кочевники были «трутнями» человечества» [4].

По мнению О. Сулейменова, она уничтожалась [5], сознательно игнорировались, «замалчивались» факты наличия у древних тюрков культуры, письменности. Очевидно, что многие вопросы истории развития культур и языков будут корректироваться в соответствии и новыми исследованиями, проливающими свет на развитие тюркской цивилизации, в том числе казахской письменной культуры. Так, например, известный ученый тюрколог А.С. Аманжолов заключает: «Наличие у древних тюрков древне-греческого алфавита, характерного для середины I тысячелетия до н.э., и тюркского рунического алфавита, возникшего, судя по всему, не позже середины I тысячелетия до н.э., недвусмысленно указывает на поразительное совпадение исторических судеб этих близкородственных алфавитов в долине Или и свидетельствует о древнейшей письменной традиции тюркоязычных племен. <…> Ранние типы письма (пиктография, идеография), засвидетельствованные на территории Казахстана, отражают этапы развития


______________________________________________________________

115

прототюркской цивилизации при непременной организующей роли языка и письменности. <…> Палеографический анализ древнетюркских рун, в свою очередь, приводит к выводу о весьма ранней дате сложения тюркского рунического алфавита в Южной Сибири и Семиречье – не позже середины I тысячелетия до н.э. Этот алфавит обнаруживает близкую генетическую связь, во-первых, с ранними типами древнегреческого алфавита (особенно с малоазийскими и италийскими), и во-вторых, с северносемитско-финикийским (в том числе с ранним арамейским) и южносемитскими алфавитами. Вместе с тем, тюркский рунический алфавит выступает как очень богатая и вполне самостоятельно сложившаяся графическая система. Тесная генетическая связь тюркских рунических знаков с ранними семитскими, древнегреческими, италийскими и малоазийскими буквами объясняется тем, что тюркский рунический алфавит прошел долгий путь развития и, по-видимому, восходит к древнейшему общему источнику алфавитных письменностей. <…> Для решения проблемы происхождения тюркского рунического алфавита важное значение приобретает гипотеза о древнейшей генетической общности тюркских языков с индоевропейскими» [6].

Эффект от прочтения гумилевских работ по сию пору ошеломляющий. Такой же эффект имела знаменитая «АЗиЯ» О.О. Сулейменова, где жанровая и родовая привязка и грани между романом, историческим размышлением, поэзией, этимологическими задачами стерты. «Жанр книги не поддается традиционному определению. Логическую последовательность и научную аргументированность ее можно поставить в пример многим академическим трудам, так же как широкий кругозор и профессиональную компетентность ее создателя. В то же время это, безусловно, художественное произведение и по степени воздействия на чувства читателя оно не уступает место лучшим образцам «мыслящей поэзии», мастером которой О. Сулейменов признан давно и безоговорочно» [7].

Альтернативное европоцентризму осмысление научных проблем Л.Н. Гумилевым делает его труды невероятно современными: «…спекулятивная историософия в предреволюционные годы развернулась на новой основе, заимствуя идеи, еще носившиеся в воздухе лондонских туманов, парижских бульваров и тихих улиц немецких университетских городков. Наши историки, проявив славянскую непосредственность, иной раз догоняли <…> европейскую философскую мысль, что не всегда шло на пользу делу. <…> Нельзя сказать, что русская наука предреволюционного периода была отсталой, но и передовой она не была. Юридическая школа сомкнулась с экономической в самом остром вопросе истории Древней России – проблеме восточных соседей. И вывод обеих школ был один: «Бей дикарей!» Как это совпадает с известным решением индейской проблемы: «Хороший индеец – мертвый индеец!». <…> В странах же Западной Европы предубеждение против неевропейских народов родилось давно. Считалось, что азиатская степь, которую многие географы начинали от Венгрии, другие – от Карпат, - обиталище дикости, варварства, свирепых нравов и ханского произвола. Взгляды эти были закреплены авторами ХVIII в., создателями универсальных концепций истории, философии, морали и политики. При этом самым существенным было то, что авторы эти имели об Азии крайне поверхностное и часто превратное представление. Все же это их не смущало, и их взглядов не опровергали французские или немецкие путешественники, побывавшие в городах Передней Азии или Индии и Китая. <…> В ХVIII в. юные русские петиметры, возвращаясь из Франции, где они не столько постигали науки, сколько выучивали готовые


______________________________________________________________

116

концепции, восприняли и принесли домой концепцию идентичности русских и татар.

Это лжеучение заразило даже А.С. Пушкина. Он написал: «России определено более высокое предназначение. Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока» [8].

Деколонизация представления о двух суперэтносах (славянах и тюрках) на евразийской территории и реконструкция истории, этногенеза, несмотря на отсутствие текстов, от которых можно было бы оттолкнуться, свершилась в работах Л.Н. Гумилева раньше, чем стали говорить о деконструкии и деколонизации.

Незначительное с первого взгляда замечание Гумилева в отношении Пушкина («наше все») позволяло усомниться во многом, в том числе в величии «русскости» литературы русской. И мы нашли подтверждения у других ученых: «Русские писатели, повествовавшие об экзотических регионах империи, следовали в целом романтической модели экзотизации, пришедшей снова с Запада, но затем одомашненной в России в творчестве романтиков и так называемых реалистов XIX века – от Пушкина и Лермонтова до Толстого и Достоевского» [9].

М.В. Тлостанова ясно и убедительно показывает истоки «шизофренических тенденций российских романтиков в трактовке Кавказа и Туркестана. В них романтизация топоса происходила в соответствии с западной логикой колонизации. <…> Одним из ярких примеров в этом смысле был А.С. Пушкин, который в «Путешествии в Арзрум» называет себя «франком», то есть французом – в противовес «азиатским» туркам и пускается в описание типичного эротизированного ориенталистского опыта, скопированного с западных источников – от экзотических бань до непременного похода в гарем.

Европоцентризм Александра Сергеевича особенно нелеп, если вспомнить его собственное происхождение: когда турецкий офицер просит показать его бумаги, чтобы разрешить ему проехать через город, Пушкин решает, что у офицера азиатские черты лица и поэтому нет никакой необходимости показывать ему настоящие документы – сойдет любой засаленный клочок бумаги.

В случае с Пушкиным раса играла главенствующую роль не в смысле чистоты крови или цвета кожи, но как набор европейских культурных, идеологических и эпистемологических категорий. Поскольку это был заимствованный дискурс, его логика была искажена с самого начала и ассоциировала «неправильную» этничность, религию, культуру с часто воображаемыми неправильными физическими характеристиками, даже если в реальности их не было. Россия интерпретировала расу постфактум, как и другие европейские дискурсы, но в конце концов также использовала расу с тем, чтобы лишний раз утвердить собственный двусмысленный расовый статус внутри глобальной конфигурации.

В известном стихотворении «К калмычке» Пушкин определил ее практически целиком от противного, подобно Шекспиру в знаменитом сонете, высмеивавшем тогдашний идеал женской красоты. Это явно отмеченное в расовом смысле противопоставление, основанное на культурной дрессировке нашего сознания, которая приучает глаз не только как, но и что видеть… Калмычка представлена как неполноценное, некультурное, но сексуально привлекательное (хотя и на полчаса) существо, которое НЕ говорит по-французски, НЕ читает Шекспира, НЕ танцует европейских танцев и НЕ копирует английских манер. Она целиком определена внутри расового стереотипа, который лишает ее индивидуальности: ее глаза предсказуемо узкие, нос плоский, лоб широкий, а красота – дикая» [10].


______________________________________________________________

117

Деконструкция понятия восточно-славянского этноса, его главенства, по мнению М.В. Тлостановой, в классическом евразийстве XX века основательно осуществлялась в неоднократно критиковавшихся, как пример научной идеологии, теориях Л.Н. Гумилева (теория «пассионарности», маятниковая природа времени и истории).

Против такого описания «внутреннего российского иного» выступает в своих трудах нео-евразиец Гумилев. Опора на западные или российские источники ему была необходима только для того, чтобы тут же их переосмыслить, создать свой дискурс, превосходящий критическую теорию, историографию, географию и другие науки, в которых ощущается западное универсалистское происхождение. Обратимся в качестве примера к таким «научным» изыскам, которые в контексте гумилевских трудов звучат особенно вызывающе: «Казахстан имеет гигантскую территорию в 2.717.300 кв. км. (больше, чем Саудовская Аравия), это его наиболее заметная выдающаяся особенность (он был второй по величине территории республикой в составе Советского Союза, следующей за РСФСР, и сохранил такое положение в системе СНГ). Он граничит с Россией, Китаем, Кыргызстаном и Узбекистаном [11]. Можно согласиться с авторами, которые считают, что «Казахстан – это случайная, искусственно созданная страна, нация, выкроенная из Советской республики, границы которой никогда не мыслились как границы независимого государства» [12].

«Инаковость» ученого Л.Н. Гумилева выдает в нем классическую пограничную транскультурную личность (далеко не только в силу «инаковости» его родителей внутри Российской, а затем и советской империи). Пограничной личности ведомо больше, чем человеку только западному или только восточному, поэтому в гумилевских текстах заново рождается мир Евразии. Гумилеву удалось добиться доказательной аргументации в наличии «другого евразийского воображаемого» вопреки западноцентристскому научному дискурсу, созданному в отношении Древней Руси и Великой Степи.

Вопреки жестокости имперского советского тоталитаризма, навязывающего свои имена и смыслы искусственно лишенным голоса, молчащим людям, он сказал за них. Потому те размышления и выводы ученого, которые вызывали несогласие, стали приемлемым для всех читателей: и апологетов, и оппонентов.

Гумилевское наследие – созидательный опыт ре-экзистенции (re-existence), (вос)создание позитивной модели – гумилевской системологии – свободное от негативизма и яростной критики коллег, созидающее свое собственное видение, выражающее собственную эпистемологическую позицию, снимающее противоречия в науке. Ему удалось преодолеть упрощенные, идеологические мифы, европоцентристские научные методики, навязывающие свою логику и теорию и предъявить свое осмысление «евразийского воображаемого», которое строилось в своей системе координат, концептуально отличающейся от системы, выработанной с позиции снисходительно-ориенталистского взгляда к «дикарям», «варварам», «поганным (азиатам)» и проч.

Постсоветский опыт должен быть осмыслен постсоветским ученым исследователем, который не может больше ходить, по образному выражению О. Сулейменова, «в тисках западноевропейских сапог», упорно подтягивая «западноевропейские помочи преданного ученичества».

Возвращение к гумилевским текстам способствует выработке новых углов зрения, новой перспективы видения, формулированию и решению вместе проблем


______________________________________________________________

118

важных не только для тюрков и славян, но для всех проживающих на постсоветской территории [13], с учетом локальных историй и опытов.

Важно задействовать опыты и практики, точки зрения и мнения всех субалтернов, желающих говорить, важно выработать системный подход к осмыслению исследуемого объекта.

Наследие Л.Н. Гумилева поддерживает в постсоветских субъектах («субалтернах») веру в то, что только они сами способны создать отдельный дискурс, имеющий дело с постсоветским пространством.


1 Померанц Г. Диалог культурных миров. Лики культуры. Альманах. – М.: Юрист. 1995. – С. 445-455.

2 Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: Мысль, 1992. – 781 с. – С. 11.

3 Лихачев Д.С. Предисловие // Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: Мысль, 1992. – 781 с. – С. 8-9.

4 Гумилев Л.Н. Древние тюрки. – М.: Товарищество «Клышников, Комаров и К», 1993. – 523 с. – С. 5.

5 Сулейменов О.О. Тюрки в доистории // АС АЛАН. – М.: Мир дому твоему. – №3(8). – 2002. – С. 249-547.

6 Аманжолов А.С. История и теория древнетюркского письма. – Алматы: ЗАО «Издательство «Мектеп», 2003. – 368 с. – С. 307-308.

7 Ауезов М.М. Осененный выдохом вечности – словом // В кн.: Вместе с Олжасом. Издатель АО «Каздизайн». RDW-Baumbach, Германия, 1996. – С. 159-166.

8 Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: Мысль, 1992. – 781 с. – С. 474, 479, 602-603.

9 Тлостанова М.В. Жить никогда, писать ниоткуда. Постсоветская литература и эстетика транскультурации. – М., 2004. – 360 с. – С. 245, 246, 321.

10 Тлостанова М.В. Деколониальные гендерные эпистемологии. – М.: ООО «ИПЦ «Маска», 2009. – 386 с. – С. 170-171.

11 Червонная С.М., Гилязов И.А., Горошков Н.П. Тюркизм и пантюркизм в оригинальных источниках и мировой историографии: исходные смыслы и цели, парадоксы интерпретаций, тенденции развития // АС-АЛАН. – №1(10). – М.: Мир дому твоему, 2003. – С. 387. – 480 c.

12 Olcott M.B. Democratization and the Growth of Political Participation in Kazakhstan // Conflict, Cleavage, and Change in Central Asia and the Caucasus. – Cambridge, 1997. – P. 201-241.

13 Федюнькин Е.Д. На задворках империи / Склока о Полку Игореве // АС-АЛАН. – №1(10). – 2003. – С. 508. Опубликовано также в «Вести Дубны» в 1997-1998 гг.

Түйін

Мақала Л.Н. Гумилевтің əдістемелік зерттеулерін сарапқа салуға арналған. Ұлы ғалымның жəне нео-еуразияшылдың шығармашылық мұралары еуразиялық бұрынғы кеңестік кеңістіктің қазіргі жағдайын електен өткізуде пайдалы болып табылады.

Кілт сөздер: Л.Н. Гумилев, ұлы ғалым, еуразияшылдық.


______________________________________________________________

119

Summary The article is devoted to comprehension of the methodological guiding principle,

implemented by L.N. Gumilev in the study of issues (lacuna, gap) of the Eurasian History. The creative heritage of the great scientist and Eurasian can be used for understanding the reality of the post-Soviet Eurasian space.

Keywords: LN Gumilev, a great scholar, Eurasianism.

УДК 811.512.141

БАЯЗИТОВА Розалия Рафкатовна, ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет

имени М. Акмуллы», кандидат исторических наук, доцент, город Уфа, Российская Федерация. E-mail: [email protected]

СТЕРЕОТИПЫ ПОВЕДЕНИЯ БАШКИР В СФЕРЕ «ЧЕЛОВЕК – ПРИРОДА»

Аннотация

Территория расселения башкир охватывает Южный Урал, районы Приуралья, Зауралья и прилегающие с юга степи. Согласно материалам археологических, этнографических и письменных источников здесь развивалась этническая история башкир.

Ключевые слова: территория расселения башкир, Южный Урал, районы Приуралья, Зауралья, археологические, этнографические и письменные источники, этническая история башкир.

Понятия Урал и Родина нерасторжимы для башкирского народа. Особенности

формирования ландшафта и освоения пространства предками нашли отражение в древнем эпическом сказании башкир «Урал-батыр». Эпический герой Урал, чтобы спасти род людской от потопа создает высокие, величественные горы, а Урал-тау возникает после смерти героя из тела самого батыра как славная гора [6, с. 281]. В эпосе, с одной стороны, можно усмотреть антропоморфное моделирование пространства, с другой, маркировку освоенной территории на мифологическом уровне.

Эти горы, свет излучающие, Из недр земли поднимающиеся, – Пристанище рода моего, Страны моей опора и торжество, – такие слова услышала Тандыса, героиня

башкирского эпоса «Конгур-буга», приближаясь к Уралу. Обернувшись на этот голос, она увидела батыра, ехавшего к Уралу на Акбузате, держа в руке меч и уходя головой за облака. «Наверное, это дух Урал-батыра, чтобы враг не ступил на него ногой, не грабил и не разорял народ. Оказывается, это правда», – подумала Тандыса, вспоминая рассказы предков. Удивляясь нагромождению огромных камней, каждый из которых был величиной с копну, вспоминала она слова отца: «Каждые пятьдесят-сто лет Урал-батыр накладывал один камень на другой» [5, с. 215, 219]. В башкирском Зауралье до наших дней сохранился способ сакрализации освоенного человеком пространства путем сооружения на господствующих вершинах гор, так называемых ҡарасҡы, отмечает З.Г. Аминев. Сооружения, сложенные из камней в виде колонн, столбов или маленьких куч и горок, достигают в высоту несколько метров [2, с. 12-13].


______________________________________________________________

120

Подобные представления были характерны для других тюрко-монгольских народов. Например, у монгол, сакрализация освоенной местности происходила с помощью обо – куч камней, сооружавшихся в честь местных духов-хозяев. Они представляли собой и первоначальное святилище, и жертву одновременно и были своего рода маркерами родовой, а позднее этнической территории [11, с. 28-29]. У теленгитов и алтайцев, в связи с почитанием божеств чер-су, особое отношение было к хозяевам гор и лесов, где шаманисты проводили моления и тесно связанный с молениями культ обоо. По представлениям алтайцев близ обоо можно было встретить духов в образе путника [10, с. 175]. Примеры свидетельствуют о том, что в фольклоре и древних воззрениях народов содержатся отдельные сведения об этнической территории и особенностях взаимоотношений «человек – природа». Древний башкирский эпос «Урал-батыр» доводит до своих читателей, что «бессмертие заключается не в вечной жизни отдельных людей, хотя бы и необыкновенных, а в вечности всего живого и самой природы на земле, в непрерывной смене поколений людей, в бессмертии человечества» [7, с. 32].

В традиционном обществе башкиры жили в тесном контакте с природой. Народом были выработаны мировоззренческие и поведенческие стереотипы по отношению к окружающему пространству.

Эколого-этические представления башкир нашли отражение в культовых действиях, запретах и предписаниях, соблюдаемых по отношению к природе. Например, земля воспринималась в образе женщины-матери (Ер-Əсə) и отсюда запреты: «нельзя зимой копать землю, она спит», «нельзя втыкать колышки в землю», «нельзя трогать залежавшийся камень», «нельзя лежать лицом к земле» [15]. Р.А. Султангареева приводит рассказ информатора Хакимьяна Баязитова из д. Нукаево Кугарчинского района: «Если мы, мальчики, ложились на землю лицом – стоило это увидеть старикам или мулле Нурдавлету, он нас гнал прутьями и кричал: «Это же все равно, что с матерью прелюбодействовать, вставайте сейчас же! Мы ведь из Земли созданы – в землю возвращаемся. Земля ведь – матерь она твоя!» [17, с. 90].

В прошлом башкиры почитали также единое божество Ер-Һыу (Земля-Вода). Судя по данным башкирского фольклора, пишет Г.Х. Бухарова, Ер-Һыу – это все то, что окружает человека, это и сама природа, и сам человек, как часть природы, и высшее божество, олицетворяющее средний мир, и определенное пространство – Родина, и общее единое понятие для называния различных божеств земли и воды [6, с. 274]. Не случайно о человеке, повидавшем много стран, говорили «Ер-Һыу күргəн», а при знакомстве спрашивали «ниндəй һыуҙы һыулайһың?» (у какой реки живешь?)

Вода как одна из стихий природы наделялась сакральным смыслом. Она помимо присущей ей утилитарной функции использовалась во всех обрядах жизненного цикла, в лечебной магии. В народе до сих пор сохранился ритуал ознакомления невестки с дорогой на родник. Ритуальное обмывание младенца, покойника тоже доныне соблюдается. В повседневной жизни придерживались запретов и предписаний по отношению к воде, водным ресурсам: запрещалось рубить деревья вдоль рек, загрязнять водоемы, устраивать запруды на речках. С детства прививали чувство меры в использовании воды. Например, в бане нужно использовать воду по мере необходимости, нельзя ее зря тратить. Вера в существование духа-хозяина воды (һыу эйəһе) накладывала запрет ходить за водой после заката солнца, а в случае необходимости спрашивали разрешение, одаривали духа.


______________________________________________________________

121

Отношение к природе было обусловлено древними верованиями. Представления народа об одушевленности окружающего мира, поклонение предметам и явлениям, животным и растениям составили основу экологической культуры башкир. Особенное отношение к священным деревьям, тотемным животным наложило свой отпечаток на народную этику и этикет. Согласно которым при назывании животных прибегали к эвфемизмам, особенно перед охотой, не разоряли птичьи гнезда, не ломали деревья, соблюдали умеренность во всем. Материалы исторических преданий позволяют предположить, что у башкир в основе почитания родовых деревьев и птиц лежит культ предков, писал Р.М. Юсупов. Считалось, что душа человека после его смерти перемещается в высокое дерево, через которое в образе птицы достигает верхнего мира. Не исключено, что родовая птица воспринималась как живое воплощение духа предка, а родовое дерево – как его временное вместилище. Убийство священной птицы и порубка родовых деревьев, особенно на кладбищах, могли навлечь несчастье на весь род или племя, т.к. это было равносильно убийству духа предка [19, с. 172-173]. Кроме того, по поверьям отдельные деревья имели своего духа-хозяина (эйəле ағас). В лесу подобные деревья (эйəле ағас) издавали определенные звуки; их не рубили, не использовали для хозяйственных нужд, особенно при постройке дома [15].

Бережное отношение к природе обусловлено также древними тотемистическими воззрениями. Родственная связь между человеческим родом и определенным животным обязывала соблюдать запреты и предписания. Как отмечает исследователь культа животных А.Ф. Илимбетова, в фольклоре и обрядовых действиях башкир сохранились реликты веры в происхождение отдельных их родовых групп и животных (волка, собаки, медведя, оленя, быка и коня) друг от друга, последовательно выражены взгляды на вышеназванных животных как на мифических прародителей (кормильцев, воспитателей) предков башкир [12, с. 23]. Согласно преданиям древние башкиры пришли на современную родину, следуя за волком. В этнографических материалах по юго-восточным башкирам роль волка как тотема-покровителя выступает весьма явственно, писал Р.Г. Кузеев. Чтобы оградить род, семью от злых сил еще в начале ХХ века сохранялся обычай закапывать под порог строящегося дома волчий череп или же волчью шкуру. Был распространен обычай ношения амулетов из волчьих зубов и клыков [13, с. 131-132]. Двоякое отношение наблюдалось к змее – йылан, которой поклонялись нижнебельские башкиры как родовому тотему. В представлениях народа змея ассоциировалась со злом, поэтому при встрече старались убить ее. Но ужа, белую змею нельзя убивать. Уж, прижившийся во дворе – это дух-хозяин, если его убить, то быть беде. Белая змея – царица змей – приносит счастье, если перед ней постелить белый платок, то она может подарить рожки. А если ее убить, то змеи нападут на человека, – считают в народе. Почитание тотемов способствовало формированию определенных стереотипов поведения по отношению к природе в целом.

Магическая сила природы применялась в народной медицине. По сей день отдельные лекарственные средства растительного и животного происхождения, природные источники, минералы используются в лечении людей и животных. Раньше человека, которого сглазили, окуривали спорышем, давали нюхать его дым. Если мучали головные боли, то тело и голову больного поглаживали вороньим крылом. От сглаза на шапочку ребенка пришивали веточку рябины, кисточку с хвоста гуся, ухо зайца-ковыльника [14, с. 43, 44, 106, 143]. По поверьям башкир можжевельник (артыш) обладал свойством изгонять злых духов, очищать человека и


______________________________________________________________

122

его жилище. Применяя кустарник в обрядах, народной медицине, они не забывали и о бережном отношении к нему.

Особенное отношение башкир к можжевельнику ярко описано И.И. Лепехиным, одним из русских путешественников и ученых второй половины XVIII века: «Сие растение открыло нам другое башкирское заблуждение. Мы были на конце горы, как рвали сие произрастение. Один башкирец, который казался нам наиболее усердствующим, бежа к нам по горе делал всевозможные знаки дабы мы его тут пождали (ибо бывший тогда сильный ветер и дождь голосу его не допускали до ушей наших) и, прибежав, спрашивал, на какую мы потребу ломаем сучья артыш агачи и с каким обетами? Но как мы ему сказали, что мы берем его только для любопытства и не видим никакой причины делать обеты, то он нам отвечал с выговорами, что мы их принудили войти на гору против их воли, притом делаем другое преступление, что берем с горы дерево без всякой надобности и без всякого обета, ибо сие им даром пройти не может» [16, с. 162].

Башкиры ощущали единство и родство с природой, обожествляли ее, поклонялись объектам и явлениям окружающего мира. Согласно Ибн-Фадлану (922 г.) они поклонялись 12 богам: «у зимы господин, у лета господин, у дождя господин, у ветра господин, у деревьев господин, у людей господин, у лошадей господин, у воды господин, у ночи господин, у дня господин, у смерти господин, у земли господин, а господин, который в небе, самый большой из них, но только он объединяется с ними в согласии и каждый из них одобряет то, что делает его сотоварищ…» [18, с. 265]. Комплекс языческих верований свидетельствует о том, что для башкир, как и многим тюркским народам, был характерен процесс формирования монотеистической религии. Согласно Р.М. Юсупову политеистическое мировоззрение не исключало в то же время существования верховного божества – Тенгри. О развитии в эпоху средневековья тенгрианства у башкир, многих народов Сибири и Алтая свидетельствуют археологические и фольклорные источники. Идея причастности каждого живого существа к небесному божеству (Күк Тəңре) отчетливо выражена в башкирской поговорке: «Если у собаки есть хозяин-защитник, то у волка есть Тенгри!» [19, с. 174].

По Л.Н. Гумилеву этносы всегда связаны с природным окружением благодаря активной хозяйственной деятельности. Последняя проявляется в двух направлениях: приспособлении себя к ландшафту и ландшафта к себе [8, с. 55]. Традиционное хозяйство башкир объединяло полукочевое скотоводство, бортничество, охоту, а также различные промыслы и ремесла. Основным занятием было полукочевое скотоводство, прошедшее длительный путь исторического развития. У народа сложился богатый опыт сезонной смены пастбищ, благодаря чему эффективно использовались естественные кормовые ресурсы. У каждого рода были свои кочевья. Четко разработанная терминология и народная ветеринария говорят о богатом хозяйственном опыте. Бытование произведений устного народного творчества о животных свидетельствует об особом отношении к скотоводству в целом.

Массовое переселение на башкирские земли населения из различных регионов России привело к упадку скотоводства и бортничества, усилению роли земледелия. С земледелием связан ряд обрядов и обычаев башкир. Большинство из них представляло собой магические действия с целью увеличения урожая. Одним из распространенных обычаев было разбрасывание вареных яиц по пашне как символа плодородия. Совершали также обряды жертвоприношения в засуху, продолжительные дожди. Раньше накануне весенних полевых работ, а сейчас после


______________________________________________________________

123

них проводят праздник плуга – һабантуй, происхождение которого, по представлениям народа, связано с космическим браком человека и природы.

Жизнь башкира проходила в тесном общении с окружающим миром и зависела от стихий природы. Знания и опыт предков, накопленные веками, помогали выживать в трудных ситуациях. Экологическая мудрость народа передавалась посредством устного народного творчества, обычаев и обрядов. Как отмечают исследователи фольклора, проведение обрядов регламентировалось циклическими изменениями в природе: весной – Грачиная каша, осенью – Сумбуля, зимой – Нардуган и т.д., направлены на умилостивление неведомых сил. Поведение птиц, зверей, состояние жизни растений становятся ориентирами для определенных действий человека, что свидетельствует о традиционной экологической, феноменологической культуре народа [3, с. 18-19]. Например, «Ҡарғатуй» («Ҡарға бутҡаһы», «Грачиная каша») устраивали весной после прилета грачей. Торжества по случаю всеобщего обновления, обращения к духам предков и силам природы направлены на обретение благополучия. В прошлом в празднике участвовали только женщины и подростки, они играли, водили хороводы, готовили и угощали друг друга ритуальной кашей, остатки которой оставляли для птиц на пнях и под деревьями. Праздник бытует и по сей день.

Поведение людей прогнозировалось и строилось согласно знакам природы: «Если весной снег долго держится, лето будет сухим», «Если журавли высоко летят, дни будут ясными», «Если лошадь фыркает – к дождю», «Когда появятся «уши» у луны, обувь справляй», «Если вдоль деревни лебедь пройдет – быть голоду», «Когда кукушка в деревню прилетает, голоду быть», «Если корова родит близнецов-телят, – или на свою голову, или на голову хозяина» [4, с. 222-235]. Запреты и предписания, приметы и поверья, сформировавшиеся на основе многолетних наблюдений, основанные на древних верованиях, религии, обычаях и обрядах, были направлены на сохранение баланса отношений человека и природы.

Этнические различия людей проявляются в их одежде, пище, в излюбленных позах, хотя все люди одеваются, едят, стоят и сидят, в них проявляется и то, что разные этносы характеризуются неодинаковыми культурами [1, с. 6]. С давних времен люди задумывались над разнообразием норм поведения, а несовпадения воспринимались по-разному. По справедливому замечанию Л.Н. Гумилева, когда какой-либо народ долго и спокойно живет на своей родине, то его представителям кажется, что их способ жизни, манеры, поведение, вкусы, воззрения и социальные взаимоотношения, т.е. все то, что ныне именуется «стереотипом поведения», единственно возможны и правильны. А если и бывают где-нибудь какие-либо уклонения, то это – от «необразованности», под которой понимается просто непохожесть на себя [8, с. 21]. Несовпадения в поведении отчасти объясняются качественным разнообразием мира, связанным с природно-климатическими условиями, ландшафтом, социально-политическими и другими особенностями, которые не могут быть выражены одними и теми же средствами общения, а порождают множество вариантов поведения.


1 Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. – М., 1989. 2 Аминев З.Г. Пространственно-временные представления в традиционной

культуре башкир. – Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2008. 3 Башкирское народное творчество. – Т. 12: Обрядовый фольклор. – Уфа:

Китап, 2010.


______________________________________________________________

124

4 Башкирское народное творчество. – Т. 7: Пословицы, поговорки. Приметы. Загадки. – Уфа: Башкирское издательство «КИТАП», 1993.

5 Башкирское народное творчество. – Том I. – Эпос. – Уфа: Башкирское книжное издательство, 1987.

6 Бухарова Г.Х. Башкирский народный эпос «Урал-батыр»: когнитивно-дискурсивный и концептуальный анализ. – Уфа: Вагант, 2008.

7 Галин С.А. Башкирский народный эпос. – Уфа: «Аэрокосмос и ноосфера», 2004.

8 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли / Л.Н. Гумилев. – М.: АСТ: Астрель, 2010.

9 Гумилев Л.Н. Этносфера: история людей и история природы / Л.Н. Гумилев. – М.: АСТ: Астрель, 2010.

10 Дьяконова В.П. Алтайцы (материалы по этнографии теленгитов Горного Алтая). – Горно-Алтайск: Юч-Сюмер.

11 Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. – М.: Издательство «Наука», 1988.

12 Илимбетова А.Ф. Культ животных у башкир: Автореф. дис. … канд. ист. наук. – Уфа, 2006.

13 Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. – М.: Наука, 1974. 14 Лечебная и охранительная магия башкир. Тексты. Составление, подготовка

текстов Ф.Г. Хисамитдиновой. – Уфа, 2009. 15 Полевые записи автора. 16 Продолжение дневных записок путешествия академика и медицины доктора

Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1770 году (Отрывки) // Исследователи-путешественники о Башкортостане. XVIII век / Сост., предисл., коммент. В.В. Сидорова. – Уфа: Китап, 2007.

17 Султангареева Р.А. Башкирский погребальный обряд в фольклорном сознании // Башкирский фольклор: исследования и материалы: Вып. II. – Уфа, 1995.

18 Цит. по: Руденко С.И. Башкиры. Историко-этнографические очерки. – Уфа: Китап, 2006.

19 Юсупов Р.М. Башкирское общество: внутренняя организация и структура // Башкиры. – Уфа, 2002.

Түйін

Мақалада башқұрт халқының этникалық тарихы археологиялық, этнографиялық жəне жазбаша деректер негізінде талқыға салынған.

Кілт сөздер: башқұрттардың орналасу аумағы, Оңтүстік Орал, Орал өңірі ауданы, археологиялық, этнографиялық жəне жазбаша дерек көздері, башқұрттардың этникалық тарихы.

Summary

The territory occupied by the Bashkirs covers Southern Urals, Urals regions, Trans-Urals and adjacent to the southern steppes. According to the archaeological, ethnographic, and written sources are developing the ethnic history of the Bashkir.

Keywords: land settlement Bashkirs, Southern Urals, Urals regions, Kurgan, archaeological, ethnographic and written sources, the ethnic history of the Bashkir.


______________________________________________________________

125

УДК 339.977

ВЕРГУН Владимир Антонович, заведующий кафедрой международного бизнеса

Института международных отношений Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, доктор экономических наук, профессор, Украина.

E-mail: [email protected]

ВЕРГУН Людмила Ивановна, доцент экономического факультета Киевского национального университета

имени Тараса Шевченко, кандидат экономических наук, Украина. E-mail: [email protected]

ЕВРОСОЮЗ ИЛИ ЕДИНОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО:

ИНТЕГРАЦИОННАЯ ДИЛЕММА ДЛЯ УКРАИНЫ

Аннотация Расширение и углубление процессов региональной экономической интеграции

является одной из доминирующих тенденций современного мирового хозяйства, системы международных экономических отношений. Эти процессы происходят в условиях кардинальных изменений глобального политического и экономического пространства, формирования новых центров деловой активности, ужесточением конкурентной борьбы на микро-, мезо- и макроуровнях, появлением центростремительных тенденций в отношениях Восток-Запад и центробежных внутри самого Запада.

Ключевые слова: Единое экономическое пространство, Евросоюз, отношения Украины с Евросоюзом, экономическое сотрудничество Украины с Россией, Беларусью, Казахстаном.

Украина, в силу своего геополитического положения, оказалась в центре этих

процессов, перед ней со всей остротой возникла необходимость четкого определения вектора дальнейшего развития, выбора своего места и роли в региональных интеграционных объединениях. С первых лет независимости Украина официально задекларировала курс на полномасштабную, постепенную интеграцию в Европейский Союз, считая, что это объединение, со всеми его сложностями и проблемами, оказалось более эффективным в борьбе с новыми вызовами и угрозами. Отношения Украины с Евросоюзом за эти годы приобрели стабильный, динамичный характер, получили соответствующее институциональное оформление и нормативно-правовую базу. Торгово-экономическое, инвестиционное, научно-техническое и другие формы сотрудничества развиваются по восходящей, на повестке дня стоит вопрос о завершении переговоров и ратификации соглашения о зоне свободной торговли Украины с Евросоюзом [1, c. 3-5].

Однако, реализация евроинтеграционного курса Украины, в частности создание зоны свободной торговли с Евросоюзом и получение ею в перспективе статуса полноправного члена ЕС, по нашему мнению, не исключает развития торгово-экономических, инвестиционных, научно-технических и иных отношений с другими странами и интеграционными объединениями, прежде всего со странами Единого Экономического Пространства (ЕЭП). Расширение и диверсификация такого сотрудничества, как на уровне двусторонних отношений, так и в рамках


______________________________________________________________

126

интеграционных объединений является дополнительным фактором обеспечения интересов национальных товаропроизводителей на мировом рынке, способствует повышению международной конкурентоспособности товаров и услуг, укоряет процесс перехода национальных экономик на инновационную модель устойчивого экономико-экологического развития.

Более того, на фоне глубоких кризисных процессов, обострения противоречий в Евросоюзе, углубление сотрудничества Украины со странами Таможенного Союза, ЕЭП, является своего рода альтернативой для украинского бизнеса в поиске новых ёмких рынков сбыта отечественной продукции, развертывании производства в этих странах, реализации масштабных, долгосрочных инновационных проектов, углублении кооперации с бизнес-структурами РФ, Беларуси, Казахстана в отраслях, определяющих технико-технологический прогресс, прежде всего, в авиационной, ракетно-космической промышленности, кораблестроении, ОПК, машиностроительной отрасли. Так, машиностроительный комплекс Украины, который объединяет более тридцати отраслей и подотраслей экономики страны насчитывает более 11 тыс. предприятий, в котором занято 22% трудоспособного населения и в котором в наибольшей степени воплощены результаты НИОКР является важной составляющей внешнеэкономической деятельности Украины. В структуре украинского экспорта доля продукции этого комплекса в 2011 году составляла 17%, импорта – 23%, основными внешнеторговыми партнерами в этом сегменте выступают Российская Федерация, Казахстан, Беларусь. Именно в указанных отраслях наиболее отчетливо проявляются интеграционные тенденции и устремления в рамках отношений Украина – страны Единого Экономического Пространства, Украина – СНГ [2, c. 85-87].

Возрастающая ограниченность природных ресурсов, усиление конкурентной борьбы на мировом рынке под влиянием глобализации превращают инновации в доминирующий фактор сохранения и укрепления позиций отдельных стран в мировом хозяйстве. В этой связи сотрудничество, кооперация Украины с Россией, Беларусью, Казахстаном в инновационных формах бизнеса является одним из приоритетных направлений внешнеэкономической политики, фактором углубления интеграционного процесса. В Российской Федерации, в последние годы, разработана специальная программа создания разнообразных за формой инновационных структур, с 2007 года начался процесс формирования инновационно-технологических комплексов и государственных корпораций, венчурных фондов. Примером таких комплексов является Российская корпорация нанотехнологий «Роснано», а также формирование с 2011 года российской «Силиконовой долины» (только на исследования в сфере нанотехнологий РФ выделяет около 200 млрд. руб. государственных ассигнований), где наряду с российскими инвесторами привлекаются и зарубежные [3, c. 76-78].

Значительный интерес для Украины представляет также инновационная стратегия Беларуси и Казахстана, характерной чертой которой является последовательность и стабильность. Так, в Беларуси выделен ряд крупных промышленных объектов, для которых установлен специальный режим для импорта оборудования и современных технологий. Существенным компонентом инновационной стратегии Казахстана является селективный подход. В рамках долгосрочной национальной программы «Казахстан – 2030» в стране осуществляется политика инновационного обновления ряда отраслей экономики и, прежде всего, горнодобывающего комплекса, машиностроения, сельскохозяйственного комплекса. До 2020 года предусматривается финансирование


______________________________________________________________

127

в объеме 6,5 трлн. тенге (около 440 млрд. долл.) на реализацию 162 общенациональных проектов инновационно-индустриального развития с целью вхождения Казахстана в группу 50 наиболее конкурентоспособных стран мира [3, с. 78].

Вопрос о том, какие институциональные, организационно-правовые формы получат в дальнейшем наметившиеся интеграционные тенденции во внешнеэкономических отношениях Украины со странами ЕЭП, в какой мере будут реализованы интересы всех стран-участниц и каков может быть суммарный экономический эффект покажет время, но, как известно, первые шаги в этом направлении уже сделаны. Еще в 2004 году Украина ратифицировала, хотя и с оговорками, Соглашение о создании ЕЭП, а в октябре 2011 года подписан Договор о присоединении Украины к зоне свободной торговли СНГ. В настоящее время Договор подан на рассмотрение в Верховный Совет Украины и до конца 2012 года он может быть ратифицирован новоизбранным Верховным Советом (выборы состоятся 28 октября 2012 года).

Что касается экономического эффекта, то по оценкам специалистов Евразийского банка развития (ЕАБР) страны ЕЭП и присоединившаяся к ним Украина могут вместе дополнительно заработать более 1,1 трлн. долл. к 2030 году. Участие в ЕЭП может дать России ежегодный дополнительный прирост ВВП в 75 млрд. долл. до конца 2030 года (по данным Росстата, в прошлом году ВВП страны составил 53,7 трлн. руб., или 1,73 трлн. долл.), считают специалисты не только ЕАБР, но и других научно-исследовательских институтов. Экономический эффект для Беларуси эксперты оценили в 14 млрд. долл., Казахстана – в 13 млрд. долл. Больше всего от интеграции выиграет Беларусь – за счет нее стране удастся прибавить к ВВП 15%, а благодаря развитию кооперации производства и выравниванию технологического уровня развития к концу 2030 года совокупный годовой ВВП стран-участниц получит дополнительные 2,5% [4].

Что касается Украины, то, как считают эксперты ЕАБР, её интеграция в ЕЭП не окажет заметного влияния ни на объемы внешней торговли внутри СНГ, ни на темпы роста украинской экономики, ни на её структуру. Еще хуже для Украины будет присоединение к зоне свободной торговли одновременно со вступлением в Евросоюз: в таком случае страна может потерять 1,5% базового ВВП. Исследование показало, что наибольшее значение прироста объемов экспорта и ВВП наблюдается при вступлении Украины в ЕЭП с одновременным технологическим сближением. При этом, суммарный эффект для украинской экономики до 2030 года эксперты оценили в 219 млрд. долл. и дополнительные 6-7% ВВП. Если Украина присоединиться к ЕЭП, суммарный накопленный эффект для всех четырех стран достигнет 1,1 трлн. долл. Заметнее всего положительный результат будет у Беларуси – ее ВВП будет выше на 14% по сравнению с базовым вариантом. Украина получит дополнительные 6,5% ВВП, Казахстан – 3,5% ВВП. Меньше всего этот эффект будет заметен в России – для нее рост составит всего 2% ВВП [4]. Экономический эффект может быть еще большим, если в странах будет изменена структура экономики, она станет более открытой, менее контролируемой государством и более конкурентной.

В случае принятия Украиной решения о вступлении в ЕЭП, нашей стране вначале придется вступить в Таможенный союз, поскольку это фундамент, первый этап и достаточно обязывающая форма интеграционного процесса. Украине нет смысла останавливаться на этапе Таможенного союза, поскольку такие ключевые для страны вопросы как отмена таможенных пошлин, снижение транспортных тарифов, доступ к энергоносителям и проблема трудовых мигрантов решаются


______________________________________________________________

128

именно в рамках ЕЭП. Что касается механизма интеграции Украины в ТС и ЕЭП, то он будет выглядеть следующим образом: юридически вступление заключатся в подписании протокола о присоединении примерно к 80 договорам ТС плюс 17 договорам ЕЭП, при этом протокол ратифицируется в парламенте одним голосованием, нет необходимости ратифицировать все 80 документов по отдельности. Возможно и поэтапное присоединение, но есть определенный минимум соглашений, которые нужно ратифицировать сразу, - их не менее 50. Необходимо отметить, что в украинском обществе проходят жесткие дискуссии относительно возможности вступления в Таможенный союз и ЕЭП, особенно обострившиеся накануне парламентских выборов. Противники этого вектора интеграционного развития страны считают, что подобные шаги вызовут осложнения в рамках ВТО, а также затормозят процесс создания зоны свободной торговли с Евросоюзом, окончание которого планируется к концу 2012 года.

Какие бы этапы не проходила Украина на пути интеграции в ЕЭП, какие бы организационно-правовые, институциональные формы этот процесс не приобретал очевидно одно: он возможен при условии наличия консенсуса в украинском политикуме и обществе, с одной стороны, готовности бизнес-структур стран-участниц развивать и углублять, прежде всего, двусторонние торгово-экономические, инвестиционные, научно-технические и иные отношения, с другой. Анализ статистических данных свидетельствует о том, что Российская Федерация была и остается главным торгово-экономическим партнером Украины. Общий объем товарооборота между Россией и Украиной в 2011 году составил 57 млрд. долл. и вырос по сравнению с 2010 годом на 40% (только в І квартале 2012 года он вырос более чем на 8%). При этом, экспорт украинских товаров в РФ составил 19,8 млрд. долл., импорт – 29,1 млрд. долл. РФ является главным партнером Украины в торговле услугами (41,1% от общего объема экспорта услуг, который в 2011 году составил 13,7 млрд. долл.).

Для сравнения заметим, что объем украинского экспорта товаров в страны ЕС в 2011 году составил 17,9 млрд. долл., импорта – 25,8 млрд. долл. После двухлетнего перерыва в июле 2012 года в Ялте состоялось заседание межгосударственной комиссии Украина – Россия, по результатам которой подписано соглашение о стратегическом сотрудничестве и более десяти соглашений о сотрудничестве и кооперации в разнообразных сферах, в частности в авиастроении – на поставку самолетов АН – 158, в атомной энергетике – на строительство совместного предприятия по производству топлива для атомных электростанций и ряд других [5]. В настоящий момент Украина переживает сложный, турбулентный период во взаимоотношениях с Россией. Российская Федерация имеет четкое видение своих национальных интересов и места России в мировом сообществе, и поэтому будет, безусловно, эти интересы защищать. Не надо забывать, что Россия – это жесткое и прагматичное государство, которое концентрирует сегодня свои ресурсы на формирование условий достойного места России, как минимум, в первой десятке государств мира. И, соответствующим образом, украинская сторона и Украина в целом должны четко понимать, что период этапов славянского братства, взаимных комплиментарных речей, попыток добиваться каких-то уступок, которые противоречат законам политической и экономической конкуренции, уже прошел [6].

Украина является также одним из основных торговых партнеров Республики Беларусь. По итогам 2011 года Украина заняла третье место по объемам товарооборота и экспорта среди торговых партнеров Беларуси. Республика Беларусь, в свою очередь, является четвертым основным торговым партнером Украины. В


______________________________________________________________

129

2011 году товарооборот с Украиной составил 6,19 млрд. долл. При этом объем белорусского экспорта составил 4,16 млрд. долл., импорт – 2,03 млрд. долл. при положительном сальдо 2,12 млрд. долл. В ближайшие 3 – 4 года Беларусь и Украина могут увеличить товарооборот до 10 млрд. долл. при урегулировании проблемных вопросов, касающихся поставок продукции (поставки украинского пива в Беларусь и белорусского мяса в Украину). Основу белорусского экспорта в Украину составляют нефтепродукты, тракторы и седельные тягачи, металлопродукция, холодильники и морозильники, шины, полимеры этилена, минеральные и калийные удобрения, грузовые автомобили, тара пластмассовая, чулочно-носочные изделия, части и оборудование для автомобилей и тракторов, сельскохозяйственная техника, кордные материалы, волокна синтетические. За 2010 год объем инвестиций из Украины в Беларусь составил 555,1 млн. долл. В настоящее время в Украине функционирует развитая товаропроводящая сеть предприятий Республики Беларусь, осуществляющих дилерские и дистрибьюторские функции, их число постоянно увеличивается. Созданы торговые дома РУП «МТЗ», ОАО «МАЗ», РУП «Белшина», ОАО «Керамин, дочерние и совместные предприятия РУП «БелАЗ», ОАО «Гомельстекло», СП «Санта-Бремор», ОАО «Моготекс», ЗАО «Милавица», «Конте СПА» СООО и многих других белорусских производителей. Значительное влияние на результаты двустороннего товарооборота оказывают решения Межправительственной Белорусско-Украинской смешанной комиссии по вопросам торгово-экономического сотрудничества, двадцатое заседание которой состоялось 15 декабря 2011 года в г. Киеве [7].

Участие Беларуси в Таможенном союзе создает новый формат двусторонних украинско-белорусских торгово-экономических отношений, особенностью которого является дополнительная возможность выхода украинских предприятий на рынок России и Казахстана через сотрудничество с Беларусью в таких сферах как машиностроение, химическая промышленность, сельхозмашиностроение, транспортная отрасль.

Экономические отношения с Украиной являются приоритетными во внешнеэкономической политике Казахстана. Благодаря сотрудничеству с Украиной Казахстан получает дополнительные возможности для выхода отечественных предприятий на европейские рынки товаров и услуг. Несмотря на негативное влияние мирового финансового кризиса в торгово-экономических отношениях между Казахстаном и Украиной наблюдается существенный рост. Так, по данным Министерства экономического развития и торговли РК, двусторонний товарооборот по итогам 2011 года составил 4,4 млрд. долл., и по сравнению с аналогичным периодом 2010 года вырос в 2 раза. Объем экспорта казахстанской продукции в Украину составил 2,7 млрд. долл., что в 4 раза больше показателя за аналогичный период предыдущего года. Импорт товаров из Украины в Казахстан составил 1,7 млрд. долл., что на 21,4% больше показателя за аналогичный период 2010 года.

Вместе с тем, двусторонний товарооборот за январь-май 2012 года составил 2,35 млрд. долл. и по сравнению с аналогичным периодом 2011 года (1,76 млрд. долл.) вырос на 33,5%. При этом объем экспорта казахстанской продукции в Украину составил 1,0 млрд. долл., и по сравнению с январем-маем 2011 года (1,1 млрд. долл.) снизился на 9,9%. Казахстанский импорт товаров из Украины составил 1,34 млрд. долл., что в 2 раза больше показателя за аналогичный период 2011 года (650,1 млн. долл.) [8].

Договоренности, достигнутые президентами обеих стран в части наращивания двустороннего экономического сотрудничества, дают все основания рассчитывать на


______________________________________________________________

130

дальнейшее увеличение казахстанско-украинского товарооборота в будущем до 10 млрд. долл. Основные направления двустороннего торгово-экономического взаимодействия обсуждаются в рамках Межгосударственной казахстанско-украинской комиссии по экономическому сотрудничеству, десятое заседание которой состоялось 22 мая 2012 года в г. Астане. В рамках упомянутого заседания были обсуждены вопросы активизации двустороннего сотрудничества в наиболее перспективных сферах, в частности: топливно-энергетическом и агропромышленном комплексе, горно-металлургической отрасли, тяжелого машиностроения, авиастроения, химической промышленности. Кроме того, были обсуждены возможности урегулирования межгосударственных расчетов по результатам торгово-экономических отношений Казахстана и Украины за 1992 год, вопросы развития сотрудничества в сфере научно-технической, инвестиционной и предпринимательской деятельности.

Одним из факторов, способствующих укреплению и диверсификации двусторонних торгово-экономических и инвестиционных отношений является создание представительств и совместных предприятий. Постольку Украина имеет один из самых высоких в мире коэффициентов транзитности своей территории, через нее проходят удобные трансконтинентальные направления грузопотоков, то это создает для Казахстана дополнительные возможности реализации национальных экономических интересов в европейском регионе. Перспективным может быть сотрудничество в сфере морского транспорта и использование украинских портов. На сегодня рассматривается возможность совместной реализации проектов перевалки нефти в районе морского нефтетерминала «Южный» и нефтеперерабатывающего завода в Одесской области.

Одним из перспективных направлений двусторонних украинско-казахстанских экономических отношений является сотрудничество между предприятиями оборонно-промышленного комплекса (ОПК) обеих стран. В конце 2011 года подписано соглашение между «Укрспецэкспортом» и компанией «Казахстан Инжиниринг» о совместном производстве БТР – 4, стоимостью 150 млн. долл., развивается сотрудничество в сфере ремонта и модернизации радиолокационной техники, самолетов.

Таким образом, двусторонние торгово-экономические отношения Украины с Российской Федерацией, Беларусью и Казахстаном являются одновременно фактором и условием повышения эффективности и международной конкурентоспособности отечественной продукции, реализации национальных интересов на мировом рынке и, в конечном счете, успешного решения интеграционной дилеммы Украины: Евросоюз или Единое экономическое пространство.

В современных условиях, как для Украины, так и других стран СНГ более принципиальным является вопрос не о том, куда идти и в какое интеграционное объединение вступать, а о том, зачем и с какой целью. В этом контексте каждой, стране важно четко знать и осознавать не только в какую «дверь» ей нужно и можно войти, но и как из нее выйти, не теряя при этом собственных интересов.


1 Ярош-Дмитренко Л.А. Формирование конкурентных преимуществ украинских товаропроизводителей на мировом рынке машиностроения. Дисс. на соискание уч. степени канд. эк. наук. – Киев, 2011.


______________________________________________________________

131

2 Грищенко К.И. Институционное позиционирование Украины в новой модели международных экономических отношений // Стратегия развития Украины. – Киев, 2011. – С. 3-5.

3 Будкин В.С. Особенности и проблемы инновационной политики СНГ // Стратегия развития Украины. – Киев, 2011. – С. 76-78.

4 Евразийский банк развития. ЕАБР в цифрах и фактах. Июнь 2012 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.eabr.org/general//upload/Presentations/fact%20sheet3_rus_14.06.12.pdf.

5 Азаров Н. Товарооборот Украины с РФ в 2012 г. вырос [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://obozrevatel.com/politics/34576-azarov-tovarooborot-ukrainyi-s-rf-v-2012-g-vyiros.htm.

6 Мы переживаем сложный турбулентный период во взаимоотношениях с Россией – Кинах [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://institute.gorshenin.ua/news/870_mi_perezhivaem_slozhniy_turbulentniy.html.

7 О торгово-экономическом сотрудничестве Республики Беларусь и Украины [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://ukraine.mfa.gov.by/rus/relations/trade/.

8 Сотрудничество Республики Казахстан с Украиной [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://kazembassy.com.ua/show/3019.html.

Түйін

Мақалада Украинаның Бірыңғай экономикалық кеңістікпен, Еуроодақпен, Ресеймен, Беларусьпен жəне Қазақстанмен экономикалық байланысы туралы мəселе қарастырылған.

Кілт сөздер: Бірыңғай экономикалық кеңістік, Еуроодақ, Украинаның Еуроодақпен қарым-қатынасы, Украинаның Ресеймен, Беларусьпен, Қазақстанмен экономикалық ынтымақтастығы.

Summary

Expansion and deepening of the process of regional economic integration is one of the dominant trends in the modern world economy, the system of international economic relations. These processes take place in conditions of radical changes in the global political and economic environment, the formation of new centers of economic activity, tightening competition in the micro, meso and macro levels, the emergence of centripetal tendencies in East-West relations and centrifugal within the West itself.

Keywords: Common Economic Space, the European Union, Ukraine's relations with the European Union, economic cooperation with Russia, Belarus and Kazakhstan.


______________________________________________________________

132

ƏОЖ 659.4.012.12

ЖАҚСЫЛЫҚ Айбарша, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті

Телерадио жəне қоғаммен байланыс кафедрасының аға оқытушысы, Астана қаласы, Қазақстан Республикасы

PR-ДАҒЫ ƏДЕП МƏСЕЛЕСІ

Аннотация

Бүгінгі таңда қоғамдық пікірді, көзқарасты қалыптастырушы жəне дамытушы ретінде PR-дың алатын орны ерекше. Дəл қазіргідей ақпараттың бəсекелесіп, таратылатын кезеңінде қандай да бір іс шараны PR-сыз атқарып шығу мүмкін еместей сезіледі. Жақсы ұйымдастырылған PR арқылы қоғамдық пікірді өзгертіп қана қоймай, тұтастай əлемді жаулап алуға да болады. Сондықтан біз өмір сүріп отырған ғасырда PR-дың маңызы өз-өзінен айқындалып отыр.

Кілт сөздер: PR, қоғаммен байланыс, қоғаммен қарым-қатынас, қоғамдық қатынастар, қоғамдық байланыстар, қоғамдық өзара қарым-қатынастар.

Кез-келген мекеменің қоғам алдындағы беделінің артуы немесе құлдырауы

тікелей PR-мамандарының сауатты, кəсіби этиканы сақтап қызмет етуімен тығыз байланысты. Қазақстандағы қоғаммен байланыс мамандарының кəсіби əдебі жөнінде баспасөз беттерінде сирек те болса жазылып жүр. Алайда, бұл мəселе – біздің еліміз үшін тың, ғылыми тұрғыда дəлелдеуді, зерттеуді қажет ететін тақырып. Тіпті, PR-маманының кəсіби əдебі түгіл, жалпы қоғаммен байланыстың теориясы мен тəжірибесі турасында жазылған ғылыми еңбектер саусақпен санарлық қана. Олай болуының өзіндік себептері де жоқ емес.

Біріншіден, қоғаммен байланыс жеке сала ретінде 1990 жылдардан кейін ғана қалыптаса бастады. Себебі Кеңес Одағы ыдырағаннан кейін Қазақстан Республикасы 1991 жылы өз тəуелсіздігін жариялап, жаңа қарқынмен даму үшін өзіндік басқару жүйесіне көптеген өзгерістер енгізілген-ді. Міне, осы жаңа басқару жүйесі кезеңінен PR-дың көмегіне көбірек жүгінуге тура келді. Əсіресе, PR-технологиялар сайлау науқандары кезінде ерекше қарқын алды.

Екіншіден, жоғары оқу орындарында осы саланың арнайы мамандарын дайындау 1997 жылдан бастап қана қолға алынды. Дəл осы кезеңге дейін қоғаммен байланыс мамандарының рөлін журналистер, саясаттанушылар, филологтар, əлеуметтанушылар атқарып келген болатын. Ал маман даярлауда толыққанды теориялық негізді əлемдік деңгейдегі PR зерттеушілерінің ғылыми еңбегінен алуға тура келеді.

Үшіншіден, Қазақстанның PR-нарығында кəсіби қызмет көрсетіп жүрген бірнеше компаниялардың бастамасымен Қазақстан Республикасының Қоғаммен байланыс жөніндегі Ұлттық Қауымдастығы 2001 жылы құрылған болатын. Ал мұндай қауымдастықтар əлемнің дамыған елдерінде бірнеше ондаған жылдар бойына жұмыс істеп келеді.

Бүгінгі қоғамды «ақпарат дəуірі» деп асыра сілтеп, дəріптеп жүргеніміз де рас. Алайда, осы ақпарат тасқынының толассыз ағыны əлдекімдер үшін ыңғайсыз күй сыйлап, өмір сүрудің дəстүрлі нормаларына кері ықпал етіп жатқаны да жасырын емес. Мəселен, қазіргі батыстық ақпараттық көшкін шығыс халықтарына, əсіресе Ислам əлемі үшін оң əсер етіп отыр деп айту қиын. Ғаламторды, теледидарды, тіпті


______________________________________________________________

133

мерзімді баспасөзді ашсаңыз да, қаптап жүрген қалың жарнаманы кезіктіресің. Өкініштісі сол, ол жарнамалар Исламдық қағидаттарға мүлде қайшы болып келеді.

Жалпы қоғаммен байланыстың кəсіби этикасы дегенде маманның жеке жəне өз кəсібіне деген адалдығы, мекемесі мен тұтынушысына деген құрметі, өзі өмір сүріп отырған қоғамына деген көзқарасы, БАҚ-пен шебер байланыс орната алуы сөз болады. Оның дұрыс жүзеге асуы үшін арнайы заңдық құжаттар мен заңнамалар да қажет. Осы жайтты ескере келе, біздің отандық PR мамандарымыз 2008 жылғы 25 наурызда шетелік тəжірибені негізге ала отырып жасалған Қазақстан Республикасының Қоғаммен байланыс саласындағы кəсіби жəне этикалық ұстанымдар кодексін қабылдады.

PR мамандары қоғамның барлық саласында белсенді қызмет етуші топ болып саналады. Олар халықтың қарапайым ортасынан биліктің биік дəліздеріне дейін жүріп өтуге мəжбүр. Бір сөзбен айтқанда, PR-шының жүрмейтін ортасы, ашпайтын есігі жоқ деген сөз. Сонымен қатар, бұл маман иелерінің атқаратын жұмысы бір басына жетіп артылатындықтан, кей жағдайларда маңызды бір факторларды естен шығарып алатыны да жалған емес.

Дəл қазіргі таңда қоғаммен байланыс мамандарының көбірек «ұмытып» жүрген ісі – əдеп. Яғни, бір сөзбен айтқанда, PR-шылардың кəсіби этикалық нормалары ақсап жатыр. Осы орайда, жалпы əдеп дегеніміз не деген орынды сауал туындайды. Əдеп туралы мына пікірге назар аударсақ: «Əдеп» (əдəб) – тəрбиелілік, көрегенділік, əдептілік деген мағыналарды білдіретін арабтың сөзі. «Əдеп» – діндегі асыл қағидалардың негізінде адам бойында пайда болатын ізгі қасиет, кеңірек түсіндіргенде, рухтың дінмен астаса отырып, берік болуы. Діндердің барлығы бірдей кісіге əдептілікті сіңіре қояды деу қиын, ал Ислам діні адамды шынайы əдептілікке баулиды» [1].

Əдеп мəселесі қазақтың жалпы дүниетанымдық ұғымында кең көлемде орын алады. Шығыс халықтары, əсіресе, ислам елдерінде адамгершілік принциптерін сақтау, əдеп нормаларынан аттамау, өзін қоршаған ортасына құрметпен қарау түсінігі жоғары деңгейде қалыптасқан. Əдеп мектебінің тамыры сонау ерте дəуірдегі ғасырлар қойнауынан нəр алады. Əрбір ұлттың немесе халықтың əдептілік қағидалары қалыптасқаны сияқты жекелеген кəсіптің, мамандықтың да өзіне ғана тəн мінез-құлықтары, қағидалары болатыны белгілі. Мəселен, кəсіби əдеп жөнінде кең тараған мына бір анықтамаға назар аударсақ: «Профессиональная этика есть совокупность моральных норм, определяющих отношение человека к своему профессиональному долгу, к людям, с которыми он связан в силу профессии, и, в конечном счете, к обществу в целом» [2]. Расында, адам баласы қай салада еңбек етпесін, адамгершілік қағидаттарын берік ұстанып, жалғандыққа бой алдырмай, материалдық қажеттіліктер үшін қоғамды адастырмау қажет. Бұл туралы Қазақстан Республикасының Қоғаммен байланыс саласындағы кəсіби жəне этикалық ұстанымдар Кодексінде: «Специалист или оператор рынка не должен обманывать общественное мнение, использовать ложные или вводящие в заблуждение сведения, распространять информацию, причиняющую вред третьим сторонам, или применять ведущие к этому формы и методы работы» [3], - деп анық көрсетілген. PR-шы қоғамдық ойды қозғаушы бірден-бір тұлға болып саналатындықтан, бұл кəсіп иесі жалғандыққа берілсе, аудитория да белгілі мөлшерде адасуға ұрынады. Сондықтан бұл кəсіп иесінің өз ісіне барынша адал, əрі жауапты қарауы – қалың бұқара үшін аса маңызды.

Жалпы PR-маманының қоғам алдындағы жауапкершілігі, моральдық-этикалық құндылықтарды өзіне серік етуі қажеттігі Кодексте былайша нақтыланып,


______________________________________________________________

134

айшықталған болатын: «1. Общие профессиональные принципы; 2. Принципы взаимоотношений с клиентами и нанимателями; 3. Принципы взаимодействия с коллегами в сфере связей с общественностью; 4. Принципы взаимоотношений со средствами массовой информации и представителями других профессий; 5. Отношение к профессии связей с общественностью» [4].

Этика жайындағы кодекс пен жалпы адамзат ұғымындағы əдеп мəселесі PR-да қаншалықты дұрыс сақталып отыр деген заңды сұрақ туындайды. Егер PR-маманының кəсіби этикасында жазылған нақты қағидаларға бағынсақ, бұл нормалар толық орындалып отыр деген тұжырымға келу өте қиын. Бұл жерде Қазақстандағы қоғаммен байланысты мысалға алсақ, онда этиканың дұрыс сақталмауын мемлекеттегі аталмыш мамандықтың кенжелеп қалғандығымен байланыстыруға болады.

Ал егер этика əлемдік деңгейде неге дұрыс сақталмайды деген кең ауқымды сұраққа көшсек, мұның да жауабы бұлыңғыр, əрі сан-салалы болып келеді. Сөзіміздің басында айтқанымыздай, көп жағдайда қоғаммен байланыс маманы табысқа жету жолында тынымсыз еңбектеніп жүріп, этиканы естен шығарып алатыны белгілі. Сонымен қатар қазіргі жаһандану дəуіріндегі бəсекелестіктің тым жоғары деңгейдегі жойқын таласын да атап өтуге болады.

PR-маманының көп мүмкіндігін жұмсап, аудиторияны «жаулау» бағытында жұмыс істейтін тетіктің бірі – жарнама. Жарнама PR-ға қарағанда жылдам, уақыт пен аумақты сатып алудағы ұтқырлығымен ерекшеленеді. Халықты, аудиторияны барынша қызықтырып, ынтасын оятып, тіпті ессіз еліктіру мақсатында берілетін жарнамалар – көп жағдайда этика түсінігіне қарама-қайшы келеді. Осы орайда, шығыстың даңқты ғалымы Əл-Фараби: «Қайырымдылық екі түрлі болады: этикалық жəне интеллектуалдық. Интеллектуалдық – жанның ақыл-парасаттық жағына жататын, қайырымдылық, мəселен, даналық, парасат ақыл-ойдың тапқырлығы мен өткірлігі, ұғымталдық. Этикалық қайырымдылық – жанның ұмтылу жағына жататын қайырымдылық, мəселен, ұстамдылық, батылдық, жомарттық, əділдік. Жаман қылықтар да осылайша бөлінеді. Этикалық қайырымдылықтар мен жаман қылықтар адам жанында адамгершілік сападан туатын əрекеттердің белгілі бір уақыт бойына көп рет қайталануы жəне оған бой үйренуі нəтижесінде пайда болып, тұрақтайды» [5], - деп жазады.

Жалт-жұлт еткен жарнаманың мақсаты – барынша қысқа мерзімде белгілі бір тауарды немесе қызметті тұтынушының санасына орнықтыру. Бұл орайда, пайданы басты мақсатқа шығарған жарнамашы этиканы екінші орынға ысырып қояды. Интернеттегі, телеарналар мен мерзімді басылымдағы кейбір жарнамалар біздің ұлтымыздың таным-түсінігіне мүлде қайшы келеді. Мұндай қайшылықтың басты себептерінің бірі – жарнама немесе PR материалдарының түп-төркіні батыстық үлгіден көшіріліп алынуында. Ал батыстық көзқараспен қарағандағы сұлулық немесе əдемілік ұғымдары шығыста, соның ішінде Исламда мүлде анайы болып көрінуі де мүмкін. Сондықтан негізі батыстан бастау алатын PR мен жарнама жəне оның этикасын шығыс халықтарына талғам мен сұрыптап қабылдауды қажет етеді.

Қоғаммен байланыс саласы даму жолындағы Қазақстан секілді жас мемлекет жарнама мен PR-ды əдеп шеңберінен асырмай жүзеге асыруы үшін əлі де біраз уақыт ізденіп, қалыптасуы жəне үйренуі қажет. Халқының 70 пайызы мұсылмандардан құралатын қазақ мемлекетінің PR-ы этика нормаларын Ислам құндылықтарымен ұштастырса, көп жағдайда ұтқан болар еді. Бұл орайда, біздің елдің PR-мамандары дамыған мұсылман елдері ғалым-зерттеушілерінің еңбектеріне сүйенгені абзал. Сонымен қатар олардың мұсылман мемлекеттеріне шығып,


______________________________________________________________

135

тəжірибе алмасып, ислам шарттарын терең игеруі, PR-дағы этиканың болашағы үшін ұтымды болмақ. Сондықтан мұсылман елдеріндегі PR саласын зерттейтін ғалымдар өз тəжірибелерімен бөлісе отырып, жарнама мен PR-дағы этика мəселесін халықаралық деңгейдегі кең ауқымда талқыласа, пайдалы болары сөзсіз.

Жақын болашақта мұсылман елдері арасында PR мамандарының тəжірибе алмасу мəселесін қолға алып, ортақ жүйеге келтіру қажет. Этика мəселесін исламдағы шариғат негіздеріндегі əдеп тақырыбымен ұштастыра отырып талдап, жүйеленген ғылыми еңбектер шығару қажет. PR мен жарнама – қоғамдық пікірді қалыптастырушы, қозғаушы күш. Сол себепті қоғамдық байланыс саласына аса жауапкершілікпен қарайтын кез келді. Бүгінгі жас ұрпақтың дүниетанымының қалыптасуына күнделікті жарнаманың қосып жатқан үлесі ұшан теңіз. Жарнама мен PR-дағы этика негіздері ислам негіздеріне сүйене отырып жасалса, бұқара арасында иманды толқын қалыптасуына негіз болады.

Əдебиеттер 1 http://kz.fgulen.com/kz-books/questions-and-answers/questions-and-answers-

2/187-adep.html. 2 Скворцова В.Н. Профессиональная этика: Учебное пособие. – Томск:

Издательство ТПУ, 2006. – С. 26. 3 http://www.naso.kz/index.php?menuid=5&fe=1&id=18. 4 http://www.naso.kz/index.php?menuid=5&fe=1&id=18. 5 Əл-Фараби. Əлеуметтік-этикалық трактаттар. – Алматы: Ғылым, 1975. – 195-

196 бб.

Резюме Связи с общественностью, PR – технологии создания и внедрения при

общественно-экономических и политических системах конкуренции образа объекта (идеи, товара, услуги, персоналии, организации – фирмы, бренда) в ценностный ряд социальной группы, с целью закрепления этого образа как идеального и необходимого в жизни. В широком смысле – управление общественным мнением, выстраивание взаимоотношений общества и государственных органов или коммерческих структур, в том числе, для объективного осмысления социальных, политических или экономических процессов.

Ключевые слова: связи с общественностью, отношения с общественностью, общественные связи, общественные отношения, общественное взаимодействие.

Summary

Public relations (PR) is the practice of managing the flow of information between an individual or an organization and the public. Public relations may include an organization or individual gaining exposure to their audiences using topics of public interest and news items that do not require direct payment. The aim of public relations by a company often is to persuade the public, investors, partners, employees, and other stakeholders to maintain a certain point of view about it, its leadership, products, or of political decisions. Common activities include speaking at conferences, winning industry awards, working with the press, and employee communication. Public relations is thought by many to be propaganda by a different name, ironically, the very term «Public relations» could easily be seen as a public relations ploy to make the idea of propaganda more acceptable.

Keywords: Public Relations, Analyst Relations, Investor Relations, Public Affairs, the firm, organization, population, represents.


______________________________________________________________

136

УДК 339.982

КОРОЛЮК Елена Владиславовна, негосударственное частное образовательное учреждение

высшего профессионального образования Южный институт менеджмента, город Краснодар, Российская Федерация

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ФОРМИРОВАНИЯ РЫНКА ЗЕМЛИ

СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ КАК ИНСТИТУЦИОНАЛЬНО-ХОЗЯЙСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ

(Окончание. Начало в №№4-6(36-38) за апрель-июнь 2012 года).

Аннотация

Завершение процесса рыночной трансформации и обозначившийся переход экономики России от этапа восстановительного роста к этапу устойчивого развития обусловливают применение разносторонних методов и инструментов теоретического исследования и практической активизации созидательного потенциала страны, тонкой настройки всей системы ее социально-экономических отношений. Рынок земли представляет собой базовый элемент такой системы. Вместе с тем специфика рыночных преобразований в современной России состоит в том, что рынок земли формируется здесь одним из последних, завершая данные преобразования. Фундамент рыночной социально-экономической системы подводится под нее лишь тогда, когда она уже сложилась и существует.

Ключевые слова: процесс формирования рынка земли, переходные типы субъектов, экономические персонажи, формальные держатели земельных участков, привлечение инвестиций, включение в рыночный оборот, вынужденная аренда земельных паев, процесс реорганизации бывших колхозов и совхозов, институт собственности.

Нам хотелось бы остановиться на вопрос о системно-хозяйственных

противоречии становления российского рынка земли и обоснованию инструментов их разрешения.

Система, перед тем как сформироваться в органическую целостность и вступить в процесс устойчивого воспроизводства своих отношений, проходит через процесс становления, где происходит образование основных функций, структурных элементов, способов связи между ними, складывается ядро, обладающее необходимым потенциалом для обеспечения дальнейшего развития. Процесс становления представляет собой неустойчивое взаимодействие тех противоположностей, которые конституируют систему, формируют ее качество. Становление прокладывает дорогу развитию системы, выступая в качестве своеобразного запуска последующего эволюционного процесса.

Специфические характеристики процесса системного становления российского рынка земли обусловлены следующими основными факторами:

А. Позиционирование земли как ресурсной кладовой «экономики пространства», что порождает следующие особенности воспроизводственных процессов, в которые включены земельные активы:

- стратегическая ориентация на извлечение природной формы ренты, то есть, на преобладание гарантированных монополией доходов над доходами, получаемыми


______________________________________________________________

137

в процессе конкурентного взаимодействия; - устойчиво высокий уровень издержек воспроизводственных процессов, а,

следовательно, низкая конкурентоспособность их продуктов на внешних рынках, избавленных от контроля над «ресурсной кладовой»;

- возможность в условиях централизованного хозяйства какое-то время изымать ресурсы из одного воспроизводственного процесса и использовать их для развития другого процесса.

Б. Динамичная интеграция экономики России в состав глобального мирового хозяйства, формирующая потребность в ускорении рыночных преобразований в сфере земельных отношений и обеспечении ее конкурентоспособности.

В. Региональная поляризация хозяйственного пространства страны, обусловливающая существенные разрывы в параметрах становления и развития региональных земельных рынков.

Г. Лаг во времени между формированием финансового рынка, рынков капитала и промышленных факторов производства, с одной стороны, и между формированием рынка земли, с другой стороны, что обусловливает:

- потребность в ускорении становления рынка земли и создании условий для сбалансированного развития национальной экономики;

- низкий уровень потенциала реформирования земельных отношений. Исходя из основных принципов системного подхода, наличия в структуре

данного подхода двух ветвей – функциональной и структурной, среди экономических противоречий системного становления указанного рынка необходимо разграничивать две группы противоречий: функциональные противоречия; структурные противоречия.

Разрешение функциональных противоречий системного становления российского рынка земли детерминировано взаимодействием между противоположными способами функциональной организации связей (табл. 1):

- редистрибутивным способом функциональной организации рыночных отношений, для которого характерны: масштабное перераспределение ресурсов, факторов и результатов хозяйственного процесса; ориентация соответствующих рыночных функций на потенциал государственного вмешательства; постоянное использование государственных ресурсов для функционирования рынка земли и столь же постоянное изъятие собственных ресурсов субъектов данного рынка в пользу государства при постоянном изменении «правил игры»;

- трансакционным способом функциональной организации рыночных отношений, для которого характерны: вовлечение преобладающей части ресурсов, факторов и результатов хозяйственной деятельности в свободный рыночный оборот; ориентация соответствующих функций на саморегулирование рыночного взаимодействия; ограниченное использование государственных ресурсов для функционирования рынка земли и регулируемое устойчивыми законами отвлечение ресурсов развития рынка в фонды под контролем государства.

Исследуемые виды функциональных противоречий обладают противоположным образом ориентированными возможностями для своего разрешения (в одном случае продуцируются нормальные функции, в другом – дисфункции).

Нормальные функции формирующегося российского рынка земли могут быть представлены следующим образом:

А. Базовая обменная функция, обеспечивающая практическое осуществление сделок с землей, родственная воспроизводственной функции.


______________________________________________________________

138

Таблица 1 – Виды функциональных противоречий системного становления рынка земли, возможные способы их разрешения и результаты [1]

Виды противоречий Возможные способы

разрешения Характер результатов

разрешения

Функциональные отношения свободного обмена земли - институционально закрепленная связь общества с землей как всеобщим достоянием, негативное общественное восприятие купли-продажи земель

А. Соединение сил участников рынка, государства и общественных организаций в создании системы эффективного рыночного оборота земли (трансакционный способ) Б. Экспансия на рынок земли «теневого» капитала, выведение его за пределы легальной системы отношений (редистрибутивный способ)

Проявление нормальной функции свободного обмена землей Проявление дисфункции бартерного обмена, проведения «серых» и «черных» сделок с землей

Функциональные маркетинговые связи участников рынка земли - длительный запрет продажи участков и институциональное закрепление государственного контроля и учета земельного фонда

А. Ускоренное формирование инфраструктуры национального рынка земли (трансакционный способ) Б. Локализация отдельных сегментов рынка земли, создание обособленных региональных звеньев инфраструктуры рынка земли (редистрибутивный способ)

Проявление нормальной маркетинговой функции рынка земли Проявление дисфункции регионального сегментирования рынка земли

Функциональные финансово-инвестиционные связи участников рынка земли – низкий уровень развития национальных финансово-инвестиционных институтов

А. Создание специализированных национальных финансово-инвестиционных институтов (трансакционный способ) Б. Усиление зависимости от субъектов мега- уровня финансового рынка (редистрибутивный способ)

Проявление нормальной финансово-инвестиционной функции Проявление дисфункции резервирования рентных доходов (квази- инвестирования в земельные активы)

Б. Регистрационно-учетная функция, целевая ориентация которой заключается в отражении всех фаз прохождения сделки с землей и возникающих при этом прав участников в специальных регистрах учета, а также в обеспечении возможности для комплексного анализа полученной информации.

В. Финансово-инвестиционная функция, целевая ориентация которой заключается в обеспечении притока денежных ресурсов, необходимых для


______________________________________________________________

139

функционирования рынка земли, в том числе, ресурсов кредитного характера. Г. Маркетинговая функция, ориентированная на изучение имеющихся

товарных позиций, продвижение конкретных групп участков на рынок земли и последовательную подготовку сделок с земельными участками.

Д. Инфраструктурная сервисная функция, которая обеспечивает общие основы деятельности всех участников рынка земли (функционирование торговых площадок, доступ к информации, коммуникации и др.).

С нормальными функциями комбинируются и переплетаются следующие основные дисфункции формирующегося российского рынка земли:

А. Бартерная дисфункция, заключающаяся в проведении безденежного обмена земли на какие-либо активы, характерная для хозяйственных условий 90-х гг. ХХ века и получившая новый импульс развития в условиях глобального финансового кризиса 2008 – 2009 гг. Данная дисфункция переводит рынок земли в «теневой» формат, выводя с него инвесторов и блокируя поступление налогов в государственный и муниципальный бюджеты. Бартерная дисфункция получает дополнительный импульс развития благодаря наличию на рынке земли фиктивного по своему характеру сегмента – операций с земельными долями, выделенными бывшим членам коллективных хозяйств на земле. Собственники долей передают их в пользование, извлекая из таких сделок натуральные доходы. Благодаря операциям с земельными долями (внесению их в уставной капитал, передаче в аренду и др.) в России формируются латифундии.

Б. Дисфункция резервного инвестирования в землю, обеспечивающая легализацию рентных доходов и их сохранение и, в то же время, отчуждающая землю от дальнейшего участия в рыночном обороте. Данная дисфункция характерна для экономики России, продуцирующей рентные потоки, которые не обладают воспроизводственной ориентацией и вовлекаются в недвижимость, земельные активы в интересах физических лиц, контролирующих данные потоки.

Благодаря дисфункции резервного инвестирования, рынок земли испытывает повышенную финансово-инвестиционную нагрузку и, время от времени, перегревается, что создает угрозы кризисных ситуаций.

Дисфункция резервного инвестирования в землю широко представлена в крупных городах современной России, благодаря чему цены на земельные участки и городскую недвижимость в них формируются под давлением избыточного инвестиционного потока и находятся на рубежах, значительно превышающих реальный спрос, поддержанный процессом воспроизводства. Данное обстоятельство не учитывается в жилищном и земельном компонентах государственной экономической политики, не обеспечивающих нейтрализацию избыточного инвестиционного спроса на рынке земли. Дисфункция резервного инвестирования в землю связана с доходной поляризацией общества.

В. Сегментирующая дисфункция, заключающаяся в создании, увеличении и защите специальных барьеров, обусловливающих формирование монопольной ренты в определенных сегментах рынка земли (например, с помощью утверждения специальных региональных режимов использования земельных участков, обладающих различным функциональным назначением).

До введения в действие Земельного кодекса РФ и приведения в соответствие норм регионального законодательства требованиям федеральных законов типичным примером сегментирующей дисфункции был Закон Краснодарского края «Об особенностях землепользования в Краснодарском крае», фактически выводивший земли региона из рыночного оборота. В настоящее время эту позицию заняли


______________________________________________________________

140

ипотечные операции, в которых неадекватно учитываются возникающие риски, благодаря чему земельные участки со строящейся или существующей жилой недвижимостью вовлекаются в операции с повышенным риском. Данное обстоятельство обусловливает рост волатильности рынка земли.

Обобщение результатов анализа, приведенных в табл. 11, позволяет определить доминирующие функциональные противоречия системного становления регионального рынка земли Краснодарского края:

Таблица 2 – Динамические характеристики функциональной организации формирующегося рынка земли Краснодарского края [2]

Характеристики функциональной организации рынка земли

2002 2006 2010

1.Количество профессиональных участников регионального рынка земли:

- организаций, тыс. ед. 0,11 0,36 1,03 - индивидуальных предпринимателей без образования юридического лица, тыс. чел.

0,05 0,23 0,56

2. Рост регионального рынка земли, % к исходному пункту анализа

100 196,4 416,7

3. Доля регионального земельного фонда, подверженная сегментирующей дисфункции (экспертная оценка)*

10-15 05-10 20-25

4. Доля земельного рынка, вовлеченная в бартерные операции, % (экспертная оценка)*

5-10 10-15 10-15

5. Доля кредитных ресурсов банков в финансово-инвестиционном обеспечении рынка земли, %

28,7 49,2 58,5

6. Количество маркетинговых организаций, специально занимающихся региональным рынком земли, ед.

нет 3 4

7. Инвестиции в инфраструктуру регионального рынка земли, млрд. руб.

0,12 0,26 0,31

- в том числе, государственные инвестиции, %

100,0 93,4 92,1

* - интервальная оценка на основании результатов опроса участников рынка - противоречие между потребностями, обусловленными динамичным ростом

объема рынка земли и ограниченностью функционального содержания отношений данного рынка (маркетинговая, инфраструктурная и финансово-инвестиционная функции отстают от потребностей рынка земли);

- противоречие между формированием локального рынка земли и развитием дисфункций, препятствующих эффективному и устойчивому взаимодействию между профессиональными участниками рынка, инвесторами, собственниками земли и государственными органами, регулирующими данный рынок.

В исследовании структуры рынка земли целесообразно разграничивать следующие основные аспекты:

- функциональная сегментация рынка земли, в основе которой лежит структурное оформление земельных активов, обладающих различными назначениями (земли сельскохозяйственного назначения, земли резерва и др.);

- территориальная структуризация рынка земли, в основе которой лежат


______________________________________________________________

141

разграничение и структурная организация земельных активов, относящихся к разным регионам (выделение локальных земельных рынков).

Соотношения между локальными рынками земли отдельных регионов-субъектов России, во многом, сформировались под воздействием асимметричного проведения правовых преобразований в данной области (табл. 3).

Основные виды структурных противоречий становящегося рынка земли обладают противоположными способами своего разрешения, ориентированными на соответствующие способы структурной организации элементов рыночной структуры – способ вертикальной субординации отношений и способ горизонтальной организации независимых друг от друга субъектов рынка.

Доминирование способа вертикальной субординации отношений приводит к разрушению эффективной структурной организации рынка земли и возникновению многочисленных форм его структурной дезорганизации, что обусловливает разрастание трансакционных издержек и выход интересов основных субъектов данного рынка из режима согласования. Наиболее опасными для рынка земли результатами разрешения его структурных противоречий выступают вторичное обезземеливание сельского населения и потеря земельными активами своей функциональной определенности и ценности.

Разрешение противоречий системного становления российского рынка земли предполагает использование инструментов, обеспечивающих решение следующих задач: защита от перевода противоречия в фазу острого конфликта; продуктивный синтез сторон противоречия, обеспечение устойчивости эволюционного процесса; поддержка новых функций и способов структурной организации рынка земли; преодоление дисфункций и структурных деформаций. Таблица 3 – Виды структурных противоречий становления рынка земли, способы и

результаты их разрешения [3] Виды

противоречий Возможные способы

разрешения Результаты разрешения

Институциональное закрепление приоритетов национального земельного фонда и национального рынка земли - структурное обособление территориальных и местных рынков земли

Эффективная реализация национальных приоритетов в соответствующих компонентах законодательной деятельности и экономической политики Выход территориальных и местных рынков земли из-под контроля федерального центра

А. Рациональная территориальная структуризация национального рынка земли Б. Дезинтеграция национального рынка земли

Устойчивое доминирование субординации отношений по вертикали над горизонтальной организацией независимых друг от друга субъектов рынка - выделение сегмента виртуальных земельных долей бывших членов

Предоставление государством специальных услуг в целях защиты интересов держателей земельных долей Поглощение вертикально интегрированными

А. Создание национального Фонда земельных участков и специализированной управляющей компании с отделениями в регионах Б. Формирование множества земельных


______________________________________________________________

142

коллективных хозяйств корпорациями виртуальных земельных долей с выплатой держателям неэквивалентного возмещения

латифундий, вторичное обезземеливание сельского населения

Институциональное закрепление функциональной сегментации рынка земли - экспансия крупных городских поселений в сегменты земель сельскохозяйственного назначения, лесного фонда и особо охраняемых земель

Адаптация функциональной сегментации рынка земли к меняющимся потребностям воспроизводственных процессов Стихийная реструктуризация основных функциональных сегментов рынка земли

А. Обеспечение справедливой рыночной оценки земельных активов, минимизация последствий спекулятивных «атак» на рынок земли Б. Потеря земельным активом, переведенным в другую категорию, своей ценности, изменение его функционального назначения

В работе предложены следующие инструменты разрешения противоречий системного становления рынка земли:

А. Региональный земельный банк с участием государства и субъектов рынка земли, который позволит обеспечить спецификацию финансово-инвестиционных связей и консолидировать финансовые операции с землей как товаром: оценку; залог; ипотеку; эмиссию земельных акций и облигаций и др.

Б. Независимая оценка социальных последствий эксплуатации земли собственниками и пользователями, обеспечивающая полный учет указанных последствий и реализацию принципа адекватной социальной ответственности собственников и пользователей земельных участков перед различными формами общности людей: местным сообществом, населением региона и т.п.

В. Лицензирование профессиональной деятельности на рынке земли, ориентированное на повышение эффективности деятельности профессиональных участников данного рынка, а также защиту самого рынка от угроз, обусловленных низкой квалификацией и оппортунистическим поведением участников.

Г. Правовой режим несостоятельности собственника, владельца и пользователя земли, позволяющий оперативно в судебном порядке провести отчуждение земли у тех субъектов ее присвоения, которые в своей деятельности не способны обеспечивать нормы закона и наносят ущерб контрагентам.

Д. Региональный фонд регенерации земельных ресурсов. Данный инструмент тесно связан с инструментом правового режима несостоятельности, поскольку в региональном фонде регенерации земельных ресурсов целесообразно сконцентрировать участки земли различного назначения, отчужденные по решению суда у прежних собственников или пользователей, нуждающиеся в санации и восстановлении своего качества.

Теперь несколько слов по вопросу об исследований субъектных форм противоречий формирования рынка земли современной России.

Применение метода персонификации к исследованию экономических противоречий формирования российского рынка земли предоставляет следующие эвристические возможности: определение основных экономических субъектов


______________________________________________________________

143

процесса формирования рынка земли; представление процесса движения противоречий данного рынка как движения экономических интересов функционирующих на нем субъектов; раскрытие инструментов разрешения противоречий рынка земли как способов согласования интересов его субъектов.

Персонификация экономических отношений – это, прежде всего, воплощение в характеристиках личности соответствующей формы собственности. Применительно к системе рынка земли это означает, что эффективность и устойчивость экономических субъектов данного рынка обусловлена наличием соответствующего механизма защиты отношений и прав собственности на землю как объект хозяйства и права. Если исходить из институционального понимания собственности, то необходимо разграничивать:

- собственность как статическое средство сохранения прежнего экономического порядка;

- собственность как динамическое средство создания и утверждения нового экономического порядка и последующего эффективного развития системы экономических отношений (Э. де Сото).

В современной экономической литературе проблема формирования адекватного механизма защиты отношений собственности в различных сферах хозяйственной системы России только начинает разрабатываться (Г. Клейнер, И. Сугаипова и др.). Наиболее перспективен поиск механизма защиты собственности на землю как динамического средства создания и утверждения нового экономического порядка и последующего эффективного развития рынка земли.

Обобщение результатов анализа экономических противоречий формирующегося российского рынка земли позволяет предложить механизм защиты отношений собственности на землю, включающий следующие основные блоки:

- трансакционный блок – его целями выступают: снижение экономических и административных барьеров между отдельными секторами рынка земли; проведение сделок через биржевые механизмы, обеспечивающие прозрачность отношений, снижение трансакционных издержек участников; упорядочивание правил участия на рынке земли, которое снижает риски собственников;

- блок учета и регистрации прав собственности – здесь приоритетны следующие цели: создание реестра профессиональных участников рынка; сопоставление цен, декларированных сторонами сделки, с результатами независимой оценки участков;

- блок транзита отдельных прав из пучка прав собственности на землю – в его составе должны быть прописаны: обязательный аудит земельной собственности в целях обеспечения достоверности представляемой экономической информации; государственная экспертиза и регистрация арендных договоров.

Используя познавательные возможности теории персонификации, можно выделить две основные группы субъектных форм взаимодействия процессов дифференциации и интеграции отношений рынка земли:

А. Дифференцированные индивидуальные (частные) субъектные формы, складывающиеся на основе преломления личностных характеристик индивида в рамках процесса дифференциации экономических отношений. Они относятся к простейшему варианту персонификации и широко представлены на рынке земли современной России: владелец выделенной земельной доли; фермер; индивидуальный собственник земли, удерживающий свой участок; частный инвестор, проводящий спекулятивные сделки с земельными активами; частный арендатор земельного участка; сельский ростовщик, одалживающий деньги под


______________________________________________________________

144

залог земли; частный агент по продаже земельных участков и др. Б. Интегрированные, институционально ассоциированные субъектные формы –

«системные субъекты», складывающиеся на основе рыночного овеществления личностных характеристик и отчуждения их в пользу специфических организаций, обладающих всеми признаками субъектов экономических отношений. К ним относятся: корпорация, резервирующая свои рентные доходы в земельные активы; организация, возникшая в результате формального преобразования прежнего коллективного хозяйства; кооператив, созданный группой частных владельцев земельных участков в целях защиты совместных интересов; организация-агент по продаже земельных участков и др.

Частные субъекты рынка земли образуются и в процессе распада прежних интегрированных субъектов, не выдержавших конкуренции (примером такого выделения может служить перераспределение земли в пользу фермеров и индивидуальных держателей участков после распада колхозов и совхозов). Процесс обобществления на рынке земли обусловливает формирование новых форм интегрированных субъектов – например, создание кредитных кооперативов с участием индивидуальных предпринимателей, занимающихся куплей – продажей участков, маркетингом, частным инвестированием в землю и др.

Наибольший интерес представляют отношения частных субъектов рынка земли с вновь сформированными интегрированными субъектами данного рынка, которые развиваются по линии «собственник участка – арендатор». В таких отношениях арендная плата становится узлом противоречий. Результаты анализа ряда субъектных аспектов деформации данного взаимодействия, проведенного на основе материалов ряда крупных хозяйств АПК Кавказского района Краснодарского края, представлены в табл. 4.

Таблица 4 – Выгода собственников земельных паев и прибыль арендаторов - крупных хозяйств Кавказского района Краснодарского края, 2010 г. [4]

Арендаторы Способ внесения арендной платы

Выгода собственника,

тыс. руб./га

Прибыль арендатора

после уплаты

налогов, тыс. руб./га

Отношение выгоды к прибыли,

%

ЗАО «Рассвет»

Продажа фиксированного набора продукции хозяйства по завершении полевого сезона (со скидкой)

0,88 9,92 8,9

ЗАО «Виктория» Аналогичный 0,84 8,34 10,1 СПК «Галицкое» Аналогичный 1,09 11,23 9,7 СПК «Белоусово Н»

Аналогичный 1,28 14,79 8,9

СПК «Белая Русь» Аналогичный 1,32 13,51 9,9 ССПК «Альтана» Аналогичный 1,12 12,04 9,3 ОАО «Кавказ» Аналогичный 1,27 14,97 8,1 ОАО «Степное» Аналогичный 1,22 11,36 10,8


______________________________________________________________

145

ОАО «Им.И.В.Мичурина»

Продажа фиксированного набора продукции хозяйства со скидкой, до 30% - в течение полевого сезона, остальное – по завершении его

0,82 9,34 8,8

Арендатор доминирует над собственником пая, навязывая ему условия и получая «львиную долю» прибыли (в среднем – более 90%). Соответственно, рента присваивается арендаторами, отчуждаясь от собственников земельных паев (долей). Собственник фактически кредитует арендатора, получая причитающуюся ему плату из урожая; механизм получения арендной платы ставит собственника в дополнительную зависимость от арендатора, поскольку речь идет о продаже со скидкой.

К интегрированным субъектам в рыночном хозяйстве принадлежат субъектные формы, воплощающие в себе устойчивые результаты естественно обусловленного процесса обобществления экономических отношений. При всей значимости крупных интегрированных субъектов государство в своей политике по отношению к рынку земли призвано быть стратегически ориентировано на поддержку рынка как такового, а не отдельных групп его участников, какими бы значимыми они не были.

В случае приоритетной поддержки вертикально интегрированных корпораций, вкладывающих свои рентные доходы в земельные активы, государство проецирует на себя соответствующую стратегическую ориентацию, то есть, начинает искать монопольным образом сформированные доходы, что создает условия для торможения инвестиционного процесса.


1 Таблица составлена автором по материалам исследования. 2 Рассчитано автором по: Отчеты земельного комитета Администрации

Краснодарского края; Отчеты ГУ ЦБ по Краснодарскому краю; Результаты опроса участников рынка (количество респондентов – 73 профессиональных участника рынка).

3 Таблица построена автором по материалам исследования. 4 Расчеты автора по материалам финансовой отчетности хозяйств.

Түйін Мақалада қазіргі Ресейдегі құрылымдық-шаруашылық жүйе ретіндегі жер

нарығының қалыптасуындағы экономикалық қарама-қайшылықтар туралы сөз болады.

Кілт сөздер: жер нарығының қалыптасу үдерісі, субъектілердің өткінші түрлері, экономикалық персонаждар, жер учаскелерінің формалды иелері, инвестициялар тарту, нарықтық айналымға енгізу, жер пайдарын жалға алуға мəжбүр болу, бұрынғы ұжымшарлар мен кеңшарларды қайта құру үдерісі, меншік институты.


______________________________________________________________

146

Summary Completion of the process of market transformation and denote the transition from

the stage of Russia's economic recovery growth to determine the stage of sustainable use of diverse methods and tools of theoretical research and practical enhance the creative potential of the country, fine-tuning the system of its socio-economic relations. The land market is the basic element of the system. However, the specificity of the market reforms in Russia today is that the land market is formed by one of the last to complete the data conversion. The foundation of the market economic and social system is brought under it only if it has already been formed and exists.

Key words: the formation of a land market, transitional types of subjects, economic figures, formal holders of land, investment, including in market turnover, forced to lease land shares, the process of restructuring the former collective and state farms, and the institution of property.

УДК 659.4.012.12

МУРАТ Айгерим,

старший преподаватель кафедры Телерадио и связи с общественностью Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева,

город Астана, Республика Казахстан

ИСЛАМСКИЙ PR, ОТЧУЖДЕНИЕ И ИСКАЖЕНИЕ РЕЛИГИИ

Аннотация В этой статье автор анализирует, каким образом можно использовать

технологии PR для создания положительного образа Ислама в глазах общественности.

Ключевые слова: отчуждение и искажение религии, мировая общественность, арабская весна, публикация, Интернет, Коран, Ислам, масс-медиа, мусульманская вера, анализ PR технологий, инструмент формирования имиджа Ислама, образ.

Сегодня уже неактуально говорить и писать о том, что мусульмане обязаны

вести призыв к Исламу (дава’ат). Об этом известно каждому мало-мальски образованному приверженцу этой религии. Но вот как это делать в условиях современного мира, используя все возможные средства и приемы, какие технологии и методы можно предложить мусульманскому проповеднику XXI века – это, действительно, интересная тема для анализа.

В последнее время мы часто сталкиваемся с таким явлением, как отчуждение и искажение религии. Последние события в мировой общественности, например, арабская весна, публикация в Интернете фильма «Невинность мусульман» все больше придают Исламу отрицательный образ. Мало-помалу масс-медиа так далеко зашли с сообщениями антиисламского толка, что мусульманская вера связывается в сознании обывателя лишь с террором, презрением к людям и прочему в таком духе. Представления об исламе смешиваются с представлениями о терроризме. Поэтому целью данной работы является анализ PR технологий как инструмента формирования имиджа Ислама, его образа в умах общественности.

Что же такое «Связь с общественностью» и какова роль PR специалиста в формировании положительного восприятия религии? Public Relations –


______________________________________________________________

147

всеобъемлющий термин; это система, выполняющая множество задач и функций: коммуникацию, общественные взаимоотношения, производственные отношения, взаимоотношения между сотрудниками, контакты с потребителями, отношения с заказчиками, международные отношения, отношения с инвесторами, процесс управления проблемами, связи с масс-медиа, контакты с прессой, продвижение, паблисити, отношения с акционерами, подготовка текстов публичных выступлений и отношения с посетителями.

Какова же роль PR для исламской религии? Задачей PR специалиста в данной сфере является правильная, неискаженная подача информации в доступной для общественности форме. Интересно проследить кораническую логику относительно необходимости ведения исламского призыва. Об обязанности мусульман заниматься дава’атом, всей своей жизнью и усердием являться примером, образцом и воплощением мусульманской религии, Аллах Всевышний говорит: «Мы сделали вас общиной, придерживающейся середины, чтобы вы свидетельствовали обо всем человечестве, а Посланник свидетельствовал о вас самих». Даны жесткие предписания мусульманам со стороны Всевышнего на протяжении всей своей жизни и примером всей своей жизни вести призыв к Исламу и одновременно с этим не допускать ни малейшего принуждения к его принятию, заставляют верующих искать наиболее эффективные методы привлечения людей к истине.

Таким образом, Всевышний Сам предлагает Своим рабам четко обозначенный метод продвижения Ислама в обществе – путем создания Исламу привлекательного образа, красивой подачи, создания у людей интереса к нему, возбуждения и поддержания в них постоянного любопытства, желания узнать о нем побольше, принять и посвятить ему всю свою жизнь.

Фактически мусульманам предлагается разработать целую индустрию по продвижению в окружающем немусульманской обществе положительного имиджа своей религии и своей общины, по выстраиванию с окружающими системы обратных связей, системы эффективного культурно-просветительского взаимодействия. Основной же целью этих усилий должно являться привлечение как можно большего количества симпатизирующих сторонников и преданных верующих.

Наилучшим примером и наиболее успешной моделью подобной системы взаимоотношений всегда являлась Сира или жизненный путь Посланника Аллаха (мир ему). На современном языке подобная система взаимоотношений называется Public Relations, сокращенно – PR, в русском произношении – «пиар», или в переводе – связи с общественностью. А Сира Посланника Аллаха (мир ему) являлась самым успешным PR-проектом за всю историю человечества.

Ислам – религия, провозглашающая величайшую ценность человеческой жизни, защищающая права бедных, превозносящая интеллектуальные, общественные и семейные ценности; религия, в которой нет места принуждению, – в современном мире всё чаще преподносится как идеология насилия и невежества.

Несмотря на открытость достоверной информации об Исламе и мусульманах, миллионы людей по всему миру не имеют даже поверхностного представления об Исламе, о Пророке Мухаммаде (мир ему и благословение), о законах, по которым живут мусульмане. Такие явления, как национализм, появление радикальных убеждений, становятся прямым следствием непонимания и неприятия Ислама. Практикуется молчаливое одобрение прямой агрессии в отношении, как отдельных мусульман, так и целых организаций и государств.


______________________________________________________________

148

На сегодняшний день Ислам является самой быстрорастущей религией в мире, люди мало-помалу начинают вникать в суть религии, в то, что Ислам несет в себе наивысшие ценности. И скорее всего именно с этим связано, то, что объективное освещение Ислама, как реальной альтернативы современным Западным концепциям не выгодно большинству элит. С одной стороны, создание образа врага в виде Ислама отвлекает массы от истинных причин политических и социально-экономических проблем, с другой, насаждение страха перед «угрозой с Востока» способствует легитимизации политики властей. Однако ответом мусульман на подобные нападки не должны становится акты агрессии и неповиновения. В первую очередь, должен вестись джихад знаниями и словом, убеждающий общественность в гуманистической природе Ислама, его миролюбивых основах, превозносящих человеческую жизнь и достоинство, разум и интеллект, семейные ценности.

Так почему же сейчас повсеместно идет искажение религии Ислам? В первую очередь, это, конечно же, большая политическая игра, целью которой является нераспространение религии Ислам. Началось все это в 2001 году, когда произошло падение башен-близнецов в Америке. Вечером того же дня Джордж Буш выступая перед всем американским народом и всей мировой общественностью заявил о том, что в произошедшем виноваты исламские террористы, при всем при этом не имея ни малейших доказательств для обвинения. Администрация президента Буша сумела направить негодование нации в нужное русло – мишенью избрали «Аль-Каиду», а на повестке дня возник главный вопрос: борьба с мировым терроризмом, который в глазах мировой общественности начали отождествлять с исламом. Хотя в последнее время появились мнения американских ученых, что возможно этот так называемый теракт был устроен самим американским правительством.

В последнее время участились случаи нагнетания негативного отношения к исламу и его представителям в мировых СМИ. Какова истинная суть ислама и как ее видит общество – зависит от того, как это преподносят обществу журналисты. Роль СМИ в формировании образа врага носит двойственный характер. Они не только улавливают доминирующие в обществе настроения, но и одновременно формируют стереотипы массового сознания. Обладая колоссальным манипуляторским потенциалом, масс-медиа способны «впечатать» в сознание любого фобийные установки.

В большинстве случаев СМИ стремятся оправдать агрессию западных элит против мусульманского мира, используя технологии «черного» PR:

1. Тактику искажения представлений об исламском мировоззрении. Данная тактика, прежде всего, подразумевает публичную неверную трактовку СМИ наиболее часто употребляемых религиозных терминов (джихад, шахид, Аллах Акбар, моджахед). К сожалению, эффект усиливается ещё и полное невежество террористов, прикрывающих свои злодеяния Исламом.

2. Тактика привязки Ислама к радикальным лидерам и группировкам. Это относится, опять же, к вопросу о лексической и текстовой аккуратности. Так, зачастую, мы можем слышать об «исламском фундаментализме», «радикальном Исламе», «исламском терроризме». Сообщения о боевых действиях на ближнем востоке перемежались демонстрацией мусульманской символики, приводились ссылки на высказывания отдельных религиозных деятелях.

3. Повсеместная привязка понятия «исламский» ко всему, что потенциально несет смерть. К примеру, американские СМИ, описывая взрыв автомобиля возле здания федеральных властей в Оклахоме в апреле 1995 года, применяют аналогичный прием. В номере за 20 апреля 1995 года, сиэтлский «Почтовый Курьер»


______________________________________________________________

149

процитировал Роберта Хейбела, бывшего начальника отдела по борьбе с терроризмом ФБР, сказавшего: «Я считаю, если птица выглядит, как утка, крякает, как утка и плавает, как утка, то это – утка... Взрыв машин – дело рук исламских фундаменталистов».

На удивление общественности, мусульманской крякающей уткой оказался христианин Тимоти Маквей.

4. Смешивание образа ислама с образом явлений, потенциально вызывающих антипатию. Массовые миграции в крупные города из южных регионов привели к всплеску мигрантофобии в среде местного населения. Наиболее резкое неприятие у столичных жителей вызывают рыночные торговцы и работники сферы торговли услуг, то есть представители преимущественно публичных профессий. Поскольку подавляющая их масса принадлежит к мусульманской конфессии, именно они оказываются объектами исламофобии.

В настоящее время существует необходимость изменения сложившегося в массовом сознании всего западного мира образа ислама и его приверженцев. Того, что называется имиджем. Можно выделить такую структуру формирования этого имиджа:

1) мусульмане как некий объект, образ которого формируется; 2) адресаты информационного воздействия – население; 3) те, кто этот имидж, пользуясь определенными информационными

технологиями, формирует. К этой третьей группе относятся: во-первых, работники СМИ; во-вторых, экспертное сообщество; в-третьих, исламские религиозные деятели.

Сегодня образ мусульман формирует, прежде всего, телевидение, печатные СМИ и комментарии текущих событий. С этим связаны и описанные выше проблемы. Известно, что большое видится на расстоянии. Развивавшаяся почти полтора тысячелетия культура ислама требует ознакомления с собой для понимания актуального положения дел и политиками, и журналистами, а также для осознания мусульманами своего места и миссии в нашей стране. Народу требуются учебники, а электронным СМИ – большие увлекательные сериалы по истории ислама, по шариату, образу жизни мусульман. Большая грамотность наших мусульман в отношении собственных корней, ознакомление наших немусульман с сокровищницей богатейшей, без сомнения, культуры ислама пойдет всем на пользу.

Таким образом, мы проанализировали роль PR технологий в формировании образа Ислама в сознании западного мира. Нами были выявлены основные предпосылки формирования негативного образа, основой которых является восприятие Ислама в качестве идейного оппонента западной цивилизации. Мы рассмотрели тенденции в формировании имиджа и убедились, что особенно активно борьбы с Исламом на ниве СМИ началась в период, когда эта религия перешла в фазу возрождения и бурного роста, когда её ценностная «система координат» стала превалировать (в отдельных регионах) над казавшейся еще недавно абсолютной западной системой. Мы выявили, какие именно технологии PR применяются в формировании негативного образа, а изобличение дынных технологий – первый шаг к тому, чтобы дать им достойный ответ. И, наконец, мы проанализировали состояние мусульманских СМИ в частности, и происламских сил в общем, как субъектов формирования позитивного образа Ислама и выяснили что на данном этапе, к сожалению, их силы несопоставимо малы.


______________________________________________________________

150

Обозначая меры, которые необходимо предпринять происламским силам, чтобы приступить к эффективному формированию позитивного имиджа их религии, необходимо выделить следующее:

1. Подготовка специалистов по журналистике и связям с общественностью уровня, сопоставимого со специалистами, выступающими на стороне оппонентов;

2. Интеграцию движений, представляющих Ислам и четкое обозначение группы лиц, которые ответственны за формирование данного имиджа;

3. Формирование позитивного образа Ислама путем каждодневной демонстрации его приверженцами высоких этических и культурных стандартов;

4. Проведение политики диалога, а не обособления, активизация интеграции в культуры тех регионов, где проживают мусульмане, с демонстрацией позитивных аспектов Ислама.

Образ ислама в данный момент формируется как целенаправленно (идеологическими оппонентами), так и стихийно. Первоочередной задачей является взятие под контроль происламскими СМИ той части информационного поля, которая подвержена влиянию стихийных факторов.

Согласно мнению Доктора Лоуей Сафи: «Кампания против Ислама – сознательное и намеренное усилие, предпринимаемое власть имущими людьми для того, чтобы дискредитировать мировую религию, представляющую собой достойную альтернативу западному атеизму, и подорвать историческое движение, которое, по мнению критиков, имеет достаточный потенциал для того, чтобы стать политической силой мирового масштаба. Не так давно, в середине 70-х, западное общество прониклось к Исламу оживленным интересом, а образ жизни, предлагаемый Кораном, стал целью для возрастающего количества людей, возвращающихся в лоно родной религии или открывающих для себя новый путь знания. Возрождение Исламских идей и духовных ценностей отразилось во всех слоях общества, не обойдя буржуазную элиту, и приняло множество форм, включая влияние на науку и политику».

Статистика последних лет говорит о стремительном распространении Ислама во всем мире. Также наблюдается рост мусульманских общин, заметно увеличиваются исламские центры и мечети, которые уже не ограничиваются столицами, но и охватывают другие крупные европейских города. В сердце Европы число мечетей стало конкурировать с числом церквей в Париже, Риме и Лондоне, а копии Корана в переводе стали бестселлером на рынках США и Запада. Это вдобавок к распространению Ислама в тюрьмах. Число заключенных, которые желают принять Ислам, растет день за днем. И это вызывает страх и панику в западных государствах и предостерегает их от растущего исламского фундаментализма в тюрьмах. Вот примеры распространения Ислама, которые беспокоят Запад.

Согласно сайту www.portal21.ru, статистика на сегодняшний день такова: в России численность мусульман достигает 23 миллионов, что составляет 20% от всего населения, испанский сайт Minuto Digital прослеживает тенденции в области распространения Ислама в последнее время в Испании, отметив, что исламское присутствие стало ощутимой реальностью, особенно на Балеарских островах, которые расположены на юго-востоке Испании, где количество мечетей увеличилось в пять раз с 2005 года.

В Швеции распространенность исламской религии заняла второе место среди людей. Это было подтверждено докладом, подготовленном исламским центром в столице Швеции Стокгольме. По данным официальной статистики Германии в


______________________________________________________________

151

течение 2006, 2007 и 2008 гг. каждые два часа Ислам принимал новый человек. Количество мечетей во Франции стало больше чем церквей, даже на юге, который является самым насыщенным регионом в мире церквями. Напротив, 1000 мечетей в прошлом были церквями и 30% детей в возрасте меньше двадцати лет являются мусульманами. В крупных городах это число увеличивается до 45%. Проведенное министерством внутренних дел Франции исследование показывает, что ежегодно 3600 человек принимают Ислам. Оно также показывает, что среди мусульман-французов больше всех соблюдающих и в их кругах очень мало преступлений. Статистика показывает, что во Франции 2300 мечетей и 7 миллионов мусульман, а Ислам считается второй религией после христианства. Есть некоторые предпосылки, указывающие на то, что к 2020 г. мусульмане будут составлять четверть жителей Франции и 20% жителей Европы.

Если ранее Ислам, являясь самой молодой религией в мире, занимал 4 место по распространению, то на данный момент Ислам является 2 религией в мире. Существуют определенные прогнозы относительно того, что по происшествии 20 лет Ислам займет 1 место в мире. И для того чтобы остановить это массовое распространение Ислама, которое мешает политической игре Запада, происходит искажение религии.

Но, несмотря на все усилия, приверженцы других религий принимают Ислам. Великий русский писатель Л.Н. Толстой так высказывался об Исламе: «Как ни странно это сказать, для меня, ставящего выше христианские идеалы и христианское учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что Магометанство [Ислам] по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия. Так что, если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или Магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе и всякий предпочтёт Магометанство с признанием одного догмата, единого Бога и Его Пророка, вместо того сложного и непонятного в богословии – Троицы, искупления, таинств, святых и их изображений и сложных богослужений...»

Жак Ив Кусто сказал: «Клянусь, что этот Коран, от которого современная наука отстает на 1400 лет, не может быть речью человека. Это истинная речь Всевышнего. После этого я принял Ислам, и каждый день поражался истинности, справедливости, легкости, полезности этой религии. Я бесконечно благодарен за то, что Бог открыл мне глаза на Истину».

На интеллектуальной и мыслительной элите из числа мусульман лежит обязанность пересмотреть политическую и идейную реальность. А также изучить способы культурного и религиозного обращения и взаимодействия с Западом для того, чтобы положить конец искажению Ислама, чем координировано занимаются еврейские и христианские организации. Мы не должны отвлекаться защитой себя и нашего Ислама, даже если это требуется. Напротив, мы должны подражать нашему Пророку (да благословит его Аллах и приветствует), чтобы улучшить наш призыв и способы для привлечения сердец и умов сильным идейным и практичным образом. В то же время нужно противостоять западной атаке против Ислама. И мы должны знать, по какому пути следовать, чтобы достичь жаждущих изменений душ западных народов, которые обожглись пламенем капитализма и вкусили духовную пустоту, отсутствие иных ценностей за исключением алчных материальных. Мы должны убедить их и донести Ислам вопреки всем этим злостным атакам. Это и есть залог успеха, даже если мы и понимаем, что коренное решение может быть достигнуто только через установление праведного исламского Халифата, который всё расставит


______________________________________________________________

152

по своим местам. Сказал Аллах: «Воистину, неверующие расходуют свое имущество для того, чтобы сбить других с пути Аллаха. Они будут расходовать его, а затем будут сожалеть об этом, а вслед за тем они будут повержены. Неверующие будут собраны в Геенне» (8:36).

У каждого из нас свой даават, своими действиями и поступками мы осуществляем пиар Ислама, нашей прекрасной религии. Надо лишь попросить Аллаха о помощи, правильно расставить акценты, «отформатировать», если нужно, своё намерение, и тогда, иншааллах, Всевышний будет нами доволен, а чего более нам желать?


1 Почепцов Г. Связи с общественностью. – М., 2003. 2 Чумиков А., Бочаров М. Связи с общественностью. Теория и практика. – М.,

2006. 3 Joe Marconi. PR: Complete Guide. 4 www.pr-club.com. 5 www.islam-wasatiya.ru. 6 www.islamdag.ru. 7 www.portal21.ru.

Түйін Жарияланып отырған мақаланың басты мақсаты – Ислам бейнесін, оның

қоғамдағы келбетін қалыптастырудың құралы ретінде PR технологияларына талдау жасау.

Кілт сөздер: дінді теріс түсіндіру жəне бұрмалау, əлемдік қоғамдастық, араб көктемі, жарияланым, Интернет, Құран, Ислам, масс-медиа, мұсылман сенімі, PR технологияларға талдау жасау, Ислам бейнесін қалыптастыру құралы, келбет.

Summary

Recently, we often face with the phenomenon of alienation and distortion of the religion. Recent events in the international community, such as the Arab Spring and the publication of the film «innocent Muslims» in the Internet give a negative image of Islam. Little by little, mass media goes far with the anti-Islam meaning messages that nowadays the Muslim faith in the mind of a man is associated with the terror, contempt to the people and etc. The idea of Islam is mixed with the concept of terrorism. That’s why the aim of this work is to analyze PR technology as a tool of forming the image of Islam and its image in the minds of the public.

Keywords: alienation and distortion of religion, the international community, the Arab Spring, publishing, the Internet, the Koran, Islam, media, Muslim faith, analysis PR technologies, tools forming the image of Islam, the image.


______________________________________________________________

153

УДК 94 (1-77)(574)

TOURAJ Atabaki, Professor of History of the Middle East and Central Asia Leiden University &

International Institute of Social History, Leiden, The Netherlands

AVOIDING ESSENTIALISM IN WRITING THE EURASIAN PAST

Abstract In colonial historiography, the essentialist approach denies the inclusion of identities

based on class, ethnicity, gender or religion. It also renounces the paradoxical and even contradictory social practices within the same social/cultural identity in Muslim societies. Instead, crafting an «essence» of identity categorizes people according to binary categories – believers and sceptics, radicals and moderates, revolutionaries and compromisers. Categorizing people in this way deepens the problem of false universalism, and eventually dehistoricizes history.

Keywords: historiography, Muslim society, Eurasianism. When in 1554 Ogier Ghiselin de Busbecq travelled to Istanbul in his capacity as

ambassador of the Holy Roman Empire to the Sublime Porte, he displayed his disappointment on many occasions. One such occasion was when he made the acquaintance of a certain mystic dervish who narrated stories for Busbecq about the eternal Khidr and his immortality. In one such story, the dervish made reference to Alexander the Great as a companion and friend of Khidr. Such popular narratives by a wandering dervish soon led Busbecq to draw the following conclusion: «The Turks have no idea of chronology and dates and make wonderful mixture and confusion of all epoch of history; if it occurs to them to do so, they will not scruple to declare that Job was master of the ceremonies to King Solomon, and Alexander the Great his commander-in-chief, and they are guilty of even greater absurdities» [1].

Such accounts of Busbecq’s acquaintance with a Turkish dervish, whose ignorance of chronology resulted in the traveller’s cynicism, gradually evolved into the European portrait of Ottoman society: a society plagued with «silence and lack of rational curiosity», «decline», and «disintegration». However, it is interesting to note that almost one-and-a-half centuries prior to Busbecq’s visit to the Sublime Porte, Ottoman historiography was an established trend initiated by such men of letters as Ahmadi. In the Iskandernameh, in which in addition to narrating the Islamic period Ahmadi also narrates the pre-Islamic history of the world, he includes a lucid reference to the expedition of Alexander of Macedonia [2].

Discovering the Orient was not confined to learning about the aptitude of some of its individuals. Orientalist travellers often endeavoured to present a portrait of collective character and national identity based on a portrait of the individuals or groups with whom they came into contact. The authority of their narratives was based on a process of recasting themselves against the «Others». Such cultural, temperamental, and often racial characteristics of different national entities soon turned into degenerated, self-perpetuating clichés, legitimizing the colonial practices [3]. While Busbecq labelled the Ottoman territory as a region «notorious for the barbarity and savagery of [its] inhabitants» [4], in his Voyages d’une Faux Derviche dans L’Asie Centrale Arminius Vambery, the famous nineteenth-century British agent and Hungarian Orientalist, presents a dark portraiture of


______________________________________________________________

154

the Orientals in the following words: «The Oriental is born and dies in a mask; candor will never exist in the East» [5].

Although British politicians praised Vambery for profoundly influencing the ideas of Englishmen and adding significantly to European understanding of Central Asia, it is interesting to recall that it was Vambery himself who betrayed his hosts and deceived all of them from Tehran to Bukhara by presenting himself as an Ottoman dervish on a pilgrimage of holy shrines.

Thus during the eighteenth century, Orientalism as a new European academic inquiry gradually established itself as a result of the initiatives of early travellers such as Busbecq and Vambery, who were obsessed by the ideology of «circumstantial inferiority» in their personal appraisals and who provided Europe with the images of the «Others» it needed early on to recast European self-images, and which Europe needed to enter the new age of modernism. This age saw rational and scientific Europe being juxtaposed with the irrational and intuitive Orient.

In the eighteenth century, the reconstructed image of the East was gradually altered from a less dominion, reciprocate perception to an authoritarian, patronizing and denigrating discernment. Writing the «national history» of Turks, Arabs, Persians and Indians became a new profession for a group of European adventurous travellers and diplomats who, having spent some years studying «Oriental languages» but without having any historical training, provided the foundations for the Orientalists’ claim to creativity and authority usually by assembling homeless texts.

What was significant in these assembled histories was an essentialist approach in writing about the East. For instance, Sir John Malcolm, the author of an influential nineteenth-century Orientalist history of Persia and a man fascinated by ancient world history, observed when travelling through Persia: «Though no country has undergone, during the last twenty centuries, more revolutions than the Kingdom of Persia, there is, perhaps, none that less altered in its condition. The power of the sovereigns, and of the satraps of ancient times; the gorgeous magnificence of the court; the habits of the people; their division into citizens, martial tribes, and savage mountaineers; the internal administration; and the mode of warfare; have continued essentially the same: and the Persians, as far as we have means of judging, are at the present period, not a very different people from what they were in the time of Darius, and the Nousheervan» [6].

Like Hegel, Malcolm viewed the history of Persia as «unhistorical history», a mode of life unaltered by the passage of time. However, continuity and glorification of the past is not always the common ground that brings together Orientalists and native narratives.

In Central-Asian historiography the main criteria anchoring the narratives of Orientalists, nationalists, Islamicists, or Stalinists are their exclusive approaches to history from an elitist perspective. By assigning the agency in history to an elite that in its multiplicity could be clerics, secular intelligentsia, colonialist and social or political institutions, they not only deny the agency of subaltern and its autonomous consciousness but also by adopting an essentialist approach they dehistoricize the process of social and cultural changes.

Karl Popper was the first to define essentialism by conceptualizing it as anti-nominalistic theory [7]. Essentialism in the historiography of Eurasia is, in my usage, an indication of false universalism: the characteristics of the dominant subset of a group or a society being attributed to all members of the group or other societies either by over-generalizations or by unstated references. Here I argue that the three fundamental expressions of essentialism, which separately or concurrently present themselves in historiography, are over-generalization, Eurocentrism and reductionism.


______________________________________________________________

155

Essentialism One To elaborate this argument, let me first refer to a certain pattern in Middle- Eastern

and Central- Asian studies where such over-generalization is more vivid. The analytical models variously described as feudalism, the Asiatic mode of production or oriental despotism endeavour to present an inclusive picture of the long-term social and political development of Middle-Eastern and Central-Asian societies. However, as we know, the theoretical model of feudalism was based on European medieval society, a product of the demise of the Roman Empire. Amongst the main characteristics of Central-European feudalism is the existence of contractual rights and obligations between various classes and also between the state and the people. However, because of differences in environmental conditions, the land-owning system in the Middle East was unlike the European feudal system. The aridisolatic character of the greater part of the Middle East and Central Asia never provided the background of a performance of contractual rights between various classes, or between the individual and the state. The arbitrary nature of power did not tolerate a functioning contractual right [8].

Karl Wittfogel’s model of oriental despotism is no less essentialist than the acceptance of feudalism. This model is based on the assumption of the existence of hydraulic societies, in a vast region from Asia to North Africa and even as far as the former Spanish and Portuguese colonies of Latin America. According to this model, in all these regions the control, provision, or allocation of water was realized by the state and the existence of an extensive bureaucracy, eventually paving the way for the emergence of a political system Wittfogel referred to as «Oriental Despotism».

«The hydraulic centres of Peru, Egypt, and Lower Mesopotamia all gave birth to compact system of hydraulic agriculture, whereas many of the territorial states of India and China and, for that matter, Mexico relied on loose or marginal types of Oriental agriculture… In many hydraulic civilizations the agromanagerial apparatus state, while keeping the bulk of the cultivable land from becoming private property, did not so seriously restrict the growth of nongovernmental property-based professional handcraft and commerce» [9].

Interestingly enough, what made Wittfogel pursue oriental despotism was his relentless criticism of nineteenth-century European theories of social development. Nevertheless, his essentialist methodology of generalizing the notion of hydraulic societies and hydraulic economy and applying it from China to Latin America amounts to nothing less than falling into the same pit into which his foes had fallen earlier.

Essentialism Two The study of the mode of production is not the only field where essentialism

dominates the theoretical approach. Another example of the essentialist approach is the reference to our common perception of nation-state building in the region. The Central-Asian twentieth-century historiography on nation-state and nationalism has been shaped, to a large extent, by a Eurocentric ethno-linguistic discourse, where «ethnicity and language become the central, increasingly the decisive or even the only criteria of potential nationhood» [10], or as Karl Renner asserts: «Once a certain degree of European development has been reached, the linguistic and cultural communities of people, having silently matured throughout the centuries, emerge from the world of passive existence as people (Passiver Volkheit). They become conscious of themselves as a force with historical destiny. They demand control over the state, as the highest available instrument of power, and strive for their political self-determination. The birthday of the political idea of the nation and the birth-year of this new consciousness is 1789, the year of the French Revolution» [11].


______________________________________________________________

156

What has been largely neglected, however, is that the construction of a bounded territorial entity, or what is generally referred to as nation-state building, has often entailed components other than ethnic or linguistic attachments. Collective imagination, political allegiance, reconstructing and reinterpreting history, the invention of necessary historical traditions to justify and give coherence to the emerging modern state – all these often became major factors in bringing groups of people together and in strengthening or even forming their common sense of identity and political solidarity. In some cases the mere application of ancient, historically resonant names and traditions is enough to evoke a consensus of political legitimacy. Consequently, the social connotations of certain key socio-political phrases and geographic terms became an important element in reshaping the geographic boundaries of emerging sovereign states.

Such universalism chiefly manifested itself as Eurocentrism and comes into focus when we examine the studies of modernity and the process of modernization in the Middle East and Central Asia. The general perception of modernity as Max Weber perceived it was a product of occidental rationality, with a general mandate regarding its applicability all over the world irrespective of geography, time, environment, social order or social practice. Accordingly, the modern history of the Middle East begins in 1798, when the French Revolution, in the person of General Napoleon Bonaparte and his expedition, arrived in Egypt. By concurrence, in the Caucasus and Central Asia the beginning of modernity dates back to the Tsarist Russian arrival in the region in the early and mid nineteenth century. The immediate consequence of such a periodization is the acceptance of Europe as a «silent referent» in non-Western historical knowledge. Borrowing Dipesh Chakrabarty’s words:

«For generations now, philosophers and thinkers shaping the nature of social science have produced theories embracing the entirety of humanity. As we well know, these statements have been produced in relative, and sometimes absolute, ignorance of the majority of humankind – i.e. those living in non-Western cultures. This in itself is not paradoxical, for the more self-conscious of European philosophers have always sought theoretically to justify this stance. The everyday paradox of third-world social science is that we find these theories, in spite of their inherent ignorance of «us», eminently useful in understanding our societies» [12].

Therefore, while Third-World historians feel a need to refer to works on European history, historians of Europe do not need to reciprocate. Consequently, «a third world historian is condemned to knowing ‘Europe’ as the original home of the ‘modern’, whereas the ‘European’ historian does not share a comparable predicament with regard to the pasts of the majority of humankind» [13].

By mentally accommodating the European-made modernity, the new tasks of the historiography became to portray the pre-modern history of the Middle East and Central Asia as a dark period of decline and ignorance. This new perception of the past not only corresponded with the colonial claim of civilizing and modernizing the East, it was also in harmony with the native nationalist historians who joined the new campaign of promoting authoritarian modernization. According to such historiography, prior to Russian expansion into Central Asia, the Khanates of Central Asia were in total disarray. The inter-ethnic conflicts and political rivalries in the region were so deeply rooted that people welcomed the Russian advancement in the region. Ottoman Turkey was the «sick man of Europe» whose sultan Abdul Hamid reigned for over thirty years (1876-1909) «as a terrified animal, fighting back blindly and forcefully against forces that he could not understand». Then «he was thrown into a panic by Turkish reformers and Westernizers, who became increasingly terroristic in the face of his opposition» [14]. The Egyptians, according to Lord Cromer, a British administrator with several years’ service in India, were blamed for never being able


______________________________________________________________

157

to improve their lot until they had mastered the way of the West, and for this they required a long apprenticeship under the enlightened tutelage of European countries like Great Britain [15]. And finally the Persians, going through a period of disintegration of bikhbari (or ignorance) marked by the reign of the «despotic», «corrupt», and «irresponsible» government of the Qajar, who «was deservedly the most prominent locus for blame». It was indeed by such conceptualization that the domino process of military defeat, leading from diplomatic concessions, to commercial capitulation, to economic penetration, and finally to class dislocation, was perceived even by some Marxists historians [16]. The references included above are drawn from historians of different political ranks, from Marxists as well as non-Marxists. By referring to these interpretations by historians with colourful political affiliations, I intend to show how prevailing Eurocentrism is a common denominator anchoring Marxist as well as non-Marxist historians in their interpretations of life and time in pre-modern Middle-Eastern and Central-Asian societies [17].

Essentialism Three The concluding criterion of essentialist methodology in historiography is

reductionism, that is the reduction of all other identities such as class, ethnicity, gender, religion and political allegiances to one inclusive identity. The rise of Islamic studies in Europe is the most recent representative manifestation of this enduring essentialism. The current field of Islamic studies suffers from essentialism. By imagining an Islamic «essence», the Islamicists craft a fixed, unique, undivided, and a-historical identity bringing together all Muslims worldwide. Consequently, they absolutize the differences between those who belong to different identities and naturalize their differences. However, to accomplish this process they first Islamicize the history of societies. Islam is presented as the «historical impulse», an authentic and the sole surviving identity, marginalizing such other identities of the subject population as ethnicity, class and gender. Hence, social as well as political development is explained almost exclusively within the boundaries of Islam [18]. In modern Islamicist historiography, the subjectivity is defined as underprivileged declassed urbanites, while the agency is monopolized by clerics. Politics is brought to the declassed impoverished urbanites exclusively by clerics [19]. With such a definition of agency and subjectivity, the Islamicists’ historiography denies the importance of the agency of non-clerical, secular elites or subaltern groups in history. Nevertheless, in their narrative, whenever they are confronted with non-clerical representation the Islamicist historians tend to marginalize certain forms of social or political movement that counter their religiosity-driven goals. By calling it «back to the roots», they provide an appropriate justification for such historicism. For example, Bernard Lewis in his latest book What Went Wrong? – which is a recycling of stories of the so-called failure of modernization in the Middle East – concludes his observations on the hindrances confronting the consolidation of democracy and civil societies in the Middle East with the following: «The absence of a native secularism in Islam, and the widespread Muslim rejection of an imported secularism inspired by Christian example, may be attributed to certain profound differences of belief and experiences in two religious cultures» [20].

The reincarnation of contemporary Islamic studies as a sphere of academic inquiry is founded on historical amnesia. In the Islamic reading of history the emergence of political Islam in the twentieth century is connected to the crisis of the twentieth-century modern secular state, or «state exhaustion», and the failure of such replicas as secular nationalism and socialism. Thus, the resentment of the masses, who were misguided by a diminutive group of «Westoxicated» elites, eventually ended with the revival of Islamic accepted wisdom and the mobilization of those masses.


______________________________________________________________

158

The amnesia of Islamicist historiography of the post-World-War-II period and the denial of agencies and subjectivities of classes and groups other than umma and ulama leave the Islamicists with perplexing political circumstances. If one considers even just the recent growth of the labour, women’s, ethnic, religious, and student movements and their demands for political, social and cultural changes, in a self-proclaimed unitarian society, then the dimensions of such a dilemma become more obvious. The immediate consequence of these movements has been the rejection of the clerics’ theocratic and exclusionist definition of insiders and outsiders by accepting the notion of citizen-subject with expanded boundaries of social space.

A final word In colonial historiography, the essentialist approach denies the inclusion of identities

based on class, ethnicity, gender or religion. It also renounces the paradoxical and even contradictory social practices within the same social/cultural identity in Muslim societies. Instead, crafting an «essence» of identity categorizes people according to binary categories – believers and sceptics, radicals and moderates, revolutionaries and compromisers. Categorizing people in this way deepens the problem of false universalism [21], and eventually dehistoricizes history.

References

1 The Turkish Letters of Ogier Ghiselin de Busbecq, translated by E.S. Forster (Oxford: Clarendon Press, 1927), 55.

2 Iskender-Name Ahmadi (ed.), Ismail Ünver (Ankara: Türk Dil Kurumu Yayinlari, 1983). For a detailed study of early Ottoman historiography see Halil Inalcik, «The Rise of Ottoman Historiography», and V.L. Ménage, «The Beginning of Ottoman Historiography», in Bernard Lewis and P.M. Holt (eds), Historians of the Middle East (London: Oxford University Press, 1962), 152-167, 168-179.

3 For a study of national character see Ali Banuazizi, «Iranian ‘National Character’: A Critique of Some Western Perspectives», in L. Carl Brown and Norman Itzkowitz (eds), Psychological Dimensions of Near Eastern Studies (Princeton: Darwin Press, 1977), 210-239.

4 The Turkish Letters of Ogier Ghiselin de Busbecq, 76. 5 Arminius Vambery, Travels in Central Asia, being the account of a journey from

Teheran across the Turkoman Desert on the Eastern shore of the Caspian to Khiva, Bokhara, and Samarcand (London: John Murray, 1864), 288.

6 John Malcolm, The History of Persia from the Most Early Period to the Present Time (London: John Murray, 1815), vol. 2, 621.

7 Karl R. Popper, The Poverty of Historicism (London: Routledge and Kegan Paul, 1957), 27.

8 For a detailed study of the failure of these models, see Homa Katouzian, «The Aridisolatic Society: A Model of Long-Term Social and Economic Development in Iran», International Journal of Middle East Studies, vol. 15 (1983), 259-281, and Homa Katouzian, «Arbitrary Rule: a Comparative Theory of State, Politics and Society in Iran», British Journal of Middle Eastern Studies, vol. 24, no. 1 (1997), 49-73.

9 Karl A. Wittfogel, Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power (New Haven: Yale University Press, 1957), 257-258.

10 E.J. Hobsbawm, Nations and Nationalism since 1780: Programme, myth, reality (Cambridge: Cambridge University Press, 1990), 102.

11 Karl Renner, Staat und Nation (Vienna, 1899), 89, quoted by Hobsbawm, Nations and Nationalism, 101.


______________________________________________________________

159

12 Dipesh Chakrabarty, «Postcoloniality and the Artifice of History: Who Speaks for ‘Indian’ Pasts?», Representations, 37 (Winter 1992), 1-26.

13 Dipesh Chakrabarty, «Postcoloniality and the Artifice of History», 21. 14 Robert Roswell Palmer and Joel Colton, A History of the Modern World since

1815 (London: McGraw-Hill, 1992), 657. 15 Willem L. Cleveland, A History of the Modern Middle East (Oxford: Westview

Press, 2000), 103. 16 Ervand Abrahamian, Iran Between Two Revolutions (Princeton: Princeton

University Press, 1982), 52. 17 For an alternative approach to the study of essentialism in Marxism, see Scott

Meikle, Essentialism in the Thought of Karl Marx (London: Open Court, 1985). 18 See for example Fazlur Rahman, Islam and Modernity (Chicago: University of

Chicago Press, 1988). 19 For a critical study of Islamicizing school textbooks in Iran, see Sussan Siavoshi,

«Regime Legitimacy and High-school Textbooks», in Saeed Rahnema and Sohrab Behdad (eds), Iran after the Revolution (London: IB Tauris, 1996), 203-217.

20 Bernard Lewis, What Went Wrong?, 100. 21 Anna Marie Smith, New Right Discourse on Race and Sexuality (Cambridge:

Cambridge University Press, 1994), 129.

Түйін Мақалада Еуразияшылдық тарихын жазбаша зерттеудегі эссенциализм

мəселесі қарастырылған. Кілт сөздер: тарихнама, мұсылман қоғамы, еуразияшылдық.

Резюме

КАК ИЗБЕЖАТЬ ЭССЕНЦИАЛИЗМ В ПИСЬМЕННОЙ ФОРМЕ ПРОШЛОГО ЕВРАЗИЙСТВА

ТУРАЖ Атабаки,

заведующий кафедрой социальной истории Ближнего Востока и Центральной Азии Лейденского университета, глава Бюро Ближнего Востока и Центральной

Азии Международного института социальной истории, PhD, профессор, город Лейден, Нидерланды

В колониальной историографии, эссенциалистской подход отрицает включение

идентичностей на основе класса, этнической принадлежности, пола или религии. Он также отказывается от парадоксальной и даже противоречивых социальных практик в рамках одной социальной / культурной идентичности в мусульманском обществе. Вместо этого, крафт «сущность» личность подразделяет людей в соответствии с двоичным категории – верующие и скептики, радикалами и умеренными, революционеров и соглашателей. Классификация людей, таким образом, углубляет проблемы ложного универсализма, и в конечном итоге dehistoricizes истории.

Ключевые слова: историография, мусульманское общество, евразийство.


______________________________________________________________

160

УДК 070.19

ФЕДОРОВ А.В., президент Ассоциации медиапедагогики России, проректор по научной работе

Таганрогского государственного педагогического института имени А.П. Чехова, доктор педагогических наук, профессор, город Таганрог,

Ростовская область, Российская Федерация. E-mail: [email protected]

АНАЛИЗ ЭЛИТАРНЫХ МЕДИАТЕКСТОВ НА МЕДИАОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ ЗАНЯТИЯХ В СТУДЕНЧЕСКОЙ

АУДИТОРИИ (НА ПРИМЕРЕ КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ АЛЕНА РОБ-ГРИЙЕ)

(Окончание. Начало в №№4-6(36-38) за апрель-июнь 2012 года).

Написано при поддержке Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 годы по мероприятию 1.1. (III очередь) – «Проведение научных исследований коллективами научно-образовательных центров» по лоту №5.2010-1.1-305-021 «Проведение научных исследований коллективами научно-образовательных центров в области психологических и педагогических наук», ГК 02.740.11.0604 по теме «Анализ эффективности российских научно-образовательных центров в области медиаобразования по сравнению с ведущими зарубежными аналогами» (руководитель проекта – доктор педагогических наук, профессор А.В. Федоров).

Аннотация

Изучение медийного, виртуального мира требует от человека знаний и умений анализа медиатекстов различного уровня сложности. В этом смысле кинематографическое наследие выдающегося французского писателя, сценариста и режиссера Алена Роб-Грийе (1922-2008) дает продуктивные возможности для анализа произведений элитарной медиакультуры и вписывается в основной спектр медиаобразовательных задач высшей школы (особенно при обучении будущих культурологов, искусствоведов, социологов, филологов, психологов, педагогов). В статье анализируются основные подходы к анализу медиатекстов А. Роб-Грийе в контексте медиаобразования.

Ключевые слова: медиатекст, анализ, медиакультура, медиаобразование, медиакомпетентность, вуз, студенты, фильм, кинематограф, Роб-Грийе.

Аудиовизуальные приемы, иконография. Р. Барт, на мой взгляд, очень точно

подметил, что «в творчестве Роб-Грийе, по меньшей мере, в виде тенденции, одновременно наличествуют: отказ от истории, от фабулы, от психологических мотиваций и от наделенности предметов значением. Отсюда особую важность в произведениях этого писателя приобретают оптические описания» [Barthes, 1993, p. 1241]. При этом изысканно-причудливый визуальный ряд фильмов А. Роб-Грийе вопреки классическому реализму всегда порождение «вселенной, с которой сталкивается и которую одновременно порождает наше подсознание и наше бессознательное (сдвиг и замещение значений, смешение и путаница в мыслях, сумятица и замешательство, парадоксальные, противоречивые образы, рожденные воображением, сны, грезы, мечты, сексуальные фантазии и фантазмы, ночные страхи и кошмары при пробуждении)», а не фальшивого, искусственного мира


______________________________________________________________

161

повседневности, мира «так называемой осознанной и сознательной жизни, которая является всего лишь безвкусным, пресным, бесцветным, пошлым, успокоительным результатом всех видов нашей цензуры, то есть различных запретов: морали, разума, логики, почтения к установившемуся порядку вещей» [Роб-Грийе, 2005, с. 231-232].

Одним из важных проявлений игрового начала в романах Роб-Грийе становится также то, что в текст помещаются готовые куски массовой продукции, клишированные образы массовой культуры [Савельева, 2008, с. 15]. Мастер легко переводит действие фильма на обложку книги или рекламный щит, и с такой же легкостью персонажи, нарисованные на обложке или рекламе, становятся героями повествования. «Роб-Грийе как бы постоянно провоцирует в нас стремление восстановить обычный ход времени, найти источник повествования, чтобы в очередной раз заставить потерпеть фиаско и осознать бессмысленность подобной процедуры [Альчук, 1997].

В частности, в «Бессмертной» (1963) в качестве единого средства повествования был избран не эпизод, а кинематографический план. Различные параметры плана (рост актера и его положение в кадре, его жесты, движение камеры, проход статиста или проезд машины, освещение и т. д.) порождали цепочки ассоциаций, создавали возможность проводить некие параллели, делать противопоставления и прибегать к хитроумным монтажным соединениям, которые теперь больше уже практически не зависели от пространственно-временной непрерывности [Роб-Грийе, 2005, с. 225].

В «Трансъевропейском экспрессе» (1967) всё действие с погонями, бесконечными ловушками и ложными путями, обманами и тупиками, в какие попадают герои, весело, легко и бойко разворачивается под пение хора, исполняющего на русском языке драматичные и изысканные арии из «Травиаты», умело разбитые, растерзанные на части монтажом Мишеля Фано. Зрительскому успеху фильма, несомненно, способствовала и утрированная, неожиданная, тонкая, утонченно-изощренная игра Жана-Луи Трентиньяна. Однако внушительному бокс-оффису, вероятно, помогла и «когорта хорошеньких девушек (более или менее раздетых), закованных в цепи и опутанных веревками, предлагавшихся зрителю в виде жертв, то есть старый как мир миф о рабыне, с которой мужчина может осуществлять самые худшие, самые греховные свои сексуальные фантазии, фантазмы насилия» [Роб-Грийе, 2005, с. 235].

Изобразительный ряд ориентальных мотивов творчества А. Роб-Грийе («Рай и далее», «Шум, сводящий с ума», «Градива») хорошо иллюстрирует следующее его высказывание: «Арабские и монгольские дворцы наполняют мой слух отзвуками стонов и вздохов. Симметричный рисунок на мраморных плитах византийских церквей отражается в моих глазах бёдрами женщин, широко раздвинутыми, распахнутыми. Достаточно увидеть в тёмном подземелье древней римской тюрьмы два вмурованных в стену железных кольца, чтобы перед моими глазами возникла прекрасная невольница, прикованная цепью, приговорённая к долгим медленным пыткам одиночества и пустоты» [Роб-Грийе, 1997, с. 6].

При всем том, несмотря на ироничность и отчетливую пародийность многих садо-мазохистских мотивов в творчестве А. Роб-Грийе непременно подчеркивается, что исход игры во многом зависит от жертвы. И тут же аудитории предлагается версия, что садистические фантазии могут быть плодами воображения – как со стороны «жертвы», так и со стороны «палача».

Так или иначе, с самого начала в кинематографическом творчестве А. Роб-Грийе возникали «лейтмотивные» визуальные образы: загадочная архитектура


______________________________________________________________

162

(например, фасады зданий с разрушенными «внутренностями»), лабиринты, зыбкие отпечатки, раздвоение/расщепление, «вечное возвращение», предметы-рифмы; фотографии/картины, неподвижные фигуры, образующие строгие композиции; женщина-объект желания; женщина-пленница; угроза насилия, отравление, кровь (или нечто похожее на кровь), изображение/иллюзия акта насилия; автомобиль/мотоцикл; авария на ночной дороге; рана, как приобщение, как след; смерть и пр., поданные на экране в смещении реальности и грезы, создающие ощущение иллюзорности всего происходящего [Виноградов, 2010, с. 279, 281]. Все это, бесспорно, помогает игре звуковых и изобразительных символов-знаков, на которой строится структура монтажа аудиовизуальных медиатекстов А. Роб-Грийе.

Так в фильме «Рай и далее» (1970) с самого начала, ещё в титрах А. Роб-Грийе заявляет не профессиональную принадлежность участников участвовавшие в создании произведения, а своего рода ключевые образы/знаки медиатекста: архитектура, композиция, макияж, режущие предметы, игры, клеящие материалы, текущая кровь, сексуальное насилие, лабиринт, убийство, игра в карты, расстояние, театральность, фантазм и т.д. [Виноградов, 2010, с. 280-281].

При этом в его фильмах часто осуществляется переход в визуальный ряд «классических» сцен, чаще всего украшающих цветные обложки серийных изданий, из тех, что обычно прячутся в «глухих уголках привокзальных книжных и газетных киосков» [Роб-Грийе, 2005, с. 237].

Особая роль в медиатекстах Алена Роб-Грийе отводится визуализации женского тела, которое конструируется «как объект, даже если не ясно, кто именно его желает. Оно пребывает в магнитном поле желания» [Рыклин, 1996, с. 16], в первую очередь – мужского, обремененного иронично поданными фрейдистскими и садо-мазохистскими комплексами. И всё это в атмосфере мучительного очарования обманчивого пространства сна.

Изображения «персонажей» – фантомов нередко даются в нарочитой статике, сопровождаемой закадровым звуковым рядом, или отстраненными, холодными голосовыми интонациями. Речь здесь теряет свою смысловую и эмоциональную наполненность, лишается коммуникативного значения [Гапон, 1997, с. 75]. Кроме того, актеры в фильмах А. Роб-Грийе, вопреки традиции, часто и подолгу смотрят в камеру. Все эти нарушения привычных аудиовизуальных условностей нередко вызывает отторжение у консервативной части аудитории.

Персонажи, их ценности, идеи, одежды, телосложение, лексика, мимика, жесты. Ален Роб-Грийе не раз признавался, что его эфемерные «персонажи», «выходцы из мира теней» в большинстве своем – «убийцы, чародеи и коварные обольстители, столь глубоко проникшие в мои сновидения, что их вторжение влечет за собой новое нарушение законов, открывает новые бездны» [Роб-Грийе, 2000]. Так что вовсе не удивительно, что у них, как правило, нет национальности, профессии, характера, имени (или это имя – простая условность, знак). В этом смысле программной кажется фраза героини «Прекрасной пленницы» (1983): «У меня нет имени, я его потеряла. Есть телефон, но он неисправен. Мне нельзя дозвониться».

А. Роб-Грийе разрушил традиционный образ персонажа-личности, плода воспитания и среды. Вместо этого в его произведениях возникли «как бы персонажи» – фантомы, «двойники», чья призрачность, исчезновение и появление, обманчивая зыбкость постоянно подчеркивается (в том числе и аудиовизуально). Их поведение лишено психологической мотивации и привычной логики и зависит исключительно от авторской воли, игры, фантазии. Они размыты, неопределенны, недостоверны / фальшивы, постоянно перестраивается по ходу повествования


______________________________________________________________

163

вплоть до того, что выходят за рамки даже изначально намеченного контура, рассеиваются на «множество похожих друг на друга и неидентичных самим себе действующих лиц. Действующие лица множатся, каждый из них «забирает» часть одного образа. Они как будто дополняют друг друга, представляют собой разные проявления, стороны, черты единого персонажа. Но эти отдельные составляющие не формируют целостный образ, персонаж распадается, рассыпается на «осколки» [Савельева, 2008, с. 9-10].

Кроме того, в произведениях А. Роб-Грийе принципиально отсутствуют такие привычные понятия, как «положительный» и «отрицательный» персонажи. Не проявляет автор и традиционного для классического искусства авторского сочувствия к тем или иных «фигурам на ланшафте»…

«Персонажи» А. Роб-Грийе никогда не говорят о политике или социальных проблемах. Вот их характерные фразы-аллюзии: «Прошлое легко изменить, но вот перед будущим мы всегда остаёмся бессильны», «Я найду Вас, когда захочется. Сегодня ночью, а, может быть, никогда, или вчера… Время не существует для меня», «Любые сновидения эротичны», «Если я воображу, что красивый блондин мчится сейчас по ночному шоссе на большом красивом мотоцикле, это станет реальностью немедленно».

«Действующим лицам» медиатекстов А. Роб-Грийе в основном можно дать от 16 до 40 лет. «Персонажи» мужского пола отличаются пропорциональным телосложением. Женщины – стройны и изящны. Их одежда может быть как обычной, функциональной, так и экзотической, яркой. В поздних фильмах А. Роб-Грийе женские «персонажи» все чаще предстают в «костюме Евы»…

Впечатление зыбкой недостоверности «персонажей» А. Роб-Грийе подчеркивается неестественной актерской манерой: театрализованными позами, жестами, мимикой (иногда здесь можно ощутить высокомерное презрение к остальному миру), и часто – ровным нейтральным тоном речи, без интонационного выделения слова или слогов.

В целом же анализ аудиовизуального наследия А. Роб-Грией приводит к выводу, что «единственным имеющим значение «персонажем» является зритель, именно в его голове разворачивается вся история, именно он ее воображает [Роб-Грийе, 2005, с. 598]. И это полностью соответствует основной авторской концепции мастера: любой медитекст не отражает и не может отражать внешнюю реальность, он сам – своя собственная, своего рода виртуальная реальность.

Существенное изменение в жизни персонажей. Для Алена Роб-Грийе чрезвычайно важно показать, как «персонажи», не знавшие о том, какие тайные страсти спят в них самих, попадают в «непривычные, исключительные условия, где не действуют законы, запреты и правила цивилизованного общества, где нет никаких общественных барьеров и социальных гарантий» [Роб-Грийе, 2005, с. 241]. Так они попадают в автокатастрофы, становятся пленниками, обвиняемыми, свидетелями таинственных игр и ритуалов, убийств, оказываются в таинственных местах-лабиринтах…

Возникшая проблема. Из экстремальных ситуациях, изложенных выше, «персонажи» А. Роб-Грийе пытаются как-то выпутаться, выбраться, они могут расследовать ход событий, что-то объяснить. Ведь часто под угрозой оказывается их собственная жизнь… Словом, «тревога – это неуверенность. Свобода порождает тревогу. Отчаяние – это отсутствие возможностей» [Роб-Грийе, 2002].


______________________________________________________________

164

Поиски решения проблемы. Однако, как правило, все эти попытки затягивают «персонажей» в сновиденческий лабиринт с иллюзорными возможностями выхода…

Решение проблемы. В произведениях Алена Роб-Грийе не существует «классического» решения «проблемы». Аудиовизуальная ткань медиатекстов мастера – нелинейная, асинхронная, рассыпающаяся во времени и пространстве – всегда остается недоступной для каких-либо однозначных трактовок.

Завершается занятие по анализу элитарных медиатекстов проблемно-проверочным вопросом, определяющим степень усвоения аудиторией полученных умений: «С какими известными вам медиатекстами можно сравнить аудиовизуальные тексты Алена Роб-Грийе? Почему? Что между ними общего?»

Литература 1 Акимова О. Господин Х. путешествует по замкнутому кругу // Роб-Грийе А.

Собрание сочинений. – СПб.: Симпозиум, 2001. – С. 5-10. 2 Альчук А. Виртуальные лабиринты Алена Роб-Грийе // Иностранная

литература. – 1997. – №12. 3 Быков Д.Л. Кристианская страна // Известия. – 2010. – 14 сент.

http://www.izvestia.ru/bykov/article3146076/. 4 Бэзэлгэт К. Ключевые аспекты медиаобразования. – М.: Изд-во Ассоциации

деятелей кинообразования, 1995. – 51 с. 5 Виноградов В.В. Стилевые направления французского кино. – М.: Канон+,

Реабилитация, 2010. – 384 с. 6 Вишняков А.Г. Концепт войны и насилия во французском новом романе //

Вестник Военного университета. – 2010. – №1. – С. 109-114. 7 Вишняков А.Г. Поэтика французского Нового Романа. Автореф. дис. …д-ра

фил. наук. – М., 2011. – 40 с. 8 Гапон Л.А. «Идеальный текст» и «идеальный читатель» в романах Алена

Роб-Грийе // Филологический ежегодник. – №2. – Омск: ОмГУ, 1999. http://www.univer.omsk.su/trudy/fil_ezh/n2/gapon.html.

9 Гапон Л.А. Поэтика романов Алена Роб-Грийе: строение и функционирование художественного текста. Дис. … канд. фил. наук. – СПб., 1998. – 165 с.

10 Гапон Л.А. Текст как телесный объект (творчество Алена Роб-Грийе) // Вестник Омского университета, 1997. – №4. – С. 74-76. http://www.omsu.omskreg.ru/vestnik/articles/y1997-i4/a074/article.html.

11 Демин В.П. Первое лицо: художник и экранные искусства. – М.: Искусство, 1977. – 287 с.

12 Демин В.П. Фильм без интриги. – М.: Искусство, 1966. – 220 с. 13 Лотман Ю.М. Статьи по семиотике и топологии культуры. Т.1 // Избр.

статьи в 3-х т. – Таллин: Александра, 1992. – 247 с. 14 Майзель В.С. Художественные модели памяти в кинематографе Алена Рене

и Алена Роб-Грийе 1950-1980-х годов. Автореф. дис. … канд. искусств. – СПб., 2011. 15 Набоков В.В. Собрание сочинений американского периода. – Т. 2. – СПб.:

Симпозиум, 1997. – С. 579. 16 Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной

сказки. – М.: Лабиринт, 1998. – 512 с. 17 Роб-Грийе А. Анжелика, или Чары // Иностранная литература. – 2000. – №1. 18 Роб-Грийе А. В лабиринте. – СПб.: Азбука, 1999.


______________________________________________________________

165

19 Роб-Грийе А. В прошлом году в Москве… // Киноведческие записки. – 2000. – №46. http://www.kinozapiski.ru/ru/print/sendvalues/598/.

20 Роб-Грийе А. Дом свиданий. – СПб.: Изд-во Чернышева, 1997. – 160 с. 21 Роб-Грийе А. Каждый писатель идет своим путем и проходит его до конца.

Интервью еженедельнику «Фигаро литтерер» // Иностранная литература. – 2002. – №3. http://magazines.russ.ru/inostran/2002/3/rgr-pr.html.

22 Роб-Грийе А. Проект революции в Нью-Йорке. – М.: Ad Marginem. – 1996. – 221 с.

23 Роб-Грийе А. Романески. – М.: Ладомир, 2005. – 622 с. 24 Роб-Грийе А. Собрание сочинений. – СПб.: Симпозиум, 2001. – 554 с. 25 Рыклин М.К. Революция на обоях // Роб-Грийе А. Проект революции в Нью-

Йорке. – М.: Ad Marginem, 1996. – С. 7-26. 26 Савельева И.В. Творчество А. Роб-Грийе 1965-2001 годов и стратегия

обновления романа. Автореф. дис. … канд. фил. наук. – Самара, 2008. – 19 с. 27 Федоров А.В. Анализ культурной мифологии медиатекста на занятиях в

студенческой аудитории на примере повести А. Беляева «Человек-амфибия» (1927) и ее экранизации (1961) // Дистанционное и виртуальное обучение. – 2009. – №12. – С. 4-13.

28 Федоров А.В. Анализ культурной мифологии медиатекстов на занятиях в студенческой аудитории // Инновации в образовании. – 2008. – №4. – С. 60-80.

29 Федоров А.В. Виртуальный мир криминала: анализ медиатекстов детективного жанра на медиаобразовательных занятиях в студенческой аудитории // Дистанционное и виртуальное обучение. – 2011. – №11. – С. 88-99.

30 Фрейд З. Бред и сны в «Градиве» В. Иенсена (1907). http://tainoe.o-nas.info/index.php/books/72-freid07.

31 Шкловский В.Б. О теории прозы. – М.: Федерация, 1929. – С. 125-142. 32 Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. – СПб.:

Петрополис, 1998. – 432 с. 33 Blanchot. M. (1959). Le livre а venir. Paris: Gallimard, pp. 195-201. 34 Barthes. R. (1993). Ouevres completes. Paris: Éd. du Seuil, 1993, pp. 1241-1244. 35 Eco, U. (1960). Narrative Structure in Fleming. In: Buono, E., Eco, U. (Eds.). The

Bond Affair. London: Macdonald, p.52. 36 Nabokov, V. (1990). Strong opinions. NY, Vintage Books, p. 80. 37 Predal, R. (1988). Alain Robbe-Grillet. In: 900 cineastes francais d’aujourd’hui.

Paris: Cerf, p. 414-416. 38 Todorov T. (1977). The poetics of prose. Paris: Ithaca. 39 Masterman, L. (1985). Teaching the Media. London: Comedia Publishing Group,

341 p. Silverblatt, A. (2001). Media Literacy. Westport, Connecticut – London: Praeger,

449 p. Фильмография Алена Роб-Грийе

Прошлый летом в Мариенбаде / L'annee derniere `a Marienbad. Франция-Италия, 1961. Режиссер Ален Рене / Alain Resnais. Сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Delphine Seyrig, Giorgio Albertazzi, Sacha Pitoeff и др.

Призы: Золотой Лев Св. Марка на кинофестивале в Венеции (1961). Приз французской Ассоциации кинокритиков за лучший фильм года (1962).

Бессмертная / L'immortelle. Франция-Италия-Турция, 1963. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Franсoise Brion, Jacques Doniol-Valcroze, Guido Celano и др.


______________________________________________________________

166

Приз Луи Деллюка (Prix Louis Delluc) за лучший дебют года (1963). Трансъевропейский экспресс / Trans-Europ-Express. Франция-Бельгия,

1967. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Jean-Louis Trintignant, Marie-France Pisier, Nadine Verdier, Christian Barbier, Charles Millot, Daniel Emilfork, Alain Robbe-Grillet, Catherine Robbe-Grillet и др.

Человек, который лжет / L'homme qui ment. Франция-Чехословакия, 1968. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Jean-Louis Trintignant, Ivan Mistrak, Zuzana Kocurikova, Sylvie Breal, Catherine Robbe-Grillet и др.

Приз за исполнение лучшей мужской роли Жану-Луи Трентиньяну на Берлинском кинофестивале (1968).

Резинки / Les gommes. Бельгия-Франция, 1969. Режиссеры и сценаристы Люсьен Деруази / Lucien Deroisy, Рене Миша / Rene Micha. Автор романа Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Claude Titre, Francoise Brion, Georges Genicot и др.

Рай и далее / L'Eden et apres. Франция-Чехословакия, 1970. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Catherine Jourdan, Lorraine Rainer, Sylvain Corthay, Catherine Robbe-Grillet и др.

Н. взял кости… / N. a pris les des... Франция, 1971. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Catherine Jourdan, Sylvain Corthay и др. Перемонтированный вариант фильма «Рай и далее» (L'Eden et apres, 1970).

Ревность / La Jalousie. ФРГ, 1972. Режиссер Klaus Kirschner. Сценарист и автор романа Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Ingrid Resch, Michael Degen, Vadim Glowna и др.

Постепенное скольжение к наслаждению / Glissements progressifs du plaisir. Франция, 1974. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Anicee Alvina, Olga Georges-Picot, Michael Lonsdale, Jean-Louis Trintignant, Jean Martin, Isabelle Huppert, Alain Robbe-Grillet, Catherine Robbe-Grillet и др.

Игра с огнем / Le jeu avec le feu. Франция-Италия, 1975. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Jean-Louis Trintignant, Philippe Noiret, Anicee Alvina, Sylvia Kristel, Agostina Belli, Serge Marquand, Christine Boisson и др.

Прекрасная пленница / La belle captive. Франция, 1983. Режиссер Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Сценаристы Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet, Франк Верпийа / Frank Verpillat. Актеры: Daniel Mesguich, Cyrielle Clair, Daniel Emilfork, Arielle Dombasle и др.

Таксандриа / Taxandria. Бельгия-Германия-Франция, 1994. Режиссер Рауль Серве / Raoul Servais. Сценаристы Рауль Серве / Raoul Servais, Франк Даниэль / Frank Daniel, Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Armin Mueller-Stahl, Elliott Spiers, Katja Studt и др.

Шум, сводящий с ума / Un bruit qui rend fou / Голубая вилла / The Blue Villa. Франция-Бельгия-Швейцария, 1995. Режиссеры и сценаристы: Дмитрий де Клерк / Dimitri de Clercq, Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Fred Ward, Arielle Dombasle, Charles Tordjman и др.

Приз (главный) на кинофестивале в Сан-Диего, США (1995). Градива / Вас зовет Градива / Gradiva / C'est Gradiva qui vous appelle.

Франция-Бельгия, 2006. Режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Автор романа Wilhelm Jensen. Актеры: James Wilby, Arielle Dombasle, Dany Verissimo и др.


______________________________________________________________

167

Ночной колокол / Campana de la noche. Канада-Аргентина, 2010. Режиссер Майкл Майлс / Michael Mills. Автор рассказа Ален Роб-Грийе / Alain Robbe-Grillet. Актеры: Oscar Farfan, Rene Solas, Tatiana Solas и др.

Түйін

СТУДЕНТТІК АУДИТОРИЯДАҒЫ ДƏРІСТЕРДЕ ЭЛИТАРЛЫҚ МЕДИАМƏТІНДЕРГЕ ТАЛДАУ ЖАСАУ (АЛЕН РОБ-ГРИЙЕНІҢ

КИНЕМАТОГРАФИЯЛЫҚ МҰРАЛАРЫ НЕГІЗІНДЕ)

ФЕДОРОВ А.В., Ресей медиапедагогика Қауымдастығының президенті, А.П. Чехов атындағы Таганрог мемлекеттік педагогика институтының ғылыми жұмыс жөніндегі

проректоры, педагогика ғылымдарының докторы, профессор, Таганрог қаласы, Ростов облысы, Ресей Федерациясы.

E-mail: [email protected]

Медиалық, виртуалды əлемді зерттеу адамнан білім мен күрделілігі əртүрлі дəрежедегі медиамəтіндерге талдау жасау дағдысын қажет етеді. Осы орайда, француздың көрнекті жазушысы, сценарийшысы жəне режиссері Ален Роб-Грийенің (1922-2008) кинематографиялық мұралары элитарлық медиамəдениет шығармаларын талдау үшін тиімді мүмкіндікке жол ашады жəне жоғары мектепте (əсіресе болашақ мəдениеттанушыларды, өнертанушыларды, əлеуметтанушыларды, филологтарды, психологтарды, педагогтарды оқыту барысында) медиабілім беру міндеттерінің негізгі бағытына сəйкес келеді. Мақалада А. Роб-Грийе медиамəтіндеріне талдау жасаудың негізгі мəселелері қарастырылған.

Кілт сөздер: медиамəтін, талдау, медиамəдениет, медиабілім беру, медиабіліктілік, жоғары оқу орны, студенттер, фильм, кинематограф, Роб-Грийе.

Summary

ANALYSIS OF THE ART HOUSE MEDIA TEXTS ON MEDIA STUDIES OF STUDENT AUDIENCE (CASE STUDY: FILMS OF ALAIN ROBBE-GRILLET)

Prof. Dr. Alexander FEDOROV,

president of Russian Association for Media Education, vice-rector of Anton Chekhov Taganrog State Pedagogical Institute, [email protected].

The study of media culture and virtual world requires knowledge and skills analysis

of media texts of different levels of complexity. In this sense, the cinematic legacy of the great French writer, screenwriter and filmmaker Alain Robbe-Grillet (1922-2008) makes productive opportunities for the analysis of works of the elite media culture, and fits well with the main range of media education goals of higher education (especially in the training of future cultural scientists, art historians, sociologists, linguists, psychologists, teachers). The article examines the main approaches to the analysis of art house media texts of A. Robbe-Grillet in the context of media education.

Key words: analysis, media texts, media competence, media education, media literacy, media culture, students, university, Robbe-Grillet, art house, film, cinema.


______________________________________________________________

168

«ҒЫЛЫМ ЖƏНЕ БІЛІМ ҒАСЫРЫ – ВЕК НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ» ҒЫЛЫМИ ЖУРНАЛЫНЫҢ РЕДАКЦИЯЛЫҚ АЛҚАСЫ

Абайдельдинов Ербол Мусинович – заң ғылымдарының докторы, профессор, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті заң факультеті халықаралық құқық кафедрасының меңгерушісі(Астана, Қазақстан Республикасы) Абдуалиева Рахима – профессор, доктор, Айтматов Академиясының директоры (Лондон, Ұлыбритания) Алибекова Балшекер Ашикбаевна – экономика ғылымдарының кандидаты, доцент, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті экономика факультетінің деканы (Астана, Қазақстан Республикасы) Ауанасова Алима Мусировна – тарих ғылымдарының докторы, ҚР Білім жəне ғылым министрлігі Мемлекет тарихы институтының бас ғылыми қызметкері (Астана, Қазақстан Республикасы) Ахметшин Руслан Борисович – филология ғылымдарының кандидаты, М.В. Ломоносов атындағы Мəскеу мемлекеттік университеті филология факультетінің доценті (Мəскеу, Ресей Федерациясы) Əленов Марат Амрадинұлы – заң ғылымдарының докторы, профессор, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті заң факультеті азаматтық іс жүргізу жəне еңбек құқығы кафедрасының меңгерушісі (Астана, Қазақстан Республикасы) Барабаш Виктор Владимирович – филология ғылымдарының докторы, профессор, Ресей халықтар достығы университеті филология факультеті деканының оқу ісі, «Журналистика» жəне «Қоғамдық байланыс» мамандықтары бойынша орынбасары (Мəскеу, Ресей Федерациясы) Жанатаева Ұлболсын Камалбекқызы – саяси ғылымдардың докторы, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті журналистика жəне саясаттану факультеті саясаттану кафедрасының профессоры (Астана, Қазақстан Республикасы) Қамзабекұлы Дихан – филология ғылымдарының докторы, профессор, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университетінің əлеуметтік-мəдени даму мəселелері жөніндегі проректоры (Астана, Қазақстан Республикасы) Котлярова Тамара Григорьевна – филология ғылымдарының кандидаты, доцент, М.В. Ломоносов атындағы Мəскеу мемлекеттік университеті Қазақстан филиалы директорының оқу ісі жөніндегі орынбасары (Мəскеу, Ресей Федерациясы) Malcolm A. Moore – медицина бойынша философия докторы (PhD), профессор, ракқа қарсы Халықаралық одағы Азиялық өңірлік офисінің басшысы, «AsianPacificJournalofCancerPrevention» бас редакторы, рактың алдын алу жөніндегі Азия-Тынық мұхиты ұйымының үйлестірушісі (Жапония) Нұртазина Роза Əутəліпқызы – саяси ғылымдардың докторы, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті журналистика жəне саясаттану факультеті саясаттану кафедрасының профессоры (Астана, Қазақстан Республикасы) Окай Айдемир – профессор, доктор, Стамбул университеті коммуникация (қоғамдық байланыс) факультетінің деканы (Стамбул, Түрік Республикасы) Омашев Намазалы Омашұлы – филология ғылымдарының докторы, профессор, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті журналистика жəне саясаттану факультеті баспасөз жəне баспа ісі кафедрасының меңгерушісі (Астана, Қазақстан Республикасы) Почта Юрий Михайлович – философия ғылымдарының докторы, профессор, Ресей халықтар достығы университеті гуманитарлық жəне əлеуметтік ғылымдар факультеті салыстырмалы саясаттану кафедрасының меңгерушісі (Мəскеу, Ресей Федерациясы) Рахмонов Насимхон Асқарович – филология ғылымдарының докторы, профессор, Мирзо Улугбек атындағы Өзбекстан ұлттық университеті журналистика факультетінің деканы (Ташкент, Өзбекстан Республикасы) Сидорович Александр Владимирович – экономика ғылымдарының докторы, профессор, М.В. Ломоносов атындағы Мəскеу мемлекеттік университеті Қазақстан филиалының директоры (Мəскеу, Ресей Федерациясы) Халилов Абдыганы Дарманбекұлы – филология ғылымдарының кандидаты, Ж. Баласагын атындағы Қырғыз мемлекеттік университеті журналистика факультетінің деканы (Бишкек, Қырғыз Республикасы) Шарманов Төрегелді Шарманұлы – медицина ғылымдарының докторы, профессор (Алматы, Қазақстан Республикасы) Шыңдалиева Меңдікүл Бұрханқызы – филология ғылымдарының докторы, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті журналистика жəне саясаттану факультеті баспасөз жəне баспа ісі кафедрасының профессоры (Астана, Қазақстан Республикасы)


______________________________________________________________

169

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ НАУЧНОГО ЖУРНАЛА «ҒЫЛЫМ ЖƏНЕ БІЛІМ ҒАСЫРЫ – ВЕК НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ»

Абайдельдинов Ербол Мусинович – доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой международного права юридического факультета Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева (Астана, Республика Казахстан) Абдуалиева Рахима – профессор, доктор, директор Академии Айтматова (Лондон, Великобритания) Алибекова Балшекер Ашикбаевна – кандидат экономических наук, доцент, декан экономического факультета Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева (Астана, Казахстан) Ауанасова Алима Мусировна – доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института истории государства Комитета науки Министерства образования и науки РК (Астана, Республика Казахстан) Ахметшин Руслан Борисович – кандидат филологических наук, доцент филологического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова (Москва, Российская Федерация) Əленов Марат Амрадинұлы – доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского процесса и трудового права юридического факультета Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева (Астана, Республика Казахстан) Барабаш Виктор Владимирович – доктор филологических наук, профессор, заместитель декана по учебной работе, по направлению подготовки «Журналистика» и специальности «Связи с общественностью» филологического факультета Российского университета дружбы народов (Москва, Российская Федерация) Жанатаева Улболсын Камалбековна – доктор политических наук, профессор кафедры политологии факультета журналистики и политологии Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева (Астана, Республика Казахстан) Камзабекулы Дихан – доктор филологических наук, профессор, проректор по социально-культурному развитию Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева (Астана, Республика Казахстан) Котлярова Тамара Григорьевна – кандидат филологических наук, доцент, заместитель директора Казахстанского филиала Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова по учебной работе (Москва, Российская Федерация) Malcolm A. Moore – доктор философии (PhD) по медицине, профессор, глава Азиатского регионального офиса Международного союза против рака, главный редактор «AsianPacificJournalofCancerPrevention», координатор Азиатско-Тихоокеанской организации по предупреждению рака (Япония) Нуртазина Роза Ауталиповна – доктор политических наук, профессор кафедры политологии факультета журналистики и политологии Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева, (Астана, Республика Казахстан) Окай Айдемир – профессор, доктор, декан факультета коммуникаций (связей с общественностью) Стамбульского университета (Стамбул, Турецкая Республика) Омашев Намазалы Омашевич – доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой печати и издательского дела факультета журналистики и политологии Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева (Астана, Республика Казахстан) Почта Юрий Михайлович – доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой сравнительной политологии факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов (Москва, Российская Федерация) Рахмонов Насимхон Асқарович – доктор филологических наук, профессор, декан факультета журналистики Национального университета Узбекистана имени Мирзо Улугбека (Ташкент, Республика Узбекистан) Сидорович Александр Владимирович – доктор экономических наук, профессор, директор Казахстанского филиала Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова (Москва, Российская Федерация) Халилов Абдыганы Дарманбекович – кандидат филологических наук, декан факультета журналистики Кыргызского национального университета имени Ж. Баласагына (Бишкек, Кыргызская Республика) Шарманов Торегельды Шарманович – доктор медицинских наук, профессор (Алматы, Казахстан) Шиндалиева Мендикул Бурхановна – доктор филологических наук, профессор кафедры печати и издательского дела факультета журналистики и политологии Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева (Астана, Республика Казахстан)


______________________________________________________________

170

МАЗМҰНЫ / СОДЕРЖАНИЕ

Білім – Образование 1. Исина С.С. Бейсенбекова Г.Б. Тəрбие жəне қоғам............................................3

Өнер – Искусство 2. Садыкова С.Н. Древнее садовое искусство Средней Азии.............................11 3. У Ген – Ир. Теоретические основы музыки Китая, Кореи и Японии............17 4. У Ген – Ир. Традиционная музыка Дальнего Востока (Китай, Корея, Япония): историко-теоретический анализ............................................................25

Гуманитарлық ғылымдар – Гуманитарные науки 5. Алиев Ф.К. О происхождении этнонимов казах и казак................................40 6. Аманжолова Д.А. Евразийский контекст истории движения Алаш..............47 7. Бабаяров Г., Кубатин А. Древнетюркские титулы в эпоху до Тюркского каганата.................................................................................................................................52 8. Беляева Н.Ф. Место природной среды в системе этнической идентичности у мордвы......................................................................................................................65 9. Бобров Л.А. О казахском влиянии на комплекс вооружения российских казаков в XVII – середине XIX вв.........................................................................72 10. Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Изучение европейцами взаимовлияния в военном деле русского, тюркских и монгольских народов Сибири в XVII – первой трети XVIII веков.......................................................................................76 11. Дьенн Габор. Древняя история мадьяр в зеркале истории Евразии.....................................................................................................................82 12. Тотев Б., Пелевина О. Сокровище из Малой Перещепины и элитарная культура болгар Нижнего Дуная...........................................................................93

Əлеуметтік ғылымдар жəне бизнес, қызмет көрсету – Социальные науки и бизнес, услуги

13. Ауанасова А.М. Культурный аспект Евразийской интеграции Казахстана на современном этапе...........................................................................................102 14. Баранов А.В. Цивилизационное измерение глобализации: политические последствия для Евразийского мира...................................................................108 15. Бахтикиреева У.М. Наследие Л.Н. Гумилева в проекции на постсоветской научный дискурс...................................................................................................112 16. Баязитова Р.Р. Стереотипы поведения башкир в сфере «человек – природа».................................................................................................................119 17. Вергун В.А., Вергун Л.И. Евросоюз или Единое экономическое пространство: интеграционная дилемма для Украины.....................................125 18. Жақсылық А. PR-дағы əдеп мəселесі............................................................132 19. Королюк Е.В. Экономические противоречия формирования рынка земли современной России как институционально-хозяйственной системы............136 20. Мурат А. Исламский PR, отчуждение и искажение религии.....................146 21. Touraj Atabaki. Avoiding Essentialism in Writing the Eurasian Past..............153 22. Федоров А.В. Анализ элитарных медиатекстов на медиаобразовательных занятиях в студенческой аудитории (на примере кинематографического наследия Алена Роб-Грийе).................................................................................160


______________________________________________________________

171

НОВЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ О ПУБЛИКАЦИИ СТАТЕЙ В НАУЧНЫХ ЖУРНАЛАХ

В связи с утверждением приказом председателя Комитета по контролю в сфере образования и науки Министерства образования и науки Республики Казахстан от 10 мая 2012 года № 591 «Требовании к научным изданиям для включения в перечень изданий, рекомендуемых Комитетом для публикации основных результатов научной деятельности» на нашем сайте публикуются новые положения о публикации статей в научных журналах Республиканского научно-образовательного центра «Зерттеушi».

1. Статьи, присланные в научные журналы Республиканского научно-образовательного центра «Зерттеушi», должны быть оформлены в соответствии с ГОСТ 7.5-98 «Журналы, сборники, информационные издания. Издательское оформление публикуемых материалов», а также должны иметь:

- УДК (индекс статьи по Универсальной десятичной классификации); - фамилия, имя и отчество автора(ов), название статьи; - аннотацию-резюме (4-6 строк) на казахском, русском и английском языках; - ключевые слова (4-5); - пристатейные библиографические списки, оформленные в соответствии с ГОСТ

7.1-2003 «Библиографическая запись. Библиографическое описание. Общие требования и правила составления»;

- сведения об авторе(ах), в которые необходимо включить следующие данные: название вуза (учреждения, организации), ученая степень и ученое звание, научная область, в которой работает автор, должность, место работы, почтовый адрес, номера телефонов, электронная почта;

- статьи должны быть тщательно отредактированы и сопровождаться экспертным заключением-рецензией от независимых специалистов, которые не входят в состав редакции журнала и ведут исследования в областях, близких с тематикой статьи.

2. Объем материалов 5-10 страниц, включая текст, рисунки, таблицы (шрифт Times New Roman – 14, интервал – 1, отступ от края листа – 2,0 см). Редактор Word – версия не ниже Word-97.

3. Количество авторов одной статьи не должно превышать 4-х человек. 4. Все рисунки, карты, фотографии, таблицы, формулы рекомендуется выполнять с

помощью компьютерной техники и размещать в статье по мере их упоминания. 5. Основные требования, предъявляемые к иллюстративным материалам: - рисунки, фото должны быть изготовлены или обработаны в программах Adobe

Illustrator 7.0-10.0, Adobe Photoshop 6.0-8.0 и представлены для публикации в форматах файлов (под PC): TIF, EPS, AI, JPG;

- фотографии должны быть высокого качества и предоставляться в электронном виде по мере их упоминания;

- все таблицы, схемы и диаграммы должны быть встроены в текст статьи и иметь связи (быть доступными для редактирования) с программой-исходником, в которой они созданы (Excel, Corel Draw 10.0-11.0).

6. Все сокращения должны быть расшифрованы. 7. Порядок оформления литературы: - по тексту в квадратных скобках [1] указывается порядковый номер работы, на

которую дается ссылка; - библиографические описания в списке литературы оформляются в соответствии

с ГОСТ 7.1-2003 «Библиографическая запись. Библиографическое описание. Общие требования и правила составления».

Полный текст новых положении опубликованы в рубрике нашего сайта zertteushi.lz «Полезное».


______________________________________________________________

172

Ғылым жəне білім ғасыры • ғылыми журнал Век науки и образования • научный журнал

Science and education century • scientific journal

Жазылу индексі: 64280

Қолжазбалар əдеби өңделеді жəне қайтарылмайды. Авторлардың көзқарасы, ұстанымы сақталады.

Жарияланымдағы деректердің нақтылығына авторлар жауапты. Олардың байлам-тұжырымдары редакция көзқарасымен

сəйкеспеуі де мүмкін. Басылымда жарияланған материалдар көшіріліп басылған немесе пайдаланылған жағдайда

«Ғылым жəне білім ғасыры – Век науки и образования» ғылыми журналына сілтеме жасалуы тиіс.

Біздің банктегі есепшоттарымыз:

KZT: «Зерттеуші» Республикалық ғылыми-білім беру орталығы, СТН 582100292957, БИН 081240014093,

ағымдағы банктік шот KZ47 9261 5011 5395 6000, БИК KZKOKZKX, КОд 18, КБе 18, КНП 321, «Казкоммерцбанк» АҚ, «Журналда ғылыми мақала жариялау үшін жарна».

Наши банковские реквизиты:

KZT: Республиканский научно-образовательный центр «Зерттеуші»,

РНН 582100292957, БИН 081240014093, текущий счет KZ47 9261 5011 5395 6000, БИК KZKOKZKX,

КОд 18, КБе 18, КНП 321, АО «Казкоммерцбанк», «Взнос за публикацию научной статьи в журнале».

Директор Жақып М.Қ. Журнал «Зерттеуші» РҒБО қарасты

баспа орталығында беттеліп, басылды. Басуға 27.09.2012ж. қол қойылды.

Пішімі 60х84/16. Қаріп түрі Times New Roman. Ризографиялық басылыс. Көлемі 10,75 шартты баспа табақ.

Таралымы 500 дана. Тапсырыс №2709. 010000, Астана қаласы, Отырар көшесі, 9 үй, 60 пəтер.

Бабаяров Г., Кубатин А. Древнетюркские титулы в эпоху...

Documents

Transcript of Бабаяров Г., Кубатин А. Древнетюркские титулы в эпоху...