- 298 -

Глава VIГлава VIГлава VIГлава VIГлава VIМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА

СОВЕТСКОЙ ЭПОХИСОВЕТСКОЙ ЭПОХИСОВЕТСКОЙ ЭПОХИСОВЕТСКОЙ ЭПОХИСОВЕТСКОЙ ЭПОХИ

Не побоимся сказать, что по прошествии двух де-сятилетий с момента краха советского строя, именно онстабильно остается критической точкой на шкале фор-мирования образов прошлого российской истории.Возвращаясь к устойчивым парадигмам в системеполитических убеждений современных россиян, вновьотметим наличие у многих характерного радикализма,состоящего в однозначном принятии или непринятиитой или иной эпохи с ее соответствующей социо-эко-номической ситуацией и политической системой попринципу: однозначно хорошая или однозначно плохая.Удивительно, но такой радикализм имеет место дажесреди профессиональных историков, которые, подобноучастникам известного телешоу «К барьеру», скрещи-вают шпаги в СМИ. Не так давно московский и петер-бургский ученые-историки на одном из телеканаловспорили буквально о том, стал ли советский строй спа-сением для подвергшейся полной деструкции к 1917 го-ду российской цивилизации или, наоборот, катастро-фой, обрушившейся на процветающую страну.О культурной памяти масс и говорить не приходится —мало кто из непрофессионалов пытается оценить совет-скую эпоху в истории России, воспользовавшисьширокой палитрой красок. По мере нарастания социаль-

- 299 -

ной и экономической напряженности в современнойРоссии (неконтролируемый рост цен, углублениеразрыва между уровнем жизни богатых и бедногобольшинства, рост преступности и недоверия к право-охранительным и контрольным органам и т. д.), совет-ский период становится все более привлекательнымдаже для тех, кто в свое время приветствовал послед-ствия событий августа 1991-го.

Таким образом, сегодня исследователь стоит переднеобходимостью изучения образов политики памяти иколлективной памяти советской истории, выступающейи в качестве субъекта, и в качестве объекта этой памяти.Но при этом выясняется, что однозначное отношениек советской эпохе невозможно еще и в силу ее внутрен-ней динамики, что очень хорошо видно на примере дажеофициальной политики памяти, не говоря уже о мас-совой коллективной памяти. Политика памяти в СССРсо времен историка М. Н. Покровского, а затем«Краткого курса истории ВКП(б)» сильно измениласьк периоду руководства страной М. С. Горбачева, а пар-тийной идеологией — А. Н. Яковлева. Показательно, чтосам период горбачевской перестройки и гласности явилуникальный для России пример социал-демокра-тической «золотой середины» в политическом устрой-стве, но эта середина не устроила радикалов ни правого,ни левого толка, ни народ, настроения которого на про-тяжении всей российской истории не раз демонстри-ровали маятниковые циклы — от жажды почти анархи-ческой свободы до «томления» по кнуту.

Несмотря на единство экономической системы иполитических основ государственности на протяжениисемидесяти с небольшим лет советской власти, былыерассуждения советских идеологов о монолитности иединстве советской идеологии и преемственностиполитической линии партии с 1917 по 1991 гг. выглядят

- 300 -

сегодня как argumentum ad ignorantiam. Кроме того (начем уже настаивают некоторые исследователи [см.:напр., Пархоменко, 2010]), вопреки бытовому дискурсу,в отечественной культурологической терминологиинеобходимо различать понятия «советской культуры»и «культуры советского периода», что не одно и то же.Это особенно ясно демонстрирует исследование куль-туры памяти, где, как отмечалось выше, коллективная(в т. ч. групповая) память находится в неоднозначныхотношениях с официальной политикой памяти, выте-кающей из задаваемой свыше госидеологии. И в целомкультура памяти представляет благодатную почву длявыявления внутренней социокультурной динамики вграницах советского отрезка истории России.

Один из дискуссионных вопросов по-прежнемусостоит в оценке самого факта возникновения феноменабольшевизма и создаваемой им новой культуры нароссийской почве. В этом вопросе и отечественнаяисторическая социология, и тем более, историческаяпублицистика демонстрируют широкий спектр мне-ний. С одной стороны, продолжает существовать точказрения на победу большевизма в России как на реализа-цию идей марксизма, идей социализма вообще — что ибыло принято еще недавно в СССР — как проявлениеобъективной закономерности социогенеза. С другойстороны, за последние 20 лет (и ранее кое-где в РусскомЗарубежье) было сделано немало попыток изобразитьсоциалистическую революцию в России как в некото-ром роде роковую случайность или результат де-структивного воздействия извне (происки немцев,которые не в силах победно завершить войну, всталина путь финансирования русской революции, кознивечно ненавидевшей Россию Англии и т. д.).

И тот, и другой образ мышления отличает неко-торая поверхностность суждений (враги у России, увы,

- 301 -

есть всегда, но далеко не всегда случаются революциии перемены политического строя!). Куда интереснее иплодотворнее, на наш взгляд, осмыслить феноменрусской революции в связи со спецификой националь-ного характера и национальной культуры. А такжевыявить органические, причинно-следственные связимежду тем, что происходило до 1917-го года, и тем, чтопроизошло в этом самом году и после.

Русские философы первой четверти XX века,современники тех событий, попытались осмыслитьрусскую революцию с христианской точки зрения, атакже с точки зрения закономерностей русской нацио-нальной истории. Иногда революция воспринималасьими как наказание, попущение свыше за «грехи» Рос-сии*, которые предстоит искупить периодом страданийи осознания. В этом виделся положительный смыслреволюции. Так, С. А. Аскольдов в 1918 г. в работе«Религиозный смысл русской революции» писал, что«величайшее религиозное значение получает русскаяреволюция в тех бедствиях и ужасах, которые она ссобою несет. Одних они приводят к религии после мно-гих лет отпадения, других укрепляют в религии, науча-ют религиозному подвигу» [Аскольдов, 1992. С. 65].

«Русская революция антинациональна по своемухарактеру, — высказался и Н.А. Бердяев, — она превра-тила Россию в бездыханный труп. Но и в этом антина-циональном ее характере, — продолжает он, — отрази-лись национальные особенности русского народаи стиль нашей несчастливой и губительной револю-ции — русский стиль. Наши старые национальные боле-зни и грехи привели к революции и определили ее хара-ктер» [Бердяев, 1992, С. 67]. В известной работе «Истокии смысл русского коммунизма», вышедшей впервые в----------

* Впрочем, не только в те времена. Ср., напр., название посмертной книгиВ. В. Кожинова – «Грех и святость русской истории» (М., 2006).

- 302 -

в английском издании в 1937 г., Бердяев соответству-юще истолковывает даже характер «германского шпи-она» Ленина. «В характере Ленина, — утверждает он,—были специфически русские черты, и не специальноинтеллигенции, а русского народа: простота, цельность,грубоватость, нелюбовь к прикрасам и к риторике,практичность мысли, склонность к нигилистическомуцинизму на моральной основе» [Бердяев, 1990. С. 94].Даже активное участие евреев в русской революцииБердяев объясняет, исходя из сходства русского иеврейского «мессианизма».

Максим Горький пошел еще дальше и увидел в об-разе Ленина черты типичного русского барина, с хара-ктерным высокомерием по отношению к собственномународу. В ноябре 1917 г. (естественно, еще до при-мирения с Ильичем, состоявшимся после покушения наЛенина 30 августа 1918 г.), Горький писал в «Новойжизни» буквально следующее: «Сам Ленин, конечно,человек исключительной силы; двадцать пять лет онстоял в первых рядах борцов за торжество социализма,он является одною из наиболее крупных и ярких фигурмеждународной социал-демократии; человек талант-ливый, он обладает всеми свойствами “вождя”, а такжеи необходимым для этой роли отсутствием морали и чи-сто барским, безжалостным отношением к жизнинародных масс. Ленин “вождь” и — русский барин, нечуждый некоторых душевных свойств этого ушедшегов небытие сословия, а потому он считает себя вправепроделать с русским народом жестокий опыт, заранееобреченный на неудачу» [Горький, 1990. С. 151].

Пархоменко обращает внимание на схожесть новойидеологии с православием в «постоянном стремлениик некоему категорическому абсолюту и презрениик земным нуждам человека», а с другой стороны, на «не-терпение масс», стремящихся одним махом решить все

- 303 -

застарелые наболевшие проблемы [Пархоменко, 2010.С. 463]. В ряду характерных «патриархальных» чертмассового сознания и жизненного уклада можно такженазвать общинность, коллективизм русского народа,позволившие большевикам в 1920-е годы успешно взятькурс на обобществление всего и вся, на пропагандукоммунального быта. Можно назвать и готовность кличной жертвенности во имя общего дела, и другиечерты.

Все это заставляет искать определенную преем-ственность советской культуры от досоветской, в томчисле и в области коммеморации, отношения к прошло-му, а также искать объяснения многих явлений культу-ры памяти традиционными особенностями русскогохарактера, при всей установке большевизма на иннова-ционность и вненациональную универсальность егоидеологии. Как нам кажется, при исследовании совет-ской культуры, в том числе мемориальной, важно поста-раться понять не столько смысл насаждаемых властьюидей (они очевидны), сколько готовность народа ихвоспринять в свете собственных потребностей индивидаи массы. Другое дело, что готовность значительнойчасти народа и интеллигенции поддержать большеви-ков может быть истолкована и как сознательноепринесение в жертву своей свободы ради построенияновой, могучей державы, и как политическая незре-лость, несознательность, подставившая Россию подсоциальные эксперименты политических манипуля-торов и, в конечном счете, сыгравшая на руку ее врагам.

Таким образом, содержание официально про-водимой политики памяти амбивалентно: с однойстороны оно содержит нечто, усваиваемое массовымсознанием, с другой, оно неспособно само стать готовымсодержанием коллективной памяти народа. Всегдаостается расхождение между этой политикой и коллек-

тивным преданием. Вслед за западными учеными, отме-тившими, что коллективная память конца XX столетияв Европе и Америке [Olick, 2007; Hutton, 2008; Keren andHerwig, 2009 и др.] сформировалась во многом какпамять страданий, заметим и мы, что, например, в кол-лективной памяти россиян советский период, начинаяс 1930-х гг., прошел под знаком двух главных страхов:страха войны и страха политических репрессий. Страхполитических репрессий, с одной стороны, рождал недо-верие к власти, но объективно помогал ей управлятьмассами даже тогда, когда эти репрессии были самойпартией осуждены (инерция событий 1930-х благодарядействию коллективной памяти уже в 1950-60-е). В селеи в некоторых регионах к этому добавлялся инерцион-ный страх голода (голода, вызванного не только войной,как, например, у блокадников, но и политикой собствен-ной власти в 1920-30-е гг.).

По ряду позиций можно отметить единодушие«верхов» и «низов» в векторах формирования истори-ческих образов: это героическая тематика ВеликойОтечественной войны, трудовой героизм, тема подвигаво имя народа и др. По другим же отмечается расхожде-ние установок официальной историографии и офици-альной культуры увековечения, с одной стороны, и кол-лективной памяти, с другой. Это наблюдается, когдаобразы этой памяти оказываются основаны на устномпредании, иногда подкрепленном реликвиями и доку-ментами семейных архивов.

В целом советская идеология определила следу-ющие главные тематические коммеморативные напра-вления: революции и революционеры (в первую оче-редь Октябрь 1917-го); лидеры и деятелиРКП(б)-ВКП(б)-КПСС и советского государства;трудовые успехи советской власти; военные победы;признанные прогрессивными с точки зрения господст-

- 304 -

вовавшей идеологии деятели культуры и науки. Комме-морация войны, в том числе самой большой и страшной,Великой Отечественной, осуществлялась наофициальном уровне исключительно как коммемора-ция побед, без учета страданий и печальных уроковсобственных ошибок. Лишь в период хрущевской отте-пели разрешили робко заговорить в печати о первомтрагическом периоде Великой Отечественной.Некоторые историки, склонные к тотальному оправ-данию всего и вся в политике 1930-х до сих порутверждают, что поражения первых месяцев войныбыли связаны лишь с объективными причинами (вне-запность нападения Гитлера, недостаточная военно-техническая готовность СССР — дескать, времени после1917 года прошло недостаточно). Но тогда возникаетвопрос: откуда такой страх у власти, в том числе у властипослесталинской эпохи, перед правдивым и много-гранным раскрытием этой темы? Откуда политиказабвения? Ответ простой — это желание скрыть илипреуменьшить масштабы разгрома руководящегосостава Красной Армии в ходе репрессий 1930-х гг.;скрыть ошибки в управлении войсками из-за того, чтопартийные деятели, вроде Л. З. Мехлиса, ответственныеза контроль над командирами, считали себя вправепринимать решения вопреки мнениям профессионалов,и давить на них. В советской исторической науке иполитике увековечения практически были преданызабвению репрессии. И на этом фоне коллективнаяпамять упорно хранила и хранит в народной памяти истрашный 1937-й год (само сочетание этих цифр пре-вратилось в один из важных знаков отечественногокультурного дискурса на все времена), и жестокостьколлективизации, и тяготы войны. Это довлело над каж-дой семьей. Один из главных образов советских 1930-х,звук подъехавшего в ночи автомобиля, — кого-то забе-

- 305 -

рут! — не художественный образ, найденный пост-фактум беллетристами и кинематографистами, а образреальный — своего рода «заноза», еще долго сидевшаяв сознании советских людей, переживших эти годы.

Рассказы о войне очевидцев (автор данной работыродился через 13 лет после окончания Великой Оте-чественной) нередко сильно отличались от образов,порожденных официальной политикой памяти. Еще в1950-60-е гг. в СССР снимались фильмы и писалиськниги, где немцев выставляли недалекими и тупыми,так что у рядового гражданина возникал вопрос: в чемже тогда величие наших побед и почему все было тактрудно и так трагично (1418 дней войны)? В устных жерассказах ветераны нередко говорили о каких-то совсемнегероических вещах. Один боевой и заслуженныйфронтовой разведчик на вопрос о самом запомнившемсяему дне войны вдруг заговорил не о взятых им десятках«языков», а о том, как какой-то добрый генерал своейволей дал ему отоспаться 20 часов подряд. Рабочий,подростком вставший к станку, в ответ на этот же вопросвспомнил о найденной на улице пайке хлеба. И такихпримеров было множество. Нельзя сказать, что в со-ветское время правда о войне так и не пробила себедорогу в искусстве, но эту дорогу приходилось именнопробивать. Нередко «не нюхавшие пороху» партийныекритики обрушивались на тех, кто, перенеся все тяготывойны, создавал правдивые образы. Трудно поверить,но даже на автора такого признанного шедевра русскойвоенной литературы, как «Василий Теркин», критикажестоко обрушивалась за излишне драматичную дета-лизацию ряда сюжетов, за чрезмерное внимание к рядо-вому бойцу («маленькому человеку»), за отсутствиеобразов Ленина, Сталина и партии в поэме и т. д.*._________

* См. подробнее: Турков, 2010.

- 306 -

- 307 -

Характерен и сам факт возникновения понятия«окопной правды», что само по себе является иллюстра-цией расхождения советской «официальной» памяти иколлективной памяти народа. Эта самая «окопная пра-вда» передавалась через устное предание и лишь иногдапыталась пробиться в официальные печатные издания,где бдительные партийные идеологи и их беспартийныепомощники пытались заглушить ее ростки. Если она истановилась фактом письменной печатной продукции(произведения Твардовского, Шаламова, Солжени-цына, Виктора Некрасова), то подвергалась преследо-ванию со стороны официальной политики памяти.

Как уже не раз отмечалось нами, в частности, прианализе зарубежного опыта, всегда и всюду существуетобъективное расхождение между официальной исто-риографией, с одной стороны, политикой коммемо-рации и забвения, с другой, и коллективной памятьюнарода — с третьей. И именно советский опыт можетпослужить яркой демонстрацией того, насколько далекомогут расходиться эти компоненты культуры памяти.

Культурная память советской эпохи примени-тельно к формированию образов Великой Отечест-венной войны демонстрирует как пласт официальнойкоммеморации, так и народной мемориальной куль-туры. Нельзя не отметить и того факта, что сама этавойна, ставшая трагедией народа, в итоге (подобноПервой мировой) оказалась на руку пропагандистам иукрывателям недостатков послевоенного периода.Долго еще после 1945 г. можно было кормить народ раз-говорами о том, какого процветания достигла бы совет-ская власть, если бы не было войны, — вместо того,чтобы пускать средства на повышение уровня жизнисвоего народа, а не на космическую гонку, кормлениебесконечных азиатско-африкано-латиноамериканскихрежимов, войну в Афганистане и прочие авантюры.

Все дело в том, что, во-первых, народ,воодушевленный Победой, готов был еще раз (в кото-рый уже раз!) трудиться в режиме форс-мажора, восста-навливая экономику и не помышляя о поднятии уровняжизни. А во-вторых, идеологи КПСС упорно вбивали вголовы людей мысль, что главная заслуга в этой победепринадлежит правильному социалистическому строю,коммунистической партии и ее лидерам. Именно по-следняя особенность и определяла содержание офици-альной политики памяти о войне и отличала ее отнародной — спонтанно формирующейся по своимзаконам памяти. При лояльности (до поры) большин-ства населения к существующему строю, к партии и еевождям, тем не менее, народная память стабильноставила во главу угла простого бойца, командира,труженика тыла — в отличие от пресловутой «линиипартии», в первую очередь нацеленной на прославлениевождей и партийного руководства, причем линиибеспринципно вилявшей. Официальная партийно-государственная политика памяти в вопросе о войне содинаковой пафосностью сначала славила Сталина какглавного конструктора Победы (что имело под собойопределенные основания), потом перенесла центртяжести на роль члена Военного Совета фронта Хру-щева, а затем и вовсе приписала главные заслуги вПобеде начальнику политотдела 18-й армии полков-нику Брежневу. Так же на смену по инерции продол-жавшемуся было славословию маршалов Буденного иВорошилова (вообще непонятно, чем прославившихсяв той войне) пришло возвеличение маршала Жукова,но затем и он оказался в опале по политическим моти-вам, а значит, его роль надо было пересмотреть, и т. д.Поэтому, анализируя военную память этой эпохи, не-просто «отделить зерна от плевел», и подчас народнаяпамять может дать более объективную картину, чем

- 308 -

- 309 -

учебники и научные монографии того или иногопериода советской эпохи. Трудность усугубляетсядействием «закона маятника», который, как ужеотмечалось, проявляет себя в отечественной историикак нигде. КПСС сама явила пример бесконечныхполитических шатаний, когда вчерашние герои водночасье становились анти-героями. Стоило ли потомудивляться, что когда советское государство рухнуло,то нашлось немало «мазохистов» от науки и публици-стики, начавших переписывать образы истории собст-венной страны просто по принципу «наоборот». Этопривело к неоправданной и кощунственной подчасдискредитации, в том числе, подвига народа в ВеликойОтечественной войне как такового.

Советская культура присутствует в настоящейработе, условно говоря, в двух ипостасях: как субъект икак объект коммеморативной практики — в данномпараграфе, и как объект культуры памяти в следующейглаве, посвященной исследованию мемориальнойкультуры прошлого и настоящего методами социологи-ческих опросов. Тем самым, поколению живущих напороге второго десятилетия XXI века предоставляетсявозможность более-менее взвешенно оценить место ироль советской эпохи через сопоставление сознательносоздаваемого этой культурой образа себя самой дляпотомков и, с другой стороны, образа этой культуры,каким он нарисовался в итоге в современной оте-чественной культуре. Подобный анализ видится намвесьма актуальным, ведь само по себе отношение ксоветской культуре сегодня может стать важным пока-зателем тех или иных мировоззренческих паттернов.Кроме того, советская эпоха нуждается в наиболееполном профессиональном исследовании, посколькумассовое сознание до сих пор позволяет использоватьее упрощенно-схематические образы как инструменты

- 310 -

манипуляции в политтехнологиях. Достаточно вспо-мнить предвыборные агитационные кампании ельцин-ской команды и т. н. молодых реформаторов 1990-х,когда вся советская Россия сводилась ими исключи-тельно к ГУЛАГу и 1937-му году. Однако сознаниемногих из тех, кто реально вынес на своих плечахсуровый период 1930-40-х гг. уже тогда сопротивлялосьэтим попыткам примитивизации образа всего совет-ского. К тому же, повторим, нельзя отождествлятьпонятие культуры России советского периода в целоми советской культуры в узко-идеологическом смысле.Теперь же под гнетом проблем сегодняшнего дня(недопустимый разрыв между богатыми и основноймассой населения, грабительское отношение олигархови многих корпораций к недрам России, культ денег,массовый бандитизм, коррупция на всех уровнях и т. д.)уже среди части молодежи постсоветской эпохи про-сыпаются настроения симпатии в отношении совет-ского строя. Относительное равенство, более высокийуровень этнической толерантности, психологическаястабильность благодаря устойчивой экономике, отсут-ствие низкопоклонства перед Западом выглядятпривлекательными чертами той эпохи. А главное, чтоделает этот период предпочтительнее в глазах патриотовРоссии — политика защиты национальных (в широкомсмысле, не узкоэтнических) интересов России в СССРне только от военных агрессий, но от агрессии экономи-ческого и культурного характера. Однако закон форми-рования всякого рода ностальгии предполагает изабвение того плохого, что теперь удобно отдаляетсявременем и кажется несущественным.

Далее встает еще более важный вопрос, помочьответить на который призвано изучение коллективнойпамяти и коммеморативных практик. Это вопрос о том,чем были обусловлены те или иные достижения совет-

- 311 -

ского периода в истории России, ценность которых длясовременного российского массового сознаниянеоспорима: научные и технологические успехи, победав Великой Отечественной войне, некоторые замечатель-ные произведения литературы и искусства. Все этоблагодаря, или вопреки, — той самой советской (иликоммунистической) идеологии, к которой призываютвернуться некоторые политические силы современнойРоссии? С одной стороны, можно возразить, что, де-скать, и до советского строя было немало побед, и Рос-сия была великой державой. С другой, иногдаприходится слышать гипотезу о том, что социализм бо-лее органичен для русского национального сознания,но тот, советский, социализм во многом был неправиль-ный, поэтому не устоял, и можно его попробовать вер-нуть и «выправить». По поводу выправлений сразу жевспоминается знаменитый советский образ «линиипартии», один из штампов эпохи. Эту линию тоже всевремя выправляли, потому что без учета негативногоопыта ошибок и т. н. перегибов (коллективизация,борьба с «врагами народа» и др.) советская власть непродержалась бы и отведенных ей семи десятилетий.Опять же, именно динамика социальной памяти явля-ется показателем всех этих изменений, в общем случаесводимых к смене периодов «правления» первых игенеральных секретарей.

Итак, мемориальная культура ранней советскойэпохи, как и мечталось тем, кто устанавливал тот новыйстрой в России, оказалась действительно во многом непохожей на складывавшуюся веками отечественнуютрадицию увековечения, но в других отношениях всеже явила себя продолжательницей традиций. Продол-жательницей даже в прямом смысле — когда целый рядконкретных проектов, начатых во времена империи,получил свое продолжение и завершение при новой вла-

- 312 -

сти. Естественно, как отмечалось нами уже не раз,советской эпохе была присуща и определенная внутрен-няя динамика: 1950-е уже в чем-то были не похожи на1920-е, а 1980-е на 1950-е. Хотя официально провозгла-шалась незыблемость устоев системы, которые не поко-лебать никаким зигзагам партийной политики, но всегдаостается искушение рассмотреть саму советскую «суб-цивилизацию» в духе циклических концепций П. Соро-кина, О. Шпенглера, А. Тойнби: в ее внутренней дина-мике — от зарождения к угасанию и смерти. Начинаяанализ этой эпохи с конца 1917 года, сразу же обратимвнимание на два характерных момента, которые впринципе сохранят свою актуальность вплоть до па-дения советской власти.

Первое — то, что отныне (с 1917 г.) мемориальнаякультура и мемориальная политика будут весомопроявляться не только в «политике коммеморации», нои в «политике забвения». Начавшееся как стихийныйпротест и бытовой вандализм в марте 1917 г.,разрушение памятников вскоре станет важной, осмы-сленной частью государственной политики — там, гдеречь идет о попытках влияния на формирование кол-лективной памяти. Естественно, мы имеем в видусознательное разрушение положительных образовпрошлого и забвение в политике памяти, что потомполучало определенное выражение в знаках (чтонадлежит ломать, что трансформировать в новыеформы, а что воздвигать вместо разрушенного). Наи-более массовой кампания разрушения стала в первыегоды советской власти, но и в дальнейшем фактор разру-шения в виде забвения, развенчания, дискредитации,осмеяния, надругательства — остался важным инстру-ментом партийной политики.

Это и борьба с «врагами народа» в 1930-е гг., —когда вычеркивалась память о вчерашних героях, вдруг

- 313 -

оказавшихся за решеткой* , и ликвидация всего ста-линского мемориала при Хрущеве, и антибрежневскиеакции эпохи гласности и «перестройки», и многоедругое. Вторая характерная черта состояла в том, чтоособенности созидательной деятельности в мемо-риальной сфере были наиболее адекватно определенысамим В. И. Лениным как «монументальная пропаган-да». Ни одна часть знаменитой триединой программыстроительства социализма (создание материально-технической базы коммунизма, построение нового типаобщественных отношений и воспитание человеканового типа) не могла обойтись без пропаганды какинстумента идеологической работы партии. Монумен-тальная же пропаганда подкупала своей доступностью,непосредственностью, эмоциональностью — что осо-бенно важно в условиях недостаточной грамотностизначительной части населения. Таким образом, сразу жеделалась установка на формирование виртуальнойреальности, некоей модели будущего рая на земле,который еще предстояло построить. Подобно тому, каклюди тянутся к архитектурному макету будущего го-рода, так и монументальное искусство призвано былопривлекать и утешать сердца тех, кто пока еще пребы-вает в суровом настоящем — таков был замысел Ленина.

Поскольку монументальное искусство, избранноеорудием этой политики, исторически прочно срослосьс мемориальной культурой, то и в новых условияхобращение к прошлому мыслилось как шаг к формиро-_________

* В библиотеке автора есть тома первой Большой СоветскойЭнциклопедии, принадлежавшие его родственнику, командарму КраснойАрмии, с пометами карандашом на полях напротив некоторых имен: «врагнарода». Так делалось по рекомендации партийных органов, поскольку заотносительно небольшой период подготовки тома человек из героя ре-волюции мог превратиться во «врага народа». Так страховались и на случайобыска, от которого, как показало время, не был застрахован тогда никто вСССР, кроме одного-единственного человека.

- 314 -

ванию виртуальной реальности средствами искусства.Для этого было необходимо: 1) уничтожить памятники(причем, в широком смысле слова, не ограничиваясьжанром городского монумента) тем, кто олицетворяет«мир насилья», приговоренный к разрушению; 2) уве-ковечить тех, кто этот «мир насилья» помогал расшаты-вать и уничтожать ранее (бунтовщики, революционерыи теоретики деструкции); 3) дискредитировать некото-рые из образов прошлого, которые останутся в новойкультуре в роли «памятников порокам»; 4) приспосо-бить для своих нужд память о тех, кто может считатьсяполезным делу революции, но не безусловно, а значит,может использоваться и классовыми противниками вих «реакционных» целях. С последними дело обстоялотруднее всего, поскольку среди большевиков были икрайние радикалы, и старая интеллигенция, вроде Луна-чарского, да и самого Ленина, который однозначнопылая ненавистью к религиозной части культуры,светской художественной классике во многом благо-волил — в силу дворянского воспитания. Особеннотрудно было в первые годы, когда еще не сформиро-валась новая «советская партийная память» (разновид-ность групповой), окончательно оформившаяся в виде«Краткого курса истории ВКП(б)» только во второйполовине 1930-х. А начинать работу надо было немед-ленно. Поэтому поступили по-большевистски просто:Н. К. Крупская и ее помощники на первое время быстросоставили списки общественных деятелей и деятелейкультуры, которые являлись соответственно приемле-мыми или неприемлемыми для новых условий.

Но вернемся к анализу специфических и тради-ционных особенностей советской эпохи. Общей чертой,свидетельствующей об определенной преемственностиот мемориальной традиции империи, видитсяполучившая дальнейшее развитие система коммемора-

- 315 -

тивных форм (жанров). Наиболее ярким, знаковым,образцом памятника в общественном сознании остаетсягородская монументальная скульптура, причем именнов ней, а также в кладбищенской культуре, наиболееустойчивые позиции в дальнейшем сохранила антично-классическая художественная традиция, пережив напорразных «измов» в первые годы революции.

Далее, памятник в массовом сознании и в офици-альной идеологии сохранил свое значение в основномкак носитель положительного примера: скульптурныхмонументов – памятников отрицательным героям,постыдным или сомнительным (с точки зрения господ-ствующей системы ценностей) событиям практическине ставили ни при монархии, ни при Советах. Исключе-нием видится сохранение небольшой части старыхмонументов с их переоценкой (процесс был запущенеще до октября 1917 г.: вспомним Столыпина с петлейна шее). По-прежнему мемориальная культура осталасьв наиболее заметной своей части достоянием государ-ственной политики и подвергалась действию еще болеестрогой цензуры, чем в Российской империи.

И наконец, немаловажная черта новой эпохи, к ко-торой мы еще вернемся не раз: преемственностьхарактера мемориального содержания там, где речь идето военных мемориалах и памятниках литераторам.

Серьезные изменения произошли и в художествен-ном, и в идеологическом аспекте. Одним из главныхотличий видится отказ от православной традиции уве-ковечения (в строгом смысле она сохранялась в отделен-ной от государства церковной среде, но последняя, какизвестно, все более вытеснялась на дальнюю перифериюобщественной жизни). Православная традиция со-хранила себя лишь в частной сфере, в первую очередь,в сфере некрополя, в жизни немногочисленных при-ходов, и отчасти в культуре повседневности. Иначе го-

- 316 -

воря, православная культура как-то проявляла себя там,где отношение к памяти, к умершим определялосьтрадиционными, а не насаждаемыми новой властьюпредставлениями. Последствия перемен оказалисьсерьезнее, нежели просто отказ от храмоздания иформальных средств выражения православной мемори-альной традиции. Дело в том, что, как уже отмечалось,культура памяти в христианской и в светской (в томчисле советской) среде не совпадают в одном важномпункте. Истинная религиозная память (ее не нужнопутать с церковным официозом, копирующим государ-ственный официоз) построена на трансляции как поло-жительного, так и отрицательного опыта. Без этого не-возможно покаяние, являющееся даже не обрядом, нотаинством в православии и католичестве. Советская жеполитика памяти, продолжая худшие традиции, про-явившиеся еще в империи, довела прославление собст-венной добродетели до абсурда, в ущерб какому-либокритическому осмыслению ошибок и недостатков,которое самой правящей партии пошло бы только напользу. Это проявилось и в языческом по существукульте героев и вождей, и в бесконечном казенномславословии по отношению к событиям и лицам своейэпохи. Боясь собственного народа, лидеры партиивплоть до конца 1980-х твердили в СМИ, учебниках и вподконтрольной им исторической науке о некоей вер-ности изначальным идеалам, о преемственности линиипартии и сплошных успехах. На деле преемственностьлинии оборачивалась грязной внутрипартийной борь-бой, когда одни свергали других, а политика памятиактивно оперировала политикой забвения. Причем, такпродолжалось от начала и до самого конца, от разрываЛенина с «другом» Мартовым и меньшевиками, отвойны Сталина с Троцким, от разоблачения беско-нечных «шпионов» и «врагов народа» среди бывших

- 317 -

революционеров и партийцев в 1930-е гг. — и кончаяобъявлением брежневского правления «застоем», а за-тем очернения Горбачева коммунистами 1990-х. Наммогут возразить, что стремление скрыть всякого роданечестность в собственной политике и подменитьистинную реальность виртуальной — есть свойство неодной только советской идеологической системы. Мыэтого и не отрицаем, просто речь в данной главе идет осоветской эпохе в истории России. Недовольным со-временными порядками в нынешней России надооткрыть глаза на то, что безобразия современностистали возможны именно как следствие полной дискре-дитации советской власти в глазах значительной частинарода к 1991 г., когда «количество» политической лжиперешло в качество и достигло критической точки. Этоже ожидает и всякую другую власть, стоящую на рельсахтотальной политической лжи.

Возвращаясь к нашей теме, отметим, что в то жевремя в советскую эпоху в монументальном искусстве,как и в искусстве вообще, ощущалась сильная инерцияпрежних художественных школ и традиций. Даже в пер-вые годы новой власти ультралевые попытки полногоотказа от традиции наталкивались на высокое мас-терство исполнителей, которые или пришли из старойшколы, или были воспитанниками тех, кто из нее вы-шел. Возможно, определенную роль сыграла личностьобоих вождей — Ленина и Сталина, воспитанных настарой культурной традиции. Когда же в культуренаступило время «одних свиноподобных рож», какфигурально охарактеризовал его Б. Пастернак в извест-ном стихотворении, то упадок в архитектуре, градостро-ительстве, живописи неизбежно затронул и монумен-тальную сферу, а значит, культуру увековечения в тойчасти, где она органически срослась с искусством. В ито-ге мы получили, на первый взгляд, парадокс: многие

- 318 -

мастера, трудившиеся под гнетом свыше насаждаемойидеологии в 1930–40-х, вопреки ей, или как-то сохранивсебя в этой эпохе, оставили эстетически сильные образыи даже шедевры; а свободные 1990-е принесли разочаро-вания, ставшие следствием разрушения школы уже впредшествующую эпоху. Об этом нередко говорятсегодня даже композиторы-эстрадники, которые, каза-лось бы, больше других должны были ненавидеть эпохугосподства тотальной цензуры и пустого славословия.

В официальной мемориальной культуре советскойРоссии, и разрушительная, и созидательная состав-ляющие были порождением знаменитого ленинскогоплана монументальной пропаганды, ставшего весьмазаметным явлением в истории отечественной культурыXX в. О важности его говорит то факт, что пришедшиек власти большевики в столь напряженный моментвоенной и революционной разрухи, гражданскойвойны, в условиях множества нерешенных проблем —вдруг всерьез занялись старыми и новыми памятника-ми. Двенадцатого апреля 1918 г. Совнаркомом былутвержден (и 14 апреля опубликован в «Известиях»)декрет «О снятии памятников, воздвигнутых в честьцарей и их слуг и выработке проектов памятниковРоссийской социалистической Революции». В нем го-ворилось:

«В ознаменование великого переворота, преобра-зовавшего Россию, Совет Народных Комиссаров по-становляет:

1) Памятники, воздвигнутые в честь царей и ихслуг и не представляющие интереса ни с исторической,ни с художественной стороны, подлежат снятию с пло-щадей и улиц и частью перенесению в склады, частьюиспользованию утилитарного характера.

2) Особой комиссии из Народных Комиссаров попросвещению и имуществу республики и заведующего

- 319 -

отделом изобразительных искусств при Комиссариатепросвещения поручается, по соглашению с художест-венной коллегией Москвы и Петрограда, определить,какие памятники подлежат снятию.

3) Той же комиссии поручается мобилизоватьхудожественные силы и организовать широкий конкурспо выработке проектов памятников, долженствующихознаменовать великие дни Российской социалисти-ческой революции.

4) Совет Народных Комиссаров выражает жела-ние, чтобы в день 1-го Мая были уже сняты некоторыенаиболее уродливые истуканы и поставлены первыемодели новых памятников на суд масс.

5) Той же комиссии поручается спешно под-готовить декорирование города в день 1-го Мая назамену подписей, эмблем, названий улиц, гербов и т. п.новыми, отражающими идеи и чувства революционнойтрудовой России [Цит. по: Собрание узаконений. № 31,ст. 416, с. 433–434].

Список новых памятников, в который вошлиимена 66 практиков и теоретиков разных восстаний иреволюций, а также сочтенных прогрессивными об-щественных деятелей и деятелей культуры, был утвер-жден Совнаркомом 30 июля 1918 г. и опубликован заподписью Ленина в «Известиях» 2 августа 1918 г. Этотдокумент является концентрированным содержаниемновой, формируемой властью культурной памяти на-рода применительно к всемирной истории [ИзвестияВЦИК. 1918. 2 авг. Цит по: Ленин и культурная ре-волюция». С. 84–85]. В него были включены (цитируемдословно):

I. Революционеры и общественные деятели:1. Спартак. 2. Тиберий Гракх. 3. Брут. 4. Бабеф. 5. Маркс.6. Энгельс. 7. Бебель. 8. Лассаль. 9. Жорес.10. Лафарг.11. Вальян. 12. Марат. 13. Робеспьер. 14. Дантон. 15. Га-

- 320 -

рибальди. 16. Степан Разин. 17. Пестель. 18. Рылеев.19. Герцен. 20. Бакунин. 21. Лавров. 22. Халтурин.23. Плеханов. 24. Каляев. 25. Володарский. 26. Фурье.27. Сен-Симон. 28. Р. Оуэн. 29. Желябов. 30. СофьяПеровская. 31. Кибальчич.

II. Писатели и поэты: 1. Толстой. 2. Достоевский.3. Лермонтов. 4. Пушкин. 5. Гоголь. 6. Радищев. 7. Бе-линский. 8. Огарев. 9. Чернышевский. 10. Ми-хайловский. 11. Добролюбов. 12. Писарев. 13. ГлебУспенский. 14. Салтыков-Щедрин. 15. Некрасов.16. Шевченко. 17. Тютчев. 18. Никитин. 19. Новиков.20. Кольцов.

III. Философы и ученые: 1. Сковорода. 2. Ло-моносов. 3. Менделеев.

IV. Художники: 1. Рублев. 2. Кипренский. 3. Алекс.Иванов. 4. Врубель. 5. Шубин. 6. Козловский. 7. Казаков.

V. Композиторы:1. Мусоргский. 2. Скрябин. 3. Шо-пен.

VI. Артисты: 1. Комиссаржевская. 2. Мочалов.

Список являет собою контраст: в первый разделвошли всякого рода разрушители, в остальные —созидатели. Удивительно, что в нем нашлось местоДостоевскому, который дружил с ненавистным боль-шевикам К. П. Победоносцевым и всем своим творчест-вом предсказал опасность всякой революционности, наслужбу которой были поставлены историей перечи-сленные в первом разделе деятели. Достаточно вспом-нить и знаменитый монолог Ивана Карамазова о сле-зинке ребенка и всемирном счастье, и монолог великогоинквизитора о бунте и вожделенной свободе чело-вечества, — как можно прийти в недоумение. Здесь жеи православный Гоголь, скончавший свои дни в компа-нии «мракобесов», как о них писалось в советских исто-рико-литературных работах, — о. Матфея Констанов-

- 321 -

ского и четы Толстых. Видимо, сказалось воспитаниена классике составителей и лично Ильича, влияниевпитанной с детства атмосферы золотой русской куль-туры XIX века. Впрочем, уже сразу становилось ясно,что и Гоголя, и Льва Толстого, и Достоевского, и Тют-чева и других придется еще долго «адаптировать» к но-вым условиям. Чтобы стало, как в советском анекдоте,когда «крошка-сын пришел к отцу и спросила кроха»:«Папа, а кто еще из русских царей, кроме Петра I, былза нас, за большевиков?». Но так или иначе, показателентот факт, что даже в это едва ли не самое критическое вдеструктивном отношении время в российской истории,вторым номером в документе идет достаточно предста-вительный список литераторов. Это весьма характерно.

Удивляет название раздела, сформулированноекак «Философы и ученые», как будто философы неученые! К тому же представлены те и другие до непри-личия скудно. Причиной этого видится страх переднаукой, причем не только социально-гуманитарногонаправления, которая очевидно не вмещалась в про-крустово ложе новой идеологии. Даже ученые-естест-венники представляли угрозу для нового мировоззре-ния, и будущее подтвердило это. Трудно было назватьадептами советского строя даже оставщихся в СССР(не уехавших в эмиграцию) В. М. Бехтерева, В. И. Вер-надского, П. Л. Капицу, И. П. Павлова, А. Л. Чи-жевского, и многих других «вольнодумцев». Логичнобыло бы включить в список симпатизировавшегобольшевикам К. А. Тимирязева, но он был еще жив, аувековечивали уже отошедших в мир иной. Впрочем,чуть позже, в 1923 г., после кончины ученого, появилсяпрекрасный памятник Тимирязеву работы С. Д. Мер-курова в Москве, на Тверском бульваре. Удивительнотакже включение в список художников преподобногоАндрея Рублева. Отныне советское искусствоведение

будет призвано к выполнению сверхзадачи: отрывуформы (анализ техники письма, материалов) русскойиконы от ее богословского содержания. Впрочем, к сча-стью, решить эту задачу вполне не удалось, в советскоевремя продолжали трудиться те немногие, кто сделалнеоценимый вклад в изучение искусства древней Руси.(Назовем некоторых из них: В. Н. Лазарев, Д. С. Ли-хачев, Г. К. Вагнер, В. В. Кусков, А. Ч. Козаржевский...)

Кроме памятников, предполагалась установкапростых мемориальных знаков в виде досок, рельефныхплит с надписями: 67 – в Москве, и 40 в Петрограде.Москва, куда 11 марта 1918 г. переехал Ленин во главеСовнаркома, отныне становилась столицей, а значит,памятников здесь предполагалось больше. Составителидекрета понимали, что разрушить «наиболее уродливыхистуканов» несложно, поэтому поспешили с этим ужек 1 мая. С сооружением же новых памятников и комме-моративных досок, (хотя делали их впопыхах и изпростейших материалов, — главным образом, краше-ного гипса и цемента), так быстро управиться не уда-лось. Полностью план по числу монументов так и остал-ся недовыполненным. Тем не менее, к первой годовщинеОктябрьской революции было приурочено открытие17-ти памятников и мемориальных досок.

Замысел плана принадлежал лично Ленину, кото-рый писал: «Давно уже передо мной носилась эта идея,которую я вам сейчас изложу. Вы помните, что Кампа-нелла в своем “Солнечном государстве” говорит о том,что на стенах его фантастического, социалистическогогорода нарисованы фрески, которые служат для моло-дежи наглядным уроком по естествознанию, истории,возбуждают гражданское чувство — словом, участвуютв деле образования, воспитания новых поколений. Мнекажется, что это далеко не наивно и с известным из-менением могло бы быть нами усвоено и осуществлено

- 322 -

теперь же... Я назвал бы то, о чем я думаю, монумен-тальной пропагандой» [Луначарский, 1977. С. 318].

Предполагалось привлечь мастеров-монумен-талистов, причем, среди них были и маститые мастера,а на тексты изречений и надписей объявили отдельныйконкурс.

К 1 мая 1918 г. удалось открыть один временныйпамятник — Карлу Марксу в Пензе (ск. Е. В. Ревдель).22 сентября открыли памятник А. Н. Радищеву в Петро-граде. Автор его — известный в старой России скульпторЛ. В. Шервуд, один из сыновей еще более известногоархитектора, художника и скульптора В. О. Шервуда,чьи работы украсили центр Москвы еще в XIX в.Памятник сочли настолько удачным, что потом повто-рили его для Москвы.

Это был первый советский мону-мент в Москве.Установили его на Триумфальной площади 6 октября1918 г. Памятник-бюст был изготовлен из недол-говечного материала, гипса, и стоял на дощатом поста-менте с надписью «Радищев».

Позднее петроградский памятник погиб, а мос-ковская копия была перенесена в музейное собрание,оказавшись в фондах ГНИМА им. А. В. Щусева. В томже году в Петрограде были открыты памятник КарлуМарксу (ск. А. Т. Матвеев); памятник Ф. Лассалю (ск.В. А. Синайский); памятник «Борцам революции» (арх.Л. В. Руднев).

Показателен тот факт, что Ленин лично и неустан-но контролировал выполнение плана монументальнойпропаганды. Уже 13 мая 1918 г. им отправлена теле-грамма Луначарскому в Петроград с возмущениембездеятельностью Наркомпроса в деле составления над-писей для памятных знаков. Тут же он отправляетписьмо и. о. Народного Комиссара имуществ П. П. Ма-линовскому по поводу того, что до сих пор не сняты па-

- 323 -

- 324 -

мятники царям, царская эмблематика, и медленно идетдело с пролетарской эпиграфикой. 15 июня вождь от-правляет новые письма в наркоматы просвещения иимущества, требуя незамедлительно представить сведе-ния о том, как идет выполнение Декрета СНК «О па-мятниках Республики». 29 июня на заседании Совнар-кома Ленин делает доклад об ассигновании средств наустановку временных памятников деятелям русскойреволюции. 8 июля на заседании Совнаркома он ставитна вид наркоматам и Моссовету их бездеятельностьв выполнении декрета и пишет проект постановленияСНК по данному поводу. 12 июля Ленин проводитвстречу с архитектором Н. Д. Виноградовым, ответ-ственным за выполнение декрета от Моссовета. 17 июляЛенин председательствует на заседании СНК, где обсу-ждается вопрос о постановке в Москве 50 новых памят-ников. 12 октября 1918 г. он пишет письмо в президиумМоссовета, выражая возмущение безответственнымподходом руководителей Совета к выполнению Де-крета «О памятниках Республики» [Ленин. ПСС. Т. 50.С. 191—192]. Именно это письмо послужило началоммассового бума, когда в преддверии годовщины револю-ции наскоро изготовленные памятники, несущие на себеотпечаток искусства футуризма, начали заполнятьцентр Москвы и Петрограда.

Мемориальными акциями отметили празднованиепервой годовщины Октябрьской революции 7 ноября1918 г. В Москве были торжественно открыты памятникК. Марксу и Ф. Энгельсу (ск. С. А. Мезенцев) — наплощади, получившей имя Революции, и огромнаямемориальная доска «Павшим в борьбе за мир и брат-ство народов», вмонтированная в стену Кремля состороны Красной площади (ск. С. Т. Конёнков). Намитингах по случаю открытия выступал сам Ленин. До-ска «Павшим» позднее была перенесена в Русский Му-

- 325 -

зей как образцовое произведение новой эпохи, а па-мятнику не повезло. Когда сняли пелену, передсобравшимися предстали почти прижатые друг к другуфигуры Маркса и Энгельса (последний вполоборота),выраставшие чуть ниже пояса из волнообразнозадрапированного постамента. «Бородатые купаль-щики», — произнес приговор кто-то из сподвижниковИльича, и прозвище памятнику было дано. Признанныйнесостоятельным в художественном отношении, онпростоял недолго. 1 мая 1920 г., в день первого Все-российского субботника, неподалеку, на пл. Свердлова,был торжественно заложен новый памятник Марксу(открыт только в 1961 г.), на закладке вновь присутст-вовал Ленин и выступил с речью. В продолжение тра-диции, возникшей еще в Российской империи (напр.,при закладке памятников Александру II, Александру IIIв Москве и Петербурге), в основание памятника былапомещена металлическая пластина с подпися-ми Ленина, Луначарского и еще некоторых представи-телей новой власти. На поверхности установили гра-нитный блок с надписью: Первый камень памятникавеликому вождю и учителю всемирного пролетариатаКарлу Марксу.

В тот же день Ленин осмотрел выставку эскизовпамятника «Освобожденный труд» и присутствовал назакладке этого памятника. «1 мая, в три часа дня, —вспоминал скульптор Конёнков, — у храма ХристаСпасителя в Москве, на месте снесенного памятникацарю Александру III состоялась закладка памятникаОсвобожденному труду. Набережная Москвы-рекибыла заполнена народом. Речь на митинге произнесЛенин. В этой речи Ленин поставил перед нами, людьмиискусства, большую творческую задачу — прославитьсвободный труд. По окончании митинга Анатолий Ва-сильевич Луначарский предложил Владимиру Ильичу

поехать на автомобиле в Музей изящных искусств, гдебыли выставлены проекты монумента ”Освобожденныйтруд” /…/ В музее Владимир Ильич обошел выставкупроектов. Ни один из проектов Владимиру Ильичу непонравился. Большинство носило ярко футуристичес-кий характер и представляло собой какое-то нагро-мождение геометрических фигур. У некоторых из нихВладимир Ильич останавливался и от души смеялся.А потом он махнул рукой и сказал: “Пусть в этом разби-рается Анатолий Васильевич Луначарский“» [Конёнков,1957. С. 235].

10 июля 1918 года V Всероссийский съезд Советовутвердил Конституцию РСФСР. В память этого со-бытия в первую годовщину Октябрьской революциисооружается обелиск Советской Конституции. Егоустановили в Москве на Советской площади (до 1912 г.Тверская, затем – Скобелевская) — на месте снесенногопамятника генералу М. Д. Скобелеву. Памятник Кон-ституции, созданный по проекту архитектора Д. П. Оси-пова и скульптора Н. А. Андреева, представлял собойустремленный ввысь граненый шпиль на постаменте,напоминающем арочный грот. На фасадной сторонеобелиска, обращенной к зданию Моссовета, в 1920 г.установили аллегорическую статую Свободы в видеженской фигуры. Некоторые находили в ней общностьс Никой Самофракийской. На каждой стороне поста-мента в полукруглых нишах были установлены плитыс текстом Конституции РСФСР. Широкие ступенивели на площадку, окружавшую основание постамента.Позднее за памятником закрепилось название обелискаСвободы. Он был разобран в 1940 г. В 1947 году в связис 800-летием Москвы на его месте заложен и в 1954 г.открыт памятник князю Юрию Долгорукому (о нембудет подробнее сказано ниже). Доныне сохранилсядругой памятник из той же серии — обелиск «Револю-

- 326 -

ционным мыслителям» в Александровском саду в Мо-скве. Судьба его служит иллюстрацией еще одной фор-мы мемориализации, практиковавшейся в те годы, хотяи не оговоренной специально в Декрете о монументаль-ной пропаганде. Это трансформация мемориальногосодержания памятника в нужном для новой властинаправлении. История этого памятника началась нака-нуне празднования 300-летия царствования Дома Ро-мановых. Особая роль в торжествах отводилась тогдаКостроме и Москве, городам непосредственно связан-ным с воцарением Михаила Романова в 1613 г. 17 ян-варя 1911 года на заседании Комиссии о пользах и ну-ждах общественных в Московской городской управебыл поднят вопрос о сооружении в связи с 300-летнейгодовщиной памятного обелиска по образцу имеюще-гося в Троице-Сергиевой лавре [ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 21.Д. 2853].

В следующем году был проведен конкурс проектов.В результате долгих дебатов комиссия в конце концовостановила свой выбор на получившем вторую кон-курсную премию проекте архитектора С. А. Власьева.(Проект-победитель конкурса оказался слишком доро-гим.) Стоимость обелиска составила без малого 50 тыс.рублей, сумма по тем временам немалая. Сначала хотелиприурочить открытие памятника к юбилейной дате21 февраля 1913 г. — дню, когда на Соборе был избранМихаил Романов, затем к приезду императорской че-ты в Москву в конце мая 1913 г., но в итоге царь в маелишь знакомился с проектом, будучи в городской Думеи одобрил его. Торжественная закладка состоялась в18 апреля 1914 г. и 10 июля памятник был открыт. Офи-циальное его название тогда было таким: Романовскийобелиск в память 300-летия царствования Дома Рома-новых. Памятник был выполнен из серого финскогогранита и увенчан двуглавым орлом, ниже которого рас-

- 327 -

- 328 -

полагался герб Романовых — лев со щитом и мечом. Ещениже были перечислены имена Романовых и гербыгуберний и областей Российской империи, а такжегербы великих княжеств. Первоначально монументстоял у входа в Верхний Александровский сад.

В 1918 г. монархический памятник стал революци-онным: на месте затертых имен Романовых были выре-заны имена революционных мыслителей всех времен инародов (всего 19 фамилий: Маркс, Энгельс, Либкнехт,Лассаль, Бебель, Кампанелла, Мелье, Уинслей, Мор,Сен-Симон, Вальян, Фурье, Жорес, Прудон, Бакунин,Чернышевский, Лавров, Михайловский, Плеханов), аостальные атрибуты прежней власти ликвидированы.Проект «преображения» Романовского обелиска вы-полнил архитектор Н. А. Всеволожский. Следы от затер-тых гербов губерний хорошо видны на поверхностинынешнего обелиска. На кубическом основании вцентре вырублено РСФСР, ниже: Пролетарии всехстран, соединяйтесь! В 1966 г. монумент был перенесенв центр Верхнего сада, к гроту «Руины», где и находитсятеперь.

Довольно быстро план монументальной пропа-ганды вышел за пределы Москвы и Петрограда, продол-жаясь в больших и малых городах провинции. В первуюгодовщину революции в Твери открыли гипсовыйпамятник Карлу Марксу (Советская пл.). Он быстроразрушался и был заменен в 1919 г. бетонным монумен-том работы скульптора Б. В. Лаврова. Работа Лавровапредставляет собою двухметровый каменный поста-мент, на котором установлена голова Маркса. Надписьна памятнике гласит: Пусть господствующие классытрепещут перед пролетариатом. Пролетариат в борьбес ними может потерять только свои цепи, приобрестиже — весь мир! Художественная и историческая цен-ность этого памятника сегодня несомненна. Сохранил-

- 329-

ся и установленный в 1919 г.памятник К. Марксу вЗвенигороде, возле здания бывшего манежа, затем пре-образованного в Дом культуры. Он долго пребывалв полуразрушенном состоянии (половина лица осыпа-лась), кругом стояли заборы, скрывающие его от глазпрохожих. Однако, недавно он был раскрыт и вос-становлен в ходе начавшейся реконструкции зданиябывшего манежа.

Особенности мемориального замысла первых летвыполнения плана монументальной пропаганды хоро-шо иллюстрирует приводимый ниже перечень устано-вленных в Москве монументов. Ни один из них не со-хранился.

Тарасу Шевченко. Рождественский бульвар, возлеТрубной пл. Ск. С. Волнухин. Поставлен 3 ноября1918 г. Вскоре разрушился, был изготовлен из гипса.

Алексею Кольцову. Ск. С. Сырейщиков.Театральная площадь. Памятник установлен в первуюгодовщину Октябрьской революции.

Ивану Никитину. Ск. А. Блажиевич. ПлощадьРеволюции. Памятник установлен в первую годовщинуОктябрьской революции.

Эмилю Верхарну. Екатерининская (Коммуны;Суворовская) площадь. Памятник бельгийскому писа-телю установлен в первую годовщину Октябрьскойреволюции.

Генриху Гейне. Нарышкинский проезд. Памятникнемецкому поэту установлен в первую годовщинуОктябрьской революции.

Жану Жоресу. Ск. С. Страж. Новинский бульвар.Памятник установлен в первую годовщину Октябрь-ской революции.

Ивану Каляеву. Ск. Б. Лавров. Александровскийсад. Памятник эсеру Ивану Каляеву, казненному заубийство в 1905 г. великого князя Сергея Александро-

- 330 -

вича Романова установлен в первую годовщину Ок-тябрьской революции.

Софье Перовской и Степану Халтурину.Ск. С. Алешин. Миусская площадь. Памятник на-родовольцам установлен в первую годовщину Октябрь-ской революции.

М. Е. Салтыкову-Щедрину. Таганская площадь.Памятник установлен в первую годовщину Октябрь-ской революции.

Степану Разину «с ватагою». Ск. С. Коненков.Красная площадь, у Лобного места. Памятник устано-влен в мае 1919 г. Деревянный раскрашенный памятникс образами разбойников и персидской княжны былрешен в лубочном стиле не соответсвовал строгомуоблику Красной площади, почему и был снят вскорепосле установки.

Ж. Дантону. Ск. Н. Андреев. Площадь Революции.Любопытное решение образа. Огромная голова напостаменте была установлена 2 февраля 1919 г. Памят-ник вызвал критику как «антихудожественное явление»и по постановлению Моссовета вскоре был снят.

М. А. Бакунину. Ск. Б. Королев. Мясницкие во-рота. Памятник установлен в 1919 г. Выполнен изцемента в кубофутуристическом духе. Нагромождениегеометрических форм, по замыслу, должно было рож-дать ассоциацию с анархизмом. Памятник долгое времястоял закрытый досками, власти думали: открывать лиего, или убрать. «Памятник не был принят даже самимианархистами, которые открыто выразили протест про-тив такого “ скульптурного издевательства” над своимидейным вождем. Моссовет постановил памятникснять» [Кукина и Кожевников, 1997. С. 57].

Робеспьеру. Ск. Б. Сандомирская. Александров-ский сад, площадь перед гротом «Руины». Был установ-лен незадолго до юбилея 1-й годовщины революции

- 331 -

третьего ноября 1918 г. и в ту же ночь взорван не-известными.

Мечиславу Стефановскому и Петру Щербакову.Перед Сокольническими казармами. В 1918 г. Благуше-Лефортовский Совет рабочих и солдатских депутатовМосквы принял постановление о возведении к Первойгодовщине Октябрьской революции памятника солдату1-го телеграфно-прожекторного полка, члену военно-революционного штаба Лефортовского района Стефа-новскому [Абрамов, 1989. С. 40–42]. «Известия ВЦИК»от 6 ноября 1917 г. сообщили о готовящемся открытиипамятников лефортовским коммунистам тт. Стефа-новскому и Щербакову, погибшим в уличных бояхоктября 1917 г. Сведений об открытии памятников необнаружено.

Помимо памятников, как уже говорилось, открыва-ли доски с рельефами и надписями. Так в Москве былипроизведены следующие акции:

- на фасаде здания Городской думы старый гербМосквы (Георгий Победоносец, побивающий дракона)был заменен рельефом работы Г. Д. Алексеева с изо-бражением полуфигур рабочего и крестьянина; наторцевой стене была установлена памятная доска с над-писью: Религия — опиум для народа, на фронтоне –медальон с текстом: Революция — вихрь, отбрасы-вающий назад всех, ему сопротивляющихся;

- на стене Исторического музея появилась доска сназидательной надписью: Уважение к древности естьнесомненно один из признаков истинного просвещения(архитектор С. Чернышев);

- на колонне Большого театра — доска в виде флагасо словами Н. Г. Чернышевского: Творите будущее,стремитесь к нему, работайте для него, приближайтеего, переносите из него в настоящее, сколько можетеперенести (не сохранилась);

- 332 -

- на здании Малого театра — барельеф с изобра-жением Геракла, побеждающего разъяренного быка, инадпись: В борьбе обретешь ты право свое (не сохрани-лась);

- на доме № 25 по Тверскому бульвару — доскас профильным портретом А. И. Герцена и датами, —последняя отмечает 50-летие со дня его смерти (1870–1920) (скульптор Н. А. Андреев) [Кукина и Кожев-ников. С. 190–191].

К перечисленным можно добавить сохранившиесядоски с барельефами рабочих у входа в Петровскийпассаж работы известного скульптора М. Г. Манизера,и на стене быв. типографии «Утро России» в БольшомПутинковском пер. — с характерным высказываниемП. А. Кропоткина: Вся наша надежда покоится на техлюдях, которые сами себя кормят.

Помимо реализации плана монументальной пропа-ганды, Ленин лично уделял внимание сохранениюопределенной части наследия, которая могла быть уни-чтожена и разворована в годы революционного хаоса.Он контролировал вопросы, связанные с национали-зацией Третьяковской галереи (специальный ДекретСНК от 3 июня 1918 г.), с созданием музея В. Д. По-ленова и даже ставил вопрос о превращении в музейБольшого Кремлевского Дворца.

Вскоре автор плана монументальной пропагандысам стал предметом мемориализации, причем самоймассовой из всех, какие видела когда-либо Россия. По-видимому, основателем мемориальной ленинианыможет считаться скульптор Г. Д. Алексеев, изготовив-ший первый бюст Ленина еще в 1919 г., воспользо-вавшись зарисовками вождя, которые он делал с натуры.Этот бетонный бюст был несколько раз повторен дляустановки в регионах. Позднее (1924) Алексеев соору-дил и гипсовую статую Ленина в рост — «Призывающий

- 333-

вождь», она находилась в фондах Центрального музеяВ. И. Ленина. Кстати, Алексеевым же был изваян,возможно, первый в России бюст К. Маркса — ещев 1907 г., а затем бетонный памятник Марксу в Бала-шихе (1919).

Самый первый городской памятник Ильичу«в рост» был поставлен в подмосковном городеБогородске (ныне Ногинск), возле Глуховской ману-фактуры буквально в день смерти вождя. В 1923 г.рабочие-глуховцы навестили Ленина в Горках и вер-нулись оттуда с идеей увековечения Ленина возлесобственной фабрики. Дело поручили местному худож-нику Ф. П. Кузнецову, который живого Ленина, в отли-чие от Алексеева, не видал, а памятник делал по газет-ным фотографиям. Открытие монумента назначили на22 января 1924 г., а во время митинга пришло сообщениео кончине Ленина. Памятник сохранился.

В Москве первый памятник Ленину появился чутьпозже – в 1925 г., в сквере возле завода Михельсона(позднее Электромеханический завод имени Владими-ра Ильича), где было совершено покушение на Ленина.После оправления Ленина от ран, полученных при по-кушении 2 августа 1918 г. (в день выступления его намитинге в гранатном корпусе завода), на месте покуше-ния установили деревянный памятный знак-обелиск.Открытие обелиска произошло не позднее 7 ноября1918 г., когда Ленин вновь приехал на завод, на митинг.Именно этот прижизненный обелиск может считатьсяпервым (не скульптурным) памятником вождю проле-тариата. Ленин увидел обелиск, и произошел диалог[Цит. по: Ленин в Москве и Подмосковье. С. 228]:

– Что это вы делаете товарищи?– Это место для нас святое. Здесь ваша кровь про-

лилась, Владимир Ильич. Вот мы и поставили на этомместе памятник.

- 334 -

– Ненужное затеяли вы дело, сейчас не времязаниматься такими памятниками.

7 ноября 1922 г. деревянный обелиск был замененкаменной стелой из красного гранита (сохранилась).Надпись на ней гласит: Пусть знают угнетенные всегомира, что на этом месте пуля капиталистическойконтрреволюции пыталась прервать жизнь и работувождя мирового пролетариата Владимира ИльичаЛенина.

В 1922 г. по решению Моссовета решено былоустановить на месте покушения бронзовый монумент.Скульптура была выполнена в рост, в костюме, без го-ловного убора, установлена в 1925 г. Сюжет: вождьпроизносит речь. Этот памятник простоял до 1947 г.,при перепланировке сквера его заменили на новый,работы С. Д. Меркурова. Старый был передан в детскуюклиническую больницу № 1, где установлен в актовомзале [Кукина и Кожевников, 1997. С. 197]. В 1967 г.меркуровский памятник перенесли на территориюзавода, к одному из цехов, где выступал вождь, а в скверев ознаменование 50-летия революции установилисохранившийся памятник работы ск. В. Б. Топуридзе.

В том же 1925-м году появилась еще одна архи-тектурно-скульптурная композиция, посвященнаяЛенину. Она стояла в вестибюле Ленинградского вокза-ла, а потом переехала в депо Октябрьской железнойдороги. Скульптор И. А. Менделевич изготовил неболь-шую бронзовую фигуру вождя, поместив ее на нео-бычный постамент из железнодорожных атрибутов:колесных пар, рельсов, шестерней. Смысл страннойкомпозиции разъясняла надпись: Воздвигнут рабочимипаровозных и вагонных мастерских 5-го участка тягиОк. ж. д. 5.XI–1925 г. Памятник сохранился, он малокому известен, правда, попал в один из интернет-сайтов,собирающих курьезы монументального искусства.

- 335 -

Примечательно, что план монументальной про-паганды дал возможность установить памятники, био-графия которых началась еще в эпоху империи —и пребывала к 1917 году или в стадии замыслов, или вопределенной стадии реализации. Наиболее яркая вэтом отношении судьба выпала на задуманный знаме-нитым скульптором С. Д. Меркуровым триптих «Тол-стой–Достоевский–Мысль». В ноябре 1910 г. Меркуро-вым была снята посмертная маска с лица Л. Н. Толстогона станции Астапово, куда потянулись россияне про-щаться с только что скончавшимся Толстым. Послеэтого скульптор приступил к работе над памятникомТолстому, который был готов уже в 1912 г. и, будучивыкуплен Толстовским Обществом, предложен кустановке на Миусской площади возле Народногоуниверситета А. Л. Шанявского. Памятник был изгото-влен из финляндского гранита, широко использовав-шегося в монументальном искусстве Российскойимперии. Однако из-за протестов «Союза русскогонарода» (рядом возводился храм св. блгв. кн. Алек-сандра Невского, а Толстого правые ненавидели каклицо, отлученное от Церкви), памятник пока оставалсяв мастерской Меркурова. А потом случилась рево-люция. Л. Н. Толстой, которому, как известно, Ленинспециально посвятил шесть своих работ, оказался в упо-минавшемся списке лиц persona grata, и в итоге памят-ник был предложен для установки в городской среде.Стоял он в сквере Девичьего поля, пока не был замененв 1972 г. работой скульптора А. М. Портянко, а нынепребывает во дворе Государственного Музея Л. Н. Тол-стого на Пречистенке. Меркуров сам предложил соб-ственные образы Толстого и Достоевского в светеопубликованного списка желательных памятников. Ондаже был привлечен к плану монументальнойпропаганды, и 17 июля 1918 г. посетил Ленина в Кремле

- 336 -

на этот предмет. Комиссия под руководством А. В. Лу-начарского в августе 1918 г. осмотрела предложенныеработы в мастерской Меркурова и одобрила их.

Памятник Ф. М. Достоевскому (он более масштаб-ный, кстати, позировал скульптору Александр Вертин-ский) был вскоре установлен вместе с аллегорическойскульптурой «Мысль» на Цветном бульваре, непода-леку от мастерской Меркурова. Впрочем, в 1936 г. и онпереехал, теперь во двор Государственного Музея-квар-тиры Ф. М. Достоевского на быв. Божедомке, где на-ходится и теперь. Логически понятное перемещениепамятников, тем не менее, делает их не столь известны-ми для большинства современной молодежи, да и длямногих представителей среднего поколения, не интере-сующихся музейной Москвой (это показали проведен-ные нами социологические исследования). Скульптура«Мысль», напротив, будучи установлена на могиле са-мого автора на Новодевичьем кладбище, неизменнопривлекает внимание многочисленных посетителейэтого некрополя.

Грандиозным мемориальным проектом первых летсоветской власти стало создание т. н. Революционногонекрополя, больше известного теперь как некропольу Кремлевской стены, и мавзолея Ленина, объединен-ных в один мемориал. 10 ноября 1917 года по решениюмосковского Военно-революционного Комитета возлекремлевской стены были похоронены 238 красногвар-дейцев и революционных солдат, погибших в ходереволюционных боев в городе. Первой похоронилилатышку санитарку Ольгу Вевер, погибшую 30 октября1917 г. в бою на Никольской, 14 ноября похоронилисекретаря Замоскворецкого ВРК Люсик Лисинову(Лисинян), 17 ноября – лефортовского красногвар-дейца Яна Вальдовского. С 1925 г. появилисьзахоронения урн с прахом кремированных партийных

- 337 -

деятелей, а также видных деятелей науки, культурысоветского государства и некоторых иностранныхкоммунистов в нишах самой кремлевской стены.Первой поместили урну с прахом заместителя пред-седателя ВСНХ М. К. Владимирова, старого боль-шевика-искровца. В дальнейшем в кремлевской стененашли последний приют государственные деятели,военные, герои-летчики и герои-космонавты, погибшиево время аварий летательных аппаратов, в том числепервый космонавт Земли Юрий Гагарин. За мавзолеемвыстроились в ряд памятники-бюсты над могиламикрупных деятелей советского государства икоммунистической партии: Я. М. Свердлова,Ф. Э. Дзержинского, М. В. Фрунзе, М. И. Калинина,А. А. Жданова, И. В. Сталина, С. М. Буденного,К. Е. Ворошилова, Л. И. Брежнева, М. А. Суслова,Ю. В. Андропова, К. У. Черненко. Все первые игенеральные секретари партии, за исключениемН. С. Хрущева, были похоронены у Кремлевской стены.После выноса из мавзолея в 1961 г. к ним присое-динился И. В. Сталин. Так был сформирован главныйнекрополь нового государства.

В 1924 г. умер Ленин, и было принято решение непредавать его тело земле. Первый, деревянный, мавзо-лей для вождя был построен по проекту А. В. Щусеваскоро — за три дня, к 27 января 1924 г. Весной 1924 годана том же месте по проекту того же зодчего был возведенновый, дубовый, мавзолей, а к 1930 г. – современноесооружение, также по проекту Щусева. Внутри в тра-урном зале установлен саркофаг, в котором под особопрочным стеклом покоится В. И. Ульянов-Ленин(1973 г., гл. конструктор Н. А.  Мызин, ск. Н. В. Том-ский). А первый саркофаг был изготовлен в 1924 г. попроекту известного архитектора-конструкти-виста К. С. Мельникова (он сохранялся до 1945 г.).

- 338 -

После реконструкции 1945 года в верхней частимавзолея была сооружена трибуна, с которой лидерысоветского государства и коммунистической партииприветствовали проходившие по площади демонстра-ции и военные парады в дни первомайских праздникови годовщин Октябрьской революции. Примечательно,что само слово «мавзолей» восходит к усыпальницекарийского царя Мавзола (ск. ок. 353 г. до н. э.), котораябыла не только местом захоронения* , но и местом за-упокойного культа обожествленного правителя, симво-лизируя сдвиг от демократии к монархии. Это весьмахарактерно в проекции на мавзолей Ленина.

Первое, на что обратим внимание — некрополь, а вдальнейшем и задуманный в 1953 г. Пантеон советскихвождей (не осуществлен), предлагался к сооружениюна «главной», как ее называли площади страны —Красной, вновь приобретшей такой статус после перено-са столицы в Москву. Площадь превращается в местоглавных ритуалов новой власти, местом формированиясвоего рода новой сакральности в советской культуре.Мавзолею же позднее будет отведена роль главнойтрибуны государства. Почему так? Бросается в глазапреемственность от древнеязыческой и христианскойкультуры, где могилы в своей культуротворческой роливышли далеко за рамки ординарных мест погребений.Очевидна и параллель с ранним христианством, гделитургии служились на гробах, и сама кровь Спасителя,и кровь первых мучеников мыслится как основаниеЦеркви. Парадокс лишь в том, что и в язычестве, и вхристианстве смерть связана с представлениями о за-гробном мире, большевики же этот мир «отменили».Как показало время, так было задумано не случайно.Дальнейшие успехи советской власти, несмотря на де-_________

* По легенде, Мавзол был кремирован женой Артемисией, пившей изкубка его прах, размешанный в вине.

- 339 -

кларируемый атеизм и т. н. материализм, во многом ибыли обязаны политике формирования этой новойсакральности, ибо, по мысли Ленина, в идеологии небывает вакуума. Те потребности, которые удовлетво-рялись в ритуальной системе Российской империи,должны были удовлетворяться в новой системе ценно-стей иным способом, причем новая ритуальная системабудет в чем-то пародировать прежнюю. В христианскойсемиотике это явление нашло выражение в образеобезьяны, которая делает все вроде бы как надо, но посути ее действия не более чем передразнивание, лишен-ное истинного глубокого смысла и уводящее от него.Этого хватило на семьдесят с небольшим лет, но не бо-лее. Первая заповедь Моисея «Аз есмь Господь Бог твой;да не будут тебе бози иние разве Мене» (Исх. 20; 2-3)уже резко разграничивает истинно сакральное и про-фанное, то есть выдающее себя за сакральное. Втораязаповедь «Не сотвори себе кумира…» (Исх. 20; 4) указы-вает на неизбежность кумиротворчества при несоблю-дении первой заповеди. Так оно и вышло, и сколько быКПСС после XX съезда ни открещивалась, например,от культа личности* Сталина как явления якобы чуж-дого и чуть ли не случайного в системе построениясоветского коммунизма в России, этот культ былглубоко закономерен, неизбежен и нужен для сущест-_________

* Примечательна сама терминология: партия после XX съезда признаетналичие культа в системе, идеология которой категорически отвергалавсякий культ, ассоциировавшийся в ней исключительно с религиями, а имобъявили в 1917 году смертный бой. От себя добавим, что именно этот самыйкульт личности был не просто одним из компонентов мировоззрениясоветского человека 1930-40-х гг., но едва ли не важнейшим компонентом,вдохновлявшим простой народ на подвиги строительства советскогосоциализма. Скажем, А. Т. Твардовский следующим образом проком-ментировал свое состояние после завершения «антисталинской» главы в по-эме «За далью даль»: «Мне важно было написать это, я должен былосвободиться от того времени, когда сам исповедовал натуральный культ»[Цит по: Лакшин, 1991. С. 34]. Звучит как очищение покаянием.

- 340 -

вования советской власти. Только он, будучи вписан вобщую систему новой языческой религии [См.: Рыклин,2009], мог дать возможность функционировать самойсоветской государственной машине, иначе бы она непродержалась и нескольких десятилетий, отпущенныхей*. Поэтому, говоря об успехах и достижениях совет-ской власти (тема вновь ставшая актуальной в послед-нее время), можно говорить как о решающем факторене о заслуге партии и Сталина в деле строек социализма,победы в войне и т. д., а о заслуге народа, готового в огоньи в воду за своего вождя; народа, верившего в мудростьи непогрешимость вождя; народа, творившего все этичудеса промышленной революции с именем вождя наустах. Поэтому вместо демонизации или сакрализациивождя, как это до сих пор имеет место, можно вспомнитьо том, что «подданные играют короля».

И тем самым возложить на сам народ ответст-венность и за то хорошее, и за то плохое, что было в исто-рии России XX в. (впрочем, и в другие эпохи). К сожале-нию, до сих пор слишком много списывается на рольотдельных личностей, политических группировок, навнешние силы — при анализе политической историиновейшего времени. «Сила коллективного желания ове-ществляется в вожде, — пишет о формировании культаполитического лидера Э. Кассирер. — Все социальныеустановления: закон, справедливость, конституция —объявляются не имеющими никакой цены. Остается_________

* Ср. у протоиерея Михаила Ардова. Искусствовед А. Г. Габричевский вразговоре с ним упоминает о «загадочном» лозунге, висевшем на зданииМанежа в дни похорон Ленина: «Могила Ленина — колыбель человечества».«Я надеюсь, вы не станете возражать, — отвечал Габричевскому о. Миха-ил, — если я скажу, что партия большевиков — сатанинская пародия наЦерковь: съезды — это соборы; парады, демонстрации и митинги — риту-альные действа, чучело Ленина пародирует святые мощи и так далее /.../“Могила Ленина — колыбель человечества” это такая же точно пародия наслова молитвы, обращенной к воскресшему Христу: “Гроб Твой — источникнашего Воскресения”» — Ардов, 2006. С. 183–184.

- 341 -

лишь мистическая сила и власть вождя, и воля его ста-новится высшим законом» [Кассирер, 1993. С. 111].

Итак, новая сакральность, подобно старой, должнабыла строиться на крови, — теперь уже пролитой зареволюцию. А заменой христианскому представлениюо бессмертии души стала идея бессмертия в памяти бла-годарных потомков. Поэтому социальная память оказа-лась в самом прямом смысле дорогой в бессмертие, онастала альфой и омегой этого бессмертия, в отличие отхристианской мировоззренческой системы, где, как мыуже показали в соответствующей главе, память играетусловную, утилитарную роль, потому что у Бога нет нивремени, ни пространства. Творя Евхаристию «в вос-поминание», христианин реально ощущает причаст-ность Христу здесь и сейчас. Поминая души усопших,он призван ощущать реальность их бытия в этом миресегодня, потому что смерти нет. В системе новой, совет-ской, сакральности этого нет и не может быть.

Примеров модернизации культа на новый ладможно привести немало. «Так, появились, например,пролетарские крестины, совершенно новый семейныйобряд, инициированный женотделами советских орга-низаций. И если раньше символом крещения являлсякрест, надевавшийся на младенца, то в советские вре-мена таким символом стал красный бант, прикалы-вавшийся к распашонке. Эти новые пролетарскиекрестины породили и новые имена: Октябрина, Даз-всемир (Да здравствует всемирная революция),Даздраперма (Да здравствует Первое мая), Дележ (ДелоЛенина живет), Краармия (Красная армия), Ледруд(Ленин — друг детей), Лориэрик (Ленин, Октябрьскаяреволюция, индустриализация, электрификация, ра-диофикация и коммунизм), Придеспар (Привет деле-гатам съезда партии), Пятвчет (Пятилетку в четырегода) и другие» [Пархоменко, 2010. С. 453].

- 342 -

Наши рассуждения призваны объяснить, почемумолодое советское государство вынуждено былотратить столько сил на построение каких-то виртуаль-ных миров, в которых память играет едва ли не ключе-вую роль, вместо того чтобы целиком сосредоточитьсяна военных, экономических и иных насущных делах.

И второе — по поводу модернизированного культамертвых у большевиков. Мы уже отмечали безудерж-ную кампанию партийной дискредитации бывшихгероев, попадающих в разряд вредителей, «враговнарода», или, в крайнем случае, нарушителей «ленин-ских норм партийной жизни». Старые большевики,берии и ежовы, красные командиры и маршалы, кон-структор октябрьского переворота Троцкий и даже«первые» и «генеральные» во главе с самим Стали-ным — все они в разное время попадали в этот «черныйсписок» РКП(б)-ВКП(б)-КПСС. Но для предотвра-щения полной дискредитации партии и системы в гла-зах народа необходимо было восстановить какой-тобаланс за счет формирования позитива. А значит, нужнобыло выстроить в сознании масс пантеон «непогреши-мых», которые будут служить опять-таки своего родастолпами этой системы, олицетворяя добродетель. Этотпантеон был выстроен исключительно из тех, кого ужене было в живых (по принципу «хороший герой — мерт-вый герой», перефразируя известное выражение) —потому что живой может не вписаться в уготованнуюему партийной идеологией нишу. Сам Ленин долженбыл стать во главе нового сонма советских «святых» ибыл нужен мертвый, а не живой, что было немногимипонято уже при жизни самого Ильича. Но об этом мол-чали. Совершенно очевидно, что будучи человеком делаи лишенным мелочного тщеславия, Ленин пришел быв ужас, если бы увидел, во что он превращен, став ору-дием мемориальной политики государства от момента

- 343 -

кончины и до горбачевской эпохи включительно. Нанего посмертно была возложена важнейшая роль —забальзамированное тело вождя сделали инструментомедва ли не главного ритуала советской культуры (покло-нение в мавзолее). Над гробом стояли лидеры, прини-мая военные парады и лицезрея демонстрации трудя-щихся. В массах до поры жила искренняя любовь кЛенину, некоторые простые люди, особенно дети, пола-гали, что когда-нибудь советская наука научится ожив-лять мертвых, и первым оживят Ленина.

Очевидно и то, что, в принципе, живыми (без-относительно того, умирали сами или насильственно)не нужны были ни Киров, ни Орджоникидзе, ни Куй-бышев, ни Фрунзе… Зато посмертно они пополнилисобою плеяду так называемых верных ленинцев, накоторых, по замыслу партии, вкупе с жертвами револю-ции и зиждется советский строй.

И еще к вопросу о т. н. «верных ленинцах». Пар-тийные игры с возвышением и дискредитацией тоодних, то других партфункционеров и государственныхдеятелей находили благодарный отзвук в душе отечест-венного обывателя в силу уже отмечавшейся намисклонности к преувеличению роли личности в истории.С последним связана и биполярность мышления, прикоторой мировоззрение у многих индивидов в Россиистроится на оппозиции «хороший — плохой» (царь,лидер, начальник). Причем, если «хороший» (в действи-тельности или гипотетически) погибает насильст-венной смертью, то он может стать объектом групповойили массовой идеализации и сакрализации как потен-циальный, но несостоявшийся, источник народногоблагополучия. Именно данной особенностью объясня-ется возникновение череды «чудесно спасшихся», подличиной которых выступали различные «лже»(лжедимитрии, княжны таракановы, петры федорови-

чи и др.). И отчасти виной тому не сами авантюристы истоящие за ними политики, а специфика народногосознания. Так было и в советское время. После того, какмассы усвоили в годы «хрущевской оттепели», чтоСталин — деспот и антигерой (хотя, естественно, остава-лись и верные сталинисты), то резко возросли «акции»С. М. Кирова. КПСС при Хрущеве нисколько не про-тивилась этому, но, напротив, создавала новый миф острашном злодеянии Сталина, который де и был пови-нен в гибели положительного героя «Мироныча».Возникает весьма характерная для советской эпохи(впрочем, не только, конечно, для нее) «игра» с исто-рическими образами. Самого Кирова уже нет, докумен-ты «Ленинградского дела» или уничтожены, или недо-ступны профессиональным историкам и абсолютномубольшинству членов партии, а игры продолжаются.Личность Кирова никого не интересует, он лишьноситель определенной заданной идеи. Сначала, посвежим следам его гибели, версия личной мести со сто-роны его убийцы Л. В. Николаева, ревновавшего к Ки-рову жену, была не нужна Сталину, поскольку пред-ставился удобный случай использовать трагедию в деленаступления на «зиновьевцев» (Ленин и Троцкий былиуже не страшны, пришло время Зиновьева и Каменева).А после XX партсъезда ситуация чудесно, как и многоев российской истории, перевернулась с точностью донаоборот. О личных мотивах опять никто не вспомнил,поскольку партийные авторитеты внедрили в массымысль о вине Сталина, якобы убравшего с политическойарены того самого замечательного человека, при ко-тором, стань он лидером партии, не случились бымассовые репрессии 1937 года, не было бы ошибокруководства в начальный период войны, сохранилисьбы «ленинские нормы партийного руководства» и такдалее.

- 344 -

В то же время, безотносительно политическихвзглядов убийцы Кирова Николаева, который, судя повсему, действительно разочаровался в советской власти,никто так и не смог окончательно опровергнуть вер-сию личной мести, которая лишь в наши дни зазвучалав СМИ, в том числе из уст профессиональных исто-риков (например, в программе «Постскриптум» нателеканале ТВЦ от 11 декабря 2010 г.) и была, правда,вскользь затронута в некоторых научных работах (см.,напр.: Кирилина, 2002; Ефимов, 2009). Так, Кирилинахотя формально не поддерживает версию личной мести,однако допускает, например, тот факт, что свояк Нико-лаева Р. М. Кулишер «вполне мог подначивать Нико-лаева, используя слухи о Мильде Драуле и Кирове»[Кирилина, 2002. C. 235]. Самое же главное состоит втом, что, как замечает этот исследователь, мифы и слухивокруг биографии Николаева множились в силу пол-ного «отсутствия информации как о результатах следст-вия, так и о личности убийцы» [Там же, С. 249]. Такимобразом, засекречивание и уничтожение историческойинформации, ее заведомое и умышленное искажениепредставляются вполне сознательной политикойВКП(б)–КПСС, которая позволяла использовать однии те же события даже недавней истории для сотворениявзаимоисключающих образов. Очевидно, что это носитвселенский характер, но, увы, именно советская эпохаявилась благодатной почвой для данного явления.Некоторые современные российские коммунисты досих пор не отдают себе отчета в том, что крупномасштаб-ное утаивание и искажение социальной информации,возведенные в ранг госполитики, и стало одним измогильщиков того строя, по которому теперь уже мно-гие ностальгируют. Естественно, в качестве контр-аргумента высказывается старая мысль о неполезностидля массового сознания и для научной интеллигенции

- 345 -

исторической правды*, которая может де подорватьбезопасность политической системы. Тогда остаетсятолько вспомнить бессмертный афоризм покойногоВ. С. Черномырдина «Хотели как лучше, а вышло каквсегда». К исходу советской эпохи эта особенностьпартийного руководства ощущалась многими, и онанеизбежно породила в 1990-е волну, и даже не волну,а «девятый вал» исторических сенсаций, связанныхс дискредитацией многих более-менее заметных дея-телей советской эпохи и, кроме того, привела к попыт-кам переосмысления причин многочисленных смер-тей — как считавшихся прежде естественными, так, и вособенности, — убийств, самоубийств, несчастныхслучаев — в поисках «руки органов».

Параллельно с конструированием героев (главнымобразом, из покойников, которые были уже абсолютнобезопасны) в советской идеологии шло конструи-рование героических событий. Некоторые реальныесобытия нашли отражения в образах, раздутых домасштабов, не соответствующих действительности. Яр-чайший пример, заполнивший учебники, литературу икино — героическое вооруженное восстание со штур-мом Зимнего в Петрограде, о котором правильнее былосказать, что большевики просто «подобрали» власть,которая никому (!) оказалась не нужна в тот момент.(Помните известное ленинское: «Есть такая партия!»,прозвучавшее еще 4 июня 1917 г.?)

Другие события стали вообще изобретениемсоветских идеологов, вроде героического же контр-наступления 23 февраля 1918 года еще не существовав-_________

* М. Горький писал об этом Е. Д. Кусковой: «Суть в том, что  я  искрен-нейше и непоколебимо ненавижу  правду, которая на 99 процентов естьмерзость и ложь /.../  Я   знаю,  что   150-миллионной   массе  русского  народа эта   правда   вредна  и что людям нужна другая  правда, которая не понижалабы, а повышала рабочую и творческую энергию» [Цит. по: Ваксберг, 1999.С. 223].

- 346 -

шей Красной Армии (к тому моменту существовал лишьподписанный Лениным декрет о ее создании, а 23-ечисло можно считать просто днем начала массовой мо-билизации), превращенного властью в крупныйнациональный праздник. Все это позднее будет окон-чательно оформлено в «Кратком курсе историиВКП(б)», надолго заменившем для масс весь курс все-мирной и отечественной истории.

Вернемся к проблеме формирования новой,советской, религии в 1920-х гг. Примечательно то, чтопри внедрении новой погребальной обрядовости,основанной на трупосожжении, колумбарий былустроен и в главном некрополе: урны устанавливалисьнепосредственно в стену Кремля. Это одновременновыглядело как вызов, брошенный старой культуре, оли-цетворением которой был московский Кремль, и при-мером для всех остальных кладбищ. Столь же сим-волично должно было выглядеть приспособлениездания закрытого большевиками храма во имя свв.Серафима Саровского и Анны Кашинской возле Дон-ского монастыря в первый советский крематорий(проект осуществлен архитекторами Д. П. Осиповым иН. Я. Тамонькиным). В расколотом обществе это вы-звало неоднозначную реакцию. Православные воспри-няли такой акт как кощунство, а часть «либеральной»интеллигенции — с интересом (остались воспоминанияо том, как Л. Ю. Брик с товарищами ходили ради раз-влечения смотреть на охваченные пламенем трупы впечи крематория через специально предусмотренноедля таких случаев окошко). Крематорий получил на-звание «Донского», подменяя собою в московскомкультурном дискурсе понятие «Донского» как мо-настыря.

Мы отметили целый ряд созидательных акцийновой власти, однако декрет «О памятниках» содержал

- 347 -

- 348 -

и деструктивную часть. Вызывая «на ковер» ответст-венных за выполнение декрета, Ленин интересовалсятакже ходом ликвидации «наследия царского режима».Несмотря на очевидность деструктивной установки,заданной самим декретом высшего органа власти, вся-чески приветствовалась инициатива снизу. Правда, онадолжна была совпадать с установкой свыше. Насколькоразгром памятников и вообще наследия был связан сбытовым вандализмом, насколько с «сознательными»политическими акциями масс, а насколько с выпол-нением низовыми органами (вплоть до партячеек)маскированных под рабочую инициативу директивсверху, — разобраться порой сложно. Ответственный завыполнение декрета архитектор Виноградов вспоминал:«В назначенный час я был у Владимира Ильича и поего просьбе подробно рассказал, как выполняется декрети кто мешает его исполнению. С интересом он выслушалмой рассказ о том, как рабочие бывш. Гужона (ныне“Серп и молот”) по собственной инициативе снялипамятник Скобелеву против здания Моссовета. “Тре-буйте обязательного выполнения декрета, сказал мнеВладимир Ильич, — и о всех случаях саботажа или укло-нения докладывайте мне… Регулярно, два раза в неделю,приходите и рассказывайте, как продвигается дело и ктомешает вам”» [Виноградов, 1969. С. 269].

От себя добавим, что подобные «рассказы» потомдесятилетиями пересказывались как иллюстрация мас-совой инициативы снизу. Не отвергая самого пафосаразрушения всего и вся как характерной черты психо-логии масс, выразим сомнение по поводу того, что подбоком расположившегося в бывшем губернаторскомдоме Моссовета (Советская площадь) можно былосамовольно что-то ломать и строить. И уж переиме-новать площадь из Скобелевской в Советскую никакиерабочие без Моссовета точно не решились бы.

- 349 -

Декрет нацеливал массы на разрушение памят-ников не только царям (в Москве уничтожили дажезнаменитые опекушинские памятники Александру II иАлександру III), но и их «слугам», — сознательно пробу-ждая дикие варварские инстинкты в народе. 18 августа1918 г. местными хулиганами, воодушевленными про-пагандой разорения всего, был разрушен памятникгерою Отечественной войны 1812 г. генерал-лейтенантуИ. С. Дорохову, установленный в 1913 г. в г. Верее(ск. Б. В. Пациорковский — по проекту командираСумского гусарского полка полковника А. Ф. Ра-хманинова). Участь памятника «царскому генералу»была предрешена еще раньше, когда 27 января 1918 г.отряд большевиков высадился в Верее. Об этомповедала статья в местной газете «Трудовая копейка»за № 28 от 11 февраля 1918 г. под характернымзаголовком «Покорение гор. Вереи большевиками»:«Один из большевиков, взобравшись на гору крепостии поравнявшись с памятником ген. Дорохову, громкокрикнул: “Генерал! Разве ты не видишь, кто идет, вложишашку в ножны и сними гусарскую ‘буржуйскую шап-ку’”! Но генерал не испугался французов и не испугалсяи большевиков, шашку в ножны не вложил и не снял“буржуйскую шапку”». [Цит. по: Комаровский, 2007.С. 44]. Так досталось генералу-герою за «буржуйскуюшапку» образца 1812 года. Также подверглась осквер-нению могила Дорохова в храме Рождества Христовав Верее. «Весной 1918 года, почти через 103 года послезахоронения тела Ивана Семеновича, в собор РождестваХристова пришла группа людей в смешанной одежде,вооруженных винтовками, револьверами и гранатами.Действовали они вполне открыто и дерзко. Прошли вподклет. Отодвинули и сбросили на пол тяжелую над-гробную плиту. Открылась глубокая погребальнаяниша, на дне которой покоился гроб с останками героя.

- 350 -

Пришедшие говорили о золотой сабле с алмазами ифамильном перстне на руке покойного. С помощью ве-ревок они подняли из ниши гроб. Тут же поспешновскрыли его крышку и застыли от неожиданности: передними лежал человек, который, казалось, только спал…Тогда один из пришедших решил отстегнуть золотойэполет с мундира усопшего. Первое же прикосновениек руке покойного было роковым — вся она и высохшиеткани тела рассыпались в прах, обнажив кости челове-ческого скелета. Стали копаться в гумусе, искать пер-стень, нательный золотой крестик, драгоценную саблю.Сабля нашлась, но она оказалась не наградной, а боевой.Перстень и нательный крестик тоже отыскали и за-брали…» [Бурыкин, 2003. С. 79–80]. На этом примеревидно, что на самом деле представляли собой преслову-тые «движущие силы революции», о которых пафоснописали учебники марксизма-ленинизма, и каким обра-зом революция подняла всю грязь из глубин массовогосознания*.

Сегодня трудно в это поверить, но разрушению иосквернению подвергся даже Бородинский мемориал,было разорено погребение генерала П. И. Багратиона,разрушен главный памятник Бородинского поля. Всеэто пришлось восстанавливать в ходе «хрущевскойоттепели» в преддверии 150-летия Отечественнойвойны. Несмотря на то, что М. В. Ломоносов оказался всписке желательных для новой власти фигур, памятникему в Архангельске был снят, чтобы «освободить местона главной площади города для советского “обелиска_________

* Памятник Дорохову был восстановлен в 1957 г. по фотографиискульптором С. С. Алешиным. После разорения могилы героя большевикаминашлись люди, тайно прикопавшие сохранившиеся останки, что даловозможность обретения и идентификации этих останков через 80 лет.Торжественное перезахоронение состоялось в соборе Рождества Христова29 декабря 1999. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналийотслужил над прахом Дорохова панихиду.

- 351 -

Севера”» [Сокол, 2006. С. 339]. Разрушили памятникПушкину в Самаре, уничтожили памятник М. П. Му-соргскому в Петрограде. Во время первомайскихторжеств в Ярославле в 1919 г. осквернили памятникП. Г. Демидову. На постаменты разрушенных памят-ников империи обычно ставили новые монументы.Иногда и эта сторона трагедии оборачивалась фарсом.На постаменте сброшенного и переплавленного памят-ника Александру II в Екатеринбурге сначала «недолгопостояли статуя Свободы и мраморная голова Маркса.А 1 мая 1920 года на него был поставлен мраморныйпамятник ”Человеку освобожденного труда” выпол-ненный скульптором С. Эрьзей. Он представлял собойсовершенно голую мужскую фигуру во всех подроб-ностях. Прозванный “Ванькой голым”, памятник вызвалсильное возмущение горожан и был снят через пять лет»[Сокол, 2006. С. 94].

Однако, помимо разрушения старого и водружениянового, советская мемориальная политика первых летпредполагала еще и срединный путь: глумление надмонументами империи, которые сохранялись в средеобитания, но становились объектами запланированногоосквернения как средство т. н. коммунистическоговоспитания масс (фактически, пробуждения все тех жеварварских инстинктов). Начало было положено еще вэпоху Февральской республики — мы уже писали о«повешенном» Столыпине. Но придумали более ещеграндиозный проект метаморфозы памятника, выбравдля этого знаменитый монумент Александру III работыПаоло Трубецкого в Петербурге. Почему именно его?Дело в том, что работа Трубецкого сразу же (памятникоткрыт в 1909 г.) вызвала бурную общественную (и при-дворную) реакцию, свидетельствовавшую о мно-гозначности его семантики. «В обществе началиотноситься к этому памятнику крайне критически. Все

- 352 -

его критиковали», — писал возглавивший комиссию пооткрытию памятника С. Ю. Витте об обстановке вокругнового монумента. [Витте, 1923. С. 418–419]. Впрочем,Витте, как всегда, категоричен. Были и другие мнения,хотя критика, возможно, преобладала. Интересно, чтоВ. Г. Исаченко уже в наши дни назвал эту работу Тру-бецкого «бесспорно главным памятником эпохи» [Иса-ченко, 2004. С. 125]. Трудно сказать, что стоит за словом«главный», но с точки зрения оценки роли мемориалакак катализатора политических споров и дискуссий вобществе, возможно, знаковым явлением эпохи этотмонумент, действительно, стал.

Пожалуй, именно этому памятнику суждено былос самого начала продемонстрировать богатейшиевозможности трансформации и перверсии при распо-знавании культурных кодов, необходимых для прочте-ния этого удивительного порождения монументальногоискусства. «Многие, — пишет С. Волков, — видели вэтом монументе чуть ли не политическую карикатуру,но сам Трубецкой, знаменитый еще и тем, что он никниг, ни газет не читал (вдобавок, он не знал ни словапо-русски), на вопрос “Какая идея заложена в вашемпамятнике?” [хороша сама постановка вопроса для, ка-залось бы, назначенного стать одним из символов эпохимонумента в культурном пространстве столицы! —А. С.] ответил: ”Не занимаюсь политикой. Я просто изо-бразил одно животное на другом“. Ко всеобщему изу-млению, на осуществлении именно данного проектаТрубецкого настояла увидевшая в нем большое портрет-ное сходство вдова Александра III Мария Федоровна,и ее сын, император Николай II, был вынужден с нейсогласиться. Как только памятник Александру III былпоставлен, по Петербургу стали гулять злые стихи:

На площади стоит комод,На комоде — бегемот,

- 353 -

На бегемоте — идиот,На идиоте — шапка.

Николай II задумал было перенести мозолившееему глаза изваяние в сибирский город Иркутск, но от-казался от своей идеи, когда ему сообщили о новомпетербургском бонмо: государь хочет сослать своегобатюшку в Сибирь» [Волков, 2005. С. 257–258].

Рассказанная здесь история с памятником можетвызвать у одних чувство негодования, у других —глумливый восторг, но она, увы, очень ярко иллюстри-рует то, насколько ярко отражает культура памятихарактерные исторические особенности эпохи. Мяту-щаяся, разрываемая изнутри Россия и ее мятущийсяпоследний монарх накануне надвигающейся ката-строфы-революции, как в капле воды, отражены вистории создания и осмысления одного-единственного(правда, очень значимого и ставшего знаковым) мону-мента. А вот что пишет К. Г. Сокол об этом памятнике:«Поначалу либеральная общественность принялапамятник в штыки — из-за “реакционности” Александраи из-за нестандартности творения Трубецкого. Однаковскоре все вынуждены были признать исключительныехудожественные достоинства памятника и даже сталиего ставить в один ряд с ”Медным всадником”» [Сокол,2006. С. 158].

Позволим себе лишь выразить сомнение в том, чтобуквально все стали ставить памятник в один рядс «Медным всадником», но работают ли признанныехудожественные достоинства на образ почитаемогоподданными монарха, или на политическую карика-туру, — ответ на вопрос остался за каждым из зрителей.Более того, вопрос из плоскости «верно или неверноизобразил скульптор Александра III» был переведен вплоскость «нравится или не нравится та верно отобра-

- 354 -

женная сущность образа государя, которую уловилТрубецкой?». Причем, говоря о сущности, мы имеем ввиду не только внешнее портретное сходство, на чтообратила внимание вдовствующая императрица, а имен-но сущность как единство душевного и физическогооблика человека, воплотившееся в его делах.

И вот в 1919 г. с постамента памятника сбилинадпись Александру III — державному основателю Вели-кого Сибирского пути и заменили ее поэтическим творе-нием Демьяна Бедного, озаглавленным «Пугало» — тактеперь должен был называться памятник (орфографияи отсутствие пунктуации сохранены нами, как в ориги-нале):

ПугалоМой сын и мой отец при жизни казненыА я пожал удел посмертного безславьяТорчу здесь пугалом чугунным для страныНавеки сбросившей ярмо самодержавьяПредпоследний самодержец всероссийский

Александр III

К 10-летию революции, когда на площадях Ленин-града предполагались пышные торжества, по проектуархитектора И. А. Фомина вокруг памятника соорудиликлетку, а рядом построили конструктивистскую компо-зицию с колесом, спиральной башней, серпами-моло-тами и надписью «СССР». Так памятник получилновую трактовку, композицию назвали «Пугало в клет-ке». В октябре 1937 г. при реконструкции площадиМосковского вокзала (быв. Знаменской) памятникубрали, передав в Русский музей, а в 1994 г. его уста-новили возле бывшего Мраморного дворца*._________

* Всякого рода семиотические перевертыши, нередко носившиеиздевательский или кощунственный характер, стали стабильным фактом,порожденным так называемой новой пролетарской культурой. В ряду их

- 355 -

_________Пархоменко упоминает казус с «украшением» образа преп. СерафимаСаровского революционной символикой — за якобы имеющееся сходствоего с портретом… Карла Маркса [Пархоменко, 2010. С. 452].

Завершая тему разрушений, нельзя пройти мимотого факта, что самую большую ненависть новой властивызывала церковная среда. Разрушение и закрытиехрамов, естественно, шло в контексте общей борьбы срелигией, однако страдала и мемориальная культураЦеркви. К моменту начала возрождения храмов и ча-совен в 1990-е гг. мемориальный смысл многих по-священий был утрачен, кроме наиболее выдающихсяслучаев (например, Казанский собор по-прежнемувоспринимали как мемориал Отечественной войны1812 г. в Ленинграде).

Более очевидным целенаправленным ударом поцерковной памяти видится вскрытие и осквернениемощей. О сущности этих акций, имевших для больше-виков важнейший воспитательный смысл и принявшихповсеместный характер, свидетельствует В. Д. Бонч-Бруевич. «Владимир Ильич, — вспоминал он, — всегдаспрашивал: снимают ли киноленты, когда вскрываютмощи различных святых. “Показать то, чем были наби-ты попами эти чучела, показать, что покоилось, какиеименно ‘святости’ в этих богатых раках, к чему так многовеков с благоговением относился народ и за что такумело стригли шерсть с простолюдина служителиалтаря — этого одного достаточно, чтобы оттолкнуть отрелигии сотни тысяч лиц”, — не раз говорил ВладимирИльич. Владимир Ильич потребовал дать ему эти фото-графические снимки, и он остался ими весьма удо-влетворен. Я лично показывал ему фотографии изкиноленты, заснятой во время вскрытия мощей в Тро-ице-Сергиевской лавре» [Бонч-Бруевич, 1963. С. 94–95].

Борьба с церковным наследием вписывалась и вболее общий контекст борьбы с сохранением старины.

- 356 -

Хотя сам Ленин, и, тем более, представители гума-нитарной интеллигенции, вроде А. В. Луначарского илиИ. Э. Грабаря, ратовали за музеефикацию части насле-дия, общий бум разрушения уже завладел умами. Самизнаки прошлой эпохи обладали в глазах большевиковтакой же магической силой, как и создаваемый ими но-вый знаковый мир. Ведь дворянский быт в музеях-усадьбах мог кому-то вдруг показаться более привлека-тельным, нежели отталкивающим, и нездоровобудоражить воображение – к тому же, стремление кроскоши в новой культуре не приветствовалось. Право-славная атрибутика в антирелигиозных музеях моглавосприниматься также неоднозначно – можно былоглядеть на мощи и кресты глазами посетителя кунст-камеры, а можно внутренне поклоняться... Так, Благове-щенская церковь Соловецкого монастыря былапревращена в 1930-х гг. в антирелиозный музей, гдехранился камень-изголовье святителя Филиппа (Колы-чева) и его холщовые ризы. Заключенные Соловецкоголагеря насильно были направляемы туда, но на самомделе многие шли с радостью — поклониться святыням.

Такое положение вызвало немало споров в му-зейно-мемориальной области в указанные годы. Они, вконечном счете, сводились к проблеме как таковой:имеет ли право музей выполнять в новых условияхиную функцию, кроме пропаганды достижений совет-ской власти. Казалось бы, на то он и музей, чтобыхранить знаки прошлого, но так думали не все. Напри-мер, характерная дискуссия возникла по поводу концеп-ции Центрального губернского музея в Подмосковье(будущего Московского областного краеведческогомузея в г. Воскресенске — Истре). На Воскресенскойуездной краеведческой конференции, прохождившей27–28 марта 1927 г., директору музея Н. А. Шнеерсону(вскоре репрессирован и погиб) пришлось отстаивать

- 357 -

принципиальное право советского музея на формирова-ние историко-краеведческой экспозиции, включавшейпоказ монастырского, дворянского и народного бытастарых времен, с чем были далеко не все согласны. Так,оппонировавший этой точке зренияпредставительМосквы тов. Блинов ругал музей за то, что тот «изучаетстарое, что давно уже надоело. Не нужно этого, —объяснял он, — достаточно пойти на рынок – и узнаешьэто...» [Стенограммы и протоколы Воскресенской уезд-ной краеведческой конференции. г. Воскресенск, Моск.губ., 27-28 марта 1927 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 54. Ед. хр.665. Л. 11]. Сторонникам такой позиции советскиймузей виделся исключительно как элемент одной боль-шой выставки достижений нового хозяйства. В прин-ципе, весь процесс гонения на отечественное музе-еведение, краеведение конца 1920 – начала 1930-х гг.сопровождался выдвижением обвинений в пропагандебуржуазной, дворянской, церковной культуры. «Нена-висть к помещикам зачастую переносилась на ихжилище и имущество, подвергались разгрому усадьбыи поместья, навсегда исчезали ценнейшие архивы ибиблиотеки, уникальные коллекции и архитектурныеансамбли. Ликвидация религиозных общин зачастуюпревращалась в разгром, хищение или уничтожениехранившегося в них имущества, в том числе и ху-дожественно-исторических ценностей» [Юренева, 2003.С. 393].

То же было и в сфере охраны и реставрациипамятников, когда даже далекий от политики рестав-ратор П. Д. Барановский пострадал за пристрастие кцерковной старине, якобы чреватое пропагандойрелигии, как это называлось тогда.

Официально провозглашалось, что в монумен-тальном искусстве должна была господствовать нестолько личность, сколько идея. «Постановка всякого

- 358 -

революционного монумента, — писал Н. А. Касаткин в1919 г., — имеет целью прославление не той или другойтолько личности, а той идеи, которой данный товарищслужил <…> В настоящее время монумент как искус-ство классовое несет в себе идею коммунизма, диктату-ры пролетариата, как средство ее осуществления…»[Цит по: Толстой, 1983. С. 102]. В этом виделся отходот предшествующей эпохи, когда важнейшей частьюмемориальной культуры было увековечение личностеймонархов и героев, правда, сакральная модальностьзадавалась как бы свыше. Еще со времен осмысленияМосквы как Третьего Рима и царской власти каксакральной это вполне соответствовало особенностяммассового сознания подданных Российской империи.Новая же идеология, решив сломать эту традицию,казалось бы, вполне следовала своей идее мемориализа-ции идеи (просим прощения за невольный каламбур) вмемориальной политике. Однако, приглядевшисьвнимательнее, обнаруживаешь (и это показал уже планмонументальной пропаганды 1918 г.), что на одинпамятник абстрактной идее, вроде московского «Обе-лиска свободы», приходились десятки памятниковконкретным личностям. Это неизбежно вело к наве-дению «хрестоматийного глянца» на реальные образы(чтобы они вполне олицетворяли идею), и памятникиот этого проигрывали в эмоционально-художественномотношении. А затем вообще образовалось такое явление,как культ личности вождя, что и обеспечило любыеповороты сталинской политики массовым одобрениемнарода, фактически считавшего основой основ личностьСталина, а не идею, вплоть до того, что и присягать сталилично Сталину. Наводили глянец и на образ Ленина.Постоянное муссирование некоей «ленинской идеи» ипонятия марксизма-ленинизма в пропагандистских ак-циях постепенно явило себя обычным партийным пу-

- 359 -

стозвонством. В новых условиях, где личность, казалосьбы, приносилась в жертву т. н. классовости и партийно-сти, т. е. ценность индивида осмыслялась через прина-длежность корпорации (синтактичность культуры, поЛотману), вдруг создаются благоприятные условия длясоздания культа личности в форме культа реальныхиндивидов, которых власть превозносит как уни-кальных гениев и учит этому народ. При этом именномонументальной пропаганде была отведена едва ли неведущая роль в создании нового культа, нового родасакральности, связанной вроде бы с культивированиемопределенной идеи, затем лучших ее носителей, а затеми конкретных людей: Ленина, Сталина, Брежнева. Этиидеализированные образы по правилам новой язы-ческой религии должны были освящать собою главнуюплощадь города, вестибюль райкома, зал заседаний,классную комнату и студенческую аудиторию.

Причем гениальность Сталина и причина егоколоссального успеха отчасти объясняется тем, что онотказался от насаждавшейся в первые годы революцииполитики тотального атеизма (своего рода примитивнопонятого материализма). Сталин понимал, что рели-гиозное чувство народа должно было быть так или иначеудовлетворено, и оно оказалось удовлетворено благода-ря формированию новой религии — культа вождя.Причем культ многих оказался вытеснен культомодного-единственного «отца народов», который сталдаже отчасти реанимировать то самое прошлое, с ко-торым недавно еще боролись. Развернув страну лицомк прошлому, без которого не мыслилась культурнаяидентичность народа и патриотизм как таковой, Сталиндобился того, что в годы Отечественной войны шли вбой со словами «За Родину, за Сталина!», а совсем не«За революцию», «За Ленина» или «За Троцкого»(главных творцов этой революции).

- 360 -

В этот критический момент пришлось вспомнитьо национальной традиции и державности в ущербклассовости. Красная Армия стала называться Совет-ской (т. е. ассоциировалась с государством, а не с идеймировой революции), изменился текст присяги, уставы;красноармейцы и красные командиры вновь преврати-лись в солдат и офицеров, появились погоны, оказаласьв основном восстановлена старая система воинскихзваний и т. д. Строго говоря, отход Сталина от того, чтов СССР называлось ленинизмом, начался значительнораньше, если вообще можно говорить о Сталине как«верном ленинце». По многим вопросам революции ит. н. революционного строительства совпадали позициине Ленина и Сталина, а Ленина и Троцкого. В даль-нейшем последовала замечательная метаморфозаобразов. Диада Ленин-Троцкий была расчленена, с тем,чтобы образ Ленина обратить в объект поклонения(Сталин — «верный ленинец», постоянно публичноприсягающий «делу» и «идеям» Ильича), а образТроцкого стал на долгие десятилетия главным жупеломв ряду ренегатов и предателей.

При этом Сталин делал то, чего сам народ факти-чески ждал от него и хотел, поскольку для российскогоменталитета харизма лидера нации (в любом «сане»),к тому же, играет не меньшую роль, чем политико-экономическая система, идеология и прочее. Отсюда ипоявившиеся в наше время на первый взгляд фан-тастические гипотезы о том, что фактически Сталинпредполагал полный отход от тех принципов револю-ционного преобразования России, которые исповедовалЛенин, но вел дело к этому исподволь [Елисеев, 2008].Грубо говоря, однажды (не сразу) со Сталиным народрадостно шагнул бы и в капитализм, если бы он позвал!Такие гипотезы строятся не на пустом месте. Авторитет«отца нации» и поворот от классовости к патриотизму

- 361 -

многого стоят. Есть и свидетельства о формированииСталиным еще в 1920-х гг. собственной идеологии,которая иногда условно называлась национал-ком-мунизмом, не могли быть озвучены в СССР, но это незначит, что их не было. Ставший в 1930 г. невозвра-щенцем советский дипломат С. В. Дмитриевский, сам впрошлом революционер, следующим образом охаракте-ризовал тот круг коммунистов, который существовал впартии и на который должен был опереться в те годыСталин. «В теории они часто сбивались. Некогда былоею серьезно заниматься. И они боролись не столько заотвлеченные принципы, сколько за родную землю, заее независимость, богатство, мощь. Они называли себякоммунистами. Но коммунизм был для них не столькоцелью, сколько орудием национальной борьбы /…/.С такими идеями долгое время шли на борьбу, пробива-лись к власти народные, основные слои партии, попреимуществу ее второе, молодое поколение. За ними,тесно с ними сливаясь, шла масса еще более фанатично-русской, еще более пронизанной непримиримостью кЗападу и к западным идеям и людям молодежи, рожден-ной уже самой революцией. Вождем этих слоев былСталин» [Цит. по: Лобанов, 2008. С. 71].

Вернемся к проблеме формирования истори-ческого образа. На вопросы иностранных гостей обэтической сомнительности прижизненной мемориа-лизации вождя, Сталин отвечал, что это желание народа,а не его собственное, и, на наш взгляд, не сильно лука-вил. Верные сталинцы приводят примеры того, что самСталин противился формированию культа. Сторон-ники этой точки зрения охотно ссылаются, например,на письмо Сталина в издательство «Детиздат» от16.12.1938, в котором вождь протестует против созданияискусственного образа себя в детской книге. Приведемтекст письма. «Я решительно против издания “Расска-

- 362 -

зов о детстве Сталина”. Книжка изобилует массойфактических неверностей, искажений, преувеличений,незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблу-ждение охотники до сказок, брехуны (может быть,“добросовестные” брехуны), подхалимы. Жаль автора,но факт остается фактом. Но это не главное. Главноесостоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренитьв сознание советских детей (и людей вообще) культличностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно,вредно. Теория “героев” и “толпы” есть не большевист-ская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превра-щают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народделает героев — отвечают эсерам большевики. Книжкальет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжкабудет лить воду на мельницу эсеров, будет вредитьнашему общему большевистскому делу. Советую сжечькнижку. И. СТАЛИН» [Сталин, 1997. Т. 14. С. 249].

Вообще мемориальная сталиниана в городскойсреде (потом после 1956 г. ее полностью уничтожили,кроме музея в Гори; взорвали даже скалу на ДальнемВостоке с вырубленным профилем вождя — работаодного заключенного к 70-летию Сталина), коли-чественно уступала мемориальной лениниане. Досок,знаков и памятников Сталину было все же установленоменьше, чем Ленину, в силу уже названных нами вышепричин. Увековечение ныне здравствующих лиц встре-чалось в советской культуре, в принципе не реже, чем вкультуре империи — были топонимические переимено-вания в честь Сталина, Молотова, Кагановича, Горькогои др., установка памятников дважды Героям СоветскогоСоюза и Социалистического Труда при жизни*. Но при_________

* Массовый характер переименование в честь новых гос- и парт-функционеров имело место в первые годы революции, когда стремилисьсрочно заменить старую топонимику на новую. «Желание придать беспо-рядочным событиям [революции — А. С.] видимость святости породило уни-

- 363 -

_________кальную форму идолопоклонства, — отмечает Пархоменко. — Только в пер-вое десятилетие советской власти, населенных пунктов, названных, на-пример, в честь М. И. Калинина, было 16, К. Е. Ворошилова — 11, В. М. Мо-лотова — 10, С. М. Буденного — 10 и так далее» [Пархоменко, 2010. С. 472].В дальнейшем проблема памятного наименования использовалась, помимообщепропагандистских целей, для решения специальных задач. Одной изтаких была, например, задача возвращения Горького в СССР и егоокончательная «перековка». В ходе бурной общемемориальной и мемо-риально-топонимический кампании, характеризовавшей последний приездГорького в СССР в 1932 г. (перед окончательным возвращением) и затемокончательный переезд в Москву, было произведено неслыханное ко-личество мемориальных посвящений. Имя Горького получали домакультуры и клубы, бригады и артели, студенческие стипендии, МХАТв Москве и Большой Драматический театр в Ленинграде, московскийЦентральный Парк культуры и отдыха, главная московская улица Тверская,быв. Кронверкский проспект в северной столице и, наконец, родной городписателя Нижний Новгород. И все это при жизни мемориализуемого лица!

этом живой Сталин по существу был, образно говоря,главным памятником самому себе, главным знаком ипамятником эпохи. И сделал его таковым советскийнарод. Ленин же был мертв, а в культурном поле обра-щался слепленный партией образ Ленина, «доброгодедушки» — в реальности же — не имевшего детей весь-ма жесткого человека (отчего страдала даже его собст-венная жена), образ «блюстителя чистоты русскогоязыка» — в действительности изрядного сквернослова,и прочая, и прочая.

То есть, создавался так называемый культ лично-сти, но личность проявлялась в искусстве монументаль-ной пропаганды не как неповторимое живое явление,а в виде искусственного суррогата, набора добродетелей,слепленного по законам советской агиографии. В обла-сти мемориализации политических лидеров еще боль-ше, чем где-либо, проявилась тенденция подмены любвик многогранной неповторимой личности человека –кумирней. Иначе говоря, христианство в массовомсознании россиян во многом оказалось вытеснено не такназываемым атеизмом, а правильнее сказать, — неоязы-

- 364 -

чеством, иллюстрацией чего служит мемориальнаякультура той эпохи.

Завершая разговор о ленинском плане монумен-тальной пропаганды, отметим, что ему обязаны своимсуществованием сохранившиеся доныне и изготовлен-ные из более-менее долговечных материалов памятникиК. А. Тимирязеву (ск. С. Д. Меркуров, 1923), В. В. Во-ровскому (ск. М. И. Кац, 1924), Н. Э. Бауману(ск. Б. Д. Королев, 1925), А. Н. Островскому(ск. Н. А. Андреев, 1929) — в Москве; Г. В. Плеханову(ск. И. Я. Гинцбург, М. Я. Харламов, 1925), Н. А. Не-красову (ск. В. В. Лишев, 1922) Д. И. Менделееву(ск. М. Г. Манизер, 1928) — в Петрограде-Ленинграде-Петербурге. Кроме бюста Менделееву, установленногоу Технологического института, в 1935 г. на Московскомпросп., д. 19, в Ленинграде был сооружен более мону-ментальный памятник ученому, попавшему, как мыпомним, в «заветный» список. Фигура сидящего заработой Менделеева выполнена скульптором И. Я. Гин-цбургом. В духе времени выполнен и памятник Жерт-вам 9-го января 1905 года на Кладбище жертв 1905 годав Ленинграде. Его автор скульптор М. Г. Манизер(1931).

Среди монументов эпохи 1930–60-х гг. важнейшееместо занимают вожди и крупнейшие деятели совет-ского прошлого, из образов которых, как ужеотмечалось, формировался своего рода идеально-цен-ностный фундамент советской культуры. Они, заисключением Сталина, дожили до 1990-х, и лишь суходом советской власти некоторые из них лишилисьсвоих прежних эффектных мест в рукотворной средеобитания или были полностью уничтожены. Монумен-тальная же лениниана со временем насчитывала посамым скромным подсчетам не менее 3-4 тыс. памят-ников в СССР и странах-сателлитах. Наиболее удачны-

- 365 -

ми и по-своему знаковыми в Ленинграде былипризнаны следующие. Памятник Ленину у Финлян-дского вокзала (ск. С. А. Евсеев, 1927), решение осооружении которого было принято сразу после кон-чины вождя. Ленин изображен на броневике, откуда онговорил свою знаменитую апрельскую речь в 1917 г.,вернувшись в Петроград. Этот памятник вместе скрейсером «Аврора» стал символом советского Ленин-града. Большой удачей считался также памятник Ле-нину у Смольного, сооруженный в том же году попроекту скульптора В. В. Козлова. Ленин изображен нанем также в момент выступления. И наконец, памятникЛенину на Московской площади (ск. М. К. Аникушин,1970), поставленный к 100-летию вождя перед зданиембыв. Дома Советов. Он уже менее интересен в художест-венном отношении, при том, что сюжетно копируетпамятники 1920-х — Ленин, зажав в руке кепку, про-износит речь.

В Москве среди наиболее состоятельных в художе-ственном отношении памятников Ильичу можно на-звать памятник в сквере у здания Центрального партий-ного архива, созданный С. Д. Меркуровым к 1940 г.«Образ, созданный скульптором, который можно услов-но обозначить как ”Ленин-собеседник” был впослед-ствии широко растиражирован. Прежде всего, это,конечно, касается композиции. С точки зрения образ-ности, качества пластической проработки, пропорцио-нальной выверенности и архитектурно-тектоническойясности монумента (архитектор И. А. Француз), этотпамятник остался своего рода архетипом» [Кукина иКожевников, 1997. С. 69]. К 50-летию Октябрьскойреволюции в Москве было сооружено сразу три памят-ника Ленину. Наибольшая известность выпала на долюустановленной в Кремле работы ленинградских авторовскульптора В. Б. Пинчука и архитектора С. Б. Сперан-

- 366 -

ского (присевшая на скамейке фигура вождя в ВерхнемКремлевском саду). И наконец, в 1985 г. в столице былсооружен самый грандиозный памятник Ленину наОктябрьской площади, откуда начинается проспект егоимени: 8-ми метровая фигура установлена на высокомцилиндрическом постаменте. Внизу постамент обрам-лен фигурами людей, как бы устремленных за Ленинымв революцию (солдат и матрос, рабочий, женщина-ко-миссар, лица в национальных одеждах, женщина с мла-денцем и т. д.). Памятник, выполненный известнымимастерами Л. Е. Кербелем и В. А. Федоровым, оказалсяпоставлен на эффектном месте, где сходится несколькодорог и открывается глубокая перспектива в сторонуКрымского моста. Памятник захвалили в прессе, вся-чески обласкали авторов, но в то же время и характернаяфигура шагающего вождя, и цилиндр постамента, и ре-волюционные фигуры, ставшие уже приевшимисязнаками советской культурной семиотики — все этоотдавало очередным, правда, масштабным на этот раз,повторением штампов. Штампов, которыми не знающиечувства меры «верные ленинцы» наводнили культурноепространство России. Возможно, со временем, и на фонемногих снесенных памятников, — этот как раз и станетболее ценным, чем он казался ожидавшим перестройкисоветским людям образца 1985 года. Теперь уже нестолько как памятник Ленину (Ленина лепили и лучшев 1920-х гг.), сколько как памятник эпохе заката со-ветской культуры. Стремление как-то оторваться отстереотипа выразилось в т. н. скульптурной ком-позиции (монументом ее в литературе не называют,поэтому последним монументом считается памятникЛенину на Октябрьской площади), созданной скуль-птором О. Комовым в 1989 г. в Москве, в сквере на углуЛенинского проспекта и улицы Крупской. (Sic! Местодиктует замысел.) Композиция представляет собою не-

- 367 -

принужденно беседующую чету Ульяновых на садовойскамейке. Она так и называлась «Ленин и Крупская».

Естественно, что в Москве 1930-х было воздвигну-то и несколько памятников И. В. Сталину. Автором ихбыл знаменитый С. Д. Меркуров. Памятники былиустановлены на Всесоюзной сельскохозяйственнойвыставке (ВСХВ), на автомобильном заводе ЗИС,носившем имя Сталина, в Измайловском парке, возлеМузея изобразительных искусств и в Лаврушинскомпереулке у Третьяковской галереи. Еще один памятникСталину работы Меркурова демонстрировался на Нью-Йоркской выставке. Он был изготовлен в 1938 г.и единственный сохранился, правда, в поврежденномвиде, в современной Москве, в парке скульптуры Му-зеон. «Н. А. Андреев и С. Д. Меркуров создали иконо-графические и типологические основы для тиражиро-вания образов В. И. Ленина и И. В. Сталина; в этомспецифическом жанре “тоталитарного” искусства их ра-боты надо признать наиболее интересными с точки зре-ния интерпретации» [Кукина иКожевников, 1997. С. 66].

Но вернемся к мемориализации идеи. Важнейшиммотивом в поэтике формировавшегося советского нео-классицизма должны были стать мотивы труда, созида-ния и как следствие — мотивы изобилия и торжестванового строя. Последнее также зримо воплощало буду-щий земной рай. На этих мотивах строилось все мону-ментально-декоративное искусство, являющееся пред-метом отдельного исследования и выходящее за рамкинашей темы культуры увековечения. Хотя памятникивнеличностного характера чаще оценивались именно сэстетической точки зрения, нельзя забывать, что ониявляются полноценным элементом политики наме-ренной мемориализации, становятся важной частьюполитики намеренного увековечения советской эпохи.В этом отношении скульптура В. И. Мухиной «Рабочий

- 368 -

и колхозница», ставшая едва ли не самым главныммонументом-символом эпохи как таковой, являетсяважнейшим примером мемориальной культуры,поскольку создавалась не только и не столько на показиностранцам (Международная Парижская выставка1937 г.) достижений СССР, сколько как письмо вбудущее о реальности советских 1930-х гг.

Не побоимся сказать, что сегодня памятники вож-дям и государственным деятелям советской эпохи, с од-ной стороны, и монархам, с другой, являются своегорода камнем преткновения для выразителей культур-ных парадигм, тяготеющих к «советскости» или, напро-тив, к монархизму. При том, что эти памятники воспри-нимаются уже как знаки эпохи, безотносительноособенностей трактовки образов, да и запечатленныхобразов как таковых! Сегодня в электронных СМИ идетдискуссия о возможной замене памятника К. Марксу наТеатральной площади памятником Николаю II, кото-рый пока пребывает в Тайнинском. Похоже, что тот идругой являются сегодня наиболее полным воплоще-нием идеи социализма и идеи монархии соответствен-но — для двух названных политических лагерей —в Москве. При этом история распорядилась так, чтои теория Маркса как она была воплощена в практикесоветского социализма, и правление Николая II потер-пели фиаско в истории России.

Мы отдаем себе отчет в том, что будем не ориги-нальны, если заметим, что определенная смена культур-ных парадигм при всей, как ее представляли самибольшевики, монолитности советской идеологии,произошла с началом войны. Но и обойти этот вопроснельзя, поскольку именно мемориальной культуре какчасти коллективной памяти — и во многом отражениюмемориальной политики, надлежало запечатлеть этиперемены. Уже выступление по радио Председателя Го-

- 369 -

сударственного Комитета Обороны И. В. Сталина 3 ию-ля 1941 года в связи с начавшейся Великой Отечест-венной войной обратило на себя внимание необычнойцерковной лексикой. «Братья и сестры», сказал вождь,обращаясь к своему народу. А в речи на параде КраснойАрмии 7 ноября 1941 г. Сталин, обращаясь к уходящимна защиту Москвы бойцам, произносит буквальноследующее: «Пусть вдохновляет вас в этой войнемужественный образ наших великих предков —Александра Невского, Димитрия Донского, КузьмыМинина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова,Михаила Кутузова!» [Сталин, 1950. С. 40]. Причем этафраза предшествовала фразе «Пусть осенит васпобедоносное знамя великого Ленина!» Это быловоспринято, в том числе и ответственными за формиро-вание официальной партийной памяти, как сигнал кпересмотру роли целого ряда лиц в Российской историии переосмыслению ряда событий средневекового иимперского периода истории страны. Впрочем, естьмнение, что война лишь проявила то, что таилось вподтексте событий советской истории еще в 1930-х гг.Сталин уже давно, а возможно, и никогда не собиралсявсерьез следовать идеям «мировой революции» ибеспрецедентных социальных экспериментов, затеян-ных Лениным и Троцким. А. В. Елисеев пишет: «Сталинвовсе не был одержим утопической мечтой создать ещенебывалое общество. На первых порах русская ре-волюция ставила перед собой совершенно нереальныецели трансформации общества в коммуну, котораяподменит собой государство (точнее отменит его)…Понятно, что такая цель Сталина не устраивала. Он нестремился создать нечто принципиально новое, но хотелпродолжить то, что происходило в дореволюционнойРоссии. Ведь там уже полным ходом шли такиепроцессы, как обобществление (посредством огосудар-

- 370 -

ствления) промышленности и кооперации крестьян-ства. Государственный сектор в России был силен, какни в какой иной промышленной стране. И это при том,что российская буржуазия, в отличие от западной, неимела политической власти /…/ Сталин немедленновозобновил прежние процессы. Он объединил сильнуюгосударственную власть с плановой экономикой и про-изводственной кооперацией крестьянства. Сталин нежелал экспериментировать с обществом, он использо-вал уже готовые технологии, но только делал это на но-вом уровне и более жестко» [Елисеев, 2008. С. 99–100].

Так или иначе, но возник «новый старый» рядмемориализуемых фигур и событий, а некоторых воз-вращали на постамент в прямом смысле этого слова. Тактулякам пришлось вернуть на прежнее место памятникПетру I, установленный в 1909 г., а затем демонтиро-ванный в 1918 г., — «в связи с пересмотром партией егороли в истории» [Сокол, 2006. С. 54]. Появилисьнемыслимые прежде памятники: ростово-суздальскомукнязю Юрию Долгорукому в Москве (ск. С. М. Орлов,А. П. Антропов, Н. Л. Штамм, 1954 г. — памятник сблагословения Сталина был задуман еще в ходе празд-нования 800-летия Москвы); благоверному князюАлександру Невскому в Переславле-Залесском(ск. С. М. Орлов, 1958); князю Дмитрию Пожарскому вСуздале (ск. З. И. Азгур, 1955) и другие. Народ, естест-венно, охотнее откликнулся на эти родные и почита-емые в недавнем прошлом имена, чем на внедрявшихсяленинской командой Тибериев Гракхов, Бабефов иЛассалей, имена которых и выговорить было подчас непросто, а об осознании их исторической роли приме-нительно к массовому сознанию россиян говоритьвообще не приходилось…

Важнейшей темой всей мемориальной культурыпосле 1945 г. стала память о Великой Отечественной

- 371 -

войне. Уже в самые первые послевоенные годы былопоставлено немало простых бетонных покрашенныхсверху памятников на местах боев (фигуры бойцов,юношей и девушек — с автоматом, винтовкой, со зна-менем), обелисков с красной звездой, — впрочем,последние ставились и во время самой войны — набратских могилах и отдельных захоронениях бойцов икомандиров.

В 1950-е гг. начались более серьезные мемо-риальные акции, в конечном счете, нацеленные на созда-ние мемориалов во всех многочисленных местах боевтой войны. Появился лозунг, отражавший смысл всейкампании: «Никто не забыт, ничто не забыто!». ДеньПобеды 9 мая стал главным всенародным праздни-ком — праздником, который любили не за дополнитель-ный выходной, как дни конституций и проч., а прони-каясь его мемориальным смыслом. Сам по себе этот деньявляется примером мемориала, объединяющего, а неразделяющего народ, поводом для разнообразныхвоспоминаний о войне и памятных торжеств. Особеннозаметно проходили юбилейные кампании 25-ти, 30-летия Победы и 25-летия Московской битвы, а также25-летия снятия блокады Ленинграда. В 1960-70-е гг.были созданы многочисленные мемориальныекомплексы, сеть военно-исторических музеев, знаковыемонументы: мемориал на Мамаевом кургане в Волго-граде, отразивший в себе память о великой Сталин-градской битве, Севастопольский мемориал на Малахо-вом кургане, мемориал в Брестской крепости, мемориална Курской дуге и др. Под Москвою и Ленинградом, вместах боев сформировались мемориальные ПоясаСлавы — защитникам этих городов.

«Первым памятником Великой Отечественнойвойны и единственным монументальным мемориаль-ным сооружением, возникшим в Москве в военное вре-

- 372 -

мя, была скульптурная композиция “Триумф победы”»[Кукина и Кожевников, 1997. С. 69]. Это памятникзащитникам Москвы осенью-зимой 1941 года, установ-ленный на въезде в город по Ленинградскому шоссе,ведущем к одному из наиболее критических участковобороны. Фигуры юноши и девушки по обе сторонышоссе выглядят очень эффектно и сегодня являютсязаметным явлением в военном мемориале Москвы.Авторы проекта скульптор Н. В. Томский и архитекторД. Н. Чечулин.

Рассмотрим военно-мемориальную тему на мате-риале московских мемориалов Великой Отечественной.Еще в 1945 г. была высказана мысль о необходимостисоздания мемориального комплекса и Центральногомузея Великой Отечественной на Поклонной горе, хотявыполнение проекта в основном пришлось уже напостсоветскую эпоху. Страницы истории Московскойбитвы нашли отражение в экспозициях Центральногомузея Вооруженных Сил, располагающего самымбольшим в мире фондом материалов, посвященныхВеликой Отечественной, Центрального музея историивнутренних войск МВД России, а также в местныхкраеведческих музеях районов города и школьныхмузеях боевой славы.

К сорокалетию Московской битвы в 1981 г. вгороде был открыт Государственный музей обороныМосквы. Экспозиция, насчитывающая семь залов, ифонды музея весьма обширны и разнообразны. Здесьбыли представлены образцы техники — стрелковоеоружие, аэростат воздушного заграждения, зенитныепрожектора, использовавшиеся на защите Москвы,макеты боевых самолетов. Среди меморий музея лич-ные вещи бойцов и командиров, обмундирование,военные карты. Необыкновенно богатым стал доку-ментальный раздел, включающий фотоматериалы, до-

- 373 -

кументы, коллекцию писем фронтовиков. Среди жи-вописных полотен и рисунков, посвященных оборонеМосквы и контрнаступлению советских войск зимою1941–42 гг., были помещены работы художников –непосредственных участников Московской битвы. Насегодняшний день Государственный музей обороныМосквы остается крупнейшим мемориальным и науч-но-исследовательским учреждением, отражающим всвоей деятельности тематику Московской битвы.

Созданный как памятник победы над НаполеономАлександровский сад у стен Кремля в канун праздно-вания 25-летия победы под Москвой получил новоезначение и как памятник об этой героической битвеВеликой Отечественной войны. В декабре 1966 г., когдастрана отмечала двадцатипятилетие разгрома немецко-фашистских войск под Москвою, в Александровскомсаду был устроен один из главных военных мемориаловРоссии — Могила Неизвестного солдата. Он задуманкак памятник всем павшим воинам, в первую очередьтем, чьи имена так и остались неустановленными.Останки одного из таких бойцов, лежавшие в братскоймогиле на 41-м километре Ленинградского шоссе, гдекогда-то шли тяжелейшие бои, были торжественноперенесены к кремлевской стене и захоронены. Местозахоронения отмечает гранитное надгробие со скульп-турным изображением лавровой ветви, каски и знамени.В центре расположенной поверх надгробия краснойзвезды горит Вечный огонь. Зажжен он был от факела,доставленного из Ленинграда, с известного военно-мемориального комплекса «Марсово поле». Произошлоэто чуть позже, 8 мая 1967 г., когда мемориал был тор-жественно открыт. Бронзовая надпись на надгробиипередает саму идею композиции: Имя твое неизвестно,подвиг твой бессмертен. Чуть далее, вдоль специальнозамощенной аллеи выстроились десять гранитных бло-

- 374 -

ков, в которые поместили землю, доставленную изгородов-героев. Их имена нанесены на поверхностьблоков: Ленинград, Киев, Волгоград, Одесса, Сева-стополь, Минск, Керчь, Новороссийск, Тула, крепость-герой Брест. Земля была взята с Мамаева курганаВолгограда, от стен Брестской крепости, с Пискарев-ского кладбища в Ленинграде, от подножия обелискаСлавы защитников Киева, с Малахова кургана в Сева-стополе, с горы Митридат в Керчи, с Малой земли подНовороссийском, с площади Победы в Минске и соборонительных рубежей Тулы. (Памятные блокигородам-героям Минску, Новороссийску и Керчи доба-вили в 1975 г., Туле в 1976 г.). Авторы проекта мемо-риала архитекторы Д. И. Бурдин, В. А. Климов,Ю. Р. Рабаев и скульптор Н. В. Томский.

Воинский мемориал в Александровском саду сталместом официального и неофициального отданияпамяти погибшим. Именно здесь обычно возлагаютвенки иностранные делегации, сюда приходят выпуск-ники военных училищ, ветераны. (Кстати, в 1997 г.специальным Президентским указом именно сюда былпереведен от мавзолея В. И. Ленина так называемыйПост № 1, главный солдатский пост в Российской Ар-мии.)

Обелиск «Москва — город герой» был поставленвозле бывшей Дорогомиловской заставы, в западномпредместье Москвы в границах 1941 г. Героическиеусилия москвичей в Московской битве были оцененыприсвоением Москве этого почетного звания средигородов, ставших вехами на боевом пути к победномумаю 1945-го. На фасаде обелиска изображен ОрденЛенина, под ним слова Указа Президиума ВерховногоСовета СССР от 8 мая 1965 г.: За выдающиеся заслугиперед Родиной, массовый героизм, мужество истойкость, проявленные трудящимися столицы Союза

- 375 -

Советских Социалистических Республик города Москвыв борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и вознаменование 20-летия победы советского народа в Ве-ликой Отечественной войне 1941–1945 гг. присвоитьгороду Москве почетное звание «Город-герой» свручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».Вокруг обелиска фигуры солдата, рабочего и работницысимволизируют единение москвичей в ратном и тру-довом подвиге. Памятник был открыт 9 мая 1977 г.Авторы проекта архитекторы Г. А. Захаров, З. С. Чер-нышева и скульптор А. Г. Щербаков. Место для обе-лиска выбрано не случайно. Неподалеку была в 1941 г.создана запасная линия обороны на ближних подступахк городу на случай прорыва немцев.

С первых же дней войны из москвичей-доброволь-цев, не подпавших под мобилизацию в обычномпорядке, стали формироваться отряды местной проти-вовоздушной обороны (МПВО) и подразделения дляохраны важных объектов. А в июле 1941 г. началосьформирование 12-ти дивизий народного ополчения издобровольцев. Многие из них позднее стали участ-никами битвы за родной город. После возникновенияугрозы непосредственно городу (30 сентября немцыначали операцию «Тайфун», направленную на захватстолицы) 13 октября МГК ВКП(б) принялпостановление о формировании новых доброволь-ческих формирований. Было сформировано 25 ба-тальонов народных ополченцев, а также несколькодиверсионных отрядов для действий в тылу врага. В го-роде было установлено немало памятных знаков,связанных с ополченцами, выступившими на защитугорода. Обыкновенно они ставились в местахформирования тех или иных частей, но есть и общийпамятник московским воинам-ополченцам. Онсооружен на улице, которая сама в 1964 году получила

- 376 -

имя Народного ополчения, она расположена в северо-западном округе столицы. Скульптурная композиция«Ополченцам Москвы» была поставлена здесь в 1974 г.Четыре символических фигуры старых и молодыхвоинов с винтовками в касках шагают в строю. Авторыпамятника скульптор О. С. Кирюхин и архитекторА. П. Ершов.

И еще целый ряд памятных знаков местногозначения посвящен московскому народному ополче-нию. Ополченцам Ленинского района установленамемориальная доска на фасаде Московского го-сударственного Горного университета (Ленинскийпросп., 6). Здесь формировалась 1-я дивизия народногоополчения Ленинского района. Она окончила войну вПольше, и в память успешных операций у Севска иВаршавы получила наименование Севско-Варшавской.В мае 1967 года на месте формирования дивизии поинициативе коллектива Горного института и Институтастали и сплавов была установлена памятная стела (ск.М. Н. Смирнов) с барельефами воинов под знаменем.Из жителей и трудящихся Фрунзенского района (онрасполагался к юго-западу от центра города) формиро-валась 5-я дивизия народного ополчения. Среди еебойцов были бывшие рабочие заводов Каучук, фабрикиим. Свердлова, комбината «Красная Роза», студенты ипреподаватели 1-го Медицинского, ГосударственногоПедагогического института и Института иностранныхязыков, сотрудники Управления строительства ДворцаСоветов. Дивизия закончила боевой путь в австрийскомгороде Граце в 1945 г. Монумент в память ополченцеврайона был установлен 7 мая 1967 года на месте форми-рования дивизии, в сквере перед зданием Институтаиностранных языков (ныне Московский государствен-ный лингвистический университет). Автор памятногознака скульптор Л. Е. Кербель.

- 377 -

Стела из красного гранита в честь ополченцевКраснопресненского района была открыта в канунпразднования 35-й годовщины начала битвы подМосквой, в октябре 1976 г., во дворе школы № 83 именигероев Советского Союза Анатолия Живова и ЮрияКостикова в Стрельбищенском переулке. Здесь форми-ровалась 8-я дивизия Народного ополчения. В неевошли работники предприятий Пресни: Трехгорноймануфактуры, завода «Красная Пресня», а такжеМосковского государственного университета, староездание которого находится на территории бывшегоКраснопресненского района, и консерватории. ЮрийКостиков, имя которого школа носит до сих пор, был вчисле тех самых добровольцев-пресненцев. Он ушел нафронт 17-летним, сражался под Москвою, а погиб позд-нее при взятии Кенигсберга.

На Даниловском кладбище установлен памятникпавшим ополченцам Замоскворечья – мраморнаяскульптура девушки с венком на фоне каменной стены.Среди бойцов формировавшейся в Москворецкомрайоне 17-й дивизии Народного ополчения были работ-ники фабрики Гознак, электромеханического заводаимени Владимира Ильича. За успешные боевые дейст-вия в Белоруссии дивизия позднее получила почетноенаименование Бобруйской и завершила войну в Во-сточной Пруссии. Памятник был сооружен по инициа-тиве рабочих района и открыт в мае 1965 г. (ск. А. Н. Ту-манов).

Монумент ополченцам Пролетарского района ижителям района, погибшим в годы войны, был открыт6 мая 1980 г. Рабочие автомобильного завода имениЛихачева (тогда он носил имя Сталина), машиностро-ительного завода Динамо, жители выступили на защитугорода в составе 3-й Московской коммунистическойдивизии, 5-й Московской стрелковой дивизии, 8-й ди-

- 378 -

визии Народного ополчения. Авторы 15-ти метровойкомпозиции скульпторы Ф. Д. Фивейский, Н. Г. Скры-нникова, архитекторы П. П. Зиновьев, И. М. Студени-кин, инженер Б. М. Дубовой.

Памятный знак воинам 5-й Московской стрелко-вой дивизии открыт 9 мая 1977 г. в зоне отдыха Чере-мушкинского района. В 1941 г. здесь, на юго-западестолицы проходила занимаемая 5-й дивизией полосаобороны, по линии Очаково – Черемушки – Теплыйстан – Городище. Штаб дивизии помещался неподалеку,на Воробьевском шоссе, в здании нынешнего Институтафизических проблем имени С. И. Вавилова РАН. Знакбыл установлен по почину комсомольцев Черемушкин-ского района (автор – архитектор Н. Кутаев).

Мемориал, посвященный бойцам и командирам5-й дивизии, прикрывшей Москву на юго-западномнаправлении, был открыт на улице Обручева 9 мая1980 года — непосредственно на бывшей линии обо-роны. Основой композиции стал сохранившийся свойны и специально отреставрированный дот. На мра-морной доске рядом с амбразурой надпись:Долговременная огневая точка. Сооружена осенью 1941года. Символично, что проект этого памятника разра-ботал архитектор Ш. А. Айрапетов – сам бывший воин5-й дивизии. На глыбе красного гранита еще однанадпись: Здесь в 1941 году проходила первая полосагородского рубежа обороны Москвы. В этот же день ещеодин подобный знак в память 5-й дивизии был открытна Новоясеневском проспекте.

Необычный памятник стоит в центре города, возлеодной из старейших школ Москвы – 110-й, что в Сто-ловом переулке. У него есть символическое название«Реквием 1941». Впрочем, памятник совмещает в себеи обобщающе-символический и конкретный мемори-альный смысл. Дело в том, что он посвящен всем вое-

- 379 -

вавшим и павшим в боях выпускникам московскихшкол, но изображены пять конкретных московскихмальчишек, выпускников 110-й школы, ушедших нафронт и не вернувшихся домой: Юра Дивильковский,Игорь Купцов, Игорь Богушевский, Гриша Родин иГабор Рааб. На постаменте надпись: Будьте памятипавших достойны. 1941–1945. История памятникавосходит к устроенной в 1968 г. всесоюзной художест-венной выставке «50 лет ВЛКСМ». Тогда в Централь-ном выставочном зале демонстрировалась работа скуль-птора Д. Ю. Митлянского, бывшего ученика 110-йшколы, фронтовика, посвященная пятерым погибшимтоварищам. Посетившие выставку учащиеся этой жешколы нового поколения предложили автору устано-вить выполненную им скульптурную группу во дворешколы. Памятник был открыт 22 июня 1971 г., в деньтридцатилетия начала войны. На постаменте былаукреплена памятная доска с именами 100 (!) погибшихв боях учителей и учеников только одной школы № 110.Архитектурную часть проекта выполнили Е. А. Розен-блюм и П. И. Скокан.

Есть и другие мемориалы, связанные с выпуск-никами московских школ. Одной из главных героиньвойны в народной памяти осталась ученица 201-ймосковской школы, расположенной в нынешнем Север-ном округе, Зоя Космодемьянская. Памятник непода-леку от места гибели Космодемьянской установлен на86-м км автомагистрали Москва–Минск. На памятникенадпись: Зое, бессмертной героине советского народа.1923-1941. Скульптурный памятник работы скульпто-ров О. А. Иконникова, В. А. Федорова и архитектораА. М. Каминского был установлен в дни проведения Ме-ждународного Московского фестиваля молодежи и сту-дентов летом 1957 г. Неподалеку, в самой деревне Пе-трищево, памятным обелиском отмечено место гибели

- 380 -

девушки. Позднее ее останки были торжественно пере-захоронены на Новодевичьем кладбище Москвы.Звания Героя Советского Союза был удостоен и братЗои танкист Александр Космодемьянский, ушедший нафронт в 1942 г. и погибший 13 апреля 1945 г. в бою подКенигсбергом. Школе № 201, где учились брат и сестра,было присвоено их имя, на здании школы была устано-влена мемориальная доска, а улица, на которой жили иучились герои, также получила их имя. 5 декабря 1981 г.(в канун сорокалетия начала контрнаступления Крас-ной армии под Москвой) возле школы был открытпамятник — стела-знамя и бюсты Зои и Александраработы скульпторов О. А. Иконникова и К. С. Шехояна.Деревянный дом, в котором жили юные герои, несохранился, но место его тоже отмечено памятнымзнаком, гранитный пилон (ск. С. А. Лойк, арх. С. Г. Де-минский, Ю. Ю. Успенский) был установлен во дворевладения № 35 по улице З. и А. Космодемьянскихв 1969 г.

Несколько мемориалов посвящено памяти летчикаВиктора Талалихина, совершившего 7 августа 1941 г.первый ночной воздушный таран немецкого бомбарди-ровщика Хе-111 под Подольском и погибшего там же27 октября 1941 г. в битве за Москву. Он имел на своемсчету пять сбитых фашистских самолетов. Мемориаль-ная доска установлена на здании Московского мясоком-бината в Михайловском проезде, где в предвоенныегоды работал В. В. Талалихин. На территории самогомясокомбината установлен памятник-бюст. Его имябыло присвоено улице в Центральном округе и школе№ 480 на Средней Калитниковской улице. У поселкаКузнечики на Варшавском шоссе под Подольскомустановлен памятник, фигура В. Талалихина в летномснаряжении на высоком постаменте (ск. В. В. Глебов,арх. Г. В. Крюков).

- 381 -

Неподалеку от станции Ховрино Октябрьскойжелезной дороги 7 мая 1975 г. на территории больнич-ного парка в начале Клинской улицы (после войныздесь расположилась Московская Областная физиоте-рапевтическая больница), был открыт памятник надбратской могилой 300 воинов, умерших в располагав-шемся здесь госпитале осенью-зимою 1941 г. Памятник,белокаменная стела с барельефом, изображающимэпизод боя, надпись на ней гласит: Павшим героям вбитве великой, насмерть стоявшим в степяхПодмосковья, вечная слава и вечная память. Авторымемориальной композиции скульпторы А. Н. Бурганов,Г. Д. Жилкин, архитектор И. Г. Кадина.

Враг был остановлен на подступах к Москве,поэтому главные сражения Московской битвы раз-вернулись в 1941 г. на территории Московской области.Гитлеровцы рвались к Москве сразу на несколькихнаправлениях – с запада, с севера и с юга. После Победына подмосковной земле, вдоль бывшей линии фрон-та — у рубежа, у которого враг был остановлен и обра-щен вспять, создавался мемориальный Пояс Славы,охвативший столицу с трех сторон. Северный рубежобороны Москвы отмечен мемориалом возле поселкаБелый Раст на Рогачевском шоссе, где сдерживалинемцев в боях 6–8 декабря 1941 г. воины 64-й морскойстрелковой и 24-й танковых бригад. Установлен памят-ник на братской могиле моряков в центре поселка. В го-роде Лобне установлен памятник – зенитное орудие напостаменте – в честь зенитчиков 13-й батареи 864-гоартиллерийского полка, защищавших Москву от нале-тов вражеской авиации.

Тяжелейшие бои шли на северо-западном направ-лении в сорока километрах от Москвы, где теперь рас-положен город-спутник Зеленоград. Здесь, в районе де-ревни Матушкино и поселка Крюково сражалась 16-я

- 382-

армия генерала К. К. Рокоссовского. Более 700 бойцови командиров лежат в братской могиле на 41-мкилометре Ленинградского шоссе. Именно отсюда былвзят прах неизвестного бойца для переноса в МогилуНеизвестного солдата в декабре 1966 г. Здесь также былсоздан мемориал. На 16-ти метровом кургане воз-двигнут монумент в виде трех сомкнутых штыков,символ соединения боевых усилий 8-й гвардейскойстрелковой дивизии И. В. Панфилова, особой танковойбригады М. Е. Катукова и 2-го гвардейского кавалерий-ского корпуса Л. М. Доватора. Общая высота монумента58 метров, обелиска – 42 м. В откос кургана врезаны трибетонные стелы. На одной из них барельеф – лицо воинав каске, на другой – лавровая ветвь, на третьей слова:1941. Здесь защитники Москвы, погибшие в бою заРодину, остались навеки бессмертны. У подножиякургана – братская могила, покрытая черной гранитнойплитой, поверх которой помещен бронзовый венок снадписью: Никогда Родина-мать не забудет своихсыновей. Открыт мемориал 24 июня 1974 г., к 29-йгодовщине Парада Победы. Его авторы – архитекторыИ. А. Покровский, Ю. А. Свердловский, скульпторыА. Г. Штейман и Е. А. Штейман-Деревянко. А несколь-ко ранее, к 25-летию победы под Москвой чуть дальшепо шоссе был установлен памятник – танк Т-34 на месте,где остановили врага. На гранитной плите надпись:Здесь 30 ноября 1941 года доблестные воины 16-й армиии Московского народного ополчения остановили врага.С этих рубежей 6 декабря они начали разгром немецко-фашистских захватчиков.

Самый близкий к городу фронтовой рубеж Под-московья отмечен мемориалом «Ежи» на 23 км Ленин-градского шоссе. Когда осенью 1941 г. враг стоял у стенМосквы, москвичи устанавливали на танкоопасныхнаправлениях сваренные из обрезков рельсов противо-

- 383 -

танковые укрепления-«ежи». В послевоенной ме-мориальной культуре эти «ежи» стали фактическиодним из символов обороны Москвы. Отсюда замыселнеобычной композиции на Ленинградском шоссе. Ме-мориал включает три гигантских шестиметровых про-тивотанковых «ежа» и мемориальную стелу с барель-ефом на тему «Тыл–фронт–атака». На стеле строки изпесни, которая теперь стала гимном Москвы: И врагуникогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова….Возле, на бетонной плите, надпись: Подвиг столицы,народа, подвиг бессмертный мы свято храним и помним!Москва, имя твое прекрасно, судьба твоя высока, памятьо защитниках твоих вечна. Перед «ежами» на плоскомподиуме изображена карта боевых действий и слова изСводки Совинформбюро от 6 декабря: В последний час…6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта,измотав противника в предшествующих боях, перешлив контрнаступление против его фланговых группиро-вок. Мемориал был открыт 6 декабря 1966 года, в канун25-летия начала наступления советских войск подМосквою. Авторы композиции архитекторыА. А. Агафонов, И. П. Ермишин, А. А. Михе, инженерК. И. Михайлов.

Еще один фрагмент Пояса Славы находится наминском направлении. В районе Кубинки и Наро-Осаново три месяца осенью 1941 г. держали оборону пореке Наре воины 5-й армии Западного фронта подкомандованием генерал-майора артиллерии Л. А. Гово-рова. На 73-м км Минского шоссе им установлен памят-ник – танк Т-34 на постаменте. В деревне Палашкинона берегу Рузского водохранилища стоит обелиск намогиле Героя Советского Союза генерал-майора ЛьваМихайловича Доватора – знаменитого командира-кавалериста Великой Отечественной, погибшего вбитве за Москву.

- 384 -

На этом же направлении погиб и другой геройбитвы за Москву, командир 32-й стрелковой дивизииполковник Виктор Иванович Полосухин. В скверев центре города Можайска создан воинский мемориал,зажжен вечный огонь, радом с могилами своих бойцовпогребен и В. И. Полосухин. Так случилось, что Боро-динское поле, поле русской славы 1812 года, оказалосьместом новых сражений осенью 1941-го. 32-я Красно-знаменная стрелковая дивизия 5-й армии Западногофронта обороняла рубеж, проходивший от автострадыМосква—Минск до деревни Верхняя Ельня — через Бо-родинское поле. Комдив полковник Полосухин 12 ок-тября, объезжая рубежи обороны, зашел в покинутыйвсеми Бородинский музей и написал в книге отзывов:Приехали Бородинское поле защищать. В послевоенноевремя на Бородинском поле рядом с памятниками пер-вой Отечественной войны поставили памятники Вели-кой Отечественной. Здесь отмечены братские могилысоветских воинов, сохранен дот у батареи Раевского.В 1971 г. к северу от батареи Раевского был постав-лен танк Т-34 как памятник воинам 5-й армии(арх. М. Андриянов, Е. Лебеденко).

На 96-м км Минской автострады, возле поселкаШаликово восьмиметровый пьедестал увенчан памят-ником-самолетом Як-3. Это памятник «Защитникамнеба Москвы». На постаменте надпись: Здесь в сердцеРоссии гитлеровские захватчики потерпели первоесокрушительное поражение. Отсюда погнали их славныесоветские воины до Берлина. Так увековечена память олетчиках 6-го авиационного корпуса Московской зоныПВО, сражавшихся под командованием генералаИ. Д. Климова. Одновременно выражает благодарностьсоздателям замечательного истребителя Як-3. За городНаро-Фоминск сражалась 1-я гвардейская Московскаямотострелковая дивизия под командованием Героя Со-

- 385 -

ветского Союза полковника А. И. Лизюкова, 18 сен-тября 1941 г. она одной из первых была преобразованав гвардейскую. 9 мая 1973  г. на берегу Нары был открытмемориальный комплекс защитникам Наро-Фоминска:могила Неизвестного солдата, Вечный огонь. Надписьна надгробии призывает: Люди, пока бьются вашисердца, помните, какой ценой завоевано счастье! Рядомна гранитном постаменте водружен танк.

Южнее Киевского шоссе сражались воины-опол-ченцы 110-й и 113-й стрелковых дивизий Куйбышев-ского и Фрунзенского районов Москвы. В районедеревни Атепцево, где два с половиной месяца с концаоктября 1941 г. они удерживали рубежи обороны,открыт памятник-обелиск в канун 25-летия боев.Братская могила воинов сохранилась и под селомКаменским. 6 мая 1975 г., когда отмечалосьтридцатилетие Победы, на 91-м км Киевского шоссеоткрыт памятник-мемориал воинам-ополченцам 110-йи 113-й дивизий в виде стел из черного гранита сосценами боев.

Память о Московской битве сохранилась и вСерпуховском районе. В 1967 г. в деревне Дракиноустроен мемориал воинам 49-й армии генерал-лей-тенанта И. Г. Захаркина и летчикам (самолет МИГ-3).На монументе надпись: Здесь в октябре 1941 годадоблестные воины 49-й армии остановили немецко-фашистские полчища, рвавшиеся к Москве. 17 декабря1941 года с этих рубежей они во взаимодействии свойсками 43-й армии перешли в наступление и разгро-мили врага. На другой стороне: Копия боевого самолетаМИГ-3 генерального конструктора А. И. Микояна.Советские летчики на самолетах МИГ-3 громилифашистских захватчиков в битве за Москву в 1941 г.

На развилке Воронежского и Волгоградского шос-се был установлен памятник героям боев за Каширу –

- 386 -

танк Т-34. Здесь сражался 2-й кавалерийский корпусгенерала П. А. Белова и 9-я танковая бригада. ПамятникПодольским курсантам был открыт в канун 30-летияПобеды возле бывшего артиллерийского училища наулице Кирова в городе Подольске в честь курсантовПодольского артиллерийского и пулеметного училищ.Фигуры бойцов были сварены из нержавеющей сталирабочими Подольского машиностроительного завода.

Еще одним решающим направлением, на которомнасмерть стояли защитники Москвы, было Волоколам-ское шоссе. Здесь фашистов остановили на рубеже со-рока километров, в районе поселка Ленино. Переднийкрай обороны проходил по западной окраине поселка.После войны жители поселка создали Ленино-Сне-гиревский народный музей боевой славы (не так давнонаполовину сгорел). На рубеже обороны 9-й гвардей-ской стрелковой дивизии стоит теперь памятник — танкТ-34 на высоком постаменте, а чуть поодаль, где быликогда-то окопы советских бойцов, уже в постсоветскойРоссии, к 50-летию Победы устроили мемориальныйкомплекс, включающий скульптурный памятник,часовню и выставку трофейной боевой техники. Над-пись на мемориальной доске гласит: Здесь в грозные дниосени 1941 года доблестные воины 16-й армииостановили врага. Отсюда 6 декабря 1941 года ониперешли в решительное наступление и начали разгромнемецко-фашистских захватчиков.

Чуть западнее поселка Снегири расположенрайонный центр Московской области город Истра. Посуществу это тоже город-герой, хотя официально рай-центрам такого звания не присваивали. В результатетяжелейших боев, проходивших здесь в конце ноября– начале декабря 1941 года, и кратковременной гитле-ровской оккупации город оказался практически стертс лица земли. Части 78-й стрелковой дивизии генерала

- 387 -

А. П. Белобородова держали оборону по восточномуберегу реки Истры. Город обороняли 40-й стрелковыйполк и 871-й противотанковый артиллерийский полк.27 ноября противник наносил главный удар вдольВолоколамского шоссе. Здесь и в это время 78-я дивизиябыла преобразована в 9-ю гвардейскую. Город пришлосьсдать на несколько дней, однако в результате начатого7 декабря наступления оперативная группа генералаМ. Е. Катукова и подошедшая 9-я гвардейскаястрелковая дивизия освободили его. Сегодня в отстро-енном заново городе несколько памятников напоми-нают о тех днях. В городском саду установлен памятникштурмовику Ил-2, самому массовому самолету ВеликойОтечественной. В центре города на братской могилевоинов памятный обелиск. Здесь же в сквере нацентральной площади скульптурный памятник тан-кисту Герою Советского Союза капитану Алек-сею Босову. Его рота тяжелых танков 23-й танковойбригады в боях под Истрой подбила 12 танков против-ника. Чуть западнее Истры, в селе Деньково Волоко-ламского района находится могила старшего лейтенантаДмитрия Федоровича Лавриненко – командира взвода4-й танковой бригады М. Е. Катукова. На боевом счетуэтого героя 52 (!) подбитых танка противника – этоабсолютный рекорд Советской Армии периода ВеликойОтечественной войны, причем всего за 2,5 месяца боев,отпущенных Лавриненко. Бой 18 декабря 1941 г. возлеДенькова оказался последним для героя-танкиста. Зва-ние же Героя Советского Союза было присвоено ему(посмертно) лишь в 1990 г. — вспомнили лишь на исходесоветской власти.

Самый знаменитый военный мемориал на Волоко-ламской земле находится у разъезда Дубосеково. Здесьсражался 1075-й полк 316-й стрелковой дивизии ге-нерала И. В. Панфилова, преобразованный затем в 8-ю

- 388 -

гвардейскую. К тридцатилетию Победы были восстано-влены окопы, установлена гранитная плита с надписью:Высота 251. Здесь, 16 ноября 1941 г., защищая Москву,сражались 28 героев-панфиловцев. В живых осталисьпятеро.

…От имени сердца,от имени жизниповторяем:вечная слава героям!Братская могила погибших находится в километре

отсюда, в деревне Нелидово. Основа созданного возлеразъезда Дубосеково мемориального комплекса – деся-тиметровые гранитные фигуры защитников Москвы.На подходе к ним стела с надписью: Защищая Москву всуровые ноябрьские дни 1941 года, на этом рубеже вжестокой схватке с фашистскими захватчикамистояли насмерть и победили 28 героев-панфиловцев.Напротив памятника сооружено здание музея боевойславы, стилизованное под гигантский дот.

По поводу данного мемориала возникла дис-куссия, которая привела к публикации результатовжурналистских расследований. Как выяснилось, описа-ние самого подвига конкретных 28-ми панфиловцевбыло идеей журналистов газеты «Красная звезда»военных лет, опубликовавших вымышленные сведения.Все это раскрылось для народа лишь в 1990-е гг. [См.:«Новый Мир». 1997. № 6. С. 148], при советской властине могло быть и речи о том, чтобы ставить под сомнениеданное событие в печати. Однако, как выяснилось,Главная военная прокуратура еще в 1948 г. провеларасследование, рассеявшее миф советской журнали-стики. Из 28-ми якобы погибших, 5 вообще, к счастью,остались живы и т. д.* С другой стороны, вымысел, лю-_________

* Упоминание о 5 выживших из числа 28 панфиловцев (в сноске соссылкой на газету (!) «Семиреченская правда» от 9 мая 1959 г.) впервые

- 389 -

бимый инструмент советской идеологии, призван былиграть огромную пропагандистскую роль как во времявойны, так и после нее. Подобным же образом, после1991 г. были обнародованы материалы, позволяющиеговорить о расхождении официально растиражирован-ных версий и подробностей реальных событий — поповоду воздушных таранов В. Талалихина, Н. Гастеллои др.

Однако разоблачение партийно-журналистскихмифов несло в себе опасность массовой дегероизациисобытий и жертв Великой Отечественной в глазахновых поколений, для которых та война теперь уженаходится вне рамок личной и порой даже семейнойпамяти. Поэтому здесь необходимо аккуратно отделятьзерна от плевел. И бойцы дивизии Панфилова, и Тала-лихин, и Гастелло, и Зоя Космодемьянская погибли заРодину, честно сражались, и в итоге победил СССР,а не Германия. На войне немало зависело от поддержа-ния боевого духа. «Разоблачители» подвига Космодемь-янской говорили о том, что, дескать, никакого ущербагитлеровцам она не нанесла, а ее вознесли столь высоко.Конечно, вклад живой Зои в дело разгрома фашистовпод Москвой несопоставим с вкладом армии генералаЕфремова, сражавшейся в тех местах в те дни, однакофотография девушки с петлей на шее, обошедшая воен-ные газеты зимою 1942 г., стала тем оружием, которыммертвая Зоя продолжала громить врага. Это фото выре-зали, носили с собою в карманах гимнастерок и писалимелом на снарядах и бомбах: «За Зою!». С другой сторо-ны, Космодемьянской инкриминировали поджог нашихсобственных деревень, захваченных немцами. Действи-_________было вскользь сделано во втором томе шеститомной Истории ВеликойОтечественной войны, вышедшем в 1961 г. — наиболее авторитетном изданиио войне советского периода — см. История Великой Отечественной войны1941–1945 гг. М.: Воениздат, 1961. С. 261.

- 390 -

тельно, такой безжалостный приказ существовал, чтооставляло селян без крова и имущества, но, увы, навойне военнослужащие выполняли немало безжалост-ных приказов, ответственность за которые несло на-чальство разного уровня, или вообще, как в данномслучае, высшие эшелоны власти. Оправдать или неоправдать их – вопрос, который навсегда останетсяоткрытым. История требует жертв, считают одни, дру-гие же видят в этих жертвах расплату за головотяпствополитического и военного руководства СССР, имевшееместо в первые месяцы войны.

Достаточно подробно проблема «войны образов»Великой Отечественной в российской послевоеннойкультуре рассмотрена в работе Бориса Соколова[Соколов, 2005], а динамика формирования образа тойвойны в официальной политике памяти, вплоть донашего времени, — в работе Д. Андреева и Г. Бордюгова[Андреев и Бордюгов, 2005].

Вообще, если отойти от критики т. н. советскогомифологизаторства ради самой критики, то за всемпроисходившим просматривается глубокая объектив-ная закономерность. Вновь обратившись к лотманов-ской схеме культурной динамики, можно рассматриватьсоветскую культуру как завершенный цикл внутри об-щероссийского историко-культурного процесса. А зна-чит, система советских мифов, основанная на чистосемантическом типе построения культурного кода,неизбежно должна была возникнуть и до поры домини-ровать в массовом сознании. Лотман по понятным при-чинам не мог печатно проводить параллели междусоветской культурой и средневековьем, но они напра-шиваются сами. «Средневековое культурное созна-ние, — пишет он, — делило мир на две группы, резкопротивопоставленные друг другу по признаку значимо-сти/незначимости. В одну группу попадали явления,

- 391 -

имещие значения, в другую — принадлежащиепрактической жизни. Вторые как бы не существовали.Это деление еще пока не означало оценки: знак мог бытьдобрым и злым, геройством и преступлением, но онимел один обязательный признак — социальное сущест-вование. Не-знак в этом смысле просто не существовал»(курсив оригинала) [Лотман, 2010a. С. 402—403]. Играятакую важную роль, знак, призванный замещать «нечтоболее важное», чем он сам, становился самодостаточнымфактором формирования советской социальной жизникак гиперреальности. И не только потому, что так хотелавласть, а потому, что на это охотно отзывался народ. Обестороны шли навстречу друг другу, формируя более илименее монолитное (до поры) общественно-ментальноепространство. В годы войны сам лозунг «За Родину! ЗаСталина!» четко отражает совмещение семантическойи синтактической модели культурных кодов — образСталина как отражение всех положительных ценностейсоветской культуры (семантический принцип) и ощу-щение себя частью Родины (реализация синтакти-ческой модели).

Однако бесконечно эксплуатировать знаки, кото-рые со временем неизбежно утрачивали связь со своимиреферентами, было нельзя. «Когда из функции предме-тов делают имманентный им самим смысл существо-вания, совершенно забывается о том, насколько само этофункциональное значение управляемо некоей социаль-ной моралью, которая ныне требует, чтобы предмет —так же, как и индивид, — не был праздным» [Бодрийяр,2007. С. 16]. А других методов социального управленияпартия в т. н. «застойную эпоху» уже не находила. По-этому символы выигранной великой войны продолжа-ли адекватно выполнять свою роль в культуре, успеховже в «мирном строительстве» становилось все меньше.Ушли в прошлое великие стройки 1930-х, возрождение

- 392 -

послевоенной экономики, технологические прорывы1950-х. Вместо харизматичного Сталина, речи которогосегодня стали предметом специальных исследований[См.: Романенко, 2003; Невежин, 2003; Невежин, 2007a;Невежин, 2007b], на трибуне оказался «дорогой товарищЛеонид Ильич», читавший по бумажке и комично пере-скакивавший при этом через страницы. Чувствуя не-адекватность прежней знаковой системы, решили«сыграть» на самом надежном компоненте народнойпамяти — Великой Отечественной войне, вписывая внее «брежневские» страницы. Начинаются переиме-нования в честь Брежнева, строится грандиозныймемориал на Малой земле (почему-то раньше омалоземельцах не вспомнили), Брежневу присва-ивается высшее звание Маршала Советского Союза ивручается вопреки статуту Орден Победы (награждениепотом отменили в 1989 г.!), выпускаются его мемуары овойне («Малая земля»). Постепенно КПСС берет курсна формирование новой виртуальной реальности в тер-минах войны: народ нужно незаметно подвести к вы-воду, что победа была одержана во многом благодаряначальнику политотдела 18-й армии — ни больше, нименьше*. На всякий случай выпускаются еще двеэтапные книги воспоминаний генсека, где он призванолицетворять промышленный подъем («Возрож-дение») и успехи сельского хозяйства («Целина»). Поним проходят бесконечные беседы с народомпропагандистов и политзанятия. Но рисуемый образлидера неизбежно оборачивался карикатурой, симво-лом не созидательной мощи государства, как было приСталине, но символом «застоя» и деградации._________

* В тот период на военной кафедре гуманитарных факультетов МГУим. М. В. Ломоносова висело огромное панно, на котором был изображен ввоенной форме полковник Брежнев, из-под «благословляющей десницы»которого вырывались танки, пехота, стреляли орудия и летели разящиефашистов самолеты.

- 393 -

Технологические успехи, как и успехи в экономикев целом, тоже все больше подменялись виртуальными.Ситуацию замечательно иллюстрирует весьма «семи-отический» анекдот той эпохи, в котором паровоз,летевший в коммуну (песенный символ российской ре-волюции) уже сошел с рельсов, но паровозный гудокпродолжал еще какое-то время лететь и свистеть.

Даже грандиозные и дорогостоящие мемориаль-ные кампании брежневской эпохи: 50-летие Октябрь-ской революции и 100-летие В. И. Ленина спастиположение не могли. В культурной памяти поздне-советской и постсоветской России сохранились, непотеряв своего воспитательного значения, лишь тефрагменты мемориальной культуры советской эпохи,которые были связаны с увековечением ВеликойОтечественной, успехов в науке и отчасти с культурно-литературной сферой. На наш взгляд, абсолютно верно,при всей своей категоричности, замечание нашихколлег-исследователей о том, что еще в 1960-е «именноПобеда фактически становилась единственной леги-тимацией советского строя» [Андреев и Бордюгов, 2005.С. 125 — курсив наш – А. С.]. И это, даже несмотря нато, что по официальной установке мемориальной поли-тики «ленинская тема стала основной в советскоммонументальном искусстве, являясь большим офи-циальным, идеологическим заказом» [Тимофеев, Порец-кина и Ефремова, 1999. С. 15].

Более «живой» для коллективной памяти народавыглядела космическая тема. Успехи советской космо-навтики 1950–60-х гг. вызвали к жизни волну непод-дельного энтузиазма и целый новый пласт мемориаль-ной культуры. Поэтому и тема освоения космоса успелазанять видное место в мемориальной культуре Москвы,Калуги (родина К. Э. Циолковского) и некоторыхдругих городов. Самый яркий из «космических» мону-

- 394 -

ментов – памятник Юрию Гагарину в Москве, на пло-щади, носящей его имя. 14 апреля 1961 г. москвичивстречали здесь первого космонавта, следовавшего вгород с Внуковского аэродрома по Ленинскому про-спекту в Кремль. После трагической гибели Гагарина в1968 году площадь, оформленная в послевоенные годыкак юго-западные ворота города, получила имя Га-гарина, а 4 июля 1980 г. здесь установили монументГагарину (скульптор П. И. Бондаренко, архитекторыЯ. Б. Белопольский, Ф. М. Гажевский, инженер-конструктор А. Ф. Судаков). Фигура космонавта, всяустремленная ввысь, решена в романтическом клю-че — вытянувшийся Юрий Гагарин в космическомоблачении, но без шлема, будто вот-вот оторвется отпьедестала. Поставленная на 33-метровый постамент,эта фигура видна издалека с перспективы Ленинскогопроспекта и даже со смотровой площадки Воробьевыхгор. Памятник в ясную погоду сияет ослепительнымблеском, будучи изготовлен из «космического» мате-риала титана. Рядом с постаментом металлическаясфера – макет космической капсулы, в которой нахо-дился во время полета первый космонавт Земли (ко-рабль «Восток»).

Возле Выставки достижений народного хозяйствабыл развернут целый мемориальный комплекс «Поко-рителям космоса». Он включил в себя Мемориальныймузей космонавтики, расположенный в основанииметаллической стелы, как бы образованной шлейфомстартующей ввысь ракеты. Перед нею скульптура сидя-щего в кресле основателя отечественной космонавтики,«калужского мечтателя» К. Э. Циолковского, от па-мятника которому начинается Аллея космонавтов. Наней установлены бюсты конструкторов С. П. Королеваи М. В. Келдыша, а также первых космонавтов Ю. А. Га-гарина, В. В. Терешковой, А. А. Леонова, П. И. Беляева.

- 395 -

Мемориал был открыт 4 октября 1967 года в озна-менование десятилетия запуска первого космическогоспутника Земли. В создании мемориала принималиучастие скульпторы А. П. Файдыш-Крандиевский,Л. Е. Кербель, П. И. Бондаренко, архитекторыМ. О. Барщ, А. Н. Колчин и др.

*** Эмпирические исследования культурной памяти

показывают, что даже по прошествии двух десятилетийс 1991 года, когда «застойная эпоха» уже не так раз-дражает россиян, советский пласт отечественной мемо-риальной культуры, доминируя количественно, по-прежнему проигрывает досоветскому периодукачественно, как в аспекте мемориального содержания(увековеченные лица и события «своей» эпохи), так иформы (средства изобразительности). Подробнее мыостановимся на этом позже.

Попробуем применить статистический анализ длявыявления тенденций мемориального содержаниясоветской культуры увековечения. Для этого имеетсмысл обратиться к материалам по мемориальнымдоскам как наиболее массовой форме — на примеребольшого города.

Мы воспользуемся Каталогом С. Г. Петрова какнаиболее полным массивом данных, подготовленнымв рамках деятельности Комиссии по монументальномуискусству Мосгордумы и представляющим сведения поМоскве вплоть до 2008 г. [Петров, 2008]. КаталогПетрова включает именные доски общим числом 1369.Мы сделали выборку, включившую 897 досок, удаливвсякого рода dubia, сведения по которым неполны илинедостоверны, а также пока исключив данные по пе-риоду 1992—2008 гг., которые понадобятся нам в даль-нейшем. Каталог представляет собою сплошной массив,изложенный в порядке алфавитного следования фами-

- 396 -

лий мемориализуемых лиц. Подсчет велся нами по до-скам, не по лицам — как в книге (т. е. одному лицу можетбыть поставлено несколько досок и наоборот). Для того,чтобы сделать материал пригодным для анализа, мыввели 14 категорий мемориализуемых лиц (располо-жены по вертикали) и разбили весь советский периодна 6 исторических отрезков, отмеченных своеобразиемполитической, общественной и культурной ситуации.

Доски, посвященные Ленину, в таблице не учтены.Достаточно сказать особо, что Ленин был абсолютнымлидером по числу этого вида форм, их было установленов Москве 93, причем, сновная масса в 1950–70-е гг.После празднования 100-летия Ленина в 1970 г., новыхдосок практически не устанавливалось, т. к. все места,где вождь жил, бывал, выступал и т.д. были уже выя-влены и отмечены с помощью огромного коллективаисториков ленинианы. Для сравнения — в Ленинградеи пригородах было установлено 120 досок Ленину[Тимофеев, Порецкина и Ефремова, 1999. С. 59–95].

За Лениным в Москве по числу мемориальныхдосок следует А. С. Пушкин (18 досок), затем М. И. Ка-линин, отмеченный 10 раз. (Калинин в советском госу-дарстве олицетворял связь народа и власти, он былспециально подобран на роль «всесоюзного старосты»в силу своего крестьянско-пролетарского великорус-ского происхождения.) Отсутствие Сталина в этойформе мемориализации объясняется тем, что де фактосразу после его кончины начался разворот от стали-низма к новой политике, хотя официально озвучен этотповорот был лишь на XX съезде зимой 1956-го. ЖивойСталин, как уже говорилось, являл памятник самомусебе и, по-видимому, прекрасно осознавая это, никогдане стремился к мелочной славе и мемориальной мишу-ре, как это станет с Л. И. Брежневым в последние годыего жизни.

- 397 -

Правда, партийный актив сталинской «империи»широко внедрял в массы небольшие бюсты любимоговождя (наряду с ленинскими) — в аудиториях, в акто-вых залах и в залах заседаний, во дворах и на пись-менных столах партийцев и начальников и т. д. Мемо-риализация же Ленина в беспредельных масштабахвсеми средствами мемориальной культуры нужна былапартии в силу уже указанных нами причин (поло-жительное основание, на котором покоится разры-ваемая противоречиями партия). Впрочем, этабезудержность в увековечении вождя, по существунезнание меры, привела к выхолащиванию смысламемориала, когда советские люди 1980-х гг. вос-принимали эти бесконечные знаки ленинианы какзаурядные элементы городской среды, не внушавшиеникаких чувств. Если проанализировать последнийстолбец Таблицы 7, в который сведены доски всех лет

Таблица 7. Мемориальное содержание именных коммеморативныхдосок Москвы, установленных в советскую эпоху (по материалам

Каталога — Петров, 2008)

/иирогетаKыдог

-71919291

-03911491

-54916591

-75915891

-68911991

огесВ-акоп

-огетмяир

,еынечУыренежни

5 171 15 722

иилетяеД,оникыретка-артсэ,артает

ыд

1 4 38 12 901

ыротаретиЛ 3 2 32 36 31 401

,еыннеоВ,икяром

икинрялоп98 21 101

- 398 -

/иирогетаKыдог

-71919291

-03911491

-54916591

-75915891

-68911991

огесВ-акоп

-огетмяир

илетяеДавтссукси

3 88 7 89

-невтсрадусоГ-йитрап,еын

илетяедеын07 7 77

ичарВ 1 34 5 94

-еноицюловеРыр

1 13 1 33

,икичтеЛытваномсок

2 52 2 92

-намуг-еынчУииирати

ытсимонокэ12 5 62

ыцнартсонИ 2 12 2 52

ыроткетихрА 1 8 6 51

ытанецеМ 3 3

,ынемстропСилетяед

атропс1 1 2

опоготИмадог 5 3 04 717 331 898

Продолжение Табл. 7

по категориям мемориализуемых лиц, то окажется, чтоабсолютными лидерами являются ученые-естест-венники, инженеры и конструкторы, составившиеабсолютный количественный приоритет (227 досок)

- 399 -

Это отражает тот пафос преобразования мира, культанауки и технологий, который, будучи характерен дляэпохи модернизации в целом, не обошел стороной иРоссию XX в. При этом понятие «научно-техническойреволюции» имело двойной смысл для советскойвласти: без нее не построить материальную базу ком-мунизма и не обеспечить обороноспособность страны.

Следующую компактную группу образуют деятелитеатра и кино, литераторы и деятели искусства. Еслиэти, разведенные нами три категории данные, объ-единить в общую категорию деятелей художественнойкультуры, то получится представительная группа из311-ти мемориальных досок — самая большая из всех.Но мы особо выделяем группу литераторов, чтобы вновьи вновь показать ее относительно большую долю вмемориальной культуре России всех времен (см. тж.главы, посвященные Российской империи и пост-советской культуре).

Бросается в глаза то, что в период 1945–56 гг. из39 установленных досок 23 приходится на увековечениелитераторов. Здесь требуется уточнение. Первые после-военные годы не показательны: в 1945–50 гг., т. е. в кон-це сталинской эпохи, установлено всего 8 досок по всемкатегориям. А вот в 1950-е начался подъем в областимемориализации литераторов, который вскоре былподдержан т. н. «хрущевской оттепелью», когдалитература, как классическая, так и современная —вновь ощутимо обозначила себя как важнейшая частьдуховной жизни общества.

В период 1950 г. – нач. 1960-х в Москве былиоткрыты доски А. С. Пушкину (1952 — две; 1956 — двеи еще одна без точной даты); Ф. М. Достоевскому(1950); А. Н. Островскому (1950); В. Я. Шишкову(1951); Н. В. Гоголю (1952); Д. В. Венивитинову (1952);М. Ю. Лермонтову (1954); А. П. Чехову (1954); В. Г. Ко-

- 400 -

роленко (1954) В. В. Вересаеву (1956); Д. А. Фурманову(1956); А. С. Серафимовичу (1956); А. И. Герцену(1957); А. Н. Толстому (1957); А. А. Фадееву (1957);В. А. Гиляровскому (1958); С. Т. Аксакову (1959);Н. Д. Телешову (1959); Л. Н. Толстому (1960);И. С. Тургеневу (1962); Д. В. Давыдову (1962);Б. Л. Горбатову (1962).

В отдельных случаях такая активность была обу-словлена мемориальными датами (100-летие кончиныГоголя в 1952 г.), но нередко доски устанавливалисьдаже без привязки к юбилеям.

Следующая обширная категория мемориальногосодержания представлена военными, и это тоже вполнеобъяснимо для советской культуры памяти. Именно вэтом она продолжает традиции прошлого и в этом онасхожа с мемориальной культурой Запада, где воинскаятема также никогда не затухала. Причем, данная кате-гория в статистике московских досок будет еще замет-нее, если ее объединить с досками военным летчикам.Мы же вывели летчиков в отдельную категорию неслучайно. Надо сказать, что любовь к пилотам, особотрепетное отношение к этой мужественной профессииформировалось в России еще в эпоху империи, когдана слуху были имена Ефимова, Мациевича, Нестерова,Уточкина… Кстати, гибель Льва Мациевича в 1910 г.стала первой гибелью пилота в нашей стране, именноэтому событию А. Блок посвятил известное стихотво-рение «Авиатор». В дальнейшем, как удачи, так и ката-строфы в освоении воздушного пространства, оказыва-лись в фокусе мемориальной культуры. В советскоевремя общественный интерес и любовь народа к авиато-рам подогревались лозунгом Сталина «молодежь насамолет»; потом даже появилось понятие «сталинскихсоколов», среди которых заметной фигурой был илюбимый сын вождя Василий Сталин. А еще — герои-

- 401 -

ческие перелеты, освоение Севера, Великая Отечест-венная война и, наконец, освоение космоса. Все этополучило отражение в культурной памяти страны, при-чем уважение к авиации и космонавтике носило совер-шенно искренний общенародный характер, не будучивыражением лишь официальной политики памяти.

Число увековеченных государственных и партий-ных деятелей оказалось, по данным нашей таблицы, нена первом месте, как можно было ожидать, хотя у насона разведена с категорией революционеров, если же ихобъединить, показатель увеличится — именно эта сум-марная категория и мыслилась как важнейшая в тевремена и шла первой строчкой в справочниках. После1985 г. здесь наступает резкий спад, хотя советская эпохаеще не кончилась, — команда М. С. Горбачева объявиланачало периода т. н. гласности и перестройки.

С точки зрения исторической периодизации, при-мечательно, что после «мемориального бума» с 1918 г.по начало 1920-х гг., связанного исключительно с вы-полнением ленинского плана монументальной про-паганды (и при наличии, как мы уже показали, жесткогоконтроля за его выполнением), наступает спад в уста-новке досок и настенных знаков мемориального хара-ктера. Стране стало не до этого, а сменившее Ленинаруководство, видимо, до поры не считало эту деятель-ность «архиважной», как сказал бы покойный вождь.Впрочем, мемориализация самого Ленина в целяхпартийной пропаганды оставалась актуальной всегда.

Для сравнения можно провести анализ менее ре-презентативного справочника, изданного в 1978 г. по тойже категории мемориальных форм. Мы имеем в видуиздание: Песков, Низковская и Ададурова, 1978. Еговыгодное отличие в том, что были охвачены сведенияне только по именным, но и по событийным доскам —сохранившимся на тот момент. Классификация мемо-

- 402 -

риального содержания задана по рубрикам самими ав-торами.

Категория Кол-во

1. Памятные места жизни и деятельности В.И. Ленина 662. Памятные места революции 553. Памятные даты, в т. ч.: 30 3.1 В истории революционного движения 1 3.2 В истории боевого прошлого 2 3.3. В истории отечественной культуры 4 3.4. В истории советского государства 2 3.5. В истории КПСС 1 3.6. В истории ВЛКСМ 2 3.7. В истории профсоюзов 9 3.8. В истории пионерской организации 94. Мемориальные доски, посвященные деятелям КПСС, советского государства, международного коммунисти- ческого движения 565. Мемориальные доски военачальникам, героям совет- ских вооруженных сил 416. Мемориальные доски на местах дислокации и формирования воинских частей 587. Мемориальные доски на зданиях бывших госпиталей 108. Мемориальные доски деятелям науки 1229. Мемориальные доски деятелям литературы 6710. Мемориальные доски деятелям изобразительного искусства и архитектуры 4711. Мемориальные доски деятелям театра, музыки, кино 65 ИТОГО: 617

Таблица 8. Мемориальное содержание именных и событийных ком-меморативных досок Москвы, установленных в советскую эпоху до1978 г. (по материалам справочника: “Песков, Низковская и Ада-дурова”, 1978)

Как видим, и здесь лидирует категория деятелейнауки, велика доля досок литераторам, более высокиепоказатели дают доски, связанные с государственными,партийными деятелями и революцией. Это естественно,поскольку в период горбачевской «гласности» и«перестройки», неучтенный в данном справочнике, поданным категориям пойдет резкий спад за счет увеличе-

- 403 -

ния других категорий увековеченных. Кроме того, здесьучтены «событийные» доски, которые особенно пособытиям трех революций были многочисленны. Боль-шой процент дают категории досок на местах дислока-ции и формирования воинских частей и расположениягоспиталей. Эта часть воинского мемориала 1941–45 гг.весьма ощутима в Москве и по стране в целом.

Данный справочник дает, в частности, следующуюкартину по периоду до начала массового распростра-нения досок в СССР как формы увековечения.

В период 1917-1930 гг. были установлены доски:- Павшим героям революции на Сенатской башне

(1918);- В память отъезда В.И. Ленина с Курского вокзала

в ссылку (1919);- А. С. Грибоедову, место рождения (1919);- А. И. Герцену, место рождения (1920);- Жертвам взрыва в Леонтьевском пер.(1922);- Профсоюзам (1925-26). Восемь досок однотип-

ного содержания были помещены в 1925-26 гг.(К 20-летию событий) на зданиях, где в революцию1905-07 гг. помещались отраслевые профсоюзныеорганизации или проходили профсоюзные меропри-ятия;

- Местонахождение подрайкома РСДРП(б) иревкома Всехсвятского подрайона (1927);

- Солдатам Кремлевского Арсенала, расстрелян-ным в 1917 г. (1927);

- Местонахождение Боевого штаба революции Со-кольнического р-на (1927).

В период 1930-1941 гг. были установлены доски:- В. И. Ленину (завод быв. Михельсона — 1930);- В. Я. Брюсову (просп. Мира, 30 — 1935);- А. С. Пушкину (ул. Бауманская, 40 — 1937);- А. С. Пушкину (ул. Карла Маркса, 36 — 1937).

- 404 -

В период 1941-1953 были установлены доски:- В. И. Ленину в Боткинской больнице (1940-е);- К. С. Станиславскому (1944);- В. И. Ленину (ЗИЛ —1947);- С. А. Чаплыгину (ул. Чаплыгина — 1950);- Н. Е Жуковскому (1950);- В. И. Ленину (Дом офицеров ВВИА им. Жу-

ковского —1952);- В. И. Ленину на Киевском райкоме КПСС (не по-

зднее 1952);- К. А. Тимирязеву (ул. Грановского, 2 — 1946 г.);- К. А. Тимирязеву (ул. Грановского, дом 2,

стр. 2. —1946 г.);- Н. В. Гоголю (Суворовский бул., 7 — 1952);- А. М. Горькому (1946);- Ф. М. Достоевскому (1950);- А. Н. Островскому (1950);- В. Я. Шишкову (1951);- М. Н. Ермоловой (1953);- Л. В. Собинову (1950).Целым рядом досок были отмечены события рево-

люций 1917 г. в канун их юбилейных дат: 10-летия;40-летия; 50-летия.

Число строительных досок невелико. (Редкий при-мер: Р. И. Клейну на Волхонке, 12 – на фасаде ГМИИим. Пушкина. Установлена в 1959 г., текст: Авторпроекта и строитель здания академик архитектурыРоман Иванович Клейн.)

В советское время искусство мемориальной доскистало особой формой монументального искусства,иногда в создании московских досок принимали учас-тие видные скульпторы и архитекторы: Н. А. Андреев(А. И. Герцену, Тверской бул., 25 — 1920);С. Д. Меркуров (А. С. Грибоедову, 1919); С. Т. Конен-ков (Павшим революционерам на Красной пл., 1918;

- 405 -

П. П. Кончаловскому на Новинском бул., 1959);М. Г. Манизер (В. Н. Бакшееву в 4-м Ростовскомпер., 6, —1962); В. М. Клыков (В. М. Шукшину, ул.Бочкова, 5, — 1977); В. М. Маят (Погибшим членам МКв Леонтьевском пер.); С. Д. Лебедева (акад. Е. А. Чу-дакову, Бол. Семеновская, 38, — 1959); А. Н. Душкин(П. П. Ширшову, ул. Серафимовича, 2, —1973; А. И. Ла-ктионову, ул. Горького, 19, 1976); О. К. Комов (А. В. Ко-сареву, П. П. Постышеву — обе на ул. Серафимовича, 2,— 1976); Н. В. Томский (А. П. Файдышу, ул. Сурикова,29/6, — 1968).

Определенный интерес представляет текстоло-гическое исследование мемориальных досок. Как вернозаметили петербургские коллеги, сравнив эпиграфикуРоссийской империи с советским периодом, авторыдореволюционных досок «не использовали в текстахопределений “великий”, “выдающийся”. Первые доскиустанавливались деятелям, чьи имена были ценнейшимдостоянием национальной культуры, и имена эти ника-ких утвердительных оценок не требовали. Сам фактустановки мемориальной доски был свидетельствомисключительных заслуг личности» [Тимофеев, По-рецкина и Ефремова, 1999 С. 12]. Здесь подмечена оченьважная черта, разделившая мемориальную культуруэпохи империи и эпохи Советов, особенно брежневско-горбачевского периода. Последняя нередко ис-пользовала мемориальную политику для нарочитого иискусственного возвеличения. Мы уже упоминали остранном прижизненном возвеличении Брежнева.Насколько все эти игры по «коммунистическому воспи-танию» удались, показал 1991-й год. Решение вопросао том, кому быть удостоенным какого эпитета (извест-ный; видный; крупный; крупнейший; выдающийся;великий) в мемориальной культуре (а значит, в искус-ственно формируемой культурной памяти советского

- 406 -

народа, по замыслу ее формирователей) было пре-рогативой высших партийных органов, на уровне ЦК.Казенная патетика нарастала в хрущевско-брежневскуюэпоху. Если на открытой в начале 1950-х доскеМ. И. Калинину (просп. Маркса, 22/4, ск. С. Д. Мер-куров) текст звучал просто: В этом доме находиласьприемная М. И. Калинина. 1919–1946, то уже наустановленной в его же память доске на Б. Полянке в1960 г. текст выглядел следующим образом: В этом домев 1909–1910 годах жил выдающийся деятельКоммунистической партии и Советского государстваМихаил Иванович Калинин.

В этот же период, подобно периоду 1920-х, ста-раются, где можно предпочесть эпитет «советский» эпи-тету «русский». Если на доске послевоенного 1946 годаТимирязев назван русским (В этом доме жил в 1887–1899 годах великий русский естествоиспытатель,пламенный борец за науку и демократию КлиментАркадьевич Тимирязев, — ул. (Грановского, 2), то надоске 1961 г. Ю. Н. Рерих назван крупнейшим совет-ским востоковедом, хотя проработал в советскомгосударстве (1957–1960) приблизительно столько же,сколько Тимирязев. А на доске 1953 года М. Н. Ермо-лова названа великой русской актрисой, хотя прожилапри советской власти больше 10 лет (правда, со сценыушла в 1923 г.)

Языковая культура советских мемориалов изоби-лует штампами, которые, приевшись, стали «проглаты-ваться» читателем надписей без малейших чувств. Ги-бель героев нередко обозначалась как «злодейскоеубийство». Популярен был штамп «царские палачи».Доски, посвященные событиям Великой Отечествен-ной, стабильно начинались с фразы: «Здесь, в суровыедни Великой Отечественной войны...». Доски периодадо 1960-х гг. демонстрируют более обиходный, менее

- 407 -

официальный язык, например, : 1812—1870—1920.А. И. Герцен (ск. Н. А. Андреев, 1920); Здесь родился в1842 г. П.  А. Кропоткин (1926 г.); В этом доме жил,творчески работал и умер Валерий Брюсов – поэт,историк, ученый, член ВКП(б). 1873–1924 (ск. С. Д. Ме-ркуров, 1935).

Мы решили не останавливаться специально насоветской традиции памятных наименований все-возможных институций и объектов рукотворной инерукотворной среды, включая мемориальную топо-нимику, поскольку эта отрасль поражает своим одно-образием и едва ли стоит подробного научного анализа,*став в наше время, скорее, почвой для анекдотов ипоиска курьезов. Одни и те же имена и события сзавидным упорством тиражировались повсеместно.Если главная улица города не носила имя Ленина или,в крайнем случае, названия Советской, то это ужеобращало на себя внимание как что-то нетипичное.Фантазии катастрофически не хватало. В одном малень-ком московском районе Зыково (ныне на территорииокруга «Аэропорт») в 1920-е гг. поименовали 16 (!)Свободных улиц (1-я, 2-я и т.д.) и пять улиц с названием«Восьмого марта»: 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и еще просто Вось-мого марта — без индекса! О благозвучии тоже не оченьзаботились. В Москве появились две Газгольдерныхулицы и улица под названием Газопровод. Приведемтакже как характерный пример полный (!) списокназваний колхозов, существовавших на территорииВерейского района Московской области по состояниюна август 1953 года:

1. имени Ленина2. имени Сталина

_________* Впрочем, анализа, конечно, требуют все явления культурной среды.

Мы также отдали небольшую дань топонимике, в т.ч. советской, см.Святославский, 2004b.

- 408 -

3. имени Молотова4. имени Калинина5. имени Маленкова6. имени Ворошилова7. имени Хрущева8. имени Кирова9. имени Крупской10. имени Розы Люксембург11. имени Тельмана12. имени Зои Космодемьянской13. имени Парижской Коммуны14. имени газеты «Правда»15. имени 1-го Мая16. Большевик17. Знамя Ленина18. Серп и молот19. Свобода20. Путь к коммунизму21. Октябрь22. 12-й Октябрь23. На верном пути24. Новый мир25. Новый быт26. Победа

В списке из 26-ти названий лишь два относятся креалиям Великой Отечественной (Победа и имени ЗоиКосмодемьянской), остальные 24 связаны исключи-тельно с тематикой революции, революционного переу-стройства и славословием партийно-государственныхлидеров. Причем, проводя сравнение с другими реги-онами, поражаешься однообразию перечня возможныхвариантов, так что данная небольшая выборка выглядит,как ни странно, вполне репрезентативно по отношениюк стране в целом.

- 409 -

Итак, основные выводы по особенностям совет-ской культуры памяти могут быть сведены к тому, чтонаиболее живой и востребованной сохранила себя навсем протяжении советской эпохи военно-патриотичес-кая тематика и тематика, отражающая научные успехиСССР, а также связанная с литературой и некоторымивидами искусства. Сегодня можно смело сказать о том,что не «классовое сознание», а патриотизм — это та опо-ра российского общества, которые позволили стране до-биться успехов при социализме. И наоборот, попыткиподмены общечеловеческого и национально-патриоти-ческого классовым, попытки оторвать современнуюбольшевикам Россию от ее прежней истории, от тради-ционных ценностей, в конечном счете, провалились,несмотря на колоссальные силы и средства, брошенныена формирование т. н. нового, советского, человека. Мыпопытались проиллюстрировать эту мысль на матери-алах мемориальной культуры городской среды. То жесамое происходило и в музейной отрасли «Отрицаниесуществования в культуре общечеловеческих ценностейи идеалов приводило к тому, что крайне вульгаризо-ванный классовый подход к оценке явлений культурыи произведений искусства становился главным кри-терием при формировании музейных собраний и созда-нии экспозиций», — пишет в монографии «Музей вмировой культуре» Т. Ю. Юренева [Юренева, 2003.С. 436].

Можно смело охарактеризовать политику ВКП(б)-КПСС в области формирования исторических образовкак однобокую: сильно грешившую очернительством поотношению к истории России до октября 1917-го и,напротив, направленную на создание виртуального«социалистического рая», там, где речь шла о советскомпериоде истории. Руководимые партийными идео-логами СМИ, литература и искусство весьма преуспели

- 410 -

в создании образа тотального благополучия советскойжизни — для современников и потомков. Причем, реаль-ные успехи были, — были и стройки социализма, и по-беда 1945-го, и полеты в космос. Сегодня, возможно,кому-то покажется, что обвинения в адрес советскойидеологии в нарочитом мифотворчестве безоснователь-ны. Тем не менее, еще в начале 1950-х, задолго до эпохи,получившей потом прозвище «застоя», А. Т. Твар-довский весьма талантливо заклеймил проявлениялитературного партийного словоблудия в известныхстрочках:

Глядишь, роман, и всё в порядке:Показан метод новой кладки,Отсталый зам, растущий предИ в коммунизм идущий дед.Она и он передовые,Мотор, запущенный впервые,Парторг, буран, прорыв, аврал,Министр в цехах и общий бал...И все похоже, все подобноТому, что есть иль может быть,А в целом – вот как несъедобно,Что в голос хочется завыть. (Поэма «За далью даль»,

глава «Литературный разговор»*)

_________* Вскоре Твардовский напишет еще более обличительную в отношении

партийной лжи и очковтирательства поэму — «Тёркин на том свете» (1953–54 гг.), что окончательно предопределит снятие его с поста главногоредактора «Нового мира» и вызовет бурную обличительную кампанию средипартфункционеров и некоторых коллег-литераторов. А после возвращенияв журнал «Новый мир» в 1958 г. Твардовский поведет борьбу за правдивоеотражение событий прошедшей войны в литературе.

Социальную память как сложный организм,отвечающий за выживание данной культуры, в совет-ское время попытались усилиями «сверху» подчинитьпартийной политике памяти как единству политики

- 411 -

коммеморации и политики забвения. И, несмотря на тоположительное, что все-таки имелось в эту эпоху во-преки, сам по себе крах системы, развалившейся изну-три, был лучшим свидетельством порочности той по-литики памяти, которая, как некоторое время казалось,способна поддерживать авторитет партии и власти вглазах народа. Народ видел, что с годами практикасоветской действительности все более очевидно расхо-дилась с декларируемой теорией, а политика памяти,как и многое в культуре «застойной» эпохи, стала тойсамой трагедией, которая однажды обернулась фарсом.Лишь период горбачевской гласности оказался пери-одом развенчания исчерпавших свой потенциал старыхсоветских мифов. К тому же, в тот короткий период ещене родились новые мифы, в которые начиная с 1990-хпытается погрузить Россию пропаганда, служащая но-вым «хозяевам жизни». Этих мифов немало: здесь и мифо некоем «процветании» России в постсоветскую эпоху,и миф о том, что бедность есть следствие личной не-состоятельности, и культ денег, и культ грубой силы(«крутость»), и многое другое. Но это уже выходит зарамки тематики данной главы.

Завершая главу, посвященную советской эпохе,считаем своим долгом сделать одно важное замечание.Некоторым из коллег автора, ознакомившимся с ру-кописью данной книги, показалась чересчур резкойкритика этой эпохи. Хотим подчеркнуть, что мы несобирались ставить под сомнение огромное значениеучения Маркса для истории мировой полит-экономической мысли. В ситуации, когда, по даннымежегодного доклада Global Wealth компании BostonConsulting Wealth, 700 богатейших семей Россииконтролируют более трети всего богатства страны [Ис-точник: http://www.forbes.ru/sobytiya/82724-bcg-rossiiskie-millionery-kontroliruyut-70-bogatstva-strany. -

Online: 01.06.2012] и тенденция к сосредоточению ми-рового капитала в руках небольшого числа олигарховочевидна, интерес к марксизму как теории научногокоммунизма сохраняется. Каково будущее научного ипрактического социализма, мы не знаем, однаковынуждены констатировать, основываясь на многихфактах и материалах, что именно советская практикасеми десятилетий реальной политики, экономики и иде-ологии в итоге – как ничто другое – способствоваладискредитации и марксизма, и социалистической идеив глазах собственных сограждан. Объективно одной изпричин краха той системы стало именно чрезмерноеувлечение идеологов КПСС «виртуализацией» совет-ского социалистического пространства в ущерб успехамреальной экономики и политики. Некоторые политикисчитают, что, в принципе, этого можно избежать. Однакопри всем уважении к полит-экономическим теориям,автору данной книги сама по себе идея земного раяпредставляется по определению утопичной. И прак-тика социалистического строительства в России зримопродемонстрировала это.

- 413 -

Глава VIIГлава VIIГлава VIIГлава VIIГлава VIIМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАМЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРАПОСТСОВЕТСКОЙ ЭПОХИПОСТСОВЕТСКОЙ ЭПОХИПОСТСОВЕТСКОЙ ЭПОХИПОСТСОВЕТСКОЙ ЭПОХИПОСТСОВЕТСКОЙ ЭПОХИ

Постсоветская мемориальная культура Россииможет быть представлена в виде ряда направлений, илиформально-смысловых парадигм, за которыми стоятопределенные мировоззренческие установки, иногдапытающиеся отмежеваться друг от друга, а иногдапричудливо сливающиеся в массовом сознании. Одноиз этих направлений мы уже отметили как реакцию насоветскую официальную мемориальную культуру. Ононосит по существу компенсаторный характер и вклю-чает в себя увековечение тех лиц и событий, которые непользовались вообще или пользовались недостаточнымвниманием официальной советской коммеморативнойполитики (образы царей, государственных деятелейРоссийской империи, непризнанных или полупризнан-ных литераторов, некоторые военные и гражданскиесобытия). При этом отдельное место заняло воссозданиеобразов, которые когда-то были увековечены в Рос-сийской империи, но подвергнуты забвению или осуж-дению при советской власти.

Реакций на советскую эпоху явилось также разру-шение и осквернение наиболее характерных, и ставшиходиозными, знаков «советскости» в мемориальной сре-де. Не случайно, что кульминация августовских собы-тий 1991 г. была связана не только с противостоянием

- 414 -

у «Белого дома», но также со стихийным демонтажомтрех городских монументов в центре Москвы. Такоказалась написана еще одна страница в истории войнысимволов.

Демонтажу подверглись московские памятникиФ. Э. Дзержинскому на Лубянской площади (онолицетворял для восставших террор партии и госу-дарства против собственного народа), Я. М. Свердловуи М. И. Калинину. На Свердлова покушались не раз ещедо августовских событий, и памятник иногда стоял,облитый краской.

А прозванный еще Троцким «всероссийскимстаростой» Калинин, защитник народных интересов, неуберегший от лагерей даже собственную жену, по всейвидимости, и олицетворял в глазах восставших к томувремени масс эту самую ложь и фальшь широко раз-рекламированной советской демократии, о которой мыписали выше.

Еще одно направление, наоборот, являет собойпродолжение сквозных устойчивых традиций отечест-венной культуры увековечения (в содержательном иформальном аспектах), связывающих собою и до-советскую, и советскую, и постсоветскую эпохи. Онопредставлено военно-мемориальной культурой, «лите-ратурно-художественным» и «научно-технологи-ческим» сегментами мемориальной культуры (памят-ники литераторам, деятелям культуры, ученым). Этитемы и связанные с ними средства увековечения (город-ские монументы, мемориальные доски, мемориальнаятопонимика), зародившись в эпоху империи, раз-вивались по нарастающей в советскую и постсоветскуюэпохи.

Отдельное направление связано с массовым воз-рождением с 1990-х гг. православной традиции увеко-вечения в городской и сельской среде, во всей полноте

- 415 -

присущих ей формально-содержательных особен-ностей.

Можно выделить также культурную парадигму,позиционирующуюся как реакция уже на постсовет-скую эпоху. Имеются в виду мемориальные акции, закоторыми стоит протест против сложившейся после1991 г. системы и порожденных ею негативных явленийв жизни российского общества. Здесь необходимоотметить попытки коммеморации советской полити-ческой системы с позиций прославления ее достоинств.В городской среде они нечасты, проявляясь в разногорода малых формах, вроде значков, флагов, медалей:например, медаль «130 лет Сталину», выпущеннаяКПРФ, а также коммеморация негативных в социаль-ном аспекте событий новейшей российской истории —с позиций их осуждения. Это проявляется в требова-ниях возрождения разрушенного советского мемори-ального пласта (снятые в 1990-е гг. памятники,закрытые музейные экспозиции, ликвидированныетопонимы) и создании современного просоветскогомемориала. Сюда же относятся акции памяти,осуждающие события, связанные с политикой пост-советского руководства, вроде создания неподалеку от«Белого дома» в Москве народного мемориала жертвамразвязанной ельцинским руководством войны противнародных избранников в октябре 1993 г., установки«антиельцинской» мемориальной доски в Екатерин-бурге в канун празднования его 80-летия и др.Естественно, данное направление целиком принадле-жит сфере коллективной культуры памяти, лежащейвне пределов официальной коммеморативной полити-ки сегодняшней власти, проводимой через «ЕдинуюРоссию», официальные СМИ и т. д.

С точки зрения мемориального содержания былобы правильным также особо оговорить уже отмеченную

нами как важнейшую для западной мемориальной куль-туры традицию увековечения жертв терроризма. Сампо себе огромный мемориал памяти императора Алек-сандра II, создававшийся в Российской империи после1881 г., послужил как бы фундаментом для созданияэтого блока мемориальной культуры в России. Наибо-лее массовый характер в 1990-е гг. получили мемори-альные акции, связанные с репрессиями советскойвласти 1930-х гг., которые определенная часть обществарассматривала как террор власти против собственногонарода (особенно в части «раскулачивания» и массовыхантицерковных акций). Значительно меньше пред-ставлена мемориализация жертв «красного террора»1918—20 гг. (пример: памятный крест епископу Ефремуи прот. Иоанну Восторгову у церкви Всех Святых воВсехсвятском, Москва). Однако сама новейшая эпохакон. XX – нач. XXI вв. заставила говорить о теме террорауже в терминах современности, в связи с деятельностьюэкстремистов 1990—2000-х гг. Ряд памятных знаковустановлен на местах последних терактов в Москве(Тушинский аэродром; подземный переход у станцииметро Пушкинская в Москве). Эта тема, увы, можетстать все более ощутимой в начавшемся XXI столетии.

Что касается мемориализации жертв полити-ческих репрессий 1930–40-х гг. в СССР, то это явлениеносит, как уже указано, во многом компенсаторныйхарактер и в этом отношении может быть отнесено кпервому отмеченному нами направлению мемориаль-ной культуры современности (реакция на советскуюполитику памяти). Дело в том, что формально репрес-сии были осуждены еще самой партийной властьюв 1956 г. (XX съезд КПСС), но при этом ни полномас-штабной реабилитации невинных жертв той политикитеррора, ни, тем более, увековечения их памяти непоследовало. Поэтому весьма симптоматично, что наря-

- 416 -

ду с площадью у «Белого дома» 19–21 августа 1991 г.важнейшим местом событий только начавшейся новойрусской революции оказалась Лубянская площадь, накоторой толпы народу, подогнав автокран, сняли памят-ник Ф. Э. Дзержинскому (1958 г., ск. Е. В. Вучетич),воспетому при советской власти, но оказавшемуся средиглавных врагов начавшейся новейшей революции.Учитывая должность «железного Феликса» (хотя и недожившего на посту руководителя ЧК до массовыхрепрессий 1930-х), памятник, установленный на Лубян-ской площади возле здания КГБ, принял в те дниглавный удар именно как символ политических репрес-сий советского строя всех времен. (Будь в Москвепамятник Берия, ударили бы, скорее, по нему, но Бериябыл развенчан как политическая фигура еще в первыйгод по смерти Сталина и памятных знаков ему не стави-ли.) Более того, неподалеку от места, где стоял Дзержин-ский, в сквере у Политехнического музея, еще осенью1990 г. был открыт, по-видимому, самый первый вРоссии официально разрешенный мемориал репрес-сированным по политическим мотивам — «Соловецкийкамень». Камень, гранитный валун, был действительнопривезен с Соловков, где находился известный конц-лагерь СЛОН в 1920-30-х гг.

Памятник-валун с Соловков был установлен об-ществом «Мемориал» также на Троицкой площади вПетербурге в 2002 г. вместо поставленной еще в 1990-мвременной плиты. Рядом сооружена Троицкая часовняна месте первого в Петербурге (в то время Петроград)храма, разрушенного большевиками. Таким образом,здесь формируется небольшой мемориальный комп-лекс. Установка часовни на месте разрушенного храма,является проявлением давней традиции, которая оказа-лась возрождена в новой России. Речь идет не о единич-ном случае, а именно о традиции.

- 417 -

- 418 -

В дальнейшем тема коммеморации жертв поли-тических репрессий приобрела размах. Было созданообщество «Мемориал», которое и взяло на себя значи-тельную часть работы по координации усилий в данномнаправлении через сеть отделений по всей стране. В сфе-ре коммеморативных акций оказались места заклю-чения (тюрьмы, лагеря), места массовых погребенийжертв репрессий, которые в сталинскую и брежневскуюэпохи не только никак не были отмечены, но подверга-лись сознательному забвению. Власти в СССР факти-чески делали вид, что таких мест нет или они никак немогут уже быть идентифицированы. Последнее былоспециальной установкой КПСС, напуганной «хрущев-ской оттепелью», когда с легкой руки самого Первогосекретаря вдруг начали издавать такого опасного длявласти писателя-лагерника, как А. И. Солженицын.Поэтому после снятия Хрущева народу объявили, чтопартия уже однажды осудила культ личности и все, чтос ним связано, — и больше к этому вопросу возвращать-ся не позволит. «КПСС, приняв самые решительныемеры, давно искоренила те нарушения законности,которые допускались в период культа личностиСталина, и считает, что вопрос этот полностью решен,что нет никаких оснований возвращаться к нему», —говорилось в одном из информационных бюллетенейКПСС [Цит. по: Власть и диссиденты. Из документовКГБ и ЦК КПСС. М., 2006. С. 80].

Данное замечание относилось и к общественнымдвижениями правозащитников, и к некоторым литера-торам, которые упорно не хотели отходить от заданнойСолженицыным и Шаламовым «лагерной» темы, а так-же к Русскому Зарубежью. При этом увязывание ре-прессий исключительно с культом личности Сталинабыло ловким ходом партийной идеологии, за которыйтак и держались с 1956 г. до конца правления КПСС.

- 419 -

Дескать, один Сталин виноват в политических репрес-сиях, партия его уже осудила, и о чем теперь говорить?Остались устные предания о сожалениях Хрущева поповоду этой политики забвения, но Хрущев к моментутаких неофициальных заявлений был уже лишен всехпостов и отправлен на пенсию.

В Отчетном докладе XXIV съезду КПСС (1971)было сказано: «Кое-кто пытался свести многообразиесегодняшней советской действительности к проблемам,которые бесповоротно отодвинуты в прошлое в резуль-тате работы, проделанной партией по преодолениюпоследствий культа личности. Другая крайность, такжеимевшая хождение между отдельных литераторов, — этопопытки обелить явления прошлого, которые партияподвергла решительной и принципиальной критике…»[XXIV съезд Коммунистической партии СоветскогоСоюза. 30 марта — 9 апреля 1971 года. Стенографи-ческий отчет. В 2 тт. Т. 1. М.: Политиздат, 1971. С. 113].Насколько осуждались «попытки обелить» — сказатьтрудно, таковые факты нам неизвестны, скорее, этотмомент в докладе носил чисто декларативный характер.Сам автор данной работы, обучаясь в 1960-70-е гг. в со-ветской средней школе, слушал на уроках истории о том,что репрессии 30-х были делом неизбежным и отчастиполезным, хотя и трагическим, — «зато нам потом в1941-м не стреляли в спину». Последнее, кстати, былоголословным утверждением, поскольку данные о со-трудничестве граждан СССР с немцами и о второйволне эмиграции в 1940-х гг. — не публиковались ивообще всячески замалчивались*._________

* Эта тема была представлена в кино и беллетристике лишь осуждениемгенерала Андрея Власова и кучки несознательных крестьян, записавшихсяв оккупации в «полицаи». На самом деле, масштабы сотрудничества с нем-цами и стремления к «невозвращенству» в 1945-м у советских людей, каквыясняется из новейших исследований, заставляют говорить о су-ществовании массового неприятия советской власти немалой частью со-

- 420 -

Крупнейшим мемориалом жертв репрессий сталБутовский расстрельный полигон под Москвой, где в1937–38 гг. ежедневно расстреливали по 400-500 чело-век. 7 июня 1993 года оставшиеся в живых родственникипогибших впервые посетили полигон. Была устано-влена гранитная мемориальная плита, с нее началасьмемориализация этого страшного места.

В Санкт-Петербурге в 1995 г. был открыт памятникжертвам политических репрессий напротив тюрьмы«Кресты» — сфинксы работы скульптора М. М. Шемя-кина. Памятник, как это часто бывает у Шемякина иавангардистов, при всех художественных достоинствах,нуждается в определенном комментарии, иначе зрительможет не понять его мемориального содержания. Под-сказкой служит половина лица сфинкса, со сторонытюрьмы, которая трансформирована в обнаженныйчереп. Памятники жертвам политических репрессийбуквально покрыли собой всю карту страны, их от-крывали в 1990-х и в 2000-х в Волгограде, Перми,Ульяновске, Елабуге, Владивостоке, Магадане, в Коми,в Сибири, на Алтае и многих других местах. Это лишнийраз показало несовместимость официальной мемори-альной политики и реальной культурной памятинарода. Советская власть не только практиковалатеррор против своих граждан в период c 1917 по начало1950-х гг., но практиковала политику забвения по от-_________ветских людей, во многом, по причине разгула репрессий в 1930-х гг. Террорвласти против своего народа продолжался после войны и был усугубленпреследованием бывших советских военнопленных после насильственногоили добровольного возвращения их на родину. По данным, приводимымвоенным историком проф. Ф. Д. Свердловым на основании материаловЦАМО, из 56 советских генералов, вернувшихся из немецкого плена домой,31 был репрессирован — приговорен к расстрелу или к огромным тюремнымсрокам [Свердлов, 1999]. Тем самым, эти люди, цвет Красной Армии,сражавшиеся на фронтах, а не отсиживавшиеся в тылу — были уже в усло-виях второй половины 1940-х гг. (пресловутый 1937-й, казалось бы, канулв Лету) признаны врагами и предателями Родины!

- 421 -

ношению к памяти жертв того террора и членов ихсемей. Тем не менее, вся советская эпоха 1950–70-хпрактически прошла под двумя знаками, которыенасквозь пронзили сознание большинства гражданстраны — это память о Великой Отечественной и памятьо 1937 годе. Первое властью поощрялось в цензурован-ном виде, второе официально фактически предавалосьзабвению или оправдывалось, несмотря на громкиезаявления с трибуны съезда. Но то, что хранилось подспудом в коллективной памяти, выплеснулось в 1990-енаружу.

Символом постперестроечной России Исаченконазвал [Исаченко, 2004. С. 374] памятник А. Д. Сахаровув Петербурге (пл. Сахарова, ск. Л. К. Лазарев, 2003).Бронзовая фигура человека с убранными за спинуруками и словно идущего против ветра, скорее символи-зирует Сахарова-правозащитника, чем Сахарова-ученого. Постаментом служит камень-валун. Установи-ли памятник возле Библиотеки Российской АкадемииНаук.

Возвращаясь к проблеме разрушения памятников,вспомним еще раз московские монументы Я. М. Сверд-лову и М. И. Калинину, демонтированные непосред-ственно в дни августовской революции 1991 г. НаСвердлова покушались не раз и прежде, обливая памят-ник красной краской. Ненависть к этому деятелю«ленинской плеяды» была вызвана озвученными к томувремени сведениями о его причастности к расстрелуцарской семьи летом 1918 г. Кстати, уже позже, когдапервые страсти разрушения улеглись, Агентство поли-тических новостей Нижнего Новгорода сообщило, чтов октябре 2004 года оргкомитет Покровских Дней вчесть 100-летия цесаревича Алексия принял решение отом, чтобы «признать Я. М. Свердлова террористом,виновным в гибели ни в чем не повинных людей» и по-

- 422 -

требовал снять памятник Свердлову в Нижнем [URL:http://tsarevich.spb.ru/pub/0104.php. Online: 12.2010].

Все три перечисленных демонтированных москов-ских монумента оказались в парке скульптуры Музеон,где пребывают и теперь. Мэр Москвы Ю. М. Лужковвпоследствии выступал с заявлением о том, что сноспамятников советской эпохи в Москве будет прекра-щен. Тем не менее, некоторые памятники и памятныезнаки были сняты, в том числе монумент Ленину вКремле. Кремль находится вне компетенции москов-ских властей, а нахождение там такого памятникавыглядело своего рода политическим вызовом со-временной России. В 2009 г., не без участия экс-мэра,возникла дискуссия о возможности возврата памятникаДзержинскому на прежнее место, что лишь обострилораскол в современном российском обществе.

В интернет-энциклопедии «Википедия» [URL:http://ru.wikipedia.org/wiki/Памятники_Ленину.Online: 07.2011] приведен список порядка 40 случаевразрушения или осквернения памятников Ленину,начиная с 1991 г. и по 2009 г. на территории России иУкраины. В 1992 г. в Твери был разрушен один из самыхзнаменитых памятников К. Марксу (ск. Б. В. Лавров,1919 год). Голова монумента (она покоилась на двух-метровом постаменте) оказалась разбита на мелкиекуски неизвестными ночью. Как сообщала газета«Коммерсант» со ссылкой на агентство «Интерфакс»,«работники Тверского краеведческого музея собралиосколки и практически сразу приступили к восстано-влению памятника. Деньги на работу время от временивыделялись из областного бюджета, были и частныепожертвования. К концу этого лета реставрация былазакончена, и местный скульптор Евгений Антонов посклеенному оригиналу отлил из бетона новую скульп-туру. Памятник открыли без каких-либо торжеств. Про-

- 423 -

сто в субботу утром горожане обнаружили Карла Марк-са на прежнем месте — на Советской улице, в несколь-ких метрах от здания областной администрации» [«Ком-мерсантъ». 186 (1368). 29.10.1997; URL:http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=186651&print=true- Online 04.2011].

Целый ряд мемориалов постсоветской эпохи былвызван к жизни юбилеями. Крупнейшим юбилеем этогопериода было празднование 50-летия Победы, когда вМоскве на Поклонной горе, наконец, открыли мемо-риал, включающий в себя Центральный Музей ВеликойОтечественной войны и Парк Победы. Именно возлеПоклонной и прошел в 1995 г. торжественный военныйпарад, посвященный 50-летию Победы. Огромныймемориальный комплекс, включающий выставкивоенной техники, скульптурно-архитектурные мону-менты, храмы-памятники трех конфессий (православ-ный храм, мемориальная мечеть и мемориальнаясинагога), стал одной из главных рекреационных зон вМоскве. Сам по себе он пользуется большой популяр-ностью у москвичей и приезжих, однако многие так ине приняли как художественную удачу главный мону-мент работы З. К. Церетели — стилизованный обелиск-штык, увенчанный летящей фигурой богини победыНике. Мемориальные решения предполагали опреде-ленную символику: главная аллея (Аллея Победителей)организована в виде пяти партерных террас, постепенноподнимающих посетителя к главному памятнику изданию музея. Они отмечены гранитными блоками собозначением лет войны от 1941 до 1945 и символи-зируют долгую дорогу к Победе. Символична и высотаглавного памятника-обелиска: 1418 дециметров соот-ветствуют дням Великой Отечественной войны. В музееглавная экспрессивная роль отведена шести диорамам,где средствами живописи, объемного моделирования,света и аудио-сопровождения воспроизведены важней-

- 424 -

шие битвы той войны. Диорамы создают эффект живогоприсутствия зрителя и производят сильное эмоцио-нальное воздействие.

Еще одним юбилеем, отмеченным рядом мемо-риальных акций, стало 300-летие русского флота, отме-чавшееся в 1996 г., причем точкой отсчета было взятостроительство Азовской флотилии. Мы уточняем это,поскольку на право считаться основанием флота могутпретендовать и иные события (Измайловский ботик,Переславская флотилия, строительство корабля«Орел» в 1667-69 гг. под Коломной и др.), но нужнобыло выбрать что-то одно, и сочли, что боевой полно-ценный флот берет начало с воронежских стапелей1696 года. В самом Воронеже в 1996 г. была открытаАдмиралтейская площадь, воздвигнута Ростральнаяколонна. В Петербурге установили памятник 300-летиюфлота на Петроградской набережной (летящая богиняНике с ботиком и лентой в руках), работы известногомастера М. К. Аникушина. В Москве в 1997 г. появил-ся гигантский памятник Петру I на Стрелке работыЗ. К. Церетели и в 1998 г. памятник Петру же наИзмайловском острове не менее известного скульптораЛ. Е. Кербеля. Оба московских образа решеныоднотипно — Петр в флотском одеянии за штурвалом.Разница была в том, что гигантский памятник Церетели,поставленный на весьма выгодном месте (перед нимраскрывается водный простор в месте слияния Водо-отводного канала и Москвы-реки), сразу стал объектоммассовой критики горожан, а о существовании работыКербеля многие узнавали по прошествии лет, лишькогда посещали уютный, но отдаленный от мест мас-совых гуляний Измайловский остров.

Между тем, выбор места для кербелевскогопамятника имел глубокую мемориальную подоплеку:именно здесь, на речке Серебрянке юный Петр впервые

- 425 -

осваивал азы судовождения на знаменитом «Измай-ловском» ботике.

Отдельной страницей постсоветской мемо-риальной культуры, впрочем, менее заметной, сталамемориализация жертв Афганской войны. В советскойофициальной политике памяти эта война, подобно«зимней» финской 1940-го года, не стала объектомувековечения по вполне понятным причинам — руково-дители СССР тогда погубили немало молодых жизнейпо каким-то до конца так и не понятным народу полити-ческим мотивам (распускались даже слухи, вроде того,что в Афганистане могут высадиться американцы инанести ракетный удар по СССР). Теперь, уже в новоевремя, в Петербурге установили памятники погибшимвоинам-афганцам на проспекте Славы и на Серафи-мовском кладбище. В Москве — памятник воинам-афганцам на Зеленом проспекте работы Вадима Сидура(1992 г.). К монументам жертвам эпохи тематическипримыкают памятники ликвидаторам Чернобыльскойтрагедии (26 апреля 1986 г.), факт которой власти плохопредставлявшие масштабы последствий катастрофы,поначалу тоже надеялись скрыть от народа — как этони покажется абсурдным теперь.

Отдельную тему на рубеже XX–XXI вв. составилановая волна коммеморации князей и царей, прерваннаясоветским периодом. О московских памятниках Петру-флотоводцу мы уже сказали. В Петербурге по личнойинициативе тогдашнего мэра города А. А. Собчака ещев 1991 г. был установлен такой же дискуссионныйпамятник Петру, каким вскоре станет его московский«собрат» на Стрелке. Видимо, устав от стереотипов втрактовке исторических личностей, безусловно, прису-щих и культуре империи, и культуре Советов (хотяпоследней больше), автор этого памятника М. М. Ше-мякин изобразил тонконогого Петра с непропорцио-

- 426 -

нально маленькой головкой в больших башмаках —застывшим на троне.

Продолжилась и древняя традиция конных мону-ментов. В Петербурге накануне празднований 300-летиягорода открыли памятник князю Александру Невскомуна площади его имени (ск. В. Г. Козенюк, А. А. Паль-мин). Само 300-летие было отмечено самой широкоймемориальной кампанией в постсоветском Петербурге,в ходе которой появился ряд новых памятников ипамятных знаков.

В Москве заметным событием стало открытиепамятника Александру II Освободителю в 2005 г. Авторего, известный скульптор А. И. Рукавишников очевидновдохновлялся прекрасным памятником Александру IIработы А. М. Опекушина в московском Кремле, о ко-тором мы уже писали и который разрушили в 1918 г. Итут мастер не прогадал. Памятник, как показываютопросы, пользуется любовью москвичей. Долгая дис-куссия предшествовала выбору места для него, в резуль-тате охраняемый изваяниями огромных суровых львов(словно, чтобы снова террористы не покушались), царь-освободитель встал возле храма Христа Спасителя,который после возрождения снова стал одной из градо-строительных и общекультурных доминант Москвы.Изучение общественного мнения свидетельствует, чтосимпатии к памятнику объясняются и осознанием того,насколько несправедливо поступили большевики поотношению к памяти о царе, так много сделавшем дляРоссии и так трагически погибшем. Пока это лишьвторой (после Петра) случай установки памятникацарю в постсоветской Москве. Более замысловатаяистория с памятником этому же государю имела местов Петербурге. Там был установлен переданный петер-буржцам киевскими властями старинный памятникАлександру работы М. М. Антокольского, который по-

- 427 -

сле демонтажа в советскую эпоху хранился в запасникаходного из музеев Киева. В Петербурге в новое время былтакже сооружен памятник уж совсем невозможный приСоветах — императору Павлу I (ск. В. Э. Горевой, 2003).Он установлен у Михайловского замка, где погиб импе-ратор. В Александрийском парке Петергофа в 1994 г.появился первый памятник цесаревичу Алексею Нико-лаевичу, сыну Николая II (ск. В. В. Зайко). Петергофэто место рождения цесаревича, на открытии монументавыступавшие говорили, что сам цесаревич якобы про-сил поставить ему маленький памятник в парке Петер-гофа, когда его не станет. В целом Петербург и пригоро-ды представляют почти полный мемориал императоровРомановых — вкупе за счет сохранившихся от эпохиимперии и поставленных после 1991 г. памятников.

Монархическая тема разрабатывалась и ныне по-койным московским скульптором В. М. Клыковым(1939–2006), президентом Международного Фондаславянской письменности и культуры, главой Всерос-сийского Соборного движения. Ему удалось создатьпамятники Николаю II в Тайнинском (1996) и в По-дольске (1998), Петру I в Липецке (1996), кн. Але-ксандру Невскому в Курске (2000), великой княгинеЕлизавете Федоровне в Москве (1990), княгине Ольгев Пскове (2003). Он автор нескольких десятков па-мятников, большей частью связанных с эпохамиДревней Руси и Российской империи, среди которыхмонументы первоучителям славянским Кириллу иМефодию в Москве (1991), Владимиру Святому вХерсонесе (1993), И. А. Бунину в Орле (1995), адмиралуА. В. Колчаку в Иркутске (2004) и др. Мечтал он и омосковском монументе последнему царю. Критике былподвергнут его памятник маршалу Г. К. Жукову наМанежной площади в Москве (естественно, за художе-ственное решение, популярность самого маршала в мас-

- 428 -

сах по-прежнему высока). Творчество ВячеславаКлыкова оказалось знаковым явлением, пожалуй, онпервым среди собратьев по резцу бросил вызов госу-дарственной монополии на коммеморативные акции.При поддержке патриотической православной общест-венности Клыков смог установить памятник преподоб-ному Сергию в Радонеже (тогда Городок) еще в 1988 г.,не только без «благословения» властей, но выдержаватаку еще не «перестроившегося» ЦК КПСС. В 1991 г.в Марфо-Мариинской обители появился его же работыпамятник великой княгине Елизавете Федоровне,также ставший плодом частной инициативы. Оба па-мятника стали большой удачей в истории отечествен-ной мемориальной культуры. Клыков также авторпамятников святителю Николаю — на русском подворьев г. Бари (Италия, где почивают мощи святителя), в Мо-жайске и в г. Дзержинском. При этом он обращался кизвестному в древнерусской иконографии образу Ни-колы Можайского.

В монументальном искусстве увековечения оченьзаметным направлением стало дальнейшее развитиелитературного мемориала России. В первую очередьставились памятники тем литераторам, запечатлетьобразы которых в этом жанре было в советское времяневозможно или затруднительно (допустим, авторформально не запрещен, но не настолько приемлем,чтобы выделять средства на памятник, а на частные икорпоративные вложения — не положено). Так по-явились в Петербурге памятник А. А. Ахматовой(ск. С. И. Трояновский, 1991) — к 100-летию; памятникС. А. Есенину (ск. А. С. Чаркин, 1995) в Таврическомсаду (к слову, не весьма удачный, в «прянично-лубоч-ном» стиле, который в масскульте давно сопровождаетобраз Есенина). В Москве были сооружены памятникиА. А. Блоку (1993, ск. О. К. Комов), В. С. Высоцкому

- 429 -

(1995, ск. Г. Д. Распопов), С. А. Есенину (1995,ск. А. А. Бичуков); М. И. Цветаевой (2007, ск. Н. А. Ма-твеева), О. Э. Мандельштаму (2008, ск. Дм. Шаховской,Е. Мунц).

Кстати, первый памятник О. Э. Мандельштамубыл открыт во Владивостоке, поскольку именно в техкраях, в лагере, погиб поэт. Памятник работы скульп-тора В. Ненаживина открыли 1 октября 1998 г., а черезполгода он был осквернен. («Бетонному монументуразмозжили голову, откололи нос, просверлили глаз-ницы, обломали пальцы рук, а левую кисть отбили цели-ком» [«Русская мысль». № 4271. 27 мая – 2 июня 1999]).

Бурную реакцию некоторой части столичнойинтеллигенции вызвал памятник Венедикту Василь-евичу Ерофееву (1998 г., ск. В. Кузнецов и С. Ман-церов). Установка памятника Ерофееву и его лиричес-кой героине 24 октября 1998 г. сопровождаласьмемориальными торжествами по случаю 60-летияпокойного писателя. Памятник первоначально уста-новили на Курском вокзале, откуда отправилась «мемо-риальная» электричка «Москва–Петушки», а героинюЕрофеева перевезли временно в Петушки. В 2000 г.монументы автору и героине стали участниками новоймемориальной акции — в честь 500-летия русскойводки. Среди ее устроителей был московский заводликероводочной продукции «Кристалл», который испонсировал отливку памятника в бронзе. В итогепамятники оказались на площади Борьбы в Москве,относительно неподалеку от места, где по сюжету поэмы«Москва–Петушки», лирический герой выпил первыйстаканчик «кориандровой». На постаменте памятникаЕрофееву авторская цитата: Нельзя доверять мнениючеловека, который еще не успел похмелиться… На родинеВенедикта Ерофеева в г. Кировске был открыт музей,экспозиция была открыта и на бывшей даче С. А. Му-

- 430 -

ромцева в Царицине, в Москве, где некоторое время жилВ. В. Ерофеев (позднее дача сгорела).

Продолжилась коммеморация классиков старойРоссии. В Петербурге и в Москве в 1997 г. были открытыновые памятники Ф. М. Достоевскому. Петербургскийпамятник установлен на Большой Московской —работа скульпторов Л. М. Холиной, П. П. Игнатьева.Достоевский изображен сидя, но образ скорее перекли-кается со старым памятником Достоевскому в Москве(работы С. Д. Меркурова), нежели с «сидячей» фигуройписателя работы А. И. Рукавишникова (1997, возлеРоссийской государственной библиотеки). Говорили,что Рукавишников вдохновлялся известным портретомДостоевского кисти В. Г. Перова, но там, понятно, нетобъема. Здесь же абсолютное большинство прохожихвидит памятник сбоку-сзади, откуда нелепость фигурыписателя становится очевидной. Поэтому московскийпамятник стал и остается предметом критики и даженасмешек («на приеме у проктолога», как ироничноохарактеризовала получившийся образ одна измосковских газет в день открытия монумента). Петер-бургский же памятник удался, и есть мнение, что сталодной из лучших монументальных скульптур, украсив-ших северную столицу в постсоветский период.

Несколько памятников было посвящено И. А. Бу-нину — в Воронеже (1995, ск. А. Н. Бурганов), в Орле(1995, ск. В. М. Клыков), в Москве (2007, ск. А. Н. Бур-ганов).

Возможность установки памятника И. С. Турге-неву обсуждалась еще в городских думах двух столицво времена империи, но появился он в Петербурге(ск. Я. Я. Нейман, В. Д. Свешников, Манежная пл.)лишь в 2000 г. Впрочем, и теперь монумент был соору-жен не на муниципальные, а на частные средства. В Мо-скве в 2009 г. наконец открылся музей И. С. Тургенева,

- 431 -

создание которого обсуждалось в Городской Думе ещев начале XX в.

Крупным юбилеем, возбудившим широкую мемо-риальную кампанию, стало 200-летие А. С. Пушкина.Уже до ее начала, в 1993 г. по инициативе РоссийскогоПушкинского общества был установлен памятник поэ-ту на Спасопесковской площадке, вблизи Арбата(ск. Ю. С. Динес). Слева на гранитном постаментенадпись: Дар Юрия Динеса Москве. Сооружен насредства Герхарда Якшитца, г. Вена и а/о “Каприто”.На постаменте слова Пушкина: Если жизнь тебяобманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись:День веселья, верь, настанет.

Собственно к 200-летию была открыта ставшаявесьма известной благодаря своему расположению накультовом Арбате, напротив мемориальной квартирыПушкина, скульптурная композиция «Пушкин и Ната-ли» (ск. А. Н. Бурганов и И. А. Бурганов). В оценкекомпозиции разошлись профессионалы и массовая ау-дитория. Последняя, как показали опросы, оцениваетдовольно ее высоко. Впрочем, вся мемориальнаяпушкиниана России не смогла даже приблизиться кхудожественному уровню московского опекушинскогопамятника поэту 1880-го года, который, как мы покажемниже, стабильно остается абсолютным лидером средивообще всех столичных городских монументов.

Как мы увидим при анализе содержания мемо-риальных досок, в новейшее время много вниманияуделено коммеморации актеров театра и кино. Это тожепродолжение традиции 1980-х гг. В связи с этой темойотметим мемориал «Аллея российского кино», создан-ный в сквере напротив главного входа киностудии«Мосфильм», где закладывают именные плиты «звез-дам» кино и установили памятник одному из героевпопулярного актера Евгения Леонова.

- 432 -

Сама по себе идея «аллей звезд» позаимствованана Западе. В Москве в 1997 г. устроили аллею звездэстрады возле печальной памяти гостиницы «Россия»,но через десяток лет она канула в Лету вместе с самойгостиницей. А 16-го октября 1999 г. на Арбате былоположено начало новому виду современных мемориаль-ных форм: произведена укладка мемориальных плит сименами людей в брусчатку-покрытие улицы с актив-ным пешеходным движением (прецедентом могут счи-таться лишь церковные погребальные плиты в полухрамов, но там смысл такой формы, рискнем напомнить,был совершенно иным). Первыми, в присутствии «ви-новников торжества», были заложены плиты с имена-ми актеров-вахтанговцев. В телевизионном интервью,один из них, народный артист СССР Михаил Ульянов,охарактеризовал эту акцию как нечто одновременно«шутовское и жутковатое», поскольку кто-то «будеттоптать эти имена, а зимою их покроет снег и грязь».Было сказано, что в дальнейшем любое частное лицо,согласившееся заплатить взнос (размер его несообщался) может получить доску в честь «себя люби-мого». Для этой цели на Арбате появился специальныйвагончик с рекламой акции. К настоящему времени оназаглохла в преддверии очередной «перемены декора-ций» на Арбате.

Для анализа мемориального содержания вновьобратимся к Каталогу С. Г. Петрова, теперь выбрав дан-ные по мемориальным доскам периода 1992–2008 гг.В сплошную выборку по этому периоду вошел 141 объ-ект (доски только именные, иные в каталог не вошли).В последней колонке для сравнения даны относитель-ные показатели по тем же категориям мемориализуемыхлиц за период 1957—1991 гг. из предыдущей таблицы.Это позволяет проследить динамику мемориальногосодержания от позднесоветской к постсоветской эпохе.

- 433 -

Таблица 9. Мемориальное содержание именных коммемориативныхдосок Москвы, установленных в 1992-2008 гг. (по материалам:Петров, 2008. В сравнении с данными по периоду 1957—1991 гг.)

иирогетаK

ов-лоK,косодвонатсухыннел-2991в

8002хадог

к%В.щбоулсич,косодвонатсухыннел-2991в.гг8002

ов-лоK,косодвонатсухыннел-7591в

1991хадог

к%В.щбоулсич,косодвонатсухыннел

-7591.гг1991

ыренежни,еынечУ 64 7,23 222 1,62

ыреткаиилетяеДыдартсэ,артает,оник

91 5,31 401 2,21

ыротаретиЛ 81 8,21 67 9,8

,еыннеоВикинрялоп,икяром

11 8,7 101 9,11

автссуксиилетяеД 5 5,3 59 2,11

,еынневтсрадусоГилетяедеынйитрап

6 2,4 77 1,9

ичарВ 2 4,1 84 6,5

ыреноицюловеР - - 23 8,3

ытваномсок,икичтеЛ 5 5,3 72 2,3

иииратинамуг-еынчУытсимонокэ

11 8,7 62 1,3

ыцнартсонИ 5 5,3 32 7,2

ыроткетихрА 8 8,5 41 6,1

ытанецеМ 1 7,0 3 4,0

илетяед,ынемстропСатропс

4 8,2 2 2,0

оготИ 141 %001 058 %001

- 434 -

Сравним данные второго и пятого столбцов. Хара-ктерно исчезновение досок революционерам (коммен-тарии не требуются) и падение показателей по государ-ственным деятелям (исчезли «видные», «выдающиеся»и прочие «деятели КПСС»). По-прежнему самый высо-кий показатель выявлен по ученым-естественникам и«технарям», еще более возросшие показатели — подеятелям и артистам театра, кино, эстрады, а также политераторам (они и традиционно были высоки). Не-которое падение наблюдается по военным, морякам иполярникам, зато небольшое возрастание по летчиками космонавтам. Резкое падение процентных показа-телей по деятелям искусства, но не за счет архитекторов,где, наоборот, наблюдается серьезный рост (проблемыгородской среды сегодня среди приоритетов). Харак-терен также значительный прирост досок ученым-гуманитариям и экономистам. Это естественно, по-скольку при всех трудностях нынешней ситуации вРоссии растет интерес к социально-экономическим игуманитарным наукам, заменой которым в недавнемпрошлом служила партийная идеология.

Характерной чертой, свидетельствующей в 1990-еоб отсутствии жесткого контроля центральной властиза мемориальной культурой и об отказе от тоталитарнойидеологии, стал невиданный доселе «мемориальныйбум», ознаменовавшийся постановкой огромного коли-чества памятников и памятных знаков в больших горо-дах. Можно в шутку сказать, что мемориальная куль-тура городской среды оказалась той сферой, где анархиянаконец перестала быть теорией и стала практикой.Государство на первых порах самоустранилось. По-началу это многих радовало как проявление некоейабсолютной свободы, но потом начало раздражать имассы, и власть. Возникали громкие скандалы по поводунизкого художественного уровня новых монументов,

- 435 -

отсутствия учета градостроительных условий (особен-но в Петербурге), что, в конечном счете, грозило иско-веркать сложившуюся городскую среду.

При этом в последние полтора десятилетия имеютместо два в определенном смысле противоположныхявления: с одной стороны, охватившее города вало-образное нарастание числа новых скульптур и знаков вгородской среде, а с другой, — устойчивое неприятиеогромного количества новых памятников жителями нафоне стабильной привлекательности монументов«образца до 1917 года» (в Москве таковых сохранилоськ сегодняшнему дню одиннадцать).

В Москве, где указанные процессы приобрелисамый большой размах, муниципальными властями былв итоге принят специальный закон. Он назывался Законгорода Москвы от 13 ноября 1998 года № 30 «О порядкевозведения в городе Москве произведений монумен-тально-декоративного искусства городского значения».5 января 1999 г. было принято Временное положение№ 1-ПП «О порядке установки в Москве мемориальныхдосок и других памятных знаков». В общем, смысл этихмер сводился к тому, чтобы поставить под контрольГородской Думы мемориальные акции в городскойсреде путем назначения специальной Комиссии по мо-нументальному искусству при Думе. В нее вошло 15 спе-циалистов: историков, архитекторов, искусствоведов.Комиссии и возглавившему ее тогда С. Г. Петровуудалось немало сделать в области переписи и учетасуществующих объектов. По оценке Комиссии, коли-чество монументов в городской среде Москвы к настоя-щему времени перевалило за тысячу (совершенноточных данных нет и не может быть по причине много-численного «самостроя»). По проведенной Комиссиейв 2002 г. переписи, только число новых образов-персо-налий (именных памятников и знаков) составило около

- 436 -

шести сотен. Еще с большими трудностями пришлосьстолкнуться там, где речь зашла о контроле и регу-лировании нового мемориального строительства.

Во-первых, оказалось, что реальных рычаговвоздействия на спонтанные мемориально-монумен-тальные акции нет (как тут не вспомнить с вожделениемсоветскую власть!), некоторые установщики памят-ников продолжали их ставить на свои средства, даже неподозревая о том, что есть какие-то муниципальныезаконы и комиссии (недавний пример: скандал вокругнезаконного памятника Ф. И. Шаляпину на Кудрин-ской площади). Во-вторых, все больше территориигорода уходит в частные руки, арендаторы и собст-венники распоряжаются на своей территории, как хотят.В-третьих, и это особенно удручает членов Комиссии,существуют непререкаемые мнения на том уровне (хотяи местном), которому Комиссия диктовать не может, арекомендации ее далеко не всегда принимаются вовнимание (намек на тогдашнего мэра и его приближен-ных). Власть и деньги всегда окажутся сильнее мненияпрофессионалов и народа. Естественно, хроническойтрудностью мемориальной деятельности там, где речьидет о монументах, остается органическая сложностьтакого памятника, ибо его приходится оценивать нетолько с точки зрения мемориального содержания, нои с точки зрения художественной формы. «А мне нра-вится», — сказал когда-то в интервью мэр МосквыЮ. М. Лужков по поводу критикуемых работ З. К. Це-ретели, — и вопрос был решен. По большому счету, естьпять мнений: частных заказчиков, исполнителей, пред-ставителей местной власти, профессионалов-искус-ствоведов и некоего среднестатистического гражданина.Примирить их нечасто удается. В то же время вокругпамятников кипят страсти, поскольку уже в 1990-е всечаще начали поднимать вопрос о так называемой нацио-

- 437 -

нальной идее, при том, что не существует пока дажеоднозначного понимания самого термина. Эту идеюнадлежало выработать, а поскольку ничего радикальнонового придумать не могли, да и опасно проводить но-вые социальные эксперименты, то проще всего былообратиться к культурной памяти. Народ и без подсказкисверху, в силу собственных пристрастий, симпатий иантипатий, уже в 1990-е начал поиски в рамках техсамых культурных фреймов, о которых писал И. В. Кон-даков (см. выше). Общество в который уже раз разде-лилось: на демократов и партократов, на монархистов илибералов, на западников и антиглобалистов, на«своих» и «чужих» и т. д. И все это деление прое-цировалось на область культуры памяти или из нее жеи произрастало. Теперь уже не будущий коммунизм, асобственное национальное прошлое стало полем пои-сков идеалов, точнее, образы прошлого использовалисьдля моделирования неких идеальных паттернов , на чеммы уже останавливались в первых главах данной ра-боты. Так мемориальная сфера вместо средства кон-солидации общества становилась полем дискуссий,споров и столкновений. Свидетельство тому — много-численные случаи осквернения памятников уже новойэпохи совершенно разными политическими силами игруппировками.

Вернемся к ситуации с особенностями современ-ной среды обитания как среды памяти в России. С точкизрения особенностей мемориального содержания па-мятников необходимо отметить непреходящую с древ-ности до современности роль военных мемориалов,а также стабильный общественный интерес к коммемо-рации отечественных литераторов (проявление «лите-ратуроцентричности» русской культуры), деятелейискусства и ученых. В общекультурном контексте важ-ное отличие современной (как и советской) мемориаль-

- 438 -

ной ситуации от положения дел до 1917 года состоит втом, что установка городского монумента (тем болеепамятного знака, доски) перестала быть событием вжизни города, не говоря уже о масштабе общена-циональном (вроде Пушкинского праздника 1880 года).О многих новых памятниках основная масса горожангодами не подозревает вовсе. Какое-либо широкоеобсуждение с жителями готовящихся проектов (кромеслучайных интернет-форумов) отсутствует. Именадвух-трех одних и тех же скульпторов, чьи работы наслуху по воле местных властей, вызывают у многихгорожан раздражение и не более того. Как результат –устойчиво высокий рейтинг немногочисленных мону-ментов, пришедших к нам из далекого прошлого.Многие коренные москвичи сожалеют об уничтоже ниипамятников императорам, генералу Скобелеву, о не-оправданной в культурном отношении перестановкестарых памятников Пушкину, Гоголю, Толстому,Минину и Пожарскому, о переделке Романовскогообелиска в московском Александровском саду. Напоследнем наши современники вынуждены читатьмалознакомые и незнакомые имена, не имеющие ника-кого отношения к благополучию Родины, а скорее, име-ющие отношение к ее неблагополучию.

С другой стороны, нынешняя ситуация выгодноотличается от советской. Известно, что рынок, неизбеж-но внося остроту и конфликтность в социальную среду,о чем теперь немало говорится, в то же время являетсябезальтернативным инструментом развития конкурен-ции, что заставляет бороться за качество производимойпродукции. Это касается и монументального искусствав мемориальной среде. Диктат местных властей — не чтоиное, как наследие той эпохи, когда государство (а посуществу, КПСС) обладало абсолютной монополией ина формирование исторического образа, и на выбор ис-

- 439 -

полнителей. Сам по себе т. н. период «застоя» в историиСССР неизбежно проявился именно из-за монополиипартии на все и вся, в результате даже сам столь важныйдля КПСС инструмент, как пропаганда, был пред-ставлен убого примитивными формами, которые недавали никакого эффекта. Но монополисту до этого небыло дела, поскольку все было безальтернативно. Чегостоили, скажем, бесконечные диаграммы, призванныедоказать преимущества советского социализма передотсталой царской Россией, на которых изображалсяколоссальный прирост выпуска продукции в сравнениис пресловутым «1913-м годом»!* При этом и ребенкубыло ясно, что по сравнению с этим самым годом,продукция других развитых стран также количественнои качественно возросла в разы и нередко далекообходила показатели советской промышленности,причем безо всякого «мудрого руководства» ВКП(б)-КПСС.

Возвращаясь к нашим собственным полевым ис-следованиям (их результаты проанализированы в от-дельной главе), отметим, что участниками опросов и ин-тервью нередко высказывалось также мнение, что сампо себе «мемориальный бум» пора остановить, а сред-ства пустить на консервацию разрушающейсякультурной среды городов. Однако явление бума сти-хийно, оно вырастает из сложившейся в ходе истори-ческого процесса ситуации, и ожидание решений«сверху» снова свидетельствует о высоком уровнепатернализма, упования на властные решения, в со-знании многих россиян. Но, с другой стороны, мемо-риальная сфера (памятники, знаки, памятные наимено-_________

* Михаил Ножкин даже отметил это явление в своей знаменитой песне:«В зените двадцатого века / Мы стали беречь человека. / И жить нынче лучшенароду. / В сравненьи с тринадцатым годом. / Товарищи, граждане, люди, /А завтра-то, завтра что будет?» А завтра — случился август 1991-го.

- 440 -

вания и переименования) остается в фокусе вниманиясоциально активных горожан, как это показалимассовые дискуссии по поводу проекта воинского мемо-риала на Поклонной горе, памятника М. Булгакову наПатриарших в Москве и др. Памятник — символ, а зна-чит, участник войны символов. Сама по себе ситуация,когда в культурном поле России обращаются смыслы,подвергаемые неоднозначному прочтению, естественна,хотя власти приходится искать способы преодолениярасколов в обществе, обращаясь к семиотике культуры.

Один из свежих примеров таких столкновений напочве коллективной памяти — поднятая депутатом отКПРФ Борисом Кашиным проблема переписываниягимна России. Как сообщил новостной сайт «Время» от30 ноября 2009 г., Кашин внес на рассмотрение Госу-дарственной Думы поправку в конституционный законо гимне, предлагая заменить в Российском гимне строку«хранимая Богом родная земля» на строку «хранимаянами родная земля». Запрос был направлен в Комитетпо конституционному законодательству и госстро-ительству. Автор запроса аргументировал своюпозицию тем, что государственный гимн не долженсодержать упоминания о Боге, поскольку Россия, поКонституции, светское государство, а «значительная»часть граждан РФ, по его словам, относит себя к ате-истам. Вступившемуся за оскорбленные атеистичес-кие чувства россиян Кашину представители «ЕдинойРоссии» возразили, что сами коммунисты участвовалив обсуждении текста гимна и вносили поправки, а су-ществование неоднозначных политических символов всовременной многополярной культуре Россиинеизбежно. Так, в частности, членам КПРФ указали напребываение на главной площади России мавзолеяЛенина, который тоже может оскорблять чувства значи-тельного числа россиян, не относящих себя к поклон-

- 441 -

никам Ильича. «Сейчас, когда коммунистическаяпартия открыто покусилась на государственный сим-вол, я считаю, что мы должны возобновить в обществепрекращенную нами дискуссию о захоронении телаЛенина», — заявил первый заместитель секретаряпрезидиума генсовета партии единороссов АндрейИсаев. По его мнению, системообразующие полити-ческие силы «не могут покушаться на национальныеинтересы страны». [Время новостей № 220. 30.11.2009.URL: http://www.vremya.ru/2009/220/4/242672.html/Online: 02.2011].

Еще одной «горячей точкой» политической исто-рии России последнего времени стали дебаты вокругсамого мавзолея Ленина, вновь вспыхнувшие в канун87-й годовщины кончины вождя мирового пролетари-ата. Двадцатого января 2011 г. депутат ГосударственнойДумы Владимир Мединский в комментарии сайтупартии «Единая Россия» сделал следующее заявление:«Скоро очередная годовщина смерти Ленина, которуюкоммунисты будут отмечать, потому что считают датукруглой, хотя ничего круглого в ней нет. Я считаю, чтокаждый год мы должны поднимать один и тот же вопросо выносе останков тела Ленина из мавзолея. Это какая-то нелепая, язычески-некрофильская миссия у нас наКрасной площади. Никакого тела Ленина там нет,специалисты знают, что сохранилось порядка 10 % оттела, все остальное оттуда уже давно выпотрошено изаменено. Но главное не тело — главное дух. Ленинявляется предельно спорной политической фигурой иналичие его как центральной фигуры в некрополе всердце нашей страны — крайняя нелепость. Многихоскорбляют рок-концерты на Васильевском спуске, номы даже не задумываемся о том, что в этом двойноекощунство – концерты проходят на территории клад-бища. Это уже какой-то сатанизм. И ходим мы по клад-

- 442 -

бищу. Общеизвестно, что сам Ленин не собиралсявозводить себе никаких мавзолеев, и его живые род-ственники — сестра, брат и мать были категорическипротив. Они хотели похоронить его в Санкт-Петербургевместе с матерью. Но коммунистам было наплевать нажелания и на самого вождя и на его родственников. Имбыло необходимо создать культ, подменяющий рели-гию и сделать из Ленина нечто, замещающее Христа.Нечто не получилось. С этим извращением необходимозаканчивать» [URL: http://er.ru/text.shtml?18/0804,100022 Online 20.01.2011].

Как известно, никакого официального завещанияЛенина о погребении рядом с матерью не было (мы ужеостанавливались на этом вопросе), однако мнение онеобходимости перезахоронения высказывается мно-гими россиянами. Единороссами было организованосвободное интернет-голосование на сайте партии поэтому вопросу («Поддерживаете ли Вы идеюзахоронения тела В. И. Ленина?»). КПРФ немедленноотреагировала на действия единороссов, подвергнувидею погребения Ленина вне мавзолея сокрушительнойкритике. На сайте КПРФ опубликовали интервью счленом Президиума партии секретарем ЦК КПРФдепутатом Госдумы С. П. Обуховым, который выступилс угрозами в адрес инициаторов перезахороне-ния. «Вообще, если протухшие либералы всех мастейбудут и дальше верещать про необходимость гробоко-пательства на Красной площади, — заявил лидер комму-нистов, — компартии нужно прямо и без недоговорен-ностей заявить некрофилам и вандалам: толькопопробуйте, и тогда вы увидите… Но потом ни о чем нежалейте!» Выступления коммунистов по данному во-просу были опубликованы на сайте партии пресс-службой КПРФ под весьма примечательным заглавием:«Гробокопателям неймется! Коммунисты дают отпор

- 443 -

новым единороссовским нападкам на Ленина — отца-основателя Российской Федерации» [Сайт КПРФ:URL: http://kprf.ru/otvet/86860.html. Online:20.01.2011].

Обращает на себя внимание статус Ленина в приве-денном заголовке. Очевидно, что традиционные идеиреволюционной классовой борьбы себя исчерпали,поэтому сегодня коммунисты выступают под патриоти-ческими лозунгами. Образ Ильича как вождя мировогопролетариата, поднявшегося на борьбу с эксплуатато-рами,трансформирован в образ отца-основателя РФ.По состоянию на 01.02.2011 на странице голосованияЕР о возможном захоронения Ленина статистикаголосования выглядела следующим образом [URL:http://goodbyelenin.ru/index/results. Online: 01.02.2011/13.55]:

«Поддерживаете ли Вы идею захоронения телаВ.И. Ленина?

на 01/02/2011да — 68.29% — 208718нет — 31.71% — 96902Всего проголосовало: 305620».Естественно, коммунисты объявили результаты

промежуточных подсчетов поддельными.Следующим камнем преткновения в форми-

ровании образов коллективной памяти стало 80-летиеБ. Н. Ельцина 1 февраля 2011 г., пышно отмеченноепредставителями власти на родине бывшего ПрезидентаРФ, где в присутствии первого лица государстваоткрыли памятник-монумент Ельцину работы скуль-птора Г. Франгуляна (автор надгробия Ельцину ипамятника Б. Окуджаве на Арбате). Однако наканунеторжеств коммунисты и противники установки па-мятника собирались провести протестный митинг.Получив отказ властей, они провели свою мемори-альную акцию, о которой умолчали центральные СМИ

но сообщил екатеринбургский новостной сайт UralWeb,на страницах которого появилась следующая инфор-мация: «Активисты свердловского отделения СоюзаКоммунистической Молодежи (СКМ) установилисвою мемориальную доску Бориса Ельцина. Сегодня в12.00 она была водружена на дом по адресу 8 Марта, 2,где Ельцин жил с 1972 по 1977 годы. На доске размером60 на 60 сантиметров организаторы акции перечислилиосновные “заслуги” первого президента России. “Завремя правления Б. Н. Ельцина приватизирована боль-шая часть народных предприятий, уровень жизни рос-сиян снизился в 2,5 раза, за чертой бедности оказались64 % населения России, развязана война в Чечне (поги-бло 160 тысяч человек), совершено 26 крупных терактов(более 700 человек погибло), население страны умень-шилось на 7,7 миллиона человек”, – сказано в текстенадписи. Установка такой доски стала ответом комму-нистов на запрет городских властей согласовать митингпротив установки памятника Борису Ельцину вЕкатеринбурге, которая состоится 1 февраля. Отметим,что мемориальная доска коммунистов долго на зданиине провисела. Спустя некоторое время она была снятанеизвестными». [URL: http://www.uralweb.ru/news/n.370280.html. Online 31/01/2011].].

Отношение же к Ельцину официальной властивыявилось и из самой акции установки памятника, и извыступления Президента РФ на мероприятии, из ко-торого можно было сделать вывод, что нашим сегодняш-ним благополучием мы обязаны Ельцину. В историинашего государства власть любит связыватьблагополучие страны с одним из конкретных образов(царь, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев…). Попрошествии времени, правда, его могут начать крити-ковать и даже чернить. «Нынешняя Россия должна бытьблагодарна первому президенту Борису Ельцину за то,

- 444 -

- 445 -

что в самый сложный период истории страна не сверну-ла с пути преобразований и движется вперед», — сказалД. А. Медведев, по информации РИА Новости [URL:h t t p : / / w w w . r i a n . r u / p h o t o l e n t s / 2 0 1 1 0 2 0 1 /328965724.html. Online 01/02/2011]. Обращает внима-ние оценка Д. А. Медведевым 1990-х как «самогосложного периода истории» страны. О приверженностироссиян поискам сильной личности и приписывании ейвсевозможных заслуг мы уже писали. Случится ли в бу-дущем «официальное» развенчание Ельцина — тоже попривычному российскому сценарию — покажет время.

Представление о деятельности московской Комис-сии по монументальному искусству в Москве дает ееотчет за четыре выборных года работы, представленныйв конце 2007 г. В частности, в нем говорится: «За четы-ре года в Комиссию поступило всего 134 предложенияо возведении в столице новых памятников, из них61 предложение было одобрено, 55 — отклонено и по18 — приняты иные решения. На основе мотивирован-ных рекомендаций комиссии Московская городскаяДума приняла 15 постановлений о внесении измененийв “Перечень предложений о возведении произведениймонументально-декоративного искусства городскогозначения”, включив в этот список 53 предложения. Всоответствии с этими постановлениями, в Москвепоявились памятники: воинам-интернационалистам, втом числе павшим в Афганистане, на Поклонной горе;народному артисту СССР, создателю Государственногоакадемического центрального театра кукол СергеюОбразцову; композитору Араму Хачатуряну; народномупоэту Белоруси Янке Купале; поэту и писателю ИвануБунину; первому русскому гвардейцу Преображенскогополка Сергею Бухвостову и т.д. В то же время, по словамСергея Петрова, без рассмотрения на заседаниях ко-миссии были установлены скульптурные композиции

- 446-

Ходже Насреддину и Барону Мюнхаузену возле стан-ции метро “Молодежная”, памятник графу Ивану Шу-валову перед зданием библиотеки МГУ имени М. В. Ло-моносова, скульптурная композиция героям романаМихаила Булгакова “Мастер и Маргарита” в МарьинойРоще, Первому вкладчику Сберкассы России НиколаюКристофари у центрального здания Сбербанка РФ наулице Вавилова и другие» [Цит. по:URL: http://www.spbparty.ru/master1/168.html/ Online: 12.2010].

Благодарившие Комиссию от лица МГД депутатывыражали восхищение ее работой, однако, сами еечлены, насколько известно автору из личных бесед,были далеки от какого-либо оптимизма. Одна из членовкомиссии, историк проф. Н. М. Молева даже посвятиласпециальную книгу современной ситуации с установ-кой новых монументов в Москве [Молева, 2008]. Книга,написанная профессионалом, оказалась полна даже нестолько профессиональной, сколько гражданскойскорби по поводу того, что творится в монументально-мемориальной сфере городской среды. Мы не будемподробно анализировать ее, книга доступна заинтересо-ванным читателям, но приведем мнение автора поповоду причин этой неприятной ситуации. Молева непытается винить политический строй или рынок (накоторый теперь списывают все — но ведь он был ипрежде, и до 1917 года!), однако указывает на то, что«после 1991 года в нашей стране произошла подменапонятий. Освобождение от ”идеологического прессапартии” обернулось освобождением от моральных кри-териев, действительная потребность человеческогообщества (глубинная, далеко не всегда сформулиро-ванная в словах или даже не осознанная) — удовлетворе-нием физиологических потребностей, неограничиваемых культурным сознанием /…/. Деятель-ность в культуре, — продолжает Молева, — это прежде

- 447 -

всего внутренняя позиция художника или писателяотносительно современного общества. Она не может посвоей сущности применяться к желаниям и требовани-ям государства, но только к положению и состояниюнарода, человека. Приходится констатировать баналь-ное: тем, кого руководители государства причисляют кдеятелям культуры, венчают лаврами, превозносят, имодинаково удобно существовать при всех. Собственноеблагополучие становится мерилом их отношений к про-исходящему в стране» [Молева, 2008. С. 216–217].

Наши собственные исследования подтверждаютпоследний, главный, вывод автора: гражданское чувст-во, а значит, ответственное отношение к проблемамкультурной памяти, все более притупляется с удале-нием от прошлых эпох, и даже от таких ругаемыхсегодня 1990-х. Но это происходит в определенномсегменте нашего общества, характеризуемым двумяособенностями: прагматизмом и установкой на всевоз-можное самоублажение как цели бытия. Действительно,наши попытки провести эмпирические социологичес-кие исследования по проблемам коллективной памятии мемориальной культуры через опросы и интервьюсреди молодежной предпринимательской аудитории иработников сферы сервиса — продемонстрировалиобескураживающее низкий уровень заинтересованно-сти, мотивированности и эрудиции в этих проблемныхобластях. Сразу вспомнились научные выводы поповоду важнейшей роли прошлого и культурногонаследия как средства формирования культурной иден-тичности. Однако все эти средства хороши для тех, ктооб этой культурной идентичности хоть как-то заду-мывается. Впрочем, мы убеждены, что подвижки к луч-шему в этой области неизбежны, народу придется вы-работать какое-то ощущение России как Родины,в которой придется сознательно жить, а не пытаться

убегать — в древность, в империю, в сталинизм, илитуда, где измеряют все ценности лишь коммерческиминтересом. В обществе, вопреки всему, пока существуетнекоторый здоровый культурный потенциал.

Несмотря на определенное неблагополучие в сферегородских монументов, где еще появляются некоторые,говоря ленинскими словами, «уродливые истуканы»,общая политическая ситуация и позиция федеральнойвласти в отношении политики памяти и политикизабвения видится пока еще более благоприятной, чемпри советской власти. Насколько усиление идеологиче-ской цензуры и прямого вмешательства руководителейразного уровня в акции коммеморации и социальногозабвения может пойти на пользу национальным интере-сам России — зависит от того, кто конкретно стоит заэтими акциями. Бурную реакцию в Интернете вызвало,скажем, указание в 2010 г. со стороны Президентамосковскому мэру Лужкову об увековечении памятиЕгора Гайдара. (Кто знает отношение экс-мэра к экс-премьеру, тот понял, почему.) О мемориальной поли-тике самого бывшего мэра, прозванной в народе «цере-телизацией всей Москвы», уже говорилось. Еще большедебатов вызвала пышная юбилейная кампания сучастием первого лица государства по поводу 80-летияЕльцина и открытия памятника ему в Екатеринбурге.Оценку же всем таким акциям вынесут будущие по-коления. Что касается анализа особенностей той илииной эпохи в истории российской государственности,то, возможно, правильнее было бы акцентироватьвнимание не на том, чем была та или иная эпоха хорошаили плоха с современных позиций, а на выявлении, содной стороны, внутренних деструктивных факторов,приведших к краху тех или иных политических систем,а с другой, — конструктивных факторов, позволившихРоссии сохранить себя как великую державу и великую

- 448 -

культуру на фоне всевозможных исторических вы-зовов.

Ситуация с малыми формами увековечения, есте-ственно, имеет свои особенности. Эти формы достаточ-но недороги, менее заметны в городской среде и поэто-му, во-первых, не вызывают такого бурного резонанса,как установка памятника-монумента, а во вторых,доступны многим мемориализаторам. Многие кор-порации, теперь уже без согласований с главлитами игорлитами, райкомами и исполкомами, смогли увеко-вечить своих достойных членов путем установки досоки знаков на стенах своих учреждений.

Мы попытались проиллюстрировать все основныеидеологические направления и культурные парадигмыв постсоветской мемориальной культуре, отмеченныев начале данной главы, хотя отдаем себе отчет в том, чтовремя более серьезных оценок еще не пришло.Мемориальное содержание будущих памятниковможно было бы отследить с помощью изучения пред-почтений коллективной памяти, однако, очевидно, чтокрупные проекты всегда будут зависеть от воли кон-кретного «хозяина» и денег и в части мемориальногосодержания, и в части художественной формы. Без-вкусица и помпезность — всегдашние спутники богатогои амбициозного примитива — будут, по-видимому, еслине определяющими, то важнейшими факторами,направляющими мемориальные акции ближайшегобудущего. В этом мы совершенно солидарны с при-веденным выше мнением Н. М. Молевой. Более по-казательными в плане корреляции с динамикойколлективной памят, видимо, и будут данные по мас-совым формам мемориализации в городской среде(мемориальные доски и знаки, некрополь, топонимика,присвоение памятных имен учреждениям и орга-низациям). Определенные выводы по формированию

- 449 -

коллективной памяти в современной России позво-ляют сделать результаты эмпирических социоло-гических исследований, которым мы посвящаемспециальную главу в настоящей работе.

В любом случае, разнообразие культурных пара-дигм в национальной культуре, разнообразие мненийпо поводу принципов построения исторических обра-зов, путей и задач коммеморации не должно пугать, ибоэто повышает возможности адаптивности, устой-чивости и, в целом, – эволюции. «Способность слож-ных систем по-разному реагировать на внешние воз-действия, создавая тем самым в своих ансамблях“трубку траекторий” развития каждой из систем, разви-вающихся более или менее параллельно, т. е. в какой-то степени дивергентно, а в какой-то конвергентно,создает тем самым то разнообразие, которое так ха-рактерно и для Мира Живого, и для Мира Социаль-ного. Только это разнообразие порождает “поле” длядействия естественного отбора, благодаря которому идвижется эволюционный процесс как твковой, т. е. про-цесс отбора наиболее адаптированных систем (орга-низационных, социальных и других сложных), которыемогут смениться на другие, тоже наиболее адапти-рованные, но уже к новым условиям существования»[Черносвитов, 2009. С. 127 – курсив оригинала].

- 451 -

Глава VIIIГлава VIIIГлава VIIIГлава VIIIГлава VIIIРУССКИЙ НЕКРОПОЛЬ КАКРУССКИЙ НЕКРОПОЛЬ КАКРУССКИЙ НЕКРОПОЛЬ КАКРУССКИЙ НЕКРОПОЛЬ КАКРУССКИЙ НЕКРОПОЛЬ КАКЯВЛЕНИЕ МЕМОРИАЛЬНОЙЯВЛЕНИЕ МЕМОРИАЛЬНОЙЯВЛЕНИЕ МЕМОРИАЛЬНОЙЯВЛЕНИЕ МЕМОРИАЛЬНОЙЯВЛЕНИЕ МЕМОРИАЛЬНОЙ

КУЛЬТУРЫКУЛЬТУРЫКУЛЬТУРЫКУЛЬТУРЫКУЛЬТУРЫ

Мы выделили в отдельный параграф тему некро-поля, поскольку она осознается нами как особая сферакультуры и предмет научного осмысления, с однойстороны, связанная с танатологией, с другой — с куль-турой погребения, и соответственно, имеющая самоенепосредственное отношение к коммеморативной куль-туре. «Смерть выводит личность из пространства,отведенного для жизни: из области исторического исоциального личность переходит в сферы вечного инеизменного. Тем не менее, мы связываем переживаниесмерти со своеобразием той или иной культуры, ведьобраз смерти, мысли о ней сопровождают человека и навсем протяжении его жизни, и на всех этапах истории.Идея смерти намного обгоняет самое смерть. Онастановится как бы зеркалом жизни, с той только по-правкой, что отражение здесь не пассивно: каждаякультура по-своему отражается в созданной ею кон-цепции смерти, а смерть бросает свое зловещее илигероическое отражение на каждую культуру» [Лотман,1994. С. 210].

Действительно, господствующие в данной куль-туре представления о смерти имеют важнейшее значе-ние для культурной антропологии. Будучи связаны спредставлениями о мироздании в целом, они во многом

- 452 -

определяют материальную и духовную деятельностьчеловека, которая становится затем предметом осмысле-ния антропологов, историков, социологов, искусствове-дов. Известно, что вера или неверие в жизнь вечную,как и представления о мироздании, в значительной ме-ре определяет всю систему ценностей и целеполаганиечеловека в его деятельности.

Можно выделить две установки в мотивациипогребальной деятельности человека и сохранениипамяти об умершем (в т. ч.посещении могил близких):попытка взаимодействия с потусторонним миром ипопытка воздействия на посюсторонний мир. По анало-гии с известной концепцией цивилизационных«вызовов-ответов» А. Тойнби можно сказать, что самфакт смерти есть своего рода вызов культуре (индивидаи социума), на который культура вынуждена как-тоотреагировать, поскольку смерть грозит «оборватьнепрерывность бытия и тем самым внести хаос во всеустоявшиеся структуры, в том числе общественные. Изэтого следует, что похоронные обряды необходимы об-ществу прежде всего для того, чтобы “продлить” по-смертное (как минимум социальное) существованиетого или иного индивидуума и таким образом спастисоциум от возникшей в нем “неопределенности”»[Смирнов, 1997. С. 4].

Мемориальная культура некрополя проявляетсебя в следующих моментах, маркирующих собоюсоответствующие области научного изучения: 1) ха-рактер погребения; 2) форма и особенности надгробия;3) характер эпитафии; 4) поведенческие модели погре-бающих и посещающих могилы, включая ритуальнуючасть.

Рассмотрим вкратце основные социокультурныеаспекты отечественной погребальной культуры. Какотмечает Ю. А. Смирнов, в основе похоронных обрядов

- 453 -

«лежат три разнящиеся системы взглядов, которые всамом общем виде можно сформулировать следующимобразом:

1) как концепцию продолжения телесного (“живоймертвец”) или “духовно-телесного” существования какв потустороннем, так и в посюстороннем мире (сущест-вования главным образом в его земном “материальном”воплощении);

2) как концепцию перехода к иным (неземным, т.е.специфически потусторонним), чаще всего бесте-лесным формам существования;

3) как концепцию прекращения и духовного, ителесного существования умершего (последнее с несу-щественной поправкой на пребывание его бренныхостатков в изолированном состоянии в соответству-ющем месте на кладбище)» [Смирнов, 1997. С. 36].

Все вышеуказанные проявления, в то или иноевремя, в тех или иных формах можно обнаружить вотечественной погребальной культуре.

Рассмотрим общие особенности погребально-коммеморативной культуры применительно к: 1. древ-нему языческому, 2. христианскому и 3. т.н. без-религиозному сознанию.

В древнерусской языческой погребальнойтрадиции трансцендентность в смысле восприятиясмерти как перехода в мир иной присутствует налицо.То есть, в погребальной обрядовости явно проявляетсебя попытка взаимодействия с потусторонним миром,попытка влиять на загробную судьбу человека. Б. А. Ры-баков рассматривает три формы древнего погребения вотечественной культуре: курганные насыпи, погребаль-ное сооружение в виде человеческого жилища (домови-ны) и захоронение праха умершего в обычном горшкедля еды [Рыбаков, 1988. С. 74–75]. Первые две связаныс представлением о мироздании. Третья связана с изо-

- 454 -

бретением магических средств для обеспечения сыто-сти, благополучия. «Захоронение предков в земле моглоозначать, во-первых, то, что они как бы охраняют зе-мельные угодья племени («священная земля предков»),а во-вторых, что они, находящиеся в земле предки,способствуют рождающейся силе земли». [Рыбаков,1988. С. 75]. Известно, что князья приносили присягуна отчих гробах. С древности дошла традиция посеще-ния могил с испрошением благословения на некоеважное начинание. В принципе, как не раз отмечалиисследователи, в языческой культуре (как древней, таки современной) отношение к покойникам имеет в своейоснове два, на первый взгляд, противоположныхпредставления: с одной стороны представление обохранительной функции предков по отношению кживым, с другой – страх перед мертвецами, которыемогут стать источником угрозы, если ритуал погребениякаким-то образом будет нарушен. И то, и другое, привнимательном рассмотрении, обнаруживает себя вфольклоре и в народной обрядовости.

Православная погребальная культура предполагаетсохранение памяти об усопшем и возношение молитво нем и является важнейшей частью православноймемориальной культуры в целом. Посещение могилчасто становится серьезным внутренним переживаниемчеловека, одной из ступеней к покаянию и исправлениюсвоей жизни. Некрополь в христианстве воспринимает-ся как важнейшее связующее звено между потусторон-ним и посюсторонним миром. Вопрос об отношении кмертвым и к смерти в этой культуре настолько важен,что последний член христианского Символа веры зву-чит как «чаю воскресения мертвых и жизни будущеговека». Важной частью православной жизни являетсяпочитание святых мощей, распространившееся с гре-ческого православия позднее и на святых русской зем-

- 455 -

ли. От них ждут исцеления; молитвенное общение, про-исходящее возле гробниц святых заступников,привлекает к ним многих паломников. Богослуженияв древности совершались на гробах святых мучеников,а когда не было гроба, его заменяла частица святых мо-щей, зашитая в плат — антиминс, полагавшийся на пре-стол во время богослужения. Антиминс в переводе иозначает — вместопрестолие, он по-прежнему являетсяважнейшим атрибутом таинства евхаристии. В христи-анской мировоззренческой системе память об усопшихнесет еще одну ответственную миссию — она естьнапоминание о том, что человек в любой момент можетбыть призван туда, где его будут судить по земнойжизни. Память о смерти – один из ключевых моментовв организации духовной жизни христианина. «Человекприобретает страх Божий, если имеет память смерти ипамять мучений», – писал учитель веры авва Дорофей[Дорофей, 1995. С. 72].

Многие верят, что живущий христианин-правед-ник может облегчить состояние души усопшего в ожида-нии Судного дня путем молитв за нее. Таким образом,представление о смерти как новом рождении дляЦарства Небесного — важнейшая особенность христи-анского миропонимания, определившая особо бережноеотношение и к могилам, и к надгробным памятникам.Характерна традиция упокоения в храме и возле него,поскольку храм мыслится в христианской культуре какчастица Царствия Небесного на земле.

Православной традиции противостоит традицияпогребения и посещения могил, основанная на отрица-нии всякой метафизики (т. н. материалистическое иатеистическое понимание мироздания). В не признаю-щей потусторонней жизни культуре вопросы погребе-ния и посещения могил, казалось бы, должны былистать несущественными. «В обыденных ритуалах смерть

- 456 -

присутствует не как “переход” или “уход”, а, скорее, как“исчезновение”, точнее всего – как “пропажа”. Так чтов погребальной культуре в конце ХХ века доминируетодна традиция – традиция фактического бессмертия.Поэтому в точном (христианском или даже языческом)смысле, процедуры постсоветских кладбищ — этовообще не погребение, а нечто другое. Да и кладбищевизуально, семантически, организационно более всегосоответствует свалке, месту расположения предельноредуцированных вещей. Здесь необходимо уточнить,что ни в коем случае не ставится под сомнение личноегоре утраты близкого человека. Речь идет о том, что ХХвек в русском обществе – это время постепенной утратыкультуры общественного уважения к этому горю, утратуобщественной признания личной смерти. Отсутствиекультурного факта смерти может быть объясненотолько отсутствием культурного факта жизни. Ритуа-лизованность погребальной культуры говорит оботсутствии самой возможности целеполагания в инди-видуальном существовании. Ведь вместо завершенияжизненного пути человеку предстоит провал в ничто.Смерть и похороны – обряды завершения, не выполня-ют роль объективной внешней референции человече-ской жизни. По обыденному поведению на похоронахсказать, была ли у погребенного “жизнь” (неповторимоеиндивидуальное существование) или ее не было –невозможно», — пишет А. А. Трошин [Святославский,Трошин, 2001. С. 203–204].

С другой стороны, посещение кладбища у боль-шинства людей, даже не верящих в загробную жизнь,вызывает сильный комплекс переживаний. Частоощущается боль особого рода, которая действует очища-юще – ощущая свою вину, долг перед усопшими, людивнутренне преображаются и обращают свою любовь наживущих. При этом ни о какой идее потустороннего ми-

- 457 -

ра применительно к т. н. материалистической культуреговорить не приходится. Основная функция надгробияв такой культуре сводится к напоминанию об усопшеми не более того. Надгробный памятник над могилойдостойного человека должен напоминать о его добро-детелях, что послужит примером для живущих. Этотпринцип оказался доведен до крайности в случаебальзамирования советских вождей (В. И. Ленина, а за-тем И. В. Сталина), тела которых, по замыслу идео-логов той эпохи, должны были стать мощным средствомпсихологического воздействия на личность воспиты-ваемого гражданина. Как вызов традиционной хри-стианской культуре с 1920-х гг. в СССР активнонасаждалась кремация, кладбища заменялись колумба-риями, что было частью общей программы по переводупогребальной культуры в общественном сознании вкатегорию утилитарно-гигиенических мероприятий,чтобы минимизировать присущий христианству духов-ный компонент погребальной культуры.

Современная погребальная культура России пред-стает в тесном переплетении рассмотренных парадигм.В массовом сознании отчетливо просматриваются двемодели построения отношений с ушедшими в мир иной.Одна из них проявляется в желании отодвинуть от себявсе, что связано со смертью. Тогда значение некрополя,действительно, низводится до санитарно-гигиеничес-кого учреждения, позволяющего культурно избавитьсяот «отработавших» элементов общества. Проявлениеэтой тенденции выражается в страхе и неприятныхпереживаниях, связанных с покойниками, похорон-ными обрядами и кладбищем в целом — иначе говоря,со всем, что так или иначе напоминает о смерти, хотямеханизм этого неприятия часто плохо осмысляется са-мим человеком. В той или иной мере подобные ощуще-ния свойственны подавляющему большинству людей,

- 458 -

за исключением наиболее продвинутых на духовномпути. (Ср. предсмертную фразу отца Анатолия, герояфильма П. С. Лунгина «Остров», сыгранного П. Н. Ма-моновым: «Помирать не страшно, перед Богом стоятьстрашно».) Однако культивирование представлений офизической смерти как абсолютном конце в советскоевремя сослужило хорошую службу развитию этой тен-денции.

Противоположная тенденция, все больше заявля-ющая о себе по мере отдаления советского прошлого, —проявляется в посещении могил теми, кто верит в су-ществование загробного мира (или допускает таковое),и тогда посещение кладбища становится также про-явлением стремления к общению с усопшими. Такимобразом, даже вне храма, помимо обрядов отпевания,молитвенного поминовения, некрополь остаетсясредством сильного психологического воздействия начеловека. Но нельзя не отметить, что человек поройнесет неизбежные потери при несоответствии внутрен-них душевных позывов и собственных представленийо мире. Внедрение т. н. «новой обрядовости» в эпохуборьбы с религиозными представлениями в СССР таки не смогло вполне вытравить из российской культурыхристианского отношения к мертвым. Погребальнаякультура оказалась одной из наиболее консервативныхи неподатливых на пути распространения «нового»взгляда на мир потому, что оказалось очень непростозаставить поверить в смерть как абсолютный конец, закоторым пустота. Сама природа сотворенного «по обра-зу и подобию» сопротивлялась этому.

Отражением подсознательной попытки преодоле-ния разрыва между умственными представлениями инеосмысленными душевными потребностями в совет-ской и современной псевдоправославной (называющейи осознающей себя православной в рамках культурной

- 459 -

самоидентификации) культуре стало формированиепротивоестественной с точки зрения православиятрадиции массового хождения на кладбища на Пасху(а не в специальные поминальные дни) и выполненияряда обрядов, древнеязыческое происхождение кото-рых не всегда ощущается современным человеком(бросание монет в могилу и на надгробия, рюмка сзакуской покойнику и т. д. — подробнее см.: Свято-славский, Трошин, 2001.). Таким образом, кладбищеосталось для многих местом проявления скрытойрелигиозности, по существу, местом полуосознанныхконтактов с потусторонним миром. Можно попробоватьвыделить ряд характерных смыслов восприятиянекрополя как культурного поля и надгробия как знакав отечественной культуре:

1) напоминание о неизбежности смерти;2) напоминание о необходимости очищения,

исправления своей жизни;3) призыв обратиться к высшим потусторонним

силам;4) напоминание о вечности и бесконечности мира;5) напоминание об ушедшем в мир иной ближнем

и его добродетелях;7) выражение чувства потери, скорби близких;8) выражение благодарности усопшему от живых

(возложение цветов, уход за могилой);9) бессознательная попытка преодоления смерти;10) напоминание о необходимости молиться об

усопших (в православии).***

Среди древнейших мемориальных сооружений изнаков важнейшее место принадлежит надгробию.Рождение отечественной мемориальной культуры кактаковой начиналось (помимо настенных рисунков инадписей) с погребальных сооружений. Кладбище слу-

- 460 -

жит материализовавшимся напоминанием живым обушедших. Подобно тому, как в живописи наряду сиконописанием и светским реалистическим искусствомсуществует пришедшее с Запада т. н. религиозноеискусство (использование библейских или житийныхсюжетов в технике светской живописи), так и в мемори-альных формах надгробия ощущается проявлениенескольких культурных парадигм. Православная тради-ция продолжает себя в постановке традиционных формнадгробий и надгробных сооружений — часовен-усыпальниц, надгробных камней, плит и крестов (плюсвозможно внутрихрамовое погребение). Новая, свет-ская, традиция, пришедшая с Запада в петровское время,выразилась в появлении архитектурно-скульптурныхмонументов, в том числе надгробных, совершенно явнонесущих на себе отпечаток античной культуры. Отсюдавозникла проблема приживления античных форм надрево христианской культурной традиции, явление,характерное для Запада еще в эпоху раннего Возрожде-ния. Сама классицистическая формальная основанового монументального искусства, пребывая в руслероссийского общекультурного процесса последнихполутора столетий, также была подвергнута, образноговоря, испытанию на прочность, и дойдя до нашеговремени, она обогатилась плодами непрерывныххудожественных исканий новейшего времени. Что жекасается содержательной стороны, то здесь, начиная сXVIII столетия, прослеживаются два противоположныхпроцесса – вовлечение новых форм в православную подуху мемориальную культуру (яркий пример – скульп-турные монументы святым), а с другой стороны, исполь-зование традиционных христианских форм (знаков) вдехристианизированной светской культуре новоговремени, что ведет к их определенному переосмы-слению. Главное, что отличает чисто светскую мемори-

- 461 -

альную традицию некрополя — обращенность памятни-ка к человеку безотносительно Творца и потусторонне-го мира. В целом же в основной массе надгробных формнового времени можно выделить со значительной сте-пенью условности четыре направления: 1) традиционноправославное; 2)  классицистическое; 3) смешанные, атакже модернистские формы; 4) советские символичес-кие формы.

Поэтому, говоря не только о чисто светской, но и оправославной погребальной традиции нового времени,необходимо принимать во внимание все эти направле-ния. Так, наряду с традиционными православнымиформами, пришедшими из средних веков и XVIII в.(камень, плита, крест, саркофаг), в XIX–XX вв. нагородских кладбищах появляются скульптурные изо-бражения ангелов, плакальщиц, аналоев, сосудов, об-ломанных колонн (символ оборвавшейся жизни) и т. д.уже над могилами православных. С наступлением эпохиэклектики в русском искусстве форма памятника-надгробия, как бы вырвавшись из-под канонов какдревне-православной, так и классицистическойтрадиций, во многом продолжает подпитыватьсяформальными элементами той и другой. При этомможно говорить как о стилизациях, так и о свободномиспользовании определенных христианских символовв совершенно новых мемориальных формах. Если встарину, скажем, крест или Адамова глава были устой-чивыми знаками надгробия традиционных форм(саркофагов, плит), то в начале XX вв. эти же образысохраняют свое место среди выразительных средствнекрополя, но в новом контексте. В городах при этомнаблюдается некоторая тенденция обмирщения мемо-риальной культуры, нарастание светского начала про-являет себя в сфере памятника как отражение антропо-центрической картины мира. Тогда основной задачей

- 462 -

становится прославление человека и творения его рук,и тогда само слово памятник в русском языке, как ужеотмечалось, становится синонимом городской мемори-альной скульптуры, увековечивающей ту или инуюличность. После 1917 г. происходит, естественно,резкий отказ от всего, связанного с православной тради-цией со стороны новой идеологии. При этом делаетсяпопытка вытеснения (как и во всех сферах культуры)прежней погребальной обрядовости — новой. Скажем,такой факт, как пропаганда кремации и тенденция кпостепенному вытеснению могилы ячейкой колумба-рия, имел в 1920-е гг. куда более серьезное идеологичес-кое, даже государственное, значение, чем это кажетсясегодня. Православная традиция погребения и надгро-бие традиционной формы (крест, плита с традиционнойправославной символикой или текстом) сталапринадлежностью неофициальной, частной мемориаль-ной культуры. При этом в сельской местности устойчи-вость этих форм, равно как и самого православногообряда погребения (или хотя бы отдельных его элемен-тов), по-прежнему была намного выше, чем в городах, впровинции — выше, чем в столицах.

Монументальное искусство некрополя оказалосьтой средой, в которой православные, античные,советские и разного рода эклектические модернистскиеформы причудливо сплелись и, нередко потеряв вмассовом сознании (да и в сознании самих авторов –художников, ваятелей и зодчих) изначальный смысл(опять же утрата первоначальной связи знака и рефе-рента), предоставляют посетителю кладбищ значитель-ные возможности для собственной интерпретациискульптурно-архитектурных композиций и представле-ний о смерти и загробной жизни заказчиков и авторовпамятников. Правда, и эти интерпретации во многомостаются социально обусловленными.

- 463 -

Однако вопрос о полноценности и оправданностиприменения (и переосмысления) античных форм направославной российской почве еще в XIX в., не осталсябезболезненным. С одной стороны, можно трактоватьобразы и формы античной и западной культуры нагородских кладбищах XVIII–XX вв. как проявлениеэлитарной культуры, которая не может и не должнапотрафлять массовому вкусу. Язык ее намеренноориентирован на узкий круг людей, знающих антич-ность в силу, условно говоря, классической образован-ности (насколько о ней вообще можно говорить в нашуэпоху). То есть элитарность этого искусства будет пони-маться в эстетически-образовательном аспекте — но нев принадлежности заказчика наиболее зажиточной иливысокопоставленной части общества, а в сопричастно-сти искусству античности, Возрождения и классицизмаи их семиотическим системам. Последние тогда при-обретают характер культурного языка для «избранных».Массовое же надгробие достаточно равномерно пред-ставлено православными (крест, плита, камень с со-ответствующими знаками), советскими (пятиконечныезвезды, орденские знаки, соответствующие тексты)и нейтральными, условно говоря, формами (простаядоска, таблички, часто типовые — без выраженной«маркированности» в рамках той или иной культурнойпарадигмы, тем более явившие себя в такой форме, какколумбарий). При этом зачастую «элитарная» культурадействительно тяготеет к более состоятельным заказ-чикам, потому что скульптурная композиция, оставшая-ся сферой классицистических форм, требует вложенияболее значительных средств, но без обратной зависи-мости — поскольку, например, могилы купцов (в т. ч.старообрядцев) конца XIX в. или крупных советскихдеятелей XX в. часто отмечены надгробиями, не несу-щими даже оттенка антично-западной традиции: соот-

- 464 -

ветственно могущими быть обозначены как тра-диционно православные и как советские.

С другой стороны, подсознательно ощущаемаямногими как элитарная, эта классическая культура(и всякая такого рода элитарность) начинает привле-кать к себе заказчиков, далеких от внутренней причаст-ности духу классицизма с пафосом скорби, героики...Им важна сопричастность элитарности как таковая ичасто вытекающая отсюда гигантомания, стремление кяркости, броскости, к выпячиванию из общего фона.Здесь и начинается эклектика в худшем смысле слова,вырождение, условно говоря, высокого классицизма вигру с классическими формами. Показатель этого —отсутствие общей гармонии при наличии отдельныхклассических форм. Причем, чем более лишеннымивкуса оказываются (нередко под стать друг другу) авторпамятника и сам заказчик, тем ярче это происходит.Удел собственных эмоций заказчика это, в лучшемслучае, портретный элемент надгробия, вся остальнаяатрибутика остается мертвой с точки зрения прочтенияее живого смысла. И тогда вроде бы тяготеющая кклассицистической элитарности работа в худшем слу-чае вообще переходит в разряд пародии на саму себя.

В итоге на современном кладбище образоваласьсвоеобразная «социальная иерархия» надгробий попринципу состоятельности заказчика, совсем в духеклассификации смертей и гробов мастера Безенчука изромана И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев».

Знаковая же сущность надгробия той или инойформы сводится при этом в сознании большинствасовременных посетителей некрополя к двум позициям:1) знак могилы как таковой; и 2) принадлежность тойили иной культурной парадигме. В самом общем видеможно различать «массовую» или «элитарную» куль-туру, причем последняя, как уже отмечено, будет пони-

- 465 -

маться по-разному, кроме того, можно выделить пра-вославную сферу, воинские мемориалы и др.

Рискуем ошибиться, но не исключено, что своюкаплю в чашу неприятия многими москвичами мону-ментализма Церетели вносит приверженность этогомастера классицистическому строю символов. (Мы ужеупоминали крайние точки зрения на классицисти-ческую традицию скульптуры вообще и на семиоти-ческую систему классицизма в России, на примеремнений Гоголя и Антокольского.) Но проблема потериизначального смысла форм встала и применительно кправославной семиотической системе, — постолькупоскольку, говоря церковным языком, происходилооскудение веры (а это имело место еще до 1917 года).Православная обрядовость, православная символикатеряли первоначальный смысл и превращались простов своего рода необходимый атрибут памятника кактакового, в знак мемориальности вообще. Возможно,одна из причин в том, что в новое время традицияосвящения и служения молебнов перешла и на светскиепо форме мемориальные сооружения (скульптура,стелы, обелиски), т. к. часто такого рода монументоказывался связан с поминовением усопших. В итоге всоветской семиотической системе некрополя, скажем,крест не подвергался такому гонению, как монумен-тальный крест в городской среде или крест купольный(с него большевики начинали осквернение храма, дажекогда сломать храм сразу не могли или хотели егоприспособить для своих утилитарных нужд). Но крестиз символа спасения во Христе и жизни вечной пре-вращался в новой системе культурных кодов в знакмогилы (!), не более и не менее. Причем могила ужевписывалась в новую так называемую «материа-листическую» мировоззренческую картину. Происхо-дила полная смысловая перверсия!

«Отношение к смерти – это одна из величайшихпроблем, с какой непременно сталкивается человек всвоей жизни. Однако эта проблема не только не раз-решена (в литературе, в искусстве, в философии), но онадаже мало продумана. Решение ее предоставлено каждо-му человеку. А ум человеческий слаб, пуглив. Он откла-дывает этот вопрос до последних дней, когда уже решатьпоздно. И тем более поздно бороться. Поздно сожалеть,что мысли о смерти застали врасплох», — писал совет-ский писатель Мих. Зощенко [Зощенко, 1990. С. 108].В приведенном пассаже автор пытается объяснить тотфакт, что пестрота наших кладбищ отражает весьмазапутанные, отчасти неосознанные представления осмерти, о сущности погребения и о роли памятника вкультуре. Но это касается обывателя. Трудно согласить-ся с Зощенко по поводу неразработанности вопроса,если обратиться к философской и богословской ли-тературе. Другое дело, что в приведенной цитате вы-ражено мнение многих людей, причем, актуальное исегодня. Хотя, казалось бы, с точки зрения человеческойприроды, трудно придумать что-либо более мрачное,чем представление о смерти, ожившее в качествеофициальной доктрины в системе т. н. советскогоатеистического материализма.

Вот совершенно иное мнение. ФилософС. Л. Франк в жестокий момент крушения прежнейРоссии (август 1917 г.), пишет своего рода панегирикмертвым: «Мертвые молчат. Бесчисленная их армия невстает из могил, не кричит на митингах, не составляетрезолюций, не образует союза и не имеетпредставителей в совете рабочих и крестьянскихдепутатов… И все же эта армия мертвецов есть — можносказать величайшая — политическая сила всей нашейжизни, и от ее голоса зависит судьба живых, быть может,на много поколений... Для слепых и глухих, для тех, кто

- 466 -

- 467 -

живет лишь текущим мгновением, не помня прошлогои не предвидя будущего, для безумцев, о которых давносказано: “рече безумец в сердце своем: несть Бога”, —для них мертвых не существует; и напоминание о силеи влиянии мертвых есть для них лишь бред суеверия.Но те, кто умеют видеть и слышать, кто осознает насто-ящее не как самодовлеющую, отрешенную от прошлогожизнь сегодняшнего дня, а как переходящий миг живойполноты, насыщенной прошлым и чреватой буду-щим, — те знают, что мертвые не умерли, а живы. Каковабы ни была их судьба там, за пределами этого мира,здесь, среди нас, их мученические образы живут в нашихдушах и движут нами. Или, вернее, они живут не в на-ших душах, — не в слабых, ограниченных, легко забы-вающих и мало разумеющих сознаниях отдельныхлюдей, а в подсознательных глубинах великой, сверх-личной народной души… Нет, будем чтить тени мертвыхв народной душе. А если мы уже разучились чтить их —будем, по крайней мере, помнить о них настолько, чтобыбояться их и считаться с ними. Лишь та жизнь достойнаи способна сохранить себя, которая не порвала с питаю-щими ее живительными силами умершего прошлого.Мертвые молчат. Но наш долг – не только перед ними,но и перед нами самими и перед нашими детьми — чуткоприслушиваться к таинственному и величавому — тоблагодетельному, то грозному — смыслу их молчания»[Франк, 1990. С. 578–582; курсив оригинала — А. С.].

Как уже отмечалось, многие надгробные знакиэпохи эклектики и модерна оказываются вовлечены всферу так называемого нового религиозного искусства,когда христианские мотивы разрабатываются средства-ми, не свойственными старой отечественной традиции.Это скульптурные вариации на тему Распятия, пласти-ческие изображения ангелов, сцены оплакиванияХриста. В качестве яркого примера приведем известное

- 468 -

надгробие К. А. Ясюнинскому работы Н. А. Андреева(1908 г., Христос с бессильно повисшими вдоль теларуками стоит у креста) возле южной стены московскогоДонского монастыря.

Безусловно, одной из наиболее привлекательныхдля художественно-символических вариаций оказаласьтема креста. На Донском кладбище установлено самоебольшое в Москве распятие работы скульптораА. Н. фон Бока на могиле президента Медико-хирурги-ческой академии П. А. Дубовицкого († 1868). Под-верглись повторению массивные гранитные кресты,венчающие собою надгробия в форме небольшойкаменной часовни с рельефным изображением Бого-матери, целующей голову снятого с креста Спасителя(например, надгробие работы скульптора В. А. Кафкина могиле Н. Ф. Симашко на кладбище Донскогомонастыря († 1906 г.) или мозаичной иконы (могилаА. С. Спиридонова там же; † 1898 г.). Бывают «процвет-шие» кресты (могила Н. А. Тиханова там же; † 1893 г.),форма, восходящая, как отмечает В. В. Ермонская, ещек Византии, раннехристианской культуре Закавказья,а затем попавшая на Русь, в Новгород [Ермонская,Нетунахина и Попова, 1978. С. 18].

Художественное сознание скульпторов являет намсамые причудливые формы креста. Вычурный гранит-ный крест с орнаментированной славянской вязьюповерхностью установлен на могиле В. И. Даля наВаганьковском кладбище в Москве. Стела, принявшаяочертания креста с рельефным портретом покойногостоит на могиле историка С. М. Соловьева на кладбищемосковского Новодевичьего монастыря.

Камень-валун иногда превращается в пьедесталпамятника или креста, иногда призван символизироватьГолгофу, как, например, в случае старого надгробияГоголю в московском Даниловском монастыре, позднее

- 469 -

оказавшемся на могиле писателя Михаила Булгакована Новодевичьем кладбище. Другая линия – вариациина тему часовни. Увлечение «сказочной» теремнойархитектурой, формами древнерусского зодчества немогло не затронуть русское кладбище в этот период. Изнаиболее известных примеров этого рода – не так давноотреставрированное надгробие А. П. Чехову работыЛ. М. Браиловского на территории Новодевичьегокладбища в Москве, выполненное в стиле северныхпридорожных часовенок (1912).

В XIX в. мы встречаемся с явлением синтезарелигиозных, символических сюжетов и реалисти-ческого портрета. Появляются ангелы с лицамиусопших (надгробие Т. Н. Юсуповой в усадьбеАрхангельское под Москвой работы М. М. Антоколь-ского; надгробие А. А. Сазиковой на кладбище Донскогомонастыря). Встречаются и усложненные композиции,вроде надгробия скульптору А. В. Логановскому намосковском Ваганьковском кладбище, выполненного ввиде необычной трехгранной часовни, увенчаннойраспятием, на которой помещен барельеф покойного вобрамлении венка.

Начиная с рубежа XIX—XX вв. можно говорить ио модернистской тенденции. На могиле Х. Х. Мейена,железнодорожного деятеля, основателя известного впрошлом Комиссаровского училища, в 1870-х г.г. былустановлен сохранившийся доныне в Москве на Вве-денском кладбище гигантский чугунный крест, состав-ленный из железнодорожных рельсов, в окружениискованных цепями вагонных колес. В начале XX в. вМоскве, Петербурге, Севастополе появлялись кресты-пропеллеры на могилах разбившихся авиаторов.А. Т. Саладин приводит пример смыслового столкно-вения в начале XX в. исконного, древнего, значениятакой формы, как уложенная под ноги входящих в храм

- 470 -

надгробная плита, и современной надписи на ней, откоторой веет «мемориальностью» нового времени:«Перед входом в церковь [на Миусском кладбище вМоскве — А. С.], — пишет он, — на уровне мостовойлежит чугунная плита с четкою надписью:

Действительная тайная советницаНадежда Васильевна

ШЕПЕЛЕВАУрожденная Энгельгардт.

Родилася 1761 года августа 15Скончалась 12 июня 1834

Такие плиты перед входом в храм клали как мост-ки, чтобы по ним проходили, «попирали» их ногами вхо-дящие в храм. Делалось это из смирения покойника. Ноедва ли о смирении говорит приведенная надпись!», —комментирует надпись Саладин [Саладин, 1996. С. 273].

Имела место и разработка христианских сюжетовпорой даже в противоречии с церковными представле-ниями, как в случае с надгробием мецената Н. Л. Тара-сова на Армянском кладбище в Москве (работаскульптора Н. А. Андреева), когда фигура самоубийцына смертном одре помещалась в обрамление кованойограды, представляющей «райские кущи». Известно,что самоубийц даже не отпевали и не хоронили на клад-бищах, кроме специально предназначенных скудельниц.

В советское время началось использование над-гробных памятников предшествующей эпохи в причуд-ливом сочетании с новыми символами. Весьма распро-страненный пример: памятник в форме традиционнойчасовни или киота увенчивался… красной пятиконеч-ной звездой. Естественно, затиралась прежняя надписьи наносилась новая.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, чтосовременный городской некрополь представляет собоюсложное и «пестрое» явление, отражающее, на первый

- 471 -

взгляд, трудно совместимые черты, присущие различ-ным культурным парадигмам, за которыми стоятособенности представлений о смерти и о роли живыхпо отношению к усопшим.

Некрополь остается и камнем преткновения вборьбе политических сил. Пожалуй, наиболее активнаяи болезненная дискуссия последних двух десятилетийсвязана с существованием мавзолея Ленина. Буквальнос 1991 г. раздавались призывы снести мавзолей, и поэтому поводу пришлось даже высказываться государст-венным лидерам и церковным иерархам.

В принципе, было и остается три предложения.Первое — оставить все как есть. Второе — предать землепрах (возможно, рядом с матерью, М. И. Ульяновой*),оставив пустой мавзолей как памятник-кенотаф, памят-ник эпохи и не ломая сложившийся в советское времяоблик Красной площади. И третье — мавзолей снестинапрочь. Сторонники перезахоронения нередко аргу-ментируют свою позицию соблюдением христианскойтрадиции упокоения, являющейся доминантной длярусской культуры. Коммунисты сопротивляются,поскольку мавзолей с телом Ильича для них остаетсяважным культовым сооружением, но некоторые из них,признавая необходимость «предания тела земле»,указывают на то, что Ленин физически пребывает нижеуровня земли, в углублении — поэтому и традиция десоблюдена. Еще в советские годы статистика посещениямавзолея (включая гостей со всего света) служилатогдашней идеологии для утверждения мысли о массо-_________

* В СМИ с начала 1990-х гг. муссируется тема о якобы имевшем местозавещании Ленина, устном или письменном, похоронить его возле матери вПетрограде. Однако никаких документов, подтверждающих такое желаниевождя, до сих пор не найдено. Племянница Ленина Ольга ДмитриевнаУльянова в интервью online-газете АиФ опровергала эту версию. [АиФДолгожитель. Вып. 8 (20) от 17 апреля 2003 г. URL: http://gazeta.aif.ru/online/longliver/20/20_01?print. Online: 01.2011.]

- 472 -

вом почитании вождя и живой любви к нему. Однакодля любого человека, жившего в эпоху «застоя», былоясно, что к тому времени немалое количестволюбопытных, подобно иностранным гостям, уже вос-принимало мавзолей как своего рода кунсткамеру(сходство очевидно), а не как объект умиления ипролития слез скорби по вождю. Статистики на предметтого, кто какими глазами смотрел, конечно, не велось,но еще раз можно повторить, что сам развал СССР врезультате действия внутренних центробежных силсвидетельствовал об абсолютном фиаско партийных«символических игр» в глазах большинства народа.Многие представители советских поколений, дажес партбилетами в карманах, продемонстрировалив 1990-х годах такое же пренебрежение к «сакральным»символам советской эпохи, как когда-то Ленин к мощамправославных святых.

Интересно, что облик Красной площади сам посебе воспринимается как неоднозначный символ. Неко-торые из россиян, утративших симпатии к идее комму-низма вообще, или к его доморощенному советскомуобразцу, тем не менее, ратуют за консервацию фраг-ментов той культуры. По их мнению, Красная площадьв нынешнем виде является памятником советской эпохив истории России, и ее надо сохранить. А какимиглазами смотреть на мавзолей и звезды Кремля, каждыйбудет решать сам. Показательна услышанная по радионесколько лет назад дискуссия по поводу превращенияКрасной площади в место массовых развлечений,«тусовок» молодежи и эстрадных концертов. Молодаяведущая одной из программ, по замыслу ее работода-телей, должна была обосновать устройство балагана наглавной площади страны, и робко убеждала себя идругих, что подобные мероприятия возрождают истин-ный дух этого места, потому что в XVII веке скоморохи

развлекали публику именно здесь. А в другой передачеисполнитель-петербуржец Александр Розенбаум, незаподозренный в симпатии к коммунистическим идеям,говорил ровным счетом противоположное. Что он,дескать, бывая в Москве, любит приходить на Краснуюплощадь под утро, когда нет толпы, и его поколение,независимо от политических пристрастий, восприни-мает Красную совсем иначе – в атмосфере строгойторжественности. И тогда мавзолей неотъемлем отплощади, потому что это не только усыпальница, нетолько работа видного архитектора А. В. Щусева, нетолько реализация партийной программы культа вождя,не только трибуна, помнящая многих деятелей, — нокомплексный по существу памятник целой эпохи вжизни страны, вычеркнуть которую из коллективнойпамяти все равно невозможно и не нужно.

Есть, к сожалению, немало примеров разорениямогил, осквернения кладбищ по разного рода «идей-ным» (а иногда и коммерческим) соображениям.Местом притяжения экстремистских сил не раз стано-вился воинский некрополь у церкви Всех Святых (воВсехсвятском, Москва), о разорении памятников кото-рого неоязычниками и разного рода левацкими моло-дежными движениями уже можно написать целуюкнигу.

Наверное, поиск «золотой середины» и есть един-ственно возможный выход из войны символов, вкоторую оказалось вовлечено такое совсем не подходя-щее для этого место, как некрополь.

- 474 -

Глава IXГлава IXГлава IXГлава IXГлава IXКУЛЬТУРА ПАМЯТИКУЛЬТУРА ПАМЯТИКУЛЬТУРА ПАМЯТИКУЛЬТУРА ПАМЯТИКУЛЬТУРА ПАМЯТИ

В ФОКУСЕ ЭМПИРИЧЕСКИХВ ФОКУСЕ ЭМПИРИЧЕСКИХВ ФОКУСЕ ЭМПИРИЧЕСКИХВ ФОКУСЕ ЭМПИРИЧЕСКИХВ ФОКУСЕ ЭМПИРИЧЕСКИХСОЦИОЛОГИЧЕСКИХСОЦИОЛОГИЧЕСКИХСОЦИОЛОГИЧЕСКИХСОЦИОЛОГИЧЕСКИХСОЦИОЛОГИЧЕСКИХ

ИССЛЕДОВАНИЙИССЛЕДОВАНИЙИССЛЕДОВАНИЙИССЛЕДОВАНИЙИССЛЕДОВАНИЙ

Данная глава посвящена ряду проведенных авто-ром для исследовательской работы эмпирических поле-вых социологических исследований в области культурыпамяти, а также сопоставительному анализу получен-ных результатов с результатами более масштабныхисследований других социологических служб. Все этовидится крайне необходимым, поскольку очень не-просто делать какие-либо выводы об историческихсимпатиях и предпочтениях современных россиян, обих отношении к официальной политике памяти разныхэпох без привлечения статистических данных. Послед-ние призваны внести определенную строгость в методи-ческий инструментарий исследования и повыситьвалидность результатов.

В 2009-10 гг. мы провели эмпирические социо-логические исследования по проблематике коллектив-ной памяти и мемориальной культуры среди респонден-тов, представляющих категорию туристов иэкскурсантов. Это москвичи и жители Подмосковья,совершающие туристические и экскурсионные поездкипо Москве, Подмосковью и «Золотому кольцу». Воз-растные границы опрошенных лежат примерно в диапа-

- 475 -

зоне от 20 до 70 лет. Основное ядро путешествующихсоставляли представители поколения сорока-пяти-десятилетних. Нами был проведен анкетный опрос иинтервьюривание в полевых условиях. Первая часть ис-следования была связана с выявлением отношения к су-ществующим городским архитектурно-скульптурныммонументам Москвы. Было проанализировано 500 за-полненных анкет и проведено не менее 100 краткихинтервью.

Формуляр предложенной анкеты, естественно,небезупречен, но он был выработан опытным путем, врасчете на то, чтобы обеспечить достаточный процентвозвращенных анкет, не отпугивать респондентов иизбежать трудностей при заполнении, — тем более вполевых условиях. В предложенном списке из 28-мимонументов предлагалось отметить наиболее любимыепамятники. Задание формулировалось следующимобразом: «Отметьте галочкой Ваши любимыепамятники в Москве». Кроме того, в конце спискапамятников давалась позиция: «Самый нелепыйпамятник в Москве» (ее заполнили 178 респондентов).В общем списке респонденту предлагалось отметитьодин, несколько или все позиции (последнее встреча-лось 2 раза и вызывало сомнение в серьезности подхода,но, тем не менее, было учтено нами). Названия мону-ментов иногда дополнялись уточнениями бытовогохарактера. Необходимость этого очевидна для анкетныхисследований, не дающих возможности долго и подро-бно разъяснять, какой из двух московских памятниковГоголю или из трех памятников Л. Н. Толстому, или измногочисленных памятников А. С. Пушкину имеется ввиду в данном случае.Путем предварительного проб-ного исследования удалось выявить наиболее извест-ные памятники. (Так, например, нам хотелось включитьвеликолепный, на наш взгляд, памятник Н. И. Пирогову

- 476 -

на улице его имени, но из предварительного пробногоэтапа исследования выяснилось, что он малоизвестендаже в такой в целом грамотной аудитории.) С другойстороны, если был намеренно или случайно забытсоставителем анкеты какой-либо из любимых респон-дентом памятников, то предлагалось внести его в графу«Вписать недостающее». Это компенсировало неполно-ту формуляра анкеты, построенного по закрытому типу.В список вошли (см. таблицу 10) памятники государями общественным деятелям, политическим лидерам,военным, литераторам, ученым. Естественно, нам хоте-лось увеличить его, но продуктивность работы с анкетойв условиях ограниченного времени общения с по-тенциальными респондентами не позволяла сделатьэтого.

Главный недостаток выбранного формата анкетызаключался в том, что в нем не удалось жестко разграни-чить собственно мемориальную и эстетическую состав-ляющие. Нельзя не отметить попутно, что эта проблемав целом является одной из наиболее острых в дис-куссиях по мемориальной культуре. Отношение к па-мятнику призвано выявить отношение респондентак мемориализуемому образу как таковому (в про-стейшем случае это выглядит как оценка «положи-тельный» / «отрицательный герой»; нравится / ненравится; полезен / вреден — в системе ценностейличности и групповой культуры). С другой стороны,даже если личность или событие видятся заслуживаю-щими увековечения, возникает вопрос: удачно лисоздан авторами памятника художественный образ(плюс эстетическая составляющая памятника) —насколько он соответствует представлению респондентаоб увековеченной личности или событии, а также эсте-тическим вкусам носителя данной культуры. Во времяпредварительного пробного обследования мы попыта-

- 477 -

лись развести эти проблемы художественной формы имемориального содержания, но поняли, что в данномпроекте целесообразнее от этого отказаться, во избе-жание путаницы. Отчасти компенсацией данногонедостатка формуляра стали интервью. К тому же мыисходили из того, что по-настоящему «любимый»памятник пробуждает у зрителя положительные чувст-ва в единстве формы и содержания. И результатыинтервью подтвердили это.

Болезненным остается также вопрос о возмож-ности мемориализации отрицательных примеров, сточки зрения общепринятой в данной культуре системыценностей. В Москве он вновь возник в связи с уста-новкой в 2000 г. известного памятника «Дети — жертвыпороков взрослых» Михаила Шемякина. Шемякинупришлось отстаивать право мемориальной культуры насоздание памятников отрицательным, с точки зрениягосподствующей морали, примерам из историикультуры. Та же проблема встала в связи с уходом впрошлое после 1991 г. идеологического регулированиямемориальной культуры в рамках советской идеологии.

В список памятников вошли персональные и собы-тийные монументы, по жанру — архитектурно-скульп-турные сооружения мемориального характера — так ониименуются в классификациях мемориальных объектов.

Респонденты данной категории охотно включи-лись в опрос, процент заполненных анкет от числа роз-данных колебался в разных группах от 75 % до 100 %.Этот факт, а также личные беседы подтверждают высо-кую актуальность проблематики, связанной: а) с обли-ком городской среды; б) с мемориальной культурой ис коллективной памятью — среди наиболее мотивиро-ванной и культурной части населения. В таблице 10 мыприводим результаты анкетирования по основной части

формуляра. (Эта часть была построена по закрытомупринципу.)

Таблица 10. Шкала популярности московских скульптурно-архитектурных монументов на 2009-10 гг.

(в порядке убывания). Категория: туристы. N = 500

1. А. С. Пушкину на Пушкинской площади 370 74,02. Кузьме Минину и кн. Дмитрию Пожарскому 299 59,83. Триумфальная арка 243 48,64. Юрию Долгорукову 210 42,05. Н. В. Гоголю (ск. Н. А. Андреев — у музея) 191 38,26. Героям Плевны (Плевенская часовня) 184 36,87. Мемориал на Поклонной горе 182 36,48. Кириллу и Мефодию 138 35,69. М. Ю. Лермонтову 138 35,610. «Пушкин и Наталья Гончарова» на Арбате 163 32,611. Б. Ш. Окуджаве на Арбате 160 32,012. В. С. Высоцкому на бульваре 133 26,613. И. А. Крылову 130 26,014. Ивану Федорову 123 24,615. Императору Александру II 120 24,016. Марине Цветаевой 120 24,017. Маршалу Г. К. Жукову 103 20,618. Ф. М. Достоевскому во дворе музея 98 19,619. Н. В. Гоголю (ск. Н. Томского на бульваре) 95 19,020. Л. Н. Толстому (во дворе музея) 89 17,821. Л. Н. Толстому в сквере Девичьего поля 73 14,622. Ф. М. Достоевскому у РГБ (б. «Ленинки») 71 14,223. Петру I (ск. З. Церетели) 60 12,024. К. А. Тимирязеву 56 11,225. В. И. Ленину на Октябрьской площади 43 8,626. Карлу Марксу 38 7,627. Героям книги В. Ерофеева «Москва-Петушки» 35 7,028. Фридриху Энгельсу 17 3,4___________________________________________________

_________________________________________________________ № Памятник, в порядке убывания Рейтинг, В популярности число голосов (+) %

Учитывая тот факт, что данные показали высокуюстабильность при промежуточных подсчетах, мы можемпопытаться положить их в основу некоторых умозаклю-чений. Первое, что бросается в глаза – это стабильно

- 478 -

высокий рейтинг монументов Российской империи. Этопамятники Пушкину (опекушинский — 74 %), КузьмеМинину и кн. Дмитрию Пожарскому (59,8 %), Три-умфальная арка (48,6 %) и Плевенская часовня (36,8 %).Кстати, именно они дали высокие показатели уже приопросе первой же группы из 30 человек. И в дальнейшемпо группам респондентов менялись только цифры, отно-сительный рейтинг этих памятников оставался по-прежнему высоким. К выше названным приблизилсяандреевский памятник Гоголю (38,2 %), но здесь надоиметь в виду особый интерес к нему в год 200-летнегоГоголевского юбилея (2009 г.). С другой стороны, нафоне этого же интереса к личности писателя, памятникГоголю работы Н. В. Томского, вопреки усилиямвластей, выставившей его в советское время на стольвидное место вместо старого, собрал значительноменьше голосов (19%).

Как и следовало ожидать, заметное место средипристрастий москвичей и жителей Подмосковья зани-мают литераторы «золотого» и «серебряного» века.Абсолютно непревзойденным остается памятник Пуш-кину в исполнении А. М. Опекушина. Стабильно высо-ким с самого начала оказался памятник М. Ю. Лермон-тову работы скульптора И. Д. Бродского (автора многихпамятников в разных городах, включая памятник Лер-монтову в Тамани). В интервью отмечались его исклю-чительно высокие художественные достоинства, а такжелюбовь москвичей к поэту, который так мало пожил итак трагически погиб вслед за Пушкиным. ПамятникЛермонтову был установлен неподалеку от места ро-ждения поэта у Красных ворот в 1965 г.

Из монументов советской эпохи, наряду с лермон-товским, довольно высокий рейтинг демонстрируетпамятник основателю Москвы кн. Юрию Долгорукому,задуманный к созданию еще в 1947 г., а установленный

- 479 -

- 480 -

в 1954 г. (скульпторы С. М. Орлов, А. П. Антропов,Н. Л. Штамм) — напротив тогдашнего Моссовета наместе сломанного в 1918 г. памятника «Белому гене-ралу» М. Д. Скобелеву. Успех совершенно казенного ималохудожественного, на наш взгляд, памятника князю,чья роль как основателя города также вызывает сомне-ние у некоторых историков*, не совсем понятен нам,если не судить в категориях масскульта. Но респон-денты, как выяснилось, воспринимают Долгорукого ужекак устоявшийся символ Москвы, наряду с памятни-ками Кузьме Минину и кн. Дмитрию Пожарскому,опекушинским памятником Пушкину. Действительно,_________

* Выбор фигуры основателя в то время (800-летний юбилей Москвы,1947 г.) носил чисто политический характер и сделать его мог только одинчеловек, который тогда решал все — Сталин. С научной точки зренияоднозначно говорить о кн. Юрии как основателе города, довольно трудно.Если понимать город как укрепленный детинец, в древнерусском — не в со-временном понимании, то упоминание о закладке его относится Тверскойлетописью к 1156 году («Того же лета князь великий Юрий Володимеровичзаложи град Москву на устниже Неглинны, выше реки Аузы» — ПСРЛ.Т. XV. М., 1965. С. 225), т. е. к году, когда Юрий был уже в Киеве. А вот сынего кн. Андрей Боголюбский, уйдя в 1155 г. из Вышгорода, напротив,находился к тому моменту в северной Владимиро-Суздальской земле, чтонаводит на мысль о его возможной причастности к строительству Кремля.Если же отталкиваться от первого письменного упоминания (хотя это неесть основание града в строгом смысле слова), то тогда, скорее, надо былоставить памятник боярину Кучке. А. А. Зализняк, анализируя текстыновгородских грамот, пишет об этом: «Кучков — древнее название Москвы.Об этом свидетельствует и Ипатьевская летопись. Грамота № 723 пред-ставляет /…/ древнейший ныне известный документ, в котором упоминаетсяМосква» [Зализняк, 1995. С. 300]. В канун же празднования 850-летияМосквы (1997) легенда о Юрии-основателе пришлась как нельзя кстати,поскольку на посту мэра города оказался Юрий Лужков, глядевший из оконсвоей резиденции на памятник тезке. В принципе, на фоне всех споров игипотез, безупречным кажется позиция известного историка XIX в. ИванаЗабелина, заметившего, что «такие всемирно-исторические города, какМосква, зарождаются на своем месте не по прихоти какого-либо доброго имудрого князя Юрия Владимировича, не по прихоти счастливого капризногослучая, но силою причин и обстоятельств более высшего и более глубокогопорядка, для очевидности всегда сокрытого в темной, мало еще разгаданнойдали исторических народных связей и отношений, которые вынуждают исамих князей-строителей ставить именно здесь, в известном месте тот илидругой город» [Забелин, 1990. С. 6].

- 481 -

соорудив монумент князю-основателю после празд-нования 800-летия Москвы (прежде в СССР об этом ине помышляли!), идеологи широко разрекламировалиего на открытках, марках, изделиях декоративно-при-кладного искусства. С художественной стороны онвоплощает те самые черты официозного монумента-лизма, которые советские же критики прежде ругали.История создания этого памятника окутана легендами,навеянными уже хотя бы тем фактом, что главныйисполнитель скульптор Орлов вообще прежде не былмонументалистом и занимался мелкой пластикой, нопри этом якобы состоял в переписке со Сталиным.Обращали внимание и на попытку авторов дать порт-ретную детализацию этому абстрактному символу(портретных изображений князя, естественно, не со-хранилось!). Это породило приписываемую кому-то изучастников церемонии открытия (указывали, в част-ности, на жившего по соседству И. Г. Эренбурга)ёрническую фразу: «Как похож!», громко произнесен-ную сразу после снятия пелены с памятника. Рассказы-вали также, что Хрущев в конце 1950-х уже требовалснятия этого монумента, но не успел осуществить за-думанное.

С другой стороны, показательно, что даже и этотспорный образ, снискав неплохой рейтинг сегодня, —также относится к категории деятелей русской историиобразца «до 1917 года».

Расхождение мнений профессионалов и массовогозрителя сказалось и в оценках композиции «Пушкин иНатали» на Арбате (ск. А. Н. Бурганов), памятниковБ. Ш. Окуджаве (ск. Г. В. Франгулян) и В. С. Высоц-кому (ск. Г. Д. Распопов). Они получили достаточновысокие места в рейтинге по итогам нашего опроса, хотянам не раз приходилось слышать критику в адрес всехэтих трех памятников со стороны профессионалов —

- 482 -

искусствоведов и художников. Сказался интерес к лич-ностям нон-конформистов советской эпохи и к люби-мым народом бардам. Памятник Высоцкому готовилсяскульптором Распоповым как надгробие актера-поэтана Ваганьковском кладбище, однако победила работаА. Рукавишникова, а распоповский отправился позднеена Бульварное кольцо. Как известно, Марина Влади идрузья-актеры с Таганки не хотели видеть вообще ника-кой скульптуры на могиле Высоцкого, в качественадгробия готовился камень-метеорит. Однако роди-тели и дети Владимира Высоцкого решили наоборот.Среди театральных коллег и друзей Высоцкого не раззвучала резкая критика в адрес обоих скульптурныхпамятников, и надгробного, и городского. Об искусство-ведах и говорить не приходится. Критикуют примитив-ный символизм Распопова (дескать, Высоцкий выгля-дит как дворовый мальчишка с гитарой и не более того),а в надгробном изваянии тема нон-конформизма закры-ла все остальное. Однако, как очевидно, эти образы вомногом способны потрафлять массовому вкусу. С дру-гой стороны, создать образ такого многогранного инепростого человека, как Высоцкий, действительнонелегко. Гениальных же скульпторов не хватает. Поэто-му, как уже не раз бывало с мемориалами, выбиралихудо-бедно из того, что есть.

Самый масштабный пример оскудения отечест-венной художественной школы последних десятилетийэто история важнейшего в политическом отношениимемориала Москвы — мемориального комплекса Побе-ды на Поклонной горе. Идея его сооружения в этомместе высказывалась еще в 1940-х гг., а первый знак наместе будущего мемориала был заложен в 1958-м.(Текст гласил: Здесь будет сооружен памятник Победысоветского народа в Великой Отечественной войне1941—1945 годов.) Для реализации этой идеи проводи-

- 483 -

лись конкурсы, даже с привлечением населения к оцен-ке проектов, выставлявшихся в Центральном Выставоч-ном зале («Манеже»). Но очевидная безвкусица мешалапродвижению дела. Долгое время москвичи взирали назаброшенную строительную площадку, пока, наконец,волевым решением Б. Н. Ельцина к 50-летию Победыне начали в спешке конструировать из прежде отверг-нутых проектов (дескать, если уж не теперь, то никогда)руками наиболее обласканных властью мастеров. В товремя в адрес мемориала звучало немало критики из устпрофессионалов и жителей, однако со временем самкомплекс полюбился многим, за исключением работЦеретели, действительно поражающих своей нелепо-стью, если не сказать святотатством (святой Георгий,нарезающий змия, как кусок копченой колбасы). По ре-зультатам нашего полевого исследования мемориал вцелом получил высокую оценку, работы Церетели —наоборот. Показательно трепетное уважение людей кпамяти о той войне и положительная оценка ими комп-лекса с градостроительной точки зрения. Эти факторыоказались настолько мощными, что «перевесили» резконегативную оценку работ Церетели, установленных наПоклонной. (В свое время пришлось из-за протестовветеранов даже убрать подальше композицию «Узникамконцлагерей», которой Церетели решил «оттенить»самое начало Аллеи Победителей, открывающее пано-раму всего комплекса.) Градостроительной удачейможет считаться тот факт, что мемориальный комплекс(Парк Победы) стал и любимым местом отдыха молоде-жи, а Центральный Музей Великой Отечественнойвойны — одним из наиболее интересных и хорошооснащенных музеев не только в Москве, но в России вцелом.

Вернемся к результатам анкетирования. Открытаяграфа «Самый нелепый памятник» заполнялась, ес-

- 484 -

тественно, далеко не всеми, однако полученные в нейрезультаты также могут быть полезны для осмысленияроли памятника в городской среде. Ниже приводимданные по этой графе — цифра означает число анкет.Число негативных оценок по памятникам распреде-лилось следующим образом:- Петру I (ск. З. К. Церетели) — 99 анкет (плюс «Все скульптуры Церетели» — 3; «Скульптуры Церетели на Поклонной горе» — 5);- Шолохову — 13;- Жукову — 11;- Мавзолей В.И. Ленина — 9;- Героям книги В. Ерофеева «Москва-Петушки» — 8;- Достоевскому (у РГБ, ск. А. Рукавишников) — 8;- «Дети — жертвы пороков взрослых» — 7;- «Пушкин и Натали» – 5;- Б. Ш. Окуджаве — 4;- В. И. Ленину на Октябрьской пл. — 2;- В. В. Воровскому — 2;- Лесе Украинке —1;- Араму Хачатуряну — 1;- Ал. Н. Толстому — 1;- Абаю (Кунанбаеву) — 1;- «Лужков-дворник» — 1;- Бездомному псу в метро — 1;- Плавленому сырку — 1.

В связи с категорией «нелепых» памятников необ-ходимо сделать специальное уточнение. В эту катего-рию попадают или памятники, которые респондентысчитают эстетически несостоятельными, или памят-ники, смысл которых до них не доходит. В последнемслучае сказывается или отсутствие «ключа» к понима-нию, или образ слишком замысловат, по крайней мере,с точки зрения массового зрителя. Так, нам не прихо-дилось видеть ни одного туриста (из сотен!), который

- 485 -

бы не выразил недоумения по поводу смысла компо-зиции «Древо Жизни» Э. Неизвестного, установленнойвозле моста «Багратион» в Москве. Иногда может нехватать исторической эрудиции, и возникает вопрос, невина ли это авторов и заказчиков памятника, есликонечно, монумент претендует быть объектом город-ской среды, а не ограничиваться культурным полемсобственного усадебного участка.

Возьмем, например, поставленный еще в эпоху«гласности» и «перестройки» памятник дуэлянтам в Пе-тербурге, в парке Лесотехнической академии. В Рос-сийской империи дуэли официально были запрещены,порицались и порицаются Церковью, при советскойвласти также не считались правильным средствомзащиты чести и достоинства. Откуда же такой странныйпамятник? Видимо, сыграла роль принадлежностьдуэлянтов декабристскому движению. Секундантомубитого на дуэли К. П. Чернова, члена Северногообщества, был весьма почитавшийся в советское времяК. Ф. Рылеев. Но и другой дуэлянт, В. Д. Новосильцев,тоже скончался от ран после дуэли. Сама дуэль, кстати,состоялась по личным мотивам (поручик Черноввызвал флигель-адъютанта Новосильцева, вступив-шись за честь сестры — об этом знают, наверное, едини-цы из тысяч видевших памятник). Не совсем понятномемориальное содержание памятника (в отличие,скажем, от «дуэльного» мемориала на Черной речке —месте дуэли Пушкина). Официально гранитная стеланазывается «Памятник на месте дуэли К. П. Чернова иВ. Д. Новосильцева» (арх. В. С. Васильковский).Надпись на стеле гласит: 10 сентября 1825 года на этомместе состоялась дуэль члена Северного тайного об-щества К. П. Чернова с В. Д. Новосильцевым.Секундантом К. П. Чернова был К. Ф. Рылеев. ПохороныК. П. Чернова вылились в первую массовую демонстра-

цию, организованную членами Северного тайногообщества — декабристами. Итак, кому же памятник:Чернову, Новосильцеву, им обоим, декабризму, или все-таки Рылееву — за то, что согласился быть секундантом,а может быть, — памятник первой политической демон-страции на Руси (идея превыше личности, как в цити-рованном выше высказывании Н. Касаткина)?Инициатором установки была Лесотехническая акаде-мия.

Таким образом, содержание памятника можетоказаться не совсем ясным или совсем неясным длямассового зрителя, а с годами это будет лишь усу-губляться. Так культ декабризма, присущий частирусской интеллигенции конца XIX – XX вв., почтисовершенно сошел «на нет» среди нынешнего молодогопоколения.

В связи с этим возникает важный для культурыувековечения в целом вопрос: должен ли памятник бытьсамодостаточным с точки зрения информативности(как многие мемориальные доски или монументы спространными надписями)? Как быть при отсутствииясного текста, подробно описывающего не толькоисторическую ситуацию, но мотивацию создания мону-мента? И как быть, если даже пояснительная надписьфактически имеется, но являет собою вкупе с монумен-том культурный текст, ключи к пониманию которого(в терминах культурных, — не языковых, конечно,кодов) утеряны? Если базовой эрудиции зрителядостаточно, то памятник напоминает, или даже опреде-ленным образом обогащает знание о предмете увекове-чения, но в любом случае адекватно воспринимается итем самым выполняет свою миссию. (Как помним, тесамые библейские памятники, к которым и восходитнынешняя культура увековечения, тоже не информи-ровали, а призваны были напоминать об известном,

- 486 -

играя тем самым воспитательную роль — камни-памятники пророкам на месте дарования заветов и т. д.)Конечно, есть еще функция побуждения зрителя к болееглубокому ознакомлению с культурным текстом, про-водником которого стал памятник. Эта функция приме-нительно к культурному наследию вообще не вызываетсомнения. Так, побывав на экскурсии, в музее, многиемотивированные люди берутся за литературу, проводятпоиски в интернете, стараясь углубить и расширитьзнания о предмете. Однако может оказаться так, чтопрочтение культурного текста памятника превратитсяв долгие поиски по архивам, которые под силу невсякому профессионалу. Как же тогда быть с мас-совостью и доступностью монументального искусства?

В связи со сказанным вспоминается трагикоми-ческий случай, являющий собою характерное явлениесоветской эпохи и рассказанный в свое время культур-ным антропологом д. филол. н. В. И. Беликовым. В глу-боко «застойное» время, задолго до горбачевских«вольностей», в одной воинской части стоял памятник…неизвестно кому. Даже старожилы части не моглипрояснить ситуацию, а с памятником надо было что-тоделать. Во-первых, потому что в войсках должен бытьпорядок, а во-вторых, потому что, как обычно, ждалиочередную проверочную комиссию. И вот в политотделеразвернулась дискуссия по памятнику, отдаленно напо-минавшая сюжет чеховского «Хамелеона». Снести, —говорили одни, — дескать, нет памятника, — нет и про-блемы. Так-то оно так, — возражали другие, — но вдругпотом окажется, что это был кто-нибудь такой, что… —и тогда не сносить головы.

Пока дискуссия ходила по кругу, памятник, из не-прочного материала, разрушался временем и становил-ся все менее пригодным к атрибуции. Страхи перестра-ховщиков в те годы можно было понять.В «застойные»

- 487 -

- 488 -

времена, правда, за газету с портретом вождя в мусорнойкорзине уже не сажали, но на попытки сноса эскизапамятника Ленину, стоявшего во дворе мастерскойизвестного скульптора Е. В. Вучетича, районным вла-стям строго указали сверху. Когда-то Вучетич работалнад проектом грандиозного памятника Ленину, кото-рый, по замыслу, должен был стоять на Ленинских(Воробьевых) горах. Скульптор умер, а гигантскийэскиз головы вождя на высоком пятиметровом поста-менте остался во дворе его мастерской, прямо возлезабора, в двух десятках метров от которого в 1970-е гг.выстроили райком партии. При этом парадный подъездрайкома оказался с противоположной стороны, и вся-кий подъезжавший к нему, прежде видел огромнуюголову вождя, выглядывавшую из-за здания райкома и,к тому же, развернутую в противоположную сторону(Ленин словно отвернулся от райкома «застойных»времен). Естественно, в партийном органе встал наповестку дня вопрос о сносе памятника-эскиза. Но сносне состоялся, и голова вождя стоит на прежнем местедо сих пор, правда, летом все больше закрываемаякронами растущих деревьев. Говорили, что вдоваскульптора тогда обратилась с жалобой «наверх», указавна столь идеологически преступный факт, как нажимна нее с целью ликвидации бетонного вождя. В итогепоступили совсем в духе времени: со стороны райкомаголову прикрыли щитом из гофрированного железа,довольно ограниченных размеров, закрывавшим эскизтолько от взора ан-фас. Пока деревья не выросли, сглавной магистрали района открывался вид на все сразу:и на отвернувшегося Ленина, и на «фиговый листок»,как прозвали жители железный фартук, и на зданиерайкома.

Но, возвращаясь к проблеме прочтения памятника,заодно еще раз отметим тот важнейший факт, что вся-

- 489 -

кий памятник, оставаясь как таковой в культурном про-странстве будущих эпох (даже будучи физическиразрушен), пока он живет в коллективной памяти, будетоставаться объектом извлечения самых разнообразныхсмыслов. В вышеприведенном примере гранитнуюстелу на месте дуэли можно рассматривать и как памятьпо двум конкретным людям, и как памятник дуэли во-обще. В последнем случае он должен играть роль напо-добие известного шемякинского «памятника наоборот»на Болотной площади в Москве («Дети — жертвыпороков взрослых»), говоря потомкам о том, как не надоделать. Если же какая-то культура будущего вернется кпопуляризации дуэлей как средства выяснения отно-шений и защиты чести, то этот же памятник будетпамятником тому, как, напротив, надо делать.

Вернемся к итогам опросов общественного мнения.Совершенно очевидно, что в категории нелюбимыхпамятников по результатам анкетирования на первоеместо выходит почти исключительно эстетическийкритерий. И Петр Великий, и маршал Жуков, и Шо-лохов пользуются народной любовью, но их образыреспонденты хотели бы видеть в ином исполнении.Однако, как видим, к общему числу опрошенных про-цент негативов невелик, и лишь памятник Петру I наСтрелке собрал достаточно весомое число голосов сознаком «минус» (99, т. е. 19,8%), превзошедшее дажечисло положительных оценок этого монумента (60 –т. е. 12%).

В интервью нам приходилось слышать недоволь-ство образом маршала Жукова, каким его увидел и со-здал скульптор, но при этом другие работы покойногоскульптора В. М. Клыкова этими же респондентамиоценивались высоко. Возможно, поэтому в данномслучае дело ограничилось лишь немногими негатив-ными оценками. В случае же с Церетели срабатывает

- 490 -

обратный принцип, когда по инерции уже любая оче-редная работа этого не очень популярного среди мос-квичей скульптора будет встречаться многими «в шты-ки», и век торжества его творчества многие измеряливеком правления московского экс-мэра Ю. М. Луж-кова, не более того. При этом приходилось слышать отинтервьюируемых о том, что если в Москве существуеттеперь уже своего рода традиция (sic!) разрушения илипереноса памятников с видных мест в глухие закоулки,то в случае неких радикальных перемен, монументПетру I на Стрелке может оказаться среди первыхкандидатов… Удивительно, но факт. Последовавшеевскоре после окончания наших исследований снятиес должности мэра Лужкова сопровождалось кампаниейв СМИ по дискредитации именно работ Церетелив Москве. Зашла речь и о переносе памятника Петру.Найти для него глухой уголок, как, скажем, нашли в своевремя для андреевского Гоголя и меркуровского Тол-стого, будет совсем непросто в силу известных особен-ностей этого монумента. Кстати, причины неприятиятворчества Церетели на московском пространстве ре-спонденты связывают не только с безвкусицей, но и с«гигантоманией» — раздражает сам размер монумента,слишком несоизмеримый с привычными масштабамистарого центра Москвы. Это показательно, посколькугениальный Фальконе в Петербурге решил проблемувеличия Петра за счет художественного мастерства втрактовке образа. Церетели, которому этого мастерстване хватило, пошел по примитивному пути раздуванияразмеров скульптуры до немыслимых прежде размеров.

Неоднозначное отношение демонстрируется такжек творчеству Александра Рукавишникова. Его Досто-евский и Шолохов воспринимаются многими крити-чески, в то время как памятник Александру II болеепопулярен. Репутации Рукавишникова среди москви-

- 491 -

чей повредила более всего история вокруг проектапамятника М. А. Булгакову на Патриарших (про-званного в народе «примусом»).

Как видим по итогам опроса, вызвавший бурнуюреакцию среди столичной богемы памятник ВенедиктуЕрофееву и его героине, в выбранном нами социальномсегменте респондентов имеет весьма низкий рейтинг.Впрочем, памятник относительно молод и поставлен вне очень людном месте, чего нельзя не учитывать. Сампо себе памятник с характерной надписью, по-види-мому, заслуживает куда большего внимания в пьющейРоссии. В данном случае сказалась, видимо, еще спе-цифика контингента, не сильно привязанного к куль-туре пития.

Теперь обратимся к аналогичному исследованию,проведенному нами среди студенческой аудиториипедагогического университета по абсолютно той жепроблеме с использованием той же самой анкеты в2009–11 гг. Оно проводилось методами анонимногоопросного анкетирования и интервью среди студентовIII, IV, V и VI курсов одного столичного педаго-гического вуза (факультеты: филологический;художественно-графический; социологический).Формуляр основной части анкеты строился по тому жезакрытому принципу, в список были включены те же28 памятников-монументов. Так же была преду-смотрена графа «Самый нелепый памятник». Крометого, респондентам было предложено делать любыекомментарии (пометки) на полях анкеты, если возни-кает такое желание. Главным недостатком этого иссле-дования, на наш собственный взгляд, является егоневысокая репрезентативность (отдельно взятый гума-нитарный вуз, небольшое число респондентов). Досто-инством же, отличающим его от масштабных иссле-дований, — возможность достаточно откровенного об-

- 492 -

суждения со студенчеством выдвигаемых кандидатур наувековечение в городской среде. Последнее позволяетвыявить мотивацию при заполнении анкет, что упро-щает анализ и, кроме того, снижает влияние на резуль-тат разного рода информационного «шума» (анкеты,заполненные наобум, шутки, желание произвести впе-чатление и соригинальничать при заполнении, чтоособенно характерно именно для молодежной среды).Репрезентативность полученных данных в этом ис-следовании оказывается невысока, поскольку студен-чество, по сравнению с предыдущей аудиторией, хужезнает сам город (сказывается возраст и то, что частьстудентов не москвичи). Поэтому в числе «любимых»монументов больше шансов оказаться тем памятникам,которые сопутствуют излюбленным местам пребываниямолодежи (Красная площадь, Поклонная гора иокрестности, Арбат...). Но определенный смысл данноеисследование имеет исключительно в аспекте сопостав-ления его результатов с результатами предыдущего,проведенного на более широкой возрастной категории.При этом возникают любопытные корреляции, на ко-торые и хотим обратить внимание. Но прежде приведемсаму таблицу результатов анкетирования.

Таблица 11. Шкала популярности московских скульптурно-архитектурных монументов по состоянию на 2009-11 гг.

(в порядке убывания). Категория: студенты. N = 360._________________________________________________________

№ Памятник, в порядке убывания Рейтинг, в популярности число голосов (+) %

1. А. С. Пушкину на Пушкинской площади 188 52,22. Триумфальная арка 184 51,13. Мемориал на Поклонной горе 131 36,34. Юрию Долгорукову 128 35,55. Кузьме Минину и кн. Дмитрию Пожарскому 116 32,26. «Пушкин и Наталья Гончарова» на Арбате 101 28,17. Петру I (ск. З. К. Церетели) 99 27,58. В. С. Высоцкому на бульваре 95 26,3

- 493 -

9. Б. Ш. Окуджаве на Арбате 90 25,010. М. Ю. Лермонтову у Красных ворот 84 23,311. Маршалу Г. К. Жукову 72 20,012. Кириллу и Мефодию 63 17,513. Марине Цветаевой 60 16,514. Н. В. Гоголю (ск. Н. А. Андреев — у музея) 59 16,315. Ф. М. Достоевскому у РГБ (б. «Ленинки») 56 15,516. Императору Александру II 46 12,717. Н. В. Гоголю (ск. Н. Томского на бульваре) 41 11,318. Героям Плевны (Плевенская часовня) 40 11,119. Ф. М. Достоевскому во дворе музея 37 10,220. Л. Н. Толстому в сквере Девичьего поля 35 9,721. И. А. Крылову 27 7,522. В. И. Ленину на Октябрьской площади 27 7,523. Ивану Федорову 19 5,224. Карлу Марксу 13 3,625. Л. Н. Толстому (во дворе музея) 11 3,126. К. А. Тимирязеву 10 2,727. Героям книги В. Ерофеева «Москва-Петушки» 5 1,428. Фридриху Энгельсу 3 0,8___________________________________________________

Итак, оставляя подробный анализ полученныхданных в стороне (он не имеет смысла по указанной ужепричине низкой репрезентативности), обратим внима-ние лишь на три момента. Первое: снова абсолютное«лидерство» опекушинского памятника Пушкину. Вто-рое: верхние строчки в таблице 11 представлены преодо-левшими условный рубеж в 100 голосов Триумфальнойаркой, памятниками Юрию Долгорукому, Минину иПожарскому, — т. е. теми же объектами, которыеоказались вместе с пушкинским монументом в первыхстроках предыдущей таблицы! К ним добавляется мемо-риал на Поклонной горе, занявший в предыдущем ис-следовании тоже достаточно высокое, седьмое, местопрактически с теми же показателями (соответственно36,4% и 36,3% — у туристов и у студентов). И, наконец,третий момент: снова низкий рейтинг самых знаковыхсоветских памятников — Ленину (7,5%), Марксу (3,6%)и Энгельсу (0,8%).

- 494 -

Приведем и список объектов из открытой частиформуляра, т. е. попавших в графу «Самый нелепыйпамятник в Москве», — с указанием числа упоминанийв анкетах по убывающей:- Петру I на Стрелке работы З. К. Церетели – 5;- Ленину на Октябрьской площади — 4;- «Дети – жертвы пороков взрослых» М. Шемяки- на — 3;- Все работы Церетели –2 [формулировка респонден- тов — А.С.]- Героям Венедикта Ерофеева – 2;- «Лужков-дворник» – 2;- Окуджаве во дворе школы № 109 – 1;- Пушкину и Гончаровой на Арбате – 1;- Гоголю работы Н. Андреева – 1;- Есенину на Тверском бульваре ск. А. Бичукова – 1;- Маршалу Жукову ск. В. Клыкова – 1 [ за исполне- ние — А. С.];- Махатме Ганди – 1.

По этим скудным данным еще труднее делать ка-кие-либо выводы, оставим их без комментариев, кромеодного: опять больше всех голосов со знаком «минус»набрал памятник Петру I на Стрелке, несмотря на свойболее высокий рейтинг в молодежной аудитории в це-лом (27,5% против 12% у туристов).

Обратимся теперь к результатам аналогичногонашему исследования, осуществленного социологомгородской среды Ю. Г. Вешнинским (НИИ природногои культурного наследия им. Д. С. Лихачева). Вешнин-ский провел два опроса об отношении населения клюбимым / нелюбимым монументам Москвы: первыйопрос в период 1989–94 гг. — среди 215-ти рес-пондентов-москвичей (большинство из студенческойсреды и выпускников вузов, т. е. поколение, наименееощущающее связь с прошлым); и второй — в период

- 495 -

времени 1995–99 гг. среди 551 респондента-москвича[Вешнинский, 2006. С. 42–45].

Шкала популярности 10-ти наиболее любимыхмосквичами московских скульптурно-архитектурныхмонументов по результатам исследований Вешнинского1989–1994 гг. (N=215) выглядела следующим образом(в порядке убывания популярности):

1. А. С. Пушкину2. К. Минину и Дм. Пожарскому3. Юрию Долгорукому4. Н. В. Гоголю (ск. Н. А. Андреев)5. Героям Плевны6. Триумфальная арка (в ансамбле с памятником

М.И. Кутузову)7. А. С. Грибоедову8. Ивану Федорову9. И. А. Крылову10. М. Ю. Лермонтову

Шкала популярности 10-ти наиболее любимыхмосквичами московских скульптурно-архитектурныхмонументов по результатам исследований Вешнинско-го в период 1995–1999 гг. (N=551) выглядела так (в по-рядке убывания популярности):

1. А. С. Пушкину2. Юрию Долгорукому3. К. Минину и Дм. Пожарскому4. Н. В. Гоголю (ск. Н. А. Андреев)5. С.А. Есенину (на Тверском бульваре)6. Триумфальная арка (в ансамбле с памятником

М.И. Кутузову и панорамой «Бородинская битва»)7. А. С. Грибоедову8. М. В. Ломоносову (на Воробьевых Горах)9. Кириллу и Мефодию10. М. Ю. Лермонтову.

- 496 -

Сопоставление результатов опросов Вешнинскогос полученными нами в 2009–2011 гг. в студенческой итуристической аудиториях позволяют сделать вполнеопределенные выводы. Как мы видим, на протяжении20-летнего периода, который можно обозначить какпостсоветский (настроения граждан в 1989 году не-многим отличались от настроений 1991 года), данныедемонстрируют завидную стабильность. Верхняя частьнашей таблицы содержит те же объекты, что шкалыобоих опросов Вешнинского 1989–99 гг.: памятникПушкину, Триумфальная арка, монумент Минину иПожарскому, памятник Юрию Долгорукому, андре-евский памятник Гоголю. Очевидно и абсолютное ли-дерство опекушинского памятника Пушкину. В десяткесамых любимых у Вешнинского фигурируют преиму-щественно памятники, или установленные до 1917 г.,или репрезентирующие эпохи до 1917 года.

Итак, главными итогами всех описанных вышеисследований, призванных пролить свет на изучениеобщих проблем социальной ментальности современныхроссиян, стала постановка следующих вопросов.Почему памятники Российской империи ценятся выше,чем советские и современные? Почему памятникиобразам истории России до 1917 года и памятники нон-конформистам советской эпохи оказываются привле-кательнее, чем советский пласт мемориальной культурыи многие современные мемориалы? За исключениемфрагмента военно-мемориальной культуры, связанногос увековечением Великой Отечественной войны, «офи-циальная» советская традиция памяти и советскаядействительность, какой она была отражена в советскойкультуре памяти, оказались мало востребованы сегодня.Ответы на эти вопросы дают, в частности, результатыэмпирических исследований, посвященных исследо-ванию представлений современных россиян о роли и ме-

- 497 -

сте тех или иных исторических лиц в истории Россиии связанных с ними симпатий-антипатий. К ним мы иобратимся ниже.

***Обозначенная проблема изучения исторических

предпочтений россиян была сведена нами (для прове-дения полевых исследований) к проблеме потен-циальной коммеморации в городской среде тех или иныхисторических лиц, которые еще не были удостоенымонументов, но в той или иной мере заслуживаюттаковых, по мнению респондентов. Полученные резуль-таты являются полезным материалом для выстраиваниярейтингов исторических предпочтений и, главное, дляизучения особенностей формирования историческихобразов, о которых мы уже достаточно рассуждали втеоретическом плане. Эти исследования призваныпомочь в понимании того, каким выглядит в совре-менном культурном поле коллективной памяти то илииное историческое лицо и связанные с ним события иявления. А это проливает свет на аксиологическиехарактеристики культуры, что, в принципе, можетсчитаться ключевым моментом в культурологическомисследовании как таковом. «Именно аксиологиявскрывает существо места человека в мире, — считаетИ. И. Докучаев. — Система ценностей — подлинноесодержание этого существа. Она не есть научнаяабстракция, извлеченная из реального мира культуры,но есть конкретный интеграл культуры и его поро-ждающая модель. Редукция всех наук о культуре каксиологии должна стать подлинным раскрытием по-тенциала культурологии…» [Докучаев, 2011. С. 9].

А. Я. Флиер также обозначает проблемы аксио-генеза как одно из трех приоритетных направленийпознания в проблемном поле культурологии как науки[Флиер, 1993. С. 137].

- 498 -

Итак, в данном исследовании той же самой кате-гории респондентов — жителей Москвы и Подмосковья,совершающих туристические поездки по московскомурегиону и «Золотому кольцу» — было предложено за-полнить анонимную анкету, в которой отметить исто-рических деятелей из списка. Список включал 30 лиц,представляющих различные эпохи — царей, князей,государственных деятелей и лидеров, святых, воена-чальников, деятелей культуры, ученых, литераторов,которые могли бы быть удостоены памятников вМоскве. Исследование культурной памяти как отра-жения мировоззренческих особенностей современнойаудитории через выявление отношения к конкретнымисторическим лицам имеет особый смысл для рос-сийской ментальности. Известно, что личность вмассовом сознании россиян во все эпохи играла рольболее существенную, чем разного рода социально-экономические и политические предпочтения. Среднийроссиянин готов голосовать в прямом или переносномсмысле за Петра Великого, за Сталина, за Путина, несосредоточиваясь при этом на особенностях поли-тических и идейных взглядов данного лица и на техполитических силах, которые могут реально за нимстоять. Нередко симпатии и антипатии строятся навесьма частных проявлениях деятельности исто-рической личности (Горбачев стал «плохим» потому,что ограничил продажу водки, а Ельцин, «хороший», —все ограничения снял; Хрущев — плохой, потому, что«кукурузник» и т. д.). Впрочем, чем выше культурно-образовательный уровень респондента, тем меньше онзависим от таких стереотипов, построенных на от-дельных частностях.

Эмпирические исследования культурной памяти,как показал опыт, весьма чувствительны к форму-лировке опросного задания. Поэтому в предложенной

- 499 -

анонимной анкете мы не стали давать формулировок,напрямую ориентирующих респондентов на выражениеявных симпатий или антипатий к тому или иномуисторическому лицу, а построили задание по болеенейтральному принципу: «Отметьте галочкой исто-рических лиц, которые могли бы быть увековечены наМосковской земле» (поскольку памятников им еще неставили)*. Список можно было дополнить, вписав не-достающее в нем в специальную графу. Опрос былзавершен, когда было получено 500 корректно за-полненных анкет. Исследования проводились путемсплошной выборки по данной категории респондентов,анкеты раздавались подряд всем участникам сборныхи корпоративных экскурсионно-туристических группна время экскурсионных туров и собирались в концепоездок. Процент заполненных анкет колебался в раз-личных группах от 75 до 100%. Напомним, что воз-растные границы опрошенных лежат в диапазонепримерно от 20 до 70 лет, основное ядро при-близительно от сорока до шестидесяти с небольшим.Удалось провести и ряд интервью по указанной про-блематике — для выявления мотивационных установокучастников опросов. Очевидно, что выбранный намидля исследований социальный сектор характеризуетсядостаточно высоким образовательно-культурным уро-внем и высоким уровнем гражданского участия имотивированности. Значительную часть туристов иэкскурсантов составляют лица, сознательно и регулярноприбегающие к данному виду досуга. В определенномсмысле данный контингент может считаться куль-турной элитой современного российского общества._________

* Одно исключение из списка: памятник-бюст К. К. Рокоссовскомуустановлен в г. Зеленограде, но жители этого города, формальнопринадлежащие к категории москвичей, нами охвачены не были, поэтомушла речь об установке памятника собственно в Москве.

- 500 -

Для контраста отметим, что попытка провестианалогичное исследование на том же материале средиконтингента клерков московских торгово-сервисныхучреждений (так называемый малый бизнес) в воз-растном диапазоне прибл. 18–25 лет фактическиокончилась неудачей. Как выяснилось, такие фигуры,как митрополит Московский Петр, перенесший сто-лицу в Москву, или генерал М. Д. Скобелев, про-славившийся на Балканах и в Средней Азии (и удо-стоенный в 1912 г. памятника на одной из главныхплощадей Москвы, разрушенного в 1918 г.) — оказалисьвообще неизвестны большинству представителей дан-ного молодежного социального сегмента.

Результаты опроса туристов и экскурсантов при-ведены в Таблице 12 в порядке убывания рейтинга:против имени отмеченного исторического лица какобъекта желательной коммеморации стоит число «на-бранных» им голосов. Имена и сопровождающий их вряде случаев титул, сан, звание, должность в таблицепредставлены в том виде, в котором они фигурировалив формуляре анкеты.

Таблица 12. Коммеморативные предпочтения туристов иэкскурсантов Московского региона в части возможногоувековечения исторических лиц постановкой городских

монументов. N = 500.

NйоньлаицнетопткеъбО

иицаромеммок

,гнитйеРвосолог

"аз"

-олоГ"аз"вос

то%в.щбоалсич

1 йалокиНьлетитявСцеровтодуЧ 003 06

2 йиксвеНрднаскелА.нK 982 8,75

- 501 -

3 вокаглуБ.А.М 582 0,75

4 йигреСйынбодоперПйиксженодаР 382 6,65

5 йоксноДйиртимД.нK 082 0,65

6 авотамхА.А.А 572 0,55

7 венегруТ.С.И 262 4,25

8 яакилеВаниретакЕ 022 0,44

9 канретсаП.Л.Б 012 0,24

01 вечахиЛ.С.Д.дакА 881 6,73

11 нипылотС.А.П 881 6,73

21 IIIнавИ.нкйикилеВ 581 0,73

31 ворахаС.Н.А.дакА 771 4,53

41 ныцинежлоС.И.А 271 4,43

51 тилопортим,ртеПьлетитявСйиксвоксоМ 951 8,13

61 велебокС.Д.МларенеГ 151 2,03

71 IIйалокиНротарепмИ 221 4,42

81 йиксвоссокоР.K.KлашраМ 021 0,42

- 502 -

NйоньлаицнетопткеъбО

иицаромеммок

,гнитйеРвосолог

"аз"

-олоГ"аз"вос

то%в.щбоалсич

91 йынзорГнавИьраЦ 911 8,32

02 йиксвечахуТ.Н.МлашраМ 101 2,02

12 йикснижрезД.Э.Ф 37 6,41

22 йыннедуБ.М.СлашраМ 27 4,41

32 волишороВ.Е.KлашраМ 06 0,21

42 нилатС.В.И 94 8,9

52 венжерБ.И.Л 23 4,6

62 вещурХ.С.Н 72 4,5

72 ницьлЕ.Н.Б 91 8,3

82 нигысоK.Н.А 81 6,3

92 вотолоМ.М.В 9 8,1

03 чивонагаK.М.Л 2 4,0

Проанализируем полученные данные. Первыйвывод состоит в том, что в пятерку наиболее достойныхувековечения исторических лиц вошли святые, из кото-рых трое — выдающиеся деятели Древней Руси (благо-

- 503 -

верный князь Александр Невский, благоверный князьДмитрий Донской и преподобный Сергий Радонеж-ский), а четвертый — самый почитаемый на Руси святойвизантийского происхождения святитель НиколайМирликийский. Именно он занял первую строку врейтинге (60 %)*. Между образов святых (на третьейпозиции в рейтинге) оказался писатель Миха-ил Афанасьевич Булгаков (57 %). Последнее, с однойстороны, свидетельствует о традиционно высокой ролилитературы в культуре и общественной жизни России(в т. ч. современной), а с другой — о своего рода«знаковости» творчества и личности Булгакова для этойкультуры, по крайней мере, в глазах наиболееобразованной части жителей московского региона. Этотфакт, как говорится, еще ждет своего исследователя.

Второй вывод очевидно напрашивается при озна-комлении с нижней, частью таблицы, где плотно, другза другом, выстроились партийно-государственныелидеры советской эпохи и постсоветский лидерБ. Н. Ельцин вкупе с ними. В этой группе наиболь-шее число голосов набрал И. В. Сталин (9,8 %),остальные еще меньше, на последнем месте Л. М. Ка-ганович (0,4 %)**. Пятерка, следующая за «лидерами»(6–10 позиции) включила в себя сразу троих классиковотечественной литературы, которые вместе с вышеупо-мянутым Булгаковым пока не были удостоены мону-ментов в Москве, если не считать скромного профиляАхматовой, спрятанного во дворе дома № 17 по улице_________

* Согласно подсчетам православного историка-краеведа Ю. В. Крест-никова, в Москве в период XIX — начала XX в. существовало более 120-типрестолов и часовен, посвященных святителю Николаю. Он был абсо-лютным лидером по числу именных посвящений такого рода.

** В советское время Каганович удостаивался прижизненнойкоммеморации, и не раз. Его имя носил Московский метрополитен, одна изстанций этого метрополитена («Охотный ряд»), первый троллейбус, серияпаровозов Коломенского завода и т. д.

- 504 -

Большой Ордынке. Это весьма показательно и лишнийраз свидетельствует о высокой роли русской ли-тературы в обществе.

В данной условной группе оказалась такжеимператрица Екатерина Великая и академик Д. С. Ли-хачев. Отсутствие памятника Екатерине в Москве (еслине считать загородной усадьбы Архангельское и колон-ны в Кускове, мемориальность которой для абсолют-ного большинства москвичей не выражена) удивляет.Как известно, популярность императрицы была высокаво все эпохи, даже в советскую, а вопрос о постановкескульптурного памятника ей в Москве ставился еще ссередины XIX в. Что касается академика Д. С. Лихачева,то безотносительно его вклада в науку (в XX в. рядом сним трудились не менее именитые историки и филоло-ги), именно он стал символом борьбы за бережноеотношение к наследию, к тому же в свое время пострадалот советской власти. А эти вопросы сейчас не менееживотрепещущи, чем проблемы экономики, поэтомуакадемик-петербуржец оказался почитаем и москви-чами.

Равное число голосов с акад. Д. С. Лихачевым на-брал реформатор российской экономики П. А. Сто-лыпин (11-е место, 37,6 %). Из интервью следует, чтосреди респондентов по-прежнему популярна известнаямысль Столыпина о том, что «вам нужны великиепотрясения, нам нужна Великая Россия»*. Возможно,наступил момент, когда определенная часть россияносознала, что ни террор, ни революции, ни перевороты,будь то 1905-й, 1917-й, 1991-й или 1993-й годы,стабильности и процветания России не добавляют.Вслед за указанными именами, начиная с 12-й по 20-юпозицию включительно, следует группа лиц, собравших_________

* Цитата из речи премьера Столыпина «Об устройстве быта крестьян ио праве собственности», произнесенной им 10 мая 1907 г.

- 505 -

более 100 голосов. Это великий князь Иван III, вклю-ченный нами в список как достаточно известная фигура,благодаря таким событиям его правления, как падениеордынского ига, строительство Московского Кремля ицерковное строительство (12-е место, 37 %), и ИванГрозный, значительно отставший от деда (19-е место,23,8 % голосов). Уже упомянутый митрополит Петрсобрал 159 голосов (15-е место, 31, 8%), а императорНиколай II — 122 (17-е место, 24, 4%).

На одну ступеньку выше Николая II стоит имя ге-нерала Михаила Дмитриевича Скобелева (30,2 %, 16-япозиция). В 1918 г. сломали прекрасный памятник «Бе-лому генералу» в Москве на Тверской площади, носив-шей имя Скобелева с 1912 г., а затем постарались вовсевычеркнуть его имя из истории. Пресекались дажепопытки посвятить генералу специальные научныеисследования. Освободитель Балкан и борец с ра-бовладельческими порядками в Средней Азии былпозиционирован в советской исторической науке какреакционер и колонизатор, со всеми вытекающимипоследствиями. В эту же группу попали имена четырехдеятелей советской эпохи: маршалов К. К. Рокос-совского (24 %, 18-я позиция) и М. Н. Тухачевского(20,2 %, 20-я позиция), а также диссидентов 1970-х —академика А. Н. Сахарова и писателя А. И. Солже-ницына. Нам было интересно включить эти имена всписок, поскольку хотелось проверить, насколькосохраняют сегодня высокий рейтинг столь популярныев начале 1990-х гг. Сахаров и Солженицын (к Солже-ницыну некоторые и сегодня относятся как к своего ро-да абсолютному духовному лидеру России последнихдесятилетий), а также военачальники, возбудившие ксебе совершенно различное отношение в различныхкругах и в разные периоды истории. Так, М. Н. Тухачев-ский, во времена горбачевской «перестройки» стал од-

- 506 -

ним из символов нереализованных возможностейсоветской России, а в 1990-х, напротив, все большеподвергался критике за расправу с тамбовскими кресть-янами и неправильное военное строительство, так чтосо страниц некоторых современных изданий выглядитуже своего рода анти-героем. Другой маршал, К. К. Ро-коссовский, в глазах многих россиян оказался «в тени»культовой фигуры маршала Г. К. Жукова, когда речьзаходила о вкладе военачальников в Победу в ВеликойОтечественной войне. В то же время далеко не для всехучастников той войны и военных историков подобныйрасклад оказался приемлемым: имеют место обратныемнения, когда и вклад Рокоссовского в победу в Вели-кой Отечественной войне оценивается не ниже, чемвклад Жукова, и личность его рисуется более привле-кательной.

Несколько выше группы замкнувших собою рей-тинговый список советских лидеров оказались мар-шалы К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный и чекист № 1Ф. Э. Дзержинский (14,6 %). Рейтинг маршалов в целомвыглядит следующим образом: Рокоссовский (24 %),Тухачевский (20,2 %), Буденный (14,4 %), Ворошилов(12 %). Как уже отмечалось, более высокий рейтингРокоссовского связан с его выдающимся вкладом впобеду в Великой Отечественной, военачальники жеГражданской войны во многом забылись, к тому же невсе сегодня отдают предпочтение Красной Армии вГражданской войне. Что касается памятника Ф. Э. Дзер-жинскому, то, как следовало из интервью (вопрос овосстановлении его на прежнем месте, как известно,стал предметом острых дискуссий в обществе послеизвестных высказываний Ю. М. Лужкова в 2009 г.), заего восстановление ратовали или из соображенийпротеста против разрушения наследия в целом, или —видя в нем символ борьбы за правопорядок, с которым

- 507 -

так плачевно обстоит дело в современной России.Некоторые участники опроса даже писали на поляханкеты о том, что для них Дзержинский не есть по-ложительный герой, но он часть нашей истории, а ее ненадо забывать и раз памятник уже существует —сохранить.

Проведем теперь сопоставление полученных намирезультатов с итогами такого масштабного социоло-гического исследования, как проект «Имя Россия»,осуществленного, как было заявлено, совместно теле-каналом «Россия», Институтом Российской историиРАН и фондом «Общественное мнение» в 2008 г.Напомним, что цель проекта состояла в выявлениипутем крупномасштабного опроса ряда наиболеедостойных представителей отечественной истории,пользующихся уважением народа. Официально этоименовалось как «Исторические деятели России, ока-завшие наибольшее влияние на судьбу страны».

Проект проводился в несколько этапов. По словамруководителя фонда «Общественное мнение»Александра Ослона, — «вначале /…/ в одном большомопросе шести тысячам человек по всей России задаваливопрос: укажите имена тех, кого вы знаете. И такимобразом отсеяли часть имен — в последующую работубрали только тех, по которым было 50 и более процентовузнаваемости. А во втором большом опросе опять-такишести тысяч человек по всей России мы уже предлагалиоценить степень влияния героя на историю нашейстраны» (Российская газета. № 4686. 19 июня 2008 г. —URL: http://www.rg.ru/2008/06/19/imjarossija.html.Online: 12.2010). В ходе каждого этапа по месту жи-тельства было опрошено 6000 респондентов по выборке,репрезентирующей население Российской Федерации,чтобы расширить контингент опрошенных за пределыактивных пользователей Интернета. Так образовался

- 508 -

список из 500 имен, сведенный затем к списку из 50-тиимен. Затем проект перешел в интернет-стадию, былполучен окончательный список из 12-ти имен и по нимпроведены теледебаты и окончательное теле-, интернет-и смс-голосование. Окончательный рейтинг образовал-ся в результате сложения смс-сообщений, телефонныхзвонков и голосов, зачисленных через Интернет. Онвыглядел следующим образом.

Таблица 13. Итоговый рейтинг по суммарным результатамголосования в проекте «Имя Россия» по 12 номинантам.

(по данным сайта: http://www.nameofrussia.ru/doc.html?id=1648.Online: 12.2010):

1. Александр Невский 524 5752. Петр Столыпин 523 7663. Иосиф Сталин 519 0714. Александр Пушкин 516 6085. Петр I    448 8576. Владимир Ленин 424 2837. Федор Достоевский 348 6348. Александр Суворов 329 0289. Дмитрий Менделеев 306 52010. Иван IV Грозный 270 57011. Екатерина II 152 30612. Александр II 134 622

Всего голосов: 4 498 840___________________________________________

__________________________________________________________ ИМЯ КОЛИЧЕСТВО ГОЛОСОВ__________________________________________________________

Проект, с одной стороны, поразил своей масштаб-ностью (почти 4,5 млн. респондентов), обещавшейвысокую степень достоверности сведений, с другой, вы-звал нарекания в связи с возможностью влияния нарезультаты интернет-голосования повторных голосо-ваний и хакерских атак (вброс голосов имел место, и вавгусте 2008 г. из-за этого обнулялись полученные ре-

- 509 -

зультаты, а затем было объявлено новое голосование).Проект также вызвал критику со стороны ряда исто-риков из-за некачественной информации, сопровож-давшей персоналии при первоначальных опросах.Появились даже альтернативные проекты, якобы при-званные исправить недостатки. Таковым, например,позиционировал себя проект «Имена России» (URL:http://www.nameofrussia.su/ Online: 12.2010), однако внем применялось исключительно интернет-голосова-ние, со всеми вытекающими отсюда проблемами,указанными выше. Результат налицо: лидерамирейтинга-2009 по наиболее значимым лицам Россиистали поп-музыкант Витас и Филипп Киркоров.

Поэтому, при всех недостатках, итоги проекта«Имя Россия» демонстрируют определенную логику.Для нас важно то, что проводимое нами исследование,куда менее масштабное и на ограниченном контингентереспондентов, выявило в качестве победителя того желидера рейтинга — благоверного князя Александра Нев-ского (среди русских, поскольку на первой позициивизантийский святой Николай Мирликийский).Повлияли ли результаты завершенного к тому временипроекта «Имя Россия» на результаты наших опросов,сказать трудно. В пользу того, что прямого влияния все-таки нет, говорит специфика нашего контингента. Мно-гочисленные интервью выявили, что, как правило,туристы, особенно из сборных групп (едущие не «закомпанию погулять») обладают собственным мнениеми готовы его отстаивать, независимо от влияний извне.

По поводу имени победителя в рейтинге проекта«Имя России» можно высказать следующее. Обращаютна себя внимание два момента. Во-первых,телепрезентацию благоверного князя АлександраНевского проводил митрополит Смоленский и Кали-нинградский Кирилл (Гундяев), вскоре ставший патри-

- 510 -

архом Московским и Всея Руси и являющийся, по на-шему мнению, одним из наиболее ярких ораторовсовременной России. Осмелимся заметить, что возь-мись он в то время представлять фигуру, скажем, импе-ратора Александра II (12 место) или Екатерины Вели-кой (11 место), их рейтинг мог бы подняться.

Второе замечание касается достаточно размытыхопределений статуса выявляемых лиц русской истории.На наш взгляд, именно здесь таится главный недостатокпроекта «Имя России», а не там, где его обычно ищут.Например, на главной странице специального сайтапроекта речь идет о «самой ценимой, приметной исимволичной личности российской истории» (URL:http://www.nameofrussia.ru/about.html. Online:12.2008). В то же время «Российская газета» писала отом, что из списка будут выбраны 12 персон, и на каналеначнутся теледебаты «кому же из этой дюжины сужденостать символом нашей страны» (курсив наш — А.С. —Российская газета. № 4686. 19 июня 2008 г. — URL:http://www.rg.ru/2008/06/19/imjarossija.html. Online:12.2008). Создавалось ощущение, что и в среде жур-налистов, пишущих на тему, и уж тем более в средеголосующих, по мере отхода от начального этапа, сталазабываться официальная формулировка, которая,напомним, звучала следующим образом: «Историческиедеятели России, оказавшие наибольшее влияние насудьбу страны». Многие же могли голосовать просто попринципу «кто мне более симпатичен». Характерна,скажем, фигура императора Николая II. Как поли-тический деятель и «отец нации» он в свое время, какизвестно, подвергался критике не только со сторонылевых и кадетов, но даже со стороны монархическинастроенных политиков и граждан Российской импе-рии. Однако к 1990-м годам Николай II воспринималсямногими уже как мученик, пострадавший за народ и ве-

- 511 -

ру, как любящий муж и отец, т. е. личность и трагическаясудьба царя сформировали во многом новый, положи-тельный, образ в общественном сознании. Поэтомурезультаты голосования будут принципиально разли-чаться в зависимости от того, голосует ли респондент:1) за символ России, или 2) за симпатичную ему лич-ность, или 3) за личность, оказавшую «наибольшеевлияние на судьбы страны» — как это изначально иформулировалось.

Если следовать исходной формулировке задания,то речь в ней вообще не идет однозначно о «поло-жительных» героях, а может идти и об анти-героях,принесших вред России, или о лицах, не внушающихперсональных симпатий с позиций системы ценностейголосующего. Ведь и они могли оказать «наибольшеевлияние на судьбу страны»! По идее, так и должно быть,но если, не любя, допустим, Петра I или Ленина с Троц-ким, респондент проголосует за них как вершителейсудеб, то многие, исходя из привычной логики«выбираю, что нравится», подумают, что это его куми-ры.

Принципиально важным для понимания целейпроекта видится различение понятия символа России,с одной стороны, и важной, ценной, симпатичной и т. д.личности — с другой. Употребление понятия нацио-нального символа (примеры см. выше) применительнок объектам голосования переводит смысл в совершенноиную плоскость. В этом случае проект призван помочьрешить грандиозную культурологическую задачу выя-вления наиболее характерных черт исторического обли-ка и исторической судьбы России. То есть, выявитьлицо (и других лиц вслед за абсолютным лидером),в котором наиболее полно воплотились черты наци-онального характера, или деятельность которого носилазнаковый характер для облика и судьбы всей нации.

- 512 -

Возможно, установка на это подспудно содер-жалась даже в самом названии проекта «Имя Россия»,которое некоторые, впрочем, воспринимали как «ИмяРоссии». Но нам кажется, что все-таки основная массаголосовавших оценивала по принципу симпатичен /несимпатичен и нравится / не нравится. В принципе, иэто касается результатов наших собственных полевыхисследований, при отсутствии в формулировке заданияслова «символ», очень непросто понять, где респондентвысоко оценивает роль конкретной личности, о которойон имеет представление в относительной полноте инди-видуальных особенностей характера и биографии, а гдеон «голосует» за личность, просто ставшую символомтех или иных реалий в истории данной культуры. Так,мы неоднократно пытались уточнить путем интервью,почему нередко «в одной корзине» оказываются образыСталина и акад. Сахарова, Ахматовой и Дзержинскогои т. д. Выясняется, что респондент ценит Дзержинскогокак олицетворение борьбы за правопорядок (больнойвопрос сегодня!), при том, что практически все изпроинтервьированных нами имели самое поверх-ностное представление о биографии этого человека.Интерес к фигурам, вроде Ивана Грозного и Сталина,среди респондентов этого возраста обусловленпритягательностью «сильных личностей» и т. д.

В свете произведенных рассуждений вернемся кфигуре победителя телепроекта «Имя Россия» — князяАлександра Невского. Может показаться любопытнымфакт, что среди 12-ти финалистов он являет собою наи-более отдаленное по времени и смутно обрисованноеисторическое лицо, о котором даже профессионалам-историкам известно менее всего (по сравнению с осталь-ными лицами из окончательного списка), не говоря ужо массовом участнике проекта. С другой стороны, воз-можно, именно Александр Невский лучше других мо-

- 513 -

жет претендовать именно на роль символа, а не простосамой популярной или судьбоносной личности (на рольсудьбоносной, скорее уж, подошел бы князь ВладимирСвятой, крестивший Русь). Почему? Александр Нев-ский, каким он остался в массовой коллективной памя-ти (в житиях и учебниках), искал компромиссов с вос-током, но твердо вел себя у западных границ, сочетал всебе мужество и заботу о подданных. А в нынешнихусловиях главное, что этот образ примирил и про-советски, и анти-советски настроенных участниковопросов, поскольку, будучи прославлен в лике святых,он в то же время воспринимался положительно в совет-ской культуре как выдающийся воин и военачальник,а позднее, с началом Великой Отечественной, был воз-вращен в сонм национальных героев лично И. В. Ста-линым. Святость, патриотизм, державность и воинскийгероизм оказались слиты воедино. Все ли осознали эту«символичность» среди голосовавших участников?Ответа на этот конкретный вопрос мотивации проект,основанный исключительно на анкетировании безинтервью, не дал и не даст. Однако сам факт налицо.

Вернемся теперь к результатам нашего собст-венного исследования. Как уже было указано, посколь-ку список из 30 лиц был составлен нами достаточносубъективно, — исходя лишь из личного опыта работыпрофессионального историка, много лет общавшегосясо школьной, студенческой, учительской и туристи-ческой аудиторией, — в отличие от проекта «Имя Рос-сия», мы внесли в закрытый формуляр анкеты воз-можность добавления отсутствующих в списке лиц —по усмотрению респондента.

Сразу же отметим тот факт, что социально-куль-турная специфика аудитории обеспечила серьезноеотношение к анкетированию, и в полученных данныхнашего проекта оказался полностью исключен всякого

- 514 -

рода информационный «шум», сопровождающий тако-го рода анкеты — в виде шуток, вписывания себя и своихдрузей в число лиц, которые «матери-истории ценны»настолько, чтобы им ставить памятник и т. д.

Респондентами были предложены следующие ли-ца для увековечения в монументах на московской земле:

- государственные и военные деятели: графМ. С. Воронцов, генерал-фельдмаршал князь М. Б. Ба-рклай-де-Толли; адмирал А. В. Колчак;

- общественный деятель и революционерП. А. Кропоткин;

- зодчий Аристотель Фиораванте;- ученые: братья Николай и Сергей Вавиловы;

И. И. Сикорский; Л. Д. Ландау; П. Л. Капица;- писатели: В. А. Гиляровский, В. П. Аксенов;- композиторы: Сергей Прокофьев и Дмитрий

Шостакович;- музыкант и дирижер Мстислав Ростропович;- бард Виктор Цой.С учетом особенностей избранного нами контин-

гента, его можно с значительной степенью уверенностиопределить как современную столичную интелли-генцию. Полученные результаты позволяют сделатьвывод о довольно высоком уровне традиционализма вмировоззрении этого социального сегмента, о привер-женности традиционным ценностям, носителями кото-рых выступают святые, деятели древнерусской исто-рии, а также деятели культуры, включая заслужившихвысокие рейтинги литераторов (известно, что и Ахмато-ва, и Пастернак были православными христианами,Булгаков, сын богослова, еще в 1930-е гг. попыталсясвоим романом «Мастер и Маргарита» нанести удар погосподствовавшей идеологии т. н. советского «матери-ализма»). Можно задаться вопросом, неужели ушло впрошлое увлечение этой интеллигенции идеями модер-

- 515 -

низма, революционных преобразований, атеизма иматериализма?

Как отмечалось нами ранее, недовольство совре-менной российской действительностью в плане обес-ценивания патриотизма и традиционных духовныхценностей делает в глазах некоторых россиян болеепривлекательной советскую эпоху (ностальгия по со-ветскому равенству и авторитету державы). Однакоданное исследование (снова оговоримся — примени-тельно к специфическому контингенту) демонстрирует,скорее ностальгию по досоветской эпохе — эпохе Древ-ней Руси и империи — если уж ставить вопрос о носталь-гии вообще. Можно и не употреблять этот термин,поскольку многие респонденты из числа мотивирован-ной культурной интеллигенции, безусловно, не ратуютза копирование прежних социально-политическихсистем и строя жизни, но просто считают своего родаориентирами именно тех деятелей, которые отмеченыпечатью конструктивности, а не деструктивности вотношении российской цивилизации и культуры.Советская же эпоха, несмотря на достаточно короткийвременной отрезок, отведенный ей в истории России,показала высокий уровень деструктивности по от-ношению к русской культуре.

Тем не менее, некоторая часть населения (и этотоже показали опросы и интервью) действительнохарактеризуется ностальгическим настроениями в отно-шении советского строя. Изучение их позиций позво-ляет сделать вывод о том, что особенности личностей,чьи образы могут быть потенциально увековечены пожеланию этих респондентов, часто значения не имеют.Эти личности и события в сознании ностальгирующихостаются лишь знаками «потерянного рая», привле-кательность которого зиждется на двух столпах: поря-док и равенство.

- 516 -

Действительно, противостояние современныхлевых и правых сил в России может быть гипотетическисведено к противопоставлению таких социально при-знанных ценностей, как свобода и равенство. Сам успехсоциалистических революций в России и еще рядестран, вроде Китая (те, куда эту революцию приносили«на штыках», — не в счет), однозначно связан с некото-рыми особенностями национального менталитета икультурной традиции, которые и обусловливали готов-ность выбирать равенство, даже если это будет в ущербсвободе. Тоска по советскому времени в современнойРоссии это, во многом, тоска по равенству. Однако нель-зя не увидеть, что большевики, писавшие на своих зна-менах и о равенстве, и о свободе, все-таки во многом ди-скредитировали и то, и другое, так что коллективнаяпамять современной России пока еще хранит в себеобразы и ГУЛАГа, и пустозвонства брежневской эпохи,а главное, — память о той всепронизывающей лжи,которая стала тогда важнейшим инструментом господ-ствующей идеологии.

Впрочем, единого мнения о социализме как тако-вом и в социологической науке нет и не будет. В теорииможно поверить, что он может быть как плохим, так ихорошим, — вслед за М. А. Бакуниным, считавшим, что«свобода без социализма — это привилегия, несправед-ливость», а «социализм без свободы — это рабство иживотное состояние» [Бакунин, 1989. С. 42]. С другойстороны, например, И. А. Ильин был убежден, что«однажды все народы поймут, что социализм и ком-мунизм вообще ведут не к справедливости, а к новомунеравенству и что равенство и справедливость совсемне одно и то же. Ибо дело в следующем. Люди отприроды не равны: они отличаются друг от друга —полом и возрастом; здоровьем, ростом и силою; зрением,вкусом, слухом и обонянием; красотою и привлекатель-

- 517 -

ностью; телесными умениями и душевными способ-ностями — сердцем и умом, волею и фантазией, памятьюи талантами, добротою и злобой, совестью и бессовест-ностью, образованностью и необразованностью, чест-ностью, храбростью и опытом. В этом надо убедиться,продолжает Ильин, — это надо продумать — раз навсегдаи до конца. Но, если люди от природы не одинаковы,то, как же может справедливость требовать, чтобы с не-одинаковыми людьми обходились одинаково... Чтобыим предоставляли равные права и одинаковые творче-ские возможности... На самом деле справедливостьсовсем и не требует этого; напротив, она требует, чтобыправа и обязанности людей, а также и их творческие воз-можности предметно соответствовали их природнымособенностям, их способностям и делам». [Ильин И. А.,1993. С. 179].

Играет роль и образовательно-культурный уро-вень респондентов. Даже люди старшего поколения,которым по определению свойственна ностальгия, в на-ших опросах демонстрируют более высокий уровеньприверженности традиционной русской культуре — придостаточно высоком культурно-образовательном уров-не и выраженной гражданской активности. По мереснижения этого уровня и неясной гражданской пози-ции, наоборот, растет степень патернализма и тоска посоветским порядкам (мудрый вождь или государствоизбавляют от необходимости самостоятельно что-торешать, но обеспечивают стабильность в удовлетво-рении минимальных потребностей). Известный соци-олог Б. В. Дубин на основании более массовых, чемнаши, социологических опросов, репрезентирующихпрагматичного «среднего россиянина», а не жаждущегодуховной пищи и страдающего гражданской скорбьюпредставителя интеллектуальной элиты, приходит к вы-воду о наиболее высоком уровне исторической носталь-

- 518 -

гии сегодня именно по брежневской эпохе. По при-веденным им данным, лишь 4 % опрошенных (2002 г.)хотели бы жить в эпоху до 1917 года, а 49 % – променялибы свое настоящее на брежневскую эпоху [Дубин, 2011.С. 54–55]. На наш взгляд, определяющим фактороммассового сознания в этом случае выступает понятиестабильности– экономической, моральной, полити-ческой. При этом можно предположить, что в те самыебрежневские годы, накануне перестройки и гласности,те же респонденты, будь в СССР возможность полно-ценных полевых исследований, выразили бы недо-вольство той ситуацией. Молодое поколение конца1970-х уже с вожделением смотрело на Запад, мечталооб импортных товарах и загранпоездках — вопрекиутверждениям коммунистических идеологов о высокомуровне советского патриотизма. Автор данной работы,оказавшись в 1980-х гг. за границей, был даже шоки-рован тем, как находившиеся там в длительных ко-мандировках совслужащие и их жены пуще всегобоялись возвращения на родину, хотя по роду своейдеятельности всячески пропагандировали достиженияСССР и советский образ жизни. Именно такое поло-жение дел и привело вполне закономерно к реформамГорбачева, а затем и к разрушению советского строя.Средний россиянин не хочет понять, что за всякуюсвободу придется чем-то расплачиваться. Массовоесознание раскачивается по закону маятника от точки«свобода» до точки «равенство и стабильность» и по ме-ре приближения к одной из крайностей, вполне в духефизических законов, возрастает потенциал обратногоускорения и обещает в скором будущем движениевспять. Впрочем, массовое сознание 1960-80-х приме-нительно к более старшему поколению, определялосьеще немаловажными факторами страха, два из которыхдоминировали настолько, что могут рассматриваться

- 519 -

как важные культуротворческие факторы. Это страхвойны и страх репрессий («1937-й год» – на языке куль-турных кодов той эпохи). Образ «дорогого товарищаЛеонида Ильича», начавшего политику разрядки в от-ношении Запада (т. н. борьба за мир), и отсутствиемассовых политических репрессий грели сердца болеестаршего поколения советских людей, для которыхистория страны 1930–40-х была частью собственнойбиографии. Указанные моменты, на наш взгляд, должныстать предметом сугубых исследований.

В связи с формированием образов советской исто-рии в массовом сознании последних двух десятилетийнеобходимо отметить еще ряд особенностей. Своегорода осевыми проблемами, вокруг которых вращаютсянаучные и околонаучные дискуссии, стала ВеликаяОтечественная война и образ Сталина. Причем эти двеоси естественным образом пересекаются по целому рядумоментов. С одной стороны, интерес к последней боль-шой войне естественен сам по себе для народа с такойдраматической судьбой, для народа, которому приходи-лось постоянно воевать, защищая себя и других, а ино-гда и весь мир. Таким образом, последняя Отечествен-ная война со своими многочисленными жертвамидолжна оставаться одним из немногих факторов форми-рования общенационального единства, даже культур-ной идентичности, в разрываемой политическими про-тиворечиями современной России. Но на практикеполучается, что Великая Отечественная, и конкретнотрактовка образа Сталина и его роли в войне, сталикамнем преткновения в раскалывающих обществоспорах «правых» и «левых», «коммунистов» и «либе-рал-демократов», «патриотов» и «глобалистов». Острыедискуссии были вызваны даже выходом в свет некото-рых учебников и учебных пособий для средней и вы-сшей школы, и это при том, что «то, что позволено Юпи-

- 520 -

теру, не позволено быку»: формат учебника, казалосьбы, обязывает к большей взвешенности, чем форматпублицистической, или даже научной статьи и мо-нографии. Не нужно делать учащихся заложникамиполитической борьбы взрослых. Воспитание патрио-тизма в любом случае должно преобладать в этом виделитературы, а культивирование раскольничества и де-струкции преступно.

Сталинизм сегодня перестал быть особенностьюмировоззрения лишь тех россиян, которые называютсебя коммунистами или приверженцами социализма.По мере роста беззаконий в современной России, распу-щенности нравов, тотальной коррупции и отрыва бод-рых заявлений высших чиновников от реалий жизни —фигура Сталина становится все более привлекательнойдля широких слоев граждан как символ наведенияпорядка. Отсюда мнения о необходимости коммемо-рации Сталина и Ивана Грозного, причем высказывае-мые нередко одним и тем же респондентом в ходе опро-сов. Такого рода случаев встречается все больше впроводимых нами полевых исследованиях. Пренебре-жение ельцинско-гайдаровского, а во многом и нынеш-него, руководства национальной культурной тради-цией, насаждение западных образцов массовойкультуры, принесение в жертву чиновникам и олигар-хам национальных интересов во внутренней, внешней,в экономической политике — объясняет начавшийсяуже в 1990-х гг. протест со стороны тех, кто еще неокончательно подпал под влияние потребительскихидеалов в жизни. Отсюда рост симпатий многих участ-ников социологических опросов и интервью к фигурам,олицетворяющим в современном культурномпространстве идеи национального достоинства исохранения культурной традиции, укрепления могу-щества России — безотносительно их принадлежности

- 521 -

эпохам Древней Руси, Российской империи или Со-ветов и их политической окраски.

А теперь вновь обратимся к результатам эмпи-рических исследований, проведенных нами средистудентов педагогического вуза в 2009–11 гг. по про-блеме формирования исторических представлений исвязанных с ними симпатий и антипатий — на основеоценок известных деятелей отечественной поли-тической и культурной истории. Нами ставилась двоя-кая задача — во-первых, попробовать на выбранномсегменте проанализировать исторические предпочте-ния современной студенческой гуманитарной молоде-жи как таковой, а во-вторых, сравнить полученныерезультаты с результатами предыдущего исследования,проводившегося нами на более возрастной в целомаудитории.

Всего нами было получено 360 корректно запол-ненных анкет, выявивших следующую картину пред-почтений (Табл. 14).

Таблица 14. Коммеморативные предпочтения современныхстудентов-гуманитариев в части возможного увековечения

исторических лиц постановкой городских монументов. N=360.

NйоньлаицнетопткеъбО

иицаромеммок

,гнитйеРвосолог

"аз"

-олоГ"аз"вос

то%в.щбоалсич

1 вокаглуБ.А.М 442 7,76

2 авотамхА.А.А 681 6,15

3 венегруТ.С.И 241 4,93

4 яакилеВаниретакЕ 931 6,83

- 522 -

NйоньлаицнетопткеъбО

иицаромеммок

,гнитйеРвосолог

"аз"

-олоГ"аз"вос

то%в.щбоалсич

5 йалокиНьлетитявС)церовтодуЧ( 821 5,53

6 ныцинежлоС.И.А 821 5,53

7 канретсаП.Л.Б 521 7,43

8 йиксвеНрднаскелАьзянK 811 7,23

9 йоксноДйиртимДьзянK 711 5,23

01 йынзорГнавИьраЦ 711 5,23

11 йигреСйынбодоперПйиксженодаР 601 4,92

21 нипылотС.А.П 001 7,72

31 кимедака-кизиф,ворахаС.Н.А 88 4,42

41 IIйалокиНротарепмИ 38 0,32

51 лашрам,волишороВ.Е.K 66 3,81

61 йиксвоксоМртёПтилопортиМ 46 7,71

71 лашрам,йиксвоссокоР.K.K 26 2,71

81 ьзянкйикилев,IIIнавИ 16 9,61

- 523 -

91 нилатС.В.И 35 7,41

02 кимедака,вечахиЛ.С.Д 35 7,41

12 лашрам,йыннедуБ.М.С 94 6,31

22 лашрам,йиксвечахуТ.Н.М 04 1,11

32ьтидорзов(йикснижрезД.Э.Ф

менжерпанкинтямапйыратс)етсем

23 8,8

42 йылеБ",велебокС.Д.М"ларенег 92 0,8

52 ницьлЕ.Н.Б 42 6,6

62 венжерБ.И.Л 11 0,3

72 нигысоK.Н.А 9 5,2

82 вещурХ.С.Н 8 2,2

92 вотолоМ.М.В 1 2,0

03 чивонагаK.М.Л 1 2,0

Обратимся к сравнительному анализу данныхрезультатов и результатов предыдущих аналогичныхисследований в аудитории туристов (см. Табл. 12 и 14).

Совершенно очевидно, что полученные результатыисследований (тем более, при низкой репрезента-тивности: один вуз, 360 респондентов) позволяютделать весьма ограниченные выводы, не дающие возмо-жности, скажем, утверждать, что академик-правозащит-

- 524 -

ник Андрей Сахаров более популярен в целом в студен-ческой среде, чем император Николай II, посколькупервый в нашем опросе набрал 88 голосов, а второй 83.Тем не менее, ряд умозаключений позволяет сделать итакое ограниченное исследование. Первое, что бросает-ся в глаза (и подтверждается стабильным показателемво всех промежуточных подсчетах), это абсолютноелидерство с большим отрывом писателя МихаилаБулгакова в студенческой аудитории (67,7 % голосов),и его достаточно высокий рейтинг (57 % голосов, 3-еместо) в аудитории туристов-респондентов. Это пред-мет осмысления для филологов, но очевидно, чтолитератор, открытие которого как прозаика (как драма-тург и публицист он был известен при жизни) читаю-щей публике началось еще в 1960-е гг., сохраняет своюпопулярность, а правильнее сказать, народную любовьдо сих пор, что позволяет говорить о нем как подлинновеликом классике XX столетия. Второе, на что следуетобратить внимание, — высокий рейтинг отечественныхлитераторов как таковых: второе и третье места доста-лись соответственно Анне Ахматовой (51,6 %) и ИвануТургеневу (39,4 %), на пятом месте Александр Солже-ницын (35,5 %) и на седьмом Борис Пастернак (34,7%).Достаточно высок их рейтинг и среди респондентов вкатегории туристов. Литературоцентричность отечест-венной культуры уже не раз отмечалась в научнойлитературе [См., напр.: Кабанова, 2011], наши жеисследования подтверждают эту особенность, чтопозволяет говорить о непреходящем значении класси-ческой литературы (в том числе в достаточно широкойсреде гуманитарной студенческой молодежи, ибостуденты-филологи составили не более пятой части изобщего числа респондентов).

Следующий вывод касается высокой популяр-ности деятелей Древней Руси, Московского царства и

- 525 -

Российской империи на фоне более низкого рейтингасоветских лидеров, политиков и военачальников вобоих исследованиях. Князья Александр Невский иДмитрий Донской, императрица Екатерина Великая,П. А. Столыпин стабильно пребывают в верхней частитаблицы на всех стадиях подсчетов в обоих исследо-ваниях. Среди студенческой аудитории весьма высокрейтинг Ивана Грозного (10-е место; 32,5 % голосов —практически вровень с Александром Невским и Дми-трием Донским), в более возрастной аудитории тури-стов он несколько ниже (19 место — 23,8 % голосов). Вовзрослой аудитории несколько выше рейтинг строителяМосквы и избавителя от ига великого князя Ивана III(12 место — 37 % голосов).

В обеих аудиториях отмечаем высокий рейтингсвятых, среди которых к упомянутым выше русскимсвятым князьям добавляется святитель НиколайЧудотворец, воспринимаемый православными какнезримо присутствующий на русской земле. А такжепреподобный Сергий Радонежский, один из самыхпочитаемых русских святых (памятники ему уже уста-новлены в Радонеже и Сергиевом Посаде, в Москве поканет). Святитель Петр Московский, которому во многомобязана своим возвышением Москва в XIV в., занял16-е (17,7 % голосов) и 15-е место (31,8 % голосов) со-ответственно в студенческой и в туристическойаудитории.

Теперь вновь обратимся к группе, в которую вошлиполитические лидеры советского государства, в томчисле так называемые «первые лица» разных периодовистории СССР. Как видим, в Табл. 14 они вновь (как ив Табл. 12) образовали собой компактную группу всамом низу, демонстрируя весьма низкий рейтинг,исчисляемый единицами и долями процентов. Среди«советских» пребывает и Б. Н. Ельцин (что, в принципе,

- 526 -

логично) со стабильно низким рейтингом, несмотря накурс по оправданию его деятельности и возвеличи-ванию этой фигуры, проводимый официальной властьюсегодня (достаточно вспомнить пышную мемориальнуюкампанию в январе-феврале 2011 г. по случаю 80-летиябывшего Президента РФ). В свое время Ельцин былвполне харизматичной фигурой и пользовался попу-лярностью среди молодежи, уставшей от тоталитаризма.Однако с годами его рейтинг упал и, по-видимому, будетпродолжать падать до тех пор, пока провозглашеннаяим «свобода» оборачивается целым пучком социально-деструктивных факторов (преступность, массовая алко-голизация, наркотики, падение нравов плюс обнищаниенаселения на фоне пышной рекламы роскошного образажизни олигархов и чиновников), как выяснилось,беспокоящих и студенческую молодежь.

Наиболее высокий рейтинг среди советскихвождей и политических деятелей в студенческой ауди-тории респондентов получает И. В. Сталин, что сноваповышает весомость полученных нами результатов, ибото же самое демонстрировало исследование средитуристов. Мы специально занимались проблемойформирования образа Сталина в отечественной коллек-тивной памяти [Святославский, 2012] и можем сделатьоднозначный вывод о том, что популярность Сталинав наши дни растет среди тех сегментов российскогообщества, в которых во главу угла ставятся идеи патрио-тизма, державности и порядка. Сталин стал устойчивымсимволом «твердой руки» в русской культуре, занявсвое место наряду с Петром Великим, Иваном Грозными некоторыми князьями древней Руси. Более высокий(и продолжающий расти, судя по динамике опросов)рейтинг Сталина в молодежной интеллектуальнойаудитории (14,7% против 9,8% среди туристов) вполнеобъясним, тем более, что нам удавалось беседовать на

- 527 -

эту тему со студентами. Неуверенность в завтрашнемдне, крайне низкие зарплаты специалистов-гумани-тариев (кроме успевших хорошо устроиться юристов иэкономистов), разочарованность в возможности сделатькарьеру за счет профессионализма, а не «связей» — всеэто порождает разочарование студентов в существу-ющей системе и мечты о «твердой руке», которая вернетвеличие России и ощущение стабильности жизни еегражданам. Совершенно неприложимым к исследован-ному нами сегменту молодежи (гуманитарная студен-ческая аудитория) оказалось расхожее мнение о то-тальной распущенности нравов,безразличии к об-щественным делам и судьбе страны, имеющим местосреди современной молодежи в целом. Естественно, чтоисследованный фрагмент гуманитарного студенчестване может репрезентировать собою всю российскуюмолодежь. Однако здесь можно вновь вспомнить законсоциальной поляризации П. А. Сорокина, когда в кри-зисный период происходит резкое размежевание поотношению к культивируемой системе ценностей с тя-готением к противоположным полюсам. Отсюда и со-вершенно противоположные суждения о современнойроссийской молодежи. В нашем случае, на фоне ростасоциально-деструктивных факторов, в то же времяотмечено тяготение части студенчества к «полюсу»традиционной русской культуры с ее ценностями, не-совместимыми с культом грубой силы и денег, завла-девшим умами многих в России с 1990-х гг. Отсюдаи низкий рейтинг Ельцина на фоне растущего рейтингадеятелей Руси-России эпох до 1917 года.

Мечта о государственном деятеле, способном по-днять авторитет и могущество России, объясняет отно-сительно высокий (и также испытывающий положи-тельную динамику) рейтинг Ивана Грозного, чтоявилось для нас некоторой неожиданностью именно

- 528 -

при работе с молодежной аудиторией. Как видим изтаблиц, положительная оценка этого исторического ли-ца, достаточно высока (23,8 %) среди категории турис-тов, и поднимается еще выше в студенческой аудитории,охватывая почти третью часть опрошенных (32,5 %).

Из бесед с респондентами выясняется, что то жесамое стремление к порядку, в противовес захлестну-вшей общество преступности, заставляет некоторыхстудентов голосовать за восстановление памятникаФ. Э. Дзержинскому на прежнем месте (8,8 % в студен-ческой против 14,6 % в туристической аудитории).

В категории военачальников отметим болеенизкий рейтинг генерала М. Д. Скобелева средистудентов — 8,0 %, против 30,2 % в аудитории туристов.Факт объясняется простым незнанием этой истори-ческой фигуры, имеющим место среди молодежи.Напротив, у нас вызвал вопрос более высокий рейтинг«первого маршала», как его звали в СССР, К. Е. Воро-шилова среди студентов (18,3% против 12,0% в болеевозрастной аудитории). Однако объяснений этого фено-мена в интервью так и не нашлось, кроме разве чтоувлечения некоторых молодых людей советской до-военной песенной культурой, где Ворошилову отведенобыло заметное место («И первый маршал в бой насповедет…» и подобное). Впрочем, факт этого увлечениясам по себе значим, ибо, как выяснилось, романтика техлет, пафос патриотизма и гордости за державу — опятьже привлекают уже некоторую часть студенчества (то,над чем смеялись в начале 1990-х).

В открытой части анкеты, представленной пози-цией «Вписать недостающее» у студентов были упомя-нуты: императрица Елизавета Петровна, императорАлександр III, реформатор С. Ю. Витте, герои БелойАрмии, героиня Великой Отечественной Зоя Космо-демьянская, художники А. К. Саврасов и И. И. Левитан,

композиторы А. Н. Скрябин и Д. Д. Шостакович,исполнитель Виктор Цой, писатели А. П. Платонов иМ. М. Пришвин.

В целом, по результатам наших исследованийможно сделать вывод о наличии в студенческой гумани-тарной среде выраженной гражданской позиции, озабо-ченности судьбою страны, о достаточно высоком уровнеприверженности традиционным ценностям и право-славной культуре, о желании видеть Россию великойдержавой. Полученные результаты также однозначнодолжны привлечь внимание исследователей, занима-ющихся феноменом литературоцентричности отечест-венной культуры. К сожалению, можно с уверенностьюпредположить, что исследования на более широкоймолодежной аудитории не дадут столь оптимистичныхрезультатов.

- 530 -

Зак лючени еЗ а к люч ени еЗ а к люч ени еЗ а к люч ени еЗ а к люч ени е

В заключительной части мы сделаем ряд выводов,касающихся, во-первых, общих проблем формированияисторических образов в политике памяти и в коллек-тивном сознании, а во-вторых, более частной проблемыкоммеморации в среде обитания на примере недви-жимых объектов городской среды. Постоянное обраще-ние к проблеме формирования исторических образов ипредставлений крайне необходимо в нашей работе, ибокультура коммеморации в среде обитания зиждетсяименно на этом основании, отражая сложную динамикувзаимодействия официальной мемориальной по-литики и коллективной памяти народа.

Мы надеемся, что на приведенном материале намудалось показать, каким образом мемориальнаякультура, реализуемая в двух планах — память о близ-ком прошлом (личный опыт и опыт лиц, с которымивозможен личный контакт) и память об отдаленномпрошлом, — стала индикатором социокультурныхпроцессов, происходящих в обществе, одним из важныхисточников политической, социальной, культурнойистории. При этом сама культура увековечения во всехмногообразных проявлениях (мы могли рассмотретьлишь некоторые из них — связанные с недвижимымиобъектами наследия) является особой разновидностьюсоциокультурной деятельности, способствующейформированию таких явлений, как культурная память,мемориальная политика, искусство, культура повсе-дневности и др. Семиотическая система мемориальной

- 531 -

культуры, заложенные в ней культурные коды пред-ставляются отражением важнейших мировоззрен-ческих установок: представлений о жизни и смерти, омироздании, о системе культурных ценностей.

Важнейший вывод состоит в том, что изучениекультуры памяти (memory studies) может оказатьсущественную помощь в исследовании наиболее крити-ческих особенностей конкретной культуры, связанных,в конечном счете, с аксиологическими основаниямиданной культуры. Отношение к прошлому есть факторформирования культурной идентичности народа.Осмысление феномена прошлого и его роли в культуреимеет достаточно давнюю историю. Фундамент для егосистематического изучения закладывался в трудах рядакультурных антропологов, социологов и историков За-падной Европы с конца XIX в. Немало полезного поданной проблематике можно обнаружить в трудах рус-ской философской школы конца XIX – начала XX в.Признание огромной общественной роли проблемформирования исторических образов привело к ак-тивным политическим дискуссиям и научным ис-следованиям в Западной Европе и США, начинаяприблизительно с 1970-х гг. (т. н. «мемориальный бум»).В отечественной культурологии серьезное изучениекультуры памяти начинается только в начале XXI в.,поскольку семидесятилетний период политическойцензуры и идеологических догм, определявшихтрактовку всех исторических явлений, мешал прове-дению объективных исследований. Тем не менее, трудыряда советских ученых обладают непреходящей ценно-стью, ибо ничто не могло остановить научный процесс.

Необходимо признать, что семиотическая особен-ность памятника как знака обусловливает возможностьизвлечения из него различных смыслов, что становитсяполем борьбы мнений, образов и даже так называемой

- 532 -

«войны символов». Памятник — понимаемый как знакнамеренной коммеморации, порожденный однаждыособым коммуникативным актом, — существуя вовремени, обрастает новыми смыслами. Он приобретаетсобственную историю, несущую в себе следыотношения будущих поколений к самому факту,объекту, инициаторам и средствам коммеморации. Этоделает его особого рода историческим источником, по-зволяющим проникать в особенности культуры разныхэпох. Коммеморативный знак играет роль индикатораобщественных настроений, политических предпочте-ний и эстетических вкусов. Таким образом, внутрикультуры памяти выделяется область собственнокоммеморативной культуры (культуры увековечения),область, которая включает в себя социокультурныепрактики, направленные на сознательное формирова-ние и передачу в будущее определенной информациикак о своей эпохе, так и об ее отношении к предшествую-щей истории. Памятник, порожденный намереннымактом коммеморации, представляет собою концентратценностных и эстетических предпочтений эпохи,поскольку породившая его культура пытается намерен-но выразить в нем то, что она считает полезным длякультуры будущего. С другой стороны, такой памятникэто, фигурально говоря, автопортрет порождающейкультуры, ибо в нем она запечатлевает себя такой, какойона хочет видеть себя глазами потомков. Последняяособенность делает коммеморативный знак весьмаспецифическим историческим источником, которыйможет быть адекватно использован лишь в контекстесравнительно-исторического анализа.

Профессионально изучая коллективную память,следует отказаться от распространенного в массовомсознании взгляда на почти исключительную роль мемо-риальной политики в формировании образов. Памят-

- 533 -

ник есть своеобразный индикатор взаимоотношенийвласти (официальная политика памяти) и массовогоили группового сознания (коллективная памятьнарода). Эти отношения то приходят в относительныйконсенсус, то расходятся все дальше и вступают вборьбу друг с другом. Сама культура увековечения отра-жает в себе оба компонента, которые никогда не соль-ются в полной симфонии. На многочисленных приме-рах, взятых из разных эпох, мы постарались показатьразличную модальность одних и тех же образов вофициальной политике памяти и в коллективнойпамяти народа, нередко основанной лишь на устномпредании. Наиболее вопиющий факт — массовыйинтерес к коммеморации табуированных советскойцензурой образов сразу после падения советской власти.Он свидетельствует о том, что все то время в СССРсуществовал пласт скрытой, неофициальной, подполь-ной культуры, причем, носителями которой являласьне кучка диссидентов, а достаточно широкие массы.«В абсолютно закрытом обществе, в условиях жесткогототалитарного режима устные предания, а не толькописьменные свидетельства, служат и будут служитьважнейшим источником для историков — их не в коемслучае нельзя отвергать с порога, но соотносить с дру-гими источниками и учитывать в общем ряду всех дан-ных, которыми мы располагаем [Ваксберг, 1999. С. 302].Нельзя не согласиться с этим. Ведь письменные источ-ники тоже нуждаются в проверках, на чем и стоит исто-рическая наука, но никто не отвергает их «с порога» натом основании, что они, в принципе, могут искажатьфакты.

По поводу понятий «политика забвения» и «фаль-сификация истории» заметим, что необходимо разли-чать перемену вектора в трактовке образа историческогоявления (или полную перемену знака в оценке этого

- 534 -

явления), — с одной стороны, и преднамеренное искаже-ние исторических фактов с конструированием новой,виртуальной по существу «псевдоистории» в полити-ческих целях, с другой.

При этом неизбежен деструктивныйо социальныйэффект как следствие широкомасштабной политикиконструирования псевдоистории — в будущем, послепадения и развенчания породившего эту политикурежима. Так, искажение исторических фактов, поли-тика исторической лжи и забвения в СССР сталикосвенной причиной попыток дискредитации многихположительных явлений советской истории в периодконца 1980-х – нач. 90-х гг. Пытались огульно дискре-дитировать и подвиг панфиловцев как таковой, и ЗоюКосмодемьянскую, и молодогвардейцев, и писателейАлександра Фадеева, Аркадия Гайдара, — чье твор-чество воспитывало патриотизм, верность идеалам,совсем не лишние для молодежной культуры пост-советской России. Почву для такой реакции создали всвое время сами же партийные идеологи КПСС, хотясовременные апологеты советского строя не хотят ви-деть этого. Возможно, если рассуждать в категорияхморали, то истинной причиной крушения советскойвласти, которой был отмерен столь короткий истори-ческий период, стала именно эта всеохватывающая ивсеразрушающая, в конечном счете, ложь*._________

* Интересно, что первая ласточка борьбы с ложью как «творческимметодом» советского искусства и литературы взлетела на самой заре «хру-щевской оттепели». Это была статья писателя В. М. Померанцева «Об иск-ренности в литературе», опубликованная А. Т. Твардовским в № 12 «Новогомира» за 1953 год. Однако ни наступающая «оттепель», ни умеренностьобличающего пафоса статьи не спасли ее от погрома со стороны «правиль-ной» партийной критики. Вскоре «Литературная газета», главный органСоюза писателей, выступила с обличением авторской позиции (См.:Василевский В. С неверных позиций // Литературная газета. 1954. 30 января),а затем забил тревогу отдел науки и культуры ЦК КПСС. Померанцеваобвинили в призыве к акцентуации отдельных встречающихся отрица-тельных моментов, что способствует очернению советской действительности.

- 535 -

Наиболее критически определяющее, револю-ционное событие в механизмах формирования исто-рических образов произошло и происходит на нашихглазах. Совершенно в русле прогностики МаршаллаМаклюэна, технология сделала то, чего никогда неудалось бы достичь политическими, экономическими,административными средствами. Произошли радикаль-ные изменения в технологии генерации образов истори-ческих событий благодаря формированию сети Интер-нет. Именно специфика глобальной сетевой технологиисовершила неслыханный прорыв в развитии много-направленной коммуникации, дав возможность каждо-му очевидцу события свидетельствовать о нем всемумиру. Это нанесло самый существенный удар за всюисторию человечества по монополии власти и тра-диционных средств СМИ на формирование исто-рических образов и представлений. Сплошь и рядомРунет предоставляет общественности факты, которыене могут быть скрыты современными российскими чи-новниками, новуришами и просто правонарушите-лями разного ранга не просто потому, что кто-то успелполучить запись стационарных камер наблюдения илисам сделать фото и видео-съемку, а потому, что смогвыложить это в сети. Поистине не СМИ как таковые,о чем говорилось раньше, но именно СМИ эпохи гло-бальной сети Интернет становятся реальной четвертойвластью. Тотальный контроль над сетью невозможениз-за непрерывного развития технологий, подобно тому,как прежде не удалось эффективно «закупорить» ин-формационное пространство СССР, изолировав его отвсего остального мира с помощью знаменитых радио-глушилок. Вектор социодинамики в современном миренаправлен в сторону формирования максимально про-зрачного мира – реальности, к которой морально еще неготово современное человечество, но контуры которой

- 536 -

уже грозно замаячили впереди. Человек по слабости своейтак и не научился управлять самим собою и обществом.Информационная технология все больше берет функциюсоциального управления на себя.

Исторические образы по-прежнему играют огром-ную роль в формировании мировоззрения, системыценностей, политических взглядов современного инди-вида, группы и массы в России. Любое реальное илигипотетическое обострение политической, экономи-ческой, экологической, гуманитарной проблемы даеттолчок активным поискам путей выхода и избеганияугроз путем обращения к прошлому. Система идеаловсовременного россиянина также формируется не безвлияния образов прошлого. Проблемы формирова-ния исторических образов всегда были, и особенно,начиная с 1990-х, стали важнейшим идентификаторомразличных политических течений и сил. Нередко онии являются основой построения платформ тех или иныхполитических движений (коммунисты, монархисты,сталинисты, поклонники реформ Витте или Столы-пина, социал-демократы «горбачевцы» и др.).

Механизмы коммеморации являются обою-доострым оружием, делающим их эффективнымсредством как социальной деструкции, так социальнойконструкции. Необходимо отметить амбивалентностьмемориального потенциала наследия, который можетреализовывать себя как точка опоры для консолидацииобщественно-политических сил в стране, так и служитькамнем преткновения, провоцирующим столкновениеэтих сил. Так, например, официальная политика памятив 1914-м и в 1941-м годах старалась пробудить интереснарода к военным успехам страны в прошлом, с особойакцентуацией на победах в войнах против Западаи немцев (победы князя Александра Ярославича на Не-ве и Чудском озере и др.). Естественно, что и в мирное

- 537 -

время, как военные победы, так и успехи в экономи-ческом строительстве, укрепление международногоавторитета страны — работают на идею национальнойконсолидации. С другой стороны, такие события, какреволюции, народные восстания, проигранные войны,политические репрессии не уходят в прошлое бес-следно, но становятся своего рода осью, вокруг которойвращается противоборство общественных и поли-тических сил. Вообще, проблема использования прош-лого как деструктивного фактора в русском расколь-ничестве (раскольничестве в самом широком, не толькоцерковно-религиозном смысле!) видится нам одной изнаиболее актуальных в продолжение настоящего иссле-дования культуры памяти. Важнейшей осью форми-рования политических споров с проекцией на историюРоссии остается Великая Отечественная война. Инте-рес к последней большой войне легко объясним сам посебе для народа с такой тяжелой военной судьбой, какроссийский народ. Эта последняя большая война сосвоими многочисленными жертвами должна оставатьсяодним из немногих факторов формирования общена-ционального единства и примирения в современнойРоссии. Однако на практике, увы, порой получается, чтои Великая Отечественная, и конкретно трактовка обра-зов Сталина, Жукова, отдельных лиц той эпохи сталикамнем преткновения в раскалывающих обществоспорах «правых» и «левых», «коммунистов» и «либе-рал-демократов», «патриотов» и «глобалистов». Различ-ная трактовка или по-разному расставленные акцентыстали причиной недавних дебатов в СМИ, в научныхи околонаучных изданиях — в связи с Катынской тра-гедией; в связи с оценкой потерь в годы Великой Оте-чественной войны [см., напр.: Соколов Б. В., 1989; 2005;Сафир, 2005]; в связи с оценкой роли тех или иныхполководцев и военачальников в войне...

- 538 -

Результаты социологических исследований памя-ти демонстрируют приверженность многих россиян тра-диционным ценностям. Повышенный интерес к эпохамДревней Руси и Российской империи вызван и собст-венно цензурной политикой советской власти за 70 летее существования до начала горбачевской по-литики«гласности». Поэтому отечественная коммеморативнаякультура, начиная с конца 1980-х, все еще демон-стрирует стремление к заполнению «белых пятен» в ме-мориальной политике советской эпохи.

Тем не менее, на фоне указанных симпатий совре-менных россиян к явлениям российской истории до1917 года, многочисленные проблемы и трудностинынешней России (неуверенность в завтрашнем дне,разгул преступности, культ силы и денег, падение авто-ритета державы и т. д.) провоцируют определенныйсдвиг к ностальгии по советской эпохе — как ностальгиипо «равенству» и «справедливости». Эта ностальгияболее всего выражается в положительной динамике,отмеченной в оценке деятельности Сталина как гарантапорядка и символа могущества державы, популярностьже остальных лидеров и деятелей РКП(б)-ВКП(б)-КПСС и советского государства крайне низка.Проведенные исследования приводят и некоторымчастным выводам, характеризующим некоторые осо-бенности менталитета современных россиян. Привле-кательность советского строя зиждется на двух столпах:порядок и равенство. Действительно, противостояниесовременных левых и правых сил в России может бытьгипотетически сведено к оппозиции таких социальныхценностей, как свобода и равенство. Тоска по советскойэпохе в современной России это, во многом, тоска поравенству. А недовольство граждан советским строем,в свое время приведшее к его разрушению, — быловыражением тоски по свободе.

- 539 -

В силу исторически сложившихся условий и осо-бенностей национальной истории массовое сознаниероссиян нередко демонстрирует склонность к поискамсильной личности, роль которой выходит далеко зарамки политического лидера. Имеется в виду некиймудрый, заботливый, непогрешимый отец нации (paterpatriae), к образу которого можно прислониться и воз-лагать на него все надежды, а если он их не оправдает,то нужно искать нового! По существу это расплата засобытия февраля-марта 1917 года (разрушение монар-хии). Еще раз повторим, мы отдаем себе отчет в тойроли, которую сыграли внешние русофобские силы, но,увы, вина самого народа была также очевидна, и за этопришлось и приходится расплачиваться. Высокийуровень патернализма массовое сознание россияндемонстрирует по сей день, несмотря на продолжа-ющуюся уже два десятилетия в СМИ пропаганду креа-тивности, предприимчивости и личной гражданскойответственности. Патернализм есть выражение потреб-ности иметь мудрого вождя, который может и карать,но берет на себя всю полноту исторической ответст-венности, освобождая «маленького человека» от необ-ходимости принимать самостоятельные решения и ре-ально участвовать в гражданской жизни. В принципе,народ сам виноват в том, что страна в недавнем совет-ском прошлом являла собой большую казарму, насе-ление которой жило радостным ощущением того, чтоказарма все же лучше, чем концлагерь, где только что(в 1920–40-х) побывала значительная часть этого наро-да, а другая часть там навсегда и осталась. Здесь мы стал-киваемся с проблемой «государственничества», в про-екции на российскую историю означающего поддержкузначительной частью населения идеи сильной госу-дарственной власти, даже в ущерб ряду свобод граждан,характерных для западных демократий. Подробно об-

- 540 -

суждая проблему принятия т. н. «мемориальногозакона», «продавливаемого» рядом политиков совре-менной России – закона, который должен налагатьуголовную ответственность за т. н. «неправильную»трактовку исторических событий советской истории и,в частности, событий Великой Отечественной войны,Николай Копосов отмечает, что предложенный закон«защищает не столько память жертв, сколько памятьгосударства, более того, режима, проводившего мас-совые репрессии» [Копосов, 2011. С. 266].

Другая особенность массового сознания связанауже не с поиском личности «отца нации», а с поиском«идеи». На фоне патернализма личность как таковая,личность рядового гражданина в России всегда не-дооценена. На этом могут играть и отдельные полити-ческие силы, и сама государственная власть. Чтобы бытьготовыми пожертвовать собой для общего блага(светлое будущее, сосредоточенное в образе некоейидеи) массы должны воспитываться в духе «социо-центричности», когда интересы личности приносятся вжертву некоей якобы общественно полезной идее,призванной служить интересам социума и государства,а на практике нередко служащей интересам правящейверхушки, все равно: коммунистической или какой-тоиной… Такое положение дел облегчает формированиет. н. идеократии, политической системы, в которойправящая партия руководствуется не реальными инте-ресами народа, а умозрительной идеологическойдоктриной. Кстати, попытки со стороны некоторыхполитических сил в современной России сконстру-ировать т. н. «национальную идею» очевидно демон-стрируют указанную подоплеку, весьма облегчающуюпроцесс управления массами и не налагающую серь-езных обязательств на власть. Правда, век торжестватаких идей бывает недолгим, если, конечно, не судить

- 541 -

во временных категориях одного поколения. С точкизрения здравого смысла, конструирование нацио-нальной идеи в начале XXI в. для нации с такой древнейи замечательной историей, как российская, кажетсянесколько странным. Споры ведутся по поводу веро-учений как наиболее органичной основы культурнойидентичности. Православие, традиционное язычествоили атеизм – между этими тремя основами и выбирают.При этом нельзя не признать того, что православнаявера много веков была основой, сплотившей пошатнув-шуюся было в XI-XIV вв. русскую государственность.Очевидно, что величие России и основа ее культурнойидентичности созданы ее прошлым. Впрочем, в сов-ременной РФ, похоже, скоро численно будут преобла-дать исповедующие ислам.

Указанные выше особенности массового сознаниясвязаны и с такой известной особенностью российскогоменталитета, как коллективизм (и соответственно, оп-позицией коллективизм / индивидуализм). Понятие,оборачивающееся в зависимости от точки зрения обо-юдоострым явлением для истории России. О нем вспо-минают, когда спорят о столыпинской аграрной рефор-ме и о путях советской коллективизации, его хвалят,когда говорят о соборности и ругают, когда сетуют нанедооценку свободы личности и нехватку личнойинициативы. Также неоднозначно трактуется и второйчлен данной оппозиции: «индивидуализм». В связис этим обратимся к шкале культурных измерений ГиртаХофстеде (Geert Hofstede™ Cultural Dimensions),которая дает любопытные результаты по России в срав-нении с некоторыми странами Европы и США.Хофстеде оценивал уровни приверженности нацио-нальной культуры тем или иным характеристикам постобалльной шкале. В категории индивидуализм /коллективизм (individualism, в русскоязычной литера-

- 542 -

туре ее иногда определяют как «уровень обособлен-ности», хотя правильнее говорить об автономностиличности) уровень индивидуализма для Россиисоставил 39 баллов, для Германии — 67, Франции — 71,Великобритании — 89 и для США — 91 балл. [URL:h t t p : / / w w w . g e e r t - h o f s t e d e . c o m /hofstede_dimensions.php. Online 06.2011].Оценка веласьпо ряду параметров-оппозиций, таких как «индивиду-альная / коллективная идентичность»; «действую,следовательно, существую / существую, следовательно,действую»; «производственные отношения строятся наоснове взаимовыгодного контракта / производствен-ные отношения строятся на основе моральных сообра-жений, подобно семейным узам»; «цели превалируютнад отношениями / отношения превалируют надцелями»; «кадровые назначения определяются уровнемквалификации и мастерства / кадровые назначенияопределяются личными связями»; «низкоконтексту-альная коммуникация / высококонтекстуальная комму-никация» и по некоторым другим. Уровень патерна-лизма, а также предпочтения в области общественногоравенства и свободы в методике Хофстеде могут бытькосвенно оценены через категорию Power DistanceIndex (показатель «дистанцированности» от власти).Она показывает готовность индивида как носителяопределенного национального менталитетавоспринимать существующие дистанции в распреде-лении объемов власти в обществе. Оценка проводиласьпо таким оппозициям, как: «ожидание консультации отруководства / ожидание прямого указания от руко-водства»; «начальник-демократ / начальник-автократ»;«привилегии и статусные символы не приветствуют-ся / привилегии и статусные символы желательны»;«учитель рассчитывает на инициативу ученика /учитель полностью берет инициативу на себя»; «орга-

- 543 -

низационная иерархия в воспринимается как потен-циальный источник эксплуатации / организационнаяиерархия отражает естественную неоднородность кол-лектива»; «неравенство в коллективе необходимо мини-мизировать / неравенство воспринимается естест-венно»; «родители и дети ведут себя как равные в об-щении / дети подчиняются родителям». Россия пошкале Хофстеде демонстрирует приемлемость весьмавысокого уровня дистанцированности субъекта отобъекта управления. По стобалльной шкале показательравен 93. Индексы Германии и Великобритании соста-вили по 35 баллов, США — 40 баллов, Франции — 68.[ U R L : h t t p : / / w w w . g e e r t - h o f s t e d e . c o m /hofstede_dimensions.php. Online 06.2011].

Соотношение показателей само по себе любо-пытно, однако, как уже отмечалось, нельзя не заметитьтого факта, что в своей приверженности в большейстепени то равенству, то, напротив, свободе — историяРоссии, похоже, совершает путь по траектории маят-ника, устремляясь поочередно в противоположныхнаправлениях. По большому счету, в вопросе о причи-нах постоянных социальных недовольств, напряженийи нестроений в России, о причинах поиска нужноголидера, идеи, партии и т. д. нельзя не обратиться к про-блеме ответственности каждого реального гражданина,что и находит отражение в особенностях массовогосознания. «Все современные (и предыдущие) россий-ские так называемые “демократы” повторяют ошибкисвоих оппонентов из “революционного лагеря”, — пишетисследователь советской эпохи Д. А. Ванюков, — когдасобираются утверждать “гражданские” политическиеценности в отрыве от фактора готовности их принятияподавляющей массой населения страны. В западнойтрадиции “гражданин” в основном экономически авто-номен от государства. В России гражданин во многом

- 544 -

оставался и остается “клиентом” государства» [Ваню-ков, 2007. С. 122]

Еще одной причиной, заставляющей привержен-цев традиционной русской культуры ностальгироватьпо прошедшим эпохам, является ситуация с процессамиэтнической миграции на территории России. Какизвестно, собственно русская культура и ее ценности вРоссии уже не являются родными для всё увеличи-вающегося числа иммигрантов, выходцев с Кавказа,Средней Азии, Молдавии, и даже из Китая, Вьетнама.Многие из них принципиально и демонстративно нежелают принимать русскую культуру и ее ценностныенормы, в частности, почитание национальных святынь,уважительное отношение к коренному населению,уважение к женщине, неприятие диких форм разреше-ния конфликтов и др. Это создает социальное напряже-ние, и заставляет носителей русской культуры с но-стальгией всматриваться в прошлое. Некоторыесобытия последнего времени показывают, что такиепроцессы могут стать наиболее серьезным источникомсоциальных напряжений и потрясений в будущейРоссии.

Сама по себе культура памяти призвана сыгратьособую роль в формировании вполне адекватногоисторического образа нашей страны по причине ееособенного места в геополитическом поле. Русофобия,характерная для ряда представителей западных и во-сточных культур, время от времени дает о себе знатьпопытками представить Россию варварской страной,неспособной к нормальному самостоятельномуразвитию, или страной, представляющей угрозу соседями миру в силу якобы исторически присущей ей агрес-сивности. Конструктивная коммеморация развенчи-вающих эти мифы явлений отечественной историипризвана показать как «сомневающимся» соотечествен-

- 545-

никам, так и иностранцам великие исторические дости-жения русского искусства и науки, роль России в из-бавлении многих народов мира от угроз порабощенияи прямого уничтожения, духовные подвиги выдаю-щихся людей русской земли…

В качестве общего вывода отметим, что в аспектепсихологии весомость прошлого как культуротвор-ческого фактора может быть выведена из особенностейобщего мировосприятия личности. Страх будущегопостоянно присутствует в подсознании и в сознаниииндивида (в том числе, в неявно выраженном виде —как цепочки проявлений, образующих т. н. «деревострахов» — в индивидуальной, групповой и массовойкультуре). Реакцией на такой страх является, в томчисле, и обращение к прошлому. Главной особен-ностью прошлого в этом аспекте видится перцептивнаяустойчивость его образов. Прошлое не так страшно,потому что оно уже прожито, уже было, уже осталосьпозади, и вопреки всему страшному, что было в этомпрошлом, человек настоящего существует, он выжилвместе с человечеством и теперь имеет возможностьглянуть на прошлое критически с высоты настоящего.

В аспекте же социокультурной динамики отечест-венная история очевидно демонстрирует действиетеории маятника, совершающего движение в пределахтраекторий, задаваемых теми самыми бинарнымисоциокультурными оппозициями, которые получилиотражение в трудах Бердяева, Ахиезера, И.В. Кондакова,в шкалах культурных измерений Гирта Хофстеде, —и которые могут проявляться, в частности, в т. н.антиномиях национального характера. Личная свободаи общественная (государственная) необходимость,либерализм и консерватизм, патриотизм и глобализм,христианство и язычество, религиозность и атеизм —эти и многие другие оппозиции определяют движение

социального маятника совершенно безотносительнотого, доминируют ли в данный момент в общественномсознании идеи социального прогресса, или будущееРоссии видится туманным и непроясненным. Иссле-дование формирования исторических образов и мемо-риальной культуры помогает в выявлении этой особен-ности исторического процесса.

Моральная значимость проблематики культурнойпамяти в России определяется хотя бы тем, что онапризвана представить субъекты отечественной исто-рии как своего рода жертвы, принесенные во имя самойвозможности существования России сегодня, во имявсех тех благ, которыми обладает наш современник.

К сожалению, молодое поколение, «выбравшее“пепси”», сегодня отчасти пребывает в убеждении, чтобулки растут на деревьях и весь мир создан только длятого, чтобы потрафлять желаниям этого рода инди-видов. При этом забывают о том, что все вокруг — отвозможности жить под чистым небом до катания надорогих машинах — оплачено большой кровью, стра-даниями, лишениями, самоотверженным трудом тех,кто сражался на Куликовом и на Бородинском поле, ктостоял насмерть под Москвой в 1941-м, кто голодал в бло-кадном Ленинграде, на чьих костях возводились ве-ликие стройки XX столетия, кто отказывал себе подчасв самом необходимом ради детей и внуков…

Мемориальная культура не позволяет забытьоб этом.

- 547 -

Литература и источникиЛитература и источникиЛитература и источникиЛитература и источникиЛитература и источники

Абрамов, 1989 – Абрамов А. Бесстрашный солдатОктября // «Куранты». Историко-литературный альма-нах. Вып. III. М., 1989. С. 40–42.

Абрамов, 2005 – Абрамов А. С. Правда и вымыслы окремлевском некрополе и мавзолее. М.: Эксмо; Алго-ритм, 2005.

Авдеев, 2003 – Авдеев А. Г. Стихотворная летописьНово-Иерусалимского Воскресенского монастыря //Сб. науч. ст. / М-во культуры РФ; Рос. ин-т культуро-логии / Науч. ред. Э. А. Шулепова. М.: «Древлехрани-лище», 2003. С. 189–248.

Адорно, 2005 – Адорно, Теодор В. Что означает«проработка прошлого» / Пер. с нем.: Мих. Габович //Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа.М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 64–80.

Александров, 2002 – Александров Ю. Н. ИсторияМосквы в памятниках. М., 2002.

Алексеев, 1993 – Алексеев Л. В. Крест ЕвфросинииПолоцкой 1161 года в средневековье и в позднейшиевремена // Российская археология. 1993. № 2. С. 70–78.

Амфитеатров, 1917 – Амфитеатров А. В. Идолсамодержавия // Русская воля. 1917. 22 марта № 28.

Андреев и Бордюгов, 2005 – Андреев Д.,Бордюгов Г. Пространство памяти: великая победа ивласть // 60-летие окончания Второй мировой и Вели-кой Отечественной: победители и побежденные в кон-тексте политики, мифологии и памяти. М.: Фонд Фри-дриха Науманна; АИРО-XXI, 2005. С. 113–144.

- 548 -

Антокольский, 1905a – Антокольский М. М. Проектпамятника Александру II 1887 года // Антокольский М. М.  Его жизнь, творения, письма истатьи. СПб.,1905.

Антокольский, 1905b – Антокольский М. М. По по-воду книги графа Л. Н. Толстого об искусстве // В кн.: Антокольский М. М.  Его жизнь, творения, письма и ста-тьи. СПб.,1905. С. 976–977.

Антонов и Кобак, 1988 – Утраченные памятникиархитектуры Петербурга – Ленинграда: Каталог выстав-ки / Авт.-сост. В. В. Антонов, А. В. Кобак. Л., 1988.

Антонов и Кобак, 1993–1996 – Антонов В. В., КобакА. В. Святыни Санкт-Петербурга. Историко-церковнаяэнциклопедия в трех томах. Т. 1–3. СПб.: Изд-воЧернышева, 1993–1996.

Антонов и Кобак, 2003 – Антонов В. В., Кобак А. В.Святыни Санкт–Петербурга. Христианская историко-церковная энциклопедия. СПб.: Лики России, 2003.

Ардов, 2006 – Ардов Михаил (прот.) Все к лучше-му. Воспоминания. Проза. М.:Б.С.Г.-ПРЕСС, 2006.

Артамонов, 1995 – Артамонов М. Д. Московскийнекрополь М., 1995.

Арьес, 1992 – Арьес Филипп. Человек перед лицомсмерти / Пер. с фр. В. К. Ронина. М., 1992.

Аскольдов, 1992 – Аскольдов С. А. Религиозныйсмысл русской революции // Пути Евразии. Русскаяинтеллигенция и судьбы России. М.: Русская книга,1992. С. 29–66.

Ассман, 2004 – Ассман Ян. Культурная память.Письмо, память о прошлом и политическая идентич-ность в высоких культурах древности / пер. М. М. Со-кольской. М.: Языки славянской культуры, 2004.

Ахиезер, 1997a – Ахиезер А. С. Россия: Критикаисторического опыта. В 2-х тт. 2-е изд., перераб. идоп. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997.

- 549 -

Ахиезер, 1997b – Ахиезер А. С. Общее и особенноев динамике российского общества // Куда идет Россия?Общее и особенное в современном развитии / Под общ.ред. Т. И. Заславской. М., 1997. С. 31–36.

Ашик, 1913 – Ашик В. А. Памятники и медали впамять боевых подвигов Русской армии в войнах 1812,1813 и 1814 годов и в память императора Александра I.СПб., 1913.

Бабкин, 2006 – Бабкин М. А. Российское духо-венство и свержение монархии в 1917 году. Материалыи архивные документы по истории Русской Православ-ной Церкви / Сост., предисл., комм.: М. А. Бабкин. М.:Индрик, 2006.

Бакунин, 1989 – Бакунин М. А. Федерализм,социализм и антитеологизм // Бакунин М. А. Филосо-фия. Социология. Политика. М.: Правда, 1989.

Барт, 1989 – Барт Р. Мифологии // Барт Ролан.Избранные работы: Семиотика: Поэтика / Пер. с фр.,сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс,1989. С. 46–130.

Батов, 1986 – Батов В. И. Проблема и содержаниемемориального проектирования // Памятниковедение.Теория, методология, практика. М., 1986. 

Баторевич и Кожицева, 2008 – Баторевич Н. И.,Кожицева Т. Д. Храмы-памятники Санкт-Петербурга:Во славу и память российского воинства. СПб.: Изд-во«Дмитрий Буланин», 2008.

Беляев, 1996 – Беляев Л. А. Русское средневековоенадгробие: Белокаменные плиты Москвы и Северо-Восточной Руси XIII-XVII вв. М: Модус-Граффи-ти, 1996.

Беляев, 2001 – Беляев Л. А. Христианские древно-сти: Введение в сравнительное изучение. СПб., 2001.

Бенуа, 1968 – Бенуа А. Н. О памятниках // В кн.:Александр Бенуа размышляет М.: Сов. художник, 1968.

- 550 -

Бердяев, 1990 – Бердяев Н. А. Истоки и смыслрусского коммунизма. М.: Наука, 1990.

Бердяев, 1992 – Бердяев Н. А. Духи русской рево-люции // Пути Евразии. Русская интеллигенция и судь-бы России. М.: Русская книга, 1992. С. 67–106.

Бессонов, 1997 – Бессонов В. А. Юбилейная нянькаМосквы. Николай Андреевич Шамин // КраеведыМосквы. Вып. 2. М., 1997. С. 196–210.

Бессонов, 2002 – Бессонов В. А. Московские за-дворки. М.: Древлехранилище, 2002.

Богданов, 1997 – Богданов А. И. Описание Санкт-Петербурга. 1749–1751. СПб., 1997.

Бодрийяр, 2007 – Бодрийяр, Жан. К критикеполитической экономии знака. М.: Акад. проект, 2007.

Боженкова, 1997 – Боженкова М. И. Кумир на брон-зовом коне. СПб., 1997.

Бомсдорф и Бордюгов, 2005 – 60-летие окончанияВторой мировой и Великой Отечественной: Победи-тели и побежденные в контексте политики, мифологиии памяти: Материалы к международному форуму(Москва, сентябрь 2005) / Под ред. Ф. Бомсдорфа иГ. Бордюгова. М.: Фонд Фридриха Науманна; АИРО-XXI, 2005.

Бонч-Бруевич, 1963 – Бонч-Бруевич В. Д. Ленин икино. По личным воспоминаниям // Самое важное извсех искусств. Ленин о кино. Сб. документов и мате-риалов / Сост. А. М. Гак. М.: Искусство, 1963.

Бородинское поле, 1902 – Бородинское полесражения. Его прошлое и настоящее. М.: Изд. Моск. жел.дороги, 1902.

Бурыкин, 2003 – Бурыкин В. М. «Кто первый в бойлетит…»: О ратных делах героя Отечественной войны1812 года генерал-лейтенанта Ивана Семеновича Доро-хова на Бородинском поле, при взятии Вереи, на берегахНары и в других сражениях. М.: Право и закон, 2003.

Быховская, 2005 – Основы культурологии / Отв.ред. И. М. Быховская. М.: Едиториал УРСС, 2005.

Быховская, 2010 – Культурология: Фундаменталь-ные основания прикладных исследований / Под ред.И. М. Быховской. М.: Смысл, 2010.

Вагнер, 1966 – Вагнер Г. К. Мастера древнерусскойскульптуры. М., 1966.

Вагнер, 1968 – Вагнер Г. К. Четырехликая капительиз Боголюбова // В кн.: Славяне и Русь. М., 1968.С. 385–393.

Вагнер, 1980 – Вагнер Г. К. От символа к реальности:Развитие пластического образа в русском искусствеXIV–XV вв. М., 1980.

Вагнер, 1990 – Вагнер Г. К. Искусство мыслить вкамне. М.: Наука, 1990.

Ваксберг, 1999 – Ваксберг А. И. Гибель Буревест-ника. [М. Горький: последние двадцать лет.] М.: Терра–Спорт, 1999.

Вайнтрауб, Карпова и Скопин, 1997 – Вайн-трауб Л. Р., Карпова М. Г., Скопин В. В. Святыни право-славной Москвы. Храмы Северного округа. М.: «СтараяБасманная», 1997.

Вайнтрауб, Карпова и Скопин, 2000 – ВайнтраубЛ. Р., Карпова М. Г. Скопин В. В. Святыни православнойМосквы. Храмы Северо-западного округа и Зелено-града. М.: 2000.

Ванюков, 2007 — Ванюков Д. А. Хрущевская от-тепель. М.: «Издательство Мир книги», 2007.

Васильев, 2003 – Васильев А. Г. Социология памятиМориса Хальбвакса и современная культурология //Научные труды МПГУ. Серия: Социально-истори-ческие науки.  М., 2003. С. 530–538.

Васильев, 2007 – Васильев А. Г. Теория социальнойпамяти Аби Варбурга в интеллектуальном контекстеэпохи // Время – История – Память: Историческое со-

- 551 -

знание в пространстве культуры / Под ред. Л. П. Репи-ной. М.: ИВИ РАН, 2007. С. 38–71.

Васильев, 2010 – Васильев А. Г. Мемориализациятравмы в культурной памяти: «Падение Польши» в по-льской историографии XIX века // Образы времени иисторические представления: Россия – Восток – Запад/Под ред. Л. П. Репиной. М.: Кругъ, 2010. С. 813–843.

Ватова, 2007 – Ватова Л. С. Социально-психо-логические основания молодежного вандализма и егопрофилактика. М., 2007.

Век памяти, 2004 – Век памяти, память века: Опытобщения с прошлым в XX столетии / Сб. статей под ред.И. В. Нарского, О. С. Нагорной, О. Ю. Никоновой,Ю. Ю. Хмелевской. Челябинск: Каменный пояс, 2004.

Вельцер, 2005 – Вельцер, Харальд. История, памятьи современность прошлого / Пер. с нем. К. Левинсо-на // Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия,Европа. М.: Новое литер. обозрение, 2005. С. 51–63.

Вешнинский, 2006 – Вешнинский Ю. Г. Имиджимосковских монументов как часть имиджа Москвы //Имиджеология-2006. Актуальные проблемы социаль-ного имиджмейкинга. М., 2006. С. 42–45 / Академияимиджеологии; Российский гос. социальный ун-т; Рос-сийское психологическое общество.

Виноградов, 1969 – Виноградов Н. Д. Встречи свождем // В кн.: Воспоминания о Владимире ИльичеЛенине. В 5 тт. Т. 3. М., 1969. С. 295–299.

Витте, 1922 – Витте С. Ю. Воспоминания.Царствование Николая Второго. В 2 тт. Берлин:«Слово», 1922.

Витте, 1923 – Витте С. Ю. Воспоминания. Детство.Царствования Александра II и Александра III. 1849–1894. Берлин: «Слово», 1923.

Волков, 2005 – Волков С. История культуры Санкт-Петербурга. М.: Изд-во Эксмо, 2005.

- 552 -

- 553 -

Волков, 2011 – Волков С. История русской культурыXX века от Льва Толстого до Александра Солжени-цына. М.: ЭКСМО, 2011.

Высоцкий, 1962 – Высоцкий С. А. Древнерусскиеграффити Софии Киевской // Нумизматика и эпигра-фика. Т. 3. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С.147–165.

Высоцкий, 1966 – Высоцкий С. А. Древнерусскиенадписи Софии Киевской XI– XIV  вв. Вып. 1.Киев, 1966.

Высоцкий, 1976 – Высоцкий С. А. Средневековыенадписи Софии Киевской. Киев, 1976.

Высоцкий, 1985 – Высоцкий С. А. Киевские граф-фити XI–XVII вв. Киев, 1985.

Габович, 2005 – Память о войне 60 лет спустя: Рос-сия, Германия, Европа. 2-е изд. / Ред.-сост. МихаилГабович. М.: НЛО, 2005.

Гвоздев, 2012 – Гвоздев А. В. Геополитическиеинтуиции в работе А. С. Хомякова «Записки о всемир-ной истории» // Вопросы культурологии. 2012. № 5.С. 45–49.

Гдалин, 2001 – Гдалин А. Д. Памятники А. С. Пуш-кину: История. Описание. Библиография. Т. 1. Россия.Ч. 1. Санкт-Петербург, Ленинградская область. СПб.:Акад. проект, 2001.

Гоголь, 1984 – Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 8 тт. М.: Ху-дож. лит-ра, 1984.

Горький, 1990 – Горький М. Несвоевременныемысли: Заметки о революции и культуре. М.: Сов. пи-сатель, 1990.

Грезин, 2009 – Грезин И. И. Алфавитный списокрусских захоронений на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа / Под ред. А. А. Шумкова. М.: Старая Ба-сманная, 2009.

Гришков, 2003 – Гришков Александр Матвеевич.Онтология погребальной культуры в контексте разви-

- 554 -

тия танатологических представлений: Дис.... канд.филос. наук: 09.00.01 М., 2003.

Громыко, 1991 – Громыко М. М. Мир русскойдеревни. М., 1991.

Гудков, 2005 – Гудков Л. Д. «Память» о войне имассовая идентичность россиян // Память о войне 60лет спустя: Россия, Германия, Европа. М.: Новоелитературное обозрение, 2005. С. 83–103.

Дебольский, 1994 – Дебольский Г. С., прот.Православная Церковь в ее таинствах, богослужении,обрядах и требах. М., 1994 (репринт. изд.).

Джадт, 2004 – Джадт Т. «Места памяти» ПьераНора: Чьи места? Чья память? // Ab imperio. 2004. № 1.С. 44 – 71.

Дживелегов, Мельгунов, Пичет, 1911 –«Отечественная война и русское общество». Под. ред.А. К. Дживелегова, С. П. Мельгунова, В. И. Пичета.В 7-ми тт. М.: Изд-во «Тов-во Сытина И. Д.», 1911.

Доклад № 9 – Доклад Московской ГородскойУправы № 9. О Кутузовской избе от15 февраля 1883 г.М., 1884.

Доклад № 260 – Доклад Московской городскойуправы № 260 от 15.05.1914. М., 1914.

Доклад № 433 – Доклад Московской ГородскойУправы № 433 об архитектурно-художественнойотделке Бородинского моста и устройстве на неговъездов от 24 октября 1911 г . М., 1911.

Докучаев, 2011 – Докучаев И. И. Трансгрессия иредукция: пути интеграции социально-гуманитарныхнаук и культурологии // Вопросы культурологии. 2011.№ 7. С. 4–9.

Долгов, 1860 – Долгов А. Памятники и монументы,сооруженные в ознаменование достопамятней-ших русских событий и в честь замечательных лиц.СПб., 1860.

- 555 -

Дорофей, 1995 – Преподобнаго отца нашего аввыДорофея душеполезные поучения и послания. М.: Пра-вило веры, 1995.

Достоевский, 1982 – Достоевский Ф. М. Собр. соч.в 12 тт. М., 1982.

Дубин, 2004 – Дубин Б. В. Интеллектуальныегруппы и символические формы. М.: Новое издатель-ство, 2004.

Дубин, 2008 – Дубин Борис. Память, война, памятьо войне. Конструирование прошлого в социальной пра-ктике последних десятилетий // Отечественные запис-ки, 2008, № 4 (43). С. 6–21.

Дубин, 2011 – Дубин Б. В. Россия нулевых: поли-тическая культура – историческая память – повседнев-ная жизнь. М.: РОССПЭН, 2011.

Елисеев, 2008 – Елисеев А. В. Правда о 1937 годе. Кторазвязал «большой террор». М.: Яуза; Эксмо, 2008.

Ерасов, 2000 – Ерасов Б. С. Социальная культуро-логия.Изд. 3-е. М.: Аспект Пресс, 2000.

Ермонская, 1979 – Ермонская В. В. Советскаямемориальная скульптура. М.: Сов. художник, 1979.

Ермонская, Нетунахина и Попова, 1978 –Ермонская В. В., Нетунахина Г. Д., Попова Т. Ф. Русскаямемориальная скульптура: К истории художественногонадгробия в России XI – нач. XX вв. М., 1978.

Ефимов, 2009 – С. М. Киров: от мифа к правде:[сборник] / Авт. текста Ефимов Николай Алексеевич.Киров: О-Краткое, 2009.

Жизневский, 1888 – Жизневский А. К. ОписаниеТверского музея. Археологический музей / Прим. гр.А. С. Уварова М., 1888.

Жукова, 2008 – Жукова О. А. Метафизика твор-чества. Искусство и религия в истории культуры Рос-сии. М.: Изд-во НОУ ВПО «СФГА», 2008.

Забелин, 1990 – Забелин И. Е. История города

- 556 -

Москвы. М.: Столица, 1990. (Репринт с издания1905 г.).

Законодательство, 2002 – Законодательство городаМосквы. О монументальном искусстве. М., 2002.

Зализняк, 1995 – Зализняк А. А. Древненовгород-ский диалект. М.: Языки русской культуры, 1995.

Звягинцев и Карпачевский, 2004 – Звягинцев Н. Д.,Карпачевский Л. О. Памятники ученым в культуреМосквы. М., 2004.

Згура, 1926 – Згура В. В. Монументальныепамятники Москвы. Путеводитель. М.: Моском-хоз, 1926.

Зеленская, 2002 – Зеленская Г. М. Святыни НовогоИерусалима. М.: Северный паломник, 2002.

Зеленская, Святославский, 2006 – Зеленская Г. М.,Святославский А. В. Некрополь Нового Иерусалима:Историко-семиотическое исследование. М.: Древлехра-нилище, 2006.

Зиновьев, 2006 – Зиновьев А. А. Фактор понимания.М.: Алгоритм, Эксмо, 2006.

Зощенко, 1990 – Зощенко М. М. Повесть о разуме.М.: Педагогика, 1990.

Иларион, 2004 – Иларион (Троицкий),священномученик. Творения. В 3-х тт.. Т. 3. М.: Изд-воСретенского монастыря, 2004. С. 542.

Ильин И.А., 1993 – Ильин И. А. Конкретный уроксоциализма // Ильин И. А. Собр. соч. в 10 тт. Т. 2. Кн. 1.М.: Русская книга, 1993.

Ильин, Моисеева, 1979 – Ильин М., Моисеева Т.Москва и Подмосковье. М.: Искусство, 1979.

Иоанн Дамаскин, 1998 – Иоанн Дамаскин. Точноеизложение православной веры. М.: Лодья, 1998 (ре-принт с издания 1894 г.).

Исакова, 1991 – Исакова Е. В. Храмы-памятникирусской воинской доблести. М., 1991.

- 557 -

Исаченко, 2004 – Исаченко В. Г. Памятники Санкт-Петербурга. Справочник. СПб.: Паритет, 2004.

История и коллективная память, 2008 – История иколлективная память. Сборник статей по еврейскойисториографии. М.-Иерусалим: Мосты культуры; Гер-шаим, 2008.

Иулиания, 1998 – Иулиания (Соколова).Иконопись – искусство традиции // Православнаяикона. Канон и стиль / Сост. А. Н. Стрижев. М.: Па-ломник, 1998.

Йейтс, 1997 – Йейтс Френсис Амелия. Искусствопамяти. СПб.: Университетская книга, 1997.

Йерушалми, 2004 – Йерушалми, Йосеф Хаим. Захор:Еврейская история и еврейская память / Пер. с англ.Р. Нудельмана. М.-Иерусалим: Мосты культуры; Ге-шарим, 2004.

Кабанова, 2011 – Кабанова Л. И. «Наши пророки»:к вопросу о литературоцентричности русской куль-туры и мысли // Вопросы культурологии. 2011. № 3.С. 68—72.

Каганович, 1961 – История русского искусства /Отв. ред. А. Л. Каганович. М.: Изд-во АХ СССР, 1961.

Каганович, 1975 – Каганович  А. Л. «Медный всад-ник». История создания монумента. Л.: Искусство, 1975.

Калинин и Юревич, 1979 – Калинин Б. Н., Юре-вич П. П. Памятники и мемориальные доски Ленин-града. Справочник. 3-е изд. Л.: Лениздат, 1979.

Калита, 1998 – Калита С.П. Социокультурнаяпамять. Структура, механизмы, институты : Дис. … канд.культурол. наук: 24.00.01. М., 1998.

Карсавин, 2007 – Карсавин Л. П. Философияистории. М.: АСТ: АСТ Москва, Хранитель, 2007.

Касаткина, 2004 – Касаткина Е. Е. Монументальнаяскульптура Москвы постсоветского периода. Дисс…канд. искусствовед. М., 2004.

- 558 -

Кассирер, 1993 – Кассирер, Эрнст. Техника со-временных политических мифов / Эрнст Кассирер //Феномен человека: Антология / Сост., вступительн. ст.П. С. Гуревича. М.: Высш. школа, 1993. С. 108–123.

Кашин, 1895 – Кашин Н. И. Поступки и забавыимператора Петра Великаго (Запись современника) /Сообщ. и предисл. В. В. Майкова. СПб.: ТипографияИ. Н. Скороходова, 1895.

Кашин, 1993 – Кашин Н. И. Поступки и забавыимператора Петра Великого // Петр Великий. Воспоми-нания, дневниковые записи, анекдоты. СПб., 1993.

Каулен, 2003 – Музейное дело России / Под ред.Каулен М. Е. (отв. ред.), Коссовой И. М., Сундие-вой А. А. М.: Изд-во «ВК», 2003.

Кёппен, 1822 – Кёппен П. И. Список русским памят-никам, служащим к составлению истории художеств иотечественной палеографии, собранным и объясненнымПетром Кёппеном. М., 1822,

Кёппен, 1855 – Кёппен П. И. О Рогволодовом камнеи Двинских надписях // Учен. зап. Имп. Акад. Наук поI и III отделениям. Т. III. Вып. 1, СПб., 1855, С. 50–70.

Кирилина, 2002 – Кирилина Алла. НеизвестныйКиров СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.

Кириченко, 2001 – Кириченко Е. И. Запечатленнаяистория России: Монументы XVIII – начала XX века.Кн. I–II. М.: Жираф, 2001.

Кияновский, 2001 – Кияновский М. И. Русскиевоенные памятники // Ставрографический сборник.Кн. 1. / Сост. и общ. ред. А. В. Святославский, А. А. Тро-шин. Науч. ред. и вступ. статья: С. В. Гнутова. М.: Издат.отдел Московской Патриархии; Изд-во «Древле-хранилище», 2001. С. 331–360 (с изд. 1905 г.).

Комаровский, 2007 – Верея: Люди. История.Культура. Экономика / Авт.-сост. Ю. В. Комаровский.Верея, 2007.

- 559 -

Кнабе, 1993 – Кнабе Г. С. Воображение знака:Медный всадник Фальконе и Пушкина. М., 1993.

Кнабе, 2006 – Кнабе Г. С. Вторая память Мне-мозины // В кн.: Кнабе Г. С. Древо познания и древожизни. М.: РГГУ, 2006. С. 357–378.

Кобак и Пирютко, 2003 – Кобак А. В., Пирют-ко Ю. М. Исторические кладбища Санкт-Петербурга.СПб.: Центрполиграф, 2003.

Кожевников, 1976 – Кожевников Р. Ф. Памятникии монументы Москвы. М., 1976.

Козлов, 1991 – Козлов В. Ф. Судьбы монастырскихкладбищ Москвы (1920-30-е гг.) // Московский некро-поль: История, археология, искусство, охрана. М., 1991.С. 48–67.

Козлов, 1996 – Козлов В. Ф. Военные памятники итрадиции православной Москвы // Россияне. 1996.№1–2. С.115–121.

Колосов, 1890 – Колосов В. И. Стерженский и Лопа-стицкий кресты в связи с древними водными путями вверхнем Поволжье. Тверь, 1890.

Кондаков, 1997 – Кондаков И. В. Введение в исто-рию русской культуры. М.: Аспект-пресс, 1997.

Кондаков, 2000 – Кондаков И. В. Культура России.Ч. I. Русская культура: краткий очерк истории и теории:Учебное пособие для студентов вузов. 2-е изд., испр. М.:Книжный дом «Университет», 2000.

Конрадова и Рылева, 2005 – Конрадова Наталья,Рылева Анна. Герои и жертвы. Мемориалы ВеликойОтечественной // Память о войне 60 лет спустя: Россия,Германия, Европа / Ред.-сост. М. Габович. М.: НЛО,2005. С. 241–261.

Конёнков, 1957 – Конёнков С. Т. Встречи с В. И. Ле-ниным // История СССР. 1957. № 1. С. 232–235.

Копосов, 2011 – Копосов Николай. Память строгогорежима. История и политика в России. М.: НЛО, 2011.

- 560 -

Котляревский, 1868 – Котляревский А. А. О по-гребальных обычаях языческих славян. М., 1868.

Кузнецова, 1995 – Кузнецова Т. Ф. Картина мира иобразы культуры // Культура: теории и проблемы / Подред. Т. Ф. Кузнецовой, 1995. С. 135–160.

Кузнецова, 2007 – Культурология: История миро-вой культуры: Учеб. пособие. Изд. 3-е. / Г. С. Кнабе,И. В. Кондаков, Т. Ф. Кузнецова и др. Под ред. Т. Ф. Ку-знецовой. М.: Издат. центр «Академия», 2007.

Кузнецова и Уткин, 2010 – Кузнецова Т. Ф., Ут-кин А. И. История американской культуры. М: Че-ловек, 2010.

Кукина и Кожевников, 1997 – Кукина Е. М.,Кожевников Р. Ф. Рукотворная память Москвы.М., 1997.

Культура памяти, 2003 – «Культура памяти». Сб.науч. ст. / М-во культуры РФ; Рос. ин-т культурологии/ Науч. ред. Э.А. Шулепова. Сост.: А.В. СвятославскийМ.: «Древлехранилище», 2003.

Кусков, 2000a – Кусков В. В. Роль православия встановлении и развитии древнерусской культуры //Кусков В. В. Эстетика идеальной жизни. М.: МГУ им.М. В. Ломоносова, 2000. С. 36–49.

Кусков, 2000b – Кусков В. В. Эстетические пред-ставления древней Руси // Кусков В.В. Эстетикаидеальной жизни. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 2000.С. 226–254.

Кусков, 2003 – Кусков В. В. История древнерусскогоискусства. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 2003.

Лаврентьев, 1997 – Лаврентьев А. В. Старейшиегражданские монументы Москвы. 1682–1700 гг. //Лаврентьев А. В. Люди и вещи. М.: Археографическийцентр, 1997.

Лакшин, 1991 – Лакшин В. Я. «Новый мир» вовремена Хрущева. (1953–1964). М.: Книж. палата, 1991.

- 561 -

Ленин. ПСС – Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд.М.: Политиздат, 1967–1985.

Ленин в Москве и Подмосковье – Ленин в Москвеи Подмосковье: Места пребывания, даты и события /Руков. авт. коллектива: К. Ф. Зарезина, Ю. С. Савельев.4-е изд., доп. М.: Моск. рабочий, 1988.

Ленин и культурная революция – Ленин и куль-турная революция. Хроника событий. 1917–1929 / Сост.Л. В. Иванова, М. Б. Кейрим-Маркус, С. С. Тарасова. М.:Мысль, 1972.

Лествицын, 1877 – Лествицын В. И.  Надгроб-ные надписи Спасо-Ярославского монастыря. Яро-славль, 1877.

Лидов, 2004 – Иеротопия. Исследование сакраль-ных пространств. Мат-лы междунар. симпозиума / Ред.-сост А. М. Лидов. М.: Радуница, 2004.

Лиманская, 2008 – Искусство как сфера культурно-исторической памяти. Сб. статей / Отв. ред. Л. Ю. Ли-манская. М.: РГГУ, 2008.

Лобанов, 2008 – Лобанов М. П. Сталин в воспо-минаниях современников и документах эпохи / МихаилЛобанов. М.: Алгоритм, 2008.

Ломоносов, 2007 – Ломоносов Александр. Возвра-щение к себе. Опыт трансцендентальной филосо-фии истории / Науч. ред. А. Н. Муравьев. СПб.: Изд-воС.-Петерб. ун-та, 2007.

Лосев, 2001 – Лосев А. Ф. Диалектика мифа / Сост.,подгот. текста, общ. ред. А. А. Тахо-Годи, В. П. Тро-ицкого. М.: Мысль, 2001.

Лотман, 1994 – Лотман Ю. М. Беседы о русскойкультуре. Быт и традиции русского дворянства(XVIII – начало XIX века). СПб.: «Искусство – СПБ»,1994.

Лотман, 2010a – Лотман Ю. М. Проблема знака изнаковой системы и типология русской культуры

- 562 -

XI–XIX веков // В кн.: Лотман Ю. М. Семиосфера.СПб.: «Искусство – СПБ», 2010. С. 400 – 416.

Лотман 2010b — Лотман Ю. М. Память культуры // В кн.: Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб., 2010. С. 614 – 621.

Лоуэнталь, 2004 – Лоуэнталь Д. Прошлое – чужаястрана / Пер. с англ. А. В. Говорунова. СПб.: Изд-во«Владимир Даль», 2004.

Луначарский, 1977 – Луначарский А. В. Ленин омонументальной пропаганде // В. И. Ленин и изобра-зительное искусство. М., 1977.

Любин, 2004 – Любин В. П. Преодоление прошлого:Споры о тоталитаризме: Аналитический обзор / РАНИНИОН. Центр социальных научно-информационныхисследований. Отдел отечественной и зарубежнойистории. Отдел Западной Европы и Америки. М., 2004.(Сер. Всеобщая история).

Макарий, 1861 – Макарий (Миролюбов),архимандрит. Древние кресты в Новгороде, постав-ленные на поклонение. // Известия ИмператорскогоРоссийского Археологического Общества. Т. 2. СПб.,1861. С. 84–101.

Макаров, 1980 – Макаров Н. А. Топографияпогребений в древнерусских храмах XI-XIII вв. // Тез.докл. сов. делегации на IV Междунар. конгрессеславянской археологии. М., 1980. С. 71–75.

Маклюэн, 2005 – Маклюэн Маршалл. ГалактикаГутенберга: Становление человека печатающего / Пер.И. О. Тюриной. М.: Академ. проект, Фонд «Мир», 2005.

Малиш, 2011 – Малиш М. А. Место историко-монументальных памятников в системе историческогознания // Культурная жизнь Юга России. 2011. № 3.С. 93–95.

Мамаева, 2001 – Мамаева Ольга Борисовна.Социально-историческая память как базис националь-

ного характера русских: Дис. ... канд. филос. наук:24.00.01 Н.-Новгород, 2001.

Мартынов, 1895 – Мартынов А. А. Надгробнаялетопись Москвы. // Русский архив. Вып. 2–7. Отд.оттиск. М., 1895. С. 280–528.

Мастера искусства, 1936 – Мастера искусства обискусстве. Т. 2. М., 1936.

Матвеева, 1997 – Матвеева С. Я. Национальныепроблемы России: Современные дискуссии // Общест-венные науки и современность. 1997. № 1. С. 52–62.

Медынцева, 1979 – Медынцева А. А. Тму-тараканский камень. М.: Наука, 1979.

Мельник, 2000 – Мельник А. Г. Гробница святого впространстве русского храма XVI века // Реликвии вискусстве и культуре Восточнохристианского мира. Тез.докл. и мат-лы межд. симпозиума / Ред.-сост.А. М. Лидов. М.: Радуница, 2000. С.74–76.

Мефодий, 1996 – Мефодий Патарский, священ-номученик. Пир десяти дев. М.: Изд-во им. свт. ИгнатияСтавропольского, 1996 (Репринт с изд. «Святой Ме-фодий, епископ и мученик, отец Церкви III века. Полноесобрание его творений. СПб, 1877»).

Молева, 2008 – Молева Н. М. История новой Моск-вы, или Кому ставим памятник. М.: АСТ: Олимп, 2008.

Монументы и памятники, 2001 – Монументы ипамятники воинской доблести и славы России.СПб., 2001.

Моррис, 2001 – Моррис, Чарльз Уильям. Знаки и дей-ствия // В кн.: Семиотика: Антология / Сост. Ю. С. Сте-панов. Изд. 2-е испр. и доп. М.: Академ. проект; Ека-теринбург: Деловая книга, 2001. С.129–143.

Москва православная – Москва православная. Цер-ковный календарь. История города в его святынях/ Ав-тор-сост. М. И. Вострышев, В. Ф. Козлов, А. К.Светозарский. Т. 1–13. М., 1993–2007.

- 563 -

- 564 -

Москва, 1904 – Москва, ее святыни и памятники.4-е изд. М., 1904.

Московский некрополь, 1991 – Московскийнекрополь. История, археология, искусство, охрана.Мат-лы науч.-практ. конф. М.: НИИ культуры, 1991.

Московский некрополь, 1996 Московский некро-поль. История, археология, искусство, охрана. Мат-лынауч.-практ. конф. М. 1996.

Мостовский, 1883 – Мостовский М. История храмаХриста Спасителя. М., 1883.

Моця, 1990 – Моця А. П. Погребальные памятникиЮжнорусских земель XI–XIII вв. Киев, 1990.

Музейное дело, 1957 – 1971 История музейногодела в СССР. Вып. 1– 7. М., 1957 – 1971.

Мусин, 2000 – Мусин Александр, диакон. Святыемощи в Древней Руси: литургические аспекты // Рели-квии в искусстве и культуре Восточнохристианскогомира. Тез. докл. и мат-лы межд. симпозиума / Ред.-сост.А. М. Лидов. М.: Радуница, 2000. С. 61–64.

Мусин, 2002 – Мусин А. Е. Христианизация Новго-родской земли в IX-XIV веках. Погребальный обряд ихристианские древности.СПб.: Центр «ПетербургскоеВостоковедение», 2002. / Archaeologica Petropolitana,XII / Труды ИИМК РАН. Т. V.

Нащокина, 1988 – Нащокина М. В. Храмы-памятники русской воинской славы // Памятники Оте-чества. 1988. № 1 (17). С. 143–149.

Невежин, 2003 – Невежин В. А. Застольные речиСталина. Документы и материалы. – М.: АИРО-XX;СПб.: Дмитрий Буланин, 2003.

Невежин, 2007a – Невежин В. А. Сталин о войне.Застольные речи 1933–1945 гг. М.: Эксмо, Яуза, 2007.

Невежин, 2007b – Невежин В. А. «Если завтра впоход…»: Подготовка к войне и идеологическаяпропаганда в 1930-40-х гг. М.: Яуза, Эксмо, 2007.

- 565 -

Николаева, 1971 – Николаева Т. В. Произведениярусского прикладного искусства с надписями XV–I пол. XVI вв. // Свод археологических источников.Вып. Е1-49. М.: Наука, 1971.

Николай Михайлович, 1914 – Николай Михайлович,вел. кн. Русский провинциальный некрополь. Т. 1.М., 1914.

Нора, 1999 – Нора Пьер, Озуф Мона, ПюимежЖерар де, Винок Мишель Франция-память. СПб.: Изд-во С-Пб. университета, 1999.

Озеров, 2011 – Озеров В. Г. Кронштадт – Феодосия– Кронштадт. Воспоминания. С-Пб.: Остров, 2011.

Орлов, 1876 – Орлов А. А. Надгробные надписи,собранные Александром Анфимовичем Орловым извсех монастырей и со всех кладбищ московских.М., 1876.

Орловски, 1999 – Орловски Д. Великая война ироссийская память // Россия и Первая мировая война(Материалы международного научного коллоквиу-ма) / Отв. ред. Н. Н.Смирнов. СПб., 1999. С. 49–57.

Ортега-и-Гассет, 1996 – Ортега-и-Гассет Х. Исто-рия как система // Ортега-и-Гассет X. Избр. труды /Сост. и общ. ред. А. М. Руткевича. М., 2000. С. 435 – 479.

Паламарчук, 1995 – Сорок сороков. Краткая иллю-стрированная история всех московских храмов / Сост.Петр Паламарчук. Т. I–IV. М.: АО «Книга и бизнес»;АО «Кром», 1995.

Паламарчук, 2003–2005 – Паламарчук П. Г. Сороксороков. Краткая иллюстрированная история всех мо-сковских храмов / Авт.-сост. П. Г. Паламарчук. Т. 1–4.М.: АСТ, 2003–2005.

Панова, 1991 – Панова Т. Д. Опыт изучениянекрополя Московского Кремля // Московскийнекрополь. История, архитектура, искусство, охрана.1991. С. 98–105.

- 566 -

Панова, 2003a – Панова Т. Д. Кремлевскиеусыпальницы. История, судьба, тайна М.: Индрик, 2003.

Панова, 2003b – Панова Т. Д. Некрополи Мос-ковского Кремля. 2-е изд. испр. и доп. М.: Гос. ист.-куль-турный музей-заповедник Московский Кремль, 2003.

Панова, 2004 – Панова Т. Д. Царство смерти. Погре-бальный обряд средневековой Руси XI-XVI веков. М.:«Радуница», 2004.

Пархоменко, 2001 – Пархоменко Т. А. КультураРоссии и просвещение народа во II пол. XIX – началеXX в. М.: Рос. ин-т культурологии, 2001.

Пархоменко, 2010 – Пархоменко Т. А. Культура безцензуры: Культура России от Рюрика до наших дней.М.: Книжный клуб Книговек, 2010.

Педашенко, 1911 – Педашенко С. А. Памятникиимператору Александру II. М., 1911.

Педашенко, 1912 – Педашенко С. А. Памятникиимператору Александру I, а также героям и событиямОтечественной войны 1812 года М., 1912. М., 1912.

Песков, 2009 – Песков О. В. Мемориальные доскиМосквы. М.: АНО ИЦ «Москововедение»; ОАО «Мос-ковские учебники», 2009.

Песков, Низовская, Ададурова, 1978 – Песков О.,Низовская Н., Ададурова Л. Память, высеченная в камне(Мемориальные доски Москвы). М., 1978.

Петров, 2008 – О монументальном искусстве. Пере-чень мемориальных плит (произведений монументаль-но-декоративного искусства), посвященных историчес-ким личностям и установленных на зданиях и соо-ружениях гор. Москвы с начала XX века до 2008 года (втом числе утраченных) / Авт-сост. С. Г. Петров. М., 2008.

Печерский, 2000 – Печерский М. Спор немецкихисториков: между памятью, прошлым и историей//Интеллектуальный форум: Международный журнал.М., 2000. № 3. С. 27– 61.

- 567 -

Пирс, 2000 – Пирс Ч. Начала прагматизма / Перев.с англ., предисл. В. В. Кирющенко, М. В. Колопотина.СПб.: Лаборатория метафизических исследованийфилософского факультета СПбГУ; Алетейя, 2000.

Плешанова, 1966 – Плешанова И. И. Керамическиенадгробные плиты Псково-Печерского монастыря //Нумизматика и эпиграфика. Вып. VI. М., 1966.С. 149–151; 194–200.

Полякова, 2009 – Полякова Е. Б. Деятельностьгосударственных органов и общественных организацийгорода Москвы по созданию, сохранению и использо-ванию произведений монументально-декоративногоискусства (1991–2008). Дисс… канд. ист. наук. М., 2009.

Прозрителев, 1911 – Прозрителев Г. Н. К историиТмутараканского камня // Труды XV Археол. съезда вНовгороде 1911 г. Т. 1. М., 1914. С. 400–405.

Пушкарева, 2003 – Пушкарева Т. В. Память,культура, история: к проблеме исторического времениДис. … канд. филос. наук: 24.00.01. М., 2001.

Репина, 2003 – Репина Л. П. Образы прошлого впамяти и в истории // Образы прошлого и коллек-тивная идентичность в Европе до начала Нового вре-мени. М., 2003. С. 9–18.

Репина, 2004 – Репина Л. П. Историческая память исовременная историография // Новая и новейшая исто-рия. 2004. № 5. С. 39 – 51.

Репина, 2006 – История и память: Историческаякультура Европы до начала Нового времени / Под ред.Л. П. Репиной. М.: Кругъ, 2006.

Репина, 2007 – Время – История – Память: Истори-ческое сознание в пространстве культуры / Под. ред.Л. П. Репиной. М.: ИВИ РАН, 2007.

Репина, 2008 – Репина Л. П. Исторические мифы инациональная идентичность: К методологии исследова-ния // Национальная идентичность в проблемном по-

- 568 -

ле интеллектуальной истории / Межведомственнаяпроблемная научно-исследовательская лаборатория«Интеллектуальная история» Ставропольского госу-дарственного университета и Института всеобщей исто-рии РАН; Пятигорск, 25-27 апреля 2008 г. Докладыучастников (http://www.newlocalhistory.com/work/pyatigorsk2008/repina.php. Online: 08.2010).

Репина, 2009 – Репина Л. П. «Новая историческаянаука» и социальная история. 2-е изд. М.: ЛКИ, 2010.

Репина, 2010 – Образы времени и историческиепредставления: Россия – Восток – Запад / Под ред.Л. П. Репиной. М.: Кругъ, 2010.

Рикёр, 2004 – Рикёр П. Память, история, забвение.М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2004.

РМЭ I–II, 2001 – Российская музейная энцикло-педия. В 2 тт. М.: Прогресс; Рипол-классик, 2001.

Ровкин, 1894 – Ровкин Г. В. Памятники Петербур-га и Москвы с историческим обозрением. Изд 2-е.СПб., 1894.

Рождественская, 1991 – Рождественская Т. В.Древнерусская эпиграфика X–XIV вв. СПб., 1991.

Рождественская, 1992 – Рождественская Т. В.Древнерусские надписи на стенах храмов: Новые источ-ники XI–XV. СПб., 1992.

Рождественская, 1994 – Рождественская Т. В. Эпи-графические памятники Древней Руси X – XV вв. Про-блемы лингвистического источниковедения. // Авт.дисс. на соиск. учен. степ. докт. филол. наук. СПб., 1994. 

Рокоссовский, 1997 – Рокоссовский К. К. Солдат-ский долг. М.: Межрегион. фонд «Выдающиеся полко-водцы и флотоводцы Великой Отечественной войны1941–1945 гг.»; Воениздат, 1997.

Романенко, 2003 – Романенко А. П. Образ ритора всоветской словесной культуре: Учеб. пособие. М., Фли-нта: Наука, 2003.

- 569 -

Романюк, 1992 – Романюк С. К. Москва. Утраты.М.: ПТО «Центр», 1992.

Романюк, 2004 – Романюк С. К. Кремль и Краснаяплощадь. М.: АНО ИЦ «Москвоведение»; ОАО «Мос-ковские учебники», 2004.

Романюк, 2009 – Романюк С. К. Москва. Остров. М.:АНО ИЦ «Москвоведение»; ОАО «Московские учеб-ники», 2009.

Рузвельт, 2008 – Рузвельт Присцилла. Жизнь в рус-ской усадьбе: Опыт социальной и культурной истории.СПб.: Коло, 2008.

Рыбаков, 1963 – Рыбаков Б. А. Русская эпиграфикаX – XIV вв. (состояние, возможности, задачи) // В кн.:История, фольклор, искусство славянских народов.М., 1963.

Рыбаков, 1964 – Рыбаков Б. А. Русские датиро-ванные надписи XI–XIV вв. М., 1964.

Рыбаков, 1988 – Рыбаков Б. А. Язычество ДревнейРуси. М., 1988.

Рыклин, 2009 – Рыклин Михаил. Коммунизм какрелигия. Интеллектуалы и Октябрьская революцияМ.: Новое литературное обозрение, 2009.

Рябинин, 2003 – Рябинин Юрий. Вся советская эпохана новом Донском. [http://www.moskvam.ru/2003/04/ryabinin.htm. Online:12.2009].

Савельева, 2003 – Савельева И. М. Перекресткипамяти // В кн.: Хаттон, Патрик Х. История как искус-ство памяти. СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2003.

Савельева и Полетаев, 1997 – Савельева И. М.,Полетаев А. В. История и время: В поисках утраченного.М.: «Языки русской культуры», 1997.

Савельева и Полетаев, 2003 – Савельева И. М.,Полетаев А. В. Знание о прошлом: Теория и история.В 2-х т. Т. 1. Конструирование истории. СПб.:Наука, 2003.

- 570 -

Савельева и Полетаев, 2005 – Савельева И. М.,Полетаев А. В. Социология знания о прошлом: Учебноепособие для вузов. М.: ГУ-ВШЭ, 2005.

Савельева и Полетаев, 2006 – Савельева И. М.,Полетаев А. В. Знание о прошлом: Теория и история. В2-х т. Т. 2. Образы прошлого. СПб.: Наука, 2006.

Савельева и Полетаев, 2008a – Савельева И. М.,Полетаев А. В. Теория исторического знания. М.:ГУ ВШЭ, Алетейя, 2008.

Савельева и Полетаев, 2008b – Савельева И. М.,Полетаев А. В. Социальные представления о прошлом,или знают ли американцы историю. М.: Новое лите-ратурное обозрение, 2008.

Саенко и Шипицын, 2010 – Саенко Н. Р., Шипи-цын А. И. Культурно-символическая политика в отно-шении городской скульптуры // Вопросы культуро-логии. 2010. № 12. С. 80–84.

Саитов, 1912–13 – Саитов В. И. Петербургскийнекрополь. СПб. Т. I-IV. 1912–1913.

Саитов, Модзалевский, 1907–08 – Саитов В. И.,Модзалевский Б. Л. Московский некрополь. Т. I–III.СПб., 1907–1908.

Саладин, 1996 – Саладин А. Т. Очерки историимосковских кладбищ / Послесл.: С. О. Шмидт. Сост.:С. Ю. Шокарев. М.: Книжный сад, 1996.

Сафир, 2005 – Сафир В. М. Первая мировая иВеликая Отечественная. Суровая правда войны. – М.:Полководцы Отечества, 2005.

Сахаров, 2008 – Сахаров А. Н. Александр Невский.Имя Россия. Исторический выбор 2008. М.: АСТ,Астрель, 2008.

Свердлов, 1999 – Свердлов Ф. Д. Советские генералыв плену. М.: Фонд «Холокост», 1999.

Святославский, 2004 – Святославский А. В. Тради-ция памяти в православии. М.: Древлехранилище, 2004.

- 571 -

Святославский, 2010 – Святославский А. В.Проблемы культурной памяти в зарубежной науке:Основные направления исследований // Вопросыкультурологии. 2010. № 12. С. 22–27.

Святославский, 2012 – Святославский А. В. Транс-формация образа И. В. Сталина в коллективной памяти(с 1930-х гг. до современности) // Кризисы переломныхэпох в исторической памяти / Под ред. Л. П. Репиной.М.: ИВИ РАН, 2012. С. 288 –313.

Святославский и Ларина, 2010 – Святослав-ский А. В., Ларина А. Н. На память городу и миру.Памятники Москвы в старинной открытке. М.: Древле-хранилище, 2010.

Святославский и Трошин, 2000 – Святослав-ский А. В., Трошин А. А. Крест в русской культуре: Очеркрусской монументальной ставрографии. М.: Древле-хранилище, 2000.

Святославский и Трошин, 2001 – Святослав-ский А. В., Трошин А. А. Традиционные народныеэлементы в современной русской погребальной куль-туре // Культурные миры. Мат-лы науч. конф.«Типология и типы культур: разнообразие подходов».20–22 марта 2000 г. Москва. М., 2001.

Святославский и Шулепова, 2000 – Святослав-ский А. В., Шулепова Э. А. Проблема социокультурнойпамяти // Полигносис. 2000. № 4. С. 74–90.

Седов, 1982 – Седов В. В. Восточные славяне в VI –XIII вв. М., 1982.

Седов, 2000 – Седов Вл. В. «Святые князья»: архите-ктурные формы княжеских усыпальниц Древней Ру-си // Реликвии в искусстве и культуре Восточнохри-стианского мира. Тез. докл. и мат-лы симпозиума / Ред.-сост. А. М. Лидов. М.: Радуница, 2000. С. 70–73.

Селезнева, 1997 – Селезнева Е. Н. Социально-эсте-тические функции памятников истории и культуры //

- 572 -

Памятники и современность. Вопросы освоения исто-рико-культурного наследия. Сб. науч. трудов НИИкультуры М., 1987. C. 23–40.

Смирнов, 1997 – Смирнов Ю. А. Лабиринт. Мор-фология преднамеренного погребения. М.: Издат. фир-ма «Восточная литература» РАН, 1997.

Соболева, 2006 – Соболева Н. А. Очерки историирусской символики. От тамги до символов государст-венного суверенитета. М.: Языки славянских культур;Знак, 2006 / Институт Российской истории РАН.

Собрание узаконений, 1900 – Собрание узаконенийи распоряжений правительства, издаваемое при пра-вительствующем Сенате. № 75–140. СПб., 1900.

Собрание узаконений, 1918 – Собрание узаконенийи распоряжений Рабочего и Крестьянского прави-тельства, 1917–1918. М., 1918.

Сокол, 1999 – Сокол К. Г. Монументы империи. М.:ГЕОС, 1999.

Сокол, 2001 – Сокол К. Г. Монументы империи. 2-еизд. М.: «Грантъ», 2001.

Сокол, 2006 – Сокол К. Г. Монументальные па-мятники Российской империи: Каталог. М.: Вагриус-плюс, 2006.

Сокол, 2007 – Сокол К. Г. Памятники Алексан-дру II: географические особенности различных перио-дов мемориализации // Вестник Московского универ-ситета. Сер. 5. География. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2007.№ 5. С. 73–78.

Сокол, 2009 – Сокол К. Г. Российские мону-ментальные памятники конца XVIII–начала XX вв. какобъекты исторической географии. Дисс…канд. географ.наук. М., 2009 .

Соколов А. В., 2002 – Соколов А. В. Общая теориясоциальной коммуникации. СПб.: Изд-во В. А. Михай-лова, 2002.

- 573 -

Соколов Б. В., 1989 – Соколов Б. В. Правда оВеликой Отечественной войне (Сборник статей). –СПб.: Алетейя, 1989.

Соколов Борис, 2005 – Соколов Борис. Междунаукой и политикой: Цена победы и мифы ВеликойОтечественной // 60-летие окончания Второй мировойи Великой Отечественной: Победители и побежденныев контексте политики, мифологии и памяти: Мат-лы кмеждунар. форуму (Москва, сентябрь 2005) / Под ред.Ф. Бомсдорфа и Г. Бордюгова. М.: Фонд ФридрихаНауманна; АИРО-XXI, 2005. С. 72–89.

Соловьев, 1912 – Соловьев Вл. Собр. соч. в 5 тт. Т. 3.СПб., 1912.

Спицын, 1915 – Спицын А. А. Тмутараканскийкамень. Пг., 1915.

Сталин, 1950 – Сталин И. В. О Великой Отечест-венной войне Советского Союза. Изд. 5-е. М.: Гос-политиздат, 1950.

Сталин, 1997 – Сталин И. В. Сочинения. Тт. 14–16.М.: «Писатель», 1997.

Станюкович, 2003 – Проблемы комплексного изу-чения церковных и монастырских некрополей. Сб. ста-тей / Под ред. А. К. Станюковича. Звенигород, 2003.

Станюкович и Пасхалова, 1997 – Станюкович А. К.,Пасхалова Т. В. Усыпальница прародителей царскогодома Романовых в московском ставропигиальном Но-воспасском монастыре. М., 1997.

Стригалев, 1977 – Стригалев А. А. Монументально-декоративное искусство Октября (Ленинский планмонументальной пропаганды). М., 1977.

Султанов, 1898 – Султанов Н. В. Памятник Импе-ратору Александру II в Кремле Московском // Стро-итель. 1898. № 15-18. С. 561–746.

Тарапыгин и Рудаков, 1913 – Тарапыгин Ф. А.,Рудаков В. Е. Замечательные исторические сооружения.

- 574 -

Храмы, дворцы, памятники в Москве, Санкт-Петер-бурге, Новгороде, Киеве, Костроме, Смоленске и др.городах. 2-е изд. СПб., 1913.

Тимофеев, Порецкина и Ефремова, 1999 –Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справоч-ник / Сост.: Тимофеев В. Н., Порецкина Э. Н., Ефремо-ва Н. Н. С-Пб.: «Артбюро», 1999.

Токарев, 2005 – Токарев Сергей. Последний мифимперии (О маршале Жукове) // 60-летие окончанияВторой мировой и Великой Отечественной: Победи-тели и побежденные в контексте политики, мифологиии памяти: Материалы к международному форуму (Мо-сква, сентябрь 2005). М.: Фонд Фридриха Науманна;АИРО-XXI, 2005. С. 90-92

Толстой, 1983 – Толстой В. П. У истоков советскогомонументального искусства. М., 1983.

Томалинцева, 2009 – Томалинцева Л. Д. Музейноепространство Санкт-Петербурга в культурной картинемира. СПб.: СПбИВЭСЭП, 2009.

Топоров, 1995 – Топоров В. Н. О динамическомконтексте трехмерных произведений изобразительногоискусства (семиотический взгляд). Фальконетовскийпамятник Петру I // Лотмановский сборник. Вып. 1.М., 1995. С. 420–462.

Турков, 2010 – Турков А. М. Твардовский. М.: Мо-лодая гвардия, 2010.

Турчин, 1982 – Турчин В. С. Монументы и города.М., 1982.

Турчин, 1984 – Турчин В. С. Надгробные памятникиэпохи классицизма в России: типология, стиль и иконо-графия // От Средневековья к Новому времени:Материалы и исследования по русскому искусствуXVIII – первой половины XIX века. М.: Наука, 1984.С. 211–229.

Уваров, 2001 – Уваров А. С. Христианская симво-

- 575 -

лика древнехристианского периода. Изд. доп. и перераб.М.: УНИК; СПб: Алетейя, 2001.

Уйбо, 1990 – Уйбо А. Реконструкция историческогопрошлого как междисциплинарная задача // Смысло-вые концепты историко-философского знания: Трудыпо философии. Вып. XXXV. Тарту, 1990. С. 76–92 /Ученые записки Тартуского ун-та.

Успенский, 2002 – Успенский Б. А. История и семи-отика // Этюды о русской истории. СПб.: Азбука, 2002.

Федоров, 1994a – Федоров Н. Ф. Отношение торго-во-промышленной «цивилизации» к памятникам прош-лого // Федоров Н. Ф. Сочинения. М.: «Раритет», 1994.

Федоров, 1994b – Федоров Н. Ф. Православныйпогребальный обряд и его смысл // Федо-ров Н. Ф. Сочинения. М.: Раритет, 1994. С. 218–219.

Флиер, 1993 – Флиер А. Я. Теория культуры вместоисторического материализма // Общественные наукии современность. 1993. № 2. С. 135–139.

Флиер, 1997 – Флиер А. Я. Современная культуро-логия: объект, предмет, структура // Общественныенауки и современность. 1997. № 2. С. 124–147.

Флиер, 2000 – Флиер А. Я. Культурология для куль-турологов. М.: Акад. проект, 2000.

Флиер, 2002 – Флиер А. Я. Социальный опыт какоснова функционирования и исторического воспроиз-водства сообществ // Общественные науки и современ-ность. 2002.  № 1. С. 166–183.

Флиер, 2012 – Флиер А. Я. Построение идеальноймодели проблемых полей культурологии // Вопросыкультурологии. 2012. № 7. С. 4–9.

Фокин, 2010 – Фокин А. А. «Коммунизм не за го-рами»: образы «светлого будущего» в СССР на рубеже1950-60-х гг. // Образы времени и историческиепредставления: Россия – Восток – Запад / Под ред.Л. П. Репиной. М.: Кругъ, 2010. С. 332–336.

- 576 -

Фрай, 2004 – Фрай Н. Преодоленное прошлое? Тре-тий рейх в современном немецком самосознании // AbImperio. 2004. № 4. С. 21-39.

Франк, 1990 – Франк С. Л. Мертвые молчат //Франк С. Л. Сочинения. М., 1990. С. 577–582 (Прим.).

Фромм, 1998 – Фромм, Эрих. Иметь или быть? Киев:Ника-Центр; Вист-С, 1998.

Хабермас, 2008 – Хабермас Ю. Расколотый Запад /Пер с нем. О. Величко и Е. Петренко. М.: Весь мир, 2008.

Хальбвакс, 2005 – Хальбвакс, Морис. Коллективнаяи историческая память / Пер. с фр.: Мих. Габович //Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа.М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 16–50.

Хальбвакс, 2007 – Хальбвакс М. Социальные рамкипамяти / Пер. с фр. и вступ. ст.: С. Зенкин. М.: Новоеиздательство, 2007.

Хаттон, 2004 – Хаттон П. История как искусствопамяти / Пер. с англ.: В. Ю. Быстров. СПб.: Изд-во «Вла-димир Даль», 2004.

Хобсбаум, 2004 – Хобсбаум Э. Эпоха крайностей:Короткий двадцатый век (1914–1991). М.: ИздательствоНезависимая Газета, 2004.

Чапнин, 2006 – Православная Москва. Справочникмонастырей и храмов / Сост. С. В. Чапнин. М.: Изда-тельский Совет Русской Православной Церкви, 2006.

Черносвитов, 2003 — Черносвитов П. Ю. Белока-менные саркофаги в усыпальнице рода Романовых Мос-ковского Новоспасского монастыря и русских город-ских некрополях: сравнительный анализ и вопросыдатирования // Проблемы комплексного изучения цер-ковных и монастырских некрополей. Сб. статей / Подред. А. К. Станюковича. Звенигород, 2003. С. 28–43.

Черносвитов, 2009 – Черносвитов П. Ю. Законсохранения информации и его проявления в культуре.М.: Либроком, 2009.

- 577 -

Чернявская, 1992 – Чернявская Е. Н. Ценность иоценка памятников архитектуры // Памятники в кон-тексте историко-культурной среды. Сб. науч. тр. НИИкультуры. М., 1992. С. 32–51.

Чернявская, 1999 – Чернявская Е. Н. Мемориальныеобъекты в составе подмосковных усадеб: историко-типологический анализ // Русская усадьба. Сб. ОИРУ.Вып. 5 (21) / Науч. ред. и сост. Л. В. Иванова. М., 1999.С. 72 – 80.

Чернявская, 2000 – Чернявская Е. Н. Военные ме-мориалы в усадьбах // Московский журнал. 2000.№ 5. С. 21– 25.

Чернявская, 2003 – Чернявская Е. Н. Мемориальнаяфункция памятника культуры // Культура памяти /Под ред. Э. А. Шулеповой. Сб. науч. статей. М., 2003.С. 43–52.

Чернявская, Бахтина и Полякова, 2008 –Чернявская Е. Н., Бахтина И. К., Полякова Г. А.Архитектурно-парковые ансамбли усадеб Москвы. Изд.2-е, испр. и доп. М., 2008.

Чикишева, 2008 – Чикишева А. С. Ностальгия какпсихологическое и социальное явление // Сборникнаучных трудов «Софист: Социолог, Философ, Исто-рик». М., 2008. Вып. III. стр. 147–149.

Чувилова, 2003 – Чувилова И. В. Музеоморфозыбытия // Культура памяти. Сб. науч. статей / Под ред.Э. А. Шулеповой. М.: Древлехранилище, 2003. С.93–116.

Шамурин, 1912 – Шамурин Ю. Н. Московскиекладбища // Москва в ее прошлом и настоящем:В 12-ти т. Т. 8. М., 1912. С. 89–124.

Шамурина, 1912 – Шамурина З. И. Великие моги-лы // Москва в ее прошлом и настоящем: В 12-ти тт.Т. 10. М., 1912. С. 77–87.

Шенкер, 2010 – Шенкер А. Медный всадник / Отв.

-578 -

ред. Д. М. Буланин/ Пер. с англ. Т. В. Бузиной. СПб.:Дмитрий Буланин, 2010.

Шмидт, 1997 – Шмидт С. О. Исторический некро-поль в системе культуры России // Археография, архи-воведение, памятниковедение. М., 1997. С. 260–263.

Шмидт, 2002 – Шмидт С. О. Общественное само-сознание российского благородного сословия: XVII –первая треть XIX в. М.: Наука, 2002.

Шмидт, 2003 – Шмидт С. О. «Феномен Фоменко»в контексте изучения современного общественногоисто-рического сознания // Исторические записки,№ 6 (124), 2003. C. 342–387.

Шмидт, 2004 – Шмидт С. О. История Москвы ипроблемы москвоведения. М.: Изд-во Главархива Мо-сквы, 2004.

Шокарев, 2000a – Шокарев С. Ю. Московскийнекрополь XV – начала XX вв. как социокультурноеявление (источниковедческий аспект). Дисс… учен.степени канд. истор. наук. Москва. РГГУ, 2000.

Шокарев, 2000b – Шокарев С. Ю. Некрополь какисторический источник // Источниковедение и краеве-дение в культуре России. Сб. к 50-летию служенияСигурда Оттовича Шмидта Историко-архивному ин-ституту. М.: РГГУ, 2000.

Шокарев, 2003 – Шокарев С. Ю. Русский средне-вековый некрополь (На материалах Москвы XIV –XVII вв.) // Культура памяти. Сб. науч. ст. / Мин-вокультуры РФ; Рос. ин-т культурологии / Науч. ред.Э. А. Шулепова. Сост.: А. В. Святославский. – М.: «Дре-влехранилище», 2003. С. 141–188.

Шулепова, 1993 – Шулепова Э. А. Русский некро-поль под Парижем. М., 1993.

Шулепова,1998 – Шулепова Э. А.  Региональноенаследие: Опыт изучения и музеефикации памятниковДона. М.: Рос. ин-т культурологии, 1998.

- 579 -

Шулепова, 2003 – Шулепова Э. А. Историческаяпамять в контексте культурного наследия // Культурапамяти. Сб. науч. ст. / Рос. ин-т культурологии / Науч.ред. Э. А. Шулепова. М.: «Древлехранилище», 2003.С. 141–188.

Шулепова, 2010 – Основы музееведения / Под ред.Э. А. Шулеповой. М.: Либроком, 2010.

Щепкин, 1907 – Щепкин В. Н. Описание надгробий(Собрание 1-е). Отчет Российского Историческогомузея за 1906 год. Приложение. М., 1907.

Щепкин, 1913 – Щепкин В. Н. Описание надгробий(Собрание 2-е). Отчет Российского Историческогомузея за 1911 год. Приложение. М., 1913.

Эко, 2006 – Эко, Умберто. Отсутствующая струк-тура. Введение в семиологию. СПб.: Symposium, 2006.

Элиаде, 1996 – Элиаде, Мирча. Аспекты Мифа / Пер.с фр. В. Большакова. Ст., комм. Е. Строгановой. М.:«Инвест-ППП», СТ «ППП», 1996.

Юрганов, 2009 – Юрганов А. Л. Категории русскойсредневековой культуры. 2-е изд, исправл. и доп. СПб:Центр гуманитарных инициатив, 2009.

Юренева, 2003 – Юренева Т. Ю. Музей в мировойкультуре. М.: «Русское слово – РС», 2003.

Юренева, 2007a – Юренева Т. Ю. Музееведение. М.:Академ. проект; Альма матер, 2007.

Юренева, 2007b – Юренева Т. Ю. Художественныемузеи Западной Европы: История и коллекции: Учеб-ное пособие М.: Академический проект; Трикста, 2007.

Янин, 1988 – Янин  В. Л. Некрополь НовгородскогоСофийского собора. М., 1988.

Ясперс, 1994 – Ясперс Карл. Смысл и назначениеистории. Изд. 2-е. М.: Республика, 1994.

Ясперс, 2008 – Ясперс Карл. Власть массы // В кн.:Ясперс К., Бодрийар Ж. Призрак толпы. М.: Алго-ритм, 2008.

- 580 -

60-летие окончания Второй мировой и ВеликойОтечественной: Победители и побежденные в контекстеполитики, мифологии и памяти: Мат-лы к межд. фору-му. М.: Фонд Фридриха Науманна; АИРО-XXI, 2005.

Agulhon, 1979 – Agulhon, Maurice. Marianne au com-bate. Paris, 1979.

Agulhon, 2001 – Agulhon, Maurice. Metamorphoses ofMarianne. The republican imagery and symbolic system of1914 to our days. Paris: Flammarion, 2001.

Assmann, 1992 – Assman, Jan. Das kulturelleGedachtnis. Schrift, Erinnerung und politische Identitatin fruhen Hochkulturen. Munchen: C. H. Beck, 1992.

Baldwin, 1990 – Reworking the Past: Hitler, the Holo-caust, and the Historians’ Debate / Ed. by Peter Baldwin.Boston: Beacon Press, 1990.

Bergson, 1988 – Bergson, Henri. Matter and Memory.New York: Zone Books, 1988.

Boym, 2002 – Boym, Svetlana. The Future of Nostal-gia. N.Y.: Basic Books, 2002.

Bucur, 2010 – Heroes and Victims: Remembering Warin Twentieth-Century / Maria Bucur (ed.). Indiana Uni-versity Press, 2010.

Burke, 1989 – Burke, Peter. History as Social Memo-ry // Memory: history, culture and the mind / Ed. byT. Butler. Oxford: Blackwell, 1989. P. 97–113.

Cameron, 2000 – Cameron, Сhristina. The Spirit ofPlace: The Physical Memory of Canada // Journal ofCanadian Studies, 35, 1 (July 2000). P. 77–94.

Confino, 1997 – Confino, Alon. Collective memory andcultural history: Problems of method //  American Histo-rical Review. 1997. № 102. P. 1386–1403.

Confino, 2005 – Confino, Alon. Remembering theSecond World War, 1945-1965: Narratives of Victim-hood and Genocide // Cultural Analysis: An Interdiscipli-nary Forum on Folklore and Popular Culture, Vol. 4, 2005

- 581 -

[URL: http://ist-socrates.berkeley.edu/~caforum/volume4/vol4_article3.html. Online: 01. 2011].

Confino, 2006 – Confino, Alon. Germany as a Cultureof Remembrance: Promises and Limits of Writing History.Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 2006.

Confino and Fritzsche, 2002 – Confino A., Fritzsche P.(Eds.). The Work of Memory: New Directions in the Studyof German Society and Culture.Urbana; Chicago: Uni-versity of Illinois Press, 2002.

Connerton, 1989 – Connerton, Paul. How SocietiesRemember. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.

Coonerty and Highsmith, 2007 – Coonerty, Ryan andHighsmith, Carol. Etched in Stone: Enduring Words fromOur Nation’s Monuments. Washington, D. C.: NationalGeogra-phic Society, 2007.

Culture of Defeat, 2003 – The Culture of Defeat: OnNational Trauma, Mourning, and Recovery. N-Y.: Metro-politan Books, 2003.

Curl, 1980 – Curl J. A Celebration of Death: An Intro-duction to some of the Buildings, Monuments and Settingof Funerary Architecture in the Western European Tra-dition. L.: Constable, 1980.

Doss, 2008 – Doss, Erica The Emotional Life of Con-temporary Public Memorials: Towards a Theory ofTemporary Memorials, Amsterdam: Amsterdam UniversityPress, 2008.

Doss, 2010 – Doss, Erica. Memorial Mania: PublicFeeling in America. Chicago: University of Chicago Press,2010.

Everett, 2002 – Everett, Holly J.. Roadside Crosses inContemporary Memorial Culture. Denton, TX: The Uni-versity of North Texas Press, 2002.

Fowler, 1992 – Fowler, Peter. The Past in Contem-porary Society: Then, Now. L.: Routledge, 1992.

Friedman, 1992 – Friedman, Jonathan. The Past in the

- 582 -

Future: History and the Politics of Identity // AmericanAnthropologist. 1992. N. 94 (4). P. 837–859.

Gillis, 1994 – Commemorations: The Politics of Natio-nal Identity / J. R. Gillis (ed.). Princeton Univ. Press., 1994.

Halbwachs, 1925 – Halbwachs, Maurice. Les CadresSociaux de la Memoir. Paris, 1925.

Halbwachs, 1992 – Halbwachs, Maurice. On CollectiveMemory / Edited, translated, and introduced by LewisA. Coser. Chicago: University of Chicago Press, 1992.

Hall, 1990 — Hall, Edward T. The Hidden Dimensions.N-Y: Anchor Books, 1990

Hobsbawm and Ranger, 1983 – Hobsbawm E., Ran-ger T. (eds.) The Invention of Tradition. Cambridge, 1983.

Hofstede, 2001 – Hofstede, Geert. Culture’s Conse-quences, Comparing Values, Behaviors, Institutions, andOrganizations Across Nations. Thousand Oaks CA: SagePublications, 2001.

Holtorf, 1973 – Holtorf, Cornelius J. The ContemporaryMeanings of Megalithic Monuments // In: Megaliths andLandscape. J. Nordbladh (ed.) Gцteborg.: Kohli-Kunz,Alice, 1973.

Huener, 2003 – Huener, Jonathan. Auschwitz, Poland,and the Politics of Commemoration, 1945-1979. Athens:Ohio University Press, 2003.

Hutton, 1993 – Hutton, Patrick H. History as an Art ofMemory. Hanover, NH and London: University ofVermont, 1993.

Hutton, 2008 – Hutton, Patrick H. The MemoryPhenomenon as a Never-Ending Story // History andTheory. № 47 (December 2008). P. 584–596 / WesleyanUniversity.

Huyssen, 2003 – Huyssen,   Andreas. Present Pasts:Urban Palimpsests and the Politics of Memory (CulturalMemory in the Present). Stanford University Press, 2003.

Irwin-Zarecka, 2008 – Irwin-Zarecka, Iwona. Frames

- 583 -

of Remembrance: The Dynamics of Collective Memory.New Brunswick (USA), London (UK): Transaction Pub-lishers, 2008.

Jewish History, 1998 – Jewish History and JewishMemory: Essays in Honor of Yosef Haim Yerushalmi / Ed.by Elisheva Carlebach, John M. Efron, David N. Mayers.Hanover, NH: University Press of New England, 1998.

Keren and Herwig, 2009 – War Memory and PopularCulture. Essays on Modes of Remembrance and Com-memoration (eds: Michael Keren, Holger H. Herwig).Jefferson, North Carolina, and London: McFarland & CoInc., 2009.

Kuhnl, 1987 – Kuhnl, Reinhard (ed.). Vergangenheit,die nicht vergeht: Die «Historikerdebatte»: Darstellung,Dokumentation, Kritik. Cologne: Pahl-Rugenstein, 1987.

Knowlton and Cates, 1993 –Knowlton, James andCates, Truett (Eds.) Forever in the Shadow of Hitler?Original Documents of the Historikerstreit. Atlantic High-lands, NJ: Humanities Press, 1993.

Landsberg, 2004 – Landsberg, Alison ProstheticMemory: The Transformation of American Remembrancein the Age of Mass culture. N-Y: Columbia UniversityPress, 2004.

Lasswell, 1971 – Lasswell H. The Structure and Func-tion of Communication in Society // The Process and Ef-fects of Mass Communication / By W. Schramm and D. F.Roberts. Urbana: Univ. of Illinois Press, 1971. P. 84– 99.

Le Goff, 1996 – Le Goff, Jacques. History and Memory.N. Y.: Columbia University Press, 1996.

Levy and Sznaider, 2006 – Levy, Daniel and Sznaider,Natan. The Holocaust and Memory in the Global Age.Philadelphia: Temple University Press, 2006.

Loewen, 2007 – Loewen, James W. Lies AcrossAmerica: What Our Historic Sites Get Wrong. Simon &Schuster Adult Publishing Group, 2007.

- 584 -

Lowenthal, 1982 – Lowenthal, David. The Past is aForeign Country. Cambridge University Press, 1982.

Lowenthal, 2003 – Lowenthal, David. The HeritageCrusade and the Spoils of History. Cambridge UniversityPress, 2003.

Maier, 1988 – Maier, Charles. The Unmasterable Past:History, Holocaust and German National Identity. Cam-bridge, MA: Harvard University Press, 1988.

Middleton and Edwards, 1999 – Collective Remem-bering / Middleton D., Edwards D. (eds.). L.: Sage, 1999.

Misztal, 2003 – Misztal, Barbara A. Theories of SocialRemembering. Maidenhead, Berkshire, England; Phila-delphia, PA: Open University Press, 2003.

Nelson and Olin, 2003 – Monuments and Memory,Made and Unmade / Robert S. Nelson, Margaret Rose Olin(eds.), Chicago: University of Chicago Press, 2003.

Nerone, 1989 – Nerone, John. Professional History andSocial Memory// Communication.1989. №.11. P. 89–104.

Nolte, 1995 –Nolte, Ernst. Die Deutschen und ihre Ver-gangenheiten. Erinnerung und Vergessen von derReichsgrundung Bismarcks bis heute. Ebda, 1995.

Nora, 1984–1992 – Nora, Pierre, ed. Les Lieux dememoire (3 volumes). Paris: Edition Gallimard, 1984–1992.

Nora, 1999 – Nora, Pierre, ed. Rethinking France: LesLieux de memoire. Vol. 1: The State. Chicago:Universityof Chicago Press, 1999.

Nora, 2006 – Nora, Pierre, ed. Rethinking France: LesLieux de memoire. Vol. 2: Space. Chicago: University ofChicago Press, 2006.

Nora, 2009 – Nora, Pierre, ed.: Rethinking France: LesLieux de memoire. Vol. 3: Legacies. Chicago: University ofChicago Press, 2009.

Nora, 2010 – Nora, Pierre, ed. Rethinking France: LesLieux de memoire, Vol. 4: Histories and Memories. Chicago:University of Chicago Press, 2010.

- 585 -

O’Keeffe, 2007 – O’Keeffe, Tadhg. Landscape andMemory: Historiography, Theory, Methodology // In: He-ritage, Memory and the Politics of Identity: New Perspec-tives on the Cultural Landscape / Ed. by: Yvonne Whelan;Niamh Moore. Hampshire: Ashgate Publishing Ltd., 2007.P. 3–18.

Olick, 2003 – Olick, Jeffrey K., ed., States of Memory:Continuities, Conflicts, and Transformations in NationalRetrospection. Durham, NC: Duke University Press, 2003.

Olick, 2005 – Olick, Jeffrey K. In the House of theHangman: The Agonies of German Defeat, 1943-1949.Chicago: University of Chicago Press, 2005.

Olick, 2007a – Olick, Jeffrey K. The Politics of Regret:On Collective Memory and Historical Responsibility. NewYork, NY: Routledge, 2007.

Olick, 2007b – Olick, Jeffry K. Collective Memory //In: International Encyclopedia of the Social Sciences.2-nd Edition. Vol. 2, Detroit; N-Y., et al. Macmillan Refe-rence USA, 2007. P. 7–8.

Olick, 2011 – Olick, Jeffry K. The Collective MemoryReader / Edited by Jeffrey K. Olick, Vered Vinitzky-Se-roussi and Daniel Levy. Oxford University Press, 2011

Radley, 1990 – Radley, Alan. Artefacts, Memory and aSense of the Past // In: Collective Remembering. ByD. Mi-ddleton and D. Edwards. London: Sage, 1990. P. 46–59.

Radstone and Schwarz, 2010 – Memory: Histories,Theories, Debates / Ed. by Susannah Radstone, and BillSchwarz. N-Y: Fordham University Press, 2010.

Ricoeur, 2006 – Ricoeur, Paul. Memory, History, For-getting / Transl. by Kathleen Blamey, David Pellauer.Chicago: University Of Chicago Press, 2006.

Rogers, 2000 — Rogers, Everett M. The Extensions ofMen: The Correspondence of Marshall McLuhan andEdward T. Hall // Mass Communication and Society.Volume 3, Issue 1, 2000. Р. 117–135.

- 586 -

Rogers, 2009 – Rogers, Charles. Monuments andMonumental Inscriptions in Scotland. L.: Maclachan BellPress, 2009.

Rosenzweig and Thelen, 2000 – Rosenzweig, Roy;Thelen, David. The Presence of the Past: Popular Uses ofHistory in American Life. Columbia University Press, 2000.

Rossington and Whitehead, 2007 – Theories of Me-mory: a Reader / Edited by M. Rossington & A. Whitehead.Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2007.

Rowlands, 1993 – Rowlands, Michael. The Role ofMemory in the Transmission of Culture // World Archaeo-logy. 1993. № 25 (2). P. 141–151.

Rowlands, 1996 – Rowlands, Michael. Memory, Sacri-fice and the Nation. New Formations. 1996. № 30. P. 8–18.

Plumb, 2004 – Plumb J. H. The Death of the Past /Introd. by Niall Ferguson, Simon Schama. Palgrave Mac-millan Limited, 2004.

Samuel, 1995 – Samuel, Raphael. Theatres of Memo-ry. Vol.  1: Past and Present in Contemporary Culture.L.: Verso, 1995.

Samuel, 1998 – Samuel, Raphael. Theatres of Memory.Vol. 2: Island Stories. L.: Verso, 1998.

Simpson, 2006 – Simpson, David. 9/11. The Culture ofCommemoration. Chicago & London: The University ofChicago Press, 2006.

Tatum, 2003 – Tatum, James. The Mourner’s Song. Warand Rememmbrance from the Iliad to Vietnam. Chicago &London: The University of Chicago Press, 2003.

Tumarkin N., 1994 – Tumarkin Nina. The Living andthe Dead: The Rise and Fall of Cult of World War in Russia.New York, 1994.

Tumarkin M., 2005 – Tumarkin, Maria. Traumascapes:The Power and Fate of Places Transformed by Tragedy.Melbourne University Press, 2005.

Walsh, 1992 – Walsh, Kevin. The Representation of the

Past. Museums and Heritage in the Post-modern World.L.: Routledge, 1992.

Winter, 2006 – Winter, Jay. Remembering War: TheGreat War and Historical Memory in the Twentieth Cen-tury. New Haven, Conn.: Yale University Press, 2006.

Yerushalmi, 1982 – Yerushalmi, Yosef Hayim. Zakhor:Jewesh History and Jewish Memory. Seattle: Universityof Washington Press, 1982.

Zerubavel, 2003 – Zerubavel Eviatar. Time Maps:Collective Memory and the Social Shape of the Past.Chicago, IL: University of Chicago Press, 2003.

- 588 -

Список принятых сокращенийСписок принятых сокращенийСписок принятых сокращенийСписок принятых сокращенийСписок принятых сокращений

арх. — архитекторархим. — архимандритблгв. — благоверныйвел. кн. — великий князьВКП (б) — Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)вл. — владениевмч. — великомучениквмц. — великомученицаВРК — Военно-революционный комитетВСНХ — Высший Совет Народного ХозяйстваГИМ — Государственный Исторический музейГНИМА им. А.В. Щусева — Государственный научно- исследовательский музей архитектуры им. А.В. Щусевагр. — графГРМ — Государственный Русский музейГТГ — Государственная Третьяковская галереякн. — князьКПСС — Коммунистическая партия Советского СоюзаЛенсовет — Ленинградский городской Совет депутатов трудящихсяМГД — Московская городская ДумаМГК — Московский городской комитетМоссовет — Московский городской Совет депутатов трудящихсямч. — мученикмц. — мученицаОИРУ — Общество изучения русской усадьбы

ОПИ ГИМ — Отдел письменных источников Госу- дарственного Исторического музеяпреп. — преподобныйПСЗ — Полное собрание законов Российской ИмперииПСРЛ — Полное собрание русских летописейравноап. — равноапостольный, равноапостольнаяРАН — Российская Академия НаукРГАДА — Российский государственный архив древних актовРГБ — Российская государственная библиотекаРГИА — Российский государственный исторический архив в Санкт-ПетербургеРПЦ — Русская православная церковьсв. — святойсвт. — святительск. — скульпторСУ — Собрание узаконений и распоряжений прави- тельства, издаваемое при правительст- вующем Сенате.СПбГД — Санкт-Петербургская городская Думасщмч. — священномученикхуд. — художникЦИАМ — Центральный исторический архив МосквыЦАМО — Центральный архив министерства обороны РФ

Научное издание

Святославский Алексей Владимирович

ИСТОРИЯ РОССИИВ ЗЕРКАЛЕ ПАМЯТИ

М е х а н и з м ы ф о р м и р о в а н и я

и с т о р и ч е с к и х о б р а з о в

Издательство «Древлехранилище»

Лицензия № 00226 от 11.10.99Тел./факс: 8-499-245-30-98

Формат 84х100/32Гарнитура «Петербург»

Объем 23,5 печ. л. Тираж 800 экз.

Отпечатано в ЗАО «Гриф и К»300062, г. Тула, ул. Октябрьская, 81-а

Тел. (4872) 47-08-71; тел./факс. (4872) 49-76-96E-mail: grif-tula@mail.ru; http://www.grif-tula.ru

В О П Р О С Ы К У Л Ь Т У Р О Л О Г И И

Научно-практический и методический журнал

Издается с января 2005 года

Издательский Дом «Панорама»

12 номеров в год

Первый отечественный журнал, целиком посвященный науке о культуреи ее практическому при-менению. Публикует материалы по актуальнымвопросам теории, истории и методики преподавания культурологии,исследования по проблемам материальной и духовной культуры,практические рекомендации для руководителей учреждений культуры –театров, музеев, концертных залов, школ, вузов. В помощь преподавателюкультурологии: программы и тематическое планирование различныхучебных курсов, дидактические материалы к отдельным урочным темам,экзаменационные материалы для средней и высшей школы.

Для культурологов, историков, филологов, искусствоведов, пре-подавателей гуманитарных дисциплин, студентов и аспирантов, спе-циалистов-управленцев, правоведов, экономистов и политологов.

Главный редактор: Агошков Андрей Валерьевич.

Тел.: +7 (495) 664-27-45

E-mail: meteor70@yandex.ru

Подписные индексы и цены можно узнать в каталогах «Газеты ижурналы» Агентства «Роспечать», «Почта России» и «Пресса России»:

- индекс 46310 (по каталогу «Роспечать»),- индекс 24192 (по каталогу «Почта России»).

Подробная информация о подписке:телефоны: (495) 685-93-70, (495) 685-93-68.E-mail: podpiska@panor.ru HTTP: www.panor.ru