Константин Смольняков

(Старая Русса)

СКОТОПРИГОНЬЕВСК И ГРАД СВЯТОЙ ИЕРУСАЛИМ

(продолжение)

В своем стремлении отождествить Скотопригоньевск, иначе царство

Карамазовых, как символ всей России, Старую Руссу, как ее исток, с

Иерусалимом Достоевский, конечно же, не мог не обратить внимания и

на поток Кедрон, столь значимое место возле стен Святого города, а

также у подошвы Масличной горы. И дополнительным, по-видимому,

поводом к тому еще, возможно, послужил собой игумен Даниил,

который сравнивал в своем «Хождении…», к примеру, Иордан с ему

знакомой речкой Сновь в России, у себя на родине1. Подобное

сопоставление тем более могло возникнуть, надо полагать, у

Достоевского по поводу ручья, что протекает в Старой Руссе так же,

как в Иерусалиме упомянутый Кедрон, вдоль городской границы на

востоке. Столь знаменательным здесь предстает и совпадение в

известном смысле их названий. Одного из них – «долина плача» (как

эпитета Кедрона) и другого – ручей Войе (согласно непосредственной

интерпретации)2, учитывая общность назначения к тому же этих мест,

традиционно представлявших собой кладбище: не только лишь в

Иерусалиме, но и Старой Руссе, на территории существовавшей

некогда обители. Поэтому, хотя бы и условно, тут (на самом деле

несколько поодаль – напротив Петропавловского храма,

унаследовавшего имя упомянутого монастыря)3 и похоронен был Илюша.

То, что его могила находилась именно в «долине плача»,

свидетельствуют вместе с тем начальные стихи того псалма: «На

реках Вавилона, там сидели мы и плакали…» (Пс. 136:1), – другие

строки из которого цитирует отец умершего перед его кончиной.

Самое место плена, с горечью изображаемое вновь в псалме,

ассоциировалось, несомненно, с царством смерти, преисподней, чьим

символом как раз и представал Кедрон, такая же «юдоль плачевная».

Илюшина могила символически, помимо его камня, также, видимо,

располагалась здесь, но только в Старой Руссе: на берегу или у

истоков ручья Войе4. На это в данном случае указывает бывшая тогда

часовня тут же рядом, в парке минеральных вод, сама история ее

происхождения, когда во время начатых восстановительных работ по

обустройству и расчистке одного источника открыли древнее

захоронение. В нем обнаружили, за исключением останков и других

предметов, в частности – ядрá и двух картечей (собою породивших,

надо полагать, рассказ о пушечке, подаренной перед кончиной

мальчику), еще к тому же чудотворную иконку Кирика и Иулитты. В

дальнейшем для нее и выстроен был, таким образом, сей храм5, как бы

на крови мучеников. Тàк же, как это, например, в духовном смысле,

собою порождая Церковь, т.е. узы братства, подлинной любви во имя

высшей истины, – случилось и с Илюшей, чья кончина, в известной

мере обстоятельства с ней связанные, столь напоминают предание о

мученической смерти названных святых. Вернее – мальчика, который

громко плакал при виде истязаний его матери, погибшего от рук ее

мучителя, разбившись, сброшенный с высокого помоста вниз головой,

о камни, острые углы ступеней6.1 «Хождение» игумена Даниила // Памятники литературы Древней Руси: XII век. –

М., 1980. – С. 52-53.2 Которая, возможно, сходится с действительным значением этого названия:

«шумящий» или же «гремящий» (в переводе с угро-финского).3 Поскольку непосредственно его (иначе – храм) назвали – в честь него (или

последнего), исчезнувшего окончательно в конце XVIII в.4 Соленая вода которого, конечно же, усугубляла его сходство с таковой

долиной, равно, как и мельницы, существовавшие на нем (традиционное вместилищенечистой силы), – с преисподней.

5 См. об этом: Красовский В.Д. Страдания святых мучеников Кирика и Иулитты …– Старая Русса, 1910.

6 Поэтому не зря в романе там, где заходит речь об избиении камнями другого

2

Рим, т.е. гонитель христиан и новый центр воинственной языческой

культуры, явный враг, противник Истинного Бога, как известно, был

представлен в Апокалипсисе Вавилоном, или, иначе говоря, его

наследником, стремившимся подобным образом взять штурмом небеса,

построить с этой целью, но только лишь условно, ту же башню. Ее

аналогом, точнее – зримым образом в Иерусалиме, или тем самым

явным символом предательства своей религии и уклонения в язычество

являлась Силоамская, по-видимому, башня, которая собою раздавила –

как бы своих строителей (Лк. 13:4). И в этом смысле названная

сравнивается с действиями Понтия Пилата, т.е. Рима, или

Вавилонской башни, западной цивилизации. Последняя, являясь,

собственно, религией человекобожества, своею целью почитая благо

всех людей, на самом деле их, в конечном счете, лишь уничтожает и

представляет собой некий дьявольский обман. Что, например,

случилось во взаимоотношениях Коли Красоткина с Илюшей, когда

последнего тот из благих как будто побуждений, наказуя –

исправлять, смешал, подобно Понтию Пилату, с его, или подопечного,

невинной жертвой, им загубленной собакой, хотя он сам при этом

давит беззастенчиво гусей. И даже почитает сказанное высшим

долгом, уничтожая глупых тварей7, кому закрыт путь в царство разума

и света, кто лишь мешает общему прогрессу8.

Коля Красоткин поступает здесь как житель этого же города (но

под другим названием) в «Подростке»9, имеющий к тому же стольмальчика – Илюши, в известной сцене у канавки, дважды упомянута возвышенность(14; 160, 162), и еще более конкретно – некая гора.

7 Несмотря на то, что именно они «спасли когда-то Рим». Или в России – те же«провинциальные гуси» (по выражению из «Ревизора» Гоголя), иначе говоря – народв 1812 г. свое Отечество, страну.

8 Или стремлению – «во ад», т.е. опять-таки поток Кедрон, поскольку тотвдобавок назывался «царскою долиной», к которой примыкали также «царские сады»(что в данном случае, собою отражая свышнее Святое Царствие Небесное, его лишьпредставляет соответственно – с «противоположного конца»: как дольнее, илибуквально расположенное здесь, на глубине долины, некогда дарованное, словномилость Божия, благочестивому народу, а ныне самовольно совлеченное, присвоенноепреисподней).

3

красноречивую фамилию, иначе – Скотобойников, который будто бы во

имя просвещения приносит в жертву агнца, малого ребенка. О том,

что он, или разнузданный купец, казалось бы, ведущий себя так по-

русски, откровенно в своем национальном стиле и по обычаям

Скотопригоньевска, на самом деле только лишь доводит до предела

выводы из той же западной цивилизации, свидетельствует, например,

фамилия той самой госпожи, как представительницы названной

культуры – Ферзинг (от слова, в данном случае созвучного немецкому

«versinken» – утонуть)10, что не случайно встретилась на переправе

мальчику перед его самоубийством. Несмотря на явное участие к

нему, именно она и ее дочь, однако, стали для него, как для

Гавроша у Гюго Вольтер или Руссо, причиной гибели, несчастья,

предзнаменованием чего здесь выступает так же, как в романе

«Идиот», тот самый еж, показанный ему11. Невинный мальчик, таким

образом, стал жертвой духа времени, опять-таки цивилизации, еще к

тому же предстающей в облике самой реки, «широкой, бойкой,

деловой», с названием Полисть (от слова – «полис»)12, его увлекшей

одновременно собой, внушая грех самоубийства13 вместо надежды на

спасение здесь рядом. Или точней – на противоположном берегу, там,

где сияет куполами Божий храм, а также был и существует ныне все-

таки – Козьмодемьянский монастырь. Т.е. во имя – покровителей

скота14, а не губителей его, иначе – «малых сих», несущих на себе

гораздо более других, тем самым, образ Агнца (вследствие чего

Христос недаром «с ними <…> еще раньше нашего» – 14; 268).

Река, принесшая собою смерть, обильные и нескончаемые слезы

9 Хотя обозначающим – примерно то же самое: растительный, как в данномслучае, или животный мир, что пребывает тут, в Афимьевском (от имени Анфим –«цветущий») так же, как и в Скотопригоньевске. Приниженный и бессловесный, он(или все тот же мир), будто Афимья и Анфим (кухарка в доме матери о. Зосимы иего спутник в странствиях в дальнейшем), несет в себе благословение, какпервозданный рай, и одновременно проклятие – «анафему» (подобно «Валаамовойослице» – Смердякову).

4

окружающим15, поэтому есть та же наряду с указанным ручьем «долина

плача», что именуется еще в Иерусалиме «царской». Последнюю собою

представляла как бы и река Полисть, поскольку здесь в то время

находился царский Путевой дворец, вокруг которого располагался

сад, а рядом были парк и липовый бульвар для верхней части

городского общества16. Тем более все это следует, конечно, отнести,

иначе – «царскую долину и сады», уже хотя бы по причине

соответствия их местоположению в Иерусалиме17, к парку минеральных

вод, учитывая и характер здешней публики, подчеркнуто стремившейся

даже своим внешним видом проявить причастность к веяниям времени,

цивилизации (291; 240). Как несомненным символом ее могла

восприниматься на курорте водогрейня, или конструкция новейшего

устройства, паровой котел с высокою трубой18, что находилась рядом

с часовней Кирика и Иулитты, условною могилою Илюши, и для него

явившейся (т.е. опять-таки труба) той самой Силоамской башней19,

вдруг неожиданно как бы упавшей и собою раздавившей. А прежде или

вместе с ним – его отца.

То, что в основе действий Мити Карамазова по отношению к штабс-

капитану Снегиреву, помимо лишь причин сугубо внешнего и личного

характера, еще лежали и другие, более глубокие, указывает в данном

случае мотив, его сближающий, иначе – первого из них, со Сквозник-

Дмухановским в «Ревизоре» Гоголя. Тот, как известно, всех хватал

за бороду, при этом заявляя: «Ах ты, татарин!»20 – тем самым

обращаясь, словно Петр I, из ненависти к варварству, желания

умыть, «образить»21, сделать потому из таковых оторванных бород

мочалки, как это, собственно, в романе фигурально почти что и

случилось. О любви всех держиморд и городничих к просвещению и о

желании их в этом духе стать, исполнившись гордыни (в качестве

строителей все той же Вавилонской башни, что решили «себе сделать

имя»), оттого – «фельдфебелями цивилизации» писал неоднократно

5

Достоевский. Стремясь преодолеть невежество и грубость нравов,

дикость первобытного из состояний: условно говоря, «татарское

начало», они, однако, поступали вроде тех же турок, на глазах

родителей жестоко избивая их детей (хотя бы только нравственно, и

неизбежно вслед за тем – физически, по крайней мере – провоцируя

на то в дальнейшем остальных), а потому собою представляя «Белую

Арапию» (20; 180)22.

В ее среде особо можно выделить, как характерного из членов,

например, Маврикия Шмерцова. Т.е. – немца-мавра, станового (того

же Держиморду) и приятеля Трифона Борисыча, открыто презирающего,

грубо попирая и эксплуатируя нещадно, свой народ за его

«вшивость», «подлость», явное неблагородство. Сюда, или к

указанному царству, следует причислить, видимо, и упомянутую

вскользь Мавру Фоминишну (провинциальную помещицу, недаром

названную так и напоминающую, надо полагать, Коробочку23 с ее

неблагочестивым, потребительским и хищническим отношением к

крестьянам). А вместе с ней, конечно же, – всех Карамазовых, или,

тем самым, – «Черномазовых», как символ этого же мира, его темного

начала, не исключая даже и Алешу со свойственным ему презрением к

«вонючему хаму и лакею» Смердякову, словно у отца и старших

братьев, у Мити или у Ивана. Последний, как известно, готов убить

и вовсе любого встреченного им, подвыпившего мужика. А их желал бы

всех, как сам он говорит, хлестать нещадно Федор Павлович. В чем с

ним согласен тот же Смердяков («барчонок» еще с юности, по отзыву

слуги Григория – 14; 115).

Все названные лица здесь есть порождение не столько изначальной

своей варварской натуры, сколько, напротив – петербургского

культурного периода, который осуждает именно в такого рода людях,

в целом – в образованном сословии, как отмечает Достоевский,

Гоголь. Следуя ему, он непрестанно это делает и сам, в частности –

6

по отношению к тому же Мите, чей поступок с капитаном Снегиревым

во многом объясняется тем ядом, или укусом за сердце, какой он

испытал со стороны Грушеньки. Последняя, собою представляя всю

Россию24, когда-то получила эту же прививку от чужеземца, что

изменила ее суть и превратила в Вавилонскую блудницу25, которую сам

Достоевский, следуя его отметкам на полях в Евангелии,

отождествлял с цивилизацией. Отсюда и возник мотив с оторванною

бородой, сопровождаемый почти что беснованием, вошедшим далее в

Илюшу, в нем заключив «великий гнев»26, а вслед за этим, благодаря

буквальному укусу, перешедшим и в Алешу. Тот не случайно потому

так оказался восприимчив к действию, казалось бы, ему столь чуждой

пропаганды, представляющей итог всей западной культурной мысли,

иначе говоря – влиянию теории Ивана о необходимости исправить мир,

его себе всецело подчиняя.

Образом такой преображенной, гармоничной и разумной в основаниях

своих Вселенной, как правило, служили разные утопии (Платона и

других, кончая современными социалистами) или в искусстве – всякие

картинки, в том числе – на чашках и на блюдцах. Зримый рай или,

вернее, воплощенную мечту о нем, представшую Парадоксалисту за

границей (23; 84-87), можно было видеть также в Старой Руссе, в

парке минеральных вод. Причем, что характерно – сразу в двух

возможных ипостасях, в облике традиционно европейском, греко-

римском (какой собой являла, например, архитектура здания

гостиницы-«воксала» на курорте) и еще – восточном, мусульманском,

или по-другому – «мавританском»27 (характерно отразившись на

устройстве Муравьевского фонтана28 и галереи вокруг т.н. Верхнего

из соляных озер). Все это выглядело явно знаменательным и

непростым, случайным сочетанием в свете указанного прежде

тяготения, или стремления одной культуры перейти в другую – Белую

Арапию, восточную тем самым деспотию (что некогда собой

7

продемонстрировали Греция и Рим, став подлинно империей и

тиранией, а вслед за ними Франция в эпоху революции и Наполеона).

Подобную метаморфозу Достоевский в том числе усматривал,

наклонность к ней в среде прозападных кругов в России, будь это

представители правительства, к примеру – губернатор Лембке в

«Бесах», или оппозиционно им настроенной интеллигенции (чьи

умонастроения собою выразил, их доведя до самого конца, в романе

Шигалев)29. Своеобразным отражением такой тенденции является,

конечно промыслительно, и то, что главным символом курорта в

Старой Руссе, иначе – рая на земле (согласно представлениям в

господствующей культуре), стал некогда устроенный фонтан министром

государственных имуществ, графом М.Н. Муравьевым, прежде

либералом, декабристом, а позднее – «Вешателем» (так нареченным

всеми) и крепостником (т.е. Великим инквизитором). К тому же чья

фамилия еще и предстает здесь говорящей, вроде названия – у

Муравьиной улицы в романе «Бесы»30. Как бы ее реальным

продолжением, но только в Старой Руссе, следует рассматривать один

из переулков, примыкающий к курорту, также характерно и словно бы

нарочно нареченный – Лебедев. Иначе тот, где поселился и

впоследствии был арестован столь непосредственно и живо

напоминающий собой кого-либо из «наших», почти такой же, как они,

в бесновании своем «кусающийся поручик» – Владимир Дмитриевич

Дубровин31. Он соотносится и даже именем своим с известным

романтическим героем Пушкина, или наследником разбойников у

Шиллера, кого собой изображает, в том числе и внешне, в известной

сцене, и не только в шутку, Митя.

Последний, являясь представителем тем самым западной культуры, в

этом духе желая сокрушить весь существующий, патриархальный и

неправедный порядок в лице своего родителя, а значит – Бога, и в

результате убивая «агнца», сына такого же отца, он, т.е. Митя,

8

внутренне все время протестует против этого, своих намерений. Что

находило отражение – в каких-то диких, необузданных, или совсем

нецивилизованных поступках. Мучимый, как сын своей земли, им

оставаясь вопреки всему, уже согласно имени32, или насквозь

проеденный «проклятыми вопросами», иначе – Богом, т.е. умершим и

прорастающим сквозь узы смерти и греха зерном33, его носитель

поступает соответственно, по-национальному. Или как тот –

известный у нас «капитан», представленный, к примеру, в «Дневнике

писателя», что так ведет себя открыто вызывающе и гадит прямо

среди залы благородного собрания34. И прежде всего – именно в

отместку за петровскую, или «200-летнюю цивилизацию», которую

пытается совлечь и растоптать. Как это делает вдобавок (недаром

написавший покаянное письмо к начальству) – капитан Лебядкин, с

которым сравнивается, таким образом, и Митя, тоже «капитан»,

согласно прозвищу, а потому и поселенный, видимо, не зря близ

Лебедева переулка35.

Неподалеку от него живет еще к тому же и другой, подобный им

обоим, в том числе и первому, штабс-капитан со сходною фамилией

при этом – Снегирев. Тот несомненно и в не меньшей мере

противодействует культурной, некогда навязанной опеке, в нем

оскорбляющей заветное, святое, нравственное чувство, его собою

унижающей и подавляющей, как Мармеладова из «Преступления и

наказания», откуда происходит им присущая или, к примеру, генералу

Иволгину слабость. Из-за чего все были изгнаны из общества. В

конечном счете – по причине коренной, что служит объяснением тому

и одновременно – всем странностям их поведения, не исключая

преднамеренной и нарочитой глупости36. Или, тем самым,

9

соответственно они подверглись этой участи за дух противоречия и

непокорства, иногда вдобавок проявлявшийся буквально, т.е.

непосредственно, в скандальной форме, опять-таки как у того

«извечного у нас капитана» или в целом – у любой «смердящей

твари». К их числу принадлежит, по-видимому, и супруга штабс-

капитана Снегирева (тем более, поскольку – «из простых»), что

10 Указанный мотив еще, по-видимому, сочетается с другим – стоять, условноговоря, как будто избоченясь, «фертом» (5; 61), а можно было бы сказать иначе –«ферзем».

11 Последний служит в Библии эмблемой или непосредственным изображением того,к чему ведет цивилизация. В конечном счете – к «запустению и разорению некогдашумных, многолюдных городов» (Никифор, архимандрит. Библейская энциклопедия –М., 1990 (1891). – С. 216), где будут лишь ежи и пеликаны, как символынеобитаемых, пустынных мест (Соф. 2:14; Ис. 34:11). Помимо этого, согласносуществующим поверьям, еж еще к тому же означает встречу с хитрым человеком илукавым неприятелем (см. Новейший снотолкователь – М., 1829), т.е.«антихристовым семенем» (или духовным порождением Ваала, который царствует, кпримеру, на Лондонской Всемирной выставке, последнем достижении цивилизации вЕвропе, и требует себе все новых жертв – 5; 68-74).

12 Напоминающей собой о знаменитом некогда пути, что проходил когда-то здесь(или совсем неподалеку), из стран варяжских «в греки», т.е. самый центрцивилизации на юге, в Византию.

13 Вследствие – отчаяния, происходящего из пламени страстей, рожденных вновьот соприкосновения с «долиной огненной», как называется еще Кедрон. Что могласимволизировать собой – та набережная, где жил мальчик в доме у купца, вреальной Старой Руссе именуемая Красный берег, чьим дополнением являются к томуже «красные казармы» на противоположном берегу, куда и направлялась, видимо,жена полковника, или m-me Ферзинг.

14 И вместе с тем – всеобщего Спасителя, Собой преображающего тварь, посколькувозле расположен был, на том же берегу другой, Спасо-Преображенский монастырь,которому принадлежала и Козьмодемьянская обитель (хотя бы превращенная ужетогда, по сути дела, в мызу, следовательно – «скотий рай», или сенокосные луга).

15 Перед которой не способны устоять и камни, сами обращаясь в воду, посколькув них рождается чудесным образом «дар слезный», как у жестокого купца в«Подростке» или у Ивана Карамазова, а значит – истукана «с медным лбом» (14;71). В кого вливается вдруг целый ад, несущий, словно поцелуй Христов («источникжизни», оттого – река), тот самый «плач и скрежет, – в соответствии сЕвангелием, – зубов».

16 О чем упоминает Достоевский непосредственно в одном из своих писем (301;206), за исключением бульвара, что идет вдоль берега. Однако он присутствует врассказе вместе с тем о мальчике-самоубийце, собою открывая как бы (в последнейсцене) трагический финал.

17 Вновь сравнивая планы обоих городов.18 Вернее – сразу два из них (и бывших несомненною новинкой только прежде, для

своего времени), впоследствии вместо которых завели при каждом здании для ванндругие из приспособлений. Однако далее, в начале уже следующего века, на курортевновь возводят общую, как прежде, водогрейню, соединенную вдобавок и с

10

пострадала вследствие «дурного воздуху». В итоге отчего, не вынеся

насмешек окружающих господ, подобных «дикому помещику»37, сошла с

ума.

Однако, несмотря на все несчастья и гонения, такого рода люди

продолжают внутренне, упорно, глухо всячески сопротивляться,

отвергая чуждую культуру, стремясь приблизиться, напротив, к

электростанцией, а кроме этого – с химической лабораторией по производствупрепаратов.

19 В Иерусалиме расположенной как раз почти на этом месте (вернее,соответственно – аналогичном).

20 Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 7-ми тт. – Т. 4. – М., 1977. – С. 65.21 Следуя к тому же и самой потребности, по мнению писателя, народа.22 Служившую не только лишь для Достоевского синонимом социализма, как

выражения – в ее последовательном виде или крайней форме – западной цивилизации.23 В безумии и темноте, вернее, бестолковости и суете своей, испытывая лишь

один дурной (в своих ночных кошмарах) страх, не верующую в Бога, уже согласноимени и отчеству (а разве только – в черта), пусть даже вопреки себе:рассказывая анекдот о Дидероте, как Федор Павлович. В чем превосходит их, опять-таки в своем неверии, Миусов, тот же, но лишь ушедший далеко вперед путемпрогресса, новый Дидерот (иначе «в переводе», собственно – «дурак и идиот», оком недаром сказано: «рече безумец в сердце своем несть Бог» – 14; 39), что дажеи не кается в отличие от прежнего, точней – из анекдота.

24 Так же, как и – Карамазовы, что отразилось в фамилии у первых, собойобозначающей (по-русски и татарски) «черную массу», перегной, и в имени второй –от греческого «агро…», т.е. «поле», или, тем самым – та же «почва».

25 Или жену, сидящую на «звере», например – на Мите, так названном в романе, асимволически – на собственном богатстве, власти, силе. С кем «блудодействовали,– (т.е. с ней), как будто в «Откровении…», – цари земные» (Отк. 17:2, 3), вданном случае – купец-стотысячник и городской к тому же голова – КузьмаСамсонов.

26 Желание, присущее, как отмечал неоднократно Достоевский, прежде всегокатолицизму, все решать вот так же, как и Митя, силой, жестоко мстить зананесенные обиды, напоминая чем средневековых рыцарей.

27 Таким соединением к тому же был отмечен и Священный город под властьюТурции.

28 Как, надо полагать, и у того, что был при Достоевском, не говоря уж опоследующем.

29 Не зря пришедший к парадоксу, как непреложному и окончательному выводу, обудущем цивилизации, гласящему о неизбежности установления вослед неограниченнойсвободе столь же беспредельного по своей сути деспотизма.

30 Аналогом последней в Старой Руссе могла служить, по-видимому,Петропавловская улица, когда-то проходившая неподалеку от Муравьевского фонтана.Ее название поэтому вполне было возможно трактовать как имя «первого в Россиинигилиста» или его духовных чад, у Достоевского стоящих, как ПетрушаВерховенский, во главе «настеганного стада», иначе говоря – Скотопригоньевска. Апо-другому – «малых сих», в отличие от первых нареченных – Павлами, условноговоря или буквально так, подобно Смердякову («Валаамовой ослице» и «слуге

11

почве, или естеству38, пусть замутненному, но все же Божьему

закону39. Внешне у штабс-капитана Снегирева это воплотилось в его

длинной бороде, отпущенной, конечно, с вызовом господствующим всем

установлениям своего прежнего сословия, сближаясь, таким образом,

с простым народом, по примеру Шатова. А им, как полагает

Достоевский, является, по сути, всякий русский человек, даже

Миусов, разрушающий на баррикадах, казалось бы, им столь

возлюбленную европейскую культуру, т.к. не в силах разорвать

таинственной, сакраментальный связи с той же почвой40. Но вместе с

тем любой сознательный возврат к ней с неизбежностью решительно

карался, и в основном со стороны своих же, увлеченных чуждою

идеей, направляемых сторонней силой41. Как это вновь произошло в

лице того же Мити.

Он символически своим поступком как бы унизил весь народ, о чем

свидетельствуют имена отца и сына, потерпевших от него – Илья и

Николай42, принадлежащие, иначе говоря, небесным покровителям и

собирательным, собой одушевляя, образам, согласно Достоевскому,

народной, почвенной России (23; 150. 291; 144-145)43. Испытывая

постоянно это же воздействие, она почти что неизменно пребывала

словно в преисподней, там подвергаясь тем же истязаниям, чреде

мучений. И не случайно потому семейство Снегиревых, как

олицетворение всего народа, проживает на Озерной улице, своим

верному Личарде»). 31 О ком в подобном духе отзывался сам Достоевский (301 ; 67).32 И месту проживания – близ Дмитровского переулка.33 Своим подобием – Всевышнему, Чей образ в наибольшей чистоте своей несет,

как полагает Достоевский, русский православный человек.34 Осуществляя этим, надо полагать, столь знаменательный в «Селе

Степанчикове…» сон – «про белого быка», упорно вызываемый в себе, пусть дажевопреки своей же воле, Фалалеем. (Чье имя, как бы производное от слова «фаллос»,и само видение, по сути, есть эмблема наряду с «Камаринским» того же самого,иначе говоря – демонстративного «шиша»).

35 Что расположен рядом – с Дмитровским (названному придавая, как символународной «почвы», свойства идеала, красоты духовной, присущей оттого любому изЛебядкиных и Лебедевых, сколь бы те не выглядели внешне безобразно).

12

названием напоминающей о том горящем озере, представленном в

апокрифе «Хождение Богородицы по мукам»44. В реальной Старой Руссе

такому из названий ближе всего соответствует другое – у Ерзовской

улицы и одноименного ручья45 (учитывая то, что слово «озеро» звучит

в церковно-славянском языке как «езеро»). Тогда, при жизни

Достоевского, указанный район был самым неблагополучным46 в городе,

собой напоминая, надо полагать, Геенну Огненную в Иерусалиме,

служащую там изображением или почти буквальным воплощением, как

хорошо известно, ада. Вместе с тем расположение Ерзовского ручья

определенно схоже с таковым у иерусалимского ручья Гион, или

Гихон, чье имя соотносится к тому же, исходя из Библии и в

соответствии с традицией, с рекою Нил47, тем самым вызывая в памяти

живое представление, рассказ-картину о египетском пленении. С

которым Достоевский прямо сравнивал культурную опеку со времен

Петра и новый уровень закабаления тогда народа, после московского

периода, как привнесения татарского начала в русскую

действительность и продолжения поэтому того же ига (в отличие от

первых нескольких, или, как сказано, шести веков существования в

России государства – 20; 11-12).

Иносказательно сюда, т.е. в поток Гион и, следовательно, в реку

Нил, словно в Египте некогда, был брошен, точнее – похоронен

рядом, или в реальности – на берегу Ерзовского ручья48,

единственный в семействе сын штабс-капитана Снегирева. Помимо этой

казни, данная река как бы собой определяла всю печальную судьбу

последнего, т.е. отца Илюши49, что отразилось в его прозвище,

происходящем от нее (вослед блаженной Лизавете, только от иной

реки)50, а потому и соответственно звучащем – Словоерсов. Как

отразилось – и в другом (где слышится опять-таки название

Ерзовского ручья), присвоенном ему, но уже Митей, – Йорик51. В том

числе, совместно с ним – и самому себе, т.к. живет здесь рядом,

13

разделяя ту же участь, или, таким образом – всего народа, т.е.

«малых сих».

А таковых, особенно в лице детей, или несущих на себе все тот же

образ Агнца, всегда стремилась уничтожить оттого любая из

языческих цивилизаций, подобно тем из образованных господ, что

мучают, к примеру, свою маленькую дочь (подталкивая этим, надо

полагать, к самоубийству, как Ставрогин, в том же нужнике). Помимо

страха за себя, поскольку видят здесь своих соперников в

дальнейшем, словно Ирод или Митя, поступающий как турки с

христианскими младенцами (а в свою очередь – Иван с ним, «малым

все одно ребенком», еще раньше – Федор Павлович с обоими: условно

говоря, их выбросив опять-таки в нужник)52, любой среди детей в

этой системе ценностей быть может ненавистен своей преданностью

Богу. Его, Который отражается в них даже внешне, пытаются поэтому

измазать калом, а также истребить и внутренне, в душе ребенка,

следуя Ставрогину. Тот отрывает свою жертву от Всевышнего путем

соблазна в виде чувственных, телесных наслаждений, заставляя

полюбить себя как своего мужа и кумира, оттого забыть все

остальное. Иван по отношению к Алеше (в ревности к его старцу и, в

конечном счете – к Богу) это делает иначе: собственно, как те

воспитанные мальчики из благородных, состоятельных семейств, что

всячески чернят отца, роняют его честь в глазах у сына, своего

товарища – Илюши. Однако он, происходящий «из простых» (в отличие

от благоразумных своих сверстников), в ответ грозит им кулаком,

как и Матреша, более того – сам норовит напасть исподтишка,

поскольку не желает подчиниться. За что, как первомученик Стефан,

в итоге подвергается такой же участи. О чем свидетельствует храм,

верней – придел в честь этого святого, существовавший некогда

неподалеку от места будущей условной, символической могилки

умершего мальчика, т.е. часовни Кирика и Иулитты53.

14

Последнее еще раз утверждает тождество, тем самым, между долиной

ручья Войе в Старой Руссе и Кедрона – в Иерусалиме, где

происходила названная здесь расправа, а также возведен

впоследствии был склеп убитого, не пожелавшего отречься от своего

Небесного Отца, Кого Илюша чтит в лице земного. И – недаром, т.к.

опять-таки неблагообразию природного первоначала, естественной

среды, Скотопригоньевска, устроенного «прежним Богом», предстающим

оттого в смешном, комичном виде («старым Боженькой») в поэме

Верховенского-отца54 или в реальности – вновь штабс-капитаном

Снегиревым, цивилизация противопоставляет сказанному только –

сосуд апокалиптической блудницы, внешне привлекательный, хотя

исполненный на самом деле мерзостей, не уступающих содомским.

Подобное скрывается за всей великолепной панорамой парка

минеральных вод55 с его театром, празднествами, балами. А потому и

не случайно именно отсюда (или как сказано – из городского клуба,

который был, по воспоминаниям Л.Ф. Достоевской56, заведен по

преимуществу для отдыхающих курортников, отождествляясь с ними,

таким образом) и возвращается в романе та веселая компания господ,

глумящихся над бедною юродивой (иначе – тем же ангелом) словесно и

не только. Что происходит (или то другое) – со стороны единственно

лишь самого последовательного среди них – Федора Павловича.

Он оттого слит нераздельно – с образом курорта, надо полагать,

как оба его старших сына – фигурально – с трактиром, именуемым

«Столичный город», или в действительности – «Эрмитаж»57.

Свидетельством тому (вышеуказанной взаимосвязи) является название,

к примеру, переулка, что примыкает к парку минеральных вод,

звучащее как Зонов, которое в своей основе составляет вторую из

фамилий Карамазова-отца или помещика Максимова, всего, по-

видимому, русского дворянства, увлеченного европеизмом,

воспитанного в этом духе. Ее, т.е. фамилию фон Зон, поскольку та

15

еще к тому же согласуется с названием одной из райских рек – Фисон

(как бы от слова «сын», но только по-французски)58, поэтому вполне

возможно увязать с Адамом. Или – сыном Божиим, согласно Библии

(Лк. 3:38), вот также падшим вследствие соблазна, а в дальнейшем

неизбежно изменяющим своей жене (как надо полагать), сам

представая, в свою очередь, обманутым супругом. Последнее

подсказывает, в частности, название другой из улиц – Рогачевская,

что служит продолжением (согласно топонимике при Достоевском)

указанного переулка и далее идет вдоль территории курорта.

Такой мотив возник в романе, видимо, отсюда, как сам во многом

персонаж, к кому это относится, иначе – Федор Павлович, чьим

прототипом был свой собственный фон Зон, когда-то живший в Старой

Руссе и давший свое имя переулку59. Подобное происхождение имеет

также, надо полагать, и фраза в черновых, подготовительных

материалах к «Братьям Карамазовым»: «Сернисто-водородный газ.

Оттого и душонки их этим пахнут» (15; 336). Скорей всего здесь

следует иметь в виду соленое озеро в курорте с его грязями,

передающее свой дух иносказательно и прямо всей окружающей,

причастной к нему публике. Оно, происходя из глубины земли, несет

в себе оттуда как бы воды хаоса и служит продолжением истоков

преисподней в такой же мере, как Мертвое, к примеру, море, куда

впадает непосредственно Кедрон, а в данном случае, напротив,

вытекает ручей Войе. Это придает ему, как и Озерной улице или

Ерзовскому ручью, берущему свое начало также здесь, поэтому и

соответственный характер. Вдобавок с ними – в целом данной

местности, т.е. в основном – курорту с его садами наслаждений,

будто бы в Содоме (по берегам того же озера, а по-другому – моря,

именуемого Мертвым). Или в Вавилоне и Египте времен Семирамиды,

Клеопатры – с такими же, как там, строениями вроде Вавилонской

башни, других языческих высот. А потому парк минеральных вод, что

16

расположен там же, где «царские сады» в Иерусалиме, вдобавок можно

уподобить и горе Соблазна60, лежащей, т.к. составляет часть горы

Масличной, по ту сторону Кедрона. А в Старой Руссе – ручья Войе

(совпадая с д. Бряшная Гора, откуда привели, т.е. конкретно – за 6

верст недаром, к старцу Зосиме бесноватую)61.

Подобным местом пребывания нечистой силы является к тому же,

36 Поскольку в трезвом виде, по свидетельству других, они – вполне серьезны идаже, без сомнения, умнее прочих, как Федор Павлович или, к примеру – ФедькаКаторжный, который, «может, по вторникам да по средам только дурак, а в четверг»– совсем наоборот (10; 205). Подобное, иначе – бестолковость у главы семействаКарамазовых, идиотизм – у Смердякова, Фалалея, наивность – у Ставрогина, опять-таки все то же пьянство – у иных (или у тех же самых) во многом коренится лишь вжелании достигнуть той свободы, чтобы «пойти против здравого смысла» (11; 177).Собственно – того, на чем стоит цивилизация.

37 В известной сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина.38 Чему, но только лишь наружно, в глубине души своей не веря этому, себе

противореча, дань отдает, как отмечает Достоевский, и цивилизация на Западе, всебольше соглашаясь, «что соприкосновение с природой есть самое последнее слововсякого прогресса» (23; 86).

39 В конечном счете становясь – «l’homme de la nature et de la vérité»(«человеком природы и правды» – фр.), в соответствии с Руссо. Иначе говоря, темсамым – русским, а не вольтерьянцем, т.е. не крайним европейцем. Тем более – неамериканцем, поскольку Вóльтер (3; 135) в переводе с языка, подобного «демыслибус …» (15; 28) у Мити Карамазова (как смесь «французского снижегородским»), означает: «вольная земля» и «страшная свобода» (или нечтопроизводное от слова «воля» в сочетании с другими: «terre» и далее –«terrible»), что, собственно, и есть Америка, которую благословил Вольтер передсвоей кончиной.

40 Об этом, видимо, свидетельствует, только лишь по поводу духовно емублизкого Ивана, Федор Павлович, когда он говорит, что «и тебя, философа, можно<…> на своей черте поймать» (национального характера) (14; 123). Возможно, самоимя данного героя, в той форме, как он его слышал в песне: «Ах поехал Ванька вПитер …», – подтверждает сказанное, т.к. по-немецки слово «wanken» означает«колебаться» или же «шататься».

41 В конечном счете, – даже превосходя своих учителей, вдруг начиная имиоттого руководить, подобно младшему из Верховенских или Смердякову: по отношениюк Ставрогину и соответственно – Ивану (хотя бы по другому поводу).

42 Перетекая, связанные – в круг, столь знаменательно здесь предстающиевдвойне: как Николай Ильич и соответственно – наоборот, т.е. Илья, напротив,Николаевич.

43 Не зря поэтому слуге Григорию, который также, без сомнения, олицетворяетвесь народ в романе, были приданы черты того же Николая Мирликийского.Последние, к примеру, проявляются в его известном жесте (удару по щеке) поотношению к еретику, «анафеме», такому же, как Арий – Смердякову.

44 Впервые эта мысль была высказана основателем мемориального музея в СтаройРуссе, посвященного Ф.М. Достоевскому, Г.И. Смирновым (см. об этом: Мраморнов О.Там, где жили Карамазовы // В мире книг. – 1981. – № 11. – С. 75-77).

17

несомненно, и 40-дневная гора, где искушаем был Христос, а в

«Братьях Карамазовых» – Алеша в трактире на базарной площади во

время свидания с Иваном, собственно – в таком же клубе, как

курорт. А значит – на горе Соблазна или в Содоме и Гоморре, тем

более, что рядом незадолго происходила сцена надругательства над

штабс-капитаном Снегиревым, его сыном, в их лице – над всеми

45 Берущего свое начало – в Верхнем озере курорта и образующего далее собойдругое в определенной своей части (вдобавок нареченное, как он, Ерзовским).

46 В санитарном смысле.47 Которая берет свое начало в Эфиопии, или стране Куш, а именно ее и обтекал

Гихон (Быт. 2:13). Поток Гион (Геон) в Иерусалиме, считается, был назван в честьнего, т.к. «выходит из скрытых подземных источников», согласно блаженномуФеодориту. (Цит. по кн.: По святым местам от Киева до Иерусалима. – К., 2005. –С. 123-124).

48 Не зря тот служит как бы продолжением иного – ручья Войе, т.е. опять-таки –Кедрона (или «долины смерти»).

49 Не говоря уже – о нем самом, кому она опять-таки вливает в грудь огоньнесметных мук-«терзаний», подобно мальчику-самоубийце из «Подростка».

50 Соседней, с ней сливающейся далее в своем течении и объясняющей, как и она,поэтому собой (т.е. река Смердящая или в реальности – Малашка) смрад грехов,лежащих на простом народе.

51 Т.е. шут гороховый (14; 184, 188, 436, 483, 486. 15; 312) и ёрник. Вдобавокследует сказать, что Ерик Безымянный – это еще к тому же прежнее название рекиФонтанки, как одного из символов, тем самым, Петербурга. А с ней имеетдополнительное сходство (и в таковом ее наименовании), поскольку он берет своеначало из озера, где бьет фонтан, опять-таки ручей Ерзовский в Старой Руссе,благодаря чему последний тем более мог представать эмблемой петербургскогокультурного периода в истории России.

52 К чему идет (т.е. в отношении своего потомства) в целом Запад, где оттогопочти одни лишь старики, как отмечает Достоевский.

53 О чем вполне мог Достоевский знать из книги, имевшейся у него в библиотеке:Макарий, архимандрит. Церковно-историческое описание гор. Старой Руссы … –Новгород, 1866.

54 А равно – у Ивана Карамазова (15; 231).55 Или воксала в Петербурге и его окрестностях, а также – за границей

(особенно – в романах «Идиот», «Игрок»). Как отмечалось ранее, такой воксал былвместе с тем и на курорте в Старой Руссе.

56 См.: Достоевская Л.Ф. Достоевский в изображении его дочери … – М. – Пг.,1922.

57 А может быть, и даже вероятнее всего – «Санкт-Петербург».58 Вернее – в соответствии с одним, так и другим из языков – французским и

немецким.59 О старорусском фон Зоне см.: Рейнус Л.М. Достоевский в Старой Руссе. – Л.,

1971.60 На которой царь Соломон устроил капища языческим богам (и в том числе –

Молоху, кому необходимо было в жертву приносить детей, как принесен в романе былИлюша, чья условная могила находилась тут же, а реальная – неподалеку).

18

малыми и слабыми, смиренными как ангелы. По сути, продолжением ее,

иначе – той же сцены, можно рассматривать теорию Ивана, т.к.

последние, «ничтожные» и «малосильные», в ней подвергаются такой

же участи – уничижению при жизни и полному исчезновению за гробом.

Чего и добивается Великий инквизитор, их, несомненно, любящий, но

только лишь как любят жертву. По примеру – Лизы Хохлаковой,

распинающей младенца, т.е. Эммануила-Христа, вкушая «ананасный»

(вместо яблока)62 компот и сладострастно заявляя: «Это хорошо!»

(15; 24). С чем соглашается вполне Иван.

Подобной плотоядной мерзости, в которой признается, таким

образом, последний, исполнено в духовном смысле любое из языческих

строений, будь это Вавилонская, к примеру, башня и в целом – вся

цивилизация, как было сказано – антихристова церковь в образе

блудницы. Чьим символом является Нечистый, происходящий, словно

Смердяков, из отвратительной, зловонной грязи в Мертвом море63 или

соленом озере курорта. Их ожидает потому, иначе – гордые холмы

Скупого рыцаря или Подростка, воздвигнутые силой преклонения перед

«золотым тельцом», земными хлебами, а по-другому – кучи грязи

(согласно, в том числе, названию и переулка неподалеку от

курорта)64, в конечном счете – та же участь, что и Содом или

Гоморру. Тогда разодраны будут покровы на блуднице (Отк. 17:16-

17), обнажена, тем самым, грязь честолюбивых и развратных

устремлений, разбит ее сосуд (Отк. 2:26-27 – Иер. 51:7-9), как это

делает князь Мышкин или Митя65.

Последнее явилось грозным знамением, предупреждением его отцу,

61 Поэтому и не случайно на таком же расстоянии в романе от обители находитсядеревня Вышегорье, где живет та самая баба, что явилась в монастырь с ребенкомна руках, собой изображая Богоматерь (точнее – сцену Вознесения Ее на Елеоне).

63 Поскольку то является одним из воплощений преисподней.64 Не существующего ныне, прежде именуемого – Кучин.65 Все это совершая также – во исполнение пророчества Иеремии о заблудших

пастырях, вождях, ведущих к гибели подвластный им, духовно опекаемый народ (ихсравнивая с «дорогим сосудом», что «падет» – Иерем. 25:34).

19

живому символу, как отмечает Достоевский, нигилизма (27; 54), т.е.

отрицания своих корней и увлечения чужой культурой. Собственно, о

том же самом, только лишь возле курорта, непосредственно собой

напоминает и название Ильинской улицы, чьим благородным отпрыском,

или наследником по духу и по имени, здесь предстает Илюша,

проживающий на ней, что наказует осквернителей отеческих начал (в

самом широком смысле) на земле. Как это сделал в свое время –

великий князь Иван Васильевич III с предводителями новгородцев из

числа изменников-бояр, сторонников сближения с Литвой, во главе с

Дмитрием Борецким. И причем казнил их там же в Старой Руссе, на

Ильинской улице66, неподалеку от соленого ручья, который

соответствует Кедрону, имеющему также и название Иосафатовой

долины, как места будущего Страшного суда67. Чтобы его избегнуть,

Достоевский предлагает совсем иной путь, не предательства, а

«расширения сознания», культуры (по своей сути чуждой и враждебной

европейской), соединения ее с цивилизацией, идущей с Запада,

порочной внутренне, зато, напротив, совершенной внешне, чего

недостает так «почвенной», иначе – «карамазовской» России68. Чей

корень крепок, светел, словно сердце у отца Алеши, но вместе с тем

покрыт греховною коростою снаружи.

Осуществление своих мечтаний Достоевский видел в будущем России,

условно говоря – среди детей, какие бы не ожидали их падения в

дальнейшем, когда скорей всего те «станут злы». Он все же,

несмотря на это, верил, что мальчики Красоткин, Смуров (последний

с говорящею фамилией и в черной курточке вдобавок, но с виду

чистенький и белый) соединятся с их товарищем Илюшей, столь

неопрятным, грязным и к тому же с черными, сверкающими злобою

глазами. Но, однако – с благородным сердцем, или красной грудью,

т.к. – Снегирев, т.е. с горячей верою в душе. Тогда случится так,

что шестеро среди детей во время столкновения неподалеку от

20

канавки сблизятся, сольются внутренне, сердечно с остальными,

вернее – им противоположной стороной69. Их, как в конце романа,

станет полностью двенадцать. Иначе Церковь разделенная вновь

обретет былую цельность, совершенство, краеугольным камнем для

которой или той самой благодатной почвой послужит подлинный

Иерусалим, т.е. народ в лице Илюши70, за ним стоящего святого Ильи

Муромца под покровительством Ильи-пророка. Чья улица не перестанет

быть при этом – и Озерной, сохраняя парк курорта, как изображение

того же рая, что превратится из иллюзии в реальность, собой

откроет горнюю дорогу, широкую и светлую, как Млечный путь,

навстречу Богу, словно в видении, или пророчестве Алеше.

69 И соответственно – Большая улица, где те находятся – с Михайловской, иначеговоря – земное воинство – с небесным, мирской и «узкий» путь, в итоге – дольниймир и горний.

70 Поскольку названный в романе – непосредственно уподобляется Святому городуи одновременно является, как было сказано, олицетворением русского народа.

62 И то и другое слово в данном случае является синонимом соития и символом,иначе, самки, пожирающей самца. Вернее, здесь невестой – жениха (в его небесномобразе), ветхозаветной Евою – Адама и таковою Церковью – Спасителя.

66 Вернее – рядом, на Торговой площади, когда-то слитой нераздельно с ней.67 Последняя, и прежде всего в этом качестве, где воскресают умершие перед

тем, как будет решена в дальнейшем их судьба, представлена у Достоевского врассказе с символическим названием «Бобок» (21; 47).

68 Которая поэтому столь часто всячески стремится перенять – казалось бы,несвойственные формы, всем жертвуя своим, себя всецело предавая иному жениху,как, например, Полина в «Игроке», любая среди русских барышень – французу.Далее, вослед за ними, соответственно простолюдинки – барину, причем не толькозаграничного происхождения: подобно Грушеньке – поляку, но также всякому изобразованных господ, не исключая самых захудалых среди них, т.е. почти таких жеполуварваров, каким является в романе Федор Павлович, сумевший все-таки увлечьсобой различных «поломоечек»: Софью Ивановну, не говоря уже о Лизавете (и дажена какой-то миг – Аделаиду Ивановну, высокородную девицу).

21