War and refugeedom, 1914-1918 [in Russian]

11/07/2015 14:07Война, бегство и рождение нации. Драма беженцев в царской России и ее последствия, 1914-1920 | Уроки истории

of 30http://urokiistorii.ru/node/52181

Война, бегство и рождение нации.Драма беженцев в царской России иее последствия, 1914-1920

Вышедший в начале лета номер берлинскогоальманаха Osteuropa целиком посвящен проблемамистории Первой Мировой войны на землях восточнойЕвропы в прошлом и в настоящем. С любезногоразрешения издателей «Уроки истории» публикуютпереводы нескольких работ, вошедших в журнал.

Ниже представлен обзор проблемы беженствав царской и большевистской России, сделанныйПитером Гэтреллом, автором книги «A Whole EmpireWalking: Refugees in Russia during World War I» (2005).

Автор: Питер Гэтрелл, историк, профессоруниверситета г. Манчестер.

Источник: Gatrell P. Der Krieg, die Flucht und die Nation.Das Flüchtlingsdrama im Zarenreich und die Folgen, 1914-1920 // Osteropa. 2014. Bd. 64. H. 2-4. S. 185-196

Перевод с немецкого Юлии Ефремовой



Война, бегство и рождение нации. Драмабеженцев в царской России и ее последствия,1914-1920

В восточной Европе война 1914-1918 гг. не былапозиционной. Постоянные перемещения линиифронта привели к бегству и изгнанию миллионовлюдей. Потоки беженцев стали большим бедствиемдля страны. Люди покидали родные местакрестьянами, ремесленниками, священникамии дворянами, а обратно возвращались латышами,поляками или армянами.

Британский писатель и критик Джон Бергер называет20 век «веком беженства, миграции, исходаи исчезновения: веком, когда людям приходилосьбеспомощно наблюдать, как их соседи скрываютсяза горизонтом»[1]. Вместе с красивым образом«горизонта» можно указать на еще одну грань мыслиБергера – люди стали «беспомощными», чтобызадуматься о том, отчего целым народам приходилосьвнезапно и зачастую против воли покидать родныеместа. Главной причиной были межгосударственныеи гражданские войны. А беженцами и изгнанникамистали в первую очередь мирные жители.



Во время Первой Мировой войны сотни тысяч людейпокинули свою родину: фронт приближался, и онибоялись оказаться во вражеской оккупации, попастьв армию победителя или стать жертвой еще болеетяжелой участи. Такие перемещения можно былонаблюдать на всем пространстве от Бельгиидо Армении, включая Францию, Италию, Сербию,Австро-Венгрию, Пруссию и даже Российскуюимперию. Германская оккупация Бельгии, Франциии западных областей России в 1915 г. вызвала массовоебегство населения, как это было и во время вступленияцарской армии в Восточную Пруссию годом ранее.После поражения, которое в 1914 г. сербская армияпотерпела от войск держав центральной Европы,и зверств, учиненных в Сербии австровенгерскимисолдатами, мирное население и остатки сербскойармии бежали.

Согласно распространенному представлению, во времяПервой Мировой войны на Западном фронте царилозатишье, позиционная война, вызывавшая смешанноечувство ужаса и скуки. В восточной Европе линияфронта постоянно менялась – и вместе с армиямиперемещалось и мирное население. Больше всего этавойна затронула этнические меньшинства



континентально-европейских держав, и в первуюочередь царской России.

В царской России неоднократно вспыхивали польскиевосстания, а в 1905 г произошла революция. В такихусловиях государство задействовало значительныересурсы для наблюдения за инакомыслящимии подавления протестов. В то же время, нельзя былонедооценивать силу различных национальныхдвижений. Когда в 1914 г. началась война, многиевозлагали вину за ее тяготы на царское правительство.Ситуация усугублялась еще и тем, что многие народы,проживавшие в западных и южных областяхРоссийской империи, проживали также в одномиз государств – противников России в войне: так,в Османской империи было много армян, в Германскойимперии –поляков, в Австро-Венгрии – полякови украинцев («русинов»).

Мобилизация во время войны подняла вопросо лояльности этих народов: не воспользуются ли ониситуацией, чтобы объединиться со своими собратьямии вместе бороться против какой бы то ни былоцентрализованной власти, увеличив тем самым шансына образование собственного государства? Лояльность



некоторых из них вызывала у политиков особенноебеспокойство. Так, с начала 18 века в Россиипроживало много немецких крестьян. Евреи былирассеяны по России, Германии и Австро-Венгрии. Хотяих число перед началом войны постоянно сокращалосьиз-за преследований и притеснений, многочисленныекоренные общины сохранялись в центральнойи восточной Европе. Можно ли было рассчитывать наих лояльность? Первая Мировая война стала дляимперий часом истины. В мирное время они старалисьбыть космополитическими, теперь же задавалисьвопросом о верности своих подданных. Причинойтакого страха стали переселения и изгнания военноговремени. Едва ли для немцев в Российской империиили армян в Османской что-нибудь изменилось, дажеесли бы они приложили усилия, чтобы выразить своюлояльность: в них – как во взрослых, так и в детях –видели представителей ненадежного меньшинства.

Во время Первой Мировой войны проблема беженцевдостигла в царской империи огромных размерови приобрела заметное политическое значение. Этим«Великая война» отличалась от предыдущих войн,хотя и Крымская (1854-1856), и русско-турецкая (1877-1878) войны также вызывали многочисленные



движения беженцев. Социальные и демографическиепоследствия русско-японской войны (1904-1905) былинезначительны.

Характерным феноменом довоенной царской Россиибыла направляемая миграция (нередко означавшаянасильственное изгнание). Царское правительство, какдо, так и после отмены крепостного права в 1860-е годы, всеми средствами старалось содействоватьвнутренней колонизации страны. Высылкав отдаленные уголки империи была, среди прочего,одним из способов наказания. Таким образом в самыхразных областях страны возникли нерусские колонии,значение которых проявилось в Первой Мировойвойне.

Кроме того, существовала миграция в города, гдеэкономическое и социальное положение было болееблагоприятным. В то же время в 1890-е и 1900-е годымногие крестьяне, у которых были документы, картыи знавшие дорогу проводники, переселилисьиз центральной Росии в азиатские и сибирскиеобласти. Государственные служащие, ученые-аграрники и геодезисты поддерживали эту миграцию,рассматривая ее как часть кампании за модернизацию



страны. Евреи, по большей части, были исключеныиз этой поддерживаемой государством миграции,и области их проживания в России ограничивалисьзападными приграничными землями. Ситуацияизменилась только с началом войны.

Летом 1915 г. число выселенных мирных жителейдостигло в царской России трех миллионов, ако времени выхода из войны в ноябре 1917 г.увеличилось до шести или семи миллионов. Такимобразом, на момент свержения царской власти околопяти процентов населения Российской империи былибеженцами. Это больше, чем число фабричныхрабочих в стране в то время.

Социолог и демограф Евгений Кулишер предположилв своей основополагающей работе 1948 г., что «числобеженцев и эвакуированных за два года былонастолько велико, что превысило миграцию в Сибирьза 25-летний период с 1885 по 1909 г.»[2].

Большинство из этих беженцев не пересекали никакихмеждународно признанных границ; они былии оставались подданными царя. Во время войнывопрос, в какой мере государство должно нести



ответственность за радости и горести беженцев, сталодной из главных политических тем. Царскоеправительство выпустило указ, предписывающийсчитать беженцами «людей, покинувших места,находящиеся под угрозой вражеского вторжения илиуже занятые врагом, а также тех, кто, по распоряжениювоенных или гражданских инстанций, былэвакуирован с мест боевых действий». В официальномсловоупотреблении таких людей называли«выселенцами». Один из последующих указовпредписывал причислять к беженцам также «выходцевиз враждебных России государств», имея в видуприбывших в Россию из Австро-Вернгрии галичан,а также армян – подданных Османской империи[3].

Попытка определить понятие «беженец» дляправительственных и юридических целей позволяетсделать вывод о непроясненности причин массовыхперемещений. Было ли главной причиной варварскоеповедение вражеских войск? Или же преследованиеопределенных групп населения царскими войсками?Одно из объяснений звучало так: «как только нашивойска отступают, все население в смущенииобращается в бегство»[4]. В некоторых случаях«добровольное» бегство было единственной



альтернативой необратимому призыву во вражескуюармию. Мирное население покидало свои дома и из-за страха перед террором со стороны врага. Эти страхибыли вполне обоснованными: «Распространяютсяслухи, что немцы ужасно обращаются с местнымижителями»[5]. Такие сообщения должны были, какправило, поддерживать видимость, что огромныепотоки беженцев являются следствием паники срединаселения, и лишь немногие решали обратитьсяв бегство в результате взвешенных размышлений.

Так что массовые бегства начались не только потому,что люди покидали свои дома из страха передкарательными мерами врага. Российский генеральныйштаб предоставил армии обширные полномочияпереселять мирное население там, где это покажетсянеобходимым. Инструкции позволяли военным взятьна себя руководство и контроль над этим процессом.Случалось, что мирное население силой эвакуировалииз прифронтовых областей. «Мы не хотим уезжать, насвыгоняют… нас вынуждают сжигать наши домаи урожай, не позволяют взять с собой даже скот», –говорили некоторые беженцы[6]. Латышскиеполитики и рабочие протестовали против депортациимирного населения из Курляндии:



«Старики, подростки младше 15 лет, женщиныс малолетними детьми – никто из них не служитникакой военной цели и не может принестиникакой пользы врагу»[7].

Министр внутренних дел неоднократно утверждал, чтоповедение военных не оказало никакого влиянияна беженство, бывшее, по его мнению, исключительноследствием «желания сохранить свою жизнь».Либералы постоянно обвиняли армию в том, чтота вынуждала жителей оставлять свои дома. Евреи,поляки, немцы и некоторые другие народностиподвергались наибольшей опасности, но в июлеи августе 1915 г. из близких к линии фронта областейбыли депортированы также цыгане. Такие действияармии были настолько широко распространены, чтоодин царский сановник заметил, что настоящихбеженцев было на самом деле очень мало, в то времякак основную массу составляли сотни тысячизгнанников[8].

В отличие от военнопленных, которых зачастуюотправляли в лагеря в отдаленных частях царскойимперии, беженцы устремлялись прежде всегов города. В середине 1916 г. в некоторых больших



городах России более десятой части жителей былибеженцами. В Екатеринославе (Днепропетровск)и Пскове их количество достигало 15% населения, ав Самаре даже 30%[9].

Как реагировали жители на такое количествопереселенцев?

Некоторые документы, относящиеся ко времени вскорепосле первого потока беженцев, свидетельствуют, чтомногие исходили из того, что беженцы «останутся у насненадолго. Врага отбросят от российских границ, и онивернутся обратно на родину»[10].

Такие представления на самом деле разделяло лишьменьшинство. Кроме того, они быстро изменились,когда стало ясно, что беженцы задержатся на какое-то время. Летом 1915 г. в «Известиях ВсероссийскогоЗемского Союза» сообщалось:

«Мы не должны забывать о том, что беженцы –наши гости, и не на короткое время. Некоторыеиз них захотят остаться надолго»[11].

Городские власти, не теряя времени, разрабатывалипланы «эвакуации» беженцев в другие части империи.



Создается впечатление, что у городского населениядовольно быстро закончились как средства, таки терпение, чтобы заботиться о беженцах, которыепредпочли остаться. Однако были сообщения и другогорода, как, например, следующее донесение беженцаиз Риги:

«Между местными жителями и нашимитоварищами установились сердечные отношения.Люди считают нас потерпевшими, бежавшимиот ужасов войны. Они приносят нам подаркии заботятся о тех, кто нуждается в помощи.Русские рабочие относятся к нам по-другому,видят в нас товарищей по несчастью, которыеприносят немного солнца в их темные бараки.Они очень любознательны и постояннорасспрашивают нас, в каких условиях мы жилираньше, сколько мы получали, какие у нас былипорядки, как поддерживалась чистота и всев таком роде»[12].

Московские рабочие собирали деньги для беженцев и,несмотря на противодействие некоторых коллегс недостаточно сильным «рабочим сознанием»,помогали им найти работу в городе[13]. Такие



инициативы находились под значительно меньшейопекой со стороны властей, чем деятельностьорганизаций помощи и благотворительных союзов.

Многие беженцы – вынужденно или добровольно –обосновывались на новых землях. Во Владимирераспространялись слухи, что власти хотят заселятьбеженцев в заброшенные крестьянские домаи побуждают крестьян нанимать их в качествебатраков. Речь шла даже о том, чтобы «в крайнихслучаях» вынуждать беженцев самим выбрать деревнюдля образования «своего рода военных колоний»[14].Так что государство не выработало никакогосистематического плана по поселению беженцев,оставляя его на усмотрение провинциальных властейи местных ведомств.

Чтобы облегчить страдания, нужду и отчаяниебеженцев, составлялись подробные описанияи захватывающие изложения их судьбы. Многоезависело от того, какие сведения попадали в прессу.Особенно важны были свидетельства очевидцев,непосредственно наблюдавших положениеи потребности беженцев: «Только те, кто сам виделбеженцев, может в полной мере представить себе



те ужасы, которые им пришлось пережить»[15].Наглядные изображения также служили этойгуманной цели. Так, газета «Родина» опубликовалав новогоднем выпуске 1916 г. рисунок под названием«Два бегства», где на одной стороне была изображенасемья беженцев, а на другой – бегство Марии, Иосифаи Иисуса в Египет[16]. Зачастую издателисосредотачивали внимание на одной-единственнойсемье. Некоторые изображения были явно составленытак, что образовывали единую серию – практика,вошедшая в в моду на рубеже веков. Другиеизображения подчеркивали многочисленностьбеженцев. Распространенной было картина толпыперед приютом для беженцев в Петрограде с подписьювнизу: "Людей разного происхождения и положенияобъединяет теперь одно слово «беженец»[17].

Сами беженцы жаловались:

«Мы хотим снова стать людьми. Мы живые люди,с которыми случилось несчастье бытьизгнанными, но мы все-таки живыесущества»[18].

Эти исполненные достоинства голоса заглушались.



Примечательно, что Татьянинский комитет –полуофициальная организация, названная по именивторой дочери царя – запланировал провести в конце1916 года специальную выставку, чтобыобщественность могла лучше представить себе условияжизни и занятия беженцев. Не все они были «нищими,бездельниками и дармоедами». Планировалосьосветить в первую очередь следующие темы: во-первых, обстановку в приграничных областях перед иво время войны; во-вторых, «тягостное путешествие»,и в том числе причины бегства или изгнания,пройденный путь, а также помощь, полученнуюбеженцами от правительства и общественныхорганизаций; в-третьих, условия жизни беженцевв местах, где они оказались; и наконец, в-четвертых,восстановление нормальной жизни в областях,освобожденных от врага. Конечно, из этих плановничего не вышло. В рамках данной акцииТатьянинский комитет поддержал также одиннеобычный проект, призванный из первых руксобирать материал от беженцев о том, что с нимипроисходило до, во время и после изгнания. «Простыхлюдей» просили своими словами рассказать о своихпереживаниях:



«Собранный материал будет проанализирован,упорядочен в систему и станет частьюзапланированного труда по истории беженцевво время Мировой войны… Главное, чтобыописания были честными и правдивыми».

Тем не менее, в результате были опубликованы лишьнекоторые свидетельства – и очень официальнымязыком[19].

Как правило, риторика, используемая для рассказао беженстве в России, усиливает ощущениекатастрофы. Одни говорили о «государственнойтрагедии», другие о «социальной катастрофе».Некоторые наблюдатели полагали, что «бесконечныйокеан» беженцев никогда по-настоящемуне направляли ни в какое русло. Современники частосравнивали происходящее с природными бедствиями.Речь шла о потопах и наводнениях, о волнах и бурныхпотоках, о лавинах и лаве, и о плодородной земле,которую опустошали полчища саранчи. Изображенияпотоков и течений отражали точку зрения оседлыхжителей с их представлениями о доме и родине,идентичности и национальности[20].



В свидетельствах очевидцев вынужденные переселенияиз областей, занятых врагом, именуются«национальным исходом»[21]. Оккупацияи опустошение были достаточно тяжелы уже самипо себе, но у некоторых к ним прибавлялись ещеи другие заботы. Так, участники латышскогои польского национального движения боялись, чтоих народы будут рассеяны по всем ветрам. Нужно былобыть бдительным и действовать решительно, иначеих постигнет судьба евреев и армян, которыена протяжении веков были обречены житьв диаспорах. Массовое бегство фактически уничтожиломестные сообщества. И в то же время каждый беженецбыл частью намного большей национальной общности,которая укрепилась благодаря общей для всех потериродины и попытки снова обрести ее[22]. Было прощепережить собственное горе, если видеть в нем частьединой национальной борьбы.

Поскольку доступные ресурсы вскоре исчерпались,царское правительство переложило частьответственности за помощь беженцам на недавносозданные «национальные комитеты», которыеподдерживали латышских, литовских, армянских,польских и еврейских беженцев. Для русских



и украинских беженцев не было предусмотреноникаких особых мер. Война дала националистическинастроенной интеллигенции возможность говоритьо национальной катастрофе, требовавшейнациональной солидарности. Польские активистыобъясняли, что беженцев нужно поддерживать «во имяОтечества». Помощь беженцам научила изгнанников-крестьян и рабочих, что такое быть армянином,поляком, евреем или латышом. Янис Голдманис, одиниз предводителей латышского национальногодвижения, говорил о том, что крестьянские дворына вновь обретенной Родине нужно будет передатьлюдям, «которые думают и ведут себя по-латышски»[23]. Не он один придерживался такихвзглядов.

Поспешное бегство или изгнание повлекли за собойвесьма различные последствия. Особеннозначительными – в политическом и социальномплане – они были для еврейского народа. В некоторомсмысле, война освободила евреев царской России,поскольку власти не могли следить за исполнениемспециально для евреев созданного запрета селитьсяза пределами определенных областей. Все же им былозапрещено селиться в деревнях. За два года,



последовавшие за приостановкой запретана поселение, две пятых еврейского населения оселона прежде запрещенных для них землях. Формальноэтот запрет был отменен указом ВременногоПравительства в начале 1917 г.

Этот организационный опыт, объединивший ведущихпредставителей национального движения различныхнародов царской России, впоследствии оченьпригодился им во время образования собственныхправительств в государствах, возникших на западныхобластях царской империи после ее распада. Многиепольские, литовские, латвийские и эстонскиеполитики, занимавшие видное положение в 1918 г.,в 1914-1917 гг. участвовали в организации помощибеженцам. На какое-то время это предоставилоим политическую легитимность.

Вместе с предводителями национальных движенийвокруг беженцев собирались представителинационалистически настроенной интеллигенции –врачи, психиатры, адвокаты, учителя и статисты. Онинаблюдали, фотографировали, изучали, обсуждалии подсчитывали беженцев, превращая их тем самымв объект исследования. Социологи и этнологи



разрабатывали опросники и собирали сообщенияот беженцев. Белорусский активист Е. С. Канчерв 1919 г. предложил рассматривать беженцев как«объекты социологического и политического анализа»и как «идентифицируемую историческуюкатегорию»[24]. Когда в конце 1917 г. военноепоражение царской России стало очевидным, ещебольше нерусских беженцев рассеялось по территориистраны.

Бегство и изгнание во время Гражданскойвойны

Гражданская война помешала беженцам ПервойМировой вернуться домой и привела к новым волнамбегства и изгнания. Множество людей быливынуждены покинуть родину, поскольку их землибыли захвачены Красной армией, которая в 1920 годунасчитывала около пяти миллионов вооруженныхсолдат. В то же время новая польская армиянасчитывала 750 тысяч солдат. С мая по ноябрь 1918 г.около 400 000 беженцев покинули Россию, чтобыпереселиться в области, занятые Германией. Длямногих причиной для такого шага сталокатастрофическое экономическое положение занятых



большевиками областей. Когда в 1918 г. Киев оказалсяпод властью гетмана Скоропадского, злейшего врагабольшевиков, русские беженцы из областей,находящихся под контролем Красной армии,устремились в город в поисках защитыот большевистского террора. Примерно тоже происходило и в других городах, например, в Ригеи Вильнюсе, в гражданскую войну постояннопереходивших от одной стороны к другой.

Дальше на север Балтика превратилась в поле битвы,где национальные армии сражались с анти-большевистскими «белыми» силами, с Краснойармией и с пользующимися дурной славой войскамигенерала фон дер Гольца. Продвижение польскойармии на Восток так же приводило к массовымбегствам, как и приближение Красной армии –к бегству жителей польских городов, например,Белостока. В целом, с 1918 по 1920 г. более миллионаполяков покинуло области, занятые Красной армиейили отошедшие к Советскому Союзу по Рижскомудоговору[25].

Новые перемещения народов были следствиемГражданской войны, польско-советской войны



и волнений на Кавказе. Массовое переселениеиз занятых большевиками областей на Запад привелок образованию международной системы помощи,которая занималась «проблемами беженцев», не ставяпод вопрос государственный суверенитет. Беженцы,в 1915-1917 гг. бежавшие от линии фронта на восток,во внутренние области империи, должны были теперьперед лицом установления советской власти решить,когда и как вернуться домой и делать ли это вообще.О том, когда и как переправить беженцев на исконныеместа жительства, думали и местные власти.Существует мало источников, проливающих светна настроения среди самих беженцев. Молодойлатвийский беженец по имени Альфред Гоба, послевременной ссылки в Баку вернувшийся в «новуюЛатвию», в августе 1918 г. писал в своем дневнике:«Теперь я работаю. Я работаю, чтобы построить новуюЛатвию.» Три месяца спустя Гоба приветствовалготовность Германии вести переговоры о мире, надеясьна независимость в будущем как от немецкой, так иот русской опеки:

«Я не знаю, как обстоят латвийские дела,и должна ли Латвия, как и я, выбирать междуСциллой и Харибдой. Не успел ещё уйти один



государь, как вот уже другой почти у власти…Латвия, Латвия, ты жила, как раб-сиротка и до сихпор словно остаёшься ребенком. Переживешь литы это? Сможешь ли когда-нибудь сама встатьна ноги?»[26]

Для Гобы необходимость обеспечить лучшие условияжизни своей семье была неразрывно связанасо стремлением к национальному освобождению.

«Беженец» как в политике, так и в общественныхдебатах был часто употреблявшейся категорией. Этомог быть человек любого возраста, происхожденияи положения[27]. Для многих беженство былоунижающим опытом, сопровождавшимся потерейпрежнего социального статуса. Перед лицом такогоуравнивающего всех ощущения для многих беженцевпринадлежность к определенной нации часто былаединственным средством для того, чтобы отличитьсебя от остальных. Таким образом, опыт изгнанияусилил чувство национальной идентичности,и затронуло это не одну этническую группу. Чувствоответственности за весь свой народ придавало особыйсмысл жизни тем, кто вынужден был покинуть своюродину. Во имя его они помогали своим собратьям,



таким же, как они, беженцам.

Возникающие национальные государства не всегдаоказывали поддержку возвращавшимся беженцам.Не вошли волны мигрантов и в официальную историю.В России большевики вытеснили«империалистическую войну» и ее беженцевиз общественного сознания, которое должно былобыть обращено только к Октябрьской революции. Но ив Латвии и Литве, где опыт беженства мог стать частьюистории национального избавления и освобождения,политики занимались прежде всего строительствомнового государства и старались не привлекатьвнимания к хаосу военного времени, опасаясь, чтобеженцы начнут требовать компенсаций.

В изображении войны и революции в Россиисовременные исторические работы – и, само собойразумеется, книги по социальной истории – в первуюочередь поднимают вопрос об организованныхсоциальных силах, которые оказывали влияниена государственную власть, и чьи руководителиоставили захватывающие воспоминания о своейполитической борьбе.



В то же время, все общественные движения,действовавшие не по образцу традиционныхполитических организаций, практическине принимаются во внимание. Попытка прояснитьвзятие власти большевиками не приводитк устранению белых пятен официальной советскойисторической картины, в которую беженцы не попали.И всё же социальным историкам, при разговорео классах или изучении оккупации, не следуетзабывать об огромной группе беженцев. И еслипринять во внимание более широкие социальныеи политические перевороты, «может оказаться, чтонечто, кажущееся незначительным по сравнениюс другими явлениями, на самом деле дает возможностьувидеть неизвестные механизмы более крупныхвластных структур»[28]. Ставший беженцем терялне только отчий дом, но и свою идентичность. И емупредстояло найти не только новое место для жизни, нои новое место в возникающем обществе.

[1] Цит. по: Dyer G. The Missing of the Somme.Harmondsworth, 1995. P. 128.



[2] Kulisher E. M. Europe on the Move : War andPopulation Changes, 1917-1947. New York, 1948. P. 32. См.также Волков Е. З. Динамика народонаселения СССРза воcемьдесят лет. Москва, 1930. С. 71-72.

[3] Особые совещания и комитеты военного времени.Петроград, 1917. С. 47.

[4] Такое объяснение привел С. И. Зубчанинов,специальный уполномоченный министерствавнутренних дел по вопросам, касающимся беженцев,во время выступления на особом совещаниипо устройству беженцев 10.09.1915. РГВИА. Ф. 2003.Оп. 2. Д. 945. Л. 10.

[5] Сообщение князя Н. Л. Оболенского, 30.08.1915.РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 945. Д. 10.

[6] Цит. по: Беженцы и выселенцы. Москва, 1915. С. 54.

[7] Слова латвийского комитета помощи жертвамвойны, 16.08.1915. Государственный историческийархив Латвии (Рига). Ф. 5626. Оп. 1. Д. 82. Л.5.

[8] Подробно см.: Gatrell P. A Whole Empire Walking :Refugees in Russia during World War I. Bloomington,



1999. Полезную информацию, в первую очередьоб Украине, можно найти в кн.: Жванко Л. БіженствоПершої світової війни в Україні: Документи іматеріали (1914 – 1918 рр.). Харкiв, 2010.

[9] Известия Всероссийского Земского Союза. 1916.Вып. 41-42. С. 121-122; Известия Всероссийского СоюзаГородов. 1916. Вып. 34. С. 219.

[10] Вятские епархиальные ведомости. 1915. Вып.35 (от 27.08.1915). С. 1070-1073.

[11] Известия Всероссийского Земского Союза. 1915.Вып. 27 (от 15.11.1915). С. 63.

[12] Слова бывшего рижского фабричного рабочегоо Сормовском Заводе в Нижнем Новгороде. Цит.по: Нетесин Ю. Н. Промышленный капитал Латвии1860-1917. Рига, 1980. С. 203.

[13] Биржевые ведомости. 14.08.1915. Вып. 15025.

[14] Владимирские епархиальные ведомости. 1915.Вып. 37 (от 12.09.1915). С. 746.

[15] Gourko B. Memories and Impressions of War and



Revolution. London, 1918. P. 124. См. также: ThurstanV. The People Who Run : Being the Tragedy of theRefugees in Russia. London, 1916.

[16] Родина: иллюстрированный журнал для семейногочтения. 1916. Вып. 3.

[17] Речь. 1915. Вып. 207 (от 30.07.1915).

[18] Беженец. 18.10.1915.

[19] Gatrell P. A Whole Empire Walking... P. 94-95.

[20] См., например, о потоках беженцев в совершеннодругом месте и в совершенно другое время:Malkki L. Purity and Exile : Violence, Memory, and NatinalCosmology among Hutu Refugees in Tanzania. Chicago,1995. P. 15-16.

[21] Knox A. With the Russian Army, 1914-1917. London,1921. Bd. 1. P. 322.

[22] Ср. наблюдения (замечания) Питера Лоизоса в егоисследовании о греко-кипрских беженцах послетурецкого вторжения 1974 г.: «До войны деревня былаважнейшей административной единицей киприотского



общества, и отсутствовало представлениео региональной лояльности и идентичности.Близлежащие деревни часто конкурировали за ресурсыи престиж. Теперь исчезли условия, в которых жителиодной деревни должны были держаться вместе и в тоже время основы для конкуренции с соседнимидеревнями исчезли.» Loizos P. The Heart Grown Bitter.Cambridge, 1981. P. 183.

[23] Gatrell P. A Whole Empire Walking... P. 156, 159.

[24] Канчер Е. С. Судьбы беженцев. Цит. по: УтгофВ. С. Реэвакуация белорусских беженцев первоймировой войны // Источник, историк, история / ред.М. М. Кром. Санкт-Петербург, 2002. С. 396-416. Здесь:С. 408.

[25] Homelands: War, Population and Statehood in theFormer Russian Empire, 1918-1924 / ed. N. P. Baron,P. Gatrell. London, 2004; Kulisher E. M. Europe on theMove... P. 130-131; Бартеле Т. М., ШальдаВ. А. Латышские беженцы в России в годыГражданской войны // Отечественная история. 2000.Вып. 1. С. 18-31.



[26] Неопубликованный дневник Гобы находитсяв собственности Альдиса Пурса, которого я благодарюза дружеское согласие привести цитату в его переводе.

[27] Gatrell P. A Whole Empire Walking... P. 96-97.

[28] Smith S. A. Writing the history of the Russianrevolution after the fall of communism // Europe-AsiaStudies. 1994. Vol. 46. P. 563-578. Здесь P. 569.

Дополнительно по теме:

Курцев А.Н. Беженцы Первой Мировой войны вРоссии // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 99-113Кищенков М. С. Беженцы Первой мировой войны вЯрославской губернии // Ярославскийпедагогический вестник. 2010. №2. С.61-65Васильев М. В. Беженцы Первой мировой войны иПсковская губерния // Псков. 2014. №40. С. 170-184Лахарева Н.В. Судьба беженцев Первой мировойвойны в Советской России: 1918-1925 годов : Напримере Курской губернии. Курск, 1999

http://historystudies.org/2012/07/kurcev-a-n-bezhency-pervoj-mirovoj-vojny-v-rossii/

http://vestnik.yspu.org/releases/2010_2ag/14.pdf

http://www.simvolika.org/bejentsi.pdf

War and refugeedom, 1914-1918 [in Russian]

Documents

Transcript of War and refugeedom, 1914-1918 [in Russian]