Интерпретация текста - nkzu.kz

Министерство образования и науки Российской ФедерацииФедеральное государственное бюджетное

образовательное учреждение высшего образования«Забайкальский государственный университет»

Институт русского языка Хулунбуирского института

ISSN 2500-1639

Интерпретация текста:лингвистический, литературоведческий

и методический аспекты

Х Международная научная конференция

24–25 ноября 2017 г.г. Чита

ЧитаЗабайкальский государственный университет

2017

УДК 80(082)ББК 80.9я431ББК Ш09я431

И 734

Рекомендовано к изданию организационным комитетомнаучно-практического мероприятия

Забайкальского государственного университета

Редакционная коллегияО. Л. Абросимова, канд. филол. наук, доцент (отв. ред.)

Н. Б. Анциферова, канд. филол. наук, доцентЛ. В. Бутыльская, канд. филос. наук, доцент

Е. Е. Богодухова, ассистентА. Е. Горковенко, канд. филол. наук, доцент, зав. кафедрой РКИ ЗабГУ

Ю. В. Звездина, канд. филол. наук, доцентА. Э. Михина, канд. пед. наук, доцент

А. В. Муравьёв, ассистент

И 734Интерпретация текста: лингвистический, литературовед-

ческий и методический аспекты : материалы Х Междунар. науч. конф. / Забайкал. гос. ун-т ; отв. ред. О. Л. Абросимова. – Чита : ЗабГУ, 2017. – 311 с. – (ISSN 2500-1639).

В сборнике представлены статьи и тезисы материалов Х Международной на-учной конференции по проблемам интерпретации текста, посвящённой памяти пи-сателя, поэта, доктора филологических наук, профессора Галии Дуфаровны Ах-метовой. Текст анализируется с разных сторон – языковой, литературоведческой и методической.

Материалы конференции могут быть интересны студентам, аспирантам, пре-подавателям вузов, занимающимся проблемами интерпретации текста в разных аспектах.

УДК 80(082)ББК 80.9я431ББК Ш09я431

© Забайкальский государственный университет, 2017

3

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие ................................................................................................................................................ 7

Художественный текст: восприятие, анализ, интерпретацияАвдонина О. В. Проблема интерпретации образа шотландского монарха в мировой литературе (на примере Марии Стюарт) ................................................................................... 9Аюпов С. М., Харисова Т. Е., Аюпова С. Б. Об историософских перекличках Бунина и Тургенева: «Окаянные дни» и «Новь» ....................................................................................... 13Богодухова С. В. Концепт «женщина» в произведениях Н. В. Колобовой ............................................ 16Варфоломеева Ю. Н. Художественный описательный текст: специфика функционирования глагольных предикатов ........................................................................... 18Воронченко Т. В. На волне социальных потрясений ХХ века: «Синяя блуза» и «Эль Театро Кампесино» ............................................................................................... 21Воробьева О. И. Экология северного текста Б. Шергина ....................................................................... 25Голованова Е. И., Голованов И. А. Язык и личность уральского рабочего в сказах П. П. Бажова .................................................................................................................................. 28Гребенников Н. С. Сравнительный анализ религиозного конфликта в романе Р. А. Анайи «Благослови, Ультима!» и повести А. И. Куприна «Олеся» ................................. 33Гурулёва Л. Д. Стилистические особенности билингвизма в романе Сандры Сиснерос «Карамело» .................................................................................................. 35Дубинская М. В. Интерпретация мотивов волшебной сказкив незавершённой пьесе Алена-Фурнье «Дом в лесу» .............................................................................. 37Иванов В. В. Интерпретация сказки «Семь Агафонов бестолковых», или Мужики сомневаются в открытии В. Я. Проппа .................................................................................. 41Иванова А. В. Графический словесный ряд в языковой композиции рассказа Татьяны Толстой «Ночь» ............................................................................................................. 46Ланская О. В. Праздник как отражение атмосферы дома в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» ..................................................................................................... 49Ли Цзин. Поляризованность главного героя в произведении Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» .................................................................................... 52Мазалевский Д. А. Редакционная почта журнала «Дневник писателя» Ф. М. Достоевского ................ 54Миронова Е. А. Челобитные протопопа Аввакума как художественный текст ...................................... 59Мишина Л. А. Американский образ мира. У истоков рождения .............................................................. 63Мишин А. В. Имагологический образ России в дневниках иностранных путешественников XIX века ........................................................................................................................ 67Наместникова Е. В. Архетипические образы в поэзии Роберта Фроста .............................................. 71Нелюбина Ю. А. Повар как актуальный образ профессионала в современном российском кинодискурсе ................................................................................................. 74Пащенко М. А. Образ Богородицы в христианских литургических текстах ........................................... 76Печетова Н. Ю., Филиппова А. И. Цветовая палитра художественного произведения ..................... 81Рыжова С. В. Неореализм в литературе Китая и России ....................................................................... 86Сидорова Т. А. Деривационные смыслы как способ восприятия и интерпретации художественного текста в экстралингвистическом аспекте ........................................ 89Ступников И. В. Комедия Уильяма Уичерли «Любовь в лесу, или Сент-Джеймский парк» (1671) ............................................................................................................. 94Филинкова Е. О. Топонимикон романа И. С. Шмелёва «Няня из Москвы» ............................................ 96Фёдорова Е. В. Ключевые образы романа-антиутопии Алехандро Моралеса “The Rag Doll Plagues” (1992) ................................................................................. 99

Языковая личность в художественном текстеЖуынтаева З. Н. Неполные предложения в романе М. Ауезова «Путь Абая» .................................. 102Пляскина Е. И. Уничижительные обращения в романе К. Ф. Седых «Даурия» ................................... 104Попова Г. Б. Калейдоскоп изобразительных представлений Олега Димова(о некоторых языковых особенностях романа «Из жизни в жизнь») ..................................................... 111Терзиева М. Т. Произведения Корнея Чуковского для детей в Болгарии ............................................ 113

Поэтика художественного текстаБаранова О. Ю., Сундуева Б. М. Метафора молчания в этнической биографии Максин Хонг Кингстон «Воительница» ..................................................................................................... 116Сильвестрас Гайжюнас. Поэтика цвета в творчестве Генрикаса Радаускаса и Бориса Поплавского ............................................................................................................................... 120Камедина Л. В. Райская сказка Нины Ганьшиной .................................................................................. 124

4

Леонтьева А. Ю. Интертекстуальный фон стихотворения Н. С. Гумилёва «Священные плывут и тают ночи…» ....................................................................................................... 128Ли Пин. Отстаивание права голоса женщины в поэзии (на примере жизни А. А. Ахматовой) ........................................................................................................ 133Макаричева Н. А. Гамлет как гендерный «архетип» в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» .................................................................. 134Макаричев Ф. В. Особенности поэтики второстепенных персонажей Ф. М. Достоевского: образ Келлера в романе «Идиот» .......................................................................... 138

Анализ дискурса современной массовой коммуникацииАдилова А. С., Казанбаева А. З. Особенности медиатекста казахстанского Инета .......................... 143Артемьева Н. С. Языковой портрет личности: метафорические модели в авторских медиатекстах (на материалах В. А. Тихомирова) ............................................................... 146Бугреева Е. А. Метод проектов и техника формирующего оценивания в работе магистрантов с аутентичным медиатекстом на английском языке ........................................ 149Гришанина А. Н. Вопросы методики и методологии исследования медиатекстов о сохранении культурного наследия ................................................................................ 154Майоров А. П. Дескриптивная и оценочная лексика в текстах СМИ как объект лингвистической экспертизы .................................................................................................. 156Метлинская О. Е. Стратегии языкового манипулирования в современном политическом дискурсе (на материале забайкальских СМИ) ................................................................ 161Михина А. Э. Лингво-артефакты медиапространства: интерпретация текста в условиях лингвистического ландшафта .......................................................... 166Пальшина А. А. Новейшие заимствования в современных медиатекстах(на материале интернет-портала «Гуранка.ру») ..................................................................................... 170Раменская Н. О. Эмоционально-эстетические и социально-профессиональные голосовые характеристики речи телевизионных журналистов .............................................................. 174

Лингвистическое краеведение, история и современность вторичных русских говоровБашурова М. А. Автохтонные заимствования в составе фразеологизмов регионального варианта русского языка .................................................................................................. 177Биктимирова Ю. В. Переводные документы из корпуса памятников письменности Восточного Забайкалья XVII–XVIII веков ................................................................................................. 179Вихрова К. В. Морфологические особенности в речи жителей села Аргунск Нерчинско-Заводского района Забайкальского края ....................................................... 184Жамсаранова Р. Г. Этнолингвистическая интерпретация экзонима «гуран» ...................................... 187Игнатович Т. Ю. Диалектный текст как объект лингвистического описания ..................................... 190Лиханова Н. А. Региональная языковая картина мира в теории этнолингвистики ............................. 195Перфильева О. И. Этимология обыденных слов русского языка с «затемнённой» внутренней формой ..................................................................................................... 199

Типы внутринациональных речевых культур и построение текстаХамаганова В. М. Глаголы-характеристики как средство выражения предикативного признака в тексте типа «описание» .............................................................................. 202

Языковая личность и языковая картина мираАнциферова Н. Б. Дневниковый текст как коммуникативный акт: сигналы адресованности .......................................................................................................................... 206Ван Сюй. Источники появления крылатых слов, пословиц, поговорок в русском и китайском языках .................................................................................................................. 208Ван Цзин. Русский и китайский речевой этикет как средство межкультурной коммуникации ............ 209Жунусова М. К. Композиционная организация начальных и конечных предложений ........................ 211Солонго Шагдарсурэн, Эрдэнэзул Гомбосурэн. Улучшение посредством внеучебных действий навыков слушания у студентов, изучающих английский язык ............................................... 215У Гофэй. Пословицы и поговорки в русском и китайском языках: универсалии и различия в функционировании и появлении ................................................................. 218Ху Цзиня. Языковая картина мира. Некоторые особенности отражения менталитета народа в русской и китайской фразеологии ...................................................................... 219Цырендолгор Гомбо. Обучение иностранным языкам в Монголии .................................................... 221Чжан Шуся. Перевод рекламных слоганов на русском и китайском языках в аспекте межкультурной коммуникации ............................................................... 223Янь Шуфан. О трудных случаях перевода русской разговорной лексики ........................................... 225

5

Интерпретация текста при изучении русского языка как иностранногоАбросимова О. Л. Текст как источник формирования коммуникативной компетенции при обучении русскому языку как иностранному .................................................................................... 228Алешина Л. Н. Интерпретация художественного текста при изучении русского языка как иностранного: лингвокультурологический аспект ............................................................................. 231Богодухова Е. Е. Роль дисциплины «Страноведение России» в обучении иностранных студентов ......................................................................................................... 233Бутыльская Л. В. Лингвокультурологический комментарий как важный компонент занятия по РКИ (из опыта преподавания) ............................................................................. 234Ван Янь. Актуальность проведения внеклассной работы по русскому языку ..................................... 237Во Чжицзюань. Трудности в освоении русского языка на начальном этапе обучения китайских студентов ....................................................................................................... 239Зайцева И. А. Интерпретация художественного текста на уроке русского языка как иностранного (на примере русской художественной прозы ХХ века) ............................................. 241Иванова Т. М. Этнометодика: обучение русской фразеологии китайских студентов .......................... 244Кочергина И. А. К вопросу об интонационном многообразии русской речи в системе подготовки студентов-инофонов к реальной коммуникации ................................................ 247Муравьёв А. В. Учёт языковых особенностей официально-делового стиляпри обучении русскому языку как иностранному .................................................................................... 249Позднякова К. С. Пословицы и поговорки на уроках русского языка как иностранного ..................... 252Рогачева Т. Д., Кондратьева И. А., Малина Н. В. Художественный текст в практике преподавания русского языка как иностранного .................................................................. 253Фэн Сяоли. Стратегии запоминания русских слов (опыт исследования учебника «Колледж: Русская книга-1 и Книга-2») ................................................ 256Чэнь Вэйли. Анализ факторов повышения русского произношения китайских студентов ................ 257Чэнь Чжаомин. Международное сотрудничество в образовании как эффективный способ подготовки прикладных специалистов по русскому языку .......................... 259Янь Цюцзюй. Культурные реалии в обучении русскому языку китайских студентов ......................... 260

Текст и контекст в методике преподавания русского языка и литературы в школеГорковенко А. Е., Петухов С. В. Литературный пейзаж И. С. Тургенева в контексте традиций китайской живописи .............................................................................................. 265Звездина Ю. В. Формирование общепрофессиональных компетенций у студентов-бакалавров при анализе современной российской художественной литературы .......... 270Коломейцева Е. Б. К проблеме изучения русской грамматики китайскими студентами .................... 273Крючкова Л. Л. Стихотворение П. С. Комарова «Санчагоу» как обучающий текст при прохождении учебной (лексикографической) практики ................................................................... 275Петухов С. В., Соколова Е. А. Литературная гостиная как способ реализации креативного потенциала обучающихся .................................................................................................... 278Попова О. В. Специфика интерпретации лирического произведения в рамках проблемного обучения .............................................................................................................. 281Пушникова О. В. Формирование ценностно-смыслового подхода к чтению мировой классики в школе ........................................................................................................ 284Размахнина А. В. Интегрированный урок «Образ войны 1812 года в романе “Война и мир”» .......... 288Сергеева В. А. Развитие способности к сопереживанию на занятиях выразительным чтением ....................................................................................................... 290Сергеев А. В. Методические приёмы и способы освоения духовных смыслов русской и зарубежной литературы старшеклассниками ........................................................................ 292Трофимова О. В. Интеллект-карты как средство формирования у школьников универсальных учебных действий ................................................................................... 296Черепанова Л. В. Текст в формировании компетенций по русскому языку (на материале «Дневника достижения учащегося по русскому языку») .............................................. 301Сведения об авторах .............................................................................................................................. 307

7

Предисловие

Х Международная науч-ная конференция «Интерпре-тация текста: лингвистиче-ский, литературоведческий и методический аспекты», которая прошла в Забай-кальском государственном университете 24–25 ноября 2017 года, была посвящена памяти замечательного че-ловека – Галии Дуфаровны Ахметовой, поэта, писателя, доктора филологических наук, профессора. Именно она была инициатором проведе-ния этой конференции, её организатором и вдохнови-телем.

Галия Дуфаровна актив-но занималась научно-иссле- довательской работой в обла-сти интерпретации текста. Её учителем и наставником был известный учёный, талантливый лингвист, доктор филологических наук, профессор А. И. Горшков. Автор учебников по истории русского литературного языка, по ко-торым учатся студенты-филологи всей России, он долгое время работал в Читинском государствен-ном педагогическом институте: был заведующим кафедрой русского языка, проректором по науч-ной работе. Под его руководством Г. Д. Ахметова обучалась в аспирантуре при Институте русского языка АН СССР. Там же в 1981 году она защитила кандидатскую диссертацию, а в 2003 году – доктор-скую в Литературном институте им. А. М. Горького. В период с 2005 по 2008 год она являлась заведу-ющей кафедрой теории и истории русского языка, на которой царила творческая атмосфера. Именно в это время на филологическом факультете было создано литературное студенческое объедине-ние, начал издаваться литературно-художествен-ный журнал «Встречи», были налажены научные связи с Болгарией, Польшей, Чехией, Монголией; проведена первая, организованная на очень высо-ком уровне международная научная конференция «Интерпретация текста». Такое название имела и научно-исследовательская лаборатория, которой руководила Галия Дуфаровна. В 2007 году Г. Д. Ах-метовой на филологическом факультете была открыта аспирантура по специальности 10.02.01 Русский язык, под её руководством защищены одиннадцать кандидатских диссертаций, в том чис-ле диссертации двух аспирантов из КНР.

Г. Д. Ахметова опубли-ковала более 200 научных и учебно-методических ра-бот, в том числе моногра- фии, учебные пособия, на-учно-популярные книги. Она была членом диссертацион-ного Совета по специально-сти 10.02.01 Русский язык в Бурятском государственном университете (г. Улан-Удэ).

Наряду с научной рабо-той Г. Д. Ахметова занима-лась творческой деятельно-стью, была членом Союза писателей России. Ею опу-бликовано свыше ста худо-жественных и публицисти-ческих материалов, в том числе в «Литературной га- зете», «Литературной Рос-сии», «Учительской газете»,

две книги прозы. В 2006 году Галия Дуфаровна стала лауреатом Всероссийского литературно-го конкурса им. В. М. Шукшина «Светлые души». В 2006 году – лауреатом Всероссийского кон-курса короткого рассказа им. В. М. Шукшина, в 2010 году – лауреатом литературного конкурса «Долгие вёрсты войны, светлые строки Побе-ды» (номинация «Малая проза»). Произведения Г. Д. Ахметовой (псевдоним – Нина Ганьшина) включались в «длинный список» Бунинской и Ка-заковской премий. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в конкурсе современной дра-матургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.). Её автобиографическая книга в 2008 го- ду была номинирована на Бунинскую премию. Она была главным редактором художественного журнала «Встречи», членом редакционной колле-гии научных журналов в Чите и Владивостоке.

Один из основных проектов Галии Дуфа-ровны – конференция «Интерпретация текста». В 2017 году она прошла в десятый раз. В честь юбилея хотелось бы подвести некоторые итоги и перелистать страницы истории.

Первая конференция состоялась в 2007 го- ду на филологическом факультете Забайкальско-го государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н. Г. Чернышевского (ЗабГГПУ). Она задумывалась как масштабный филологиче-ский проект. В центре обсуждения – текст как объ-ект лингвистики, литературоведения, методики преподавания языка и литературы.

Г. Д. Ахметова

Edited by Foxit Reader Copyright(C) by Foxit Software Company,2005-2007 For Evaluation Only.

8

Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты

Кроме Г. Д. Ахметовой, организацией первой конференции занималась доктор филологических наук, профессор Татьяна Юрьевна Игнатович. В 2010 году к ним присоединилась доктор педа-гогических наук, профессор Лариса Витальевна Черепанова, которая курировала 1 год методиче-ский аспект.

Большую роль в организации первой кон-ференции сыграли проректор по научной работе ЗабГГПУ, профессор Михаил Васильевич Кон-стантинов, который вместе с Галиёй Дуфаровной стал инициатором её проведения, и директор научно-исследовательского института филоло-гии и массовой коммуникации (НИИ ФМК), доктор филологических наук, профессор Татьяна Викто-ровна Воронченко. Конференция сразу же стала знаковой благодаря очень широкой географии её участников. Очное и заочное участие в конферен-циях разных лет принимали учёные из России, Армении, Беларуси, Болгарии, Германии, Грузии, Ирака, Испании, Казахстана, Канады, Китая, Лат-вии, Литвы, Молдовы, Монголии, США, Украины, Чехии. Россия представлена 75 городами.

В 2010 году состоялось ещё одно важное со-бытие: сборник материалов конференции попол-нил перечень изданий, ежегодно выставляемых в e-library, в связи с чем, начиная с 2010 года, кон-ференция стала ежегодной (до этого она проводи-лась 1 раз в 2 года).

Конференция проходит в рамках междуна-родного сотрудничества с Хулунбуирским инсти-тутом (КНР), который входит в число нескольких вузов Китая, получивших государственную под-держку в области сотрудничества с российскими университетами. Два вуза проводят совместные международные конференции: «Интерпретация текста» – на территории России и «Русский язык в современном Китае» – на территории Китая.

В 2011 году конференция получила высокий статус: она проходила под эгидой РОПРЯЛ. Го-стями конференции в разные годы были предста-вители Чехии, Украины, Монголии, Китая, многих городов России.

После смерти Галии Дуфаровны члены ка-федры русского языка как иностранного Забай-кальского государственного университета реши-ли, что этот успешный проект будет жить дальше. Уже в третий раз конференция проходит без неё, но традиции, заложенные профессором Ахмето-вой, поддерживаются. В Х Международной науч-ной конференции «Интерпретация текста» прини-мали участие учёные из Китая, Монголии, Литвы, Болгарии, Турции, Казахстана; из многих городов России – Москвы, Санкт-Петербурга, Благове-щенска, Читы, Белгорода, Уфы, Архангельска, Улан-Удэ, Петрозаводска, Твери, Липецка, Орен-бурга, Якутска, Ростова-на-Дону, Челябинска. Мы благодарны докторам наук, профессорам, которые откликнулись на приглашение принять участие в конференции – Сильвестрасу Гайжюна-су (Литва), М. Т. Терзиевой (г. Бургас, Болгария), С. М. Аюпову, С. Б. Аюповой (г. Эрзурум, Турция), Чень Чжаомину (г. Хайлар, Китай), А. С. Адило-вой (г. Караганда, Казахстан), Т. В. Воронченко, Л. В. Камединой, Л. В. Черепановой, Т. Ю. Игна-тович, И. В. Ерофеевой, Р. Г. Жамсарановой (г. Чи- та), Л. А. Мишиной (г. Москва), И. В. Ступникову, Ф. В. Макаричеву (г. Санкт-Петербург), Т. А. Сидо- ровой (г. Архангельск), В. В. Иванову (г. Петро- заводск), А. П. Майорову, В. М. Хамагановой (г. Улан- Удэ), Е. И. Головановой, И. А. Голованову (г. Че-лябинск).

Эта конференция не последняя. Мы увере-ны, что ровно через год учёные из разных стран вновь соберутся для обсуждения проблем интер-претации текста.

О. Л. Абросимова, г. Чита Л. В. Воронова, г. Владивосток

9

Художественный текст: восприятие, анализ, интерпретация

УДК 82

Ольга Васильевна Авдонина,аспирант,

профиль подготовки «Литература народов стран Зарубежья (Европы, Америки, Австралии)»,

Забайкальский государственный университет,г. Чита, Россия,

e-mail: [email protected]

Проблема интерпретации образа шотландского монарха в мировой литературе (на примере Марии Стюарт)

Данная статья рассматривает проблему интерпретации образа шотландского монарха (на приме-ре образа Марии Стюарт) в зарубежной и русской литературе. В статье анализируется не только поня-тие интерпретации, но и авторское осмысление, а также интерпретация образа сквозь призму взгляда переводчика и читателя. Статья сопровождается комментарием отдельных отрывков художественных произведений мировой литературы автором данного исследования.

Ключевые слова: интерпретация, зарубежная литература, перевод, монарх, Мария Стюарт, ев-ропейский роман, романтизм

Olga V. Avdonina,Postgraduate,

profile of the preparation of the “Literature of peoples of foreign countries (Europe, America, Australia)”,Transbaikal State University,

Chita, Russia,e-mail: [email protected]

The Problem of Interpretation of the Image of the Scottish Monarch in the World Literature (Mary Stuart)

This article considers the problem of interpretation of the image of the Scottish monarch (at the example of the image of Mary Stuart) in foreign and Russian literature. The article analyzes not only the concept of interpretation, but the author’s understanding and interpretation of the image through the view of the translator and the reader. The author attempts to review certain passages of the artistic works of world literature.

Keywords: interpretation, world literature, translation, monarch, Mary Stuart, the European novel, romanticism

Согласно Литературной энциклопедии тер-минов и понятий под редакцией А. Н. Николюкина, «Интерпретация (лат. interpretatio – толкование, объяснение) – истолкование текста, направлен-ное на понимание его смысла. Известна уже в ан-тичную эпоху. Христианская интерпретация вет-хозаветных текстов во многом определила вектор развития европейской религиозно-философской мысли» [5, с. 306]. Рассуждая об интерпретации того или иного образа монарха в мировой лите-ратуре, нужно акцентировать внимание на том, кто является источником анализируемого образа, в какую эпоху он жил. В нашем случае это Мария Стюарт, королева Шотландии XVI века. У многих историков и писателей этот период вызывает ро-мантичные настроения, что предполагает в ин-терпретации читателем идеализацию чувств, ис-пытываемых описываемым героем.

Также нужно обратить внимание на писателя, чьи произведения представлены в ходе анализа. То есть в ходе работы нужно понимать, что любое историческое лицо при работе с художественны-ми произведениями не может быть истолковано объективно, так как создаваемый образ в литера-турном произведении обусловлен интерпретаци-ей писателя, на которую имеет огромное влияние ряд факторов: страна, в которой написан текст, эпоха, в которую жил автор, особенности пред-ставления в данной стране о монархии.

Помимо авторской интерпретации образа мы должны говорить и о читательской интерпре-тации: «Строго говоря, интерпретация – это объ-яснение, истолкование, раскрытие смысла. <…> понимание очень часто возникает именно тогда, когда что-то пытаешься истолковать, при этом не- важно – другому или себе. Понимание тесно свя-

10


зано с осмыслением <…> Получается, что анализ и интерпретация связаны между собой как две половинки одного целого. Мы анализируем текст, опираясь на интуитивное его понимание, и мы по-нимаем текст благодаря проделанному нами ана-лизу» [7, с. 8–9]. Так, Т. В. Воронченко, обращаясь к вопросу взаимодействия творческой личности с миром, акцентирует внимание на необходимо-сти понимания «пространственного и духовного движения» [2, с. 6] автора.

Немаловажным фактором является то, что читатель, живущий в России, читающий и изуча-ющий зарубежную литературу (Великобритании, Германии, Франции и т. д.), сталкивается с пере-водами художественных текстов. В данном кон-тексте появляется ещё один слой интерпретации текста – интерпретация и осмысление текста че-ловеком, переводившим произведение того или иного автора.

Таким образом, для нас представляет инте-рес проблема интерпретации образа шотланд-ского монарха (а именно, Марии Стюарт) в пере-водной зарубежной литературе. Анализируемый образ шотландского монарха в мировой литера-туре наиболее полно и многогранно представлен через ярчайшую представительницу рода Марию Стюарт, о которой написано большое количество произведений (Н. Павлищева «Мария Стюарт. Королева, несущая гибель» 2010 г., А. Ахматова «Привольем пахнет дикий мёд…» 1933 г., И. Брод-ский «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» 1974 г., В. Брюсов «Мария Стюарт» 1901 г., Борис Па-стернак «Вакханалия» 1956–1959 гг., Ф. Шиллер «Мария Стюарт» 1800 г., В. Скотт «Аббат» 1820 г., А. Дюма «Две Дианы» 1846 г., С. Цвейг «Мария Стюарт» 1935 г., Ж. Дю Белле «К Марии Стю-арт», П. де Ронсар. Стихи к Марии Стюарт 1561 г., Р. Бернс «Элегия Марии, Королевы Шотландской, на приближение весны», У. Вордсворт «Жало-ба Мэри, Королевы Шотландцев, в канун нового года»).

Именно образ Марии Стюарт знаком широ-кому кругу читателей и историков. Все произведе-ния показывают её решительный характер и при этом представляют её как женщину, испытываю-щую вполне человеческие чувства и эмоции. Об этих качествах можно говорить в процессе изу-чения исторических источников и произведений, которые позволяют читателю интерпретировать данную личность с той стороны, которая ему бли-же. Черты характера Марии имеют своё отраже-ние и во всех представителях королевского рода Стюартов, так как важным в любой семье являет-ся наследование тех или иных черт характера от родителей к их детям.

Для анализа интерпретации образа Марии рассмотрим следующие произведения мировой литературы: Ф. Шиллер «Мария Стюарт» (Гер-мания), В. Скотт «Аббат» (Шотландия), А. Дюма «Две Дианы» (Франция), С. Цвейг «Мария Стю-арт» (Австрия), Н. Павлищева «Мария Стюарт. Королева, несущая гибель» (Россия).

Действие трагедии Фридриха Шиллера «Ма-рия Стюарт» происходит в Англии 1586–1587 гг.

накануне казни Марии, которая представлена автором непреклонной и гордой личностью, ор-ганизовывающей заговоры против Елизаветы I. Её непреклонность сохраняется до самой казни. И даже встреча с Елизаветой и минутный по-рыв со словами, что та внебрачный ребёнок, не умаляют королевского достоинства Марии. Она спокойно принимает свою смерть, которая неиз-бежна, но оставляет завещание о том, чтобы её сердце было похоронено во Франции. Это и явля-ется наивысшим проявлением твёрдости её ха-рактера, которая присуща всему роду Стюартов, о чём свидетельствуют многие историки.

То, что Шиллер представляет в своей пьесе Марию такой твёрдой, можно объяснить также тем, что произведение было написано в Герма-нии в 1800 г., когда страна была раздираема раз-личными волнениями и нужно было сохранять жёсткие черты в своем характере, чтобы работать и выживать. То есть Шиллер наделяет свою ге-роиню характером, который был присущ немцам того периода.

Важно отметить, что пьеса переведена на русский язык Борисом Пастернаком. Этот факт имеет значительное влияние на интерпретацию образа Марии. Ведь с той судьбой, которая выпа-ла на долю Пастернака, нужно было также сохра-нять твердость своих убеждений и не отступать от них. Наверное, именно поэтому он и взялся за перевод данного текста: то есть характер немец-кого народа и самой Марии Стюарт были близки Борису Пастернаку.

Роман В. Скотта «Аббат» (1820 г.) описыва-ет заточение Марии Стюарт в замке Лохливен, её бегство оттуда ради любимого (лорд Джордж Ду-глас Лохливенский) и последующее поражение. Столь романтический эпизод описан Скоттом не-случайно.

Во-первых, Скотт был земляком Марии Стю-арт (шотландец), что позволяет говорить о его симпатии к своей героине, которой он сочувст- вует, называя её несчастной. При этом он продол-жает её превозносить, считая, что эта красавица была настолько прекрасна, что в любом случае вызывала «сочувственный вздох»: «Несчастная королева Мария, ныне невольная гостья – или скорей узница – этой мрачной женщины, была во всех отношениях неприятна хозяйке замка» [10, с. 291], «…нет необходимости напоминать само-му неискушенному и неосведомленному читате-лю, до чего поразителен был ее облик, столь пол-но соединивший в себе все наши представления о величии, обаянии и блеске, что сразу и не оце-нишь, что в ней, собственно, преобладало – коро-лева, красавица или образованнейшая женщина своего времени.<…> Этот ясный царственный лоб, эти правильные дуги бровей – они были бы чрезмерно правильными, если бы их не оживля-ли чарующие глаза газели, <…>; идеальный гре-ческий нос; небольшой, нежно очерченный рот, <…>; ямочка па подбородке, стройная, лебединая шея – все это создавало облик, подобного кото-рому, насколько нам известно, не было ни у кого из героев той высокой житейской сферы, где дей-

11


ствующие лица привлекают к себе общее жадное внимание» [10, с. 294]. И, несмотря на сочувствие, нужно отметить, что образ Марии Стюарт воспри-нимается читателем с точки зрения её твёрдости в принимаемых решениях, королевской гордости, не позволявшей склониться перед жизненными проблемами. Эта черта проявляется в характерах всех представителей рода Стюартов.

Во-вторых, Скотт наделяет свою Марию ро-мантичностью и религиозностью, что объясняется эпохой романтизма в английской и шотландской литературе, в которую и появлялись все значи-тельные произведения писателя. Эти доброде-тельные черты характера сопровождали короле-ву всю её жизнь и послужили причиной многих её поступков: неоднократное замужество и при этом любовь к каждому своему избраннику.

В-третьих, Скотт, как и Шиллер, изображает Марию Стюарт непреклонной, несгибаемой и твёрдой в своих убеждениях. Неслучаен, в под-тверждение данного факта, эпизод встречи Ма-рии с леди Лохливен (матерью наследного коро-ля Франции Франциска II, замужем за которым была Мария): «Мария Стюарт <…> шла навстре-чу леди Лохливен, а последняя, в свою очередь, постаралась скрыть свою неприязнь и опасения под личиной почтительного равнодушия. Причи-на этого крылась в том, что леди уже не раз на собственном опыте могла убедиться, насколько превосходит её королева в искусстве скрытых, но больно жалящих насмешек, которыми женщи-ны так успешно вознаграждают себя за подлинно глубокие обиды. Невольно думаешь – не сыграл ли этот дар такую же роковую роль в судьбе его обладательницы, как и прочие достоинства этой щедро одаренной, но в высшей степени несчаст-ливой женщины <…>» [10, с. 295–296].

Таким образом, у Вальтера Скотта Мария Стюарт – волевой человек, способный быть не-преклонным в тех жизненных ситуациях, в кото-рых он оказался, а также романтичная юная де-вушка, жизненный путь которой должен только начинаться.

Глава XXXIV «Прощай, Франция!» части тре-тьей романа Александра Дюма «Две Дианы» про-должает тему романтичности образа Марии Стю-арт и рассказывает лишь только об одной стороне жизни королевы: её отъезда из Франции после смерти мужа. В эпизоде отчаливания от берега читатель может увидеть в Марии обычную жен-щину, которая может чувствовать, переживать, а также верить в некие предзнаменования, кото-рые предвещают скорую кончину:

«Наконец, когда галера вышла в открытое море, она заметила какое-то большое судно, вхо-дившее в порт. Но вдруг судно это ни с того ни с сего наклонилось вперед и, будто напоровшись на подводный камень, стало быстро погружать-ся в море. Это произошло так стремительно, что с галеры даже не успели спустить шлюпку. Через минуту морская пучина поглотила судно со всей его командой.

– Всемогущий боже! – воскликнула Мария. – Какое ужасное предзнаменование!» [3, c. 475].

Такое описание героя (его человечность, вера в предзнаменования и т. д.) характерно для французского романтизма.

Роман Стефана Цвейга «Мария Стюарт» рассказывает о течении всей жизни Марии. Она ведёт переписку с королевой Англии Елизаве-той I, в которой большое количество скрытых уколов и колких оскорблений. Именно переписка позволяет читателю понять, что Мария не уступа-ет Елизавете в остроумии, упорстве в борьбе за трон и власть. Нужно также принять во внимание тот факт, что Мария Стюарт была замужем три раза (о чём также говорится в романе). Этот пи-кантный момент личной жизни королевы ещё раз показывает всю твёрдость её характера в прини-маемых решениях. Эта черта впоследствии про-явится и в характерах её детей. Таким образом, можно с уверенностью говорить, что интерпрети-ровать характер Марии Стюарт читателю позво-ляют подробные описания отдельных даже самых мельчайших отрезков её жизни.

Романтизму присущи три основных мотива: мотив гордой, одинокой, отчаявшейся личности, мотив богоборчества, мотив покорности воле творца, которые сливаются с мотивом бесконеч-ной преданности, верности и любви – основными добродетелями человека.

Все эти добродетели прослеживаются в об-разе шотландской королевы Марии, которая оз-наменовывает собой романтизм разных стран. Соответственно, интерпретация образа монарха в данном контексте приближает его к людям, де-лает его более человечным для обывателя.

Роман Натальи Павлищевой «Мария Стюарт. Королева, несущая смерть» содержит современ-ный взгляд на образ несчастной королевы. Это произведение является отражением стереотип-ной точки зрения о Марии, якобы она принесла смерть всем своим близким.

Павлищева описывает Марию как красавицу:«Шотландская королева, красавица и умни-

ца Мария Стюарт, выходила замуж за наследника французского престола Франциска <…> Это был момент её высшего триумфа! Тысячи восторжен-ных глаз следили за юной королевой, тысячи людей восхищались её красотой, приветствовали, бросали к её ногам цветы, желали счастья…» [8, ч. 3].

Тем не менее, описываемое автором восхи-щение красотой Марии не даёт читателю интер-претировать образ Марии полностью романти-чески. Сначала умирает отец Франциска, затем к ней приходит новость о смерти матери Марии де Гиз, а потом и сам Франциск покидает этот мир. И в этих смертях автор скрыто обвиняет несчаст-ную шотландскую королеву.

«Мария Стюарт просидела взаперти по-ложенные сорок дней, несомненно, выплакала много слез. Ей было что оплакивать; кроме Фран-циска и матери, она оплакивала собственную судьбу» [8, ч. 3].

Через это описание автор подчёркивает тон-кую чувствительность героини, её романтичность. Испытания измучили девушку настолько, что при встрече с Джеймсом Стюартом она выглядела на все 25 лет (хотя ей было всего 19).

12


Не дождавшись предложений замужества от ведущих европейских семей, Мария выходит замуж за Генри Дарнли, в которого влюбилась безумно:

«Дарнлей быстро подружился с секретарём королевы Давидом Риччи, успевшим прекрас-но изучить вкусы и желания своей хозяйки. <…> опытный Риччи во многом помог новому другу обаять королеву. Мария потеряла голову, она смо-трела на Дарнлея влюблёнными глазами, засыпа-ла его дорогими подарками, ежеминутно желала видеть рядом» [8, ч. 10]. Данные строки, по на-шему ощущению, позволяют говорить о пылкости юной королевы, о поэтичности её образа.

В июне 1566 года у Марии родился Яков. Но едва родив, она отправила его к своей подруге Ан-набелле Мюррей. Такое решение было принято ею в связи с тем, что против неё было много загово-ров, а также с тем, что Мария Стюарт была склонна сама себя обвинять в смерти близких людей (ещё одна черта чувствительной романтичной натуры), а подобной участи она не желала своему ребёнку.

В жизни королевы появляется Босуэл: «Нес- мотря на участие Босуэла в заговоре против неё, Мария призвала опального графа на служ-бу (больше, видно, было некого) и доверила ему ни много ни мало охрану границ с Англией и соб-ственную безопасность» [8, ч. 11].

Босуэл становится любовником королевы. И перед читателем предстает женщина-жертва, которая склонна к тому, чтобы полюбить своего мучителя. Данный факт говорит о том, что Павли-щева интерпретирует образ Марии в данной си-туации с точки зрения современной психологии: убийца (мучитель) – жертва.

Дарнли был убит взрывом в доме, в котором они жили вместе с супругой. Для королевы это было потрясением, потому что помимо того, что она потеряла мужа, так ещё её и Босуэла обвини-

ли в его убийстве. Но потом, наплевав на мнение своего народа по этому поводу, королева продол-жила развлекаться со своим любовником. Мария снова забеременела. Босуэл (хоть и был в браке) захотел на ней жениться, и его желание сбывает-ся после ряда опрометчивых поступков Шотланд-ской королевы. Но что читатель хочет от женщи-ны, раздираемой страстями?

Как только они поженились, угроза жизни на-висла над ними обоими. Немедленно у них нача-лись ссоры. После долгих ссор они разъехались: Мария – в Эдинбург, Босуэл просто сбежал в Да-нию, где в тюрьме он умер.

В Шотландии уже были тайные заговоры против правящей женщины, которые готовы были вот-вот взорваться. Марию пленили. Дальнейшая её судьба известна всем.

Роман Натальи Павлищевой доказывает, что интерпретация образа исторической личности автором происходит с учётом имеющихся знаний и жизненного опыта. Именно поэтому роману при-суща стереотипная точка зрения о том, что Ма-рия Стюарт виновата во всех смертях её близких людей.

В художественных произведениях, в которых описана королева шотландская Мария Стюарт, красной линией проходит романтизация её обра-за. Но в то же время везде она предстаёт живым человеком, что приближает её к читателю, кото-рый интерпретирует образ шотландского монарха с точки зрения уже своего жизненного опыта, а не исторических знаний.

Интерпретация образа шотландского мо-нарха в мировой литературе (на примере Марии Стюарт) многовариантна и зависит, прежде всего, от писательского восприятия истории и её героев и читательского взгляда на исторические собы-тия, который связан с его образованием и жиз-ненным опытом.

Список литературы1. Авдонина О. В. Образ династии Стюартов в литературе и кинематографе: сравнительный анализ // Филоло-

гическое образование и современный мир: материалы XI Молодёжной науч.-практ. конф. с междунар. участием / отв. ред. А. Э. Михина. Чита: ЗабГУ, 2015. 304 с.

2. Воронченко Т. В. Пересечение культур в зеркале литературы // Россия – Запад – Восток: взаимодействие культур и литератур: материалы междунар. науч. конф. / отв. ред. Т. В. Воронченко. Чита, 2015. 323 с. С. 5–10.

3. Дюма А. Две Дианы: пер. с фр. М.: Дайджест, 1991. 496 с.4. Конский П.А. Мария Стюарт, шотландская королева // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в

86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890–1907.5. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. М.: Интелвак: Ин-т науч. ин-

форм. по общественным наукам РАН, 2001. 1600 с.6. Мария Стюарт: портрет на экране [Электронный ресурс] // Maria-Stuart.ru: раздел Театр и кино. СПб., 2007–

2014. Режим доступа: http://www.maria-stuart.ru/content/theater-cinema/mary-stuart-portret-na-ekrane (дата обращения: 02.10.2017).

7. Матюшкин А. В. Проблемы интерпретации литературного художественного текста: учеб. пособие. Петроза-водск: Изд-во КГПУ, 2007. 190 с.

8. Павлищева Н. Мария Стюарт. Королева, несущая гибель [Электронный ресурс] // Мария Стюарт. Портрет ко-ролевы. Режим доступа: http://www.maria-stuart.ru/content/literature/n-pavlishcheva-mary-stuart-koroleva-nesushchaya-gibel (дата обращения: 02.10.2017).

9. Питаваль Э. Мария Стюарт. В борьбе за трон. На пути к плахе. М.: Терра-книжный клуб, 2002.10. Скотт В. Собрание сочинений: в 20 т. Т. 10. Аббат. М., 1998. 598 с.11. Цвейг С. Нетерпение сердца. Мария Стюарт. М.: Эксмо, 2013. 800 с.12. Шиллер Ф. Мария Стюарт. М.: Книга по Требованию, 2011. 116 с.

13


УДК 821. 161.1 Салават Мидхатович Аюпов,

доктор филологических наук, профессор,Ататюркский университет,

г. Эрзурум, Турция,e-mail: [email protected]

Татьяна Евгеньевна Харисова,директор,

школа № 98,г. Уфа, Россия,


Светлана Будимировна Аюпова,доктор филологических наук, профессор,

Ататюркский университет,г. Эрзурум, Турция,


Об историософских перекличках Бунина и Тургенева: «Окаянные дни» и «Новь»

Статья посвящена выявлению историософских связей между романом «Новь» Тургенева и «Ока-янными днями» Бунина. В работе доказывается, что критика революционного народничества, проти-вопоставления ему теории «малых дел», мотив чудесного избавления от российских бед, заявленных в «Нови», перерастают в «Окаянных днях» в негативную оценку отечественных сеятелей-интеллиген-тов второй половины XIX – начала XX века и самих просвещаемых ими масс. Финал «Нови» оказыва-ется созвучным и бунинской «Деревне».

Ключевые слова: «Новь», «Окаянные дни», историософская преемственность, русский народ, отечественная интеллигенция, критический пафос

Salavat M. Aiupov,Doctor of Philology, Professor,

Ataturk University,Erzurum city, Turkey,


Tatiana E. Kharisova,Headmistress,

Secondary School 98,Ufa, Russia,


Svetlana B. Aiupova,Doctor of Philology, Professor,

Ataturk University,Erzurum city, Turkey,


On Bunin’s and Turgenev’s Historiosophic Interchanges:“The Cursed Daysˮ and “The Virgin Soilˮ

The article is dedicated to the exposure of the historiosophic interchanges between Turgenev’s novel The Virgin Soil and Bunin’s The Cursed Days. It is being proved that the revolutionary populistic doctrine’s criticism, the contradiction it to the “smaller scale stories” theory, the tune of providential escape from Russian problems, that have been announced in The Virgin Soil are transformed in The Cursed Days into negative assessment of native highbrow disseminators of the second half of the 19th – beginning of the 20th century and also of the mass enlightened. The conclusion of The Virgin Soil is conformable to Bunin’s The Village.

Keywords: The Virgin Soil, The Cursed Days, historiosophic succession, Russian people, the native highbrows, critical pathos

Несмотря на то что «Окаянные дни» (1925–1927, отдельное издание 1935) в последние годы стали объектом плодотворных штудий [4; 6], «тур-геневская составляющая» в нём ещё не стала предметом специального изучения.

Между тем в аспекте историософских воз-зрений последний тургеневский роман обнаружи-вает созвучие с бунинскими «Окаянными днями». В обоих произведениях ключевые вопросы рос-сийского бытия – об истории страны, о русском народе, о сущности национального характера – являются основополагающими.

Отталкиваясь от пушкинского стиха «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь», Бунин утверждает, что и в делах россияне (пи-сатель имеет в виду все слои населения России, в том числе и мужиков) были такими же, как и в учении: «Да и делали мы тоже только кое-что, что придется, иногда очень горячо и очень та-лантливо, а все-таки по большей части как Бог на душу положит – один Петербург подтягивал» [1, с. 312; здесь и далее выделено нами]. Далее, Бунин замечает: «Длительным будничным тру-дом мы брезговали, белоручки были, в сущности,

14


страшные» [1, c. 312]. Это наблюдение писателя от 20 апреля 1919 года над русским и шире – рос-сийским народом – перекликается с теорией «ма-лых дел» тургеневского постепеновца Соломина, который в отличие от Маркелова, Нежданова, Марианны и других, стремящихся сразу же, рево-люционно преобразовать отечественную жизнь, предлагает – «длительный будничный труд», сущ-ность которого объясняет Марианне. Он говорит ей: «… ребеночка вы помоете или азбуку ему по-кажете, или больному лекарство дадите... вот вам и начало… Вы будете чумичкой горшки мыть, щи-пать кур... А там, кто знает, может быть, спасете отечество!» [8, с. 320–321].

Перекликается с характеристикой народни-ков в «Нови» и следующее бунинское суждение, связанное с его предыдущим: «А отсюда, меж-ду прочим, и идеализм наш, в сущности, очень барский, наша вечная оппозиционность, критика всего и всех: критиковать-то ведь гораздо легче, чем работать» [1, c. 312]. Сказанное примени-мо к деятельности революционных народников в «Нови»: их представления о народе иллюзорны (идеалистичны), они в непримиримой («вечной») оппозиции к существующему строю, критиче-ски настроены ко всему, кроме народа, которого по-настоящему не знают. Все эти их черты особо отчетливо выступают на фоне неспешной, нето-ропливой, а потому, по Тургеневу, плодотворной, перспективной деятельности Соломина, его рабо-ты во блага народа и отечества. В той же записи от 20 апреля 1919 года Бунин приводит одну из «замечательных строк» Герцена: «Я ничего не сделал, ибо всегда хотел сделать больше обык-новенного» [1, c. 313]. Обыкновенный, долгосроч-ный труд, или труд в духе тургеневского Соломи-на, не был определяющим в жизни Герцена, по его же словам. «Больше обыкновенного» хотели сделать и народники в романе «Новь» (то есть, сразу же произвести революцию в стране) и по-терпели крушение.

Мотив необходимости «длительного буднич-ного труда» еще одна перекличка историософ-ских воззрений писателей, еще одна линия пре-емственности от Тургенева к Бунину, от «Нови» к «Окаянным дням».

В конце романа Паклин характеризует рус-ский народ, причем под ним он подразумевает и мужиков, и русскую интеллигенцию, и другие слои населения, то есть рассуждает в духе пред-ставлений Бунина, который воспринимал русский народ и как поселян, и как совокупность всех его социальных групп. В «Нови» читаем: «Потому ведь мы, русские, какой народ? Мы все ждем: вот, мол, придет что-нибудь или кто-нибудь – и разом нас излечит, все наши раны заживит, выдернет все наши недуги, как больной зуб. Кто будет этот чародей? Дарвинизм? Деревня? Ар-хип Перепентьев? Заграничная война? Что угод-но! Только, батюшка, рви зуб!! Это всё – леность, вялость, недомыслие!» [8, c. 385]. По мнению Паклина, эта «решительная» позиция народа об-условлена такими чертами русской натуры, как леность, вялость, недомыслие».

В сущности та же мысль – ожидание исцеле-ния наших недугов со стороны, извне, а не соб-ственными усилиями – заключена в таком рассуж-дении автора в «Окаянных днях». Здесь читаем: «Какая это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность – вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным коль-цом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко!» (запись от 20 апреля 1919 года, Одесса) [1, с. 313]. Созвучие двух текстов (1876 и 1925–27 годов) по-казывает (и доказывает), что вечная надежда на помощь, на чудо от кого-то или от чего-то – это действительно «старая русская болезнь», это неистребимое свойство русской натуры. Этой болезнью заражены, по Бунину, и литературные Чацкие, Николка Серый и реальные Герцены, то есть личности, жившие в разные времена: в на-чале XIX века (Чацкие), в середине века (Герцен), в начале XX века (Николка Серый). Прошло сто лет, а сама эта болезнь, или надежда на спасе-ние со стороны, продолжается, держится, не ис-чезает. В этот же ряд вписывается и тургеневский Паклин, с его речью 1870 года. У обоих писателей ключевым является мотив ожидания помощи со стороны. У Тургенева: «Мы все ждем: вот, мол, придет что-нибудь или кто-нибудь – и разом нас излечит…» [8, с. 385]. У Бунина: «Но отсюда же и Николка Серый из моей «Деревни», – сидит на лавке в темной, холодной избе и ждет, когда под-падет какая-то «настоящая» работа, – сидит, ждет и томится» [1, 313]. В обоих случаях эта «старая болезнь» оценивается критически. У Тургенева: «Это всё – леность, вялость, недомыслие!» [8, с. 385]; у Бунина такая триада: «… это томле-ние, эта скука, эта разбалованность» [1, с. 313]. И здесь и там нежелание народа, по мнению пи-сателей, самостоятельно выходить из кризисной, проблемной ситуации. В «Окаянных днях» имеет-ся запись (от 16 февраля 1918 года) об ожидании российскими солдатами прибытия немцев в Мо-скву, в Россию для наведения порядка, устране-ния хаоса и анархии в стране.

Примечательно, что среди возможных спаси-тельных рецептов тургеневский Паклин называет «деревню»: «Деревня?» [8, c. 385].

На наш взгляд, в этом предположении, ско-рее, риторическом вопросе с заранее извест-ным ответом, слышен отголосок спора Тургене-ва с Герценом в 1860-е годы по поводу сельской общины, которая, по мнению последнего, должна стать зародышем социализма, основой самобыт-ной будущности России.

Бунин словно откликается на вопрос тур-геневского героя «Деревня?» своей повестью «Деревня» (1910) и даёт сугубо отрицательный ответ: никакого преобразования России, идущего из деревни, не может быть: настолько удручаю-ще и беспросветно её ежедневное существова-ние. В «Окаянных днях» (запись от 10 февраля 1918 года, Москва) Бунин замечает по поводу «Деревни»: «А «Деревня» вещь всё-таки необык-новенная. Но доступна только знающим Россию. А кто ее знает?» [1, с. 281]. Сказанное переклика-

15


ются с суждением тургеневского Лежнева о том, что «несчастье Рудина состоит в том, что он Рос-сии не знает, и это точно большое несчастье» [7, с. 305].

Не знает Рудин России прежде всего дере-венской, крестьянской, которой и посвящена бу-нинская повесть, России, составлявшей подавля-ющее большинство страны и в середине XIX, и в начале XX века, жившей совсем иной жизнью, чем герои-пропагандисты рудинского типа, а позже народники из «Нови» и «друзья народа» в начале XX века, осмеянные Буниным в «Окаянных днях».

Неслучайно тургеневский роман начинает-ся приходом помещицы Липиной, занимающей-ся благотворительностью, в избу к умирающей старухе, а заканчивается отъездом Рудина из гостиницы города С. и смертью героя в Париже. Такой композицией Тургенев подчеркнул беско-нечную удалённость своего героя-энтузиаста, российского интеллигента от народной жизни, от деревенской Руси, его незнание этой Рос-сии – первоосновы национальной жизни. Нача-ло «Рудина» – описание посещение помещицей больной крестьянки – это продолжение «Записок охотника», продолжение темы народной жизни, по-новому зазвучавшей в романе «Новь».

Бунин вслед за Тургеневым мог с полным правом сказать, что незнание российской ин-теллигенцией начала XX века народной Рос-сии – «точно большое несчастье», обернувшееся катастрофическими последствиями в жизни стра-ны, изображенными в бунинской книге «Окаян- ные дни».

Точку зрения автора в «Нови» порой выра- жает Нежданов. Именно в таком его высказыва- нии о народе присутствует ключевое определение последнего с позиции ищущих сближения с ним отечественных «сеятелей». «А ты, неведомый нам, но любимый нами всем нашим существом, всею кровью нашего сердца, русский народ, прими нас – не слишком безучастно – и научи нас, чего мы должны ждать от тебя?» [8, c. 301], – так закан-чивает своё письмо к приятелю Нежданов. Слово-сочетание «неведомый нам» отражает незнание, непонимание народа российской интеллигенци-ей, горячая любовь которой по той же причине бесплодна, не продуктивна. Это же тургеневское слово – «неведомый», значение которого усиле-но наречием «совершенно» – использует Бунин при осмыслении роли российской интеллигенции в познании народа в начале XX века. В грозный для России 1917 год, в период между двумя эпо-хальными событиями – буржуазной революцией и октябрьским переворотом – в письме к П. А. Ни-лусу (от 27.05.1917) Бунин замечал: «Ох, вспом-нит ещё наша интеллигенция, – это подлое пле-мя, совершенно потерявшее чутьё живой жизни и изолгавшееся насчёт совершенно неведомого ему народа, – вспомнит и мою «Деревню» и пр.!» [2, с. 387].

Мы видим, что Бунин солидарен с Тургене-вым относительно народознания «нашей интел-лигенцией»: в 1917 году она также далека от по-нимания «предмета» своего обожания, как и во времена первого хождения в народ, описанного в тургеневской «Нови». Только пропасть между народом и интеллигенцией стала ещё больше: теперь народ не просто «неведомый», а «совер-шенно неведомый».

Неслучайно спустя менее чем два года после публикации романа «Новь» (ВЕ, 1877, №№ 1–2) в стихотворении «Сфинкс» (декабрь 1878) Турге-нев этим греческим словом назовет русский на-род – «о всероссийский сфинкс!» [9, c. 158]. По Тургеневу, отечественная интеллигенция до сих пор так и не разгадала самую главную загадку на-циональной жизни – русский народ: «Только где твой Эдип?» [9, с. 158]. Из выше цитированного Бунина к П. А. Нилусу ясно, что «наша интелли-генция» в начале XX века еще дальше от разгад-ки «всероссийского сфинкса», чем в конце 1870-х годов. Этот бунинский взгляд на «сеятелей» подтверждается и современным культурологом. Как пишет Ю. Каграманов, «… вся русская интел-лигенция» накануне 1917 года была «народни-ческой» – не в смысле эсеровских лозунгов, а в смысле общей «веры в народ» – и что определен-ной ее части был присущ «гипертрофированный руссоизм», убеждение в том, что «подлинный на-род лучше всех бар» (3, с. 175–177; курсив авто-ра). Это суждение о народническом духе русской интеллигенции проходит красной нитью через зарисовки писателем отечественной интеллиген-ции в «Окаянных днях». Ключевая фраза отече-ственного просветителя масс: «Я верю в русский народ! – За это рукоплескали», – пишет Бунин [1, с. 310]. Впервые в русской литературе скептиче-ское отношение к такой вере выразилось в рома-не «Новь». Его герои – Маркелов, Остродумов, Машурина – безоговорочно, априори видят в на-роде исключительно позитивное, высшее начало отечественной жизни, разбуженное, оно способно двинуть Россию вперед. И лишь Нежданов неза-долго до смерти прозревает, что проснувшийся народ явит совсем иной, не благостный лик, пред-станет противоположностью розовым воззрениям на него пропагандистов и радетелей сверху. «Да, наш народ спит... Но, мне сдаётся, если что его разбудит – это будет не то, что мы думаем...» [8, с. 329], – написал в постскриптуме герой.

То, что прозревал Нежданов, то, что он пред-чувствовал, сбылось в 1917–1919 годах на глазах Бунина, а позже стало предметом горьких наблю-дений и горестных размышлений на страницах его «Окаянных дней».

Таким образом, приведённые историософ-ские параллели между писателями, подчерки-вают их духовное родство в восприятии народа, русской натуры: общественная линия «Нови» ока-залась чрезвычайно востребованной на страни-цах бунинской книги.

Список литературы1. Бунин И. А. Окаянные дни // Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. 6. М.: Воскресенье, 2006. С. 275–382. 2. Бунин И. А. Письма 1905–1919 годов. М.: ИМЛИ РАН, 2007. 829 с.

16


3. Каграманов Ю. Чужое и свое // Новый мир. 1995. № 6. С. 175–177.4. Никитина М. В. Мотивная структура пространственно-временной организации «Окаянных дней» и «Стран-

ствий» Бунина: дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. Архангельск, 2006. 200 с. 5. Письма 1905-1919 годов / И. А. Бунин; под общ. ред. О. Н. Михайлова. М.: ИМЛИ РАН, 2007. 829 с. 6. Трусова А.С. Мифопоэтическая парадигма «Окаянных дней» И. А. Бунина: дис. … канд. филол. наук:

10.01.01. Мичуринск, 2004. 195 с. 7. Тургенев И. С. Рудин // Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. М.: Наука, 1980. Т. 5. С. 197–323.8. Тургенев И. С. Новь // Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. М.: Наука, 1982. Т. 9. С. 133–389. 9. Тургенев И. С. Сфинкс // Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. М.: Наука, 1982. Т. 10.

С. 157–158.

УДК 81.42Светлана Владимировна Богодухова,

магистрант,Забайкальский государственный университет,

г. Чита, Россия,e-mail: [email protected]

Концепт «женщина» в произведениях Н. В. КолобовойСтатья посвящена лингвистическому аспекту интерпретации регионального текста на примере

произведений Н. В. Колобовой. Дано краткое описание тематики произведений и основные мысли. В статье анализируются тексты с точки зрения современного лингвистического подхода дискурс-анали-за и конструируются тема-рематические связи. Особое внимание уделено понятию концепта «женщи-на» и его отражению в языковой форме. Выделяются и описываются характерные особенности текстов.

Ключевые слова: концепт, тема, рема, тема-рематическая конструкция, актуальное членение предложения, дискурс-анализ, текст

Svetlana V. Bogodukhova,Master Student,

Transbaikal State University,Chita, Russia,


The Concept “Woman” in Works by N. V. KolobovaThe present article covers a linguistic aspect of regional text interpretation on works by N. V. Kolobova.

The article gives the description of the subject matter of the works and the central idea. In the article, the texts are analyzed from the point of view of modern linguistic approach of discourse analysis. In the article, also thematic-rhematic connections are formed. Special attention is given to a concept of “woman” and its reflection in linguistic form. The article emphasizes and describes the main specificity of the texts.

Keywords: concept, theme, rheme, thematic-rhematic connection, actual division of the sentence, discourse analysis, text

Данная статья посвящена лингвистическому аспекту интерпретации регионального текста на примере произведений забайкальского писате-ля, журналиста Натальи Васильевны Колобовой (11.05.1950–17.10.2000 гг.). Н. В. Колобова ра-ботала на радио, в газетах, была первым редак-тором газеты «Читинское обозрение». В начале 1980-х годов награждена первой премией им. Кур- натовского за цикл статей и очерков о людях и проблемах забайкальского села. Героями её произведений в основном являются сельские жи-тели, механизаторы и доярки, простые рабочие и начинающие предприниматели, деревенские старушки и старики, люди с запутанными жизнен-ными историями и тяжелыми судьбами.

Для анализа было выбрано два рассказа: «Сила материнской любви» «Комплимент» из сборника «Очерки разных лет» [3]. В первом из них писатель повествует о русской женщине Ека-терине Снимщиковой, которая в двадцать шесть лет, спасая своего пятилетнего сына от гибели, по-теряла ногу. И, несмотря на все эти тяготы жизни,

она оставалась красивой и внешне, и внутренне, хорошей домохозяйкой, доброй и ласковой мате-рью и женой. В очерке «Комплимент» писатель знакомит нас с одинокой женщиной, заведующей гостиницей, строгой и статной. Но после одного «неуклюжего» [3, c. 103] комплимента описание этой женщины наполняется мягкостью, щедро-стью и добротой. Оба эти рассказа объединены одной общей темой – женщины села.

Современный подход к лингвистическому из-учению текста склоняет нас обратиться к теории дискурс-анализа. Дискурс-анализ – это совокуп-ность методик и техник интерпретации различного рода текстов или высказываний как продуктов ре-чевой деятельности, осуществляемой в конкрет-ных общественно-политических обстоятельствах и культурно-исторических условиях [7]. Исследу-ются скрытые значения текста, контекст его соз-дания, вероятные интерпретации читателем/слу-шателем. Анализу подвергаются слова, которые могут сочетаться, делиться на подгруппы, разби-ваться на семиотические сегменты; могут быть

17


расположены таким образом, чтобы дать возмож-ность исследователю сравнивать, сопоставлять, анализировать и отыскивать определенные моде-ли. В связи с этим возможны различные интерпре-тации текста (исследовательского материала) [6].

Одним из основных конструктивных при-знаков текста является некая структурная связь, определяемая в тексте как тема-рематическая конструкция. Построение текста определяется темой, которая выражается условиями обще-ния, информацией, задачей сообщения, а также стилем изложения. Единство темы проявляется в таких свойствах текста, как регулярная повто-ряемость ключевых слов, синонимизация ключе-вых слов, повторная номинация ключевых слов, тождество референции, т. е. соотношение слов (имен и их заместителей) с одним и тем же пред-метом изображения; наличие импликации, осно-ванной на ситуативных связях [2, с. 36]. Выделе-ние темы и ремы тесно связано с теорией текста, а именно с теорией актуального членения пред-ложения/высказывания [4, с. 22] по алгоритму: словосочетание – предложение – фраза – груп-па связанных предложений. Актуальное члене-ние предложений – используемый в лингвистике принцип разделения предложения на: исходную, изначально данную составляющую (то, что счи-тается известным или может быть легко понято), называемую темой, исходной точкой или осно-вой; новую, утверждаемую говорящим состав-ляющую (то, что сообщается об исходной точке высказывания), называемую ремой или ядром; элементы перехода [6].

С этих лингвистических позиций интересно выявить наличие концепта «женщина» в выше указанных произведениях. Актуальность здесь обусловлена интересом современного языкозна-ния к проблеме отражения в языке основных концептов национальной концептосферы. Как объект изучения образ женщины и средства его объективации в языке находится в центре внима-ния лингвистов уже сравнительно долгое время. Начиная с 30-х гг. XX века в русском языкознании в той или иной степени затрагивается проблема лексико-фразеологических средств наименова-ния различных номинатов, в том числе и пола. Основным способом языковой объективации но-минанта лица женского пола является родовое слово женщина, реже разговорное баба, а также видовые формы, эксплицирующие половую зре-лость женщины, – девочка, девушка, родственные отношения – мать (мама), жена, бабушка (бабка), дочь (дочка), крестная мать, мачеха, невестка, падчерица, сестра, сноха, супруга, тетя (тет-ка), золовка (золовица, золова), тёща, свекровь (свекровка), социальные отношения – соседка, коллега и т. д. В целом, для обозначения «лица женского пола» используются тысячи «лексиче-ских, фразеологических, паремийных, афористи-ческих, текстемных наименований» [5].

В исследованиях М. Я. Немировского (1938), И. Ф. Протченко (1953; 1960; 1961, 1964), А. А. За-лизняка (1964), Т. В. Шанской (1964), Ю. С. Со-рокина (1965), Н. А. Янко-Триницкой (1966; 1967),

В. П. Даниленко (1967), М. В. Китайгородской (1976), А. А. Брагиной (1981), А. П. Бабушки- на, З. Д. Поповой (1987), А. А. Загнитко (1987), И. С. Улуханова (1988), Р. И. Розиной (1991), В. Н. Телия (1996), Г. А. Лилич (1996), А. М. Холо- да (1997) и многих других в словообразователь-ном, ономасиологическом, стилистическом, со-циолингвистическом и психолингвистическом аспектах анализируются средства и способы но-минации лиц разного пола, сопоставляются грам-матическая категория рода с внелингвистической категорией пола, исследуется ономасиологиче-ская мотивация наименований лица по различ-ным параметрам. Достаточно подробно проблема лексического обозначения женщины в русском языке рассмотрена М. А. Алексеенко (2006) [2].

Рассмотрим вербализацию свойств текста на примере героинь очерков Н. В. Колобовой. Клю-чевое слово в очерке «Комплимент» – женщина, это и является темой. Квантитативный анализ слов, формирующих данную тему (языковой пор-трет женщины) позволил выстроить следующую последовательную структуру: «которая считалась заведующей гостиницей», «одна живет», «бедная женщина». Лексемы отражают последовательное развитие событий текста, номинируя образ и ста-тус основного персонажа. Точно и ёмко дано опи-сание внешней составляющей образа: «высокая, плотная, с несколько плоским лицом и бледны-ми губами», «на вид ей было лет 60–65», «спи-на и руки не изуродованы крестьянской работой, «ее плоское лицо зарумянилось», «морщин нет, и глаза молодые совсем». Данное описание ри-сует образ положительный, законченный, пол-ноценный. Построение рематической структуры в тексте, позволяющее создать законченность ос-новной мысли, выявило использование глаголь-ных форм «всю жизнь чем-нибудь «заведовала», «скомандовала», «ожесточенно пробурчала», «подозрительно скосила глаза»,«накинула пла-ток, телогрейку»,«погромыхав в холодильнике, …достала банку молока». Последовательность этих рем очень точно передаёт настроение женщины, которая оттаяла после одного-единственного ком-плимента, выраженного в лексеме «Ну, какая же вы старуха… Да вам, наверное, лет пятьдесят, не больше…». Автор очерка умело, намеренно подбирает такие лексические средства, которые создают неповторимое очарование образом жен-щины-заведующей. Сама женщина произносит «кому мы, старухи, нужны», что логически проти-воречит предыдущим темам. Концепт «старуха» противопоставлен концепту «женщина», привно-ся в общий содержательный контекст понятие не-нужности и утраченного статуса.

В очерке «Сила материнской любви» нам представлен образ женщины, рематическое опи-сание внешности которой выражено следующими лексемами: «красива», «статная», «роскошные волосы», «чувственные губы», «хорошая по-рода», «в глазах отсутствует тусклость одино-чества». Построение рематической структуры в тексте выявило использование сравнительных оборотов: «как Богоматерь», «как обычная домо-

18


хозяйка, жена, мать, каких сотни в районе». Текст изобилует глагольными рематическими конструк-циями: «зверино-материнским чутьем уловила», «сделала это прыжок, она пролетела эти пять-семь метров на секунду быстрее», «осталась лежать на асфальте с вывернутой, раздроблен-ной ногой», «могла сесть в инвалидную коляску, начать пить, наконец, просто озлобиться, остер-венеть и на всех и вся, но Бог дал ей не только внешнюю силу, но и внутреннюю», «доит коров, варит обеды, садит огород, копает картошку», «собирает грибы», «очень любит свой сад», «ува-жает особо те (цветы), что стойкие к морозу», «Екатерина стоит особняком», «ни к чему не при-копаешься», «навоз в стайках почистит», «напоит, накормит скотину», «справила мужикам по норко-вой шапке», «по избе просто летает». Благодаря лексическим формам, выбранным автором произ-ведения, у читателя складывается образ сильной, светлой, доброй женщины, с нелегкой, но всё же интересной судьбой. Только женщина с огромным внутренним потенциалом, стержнем, не будет сломлена никакими трудностями и невзгодами.

Екатерина Снимщикова живёт полноценной жиз-нью, несмотря на трагедию, произошедшую с ней. Она, как Богоматерь, пожертвовав собой, спасла сына от смертельной опасности. Женщина, благо-даря силе материнской любви, вырастила любя-щего и благодарного сына.

Таким образом, анализ произведений Н. В. Колобовой с позиции определения совре-менных тема-рематических конструкций дает нам возможность увидеть полноценный концепт жен-щины, с положительной коннотативной окраской, скромную, добрую, целеустремленную, сильную духом, трудолюбивую, мудрую, понимающую, за-ботливую, удалую сельскую женщину. Выбранные автором намеренные тема-рематические кон-струкции способствуют предельно точному опи-санию концептуально значимых черт характера героинь рассказов. И передать эти мысли и ощу-щения возможно посредством конструирования тема-рематических связей (с позиции создания авторского текста) и определения отношений в аспекте дискурсивного анализа регионального текста (с позиции читателя).

Список литературы1. Адонина Л. В. Концепт «женщина» в русском языковом и когнитивном сознании. Севастополь: Рибэст, 2007.

168 с.2. Жамсаранова Р. Г. Тема-рематические структуры в дискурсе английской волшебной сказки “Snowdrop” // Язык

и культура в эпоху глобализации: материалы I Междунар. науч. конф.: в 2 т. Т. 2. СПб.: Изд-во СПбГЭУ, 2013. Вып. 1. С. 36–40.

3. Колобова Н. В. Очерки разных лет / сост. Л. А. Мишарева, Н. С. Черняев. 2-е изд., доп. и перераб. Чита: Экс-пресс-изд-во, 2010. 186 с.

4. Шевякова В. Е. Актуальное членение предложения // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: СЭ, 1990. С. 22–23.

5. Концепт «женщина» в русском сознании [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.zavantag.com/docs/1821/index-12623-1.html?page=3 (дата обращения: 22.07.2017).

6. Актуальное членение предложения [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.ru.wikipedia.org/wiki/ (дата обращения: 25.05.2017).

7. Дискурсивный анализ. Лингвистическая прагматика: цели, задачи. Методы анализа дискурса [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.studfiles.net/preview/4309820/page:5/ (дата обращения: 22.07.2017).

УДК 81’37Юлия Николаевна Варфоломеева,кандидат филологических наук, доцент,

Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления,

г. Улан-Удэ, Россия, e-mail: [email protected]

Художественный описательный текст: специфика функционирования глагольных предикатов1

В работе применён функционально-смысловой подход к тексту, позволяющий выявить специфи-ку функционирования глагольных предикатов в художественном описательном тексте. Разнообразно представить пространство в описании способны глагольные предикаты 11 лексико-семантических групп (ЛСГ). Наиболее частотны в художественном описании глагольные предикаты со значением вы-деленности в пространстве на основе световых/цветовых характеристик (11-я ЛСГ) и предикаты поло-жения в пространстве (10-я ЛСГ).

Ключевые слова: описательный текст, глагольный предикат, художественный текст, частотность, семантика, лексико-семантическая группа, классификация предикатов

1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ. Проект «Моделирование текста: лексический состав текста типа “описание”» № 15-04-00305.

19


Yulia N. Varfolomeeva,Candidate of Philology, Associate Professor,

East Siberia State University of Technology and Management,Ulan-Ude, Russia,

e-mail: [email protected] Descriptive Text:

Specifics of the Functioning of Verb Predicates The functional-semantic approach to the text is applied in the work, allowing to reveal the specificity of

functioning of verb predicates in the fictional descriptive text. The verb predicates of 11 lexical-semantic groups (LSG) are capable of representing space in a variety of ways. The most frequent in the artistic description are the verb predicates with the semantics of highlighting in space on the basis of light/color characteristics (11th LSG) and location predicates (10th LSG).

Keywords: text of “description”, verb predicate, fictional text, frequency, semantics, lexical-semantic group, сlassification of predicates

Функционально-смысловой подход позволя-ет определить описательный текст как тип текста, вербализующий представление о пространстве, в основе описания лежит перечисление статич-ных признаков объекта, наблюдаемых в опреде-лённый момент времени.

Содержание художественного произведения подаётся через авторское «видение», через его субъективное восприятие. Специфика художе-ственного текста проявляется в определенной степени и на уровне функционирования глаголь-ных предикатов. Вопрос о систематизации гла-гольной лексики занимает в современной линг-вистике центральное место, однако среди учёных до сих пор нет единого мнения относительно объ-ема и границ глагольных классов, их количества, принципов выделения и т. д.

Предложенная в данной работе классифика-ция строится на разграничении лексических групп глагольных предикатов по их семантическим признакам. В поле внимания попадают предика-ты, используемые в неакциональном значении. Инвариантным значением, которое объединяет все глагольные предикаты описательных текстов, выступает значение «существование», которое может разнообразно расширяться значениями способа существования. Глагольные предикаты входят в ЛСГ своими лексико-семантическими вариантами (ЛСВ), они составляют 11 ЛСГ с се-мантикой: 1. размещения в пространстве (рас-полагаться, размещаться, покоиться и др.); 2. позиции (стоять, лежать, висеть, сидеть); 3. характеристики формы предмета (петлять, извиваться, громоздиться); 4. характеристики границ пространства (ограничивать, разделять, окаймлять); 5. охвата предмета (опутывать, оплетать, обтягивать); 6. пространственного соотношения предметов (примыкать, упираться, прилегать); 7. заполнения пространства (напол-нять, вмещать, уставлен); 8. характеристики плоской поверхности объекта (покрыт, закапан, заляпан); 9. направления в пространстве (идти, вести, стекать); 10. положения в пространстве (простираться, раскидываться, торчать); 11. выделенности на основе световых/цветовых характеристик (белеть, светлеть, чернеть) [3, с. 73–76]:

Густым лесом ехал Вадим; направо и налево расстилались кусты ореховые и кленовые, меж

ними возвышались иногда высокие полусухие дубы, с змеистыми сучьями, странные, тем-ные – и в отдалении синели холмы, усыпанные сверху донизу лесом, пересекаемые оврагами, где покрытые мхом болота обманчивой яркой зеленью манили неосторожного путника. (Лер-монтов. Вадим).

В приведённом художественном описании использованы глагольные предикаты разных ЛСГ: расстилались указывает на расположение кустов в пространстве леса в горизонтальном измерении с дополнительной семой ‘большое пространство’, предикат возвышались говорит о вертикальном расположении дубов, синели информирует о вы-деленности холмов на основе синего цвета.

Художественный текст располагает больши-ми возможностями для исследования семантики глагольных предикатов в силу их широкого упо-требления, использования разностилевой и экс-прессивной лексики. Индивидуальная авторская манера может проявляться при создании описа-тельных текстов (картин природы, портретов пер-сонажей и др.) в выборе тех или иных визуальных эффектов. Художественное описание распола-гает для передачи пространственных характери-стик стилистически ограниченными (валяться: вещи валяются на полу, мариноваться: посе-тители мариновались в приемной, светлеться: вдали светлелись ландыши и др.), экспрессивны-ми (приласкаться: дорога приласкалась к селу, всклочен: степь всклочена, лепиться: построй-ки лепятся к поселку и др.), окказиональными (торжествовать: посреди стола торжество-вала вазочка (Л. Улицкая), ежиться: на столбах ежились объявления (И. Ильф и Е. Петров), ос-муглен (лицо осмуглено зноем (И. Калашников) и др.) единицами.

На основе анализа описательных текстов, выбранных из произведений художественной ли-тературы (970), было произведено исследование частотности использования глагольных предика-тов 11 ЛСГ методом пропорции. Приняв все сло-воупотребления глагольных предикатов с семой способа существования в пространстве, исполь-зованных в художественных описательных тек-стах, за 100 % (1508 предикатов), мы определили в процентном отношении частотность перечис-ленных ЛСГ глагольных предикатов при построе-нии описательных текстов.

20


Наиболее часто используются в художе-ственном описании глагольные предикаты со зна-чением выделенности в пространстве на основе световых/цветовых характеристик (11-ая ЛСГ). Слова данной группы составляют 27,1 % слово-употреблений из всего состава глагольных пре-дикатов с пространственной семой. Подобная востребованность предикатов 11-ой ЛСГ в худо-жественном описании может быть объяснена осо-

бой ролью цвето- и светообозначений в художе-ственном тексте, которые используются с целью отображения мировидения автора, обрисовки пространства, наполнения последнего символи-ческим смыслом. Цветовые и световые эффекты востребованы при обрисовке картин природы, обстановки, портретов персонажей, художествен-ных деталей, поэтому продуктивны во всех тема-тических разновидностях описания.

Рис. 1. Частотность ЛСГ глагольных предикатов в художественном описании, %

Материалы словарей [6; 7] могут дополнить состав выделенных KCU. Объединив эмпириче-ски полученные данные с данными словарей, мы выявили общее число ЛСВ предикатов, функци-онирующих в описательных текстах. Приняв все

ЛСВ (386) предикатов, за 100 %, в процентном соотношении установили продуктивность ЛСГ предикатов. Сводная таблица сопоставления про-дуктивности по обобщенным данным и в художе-ственном описании представлена ниже.

Таблица 1Соотношение продуктивности ЛСГ предикатов по обобщенным данным и в художественном описании

Наименование ЛСГ глагольных предикатов Частотность по обобщенным данным,%

Частотность в художественном описании,%

1. Размещение в пространстве 6,2 82. Позиционные 3,6 9,73. Форма предмета 10 7,54. Границы пространства 3,4 5,25. Охват предмета 4,4 5,16. Пространственное соотношение предметов 10,9 4,67. Заполнение пространства 4,7 4,58. Характеристика плоской поверхности 9,9 7,29. Направление 8 6,410. Положение в пространстве 15,3 14,711. Выделенность в пространстве на основе световых/цветовых характеристик 23,6 27,1

Как видно, данные коррелируют: в целом до-минируют предикаты со значением выделенности в пространстве на основе световых/цветовых ха-рактеристик (11-ая ЛСГ) и предикаты положения в пространстве (10-ая ЛСГ). Одной из наименее частотных форм по данным справочника явля-ются позиционные предикаты (2-ая ЛСГ) (их чис-

ло в языке невелико), однако их продуктивность в художественном описании значительно выше в силу востребованности позиционной семан-тики для характеристики объектов (в описании- интерьере и описании-портрете). Таким образом, коррелирующие данные по продуктивности ЛСГ предикатов в очередной раз подтверждают мысль

21


В. В. Виноградова о том, что язык художествен- ной литературы является полным, «концентриро-ванным выражением» общелитературного языка [4, с. 446].

Лексика и высказывания со значением вос-приятия активно исследуются в текстах как сред-ство номинации определенного образного, худо-жественного содержания в прозе и поэзии, как характерологический элемент идиостиля, в связи с эмотивным содержанием текста и др. Иссле- дование функционирования глагольных предика- тов, количественный анализ использования выяв-ленных лексических групп предикатов имеет зна-чение для изучения идиостиля писателя, позволя-ет выявить определенные предпочтения автора в обрисовке сенсорных ощущений [1]. Так, напри-мер, И. К. Калашников, русский сибирский писа-тель, выступает как мастер визуального описания:

После недавних дождей в степи поднялись травы. Колосился житняк, зеленел сочный пы-рей, рядом с ним тянулись к солнцу голубова- тые стебли востреца и типчана, степь от них казалась сирой, ближе к реке среди белых со-лончаковых пятен пламенели синие ирисы; над густым разнотравьем торчали розоватые ме-телки ревеня и стебли железняка, унизанные

малиново-сиреневыми мутовками мелких цве-тов; порхали бабочки, стрекотали кузнечики; на увале лениво пересвистывались суслики. (И. Ка-лашников. Не поле перейти).

В прозе И. Калашникова наиболее частотны глагольные предикаты со значением выделен-ности в пространстве на основе световых/цве-товых характеристик (11-ая ЛСГ). Слова данной группы составляют 39,8 % словоупотреблений из всего состава глагольных предикатов с простран-ственной семой. Писатель при создании образов выбирает разнообразные формы характеристи-ки световых и цветовых эффектов (блестеть, искриться, мерцать, поблескивать, сверкать и др.), включая в произведение и окказионализмы (отглянцован, осмуглен и др.) [2].

Таким образом, функционирование глаголь-ных предикатов в художественном описании от-личает своя специфика, полученные данные по-зволяют подтвердить мысль В. В. Виноградова о том, что язык литературного произведения не-обходимо изучать, «отправляясь от понятий и ка-тегорий общей литературно-языковой системы, от ее элементов и вникая в приемы и методы их индивидуально-стилистического использования» [5, с. 277].

Список литературы1. Ахметова Г. Д. Художественный текст как явление культуры // Сибирский педагогический журнал. 2008. № 4.

С. 89–95.2. Варфоломеева Ю. Н. Глагольные предикаты со значением существования в тексте типа «описание» (на

материале произведений И. К. Калашникова) // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и ме-тодический аспекты: материалы I Междунар. науч. конф. (г. Чита, 29–30 окт. 2007 г.). Чита, 2007. С. 22–24.

3. Варфоломеева Ю. Н. Частные лексические значения глагольных предикатов в тексте типа «описание» // Вестник Бурятского государственного университета. Филология. 2007. Вып. 7. С. 73–76.

4. Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М.: Гослитиздат, 1959. 656 с.5. Виноградов В. В. Проблемы стилистики. М.: Высш. шк., 1981. 320 с.6. Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений / под

общ. ред. Н. Ю. Шведовой. М.: Азбуковник, 1998. Т. 4. 924 с.7. Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Анто-

нимы / под ред. Л. Г. Бабенко. М.: АСТ-Пресс, 1999. 704 c.

УДК 82-09Татьяна Викторовна Воронченко, доктор филологических наук, профессор,



На волне социальных потрясений ХХ века: «Синяя блуза» и «Эль Театро Кампесино»

Автор статьи, обращаясь к интерпретации драматургических текстов ХХ века, входящих в репер-туар «рабочего театра» в России (1920-е годы) и в США (1965–1970-е годы), ставит целью понять ха-рактер идеологического воздействия на художественную природу малых жанровых форм. В результате исследования устанавливается, что «рабочий театр» в России («Синяя блуза») и США («Эль Театро Кампесино»), был, в первую очередь, агитационно-пропагандистским, отличался лозунговостью, соци-ально значимой условностью и однолинейностью в рисовке персонажей-масок, что не предполагает расширения возможностей интерпретации текста.

Ключевые слова: рабочий театр, драматургия, пьеса-акто, Синяя блуза, Эль Театро Кампесино

22


Tatyana V. Voronchenko,Doctor of Philology, Professor,



Inspired by Social Disruption of 20th century: The Blue Blouse and El Teatro Campesino

The author refers to the interpretation of the 20th century Workers’ Theater texts in Russia (1920s) and in the USA (1965–1970s). The study aims to understand the principles of ideological influence upon short genres. The results demonstrate that Workers’ Theater in both Russia (The Blue Blouse) and the USA (El Teatro Campesino) was agitational and propagandist due to its slogans and unambiguity of the characters, that does not suppose variable interpretation of the literary text.

Keywords: Workers’ Theater, drama, acto play, Blue Blouse, El Teatro Campesino

XX век неслучайно именуют веком войн и ре-волюций. Основным событием, во многом предо-пределившим ход истории мира в начале ХХ века, является Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 года. В обращении участников круглого стола в музее современной истории Рос-сии, председателем которого выступил министр культуры РФ Владимир Мединский, в частно-сти, говорится: «Великая российская революция 1917 года навсегда останется одним из важней-ших событий ХХ века» [7]. На форуме учёных- гуманитариев в Лондоне в 2017 году, посвящён-ном обсуждению социокультурной и эстетической рефлексии Октябрьской революции, отмечает-ся: «В год столетия революции её отголоски на-ходят всё новые и новые формы актуализации в обществе и культуре, несмотря на глобальные исторические изменения, происшедшие за это время» [6]. Такими отголосками можно считать своеобразную перекличку событий ХХ века в Рос-сии и широкомасштабного стачечного движения полевых рабочих (campesinos – исп.) под пред-водительством Сесара Чавеса 1965–1970 годов в Калифорнии, США (El Movimiento), ратующих за установление гражданских прав американских ра-бочих мексиканского происхождения и улучшение условий труда. Произошедшие в рамках одного века, одно – в первой половине столетия, другое – во второй, в разных странах – России и США, эти события имеют форму социальных потрясений. Общепризнанным является тот факт, что в пери-оды войн и революций в искусстве, как правило, лидируют малые жанры – лирика и драма, по-скольку они позволяют давать быстрый отклик на события. Обращаясь к интерпретации драматур-гических текстов, входящих в репертуар «рабочего театра», мы ставим целью понять характер идео-логического воздействия на художественную при-роду малых жанровых форм. Как отмечает литера-туровед И. А. Есаулов, «Бесы» Ф. М. Достоевского следует рассматривать «в ряду других антиниги-листических романов» [3, с. 306]. В данной статье предпринимается попытка исследовать тексты ра-бочего театра Кампесино 1960-х в США в одном ряду с «агитпропом» 1920-х годов в России.

В Советской России 1917–20-х годов театр становится инструментом, в первую очередь, идеологического влияния на народные массы. А. В. Луначарский в статье 1920-го года писал

о большой роли театра в формировании и рас-пространении революционных идей: «…мы в Рос-сии признаём большое значение пропагандист-ско-агитационного театра – плакатного театра. От него мы не требуем, конечно, той высокой художе-ственности, которую нельзя не требовать от пьес, претендующих на глубокое отражение жизни на-ших дней и современных волнений наших сердец. От плаката никогда не требуют того, чего требуют от картины» [4, с. 81].

Н. В. Шалаева, прослеживая процесс разви-тия отечественного народного революционного театра, также отмечает, что в советское время театр «был одним из мощных рычагов идеологи-ческого влияния на общество» [10, с. 202]. Пьесы из репертуара народного театра «были достаточ-но прямолинейны и с ярко выраженной пропа-гандистско-агитационной тематикой» [10, с. 204]. Одним из образцов является советский агитаци-онный эстрадно-театральный коллектив «Синяя блуза», просуществовавший с начала 1920-х до 1933 года. Репертуар синеблузников составляют сценки и скетчи, посвящённые описанию произ-водственной и общественной жизни на злобо-дневную тематику.

Всплеском революционных идей характе-ризуется драматургия США в 60-е годы XX века. В эти годы в связи с ростом самосознания на-циональных меньшинств в стране, которое име-нуется «Великим Пробуждением», повышается социальная активность чикано (Chicano – «ав-тохтонное латиноамериканское население Юго- Запада США, заселившее эти земли в XVI–XIX вв. в период испанской колонизации Америки» [2, с. 118]). В 1965–70 годах в Калифорнии разрази-лась невиданная по масштабам стачка полевых рабочих под предводительством Сесара Чавеса, лидера мексикано-американского движения, ру-ководителя Объединённого союза сельскохозяй-ственных рабочих [1]. Идеей Движения чикано (El Movimiento / Chicano Movement), активистом которого выступал Сесар Чавес, было обеспече-ние гражданских прав трудящихся и мигрантов, создание условий для достойной жизни мекси-кано-американцев в США. Особенностью этого движения было применение ненасильственной тактики, принципы которой были взяты у Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга. Стачечное дви-жение сельскохозяйственных рабочих, развер-

23


нувшееся на виноградных полях в Калифорнии и растянувшееся на пять лет (1965–1970 годы), становится ярким фактом современной истории. Оно даёт толчок революционно-агитационному движению и культурному возрождению народа в целом.

Важнейшим идеологическим инструментом вовлечения масс в борьбу за права рабочих среди мексикано-американцев стал театр. Театр чикано был призван к жизни в 1965 году, когда Сесар Ча-вес дал возможность молодому 25-летнему бун-тарю Луису Вальдесу, студенту драматического отделения университета Сан Хосе, создать на-родный театр, способный силой художественного воздействия, в доступной форме решить задачи объединения усилий в борьбе рабочих. «Природа чиканизма, – писал Вальдес, – призывает к ре-волюционным поворотам в искусстве, равно как и в обществе. Театр чикано должен быть револю-ционным в технике и в содержании! И он должен быть популярным» [13, с. 57]. В период взрывной волны общественно-политической борьбы чика-но необходимо было средствами драмы и теа-тра максимально «дойти до каждого», привлечь внимание к актуальным проблемам чиканизма, воспитать социальное сознание у рабочего. «Эль Театро Кампесино» (El Teatro Campesino) Луиса Вальдеса начинался как народный, соединяю-щий в себе разновидность «агитпропа» и «пар-тизанского театра» времён великой депрессии. Рождённый стачкой, он представлял полевых рабочих, и его идеи были направлены к широкой аудитории, а главная функция состояла в том, чтобы обучать людей. Первые пьесы Л. Вальде-са увидели свет прямо на полях Делано в момент калифорнийской драмы. Они показали, что театр сфокусировал надежды и чаяния кампесино – сельскохозяйственного рабочего. Зритель-чикано и брасеро (brасеrо – «мокрая спина»: рабочий- сезонник из Мексики), сразу, безоговорочно по-верил своему драматургу и потянулся к своему театру.

Поскольку в первоначальной фазе своего развития «рабочий театр», как в России, так и в США, решал преимущественно агитационно-вос-питательные задачи, его репертуар не требовал большой социально-психологической пьесы, ре-алистически отображающей всю многосложность современной жизни. Напротив, театру необходи-ма была особая драматургия малых форм, где зрителю демонстрируются ярко и доходчиво те или иные жизненные принципы, которые надле-жит усвоить. Этим объясняется нарочитая про-стота текста драмы, схематичность и плакатность образов, не предполагающая множественности интерпретаций.

Драматургия «Синей блузы» развивалась под прямым влиянием Маяковского. Как и герои пьес Маяковского, персонажи синеблузников «не так называемые “живые люди”, а оживлённые тенденции» [5, с. 200]. Е. Д. Уварова в работе «Эстрадный театр: Миниатюры, обозрения, мю-зик-холлы (1917–1945)» подчёркивает прямоли-нейность образов, представленных в творчестве

«Синей блузы»: «Они всегда сохраняли отчёт-ливость чёрно-белых красок, строго делились на отрицательных и положительных» [9, с. 110]. Соз-датели печатного издания московских профсо-юзов «Синяя блуза» выделяли такие основные требования к текстам коллектива: «краткость, компактность, сатирическая острота, идеологиче-ская чёткость. Никакой сложной композиции, за-путанной интриги. Мотивировки поступков просты и чётки» [8, с. 4]. Следовательно, тексты синеблу-зников не предполагали вариативной интерпрета-ции: «Что касается прямого указания, кто преступ-ник, а кто нет, – у меня такой агитационный уклон, я не люблю, чтобы этого не понимали. Я люблю сказать до конца, кто сволочь», – говорил Маяков-ский [5, с. 380].

Луис Вальдес создаёт «акто»-пьесу (acto) для своего театра, остросатирическую, агитаци-онно-пропагандистского свойства, содержание и форма которой имеют ряд устойчивых черт. «Акто» характеризует открытая социальная и по-литическая направленность. Такая пьеса, как правило, имеет лозунговый смысл и характер, то есть, по словам Вальдеса, язык «акто» – это язык политики. Предполагая «демонстрацию», а не «воссоздание», «Эль Театро Кампесино» стре-мится к условности, но непременно к социально значимой: персонажи лишены имени, но имеют прозвища – маски, заключающие в себе соци-альный смысл и олицетворяющие общественные функции (Дон Койот, Патрон, Чикано, Сезонник и т. д.), что тоже не предполагает практики интер-пертации.

В «акто»-пьесе «Два облика хозяина» (Las dos caras del patroncito / The Two Faces of the Owner, 1965) – первой из девяти пьес в подбор-ке «Актос» 1965 года – только два действующих лица. Каждый представляет свою расу и класс. Цветной рабочий, чикано, и хозяин не имеют ин-дивидуальных черт, характеристик. Герои – ма-ски. Ситуация напоминает «принца и нищего» М. Твена, где используется приём «смены ролей».

Пресыщенному хозяину англо-американцу мерещится романтическое амплуа мексиканца:

PATRONCITO: I’m going to let you in on a little secret. Sometimes I sit up there in my office and think to myself: I wish I was a Mexican.

FARMWORKER: You?PATRONCITO: Just one of my own boys. Riding

in the trucks, hair flying in the wind, feeling all that freedom, coming out here to the fields, working under the green vines, smoking a cigarette, my hands in the cool soft earth, underneath the blue skies, with white clouds drifting by, looking at the mountains, listening to the birdies sing [12, с. 23]. – «Хочу быть мексиканцем, как один из моих парней. Разъез-жать в грузовике, волосы по ветру, упоительное чувство свободы, исходящей от полей, работа под зелёными кронами, сигарета в зубах, руки в зер-не, мягкая земля, голубое небо, белые облака, глядеть на горы, слушать пение птиц»1. И хозяин меняется ролями с работником, чтобы в конце провозгласить:

1 Здесь и далее перевод автора – Т. В.

24


PATRONCITO: You know that damn Cesar Chavez is right? You can’t do this work for less than two dollars an hour. [12, с. 26] – «Знаете, прокля-тый Сесар Чавес был прав. Немыслимо так рабо-тать за два доллара в час!».

В инсценировке российского коллектива «Синяя блуза» под названием «Пивная, церковь, клуб» также предстают герои-маски: Пивная, Клуб, Церковь, Богомолка, Сознательная работ-ница. Они разыгрывают несложный сюжет, на-глядно демонстрирующий вред церкви и пивной для советского рабочего. В финале актёры нази-дательно обращаются в зал:

«От тоски ты, Ваня,пьёшь или от охоты?Вот где, Ваня, пропадёшьНи за что ты!»

[9, с. 100].

Из текста мы понимаем, что возможности до-полнительной интерпретации нет – оценка персо-нажа задана и предполагает однозначное воздей-ствие на зрителя.

Условны персонажи «акто»-пьесы Вальдеса «Пятое время года» (Quinta Temporada, 1965): Патрон, Рабочий-сезонник, Дон Койот. Однако в этой пьесе Л. Вальдес делает больший упор не на национальный, а на классовый антагонизм. Привычная схема: белый (патрон) – чикано (се-зонник) претерпевает изменения, поскольку Дон Койот, посредник, помогающий белому ферме-ру обирать рабочего, тоже чикано, но из породы vendidos – «продавшихся». В советском «рабочем театре» американскому Патрону соответству-ет Буржуа, а чикано-сезоннику – Рабочий, как, например, в инсценировке «Три Интернациона-ла», в которой тексты ролей Рабочего и Буржуа, главных действующих лиц, «составлялись в день выступления по последним политическим ново-стям» [9, с. 102], чтобы заострить злободневную направленность сценки.

Персонажи Вальдеса в пьесе «Пятое время года» плакатны, но пьеса содержит и аллегории – фигуры, олицетворяющие четыре времени года, обрисованные сквозь призму восприятия сезонни-ка (работа, благоденствие, тощие кошельки, без-работица). «Пятое время года» – время социаль-ной справедливости, за которую надо бороться. В Калифорнии пьеса неизменно шла под возгла-сы одобрения и согласия, дружные кивки сезон-ников. Близость аудитории достигалась яркостью выразительных средств и предельной простотой изложения текста. В обрисовке образов исполь-зовались яркие краски, черты облика были легко узнаваемы. Например, Посредник действительно напоминал койота, причём в том виде, в котором рисует его деревенское воображение, и, вместе с тем, сам он был хитрым, жадным и хищным «деревенщиной», продавшим своих собратьев. Подобные художественные приёмы диктовались учётом специфики зрительской аудитории, где для многих уличные спектакли – первое знаком-ство с искусством театра, и поэтому, чтобы по-пасть в цель, драматург должен говорить о набо-левшем и злободневном, наглядно и доходчиво.

Позднее «акто»-пьесы, получившие путёвку в жизнь в «Эль Театре Кампесино», были собраны в антологию, которая получила название «Парти-занский театр. Сценарии для революции» (Guerrilla Theater; Scenarios for Revolution, 1973) под редак-цией Джона Вейсмана. Действительно, в «актос» Л. Вальдеса содержатся «партизанские», полити-ческие призывы. В «Пятом времени года» в фи-нале заключён прямой клич к объединению в про-фсоюз, забастовке, борьбе с монополиями:

«WINTER: La justicia social!COYOTE: Social justice? Oh, no! (WINTER

kicks DON COYOTE offstage, then turns toward the audience) [12, с. 39]

ЗИМА: Социальная справедливость!КОЙОТ: Социальная справедливость? О нет!

(ЗИМА выпинывает Дона Койота за сцену и пово-рачивается к аудитории)».

Прямыми призывами характеризуется и творчество «Синей блузы» в России, например, композиция «Памяти В. И. Ленина», составленная из политических документов, цифр, литературных произведений, песен, впервые показанная в фев-рале 1924 года:

«Кто сказал – довольно, Кто сказал – устали?

Мы крепки, как раньше, Мы грозим мечом!

Лозунги коммуны выкуем из стали.Мы идём!Мы идём!Мы идём!»

[9, с. 98].

Наиболее характерной «акто»-пьесой Л. Валь- деса и «Эль Театро Кампесино» этого периода явилась «Распродажа» (Los Vendidos, 1965). Эта остросатирическая пьеса ставит проблему: «чикано и ассимиляция». В магазине, типа ко-миссионного, выставлены «модели чиканос». «Революционер образца 1910 года», «Фермер», «Пачуко» – хулиган и т. д. Богатая клиентка ищет для государственной конторы подходящий эк-земпляр мексикано-американца. Модели оказы-ваются заводными и выкрикивают то лозунги, то непристойности. Наконец, внимание дамы при-влекает «американизированный чикано», уступ-чивый и преданный хозяевам. Но финал сделки парадоксален. Модели – маски. На самом деле дама – жертва розыгрыша борцов за расовое рав-ноправие. Маски сорваны. Настоящая модель чи-кано – активный герой, презирающий тип чикано, стремящегося к бездумному подражанию амери-канскому жизненному стандарту:

«MEXICAN-AMERICAN: Esta gran humanidad ha dicho basta! Y se ha puesto en marcha! Basta! Basta! Viva la raza! Viva la huelga! Vivan los brown berets! Vivan los estudiantes! Chicano power! [12, с. 51] – Великое человечество сказало до-статочно! И начало марш! Довольно! Довольно! Да здравствует Раса! Да здравствует стачка! Да здравствуют коричневые береты1! Да здравствуют

1 Brown Berets (англ.) – движение радикально на-строенной молодёжи чикано.

25


студенты! Власть чикано!». Идея «акто»-пьесы – чикано должен осознать свою принадлежность мексикано-американскому движению и занять должное место в социуме.

В момент становления на изломе 1960-х го-дов эстетическая программа театра Л. Вальдеса была ограничена ориентацией на прямую агита-ционность. В «актос» драматург, по его словам, «стремился говорить больше языком политики, а не искусства» [11, с. 226] поэтому они сохраня-ют лозунговый смысл и характер. Тем не менее, успех «Эль Театро Кампесино» – в преломлении в драматургическом материале различных теа-тральных традиций, за которыми просматривают-ся и комедии Дель Артэ, и «рабочий театр» Брех-та 1930-х годов, и языческие действа.

И «Синяя блуза», и «Эль Театро Кампесино» не могли просуществовать долго, так как одно-линейность, лозунговость, прямая обличитель-ная и обучающая направленность были уместны только в годы подъёма революционного движения народных масс. Уже с 1925 года у руководителей синеблузников обозначились противоречия и от-сутствие единства в плане будущего развития

коллектива, что в течение нескольких лет привело к исчезновению группы. Меняется к рубежу десяти-летия 60–70-х годов XX века и драматургия Валь-деса. На смену «акто» приходит «мито» (mito) – более совершенная в художественном отношении и более глубокая в плане философского осмыс-ления действительности пьеса-притча с опорой на ацтекскую мифологию, предполагающая вы-ступление перед более просвещённой публикой, а следовательно, расширяющая возможности ин-терпретации нового драматургического текста.

Пьесы-акто и инсценировки из репертуара «Эль Театро Кампесино» и группы «Синяя блу-за», представляющие драматургию малых форм, носят плакатный, схематичный характер и ярко выраженную политическую и социальную направ-ленность, что в значительной степени ограничи-вает возможности интерпретации текста. Вместе с тем, с учётом взглядов Бахтина на проблему «контекстов понимания» и того факта, что сами исторические события подвергаются переосмыс-лению в глобальной перспективе, возможности интерпретации текста расширяются при обраще-нии к «далёкому контексту» [3, с. 306].

Список литературы1. Воронченко Т. В. На перекрёстке миров: мексикано-американский феномен в литературе США. Чита: ЗабГПУ,

1998. 203 с.2. Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексикано-аме-

риканской литературы) // Гуманитарный вектор. 2010. № 4. С. 118–121.3. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. М.: Интелвак, 2001. 799 с.4. Луначарский А.В. Театр и революция // Собрание сочинений в восьми томах. Т. 3. Советский и дореволюци-

онный театр. М.: Худож. лит., 1963. 936 с.5. Маяковский В. В. Полное собрание сочинений. М.: Худож. лит., 1959. Т. 12. 716 с.6. Международный форум «Социокультурная и эстетическая рефлексия Октябрьской революции 1917 года»

прошёл в Лондоне [Электронный ресурс] // Московский педагогический государственный университет. 27/09/2017. Режим доступа: http://www.mpgu.su/novosti/mezhdunarodnyiy-forum-sotsiokulturnaya-i-esteticheskaya-refleksiya-oktyab rskoy-revolyutsii-1917-goda-proshel-v-londone/ (дата обращения: 25.10.2017).

7. Революция в России повлияла на улучшение жизни мирового пролетариата [Электронный ресурс] // Интер-нет-газета «Колокол России». 25.05.2015. Режим доступа: http://www.kolokolrussia.ru/duh-istorii/revolyuciya-v-rossii-povliyala-na-uluchshenie-zhizni-mirovogo-proletariata#hcq=k2O4Gzq (дата обращения: 22.07.2017).

8. Синяя блуза. 1925. № 10.9. Уварова Е. Д. Эстрадный театр: миниатюры, обозрения, мюзик-холлы (1917–1945). М.: Искусство, 1983. 320 с.10. Шалаева Н. В. Советская власть и культура: формирование народного революционного театра в 1917–

1920-е гг. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Во-просы теории и практики. 2014. № 1–2. С. 202–206.

11. Geirola G. Teatralidad y experiencia política en América Latina (1957–1977). Gestos/Actas, 2000. Т. 4. 271 p.12. Valdez L. Luis Valdez – Early Works: Actos, Bernabé and Pensamiento Serpentino. Arte Publico Press, 1990. 199 p.13. Weisman J. Guerrilla Theater; Scenarios for Revolution. Anchor, 1973. Т. 56. 201 p.

УДК 81.42Ольга Ивановна Воробьева,

доктор филологических наук, профессор,Северный государственный медицинский университет,

г. Архангельск, Россия,e-mail: [email protected]

Экология северного текста Б. Шергина

В статье рассматривается экология языка как феномен кодификации нравственных и культурных норм социума, носителя этого языка. Дискурс Б. В. Шергина представлен с точки зрения соотношения языка и сознания адресата, роли языка в обобщении человеческого опыта, позиции автора. «Помор-ская говоря» и удивительно напевное, северное слово как элемент идиостиля формирует языковую модель картины мира.

Ключевые слова: экология языка, целевая установка автора, соотношение языка и сознания адресата, особенности национального характера, нравственные и культурные ценности поморов

26


Olga I. Vorobyeva, Doctor of Philology, Professor,

Northern State Medical University,Arkhangelsk, Russia,


Еcology of the northern text by B. SherginThe article considers the ecology of language as a phenomenon of codification of the moral and cultural

norms of society, the bearer of this language. Discourse BV Shergina is represented from the point of view of the relationship between the language and consciousness of the addressee, the role of language in the generalization of human experience, the position of the author. “Pomeranian speaking” and surprisingly melodic, the northern word as an element of idiostyle forms a language model of the world picture.

Keywords: language ecology, target setting of the author, correlation of the target language and consciousness, peculiarities of national character, moral and cultural values of pomors

Термин экология с 70-х гг. XX века расширил своё значение и стал функционировать в гума-нитарной области знаний. Родоначальником на-учного направления – экологии языка – принято считать американского лингвиста Э. Хаугена. Со-временные исследователи определяют экологию языка как науку о взаимоотношении языка и его окружения, где под окружением понимается об-щество, использующее язык как один из кодов. «Экология языка зависит от людей, которые учат его, используют и передают другим людям» [1, с. 462]. Работы В. В. Виноградова, Л. И. Скворцо- ва, В. В. Колесовой, Ю. Н. Караулова и других ученых позволяют исследовать художественный текст в аспекте его экологических свойств с по-зиций изучения проблемы соотношения языка и сознания адресата, роли языка в обобщении человеческого опыта, позиции автора в представ-лении художественной картины мира.

Борис Викторович Шергин родился на рубе-же XIX–XX веков на Севере России. Как философ, художник и писатель он предчувствовал мораль-ные потери от разрушения тысячелетнего уклада поморской культуры, в основе своей имеющей исконно русские корни и традиции, совершенство которых с такой силой и воспел в поморских ска-заниях. В своём творчестве автор обращается к поморской культуре и народной памяти: на ос-нове устного народного творчества, русского ли-тературного языка, поморской говори (как части поморской культуры) и высокого стиля церковных книг он создал феномен неповторимого северного русского текста.

Функционирование языка в современном восприятии представляется экосистемой, а окру-жающий мир – языковым компонентом. Взаимо-действие языка, человека как языковой личности и его окружающей среды представлено в художе-ственном повествовании Б. Шергина. Анализируя события давнего ушедшего времени, писатель репрезентирует идеальную систему понимания норм социального уклада жизни людей, живущих в суровом северном крае. Общий замысел авто-ра состоит в отражении реальности на уровне идеальных морально-этических принципов. Текст Б. Шергина, с любовью рисующего жизнь и быт мо-ряков, рыбаков Русского Севера, следует рассма-тривать прежде всего как динамическую единицу, обладающую экстра – и интралингвистическими

параметрами. Исследование текста позволяет выявить основную содержательную коммуника-тивную макростратегию дискурса художественной картины мира Б. Шергина – институциональность, которая характеризуется социальными правила-ми, ритуальными формами функционирования, определенными коммуникативными установками. Анализ произведений Шергина позволяет понять, как «работает» текст.

Идея Л. И. Скворцова, предлагающего ос-мыслить культуру языка в экологическом аспекте как часть здоровой окружающей «речевой среды существования», влияющей на общую духов-ность и нравственность [2, с. 125], реализуется в произведениях северного писателя. Наглядным примером такого текста является сказ Б. Шергина «Иван Рядник говаривал», где автор в летописно- размеренном ритме повествования представляет кодекс, т. е. нормы жизни северного русского на-рода: «Дела и уменья, которые тебе в обычай, не меняй на какое-нибудь другое, хотя бы то, другое, казалось тебе более выгодным». Повествование начинается со слов дела и уменья, которыми ав-тор акцентирует основную идею текста: для по-мора главное – профессионализм и ответствен-ность каждого человека. Выбор слов является универсальным инструментом, с помощью ко-торого реализуется иерархия ценностей людей, живущих на Русском Севере. «Пускай те люди, с которыми ты живешь, тебе не по нраву, но ты их знаешь и усвоишь поведенье с каждым. А с хо-рошими людьми не будет ли тебе в сто раз труд-нее?» Повтор лексемы люди в сознании адресата ориентирует на норму поведения, закрепленную в коллективном сознании моряков (Иван Рядник был опытным моряком-помором эпохи Петра I), наконец, в семантике лексем поведение, обычай, нрав выражена стратегия институциональной мо-ральной нормы. «В какой дружине ты укаменился, в той и пребывай, хотя бы в другом месте каза-лось тебе легче и люди там лучше» – семанти-чески маркированной в тексте является лексема укаменился, ассоциированная с надежностью по-ведения морской дружины, закаленной суровым северным климатом и тяжелым рыбацким трудом. Контекстуальная антонимия более выгодно, лег-че, лучше – труднее подчёркивает отношение к нравственному выбору. Стратегия внушения и побуждения реализуется в форме повелитель-

27


ного наклонения (не меняй, пребывай, пускай) и в вопросительной форме заключительного предло-жения, обращенного к адресату. Стилистически нейтральные слова в тексте приобретают тек-стовую коннотацию с мелиоративной оценкой, которая способствует реализации цели речевого воздействия и обращена к чувствам человека. Выбирая определённую лексику, автор оказывает сильное эмоциональное воздействие, актуализи-рует внимание адресата на том, что исторически признано хорошим, а что плохим.

Главной задачей автора является переда-ча знаний адресату. В историях, рассказанных Б. Шергиным, детально выписана панорама се-верной Двинской земли, её просторов, богатств, все это сочетается с проникновенным описанием уклада поморской жизни, с портретами товарищей детских лет, мурманских юнг – «зуйков», с волну-ющими рассказами о труде поморов и поморок. В художественном изображении жизни поморов Б. Шергин акцентирует внимание читателя на вы-сокопрофессиональной деятельности людей, что в авторской картине мира раскрывается через следующие составляющие: предметом описания становятся поморы – мореходцы, кормщики, зве-ропромышленники, кораблестроители, народные умельцы; традиционные занятия, промыслы, ко-торые издавна развиваются на Русском Севере; «поморская говоря» – удивительно напевное, се-верное слово.

Автор раскрывает простые и в то же время высокие морально-этические понятия, которые в жизни северного человека всегда были связаны с работой, подчас очень тяжелой. Как, например, в рассказе «Мастер Молчан»: «Тяжелая рука ма-стера нежно гладила непокорные кудри Маркела; старик говорил: «Не от слов, а от дел и примера моего учись нашему художеству. Наш брат дума-ет топором. Утри слезки, «крошка». Ты ведь ху-дожник. Твоего дела тесинку возьмешь, она, как перо лебединое. Погладишь – рука, как по барха-ту катится». «Наконец-то уловил Маркел взгляд мастера: из-под нависших бровей старика сияли утренние зори».

Талант северного писателя раскрывается в удивительной форме представления жизнен-ного уклада северян, как, например, в рассказе «Матвеева радость», где писатель подчёркивает уважительное отношение к любимой женщине – матери, работнице: «Матрёшке моей тяжело-то доставалось. Ухлопается, спину разогнуть не мо-жет, сунется на пол: – Робята, походите у меня по спине-то... Младший Ванюшка у ей по хребту босыми ногами и пройдет, а старшие боятся: – Мама, мы тебя сломаем...» «Матрёна смолоду плотная была, налитая, теперь выпала вся. Мне ее тошнехонько жалко: – Матрешишко, ты умри лучше! – Что ты, Матвей! Я тебе еще рубаху сти-рать буду!..».

В тексте Б. Шергина представлена система, характеризующая нравственные и культурные нормы поморов как субэтноса. Ценностная кар-тина жителей Севера весьма проста и своеобраз-на: почитание предков, профессиональный опыт, скромность и послушание, доброе отношение к жене и детям. Красота и непосредственность повествования – вот метатема художественно-го мира Б. Шергина – «Не по земле ходим, но по глубине морской. И обща судьба всем», «Морем мы живёт – всё сказано этими словами. У моря, на морских бережках поселяемся. На его морских просторах трудимся, оно нас кормит». «Без Мо-ря-Морюшка поморам не жить. Вся наша жизнь тут, в ём – и радости, и горюшко».

Следует вспомнить замечание В. Гумбольд-та: «Люди понимают друг друга не потому, что пе-редают собеседнику знаки предметов..., а потому, что взаимно затрагивают друг в друге одно и то же звено в цепи чувственных представлений и начат-ков внутренних понятий... благодаря чему у каж-дого вспыхивают в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы» [3, с. 165].

Сегодня экология языка – это наука о целост-ности языка, о его связи с культурой своего наро-да, об энергетике слова, о связи слова с языком живой природы. Это понятие о духовном значе-нии слова, о глубокой его связи с личностью, с ха-рактером и судьбой народа.

Список литературы1. Хауген Э. Лингвистика и языковое планирование. Новое в лингвистике. Вып. 7. Социолингвистика. М., 1975.

С. 441–472. 2. Скворцов Л.И. Экология слова, или Поговорим о культуре русской речи. М.: Просвещение, 2009.3. Гумбольдт фон В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человече-

ства // Избранные труды по языкознанию. М., 1984.4. Шергин Б. В. Изящные мастера: поморские были и сказания / сост., предисл. и сопроводительные тексты

Ю. Галкина. М.: Молодая гвардия, 1990.

28


УДК 82:81Елена Иосифовна Голованова,

доктор филологических наук,Челябинский государственный университет,

г. Челябинск, Россия,e-mail: [email protected]

Игорь Анатольевич Голованов, доктор филологических наук,

Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. Челябинск, Россия,


Язык и личность уральского рабочего в сказах П. П. БажоваВ статье рассматриваются языковые и художественные особенности изображения личности

уральского рабочего в сказах П. П. Бажова. Утверждается, что писатель раскрывает своеобразие кар-тины мира горнозаводских рабочих Урала, выявляет глубинные особенности их образа мира. Анали-зируются такие ключевые концепты профессионального дискурса рабочих, как «гора» и «мастерство». Особое внимание уделяется анализу сказа «Каменный цветок», в котором Бажову удалось отразить процесс становления и развития профессиональной личности рабочего.

Ключевые слова: П. П. Бажов, сказ, уральский рабочий, профессиональный дискурс, личность, становление мастера

Elena I. Golovanova,Doctor of Philology,

Chelyabinsk State University,Chelyabinsk, Russia,e-mail: [email protected]

Igor A. Golovanov,Doctor of Philology,

South Ural State humanitarian-pedagogical University,

Chelyabinsk, Russia,e-mail: [email protected]

The language and Personality of the Ural Worker in the Tales of P. P. BazhovThe article examines the linguistic and artistic features of the image of the worker in the Urals tales

P. P. Bazhov. It is alleged that the writer reveals the originality of the picture of the world mining and metallurgical workers of the Urals, reveals basic features of their image of the world. Examines such key concepts of the professional discourse of the workers, as “mountain” and “skill”. Special attention is paid to analysis of the tale “Stone flower”, in which Bazhov managed to reflect the process of formation and development of the personality of the worker.

Keywords: P. P. Bazhov, tale, Ural worker, professional discourse, identity, making of the master

П. П. Бажов – писатель, наделенный даром живого слова. Ему удалось открыть не только в русской, но и в мировой литературе новый ху-дожественный тип – русского человека-уральца [6, с. 32]. И сделал он это через развитие жанра литературного сказа.

О языке своих земляков Бажов отзывался с восхищением и любовью: «Учиться языку нужно у простого народа. Рабочие лучше, яснее и образ-нее излагают свои мысли, нежели представители интеллигенции, привыкшие к гладкописи, к канце-лярскому стилю». Живая разговорная речь была для писателя образцом простоты и выразитель-ности на протяжении всего периода его творче-ства. Не случайно в его сказах так много народ-но-поэтических слов и выражений: дума горькая, запечалиться, люб, молвить, неминучий, пол узорчатый, притуманиться, пташки поют-ра-дуют, родимый, сине небушко, скорехонько.

Сказы Бажова произносятся, слушаются – в этом их главная языковая особенность. Здесь много не только разговорных, устно-поэтических,

но и диалектных слов: горюн, раделец, ткалья, прялья, постряпенька, тончавый, охочий, мо-гутный, домекнуть. Слова эти понятны, про-зрачны по своей внутренней форме и вместе с тем выразительны, колоритны. В целом, Бажов отрицательно относился к словесному искаже-нию, «переигрыванию», «перехлестыванию», как, например, в творчестве Лескова (тугамент и др.). «Фонетические неправильности кажутся мне на-смешкой над языком моей матери», писал Бажов. Из русских писателей он особо выделял А. П. Че-хова: его умение сгустить типическое до одной клички, прозвища восхищало, поражало Бажова. Думается, что бажовские Ераско Поспешай, Вань-ка Сочень, Полторы Хари, Душной Козел, Полу-карпыч созданы под влиянием прозы Чехова.

В центре внимания бажовских сказов – неза-урядный человек, физически и духовно сильный, чуть более суровый, сдержанный, чем житель центральной России, народный умелец (это выра-жение возникло и прижилось именно на Урале [6, с. 33]). Как отмечает А. И. Лазарев, рабочий был

29


определяющей фигурой во всём многообразии человеческих ресурсов Урала. Именно в нём наи-более концентрированно воплощены признаки этностереотипа уральца. Активность, делови-тость, подвижность, любовь к профессии вошли в привычку уральца, стали его вторым «Я». К этим чертам добавляются вольнолюбие, широта души, независимость и вместе с тем веротерпимость (как следствие многонациональности населения Урала) [6].

Рабочий человек (рудобой, камнерез, гра-нильщик, формовщик, углежог и т. д.) становится у Бажова смыслообразующим центром повество-вания (см.: [2, с. 62]). Писатель даёт представле-ние о своеобразии профессиональной картины мира горнозаводских рабочих, их профессиональ-ного образа мира [5], в чём ему помогает сопро-вождающий тексты сказов словарь понятий и вы-ражений, составленный автором, где помимо диалектных слов представлено около 30 специ-альных горнозаводских наименований.

Значительная часть анализируемых сказов представляет собой дискурс старого заводского рабочего Василия Алексеевича Хмелинина (так представляет его автор в предисловии). В соот-ветствии с народным идеалом это бойкий, весе-лый человек, балагур. Всю свою долгую жизнь он работал на рудниках и золотых приисках, жизнь горняка и старателя «испытал до дна». Его дис-курс включает в себя ряд субдискурсов, принад-лежащих центральным персонажам сказов – ру-добою Степану, его дочери-мастерице Танюшке, камнерезу Прокопьичу, его ученику мастеру Да-ниле, Даниловой невесте Кате, их сыну Митюхе и другим героям.

В структуре каждого субдискурса основным видом речевой деятельности выступает говоре-ние. При этом наряду с внешней речью большую долю повествования составляют внутренний мо-нолог, внутренний диалог, внутренняя репликация персонажей. Значительный объём внутренней речи свидетельствует об интенсивной деятельно-сти рефлексирующего сознания героев.

Наблюдение над словоупотреблением в дис-курсе сказов П. П. Бажова позволяет выделить ключевые слова, связанные с важнейшими для языковой личности уральского рабочего концеп-тами, по двум критериям: частоте употребления и развертыванию вокруг них в тексте наиболее крупных семантико-тематических групп лексики.

На первом месте стоит концепт ГОРА. Дан-ное слово и стоящее за ним понятие присутствует почти во всех бажовских сказах, что не случайно. Горнорудное дело и тесно связанное с ним метал-лургическое и металлообрабатывающее произ-водство составляют основу промышленной мощи Урала. Горщик, по признанию самого Бажова, яв-ляется коренной уральской профессией.

В общеязыковом употреблении гора – это «значительная возвышенность, поднимающая-ся над окружающей местностью», в переносном значении – «нагромождение, куча, множество» [7, с. 134]. Оба значения представлены текстах П. П. Бажова, ср.: «Вдвоем с Полукарпычем они

гору руды набили…»; «Васина гора», «Змеиная горка» и т. д. Однако профессиональное употре-бление этого слова совсем иное: в горнозавод-ской среде Урала горой обозначали место добычи руды (или других полезных ископаемых). Соот-ветствующее разъяснение дается в одном из ба-жовских сказов: «…по нашим местам гора может там оказаться, где ее вовсе не ждут. Поселились, к примеру, на ровном будто месте, жили не один десяток годов, а копнул кто-то поглубже в своем огороде – и оказалась руда… На что низкое ме-сто – болото, а и под ним гора может оказаться» («Золото-цветень горы»). Таким образом, про-фессиональное употребление рассматриваемо-го наименования свидетельствует об изменении точки зрения на обозначенный природный объект по сравнению с общеязыковым его осмыслением: если непрофессионал воспринимает гору лишь с внешней стороны (то есть находится либо ря-дом с ней, либо на ее вершине, либо в отдале-нии, но всегда снаружи), то для профессионала гора – это прежде всего ее внутренний (как прави-ло, структурированный) образ. Такое восприятие характеризует гору как объект целенаправленной деятельности человека. С этим связаны и контек-стуальные синонимы слова ГОРА: рудник, шахта, забой, штольня, Гумешки, Красногорка, «подзем-ная палата», «под землей» и др.

Выделенность горы в профессиональном дискурсе определяется значимостью данного кон-цепта в горнорудной терминологии, ср. горное дело, горный завод, горная промышленность, горнорабочий, горный мастер, горщик и др. Эти наименования актуализируют не только простран-ственную концептуализацию природных ресурсов (их локализацию внутри земной поверхности), но и специфические особенности профессиональ-ной деятельности, направленной на поиск, до-бычу и первоначальную обработку естественных объектов.

В сказах П. П. Бажова горой чаще всего обозначается рудник: «оба в горе робили… ма-лахит-руду добывали», «двадцать лет в горе служит». При этом работа на руднике рассматри-вается как одно из самых тяжелых физических испытаний для человека, как невыносимый, ка-торжный труд: «спустить в гору» – то же, что на-казать, ср. «схватили да в гору на цепь». Данное представление, восходящее к реальной истори-ческой обстановке, в текстах Бажова получило разнообразную экспликацию. В сказе «Медной горы Хозяйка» оно представлено через созвучие горе – гора: «худому с ней [Хозяйкой Медной горы. – Е. Г.] встретиться – горе, и доброму – ра-дости мало». То же самое представление недвус-мысленно выражено в речи рассказчика: «Без привычки-то под землей страшно, хоть кому дове-дись. Главная причина – потёмки, а свету не при-бавишь… Ну и мокреть тоже. И народ в горе вовсе потерянный. Такому что жить, что умирать – все едино» («Приказчиковы подошвы»). Косвенное отражение названного представления мы можем встретить и в речи других персонажей: «Доля моя руднишная пришлась» («Медная доля»), здесь

30


подчёркнут подневольный характер труда, не зависящий от выбора человека. Образ горы при-обретает в дискурсе профессинальной личности символическое значение: «Кого мне бояться, коли я в горе роблю!». Слова Степана из сказа «Мед-ной горы Хозяйка» содержат отголосок известного фольклорного мотива соперничества кузнеца (мо-лотобойца) с чёртом, с дополнительным чувством профессиональной гордости рабочего человека, признающего тяжесть своего труда.

Наряду с пространственным значением у слова ГОРА в сказах развивается метоними-ческое значение – «рабочие, добывающие руду (и другие полезные ископаемые)». Например: «Гора, конечно, в обиде, что крична большину бе-рет» («Марков камень»). Это типичное для есте-ственного языка развитие семантики слова широ-ко представлено в профессиональной речи. Ср. авторское толкование наименования «кричная» в словаре к сказам: «Кричная, крична, кричня – отделение завода, где находились кричные горны и вододействующие молоты для проковки криц; крична употреблялась и в смысле – рабочие крич-ного отделения» и иллюстрацию к нему: «Крична с горой повздорили» – «рабочие кричного отделе-ния поспорили с шахтерами».

ГОРА в профессиональном дискурсе под-вергается и метафорическому переосмыслению. Так, в ряде текстов этим словом начинает обозна-чаться персонифицированный образ природного объекта, обладающий самостоятельной силой: «Вон она, гора, раскрылась» («Горный мастер»); «Крепь надежная, что говорить, только ведь гора! Бревном не удержишь, коли она осадку дает. Жамкнет, так стояки-бревна, как лучинки, хруст-нут…»; «Что с Таюткой будет, коли гора его не по-щадит» («Таюткино зеркальце»). ГОРА, особен-но в последнем из примеров, начинает выступать в качестве активного действующего лица, от воли которого зависит судьба человека. В единобор-стве с горой как олицетворением враждебного людям природного начала наиболее ценным ока-зывается способность человека сохранить свою сущность, «не сломаться». Так, в сказе «Марков камень» о рабочем Онисиме говорится: «Двад-цать пять лет в горе выробил. Гора его сгрызть не могла».

Рассмотренный лексический концепт, глав-ным образом, характеризует профессиональный дискурс представителей самого распространен-ного и вместе с тем наименее квалифицирован-ного горнозаводского труда. Спецификой этого рода деятельности в эпоху мануфактурной орга-низации производства являлось преобладание рутинности (что, естественно, не исключало твор-ческого начала – в познании свойств и качеств ми-нералов, в умении устанавливать связь между за-лежами ископаемых и характерными природными проявлениями). Одно из главных профессиональ-ных качеств в этом виде деятельности – усердие, старательность. Не случайно в сказе «Про Вели-кого Полоза» рассказчик, положительно харак-теризуя героя, отмечает: «Старательный такой мужичок… Смолоду его в горе держали… Так под

землей все молодые годы и провел…». И в этом мы тоже усматриваем связь с уральской специфи-кой, а именно: сближение двух слов «старатель» и «старательный» («Старатели – особый смысл, на себя стараются»).

Другим важнейшим концептом в сказах Ба- жова выступает концепт МАСТЕРСТВА. Это сквозное понятие в творчестве писателя: в той или иной степени оно разрабатывается в дис-курсах практически всех персонажей его сказов. По сути дела, МАСТЕРСТВО – это духовная цен-ность, вокруг которой разворачиваются коллизии между основными действующими лицами. Поня-тие мастерства, отношения к делу для главных героев Бажова является ведущим, оно служит основой самоуважения личности, фундаментом внутренней устойчивости, человеческого счастья. Работа, мастерство – это не просто источник до-хода, это способ самоутверждения, самопознания человека.

Уважительное отношение к профессии, тру-долюбие, тяга к знаниям, по признанию многих исследователей, являются традиционными чер-тами уральцев. Сам Бажов отмечал: «Нигде не было такого культа мастерства, умения, навыка в России, как здесь, на Урале…». Неслучайно концепт МАСТЕРСТВА объективируется в речи персонажей различными средствами. На лекси-ческом уровне – чаще всего словами «ловкий», «умелый», «мастер», например: «…до того на работу ловкая, что любой урок ей нипочем. Буд-то играючи его делала…» («Шелковая горка»), «Шибко у него рука ловкая» («Хрупкая веточка»); «Не в одном топоре да привычке дело, а я ловкие точечки выискиваю» («Живинка в деле»); «Дани-лу все горным мастером звали. Против него никто не мог сделать» («Горный мастер»); «Добрый ма-стер вышел», «самолучший мастер» («Чугунная бабушка»).

С позиций профессиональной личности, ма-стерство оказывается тесно связанным не только с умением, но и с конкретным знанием: не слу-чайно в сказах употребление фразеологизмов «понимать дело», «понимать в деле» («Хрупкая веточка»), определений «ученый», «знающий», глагола «знать»: «Настоящих знающих по завод-скому делу нехватка» («Чугунная бабушка»), «Что ему, коли он все нутро горы вызнал» («Медной горы Хозяйка»). Таким образом, труд в сказах выступает как познание и искусство. Важнейшим этапом на пути к мастерству оказывается этап ученичества. Из высказываний профессионалов, представленных в разных текстах, складывается обобщенный образ ученика: «смышленый и не ленив»; «парень ядреный, к работе усерден»; «по работе емкий был, много понимал и смекал-ку имел большую. Только покажи, живо переймет и не хуже тебя сделает».

Концепт МАСТЕРСТВО может быть репрезен-тирован и символически. В соответствии с фоль-клорной традицией оценка мастерства человека выражалась посредством образной характери-стики его «главных инструментов» – рук и глаз. Из уст рассказчика и других персонажей мы узнаем

31


о том, что у искусных мастеров глаз «хваткий», «верный», «дорогой», «смелый», «приметливый», «веселый да пронзительный», рука – «смелая», «золотая». На связь между руками человека и его мастерством прямо указывает герой сказа «Хрустальный лак» Сергач: «Человеческая рука ко всему касательна. По руке о делах дознаться можно». (Именно в этом произведении дана яр-кая характеристика антимастерства: «глаза у это-го немецкого Двоефеди белесые, вовсе бессты-жие, и руки короткопалые… Да еще приметливые люди углядели: на правой руке рванинка. Накосо через всю ладонь прошла…».) Отношение к ра-бочим рукам как символу созидательного труда не раз озвучивается профессиональной языковой личностью. Так, в сказе «Железковы покрышки» мастер-малахитчик Железко произносит: «Рабо-чие руки все могут! Кое в порошок сомнут, кое по крупинкам соберут да мяконько прогладят – вот и выйдет цельный камень небывалой радости. Всему миру на диво».

Качество работы и изделий определяет-ся через использование определений «чистый» «тонкий», ср.: «явственно видно и сделано чисто» («Горный мастер»), «склеил начисто» («Хрупкая веточка»), «чистая работа!» («Иванко-Крылатко»), «на самую тонкую работу выдача была» («Жи-винка в деле»). Оценка нередко объективируется путем употребления соответствующих числитель-ных первый, второй, третий: «мастер… по этим делам первый… лучше его никто не мог» («Камен-ный цветок»); «уголь первосортный» («Живинка в деле»); «гранильщик средненький был, второй, а то и третьей цены камешок делал» («Хрупкая веточка»). Искусную работу выделяет её исключи-тельность: «Узор на редкость пришелся», «Лучше всех мои бляшки оказались» («Горный мастер»), «Лучше всех уголь доводил» («Живинка в деле»).

Через концепт МАСТЕРСТВО самым непо-средственным образом оказываются связанны-ми все три уровня профессиональной языковой личности – вербально-семантический, лингвоког-нитивный и мотивационный. Последний ярко реа-лизован в заключительной фразе сказа «Чугунная бабушка»: «Работа – она штука долговекая. Чело-век умрет, а дело его останется. Вот ты и смекай, как жить-то». В целом данный концепт актуализи-рует иной тип профессиональной языковой лич-ности, сформированной в условиях творческого труда.

Для Бажова мастер – это категория прежде всего профессиональная, но в любом ремесле, по его мысли, не обойтись без этического, нравствен-ного критерия. Так, в сказе «Каменный цветок» с первой строки задается тема и тон повествова-ния: «Не одни мраморски на славе были по камен-ному-то делу. Тоже и в наших заводах, сказывают, это мастерство имели». Бажову важно подчер-кнуть повсеместность «мастерства» на Урале и в то же время – его «особицу», «различку»: «…наши больше с малахитом вожгались» [1, с. 40].

Семантика многоаспектного слова «мастер» в этом произведении раскрывается Бажовым по-степенно, читатель вместе с героями проходит

путь становления мастерства. Чтобы достичь ис-тинных высот ремесла (или глубже – професси-онального знания), мастеру необходимо учиться с малых лет. У П. П. Бажова старый мастер Про- копьич получал «парнишек на выучку», но дело передачи знаний, умений и навыков долго не шло: у ребятишек, которых приказчик подбирал для освоения малахитного мастерства, «глаз <…> неспособный», «рука не несет». Помимо «глаз» и «рук», необходимой составляющей кандидата в мастера должно было быть здоровье: «Что ска-зать, нездорово это мастерство с малахитом-то. Отрава чистая» [1, с. 41].

Таким образом, первый этап «происхож-дения мастера» (формулировка А. Платонова [4]) – непременная коллизия учитель – ученик. С момента ученичества в бажовском сказе воз-никает тема избранничества, предуготовленности судьбы героя. Данилко постепенно, набираясь сил и здоровья, оттачивает глаз и набивает руку, осваивает ремесло. Второй этап в обретении ма-стерства связан со значением «ремесленник»: «Ну, глаз у Данилушки верный, рука смелая, силы хватит – хорошо идет дело» [1, с. 50]; появился «новый мастер по малахитному делу» [1, с. 48]. «Новый» ещё не значит настоящий, это прежде всего «такой, как все». Данилка добивается по-добного признания, но хочет другого – красоты, то есть стремится стать художником, творцом, а не копиистом, не идти вслед за природой, а созда-вать самому: «Тут вот Данилушке дума и запала. Не нами сказано – чужое охаять мудрости немно-го надо, а свое придумать – не одну ночку с бока на бок повертишься».

Писатель акцентирует внимание на том, что творчество может мучить, искушать, и слабый человек этого искушения не выдержит. Заклю-чительный этап становления мастера требует от него быть человеком, то есть обладать опреде-ленным набором нравственных качеств. П. П. Ба-жов проводит своего героя через целый ряд ис-пытаний. Хозяйка Медной горы искушает Данилу по закону фольклорной традиции трижды. Эта центральная часть проблематики сказа решается с опорой на «мнение народное» (А. С. Пушкин), на народные представления о добре и зле, о правде и кривде (подробнее см.: [3]).

Таким образом, в сказе «Каменный цветок» П. П. Бажову удалось не только показать осо-бенности профессионального видения мира, но и представить сам процесс становления и разви-тия профессиональной личности. В начале пове-ствования автором актуализируется обыденное сознание: «каменное дело», «с малахитом вожга-лись», «штучки» (об изделиях камнерезов), «глаз неспособный, рука не несет» (о качествах, необ-ходимых для работы). Это точно передает уро-вень понимания человека, далекого от тонкостей камнерезного ремесла, каким обладал Данилка Недокормыш. Судьба распорядилась так, что он попробовал себя и в роли слуги (но «дарованья к такому делу» у него не оказалось: «тихоход»), и в роли подпаска (и здесь, однако, несмотря на всю его старательность, толку не вышло, «при-

32


стигла его беда»). Исподволь автор подводит нас к мысли о том, что речь идет вовсе не о бесталан-ном ребёнке: он с увлеченностью наблюдает окру-жающий мир, замечает невидимые для других де-тали; научившись играть на рожке, поражает всех умением сочинять необыкновенные мелодии («не то лес шумит, не то ручей журчит, пташки на вся-кие голоса перекликаются <…> хорошо выходит»).

Впервые уютно почувствовал себя Данилуш-ко у бабки Вихорихи, что «заместо лекаря по заводам на большой славе была». И не потому только, что она выхаживала его и на ноги поста-вила, а потому, что по душе мальчику оказалось то занятие, которым жила бабка. Не случайно парнишка заимствует характерную для знахарей формулу, связанную с обозначением трав: соби-рать их нужно лишь в то время, когда трава «пол-ную силу имела». Именно бабка Вихориха под-держала и разожгла с новой силой данилушкино любопытство – рассказами о об известных ей тра-вах, а ещё больше – о неизвестных (о колдовском цветке папоре, что цветет на Иванов день, кото-рым открывают клады, и о воровском цветке на разрыв-траве, который называют бегучим огонь-ком, а пуще всего – о каменном цветке в малахи-товой горе, который приносит несчастье).

Первая же встреча Данилушки со старым ма-стером Прокопьичем показала предрасположен-ность мальчика к камнерезному мастерству, его наблюдательность, сметливость, природный ум (своим замечанием о том, как лучше кромку отби-вать, чтоб малахитовый узор сохранить, Данила «в самую точку попал»). «Ну, и глазок!» – восхи-щенно повторял про себя мастер. Ученье шло для Данилы без надсады: он сначала присматривался к мастерству, спрашивал у старого мастера, а тот все объяснял и на деле показывал, указывал, как лучше.

Степень готовности к ремеслу Данила про-демонстрировал в своём разговоре с приказчи-ком. На вопрос «ты чей?» он ответил со знанием дела: «В ученье у мастера по малахитному делу». И далее, во время «экзамена», мы видим, что Данилушка вполне овладел мастерством камне-реза: он не просто последовательно выполняет необходимые действия, но их точно называет, понимая значение и место каждого: «как околтать камень, как распилить, фасочку снять, чем ког-да склеить, как полер навести, как на медь при-садить, как на дерево». С этого момента можно говорить об окончании этапа ученичества: Да-нилушко стал получать «работу на урок», спер-ва попроще (бляшки, шкатулочки), потом более сложную, с точкой, – подсвечники, украшения разные, а затем и до резьбы дело дошло – ли-

сточки, лепесточки, узорчики и цветочки. Не слу-чайно рассказчик незаметно включает Данилу в число представителей данного ремесла: «у них ведь – малахитчиков – дело мешкотное…» Таким образом, этап социализации успешно пройден. Официальным же признанием статуса героя (мо-ментом «посвящения») стал факт изготовления Данилой зарукавья – змейки из цельного камня: «Как выточил зарукавье… так его и вовсе масте-ром приказчик признал. Барину об этом отписал: «Так и так, объявился у нас новый мастер по ма-лахитному делу – Данилко Недокормыш».

Наступает время формирования индивиду-ального начала в мастерстве. О готовности к это-му свидетельствует признание самого Данилы: «Вот мастером настоящим стану…» (подчерки-вается, что истинный мастер – это творец, а не просто исполнитель). И первая же его точеная чаша (по барскому заказу) «живой рукой вышла из дела». Начались будни ремесла. Работа над новой чашей – в точном соответствии с барским чертежом – выявляет первые признаки индивиду-ального подхода нового мастера: «трудности мно-го, а красоты ровно и вовсе нет». Процесс творче-ства завладевает им целиком: «с лица спал, глаза беспокойные стали, в руках смелость потерял». В отход от традиции – делать все в точности по чертежу, не вдаваясь в детали, – новый мастер стремится сделать чашу так, «чтобы камень пол-ную силу имел». Когда вышла чашка, мастера оценили: «никто такой не делывал». Вот и инди-видуальное мастерство получило признание. Но стремление сделать каменную поделку «как жи-вую» у заводских мастеров поддержки не вызыва-ет, это как раз та часть мастерства, которая нахо-дится за гранью возможного, тормозит все дело.

Таким образом, в тексте Бажова эксплициро-ваны все ступени становления профессиональ-ной личности. Писателю удалось органично соче-тать элементы обыденного и профессионального сознания в повествовании. Ясно, что рассказчик обладает определенным представлением о про-фессии камнереза, хорошо знает эту профессио-нальную среду и сам являет своей речью пример профессиональной языковой личности. В этом и состоит, наверное, главная заслуга Бажова: ему удалось показать восприятие мира глазами профессионала, удалось передать систему цен-ностей, свойственных данной культурной среде. Перефразируя Р. Р. Гельгардта (в свою очередь, интерпретирующего известные слова М. Горько-го), можно сказать, что черты профессиональной личности прочно лежат в самом фундаменте ска-зов Бажова, а не являются украшающей деталью фасада.

Список литературы1. Бажов П. П. Голубая змейка // Уральские сказы. Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1970. 225 с.2. Гельгардт Р. Р. Стиль сказов Бажова. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1958. 482 с.3. Голованов И. А. Константы фольклорного сознания в русской народной прозе Урала (XX–XXI вв.). 2-е изд. М.:

Флинта: Наука, 2014.4. Голованов И. А. Своеобразие художественного дискурса Андрея Платонова // Вестник Омского университета.

2012. № 4. С. 215–217.5. Голованова Е. И. Профессиональная языковая личность как смысловая доминанта в сказах П. П. Бажова //

Бажовская энциклопедия / ред.-сост. В. В. Блажес, М. А. Литовская. Екатеринбург, 2007. С. 328–333.

33


6. Лазарев А. И. Тип уральца в изображении русских писателей // Вестник Челябинского государственного уни-верситета. 1997. № 1. С. 30–42.

7. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: АЗЪ, 1994. 928 с.

УДК 81.42Никита Сергеевич Гребенников,



Сравнительный анализ религиозного конфликта в романе Р. А. Анайи «Благослови, Ультима!» и повести А. И. Куприна «Олеся»В данной статье проводится сравнительный анализ романа мексикано-американского писателя

Рудольфо А. Анайи «Благослови, Ультима!» и повести русского писателя Александра Куприна «Олеся». В частности, сравниваются способы раскрытия авторами темы религиозного конфликта в произведе- ниях, а также конфликта идентичности.

Ключевые слова: Александр Куприн, Рудольфо Анайя, «Благослови, Ультима!», «Олеся», кон-фликт, религия, идентичность, пограничье, чикано

Nikita S. Grebennikov,Master Student,



A Comparative Analysis of the Religious Conflict in R. A. Anaya’s Novel “Bless me, Ultima!” аnd the Novel “Olesya” by A. I. KuprinIn this article, a comparative analysis of the novel by the Mexican-American writer Rudolfo A. Anaya “Bless

me, Ultima!” and the novel by the Russian writer Alexander Kuprin “Olesya”. In particular, the ways of revealing the theme of a religious conflict in works, as well as the conflict of identity, are compared by the authors.

Keywords: Alexander Kuprin, Rudolfo Anaya, “Bless me, Ultima!”, “Olesya”, conflict, religion, identity, borderland, Chicano

Рудольфо А. Анайя по заслугам считает-ся отцом-основателем мексикано-американской литературы. Написанный им в 1972 году роман «Благослови, Ультима!» стал классикой амери-канской литературы. В нем писатель отобразил весь менталитет чикано, непростую судьбу это-го народа и стоящий перед ним выбор. Рудоль- фо А. Анайя отстранился от дихотомии «чикано – американцы», характерной для мексикано-амери-канской литературы, и обратился к религиозному конфликту, имеющему место внутри самого мек-сикано-американского пограничья. Тема сожи-тельства христианства с древними индейскими верованиями в романе становится центральной.

Тот же конфликт имеет место в повести рус-ского писателя Александра Ивановича Куприна «Олеся». Противопоставляя христианству (или тому, что считают христианством жители дерев-ни) мир русских народных сказок, славянской ми-фологии, Куприн, отчасти, создает пограничье, в котором оказывается главный герой. В данной статье приводится сравнительный анализ пове-сти русского и романа американского писателей через призму религиозного конфликта в обоих произведениях.

Начать, пожалуй, стоит с заглавных героев. Ультима – целительница, которую приютила у себя семья главного героя – Антонио. Старая курандера олицетворяет собой архетип мудрой

старухи, для которой характерны всеобщее ува-жение («Для нас это большая часть, если Гранде согласится жить в нашем доме…» [1, с. 8]), мотив дарения (Ультима дарит Антонио ладанку, кото-рая «пригождается» герою, когда курандеру пы-таются убить) и хранение опыта далеких предков («Она все перечисляла и перечисляла, и мысли мои принимались плутать в лабиринте времен и событий, мне неведомых» [1, с. 53]) [3, с. 46]. Олеся не имеет отношения к архетипу мудрой старухи, не выполняя ни одну из этих функций.

Для данного исследования важно различия отношения рассматриваемых героинь к религии. В романе Анайи Ультима вместе с семьёй Ма-ресов сразу же после переезда идет в церковь. Тем не менее, курандера знает о существовании золотого карпа – языческого божества, живущего в реках окружающих городок. Антонио о его суще-ствовании узнаёт от Чико, который называет всех взрослых «посвященных» «чудодеями». К тому же, в глазах Антонио Ультима находится в неко-торой конфронтации с христианским богом с мо-мента исцеления Лукаса Луна: «Подумалось: Го-сподь оказался бессилен в том, с чем справилась Ультима» [1, с. 137]. При этом в романе нет сцен, из которых стало бы ясно отношение к церкви са-мой Ультимы. Скорее всего, она занимает опре-деленный нейтралитет, что важно для основной идеи произведения. Рудольфо А. Анайя, показы-

34


вая пограничье, не пытается сделать одну теорию правильной, а другую – нет. Вся суть пограничья, сложившегося менталитета чикано в объедине-нии христианства и ацтетского язычества, миро-воззрений западного человека и жителя льяно.

Об Олесе Куприна такого сказать нельзя – в этом случае конфронтация чётко выражена. Олеся указывает на ее существование с самого рождения девушки: «Как же я посмею в церковь показаться, если уже от самого рождения моя душа продана ему» [2, с. 42]. Тем не менее, лю-бовь к Ивану вынуждает её попробовать найти компромисс и сходить в церковь в день Святой Троицы. На выходе из церкви её ждёт разъярен-ная толпа крестьян, которая избивает её. У Олеси не получается, как у Антонио или Ивана, оказать-ся в «пограничье». Иван же, попав в него, не мо-жет добиться той же душевной гармонии, которой добился герой Анайи.

При этом Куприн выступает не против хри-стианства – для русских писателей XIX века пра-вославная церковь обладала непререкаемым авторитетом [4, с. 43]. Куприна больше удручает упадок нравов в верхах и необразованность в ни-зах, которая превращает христианскую веру в пу-стой звук.

Есть определённое сходство повести русско-го писателя с романом Анайи – и там, и там цер-ковь, волей-неволей, выступает символом циви-лизационного мира, который Куприн изображает, как порочный, греховный, упадочный. Отправля-ясь в деревню из шумного города, Иван размыш-ляет: «Полесье… глушь… лоно природы… про-стые нравы… первобытные натуры, – думал я, сидя в вагоне, – совсем незнакомый мне народ, со странными обычаями, своеобразным языком… и уж, наверное, какое множество поэтических легенд, преданий и песен!» [2, с. 3]. На деле же, в деревне царствуют безграмотность, пьянство, суеверие и раболепство перед начальством – ци-вилизационный мир добрался и сюда.

Интересную деталь подмечает исследова-тельница О. Н. Шинкевич. В статье «Особенности портретирования архетипических образов в ран-них повестях А. И. Куприна» она связывает образ деревенской толпы в «Олесе» с архетипом идола [5, с. 44]. Эта толпа мало похожа на служителей доброго бога, про которого Олесе рассказывает Иван. Бога в них так же мало, как и «первобытных натур» – во время церковного праздника в дерев-не устраивается грандиозная попойка.

Во многих своих произведениях Куприн, ра-зочарованный духовным падением города, стре-мится к природе, к естественности. Так же и в Олесе – тихий зимний лес противопоставляется шуму цивилизационного мира: «Было так тихо, как только бывает в лесу зимою в безветренный день. Нависшие на ветвях пышные комья снега давили их книзу, придавая им чудесный, празд-

ничный и холодный вид. По временам срывалась с вершины тоненькая веточка, и чрезвычайно ясно слышалось, как она, падая, с легким треском задевала за другие ветви» [2, с. 13–14].

Попадая на природу, герой словно возвраща-ется во времена своих древних предков – в мир сказок и мифов: Олеся живёт в избушке на курьих ножках вместе со старой матерью-ведьмой. Да и самого героя не случайно зовут Иваном. То есть, Куприн выстраивает не просто дихотомию «при-рода – цивилизация», но и конфликт идентично-сти, характерный для литературы пограничья. На его фоне разыгрывается и религиозный конфликт.

В этом ещё одно сходство «Олеси» с рома-ном Анайи. Рассуждения о «красавице степи», которую теханос перекрыли заборами; строитель-ство дороги, после которой отцу Антонио хочет-ся только пить и спать; «карповый апокалипсис», приснившийся главному герою, – всё это пока-зывает, что Анайя, также, выстраивает дихото-мию «естественное – неестественное», связывая с «естественным» мифологию и память предков.

Произведения отличаются тем, как главные герои выходят из конфликта. Антонио приходит к выводу, что выход, собственно, можно и не ис-кать: «Взять и льяно, и речную долину, и луну, и море, и Господа, и золотого карпа и превратить во что-то новое, подумалось мне» [1, с. 297]. Ру-дольфоАнайя заставляет героя искать «золотую середину», показывая порочность однобокого ре-шения проблемы.

Финал «Олеси» схож с финалом «Благосло-ви, Ультима» лишь формально. Герой остаётся в «пограничье», но это не решает проблему, а ста-новится причиной краха. Если Антонио выбирает «и то, и другое», то Иван не может выбрать «ни первое, ни второе». Влюбляясь в Олесю, он на время окунается в «естественность», пробивает-ся к корням. При этом он не может оставить город-скую жизнь, в которой Олесе не будет места. Он оказывается слишком эгоистичным и слабым – пороки цивилизационного мира.

Таким образом, в обоих произведениях при-сутствует религиозный конфликт «миф – христи-анство», который является частью конфликта «естественное, народное – неестественное, циви-лизационное». При этом в романе «Благослови, Ультима» конфликт идет напрямую между двумя религиями и заканчивается их слиянием. В по-вести «Олеся» христианство, как таковое, в кон-фликт не вступает. Она становится символом цивилизационного мира, потому что по-другому быть просто не могло. Большую роль здесь игра-ет конфликт «свобода – рабство», где свобода связывается с естественностью, а рабство, вста-ющее на пути у Ивана и Олеси – с цивилизацион-ным. Финал произведения показывает, что автор на своем этапе исторического развития страны не видит достойного выхода из этого конфликта.

Список литературы1. Анайя Р. Благослови, Ультима! М.: Гудьял-Пресс, 2000. 320 с.2. Куприн А. И. Гранатовый браслет. М.: АСТ, 2016. 352 с.3. Макрушина Ю. А. Архетипический образ бабушки в повествовании в рассказах «Последний поклон»

В. П. Астафьева // Мировая литература глазами современной молодёжи: материалы междунар. студ. науч.-практ. конф. (г. Магнитогорск, 25 нояб. 2016 г.). Магнитогорск, 2016. С. 44–47.

35


4. Пиянзина Е. П. Фольклорные образы в русской литературе: авторская интерпретация устного народного творчества // Современные тенденции в науке и образовании: материалы науч. конф. (г. София, 10 июня 2017 г.). София, 2017. С. 302–308.

5. Шинкевич (Катренко) О. Н. Особенности портретирования архетипических образов в ранних повестях А. И. Куп- рина // Нижневартовский филологический вестник. 2017. № 1. С. 42–44.

УДК 82Лариса Дмитриевна Гурулёва,



Стилистические особенности билингвизма в романе Сандры Сиснерос «Карамело»Статья посвящена выявлению стилистических особенностей художественного билингвизма на

примере романа одной из ярких представительниц литературы «чикано» Сандры Сиснерос «Караме-ло». В ходе исследования выявлено, что писательница, использующая английский язык как основу, обогащая его иноязычными вкраплениями на испанском языке, наделяет своего героя-билингва ещё большим спектром эмоций, а речь персонажей её произведения становится особенно ценна с точки зрения выявления стилеобразующих черт.

Ключевые слова: художественный билингвизм, литература «чикано», стилистика, стилеобразу-ющие черты, писатель-билингв, персонаж-билингв

Larisa D. Gurulyova,Master Student,

Transbaikal State University,Chita, Russia),


Stylistic Peculiarities of Bilingualism of Sandra Cisneros’s Novel “Caramelo”The article is devoted to revealing the stylistic peculiarities of the literary bilingualism on the example of

Sandra Cisneros’s novel “Caramelo”, one of the greatest representatives of the “Chicano” literature. During the research it was revealed that the writer while using the English language as the basic code, enriches the narrative with the help of the certain words of Spanish origin, thus, letting her bilingual characters experience the wider range of emotions. The speech of such characters is indeed valuable from the stylistic point of view.

Keywords: literary bilingualism, the “Chicano” literature, stylistics, stylistic features, bilingual writer, bilingual character

Художественный билингвизм – объективное следствие общей ситуации, сложившейся в об-ществе. Несомненно то, что в зависимости от многообразных территориальных, культурных, исторических и других условий данное явление приобретает свои специфические особенности.

В литературоведческом аспекте художе-ственный билингвизм может быть представлен как особый художественный метод, способству-ющий разрешению специфических проблем, сто-ящих перед писателями-билингвами. Одна из та-ких проблем связана с выбором «языка-основы».

Сандра Сиснерос, представительница лите-ратуры «чикано», один из романов которой «Кара-мело» мы взяли за основу своего исследования, считает билингвизм даром, благодаря которому у нее «в два раза больше слов на выбор» и «два способа смотреть на мир». Её произведения рас-сказывают об опыте женщин, растущих в мизо-гинных и патриархальных культурах (мексикан-ской и североамериканской), об идентичности девочки, взрослеющей между разных культур, в гибридной культуре и экономическом неравен-стве. Экспериментируя с литературной формой и часто добавляя испанские вкрапления в англий-ский текст, сама автор называет такой приём – «добавлением специй» [3].

Поскольку одной из стилеобразующих черт художественного текста является речевая харак-теристика персонажей, то её билингвальность лишь усиливает образность отдельных понятий и тем, поднимаемых в ходе повествования. Как от-мечает профессор Т. В. Воронченко, билингвизм является яркой и устойчивой чертой творчества мексикано-американцев: «Чиканос билингвичны и бикультурны. Причём, если бикультурный опыт ложится в основу творчества мексикано-амери-канских авторов, то билингвизм являет собой устойчивую характеристику литературы в целом» [2, с. 121].

Роль усиления эмоционального уровня в тек-сте романа берут на себя довольно часто иноя-зычные вкрапления, используемые в виде воскли-цаний, в некоторых случаях, междометий.

¡Valgame Dios! What got into you? (Valgame Dios, исп. – Вот те раз! Вот так штука!, с. 29).

¡Largate! You disgust me, me das asco, you cochino! (largate, исп. – прочь, me das asco, исп. – ты мне противен, cochino, исп. – свинья, с. 11).

¡No me digas! – Aunty Licha says. (no me digas, исп. – не говори мне, с. 32).

Можно предположить, что отношение к собы-тиям и действиям, вызывающим у героя-билингва особый ряд эмоций широкого спектра – как поло-

36


жительных, так и отрицательных, намного легче выразить по средствам первого языка, т. е. род- ного – в данном случае для практически всех ге-роев произведения таким языком является испан-ский. Более того, можно увидеть в некоторых слу-чаях, в том числе и в приведенном нами втором примере, что автор может намеренно «затенять, скрывать» смысл бранного выражения, соблюдая при этом политкорректность и в целом литера-турную норму на фоне второго языка – в данном случае английского. Приведём для этого ещё ряд примеров.

Callate, vieja, you make me nervous. (сallate, исп. – замолчи, заткнись, vieja, исп. – старая раз-валина, с. 6).

Will you shut your hocicos or do I have to shut them for you?!!! (hocicos, исп. – рты, с. 16).

Выразительность речи персонажа-билингва приобретает ещё и в том случае, когда автор на-меренно придаёт ей «иноязычный акцент» [1]. Действительно фонетические особенности звуча-щей речи несут в себе большой объём информа-ции о говорящем, и если он говорит на «чужом» языке, то есть не являющемся для него родным, то носителю не составит труда слухом зафикси-ровать «чужеродность» звуков и в целом качество речи. Акцент в таком случае является важным социолингвистическим фактором распознания «своих» и «чужих». Так, Сандра Сиснерос вклю-чает в своё произведение целую главу, посвя-щенную фонетическим особенностям речи отца главной героини романа. На страницах главы 46 (c. 208–209) с ироничным названием “Spic Spa- nish?” автор показывает графически, какие труд-ности преодолевает, переходя на английский язык, испанец-отец, – тут же можно понять, что его билингвизм является поздним и вынужден-ным – и как нелегко даётся его понять англо-гово-рящим служащим американской границы.

The old proverb was true. Spanish was the language to speak to God and English the language to talk to dogs. But Father worked for the dogs, and if they barked he had to know how to bark back. <…> He practiced, when speaking to his boss, – Gud morning, ser. Or meeting a woman, – Jáu di iú du? If asked how he was coming along with his English lessons, – Veri uel, zanc iú.

Рассматривая фигуры речи, используемые в романе, особое внимание стоит уделить ме-тафоре, заложенной в испанизме rebozo (с исп. «шаль»), который при этом содержит в себе линг-вистический маркер женского объекта. Сиснерос намеренно включает в повествование следую-щую культурно-историческую сноску:

The rebozo was born in Mexico, but like all mestizos, it came from everywhere. It evolved from the cloths Indian women used to carry their babies,

borrowed its knotted fringe from Spanish shawls, and was influenced by the silk embroideries from the imperial court of China exported to Manila, then Acapulco, via the Spanish galleons. During the colonial period, mestizo women were prohibited by statutes dictated by the Spanish Crown to dress like Indians, and since they had no means to buy clothing like the Spaniards’ they began to weave cloth on the indigenous looms creating a long and narrow shawl that slowly was shaped by foreign influences. The quintessential Mexican rebozo is the rebozo de bolita, whose spotted design imitates a snakeskin, an animal venerated by the Indians in pre-Columbian times. (mestizos, исп. – метис, метиска, с. 96).

Так, незаконченная шаль, принадлежащая бабушке Лалы – Соледад, служит единственным напоминанием о прошлой жизни и приобретает метафоричность, указывая на то, как перепле-тены судьбы всех членов семьи Райес (с. 58). Кроме того, данный предмет гардероба заменяет в мексиканской культуре веер, принятый в евро-пейской, используемый для особого рода скры-тых символов на балах. Because she didn’t know what else to do, Soledad chewed on the fringe of her rebozo. Oh, if only her mother was alive. She could have told her how to speak with her rebozo. How, for example, if a woman dips the fringe of her rebozo at the fountain when fetching water, this means – I am thinking of you. <…> How in some parts of Mexico, when the rebozo is worn with the two tips over her back, crossed over her head, she is telling the world, – I am a widow. If she allows it to fall loose to her feet, – I am a woman of the street and my love must be paid with coins. Or knotted at the ends, – I wish to marry. <…> But who was there to interpret the language of the rebozo to Soledad? (с. 105). В ходе повествова-ния Сиснерос так или иначе возвращается к это-му предмету-символу, по-настоящему объединя-ющему и прошлое, и будущее многих поколений. Behind a drawer of stockings, rolled in a broomstick handle, wrapped in an old pillowcase with holes, the caramelo rebozo, the white no longer white but ivory from age, the unfinished rapacejo tangled and broken. The Grandmother snaps open the caramelo rebozo. <…> The candy-colored cloth unfurling like a flag – no, like a hypnotist’s spiral. <…> The past, el pasado. El porvenir, the days to come. All swirling together like the stripes of a chuchuluco… (c. 254).

Таким образом, можно утверждать, что прив-носимая иноязычными вкраплениям образность отвечает за стилистическую особенность билинг-визма и в целом повышает эмоциональный фон повествования. В рамках функционального стиля писателю-билингву с данной точки зрения важно сохранить литературную норму, не перейдя на те же самые варианты сниженной лексики при ис-пользовании первого языка.

Список литературы1. Вишневская Г. М. Литературно-художественный билингвизм: лингвистическая интерпретация. Иваново:

Иван. гос. ун-т, 2011. 224 с.2. Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексикано-амери-

канской литературы) // Гуманитарный вектор. Сер. Педагогика, психология. 2010. №. 4. С. 118–121. 3. Сандра Сиснерос. Книги, рекомендуемые феминистками [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.

fembooks.livejournal.com/299943.html (дата обращения: 20.09.2017).4. Cisneros S. Caramelo. Bloomsbury, 2003. 439 p.

37


УДК 821.133.1–2,09Маргарита Викторовна Дубинская,

кандидат филологических наук, старший научный сотрудник научно-образовательного центра КИПР,

Тверской государственный университет,г. Тверь, Россия,


Интерпретация мотивов волшебной сказкив незавершённой пьесе Алена-Фурнье «Дом в лесу»

Статья посвящена интерпретации мотивов волшебной сказки в тексте незавершённой пьесы фран-цузского писателя-модерниста Алена-Фурнье «Дом в лесу». Автор выявляет в тексте пьесы наличие ряда драматургических соответствий персонажам жанра волшебной сказки, а также соответствие завязки дей-ствия в пьесе экспозиции волшебной сказки. Автор показывает соответствие функций четырёх персонажей завязки пьесы четырём персонажам экспозиции жанра волшебной сказки. Он обоснованно приходит к вы-воду о влиянии поэтики волшебной сказки на поэтику пьесы «Дом в лесу».

Ключевые слова: интерпретация сказочных мотивов, поэтика жанра волшебной сказки, экспози-ция, трансформация сюжета сказки о животных, драматургические соответствия персонажам волшеб-ной сказки, функции персонажей

Margarita V. Dubinskaia,Candidate of Philology,

Senior Researcher of Scientific-Educational Center of CYPRUS,

Tver State University,Tver, Russia,


The Interpretation of the Signs of the Fairy-Talein the Unfinished play by Alain-Fournier “The Forest House”

The article is devoted to the interpretation of the signs of the fairy-tale in the text of the unfinished play “The Forest House” by the French scriber-modernist Alain-Fournier. The author reveals in the text of the play the presence of the dramatic accordance to the characters of the fairy-tale, and also the accordance of the plot of the play to the exposition of the fairy-tale. The article studies the accordance of the functions of four characters of the fairy-tale to four characters in the exposition in the genre of the fairy-tale. The author bases the conclusion about the influence of the poetics of the genre of the fairy-tale on the poetics of the play “The Forest House”.

Keywords: the interpretation of the signs of the fairy-tale, the poetics of the fairy-tale’s genre, the transformation of the subject in the fairy-tale about the animals, the dramatic accordance to the characters of the fairy-tale, the functions of the characters

Глубокой ночью 16 февраля 1914 года Анри Ален-Фурнье, молодой парижский журналист и автор недавно вышедшего, но уже получившего широкое признание романа “Le Grand Meaulnes” («Большой Мольн»), пешком возвращался к себе домой. Метро и автобусы уже не работали, дорога из центра города до улицы Кассини, где жил писа-тель, заняла час. За этот час у Алена-Фурнье воз-ник блестящий замысел пьесы, которая должна была стать его первым опытом в этом жанре. Пер-воначальное название пьесы – “Les trois ours et la petite fille” («Три медведя и маленькая девочка»), но впоследствии Ален-Фурнье изменил его на “La maison dans la fфret” («Дом в лесу») [6, с. 295].

По воспоминаниям сестры писателя, Иза-бель Фурнье-Ривьер, в то же утро Ален-Фурнье показал ей раскладку двухактной пьесы по сце-нам, список персонажей с их краткими харак-теристиками и некоторыми репликами, а также подробно прописанную сюжетную линию. Сестра «была счастлива – счастлива сюжетом, его невин-ной грацией и авантюрной свежестью» [6, с. 296].

На сюжет пьесы писателя вдохновило «вос-поминание о милой сказке про трёх медведей» [6,

с. 297]. Эту же сказку, по замыслу автора, юная героиня пьесы должна была рассказывать своей спутнице [6, с. 298], поскольку, оказавшись в по-ложении героини сказки о трёх медведях, соби-ралась вести себя, учитывая ошибки маленькой девочки, попавшей в подобную ситуацию. А имен-но – ничем не выдавать своего тайного присут-ствия в охотничьем доме, где поселились «два медведя» – два холостяка, презирающих прекрас-ный пол.

Изабель Ривьер просила брата немедленно приступить к проработке сцен. Но, не имея опыта работы над пьесой, начинающий писатель сомне-вался в своих талантах драматурга, и в дальней-шем собирался прибегнуть к помощи професси-онального актёра либо режиссёра-постановщика.

Возникает вопрос – какая именно сказка про трёх медведей вдохновила писателя на создание пьесы. К тому времени Ален-Фурнье уже был ав-тором сборника литературных сказок “Les contes d’une fermiиre” («Сказки фермерши»). Уроженец провинции и выходец из среды сельской интел-лигенции, писатель должен был хорошо знать народные французские сказки. Нам не удалось

38


обнаружить среди сюжетов народных француз-ских бытовых сказок и сказок о животных ничего похожего на сказку о трёх медведях. Представ-ляется вероятным, что Ален-Фурнье мог знать русскую сказку «Три медведя». Писатель интере-совался русской культурой и литературой. Одним из его любимых авторов был Ф. М. Достоевский, оказавший значительное влияние на творчество Алена-Фурнье.

В 1910 году Ален-Фурнье присутствовал на балетных спектаклях антрепризы Сергея Дягиле-ва «Русские сезоны», которые произвели на него сильнейшее впечатление. В основе сюжетов мно-гих спектаклей «Русских сезонов», представлен-ных парижской публике, лежит русский фольклор и народные традиции – достаточно вспомнить та-кие балеты как «Петрушка», «Весна Священная» и «Жар-птица», причём последний поставлен по мотивам русских народных сказок. Впечатления от встречи с русским искусством оставили неиз-гладимый след в душе Алена-Фурнье: «уникаль-ные персонажи, их психология разрушительна, но уникальна, уникальные актёры», – так описы-вает он свои впечатления от «Русских сезонов» в письме к художнику Андре Лоту [5, с. 98]. Можно предположить, что интерес к русскому фолькло-ру, пробудившийся в парижских литературных и театральных кругах после «Русских сезонов», побудил писателя, уже имевшего опыт написания сказок, к более глубокому знакомству с русским фольклором. В поле его зрения вполне могла оказаться и сказка «Три медведя», давшая толчок к оригинальной интерпретации жанра волшебной сказки во время ночной прогулки Алена-Фурнье по парижским улицам.

Согласно классификации В. Я Проппа, «Три медведя» относятся к сказкам о животных [3, с. 71]. Однако, судя по сохранившимся наброскам Алена-Фурнье, «Дом в лесу» имеет существен-ные признаки поэтики волшебной сказки. Вероят-но, автор, интуитивно тяготея к жанру волшебной сказки, трансформировал сюжет сказки о живот-ных, лежащий в основе пьесы. Он своеобразно интерпретировал более сложную форму, форму волшебной сказки, наилучшим образом подходя-щую к его драматургическому замыслу.

В пьесе, как и в волшебной сказке, присут-ствуют два поколения. Старшее представлено родителями главной героини – юной пансионерки Элеоноры. Имеется мотив отлучки старшего по-коления – Элеонора учится и живёт в закрытом учебном заведении, а с отцом и мачехой почти не общается. Даже о грядущем браке с выбранным родителями господином девушке сообщают пись-менно. Усиленная форма отлучки в волшебной сказке – смерть родителей, либо одного из них. Кончина матери в жанре волшебной сказки часто влечёт за собой появление злой мачехи. Наличие у Элеоноры мачехи, настроенной к ней не слиш-ком доброжелательно, также является распро-странённым мотивом волшебной сказки.

Весть о скором браке, устроенном мачехой, воспринимается Элеонорой как беда – функция, присутствующая в экспозиции волшебной сказки.

Все силы героини направляются на преодоление этой беды. Девушка совершает побег из пансио-на во время экскурсии учениц старшего класса. В планах Элеоноры – затеряться в лесу и найти там заброшенное аббатство, переоборудованное в охотничий дом, о котором ей говорила одно-классница. Там Элеонора предполагала времен-но укрыться. Бегство невесты перед свадьбой повлечёт скандал, в результате которого, по рас-чётам девушки, нежеланный жених добровольно откажется от неё. Отыщется ли дом в лесу, и ка-ковы будут последствия совершённого поступка, героиня не задумывается. Она отправляется в до-рогу согласно сказочным формулам: «куда глаза глядят», «иди туда, не знаю куда», на поиски сво-ей доли, как это нередко происходит в волшебной сказке.

Наряду с функцией отправления героя на по-иски лучшей жизни в завязке пьесы присутству-ют сказочные функции запрета и его нарушения. Своим побегом Элеонора нарушает запрет класс-ной наставницы, mademoiselle Saint-Pourзain, за-метившей приготовления девушки к бегству. При этом функция «нарушения запрета» у Алена-Фур-нье получает, по В. В. Иванову, «парадоксаль-ное значение» [2, с. 42], поскольку, вместо беды или недостачи, которые должны последовать за нарушением согласно логике жанра волшебной сказки, героиня в результате нарушения запрета обретает искомое – жениха. Это парадоксаль-ное значение функции запрета впервые обнару-жил В. В. Иванов в тексте русского современника Алена-Фурнье, а именно, в романе А. С. Грина «Бегущая по волнам».

Отчаявшись удержать Элеонору от бегства, её наставница бежит с ней. Буквальное произ-ношение фамилии наставницы – мадемуазель Сен-Пурсан, но, благодаря игре слов и особен-ностям французской фонетики, фамилия может читаться как «сто процентов». При обращении «мадемуазель» в значении «незамужняя девуш-ка», учитывая «очень зрелый», по выражению Алена-Фурнье, возраст этой героини, сочетание обращения и фамилии даёт комический эф-фект – «стопроцентно незамужняя», или «девица на все сто процентов». При такой характеристике, данной через имя собственное, наставница, не в силах противостоять решимости героини, от-правляется с ней, дабы охранять её невинность от возможных опасностей. При этом она всячески подчёркивает свою самоотверженность, жертвен-ность и одновременно лояльность по отношению к непослушной девушке. Однако в глубине души мадемуазель Сен-Пурсан не хочет свадьбы Эле-оноры, поскольку тайно завидует ей, и её помощь продиктована невысказанным желанием поме-шать выгодному замужеству воспитанницы.

После тяжёлого перехода через лес беглян-ки всё же попадают в уединённый охотничий дом. Но оказывается, что дом в лесу не пустует. Там живут два охотника – Гарольд, молодой человек, возненавидевший женщин после неудачного ро-мана, и егерь Филипп, вдовец, счастливый своим одиночеством. Из диалога мужчин выясняется,

39


что Гарольд поселился в лесу также вследствие произошедшей с ним «беды или недостачи», вы-разившейся в предательстве любимой женщи-ны, но преодолённой путём бегства от общества и пассивного переживания своих страданий в за-брошенном охотничьем доме.

Тем не менее, беглянки решают тайно устро-иться в одной из комнат обширного аббатства и покидать своё убежище лишь на время отсут-ствия охотников. Чтобы «медведи» не заметили чужого присутствия и убывания припасов, жен-щины пытаются вести себя крайне осторожно, и каждый раз тщательно уничтожают следы сво-его присутствия. В пьесе заброшенное аббат-ство соответствует лесной «избушке на курьих ножках», появляющейся перед героем-искателем в результате тяжёлого пути. Подобное строение, где обитает Баба Яга, в русском фольклоре сиг-нализирует о приближении границы иномирия, «тридевятого царства», где жизнь протекает по собственным, магическим, законам. Попав в охот-ничий дом, героини пьесы также принимают пра-вила иномирия, а конкретнее – сказки «Три мед-ведя», которую Элеонора рассказывает своей спутнице.

В пьесе, таким образом, имеются только че-тыре персонажа: Элеонора, её наставница, Га-рольд и Филипп. Согласно Проппу, в начальную ситуацию волшебной сказки включаются «четыре персонажа из семи: отправитель, герой, ложный герой, а также и царевна», то есть, искомое. [3, с. 69]. Для характеристики интерпретации жан-ра волшебной сказки в пьесе мы воспользуемся определением, данным Ивановым: «романное соответствие персонажам волшебной сказки» [2, с. 21], но несколько модифицируем его в соответ-ствии с рассматриваемым нами жанром произ-ведения Алена-Фурнье. Образы «Дома в лесу», по аналогии с определением Иванова, можно на-звать драматургическими соответствиями персо-нажам волшебной сказки.

В данном случае драматургическим соот-ветствием сказочного героя-искателя становит-ся Элеонора, отправляющаяся на поиски дома в лесу, олицетворяющего для неё свободу, но нашедшая в этом доме молодого и привлекатель-ного затворника Гарольда, чей образ в первом акте пьесы соответствует искомому. Отметим, что мотив «заколдованного жениха», расколдо-ванного девушкой-невестой, весьма характерен для французских волшебных сказок. В качестве примера можно привести сказки «Жених-жаба» [4, с. 165–172] и «Невеста ворона» [4, с. 201–203].

Что касается функции героя-отправителя, то в случае с Элеонорой её родители осуществляют эту функцию через письмо, сообщающее девуш-ке о скором замужестве. Согласно сюжету, чело-веком, пригласившим Гарольда провести время в охотничьем доме, был егерь Филипп, поэтому его можно считать драматургическим соответ-ствием сказочного персонажа-отправителя. Но, в данном случае, даже после завязки сюжета, отправитель продолжает присутствовать в пове-ствовании.

Драматургическим соответствием сказочного ложного героя является мадемуазель Сен-Пур-сан. Несмотря на меры предосторожности, пред-принятые беглянками, охотники довольно быстро замечают в доме следы присутствия женщины. Находят брошенный второпях жакет Элеоноры. Гарольд, подобно обитательнице избушки на ку-рьих ножках, обнюхивает одежду, но вместо тра-диционной фразы «Человечьим духом пахнет!» говорит: «Какой свежестью пахнет эта одежда!» Надеясь, что таинственная гостья, судя по запаху, молода и красива, молодой человек подкараули-вает нерасторопную Сен-Пурсан и испытывает глубокое разочарование: «Ой! Я-то думал, вы мо-ложе!» [6, с. 299].

Но интуиция подсказывает ему, что в доме присутствует и другая женщина, и во втором акте Гарольд приступает к её поискам. Таким образом, во второй половине пьесы Элеонора и Гарольд меняются функциями: она буквально становит-ся драматургическим соответствием сказочного искомого, а он превращается в героя-искателя, притом неудачливого. Девушка ловко прячется от молодого человека, скрываясь то на крыше аббатства, то в чаще леса. Гарольд приходит в ярость, и, вторично наткнувшись на Сен-Пур-сан, вышедшую из футляра часов, чтобы забрать жакет Элеоноры, кричит: «Ты пришла… Пришла посмотреть, не подойдёт ли тебе ненароком этот жакет?» [6, с. 299].

Восклицание Гарольда отсылает нас к функ-ции волшебного предмета – в жанре волшебной сказки он может принадлежать героине-искомому. Но на волшебный предмет, будь то хрустальная туфелька Золушки или корона принцессы-козы во французской народной сказке, всегда имеются другие претендентки – ложные героини.

Во втором акте раздражённый Гарольд об-виняет Филиппа в намеренном сокрытии в аб-батстве неизвестной девушки. Главный герой необоснованно подозревает, что Филипп прячет прекрасную незнакомку в собственных интере-сах и не желает показывать её молодому челове-ку. Таким образам, Гарольд пытается возложить на егеря функцию хозяина волшебного царства, скрывающего искомое от героя-искателя. Филипп действительно частично соответствует роли хозя-ина волшебного царства – как егерь он является хозяином этого заброшенного лесного угла, где действуют законы «тридевятого царства», но об-винения Гарольда беспочвенны.

Более того, егерь начинает испытывать инте-рес к Сен-Пурсан, и его холостяцкие убеждения не-заметно претерпевают изменение: «И всё же, жен-щина приносит в дом много комфорта!» [6, с. 299].

Таким образом, мы видим, что во втором акте пьесы, сюжет которой драматургически интерпре-тирует мотивы волшебной сказки, но не позволяет включать в действие новые персонажи, начина-ется преобразование функций четырёх уже дей-ствующих персонажей. Герой-искатель и искомое меняются местами (функциями), делается попыт-ка встроить в сюжет хозяина волшебного царства, ранее имевшего функцию героя-отправителя.

40


Ещё не видя девушки, Гарольд узнаёт о её присутствии по запаху и лёгким шагам на верх-нем этаже, что является драматургическим со-ответствием сказочной функции «узнавание не-весты». А затем молодой человек устраивает по коридорам аббатства погоню за Элеонорой. Мо-тив погони за героиней-искомым распространён в волшебной сказке, но обычно преследователем является хозяин волшебного царства [3, с. 93]. Как и полагается искомому волшебной сказки, Элео-нора хитростью преодолевает все ловушки, зама-нивает Гарольда на складную лестницу, ведущую на чердак, и тот падает, сильно ударившись голо-вой. Герой-искатель теряет сознание – драматур-гический аналог сказочной функции временной смерти героя, восстав от которой, молодой чело-век полностью меняет своё представление о жен-щинах.

Очнувшись, он обнаруживает себя в объяти-ях Элеоноры, которая с первого дня своего скры-того присутствия в охотничьем доме тайно наблю-дала за понравившимся ей молодым человеком. Гарольду остаётся лишь поступить согласно за-вершающей функции волшебной сказки – «герой женится и воцаряется» [3, с. 61]. Женившись на Элеоноре, он намерен остаться жить в лесу, «во-царившись» в «тридевятом» лесном царстве, подобно лесным королям рыцарских романов Круглого Стола: «Моя жена. Мы будем лесны-ми супругами. Ах! Наши слуги, чистая, пылкая жизнь…» [6, с. 301]. Более практичный Филипп, пекущийся о собственном благополучии, замеча-ет, что «лесным детям понадобится гувернантка» [6, с. 301]. На этой фразе наброски «Дома в лесу» обрываются.

Литературный критик, друг и родственник Алена-Фурнье, Жак Ривьер, позже напишет об этой пьесе: «Детская канва, на которой Фурнье, без сомнения, вышивал грациозно и таинствен-но» [7, с. 79]. Позволю себе уточнить его выска-зывание. Это канва волшебной сказки, которую Ален-Фурнье попытался успешно интерпрети-ровать согласно законам драматургии. Но пьесе «Дом в лесу» не суждено было выйти из стадии набросков.

Полагаю, главная причина дальнейших твор-ческих неудач кроется в «сотрудничестве» Алена- Фурнье с мадам Симон, актрисой и близкой подру-гой писателя. Не будучи уверен в знании особен-ностей драматургического жанра, молодой автор обратился к ней за профессиональной помощью. Проблемы в работе над пьесой последовали не-медленно. Тридцатисемилетняя Симон вырази-ла желание сыграть в новой пьесе главную роль (шестнадцатилетней пансионерки), на что автор никак не рассчитывал, но не решился отказать напористой «сотруднице». Будущая примадонна потребовала многочисленных изменений и уточ-нений в тексте пьесы.

Во-первых, актриса хотела перенести дей-ствие из леса в английский город, находя, что «чаща леса – это чересчур рококо» [6, с. 294], то есть, чересчур таинственно. Из пьесы, таким образом, исчез мотив сказочного тридевятого

царства, где единственно может успешно разви-ваться сюжет волшебной сказки. Следующим ша-гом мадам Симон по улучшению замысла автора было развитие образа Гарольда. В пьесе должен был появиться пролог со сценой дуэли, на которой герой убивает соперника и укрывается в лесу от преследований полиции. Действие начинало при-обретать черты детективного жанра, а Гарольд, тем самым, из героя-искателя, превращался в скучающего светского хлыща, на вынужденном досуге развлекающегося историей сбежавшей из пансиона девушки.

Далее автору, по настояниям мадам Симон, следовало развить характер Элеоноры, сделать её более светской и искушённой в делах любви: «Эти истории девчонок никому не интересны» [6, с. 296]. В этом случае образ Элеоноры утрачивал черты героя-искателя, исчезал даже повод для её бегства в лес. Утрачивалась, таким образом, экспозиция волшебной сказки. Наконец, Симон требует ввести в пьесу массовку в лице несколь-ких егерей, из чьих разговоров, «как обычно про-исходит в пьесах плохих авторов» [6, с. 297], по выражению Изабель Ривьер, зрителю предстояло узнать всё о характерах главных героев. Но жанр волшебной сказки тем и уникален, что персонажи являются носителями функций, а не индивиду-альностей. Именно такая тенденция намечалась Аленом-Фурнье в первоначальном замысле пье-сы. Иными словами, под влиянием «сотрудни-чества» мадам Симон из текста «Дома в лесу» постепенно исчезли все авторские попытки дра-матургической интерпретации сказочного жанра.

Писатель был недоволен таким поворотом «сотрудничества», между ним и актрисой по-следовала «ссора и упрёки» [6, с. 295]. После нескольких бесплодных попыток возобновить работу над «Домом в лесу», 7 марта 1914 года Ален-Фурнье, разочарованный и уставший от вза-имного непонимания, оставил надежду в ближай-шее время представить пьесу публике. Крайне требовательный к своим произведениям, писа-тель, уходя летом 1914 года на фронт, сделал сле-дующее письменное распоряжение о черновиках «Дома в лесу»: «Ничто из этого не закончено и не должно быть опубликовано (в том виде, в каком находится сейчас)» [6, с. 444]. С войны Ален-Фур-нье не вернулся.

Следует отметить, что писатель был хоро-шо знаком с поэтикой жанра волшебной сказки и имел удачный опыт его интерпретации не толь-ко в литературных сказках. Роман Алена-Фур-нье «Большой Мольн», вышедший незадолго до начала работы над пьесой, в декабре 1913 года, отличается блестящей интерпретацией сказоч-ных мотивов: «Семиперсонажная схема жанра волшебной сказки нашла в произведении Алена- Фурнье полный ряд своих соответствий. Значи-тельная часть функций персонажей волшебной сказки также получила романные соответствия» [1, с. 51–52].

Что касается пьесы «Дом в лесу», даже по авторским наброскам можно сделать вывод о её сюжетной завершённости. Она завершена как

41


с точки зрения поэтики драматического произве-дения, так и с точки зрения поэтики волшебной сказки. Таким образом, попытка драматургиче-ской интерпретации сказочных мотивов «Дома в лесу» может быть признана удачной. Дальней-шая работа писателя по раскладке произведения

на сцены, явления, отдельные реплики и т. д. по-терпела неудачу, которая объясняется привлече-нием к работе над пьесой постороннего человека, далёкого от понимания, как особенностей поэтики сказочного жанра, так и особенностей авторской поэтики самого Алена-Фурнье.

Список литературы

1. Дубинская М. В. Жанр волшебной сказки в композиции романа Алена-Фурнье «Большой Мольн»: интер-претация поэтики «иномирия» // Учёные записки Забайкальского государственного университета. Сер. Филология, история, востоковедение. 2015. № 2. С. 45–52.

2. Иванов В.В. Восьмой персонаж волшебной сказки: моногр. эврист. учеб. пособие для магистров и бакалав-ров / пер. с иностр. яз., соавторство ст. в прил. М. В. Дубинской. Петрозаводск: Препринт, 2012. 260 с.

3. Пропп В.Я. Морфология сказки. 2-е изд. М.: Наука, 1969. 168 с. 4. Французские народные сказки / пер. М. Е. Абкиной, Т. Ю. Хмельницкой. М.: Сов. писатель, 1991. 350 с.5. Lhote Andrй, Alain-Fournier, Riviиre Jacques. La peinture, le coeur et l’esprit. Correspondance inйdite (1907–1924).

Willam Blake and co. Edition et Musйe des Beaux-Arts de Bordeau, 1986. 234 p. 6. Riviиre Isabelle. Vie et passion d’Alain-Fournier. Jaspard, Polus et C le: Monaco, 1963. 532 p. 7. Riviиre Jaques. Introduction. Alain-Fournier. Miracles. Gaiilimard: Paris, 1948. Pр. 6–78.

УДК 398.2Василий Васильевич Иванов,

доктор филологических наук, профессор,Петрозаводский государственный университет,

г. Петрозаводск, Россия,e-mail: [email protected]

Интерпретация сказки «Семь Агафонов бестолковых», или Мужики сомневаются в открытии В. Я. Проппа

Статья посвящена интерпретации волшебной сказки «Семь Агафонов бестолковых» с целью уточ-нения числа «персонажей-ролей» жанра волшебной сказки. По существующему представлению струк-тура персонажей волшебной сказки является «семичастной, семиходовой, семиролевой», поскольку именно такую схему мы знаем из новаторских работ В. Я. Проппа. Однако предлагаемое здесь про-чтение сказки «Семь Агафонов бестолковых» как системы аллегорий персонажей волшебного жанра приводит к выводу о наличии в данном жанре восьмого персонажа.

Ключевые слова: жанр волшебной сказки, восьмой персонаж, аллегория восьми персонажей, эвристический характер ошибки, жанровая аллюзия, духовный реализм, чистые руки писца

Vasilii V. Ivanov,Doctor of Philology, Professor,Petrozavodsk State University,

Petrozavodsk, Russia,e-mail: [email protected]

The Interpretation of the Fairy-Tale “Seven Stupid Agaphons” or Peasants Doubt in the Discovery of V. J. Propp

This article is focused on the problem of quantity of characters in the genre of a fairy-tale in the interpretation of the fairy-tale “Seven stupid Agaphons”. According to the traditional idea the structure of characters of the fairy-tale has seven parts, seven courses, seven roles because this scheme is known from innovatory works of V. J. Propp. But this paper proposes the interpretation of the fairy-tale “Seven stupid Agaphons” as the system of allegories of characters of the fairy-tale’s genre. This interpretation permits to make the conclusion about the presence of the eighth character in the genre of the fairy-tale.

Keywords: the genre of the fairy-tale, the eighth character, an allegory of eight characters, the heuristic type of the mistake, the genre allusion, the spiritual realism, the clean hands of the clerk

В настоящей работе я обосновываю идею наличия восьмого персонажа в структуре жанра волшебной сказки. Как быть с тем, что В. Я. Пропп обнаружил и доказал наличие семи персонажей в жанре волшебной сказки? Вот они, эти персо-нажи-роли: «Отправитель, искатель, даритель, антагонист, помощник, искомое (царевна-невеста, варианты – магический предмет или животное), ложный герой» [6, с. 60–61]. Но с выводом Проппа

о «семиперсонажной (семиролевой)» структуре жанра волшебной сказки как будто не соглашаются семеро мужиков, семеро бестолковых сказочных братьев Агафонов. Мужики сомневаются. Стоит ли обращать внимание на их бестолковость?

Но в том-то и дело, что сказочный Иванушка- дурак оказывается мудрее своих умных брать-ев. Кроме того, как это подробно изучил и пока-зал выдающийся русский медиевист, академик

42


А. М. Панченко, в безумных речах древнерусских юродивых, персонажей Житий, народ и Церковь усматривали иносказательную, «прикровенную мудрость»1. Попробуем понять, что вызывает со-мнения сказочных мужиков, братьев Агафонов.

В самом деле, в сказке «Семь Агафонов бестолковых», братья отправляются людей по-видать да себя показать. Крайняя нелепость ошибок, совершаемых сказочными мужиками в пути, заставляет предположить аллегорический характер их действий. Полагаю, сказка «Семь Агафонов бестолковых» является аллегорией не семи, а восьми персонажей жанра волшебной сказки. Точнее, это аллегория семи известных нам, вослед за Проппом, персонажей, которые не видят восьмого персонажа, без которого они, эти семь персонажей, оказываются бессильными развивать «ход» сказки.

Действительно, начав своё странствие по воде, братья гребут в разные стороны, не в си-лах сдвинуть лодку с места, пока проезжий рыбак не даёт им совет грести в одну сторону. Озябнув на ветру, Агафоны решают согреться и разводят на днище лодки костёр. Разумеется, деревянная лодка загорелась. Быстро причалив к берегу, бра-тья бросаются в деревню, чтобы набрать воды из колодца для тушения пылающей лодки. Пока Агафоны искали колодец в деревне и набирали воду, лодка затонула, поскольку её днище прого-рело насквозь. Братья решили не останавливать-ся ради подъёма затонувшей лодки, поэтому на воде они оставили пометку, чтобы, возвращаясь обратно, найти лодку.

Путешествие Агафоны продолжили на телеге. Запрягая в телегу кобылу, братья загоняли

лошадь в хомут до тех пор, пока люди не посо-ветовали поступить иначе и надеть хомут на шею кобылы. Поездка на телеге продолжалась благо-получно, пока дорога не пошла в гору. Решив об-легчить труд лошади, братья подняли груз себе на плечи, но сами оставались в телеге, не понимая, почему кобыла не может везти телегу. Прохожий посоветовал братьям сойти с телеги – дело тотчас пошло на лад: «Экий ты разумный, дедушка! Без тебя бы нам и не догадаться!» [7, с. 82], – обрадо-вались Агафоны.

Вскоре у телеги сломалась оглобля, при-шлось братьям делать новую оглоблю. Срубили одну берёзу, она слишком длинной оказалась, срубили другую – коротка. Делать нечего, нача-ли растягивать короткую жердь, чтобы сравнять её по длине со старой оглоблей. Нашлись и тут добрые люди, посоветовали окоротить длинную жердь. Совершив ровным счётом семь ошибок, братья остановились на ночлег.

1 Примечания. Ср.: пример юродского жеста, по внешно-сти безобразного, но по духовному содержанию благодатно-го: «Юродивый Василий Блаженный останавливался у домов праведно живущих людей и, “собираше камения, и по углам того дома меташе, и бияше, и велик звук творяше”». Цит. по: Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. C. 85. Автор Жития Василия Блаженного пояснял, что святой, проявляя мудрость «прикровенную», бро-сками камней отгонял бесов, облепивших углы домов правед-ников.

Как видим, все ошибки сказочных братьев исправляли мудрые советники, оказывающие-ся в каждой затруднительной ситуации рядом с бестолковыми братьями. Правда, «мудрость» их во всех затруднительных случаях была обык-новенным житейским опытом, не выходящим за рамки труда повседневной крестьянской жизни. Сказочная действительность и действительность обыкновенной, реальной, жизни встретились в диалогах мудрых советников и семи сказочных персонажей. Как писал М. М. Пришвин: «Сказка может быть реальнее самой жизни» [4, с. 157]; «Сказка, основанная на факте, чудеснее факта. В старину любили рассказывать сказку как дей-ствительность» [5, с. 677]. Справедлив коммента-рий к этим замечаниям Пришвина: «Размышления писателя о действительности и сказке, которая «может быть реальнее самой жизни», о связи ли-тературы и фольклора раскрывают его понимание природы художественного творчества» [10, с. 78]. Но в размышлениях Пришвина можно видеть не только связь литературы и фольклора, но и связь фольклора с действительностью. И эта связь вид-на именно в диалогах бестолковых братьев с му-дрыми советчиками.

Утром Агафоны решили пересчитать друг друга, опасаясь, не затерялся ли кто-нибудь из них ночью. Но сколько не считали, одного не досчитывались, поскольку каждый, считая дру-гих, забывал посчитать самого себя. Здесь, как во всех прежних затруднениях братьев, нашёл-ся разумный советник: «Подошёл к ним мужик и спрашивает:

– Что это у вас за беда стряслась?– А то разве не беда? У нас один Агафон но-

чью потерялся!– Да сколько вас всех-то было?– Семеро. Сколько считаем – одного всё не

хватает.– Эх вы, умные головушки! – говорит мужик. –

Да вы этак никогда не досчитаетесь… Полно горе-вать – все вы целы» [7, с. 84].

Если семеро братьев символизируют семь персонажей или семь ролей жанра волшебной сказки, то все нелепые ошибки братьев Агафонов получают объяснение. Гребля на лодке в разные стороны не позволяет лодке двигаться – отсюда вывод: «ход» сказки невозможен, если ролям пер-сонажей придаются несвойственные им функции. Когда появляется «рыбак» и даёт спасительный совет грести в одну сторону – это проявляется функция неучтенного Проппом восьмого персона-жа, владеющего знанием правильного употребле-ния ролей персонажей. Восьмой персонаж – это сказочник. Именно он выстраивает роли опреде-лённым образом в соответствии со свойственной каждой роли функцией. Только тогда начинается развитие сказочного действия.

«Лодка» с «братьями» отправляется в путь – начинается «ход» сказки, который развивается только взаимодействием всех ролей персонажей. Поэтому далее сказочнику соответствуют фигу-ры всех мудрых советчиков: «людей», «разумно-го дедушки», «народа», «мужика», величаемого

43


«дядюшкой». В каждом отдельном случае, кем бы он ни назывался, этот персонаж имеет одну и ту же функцию: он хранит персонифицирован-ные «роли» сказки от функциональных ошибок. Другими словами, во время рассказывания сказки функцией восьмого персонажа является соблю-дение правильного порядка использования пер-сонажей-ролей в соответствии с их жанровыми функциями.

При исправлении восьмой ошибки братьев доброжелательный «дядюшка», выполняя роль восьмого персонажа, убеждает бестолковых му-жиков в очевидном для него: Агафонов не шесть, как им показалось, а семь. Это указание на то, что восьмая «роль», и это роль сказочника, необхо-дима, без неё просто не будет сказки. Нелепые ошибки Агафонов имеют эвристический харак-тер, как и сам вопрос, сколько всего братьев. Он должен насторожить слушателя или читателя. Он подсказка, намёк: возможно, братья ошибаются не в сторону уменьшения, а в сторону увеличения их числа? Возможно, сказочные мужики сомнева-ются не зря: всех сказочных персонажей-ролей не меньше, а больше: не семь, а восемь?!

Почему общее число ошибок братьев равно именно восьми?

Потому, что число персонажей сказки «Семь Агафонов бестолковых» равно не семи, а именно восьми, если прибавить к числу братьев их раз-умного советника, выступающего от разных лиц в роли мудрого помощника. Но возможна ли такая ситуация, в которой, семь равно восьми? Это же абсурд!

Не будем горячиться и зададимся вопросом: почему Пропп называет сказочные персонажи также ролями?

Дело в том, что слово «персонаж» приковы-вает внимание к конкретному герою конкретной сказки. В каждой волшебной сказке семь персо-нажей. Но конкретный герой полностью раство-ряется в персонаже-роли, если рассматривать поэтику отдельной сказки в масштабе жанра вол-шебной сказки. А Пропп рассматривает сказку именно в масштабе жанра. И в этом масштабе мы, если мы не так наивны, как сказочные Ага-фоны, должны видеть восьмую роль – роль ска-зочника, выстраивающего все остальные роли в определённом порядке и утверждающего своё присутствие внутри сказки, свою ролевую функ-цию финальной фразой «и я там был, мед-пиво пил». Финальная фраза сказки – та жанровая ал-люзия, то аллегорическое указание на восьмого персонажа, разбросанное по всем сказкам, кото-рое в развёрнутой форме представлено в сказке «Семь Агафонов бестолковых». Другими слова-ми, персонажей, действительно семь, но персо-нажей-ролей – восемь.

Аналогично тому, как в музыкальной октаве семь нот, но в «полной музыкальной октаве» их восемь, поскольку каждая последняя нота закан-чивающейся октавы одновременно является пер-вой нотой начинающейся октавы. Отсюда и выра-жение «восемь нот полной октавы», то есть, такой октавы, которая начала переходить в новую окта-

ву. А для этого перехода, для связки октав, необ-ходима восьмая, связующая, нота. Этой, образно говоря, связующей, восьмой нотой (восьмым пер-сонажем-ролью) в сказке является сказочник.

Тот конкретный сказочник, который некогда зашифровал структуру персонажей жанра вол-шебной сказки в аллегориях сказки «Семь Ага-фонов бестолковых», следовал, в сущности, эв-ристическому принципу объяснения (обучения). Он специально создал крайне нелепые ситуации, которые позволили восемь раз дать восьмому персонажу слово внутри сказки.

Обычно сказочник выступает в тексте сказки не так явно, используя словесные формулы типа «жили-были», «долго ли коротко». Только в фина-ле сказки он прямо заявляет нам: «и я там был». Но в сказке «Семь Агафонов бестолковых» роль сказочника настолько выдвинута вперёд перед всеми остальными ролями, что его положение и его функция согласования действий всех других персонажей просто бросаются в глаза.

Нам остаётся, с благодарностью к неизвест-ному народному гению, признать, что он создал максимально наглядное пособие по изучению ролевой структуры жанра волшебной сказки в «Семи Агафонах бестолковых».

Сказочные мужики «бестолковы» лишь для того, чтобы мы поняли, что без восьмой роли в сказке не будет лада. Чтобы поняли, что сам фольклор признавал сказочника равноправным участником действия среди ролей-персонажей сказки. Тем самым фольклор указывает нам не на развлекательный, а на реалистичный харак-тер сказки, на полезную связь сказки с реальной жизнью. Только реализм сказки не критический, а духовный реализм. И он всегда позитивен, как изначально позитивна сама духовность, будучи основой реальной жизни.

Принципиальная разница в том, что крити-ческий реализм описывает страдания человека духовных заблуждений и нравственных ошибок, а главный герой волшебной сказки – человек, следующий знанию духовных принципов, которое является основой нравственно правильно вы-строенной жизни.

Аллегорическая сказка о семи бестолковых братьях включает в себя ряд частных аллегорий. Ночь, после которой Агафоны вообразили, что их стало меньше, в контексте вышесказанного пони-мается как аллегория тьмы незнания; аллегория того состояния души, в которое погружён непосвя-щённый человек, не владеющий глубоким пони-манием сущности сказочного жанра.

Человек, который во время ночлега братьев развернул сани оглоблями в обратную сторону, в результате чего братья возвратились в родную деревню, аллегория сказочника. Сани братьев, повернутые оглоблями в обратную сторону, ал-легория возвращения сказочником персонажей в исходную (начальную) ситуацию волшебной сказки. Те же самые роли будут снова использо-ваны в новой сказке под другими именами – име-нами конкретных участников другой сказочной истории.

44


Ну, а сказочная деревня, в которой живут братья Агафоны, аллегорически указывает на творческую душу сказочника – родину сказки.

Но, может быть, русская сказка о семи му-жиках, которые сомневаются в правильности подсчёта самих себя, единична в мировом фоль-клоре. Возможно, всё дело только в тайне русской народной души?

Нет, поскольку то же знание о числе персона-жей Бог вложил в тайник арабской души. Я имею в виду наличие аллегории семи персонажей, кото-рых на самом деле восемь, в арабской сказке про Джеа (аналог русского Ивана-дурака), который по-стоянно попадает в самые невероятные ситуации. Как-то Джеа отправился на рынок, чтобы продать семь верблюдов своего хозяина. Сидя на первом верблюде, он вёл остальных на привязи позади себя. По дороге Джеа решил пересчитать живот-ных, позабыв учесть собственного верблюда.

Насчитав шесть верблюдов, он пришёл в ужас, полагая, что седьмое животное украдено. Когда Джеа бурно выражал свое горе посреди ули-цы, мимо проходил мудрый шейх, который спро-сил, что за беда стряслась с погонщиком. Джеа рассказал о пропаже животного, повторяя, что не может понять, куда делся седьмой верблюд. «Не беспокойся, сын мой, – отвечал шейх, – все семь верблюдов в целости и сохранности. И я даже вижу здесь восьмого, – добавил он с улыбкой. – Где?!» [12, с. 26], – удивился Джеа.

На этом недоумённом вопросе простака Джеа арабская сказка-иносказание заканчива-ется, оставляя своему слушателю или читателю возможность поиска верного ответа. Поскольку мы с вами не Агафоны, то быстро найдём пра-вильный ответ. Вот частные аллегории арабской сказки. Семь верблюдов – семь персонажей жан-ра волшебной сказки. Караван, следующий на ры-нок – сказка. Продажа каравана на рынке – рас-сказ сказки слушателям. Погонщик верблюдов Джеа – неопытный рассказчик, перепутавший (недосчитавшийся) роли волшебного сказочного жанра. Мудрый шейх – опытный сказочник, напо-минающий начинающему рассказчику всю полно-ту ролей жанра, включая и роль восьмого персо-нажа: «И я даже вижу здесь восьмого».

Доказательством от противного наличия восьмого персонажа волшебной сказки может служить текст чешской сказки «О коте, петухе и косе» [3, с. 307–314].

В этой сказке отец, умирая, оставляет троим взрослым сыновьям наследство: дом, кота, пе-туха и косу. Один из сыновей, взяв косу, отправ-ляется из Чехии в страну дураков, где говорят по-немецки. Иноземцы никогда не видели косу, они рвут траву руками. Считая косу волшеб-ным предметом, который сам косит траву, жите-ли приводят обладателя косы к своему королю, и король щедро награждает обладателя косы, покупая волшебный предмет. Косец возвращает-ся домой и некоторое время братья живут припе-ваючи на деньги, вырученные от продажи косы. Однако жители страны дураков разочарованы, поскольку сама коса не косит траву. Второй брат

отправляется в страну дураков со своим петухом. Иноземцы никогда не видели петуха. Узнав от его обладателя, что петух своим пением приближает восход солнца, они приводят человека с волшеб-ной птицей к своему королю. Король восхищён, поскольку прежде его подданные своими мольба-ми и просьбами возвращали солнце на небо, бу-дучи тем самым лишены ночного сна. Король при-обретает петуха за большие деньги, довольный тем, что наконец-то его подданные по ночам бу-дут спать, а днём работать. Деньги, вырученные за петуха, проедены, и третий брат отправляется в страну глупых людей со своим котом. Иноземцы никогда не видели кота, кошек в их стране нет, по-этому мыши расплодились чрезвычайно, нанося неисчислимый урон хозяйству. Король покупает кота ещё за большие деньги, чем раньше при-обрёл петуха. Кот начинает истреблять мышей, и король задаётся вопросом: кого будет есть кот, когда съест всех мышей? Из путаницы, возникшей от плохого знания иноземцами чешского языка, глупые жители иноземного королевства решили, что кот будет есть людей. Это известие посеяло панику среди жителей королевства, а брат-обла-датель кота благополучно возвратился в Чехию с большой суммой денег.

Глупость жителей иноземного королевства напоминает глупость семи братьев русской сказ-ки. Если воспринимать сказку о наследстве трёх братьев аллегорически, то сама сказка «О коте, петухе и косе» – аллегория жанра волшебной сказки. Умирающий отец – аллегория забвения значения сказочника как восьмого персонажа сказки. Трое сыновей и их наследство: дом, коса, петух и кот – аллегория семи персонажей вол-шебной сказки. Жители королевства глупых лю-дей – аллегория рассказчиков сказки, забывших правильные функции персонажей и правильную связь между персонажами-ролями сказки.

Скажем ещё несколько слов о развёрнутых вариантах финальной формулы сказки. Развёр-нутый формат финальной формулы сказки при-зван усилить намёк на ситуацию присутствия фи-гуры сказочника в тексте сказки, как, например, в сказке «Иван Быкович»: «На том пиру и я был, мёд-вино пил, по усам текло, да в рот не попа-ло; тут меня угощали: отняли лоханку у быка да налили молока; потом дали калача, в ту ж лохан-ку помочб. Я не пил, не ел, вздумал утираться, со мной стали драться; я надел колпак, стали в шею толкать!» [2, с. 95].

В сказках других народов также можно видеть весёлые финальные фразы, принадлежащие ска-зочнику и свидетельствующие о его присутствии «внутри» сказки. Таков, например, финал фран-цузских волшебных сказок, варианты которо-го мне указала и перевела М. В. Дубинская: «А я тогда на дубе сидел, только спрыгнуть поспел, да домой едва успел»; «И я там был, вертел кру-тил, макал палец во все соусы; повар мимо про-ходил и дал мне такого тычка, что я попал к вам и эту славную сказку рассказал»; «И я там побы-вал, и снова домой попал»; «А на свадьбе я стоял у дверей; соскучился и ушёл»; «На свадьбе мне

45


велели готовить соус. Я слишком много отведал, меня и прогнали. Ушёл на Гуэдик, тут и сказка вся» [11, с. 27, с. 96, с. 102, с. 174, с. 201].

В чешской сказке «Гонза и вярба» (в перево-де на белорусский язык) мы видим то же финаль-ное утверждение сказочника о его присутствии на свадьбе, где ему дали такой большой каравай хлеба, что он ел его целый день: «Справiлi гучнае вяселле, шчодра ỹсiх частавалi, мне далi вялiкi бохан хлеба, цэлы ты дзень я яго еỹ» [1, с. 39].

Неизменно шутливая форма утверждения сказочника о его присутствии на свадебном пире сказки, как и шутливая форма сказок о семи бе-столковых Агафонах и простаке погонщике Джеа, вызывает предположение об иносказательном смысле заключительной формулы. Это высказы-вание, в котором «пир» – это аллегория волшеб-ной сказки как пиршества вкушения сокровенного знания, которое всегда передаётся лишь намё-ком, иносказанием. Финальное сказочное ино-сказание обращает на себя внимание того типа слушателей, к которому принадлежал романтик А. С. Грин, – тех, кто верит в чудо, и способен по-пытаться заглянуть глубоко «внутрь» сказки. Оно же оставляет лишь легкую улыбку на лице всех остальных слушателей, видящих в сказке лишь развлечение.

Переписчики сказок древнего Египта уже три тысячи триста лет назад знали слушателей того и другого типа, поэтому в своём финальном вы-сказывании предупреждали о божественной каре для тех, кто проявит недоверие к её содержанию. Такова финальная формула, например, сказ-ки «Два брата»: «Переписана эта книга писцом Эннаной, её владельцем. Бог Тот покарает вся-

кого, кто станет её хулить» [8, с. 72]. Как видим, бог письменности выступает защитником сказки. Аналогично завершение египетской сказки-прит-чи «Правда и Кривда»: «Здесь счастливо и мирно завершается рассказ, как его записал писец хра-ма Амона, чьи руки чисты» [8, с. 85].

Выражение чистые руки писца указывает на запись сказки без поправок и дополнений со стороны переписчика, выступающего в качестве только писца, а не соавтора сказки. То же выраже-ние использует собиратель сказок, живший неиз-меримо более близко к нашим дням во Франции: «Бладэ записал “Сказы” этих сельских мудрецов. Он был, по его собственному выражению, “чест-ным, благочестивым писцом”» [9, с. 258]. Писец – не сказочник, а лишь объективный свидетель, пе-редающий в целости и сохранности текст новым поколениям.

Если мы с вами те «писцы», чьи «руки чи-сты», то приходим к выводу о структуре персона-жей жанра волшебной сказки, состоящей из вось-ми персонажей-ролей, а не семи, как, вослед за Проппом, полагали ранее.

Можно говорить, конечно, об условном ха-рактере присутствия сказочника внутри сказки в качестве действующего лица. Но одновременно, и это очевидно, мы должны признать условность присутствия всех персонажей волшебной сказки в нашей жизни. Тем не менее, они присутствуют постольку, поскольку оказывают влияние на наше отношение к жизни, на наши взгляды и поступки. Волшебная сказка находится в том нравственном поле, где взаимодействуют две реальности – ма-териальная и духовная, – в этом главная сила её духовного реализма.

Список литературы1. Кубачак, вары! Чэшскiя народныя казки / перакладэ з чэшскай мовы П. Марцiновiч; мастак А. Шэвераỹ. Минск:

Маст. лiт., 1977. 62 с.2. Народные русские сказки: из сб. А. Н. Афанасьева. М.: Худож. лит., 1982. 348 с.3. О коте, петухе и косе // Предания, сказки и мифы западных славян / предисл., пер. с чеш. Г. М. Лившиц-Арте-

мьевой. М.: Э, 2016. С. 307–314.4. Пришвин М. М. Дневники. 1905–1954 // Собр. соч.: в 8 т. Т. 8. М.: Худож. лит., 1986. 759 с.5. Пришвин М. М. Ранний дневник. 1905–1913. СПб.: Росток, 2007. 796 с.6. Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки: собрание трудов / ком-

мент. Е. М. Мелетинского, А. В. Рафаевой; сост., науч. ред., текстологический коммент. И. В. Пешкова. М.: Лабиринт, 1998. 512 с.

7. Семь Агафонов бестолковых // Русские народные сказки. 2-е изд. Минск: Нар. асвета, 1977. С. 81–85.8. Сказки и повести древнего Египта / пер. И. С. Кацнельсона и Ф. Л. Мендельсона. М.: Госиздат, 1956. 152 с.9. Франс А. Народные сказки и песни Франции. Жан-Франсуа Бладэ // Собр. cоч.: в 8 т. Т. 8. Литературно-крити-

ческие статьи / пер. А. С. Кулишер. М.: Худож. лит., 1960. С. 256–279.10. Холодова З. Я. Художественное мышление М. М. Пришвина: фольклорный аспект // Вестник Костромского

государственного университета. 2016. Т. 22, № 6. С. 77–81.11. Contes et histoire d’autrefois. Paris, 2006. 42 p.12. Les histoires de Jйa // Contes de Maghreb / J-P Tauvel. Champigny-sur-Marne: Edition Lito, 2004. 44 p.

46


УДК 801.7 + 801.8 + 808.1 + 81’1’42Анастасия Викторовна Иванова,

кандидат филологических наук, доцент, Забайкальский государственный университет,

г. Чита, Россия, e-mail: [email protected]

Графический словесный ряд в языковой композиции рассказа Татьяны Толстой «Ночь»Статья посвящена композиционной роли графических средств выразительности в текстах совре-

менной художественной прозы. Автор анализирует проблему отклонения от традиционной графики в аспекте теории языковой композиции, автором которой является профессор Г. Д. Ахметова. Усиление значимости графических средств в художественном повествовании рассматривается в контексте тех активных языковых процессов, которые характеризуют современную художественную литературу и ли-тературный язык конца XX–XXI века. Роль графического словесного ряда выявляется на материале рассказа известного современного писателя Татьяны Толстой «Ночь».

Ключевые слова: современная проза, текст, повествование, языковая композиция, активные языковые процессы, графический словесный ряд, композиционная роль

Anastasia V. Ivanova,Candidate of Philology, Associate Professor,



A Graphic Verbal Row in Language Composition of the Story of Tatyana Tolstaya “Night”Article is devoted to a composite role of graphic means of expressiveness in texts of modern art

prose. The author analyzes a deviation problem from traditional graphics in aspect of the theory of language composition which author is professor G. D. Akhmetova. Strengthening of the importance of graphic means in the art narration is considered in the context of those active language processes which characterize modern fiction and the literary language of the end of the XX–XXI centuries. The role of a graphic verbal row comes to light on material of the story of the famous modern writer Tatyana Tolstaya “Night”.

Keywords: modern prose, text, narration, language composition, active language processes, graphic verbal row, composite role

Современная литература представляет со-бой многоаспектный феномен, чьё функциониро-вание обусловлено двумя разнонаправленными тенденциями. Одновременно с преемственно-стью литературных традиций, наблюдаемых в про-изведениях конца XX – начала XXI веков, для со-временных художественных текстов характерен ряд активных процессов, которые привели к мо-дификации повествования.

Литературные течения, направления, школы в современном литературном процессе отлича-ются широким разнообразием. Разнообразны и те языковые процессы, которые отмечаются в лите-ратуре конца XX – начала XXI века.

Изменения в языке современной прозы обу-словлены не только закономерностями литератур-ного процесса. Меняется, развивается, трансфор-мируется литературный язык, представляющий собой живое, динамичное явление. Изменения в самом языке отмечаются рядом исследовате-лей. В работе Н. С. Валгиной «Активные процес-сы в современном русском языке» названы сле-дующие аспекты языкового развития: изменения в произношении и ударении, лексические и фра-зеологические преобразования, словообразова-тельные и морфологические преобразования, пе-реосмысление синтаксических явлений [5].

Исследователь языка современной художе-ственной прозы Г. Д. Ахметова в рамках теории языковой композиции художественного текста рассматривает многочисленные явления моди-

фикации (модификацию приёмов субъективации, усиление роли межтекстовых связей, феномен публицистической прозы, «уход в метафору» [4, с. 7], «бегство от метафоры» [4, с. 8], словообра-зовательный «взрыв», грамматические «сдвиги», композиционную роль графического словесного ряда).

При изучении активных процессов, характер-ных для современной прозы, отдельно следует рассмотреть средства графической изобрази-тельности, которые отличаются достаточным раз-нообразием, не сводимым только к особенностям шрифта (курсив, крупный шрифт и др.). Это позво-ляет говорить о явлении креолизации, или поли-кодовости, текста. О явлении креолизации текста пишут Е. Е. Анисимова, В. Г. Костомаров и др. Так, Е. Е. Анисимова указывает: «Графическая норма входит в качестве компонента в более широкое понятие коммуникативно-прагматической нор-мы, объединяющее языковые и неязыковые пра-вила построения текстов в определённой типовой ситуации с определённой интенцией для достиже-ния оптимального прагматического воздействия на адресата» [1, с. 9]. Под креолизацией также по-нимается использование иконических средств [1]. Однако в основном исследования графических средств сужаются до рассмотрения роли курсива и крупного шрифта, что отражает частотность их использования в прозаических текстах.

В работах Г. Д. Ахметовой [3; 4] выражена мысль о роли графических языковых средств в по-

47


строении языковой композиции. Так, к модифика-ционным средствам графического уровня учёный относит курсивное выделение, крупный шрифт и т. д. Следует отметить, что данное явление не-достаточно изучено в аспекте языковой компо-зиции. Г. Д. Ахметова, анализируя прозаические тексты, предлагает рассматривать графический словесный ряд как компонент языковой компози-ции. Он может выполнять следующие функции: 1) выделения (композиционно-графической мар-кировки текста) реплик персонажей в процессе наложении на приём субъективации, 2) усиления других активных языковых процессов. Однако учёный отмечает более широкий спектр функций графического словесного ряда а также историче-ский характер этого явления (например, его эле-менты использовались Л. Толстым [6]).

В исследовании отмечается важность тако-го фактора, как объём графического словесно-го ряда. По мнению Г. Д. Ахметовой, курсивное выделение представлено на разных языковых уровнях: морфемном уровне, лексическом и син-таксическом. При этом отмечается преобладание лексического уровня курсивного выделения, что проявляется в последовательном выделении от-дельных слов и словоформ в ткани повествова-ния [2; 3; 4].

Графическая маркировка синтаксических средств служит средством создания образности в тексте и предполагает выполнение композици-онных функций [2; 3; 4]. Следовательно, можно го-ворить о такой функции графических средств, как реализация точки видения персонажа в тексте.

Таким образом, графическое выделение от-дельных частей текста может быть важным для языковой композиции, для раскрытия содержания произведения.

Рассмотрим роль графических средств в рассказе Т. Толстой «Ночь». В нём читатель ви-дит характерное для короткой прозы Толстой по-вествование сквозь призму сознания человека не взрослого, в данном случае, немолодого мужчины Алексея Петровича, обладающего интеллектом ребёнка из-за специфики развития. Непосред-ственность, «детскость» восприятия героя обе-спечивает такой ракурс изложения, который даёт читателю увидеть неожиданное в привычном, что является основным принципом языковой компо-зиции текста. Образ «вечного ребёнка» объединя-ет структурные компоненты рассказа, в том числе и графические средства.

Отклонения от традиционной графики пред-ставлены, в первую очередь, нетипичным употре-блением прописной буквы. Она сигнализирует об особой значимости тех слов, которые маркирует. Обратимся к следующим примерам:

Хорошо, хорошо, Мамочка. Вот как ты все правильно говоришь. Как все сразу понятно, как распахнулись горизонты, как надежно плавание с опытным лоцманом! [8, с. 106].

Как видим, написание слова Мамочка с боль-шой буквы указывает на его центральное значе-ние в жизни главного героя, для которого мате-ринский мир предстаёт как защищённый и полный

любви, по контрасту с враждебной, жестокой ре-альностью. Кроме того, это слово наличием боль-шой буквы словно приравнивается к имени соб-ственному, что отражает особенности восприятия героя. На уровне языковой композиции повторя-емость слова именно с большой буквы придаёт ему особую композиционную роль:

Какие земли впереди? Мамочка – у руля, Ма-мочка – на капитанском мостике, Мамочка на верхушке мачты вглядывается в сияющую рябь [8, с. 106].

Но Мамочка спасет, она уже несется локо-мотивом, стучит красными колесами, гудит: прочь с дороги! [8, с. 107].

Мамочка заснула в кресле, всхрапывает, булькает щеками, свистит: п-щ-щ-щ-щ… [8, с. 109]

В названных примерах написание с большой буквы указывает на центральный ориентир в жиз-ни главного героя, средоточие его самых светлых и добрых чувств.

Однако заглавная буква также может сигна-лизировать о таких людях или явлениях, которые представляют для Алексея Петровича неразреши-мую загадку, а потому также приобретают значи-мость в сознании героя, а следовательно, в языко-вой композиции, объединённой его образом:

В квартире уже проснулись, закопошились, заговорили все Мужчины и Женщины. Хлопают дверьми, бурлят водой, дребезжат за стеной. Утренний корабль сошел со стапелей, разреза-ет голубую воду, паруса наполняются ветром, нарядные путешественники, смеясь, перегова-риваются на палубе [8, с. 106].

Угловая дверь с матовыми стеклами рас-пахнута; на пороге стоит наглая Морская Девушка, ухмыляется, подмигивает Алексею Петровичу; вся набекрень; пыхает Табаком, вы-сунула Ногу, расставила сети: не хочешь ли по-пасться, а? [8, с. 107].

В приведённых контекстах написание слов с заглавной буквы связано с недостижимостью чуждого, «взрослого» мира для главного героя, на интеллектуальном и эмоциональном уровне оставшегося ребёнком (Мужчины и Женщины, Морская Девушка, Табаком, Ногу).Эта недости-жимость порождает детское любопытство, из-за которого герой возвращается к непонятным «взрослым» темам, отчего указанные слова реф-реном проходят через текст.

Развернуты цветные старинные карты, маршрут прочерчен красным пунктиром, все опасности обозначены яркими, понятными кар-тинками: вот тут грозный лев, а на этом бере-гу – носорог; здесь кит выпускает игрушечный фонтанчик, а вон там – опаснейшая, глаза-стая, хвостатая Морская Девушка, скользкая, зловредная и заманчивая [8, с. 106].

Прошли Женщины с Ногами. Обернулись. Фыркнули [8, с. 113].

Сейчас догоню, накинусь, посмотрим, что у вас за Ноги такие! [8, с. 113].

В ходе повествования в языковой компози-ции рассказа выявляется контраст, поскольку упо-

48


требление прописной буквы также характеризует не только непонятные, но и враждебные явления, указывает на зло, опасность, страх:

Шмыг – в комнату. Спасся. Фу-у-ух. Жен-щины – очень страшно. Зачем они – неясно, но очень беспокойно. Мимо идут – пахнут так… и у них – Ноги [8, с. 107].

У Алексея Петровича свой мир – в голове, настоящий. Там все можно. А этот, снаружи – дурной, неправильный. И очень трудно запом-нить, что хорошо, а что плохо. Они тут усло-вились, договорились, написали Правила, ужасно сложные. Выучили, у них память хорошая. А ему трудно жить по чужим Правилам [8, с. 108].

Прошли Женщины с Ногами. Обернулись. Фыркнули. Ах, так?! Что-о-о? Меня?! Я – волк! Я иду задом наперед!!! Ага, испугались? Сейчас догоню, накинусь, посмотрим, что у вас за Ноги такие! Бросился. Крик. А-а-а-а! Удар. Не бейте! Удар. Мужчины пахнут Табаком, бьют в живот, в зубы! [8, с. 113].

Таким образом, в аспекте языковой компози-ции текст представлен следующим графическим словесным рядом: Мамочка–Мужчины и Женщи-ны–Морская Девушка–Табаком–Ноги–Правила–Женщины с Ногами–Мужчины пахнут Табаком. Рассказ небольшого объёма насыщен примерами нетипичного употребления прописной буквы, ко-торые объединяет образ главного героя.

Кроме того, детское мировосприятие героя маркировано таким отклонением от традицион-ной графики, которое отражает специфику произ-ношения, звукоподражательные элементы в речи Алексея Петровича:

Утром Мамочка Алексея Петровича громко, громко зевает: ура, вперед, новое утро прыщет в окно; кактусы блещут, трепещет занавеска;

захлопнулись ворота ночного царства; драконы, грибы и страшные карлики снова провалились под землю, жизнь торжествует, герольды трубят: но-вый день! новый день! ту-ру-ру-ру-у-у-у! [8, с. 105].

– Га-га-га! – не боится Морская Девушка [8, с. 107].

Солнце передвинулось в другое окно. Алек-сей Петрович закончил работу. Мамочка засну-ла в кресле, всхрапывает, булькает щеками, свистит: п-щ-щ-щ-щ… Алексей Петрович ти-хо-тихо берет две коробочки, осторо-ожно, на цы-ыпочках, тупу-тупу-тупочки – идет к крова-ти, аккура-атненько кладет под подушку. Ночью достанет и понюхает. Как пахнет клей! Мягко, кисло, глухо, как буква «Ф» [8, с. 109].

Алексей Петрович бежит во тьму. Чвак, чвак, чвак, чвак – монеты в кармане. Весь го-род высыпал на улицу. Ставни распахиваются. Из каждого окна тычут руки, сверкают глаза, высовываются длинные красные языки: «Он взял деньги!» Спускайте собак! Ревут пожар-ные машины, разматываются шланги: где он? Вон там! За ним! Мечется обезумевший Алексей Петрович! Бросить их, отодрать от рук, прочь, прочь, вот их, вот! Ногой! Ногой! Рассс-топпп-татттттть! [8, с. 113].

Сделаем вывод. Рассказ Т. Толстой «Ночь» характеризуется такими отклонениями от орфо-графической нормы, как нетипичное употребле-ние прописной буквы, графическое отражение звукоподражаний и других особенностей произно-шения в «детской» речи. Все названные явления конструируют образ героя, взрослого человека с детским сознанием, образ, на котором строится языковая композиция текста. Следовательно, гра-фический словесный ряд также представляется композиционно значимым.

Список литературы1. Анисимова Е. Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация (на материале креолизованных текстов):

учеб. пособие для студ. факультетов ин. яз. вузов. М.: Академия, 2003. 128 с.2. Ахметова Г. Д. Живая графика // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогиче-

ского университета. Сер. Филология, история, востоковедение / под общ. ред. Г. Д. Ахметовой. 2011. № 2. С. 18–23.3. Ахметова Г. Д. Языковая композиция художественного текста (проблемы теоретической феноменализации,

структурной модификации и эволюции на материале русской прозы 80–90-х годов XX в.). М.; Чита: ЗабГПУ, 2002. 264 с.

4. Ахметова Г. Д. Языковые процессы в русской прозе конца XX – начала XXI вв. // Гуманитарные науки 2006. Вызовы и достижения: материалы Междунар. симп. (7–9 сент. 2006 г.). Солнечный Берег, 2006. С. 39.

5. Валгина Н. С. Активные процессы в современном русском языке: учеб. пособие для вузов. М.: Логос, 2001. 303 с.

6. Ерёмина Л. И. Графика как средство изобразительности в произведениях Л. Н. Толстого // Теоретические проблемы стилистики текста: тез. докл. (25–27 сент. 1985 г.). Казань: Изд-во Казанского гос. ун-та, 1985. С. 92–93.

7. Костомаров В. Г. Наш язык в действии: очерки современной русской стилистики: сб. науч. работ. М.: Гарда-рики, 2005. 287 с.

8. Толстая Т. Н. Любишь – не любишь. М., 1997. 384 с.

49


УДК 807Ольга Владимировна Ланская,

кандидат филологических наук, учитель,средняя школа № 14,

г. Липецк, Россия,e-mail: [email protected]

Праздник как отражение атмосферы дома в романе Л. Н. Толстого «Война и мир»В статье на уровне языка и речи исследуются главы, описывающие именины в доме Ростовых.

Выясняется характер взаимоотношений в семье Ростовых, повествуется о соблюдении этикета, тра-дициях дома. Автор приходит к выводу, что через имя, семью человек приобщается к национальному и общечеловеческому, пространству Отечества.

Ключевые слова: пространство, сема, лексико-тематическая группа

Olga V. Lanskaya, Candidate of Philology, Teacher,

School № 14, Lipetsk, Russia,


Holiday as a Reflection of the Atmosphere of Homein the Novel by L. N. Tolstoy “War and Peace”In the article at the level of language and speech, chapters describing the name-day in the Rostovs’

house are examined. The nature of the relationship in the Rostov family is clarified, the etiquette, the traditions of the house are told. The author comes to the conclusion that through the name, the family of a person is attached to the national and universal, the space of the Fatherland.

Keywords: space, family, lexical-thematic groups

Праздник в семье – всегда важное событие, которое позволяет выявить атмосферу дома, по-нять взаимоотношения между близкими людь-ми. По словам исследователя А. И. Мазаева, «праздник – особого типа модель реальной дей-ствительности, которая воспроизводит наиболее естественные и экзистенциальные ее моменты, переводя их на язык <…> ритуалов и правил» [5, с. 167], «соборное действо» [5, с. 145]. В празд-нике заключается идея Целого, а «идея Целого как начала – в общекультурной, интеллектуаль-но-творческой русской традиции одна из самых светоносных и жизнестроительных; это колыбель-ная, корневая» [2, с. 62].

В связи с данным определением важно про-анализировать особенности обозначенного поня-тия в художественном тексте, так как представ-ление о празднике помогает выявить смыслы, восходящие к понятию «дом», раскрыть народные традиции, обычаи семьи, характеры героев про-изведения.

Рассмотрим это на примере романа Толстого «Война и мир». В начале произведения (том пер-вый, часть первая, главы VII–XI, XV–XVII) описан день именин двух Наталий. Для Ростовых име-нины – особый праздник, через который в тексте выявляется нравственная атмосфера дома, рас-крываются взаимоотношения в семье, характеры хозяев и гостей.

Начинается праздничный день в Москве на Поварской с визитов. Визитам в начале XIX века придавалось особое значение. «“В те годы весь-ма строго следили за соблюдением выражений чувств уважения, любви и почтения не только к ро-дителям, но даже и к дальним родственникам”, – читаем в воспоминаниях В. Н. Карпова “Харьков-

ская старина”» (Цит. по.: Лаврентьева Е. В.) [4, с. 101], исполняли ритуалы, среди которых было и празднование именин.

Особое значение этому празднику придавали потому, что «имя – персональный знак человека, определяющий его место в мироздании и социу-ме [7, с. 202], что оно «предоставляет бесконеч-ные возможности нравственных проявлений» [10, с. 497], «предопределяет личность и намечает, по словам П. А. Флоренского, идеальные границы ее жизни» [10, с. 496]. Считается, что «имя наре-чение – акт, придающий новорожденному статус человека» [10, с. 497], определяющий значимость его в семье и в обществе. Празднование именин связано с уважением и любовью к ближнему, включением в пространство рода и памяти. Имя человека связано также с противопоставлениями «жизнь – смерть», «добро– зло», заставляет за-думаться о его предназначении, смысле бытия, традиции, зафиксированной в святцах, покрови-тельстве святого, пострадавшего за веру.

Через имя, семью человек приобщается к национальному и общечеловеческому, библей-скому пространству и пространству Отечества.

В семье Ростовых как особое воспринима-лось имя Наталья: звали так и мать, и младшую дочь. Имя собственное Наталья имеет семы 'родная', 'к рождению относящаяся', 'природная' [6, с. 576]. Через слово род данное имя собствен-ное приобретает семы 'процветание, плодородие, урожай', 'многочисленная семья', 'растет, умножа-ется, набирается', а также 'прямой, правильный, истинный' [9, т. 3, с. 491].

Значение словосочетания «праздничный день» связано в тексте со словами именинница (в значении «у христiанъ, чтущихъ память святыхъ,

50


каждый человекъ, въ день празднованья церко-вью памяти соименнаго ему святаго или ангела [3, т. 1, с. 43]), поздравления и поздравители (в значении «кто поздравляетъ кого либо» [3, т. 3, с. 31]): «У Ростовых были именинницы Натальи – мать и меньшая дочь. С утра не переставая подъ-езжали и отъезжали цуги, подвозившие поздра-вителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской» [с. 47]; «<…> швейцару приказано было только звать не-пременно кушать всех, кто будет приезжать с по-здравлениями» [с. 59] .

Празднование именин состоялось 26 авгу-ста, в день святой мученицы Наталии [6, с. 579]. В августе был подписан и Манифест о начале войны с Францией. Данные факты свидетель-ствуют о том, что в тексте Толстого уже в первых главах человек оказывается вовлеченным в про-странство войны и мира, личного и общественно-го. 26 августа воспринимается как точка отсчета времени личного и исторического, связанного с библейским пространством.

Распорядок дома в день именин связан со словами визиты, ужин, словосочетанием званый обед (в значении «по приглашенью, пиръ» [3, т. 1, с. 671]) (см.: Ланская О. В. Обед в произведениях Л. Н. Толстого // Русская словесность. 2013. № 6. С. 52–59):«Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого [с. 59]; «Было то время перед званым обедом» [с. 77]; «<…> уста-лые официанты и повара готовили ужин» [с. 89].

В праздничный день, как и в будний, соблю-дается в доме Ростовых общепринятый этикет. Как это проявляется? Перед обедом графиня и ее дочери принимают посетителей в гостиной; граф же гостям-мужчинам показывает коллекцию турецких трубок в кабинете. Торжество не начи-нается без одного из самых уважаемых людей – Марии Дмитриевны Ахросимовой.

Образ Ахросимовой восходит к представ-лению о тех нравственных ценностях, которые были важны для Ростовых, людей, близких им по духу. Для Ростовых важны искренность, есте-ственность, правдивость, доброта, следование традициям. С помощью словосочетаний прямота ума и откровенная простота обращения, всегда говорила по-русски в тексте фиксируются особен-ности характера героини, манера ее поведения: «Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, про-званную в обществе leterrible dragon, даму зна-менитую не богатством, не почестями, но прямо-той ума и откровенною простотой обращения» [8, с. 75]; «Марья Дмитриевна всегда говорила по-русски» [с. 78].

Атмосфера дома во время именин опреде-ляется разговорами, которые ведут гости и хозяе-ва, общепринятыми развлечениями, отношением к гостям. Дом Ротовых – часть общества, поэтому интересы хозяев тесно с ним связаны: «В кабине-те, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе» [с. 75].

Выделялся среди гостей Ростова Берг, для которого личная выгода превыше всего. На име-нинах хозяйки дома и ее дочери говорил он о том,

что его больше всего интересовало, а именно: о себе, о том, что выгоднее служить в пехоте, чем в кавалерии, о жаловании, о карьере. Характе-ризуя речь героя, Толстой использует словосо-четания говорил точно, спокойно, учтиво: «Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учти-во» [с. 76]. Отмечает автор, что Берг не замечал равнодушия, с которым его слушали гости Ро-стова, ни насмешки. Начиналась война, а герой рассуждал о том, что «в военное время ротного командира могут убить и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным» [с. 77]. Берг убежден, что в полку его все любят, и это тоже позволит ему сделать блестящую карьеру. Такие понятия, как война, гибель людей, для него абстрактные, поэтому окружающие воспринима-ют все сказанное как «наивность молодого эгоиз-ма» [с. 77].

Большое значение для героев произведения имеет застолье. «Трапеза является центральным эпизодом не только ритуала приема гостя, но и множества других ритуалов и праздников. Со-вместное принятие пищи <…> имеет целый ряд…функций; оно скрепляет социальные связи, пред-ставляя собой «магический консолидирующий акт»» [1, с. 133].Весьма точно Толстой описывает ритуал обеда. Все соответствовало этикету того времени. Как известно, «порядок рассаживания вокруг <…> стола выявлял субординацию сотра-пезников и задавал «сценарий» угощения. В бо-лее широком плане рассаживание – наглядная модель половозрастной и социальной стратифи-кации коллектива» [1, с. 137]. Граф вел к столу самую почетную гостью – Марью Дмитриевну; графиню «повел гусарский полковник, нужный че-ловек, с которым Николай должен был догонять полк» [с. 79]. Позади всех шли дети, гувернеры и гувернантки. Важно отметить и то, как хозяева и гости сидели за столом. С одной стороны стола сидела графиня, рядом особо уважаемые и близ-кие люди: «Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна» [с. 79]. «На другом конце сто-ла сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шеншин и другие гости мужского пола» [с. 79].

Представление о празднике в доме восхо-дит к противопоставлениям «гости – хозяева», «свой – чужой», которые в тексте приобретают особое наполнение: все люди в доме Ростовых свои. Это пространство воспринимается как от-крытое, хлебосольное, гостеприимное. Как своих в семье принимают обедневшую Анну Михайлов-ну Друбецкую, ее сына Бориса, Шеншина, Марью Дмитриевну, незаконного сына екатерининского вельможи Пьера Безухова.

В лексико-тематическую группу «гости» вхо-дят имена собственные Берг, Адольф Карлыч, Борис, Пьер, Шеншин, Петр Николаевич, Марья Дмитриевна, Анна Михайловна, Жюли Карагина, словосочетания гусарский полковник, почетные гости: «– Ну, как же, батюшка <…> Альфонс Кар-лыч, – говорил Шеншин»[с. 76]; «Берг, видимо, наслаждался, рассказывая все это»; «Пьер при-ехал перед самым обедом» [с. 77]; «Графиня пе-реглянулась с Анной Михайловной» [с. 78]; «<…>

51


Жюли Карагина пошла с Николаем к столу» [с. 79]; «В середине третьего экосеза зашевелились сту-лья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитри-евна, и большая часть почетных гостей <…> выходили в двери залы» [с. 87–88].

В лексико-тематическую группу «хозяева» входят слова граф, графиня, графинюшка, хозя-ева, хозяйка с семой ‘старшие в семье’: «Граф, а за ним и гости вышли в гостиную»; «Хозяева по-глядывают на дверь»; «Графиня хотела заставить его (Пьера. – О. Л.) говорить» [с. 77]; «<…> граф целовался графинюшкою» [с. 84]. К своим людям, домашним, относятся гувернантка, гувернер, при-слуга.

К данной лексико-тематической группе при-мыкает группа «молодое поколение Ростовых», в которую входят имена собственные Вера, Ни-колай (Николенька), Соня, Наташа, Петя, сло-во дети: «Соня и толстый Петя прятались от смеха»; «Наташа видела, что бояться нечего» [с. 83]; «<…> Вера рядом с Бергом» [с. 79]; «<…> мы все втроем говорили с Николенькой в диван- ной» [с. 86]; «<…> гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом» [с. 84].

Лексико-тематические группы «хозяева» и «молодое поколение Ростовых» примыкают к группе «семья», в которую входят слова сын, мама, маменька, муж, дочь, дочери: «Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной» [с. 75]; «– Все о вой- не, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет» [с. 82]; «– Мама велела вас просить танцевать» [с. 87].

В лексико-тематическую группу «семья» включены также и слова гувернантка, гувер-нер-немец (в значении «воспитатель») «Гувер-нер-немец старался запомнить все роды кушаний, десертов и вин» [с. 80]; «Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей» [с. 80].

В особую группу входят слова и словосоче- тания с семами 'характер', 'поведение', 'настрое-ние', 'возраст', 'манеры', 'независимость', харак-теризующие Наташу Ростову. Это казак, девочка,

зелье девка: «– Ну, что, казак мой? (Марья Дми-триевна казаком называла Наташу),– говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю» [с. 78–79]; «<…> ему (Пьера. – О. Л.) под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему» [с. 80].

Место празднования именин зафиксировано в тексте словами кабинет, столовая, гостиная, диванная, библиотека: «Раздвинули бостонные столы, составились партии, и гости графа разме-стились в двух гостиных, диванной и библиоте-ке» [с. 84].

С понятием «досуг во время праздника» связаны лексико-тематические группы «музыка», в которую включены слова клавикорд, арфа, му-зыка, музыканты, «Ключ», музыкальность, сы-грать, петь, песня, допеть, пиеска, и «танец», в которую входят слова танцевать, экосез, ан-глез, Данила Купор, танцор, танцованный, пля-ска: (подробнее об этом см.: Ланская О. В. Танец в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» // Русская словесность. 2010. № 1. С. 5–10): «Опять заи-грала музыка»; «Молодежь <…> собралась око-ло клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пиеску с вариациями» [с. 84]; « – Ну, пойдем петь “Ключˮ» [с. 86]; «– Се-мен! Данилу Купора знаешь? Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данила Купорбыла собственно одна фигура ан-глеза)» [с. 88].

Итак, главы, которые условно можно назвать «Именины в доме Ростовых», описывающие до-машний праздник, позволяют охарактеризовать семью Ростовых, её членов, круг общения, уклад жизни, традиции. Именины в доме Ростовых – праздник надежд, ожиданий, разочарований, не-простых взаимоотношений в семье и обществе, познания окружающего, это та точка отсчета, с ко-торой все начинается и которая помогает осмыс-лить настоящее, прошлое и будущее.

Через имя, семью человек приобщается к на-циональному и общечеловеческому, библейскому пространству и пространству Отечества. Через имя раскрывается особый мир.

Список литературы1. Байбурин А. К., Топорков А. Л. У истоков этикета. Л.: Наука, 1990. 168 с.2. Вайман С. Т. Гармонии таинственная власть. М.: Сов. писатель, 1989. 366 с. 3. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Рус. яз.-Медиа, 2006. 4. Лаврентьева Е. В. Светский этикет пушкинской поры. М.: Олма-Пресс, 1999. 637 с.5. Мазаев А. И. Праздник как социально-художественное явление. М.: Наука, 1978. 392 с.6. Тихонов А. Н., Бояринова Л. З., Рыжкова А. Г. Словарь русских личных имён. М.: Школа-Пресс, 1995. 736 с. 7. Толстая С. М. Имя // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.: Междунар. отношения, 2002.

512 с. С. 202–204.8. Толстой Л. Н. Собрание сочинений: в 22 т. Т. 4. М.: Худож. лит., 1979.9. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. 4-е изд., стер. М.: Астрель: АСТ, 2004.10. Флоренский П. А. Имена: сочинения. М.: Эксмо, 2006. 896 с.

52


УДК 821.161.1Ли Цзин,

ассистент,Институт русского языка и культуры

Хулунбуирского института,г. Хайлар, КНР,


Поляризованность главного героя в произведении Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»

В статье дан анализ художественного образа Раскольникова. Сделан вывод о том, что образ глав-ного героя поляризован: Раскольников одновременно добр и жесток, атеист и верующий человек. Ха-рактер главного героя отражает основные черты русской ментальности.

Ключевые слова: художественный образ, поляризованность, ментальность

Li Jing,Assistant Professor,

Institute of Russian Language and Culture, Hulunbuir Institute,

Hailar, PRC,e-mail: [email protected]

The Polarity of the Protagonist in the F. Dostoyevsky “Crime and Punishment”The article analyses the artistic image of Raskolnikov. It has been concluded that the image of the

protagonist is polarized: Raskolnikov is both kind and cruel, atheist and believer. The character of the protagonist reflects the main features of Russian mentality.

Keywords: artistic image, polarity, mentality

Литературные произведения всегда отража-ют обычаи, традиции, язык, проблемы народа. Литература питает ум и воображение людей, яв-ляется мощным средством духовного развития личности и зеркалом общественной жизни. Худо-жественный образ является ядром литературного произведения. Сюжет развивается вокруг главного героя произведения, которому присущи типичные черты своей нации. Поляризованность русской личности всегда находила отражение в образах русской литературы. Из всех изученных нами ли-тературных образов самым ярким примером поля-ризованности является Родион Раскольников.

В мировой литературе Ф. М. Достоевскому принадлежит честь открытия неисчерпаемости и многомерности человеческой души. Сам Федор Михайлович однажды написал про себя А. Май-кову: «Я всегда был истинно русский». Из всех русских писателей именно Достоевский наибо-лее интересен для западноевропейских людей. Н. Бердяев говорил, что «понять до конца До-стоевского – значит понять что-то существенное в строе русской души, значит приблизиться к раз-гадке тайны России. Достоевский отражает все противоречия русского духа, русского человека. Буквально все произведения Достоевского гово-рят о том, что русский человек – это два полюса, положительный и отрицательный, выражающие одну и ту же устремленность к чему-то совершен-ному, некоему абсолюту, антиномичности абсолю-та (божескому и бесовскому)».

Роман «Преступление и наказание» Достоев-ского был выпущен в 1866 г. Это было время ре-форм, распространения социалистических идей и споров между западниками с славянофилами. В это время в стране обостряются социальные

противоречия. Это пора стремительного разви-тия капиталистических отношений, что приводит к росту благосостояния верхов и к обнищанию народных масс. Всё это заставляет многих людей задумываться над улучшением своей жизни, они ищут пути преобразования общества. Это было время противоречий, в котором и родился герой Раскольников.

Раскольников – духовный и композиционный центр романа. Фамилия Раскольникова от слова раскол, что означает раздвоение: убийство – любовь к ближним, преступление – муки совести, теория – жизнь. Сама фамилия героя указывает на двой-ственность, внутреннюю неоднозначность образа.

В душе Раскольникова борются Добро и Же-стокость. Жестокость приносит зло человеку, но жестокость не равняется злу. Поляризация добро-ты и жестокости в личности Раскольникова отра-жается в разговорах романа.

Во время суда Разумихин «откопал откуда-то сведения и представил доказательства, что пре-ступник Раскольников, в бытность свою в уни-верситете, из последних средств своих помогал одному своему бедному и чахоточному универси-тетскому товарищу и почти содержал его в про-должение полугода. Когда же тот умер, ходил за оставшимся в живых старым и расслабленным от-цом товарища, поместил, наконец, этого старика в больницу и, когда тот тоже умер, похоронил его. Сама бывшая хозяйка его, мать умершей невесты Раскольникова, вдова Зарницына, засвидетель-ствовала тоже, что, когда они ещё жили в другом доме, у Пяти Углов, Раскольников во время пожа-ра, ночью, вытащил из одной квартиры, уже заго-ревшейся, двух маленьких детей и был при этом обожжён».

53


«– Известно ли вам, – рассказывает мать Раскольникова, – как он полтора года назад меня изумил, потряс и чуть совсем не уморил, когда вздумал было жениться на этой, как её, на доче-ри Зарницыной, хозяйки его. Вы думаете, его бы остановили тогда мои слезы, мои просьбы, моя болезнь, моя смерть, может быть, с тоски – наша нищета? Преспокойно бы перешагнул через все препятствия. А неужели он, неужели ж он нас не любил?».

Эти отрывки доказывают, что Раскольников добр к окружающим, хотя и идёт на убийство. Родион причисляет зловредную старушонку-про-центщицу, наживавшуюся на человеческих стра-даниях к убийцам. Раскольников не признается, что его поступок является злым. Ему кажется, что преступление можно искупить тысячами добрых дел, что жизнь старухи-процентщицы – ничто по сравнению с судьбами сотен людей, которых можно спасти добытыми деньгами. «Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устро-ить и поправить на старухины деньги, обречён-ные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасённых от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических боль-ниц, – и все это на её деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощью посвятить себя потом на служение всему человечеству и обще-му делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступление тысячами добрых дел? За одну жизнь – тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен... Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна». Поэтому нет ни-чего плохого в том, чтобы, убив никчемную стару-ху, воспользоваться её богатствами для помощи бедным, нуждающимся людям.

Раскольников, с одной стороны, заключает в себе бесчеловечность и жестокость, а с другой – стремление облагодетельствовать человечество. Раскольников видит себя Наполеоном, который хочет спасти мир через войну. Но Достоевский считает, что только страданием человечество

может спастись от скверны и выйти из нравствен-ного тупика, только этот путь может привести его к счастью.

Теория Раскольникова имеет нигилистиче-ский (или атеистический) оттенок. В своей теории Раскольников относит себя к разряду «владык», ставит себя на место бога. Его теория – полное отрицание традиционной нравственной нормы, которая основывается на Христианстве. В душе Раскольникова произошёл раскол, борьба двух мнений: с точки зрения разума, расчёта, теории, преступление было оправданным, с точки зрения морали – нет. Можно сказать, что в Раскольнико-ве борются нигилизм и религиозность.

Ф. М. Достоевский был религиозным челове-ком, он верил в Христа: «Деизм дал нам Христа, то есть до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения, и нельзя не верить, что это идеал человечества вековеч-ный. А что дали нам атеисты?». Ф. М. Достоев-ский считал, что атеизм приводит к потере нрав-ственного идеала, Бога в человеке. Поэтому муки совести съедают Раскольникова, а родные, ради которых и было совершено преступление, не це-нят жертвы Родиона.

Раскольников приходит к вере через Соню – она глубоко верующий, добрый человек. Соня читает Родиону Библию, историю о воскрешении Лазаря. Воскресение Лазаря символизирует буду-щее духовное возрождение Раскольникова. Все детали сцены символичны: Родион поражается тому, что Евангелие принадлежало убитой Лиза-вете; чтение происходит на четвёртый день после убийства, и именно в четвёртый день после смерти воскресает Лазарь. Тронутый сочувствием Сони, Родион второй раз «идёт к ней уже как к близкому другу, сам признается ей в убийстве, пытается, пу-таясь в причинах, объяснить ей, зачем он это сде-лал, просит её не оставлять его в несчастье и по-лучает от неё наказ: идти на площадь, целовать землю и каяться перед всем народом».

Ф. М. Достоевский создал поляризованные образы, которые отражают ментальность русских. В душе Раскольникова живут доброта и жесто-кость; вера и неверие. В произведении он про-ходит путь от добра к злу и обратно, от неверия к глубокой вере.

Список литературы1. Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского. М.: Алконост, 1994. 360 с.2. Лосский Н. О. Характер русского народа. М.: Даръ, 2005. 334 с.3. Селезнев Ю. И. В мире Достоевского. М.: Современник, 1980. 376 с.4. Сизов В. С. Русская идея в мировоззрении Достоевского. Киров, 1998. 167 с.5. Юрьева О. Ю. Художественная эманация идей и образов Ф. М. Достоевского в русской литературе начала

XX века: дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. М., 2003. 528 c.6. 侯赛军.索尼娅的真实身份—圣愚.[J]湖南第一师范学报,2002年9月.

7. 李立永，徐茜.俄罗斯国民性格的二律背反及成因简析.[J]俄罗斯研究.2004.

8. 梅颖.俄罗斯文学中的圣愚及圣愚式人物形象.[D]上海外国语大学.2009.

9. 王志耕.圣愚文化与俄罗斯性格.[J]俄罗斯文艺.2006年第6期.

10. 赵荣、张宏莉.俄国特有圣愚文化现象分析，[J]社科纵横2007.

11. 卓娜.俄罗斯民族性格的两面性.[J]内蒙古电大学刊.2007年第9期.

54


УДК 821.161.1.09Дмитрий Александрович Мазалевский,

магистрант,Государственный институт русского языка им. А. С. Пушкина,

г. Москва, Россия,e-mail: [email protected]

Редакционная почта журнала «Дневник писателя» Ф. М. ДостоевскогоОдной из важнейших составляющих частей главного публицистического продукта Ф. М. Достоев-

ского – «Дневника писателя» – являлись письма от читателей и корреспондентов. Они служили индика-тором реакции аудитории и во многом определяли вектор развития мысли писателя, нередко появляясь на страницах журнала. В данной статье внимание обращается на те письма, что не попали в выпуски «Дневника писателя».

Ключевые слова: «Дневник писателя», Достоевский, письма, почта, читатели, публицистика

Dmitry A. Mazalevsky,Master Student,

The Pushkin State Russian Language Institute, Moscow, Russia,

email: [email protected]

Readers’ Letters to “A Writer’s Diary” by F. M. DostoyevskySince F. Dostoevsky published his journal “А Writer’s Diary” only by himself, letters from its readers and

editorial mail from the audience were really important. The correspondence that the writer received showed the reaction of readers and helped him notice and learn about the problems of the Russian society first-hand. Researchers note the special tone of Dostoevsky’s conversation with his readers on the one hand, and a huge amount of letters with words of gratitude and respect on the other. There were so many letters that it was impossible to reflect everyone in the journal, so Dostoevsky often replied in a personal letter. This article covers the most striking letters, extraordinary correspondents, cases of polemic and correspondence which were not included into “A Writer’s Diary”.

Keywords: Dostoevsky, “A Writer’s Diary”, letters, mail, correspondent, journalism

Журнал «Дневник писателя» – особенное издание в системе отечественной журналистики 1870-х годов. Во-первых, это моножурнал одного автора, Ф. М. Достоевского, что уже довольно нети-пично для этого времени. Во-вторых, многие иссле-дователи подчёркивают особую связь с читателями и работу с аудиторией в этом журнале, что опреде-ляло, как и тематику издания, так и особый автор-ский стиль Достоевского. В этой связи интересно подробнее остановится на работе Фёдора Михай-ловича с редакционной почтой, письмами читателя.

Ф. М. Достоевский как редактор, как журна-лист и как творческая личность, нуждающаяся в зрителе, очень высоко ценил связь с аудитори-ей. Исследователи его эпистолярного наследия подчеркивают важность писем писателей, отме-чая, что «в них встречаются слова, «попавшие под перо» в минуты острых, ещё не отлежав-шихся, впечатлений, т. е. то, что при работе над статьёй обычно уходит. В то же время, эти доку-менты интересны тем, что в них отражён взгляд на Россию со стороны, лишённый мелких част-ностей, сосредоточенный на главном» [1, с. 110]. В своём журнале он нередко публиковал письма читателей, благодарил их за поддержку и теплые слова. С некоторыми письмами он вступал в по-лемику, с некоторыми соглашался, а к некоторым, как, например, откровенно ругательным (а были и такие) относился с изрядной долей иронии. Ниже мы приведем примеры взаимодействия Ф. М. Достоевского со своими корреспондентами, письма которых по тем или иным причинам не по-пали в «Дневник писателя».

В данной статье мы сосредоточили свое внимание в большинстве своем на письмах «из народа», авторами которых являлись люди не из литературных кругов, но обычных читателей, со-гласных или не согласных с риторикой Ф. М. До-стоевского. Как признавался сам писатель, за полтора года выпуска своего журнала, он получил несколько сотен писем, касательно «Дневника писателя», по меньшей мере сотня из которых были анонимны. За период 1876–1877 гг. на стра-ницах «Дневника Писателя» Достоевский упо-минает письма и корреспонденцию в 13 текстах: в некоторых из них развернуто высказывает свое мнение и цитирует их, в некоторых – выражает благодарность за поддержку либо лишь упоми-нает факт переписки. При написании данной ста-тьи нами было проанализировано 30 писем (как анонимных, так и подписанных), оставшиеся без реакции на страницах журнала, однако для более пристального обзора нами было выбрано лишь несколько наиболее характерных.

По мнению Л. В. Алексеевой, наибольшее количество писем Достоевский получает во вто-рой половине 70-х годов, «…когда круг его кор-респондентов значительно расширился (читате-лями, подписчиками и т. д.). Это период издания «Дневника Писателя», работы над романами «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы», получившими живой отклик современников» [2, с. 60]. Среди тем, волновавших читателей, были вопросы и проблемы из самых разных областей жизни.

55


Восточный вопросРусское добровольческое освободительное

движение 1876 года имело широчайший резонанс в российском обществе в целом и публицистике в частности. К слову, редактор «Дня» Иван Акса-ков по праву может считаться один из инициато-ров этого движения, так как именно он со страниц своего журнала призывал к освобождению сла-вян. Эту идею поддерживал и Достоевский, считая этот факт примером русского объединительного духа, единением вокруг славянской идеи. Писа-тель подвергал резкой критике любого, кто выска-зывался о сербском освободительном движении как об экспансии России на Запад, утверждая, что она лишь «защищает своё». Идеологические симпатии Ф. М. Достоевского к славянофильству и уже достаточный авторитет в стране делали его одним из апологетов и рупоров доброволь-ческо-освободительных инициатив. Этому дви-жению писатель посвятил весь сентябрьский вы-пуска «Дневника» и две главы из октябрьского. В своих статьях автор характеризовал это явле-ние как «почти беспримерное в других народах но своему самоотвержению и бескорыстию, по благоговейной религиозной жажде пострадать за правое дело».

Неудивительно, что читатели завалили его письмами на этот счёт. Вот что пишет Достоев-скому А. Арсеньев: «Вчера я имел честь быть у Вас и теперь спешу точнее объяснить причи-ну моего посещения, которое могло показать-ся Вам довольно странным. Я хотел лично вы-разить Вам мою глубокую признательность за то утешение, которое доставило мне чтение Ваших статей, помещенных в сентябрьской и октябрьской книжке «Дневника писателя», по поводу нашего народного, славянского движе-ния» [3]. Многие другие письма были выдержаны в подобном ключе.

Не менее интересным письмом, затраги-вающим эту тему, является корреспонденция А. П. Хитрова – русского студента, доброволь-но вызвавшегося на участие в освободительной борьбе на стороне сербов в войне 1877 г. Приве-дём некоторые выдержки из его письма: «Дорогой Фёдор Михайлович! Но могу Вам выразить, как тяжело теперь чувствуется в Сербии русско-му... Боже! С каким восторгом, с какой надеждою на лучшее будущее ступили мы на сербскую землю назад тому три–4 месяца...1 А теперь!.. Право, тяжело даже ноги переставлять, и это по той же самой земле, на которой когда-то мы и ног под собой не чувствовали... Боже мой. как трудно переживать нам это убийственное время – время оплевания всего, что только до-рого всякому русскому, понимающему, что так называемая «политика» есть не что иное, как «механика» затирать, оттирать, оплевывать, душить, мертвить... все русское, всё славян-ское, и всё это делать под самыми благовид-ными именами, в самых благовидных формах», «Фёдор Михайлович. Знаете, что всего для меня ужаснее? Это statusquo относительно вассаль-ных отношений Сербии к Порте. Будь проклята

Европа, буржуазная, алчная Европа, если она это сделает!!! Знаете, как это stquo должно подействовать на сербских патриотов?!! Убий-ственно. Вассальные отношения к Порте... Да разве это не позор «цивилизации»! Какая это цивилизация?<…>Позор!!! Пожалуйста, ратуй-те. А я не поеду в Россию!» [4]. Письмо это про-никнуто болью и желанием заступничества за оскорблённый, угнетённый и очевидно более сла-бый сербский народ, который волей судьбы вы-нужден покинуть свои «гнёзда», «кучи» и отпра-виться на войну с турецким игом. Хитров с гневом пишет о тех, кто клевещет на сербов, выставляя их малодушными и трусливыми. Речь здесь идёт, прежде всего, о серии очерков князя В. Н. Мещер-ского «На пути в Сербию и в Сербии», опублико-ванных в «Гражданине» (1876, № 30–42) и позже вышедших отдельной книгой (Правда о Сербии. Письма князя Б. Мещерского. СПб., 1877). Публи-цист, совершивший вояж по Сербии, изображает обличительные картины из жизни сербской моло-дежи, которая всячески пытается уклониться от военной службы, о торговцах, которые пытаются нажиться на русских (добровольно пришедших к ним на выручку) и о солдатах, самостоятельно простреливавших себе пальцы, кисти и руки, что-бы вернуться домой. Мещерский объяснял это скудностью политического самосознания и неспо-собностью существования в кризисных условиях: «Одни шли с подвязанными руками, ибо были солдаты, прострелившие себе пальцы, другие шли просто домой, без всякого отпуска, а так себе, потому что скучно было и хотелось до-мой <...> поразило пас то равнодушие, с кото-рым и молодежь, и зрелые, и старики говорят об этой войне <…> Народ не может даже постиг-нуть, из-за чего это бедствие где-то в Сербии происходит: нравственные побуждения войны, честь, патриотизм, услуга угнетаемым брать-ям – для него понятия или чувства несуществу-ющие». Против подобных мыслей решительно высказывается А. Хитров. Он утверждает сер-бов как бравых и сильных бойцов, аргументируя это не только собственными наблюдениями, но и словами непосредственных участников воен-ных действий. Отзываясь о князе Мещерском как о почтенном человеке, Хитров говорит, что читал его очерки «с омерзением», ответственно заяв-ляя (как свидетель событий), что все обвинения в адрес Сербии необоснованы и пустословны. В отчаянном бессилии, которое, помимо всего прочего характеризуется частой постановкой че-тырех восклицательных знаков подряд, Хитров взывает к Ф. М. Достоевскому – как к авторитету, к защитнику, видя в нём, как и человека, близкого к теме по настроениям и идеологии, так и некую последнюю отдушину, жилетку, которой можно высказаться, выговориться, нажаловаться на кле-ветников ставшей ему родной земли. Интересно, что в конце письма Хитров приписывает вопрос: «Не пойдет ли что из этого письма в “Днев-никˮ?», что говорит о его желании получить ответ от писателя, о его надежде придать своему пись-му большую огласку.

56


К вероятному счастью добровольца, Ф. М. Дос- тоевский откликается на это письмо на страни-цах своего журнала: во второй главе февраль-ского выпуска он пишет: «Я получал из Сербии письма и говорил с приезжавшими оттуда и особенно запомнил одно письмо от одного юного русского, который там и остался и ко-торый пишет о сербах с восторгом и с него-дованием на то, что в России находятся-де люди, думающие про них, что они трусы и эго-исты». Понимая и принимая «нежность серд-ца» сербских рекрутов, Достоевский всё же не считает это достаточным основанием для де-зертирства: «Он [cербский солдат] как бы отма- хивался от всякого соображения о том, что если все, как он, разбегутся, то и землю защищать бу-дет некому, а стало быть, придут турки когда- нибудь и к ним в “кучуˮ и разорят эту дорогую, возлюбленную его “кучуˮ, и зарежут и мать его, и невесту, и сестру его, и коня, и собаку их». Предпочитая сохранить нейтралитет между пози-циями Хитрова и Мещерского, писатель выводит свою мысль, сынициированную письмом русско-го добровольца, на принципиально новый уро-вень – проблематика разобщения и тотального расслоения сербского общества на две категории. Первый слой – «низший» серб. Это маленький че-ловек, видящий лишь свой двор, свою семью, счи-тающий себя пылинкой, незначительной деталью, придавленный к земле четырьмя веками рабства. По мнению Достоевского, дезертируя с поля боя он понимает, что поступает малодушно, однако отговаривается тем, что и без него найдутся за-щитники Сербии, кивая тем самым на своих со-отечественников и русских офицеров. Вторая группа – сербская интеллигенция, неоправданно амбициозная, способная лишь на интриги, в том числе против России – страны защитницы. Этими факторами, по мнению писателя, обусловлена ра-стущая недоверчивость Сербии к России, которая с проистечением войны лишь возросла. Несмо- тря на это, Достоевский призывает не отказы-ваться от идеи славянского единения, соблюдая взвешенный нейтралитет: «…славянская главная задача не в том только, чтоб освободиться от своих мучителей, а и в том, чтоб освобожде-ние это совершить, хоть и с помощью русских (нельзя же иначе, и – если б только они могли обойтись без русских!), но по крайней мере оста-ваясь как можно меньше обязанными русским».

Критика в письмахНо были и те, кто писал Достоевскому и пись-

ма, содержащие критику. В письме неизвестной подписчицы от 29.09.1876, наряду с выражением благодарности и восторга от чтения журнала, со-держится сожаление о суждениях Достоевского относительно женщин: «Потому то, что я лю-блю читать Вас и никогда не забываю в Вас автора Мертвого Дома я и огорчилась уж очень Вашими мыслями о необходимости каждой жен-щины родить как можно больше детей. Хотя Вы и называете говорящее это лицо парадокса-листом, но в том, что он говорит, так много сходства с излюбленными Вашими взглядами,

что я смело отнесла рассуждение о необходи-мости родить к Вашим собственным теориям. Фраза Ваша “женщина должна родить до изне-можения, до бессилияˮ до того груба по отно-шению к нам, женщинам, до того бесчеловечна, что нужно удивляться, как она вырвалась у Вас, такого жалостливого к нам человека» [5]. Рас-суждая о женских и мужских обязанностях, ав-тор письма утверждает, что писатель обошелся довольно грубо в своих формулировках, считая, что в родах до изнеможения Достоевский видит женское предназначение. Корреспондент просит писателя отказаться от таких мыслей и суждений, иначе «я читать Вас больше не стану, хотя это будет для меня лишение не малое в силу моих симпатий ко многим Вашим взглядам. Вам мо-жет быть все равно будет ли Вас читать какая то неизвестная Вам женщина, но если так, то тем хуже для Вас, а я не жалею что все это вы-сказала» [Там же].

Вот другое письмо к Достоевскому, содержа-щее нелестный отзыв о публицистике писателя: «Милостивый государь Фёдор Михайлович, не приходило ли Вам когда-нибудь в голову, что Вы своим изданием “Дневника” в ступе воду толче-те или, что то же, занимаетесь переливанием из пустого в порожнее? Если Вам это не при-ходило в голову, то для нас, читателей Ваших, это ясно как Божий день. И если мы пишем Вам настоящее письмо, то с искренним желанием посоветовать Вам бросить издание бесполез-ного и даже бесталанного “Дневника”, а занять-ся сочинением повестей и романов, которыми Вы действительно доставляете удовольствие, а главное, пользу публике. С истин, и проч. Жиг-мановский, Андреевский» [6, с. 188–189]. Данное письмо критикует не столько какую-либо мысль или позицию Достоевского, но саму его затею вы-пускать собственный журнал. Необходимо отме-тить, что мысль о потере Достоевского-романиста в связи с его обращением в публицистику звуча-ла и среди некоторых современных литераторов, однако по прошествии веков мы видим, что эти интенции оказались беспочвенными и неоправ-данными.

Ещё одним примером критики Достоевского его читателями можно считать письмо неизвест-ного автора от 19.03.1877. Корреспондент, отда-вая дань таланту Достоевского к искренней и жи-вой речи, столь редкой для современной печати, утверждает, что слова его летят мимо цели, что вызывает у автора сожаление и негодование: «Мне кажется, что я буду совершенно прав, если назову Ваше отрицательное отношение к явле-ниям общественной жизни — пассивным; это раз. А два, что уже сказал, Вы бьётесь над це-лью и забываете о средствах, о том, что у нас происходит пред глазами. Нам нужна резкая оп-позиция бюрократии, ея невежественному, все-поглощающему, нахальному деспотизму, в чём бы он ни проявлялся» [7]. Вместе с тем, в конце письма автор делает приписку, которая гласит о том, что пишущий является горячим почитате-лем «почтеннаго и искренняго издания».

57


Мало какие беседы Достоевского с аудито-рией не проходили бесследно для последней. Известен случай, когда писатель своими дово-дами в корне изменил мировоззренческую пози-цию читателя. Так, статью «Мы в Европе лишь стрюцкие» Достоевский заканчивает фразой: «А впрочем, неужели и впрямь я хотел кого убе-дить. Это была шутка. Но – слаб человек: авось прочтет кто-нибудь из подростков, из юного поколения…». Однако именно это и произошло: воспитанник 7-го класса классической гимназии, пожелавший остаться неизвестным, в своем пись-ме признался Достоевскому, что полностью пе-ременил свою концепцию мировоззрения после прочтения одного из выпусков «Дневника»: «В начале нынешнего года я случайно попал в круг молодежи, увлекшейся Писаревым и социализ-мом. Тут я был щедро наделен разными брошюр-ками, трактующими о социализме, коммунизме и т. д. Под этими брошюрками я окончательно сбился с толку и стал ревностнейшим пропо-ведником Овэнизма, Сенсимонизма.В последнее время меня очень занимал вопрос об интерна-циональности и я уже начал склоняться к при-нятию этого убеждения но тут произошло вот что: купил я Ваш Январьский «Дневник и начал читать <…> начало первой главы и I и II ста-тьи второй главы. Эти места из «Дневника» я прочел несколько раз и сделался последовате-лем Ваших идей, проводимых здесь. Да! многим я обязан Вам, Вам, замечательный человек! Вы делаетесь моим наставником!» [8]. Видимо, же-лая и дальше приобщаться к идеям Достоевско-го, корреспондент в конце своего письма просит писателя высказать на страницах издания свое мнение относительно своего недавнего кумира – Писарева.

Еврейская тема в письмах к Достоевскому

Интересной и показательной иллюстраци-ей общения Достоевского с читателями посред-ством писем и «Дневника писателя» является вторая глава его мартовского выпуска, посвящён-ная «еврейскому вопросу». Среди всех писем, адресованных писателю, некоторые затрагивали тему положения еврейского народа в Российской империи, и именно этот факт послужил толчком к написанию этой главы: «С некоторого времени я стал получать от них письма, и они серьёзно и с горечью упрекают меня за то, что я на них «нападаю», что я «ненавижу жида», ненавижу не за пороки его, «не как эксплуататора», а имен-но как племя, то есть вроде того, что: «Иуда, дескать, Христа продал». Достоевский сохранил анонимность автора, однако сейчас известно, что он имел в виду, прежде всего, А. Г. Ковнера (1842–1909) – писателя, автора книг «Памфлеты» и «Связка цветов» известных своей проеврейской направленностью. Ещё одним корреспондентом Достоевского, высказавшимся в защиту евреев, была Т. В. Брауде, врач еврейского происхожде-ния. Именно переписка с этими корреспондента-ми, в которых содержалась, как и обоснованная

критика, так и нападки на писателя, подтолкнула Достоевского к собственной апологии и к выска-зыванию собственной позиции по еврейскому во-просу. В четырех подглавках публицист отвечает на все аргументы из писем, где-то цитируя, где-то намекая на своих оппонентов. Интересным ока-залось и продолжение каждой из этих переписок: если с А. Г. Ковнером у Достоевского зародилась долгая переписка, родившаяся с помощью «Днев-ника писателя» и выросшая в частную беседу, не затрагивавшая более еврейского вопроса, то мар-товский выпуск моножурнала вызвал у Т. Брауде ещё большую волну недовольства и возмущения, что породило второе ее письмо, в котором она выражала свое неудовольствие и разочарование мыслями писателя.

Очевидно, что обвинители Достоевского в антисемитизме глубоко заблуждались. Не мень-ше заблуждались и те из них, что поддерживали эти настроения, считая писателя не хулителем ев-рейского народа, но лидером в борьбе с ним. Вот что пишет неизвестный корреспондент в пись-ме от 12.04.1877 года: «В Мартовском выпуске дневника Вы посвятили целый отдел жидам. Многих очень удивило, что Вы призываете их к братству, – призываете действовать их вме-сте с нами – Русскими на пользу отечества нашего любезнаго; но этого никогда не может быть от них; они всегда будут жить и действо-вать, в силу своего плутовства и мошенниче-ства, только в пользу своего кармана; они всег-да и везде как жили, так и будут жить на счет других. Жиды – это паразиты расползающиеся, к крайнему прискорбию, по всей матушке Рос-сии, и высасывающие соки и кровь из кореннаго населения. Нет, не о слиянии их с Русским на-родом нужно хлопотать, так как это иллюзия, а об изгнании их из России. Вот что желатель-но, нужно и полезно!» [9]. Были и другие письма, как, например, следующее, также анонимное, но подписанное именем «москвичей»: «Позвольте, нам Москвичам, принести Вам искреннюю благо-дарность, что Вы в последнем нумере Вашего дневника затронули, наконец, жидов – этих пре-зренных проклятых пархов. Бога ради: не от-кажите своим разумным словом морить их, как тараканов, выползших на свет Божий – во всю матушку Россию» [9]. Ещё одно: «Искренно бла-годарны Вам все, читающие дневник Ваш за то, преимущественно, что Вы стоите за интересы дорогаго нашего отечества, и отчитываете ругателей простаго народа (г. Авсѣенко). Но как бы Вам благодарны были еще за то, если бы Вы принялись за жидов – этих паразитов русска-го народа, – этих мошенников, систематически опутывающих своими низкими, корыстными се-тями матушку Россию» [9].

Собственный взгляд на возможное решение еврейского вопроса Достоевский даёт в следу-ющей главе, и, что любопытно, также прибегает к помощи писем. На этот раз его корреспондент – Софья Лурье, описывающая похороны доктора Гинденбурга в Минске. Это был известный во всем городе врач, еврей, у которого лечились все

58


жители, вне зависимости от национальной, рели-гиозной или этнической принадлежности. Когда Гиндебург скончался, хоронить его пришёл так же весь город, что явилось настолько показательным для Достоевского, что он назвал доктора «обще-человеком». Письмо это настолько тронуло пи-сателя, что в своем ответе он написал: «Вашим доктором Гинденбургом и Вашим письмом (не называя имени) я непременно воспользуюсь для «Дневника». Тут есть что сказать».

***Таким образом, среди писем Достоевскому

встречались совершенно разные типажи авто-ров, а также различные запросы и темы, включая и просьбы о финансовой помощи («Есть у нас общество покровительства животных, но нет общества для помощи людям, голодающим по целым суткам, как я например. Нельзя же мне об-ратиться в Комитет для разбора нищих. А меж-ду тем есть хочется. Бога ради, не откажите мне в 3-х рублях, которые дадут возможность прожить, не голодая, до помощи от тётки…») [10] и беспокойство о здоровье Н. Некрасова («По-жалуйста, не откажите и в февральском днев-нике сообщить о состоянии здоровья Некрасова. Ежедневные газеты нередко размазывают на своих столбцах мало кому интересную брань и сплетни, но о таких вещах, как болезнь доро-гого всем русским поэта, не говорят. Вот если бы получил насморк какой-либо Краевский – ну тогда дело другое») [11]. Среди авторов письма и сельская учительница, и студент-доброволец, отправившийся в Сербию на спасение славян, и крестьянин Новгородской губернии, и защитни-ки, и ненавистники еврейского народа, и целый ряд ещё неустановленных читателей. Большин-ство писем содержало благодарность за «Дневник писателя», описание эмоций от прочтения, при-знание таланта и гения Достоевского. Среди наи-более важных тем, волновавших читателей – во-просы политического и социально-общественного толка. Аудиторию интересовало мнение автора по

тому или иному вопросу из сферы политики и гео-политики, будь то военный или Восточный вопрос. Однако есть и те, кто критикует Достоевского, в частности, два письма Т. В. Брауде по «еврей-скому вопросу». Кроме того, к Достоевскому пи-шут и как к писателю – откликаются на его оценки в области литературы, просят совета, рецензии на современные литературные новинки: например, госпожа Суражевская в своём письме интересует-ся, оправдывает ли Достоевский поведение и по-ступок Анны Карениной. Как реакция на это пись-мо, Анне Карениной писатель посвятил две статьи в разных номерах «Дневника». Читатели обраща-ются к Достоевскому с просьбой прояснить те или иные моменты, но главная тематика писем, ко-торая их все объединяет – благодарность. Почти в каждом письме мы встречаем слова благодарно-сти, поддержки, восхищения талантом и мыслями автора. Такое единение с читателем удавалось лишь очень узкому кругу изданий (во многом из-за специфики моножурнала). Патриотизм, элементы христианства и почвенничества находили отклик в сердцах большинства читателей, вне зависимо-сти от их социального статуса, достатка, возраста или пола. Пик активной переписки Достоевского с читателями выпадает на 1876–1877 гг, что впол-не естественно, ведь это время расцвета «Днев-ника писателя», и самого Достоевского-журнали-ста, Достоевского-публициста. Письма приходят регулярно, в большом количестве, о чем часто пишет сам Достоевский, с нескрываемым сожале-нием, что не имеет возможности грамотно и взве-шенно ответить. Делая вывод, необходимо также подчеркнуть, что связь Достоевского с читателем была жизненно необходима самому писателю: моножурнал во многом базировался на своей ау-дитории. Это был очень чувственный, очень дове-рительный диалог с читателем, а потому необы-чайно важна обратная связь. «Дневник писателя», хоть и заявлен как отчет и личные переживания автора, всё же очень зависим от откликов аудито-рии – это сказывается, как и на повестке дня из-дания, так и на настроении самого Достоевского.

Список литературы1. Баталова Т. П. Историософские проблемы в эпистолярном наследии Ф. М. Достоевского 1866–1872 гг. // Вест-

ник КГУ им. Н. А. Некрасова. 2013. № 3. С. 109–112.2. Алексеева Л. В. Анонимные письма в архиве Достоевского // Неизвестный Достоевский. 2014. № 1–2. С. 51–65.3. Арсеньев А. – Достоевскому Ф. М. Письмо от 20 ноября 1876 // ИРЛИ. Ф. 100. № 29639. CCXIб.2.4. Хитров А. П. – Достоевскому Ф. М. Письмо от 2 декабря 1876 // ИРЛИ. Ф. 100. № 29886. CCXIб.12.5. Письмо неизвестной подписчицы к Ф. М. Достоевскому // РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29936.6. Волгин И. Л. Письма читателей к Ф. М. Достоевскому // Вопросы литературы. 1971. № 9. С. 173–196.7. Письмо неизвестного З. к Ф. М. Достоевскому // РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29926.8. Письмо неизвестного гимназиста к Ф. М. Достоевскому // РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29925.9. Письмо неизвестного лица к Ф. М. Достоевскому // РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29951.10. Новицкий К. к Достоевскому Ф. М. Письмо от 21 октября 1876 // ИРЛИ. Ф. 100. № 29792. CCXIб.8.11. Соловьев В. Ф. к Достоевскому Ф. М. Письмо от 15 февраля 1877 // ИРЛИ. Ф. 100. № 29858. CCXIб.11.

59


УДК 81`42Екатерина Александровна Миронова,

ассистент,Оренбургский государственный педагогический университет,

г. Оренбург, Россия,e-mail: [email protected]

Челобитные протопопа Аввакума как художественный текстЧелобитные протопопа Аввакума представляют собой крайне оригинальные и самобытные тек-

сты, принадлежащие, с одной стороны, к официально-деловым документам с относительно устойчивой структурой, с другой – к текстам частной переписки с тенденцией к разрушению формуляра. Тексты челобитных протопопа Аввакума могут быть рассмотрены через реализацию в них признаков художе-ственного и документного текстов, таких как цельность, связность, информативность, социологичность, завершённость и др.

Ключевые слова: текст, признаки текста, художественный текст, документный текст, челобитная, формуляр челобитной, протопоп Аввакум

Ekaterina A. Mironova,Teaching Assistant,

Orenburg State Pedagogical University,Orenburg, Russia,


Petitions of the Archpriest Avvakum as a Literary TextThe petitions of the archpriest Avvakumare extremely original and unique texts.These texts belong, on the

one hand, to official documents with a relatively stable structure, on the other hand, to private correspondence texts with a tendency to destroy the form.The texts of the petition archpriest Avvakum reflectthe signs of artistic and documentary texts, such asintegrity, connectivity,informativeness, sociology, completeness, etc.

Keywords: text, signs of text, artistic text, document text, petition, form of petition, archpriest Avvakum

В современной лингвистической традиции настолько прочно укоренился термин текст, что, на первый взгляд, значение его не вызывает за-труднений. Согласно определению Т. М. Нико-лаевой,«текст (от лат. Textus – ткань, сплетение, соединение) – объединенная смысловой свя-зью последовательность знаковых единиц» [15, с. 505]. В целом же под текстом может понимать-ся «осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации» [15, с. 505], то есть структура, наполненная смыслом, в том числе изображение, звук, обряд, танец, ритуал и др. Как правило, исследователи под текстом понимают последовательность вербальных (язы-ковых, словесных) знаков, таким образом, текст может восприниматься как продукт говорения, «своеобразная знаковая модель того или иного мыслительного содержания, то есть некоторого фрагмента концептуальной системы личности» [9, c. 34], что позволяет рассматривать свойства текста через призму проявления в нём мысли-тельных и языковых категорий и выделять типо-логические и стилистические особенности текста [9, c. 41]. Можно считать, что текст как произве-дение «речетворческого процесса», обладающее завершённостью [5, c. 18], характеризуется рядом присущих ему признаков и свойств. В частности,в тексте как в объективированном в виде пись-менного документа, литературно обработанном в соответствии с типом этого документа произ-ведении, И. Р. Гальперин выделяет название (за-головок) и ряд особых единиц (сверхфразовых единств), объединённых разными типами лекси-ческой, грамматической, логической, стилисти-

ческой связи, имеющих определённую направ-ленность и прагматическую установку [5, c. 18]. Нередко именно цельность и связность относят к основным свойствам текста [15, с. 505].

К одному из видов текста на современном этапе развития языкознания относится документ (или документный текст), который является линг-вистическим объектом за счёт использования знаковых средств для закрепления положений, важных для общества и его членов [10, с. 29–30] и характеризуется основополагающими качества-ми текста – цельностью и связностью [10, с. 14–15]. По определению Г. В. Токарева, документный текст может представлять собой «произведение речетворческого процесса, обладающее смыс-ловой завершенностью, характеризующееся сти-левой обработанностью, стандартизованностью (унифицированностью), состоящееиз названия и одного или нескольких структурно-семантиче-ских единиц (сложных синтаксических целых)», при этом документный текст характеризуетсяо-граниченностью, завершённостью, связностью, цельностью, информативностью, релятивностью, антропоцентричностью, социологичностью, ал-горитмизированностью и унифицированностью и др. [20, с. 31–33].

Художественный текст представляет собой одну из разновидностей общего понятия «текст», однако существует тенденция к приближению, а зачастую, приравниванию терминов «художе-ственный текст» и «художественное произведе-ние». Например, в «Словаре философских тер-минов», художественный текст представлен как разновидность текста, замещающего понятие «ху-

60


дожественное произведение» [18, с. 656]. В «Тол-ковом переводоведческом словаре» художествен-ный текст определяется как «отдельное в высшей степени индивидуальное произведение художе-ственной речи <…>,целостная единица в системе подобных текстов» [14, с. 247]. В связи с появле-нием данных трактовок художественного текста А. Л. Гришунин отмечает, что«текст важно отли-чать от произведения как художественного це-лого. Текст – не произведение, а только запись его, графическая, в значительной мере условная структура, представляющая это произведение и позволяющая читателю его воспринимать» [6, с. 37]. В то же время художественный текст обла-дает рядом только ему присущих признаков, таких как креативная природа внутритекстовой действи-тельности, сложная организация системы, «реф-лексия на слово», цельность, взаимосвязность элементов, межтекстовые (интертекстуальные) связи и содержание «неявной информации» [16, с. 8–15]. Поэтому художественный текст может быть интерпретирован как частная эстетическая система языковых средств, характеризующаяся высокой степенью целостности и структурирован-ности [16, с. 16].

Художественный текст может быть представ-лен и как «возникающее из специфического (эго-центрического) внутреннего состояния художника душевное чувственно – понятийное постижение мира в форме речевого высказывания» [2, с. 120], в таком случае личность художника может быть рассмотрена как одна из центральных категорий художественного текста. В трудах В. В. Виногра-дова это понятие представлено через термин «образ автора», а работах Ю. Н. Караулова при-равнивается к конкретной языковой личности.

Д. С. Лихачёв считает, что проявление «инте-реса читателей к автору произведения, его лич-ности, развитие индивидуальной точки зрения на события и пробуждение в литературе сознания ценности человеческой личности самой по себе» [12, с. 129] относится к рубежу XVI–XVII веков. О новом отношении к личности пишет и В. М. Жи-вов, отмечая сочинения боголюбцев и их жития. Как яркий пример проявления индивидуалисти-ческого характера произведения исследователь рассматривает «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» [8, с. 327].

Протопоп Аввакум был знаковой фигурой XVII века, получившей широкую известность и завоевавшей руководящее положение среди «ревнителей древнего благочестия», которые пы-тались доказать Алексею Михайловичу бессмыс-ленность церковной реформы, прибегая к напи-санию челобитных, поскольку «письменное слово оказалось для них единственной возможностью продолжения борьбы, которой они отдали свою жизнь» [17, с. 20].

Следует отметить, что в системе письменных документов XVII века особое место занимает че-лобитная, название которой образовано от соче-тания челобитная грамота, восходящего в свою очередь к существительному челобитье [22, с. 397]. Исследователи отмечают относительную

устойчивость формуляра челобитной, в отличие от других документов этого периода. Как правило, челобитная была основной формой обращения автора к государю или просьбой, жалобой к цен-тральным или местным властям [19, с. 362].

Челобитные протопопа Аввакума представ-ляют собой беспрецедентные тексты, прежде всего это проявляется в реализации характер-ных для текста признаков, таких как цельность и связность, которые достигаются в документ-ном и художественном текстах по-разному [21, с. 78–79], таким образом, документ сообщает то, о чём в нем сказано, используя клише. Сле-дует отметить, что характерные для челобитных XVII века клише, типа делать (какое-либо) дело, служить (какую-либо) службу, умереть (какой-ли-бо) смертью и др. [11, с. 432–434] в текстах про-топопа Аввакума не были зафиксированы. В ху-дожественном тексте как в сложно построенном смысле [13, с. 24], цельность и связность реали-зуются посредством приращений смысла, подтек-ста и образной целостности. Связность документ-ного текста может соотноситься со связностью грамматической: единство видо-временных форм глагола в челобитных протопопа Аввакума может быть представлено глаголами в формах настоя-щего, прошедшего или будущего времени, но ав-тор нередко сочетает эти формы в тексте одной челобитной, а иногда использует в рамках одного предложения, например: «О патриархҍпереста-ну, государь, тебҍ, свҍту, извҍщати; но молю тебя, государя, о воеводҍ, который был с нами в Даурахъ, Аѳонасей Пашков, – спаси ево душу, якож ты, государь, иҍси» [1, с. 729]; местоимен-ная замена характерна для текстов челобитных: «Мнҍ мнится, и духъ пытливой таков же Никон имать, яко и Ѳеоѳил: понеже всҍх устрашает. Многие ево боятся; а протопопъ Аввакум, упо-вая на Бога, ево не боится» [1, с. 728]; в текстах используются союзы (и, но, а, яко, егда и др.) и ча-стицы (не, пускай, да и др.). Цельность документа проявляется в идейном и тематическом единстве текста, подчинённом коммуникативным задачам автора, то есть убеждению адресата в правоте собственной позиции.

При рассмотрении челобитной как особого вида текста необходимо выявить признаки, харак-терные для документа и реализующиеся в тексте челобитной. Отграниченность документа про-является в начале и окончании текста, посколь-ку челобитная характеризуется относительной устойчивостью формуляра, то неотъемлемым элементом композиционного строения челобит-ной становится заголовок, реализующий, с одной стороны, алгоритмизированность и стандарти-зованность (унифицированность), проявляющи-еся в идентичности «зачинов» челобитных как в официальных письменных документах с чётко определённой структурой на уровне языка, отме-тим, что для адресанта сообщения обязательно называние своего имени и церковного сана, и, как правило, указание имени и титула адресата, с другой – каждый из представленных заголов-ков уникален, подчинён определённой авторской

61


идее и зачастую наполнен личными оценками, что отличает тексты челобитных от традиционных документных текстов, таким образом текст чело-битной реализует один из признаков документно-го теста – антропоцентричность.

Достаточно отчётливо в тексте заголовков челобитных Аввакума отмечается противопостав-ление собственной личности (адресанта) и лично-сти царя (адресата), протопоп предстаёт грешным богомольцем, а Алексей Михайлович – христолю-бивым самодержцем (подробнее см. [3]), напри-мер: «От Высочайшая устроенному Десницы, благочестивому государю, царю-свҍтуАлексҍю Михайловичу, всеа Великия и Малыя и БҍлыяРо-сиi самодержцу, радоватися. Грҍшный протопоп Аввакумъ Петров, припадая, глаголю тебҍ-свҍту, надеже нашей» [1, с. 723]; «Царю, госуда-рю и великому князю Алексҍю Михайловичу, всея Великiя и Малыя и Бҍлыя Россiи самодержцу, богомолецъ твой,грҍшнойпротопопъАввакумъ-Петровъ, припадая на колҍну, усердно челомъ бью» [1, с. 741]; «Царю государю и великому кня-зю Алесҍю Михайловичу, всея Великiя и Малыя и Бҍлыя Росiи самодержцу, бьет челом богомо-лецъ твой, государевъ, в Даурах мученой про-топоп Аввакум, съподружiею моею и чады» [1, с. 751]; «Христолюбивому государю, царю и вели-кому князю, АлексҍюМихайловичю, всея Великiя и Малыя и Бҍлыя Росiи самодержцу, бьет че-ломъбогомолецъ твой, въДаурех мученной про-топопъ, АввакумъПетровъ» [1, с. 753]; «Государь царь, державный светъ, протопопъАввакумъ не стужаюти много, но токмо глаголю ти – радо-ватися и здравствовати о Христҍхощу, и бла-говолитъ душа моя, да благословитътяГосподь и света мою государыню царицу, и дҍтишеква-шихъ, и всҍхътвоихъ, да благословитъ их духъ и душа моя во веки» [1, с. 755] и др.

Отметим, что подобного рода сопоставле-ния, отвечают коммуникативным задачам автора текста челобитной. Помимо заголовков относи-тельная устойчивость формуляра челобитной проявляется в заключении как в структурном ком-поненте, содержащем, как правило, обращение к адресату и просьбу смиловаться над автором, например: «Свҍтъ-государь, православной царь! Умилися к страньству моему, помилуй изне-могшаго в напастҍх и всячески уже сокрушена: болҍзньбочадъмоихъ на всякъчасъ слез душу мою исполняетъ. И в Даурскоiстранҍ у меня два сына от нужи умерли. Царьгосударь, смилуйся» [1, с. 753]; «Изволь, самодержавне, съ Москвы отпустить двухъсыновъмоихъкъ матери ихъ на Мезень, да, тутъ живучи вмҍстҍ, за ваше спасенiе Бога молятъ; и не умори ихъсъ голоду, Господи ради. А обо мнҍ, якожъБогу и тебҍгодҍ: достоинъ я, окаянный, грҍховъ ради своихъ, темнице Пустозерской. Умилися, святая душа, о женҍ моей и о дҍтех» [1, с. 756] и др.

Важным признаком документного текста яв-ляется информативность, которая может быть соотнесена с художественным текстом. Любой текст в той или иной степени реализует в себе несколько видов информации: фактуальную, кон-

цептуальную, этическую и эстетическую. Если для документного текста в большей мере прису-ще использование фактуального и концептуаль-ного видов информации, то для художественного текста – этического и эстетического.

Тексты челобитных протопопа Аввакума со-держат в себе все перечисленные виды инфор-мации. Фактуальная информация представлена в описаниях бесчинств никониан или мучениче-ского существования в Даурах, реализует в опре-делённой мере регулятивный признак документ-ного текста и служит реальной основой текста. Концептуальная информация соотносится с по-ниманием текста, так Г. В. Токарев отмечает как характерную особенность документного текста использование перфомативов типа: прошу, при-казываю и др. [21, с. 79].

Поскольку челобитная определяется как письменное прошение с просьбой, правомер-но выделять как структурный компонент и рас-сматривать в составе челобитной ту или иную просьбу, адресованную властям, но выявить её из ткани текста Аввакума практически невозможно, потому что его челобитные крайне самобытны и, как правило, не обладают чёткой структурой, то есть реализация концептуальной информации, представленная в тексте челобитных Аввакума, в большей мере соотносится с концептуальной информацией, зафиксированной в тексте художе-ственном посредством жанра, композиции и язы-ковых средств, поскольку нарушение формуляра челобитной происходит за счёт выхода за рамки использовавшегося в традиционных текстах «нор-мативного» языка(подробнее см.: [4]). Этический и эстетический виды информации представлены в челобитных протопопа Аввакума как в художе-ственных текстах, поскольку тексты челобитных реализуют в полной мере нравственные устои человека глубоко религиозного, эстетический аспект текстов Аввакума не вызывает сомнений, поскольку челобитные могут быть рассмотрены как беспрецедентные словесные произведения искусства, за счёт реализации индивидуального авторского стиля.

Связанная с информативностью социоло-гичность может быть рассмотрена как один из признаков документного текста. Понятие социо-логичности заключается в том, что текст связан с конкретным периодом времени, эпохой, а также социальным устройством общества. Челобитные протопопа Аввакума реализуют принцип социоло-гичности в полной мере, потому что отражают зна-чительное событие XVII века – раздор церковный, который представлен в тексте челобитных с точки зрения его непосредственного участника, знако-мого лично и с патриархом Никоном, и с Алексеем Михайловичем как с «зачинщиками» реформы. Понятие социологичности может быть соотнесено с актуальностью, поскольку документный текст, как правило, актуален для времени и места его создания, в то время как художественный текст значим независимо от времени и пространства.

Таким образом, челобитные протопопа Авва-кума, помимо признаков, характерных для доку-

62


ментного текста, реализуют признаки, присущие тексту художественному. В частности, одним из подобного рода признаков могут выступать «меж-текстовые (интертекстуальные) связи, выявляю-щие подтекст произведения и определяющие его полифонию (многоголосие), которая обусловле-на обращением к «чужому» слову с присущими ему смыслами и экспрессивно-стилистическим ореолом» [16, с. 14]. Отметим в этом плане об-ращение протопопа Аввакума к текстам богослу-жебной литературы, например: беседа Иоанна Златоуста («Златоустый пишет на послание к Еѳесҍомъ: нчтожетако раскол творитъ во Церквах, якож во властҍхлюбоначалие, и нич- тожтакопрогнҍвает Бога, якожераздоръ цер-ковной» [1, с. 723]); Книга Иова («…смерть мужу покой есть…» [1, с. 728]); Псалтири («Честь царе-ва судълюбитъ» [1, с. 757]) и др. Интертекстуаль-ность в челобитных протопопа Аввакума может быть соотнесена с содержанием неявной инфор-мации как с признаком художественного текста.Так, в тексте пятой челобитной автор приводит описание сна: «И увидҍхъ на брюхе твоемъ язву зҍловелику…» [1, с. 762]. «Видение Аввакума, возможно, имеет своим источником “Повесть о Новгородском белом клобуке

„, где также рас-

сказывается о язвах, поразивших царя Констан-тина за его неверие в Христа» [7, с. 415].

Челобитные протопопа Аввакума, как тексты оригинальные по своей структуре и содержанию, сочетают в себе признаки как документного, так и художественного текстов; цельность и связ-ность могут быть рассмотрены в челобитных с точки зрения.

Как документного текста, так и художествен-ного, необходимо отметить, что данные призна-ки реализуются в текстах челобитных по-раз-

ному. В то же время челобитные представляют собой документ с чёткой структурой на уровне текста, поэтому реализуют в себе такие призна-ки документного текста как отграниченность, алгоритмизированность, стандартизованность (уни- фицированность), антропоцентричность, завер-шённость, информативность (содержание фак-туального и концептуального видов информации) и социологичность.

Межтекстовые связи и содержание неявной информации характерны для художественного текста, но получают реализацию в текстах чело-битных, поэтому заявленный автором жанр раз-рушается, то есть специфика документного текста не выдерживается ни на уровне структуры, ни на уровне языка, в связи с чем тексты челобитных протопопа Аввакума могут быть рассмотрены как тексты, близкие к частной переписке, посколь-ку формуляр челобитной разрушается, так как текст включает личные оценки автора; просьбу как структурный компонент, характерный для до-кументного текста, выявить невозможно, а сами тексты по форме больше напоминают письма частного характера.

Анализ челобитных протопопа Аввакума по-казывает, что они представляют собой документ-ный текст, подвергшийся художественной обра-ботке.

По форме, содержанию и стилистике тексты челобитных протопопа Аввакума сближаются со знаменитым «Житием протопопа Аввакума, им самим написанным» и отражают признаки тек-ста художественного. Челобитные представляют собой беспрецедентные вневременные тексты, отразившие в полной мере самобытность автор-ского стиля протопопа Аввакума.

Список литературы1. Аввакум протопоп. Челобитные, послания, поучения и письма // Памятники истории старообрядчества

XVII века. Л.: Изд-во АН СССР, 1927. Кн. 1, вып. 1. С. 723–770.2. Адмони В. Г. Система форм речевого высказывания. СПб.: Наука, 1994. 151 с.3. Бекасова Е. Н., Миронова Е. А. Образ автора и собеседника в челобитных протопопа Аввакума // Коммуни-

кативные процессы в образовательном пространстве: материалы Междунар. науч.-практ. конф. в рамках IV Между-нар. науч.-образовательного форума «Человек, семья и общество: история и перспективы развития» (г. Красноярск, 13–14 нояб. 2015 г.). Красноярск, 2015. С. 85–93.

4. Бекасова Е. Н., Миронова Е. А. Экология языка: взгляд в прошлое // Экология языка: VIII Междунар. науч. конф. (г. Пенза, 17 апр. 2015 г.). Пенза: Изд-во ПГУ, 2015. С. 46–52.

5. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: ДомКнига, 2007. 144 с.6. Гришунин А. Л. Исследовательские аспекты текстологии. М.: Наследие, 1998. 416 с.7. Гудзий Н. К. Комментарий // Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения. М.:

Гослитиздат, 1960. С. 345–453.8. Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры,

2002. 760 с.9. Каменская О. Л. Текст и коммуникация. М.: Высш. шк., 1990. 152 с.10. Кушнерук С. П. Документная лингвистика: учеб. пособие. 4-е изд., стер. М.: Флинта: Наука, 2011. 256 с.11. Леонова Ю. Ю. Устойчивые словосочетания (клише) в челобитных ХVII в. // Известия Тульского государ-

ственного университета. Гуманитарные науки. Вып. 3, ч. 2. Тула: Изд-во ТулГУ, 2011. С. 430–436.12. Лихачёв Д. С. Развитие русской литературы X–XVII веков. 3-е изд. СПб.: Наука, 1999. 204 с.13. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. Об искусстве. СПб.: Искусство-СПБ, 1998. С. 14–285.14. Нелюбин Л. Л. Толковый переводоведческий словарь. М.: Флинта: Наука, 2003. 320 с.15. Николаева Т. М. Текст // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990. С. 505–506.16. Николина Н. А. Филологический анализ текста: учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений. М.:

Академия, 2003. 256 с.17. Робинсон А. Н. Творчество Аввакума и Епифания, русских писателей XVII века. Жизнеописания Авваку-

ма и Епифания: исследование и тексты. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 3–135.18. Словарь философских терминов. М.: Инфра-М, 2007. 729 с.

63


19. Советская историческая энциклопедия: в 16 т. М.: Сов. энцикл., 1961–1976.20. Токарев Г. В. Документная лингвистика: учеб. пособие. Тула: Арт-принт, 2010. 125 с.21. Токарев Г. В. Документный и художественный тексты в аспекте реализации их признаков // Вестник Волго-

градского государственного университета. Сер. 2. Языкознание. 2016. Т. 15, № 1. С. 77–81.22. Этимологический словарь русского языка. СПб.: Полиграфуслуги, 2005. 432 с.

УДК 821. 111 (73) “XVII / XVIII”Лариса Алексеевна Мишина,

профессор,Московский государственный технический

университет им. Н. Э. Баумана,г. Москва, Россия,


Американский образ мира. У истоков рожденияСтатья посвящена недостаточно изученной в отечественном литературоведении и практически

непереведённой на русский язык американской литературе XVII века. В статье анализируются произ-ведения, в которых концептуально обосновывается необходимость переселения англичан на новые земли – «Описание Новой Англии» Джона Смита, «Божье обетование Его поселению» Джона Коттона, «Образец христианского милосердия» Джона Уинтропа. Произведения рассматриваются в ракурсе про-поведнической риторики, а также как несут в себе черты формирующегося американского образа мира.

Ключевые слова: великий эксперимент, пуритане, Новый Свет, образ мира, проповедь, нацио-нальная риторика

Larisa A. Mishina,Professor,

Moscow State Technical University after N. E. Baumann,Moscow, Russia,


The American Image of the World. The OriginThe article is devoted to the XVII-th century American literature, not enough researched in Russian

science and practically not translated into Russian. The objects of analysis in the article are the works, in which conception of English migration to the new territories is expressed – “A description of New England” by John Smith, “God’s Promise to this plantation” by John Cotton, “A model of Christian charity” by John Wintrop. These works are analysed as examples of sermon rhetoric and expressions of formative American image of the world.

Keywords: great experiment, puritans, the New World, the image of the world, sermon, national rhetoric

Известно, что первоначальный план засе-ления Новой Англии был продиктован чисто эко-номическими интересами [5, с. 147] – английские власти, принявшие в начале XVII в. решение о ко-лонизации американских территорий, планирова-ли расширить жизненное пространство монархии. Однако в этот замысел вплелось стремление английских пуритан, которые при короле Якове I подвергались гонениям, обрести землю обето-ванную, где они могли бы свободно исповедовать свою религию и воздвигнуть Град на холме. По грандиозности замысла и затраченных усилий это был действительно великий эксперимент. «Пере-селение через Атлантику – это для человека как пересечение Леты в ладье Харона: смерть и но-вое рождение. Иммигранты – «дважды рождён-ные» [1, с. 187].

В совершении этого исторического действа велика роль проповедников. Не все авторы сочи-нений, в которых обосновывалась необходимость переезда, были священниками, но призывность их речей столь велика, аргументация столь продума-на, что по силе воздействия эти работы могут быть приравнены к проповедям. Прежде всего предсто-яло внушить англичанам необходимость поднять-

ся с насиженных мест и изменить привычный об-раз жизни. Это блестяще делает путешественник, историк и писатель Джон Смит (1580–1631) в ра-боте «Описание Новой Англии», опубликованной в 1616 г. Будучи человеком отчаянной храбрости, Смит служил в армиях Франции, Нидерландов, Бельгии, Люксембурга, в течение десяти лет был участником военных конфликтов в Европе, Тур-ции, на Ближнем Востоке. Вернувшись в 1604 г. в Англию, он присоединился к Вирджинской ком-пании, которая готовилась к колонизации новых земель. Смит стал одним из главных основате-лей Виргинии и исследователем других регионов Америки. Именно он нарёк территорию от мыса Кейп Код до реки Пенобскот Новой Англией. Твор-чество Смита демонстрирует одну из важнейших особенностей ранней американской литературы: хроники, описания, дневники, письма, проповеди были своеобразным американским героическим эпосом, «который, в отличие от европейского, соз-давался самими участниками событий» [2, с. 3].

Призыв к соотечественникам Смит начина-ет с каскада риторических вопросов: «Может ли быть у человека более высокая цель, чем осво-ение и заселение своими силами и с риском для

64


жизни новых земель? Что может составить бо́ль-шее счастье добродетельного человека, как не создание основ благосостояния местности, дан-ной по благословению и промыслу божьему? Что христианин может сделать более угодного Богу, чем обратить в веру бедных дикарей и помочь им узнать Христа, ощутить его милосердие?» [9, с. 2–3]. Воззвав к гражданским, нравственным и религиозным чувствам англичан, автор обра-щается к истории. В заданном им вопросе уже звучит ответ: «Что сделало римскую империю мо-гущественной, как не рискованные приключения молодых мужчин, которые покоряли чужие зем-ли?» [9, с. 3]. Психологически тонко Смит задаёт следующий вопрос – о судьбах людей, что значи-тельно ближе простым англичанам, чем судьбы империи: «Что ждало этих людей, если бы они сидели дома, как не прозябание и разрушение: чрезмерная лень, излишняя родительская опека, мечты о работе в магистратах, воздаяние неза-служенных почестей, пренебрежение истинными достоинствами, зависть, политическая неблаго-надёжность, лицемерная добродетель, разврат?» [9, с. 3].

Образ жизни, охарактеризованный Смитом, был известен обывателям и напоминал тот, ко-торый вело большинство из них. Однако для до-стижения желаемого эффекта автору необходимо напрямую обратиться к читателям, что он и дела-ет, создавая при этом, для усиления призывно-сти, мини-зарисовки: «Вы хотели бы пребывать в лености дома, жить только для того, чтобы есть, пить, спать и в конце концов умереть? Или без-заботно расточая накопленное друзьями?... Или, рассказывая о делах других, злословить по это-му поводу за обедом или ужином; давать пустые обещания и лицемерить; брать в долг, зная, что не вернешь деньги; нарушать законы; предавать-ся излишествам; обвинять страну, родственников, даже родного брата; желать смерти родителям, чтобы завладеть их имуществом?» [9, с. 4]. Эф-фект последней фразы в абзаце усилен приемом антитезы: «А ведь вы могли бы заслужить почести мира, если бы отправились в путь!» [9, с. 4].

С именем Джона Смита, автора многочислен-ных книг о путешествиях и новых землях, связы-вают становление американской литературы. Од-нако в этих словах скрыт более глубокий смысл, чем принято считать. Смит был не только одним из хронологически первых американских авторов, он не только создал многочисленные произведе-ния, но и начал использовать риторику, которую следует назвать «национальной американской» – риторику призыва к переезду на новый континент. Вопрос о том, в какой момент англичане, поселив-шиеся на новых землях, стали осознавать себя американцами, не раз поднимался исследовате-лями. «Попытка определить, когда именно стано-вится американцем перебравшийся в Новый Свет иммигрант – через пять, десять или двадцать лет после переезда, а может быть, и вообще лишь в следующем поколении, такая попытка пред-ставляется заведомо обреченной на неудачу» [4, с. 161], – считает Т. Л. Морозова и предлагает

другой критерий: осознание ими забот континента как своих собственных. Т. Л. Морозова рассужда-ет о крупнейших деятелях эпохи Просвещения. Что касается более ранней эпохи, XVII-го века, то первые поселенцы, по нашему мнению, ступив на новые земли, по образу мышления в чём-то уже были американцами. Жизнь на новом континенте лишь укрепляла те качества, которые заставили их покинуть Европу, – доверие к себе, стремление к самоутверждению, к свободе воли, нежелание мириться с какими бы то ни было ограничения-ми. Подтверждение этой мысли можно встретить у американских исследователей, в частности, у Э. Эллиота: «Устремления пуритан были столь сильны, что они начали создавать пророческую литературу еще до того, как высадились со своим проектом в Новой Англии» [7, с. 193].

Отмеченная нами американская националь-ная риторика характерна для двух знаменитых проповедей, прозвучавших в 1630 г.: «Божье обе-тование Его поселению» Джона Коттона (1584–1652) и «Образец христианского милосердия» Джона Уинтропа (1588–1649). Джон Коттон – вы-дающийся священник и религиозный деятель пер-вого поколения эмиграции; Джон Уинтроп – один из крупнейших религиозных и политических дея-телей Новой Англии, основатель колонии Масса-чусетс, историк.

В 1630 г. Д. Коттон находился в Англии и не собирался покидать родину, хотя и подвергался преследованиям за свои конгрегационалистские взгляды. Проповедь была прочитана перед теми, кто вместе с Джоном Уинтропом на корабле «Ара-белла» отправлялся в Новую Англию. «Проповедь являлась важным политическим документом, так как концептуально обосновывала необходимость переселения английских пуритан на новые зем-ли» [7, с. 199]. Речь Коттона также была ответом на нападки противников переселения.

Проповедь Коттона представляет собой рас-суждение о том, что место жительства человеку определяет Бог. В тексте не звучит современных автору названий, но в предисловии к печатному изданию, адресованному читателю-христианину, он прямо говорит о переселении на другие земли и упоминает плантации Виргиния, Санкт-Кристо-фер, Бермуды. В Ветхом и Новом Завете Коттоном подобраны цитаты, в которых речь идёт о жизнен-ном пространстве человека – доме, стенах, зем-ле, стране, а также о пространстве существования Бога. Опыт теолога и дар проповедника позволили Джону Коттону создать мастерский опус.

Коттон в целом следует правилам пуритан-ской проповеди, которые именовались «фор-мулой». Поучение начинается с цитирования библейского текста, объяснения и анализа кон-текста. Затем следует коротко выраженная «док-трина» – это уроки, которые следует извлечь из текста. «Доктрина» должна быть обоснована «причинами», то есть доказательствами ее зна-чимости и верности слову божьему. «Причины» иллюстрируются соответствующими пассажами из Библии, богословских поучений, натурфило-софии или обыденной жизни. Заключительная

65


часть – «польза», или «применение». Финал ха-рактеризуется более эмоциональной риторикой, чтобы стимулировать следование тем правилам, о которых шла речь [10, с. 36]. Однако Коттон вносит новые элементы в структуру проповеди, используя вопросно-ответную форму. Так пред-ставлены ключевые положения проповеди. Кот-тон формулирует следующие вопросы: «Почему только Господь определяет места жительства людей?» [6, с. 3]; «Как я узнаю, Господь ли назна-чил мне новое место; если мне хорошо там, где я живу сейчас, будут ли мне гарантированы такие же условия на новом месте?» [6, с. 8 ]; «Что это значит – Господь поселит людей?» [6, с. 14]; «Как поведут себя люди, получившие благословение, когда они встретят множество преград дома или на новых землях, когда их будут атаковать сыны зла?» [6, с. 16].

Система ответов является разветвлённой: формулируя несколько положений, проповедник далее толкует и детализирует их. Так, отвечая на вопрос «Почему только Господь определяет места жительства людей?», Коттон приводит три доказательства: «Во-первых, когда Бог откры-вает землю для людей, Он приводит их туда…»; «Во-вторых, когда Бог приводит людей в какую-то землю, они ясно осознают провиденье божье, ве-дущее их из одной местности в другую…»; В-тре-тьих, Бог указывает конкретное место…» [6, с. 3]. Далее проповедник перечисляет три способа, ко-торыми Господь создаёт пространство для жизни людей: «Первый, когда Он направляет враждеб-но настроенных людей на жителей, с которыми затем ведется война. Местные жители уходят.»; «Второй, когда Он делает приезд чужих людей и сотрудничество с ними привлекательным для местных жителей…»; «Третий, когда Он создает страну в том месте, где нет жителей…» [6, с. 3]. Не считая ответ на вопрос полным, Джон Коттон заявляет, что какие-то народы получают от Бога земли по обетованию, какие-то – по провидению. Получившие землю по обетованию «пребывают во Христе, с которого все обетования начинаются и которым заканчиваются» [6, с. 3]; они пребыва-ют вместе с Господом в священном пространстве, на горе достояния – выражение «гора достоя-ния» звучит в торжественной песне Моисея, где он благодарит Господа и просит о своем народе. Ис. XV. 17. Ответы Коттона на вопросы, сфор-мулированные в проповеди, столь подробны и убедительны, что у слушателей (а позднее и у читателей) не оставалось сомнений в важности и успешности предприятия.

Перечисляя все возможные варианты, пропо-ведник уделяет особое внимание тем ситуациям, которые особенно близки переселенцам. Из всех способов создания Богом пространства для жизни людей он акцентирует заселение свободных зе-мель. Подобные примеры Коттон находит в Книге Бытия. Семье Иакова разрешает жить на своей земле Еммор Евеянин, поскольку места достаточ-но. Быт. XXXIV. 10, 21. Абсолютно свободная зем-ля была дарована Богом Адаму и Ною. Об Адаме и его потомстве в Библии сказано: «И благословил

их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножай-тесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и вла-дычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыка-ющимся на земле». Быт. I. 28. Подобные слова были произнесены и в адрес Ноя: «И благосло-вил Бог Ноя и сынов его, и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю». Быт. X. 1. Собравшимся переселяться на новый континент казалось, что Бог непосредственно обращается к ним – столь мастерски проповедником были по-добраны и использованы цитаты из Библии.

Многочисленны переклички истории пере-селения с Деяниями апостолов. Переселенцам была близка звучащая в Деяниях мысль о поль-зе совместных действий – апостолы часто нес-ли служение сообща и призывали к единству: «У множества же уверовавших было одно серд-це и одна душа; и никто ничего из имения свое-го не называл своим, но все у них было общее». Деян. IV. 32. В Деяниях Джон Коттон находит иллюстрацию идеи о том, что к переезду людей могут подтолкнуть преследования: так апостолы Варнава и Павел, изгнанные из Иудеи, отпра-вились к язычникам и обратили их в христиан-скую веру. Деян. XIII. 46, 47. Заявляя, что место жительства людям определяет Господи, Коттон в подтверждение этих слов дает ссылку на широ-ко известные слова апостола Павла: «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, обозначив предо-пределенные времена и пределы их обитания». Деян. XVII. 26.

Через несколько недель после того, как про-звучала проповедь Джона Коттона, на корабле «Арабелла» Джон Уинтроп произнёс свою зна-менитую речь «Образец христианского милосер-дия». Известно, что Уинтроп не был священником, однако он придал своей речи форму проповеди. Этот факт может быть объяснён, на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, Уинтроп хо-рошо представлял высокую эффективность воз-действия проповеди на слушателей. Во-вторых, он осознавал себя духовным лидером и, по-види-мому, полагал, что ему позволено выйти за рамки строгих установлений. «На просторах Атлантики, на середине пути между Старым и Новым Све-том, – считает П. Миллер, – не было никаких ре-гламентаций; в тот момент там не было церквей и священников, поэтому губернатор Уинтроп – он был им в течение девятнадцати лет, – говорил как человек, который воплощал в себе и гражданские, и духовные устремления плантации» [8, с. 78].

Цель Уинтропа заключалась в том, чтобы изложить принципы существования нового об-щества и вдохновить своих сподвижников на его созидание. Однако соратники Уинтропа жили в классовом обществе и ясно осознавали, что и на новых землях невозможно будет создать бес-классовую структуру. Поэтому Уинтроп начинает проповедь с обоснования неравенства; он про-износит слова, которые широко цитируются до сегодняшнего дня, ибо удобны: «Господь Всемо-гущий в своем священном и мудром провидении

66


установил такие условия существования челове-чества, что во все времена кто-то должен быть богат, кто-то беден; кто-то высоко, в силе и по-честях, другие низко, в подчинении» [11, c. 81]. Если разделение на богатых и бедных освящено Богом, значит оно оправдано. Но для того, чтобы быть более убедительным, Уинтроп приводит ряд рассуждений – доказательств, в которых звучит мысль о мудрости, разумности и полезности тако-го разделения. «…Ни один человек не создан бо-лее уважаемым, чем другой, или более богатым, чем другой, для того, чтобы кого-то выделить… Но только для славы Создателя и на всеобщее благо его создания, человека» [11, с. 81], – резю-мирует Уинтроп.

Эту часть проповеди можно считать первой преамбулой к изложению основного материала. Вторую преамбулу составляют размышления Уинтропа о законе природном и законе Еванге-лия. Используя такой прием, как перечислитель-ный ряд (во-первых, во-вторых и т. д.), автор про-поведи называет различие между ними. Особенно значимыми в контексте происходящего являются, на наш взгляд, два положения: закон Евангелия учит проводить различия между христианами и другими людьми; только закон божественный, а не закон природы требует от человека совер-шать невозможное. Первая сентенция опреде-ляла взаимоотношения поселенцев с местным населением, индейцами; вторая, подкрепленная словами апостола Павла из Второго послания коринфянам, готовила пуритан к преодолению не-человеческих трудностей как материального, так и психологического свойства.

Лишь после двух преамбул Уинтроп фор-мулирует основы пуританской программы, четко

разделив её на четыре части: требования к со-зидателям нового общества, сущность деятель-ности, её цель, условия достижения цели. Стре-мясь сделать проповедь понятной (что было обязательным условием), Уинтроп затем дает толкование изложенного, где для эмоциональ-ного воздействия на слушателей, использует более выразительную риторику. Однако сквозь риторические фигуры в заключительной части проповеди четко просматривается основная идея: если пуритане будут жить по заповедям божьим, то получат вознаграждение; если пре-небрегут ими, то навлекут на себя позор и на-казание.

Американской литературе XVII в. ещё пред-стоит завоевать свое место в мировом литера-турном процессе. Ее уникальность заключает-ся не только в том, что она формировалась на глазах европейцев, имевших к этому времени шедевры художественной литературы, и имела в своем арсенале лишь документальные и худо-жественно-документальные жанры. Американ-ская словесность XVII в. начала создаваться еще до того, как поселенцы обосновались на новом континенте – свидетельством этого, в частности, являются проповеди Д. Коттона и Д. Уинтропа, проанализированные в статье. Произведения ранней американской литературы демонстриру-ют американские взгляды и американские под-ходы. «Имея европейские корни, американская словесность этого периода в то же время несет в себе черты национального образа мира» [3, с. 113] – соотнесённость библейских и истори-ческих событий, глубокая вера, доверие к себе, стремление к самоутверждению, к свободе воли, мужество.

Список литературы1. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. М., 1998. 432 с. 2. Мишина Л. А. Жанр автобиографии в истории американской литературы. Чебоксары, 2010. 148 с.3. Мишина Л. А. Видимый и невидимый мир в концепции американских авторов XVII – начала XVIII вв. // Вестник

МГОУ. Сер. Русская филология. 2017. № 2. С. 108–115. 4. Морозова Т. Л. О национальном своеобразии американского Просвещения // Истоки и формирование амери-

канской литературы. XVII–XVIII вв. М., 1985. С. 158–175.5. Armstrong C. Writing North America in the seventeenth century. Burlington, 2007. 226 p.6. Cotton J. God’s promise to his plantation [Электронный ресурс]. Режим доступа: http.//www.digitalcommons.unl.

edu/etas/42.20p (дата обращения: 30.04.2017). 7. Elliott E. The dream of the Christian utopia // The Cambridge History of the American Literature. S. Bercovitch, gen.

ed. Vol. I. 1590–1820. Cambr., 1994. Pр. 183–200.8. Miller P. John Wintrop // The American Puritans. Their Prose and Poetry. N. Y., 1956. Рр. 78–80.9. Smith J. A description of New England [Электронный ресурс]. Режим доступа: http.//www.digitalcommons.unl.edu/

etas/4 (дата обращения: 22.07.2017).10. Westbrook P. D. A Literary History of New England. Lnd and Toronto, 1988. 362 p.11. Wintrop J. A model of Christian charity // The American Puritans. Their Prose and Poetry. Op. cit. Pр. 81–86.

67


УДК: 80Алексей Владимирович Мишин,

аспирант,Московский государственный университет,


Имагологический образ России в дневниках иностранных путешественников XIX векаСтатья посвящена анализу образа России в дневниках иностранных путешественников XIX века.

Предметом исследования являются произведения писателей, учёных, изгнанников, военных. Исполь-зованный в статье принцип рассмотрения образа как результата взаимодействия «своей» и «чужой» культур позволил более глубоко вскрыть замыслы авторов и созданные ими образы России.

Ключевые слова: западный путешественник, дневник путешествия, русский характер, россий-ские пейзажи, необъятные просторы, царский двор, православные храмы, нравы русских

Alexey V. Mishin,Postgraduate,

Moscow State University,Moscow, Russia,


An Imagological Image of Russia in the Diaries of the Foreign Travelersin the XIXth centuryThe article is devoted to the analysis of the image of Russia in the diaries of the foreign travelers of the

XIXth century. The subject of the investigation is the works by writers, scientists, exiles, military men. The used in the article principle of a consideration of an image as a result of the cooperation of an “own” and “strange” cultures let us deeper understand the intentions of the author and images of Russia made by them.

Keywords: western traveler, traveler’s diary, Russian character, Russian landscapes, vast spaces, tsar court, Orthodox churches, Russian manners

Прочно сформировавшись в XX в. как само-стоятельная наука, имагология особенно плодот-ворно развивается в XX в. Знакомство с «чужой» культурой, а зачастую и глубокое проникновение в неё становятся необходимостью. Этому способ-ствуют такие процессы, как массовая миграция, создание международных и межгосударственных сообществ, активизация общения в социальных сетях.

Исследование современных имагологов по-зволяют провести более глубокий и результатив-ный анализ произведений прошлого, в которых быт, природа, культура народа описаны путеше-ственником-иностранцем. Предметом анализа в рамках данной статьи являются дневники ино-странных путешественников, посетивших Россию в XIX в. Образ России в этих произведениях рас-смотрен как «результат взаимодействия наблюда-ющей и наблюдаемой культур» [11, с. 104].

Упоминание о Древней Руси встречается ещё в античных источниках. Активное освое-ние иностранными путешественниками страны начинается в XV в. Свидетельства европейцев о русской действительности XV–XVII вв. имеют особое значение, так как «именно в этот период формируются и закрепляются те стереотипы вос-приятия, которые становятся решающими во вза-имодействии двух культур и во многом остаются таковыми до сих пор» [15, с. 4]. Произошло это потому, что XV–XVII вв. – это время становления государственности как на Западе, так и в России. В XVIII в. интерес к России повышается. «На про-тяжении всего столетия в стране находились ты-сячи людей из всех стран мира» [4, с. 3].

В первой половине XIX в. популярность Рос-сии в мире растет. В этот период страна приобре-тает международный авторитет, все больше вклю-чается в международную жизнь и в то же время сохраняет черты большого своеобразия, что яв-лялось дополнительным стимулом для ее посе-щения. Иностранцы прибывали в Россию с раз-ными целями, среди которых основными были выполнение определенной миссии, познаватель-ное путешествие, участие в военных действиях, поиск убежища, личные контакты.

Главным событием российской истории в этот период считается Отечественная война 1812 г. Закономерно, что большинство иностран-ных свидетельств о России первой половины XIX в. посвящено войне с Наполеоном. Однако прежде чем обратиться к анализу этих сочине-ний, следует, соблюдая хронологию, отметить мемуары, написанные до 1812 г., в частности, книги Ж. де Местра «Религия и нравы русских» [6], «Санкт – Петербургские вечера» [7] и «Пе-тербургские письма. 1803–1817» [8]. Жозеф де Местр (1753–1821) – известный франкоязычный философ, литератор, политик, дипломат. Будучи в 1803–1817 гг. сардинским посланником в Пе-тербурге, он имел возможность изучить Россию и даже в определённой степени повлиять на ход событий в стране. Де Местр известен как один из родоначальников европейского консерватизма, сторонник сильной монархической власти. Эти взгляды он проповедовал и в России. Будучи мыс-лителем и опытным дипломатом, де Местр играл заметную роль в интеллектуальной жизни русско-го общества начала XIX в. Он боролся, как это ни

68


странно, с иностранным влиянием, поддерживал славянофилов. Мемуаристика де Местра дает исчерпывающее представление о его взглядах, круге общения и впечатлениях о России. Обшир-на персоналия, выстроенная автором, – это импе-ратор, его приближенные, известные в политиче-ской и культурной сферах личности. Уникальность сочинений де Местра заключается в том, что их создатель не просто фиксирует и анализирует события российской жизни, но и пытается ее из-менить. «Русский период» в жизни Ж. де Местра оказался плодотворным не только в дипломати-ческом, политическом, но и творческом отноше-нии: в России были написаны и опубликованы его труды «Опыты о принципах порождения по-литических учреждений и других человеческих установлений» (1810) и «О сроках божественной справедливости» (1815).

Свои впечатления о российской действитель-ности изложили А. Хаусвольф и Э. Г. Эрстрём, оказавшиеся в стране в результате русско-швед-ской войны 1808–1809 гг. Аделаида Хаусвольф, автор «Своеручных поденных записей» [14], по-следовала в русский плен за своим отцом, воен-ным. Пленение было своеобразным: Аделаида и её отец жили в хороших условиях, общались со знатью. Девушка воспринимала Россию как объект изучения: она осваивала русский язык, описывала национальную кухню, одежду, моду, праздники, привычки русских. В её словах сквозит интерес и уважение к стране, столь непохожей на её собственную.

Эрик Густав Эрстрём, автор дневника «Для меня и моих друзей» [16], был отправлен в Мо-сковский университет для изучения официально-го языка империи, в рамках которой Финляндия получила право внутреннего самоуправления; по возвращении на родину Эрстрём должен был пре-подавать русский язык и писать учебники. Однако его пребывание в России затянулось на десять лет, в течение которых он мог хорошо узнать эту страну. «Дневник» начинается с описания Москов-ского университета, его факультетов, однако ран-ней осенью этого же, 1812-го года, Эрстрём вме-сте с массой людей бежит из Москвы в Нижний Новгород и возвращается в Москву лишь в апре-ле 1813-го года. Фактографичность, документаль-ность сочетаются в дневнике Эрстрёма с эмо-циональностью, что отражено в подзаголовках сочинения: «Русская деревня», «Русские солдаты и пленные французы» и – «Наполеон, по твоей вине Москва превратилась в пепелище!», «Запле-тись, моя коса!» Задавшись целью создать образ России, Эрстрём включает в «Дневник» русские песни, стихи русских поэтов, что придает сочине-нию уникальность.

Э. Г. Эрстрём не ставил своей целью описать наполеоновское нашествие на Россию, его инте-ресовали обычаи и характер русских, тем не ме-нее его сочинение входит в число работ иностран-цев о войне Наполеона с Россией. Эрстрём был свидетелем событий, участники видели происхо-дящее с другой стороны. Их многочисленные сви-детельства представлены, в частности, в сборни-

ке «Наполеон в России. Глазами иностранцев» [9]. Издание состоит из двух книг – «Нашествие в Мо-скву» и «Отступление» – и содержит отрывки из 67-и источников в основном на французском язы-ке. Первые две главы, именуемые «Наполеон» и «Александр I», написаны канцлером Меттерни-хом. Далее представлены воспоминания солдат, офицеров, генералов, маршалов французской армии, которые, собранные вместе, составля-ют хронику войны. Названия глав воспроизводят основные события эпопеи, например: «Первые военные действия», «Бородино», «Вступление в Москву и начало пожара», «Тарутино», «Смо-ленск», «Переправа через Березину», «Отъезд императора». Кроме цели запечатлеть происхо-дящее, были и другие – подчеркнуть свою про-зорливость, свой стратегический талант, свести счеты с нелюбимым начальником, упрекнуть зна-менитого полководца [17, с. 28]. Описание России не являлось приоритетной целью военных, одна-ко типы русских людей, русская природа, русские традиции волей-неволей становились объектами их внимания. Французы уважали достойного про-тивника. В книге представлены весь спектр отно-шения авторов воспоминаний к русским – от нена-висти, страха до признания и восхищения.

Приход к власти Наполеона изменил судьбу многих политических и культурных деятелей Ев-ропы. Среди них была и французская писатель-ница Жермена де Сталь (1766–1817). Её салон стал центром оппозиции. Мадам де Сталь откры-то выступала против Наполеона и императорским указом была выслана из Франции. Россия нака-нуне наполеоновского нашествия была одной из стран, которые посетила мадам де Сталь, нахо-дясь в эмиграции. География её путешествия включала Волынь, Киев, Орловскую и Тульскую губернии, Москву, Новгород, Петербург. Отправ-ляясь в Россию, мадам де Сталь была не толь-ко автором романов «Дельфина» и «Коринна», но и имела опыт написания работ, как бы сейчас сказали, культурологических, публицистических и страноведческих. Её перу принадлежала книга «О литературе, рассматриваемой в связи с об-щественными установлениями», в которой ис-следовался вопрос о влиянии религии, нравов, законодательства на литературу и о воздействии литературы на эти формы общественного созна-ния. В работе «О Германии» анализируется на-циональный характер, быт, религия, литература, философия немцев.

В дневнике мадам де Сталь описательное начало сочетается с аналитическим. Фиксируя российские реалии, автор в то же время размыш-ляет о Франции, Наполеоне и проблемах России. Наполеон интересует мадам де Сталь и как по-литическая фигура, и в его отношении к России. Его образ незримо присутствует в прогулках пи-сательницы по Москве – и сюда, в Кремль, может прийти Наполеон.

В России мадам де Сталь прежде всего по-ражает огромная территория. «В России такой простор, что всё в ней теряется, даже дворцы, даже само население» [13, с. 28], – записывает

69


путешественница. Чтобы нагляднее показать не-обычность русской архитектуры и особенности русского менталитета, автор сравнивает Москву с Римом по количеству храмов и с Востоком по пышности их убранства. Русских характеризу-ет, по мнению мадам де Сталь, мечтательность и страстность, которая не обуздана воспитанием, способность подражать, непостоянство, не склон-ность к глубокомыслию. В этих словах не звучит осуждение, это всего лишь результат наблюдений. Однако русские способны на поступки, считает мадам де Сталь. Созерцая Кутузова, немолодого, убеленного сединами человека, писательница за-дается вопросом, сможет ли он выдержать напор молодых французов, рвущихся к Москве, и сама же дает ответ: «Но русские, изнеженные царед-ворцы в Петербурге, в войсках становились тата-рами, и мы видели на Суворове, что ни возраст, ни почести не могут ослабить их телесную и нрав-ственную энергию» [13, с. 60].

Специальный раздел дневника посвящен царской семье. Император Александр и импера-трица Елизавета, с которыми встречалась и бе-седовала мадам де Сталь, произвели на нее впе-чатление умных и образованных людей, что не помешало ей высказать в дневнике осуждение крепостного права в России. Иной позиция защит-ницы политических свобод быть не могла.

Едва ли не самым известным свидетель-ством иностранца о России XIX-го века является сочинение известного французского путешествен-ника и писателя маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Бытует мнение, что книга Кюстина носит антирусский характер. «Дорожные записи превратились в памфлет» [5, с. 2], – заме-чает Ю. А. Лимонов и далее пытается объяснить критический настрой автора. В 1830-е гг. Франция занимала враждебную позицию по отношению к России; во Франции царил культ Наполеона. Имел значение и фактор распространения жанра памфлета в XIX в.

Как нам представляется, при внимательном прочтении выявляется не антирусская, а проду-манная, объективная позиция автора-интеллекту-ала, познания которого позволяют оценивать объ-ект с разных точек зрения и в разных ракурсах. Характерный пример – описание Михайловского замка в Петербурге. Кюстин описывает его как архитектурный памятник, далее он обращается к замыслам Петра в отношении Петербурга, а за-тем рассказывает о печально знаменитом истори-ческом событии, имевшем место в замке, – убий-стве Павла.

Сочетание деталей и общего плана, описа-ния и анализа, текущего момента и ретроспекции, констатации фактов и размышлений составляет сущность авторской манеры Кюстина. Перечень тем, с которого начинается каждая из 28-и глав, дает наглядное представление о структуре по-вествования. Например, глава IV: «Петербург утром. – «Дышать только с царского разреше-ния». – Чиновная иерархия. – «Комфортабельная» гостиница. – Первая битва с клопами. – Михайлов-ский замок. – Убийство императора Павла. – Нева

и ее набережные. – Русская Бастилия. – Цар-ские могилы по соседству с казематами. – Домик Петра Великого. – Заброшенный костел» [3, с. 432]. Петербург показан как палимпсест: это го-род со своим распорядком жизни и своей геогра-фией; это совокупность достопримечательностей; это православный город; это столица самодер-жавного бюрократического государства; это город с большими бытовыми проблемами.

Круг общения Кюстина естественен для не- го – это светское общество и придворные. В книге предстают подробные, образные описания балов, приемов, садов, парков, оранжерей, интерье-ров Зимнего дворца, нарядов гостей. «В России великолепие драгоценных дамских украшений гармонирует с золотом военных мундиров…» [3, с. 479], – замечает автор. В повествование Кюс- тин вставляет беседы с таможенниками, с импе-ратрицей и императором Николаем I, что создает некий эффект пьесы. Особое внимание уделено Кюстином русскому императору, о котором идет речь на протяжении нескольких глав и который охарактеризован всесторонне: описаны черты его лица, фигура, манера одеваться, держать-ся, характер, состояние (страх), национальность (скорее немец, чем русский), поведение на балу, в театре, во время беседы.

Кюстин видит основные проблемы России – это крепостное право и казарменный дух. Его рассуждения о крепостном праве представляют собой небольшое эссе в рамках главы: Кюстин раскрывает сущность этого явления, формы су-ществования, положение крестьян, положение помещиков, приводит конкретные примеры про-явления вражды и жестокости. Основная мысль Кюстина – об отсутствии свободы в России. Он считает, что население лишено радости и соб-ственной воли. В Петербурге все «тихо и разме-ренно, как в казарме или в лагере» [3, с. 432]. Кюстин выносит России следующий приговор: «Русский государственный строй – это строгая военная дисциплина вместо гражданского управ-ления, это перманентное военное положение, ставшее нормальным состоянием государства» [3, с. 432–433]. Формулировки автора поражают своей четкостью, они представляют собой нео-бычное сочетание научности и афористичности: «У русских есть лишь названия всего, но ничего нет в действительности. Россия – страна фаса-дов» [3, с. 452]; «Как бы русские ни старались и что бы ни говорили, каждый искренний на-блюдатель увидит в них лишь византийцев вре-мён упадка, обученных современной стратегии пруссаками XVII века и французами нынешнего столетия» [3, с. 514]. Последнее высказывание Кюстина связано не только с существованием в России крепостного права, но и с тем, что в Пе-тербурге мало кафе, нет общественных балов, на бульварах немного гуляющих. Этим Россия от-личается от Франции. Самые яркие впечатления Кюстина от России связаны, как можно предпо-ложить, с русскими пейзажами и внешним обли-ком русских мужиков, которые все, независимо от возраста, носили бороды.

70


Без преувеличения можно сказать, что Рос-сия XIX-го века вызывала большой интерес у французов. После Наполеона, мадам де Сталь и А. де Кюстина ее посетил знаменитый Теофиль Готье (1811–1872) – французский поэт, писатель, критик, страстный любитель путешествий. Готье дважды путешествовал по России. Зимой 1858–1859 гг. он был в Москве и Петербурге, а летом 1861 г. проплыл на пароходе от Твери до Нижнего Новгорода. Соответственно этому первая часть его книги «Путешествие в Россию» (1867) названа «Зима в России», вторая часть – «Лето в России» [1]. Однако за этой констатацией фактов стоит не-что бо́льшее, а именно художественное восприя-тие Готье России: образы зимней и летней России сугубо индивидуальны. Французский поэт акцен-тировал то, что предыдущими путешественника-ми было лишь намечено, а незваными гостями (солдатами Наполеона) воспринималось только в бытовом ракурсе. «Путевые заметки Готье – это поэтический «путеводитель» по России» [10, с. 155]. Его как художника-романтика прежде всего интересовали впечатления от реалий, а не сами реалии.

Среди заметок иностранцев о России, из-данных во второй половине XIX в., кроме «Пу-тешествия в Россию» Т. Готье, следует отметить «Дневник путешествия в Россию в 1867 г.» Лью-иса Кэррола (1832–1898) – английского писате-ля, математика, логика, философа, фотографа, дьякона. В России Л. Кэррол известен прежде всего как сказочник, автор двух знаменитых про-изведений «Алиса в стране чудес» и «Алиса в За-зеркалье». В 1867 г. Кэррол совершил большое путешествие по Европе, частью которого были поездки по России. Это был период богословских контактов англиканской и православной церквей. Кэррол отправился в путешествие по приглаше-нию друга и коллеги богослова Г. П. Лиддона для установления связей между церквями; оба были сторонниками объединения Западной и Восточ-ной христианских церквей.

Л. Кэррол писал дневник для себя, поэтому он отмечал все, что было ему интересно, а не

только соответствующее цели поездки. Основное чувство, которое Кэррол испытывал, находясь в России, это удивление. Обилие и роскошь церк-вей, свадебный обряд, нижегородская ярмарка, красоты Петербурга и Петергофа вызывали его интерес и восхищение, но, по-видимому, самым необычным явлением для него был русский язык – «приводящая в замешательство тарабар-щина местного жителя» [2, с. 40]. В дневнике он приводит запись некоторых русских слов, ресто-ранное меню, надписи на памятниках.

Произведение Кэррола может быть рассмо-трено как своеобразный церковный путеводитель по Петербургу, Москве и Новгороду второй по-ловины XIX в. В путеводитель попали не только знаменитый Исаакиевский собор в Петербурге и московские монастыри (Петровский, Страст-ной, Троицкий), но и другие культовые учреж-дения. Объектами внимания автора становятся внешний вид церкви или монастыря, внутрен-нее убранство, одеяние священнослужителей, порядок ведения службы, поведение верующих. Кэррол относится с уважением к другой культуре и религии; более того, непривычность увиденного и происходящего увлекает его как будто он попал в Зазеркалье.

Россия XIX в. была активно посещаемой страной. В созданных писателями, дипломатами, общественными деятелями, учеными дневниках путешествий этих лет представлены векторы ин-тереса иностранцев к России: это не только ее просторы, столица и провинция, нравы, кухня, одежда, но и форма государственного правления, общественная жизнь, образ мысли русских. Авто-ры дневников рассматривают Россию с позиции «своей» культуры, что является естественным, однако для полноценного процесса познания «другой» культуры необходима готовность ее по-нять, эмпатия. Взаимодействие этих процессов является основой, на которой строится образ Рос-сии в дневниках путешественников-иностранцев XIX в. Признание различий в системе культурных ценностей – главный элемент в воспитании меж-культурной чуткости [12, с. 135].

Список литературы1. Готье Т. Путешествие в Россию. М., 1990. 79 с.2. Кэррол Л. Дневник путешествия в Россию в 1867 г. М., 2004. 440 с.3. Кюстин А. Россия в 1839 году // Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев. Л., 1991. C. 421–660.4. Лимонов Ю. А. Россия в западноевропейских сочинениях XVIII в. // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л.,

1989. С. 3–16.5. Лимонов Ю. А. Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIX в. // Россия первой половины

XIX в. глазами иностранцев. Л., 1991. С. 3–18.6. Местр Ж. Религия и нравы русских. М., 2010. 192 с. 7. Местр Ж. Санкт-Петербургские вечера. СПб., 1998. 517 с. 8. Местр Ж. Петербургские письма. 1803–1817. СПб., 1995. 336 с.9. Наполеон в России. Глазами иностранцев: в 2 кн. М., 2004. Кн. 1. Нашествие в Москву. 560 с.; кн. 2. Отсту-

пление. 512 с.10. Ощепков А. Р. Россия в книге Т. Готье «Путешествие в Россию» // Знание. Понимание. Умение. 2009. № 2.

С. 154–157.11. Поляков О. Ю., Полякова О. А. Имагология: теоретико-методологические основы. Киров, 2013. 162 с.12. Садохин А. П. Межкультурная коммуникация. М., 2012. 288 с.13. Сталь Ж. 1812 год. Баронесса де Сталь в России // Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев.

Л., 1991. C. 19–64.14. Хаусвольф А. Своеручные поденные записи // Картины русской жизни. Столица и провинция первой поло-

вины XIX века глазами иностранцев. СПб., 2016. С. 18–112.

71


15. Щербакова Л. В. Повседневная культура жителей Московского государства второй половины XV – конца XVII веков глазами современников-европейцев: автореф. дис. … канд. культурологии: 24.00.01.Саратов, 2011. 31 с.

16. Эрстрём Э. Г. Для меня и моих друзей // Картины русской жизни. СПб., 2016. С. 141–260.

УДК 82Елена Валерьевна Наместникова,учитель русского языка и литературы,

средняя школа № 35,с. Семиозёрный, Могочинский район, Забайкальский край,

Россия,e-mail: [email protected]

Архетипические образы в поэзии Роберта ФростаВ статье рассматриваются архетипические образы и их значение в творчестве Р. Фроста.Ключевые слова: архетип, архетипический образ, мифопоэтика, мифологема, мифологизм

Elena V. Namestnikova, Teacher of Russian language and literature,

s. Semiozernyi Mogochinsky district in Zabaykalsky Krai, Russia,


The Archetypal Images in the Poetry of Robert FrostIn the article discusses the archetypal images and their importance in the work of R. Frost. Keywords: archetyp, archetypal image, mythopoetics, mythologem, mythologism

Слово «архетип» образовано от двух грече-ских корней: arche – «начало» и typos – «обра-зец», то есть значение его можно определить как «первообраз», «праформа», «первичный тип». Под архетипом понимают изначальные, фунда-ментальные образы и мотивы, лежащие в осно-ве общечеловеческой символики мифов, сказок и других продуктов художественного воображе-ния. Архетипы имеют символический, а не ал-легорический характер, это широкие, часто мно-гозначные метафоры, а не знаки. Архетипический образ – это образ художественного произведения, в котором архетип получает конкретное вопло- щение.

Проблеме архетипа уделял внимание А. А. Потебня. Осознавая, что поиск конкретных «первоэлементов» в том или ином тексте не явля-ется самоцелью, ученый, тем не менее, исследует то, как эти «первоэлементы» реализуются в кон-кретной фольклорной традиции, видоизменяясь и перекрещиваясь с другими образами. Он пола-гает, что многие фольклорные мотивы восходят к мифологическим первообразам, в которых от-разилось осмысление народом таких природных явлений, как солнце, утренняя и вечерняя заря и др. При этом народно-поэтическое творчество использует не сами мифы, а их более поздние трансформации.

Вывод Потебни таков: «…Мифический об-раз – не выдумка, не сознательно произвольная комбинация имевшихся в голове данных, а такое их сочетание, которое казалось наиболее верным действительности.

В силу своей выраженной имплицитности лирика Р. Фроста обладает существенным архети-печеским потенциалом. В задачи нашего исследо-

вания входит анализ нескольких показательных в этом отношении стихотворений Р. Фроста на ос-нове мифопоэтической методологии.

Различные формы существования мифа в ху-дожественном тексте, именуемые мифопоэтикой, варьируются от прямого использования мифоло-гических сюжетов и образов в тексте до сложной реконструкции структуры архаического сознания, свойственной мифу.

Широко распространенным подходом к ана-лизу художественного текста в мифопоэтическом ключе является исследование авторской интер-претации так называемых мифологем – архе-типических образов и сюжетов, обрастающих индивидуальными значениями, подсказанными временем и национальным контекстом в процес-се их включения в то или иное художественное произведение.

Поскольку в коллективном бессознательном, по определению К. Г. Юнга, постоянно находится некий набор вечных образов и сюжетов – архети-пов, – то их наличие в подтексте художественного произведения может не осознаваться самим авто-ром, но любой специалист может очистить исход-ную структуру от внешних напластований и пред-ставить как мифологему.

В нашей работе заявлены архетипические образы в поэзии Р. Фроста, и это определение в полной мере отражает специфику мифопоэтики автора. Во многих произведениях американского лирика мифологические образы лишь «мерца-ют» сквозь реалистический сюжет. Сложно утвер-ждать, что мифологизм или символизм, с ним связанный, являются сознательным художествен-ным выбором поэта. Говоря о своих стихотворе-ниях, Фрост настаивает на том, что «это, скорее,

72


процесс, чем продукт», утверждает, что «слова текут сквозь него». Трудно ожидать при таком понимании процесса творчества, что автор раци-онально закладывает в свои тексты какие-либо имплицитные смыслы. Скорее, его мифологизм носит неосознанный характер. Художник интуи-тивно пользуется арсеналом мифопоэтических средств, заложенных в культуре, в коллективном бессознательном. Тем большая опасность под-стерегает переводчика: символические образы сложно перекодировать на другой язык, и велико искушение сразу их проинтерпретировать в соот-ветствии с собственной рецепцией. Итак, мифо-поэтическое у Фроста имеет специфический ха-рактер. При всей глубине и философичности его произведений, он избегает патетики и многозна-чительности. Простота его образной системы, ка-жущаяся приземленной «фермерская» тематика и одновременно онтологичность его лирики отме-чается большинством исследователей. Однако, как показывает опыт архаической культуры, имен-но простота тем и образов обеспечивает глубину смыслов.

Здесь Фрост идет путем, уже проторенным мифом и народным творчеством. Специфика фростовской мифопоэтики в ином: в его лирике появляются и начинают жить собственной жизнью мифологические или сказочные персонажи.

Особый интерес это явление вызывает в свя-зи с его восприятием инокультурным сознанием. Наблюдения показывают, что одними из самых частых образов в лирике Фроста становится об-раз лесной чащи.

Лес у Фроста обычно изображен в ночное время суток; это глухая чащоба, населенная гно-мами и лесными демонами. Поэзия Фроста от-нюдь не является только пейзажной. Как обычно, автор, обращающийся к теме природы, восходит неизбежно к философским, бытийным смыслам.

Для Фроста природность – универсальное духовно-этическое мерило личности; общение с природой – путь к самопостижению и постиже-нию Бога. Поэтому образы природы в его лири-ке изначально имеют онтологическое измерение и тяготеют к мифологической символичности. Многочисленные аллюзии, возникающие при чте-нии таких лирических шедевров Фроста, как «Не-избранная дорога», «Войди», «За водой», «Смех демиурга» и др. отсылают читателя как непо-средственно к символике леса в мифе, так и к его фольклорным и литературным интерпретациям.

Мир леса предстает в произведениях Фроста мрачным и одновременно привлекательным для лирического героя: The woods are lovely, dark and deep – Лес прекрасен – мрачный и густой. («Зим-ним вечером возле леса»).

Лесная чаща – территория роковых (doom) событий, но именно таковой хочет видеть ее ли-рический герой. «Я бы хотел, чтоб этот лес дремучий, Невозмутимый, древний и могучий, Не просто был личиной тьмы, но чащей, В даль без конца и края уводящей. «Into my own» – «О своем» (Перевод Г. Кружкова).

Изображение лесного пространства как не-кой притягательной бездны, сакральной сферы, где обитают роковые силы, придает образу ста-тус не просто мифологизированной территории; это некое инициационное пространство, которое готовит герою испытания.

В этом убеждаешься, когда, например, чита-ешь первые строки стихотворения «Войди!». «И я вышел к опушке лесной, Там дрозд мне пел! Лес, снаружи укутанный тьмой, В ночи чернел». (Перевод А. Котовской).

Общий философский смысл стихотворения связан с ситуацией выбора лирического героя: входить или не входить? Поистине гамлетовская коллизия еще вызывает и невольную ассоциа-цию с Данте (Земную жизнь пройдя до половины,/ Я очутился в сумрачном лесу).

Таким образом, рецепция леса как простран-ства духовного преображения опирается на архе-типические основы, которые в состоянии увидеть любой образованный человек иной культуры. В этом случае переводчику не о чем беспокоить-ся. Однако даже в стихотворении с легко прочи-тываемой мифологической символикой заклю-чена опасность искажения авторского замысла. Если переводить the edge of the woods как опушка леса, то пропадает мрачный, мистический коло-рит образа: в сознании русскоязычного читате-ля – опушка, как правило, вызывает позитивные ассоциации.

Однако, отказавшись от сказочной опушки, переводчик рискует придать стихотворению не свойственную ему патетику. Финал текста по-фро-стовски ироничен: I meant not even if asked, / And I hadn›t been (Мой ответ – нет, если меня спро-сят,/ Но никто меня и не спросил).

Возвращаясь к образу леса, отметим вы-раженный мифологизм сюжета еще одного сти-хотворения Р. Фроста – «За водой». Перед нами классическая сказочно-мифологическая завяз-ка первой строфы: герои отправляются в лес на поиск родника. Некая потеря, утрата чего-либо становится побудительным мотивом для начала пути. По сути уже в первой строфе начинает скла-дываться классическая трехчастная структура инициационного сюжета по В. Проппу: «потеря – поиск – обретение».

Простое событие, обозначенное в первой строфе, может быть расценено как начало симво-лического поиска источника жизненного смысла, источника творчества. Далее мы увидим, как все образно-сюжетные константы волшебной сказки будут просто идеально выдержаны в этом ма-леньком стихотворении.

То, что герои отправляются за водой в лес в ночное время, противоречит законам бытовой логики, зато весьма согласуется с логикой онто-логической: мир ночи – мир метафизический, про-странство божественного откровения и постиже-ния высшей истины.

В чаще путешественников встречают сказоч-ные лесные существа – гномы. Учитывая то, что у Фроста в качестве обозначения волшебных лес-ных жителей избрано слово gnome, а не, напри-

73


мер, синонимичное, но более агрессивное dwarf, резонно предположить, что автор стремился со-хранить атмосферу веселой игры, дружествен-ного расположения, которые демонстрирует ма-ленький лесной народец.

Без сомнения, русский переводчик выбе-рет единственно возможный вариант перевода, по сути – кальку: гном. Русскоязычный читатель в своем восприятии опирается, прежде всего, на образы трудолюбивых и незлобивых гномов, зна-комых нам по сказкам братьев Гримм.

Переводчику даже не приходит в голову на-селить фростовский лес мелкими демонами сла-вянской мифологии. Однако в другом стихотворе-нии поэта «Смех демиурга» возникают большие основания для привлечения ассоциаций, связан-ных с культурой языка перевода и с образами сла-вянской мифологии.

Мотив выбора пути в лесной чаще, конеч-но же, трактуемый исследователями творчества Фроста как выбор жизненного, творческого пути, заявлен во многих произведениях автора.

Как правило, литературоведы ссылаются, прежде всего, на самое известное стихотворение Фроста – «Неизбранная дорога» (The Road Not Taken).

«Опушка – и развилка двух дорог. Я выбирал с великой неохотой, Но выбрать сразу две никак не мог». Перевод В. Топорова.

В стихотворении «Смех демиурга» лириче-ский герой избирает путь Демона, и за этим выбо-ром неизбежно следует справедливое возмездие: Демон леса (бес в сознании самого героя) пресле-дует и пугает его.

Несомненно, у существа, образ которого соз-дает Фрост, хтоническая природа. Он буквально вырастает из земли, в земном углублении, яме (wallow) – его лежбище, что придает ему некую бестиальность, монстрообразность. Это лесной языческий бог, который невольно представляется в виде обросшего мохом, заплетенного ветвями существа наподобие Пана или Лешего.

У Фроста образ лесного демона вызывает еще и ассоциации со славянским мифологиче-ским существом Вием за счет образа «залеплен-ных» глаз. В оригинале: The Demon arose from his wallow to laugh,/Brushing the dirt from his eye as he went. – Демон поднялся из своей ямы, смеясь,/ Счищая по пути со своих век налипшую грязь.

Приведем фрагмент текста: «Этот голос не вел, а в чащобу манил, Был невнятным, глум-

ливым – меня он пугал. Словно кто-то безжа-лостный звал и дразнил, В чаще леса проснулся и вслед хохотал».

«Встал из ямы и веки свои разлепил, И тогда я смекнул, чей же голос то был». Герой сюжета прячется от взгляда лесного демона: I … checked my steps to make pretence ,… he stayed to see (Я выверял каждый свой шаг, прятался,….он оста-новился, чтобы найти меня взглядом).

Лесной бес – не только порождение вообра-жения героя, но и знак непостижимости бытия, символ несовершенства познающего разума, спо-собного породить чудовищный фантом вместо ис-тинного Бога.

Несомненным мифологическим потенциа-лом обладает еще одно стихотворение Р. Фроста, также связанное с проблемой познания, – «Нечто там есть» («For Once, Then, Something»).

Заглядывая в колодец, герой всматривается в темную глубину и однажды находит там нечто светлое, привлекающее его внимание.

«Как-то раз, долго вглядываясь в воду, Я за-метил под отраженьем четким – Сквозь него – что-то смутное, иное, Что сверкнуло со дна мне – и пропало».

Образ папоротника значим для сохранения мифопоэтических черт текста Фроста. Для рус-скоязычного читателя с образом папоротника связаны важные гносеологические смыслы, ведь в славянской мифологии папоротник – символ тайнознания.

Обратим внимание на риторические вопросы в конце стихотворения Фроста. Они прямо указы-вают на символический смысл сюжета.

«…Чем был это светлый проблеск? Исти-ной? Кусочком кварца? Но что-то там было».

Сохраняя в тексте образ папоротника (пере-вод С. Степанова), переводчик дает возможность русскоязычному читателю достроить ассоциа-тивный ряд, связанный с мотивом познания: ко-лодец – глубина – папоротник – тайнознание – истина.

Специфика мифопоэтики Р. Фроста в том, что в его лирике появляются и начинают жить собственной жизнью мифологические или ска-зочные персонажи, которые, будучи помещенны-ми в не свойственный им контекст, обретают и не свойственные им функции, например, меняют эмо-циональный регистр текста: страшное вдруг ста-новится смешным; патетически приподнесенное вначале разрушается авторской иронией в конце.

Список литературы1. Проблемы становления американской литературы. М.: Наука, 2002. 382 с.2. Фрост Р. Движение, совершаемое в стихотворении / пер. А.М. Зверева // Писатели США в литературе. М.:

Прогресс, 1974. С. 287–290. 3. Фрост Р. Из девяти книг. М.: Изд-во ин. лит., 1999. 142 с.4. Фрост Р. Чёрный дом / пер. Д. А. Прияткина // Памир. 1998. № 7. С. 84–86.

74


УДК 81Юлия Александровна Нелюбина,

преподаватель,Челябинский государственный университет,

г. Челябинск, Россия,e-mail: [email protected]

Повар как актуальный образ профессионала в современном российском кинодискурсеНа основе анализа кинотекста «Кухня» раскрывается заинтересованность российского кинозрите-

ля в кулинарном искусстве и, как следствие, придаётся новая значимость профессии повара в совре-менном обществе. Анализ заголовков кинотекстов показывает всё большую актуализацию данной про-фессии и кулинарной сферы в общем и в современном российском кинематографе. Приближённость кулинарной профессиональной лексики к общеупотребительной делает профессию повара более по-нятной и близкой к обычному зрителю, а значит, получает отклик в его душе.

Ключевые слова: кинообраз повара, кинодискурс, кинотекст, кулинарная сфера, профессиональ-ная сфера

Yulia A. Nelyubina,Teacher,

Chelyabinsk State University,Chelyabinsk, Russia,


Cook as a Relevant Image of Professional in Modern Russian Film DiscourseBased on the film text “Kitchen” the analyze shows that Russian audience is interested in the art of

cookery, which means the importance of cook in modern society. The analyze of film text’s titles shows that this profession becomes more popular and relevant as well as cookery itself and modern Russian cinematograph. Closeness of professional vocabulary of cookery and common vocabulary makes this profession more clear and close for ordinary audience, which makes the audience like it.

Keywords: film image of cook, film discourse, film text, cookery, professional sphere

Несмотря на то, что кинообраз повара пока еще не завоевал лидирующие позиции в списке наиболее распространенных в российском кине-матографе профессий, тем не менее, количество телесериалов и полнометражных фильмов, где повар становится ведущим киногероем, неуклон-но растет. Еда всегда была и остается насущной потребностью в жизни любого человека, многие люди любят обедать и ужинать в ресторанах, кафе или закусочных, но не так часто мы заду-мываемся о том, кто приготовил нам те или иные блюда, хотя профессия повара – одна из старей-ших в мире. Именно в последние годы режиссеры и сценаристы обратили внимание на «кухню» – место, где происходит таинство приготовления еды, а профессия повара получила свою актуали-зацию в кинематографе.

Анализ заголовков российских кинотекстов за 2010–2017 гг. на сайте «Кинопоиск» [2] пока-зал, что кинообраз повара в качестве ведущего в кинофильме становится все более популярным. Это выражается в таких названиях, как «Вакантна жизнь шеф-повара», «Два с половиной повара», «Кухня», «Кухня в Париже», «Открытая кухня», «Высокая кухня», «Кулинарная звезда», «Кули-нар», «Французская кулинария» и другие. Кроме того, определенную коннотацию имеют заголовки, в составе которых присутствуют названия про-дуктов питания («Чеснок, лук и перец», «Моло-ко», «Шашлыки», «Ананас», «К теще на блины», «Чай», «Весь этот джем»), лексемы «еда», «вкус» («Вкус», «Вкус граната», «Еда, я люблю тебя», «Неделя еды»), названия схожих профессий

(«Бариста», «Бармен»), названия приемов пищи и блюд («Холодное блюдо», «Завтрак в постель», «Завтрак у папы») и т. п. все это указывает на все большую заинтересованность зрителей в теме еды, удовлетворения своих базовых потребно-стей, к которым добавляются эстетические, так как главным становится не просто покушать, а получить эстетическое удовольствие от блюд и окружающей атмосферы ресторана. Важную роль в этом играет человек, который делает это возможным – повар.

Материалом данного исследования послу-жил кинотекст первой серии полюбившегося российским зрителям телесериала «Кухня» [3], в которой раскрываются первые шаги одного из героев в качестве повара в элитном ресторане.

Кинотекст открывается монологом-повест- вованием Максима Лаврова: «Чего бы вам хо-телось? Сочный кусок телятины, обжаренный с чесноком, розмарином и перцем? А может, нежнейшей сёмги с соусом из сливок, аромат-ных грибов и фантастического белого вина? Или припущенных на гриле помидоров с кусочка-ми цуккини, запеченных до карамельной корочки? Еда – это страсть. Еда – это любовь. Еда – это жизнь для каждого человека. Я повар. Я знаю, о чем говорю. Правда, это не я. Вот я. Но ниче-го, через пару лет я тоже стану известным по-варом, потому что знаменитостям достаются самые красивые девушки».

Несмотря на то, что профессиональная лексика повара состоит в основном из общеупо-требительной, тем не менее, у нее достаточно

75


ограниченна сфера: название продуктов питания, кухонные принадлежности, способы приготовле-ния и т. п. В данном отрывке видна страсть Мак-сима к своему делу, он как будто смакует каждое название продукта и блюда, и зрители верят, что он действительно достоин называться поваром.

«Я всегда знал, что буду поваром. Не мили-ционером, не пожарным, не космонавтом, даже не президентом. А именно поваром». Данная реплика сопровождается видеорядом из его дет-ства: первых попыток приготовить блины. Нечасто встретишь, чтобы детская мечта по будущей про-фессии воплотилась в реальность во взрослом состоянии. Он остался верен своей мечте, своему идеалу, что говорит о его большой любви к своей профессии.

Несмотря на то, что зрителям показывается видеоряд только из его детства и армейский жиз-ни, где он, вполне ожидаемо, был поваром и даже готовил для знаменитого московского ресторато-ра, который пригласил его в свой ресторан после окончания службы Максима, чуть позже зрители также узнают о том, что более серьезный опыт профессиональной деятельности у него также есть: он работал в одном из воронежских ресто-ранов.

Тем не менее, придя в ресторан Клод Моне, ему приходится доказывать, что он достоин рабо-тать на Кухне – священном месте для шеф-пова-ра этого ресторана, Виктора Баринова, который не может позволить работать в этом месте люби-телям.

Так, перед зрителями разворачивается про- тивостояние профессионала своего дела – шеф- повара самого элитного ресторана и новичка. Благодаря такому излюбленном приему авторов кинотекста вырисовывается контраст профессио-нализма и любительства.

В одном из эпизодов шеф-повар спрашивает Максима, почему он считает, что повар – подходя-щая для него профессия:

– Почему не цирк?– В смысле?– Почему не цирк, не завод, не таксопарк, не

крематорий, что тебя на кухню понесло? Лав-ров Максим?

– Ну, потому что я повар. Я профессионал своего дела.

– Что? Кто ты? Профессионал? Иди сюда. Вон видишь? Это Сеня, он, конечно, дуралей, но ножом тебе ноги побреет так, что ты даже не заметишь. Вон смотри, Айнура, три года у нас работает без разрешения на работу. А вон Луи, ежедневно наш ресторан делает сто тысяч только на его десертах. А ты так можешь? Профессионал! <…> А ты что можешь, профес-сионал?

– Я готовить умею. – Да ну! Внимание, все! Внимание! Тихо! На-

конец-то у нас на кухне появился человек, ко-торый умеет готовить! Мы пять лет ждали его. И, Аллилуйя. Он пришел. Вот он. Наш спа-ситель. Избранный. Есть работа, которая под силу только тебе.

Благодаря цепи случайных обстоятельств, Максим Лавров был принят на работу на кухню в ресторан своей мечты, но Баринов, как кажет-ся Лаврову, все время над ним издевается. Од-нако за издевательствами скрывается желание шеф-повара узнать, каков Максим на самом деле, на что он готов пойти ради работы, как может себя раскрыть. Несмотря на то, что шеф-повар отправляет его сначала делать ненужную работу (отклеивать этикетки с бананов), он все же дает ему несколько шансов хоть как-то проявить себя: приготовить десерт для собаки, а затем и блюдо для себя, с условием, что если шефу не понравит-ся, то он будет уволен. В конце концов, испытание новичок прошел, несмотря на череду непредви-денных ситуаций.

Вся первая серия направлена на то, чтобы зритель понял, что перед ним шеф-повар – про-фессионал своего дела: «Сделай средней про-жарки. <…> Никогда не используй этот отвра-тительный коньяк. Уже готово. Режь мельче. Мясо отбивай. Розмарин. Эээ, соли через семь минут: мясо будет нежнее, идиот. Три минуты до готовности. Проследи».

Из данных фраз видно, что шеф, как его на-зывают подчиненные, знает секреты успеха при-готовления блюд, указывая каждому из поваров, мимо которых проходит, ошибки и недочёты, кото-рые те совершили или должны избежать. А если учесть, что он в тот момент только что проснул-ся после ночи распития спиртного и не выглядит адекватным и здоровым, зрители, наверняка, вспоминают русскую поговорку: «Мастерство не пропьешь», которая в очередной раз подтвержда-ет профессионализм шеф-повара.

Характерна в этом отношении следующая его реплика: «Ну что за инвалиды, все прихо-дится делать самому. Давай тащи сюда бара-нину или свинину. <…> Лева, кролика и трюфели. Федя, кольцами (лук). Сеня, соломкой. Отошел, огузок. Папочка готовить будет». Раздавая указания поварам, он называет себя «папочкой», подчеркивая, что именно он главный здесь, зна-ет, как и что делать лучше, чем кто-либо на этой кухне, в то же время он показывает свое покро-вительство всем подчиненным и его заботу о них и своей любимой кухне, он строг, но справедлив, как глава семейства. Здесь же использованы ха-рактерные для речи повара клише: упоминание различных способов нарезки продуктов питания, обращение к новичку «огузок».

Согласно Кулинарному словарю, огузок – «Бедренная часть конечности туши убойного скота. Считается мясом второго сорта. При при-готовлении это мясо необходимо хорошо отбить или несколько раз провернуть через мясорубку» [1]. Данное слово представляет собой термин ку-линарной сферы. Обращаясь к Максиму Лаврову подобным образом, шеф-повар показывает свое отношение к нему, как к человеку с недостаточ-ными профессиональными поварскими знани-ями, которому предстоит еще много научиться, прежде чем занять достойное место повара на Кухне.

76


Однако, стоит отметить, что Максим всячески пытается доказать свои способности и предпри-нимает попытки показать себя:

– Шеф, есть идея. Мое фирменное блюдо, курица в сливочном соусе со шпинатом и кедро-выми орешками. Когда я работал в ресторане в Воронеже, все были от него в восторге.

– Суперидея. А я, пожалуй, приму твое предложение, о, непонятный человек, попавший случайно сегодня днем на мою кухню, ведь твое блюдо было хитом в самом Воронеже. Федя, еще тащи пять ящиков бананов. Видишь, человеку делать нечего.

Тем не менее, Баринову его попытки пока не доказывают ничего, а идеи кажутся любительски-ми, недостойными внимания.

Подводя итоги анализа художественного кинотекста «Кухня», мы делаем вывод, что в со-

временном российском кинодискурсе профессия повара становится популярна, во многом благо-даря продолжительному телесериалу «Кухня» и ее продолжений, которые полюбились россий-скому зрителю, возможно, во многом благодаря тому, что кулинарная сфера в некоторой степе-ни близка бытовой жизни зрителя, а професси-ональная лексика во много понятна. Благодаря истории становления Максима Лаврова профес-сиональным поваром под руководством масте- ра – шеф-повара Виктора Баринова, зритель может проследить, как любитель становится профессионалом, на основе этой истории может сам указать критерии профессионализма данной профессии, почувствовать себя приобщенным к великому кулинарному искусству, что делает профессию повара значимой, интересной и ак-туальной.

Список литературы1. Зданович Л. И. Кулинарный словарь [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.dic.academic.ru/dic.

nsf/dic_culinary/1588 (дата обращения: 30.04.2017).2. Кинопоиск [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.kinopoisk.ru/ (дата обращения: 22.07.2017).3. Кухня // Россия: телесериал / реж. Д. Дьяченко. 2012–2016.

УДК 801.7Марина Анатольевна Пащенко,

кандидат филологических наук, преподаватель,Читинский медицинский колледж,


Образ Богородицы в христианских литургических текстахВ статье анализируются интерпретация образа Богородицы в литургических текстах христианских

конфессий и языковые средства его формирования.Ключевые слова: Богородица, православие, католичество, молитва

Marina A. Paschenko,Candidate of Philology, Teacher,

Chita Medical College,Chita, Russia,


The Image of the Mother of God in the Christian Liturgical TextsThe article analyzes the interpretation of the image of the Mother of God in the liturgical texts of the

Christian denominations and linguistic means of its formation.Keywords: the Mother of God, Orthodoxy, Catholicism, prayer

Образ Девы Марии, матери Иисуса Христа, как один из главных образов Христианства, широ-ко представлен в богослужебных текстах основ-ных христианских течений – Православия и Като-личества. В каждой стране христианской культуры сложился свой образ Матери Иисуса, свои тради-ции ее почитания, но, в целом, существует и кано-нический, общеконфессиональный образ, наде-ленный принятыми эпитетами, употребляемыми в литургических текстах, в молитвах к Пресвятой Богородице.

Почитание Богородицы в Православии пред-ставлено множеством ее иконографических обра-зов, большим количеством молитв, праздников.

Во все Богородичные праздники, а также в дни па-мяти Богородичных икон священно- и церковно- служители используют богослужебные облачения голубого цвета, который символизирует высшую чистоту и непорочность. В седмичном круге бо-гослужения среда, пятница и воскресенье особо посвящены Богородице [2].

Образ Богородицы в сознании верующего складывается как при созерцании икон, так и под влиянием текстов божественной литургии и мо-литв, обращенных к Деве Марии.

В молитвах к Пресвятой Богородице, при-нятых в Русском Православии, подчеркивается, в первую очередь, близость Богородицы к Богу,

77


ее почти равная с Ним власть. Богородица в Пра-вославии может даровать/подавать блага, избав-лять от напастей и всякого зла, от искушений, упокоивать душу умершего, смягчать участь (на Страшном Суде), миловать и прощать.

Пример: «О Пресвятая Госпоже Влады-чице Богородице! Воздвигни нас, раб Божиих (имена) из глубины греховныя и избави нас от смерти внезапныя и от всякого зла. По-даждь, Госпоже, нам мир и здравие…» [17].

Пример: «О, Пресвятая Владычице Бого-родице, спаси и сохрани рабов Твоих (имена ро-дителей и сродников), а умерших со святыми упокой в вечной славе Твоей» [3].

Дева Мария – образец чистоты и непорочно-сти, победы над искушениями:

Пример: «Достойно есть яко воистиннубла-жити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пре-непорочную и Матерь Бога нашего. Честней-шую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рожд-шую, сущую Богородицу Тя величаем» [22].

Богородица является наставницей для веру-ющих:

«О, пресвятая Владычице Богородице, спаси и сохрани и соедини (или присоедини) к Святой Православной Церкви заблудших и отпавших рабов Твоих (имена)» [4].

«О, Пресвятая Владычице Богородице, из-бави меня от помышлений суетных и даруй мне ум и сердце, стремящееся ко спасению души» [7].

Богородица – заступница перед Господом:«Ей, Госпоже Пречистая! Милостива мне

буди зде и на Страшнем Суде. Ты боеси, Госпоже, слава небесных и упование земных. Аминь» [18].

«О, Пресвятая Владычице Богородице, сподоби меня при последнем издыхании прича-ститься Святых Таин Христовых и Сама про-веди душу чрез страшные мытарства» [5].

Молитвами Богородицы, Спасе, спаси нас [1].Богородица – утешительница и целительница:«О, Пресвятая Владычице Богородице,

утоли наши скорби и пошли утешение скор-бящим и болящим рабам Твоим (имена)» [4].

Богородица – защитница от земных, житей-ских невзгод:

«Моление теплое и стенa необоримая, милости источниче, мирови прибежище, при-лежно вопием Ти: Богородице Владычице, пред-вари, и от бед избaви нас, едина вскоре пред-стaтельствующая» [26].

В православных молитвах к Богородице редко используются сравнения; их, практически все можно перечислить: «Честнейшая Херувим и славнейшая без сравненья Серафим» и «мо-ление теплое»,«стенa необоримая», «милости источниче», «мирови прибежище».

Божественная сила Богородицы, ее деяния, выраженные в молитвах, имеют и визуальную па-раллель. В русской православной иконографии множество икон, посвященных особым деяниям Девы Марии: целительству, помощи при родах

(Скоропослушница, Нечаянная радость, Неупи-ваемая Чаша, Помощница в родах), утешению, помощи слабым,обиженным и страдающим (Всех Скорбящих Радость, Утоли моя печали), заступ-ничеству перед Богом за грешников (Споручница грешных), примирение враждующих, избавление от греховных страстей (Семистрельная или Умяг-чение злых сердец), защита от врагов и семей-ное благополучие (Троеручица), прибавление ума (Прибавление ума) и многие другие. При обраще-нии к таким иконам читаются особые молитвы [24].

Характерно отсутствие в православных мо- литвах символического наименования Богороди-цы: к ее образу почти не применяются зооморф-ные или фитоморфные метафоры, за исключе-нием случая, когда она называется Агницей (по аналогии с Христом – Агнцем Божиим): «Агница – Мария, видя Своего Агнца ведомаго на заклание, следовала (за Ним) рыдая...» [23] и одной метафо-рической номинации «Корень девства», при обра-щении к иконе «Неувядаемый цвет», на которой Мария изображена с белой лилией в руке – сим-волом непорочности и на иконе «Благоуханный цвет», изображающей Деву Марию с младенцем Иисусом в обрамлении цветов [10; 11].

В православных литургических текстах опи-саны и земные, человеческие чувства Девы Ма-рии. Благовещение о зачатии и рождении Ею Бо-жественного младенца Иисуса Христа побуждает Марию радоваться: Богоро́дице Де́во, ра́дуйся, благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю, Благосло-ве́нна Ты в жена́х и благослове́н Плод чре́ва Тво-его́, я́ко Спа́са родила́ еси́ душ на́ших (молитва на основе стиха Евангелия) [16].

Страдания Богородицы во время пленения и распятия ее сынаподробноописаны в «Умили-тельном каноне о распятии Господа и на плач Пресвятой Богородицы», в точном соответствии с текстом Евангелия, но уже от лица Марии. В этом тексте Божественной Литургии Страстной Пятницы Мария ведет трагический диалог-плач с Сыном, терпящим муки на кресте [23].

Отсутствие сложных сравнений и метафор в литургических православных текстах создает простой, доступный восприятию обычного мирско-го человекаобраз Девы Марии. Несмотря на вы-сокий, божественный статус, обозначенный в мо-литвах («Царица Небесная», «Владычица мира»), это образ царицы, но царицы милосердной, лю-бящей и сочувствующей любому, кто обращается к ней с молитвой, надежной защитницы («стена необоримая»). В образе Богородицы русский че-ловек всегда искал заступничества, которого зача-стую был лишен в жизни, уповая на материнское милосердие и всемогущество Матери Господа. Поэтому, православный образ Девы Марии в ли-тургических текстах, хоть и наделенный эпитетами совершенства, вызывает представление о доброй «матушке-царице», заботящейся о своем народе, активно и реально помогающей людям [12, с. 209].

Характерно, что православные Богородич-ные молитвы ничего не сообщают о внешности Девы Марии, а сосредоточены лишь на ее душев-ном и нравственном облике.

78


Католическое почитание Богородицы также, как и в Православии, выражается множеством праздников, иконами и молитвенными обращени-ями к Деве Марии.

Почитание Девы Марии в Католичестве создало особенный, поэтичный образ Матери Христа. В отличие от православных молитв, по-священных Деве Марии, католические тексты на-полнены метафорами. Это имеет исторические корни, уходящие в Средневековье. Символизм был одной из доминант средневековой культуры. Идея его состоит в том, что всякий предмет зем-ного мира понимается как символ высочайшего, предельного и совершенного Божества (источни-ка всех реальностей и всех символов), каждый предмет реальности имеет отпечаток Божества и служит Богу. Символизм являлся отличитель-ной чертой мышления средневекового человека: во всем он видел особое значение, таинственный смысл. Такую же природу имеет и религиозный символизм, когда весь земной мир выступает сим-волом мира божественного [14]. Именно поэтому, тексты католических молитв, многие из которых созданы в средневековой Европе, наполнены символическими наименованиями Девы Марии. Как пример, можно привести Литании к Пресвятой Богородице. Лита́ния – молитва, состоящая из по-вторяющихся коротких молитвенных воззваний. Литании могут адресоваться к Христу, Деве Ма-рии или святым. Лоретанская Литания Пресвятой Богородице – наиболее часто читаемая во время богослужений в честь Девы Марии. Нравственная сущность Богородицы и ее душевные качества, прославляемые в Литании, транслируются верую-щим через метафоры, требующие от них опреде-ленной подготовки – как минимум, ознакомления с некоторыми текстами Ветхого Завета. Напри-мер, такие номинации, как Роза таинственная, Царица святого Розария, Башня Давида, Башня из слоновой кости, требуют пояснения.

«Роза Таинственная» – одно из символиче-ских наименований Матери Божией. Традицион-но многие ветхозаветные тексты Библии, в кото-рых упоминается этот цветок, христиане относят к Деве Марии. В Средневековье существовал обы-чай в праздники Божией Матери раздавать розы, благословленные священником, а также венчать Её статуи венками из роз. При этом венцы для Богородицы сплетали из белых, красных и жел-тых роз – эти цвета означают радость, страдания и славу Матери Божией, что, в свою очередь, свя-зано со Священным Преданием, которое гласит, что Архангел Гавриил некогда преподнес Деве Марии три венца из небесных роз: белых, красных и золотых (желтых) [25].Не случайно, и молитва, основанная на стихе Евангелия – Ангельского приветствия Деве Марии «Радуйся, Мария…», «AveMaria…», называется «Молитва Святого Ро-зария».По преданию, Сама Богоматерь в 1214 г. явилась св. Доминику де Гузман (1170–1221) и на-учила его молитве Розария. Уже в XVI в. Розарий был широко распространен в католическом мире. Святой Розарий является как бы небесным вен-ком, сплетенным из молитв и размышлений. Ме-

тод чтения молитвы Святого Розария по четкам основан на повторениях. Например, молитву «Ра-дуйся, Мария», нужно повторять десять раз [20].

Образ Розы, Святого Розария (Закрытого Сада – символа целомудрия Богородицы) ши-роко распространен также и в европейской ико-нографии. Православие также использует этот образ в иконографии – на иконах «Благоуханный цвет», «Вертоград заключенный» и «О Тебе ра-дуется» [10].

Метафора «Башня из слоновой кости» впер-вые использована в библейской Песни песней. В Средние века в католическом богослужении это выражение стало иносказательным по отноше- нию к Деве Марии и первоначально употребля- лось как метафора красоты и непорочности. В XVI веке его латинский перевод (лат. Turrisebur- nea) был включен, среди других эпитетов, в лита-нию Деве Марии, хотя сам образ, скорее всего, восходит по меньшей мере к XII столетию. Это образ «Башни-Девы», «Башни-Девственницы», которая «никогда не была взята ни силой, ни хи-тростью, ни богатством». Кардинал Джон Генри Ньюман в 19 в. комментировал сравнение Девы Марии с Башней из слоновой кости: «Кому, как не непорочной Деве Марии, выросшей в недоступ-ном уединении Храма, чистой и целомудренной, пристало прозвание «Башни из слоновой кости»? … Она с невероятной внутренней силой непоко-лебимо стояла у подножия креста, не повергаясь на землю в отчаянии, стойко перенося душевные муки длившихся Страстей своего Сына. В этом величии в час страданий, она по сравнению с апостолами, может быть сравнима с Башней ... из слоновой кости, белизна, чистота и изящество драгоценного материала которой подобно чарую-щему милосердию Мадонны» [13].

Изображения башни распространены в като-лической религиозной живописи и на церковных витражах.

Страдания Богоматери во время крестных мук ее сына представлены в литургическом тек-сте Страстной недели «Горечь скорби», которая также ведется от лица Девы Марии, но не в фор-ме диалога матери и сына, как в православном кондаке, а в форме диалога души верующего с Матерью Господа. Мария говорит о том, что она видит и чувствует. Это отчаяние матери, которая, видя муки своего сына, не может ему помочь. Она готова страдать сама, лишь бы избавить сына от оскорблений, боли и смерти:

Отчего, скажи Мария, * Ты в такой печали ныне, * Отчего страдаешь Ты?

Я стою, едва живая, * Слова не могу про-молвить, * Боль мне раздирает грудь!

Плачу Я, едва увидев, * Сына Своего боре-нье, * И Его лицо в крови.

Света Матерь и источник, * Разделяю Твоё горе, * Дай и мне с Тобой рыдать.

***Вижу, Сына истязают, * Вижу, как бичами

ранят, * У позорного столба.Дай, Мария, чтобы были, * В память о Его

страданьях, * Раны на сердце моём.

79


Слышу я, как Сын страдает, * Оскорбленья получает, * И страдаю вместе с Ним.

Дай, почувствовать, Мария, * Как страда-ешь Ты от муки, * Страсти с Сыном разделю.

Если б только Я сумела, * Крест с Его плеч Я сняла бы, * Понесла бы на Себе.

Дай, Мария, мне с Тобою, * Крест Христов нести по жизни, * В сердце утвердить Его.

***Я стою в великой скорби * Под Крестом

убита горем. * Сердце страждет и болит.Матерь, всей душой хочу я, * Глядя на Хри-

ста распятье. * Искренне с Тобой рыдать.Слышу как Мой Сын любимый * Умирает со

стенаньем. * Умираю с Ним и Я.Я хочу с Тобой, Мария, * Разделить Твои

страданья. * Всмертный Иисуса час [19, с.576 ].Сюжет о Крестном пути Христа и скорби Бо-

городицы посвящены также многие живописные работы европейских мастеров.

Среди эпитетов, относящихся к Богородице, есть и указывающие на внешнюю красоту Матери Господа: сравнения ее с солнцем, луной, радугой, звездой, жемчужиной, лилией и розой, эпитеты «прекраснейшая», «пресветлая» – это красота всего – и внешнего, и духовного облика Девы Ма-рии. Это также отражено в текстах литаний к Пре-святой Богородице. Приведем пример – фрагмент Доминиканской Литании к Пресвятой Богородице Деве Марии:

Святая Мария, Госпожа прекраснейшая, мо-лись о нас.

Святая Мария, радуга, исполненная радо-сти, молись о нас.

Святая Мария, неба Звезда ярчайшая, мо-лись о нас.

Святая Мария, Луна сияющая, молись о нас.Святая Мария, солнце светом затмеваю-

щая, молись о нас.Святая Мария, краса Ангелов, молись о нас.Святая Мария, лилия целомудрия, молись

о нас.Святая Мария, Госпожа пресветлая, молись

о нас.Святая Мария, жемчужина Жениха небесно-

го, молись о нас.Святая Мария, звезда моря, молись о нас.Святая Мария, неувядающая роза, молись

о нас [9].В Католических молитвах к Деве Марии чаще

всего присутствует обращение «Мать» – мать нежная, любящая, сострадающая, милосердная. Пример из Лоретанской Литании к Деве Марии:

Матерь Христова, молись о насМатерь Церкви, молись о насМатерь нетленная, молись о насМатерь пречистая, молись о насМатерь целомудренная, молись о насМатерь нескверная, молись о насМатерь непорочная, молись о насМатерь прелюбимая, молись о насМатерь предивная, молись о насМатерь доброго совета, молись о нас

[19, с. 486].

По сравнению с православными молитва-ми, просящими Богородицу активно вмешивать-ся в жизнь людей (спасти, простить, помиловать, даровать, исцелить и т. д), молитвы католические просят ее, главным образом, молиться и засту-питься за человека перед Господом. Она – по-средница между Богом и людьми, хотя и стоит к Нему ближе всех святых. Она может умолить Господа, подсказать и направить его как мать, но сама исполнять что-либо без Его воли не мо-жет. В основном, она Молитвенница, Заступница за людей перед Богом, подобно матери, которая просит главу семьи не наказывать детей слишком строго. Она может защитить – укрыть от опасно-сти своим Покровом, как мать укрывает ребенка:

Мать Пресвятая, грешников надежда, * Сжалься над нами ныне, как и прежде. * Мы, дети Евы, скорбно умоляем: * Будь милосердна, мы к Тебе взываем!

Где в этом мире нам искать защиты? * Только с Тобою мы от бед укрыты. * Матери сердце слабых принимает, * И благосклонно страждущим внимает.

Ради усердных Матери молений, * Сын Твой прощает наши прегрешенья. * От бурь и зноя на пути суровом * Ты укрываешь нас Своим покро-вом [19, с. 980].

Образ Богоматери, укрывающей людей сво-им Покровом изображен на многих католиче-ских иконах и картинах на Евангельские темы. Это образ «Мадонны милосердия», “Madonna misericordi”.Главное достоинство Марии то, что она послушна воле Господа, своего сына, поэто-му, «подательницей благ» может быть только по воле Христа:

Матерь помощи неустанной, Матерь помо-щи неустанной, испроси для нас дождь благода-ти у Иисуса, Сына Твоего [19, с. 975].

В отличие от Православия, в Католичестве значительно меньше молитв Богородице, чи-тающихся перед определенной иконой. Среди немногих икон Богородицы «специального на-значения», которое отражено в названии, мож-но назвать икону «Дева Мария, распутывающая узлы». Сюжет образа восходит к словам святого Иринея: «узел непослушания Евы получил разре-шение чрез послушание Марии. Ибо что связала Ева чрез неверность, то Дева Мария разрешила чрез веру». Культ вокруг этого образа возник лишь в 1980-е годы, в Латинской Америке, под влияни-ем священника-иезуита Хорхе Марио Бергольо, ныне интронизированного как папа Франциск I. По легенде, около 1610 года баварский дворянин Вольфганг Лангенмантель обратился к аугсбург-скому иезуиту Якобу Рему с просьбой примирить его с женой. Семейство шло к разводу, что в тог-дашней Баварии было немыслимым. Рем прика-зал незадачливому мужу принести ритуальные ленты, использовавшиеся при венчании, и совер-шил над этими лентами молитву о том, «чтобы все узлы развязались и споры разрешились». Легенда утверждает, что при этом Рему было яв-ление Богородицы. Супруги примирились, а око-ло 1700 года их внук Иероним Лангенмантель (к

80


тому времени – настоятель монастыря св. Петра) заказал картину в память о чуде, Иоганну-Мель-хиору-Георгу Шминдлеру [8].

Хотя Литании и молитвы Розария являются, в некотором смысле, универсальными для помо-щи молящимся, существуют и молитвы по особым случаям. Среди них – такая форма, как новенна, молитва с прошением о чем-либо, обращенная к Богу или святым, читающаяся 9 дней. Одна из новенн обращенак Марии, распутывающей узы. Это одна из редких «специальных» католических молитв с иконографическим сопровождением. Как пример, приведем Молитву 9 дня (благодар-ственную):

Пресвятая Матерь, наша заступница!К Тебе, разрешающей узы, прихожу сегодня,

чтобы поблагодарить Тебя за то, что Ты развя-зала этот «узел».

Ты знаешь, какую боль он мне причинял.Благодарю Тебя, моя любимая Мама.Оберни меня покровом Твоей любви.Защити меня.Освяти меня Своим миром.Пречистая Дева Мария, разрешающая узы,

молись обо мне [21].Именование Девы Марии «Матерью доброго

совета» включено в Литанию к Пресвятой Бого-родице: «Матерь доброго совета, молись о нас» - строка из Лоретанской Литании. Существует и од-ноименная чудотворная икона.Согласно легенде, оначудесным образом перенеслось в итальян-ский городок Дженаццано из албанского города Скутари (Шкодер)25 апреля 1467 года, во время праздника Святого Марка, спасшись, таким обра-зом, от нападения турков на Албанию [15].

Не случайно именование Богородицы «Ца-рицей Мира» («Maria, reginamundi…») [19, с. 969] и «Матерью мира». Многие страны считают Бого-родицу покровительницей именно своей страны. Прошение о покровительстве Богородицы России включено в литанию. Обычно добавляется строка «Царица России, молись за нас» [19, с. 486].

Качества Девы Марии, прославляемые в ка-толических молитвенных текстах – это, в первую очередь, целомудрие и непорочность, послуша-ние воле Господа, милосердие, сострадание, го-товность просить за каждого о милости и проще-нии своего сына, Господа Иисуса Христа. Наряду

с душевными качествами Девы Марии, в молитвах есть указания на ее внешнюю красоту, что состав-ляет гармонию ее духовного и внешнего облика. В сравнении с образом Богородицы в православ-ных литургических текстах, она не обладает само-стоятельной волей к действиям – дарованию благ, прощению, чудотворству, находясь в полном по-слушании Богу и является проводником Его воли.

Языковые средства образования эпитетов Девы Марии в православных молитвах – это пре-восходная степень прилагательных с преоблада-ющим префиксальным слоовобразованием. Суф-фиксация менее употребительна. (Пресвятая, Пренепорочная, Преславная, Благодaтная, Все-милостивая, Всеблагая, Преблагая, Приснобла-женная, Чистейшая Честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим). Выбор существительных в номинациях Богородицы от-ражает ее статус (Приснодева, Владычица, Вла-дычица мира, Царица Небесная, Госпожа, Мати Света), и сферу «полномочий» (Утешительни-ца, Ходaтаица). Данные номинации отражают суть нравственных и душевных качеств Девы Ма-рии, заслуживающие безусловного прославления и почитания.

Русскоязычные католические молитвы яв-ляются, в основном, точным переводом с латин-ского, однако, адаптируясь к русскому обычаю именования Богородицы в православных молит-вах, в них также при переводе употребляются словообразовательные модели православных молитв с преобладанием префиксации или вы-бором синонима с адекватной степенью выра-жения признака. Например: Materpurissima – Матерь пречистая; Virgoprudentissima – Дева премудрая; Matercastissima – Матерь целому-дренная.

Таким образом, при сходстве в своих основ- ных качествах – непорочность, целомудрие, добро-та, сострадание, образ Богородицы в православ-ных молитвенных текстах наделен а) инициативой и самостоятельностью, априори одобряемыми Богом; б) описание облика Девы Марии сосредо-точено на ее духовной красоте, тогда как в тек-стах католических молитв Дева Мария а) является проводником Божественной воли, хотя и может на нее влиять; б) описание ее облика представляет гармонию нравственной и внешней красоты.

Список литературы1. Антифон 1-й. Псалом 110-й. Глас 2-й. Припев [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.azbyka.ru/

bogosluzhenie/mineia/rh08.shtml (дата обращения: 22.07.2017).2. Богородица. Википедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.ru.wikipedia.org/wiki (дата обраще-

ния: 25.07.2017).3. Богородичное правило. Первый десяток [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/orationem/

orationem-107.htm (дата обращения: 22.08.2017).4. Богородичное правило. Второй десяток [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/orationem/

orationem-004.htm (дата обращения: 25.08.2017).5. Богородичное правило. Третий десяток [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/orationem/

orationem-107.htm (дата обращения: 22.07.2017).6. Богородичное правило. Шестой десяток [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/orationem/

orationem-004.htm (дата обращения: 15.07.2017).7. Богородичное правило. Двенадцатый десяток [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/

orationem/orationem-004.htm (дата обращения: 22.08.2017).8. Дева Мария, развязывающая узлы. Википедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.ru.wikipedia.

org/wiki (дата обращения: 27.07.2017).

81


9. Доминиканская Литания Деве Марии [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.agnuz.info/app/webro ot/library/63/454/page05.htm (дата обращения: 22.07.2017).

10. Икона Богородицы «Неувядаемый цвет» [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.azbyka.ru/days/ikona-neuvjadaemyj-cvet (дата обращения: 15.07.2017).

11. Икона Богородицы «Благоуханный Цвет» [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.azbyka.ru/days/ikona-blagouhannyj-cvet (дата обращения: 22.09.2017).

12. Казаков Е. Ф. Богородица как архетип русской души // Вестник Кемеровского государственного университета. 2014. Т. 1, № 3. С. 206–209.

13. Кардинал Ньюман. «Мария – “TurrisEburneaˮ, Башня Слоновой кости». Башни дев [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.liveinternet.ru/users/3485865/post165991751 (дата обращения: 12.07.2017).

14. Картина мира в культуре Западно-Европейского Средневековья [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kulturoznanie.ru/?div=dop_mir_v_srednevekovie (дата обращения: 22.09.2017).

15. Католические иконы. Матерь Доброго Совета [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.catholichurch.ru/index.php/topic/349 (дата обращения: 25.07.2017).

16. Молитвы ко Пресвятой Богородице [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.azbyka.ru/molitvoslov/molitvy-ko-presvyatoj-bogorodice.html (дата обращения: 12.10.2017).

17. Молитва первая Пресвятой Богородице [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/orationem/orationem-004.htm (дата обращения: 22.07.2017).

18. Молитва вторая Пресвятой Богородице [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/orationem/orationem-004.htm (дата обращения: 22.07.2017).

19. Молитвенный родник. Красноярск: Claretianum, 2007. 1053 с.20. Молитва Святого Розария [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.catherine.spb.ru/audio/Rosary.pdf

(дата обращения: 30.07.2017).21. Новенна к Деве Марии, разрешающей узы [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.johanajollygirl.

livejournal.com/1699364.html (дата обращения: 22.09.2017).22. Песнь Пресвятой Богородице «Достойно есть...» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.

ru/orationem/orationem-010.htm (дата обращения: 15.07.2017).23. Плач Пресвятыя Богородицы при кресте 1. Кондак. Глас 8-й. Икос 1 [Электронный ресурс]. Режим доступа:

https://www.azbyka.ru/otechnik/Roman_Sladkopevets/kondak-plach-presvjatoj-bogoroditsy-pri-kreste (дата обращения: 22.09.2017).

24. Православные иконы и молитвы [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ikona-i-molitva.info/ (дата обращения: 30.07.2017).

25. Роза – цветок Богородицы [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.colors.life/post/1157855/ (дата обращения: 15.09.2017).

26. Тропарь. Глас 2-й [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.k-istine.ru/orationem/orationem-012.htm (дата обращения: 22.07.2017).

УДК 81Наталья Юрьевна Печетова,

кандидат филологических наук, доцент,Северо-Восточный федеральный университет им. М. К. Аммосова,

г. Якутск, Россия,e-mail: [email protected]

Алена Ильинична Филиппова,магистрант,

Северо-Восточный федеральный университет им. М. К. Аммосова,г. Якутск, Россия,


Цветовая палитра художественного произведения Рассматривается роль прилагательных цветообозначения в художественных произведениях Дины

Рубиной. Кроме своей основной номинативной функции, цветовые прилагательные выполняют также и особую художественную роль: дают представление о типичных чертах и характерах героев, помогают понять душевный мир героев, вникнуть в их переживания и чувства через описание внешнего вида, ка-кого-либо ключевого предмета окружающего пространства, состояния природы. Широкое употребление колоративов свидетельствует об особенном изобразительном языке Дины Рубиной.

Ключевые слова: произведения Д. Рубиной, прилагательные цветообозначения, индивидуаль-но-авторские неологизмы, внешность героев, внутренний мир персонажей, описание пространства, авторский стиль

82


Natalya Yu. Pechetova,Candidate of Philology, Associate Professor,

M. K. Ammosov North-Eastern Federal University,Yakutsk, Russia,


Alyona I. Filippova,Master Student,

M. K. Ammosov North-Eastern Federal University,Yakutsk, Russia,


The Color Palette of the ArtworkExamines the role of adjectives, the color terms in art works of Dina Rubina. In addition to its main

nominative function, color adjectives also perform a special artistic role: outline typical features and characters, help to understand the inner world of the characters, to understand their experiences and feelings through description of appearance, a key subject of environmental space, state of nature. The widespread use of coloration testifies to the special visual language of Dina Rubina.

Keywords: D. Rubina, adjectives, color terms, individualno-authorial neologisms, the appearance of the characters, the inner world of characters, description of space, the author’s style

В художественном тексте цвет воплощается через слово, связь цвета с эмоциональной сфе-рой автора обладает потенциальными возможно-стями выражения чувств. Семантика цветовых но-минаций обусловлена мировосприятием автора и является одной из составляющих его картины мира. Мир цвета в современной литературе – это особое явление, которое связано с окружающими нас реалиями и душевным состоянием героев.

Данное исследование посвящено изучению роли колоративов (прилагательных цветообозна-чения) в произведениях Дины Рубиной. Матери-алом исследования послужили рассказы Д. Ру-биной «Терновник», «Время соловья», «Дом за зеленой калиткой», «Уроки музыки», «На исхо-де августа» и повести «Когда же пойдет снег?» и «Высокая вода венецианцев» [1, с. 3]. Пред-ставляется интересным рассмотреть, какую цве-товую картину выстраивает в своих произведени-ях Дина Рубина.

В соответствии с проблематикой все произ-ведения писательницы, основанные на автобио-графических мотивах, можно разделить на следу-ющие группы: 1) рассказы о детстве; 2) рассказы, посвященные юношескому периоду становления личности; 3) рассказы и повести, в которых пока-заны судьбы женщин, попавших в различные жиз-ненные ситуации. В нашем исследовании пред-ставлены произведения всех трех групп.

В рассказах о детстве писательницу волнуют проблемы воспитания, сложный процесс фор-мирования детской души и то, в каких условиях, под влиянием какого общества происходило это формирование. Так, в рассказе «Дом за зеленой калиткой» место, где юная героиня брала уро-ки музыки; ассоциируется с отнюдь не самыми приятными ощущениями, так как хозяйка дома, «мягкая ленивая женщина, превосходно играв-шая изящную пьесу Бетховена «Элизе»», посея-ла в героине недовольство собой («Я ненавиде-ла свой четвертый и пятый пальцы»), презрение к себе за то, что унесла из этого дома совершенно ненужную ей губную помаду. Но это испытание, отпечатавшееся в сознании героини как «дом за

зеленой калиткой», стало не только жертвоприно-шением музыкальному идолу, но и вехой на пути к своему Дому.

В рассказе «Уроки музыки» автор акценти-рует внимание читателя на характерологических подробностях персонажей: «У старшей лицо было самостоятельным и решительным. ...И, наконец, появилась в двери ванной – в синем, длиннова-том ей платье с большим белым воротником. Она переминалась от нетерпения. – Прекрас-но, – сказала я. ...Я собрала на затылке ее тон-кие и пышные каштановые волосы, перевязала лентой, чуть отстранила ее, оценивая: – Замеча-тельно, мадемуазель... Я впервые видела эту де-вочку счастливой и сейчас она была поразитель-но схожа с младшей, которая кружила возле нас и льнула то к сестре, то ко мне...». Этот эпизод лишний раз доказывает, как мало надо человеку для счастья – всего лишь чуточку внимания и за-боты. «Ведь эта маленькая серьезная девочка с хмурыми глазами изо дня в день тащила на себе воз обязанностей. Она готовила обеды, стирала, гладила, ухаживала за дедом и ... брала уроки му-зыки. И ведь, кроме того, она училась в шестом классе и была «культмассовым сектором»». Де-вочка сразу преобразилась, узнав о том, что ее возьмут на концерт. Внимание и ласковое слово – вот то, чего ей так недоставало.

В произведениях, посвященных женским судьбам, Д. Рубина размышляет о нравственных проблемах человеческого существования в мире. Писательница затрагивает такие важные темы, как тема памяти, одиночества, любви и ненави-сти. Причем Рубина не только указывает на со-циальную или общечеловеческую проблему, но и исследует ее причины, а значит, предлагает пути разрешения: нужно жить в гармонии с самим собой; помнить о таких человеческих качествах, как уважение, сострадание, милосердие, ще-дрость и доброта.

Дине Рубиной удается передать свой личный опыт, что делает ее рассказы и повести предельно индивидуальными. Ее произведениям свойстве-нен психологизм: автор видит не только то, что

83


на поверхности, снаружи, но и проникает в самую суть жизни, в душу человека. Созданные ею об-разы типичны и незатейливы, нет в ее рассказах и случайностей. Имена героев, детали обихода, пейзажные и бытовые зарисовки – все подчинено единой задаче: как можно яснее донести до чи-тателя мысль автора. Не последнюю роль в этом играют прилагательные цветообозначения.

С помощью цветовых прилагательных Дина Рубина стремится передать своим читателям чувства, эмоции, переживания героев, показать их жизнь. В зависимости от того, с какой целью автор их использует, они могут быть объединены в группы по функциональному признаку.

В первую группу вошли прилагательные, ис-пользующиеся для описания человека.

В повести «Высокая вода венецианцев» живописно изображены волосы главной героини (густые длинные волосы редчайшего природ-ного цвета – темно-золотистой меди, того благородного пурпурного оттенка, который невозможно назвать ни рыжим, ни красным, ни просто каштановым).Сравнение оттенка кожи с изысканными, утонченными материалами соз-дает живописный образ героини (золотистые удары кисти на коже, кожа цвета слоновой ко-сти, перламутровая кипень живота).

Колоративы в данном случае позволяют охарактеризовать не только внешность, но и лич-ность персонажей. Главная героиня занималась наукой, исследовала возможности лечения рака. Но так случилось, что эта успешная, яркая, силь-ная, красивая женщина с роскошными волосами сама заболела раком. Узнав об этом, она бросает всё и улетает в Венецию. В то же время ее дочь «носила короткую светлую стрижку, и поэтому была совершенно иной женщиной». Такое сопо-ставление внешности дочери и матери помогает автору представить образ главной героини, на-метить линию отношений между матерью и доче-рью, которые были далеки от совершенных.

Главная героиня рассказа «Уроки музыки» также имеет яркое цветовое пятно – черный сви-тер: «Но я с утра до вечера валялась на диване в черном свитере и молча, напряженно переси-ливала время». Она мечтает о книге непременно в синей обложке с белыми буквами: «Ее синюю обложку и собственное имя белыми буквами на синем…». Далее этот синий цвет встречается в описании девочки Карины: «И наконец, поя-вилась в двери ванной – в синем, длинноватом ей платье с большим белым воротником». Дина Рубина рисует не по годам взрослую девочку, на хрупкие плечи которой взвалились все заботы о семье. И показывая ее в синем платье, автор хочет подчеркнуть, что маленькая героиня спо-собна радоваться каждой счастливой минуте. Де-вочке было лет двенадцать, у нее смуглая кожа, и «тонкие и пышные каштановые волосы». Опи-сание внешности девочки дается в сравнении с ее младшей сестрой: «Сестры, очень по-родствен-ному схожие, отличались друг от друга выражени-ем лица. У старшей оно было самостоятельным и решительным, у младшей – влюбленно-довер-

чивым. Пока я занималась со старшей, которая, хмуро уставившись в ноты, и выстукивала мело-дию, младшая стояла рядом, прижавшись к по-лированному боку инструмента, и влюбленно, се-рьезно смотрела на клавиши, на меня, на сестру».

В рассказе «Уроки музыки» также представ-лен персонаж с ярким цветовым пятном во внеш-ности – старик с белыми космами и белой боро-дой (дедушка девочек, занимающихся музыкой). Такое цветовое обозначение дает читателю воз-можность представить типичный образ чудакова-того ученого или даже волшебника, т.е. не совсем обычного человека. И действительно, он практи-чески отстранился от действительности, жил про-шлым, вспоминал умершую дочь и почти ни с кем не общался. (Как сказано про него в самом рас-сказе:«Музыка не беспокоила его. Думаю, он и не слышал музыку. Он достиг такого предела жизни, когда и слух и мысли обращены вглубь себя. Ста-рик давно уже был нездешним. Он тянулся вслед своей умершей дочери, всюду искал ее увядшим взглядом, шарил, разводил руками, сокрушенно беседовал с нею»).

Женский образ рассказа «Терновник» очень похож на вышеописанный образ героини расска-за «Уроки музыки»: «Она носила черный свитер, который очень нравился мальчику, и серые от стирки джинсы». Героиня Марина одета в черный свитер и серые джинсы, потому что переживает трудные времена. Но у нее, так же как и у героини «Уроков музыки», есть мечта, и в канву повество-вания автор вводит яркое цветовое пятно, симво-лизирующее это пятно – зеленое платье. Зеленое платье – новая жизнь. Заработав денег, Марина в новом зеленом платье хочет уехать на море со своим сыном.

Одна из героинь повести «Когда же пойдет снег?», как описывает ее Д. Рубина, «белоснеж-ная девушка, волосы алые, как флаг…», «У нее были бледное, веснушчатое лицо и изумитель-ные, редкого медного оттенка волосы. Осле-пительные волосы, вырывавшиеся из окна, как флаг…». Автор, на наш взгляд, не случайно ис-пользовала прием сравнения с цветовым прила-гательным алые – уподоблением волос и их цвета флагу как будто привлекает внимание к несчаст-ной больной девушке, свидетельствует о том, что ей плохо, ей нужно помочь.

Нина, главная героиня, наблюдала за боль-ной девушкой в больнице. Та сидела у окна и чи-тала. Ее «ослепительные волосы, вырывающи-еся из окна, как флаг» напоминают Нине поход в филармонию с братом Максимом. Наблюдая за девушкой, она представляла ее мать с такими же рыжими волосами «и чтобы девушка прошла с ней по двору не в больничном халате, а в ка-ком-нибудь зеленом платье или красном брючном костюме». Нина хочет, чтобы она выздоровела и никогда не возвращалась в больницу, и поэтому ее одежду рисует в ярких жизненных красках. На-верняка того же хочет для себя героиня – поско-рее выйти из больницы.

Д. Рубина выхватывает примечательные чер- ты лица и с помощью прилагательных цвета дает

84


краткое, емкое описание персонажей. Лакирован-ный желтый лоб дедушки – это описание допол-няет образ, о котором мы сказали выше. Тусклое сияние золотых зубов («Уроки музыки») – с по-мощью такой описательной конструкции Руби-на помогает читателю воссоздать образ героини рассказа – тетки девочек, которая оформила над ними опеку с расчетом на то, что ей достанется квартира, оставшаяся девочкам после того, как умерла мать, а отца посадили в тюрьму. Тет-ка Зина думает только о деньгах, во всем хочет иметь выгоду, а «золотые зубы» и их «тусклое си-яние» завершают образ.

Образ мужа учительницы музыки в рассказе «Дом за зеленой калиткой» автор рисует в синем цвете, тем самым подчеркивая его обычность, схожесть с сотнями других таких затюканных же-ной мужчин: «Грузный, плохо выбритый пожилой человек в синих бриджах и голубой майке». Для героини он был загадочным человеком, так как он её «никогда не замечал, не отвечал на мои неиз-менно вежливые приветствия». Заставала мужа учительницы героиня всегда за одним занятием: «он все время возился с виноградом – срезал спе-лые гроздья, подвязывал лозы». Но когда после занятий музыкой она уходила домой, он давал ей кисть винограда: «Муж моей учительницы, по-чему-то воровато оглянувшись на зарешеченное окно комнаты, молча, хватал меня за руку и совал большую виноградную кисть». Д. Рубина завер-шает образ мужа-подкаблучника: «И не раз она размышляла о том, какой он человек: добрый или злой, так как этот его поступок она не понимала».

Следует отметить, что не всегда Д. Рубина дает такое красочное описание своим героям. Так, например, внешность главной героини рас-сказа «На исходе августа» никак не описана, возможно, это объясняется тем, что повествова-ние ведется от первого лица, а возможно, в этом прослеживается определенный замысел авто-ра – дать обобщенный женский образ, в котором может узнать себя практически любая женщина, столкнувшаяся с такой же проблемой со здоро-вьем, что и героиня.

Вторую группу составили колоративы, описы-вающие окружающий человека мир.

Первая категория – цветовая характеристика помещений и предметов обстановки.

В повести «Высокая вода венецианцев» свет в помещениях различен по тону, светлоте и на-сыщенности: желтоватый, платиновый, при-глушенный свет гостиничного номера, в котором героиня могла спрятаться и отдохнуть от яркого и шумного города. Для описания помещений в этом произведении чаще используются прила-гательные основных цветов (белёные стены, зе-лёные гардины, зелёный ставень) с целью дать контраст с улицами Венеции.

В рассказе «Уроки музыки» обращает на себя внимание пронзительно-красный цвет (а автор указывает – «свет») прихожей: «Вечером я стояла в тесной прохожей, освещенной прон-зительно-красным светом»– это сигнал трево-ги, беспокойства, который возникает от того, что

героиня рассказа, которую пригласили в качестве учительницы музыки к девочкам, на самом деле очень не хочет этим заниматься. Эти уроки му-зыки возвращают ее в годы детства с ненавист-ными занятиями в музыкальной школе. Желтый цвет паркета в музыкальной школе, на котором акцентируется внимание читателя, также способ-ствует выражению негативных эмоций героини: «Все здесь было особенным – расположение му-зыкальных классов с двойными дверьми (звукои-золяция!), желтый вощеный паркет, по которому серьезные ученики скользили в тапочках, ин-ди-ви-ду-альные занятия… Дети тоже были особен-ными, даже фамилии у них были необыкновен-ными. Вундеркинд Кранджево-Джевский ходил по желтым паркетам, загребая ноги, таская за собой болтающиеся кисти талантливых рук. Школьные годы, музыкальное отрочество – солнечные по-лосы на желтом паркете, – торжественная, оду-хотворенная, надраенная до блеска моя детская тоска… Я уплываю все дальше от возвышенного рабства и детских унижений, от желтых паркетов, отражающих черные ножки рояля. От партии ле-вой руки, так и недоученной мною…».

В этом же рассказе представлена цветовая характеристика пианино. Частое повторение опре-деления «черный», «пожелтевший» передает не-приязненное отношение к нему героини (черное обшарпанное пианино, черно-белая клавиатура, черный ящик, черные ножки рояля, черный человек с темными глазницами (об инструменте), пожел-тевшие клавиши). Безусловно, сам по себе цве-товой признак прилагательного «черный» не несет какой-то дополнительный смысловой оттенок, од-нако частотность употребления прилагательного «черный» дает возможность предположить отно-шение героини к инструменту, кроме того, его не реставрируют, не ухаживают за ним – и такой его вид напоминает героине ее детские годы, когда ее заставляли заниматься музыкой, и то детское негативное отношение она переносит на пианино.

В рассказе «На исходе августа» помещения, в которых происходит действие, описаны всколь-зь, автор не уделяет хронотопу рассказа особого внимания. Однако акцентирует внимание читате-лей на описании подаваемой в кафе еды, которая приобретает цвет янтаря и золота: золотистый цвет старого янтаря, янтарная кромка жира, золотистые кусочки нежной индюшачьей плоти. Здесь эти цвета могут служить знаком материаль-ного изобилия.

В рассказе «Время соловья» «помещение за-топлено апельсиновым светом».Прилагательное «апельсиновый» позволяет читателям предста-вить себе уютное кафе, которое так и манит по-сетителей заглянуть на чашечку кофе. К прилага-тельному автор подбирает не менее подходящий предикат затоплено. Вместе это сочетание произ-водит впечатление, будто апельсиновый свет об-волакивает посетителей и делится своим уютом и теплотой. Если сравнивать с пронзительно- красным светом в рассказе «Урок музыки», то этот колоратив (оранжевым светом) вызывает ощущение теплоты, солнца, счастья, радости.

85


Д. Рубина особым образом описывает го-родское пространство – по цветовому признаку. В повести «Высокая вода венецианцев» автор уделяет большое внимание изображению Вене-ции, в частности, передаче света, бликов города: желтоватый, оранжево-желтый свет, переливы пурпурно-золотого, кипяще-алого, янтарно-из-умрудного, фиолетовая тень, лиловый шлейф фонарей. Венецианские здания в основном бе-лого, черного и красного кирпичного цвета: бе-лоснежная громада, краснокирпичный мостик, краснокирпичная кладка, черные провалы окон, темные арки, крапчатая, буро-красно-чёрная короста черепицы. Особенно ярко воспринима-ется город на контрасте с приглушенными тонами гостиничного номера, в котором поселилась ге-роиня. Венеция – город-праздник, который может дать ей сил, напитать жизненной энергией.

В описании маленького израильского городка в рассказе «На исходе августа» Д. Рубина также использует сочетание контрастных цветов, на-пример, оранжевого и синего (яркий оранжевый свет, рефлексы оранжевого света, рефлексы синего света, голубовато-синие рефлексы). Эти цвета дополняют друг друга, их сочетание выра-зительно, эмоционально и сбалансированно. С их помощью автор передает гармонию в душевном мире героини.

Небо в языковой картине мира носителей русского языка традиционно синее или голубое. Однако в рассматриваемых произведениях эти колоративные прилагательные почти не встре-чались. Закатное небо приобретает синие и фи-олетовые тона: (фиолетовые, синие тени, тем-но-фиолетовая бездна), солнце у Д. Рубиной красно-белое, обжигающее (пунцовый солнечный диск, кипящие алые отсветы, белый диск вну-три палящего шара солнца): «Солнечный диск продолжал опускаться, наливаясь пунцовым, море вытягивало из глубин к поверхности синие и фиолетовые тени; откуда-то набежали ребри-стые длинные облака и, напоровшись на раска-ленный шар солнца, вдруг выхлестнули в небо длинный язык огня...».

Использование камней, металлов и других материалов в качестве цветообозначений – харак-терная черта идиостиля Д. Рубиной. Она активно их использует для описания природы: ониксовая, черно-малахитовая, бутылочная вода («Высо-кая вода венецианцев»). Прочие оттенки также не менее выразительны: белая лагуна, сумеречная лагуна, темная вода.

Описание окружающего пространства и при-роды помогает писателю полнее передать на-строения и чувства своих персонажей. В повести «Высокая вода венецианцев» героиня, пережи-вающая личную жизненную трагедию, приехала в город в сезон дождей, когда практически везде вода: льется с неба, поднимается в каналах. Небо дождливой Венеции в основном невыразитель-ное: серое небо, матовый свет, черное небо, беле-сый рассвет. Такое состояние (серость, дождли-вость) не случайно: во-первых, помогает понять душевное состояние героини, во-вторых, на

унылом сером фоне город представляется ярче и праздничнее, ведь героиня возлагает на него большие надежды. И они оправдываются: когда она улетала домой, то над Венецией было золо-тое утро, она видела белый сияющий горизонт, из чего читатель может понять, что она приняла свою болезнь и знает, как жить дальше.

Героиня рассказа «На исходе августа» так же как и героиня повести «Высокая вода вене-цианцев» серьезно больна. Чтобы справиться со свалившимся на нее несчастьем, она едет в Израиль. И там вдруг понимает, что ей страшно хочется к морю. Вначале море описывается так: «стена Средиземного моря, на вид металличе-ская и холодная», для описания моря Д. Рубина использует цветообозначения металлов. Однако в море героиня находит утешение, как будто оно должно смыть все неприятности и невзгоды: «И снова – море, три яхты на слепящем небе вдали, черная собака со своей надоедливой преданно-стью, двое рыбаков на лодке, весь этот радост-ный мир, – подкатили мне к горлу таким тяже-лым, как мокрый подол, горьким счастьем, такой подвывающей любовью, что я дважды крикнула в даль сильным, долгим голосом в шуме бухаю-щих в песок волн...».Описание природы, изобилу-ющее цветовыми прилагательными, – типичный прием в художественном произведении. На фоне происходящих в природе событий в душе герои-ни происходит некий переворот, она получает от моря жизненную энергию и силы для того, чтобы продолжать жить.

В рассказе «Время соловья» показана утрен-няя прогулка героини с собакой на фоне необы-чайной красоты природы города: «Пять трид-цать утра… Молочная нега жемчужных далей обволакивает окрестные холмы с прозрачными рощицами на загривках». Необычайно красиво Дина Рубина рисует восход солнца, сравнивая ее с рождением ребенка и карточным шулером: «За частоколом бочонков солнечных бойлеров и остроконечных туй, за карминной коростой че-репицы, за псевдоримской аркадой «каньона», из Соленого, невидимого с нашей горы, моря воз-никает – прорезается – огненная лысина солнца. И неправдоподобно, мгновенно (в акушерстве это, кажется, называется «стремительные роды») оно выпрыгивает на небосклон – оп-ля! – с ловко-стью карточного шулера меняя цвет с пунцового на оранжевый». Помимо этого, утреннее солнце она видит в молочном цвете: «заслоняя ладонью глаза от молочного утреннего солнца».

В городе всюду растут цветы: «В мае про-сыпаются розовые и белые олеандры, медленно приоткрывающие цветки, обрамляющие – над заборами – огромные изысканные кактусы, сле-пленные из больших колючих оладий. Алые, ро-зовые, белые, палевые, бордовые и – особый изыск – декадентского солнечного цвета кусты переплетаются с просто народно-вишневыми в тесном надзаборном объятии, пышной цвет-ной пеной выкипают из дворов на улицы, сбегают вниз по желтым и розовым стенам иерусалим-ского камня». Такое многословное и подробное

86


описание цветущего города (вообще характерное для Д. Рубиной) не случайно: героиня любуется цветами, и читатель понимает, что на душе у нее легко и свободно.

Таким образом, в ходе исследования мы при-шли к следующим выводам:

– в произведениях Дины Рубиной автобио-графического характера цветовые прилагатель-ные, кроме своей основной номинативной функ-ции, выполняют также и художественную: дают представление о типичных чертах героев, помога-

ют понять душевное состояние героев, их пережи-вания и надежды через описание внешнего вида, какого-либо ключевого предмета, окружающей среды, пространства, природы;

– прилагательные цветообозначения помо- гают создать особый авторский стиль Дины Ру- биной;

– в цветовых прилагательных писательницы отразилась авторская языковая картина мира, восприятие реалий окружающей действительно-сти в спектре цвета.

Список литературы1. Рубина Д. Адам и Мирьям: повести, рассказы. М.: Эксмо, 2014. 2. Рубина Д. Дом за зелёной калиткой: рассказы. М.: Эксмо, 2014. 3. Рубина Д. Ральф и Шура: рассказы. М.: Эксмо, 2014.

УДК 1751Светлана Вячеславовна Рыжова,

магистрант,факультет филологии и массовых коммуникаций,

направление «Литература народов зарубежных стран»,Забайкальский государственный университет,


Неореализм в литературе Китая и РоссииВ данной статье идёт речь о новом литературном направлении «неореализм». Приведено опре-

деление понятия «неореализм» в китайской и русской литературе. На основании сравнения этих опре-делений устанавливается, что формирование данного направления в литературе Китая и России имеет общий исток. В статье исследуются характерные признаки «неореализма». Выявлены некоторые худо-жественные приёмы, которые применяют китайские и русские неореалисты. Работа имеет междисци-плинарный характер, написана на стыке литературоведения и историографии.

Ключевые слова: неореализм, синтетизм, неонатурализм, литература «Сопротивления», «нуле-вой градус эмоций», постсимволичность, «раскрепощение сознания»

Svetlana V. Ryzhova,Master Student,

faculty of philology and mass communications, direction “Literature of Peoples of Foreign Countries”,



Neorealism in the Literature of China and RussiaThis article is devoted to a new literary trend of “neo-realism”. The definition of the concept of “neo-

realism” in Chinese and Russian literature is given. It can therefore be concluded that the characteristic signs of “neo-realism” are investigated in the article. Some artistic techniques that Chinese and Russian neo-realists apply are revealed. The work is of an interdisciplinary nature, it is written at the junction of literary criticism and historiography.

Keywords: neo-realism, synthetism, neonatalism, literature of “Resistance”, “zero degree of emotion”, post-symbolism, “emancipation of consciousness”

Термин «неореализм» впервые появляется в итальянской литературе в 1940–1950-е годы. Данное направление сформировалось в Италии после народно-освободительной борьбы против германского, итальянского и японского режимов в годы второй мировой войны. Патриотическая борьба охватила широкие слои крестьянства, ин-теллигенции, буржуазии, рабочих, поэтому глав-ным героем произведений неореалистов стал рабочий человек, который отстаивает свои права. Непосредственным толчком для возникновения

неореализма стало стремление прогрессивных писателей создать литературу «Сопротивле-ния» – аналог социально-политического движе-ния Сопротивления фашистскому режиму Муссо-лини. Большой размах Движение Сопротивления, имевшее интернациональный характер, получило в Италии, Китае, России и др. странах. Задачей неореалистов является показать рядового чело-века в жёстоком и несправедливом мире, который стремиться сохранить своё личное достоинство в этой ситуации [2, c. 48].

87


Прежде чем разобраться в этом понятии, не-обходимо понимать, что оно обозначает. В. А. Кел-дыш определяет неореализм как «особое течение внутри реалистического направления, больше, чем другие, соприкасавшееся с процессами, про-текавшими в модернистском движении, и осво-бождавшееся от сильного натуралистического веяния, окрасившего широкое реалистическое движение предыдущих лет». При этом «соприка-савшееся» можно пояснить как обогащавшееся от модернистского движения, а можно понимать как участвовавшее в модернистском движении. В. А. Келдыш признаёт «проницаемость» границ между двумя выделенными течениями [4, c. 121].

По мнению И. С. Шмелёва, неореализм – это направление в литературе, зародившееся после второй мировой войны в Италии и отстаивавшее идеи социальной справедливости, свободы, чело-веческого достоинства [4, c. 96].

Реализм с его глубоким социально-личност-ным психологизмом на исходе XIX века стал осознаваться как достигший вершины в своём развитии и, следовательно, исчерпавший свои возможности в изображении, познании психоло-гии человека, действительности. Литература про-шлого, по мнению современников, отжила своё, так как изменилось представление о самой дей-ствительности, и должна была уступить место совершенно новому способу изображения жизни. Требовался новый художественный язык, обнов-ление приёмов изображения в литературе.

По мнению Е. И. Замятина, литература XIX ве- ка изображала жизнь глазами медленно движу-щегося путника и потому видимую во всех сво-их подробностях и деталях. Новая литература ХХ века изображает то же самое, но как бы уви-денное человеком, мчащимся в автомобиле, ког-да нет возможности разглядеть детали, всё сли-вается [2, c. 48].

Преображение отечественной словесности произошло явно быстрее, чем ожидалось, путями предсказанными и не предсказанными. Поэзия − лёгкая кавалерия литературы − восстанавли-валась значительно быстрее других видов сло-весного творчества, что настраивало некоторых авторов, по сути, на отпевание прозы вообще, и в первую очередь той, которая не порывала с клас-сическими традициями. Однако вопреки пессими-стическим прогнозам к исходу первого десятиле-тия нового века достижения именно этой прозы особенно радовали читателей. Критика загово-рила о «воскрешении реализма». Р. В. Иванов- Разумник определил это явление как новый ре-ализм позже об обновлённом реализме писали Г. И. Чулков, Е. А. Колтоновская и др. В конце второго десятилетия Е. И. Замятин ввёл в обиход термин «неореализм».

«Неореализм» – это искомый синтез, сое-динение лучших достижений реализма и симво-лизма: «диалектически: реализм – тезис, сим-волизм – антитезис, и сейчас – новое, третье, синтез, где будет одновременно и микроскоп ре-ализма, и телескопические, уводящие к бесконеч-ностям, стекла символизма».

Главными чертами этой новой литературы (неореализма, или синтетизма), по Е. И. Замяти-ну, являются:

1) кажущаяся неправдоподобность действу-ющих лиц и событий, раскрывающая подлинную реальность;

2) передача образов и настроений одним ка-ким-нибудь особенно характерным впечатлением, то есть пользование приемом импрессионизма;

3) быт деревни, глуши, широкие отвлечён-ные обобщения,

4) путем изображения бытовых мелочей;5) лаконичность повествования;6) пользование народными, местными гово-

рами, использование сказа.Новое качество литературы, по Е. И. Замяти-

ну, является производным от реальной действи-тельности, которая «сегодня перестает быть пло-ско реальной: она проектируется не на прежние неподвижные, но на динамические координаты Эйнштейна, революции. В этой новой проекции – сдвинутыми, фантастическими, незнакомо-зна-комыми являются самые привычные формулы и вещи. Отсюда – так логична в сегодняшней ли-тературе тяга именно к фантастическому сюжету или сплаву реальности и фантастики» [4, c. 147].

В Китае «неореализм» (新现实主义 xīnxiànshí zhǔyì) как направление возникает в 1980–1990-х го- дах. Впервые термин «неореализм» фигурирует в 1988 в китайском журнале «Литературная кри-тика» (文学评论 wēnxuépínglùn). Особое внима-ние критики тогда привлекло несколько прозаи-ческие произведений, появившихся в 1986-1988, в частности роман Чи Ли (池莉 chí lì) «Досадное существование» (烦恼人生 fánnǎo rénshēng 1987). Позднее, в 1989 г., данный журналы открыл колон-ку неореалистической прозы [1, c. 66].

В связи с политикой открытости и экономиче-ских реформ изменился образ жизни, произошёл сдвиг в общественном сознании. С одной сторо-ны, широко раскрылись двери для восприятия зарубежной культуры и творческого эксперимен-тирования без каких-либо запретов. Небывало увеличилось количество переводной советской и западной литературы, которая иногда по объё-му превосходила собственно китайскую, включая и переиздания классиков. Но, с другой стороны, литература утратила прежнее место в массовом сознании. Аудиовизуальные средства массовой коммуникации охватили значительную часть на-селения, снизился престиж литературной де-ятельности. Книжный рынок, переполненный огромным количеством литературы – как клас-сической, так и современной, как китайской, так и иностранной, – стал оказывать определяющее влияние на судьбу китайских писателей. Они ста-ли пробовать свои силы в разных жанрах, формах и направлениях, которые пришли в Китай. Шло разделение на «чистую литературу» и «популяр-ную литературу». Последняя является прибыль-ным бизнесом, и в ней господствующее положе-ние занимают литераторы Тайваня и Сянгана. Это традиционный приключенческий «рыцарский» роман для подростков, истории «красавиц» для

88


девочек и сентиментальная женская литература о счастливом замужестве. Несмотря на усилен-ное «политвоспитание» 1949–1979 гг., массовый читатель обратился к традиционным жанрам, что показало завидную стабильность национальных вкусов. Любовные романы и романы о боевых искусствах расходятся многомиллионными тира-жами [3, c. 115].

В «чистой литературе» социально-обличи-тельная тематика в конце 80-х годов перестала быть выигрышной. В 90-х значительное место заня-ли произведения психологического плана с явным влиянием европейского модернизма, с акцентиро-ванным анализом эмоции и с неонатуралистичес- ким бытописательством. Прежде весьма однород-ная, литература Китая переживала зарождение литературных школ и групп. Господствующим на-правлением на рубеже ХХ—XXI вв. оставалось реалистическое, но социальная критика в нём становилась все слабее. Китайский модернизм и в поэзии, и в прозе стал заметен по своему влиянию и способствовал многообразию в литературе, хотя и пользовался вниманием лишь узкого слоя интел-лигенции. В середине 80-х годов выдвинулось на-правление «литература поиска корней», которое от-ворачивается от политики в сторону национального психологизма и склонно бичевать недостатки на-ционального характера китайцев. Наконец, неоре-ализм, или, скорее, неонатурализм, сосредоточен на «примитивном бытии»: для этого направления характерна избыточная подробность описаний. Со-временная китайская литература сохранила преж-нюю тематику, но в трансформированном виде, и обогатилась новыми темами и жанрами. Её спец-ифика определяется документальностью, укрепив-шей извечную китайскую любовь к отечественной истории [3, c. 117].

Как считают китайский писатель Лю Хэн, не-ореализм обозначает «банкротство идеализма» в современной китайской литературе, при этом он стремится максимально объективно отразить устремления и ценности рядового жителя совре-менного Китая.

Китайские авторы стремятся отразить всю истину действительности. Зачастую героями движут два первобытных инстинкта: пропитания

и размножения. Произведения Чи Ли, Фан Фан, Лю Хэна, Лю Чжэнь-юня и др. скрупулёзно, до мелочей восстанавливают ход мелких, малозна-чительных событий, формирующих течение жиз-ни огромных масс людей в современном Китае. Внимание неореализма сконцентрировано на заурядности и обыденности, в результате жизнь выступает лишённой всякого высокого назначе-ния. Авторы отказываются от миссии литературы привносить смысл в описываемую реальность, они пессимистичны относительно возможности её преображения.

На уровне литературных приёмов неореа-лизма в китайской литературе особо выделяется «нулевой градус эмоций» (情感零度 qínggǎlíngdù). Автор не даёт оценки описываемым событиям, остаётся невозмутимым и хладнокровным хрони-стом тяжкой действительности, отказывается от эмоционального накала, драматизма как инстру-ментов построения сюжета. Неореализм стал пе-реломным явлением в современной литературе Китая, знаменовавшим усиление её деидеологи-зации [5, c. 77].

В современном литературоведении Китая и России термин «неореализм» принято употре-блять в качестве определения постсимволист-ского стилевого течения в реалистической или модернистской литературе начала XX века, т. е. неореализм рассматривается как течение внутри реализма или модернизма. Неореализм форми-руется в одно время с модернизмом (последняя четверть XIX века) и развивается параллельно с ним в течение всего XX столетия.

Неореализм, подобно модернизму, включа-ет в себя множество течений. У представителей различных неореалистических течений прорыв к новой художественной реальности проходил по-разному.

Творчество китайских и русских неореали-стов, как правило, отличает исключительный ла-конизм: их рассказ нередко обладает ёмкостью повести, а повесть – ёмкостью романа. Неореа-лизм – это «мост» между классикой и новейшей литературой; он соединил быт и бытие, сблизил прозу и лирику, искания реалистические и модер-нистские, вербальное и другие виды искусства.

Список литературы1. Васильев В. П. Очерк истории китайской литературы. СПб.: Ин-т Конфуция в СПбГУ, 2013. 334 с.2. Луков Вл. А. Неореализм в литературе // Знание. Понимание. Умение. 2013. 154 с.3. Надеев И. М. «Культурная революция» и судьба китайской литературы. М., 1969. 206 с. 4. Тузков С. А., Тузкова И. В. Неореализм: жанрово-стилевые поиски в русской литературе конца XIX – начала

XX века. М.: Флинта: Наука, 2009. 336 с.5. Федоренко Н. Т. Очерки современной китайской литературы. М.: Наука, 2001. 89 с.

89


УДК 81'42Татьяна Александровна Сидорова,доктор филологических наук, профессор,

Северный (Арктический) федеральный университет им. М. В. Ломоносова,

г. Архангельск, Россия,e-mail: [email protected]

Деривационные смыслы как способ восприятия и интерпретации художественного текста в экстралингвистическом аспекте

В статье доказывается особая роль деривационных средств, в том числе и морфемы в воспри-ятии и интерпретации художественного текста. Обосновывается участие экстралингвистических фак-торов в формировании текстовых деривационных смыслов, влияющих на интерпретацию текста. По-казано влияние деривационных смыслов на формирование когнитивного текстового пространства. Апробируется авторская концепция статуса морфемы в художественном тексте как смыслоформы, объективирующей конкретные структуры знаний и приобретающей такое свойство, как эстетическая маркированность. Деривационные средства в целом осмысливаются как формирующие концептуаль-ные доминанты художественной картины автора.

Ключевые слова: деривационный смысл, экстралингвистические факторы, актуализация смыс-ла, эстетическая маркированность, эстетическая мотивация, концептуальная доминанта, когнитивное пространство текста, факторы интерпретации

Tatyana A. Sidorova,Doctor of Philology, Professor,

M. V. Lomonosov Northern (Arctic) Federal University, Arkhangelsk, Russia,


Derivational Senses as a Way of Perceiving and Interpreting Literary Text In Extra-Linguistic Aspect

The article proves the special role of derivational means, including a morpheme in perception and interpretation of the literary artistic text. The participation of extralinguistic factors in the formation of text derivational senses that affect the interpretation of the text is substantiated. The influence of derivational senses on the formation of cognitive text space is shown. The author’s concept is aimed at showing the morpheme’s status in the literary text as a sense form that objectifies specific structures of knowledge and acquires such a property as aesthetic marking. Derivation means are generally understood as the ones forming the dominant ideas of the author’s literary picture.

Keywords: derivational sense, extralinguistic factors, actualization of sense, aesthetic marking, aesthetic motivation, dominant idea, cognitive text space, factors of interpretation

Влияние экстралингвистических факторов на формирование деривационных смыслов обуслов-лено таким свойством текста, как диалогичность: «Текст живёт, только соприкасаясь с другим тек-стом (контекстом). Только в точке этого контакта … вспыхивает свет, освещающий и назад, и вперёд, приближающий данный текст к диалогу. Подчер-кнём, что этот контакт есть диалогический контакт между текстами (высказываниями)…» [1, с. 424].

В художественном тексте важную роль игра-ют культурологические факторы, а также личность автора и адресата. Экстралингвистические фак-торы становятся важным элементом смыслообра-зования и средством актуализации имплицитной информации, существующей на уровне глубинной структуры текста. Поскольку языковые средства подчинены выражению авторской интенции, де-ривационные единицы не только реализуют свое узуальное, зафиксированное в словарях значе-ние, но и приобретают новое, становясь сред-ством актуализации эстетических смыслов. Одна и та же словообразовательная единица в разных текстах может объективировать разные смыслы.

Морфемы, производные слова, морфемные семантические поля, словообразовательные мо-

дели, текстовые словообразовательные парадиг-мы, деривационные словесные ряды становятся средством формирования деривационных смыс-лов. По способу образования деривационные смыслы могут быть внутрисловными, синтагмати-ческими и парадигматическими. Так как дерива-ционные смыслы исследуются в художественном тексте, то необходимо обратить внимание на ти-пологию деривационных смыслов по их функции. Так, мы выделяем модально-оценочные, эмотив-ные, мотивные, культурные, хронотопные дерива-ционные смыслы. Все смыслы тесно взаимосвя-заны и становятся важным средством постижения содержания художественной реальности.

Деривационные смыслы актуализируют особенности индивидуально-авторской картины мира, так как выбор деривационных средств об-условлен авторским языковым сознанием. Поэ-тому деривационные смыслы в художественном тексте становятся формой выражения когнитив-ного сознания автора, компонентом которого яв-ляется коммуникативное сознание, включающее языковое и метаязыковое.

Базовыми деривационными смыслами явля-ются парадигматические, что объясняется их спо-

90


собностью объективировать в художественном тексте важные когнитивные компоненты тексто-вого пространства, такие, как концепты, мотивы, идеи, ценностные установки автора.

В основе данного исследования лежит идея о том, что в художественном тексте словообра-зовательное средство становится объектом ав-торской и читательской рефлексии. Если слово-образовательное значение является специальной формой языкового сознания, то деривационные смыслы – форма выражения когнитивного со-знания. Именно рефлексия становится основой формирования текстовых деривационных смыс-лов и вызывает в сознании читателя различные структуры знаний: пресуппозиции, пропозиции, коннотации, ситуации, события, ассоциации и т. д. Когнитивные механизмы объективации этих структур знаний – концептуальная инференция, концептуальная деривация, концептуальная ин-теграция и др. К когнитивным механизмам под-ключаются и языковые: семантический сдвиг, рас-ширение семантики, переосмысление морфемы, семантическая редукция, оживление внутренней формы слова, художественная дефиниция, кон-нотирование, оживление сакральных смыслов, переосмысление денотата производящего, эвока-ция, экземплификация, паронимическая аттрак-ция, контаминация смыслов и др.

Каждый художественный текст как результат дискурсивной деятельности отражает языковой опыт автора как представителя народа, социума, как языковой личности. Поэтому деривационные средства в художественном тексте не являются про-стым отражением абстрактной семиотической си-стемы, а становятся воплощением авторских идей, мотивов, образов, интенций. Именно автор модели-рует собственную языковую картину мира, выбирая для этого и словообразовательные средства.

Основными принципами интерпретационно-го анализа деривационных смыслов считаем сле-дующие:

– учёт специфики русского языкового созна-ния и специфики общечеловеческого сознания, состоящего из дискретных модулей восприятия действительности (слуховых, зрительных, осяза-тельных и т. п.), которые взаимодействуют;

– опора на прагматические и ценностные установки автора, даже если они представлены имплицитно;

– соотнесённость деривационных смыслов со спецификой канала связи автора с читателем;

– опора на текстовые доминантные универ-салии Человек – Пространство – Время;

– осмысление деривационных средств как способа кодирования стереотипов коллективного сознания и индивидуально-авторского;

– опора не только на внутритекстовый, но и на внетекстовый контекст (социальный, культур-ный, когнитивный, психологический);

– учёт единства механизма смыслопорожде-ния и смыслопостижения текста;

– опора на формальное и смысловое един-ство текста, на взаимообусловленность всех тек-стовых пространств.

Анализ деривационных смыслов в художе-ственных текстах позволяет сделать вывод об их способности репрезентировать определенный компонент концептосферы автора, то есть дери-вационные средства способны сигнализировать о структурах знаний. Поэтому одной из функций деривационных смыслов в художественном тек-сте является когнитивная. Автор, выбирая то или иное языковое средство, выражает своё языковое сознание, детерминированное национально и со-циально.

Например, на выбор языковых средств в по-вестях В. Личутина большое влияние оказывает культурологический фактор. В повестях В. Личу-тина «Белая горница», «Золотое дно» аффикс -к- со значением субъективной оценки не просто передает эмоции героев, а становится средством отражения языковой картины мира поморов. В тексте противопоставляются лексемы «лодка» и «лодочка». Когда автор говорит о последних ми-нутах жизни героя, он употребляет именно произ-водное «лодочка», образованное при помощи аф-фикса -к-. Это является отражением спокойного отношения поморов к смерти, они понимали, что «от смерти не отмолишься», «смерти не зови и не гони, все в свое время» [2, с. 148]. Таким обра-зом, актуализируется пресуппозиция: смерть не-избежна, надо принимать ее как данность. Можно вспомнить слова бывалого помора, отца Б. Шер-гина: «А и смерти не бойся. Кабы не было смерти, сами бы себя ели» [14, с. 84]. Для жителей Севе-ра лодка из простого средства для перемещения по воде превращается в средство передвижения по реке жизни: «Тихо скатывалась вниз лодоч-ка, потом ее засосал прибрежный осот, листья куги обволоклисмоленые бортовины, и река, похлопывая о днище, бежала все дальше. Рука Петербурга свалилась в воду, и меж пальцами, похожими на коренья вереска, засновали сере-бристые прозрачные мальки» [7, с. 133].

Федор Крень, герой повести «Белая горни-ца», возвращается домой в Вазицу на лодочке, сшитой им на Моржовце из тюленьих шкур: «С тех пор уже сорок лет минуло, шкуры все по-трескались, ремни поиздрябли, но лодочка все на повети лежит. Памятна она Креню. Так и го-ворит иногда «по пьяной лавочке» жене: «Коли и мне помирать суждено, а сто лет не разме-нять, так ты меня в эту посудину уложи. На ней в ад поплыву» [6, с. 19]. Готовясь к смерти, он вновь вспоминает про нее: «Над дряблой от старости лодочкой Крень скривил плечо и по-пробовал приподнять ее, но слишком мало было сил, и тогда Федор повелел старухе тащить ло-дочку в светлицу…» [6, с. 67].

Производные «потрескались», «поиздряб-ли» объединяются общей семой «прийти в не-годность». Это значение усиливается префиксом по-, актуализирующим идею ‘довести действие до определенного результата’. Лодка стала «дряблой от старости», но с ней Федор Крень не расстается, так как она не только помогла ему вернуться до-мой, на ней же он должен отправиться в свой по-следний путь: «босыми ногами ступил на днище

91


лодки, потом медленно опустился в нее <…>, сложил руки крестом и умиротворяюще сказал: «Ну, теперь я поплыл» [6, с. 67]. Предмет быта становится символом прошлого для героя, а так-же всей его жизни.

В рассказе Б. Шергина «Детство в Архангель-ске» суффиксы субъективной оценки помогают автору не только передать свое отношение к дому отца, но и указывают на одну из поморских тради-ций – с уважением относиться к предметам быта, сделанным своими руками: «Комнатки в доме были маленькие, низенькие, будто каютки: окошечки коротенькие, полы желтенькие, сто-лы, двери расписаны травами. По наблюдникам синяя норвежская посуда. По стенам на полоч-ках корабельные модели оснащены. С потолков птички растопорщились деревянные – отцово же мастерство» [14, с. 43]. Как видно из приве-денного примера, внутрисловные деривационные смыслы формируются в результате взаимодей-ствия авторских установок и культурологическо-го фактора – особенностями мировоззрения по- моров.

С почтением, как к отцу, относились в По-морье к корабельному мастеру. Хороший мастер ценился на вес золота. Ср.: «В те дни и годы отобралось маленькое стадышко низовских моряков в артель…» [14, с. 66]. Артель ищет ма-стера для строительства корабля, и поморы об-ращаются к Конону Ивановичу: «Любезнейший мастер и друг! Охота видеть твоего честного лица и сладких речей слушать!..» [14, с. 67]. Не случайно Б. Шергин употребляет производное «стадышко», тем самым он показывает значи-мость мастера в жизни артели. Возникает ас-социация с «Лествицей» преподобного Иоанна Лествичника, где верующих он называет «словес-ными овцами», а пастыря, духовного наставни-ка, – «духовным кормчим». Вне контекста аффикс -ышк- в производном «стадышко» указывает на незащищенность, но так автор называет моряков, неоднократно рискующих своей жизнью. Поэто-му можно сказать, что речь идет о потребности именно в духовном наставнике. Аффикс -ышк- объективирует уменьшительно-снисходительное значение.

Ценили поморы и нравственный опыт пред-ков, традиции, поэтому старую книгу «Морское знание и умение», в которой собрано знание предшествующих поколений о море, автор назы-вает не просто мудрой, а премудрой, поморской премудростью: «И вот мы получили книгу пре-мудрую, под названием “Морское знание и уме-ниеˮ», «Старая книга была замысловатая, руко-писная, но вздумаем о Мише – и на уме станет светло и явится понятие. Эту поморскую пре-мудрость втроем бы в две недели не понять, а мы двое списали, срисовали в девять дней» [14, с. 52].

В основе парадигматического деривацион-ного смысла производные «премудрую», «прему-дрость». Корневая морфема -мудр- имеет значе-ние «обладать большим умом, высшим знанием, хорошим жизненным опытом» [4, с. 901]. Префикс

пре- не просто вносит дополнительный оттенок «очень», но и помогает передать уважительное от-ношение к памяти предков, выполняет модальную функцию. Сочетание «поморская премудрость» выражает в тексте новый смысл, который форми-руется на основе концептуальной интеграции кон-цептуальных сфер ПОМОРЫ и МУДРОСТЬ: это знания, опыт, традиции, ценностные ориентиры, которые сложились у поморов в результате спец-ифики промысла, культуры и условий жизни.

Внутрисловные деривационные смыслы в повестях В. Личутина и Б. Шергина являются одним из важных средств объективации языко-вой картины мира поморов, которая включает не только субэтнические, но и национальные пред-ставления о мире – как коллективные, так и инди-видуально-авторские.

В «Сказке зеркал» Л. Петрушевской благо-даря парадигматическим деривационным смыс-лам актуализируется значение корня -темн-. В словаре Т. Ф. Ефремовой зафиксированы сле-дующие значения этого корня: 1) отсутствие све-та, освещения; тьма, мрак, 2) неизвестность [4, с. 759]. У Л. Петрушевской эта корневая морфема приобретает иное, не зафиксированное в слова-ре значение. Из сказки мы узнаем о жизни «со-общества» зеркал, среди которых находилось Маленькое зеркало, оно было «простое, тем-новатое» [10, с. 225]. Обладая непрозрачной поверхностью, Маленькое зеркало утрачивает основную функцию зеркал – отражать предметы на своей поверхности, этим оно и отличается от остальных своих собратьев, «сотоварищей» по витрине. Замутненная поверхность указывает на некую темноту, связанную с неизвестностью, тайной. Маленькое зеркало теряет блеск, впиты-вая в себя зло, тем самым нарушая философию зеркал, считающих, что не надо ничего принимать близко к сердцу: «Мы отражаем, и мы ничего не пропускаем внутрь. Мы ни на что не реагируем» [10, с. 236]. Таким образом, реализуется идея рав-нодушия. Такая же идея реализуется, например, в стихотворении «Девочка» Б. Пастернака. Цен-ностная установка зеркал: ничего не принимать близко к сердцу. Это противоречит национальной ценностной картине мира. Не случайно в сказке встречаются производные с корнем -отраж- (эти-мологически восходящим к корню -раз-/-раж-), формирующие парадигматические дериваци-онные смыслы: «никто не отворачивался и не плевался при виде собственного отражения» [10, с. 225], «то ли хозяин магазина особенно любил эти отражающие поверхности, то ли попросту хотел привлечь внимание к магазину в целях рекламы» [10, с. 226], «Что говорить, мир, отражаемый зеркалами, был прекрасен!» [10, с. 228], «мало ли что в нем отражалось» [10, с. 229], «Шестьдесят стоп-сигналов было трудолюбиво отражено и исчезло» [10, с. 234], «Мы отражаем, и мы ничего не пропускаем внутрь» [10, с. 236], «И потекло обычное засе-дание Отражателей Реальности» [10, с. 237]. При помощи аффикса -тель- автор образует производное «отражатель». Одной из особен-

92


ностей этого аффикса в современном русском языке является «производство неузуальных слов- характеристик» (термин Е. А. Земской). В сказке Л. Петрушевской производное с аффиксом -тель- отражает сущность зеркал, передавая авторскую иронию. Отражатели, в отличие от Маленького зеркала, являются безучастными свидетелями происходящего в мире. Реализуется модальный аспект языкового сознания автора: автор ирони-зирует над равнодушными «отражателями» и со-чувствует неравнодушному Маленькому зеркалу. В сказке благодаря противопоставлению зеркал и Маленького зеркала, обладателя «темной» по-верхности, корень -темн-, изоморфный лексеме «тёмный»,приобретает новое значение – духов-ный. Возникает ассоциация с романом В. Набо-кова «Приглашение на казнь», в котором главный герой Цинциннат обладал душой, затемнённой от окружающих его марионеток. В романе именно периферийный признак концепта ДУША – чужая душа – потёмки – становится основным.

В романе Е. Замятина «Мы» у «нумеров» в Едином Государстве отсутствует внутренний мир, индивидуальность, поэтому им «нечего скрывать друг от друга». Живут они в домах с прозрачными стенами. Когда главного героя покидают сомне-ния, он чувствует себя «начисто отдистилиро-ванным, прозрачным», свое состояние называет «прозрачным раствором». Так возникают интер-текстовые связи на уровне сквозных образов и концептов.

Маленькое зеркало постигло философию жизни: жить ради других. Но она не схожа с идео-логией других зеркал. Не случайно после гибели Маленькое зеркало вновь возрождается: «Это было новое зеркало, разумеется. Но оно было какое-то странное. Темное и глубокое, как ста-ринное. Квадратное и немаленькое. Тяжелое» [10, с. 243]. Контекстуальное уточнение «глубо-кое» усиливает значение производного «темный». В русской культуре пространственные обозначе-ния одновременно маркируют и нравственные свойства. Ср.: глубокий человек, глубокий ум, глубокая натура. Также важную роль играет про-изводное «немаленькое». Л. Петрушевская не случайно использует производное с корнем -мал-. Префикс не- становится показателем того, что, спасая жизнь Рыжей Крошки, Маленькое зеркало приобретает силу и перерождается. Квадрат сим-волизирует идею совершенства, равновесия, гар-монии. В христианской традиции квадрат – сим-вол космоса, совершенства. Признак «тяжёлый» концептуализирует представление о силе зерка-ла, его зрелости.

Таким образом, деривационные смыслы участвуют в формировании эстетических смыс-лов как компонентов когнитивного пространства художественного текста. Реализуя те или иные авторские функции, они актуализируют такие ком-поненты когнитивного пространства автора, как ценностные ориентиры, модусы, оценки, образы, концепты, пресуппозиции, идеи, мотивы, симво-лы. Сила воздействия художественного текста на читателя зависит не только от мастерства писате-

ля, но и от уровня читательского восприятия, его жизненного опыта. Поэтому полнота восприятия художественного текста невозможна без понима-ния подтекста, или импликации. Исследование показывает, что существенную роль в восприя-тии художественного текста играет «имплицит-ный контекст» [8, с. 91], который основывается на общих знаниях о мире автора и потенциального читателя, на интеллектуальном и эмоциональном потенциале [13, с. 78]. Имплицитная информация в художественном тексте выражается не только на лексическом и синтаксическом уровне, но и на словообразовательном. Деривационные средства позволяют в художественном тексте увидеть глу-бинный уровень.

Например, морфема традиционно исследу-ется в художественных текстах как средство худо-жественной изобразительности и выразительно-сти, а не как смыслоформа, объективирующая те или иные знания. В своём исследовании мы ис-ходим из положения о том, что в художественном тексте морфема, как и слово, подвергается эсте-тическому преобразованию и смысловой транс-формации, в результате чего приобретает новое качество эстетической маркированности.

Следует также отметить, что в художествен-ном тексте морфемы могут сформировать тек-стовые морфемные парадигмы, семантические морфемные поля и морфемные текстовые ряды, которые становятся способом выражения опреде-лённого смысла, коррелирующего с единым ког-нитивным текстовым пространством. Полагаем, что морфема в слове, попавшем в дискурсивную среду, воскрешает и становится знаком с рефе-рентной соотнесённостью. В связи с этим счита-ем важной для данного исследования концепцию «живого» слова (когнитивно-семиологическая теория), согласно которой «всякое новое приме-нение слова… есть созидание слова» [11, с. 223]. Считаем, что морфемы при этом участвуют в этом «созидании» и способны стать той самой «живой водой», которая оживляет слово. Например, корне-вая морфема -круг-, изоморфная лексеме «круг», в рассказе Т. Толстой наполняется живым знанием. Если внешняя содержательная сторона символа круг – геометрическая фигура, то внутренней сто-роной является идея непреодолимого замкнутого пространства, бесконечности, оберега и безысход-ности для героя одноименного рассказа. Префикс пред- в романе Е. Замятина «Мы» означает не только «предшествование», но и реализует идею предопределённости, сверхдетерминированности событий. Повторяясь в ряде производных слов, префикс приобретает свойство относительной ав-тономности и маркирует мотив предрешённости.

Не только отдельные морфемы приобретают новые смыслы в тексте, но и деривационные па-радигмы, реализуя тем самым когнитивную функ-цию словообразовательных единиц.

Деривационные парадигмы могут сформиро-вать определённый ментальный образ на основе категоризации деривационных смыслов. В свою очередь, деривационные смыслы интегрируют-ся с другими текстовыми смыслами, актуализи-

93


руя авторский замысел. Рассмотрим, например, фрагмент из повести Ф. Искандера «Созвездие Козлотура»: «Мне надоели все эти задумки вме-сто замыслов, живинки вместо живости, весе-линки вместо веселья и даже глубинки вместо глубины. Чёрт его знает что!» [5, с. 471]. Здесь представлены изоструктурные деривационные парадигмы. Модификационная парадигма «за-думки – живинки – веселинки – глубинки» реали-зует системное словообразовательное значение уменьшительности и единичности. Актуализи- руется и сема «оценочность». Форма множествен-ного числа актуализирует сему «конкретность». Оппозиция странспозиционным деривационным рядом «замысел – живость – веселье – глубина» создаёт многослойность содержания: затронуты рациональная, чувственная и духовная сферы де-ятельности персонажа. Оппозиция однокоренных («веселье – веселинки») или близких по значению слов («задумки – замысел») формирует в резуль-тате категоризации смыслов представление о де-ятельности как незначительной, неинтересной, не в полную силу, что, в свою очередь, актуализирует прагматический смысл – «статичность, отсутствие динамики, изменения». Так формируется оппози-ция: настоящая жизнь и иллюзорная, спокойная, без потрясений.

Следует особо отметить влияние текстовой системы координат на осмысление дериваци-онных средств, что обусловливает их специфи-ку. Так, в рассказе В. Пелевина «Хрустальный мир» используется деривационная парадигма изоструктурного типа «безлюдный – бесчеловеч-ный»: «Каждый, кому 24 октября 1917 года до-водилось нюхать кокаин на безлюдных и бесче-ловечных петроградских проспектах, знает, что человек вовсе не царь природы» [9, с. 169]. Значение производящего «человек» осложнено социально-оценочной коннотацией. Прилага-тельное «безлюдный» актуализирует системное значение – «где отсутствуют люди». Производное «бесчеловечный» реализует системное значение «жестокий». В процессе восприятия текста эти значения уточняются. Парадигма коррелирует с производными в контексте: «нечеловеческая музыка», «в другом, нечеловеческом смысле» [9, с. 181]. Известно, что в процессе познания наи-более важным является сходство, а не различие элементов текста. Поэтому выделенные нами элементы сближаются по смыслу. В сознании чи-тателя возникает образ Петербурга как города над бездной («расщелина», «ущелье», «ад», «мрак»

и т. п.), как города-призрака («нечеловеческий»). Прилагательное «нечеловеческий» воспринима-ется как синоним слову «бесчеловечный». В ре-зультате смысл первой изоструктурной парадиг-мы уточняется за счёт подключения культурного и эстетического кодов. Улица символизирует Рос-сию, в которой столкнулись два мира, две куль-туры: старый, хрустальный мир и новый – жесто-кий, дьявольский, бесчеловечный. Новый смысл слова «безлюдные» – ‘отсутствие не только и не столько людей как носителей культуры, сколько отсутствие самой культуры, духовности’ (метони-мическая контекстуальная мотивация). Этот но-вый смысл парадигматически связан с концептом ПУСТОТА, ассоциатом которого и становится вы-деленный деривационный ряд.

Особую роль в художественном тексте игра-ют окказиональные производные, способные актуализировать самые глубинные смыслы, от-ражающие особое, образное восприятие дей-ствительности. Используя окказионализмы, автор реализует приём остраннения слова. Например, в рассказе А. И. Солженицына «Случай на стан-ции Кочетовка» окказионализм «болезненно-розо-вый» актуализирует мотив болезни и разрушения: «бумага плаката была болезненно-розовая» [12, с. 486]. Причём, речь идёт о разрушении сознания людей, для которых ценностью становится толь-ко революция и всё, что с ней связано. Мотива-ционные структуры окказиональных производных детерминируются прежде всего знаниями о мире и сознанием автора. В отличие от обычных произ-водных, окказиональные имеют высокую степень мотивированности и становятся средством актуа-лизации деривационных смыслов.

Таким образом, в процессе восприятия худо-жественного текста под влиянием экстралингви-стических факторов наблюдается категоризация деривационных смыслов. Например, в произве-дениях Т. Толстой деривационные смыслы фор-мируют концептуальную доминанту абсурдности и противоречивости мира, группируясь вокруг неё. В произведениях Е. Замятина – концептуальную доминанту деградации мира, а в произведениях Л. Петрушевской – концептуальную доминанту разрушения внутреннего мира человека, отчуж-дение, в произведениях В. Личутина и Б. Шерги-на актуализируется концептуальная доминанта приоритетности духовного над материальным. Одновременно концептуализируются новые при-знаки деривационных средств, что обусловливает объективную интерпретацию текста.

Список литературы1. Бахтин М. М. Сочинения: в 7 т. Т. 6. М.: Языки русской культуры, 2002. 800 с.2. Гемп К. П. Сказ о Беломорье. М., 2008. 224 с.3. Гинзбург Е. Л. Слово как членимое единство и слово как комбинация морфем // Учёные записки Пермского

университета. 1972. С. 242–251.4. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный: в 2 т. М.: Рус. яз., 2001. 2320 с.5. Искандер Ф. Избранное. М.: Сов. писатель, 1988. 576 с.6. Личутин В. В. Белая горница. Архангельск: Северо-Западное кн. изд-во, 1973. 176 с.7. Личутин В. В. Золотое дно. Архангельск: Северо-Западное кн. изд-во, 1976. 312 с.8. Мыркин В. Я. Текст, подтекст и контекст // Вопросы языкознания. 1976. № 2. С. 88–93.9. Пелевин В. О. Жёлтая стрела: избранные произведения. М.: Эксмо, 2011. 512 с.10. Петрушевская Л. Котенок Господа Бога: Рождественские истории. М.: Астрель, 2011. 412 с.

94


11. Потебня А. А. Мысль и язык // Слово и миф. М.: Правда, 1989. С. 17–200.12. Солженицын А. И. Не стоит село без праведника. Раковый корпус. Рассказы. М.: Кн. палата, 1990. 576 с.13. Усачева Н. И. Подтекст в коротком рассказе (на материале немецкой литературы) // Анализ стилей зарубеж-

ной художественной и научной литературы: межвузовский сборник. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1982. Вып. 3. С. 77–84.14. Шергин Б. В. Древние памяти: поморские были и сказания. М.: Худож. лит., 1989. 558 с.

УДК 82.09Игорь Васильевич Ступников,

доктор искусствоведения, профессор,Санкт-Петербургский государственный университет,

г. Санкт-Петербург, Россия,e-mail: [email protected]

Комедия Уильяма Уичерли «Любовь в лесу, или Сент-Джеймский парк» (1671)Статья посвящена анализу одной из ярких комедий английского драматурга Уильяма Уичерли

(1640–1716). Рассматривается своеобразие творческого метода комедиографа, философские, мораль-ные и политические течения эпохи Реставрации Стюартов, влияние испанских драматургов на творче-скую манеру Уичерли.

Ключевые слова: Карл II, эпоха Реставрации, либертинаж, пуританизм, английские «остроумцы»

Igor v. Stupnikov,Doctor of Arts, Professor,

St. Petersburg State University,St. Petersburg, Russia,


William Wycherley’s Comedy “Love in a Wood, or St.James’s Park”The article is dedicated to “Love in a Wood, or St.James’s Park”, one of the remarkable comedies of the

English dramatists William Wycherley. The author describes the peculiarities of the dramatist’s methods as well as philosophical, moral and political aspects of the Renaissance. The author also shows the influence of Calderon on the artistic devices of Wycherley.

Keywords: Charles II, Restoration period, libertinage, Puritanism, English “wits”

Комедия Уильяма Уичерли «Любовь в лесу, или Сент-Джеймский парк» написана в ту эпоху английской истории, которую принято называть Реставрацией. Это было своеобразное время, полное противоречий и поисков. В середине XVII столетия в Англии закончилась буржуазно- пуританская революция, революция длительная, истомившая нацию, затянувшаяся на добрые полстолетия. В 1688 году умер Оливер Кромвель, диктатор волевой и непримиримый. С его смер-тью закончился первый этап революции: в стране царили беспорядок, развал, острая политическая борьба не утихала. Судьба Англии находилась в руках армии, и армия не замедлила сказать свое слово: при ее поддержке Карл II Стюарт, сын казненного Карла I, сел на английский пре-стол. Произошла реставрация, парадоксальная по своей сути: ей предстояло закрепить некото-рые результаты революции. Была восстановле-на власть короля, парламента и закона вместо «насильственной власти» военной диктатуры. Во главе распущенного и циничного двора, привык-шего к веселью и разгулу, вернулся из Франции Карл II. Впрочем, и теперь как у короля, так и его придворных была масса свободного времени: бóльшую долю государственных дел взял на себя парламент. В Уайтхолле и Вестминстере царила откровенная фривольность, лидеры политиче-ских партий не стесняясь осмеивали все виды до-

бродетели как лицемерие и считали, что каждый человек подкупен, что для каждого государствен-ного чиновника существует своя цена. Двор весе-лился. Исчезли набожные и благочестивые лица пуритан, их сменили весельчаки и бездельники, светские повесы и кутилы Реставрации. Лондон стал центром бурной и разгульной жизни. Щеголи и «остроумцы» словно соревновались в продел-ках и эскападах, в игре и дерзновениях утончен-ного интеллекта, в изобретении новых, «модных» словечек, в издевках над «тупицами», людьми «дела», в саркастических замечаниях по поводу того, что касалось недавних врагов аристокра-тии – пуритан.

Комедия Уичерли написана в хлесткой, ан-типуританской манере, в ней появляется образ буржуа, но непременно в самом неприглядном и смешном виде. Ему отводились роли глупца, обманутого мужа, скопидома. Драматурги пери-ода Реставрации внимательно приглядывались к людским порокам, старались проникнуть в их со-циальную сущность, они видели в комедии, наи-более распространенном и излюбленном жанре эпохи, отличный способ тонко и ярко отобразить жизнь. В комедии Уичерли не было отступления от правды жизни, но не было и попытки над ней возвыситься. Повседневный быт аристократиче-ского Лондона представлен так, словно он никог-да не был другим и никогда не изменится. Такая

95


позиция драматурга не удивительна. Все произ-ведения Уичерли написаны «залпом», в очень короткий промежуток времени – с 1671 по 1676 г. Это была вершина «безнравственной эпохи» и на-чало ее упадка, когда третье сословие уже едва терпело бесчинства двора, а аристократы посте-пенно вступали в союз с буржуазией и, подобно нетитулованным купцам, начинали испытывать на себе тяжесть и безрассудство реставрацион-ных порядков. Но в 1671 г., когда Уичерли написал свою первую комедию, до «славной революции», наступившей в 1688 году и положившей конец не-ограниченной власти монарха, было еще далеко: молодому и начинающему драматургу все каза-лось стабильным, неизменным, вечным.

В феврале 1664 г. Уичерли получил долж-ность атташе при английском посольстве в Испа-нии и отправился с ним в Мадрид, где исполнял самые разнообразные поручения. Английская миссия много путешествовала. В Севилье, Толедо и Кордове дипломатам показывали спектакли по пьесам различных испанских авторов, в том чис-ле Лопе де Веги и Кальдерона. Как показывают исследования, источником «Любви в лесу» могла послужить «комедия плаща и шпаги» Кальдеро-на «Апрельские и майские утра» [1, с. 132–144]. Следует заметить, что у Кальдерона Уичерли заимствовал героев (Валентина, Кристину, Рейн-джера и Лидию) лишь для своего «высокого» сю-жета и, нужно признаться, эти персонажи весьма отличаются от остальных действующих лиц коме-дии, обитателей «низкого» сюжета, – ловкой сва-хи, манерного хлыща, похотливого ростовщика, сводни, стареющей вдовы, оборотистой содер-жанки, прочно «заземленных» на английской поч-ве. Бурные страсти, ревность, горячие признания в любви – все это удел героев «высокого» сюже-та. В финале пьесы Уичерли воздает по заслугам всем персонажам – и «высокого» и «низкого» сю-жетов – в зависимости от ума, честности, благо-родства, каждый из них получает в награду свое: Валентин – добропорядочную Кристину, старый Грайп – распутную Люси, а недалекий и высоко-мерный Дэпперуит – беременную Марту.

В комедии все в избытке: действующие лица и сюжетные линии, обманы, проделки и хитрости. Уичерли еще не умеет вовремя остановить того или иного героя и порой делает его речь чрез-мерно затянутой, пьеса перегружена репликами в сторону, диалоги страдают повторами. И все же в комедии есть по-настоящему яркие эпизо-ды, написанные талантливо и со знанием дела: например, сцена Грайпа, миссис Джойнер и Люси в доме у старой ханжи миссис Кроссбайт, пытаю-щейся подороже продать свою дочь. Или: сцена Марты и Дэпперуита в парке, когда щеголь-остро-умец, забыв о возлюбленной, «изобретает» одно изысканное сравнение за другим, боясь расте-рять «счастливые мысли», которые приходят ему в голову.

В «низком» сюжете каждый из персонажей в той или иной степени позволил денежным, ко-рыстным интересам вторгнуться в область любви и чувств. Богатую невесту ищут сэр Саймон Эддл-

плот и Дэпперуит, богатого жениха – леди Флип-пент и Люси. Здесь все с большим или меньшим успехом носят маски, отделяя, таким образом, свою подлинную «природу» от внешней, показ-ной оболочки. Глуповатый Дэпперуит пытается носить маску умника и остроумца, сэр Саймон играет в светского щеголя, при этом «едва справ-ляясь с модными словами» [2, с. 26], сластолю-бец Грайп изображает святошу. Уичерли показы-вает, что героини «низкого» сюжета носят маски с бòльшим успехом, нежели герои: Марта делает вид, что влюблена в Дэпперуита и женит его на себе, чтобы прикрыть грех, а Люси, прикинувшись невинной, очаровывает Грайпа. «Женщины – бед-ные доверчивые существа, которых легко обма-нуть», заявляет самоуверенный Рейнджер. «Ког-да мы так думаем,отвечает ему мудрый Винсент, то сами становимся бедными доверчивыми суще-ствами» [2, с. 23].

Недоразумения в «высоком» сюжете также происходят оттого, что персонажи не всегда уме-ют отличить подлинную суть человека от случай-ного и внешнего. Валентин не доверяет Кристине, основываясь лишь на случайных наблюдени-ях, Рейнджер также ошибается в ней, принимая за одну из «скромных» дам, которых он встре-чал в Сент-Джеймском парке, и лишь Винсент, убежденный в искренности девушки, не сомнева-ется в ее чистоте: «Открой глаза, кричит он не-доверчивому Валентину, и наваждение исчезнет. Все твои пустые страхи обернутся впоследствии стыдом – ведь ревность худший вид трусости» [2, с. 112]. В финале комедии персонажи «низкого» сюжета идут к алтарю, однако никто из участни-ков этой процессии не верит в грядущее семейное счастье. Брак в данном случае – наказание.

«Следует отметить, пишет профессор Смит, что не все драматурги целиком одобряли суще-ствующие нормы в области брака и половых отно-шений. Уичерли, совершенно очевидно, относил-ся к ним отрицательно. Леди Флиппент в комедии «Любовь в лесу», лицемерка и нимфоманка, вы-зывает у автора отвращение. В нижеследующем отрывке он использует этот образ не только для того, чтобы показать самые отвратительные сто-роны тогдашней теории относительно супруже-ской верности, но и для того, чтобы высказать свою собственную точку зрения:

Лидия. Неужели вы способны на такую ни-зость, чтобы признаться кому-нибудь в любви?

Леди Флиппент. Конечно! Но я никогда не была способна на такую низость, чтобы действи-тельно кого-нибудь полюбить.

Лидия. Но у вас же был муж!Леди Флиппент. Фи, мадам! Неужели вы по-

лагаете, что я так дурно воспитана, чтобы любить мужа?

Лидия. Понимаю: у вас было вдовье сердце еще до того, как вы овдовели.

Леди Флиппент. Я была непрочь рискнуть своей честью и сойтись со щеголем, если интриж-ка сулила мне новое платье, карету или ожере-лье: ведь не станешь же ради этого ласкать мужа или сидеть у него на коленях.

96


Я убежден, что Уичерли, заключает профес-сор Смит, на которого чаще всего нападают, об-виняя в аморальности, достоин самой высокой похвалы» [4, с. 100–101].

Сент-Джеймский парк – важный символ всей комедии. Он – часть Природа, заключен-ной в каменный пояс английской столицы. Город противопоставляется парку, цивилизация – при-роде. Город, залитый дневным светом, славит-ся притворством, ханжеством, цинизмом. Парк, погруженный в полутьму или освещенный лун-ным сиянием, умеет раскрывать тайное и сокро-венное в людях, делать невидимое видимым. Сент-Джеймский парк, недавно открытый для пу-блики, представляет для Уичерли новый тип «го-родского сада»: исчезли заповедники, где король охотился на оленей, возникли дорожки и аллеи, по которым спешат (без видимых на то причин) дамы, преследуемые джентльменами. Здесь светские леди не будут притворяться скромни-цами, подвыпивший повеса скроется от упреков матери, злой тетки или строгого опекуна, сюда можно привести содержанку или любовницу и не бояться быть узнанным. В городской «лес» при-ходят, чтобы делать открытия. Английская идио-ма «в лесу» означает «смутиться», «спутаться», «растеряться». Пьеса показывает, что для пута-ницы, растерянности и недоверия у персонажей было немало поводов. Но в данном случае это не происки злодеев или перст судьбы (как это неред-ко случалось в елизаветинской драме), а вещи вполне земные: легкомысленное непостоянство Рейнджера, безрассудная ревность Валентина, алчность Грайпа, любвеобилие леди Флиппент.

Лишь героям «высокого» сюжета, которых Винсент «вывел из темноты», удается покинуть

извилистые тропинки Любви с их неожиданностя-ми, ловушками, опасностями и разочарованиями и выйти на просторы искреннего чувства, оставив персонажей «низкого» сюжета во тьме «леса» не-доверия и лжи.

«Любовь в лесу» – пьеса назидательная: драматург не только обличает пороки и смешит, но и поучает. «Комедия показывает нам Уичерли, который вступил в противоречие со своим веком, не найдя с ним никаких точек соприкосновения, пишет профессор Кроненбергер в книге «Нить смеха». – Так многое нужно высмеять, так многое заклеймить, словно говорит комедиограф. И он энергично принимается за дело, чем-то напоми-ная крестьянина, граблями разгребающего на-воз» [5, с. 58–59].

Уичерли относится с презрением к персона-жам «низкого» сюжета. Достаточно прочитать их краткие характеристики, которые комедиограф дает в перечне действующих лиц: олдермен Грайп – на первый взгляд безобидный старик, но на самом деле алчный, похотливый ростовщик; мистер Дэпперуит – дерзкий, чванливый, глупый щеголь; леди Флиппент, сестра Грайпа, жеман-ная, распутная вдова, мечтающая выйти замуж и постоянно твердящая о ненависти к мужчинам [2, с. 10]. И Грайп, и леди Флиппент отвратитель-ны по своей сути, но Уичерли превращает их в столь смешные, гротескные фигуры, что у зри-теля они вызывают лишь смех. Смех беззлобный, веселый и снисходительный, так как Уичерли дает зрителям возможность ассоциировать себя не с «низкими» героями, а с персонажами «высо-кого» сюжета: ведь помимо Дэпперуитов и Грай-пов в пьесе есть Кристина, Валентин, Винсент и Лидия.

Список литературы1. Vernon P. F. Wycherley’s First Comedy and its Spanish Source. Comparative Literature, 1966. Vol. 18. Рp. 107–128.2. Wycherley William. Plays. London, 1893 (The Mermaid Series).3. Mukherjee S. Marriage as Punishment in the Plays of Wycherley – Review of English Literature. 1966. Vol. 7. Pp. IV–XX.4. Smith J. The Gay Couple in Restoration Comedy. Cambridge, 1948. Pp. 100–101.5. Kronenberger L. The Thread of Laughter. New York, 1970. Pp. 58–59.

УДК 81’373.21Елена Олеговна Филинкова,

кандидат филологических наук, доцент,Забайкальский государственный университет,


Топонимикон романа И. С. Шмелёва «Няня из Москвы»В статье рассматриваются типы топонимов и особенности их использования в романе И. С. Шме-

лёва «Няня из Москвы», выявляется их роль в художественном пространстве романа, в раскрытии его содержания и некоторых скрытых смыслов.

Ключевые слова: топонимы, И. С. Шмелёв, «Няня из Москвы», сказ

Elena О. Filinkova,Candidate of Philology, Associate Professor,



Toponymical of the Novel of I. S. Shmelev “The Nanny from Moscow”The article discusses the types of names and features of their use in the novel of I. S. Shmelev “The

nanny from Moscow”, revealed their role in the artistic space of the novel, in the disclosure of the contents and some hidden meanings.

Keywords: place names, I. S. Shmelev, “The nanny from Moscow”, narration

97


Роман И. С. Шмелёва «Няня из Москвы» соз-давался в эмиграции, в Париже, в 1932–1933 го-дах (опубликован в 1936 году). Именно поэтому в нём так важна эмигрантская тема – тема по-терянной родины, бегства, путешествия, стран-ничества. В романе И. С. Шмелёв обращается к воспоминаниям о России, к событиям 1917 года. Главная героиня романа – няня Дарья Степанов-на Синицына – вместе со своей воспитанницей Катичкой перемещается по своей стране, а потом и по миру в поисках дома, пристанища: «И то по-думать: где меня только не носило, весь свет ис-колесила». Собственно, рассказ об этих путеше-ствиях, представляющий монолог самой главной героини в беседе со старой московской знакомой, и составляет сюжет романа.

В ткань повествования о путешествиях, о жизни в разных местах органично включаются различные топонимы, и их действительно немало в тексте романа «Няня из Москвы». Они участву-ют в создании сюжета произведения, в развёрты-вании его основных тем, в формировании художе-ственного пространства романа и, помимо этого, помогают раскрыть его идейно-эстетическое со-держание, некоторые скрытые смыслы.

Цель данной статьи – описать топонимы, использованные автором в тексте романа «Няня из Москвы», с точки зрения их типологии и роли в раскрытии содержания романа.

В тексте рассматриваемого произведения встречается 54 различных топонима, с количе-ством словоупотреблений (с учётом повторов) – 209. Если учитывать сюжет романа, рассказы-вающий о странствиях русских эмигрантов, о их многочисленных перемещениях, то количество использованных топонимов можно назвать не-большим. Однако необходимо иметь в виду сказо-вую форму романа, реализующую две основные установки: «создание иллюзии живой звучащей речи и стилизации речи социально характерной» [3, с. 46]. Именно поэтому в романе отсутствует авторская речь, повествование ведётся от лица главной героини, таким образом, выбор топони-мов или их отсутствие – это особенность её речи, ярко показывающая предпочтения героини, её от-ношение к тем местам, где она оказывается или про которые вспоминает. Поэтому некоторые то-понимы имеют до нескольких десятков повторов, называя знаковые для героев романа, да и для всех реальных эмигрантов, места (Париж – 53, Америка – 47, Крым – 41, Москва – 35, Констан-тинополь – 19, Россия – 10), а другие и вовсе не употребляются героиней, передавая её отноше-ние к этим временным и неважным местам: «Где это вот Дунай-река… как это место-то?», «…на острова нас вывезли из Крыма» (острова никак не названы).

С точки зрения денотативного значения то-понимов рассматриваемого произведения среди них выделяются следующие группы: 1) ойко-нимы (названия населённых пунктов): Москва, Тула, Нижний, Ялта, Севастополь, Харьков, Ростов, Батум, Екатеринослав, Париж, Ницца, Константинополь, Богородск, Кудрино, Ласко-

вое; 2) гидронимы (названия водных объек- тов): Волга, Дунай, Ока, Упа; 3) урбанонимы (на-звания внутригородских объектов): Ордынка, Охотный, Таганка, Кузнецкий Мост, Тверская, Арбат, Рю-Дарю; 4) хоронимы (названия терри-торий, имеющих определённые границы: природ-ных и административных): Россия, Америка, Азия, Индия, Египет, Палестина, Англия, Тульская губерния, Крапивенский уезд, Крым, Корсика; 5) экклезионимы (названия объектов, связанных с религией): Донской монастырь, Троица (Трои-це-Сергиева лавра), Страстной (монастырь), Оптина (пустынь), Даниловское (кладбище), церковь на Рю-Дарю.

При этом стоит отметить, что в количествен-ном отношении в тексте романа преобладают ой-конимы и урбанонимы, они называют конкретные места, «точки на карте» жизни и странствий няни, имеющие для неё большое значение. Поэтому совершенно естественно, что в этих группах в ос-новном имеются русские названия: московские городские объекты представлены 14 топонимами (Арбат, Пресня, Кремль, Триумфальные ворота и др.), парижские – только одним (Рю-Дарю), ур-банонимов других городов нет. Также многочис-ленны русские ойконимы, как бы рисующие карту России, всего 12 названий. Кроме того, названы губернии и уезды: Тульская губерния, Крапивен-ский уезд; Орловская губерния, Волховский уезд.

И в целом количество русских и зарубежных топонимов в тексте романа различно: преоблада-ют русские названия. Няня, главная героиня (ро-дившаяся в Тульской области, но большую часть жизни проведшая в Москве), рассказывает собе-седнице не только о жизни в России, но и, в основ-ном, о жизни за границей, однако большее её вни-мание привлекает именно Россия и всё, что с ней связано, хотя бы в воспоминаниях. Это обстоя-тельство ярко подчёркивается использованием русских топонимов, благодаря им пространство становится «обжитым», освоенным героиней, оно наполнено деталями, конкретными узнаваемыми рассказчицей и слушательницей местами, поэто-му так разнообразны в романе топонимы Москвы и, шире, России.

Помимо этого, именно в рассказе о России появляются экклезионимы – названия мест, свя-занных с религией. В рассказе верующего чело-века топонимы этого вида ожидаемо должны за-нимать заметное место. Но в рассказе няни их не много: такие места есть только в России, за границей, где происходит большая часть событий романа, ничего подобного нет, только знаменитая церковь на улице Дарю (в романе «на Рю-Дарю») в Париже. И хотя названия храма в тексте нет (Собор Александра Невского, или Свято-Алек-сандро-Невский кафедральный собор), это един-ственный упоминаемый няней заграничный храм, имевший, как известно, особое значение для рус-ской эмиграции.

Помимо этого обращает на себя внимание то, как рассказчица использует зарубежные топони-мы: она с трудом припоминает некоторые из них, другие искажает на свой лад: «Не в Париже, а…

98


как это место… заводы там, забываю их слова? Мортаны, что ли… ржи? Вот-вот, Мотаржи»; «из Филь… вот-вот, из Фильляндии»; «Корчики называется, остров-то» (Корсика); «В Эндию!» (Индия); «в Констинтинополе этом страшном»; «Игипет». В целом искажение произношения непонятных и/или заимствованных слов герои-ней романа является одной из особенностей её речи, это реализация установки сказовой формы повествования на «устность» рассказа, особый сигнал разговорности речи. Например, она про-износит имя своего барина Констинтин Аркадьич, искажает и другие слова: трахмальные рубашки, сурьёзный, ндравилась, тыщи, милиён, ученые взаседания, и в налехциях бывала и т. п. Как нами уже отмечалось, почти во всех случаях такое искажение имеет значимый характер: «приобре-тает особый оттенок неприязненного отношения рассказчицы к чему-то чуждому или чужому» [4, с. 85], то же самое характерно и для используе-мых в речи героини названий.

В отношении топонимов, конечно же, чужими являются иноязычные названия, это подтвержда-ется комментариями, которыми героиня иногда сопровождает топонимы: «в Констинтинополе этом оглашенном», «в Америке этой», «в Аме-рику… далищу такую», «в Эн-дию страшную попаду!» называет их «пустым местом». При этом топоним «Россия» почти всегда сопровожда-ется словом «наша, моя»: «в России нашей», «за нашу Россию», «прощай, моя матушка-Россия». Особое отношение, конечно же, и к топониму «Москва», это не только подробная детализация города с помощью урбанонимов, но и «у себя в Москве», «в Москве у нас говорили», и свое-образное отождествление героини самой себя с этим местом – «Няня из Москвы», это не просто название романа, это самоназвание героини, ча-сто ею используемое: «“А я няня из Москвы…ˮ – говорю»; «Вы же сказали – няня из Москвы, а го-ворите теперь – из Америки приехали?»; «Он бы мне так обрадовался… няня из Москвы, мол… очень желает повидаться».

Интересно, что такое же определение «наш» в рассказе няни постепенно приобретает Париж. Сначала он воспринимается ею так же неприяз-ненно, как и другие «ненаши» места: «Стали мы с Катичкой в Париж этот собираться. Что та-кой за Париж, и знать не знала – будто большая ярмонка, веселятся там. В ресторане у нас, в Костинтинополе, все барышни говорили так: “поедешь в Париж – сразу угоришь!ˮ». Однако по-сле многочисленных странствий по миру этот го-род становится для неё новым домом: «хоть в Па-риж меня отвези, там знакомые у меня, будто своё уж место, и в церкву дорогу знаю». Кстати,

именно Париж отмечен няней и использованием (хотя и не в полном виде) единственного загра-ничного экклезионима «церковь на Рю-Дарю», как бы освящён им. Скорее всего, такое отношение в Парижу отражает опыт многих эмигрантов, да и самого И. С. Шмелёва, и резюмируется словами няни: «Ну, вот и стали мы заграничные».

По наблюдениям филологов, в романе «Няня из Москвы» вся без исключения заграница приоб-ретает черты «того света», герои попадают и на далёкий Восток (в Индию), и на крайний Запад (в Америку). Таким образом в романе создаётся горизонтальная ось романного пространства. «По наблюдениям С. В. Шешуновой, ад расположен на обоих концах горизонтальной оси романно-го пространства, а рай находится в центре оси, в Москве. Таким образом, мифопоэтическое про-странство соотносится в «Няне из Москвы» с ре-альным географическим простором» [5, с. 165]. Эти наблюдения подтверждаются и использова-нием топонимов: на концах оси их значительно меньше по количеству, они однотипны или заме-няются описательными оборотами; в центре оси топонимов много, они разнообразны, более де-тальны, т. е. помимо хоронимов (Эндия, Америка) появляются ойконимы и урбанонимы.

В целом, в романе на «эмигрантскую» тему вполне естественно возникает мотив дома/без-домности. Топонимы своим появлением на стра-ницах романа и своими особенностями помогают его реализации: дом для главной героини там, где всё известно, где люди собираются жить по-стоянно, где многие детали пространства важны, имеют своё название, т. е. в Москве. Остальное пространство – воплощение бездомья, там «пу-стое место», нет никаких деталей, да они и не нужны персонажам романа, поэтому там мало топонимов, даже в российском Крыму, в Констан-тинополе, где героиня пребывает долгое время (единственное название, причём символиче-ское, – ресторан «Золотая клетка», где получают работу Катичка и её няня). Постепенно домом становится Париж, который начинает «обрастать» топонимами.

Всё это отражает восприятии России и сего мира писателями – эмигрантами первой волны, всерьёз озабоченными проблемами сохранения ценностей русской культуры в противовес куль-турной ассимиляции. Это же соотносится в ми-роощущение самого И. С. Шмелёва, который, по словам Б. Зайцева, «писатель сильного тем-перамента <…> подземно навсегда связанный с Россией, в частности с Москвой, а в Москве осо-бенно – с Замоскворечьем. Он замоскворецким человеком остался и в Париже, ни с какого конца Запада принять не мог» [2, с. 3].

Список литературы1. Беспалова И. С. Мотив дома в романе И. С. Шмелёва «Няня из Москвы» // Известия Волгоградского государ-

ственного педагогического университета. 2011. № 7. С. 133–137.2. Михайлов О. И. С. Шмелёв // Избранное / И. С. Шмелёв. М.: Правда, 1989. С. 3–17.3. Николина Н. А. Сказовая форма в романе И. С. Шмелёва «Няня из Москвы» // Русский язык в школе. 2013.

№ 10. С. 45–49.4. Филинкова Е. О. Экспрессивная орфография в произведениях И. С. Шмелева // Интерпретация текста: лингви-

стический, литературоведческий и методический аспекты: материалы VIII Междунар. науч. конф. Чита, 2015. С. 78–85.5. Шешунова С. В. Образ мира в романе И. С. Шмелёва «Няня из Москвы» // Социальные и гуманитарные науки.

Отечественная и зарубежная литература. Сер. 7. Литературоведение: реферативный журнал. 2003. № 3. С. 164–169.

99


УДК 82-09Екатерина Владимировна Фёдорова,

ассистент,Забайкальский государственный университет,


Ключевые образы романа-антиутопии Алехандро Моралеса “The Rag Doll Plagues” (1992)В статье рассматриваются ключевые образы романа-антиутопии Алехандро Моралеса “The Rag

Doll Plagues” (1992): образ города, образ эпидемии и образ «повторяющегося» главного героя. Особое внимание уделено авторской картине будущего, предстающего в качестве переосмысленного и обоб-щённого опыта прошлого и настоящего. В ходе исследования устанавливается роль ключевых образов романа в раскрытии писателем тем социальной и расовой несправедливости, опасности потери гума-нистических идеалов.

Ключевые слова: антиутопия, чикано, мексикано-американская литература, литература чикано

Ekaterina V. Fyodorova,Assistant,



The Key Images in Alejandro Morales’s Dystopia “The Rag Doll Plagues” (1992)The article examines the key images in Alejandro Morales’s dystopian novel “The Rag Doll Plagues”

(1992): the image of the city, the image of the epidemic and the image of the “recurring” protagonist. The author has special focus on the writer’s representation of the future, which appears as a reinterpreted experience of the past and the present. The results demonstrate that key images of the novel contribute writer’s revealing the themes of the social and racial injustice, danger of losing humanistic ideals.

Keywords: dystopia, Chicano, Mexican American literature, Chicano literature

Интерес писателей и литературоведов к теме будущего неслучаен, он объясняется стремлени-ем человека к поиску новых форм общественного развития, возможностей прогнозирования буду-щего. ХХ век не является исключением, в этот период тенденция обостряется, поиски становят-ся более интенсивными – по мнению Т. А. Чер-нышёвой, автора работы «Природа фантастики» (1985), «только в XX веке научная фантастика как определённое явление оформилась окончатель-но» [6, с. 9].

Е. Н. Ковтун, предлагая классификацию фан- тастики, утверждает, что «современную утопию – как её положительный, так и отрицательный (ан-тиутопия) варианты – можно считать частью со-циально-фантастической литературы» [4, с. 78]. Т. А. Чернышёва, прослеживая логику историче-ского развития утопии и её состояние в ХХ веке, замечает, что «утопия, идя по пути проверки прежних рационалистических схем гармониче-ского устройства общества, перестроила свою структуру, оторвалась от трактата, закрепилась в сфере искусства и превратилась в роман о бу-дущем в его идеально-положительном и экспери-ментально-отрицательном вариантах» [6, с. 185]. Представление людей о будущем многовариант-но, соответственно, интерпретация текстов, по-свящённых теме будущего, имеет множественный характер.

Теме будущего посвящён роман-антиуто-пия американского писателя мексиканского про-исхождения Алехандро Моралеса “The Rag Doll Plagues” (1992). Целью данной статьи является выявление ключевых образов романа, в сово-

купности создающих картину будущего: образ эпидемии, образ города будущего и образ «повто-ряющегося» главного героя. Писатель обращает-ся к прошлому и настоящему в попытке постичь и объяснить причины наступления описываемо-го будущего. Географически действие романа происходит в Мехико (Мексика), и в Калифорнии (США), хронологически оно представлено в трёх периодах: колониальное прошлое, постколони-альное настоящее и недалёкое постапокалипти-ческое будущее.

Действие первой части книги происходит в XIX веке в Мексике. Глава повествует о духов-ных и материальных катастрофах коренного на-рода – индейцев, которые они претерпели в про-цессе колонизации со стороны Испании. Главный герой Грегорио Ревуэлтас, отправленный королём Испании в Мексику, встречается с эпидемией, угрожающей полным уничтожением населения колонии. Вторая глава посвящена описанию со-бытий, происходящих в Калифорнии в послед-ней трети ХХ века. Здесь видится проводимая автором параллель между трагическими послед-ствиями колонизации, описанными в предыду-щей главе, и мрачной социальной обстановкой в мексикано-американском баррио1 в США. Док-тор Грегори Ревуэлтас работает в баррио в южной Калифорнии, где тоже бушует чума, уже в совре-менном обличии – в виде участившихся вспышек насилия, распространения наркотиков и СПИДа. Третья книга описывает не слишком удалённое

1 Баррио – бедняцкий квартал американского города, на-селённый выходцами из Латинской Америки, преимущественно мексикано-американцами.

100


антиутопическое будущее: границы между го-сударствами к концу XXI века исчезли, однако классовые различия превратились в кастовую систему. Действие происходит в ЛАМЕКСе, адми-нистративном регионе, объединяющем большую часть западной Мексики и Юго-Запад Соединён-ных штатов. Грегори Ревуэлтас здесь – государ-ственный врач, который тоже вынужден бороться с необъяснимой смертоносной эпидемией. Он выясняет, что мексиканцы, живущие в самом за-грязнённом районе города, имеют генетическую мутацию и не могут заразиться этим вирусом, а их кровь может вылечить других людей – белых американцев.

Главной сюжетообразующей нитью произве-дения, ключевым образом становится эпидемия, повторяющаяся в каждой части книги – Ла Мона. La Mona – с испанского «(разг.) гримасник, крив-ляка, обезьяна; (разг.) опьянение, хмель; (разг.) пьяный» [1, с. 512]. Понимание значения слова, называющего эпидемию, помогает интерпретиро-вать заглавие книги “The Rag Doll Plagues” (в пе-реводе с английского «Чума тряпичной куклы») – болезнь, «искривляющая» людей, повергающая их в невменяемое состояние, превращала тело своей жертвы в нежизнеспособную бесформен-ную массу.

Образ эпидемии имеет интересную взаимос-вязь с древней индейской (ацтекской) мифоло- гией [2]. Цикличность, повторяемость бедствия отсылает к «ацтекской космологии повторяющего-ся апокалипсиса» [7, с. 376]. Согласно исследова-ниям Л. Стуки, посвящённым ацтекской мифоло-гии [9, с. 20], в мифах ацтеков говорится о том, что апокалипсис неизбежен, и после него возникает новый мир до тех пор, пока не создастся Пятый мир – он станет последним. Эсхатологический миф ацтеков предполагает, что «силы солнца и богов необходимо было поддерживать регу-лярными кровавыми жертвоприношениями, при-званными отсрочить очередную катастрофу, зем-летрясение и голод, от которых погибнут люди» [5, с. 671]. То есть только человеческая жертва способна продлить век Пятого солнца. В третьей части книги Моралес предоставляет возможность мексикано-американцам осуществить миссию по спасению мира – только их кровь способна изле-чить других людей от эпидемии. Образ эпидемии может быть интерпретирован как катастрофиче-ская альтернатива будущему выстраиванию от-ношений между англо-американским и мексикан-ским сообществами в США.

Картина будущего в романе наиболее ярко проявляется в создании автором образа города. По утверждению Н. А. Высоцкой, «дискурс горо-да постоянно фигурирует в американских “тек-стах”, занимая различные точки между полюсами восторженного приятия и безоговорочного от-торжения» [3, с. 215]. Выражающим такое «без-оговорочное отторжение» можно назвать опи-сание Моралесом города-государства будущего ЛАМЕКС, в котором хоть и отменены границы, но закреплена практика деления населения на классовые слои по этническому признаку. Образ

города будущего наделяется автором антиуто-пии чертами бездушия – работа главного героя Грегори в высокотехнологичном научном центре предполагает участие в экспериментах по робо-технике, направленных на уничтожение человече-ской индивидуальности: “Voices from the past and present warned me not to allow them to deconstruct my humanity” – «Голоса из прошлого и настояще-го призывали меня не позволить им уничтожить мою человеческую природу» [8, с. 143]. Исполь-зование автором идиллического описания города прошлого можно интерпретировать как антитезу к высокотехнологическому и жестокому горо-ду будущего: “Here, next to this well-planted tree, I felt rooted in this earth. I danced by the little rivulet that meandered down to what once was my family’s home, my barrio. I returned often to stand under the cypress that had known generations of my kinfolk, the people I loved” – «Здесь, рядом со старым де-ревом, я чувствовал, что сам произрастаю из этой земли. Я кружил у небольшой речушки, которая, извиваясь, течёт к месту, которое было однажды домом моей семьи, моим баррио. Я часто прихо-дил постоять под этим кипарисом, который знал целые поколения моих родных, людей, которых я любил» [8, с. 69].

Ещё один ключевой образ романа – глав-ный герой Грегорио/Грегори, который появляется в каждой из описываемых эпох как некая саморе-инкарнация, «повторяющийся герой». В каждой части книги он доктор, то есть является непосред-ственным свидетелем исторических событий. Интерпретация образа героя основывается на выявлении значения его имени. Знаменательно, что «повторяющегося» героя зовут Грегорио или Грегори Ревуэлтас (Revueltas). Фамилия героя с испанского языка может переводиться двумя способами. Первый: от слова “revolver”, которое переводится как «возвращаться на место (на-зад)» [1, с. 672] и производного от него слова “revuelto”, которое переводится как «перемешан-ный, беспорядочный, запутанный» [1, с. 673]. Это значение указывает на смешанное происхожде-ние героя, его метисность. Второй перевод: от слова “revuelta” – «мятеж, бунт, беспорядки, ссо-ра» [1, с. 673]. Такая дефиниция связывает героя с историческими событиями: в каждой части книги описываются социальные беспорядки.

Автор наделяет главного героя способно-стью чувствовать и видеть немногие проявления добра, любви и надежды в реальности, описан-ной преимущественно в пессимистических тонах. В конце первой главы Грегорио решает удоче-рить новорождённую девочку, появившуюся от связи высокопоставленного европейца и инди-анки, больной чумой и умершей при родах. Дон Грегорио удочеряет девочку, настоящую метиску, и остаётся жить в Мексике. Рождение Моники Ма-риселы символизирует для героя рождение но-вой культуры: “I kissed Monica Marisela and I heard liberation in her innocent giggle, which offered a new century in my new country” – «Я поцеловал Монику Мариселу и услышал знак свободы в её невинном смехе, который означал наступление новой эпохи

101


в моей стране» [8, с. 66]. Заключительные эпизо-ды первой и последней частей романа составля-ют своеобразную кольцевую композицию – в тре-тьей главе на свет тоже появляется младенец. С помощью Грегорио ребёнок рождается в семье азиата и уроженки мексиканской Калифорнии, несмотря на государственный запрет заводить детей в бедных кварталах ЛАМЕКСа и набираю-щую обороты эпидемию. Появление младенца на последних страницах романа выделяется авто-ром как позитивное событие, оно знаменует для главного героя надежду на возможную в более отдалённом будущем победу человеческого на-чала над технологическим: “that child represents the hope for the new millennium” – «Этот ребёнок олицетворяет надежду для нового тысячелетия» [8, с. 200].

Ключевые образы романа-антиутопии от-ражает авторское представление о повторяе-мости истории, соединяющей прошлое, настоя-

щее и будущее времена: события в трёх частях романа – эпидемии – повторяются, сам главный герой Грегорио/Грегори является «повторяющим-ся» персонажем (один и тот же человек с одним и тем же именем, живущий в разные исторические времена, является главным героем каждой из ча-стей), образ города будущего характеризуется враждебностью к людям и противопоставляется городу прошлого, описываемому идиллически. Обрисовывая эти образы, писатель представляет в художественной форме гипотетически возмож-ные последствия событий прошлого и настояще-го, позволяет заострить внимание на проблемах социальной и расовой несправедливости, опас-ности потери гуманистических идеалов. Таким об-разом, ключевые образы романа-антиутопии “The Rag Doll Plagues” в совокупности создают автор-скую картину будущего, предстающего в качестве переосмысленного и обобщённого автором опыта прошлого и настоящего.

Список литературы1. Большой испанско-русский словарь / Н. В. Загорская [и др.]; под ред. Б. П. Нарумова. М.: Рус. яз.-Медиа, 2006.

828 с.2. Воронченко Т. В., Фёдорова Е. В. Мифопоэтика в творчестве мультикультурных писателей США XX–XXI веков

(Л. Эрдрич, Р. Анайя, А. Моралес, Ч. Дивакаруни) // Вестник Университета Российской академии образования. 2016. № 5. С. 38–45.

3. Высоцкая Н. А. Природа и культура: американский опыт сосуществования. Город и урбанизм в американской культуре: материалы XXXVI и XXXVII Междунар. конф. Рос. о-ва по изучению культуры США / отв. ред. Л. Г. Михайло-ва. М.: Факультет журналистики МГУ, 2014. 392 с.

4. Ковтун Е. Н. Художественный вымысел в литературе ХХ века. М.: Высш. шк., 2008. 405 с.5. Токарев С. А. Мифы народов мира: энцикл.: в 2 т. Т. 2. М.: Сов. энцикл., 1987. 719 с.6. Чернышёва Т. А. Природа фантастики. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1985. 336 с.7. Franco D. Working through the Archive: Trauma and History in Alejandro Morales’s “The Rag Doll Plagues” // PMLA.

2005. March. Vol. 120, No. 2. Pр. 375–387.8. Morales A. The rag doll plague. Hueston: Arte Publico Press, 1992. 202 p.9. Stookey L. L. Thematic Guide to World Mythology. Westport, Conn.: Greenwood Publishing Group, 2004. 244 p.

102

Языковая личность в художественном тексте

УДК 811.512Замзагул Нагашыбаевна Жуынтаева,

кандидат филологических наук, доцент,Карагандинский государственный университет им. Е. А. Букетова,

г. Караганда, Республика Казахстан,е-mail: [email protected]

Неполные предложения в романе М. Ауезова «Путь Абая»В статье говорится о связи неполных предложений с контекстом. Речь пойдёт об использовании

предложений, где наблюдается пропуск главных или второстепенных членов предложения. Неполнота предложения, его обусловленность контекстом и ситуацией уточняется языковыми данными.

Ключевые слова: предложение, синтаксис, текст, неполное предложение, неполное предложение с пропущенным подлежащим, неполное предложение с пропущенным сказуемым, неполное предложе-ние с пропущенным определением, неполное предложение с пропущенным дополнением, контекст

Zamzagul N. Zhuyntaeva,PhD in Philology, Associate Professor,

Karaganda State University named after the academician E. A. Buketov, Karaganda, Kazakhstan,

е-mail: [email protected]

Incomplete Sentences in the Novel “The Way of Abay” by M. AuyezovThe article is devoted to the connection of incomplete sentences with the context of a literary work.

On the example of the novel “The Way of Abay” by M. Auyezovthe author of the article examines the use of incomplete sentences with major and minor cases of omission. Incompleteness shows its dependence on context and situation and is clarifiedby language data.

Keywords: sentence syntax, text, incomplete sentences with missing subject, incomplete sentences with missing predicate, incomplete sentences with missing definition, incomplete sentences with missing addition, context

Существуют грамматические структуры, по- казывающие зависимость предложения от кон-текста, необходимость влияния другого пред-ложения, прояснения его смысла. Речь идет о неполных, назывных, парцеллированных пред-ложениях. Наша задача – рассмотреть связь предложений, в частности, неполных предложе-ний с контекстом.

Ж. Жакыпов высказывает новую точку зре-ния на предложение: утверждение того, что мысль в предложении является «основательной, закон-ченной», он считает не соответствующей истине. Так как любое явление по своей сущности од-ностороннее, не предстает обособленным, то оно лишь сложное явление в составе определенной системы. Эта особенность реальности находит соответствующее выражение в языке. А комму-никант всегда стремится получить на свой вопрос наиболее полный ответ, т. е. по возможности пол-ная информация о каком-либо предмете или яв-лении не может вместиться в содержание одного предложения. Отсюда мысль, выраженная в пред-ложении, не может быть законченной [4, с. 42].

Попытаемся доказать эту мысль. Например: 1. Абай, сидя один в доме напротив, в послед-

ние десять дней безотрывно работал, целыми днями, вечерами уткнувшись в книги, бумаги. 2. В комнате, в глубине дома, Магаш и Какитай в свою очередь сидели за книгами. 3. Оба они в эти дни много читали книги на русском язы-ке, особенно интересные романы, написанные легким языком. 4. На своих собраниях они пере-давали содержание прочитанного, соревнуясь друг с другом в виде устных рассказов, сказок (М. Ауезов, далее – М. А.). Предложения со сторо-ны структуры законченные, этому соответствует и интонация. Однако, если взять в содержатель-ном отношении 3, 4 предложения, то нетрудно заметить их неполноту, недостаточность. Для их содержательной полноценности даны первые два предложения, где говорится о том, кто эти двое, что они читают. Если включить информацию этих предложений, то получится: Магаш и Какитай тоже в эти дни читали много книг на русском язы-ке, особенно написанные легким языком интерес-ные романы. На своих собраниях они, соревнуясь друг с другом, передавали содержание книги на русском языке, особенно написанных легким язы-ком интересных романов в виде устных расска-зов, сказок (М. А.).

103


В полных предложениях, в отличие от непол-ных предложений, синтаксические связи очевид-ны, содержание по возможности упорядоченное, законченное. Вместе с тем, полные предложения не всегда бывают приспособлены к тому, чтобы понятно передавать мысль, так как сознание чело-века не требует постоянно полных предложений. В процессе взаимодействия постоянное стрем-ление к использованию полных предложений мо-жет привести к многословию. Поэтому говорящие склонны между собой в речи чаще вместо полных предложений использовать неполные. Здесь мы отмечаем их соотнесенность с законами сжато-сти, экономии языковых средств.

Неполнота неполных предложений связана не только с пропуском главных членов предло-жения, но она ощущается и с выпадением лю-бого члена предложения, также пропуск членов предложения оказывается обусловленным кон-текстом, различными обстоятельствами и стили-стическими задачами. Неполные предложения выполняют в языке особую функцию. Использо-вание предложений в неполной форме не снижа-ет их грамматической активности, также не дает возможности определять их как предложения, имеющие недостаток. Члены предложения, про-пущенные в связи с различными обстоятельства-ми, обусловленными контекстом, могут быть лег-ко восстановлены, поэтому такие предложения показывают лишь неполноту словесного состава предложений. И текст, и контекст являются поня-тиями, тесно связанными с неполными предло-жениями. З. Будагова высказывает следующее мнение о роли текста: «Законченность смысловой структуры неполных предложений можно видеть из текста. Они не могут существовать без текста» [1, с. 139].

Как правило, контекстуально неполные пред-ложения с семантической точки зрения бывают «ущербными», поэтому они теряют свою семанти-ческую независимость. Говоря о неполных пред-ложениях, мы не можем не коснуться проблемы контекста, потому что благодаря контексту пропу-щенный член или члены неполных предложений могут быть восстановлены и будет внесена ясность.

Пропуск членов в структуре контекстуально неполных предложений – часто встречающееся явление. Функцию пропущенного члена предло-жения, его значение выполняют или указывают на них отдаленные или же смежные члены предло-жения. В связи с этим в языке имеет место диф-ференцированное рассмотрение встречающихся контекстуально неполных предложений с пропу-щенными подлежащим, сказуемым, определе-нием, обстоятельством, дополнением. Это наше мнение попытаемся доказать на примерах.

1. Пристально, не мигая смотревший Ба-заралы, теперь стал стремительно вбегать в пространство между табунщиком на рыжем скакуне и Азимбаем. 2. Схватив намертво же-лезной рукой байского сынка за ворот, потащил в сторону крупа стоящей лошади. 3. В рассер-женных руках Азимбай показался очень легким. 4. Дотащив его до крупа лошади, отклонив

назад, ослабил хватку, тыча в лицо между глаза-ми и ртом, сбросил на землю и ушел. (М. А.) Во 2, 4 предложениях текста наблюдается пропуск подлежащего. О том, что в них отсутсвует подле-жащее Базаралы, мы видим из первого предложе-ния текста. Автор делает пропуск подлежащего, чтобы избежать повтора.

Место пропуска подлежащего в предложе-нии можно восполнить благодаря контексту. Од-нако это не значит, что можно постоянно отбра-сывать подлежащее. Пропуск подлежащего или, наоборот, употребление с ним реализуется в свя-зи со стоящими перед говорящим стилистиче-скими задачами. В зависимости от этого, а также различных обстоятельств, зависит использование в языке неполных предложений с отсутствующим подлежащим или полного предложения.

1. Каждому участнику набега как причи-тающейся ему доле приходилось по одному табунщику. 2. После того, как упали Азимбай и рыжий скакун, двое на черном скакуне, осталь-ные табунщики растерялись. 3. Упавшие упали, остальная оставшаяся группа стала редеть и разбегаться. (М. А.). В приведенном примере мы видим неполноту 3 предложения. Кто упал – видно из первого предложения, т. е. предложение в полном виде так будет звучать: Упавшие табун-щики упали, остальная оставшаяся группа стала редеть и разбегаться. В предложении опущено личное определение.

Предложения, являющиеся неполными из-за отсутствия дополнения, в основном глагольные. Поскольку глаголы в составе своей синтагмы требуют постановки существительного или суб-стантивированного имени кроме именительного и родительного падежей в каком-либо косвен-ном падеже, это имя связывается со словом по типу управления [3, с.76]. 1. Абай, еще не слыша приветственные слова старухи Иис, подумав о двух малолетних беспомощных детях, похо-лодел сердцем, весь сжался. 2. Иис повеству-ет о своем печальном положении (М. А.). Во 2-ом предложении информацию о том, кому пове-ствует старуха Иис о своем тяжелом положении видно из 1-ого предложения. Предложение так пополняется: Иис рассказывает Абаю о своем пе-чальном положении. В рассмотренном примере отсутствует косвенное дополнение в дательном падеже, в далее приведенном примере видим от-сутствие прямого дополнения: 1. В тот момент Мука, взяв подаренную Абишем скрипку заиграл по его мнению чувствительный кюй. 2. Пальцы большие, манера игры не как у Абиша. 3. Этот сидя, в спокойной манере, играет лишь движе-нием рук. 4. Абиш изучает внимательно. 5. Мука научился игре на скрипке у какого-то провинци-ального исполнителя кюев, у него манеры мало учившегося (М. А.). 4-е предложение требует прямого дополнения. Что изучает Абиш, видно из 2, 3 предложений, т. е. «Пальцы большие, замеча-ет то, что манера игры не как Абиша, в спокойной манере, играет лишь движением рук». Косвенные дополнения стоят лишь в местном, исходном, ин-струментальном падежах, что также часто встре-чается в языке.

104


В предложении, где наблюдается пропуск обстоятельств, а его значение передается сосед-ним словом, иногда передается общим содержани-ем контекста. Например, 1. Сеит, которого в пос- ледние дни пригласили в гости живущие по со-седству одни бедные близкие друзья Есболата, пошел к ним вместе с одним подростком. 2. Его знакомый – большой бай Есболата, сосед извест-ного Оразбая. 3. Сеит два дня был гостем в доме у своего ровесника. 4. Пели песни, развлекались (М. А.). В 4-ом предложении время, когда Сеит пел песни, развлекался, дополняется с помощью обстоятельства времени, выраженном словосоче-танием «в последние дни» в 1-ом предложении.

В считающемся особенностью устной речи неполном предложении с пропущенным сказуе-мым языковые элементы используются при опре-деленных обстоятельствах речи. Функцию пропу-щенного сказуемого выполняют дополнительно другие члены предложения в значении объекта. А такие члены стоят в каком-либо определенном

падеже. Например: 1. Вокруг покрытые снегом долгие безмолвные высокие хребты. День не морозный, однако беспокойный зимний холод-ный ветер дует сзади, приподнимает играючи хвосты и гривы лошадей. 2. Путники едут не рядком по караванной дороге, а беспорядочно. 3. Базаралы своих товарищей пустил вперед, сам сзади (М. А.). Отсутствие в последнем пред-ложении сказуемого «идет» восполняется путем актуализации слова в исходном падеже.

Отмечая, что неполнота повествования – это законное явление в тексте, А. Э. Гатина под-тверждает мысль о том, что его неполнота воспол-няется контекстом, что оно зависимо от контекста [2, с. 27].

Подводя итоги, отмечаем, что неполные предложения по сравнению с полными предложе-ниями часто используются в языке, демонстриру-ют особенности преподнесения мысли в сжатой, законченной, конкретной форме, неполные пред-ложения находятся в тесной связи с текстом.

Список литературы1. Будагова З. Азербайджанский язык. Баку, 1982. 139 с.2. Гатина А. Э. Неполное высказывание как строевая единица связного текста: автореф. дис. … канд. филол.

наук. М., 1989. 28 с.3. Жакыпов Ж. А. Сөйлеу синтаксисінің сипаттары. Қарағанды, 1998. 158 с.4. Жақыпов Ж. А. Қазақ тілінің функционалдық синтаксисі: филология ғыл. доктора дис. Алматы, 1999. 226 с.

УДК 408.7Елена Ивановна Пляскина,



Уничижительные обращения в романе К. Ф. Седых «Даурия»В статье рассматриваются уничижительные обращения в романе К. Ф. Седых «Даурия», которые

входят в тематическую группу неофициальных обращений. Анализируемые лексические единицы отра-жают особенности общения (традиции речевого этикета) забайкальских казаков начала XX века, их от-ношение друг к другу, их говор, который относится к старожильческим говорам Сибири. Рассмотренные обращения имеют общерусский характер, но отличаются и региональным своеобразием.

Ключевые слова: обращение, общение, тематические группы, лексические единицы, говор за-байкальских казаков, диалектные (территориально ограниченные) и общерусские (территориально не ограниченные) лексические единицы, диалектизм

Elena I. Plyaskina,Candidate оf Philological Sciences, Associate Professor,

Zabaykalsky State University,г. Chita, Russia,


Pejorative Treatment in the Novel K. F. Sedykh “Dauria”The article discusses the pejorative treatment in the novel K. F. Sedykh “Dauria”, which are included in the

thematic group informal appeals. The analyzed lexical units reflect the characteristics of the communication (the tradition of speech etiquette) Transbaikalian Cossacks the beginning of the 20th century, their relationship to each other, their dialect, which belongs to the old-time dialects of Siberia. Consider the appeal to have an all-Russian in nature, but distinct regional identity.

Keywords: handling, communication, thematic group, lexical items, Transbaikalian Cossacks dialect, dialectal (territorially bound) and all-Russian (not geographically restricted) lexical units, dialecticism

105


Обращения, как известно, – самые употре-бительные этикетные знаки, функциями которых являются 1) установление контакта с адресатом речи (призыв) и 2) регулирование отношений ком-муникантов в процессе общения. Выполняя пер-вую функцию, обращения называют собеседника, выделяют его, то есть обозначают адресат речи; выполняя вторую функцию, они задают рамку об-щения, при этом могут демонстрировать статус (социальную роль) адресата, степень равенства и близости коммуникантов, их отношение друг к другу (связи между ними: служебные, родствен-ные и т. д.), а также могут придавать общению определённую тональность (уважительную, поч-тительную, ласковую, фамильярную и т. д.). Суть обращения, по мнению Н. И. Формановской, со-ставляют языковые формы установления контак-та с собеседником при демонстрации взаимных социальных и личностных отношений [14, с. 84].

Эти языковые формы, характеризующие об-щение забайкальских казаков в начале XX века и зафиксированные в романе известного забай-кальского писателя К. Ф. Седых «Даурия», инте-ресны для исследователя своим разнообразием и региональной самобытностью. Как пишет лите-ратуровед Е. Макарова в статье «Константин Се-дых», роман «даёт широкое полотно жизни всего забайкальского казачества в предреволюционные годы и в первые годы после революции»; его оба-яние заключается «в необычайной правдивости, простоте и горячей взволнованности» [5, с. 429, 431]. В центре повествования – казачий посёлок Мунгаловский, входящий в Орловскую станицу, расположенную на юго-востоке Забайкалья (в XVII–XVIII веках эта земля называлась Даурией), и несколько семей, жизнь которых является свое-образным отражением жизни России того време-ни в целом.

Кроме различных форм личных имён, соче-таний их полной формы с отчеством, автор ро-мана часто использует обращения, выраженные нарицательными существительными, которые показывают всё многообразие отношений персо-нажей друг к другу, эмоции, испытываемые в раз-личных ситуациях общения, традиции речевого этикета (этикет – установленный порядок поведе-ния, форм обхождения [6, с. 916]) казачьей сре-ды. Все их можно разделить на 3 тематические группы: 1) официальные обращения, 2) неофици-альные обращения и 3) обращения, отражающие родственные отношения. Критериями объедине-ния слов являются функция обращения и сфера использования: официальная, регламентируемая табелью о рангах, неофициальная, регламенти-руемая неписаными нравственными законами об-щества, и родственная.

Метод описания языкового материала по те-матическим группам (ТГ) является одним из рас-пространённых среди разнообразных методов и приёмов исследования лексико-семантической системы языка как в литературном варианте, так и в региональном. По мнению Ф. П. Филина, обо-сновавшего системный подход к изучению лекси-ки русских говоров, «рассмотрение лексики в те-

матическом аспекте имеет то преимущество, что оно позволяет полно и всестороннее установить связь между словами и обозначаемыми ими яв-лениями, выяснить объём значений слов, их упо-требления…» [13, с. 106]. Действительно, только анализируя ТГ, можно увидеть семантическое своеобразие входящих в неё лексических единиц, так как семантика каждой их них отражает нечто вне языка, в реальной действительности.

Поскольку ядром лексико-семантической си-стемы любого говора является лексика общерус-ская, то правомерно в ТГ включать не только тер-риториально ограниченные лексические единицы (ЛЕ), но и территориально не ограниченные. По мнению диалектологов, объектом изучения долж-но являться каждое слово, живущее в говорах, тем более, что, объединяясь в ТГ, они и передают своеобразие говора и своеобразие отражённой картины мира диалектоносителей.

Забайкальские русские говоры, говоры вто-ричного образования, вызывают особый интерес, так как сложились в результате длительного ме-ждиалектного и межъязыкового контактирова-ния. Они неоднородны: одна часть говоров име-ет севернорусскую основу (это старожильческие говоры), другая – южнорусскую (это говоры се-мейских). Говор казаков, живших на юго-восто-ке Забайкалья в начале XX века, быт которых описан в романе К. Ф. Седых, относится к старо-жильческим говорам, то есть в основе своей он севернорусский, хотя и испытал влияние средне-русских и южнорусских говоров (а также языков аборигенов края (бурятского и эвенкийского), что ярче всего проявилось в тематических группах названий домашних и диких животных, кушаний, одежды и немного – в других ТГ [см. 1]. В каче-стве обращения в романе встретилось одно ди-алектное заимствованное слово гуран (бурятское гура/н/ – «самец косули» [2, с. 160]), которое стало и наименованием казаков-старожилов Забайка-лья (а в наше время и их потомков).

Наибольшей по объёму входящих в неё лек-сических единиц (ЛЕ) является ТГ неофициаль-ных обращений (более 100), и в связи с этим она представляется наиболее интересной. Внутри неё выделяются подгруппы обращений на осно-вании выражения ими общей эмоции (уважения, почтения, ласки, фамильярности, иронии, неодо-брения, пренебрежения, презрения, уничижения, ненависти) или её отсутствия: 1) нейтральные обращения: посёльщики, станичники, казаки (ка-зак), народ, мунгаловцы, низовские, низ, соседи, граждане, ребята, полчанин, брат, брательник, парень, паря, молодой человек, старик, дед, дядя, девка, няня; 2) уважительные обращения: отец, молодец, папаша, дружище; 3) почтительные об-ращения: господа старики, дорогие посёльщи-ки, дорогой хозяин, дорогие гости, почтенные; 4) ласковые обращения: хозяюшка, девонька, дедушка, сынок, братец, голуба, голубчик, роди-мый, ягодка, чёртушка, отец родной, мил чело-век; 5) иронические обращения: голубь, голубчик, голубушка, любезный, орёл, жених; 6) фамильяр-ные обращения: публика, казачки, ребятки, ра-

106


ботнички, борода, батенька, братец, тётка, дедка, девка, старая, старый, полуночник, над-зиратель, толстосум, гусь лапчатый, голова садовая; 7) неодобрительные обращения: не-годница, шилохвостка, вертихвостка, мельни-ца, халда, богохульник, леший, окаянный, дура; 8) пренебрежительные обращения: молокосос, балаболка, холера, зараза, ирод; 9) презритель-ные обращения: дура-баба, сопляк, карга, кобы-ла, гадина, балда, щенок, паскудыш, трясунчик, чёрная немочь, поганые, паршивая, кобель, иро-дово семя; 10) уничижительные обращения: мер-завец, мародёр, стервец, подлец, сволочь, крово-сос, кровопивец, шкуродёр, каторжник, варнак, гнида, сука, гад, жёрнов, гуран проклятый, ста-рорежимцы проклятые, сучий сын, волчья сыть, арестантская морда, мужицкая морда, катор-жанский племянник, купеческий недоносок.

Девять подгрупп уже описаны автором [7, 8, 9, 10], предметом настоящей статьи являются негативно оценочные, а именно уничижительные обращения. К ним относятся, на наш взгляд, та-кие, которые при установлении контакта с собе-седником не только называют его, но и унижают, оскорбляют (уничижать – «унижать, оскорблять», уничижительный – «уничижающий, унизитель-ный» [6, с. 836]. (Необходимо заметить, что сте-пень негативной оценки (брани) может быть разной: от мало эмоционального неодобрения, выражаемого литературной, литературно-раз-говорной и негрубой просторечной лексикой, до очень эмоционального уничижения, выражаемого грубой просторечной и вульгарной лексикой, хотя иногда и литературной). В эту подгруппу входят 22 ЛЕ, в том числе 8 атрибутивных сочетаний: мерзавец, мародёр, стервец, подлец, сво-лочь, гнида, сука, гад, жёрнов, кровосос, кро-вопивец, шкуродёр, каторжник, варнак, сучий сын, волчья сыть, каторжанский племянник, арестантская морда, мужицкая морда, ста-рорежимцы проклятые, гуран проклятый, купеческий недоносок.

Далее представлены отрывки из романа, иллюстрирующие использование этих обращений в различных ситуациях общения в романе с ука-занием страницы (в текстах некоторых из них в скобках автором статьи даны поясняющие сло-ва и скобками же обозначен пропуск текста), зна-чение ЛЕ по ТСОШ, МАС, ТСД или по контексту и результаты семантического и стилистического анализа употребления ЛЕ.

Мерзавец «Ротмистр, не говоря ни слова, подскочил

к Семёну и затянутой в лайковую перчатку рукой закатил ему пощёчину.

– Стать во фронт, мерзавец…» [с. 96].«– Сейчас же всё выкладывайте, мерзавцы!»

[с. 420].Литературно-разговорная ЛЕ мерзавец име-

ет значение «подлый, мерзкий человек, негодяй» (мерзкий – «отвратительный, гадкий») [6, с. 351] и в первом контексте употреблена жандармским ротмистром, чтобы вкупе с пощёчиной унизить пьяного казака, не отдавшего ему честь; во вто-

ром – тех казаков-мародёров, которые разграби-ли станичную потребительскую лавку. В качестве уничижительной номинации она использована казаками для передачи отношения к человеку, разбившему колокол: «– Так вот, этот самый Са-мойлов взобрался на колокольню. Встал в пролё-те и крикнул детворе: Зовите народ, ребятишки, сейчас представление устрою!

– Смотри ты, какой мерзавец!– Да именно мерзавец… Когда сбежался на-

род, он взял да и перерезал верёвки, которыми был привязан средний колокол. Колокол, конечно, вдребезги» [с. 355]; в речи ротмистра: «Ротмистр не унимался. – Я прошу, я требую, чтобы выстро-или батарею. Я узнаю мерзавцев» [с. 97]; в рас-суждениях поселкового атамана Елисея Каргина: «Знай он Василия меньше, ему легко было бы назвать его мерзавцем, изменником казачеству и тем самым успокоить свою совесть и оправдать своё поведение при негаданной встрече» [с. 157].

Мародёр«– Ну-ка, мародёры, пять шагов вперёд! ( )

Стало быть, я тихо говорю. Не все меня слышали. Я могу и громче сказать, – завопил Балябин. – Ма-родёры! Пять шагов вперёд» [с. 420].

Литературная ЛЕ мародёр имеет значение «грабитель, разоряющий население в местах военных действий, снимающий вещи с убитых и раненых на поле сражения, занимающийся гра-бежом в местах катастроф (первонач. в армии)» [6, с. 343], грабитель – «человек, который зани-мается грабежом, грабит»; грабёж – «открытое похищение чужого имущества» [6, с. 142]. Эмоция уничижения заключена в самом значении ЛЕ: дей-ствия такого человека не допустимы как с точки зрения морали, так и с точки зрения закона. Эта ЛЕ использована в речи командира и в качестве номинации казаков: не только тех, разграбил ста-ничную потребительскую лавку и не сознаётся, но и всего полка, чтобы показать, что позор распро-страняется на всех; усиливает негативную эмо-цию определение подлый со значением «низкий, бесчестный» [9, т. 3, с. 197], «низкий в нравствен-ном отношении» [6, с. 537]: «Все почувствовали, что скажет Фрол Балябин такое слово, которым ударит как обухом в лоб. – Мы подлые мародёры, а не бойцы революции» [с. 419].

Стервец«Остальных нападающих обезоружили. ( ) От

каждого из них пахло ханьшином. – Вишь, стервецы, нализались как! – ру-

гались крутившие им за спину руки солдаты» [с. 406].

Просторечная бранная ЛЕ стервец в рас-сматриваемом контексте реализует значение «подлый человек, негодяй» [6, с. 767] и выража-ет уничижительное отношение говорящего к со-беседнику. В том же значении она употреблена в качестве номинации человека, передающей презрение к нему, негодование по отношению к его действиям: «– Ганьку, стервеца, пороть надо. Прохлаждался на таборе, а шубы не убрал. Подожди, доберусь я до тебя, – повернулся он к сыну, робко выглянувшему из-под надвинутого

107


на голову дождевика» [с. 138]; «Говорит, как брит-вой режет. ( ) И нашему Елисею Петровичу от него попало. Ведь он атамана, стервец, вроде как бы цепником обозвал» [с. 311]. В ситуации же загады-вания и разгадывания загадок ЛЕ стервец пере-даёт более мягкие эмоции, скорее досаду на то, что загадка оказалась лёгкой, а ведь, по мнению односельчан, загадки у Никулы «забористые»; недовольство этим, а также изумление тем, что ребёнок знает ответ, переходящее в одобрение: «– Ну, это, брат, и мой Ганька знает. Знаешь? – спросил Северьян у Ганьки.

– Знаю, буркнул Ганька и смутился, – борона.– Гляди ты, какой стервец, – изумился Нику-

ла. – Башковитый малый…» [с. 251] (простореч-ная ЛЕ башковитый обозначает умного, сообра-зительного человека [6, с. 767]).

Подлец«– Ну-ка, повтори, повтори, подлец, что ска-

зал! – закричал появившийся на пороге Каргин. Санька замер в ожидании расправы. Каргин по-дошёл к столу, молча вырвал из рук Саньки ложку и щёлкнул его по лбу.

– Уходи из-за стола, подлец… Я тебе покажу, как не слушаться старших. Выпорю нагайкой, так зараз сговорчивым станешь» [с. 94].

«Когда уезжал, Сахалинец крикнул ему (Се-мёну) вдогонку:

– А жаловаться лучше и не думай! Себе до-роже станет…

– Ладно, подлецы… В узком переулке мне те-перь не попадайтесь…» [с. 120].

«Когда отошли от брёвен шагов на сорок, Платон крепко сдавил Роману руку и спросил:

– Ты что же это, подлец, делаешь?» [с. 242].Просторечная ЛЕ подлец со значением

«подлый человек, негодяй» [6, с. 537], образо-ванная от ЛЕ подлый – «низкий в нравственном отношении» [6, с. 537], использована в приве-дённых контекстах с целью показать неприемле-мость поведения того, кому адресована, и в связи с этим унизить его. С уничижительной же оценкой использована эта ЛЕ и в качестве номинации че-ловека, поступающего низко с точки зрения гово-рящего, в следующих фразах: «– Я тебе, иродово семя, лагушок с дёгтем на шею привяжу… По всем улицам проведу тебя в таком виде. Пускай люди знают, какого подлеца Северьян вырастил [с. 86] (отец считает недопустимой связь сына с замуж-ней женщиной); «Пантелей схватился за голо- ву: – Вот навязался на мою голову братец! Нас те-перь с ним по судам затаскают. Ох да и подлец…» [с. 114] (брат осуждает брата за поджог дома); «Сементовский (инспектор главного тюремного управления) затрясся и прохрипел, выбегая из камеры: – Наказать его! – Подлец! – крикнул ему вдогонку дядя Гриша ( )» [с. 153] (политический заключённый таким образом выражает отноше-ние к хаму-начальнику); «– Каторжанским пле-мянником меня обозвал. А я такой обиды не стер- пел. – Гляди ты, какой подлец! – возмутился Ан-дрей Григорьевич, – нашёл чем попрекать. Па-скудный, видать, парень…» [с. 35].

Сволочь, кровопивец «Человек, которого он назвал Сохатым, гнев-

но ткнул его кулаком в затылок.– У, кривая сволочь… Подвёл нас…» [с. 52].«Неожиданно рванувшись вперёд, залепил

он (пойманный каторжник) в усталое лицо Ники-фора обильным и вязким плевком.

– Брось баловать, сволочь… Давай, Ники-фор, ремень… Его, псюгу бешеного, скрутить надо…» [с. 53].

«Старик рванулся к Чепалову, прохрипел:– Радуешься, сволочь, чужой беде. Катись

лучше к такой матери, пока я тебе по уху не съез-дил. Ты нам, кровопивец, хуже всех супостатов!» [с. 276].

В рассматриваемых контекстах грубо-просто-речная бранная ЛЕ сволочь реализует значение «скверный, подлый человек, негодяй» [12, т. 4, с. 56]; «негодяй, мерзавец» [6, с. 705] и передаёт уничижительное отношение к собеседнику, так же, как и просторечная ЛЕ кровопивец, имеющая то же значение, что и литературная ЛЕ кровопийца, – «жестокий, безжалостный человек, угнетатель» [6, 307; 12, т. 2, с. 132]. Во времена В. И. Даля и, скорее всего, ещё в начале 20-го века это слово обозначало кровожадного, лютого, свирепого, не-милосердно жестокого человека [4, т. 2, с. 197], ко-торый, как видим из контекста, хуже, чем враг (су-постат или сопостат – «враг, неприятель чей, противник, недруг, злодей» [4, т. 4, с. 272], В каче-стве номинации в романе встретилась ЛЕ сволочь и для обозначения одного человека с негативной оценкой уничижения: «Издевается, сволочь, фо-кусы строит», – гневом обожгло Каргина» [с. 310]; «Старики тут же решили расправиться с этой сво-лочью. Спустили его с колокольни по лестнице. Крепко изувечили» [с. 355]; и как собирательное существительное в значении «сброд, подлые, скверные люди» [12, т. 4, с. 56] с той же оценкой: «У этих сволочей зимой снегу не выпросишь, а вы хотели, чтобы они вам землю отдали» [с. 328]; «…Не пора ли, я думаю, приняться за низовскую сво-лочь да обезоружить её…» [с. 370].

Кровосос«Но грабители сунуться не посмели. Добив

двумя выстрелами последнюю пристяжную, вдо-воль наругавшись, они уехали. На прощанье при-грозили:

– Не минуешь ты нашей пули, кровосос!» [с. 301].

Просторечная ЛЕ кровосос имеет то же зна-чение, что и просторечная кровопивец и литера-турная кровопийца [12, т. 2, с. 132] и тоже пере- даёт негативную оценку уничижения.

Шкуродёр«Тогда Андрей Григорьевич замахнулся на

него (купца Чепалова) костылём: – Уйди, шкуро-дёр, с глаз моих!» [с. 324].

Грубо-просторечная ЛЕ шкуродёр обозна-чает прижимистого торговца, спекулянта, кулака [12, т. 4, с. 722], дерущего (снимающего) шкуру с кого-либо (ср. с фразеологическим оборотом драть шкуру (две и т. д.) – «притеснять, обирать» [12, т. 1, с. 444],), каким и был купец Чепалов, и пе-редаёт уничижительное к нему отношение.

108


Сука«Никифор схватил Семёна за грудки, захрипел: – Врёшь, сука! По глазам вижу, врёшь! Сам

приспособил их (деньги)» [с. 48].Грубо-просторечная ЛЕ сука, употребляясь

как бранное слово [12, т. 4, с. 304], реализует переносное значение «негодяй, мерзавец» [6, с. 780]. Эмоция, сопровождающая это слово, – уни-чижение. Также оно использовано и в качестве отрицательно оценочной (уничижительной) номи-нации: «– Сейчас заварит кашу, недаром возле него эта сука, Алёшка, увивается. Подзуживает» [с. 32]; «Федотка пустил ему (Роману) вдогонку: – Женатик какой-то. Отвечать, сука, не хочет. Лень подыматься, а то бы мы…» [с. 66]; «Попался на сморчка-казачишку. Я его, суку, христом-богом молил – не трожь, мол, меня, мил человек, дай проходу» [с. 103]; «Семён Забережный протол-кался вперёд, хрипло спросил Никифора: – Пред-ставление устраиваешь?.. Эх ты, как был сукой, так сукой и остался» [с. 286].

Гнида«Поняв, что ему не вырваться, купец начал

ругаться и звать на помощь Алёшку. Алёшка вце-пился в Епифана сзади и стал тянуть его рубаху:

– Ах ты, гнида! – сказал Епифан и схватил Алёшку правой рукой за шиворот» [с. 217].

Просторечная ЛЕ гнида в переносном мета-форическом значении употребляется как бранное слово в адрес ничтожного, мерзкого, подлого че-ловека [12, т.1, с. 321; 6, с.134] с целью унизить его, показать его ничтожность (как гнида в пря-мом значении «яйцо вши» очень маленькая, но отвратительная, так как из неё вылупляется вошь – кровососущее насекомое, так и человек, которого так называют, мал (по разным качествам) и отвратителен. Эта ЛЕ встретилась в романе и в качестве номинации для передачи уничижитель-ного отношения к собеседнику: «– Ты, паря, орать вздумал?.. Гнида ты этакая! – Семён схватил рот-мистра за шиворот, подмял под себя и прошёлся по нему разок-другой коленом, так что у него за-трещали кости» [с. 96].

Гад, сучий сын (сукин сын), волчья сыть«Затем поднялся над кочками во весь свой

немалый рост и, разрывая на груди рубаху, пошёл на Сазанова с истерическим криком:

– На, гад, стреляй! Не скрадывай! Не скра-дывай, как селезня, а бей на месте, сучий сын. ( )

– Задушу тебя, волчья сыть, тогда и сдам-ся, – с пеной на губах прорычал Сохатый и кинул-ся вперёд» [с. 57].

Просторечная бранная ЛЕ гад во 2-ом зна-чении (переносном, метафорическом) «мерзкий, отвратительный человек» передаёт презритель-ное отношение говорящего к собеседнику [12, т. 1, с. 295; 6, с. 124], хотя, на наш взгляд, в рассматри-ваемой фразе беглого каторжника, которого окру-жили, почти поймали, степень негативной оценки большая: уничижение (то есть желание унизить, оскорбить) надзирателя, одержавшего над ним победу. Такую же отрицательную оценку передаёт и ЛЕ сучий (сукин) сын, в состав которой входит грубо-просторечное прилагательное сучий (су-

кин), употребляющееся как бранное [12, т. 4, с. 304, 312] и являющееся семантическим ядром этого словосочетания: сучий (сукин) сын – сын суки – «негодяя, мерзавца» [6, с. 780], следовательно, сам мерзавец и негодяй. Другое использованное в этом эпизоде в качестве уничижительного об-ращения словосочетание волчья сыть содержит устаревшее в литературном языке существитель-ное сыть, имеющее значение «пища, харч, корм, еда, ежа (сиб.), всё, что насыщает голодного» [4, т. 4, с. 377, 660], которое и выполняет эмоциональ-но-семантическую нагрузку в словосочетании: по мнению каторжника, надзиратель годится только для того, чтобы стать кормом для волка.

ЛЕ гад и сукин сын активно употреблялись казаками и в качестве уничижительной номи-нации человека (людей): «Семён с ненавистью поглядел не него. ( ) – Давайте расчёт, – сказал, насилу сдерживаясь, Семён. – С такими гадами больше знаться не хочу» [с. 119]; «– Одного из них я уж наверняка ухлопал, – слышался его го-лос в одном месте. – Вплоть они, гады полоса-тые, от меня были» [с. 257]; «– Убежал? – мрачно спросил подоспевший Платон. – Успел, гад, а то бы мало добра было…» [с. 338]; «– Глядеть надо было, сукин ты сын. На то и приставлен, что-бы глядеть» [с. 138]; «Пока загоняли их обратно в ограду, Лелеков (станичный атаман) рвал на себе волосы и голосил: – Чьи поросята? Голову сниму с сукиного сына, если подведут они меня» [с. 148]; «– Это известный хулиган. Он перед вой-ной у меня в работниках жил. Знаю его, сукиного сына, – махнул рукой Сергей Ильич» [с. 355]; «Но купец пробовал пригрозить ему: «– Я тебя, суки-ного сына, под суд упеку!..» [с. 218].

Каторжник, варнак«Сесть он постарался от отца подальше и за

каждым его движением наблюдал зорко.– У-у, каторжник! – проговорил вдруг отец,

но с места не встал. ( ) И что же ты о своей голо-ве думал? Как тебя угораздило на такое подлое дело? ( )

– Ведь скажи Платон купцу или Епифану, и жизни из-за тебя не будет. Живо на сходку пота-щат, срамить начнут, а потом заставят собствен-ными руками тебя, варнак ты этакий, выпороть. ( ) По тебе в Чалбутинском вон какая девка сохнет ( ). А ты на чужую бабу прельстился, против божеско-го закону пошёл» [с. 246].

Северьян, грубо браня сына (бранить – «по-рицать, выражать своё недовольство бранными словами» [6, с. 58],) за связь с замужней женщи-ной, что не дозволялось в народной среде нача-ла 20 века, использовал различные оценочные ЛЕ, чтобы унизить его и таким образом показать неприемлемость его поступка. Литературная ЛЕ каторжник, употреблённая как бранное слово, переходит в разряд просторечных [12, т. 2, с. 41] и реализует переносное значение: человек, та-кой, как каторжник (преступник, совершивший общественно опасное действие и сосланный на тяжёлые работы), подобный ему, то есть плохой, нечестный, подлый и т. д. Диалектная ЛЕ варнак совпадает с ЛЕ каторжник и в прямом, и в пере-носном значении.

109


В качестве номинации человека в романе ис-пользована ЛЕ каторжник в тех эпизодах, когда речь идёт о преступниках, отбывающих каторгу (каторга – «самые тяжёлые (первонач. на гале-рах) принудительные работы для заключённых в тюрьмах или других местах с особо суровым режимом» [6, с. 269]) в Горном Зерентуе, Акатуе, Кутомаре, Нерчинске и других тюрьмах Забайка-лья в начале 20 века: «Уходивших вниз по Дра-гоценке каторжников первым увидел бывший в группе Кустова Никула Лопатин. ( ) Каторжники пробежали в двух шагах от него, злые, готовые на всё» [с. 52]. «По улице, растянувшись на добрых полверсты, шла серая колонна каторжников, гре-мя кандалами» [с. 106].

Каторжанский племянничек, арестант-ская морда

«У проулка за школой Дашутку с Романом догнал Алёшка Чепалов. Бурно дыша, он толкнул Романа:

– Отойди, каторжанский племянничек. Нече-го чужих девок отбивать.

– Не лезь, а то по зубам съезжу. – Попробуй только, арестантская твоя мор-

да…» [с. 83].Атрибутивное сочетание каторжанский пле-

мянничек употреблено купеческим сыном с целью унизить соперника, так как его дядя был полити-ческим заключённым – каторжанином (каторжан-ский – прил. от каторжанин [6, с. 269]), а по мне-нию купца и его сына, как и многих других казаков, на каторгу идут отъявленные негодяи, позорящие честь казачества. Уменьшительная форма пле-мянничек, обычно передающая пренебрежение или презрение в зависимости от ситуации, в соче-тании с прилагательным каторжанский выража-ет уничижение. Такую же эмоцию передаёт и ЛЕ арестантская морда, в состав которой входит грубо-просторечное слово морда в переносном метонимическом значении «человек с некра-сивым, грубым лицом», употребляющееся как бранное слово [12, т. 2, с. 298]. В рассматривае-мом словосочетании семы значения этого слова «некрасивое» и «грубое» (лицо) не актуальны, семантическую нагрузку несёт устаревшее при-лагательное арестантский – «принадлежащий арестанту – человеку, который содержится под арестом» [12, т. 1, с. 44], и это очень унизительно для свободного казака.

Мужицкая морда, жёрнов«– Вишь ты чего захотел, мужицкая морда!

А этого не видал! – заорал Иннокентий Кустов, поднося к стариковскому носу узловатый кулак. И следом за Иннокентием набросились на мо-стовцев с насмешками и руганью все, кому было не лень» [с. 327].

«– Убирайся-ка ты, жёрнов, пока я тебя не тюкнул! – замахнулся на инвалида огромным ку-лачищем Платон Волокитин » [с. 217].

В атрибутивном сочетании мужицкая морда, так же, как и в сочетании арестантская морда, семантическим ядром является прилагательное: мужицкая – принадлежащая мужику, крестьяни-ну (жителю деревни Мостовки, который попро-

сил казаков поделиться с ними землёй, посчи-тав, что после революции все граждане равны и, следовательно, привилегии казаков на землю закончились). Казаки относились к мужикам пре-зрительно, называли их сиволапыми, и новость об упразднении казачьего звания и уравнивании казаков со всеми прочими (то есть с мужиками) многие восприняли с негодованием: «Каргин вы-слушал и затрясся от бешенства.

– Без нас это решали, без казаков. А мы ка-зацкого звания лишаться не желаем. ( ) Ты вот, я вижу, рад, а мне и другим это нож в печёнки. И таких-то нас больше» [с. 326]. Поэтому, когда мостовцы приехали в посёлок Мунгаловский про-сить землю, им не только отказали, но унизили их бранью и грозили расправой, как Платон Воло-китин, который, обращаясь к солдату, употребил для его унижения ЛЕ жёрнов в переносном мета-форическом значении (прямое значение: «мель-ничный каменный круг для размола зерна» [12, т. 1, с. 479]), основанном, возможно, на сходстве производимого впечатления (семантический диа-лектизм).

Старорежимцы проклятые«– Прочь с дороги, старорежимцы прокля-

тые! – рявкнул тогда солдат на стоявших в дверях казаков и скомандовал своим: – Пошли отсюда, деды. У этих сволочей зимой снегу не выпросишь, а вы хотели, чтоб они вам землю отдали. С боем мы у них возьмём, из горла вырвем!..» [с. 328].

Значение ЛЕ старорежимцы проклятые, как и других атрибутивных словосочетаний, скла-дывается из значений составляющих его слов: старорежимцы – «сторонники старого режима, дореволюционного уклада жизни» (ср. старо-режимный – «относящийся к старому, царскому режиму, дореволюционный» [6, с. 764; 12, т. 4, с. 251]); проклятый – «ненавистный, достойный проклятия» (проклятие – «бранное слово, ру-гательство») [12, т. 3, с. 495]. В ситуации отказа поделиться землёй и бранных нападок на них кре-стьяне (один из них – бывший солдат) тоже оскор-били и унизили казаков, употребив, кроме уничи-жительного обращения, слово сволочь в качестве номинации (см. выше).

Гуран проклятый«– Брось литовку, брось, тебе говорю! – над-

саживался Платон, не зная, на что решиться, и всё ещё надеясь взять мужика испугом. Но тот понял, что казак стрелять трусит, и пошёл прямо на него. В одной руке у него была литовка, другой он грозил Платону и кричал:

– На, гад, убивай!.. Убивай, гуран прокля-тый». [с. 134].

Уничижительное обращение гуран прокля-тый использовано крестьянином, чтобы выра-зить очень сильные отрицательные эмоции, воз-можно, ненависть (ненависть – «чувство сильной вражды, злобы» [6, с. 408]) к казакам: их сенокос-ные угодья подходили почти вплотную к деревне Мостовке, и её жителям косить траву было негде (со всех сторон деревню окружали казачьи зем-ли). В эпизоде разбивки сенокосных угодий мун-галовцев на паи поселковый атаман Елисей Кар-

110


гин с писарем и двумя казаками наткнулись на жителя деревни Мостовки, который «косил мун-галовский острец»; подобные столкновения и по-родили вражду. Эмоциональную нагрузку в этом атрибутивном сочетании выполняет определение проклятый (значение указано выше); диалектное заимствованное из бурятского языка (см. выше) слово гуран стало прозвищем казаков, так как, охотясь на диких коз (гуранов), они надевали на себя и шубу, сшитую из их шкур мехом наружу (козляк), и шапку, причём верхней частью шапки была шкура, снятая с головы животного вместе с ушами (орогда или гуранка). К сожалению, в за-байкальских говорах это сведения утратились, но их сохранили амурчане – потомки забайкальских казаков, осваивавших Приамурье, которые тоже называют себя гуранами [11, с. 108].

Купеческий недоносок«– Ей-богу же, не могу идти… – плаксивым

голосом тянул Алёшка, не собираясь вставать.Роман рассвирипел. Он упал на колени, вски-

нул винтовку и стал целиться Алёшке в лоб.– Ты, купеческий недоносок, или ты у меня

пойдёшь, или застрелю, как собаку!..» [с. 416].Семантическим ядром рассматриваемого

обращения является слово недоносок в пере-носном значении, появившемся в просторечии и говорах на основе прямого («недоношенный ребёнок, детёныш» [6, с. 404]): «неполноценный по каким-то качествам, в основном умственным» (нормативные словари не фиксируют); степень негативной оценки – уничижение; употреблено ге-роем романа с целью унизить своего давнего со-перника, почти противника. (Ср. у В.С. Высоцкого, родившегося в 1938 году в Москве, в «Балладе о детстве»: И дразнили меня недоносок, хоть и был я нормально доношен…). Определение ку-печеский указывает только на сословную принад-лежность собеседника.

Рассмотренная подгруппа обращений вклю-чает 22 ЛЕ, среди них есть, по классификации В. Е. Гольдина, обращения-индексы (мерзавец, подлец, стервец, сука, сволочь, гад, сука, гнида, кровосос, кровопивец, шкуродёр, сучий (сукин) сын, каторжник, варнак), которые обозначают адресата и являются также наименованиями лю-дей, и обращения-регулятивы (каторжанский племянничек, мужицкая морда, арестантская морда, старорежимцы проклятые, гуран про-

клятый, волчья сыть, купеческий недоносок, жёрнов), для которых основной стала этикетная функция: регулирование отношений между ком-муникантами [см. 3, с. 80]. Среди обращений- индексов наиболее частотны ЛЕ подлец, сволочь, мерзавец, сука, сукин (сучий) сын, стервец, гад; активное использование уничижительных обра-щений придаёт общению забайкальских казаков такие черты, как прямота, безжалостная безапеля-ционность, грубость (неделикатность, нечуткость). Приведённые контексты показывают, что желание негативно оценить собеседника и его поступки, унизить его и таким образом показать неприем-лемость его поведения возникает у забайкальских казаков очень быстро, сразу же или почти сразу же после неповиновения или совершения какого- либо проступка: браниться для них привычно и просто; даже положительные эмоции могут быть выражены бранным словом (стервец).

Большинство ЛЕ этой подгруппы являют-ся общерусскими: 14 ЛЕ имеют просторечный и грубо-просторечный характер (подлец, стер-вец, сволочь, кровопивец, кровосос, шкуро-дёр, сука, гнида, гад, каторжник, сукин (сучий) сын, арестантская морда, мужицкая морда, купеческий недоносок), в том числе 8 бранных (стервец, сволочь, сука, гнида, гад, каторж-ник, арестантская морда, мужицкая морда); 2 – литературно-разговорный (мерзавец, катор-жанский племянничек), 1 – литературный (маро-дёр), остальные (5 ЛЕ – 22,7 % от всех членов подгруппы) относятся к диалектной лексике: атрибутивные сочетания гуран проклятый, ста-рорежимцы проклятые, волчья сыть, а также варнак – лексические диалектизмы, жёрнов – семантический. Все они употреблены в адрес мужчин, как и номинации, которые тоже исполь-зованы по отношению к представителям муж-ского пола. У общерусских обращений отмечена такая же эмоциональная оценка, кроме ЛЕ гад, которая в романе использована для выражения более сильного чувства: не презрения, а уничи-жения; и ЛЕ стервец, которая в ситуации с за-гадками выражает комплекс эмоций, в том числе и изумление, переходящее в одобрение.

Таким образом, рассмотренные обращения в романе «Даурия» отражают региональное свое-образие речевого этикета забайкальских казаков, но в целом имеют общерусский характер.


1. Абросимова О. Л., Пляскина Е. И. Лексика коренного населения в русских говорах Читинской области // Про-блемы лингвистического краеведения. Пермь, 2004. С. 7–12 .

2. Бурятско-русский словарь / сост. К. М. Черемисов. М., 1973.3. Гольдин В. Е. Этикет и речь. М., 2009. 116 с. 4. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1981. Т. 1–4. 700 с.5. Макарова Е. Константин Седых // Даурия / К. Ф. Седых. Иркутск, 1975. 431 с.6. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1997. 943 с. 7. Пляскина Е. И. Обращения как этикетные знаки в казачьей среде (на материале романа К. Ф. Седых «Дау-

рия») // Вестник ЗабГУ. 2013. № 8. С. 109–121.8. Пляскина Е. И. Фамильярные обращения в романе К. Ф. Седых «Даурия» // Язык в различных сферах комму-

никации. Чита, 2014. С. 163–169.9. Пляскина Е. И. Неодобрительные обращения в романе К. Ф. Седых «Даурия» // Язык в различных сферах

коммуникации. Чита, 2016. С. 183–187.10. Пляскина Е. И. Пренебрежительные и презрительные обращения в романе К. Ф. Седых «Даурия» // Интепре-

тация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты. Чита, 2016. С. 29–41.

111


11. Словарь русских говоров Приамурья. Благовещенск, 2007. 542 с.12. Словарь русского языка / под ред. А. П. Евгеньевой. М., 1981. Т. 1–4. 698 с. 13. Филин Ф. П. Исследование о лексике русских народных говоров (по материалам сельскохозяйственной тер-

минологии). М.; Л., 1936. 208 с.14. Формановская Н. И. Речевой этикет и культура общения. М., 1989. 159 с.

Источники15. Седых К. Ф. Даурия. Иркутск, 1975. 431 с.

УДК 882Галина Борисовна Попова,кандидат филологических наук,

Институт развития образования Забайкальского края,г. Чита, Россия,


Калейдоскоп изобразительных представлений Олега Димова(о некоторых языковых особенностях романа «Из жизни в жизнь»)

В статье рассматриваются способы изобразительных представлений художественного простран-ства романа О. Димова «Из жизни в жизнь» через метафоры, метафорические сравнения, олицетворе-ния, олицетворяющие сравнения, что позволяет сделать вывод об антропоцентричной составляющей произведения.

Ключевые слова: субъективированное повествование, антропоцентризм, метафора, сравнение, олицетворение

Galina B. Popova,Candidatе of Philology,

Institute of Development of Education of Zabaikalsky krai,Chita, Russia,


Kaleidoscope of Representations by Oleg Dimov: on Some Linguistic Features of the Novel “From Life to Life”

The article analyzes the ways of figurative representations of the artistic space of O. Dimov’s novel “From life to life” through metaphors, metaphorical comparisons, personifications, personifying comparisons. This analysis allows us to give conclusions about the anthropocentric component of the work.

Keywords: subjective narrative, anthropocentrism, metaphor, comparison, personification

Сапфиры, яхонты, топазы,И изумруды, и алмазы,И аметисты, и жемчуг,

И перламутр – всё вижу вдруг!А. Измайлов

Такая живая жизнь.А. Рекемчук

Олег Афанасьевич Димов – коренной забай-калец. По его мнению, был «…отчаянно и безна-дежно влюблен в свой край…». Все произведения он посвятил своей родной Земле, которая взрас-тила его как замечательного человека, писателя. Геолог по профессии, О. А. Димов не мог не заме-тить, шагая по забайкальской земле, всей удиви-тельной красоты этого края. Не мог не заметить и не рассказать о нем так, как видел только он. Вероятно, Олег Афанасьевич для того, чтобы точнее и профессиональнее обрисовать всю пре-лесть мест таежных, всю тайность человеческой души, уходит в литературное творчество.

Последний роман Олега Димова «Из жизни в жизнь» – это в большей степени автобиографи-ческий роман, по словам автора, «жизнь и вымы-сел в нем тесно переплелись» [5, с. 2]. Произве-

дение о молодом человеке, Аркадии Батурине, посвятившем всего себя любви – «свету, осве-щающему путь и цель жизни». Любви не только к девушке, но и родному Забайкалью: «Я все об-ращаю в любовь. Закаты и восходы, солнечные дни и звездные ночи…» [5, с. 109]. Это потомок рода Батуриных, рассказ о котором автор начина-ет свое произведение.

Для автобиографического романа, безуслов-но, свойственна субъективность. В пространстве художественного текса это выражается «либо в материале, либо в организации материала» [4, с. 191], т. е. в словесных и композиционных при-емах субъективации. Каждый из этих приемов по-своему раскрывает замысел автора, который он реализует через смещение точки видения в со-знание персонажа-рассказчика, чтобы подчер-

112


кнуть важность и значимость какого-либо момента жизни. Безусловно, словесные приемы (прямая, внутренняя несобственно-прямая речь) проявили себя в речи героев произведения, большинство из которых носители Забайкальского наречия. На страницах романа неоднократно встречаются диалектизмы «северян» и «южан» (территори-альные разновидности русского национального языка) [2, с. 141], вплетающиеся в речь, в пока-затели восприятия мира. Однако особый интерес представляют экспрессивные формы лексико- семантической изобразительности (композицион-ные приемы), которые выражаются в образности восприятия мира героями. Герои произведений О. Димова – люди, тесно связавшие свою жизнь со сложной, но интересной долей геолога.

Рассказчик не равен автору, он «речевое по-рождение писателя». Достоверность, искренность чувств рассказчика для читателя порой важна больше авторского «всеведения и всевидения». Особенностью этого произведения является то, что рассказчик близок автору, а значит субъек-тивированность еще заметнее. Следователь-но, перед читателем предстает художественная действительность, пропущенная сквозь призму видения рассказчика, через художественные представления, выражающиеся в средствах ху-дожественной изобразительности: сравнениях, метафорах, метафорических сравнениях, олице-творениях, олицетворяющих сравнениях. Расши-рение функций указанных тропов свойственно современной прозе. С их помощью оживляется текст. Они полноправные компоненты всех худо-жественных текстов.

Языковое пространство романа «Из жиз-ни в жизнь» Олега Димова организовано антро-поцентричными образами. Его наблюдения над миром природы, миром человеческих отношений вылились в разнообразие художественных обра-зов-представлений, которые дают возможность читателю удивляться миру, радоваться ему, от-крывать новое, «читать сердцем» [3, с. 22], пред-ставлять живым. Следует заметить, что неша-блонное описание людей, животных, растений, явлений природы, времен года и т. д. свойственно всем произведениям О. Димова.

Обратимся к тексту романа и попробуем проследить ряды образных представлений, мо-тивированных восприятием персонажа и созда-ющих сложную композиционно-языковую канву романа. Например: «Солнце, соскальзывая вниз с небосклона, напоролось на вершины черных деревьев, алая заря разлилась на полнеба, рас-плескалась по полю брусничными отблесками, похожими на кровь» [5, с. 27]; «Солнце опусти-лось за горизонт, будто ушло по делам и затво-рило дверь, в которую успели проскользнуть су-мерки, растекшиеся по земле» [5, с. 116]. Ряды представлений солнца важны для языковой ком-позиции произведения: «Бат (Аркадий Батурин) и солнце были большими друзьями» Оно (солн-це) несло ему (Аркадию) информацию через все пять чувств. Отметим, что этот образ пронизыва-ет весь роман (возможно, поэтому издатели в ка-

честве иллюстрации выбрали контур солнца на страницах романа). Образы и солнца, и костра вводятся в текст олицетворением. Известно, что этому стилистическому приему присуще одушев-ление предметов, наделение явлениям природы человеческими свойствами: чувствами, мыслями, в данном случае действиями, олицетворяющи-ми сравнение с суетностью жизни «будто ушло по делам». Антропоцентризм сравнений присут-ствует во многих композиционных отрезках про-изведения. Например: «…лес заканчивался, как будто дальше его выбрили, на гладких щеках полей виднелись вдали деревеньки, блестели купала церквей» [5, c. 112]. В формате челове-ческого лица узнается лес, который закончился и «на гладких щеках полей виднелись деревень-ки»; «На востоке, куда шел Бат, небо нежно порозовело. Так Сашенька, услышав какую-либо дерзость, занавешивает густыми ресницами глаза, а по щекам ее разливается стыдливый румянец». Всепоглощающая любовь превращает мир вокруг героя в метафоры-образы, напомина-ющие лицо любимого человека. Или еще пример: «…Молодое пламя поводит влево-вправо алыми плечами; рожденное от руки человека, оно обе-регает его в ночи, согревает теплом своего тела. Утром бродяжка, ободренный солнцем, забывает о былых страхах и заливает костер водой, а вечером, закончив дневной путь,явит меж ладоней пламя, обережет его от порывов ветра, чтобы окреп, заплясал радостно на рас-топке. Просыпаясь ночью, будет беседовать с ним, как с единственным другом, подкармливая хворостом» [Там же, 116]. Интересна в послед-нем отрезке фраза о спичках «явит меж ладоней пламя, обережет от порывов ветров», которая указывает на, казалось бы, привычные действия геолога-бродяги в лесу по разжиганию костра, но исходя из особенности профессии геолога роман-тика, умеющего искать в обыденном загадочные образы близкие к сказочным, порой загадковым.

В теории субъективированного повествова-ния существует понятие, связанное с первона-чальным представлением персонажа предмета, явления, события не таким, каким оно есть на самом деле, а каким представляется. Однако в этом контексте, мы наблюдаем представление предмета персонажем-рассказчиком (или авто-ром?!) данное в аспекте значимости предмета, в частности спички, разросшейся до уровня пла-мени. Приведем еще один пример сказочного представления: «И ушло солнце, и за вечерни-ми хлопотами мы не заметили, как небо густо отяжелело звездами, прогнувшись, почти сли-лось с водами озера. И будто золотистые голь-цы в заберегах, блестели звезды, мелькая тут и там, сбивались в стайки. Вот и невидимый из-за дальности рыбак медленно выплыл в свето-зарном челне на небесную гладь. Польстившись на множество звездной мелочи, стал плавать на запад, где чешуйчато мерцал засыпающий косяк Млечного пути <…> Одинокий челн забирал все выше, крадучись наплывая на звездные россыпи. Вспугнуто мелькнул златохвостый метеор, пал

113


за белые горы» [5, с. 438-439]. Метафорическое сравнение звезд с гольцом (рыба семейства ло-сосевых, встречающаяся в горных озерах, реках Забайкалья) и месяца с рыбаком свидетельство точки зрения героя, его видения, его знания при-роды. «Грамматические сдвиги усиливают мета-форизацию» [1, с. 157], например, в этом отрезке окказиональное употребление краткого причастия в роли наречия вспугнуто мелькнул.

Необходимо отметить тот факт, что наделе-ние природным явлениям, предметам человече-ских качеств определено сюжетом романа (многие события происходят в тайге, где герои могут нахо-диться в одиночестве, и любой свой опыт позна-ния мира мерят природой): «Добрый спаситель сон раз-другой перекатывает меня с боку на бок по нарам мягкой лапой, заворачивает в теплое и темное нечто, пахнущее шерстью полушубка в изголовьях, паклей в пазах между бревнами, приподнимает и несет куда-то сквозь лунный свет» [5, c. 112]. Сон как единственный добрый товарищ в представлении уставшего путника пока не идентифицированный и остранненый (от слова странный) (термин В. Б. Шкловского).

А весна представляется проснувшейся утром молодой хозяйкой, хлопочущей на благо семьи:«Сердце ее переполнено любовью к миру, глаза лучатся радостью жизни, а тело, здоро-вое и сильное, – желанием работы по устрой-

ству очага. И хлопочет она день-деньской, не присядет, и вечером с ног не валится, но на-блюдает за детьми и мужем глазами полными счастья» [5, c. 117]. И далее смысловой ряд «мо-лодая хозяйка» эксплицируется материнскими заботами «Земля в лесу влажная, вспотела от трудов под шубой хвои, в заплатках дубовых листьев, тужится, гонит соки в деревья. Они на ее темной груди, будто сосущие младенцы» [Там же, с. 241].

Жизненной метафорой наделяется весь предметный мир романа: «Резиновые сапоги, пучкая подошвами по влажному асфальту, рас-плескивали ночную тишину, брызгами летящую в проулки и дворы»[там же, с. 385]; «Задорно стуча колесами в стыки, извиваясь и помахивая хвостом, большеглазая электричка радост-но трубила, подлетая к дачным муравейникам, сбавляя ход» [Там же, c. 282]; «Электричка – зеленая гусеница-многоножка уже втягивала в себя пассажиров» [Там же, c. 344].

Таким образом, исследование в рамках данной статьи изобразительных представлений романа О. А. Димова «Из жизни в жизнь» позво-лило выявить некоторые языковые особенности в организации текста произведения. Метафора, метафорические сравнения, олицетворения вы-ступают основой повествования, указывающей на антропоцентрическое составляющее романа.

Список литературы1. Ахметова Г. Д. Живой литературный текст. М.: Ваш полиграфический партнёр, 2012. 232 с. 2. Игнатович Т. Ю., Биктимирова Ю. В. Забайкалье устами первопроходцев и старожилов. Чита: ЗабГУ, 2016. 245 с.3. Камедина Л. В. О православной доминанте в творчестве О. Димова // Гуманитарный вектор. 2014. № 4.

С. 20–25.4. Одинцов В. В. Стилистика текста. М.: КомКнига, 2006. 264 с.

Источники5. Димов О. А. Из жизни в жизнь. Чита: Поиск, 2013. 536 с.

УДК 087.5Маргарита Тодорова Терзиева,

доктор педагогических наук, доктор филологии, профессор, Университет им. Асена Златарова,

г. Бургас, Болгария,e-mail: [email protected]

Произведения Корнея Чуковского для детей в БолгарииВ статье рассматривается переводческая рецепция и её этапы Корнея Чуковского в Болгарии. Ре-

цепция нестабильна. Чуковский занимает особое место среди детских авторов в ХХ веке. Указываются наиболее предпочитаемые переводчики Корнея Чуковского, описано его присутствие в детско-юноше-ской периодической печати. В статье приводится полный список вариантов переведённых заглавий произведений писателя на болгарский язык. Методико-библиографическое исследование помагает сформулировать выводы в историко-литературном аспекте.

Ключевые слова: переводческая рецепция, переводчик, перевод, методико-библиографическое исследование

114


Margarita T. Terzieva,Doctor of Pedagogical Sciences, Doctor of Philology, Professor,

Assen Zlatarov University,Burgas, Bulgaria,


Korney Chukovsky’s Literature for Children in BulgariaThe paper studies the perception of Korney Chukovsky’s literary works in Bulgaria. Its stages are

outlined. Although uneven, it gives an idea of his status as a favourite children’s writer in the 20th century. The names of the most committed translators of Chukovsky’s works are provided. His presence in the periodicals for children and young adults is described. The paper includes an appendix: the exhaustive list of the versions of the translated titles of his works in Bulgarian.

Keywords: children’s literature, translators, translations, literary history, bibliographic study, Chukovsky

Переводческая рецепция произведений Кор-нея Чуковского для детей в Болгарии имеет девя-ностолетнюю историю. Она датируется началом 30-х годов ХХ века, когда появляются его первые сказки и стихотворения, удачно получившие опре-деление сказочных поэм. Первоначально они пу-бликуются на страницах периодической печати для детей – «Детская радость», «Воробышек», «Веселая дружина» [1, с. 7], а в дальнейшем пе-чатаются в самостоятельных изданиях и сборни-ках. Сравнительно слабее рецепция представле-на в загадках (в связи со спецификой отражения в них реалий) и адаптированных английских тек-стах песенок и прибауток (присказок). Но пере-сказанный и адаптированный текст «Робинзона Крузо» Даниеля Дефо радует долгой жизнью и ин-тересом со стороны читателей наравне с перево-дом самого оригинала.

Библиография творчества для детей и юно-шей Корнея Чуковского в Болгарии до конца ХХ века включает около 30 заглавий со следую-щим пространственным распределением во вре-мени (без переизданных):

– 30-е годы – 12 книг и 2 сборника;– 40-е годы – 2 книги;– 50-е годы – 2 книги;– 60-е годы – 3 книги и 1 сборник;– 70-е годы – отрывки в одной хрестоматии;– 80-е годы–2 книги и 1 сборник;– 90-е годы – 5 книг [2; 3].Данная нестабильность имеет свое культурно-

историческое объяснение: постепенно книги с од-ной сказкой в стихах уступают место более объе- мным изданиям, которые включают разнонап- равленные жанровые поиски Корнея Чуковского и обогащают представление читателя. Все пере-воды сделаны с оригинала; нигде не открыта роль языка-посредника между автором и переводчиком.

Интерес представляют два издания произве-дений К. Чуковского, опубликованные на Украине (1936 г.) и в московском издательстве «Малыш» (1981 г., 1989 г.), которые имеют различную ре-цепцию – первое предназначено для детей бол-гарских политических эмигрантов в СССР [4], а второе и третье отличаются хорошими полигра-фическими качествами, болгарские читатели удо-стоили их радушным приемом.

Наиболее яркое извлечение самой большой части переведенной литературы писателя пред-ставляют издания софийских издательств, среди

которых главное место занимает «Хемус» – ли-дер в издании детской литературы в 30–40-е годы прошлого века. За ним следуют «Иван Коюмд-жиев», «Искра», а во второй половине прошлого столетия – «Народная культура», «Народное про-свещение», «Народная молодежь», «Отечество». В 90-е годы в этот список включаются пловдив-ское издательство «Хермес» и русенское «Пар-нас» [2; 3].

Среди переводчиков Корнея Чуковского в Болгарии есть профессиональные писатели, в том числе и утвержденные детско-юношеские творцы (А. Босев, Сл. Донков, Кр. Станишев), а также известные переводчики (И. Жечев, С. Яневска, П. Чернева). Работа над произведениями русских писателей для некоторых из них является случай-ной (Н. Хрелков), а для других – творческой судь-бой (Хр. Радевский).

В переводческой рецепции произведений К. Чуковского наибольшую заслугу имеет Хр. Ра-девский, который перевел 44 из 62 написанных писателем произведений для детей, известных у нас, причем, именно ему принадлежит право первого перевода 40 заглавий. После него извест-ным переводчиком творчества К. Чуковского яв-ляется Славчо Донков, который обогатил данную рецепцию 16-ю заглавиями, преимущественно это загадки в стихотворной форме. Третье место в своеобразной иерархии занимает Крысте Ста-нишев с переводом трех новых заглавий стихот-ворений писателя.

Проведенное методико-библиографическое исследование рецепции детско-юношеских произ-ведений Корнея Чуковского в Болгарии позволяет сделать следующие выводы.

Болгарская рецепция произведений К. Чуков-ского показывает этапы изменения и неустойчиво-сти в распространенных переводах в отдельные хронологические периоды ХХ века. Она наиболее интенсивна в 30-е годы, а в 80-е годы ХХ века ста-новится самой полноценной по отношению к ко-личеству включенных произведений в отдельные самостоятельные сборники.

Плодотворная продолжительная переводче-ская и редакторская работа была осуществлена Хр. Радевским, который в период с 1936 года по 1987 год обнародовал 15 книг с произведениями русского писателя.

Судя по русским библиографическим спра-вочникам, творчество К. Чуковского для детей

115


включает около 28 сказочных поэм в различных вариантах, 4 произведения в прозе, 25 загадок и 11 обработок фольклорных источников, т. е всего около 70 произведений. Идиоматика в не-которых из них основана на реалиях русского фольклора, а также некоторые произведения, на-писанные во время Второй мировой войны, име-ют и откровенно пропагандистский характер, что делает их непереводимыми, а переводчики стара-ются избегать работы над этими текстами.

Данные выводы позволяют утверждать, что переводческая рецепция произведений Чуковско-го в Болгарии является полноценной и художе-ственно значимой для адресата.

В заключении считаем возможным привести варианты переводов на болгарский язык загла-вий произведений К. Чуковского для детей: Бар-малей, Бечко (Агънчо), Бърборана (Кречетало), Бъркотия (Бърканица), Вървял Кондрат, Гребен, Детски обувки, Доктор Охболи – прозаический вариант, Доктор Охболи (Охболи, Лимпопо) – стихотворный вариант, Дреболийка за една лако-

мийка (Лакомница), Барабек, Дървото-чудо (Чу-до-дърво), Доктор ( Жабчето), Джени, Ежковците се смеят (Таралежите се смеят), Елха (Елхичка), Ехо, Игла (и конец), Какво направи Мура, когато прочете приказката „Чудо-дърво“, Камион, Ки-лим, Колко (Виж, Марюшка…), Коприва, Краде-но(то) слънце, Кран (Подемен кран), Крака (Два крака върху три крака), Костенурка (та), Котауси и Мауси, Кънки, Кокошчица чудна, Ледена висул-ка, Мий безспир (Мий до ох), Мушицата хубавица (та) (Муха на баня), Мецана и Лиса, Мецана и лу-ната, Огледало, Охболи и врабецът, Параход, Парашути, Пиленцето, Плашило (Птици и бо-станско плашило), Подводница, Попови(а) лъ-жички(а), Праско (Прасенце), Приключенията на Крокодил Крокодилов Крокодилски, Радост, Са-люст, Скакалечище, Слънчевият лъч на земята (Петачето), Страшилище, Слоницата чете, Свин-ки, Сандвич, Така и не така, Танкове, Таралеж, Телефон, Устни и зъби, Усукана песен, Федотка (Тодорина мъка; Тодорина горест), Храбреци, Яйце и пиле.

Список литературы1. Александров В. Корней Чуковски. Библиографска справка. С.: НМ, 1962. 31 с.2. Иванов Сл. Детско-юношеска художествена литература и литературна критика 1944–1985. Т. 2. Преводна

детско-юношеска художествена литература. София: ДЛИДЮ, 1990. 274 с.3 Писатели на народите на Съветския съюз: енциклопедичен справочник. София: Д-р Петър Берон, 1989. 423 с.4. Национальная библиотека [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.nationallibrary.bg (дата обраще-

ния: 05.10.2017).

116

Поэтика художественного текста

УДК 821.8Олеся Юрьевна Баранова,

кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы,Забайкальский государственный университет,


Баира Мункобаторовна Сундуева,магистрант,



Метафора молчания в этнической биографии Максин Хонг Кингстон «Воительница»В статье анализируется роман китайско-американской писательницы Максин Хонг Кингстон «Во-

ительница». Акцент сделан на жанре произведения – «этническая автобиография» – и репрезентации в нём метафоры молчания как отражения национальной традиции и как культурного кода самоопреде-ления.

Ключевые слова: этническая автобиография, пограничная автобиография, двойственность ми-роощущения, идентичность, аутсайдер, инаковость, кросскультурная ситуация

Olesja Yu. Baranova,Candidate of Philological Sciences, Associate Professor,



Baira M. Sundueva,Master Student,



The Mеtaphor of Silence in the Ethnic Autobiography“The Woman Warrior” by Maxine Hong Kingston

In the article “The woman warrior” by Maxine Hong Kingston Chinese-American writer is analyzed. The emphasis is made on the genre of ethnic autobiography and representation of metaphor of silence as a national tradition tribute and cultural code of self-determination.

Keywords: ethnic autobiography, border autobiography, twoness of attitude, identity, outsider, otherness, cross-cultural situation

Произведение Максин Хонг Кингстон «Вои-тельница» представляет собой особый вариант автобиографической литературы, который имену-ется «этнической» автобиографией или «автобио-графией пограничья». Особенность ее состоит в том, что автор вынужден создавать текст на «чу-жом» языке, сохраняя при этом принадлежность к родной культуре.

Максин Хонг Кингстон – популярная амери-канская писательница китайского происхождения, лауреат the National Book Critics Circle Award for non-fiction1.

Она родилась 27 октября 1940 года в г. Сток-тон, штат Калифорния. Многие критики называют её первым автором азиато-американского рома-

1 Лауреат Национальной премии круга литературных кри-тиков в номинации «Проза».

на. Ее девичье имя Максин Тин Тин Хонг. Роди-тели – Том и Ин Лань Хонг, иммигранты первого поколения. Максин Х.Кингстон – третья из вось-ми детей и самая старшая из шести, рожденных в Америке. Отец в Китае занимался преподава-нием. В 1927 году эмигрировал в США. По словам Кингстон, он пытался попасть в Америку через Кубу, все время находясь в деревянном ящике. Трижды его ловили и депортировали, прежде чем он окончательно обосновался в этой стране. Как и все иммигранты, он начинал свой путь с тяже-лой работы: прачечная, шитье одежды, работа на железнодорожных путях или в полях. Благодаря накопленным сбережениям, он смог стать менед-жером в игорном доме, за что часто подвергался аресту. Каждый раз Том ухитрялся менять свое

117


имя, чтобы избежать депортации. Ин Лань смог-ла приехать к мужу только в 1940 году, и спустя один год родилась Кингстон. Ее назвали Максин в честь одной удачливой женщины – картежницы игорного дома, надеясь на то, что и дочери так же будет везти. Родители никогда не поддерживали дочь в стремлении хорошо учиться, отчасти из-за консервативной китайской культуры, в которой женщина должна находиться дома. Несмотря на это, Максин рано начинает писать: в школе пишет эссе «Я – американка», получая приз – пять дол-ларов от журнала «Девушка Америки» [7, с. VIII]. В старших классах Кингстон выделяется среди своих одноклассников и получает 11 учебных стипендий, которые дают возможность посту-пить в Калифорнийский университет в Беркли [7]. В 1962 году ей присуждают степень бакалавра на английском языке. В том же году она выходит замуж за актера Эрла Кингстона. Три года спустя Максин Хонг Кингстон получает сертификат пре-подавателя. Она преподает английский, матема-тику, а в свободное время пишет.

В 1976 году был опубликован ее первый ро-ман «Воительница». Полное название произведе-ния «Воительница: воспоминания о детстве среди призраков». Автор смогла отразить личный опыт становления личности в кросскультурных услови-ях, опираясь на элементы вымысла и фольклора. «Мемуары о «детстве среди призраков» отража-ют сложную жанровую и нарративную структуру текста, в котором сплетаются древнекитайские легенды и повествование о жизни эмигрантов в Калифорнии в середине ХХ в. Роман-автобио-графия представлен историями о «женщине без имени», мифе о воительнице Фа Му Лан, о матери героини – Храброй Орхидее, сестре матери Лун-ной Орхидее, и, наконец, собственная история автора. М. В. Тлостанова отмечает, что произ-ведение М. Кингстон долгое время воспринима-лось как реальная биография, «основанная на пресловутой «племенной психологии», но перед Кингстон вовсе не стояла задача показать то, что типично, или выразить суть китайско-американ-ского опыта как такового. Ее роман представляет, прежде всего, выражение предельно личностной, индивидуальной сферы, хотя и в ее соотнесенно-сти ˂…˃ с различными субкультурными, группо-выми традициями» [2, с. 257].

Выбор М. Х. Кингстон «другого» языка для рассказа о «собственном опыте» жизни пере-водит достоверную, согласно традиционному жанру, информацию в иллюзию. Эту мысль под-тверждает кубинский литературовед и писатель Густаво Перес-Фирмат в своей автобиографии: «Тот факт, что я пишу по-английски, уже заведомо искажает то, что я хочу сказать. Об этом я, соб-ственно, и пишу, о том, что я не принадлежу ни английскому, ни испанскому всецело˂…˃ Много раз английский казался мне недостаточным, как словарь с отсутствующими буквами; но все же я не смог бы писать по- испански – по культурным, а не лингвистическим причинам» [6, с. 273].

Переход на другой язык способствует форми-рованию «двойного»/ «двойственного» дискурса

пограничной автобиографии, которая постоянно балансирует между индивидуальным и культур-но-групповым опытом, «новой» и «своей» куль-турами, родным и чужим способами вербально-го самовыражения, американскими ценностями и теми, что характерны для определенных суб-культурных групп (китайской).

Особенность этнической автобиографии еще и в том, что в процессе письма автор пытается со-здать «новые версии себя», причем важно, чтобы «новое я» было тщательно и сознательно вписа-но или, напротив, отгорожено от культуры «мейн-стрима». Неслучайно Кингстон начинает свое повествование с истории о женщине без имени, знакомя читателя с положением женщин в тра-диционном Китае (безымянность героини говорит о невозможности воспринимать себя личностью в патриархальном обществе). Повествовательная манера меняется, рассказчица как будто ищет свой личный голос, обращаясь к воспоминаниям матери, к своим личным детским ощущениям, воспоминанием о тете.

Но обретению голоса предшествует пери-од молчания, безмолвия, тишины, как метафоры отсутствующей или еще несформировавшейся идентичности. Молчание – весьма сложный психо-лого-коммуникативный феномен. В одной из пер-вых его классификаций, предложенных Т. Брюно, различается: 1) психологическое молчание, когда при декодировании и интерпретации сообще-ния адресант испытывает затруднение; 2) инте-рактивное молчание – интенциональные паузы в разговоре, позволяющие адресату решить свою коммуникативную задачу; 3) социокультурное молчание, интерпретируемое с помощью культур-ного кода [5, с. 80]. Многие теоретики пограничной литературы, а в частности китайско-американ-ской литературы, сталкиваются с мотивом молча-ния женщин в творчестве пограничных авторов. Так, Е. М. Караваева в своей диссертационной работе «Конфликт поколений в романах Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн: к проблеме поиска иден-тичности в азиато-американской литературе США последней трети XX века» ассоциирует молчание с понятием «умолкнувших идентичностей», кото-рое «наиболее часто возникает в произведениях азиато-американских писателей в связи с художе-ственным осмыслением маргинального положе-ния восточной женщины, которая испытывает на себе двойное угнетение: как со стороны колони-альных, так и со стороны патриархальных инсти-тутов, всячески стремящихся контролировать ее действия» [3]. «В диссертационных исследовани-ях У. Энн Хоу и Д. Гавиоли уделяется пристальное внимание теме матерей-дочерей и связанному с ней мотиву молчания матерей. Так, Д. Гавио-ли верно замечает, что в романе «Клуб радости и удачи» Э. Тань даёт возможность матерям прер-вать своё молчание, так называемую «культурную немоту» [4]. «Обыгрывание голоса/отсутствия оного в символическом и буквальном смысле ста-новится вообще одной из любимых метафор «в литературе пограничья», – пишет М. В. Тлостано-

118


ва [2, с. 239]. Она приводит в качестве примеров роман «Я возьму на себя» (1997) Бхарати Мухери, автобиографическую книгу Одре Лорд, а также роман М.Х. Кингстон «Воительница».

Женщина, о которой идет речь в первой гла-ве книги – сестра отца Кингстон. Родив ребенка вне брака, она молча принимает нападки одно-сельчан. У нее не остается другого выхода, кроме как утопиться. История другой тети героини рома-на – Лунной Орхидеи, которая является сестрой матери Кингстон, также имеет негативные послед-ствия. Храбрая Орхидея позвала сестру приехать из Гон Конга для того, чтобы сообщить ей новость о том, что муж Лунной Орхидеи, который больше десяти лет уехал на заработки в Америку, на са-мом деле женат на другой. Мать Кингстон возму-щена и требует от своей сестры заявить о своих правах. Лунная Орхидея – кроткая женщина, ей достаточно того, что муж все эти годы посылает деньги. Кингстон характеризует ее как типичную китаянку, воспитанную в духе старых традиций. Лунная Орхидея боится предстоящей встречи. Муж, преуспевающий врач в Америке, испытыва-ет чувство стыда за свою китайскую жену, кото-рая не вписывается и не сможет вписаться в его новую американскую жизнь. Он просит сохранить тайну. Дальнейшая судьба Лунной Орхидеи весь-ма трагична: она в одиночестве сходит с ума, ей везде мерещятся «призраки». Кингстон, вспоми-ная историю тети, которая сошла с ума, делает для себя вывод: молчание и прерывание молча-ния имеют непосредственное влияние на вме-няемость и невменяемость. Анализируя эти две истории, автор говорит, что молчание в патриар-хальной китайской культуре – есть главная добро-детель женщины, ее непротивление и покорность.

Угнетенное положение женщины уже с дет-ства ощущает на себе М. Кингстон. Например, когда дядя на выходных берет детей на прогулку по магазинам, он говорит, что только мальчикам разрешено с ним идти. Дни рождения устраивают-ся только для мальчиков. Героиня часто слышит, что в Китае, девочки – это лишний рот, и, чтобы избавиться от них, их либо продают, либо броса-ют в реку. Из разговоров взрослых она осознает, что «женщины рождены быть домохозяйками или рабынями».

Многие авторы «пограничья», в том чис-ле и М. Кингстон, в детстве испытывали чувство «инаковости», «несоответствия определенной культуре». Они часто обращаются к эпизодам дет-ства, чтобы восстановить свою автобиографию и попытаться переосмыслить накопленный опыт. В результате традиционное молчании женщин приобретает у М. Кингстон другую окраску.

Молчание можно рассматривать как невоз-можность вписаться в другую культуру. У малень-кой Кингстон появляются проблемы с английским языком. «Мне нравилось молчать», – пишет она, характеризуя свое пребывание в детском саду. Молчание выражалось в рисунках, где «густой слой черного цвета покрывал дома, цветы, солн-це». Кингстон часто представляла «черный за-навес, который поднимается, появляются лучи

солнца и вид великолепной оперы». Черный цвет – это граница между двумя культурами, препятствие к «цветному» пространству, некая пустота, которая требует преодоления. Черный цвет может быть рассмотрен и как символ тиши-ны, безмолвия, с которым сталкивается героиня. Кингстон трудно сделать шаг из китайской семьи в новое американское общество, где ей суждено жить и общаться. Маленькая девочка со време-нем начинает осознавать свою проблему тишины, которая отражается на оценках об успеваемости. ‘I did not speak and felt bad each time that I did not speak. I read aloud in first grade, though and heard the barest whisper with little squeaks come out of my throat. ‘Louder’, said the teacher, who scared the voice away again…Reading out loud was easier than speaking because we did not have to make up what to say, but I stopped often, and the teacher would think I’d gone quiet again. I couldn’t understand ‘I’. The Chinese ‘I’ has seven strokes, intricacies. How could the American ‘I’, assuredly wearing a hat like the Chinese, have only three strokes, the middle so straight? What is out of politeness that this writer left off strokes the way a Chinese has to write her own name small and crooked?’ [1, с. 197]1. Ан-глийское слово «here» (здесь) также смущало ее. Учительница, которая каждый день объясня-ла, как нужно читать «I» и «here», непонятливую Максин в качестве наказания ставила в угол под лестницей, где обычно сидели шумные дети. «В случае с Кингстон языковая «пропасть» между английским и китайским», – пишет М. Тлостано-ва, – «почти непреодолима…писательница, под-черкивая роль английского в формировании ее культурной идентичности, а затем и авторского «я», имеет в виду, прежде всего, не столько сам язык, сколько связанную с ним логику, рациональ-ное мироосмысление, прагматическую «просто-ту» объяснимого мира…смешивая два способа видения, две культуры, часто таким немыслимым образом, что рождается на свет абсолютно негар-монический монстр – гибрид – сочетание несоче-таемого» [2, с. 237].

В связи с этим интересен такой факт био-графии героини Кингстон, как подрезание уздеч-ки, чтобы дочь могла свободно говорить на раз-ных языках (в котором, кстати, она сомневается). Е. М. Караваева интерпретирует это действие, как «стремление лишить ее возможности выражать самое себя, так словно ей подрезали крылья» [3, с. 97].Также подрезание языка можно расценить и как отрыв от культурных корней. Кингстон ка-жется, что ее горло часто болит, особенно тогда,

1 Здесь и далее перевод наш. «Я не разговаривала и каж-дый раз чувствовала себя от этого хуже. В первом классе я ста-ла читать вслух, и всё-таки, из моего горла выступал со скрипом едва слышимый шепот. “Громче!”, – говорила учительница и мой голос от испуга снова прятался. Чтение вслух было легче, чем разговор, потому что нам не надо было думать, о чём говорить, но я часто останавливалась и учитель думал, что я снова молчу. Я не могла понять слово “Я”. Китайский иероглиф, обозначаю-щий “Я”, имеет семь черт в написании. Как американское “Я”, с уверенностью держа шляпу наверху, подобно китайскому “Я”, может иметь всего лишь три черты в написании, где средняя та-кая прямая? Может быть, из вежливости этот автор не дописал черты, чтобы китайский автор смог написать изогнутые линии своего “Я”»?

119


когда ей нужно спросить о чем-то важном. У нее возникает желание о многом спросить, но неза-данные вопросы устаревают, заменяясь новыми. ‘If only I could let my mother know the list, – she – and the world – would become more like me, and I would never be alone again’ [1, с. 235]1. Мотив молчания может быть рассмотрен и как способ самосохра-нения. Он напрямую связан с образом-призраком, где «призрак – это не только привидение в бук-вальном смысле, это и любой «чужак», аутсайдер, не находящий себе постоянного и определенного места в культуре, системе ценностей, не соответ-ствующий определенным нормам и потому ассо-циирующийся с молчанием, с символической «пу-стотой», с физическим небытием. Закономерным является поэтому и восприятие американцев, как большинства иностранцев (за исключением япон-цев) как призраков живой пустоты, существующих по непонятным «чужим» законам на своей «Золо-той Горе».

В Америке окружающий враждебный мир и вовсе состоит из зловещих механизмов и «при-зраков» – белых призраков таксиста и почтальона, полицейского и пожарного, продавцов и социаль-ных работников, и черных призраков, смеющихся и глядящих широко открытыми глазами, способ-ных видеть окружающий мири слышать других людей. Чтобы выжить, надо общаться с призра-ками в магазине и на почте, с молочным при-зраком и с мусорным призраком, у которых свой язык и свои представления обо всем, непонятные и нелогичные для родителей героини» [2, с. 237]. ‘It seemed as if ghosts could not hear or see very well…We did not bother to lower the windows one morning when the Garbage Ghost came. We talked loudly about him through the fly screen, pointed at his hairy arms. Come see the Garbage Ghost get its food. ‘The …Gar…bage…ghost’, he said, copying human language. We ran, screaming to our mother. ‘Now we know’, she told us, ‘the White ghosts can hear Chinese. They have learned it. You mustn’t talk in front of them again’ [7]2. Маленькая Кингстон понимает, что с белыми призраками надо вести себя с осторожностью. Ее родители опасают-ся, что дети могут выдать определенные факты из их жизни, которые могут повлиять на депор-тацию из страны. Поэтому они не разрешают общаться с американскими «призраками». Од-нажды Кингстон едва не проговорилась учителю о том, что ее отец вовсе «не фермер, а ... азарт-ный игрок». ‘We have so many secrecies to hold in. ...sometimes I hated the ghosts for not letting us talk; sometimes I hated the secrecy of Chinese. Don’t tell,’ said my parents’ [1, с. 117].

1 Если бы только моя мама знала об этом списке вопро-сов, она – и весь мир – стали бы похожими со мной, и я не чув-ствовала бы больше одиночество.

2 Считается, что призраки не могут слышать или видеть. Однажды утром мы не закрыли окна, когда пришёл Призрак, ищущий мусор. Мы стали громко обсуждать его волосатые руки. «Идите, смотрите, как Призрак ищет себе еду», – кричали мы. «При-з-рак, ищу-щий-му-сор», – повторил он за нами. Мы с кри-ком побежали к матери. «Теперь мы знаем, – сказала она нам, – что белые призраки понимают китайский. Они научились. Вы не должны разговаривать с ними».

Если в детстве, преодолевая молчание, ге-роиня Кингстон уходила в творчество, то став взрослой, она находит себя в фантазиях, вообра-жая о том, как становится воительницей Мулан, могущей изменить мир и себя саму.

В последней главе книги под названием «Песня чужеземной свирели» Кингстон рассказы-вает историю о поэтессе Цай Йен, жившей в 175 г. н. э. «Когда ей было 20 лет, ее народ подвергся нападению южных гунну, после чего она стала же-ной одного из предводителей. Ее дети не говори-ли по-китайски, и, когда мужа не было дома, она старалась говорить с детьми на родном языке, но они в ответ только смеялись.

В качестве одного из методов устрашения врага гунну использовали высушенный тростник. Он прикреплялся к гриве, хвосту лошади и к флаг-штоку, в тростниковые отверстия присоединялись перья и стрелы. Во время битвы стрелы свистели. Цай Йен считала этот звук единственной музыкой племени. Но однажды ночью она услышала звук сотни флейт, извлекаемый варварами. Высокие длинные ноты были подобно сосулькам в пусты-не. Резкость и холод этих нот вызывали в Цай Йен боль. Тревога не давала покоя. В один прекрас-ный день чужеземцы услышали голос женщины, настолько чистый и высокий, что он смог слиться в гармонию с их флейтами. Цай Йен пела песню о Китае и ее родителях. Варварам не понятны были слова песни: она пела на китайском. Но им были понятны печаль и гнев мелодии. В каки-е-то моменты им слышалась их родная варвар-ская речь. Дети Цай Йен уже не смеялись, а пели вместе с ней. Спустя несколько лет ее выкупил отец и выдал замуж за Тун Су, чтобы продолжить китайский род. Цай Йен привезла с собой песни, три из которых сохранились в виде «18 строф для чужеземной свирели» [1, с. 249]. История жизни Цай Йен похожа на жизнь Кингстон: обе женщи-ны находятся в чужой для них культуре. Также существует сходство между поэтессой и родите-лями Кингстон: Цай Йен насильственно вырвана из родной среды, Том и Ин Лань Хонг вынужде-ны из-за сложной политической и экономической ситуации в Китае эмигрировать в США. Цай Йен характеризует захватчиков как варваров, Бравая Орхидея также называет американцев варвара-ми. Поэтесса поет песню о родине, что означает ее воспоминание о культурном прошлом, задача рассказов матери Кингстон состоит в том, чтобы сохранить культурные традиции Китая. Анализи-руя опыт Цай Йен в примирении с чужеземцами, Кингстон осознает возможность гармоничного пребывания и в американской, и китайской куль-турах, но пока для нее пространство «между» не-комфортно.

Пограничная автобиография обманчива и противоречива. Связи текстуального «я» с ре-альностью, посредством которых воссоздается образ или эффект реальности, наслаивается на сугубо литературный, откровенно вымышленный пласт, где несуществующее в реальности «я» создается лишь посредством языка и формирует осознаваемый автором и, в идеале, читателем

120


эффект правдоподобия, а не реальности. Несмо-тря на условность и миражность «я» в этнической автобиографии, и ее создатель, и читатель все равно стремятся к наиболее полному воссозда-нию и восприятию ускользающего, ненадежного,

множащегося текстуального двойника реального человека, который и находит выражение в «я» ав-тобиографии, написание которой «в какой-то мере является символическим актом закрепления авто-ром своего с трудом обретенного голоса» [4, с. 97].

Список литературы1. Maxine Hong Kingston. The woman warrior. London: Picador Classic, 2015. 253 p.2. Тлостанова М. В. Проблема мультикультурализма и литература США конца ХХ века. М.: ИМЛИ РАН: Насле-

дие, 2000. 400 с.3. Караваева Е. М. Конфликт поколений в романах Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн: к проблеме поиска иден-

тичности в азиато-американской литературе США последней трети XX века [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.dissercat.com/content/konflikt-pokolenii-v-romanakh-maksin-khong-kingston-i-emi-ten-k-probleme-poiska-identi chnost#ixzz4wIBFhqm5 (дата обращения: 25.05.2017).

4. Караваева Е. М. Героини романа Максин Хонг Кингстон «Воительница»: выбор этно-культурных масок [Элек-тронный ресурс]. Режим доступа: https://www.mgimo.ru/library/publications/48110/ (дата обращения: 22.07.2017).

5. Копылова Т. Р. Виды молчания: подходы к классификации // Вестник Удмуртского университета. Сер. История и филология. 2016. Т. 26, вып. 3. С. 80–84.

6. Эра Агасфера, или Как сделать читателей менее счастливыми // Иностранная литература. 2003. № 1. С. 273.7. Maxine Hong Kingston Biography – Cliffs Notes [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.cliffsnotes.

com/.../maxine-hong-kingston-biogr (дата обращения: 30.04.2017).

УДК 81Сильвестрас Гайжюнас,

доктор гуманитарных наук,г. Паневежис, Литва,


Поэтика цвета в творчестве Генрикаса Радаускаса и Бориса ПоплавскогоСреди доминирующих цветов в поэтике литовского поэта модерниста Генрикаса Радаускаса

(1910–1970) и Бориса Поплавского (1903–1935) видим зелёный и чёрный цвета. В образной системе обоих поэтов эти цвета полифункциональны. В поэтической системе Радаускаса можно выделить три основные группы образов, которые создаются опираясь на чёрный цвет. Уже в первом сборнике Рада-ускаса «Фонтан» (1935) чёрный цвет появляется в метафизико-космическом контексте, который литов-ского поэта больше всего сближает с поэтикой Поплавского. Многими интерпретациями зелёного цвета Радаускас примыкает к сюрреалистической поэтике Поплавского.

Ключевые слова: цвета-константы, зелёный цвет, чёрный цвет, сюрреализм

Silvestras Gaiziunas,Doctor of Humanities,Panevezys, Lithuania,


Poetics of the Colour in Henrikas Radauskas‘ and Boris Poplavsky‘ CreationBetween dominant colours in poetics of Lithuanian poet modernist Henrikas Radauskas (1910–1970)

and Boris Poplavsky(1903–1935) we see green and black colours. In the system of image of both poets these colours are polyfunctional. In the poetic system of Radauskas could except the three fundamental groups of images, which appear by black colour. Already in the first Radauskas’ collection “The Fountain” (1935) black colour appear in the metaphysics-cosmic context, which depolarizes Lithuanian poet and Poplavsky’ poetics.Radauskas by many interpretations of green light approaches to surrealistic poetics of Poplavsky.

Keywords: colours constants, green colour, black colour, surrealism

Генрикас Радаускас (1910–1970) – особая фигура в истории литовской литературы ХХ века: он – реформатор поэтических форм, знаток ми-ровой литературы, яркий переводчик. Творчество Радаускаса тесно связано со многими знаковы-ми явлениями мировой литературы и искусства послевоенного времени. С особым интересом Радаускас относился к русской поэзии ХХ века, прежде всего к Мандельштаму и Пастернаку. Он стал одним из первых переводчиков творчества Балтрушайтиса, Блока, Пастернака, Ахматовой, Бабеля. Будучи сам эмигрантом, Радаускас хо-

рошо знал творчество русских эмигрантов, в том числе и поэзию Бориса Поплавского (1903–1935).

Творческий путь Радаускаса можно охарак-теризовать как движение от классицизма к сюр-реализму. Такой сдвиг в эстетике его сближает с Поплавским. Обоих поэтов связывает и особый интерес к живописи – как к классической, так и со-временной. Интерес как практический, так и тео-ретический. Поплавский пишет о современной жи-вописи, а тем самым о цвете у разных художниках (скажем, в «Числах» о цвете у русских эмигран-тов). Например, в статье о русской живописи в Па-

121


риже Поплавский отмечает, что, скажем, у Сутина особое место занимает взаимоотношения зелёно-го и красного цвета [7]. Радаускас оставил немало комментариев о послевоенной живописи, следил за программными манифестами того времени (особенно интересная его полемика с Готфридом Бенном), в которых каким то образом большое внимание уделялось цвету, переводил знамени-тую статью Вяч. Иванова о выдающемся литов-ском художнике M. K. Чюрлёнисе (1875–1911).

Известный литовский поэт Альфонсас Ника- Нилюнас (1919–2015) ещё после войны рецензи-руя второй сборник Радаускаса, который вышел в эмиграции, отметил, что «немалое влияние на него оказала импрессионистская постимпрессио-нистская живопись и скульптура. Как общую осо-бенность можно указать своеобразный классицизм (á la Picasso, Matisse, Maillol) и ощущение цветовой и композиционной гармонии» [1, с. 87]. Тот самый Ника-Нилюнас, уже обобщая творческий путь Ра-даускаса, в 1971 г. отмечает роль цвета в его по-эзии, которая прерывает связь с романтической поэтикой. «Радаускас живёт не столько с людь-ми и предметами, сколько среди вещей и людей, в игре красок и ситуаций» [2, с. 114]. Не случайно Ника-Нилюнас поэзию Радаускаса называет ор- гией красок, звуков и движений. Как отмечает О. Савинская, «цветовая стихия – это одно из про-явлений изобразительного начала поэзии Поплав-ского. Так, в первом сборнике стихов Поплавского «Флаги» доминируют цвета-константы, характер-ные для его поэзии: чёрный как символ смерти, распада и тления; синий – цвет небес и морской бездны; жёлтый – пессимизма; белый – спокой-ствия, бесстрастия, чистоты». Таким образом, и отношение (интерес) к цвету в творчестве обоих поэтов трудно назвать только литературным.

Среди доминирующих цветов в поэтике Ген-рикаса Радаускаса и Бориса Поплавского видим зелёный и чёрный цвета. В образной системе обо-их поэтов эти цвета полифункциональны.

В поэтической системе Радаускаса можно выделить три основные группы образов, которые создаются, опираясь на чёрный цвет. В земном контексте чёрный цвет изобилует контрастами. Иногда этот цвет воплощает позитивное, даже праздничное настроение:

Мы блуждаем по чёрным аллеям,По запахам расцветающих деревьев,Где луна тоскуя льётся,Словно масло – в листья лип

(«Праздник в парке», сборник «Стрела в небе», 1950, подстрочник здесь и дальше С. Гайжюнаса)

Музыка, которая прорывается из глубин праздника Ивана Купалы, сравнивается с чёрным паводком (стихотворение «Ночное свидание», сборник «Стрела в небе»). Метафора птиц – на проводах чёрные почки – это знак весеннего воз-рождения (стихотворение «В городском саду», сборник «Фонтан» 1935). В стихотворении «Бал» (сборник «Зимняя песня», 1955) чёрные молнии знаменуют кульминацию карнавального вихря. Но чёрный цвет нередко отражает и одиночество лирического субъекта (чёрный ворон на белом

снегу выражает минорные настроения заключён-ного (стихотворение «Заключённый», сборник «Зимняя песня»). Чаши чёрного мрамора созда-ют элегическое настроение лирического субъекта (стихотворение «Осень в парке», сборник «Мол-нии и ветра», 1965).

Жестокая осень самоубийцаЗаставляет рыдать статуи благородные,И течёт вода слёзВ чёрные чаши мрамора.А ты словно эхо живёшь,Словно голос, плывущий далеко…

Уже в первом сборнике Радаускаса «Фонтан чёрный цвет появляется в метафизико-космиче-ском контексте, который литовского поэта больше всего сближает с поэтикой Поплавского. Чёрный крик фанфар венчает буйство природных сил (стихотворение «Замок ветра»). Словно вариация чёрного крика появляется чёрное эхо в пропасти (стихотворение «Буря в горах», сборник «Молнии и ветра»). В сборнике «Стрела в небе» появляет-ся образ чёрной пустыни. В стихотворении «Я ни-чего не знаю» (сборник «Стрела в небе») чёрная пустыня олицетворяет одиночество поэта. Этот мотив приобретает новые оттенки в стихотворе-нии «Поэту» (сборник «Зимняя песня»: образ по-черневших звёзд ассоциируется не только с кос-мосом, но и с творчеством поэта:

Словно солнце в угасающем космосе,В тени почерневших звёзд, –Так ты в оставшихся строфахСпокойный и одинокий будешь стоять.

Образ космической чёрной пустыни повторя-ется в сборнике «Молнии и ветра» (стихотворение в прозе «Гибель надежды»). Космическое одино-чество воплощает одинокое растение надежды spesmethaphysica как недвусмысленная ссылка на метафизический уровень бытия и на творче-ство, у которого всегда есть надежда возродиться к новой жизни. Чёрной пустыне космоса проти-вопоставляется с зелёным цветом связанная на-дежда. В стихотворении в прозе «Труды зеркал» появляется зеркало с чёрным пятном не виске, которое усиливает впечатление тайны и глубины.

Яркий пример метафизической интерпрета-ции чёрного цвета – стихотворение Радаускаса «Чёрт читает книгу». Чёрт, окружённый стихиями природы, читает тысячелетнюю книгу, в которой его внимание сосредоточивается над пустой чёр-ной страницей, названной «aleph». В древних ал-фавитах Востока это была первая буква. Aleph – словно дыра мирового ключа, точка, в которую сходятся все возможные точки. Aleph даже не-возможно охарактеризовать, но она существует. Здесь можно увидеть суггестию Борхеса, который написал рассказ «Алеп». Чёрные силуэты в твор-чество Радаускаса приходят и из мира алхимиков. Горящий воз солнца, падающий в чёрный костёл, напоминает столкновение (и конец) эры алхими-ков с христианским миром (стих. «Горячие источ-ники»). Двухголовая чёрная бестия может быть понята как аллюзия на андрогена, столь почитае-мого алхимиками (стихотворение «Три строки» из сборника «Молнии и ветра»).

122


Какие коннотации чёрного цвета в творче-стве Поплавского? Можно утверждать, что у По-плавского чёрные облики часто появляются вне эмпирической реальности, т. е. они как бы сверх-реальны, сюрреалистичны. Чёрные облики (чёр-ные руки, чёрный парк, чёрный дирижабль, чёр-ные травы, чёрный рыцарь, чёрный мир, чёрные лица и др.) у Поплавского появляются словно зна-ки на пути в небытие, выражают ужас экзистен-циального одиночества, абсолютное отчаяние, приближение неминуемой катастрофы.

В чёрном мире, где души враждебныГде закаты погибнуть зовут... («Успение», сборник

«Флаги»)

Глубже уснули на снежном рассвете Страшные черные лица детей А рассвет был ложен, лёгок и пуст Как сгоревший серый вчерашний куст

(«Автоматические стихи»)

Светлый крест золотой простой – Это мир золотой простой Чёрный рыцарь висит на нем Поклонимся ему челом<...>


Приближение небытия ... предвещает и образ чёр-ной мадонны:

Дико вскрикнет чёрная МадоннаРуки разметав в смертельном сне.


Как отмечает Н. О. Осипова, «Дикий крик чёрной богини – это крик смерти, возвещающий гибель человечества».

С другой стороны, как и у Радаускаса, чёр-ные облики сигнализируют о противоположном полюсе бытия, о возможности быть счастливым.

В пустом и чёрном зале сидело старое счастье в рваных ботинках

И курило огромные дешёвые папиросы («Автома-тические стихи»)

Где спит статуя с электрическим черным лицомНа страже анемоны и солнечных рыб Там боли нечего делать


Особое место в поэтике Поплавского зани-мает образ чёрного света. Это онтологический – собирательный образ, восходящий к древней мистике. Осипова по этому поводу отмечает: «У восточных мистиков чёрный свет воплощает чер-ноту божественной тайны, суть божественного как непознаваемого, скрытое от наших ощущений. Поэтому чёрный цвет у Поплавского воплощает идею чёрного света, не материального, а высше-го, божественного… Это не темнота чёрной ма-терии, а тот чёрный Свет, в котором постигается человеческим сознанием Deusabsconditus» [4].

Постижение такого света, как видим, у Поп- лавского связывается со счастьем, с глубочай-шим постижением сути, ядра бытия. «Я так хочу, я произвольно счастлив, / Я произвольно чёрный свет во мгле, / Отказываюсь от всякого участья, / Отказываюсь жить на сей земле» (стихотворение «Дождь», сборник «Флаги»).

Образ чёрной книги и отшельника, читаю-щего эту книгу, нас как бы отсылает к легенде о чёрнокнижнике Фаусте. B 41 стихе «Автомати-ческих стихов» счастье связывается с глубинами мудрости, которые символизирует чёрная книга и отшельник. Голый отшельник, прикованный кo вселенной и читающий книгу, напоминает Фауста и воплощает фаустовский порыв к познанию.

Чтобы все разделили счастье Баснословный увидели город Где отшельник нагой живётОн прикован цепью к вселеннойОн читает чёрную книгу Где написано как вернуться В баснословный древний покой

Как параллель к этому фаустовскому пасса-жу можно вспомнить стихотворение Радаускаса «Чёрт читает книгу»: в стихотворении Радауска-са – чёрт и чёрная страница, у Поплавского – от-шельник и чёрная книга.

В «Лунном дирижабле» (сборник «Флаги») чёрный цвет (и свет) как бы преодолевает синий ангел, который в поэтике Поплавского воплощает тоску, печаль и неудовлетворённость.

Синий ангел влюбился в весну. Чёрный свет отойди ко сну. Прозябание полюби. Погибание пригуби.

А какие поэтические интерпретации зелёного цвета? Тут тоже нет однозначности, зелень у обо-их поэтов приобретает иногда даже противопо-ложные коннотации.

У Радаускаса можно выделить три группы образов, связанных с зелёным цветом. В первую группу попадает традиционное видение зелёного цвета. Земная зелень в поэтическом простран-стве Радаускаса ассоциируется с возрождением, с вечным ритмом циклов природы, с надеждой и смыслом бытия, с преодолением небытия. Эк-зистенциальный оптимизм выражает «зелёногла-зая богиня бури» (стихотворение «Цветы в бури», сборник «Зимняя песня»), великая школа природы («Словно урок в каждый год природа повторяет / Зелень. Смеётся зелёный смысл»), преодолева-ющий небытие зелёный лист, противопоставлен чёрному цвету («С чёрной ветки, с той стороны / В мир нис ходит зелёный лист», стихотворение «Лист»).

Но вот в сюрреалистических видениях по-является совершенно другая семантическая шка-ла зелёного цвета: здесь доминирует минор, тут зелёный цвет передаёт отчаяние, страх, тоску, небытьё. В стихотворении «Лунатик» (сборник «Стрела в небе») галлюцинации лирического субъекта сопровождают зелёные звёзды. Зелё-ный цвет тоски окружает лирического субъекта в стихотворении «Рога новолуния» («Тоска окра-шивает стены цветом зелёного новолуния»). Зе-лень связывается и с ядом (стихотворение в про-зе «Бонар»).

В стихотворении «Полнолуние» (сборник «Стрела в небе») зелёные ночи, зелёная мельни-ца, зелёная паутина луны передаёт ту необычную атмосферу, в которой действуют и необычные фи-

123


гуры и вещи: стеклянное полуночное вино, воры леса, летящая тень лирического субъекта; это мир, выходящий за грани эмпирики, мир, утверж-дающий, что красота и счастье несовместимы:

В такую ночь на земле распространяется хрупкая меланхолия

И трепетая тает улыбкой умершего ребёнка,И в зелёную паутину луны, висящую в деревьях,Падают сердца бледных и несчастных людей

Третья «зелёная волна» в стихи Радауска-са приходит не из природы, а из культуры – это видения, вызванные Чюрлёнисом, Эль Греко, Ботичели, Гомером, творческий подъём, экстаз воплощающие образы. Здесь можно вспомнить стихотворения «Чюрлёнис», «Дега», «Сон» и дру-гие. Зелёный цвет Чюрлёниса олицетворяет тоску. Зелёное стеклянное облако Эль Грека соединяет небо и землю (стихотворениe «Сон»). Зелёные текущие ясли в стихотворении «Слава Гомеру» – это метафора вечного творческого начала.

Какие здесь параллели с Поплавским? Именно со второй и третьей группой стихов Ра-даускас больше всего приближается к поэтике Поплавского. В сюрреалистическом контексте зелёный цвет иногда прорывается коннотация-ми, несвойственными эмпирическому опыту: «И снова я стою среди домов / Зелёные скелеты мне кивают («Петя Пан»); «Летает сердце как зелё-ный заяц» («Рассматривали вы когда друзья…»). Зелёным цветом окрашенное небо ассоцииру-ется с фантасмагорическими картинами. В этом контексте зелёный цвет прорывается бесфор-менным, неопределённым обликом, который переходит в другой облик: «Зелёное синело сон немел» (стихотворение «Дадафония»). В стихот-ворении Поплавского «Ты говорила...» из сбор-ника «В венке из воска» неземная зелёная рука сигнализирует об угрозе.

Ты говорила: гибель мне грозит, Зелёная рука в зелёном небе. Но вот она на стуле лебезит, Спит в варварском своём великолепьи.

Стихотворение «Русалки» (сборник «Стрела в небе») Радаускаса – своеобразный триумф зе-лёного цвета. Тут как и у Поплавского появляется образ зелёной руки. По неземному зелёная рука словно ведёт в светлый мир тайн.

Зелёные леса, зелёные тропинки,И зелёные глаза, и волосы.Машет в тающем стеклеРука по неземному зелёная

(стихотворение «Русалки»)

Зелёный цвет в поэзии Поплавского связы-вается и творческим началом, хотя и не прямоли-нейно. В стихотворении «Не неврастении зелёная змея...» фантазию представляет образ «зелёной змеи неврастении», этот образ дополняется обра-зом зелёного дома.

Не неврастении зелёная змея Что на углу виется в мокром дыме Тобою в лоб укушена фантазия Она мертва хотя и невредима Зелёные зелёные домаИ воздух плотный что хороший саван И коридор ползучий как романРадаускас через зелёный цвет здесь выходит

к мифологии, которая утверждает творческое на-чало:

Мы, сатиры ногами козла,Соблазняем нимфу сесть рядом,Мы оба с братом играемЗелёной дудкой ивы

(стихотворение «Лето на юге»).

В зелёном мире слово пасётсяИ смеётся козёл,И новый танец танцует Пан,Колючий словно ёж

(стихотворение «Смысл весны»)

Вообще у Поплавского зелёный цвет неред-ко амбивалентен. Особенно эта амбивалентность просматривается в картинах весны: радость воз-рождения здесь сопровождается болезненными состояниями.

Восходит ночь, зелёный ужас счастья Разлит во всем, и лунный яд кипит. И мы уже, у музыки во власти У грязного фонтана просим пить

(стихотворение «Зелёный ужас» из сборника «В венке из воска»)

Такой ядом пропитанный пейзаж открывает-ся и в стихотворении «Роза смерти» из сборника «Флаги»:

Розов вечер, розы пахнут смертьюИ зелёный снег идёт на ветви.Тёмный воздух осыпает звезды,Соловьи поют, моторам вторя,И в киоске над зелёным морем.Полыхает газ туберкулёзный.Не случайно в контексте зелёного цвета

у Поплавского появляется фигура Артюра Рембо, поэта, который был в кругу творческих интере-сов Радаускаса наряду с другими поэтами Фран-ции ХIХ века. В творчестве Рембо зелёный цвет всегда является аллюзией на пьяное застолье. В стихотворении Поплавского «Артюру Рембо» из сборника «Флаги» «зелёный газ» олицетворя-ет опьянение в карнавальном вихре. Атмосфера кафе сильно напоминает Рембо «В «Зелёном ка-бачке», пять часов поплудни».

Многими интерпретациями зелёного цвета Радаускас примыкает к сюрреалистической по-этике Поплавского. Зелёный цвет в творчестве Радаускаса и Поплавского сигнализирует о твор-ческом начале. В этом контексте этот цвет амби-валентен: им как бы подчёркивается творческий экстаз, так и близость небытия. В творчестве обо-их поэтов зелёный цвет часто означает переход из одного состояния в другое.

Список литературы1. Nyka – Niliūnas. Henriko Radausko grįžimas. In: Kūrybos studijos ir interpretacijos: Henrikas Radauskas. Vilnius:

Baltos lankos, 2001. Рp. 77–88.2. Nyka – Niliūnas. Žodis pomirtinei Henriko Radausko knygai. In: Kūrybos studijos ir interpretacijos: Henrikas

Radauskas. Vilnius: Baltos lankos, 2001. Рp. 108–117.

124


3. Radauskas. Lyrika. Vilnius: Vaga, 1980. P. 350.4. Чёрная мадонна Бориса Поплавского. Опыт интерпретации поэтического текста [Электронный ресурс]. Ре-

жим доступа: https://www.cyberleninka.ru/article/v/chyornaya-madonna-b-poplavskogo-opyt-interpretatsii-poeticheskogo-teksta (дата обращения: 25.08.2017).

5. Поплавский Б. Автоматические стихи [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.az.lib.ru/p/poplaw skij_b_j/text_0030.shtml (дата обращения: 22.07.2017).

6. Поплавский Б. В венке из воска [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.az.lib.ru/p/poplawskij_b_j/text_0020.shtml (дата обращения: 12.09.2017).

7. Поплавский Б. Молодая русская живопись в Париже [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pv-gallery.ru/information/8611/?PAGE=18 (дата обращения: 25.07.2017).

8. Поплавский Б. Сочинения [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ruslit.traumlibrary.net/book/poplavskiy-poems/poplavskiy-poems.html (дата обращения: 12.08.2017).

9. Поплавский Б. Флаги [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.az.lib.ru/p/poplawskij_b_j/text6_0010.shtml (дата обращения: 22.07.2017).

10. Савинская О. А. Изобразительное начало в лирике Б. Ю. Поплавского [Электронный ресурс]. Режим досту-па: http://www.pv-gallery.ru/information/8611/?PAGE=18) (дата обращения: 30.04.2017).

УДК 71.05Людмила Васильевна Камедина,

доктор культурологии, профессор,Забайкальский государственный университет,


Райская сказка Нины ГаньшинойВ статье анализируется прозаическое и поэтическое творчество Галии Ахметовой, которая пу-

бликовалась под псевдонимом «Нина Ганьшина». Впервые представлен структурный образ культурно-го мира забайкальского поэта, состоящий из сказочных и библейских парадигм. Акцентируются такие коды её памяти, как род, слово, небеса, Звезда, Душа. Особое внимание уделяется межмирным гра-ницам, которые также кодируются в образах окна, реки, сна. Делаются выводы о двух параллельных мотивах в творчестве Нины Ганьшиной: мечта о Рае и уход в сказочный мир.

Ключевые слова: двоемирие, одиночество, уход от зла, духовные смыслы, метафоры Рая, ска-зочный мир

Lyudmila V. Kamedina,Doctor of Cultural Studies, Professor, Literature Department,



A Fairy Tale by Nina GanshinaThe article analyzes Galiya Akhmetova’s prose and poetic work, which was published under the

pseudonym Nina Ganshina. The structural image of the cultural world of the Transbaikal poet, consisting of fantastic and biblical paradigms, is presented for the first time. Such codes of her memory as gender, word, heaven, Star, Soul are accentuated. Particular attention is paid to the inter-world borders, which are also coded in the images of the window, the river, and the dream. The article concludes that there are two parallel motifs in the work of Nina Ganshina: the dream of Paradise and the departure to the fairy-tale world.

Keywords: two worlds, loneliness, escape from evil, spiritual meanings, metaphors of Paradise, fairy-tale world

Творчество Галии Дуфаровны Ахметовой (Нины Ганьшиной) может быть представлено про-зой, поэзией, литературоведческими статьями. Её жизнь была заполнена словесностью. Она ду- мала о Слове, занималась Словом, писала о Слове. Она собирала чужие слова и помеща-ла их в журнал, который сама создавала. Мир её знакомств тоже был словесным. Она общалась с друзьями-литераторами, писателями, поэтами. Её коллегами были филологи. Она переписы-валась с людьми разных стран, городов, нацио-нальностей, но всё это были люди, связанные со Словом. Она была погружена в эту всемирную словесность и жила в ней, как рыба в воде.

Являясь членом Союза писателей России, она не теряла связи с Литературным институтом, с Москвой. Она постоянно писала. Её перу под-властны были разные жанры: стихи, проза, эссе, литературоведческие статьи, научные моногра-фии, научно-популярные издания. Литературный журнал «Встречи», который был её детищем, создавался также ради людей Слова. В журнале она публиковала и свои произведения, и произ-ведения молодых авторов. Она знакомила забай-кальских читателей с новыми именами России, приглашая к публикациям поэтов, писателей, критиков из других городов и других государств. В журнале всегда находилось место публикациям

125


её магистрантов, аспирантов, которые занима-лись современной художественной литературой. Она давала возможность напечататься своим ки-тайским ученикам, которые с интересом погружа-лись в мир новой русской литературы.

В 2016 г. вышли два сборника коротких рас-сказов Нины Ганьшиной, изданные в Казани её сы-ном, а на сайте Стихи.ру «Нина Ганьшина» с 2006 по 2011 гг. автором опубликовано 24 стихотворе-ния. Нина Ганьшина – это творческий псевдоним, взятый от имени бабушки. Тема «бабушки, рода, родителей, традиций является сквозной в послед-них сборниках Нины Ганьшиной. Один сборник назван «На пуантах», второй – «Нарисованный тигр», и в том, и в другом речь идёт о преодоле-нии себя, об одолении чувства страха, одоления детства и возрастания в юность, зрелость, о прео-долении смерти, времени и постижение вечности. Смысл названия «На пуантах» заключён в знак лёгкого скольжения, кружения, «едва касаясь», движения на грани между грубой действитель-ностью, в которую можно ступить сапогом, и ми-ром духовным, тонкой материей, в которую мож-но войти только на пуантах, ступая на цыпочках, тихо, затаив дыхание, чтобы не спугнуть то, что приходит в ум, сердце, и запечатлевается в душе писателя. «Нарисованный тигр» – тоже знаковое и характерное для Нины Ганьшиной название сборника. Нарисованный тигр – не страшный, им можно любоваться, созерцать его красоту, мож-но разговаривать с ним. Однако в рассказе Нины Ганьшиной нарисованный когда-то давно её ба-бушкой тигр напоминает героине о страхе. Страх поселился в душе с детства и с тех пор всё время напоминает о себе. Героиня называет комплек-сы являющегося ей нарисованного тигра – это одиночество, подавление чужой волей и страхи [2, с. 24]. Эти комплексы сопровождают её всю жизнь, она говорит о невозможности избавиться от них. Вот именно такой представляется дей-ствительность Нине Ганьшиной. В такой реаль-ности жить трудно, некомфортно, неромантично. Героиня создаёт себе другую реальность – ска-зочную. В этой реальности она уже может закра-сить тигра цветными мелками. Коробочку с разно-цветным мелом, подаренную бабушкой в далёком детстве, героиня сохранила. Добрая бабушка, цветные мелки, детская коробочка – это сохра-нённое райское детство, а тигр, напоминающий об одиночестве, страхах и чужой воле – это злая действительность писателя Нины Ганьшиной. Соприкосновение со злом наносит укол в сердце автора, и писатель уходит от трудной реальности в сказочный мир. Нарисованный тигр – это такая же нарисованная красивой словесностью жизнь героинь Нины Ганьшиной.

Нарисованный мир читатель может встретить не только в прозе, но и в поэзии Нины Ганьшиной, где она представляет себя принцессой-Золушкой, едущей на бал и встречающей принца:

Я бегу за сказочной каретой,Не услышав на часах ни звука.Бал сверкал весёлыми огнями.Он искрился тонкой позолотой.И к руке холодными губамиПрикоснулся незнакомый кто-то [3, с. 8].

Однако героиня понимает, что «Бал окон-чен. Погасили свечи. / Маски разбросали по го-стиной», она понимает, что сказка закончилась. Возвращение в действительность происходит эфемерно, через авторскую метафору, точно пе-редающую ощущения героини:

На мои озябнувшие плечиОпустился плед из паутины [3, с. 8].

Нина Ганьшина сознательно окутывает себя паутиной, чтобы огородиться от действительно-сти, хотя преграда эта иллюзорная. Созданная ею самою сказка улетучилась, оставив паутинный покров разочарований и одиночества:

Ах, цветы рыдали от разлуки.Сказкою умчалась вдаль карета.Я свои не отогрела рукиВ этот вечер золотого лета [3, с. 8].

Для творчества Нины Ганьшиной характерно двоемирие, отсюда и выбор псевдонима. Второй мир создаётся из образов родовой памяти, услы-шанных и прочитанных в детстве сказок, которые хранят и доброе, и злое. В рассказе «На пуан-тах» обман, живущий в душе матери, передаётся дочери. Ложь дочери укореняется в следующем поколении. Человеческая душа знает ложь и пом-нит её. «Всё повторится», – напишет Нина Гань-шина [1, с. 38]. Однако в большинстве рассказов родовая память человечества всё-таки сохраняет добро и любовь. Бабушка как носитель родовой памяти выступает рассказчиком для нового поко-ления. Внук слушает повествование о том, «как жили в давние времена». Прабабушка появляется в письмах, которые она также оставляет своему правнуку. Новое поколение осваивает традицию, как в устном варианте, так и через тексты. Связь поколений осуществляется через любовь. Родо-вая память Нины Ганьшиной запечатлевается в словесности: в воспоминаниях, в образах прав-нуков, внуков, детей, которые носят в себе черты умерших предков.

В поэзии родовая память просвечивает в об-разе «старой Москвы», которую надо обязательно сохранить в душе и увезти с собой в сибирские морозы. Прошлое видится Ниной Ганьшиной сказочным, в знаках вечного лета, тишины, та-инственности, задумчивости, вечности. Здесь сказочные Пречистенка, Остоженка, храм Христа Спасителя, Арбат и Моховая. И опять сквозь ил-люзию прорывается настоящая Москва: осенняя, в рокоте звуков, в жёлтом и пёстром цвете, тём-ным кружком на карте. Жёлтый цвет усиливает иллюзорность и обман впечатлений, которые за-канчиваются в стихе лёгкой иронией:

Брожу переулками старой Москвы,Которые были другими воспеты.Спустилась задумчиво осень. Увы!Я думала, здесь не кончается лето.Пречистенка тихою речкой легла.Остоженки слышу таинственный шёпот.И Храма Спасителя колокола.И вечного города медленный рокот.Арбат. Моховая. Пестреет листва.Я скоро уеду туда, где морозы.На карте темнеет кружочком Москва.А в рифму, конечно, желтеют березы [3, с. 3].

126


Доминирующим мотивом творчества Нины Ганьшиной является мотив одиночества. Начи-нается он с тютчевского позыва одиночества во Вселенной (рассказ «Гори, гори, моя звезда»), протягивается через оба сборника об одиноких героях в городе, во дворе, в доме и завершает-ся личным состоянием одиночества художника, творца, который в конце концов осознаёт, что «ри-сует только пустыню и звезду» («Глиняный пинг-вин») [2, с. 3]. Пустыня жизни возникает часто от отсутствия творчества, от того, что не состоялся рядом с твоей жизнью другой, «кто-то», который смог бы заменить творчество, наполнив жизнь любовью. Пустыня непонимания – главная про-блема одиночества для автора рассказов. Однако рядом с образом «пустыни» Нина Ганьшина ста-вит образ «звезды» в небесах, которая видна из окна. Окно в русской литературе – традиционный символ отражённой души персонажа. Радует, что душа одинокого героя видит на небе звезду! Это и путеводная звезда, указывающая путь к Истине, это и Свет, льющийся с небес на бренную землю, это и Надежда на преодоление одиночества.

Не оставляет мотив одиночества Нина Гань-шина и в своём поэтическом творчестве. В оди-ночестве пишутся стихи. Вдохновение к героине приходит ночью (стихотворение «Мне кажется, я всё ещё в пути»). В «сиянии Луны» она видит колокол, который тоже ей кажется одиноким. Дви-жение мысли от колокола осуществляется к вопро-су о «бессмертии Души». И снова вопрос: а что за этим – «Сияние невиданного мира?». И заверша-ется стихотворение-раздумье слезами вдохнове-ния от рождённых строк. Рождение поэзии Нина Ганьшина рассматривает как «Божий дар». В дру-гом стихотворении «Как нежно в дыханье заката» поэт вновь ждёт ночи, чтобы увидеть в небе двух ангелов, которые принесут ей вдохновенные стро-ки. Ангелов двое – на Небе нет одиночества, но героине кажется, что два ангела – тоже одиноки:

Как нежно и как одинокоСияют воздушные крылья.…Увидели люди из окон:Два ангела в небе проплыли [3, с. 5].

Одиночество героини закодировано в мета-форы: кактус, цветущий один день; «круг Луны в оконной раме»; усталый, тихо плывущий месяц. И кактус – один, и Луна – одна, и месяц – один. В поэзии так же, как и в прозе, Нина Ганьшина использует образы окна, звезды, цветка. «Не-выспавшиеся окна» нужны для бессонницы и со-зерцания небес, в которых, как в сказке, можно увидеть проплывших ангелов, уставших ангелов, ангелов-детей. Из распахнутых окон можно уви-деть небеса, можно любоваться «сиреневой звез-дой», «белой звездой», «голубыми звёздами», «зелёным облаком», «сияющими птицами», обле-пиховой зарёй. Созданный лирической героиней сказочный мир так прекрасен, что хочется через эти самые окна улететь, «взмахнув последний раз крылами», «взлететь над миром выше всех», «взметнуться к небу», ощутить объятия Любви в «чистых небесах» и без сожаления констатиро-вать: «Была я на Земле когда-то» [3, с. 9].

Погружение в сны – характерное состояние героини Нины Ганьшиной. В снах приходят лю-бимые люди, никогда не кончается лето, в снах – тишина, покой, «яркость чистого дня». Если на земле этого нет, то Рай можно придумать. Появ-ляются образы Рая – это Адам и Ева, празднич-ные Спасы, Божьи люди, «светлая Пасха», рай-ские сады, «свежие яблоки». Для героини поиск счастья на земле бессмысленный:

Мы счастья ждём. Шаги его близки.Но за углом опять не видно рая [3, с. 1].

Мечта о сказочном рае – сквозной мотив в поэзии Нины Ганьшиной. Её «сиреневые буль-вары» ведут к небесам, в райских садах видятся хрустящие яблоки, ангелы заполняют Небо, Рож-дественская звезда лучи роняет ей на подокон-ник, и только зима, снег, разлуки, изгнание из Рая напоминают ей о жизни на земле. В метафоре хрустящего яблока и хрустящего зимнего снега автор объединяет мечту, сны и мысль о заколдо-ванной принцессе, которую надо «кому-то» рас-колдовать:

Свежим яблоком снег хрустит.Откровенная белизна.Я зимою несу в горстиОтголоски летнего сна.Пусть арбузной коркой лунаНа озябшем небе дрожит –Мне приснилась нынче веснаИ тоскующие стрижи.Остывает ясный закат.До весны – миллионы лет.И упал на яблочный садБелоснежный холодный плед.Скоро год свой путь завершит.Новогодняя кутерьма.…Ах, как сочно хрустит в тишиОколдованная зима [3, с. 6].

Героине не хочется покидать сказочного за-колдованного мира. В нём поэты поют свои свет-лые песни, награждаются озареньем. В сказочном рае вместо дождя – священное миро, предназна-ченное для «новорожденной Души». Возвраще-ние в мир людей из мира ангелов для лирической героини сродни возврату в ад, где «привычное зло». Она не верит в преображение людей. Пре-одоление границы между мирами Нина Ганьшина предлагает осуществить в сказочной деревянной ступе. Волшебный полёт в «заколдованный лес» необходим для отдохновения Души, которая пла-чет в злом мире людей:

Я разыщу деревянную ступуИ улечу в заколдованный лесРобко звеня первозданною лирой,Тихие песни пою не спеша.Капли дождя – как священное миро.Новорождённая плачет Душа.И озаренье приняв, как награду,В мир возвращусь и привычный, и злой [3, с. 7].

Духовная составляющая рассказов и стихов Нины Ганьшиной определяется образом «смер-ти, которой нет». Этой мировоззренческой пози-цией автора открывается сборник «На пуантах». Первый рассказ «Фарфоровая рыбка» является не столько сюжетным, сколько философским, это размышление на тему смерти и жизни. «Что

127


остаётся после человека»? – спрашивает автор. Остаются вещи, воспоминания. Зачем человек умирающий оставляет память о себе? Зачем ко-му-то понадобилось зацементировать фарфоро-вую рыбку в стену? Нина Ганьшина заключает свой ответ в лирическое восклицание «Ах, как хо-чется остаться в мире! Как хочется зацепиться за уходящую жизнь…» [1, с. 5]. Оставленные вещи после смерти человека вдруг наполняются смыс-лом: во-первых, о человеке будут помнить, глядя на фарфоровую рыбку; во-вторых, уходящий че-ловек цепляется за свою вещь, как за соломин-ку, может быть, продлевая свой уход; в-третьих, после смерти душа человеческая вернётся в мир и обнаружит свою фарфоровую рыбку, душе бу-дет радостно. Смерти нет, есть вечная жизнь. Такая установка звучит из уст автора рассказов. Неслучаен образ фарфоровой рыбки. Рыбак – это образ библейского Христа, улавливающего чело-веческие души. Рыбки – люди, плавающие в хао-се житейского моря. Умирающий человек остав-ляет себя в фарфоре, неживой материи, а живая душа уходит в Вечность.

В рассказе «Не Дынин» Нина Ганьшина под-твердит свою мысль о том, что человек приходит с небес и уходит, «продолжаясь в иных измерени-ях». В рассказе «Родинка» романтическая герои-ня вообразила, что она умерла, а мир – остался. И ничего в этом мире не произошло, ничего не изменилось – наступила весна, и вновь всё за-цвело вокруг. Значит, смерти нет! «Она знала, что не умрёт никогда,.. что мир неизменен и вечен», – подумала романтическая девушка [1, с. 18].

Тема смерти-бессмертия в стихотворном творчестве Нины Ганьшиной разрешается в той же тональности. На Земле смерть страшна, но если человек знает о бессмертии Души, то его жизнь продолжится в другом измерении, где, ко-нечно же, снова будут стихи, словесность, творче-ство. Героиня Нины Ганьшиной желает того мира:

Мне бы жить в странном том измеренье:Среди звёзд, тополей и рябин.Я писала бы стихотвореньяНа пластинах расколотых льдин.А весною дождём и снегамиВдруг прольётся вода из ковша.Неземными прольётся стихамиУлетевшая к небу Душа [3, с. 10].

В стихотворении «Ах, Боже мой! Как страш-но умирать!» обозначены границы между жизнь и смертью, через которые надо пройти. Нина Ганьшина прибегает к знакомым образам грече-ской мифологии:

В окне тревожном – Стикса ровный шум.С Хароном дважды мне не повстречаться.Мне снилось, будто к жизни я спешу.И я не захотела просыпаться [3, с. 10].

Своими рассказами, размышлениями Нина Ганьшина помогает читателю избавиться от стра-ха смерти и от страха жизни (рассказ «Нарисо-ванный тигр», стихотворение «Ах, Боже мой! Как страшно умирать! Но все-таки страшнее – жить на свете»). В её представлении эти страхи одинаковые. И смерть не страшна так же, как не страшна жизнь, потому что смерти – нет! Каждый год умирают и вновь расцветают цветы, травы, ку-старники. Каждый год уходят люди, но остаются их слова, книги, вещи. Остаётся духовный след на том месте, где сидел человек, разговаривал, читал свои стихи, рассуждал о литературе. В по-следние сборники рассказов Нина Ганьшина по-местила тексты глубоко духовного содержания, да и названия некоторых рассказов говорят сами за себя: «Отче наш», «Свеча», «Божьи люди», а «Рождество Пресвятой Богородицы» – рас-сказ, ставший знаковым в уходе Галии Ахметовой в Вечность. Герою рассказа, мальчику, накану-не праздника Рождества Богородицы приснился сон – комната с «белыми блестящими стенами» [1, с. 4]. Рождался новый мир, мир радостный, до-брый. Он рождался для сына и для матери. Галия Дуфаровна ушла из земной жизни 21 сентября, в праздник Рождества Богородицы. Ушла в Новый мир, где белые блестящие стены. Пророчество о самой себе – это ещё одна черта творчества Нины Ганьшиной.

Рассуждая о плохих и хороших текстах в рас-сказе «Руна Анзус», автор сделает вывод о том, что завершённым может быть только плохой текст, потому что он не был задуман Богом, а «хо-рошие произведения никогда не заканчивают-ся» [2, с. 13]. Галия Ахметова не завершает свой Текст. Текст её жизни продолжается в слове, ею произнесённом и записанном. В «Руне Анзус» она откроет для себя мир буквы во Вселенной, она со-общит, что познала Бога через руну [2, с. 13]. Её познание буквы как элемента мира было вселен-ским, ибо познание Божественного мира не может быть завершено никогда. Нина Ганьшина открыла врата жизни вечной для Галии Ахметовой. Она по-местила её в Божественную Вселенную, в чертоги с «белыми блестящими стенами», на которых она оставила буквенные следы своего творческого вдохновения.

Список литературы1. Ганьшина Нина. На пуантах: рассказы. Казань: Бук, 2016. 72 с.2. Ганьшина Нина. Нарисованный тигр: рассказы. Казань: Бук, 2016. 104 с.3. Ганьшина Нина [Электронный ресурс] // Стихи.ру. Режим доступа: http://www.stihi.ru (дата обращения:

18.10.2017).

128


УДК 821.161.1Анна Юрьевна Леонтьева,

кандидат филологических наук, доцент,Северо-Казахстанский государственный университет им. М. Козыбаева,

г. Петропавловск, Республика Казахстан,e-mail: [email protected]

Интертекстуальный фон стихотворения Н. С. Гумилёва «Священные плывут и тают ночи…»В статье анализируется стихотворение Н. С. Гумилёва «Священные плывут и тают ночи…» как

производный и одновременно прецедентный текст. Историко-генетический метод литературоведческо-го анализа позволяет выделить в произведении как европейские, так и русские традиции. Сфера отече-ственных традиций включает своеобразный «карсавинский текст», интертекстуальные связи с лирикой А. А. Ахматовой и пушкинские аллюзии. Европейская традиция связана с наследием Франсуа Вийона. Детально исследуется процесс интертекстуализации стихотворения, мотивированный эстетическими принципами акмеизма.

Ключевые слова: акмеизм, интертекстуальность, интертекстуальные связи, поликультура, пре-цедентный текст, традиция, цитата

Anna Yu. Leontieva,PhD in Philology, Associate Professor,

North-Kazakhstan State University Named after Manash Kozybaev, Petropavlovsk, Republic of Kazakhstan,


Intertextual Background of the Poem “Sacred Float and Melt the Night...” by N. S. GumilevThe article examines N. S. Gumilev’s poem “Sacred float and melt the night...” both as a derivative and

a precedent text. Historical-genetic method of literary analysis allowsto highlightboth European and Russian traditions in this work. The sphere of domestic traditions includes a kind of “Karsavin text”, intertextual links with the lyrics of A. A. Akhmatova and Pushkin’s allusions. The European tradition is connected with the heritage of Francois Villon.The author of the article investigates the process of intertextualizationof the poem, motivated by the aesthetic principles of Acmeism.

Keywords: Acmeism, Intertextuality, Intertextual communications, Polyculture, precedent text, quote, tradition

Не повторяй – душа твоя богата –Того, что было сказано когда-то,Но, может быть, поэзия сама – Одна великолепная цитата.

А. А. Ахматова

Современное изучение литературы невоз-можно без обращения к межкультурной коммуни- кации. Поликультуре акмеизма как художествен-ной системы имманентны развёрнутые интертек-стуальные связи с мировой традицией. «Всякое направление испытывает влюблённость к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие могилы связывают людей больше всего», – размышляет Н. С. Гумилёв в манифесте «Наследие символиз-ма и акмеизм» [2, т. VII, с. 149]. Наша цель – про-анализировать особенности интертекстуального фона стихотворения Н. С. Гумилёва «Священные плывут и тают ночи…» в процессуальном аспекте.

Интертекстуальность как «ассоциатив-ное взаимодействие ряда текстов», согласно В. П. Москвину, является «ретроспективной кате-горией» [8, с. 54]. Её образную формулу как «то-ски по мировой культуре» предлагает О. Э. Ман-дельштам, давая определение акмеизма [7, т. II, с. 725]. На сегодняшний день функции и свойства интертекста разработаны достаточно подробно. Н. А. Фатеева предлагает следующие выводы и наблюдения: «1) введение интертекстуального отношения позволяет ввести в свой текст некото-рую мысль или конкретную форму представления мысли, объективированную до существования

данного текста как целого; 2) межтекстовые свя-зи создают вертикальный контекст произведения, в связи с чем он приобретает неодномерность смысла; 3) следовательно, интертекст создает по-добие тропеических отношений на уровне текста, а интертекстуализация обнаруживает свою кон-структивную, текстопорождающую функцию» [12, с. 12]. Текстопорождающая функция мотивирует процессуальную природу интертекстуализации: «…под понятием интертекстуализации исследо-ватели подразумевают процесс создания нового текста с опорой на предшествующий текст» [13, с. 291].

Интертекстуализация обусловливает само создание Н. С. Гумилёвым стихотворения «Свя-щенные плывут и тают ночи…» как реплики в по-этическом диалоге с А. А. Ахматовой. В 1913 г. А. А. Ахматова посвящает ему миниатюру «Твой белый дом и тихий сад оставлю…»: «Твой бе-лый дом и тихий сад оставлю. / Да будет жизнь пустынна и светла. / Тебя, тебя в моих стихах прославлю, / Как женщина прославить не могла» [1, т. I, с. 152]. Н. С. Гумилёв отвечает на рубеже 1914–1915 гг. стихотворением «Священные плы-вут и тают ночи…»: «Священные плывут и тают ночи, / Проносятся эпические дни, / И смерти я за-

129


глядываю в очи, / В зелёные, болотные огни» [2, т. III, с. 56]. Диалог поэтов закрепляет интертек-стуальные связи с творчеством современников. В стихотворении формируется своеобразный «карсавинский текст» благодаря введению имени Тамары Платоновны Карсавиной – выдающейся балерины Серебряного века: «Весь день томясь от непонятной жажды / И облаков следя крылатый рой, / Я думаю: «Карсавина однажды / Как облако плясала предо мной» [2, т. III, с. 56].

Формирование «карсавинского текста» об-условлено юбилейным выступлением балери-ны перед завсегдатаями артистического кафе «Бродячая собака» 26 марта 1914 г. К этой дате приурочен выпуск сборника стихотворных авто-графов и авторских иллюстраций, посвящённого Т. П. Карсавиной. Сам акмеист десятью днями ранее, 16 марта 1914 г., посвящает актрисе ма-дригал, мотивированный её первоначальным отказом от выступления: «Долго молили о танце мы вас, но молили напрасно, / Вы улыбнулись рассеянно и отказали бесстрастно. // Любит вы-сокое небо и древние звёзды поэт, / Часто он пи-шет баллады, но редко ходит в балет» [2, т. III, с. 44]. Прецедентным текстом стихотворения мы считаем миниатюру С. Я. Надсона (1880): «Я так долго напрасно молил о любви, / Грудь мою так измучили грозы, / Что теперь даже самые грёзы мои / Всё больные какие-то грёзы!» [9, с. 334]. Первый дистих мадригала Н. С. Гумилёва пред-ставляет собой полемически осмысленную неточ-ную цитату из надсоновской миниатюры: долгая напрасная мольба не о любви, а о танце разре-шается картиной поэтического сна – прекрасной грёзы о сбывшейся мечте: «Ангельской арфы струна порвалась, и мне слышится звук; / Вижу два белые стебля высоко закинутых рук, // Губы ночные, подобные бархатным красным цветам… / Значит, танцуете всё-таки вы, отказавшая там!» [2, т. III, с. 44]. Образы арфы и ночных губ, похо-жих на цветы, ассоциируются с произведениями А. А. Блока – «сном» 1906 г. «Ночная фиалка» и символом арфы в стихотворениях «Уже померк-ла ясность взора…» (1910) и «Есть минуты, когда не тревожит…» (1912) из цикла «Арфы и скрипки» 1908–1916 гг.

Таким образом, традиции С. Я. Надсона акмеист противопоставляет традицию А. А. Бло-ка. С. Я. Надсона Н. С. Гумилёв считает предста-вителем предшествующей литературной эпохи «затишья восьмидесятых и девяностых годов» [2, т. VII, с. 98]. Акмеист весьма скептически оце-нивает надсоновское творчество в ранней статье «Жизнь стиха»: «И радость, и грусть, и отчаяние читатель почувствует только свои. А чтобы возбу-ждать сочувствие, надо говорить о себе суконным языком, как это делал Надсон» [2, т. VII, с. 54]. Полемика с предшественником подтверждается не только пространством танца во сне, но также иным настроением. Эмоциональному состоянию «больных грёз» противопоставлен переход от гру-сти («Грустно пошёл я домой, чтоб смотреть в гла-за тишине») к светлому приятию жизни и благо-дарности, заявленным образом лучезарного утра:

«…Утром проснулся, и утро вставало в тот день лучезарно, / Был ли я счастлив? Но сердце томи-лось тоской благодарной» [2, т. III, с. 44].

«Балладный мадригал» Н. С. Гумилёва ста-новится производящей основой «карсавинского текста», задавая ряд мотивов и образов последу-ющих посвящений.

Во-первых, в посвящениях балерине ре-презентируется символический мотив музыки, «ангельской арфы», сопряжённый с танцем. У Н. С. Гумилёва танец и музыка едины в авторском воображении: «Ритмы движений небывших зве-нели и пели во мне» [2, т. III, с. 44]. А. А. Ахматова сравнивает выступление Т. П. Карсавиной с сочи-нением песни: «Как песню, слагаешь ты лёгкий та-нец – / О славе он нам сказал, – / На бледных ще-ках розовеет румянец, / Темней и темней глаза» [1, т. I, с. 174]. Г.В. Иванов посвящает Т. П. Карса-виной два стихотворения – 1914-го и 1950-го го-дов. Стихотворение «В альбом Т. П. Карсавиной» 1914 г. раскрывает образ музыки как борьбы ин-струментальных партий: «Скрипки и звучные вал-торны / Словно измучены борьбой, / Но золоти-стый и просторный / Купол, как небо, над тобой» [3, с. 153]. Посвящение 1950 г. «Тамаре Карсави-ной. Надпись на книге» ассоциирует имя балери-ны с «сияющим звуком» [3, с. 270].

Музыкальная символика стихотворения «Священные плывут и тают ночи…» сопрягается с образом Ирины Энери (Сухотиной, урождённой Горяиновой), вундеркинда и ученицы А. К. Глазу-нова: «Когда промчится вихрь, заплещут воды, / Зальются птицы в чаяньи зари, / То слышится в гармонии природы / Мне музыка Ирины Энери» [2, т. III, с. 56]. Н. С. Гумилёв завершает музыкаль-ную тему образом ахматовского голоса: «А ночью в небе, древнем и высоком, / Я вижу записи судеб моих / И ведаю, что обо мне, далёком, / Звенит Ахматовой сиренный стих» [2, т. III, с. 56].

Во-вторых, сквозным мотивом карсавинского альбома становится облик балерины, прорыва-ющийся сквозь туман: «В синей тунике из неба ночного затянутый стан / Вдруг разрывает стреми-тельно залитый светом туман» [2, т. III, с. 44]. Ли-рическому герою-балетоману Г. В. Иванова сцена видится «В облаке светлого тумана» [3, с. 152]. У М. А. Кузмина туман приобретает вид смутного заката или рассвета – петербургской зари: «Пол-неба в улице далёкой / Болото зорь заволокло, / Лишь конькобежец одинокий / Чертит озёрное стекло». Поэт проецирует танец Т. П. Карсавиной на мастерство конькобежца: «Капризны беглые зигзаги: / Ещё полёт, один, другой… / Как остри-ём алмазной шпаги, / Прорезан вензель дорогой. / В холодном зареве не так ли / И Вы ведёте свой узор» [5, с. 427].

В-третьих, полёт Т. П. Карсавиной и весь её облик порождают мотив телесности. А. А. Ахмато-ва подчёркивает музыкальность и гибкость бале-рины: «И с каждой минутой всё больше пленных, / Забывших своё бытиё, / И клонится снова в зву-ках блаженных / Гибкое тело твоё» [1, т. I, с. 174]. Г. В. Иванов акцентирует внимание на плечах и руках: «Пристальный взгляд балетомана, / Сце-

130


ны зелёный полукруг, / В облаке светлого тумана / Плеч очертания и рук» [3, с. 152]. В 1950 г. он под-черкивает «глаза газели», «что весь Петербург чаровали», и отмеченные в 1914-м г. «прекрасные руки» [3, с. 270]. Н. С. Гумилёв вводит в мадригал телесную деталь ноги и ассоциации с балеринами полотен Эдгара Дега: «Быстро змеистые молнии лёгкая чертит нога. / – Видит, наверно, такие виде-нья блаженный Дега» [2, т. III, с. 44]. М. А. Кузмин вместо описания ног балерины использует фразе-ологизм со значением преклонения (восхищения) или влюблённости: «…в блистательном спекта-кле / У Ваших ног – малейший взор» [5, с. 427].

Ноги балерины как телесная деталь ассо-циируются с прецедентным текстом А. С. Пушки-на – знаменитым воссозданием танца А. И. Исто-миной из романа в стихах «Евгений Онегин»: «Блистательна, полувоздушна, / Смычку волшеб-ному послушна, / Толпою нимф окружена, / Стоит Истомина; она, / Одной ногой касаясь пола, / Дру-гою медленно кружит, / И вдруг прыжок, и вдруг летит, / Летит, как пух из уст Эола; / То стан совьёт, то разовьёт, / И быстрой ножкой ножку бьёт» [11, с. 15]. О пушкинской традиции напоминает также описание ножек возлюбленной с использованием фразеологизма «лежать у ног»: «Я помню море пред грозою: / Как я завидовал волнам, / Бегущим бурной чередою / С любовью лечь к её ногам! / Как я желал тогда с волнами / Коснуться милых ног устами!» [11, с. 20].

Пушкинская тема женских ног становится прецедентным текстом миниатюры А. А. Ахмато-вой «Пушкину» (1943): «Кто знает, что такое сла-ва! / Какой ценой купил он право, / Возможность или благодать / Над всем так мудро и лукаво / Шу-тить, таинственно молчать / И ногу ножкой назы-вать?» [1, т. II, кн. 1, с. 40].

Образ танцующей Т. П. Карсавиной у поэтов, посещающих богемное кафе «Бродячая собака», и выразительная деталь – нога балерины – в ма-дригале Н. С. Гумилёва и в посвящении М. А. Куз-мина создаются, как видим, с опорой на традиции романа в стихах «Евгений Онегин» и становятся прецедентным текстом для позднейшей лирики А. А. Ахматовой. Поэтому неудивительно, что упо-минание Н. С. Гумилёвым Т. П. Карсавиной в сти-хотворении «Священные плывут и тают ночи…» вызывает ассоциации с наследием А. С. Пушки-на. Лидер акмеистов сопоставляет балерину с об-лаком: «…Карсавина однажды / Как облако пляса-ла предо мной». Сравнение с облаком и сходную структуру использует А. А. Ахматова в катрене 1962-го года, меняя пространственное положение объекта восприятия – от созерцания перед собой до поклонения над собой: «И было сердцу ничего не надо, / Когда пила я этот жгучий зной… / «Оне-гина» воздушная громада, / Как облако, стояла надо мной» [1, т. II, кн. 2, с. 129]. Стихотворение «Священные плывут и тают ночи…», как видим, опирается на прецедентный текст А. С. Пушкина и поэтов-современников и само одновременно становится прецедентным текстом как продуктив-ная основа для цитирования и структурного заим-ствования.

Структурно-семантической особенностью сти- хотворения «Священные плывут и тают ночи…» является тема воспоминаний – лирический герой Н. С. Гумилёва, находясь на войне, воскрешает в памяти недавнее прошлое, знаковые картины мирной жизни. Это «музыка Ирины Энери», вы-ступление Т. П. Карсавиной на юбилейном вечере в подвале «Бродячая собака», надежда на встречу и неравнодушие А. А. Ахматовой. Образы знаме-нитых современниц подчёркивают интертекстуаль-ную связь с русской символистской традицией Веч-ной Женственности: «Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцом», – утвержда-ет Н. С. Гумилёв в манифесте «Наследие сим-волизма и акмеизм» [2, т. VII, с. 147]. Лирический герой стихотворения «Священные плывут и тают ночи…» осознаёт преемственность поколений, со-храняя свою творческую индивидуальность: «Но прелесть ясная живёт в сознанье, / Что хрупки так оковы бытия, / Как будто женственно всё мирозда-нье / И управляю им всецело я» [2, т. III, с. 56].

Творческой памяти, поликультуре художе-ственного мира и прошлому противостоит насто-ящее – мировая война и близость смерти: «Она везде – и в зареве пожара, / И в темноте, нежданна и близка, / То на коне венгерского гусара, / А то с ру-жьём тирольского стрелка» [2, т. III, с. 56]. А. А. Ах-матова упоминает и неточно цитирует стихотворе-ние «Священные плывут и тают ночи…» в «Листках из дневника» (1963): «В 1915 г., когда уже давно все было кончено, он пишет в очень ответствен-ном месте (с фронта) «Я вижу записи судеб моих / И ведаю, что обо мне, далёком, / Поёт Ахматова сиренный стих»» [1, т. V, с. 113]. У Н. С. Гумилёва: «Звенит Ахматовой сиренный стих».

Стихотворению Н. С. Гумилёва имманентны интертекстуальные связи не только с предше-ственниками, но и с позднейшим творчеством современников. Тема памяти и образ Т. П. Карса-виной порождают производные тексты А. А. Ах-матовой и Г. В. Иванова. Вариант либретто «Три-надцатый год» по мотивам «Поэмы без героя» включает воспоминания о юбилейном вечере 26 марта 1914 года в «Бродячей собаке»: «Вечер Карсавиной – она танцует (на зеркале). Маска-рад – топится большой камин» [1, т. III, с. 714]. Балерина появляется среди персонажей «Поэмы без героя», о ней А. А. Ахматова упоминает и в «Прозе о поэме» как о представительнице поко-ления Серебряного века: «Такой судьбы ещё не было ни у одного поколения (в истории), а м. б. не было и такого поколения». В контексте судьбы поколения А. А. Ахматова определяет типологию «Поэмы без героя»: «…это огромная, мрачная, как туча – симфония о судьбе поколения и луч-ших его представителей, т. е. обо всём, что нас постигло. А постигло нечто беспримерное, что та поэма звучит всё время, как суд у Кафки и как Время». И далее следует трагическое перечисле-ние: «Блок, Гумилёв, Хлебников умерли почти од-новременно. Ремизов, Цветаева и Ходасевич уе-хали за границу, там же были Шаляпин, М. Чехов, Стравинский, Прокофьев и ½ балета (Павлова, Нижинский, Карсавина» [1, т. III, с. 243].

131


Лирические мемуары Г. В. Иванова «Петер-бургские зимы» сопрягают образ Т. П. Карсавиной с темой памяти и гибели, обеспечивая ассоциа-тивную связь с прецедентным текстом стихот-ворения Н. С. Гумилёва «Священные плывут и тают ночи…»: «Говорят, тонущий в последнюю минуту забывает страх, перестаёт задыхаться. Ему, вдруг, становится легко, свободно, блажен-но. И, теряя сознание, он идёт на дно, улыбаясь. К 1920-му году Петербург тонул уже почти бла-женно». Упоминание Т. П. Карсавиной и балета в разговоре обывателей становится доказатель-ством обретённой внутренней свободы, как и для Н. С. Гумилёва – воскрешением утраченного прошлого: «– А Спесивцева была восхититель-на. – Да, но до Карсавиной ей далеко» [4, с. 9]. Имена балерин позволяют воссоздать атмосфе-ру артистического кафе «Бродячая собака»: «…Улыбается Карсавина, танцует свою очарова-тельную «полечку» прелестная О. А. Судейкина. Переливаются чёрно-красно-золотые стены. Му-зыка, аплодисменты, щёлканье пробок, звон ста-канов…» [4, с. 60].

Такой же поиск утраченного времени при-сущ эмигрантскому стихотворению Г. В. Иванова «Тамаре Карсавиной. Надпись на книге»: «Вот, дорогая, прочтите глазами газели, / Теми глаза-ми, что весь Петербург чаровали / В лунном сия-ньи последнего акта Жизели / Или в накуренном, тесном, волшебном «Привале»» [3, с. 270]. Поэт, следуя традициям Н. С. Гумилёва, контаминиру-ет наследие русского и французского искусства в акмеистической поликультуре – упоминает ба-лет Адольфа Адана и вводит цитату из знамени- того «ямщицкого» романса Е. Д. Юрьева: «В лун-ном сиянии снег серебрится; / Вдоль по дороге троечка мчится. / Динь-динь-динь, динь-динь-динь – / Колокольчик звенит; / Этот звон, этот звон / О любви говорит» [10, с. 24]. В эмиграции Г. В. Иванов остаётся русским поэтом, а Т. П. Кар-савина для него, несмотря на брак с британским дипломатом, воплощает национальную культуру Серебряного века: «Имя Карсавиной… В этом сия-ющем звуке / Прежнее русское счастье по-новому снится. / Я говорю Вам, целуя прекрасные руки – / – Мир изменился, но Вы не могли измениться» [3, с. 270]. Неизменность балерины у Г. В. Иванова акцентирует интертекстуальную связь с посвя-щением М. А. Кузмина в аспекте полемического цитирования. М. А. Кузмин подчёркивает уме-ние актрисы преображаться и воспринимает её сквозь призму ролей: «Вы – Коломбина, Саломея, / Вы каждый раз уже не та, / Но, всё яснее пламе-нея, / Златится слово «красота»» [5, с. 428]. Для Г. В. Иванова Т. П. Карсавина символизирует сла-ву русского искусства и память о прошлой России.

Помимо богатого русского интертекста по-ликультуре стихотворения «Священные плывут и тают ночи…» имманентна традиция Франсуа Вийона. Франсуа Вийон, один из «краеугольных камней» эстетики акмеизма, по мнению Н. С. Гу-милёва, «поведал нам о жизни, нимало не со-мневающейся в самой себе, хотя знающей всё, – и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие…» [2,

т. VII, с. 150]. Из всего наследия французского по-эта XV века (баллады, стихотворения, «Le Lais», «Le Testament») наиболее продуктивной в твор-ческой практике акмеистов является «Ballade des dames du temps jadis» («Баллада о дамах былых времён»). Отметим, что представители эпохи Се-ребряного века воссоздают фамилию француз-ского поэта посредством приёма транслитерации: Villon – Виллон. Норма современного русского языка опирается на опыт практической транс-крипции, поэтому сегодня фамилия поэта-бродяги Villon воспроизводится как «Вийон». В силу раз-ночтений цитаты акмеистов мы воспроизводим по традиции первой трети ХХ века, следуя перво-источникам – Виллон. Собственный комментарий сопровождается современным написанием фа-милии поэта (Вийон).

В понимании Н. С. Гумилёва Франсуа Вийон сопричастен категории непознаваемого: «Дет-ски-мудрое, до боли сладкое ощущение собствен-ного незнания, – вот что даёт нам неведомое. Франсуа Виллон, спрашивая, где теперь прекрас-нейшие дамы древности, отвечает сам себе го-рестным восклицанием: …Mais où sont les neiges d`antant!» («Но где снега былых времён!») [2, т. VII, с. 149]. Акмеист также переводит «Ballade des dames du temps jadis» под заглавием «Бал-лада о дамах прошлых времён» (1913): «Скажите мне, в какой стране, / Прекрасная римлянка Фло-ра, / Архипиада... Где оне, / Те сёстры прелестью убора; / Где Эхо, гулом разговора / Тревожащая лоно рек, / Чьё сердце билось слишком скоро?/ Но где же прошлогодний снег! // И Элоиза где, вдвойне / Разумная в теченьи спора? / Служа ей, Абеляр вполне / Познал любовь и боль позора. / Где королева, для которой / Лишили Буридана нег / И в Сену бросили, как вора? / Но где же про-шлогодний снег? // Где Бланш, лилея по весне, / Что пела нежно, как Аврора, / Алиса... О, скажите мне, / Где дамы Мэна иль Бигорра? / Где Жанна, воин без укора, / В Руане кончившая век? / О Дева Горнего Собора! / Но где же прошлогодний снег? // Посылка: О принц, с бегущим веком ссора / На-прасна; жалок человек, / И пусть нам не туманит взора: / «Но где же прошлогодний снег!»» [14, с. 326–327]. Название баллады Франсуа Вийона он переводит по значению наречия «jadis» – «ког-да-то», «некогда» (общепринятый перевод – «…былых времён»).

Закрепляя интертекстуальную связь с пре-цедентным текстом вийоновской баллады, акме-ист в стихотворении «Священные плывут и тают ночи…» перечисляет знаменитых женщин. Если Франсуа Вийон перечисляет «дам былых времён», то Н. С. Гумилёв называет творческих современ-ниц и сопрягает темы времени и смерти. Однако смерть связывается не с женскими образами, а с ожиданием гибели самого лирического героя. Об-разы современниц соединяются с прецедентным текстом баллады также благодаря мотиву поэти-ческого голоса – «сиренного стиха» А. А. Ахма-товой. Эпитет «сиренный стих» она ассоциирует с «сиренным голосом» королевы Бланш – «дамы прошлых времён» («Листки из дневника», 1963):

132


«Au voix de sirène. Villon.* Голосом сирены. Вил-лон» [1, т. V, с. 113]. В первоисточнике: «La royne Blanche comme lis / Qui chantoit a vois de seraine» [14, с. 110].

В записях П. Н. Лукницкого о беседах с Ах-матовой в 1926–1927 гг. даётся объяснение: «…у Виллона есть строки, где он перечисляет женские имена и говорит об их смерти... Эти строки, не-сомненно, повлияли на стихотворение Гумилёва: «Священные плывут и тают ночи...», в котором есть такое же перечисление имен (И. Энери, Ах-матова, Карсавина), и Гумилёв говорит о смерти. Но уже не об их смерти, а о своей собственной. (И этот приём перенесения чего-либо относящегося у влияющего поэта к третьему лицу на себя в сво-их стихах – известен за Гумилёвым)» [6, с. 73].

Осваивая прецедентный текст баллады, ли-дер акмеистов доверяет своему лирическому ге-рою идею преодоления смерти сохранением куль-турной памяти, любви и творчества: «Так не умею думать я о смерти, / И всё мне грезятся, как бы во сне, / Те женщины, которые бессмертье / Моей души доказывают мне» [2, т. III, с. 58].

Художественное открытие, продемонстриро-ванное Н. С. Гумилёвым в стихотворении «Свя-щенные плывут и тают ночи…», творчески осва-ивается О. Э. Мандельштамом и Г. В. Ивановым.

Опираясь на утверждение О. Э. Мандель-штама: «То, что верно об одном поэте, верно обо всех» [7, т. II, с. 52], – мы приходим к выводу, что под опосредованным влиянием «Баллады о да-мах былых времён» и лирики Н. С. Гумилёва он использует приём перечисления женских имен, сопряжённых с темой смерти, в цикле 1916 г. «Со-ломинка»: «Нет, не Соломинка – Лигейя, умира-нье, – / Я научился вам, блаженные слова» [7, т. I, с. 95]. Если Франсуа Вийон перечисляет знаме-нитых дам прошлого, Н. С. Гумилёв – творческих современниц, то О. Э. Мандельштам объединяет прозвище адресата цикла «Соломинка» – Сало-меи Андрониковой с именами литературных геро-инь – Ленор и Лигейи Эдгара Алана По и андро-гинна Серафиты Оноре де Бальзака: «Я научился вам, блаженные слова: / Ленор, Соломинка, Ли-гейя, Серафита» [7, т. I, с. 95]. Интертекст цикла подкрепляется мотивом смерти и акмеистическим поликультурным пантопизмом, заданным литера-турными образами XIX века и египетским мотивом саркофагов: «В моей крови живёт декабрьская Ли-гейя, / Чья в саркофаге спит блаженная любовь. / А та – Соломина, быть может – Саломея, / Убита жалостью и не вернётся вновь» [7, т. I, с. 96].

Другое стихотворение, где О. Э. Мандель-штам использует приём Н. С. Гумилёва и Фран-суа Вийона, представляет собой посвящение- эпитафию Ольге Ваксель «Возможна ли женщи-

не мёртвой хвала?» (3 июня 1935, «Воронежские тетради»): «Возможна ли женщине мёртвой хва-ла? / Она в отчужденьи и в силе – / Её чужелю-бая власть привела / К насильственной жаркой могиле» [7, т. I, с. 204]. С «Ballade des dames du temps jadis» и стихотворением Н. С. Гумилёва эпитафию сближает мотив смерти, у О. Э. Ман-дельштама – конкретной современницы Ольги Ваксель, а также приём перечисления: «Я тяжкую память твою берегу, / Дичок, медвежонок, Миньо-на, / Но мельниц колёса зимуют в снегу, / И стынет рожок почтальона» [7, т. I, с. 205]. О. Э. Мандель-штам перечисляет не имена различных женщин, а ласковые прозвища былой возлюбленной.

Г. В. Иванов продолжает традицию освое-ния прецедентного текста. В книге «Розы» (1922) он перечисляет «прекрасных современниц» – и, как Н. С. Гумилёв, актуализирует тему времени: «Январский день. На берегу Невы / Несётся ве-тер, разрушеньем вея... / Где Олечка Судейкина, увы, / Ахматова, Паллада, Саломея…». Горькая риторика Франсуа Вийона сменяется безнадеж-ным выводом: «Все, кто блистал в тринадцатом году, / Лишь призраки на петербургском льду...» [3, с. 180]. 1913-й год – последний мирный год пе-ред мировыми катаклизмами. Поэтому временной рубеж разделяет эпохи, когда в мирном Санкт-Пе-тербурге блистали знаменитые дамы Серебря-ного века, и «эмигрантскую быль» [3, с. 295] на «чужих берегах». Объективный трагизм финала подчёркивается конкретизацией гибели совре-менника – упоминанием поэта-самоубийцы Все-волода Князева, утратой надежды на возрожде-ние и потерей культурной памяти: «Вновь соловьи засвищут в тополях / И, на закате, в Павловске иль Царском, / Пройдёт другая дама в соболях, / Другой влюблённый в ментике гусарском, / Но Всеволода Князева они / Не вспомнят в дорогой ему тени!» [3, с. 180].

Итак, интертекстуальность поликультурного стихотворения Н. С. Гумилёва «Священные плы-вут и тают ночи…» раскрывается в синтезе рус-ской и французской традиций. Русская традиция включает наследие А. С. Пушкина и современ-ников, своеобразный «карсавинский текст» как прецедентный феномен, европейская традиция обусловлена обращением к «Балладе о дамах былых времён» Франсуа Вийона. В то же время стихотворение Н. С. Гумилёва становится пре-цедентным текстом для позднего творчества А. А. Ахматовой, О. Э. Мандельштама, Г. В. Ива-нова. Столь насыщенный интертекстуальный фон имманентен эстетике акмеизма, ибо, по мнению О. Э. Мандельштама: «…поэт не боится повто-рений и легко пьянеет классическим вином» [7, т. II, с. 52].

Список литературы1. Ахматова А. А. Собрание сочинений: в 6 т. М.: Эллис Лак, 1998. Т. 1. Стихотворения. 1904–1941. 968 с.; т. 2:

в 2 кн., 1999. Кн. 1. Стихотворения. 1941–1959. 640 с.; кн. 2. Стихотворения. 1959–1966, 1999. 528 с.; 1998, т. 3. Поэмы. Pro domo mea. Театр. 768 с.; т. 5. Биографическая проза. Pro domo sua. Рецензии. Интервью, 2001. 800 с.

2. Гумилёв Н. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. М.: Воскресенье, 1999. Т. 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918). 464 с.; т. 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии, 2006. 552 с.

3. Иванов Г. В. Собрание стихотворений. Würzburg: Jal-verlag, 1975. 367 с.4. Иванов Г. В. Петербургские зимы. Париж: La source, 1928. 192 с.

133


5. Кузмин М. Стихотворения. СПб.: Академ. проект, 1996. 832 с. 6. Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 2. 1926–1927. Париж: YMCA-Press; М.: Русский

путь, 1997. 372 с.7. Мандельштам О. Э. Собрание сочинений и писем: в 3 т. М.: Прогресс-Плеяда, 2009. Т. 1. Стихотворения.

808 с.; т. 2. Проза, 2010. 760 с.8. Москвин В. П. Интертекстуальность: категориальный аппарат и типология // Известия Волгоградского госу-

дарственного педагогического университета. 2013. № 6. С. 54–61.9. Надсон С. Я. Полное собрание стихотворений. СПб.: Академ. проект, 2000. 512 с. 10. Очарование русского романса. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2013. 304 с.11. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. Т. 5. Евгений Онегин. Драматические произведения. 4-е изд.

Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1978. 527 с.12. Фатеева Н. А. Интертекстуальность и её функции в художественном дискурсе // Известия АН. Сер. литера-

туры и языка. 1997. Т. 56, № 5. С. 12–21.13. Hrynkiewicz-Adamskich B. О некоторых аспектах проприальной интертекстуализации в свете новейших ис-

следований / On some aspects of proprial ntertextualisation in the light of recent research // Studia Rossica posnaniensia. Poznań, 2016. Vol. 16. Pp. 289–303.

14. Villon F. Euvres. М.: Радуга, 1984. 512 с. (на фр. яз.).

УДК 821.161.1Ли Пин,

магистр, старший преподаватель,Институт русского языка

и культуры Хулунбуирского института,г. Хайлар, КНР,


Отстаивание права голоса женщины в поэзии (на примере жизни А. А. Ахматовой)Анна Андреевна Ахматова (1889–1966) – известный русский поэт. Её произведения и автобиогра-

фия дают представление о социальном и правовом положении женщины в России в начале ХХ века.Ключевые слова: стихотворение, биография, право голоса

Li Ping,Master, Senior Lecturer,



Advocacy of Women’s Voice Right in Poetry (on the Example of A. A. Akhmatova’s Life)Anna Akhmatova (1889–1966), famous Russian poet. Her paintings and autobiography give an idea of

the social and legal status of a woman in Russia in the early 20th century.Keywords: poem, biography, right to vote

Жизнь А. А. Ахматовой была трудной, ей пришлось преодолеть много препятствий, личную жизнь поэтессы тоже нельзя назвать счастливой. Эмоции – были источником её творчества, а глав-ными темами поэзии стали тоска, боль и страсть. Ахматова пыталась найти себя в поэзии, исследо-вала свои собственные чувства и выражала свое женское мнение. Женское сознание повлияло на её творчество.

Именно «женское сознание» стало централь-ной темой западной феминистской литературы. На заре феминизма женщины начали отказывать-ся от принятия традиционных ценностей патри-архального общества, слабый пол начал ценить себя, свой опыт и в итоге бросил вызов мужскому авторитету. В результате литература начала со-средотачивать свое внимание на условиях жизни женщины, женской психологии и возможностях реализации женщины в обществе.

В России на каждом этапе истории было много поэтов, но большинство из них были муж-

чины, многие из них писали о любви, например, А. С. Пушкин, А. А. Фет, Ф. И. Тютчев и др. Поэ-тому в поэзии отразился в первую очередь опыт любви мужчин. Во многих произведениях поэ-тов-мужчин женщины описаны, как красивые ста-туи, принимающие поклонение мужчин. Робин Уорхол отмечает, что возможность смотреть на объект обожания может только тот, кто обладает властью над ним.

А. Ахматова не описывает в своих произве-дениях женщину, лишь принимающую любовь, на-оборот, она показывает женщину, «действующую» по зову сердца. В одних стихотворениях описана женщина, которая жертвует собой ради любви, в других – преданная женщина, в третьих – жен-щина, пребывающая в меланхолии. Но во всех произведениях описаны настоящие искренние пе-реживания женщины.

В большинстве произведений о несчастной любви А. Ахматова фокусируется на тайной вну-тренней жизни героев, конфликтах между влю-

134


бленными и т. п. П. Хомский отмечает, что в лири-ке А. Ахматовой история любви разворачивается без объяснений и комментариев, всё описано че-рез несколько слов, но эти слова такие точные, что давят на читателя и заставляют его обратить-ся к своему личному опыту. В каждом произведе-нии поэтессы скрыта тайна, которую можно рас-крыть лишь при детальной интерпретации.

Конечно же, мужчины всегда занимали и бу-дут занимать доминирующее положение в ли-тературе не только России, но и других стран. Женщины-писатели из-за такого положения ве-щей всегда были ведомыми, должны были под-чиняться идеологии мужского сознания. Развитие феминизма дало толчок в развитии женского са-мосознания. Женщины начали искать себя в твор-честве.

При анализе текста необходимо учитывать гендерный фактор, который влияет на структуру текста, выбор языковых средств, сюжет и дискурс в целом. Еще Лансер и Уорхол писали о необхо-димости изучения феминистской нарратологии.

А. А. Ахматова пережила многие перелом-ные моменты русской истории: Серебряный век русской поэзии, I и II мировые войны. Кроме это-го поэтесса много путешествовала ее яркий опыт

отразился и с стихотворениях. Особо сильное влияние феминизма чувствуется при прочтении поэмы «Реквием». Образ рассказчика оформлен через личное местоимение «я», текст произве-дения дает нам понять, что рассказчиком одно-значно является женщина, а само произведение является примером уникального женского голоса в русской поэзии. В тексте присутствует два «я», два голоса – из прошлого и настоящего. «Я из про-шлого» описывает эмоции и переживания женщи-ны, ставшей свидетельницей войн и репрессий, а «я из настоящего» анализирует события и дает им оценку. «Реквием» – это ретроспектива жизни Советского Союза. В 1930-е годы, после убийства Кирова начинаются «чистки», тысячи людей были арестованы по статье «терроризм», среди них ока-зался и сын Анны Ахматовой – Лев Гумилев. Она страдала как мать, как женщина, но не перестава-ла писать. Через творчество она выражала свое мнение, свой протест против несправедливости.

Анна Ахматова – это хрупкая женщина, но мощный поэт. Благодаря ее творчеству у женщин появилось право быть поэтом, ничем не уступать мужчинам на литературном поприще, и благодаря Анне Ахматовой впервые в литературе появилось женское мнение.

Список литературы1. 司俊琴，徐晓荷. 哀婉孤独的女性世界[J]. 社科纵横，2003.2. 辛守魁.阿赫玛托娃：世纪文学泰斗[M].四川：四川人民出版社，2003.3. 莉季娅·丘科夫斯卡娅.阿赫玛托娃札记[M].北京：华夏出版社，2001.4. 郑体武. 阿赫玛托娃早期创作[J]. 国外文学，1999.

УДК 821.161.1.09Наталья Александровна Макаричева,

кандидат филологических наук, доцент,Санкт-Петербургский экономический университет,


Гамлет как гендерный «архетип» в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»Образ Гамлета рассматривается не только как архетип интеллектуального героя, повлиявшего на

формирование героя-идеолога в творчестве Ф. М. Достоевского, но и как особый гендерный архетип. Сопоставительный анализ поведения Гамлета и Раскольникова c женщинами позволяет утверждать, что герой-идеолог Достоевского наследует психологические особенности своего предшественника, а в любовном сюжете проявляется архетипичность. Однако образы Офелии и Сони Мармеладовой, при некоторых общих мотивах, имеют специфические черты, обусловленные эпохой, национальным мен-талитетом и мировоззрением писателей.

Ключевые слова: архетип гендерный, герой-идеолог, женское начало, экзистенциальные вопросы

Natalya A. Makaricheva,Candidate of Philology, Associate Professor,

St. Petersburg State University of EconomicsSt. Petersburg, Russia,


Hamlet as a Gender “Archetype” in Dostoyevsky’s Novel “Crime and Punishment”Hamlet’s image is considered not only as an archetype of the intellectual hero who has influenced

the formation of a hero-ideologist in F.M. Dostoyevsky’s works but also as a specific gender archetype. The comparative analysis of Hamlet’s and Raskolnikov’s treatment to women allows to claim that Dostoyevsky’s hero-ideologist has inherited his predecessor’s psychological features. However, the images of Ophelia and Sonya Marmeladova are not identical. Their peculiarities are explained by different ages, national mentality and the writers’ outlooks.

Keywords: a gender archetype, a hero-ideologist, a feminine, existential matters

135


Гамлет давно признан архетипом интел-лектуального героя [1; 2] в мировой литературе. Русская литература тоже оказалась восприимчи-ва к этому образу и связанному с ним комплексу проблем.

Интеллектуальный герой, разъедаемый реф-лексией, одержимый одной идеей, трагически вос-принимающий мир, который «вывихнул сустав» и свое предназначение в этом мире – все это характеристика не только шекспировского героя, но и героя Достоевского. Литературоведы не раз отмечали связь героев русского писателя с тра-гическим образом принца датского: «Под знаком Гамлета осмыслял Достоевский различных сво-их героев, подобно Тургеневу «накладывая» на них свое истолкование шекспировского образа. Среди них Ставрогин, ˂…˃ чахоточный Ипполит в «Идиоте», терзаемый гамлетовским вопросом (см. ниже), рефлектирующий и раздваивающийся Версилов, с образом которого, по-видимому, свя-зана черновая запись: «Гамлет-христианин» [10, т. 16, с. 5], наконец, Иван Карамазов, ссылающий-ся в споре с Алешей на трагедию Шекспира. Впол-не возможно, что гамлетовские сомнения и отча-яние писатель находил и в Алексее Ивановиче, герое романа «Игрок», которому дал реплику принца: «Слова, слова и слова» [10, т. 5, с. 317], и в парадоксалисте «Записок из подполья» [3, с. 187–188]. Как можно заметить, Левин в один ряд ставит очень разных по возрасту, социально-му статусу, характеру и т.д. героев Достоевского, которых объединяет прежде всего отнесенность к одному типу – герой идеолог.

В этот ряд не попал еще один герой Досто-евского из романа «Преступление и наказание» – Родин Раскольников. К. Степанян отмечал, что, несмотря на все различия, существует опреде-ленная связь между персонажами Шекспира и Достоевского, наделенными трагическим миро-ощущением: «И хотя, казалось бы, пропасть ле-жит между такими героями, как Гамлет и Расколь-ников, забившимся в свою щель «подпольным», классическая формула, выражающая «подполь-ное» мировидение, «Я-то один, а они-то все!» приложима и к ним» [4]. Противопоставленность героя всем людям, всему миру – это и результат осознания своего высокого жребия («порвалась дней связующая нить, и я рожден ее соединить»), и конфликта героя с самим собой, и его мораль-ной «инаковости» по отношению к другим людям.

Раскольников, конечно, не принц крови (а подпольный парадоксалист и подавно), но его теория – это выраженная претензия на избран-ность, на аристократизм духа. Он, равно как и его шекспировский предшественник, озабочен не бытовыми проблемами добывания денег, но бытийными вопросами, связанными с поиском нравственного основания жизни; не только голод толкает Раскольникова на убийство, но и мысль о восстановлении справедливости. Его теория о двух разрядах людей – порождение социально-го неравенства, но она же – результат проблемы самоопределения личности не только в простран-стве социума (человек – человек), но и в плане он-

тологическом (человек – Бог). «Но на самом деле тот и другой убеждены, что они знают, где истина и в чем состоит справедливость; оба они при этом предоставляют себе право распоряжаться волей и правами (вплоть до права на жизнь!) других лю-дей. Это снимает различие между ними и делает их обоих «участниками» апокалиптического сна Раскольникова на каторге («всякий думал, что в нем в одном и заключается истина») [4].

История любви Гамлета и Офелии стала одним из мировых сюжетов о трагической люб-ви, к которому вновь и вновь обращались пи-сатели и поэты последующих столетий, в том числе и русские: А. Блок, Д. Сухарев, Б. Слуц-кий, А. Тарковский, Б. Пастернак, Д. Самойлов, А. Кушнер, Н. Коржавин. И, конечно, самостояте-лен и интересен женский взгляд на шекспировсую историю трагической любви Гамлета и Офелии, представленный в стихотворениях А. Ахматовой и М. Цветаевой. Поэтому Гамлет воспринимается не только как архетип интеллектуального героя, но и как некий гендерный архетип, так как спец-ифика конфликта, связанная с этим образом, мо-делирует особый сюжет взаимоотношения с жен-щинами и с женским началом вообще. Например, Н. В. Крылова утверждает: «Классическая тра-гедия В. Шекспира содержит драматизацию од-ного из глубинных, онтологических конфликтов человеческого сознания и природы – конфликта мужского и женского начал. Можно было бы го-ворить даже о восстании, бунте мужского против женского, которое для шекспировского персонажа является воплощением энтропийного (смертного, хаотического, безблагодатного) истока мирозда-ния» [5]. С точки зрения Н. В. Крыловой, главный конфликт пьесы связан с противоборством двух великих жизненных начал, воплощением кото-рых является, соответственно, Гамлет и Офелия (и Гертруда).«”Бренность, ты / Зовешься жен-щина!” – в этих словах Гамлета суть трансцен-дентального конфликта шекспировской траге-дии. Вечно обновляющееся природное начало, олицетворяемое женщиной, противостоит в со-знании героя самому Абсолюту…» – отмечает Н. В. Крылова [5]. Сложность любовного сюжета, неоднозначность чувств и поступков Гамлета по отношению к Офелии породили многочисленные интерпретации в литературоведении, психологии, психоанализе и т. д. Как Гамлет все подвергал со-мнению, так и любовь его и Офелии не однажды ставилась под вопрос. Утверждению о невинно-сти Офелии противопоставлена точка зрения о ее внебрачной интимной связи (возможно, с тем же Гамлетом) и возможной беременности. Напри-мер: «интеллектуалу Гамлету повсюду мерещит-ся распутство, а в особенности – в женских пер-сонажах пьесы вроде Офелии, с которой у него, предположительно, была внебрачная связь (до начала действий в пьесе или же вне сцены), и Гертруды, поскольку та вступила в инцестуаль-ную связь с Клавдием» [6]. А сомнения в любви Гамлета к Офелии (уже совсем не по-цветаевски) приводят порой и к таким выводам: «Нет, он вовсе не любит нежную нимфу. Нет, он любит совсем

136


другого человека, и любит страстно, нежно, само-забвенно», «Нет, Лаэрт интересует Гамлета, куда больше, чем Офелия. Может быть, этим объясня-ются все странности его любви?» [7].

На наш взгляд, очень чутко уловил переклич-ку двух сюжетов – Шекспира и Достоевского – Ю. Ф. Карякин: «Раскольников, любящий Соню и боящийся признаться себе в этом (все та же гордыня, все те же «два разряда»), Раскольни-ков, мучающий Соню за свою любовь к ней и за ее любовь к нему, – не напоминает ли он Гамле-та, любящего Офелию и тем жесточе мучающего ее? ˂ …˃ Несмотря на всю любовь и все собствен-ные муки, оба – словно пытают своих возлюблен-ных» [8, с. 110].

Ю. Ф. Карякин сравнивает Раскольникова не столько с шекспировским, сколько с цветаевским Гамлетом, обозначая непрерывную линию, ко-торая ведет от Шекспира – через классическую литературу XIX века – к ХХ столетию: «Сойди с ума, погибни Соня – разве не таким был бы диалог Раскольникова со своей совестью? Но ведь и без того в душе Раскольникова все время идет, в сущности, именно такой диалог: «Люблю, что ли, я ее? Ведь нет, нет? Ведь отогнал ее те-перь как собаку. Крестов, что ли, мне в самом деле от нее понадобилось? О, как низко упал я! Нет, – мне слез ее надобно было, мне испуг ее видеть надобно было, смотреть, как сердце ее болит и терзается! Надо было хоть обо что-ни-будь зацепиться, помедлить, на человека посмо-треть! И я смел так на себя надеяться, так мечтать о себе, нищий я, ничтожный я, подлец, подлец!» [8, с. 112].

Гамлет прогоняет от себя Офелию, и в этом он жесток, в его словах – отказ любящей жен-щине, которую совсем недавно он одаривал на-деждой, унижение ее чувства. Возможно и дру-гое объяснение его холодности – он не хочет ее жертвы, понимая, что не сможет сделать ее счастливой. Но его отношение к Офелии, кото-рое стало причиной ее смерти, вряд ли может оправдать даже его жребий: необходимость ото-мстить за смерть отца или восстановить высшую справедливость. Рефлексия Гамлета не только разъедает его самого, но и отдаляет от живой, вечно обновляющейся в череде рождений жиз-ни, которую он воспринимает как «бренность».Символом этой жизни и является женщина, чье предназначение – любовь и продолжение рода человеческого. Слишком много размышлений и сомнений мешают герою-мужчине ответить на живое любовное чувство, которому надо отдать-ся как стихии. Именно неспособность Гамлета к страсти, его холодность в любви дали повод для обвинений в стихотворении «Офелия – в за-щиту королевы» М. Цветаевой. Но эта проблема имеет и философские корни. Любовь к женщине не способна стать основанием для примирения героя с жизнью и самим собой, поэтому вполне обоснованной является точка зрения, что в пьесе «основной конфликт – конфликт жизни, воплоще-нием которой является Офелия, и смерти, о кото-рой постоянно размышляет Гамлет» [9].

Раскольников не так далеко отстоит от Гам-лета, терзающего сердце любящей его Офелии. Казалось бы, что может быть общего между Офелией, влюбленной в принца, отважно убива-ющего шпагой своих врагов, и проституткой Со-ней Мармеладовой, своей любовью пытающейся спасти убийцу мерзкой старухи-процентщицы? Возможно, прежде всего уловимы некоторые об-щие мотивы, связанные с этими образами: на-мек на утрату невинности Офелией и «падение» Сони; обе героини страдают от холодности своих возлюбленных, которые на первое место ставят решение «проклятых» вопросов и проблему са-моопределения и обе девушки, по сути, приносят-ся в жертву своими отцами. Принц обращается к Полонию: «О, Иеффай». Иеффай (в Библии) – дал обет в случае победы принести в жертву то существо, которое первым попадется на его пути с поля боя. Первой вышла к нему любимая дочь, которая и была принесена в жертву. Полоний го-тов жертвовать дочерью ради достижения сво-их интересов, на что и намекает Гамлет. А име-нование fisherman (тоже в обращении Гамлета к Полонию) имеет в английском языке сленговое значение «сутенер». Мармеладов в романе До-стоевского тоже приносит свою дочь Соню в жерт-ву. Он занимает пассивную позицию, когда Соня вынуждена идти заниматься проституцией, чтобы кормить вместо него семью. Более того, он сам просит у нее деньги «на похмелье» и получает их, зная, с каким унижением и стыдом Соня их добы-вает.

И Гамлет, и Раскольников в ответ на свою же-стокость встречают кроткую женскую любовь, со-страдание и жертвенность. Офелия, подчиняясь воле своего отца, брата или Гамлета, не может выполнить только одного – избавиться от своей любви к принцу. Соня не требует ничего в ответ на свою любовь. Ее «приниженность», готовность снести любую муку, жестокость, холодность поис-тине безграничны. Трудно представить, как пере-живала Соня в душе не просто эмоциональную холодность, но какое-то унизительное пренебре-жение к себе и к своему чувству со стороны Рас-кольникова. Достоевский почти не раскрывает ее душевного состояния, но детали поведения Рас-кольникова более чем красноречивы: «Она всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттол-кнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во всё время ее посещения. Слу-чалось, что она трепетала его и уходила в глубо-кой скорби» [10, т. 6, с. 421].

Но между героинями есть принципиальная разница, которая определяется не положением в обществе и даже не характером каждой из де-вушек. У Офелии есть свой трагический вопрос: «быть или не быть?», и он связан с Гамлетом. Отказ принца от ее любви, а потом убийство Гамлетом ее отца лишают Офелию возможно-сти «быть». Советуя идти не то в монастырь, не то в бордель (“To a nunnery go”), Гамлет, по сути, лишает Офелию надежды реализовать свою жен-

137


скую судьбу, свое предназначение в любви и бра-ке. Поэтому в пьесе не только с размышлениями Гамлета, но и с Офелией связан мотив самоубий-ства: ей нет смысла дальше пребывать в этом мире после отказа Гамлета от нее. Не случайно «не быть» Офелии воспринимается окружающи-ми как сознательно сделанный выбор, несмотря на, казалось бы, очевидное сумасшествие и «не-счастный случай» у реки.

Судьба Сони Мармеладовой связана с судь-бой Раскольникова, но эта зависимость, скорее, обратная: в первую очередь это его жизнь зависит от того, примет ли он Соню с ее любовью к нему или нет. Однако интерпретация отношений Рас-кольникова и Сони Мармеладовой исключительно в рамках любовного сюжета существенно обедни-ла бы эти образы.

Соня – воплощение не только чувства, которое противопоставлено разумному началу в самом ге-рое, но и веры. И очень долго Раскольников пытает-ся сопротивляться этой «женской составляющей» в себе, которая проявляется как сострадатель-ность, мягкость, приятие своей судьбы, а внеш-не – как «расстройство нервов», грусть, «словно у женщины», «безрассудная» помощь ближнему, вопреки любым расчетам и логическим теориям.

Соня не сходит с ума и не сводит счеты с жиз-нью не потому, что Раскольников любит ее, она и не требует любви к себе. Она живет потому, что она нужна другим, ее жизнь спасает другие жизни: отца, Катерины Ивановны с маленькими детьми, потом и Раскольникова…«Впрочем, у этой русской девочки с желтым билетом была другая закалка, чем у ее датской сестры», отмечал Ю. Ф. Карякин [8, с. 111]. «Закалка» Сони Мармеладовой опре-деляется не только жизненными трудностями или социальным положением. Да и образ ее шире, чем образ только влюбленной женщины. Согласно творческому замыслу Достоевского, как ни пара-доксально, именно любовная история старатель-но «вычищалась» из сюжета взаимоотношений Раскольникова и Сони. Не случайно Соня в черно-виках и в чистовом варианте романа – это разные образы. От черновых вариантов остались лишь рудиментарные элементы, напоминающие о том, что Соня влюблена в Раскольникова. Лишь иногда Ф. М. Достоевский поднимает завесу над женски-ми, почти интимными, переживаниями Сони от свидания с Раскольниковым: «Соня поставила свечку и стала сама перед ним, совсем растеряв-шаяся, вся в невыразимом волнении и, видимо, испуганная его неожиданным посещением. Вдруг краска бросилась в ее бледное лицо, и даже слезы выступили на глазах... Ей было и тошно, и стыдно, и сладко...» [10, т. 6, с. 241]. И после его ухода, по-сле всех его умных речей, до конца ей непонят-ных, после символического жеста целования ее ног, Соня переживает совершенно по-женски: «И что у него в намерениях? Что это он ей говорил? Он ей поцеловал ногу и говорил... говорил (да, он ясно это сказал), что без нее уже жить не может... О господи!» [10, т. 6, с. 253].

В процессе работы над романом упростил Достоевский и сюжет, согласно которому в Соню влюблены сразу несколько мужчин (Лужин, Сви-

дригайлов, Раскольников). В первую очередь Соня, по замыслу писателя, воплощает для Рас-кольникова Провидение, а не является его воз-любленной: «К Мармеладовой он ходил вовсе не по любви, а как к Провидению» [10, т. 7, с. 146]. Поэтому поединки с Соней – это прежде всего по-единки Раскольникова с собственной совестью. Но не в Цветаевском смысле. Герой, задаваясь вопросом: «Но я ее любил?» и пытаясь «освобо-диться» от любви Сони, решает для себя пробле-му экзистенциальную: на каком основании стро-ить жизнь дальше и строить ли ее вообще? Или идти по пути разрушения, как во сне о стрихни-нах? Соня и ее любовь – это ответ «быть» проти-вопоставленный «небытийному» отказу от любви в высшем смысле. Как определил сам писатель: «Свидригайлов – отчаяние, самое циническое. Соня – надежда, самая неосуществимая» [10, т. 7, с. 204]. Поэтому образ Сони нельзя сводить к во-площению природного животворящего начала, связанного с рождением и смертью. Хотя намек на связь с культом матери-Земли звучит в ее сло-вах – наказе целовать землю, которую Раскольни-ков осквернил пролитой кровью. Явно этот мотив развернется в образе другой юродивой героини – Марьи Лебядкиной в романе «Бесы».

Героини Достоевского в этом отношении – очень русские женщины, связанные с народными традициями, культом матери-земли и с представ-лениями о женской любви как жалости, самопо-жертвовании, сочувствии к своему избраннику. Соня даже не помышляет о возможности или невозможности реализовать свое женское пред-назначение – продолжение рода человеческого – в земной любви и браке, ее жребий – любить как «сорок ласковых сестер» (Ахматова) во Христе.

Офелия – жертва в любовной истории с прин-цем. Соня Мармеладова смогла стать духовным ориентиром для героя-мужчины. В отличие от Офелии, «нежной нимфы», «полупрозрачная» от голода Соня – духовный поводырь для заблудше-го сомневающегося во всем и вся героя.

Создавая в романе образ «бестелесной» ге-роини, воплощающей Проведение, Достоевский соединяет в романе две проблематики: любовную и экзистенциальную. Причем любовная становит-ся вспомогательной и приобретает символиче-ское значение, выходя далеко за пределы сюжета о земной любви мужчины и женщины. «Быть или не быть» Раскольникова решается лишь через бытие Сони. Принимая решение «быть» герой романа принимает ценности, носителями кото-рых является верующая кроткая героиня: «Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его ма-шинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. ˂…˃ До сих пор он ее и не раскрывал. Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промель-кнула в нем: «Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере...» [10, т. 6, с. 422]. Этот путь примиряет героя и с «женским» то есть мягким, сердечным, интуитивным в себе. Это путь от «горя от ума» к примирению с сердцем, от реф-лексии – к доверию и вере.

138


Список литературы1. Бельская Л. Л. «Русские Гамлеты» в поэзии XX века // Русская речь. 1996. № 4. С. 10–17.2. Лулудова Е. М. «Гамлет» Шекспира как архетип, или писательские интерпретации готовых сюжетов // Между-

народный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2015. № 8–4. С. 793–802. 3. Левин Ю. Д. Шекспир и русская литература XIX века. Л.: Наука, 1988. 328 с. 4. Степанян К. А. Шекспир, Бахтин и Достоевский: герои и авторы в большом времени. М.: Глобал Ком: Языки

славянской культуры, 2016. 296 с.5. Шекспировский «Гамлет» как гендерный архетип русского авангардного текста // Гендерная составляющая

в современной драматургии: материалы междунар. семинара. СПб., 2001. 6. Файк М. Юнгианское исследование Шекспира // Душа на сцене / Э. Эдингер, М. Файк. М.: Клуб Касталия,

2015. 260 с. С. 78–257. 7. Дмитриева Л. Кого же любил Гамлет? [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.proza.ru/2003/03/24-

116 (дата обращения: 10.10.2017).8. Карякин Ю. Ф. Достоевский и Апокалипсис. М.: Фолио, 2009. 700 с. 9. Камышан Н. В. Гамлет глазами Офелии (Гамлет-разрушитель в произведениях Ахматовой и Цветаевой)

[Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.mineralov.su/kamysh.htm (дата обращения: 10.10.2017).10. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, 1972–1990.

УДК 821.161.1.09Феликс Вячеславович Макаричев,

доктор филологических наук, профессор,Ленинградский областной филиал

Санкт-Петербургского университета МВД РФ,г. Санкт-Петербург, Россия,


Особенности поэтики второстепенных персонажей Ф. М. Достоевского: образ Келлера в романе «Идиот»

Статья посвящена исследованию роли второстепенных персонажей в художественном мире Ф. М. Достоевского на примере образа Келлера из романа «Идиот».

Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, второстепенный персонаж, поэтика, тип, индивидуальность

Felix V. Makarichev,Doctor of Philology, Professor,

St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation,

St. Petersburg, Russia,e-mail: [email protected]

Poetic Features of F. M. Dostoyevsky’s Minor Characters: the Image of Keller in the Novel “Idiot”

The article is devoted to the research of the role of minor characters in the art world of F. M. Dostoyevsky on the example of Keller’s image from the novel “Idiot”.

Keywords: Dostoyevsky, minor characters, poetics, type, individual

У Достоевского мало простых характеров. Усложненная душевная организация главных ге-роев – отличительная черта его стиля. Тем более ощутимы контрасты бинарных оппозиций («анти-тезы») в характерах второстепенных и, на первый взгляд, совершенно служебных персонажей. Тра-диционно считается, что их функциональность ограничивается «подсветкой» героев переднего плана, созданием фона для развития основного сюжета. Но такой подход игнорирует ряд суще-ственных особенностей поэтики Достоевского. А именно: художественная и душевная подпитка центральных героев второстепенными персона-жами зачастую значительно плодотворнее, чем со стороны «равновеликих» героев первого ряда. Остановимся на этом тезисе. В нем заключается новое, во всяком случае, иное измерение бахтин-ского «диалогизма».

Наблюдение Ю. Тынянова о том, что Дос- тоевский работал «психологической антитезой, двумя крайними точками» [1, с. 30], относится не только к отдельным героям и ситуациям; его можно дополнить, придав ему расширительный смысл. Бинарных оппозиций в поэтике Достоев-ского великое множество. Например, «вертикаль-ные» и «горизонтальные» измерения натуры: митина широта («широк человек, я бы сузил»), глубина Ивана («Иван – колодец, Иван – могила») и «воспарения Алеши» (в «Кане Галилейской»). Или особенности душевной топонимики: митины «душевные Елисейские поля» и «переулки Раки-тина». За этой векторной перпендикулярностью и параллельностью, иногда «неевклидовой», от-крывается их сложная, особая природа взаимо-действия. Может быть, поэтому личные контак-ты Мити и Ивана в романе сведены к минимуму.

139


Эти герои как будто из разных галактик; и потому даже когда они на одной сцене, их взаимоотно-шения организуются как бы в разных плоскостях, а герои, их окружающие, движутся как бы по раз-ным сюжетным орбитам. К бинарным оппозициям можно отнести и парадоксальное сочетание тра-гического и комического (Иволгин), низенького, гадкого и высокого (Лебедев), и наконец пошлого и вселенски глубокого (Лебезятников, Келлер, Ле-бядкин, Хохлакова, отчасти Смердяков).

Для большей убедительности можно проил-люстрировать эту особенность на примере не-скольких второстепенных персонажей из других произведений Достоевского.

Примечательно, что даже такой герой как Алеша (в «Братьях Карамазовых») значительно больше заряжен художественной «подпиткой» Снегирева, чем брата Ивана. Ведь для него поэма Ивана о Великом инквизиторе и даже собствен-ный «расстрельный приговор» – одни только «слу-чайные слова» (напомним, что Ф. М. Достоевский даже евангелистов ловил на «случайных словах» [2, т. 11, с. 192]). Стоит отметить, что в контексте взаимоотношений Ивана со своими братьями фактически наиболее важным оказывается сво-дный брат Смердяков – также фигура, казалось бы, не первостепенная.

А «случайные связи» главных героев, вклю-чая Зосиму, с Хохлаковой явно обогащают эти образы в художественном измерении. Поражает сама статистика посещений дома этой дамы: в ее гостиной перебывали очень многие герои романа. И даже она сама, оказавшись на приеме у Зоси-мы, не чувствует себя «в гостях» – она везде «у себя». Многие случайно брошенные слова и тво-римые на глазах каламбуры этой героини поража-ют своей амбивалентностью (не то глупость, не то мудрость и даже пророчество), надолго приковы-вают внимание. Парадоксально, но если «слова» евангелистов могли представляться Достоевско-му во многом «случайными», то кажущаяся на первый взгляд откровенным вздором и чепухой «словесная вязь» этой взбалмошной героини не кажется нам настолько «случайной». Напротив, она представляет собой искусно организованный, богатый орнаментами художественный гротеск.

Что такое Рогожин и Настасья Филипповна для Мышкина, если вся драма финальной сце-ны в романе, включая «педагогическую поэму» о Мари может поместиться в один анекдот Ивол-гина о Наполеоне, а драматическая история взаимоотношений Мышкина с Рогожиным пред-восхищается другим, не менее фантастическим рассказом о соперничестве «двух друзей с дет-ства (т.е. Иволгина и отца Мышкина), чуть не став-шими взаимными убийцами» [2, т. 8, с. 81]. Можно сказать, что через многие завиральные монологи Иволгина Ф. М. Достоевский демонстрирует фор-мулу, обратную логике известного высказывания Маркса. В романе Достоевского история тоже повторяется дважды: но сначала как фарс, а уже потом – как трагедия.

В отличие от характеров главных героев, ос-тающихся в резких, полярных, но заданных ампли-

тудах, – как, например, Ставрогин, – герои второ-го плана способны меняться до неузнаваемости; при этом расти как бы вширь. Зосима не всегда успевает в своих реакциях за госпожой Хохлако-вой, он периодически как бы путается в «показа-ниях» героини (например, когда она в припадках искреннего самобичевания рассказывает о своем неверии в Бога). Но ведь и Мышкин не всегда по-спевает за бурными фантазиями генерала Ивол-гина. Слишком уж часто перескакивает отставной генерал с одного сюжета на другой. Амплитуда душевных колебаний генерала – от завираль-но-комического до истинно-трагического, внезап-ность перехода от самого веселого и простодуш-ного смеха к горьким слезам, наконец, сам «удар» – всё это расширяет узкоситуативный контекст его личных жизненных обстоятельств до степе-ни откровения и выводит на глубокие параллели с судьбой самого князя.

В этой связи памятна реакция князя на рас-сказ Ипполита (уже после трагической развязки любовного поединка) о том, как посватавший-ся в очередной раз к Аглае Ганя был поставлен в тупик ее «странным вопросом»: «сожжет ли он, в доказательство своей любви, свой палец сей-час же на свечке?» [2, т. 8, с. 479]. «Как дошел до Ипполита этот слух, нам неизвестно, но когда и князь услышал о свечке и о пальце, то рассме-ялся так, что даже удивил Ипполита; потом вдруг задрожал и залился слезами» [2, т. 8, с. 479]. Это уже смех и плач Мышкина на пороге собственной «смерти».

А описанный Иволгиным «психологический случай» «воскресения из мертвых рядового Кол-пакова» бросает какую-то метатекстуальную тень на все творчество писателя: уж не сам ли Досто-евский признается в особенностях художествен-ной генеалогии своих образов? Эти его кочующие из сюжета в сюжет «друзей знакомых милые чер-ты», которые «то явятся, то растворятся снова» могут быть уловлены и в столь «далеких отголо-сках». Достаточно вспомнить рассказ Лебедева о приговоренной к смерти Дюбарри, этот сколок памятного нам этюда Мышкина в гостиной Епан-чиных, а может быть – вариация, а не сколок… Через этот рассказ Мышкин узнает такого Лебе-дева, которого прежде никогда не знал, да и пред-ставить не мог. А слезы раскаяния Лебедева над гробом генерала… Каким переменчивым может быть сам Иволгин, как меняются в отношении к окружающим Лебедев и Келлер, и какое досад-ное постоянство демонстрирует та же Настасья Филипповна, которая, несмотря на весь бунт ее страстной женской натуры, так и не выходит за рамки своего портрета во всей широте его интер-претации. И настолько косными и одновалентны-ми в отношении к окружающим предстают Аглая и даже Рогожин, что невольно вспоминается дан-ное Федькой Каторжным меткое определение Петру Верховенскому: «У того коли сказано про человека: подлец, так уж кроме подлеца он про него ничего и не ведает. Али сказано – дурак, так уж кроме дурака у него тому человеку и звания нет. А я, может, по вторникам да по средам только

140


дурак, а в четверг и умнее его» [2, т. 10, с. 205]. Стоит заметить, что упомянутый выше Келлер «является» в почти первозданном виде и в «Под-ростке» [2, т. 13, с. 220–221].

С этой точки зрения положение Мышкина во многом уникально. Он один из немногих природно- одаренных главных героев. У него не только «го-лубиное сердце», открытое для сострадания, но и удивительное эстетическое чутье, вкус, широта эстетического восприятия. Возможно, это причи-на его универсальной поливалентности, способ-ности вступать во взаимный контакт с кем угодно. В его глазах меняются Лебедев, Аглая, Келлер, Иволгин. Интересно, что мнение Келлера для него иной раз важнее, чем слово любимой Аглаи, его «двойные мысли» князь принимает на свой счет, задумывается, чему-то учится.

На образе этого «отставного поручика», «боксера», каким Достоевский представляет его в самом начале романа, хотелось бы остановить-ся подробнее.

Этот герой, как и Лебезятников, вырастает на глазах в этическом и эстетическом измерении до полного преображения. Именно он на деле оказы-вается главным и деятельным защитником всех «униженных и оскорбленных» в романе: достаточ-но вспомнить с какой рыцарской самоотвержен-ностью он бросается защищать Ипполита (ему не нужно душевных ран друга, чтобы вложить туда «свои персты»); спасает Настасью Филлиповну от мести поручика; за князя он и вообще готов идти под «красную шапку» или с кем угодно «разменять с полдюжины» пуль… Он так искренне радуется раскаянию Бурдовского, что в клочки измельчает собственноручно написанный фельетон на князя.

Детская, почти мышкинская наивность и простодушие исповеданий Келлера («во всем хорошем и во всем плохом») вызывают в князе искренний смех, даже хохот. А через этот смех бесконечно ширится и растет образ самого князя. В нем открываются «чакры» восприятия юмора, именно те, которые Достоевский, обозначив лишь в черновиках, побоялся открыть в Соне Мармела-довой (ср.: в ПМ к «Преступлению и наказанию»: «Соня (курсив Достоевского Ф. М.) всегда кроткая, и никогда у ней нет юмору, всегда важная и ти-хая, – но вдруг как-то внезапно она ужасно расхо-хоталась, каким-то пустякам, и это очень грациоз-но подействовало на молодого человека» [2, т. 7, с. 152]). Помимо этого, далеко неполного, списка достоинств, образ Келлера обладает поистине колоссальным интертекстуальным (в творчестве Достоевского) потенциалом. Этот невзрачный на вид «отставной поручик» заряжен такими тока-ми, что вровень с ним (по целому ряду художе-ственных параметров) могут встать лишь такие «новые звезды», как Лебезятников и Хохлакова. Дело именно в его стремительном, бешенном ро-сте от заскорузлого типа до узнаваемой во мно-гих (причем уже главных и более поздних героях Достоевского) характерной индивидуальности. В этой почти космической отзывчивости есть что-то очень важное, настоящее, художественно-свя-зующее. Возьмем лишь одну сцену встречи Кел-лера с Мышкиным:

«Лебедева еще не было дома, так что под ве-чер к князю успел ворваться Келлер, не хмельной, но с излияниями и признаниями. Он прямо объя-вил, что пришел рассказать князю всю свою жизнь и что для того и остался в Павловске. Выгнать его не было ни малейшей возможности: не пошел бы ни за что. Келлер приготовился было говорить очень долго и очень нескладно, но вдруг почти с первых слов перескочил к заключению и объя-вил, что он до того было потерял «всякий признак нравственности» («единственно от безверия во всевышнего»), что даже воровал. – “Можете себе это представить!ˮ» [2, т. 8, с. 256].

В навязчивости этих красноречивых и мно-горечивых «исповедей в стихах и анекдотах» Келлера присутствуют очень знакомые черты. Обращает на себя внимание и косноязычие ге-роя – характерный признак особого красноречия (ср.: Лебезятников, Лебядкин, Кириллов, Смердя-ков и др.). В этом герое раскрывается столь зна-комый нам по другому произведению мотив – тра-гической нехватки денег:

«Но, князь, если бы вы знали, если бы вы только знали, как трудно в наш век достать денег! Где же их взять, позвольте спросить после этого? Один ответ: неси золото и бриллианты, под них и дадим, то есть именно то, чего у меня нет, мо-жете вы себе это представить? Я наконец рассер-дился, постоял-постоял. «А под изумруды, говорю, дадите?» – «И под изумруды, говорит, дам». – «Ну и отлично, говорю», надел шляпу и вышел; черт с вами, подлецы вы этакие!» [2, т. 8, с. 257].

Но кое-что происходит и с самим князем по ходу разговора с Келлером: «Князю стало, нако-нец, не то чтобы жалко, а так как бы совестно. У него даже мелькнула мысль: «Нельзя ли что-ни-будь сделать из этого человека чьим-нибудь хо-рошим влиянием?» Собственное свое влияние он считал по некоторым причинам весьма негод-ным, – не из самоумаления, а по некоторому осо-бому взгляду на вещи. Мало-по-малу они разго-ворились, и до того, что и разойтись не хотелось. Келлер с необыкновенною готовностью призна-вался в таких делах, что возможности не было представить себе, как это можно про такие дела рассказывать. Приступая к каждому рассказу, он уверял положительно, что кается и внутренно «полон слез», а между тем рассказывал так, как будто гордился поступком, и в то же время до того иногда смешно, что он и князь хохотали, наконец, как сумасшедшие» [2, т. 8, с. 257]. Далее на пер-вый план выходит тоже вполне узнаваемое про-стодушие и «рыцарство»: «– Главное то, что в вас какая-то детская доверчивость и необычайная правдивость, – сказал, наконец, князь; – знаете ли, что уж этим одним вы очень выкупаете?

– Благороден, благороден, рыцарски бла-городен! – подтвердил в умилении Келлер: – Но знаете, князь, всё только в мечтах и, так сказать, в кураже, на деле же никогда не выходит! А поче-му так? и понять не могу» [2, т. 8, с. 257].

Этот «рыцарский монолог» в «кураже», с «мечтами» и «на деле же никогда не выходит» потом отзовется и в «Братьях Карамазовых».

141


Трудно отрицать, что Хохлакова с Митей отража-ются друг в друге как в кривом зеркале, – «кри-вом» лишь оттого, что «хохлаковщина» иногда облачается в «офицерские мундиры».

Далее в сцене знакомства Мышкина и Келле-ра обнажается параллельное и довольно мирное сосуществование двух взаимоисключающих ду-шевных интенций в этих «работниках за плату»:

«– Не отчаивайтесь. Теперь утвердительно можно сказать, что вы мне всю подноготную вашу представили; по крайней мере, мне кажется, что к тому, что вы рассказали, теперь больше ведь уж ничего, прибавить нельзя, ведь так?

– Нельзя?! – с каким-то сожалением восклик-нул Келлер: – о, князь, до такой степени вы еще, так сказать, по-швейцарски понимаете человека.

– Неужели еще можно прибавить? – с робким удивлением выговорил князь: – так чего же вы от меня ожидали, Келлер, скажите пожалуста, и за-чем пришли с вашею исповедью?

– От вас? Чего ждал? Во-первых, на одно ваше простодушие посмотреть приятно; с вами посидеть и поговорить приятно; я, по крайней мере, знаю, что предо мной добродетельнейшее лицо, а во-вторых... во-вторых...

Он замялся.– Может быть, денег хотели занять? – под-

сказал князь очень серьезно и просто, даже как бы несколько робко.

Келлера так и дернуло; он быстро, с прежним удивлением, взглянул князю прямо в глаза и креп-ко стукнул кулаком об стол» [2, т. 8, с. 257].

Наивность и простодушие Келлера, как и Мити Карамазова, обладает такой искупительной силой, что даже один воображаемый вид этих ге-роев способен рассеять всякое подозрение на их счет. В этом отношении перекликаются два эпи-зода: в «Идиоте» и в «Братьях Карамазовых». Эпизод с «пропавшим» бумажником Лебедева (из диалога Лебедева с Мышкиным):

«– Остаются, стало быть, трое-с, и во-пер-вых, господин Келлер, человек непостоянный, че-ловек пьяный и в некоторых случаях либерал, то есть насчет кармана-с; в остальном же с наклон-ностями, так сказать, более древне-рыцарскими, чем либеральными. Он заночевал сначала здесь, в комнате больного, и уже ночью лишь перебрал-ся к нам, под предлогом, что на голом полу жестко спать.

– Вы подозреваете его?– Подозревал-с. Когда я в восьмом часу утра

вскочил как полоумный и хватил себя по лбу ру-кой, то тотчас же разбудил генерала, спавшего сном невинности. Приняв в соображение стран-ное исчезновение Фердыщенка, что уже одно воз-будило в нас подозрение, оба мы тотчас же ре-шились обыскать Келлера, лежавшего как... как... почти подобно гвоздю-с. Обыскали совершенно: в карманах ни одного сантима, и даже ни одного кармана не дырявого не нашлось. Носовой платок синий, клетчатый, бумажный, в состоянии непри-личном-с. Далее любовная записка одна, от ка-кой-то горничной, с требованием денег и угроза-ми, и клочки известного вам фельетона-с. Генерал

решил, что невинен. Для полнейших сведений мы его самого разбудили, насилу дотолкались; едва понял в чем дело, разинул рот, вид пьяный, выра-жение лица нелепое и невинное, даже глупое, – не он-с!» [2, т. 8, с. 370].

А вот реакция исправника на пробудивше-гося после разгула в Мокром Митю Карамазова: «– Но ведь это же бред, господа, бред! – воскли-цал исправник, – посмотрите на него: ночью, пья-ный, с беспутною девкой и в крови отца своего... Бред! бред!» [2, т. 14, с. 400].

Весьма узнаваемы и многие эксцентрические жесты Келлера (особенно с битьем кулаком об стол), наклонности к спиртному, а также открыв-шийся в герое «слезный дар» (митино «Дитё»):

«– Послушайте, князь, я остался здесь со вчерашнего вечера, во-первых, из особенного уважения к французскому архиепископу Бур-далу (у Лебедева до трех часов откупоривали), а во-вторых, и главное (и вот всеми крестами крещусь, что говорю правду истинную!), потому остался, что хотел, так сказать, сообщив вам мою полную, сердечную исповедь, тем самым способствовать собственному развитию; с этою мыслию и заснул в четвертом часу, обливаясь слезами. Верите ли вы теперь благороднейшему лицу: в тот самый момент как я засыпал, искрен-но полный внутренних и, так сказать, внешних слез (потому что, наконец, я рыдал, я это пом-ню!), пришла мне одна адская мысль: «А что, не занять ли у него в конце концов, после испове-ди-то, денег?» Таким образом, я исповедь приго-товил, так сказать, как бы какой-нибудь «фене-зерф под слезами», с тем, чтоб этими же слезами дорогу смягчить и чтобы вы, разластившись, мне сто пятьдесят рубликов отсчитали. Не низко это по-вашему?» [2, т. 8, с. 258].

Но через весь этот смех просматривают-ся и более серьезные вещи. «Расширившийся» Мышкин никогда не опускается до проповедей: «Во всяком случае, я вам не судья. Но всё-таки, по-моему, нельзя назвать это прямо низостью, как вы думаете? Вы схитрили, чтобы чрез слезы деньги выманить, но ведь сами же вы клянетесь, что исповедь ваша имела и другую цель, благо-родную, а не одну денежную; что же касается до денег, то ведь они вам на кутеж нужны, так ли? А это уж после такой исповеди, разумеется, ма-лодушие. Но как тоже и от кутежа отстать в одну минуту? Ведь это невозможно. Что же делать? Лучше всего на собственную совесть вашу оста-вить, как вы думаете?

Князь с чрезвычайным любопытством глядел на Келлера. Вопрос о двойных мыслях видимо давно уже занимал его.

– Ну, почему вас после этого называют идио-том, не понимаю! – вскричал Келлер. Князь слегка покраснел.

– Проповедник Бурдалу так тот не пощадил бы человека, а вы пощадили человека и рассуди-ли меня по-человечески!» [2, т. 8, с. 259].

Как мы знаем, в «Братьях Карамазовых» Кузьма Самсонов, как и проповедник Бурдалу, тоже «не пощадил человека» [2, т. 8, с. 259].

142


И наконец, суд над собой и самоказнь Кел- лера, перекликающиеся с разрешением траты «по совести», т. е. присвоения только части чужих денег Дмитрием Карамазовым:

«В наказание себе и чтобы показать, что я тронут, не хочу ста пятидесяти рублей, дайте мне только двадцать пять рублей, и довольно! Вот всё что мне надо, по крайней мере, на две не-дели. Раньше двух недель за деньгами не приду. Хотел Агашку побаловать, да не стоит она того. О, милый князь, благослови вас господь!» [2, т. 8,

с. 259]. Стоит отметить, как некий курьез, что даже имена у объектов ухаживания Келлера и Мити об-наруживают странное совпадение.

Разумеется, образ Келлера не откликается исключительно на Дмитрия. Достаточно вспом-нить, например, хотя бы те самые клочки разо-рванного фельетона. Подобно тому, как Лебедев обнаружил эти клочки в дырявых карманах Кел-лера, Черт обнаруживает обрывки «Геологиче-ского переворота» в дырявой памяти Ивана Ка-рамазова.

Список литературы1. Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство-СПБ, 2002. 766 с.2. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, 1972–1990.

143

Анализ дискурса современной массовой коммуникации

УДК 418.2Алмагуль Советовна Адилова,

доктор филологических наук, профессор,Карагандинский государственный университет им. Е. А. Букетова,

г. Караганда, Казахстан,e-mail: [email protected]

Айнагуль Зикировна Казанбаева, кандидат филологических наук, доцент,

Карагандинский государственный университет им. Е. А. Букетова,г. Караганда, Казахстан,


Особенности медиатекста казахстанского ИнетаСтатья посвящена особенностям медиатекстов основных казахстанских новостных порталов,

предоставляющих материалы на русском языке. Медиатекст, функционирующий в различных сферах, обладает стилевой диффузией вербальной структуры и является объектом изучения междисципли-нарного характера. В силу объективных причин медиатекстам казахстанского сегмента Инета присущи и универсальность, и национально-специфичность, поэтому они могут репрезентировать общемиро-вые новости и региональные особенности нашей страны.

Ключевые слова: медиатекст, казахстанские новостные порталы, функции СМИ, вербальные средства, адресант, авторская оценка, читатель

Almagul S. Adilova,Doctor of Philology, Professor,

Buketov Karaganda State University,Karaganda, Kazakhstan,


Aynagul Z. Kazanbayeva,Candidate of Philology, Associate Professor,

Buketov Karaganda State University,Karaganda, Kazakhstan,


Features of the Media Text of the Kazakhstan InternetThe article is devoted to features of media texts of the main Kazakhstan news portals providing materials

in Russian. The media text functioning in different spheres possesses style diffusion of verbal structure and is an object of studying of cross-disciplinary character. Owing to the objective reasons for media texts of the Kazakhstan segment of the Internet, both the universality and national specificity, they can represent universal news, and regional features of our country.

Keywords: media text, Kazakhstan news portals, functions of media, verbal means, sender, author’s assessment, reader

С тех пор пор, как человечество изобрело газету, средства массовой коммуникации претер-пели большие изменения. Это касается содержа-ния, структуры, формы, канала передачи сообще-ния для массовой аудитории и, соответственно, появилось много новых номинативов, включаю-щих в свою семантику эту эволюцию.

Одним из таких слов является медиатекст, возникший в 90-х годах 20-го века в англоязыч-ной научной литературе, без которого нельзя представить современную научную парадигму, в частности, теорию текста и коммуникативисти-ку, поскольку сфера его функционирования жур-налистика, PR и реклама.

По определению А.В. Федорова, «Медиа-текст (media text, media construct) – сообще-ние, изложенное в любом виде и жанре медиа (га-зетная статья, телепередача, видеоклип, фильм и пр.); а «Медиа (media, mass media) – средства (массовой) коммуникации – технические сред-ства создания, записи, копирования, тиражи-рования, хранения, распространения, восприя-тия информации и обмена ее между субъектом (автором медиатекста) и объектом (массовой аудиторией)» [1]. В этой связи будет уместным привести заключение Н. А. Кузьминой, которая отмечает: «как это нередко бывает в истории на-уки, новая, западная, терминология органич-

144


но соединилась с отечественной традицией из-учения публицистического стиля, психологии массовой коммуникации, текстопорождения и язы-ка СМИ, представленной именами А. А. Леонтье- ва, Т. М. Дридзе, С. И. Бернштейна, Д. Н. Шмелёва, А. Н. Васильевой, В. Г. Костомарова, Ю. В. Рож- дественского, Я. Н. Засурского, Г. Я. Солганика, Н. Н. Кохтева и др» [2, c. 13].

В казахстанской филологии семантико-струк-турные, жанровые особенности журналистского текста, PRтекста, публицистического текста, га-зетного текста, теле и радиотекста, рекламно-го текста, текста ИнтернетСМИ, т. е. медиатекста рассматриваются на казахском и русском языках на материале казахско- и русско-, а иногда и ино-язычной прессы.

Казахстан – страна, в информационном поле которой работают СМИ на нескольких языках, и это неудивительно, поскольку языковую ситу-ацию характеризует несколько групп носителей языков: казахскоязычные; русскоязычные; носи-тели языков этносов, компактно проживающих в определенных регионах страны, например, уйгу-ры, узбеки и курды. К тому же государство предо-ставляет заботу о сохранении родного языка ди-аспор путем создания курсов и воскресных школ, проведения различных мероприятий, выпуска га-зет. И в силу этого читатели имеют возможность получить информацию о каком-либо событии из разных источников, на нескольких языках.

Как отмечают исследователи, СМИ выполня-ют коммуникативную, информативную, образова-тельную, когнитивную, гедонистическую функции и оказывают прагматический эффект. Создает-ся впечатление, что в силу многих объективных и субъективных причин медиатексты сейчас несут только информацию и имеют цель воздейство-вать на низменные инстинкты человека, т. е. в них сосредоточено очень много сообщений негатив-ного, криминального характера.

Любой медиатекст обладает прагматическим эффектом, т. е. он воздействует на читателя, слу-шателя, зрителя – адресата. А. Н. Кузьмина при-водит утверждения американского культуролога А. Моля о том, что массмедиа фактически кон-тролируют всю нашу культуру, пропуская её через свои фильтры, выделяют отдельные элементы из общей массы культурных явлений и придают им особый вес, повышают ценность одной идеи, обесценивают другую, поляризуют, таким обра-зом, всё поле культуры. То, что не попало в кана-лы массовой коммуникации и не было включено в «технологии раскрутки», почти не имеет шансов оказать влияние на общество [2, c. 25].

В пространстве Казнета новостной портал Тенгриньюс представлен на трех языках – ка-захском, русском, английском, Нур.kz знакомит читателей с материалами на казахском и рус-ском языках, а аналитический-Интернет портал Ratel.kz, на котором делается обзор казахско-

язычной прессы, рассчитан на русскоязычного адресата. Понаблюдаем, как воспринимается ре-чевая структура медиатекстов этих сайтов казах-скоязычным адресатом.

Медиатопикам этих порталов присущи и универсальность, и национально-специфичность, т. е. каждый из них дает информацию по всем сферам общественной жизни страны и мира, а также затрагивает вопросы национального со-знания, духовного роста, развития. Вербальная структура медиатекстов этих сайтов включает в себя общественно-политическую лексику, тер-минологию и номенклатуру той или иной сферы, эмоционально-экспрессивно окрашенные языко-вые единицы, иноязычные вкрапления. Напри-мер, Крупные продавцы Iphone 8 в Казахстане прокомментировали предостережения тамо-женников о том, что «все действия по ввозу, продаже и другому распространению новых продуктов Apple в Республике Казахстан будут считаться нарушением прав интеллектуаль-ной собственности компании» (Tengrinews.kz); По итогам международной встречи по Сирии, прошедшей в Астане 30–31 октября, министр зачитал совместное заявление стран-гаран-тов – Ирана, России и Турции. «Провести следу-ющую международную встречу высокого уровня по Сирии в Астане во второй половине декабря 2017 года», – зачитал заявление Абдрахманов (www.nur.kz); Глава Нацбанка Данияр АКИШЕВ отмечает рост дедолларизации депозитов. По его информации, этот процесс будет сохра-няться. ...Кроме того, председатель Нацбан-ка отмечает оживление рынка кредитования. По его данным, с начала года объем кредитов банков в экономике увеличился на 4 % и достиг 13,2 трлн тенге. Объем кредитов в националь-ной валюте увеличился на 11 % и сейчас состав-ляет 9,5 трлн тенге. Средневзвешенная став-ка по кредитам в сентябре снизилась до 14 %. (Ratel.kz).

И все же, каждый из этих порталов имеет свои отличительные черты: Тенгриньюс старает-ся придерживаться объективной оценки описы-ваемых событий, мероприятий, происшествий, что видно по вербальным средствам. Медиатек-сты портала Нур.kz отличаются ярко выражен-ной коннотативностью, передающей собственное отношение адресантов к тому или иному факту. В вербальном пласте аналитических материалов Ratel.kz часто можно встретить гипертрофирован-ную оценку, негативно окрашенную лексику, кото-рая вызывает неоднозначную реакцию.

Наблюдения над материалами этих порталов показывают, что при нейтрально окрашенной лек-сике заголовков, наличии цитации, иноязычных слов сам текст может содержать иронию, острый сарказм, т. е. налицо субъективное отношение адресанта (приведены заголовки медиатекста за последние дни октября 2017 года):

145


Тенгриньюс Нур.kz Ratel.kzО чем договорились Казахстан и Иордания

На радио Dala FM стартовал новый сезон Сладкий ноябрь

Правила перевозки детей в самоле-тах разъяснили в КГА

Кокшетау стал ближе к вершинам: Tengri Bank открыл свой новый филиал

Переход на латиницу: цена во-проса

«Взятки, растраты, хищения на мил-лиарды» – депутат выступил с кри-тикой нацкомпании

«Скандалы, взятки, хищения»: Депутат раскритиковал работу «КазАвтоЖол»

В Турции предложили отме-нить систему all inclusive

The Spirit of Tengri представил три проекта на музыкальной выставке WOMEX-2017 в Польше

Нурлан Ермекбаев назвал сотрудничество бизнеса и НПО взаимовыгодным

Балык – кирдык!

Казахстан потерял одну позицию в рейтинге Doing Business

Какие расходы должны нести жильцы по содержанию дома

«Алтын калам»: кто взял мил-лион

Надо отметить, в современных казахстан-ских медиатекстах много слов и онимов, обозна-чающих различные реалии уклада жизни, быта, духовной жизни, восприятия мира казахского народа, т. е. картины мира. Некоторые из них настолько часто употребляются и пишутся ино-гда по звучанию, а иногда опираясь на русскоя-зычное произношение, что стали знакомы всем русскоязычным читателям или слушателям, на-пример, такие обращения, как келин (невестка), ага (брат), бауырым (братишка), қарындас (се-стренка), названия артефактов шанырак, сундук, слова из политико-социальной сферы аким, ма-жилисмен, жол полициясы, названия различных государственных программ (Рухани жаңғыру – Ду-ховное обновление, Ата жолы – Дорога отцов), статусных премий (Алтын жүрек, Алтын қалам), общеупотребительные әлем (алем – мир), әдемі (адеми – красивый), той, акын, беташар.

Здесь уместно вспомнить о том, что «Для СМИ правильное структурирование «потребительского» (читательского) рынка становится значимым по мере превращения средств массовой информа-ции в субъекты рыночной ситуации: вычленение собственной целевой аудитории, её постоянный многоаспектный мониторинг является залогом коммерческого успеха в обществе, где информа-ция превращается в «продукт» и «товар» [2, c. 24].

Для того, чтобы привлечь читателей и уве-личить их количество, в медиатекстах намеренно используются устаревшая лексика, языковые еди-ницы книжного стиля, жаргоны, заимствования, номинативы реалий, обилие слов с уменьшитель-но-ласкательными суффиксами, приобретших пря-мо противоположный смысл, нарочито обиходная речь, игра слов, перифрастические конструкции, парцелляты, синтаксический повтор, игра с чита-телем. К примеру, в этом тексте аналитического портала Ratel.kz (хотя указано, что Источник – страница автора в Facebook, для полноты картины приходится привести достаточно большой фраг-мент) можно найти все перечисленные лингвисти-ческие средства: «Жаль, рисовать не умею. А то изобразила бы картину маслом, как некий градо-начальник покидает просмотр фильма «Когда ангелы спят» режиссёра Рашида СУЛЕЙМЕНОВА.

Сама я этого эпического покидания не ви-дела. Пришлось проводить телефонный опрос среди знакомых, на просмотр приглашённых. Таковые нашлись....Ничто поначалу не предве-щало беды. Подумаешь, просмотр нового филь-ма. Народу насыпалось, как новеньких бордюров вдоль алматинских прошпектов. Тесновато, душновато, глуповато. Ждали высоких гостей. Дождались.

Явился молодой, удручающе энергичный чиновник. Разумеется, со свитой. Ну, там, ра-но-встаёт-охрана, референты, мантульники, алюсники, подлипалы, надувалы, оплеталы, обдурилы и прочие протобестии. Как водится, небольшая заминка с посадкой, проходите, про-ходите, Бауке, мы так рады, не угодно ли водич-ки, кофе, чай, а вот ещё подушечку под спинку… Подлокотничек не жмёт? Ну и славненько. При-ятного просмотрика, Бауке.

Погасили свет. Пошли первые кадры. По школьному коридору идут директор и молодая учительница. Директор – запущенное карэ, скучный костюм заезженной «реформами» шкрабины, усталые глаза. Учительница – со-блазнительный силуэт, шпильки, юбка-каран-даш, гладкая причёска. Профессионально напря-жёнными голосами обсуждают инцидент. Пацан из простой семьи вломил акимёнышу по башке. Директор, возмущённо: – Разбить голову сыну акима района!

... Я смотрела переделанный вариант. По-правки микроскопические. Заменили два слова. Два слова, а как изменились смыслы!

В новом, переделанном варианте директор школы говорит:

Разбить голову сыну спонсора школы!ПРИЯТНОГО ПРОСМОТРИКА, БАУКЕ».

Как видно, авторская оценка введена в фак-тическую информацию и позволяет манипули-ровать восприятием читателя, не находящемся в просмотровом зале, как и сам адресант.

Таким образом, медиатексты на русском языке казахстанского сегмента инета отличаются стилевой диффузией и репрезентируют регио-нальные особенности.

Список литературы1. Федоров А. В. Словарь терминов по медиаобразованию, медиапедагогике, медиаграмотности, медиакомпе-

тентности. Таганрог: Изд-во Таганрогского гос. пед. ин-та, 2010. 64 с. 2. Современный медиатекст: учеб. пособие / отв. ред. Н.А. Кузьмина. Омск, 2011. 414 с.

146


УДК 81,1Надежда Сергеевна Артемьева,



Языковой портрет личности: метафорические модели в авторских медиатекстах (на материалах В. А. Тихомирова)

В статье предпринята попытка воссоздания языкового портрета личности известного читинского журналиста Владимира Тихомирова. Проанализированы примеры употребления В. А. Тихомировым метафорических моделей разных типов в авторских текстах. Исследован прагматический потенциал использованных автором метафор. Материалом для анализа послужили авторские статьи, опублико-ванные в общественно-политической газете «Читинское обозрение» за период 2016–2017 годов.

Ключевые слова: языковая личность, языковой портрет, концепт, метафора, метафорическая модель, прагматический потенциал

Nadezhda S. Artemyeva,Master Student,



Language Portrait of the Person: Metaphorical Models in the Author’s Media Texts (on the Material of the V. Tikhomirov’ Texts)

The article is devoted to description of the language portrait of the famous Chita journalist Vladimir Tikhomirov. Examples of the using of metaphorical models in the author’s texts are analyzed. The pragmatic potential of the metaphors used by the author was explored. The material for analysis was the author’s articles published in the social and political newspaper Chitinskoye Obozrenie for the period 2016–2017.

Keywords: language personality, language portrait, concept, metaphor, metaphorical model, pragmatic potential

Во второй половине XX века лингвисты на-чали исследовать роль человеческого фактора в языке, по-новому взглянув на такие пробле-мы, как язык и мышление, языковая личность, язык и картина мира. Новейшие исследования в области коммуникативной лингвистики откры-ли перспективы изучения проблемы языковой личности. В отечественной лингвистике термин «языковая личность» впервые был употреблен В. В. Виноградовым, в дальнейшем концепция языковой личности разрабатывалась в трудах Ю. Н. Караулова и Г. И. Богина. Позже понятие языковой личности эволюционировало, пре-вращаясь в научный концепт, что представлено в исследованиях А. Г. Баранова, В. И. Карасика, Т. В. Кочетковой, В. В. Красных, О. Б. Сиротини-ной и других исследователей. «Введение понятия «личность» в лингвистику означает возможность говорить о том, что язык принадлежит, прежде всего, личности, осознающей себя и свое место в мире, свою роль в практической деятельности и языковом общении, свое отношение к принятым принципам и конвенциям ведения дискурса, твор-ческому использованию их в своих предметных и речевых действиях» [1, с. 34].

Что же такое языковой портрет личности? Под этим определением понимается «совокуп-ность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им ре-чевых произведений (текстов), которые различа-ются степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительно-сти, целевой направленностью» [2, с. 12].

Иными словами, языковая личность познаёт-ся через её текстовое проявление, поскольку за каждым текстом стоит личность, владеющая си-стемой языка.

Доказано, что черты языковой личности вы-ражаются в индивидуально-авторской картине мира, подчеркивают такие характерные признаки языковой личности, как «соединение у личности говорящего его языковой компетенции, стремле-ния к творческому самовыражению, свободного, автоматического осуществления разносторонней языковой деятельности. Языковая личность со-знательно относится к своей языковой практике, несет на себе отражение общественно-социаль-ной, территориальной среды, традиций воспита-ния в национальной культуре. Творческий подход и уровень языковой компетенции стимулируют языковую личность до усовершенствования язы-ка, развития языкового вкуса, постоянного отобра-жения в языке мировоззренческо-общественных, национально-культурных источников и поисков но-вых, эффективных индивидуально-стилистических средств языковой выразительности» [3, с. 212].

Понятие языковой личности включает в себя три уровня, которые позволяют воссоздать рече-вой портрет поэтапно:

1) Вербально-семантический уровень. Отра-жает владение лексико-грамматическим соста-вом языка, способствует исследованию и анализу запаса слов и словосочетаний, которым пользует-ся конкретная языковая личность.

2) Лингвокогнитивный уровень. Акцентиру-ет использование разговорных формул, речевых

147


оборотов, особой лексики, а также представляет тезаурус личности, в котором запечатлена систе-ма знаний о мире.

3) Мотивационный уровень (прагматикон). Включает в себя систему целей, мотивов, устано-вок и коммуникативных ролей, которых придержи-вается личность в процессе коммуникации.

Вслед за Ю. Н. Карауловым, который счита-ет, что «через прагматикон язык формирует че-ловека, раскрывая содержание третьего уровня в структуре языковой личности и добавляя в вер-бально-грамматический – «ЯЗЫК» – и в когнитив-ный – «МИР» – третью, прагматическую составля-ющую структуры – «Я В МИРЕ», в которой позиция автора определяется, прежде всего, его оценками и самооценками» [2], мы можем утверждать, что при анализе лингвокогнитивного и прагматиче-ского уровней в центре внимания оказывается не только язык в его системном отношении, но и «бо-лее высокое единство — деятельное единство языка, речевого общения и человека, которые обеспечивают существование в реальном мире, где он мыслит, познает и создает вокруг себя цен-ностно-смысловое пространство – эпицентр чело-веческой культуры и цивилизации».

Представляется, что ведущей чертой в опи-сании языкового портрета должны стать опреде-ленные когнитивно-концептуальные единицы, которые отражают мышление индивида и «спо-собствуют возникновению авторского образа на основе сравнения или противопоставления с уже существующими и освоенными индивидом объектами действительности» [4, с. 76]. Такими единицами, наряду с устойчивыми сочетаниями и различными средствами выразительности речи, являются метафоры. В аспекте использования метафор с целью воссоздания речевого портре-та личности нами предпринята попытка анализа на лингвокогнитивном и прагматическом уров-нях конкретной языковой личности – известного читинского журналиста Владимира Алексеевича Тихомирова. Источником фактического материа-ла для анализа послужили авторские статьи, опу-бликованные в общественно-политической газете «Читинское обозрение» за период 2016–2017 гг.

Владимир Алексеевич Тихомиров является членом Союза журналистов России, лауреатом мно-жества региональных и всероссийских профессио-нальных конкурсов. Язык исследуемых медиатек-стов данного автора весьма богат и разнообразен. Автор широко использует афоризмы, окказионализ-мы, эпитеты, риторические вопросы и восклицания. Особенно ярко в текстах Владимира Алексеевича представлены метафоры. Ввиду принадлежности текстов различной тематике метафоры репрезенту-ют разнообразные сферы общественной деятель-ности, что свидетельствует о заинтересованности и осведомлённости автора в широком круге акту-альных и острых социальных вопросов. Рассмо-трим некоторые примеры использования в автор-ских текстах метафорических моделей, несущих негативный или же позитивный прагматический потенциал, что позволит наиболее чётко пред-ставить и обрисовать языковой портрет автора.

Метафорические модели, имеющие негатив-ный потенциал, включают в себя группы милитар-ных, артефактных и антропоморфных метафор.

1. Милитарные метафоры из понятийной сферы «война» представлены следующим образом.

Слово «прицел» имеет значение «прибор на огнестрельном оружии для наводки на цель». В метафорическом осмыслении данное понятие используется автором для наименования и харак-теристики работы политической партии, направ-ленной на некий объект. Из речи премьера видно, что под партийным прицелом и улицы, и пар-ки, и театры (Читинское обозрение, 13.02.2017).

Метафора «секретный отряд» служит обо-значением неточного, скрытого числа безработ-ного населения. Инна Щеглова привела новый, более мягкий вариант «секретного отряда» безработных. (Читинское обозрение, 15.03.2016).

Военное понятие «полк» означает «воинская часть, входящая в состав дивизии» и переосмыс-ливается в тексте для характеристики числа чи-новников и их деятельности. Полки чиновников функционируют, а «понимания» нет (Читинское обозрение, 03.02.2017).

Словосочетание «военная тайна страте- гического значения», имея прямое значение «се-кретная информация, относящаяся к осуществле-нию планов военных операций», переосмыслива-ется с целью оценки деятельности политического лица. Мы, общественность, ей бы простили та-кое стремление сделать социальные вопросы военной тайной стратегического значения (Читинское обозрение, 12.04.2016).

Глагол «подрывать» относится темати-ческой группе «военные действия» и означает «уничтожение, разрушение взрывом». Автор ме-тафорически толкует данное слово, используя его для определения деятельности организации. Пусть высокие инстанции разбираются в том, что там подрывает доверие – баннер или ра-бота его руководителей (Читинское обозрение, 21.04.2017).

Понятие «миротворцы» означает вооружён-ный контингент страны, ликвидирующий угрозу миру путём принудительных действий. Данное понятие обыгрывается в тексте, образуя слово «законотворцы». Метафора используется для наименования и оценки деятельности политиче-ских деятелей. Более того, как видно из упомяну-того сайта, некоторые законотворцы пошли ещё дальше (Читинское обозрение, 13.01.2017).

2. Артефактные метафоры из понятийной сферы «дом» представлены рядом следующих метафор:

Метафора «дверь» в значении «выход или вход куда-либо» используется для характери-стики экономических и социальных процессов. И каких ещё сюрпризов от наших доблестных аналитиков из РСТ можно ожидать? Тем более, за закрытыми от плательщиков дверями (Чи-тинское обозрение, 23.12.2016).

Слово «сусек» именует место в амбаре для хранения запасного зерна или муки. Автором ис-пользуется метафорическая интерпретация дан-

148


ного понятия для обозначения «скрытых мест» в бюджете в плане его финансовой полноты. При-ведённая форма слова «сусечки» в прямом смыс-ле имеет уменьшительно-ласкательное значение. Тексту же данное слово придаёт саркастичный оттенок и характеризует описываемое явление (бюджет) как имеющее на самом деле внушитель-ный объём. И ещё много можно поскрести по су-сечкам бюджета, чтобы что-то подсократить и безболезненно найти эти 82 млн. рублей (Чи-тинское обозрение, 09.12.2016).

Разнообразные действия власти нередко метафорически номинируются как «разрушение или постройка здания». Автором используются следующие обороты: Правда, это благостное спокойствие обернулось впоследствии крахом всей системы… И ни партийный агитпроп, ни вся 20- миллионная компартия страны не смог-ли предотвратить падение системы и распад государства. Зачем нынешнему правительству Забайкальского края строить розовые воздуш-ные замки? (Читинское обозрение, 16.03.2017).

Термины родства, относящиеся к сфере «дом», в переосмысленном значении служат наи-менованием и средством оценки действий чинов-ников и других политических деятелей. Может быть, это подвигло бы отцов нашего города хотя бы частично устранить ту разруху, в ко-торой пребывают городские площади… Наши отцы города живо реагируют на визиты не очень высоких начальников… Не выводить по кумовству из-под ответственности…(Читин-ское обозрение, 21.05.2017).

3. Антропоморфные метафоры из поня-тийной сферы «человек» включают следующие тематические группы:

Метафоры, относящиеся к группе «медици-на», используются автором для оценки работы го-сударственных служащих. В исследуемых текстах данная группа представлена понятиями, характе-ризующими болезненное состояние. Бывший наш оптимизатор, региональный министр здравоох-ранения резал по живому… У депутата Госду-мы от КПРФ Вадима Соловьёва голова болит о чистоте семейных отношений…У Владимира Жириновского голова болит об одиноких ста-риках (Читинское обозрение, 17.04.2017).

Группа «социальный статус» представлена устаревшими понятиями, называющими профес-сии и положение в обществе. Данные метафоры используются с целью характеристики службы государственных чиновников. И не удивительно,

что сбежали наши кормчие со слушаний. Прав-да, не забывает правительство и о своих под-данных (Читинское обозрение, 11.12.2016).

«Карман» – особое отделение на одежде. В метафоричном осмыслении данное слово со-ставляет тематическую группу «личные вещи» и употребляется для того, чтобы подчеркнуть грань в понимании «своё-чужое имущество». Це-лый месяц наши региональные министры, чле-ны правительства ссылались на фатальную неизбежность – укоротить карманы ветера-нов, многодетных мам и работников сельского хозяйства. В общем, мысль ясна: не ищите, ре-бята, счастья в карманах ветеранов. То есть, вместо того, чтобы направить усилия на уве-личение бюджетных доходов, лезут в карман ветеранов и многодетных мам (Читинское обо-зрение, 15.03.2017).

Использование метафорических моделей, имеющих позитивный потенциал, в исследуемых авторских текстах последних двух лет нами не было выявлено.

Таким образом, исследование языковой лич-ности Владимира Алексеевича Тихомирова с точ-ки зрения использования им метафорических моделей позволяет нам предпринять попытку воссоздать его языковой портрет. Во-первых, мы считаем, что метафорические модели в тексте верно и уместно использованы автором. Это ука-зывает на высокую степень его образованности и грамотности, значительный словарный запас, а также на то, что это не первые его работы, что, в свою очередь, свидетельствует о продолжи-тельной деятельности в медийной сфере. Во-вто-рых, метафорическое употребление устаревшей лексики, военной и социальной терминологии позволяет судить о круге интересов личности, а именно о его обширных знаниях и просвещен-ности в области социологии, истории и военного дела. Наконец, достаточно смелые приёмы мета-форизации в оценке политических и социальных проблем дают возможность полагать, что автор имеет чёткую общественную позицию и устояв-шееся мнение, что определяет его как человека, имеющего богатый жизненный опыт и твёрдый характер. Мы полагаем, что отсутствие в иссле-дуемых текстах последних лет образных мета-фор, несущих позитивный потенциал, связано с несогласием автора с позициями современного политического устройства и с его отрицательным отношением к освещаемым им общественным проблемам.

Список литературы1. Ейгер Г. В., Раппорт И. А. Язык и личность: учеб. пособие. Киев, 1991. 79 c.2. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. 3-е изд., стер. М.: Едиториал УРСС, 2003. 261 c.3. Петровский В. И. Общая психология. М., 1996. 463 c.4. Шевченко Н. М. Проблемы авторской фразеологии // Национальное и интернациональное в славянской фра-

зеологии. Минск, 2013. 108 c.

149


УДК 372.881.111.1Елена Александровна Бугреева,

кандидат педагогических наук, доцент кафедры английского языка для факультета журналистики,

Санкт-Петербургский государственный университет,г. Санкт-Петербург, Россия,


Метод проектов и техника формирующего оценивания в работе магистрантов с аутентичным медиатекстом на английском языке

В статье рассматриваются некоторые виды работы журналистов-магистрантов с аутентичным ме-диатекстом на английском языке, которые могут служить ключевыми зачётными работами как в общем курсе английского языка, так и в курсе преподавания специальности на английском языке. Виды рабо-ты, описанные в статье, могут стать предметом формирующего оценивания на протяжении всего курса. В статье также предлагаются критерии оценки описанных видов работ.

Ключевые слова: метод проектов, медиатекст, формирующее (формативное) оценивание, кри-терии оценки

Elena A. Bugreeva,Candidate of Pedagogical Sciences, Associate Professor,

Department of English for the Faculty of Journalism,St. Petersburg State University,


Project Work and Formative Assessment in Master of Journalism Students’ Work with Authentic Media Texts in English

The article describes some types of project work with authentic media texts in English that can be effective in teaching master of journalism students. The tasks presented can be a part of formative assessment in a course of ESL or ESP. The article also presents the formative assessment rubrics and criteria for the tasks.

Keywords: project work, media text, formative assessment, rubrics, criteria

Как известно, одной из важнейших составля-ющих профессиональной компетентности совре-менного специалиста является владение англий-ским языком как средством межнациональной профессиональной коммуникации. Формирова-ние (а на продвинутом этапе совершенствование) профессиональных компетенций будущих жур-налистов входит в задачи как общего курса ино-странного языка, так и курса специальности на иностранном языке.

Использование аутентичных медиатекстов на английском языке в ходе обучения напрямую свя-зывают изучение иностранного языка с будущей профессиональной деятельностью журналистов. Вовлечение студентов в проектную работу с ис-пользованием таких личностно-ориентированных технологий, как проблемно-поисковая, игровая, технология интерактивного обучения обеспечивают самореализацию студента как языковой личности в процессе овладения и использования иностран-ного языка, способствуют развитию конструктив-ной творческой активности будущего специалиста.

Формирующее (формативное) оценивание также является составной частью личностно ори-ентированного подхода к обучению. В отличие от суммативного оценивания в данном случае непрерывно оценивается процесс движения сту-дента к качественному результату. Студенты за-ранее информированы о целях обучения и крите-риях оценки, что предполагает их вовлеченность в (само)оценивание и самоконтроль, а также обе-спечение постоянной обратной связи, определяю-щей их дальнейшие шаги к результату.

Рабочая программа дисциплины, ориентиро-ванная на формативное оценивание, должна со-держать административную информацию (время и место занятий, время работы преподавателя, способы связи, сайт университета (кафедры), на котором можно найти данную программу и пр.); общую характеристику дисциплины, цели и зада-чи курса; примерный план; примерный календар-но-тематический план с указанием конкретных учебных материалов, которые должен освоить студент; способы достижения успеха в освоении дисциплины (инициатива, активность, участие в проектах и т. д.); отношение к посещаемости и опозданиям; правила поведения, безопасности (и/или другие правила); описание политики раз-решения конфликтов; описание всех видов работ; политика оценивания; критерии оценки каждого вида работ; список необходимой учебной литера-туры и других материалов, затрат и пр. [1, с. 11]. Такая программа дает студенту и преподавателю четкое представление о курсе, позволяет избежать субъективной оценки и конфликтных ситуаций.

В данной статье рассматриваются только некоторые виды работ, их описание и критерии оценки. Политика оценивания, количество зачет-ных работ, их «удельный вес» при оценивании, материалы, обязательные к изучению, определя-ется преподавателем для конкретного курса.

Рассмотрим некоторые виды работы с аутен-тичным медиатекстом, которые могут эффективно использоваться в курсе обучения будущих журна-листов английскому языку. Эти виды работ можно использовать как зачетные работы для формирую-

150


щего оценивания в течение всего курса. Для этого целесообразно описать их в рабочей программе, разработать критерии их оценки и познакомить с ними студентов до начала занятий.

Специфика медиатекста предоставляет ши-рокие возможности для его изучения и творче-ского применения в процессе обучения. Вслед за А. Беллом и Т. Г. Добросклонской, мы также счи-таем, что понятие медиатекста гораздо шире, чем последовательность слов, напечатанных или на-писанных на бумаге; оно включает голосовые ка-чества, музыку и звуковые эффекты, визуальные образы [2, с. 40]. Т. Г. Добросклонская, отмечая «бесконечное разнообразие и подвижность ре-ального текстового материала», выделяет четыре основных типа медиатекстов: новости; информа-ционная аналитика и комментарий; текст-очерк, иначе говоря, любые тематические материалы (features); реклама [2, с. 42].

Работу студентов с медиатекстом можно ус-ловно разделить на три этапа: изучение и анализ медиатекста, перевод медиатекста, продуцирова-ние медиатекста.

На этапе изучения и анализа медиатекста можно использовать новостной дискурс (напри-мер, информационного ресурса http://www.bbc.co.uk) и банк презентаций TED.com. Основными преимуществами использования именно этих тек-стов является их актуальность, аутентичность, законченность и краткость (мобильность). Все эти характеристики позволяют создать на занятии си-туацию, максимально приближенную к реальной, будь то просмотр новостного видео сюжета, про-слушивание аудиозаписи или работа со скриптом.

В частности, такая характеристика новост-ного текста, как наполненность реалиями (преце-дентными феноменами) и терминологией может стать источником пополнения словарного запаса студентов (в плане формирования языковой ком-петентности) и расширения их профессионально-го кругозора. Работа с реалиями и терминологией может стать хорошим стимулом к развитию уст-ной речи. Наиболее приемлемым форматом, по нашему мнению, является презентация. Студен-ты получают задание рассказать о реалии или термине в форме презентации. Напомним еще раз, что структура и критерии оценки презентации должны быть известны студентам заранее. Кроме того, в программе должно быть обозначено коли-чество зачетных презентаций и количество бал-лов, которые студент получит за каждую из них.

Структура простой презентации может вы-глядеть следующим образом. Вступление состоит из четырех частей: приветствие (Hello everyone.), представление себя (My name is…), представле-ние темы (Today I would like to talk about…), план презентации (First, I’ll tell you about… Then I’ll move on to…), правила для Q-and-A session (We’ll have time to ask and answer your questions after my presentation). Основная часть строится согласно обозначенному плану. В заключении обобщаются результаты исследования или основные пункты презентации. Затем аудитория задает вопросы, автор презентации отвечает на них. Такой фор-мат позволяет развивать как монологическую, так и диалогическую речь. Для оценки презента-ции могут использоваться следующие критерии (см. табл. 1).

Таблица 1Критерии оценки презентации

Rubrics/points Below expectations Meets expectation Above expectationsContent and structure

No/unclear structure, no ar-gumentation, no connection between the statements, no/sporadic examples, lack of research

Clear structure, but no argumentation, not all the examples are relevant

Clear structure (introduction, the main part, conclusion), strong ar-gumentation, all the examples are relevant, evidence of a sufficient research

Visual aids and hand-outs

No/irrelevant visual aids and/or hand-outs

Visual aids and/or hand-outs are well done but contain some irrelevant information or mistakes

Visual aids and/or hand-outs are well done to support the presentation and are really useful for the audience

Presenter’s be-havior and voice

Presenters are not interested in the subject/read the text of the presentation/ are too nervous/ speak too fast (slow)/are diffi-cult to hear/no eye contact/no dress code awareness

The presentation is relative-ly well done, but presenters read some parts of the pre-sentation/are afraid of eye contacting/feel nervous

The presentation is well done: clear voice, eye contact, presenters are confident; dressed appropriately.

Audience involve-ment

Presenters do not involve the audience or try to involve the audience, but unsuccessfully.

Presenters try to involve the audience but have some problems (e.g. ner-vousness/lack of proper preparation/do not know the strategies, etc.)

Presentation involves the audience by means of its clear structure and involving content, the presenter’s eye contact, attractive and useful hand-outs and visual aids, etc.

Length of the pre-sentation

Longer than 10 min. Slightly exceeds 10 min (not more than 1–3 min)

Appropriate length (10 min)

Q-and-A session Presenters cannot answer the questions or try to answer the questions, but unsuccessfully.

Presenters can answer the questions, but do not feel confident and/or make mistakes.

Presenters encourage the audi-ence to ask, are ready to answer all the questions, give examples and demonstrate strong argumentation.

151


Кроме того, прецедентный феномен и тер-мин могут служить единицами промежуточного контроля знаний студентов, как в языковом, так и профессиональном плане. Например, в процес-се обучения контроль знаний может проводиться в форме различных видов диктантов (зритель-ные, орфографические и др.), кроссвордов (как отгадывание, так и составление), викторин. В кон-це семестра, если работа велась регулярно, мож-но провести тестирование студентов на знание прецедентных феноменов, которые обсуждались в течение семестра, в форме теста с варианта-ми ответов (multiple choice test), викторины (quiz) или игры (например, taboo game, когда нужно объяснить какое-то понятие, не называя его). Ко-

личество заданий в таком тесте и критерии оцен-ки должны быть заранее известны студентам.

Одним из комбинированных видов работы является Community Study. По сути, это исследо-вание и презентация результатов. Студенты полу-чают задание сделать обзор, например, ведущих PR агентств, радиостанций или издательств, рабо-тающих в данном профессиональном сообществе (в мире/в России/в регионе). Исследование прово-дится разными методами: интервью, телефонные звонки, изучение баз данных, интернет ресурсов, опрос и др. Результаты исследования и анализа должны быть представлены в форме презентации. Для оценки такого вида работы можно использо-вать следующие критерии оценки (см. табл. 2).

Таблица 2 Критерии оценки Community Study

Rubrics/ points Below expectations Meets expectation Above expectationsResearch & Gather Information: activi-ties/methods

Students use only one activities/method

Students use most of the ac-tivities/methods

Students use the whole range of activities/methods: telephone calls, interviews, database, internet re-search, survey, questionnaire, etc.

Presentation (See the requirements)

No presentation Good presentation Excellent presentation

Feedback No feedback Students gained good expe-rience from the community study and can benefit from the results

The community study is the turning point for a student: starting career, internship, recommendation, getting a grant, getting a job, etc.

Для развития письменной речи можно ис-пользовать такой вид работы, как Reading Reflection. Для этого можно использовать как аутентичные медиатексты (статьи, блоги, влоги и др.), так и монографии, учебные пособия, статьи по журналистике, рекламе, PR на английском язы-

ке. Студенты получают задание высказать в пись-менной форме свое мнение по поводу прочитан-ного материала. Это своего рода промежуточный этап между репродуктивными и продуктивными упражнениями. Для оценки таких работ можно ис-пользовать следующие критерии (см. табл. 3).

Таблица 3Критерии оценки Reading Reflection

Rubrics/points Below expectations Meets expectations Exceeds expectationsReflection/understanding

Limited understandingand/or unrelated details de-scription. Student’s paper re-tells the text,no reflection

Deep understanding of the idea supported by relevant details from the text

Deep understanding of the idea and student’s sufficient reflection and argumentation based on the text

Citation Too much citation/Many ran-dom irrelevant references/citations

Some relevant references/citations

Use of citation indicate substantial research and deep understanding

Формирование переводческих навыков и умений можно начинать на самых ранних этапах обучения. Например, изучив особенности по-строения заголовка на английском языке и проа-нализировав достаточное количество примеров, студенты могут справиться со следующим упраж-нением: Прочитайте тексты, опубликованные под следующими заголовками: Former Israel President Shimon Peres dies / Button batteries risk to children / The farmer who paints sheep (http://www.bbc.co.uk/learningenglish/english/features/lingohack) Переве-дите заголовки. Поработайте над привлекатель-ностью, броскостью заголовка. Убедитесь, что

заголовок соответствует содержанию новостного текста. На более продвинутом уровне возможно обучение основам письменного перевода, необ-ходимого умения в профессиональной деятель-ности современного журналиста. Кроме того, перевод издавна использовался как упражнение для выработки собственного стиля. В качестве материала можно использовать те же новост-ные тексты, отличающиеся актуальностью и мо-бильностью, рекламные материалы, статьи. Для оценки (и самооценки) письменного перевода сту-дентов можно использовать следующие критерии (табл. 4).

152


Таблица 4Основные критерии оценки письменного перевода

Rubrics/points Below expectations Meets expectation Above expectationsThe meaning and structure of the source text

Mistranslations Completeness of information Faithfulness to the meaning and struc-ture of the source text Completeness of information, logical order

Terminology Many mistakes in termi-nology

Mostly correct terminology Correct terminology

Style No style awareness, calques

Understanding of the source text style, ability to keep the nuances of the style in the target text

Deep understanding of the source text style, ability to keep the nuances of the style in the target text,use of figures of speech, creativity

Format Mistakes in formatting Correct format (See the re-quirements)

Correct format (See the requirements)

Практика показывает, что на более продвину-том уровне студенты готовы к обучению основам устного перевода. В качестве зачетной проектной работы может быть учебная конференция, орга-низованная на факультете или на уровне универ-ситета. Конечно, не во всех университетах най-

дется заинтересованная аудитория, говорящая на разных языках. Однако такая форма работы в лю-бом случае может приблизить процесс обучения к реальной жизни. Для оценки устного перевода на конференции можно использовать следующие критерии (см. табл. 5).

Таблица 5Критерии оценки устного перевода

Rubrics/ points Below expectations Meets expectation Above expectationsThe meaning and structure of the source text

Mistranslations Completeness of informa-tion, logical order

Faithfulness to the meaning and structure of the source text Complete-ness of information, logical order

Terminology Many mistakes in termi-nology

Mostly correct terminology Correct terminology

Delivery Pauses/silences, monoto-ny/hesitant delivery/no eye contact with the audience/unfinished sentences/lack of neutrality/exaggerated intonation/ums and aahs/heavy foreign accent/too fast (slow) delivery/insufficient flexibility/poor enunciation

Confident delivery, interpret-ers correct themselves when a mistake is made, dress code

Neutrality towards the speaker, ap-propriate speed of delivery, pleasant voice, lively animated delivery, eye contact, focus on the essentials, ex-cellent enunciation, flexibility

Такая форма работы позволяет совершен-ствовать не только языковые навыки, но и навы-ки публичного выступления, (само)презентации, знание протокола, дресс-кода и др. Кроме того, студенты могут работать на такой конференции в качестве журналистов: брать интервью, органи-зовывать пресс-конференции, освещать меропри-ятия в социальных сетях, разрабатывать реклам-ную кампанию и т. д. Такая конференция может быть и реальным мероприятием, то есть офици-ально приглашать участников со всего мира. Со-временные технологии позволяют организовывать виртуальные выступления участников.

На этапе продуцирования медиатекста одним из видов работ для формативного оценивания мо-

жет использоваться лонгрид. Лонгрид (англ. long read – букв. «долгое чтение») – формат подачи журналистских материалов в интернете, спец-ификой которого является большое количество текста, разбитого на части с помощью различных мультимедийных элементов: фотографий, видео, инфографики и прочих [По материалам Wikipedia]. Первым лонгридом принято считать мультиме-дийный проект газеты The New York Times «Snow Fall», вышедший в 2012 году (http://www.nytimes.com/projects/2012/snow-fal l /#/?part=tunnel- creek).

Для формативного оценивания лонгридов, созданных студентами на английском языке, мож-но использовать следующие критерии (см. табл. 6).

Таблица 6Критерии оценки лонгрида

Rubrics/points Below expectations Meets expectations Exceeds expectationsDepth of inference into topic

Limited understandingand/or unrelated details

Good understanding of the topic supported by relevant details

Deep understanding of the idea

153


New and actual trend/topic

Not actual trend/topic New and actual trend/topic Brand new/latest and actual trend/topic

Uniqueness and quality of informa-tion

Too much citation/Many ran-dom irrelevant references/citations

High-quality information Unique and high-quality infor-mation

Story: intro, events, climax, conclusion

No intro/climax/ conclusion Story: intro, events, conclusion Story: intro, events, climax, conclusion

Multimedia Irrelevant/ambiguous/not working multimedia

Relevant diverse multimedia Unique/high-quality multimedia

Лонгриды можно считать зачетной работой и частью языкового и профессионального портфо-лио студентов. Кроме того, лонгриды могут стать и объектом научных исследований магистрантов. Интересными научными работами могли бы стать изыскания по уточнению сущности этого понятия, причинах его популярности, тенденциях распро-странения и развития лонгридов.

Широкие возможности для продуктивного изучения медиадискурса предоставляет участие студентов-магистрантов в международных про-ектах. Это не только возможность использовать свои знания в реальной ситуации, но и начать профессиональную карьеру. Такие проекты мо-гут быть инициированы университетом, в кото-ром учатся студенты. Например, The University of Sheffield, Department of Journalism организовы-вает International Journalism Week. Для участия в неделе журналистики предлагается ответить на вопрос Why is freedom of speech and expression important for journalism? в форме: a one-page essay (500 words); a blogpost (500 words); a vlog (90 seconds); a photo or a picture gallery (maximum of five photos); a Storyful (https://www.sheffield.ac.uk/journalism/events/ijw16/competition).

Магистранты могут участвовать в многочис-ленных международных конкурсах, например конкурс United Nations Correspondents Association (http://unca.com/unca-awards-call-for-submissions-form/), выиграть стажировку в ведущих уни-верситетах мира (http://scholarship-positions.com/category/scholarships-by-majors/journalism-scholarships/) или участвовать волонтерских про-ектах.

На продвинутом уровне магистранты могут участвовать в международных конференциях с докладами и статьями. Исследование реаль-ного медиадискурса могут проводиться различ-ными методами, среди них (по классификации Т. Г. Добросклонской): методы лингвистического анализа; метод контент-анализа (основанный на статистическом подсчете специально выбранных текстовых единиц); метод дискурсивного анализа, (взаимосвязь между языковой и экстралингви-стической стороной текста); метод критической лингвистики (изучение скрытой политико-идео-логической составляющей медиатекста; метод когнитивного анализа (выявление соотношения реальной действительности и ее медиарепрезен-таций; метод лингвокультурологического анализа (выявление культурозначимых компонентов тек-ста: реалий, заимствований, иностранных слов, единиц безэквивалентной лексики и т. п.) [2, с. 51].

Инициация и разработка собственных про-ектов, связанных с будущей профессиональной деятельностью (журналистика, реклама, связи с общественностью, социальные медиа и т. п.) является еще более эффективной формой обуче-ния. Тем более, большинство студентов к момен-ту поступления в магистратуру, как правило, уже имеют опыт работы и даже собственные проекты. Вывод этих проектов на международный уровень, безусловно, заинтересует их профессионально и экономически.

Составляющим элементом проекта может быть и фасилитаторская (тренерская, педагогиче-ская) деятельность магистрантов. На начальном этапе это могут быть проекты, организованные в учебных условиях. Например, разработка кур-сов, семинаров, вебинаров, влогов на интересу-ющую тему для сокурсников. После апробации можно предлагать наиболее успешные проекты международной аудитории, используя социаль-ные сети, SMM. Студенты, изучающие рекламу, могут организовать рекламной кампании.

Такие формы работы могут эффективно применяться в рамках магистерских программ (и в программах бакалавриата при достаточной под-готовленности и заинтересованности студентов). В 2018 году СПбГУ запускает новую магистерс- кую программу «Медиадискурс в международных коммуникациях: языковые, культурные и профес-сиональные компетенции». Уникальность ее со-стоит в том, что она сочетает в себе медиадис-циплины и лингвистические дисциплины, причем обучение ведется преимущественно на англий-ском языке (с возможностью изучать медиаком-муникацию на втором иностранном языке). Без-условно, все перечисленные виды работ могут эффективно использоваться в курсе обучения.

Таким образом, вовлечение студентов в проектную деятельность с использованием таких видов работ, как презентация, Community Study, Reading Reflection, перевод медиатекста, устный перевод, учебная конференция, лонгрид, по нашему мнению, приближают будущих журна-листов к реальному использованию английско-го языка в их профессиональной деятельности, что делает актуальным и изучение языка. Про-ектный метод в сочетании с техникой формиру-ющего оценивания работ студентов позволяет не только развивать языковые знания и навыки, но и способствует расширению кругозора, обе-спечивает профессиональный рост, формирует практическую компетенцию в международной журналистике.

154


Список литературы1. Woolcock Michael J. V. Constructing a Syllabus. A handbook for faculty, teaching assistants and teaching fellows.

The Harriet W. Sheridan Center for Teaching and Learning, Brown University, Providence, RI, 2006. 45 с.2. Добросклонская Т. Г. Медиалингвистика: системный подход к изучению языка СМИ. М.: Флинта: Наука, 2008. 203 с.

УДК 80Анастасия Николаевна Гришанина,

кандидат филологических наук, доцент,Санкт-Петербургский государственный университет,


Вопросы методики и методологии исследования медиатекстов о сохранении культурного наследия

В статье делается попытка осмысления вопросов изучения медиатекстов с позиции востребо-ванности аудитории и соответствия историческим моментам общественной жизни, современности, пониманию этих вопросов в законодательном ключе. Автор констатирует, что методология изучения медиатекстов меняется со временем, и говорит о необходимости изучать СМИ-произведения на стыке наук, с применением методов и приёмов психолингвистики, языкознания, литературоведения, социаль-ной психологии. Отмечается важность данной проблематики для сферы культуры, темы сохранения культурного наследия, так как в ней наиболее полно раскрывается потенциал журналиста по формиро-ванию положительного эмоционального настроя общества.

Ключевые слова: медиатекст, культура, культурное наследие, методология исследований, ауди-тория СМИ, мониторинг

Anastasiya N. Grishanina,Ph.D. in Philology, Associate Professor,

St. Petersburg State University,St. Petersburg, Russia,


The Issues of Methods and Methodology of the Study of Media Texts on the Cultural Heritage Preservation

The article is an attempt to understand the issues involved in the study of media texts from the perspective of the demand of the audience and match the historical moments of social life, the present, understanding of these issues in the legislative way. The author states that the methodology of the study of media texts is changing and suggests examining media works at the intersection of science, using methods and techniques of psycholinguistics, linguistics, literary studies, and social psychology. The importance of this issue for the sphere of culture, preservation of cultural heritage is emphasized, as it fully reveals the potential of the journalist to promote the positive emotional mood of the society.

Keywords: media text, culture, cultural heritage, methodology of research, audience, media, monitoring

Современный медиатекст, будь то журна-листское произведение, книга, документалистика в литературном журнале – так или иначе отра- жает состояние эмоционального настроя обще-ства. Позитивное настроение, положительные эмоции, вера в будущее чаще встречаются в тек-стах о культуре, сохранении культурного насле-дия. Такие тексты необходимо изучать, чтобы понимать, в каком направлении работать дальше.

Методология изучения медиатекстов меняет-ся со временем: несомненно, в ней остаются про-веренные «классические» методы наблюдения», работы с документами, анализа, синтеза и др. однако в последнее время медиатексты все чаще изучаются на стыке наук, с применением методов и приемов психолингвистики, языкознания, лите-ратуроведения, социальной психологии. Изуче-ние аудитории – это всегда получение обратной связи различными способами.

В настоящий момент оказались востребо-ваны этимологические исследования и изучение

нормативных представлений о понятии «культур-ное наследие», которое употребляется авторами текстов СМИ в самом широком значении, часто без объяснения и не по поводу. Представление аудитории СМИ о культурном наследии не всег-да совпадает с тем, как данный термин и понятие определяются в нормативных документах, законо-дательных актах, словарно-справочных источни-ках. Чтобы создавать эффективные медиатексты, необходимо точно знать, на кого они рассчитаны.

Необходимость конкретизации понятия вы-звана дискуссиями о причислении чего-либо в разряд материального наследия, этикой и осо-бенно вопросом охраны объектов культуры. Отме-тим, что проблема сохранения культурного насле-дия остро стоит перед государственной властью не только из-за традиционных изменений (време-ни, материала, качества работы и т. д.), но и из-за смены культурных парадигм, политической об-становки, экономической ситуации. Это привело к созданию целой нормативной базы.

155


16 ноября 1972 года в Конвенции ЮНЕСКО (Организации Объединенных наций по вопро-сам образования, науки и культуры) «Об охране всемирного культурного и природного наследия» была закреплена концепция культурного насле-дия. В понятие входят: «памятники: произведе-ния архитектуры, монументальной скульптуры и живописи, элементы или структуры археоло-гического характера, надписи, пещеры и группы элементов, которые имеют выдающуюся универ-сальную ценность с точки зрения истории, искус-ства или науки; ансамбли: группы изолированных или объединенных строений, архитектура, един-ство или связь с пейзажем которых представля-ют выдающуюся универсальную ценность с точки зрения истории, искусства или науки; достопри-мечательные места: произведения человека или совместные творения человека и природы, а также зоны, включая археологические досто-примечательные места, представляющие выда-ющуюся универсальную ценность с точки зрения истории, эстетики, этнологии или антропологии» [1]. Приведенное определение демонстрирует важность понимания специфики того, о чем пи-шет автор, и какое внимание должно уделяться государственной властью материальным объек-там. Мировое сообщество признало связь между нематериальным, материальным и природным культурным наследием, осознало нависшую угро-зу разрушения духовных ценностей и традиций, а также проблему невежества, деградации, ко-торая может привести к отсутствию культурного развития и разнообразия. Однако, как будет по-казано ниже, читатели медиатекстов, не всегда понимают, что подразумевается под культурным наследием. Конституция РФ констатирует син-тез материального и духовного, в тексте Зако-на употребляется понятие «художественность» «творчество», «ценность». Статья 44 гарантирует свободу всех видов творчества, сохранение ин-теллектуальной собственности, право каждого на использование и доступ к культурным ценно-стям, а также обязывает граждан беречь и сохра-нять культурное наследие. Следует отметить, что в Конституции РФ есть формулировка «истори-ческое и культурное наследие» [2]. Подчеркива-ется особое отношение к прошлому, осознание и признание исторических реалий, связь поколе-ний и ценность знаний, передающихся потомкам. Эта же формулировка встречается в Федераль-ном законе «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Рос-сийской Федерации» от 2002 года [3]. На наш взгляд, принципиальных отличий от Конвенции ЮНЕСКО 1972 года в области установления объектов наследия он не имеет. Они также под-разделяются на виды: памятники, ансамбли, достопримечательные места и произведения ландшафтной архитектуры и садово-паркового искусства (последний в документе ЮНЕСКО отно-сится к природному наследию).Российский закон предусматривает деление культурного наследия на категории. Объекты категории федерально-

го значения считаются ценными для всей стра-ны, объекты категории регионального значения представляют значимость для какого-то конкрет-ного региона России, объекты категории мест-ного значения обладают важностью для какого- либо муниципального образования. В связи с этим, разрабатываются федеральные и реги-ональные целевые программы по охране, ре-ставрации, использованию и популяризации культурного наследия. Такова постановка вопро-са в текстах законодательных актов, информи-рованность населения по этому вопросу пред-усмотрена законодательством. Автор-журналист также призван сообщать аудитории сведения о существовании какого-либо объекта культур-ного наследия, его ценности, истории, состоянии на сегодняшний день, о работах по его сохране-нию, содержанию, о его связи с другими мировы-ми культурами.

Как показывает мониторинг СМИ, это не всегда так. Часто вызывает сомнение компе-тентность автора материала на эту тему. Далее, немалую роль играет коммерциализация про-цесса производства медиапродуктов. Возникает вопрос для сравнительного исследования: о чем важно писать и о чем пишут в реальности?

Данный вопрос – в научной и учебной практи-ке преподавателей кафедры теории журналисти-ки и массовых коммуникаций Института «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ, работа ведется совместно с магистран-тами направления «Журналистика и культура общества». Так, автором статьи был разработан (адаптирован) ассоциативно-образный прием из-учения восприятия аудитории СМИ, а магистран-том А. В. Заливухиной проведен тренировочный мониторинг, в котором выявлены проблемные зоны изучения медиатекстов о сохранении куль-турного наследия: представление читателя о культурном наследии.

Прием позволил получить первичные све-дения по интересующей проблеме и наметил на-правления исследования. Респондентам стали было предложено ответить на вопрос: что такое культурное наследие? По условиям исследова-ния, мы не задавали наводящих вопросов, не ограничивали участников по части выражения и формы написания ответа. Поэтому, при ана-лизе результатов мы руководствовались тем, что выделяли ключевые слова в каждом ответе респондента, которые, на наш взгляд, наиболее точно отражали мнение участника по заданной теме. Итогом стал подсчет количества одинако-вых ответов («ключевых» слов).

Результаты исследования представлены в таблице. Варианты, в сумме одинаковых ответов набравшие наименьшие голоса, не указываются.

Как видим, в первую очередь респонденты определили культурное наследие через «челове-ка» и «общность» по различным признакам. Мар-керами стали категории «культура», «передача из поколения в поколение», «временные рамки» (исторический контекст).

156


ТаблицаТренировочный опрос-мониторинг: «Что такое культурное наследие?»

Ключевые слова по ответам респондентов

% от общего числа

респондентовНарод, этнос, общество, человек, семья, страна (примерно равное количество назвавших)

49

Культура 48

Передача из поколения в поколе-ние 30

Временные рамки (конкретный период) 28

Ценности 25

История 24–25

Традиции 21

Искусство 20

Архитектура 20

Духовное 20–21

Сохранение 19

Материальное 15

Памятники, скульптуры 14

А вот понятие «ценность», которое ложить-ся в основу культуры и культурного наследия, по мнению ученых, исследователей, законодате-лей, у аудитории оказывается лишь на четвертом месте. Это может говорить о проблеме деформа-ции восприятия культурного наследия массовой аудитории (предварительные выводы).

Возможно, автор «порождает» неграмотного и некомпетентного читателя, а читатель своим отсутствием интереса и иногда понимания темы

«заставляет» автора нацеливаться на рейтинги, а не на информирование и просвещение ауди-тории. Поэтому журналисты, освещающих тему культурного наследия, должны с большей вни-мательностью подходить к созданию материала, выбору способов и методов донесения информа-ции. Такая постановка вопроса становится темой для дальнейших исследований медиатекста.

Опираясь на основные черты культуры, по-нятие «культурное наследие» проанализировано по трем позициям. Исследователи в большин-стве своём рассматривают это понятие с истори-ко-философской точки зрения, поэтому, на наш взгляд, их мнение сходится с мнением теорети-ков о значении слова «культура». Так, культур-ное наследие приобретает признаки, лежащие в основе представлений о культуре по типу: «Цен-ность – это Солнце, а человек, его деятельность, творчество, личность, общество, религия, мо-раль, образование, этика – вращающиеся вокруг него планеты».

Аудитория придерживается тех же взглядов, что теоретики и законодатели, однако ключевая идея о роли ценности в формировании культурно-го наследия, не входит в список распространён-ных ответов респондентов. В век глобализации, смены культурных и традиционных парадигм та-кая реакция кажется вполне очевидной. К этому добавляется неизменная размытость границ в се-мантике. Исследуемое нами понятие каждый че-ловек понимает по-своему.

В связи с этим важной становится задача журналиста по реализации в СМИ темы культур-ного наследия. От того, как он построит свой ма-териал, то есть о того, какое драматургическое решение выберет, зависит усвоение, осознание и интерес аудитории к этой теме.

Список литературы1. Конвенция об охране всемирного культурного и природного наследия (16 нояб. 1972 г.) [Электронный ресурс].

Режим доступа: http://www.whc.unesco.org/archive/convention-ru.pdf (дата обращения: 22.07.2017).2. Конституция Российской Федерации. СПб.: Литера, 2009. С. 18.3. Федеральный закон от 25.06.2002 г. № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории

и культуры) народов Российской Федерации» [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.rg.ru/2002/06/29/pamjatniki-dok.html (дата обращения: 25.05.2017).

УДК 81’373Александр Петрович Майоров,

доктор филологических наук, профессор,Бурятский государственный университет,

г. Улан-Удэ, Россия,e-mail: [email protected]

Дескриптивная и оценочная лексика в текстах СМИ как объект лингвистической экспертизыВ статье рассматривается дескриптивная и оценочная лексика, функционирующая в текстах пе-

чатных СМИ как предмет судебной лингвистической экспертизы по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации лица. Приводятся примеры лексико-семантического анализа слов, служащего ар-гументационной базой для идентификации негативной информации, которая может быть проверена на соответствие действительности. В качестве методологического инструмента, который может применять-ся в практике производства лингвистических экспертиз, предлагается классификация лексических еди-ниц по трём разрядам: лексика дескриптивная, оценочная и дескриптивная с оценочными коннотациями.

Ключевые слова: дескриптивная лексика, оценочная лексика, негативная информация, тексты СМИ, лингвистическая экспертиза

157


Alexander P. Mayorov,Doctor of Philology, Professor,

Buryat State University,Ulan-Ude, Russia,


Descriptive and Evaluative Lexicon in the Media Texts as an Object of Linguistic ExpertiseThe article deals with descriptive and evaluative vocabulary, functioning in the texts of printed mass

media, as a subject of judicial linguistic expertise in cases of protection of honor, dignity and business reputation of a person. Examples of lexico-semantic analysis of words serving as an argumentation basis for identifying negative information that can be tested for compliance with reality are given. As a methodological tool that can be used in the practice of producing linguistic examinations, it is proposed to classify lexical units into three categories: descriptive, evaluative and descriptive lexicon with appraisal connotations.

Keywords: descriptive and evaluative lexicon in the texts of the media as an object of linguistic expertise

Среди разнообразных видов судебных линг-вистических экспертиз сегодня, пожалуй, наибо-лее распространенными являются те, которые проводятся по делам о защите чести, достоин-ства, деловой репутации юридических и физиче-ских лиц. В основном в этих экспертизах в каче-стве объекта исследования выступают спорные тексты СМИ, а главным вопросом, поставленным перед экспертом, является вопрос о статусе кон-кретного высказывания, отдельных языковых еди-ниц, функционирующих в спорном речевом про-изведении.

Практика рассмотрения в судах общей юрис-дикции и в арбитражных судах дел, связанных со спорными текстами СМИ, стала расширяться в постперестроечную эпоху, когда своеобразно понимаемые свобода слова и свобода печати в сфере массовой коммуникации проявились в создании текстов, пренебрегающих этическими нормами поведения, нормами культуры речи и от-личающихся речевой агрессией в отношении тех, кто является предметом публикации.

Собственно, тогда и возникает проблема интерпретации тех или иных высказываний, сло-весных оборотов как вербальных средств оскор-бления, клеветы, умаления чести, достоинства и деловой репутации определенных лиц. Жур-налистика, выполняя по отношению к массовой аудитории идеологическую, политическую функ-цию, стремится оказать влияние на устои обще-ственного мнения, и текстам СМИ обыкновенно присущ определенный набор приемов речевого манипулирования поведением и инстинктами общества, а главными вербальными средствами воздействия являются оценочная лексика, оце-ночные высказывания. Суть проблемы заключа-ется в том, что исследование противопоставле-ния утверждения о факте оценочному суждению в конкретных экспертных заключениях, по мне-нию авторитетных ученых, эксплицитно не выра-жено [1].

Как показывает практика составления судеб-ных лингвистических экспертиз, в спорных тек-стах СМИ можно выделить три категории языко-вых средств:

1) дескриптивная лексика;2) оценочная лексика;3) дескриптивная лексика с оценочными кон-

нотациями.

Рассмотрим каждую категорию несколько подробнее, с анализом конкретных примеров.

1. Дескриптивная лексика в спорных текстах СМИ – это как раз тот пласт словаря данных ре-чевых произведений, который выступает важней-шим предметом лингвистического исследования в экспертизе, поскольку служит аргументом в обо-сновании ответа на главный вопрос об установле-нии наличия или отсутствия негативной информа-ции о лице [9, с. 58–61].

Публикация негативной информации о лице в утвердительной форме позволяет впослед-ствии суду проверить ее на соответствие/несоот-ветствие действительности, а в случае ложности сведений расценивать эту информацию как поро-чащую честь, достоинство и деловую репутацию лица. Принципиальную важность идентификации дескриптивного значения у той или иной лексе-мы в ходе установления негативной информации о ком-л. можно рассмотреть на примере упот- ребления слова выклянчить в статье, содержащей сведения, в отношении которых в суд был подан иск о признании их чернящими честь и достоинство ис-тца. Данное слово было употреблено в следующем фрагменте текста статьи: ... Чуть ли не каждый день кто-то где-то на что-то собирает деньги, при этом не удосуживая себя обязанностью от-читаться перед обществом за собранное. Ярчай-ший пример – дом для героя Советского Союза Н., который родственники ветерана в канун 9 мая буквально выклянчили у жалостливой публики ...

Актуальность лексико-семантического ана-лиза дескриптивного значения слова выклянчить и, соответственно, его квалификации как сред-ства передачи негативной информации усугуби-лась решением суда первой инстанции. Суд тогда пришел к выводу о том, что «фраза «родствен-ники … выклянчили…» не является порочащей честь, достоинство истца, так как фраза «букваль-но выклянчили» равнозначна фразам «буквально выпросили», «буквально просили», «буквально умоляли», а все обращения граждан … в государ-ственные, муниципальные органы, общественные организации связаны с просьбами, т. е. прошени-ем лиц. При этом суд не считает, что прошение вымаливание, выпрашивание нарушают нормы морали и этики и это не может быть признано су-дом как неправильное поведение» (из решения О…-го суда г. Улан-Удэ).

158


Не останавливаясь на вопросе о явном пре-вышении судом своих полномочий и выходе им за рамки своих компетенций в рассуждениях на лингвистические темы, отметим, что синонимы в ряду выклянчивать – просить – выпраши-вать – умолять различаются по ряду смысло-вых признаков. Для выклянчивать/выклянчить как средства передачи негативной информации о родственниках Н. особое значение имеют два семантических признака: настойчивый, унижен-ный тон, которым осуществляется речевой акт, и неоднократность действия выклянчивать [3, с. 889–892]. В письменном тексте статьи о ха-рактере настойчивого и униженного тона можно судить по перлокутивному воздействию на адре-сат, который характеризуется как «жалостливая публика». Определение жалостливый указывает на чувство сострадания, соболезнования, которое вызывают обращения с просьбой, сопровождаю-щиеся интонацией плаксивого, жалобного тона и другими внешними средствами давления на адресат. Форма совершенного вида выклянчить указывает на достижение предела неоднократ-ных действий, их завершённость. Иными словами, с помощью разнообразных приёмов речевого воз-действия и собственно языковых средств (в част-ности, глагола выклянчили) автором публикации создается негативный образ родственников Н. как людей, выпрашивающих неотступно, давящих на жалость, сочувствие адресата и тем самым нару-шающих нормы морали и этики, принятые в рос-сийском социокультурном пространстве. Социаль-ный статус таких людей в обществе оценивается отрицательно, и, соответственно, в анализируе-мой фразе содержится утверждение о соверше-нии родственниками Н. поступков, недопустимых с точки зрения норм морали, неправильном, не- этичном поведении в общественной жизни.

Несколько иной случай представляет собой то дескриптивное значение, которое формируется сугубо в рамках определенного контекста и жанра произведения СМИ. Как известно, семантика сло-ва в речи варьируется всегда, и формирование тех или иных лексико-семантических вариантов слова обусловлено как лингвистическими факто-рами – лексической сочетаемостью слова, его ва-лентностью, контекстом, так и прагматическими – жанром текста, коммуникативным намерением адресанта, речевой обстановкой и т. п. При этом типичные, регулярные семантические изменения могут привести к формированию нового значения в языке, которое, к сожалению, своевременно в толковых словарях фиксируется редко.

Какое-либо новое дескриптивное значение, формирующееся благодаря указанным факто-рам (назовем его контекстуальное дескриптивное значение), приобретает особую актуальность при установлении в лингвистической экспертизе на-личия/отсутствия негативной информации о лице.

В одной критической статье после прошед-ших выборов мэра города была подвергнута анализу деятельность избирательной комиссии г. Улан-Удэ, после чего избирательная комиссия подала иск о защите своей деловой репутации.

Поводом послужил ряд высказываний, среди которых в связи с рассматриваемым контексту-альным дескриптивным значением остановимся на одном: Результаты выборов легко переде-лываются, а вместо реальных победителей во власть проходят другие люди.

Один из выводов экспертного исследования заключается в том, что данное высказывание со-держит негативную информацию о деятельности избирательной комиссии г. Улан-Удэ, идентифи-цированной как субъект действия в исследуемом высказывании, а негативная информация экспли-цитно передается посредством употребления гла-гола переделываются.

Глагол переделать/переделывать в совре-менном русском литературном языке является многозначным, и его значение в анализируемом высказывании восходит к значению данного гла-гола ‘сделать иным, изменить’ [6, с. 59]. Если рас-сматривать семантику слова переделывать вне контекста, сама по себе она не имеет каких-либо негативных коннотаций (изменять, переделывать что-л. – еще не значит что это плохо). В высказы-вании объектом действия выступают результаты голосования в виде специальных бюллетеней, протоколов и другой документации, не подлежа-щих исправлению, изменению. В данном контек-сте переделывать(ся) употребляется в значении ‘подделывать подлинные результаты ложными; фальсифицировать’ (ср. синонимическую заме-ну: Результаты выборов легко подделывают- ся …), и, безусловно, такие действия избиратель-ной комиссии должны квалифицироваться как нарушение закона в пользу чьих-л. интересов. Отрицательные последствия изменения резуль-татов выборов подчеркиваются содержанием вто-рой части сложного предложения, где противопо-ставляются истинные лица, выигравшие выборы («реальные победители») поддельным («другим людям»), проходящим во власть в результате фиктивной победы на выборах, и это утвержде-ние автора публикации раскрывает эвфемистиче-скую характеристику действия фальсификации, осуществленную с помощью глагола переделы-вать(ся). Здесь же особо следует обратить вни-мание на союз а, который употребляется в ре-зультативно-следственным значении [8, с. 622], сближаясь в этой синтаксической роли с союзом и (ср. возможную замену союза а на союз и в этом предложении). Тогда очевидно, что вторая часть сложного предложения о поддельных и истинных победителях выборов представляет собой след-ствие первой части предложения, где речь идет о фальсификации итогов голосования.

Таким образом, анализ контекстуального де-скриптивного значения глагола переделывать(ся) в лингвистической экспертизе выявляет сведения о нарушении избирательной комиссией действу-ющего положения о выборах в г. Улан-Удэ, совер-шении нечестного поступка, неправильном, неэ-тичном поведении в политической жизни, и, если они не соответствуют действительности, то такие сведения являются порочащими деловую репута-цию избирательной комиссии г. Улан-Удэ.

159


2. Оценочная лексика в текстах СМИ как объ-екте лингвистической экспертизы придает выска-зываниям, в которых она употребляется, статус оценочных суждений, а отрицательные оценоч-ные суждения не могут быть признаны пороча-щими честь и достоинство истца. Они, как пока-зывает лингво-экспертная практика, очень часто выступают предметом спора в судах в делах по вербальным правонарушениям.

В сфере массовой коммуникации оценоч-ная информация распространяется с особыми целями, с особыми интенциями и предполага-емым перлокутивным эффектом. В частности, негативная оценочная информация нередко ис-пользуется с целью дискредитации какого-либо физического или юридического лица, чтобы ском-прометировать их в глазах общества. Это нередко вызывает ответную реакцию в виде исков о защи-те чести, достоинства и деловой репутации. Так, например, Министерством внутренних дел Респу-блики Бурятия (далее – МВД РБ) было подан иск против одной местной газеты по защите деловой репутации, и поводом послужила публикация ста-тьи, в которой относительно деятельности бухгал-терии МВД РБ было написано:

… Там <в бухгалтерии МВД РБ – А. М.> весьма мутная бухгалтерская история …

Данное предложение содержит негативную информацию о МВД РБ, и ключевым словом, не-сущим отрицательные сведения, является прила-гательное мутный. Ближе всего к исследуемому контексту находится переносное значение при-лагательного мутный, которое в современном словаре русского литературного языка толкуется как ‘неясно тревожный, беспокойный’ [5, с. 314]. Однако в современном разговорном обиходе сло-во мутный употребляется с некоторыми допол-нительными семантическими оттенками, которые заставляют скорректировать толкование его пе-реносного значения. В данном случае обратим-ся к материалу Национального корпуса русского языка:

Мутный водоворот, образовавшийся вокруг Михаила Ходорковского, уже начал затягивать его коллег-олигархов. (Жертва обстоятельств (2003) // «Профиль», 2003.07.21);

Стало прямо-таки модным под видом принципиальности выплескивать на страницы газет, в эфир и на экраны телевизоров такой мутный поток словоблудия, в котором личная амбициозность и дилетантство преподносят-ся как образцы прогрессивного взгляда на собы-тия, на утвердившиеся моральные ценности. (Хажбикар Боков. Воспрянь, Россия! (2002) // «Жизнь национальностей», 2002.10.14);

Мутный и бурный поток «рыночных» отно-шений, циничный прагматизм, пропаганда секса и порнографии, хлынувшие в наше общество, не могли не сместить нравственных критери-ев среди молодежи. (Александр Городницкий. «И жить еще надежде» (2001);

Из примеров выводится доминирующий во всех словоупотреблениях семантический при-знак прилагательного мутный – ‘нечистый, со-

держащий то, чего не должно быть’. Применена оценочная характеристика предметов, свойств, фактов, ситуации по общему признаку «плохо», который и стал источником исследуемого рече-вого конфликта. Если применять верификацион-ный параметр на истинность, то в данном случае высказывание Там весьма мутная бухгалтер-ская история содержит сведения о конкретном неверифицируемом событии, характеризуется неидентифицируемыми и неизмеряемыми атри-бутами, а прилагательное мутный включает не-объективированную оценку, т. е. ту, которая не позволяет рассматривать кого-либо, что-либо как объективное, реальное и, соответственно, вери-фицируемое. Иначе говоря, характеристика дея-тельности бухгалтерии МВД как мутной содержит негативную информацию, которую невозможно проверить на соответствие действительности.

Очевидно, что в данном тексте СМИ комму-никативное назначение оценочных высказыва-ний – не столько сообщить объективную инфор-мацию, сколько передать негативное отношение автора публикации, вызывая тем самым эмоцио-нальную реакцию адресата.

3. Из трех выявляемых категорий дескриптив-ная лексика с оценочными коннотациями – пожа-луй, наиболее сложный вид языковых средств как предмет лингвистической экспертизы. Сложность связана с дифференциацией дескриптивного и аксиологического компонентов в семантике по-добных лексических единиц.

В качестве примера разберем употребление словосочетания сомнительные дела для пере-дачи негативной информации о С. в статье, ста-вящей задачу дискредитировать С. как публич-ное лицо в глазах избирателей (статья написана в преддверие выборов в Народный хурал Рес- публики Бурятия).

В русском литературном языке прилагатель-ное сомнительный имеет значение ‘вызывающий сомнение в своей порядочности, благовидности’ [7, с. 193], которое, казалось бы, из всех других значений слова наиболее точно подходит к его употреблению в словосочетании сомнительные дела. В этом случае прилагательное сомнитель-ный выступало бы как оценочное слово, и выска-зывание в целом должно было рассматриваться в качестве оценочного суждения. Однако если учесть полный контекст употребления анализи-руемого слова, то смысл выражения сомнитель-ные дела следует интерпретировать иначе. Этот контекст следующий: «К тому же С. причастна ко многим сомнительным делам, хоть и избежала уголовной ответственности», где подчеркнутый фрагмент текста высказывания свидетельствует о толковании автором статьи «сомнительных дел» как уголовных. Иными словами, автор публикации в контексте статьи с помощью этого выражения дает не оценку деятельности, имеющей некий отрицательный нравственно-этический смысл, а обозначает деяние, носящее общественно опас-ный, преступный характер. Таким образом, прила-гательное сомнительный в словосочетании сом-нительные дела, употребляющегося в контексте

160


статьи журналиста, имеет не столько оценочное, сколько дескриптивное, описательное значение.

Рассматриваемое высказывание в контексте соответствующей статьи является утверждением, так как предложение К тому же С. причастна ко многим сомнительным делам…, отрицательно характеризующее истца, является повествова-тельным, невосклицательным. То, что это пове-ствовательное предложение представляет собой сообщение о реальной ситуации, свидетельству-ет форма краткого прилагательного причастна, которая в составе именного сказуемого харак-теризует во временном плане отношение между субъектом действия (С.) и его предикативным признаком – непроцессуальным состоянием (причастна). Эта форма со значением настоя-щего времени, собственно, и сигнализирует об отнесенности высказывания к действительности и оценке содержания предложения/высказывания как соответствующего ей.

Передача негативной информации в фор-ме утверждения означает, с одной стороны, что автор подает ее как истинную, соответствующую действительности и это влияет на ее восприятие аудиторией. С другой стороны, это означает, что ее можно проверить на истинность, верифициро-вать в той мере, в которой она описывает собы-тия, процессы реальной действительности: в дан-ном случае – причастна ли С. к сомнительным делам, имеющим уголовную подоплеку. В случае несоответствия этой негативной информации действительности ее следует рассматривать как порочащую честь и достоинство истца.

Как уже упоминалось выше, слово в речи может приобретать новое значение, но также оно «способно изменять и свою стилистическую мар-кировку, а также сферу функционирования» [4, с. 44], что в первую очередь относится к употре-блению разговорных слов в такой сфере общения, как СМИ. Нередко журналисты (особенно пред-ставители желтой прессы) в угоду невзыскатель-ному читательскому вкусу активно используют слова разговорного узуса, по умолчанию облада-ющие эмоционально-экспрессивными коннотаци-ями, но, как правило, употребляющиеся для пе-редачи какой-то объективной информации. Так, например, в одной статье главной темой является нецелевое расходование бюджетных средств Ми-нистерством внутренних дел Республики Бурятия, и автор в результате недолгого журналистского расследования приходит к выводу о том, что «ру-ководство МВД Бурятии, будучи посредником <в приобретении дорогостоящих автомобилей для обслуживания местной власти – А. М.>, «кинуло» эту власть, оставив транспорт себе». Как видно, негативная информация о деятельности МВД РБ целиком базируется на ключевом слове кинуть, который употребляется в своем разговорном ва-рианте со значением ‘обманывать, отказываясь каких-л. принятых ранее обязательств’. Совре-менные толковые словари русского языка ука-занное значение слова не отмечают. Однако, по данным Национального корпуса русского языка, слово кинуть в современном русском языке ак-

тивно употребляется в значении ‘обманывать, от-казываясь каких-л. принятых ранее обязательств (обычно связанных с финансовыми операциями)’. При этом в отличие от стилистически нейтраль-ного слова обманывать глагол кинуть обладает негативными эмоционально-экспрессивными кон-нотациями. Вот ряд примеров употребления сло-ва в этом значении:

«Рыночная экономика» – это когда несколь-ко банкиров могут сговориться и ради получе-ния все той же прибыли «кинуть» опять же це-лую страну, как это сделал Сорос в Малайзией и наши доморощенные «реформаторы» у себя дома (Александр Алексеев. Особенности нацио-нальной педагогики (2003) // «Спецназ России», 2003.05.15);

А «Петькой» с тех пор овладело маниакаль-ное желание когда-нибудь «кинуть» «братка» на сделке и доказать самому себе, что он крут, как южный склон Эвереста. (Любовь Стоцкая. Суро-вый котобой, 2004) // «Бизнес-журнал», 2004.03;

Немец, зная о трудности выезда из Союза, решил Арчила «кинуть» и денег не платил. (Ар-тем Тарасов. Миллионер, 2004);

Молодежь считала, что, конечно, сначала надо взять, а потом «кинуть», и с этой точки зрения лучше брать деньги у «слабого» Бере-зовского, чем у «ЮКОСа», так как «ЮКОС» не очень-то и «кинешь». (Яна Серова, Илья Васю-нин. Партии богатых не хватает электората, пар-тии бедных – пролетариата (2003) // «Новая газе-та», 2003.01.02) [2].

Анализ материалов Национального корпу-са русского языка показывает, что слово кинуть в данном значении является разговорным новоо-бразованием (неслучайно большинство авторов заключают его в кавычки). Благодаря эмоцио-нально-экспрессивным оттенкам в этом значении слова автор публикации выражает негативное отношение к деятельности МВД, создает в глазах читателя его отрицательный образ.

Для ответа на поставленные перед экспер-том вопросы о содержании негативной инфор-мации в тексте статьи и формы ее выражения (утверждения, мнения, предположения и т. п.) представляется принципиально важным раз-граничение аксиологического и дескриптивного компонента в семантике исследуемого высказы-вания, а точнее – в его опорном слове кинуть. В противном случае его квалификация как оце-ночного суждения или, наоборот, утверждения может быть оспорена. В данном случае использо-вание коллоквиализма с присущими ему негатив-ными коннотациями вызвано стремлением пишу-щего максимально воздействовать на массовый адресат, но дескриптивный компонент ‘обманы-вать’ в значении слова кинуть, употребленного в высказывании в форме утверждения (повество-вательное предложение), не исключает возмож-ности проверки его на истинность/ложность.

Безусловно, разграничение дескриптивных и оценочных высказываний в практике судебных лингвистических экспертиз нуждается в даль-нейшем теоретическом осмыслении, поскольку

161


практика производства судебных лингвистиче-ских экспертиз свидетельствует о сложном мно-гообразии ситуаций речевого конфликта, в част-ности в сфере СМИ. Примеры проведенного лексико-семантического анализа языковых еди-ниц с дескриптивным и оценочным значениями доказывают неизбежность семантических сдви-

гов, формирования многослойной семантической структуры и новых контекстуальных значений таких языковых единиц под влиянием тех лингво-прагматических факторов, действие которых особым образом актуализируется в сфере мас-совой коммуникации, в частности в текстах печат- ных СМИ.

Список литературы1. Бринев К. И. Разграничение оценочных и дескриптивных высказываний при производстве лингвистических

экспертиз по защите чести и достоинства личности [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.siberia-expert.com/publ/ (дата обращения: 22.07.2017).

2. Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ruscorpora.ru (дата обращения: 30.04.2017).

3. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / под общ. ред. Ю. Д. Апресяна. М.; Вена: Языки славянской культуры, 2004. 1418 с.

4. Оскорбление и клевета: взгляд эксперта / отв. ред. Г. Х. Аженова. Алматы: Əділ сөз, 2013. 152 с.5. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 2. К – О. 2-е изд., испр. и доп. М.: Рус. яз., 1981–1984. 736 c. 6. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 3. П – Р. 2-е изд., испр. и доп. М.: Рус. яз., 1981–1984. 750 c.7. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 4. С – Я. 2-е изд., испр. и доп. М.: Рус. яз., 1981–1984. 794 c.8. Русская грамматика. Т. 2. Синтаксис. М.: Наука, 1982. 710 с. 9. Спорные тексты СМИ и судебные иски. Публикации. Документы. Экспертизы. Комментарии лингвистов / под

ред. М. В. Горбаневского. М.: Престиж, 2005. 200 с.

УДК 81Оксана Евгеньевна Метлинская,



Стратегии языкового манипулирования в современном политическом дискурсе (на материале забайкальских СМИ)

В статье описываются проявления языкового манипулирования как формы языкового воздействия в политическом медиадискурсе. Содержится качественный анализ статей забайкальских СМИ для определения стратегий языкового манипулирования, используемых в текстах политического характера, и описания набора соответствующих языковых инструментов.

Ключевые слова: языковое воздействие, языковая манипуляция, политический медиадискурс, языковая стратегия, языковая тактика, способы воздействия

Oksana E. Metlinskaya,Master Student,



Strategies of Language Manipulation in Modern Political Discourse (Based on the Material of Transbaikal Mass Media)

The article presents the description of language manipulation as a form of language influence in a political media discourse. The author gives a qualitative analysis of the articles of the Trans-Baikal mass media for determining the strategies of language manipulation used in political texts. The paper describes the set of relevant language tools.

Keywords: language influence, language manipulation, political media discourse, language strategy, language tactics, methods of influence

В последние десятилетия активно исследу-ются проблемы языкового воздействия (далее – ЯВ). Эти проблемы входят в область интересов таких наук, как психология, социология, конфлик-тология, лингвистика, этнография, менеджмент и др. Разнообразны и сферы ЯВ, но одна из наи-более важных – политика и освещающее ее ме-дийное пространство.

Влияние средств массовой информации на сознание человека в обществе трудно переоце-нить. Массмедиа играют ключевую роль в фор-мировании картины мира индивида и во многом контролируют жизнедеятельность социума. СМИ способствует образованию поведенческих и ас-социативных стереотипов, оказывают влияние на потребности и интересы личности. В первую оче-

162


редь медиа информируют человека о ситуации в мире, стране и городе. Естественно, что предо-ставляемая СМИ информация, мнения и оценки не всегда могут быть проверены рядовым адреса-том, который зачастую не способен отличить дей-ствительное от фикции. В результате сознание че-ловека наполняется стереотипами и шаблонами, установками и ценностями, которые воспринима-ются как его собственные. Так медиасфера нача-ла играть важную роль качественного посредника информации, а для политиков стала трибуной и ареной для борьбы друг с другом.

Поле влияния «четвертой власти» распро-страняется на формирование общественного мнения по отношению практически к любым ли-цам, событиям и феноменам. При этом исполь-зование технологий информационно-психоло-гического воздействия стало вполне обычным явлением экономической конкуренции, идеологи-ческой и политической борьбы. Вследствие это-го ученые выделяют языковое манипулирование (далее ЯМ) как одну из наиболее опасных для со-временного общества форм ЯВ. Она несет в себе опасность потому, что является скрытым инфор-мационно-психологическим воздействием на мас-совое сознание.

В лингвистической науке сегодня существует ряд определений понятия ЯМ. Так, О. Н. Быкова характеризует его как «вид языкового воздей-ствия, используемый для скрытого внедрения в психику адресата целей, намерений, отношений или установок, не совпадающих с теми, которые имеются у адресата в данный момент» [1, с. 99]. В данной работе мы ограничимся приведенным определением, поскольку считаем, что оно доста-точно полно отражает суть понятия.

К главным признакам манипуляции можно отнести следующие:

1. Манипуляция не материальна, не является физическим насилием или даже угрозой насилия. Она направлена на духовную и психологическую составляющие человеческой личности.

2. Манипуляция осуществляется скрыто. Факт манипуляции и её главная цель не должны быть замечены объектом манипуляции. Г. Шил-лер так объясняет это: «…для достижения успе-ха манипуляция должна оставаться незаметной. Успех манипуляции гарантирован, когда мани-пулируемый верит, что все происходящее есте-ственно и неизбежно… для манипуляции требу-ется фальшивая действительность, в которой ее присутствие не будет ощущаться» [12, с. 27]. Тем самым при манипуляции важно ощущение само-стоятельности принятия решения.

3. Осуществление манипуляции требует зна-чительного мастерства и определенных знаний. Если речь идет об общественном сознании, о по-литике, в том числе местного масштаба, то, как правило, к разработке акции привлекаются специ-алисты или хотя бы специальные знания, почерп-нутые из литературы [2, с. 173].

«Природа манипуляции заключается в двой-ном воздействии. Наряду с посылаемым откры-то сообщением манипулятор посылает адресату

и «закодированный» сигнал. Это скрытое воздей-ствие опирается на «неявное знание», которым обладает адресат, на его способность создавать в своем сознании образы, влияющие на его чув-ства, мнения и поведение. Между манипуляцией и политическим текстом можно поставить знак ра-венства. По-другому: политический текст априори и есть манипуляция» [2, с. 173].

Говоря о способах и инструментах воздей-ствия, нужно отметить, что спектр исследователь-ского поиска в данном направлении чрезвычайно широк и лежит в русле таких отраслей научного знания, как филология, психология, философия, культурология, политология, журналистика, рекла-ма – перечень можно продолжать и дальше. Исхо-дя из этого, изучение способов ЯВ должно осущест-вляться в двух основных направлениях: психика человека и особенности строения языка [9].

Беря на вооружение достижения современ-ной психологии, специалисты в области язы-кознания делают основной акцент на изучение семантической стороны языка. Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн, ссылаясь на исследования А. Г. На-заряна, пишут: «Восприятие текста не сводится к восприятию (ощущению) его звучания или по-следовательности графических знаков, вообще плана выражения… Как текст существует только в процессе восприятия, так и содержание текста существует только в процессе понимания: кон-кретный текст содержит то и столько, что и сколь-ко воспринимает реципиент» [8, с. 27].

При помощи анализа текстов газет, журна-лов, радио- и телепередач преимущественно политической направленности можно воссоздать примерный перечень языковых средств и страте-гий, применяющийся отправителями сообщений с целью оказания определенного воздействия на широкую публику [9].

В зависимости от ситуации общения, целей, предполагаемого адресата/ов и т. п. соответ-ственно изменяются инструменты и языковой на-бор ЯВ. Поэтому изучение языковых механизмов воздействия на человека не должно сводиться к перечислению определенных элементов языка. Они – лишь материал, использующийся при ока-зании воздействия, сами же способы ЯВ на чело-века должны быть универсальны и относительно постоянны во времени.

Говоря об инструментах ЯВ, следует отме-тить, что разные ученые выделяют разные на-боры этих компонентов. Существует целый ряд лингвистических явлений разных уровней языка, обладающих сильным воздействующим потенци-алом [6]. Общепринятых классификаций инстру-ментов воздействия до сих пор не создано.

Самыми распространенными средствами ЯВ являются риторические фигуры, тропы, сред-ства образности, сравнения, поскольку они сами по себе уже обладают воздействующей силой. Зачастую достаточно сложно отличить языковую манипуляцию от обычных приемов выразительно-сти, так как манипуляция осуществляется посред-ством скрытого языкового воздействия и цели это-го воздействия очень сложно выявить.

163


П. Б. Паршин пишет о том, что для достиже-ния цели ЯВ могут быть использованы любые яв-ления структуры языка. Он отмечает, что, с одной стороны, для целей речевого воздействия могут быть использованы почти любые стороны языко-вой структуры. С другой – инструмент ЯВ в неко-тором смысле существует только один – это ис-пользование значимого варьирования языковых структур [10].

Отметим, что для данной работы значение имеют скрытые формы языкового воздействия, т. е. ЯМ. В качестве основной примем класси-фикацию инструментов ЯМ, которую предлагает М. Н. Ковешникова. Она классифицирует приёмы ЯМ по разным уровням языка: лексический, грам-матический, фонетический и графический. Также она выделяет особую группу инструментов, кото-рую можно обозначить как когнитивные средства воздействия [6].

Представляется необходимым упомянуть и о речевых стратегиях. Большинство исследо-вателей для характеристики манипулятивного процесса используют следующую схему: цель – стратегия – тактика – прием – языковое средство. О. С. Иссерс понимает под стратегией «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникационной цели». Она предлагает такую иерархию терминов: стратегия – тактика – при-ем – ход [3, с. 182]. В зависимости от цели, ко-торую ставит манипулятор, отбираются приемы и способы воздействия, которые в свою очередь образуют тактики. Определенные наборы так-тик складываются в языковую стратегию. Нужно сказать, что в одном тексте могут использовать-ся сразу несколько тактик. В данной работе мы воспользуемся классификацией О. Л. Михалевой, которая выделяет три стратегии: стратегия на по-нижение, стратегия на повышение и театральная стратегия [7].

Рассмотрим несколько текстов на политиче-ские темы, взятых из регионального печатного из-дания «Вечорка».

В статье «Подражая Путину», посвященной тому, что нынешний губернатор Забайкальского края помогает различными средствами племзаво-ду («Вечорка» № 41(386)), автор использует сразу все три стратегии.

Стратегия на повышение реализуется за счет нескольких тактик: презентации и анализ-«плюс»: «…смело села в кабину комбайна и помогла «Племзаводу Комсомолец», что в Чернышев- ском районе, в уборке рапса. Не каждый му-жик-губернатор на такое решится, а тут жен-щина, сама совсем не из крестьянской семьи, отринув в сторону сомнения, села за штурвал корабля полей. По словам Валентина Нагеля – хозяина рапсовых полей, которые бороздила свежеиспеченная комбайнерша, губернатор са-молично скосила 0,62 га этой масленичной куль-туры и тем самым внесла свою лепту в четыре тысячи тонн рапса, собранных на полях «Ком-сомольца».

Можно выделить следующие используе-мые автором в тексте средства воздействия: на

лексическом уровне – это синонимы и антони-мы с ироничной окраской «губернатор», «ком-байнерша», «губернатор-мужик» «женщина», последние также относятся к грамматическому уровню (антитеза); метафоры «хозяин рапсовых полей, «штурвал корабля полей»; фразеологизм «внесла свою лепту».

Когнитивные средства: «по словам Валенти-на Нагеля — хозяина рапсовых полей» – указание на авторитетный источник информации; «0,62 га» и «четыре тысячи тонн, собранных на полях «Комсомольца» – количественные данные.

Несмотря на то, что в целом в статье фор-мируется негативное отношение к описываемому лицу, автор использует тактику отвода критики, например, «Ничего не имею против выделения таких средств этому хозяйству, они действи-тельно необходимы, особенно для развития сельхозпредприятия, и более того – предпри-ятия, подобные «Комсомольцу», обязательно должны быть в каждом регионе, они являются флагманами экономики», где автор выражает свое положительное мнение. Это способствует формированию уверенности в правдивости опи-сываемой ситуации.

Стратегия на понижение реализует себя за счет тактики обличения и обвинения: «По всей видимости, местные власти хотели проде-монстрировать, что средства, выделенные Фондом развития Дальнего Востока, не были потрачены впустую» – безличное обвинение заключается в использовании существительно-го «местные власти», которое не указывает на конкретное лицо; обличение: во всей статье опи-сывается помощь только одному определенному заводу в больших количествах, задается вопрос: «почему?», и возникает очевидный ответ: «Сроч-но был необходим “денежный мешокˮ, который под некоторые гарантии со стороны властей смог бы вложиться в кампанию “За Ждановуˮ», «Такой “мешокˮ был найден в лице “Забайкаль-ской инвестиционной компанииˮ, во главе кото-рой стоят два брата – Нагели Валерий и Иван» и «Забайкальская инвестиционная компания» профинансировала избирательную компанию Ждановой, Иван Нагель получил «пригласитель-ный билет» в Законодательное собрание по ли-нии партии «Единая Россия».

Театральная стратегия в статье организу-ется в тактике размежевания: «Подражая Пути-ну» – сравниваются действия губернатора края и президента в ироничной форме, и в тактике прогнозирования: «Не покушаюсь на лавры Но-страдамуса, но уверен, что и в 2018 году Фонд выделит “Комсомольцуˮ еще какое-то количе-ство сотен миллионов рублей». Реализуется и тактика кооперации, с помощью которой автор обращает внимание манипулируемого на пробле-му: «почему правительство края лоббирует ин-тересы только избранных предприятий, совер-шенно игнорируя интересы тех, кто не меньше, а может быть, и в большей степени нуждается в поддержке?» Для реализации этих тактик автор использует такие языковые приемы воздействия,

164


как метафоры «денежный мешок», «золотой дождь», и когнитивные средства – прецедентные тексты: «Легенда № 17 по-забайкальски – ком-байн, на котором косила Жданова», «ищущий да обрящет».

Из приведенных примеров видно, что в нача-ле текста автор сохраняет ироничное настроение, превращая поступок губернатора в комическую ситуацию, а затем уже совершенно серьезно оз-вучивает проблему. Для этого он использовал риторические вопросы, смешение языковых пла-стов, ироничные замечания и сравнения, эвфе-мизмы. Весь текст поддерживает всеобщую волну насмешек среди населения и не позволяет пред-ставить губернатора достойным занимаемого по-ста: «губернатор откосила», «И средства, надо отметить, немалые – один миллиард рублей», «денежный мешок», «ищущий да обрящет». По-добный способ подачи материала способствует формированию негативного отношения у читате-ля, соответственно, данный текст характеризует-ся присутствием языкового воздействия, направ-ленного на формирование общественного мнения по поводу актуальных проблем края и компетент-ности правительства в решении этих вопросов.

В статье «Блеклые картинки выборов» («Ве-чорка» № 36 (381)) в основном используется стра-тегия театральности с набором соответствующих тактик, но также можно наблюдать и проявления стратегии на понижение: тактика анализ-«минус», тактика обвинения и обличения. Итак, стратегия театральности в данной статье реализуется за счет следующих тактик:

– информирование без выражения оценки – используются количественные данные и перечис-ляются имена кандидатов на выборы глав райо-нов края для указания на правдивость: «началь-ник филиала «Ростелекома» Роман Бурдинский, начальник “Кыринской автоколонныˮ Георгий Никифоров и безработный Юрий Савостьянов»;

– размежевание – в статье сравниваются си-туации, которые складываются в разных районах Забайкалья перед выборами, а также кандидаты на выборы и экс-главы районов;

– побуждения – тактика побуждения выра-жается самим автором: «…хочу сказать то, что выборы очень важное дело. Сейчас, когда в стра-не отменили понятие порога явки, власть изби-рается небольшой группой подневольных людей. Честные и неподкупные люди, которые могли бы отдать голоса за достойных кандидатов, по большей части предпочитают отсидеться дома. Это крайне неправильно. Мы очень часто читаем письма с жалобами на разных народных избранни-ков. Но результаты выборов почти всегда гово-рят, что к власти этих «эффективных менедже-ров» привела именно пассивность избирателей. Несмотря на то, что вы уверены в победе идуще-го на очередной срок главы, который давно оглох к голосу народа, нужно идти на избирательный участок и отдать голос его сопернику»;

– иронизирования – данная тактика осу-ществляется за счет контраста между сказанным и подразумеваемым, например, «мамонт муни-

ципальной политики» – имеется в виду человек, который в течение длительного времени занимал определенные политические должности, «Глава без поддержки “едраˮ – без поддержки партии «Единая Россия», «Король Севера» – глава се-верного района края;

– прогнозирования – в статье указываются прогнозы жителей района: «В районе прогнозиру-ют, что основная битва развернется между Са-буровым и Бурдинским, но сильным конкурентом может оказаться и Сакияева, если поддержку ей окажут коллеги-педагоги».

В целом стратегия театральности осущест-вляется средствами различных уровней языка, в первую очередь, на лексическом уровне: ис-пользуются синонимы «глава» – «король севе-ра» – «эффективный менеджер» – «мамонт», «биться» – «соперничать», контекстные сино-нимы «эти зубры», «соперник» и «конкурент», что воссоздает настроение предвыборной гонки, необычные формы слов – «доруководил», мета-фора «Блеклые картинки выборов» (это заголо-вок статьи, подразумевающий, что предлагаемые варианты кандидатов не столь радужные).

На грамматическом уровне можно выделить только контраст: «глава Шилкинского района … его основным конкурентом называют Евгения Блохина, который имеет гигантский опыт ра-боты во власти: работал в райисполкоме, не-сколько раз избирался депутатом в районном совете, а в 2004–2007 годах представлял Чи-тинскую область в Госдуме, а оттуда вернулся в совет Шилкинского района… Конкурировать с этими зубрами будут самовыдвиженцы – местный фермер Николай Никитин…».

В основном языковое воздействие осущест-вляется за счет выбора определенных слов и вы-ражений политической тематики – выборы, пред-выборная гонка, глава района, депутат, которые указывают на серьезность темы, эпитетов «жар-кие предвыборные баталии», «далекий, холод-ный, громадный район», «лакомый кусок», «гря-дущие выборы». Также используется смешение языковых пластов: наряду с литературной лекси-кой употребляются и стилистически сниженные разговорные выражения «не сделали бы особой погоды», «черные пиарщики», сложносокращен-ные слова «избирком», «госуслуги», «военком». У читателя складывается отрицательное отноше-ние к кандидатам, несмотря на то, что имена не-которых из них просто перечисляются, – название статьи описывает картину в целом. В заключении текста автор призывает к тому, чтобы каждый жи-тель участвовал в выборах для того, чтобы исклю-чить победу нежелательных кандидатов. Это мож-но отнести к прямому языковому воздействию.

В следующей статье «Отпоротый район» («Вечорка» № 36 (381)) автор использует страте-гию на понижение. Цель манипулятора, на наш взгляд, – привлечение внимания народа и, может быть, высшей власти к проблемам края и отсут-ствию их решения со стороны муниципального правительства. Эта стратегия включает следую-щие тактики:

165


– тактика анализ-«минус» – «Считал и счи-таю, что Забайкальский район должен процве-тать не хуже соседушки Маньчжурии. На деле же он прозябает в нищете, скандалах, склоках и подковерных интрижках. Виновных искать не приходится. Народ давно и метко подметил, что рыба гниет с головы», «Кровавым штрихом к картине перечисленных, неисполненных обе-щаний со слезами на глазах добавляем 17 загу-бленных жизней в селе Красный Великан»;

– тактика обвинения – «Народ давно и метко подметил, что рыба гниет с головы», «Можно, что угодно говорить, но вину за ту трагедию с районных властей не смыть ничем», «Сегодня Эпов занят своей предвыборной кампанией, не до проблем района ему. А зря»;

– тактика обличения – просматривается во всем тексте статьи.

Все указанные тактики реализуются за счет следующих способов воздействия на лексическом уровне: метафоры «Отпоротый район» (имеет-ся в виду бывшее название города Забайкаль-ска, но, по мнению автора, район действитель-но «отпоротый» – «район этот, прозябающий у китайской кромки Российской империи, иначе как «отпоротым» не назовешь», – т. е. оторван-ный от страны), «дать бой на выборах», «цербер режима»; фразеологизмы – «Рыба гниет с голо-вы», «авгиевы конюшни» (о невыполненных обе-щаниях настоящего главы района, а также о его отрицательных поступках).

На грамматическом уровне: средства инти-мизации – использование личных местоимений я, вы. На когнитивном уровне, как и во всех других текстах политической направленности, использу-ются количественные данные.

Нужно сказать, что в статье также присут-ствует стратегия театральности с тактиками:

– прогнозирования и побуждения – «Лично я не завидую следующему руководителю За-байкальского района, ведь “авгиевы конюшниˮ, оставляемые Эповым, без силового вмешатель-ства не разгрести. Посудите сами»;

– иронизации – «Он единоросс – он реинкар-нация предыдущего единоросса-главы, осканда-лившегося Сергея Васильева»;

– обещания – эта тактика используется ав-тором для поддержания тактики анализ-«минус». Он перечисляет невыполненные предвыборные обещания действующего главы района.

Таким образом, анализ текстов политической тематики регионального издания позволяет сде-лать вывод, что языковое воздействие и, в част-ности, языковое манипулирование как его скрытая форма присутствуют в современном медиадискур-се и могут быть выявлены в текстах политической направленности. При этом в одном тексте могут сосуществовать и дополнять друг друга сразу не-сколько стратегий и представляющих их манипу-лятивных тактик. Характерные стратегии реализу-ются посредством использования инструментов, относимых к различным уровням языка, в первую очередь, это происходит на лексическом уровне.

Список литературы1. Быкова О. Н. Языковая манипуляция // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. 1999. № 1.

С. 91–103.2. Ильичева Ю. А. Речевое манипулирование в политическом тексте // Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2013. Вып. 4.

С. 172–184.3. Иссерс О. И. Речевое воздействие: учеб. пособие для студ., обучающихся по специальности «Связи с обще-

ственностью». М.: Флинта: Наука, 2009. 224 с.4. Казак М. Ю. Специфика современного медиатекста [Электронный ресурс] // Современный дискурс-анализ:

электрон. журн. 2012. № 6. Режим доступа: http://www.discourseanalysis.org (дата обращения: 15.03.2017).5. Казаков А. А. Способы языкового манипулирования в политическом медиадискурсе: попытка систематиза-

ции // Политическая лингвистика. 2013. № 3. С. 87–89.6. Ковешникова Р. М. Речевая манипуляция и приёмы речевой манипуляции [Электронный ресурс] // Царкосель-

ские чтения. 2014. Т. 1, № 14. Режим доступа: http://www.cyberleninka.ru/article/n/rechevaya-manipulyatsiya-i-priemy-rechevogo-manipulirovaniya (дата обращения: 25.03.2017).

7. Михалёва О. Л. Политический дискурс. Специфика манипулятивного воздействия. М.: Либроком, 2009. 256 с.8. Мурзин Л. Н. Текст и его восприятие. Свердловск: Изд-во УГУ, 1991. 172 с.9. Осокина С. А. Существуют ли механизмы языкового воздействия на человека? // Известия Алтайского госу-

дарственного университета. 2007. № 2.10. Паршин П. Б. Речевое воздействие: основные формы и разновидности // Рекламный текст: семиотика

и лингвистика / под ред. П. Б. Паршина [и др.]. М.: ИД Гребенникова, 2000. 270 с.11. Паршина О. Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной элиты России. Астрахань: Изд-во

АГТУ, 2004. 196 с.12. Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. М.: Мысль, 1980. 325 с.

166


УДК 008:811. 124:811.111Алла Эдуардовна Михина,

кандидат педагогических наук, доцент, Забайкальский государственный университет,


Лингво-артефакты медиапространства: интерпретация текста в условиях лингвистического ландшафта

В статье рассматривается феномен гибридизации языков русского и английского в текстах повсед-невности. В качестве ресурса текстов повседневности используется медиапространство, фиксирующее текст в новостных порталах интернет-среды, в рекламе, на билбордах, на постерах, афишах. Автор анализирует последствия языковых контактов и процессов, происходящих в условиях глобализации. Одним из таких процессов можно считать гибридизацию (языковую и культурную) как взаимопроникно-вение культур и языков, смешение и переработку языковых элементов в конкретном социокультурном пространстве.

Ключевые слова: повседневность, лингвистический ландшафт, медиапространство, языковая гибридизация, английский язык, русский язык

Alla E. Mikhina,Candidate of Pedagogics, Associate Professor,



Lingvo-Artefacts in Media: the Interpretation of the Text Under Linguistic Landscape

The article discusses the phenomenon of hybridization of the Russian and English languages in the texts of everyday life. Media space is used as a resource of everyday texts, namely news portals of the Internet, advertisements, billboards, posters. The author analyzes the consequences of the linguistic contacts and processes in the context of globalization. Linguistic and cultural hybridization is considered to be one of the processes of the interpenetration of cultures and languages in a specific socio-cultural space.

Keywords: everyday life, linguistic landscape, media, language hybridization, English language, Russian language

С развитием современных технологий фик-сации и печати текста, а также с возросшей мо-бильностью общества возникают предпосылки и условия для языковых контактов, взаимодей-ствия и взаимовлияния языков и культур.

Отражение языковых процессов можно отследить в текстах повседневности при еже-дневном контакте с городской средой (вывески, реклама, билборды, баннеры), с Интернетом, те-левидением, газетами, в коммерческом секторе, в бытовом и профессиональном общении и т. д.

Примерно с середины прошлого века в раз-ных областях гуманитарного знания для рассмо-трения текущих процессов весьма широко приме-няется тенденция обращения к повседневности (например, социология повседневности, история повседневности), однако как ресурс для рассмо-трения и описания социолингвистических процес-сов понятие повседневности осознано не в пол-ной мере.

Попытки анализа функционирования языка в пространстве повседневности в 70–80 гг. ХХ в. предприняли исследователи С. Тульп [Tulp, 1978] и Д. Монье [Monnier, 1989], которые обратили вни-мание на двуязычие городской среды в городах Брюссель и Монреаль. Исследования проводи-лись в двух лингвистических группах, работавших в официально двуязычных городах – Брюсселе и Монреале. С. Тульп [1] анализировала содер-жание рекламных щитов (билбордов) Брюсселя

и установила, что они способствуют постепенной франкофонизации города. Исследовательница предположила, что присутствие языка в обще-ственном пространстве, его зримость – фактор повышения его этнолингвистической виталь- ности. Исследование Д. Монье [2] было сосредо-точено на коммерческом секторе. Д. Монье рас-сматривал информацию о предлагаемых товарах и услугах, часы работы, надписи на полу в торго-вых центрах и т. п. Ставилась цель выяснить, как реальная языковая ситуация в этой области со-относится с законом о двуязычии [3, с. 159–168].

Для изучения отражения языковых процес-сов в городском пространстве, в общественных местах, применяется сравнительно новый метод анализа лингвистического ландшафта (ЛЛ) [4, с. 103–121].

По наблюдениям П. Бакхауса [5] понятие «ландшафт» стало появляться в научной литера-туре в контексте описания происходящих процес-сов и взаимодействий с конца ХХ века. После появ-ления понятия «финансовый ландшафт» в обиход вошли этнический ландшафт, медиаландшафт и другие. К социолингвистике впервые это поня-тие применили Р. Лоундри и Р. Борхис в 1997 году, определив его следующим образом: «ЛЛ раскры-вает присутствие и соотношение/преобладание языков в общественных и коммерческих знаках на данной территории или в данном регионе» [6, с. 23]; «язык дорожных знаков, рекламных щитов,

167


названий улиц и общественных знаков госучреж-дений, он формирует лингвистический пейзаж территории, региона или городской агломерации» [6, с. 25]. По мнению П. Бакхауса, лингвистический ландшафт/пейзаж (ЛЛ) местности составляют разнообразные источники, фиксирующие текст – знаки учреждений и магазинов, рекламные щиты и неоновые вывески, дорожные знаки; топогра-фическая информация и карты местности; планы эвакуации и постеры политических кампаний, по-стеры/афиши артистических коллективов, надпи-си на камне и настенные граффити [3].

Глобализация современного мира представ-ляет возможность наблюдать контакт языков, проникновение общепризнанного языка между-народного общения – английского – в разные ре-гионы России и в разные сферы общественной жизни. В результате языковой глобализации, в ре-зультате контакта языков, общегосударственный русский язык вступает в контакт с языком-комму-никатором, языком глобальной лингвоэкспансии – английским. В связи с этим глобализация позво-ляет проводить наблюдения связанных с ней языковых контактов и процессов. Одним из таких процессов можно считать гибридизацию (языко-вую и культурную) как взаимопроникновение куль-тур и языков, как смешение и переработку язы-ковых элементов в конкретном социокультурном пространстве [7, с. 181].

Доказательством глобальных процессов язы-кового и межкультурного взаимодействия являют-ся многочисленные примеры, которые позволяют наблюдать и анализировать социокультурные лингво-артефакты (термин наш) в пределах кон-кретной местности, применяя метод ЛЛ.

Гибридизация, исходя из характера самого явления, может принимать причудливые формы

и проявляться в любых сферах жизнедеятель-ности человека. В данной статье для анализа использовалось медиапространство новостных сайтов, а также лингвоартефакты массовой ин-формации – печатная продукция (газеты, ре-кламные буклеты, постеры, афиши), рекламные билборды, вывески, надписи в местах общего пользования (холлы магазинов, аэропортов, ули-цы населенных пунктов).

В результате глобализации русский язык ста-новится открытым иноязычным воздействиям. Глобализация и экспансия английского даёт тол-чок и почву для синтеза, смешения языков рус-ского и английского. В результате их интенсивного контакта рождаются новые лексические единицы, содержащие признаки гибридности.

На морфологическом уровне, как сращение элементов (части слов или нескольких слов) мож-но привести следующие примеры (рис. 1–5):

– ЗабMEDIA – название новостного портала;– STUDмикс – название студенческой учеб-

ной газеты;– ФЮиИНLife – название студенческой учеб-

ной газеты;– РайОN – название магазина. С помощью

капитализации двух последних букв, отражающих приём интеллектуальной, креативной гибриди-зации (ссылка на моногра. 177), достигается эф-фект придания слову дополнительного смысла, двойного прочтения – ON означает включение, начало работы, то есть в данном случае открытие и начало работы магазина.

Отдельным примером использования юмори-стического эффекта является гибридизированное название магазина ручных инструментов, образо-ванного при сращении элементов – русской мор-фемы «руко» и английского слова «job» – работа.

Рис. 1–5. Гибриды морфологического уровня

168


На графическом уровне – замена отдельных букв в слове, или их сочетание с русским алфавитом, или полностью переход с кириллицы на латиницу в виде

приёма обратной транслитерации (рис. 6–13):– RUSSкие пельмени – этикетка с названием

продукта;– GOROD – название серии телепередач;– SUVENIROFF – название магазина сувениров;

– VERANDA – штендер с названием отдела в магазине;

– SMETANA – вывеска названия магазина;– MATRЁSHKA – баннер с названием гости-

ницы;– Zасада – вывеска клуба;– BRUSNIKA – название бутика;– BEREZKA – название гостиницы.

Рис. 6–13. Гибриды графического уровня

169


В гибридных текстах, где гибридное напи-сание проявляется на лингвистическом уровне, можно наблюдать инкорпорацию инокультурного в российскую действительность, в повседневную реальность в виде цельных лексических единиц, сочетания слов или фраз на английском языке со словами, фразами на русском языке.

Для полноценного понимания смысла таких текстов необходимо знание английского язы-ка в меньшей или большей степени. Например, на первом фото соотношение текста «англий-ский-русский» является 8 слов к 4 соответствен- но (рис. 14–21):

– Постер, приглашающий в Party Bar на день учителя;

– Хобби Studio – вывеска с названием магазина;

– Больше SALE – «Больше распродажи» – баннер о распродаже;

– Изоляция escape-квесты – рекламная вы-веска о прохождении лабиринтов, решение задач с целью сбежать, избежать попадания в трудные ситуации, вырваться из ловушки;

– Модный weekend – постер/афиша о прове-дении выходных;

– Afterparty шоу-конкурс – постер/афиша о продолжении вечеринки после шоу;

– PR MANIA – постер о проведении фести-вального мероприятия;

– CASH BACK на карту 20 % – газета в мага-зине с рекламой возврата денег на карту после покупки.

Рис. 14–21. Гибриды лингвистического уровня

170


Вышеприведённые «продукты» глобализа-ционных процессов – гибридные тексты, отра-женные в различных источниках медиасферы и повседневного пространства городской среды, являются примерами реалий внедрения англий-ского языка в российскую действительность. Фактом своего возникновения и существования, фактом востребованности обществом, они удо-стоверяют наличие гибридных языковых процес-

сов в русском языке, в русской графике. Языковая гибридизация является доказательством глобаль-ных процессов межкультурного, межъязыкового взаимодействия. Множественность примеров, частотность их возникновения и встречаемость в пространстве повседневности – всё это иллю-стрирует витальность подобных языковых приё-мов на современном этапе развития экономиче-ской, исторической, социокультурной ситуации.

Список литературы1. Tulp S. Reklame en tweetaligheid: Een onderzoek naar de geografische verspreiding van franstalige en

nederlandstalige affiches in Brussel. Taal ensociale integratie, 1978. Рр. 261–288.2. Monnier, D. Langue d’accueil et langue de service dans les compares à Montréal. Québec: Conseil de la langue

français, 1989.3. Кирилина А. В. Описание лингвистического ландшафта как новый междисциплинарный метод исследования

языка в эпоху глобализации // Вестник Тверского государственного университета. Сер. Филология. 2013. Вып. 5, № 24. С. 159–168.

4. Backhaus P. Signs of multilingualism in Tokyo - a diachronic look at the linguistic landscape // International Journal of the Sociology of Language. 2005. Iss. 175–176. Pр. 103–121.

5. Backhaus Pr. Linguistic Landscape. A comparative Study of Urban Multilingualism in Tokio // Multilingual Matters. NY – Ontario – Clevalon. 2007. 158 р.

6. Laundry R., Bourhis R.Y. Linguistic landscape. And ethnolinguistic vitality: An empirical study // Journal of Language and Social Psychology. 1997. No. 16. Pр. 24–49.

7. Алфимова Г. В., Михина А. Э. Латинский и английский языки в культурных процессах России. Чита: ЗабГУ, 2016. 229 с.

УДК 81’373Анастасия Андреевна Пальшина,



Новейшие заимствования в современных медиатекстах(на материале интернет-портала «Гуранка.ру»)

Статья посвящена рассмотрению новейших заимствований в современных медиатекстах. Ма-териалом для исследования послужили статьи интернет-портала «Гуранка.ру». Лексемы, выбранные из статей, объединяются в две тематические группы: «бьюти-лексика» и «данс-лексика», и называют новые для указанных сфер явления. Процесс активизации заимствованной лексики рассматривается как важнейший механизм неологизации языка, в том числе – в сферах, связанных с индустрией моды и красоты. Доказывается, что новейшие заимствования, как правило, не проходят все этапы процесса адаптации в языке-преемнике и далеко не всегда закрепляются в нём.

Ключевые слова: неологизмы, новейшие заимствования, иноязычная лексика, медиадискурс, англицизмы, бьюти-лексика, данс-лексика, адаптация заимствований

Anastasia A. Pal’shina,Master Student,

Transbaikal State University,Chita, Russia


The Newest Borrowings in Modern Media Texts(Based on the Material of the Internet Portal Guranka.ru)

The article is devoted to the consideration of the latest borrowings in modern media texts. The research has been done on the articles of the Internet portal Guranka.ru. Lexems selected from the articles are grouped into two thematic groups: “beauty-vocabulary” and “dance-vocabulary”, and they give names for some new phenomena in these spheres. The process of activation of the borrowed vocabulary is considered as the most important mechanism of the language neologization, including the spheres connected with fashion and beauty industry. It is proved that the newest borrowings, as a rule, do not go through all stages of the adaptation process in the language-adopter and they do not always become fully adopted.

Keywords: neologisms, new borrowings, foreign language vocabulary, media discourse, Anglicisms, beauty vocabulary, dance vocabulary, adaptation of borrowings

171


В русском языке, как и в любом другом, по-стоянно появляются новые слова, или неологиз-мы. Они называют новые явления, заполняют языковые лакуны, заменяют устаревшую лексику. Появляются неологизмы, прежде всего, в медиа- дискурсе: в речи телевизионных корреспонден- тов, в текстах статей газет и журналов, в материа-лах различных информационных и развлекатель-ных сайтов в интернете.

Среди неологизмов выдающийся лингвист Н. М. Шанский предлагает выделять лексические (образованные на базе существующих слов, за-имствованные из других языков) и семантиче-ские [10, с. 170]. В свою очередь, И. С. Улуханов выделяет следующие способы создания новых слов: словообразовательную деривацию, семан-тическую деривацию и заимствование лексики из других языков [8, с. 112]. Оба исследователя (как и ряд других) в качестве одного из типов новых слов называют неологизмы-заимствования, кото-рые и интересуют нас в данной работе.

Все заимствования можно разделить на внешние (донор – другой язык): тренд, ко-вошинг, бодишейминг, мерчендайзер – из английского языка, и внутренние (донор – один из подъязыков русского языка): ремейк, кавер – пришедшие в ли-тературный язык из сленга. При этом, как прави-ло, сленг тоже заимствует слова из других языков, чаще всего из английского, такие заимствования называются англицизмами. Процесс заимство-вания, по мнению И. Г. Морозовой, во многом оправдан, так как Россия относительно недавно получила возможность интеграции в мировое со-общество, а граждане России – возможность сво-бодно выезжать за рубеж, работать и учиться за пределами страны. Поскольку английский – это международный язык конференций, научных пу-бликаций и обучения во многих крупных универ-ситетах Европы, то изучение английского языка и употребление англицизмов там, где это умест-но и необходимо (например, в сфере экономики, информационных технологий), можно только при-ветствовать [4].

Процесс активизации заимствованной лекси-ки стал одним из значимых явлений для современ-ного русского языка, отмечает К. С. Захватаева. Это обусловлено тем, что на рубеже XX–XXI ве-ков заимствование лексических единиц, в том числе из английского языка, является одним из основных источников неогенеза русской языковой системы [1, с. 5]. Важно отметить, что слова ред-ко заимствуются в том виде, в котором они суще-ствуют в языке-источнике. Заимствованное слово изменяется и приспосабливается к русским фоне-тическим нормам, поддаётся словообразователь-ному и морфологическому освоению, также на базе иностранных могут появляться новые слова за счет русских приставок и суффиксов.

Представляется, что определение слов как «новых» достаточно относительно, поскольку фактически слова остаются новыми до тех пор, пока не закрепятся в словарях и полноценно не войдут в речевой обиход. Так, слова типа бренд, тренд, флэшмоб, дедлайн, фэншуй некоторые

лингвисты ещё определяют как новые, хотя они существуют в языке и активно используются в речи около десяти лет, уже являются привыч-ными для русскоговорящих людей, а нормы их употребления успели измениться. Предметом нашего интереса являются заимствованные сло-ва, которые можно определить как «новейшие», вошедшие в язык в последние два-три года. Та-кие заимствования ещё не успели до конца при-способиться к языку, они не известны широкому кругу людей, а часть из них даже оформляется латиницей.

По мнению Л. П. Крысина, для вхождения слова в язык необходимо выполнение нескольких условий: «Это – а) графемно-фонетическая пере- дача иноязычного слова средствами заимству-ющего языка; б) соотнесение его с определен-ными грамматическими классами и категория-ми; в) семантическая самостоятельность слова, отсутствие у него дублетных синонимических отношений со словами, существующими в язы-ке-реципиенте; г) для слова литературного язы-ка – употребление не менее чем в двух разных речевых жанрах, для термина – регулярное упо-требление в определенной терминологической сфере» [3, с. 50]. С точки зрения соответствия этим условиям мы и рассмотрим новейшие за-имствования в современных медиатекстах – ма-териалом послужили статьи читинского женского интернет-портала «Гуранка.ру» (http://guranka.ru).

Все собранные нами примеры лексем мож-но объединить в две тематические группы (ТГ): 1) «бьюти-лексика» (слова, называющие космети-ческие и парикмахерские новшества, средства по уходу за лицом и телом и т. п.) и 2) «данс-лексика» (названия танцевальных направлений).

Проанализируем новейшие заимствования ТГ «бьюти-лексика».

1) Бьюти-индустрия (от англ. beauty industry) – в английском языке это слово понимается в двух основных значениях: подготовка и прове-дение конкурсов красоты и косметическая про-мышленность. В статье, из которой взято данное слово, под бьюти-индустрией подразумевается всё, что связано с косметологией: «Включая те-левизор, мы видим, как вся бьюти-индустрия отчаянно стремится изобрести чудо-крем, ко-торый обернет время вспять» (здесь и далее орфография и пунктуация источника сохранена – прим. автора). Стоит отметить, что новейшей является первая часть слова, которая и придаёт новизну всему слову в целом. Вторая же часть давно активно используется в русском языке как отдельное слово и как часть других сложных слов и словосочетаний (фэшн-индустрия, индустрия кино).

2) Бьюти-тренд (от англ. beauty trend) – «это способ выглядеть по-настоящему модно и пока-зать всем окружающим, что вы в теме» [7]. Офи-циального определения данному слову пока нет, в целом – это «что-то, связанное с красотой и мо-дой», или «красота, которая в моде». В статье на «Гуранка.ру» слово использовано в следующем контексте: «Тугие объёмные косы с яркими впле-

172


тениями, они же «боксёрские» косы с канекало-ном – новый бьюти-тренд, который с каждым часом набирает популярность в сети». Оба слова: и бьюти, и тренд – достаточно новые для русского языка и «модные» для употребления. От-метим, что сочетание этих слов часто используют в качестве названия различных салонов красоты и косметических фирм, в таких случаях сочетание пишется раздельно, а не через дефис.

3) Канекалон – это искусственное волокно, один из самых качественных материалов, с помо-щью которого можно имитировать натуральные пряди волос. Он был изобретен в Японии, откуда быстро распространился практически во все стра-ны мира. Запрос по слову «канекалон» на сайте «Академик.ру» [5] дал два одинаковых результата (в «Химической энциклопедии» [9] и на «Википе-дии» [6]) – «модакриловые волокна». В норматив-ных словарях такого слова пока нет, и его точное происхождение установить не удалось. В интер-нете также встречается вариант написания лати-ницей – kanekalon, но, скорее всего, в английском языке данное слово появилось так же, как и в рус-ском, из японского – как и само волокно, которое так называется. «Канекалон – это искусствен-ный материал, который используется для изго-товления париков, шиньонов, а также вплета-ется в волосы», даёт определение «Гуранка.ру».

4) Консилер (от англ. – concealer) – маски-рующее средство, корректор для проблемных участков поверхностей лица или тела [2]. В других словарях информации о данном слове нет, даже на «Википедии» она не полная, хотя само слово уже достаточно привычно для русского языка; не установлена точная этимология, склонение, от-крыт вопрос о правильном ударении в слове, то есть слово освоено русским языком не до конца. В статье на «Гуранка.ру» слово употреблено в та-ком контексте: «Даже опытные бьюти-консуль-танты не всегда могут дать правильный совет по поводу оттенка консилеров и корректоров, в заблуждение порой вводит и освещение в ма-газине».

5) Криолиполиз (от англ. сryolipolysis, проис-ходит от «cryogenic» и «lipolysis») – современный метод воздействия на подкожно-жировую клетчат-ку с целью истончения жирового слоя и коррекции фигуры. Неинвазивный метод разработан гар-вардскими учеными Роксом Андерсоном и Дите-ром Манштейном. Сама процедура применяется в мире чуть более пяти лет, что свидетельствует о новизне слова для русского языка. «Криолипо-лиз – одна из процедур, призванных избавить нас от лишних жировых отложений», пишет корре-спондент «Гуранка.ру».

6) Микроблейдинг – это техника нанесения пигмента на область бровей исключительно руч-ным методом. «Микроблейдинг (волосковая и те-невая техника) – относительно новая техника создания тончайших волосков и тени в зоне бровей с помощью специального инструмента – ручки-манипулы со сменными одноразовыми иглами», сообщает «Гуранка.ру». Никаких сло-варных статей относительно данного слова (не

процедуры, которое оно называет, а лексемы) нет, но мы можем сделать вывод, что слово частич-но заимствовано из английского языка («blade» с англ. – лезвие).

7) Ручка-манипула – игла для микроблей-динга, контекст использования данного слова приведён выше. Заимствованной является толь-ко вторая часть слова от лат. manipulus «горсть; манипул», от manus «рука». Это отражено в опре-делении слова микроблейдинг (исключительно ручным методом). Слово является новым для рус-ского языка, как и процедура, для которой нужно данное приспособление.

8) Фейслифтинг, или подтяжка лица (от англ. face-lifting), – пластическая операция, на-правленная на устранение морщин, обвисания кожи, носогубных складок и других признаков старения при помощи удаления избыточного ко-личества жировой клетчатки, подтягивания под-лежащих мышц и перераспределения кожи лица и шеи с иссечением её избытка. Слово не зафик-сировано в словарях, и нет устойчивых норм его употребления, к тому же достаточно часто употре-бляется русский синоним подтяжка лица. В ста-тье на «Гуранка.ру» употреблено в таком контек-сте: «Мало чем меня впечатлил фейслифтинг от Галины Дубининой – очень серьёзная женщи-на с высоко поднятыми бровями на непонятном красном фоне монотонно рассказывает вам, что и как нужно делать», то есть не как название пластической операции, а как название зарядки для лица. Отметим, что в этой же статье встре-чается и другое словосочетание, «родственное» слову фейслифтинг, – face-зарядка.

9) Филлер (от англ. filler – наполнитель) – это инъекционный препарат для лица и тела, кото-рый используется как наполнитель для коррекции косметических дефектов с незначительным недо-статком тканей. Также слово встречается в аниме- сериалах, так называются серии, слабо связан-ные с основным сюжетом, дополнительные, тоже своеобразный наполнитель. На «Гуранка.ру» ис-пользуется в той же статье, что указана выше: «В общем, если эксперимент удастся, обещаю вы-ложить фотографии до и после, и даже принять новую веру без уколов и филлеров – фитнес для лица». Слово является достаточно новым для русского языка и пока ещё осваивается им.

10) DKABooster «DKA Booster от Dikson – это самая передовая и эффективная процедура кера-тинового долговременного выпрямления волос» (https://karamel-shop.ru/dikson-keratin-booster/). Уже судя по тому, что словосочетание пишется латиницей, можно сказать, что оно заимствовано и не адаптировано графически в русском языке, не кажется очевидным и его произношение. Есть такое определение: «DKA – это «бионаращива-ние» (восполнение всех белковых связей волоса), реконструкция, лечение, обновление и защита волос». На сайте «Гуранка.ру» приведён следую-щий контекст: «Компания Dikson предлагает про-цедуру DKA Booster от Dikson, которая делает волосы гладкими, здоровыми и устраняет ста-тическое электричество».

173


11) IntenseRX – это реконструирующая кера-тиновая сыворотка. Реконструирует, восстанавли-вает прочность, уменьшает ломкость волос. Это словосочетание, как и предыдущее, не освоено русским языком. «Для тех, кто хочет просто оздоровить свои волосы, но при этом сохра-нить их объем, существует экспресс-процедура Intense RX».

12) KeratinComplex – это линия средств для интенсивного восстановления волос и так назы-ваемого «бразильского выпрямления». Достаточ-но часто в интернете и на этикетках различных средств по уходу за волосами словосочетание встречается и в написании кириллицей. В статье на сайте «Гуранка.ру» оформлено буквами англий-ского алфавита: «Вы можете воспользоваться сухими шампунем от марки KeratinComplex или SexyHair, и ваши волосы будут выглядеть све-жими и ухоженными все три дня». Разные вари-анты написания говорят о процессе графического освоения словосочетания, который происходит в данное время.

Анализируемая ТГ представлена на сайте «Гуранка.ру» наиболее широко, что обусловлено несколькими факторами: во-первых, это женский интернет-портал, большинство статей которого посвящены красоте, моде и здоровью; во-вторых, так называемая «бьюти-индустрия» очень попу-лярна в современном мире, и иностранные тен-денции появляются на российском рынке косме-тических услуг вместе с новыми названиями.

Далее рассмотрим новейшие заимствования ТГ «данс-лексика».

1) Бути-дэнс (от англ. Booty Dance) – это но-вое экзотическое направление в танце, которое предполагает активную работу ягодицами, бед- рами и животом, при этом остальные части тела остаются изолированными. В России бути-дэнс часто называют «swag-танец» (дословно Booty Dance так и переводится – «танец попой»). В ме-диатекстах используется именно заимствованное название по двум причинам. Во-первых, с таким названием пришло и само танцевальное направ-ление, во-вторых, русскоязычный вариант выгля-дит эстетически менее привлекательным. Слово графически не освоено языком, так как встреча-ются варианты написания латиницей, также ва-рьируют слитное, дефисное и раздельное напи-сания. В тексте на интернет-портале «Гуранка.ру» слово употреблено в таком контексте: «Особенно ярко это проявляется в направлении дэнсхолл бути-дэнс или еще его называют тверк, для ко-торого характерны специфические, очень сек-суальные движения бедер и ягодиц».

2) Вог (от англ. vogue) – стиль танца, бази-рующийся на модельных позах и подиумной по-ходке. Чаще всего слово в интернете встречает-ся в написании латиницей – это свидетельствует о том, что слово в русском языке ещё не освоено. Это слово встречается в той же статье на «Гуран-ка.ру», что и все остальные слова данной ТГ. «За последние несколько лет танцевальные залы и телеэкраны захватили такие стили как джаз-фанк, вог и дэнсхолл».

3) Джаз-фанк (от англ. Jazz-funk) – жанр джа-зовой музыки; это новое танцевальное направле-ние, наполненное жизнью, энергией и эмоциями. В интернете встречаются разные варианты на-писания данного слова: через дефис, раздельно, латиницей, кириллицей – это говорит о том, что слово является достаточно новым и не освоено русским языком.

4) Дэнсхолл (от англ. dancehall) – разрабаты-вался в 80-х годах на Ямайке как «раггамаффин». Музыкальная структура появилась на основе регги-ритма, но играется значительно быстрее. Слово dancehall дословно переводится как «тан-цевальный зал». Пример употребления приведён выше, в русском языке слово используется как отдельно, так и в сочетании с другими словами, например, дэнсхолл бути-дэнс. В интернете так-же встречаются варианты написания как кирилли-цей, так и латиницей.

5) Контемпорари (от англ. contemporary dance – «современный танец») – современный сцени-ческий танец, включающий в себя самые различ-ные направления и техники. Контемпорари-дэнс является дальнейшим развитием танца в стиле модерн. Вот пример употребления слова в статье на «Гуранка.ру»: «Начнем с контемпорари. Осно-ву этого направления составляет техника им-провизации и движения, заимствованные из дру-гих стилей». Вообще это многозначный термин, обозначающий, как правило, современные стили в искусстве. «Викисловарь» определяет слово как существительное мужского рода, других данных о нём нет, также в интернете идут споры относи-тельно ударения в этом слове. Всё это свидетель-ствует о новизне слова и о том, что оно ещё не адаптировалось в русском языке.

6) Pole dance, или танец на пилоне (шесте), – разновидность танца, в котором исполнитель выступает на одном или двух пилонах, сочетая элементы хореографии, спортивной гимнастики, акробатики. «Следует отличать стрип-пласти-ку, стриптиз и pole dance», пишет корреспон-дент «Гуранка.ру». Действительно, по сравнению с другими упомянутыми направлениями, pole dance выглядит достаточно новым и характери-зуется теми чертами, которые указаны в опреде-лении. Рассматриваемое словосочетание являет-ся новым для русского языка, чаще используют вариант написания латиницей – вероятнее все-го, для придания медиатекстам современности и «трендовости».

Лексемы данной ТГ встречаются не так ча-сто, как «бьюти-лексика», поэтому их сравнитель-но меньше. На сайте они используются по тем же причинам, что и слова первой ТГ: танцы являются предметом интереса женщин, а искусство, одним из проявлений которого можно считать танцы, – это сфера, в которой часто появляются новые на-правления с новыми названиями, чаще на англий-ском языке как языке международном.

Таким образом, использовать новые, инте-ресные, иногда незнакомые читателю заимство-ванные слова в медийных текстах считается ак-туальным, что во многом отражает языковой вкус

174


эпохи. Из всех рассмотренных нами слов ни одно не выполняет всех условий вхождения иностран-ного слова в язык, предложенных Л. П. Крысиным. Все слова обозначают какое-либо явление или называют какой-либо объект, выполняя номина-тивную функцию; у рассмотренных нами лексем нет эквивалентов в русском языке, а если есть, то это сложные словосочетания – поэтому при использовании заимствований срабатывает закон экономии речевых усилий.

Некоторая часть слов освоена графически, фонетически и грамматически: они передаются при помощи кириллической графики, имеют опре-делённые нормы произношения и грамматиче-

ское значение. Другие заимствования сохраняют то же написание, что и в языке-источнике, и не соотносятся с нормами русского языка. Что каса-ется употребления, то новейшие заимствования, рассмотренные нами, употребляются в достаточ-но узких областях, за рамки которых некоторые из них, скорее всего, никогда не выйдут. Однако есть и такие заимствования, которые могут закрепить-ся в языке в силу своей многозначности, напри-мер, контемпорари.

Все сказанное позволяет сделать вывод, что новейшие заимствования, как правило, не прохо-дят все этапы процесса адаптации в языке-пре-емнике и далеко не всегда закрепляются в нём.

Список литературы1. Захватаева К. С. Английские заимствования в современном русском языке: семантический аспект: автореф.

дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. Владикавказ, 2013. 22 с.2. Краткий толковый словарь косметических терминов [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.elit-

galand.ru/lexiconcosmetics (дата обращения: 09.10.2017).3. Крысин Л. П. Вторичное заимствование и его описание в толковом словаре [Электронный ресурс] // Рус-

ский язык. 2004. № 44. Режим доступа: http://www.rus.1september.ru/article.php?ID=200404401 (дата обращения: 06.10.2017).

4. Морозова И. Г. Современные заимствования как отражение языковых изменений в условиях глобализации [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.hse.ru/pubs/share/direct/document/72747210 (дата обращения: 07.10.2017).

5. Академик [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.dic.academic.ru (дата обращения: 06.10.2017).6. Википедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.ru.wikipedia.org/wiki/ (дата обращения:

06.10.2017).7. Trendspace [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.trendspace.ru/beauty/24495/ (дата обращения:

09.10.2017).8. Улуханов И. С. Единицы словообразовательной системы русского языка и их лексическая реализация. М.,

1996. 224 с.9. Химическая энциклопедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.dic.academic.ru/contents.nsf/

enc_chemistry/ (дата обращения: 07.10.2017).10. Шанский Н. М. Лексикология современного русского языка: учеб. пособие. 4-е изд., доп. М.: Либроком, 2009. 312 с.

УДК 81Надежда Олеговна Раменская,

магистрант,Забайкальский государственный университет


Эмоционально-эстетические и социально-профессиональные голосовые характеристики речи телевизионных журналистов

Статья посвящена паралингвистическим особенностям речи телевизионных журналистов. Пред-принята попытка рассмотреть фонационные проявления в речи тележурналиста, которые позволяют определить пол, возраст, темперамент, настроение и даже состояние здоровья говорящего. Определя-ется, какое место занимают голосовые особенности речи в понимании и интерпретации передаваемых журналистами сообщений.

Ключевые слова: телевизионная журналистика, телевизионный дискурс, паралингвистика, речь, голос, интонация, ритм, темп, тембр

Nadezhda O. Ramenskaya,Master Student,



Emotional-Aesthetic and Social-Professional Voice Characteristics of Television Journalists’ SpeechThe article is devoted to the paralinguistic features of the speech of television journalists. An attempt has

been made to examine phonation manifestations in speech of the TV journalists, which allow us to determine gender, age, temperament, mood and even the health status of the speaker. It is determined what place the voice features of speech occupy in understanding and interpretation of journalists’ transmitted messages.

Keywords: television journalists, television discourse, paralinguistics, speech, voice, intonation, rhythm, tempo, timbre

175


Устная телевизионная речь обладает эмоци-онально-эстетическими и социально-профессио-нальными особенностями. Паралингвистические проявления в речи, как считают ученые, позво-ляют определить пол, возраст, темперамент, на-строение, даже состояние здоровья говорящего. Голосовые возможности помогают отличить одно-го человека от другого. По фонационным характе-ристикам можно определить положение человека в обществе, узнать его профессию. Недаром мы замечаем: «Говорит, как начальник» или «Что ты всех поучаешь, как учитель?» [3, с. 235]. У кор-респондентов телевидения свои паралингвисти-ческие особенности речи (даже популярно такое выражение – «Говоришь, как журналист!»). Для информационных жанров, например для репорта-жа, эмоциональная окраска в голосе не нужна – корреспондент только информирует, а не дает оценку. Однако в аналитических и художествен-но-публицистических телевизионных жанрах го-лосовые характеристики отражают эмоциональ-ное отношение журналиста к предмету разговора.

Важно учитывать, что невербальная инфор-мация передается не одним каким-либо акусти-ческим средством, а одновременно несколькими. Например, информация об изменении эмоцио-нального состояния говорящего находит отра-жение в изменении тембра (спектра голоса) и в характерных для каждой эмоции изменениях вы-соты, силы, тембра, темпа, ритма речевой фразы.

В системе речевого общения можно выделить следующие виды невербальной информации, пе-редаваемые особенностями звукопроизношения: эмоциональную, эстетическую, индивидуально- личностную, биофизическую, социально-группо-вую, психологическую, пространственную, ме-дицинскую, информацию о физических помехах. [4, с. 56].

Восприятие эмоциональной информации зависит от степени выраженности эмоции в голо-се и ее вида. Исследования показали большую надежность восприятия таких эмоций, как гнев и страх, по сравнению с эмоциями радости.

Для характеристики эмоциональной импрес-сивности, т. е. способности человека к восприя-тию эмоциональной информации, используется понятие «эмоциональный слух». Если факти-ческий речевой слух обеспечивает способность человека воспринимать вербальное смысловое содержание речи, то эмоциональный слух – это способность к определению эмоционального со-стояния говорящего по звуку его голоса. Степень развитости эмоционального слуха коррелирует с эмпатией – постижением состояний другого че-ловека в форме сопереживания.

Словесные определения эстетической ин-формации речи и голоса носят оценочный ха-рактер: нравится – не нравится, приятный – не-приятный, нежный – грубый и т. п. Важнейшей особенностью эстетической информации явля-ется образность и метафоричность, использова-ние не только акустических определений (звон-кий – глухой, высокий – низкий), но и зрительных (яркий – тусклый, светлый – темный), кожно-так-

тильных (мягкий – жесткий, теплый – холодный) и даже вкусовых (сладкий, сочный). Слушатели способны наделить голос даже нравственными категориями, например, назвав его «благород-ным». На основе исследований эстетической ин-формации можно утверждать, что слушающие приписывают обладателям «красивой» речи не только выраженные интеллектуальные качества и позитивные личностные свойства (доброжела-тельность, великодушие, чувство собственного достоинства), но и деловые качества (компетент-ность, надежность, энергичность), а также хоро-шее состояние здоровья.

Эмоционально-эстетические характеристики речи особенно необходимы для представителей речевых профессий, поскольку многочисленная аудитория радио и телевидения не только дает критическую оценку выступающим, но и форми-рует под их воздействием эстетические оценки собственной речи.

Индивидуально-личностная акустическая ин- формация является специфической характери-стикой каждого человека. Неповторимость голоса определяется присущими только ему особенно-стями тембра, темпа, высоты, интонации, фоне-тики. Известно, что в средневековой Италии в па-спорте наряду с другими отличительными чертами человека отмечались свойства его голоса. Экспе-риментальные исследования свидетельствуют о высокой надежности распознавания знакомых людей на основе индивидуальных особенностей голоса: до 98 % при прослушивании фраз дли-тельностью 3–5 с. Например, голос журналиста Антона Степаненко не перепутаешь ни с каким другим. Корреспондент картавит, но, по мнению зрителей, это воспринимается как его индивиду-альная особенность, но ни в коем случае не изъ-ян. То же самое можно сказать о фонационной системе ведущей 5-го канала Вероники Стрижак, которая не выговаривает звук «р», но при этом считается ведущим журналистом в Петербургс- кой телекомпании.

Биофизическая информация характеризует половые, возрастные различия людей, а также определенные конституционные особенности (рост, вес). В отличие от индивидуально-личност-ной информации она интерпретируется как при-надлежность человека к определенной типологи-ческой группе.

Надежность определения биофизических ха-рактеристик говорящего по его голосу достаточно высока: для пола – 98,4 %, возраста – 82,4 %, ро-ста – 96,7 %, веса – 87,2 % [4, с. 128]. Точность уз-навания существенно зависит от возраста слуша-ющих, которые лучше всего определяют возраст говорящих, близкий к их собственному. При этом молодые слушатели склонны занижать возраст тех, кто старше их. Дети допускают более выра-женные ошибки в определении биофизических характеристик говорящих. Можно сказать, что восприятие информации во многом зависит от со-циального опыта аудиторов.

Средние статистические характеристики темпа речи человека существенно изменяются

176


с возрастом вследствие ослабления активности артикуляционного процесса. Можно говорить о темпе речи как об индивидуальной личностной особенности, связанной, прежде всего, с харак-теристиками темперамента человека. Быстрый темп речи может свидетельствовать об импуль-сивности, уверенности в себе, а спокойная мед-ленная манера указывает на невозмутимость, рассудительность, основательность. Например, ведущая телеканала НТВ Ирада Зейналова по ха-рактеру и темпераменту эмоциональный, вспыль-чивый человек, поэтому ее речь характеризуется как быстрая и импульсивная. У ведущей Первого канала Екатерины Андреевой ровный, не скачко-образный темп – это свидетельство ее спокойного и уравновешенного характера.

Кроме того, существуют значительные разли-чия по показателям темпа речи между представи-телями разных культур: «нормальная скорость» речи у французов и итальянцев обычно выше, чем у немцев и англичан. Ситуативные изменения присущего человеку индивидуального темпа речи позволяют судить об изменении его состояния. Так, люди начинают говорить быстрее, когда они взволнованы, когда говорят о своих трудностях, хотят в чем-то убедить собеседника или угово-рить его. Медленная речь может свидетельство-вать об усталости, угнетенном состоянии или пло-хом самочувствии. Одна и та же фраза («Прости, я сам (а) все расскажу»), произнесенная по прось-бе исследователей профессиональным актером с разными эмоциональными оттенками, имела средний темп произнесения (слогов в секунду) при выражении радости – 5,00; печали – 1,74; гне-ва – 2,96; страха – 4,45. Аналогичные результаты получены при анализе эмоциональной вырази-тельности вокальной речи [1, с. 55].

Медицинская информация отражает состоя-ние здоровья говорящего и характеризуется тер-минами «больной», «болезненный» голос. Они указывают как на нарушение работы голосового аппарата, так и на общее болезненное состояние организма. Опытные клиницисты успешно ис-пользуют такую информацию в диагностических целях [2, с. 67].

Психологическая информация охватывает широкий круг личностных характеристик. Попытки диагностировать по голосу такие психологические особенности говорящего, как воля, темперамент, общительность, интеллект, неискренность и др., предпринимались неоднократно. Хотя получен-ные данные зачастую противоречивы вследствие сложности процесса восприятия и понимания че-ловека человеком, удалось выявить ряд свойств, наиболее «прозрачных» для оценок по голосу. К их числу относятся эмоциональные и коммуни-кативные личностные особенности. Особый инте-рес представляет создание психологического об-раза говорящего человека на основе впечатлений

от его речи. Этот «образ», возникающий у слуша-ющего, носит вероятностный характер. Тем не менее, он играет существенную роль в процессе межличностного взаимодействия, являясь визит-ной карточкой партнера.

Так, о характере ведущей телеканала «Рос-сия» Марии Ситтель можно судить по ее голо-совым особенностям. Приятный тембр, низкий голос, ровный интонационный рисунок, спокойная манера подачи информации. Многие считают ее эталоном новостной журналистики. Она считает-ся одной из немногих новостных ведущих на оте-чественном телевидении, способных донести ин-формацию таким образом, что её можно не только понять, но и прочувствовать – как профессионалу, так и рядовому обывателю. И все это благодаря не только мимике, жестам и пр., но и пара/экстра-лингвистическим голосовым особенностям. Уро-вень владения голосом достаточно высок: если того требует содержание текста, ведущая исполь-зует паузирование, а по ее фонациям можно рас-познать трагизм подаваемой информации.

Социально-профессиональные особенности речи зависят от тематики программы. По голосо-вым характеристикам телеведущего можно опре-делить, каков характер программы: позитивный или негативный. Обычно журналисты, озвучивая материалы, в центре которых конфликт, говорят намного громче, тщательно проговаривая каждое слово. Трагические материалы подаются иначе – тихим, спокойным низким голосом. Позитивные же, напротив, динамично, ведь положительные новости являются украшением эфира, поэтому нет необходимости их «затягивать». В таких рабо-тах большее внимание уделяется эмоциям, неже-ли фактуре. Например, материал корреспондента ГТРК «Чита» Светланы Андрусовой о празднова-нии Масленицы, который был показан в програм-ме «Вести-Чита» 14 марта 2015 г., наполнен пози-тивными эмоциями. Свидетельство тому – смех, шум, звуки празднования. Журналист и озвучива-ет текст «на улыбке», играя интонацией.

Таким образом, результаты проведенного исследования показали, что голосовые харак-теристики тележурналиста зависят от его тем-перамента, внутреннего мира, национальности, территориальной принадлежности, физиологи-ческих особенностей, чувства эстетики, тематики материалов. По голосу также можно определить состояние здоровья человека, его статус в обще-стве. Паралингвистические характеристики помо-гают выявить половые и возрастные особенности человека. Важно, что по мелодике текста можно судить о характере информации: позитив/нега-тив. Таким образом, эмоционально-эстетические и социально-профессиональные голосовые осо-бенности речи телевизионных журналистов зани-мают значительное место в понимании и интер-претации передаваемых ими сообщений.

Список литературы1. Блинова Э. В. Психологические особенности телевизионного общения. Томск, 2008. 86 с. 2. Бухановский А. О., Кутявин Ю. А., Литвак М. Е. Общая психопатология: пособие для врачей. Ростов н/Д.:

Феникс, 2000. 416 с. 3. Рогов Е. И. Психология общения. М.: Владос, 2007. 334 с.4. Саппак В. Телевидение и мы. Четыре беседы. М.: Аспект Пресс, 2007. 168 с.

177

Лингвистическое краеведение, история и современность вторичных русских говоров

УДК 81-112Марина Андреевна Башурова,



Автохтонные заимствования в составе фразеологизмов регионального варианта русского языка

Вопросы заимствования актуальны в связи с регулярными межкультурными контактами на протя-жении всей истории человечества. В данной статье рассматриваются проблемы семантического освое-ния заимствованных слов из монгольских языков. Анализируются фразеологизмы регионального вари-анта русского языка, которые имеют в своём составе автохтонные заимствования. В работе показано, что заимствования из языков народов края являются одним из признаков варианта русского языка, функционирующего в Забайкалье.

Ключевые слова: межкультурная коммуникация, региональный русский язык, заимствования, монгольский язык, диалектные фразеологизмы, семантическая адаптация

Marina A. Bashurova,Master Student,



Mongolian loanwords as Part of the Phraseology of the Regional Version of the Russian languageThe problems of borrowing are urgent in connection with the constant existence of cross cultural contacts

in the history of humanity. This article deals with the problems of the semantic adaptation of loan words from Mongolian languages. The phraseological units of the regional variant of the Russian language which include the Mongolian language word loans were analyzed in this article. It is shown that loans from the Mongolian language are one of the elements of the version of the Russian language that functions in the Trans-Baikal region.

Keywords: cross-cultural communication, regional Russian language, word loans, Mongolian language, dialectal phraseological units, semantic adaptation

Вопросы заимствования не перестают инте-ресовать учёных. Эти вопросы актуальны в свя-зи с регулярными межкультурными контактами в истории человечества. С момента заселения края, а возможно, и раньше на территории Вос-точной Даурии (ныне Забайкалья) наблюдались постоянные межкультурные контакты во всех областях деятельности человека. Этому способ-ствует геополитическое расположение Забай-кальского края, который граничит с Монголией и Китаем. Активные контакты русского населения с коренными народами, а также с приграничными на протяжении более чем трёх с половиной столе-тий привели к формированию особенной лингво-культурной забайкальской общности.

Межкультурное взаимодействие осуществля-ется при помощи разных видов коммуникации. На территории Забайкалья контакты осуществлялись при прямой, непосредственной коммуникации. Одной из основных причин заимствования новой

лексики является, то, что в процессе межкультур-ного контактирования появляются неизвестные ранее культурные элементы, которые требуют номинации. После вхождения в другой язык заим-ствования адаптируются к новой языковой систе-ме. Это выражается в изменении произношения, написания слова, также изменяются грамматиче-ские свойства слова и нередко изменяется семан-тика слова.

Освоение монгольских заимствований про-ходила по трём направлениям, которые необхо-димы для того, чтобы считать иноязычное слово заимствованным новой лексической системой:

– фонетическое направление – приспосо-бление звукового облика заимствованного слова к фонетическим нормам принимающего языка;

– грамматическое направление – включение слова в грамматическую систему языка;

– семантическое направление – включение семантики слова в систему значений языка.

178


В данной статье рассматривается семанти-ческое освоение – такой процесс, в результате которого понятие, номинированное иноязычным словом, входит в систему понятий заимствующего языка. Семантическое освоение заимствования представляет собой, вероятно, самый сложный этап при вхождении иностранного слова в заим-ствующий язык. Следует отметить, что часто воз-никают ошибки в его понимании и осмыслении носителями языка. На данном этапе часто проис-ходит семантическая трансформация.

Особого внимания заслуживают монгольские заимствования, которые вошли в состав фразео-логизмов регионального варианта русского языка. Данные заимствования влились в повседневный речевой узус и активно используются носителями русского языка. Доказательством этому является то, что эти слова зафиксированы в региональных словарях.

Выборка таких фразеологизмов сделана из словаря «Словаря фразеологических и иных устойчивых сочетаний Забайкальского края» В. А. Пащенко [5]. Приведем и проанализируем ряд примеров:

«Как амбань (душепагубный)» – неподвиж-ный молчаливый. Согласно контексту: «Сидит как амбань душепагубный, телевизорглядит, никого де-лать не хотит/Срет./» [5, c. 10]. Амбань – «монголь-ский губернатор» забайк. Ср. бур. амба(н), монг. амбан – вельможа, маньчж. Амбан [1, с. 86]. Китай-ского сановника; высшего чиновника погранично- го ведомства называли «амбан» (анбан) [4, с. 29].

«Как бурун пузатый» – о человеке с вздув-шимся животом, толстом [5, с. 378]. Бурун «моло-дой бычок; двухгодовалый теленок» ирк., «бычок», сиб., барун «годовалый бычок». Из бур. буруун «телка-двухлетка», буруу «теленок до года; в воз-расте до одного года (о звере)’», ~ п.-монг. buraγu, монг. бяруу «теленок до года» От данного слова образованы бурушок, бурунчик (уменьш.), бурунка «корова-стародойка» [1, с. 145].

«С булдурунана булдурун» – о житейских невзгодах [5, с. 378]. Булдуруны мн. «кочки, по-росшие травой», бульдрушистый «холмистый». Из бур. диал. *булдуру(н) «ухаб, бугор», ~ п.-монг.bulduru «шишка, волдырь; бугор», монг. булдруу «бугор, холм», бур. Болдируу «ухабы, бугры; пры-щи, сыпь»[1, с. 140].

«Из дабы вылезти» – поправить имуще-ственное положение [5, с. 379].Так, даба – это китайская бумажная ткань. «–Тюкъ в полокъ з да-бами. Тюк в волосу з дабами в мѢшке половин-чатом. Даба бухарская мѢрою 10 ар.цѢна рубль» [6, с.155]. Из бур. дабаа (дабуу) «ткань (хлопчато-бумажная)», монг. dabuu(n) , давуун то же. Даба похожа на простой кумач или бохарскую бязь, бу-мажный холст, белый и крашеный, любимый наро-дом, по дешевизне [4, с.109].

«С еланькой (на голове)» – лысый: «Корре-спондент приезжал, записывал всё, как мы в вой-ну жили, бабы одни. Такой вежливый, с еланькой /Красночик./» [5, c. 30]. Елань ж. моск. ряз. тамб. обширная прогалина, луговая или полевая рав-нина; сиб. то же, возвышенная, голая и открытая

равнина; лысина, плешина. Еланка или еланок умалит.Возможно, из тюрк., ср. алт. тел., кюэр., леб. jalan «поле, долина, равнина», др.-тюрк. jalan «голый, нагой», «лишенный растительности» [1, с. 197]. С данным словом функционирует ещё не-сколько фразеологизмов, которые зафиксирова-ны в словаре. «Хлынять по елани сундалой» – бездельничать, слоняться без дела [5, с. 380]. «На кудыкину гору по елани сундалой» – ответ на вопрос «куда?» [5, с. 392].

«В сундулах (ехать)» – верхом на лошади, позади седока. «С пастухом в сундулах на атару ехал. А там с бичом бегал с собакой /Шилк./.» [5, c. 301]. Сундалой, сундала (ехать) «верхом двоим на одной лошади, посадив кого на забедры». Ср. бур. сундала ~ сундула – «садиться верхом вдво-ем (на одну лошадь)» ~ бур.hундалда, п.–монг. sundala – монг.сундла – то же. [1, c. 512]

«Саландай саландаюшко» – беспутный: «Лопаюсь от стыда от позора. Я тя кормлю, а тя-колоттем кормить надо, саландай ты саланда-юшко, да мякиной гречушной одной»/Акш./». Са-ландай – «человек, стаптывающий обувь». Бурят. саландай «неосторожный, неаккуратный, небреж-ный, аляповатый, неуклюжий» [1, с. 479]. В чуваш-ском языке встречается глагол «салан», выражает движение, направленное в разные стороны – пе-ревод зависит от способа передвижения: расхо-диться, разъезжаться, расползаться, разлетаться. В монгольском языке лексема «салан» обознача-ет неопрятного, неаккуратного,неряшливого, не-брежнего человека (саланхʏн ) [4, с. 776].

«Зорголомскакать» – вести себя легко-мысленно. Заргол, жаргол «годовалый изюбрь» забайк., жоргол, зоргол то же забайк. Из бур., тунк. зоргол то же [1, c. 209].

«Гнусить как инга» – хныкать: «Чё гнусишь как инга? Смерть придёт, так от самого Бога»/ Шилк./ [5, c. 112]. Лексема «инга» обозначает самку верблюда. Ср. бур. энги(н) 1) верблюдица 2) лоси-ха [4, с. 178]. В «Монгольско-русском, русско-мон-гольского словаре» Ю. Н. Крючкина зафиксирова-но, что ингэ – это верблюдица [3, с. 169].

«Тулугантулуганом» – несообразительный человек. Тулугун – двулетний ягнёнок, слабый, ма-ленький ребенок. Тулугушка, тулюгушка уменьш. «молодая овца, покрытая раньше положенного срока» забайк. Из бур. төлөг – овца по второму году, монг. төлөг – годовалый ягнёнок [1, с. 562]. С данным словом существует ещё один фразео-логизм – «ходить на тулуганьях» – быть в по-стоянных конфликтах.

«Тулуганьяпинать» – бездельничать. Тулу-ган – «таган, треножник» прибайк. Из бур. тулга «подпорка, упор, столб, колонна; ножка тагана, треножник для котла», ср. дагурское т'оалаг' столб’, монг. тулга(н) «таган, подпорка», п.-монг.tu1ʏа(n) «таган, тренога, распорка».

«Гужирное, кужирное мыло» – моющее сред-ство, приготовленное кустарным способом. «Мыло готовили из отходов из мясных. Кужирно мыло было, кужир добавляли, это сода с озёр солёных» [5, с. 394]. Хужир, гужир – «соли натрия, кристал-лизующиеся на траве, почве солонцов» [1, с. 626].

179


«Болтать шару кому-либо» – морочить го-лову. Шара «выварки кирпичного чая» сиб., шара «выварки чая, спитой чай», «плавающий прибреж-ный мусор» прибайк, шара «чайная гуща» забайк. Из бур. шаара «чаинки, подонки, остатки» – монг. шаар, п.-монг. siʏaru, «спитой чай».

Таким образом, в статье рассмотрены заим-ствования, которые прошли этап семантического

освоения и вошли в состав фразеологизмов при-нимающего языка. Этап освоения заимствованных слов является центральным этапом в их адаптации. Заимствования, которые вошли в принимающий язык «живут собственной жизнью», независимой от языка-источника. Они могут семантически транс-формироваться, в результате чего, получают другое значение, отличное от значения исконного слова.

Список литературы1. Аникин А. Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: заимствования из уральских, алтайских

и палеоазиатских языков. М.; Новосибирск: Наука, 2000. 768 с.2. Крысин Л. П. Иноязычные слова в современном русском языке. М.: Наука, 1968. 208 с.3. Крючкин Ю. Н. Монгольско-русский, русско-монгольский словарь. Улан-Батор, 2012.4. Майоров А. П. Словарь русского языка XVIII века. Восточная Сибирь. Забайкалье. М.: Азбуковник, 2011. 584 с.5. Пащенко В. А. Словарь фразеологизмов и иных устойчивых сочетаний Забайкальского края / под науч. ред.

Т. Ю. Игнатович. 3-е изд., испр. и доп. Чита: ЗабГУ, 2016. 432 с.6. Христосенко Г. А., Любимова Л. М. Исторический словарь Восточного Забайкалья (по материалам нерчинских

деловых документов XVII–XVIII вв.) / авт.-сост. Г. А. Христосенко, Л. М. Любимова. Чита: ЗабГПУ, 2003.

УДК 81’25= 030(571.55)Юлия Викторовна Биктимирова,кандидат филологических наук, доцент,



Переводные документы из корпуса памятников письменности Восточного Забайкалья XVII–XVIII веков

В статье исследуется лингвистическая содержательность переводных писем XVII века из фон-да «Сибирский приказ» Российского государственного архива древних актов, записанных кирилличе-ской скорописью и представляющих собой вольный перевод послания китайского императора «белому царю» с латинского на русский язык.

Ключевые слова: памятники письменности, язык переводной литературы, скоропись, варианты грамматических форм, жанры приказного делопроизводства

Julia V. Biktimirova,Candidate of Philology, Associate Professor,



Translated Documents from the Case of Monuments of Writing of east Transbaikalia of the XVII–XVIII centuries

In article linguistic pithiness of translated letters of the XVII century from “Sibirskiy prikaz” of the Russian state archive of the Ancient acts which are written down by a Cyrillic cursive writing and representing a free translation of the message of the Chinese emperor to “Belyy czar” from Latin into Russian is investigated.

Keywords: monuments to writing, language of translated literature, cursive writing, options of grammatical forms, genres of man dative office-work

Вопрос о том, в какой степени древнерусские и старорусские переводные памятники интересны с точки зрения лингвистического источниковеде-ния не раз поднимался лингвистами [1; 4; 5; 6]. Учеными в основном исследуются переводные произведения, созданные в Европе или странах Ближнего Востока: исследователей интересуют орфографические способы передачи в перевод-ных текстах иноязычных названий, особенности построений синтаксических конструкций и пр. На фоне этих исследований привлечение в научный оборот переводных произведений отдаленных государств, а именно, древних государств Даль-

невосточного региона практически не ведется. Между тем изучение переводных документов мог-ли бы восполнить недостающие факты истории освоения Сибири и Дальнего Востока, а также за-полнить лакуны относительно развития русского национального языка на периферии Московского государства. В этом плане неизученными с точки зрения лингвистического источниковедения оста-ются переводные документы дипломатической пе-реписки китайского императора с русским царем.

Наше исследование посвящено нескольким письмам «китайского письма», переведенным с латинского языка, которые свидетельствуют

180


о первых русско-китайских контактах. Эти доку-менты с точки зрения лингвистической содержа-тельности значительно отличаются от докумен-тов делопроизводства Нерчинского воеводства, входящих в корпус памятников Восточного За-байкалья XVII–XVIII вв. Основная часть докумен-тов делопроизводства Нерчинского воеводства и острогов Восточного Забайкалья представляет собой комплекс скорописных разножанровых па-мятников финансового, хозяйственного, админи-стративного характера, содержащих справочные материалы, различные списки людей и товаров, отражающие различные стороны жизни перво-проходцев и первопоселенцев Восточного Забай-калья. Рукописные памятники деловой письмен-ности Восточного Забайкалья включают в себя деловую переписку Московского и Сибирского приказов с Нерчинской воеводской канцелярией, а также переписку последней с подчиняющимися острогами. Если в европейской части Московского государства контакты с различными государства-ми были делом обычным, то на востоке государ-ства, каждое письмо от государств-соседей вызы-вало недоумение, а за неимением переводчиков обычно не имело результата.

По мнению историков, вопрос о том, когда началась официальная переписка между русским и китайским правительствами остается пока не выясненным. В источниковедении упоминается несколько грамот XVII века китайских богдыханов к московским царям. Эти грамоты, или так назы-ваемые «листы», за исключением двух маньч-журских подлинников от 1686 года, сохранились только в русских переводах. Имеются некоторые грамоты XVII века на латинском языке в пере-водах католических миссионеров с китайского и маньчжурского языков. Известный всем Нерчин-ский договор имел значительно различающиеся по содержанию копии-варианты на трех языках– маньчжурском, русском, латинском (последний выступал в качестве языка-посредника).

В настоящем исследовании впервые при-влекаются научный оборот переводные доку-менты подобного характера – несколько ориги-нальных скорописных текстов делопроизводства Нерчинского воеводства из фонда «Сибирский приказ», хранящиеся Российском государствен-ном архиве Древних актов [11]. Эти письма вхо-дят в корпус памятников Восточного Забайкалья XVII–XVIII вв. и являются важным источником для изучения культуры, истории, этнографии, геогра-фии Забайкалья. Наш научный интерес сводится к определению лингвистической содержательно-сти переводных писем. В нескольких «листах», проходящих под одним названием – «Список с переводу латинского письма» содержится пе-ресказ писцами четырех писем императора Кан-си «Белому царю». В документах говорится о не-мирном соседстве «русов», «которые в рубежи нш̃и вступили обиды jUбытки чиня жены идhти ихвмhн, Похищахh всеконечно, смUщения jкрамо-лу возбуждати непристали»; бесплодных посылках своих грамот в Москву через русских пленников, которые письма уносили, а вести не приносили;

возвращении «народовъ которые нарUс бежахъ живUть нехчешь ихъ впелен возвратити» [11]; по-граничных делах на Амуре и относительно своих желаний по этому предмету – «имhсто яччя имя-нованное рUбежъ положа меж тhх рUбhжеи» [11].

В основе документов исторические собы-тия, связанные с освоением Забайкалья и Аму-ра. Усиление позиций России на приграничных территориях вызывало все большую обеспокоен-ность у Китая. С 1669 года император Канси на-чал постепенное усиление крепостями северной границы Маньчжурии. Россия, понимая слабость форпостов на Дальнем Востоке, старалась раз-решать проблемы взаимоотношений с Китаем посредством налаживания торговых и диплома-тических связей, которые в целом были безуспеш-ны. Маньчжурская империя ориентировалась на «выдавливание» русских из Приамурья, активные захваты территорий в бассейне Амура и приведе-ние в свое подданство местных народов. «Неза-конные» остроги, такие как Нерчинск и Албазин, были постоянной угрозой для Китая. Написание «листов» Белому царю и воеводам Селенгинска, Нерчинска, Якутска, Албазина, по мнению истори-ков, являлось отвлекающим от готовящегося на-падения на русские остроги маневром [9].

Степень достоверности источников под-тверждается пространственно-временными ха-рактеристиками: четыре документа находятся в склейке «столпов», отправленных в Сибирский приказ Нерчинским воеводой с общим наимено-ванием «столпа», датировкой 7194 (1686) г., ука-занием царствующих особ – царствование Иоан-на Алексеевича и Петра Алексеевича.

Графика рукописных переводных докумен-тов соответствует палеографическому описанию, произведенному исследователем памятников Нерчинского воеводства XVII–XVIII вв. Г. А. Хри-стосенко [12].

Документы изначально входили в массив до-кументов одного периода склеенных в «столп», который позднее при архивной обработке был разделен на листы. Листы документов в основ-ном содержат текст с одной стороны. Документы написаны скорописью, прописные буквы в доку-ментах представлены бессистемно (в качестве прописных выступают буквы Г, П, Т, F). Имена собственные в основном начинаются со строч-ных букв. Знаки препинания расположены бесси-стемно, предлоги и зависимые слова написаны слитно. В текстах употребляются отмененные в дальнейшем реформой Петра I буквы W, K, S. Встречаются дублеты Ç и S, Ô и F, O и W, Å и h, Ó, U и Q, I и È. В скорописи исследуемых па-мятников используются как строчные, так и над-строчные буквы, вынесенные под титла сакраль-ные слова и традиционные часто употребляемые в документах слова (jвш̃ъ Uбо Гдсрь) Принцип сакральности слов под титлом, заложенный не-когда древнерусскими писцами, не соблюдается: кнзь (русский) кв̃шемU црс̃кому величеству – jпод-

данных нщ̃их неразоряли [11], В исследуемых до-кументах используется буквенная цифирь – на •л̃д• строкахъ [11].

181


Исследователи региональных памятников делопроизводства рассматривают деловой язык XVII–XVIII вв. как определенный тип речи, для ко-торого характерна кодификация на разных уров-нях языка [2]. Известный лингвист Л. М. Городи-лова называет жанр документа «высшей формой организации этого типа речи», так как именно он «демонстрирует процесс закрепления в деловой письменности специфических языковых средств» [2, с. 66]. Жанр перевода «листов» обозначен как «список с переводу латинского письма». Прибли-зительный перевод-пересказ писем китайского императора и его подчиненных с китайского на латинский, с латинского на русский имеет ряд жанровых особенностей, характерных для по-сольских документов.

Жанром во многом определяется лексика документа. Лексика характеризуется нескольким лексическим пластами, которые присущи перево-дным памятникам дипломатического характера: общественная, политическая, юридическая, ди-пломатическая, военная.

В исследуемых памятниках обширен мате-риал ономастического характера: указываются имена представителей власти, географические названия. Значительное количество собственных имен (ГантимUр’ка), географических названий (ко-торые были во хенгбh jвтаких jных мhстех), пред-метов обихода в различных графических и фо-нетических вариантах дает представление об адаптации иноязычных слов как из европейских языков (императiр), так и из китайского (началник кUн пUнгъ хенъ, Императора камхи) в русском языке и нормах произношения на русском языке и языке переводимого текста. Например, «мhсто оноё имянованное ягучя» представлено в вариан-тах ячч¤è, яччя, ячи-чя.

Анализ графико-орфографических особенно-стей показал, что писец использует графические средства во множестве вариантов. Закрепление той или иной графемы, входящей в дублетную оп-позицию, происходит непоследовательно, так как различный набор графических средств, обозна-чающих одинаковые звуки, встречается в одной и той же позиции в слове (королhвства – королев-ства).

Исследуемые документы отражают в написа-нии с одной стороны облик живой народно-раз-говорной речи XVII в. (чюжu не хочютъ, чюжую, сылы, жалая, естли, императир), с другой наме-ренную и парой надуманную архаизацию отража-ющуюся написании слов, возможно, для создания эффекта текста высокого стиля (хощU, пелен, древле, будучие).

Вопрос вызывают многочисленные заим-ствования, из других языков, фиксируемых в рус-ских деловых литературных памятниках начиная середины XVII в. – шеренги, королевство, импе-ратор, царское величество и др. Эти слова не фиксировались автором статьи в корпусе памят-ников Восточного Забайкалья XVII в. Также эти слова не нашли своего отражения и в «Словаре русского языка XVIII Восточная Сибирь. Забайка-лье» [8]. Тройной перевод текста позволяет про-

никновению не только западных элементов, но и восточных – так, русский царь именуется тан-ханом, что можно перевести с монгольского как великий князь и пр.

Грамматические особенности исследуемых памятников характеризуются конкуренцией цер-ковнославянских форм и живых народно-разго-ворных.

Для существительных характерна неста-бильность категории одушевленности / неоду-шевленности – колебания испытывают названия животных: «… jчто нан̃ше величество напромыс-

лах в лесах соболи бобры выдры лоси олени рыбU ииные всякие звhри Подданные мои ловят…». Нестабильность этой категории подтверждают столкновения вариантных форм в пределах одно-го документа «…sаГраницU для промыслU собо-ли… – «…и всяких звере' ловит…» [11].

Отмечается вариативность флексий в падеж-ных формах, что является следствием перестрой-ки древней многотипной системы склонения, при этом писцом намеренно сохраняются архаичные формы – из приказу, своим людем, в городы, в го-родехъ, в печатехъ, водою, в прошлых годехъ, В’дрUгомъ листU, и ясакU неотнимать [11].

Анализ словоизменения прилагательных и местоимений разных разрядов в памятниках также выявляет процесс намеренной архаизации в этикетных формулах, превалируют архаичные полные формы прилагательных с церковносла-вянскими флексиями: формы именительного и ви-нительного падежей единственного числа муж-ского рода с флексией -ый, родительного падежа единственного числа мужского рода с флексией -аго (-яго) (кра’няго совhт совhтникъ, для сего самаго дhла), именительного и винительного па-дежей множественного числа с флексией -ыя : «…оныя которые крUгъ рубежа живяху…» [11].

Наблюдается употребление полных и кратких прилагательных: «в благополучном пребываниi мсца доброго» – «иsемлю внUтренU разорявще».

Используются архаичные формы числитель-ных – шти, характерных для памятников пись-менности севернорусской локализации и соответ-ственно забайкальской.

Форма инфинитива на -ти, встречается в деловых текстах до XVIII, но как маркер про-изведений «высоких» жанров, либо как диалект-ное явление свойственное северным говорам. В. М. Живов считает формы на -ти диалектной чертой, что отличает этот текст от московского об-разцового языка документов [3, с. 132]. В исследу-емых текстах встречаются следующие примеры: «… смUщения jкрамолу возбуждати непристали ату великую силу воинскUю воеже Покорити jUби-вати ихъ хотя посылати … И блг̃полUчно житии…». Новые формы также частотны: «…люде’ Послать и такихъ вш̃ех рUских люде’ своеволников исамо-чинов и разsорителе› смирить … небрать инегра-бить и ясакU неотнимать…» [11].

По мнению ученых, во второй половине XVII в. уже не приходится говорить о системе про-шедших времен. Между тем в исследуемых доку-ментах глагольные формы прошедшего времени

182


на -л конкурируют с архаичными формами, хотя употребление последних можно рассматривать как традиционные. Так, Е. Н. Прокопович, ана-лизируя язык протопопа Аввакума, говорит, что встречаемые формы аориста и имперфекта не являются живыми образованиями, а употребля-лись по традиции. Исследователь отмечает, что «формы аориста и имперфекта употребляются в одном временном плане с формами прошед-шего времени на -л» [10, с. 219–220]. Подобное смешение форм в одном контексте встречается в «листах».

Как полагают исследователи языка, импер-фект в разговорной речи перестает употреблять-ся раньше других форм и к XII–XIII вв. эти формы перестают быть живыми. Однако по традиции в книжном типе литературного языка формы им-перфекта можно найти и в памятниках старорус-ского периода, т. е. XIV–XV вв. [13, с. 257]. В доку-ментах Посольского приказа формы имперфекта встречаются до XVII в. Имперфект по своему зна-чению являлся простым прошедшим временем, обозначавшим повторяющееся или мыслимое как неограниченное во времени глагольное действие, полностью отнесенное к прошлому. Переводится имперфект формой прошедшего времени глагола несовершенного вида. Приведем пример подоб-ного употребления: «… рUси вш̃и меж королев-

ства своегw рубежи сдержахуся ниж рубежи нш̃и безразсудно смhло вступали j никоторог Uбытка причиняху народя, оныя которые крUгъ рубежа живяху в тихом миру Пребываху Потому бо Ког- да в рубежи нш̃и вступили обиды jUбытки чиня жены идhти ихвплhн, ПохищахU...» [11]. Старая форма имперфекта 3 лица мн. ч. встретилась в исследуемых документах четырежды, новая форма глагола прошедшего времени на -л – бо-лее 30 раз, что подтверждает версию ученых, о возможном обращении писцов к старым фор-мам в силу рукописной выучки или стилисти-ческого замысла. При этом имперфект в пред-ставленном отрывке уместен – употребляется как действие в прошлом в развитии без ограни-чений во времени при описании некогда «тихого мирного жития» двух государств. Когда же речь идет об единоразовых действиях в ближайшем прошлом – автор использует форму прошедшего времени на –л. Например, «дUша моя неповолила воинскую силу воеже Покорити jубиватi их послать Токмо началников воинов нhсколко Послал кото- рые вшим рUсом пUть задержали j вхождение воз-бранили атhхъ рUсов которые были во хенгбhjвта-ких jных мhстех которые уже ипокорил был неу-бивал накормить Повелhл» [11]. В этом отрывке интересен пример ипокорил был неубивал – новая форма плюсквамперфекта, образованная посред-ствам сочетания перфекта вспомогательного гла-гола и причастия на -л, является ярким примером живой разговорнной речи и в современных гово-рах Забайкалья [7].

Аорист употреблялся в славянских языках для обозначения мгновенного действия в про-шлом. В исследуемых документах встречаются формы ед. ч.: «…Когда убо видhхъ что в̃ши рU-

ски от перестания возбуждения кралол некоторо› образ всебh ПоказUютъ …» и мн. ч.: «… ради рU-совъ в̃шихъ которые бяше во хенгъ…» [11]. Ав-тор применяет форму аориста для обозначения единого нерасчлененного действия в прошлом, предшествующие другому, поэтому говорить, как и в случае с формами имперфекта, о случайном употреблении не следует. Употребление аориста и имперфекта в старом значении в исследуемых документах говорит о хорошей выучки писца, стремлении создать им текст высокого стиля: в каких-то частях документа это ему удавалось, но под влиянием живой разговорной речи новые формы преобладают.

Встречаются новые формы повелительного наклонения: «…тhмъ народомъ ясакъ вsят Пове-ли ирUбhжи наши UстUпаши невели…». В фор-мах сослагательного наклонения старых слож-ных форм не сохранилось – общая неспрягаемая форма бы зафиксирована в исследуемых доку-ментах: «…приказали бы…»; «…Покорили бы неходили бы…»; «…Недоволствовались бы … но доволствовались бы своими улUсами»; «… и жить бы снами…».

В исследуемых документах в функции ска-зуемых выступают причастия. Встречаются церковнославянские полные и краткие формы на -ущ (-ющ): «…ибои отставити желаещU …»; «…послалъ итh два члв̃ка которые Пошли не-отпUщены наsад иониде листы сотповедю посла-ны…»; «… что вш̃и рUси болшим числом вземлю мою внутреннющую вступающе силою все Похи-щающе крамолы великие возбуждающе бегле- цов нш̃их часто ксебh Принимающе…»; Прича-стия прошедшего времени, образованных от суф-фиксов -ъш и -въш: «… Повели ирUбhжи наши UстUпаши невели…» «…Противлявшиiся стоять сие саме дhло хощh тебh такъже явит‚и сего ради рUсом тhмъ которых покорил…»; «… j которо' Город он Поставши было в Пепел обрат…»; «… иsемлю внUтренU разорявще…» [11]. В предло-жении краткие причастия выступают в качестве именной части сказуемого (при этом глагол мог присутствовать или без сопровождения связки есмь), что является чертой синтаксиса древнерус-ского языка [13, с. 304].

В исследуемых памятниках наиболее частот-ные формы – формы деепричастий. По мнению большинства исследователей становления де-епричастия завершается к концу XVII – началу XVIII вв. К числу примет, безусловно свидетель-ствующих о начавшихся изменениях кратких причастных форм, все авторы относят наруше-ния в согласовании между причастием и суще-ствительным. При этом речь, как правило, идет о форме именительного падежа, а нарушения касаются рода и числа. Фиксируется свободное употребление форм деепричастий со значением прошедшего времени: «…ихъ хотя посылати…», «…листы Подлинные врUча¤ нарочно Послал…», «ГосUдарь нш̃ъ император начлникъ jвоинов опUст¤ и пUть вамъ sадерживая итого ради рU-совъ и мы нетерп¤ таких великихъ обид иналогъ иразорени¤ воинских своим людем…»; «…рубежи

183


нш̃и вступили обиды jUбытки чиня дабы мhсто оноё имянованное ягучя Покорили бы и хотя сия де сице есть аз когда всег миря вс¤ и особли-ва¤королhвства тихимъ миромъ…»; «… листы Подлинные врUча¤ нарочно Послал…» [11].

В синтаксисе исследуемых памятников фик- сируется система подчинительных связей в слож-ных предложениях (абзацах) без устранения эле-ментов сочинения: «…В’дрUгомъ листU в’нер’чин-ско’ острог написано Естли квамъ от вш̃его бhлого ц̃ря Указ чтоб вы пиказные люди своеволных рUских люде’ вн̃шu землю sаГраницU для промыслU со-боли <…> и всяких звере' ловить от себя несы-лали и н̃ших подданных ясашных люде’ неграбили и нераsоряли и то все дhлаешь собою ли или по велhнию Гдсря своего иметь бы отнн̃е впред вн̃шU sемлю воду ивлеса для промыслU и для раsоре-ния неhздили инших подданных заГраницею нш̃ею нераsоряли и не Грабили и лесовъ нш̃их непUсто-шили но промышляли бы sвере' всвое' земле…» [11]. Этот прием нанизывания одного предложе-ния на другое встречается и в «Житии протопопа Аввакума» [13, с. 336].

Как видим, исследуемые переводные «листы с латинского письма» являются интересным линг-вистическим источником с точки зрения отражен-ных в них языковых явлений словарного состава,

фонетической и грамматической систем перио-да формирования языка русской нации. Анализ языка памятников показал последовательность в намеренной архаизации путем употребления церковнославянских слов и форм писцами, что, вероятно, являлось маркером дипломатических документов. Между тем живые формы и про-износительные варианты, отраженные в языке памятников, могут свидетельствовать о том, что переводчик диктовал текст писцу, переводя устно с латинского языка. Тексты «листов» отразили эти две, казалось бы, взаимоисключающие тенден-ции – намеренная архаизация и тонная передача живой звучащей речи, что, конечно, оправдывает-ся как жанром документов, так и отнесенностью к языку переводной литературы.

Вопрос об авторе писем «перевода с латин-ского» остается открытым, намеренно архаичные книжные формы, лексика, незнакомая писцам Нерчинского воеводства, труднообъяснимые фо-нетические явления, отраженные в орфографии – все это наводит на мысль, что автором перевода на русский язык латинских писем мог быть иезуит, славянского происхождения, находивший на служ-бе китайского императора или же плененный рус-ский, долгое время проживающий на территории Цинского государства в чуждой языковой среде.

Список литературы1. Баранкова Г. С. Анатомические термины в русских списках переводных памятников // Источники по истории

русского языка XI–XVII вв. М., 1991. С. 79–90.2. Городилова Л. М. Деловая письменность Приенисейской Сибири в XVII в. и региональная историческая лек-

сикография: дис. … д-ра филол. наук: 10.02.01. Хабаровск, 2004. 503 с.3. Живов В. М. Очерки исторической морфологии русского языка XVII–XVIII веков. М.: Языки славянской куль-

туры, 2004. 655 с.4. Демьянов В. Г. Отражение языка оригинала в иноязычных словах перевода (по материалам вестей-куран-

тов) // Источники по истории русского языка XI–XVII вв. М., 1991. С. 99–109.5. Демьянов В. Г. К формированию представления о зарубежной топономастике у переводчиков посольского

приказа в XVII в. // Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики: тез. докл. и сообщений науч. конф. (г. Екатеринбург, 1214 мая 1995 г.). Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1995. 160 с. С. 42–43.

6. Дубровина В. Ф. О синтаксических явлениях в переводных текстах // Источники по истории русского языка XI–XVII вв. М., 1991. С. 14–50.

7. Игнатович Т. Ю. Современное состояние русских говоров севернорусского происхождения на территории Восточного Забайкалья: фонетические особенности. Чита: ЗабГГПУ, 2011. 230 с.

8. Майоров А. П. Словарь русского языка XVIII века: Восточная Сибирь, Забайкалье. М.: Азбуковник, 2011. 584 с.9. Попов И. М. Россия и Китай: 300 лет на грани войны [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://litresp.ru/

chitat/ru/popov-igorj-mihajlovich/rossiya-i-kitaj-300-let-na-grani-vojni/4 (дата обращения: 20.04.2017).10. Прокопович Е. Н. Из наблюдения над развитием форм прошедшего времени в русском языке // Проблемы

истории и диалектологии славянских языков. М.: Наука, 1971. 342 с.11. РГАДА. 1685–1686 гг. Ф. 214. Стб. 973. Л. 93–96, 193–194. 12. Христосенко Г. А. Палеографический альбом (учеб. сборник снимков с рукописей нерчинских документов

делового письма конца XVII – первой половины XVIII вв.) / под ред. Н. А. Цомакион. Чита, 1973. 112 с.13. Черных П. Я. Историческая грамматика русского языка: краткий очерк: пособие для пед. вузов. М.: Просве-

щение, 1962. 376 с.

184


УДК 81’282.2(571.55)Ксения Владимировна Вихрова,



Морфологические особенности в речи жителей села Аргунск Нерчинско-Заводского района Забайкальского края

В данной статье рассматриваются морфологические особенности речи жителей села Аргунск Нерчинско-Заводского района, которые характеризуются сохранением ряда диалектных черт. На ос-новании анализа выявленных диалектных морфологических особенностей в речи жителей исследу-емой территории, а также привлечения результатов исследований диалектов других регионов России устанавливается, что в речи жителей села Аргунск присутствуют диалектные черты севернорусского происхождения.

Ключевые слова: забайкальские диалекты, морфологические особенности, севернорусское про-исхождение, говоры вторичного образования

Kseniy V. Vihrova,Master Student,



Morphological Features in the Speech of Residents of the Village Argunsk, Nerchinsko-Zavodsky District of Transbaikal Territory

This article describes the morphological features of the speech of the inhabitants of the village Argunsk, Nerchinsko-Zavodsky district, which are characterized by the persistence of a number of dialect features. Based on the analysis identified morphological dialectal features in the speech of residents of the study area, and attracting research results of the dialects of other regions of Russia it is established that in the residents’ speech of the village Argunsk dialectal features of the Northern Russian origin are presented.

Keywords: Transbaikal dialects, morphological features, Northern Russian origin, the dialects of secondary education

Языковое пространство Нерчинско-Завод-ского района в современной науке остается ма-лоизученным и представляет особый интерес для исследования. Недостаточно исследована мор-фология регионального варианта русского нацио-нального языка на этой территории. В результате сбора и анализа языкового материала на терри-тории села Аргунск Нерчинско-Заводского района можно выявить ряд морфологических особенно-стей.

В речи жителей исследуемой местности на-блюдаются немногочисленные колебания в роде, которые проявляются в сближении существитель-ных среднего рода с женским, что проявляется морфологически – в появлении новых падежных форм женского типа склонения у некоторых суще-ствительных среднего рода (жил всю лету, посе-ять просу, купить маслу, взять мылу и др.).

Особое проявление категории числа суще-ствительных в речи жителей связано с суще-ствительными singularia tantum и pluralia tantum. Отвлеченные существительные в литературном языке, употребляясь в прямом значении, имеют форму только одного числа, чаще единственного (счастье, веселье, грусть и т. п.). У респондентов же подобные существительные характеризуются меньшей абстрактностью значения, что позволя-ет им иметь формы множественного числа, изме-няться по числам: жары наступили, какие тут веселья, культурам обучены, какие тут уче-

нья. Вещественные существительные, имеющие форму единственного числа, часто приобретают форму множественного числа. Эта особенность относится в основном к существительным, назы-вающим злаки, овощи, ягоды, различные сель-скохозяйственные культуры: горохи собирали, хо-рошие овсы, картошки варили. Данное явление также широко представлено в русских говорах Приамурья [7, с. 543].

Категория собирательности представлена собирательными существительными с разными суффиксами: -щин- (деревенщина), -ёж- (моло-дежь), -в- (детва), -н- (родня), -няк- (молодняк), -ник- (березник), -j- (кол’jo) и др. Наблюдается и употребление суффикса -j-, ставшего непро-дуктивным в современном русском языке (кольё, тряпьё, волосьё, дырьё, бараньё, голодьё). Про-сматривается некоторая семантическая мотиви-рованность в употреблении форм с основой на -j-: предпочтение форме отдается, когда речь идет о данных предметах вообще или о некоторой их совокупности [3, с. 183]. Также наблюдается упо-требление существительных единственного чис-ла с обобщенно-собирательным значением: все поле кустом поросло, мошка одолела, вся река камышом заросла.

В литературном языке к первому склонению относятся существительные мужского и женского рода с окончаниями -а (-я) в Им. п. ед. ч. В диалек-те жителей села Аргунск первое склонение попол-

185


няется за счет существительных, которые в лите-ратурном языке относятся к третьему склонению: жизня, болезня, свекра. Второй тип склонения существительных пополняется за счет слов, кото-рые в литературном языке относятся к разноскло-няемым: путь, имя, темя и др. Прослеживается наращение -ен- во всех падежах. В результате этого возникают новые формы Им. п. на -ень (пла-мень, вымень, темень) или -ено (стремено, бре-мено). У несклоняемых существительных с конеч-ным гласным появляется способность изменяться по падежам: из кина, без пальта, пришли из сель-па, с радиом, без жалюзей, с кофем и т. п.

Прослеживается, что существительные на -ло, -ко или -ла, -ка, слова с суффиксами субъ-ективной оценки (-енк-/-онк-, -ушк-/-юшк-, -ышк-/-ишк-, -оньк-/-еньк-) в Им. п. имеют окончание -а и склоняются по I типу (Данила, сынишка, домиш-ка, супишка и др.). У существительных мужского рода в Р. п. ед. ч., как и в литературном языке, тоже отмечаются окончания -а и -у: снега, дома и снегу, дому, с устатку – с устатка, кипятка – кипятку, табака – табаку. В П. п. у слов муж-ского рода наряду с окончанием -е продуктивным является окончание -у: в доме – в дому, в суде – в суду, в столе – в столу, в камыше – в камышу. В русских говорах флексия -у в П. п. существи-тельных м. р. 1 скл. имеет широкое повсеместное распространение. В севернорусских, сибирских говорах, в том числе и говорах Восточного Забай-калья, с окончанием -у употребляются только нео-душевленные существительные [2, с. 312].

В речи жителей активно употребляются фор-мы Им. п. мн. с флексией -ы/-и в случаях, когда слово м. р., в котором в литературном языке дан-ное окончание совершенно вышло из употребле-ния или даже никогда не употреблялось: волосы, учители, поясы, стоги, паспорты, кормы, коро-бы, штабели; в словах ср. р.: ведры, яйцы, озеры, окны, ухи, войски, стеклы, коромыслы, сверлы.

В р. п. мн. ч. окончание -ов/-ев распростра-нено значительно шире, чем в литературном язы-ке. Данная флексия употребляется прежде всего у существительных м. р., которые в литературном языке в Р. п. мн. ч. имеют нулевое окончание: са-погов, помидоров, погонов, ботинков, валенков; у существительных ср. р.: окнов, местов, поло-тенцев, жильев; ж. р.: лавков, вербов, машинов. При конкуренции окончания -ов с нулевым окон-чанием, употребление окончания -ов остается достаточно устойчивым диалектным различием. Оно сохраняется, несмотря на то, что в совре-менном русском языке в последние десятилетия наблюдается рост употребительности нулевой флексии в формах Р. п. мн. ч.

В формах прилагательных Им. п. ед. ч. м. р. в литературном языке под ударением отмеча-ется окончание -ой и в безударной позиции -ый, -ий. В речи жителей преклонного возраста окон-чание -ой не ограничено ни местом ударения, ни качеством последнего согласного основы: дерзкой человек, сладкой чай, гладкой стол. Такие формы являются диалектной особенно-стью севернорусского происхождения, встреча-

ются в восточных среднерусских окающих гово-рах Владимирско-Поволжской группы [1, с. 176]. Т. Ю. Игнатович отмечает вариантность флексий отдельных падежных форм имен прилагательных в забайкальских говорах севернорусского проис-хождения [2, с. 312].

Исключительно в речи жителей преклонного возраста встречаются унифицированные формы прилагательных П. п. ед.ч. м. и ср. р. по форме Тв. п. с окончанием -ым, -им (в холодным броду, на бурым лежаке, в прошлым сезоне).

Вариантным в речи жителей села Аргунск яв-ляется окончание прилагательных в форме Им. п. мн. ч.: [ыйэ], [ыйа], [ыйи] (сильные, скупыя, боль-шийи). Можно предположить, что данные вариан-ты отражают литературное произношение окон-чания в этой форме [ыъиэ], [иэиэ] [5, с. 288].

В речи респондентов представлены все раз-ряды местоимений, известные литературному языку, некоторые различия наблюдаются в со-ставе и значении местоимений. Прослеживает-ся противопоставление окончаний в Р., В. пп. -а: меня, тебя, себя и т. п. и в Д., Пр. п. − -е (-е)/ -и: мне, мни, теби, себе, себи и др. Личные местои-мения 3-го лица он, она, оно, они изменяются по падежам и числам, в ед. ч. имеют родовые фор-мы. Местоимение 2 лица ед. ч. и возвратное ме-стоимение вариантно употребляются с основами тоб-, соб- (у тобя, к тоби, про тобе, о собе и т. п.). Большое число вариантов имеет местои-мение она в форме Р.-В. пп.: ее, ея, ё, ею, ей, ёй, ёну. Например: встретил ёй, отправил ё, нашел ёну и т. п. В последнем примере прослеживается контаминация форм она + её, окончание -у, ха-рактерное для форм В. п существительных ж. р. (маму, сестру) и указательного местоимения ту. Крайне редко используются архаичные краткие формы местоимений мя, тя, ме, те, се (ты мя позовешь, я тя видел).

Наблюдается активное употребление в речи жителей всех возрастных групп вопросительного местоимения кто в форме Р. п и В. п. ково вме-сто форм чево, что, например: каво делаш-то? каво говорить-то? каво ноиш-то? каво ему надо было? каво делать надо? Данная диалектная особенность наблюдается в севернорусских гово-рах [4, с. 302], имеет общесибирское распростра-нение [6, с. 427].

Форма ково также представлена в варианте коо, например: коо бродишь?, коо смотреть-то? и др. Данный вариант употребителен в сибирских говорах, унаследовавших его из материнских се-вернорусских диалектов. В ряде говоров Север-ного наречия, в таких как говоры Вологодской группы или Белозерско-Бежецкие межзональные говоры, он является маркирующей диалектной чертой [1, с. 176]. Т.Ю. Игнатович отмечает, что подобные формы вопросительных местоимений имеют активное и повсеместное распространение в восточнозабайкальских говорах сернорусского происхождения [2, с. 312].

Для указания на близкий предмет употре-бляются местоимения тот, этот и составные ну-тот, тот вот. Существуют варианты место-

186


имений энтот, эвтот, ёвонтот, тоташний. Своеобразие речи жителей проявляется в обра-зовании притяжательных местоимений 3-го лица: егов, егова, егово, евон, евова, евово. Более сложную форму имеют местоимения еёшный, ейный, евонный, моёвый, нашенский, вашенский, образованные по словообразовательным моде-лям прилагательных, с системой окончаний этого продуктивного грамматического класса.

Прослеживается отсутствие чередования согласных в глагольных основах инфинитива настоящего (или будущего простого) времени: могу − могёшь, пеку – пекёшь, секу – секёшь и т. п. Подобные формы встречаются в говорах Северного наречия (архангельских, вологодских, кировских, пермских), хотя и более характерны для говоров Южного наречия [4, с. 302]. Т. Ю. Иг-натович отмечает, что подобные формы в забай-кальских говорах употребляются повсеместно и в речи деревенских жителей всех возрастных групп, преобладая над общерусской парадигмой глаго-лов данной группы. Это явление носит устойчи-вый характер [2, с. 153].

В морфологии глагола, наряду с литера-турной формой, отмечаем употребление ана-литической формы прошедшего времени на -л и формы прошедшего времени вспомогатель-ного глагола быть, например: зимой приехала была, ездила была в Читу-то и др., которую можно считать рефлексом сложного прошедше-го времени плюсквамперфекта. Данная форма встречается в новгородских, вологодских и ар-хангельских говорах Северного наречия. Данная форма встречается в новгородских, вологодских и архангельских говорах Северного наречия [5, с. 288].

Встречается употребление возвратных гла-голов с возвратным постфиксом в различных ва-риантах, в том числе отличных от литературных -ся и-сь: -се, -сё, -со, -си. Например: боясе, драли-се, дерёмсё; дерутсо, боитсо; не ругайси, женил-

си; остаюса, учуса, свалисса. Вместо ударного -ти в инфинитиве широко распространены формы на -ть: принесть, сплесть, унесть и т. п. Наряду с литературной формой инфинитива, в речи функ-ционирует форма инфинитива на -чи: пекчи, тек-чи, помогчи, стригчи.

Причастия заметно менее употребительны, чем в литературном языке. Действительные и страдательные причастия настоящего времени малоупотребительны: завалящий, работящий и т. п. При образовании страдательных причастий распределение суффиксов по разрядам глаго-лов не везде совпадает с литературным языком. Суффиксы -н- и -т- могут замещать друг друга: собратый, ободратый, сделатый, стиратый, поломатый и т. п. Деепричастия на -а/-я обра-зуются по той же модели, что и в литературном языке: стуча, неся и др., однако подобные формы встречаются довольно редко. Более распростра-нены деепричастия на - учи: глядючи, идучи, ска-кучи, едучи, живучи, умеючи, играючи, страдаючи и др. Употребительными являются деепричастия с суффиксами -ши, -вши, -мши, -тши: закраснев-шись, наплакавшись, оставшись, улыбнувшись, несши, уехавши, уехамши, уехатши и др. Ши-роко распространено образование дееприча-стий от возвратных глаголов без постфикса -ся: одеться − одевши, умыться – умывши, вернуть-ся – вернувши и т. п. Встречаются случаи употре-бления деепричастия в функции сказуемого: он ушедши, он пришедши и др.

Проведенное исследование показывает, что у жителей села Аргунск в речи широко представ-лены диалектные морфологические особенности, вплоть до сохранения архаичных черт русского языка. Известно, что забайкальские диалекты относятся к говорам вторичного образования. Сопоставление с диалектами европейской части России, с говорами Сибири позволяет определить в речи жителей села Аргунск диалектные черты севернорусского происхождения.

Список литературы1. Захарова К. Ф., Орлова В. Г. Диалектное членение русского языка. 2-е изд., стер. М.: Едиториал УРСС, 2004.

176 с.2. Игнатович Т. Ю. Восточнозабайкальские говоры севернорусского происхождения в истории и современном

состоянии (на материале фонетики и морфологии). М.: Флинта: Наука, 2013. 312 с.3. Русская диалектология: учеб. пособие / под ред. П. С. Кузнецова. М.: Просвещение, 1973. 183 с.4. Русская диалектология / под ред. Н. А. Мещерского. М.: Высш. шк., 1972. 302 с.5. Русская диалектология: учебник для студ. филол. факультетов вузов / С. В. Бромлей [и др.]; под ред. Л. Л. Ка-

саткина. М.: Академия, 2005. 288 с.6. Селищев А. М. Диалектологический очерк Сибири. Избранные труды. М.: Просвещение, 1968. 427 с.7. Словарь русских говоров Приамурья / авт.-сост. О. Ю. Галуза [и др.]. Благовещенск, 2007. 543 с.

187


УДК 811.51Раиса Гандыбаловна Жамсаранова, доктор филологических наук, профессор,



Этнолингвистическая интерпретация экзонима «гуран»Русскоязычное население Восточного Забайкалья именуется «гуранами», этноязыковое проис-

хождение которого изучено не полностью. Полагаем, что ранее, в эпоху господства чжурчженей и госу-дарства Айсинь-Гурун, население называлось «гурун» – «люди, народ; государство». Поэтому возможно сопоставление экзонима «гуран» и названия средневекового государства как этнонимно-экзонимного именования этнического субстрата в среде современных насельников Забайкалья, имеющих тунгус-ское происхождение (но не эвенкийское).

Ключевые слова: этноним, экзоним, ономастика, «гуран», Восточное Забайкалье, русскоязычное население, Айсинь-Гурун, чжурчжэни, тунгусы

Raisa G. Zhamsaranova,Doctor of Philology, Professor,



The Ethnolinguistic Interpretation of Alloethnonym “Guran”The Russian-speaking population of Eastern Transbaikalia is named “gurans”, the ethnic and linguistic

origin of which is under investigation. We suppose the possibility of correlation of middle-aged name of Chzhurchzhen’s state Ajsin’-Gurun with the alloethnonym “guran” as a name of modern Russian-speaking population of Eastern Transbaikalia, including those of Tungus ethnic origin (not Evenks).

Keywords: ethnonym, alloethnonym, onomastics, “guran”, Eastern Transbaikalia, Russian-speaking population, Ajsin’-Gurun, Chzhurchzhen’, Tungus

В ономастике одной из наиболее сложных проблем, связанных с выявлением номинативных признаков, послуживших основой для имянарече-ния групп людей, является проблема различения экзонимов и этнонимов. Известно, что этноним-но-экзонимные имена как именования племён, народов и народностей или этнических групп, могут быть присвоены самими народами своему этносу, или же даны соседними с ними другими народами или племенами.

Экзоним или, согласно словарю Н. В. По-дольской, аллоэтноним – это название этноса, данное ему другим, как правило, соседним этно-сом [10, c. 168]. Старожильческое русское насе-ление Забайкалья, считающих себя потомками казаков как первых русскоязычных насельников края, называют «гуранами». Причём данное имя может считаться как этнонимом, так и экзонимом. Сами русские именуют себя «гуранами», хотя проживающие рядом буряты так их не называют. Считается, что «…история российского Восточно-го Забайкалья – это история народов, вошедших в генетическое прошлое не только коренных на-родов Забайкалья – бурят и эвенков», но и совре-менного русскоязычного населения, «…имеюще-го забайкальское, «гуранское» происхождение» [3, c. 7].

В «Словаре русских говоров Забайкалья» Л. Е. Элиасова лексема гуран это именование «человека, часто меняющего работу, место жи-тельства; летуна», подтверждаемое текстом «Ты, брат, настоящий гуран, тебе бы только по разным деревням и городам свистать. Таким гураном ты

нигде не уживешься» [14, c. 96]. Общепринято мнение о происхождении данного имени отдель-ной группы забайкальцев как апеллятива бурят-ского языка гуран «дикий козел, самец косули».

Однако бурятское именование дикого козла, самца косули гүрөөhэ(н) «дикая коза; косуля», но не гуран. Можно предположить, что вследствие стяжения слова и «образовалось» новое слово гуран вместо изначального гүрөөhэ(н), что вполне возможно. Однако подобного рода примеры в эт-нонимике не описаны, что позволяет усомнить-ся в вероятности этой версии. К тому же, если придерживаться этой версии, то буряты должны были именно так называть соседей-русских, с ко-торыми, согласно истории, проживают со второй половины XVII в. Вместо этого, экзонимом русских у бурят служит слово мангад: «мангад (фольк.) русский» [1, c. 292], но не гуран. Слово гуран в значении «козел дикий» зафиксировано в эвен-кийском, в нанайском гора(н) гиу «козел дикий» и в маньчжурском гуран как заимствование из монгольских (могорского, письменно-монгольско-го, бурятского) языков в значении «сайгак, самец сайги» [11, c.173].

Детально этот вопрос впервые представлен в статье Л. Л. Крючковой «Словарные материалы Г. С. Новикова-Даурского как источник для изу-чения дальневосточных говоров», где автор на основе реконструированных фактов об историче-ском прошлом такой отдельной этнической груп-пы как забайкальские казаки, высказывает пред-положение о том, что «гураны – самостоятельная этническая группа. А их самоназвание произошло

188


от гольдского (нанайского – в современном наи-меновании) слова гурун “люди, народ”» со ссыл-кой на П. Протодьяконова [8, c. 338].

Действительно, в лексикографических источ-никах тунгусо-маньчжурских языков есть слово гуру(н) «народ, люди», конкретно, в ульчском, орокском, нанайском, маньчжурском, семанти-ческим вариантом которого является общетун-гусское слово гурỹ «государство» (солонский, нанайский, маньчжурский, чжурчжэньский), типо-логически сходные со словами монгольских язы-ков (п.-мо. gurűn “государство”; монг. гүрэн «госу-дарство»; бур. гүрэ(н) «государство»).

В историю Центральной Азии прочно вписа-но название военно-потестарного государствен-ного образования чжурчжэней – Айсинь-Гурун. Это государство, которое они создали за весьма недолгий исторический период, прославило так-же их военное искусство и военное снаряжение. Чжурчжэни – исторические предки маньчжуров (и не только), занимали территорию Приамурья в средние века, оставив после себя богатое куль-турное наследие.

Известно, что чжурчжэнями стали имено-ваться разные в этническом, соответственно и в языковом отношении, племена, которые рассели-лись на территории Северной Маньчжурии (зна-чит, и на территории современного Забайкалья) после завоевания этих земель киданями, быв-ших до этого (до X в.) под началом государства Бохай. Согласно китайским источникам племена чжурчжэней отличались принятыми в их среде культурными нормами, соответственно, это были разные в этноязыковом отношении, народности, объединенные под политонимом «чжурчжэнь». Различали т. н. «диких» чжурчжэней, обитавших к востоку и северо-востоку от реки Сунгари, с ко-торых кидани могли брать только дань, состояв-шую, в основном, из лошадей и скота, пушнины, тканей, драгоценностей, лекарственных расте-ний. Особенно ценились охотничьи соколы «хай-дунцин», за которыми по требованию киданей чжурчжэни регулярно совершали походы в земли племен Пяти владений (по-китайски «У-го»).

Другая часть обитала в южных землях Мань-чжурии и считались подданными империи Ляо, назывались «мирными» или «цивилизованными» чжурчжэнями. Не исключено, что именно эти пле-мена и стали этнической основой поздних насель-ников Нерчинского уезда, к которым можно отне-сти и тунгусов князя Гантимура. Тогда как «дикие» чжурчжэни – это, видимому, предки современных тунгусо-маньчжурских народов – удэгэ, нанайцев, гольдов, орочей и других. Как сообщала «Цзинь ши» («История империи Цзинь», сост. в 1345 г.), здесь, на крайнем северо-востоке обитали «ди-кие люди удэгай». Это первое упоминание о не-посредственных предках одного из современных малочисленных народов Дальнего Востока – удэ-гейцах.

Известно, что со второй половины XI века усилился процесс объединения чжурчжэней во-круг племени Ваньянь. Вожди этого племени по-степенно объединили все племена чжурчжэней

и возникший новый племенной союз был готов к свержению киданьского владычества. Это про-изошло в годы правления чжурчжэньского вождя Агуды (1113–1123 гг.), который проявил себя та-лантливым полководцем.

В 1115 г. было провозглашено создание Ай-синь-Гурун – Золотой империи чжурчжэней (по-ки-тайски Цзинь) и Агуда принял титул императора. В течение последующих десяти лет чжурчжэни окончательно разбили киданей и захватили все их владения. После этой победы чжурчжэни обра-тили свои взоры на Китай.

В итоге многолетних войн империи чжур- чжэней с китайцами весь Северный Китай был покорен, а его население было обложено тя-жёлыми податями. В район современного Пекина была перенесена столица империи. Государство Айсинь-Гурун, государство чжурчжэней в период своего расцвета занимало обширную террито-рию, включая современную Маньчжурию, хулунь-буирские степи, юг Дальнего Востока России, северную часть Северной Кореи, большую часть Северного Китая. Естественно, что и территория Восточного Забайкалья также являлась в далё-ком прошлом частью империи Айсинь-Гурун, как и земли Приамурья. Поздние чжурчжэни охотно перенимали китайскую культуру (покорённую ими же цивилизацию), строились города, воздвига-лись храмы и дворцы. Известны археологические находки, в основном, на территории Приамурья, оставшиеся от чжурчжэней, свидетельствующие о развитой культуре империи чжурчжэней. Им-перия Айсинь-Гурун была разгромлена монгола-ми в 1234 году, просуществовав с 1115 года по 1234 год.

Определенный научный интерес вызывает установление языка, и, соответственно, этниче-ской принадлежности чжурчжэней [2]. Извест-но, что этот политоним известен и под другими именами – чжуличжэнь, нюйчжи / нюйчжэнь (кит. трад. 女眞, упр. 女真, пиньинь: nǚzhēn), где по-следний морфослог – это «человек» по-китайски. Отсюда возможно заключение о том, что первый слог онима чжурчжэнь – это слово из какого-то иного, чем китайский, языка и представляет собой самоназвание, т. е. этноним. Попутно заметим, что посредством слога n’u [ню-/ни-] «слуга, раб; холоп» китайские хронисты обозначали враждеб-ных им северных варваров, о чем мы писали по поводу названия Никанское царство (Гоу-Го /кит./ или «собака+государство», т. е. таинственное государство песеглавых людей), как иное назва-ние Нерчинского или Нелюдского острога [см. 7, с. 42–51].

Ранее мы уже писали о том, что возможным значением этнонима чжурчжэнь может быть апел-лятив селькупского языка чуэрчэ /кет. д./ ‘земля’, к которому «приклеен» слог китайского языка жэнь ‘человек’. Агглютинирующая природа этно-нима позволяет предположить, что семантиче-ски этноним соответствует значению (буквально) ‘земляной человек’ или ‘человек, живущий в зем-ле’ [5, с. 61]. Эта форма этнонима «различима» в персидском варианте чиорчиа/чорча [см.: 12,

189


c. 44], которую можно считать более корректной транслитерацией этнонима чжурчжэнь и «позво-лила» нам сделать вывод о самоедоязычном про-исхождении основы этнонима чжурчжэнь.

Концептуальное значение корнеслова эт-нонима как ‘земляной человек’ или ‘человек, жи-вущий в земле’ напрямую связано с этнографи-ческими особенностями средневековых племён шивей и чжурчжэнь, обитавших в полуспущенных в землю землянках. Мировоззренческие установ-ки многих сибирских народов о появлении перво-человека из комка грязи или глины, прилипшей к крылу утки, вынырнувшей из воды, общеизвест-ны. Об этом свидетельствуют мифологии сель-купов, ненцев, бурят и монголов, а также многих других народностей.

К тому же собственный материал по этимо-логии селькупских этнонимов также предполагает наличие “земляных людей”. Как отмечает венгер-ский учёный-лингвист П. Хайду, среди селькупов, как северных групп, так и южных имеется несколь-ко самоназваний: söl-~šöt ‘земляной человек’ или во втором значении ‘таёжный человек’ у север-ных групп, тогда как значение южноселькупского t’ūje-gum или t’üjgum означает ‘земляной человек’. Васюганско-тымская форма č’ūmilgup также свя-зана, по мнению П. Хайду, с апеллятивом ‘земля’ [13, c. 133–134].

Напомним, что и забайкальские археологи описывали археологические находки культуры шивей как культуру «земляночных» построек, об-наруженных в поймах рек Шилка, Нерча, Ингода. Вдобавок, ими не исключается факт наличия пре-емственности культуры чжурчжэней и в ундугун-ской археологической культуре Забайкалья, что свидетельствует о широте распространения куль-турных связей и контактов аборигенов региона с приамурскими племенами и народами далекого прошлого. Поселения и городища чжурчженей об-наруживают остатки таких же, как у мукри жилищ земляночного и полуземляночного типа в бассей-не Амура [12, c. 72–74].

Своего рода подтверждением нашей гипо-тезы о самоедоязычном происхождении этнони-ма чжурчжэнь служит мнение известного этно-графа Г. И.Пелих о возможности связей предков селькупов с древними насельниками Приамурья, в частности, с чжурчженями [9]. Добавим, что то-понимический субстрат Восточного Забайкалья, в основном, самодийского и кетоязычного проис-хождения, что прямо указывает на наличие этноя-зыкового субстрата в среде автохтонного населе-ния региона.

С ономастической точки зрения именование людей гуран представляет собой экзонимно-этно-нимное имя собственное, этимологическое значе-ние которого сначала было связано с чжурчжэнь-

ским словом «народ, люди», т. е. самоназванием, этнонимом. Затем, по прошествии многих веков исконное значение утратилось, слову присвои-лось уже иное значение как «дикий козел, самец косули» на основе распространённого явления межъязыковой омонимии из лексики алтайских языков.

В ономастике, особенно в топонимике, чрез-вычайно распространено лексическое и семанти-ческое переосмысление названий и имён, пред-ставляя собой малоизученное исследовательское поле. Не избежало этого и такое «древнее» име-нование как гурун «люди, народ», будучи переос-мысленным уже в лексике алтайских языков. Вна-чале имя было этнонимом, т. е. самоназванием, а впоследствии – экзонимом, прозвищем забай-кальских казаков – этнической основой русского населения Забайкалья. Объективно считать «гу-ранами» именно тех, чьи родовые корни и проис-хождение связано с т. н. тунгусским населением Забайкалья. Эта часть населения, считающая себя русскоязычной частью коренных забайкаль-цев, как и буряты, и эвенки представляют собой тот древний кето- и самоедоязычное некогда на-селение исторической Даурии, именуемое в неда-лёком прошлом тунгусами князя Гантимура. И так же, как и остальные коренные народы Циркум-байкалья претендуют на звание потомков вели-чественной истории хунну, чжурчжэней, киданей, тюрков и монголов эпохи Средневековья.

Изученное состояние субстратной топонимии и исторической этнонимии Восточного Забайкалья [см.: 4; 5] позволяет нам сделать предваритель-ные выводы о том, что т. н. гуранское население Забайкалья не что иное, как недостающее для отечественной историографии отдельное этноя-зыковое звено. Это звено связывает автохтонное население региона, имеющего и кето- и самоедо-язычный комплемент в своём этногенезе, с позд-ним русскоязычным населением, известным как забайкальские казаки. Вопрос «превращения» «исчезнувшего» тунгусского населения в весьма короткий период, в русское оседлое население Забайкалья ещё ждёт своего изучения. Известно, что тунгусы князя Гантимура, приняв правосла-вие, «превратились» в русскоязычное население. Об этом свидетельствует тот факт, что к ревизии 1858 г. тунгусов и их родовых объединений уже не стало [6, c. 11–17]. Появляются списки русского оседлого крестьянства, ведущего оседлый образ жизни, занимающегося пашенным земледелием, скотоводством и охотой. Такое скорое обрусение забайкальских гуранов даёт основание усмот-реть наличие каких-то и уралоязычных элементов в составе автохтонного населения Восточного За-байкалья, о чем свидетельствуют данные регио-нальной ономастики.


1. Буряад-Ород словарь. Бурятско-русский словарь / сост. К.М. Черемисов. М.: Сов. энцикл., 1973. 803 с.2. Бурыкин А. А. Заметки об этнониме «чжурчжэни» и наименовании «чжурчжэньский язык» [Электронный ре-

сурс]. Режим доступа: http://www.zaimka.ru/burykin-jurchen-language/ (дата обращения: 21.05.2017). 3. Гомбоева М. И. Проблема евразийской методологии в процессе преподавания регионального компонента

образования // Национальный язык: региональные аспекты: материалы межрегиональной науч.-практ. конф. Чита: ЧГПУ, 2001. С. 5–9.

190


4. Жамсаранова Р. Г. Субстрат в топонимии Забайкалья. LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH & Co.KG Heinrich-Böcking-Str. Saarbrücken, Deutschland, 2012. 243 с.

5. Жамсаранова Р. Г. Концептосфера средневековой монгольской этнонимии. Чита: Экспресс-изд-во, 2013. 288 с.6. Жамсаранова Р. Г. Вероисповедание и численно-родовой состав тунгусов Урульгинской Степной Думы

XIX в. // Историческая и социально-образовательная мысль. 2013. № 19. С. 11–17.7. Жамсаранова Р. Г. Онимы Нелюдский острог (Нерчинский острог), Никанское царство и государство Гоу-Го

в аспекте цивилизационных процессов Северной Азии // Томский журнал лингвистических и антропологических ис-следований. 2014. № 2. С. 42–51.

8. Крючкова Л. Л. Словарные материалы Г. С. Новикова-Даурского как источник для изучения дальневосточных говоров // Лексический атлас русских народных говоров (материалы и исследования) 2015. СПб.: Нестор-История, 2015. С. 333–340.

9. Пелих Г. И. Происхождение селькупов. Томск, 1972. 422 с.10. Подольская Н. В. Словарь русской ономастической терминологии. М.: Наука, 1978. 199 с.11. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков: материалы к этимологическому словарю: в 2 т. / отв.

ред. В. И. Цинциус. Л.: Наука, 1975. Т. 1. 672 с.; 1977. Т. 2. 992 с.12. Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII–XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Даль-

него Востока. М.: Наука, 1990. 282 с.13. Хайду Петер. Уральские языки и народы / пер. с венг. Е. А. Хелимского. М.: Прогресс, 1985. 430 с.14. Элиасов Л. Е. Словарь русских говоров Забайкалья. М.: Наука, 1980. 471 с.

УДК 81’282Татьяна Юрьевна Игнатович,

доктор филологических наук, профессор,Забайкальский государственный университет,


Диалектный текст как объект лингвистического описанияАвтор статьи рассматривает актуальные аспекты исследования забайкальских русских диалект-

ных текстов, в частности системно-структурный, функциональный, коммуникативно-прагматический, социолингвистический, коммуникативно-когнитивный и лингвокультурологический. В статье говорится о необходимости исследования различных речевых стратегий деревенских жителей, обусловленных социально-культурными факторами. Насущной задачей является формирование электронного фонда записей забайкальской русской народно-разговорной речи с системой поиска и ссылок. В целом име-ющиеся текстовые фрагменты свидетельствуют о большом научном потенциале рассматриваемого объекта исследования.

Ключевые слова: Забайкалье, русские диалекты, аспекты исследования, диалектный текст

Tatyana Yu. Ignatovich,Doctor of Philological Sciences, Professor,

Zabaikalsky State University,Chita, Russia,


Dialect Text as Subject of the Linguistic DescriptionThe author of article considers relevant aspects of a research of the Transbaikal Russian dialect

texts, in particular system and structural, functional, communicative and pragmatical, sotsiolingvistichesky, communicative and cognitive and linguoculturological. In article it is told about need of a research of various speech strategy of countrymen caused by welfare factors. An essential task is formation of electronic fund of records of the Transbaikal Russian national informal conversation with the system of search and references. In general the available text fragments testify to the high scientific potential of the considered research object.

Keywords: Transbaikalia, Russian dialects, aspects of a research, dialect text

Русские диалекты, в том числе и бытующие на территории забайкальского края, в настоящее время переживают трудные времена, поскольку в них в условиях мирового процесса глобализа-ции под воздействием стандартных форм нацио-нального языка активно и неумолимо нивелиру-ются державшиеся не одно столетие архаичные диалектные черты. И именно они вкупе с заим-ствованиями из языков коренных народов прида-ют забайкальской русской народно-разговорной речинеповторимый региональный колорит.

Современные забайкальские русские гово-ры наиболее полно исследованы в традицион-ном системно-структурном аспекте с выделением

элементов на разных уровнях языковой системы и описанием их в парадигматических и синтагма-тических отношениях. Результаты исследований фонетических диалектных различий в отдель-ных забайкальских русских говорах севернорус-ской материнской основы центральных районов Восточного Забайкалья представлены в работах Э. А. Колобовой [12], О. Л. Абросимовой [1], ди-алектную бытовую лексику в системных отноше-ниях рассматривает Е. И. Пляскина [19]. Автором этой статьи было осуществлено системно-струк-турное описание фонетики и морфологии забай-кальских говоров севернорусского генезиса по состоянию до 2013 года [9].

191


Забайкальские русские говоры южнорусско-го происхождения, так называемые «семейские», которые бытуют на юго-западе края, в системно- структурном ракурсе описаны П. Ф. Калашнико-вым [11], В. А. Бельковой [2] В. И. Копыловой [13; 14], Е. И. Тынтуевой [20], Т. Б. Юмсуновой [22].

В настоящее время, по нашим данным, меж-ду забайкальскими диалектами разного генезиса наблюдаются интеграционные процессы, в ре-зультате которых при утрате ряда неустойчивых материнских диалектных особенностей, различа-ющих забайкальские русские говоры, сохраняют-ся некоторые наиболее устойчивые региональные сегменты, которые становятся общими для обеих региональных подсистем и дают основание предпо-ложить формирование забайкальского региолекта.

Описание диалектных различий в прошлом по данным забайкальских письменных данных второй половины XVII–XVIII вв. в 70-е годы прово-дила Г. А. Христосенко [21], в наши дни А. П. Май-оров [16] и Ю. В. Биктимирова [3]. Но реконструк-ция забайкальского речевого узуса, включая диалектный, времён первопроходцев и первопо-селенцев ещё далека от завершения.

Исследования в системно-структурном ас- пекте остаются актуальными и, безусловно, долж-ны быть продолжены, поскольку рассмотренные динамические процессы, происходящие в совре-менных диалектных идиомах под воздействием литературного языка, просторечия и жаргонов, свидетельствуют о разной степени и темпах ниве-лирования материнских диалектных черт, и новые данные об этих изменениях позволяют лучше по-нять механизм и тенденции трансформации рус-ской языковой системы.

Необходим также функциональный взгляд на исследуемый языковой сегмент для уточнения се-мантики, выражаемой языковой единицей при вы-полнении определённой функции в речи, что рас-ширяет рамки исследования научного объекта.

Функциональный ракурс возможен только на текстовом уровне, поскольку «все языковые еди-ницы, функционируя в тексте, именно в нём обре-тают подлинный смысл» [17, с. 19].

Известный отечественный учёный В. А. Мас-лова справедливо считает, что «мир текстов – это тот лингвистический космос, изучение которого будет продолжаться до тех пор, пока существует человек, деятельность и общение» [17, с. 19].

В настоящее время весьма насущной зада-чей является формирование электронного фонда записей забайкальской русской народно-разго-ворной речи, которые сейчас рассредоточены по личным архивам забайкальских диалектологов. Перспективно создание забайкальского дискур-сивного корпуса с системой поиска и ссылок на-подобие или с включением в Корпус диалектных текстов Национального корпуса русского языка. Текстовые фрагменты, включённые в корпус за-байкальской русской народно-разговорной речи, могут стать многоаспектным объектом лингвисти-ческого описания.

В наши дни для исследования доступны тек-сты записей диалектной речи, опубликованные

в хрестоматии «Говоры Читинской области» [5], в монографии Т. Ю. Игнатович «Восточнозабай-кальские говоры севернорусского происхождения в истории и современном состоянии (на матери-але фонетики и морфологии) [9, с. 235–237] и в «Словаре фразеологизмов и иных устойчивых со-четаний Забайкальского края» В. А. Пащенко [18], в последнем безусловный научный интерес пред-ставляют тексты, размещённые как в приложении к Словарю, так и в качестве иллюстративного ма-териала в словарных статьях фразеологических единиц.

Актуальным для региональных исследо-ваний является создание электронного фонда текстов забайкальских скорописных памятников письменности конца XVII–XVIII века. Историк язы-ка Ю. В. Биктимирова своевременно опубликова-ла часть архивных региональных текстов и тем самым ввела их в научный оборот [4].

В дискурсивном пространстве забайкальская народно-разговорная речь представлена в пол-ном объёме своих свойств и характеристик,имен-но в дискурсивном материале хорошо просма-тривается сложный конгломерат современного состояния забайкальских русских диалектов, а со-временные технические средства позволяют точ-но фиксировать речевые фрагменты в неограни-ченном объёме.

Забайкальский русский народно-разговор-ный дискурс, и в частности в формате отдельных текстов, до настоящего момента остаётся неос-военным научным материалом. Остановимся на ряде перспективных аспектов его исследования.

Безусловно, актуально рассмотрение за-байкальских дискурсивных фрагментов в комму-никативно-прагматическом ракурсе. Поскольку «всякий текст имеет коммуникативную природу… и это… пучок мотивов, целей, задач, реализуемых с помощью языковых средств» [17, с. 33].

Забайкальские тексты не описаны с позиций диалектного жанроведения, которое в настоящее время активно развивается, в частости в Томской диалектологической школе (Т. А. Демешкина, С. В. Волошина, Л. Г. Гынгазова, О. А. Казакова), продвинулись в этом направлении и диалектоло-ги соседнего Приамурского региона, регулярно публикующие записи диалектного дискурса в раз-деле «Речевые жанры» ежегодного фольклорно- диалектного альманаха «Слово» (под ред. Н. Г. Ар- хиповой, Е. А. Оглезневой).

Большинство имеющихся записей забай-кальской русской народно-разговорной речи представляют собой беседы-диалоги, переходя-щие в монологи деревенских жителей, рассказы-вающих о своей жизни. Представленная в этих случаях коммуникативно-речевая ситуация имеет двух участников: говорящего деревенского жите-ля и слушающего диалектолога. Роль диалекто-лога в таких ситуациях проявляется в постановке наводящих вопросов, в демонстрации знаков вни-мания и по необходимости эмоциональной реак-ции на получаемую информацию. Среди дискур-сивных фрагментов репрезентированы разные жанры: гипержанр рассказ-воспоминание, куда

192


входит и автобиографический рассказ, бытовой рассказ о каком-либо событии, фрагменте дей-ствительности, в том числе и рассказ-пластинка, мини-жанры сетования, просьбы, советы, загово-ры, былички – рассказы о встречах с нечистой си-лой, дразнилки, паремии и др.

Приведем пример монологического фраг-мента жанра рассказа «случай из жизни»: Рас-скажу я те такой случай с сыном моим. Годка два назад случился. Кода мальчонкомешо был, бабка Лукерья предсказала ему, что снесут его за ручеёк годков сорока пяти. А будет это на Маниху. Празник такой есь, кода ведьма, кличут её Манихой, ходит по речке и склики скликат, чтоб народ шёл купаться, а она, язва така, то-пит людей-то. Говорят тода: Маниха сманила. У Саньки моего, сына-то именины 30 июня, как раз на Маниху-то. Вот и приспичило ему рожде-ние на речке справлять. А мене как в башку что долбануло, я про бабку Лукерью-то вспомнила. А он на реку рвётся каку беду. Решила отпра-вить его в погреб, он запёрся туда, я замок на дверь и одела. Он давай ломиться, а я выбежала на дорогу и ору со всей глотки: не ходи, Маниха, не отдам тебе сына! Потом завалила в погреб, а он на полу лежит и ревёт. Приташшыла свя-той воды, помыла его, прочитала молитву, он, мой милок, и успокоился. Вот така, доча, исто-рия была, уберегла сына от этой нечисти, до сих пор Бога благодарю! Записано Н. Пермяко-вой и Н. Андреевой в с. Хохотуй в 2002 году от Марии Тихоновны Дегтяревой, 78 лет [18].

Несомненно, лингвистически интересными являются записи диалогов, полилогов между де-ревенскими жителями, при которых диалектолог занимает позицию слушающего наблюдателя, не участвующего в разговоре. В таких коммуникатив-но-речевых ситуациях речь участников диалога имеет естественный характер и отсутствует её коррекция в связи с присутствием образованного собеседника, что часто случается в беседе с диа-лектологами.

Если монологическим жанрам даже при спонтанном создании обычно присущи тематиче-ская цельность, логическая взаимосвязанность сегментов излагаемой информации, то в диалоги-ческой вербализованной коммуникации встреча-ется редуцированность, имплицитность сегмен-тов из-за наличия общего информационного фона участников, мозаичности имеющейся в сознании информации, влияния внешних отвлекающих факторов, которые способствуют перескакиванию на разные темы разговора.

Приведём пример бытового диалога: 1. Вы́матают / да типерь матайся // он

вить на дваццать пять дён взят// таких коо́ на-щиташь // ни знай, куды увезли / не буду гыт //

2. Весточку-то фсё равно давал//1. В мисяцу́ два раза да придёт // тут от-

правили // одной воды ить // за телёнком схо-дишь / коро́а поздо ходит // воды / крапивы / под зеленуху с ём вот вычистили / за канавай схо-дишь // на попыша́х //

2. Ана́ ма́ленькя //

1. У нас-то // Олёха говорит / у нас тоже нибальша / малинька //

2. Ф пийсят читвёртым // у ей печка взила да упала // на сибе драва таскала да каво́ да //

1. Волотька-то скоро тожно́ приедет с ку-рорту //

2. Дваццать читыри ли сем //1. Переводи́дь деньги // корова у ей / дева /

фсех телят-то увела // у нас с Нюткой маленьки телята / и то / дева / упёрли // тот-то с утра уежжали // ты уж в Макаравай-та еки не взяла //на закуривай / но / брысь // (записано Э. А. Коло-бовой в 70-е годы в с. Джида Балейского района).

Приведённые дискурсивные фрагменты предс- тавляют разные прагматические ситуации с раз-личными интенциями и психолого-речевыми стратегиями говорящих. Однако полной «речевой свободы» и в диалогической речевой ситуации у говорящих нет, поскольку коммуникация осу-ществляется в присутствии «чужого», приезжего, человека.

Отечественные учёные В. Е. Гольдина, О. Б. Си- ротинина, Т. Н. Медведева, О. Ю. Крючкова, ис-следуя диалектные тексты, выявили принципы организации диалектного текста, позволяющие дать ему типологическую характеристику.

По мнению известного исследователя диа-лектных текстов В. Е. Гольдина, основным типом повествования в диалекте является репродуктив-ный тип: «При этом он представлен гораздо пол-нее и последовательнее, чем в литературной речи, а так как свойство изобразительности распростра-няется в традиционном сельском общении и на невербальные компоненты коммуникации, прони-зывает общение в целом, то его можно считать не столько собственно речевым, сколько семиотиче-ским по своей природе принципом, присущим ди-алекту, – принципом изобразительности [6, с. 66].

Наблюдения над русской диалектной речью Восточного Забайкалья выявляют текстообразую-щую роль принципа изобразительности и его ре-ализацию через языковые средства, создающие не просто наглядную передачу диалектоносите-лями описываемых событий, а характерное для диалектных текстов наглядно-образное описание событий.

Анализируя специфику представления диа-лектоносителями событий в тексте, Т. А. Демеш-кина отмечает, что «в диалекте преобладают мо-дели, отражающие получение информации путем непосредственного восприятия» [7, с. 46].

Рассмотрим для примера ряд языковых средств, передающих наглядно-образное описа-ние событий в забайкальских диалектных текстах.

Отечественные ученые, разрабатывающие теорию текcта (В. В. Виноградов, О. А. Нечаева, Г. А. Золотова и др.), определяют ведущую роль видо-временных форм глаголов в организации текста. Так, Г. А. Золотова пишет: «композици-онно-синтаксические функции видо-временных форм… служат главным фактором организации текста» [8, с. 32].

В текстах-воспоминаниях наблюдается реа-лизация преимущественно процессных ситуаций,

193


что находит выражение в преобладании форм НСВ над формами СВ. Повторяющиеся дей-ствия в прошлом передаются также сочетанием глаголов НСВ и глаголов СВ, так достаточно ча-сто встречается конструкция, в которой в начале употребляется форма прошедшего времени НСВ, актуализирующая тему высказывания, затем упо-требляется форма будущего времени глагола СВ, которая имеет перфектное значение по отноше-нию ко времени совершения действий, далее мо-гут следовать формы настоящего времени НСВ: наряжались / маладуху-тъ нарядим / ойбида / кичку наденуть / брава / суды манисту / караль-коффсяких / замушшли брава.

Для актуализации, оживления повествова-ния о прошедших событиях и для создания его наглядно-образного представления широко упо-требляются транспозиционные формы настоя-щего и будущего времени: запригают кони /едут в церкву винчаца / приижают ис церкви / жиних встаёт на колени. Эти примеры неопре-делённо-личных предложений используются для передачи типичности событий. Характерно пове-ствование от 1 лица, распространены определён-но-личные предложения с формами глаголов-ска-зуемых 1 лица: хажу-ка / на часы пасматрю / где-то задёржываюца / нету; с формами 2 лица ед. ч., выражающими регулярную повторяемость действий, совершавшихся в прошлом обобщен-но-собирательным субъектом, включающим и го-ворящее лицо: пайдёшь… придёшь и палучишь.

Глаголы многократного СГД в форме прошед-шего времени используются для называния неод-нократно повторяющихся действий в прошлом: со скатом аткачавывали // жили летом в зимо-вье; укачавывали со скатом; видывалая много чиво. Однако и глаголы многократного СГД могут употребляться в транспозиционной форме насто-ящего времени: мы у Ольги прошлым летом чи-ивали с пастрипушками // начиюимся и бравень-кя // почиявывам сидим // паидывам шанешки.

В рассказах-случаях из жизни динамичность и последовательность описываемых действий передается цепочкой глагольных форм, при этом глагольные формы прошедшего времени СВ упо-требляются в конкретно-фактическом значении, а глаголы НСВ в формах прошедшего и настоя-щего времени – в конкретно-процессном: эвон на вайну ушол мой хазяин / пришол / за прасти-туткам пабижал / и нас бросил // и уехал ку-ды-то на низ / там сашёлся с какей-то / и там жил / сямью сибе нажил.

Глаголы зрительного и слухового восприя-тия вижу, видим, глядь, смотрю, слышу вво-дят в ситуацию непосредственного наблюдения, создают эффект временного тождества ситуации описываемых событий и ситуации речи: слышу кто-то шарит в кармане; глядь // а ани лижат; смотрю / племянник идёт.

Средствами наглядно-образного представ-ления событий является употребление указатель-ной функционально синкретичной частицы вот, которая связывает фрагменты высказывания и указывает на последовательность действий,

происходящих как бы перед глазами, тем самым выражая и персуазивность (достоверность выска-зывания): вот раз мы как-то каров пасли; ука-зательных местоимений этот, такой, наречий так,там, тама-ка, тут, туда (туды), сюда (сюды) обычно сопровождающихся указательны-ми и изобразительными жестами информантов: была такайа павар’ошка бал’шушайа /д’ир’ив’ан-найа. Данные указательные слова помогают го-ворящему наглядно описать свойства явления, предмета. Слово тут употребляется и как части-ца при переходе от рассказа о прошлых событиях к рассказу о событиях, недавно происходивших: тут как-то Надя с Наташей начавали; активно употребляются постпозитивные частицы -то (согласовательная форма -ту), -ка, усиливающие впечатление достоверности описываемых собы-тий: а ето-то снапы-тотавобрасаю / бросаю / не магу залести-то;сидят / галодны // накар-мю-ка.

В рассказах о случаях из жизни часто воспро-изводятся диалоги действующих лиц повествова-ния с глаголом говорит(грит): ой / гаварить / у вас за агародом грибы растуть / а вы; и без слов автора: смотрю/ племяник идёт// ты чё поз-но/ тётка Матрёна? Встречается употребление и несобственно-прямой речи: паливать надо / всё надо делать / ой / караул!

Сопричастность слушателей к описываемым событиям помогает установить внутренний диалог в вопросно-ответной форме: и пачё мы карточ-ки-то сваи взали? давай типериче чё? / с голаду памирать? Есть и другие языковые средства на-глядно-образного описания событий и придания речи выразительности и экспрессии. Для этого ис-пользуются лексические повторы слов: а я в поле с тимна да тимна // тёмно уйдём/ тёмно придём, противопоставления, которые являются и конструктивным приёмом организации текста: там типлей / тут стуже, градационные союзы: как за ухо вазьмёт / так ухо атарвёт.

Многие исследователи диалектной речи от-мечают активную реализацию в ней категории оценки. Забайкальские тексты не исключение: в них диалектоносители весьма образно выража-ют свое отношение к жизни, описываемым собы-тиям, людям и т. д.: я захватучий был/ всё надо было; я-то живуща/ как змия живушща; же-нишко-то такой беднаватенький.

В своей повседневной речи забайкальцы используют самые разнообразные «цветы крас-норечия»: наиболее частотны эпитеты, метафо-ры и сравнения, олицетворение, встречается си-некдоха, противопоставление, эвфемистические выражения. Автором статьи начато исследование наглядной образности и преломления в народной речи особенностей мировидения забайкальцев, меткого включения образных средств в живую речевую ткань, что возможно сделать только на текстовом уровне (см. статью «Мировосприятие забайкальцев в образах русской народно-разго-ворной речи) [10]. Коммуникативно-когнитивные, лингвокультурологические исследования забай-кальского народно-разговорного дискурса позво-

194


ляют проникнуть в процесс познания человеком посредством языка сущностных свойств действи-тельности, рассмотреть особенности вербализо-ванной региональной картины мира, пропущен-ной через призму восприятия забайкальцев.

Социолингвистический аспект исследования забайкальского народно-разговорного дискурса, безусловно, остаётся актуальным в научных изы-сканиях. Записи текстов позволяют исследовать различные речевые стратегии деревенских жи-телей, обусловленные социально-культурными факторами: возрастом, гендерными различиями, уровнем образования, профессией и родом заня-тий, укладом жизни, воспитанием и семейными традициями. Перспективны исследования дискур-сивной дифференциации в различных коммуни-кативно-речевых условиях, например, в бытовой семейной коммуникации, бытовой коммуникации деревенского социума, официальной коммуни-кации деревенского социума и др. Немаловажно в исследовании учитывать социально-историче-

ский фактор, поскольку в записях 70–80-х годов прошлого столетия наблюдается лучшая сохран-ность диалектных черт, чем в современной речи деревенских жителей.

Таким образом, актуальны исследования забайкальских русских диалектных текстов в раз-личных аспектах научных изысканий, в частности в системно-структурном, функциональном, ком- муникативно-прагматическом, коммуникативно- когнитивном, лингвокультурологическом и социо-лингвистическом. Именно текстовые фрагменты забайкальского народно-разговорного дискур-са позволяют исследовать различные речевые стратегии деревенских жителей, обусловленные социально-культурными факторами. Насущной задачей является формирование электронного фонда записей забайкальской русской народ-но-разговорной речи с системой поиска и ссылок. В целом имеющиеся записи диалектных текстов свидетельствуют о большом научном потенциале рассматриваемого объекта исследования.

Список литературы1. Абросимова О. Л. Фонетическая система русских говоров Читинской области: дис. … канд. филол. наук:

10.02.01. М., 1996. 201 с. 2. Белькова В. А. Судьба южновеликорусского говора в условиях инодиалектного окружения: фонетико-морфо-

логический очерк: дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. Белгород, 1970. 439 с.3. Биктимирова Ю. В. Морфология памятников деловой письменности Восточного Забайкалья конца XVII–

XVIII в.: именные формы. Чита: ЗабГУ, 2016. 165 с.4. Биктимирова Ю.В. Памятники деловой письменности Восточного Забайкалья XVII–XVIII веков: учеб. пособие.

Чита: ЗабГУ, 2015. 155 с.5. Говоры Читинской области: хрестоматия / сост. О. Л. Абросимова, Т. Ю. Игнатович, Е. И. Пляскина. Чита: Изд-во

ЗабГПУ, 2005. 115 с.6. Гольдин В. Е. Развитие русской диалектной речи как особого типа речевой культуры // Русский язык: истори-

ческие судьбы и современность: материалы междунар. конгресса исследователей рус. яз. (г. Москва, 13–14 марта 2001 г.) / под ред. М. Л. Ремневой и А. А. Поликарпова. М.: Изд-во МГУ, 2001. С. 65–66.

7. Демешкина Т. А. Диалектное высказывание и его миромоделирующие возможности // Проблемы современ-ной русской диалектологии: тез. докл. междунар. конф. (23–24 марта 2004 г.) / отв. ред. Л. Л. Касаткин. М.: Март- Медиа, 2004. С. 45–47.

8. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка // Коммуника-тивная грамматика русского языка / под общ. ред. Г. А. Золотовой. М.: Изд-во МГУ, 1998. 528 с.

9. Игнатович Т. Ю. Восточнозабайкальские говоры севернорусского происхождения в истории и современном состоянии (на материале фонетики и морфологии). М.: Флинта: Наука, 2013. 312 с.

10. Игнатович Т. Ю. Мировосприятие забайкальцев в образах русской народно-разговорной речи // Пригранич-ный регион в историческом развитии: партнёрство и сотрудничество: материалы междунар. науч. конф.: в 3 ч. Ч. 2. / отв. ред. Е. В. Дроботушенко. Чита: ЗабГУ, 2017. С. 199–205.

11. Калашников П. Ф. Фонетические особенности говоров семейских Забайкалья // Учёные записки МОПИ. 1966. Т. 163. Русский язык, вып. 12. С. 315–335.

12. Колобова Э. А. Фонетическая система говора села Макарова Шилкинского района Читинской области: дис. … канд. филол. наук. Красноярск, 1974. 206 с.

13. Копылова В. И. Именное склонение в говоре семейских Красночикойского района Читинской области // Ис-следование бурятских и русских говоров / отв. ред. Ц. Б. Цыдендамбаев. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского ин-та обще-ственных наук, 1977. С. 143–183.

14. Копылова В. И. Фонетическая система говора семейских Красночикойского района Читинской области. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1973. 83 с.

15. Лиханова Н. А. Этнолингвистическая модель описания региональной народной культуры. Чита, 2015. 122 с.16. Майоров А. П. Региональный узус деловой письменности XVIII века (по памятникам Забайкалья): дис. …

д-ра филол. наук: 10.02.01. М., 2006. 471 с.17. Маслова В. А. Современные направления в лингвистике: учеб. пособие. М.: Академия, 2008. 272 с.18. Пащенко В. А. Словарь фразеологизмов и иных устойчивых сочетаний Забайкальского края / под науч. ред.

Т. Ю. Игнатович. Чита: ЗабГУ, 2014. 484 с.19. Пляскина Е. И. Бытовая лексика говора: опыт систематизации материала. Чита, 2016. 222 с.20. Тынтуева Е. И. Бытовая лексика говора семейских Забайкалья: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.01.

Л., 1975. 23 с.21. Христосенко Г. А. Фонетическая система языка нерчинской деловой письменности второй половины XVII –

первой половины XVIII веков: дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. Красноярск, 1975. 228 с. 22. Юмсунова Т. Б. Русские старообрядческие говоры Забайкалья: особенности формирования и современного

состояния: дис. … д-ра филол. наук: 10.02.01. М., 2005. 375 с.

195


УДК 808: 81'112.2Надежда Анатольевна Лиханова,



Региональная языковая картина мира в теории этнолингвистикиДанная статья ориентирована на получение новых знаний в области этнолингвистики и раскры-

вает регионально-культурные связи языка и общества. В статье речь идёт о специфике формирования региональной языковой картины. Актуальность статьи связана с поиском таких источников этнолингви-стической информации, которые на конкретном фактическом языковом материале продемонстрируют специфику культурных смыслов, отражённых в знаках вербального языка.

Ключевые слова: этнолингвистика, языковая картина мира, региональная языковая картина мира, региональные словари, диалект

Nadezhda A. Likhanova, Candidate of Philology, Assistant Professor,

Transbailkalian State University,Chita, Russia,


Regional Language Picture of the World in the Theory of EthnolinguisticsThis article is project is oriented on receiving of new knowledge in the field of ethnolinguistics and

revealed the regional-cultural ties of language and society. The paper deals with the peculiarities of the regional linguistic picture of the world. The actuality of the article is connected with search of such sources of ethnolinguistic information which would have demonstrated the specificity of cultural meanings reflected in the signs of verbal language on the specific factual material of different epochs.

Keywords: ethnolinguistic, language picture of the world, regional linguistic picture of world, regional dictionaries, dialect

Как известно, языковая ситуация опреде-ленного региона напрямую зависит от сложив-шейся языковой картины мира. Формирование региональной языковой картины мира определе-но спецификой развития территориального эт-ноязыкового сообщества, его менталитета; гео-графической расположенностью; историческим развитием региона; культурной составляющей. В целом «междисциплинарный подход к изуче-нию языкового материала, принятый современ-ной наукой, никогда не был чужд исследователям, работавшими и работающими с местными источ-никами, поэтому он, думается, не столько изме-нил ситуацию в этой области, сколько позволил расширить контекст исследования и расставить в некоторых случаях новые акценты. Явно или неявно, рассматривая свой материал как нечто целое, отражающее специфику региона, ученые в то же время осознают его частью целого, не от-рывая полученные результаты от характеристик национального языка и национальной картины мира», пишет архангельский ученый Т. В. Симаш-ко [8, с. 10]. В данном контексте подчеркивается, что региональный языковой материал становит-ся источником описания в целом национальной картины мира, отдельные фрагменты исследова-ний регионального языка обогащают, дополняют и формируют её.

Общеизвестно, что исследователями лекси-ческий состав языка понимается не как простая совокупность всех лексических единиц, а прежде всего, как определенная система, участвующая в формировании национальной картины мира. В целом понятие «картина мира» используется

весьма активно представителями самых разных наук: философии, психологии, культурологии, гно-сеологии, когнитологии, лингвистики. Примени-тельно же к лингвистике национальная картина мира, как видится, должна представлять собой тем или иным образом оформленную система-тизацию плана содержания языка.

Идиоэтнический подход к языку как уникаль-ному пути познания мира, которым владеет кон-кретное языковое сообщество, представлен ещё в трудах Л. Вейсгербера, Э. Сепира, Б. Уорфа. Э. Сепир лексическому аспекту языковой карти-ны мира предавал особое значение: «Лексика – очень чувствительный показатель культуры на-рода, и изменение значений, утеря старых слов, создание или заимствование новых – все это зависит от истории самой культуры. Языки очень неоднородны по характеру своей лексики. Разли-чия, которые кажутся нам неизбежными, могут со-вершенно игнорироваться языками, отражающи-ми абсолютно иной тип культуры, а эти последние в свою очередь могут проводить различия, непо-нятные для нас» [5, с. 195].

Современная лингвистика, обратившись к по-нятию национальной картины мира, понимает ее как исходный глобальный образ мира, лежащий в основе мировидения человека и являющийся результатом всей материальной и духовной тради-ции человека. Совокупность знаний человека запе-чатлена, прежде всего, в его языковой форме, что представляет собой языковую картину мира – иные термины – это языковая репрезентация мира, язы-ковой промежуточный мир, языковая модель мира, концептуальная картина мира.

196


Этнолингвистическая наука, занимаясь вопросами о взаимосвязи языка и этнокуль-туры, реконструирует языковую модель мира. С. М. Толстая описывает языковую картину мира следующим образом – это «вся народная культу-ра, все ее виды, жанры и формы – вербальные (лексика и фразеология, паремиология, фоль-клорные тексты), акциональные (обряды), мен-тальные (верования)» [14, с. 236]. Польский этно-лингвист Е. Бартминьский языковую модель мира трактует как «заключенную в языке интерпре-тацию действительности, которую можно пред-ставить в виде совокупности суждений о мире» [1, с. 17].

В контексте данной работы представляет интерес культура конкретного региона, которая понимается исследователями как реальность, охватывающая множество эволюционных транс-формационных процессов человеческой истории. Множественность территорий и народов, прожи-вающих на территории России, создает опреде-ленные трудности при изучении национальной картины мира. Здесь важен детальный регио-нальный анализ формирования культурных про-цессов, в том числе и в региональной языковой картине мира.

Известно, что культура любого региона уни-кальна, так как в региональной культуре отра-жается социально-исторический опыт живущих на данной территории людей, представителей разных социальных групп, национальностей, ве-роисповеданий. На протяжении многих веков на региональном уровне идет процесс взаимовлия-ния и взаимообогащения. К сожалению, еще нет четкого представления об объеме и содержании региональной культуры. Одни считают, что к ней следует отнести только собственно этнические, то есть определенные своеобразные черты этно-са. Другие полагают, что региональная культура «представляет собой совокупность материаль-ных и духовных явлений, составляющих систему культурных признаков этнических сообщностей» [6, с. 18].

Описание языковой картины мира происхо-дит главным образом путем анализа лексических и фразеологических значений литературного язы-ка – описание же региональной языковой карти-ны формируется на основе анализа лексических и фразеологических значений региональных ар-тефактов. Отметим, что взаимосвязь языка, эт-нического менталитета и национальной культуры подтверждена следующей мыслью: «Диалект, являясь формой резервирования и трансляции этнокультурной информации, с удивительной точ-ностью и полнотой вбирает в себя специфические черты истории и культуры того или иного этноса, вербализуя в языковом знаке обобщенную ин-формацию о его прошлом и настоящем. В народ-ном языке правдиво отражаются события, типо-вые ситуации, формы культурного досуга, а также духовность народа, специфика мировосприятия, процессы осознания отдельной языковой лич-ностью самой себя как части целостной картины мира» [2, с. 18].

Общеизвестен факт, что диалектные систе-мы каждый раз воспроизводят общие закономер-ности языка, но эти закономерности по-особому преломляются в новых пространственных вопло-щениях, что позволяет говорить о существовании региональной картины мира, где «погружаясь в лексические глубины того или иного языка, ис-следователь переживает своеобразный «эффект присутствия»: он видит реально, что было «за-черпнуто» и как было «ухвачено» языком знание о мире» [3, с. 6]. Это понимание языка как куль-турного кода дает возможность в дальнейшем эксплицировать знания в представлении каждого региона.

Таким образом, становится ясно, что языко-вая картина мира складывается из фрагментов региональной языковой картины мира. Знания эти могут быть получены через осмысление ди-алектной единицы как культурно-исторического факта языковой личности на территории забай-кальского региона. Региональная языковая карти-на мира тогда представляет собой семантическое пространство языка, служит фиксацией челове-ческого опыта, его хранения и передачи будущим поколениям, она реагирует на изменяющиеся условия жизни человека. В целом региональная языковая картина мира представлена в работах Н. В. Лабунец, В. А. Пищальниковой, О. А. Рад-ченко, Н. А. Закуткиной, С. М. Беляковой и др.

Одной из методологических основ для опи-сания региональной языковой картины мира ста-новится «гипотеза диалектной относительности», являющаяся развитием гипотезы языковой отно-сительности Сепира-Уорфа, где ключевая мысль содержится в следующем высказывании «кар-тина мира национального языка компилируется первоначально из картин мира диалектов…, тем самым не являясь фрагментами картины мира национального языка, а напротив, …сохраняя в течение определенного периода времени после создания национального языка особые качества, связанные с их большей близостью к исконным занятиям человека, традиционному образу жиз-ни, натуральному хозяйству» [7, с. 28]. В отно-шениях диалектной системы этот научный факт позволяет говорить о вхождении народных гово-ров в следующую схему: национальная картина мира → языковая картина мира → региональная языковая картина мира.

В целом диалектная система складывается исторически в рамках этносов, а язык этноса вби-рает в себя информацию об этой картине мира, то есть отражает и закрепляет отработанные историческим опытом народа реалии. Под карти-ной мира диалекта исследователями понимает-ся «присущая данному диалекту как подсистеме конкретного языка определенной устройство си-стемы понятий, отражающее специфические пути освоения окружающего мира коллективом носите-лей данного диалекта» [4, с. 16].

В разных лингвистических центрах создают-ся словари и материалы к словарям, ставящие этнолингвистическое описание слова одной из главных задач, о чем свидетельствуют следую-

197


щие исследования: Л. Е. Березович (на материа-ле топонимического материала, г. Екатеринбург); О. В. Востриков, В. В. Липина (создатели диалект-ного этноидеографического словаря уральских говоров, г. Екатеринбург); И. П. Верба (исследо-вание костромской диалектной лексики, г. Костро-ма), С. М. Поздеева (по материалам экзистен-циальной лексики пермских говоров, г. Пермь); Т. В. Карасева (этнолингвистический аспект ис-следования в воронежских говорах, г. Воронеж), В. Ю. Краева (на основе диалектной фразеологии говоров Алтая, г. Барнаул) и т. д. Языковой мате-риал данных исследований позволяет определить специфику формирования и национальной, и ре-гиональной картины мира.

Восточное Забайкалье представляет собой уникальный феномен в плане исследования ре-гиональной картины мира. Специфика заключает-ся в том, что на данной территории столкнулись представители разных этносов. Южная часть современного Восточного Забайкалья осваива-лась различными бурятскими племенами, в ре-зультате чего сформировались русско-бурятский и бурятско-русский билингвизм. Северную часть территории занимали представители тунгусо- маньчжурской языковой группы – эвенки, где для эвенкийской культуры, как и для других младо-письменных культур, базовой является межлич-ностная коммуникация. Учёными-лингвистами Восточного Забайкалья созданы и создаются уникальные работы, которые направлены на из-учение региональной языковой картины мира (Э. А. Колобова, В. А. Пащенко, Т. Ю. Игнатович, Е. И. Пляскина, Л. М. Любимова, О. Л. Абросимо-ва, Д. Б. Сундуева, В. С. Левашов, Ю. В. Биктими-рова и др.). Тем не менее, различные языковые факты Восточного Забайкалья сравнительно сла-бо изучены с точки зрения лингвокультурологии, социолингвистики, этнолингвистики. Хотя потреб-ность в таком описании становится все более не-обходимой, так как позволит увидеть, в частности, в говорах Забайкалья, не просто структурирован-ную диалектную систему, но и определить этно-лингвистическую особенность диалектного слова, говоря словами Н. И. Толстого, репрезентировать специфику «культурной» диалектологии.

Одним из фрагментов региональной культу-ры, заслуживающим особого внимания, является лексика, связанная с семьей, среди которой выде-ляется достаточно большая группа «Наименова-нием детей/потомков» Восточного Забайкалья. Наблюдения над языковым материалом свиде-тельствуют о том, что наименования потомков во многом определяются этнонациональными традициями региона, которые уходят своими кор-нями вглубь истории. Лексический состав данной группы был выявлен по данным «Словаря русских говоров Забайкалья», в результате чего были по-лучены следующие результаты:

1. Обобщённые наименования детей (голо-пу′пень – о ребёнке (ласк.), ла′душка – о любимом человеке, ребёнке, сары'нь – маленькие дети и пр.).

2. Обобщённые наименования неродных де- тей (кормлёныш – ребёнок, взятый на воспита-

ние, кори′нка – падчерица, которую мачеха укоря-ет куском хлеба, приёмок – усыновлённый ребё-нок и пр.).

3. Обобщённые наименования детей, рож- денных вне брака (боего'н – внебрачный ребёнок, поблу′дки – дети, рожденные вне брака, 1. побо-чень – ребенок, родившийся в отсутствие мужа и пр.).

4. Наименования грудных детей (липуно′к – грудной ребёнок, малю′шка – о грудном ребёнке, молокосо′с – 2. рудной ребенок, отсо′сок – ребе-нок, который перестает питаться молоком матери и пр.).

5. Наименования непослушных детей (на-ба′ловень – баловень, шалун, непослу′шка – не-послушная девочка, женщина и пр.).

6. Наименования детей, начинающий гово-рить (залепе′ньчик – ребенок, только что начав-ший лепетать, мо′вня – ребенок, начинающий го-ворить и пр.).

7. Наименования замаравшихся детей (ня′-ша – грязнуля, замарашка, омаря′х – замарашка, грязнуля, чури'ла – замарашка, неопрятная де-вочка и пр.).

8. Наименования потомков от смешанных браков а) потомки от смешанного брака русских и бурят (кары′м, хары′м, меша′к); б) потомок от родителей разных национальностей (бо′лдырь – потомок от смешанного брака между русскими, бурятами и эвенками, пабо′лд – ребёнок от роди-телей разных национальностей и пр.).

Например, уникальный региональный кон-текст имеет лексема сура'з, обозначает внебрач-ного ребёнка. Контекстный комментарий следую-щий – «Ты сураз, – закричали на парня, потому тебе слова нету. Человек я, а не сураз, – кричал парень. – Это вы суразы. Далее: Суразу не хо-тели давать земли, но тут мужики поднялись и сказали, что теперь время не старое и пото-му все должны быть равны» [11, с. 399]. Видим из примеров, что внебрачное дитё сохраняло свой отпечаток всю жизнь, сураз мог и не участвовать в сельских делах, например, при наделе земли. Также не имел собственного слова и прав.

У семейских забайкалья сура'з, сура'за, су-разё'нок, сура'зка, суразю'га пренебрежительно речь идёт о внебрачном ребёнке. Рассмотрим примеры: «Муш мой сурас, он двенаццати лет астался от матири сиротой. Раньше езли биз мужика радили, давили крачча. А езли нет, то сурас растёт, глаза мозолит. Сурас-та, дак это нагулянный рибенок, бизбатишный, без-авременная рожденный». Следующая лексема суразё'нок – «Сурас или суразёнок, биз батьки нажитый то ись. Раньше сраму такова мала была, ретка, а типеря. Вона, Ольга бегат – су-разёнок она, мамка ейна у гароди её «нашла». Далее: – «Суразёнка па кучкам «нашла», суразён-ка «ростит»», – говорят пра неё. А рибёнок не виноват веть. Следующий пример: суразю'га – «Сураз – ребёнка девка нагуляить, яво и назы-вають етак. Вон суразюга идёть, матка яво идее-та «нашла». Хто яво жалеить, матка адна жалеить» [10, с. 459–461].

198


Лексема имела место быть во многих рус-ских народных говорах, о чем свидетельствуют данные «Словаря русских народных говоров» (далее СРНГ). Само слово су'ра'з обозначало: 1. Несчастье, беда, потрясение – в сибирских, пермских говорах. Существовало выражение: Сур'аз за сур'азом. Беда за бедой (о частых несча-стьях, преследующих кого-либо). Сураз за сура-зом: парень спился, девка убежала замуж. 2. Вне-брачный ребенок. В енисейских, кемеровских, сибирских, прибайкальских говорах. «Без мужа девка или баба родит ребенка, говорят сураз. А незаконный родится, так звали сураз. Раньше от конфуз был, что сураза родить. Вот когда ребенок без отца родился, его суразом зовут». 3. Ребенок, рожденный от кровных родственни-ков – в томских говорах. 4. О женщине, родившей вне брака. Фиксируется и лексема сура'за – вне-брачный ребенок – «Твой-то сураза мо-его, дева, набил»; сураз'ёнок, если несколько детей – сура-зя'та. Контекст: «Нагульные дети суразенками зовутся. Суразенок – это без отца ребенок, не-законнорожденный. Полный двор суразят, покоя от них нет».

Специфичной является и лексема суразя›та, представленная в СРНГ – цыплята, высиженные курицей из яиц, которые она снесла где-либо вне двора. Курица отложила яиц на болоте, да при-вели осенью одиннадцать суразят. Зафиксиро-вано в новосибирских говорах.

Суразка – 1. Внебрачная дочь. Суразка моя прибежала. В новосибирских словарях. 2. Жен-щина, родившая вне брака, мать-одиночка. Имеет хождение в Бурятии.

Сура'зница – 1. Женщина, имеющая вне-брачного ребенка. Кто в девках, без замужества родит, та и суразница. В томских и кемеровских говорах. 2. Внебрачная дочь. Зафиксировано в кемеровских говорах [11, вып. 42, с. 273–274].

В обрядовой культуре славян нечестная девушка подвергалась разного рода наказани-ям, особенно строгим в лингвокультуре южный славян: ее изгоняли из дома, не брали замуж, родные побивали девушку камнями, такому же наказанию подвергался и ее партнер. Такая де-вушка не имела права скакать через костер на Ивана Купалу, так как она тем самым осквернила бы его, собирать папоротник, так как папоротник «не дастся», не будет иметь никакой силы (руси-ны). Полагали, что нечестная девушка приносит несчастье: если она первой войдет в дом на Рож-дество, в доме все пойдет трещинами, начиная со стен и до утвари [9, т. 2, с. 35]. Соответственно подобным наказаниям подвергался и внебрач-ный ребёнок, который не мог участвовать в обря-довых действиях.

В словаре В. И. Даля суразъ – сибирская лексема, внебрачно рожденный. Образовано от слова «разить», трактуется и как «бѢдовый слу-чай, ударъ, огорчение» – Суразъ за суразомъ или беда за бедой [11, т. 4, с. 371].

Этимологический комментарий следующий: сура'зный – сураз «внебрачный ребёнок». Обра-зовано, предположительно из су- и разъ- «удар, порез», глагол рѢзати. Бытует в сибирских, перм-ских говорах [15, т. 3, с. 806].

Таким образом, следует сказать, что сура'з, сура'за, суразё'нок, сура'зка, суразю'га обозна-чает «внебрачного ребенка». Аналогично имено-валась и мать ребёнка. Появление такого дитя связывалось с представлением о том, что мать «находила» его в огороде, некое антропоморфное существо. Это был ребенок-найдёныш «нашли в огороде». Повергалось резкому осуждению его зачатие, особенно рождение и воспитание. Кроме того, такого ребёнка могли тайно при рождении (крачча) убить, чтобы женщина могла избежать позора, хотя она всё равно носила след совер-шенного греха. Ребёнок наделялся «нечистой» энергией так, что с ним старались не общаться окружающие, не проявляли чувств сочувствия. Имеет место функционировать в пермских, кеме-ровских, сибирских, прибайкальских говорах. По происхождению носит славянские корни.

Образ внебрачного ребенка плотно закрепил-ся в народном сознании и нашел свое отражение в региональной языковой картине мира. Наимено-вания внебрачного ребенка имеют обширный ряд диалектных слов, обладающих, главным образом, отрицательной коннотацией, в том числе и в за-байкальской этнокультуре. Рождение добрачных и внебрачных детей осуждалось народной тради-цией. Отметим, что образ ребенка занимает одно из самых значимых мест в сознании человека. Се-мья вообще и ребенок в частности испокон веков считались самым важным пунктом в ценностной системе мироощущения человека. С ребенком связывается множество разнообразных обрядов и таинств, традиций и условностей, которые, так или иначе, наложили свой отпечаток на не только на лексический состав всего русского языка, но и на региональную лингвокульутру.

Подводя итог сказанному, необходимо под-черкнуть, что обозначенные этнолингвистические данные имеют исключительное значение, так как помогают объяснить и связать воедино многие языковые факты при описании специфических черт менталитета того или иного этноса. Языко-вой материал Восточного Забайкалья становится источником формирования не только региональ-ной языковой картины мира, но и частью нацио-нальной картины мира.

Список литературы1. Бартминьский Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике. М.: Индрик, 2005. 512 с.2. Брысина Е. В. Диалект как форма трансляции традиционных ценностей // Язык и культура Русского Севера:

к вопросу о региональной языковой картине: сб. науч. тр. Архангельск, 2013. С. 18–23.3. Вендина Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М.: Индрик, 2002. 336 с.4. Закуткина Н. А. Феномен диалектной картины мира в немецкой философии языка XX века: дис. … канд.

филол. наук: 10.02.19. М., 2001. 197 с.

199


5. Звегинцев В. А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях: в 2 ч. Ч. 2. М.: Учпедгиз, 1960. 330 с.

6. Копыленко М. М. Основы этнолингвистики. Алматы: Евразия, 1995. 178 с.7. Радченко О. А., Закуткина Н. А. Диалектная картина мира как идиоэтнический феномен // Вопросы языкозна-

ния. 2004. № 6. С. 25–48.8. Симашко Т. В. Региональная языковая картина мира: на пути поиска определённости (вместо предисло-

вия) // Язык и культура Русского Севера: к вопросу о региональной языковой картине: сб. науч. тр. Архангельск, 2013. С. 9–13.

9. Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. Т. 2. / под общ. ред Н. И. Толстого. М.: Междуна-родные отношения, 1999. 680 с.

10. Словарь говоров старообрядцев (семейских) Забайкалья / Т. Б. Юмсунова [и др.]. Новосибирск: Наука: СО РАН, 1999. 540 с.

11. Словарь русских говоров Забайкалья / Л. Е. Элиасов. М.: Наука, 1980. 472 с.12. Словарь русских народных говоров / гл. ред. Ф. П. Сороколетов. СПб.: Наука, 2008. Вып. 42 (стриж – сухло-

вина). 330 с.13. Толстая С. М. Пространство языка. Лексическая семантика в общеславянской перспективе. М.: Индрик,

2008. С. 333.14. Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля: в 4 т. Т. 4. М.: Рус. яз.-Медиа, 2003. 688 с.15. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 3. (Муза – Сят) / пер. с нем. и доп. О. Н. Труба-

чева. 2-е изд., стер. М.: Прогресс, 1987. 832 с.

УДК 81Ольга Ивановна Перфильева,



Этимология обыденных слов русского языка с «затемнённой» внутренней формойВ статье рассматривается происхождение некоторых общеупотребительных слов, обозначающих

названия лиц. Представленные слова имеют затемнённую «внутреннюю форму», возникшую в резуль-тате действия различных внутриязыковых, культурно-социальных, межъязыковых и территориально временных процессов, и поэтому вызывают интерес у носителей русского языка. Используя данные различных этимологических словарей, можно понять историю данных слов, раскрыть признак, поло-женный в основу их номинации.

Ключевые слова: этимология, внутренняя форма, затемнённая внутренняя форма, идиоматиза-ция, деэтимологизация, мотивирующее слово, этимон

Olga I. Perfileva,Master Student,



Etymology of Ordinary Words of the Russian Language with a “Darkened” Internal formThe article considers the origin of some commonly used words denoting the name of persons. The

presented words have a darkened “internal form”, which has arisen as a result of the action of various intra-linguistic, cultural-social, interlingual and territorially-temporal processes, and therefore attract the interest of native speakers of the Russian language. Using the data of various etymological dictionaries, you can understand the history of these words, a sign placed in the basis of their nomination.

Keywords: etymology, internal form, darkened internal form, idiomatization, demythologization, motivating word, etymon

Чаще всего людей интересует этимология обыденных слов, которые часто употребляются. Для многих носителей русского языка непонятно и неизвестно происхождение слов, которые они ежедневно слышат и произносят.

За историю своего существования слова из-меняются. Следствием исторического изменения слова выступает деэтимологизация – процесс, при котором происходит стирание внутренней формы слова [1, с. 321].

В. В. Виноградов, проследивший историю возникновения и формирования термина, отмеча-

ет, что «внутренней формой» слова многие линг-висты называют способ представления значения в слове, «способ соединения мысли со звуком» [2, с. 640].

Внутренняя форма может быть затемне-на, и тогда признак, положенный в основу номи-нации, определяется с помощью этимологии. В языке действует тенденция к идиоматизации лексического значения, связанная со стиранием внутренней формы слова, которое обусловлено рядом факторов: фонетическими изменениями, приводящими к разрыву связи с мотивирующим

200


словом; утратой мотивирующего слова; измене-нием реалии с утратой признака, мотивирующего номинацию слова; упрощением основы и погло-щением непродуктивных суффиксов, расширени-ем или сужением семантики и др.

Рассмотрим ряд обыденных слов, называю-щих лиц, с «затемнённой» внутренней формой.

Девушка (общеславянское) – дева (прасла-вянская *děva) восходит к праиндоевропейскому слову *dhē(i ̯), которое значит «сосать, питаться с помощью груди» [5, с. 890]. По этимону слово девушка родственно слову дети (дѣтѩ), которое происходит из того же корня. Оттуда же древне-русский глагол доити – «кормить грудью». В пра-форме наблюдалось качественное чередование дифтонгов *oi//*ei (*dei//*doi). Рассмотренная этимология позволяет встроить слово девушка в генетическую цепочку: доить – дойный – дитя – дети – дева – девушка.

Жена, женщина (общеслав.) – др.-инд. ко-рень *gena > женa после изменения г в ж перед гласным переднего ряда е. Данная этимология позволяет встроить это слово в генетическую це-почку: ген – генетика – гинеколог – жена – жен-щина [7, с. 542].

Ребенок – из инд.-европ. *orbъ, от кот. в числе прочего произошли: вост.-слав. и зап.-слав. rоbъ, ю.-слав. rаbъ. Русское реб- получе-но из *робę- в результате ассимиляции гласных, поскольку исходной формой было *orbę (род. *orbęte). Родственно лат. orbus «осиротевший», греч. ὀρφανός с тем же значением, арм.оrb – «си-рота», ирл. orbe – «наследство», др.-инд. árbhas – «маленький, мальчик» [5,с. 890]. Таким образом, можно сделать вывод, что у вост.-слав. слова робъ и ю.-слав. рабъ могли быть значения «маль-чик» и «сирота», последнее значение, посколь-ку первоначально сироты выполняли наиболее тяжелую работу по дому, трансформировалось у слова раб в значение «слуга, состоящий в пол-ной власти хозяина».

Этимологически родственно слову ребёнок слово парень, которое произошло от прасла-вянского *раrę – уменьшительно-ласкательного прозвища от раrоbъkъ (ср. украинское слово па-рубок), восходящего к роб – «мальчик», исходный инд-европ. корень которого *orbę также дал слова ребёнок и южнослав. раб, работа [6, с. 400]. Инте-ресно, что в этимологических словарях указыва-ется, что слово парень – это суффиксальное об-разование от паря, еще сохранившегося в русских диалектах, в том числе в забайкальских. В За-байкалье слово паря употребляется в качестве обращения к лицу и мужского, и женского пола. В забайкальских диалектах также употребляется этимологически родственное ему слово робить – «много работать». Таким образом, слово парень входит в генетическую цепочку: (диал.) робить – ребенок – хлебороб – (диал.) паря – парень.

Слово мужчина восходит к праславянскому *mǫžьščina – производное от существительно-го *mǫžь (инд.-европ. тan-u/mon-u с основой на u). В русский язык заимствовано, вероятно, че-рез белорусско-украинское посредство из поль-

ского mężczyna. Русское «мужчина» родственно др.-инд-европ. слову mánuṣ (mánu-, mánuṣ-), кото-рое значило «человек, муж» [5, с. 890].

Дед – слав. dědъ может восходить к инд.-ев-роп. форме *dhēdh, *dhēdh – «дед, бабка», которая была общим обращением к старшим [4, с. 890]. В «Кратком этимологическом словаре» Н. М. Шан-ского славянское слово dedъ обычно толкуется как слово «детской речи», образованное удвое-нием dě (dě > de), так же, как слова тетя, баба [7, с. 542].

Молодой – от о.-слав. *moldъ , образованного в свою очередь, от инд.-евпроп.*mol- , *mel- «мо-лоть, дробить, размягчать» с помощью инд.-ев-роп. суффикса -dh- с первоначальным значением результата, достигнутого состояния [6, с. 400].Если эта интерпретации верна, то слово молодой войдёт в этимологическую цепочку: молоть – мельчить – молодой – мельница – млин> блин, где между звеньями наблюдается значительное семантическое расхождение.

Интересна этимология слова отец (прасла-вянское *оtьсь из *оtьkъ), которое является про-изводным от *оtъ «отец» на основе др.-русск., цслав. отьнь в значении «отчий» [5, с. 890]. У Н. М. Шанского слово отец суффиксально произ-водное (суф. -ьць>-ец) от той же основы, что др.-рус. отьнъв значении «отеческий» [6, с. 400].

Слово мать является общеславянским ин-доевропейского характера (ср. санскритское mātắ, греческое mēter, латинское mater, литов-ское mótė, литовское mótyna, латышское mate, немецкое Mutter и др.). Вероятно, суффиксальное производное от детского лепета мама. Первона-чальное*mati изменилось на почве русского языка в мать в результате утраты конечного безударно-го и [7, с. 542].

Слово сестра широко распространено в славянских и других индоевропейских языках, исключение составляют греческий, латышский и албанский. По мнению языковедов, древнее индоевропейское обозначение сестры восходит к праиндоевропейской основе *swesór-, которое представляет собой сложное образование от кор-ня se- >seue, обозначающего родство, родствен-ные отношения (ему родственны все образования от местоимения свой). Происхождение второй части слова не выяснено, возможно, восходит к утраченному почти во всех индоевропейских языках корню sor – «женщина» от к древнеиндий-ского stri – «женщина, жена» [4, с. 215].

По принципу сестры – «своей женщины» об-разованы и некоторые другие термины родства, обозначающие в основном вновь приобретаемых родственников: это всем известные свекровь и свёкор – «родители мужа», старославянская свесть – «сестра мужа, золовка» и иные.

Слово брат является общеславянским, и.-е. основа – *bhrātēr. Слово со старой основой на -er, широко распространенной в родственных названи-ях, ср. мать — матери, сестра, лат. pater «отец» и т. д. Современная форма из *bhrātēr в резуль-тате диссимилятивного отпадения конечного r. Современные балтийские названия брата – ли-

201


товск; brolis, латышск. bralis – представляют со-бой поздние образования, сокращенные в речи из более длинных, типа литовского уменьшительно-го broterelis. Форма литовск. brolis показывает, что первоначально это было слово с уменьшитель-ным значением [5, с. 890].

Тесть – и .-е. основа *tek ̂- «производить, ро-ждать»: укр. тесть, блр. цесць, др.-русск. тьсть, ст.-слав. тьсть, болг. тъст, сербохорв. тȃст, словен. tȃst, чеш. test, слвц. tеst᾽, польск. teść, др.-польск. cieść. Сюда же чеш. tchán «тесть», tchyne ̌ «теща» [5, с. 890].

Слово тёща является славянским по про-исхождению, имеет соответствующие аналоги в славянских языках (ср. укр. теща, блр. цешча. болг. тъща, сербохорв. ташта, словен. tasca, польск. tesciowa и т. д).Оно производно от слова тесть (общеслав. *tьstь) . По словам П. Я. Черных, это «в этимологическом отношении трудное сло-во». Возможно, что это слово относится к группе терминов родства, восходящих по корню к ин-доевропейскому *-tat-: -tet-: *tit- (см. тятя, тётя; ср. древнепрусск. thetis «дедушка», латин. tata «папа», «отец»; древнеинд. tata-h «отец» и др.)» [5, с. 890].

Слово дурак произошёл от праинд.-европ. *dur – «кусать, жалить» и поначалу обозначало «укушенного», ужаленного», затем сематника трансформировалась в «бешеного, сумасшед-шего, больного» (от укуса) и уже потом преоб-разовалась в «дурного, глупого». Кстати, ритуал посвящения в скоморохи тоже имеет к этому от-ношение. По одной из версий, кандидат в шуты перед началом своей профессиональной де-ятельности должен был пережить укус гадюки [5, с. 890].

Стерва (общеслав.) – суффиксальное про-изводное (суф. -в-) от основы *sterti, ( старослав. стербнути «коченеть, затекать, терпнуть», нем. sterben «умирать», греч. stereos «затвер-

делый, окоченелый»). Первоначально означало «мертвец, труп», затем – «падаль». Переход в бранное значение произошел по причине брез-гливого отношения к мёртвому. Слово стервятник является родственным слову стерва (существи-тельное стервятник восходит к основе *sterti) [7, с. 542]. В данном слове наблюдаются семантиче-ские изменения (от значения «падаль» к значе-нию (в переносном смысле) – «сварливая, скан-дальная, нетерпимая женщина»).

Не менее интересно происхождение общес-лавянского слова друго́й. Данное слово идентич-но по происхождению существительному другъ в значении «товарищ». Современное понимание развилось в оборотах друг друга, друг другу – «один другого, один другому» [7, с. 542].

Происхождение слова идиот объясняется у М. Н. Шанского как заимствованное в XVIII в. из немецкого языка, где Idiot < лат. idiota в значении «неуч, простолюдин» восходит к греч. Idiōtēs – «профан, несведущий человек», производному от idios «своеобразный, иной, странный, необыч-ный» к современному значению «сумасшедший» [7, с. 542].

Не менее удивительно происхождение слова забияка. По мнению М. Фасмера, слово пришло из польского языка zabijak, первоначальное зна-чение у него, вероятно, – «убийца» [5, с. 890].

У слов, как и у людей, есть своя история, своя судьба. Они могут иметь родственников, бо-гатую родословную, и, напротив, быть круглыми сиротами. Слово может рассказать нам о своей национальности, о своих «родителях», о своём происхождении. Ю. В. Откупщиков говорил: «Сло- ва, которыми мы пользуемся в нашей повседнев-ной жизни, образуют очень интересный и своео-бразный мир, имеющий свои особенности и законо-мерности, свои нераскрытые еще тайны и загадки, свою историю» [3, с. 175]. И этимология является одним из ключей к раскрытию тайн языка.

Список литературы1. Булаховский Л. А. Деэтимологизация слов в русском языке // Труды института русского языка. М.: АН СССР,

1949. Т. 1, вып. 42. С. 321.2. Виноградов В. В. Русский язык. М.: Высш. шк., 1986. 640 с. 3. Откупщиков Ю. В. К истокам слова. М.: Просвещение, 1986. 176 с.4. Трубачев О. Н. История славянских терминов родства. М., 1959. С. 215.5. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М.: Прогресс, 1996. С. 890.6. Шанский М. Н., Боброва Т. А. Школьный этимологический словарь русского языка: происхождение слов.

5-е изд., стер. М.: Дрофа, 2002. С. 400.7. Шанский М. Н., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М.: Просвеще-

ние, 1975. С. 542.

202

Типы внутринациональных речевых культур и построение текста

УДК 811.161.1'373Валентина Михайловна Хамаганова,

доктор филологических наук, профессор,Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления,

г. Улан-Удэ, Россия,е-mail: [email protected]

Глаголы-характеристики как средство выражения предикативного признака в тексте типа «описание»1

Выявление и вербализация синхронно существующих признаков объекта действительности как одна из форм мышления о действительности определяет логическую основу текста типа «описание». Известные две разновидности описательного текста – визуальное описание и описание-характеристи-ка – формируются посредством разных значений предикативного признака, выраженного глаголом. Предикаты качества передают значение вневременности, временной неограниченности, постоянности, что свойственно описанию-характеристике, а предикативный признак в этом случае выражен глагола-ми-характеристиками. Предикаты явлений имеют значение временной локализованности, эпизодич-ности, что является сутью визуального описания, в котором используются контекстуальные глаголы.

Ключевые слова: текст типа «описание», визуальное описание, описание-характеристика, се-мантические типы предикатов, глаголы-характеристики, контекстуальные глаголы, временная локали-зованность/нелокализованность

Valentina M. Khamaganova,

Doctor of Pilology, Professor of Russian language department,East Siberia State University of Technology and Management,

Ulan-Ude, Russia,е-mail: [email protected]

Qualificative Verbs as Media of Predicative Characteristic in Descriptive TextDiscovery and verbalisation of simultaneous characteristics of any object of material world as form of

perception of this world determine the logical basis of descriptive text. Two variations of descriptive text – visual and qualificative – are based on different meanings of predicative characteristic revealed by a verb. Predicates of quality have meaning of timelessness, absence of time limits and permanency which suits qualificative type of a descriptive text. In this case a qualificative verb is a bearer of predicative characteristic. Predicates of facts have meaning of time localization and occasionality which are an essence of a visual descriptive text. Contextual verbs are used in that case.

Keywords: descriptive text, visual description, qualificative description, semantic types of predicates, qualificative verbs, contextual verbs, localization in time

1 Работа выполнена при поддержке РФФИ (Проект «Моделирование текста: лексический состав текста типа “описание”» № 15-04-00305).

Одним из объектов лингвистического изуче-ния на текстовом уровне является фрагмент мо-нологической части целого текста, вычленяемый на логической, функционально-смысловой осно-ве, репрезентирующей описательную микротему, и названный термином «описание».

Функционально-смысловой подход к изучению единиц сверхфразового уровня – описания, пове-ствования, рассуждения, – разработанный О. А. Не-чаевой, эксплицирован существованием логической основы для типов речи [3]. Применение функцио-нально-смыслового подхода позволяет последо-вательно определить делимитативные границы, а следовательно, вычленять из целого текста на-званные текстовые единицы. Значение синхронно-сти существования признаков статичного предмета

в основе описания отражает одну из форм мышле-ния о действительности, объясняет закономерные дефиниции этого типа речи, вербализованные средствами языка (соотношением видо-времен-ных форм предикатов, интонационными средства-ми, наличием внешних средств связи и др. [4; 5].

Таким образом, описательный текст – это со-вокупность предложений, объединенных темати-чески, а в структурно-языковом плане значением одновременности существования признаков ста-тичного объекта, отражающих свойства внеязыко-вого предметного ряда.

Известны разновидности текстов типа «опи-сание»: визуальное описание и описание-харак-теристика. В визуальном описании номинирова-ны признаки объекта, конкретные, наблюдаемые

203


в определенный момент времени. Недалеко от улуса коровы пощипывают черствую прошло-годнюю траву, дремлют, подставив бока солн-цу. На сопке с длинной палкой, как древний воин, стоит пастух. Навстречу, по дороге от улуса, трусит всадник на низенькой монгольской ло-шадке. (И. Калашников. Разрыв-трава).

Описание-характеристика – это перечисле-ние постоянных или обычных, потенциальных и устойчиво возобновляемых свойств объекта, относящихся к разным периодам его существова-ния и сферам проявления. Он (Дашенькин) всег-да торопился, ходил сутуля плечи, и в глазах его тлела какая-то безумная озабоченность. Он работал жестянщиком в трамвайном депо… (Ю. Трифонов. Путешествие).

Семантическая структура описательного текс- та, как и предложения, складывается из отноше- ний семантических компонентов, формируемых взаимодействием их грамматических и лексиче- ских значений. Семантическое строение описа-тельного текста обладает изоморфным составом − предикативный признак, субъект и объект, − одна-ко своеобразие значения компонентов, способов их выражения и функционирования в описании в сравнении с предложением требует исследования и выявления текстовой закономерности.

Функциональное своеобразие семантики предикативных глаголов в описательном тексте определило цель этого исследования.

Нелокализованные во времени действия, процессы, состояния присущи такому виду опи-сания как характеристика, которая может быть не только перечислением признаков, свойственных человеку, – рода его занятий, склонностей, его по-ведения, – но и постоянных, повторяющихся и по-тенциальных свойств животного или какого-либо предмета, местности.

Существует разница в способах вербализа-ции временных, конкретных и постоянных, повто-ряющихся, потенциальных – абстрактных свойств объекта. В языке существует способ воспроизведе-ния конкретных, сиюминутных проявлений свойств описываемого объекта или его постоянных черт.

Свойства объекта, существование которых не локализовано во времени, воплощаются в бо-лее обобщенных средствах выражения мысли, хотя мы знаем, что в языке все имеет обобщенное значение. Однако степень обобщения в формах, средствах выражения признаков характеристик еще более высокая. В таком случае говорящий отвлекается от конкретных проявлений, выделяя более существенные, типичные. Например, в ха-рактеристике осени не будет важным, какого числа в октябре шел дождь, важно то, что осенью идут дожди; и надо подчеркнуть, что для этого и подоб-ных обобщенных признаков выработана в языке особая обобщенная форма множественного числа – осенью идут дожди. Эта же форма в примере Здесь выпадают обильные снега. Форма снега тоже выражает обобщенное значение, ибо ясно, что существительное снег как вещественное не имеет формы множественного числа.

Значение нелокализованного во времени действия, явления как признак какого-либо объек-

та получило исторически свое оформление в раз-личных формах языка, причем не как какое-то частное, индивидуальное употребление, а как сложившийся способ выражения действия. Весь-ма существенно то, что это значение заложено в лексическом значении глаголов.

Рассмотрим на примере описания-характе-ристики проявление нелокализованности явлений в лексическом значении глаголов:

Аркадий Павлыч, говоря собственными его словами, строг, но справедлив, о благе поддан-ных своих печется и наказывает их – для их же блага... Одевается он отлично и со вкусом, вы-писывает французские книги, рисунки и газеты, но до чтения небольшой охотник... В карты играет мастерски... Он удивительно хорошо себя держит, осторожен, как кошка, и ни в какую историю замешан отроду не бывал... Дурным обществом решительно брезгает – скомпро-метироваться боится... Музыку он любит, за картами поет сквозь зубы, но с чувством... (Тур-генев. Бурмистр).

В приведенном описании-характеристике пе-речисляются признаки объекта, раскрывающие свойства его характера, увлечения, отношение к окружающим и поведение его в обществе, то есть перечисляются особенности, характеризую-щие данный объект постоянно. В данной характе-ристике постоянные признаки объекта выражены семантикой глаголов (печется, брезгует, лю-бит). Мы не говорим здесь о таких глаголах, как одевается, играет, поет и др., с помощью кото-рых в этом описании также выражаются характер-ные черты персонажа. Но эти глаголы могут быть употреблены и для обозначения временного дей-ствия. Ср.: Шарлотта, Яша и Дуняша сидят на скамье. Епиходов стоит возле, играет на гита-ре и поет. Шарлотта одевает на плечо ружье и поправляет пряжку”. Такие глаголы образуют другую лексико-семантическую группу глаголов, используемых в описании.

В силу того, что глаголы, обозначающие нело-кализованные действия или состояния, это значе-ние выражают лексически, они не нуждаются в до-полнительном грамматическом средстве в виде формы времени (настоящего постоянного). Зна-чение постоянности в этих глаголах может прояв-ляться как в форме настоящего, так и в форме про-шедшего времени несовершенного вида (иногда совершенного перфектного). Эта же характеристи-ка в прошедшем времени не утрачивает значения постоянности признаков. Ср.: Аркадий Павлыч ... пекся о благе подданных своих... Дурным обще-ством брезгал – боялся скомпрометироваться... Музыку он любил. Характеристики с постоянными признаками в форме прошедшего времени неред-ки в художественных произведениях.

Следовательно, значение постоянности су-ществования признака объекта описания не свя-зано только со значением настоящего времени (речь идет о настоящем постоянном, или внев-ременном) употребляемых глаголов. Значение нелокализованности действий, обозначающихся глаголами несовершенного вида, в характери-

204


стике выражается средствами аспектуальности, но в первую очередь может быть выражено соб-ственно лексическим значением глаголов.

В данной статье рассматривается своеобра-зие семантических свойств предикатов в описа-тельном тексте, которые представляют собой проявления той типологии, которая отражает «по-ложения дел» и в основе которых лежат признаки, «существенные не для индивидуальных величин, а для целых классов единиц» [2, с. 48].

Наиболее общее противопоставление пре-дикатов разных типов, по дихотомической типо-логии Т. В. Булыгиной, строится на их отношении ко времени. Эти отношения реализуются в про-тивопоставлении глагольного (динамического) и неглагольного (статического) выражения, или предикатов, называющих «явления» и «каче-ства» [1, с. 17]. Для качеств характерно значение вневременности, временной неограниченности, постоянности; для явлений – временной локали-зованности, эпизодичности, актуальности, непо-средственной связанности со временем [1, с. 18]. В русском языке существует группа глаголов, способных выражать только «неактуальное» зна-чение, поэтому их надо отнести к предикатам ка-честв: равняться, соответствовать, зависеть, обладать, владеть, любить, ненавидеть, знать, презирать и др. [1, с. 43]. Об использовании та-ких глаголов в тексте типа «описание» проведе-но исследование в [4, с. 137–167], и глаголы со значением временной нелокализованности полу-чили название глаголов-характеристик.

Значение вневременности, или временной нелокализованности, присуще собственно семан-тике названных глаголов, действия которых не мо-гут быть кратковременными, протекающими толь-ко в момент описания. Для сравнения сопоставим глаголы с лексическим значением постоянности действия из приведенных характеристик (брез-гать, любить, лелеять, холить) с глаголами несовершенного вида, не имеющими такого лек-сического значения в описании, перечисляющем синхронные временные действия (тенькать, но-ситься, переливаться, мерцать, плыть).

В густых ветвях клена тенькала синица, пестрые дрозды носились среди пихт и сосен. Золотыми отсветами солнца переливался, мер-цал внизу древний город. В небесной синеве плы-ли редкие белые облака (В. Закруткин. Матерь человеческая).

Продолжительность существования призна-ков последнего описания обусловливается толь-ко грамматически, средствами аспектуальности, а именно значением несовершенного вида. Да и в приведенных выше примерах описания-харак-теристик глаголы, не имеющие лексического зна-чения нелокализованности (они не подчеркнуты), могут выражать действия, осуществляющиеся в определенный момент, например, глагол нака-зывает.

Зато состояния, выраженные глаголами лю-бит (музыку), не могут ограничиваться моментом описания, а предполагают временную неопреде-ленность их существования. Человеку, любящему

музыку, это чувство присуще каждый момент его жизни, то есть это качество постоянно, предста-вить его как конкретное действие, ограниченное каким-либо временем, невозможно. В конкретный момент это качество может быть выражено дру-гими соответствующими глаголами с временным значением: слушать симфонию, наслаждаться игрой пианиста, разбирать партитуру, восхи-щаться исполнением и т. д.

Реалии, обозначаемые глаголами с лекси-ческим значением нелокализованности, пред-ставляют собой процесс, состоящий из каких-ли-бо конкретных действий, однако эти конкретные действия выступают в обобщенном, отвлеченном виде. Вот почему выделенные глаголы как лек-сико-семантические единицы имеют отвлеченно- обобщенный характер.

Отвлеченно-обобщенные действия являют-ся признаками объекта описания-характеристики. Следовательно, глаголы, перечисляющие такие действия, названы глаголами-характеристика-ми, так как они выражают без дополнительных лек-сических и грамматических средств постоянные отличительные свойства описываемого объекта.

Глагол–характеристика может быть упо-треблен в ряду глаголов с конкретным значением в форме настоящего, совпадающего с моментом речи.

Если допустить такое сочетание глаголов в описании, то глагол с отвлеченным значением приобретает иронический оттенок. Этой особен-ностью глаголов-характеристик, меняющих свою стилистическую окраску в зависимости от сочета-ния с конкретными глаголами в описании, поль-зуются в художественной литературе, а также в разговорной речи. Указанное сочетание разных по своему обобщенному значению и стилистиче-ской окраске глаголов является одним из приемов сатирического изображения.

(Кирша вошел в избу). Оба боярина сидели за столом и трудились около большого пирога, не обращая никакого внимания на Милославско-го, который ел молча на другом конце стола уху, изготовленную хозяином постоялого двора (М. Загоскин. Юрий Милославский).

Или: Бабушка сидит в кресле, изучает про-грамму ТВ, сестренка, склонившись над столом, делает домашнее задание по математике, ро-дители на кухне воспитывают Петьку за вче-рашнюю проделку.

Таким образом, в плане выражения харак-тера действия глаголы-характеристики проти-вопоставляются глаголам, употребляющимся в визуальном описании. Как можно видеть из сле-дующего примера, последние обозначают дей-ствия конкретные, наблюдаемые:

Блестели черные ветки, шуршал, сползая с крыш, мокрый снег, и важно, и весело шумел за околицей сырой лес (К. Паустовский. Стальное колечко).

Подчеркивая особенность глаголов-характе-ристик выражать нелокализованность действия или состояния собственно своей семантикой, исключим контекст и сопоставим глаголы-харак-теристики и глаголы, выражающие временные

205


действия и употребляемые в описании, огра-ниченном определенным временным планом. Глагол учительствовать обозначает процесс, который нельзя представить конкретно происхо-дящим в настоящий момент. Он учительствует (работает учителем) – действие может квалифи-цироваться только как отвлеченно-обобщенное, нелокализованное.

Когда-то учительствовал он (Копылов) в церковноприходской школе, по воскресеньям ходил к станичным купцам в гости... мастерски играл на гитаре и был веселым, общительным молодым человеком... В войну его призвали на во-енную службу... Казаки относились к нему с ува-жением, к его слову прислушивались на штабных совещаниях (М. Шолохов. Тихий Дон).

Конкретные действия, связанные с поняти-ем учительствовать, могут быть представлены глаголами: объяснять, проверять, опрашивать, вызывать, рассказывать, оценивать, демон-стрировать, повторять, диктовать, писать, слушать и т. д. Такие глаголы могут создавать картину временных синхронных действий: Класс наполняется вечерними сумерками. Я рассказы-ваю о судьбе Петра Петровича Шмидта, о его самоотверженном подвиге. Ученики, забыв шум-ную перемену, напряженно слушают.

Поэтому глаголы, обозначающие действия конкретные, наблюдаемые в определенный мо-мент, можно называть «визуальными» глаголами. Соответственно глаголы-характеристики – «неви-зуальными».

Таким образом, в русском языке существует группа глаголов, выполняющих функцию преди-катов «качества» и обозначающих временную не-локализованность явлений, состояний – глаголы- характеристики, способные выражать только «не-актуальное» значение. Для выражения нелока-лизованности глаголы-характеристики не нужда-ются ни в грамматической аспектуальности, ни в дополнительных средствах контекста (воспи-тывать, учительствовать, уважать, худеть, состоять, называться и др.) Такие глаголы име-ют отвлеченно-обобщенный характер лексиче-ского значения, так как обозначают реальности, представляющие собой процесс, состоящий из каких-либо конкретных действий. Тематическая дифференциация обозначаемых глаголами-ха-рактеристиками процессов ведет к выявлению групп с частным лексическим значением: рода деятельности объекта (преподавать, заведовать, воспитывать, производить и др.), его психиче-ского состояния (благоговеть, брезгать, прекло-няться, уважать и др); выделяется группа полув-

спомогательных глаголов-характеристик (владеть, зваться, знать, принадлежать и др.), а также гла-голов со значением протекающего как длительный процесс изменения признака описываемого объ-екта (полнеть, лысеть, бледнеть, мелеть и др.).

Статистический анализ, проведенный при сплошной выборке глаголов по «Словарю русско-го языка» С. И. Ожегова, показал, что глаголы-ха-рактеристики составляют большую часть от всего состава глаголов несовершенного вида – 255 гла-голов.

Однако в характеристике как жанре описа-тельного типа речи, что уже отмечалось, функ-ционируют и глаголы, не имеющие лексически выраженного значения нелокализованности явле-ний. В этом случае различные средства контекста способствуют выражению такими глаголами необ-ходимых для описания-характеристики действий или состояний.

Ее муж, Осип Степанович Дымов, был вра-чом и имел чин титулярного советника. Служил он в двух больницах: в одной сверхштатным ор-динатором, а в другой – прозектором. Ежеднев-но от девяти часов до полудня он принимал боль-ных и занимался у себя в палате, а после ехал на коне в другую больницу... (Чехов. Попрыгунья).

В приведенной характеристике, наряду с глаголами-характеристиками имел чин, служил, функционируют глаголы, выполняющие функцию предикатов «явления», приобретающие значение повторяемости, обобщенности действий посред-ством контекстуальных средств: во-первых, об-стоятельства ежедневно, а во-вторых, с помощью употребленных глаголов-характеристик, созда-ющих общий план нелокализованности для всех названных в описании действий. Такие глаголы получили название «контекстуальных» глаголов.

Таким образом, все типы семантических пре-дикатов могут эксплицировать признаки объекта описания. Существенным является логический план описания – синхронность, задающий способ восприятия и отражения внеязыковой ситуации, вследствие этого описание функционирует как оператор семантических свойств предикатов.

Анализ функциональных свойств семанти-ческих типов предикатов, использованных в тек-сте типа «описание», показал, что описательный текст обладает широким диапазоном семантиче-ских возможностей в области выражения предика-тивного признака. Основополагающая типология семантики предикатов отражает функциональные свойства предикатов, последовательно определя-ющие и реализующие две разновидности описа-ния – визуальное и характеристику.

Список литературы1. Булыгина Т. В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. М.:

Наука, 1982. С. 7–85.2. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Язы-

ки русской культуры, 1997. 576 с.3. Нечаева О. А. Функционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение): дис. … д-ра

филол. наук. М., 1975. 394 с.4. Хамаганова В.М. Глагольное видо-временное и лексическое выражение синхронности в описании как типе

речи: дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. М., 1979. 217 с.5. Хамаганова В. М. Структурно-семантическая и лексическая модель текста типа «описание» (проблемы семи-

отики и онтологии): дис. … д-ра филол. наук: 10.02.01. М., 2002. 332 с.

206

Языковая личность и языковая картина мира

УДК 882Надежда Борисовна Анциферова,

кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного,

Забайкальский государственный университет, г. Чита, Россия,


Дневниковый текст как коммуникативный акт: сигналы адресованностиВ статье представлены обзор классификаций языкового выражения категории адресованности.

Определяются особенности выражения данной категории в дневниковом тексте.Ключевые слова: адресованность, дневниковая проза, коммуникативный акт

Nadezhda Antciferova, Сandidate of Philology,

Associate Professor of Russian as foreign,Transbaikal State University,


Diary Text as Communicative Act: the Appeal to Smb Signals Are presented the review of classifications of language expression of category of an appeal to smb in

article. Features of expression of this category in the diary text are defined.Keywords: the appeal to smb, diary prose, communicative act

В качестве коммуникативного речевого акта могут выступать не только отдельные речевые высказывания, но и целый текст. Г. В. Степанов пишет: «К числу общих свойств художественного сообщения и языка как средства речевого обще-ния можно отнести диалогичность и того, и друго-го» [6, с. 106]. «Процесс художественной комму-никации происходит не стихийно, а планируется автором в момент создания произведения, у ав-тора всегда есть установка на адресата эстети-ческого общения» [3, с. 24]. Ориентированность современного дневника на массовое прочтение позволяет рассматривать его как экстравертив-ную фигуру, как определённое звено в предло-женной Р. О. Якобсоном и скорректированной М. Ю. Лотманом для случаев передачи информа-ции по словесному каналу модели коммуникации. При этом одной из ведущих категорий текста ста-новится адресованность, анализ которой требует использования данных когнитивной и коммуника-тивной лингвистик, лингвопрагматики, психолинг-вистики и ряда других направлений науки о языке.

Проблема языковой выраженности диало-га между автором (а в нашем случае – получив-шим от него повествование рассказчиком) и чи-тателем, а также вопрос адресованности текста рассматривались в трудах многих отечествен-ных учёных: М. М. Бахтина, И. Р. Гальперина, Ю. М. Лотмана, Д. Н. Шмелёва, Л. А. Азнабаевой, Т. Н. Азнауровой, Ю. Д. Апресяна, И. В. Арнольд,

Н. Д. Арутюновой, Е. В. Белоглазовой, Н. С. Бо-лотновой, Л. М. Бондаревой, А. Вежбицкой, О. П. Воробьёвой, Е. А. Гончаровой, Ю. Н. Карау-лова, М. Н. Кожиной, Г. В. Колшанского, Т. М. Ми-хайлюк, А. Н. Мороховского, О. И. Москальской, Н. В. Муравьёвой, Е. В. Падучевой, Н. Л. Рома-новой, Г. В. Степанова, З. Я. Тураевой, Н. И. Фор-мановской, И. Д. Чаплыгиной, Т. В. Шмелёвой, В. В. Щуровой и др. Однако языковое выражение адресованности в дискурсе дневникового рас-сказчика имеет две существенные особенности.

Во-первых, изучение дневника как речевого акта в аспекте стилистики текста предполагает осуществление не только операции анализа (раз-ложение на локутивный, иллокутивный и перлоку-тивный уровни, но и операции синтеза, которая позволит исследовать текст в единстве содер-жания и формы. Показательна, на наш взгляд, мысль Г. В. Колшанского: «Тонкий стилистический анализ вскрывает в языковой форме так называе-мые оттенки и нюансы мыслей, которые зачастую просто игнорируются в «грубом» языковом анали-зе» [4, с. 201].

Во-вторых, поскольку доминанта жанра – ав-токоммуникация – модифицируется, занимая про-межуточное положение между линиями «Я – Я» и «Я – Он», то объем информации, передаваемой адресантом (рассказчиком) адресату (читателю), не является константным, происходит прира-щение смысла. Об этом говорит М. Ю. Лотман:

207


«Эстетический эффект возникает в момент, ког-да код начинает использоваться как сообщение, а сообщение как код, то есть когда текст переклю-чается из одной системы коммуникации в другую, сохраняя в сознании аудитории связь с обеими» [5, с. 175].

Н. С. Выговская, исследуя систему отно-шений «автор – читатель» в прозе о Чеченской войне, отмечает: «<..> автобиографизм как базо-вая черта современной военной прозы оказывает влияние на тип повествования в художественных и нехудожественных текстах и определяет сте-пень документальности и репортажности в про-изведениях, обусловленную также установкой на функцию адресата [курсив наш]» [2, с. 107]. Поскольку проявление активного авторского на-чала (в том числе и автобиографизм) – характер-ная черта современной прозы вообще, то дан-ная мысль может быть отнесена и к дневникам С. Есина и В. Гусева.

В отечественной филологии спектр опреде-лений языковых средств выражения адресован-ности достаточно широк (источник обзора [1]): единицы речевого этикета (Н. И. Формановская); контактные прагматические средства (Л. А. Ки-селёва); контакторы (О. Л. Морова); контактоу-станавливающие формулы (Н. В. Гяч); средства речевого контакта (Б. П. Ардентов, Р. М. Гайсина); средства установления, поддержания и размыка-ния речевого контакта (Г. Г. Почепцов); средства эмоционального воздействия (Т. Г. Карпова); фа-тические операторы (Е. В. Клобуков).

Не меньшим является число классификаций. Так, И. Д. Чаплыгина, анализируя функциональ-но-семантическую «Ты-категорию», предлагает следующую систематизацию языковых средств выражения адресованности [7]. На периферии на-ходятся перформативы, потенциально включаю-щие адресата направленного речевого действия, частицы, являющиеся показателями основных интенциональных типов речевых актов, и междо-метия. Переходную зону занимают обращения, называющие и/или призывающие адресата к ком-муникации, и вводные компоненты, придающие речи диалогический характер и позволяющие ре-ализовать стремление адресанта быть правильно понятым. При этом вводные синтагмы, по мнению И. Д. Чаплыгиной, представлены тремя группами: 1) специально предназначенные для выражения Ты-категории; 2) компоненты, выражающие зна-чение адресованности опосредованно; 3) компо-ненты, являющиеся приметами живой речи. Ядро языковых средств выражения адресованности со-

ставляют личные местоимения и наименования адресата (лексический уровень), формы второго лица глаголов (+ местоимение) и императив (на морфологическом уровне), а также императив-ные, вопросительные и повествовательные вы-сказывания (на синтаксическом уровне). Ядерные средства выражения адресованности И. Д. Ча-плыгина называет адресаторами, периферия и переходная зона представлены адресатотивами [7, с. 148].

Е. И. Бударагина говорит о том, что сигналы адресованности художественного текста неодно-родны: часть из них «связана преимущественно с моделированием читательского восприятия, другие же являются собственно средствами соз-дания образа адресата» [1, с. 45]. К первому кор-пусу относятся все виды композиции и её части, игра со временем и пространством, сильные по-зиции текста; второй корпус включает языковые и текстовые сигналы, распределяющиеся на три группы по принципу «степень выраженности ком-понента «слушающий» в семантике» [Там же, с. 36–37]. Первую группу составляют эксплицит-ные средства называния или обозначения слуша-ющего: обращения, местоимения второго лица, глаголы второго лица (через личные окончания). Ко второй группе относятся непрямо эксплициро-ванные средства (дейктические и индексальные), не называющие слушающего, но ориентиро-ванные на него: частицы, вводные и модальные слова, неопределенные местоимения, некоторые союзы, метатекстовые показатели (А. Вежбиц-кая называет их метатекстовыми операторами). В третью группу включены экспрессивные сред-ства языка, побудительные и вопросительные высказывания (предполагают реакцию слуша-ющего), пояснительные конструкции, неполные ситуативные высказывания, тема-рематическое членение предложения, игра на референциаль-ной неоднородности.

Л. М. Бондарева, анализируя структуру и функции субъекта речевой деятельности в тек-стах мемуарного типа, выделяет две формы адресованности – эксплицитную и имплицитную. Для первой характерна репрезентация адресата специальными языковыми маркёрами (конкрет-ные номинации, прямые обращения к читателю), вторая же рассчитана на идеального читателя, близкого автору по духу.

Таким образом, установка на массовое про-чтение позволяет рассматривать дневниковый текст как коммуникативный акт, что делает адре-сованность одной из ведущих категорий текста.

Список литературы1. Бударагина Е. И. Средства создания образа адресата в художественном тексте: дис. … канд. филол. наук:

10.01.01. М., 2006. 174 с.2. Выговская Н. С. Система отношений «автор – читатель» в прозе о чеченской войне 1990–2000 гг. и её воздей-

ствие на структуру повествования в художественных и нехудожественных «военных» текстах // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2008. № 2. С. 103–107.

3. Данилова Е. С. Поэтика повествования в романах В. В. Набокова: прагма-семиотический аспект: дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. Саратов, 2003. 195 с.

4. Колшанский Г. В. Соотношение объективных и субъективных факторов в языке. 2-е изд., стер. М.: КомКнига, 2005. 232 с.

208


5. Лотман Ю. М. Автокоммуникация: «Я» и «Другой» как адресаты (О двух моделях коммуникации в системе культуры) // Семиосфера. СПб.: Искусство-Петербург, 2000. С. 159–165.

6. Степанов Г. В. Язык. Литература. Поэтика. М.: Наука, 1988. 382 с.7. Чаплыгина И. Д. Средства адресованности: Ты-категория в современном русском языке: дис. … д-ра филол.

наук: 10.02.01. М., 2002. 412 с.

УДК 81Ван Сюй,



Источники появления крылатых слов, пословиц, поговорок в русском и китайском языкахВ статье рассматриваются в сравнительно-сопоставительном плане на материале русского и ки-

тайского языков универсальные источники происхождения крылатых слов, пословиц и поговорок.Ключевые слова: крылатые слова, пословицы, поговорки, русский язык, китайский язык, универ-

салии, источник происхождения

Van Xu,Master Student,



Sources of Catchwords, Proverbs, Sayings in Russian and Chinese LanguagesThe article examines universal sources of catchwords, proverbs and sayings within the comparative

approach to the Russian and Chinese languages’ processes.Keywords: catchwords, proverbs, sayings, Russian, Chinese, universal

В китайском и русском языках, как и во мно-гих других языках, есть крылатые слова, послови-цы и поговорки. Конечно, их содержание разное, зависит от ментальности народа, культуры. Но следует сказать, что очень много общего. В ста-тье нам бы хотелось рассмотреть источники по-полнения крылатых слов и выражений, пословиц, поговорок в двух языках.

Оба языка содержат много крылатых выра-жений, пословиц, поговорок. Это не только форма выражения языка, но и носитель культуры. Через них мы можем больше узнать о национальной культуре, а затем понять культурную коннотацию нации. Для крылатых выражений в двух языках источники – это кино, художественные произве-дения, высказывания известных людей. А что же является источниками для пословиц и поговорок?

Первый источник – окружающая среда, при-рода. Китай и Россия – огромные страны, но ки-тайский и русский народы живут в разных природ-но-климатических условиях. Многие пословицы и поговорки из обоих языков имеют очевидные географические и этнические особенности. Боль-шая часть Китая находится в умеренном, суб-тропическом, теплом климате, в четырех разных сезонах, особенно на юге, богатом бамбуком, поэтому в китайском языке много «бамбуковых» родственных выражений. Например, 胸有成竹 (обозначает: иметь готовый план в голове), 青梅竹马 (обозначает: дружить с самого детства), 雨后春笋 (обозначает: возникнуть быстро в больших числах), 立竿见影 (обозначает: поставить шест на

солнце и сразу увидеть его тень, дать немедлен-ные и ощутимые результаты) и так далее [4, с. 20]. А в России много леса, поэтому есть выражения: «смотреть в лес», «как грибы после дождя», «как в темном лесу».

Второй источник – кухня, названия блюд.Кухня является типичной национальной

культурой, потому что она отражает социальный уровень жизни, цивилизацию, навыки питания и обычаи.

В Китае народ считает пищу своим небом (для народа пища – самое главное). В китайской кухне заложено стремление к цвету, запаху и вку-су [1]. Типичная пища России – это хлеб и молоч-ные продукты, и выражений такого рода очень много. Например, как сыр в масле кататься (生活富足), кровь с молоком (面色红润).

Третий источник – традиции, обычаи.Язык региона отражает местные условия

и нравы этих нации и региона. Многие русские вы-ражения иллюстрируют в метафорической фор-ме традиции, обычаи русского народа, но этих обычаев нет в Китае, поэтому китайцы не могут понять их смысл. Например, хлеб-соль (госте-приимство); забыть хлеб-соль (неблагодарность). Предки китайской нации с древних времен жили самодостаточной фермерской жизнью, китайский язык вобрал в себя много выражений, таких как 敝帚自珍 «своя ветхая метла себе дороже» (что свое, то и дорого).

Четвёртый источник – религия, вера.Ханьская национальность и русская нация

209


имеют разные религиозные убеждения, их вли-яние на их соответствующие языки не одно и то же. Конфуцианство, буддизм и даосизм являются важной частью традиционной китайской культуры. Влияние культуры буддизма очевидно в китайских выражениях [3, с. 40]. Количество выражений от буддизма в китайском языке довольно велико, и после того, как они были поглощены китайцами, они были «закончены» и получили более широ-кое значение, чем первоначальное религиозное значение. Такие, как 五体投地 «пасть ниц перед», 借花献佛 «подносить Будде цветы, позаимство-ванные из чужого сада» (сделать подарок за счет другого), 当一天和尚撞一天钟 «пробыл день мона-хом – прозвонил день в колокол» (жить сегодняш-ним днем) и так далее.

Многие русские выражения происходят из церковного славянского языка, что является важной чертой русских выражений, отличных от китайских. Со времени принятия в 988 году хри-стианство стало доминирующей идеологией и ли-тературным феноменом российского общества и оказало большое влияние на русскую литера-туру. Многие выражения происходят из Библии. Такие, как «козёл отпущения» (替罪羊). Древние евреи использовали живых ягнят, чтобы получить искупление, это стало религиозным ритуалом.

Существуют сходства, различия и даже диа-метрально противоположные смыслы в китайских и русских крылатых выражениях. Понять разли-чие между ними в культурном отношении очень полезно.

Список литературы1. Ли Синьцзянь, Ло Синьфан, Фань Фэнчжэнь. Чэнъюй хэ яньюй (идиомы и пословицы). Чжэнчжоу: Дасян чу-

баньшэ, 2007.2. 谭林，俄语语言国情学[M]，吉林：吉林大学出版社，1997年.3. 温端政俗语研究与探索.上海辞书出版社, 2005.4. 胡文仲俄汉语言文化习俗探讨.外语教学与研究出版社，1999. 85 с.

УДК 811.1: 811.581Ван Цзин,

преподаватель, Институт русского языка

и культуры Хулунбуирского института,г. Хайлар, КНР,


Русский и китайский речевой этикет как средство межкультурной коммуникацииВ данной статье сопоставляются нормы этикета России и Китая, выявлены сходства и различия

речевых этикетных формул, описаны некоторые особенности ментальности китайцев, влияющие на нормы поведения в обществе.

Ключевые слова: этикет, речевая ситуация, этикетная формула

Wang Jing,Teacher,



Russian and Chinese Voice Etiquette as a Means of Intercultural CommunicationThis article describes the rules of etiquette of Russia and China, identifies the similarities and differences

of speech etiquette formulas, and describes some of the peculiarities of Chinese mentality that influence the norms of behaviour in society.

Keywords: etiquette, voice situation, etiquette formula

Речевой этикет – важная часть общечелове-ческой культуры, нравственности, морали, выра-ботанная под влиянием социально-исторических факторов тем или иным народом в соответствии с его представлениями о нормах взаимодействия в обществе. Знание речевого этикета страны изу-чаемого языка не только расширяет кругозор, но и помогает избежать неприятных казусов в по-вседневной жизни, а иногда и взаимного непони-мания.

Цель данной работы – сопоставление рече-вых этикетных моделей в русском и китайском

языках, выявление сходства и различия в употре-блении этикетных формул в заданных речевых ситуациях (обращение, приветствие, прощание, благодарность, извинение, согласие, пожелание, отказ).

Китайский речевой этикет требует от участ-ника коммуникации проявления уважения к лю-дям, старшим по возрасту или занимающим более высокое социальное положение. Черты конфуцианской этики и традиций проявляются в Китае в поведении собеседников, в их специ-фических жестах, поклонах, особых манерах при-

210


ветствия, а также в письменных и устных формах выражения вежливости, учтивости и почтения. Различают четыре степени (или стиля) вежливо-сти: вежливый официальный стиль, вежливый неофициальный стиль, дружеский стиль, фами-льярный стиль. Последний может использовать-ся только по отношению к друзьям или близким родственникам. В общении с малознакомыми людьми, особенно с женщинами, нельзя менять стили общения. Например, с вежливого офици-ального стиля резко переходить на фамильярный или дружеский стиль. Это может быть превратно истолковано и воспринято как оскорбление или домогательство.

Для каждого китайца большое значение име-ет его репутация, его «лицо». Термин «лицо» оз-начает достоинство и престиж китайца. «Потеря лица» трактуется как обвинение в чем-то недо-стойном. «Лицо» является постоянным фактором, регулирующим поведение китайцев в процесс об-щения. «Потерять лицо» китаец может, нарушив, например, нормативные стереотипы поведения между родителями и детьми, старшими и млад-шими, мужем и женой, а также между друзьями. Своеобразны формы и способы общения китай-цев с другими людьми. При встрече китаец обя-зан показать и выразить свое глубокое уважение. При этом он должен подчеркнуть, что считает со-беседника развитым и образованным человеком, даже в том случае, если оба прекрасно понимают, что это не соответствует действительности. В об-щении отдается предпочтение внешним прояв-лениям учтивости, обходительности, почитания и почти не обращается внимания на чувства, эмо-ции и внутреннее состояние человека. Поэтому в китайском сознании укрепилось представление о том, что в общении значимым является не то, что ты думаешь, а что предписано традицией, це-ремонией.

Во время общения с незнакомыми людьми китайцы также ведут себя специфически. Они стремятся использовать с женщиной минимум мимики и жестикуляции. Китаец сохраняет непод-вижным положение тела и выражение лица, си-дит прямо, выгнув спину, а его голос приближен к шепоту. Очень громкий разговор считается для китайца неприемлемым. В процессе всего разго-вора лицо китайца остается беспристрастным или выражает елейность. Признательность для китай-ца – форма проявления вежливости. В процессе общения китайцы избегают смотреть прямо на собеседника, потому что, по их представлениям, так делают враги.

Имеются отличия и в речевых формах обра-щения в китайском и русском языках.

В России в официальной обстановке к более старшим по возрасту обращаются на «вы» и по имени-отчеству. Называть человека по фамилии считается невежливым. Распространены такие обращения к пожилым людям: «дедушка», «ба-бушка». К молодым обращаются: «молодой че-ловек», «девушка». В последние годы, по нашим наблюдениям, все чаще можно услышать старые русские обращения, такие как «господин», «госпо-жа», после которых обязательно идет фамилия: например, «господин Иванов». Они постепенно входят в общение, чаще встречаются в официаль-ной сфере. И наоборот, ранее очень популярное обращение «товарищ» постепенно уходит из оби-хода и крайне редко используется в официальной речи. Конструкция «мистер», «миссис», «профес-сор» + фамилия используются преимущественно при обращении к иностранцам.

В Китае при обращении к хорошо знакомым людям используются слова, обозначающие род-ственные связи (старший брат – /gəgə/; старшая сестра – /dʒedʒe/). Эти же слова могут использо-ваться при рассказе о 3-м лице, чем и объясня-ется тот факт, что имея в виду своего друга или знакомого, студенты иногда говорят по-русски: брат, сестра. Распространено обращение «дядя» (/∫u:∫u:/) при обращении к незнакомому немоло-дому мужчине и «тетя»(/ʌji:/) – к женщине. Очень часто обращаются по должности и по положению: президент компании, директор, профессор, ме-неджер – иногда с вынесением фамилии вперед (Zhou Youjuan – профессор Чжун). Неудивитель-но, что многие китайские студенты, не зная пра-вильной формы, обращаются на занятии к рус-скому преподавателю профессор Николаева, профессор Ольга, преподаватель.

Самым распространенным вежливым обра-щением к человеку в Китае остается «лаоши», то есть «учитель». Слово это появилось в III веке до нашей эры (оно произносилось как «сяншэн»), используется оно и в Японии в форме «сэнсэй», и в Корее в форме «сонсэн-ним». Однако так об-ратиться можно не к любому, а только к тому, кто или старше, или имеет должность, образование, например, к чиновнику, к преподавателю, к поли-тическому деятелю.

Если говорить о речевых ситуациях привет-ствия, прощания, благодарности, извинения, со-гласия, отказа, то во многих случаях этикетные мо-дели в русском и китайском языках совпадают. Это можно увидеть в представленной ниже таблице.

Речевые формулы РусскиеКитайские

разговорный стиль официальный стиль

приветствие Здравствуй(-те)!

Привет!

Добрый(-ое) день(утро, вечер)!

你好！Здравствуй!

嗨！Привет!

早晨好！Доброе утро!

您好！Здравствуйте!

早上好！Доброе утро!

211


прощание До свидания!Пока!

До встречи!

拜拜！До свидания!

一会儿见！Пока!

再见！До свидания!

благодарность Спасибо! Благодарю!

谢谢！Спасибо!

谢谢您！Благодарю!

извинение Извини(-те!)

Прости(-те!)

抱歉！Извини!原谅我！Прости!

对不起！Извините!请您原谅！Простите!

согласие Да!

Конечно!

Хорошо!

Я согласен!

是啊！Да!

肯定啊！Конечно!可以！

Хорошо!我觉得行！

Я так думаю!

是的！Да!

当然了！Конечно!好的！

Хорошо!我也这样认为！

Я тоже так думаю!

отказ Нет!

Извини(-те!)Не могу!Не хочу!Не буду!

不！Нет!

抱歉！Извини!我不想！

Я не хочу!

对不起！Извините!我不愿意！Я не хочу!

Сопоставив речевые этикетные формулы в русском и китайском языках, можно сделать вывод, что в основных речевых ситуациях они со-впадают по форме. Различия возникают лишь при выражении отказа (в официальной речи обычно не используется категоричное «нет», предпочте-

ние отдается более сдержанным и мягким форму-лам, таким как «я не согласен», «мне кажется, что вы неправы», «предлагаю поступить так…» и др.). Знание правил и форм речевого этикета разных стран помогает выстраивать более успешную тра-екторию речевой коммуникации.

УДК 81'22Марина Кабдулкалымовна Жунусова,

кандидат филологических наук, доцент,Карагандинский государственный университет им. Е. А. Букетова,

г. Караганда, Казахстан, e-mail: [email protected]

Композиционная организация начальных и конечных предложенийСтатья посвящена композиционно-организованному рассмотрению начальных и конечных пред-

ложений произведения. Рассматриваются различные стилистические приёмы, используемые писате-лями для создания интриги, для привлечения внимания читателя. Автор освещает ретроспективную последовательность изложения событий. Композиционная организация начальных и конечных предло-жений служит раскрытию авторского замысла произведения.

Ключевые слова: предложение, текст, читатель, беседа, адресат, автор, заголовок, повторение, экспрессия

Marina K. Zhunusova,PhD in Philology, Associate Professor,

Karaganda State University named after E. A. Buketov,Karaganda, Kazakhstan,


Compositional Organization of the Initial and Final SentencesThe article explores the compositional organization of the initial and final sentences of the text. Writers

use various stylistic devices to create intrigue and attract the attention of the reader. The author highlights the retrospective sequence of events. The compositional organization of initial and final sentences serves to disclose the author’s design of the work.

Keywords: sentence, text, reader, conversation, addressee, author, title, repetition, expression

212


Организация начальных и конечных предло-жений в соответствии с целями текста и внутрен-ними перипетиями художественного произведе-ния требует, в свою очередь, их композиционно организованного рассмотрения.

Построение начальных предложений в фор-ме беседы с читателем.

Имеет место начало повествований, постро-енное иногда в виде заданных при встрече героев с глазу на глаз вопросов или беседы.

Наряду с этим начальные предложения неко-торых рассказов строятся как продолжение ранее начатой беседы двух героев:

Это – время последних месяцев войны. Я – учитель семилетней школы в местечке Сумбе. (Б. Сокпакбаев. Часы Абеке).

Это – событие, произошедшее ранее. В то время я работал зоотехником в отделении кол-хоза (Б. Сокпакбаев. Страшилище сосед).

Накануне весны пятьдесят пятого года меня перевели из комбайнеров в бригадиры трак-торной бригады нашего колхоза «Новый путь» (Е. Мырзахметов. Пример старшего брата).

Сейчас меня постоянно заставляют заду-маться последующие, поздние события, услы-шанные мною от одного из находящихся на за-служенном отдыхе уважаемых аксакалов. Хочу это пересказать слово в слово (Б. Салимбаев. Взаимоуважение).

В приведенных примерах конкретные факты с одной стороны повествуются. Рассказчик (он в то же время герой произведения), беседуя со своим слушателем, готов рассказать о каком–то случившемся событии. Здесь мы наблюдаем про-должение установившейся между адресантом и адресатом (читателем) коммуникативной связи. По мнению исследователя М. М. Бахтина, адресат может быть самым разным: «Этот адресат может быть непосредственным участником – собеседни-ком бытового диалога, может быть дифференци-рованным коллективом специалистов какой-ни-будь специальной области культурного общения, может быть более или менее дифференцирован-ной публикой, народом, современниками и врага-ми, подчиненным, начальником, низшим, высшим, близким, чужим и т. п. Он может и совершенно неопределенным, неконкретизированным другим при разного рода монологических высказываниях эмоционального типа – все эти виды и концепции адресата определяются той областью человече-ской деятельности и быта, к которой относится данное высказывание» [1, с. 109].

Свои мысли авторы вышеприведенных при-меров посвящают в целом адресату (читателям). В первом и втором примерах дейксис «это» указывает на время, в котором происходит со-бытие. Функцию дейксиса выполняют не только местоимения, в этой функции обращают на себя внимание и наречия места. К слову, в четвертом примере образованное от наречия места поздно имя прилагательное «поздний» наряду с выпол-нением дейктической функции содержит в себе и информативный смысл. У читателя сразу воз-никает вопрос: «О каких же событиях хочет пове-

ствовать герой?» Герой теперь хочет поделиться со слушателем, читателем заставившими его за-думаться событиями. Функция информемы слова события подчеркнута в следующем предложении местоимением – субститутом, т. е. словом это. В первых трех предложениях после приведенной информации чувствуется, что есть продолжение мысли. Герой конкретно указывает на предстоя-щие события с помощью слов и словосочетаний «время войны», «ранее», «накануне весны пять-десят пятого года», выражающих время прохож-дения событий, и тем самым хочет рассказать читателю, слушателю о событиях, произошедших в конкретное время и конкретном пространстве.

С другой стороны, герой-рассказчик, соби-рающийся поведать о каком-то интересном со-бытии, становится как бы ближе читателю. Такой структуры начальные предложения являются для читателей притягательными, интригующими.

Начальные предложения, с которых начина-ется кульминация произведения.

В процессе изложения предложений встре-чаются такие, которые, несмотря на их редкое использование, являются интересным стилисти-ческим приемом – являясь первым предложени-ем, они в то же время заключают рассказ. В таких случаях рассказ начинается с заключения и про-должается возвратом назад, т. е. ретроспективно. Рассказ известного писателя Д. Исабекова «Не-преложное правило» начинается с предложения «Таким образом все закончилось». Предложение, с точки зрения содержательной, соответствует по значению конечному, а не начальному предложе-нию. Вместе с тем автор, в целях немедленного привлечения внимания читателя, начинает рас-сказ с такого неожиданного заключения. Этому есть объяснение: выросший в семье без отца шестнадцатилетний сын по ребячеству соверша-ет преступление… Мальчик Андас рос без отца, получил воспитание только матери. Мать четырех детей с трудом растит детей на трудодни с мыс-лями, чем бы прокормить детей. Однажды, услы-шав, как старшая сестра говорит о том, что хочет выйти замуж, а в ответ – слова матери: «Вот так и живем, не смогла тебе даже золотые серьги вдеть, когда-нибудь при случае сватья скажет об этом», он с целью своровать проникает в дом богатых соседей. Он попадается с ворованными двенадцатью золотыми ложками и вилками. Хо-зяева дома прибавляют к ложкам и вилкам как бы еще сворованное на девяносто тысяч рублей имущество и добиваются осуждения шестнадца-тилетнего подростка на 6 лет. Писатель заглавием «Непреложное правило» соотносит событие с на-родной пословицей «В основе воровства – позор и унижение». Рассказ основан на реальных собы-тиях, удачно начинается притягательным и выи-грышным приемом.

В написанной на анимационную тему рас-сказе А. Кекильбаева «Гнедой скакун» автор заставляет лошадь размышлять, волноваться по-человечески: «Гнедой скакун сразу узнал Се-иса». Рассказ начинается с момента узнавания лошадью человека. Гнедой с первого взгляда уз-

213


нал своего бывшего хозяина. Произведение на-чинается сразу с заключения, далее события из-лагаются в обратном порядке как воспоминания о прошлом.

Встречаются в качестве начальных вводные предложения. Как правило, в них в функции сказу-емого используются специфические формы про-шедшего времени глаголов, свойственные казах-скому языку: -ып еді ғой, өған еді ғой, – атын еді ғой [2, с. 99]. Например, рассказ А. Кекильбаева «Вот чудеса» начинается так: «Әлгі бір арифметика оқулықтарында жазылатын еді ғой» – «Помнит-ся, в некоторых учебниках по арифметике писа-лось». Здесь специфическую форму сказуемого, оканчивающегося на -атын с элементом еді ғой, на русский язык можно передать вводным словом помнится и возвратной формой глагола, эта спец-ифическая форма сказуемого как бы приглашает вспомнить известное широкому кругу читателей, какую-то общую для всех теорию, чем сразу заин-триговывает читателя.

Сходная структура и повторяющееся ис-пользование начальных и конечных предложений.

В одних рассказах имеют место повторы с небольшими трансформациями на разных уров-нях изложения основной тематической нити тек-ста, в других – в одном микроконтексте рассказ начинается с предложения, которое в той же или немного видоизмененной форме повторяется в конце. Об этом О. Буркит пишет следующее: «Такая структура в стилистике текста называется ретроспективой текста…Писатель с помощью ре-троспективы может создать лирические отступле-ния, ранее рассказанные им события снова воз-вращаются. Таким способом структурированные предложения обладают собственным экспрессив-ным оттенком».

Например, известный писатель Ш. Муртаза к названию рассказа «На зяби шелестит изень» прибавляет слово и использует это выражение в качестве начального и конечного предложений:

Начальное предложение: «На зяби шеле-стит изень и солодка».

Конечное предложение: «На зяби шелестит большой колос солодки и красный изень».

И тема произведения, и начальное, конечное предложение заставляют размышлять, рожда-ют самые разные вопросы: зябь – распаханная осенью земля, изень и солодка – не посаженные, а природные растения. Значит, земля подготовле-на не для них, почему на подготовленной крестья-нином для посева зерновых культур земле сами собой вырастают и шелестят эти двое? Отчего в начале произведения мы видим только слова «изень» и «солодка», а в конце рассказа одно неожиданно становится «большим колосом», а другое – «красным»? На все эти вопросы ответы находим в содержании произведения. Произведе-ние этим и впечатляет. Другие примеры:

Начальное предложение: «Дождь льет как из ведра».

Конечное предложение: «Салы ушел за во-дой. Именно в этот момент он забыл куда, в по-исках чего он вышел. А дождь льет как из ведра» (А. Смаилов. Активист Садак).

Начальное предложение: «В каменном горо-де есть каменные скульптуры».

Конечное предложение: «В каменном горо-де множество каменных скульптур. Еще боль-ше тех, у кого сердца превратились в камень» (Ж. Мамырали. Куттыаяк).

Начальное предложение: «Ближе к рассвету донесся какой-то гул, как будто земля содрогну-лась. Мы сказали: «Это же вода Ку бурлит, много-уважаемая».

Конечное предложение: «Сильный гул еще не стих. Мы сказали: «Это же вода Ку, многоу-важаемая, бурлит» (Ж. Коргасбеков. Моление о дожде).

В первом примере предложения повторяются без изменений, в остальных – с небольшими из-менениями. Исследователь А. Т. Таткенова пишет о повторении начальных и конечных предложений текста произведения: «Если учесть тот факт, что помещение в так называемые «сильные позиции» придает компонентам особую силу, что объясня-ется в психологии действием так называемого «эффекта края» (когда получатель текста лучше запоминает то, что в начале и в конце, чем в се-редине), а в лингвистике трактуется с позиции ак-туального членения (подразделения сообщения на тему и рему), то повторение одного и того же элемента в этих позициях способствует еще боль-шей выразительности сообщаемого. Более того, заголовок, предназначением которого является привлечение внимания читателя, несет инфор-мативную функцию, а его повтор в конечном аб-заце наполняет то же предложение имплицитной семантикой, что достигается обогащением его за счет содержания всего текста». Говоря так, она обращает внимание на то, что такое использова-ние говорит об особой стилистической функции.

Писатель использует прием повторения не только в повествовании от автора, но и в словах героев:

Начальное предложение: «Есть кто поедет в Сарыозек?... Есть кто поедет в Сарыозек?». Конечное предложение: «Обратив внимание на внезапное смягчение своей старухи, старик также утихомирил свой гнев. Через некоторое время, пожалев беднягу, неуклюже бегущего впереди арбы, посмотрел на него с сочувстви-ем. В таком состоянии под убаюкивание арбы, схожей с убаюкиванием ивовой колыбели, он и не заметил, как задремал. В общем между сном и явью он как в бреду повторял: «Есть кто по-едет в Сарыозек?... Есть кто поедет в Сарыо-зек?» (Ж. Коргасбеков. Выносливый).

Начальное предложение: «Вставай, вста-вай, Камал, вон, вон уже пришел, пришел?!». Ко-нечное предложение: «Вставай, вставай, Камал, вон, вон уже пришел, пришел?! Откуда знать Самату, что все началось с этого «уже при-шел»? Откуда мне знать об этом? Даже зная, что мы могли поделать?» (Г. Есимов. Коримдик Голощекину).

Повторяющиеся в этих примерах предложе-ния даны в виде взволнованно произносимого ге-роем внутреннего монолога:

214


Начальное предложение: «Вот только мой путь никак не налаживается, других – счастье поджидает впереди», – с горечью думает моло-дой джигит Малимбаев Токтар, которому толь-ко сейчас исполнилось около двадцати лет, здо-ровый, красивой наружности.

Конечное предложение: –Только мой путь никак не налаживается. Кого винить в этом… Кого винить, – с огорчением думает Токтар… (Н. Габдуллин. Огорчение).

Начальный вид рассказа О. Бокея «Мастер бить плеткой»: Под луной: Остался позади оси-ротевший, терпящий страшные мучения, по-черневший дом, осталась опечаленная, покры-тая черным голова овдовевшей женщины. Под луной: неторопливо, широко раскинулась бурая казахская степь, вместив на своей теплой яс-ной груди столько и изнеженности и столько горя – печали людей и страны.

Последняя страница рассказа: Под луной: Остался позади осиротевший, терпящий страш- ные мучения, почерневший дом, осталась опе-чаленная, покрытая черным голова овдовев-шей женщины. Под луной: неторопливо, широко раскинулась бурая казахская степь, вместив на своей теплой ясной груди столько и изнеженно-сти и столько горя – печали людей и страны. Однако все эти произошедшие на запустевшей горе Алтай события – жертвы прошлого.

Через контрастное выстраивание в одном ряду противоположного качества выражений типа «осиротевший потемневший дом», «покрытая черным овдовевшая женщина» и параллельный к ним «взлелеянная избалованность» и «печаль и скорбь», в тексте усиливается экспрессия.

Начальные предложения, выражающие раз-мышления.

Некоторые писатели строят начальные пред-ложения таким образом, что создается впечатле-ние, словно автор хотел бы поделиться с читате-лем волнующими его мыслями, переживаниями. Основная цель этого – сразу воздействовать на психологию читателя, включить его в процесс раз-мышлений, переживаний, подтолкнуть его к мыс-лительной деятельности, к участию во внутрен-них процессах, действиях. Так начинающиеся предложения сразу заинтересовывают читателя, заставляют думать:

Если бы избегали напастей, люди жили бы дольше (Ш. Муртаза. Столетняя рана).

Иногда думаешь, что человек в своей жиз-ни один только раз очень сильно, не помня себя гневается, сердится (Т. Абдикулы. Однодневный гнев).

Стремление к цели – это же очень хорошее дело! Если человек стремится, если прилагает усилия к реализации своей цели, то разве есть что-то, что может не исполниться? (М. Иманжа-нов. В объятиях коллектива).

Сердце девушки – хранитель тайн. (М. Иман-жанов. Тайна девушки).

Самое тяжелое для человека, обладающего самолюбием, чувствительного – не к месту по-чувствовать обиду, не к месту услышать обидные слова (А. Ибрагимов. Обида женге).

У человека есть привычка ориентироваться, оценивать любое дело, сопоставляя с возможно-стями и кругозором того времени, когда он стал что-то понимать, осознавать жизнь (А. Ибраги-мов. Увлекающая еда).

Наверно, нет места, где не проходит нечистая сила, именуемая напастью, и нет человека, кото-рого она не постигает (Д. Ашимханулы. Шуба).

Приведенные рассуждения впечатляют тем, что это размышления, вытекающие из реали-стической правды жизни. Читатель, как только знакомится с первым предложением, полностью присоединяется к размышлениям автора и наме-ревается искать в тексте случаи, где эти заклю-чения в жизни подтверждаются. В связи с этим писатель начинает свой рассказ такими рассужде-ниями, как правило, после этого поясняет смысл того, почему он так говорит.

Первые предложения (абзац) рассказа Г. Му-срепова «Тупорылые» начинаются в авторском повествовании размышлениями светло-рыжего верблюда: «Светло-рыжий верблюд думает, что веками шел, раскачиваясь, взвалив себе на спину историю казахской страны. Он верит, что за свой исторический труд его прозвали «Верблюдом шанырака». Кажется он понимает, что шанырак – эквивалент слова дом. Я и сам историческое животное, в ленивой степи хоть и лениво плетусь, но иду, не уронив со спины ка-захскую историю. Имя казаха держу высоко. Поэ-тому думает: как бы не держал себя высокомер-но, все идет моему изломанному телу».

Писатель заставляет думать верблюда по-че-ловечески. Автор, понимая, что в жизни казахов верблюд занимает главное место, считает более выразительным изложить свои размышления язы-ком светло-рыжего верблюда. Рассказ начинается с размышлений светло-рыжего верблюда и закан-чивается мыслью этого светло-рыжего верблюда. Однако перед тем, как закончить, писатель, что-бы информировать читателей о том, что и у тупо-рылых, явившихся темой произведения писателя, настроение приподнятое, характеризует их таким образом: «Хотя тупорылые не несли на себе ша-нырак кочевого народа, но с уверенностью хрю-кают, что в животноводстве обретут свое истори-ческое место», во-вторых, обратив внимание на то, что и светло-рыжий верблюд честен по отно-шению к принципам интернациональной дружбы, заставляет произнести следующие слова в виде внутреннего монолога: «Друзья, я и вас помог до-ставить. Мое место и сейчас не будет менее весо-мым! – сказав это, гордо продолжает жевать».

Список литературы1. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 200 с.2. Əмір Р. Əмірова Ж. Жай сөйлем синтаксисі. Алматы: Санат, 1998. 192 б.3. Бүркіт О. Қайталамалар жəне көркем мəтіннің семантикасы // Қазақ тілі мен əдебиеті. 2001. № 8. Б. 25–29.

215


4. Таткенова А. Синтаксический повтор как приём экспрессивного синтаксиса в газетном тексте // Вестник КазНУ. Сер. Филология. 2003. № 8. 41 с.

5. Сыздық Р. Сөз құдыреті. Алматы: Санат, 1995. 224 б.6. Бүркіт О. Қайталамалардың стилистикалық табиғаты // Қазақ тілі мен əдебиеті. 2001. № 1. Б. 30–33.

УДК372.881.111.1Солонго Шагдарсурэн,

магистр образования,отдел английского и монгольского языков,

филиал в г. Эрдэнэт,Национальный университет Монголии,

г. Эрдэнэт, Монголия,e-mail: [email protected]

Эрдэнэзул Гомбосурэн,магистр образования,

отдел английского и монгольского языков,филиал в г. Эрдэнэт,

Национальный университет Монголии, г. Эрдэнэт, Монголия,


Улучшение посредством внеучебных действий навыков слушания у студентов, изучающих английский язык

В прошлом преподавание языков больше основывалось на чтении и переводе. В наше время слушание – ключевой навык в изучении языка и обучении. Не слушая других и не понимая их, нельзя наладить эффективную коммуникацию. Улучшение навыков слушания у студентов является настоящей проблемой в преподавании языков. Мы можем решить эту проблему, предложив некоторые внеучебные действия. Клубы просмотров фильма полезны и интересны.

Ключевые слова: клуб просмотра фильмов, рабочий лист, видео, участник, академический час

Erdenezul Gombosuren,Master of Education,

English Mongolian language department,National University of Mongolia,

Erdenet, Mongoliae-mail: [email protected]

Solongo Shagdarsuren,Master of Education,

English Mongolian language department,National University of Mongolia,

Erdenet, Mongoliae-mail: [email protected]

Improving Students’ English Listening Skills Through Extracurricular Activities

In the past, language teaching was more reading and translating. Nowadays, listening is a key skill in language learning and teaching. Without listening to others and understanding them there will be no effective communication. So improving students’ listening skill is a real problem in language teaching. We can solve this issue by offering some extracurricular activities. Movie clubs are helpful and fun.

Keywords: Movie club, worksheet, video, participant, academic hour

The current study aims to find out how watching movies or videos help improve students English listening skills in Movie Club, one of the extracurricular activities as English teachers at higher education institutions have limited course hours to teach and develop students’ input or listening skills in English classes.

We can see that needs and requirements of English language is increasing in Mongolia from the following documents and data. Since 1992, higher education institutions of Mongolia started to offer General English for non-English majoring students.

Education, Culture and Science minister decree

in 2006 stated that English teaching hours in higher education institution be 8 credit hours or 256 class hours and the starting level of the students to be Beginner in English and bachelor degree holder’s English skill would be Intermediate level.

In 2014, the Minister of the Education, Culture and Science reduced English studying hours of undergraduate students to 6 credit hours or 192 class hours and increased the required level to be Upper-intermediate when graduating bachelor degree. (Decree A/174, General Requirement for Bachelor degree Program, Mongolian Ministry of Education, Culture and Science, 2014)

216


However the requirement of English is increasing day by day, the real English teaching and learning situation is converse. There has been a decrease in credit hours to study English at universities. Besides students who are finishing the secondary school or the ones enrolling to the universitiesdoes not have sufficient English knowledge satisfying the decree.

As a result, English teachers at higher education institutions started focusing more on structure and reading and writing primarily to fulfill the objectives of the course and complete the content due to the shortened period of English course hours. Thus English oral communication skills, especially listening, are not usually covered in the English lessons at universities. In fact, many scholars agree that listening is as important as the other skills of English proficiency which describes that listening skill cannot be left behind.

In the past, foreign languages were learnt mainly by reading and translating rather than listening. In the second half of the twentieth century, increase research into how people learn both first and second language, as well as developments in linguistics, sociology and anthropology, led to an understanding that listening is probably the key initial skill. After all, we cannot talk without listening first. (Wilson, 2008)

Listening comprehension is not either top-down or bottom-up processing, but an interactive, interpretive process where listeners use both prior knowledge and linguistic knowledge in understanding messages. (Vandergrift, LLAS)Listening skill is a process in language skill that needs practice by using audio/technology in using E-learning as a tool for learning ESL. (Arono, 2014)

There are plenty of audio-lingual materials which can be practiced in and out of the classroom. Today, multimedia and technology have high roles in our students’ in the everyday life. Thus we, teachers need to provide that necessity or demand in our teaching.

Technology available for the purpose of listening development made leaps forward from audio recordings with the advent of visual media, such as film, television, and, eventually, digital video. (Vandergrift & M. C. Goh, Teaching and Learning Second Language Learning, 2012)

There is the interest factor of seeing people in their natural habitat, a useful source of cultural information. (Wilson, 2008)

Watching the speaker, in addition to listening, offers the option to attend to potentially helpful cues known as kinesics: that is, body language, facial expressions, hand gestures, and other non-verbal cues that can facilitate interpretation of a message. (Vandergrift & M. C. Goh, Teaching and Learning Second Language Learning, 2012)

W. Rivers (1981) mentioned that “All audiovisual materials have positive contributions to language learning as long as they are used at the right time, in the right place. In language learning and teaching process, learners use their eyes as well as their ears; but their eyes are basic in learning”

Video is rich than audio: speakers can be seen; their body movements give clues as to meaning; so do

the clothes they wear, their location, etc. background information can be filled in visually (Harmer, 2007). Moreover, movies can be authentic and contextual material for students to listen because they provide real life language with native speakers in much more different situations than teachers and textbooks can offer in language classes.

There are other advantages of using video as course materials to improve students’ listening skills. Wilson (2008) suggested that video can also be controlled: pause the button allows teachers to divide the recording into usable pieces. The rewind button is also a lifesaver for the confused students.

Methodology Since 2010, Movie club, initiated by English

teachers, has begun running and its purpose has been to improve students’ English by organizing movie lessons out of class at National University of Mongolia, Erdenet School. We did a survey during the last 2 academic years.

ParticipantsEnglish teacher’s 3a class-12 students as

a controlled groupEnglish teacher’s 3b class-13 students as an

experiment group13 students of an experiment group attended

“Movie club” once a week constantly for 22 weeks whole academic year, which means 11 times a semester. While they were attending movie lessons besides their academic work, controlled group students were just normally studying without any English clubs.

VideosWe showed them the following videos during

2 academic years.• 4 short cartoons• 2 documentaries• 19 full length movies (dividing them into Part

A and Part B) such as Princess Diary, Brave and The Pirates of the Caribbean.

Materials/ Worksheets For all movies and videos we prepared

worksheets including:•Pre watching exercises (to prepare students

for the movie, pre teach important words and expressions, give ideas about the movie)

•While watching exercises ( to have students improve their language skills, set goals for students )

•Post watching exercises (to check the students’ understanding, correct the mistakes, have discussions about the movie) those provide wide variety of exercises and activities including role-plays, games, grammar exercises, vocabulary exercises, idioms and expressions from the film.

Listening test We had the diagnostic pre-test at the beginning

of the research, 3 progress tests during the research and the final test at the end. All the tests had been prepared with the same structure consisting of 5 sections.

Section 1 – Listen and fill in the blanks /20 points/Section 2 – Listen and choose the best answer

/20 points/Section 3 – Listen and complete the sentences

/20 points/

217


Section 4 – Listen and mark TRUE or FALSE /20 points/

Section 5 – Watch the short video and answer the questions/20 points/

Total 100 pointsResultAt the end of the 2-year-research we had a great

result.

SectionsDiagnostic pre-test result /in average/ Final test result /in average/

Controlled group Experiment group Controlled group Experiment groupSection 1 9.4 10.6 12.2 15.6

Section 2 12,4 13 14.8 17.7

Section 3 6.7 8.2 10.6 14.2

Section 4 13 13.5 14.8 18.1

Section 5 9.2 9.6 11.7 16.8

Total 50.7 54.9 64.1 82.4

ConclusionHowever teachers are facing difficulties in

improving their students’ listening skill, there are other opportunities besides their academic hours.

One solution can be operating Movie clubs, showing them interesting movies and cartoons as well as preparing effective worksheets in order to develop students’ English listening skills.

References1. Improving Students Listening Skill through Interactive Multimedia in Indonesia // Journal of Language Teaching and

Research. 2014. Рр. 63–69.2. Harmer J. How to teach English. Pearson Education Limited, 2007.3. Namsrai M. Language Planning Policy in Mongolia: dis. Ulaanbaatar: University of Humanities, 2004.4. Richards J. C. Teaching Listening and Speaking: From Theory to Practice. Cambridge University Press, 2008.5. Vandergrift L. LLAS. Retrieved from [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.llas.ac.uk/resources/

gpg/67 (дата обращения: 22.07.2017).6. Vandergrift L., & M. C. Goh C. Teaching and Learning Second Language Learning. New York: Routledge Taylor &

Francis Group, 2012.7. Vanderplank R. Déjà vu? A decade of research on language laboratories, television and video in language learning.

Language Teaching, 2009. Рр. 1–37.8. Wilson J. How to teach listening. Pearson Education Limited, 2008.9. Winke P., Gas S., & Sydorenko T. The Effects of Captioning Videos used for Foreign Language Listening Activities.

Language Learning & Technology, 2010. Рр. 65–86.10. Foreign Languages in Higher School: video materials and films in the EFL classroom. Yerevan: YSU Publishing

House. 2013. Nо. 15. Рp. 196–200.

218


УДК 81У Гофэй,

магистр филологии, преподаватель,Маньчжурский профессиональный колледж,

г. Маньчжурия, КНР,e-mail: [email protected]

Пословицы и поговорки в русском и китайском языках: универсалии и различия в функционировании и появлении

В статье сравниваются причины появления и особенности функционирования пословиц и погово-рок в русском и китайском языках. Выявляются общие черты и разница.

Ключевые слова: пословица, поговорка, универсалии

U Gofey,Master оf Philology, Teacher,

Manchurian Professional College,Manchuria, PRC,


Proverbs and Sayings in the Russian and Chinese Languages: Universaliya and Differences in Functioning and Emergence

In article the reasons of emergence and feature of functioning of proverbs and sayings in the Russian and Chinese languages are compared. Common features and a difference come to light.

Keywords: proverb, saying, universaliya

Китайский и русский языки очень богаты идиоматическими выражениями, пословицами и поговорками, которые постоянно встречаются в речи людей, литературе, газетах, фильмах, пе-редачах радио и телевидения. Пословицы и по-говорки, являясь неотъемлемым атрибутом на-родного фольклора, и в свою очередь, атрибутом культуры данного народа, несут в себе отражение жизни той нации, к которой они принадлежат, это образ мыслей и характер народа.

Пословицы и поговорки многообразны, они находятся как бы вне времени и пространства. Действительно, в какое бы время мы ни жили, по-словицы и поговорки всегда останутся актуальны-ми, приходящимися всегда к месту. В пословицах и поговорках отражен богатый исторический опыт народа, представления, связанные с трудовой де-ятельностью, бытом и культурой людей. Правиль-ное и уместное использование пословиц и пого-ворок придает речи неповторимое своеобразие и особую выразительность.

Китайская народная мудрость выражена в пословицах и поговорках. Важнейшим призна-ком пословицы считается мораль, поучение, ко-торых поговорка лишена (知难而进 zhī nán ér jìn – смело идти вперед вопреки всем трудностям; 水滴石穿 shuǐ dī shí chuān – капля за каплей и ка-мень точит; ) Поговорки часто бывают ярче, выра-зительнее: (Лучше пройти 10 тысяч километров, чем прочитать 10 тысяч книг – 读 (dú) 万 (wàn) 卷 (juàn) 书 (shū), 不 (bù) 如 (rú) 行 (xíng) 万 (wàn) 里 (lǐ) 路 (lù); 三个臭皮匠,顶个诸葛亮 (Sān gè chòu pí jáng, dǐng g è zhū gé liàng) Три простых са-пожника равноценны мудрецу Чжугэ Ляну; Одна голова хорошо, а две лучше. 万事起头难 wàn shì qǐ tóu nán – во всех делах трудное начало (самое трудное – это начать) и т. д.

Обозначим факторы, которые влияют на формирование китайских пословиц :

1) На формирование китайских пословиц оказывали влияние религиозные представления китайцев, в частности – буддизм и даосизм. На-пример: «佛要金装，人要衣装» (Будду нужно по-крывать золотом, а человека – одеждой), «狗咬吕洞宾，不识好人心» (Собака грызёт Лю Дунбина, а не знает, что у него доброе сердце).

2) Иностранное влияние было важным фак-тором формирования китайских пословиц. В Ки-тае, помимо этнических китайцев, проживают представители 55 национальных меньшинств. И не случайно, что в китайских пословицах нашли отражение иноэтничные реалии. Примером могут служить такие пословицы, как «马是人的翅膀，饭是人的力量» (Конь – крыло человека, а рис – его сила), «池中有水，自会有鱼» (В пруду есть води-ца, значит и рыба найдётся).

3) Другим фактором формирования по-словиц была китайская литература. Например: «云从龙，风从虎» (облако летит вслед за драко-ном, а тигр – вслед за ветром), (цитата из книги «Ицзин»). «明知山有虎，偏向虎山行» (Коли зна-ешь, что на горе живёт тигр, нужно на гору за-браться), из романа « Речные заводи».

4) На формирование пословиц оказывал влияние крестьянский быт: «若要来年害虫少，今年除尽田边草» (Если хочешь, чтобы в будущем году было меньше вредных насекомых, то хорошенько прополи поле в этом году).

5) Пословицы отражают житейскую муд- рость китайского народа: «虎怕插翅，人怕有志» (Бояться тигра крылатого, бояться человека с сильной волей ). Ещё пословица «跑出去的马好抓, 说出去的话难追» (Пустившуюся вскачь лошадь можно изловить, а сказанное раз слово уже не догонишь).

Следует сказать, что в русском языке прак-тически те же факторы влияют на формирование пословиц и поговорок, но есть и разница.

219


Можно выделить некоторые универсальные особенности пословиц и поговорок в русском и ки-тайском языках. Прежде всего, это связано с тру-довым опытом, литературой, культурной жизни стран, открытостью границ, появлением новых технологий. И вместе с тем следует отметить не-которые особенности появления пословиц и пого-ворок, связанные со структурными особенностя-ми языков.

В результате проделанной работы было проанализировано большое количество сведе-ний о пословицах и поговорках, их происхожде-нии и употреблении в современном китайском языке. Китайский язык активно приспосаблива-ется к новым условиям жизни, вырабатывая раз-личные пословицы и поговорки, проникающие в китайский язык. Это явление закономерное, отражающее активизировавшиеся в последнее

десятилетие экономические, политические, куль-турные, общественные связи и взаимоотношения Китая с другими странами.

Через сопоставление источников русских и китайских пословиц видно, что и те, и другие имеют пять источников происхождения, однако между ними имеются определённые различия. Так, влияние религии на русские пословицы зна-чительно сильнее, чем на китайские пословицы. По поводу иностранного влияния можно сказать, что воздействие западной культуры на русские пословицы превосходит таковое в отношении пословиц китайских. На русские пословицы боль-шее воздействие оказали басни (особенно басни Крылова), тогда как на китайские пословицы вли-яют классические китайские тексты. Что касается остальных двух источников, то между китайскими и русскими пословицами нет большого различия.

УДК 482 3Ху Цзиня,

магистрант,Забайкальский государственный университет


Языковая картина мира. Некоторые особенности отражения менталитета народа в русской и китайской фразеологии

В данной статье автор кратко рассматривает в сравнительном аспекте некоторые особенности национального менталитета в русской и китайской фразеологии.

Ключевые слова: картина мира, менталитет, человек, язык, фразеологизмы, пословицы, пого-ворки, недоговорки в китайском языке

Hu Jinya,Master Student,



World Picture in Language. Some Features of the Reflection of the National Mentality in Russian and Chinese Phraseology

In this article, the author briefly examines in the comparative aspect some features of the national mentality in Russian and Chinese phraseology.

Keywords: World picture, mentality, human, language, phraseologies, proverbs, common sayings, Chinese two-part allegorical sayings

Языковая картина мира, окружающего носи-телей языка, не просто отражается в языке, она формирует язык и определяет особенности речи человека. Без знания мира изучаемого языка не-возможно изучить язык как средство общения. Русский учёный академик Ю. Д. Апресян опре-деляет современные представления о языковой картине мира «…каждый естественный язык от-ражает определённый способ восприятия и орга-низации мира. Выражаемые в нём значения скла-дываются в некую систему взглядов, своего рода коллективную философию» [1]. Картины мира, ри-суемые разными языками, в чём-то между собой похожи, в чём-то различны. Одним из основных свойств фразеологии является способность отра-жать картину мира. Язык, являясь инструментом

взаимодействия людей, в настоящее время рас-сматривается как среда, как духовное менталь-ное. В языке, в речевом поведении, в устойчивых выражениях сложился богатый народный опыт, неповторимость обычаев образа жизни, условий быта русского и китайского народа. Для иностран-цев, изучающих русский язык, интерес представ-ляет проблема отражения в языке особенностей русского национального менталитета («птице крылья – человеку разум»). Наиболее ярко, об-разно специфика русского национального миро-понимания, на наш взгляд, находит отражение во фразеологическом фонде русского языка. В рус-ских устойчивых сочетаниях можно увидеть ти-пичные представления русского человека о мире и о самом человеке в этом мире. Кроме того,

220


фразеологизмы имеют национально-культурную специфику в образной системе, создаваемой ме-тафорической семантикой идиом. Долговечность пословиц и поговорок кроется в общих сужде-ниях, которые показывали разные стороны жиз-ни русского человека: социально-исторические, бытовые, духовные. Национальный менталитет неразрывно связан с национальным характером народа. Любовь к Родине считается – и, видимо, вполне справедливо – неотъемлемой чертой рус-ского национального характера: «береги землю родимую, как мать любимую», «где кто родится, там и пригодится», «лучше свой кусок, чем чужой пирог», «на Родину и собачку тянет», «любовь к Родине на огне не горит и в воде не тонет», «рыбам – море, птицам – воздух, человеку – От-чизна», «наш городок – Москвы уголок», «глупа та птица, которой своё гнездо не мило» и многие другие. Характер народа и особенностей его язы-ка взаимовлияют друг на друга, вытекая из мен-талитета. Ментальный народный стереотип душа человека по содержанию объёмный [2, с. 148–149], включает разные представления: в здоро-вом теле – здоровый дух»; «ни слуху – ни духу»; «душа у него нараспашку, а ум глубоко лежит»; «единым духом»и др. Русский человек терпели-вый и выносливый, «не падающий духом» от не-удач неприятностей, а верящий в свои силы. Тер-пение является, несомненно, ценностью народа: «за терпенье даёт Бог спасение», «терпи, казак, атаманом будешь», «подождём, а своё возьмём», «терпенье и труд – всё перетрут», «век живи – век надейся». Русские люди – терпеливые, гостепри-имные, готовые помочь человеку в трудную мину-ту. Правдоискательство – это внутренняя духов-ная доминанта русской национальной личности. Эта черта характера отразилась в следующих выражениях: «за правду Бог и добрые люди», «не в силе бог, а в правде», «правда – свет разума», «без правды веку не проживёшь», «в ком честь, в том и правда», «где правда, там и счастье», «за правду матку и помереть сладко», «тот ничего не боится, кто честно трудится». Пословицами народ и воспитывал человека, и высмеивал его недостатки, пороки и слабости: «ума палата, да глупости саратовская степь», «кому бог ума не дал, тому кузнец не прикуёт», «дуракам везёт», «скупой платит дважды», «на сердитых воду возят», «хвались, да не поперхнись», «что в лоб, что по лбу», «позавидовал плешивый лысо- му» и др.

Китайская лексика включает не только сло-ва и устойчивые словосочетания, но и фразе-ологизмы (готовые выражения). Они являются лексически неделимыми, обладающими устой-чивой структурой и семантической цельностью, характеризуются структурным многообразием и различным количественным составом. В широ-ком смысле слова китайские фразеологизмы 熟语 shúyǔ включают в себя готовые выражения (成语 chéngyǔ), привычные выражения (惯用语 guàny- òngyǔ), пословицы (谚语 yànyǔ), поговорки (俗语 súyǔ), усечённые выражения, недоговорки-ино-сказания (歇后语 xiēhòuyǔ).

Китайские фразеологизмы – это готовые со-четания слов, которые хранятся в языковой памя-ти говорящих. Описывая определённые обычаи, традиции, исторические события они отражают и менталитет китайского народа, потому что в них заложен поучительный смысл, удачные сравне-ния, юмор, шутки. Фразеологизмы доносят до на-ших дней и народные предания, существующие до сих пор легенды. Такова история одного выска-зывания великого китайского поэта Ли Вай, жив-шего при династии Тан VIII в. н. э. (701–762), где фразеологизм 铁杵成针 tiě chǔ chéng zhēn «желез-ный пест отшлифовать в иглу», определяет зна-чение «добиваться своей цели упорным трудом» (русский аналог «терпение и труд всё перетрут»).

Материалом для фразеологизмов в Китае служили и притчи. Например, в одной из них рас-сказывается о том, что в период Чуньцю, когда войско княжества Ци не могло найти обратный путь, то выбрали несколько лошадей и пустили их вперёд, они в конце концов вывели войско на пра-вильную дорогу. Отсюда пошло выражение 老马识途 lǎ mǎ shí tú «старый конь дорогу знает» (об-разно: доверьте опытному знающему человеку). Русская пословица «старый конь борозды не пор-тит». Некоторые фразеологизмы представляют кристаллы народной мудрости, его менталитет, где выражен национальный компонент, т. е. в них говорится о таких китайских реалиях, которые присущи только китайскому народу: мудрость, трудолюбие, терпение, прагматизм, умение хра-нить свою историю и традиции народа. Приведём следующие примеры:

一天打鱼，三天晒网 yì tiān dǎ yú, sān tiān shài wǎng «один день ловить рыбу, три дня сушить»; 一日三笑不用吃药 yí rì sān xiào bú yòng chī yào «смех и веселое настроение – лучшее лекар-ство»;

星多天空亮，人多智慧光 xīng duō tiān kōng liàng, rén duō zhì huì guāng 人往高处走，水往低处流 rén wǎng gāo chù zǒu, shuǐ wǎng dī chù liú «че-ловек идёт вверх, а вода течёт вниз»; 瓜熟蒂落 guā shú dì luò «когда тыква созреет, черенок отпа-дёт», т. е. наступил тот момент, который выгоден человеку; Е学问之根苦，学问之果甜 xué wen zhī gēn kǔ, xué wen zhī guǒ tián «корень учения горек, но плод сладок» (пословица китайского нацмень-шинства – мяонань)» .

Сравнивая русские и китайские пословицы, можно выделить по своей семантике некоторые фразеологизмы, которые есть и в данных языках. 趁热打铁 chèn rè dǎ tiě «куй железо пока горячо», 祸不单行 huò bù dān xíng «беда не приходит одна», (аналог «пришла беда – отворяй ворота»,寡不敌众 guǎ bù dí zhòng «один не устоит против многих», (аналог «один в поле не воин».

В китайском языке есть особый тип народных речений, который называется недоговорками-ино-сказаниями. Они состоят из двух частей: первая – иносказание, вторая – раскрытие его смысла. Они являются коллективным творчеством многих людей различных профессий. Вторая часть опу-скается в недоговорках типа: 猫哭老鼠 – 假慈悲 māo kū lǎo shǔ – jiǎ cí bēi «кот оплакивает мышь» –

221


ложное сострадание; 高射炮打蚊子 – 大材小用 gāo shè pào dǎ wén zi – dà cái xiǎo yòng, « стрелять из зенитных орудий по комарам» – использовать та-лантливых людей в мелких делах; 雨后送伞 – 假人情 yǔ hòu sòng sǎn – jiǎ rén qíng «после дождя предложить зонтик» – ложное сочувствие.

Таким образом, фразеологизмы русского и китайского языка сочетают в себе историю свое-

го народа, национальный характер, благозвучие и мудрость. Всё это придаёт им силу непрере-каемого закона и авторитета. Фразеологизмы постоянно развиваются, их состав меняется, но одно остаётся неизменным – они способствуют развитию языка, поэтому необходимо учить их и использовать также своей речи (независимо от национальности человека).

Список литературы1. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка // Избранные труды. М., 1995. Т. 2.2. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 1 / под ред. А. П. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп. М.: Рус. яз., 1981. 698 с.3. Фразеологический словарь русского языка / под ред. А. И. Молоткова. М.: Рус. яз., 1978. 543 с.4. Семенас А. П. Лексика китайского языка. М.: Муравей, 2000. 320 с.5. 20 000 русских пословиц и поговорок / сост. Л. М. Михайлова. М.: Центрполиграф, 2010. 382 с.

УДК 372.881.111.1Цырендолгор Гомбо,

преподаватель английского языка,филиал в г. Эрдэнэт,

Национальный университет Монголии,г. Эрдэнэт, Монголия


Обучение иностранным языкам в МонголииИностранный язык – один из приоритетных факторов в образовании в каждой стране. Изучение

иностранного языка зависит от потребностей учеников, взаимоотношений между странами или интере-са. Монголия – небольшая страна, расположенная между Россией и Китаем, двумя большими странами в Азии. Таким образом, русский и китайский языки имели широкое распространение во времени и в пространстве в монгольской истории образования. Эти языки изучались более 300 лет до реформы в монгольской общественной жизни в 1990. Мы имеем 20 лет истории изучения английского языка, который стал языком номер один в мире.

Ключевые слова: иностранный язык, государственная политика, влияние, требование

Tserendolgor Gombo,English Teacher,Erdenet School,

National University of Mongolia,Erdenet, Mongolia


Foreign Language Education in MongoliaTeaching Foreign language is one of the prior factors in education in each country. Learning foreign

language depends on learners’ needs and impact of neighboring countries attitudes or interest. Mongolia is small country located between Russia and Chine, two big countries in Asia. Thus, Russian and Chinese languages own big space and time in Mongolian education history. These languages had been learned for over 300 years before the reform of Mongolian Social Life in 1990. We have 20 years of history of learning English which has become 1 language in the World.

Keywords: foreign language, state policy, influence, requirement

Аливаа орны нийгэм, улс төрийн байдал, хөрш орны соёл уламжлал нь гадаад хэлний бо-ловсролтойгоо салшгүй холбоотой хөгжиж бай-даг билээ. Хоёр том гүрний дунд оршдог Монгол орны гадаад хэлний хөгжил нь 1990 оны нийгмийн өөрчлөлтийг хүртэл хойд, урд хөрш болох хятад, орос хэлээр хязгаарлагдаж байжээ. 18–19 зууны 1910 оны эцэс хүртэл Манж чин улсын түрэмгийл-лийн үед монголчууд, ялангуяа ихэс дээдэс хятад хэлийг гэрийн сургалт хэлбэрээр эзэмшиж бай-жээ. Манжууд манай улсын төрийг барьж байсан учир хятад хэлийг хүчээр сурч уйл ажиллагаагаа явуулж амьдарч байжээ. 1921 оны ардын хувьсга-лыг хийхэд хойд хөршөөс цагаан орсын цэргүүд

орж ирэн тусалсан нь орос хэлийг албан бусаар сурах суурийг тавьсан байна. Тодруулбал ман-жууд 150 жил байлдан байж 1696 онд Монголыг эзлэн авснаар 1911 оныг хүртэл төрийг удира-дах үйл ажиллагаа хятад хэлээр явагдаж байсан. 1911 оны 12 дугаар сарын 04 ны өдөр манжийн сүүлийн сайд болох Сан-до г орос улсаар дамжуу-лан хөөсөн байдаг.

Богд хаант засаг /1911–1921/ ийн үед Монгол-чууд хятад,орос, түвд хэлийг албан бус хэлбэрээр сурч байжээ. Энэ үед эх хэлээрээ албан болов-срол эзэмших суурь тавигдаж, Богд хааны зарил-гаар монгол улсын хэмжээнд 20 хошуунд анхан шатны тэнхим байгуулсан нь албан боловсрол

222


олгох эхлэлийг тавьсан байна. Богд хаант мон-гол улс бол боолын нийгмийн төгсгөл байсан юм.

1921 онд Монголчууд оросын улаан армийн тусламжтайгаар үндэсний ардын хувьсгалыг хийсэн нь орос оронтой ойр байж, социалист нийгэм шил-жих гол шалтгаан болсон байдаг. Энэ үеэс эхлэн олон орос сургагчид Монголд амьдрах болж Монго-лын нийгэмд орос хэл-соёл нэвтэрч эхэлсэн байна.

1923 оноос анхны дунд сургуулийн 1-р ангид хятад хэл, 2-р ангид англи хэл, 3-р ангид Орос хэл заадаг байсан боловч 1929 онд нугалаа эхэлж сургуульд «хөрөнгөтний хэл» зааж болохгүй хэмэ-эн үзэж Орос хэлээс бусад хэл заахыг хориглосон. Ийнхүү 1929 оноос 1990 оныг хүртэл Монголын боловсролын бүхий л түвшинд орос хэлийг гадаад хэл болгон албан ёсоор зааж байв.1990 оны Ард-чилсан хувьсгаль, боловсролын даяаршлалын үр дүнд бусад хэлийг сурах боломж нээлттэй болсон.

1936 оны байдлаар Гандан хийдийн лам хар Түвд бичиг үсэг хэрэглэн Буддын шашинд сурал-цаж байжээ.

Орос хэлний сургалтыг хөгжүүлэх зорилгоор Орос хэлний дээд сургуулийг 2 факультет, эчнээ болон мэргэжил дээшлүүлэх салбар, 7 тэнхимтэй-гээр МУИС-ийн бүрэлдэхүүнд 1979–11–16-нд бай-гуулсан. Уг сургууль анх байгуулагдахдаа 39 багш, 20 ажилтан, ажилчид, 498 оюутантай байжээ.

1982 оны 10 дугаар сард Орос хэлний инсти-тутыг бие даалган Орос хэлний багшийн дээд сур-гууль (ОБДС) байгуулах шийдвэр гарсан. Монгол улсын гадаад харилцааны хөгжил, нийгмийн эрэлт хэрэгцээ, боловсролын тогтолцоон дүүссэн шинэ шаардлагыг хангах үүднээс 1990 оны 08-р сарын 25-аас ОБДС-ийгГадаад хэлний дээд сургууль болгон өргөтгөж, англи хэл-уран зохиол, герман, франц хэл-уран зохиол, орос хэл-уран зохиол зэрэг хэлний боловсролыг олгож эхэлсэн байна.

1980–1990 –ээд оны үед ЗХУ-ийн их дээд сургуулиудад жилдээ 1500 оюутан элсэн сурал-цаж байснаас 30 нь заавал орос хэлний багш мэ-ргэжил эзэмших ёстой гэсэн бичигдээгүй гэрээтэй байжээ [1].

1980 – аад онд Эрдэнэт хотын нийт хүн амын 30 орчим хувь нь орос хүмүүс, 2 том ЕБС-ийн (17 дугаар сургууль, 19 дүгээр сургууль), 2 том орос цэцэрлэг үйл ажиллагаагаа явуулж олон орос багш,ажилчид ажиллаж, амьдарч байсан юм.

Профессор Н. Бэгз “МАХН-ын 1972 оны II бүгд хурлаар орос хэлний сургалт болон ЗХУ-тай бүх талаар ойртон нягтрах үйл явцыг эрчимжүүлэх асуудал авч хэлэлцснээс хойш 1970–1990 ээд онд энэхүү бодлогын үр дүн болж, Улаанбаатар, Эрдэнэт, Чойбалсан, Зүүнхараа хотуудад орос хэлээр сургалтаа явуулдаг дунд сургуулиуд бай-гуулагдан үйл ажиллагаа явуулж...” [2] гэж Монго-лын боловсрол судлалын шинэ парадигм номдоо дурдсан байдаг.

Монгол улсын Гэгээрлийн сайдын 1997 оны 7 дугаар сарын 25-ны 208 тоот тушаалаар 1997–1998 оны хичээлийн жилээс эхлэн бүх шатны сур-галтын байгууллагад гадаад хэлний сургалтаар англи хэлийг эхний ээлжинд заахаар зохион бай-гуулах шийдвэр шийдвэр гаргаснаар англи хэлийг Монголд анх удаа албан ёсоор зааж эхэлсэн байна.

Өнөөдөр Монголд англи хэлийг боловсролын бүх шатанд 1-р гадаад хэл болгон олгож, тоо той-мшгүй олон сургалтын төвүүд, сургуулиуд англи хэлний бүх түвшний сургалт явуулж, хэл сурах со-нирхолтой хүмүүс чанартай боловсрол олж авах боломж, сонголт улам сайжирсаар байна.

Төрөөс монгол иргэнд олгож байгаа гадаад хэлний бодлогын чиг хандлагыг харахад дэлхийн жишигт нийцэх хэлний болвсролтой хүнийг хө-жгүүлэх зорилготойн дээр боломж ч хязгааргүй байгаа нь бидний хийж байгаа судалгаанаас ха-рагдаж байна.

Англи хэлнээс гадна хятад,орос, солонгос, герман хэлүүдийг хүмүүс сонирхон суралцаж бай-гааг харахад эдгээр хэлийг сурах хэрэгцээ байгааг харуулж байгаа юм.

Орхон аймагт оршин сууж байгаа 100 гэр бүлийн 581 хүний дунд судалгаа хийж үзвэл (давхардсан тоогоор) ямар нэгэн гадаад хэл сурч байгаа 287 хүн, сурсан 174, сураагүй 120 хүн байна. Хэл сураагүй 120 хүний 92 нь бага насны хүүхэд /53 цэцэрлэгт, 39 нь бага сургуулийн су-рагч/, 28 нь хэл сураагүй гэсэн байгаа бөгөөд хэл сураагүй хүмүүс нь энэ судалгаанд хамрагчдын 4,8 хувийг л эзэлж байна.

Гадаад хэл сурч байгаа 287 хүн 100% англи хэл, 3 нь хятад хэлийг давхар сурч байгаа.

Гадаад хэл сурсан 174 хүний 138 нь англи хэл, 56 нь орос хэл 14 нь солонгос хэл, 6 нь хятад хэл, 1 хүн герман хэл сурсан байна.

Судалгааны үр дүнг дүгнэн үзвэл нийт судал-гаанд хамрагдсан хүмүүсийн 80 % (давхардсан тоогоор 86,4 %) нь ямар нэгэн гадаад хэл сурч

223


байгаа. Гадаад хэл сураагүй гэсэн 120 хүний 92 нь бага насны хүүхэд байгаа бөгөөд ирээдүйд гадаад хэл сурах боломжтой. Ерөөсөө гадаад хэл сураа-

гүй 28 хүн байгаагаас 17 нь өндөр настан байгаа нь монголд гадаад хэлний сургалт хүртээмжтэй байгааг илэрхийлж байна.

Ном зүй1. Бэгз Н. Монголын Боловсрол судлалын шинэ Парадигм. УБ, 2011.2. Боловсрол судлал, НШУС, МУИС. 2005. № 07/255.3. Гадаад хэл заах арга зүйн асуудал. УБ, 2010. № 205.4. Даваа Ж. Монголын Боловсролын түүх. УБ, 2001.

УДК 316.77Чжан Шуся,

старший преподаватель,Институт русского языка Хулунбуирского института,

г. Хайлар, КНР,e-mail: [email protected]

Перевод рекламных слоганов на русском и китайском языках в аспекте межкультурной коммуникации

В настоящее время перевод рекламных слоганов играет важную роль в коммерческой рекламной деятельности. На наш взгляд, рекламный слоган как важная составляющая часть рекламы является не только чисто лингвистическим вопросом, но и важным феноменом культуры. При переводе рекламных слоганов должна учитываться специфика рекламных слоганов на фоне межкультурной коммуникации.

Ключевые слова: рекламный слоган, перевод, межкультурная коммуникация

Zhang Shusya,Senior Lecturer,

Institute of Russian language of Hulunbuir Institute,Hailar, PRC,


The Translation of Advertizing Slogans in the Russian and Chinese Languages in Aspect of Cross-Cultural Communication

Now the translation of advertizing slogans plays an important role in commercial advertizing activity. In our opinion, the advertizing slogan as the important made part of advertizing is not only purely linguistic question, but also an important phenomenon of culture. When translating advertizing slogans has to consider specifics of advertizing slogans against the background of cross-cultural communication.

Keywords: advertizing slogan, translation, cross-cultural communication

Рекламная индустрия, использующая сегод-ня для продвижения своего продукта все суще-ствующие каналы массовой коммуникации, стала значимым фактором не только экономической, но и социальной жизни общества. Условия рыночных отношений вынуждают искать эффективные спо-собы воздействия на потребителя, формировать общественное мнение вокруг тех или иных това-ров. Особенно острой эта проблема становится в условиях перепроизводства, когда предложение превышает спрос. Имея огромное экономическое значение, реклама естественно становится так-же важным культурным аспектом человеческого бытия. Мы сталкиваемся с рекламой повсюду. Реклама является частью так называемой «мас-совой культуры». Массовое искусство откровенно предназначено для массовых продаж. Поэтому в каждом его продукте мы можем найти встроен-ную в него рекламу.

Как отмечал Цао Вэй, для современного потребителя важны такие потребности, как фи-зические потребности (одежда, питание, жилье, транспорт), социальные потребности, потреб-ности уважения и развития личной ценности [7, с. 271–276].

Реклама играет все более заметную роль в системе коммуникативных средств и техноло-гий, а ее функции выходят за рамки первоначаль-ной цели – информирования о товарах и услугах, ради которой реклама появилась на свет. К насто-ящему времени становится все очевиднее, что рекламная деятельность в ее многочисленных разновидностях образовала автономную сферу внутри художественной культуры с собственными эстетическими, нравственными и экономически-ми принципами и нормами деятельности.

Международная реклама делает акцент на культурных различиях между народами и страна-ми. Люди по всему миру имеют одинаковые по-требности, но эти потребности удовлетворяются по-разному в различных культурах. Хотя одни и те же эмоции присущи всему человечеству, степень их выражения различна для представителей раз-ных культур.

Перевод рекламы на иностранный язык не-обходимо осуществлять с учетом национально- культурной специфики целевой аудитории. Без-условно, для правильного перевода переводчик должен обладать знаниями об особенностях на-ционального менталитета, типичных для жителей

224


той или иной страны. Удачный перевод той или иной рекламы, который является также одним из критериев успеха рекламной кампании, зависит не только от переводчика, но и от совместных уси-лий профессионалов смежных областей, которые в состоянии выработать научно обоснованные критерии эффективности воздействия рекламы.

Перевод рекламы следует также рассматри-вать как источник знания о других культурах, что также усложняет задачу переводчика. Ведь очень важно понять культурные традиции и ментали-тет жителей разных стран и правильно передать смысловой сюжет рекламного сообщения, что-бы тот, кто получает информацию, воспринял ее с тем пониманием, которое подразумевал созда-тель данного сообщения. Как отмечал В. Б. Ше-метов, «при переводе рекламных текстов следует в первую очередь подчеркнуть функцию текста в культуре получателя. На первом плане нахо-дится рекламное сообщение. Поэтому работают принципиально теория скопоса…» [5, с. 94].

Следует отметить, что в настоящее время в связи с процессами глобализации на мировом рынке и дорогостоящей рекламной кампанией многие рекламодатели рассчитывают на исполь-зование одной и той же стратегической реклам-ной концепции с сопутствующим материалом на нескольких рынках. Поэтому в разных культурах нетрудно встретить явно одинаковую рекламу, адаптированную с учетом особенностей целевой аудитории.

Россия – страна многонациональная, евроа-зиатская, с соответствующими культурными, в том числе религиозными особенностями. Важными представляются и стереотипы общинного сознания, идущие от крестьянской общины. На нем спекули-ровала коммунистическая идеология, укрепляя его под видом пресловутого коллективизма. Конечно, под воздействием перемен, частной собствен-ности, рыночных отношений психология россиян меняется, но процесс этот длительный. Пожалуй, одно из проявлений «коллективного бессознатель-ного» в России – удивительная вера «в чудо».

Китайский народ имеет длинную историю, отличается трудолюбием и стремлением к нова-торству, благодаря чему Китай славится во всем мире своеобразной культурой, блестящем искус-ством, высокими достижениями в науке и технике. Китайцы с дивных времен имеют национальное и культурное отожествления.

Согласно Цао Вэй, в китайских рекламах чаще выражаются нижеследующие национально- культурные ценности китайского народа: а) празд-ники и встречи родных после разлуки (китайский Новый год, Праздник весны, традиционная сва-дебная церемония и другие); б) золотая средина (中庸), гармония (和谐) и спокойствие (平安); в) этикет и человеческие отношения (人情) (поня-тие 礼尚往来, т. е. отвечать на любезность следу-ет любезностью, имеет особое место в обычаях и традициях китайского народа); г) национальное самолюбие и гордость.

Особую сложность при переводе рекламных текстов составляют этнокультурные особенности

языка оригинала. Примером может служить ре-клама одежды одной китайской марки: 让你成为情人眼里的西施! – Стань в глазах любимого красави-цей Си Ши!. Си Ши (Западная Ши) – знаменитая прелестница времен «Весны и Осени», которую считают одной из самых красивых женщин в исто-рии Китая. Естественно, что на носителя языка данная реклама окажет гораздо более сильное влияние, чем на реципиента представленного пе-ревода. При продвижении данной марки одежды на российском рынке для достижения реклам-ного эффекта целесообразно в тексте перевода заменить реалию «красавица Си Ши» на более понятную и привычную российскому потребителю реалию русской культуры, например, «Елена Пре-красная», «Царевна Лебедь» и другие.

Пример 1: Smirnoff. Русский характер (вод-ка Smirnoff)

Перевод: 品味俄罗斯。斯密诺夫伏特加В этом слогане выражение «русский харак-

тер» (俄罗斯性格) требует особого внимания. По нашему мнению, «русский характер» для китай-ских потребителей является сложным понятием. Понятие «Россия» как соседняя страна более конкретно и понятно, чем русский характер. Иначе говоря, если мы рекламируем какую-то китайскую водку кампанией «китайский характер», русским потребителям тоже трудно представить себе, что такое «китайский характер». В переводе выбрали слово 品味 (пробовать), это подскажет китайским потребителям, что, купив такую водку, можно про-бовать её чистый вкус.

Рекламные слоганы на любом языке часто используют сленг и строятся на игре слов или темах, которые связаны с конкретной страной. Образы, ассоциирующиеся с текстом на языке оригинала, могут искажаться или плохо переда-ваться на другом языке. Слова с двойным смыс-лом, сленг и национальный стиль должны быть удалены из такой рекламы, если эти особенности невозможно передать на других языках. Анализи-руя рекламные слоганы русской страховой услуги, мы нашли общие слова «случай» и «риск», приве-дем примеры: Подкупаем случай. (Гута-Страхова-ние); Между вами и случаем (Страховая компания «Отечество»); На всякий случай ( Страховая ком-пания «Оранта»); Не рискуйте своим настрое-нием (Страховая компания «Наста»). «Случай» и «риск» для россиян являются типичным жизнен-ным феноменом. Эти слоганы выражают отноше-ние россиян к неизвестной силе и будущему. Для русских будущее это непонятное, неизвестное, не зависит от воли человека. Чтобы преодолеть та-кие чувства, русские надеются на помощь услуги страхования.

Однако если перевести такие слоганы на китайский язык, употребляя слова 意外 (авария), 冒险 (риск), 不测 (неожиданность) и т. д., можно представить себе, что китайцы вообще не желают приобрести услуги рекламируемых компаний. Для объяснения такого явления хорошим примером являются удачные рекламные слоганы китайских страховых компании, чьи слоганы звучат так: 买保险就是平安, 太平洋保险保太平，平时注入一滴水，及时拥有太平洋，中国平安，平安中国.

225


Для китайцев, как мы уже говорили выше, по-нятие 平安 (спокойствие и безопасность) является важным фактором культурных ценностей. Случай и риск не совпадают с мечтой о будущем у китай-ских людей. И китайские компании целесообразно ассоциируют свои страхованные услуги и даже название компании с понятием 平安, чтобы при-влекать потребителей. При покупке какой-то услу-ги потребители сознательно считают, что они не покупают конкретные услуги, а приобретают ре-альное 平安, превращая желание в реальность.

Пример 2: Когда Ваш Ангел-Хранитель от-дыхает… (Страховая компания «Энергополис»)

Перевод: 天不应，地不灵，还有保险来帮您Ангел-хранитель можно перевести на китай-

ский язык как 守护神. Такое выражение тесно свя-зывается с русским православием. Однако для китайских реципиентов такое религиозное пред-ставление не имеет особого значения. Когда рус-ских люди попали в очень трудное состояние, то они рассчитывают на помощь своего ангела-хра-

нителя, а китайский народ всегда в такое случае полагается на «天地» (небо, бог), об этом свиде-тельствуют множество китайских половиц, погово-рок: как «天从人愿» (желание исполнилось богом), 承天之祐 (под помощью бога), 求天告地 (умолять бога ) и др.

Пример 3: Как за каменной стеной. (Стра-ховая группа «Спасские ворота»)

Перевод: “安”如泰山В китайском языке при описании безопасного

состояния часто используются выражения 稳如泰山 или 安如泰山 (непоколебимый), 坚如磐石 (не-преклонный), 固若金汤 (не завоевываемый ) и т. п. В переводе настоящего слогана использовалось сравнение «все будет так стабильно, как гора Тай-шань».

Процесс перевода творческий, а процесс пе-ревода рекламы – вдвойне. Надеемся, что насто-ящая статья будет полезна для тех, кто хочет ре-шить вопросы перевода рекламных слоганов на русском и китайском языке.

Список литературы1. Кругликов В. А. Пространство и время «человека культуры» // Культура, человек и картина мира. М.: Наука,

1987. 350 с.2. Долгих Н. О. Национально-культурная специфика рекламных текстов // Вестник Пермского университета.

Сер. Филология. 2009. № 4. С. 39–44.3. Столбовая Л. В., Савченко Г. К., Барышникова Г. В. Адекватность отражения этнокультурной специфики язы-

ковых единиц в переводе // Актуальные вопросы переводоведения и лингвистики. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2001. С. 45–49.

4. Уильям Уэллс, Джон Бернет, Сандра Мориарти. Реклама: принципы и практика: пер. с англ. СПб.: Питер, 1999. 736 с.

5. Шеметов В. Б. Курс лекций по теории перевода. М.: ЭТС, 1999. 110 с.6. 安新奎. 广告宣传与语言文化. 俄语学习. 2000. № 5.7. 曹炜. 广告语言学教程. 广州：暨南大学出版社. 2007.8. 曹志耘. 广告语言艺术. 长沙：湖南师范大学出版社. 1992.9. 李文戈. 俄语广告标题语的多元研究. 哈尔滨工业大学学报. 2007. № 1.

УДК 811Янь Шуфан,

кандидат филологических наук,Маньчжурский институт университета Внутренней Монголии,

г. Маньчжурия, КНР,e-mail: [email protected]

О трудных случаях перевода русской разговорной лексикиВ статье говорится о том, что в русском языке есть лексика, в основном в разговорном стиле, кото-

рая сложна для переводчика. Это связано с существованием так называемых разговорных номинаций. Их типы рассматриваются в статье.

Ключевые слова: русская разговорная речь, разговорная номинация, перевод текста

Yan Shufang,PhD in Philology,

Manchurian Institute of the Inner Mongolia University,Manchuria, PRC,


Complicated Cases of the Russian Colloquial Vocabulary TranslationThe author investigates Russian colloquial lexicon that causes difficulties for the translator. The paper

explores so-called colloquial nominations and examines their types.Keywords: Russian informal conversation, colloquial nomination, translation of the text

226


Переводчик должен владеть всеми вариан-тами языка, иначе он не сможет адекватно пере-вести тексты, которые отражают разные сферы жизни. Есть очень сложные для перевода слова – научные термины. Считается, что сложно перево-дить научную и официальную речь, а речь разго-ворную переводить просто. На самом деле это не так. Есть много слов, которые не всегда изучают в университетах на филологических факультетах, так как они хотя и относятся к литературному язы-ку, но представляют собой разговорно окрашен-ную лексику. Речь идёт о так называемой разго-ворной номинации.

Основная черта разговорной лексики – усечённость. Это связано с тем, что людям лег-че воспроизводить сокращённую определённую единицу, соотнеся её с определённым случаем. Например, вместо сгущённое молоко скажут сгущёнка, вместо копчёной колбасы употребят копчёная, вместо мясного блюда скажут мясное, вместо дипломная работа – диплом. Русские люди не скажут вирусный грипп. Они скажут, что подхватили вирус. Очень популярно построение номинаций на основе переноса значения (напри-мер: Я сегодня в книжном Устинову новую купил).

Есть глагольные номинации, характеризу-ющие лицо или предмет по его действию (Эта тётка, которая хлеб к нам в магазин привозит, ну, ты её каждый день видишь). Существуют так-же глагольные номинации, состоящие из глагола в форме инфинитива и местоимения (Покажи, в чём носишь).

Есть такая номинация, как имя-ситуация. Это название ситуации существительным, смысл по-нятен только тем людям, которые ознакомлены с ситуацией. Например: А лыжи? Мы передума-ли? да? (т. е. передумали обсуждать подробности лыжного похода). Такие выражения встречаются довольно часто: выключи чай, включи кисель, убавь макароны и т. п. (т. е. конфорку, на которой стоит рыба, суп, макароны и др.). Широкая воз-можность использования самых разных моделей построения номинаций порождает целый ряд слов-дублетов: лаб, лабораторная, лаборатор- ка и т. д.

Разговорные тексты отличаются высокой степенью экспрессии. Иногда переводчик не мо-жет понять, почему русские повторяют слова. Например: Я люблю-люблю, мне понравилось-по-нравилось, он очень-очень добрый. Переводчику нужно знать, что повторы – это высшее проявле-ние качества. Для выражения высокой степени интенсивности свойства широко используется переносный смысл: Я сегодня с ног валюсь! Пе-реводчик должен знать, что здесь имеется в виду усталость. Я ему целый вечер звонил, телефон оборвал. Здесь слово оборвал, конечно, в пере-носном смысле. Оборвать телефон – много зво-нить, но не дозвониться.

В последнее время во внимание берутся жанровые особенности разговорных текстов. Здесь очень важна ситуация: где, произошёл раз-говор (на работе, на улице, в кино, время (утром или вечером, во время работы или во время отды-

ха), важна характеристика партнёров (кто разго-варивает – друзья или начальник и подчинённый). Важна также тема разговора. Каждый из параме-тров создаёт свои нюансы в ситуации.

Например, разговор происходит в магазине между продавцом и покупателем:

– Здравствуйте! А у вас такой же есть, только размером побольше?

– Есть, но только синий.– Нет, пожалуй, синий мне не нужен, только

зелёный.Человеку, не посвящённому в ситуацию,

трудно понять, о чём идёт речь. Может быть, о ко-стюме, или о свитере. В разговорной речи выде-ляются монологи, диалоги, полилоги. Есть жанры большие и маленькие. Большие – рассказ, бесе-да, маленькие – реплика, микродиалог.

Разговорные тексты характеризуются много-образием тематики, поэтому переводчику нужно быть готовым к трансформации в процессе раз-говорной речи слов, пришедших из других стилей, например, из научного или официального. В раз-говорной речи лингвистов, которые ведут беседу на лингвистическую тему, вполне могут встретить-ся слова аккомодация, ассимиляция. В речи ком-пьютерщиков – модем, веб-камера и так далее.

Переводчику нужно знать, что в русской лек-сике можно выделить некоторые семантические единства, которым соответствуют обширные свя-зи слов. Например, характеристика трудовой дея-тельности человека: работяга, трудяга, нахлеб-ник, лодырь. Характеристика ума: башковитый, умница, дубина, пень и так далее.

В быту принято говорить иносказанием, под-разумевая ситуацию. Переводчику, не знающему ситуацию, сложно понять, о чём идёт речь. Ча-сто коммуникация осуществляется не только при помощи слов, но и при помощи мимики, жестов. В этом случае переводчику необходимо знать и невербальные знаки. Такого рода показатели, активно включаясь в контекст, могут заменять собственно языковые средства выражения. На-пример, один человек спрашивает: «Как дела?» Второй отвечает, показывая большой палец руки. Состоялся ли процесс коммуникации? Конечно. Спрашивающий понял: у его собеседника всё хо-рошо. Часто слово не называется, но собеседники прекрасно понимают, о чём идут речь. Например: Ты надень то платье, которое надевала на Но-вый год. В контексте платье не описывается, но люди прекрасно понимают, о чём идёт речь. Или: А что, эта бандура до сих пор у тебя в коридоре стоит? Во втором случае слово бандура употре-бляется в значении «шкаф». Но может обозна-чать любую громоздкую вещь (Посмотри на это пианино, ну и бандура!). То же самое касается слова «вещь» (Вчера слушал «Лунную сонату». Какая сильная вещь! Ты читал «Дети Арбата»? Сильная вещь! Ты какую-нибудь вещь в магазине купила? Я вчера фильм «Герой» смотрел. Хоро-шая вещь). Вот эту многозначность слов, их боль-шую смысловую значимость, вместимость нужно иметь в виду при переводе.

Речевым сигналом имени ситуации является необычная сочетаемость слов в тексте. Напри-

227


мер, иностранцу трудно понять фразы: А на лы-жах мы передумали, да? (т. е. передумали идти в лыжный поход); Ой, а твой день рождения мы не обсудили! (не поговорили о дне рождения).

Хотелось бы рассмотреть некоторые разго-ворные номинации, которые представляют слож-ность при переводе текстов.

1. Широко распространены в разговорной речи так называемые слова-«губки», значение которых определяется ситуацией. Например, времянкой может называться лестница, дом, предназначенный для временного проживания. Или, например, слово стекляшка может обозна-чать и магазин, и бутылку, и банку в зависимости от конкретной ситуации. Возьмём слово простой, оно может употребляться в следующих контек-стах: простое платье, простая еда, простая картошка, простой обед. Простое платье – это ненарядное платье, простая еда – непразднич-ная, простая картошка – картошка без при-правы, простая еда – повседневная, неторже-ственная. В разговорной речи существуют свои способы именований предметов, признаков или действий.

2. Широко употребляются слова-заменители. При этом говорящий старается донести смысл, применяя контекстные синонимы. Например: Я не могу найти замазку, затирку для ручки. Как это называется? А, вспомнил! Штрих. Широкая возможность использования самых разных мо-делей построения номинаций порождает целый

ряд слов-дублетов: диплом, дипломная работа, квалификационная работа, выпускная работа, выпускная и т. п.

3. При создании разговорного текста широко применяются семантические стяжения, при кото-рых на базе двух или трёх слов создаётся одно слово: вместо сгущенное молоко русский скажет сгущенка, вместо тушёная говядина – тушёнка. Ещё примеры: вирусный грипп – вирус, диплом-ная работа – диплом.

Разговорная лексика часто создаётся по определённым словообразовательным моделям. К таким моделям относятся следующие: усечение (препод, завлаб), универбация, когда исходное словосочетание состоящее из двух или более ком-понентов, сворачивается в одно производное сло-во, которое «вбирает» в себя значение произво-дящей основы: манная крупа – манка, «Вечерняя газета» – «Вечёрка», высотный дом – высотка; суффиксация – открывалка; префиксально-суф-фиксальный способ –заненаститься.

В результате появляются интересные семан-тические связи, новые синонимы и антонимы, зависящие от ситуации. Например, слово «про-стой» может быть синонимичным многим словам: костюм простой –хлопчатобумажный, чай про-стой – без молока и сахара, вечер простой – не-праздничный и так далее.

Итак, разговорная речь русских богата как ли-тературными, так и внелитературными элемента-ми. Именно внелитературные элементы сложны для перевода.

228

Интерпретация текста при изучении русского языка как иностранного

УДК 378Оксана Леонидовна Абросимова,

кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного,



Текст как источник формирования коммуникативной компетенции при обучении русскому языку как иностранному

В статье описывается, как можно формировать коммуникативную компетенцию при обучении рус-скому языку как иностранному, опираясь на анализ и конструирование учебного текста. Логичность, последовательность и цельность мысли, стройность изложения, содержательность делают текст одним из главных средств, формирующих у студентов навыки коммуникации.

Ключевые слова: текст, анализ текста, конструирование текста, русский язык как иностранный

Oksana L. Abrosimova,Candidate of Philology, Associate Professor

of the Department of Russian as a foreign language,Transbaikal State University,


The Interpretation of the Text in the Process of Studying Russian as a Foreign Language

The article touches upon the problem of formation of the communicative competence by means of analysis of educational texts in the process of studying Russian as a foreign language. The integrity and the logical structure of a thought, the pithiness of a statement are considered the main means of forming the communicative skills of the students.

Keywords: a text, the analysis of the text, the formation of the text, Russian as a foreign language, a literary text, the interpretation of the text

Когда иностранцы приезжают в Россию для того, чтобы выучить русский язык, они ставят пе-ред собой единственную цель – научиться общать-ся с русскими. Поэтому при всей важности языко-вой и социокультурной компетенций при обучении на первый план всё-таки выходит формирование коммуникативной компетенции. Коммуникация в устной и письменной формах на русском языке помогает решить многие задачи межличностного и межкультурного взаимодействия.

При формировании коммуникативной компе-тенции преподаватель неизбежно сталкивается со многими проблемами – толерантности; опти-мизации межличностного и межкультурного взаи-модействия; формирования у студентов комплек-са компетенций. В конечном итоге преподаватель должен научить иностранца адекватно трансфор-мировать и воспринимать нужную информацию.

Работа будет успешной, если она проводит-ся в системе. Комплексный подход при обучении русскому языку как иностранному проявляет-ся в разных аспектах, в том числе – в единстве образовательного процесса и процесса воспи-

тательного, в изучении языка через постижение культуры, истории народа; в постижении через язык, литературу, культуру менталитета русского народа. При этом в основе формирования ком-муникативной компетенции должна быть система приёмов и методик изучения языка, одним из зве-ньев которой является работа с текстом. Комму-никативные умения и навыки закрепляются через говорение и аудирование (устная коммуникация), письмо (письменная коммуникация).

Обучение слушателей на начальном этапе начинается с пропедевтического (вводно-фонети-ческого) курса. Одновременно вводится лексика. Отбор лексики производится с учётом коммуни-кативной целесообразности. Предполагается, что уже после вводно-фонетического курса, через месяц обучения языку, иностранец должен что-то понимать, вычленять из потока речи русских знакомые слова, реагировать на элементарные реплики. Именно на этом этапе преподавателю нужно сделать всё, чтобы заинтересовать учени-ка, увлечь его, привить интерес к языку и в то же время показать, что русский язык хотя и трудный,

229


но вполне посильный для изучения. Подача лек-сики должна быть дозированной, а на последую-щих занятиях её следует постоянно повторять.

Уже с первых дней изучения языка препо-даватель и слушатель должны конструировать элементарные диалоги, чтобы у слушателя было ощущение коммуникации. Это могут быть диало-ги по принципу «вопрос-ответ» с элементарными вопросами «Кто это?», «Что это?». Слова необхо-димо вводить те, которые понадобятся в процес-се коммуникации на начальном периоде: «мама, папа, дом, класс, студент, преподаватель, друг, подруга, стол, стул, столовая, комната, общежи-тие» и так далее. Часто в учебниках при отра-ботке произношения каких-либо звуков берутся слова, которые не будут востребованы на началь-ном этапе обучения в коммуникационном процес-се (например, слова завод, фабрика и т. д.). Мы стараемся таких слов избегать. Вместе с вводом слов целесообразно вводить определённые фор-мулы-клише, которые понадобятся при общении: «Как тебя зовут? Как дела? Здравствуйте, до сви-дания, спасибо». Параллельно вводится и грам-матика, иначе студент не сможет грамотно кон-струировать диалог.

Уже в первый месяц обучения слушатель на-чинает работать с маленькими текстами. В тексте есть черты, которые делают его незаменимым в практике обучения (информативность, внутри-текстовые связи, интеграция и завершённость, членимость, грамматические категории в их вза-имодействии) [3; 4; 5]. В любом тексте заложены логичность, последовательность и цельность мыс-ли, стройность изложения, содержательность. Из-учая тексты, постигая их содержание, иностранец учится излагать мысли грамотно, последователь-но, что в будущем облегчит ему задачи общения. На первом этапе коммуникативная установка сле-дующая: общение с преподавателем и друзьями в группе. Первый текст, который даётся студенту на говорении и аудировании, – своеобразная мо-дель рассказа о себе:

Меня зовут Ли Пэн. Мне 20 лет. Я студент. Я приехал из Китая из города Цицикар. Сейчас живу и учусь в Чите [1, с. 33].

Выучив этот текст и усвоив его как основу для рассказа, студент вполне может смоделиро-вать рассказ о себе или друге.

Ещё один пример такого задания:Слушайте и читайте текст, выучите

его, перескажите. Расскажите о своей семье.Мой отец – преподаватель. Ему 50 лет.

Он работает в университете. Моя мама – учи-тель. Ей 48 лет. Она работает в школе. Моя сестра – студентка. Ей 20 лет. Она учится в университете.

Ещё пример работы по формированию навы-ков общения на основе текста:

Слушайте и читайте текст. Ответьте на вопросы преподавателя к тексту.

Я студент. Меня зовут Мао. Мне 17 лет. Я приехал из Китая. Сейчас я живу в Чите. Мне нравится Чита. Я учусь в ЗабГУ. Я изучаю рус-ский язык, хочу хорошо говорить по-русски.

У меня есть друг. Он учится вместе со мной. Он ещё не очень хорошо говорит по-русски, но он старается.

Вопросы:1. Мао учится или работает?2. Сколько ему лет?3. Где он живёт?4. Где Мао учится?5. Что изучает Мао в университете?6. У Мао есть друг?7. Где он учится?8. Он хорошо говорит по-русски? [1, с. 38]На занятиях важно не только прочитать

и прослушать текст, но и пообщаться с препода-вателем, ответив на его вопросы. Иногда такая работа с текстом сопровождается игрой.

Например, даётся текст:Её зовут Светлана. Она окончила в Москве

Государственный институт театрального ис-кусства и вот уже 20 лет работает актрисой. Еще в вузе стала играть на сцене Московско-го драматического театра имени Вахтангова. Снимается в кино: уже 20 ролей сыграла в пре-красных фильмах известных русских режиссё-ров. Её мечта – это Голливуд. Она понимает, что мечта несбыточная, но всё же надеется …

Студенты сначала читают, переводят текст, а затем играют роли журналиста и актрисы. За-дание: журналист должен взять интервью у актрисы.

На занятиях по письму и разговорной практи-ке студентам часто предлагается составить текст на основе опорных слов. Такого рода упражнения часто сопровождаются грамматическими зада- ниями.

Например: Составьте рассказ о том, что вы будете делать завтра, используя сле-дующие глаголы в будущем времени: вста-вать, завтракать, пойти, изучать, обедать, отдыхать, гулять, ужинать [2, с. 45].

Чем дольше студенты изучают язык, тем сложнее становятся тексты. На средне-продви-нутом этапе изучения языка преподавателю не-обходимо подбирать уже те тексты, в которых объясняются особенности ментальности русских, какие-то нюансы их поведения в разных ситуаци-ях, определяется специфика культуры русского народа. В качестве примера можно взять текст на тему «Человек и его личная жизнь. Любовь, се-мья, дружба». Перед чтением текста студентам предлагается поработать с лексикой:

Задание: Прочитайте и переведите вы-ражения. Объясните, как вы их понимаете: любовь взаимная, любовь безответная, пла-тить поровну, любви все возрасты покор-ны, измена, романтическое чувство.

Студенты читают, переводят и пересказыва-ют текст.

Любовь – это прекрасное чувство. Любовь может быть первая, поздняя и так далее. Не случайно говорят: любви все возрасты покор-ны. Первая любовь обычно возникает у людей в школьном возрасте и даже в детском саду. К каждому человеку первая любовь приходит

230


в разное время. Обычно, когда встречаются мо-лодой человек и девушка, про них говорят, что они «дружат». В этом случае, представляя сво-его любимого человека, молодые люди говорят: «Это мой друг», «Это моя подруга». Если у де-вушки спрашивают: «У тебя есть друг?», обыч-но подразумевают именно любовь. У парня мо-гут спросить: «У тебя есть девушка?» Обычно в этот период молодые люди ходят на свидания. Юноша может прийти на свидание с цветами. Их должно быть нечётное количество – 1, 3, 5. Важен и цвет. Красный цвет символизирует любовь. На свидание нельзя приходить с жёл-тыми цветами – это цвет измены. В этот пе-риод юноша может пригласить девушку в кафе. При этом за ужин должен заплатить мужчина. Вообще принято, чтобы за кафе, кино, театр расплачивался мужчина. Традиции, когда два человека платят поровну, приживаются очень медленно. Любовь – чувство романтическое. Во все времена о любви писали романы, слагали стихи. Любовь может быть счастливая и не-счастная. Счастливая любовь – когда любят 2 человека. Эта любовь называется взаимная. Несчастная – когда любит один. Это любовь – безответная.

После разбора текста студентам предлагает-ся выполнить следующее задание: Вы прочита-ли о традициях любви в России. Расскажите о традициях любви в Вашей стране. Укажи-те на различия и общее.

Вслед за работой с большими текстами пре-подаватель подбирает мини-тексты, в которых де-монстрируется тактика поведения людей в опре-делённых ситуациях, при этом студенты учатся адекватно решать некоторые сложные коммуни-кативные задачи. Как вести себя в банке, кафе, на свидании? Что подарить? Как поздравить друга или преподавателя с праздником? Такие тексты обычно не только формируют речевую модель, но и определяют линию поведения. После изучения текста по теме «Любовь» можно дать такой ми-ни-текст:

Сегодня утром я проснулся в приподнятом, радостном настроении. Я иду на своё первое свидание с русской подругой Катей! Что же ей подарить? Слышал, что в России девушкам ча-сто дарят цветы. Пойду-ка я в цветочный ма-газин и куплю ей розы. Ровно в 6 часов вечера я ждал её в сквере у памятника. Две жёлтые розы были прекрасны! Но Катя, радостная и воз-буждённая, почему-то вдруг побледнела и сказа-ла, что ей некогда и её ждут дома. Я так и не понял, что случилось.

После языкового анализа текста, уточняю-щих вопросов преподавателя студенты анали-зируют ситуацию. Что же неправильно сделал иностранец, почему так странно отреагировала девушка Катя, как можно исправить ситуацию?

Ещё более ценными для разговорной практи-ки являются тексты, в которых описание ситуации сопровождается диалогами:

Ура! Катя пригласила меня на День рожде-ния! Я купил роскошный букет алых роз, коробку

дорогих шоколадных конфет и в 6 часов вечера уже звонил в дверь. Катя, в новом серебристом платье, с распущенными волосами, сияющими глазами, открыла мне дверь.

– С Днём рождения, Катюша! Будь счастли-ва! – сказал я.

– Спасибо, Ван! Какие красивые цветы! – ответила Катя.

В этот вечер мы танцевали, пели русские песни, много шутили. Катя была прекрасна! И я понял, что люблю её.

При этом очень важной является работа с текстами-образцами, так как на их примере можно продемонстрировать речевое поведение в различных ситуациях. На продвинутом этапе изучения языка студент должен осознать, что в одной и той же ситуации при общении с разны-ми адресатами он должен пользоваться разными языковыми средствами. Например, при разговоре с преподавателем не всегда можно употреблять те же слова, что и при разговоре с друзьями. Что-бы продемонстрировать разницу в подборе язы-ковых средств, преподаватель даёт студентам образцы. Рассмотрим задания, которые сопро-вождаются образцами. Предлагается написать письма на одну тему подруге и преподавателю:

1. Прочитайте письмо. Напишите по образцу письмо подруге в Китай. Опишите вашу учёбу и жизнь в России.

Образец

Привет, дорогая Машенька! Как давно мы с тобой не встречались! Уже полгода прошло, как я уехала учиться в Питер! Как у тебя дела? Чем занимаешься? У меня всё нормально. Сда-ла первую сессию. Всё оказалось не так трудно, как казалось раньше. Как говорят, не так стра-шен чёрт, как его малюют. Дела не так чтобы очень, но, во всяком случае, за оценки не стыдно: в зачётке у меня три четвёрки и одна пятёр-ка. Домой на каникулы не поехала – дорого. От-дыхаю здесь: сходила в Мариинку, побродила по Невскому, заглянула в Исакий. Красота! В Эрми-таже ещё не была, планирую сходить на днях! Машка! Передавай привет всем нашим! Я ску-чаю! Жду лета! Приеду – сходим в кино, посидим в кафешке. Поговорим! Пока! Целую! Обнимаю! Света.

2. Прочитайте письмо. Чем оно отлича-ется от предыдущего? Напишите письмо Вашему любимому учителю о жизни и учёбе в России.

Образец

Здравствуйте, уважаемая Анна Сергеевна! Надеюсь, Вы не забыли Свету Панкратову, вашу ученицу? Я поступила в Санкт-Петербургский государственный университет на филологиче-ский факультет. Вы же знаете, как я об этом мечтала! Учиться трудно, но очень интересно. Первую сессию сдала успешно: на 4 и 5. Хочу поблагодарить Вас за те знания, которые Вы нам дали, за любовь к литературе, которую Вы прививали нам! Надеюсь, что моя учёба в уни-верситете будет успешной. Я уже поняла: всё зависит от меня, от того, насколько я буду на-

231


стойчивой и целеустремлённой. К сожалению, я не смогла приехать во время каникул домой. Но летом я обязательно приеду и мы встретим-ся. Надеюсь, вы не будете против? С огромной благодарностью – Ваша ученица Света Панкра-това [3, с. 9].

В основе выполнения двух этих упражнений – сравнительно-сопоставительный анализ текстов. Они похожи по содержанию, но различаются ком-плексом языковых средств, выбранных в зависи-мости от адресата. Студенты обращают внимание на разницу в тоне писем (в первом случае – ла-сковый и эмоциональный, во втором – сдержан-ный); на различия в формулах приветствия и про-щания; на обилие разговорно-просторечных слов и выражений в первом тексте и преобладание нейтральных языковых средств во втором.

На продвинутом этапе изучения русского языка следует также давать тексты со «спорным содержанием», которые могут стать основанием для дискуссии. Например:

Петров считал, что у него нет Родины, вернее, он считал себя человеком мира. Он жил подолгу в разных странах, как этого требовал

его бизнес. Петров не знал, что такое носталь-гия и искренне считал людей, которые привяза-ны к одному месту, чудаками. Он всегда говорил: «Для меня родина – это то место, где мне хоро-шо и комфортно». Петров не понимал, почему многие его друзья перестали с ним общаться, не понимал свою жену, которая всегда скучала по их дому в Подмосковье, тихой прозрачной реч-ке и зелёному лесу за окном.

В качестве руководителя дискуссии может выступать преподаватель, который осуществляет, координирует и направляет процесс. Дискуссия предполагает рассмотрение проблемы с разных позиций, активный обмен мнениями между участ-никами, поиск нового решения. На таких занятиях преподаватель учит студентов грамотно, вежливо вести спор, адекватно реагировать на реплики со-беседника во время коммуникации.

Итак, информативность, связность, логич-ность изложения, а в некоторых случаях и дискус-сионный характер текста, позволяют считать его одним из основных средств формирования ком-муникативной компетенции при обучении русско-му языку как иностранному.

Список литературы1. Абросимова О. Л., Воронова Л. В., Пушкарёва О. Н. Разговорная практика. Аудирование: учеб.-метод. посо-

бие по рус. яз. для иностранцев (начальный этап). Чита: ЗабГГПУ, 2010. 95 с.2. Абросимова О. Л., Воронова Л. В. Современный русский язык. Морфология: учеб.-метод. пособие для студен-

тов-иностранцев. Чита: ЗабГГПУ, 2011. 95 с.3. Абросимова О. Л. Жанры русской письменной речи: рабочая тетрадь. Чита: ЗабГГПУ, 2012. 62 с.4. Валгина Н. С. Теория текста. М.: Логос, 2003. 250 с.5. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: КомКнига, 2006. 144 с.6. Тураева З. Я. Лингвистика текста. Текст: структура и семантика: учеб. пособие для студ. пед. ин-тов по специ-

альности № 2103 «Иностранный язык». M.: Просвещение, 1986. 127 с.

УДК: 82.09 (470): 821.161.1Лариса Николаевна Алешина,

кандидат филологических наук, доцент, Финансовый университет при Правительстве РФ,

г. Москва, Россия, e-mail: [email protected]

Интерпретация художественного текста при изучении русского языка как иностранного: лингвокультурологический аспект

В статье анализируется проблема изучения литературного текста в процессе обучения русскому языку иностранцев. Автор делает акцент на лингвокультурологический аспект интерпретации художе-ственного текста, позволяющий иностранным учащимся изучить признаки художественного текста, по-нять межтекстовое взаимодействие, анализировать систему образов.

Ключевые слова: художественный текст, русская литература, речевая деятельность, русская культура, произведение

Larisa N. Aleshina,Candidate of Philology, Associate Professor,

Financial University under the Government of the Russian Federation,Moscow, Russia,


Interpretation of the art text when studying Russian as foreign: linguistic and cultural aspect

In article the problem of studying of the literary text in the course of training in Russian of foreigners is analyzed. The author places the emphasis on linguistic and cultural aspect of an interpretation of the art text allowing foreign pupils to study signs of the art text, to analyze system of images.

Keywords: art text, Russian literature, speech activity, Russian culture, work

232


В современном лингвокультурном простран-стве интерпретация художественного текста в преподавании русского языка как иностранного требует особого внимания преподавателей РКИ и исследователей. Под «интерпретацией» текста мы понимаем раскодирование смысла произведе-ния искусства и адаптацию текста для восприятия и понимания учащимися с учетом их индивидуаль-ности и субъективности в усвоении информации. Интерпретация, расшифровка смысла теста, уме-ние анализировать художественный текст – ключ к успеху на пути создания собственных текстов: сначала в форме изложения, а впоследствии – со-чинения и эссе.

Изложение, сочинение и эссе – это основные формы интерпретации художественного текста. Изложение требует от учащихся максимального погружения в текст, понимания замысла автора и отражения этих моментов в собственной пись-менной работе. Сочинение и эссе – более слож-ные формы интерпретации текста, требующие глубокого детального анализа произведения. В ра-боте с иностранными учащимися мы предлагаем использовать в качестве интерпретации художе-ственного текста следующие виды сочинений:

– сочинение-рассуждение (самый сложный вид сочинения, так как является основой для соз-дания собственного текста, связанного с оригина-лом только темой и главной проблемой);

– сочинение-рецензия на прочитанное лите-ратурное произведение (это специфический жанр сочинения, в котором учащемуся необходимо дать общую характеристику и собственную оцен-ку произведению);

– сочинение-продолжение предполагает со-вместную творческую работу с автором текста: учащийся должен, передав основное содержание текста, продолжить его самостоятельно, приду-мав собственное оригинальное продолжение;

– сочинение-отклик / отзыв (вид сочинения, способный передавать мысли и чувства читате-лей о прочитанном произведении);

– сочинение-описание (вид сочинения, в ос-нове которого лежит описание предметов, лиц и их признаков, места, явления, авторского отно-шения к проблеме, затронутой в произведении);

– эссе (вид сочинения, требующий комплекс-ного описания проблемы и аргументированного изложения собственной оценки и собственного мнения).

Для иностранных учащихся интерпретация поэтического текста является более сложной, чем прозаического. Это связано с особенностью языка поэтических произведений, заключающей-ся в многозначности слов (тропы: иносказания, метафоры, эпитеты), что значительно затрудняет понимание темы и идеи текста иностранцами. На начальном этапе обучения интерпретации текста мы рекомендуем выбирать прозу.

Изучение и анализ художественного текста на занятиях по русскому языку как иностранно-му способствует лучшему пониманию культурных реалий страны изучаемого языка. Русская лите-ратура является неотъемлемой частью золотого

фонда мировой литературы – духовной сокро-вищницы человечества. Грамотная компиляция произведений великих русских писателей на за-нятиях по русскому языку как иностранному при-звана способствовать более глубокому познанию истории и культуры России; в них (произведениях) сосредоточены и хранятся нравственные ценно-сти русского мира: верования людей, националь-ные традиции и обычаи, ментальные особенности жизни и истории. Сохраняя свою самобытность на протяжении веков, русская литература вместе с тем всегда взаимодействовала с мировой лите-ратурой и развивалась по общим законам миро-вой литературы, являясь достоянием искусства слова русского народа.

При изучении художественного текста в ино-странной аудитории следует обращать внимание на индивидуальные особенности восприятия, анализа и интерпретации текста иностранными учащимися.

Учащиеся должны стремиться к пониманию поэтики художественного текста, научиться выяв-лять языковую личность в художественном тексте и определять типы внутринациональных речевых культур, определять характер построения текста.

Интерпретация художественного текста играет важную роль в обучении русскому языку как иностранному, так как именно литератур-ное произведение является главным средством информации об истории, культуре и традициях страны предоставляет условия для формирова-ния, развития и совершенствования всех видов речевой деятельности. Работа над текстом фор-мирует и развивает у учащихся следующие навы-ки и умения:

– понимание главной идеи произведения;– обоснование собственной точки зрения и

оценки;– участие в дискуссии по предложенной в

тексте проблеме;– формирование языковой и коммуникатив-

ной компетенций;– совершенствование устной речи (диалоги-

ческой и монологической);– адекватное восприятие новой лингвостра-

новедческой и культуроведческой информации;– развитие эстетического вкуса;– формирование речевой культуры. Художественный текст, как явление нацио-

нальной культуры, на занятиях по русскому языку как иностранному способствует развитию у ино-странных учащихся эстетического чувства, этиче-ской оценки и эмоционального отклика на литера-турное произведение. Интерпретация текста:

– актуализирует знание главных понятий, связанных с русской культурой;

– развивает представление и дает углублен-ные знания о национальных традициях и обычаях страны изучаемого языка;

– воспитывает уважение к нормам морали и нравственности страны изучаемого языка;

– совершенствует технику чтения;– способствует развитию эффективной ком-

муникации;

233


– обогащает лексический запас;– развивает эрудицию;– формирует образное мышление у ино-

странных учащихся;– увеличивает интерес к изучению русского

языка. Для достижения более успешной интерпре-

тации художественного текста иностранным уча-щимся можно предложить:

– во-первых, ознакомиться сначала с лите-ратурным «точным» переводом на родном языке (особенно это необходимо сделать при знаком-стве с русскими произведениями XIX века, в кото-рых много устаревшей лексики);

– во-вторых, воспользоваться приемом язы-ковой догадки: значение слова можно распознать с помощью контекста.

Второй способ интерпретации художествен-ного текста требует достаточно высокого уровня владения русским языком, его применение невоз-можно на начальном этапе обучения.

В заключение отметим, что при интерпре-тации художественного текста на русском языке существенную роль для иностранных учащихся играют различные региональные аспекты языка, всевозможные этнические особенности и нацио-нальные традиции народов, проживающих в Рос-сийской Федерации. Правильное понимание этих особенностей способствует корректной интерпре-тации текста, что, безусловно, является основ-ной целью использования произведений русской литературы в процессе обучения русскому языку иностранных учащихся.

Важность интерпретации художественных тек-стов как эффективного способа познания истории, культуры и национальных особенностей страны из-учаемого языка, обучения иностранных учащихся пониманию и восприятию особенностей русского языка должна быть признана и оценена всеми пре-подавателями РКИ. Интерпретация художествен-ного текста на занятиях по РКИ должна стать обя-зательным компонентом учебного материала.

Список литературы1. Алешина Л. Н., Зайцева И. А., Манукян Г. В. Из страны «медведя с балалайкой» в мир русской культуры (раз-

рушение стереотипов с помощью внеаудиторной работы с иностранными слушателями подготовительного факульте-та) // Муниципальная академия. 2017. № 2. С. 13–17.

2. Титов Я. Н. Художественный текст в обучении русскому языку как иностранному // Тенденции развития пси-хологии, педагогики и образования: сборник науч. тр. по итогам междунар. науч.-практ. конф. Казань, 2016. 123 с.

3. Фортунатова Е. Ю. Культурологический подход к формированию умений восприятия художественных текстов при обучении русскому языку как иностранному: автореф. дис. … канд. пед. наук: 13.00.02. СПб., 2004. 24 с.

УДК 372.881.161.1Екатерина Евгеньевна Богодухова,

ассистент кафедры русского языка как иностранного,Забайкальский государственный университет,


Роль дисциплины «Страноведение России» в обучении иностранных студентовВ статье даётся краткая характеристика учебной дисциплины «Страноведение России», рассма-

триваются методические аспекты и проблемы в процессе преподавания курса иностранным студентам.Ключевые слова: страноведение России, учебно-методические материалы, иностранные сту-

денты, обучение, адаптация

Ekaterina E. Bogoduhova,Assistant of the Department of Russian as a foreign language,



Role of the Discipline “Geography of Russia” in Training Foreign StudentsThe article gives a brief characteristics of the discipline “Geography of Russia”, considers the

methodological aspects and problems in the process of teaching foreign students.Keywords: country study Russia, teaching materials, international students, learning, adaptation

В системе обучения русскому языку ино-странных студентов всё больший интерес вызы-вает страноведческая компетенция. Данный факт диктует необходимость формирования высокого уровня страноведческой подготовки самого пре-подавателя. Он должен владеть основными при-емами методики работы со страноведческим ма-

териалом, а, значит, формировать у иностранных студентов некоторый «страноведческий взгляд», который поможет им адаптироваться в русскоя-зычной среде [1, c. 25].

При этом авторы сходятся во мнении, что страноведение – это не просто комплекс дат и фактов, а скорее элемент культурного наследия

234


отдельно взятой нации, и как таковой требует кри-тического переосмысления и комплексного сопо-ставления с жизненным опытом представителями другой нации.

Усвоение национальных культурно-истори-ческих ценностей включает осознание гармонии интернационального, общечеловеческого и наци-онального, т. е. требует также раскрытия культур-ных достижений других народов и овладения ими.

В процессе изучения страноведения реали-зуются познавательные, обучающие, социаль-но-терапевтические, адаптационные, развиваю-щие функции образования в их единстве.

Дисциплина включает в себя не только лекси-ческий фон, национальную культуру и националь-ные реалии, но и выполняет огромную воспитатель-ную функцию, воспитывая у студентов уважение и любовь к стране изучаемого языка [1, c. 27].

Страноведение входит в определение со-держания обучения иностранному языку, что является одной из самых актуальных проблем образования. Поэтому основная цель обучения иностранному языку состоит в развитии личности обучаемого, способной и желающей участвовать в межкультурной коммуникации и самостоятельно совершенствоваться в новой деятельности.

В настоящее время тезис о неотделимости изучения иностранных языков от одновременного ознакомления обучаемых с культурой страны из-учаемого языка, ее историей и современной жиз-нью является уже общепринятым. Страноведение помогает изучающему иностранный язык понять национально-исторические особенности, свой-ственные иной социокультуре. Сам язык высту-пает источником сведений об истории и культуре страны изучаемого языка [2, c. 20].

Одна из основных функций культуры – ком-муникативная – роднит ее с языком. Связь языка и культуры проявляется не только на уровне функ-ций, но и на уровне структуры. Их объединяет се-миотический характер, позволяющий в знаковой форме получать и передавать любую негенети-ческую информацию. Первостепенное значение понятия «культура» для определения феномена «человек» позволяет лингвисту поставить лексе-му культура в центр языковой, поликультурной картины мира [3, c. 180].

Известно, что язык, будучи одним из основ-ных признаков нации, выражает культуру наро-да, который на нем говорит, т. е. национальную культуру. Поэтому преподавать иностранный язык можно и нужно не только как новый код, как новый способ выражения мыслей, но и как источник све-дений о национальной культуре народа-носителя изучаемого языка. Нельзя не заметить и другой важной проблемы: ограничив себя чисто языко-выми кодовыми явлениями, преподаватель фак-тически отрицает общеобразовательную и вос-питательную направленность изучения языка [3, c. 178].

Страноведение – это и система знаний, и практическая деятельность ( в том числе языко-вая и коммуникативная) на их основе. Поскольку любой язык, любая коммуникация – это и сегод-няшний день нашей жизни, и всё то историческое наследие, которое накопила духовная культура носителей данного языка за всю историю своего существования. Поэтому изучение страноведе-ния дает возможность студентам не только по-знакомиться с новыми словами и понятиями, но и приблизиться к истории России, познать особен-ности национального характера.

Список литературы1. Вьюнов Ю. А. Страноведение России. М.: Гос. ин-т рус. яз. им. А. С. Пушкина, 2011. С. 27.2. Третьякова И. А., Куприна И. В. Методические проблемы в процессе преподавания дисциплины «Странове-

дение России» иностранным студентам // Человеческий капитал. 2017. № 1. С. 18–21.3. Третьякова И.А. Учебно-методические компоненты уроков страноведения для иностранных учащихся // Ме-

тодика преподавания РКИ: традиции и современность: материалы науч.-практ. конф. М., 2015. С. 177–181.

УДК 81Лариса Владимировна Бутыльская,

кандидат философских наук, доцент,Забайкальский государственный университет,


Лингвокультурологический комментарий как важный компонент занятия по РКИ (из опыта преподавания)

Статья посвящена роли лингвокультурологического комментария на занятиях по русскому языку как иностранному. Лингвокультурологический комментарий может внести существенный вклад в ос-мысление языковых и национально-культурных явлений. В процессе анализа отдельных языковых элементов, а также целостных текстов на занятиях по РКИ лингвокультурологический комментарий позволяет воссоздать языковую и национальную картины мира. Постижение русской культуры через анализ языковых фактов при помощи лингвокультурологического комментария позволяет расширить знания иностранцев о русской действительности.

Ключевые слова: лингвокультурологический комментарий, национальная культура, русская сказка

235


Larissa V. Butilskaya,Candidate of Philosophy, Associate Professor,



Linguocultural Comment as an Important Component of a Lesson in Russian as a Foreign Language (from Teaching Experience)

The article is devoted to the role of linguocultural comment in Russian as a foreign language. Linguocultural comment can make a significant contribution to the comprehension of linguistic and national cultural phenomena. In the process of analyzing individual linguistic elements, as well as integral texts in the RFL classes, a linguocultural comment allows us to recreate the linguistic and national picture of the world. Comprehension of Russian culture through the analysis of linguistic facts with the help of linguocultural comment makes it possible to expand the knowledge of foreigners about Russian reality.

Keywords: linguocultural comment, national culture, Russian fairy tale

На занятиях по русскому языку как ино-странному большое внимание уделяется лингво-культурологическому (лингвострановедческому) комментарию. Лингвокультурологический ком-ментарий – толкование информации об особенно-стях национальной культуры, отражённой в лек-сических единицах и необходимой для изучающих иностранный язык.

С точки зрения методики преподавания РКИ, лингвокультурологический комментарий – это не-обходимый компонент каждого урока не только по собственно языковому направлению, но и по культуре, литературе, истории, экономике, поли-тике России и т. п.

В каждом элементе языка зафиксирована информация, отражающая национально-культур-ные особенности. При изучении любого раздела русского языка преподаватель РКИ постоянно обращается к лингвокультурологическому ком-ментарию. Без лингвокультурологического ком-ментария обучение языку будет недостаточно ос-новательным, а изучение языка – поверхностным.

Ярким образцом привлечения лингвокуль-турологического комментария являются занятия по изучению русских сказок («Сказки на занятиях русского языка как иностранного», «Лингвокуль-турологический анализ русских сказок», «Чтение текстов по русской культуре» и др.). Обратимся к одной из известнейших, самых простых по содер-жанию и небольших по объёму сказок – «Репке».

Перед чтением сказки необходимо провести предтекстовую работу. В первую очередь, обра-тимся к названию сказки. Поскольку китайские студенты любят переводить практически каждое слово, зачастую не обращая на его культурологи-ческий подтекст, то и название сказки они просто переведут как luóbo – корнеплод вообще или – wújīng – репа, турнепс. Однако название сказки не «Репа», а именно «Репка». Какая дополни-тельная культурологическая информация может отражаться в этом слове? Во-первых, вспомним аналогичные слова-названия овощей в русском языке: редиска, картошка, морковка, для которых есть и другие эквиваленты: редис, картофель, морковь. Из них первый вариант – литературный, второй – разговорный. И в сказке, как видим, ис-пользуется разговорный вариант слова: в нём при-

сутствует суффикс -к-, который придаёт словам оттенок фамильярности, иронии, пренебрежения, а потому слова с этим суффиксом приобретают разговорный оттенок. Студенту необходимо объ-яснить, что так как это русская народная сказка, которая рассказывает о быте простого народа, то поэтому слова в сказке часто разговорного харак-тера, именно те слова, которые использовались самим народом в обычной живой речи.

Во-вторых, почему русская сказка названа «Репка», а не, к примеру, «Картошка»? В созна-нии иностранного студента лежит информация, что основной продукт русского народа – это кар-тофель, как для китайца – рис. Но не все ино-странцы знают, что раньше на Руси основным продуктом питания обычного народа была репа. Поэтому дополнительный лингвокультурологиче-ский комментарий поможет полнее представить картину быта русского народа. Студентам мож-но рассказать, почему репа заслужила уважение в народе ещё в далёкие дохристианские времена. Репа была самым доступным и неприхотливым продуктом: многие овощи не могли храниться до весны, а репа выдерживала суровые погодные условия, не гнила, сохраняла вкус и витамины, обладала завидной урожайностью, не требова-ла тщательного ухода и позволяла себя выра-щивать без больших затрат. Конечно, простому народу такие качества репы были по душе и по карману. Кроме того, блюда из репы можно было приготовить самые разнообразные: похлёбка ре-пяная, репник, репница, репа солёная, пареная, жареная, фаршированная, квашеная, пюре из репы, цукаты из репы... Кроме того, репа облада-ла и целебными свойствами, защищала от многих заболеваний. «О неурожаях репы в XI–XIII веках в летописях писалось как о несчастье вселенского масштаба. До екатерининских времён репа была основным овощем на славянской кухне. Не толь-ко у простого народа, но и у богатых: купечества и дворянства…» [3].

О значении репы в жизни народа говорят и многие русские пословицы:

Проще пареной репы.Хвалилась репа, что с мёдом хороша.Рыба – вода, репа – земля, а ягода – трава.Репа – мясо, режь да ешь…

236


Таким образом, предтекстовый лингвокульту-рологический комментарий названия сказки уже помогает студенту снять социокультурные содер-жательные трудности текста.

Кроме лингвокультурологического коммента-рия названия сказки, следует дать комментарий и именованиям героев, которые встретятся в тек-сте, поскольку в этих наименованиях также от-ражена лингвокультурологическая информация. Во-первых, нужно обратить внимание на слова «бабка» и «дедка»: почему не бабушка и дедуш-ка, не баба и дед, а именно бабка и дедка? Так же, как и в случае со словом «репка», в этих словах снова обращаем внимание студента на разговор-ный суффикс -к-, придающий словам оттенок фа-мильярности, иронии или пренебрежения. Часто у студентов возникает вопрос и по поводу Жучки, поэтому перед чтением сказки необходимо дать информацию и для этого слова: в русской тради-ции Жучкой называли дворовых непородистых собак. И это ещё один фактор, указывающий сту-денту, что сказка будет посвящена обычной кре-стьянской семье.

После чтения сказки, на этапе притекстовой работы мы вновь обращаемся к лингвокультуро-логическому комментарию. Например, анализи-руя состав героев сказки, можно задать вопрос: «Почему в сказке есть бабка, дедка, внучка, но нет матери и отца?» Можно порассуждать на эту тему вместе со студентами: сказка была издана в середине XIX века, то есть речь идёт о кре-стьянском укладе до отмены крепостного права, а значит, отец и мать в это время, скорее все-го, трудятся на барина, а присмотром за детьми занимались дедушка и бабушка. Дед выступал в семье как хозяин, глава. Бабушка – его главная помощница, правая рука. Внучка же – первая по-мощница бабушки – выполняла работу по хозяй-ству наравне со взрослыми женщинами. Поэтому дед зовёт бабку, а бабка зовёт в помощь внучку. Во-вторых, в сказке участвуют животные: собака, кошка и мышка. Как известно, собака и кошка ис-покон веков считались и считаются домашними животными в деревенском доме и представить себе хозяйство без них невозможно. Собака ох-раняет дом, хозяйство, а кошка, как считалось в народе, охраняет дом от нечистой силы. А вот почему же мышка была введена в состав семьи? Может, потому что мышь – давняя спутница че-ловека, которая в тёплое время года кормится на примыкающих к жилью сенокосных угодьях, полях, огородах, но с наступлением холодов возвращается в тёплые помещения. Поэтому на-верняка, в каждом деревенском доме, особенно, в амбарах мыши водились, то есть там, где можно чем-нибудь поживится. И представить себе быт без мышей тоже невозможно. Потому мышка – любимая героиня многих русских сказок.

На этапе послетекстовой работы лингвокуль-турологический комментарий также необходим. Например, можно обратить внимание студента на конструкцию с предлогом «за»: бабка за дедку, дедка за репку… В русском языке предлог «за» со словами в винительном падеже (за + что?) имеет значение поверхностного соприкосновения с чем-то, с частью чего-то. Например: взять за руку, схватиться за голову. В сказке же каждый герой берёт предыдущего за пояс (талию), крепко обхватив сзади. Таким образом, получается цепь, крепкая, цельная, состоящая из всех членов кол-лектива. И потому моралью сказки может стать и одна из русских пословиц: Дерево держится корнями, а человек семьёй. В семье согласно, так идёт дело прекрасно. Семья крепка ладом. Где совет – там и свет, где согласие – там и Бог.

Таким образом, лингвокультурологический комментарий как необходимый компонент урока по русскому языку как иностранному помогает преподавателю репрезентировать язык как вопло-щение культурных ценностей, помогает продемон-стрировать, что язык и культура взаимосвязаны, взаимообусловлены и неразделимы. И изучать иностранный язык в отрыве от культуры невоз-можно. Известный русский педагог К. Д. Ушинский писал: «В языке одухотворяется весь народ и вся его родина; в нём претворяется творческой силой народного духа в мысль, в картину и звук небо отчизны, её воздух, её физические явления, её климат, её поля, горы и долины, её леса и реки, её бури и грозы – весь тот глубокий, полный мыс-ли и чувства, голос родной природы, который говорит так громко в любви человека к его ино-гда – суровой родине, который высказывается так ясно в родной песне, в родных напевах, в устах народных поэтов. Но в светлых, прозрачных глу-бинах народного языка отражается не одна при-рода родной страны, но и вся история духовной жизни народа. Поколения народа проходят одно за другим, но результаты жизни каждого поко-ления остаются в языке – в наследие потомкам. В сокровищницу родного слова складывает одно поколение за другим плоды глубоких сердечных движений, плоды исторических событий, верова-ния, воззрения, следы прожитого горя и прожи-той радости, – словом, весь след своей духов-ной жизни народ бережно сохраняет в народном слове. Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, живу-щие и будущие поколения народа в одно великое историческое живое целое…» [4]. Поэтому препо-давая язык иностранцам учитель выступает как переводчик с родного языка на родной, используя в качестве основных приёмов и методов лингво-культурологический комментарий и лингвокульту-рологический анализ.

Список литературы1. Азимов Э. Г., Щукин А. Н. Новый словарь методических терминов и понятий (теория и практика обучения

языкам). М.: ИКАР, 2009. 448 с.2. Бойко Н. Ю. Сказки на уроке русского языка: учеб. пособие для изучающих русский язык. СПб.: Златоуст,

2005. 96 с.3. Репа – незаслуженно забытый исконно славянский полезный продукт [Электронный ресурс]. Режим доступа:

https://www.lubodar.info/repa-iskonno-slavyanskij-produkt/ (дата обращения: 30.04.2017).4. Ушинский К. Д. Избранные педагогические сочинения: в 2 т. Т. 1. М., 1974. С. 145–159.

237


УДК 37.013:811.161.1.Ван Янь,

cтарший преподаватель,Институт русского языка и культуры

Хулуньбуирского института,г. Хайлар, КНР,


Актуальность проведения внеклассной работы по русскому языкуЗадачи формирования у студентов творческого подхода к делу, учению, формирования актив-

ности и самостоятельности в поиске знаний особенно актуальны в настоящее время. Большую роль в развитии самостоятельности мысли, познавательного интереса каждого студента, активизации его творческих возможностей играет начальный этап. Поэтому рассмотреть значение внеклассной работы по русскому языку как эффективной формы организации обучения в усвоении знаний, приобретении прочных умений и навыков, воспитании интереса к русскому языку у студентов становится всё важнее.

Ключевые слова: внеклассная работа, творческие возможности, самостоятельность мысли, рус-ский язык

Wang Yan, Senior Lecturer,

Institute of Russian Language and Culture, Hulunbuir University,


The Urgency of Conducting Extra-Curricular Work in the Russian LanguageThe tasks of forming students’ creative approach to the work, teaching, formation of activity and

independence in the search for knowledge are especially relevant at the present time. An important role in the development of the independence of thought, the cognitive interest of each student, the activation of his creative abilities is played by the initial stage. Therefore, to consider the importance of extracurricular work in the Russian language as an effective form of organizing learning in the assimilation of knowledge, the acquisition of strong skills and the development of interest in the Russian language in students is becoming more important.

Keywords: extracurricular work, creative possibilities, independence of thought, Russian language

Задачи формирования у студентов твор-ческого подхода к делу, учению, активности и самостоятельности в поиске знаний особенно актуальны в настоящее время. Большую роль в развитии самостоятельности мысли, познава-тельного интереса каждого студента, активиза-ции его творческих возможностей играет началь-ный этап.

Многие из педагогических новшеств ценност-но переориентируют университет и преподавате-лей, переносят акцент с усвоения знаний, умений и навыков (как основной цели образования) на развитие студентов, В этих условиях большую актуальность приобретает проведение плано-мерной, систематической внеклассной работы по русскому языку. К сожалению, в настоящее время такая работа в университете находится не на должном уровне. Поэтому рассмотрение значения внеклассной работы по русскому языку как эффективной формы организации обучения в усвоении знаний, приобретении прочных уме-ний и навыков, воспитании интереса к русскому языку у студентов становится всё важнее.

1. Цели и задачи внеклассной работы по русскому языку.

Внеклассная работа по русскому языку в университете преследует ту же цель, что и уроки русского языка, – обучение речевому общению на русском языке, что предусматривает исполнение активного словаря учащихся, отработку навыков правильного произношения русских звуков, фор-

мирование умений правильного построения пред-ложений, сообщение знаний о грамматическом строе русского языка, привитие орфографических и пунктуационных навыков и т. д. Это единство целей делает внеклассную работу серьёзным до-полнением к урокам русского языка.

Целью внеклассной работы определяются её конкретные образовательные и воспитательные задачи, основными из которых являются:

– развитие у студентов интереса к предмету «Русский язык», к живому русскому языку, к речи, к литературе на русском языке;

– углубление знаний о языке, получаемых на уроках, повышение качества этих знаний и языко-вых умений; расширение запаса знаний учащих-ся в области лексики, фразеологии, грамматики, стилистики русского языка и борьба за культуру устной и письменной речи;

– развитие устной и письменной связной речи учащихся с одновременным развитием их логического мышления;

– формирование первоначальных умений работать со словарями, привитие элементарных навыков самостоятельной работы с книгой;

– развитие индивидуальных способностей учащихся; формирование интернационалистско-го сознания, развитие нравственного и эстетиче-ского идеала и т. д.;

– воспитание у слабо успевающих студентов веры в свои силы, в возможности преодоления от-ставания по русскому языку.

238


Внеклассную работу следует отличать от учебной помощи отстающим; впрочем, для тех, кто помогает отстающим, это тоже внеклассная деятельность, причём очень благородная. Выпол-нение домашних заданий также не включается в систему внеклассной работы.

Перечисленные задачи внеклассной работы по русскому языку могут быть успешно выполне-ны лишь при соблюдении специфических методи-ческих принципов её организации и при удачном определении её содержания.

2. Организация внеклассной работы по русскому языку.

Внеклассные занятия должны расширять лингвистический кругозор студентов и развивать их языковое чутьё, воспитывать любовь и уваже-ние к русскому народу и интерес к языку, должны прививать учащимся навыки самостоятельной работы с книгой, учить пользоваться словарями и другой справочной литературой, самостоятель-но пополняя знания по русскому языку. Повыше-нию интереса к внеклассной работе способствует занимательность. Занимательность внеклассной работы связана с формой её проведения, выбо-ром методов и приёмов работы, с использовани-ем наглядности, интересных заданий, лингвисти-ческих игр, с привлечением интересных фактов.

Опытный преподаватель всегда может уста-новить, на каком уровне в настоящий момент находится познавательный интерес каждого сту-дента. Уровень познавательного интереса выра-жается, прежде всего, в характере познаватель-ной деятельности, с которой справляется и к которой стремится студент.

Методы, которые используются во внекласс-ной работе по предмету, отличаются от основ-ных методов обучения не столько содержанием, сколько формой. Так, широко используется во внеклассной работе и слово преподавателя, и бе-седа, и самостоятельная работа студента. Однако все эти методы используются в непринуждённой обстановке, что создает атмосферу большой за-интересованности в работе.

Формы организации внеклассной работы по русскому языку разнообразны: беседа, конкурсы, викторины, игры, утренники и вечера, конферен-ции и устные журналы, олимпиады и т. д. Сегодня в практике преподавания русского языка всё чаще преподаватели проводят уроки-игры, уроки-путе-шествия, уроки-конференции, уроки-сказки и т. д.

3. Содержание внеклассной работы по русскому языку.

Содержание внеклассной работы по русско-му языку составляют два важных вопроса:

1) вопросы, связанные с программным ма-териалом, направленные на углубление знаний учащихся по русскому языку и способствующие привитию практических навыков русской речи;

2) Вопросы, не связанные с учебным матери-алом, предусмотренные программой, способству-

ющие расширению общего кругозора учащихся, представляющие дополнительный материал для речевой тренировки.

4. Виды и формы внеклассной работы по русскому языку.

В отличие от уроков внеклассная работа по русскому языку характеризуется многообразием форм и видов.

По способу подачи языкового материала вы-деляют устные и письменные формы; по часто-те проведения – систематические (постоянные) и эпизодические (разовые); по количеству участ-ников – индивидуальные, групповые, массовые.

Каждая из указанных форм внеклассной ра-боты имеет несколько видов, которые отличают-ся друг от друга методикой проведения, объёмом используемого языкового материала, характером участия студентов в работе.

Во внеклассной работе по русскому языку преобладают особенно на первом курсе устные формы, что объясняется оперативностью устной речи и задачей развития в первую очередь устной речи.

К письменным формам внеклассной работы по русскому языку относятся стенная газета, лист-ки русского языка, стенды. Все они характеризу-ются массовостью.

По охвату учащихся они могут быть индиви-дуальными, групповыми и массовыми. К индиви-дуальным видам внеклассной работы относятся; заучивание наизусть стихотворений и прозаиче-ских отрывков, работа над ролью (при подготов-ке инсценировок к утреннику), подбор языкового материала (эта работа выполняется преимуще-ственно в письменной форме), чтение книг, ска-зок на русском языке и некоторые другие. Все эти виды индивидуальной работы являются по существу подготовительным этапом к проведе-нию групповых и массовых внеклассных меро- приятий.

К групповым относятся следующие виды рабо-ты: кружок русского языка, экскурсии (в библиоте-ку, на природу, на производство и т. д.), викторины и некоторые другие. Среди них наиболее приемле-мым видом работы на начальном этапе обучения русскому языку является работа в кружке.

К массовым видам внеклассной работы от-носятся утренники русского языка, праздники (на-пример, праздник сказки, праздник книги и т. п.), выставки (например, выставка книг, выставка луч-ших тетрадей, рисунков), конкурсы (например, на лучшую тетрадь, на лучшую письменную работу, на лучшего чтеца), радиопередачи на русском языке, олимпиады, дни русского языка, кукольный театр и др.

Таким образом, систематически и плано-мерно осуществляемая внеклассная работа по русскому языку имеет большое образовательно- воспитательное значение и способствует эффек-тивному овладению русским языком.

Список литературы1. Виды внеклассной работы по русскому языку / cост. М. М. Морозова. М.: Просвещение, 1968. 273 с.2. Воспитание творческого читателя: проблемы внеклассной и внешкольной работы по литературе / под ред.

С. В. Михалкова, Т. Д. Полозовой. М., 1981.3. Кружковая работа по русскому языку: пособие для учителей / Н. Н. Ушаков. М.: Просвещение, 1979. 349 с.

239


УДК 372.881.161.1Во Чжицзюань,

старший преподаватель,Институт русского языка Хулунбуирского института,


Трудности в освоении русского языка на начальном этапе обучения китайских студентовНа начальном этапе изучения русского языка у студентов возникает много проблем. В статье де-

лается попытка проанализировать эти проблемы и найти соответствующие решения.Ключевые слова: изучение русского языка, начальный уровень, проблемы и их решение

Vo Zhijuan,Senior Lecturer,



Difficulties in Development of Russian at the Initial Stage of Training of the Chinese StudentsAt the initial stage of studying of Russian students have many problems. In article the attempt to analyse

these problems and to find the relevant decisions becomes.Keywords: studying of Russian, initial level, problems and their decisions

По мере развития экономики, науки и техни-ки, а также культуры Китая, китайско-российские партнёрские отношения стратегического сотруд-ничества непрерывно углубляются; китайско-рос-сийская торговля непрерывно растет, оказывая влияние на политический курс «Один пояс, один путь»; сферы сотрудничества между Китаем и Россией непрерывно расширяются. Спрос на талантливых работников, владеющих русским языком, становится все больше и больше. Специ-альность «Русский язык» из «непопулярной» пре-вратилась в профиль, пользующийся огромным спросом, и его статус постоянно растет. Все боль-ше и больше людей начинают изучать русский язык. Несмотря на это, высшие учебные заведе-ния предоставляют квалифицированные кадры, владеющие русским языком, намного меньше ры-ночного спроса.

Изучение русского языка – непростое дело. Русский язык – это язык, который сложно освоить, поэтому у студентов в процессе обучения на на-чальном этапе могут возникнуть разного рода проблемы.

1. Фонетический аспект.Начинающий изучать русский язык имеет ряд

вопросов по фонетике, так как русский и китайский языки принадлежат к двум разным видам языко-вых семей. Алфавит – это первый пункт познания русского языка, алфавит является основой и фун-даментом произношения. На начальном этапе студенты часто овладевают произношением от-дельных букв, таких как «р, л, ы», поэтому, когда впервые встречают слова, содержащие в себе эти буквы, то сразу же пугаются, преодолеть эту боязнь еще более затруднительно, в связи с чем с течением времени теряется уверенность в обу-чении.

В русском языке есть глухие и звонкие со-гласные, и студенты часто не могут четко их раз-личать при произношении, например, такие как «ка-га, та-да, те-де». В словах «папа» и «бабуш-

ка» «па» и «ба» для них звучат одинаково. Таким образом, отдельное слово несет очень много за-труднений.

Интонация также вызывает трудности, на-пример, первый слог равномерный, частично убывающий; 4 слог равномерный, затем восходя-щий и т. д., что оказывает влияние на интонацию при чтении вслух.

2. Грамматический аспект.Грамматика русского языка обладает доста-

точно сложным строем, правил словоизменения чрезвычайно много. Например, флексий глагола «читать» более 100 видов. Запомнить эти пра-вила для новичка очень сложно. На начальной стадии изучения грамматики основные проблемы студентов – это трудности в запоминании правил словоизменения, трудности в их использовании, сложности в различии разного рода структурных отношений в придаточных предложениях.

3. Лексический аспект.Студентам, обучающимся по профилю подго-

товки «Русский язык», в 4 семестре второго курса необходимо принять участие в специализирован-ном тесте 4 уровня, поэтому, не достигнув второ-го года обучения, студенты накапливают богатый словарный запас. Перед студентами встает очень важная задача, ограниченная временем: если студент за урок не запомнил определенный набор слов, а на следующем занятии появляются новые для запоминания слова, студент не сможет их ис-пользовать. Таким образом, это неизбежно влияет на качество запоминания новых слов, словосоче-таний и предложений.

4. Практическое использование языка.На начальном этапе изучения русского язы-

ка сочетание теоретических знаний и практиче-ского использования языка в классе ограничено во времени, поэтому практических занятий очень часто бывает не достаточно. Многие студенты об-ладают «немым» русским языком, редко говорят по-русски и боятся это делать. Студенты обеспо-

240


коены своими ошибками, поэтому не используют устную речь. К тому же в процессе выполнения упражнений им сложно оторваться от учебника.

Как заложить прочный фундамент на началь-ном этапе обучения русскому языку так, чтобы процесс изучения не был трудным? Опираясь на опыт предшественников, а также на обнаружен-ные в ходе учебного процесса проблемы, опреде-лим следующие положения, благодаря которым изучение русского языка станем намного легче.

1. Сформировать уверенность и развить интерес к изучению русского языка. В Китае есть высказывание «интерес – лучший учитель». Собственная инициатива и желание изучать язык, а также вера в свои силы придают крепкие убежде-ния и уверенность в успешном овладении языком. Студенты должны больше узнать о русской куль-туре и национальных особенностях: слушать рус-ские песни, смотреть русские фильмы, обрести русских друзей, больше общаться с ними, читать русские литературные произведения.

2. Фонологический компонент необходим для овладения правильным произношением и правилами чтения. Чтобы овладеть правильным произношением букв, чтением отдельных слов и разного рода интонацией, необходимо усвоить правильную артикуляцию: определить положе-ние губ при произношении; следить за скоростью произношения, найти близкие и отличающиеся звуки, в особенности звонкие и согласные звуки, безударные гласные и т. д. На этом этапе студен-ты должны пройти трудности, преодолеть препят-ствия, больше слушать записи, подражать им, по-вторять услышанное, многократно имитируя речь до полного понимания.

3. Синтаксический компонент важен для изучения грамматики. На начальном этапе сту-денты должны овладеть основами граммати-ки и синтаксиса. Помимо основных учебников, необходимо дополнительно изучать справочную литературу по грамматике русского языка. Пред-варительное ознакомление с материалом перед уроком, внимательное прослушивание аудитор-ных лекций, при возникновении вопросов уточне-ние их у педагога или сокурсников, стремление к решению вопросов, добросовестное повторение

материала после уроков, прорешивание дополни-тельных упражнений позволят овладеть грамма-тикой в совершенстве.

4. Развитие и улучшение навыков чтения. При регулярном чтении увеличивается словар-ный запас, улучшается понимание слов и повы-шается скорость чтения. Встречающиеся в про-цессе чтения сложные и длинные предложения следует разделять на синтаксические структуры, стараться разбить на словосочетания, простые предложения и т. д., тогда смысл предложения станет понятным. Встречающиеся незнакомые слова стараться понять по контексту, выстраивать логические связи, использовать способ умозаклю-чений.

5. Непрерывное расширение и углубление словарного запаса. Есть студенты, любящие пользоваться словарем, а не запоминать слова, и в этом случае прогресс идет намного быстрее. Поэтому необходимо пользоваться словарем, проверять слова, что позволит лучше запомнить значение слова. В то же время эффективность обучения будет очень низкой, если проверять встретившееся слово во второй раз.

6. Важно много пересказывать. Это очень хороший способ овладеть знаниями и использо-вать их на практике. Используя пересказ, можно повысить выразительность устной речи, а также стимулировать развитие трех видов способно-стей: аудирование, чтение и письмо.

7. Использование интернет-ресурсов для изучения русского языка. Современные техно-логии высокоразвиты. Появляется множество со-циальных сетей и коммуникационных платформ, для того чтобы мы учили русский язык. Изучать русский язык нужно, прослушивая песни, ради-опередачи, просматривая кино и телевидение. Важно общение с российскими друзьями, обмен в сети разного рода впечатлениями и новостями, что способствует повышению коммуникативного и разговорного уровня. Значим поиск в интернете разных анекдотов, их прочтение, перевод с ис-пользованием словаря, что позволяет повысить навыки чтения и письма.

Эти положения помогут студентам на на-чальном этапе обучения русскому языку.

Список литературы1. 王仰正.俄语口译教学与研究之我见[J].中国俄语教学, 2003.2. 张俊翔. 论俄语专业口译课程教学与教材优化[J].中国俄语教学, 2011.3. 丛亚平.俄语口译课的教学与探讨[J].中国俄语教学, 1995.4. 纪春萍.俄语本科翻译教材研究[D].黑龙江大学, 2014.5. 黄忠廉.科学翻译学[M].中国对外翻译出版公司出版, 2007.6. 黄忠廉，白文昌.俄汉双向全译实践教程[M].黑龙江大学出, 2010.7. 黄忠廉.翻译方法论[M].中国社会科学出版社, 2009.8. 白文昌. 俄语翻译专业模拟课堂设计[J].黑龙江教育, 2016.

241


УДК 372.881.161.1Ирина Александровна Зайцева,

кандидат филологических наук,Финансовый университет при Правительстве РФ,


Интерпретация художественного текста на уроке русского языка как иностранного (на примере русской художественной прозы ХХ века)

В статье представлена модель урока по работе с текстом на занятии по русскому языку как ино-странному на этапе довузовской подготовки. Кратко рассмотрены теоретические положения, описыва-ющие способы интерпретации художественного текста при обучении русскому языку как иностранному. Статья адресована преподавателям русского языка как иностранного, а также всем, изучающим рус-ский язык.

Ключевые слова: чтение, художественный текст, интерпретация текста, русский как иностранный

Irina A. Zaytseva,Candidate of Philological Sciences,

Financial University under the Government of the Russian Federation, Moscow, Russia,


Interpretation of a Literary Text at the Lesson of Russian as a Foreign Language (on the Example of the Russian art Prose of the XX century)

The article presents a model of the lesson of Russian as a foreign language for pre-University training. It briefly describes the theoretical principles that explain how to interpret a literary text when teaching Russian as a foreign language. The article is addressed to teachers of Russian as a foreign language as well as to all learners of the Russian language.

Keywords: reading, literary text, interpretation of a text, Russian as a foreign language

Современная методика преподавания рус-ского языка как иностранного, наряду с решени-ем различных учебных задач, считает основной целью изучения языка обучение речевому обще-нию. В свою очередь, речевое общение – это об-мен текстами, порождение и восприятие текстов. Основная цель овладения иностранным языком, которой хотел бы достичь практически любой его изучающий, – это умение порождать тексты, мак-симально корректные с точки зрения норм, приня-тых в данном лингвосоциокультурном окружении, и умение адекватно понимать тексты на данном языке. Неудивительно, что аутентичный текст становится одной из основных единиц обучения в учебном процессе.

Современная методика преподавания рус-ского языка как иностранного признает за русской литературой особую роль в обучении русскому языку. Но художественный текст является не про-сто наиболее сложным видом учебного тексто-вого материала, но и основной единицей обуче-ния. Причем единицей обучения для достижения основной цели практического языкового курса, то есть при обучении речевому общению, может выступать только аутентичный художественный текст, который является единицей коммуникации, средством общения.

Использование аутентичного художественно-го текста для работы на уроках русского языка как иностранного позволяет повысить заинтересован-ность и мотивированность учащихся. Но нельзя забывать, что такие тексты требует специальных форм работы над ними.

Интерпретация художественного текста на уроках русского язык как иностранного требует

особого внимания со стороны преподавателя. Для того чтобы уроки русского языка, на которых изучается такой текст, проходили максимально эффективно, необходима четко разработанная система заданий и упражнений. На материале текста Юрия Бондарева покажем, как может быть выстроена система предтекстовых, притекстовых и послетекстовых заданий.

I. Выполните задания. Они помогут вам по-нять содержание рассказа «Простите нас!»

а) На какой вопрос отвечают выделенные слова? Значение незнакомых слов посмотрите по словарю.

грустно повторять спросить с волнениемстранно посмотреть сделать с удовольствиемб) Можете ли вы понять слова? • по знакомым элементам:довоенный классспокойный – успокоитьсяконструктор – конструкция самолётостроение• слова антонимы:поздороваться – попрощаться в) Одинаков ли по значению глагол узнать

в следующих ситуациях:1) Он узнал расписание занятий на завтра.2) Он узнал, как её зовут.3) Он не узнал Марию в этом платье и поэто-

му не поздоровался с ней. II. Прочитайте текст и ответьте на во-

прос: Почему автор назвал рассказ «Простите нас!»?

ПРОСТИТЕ НАСПавел Георгиевич Сафонов работал на боль-

шом заводе конструктором. Он был известен, при-

242


вык к этой известности и, казалось, даже устал от неё. В этом году Сафонов был в санатории на юге. Ему не нравился солнечный юг с его жарой. Он постоянно думал о своей работе, и ему захоте-лось уехать в Москву.

Южный экспресс, на котором Сафонов воз-вращался в Москву, ехал по знакомым местам, где Павел Георгиевич родился, вырос, и где он не был 40 лет. И вдруг ему захотелось побывать в родном городке, погулять по нему, почитать старые назва-ния улиц, узнать, как он изменился, и обязательно встретить старых знакомых. Захотелось посидеть с другом юности Витькой Снегирёвым, вспомнить то, что уже никогда не повторится.

Павел Георгиевич взял чемодан и плащ и вы-шел из поезда. Весь день он ходил по городу. Он его не узнавал. Четыре раза проходил Сафонов по той улице, где родился и где прежде стоял его дом. Теперь на месте дома был молодой, свежий парк. Сафонов сел на скамью, долго оглядывал-ся. Ничего не осталось от прежней жизни, от его детства.

Где сейчас Витька Снегирёв? Где Вера? Витька – первая мальчишеская дружба. Ве-

ра – первая любовь, которую он помнил. И он по-шёл на Садовую улицу. Там, на этой улице, жил Витька, а на углу, возле аптеки, в маленьком доме жила Вера. Он хотел что-нибудь узнать о них.

Улица почти не изменилась... Вот он, домик Витьки Снегирёва! Дом № 5. Павел Георгиевич улыбнулся. Его встретила пожилая женщина. «Нет, Снегирёвы здесь после войны не живут, уе-хали все. Их сын – директор завода. Два года на-зад он был здесь».

Павел Георгиевич хорошо помнил дом, где жила Вера. Дверь открыла мать Веры. Он сразу узнал её, но она не сразу узнала его: «Боже мой, Паша, это ты? Приехал?» Она начала спрашивать его, а потом сказала, что она знает, что он стал известным конструктором. А он ждал, когда она, наконец, кончит задавать вопросы, и спросил:

– А где Вера?.. Где она?– Ве-ра? – Она странно посмотрела на него.– Где она? – повторил он с волнением.– Разве ты не знаешь, Паша? Нет Веры…

Она была на войне санитаркой… Погибла…– Не может быть, – сказал Сафонов.Потом, когда они прощались, мать Веры дол-

го смотрела на него и повторяла грустно:– Как жаль, как жаль! Вы вместе росли…Теперь он не знал, куда идти, кого искать. На

троллейбусной остановке он увидел свою школу. Она не изменилась. Она была как в детстве. Как много лет назад.

Сафонов сел под большое дерево, возле которого когда-то они играли на переменах. Он с волнением посмотрел на тёмное здание школы и вдруг увидел справа свет в окне. И Сафонов всё вспомнил... Здесь жила Мария Петровна, его учи-тельница математики. Как же он сразу о ней не подумал? Когда-то он был её любимым учеником. Сколько лет они не виделись? Здесь ли она те-перь? Жива ли? Мария Петровна! Как много было связано с этим именем! «Мария Петровна сказа-ла... Мария Петровна поставила «плохо».

Павел Петрович пошёл туда, где жила Мария Петровна, открыл дверь и вошёл в дом.

– Кто там? – услышал он женский голос. Па-вел вошёл и увидел невысокую худенькую жен-щину и сразу узнал её...

– Мария Петровна, – тихо сказал Сафонов. – Вы меня не узнаёте?

Она несколько секунд смотрела на него...– Паша Сафонов... Паша? – сказала она,

и Сафонову показалось, что лицо его задрожа-ло. – Проходи, садись, пожалуйста… Садись вот сюда… Ты приехал надолго?

Он повесил плащ, положил шляпу. Он не знал, не понимал, почему он, взрослый знаме-нитый человек, краснел от смущения, как школь-ник, как в те годы. Он хотел пожать руку Марии Петровне, но не пожал, как не жмут при встрече руку матери. Они сели за стол. Мария Петровна с улыбкой повторяла:

– Ну вот, Паша, ты приехал ... не узнать. Ты по делам?

– Нет, я проездом.– Мы сейчас с тобой чай... Подожди, мы сей-

час чай... – Она встала, но вдруг опять села, улыб-нулась. – Да, Паша... Совсем не ждала...

– Мария Петровна, чай не надо. Я только что поужинал.

Чай пить ему не хотелось, ничего не хоте-лось. Он хотел только говорить, спрашивать, но Мария Петровна взяла чайник и вышла. Она жила, как и до войны, в той же маленькой комнате с одним окном в сад. Белые занавески, стол, кро-вать, коврик на стене, огромный шкаф с книгами. На столе тетради и красный карандаш.

Вошла Мария Петровна с чайником, весело сказала:

– Всё готово! Ну, Паша, рассказывай о себе, что ты, как ты? Я многое о тебе знаю. Из газет. Книгу твою читала. Ты женился?

– Да, Мария Петровна.– Счастлив?– Как будто, Мария Петровна. У меня сын.– Ну, хорошо! А как работа? Над чем рабо-

таешь?– Над новой конструкцией самолёта. Знаете

что, Мария Петровна, давайте говорить о про-шлом, о школе.

Мария Петровна сказала задумчиво:– Я хорошо помню ваш класс. Довоенный

класс. Это были озорные, способные мальчиш-ки. И хорошо помню твою дружбу с Витей Снеги- рёвым.

– А помните, Мария Петровна, как вы мне ставили «плохо» по алгебре?

– Да. За то, что ты не делал домашних за-даний. Надеялся, что повезёт. Математика тебе давалась, но ты был ленив. А ты помнишь Мишу Шехтера?

– Ну конечно. Я помню, как вы зачитывали его сочинения, а я безумно завидовал ему!

– Он стал журналистом, – сказала Мария Пе-тровна. – Ездит по всей стране, за границу. Читаю его статьи и часто вспоминаю.

– Он заезжал к вам?– Нет.

243


– Да, – сказал Сафонов. – Разлетелись... Я слышал, что Витька Снегирёв стал директором завода. А Сенька Иноземцев – начальник боль-шой стройки. Я его встречал в Москве, такой важ-ный стал. Что, и он не приезжал? Он был у вас? Нет?

– Что? – спросила Мария Петровна и тихо сказала: – Ты пей чай, Паша...

– Мария Петровна, а кто заходил к вам из на-шего класса? Гришу Самойлова видели? Он стал артистом. Помните, вы сказали ему, что у него способности.

– Я его видела только в кино, Паша.– Неужели не приезжал?Мария Петровна не ответила.– А Борис, Нина?– Что? Нет. Ты пей чай.– Мария Петровна! Кто-нибудь пишет вам?– Ко мне часто заходит Коля Сибирцев. Он

работает в научном институте лаборантом. Он часто заходит. У него неудачно сложилась жизнь.

Они замолчали. Сафонов посмотрел на шкаф и увидел свою книгу по самолётостроению.

– У вас моя книжка?– Да, я её читала.Он встал, достал из шкафа свою книгу.– Мария Петровна, я надпишу её вам. Разре-

шите?..Неожиданно из книги выпал маленький ли-

сток, он поднял его и увидел свой портрет, выре-занный из газеты.

– Неплохая книга... Я прочитала её с удо-вольствием. А это из газеты «Правда». Когда я увидела, я дала тебе телеграмму.

Сафонов покраснел от стыда. Он ненавидел себя. Он вспомнил, что действительно два года назад получил телеграмму и не ответил на неё.

Когда они прощались, Мария Петровна ска-зала:

– Ты думаешь, я не рада? Какой гость был у меня! Ты думаешь, я не скажу завтра об этом своим ученикам?.. Иди, Паша, больших успехов тебе. Будь счастлив…

Всю дорогу до Москвы Сафонов не мог успо-коиться. Ему было очень стыдно. Он думал обо всех, с кем учился когда-то. Он хотел достать их адреса и написать им гневные письма. Но он не знал их адресов. Потом он хотел написать Марии Петровне, но вспомнил, что не знает номер её дома.

На большой станции Сафонов вышел из ва-гона, зашёл на почту и дал телеграмму на адрес школы на имя Марии Петровны.

В телеграмме было только два слова: «Про-стите нас».

(По рассказу Ю. Бондарева)III. Ответьте на вопросы.1) Как Павел Сафонов оказался на юге?2) Почему Сафонов решил выйти из поезда

в маленьком городе?3) Как изменился город, где родился герой

рассказа?4) Когда происходит действие рассказа?5) Нашёл ли он своих друзей? Почему?

6) С кем он встретился в школе?7) Что он узнал о своих товарищах от учи-

тельницы?8) Товарищи Снегирёва часто приезжают

к своей учительнице? Почему?9) Кто часто навещает Марию Петровну? По-

чему?10) Знала ли учительница о жизни Сафо-

нова?11) Какие чувства испытывал Сафонов и по-

чему?12) Что он сделал, когда ушел от учительницы?IV. Поработаем с текстом!• Найдите в рассказе предложения, которые

содержат информацию о Павле Георгиевиче. Кто он? Где живёт и работает? Чем занимается? Он женат?

• Выберите из текста предложения, в кото-рых говорится о школьных друзьях Павла Геор-гиевича.

• Найдите в рассказе предложения, в кото-рых говорится о Марии Петровне. Кто она? Рабо-тает или уже на пенсии? Есть ли у неё семья? Как она встретила Павла Георгиевича?

• Как произошла встреча Павла Георгиевича с Марией Петровной?

Выберите наиболее полный ответ:а) Павел Георгиевич приехал в родной город,

потому что он хотел увидеть свою учительницу. б) Он случайно вспомнил о ней, когда гулял

по городу.в) Он подумал о Марии Петровне, когда уви-

дел свою школу.г) Он вспомнил о Марии Петровне, когда уви-

дел свет в окне её дома.Выберите из данных характеристик Ма-

рии Петровны ту, которая кажется вам наиболее полной.

а) Мария Петровна любила своих учеников.б) Мария Петровна любила свою профес-

сию, и все свои знания отдавала ученикам.в) Она была не только хорошей учительни-

цей, но и добрым, внимательным человеком!г) Она не только отдавала свои знания уче-

никам, но и помогала им найти себя, определить будущую профессию, интересовалась их успеха-ми в жизни.

• Как, по-вашему, достаточно ли полно дан-ный план передаёт содержание рассказа?

1) Возвращение Павла Георгиевича из сана-тория.

2) Решение героя побывать в своём городе.3) Встреча с родным городом.4) В доме Виктора Снегирёва.5) Встреча с Марией Петровной, учительни-

цей по математике.6) Разговор с Марией Петровной.V. Почему в телеграмме, которую Сафонов

послал Марии Петровне, он написал: «Прости-те нас!»?

VI. Как вы думаете, что автор хотел ска-зать в своём рассказе?

VII. Расскажите текст от имени Сафонова и от имени учительницы Марии Петровны. Не забудьте передать диалоги в косвенной речи.

244


VIII*. Прочитайте стихотворение Андрея Дементьева.

НЕ СМЕЙТЕ ЗАБЫВАТЬ УЧИТЕЛЕЙ!Не смейте забывать учителей!Они о нас тревожатся и помнят.

И в тишине задумавшихся комнатЖдут наших возвращений и вестей.А мы порой так равнодушны к ним:

Под Новый год не шлём им поздравлений.А в суете иль попросту из лени

Не пишем, не заходим, не звоним.Они нас ждут. Они следят за нами.

И радуются всякий раз за тех,Кто снова где-то выдержал экзамен

На мужество, на смелость, на успех.Не смейте забывать учителей!

Пусть будет жизнь достойна их усилий.Учителями славится Россия.Ученики приносят славу ей.Не смейте забывать учителей!

IX*. Объясните значение выделенных пред-ложений при помощи синонимов.

X*. Скажите, как тема стихотворения свя-зана с текстом.

XI. Давайте поговорим! Согласитесь или опровергните. Приведите аргументы.

1) Учителем может быть каждый.2) Чтобы быть учителем, нужен талант.3) Главное для учителя – доброта и любовь

к детям.4) Мы всю жизнь помним своих учителей.5) У каждого человека есть Учитель!XII. Составьте (напишите) рассказ (10–15 пред-

ложений).1) Мой любимый учитель.2) Каким должен быть настоящий учитель?3) Самый известный учитель вашей страны.Работа по данной методике действительно

не требует от учащихся каких-то специальных филологических знаний, поэтому эти уроки впол-не могут быть включены в систему занятий в ино-странной аудитории подготовительного факуль-тета учащихся нефилологического профиля. Эта работа ориентирована на понимание, а не на ана-лиз текста, что и служит лучшим средством для достижения поставленной нами цели — обучения речевому общению.

Список литературыБондарев Ю. Простите нас! Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. М.: Молодая гвардия, 1973. 211 с.

УДК 372.881. 161.1Татьяна Митрофановна Иванова,

кандидат педагогических наук, доцент,Забайкальский государственный университет,

г. Чита, Россия,e-mail: ivanovatchita @ mail.ru

Этнометодика: обучение русской фразеологии китайских студентовПроблема взаимодействия языка и культуры актуальна в современной методике преподавания

русского языка и русского как неродного.Ключевые слова: этнометодика, фразеологические единицы, межкультурная коммуникация, эт-

ноориентированная модель, ассоциативный ряд, символика

Tatyana M. Ivanova,Candidate of Pedagogical Science, Associate Professor,


e-mail: ivanovatchita @ mail.ru

Ethnomedica: Teaching Russian Phraseology of Chinese Students language and culture relevant in the modern methods of teaching Russian language and Russian

(non-native).Keywords: ethnomedica, phraseological units, intercultural communication, tooraneena model, asso-

ciative array, symbolism

Одной из особенностей современной ме-тодики преподавания РКИ является «освоение доминирующих культурных ценностей, опреде-ляемых в языке и осваиваемых с помощью рус-ского языка» [3, с. 10]. Проблема взаимодействия языка и культуры актуальна в современной мето-дике преподавания русского языка и русского как неродного. Актуальность темы связана с тем, что

происходящий сегодня процесс общения между народами предполагает взаимопроникновение культур и установление диалога культур в меж-культурной коммуникации. На основании послед-них достижений в области изучения русского языка как иностранного возникло новое научное направ-ление – этнометодика, связанное с созданием эт-ноориентированной модели обучения РКИ. Дока-

245


зывается, что процесс обучения языку достигает своей эффективности, если его содержательная и методическая часть осуществляются с учётом этнокультурных, образовательных, этнопсихоло-гических, коммуникативно-познавательных осо- бенностей иностранцев, изучающих русский язык. Чтобы оптимально организовать учебный процесс в сегодняшних условиях, необходимо скорректировать информативное содержание: отобрать и структурировать те языковые едини-цы, которые позволят студентам изучать русскую речь, знакомиться с историей и культурой страны изучаемого языка. Источником получения таких знаний для инофонов являются фразеологизмы (ФЕ) в широком понимании этого слова. Обратим-ся к словам известного русского учёного – фразе-олога В. Н. Телия: «В культуре, как и в языке нет ничего случайного. Фразеологизмы существуют в языках на основе такого образного представле-ния действительности, которое отображает оби-ходно-эмпирический, исторический или духовный опыт языкового коллектива, который безусловно, связан с его культурными традициями, ибо субъ-ект номинации и речевой деятельности – это всегда субъект национальной культуры» [6] По мнению В. Н. Телия, как и по нашему мнению, к фразеологизмам можно отнести идиомы, фра-зеологические сочетания, паремии, штампы, кли-ше, крылатые выражения, например, тёртый калач – «опытный человек»); змея подколодная – («злобный, коварный, опасный человек»; Не крас-на изба углами, а красна изба пирогами – «Дом хорош не внешним видом, а гостеприимством хозяев». Культурно-значимая информация мо-жет быть представлена в денотативном аспекте значения фразеологизмов (это составные наиме-нования, обозначающие реалии материальной, духовной, социальной культуры, например, день открытых дверей, картофель в мундире, кре-щенская вода, и т. п.). Наиболее отчётливо наци-онально-культурная специфика фразеологизмов проявляется при их сопоставительном изучении. Метод сопоставительного анализа является наи-более эффективным как в области лингвистиче-ских исследований, так и в обучении РКИ. Из это-го следует, что сопоставительное исследование фразеологии – это метод семантико-диахрониче-ского сопоставления, основанный на контрастном анализе «картин мира», которые находят отраже-ние во фразеологизмах. Из опыта своей работы мы знаем, при изучении фразеологизмов инофо-ны встречаются с реальными трудностями: лекси-ческими, грамматическими, смысловыми, страно-ведческими.

Лексические трудности усвоения фразеоло-гизмов, на наш взгляд, обусловлены входящими в состав (ФЕ) фразеологически связанными сло-вами, стилистически маркированной лексикой, архаизмами, реже неологизмами, именами соб-ственными и прочими словами с низкой частот-ностью употребления (закадычный друг, дубовая башка, чёрный нал, попасть впросак, как зеницу ока, тришкин кафтан, коломенская верста и др.).

Грамматические трудности изучения фразе-ологизмов связаны с употреблением в их составе

фразеологически связанных словоформ устарев-ших форм слова, устаревших синтаксических свя-зей (на босу ногу, шутка сказать, не в коня овёс, тянуть лямку, съел собаку). Данные (ФИ) встре-чаются в текстах произведений, где студенты при переводе должны понимать их значение.

Кроме того, возникают трудности, связанные с включением фразеологизмов в речь. Особенно-сти плана выражения ФЕ, в частности, присущая значительной части (ФЕ) вариативность, предо-пределяет наличие у них различных форм употре-бления в речи.. Во фразеологизмах наблюдается вариативность лексем, словоформ, факультатив-ность компонентов. Так, (ФЕ) душа, (сердце) «раз-рывается (рвётся) на части» – кто-либо тяжело переживает что-либо – может быть представлена следующими формами словоупотребления: душа разрывается на части, сердце разрывается на части , душа разрывается на части, сердце рвётся на части, душа разрывается, сердце разрывается, душа рвётся, сердце рвётся.

Трудности у студентов-иностранцев вызыва-ют также те фразеологизмы, которые имеют скры-тый смысл. Носители языка знают, понимают этот скрытый смысл, а для иностранцев данный (ФЕ) становится загадкой. Именно поэтому фразеоло-гические обороты являются наиболее сложной в семантическом плане группой языковых единиц для студентов-иностранцев.

При обучении РКИ у студентов возникают некоторые трудности из-за различий культур Рос-сии и Китая, т. к. каждый язык располагает своим арсеналом средств и приёмов, обслуживающих речевую деятельность на данном языке. Русский и китайский языки относятся к языкам различных типов, имеющими существенные различия. Рус-ская и китайская культура имеют разные истоки и основы: в формировании русской национальной культуры важную роль сыграли язычество и хри-стианство, китайская культура опирается на да-осизм, буддизм и конфуцианство. В связи с этим занятия по фразеологии в китайской аудитории должны строиться таким образом, чтобы учащи-еся могли соотнести элементы русского языка и культуры с китайским языком и культурой. Из-учение фразеологизмов на фоне культурных осо-бенностей развития нации способствует более глубокому пониманию иностранными учащимися внутренней формы языковых единиц, помогает им проследить, как и в чем проявляется националь-но-культурная специфика фразеологизмов, выя-вит ассоциации и образы, которые легли в основу оборотов, а также помогает учащимся осознать, как соотносятся между собой язык и культура. Так, русский (ФЕ) как грибы после дождя соответ-ствует китайское выражение как бамбук после дождя – «очень быстро, стремительно». В этих фразеологизмах русские отмечают быстрый рост грибов, а китайцы – бамбука, поскольку их жизнь тесно связана с этим растением, что подтвержда-ется целым рядом устойчивых выражений: го-товый бамбук в груди – «иметь готовый план в голове», поставив бамбук под солнцем, сразу увидеть его тень – «получить немедленные

246


и ощутимые результаты» и др. Другой пример: значение «рассчитывать, надеяться на что-либо, не предпринимая ничего, оставаясь пассивным» в русском языке передается (ФЕ) ждать у моря погоды, в китайском языке – выражение сидеть у пня в ожидании зайца. С этим фразеологизмом связана китайская притча о крестьянине, работав-шем в поле и увидевшим зайца, который бежал по полю, наткнулся на пень и разбился. Крестьянин взял этого зайца себе, и с тех пор стерег этот пень в ожидании следующего зайца, забросив свое поле. Ассоциативный ряд у русских и китайских людей различен. Различия существуют в симво-лике цвета, в оценке образов животных, в воспри-ятии многих конкретных предметов.

Так, например, медведь для русских – хозя-ин леса. Он нетороплив, основателен, поэтому во многих фразеологизмах образ медведя положите-лен. С другой стороны, в представлении русского человека он грубоват, неуклюж, часто делает пло-хое из добрых побуждений. Это нашло отражение в (ФЕ): два медведя в одной берлоге не живут; медведь на ухо наступил кому-либо, медвежья услуга и др. Для китайцев медведь – это символ неуклюжести, тупости и глупости. Образ медведя в китайских фразеологизмах в целом имеет отри-цательный оттенок.

В китайском языке больше 50 фразеологиз-мов, в основе которых лежат и образ тигра, и об-раз дракона, например: спрятавшийся дракон, спящий тигр – «скрытый дар, талант»; драконы сражаются, тигры борются – «жаркая схватка»; рывок дракона, взгляд тигра – «выдающийся ум и талант». Очевидно, что образы дракона и тигра имеют важное значение-значение для китайцев. Русские в большей степени знакомы с драконами западноевропейскими – злыми, кровожадными. В китайской культуре дракон занимает ни с чем не сравнимое высокое место и является символом китайского народа. В императорском Китае дра-кон был символом императора и его рода. Сами китайцы называют себя потомками дракона. Поэ-тому в Китае о гениальном, талантливом челове-ке говорят, что он подобен дракону, а (ФЕ) у дра-кона рождается дракон используют, когда хотят сказать, что «у хорошего отца и сын хороший».

Методика сопоставления предполагает при объяснении русских ФЕ необходимость указания выражений соответствующего значения в языке учащегося, особенно тех, в состав которых входят культурно маркированные компоненты, напри-мер: русск. Как угорелая кошка (кит. Как муравей на нагреваемой кастрюле), русск. Волков боять-ся – в лес не ходить (кит. Не ходя в логове ти-гра, нельзя найти тигренка). Методика работы в иностранной литературе нами были описана [3]. В настоящее время на практических занятиях мы использует небольшие фрагменты из текстов рус-ских писателей, где встречаются ФИ. Например, можно взять отрывок из поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», используя опреде-лённый план работы над небольшими текстами и с объяснениями данных ФИ, которые студенты в будущем могут использовать в своей речи.

1. Когда порядком бороды Друг дружке поубавили, Вцепились за скулы!Пыхтят, краснеют, корчатся, Мычат, визжат, а тянутся!– Да будет Вам, проклятые!НЕ разольёшь водой.2. Следующий отрывок берём из басни

И. С. Крылова «Собачья дружба».С Пиладой мой Орест грызётся – – лишь только клочья вверх летят: Насилу наконец их розлили водой.3. Можно использовать и прозаические от-

рывки. Из рассказа Л. Скорик «Присуха». – С ма-мой вообще никто никогда не ругался. – А что ж теперь, кто ругается? – Да они и ругаются – све-кровь со своей любимой снохой – пыль до потол-ка. И вот ведь загадка – чем больше ссорятся, тем больше делаются не разлей водой.

4. Можно использовать фрагмент сказки Л. Толстого «Два брата».

Тогда старший сказал: – И пословица говорит: искать большего сча-

стья – малое потерять; да еще: не суди журавля в небе, а дай синицу в руки.

А меньший сказал:– А я слыхал: волков бояться в лес не ходить;

да ещё: под лежачий камень вода не потечёт. По мне надо идти.

Меньшой брат пошёл, а старший остался.При обучении лексическим навыкам с ис-

пользованием разных ситуаций можно применять следующие виды заданий: 1. Определите значе-ние пословиц и поговорок. Найдите аналог в ки-тайском языке. Выберите правильный вариант ответа.

А) Первый блин комом.

Б) Рыба с головы гниёт.

В) Попасть как кур во щи.

Г) Сам кашу заварил, сам и расхлебывай.Д) Рыба ищет, где глуб-же, а человек –

Е) Яйца курицу не учат.

А) Сам затеял что-то хло-потное, неприятное, сам и выпутывайся.Б) Говорится при неуспе-хе, неудаче в новом деле.В) Беспорядки в какой- либо среде, коллективе на- чинаются обычно в кол-лективе. Г) Попасть в неожидан-ную беду.Д) Молодой, менее опыт-ный где лучше.Не научит более опытного.Е) Говорится о решении изменить свою жизнь в надежде на лучшее

Напишите сочинение на тему «Переэкзаме-новка», используя следующие фразеологизмы: «каша в голове», «как по маслу», «первый блин комом», «сам кашу заварил, сам и расхлёбывай».

Дополните диалоги, используя фразеологизмы.А) – Ты не знаешь, Антоновы уже переехали?– Нет ещё, __________________ («сидят на

чемоданах»)Б) – От Михаила никакого толка.– Да, уж __________________ («ни рыба, ни

мясо», «даром есть хлеб»).

247


Фразеологический фонд языка – ценнейший источник сведений о культуре и менталитете на-рода. Кроме того, вовлечение учащихся в другую культуру пробуждает интерес и уважение к стра-не изучаемого языка. Средством повышения эф-

фективности процесса овладения русским язы-ком и культурой является учёт этнокультурной, этнопсихологической специфики обучающихся и обращение к лингвокультурологической пара-дигме русского языка.

Список литературы1. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура: лингвострановедение в преподавании русского языка как

иностранного. М.: Рус. яз., 1990. 246 с.2. Дейкина А. Д. Русский язык как учебный предмет в общеобразовательном пространстве родной культуры: ма-

териалы Всерос. науч.-практ. конф. М.: МПГУ, 2013. 215.3. Иванова Т. М. Фразеологические обороты как аспект изучения лексики русского языка студентами-иностран-

цами. Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты: материалы IV Между-нар. науч. конф. (г. Чита, 9–10 дек. 2011 г.). Чита: ЗабГГПУ, 2011. 393 с.

4. Крючкова Л. С. Методика преподавания РКИ. М.: Кодекс-М, 2014. 278 с.5. Семенас А. П. Лексика китайского языка. М.: Муравей, 2000. 320 с.6. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.:

Языки русской культуры, 1996. 288 с.7. 20 000 русских пословиц и поговорок / сост. Л. М. Михайлова. М.: Центрполиграф, 2010. 382 с.

УДК 372.881.161.1 Ирина Анатольевна Кочергина,

кандидат педагогических наук, доцент,Российский университет дружбы народов,


К вопросу об интонационном многообразии русской речи в системе подготовки студентов-инофонов к реальной коммуникации

В статье говорится об особенностях восприятия иностранными студентами интонационного мно-гообразия русской речи. Автор решает методические задачи процесса обучения иностранцев русскому интонированию, объясняя возможные трудности реальной коммуникации инофонов в России.

Ключевые слова: студенты-инофоны, коммуникация, интонация, дикционная выразительность

Irina A. Kochergina, Сandidate of Pedagogics, Associate Professor,

Peoples Friendship University of Russia,Moscow, Russia,


To the Question About the Intonation Variety of the Russian Speech in the System of Preparation of Students of a Foreign Language for Real Communication

The article talks about the features of the perception of intonational foreign students diversity of Russian speech. The author solves the methodological problem of the process of teaching Russian to foreigners intonation, explaining the possible difficulties of real communication in Russia.

Keywords: students-foreign students, communication, intonation, expressiveness dictiona

Задачей преподавателя-русиста, обучающе-го студентов-инофонов русскому языку и русской речи, является погружение иностранца в русскую языковую коммуникативную среду. Живая речь об-разованного человека предполагает наличие дик-ционной чёткости и орфоэпической грамотности, логической ясности, эмоционально-образной вы-разительности. Сочетание этих компонентов зву-чащей речи определяется термином «интонация». «…холодная, сухая, безинтанационная, невырази-тельная, небрежная, бескультурная, неоправданно быстрая, неблагозвучная речь убивает всё нако-пленное богатство неповторимо прекрасного зву-чащего русского слова» (Михаил Чехов) [2, с. 95]. В живых интонациях всегда проявляется движение мысли. Именно оно, это движение, передаётся слушателям и оказывает на них воздействие.

Интонационный рисунок фразы постигается студентами-инофонами через частое слушание речи носителей языка. Когда содержание выска-зывания, заключённое в словах, недоступно для восприятия, можно наблюдать интонацию «в чи-стом виде» (восприятие речи на иностранном, непонятном языке). В каком же аспекте приходит-ся говорить об интонации в связи с восприятием инофонами русской речи?

Мелодика русской речи воспринимается ими как плавное, связное, напевное словотворение («Вы, русские, будто поёте!..» – говорят студенты- иностранцы, слушая русскую речь). В сознании носителей родного языка заложены интонацион-ные модели. Так, например, в китайском языке от интонации (тона) слога зависит смысл сло-ва, поэтому интонирование речи не может быть

248


«вольным». Русская интонация, напротив, посто-янно находится в движении, в изменении. Инто-нация – это крайне сложное единство ударения, мелодики, темпа, ритма и тембра. Любой язык имеет свою неповторимую, свойственную только ему интонацию.

Формирование механизма русской речи у студентов-инофонов осуществляется посред-ством усвоения интонационного многообразия.

Красота и выразительность речи напрямую зависит от того, насколько искусно мы управля-ем голосом. Дикция – это «усилитель смысла». Тембр – это краски голоса, а интонация – глав-ный маркер эмоций человека. Именно интонации скучную монотонную речь превращают в музыку, сухое информационное сообщение могут расцве-тить всеми цветами радуги, запутанную непонят-ную тему приблизить к слушателям, сделать при-влекательной и доступной для восприятия.

Речь, богатую интонациями, мы называем яркой, артистичной, зажигательной. К человеку, владеющему большим интонационным спектром всегда прислушиваются, волей или неволей за-ражаясь его настроением. Речь идёт об эмоцио-нальной интонации.

Как часто внешне ничем не примечательный человек завоёвывает внимание и уважение ау-дитории силой и обаянием своего голоса. И на-оборот: обладатель приятного лица и хорошей осанки моментально «теряет очки», стоит ему заговорить.

Интонационное разнообразие играет огром-ную роль в формировании «харизмы» личности. Именно интонации способны отражать и трансли-ровать во всей полноте эмоциональную палитру человека. Интонационное мастерство является причиной того, что актеры часто кажутся нам, зрителям, более интересными, привлекательны-ми, нежели «обычные люди», их внутренний мир представляется нам необыкновенным, а жизнь – насыщенной событиями. Когда мы смотрим фильм или спектакль, и он целиком захватывает нас, – это означает, что наши чувства и пережи-вания не менее глубоки, чем чувства героев на сцене. Но когда мы хотим в нашей жизни выра-зить те же самые эмоции и даже теми же самы-ми словами, нам часто не хватает «средств вы-разительности», которыми обладают актеры, и, прежде всего, – навыков владения интонациями. Как важно это мастерство для преподавателя-ру-систа, обучающего иностранцев русской речи, ибо в этом интонационном многообразии и заклю-чается главная особенность речевой выразитель-ности русских.

Интонация – это инструмент подсознания. Удивительнее всего то, что интонации часто не зависят от содержания речи, но накладывают эмоциональный отпечаток на любой произноси-мый текст. Даже если мы вообще не произносим слов, а просто издаём звуки-междометия, слуша-тели поймут, что мы чувствуем, благодаря инто-нации. Речь, богатая интонациями, захватывает наше внимание ещё до того, как мы вникаем в её содержание.

Выразительность речи на девяносто процен-тов зависит от интонаций. Чем разнообразнее и сложнее «мелодия речи», тем интереснее слу-шать собеседника, оратора, телеведущего.

Но цель интонирования не только в привле-чении внимания. Главное назначение интона-ций – это адекватное выражение того, что чело-век чувствует, что он хочет сказать.

Психологи говорят, что психика человека воспринимает информацию, заложенную в го-лосе человека, раньше, быстрее, полнее, чем смысл слов. И если слова противоречат эмоциям, то ваш собеседник, скорее всего, к словам отне-сется с недоверием. Возможно, он и сам себе не сможет объяснить, почему. «Чисто интуитивно», – скажет он; но на самом деле он подсознательно поверит эмоции, которая зашифрована в вашей интонации. И если вы произносите «Я уверен!», а интонация свидетельствует об обратном, то ни-кто в вашу уверенность не поверит.

Таким образом, интонации имеют преиму-щество перед словами и во времени, и в «силе удара».

Как правило, наши слова (интонации) явля-ются результатом наших эмоций. Эмоции – причи-на, интонации – следствие. Эмоция – внутреннее чувство, а интонация – ее внешнее выражение. Это важно донести до слушателей и студентов- инофонов, когда мы говорим с ними о значении интонации в русской речи.

Богатство выразительных возможностей ин-тонации придаёт русской речи самобытность, эмоциональность, осмысленность. В методике преподавания РКИ изучаются следующие «смыс-лоразличительные типы русской интонации: вопросительная, восклицательная, интонация удивления, звательная, утвердительная, поучи-тельная, положительная, просительная, пригла-сительная, увещевательная, повелительная, сопоставительная, перечислительная, повество-вательная, индифферентная и др.» [1, с. 64].

На первоначальной стадии знакомства с рус-ской речью преподаватель должен умело исполь-зовать метод показа правильного интонирования. Цель показа состоит не в том, чтобы навязать студентам готовую интонацию, а в том, чтобы вызвать в их воображении живые картины, воз-будить их чувства и создать ассоциативный ряд представлений. Показ основывается на образ-цовом чтении (или говорении) преподавателя, который всегда помнит: если степень образно-э-моциональной насыщенности равна нулю, – по-нимания и восприятия речи иностранцами нет, если эмоции искусственно подогреваются, – это вызывает недоумение, а не понимание и реаль-ное восприятие. Конечно, на начальном этапе об-учения метод показа подталкивает к подражанию. Но если это подражание образцу, в нём – только польза. Другое дело, что следует опасаться под-ражания слепого, формального, бессмысленного.

Вышеперечисленные типы интонаций могут быть умело показаны преподавателем с целью понимания студентами смыслоразличительных особенностей различных интонационных кон-

249


струкций. В этой же связи можно говорить об осо-бенности «русского эмфатического ударения», когда «удлиняются» не только гласные звуки, но и согласные для выражения дополнительной экс-прессии («Ах-х-х, как хорош-ш-ша!»). Без образ-цового показа здесь не обойтись. Однако, надо помнить, что, прибегая к показу, преподаватель ни-когда не стремится навязывать образцы примеров говорения или чтения. Цель образцового показа в том, чтобы увлечь студента, заразить настрое-нием и желанием «правильно передавать чувства, эмоции, особую экспрессию» русской речи.

Разнообразие интонации – важная составля-ющая богатства речи. Интонация выражает кон-кретные эмоции, различает типы высказывания: вопрос, восклицание, побуждение, повествова-

ние; по интонации можно охарактеризовать гово-рящего, условия и ситуацию общения, она обла-дает эстетическим воздействием на слушателя. Все интонационные средства делают речь бога-той, придают ей яркость, выразительность.

Важную роль играет использование вырази-тельного чтения в аудитории иностранных сту-дентов, которое позволяет интенсифицировать процесс обучения русскому языку. Выразитель-ное чтение может рассматриваться в качестве средства контроля понимания и владения языком на уровне смыслов. Интонационная выразитель-ность речи преподавателя в значительной мере приближает студентов-иностранцев к осмыслен-ному словотворению в реальной коммуникации в русскоговорящей аудитории.


1. Брызгунова Е. А. Звуки и интонации русской речи. М.: Рус. яз., 1977. С. 64.2. Кочергина И. Чтоб в душу созвучья нахлынули дружно... // Научно-методическое исследование о роли выра-

зительного чтения в изучении художественной литературы. Saarbruken, Germany: LAMBERT, 2012. С. 95.

УДК 811.161.1Алексей Валерьевич Муравьёв,

ассистент кафедры русского языка как иностранного,Забайкальский государственный университет,


Учёт языковых особенностей официально-делового стиляпри обучении русскому языку как иностранному

В статье рассматриваются особенности обучения иностранных студентов русскому языку как ино-странному, в частности обучение их составлению письменных жанров официально-делового стиля. Предполагается, что наибольшую значимость в процессе обучения приобретает учёт языковых особен-ностей официально-делового стиля на уровне лексики, морфологии, синтаксиса. В статье также подчёр-кивается роль связных текстов в процессе обучения, перечисляются альтернативные методы обучения.

Ключевые слова: стиль, официально-деловой стиль, жанр, стилевая черта, языковые особенно-сти, метод обучения

Alexey V. Muraviov,Assistant of the Department of Russian as a foreign language,



Account of the Language Peculiarities of Official Style in Teaching Russian as a Foreign Language

The article deals with the peculiarities of teaching Russian as a foreign language to foreign students, namely, teaching them to form written genres of the official style. It is supposed that account of language peculiarities of official style on the level of lexis, morphology and syntax is the most significant thing in the process of teaching. The author underlines the role of coherent texts in the process of teaching and enumerates alternative teaching methods.

Keywords: style, official style, genre, language peculiarities, teaching method

Стремительное развитие межгосударствен-ных отношений, явление глобализации, а также высокая потребность в финансовых, экономи-ческих, исполнительных, юридических и других документах, которые представляют собой тексты официально-делового стиля, ставят задачу обя-зательного формирования у обучающихся языко-вой и коммуникативной компетентности в дело-вом стиле русской речи. Как показывает практика,

студенты зачастую затрудняются в составлении даже самых простых текстов официально-дело-вого стиля. В связи с этим актуальными представ-ляются вопросы обучения иностранных студентов созданию текстов письменных жанров официаль-но-делового стиля русского языка.

На современном этапе развития письмен- ного типа речи русского языка официально-дело-вой стиль речи играет всё возрастающую роль,

250


способствуя развитию межгосударственных и внутригосударственных отношений, а также осу-ществлению деловых связей между различными учреждениями и частными лицами. Официаль-но-деловой стиль, таким образом, обслуживает деловые отношения в административной и пра-вовой сферах: в нём отражается некоторое поло-жение дел и регулируется практическое поведе-ние адресата речи, нацеленное на эффективное достижение планируемого результата. «Офици-ально-деловой стиль обслуживает сугубо офи-циальные и чрезвычайно важные сферы чело-веческих взаимоотношений: отношения между государственной властью и населением, между странами, между предприятиями, организациями, учреждениями, между личностью и обществом» [6, с. 137].

Из трёх важнейших общественных функ-ций языка: общения, сообщения, воздействия, характерной для официально-делового стиля, по мнению В. В. Виноградова, является функ-ция сообщения, определяющая и формирующая его как стилевую разновидность. Как отмечает М. Н. Кожина, «деловая речь – область, наиме-нее исследованная в функционально-стилисти-ческом отношении» [3, с. 120]. В самом общем плане «официально-деловой стиль – это стиль, который удовлетворяет потребности общества в документальном оформлении различных актов государственной, общественной, политической, экономической жизни, деловых отношений меж-ду государствами, организациями, а также между членами общества в официальной сфере их об-щения» [7, с. 37].

В числе основных стилевых черт офици-ально-деловой речи исследователи выделяют точность, логичность, ясность, полноту и объек-тивность высказывания, лаконичность формули-ровок, которые определены основным назначени-ем документов – сжато и полно информировать о бесспорных и достоверных фактах. «Речевому воплощению основных функций права способ-ствует и такая стилевая черта, как точность, не допускающая инотолкования. Точность формули-ровок правовых норм и необходимость абсолют-ной адекватности их понимания – идеал законода-тельных текстов, способствующий «безотказной» реализации регулировочной функции права» [3, с. 122]. Лаконичность официально-деловой речи – экономное использование средств языка, в ней не должно быть таких слов, которые ниче-го не прибавляют к содержанию документа. Сжа-тость текстов официально-делового стиля пред-полагает их информационную насыщенность.

Стандартизация деловой речи – одна из наиболее приметных черт официально-делового стиля речи. «В таких разновидностях письменно-го общения, как деловая бумага, техническая или служебно-административная инструкция, инфор-мационное сообщение в газете, даже передовая, индивидуально-стилистическое отступает перед стандартом, типической нормой или основной тенденцией привычной, установившейся формы словесного изложения» [2, с. 112]. Для удобства

и экономии времени создаются стандартные типы документов, вырабатываются их речевые и ком-позиционные модели, однако степень стандарти-зации для различных жанров делового стиля не одинакова. В официально-деловом стиле стан-дартизация затрагивает не отдельные элемен-ты формы, как в других стилях, а весь документ в целом. «Однотипность и частая повторяемость официально-деловых ситуаций (бухгалтерские операции, зачисление на работу, обращение к ру-ководителю с просьбой или предложением, объя- вление взыскания, оценка – «характеристика» – сотрудника, удостоверение личности, факта, со-бытия, отношение одного учреждения к другому и т. д.) нуждается в таком же однотипном, стан-дартном оформлении» [1, с. 78].

В последние десятилетия речевые штампы, шаблоны признаны неотъемлемыми составными элементами делового стиля речи, так как шабло-ны в деловом документе как тексте делового сти-ля – ориентиры, помогающие конкретнее и лако-ничнее выразить мысль. Таким образом, то, что принято называть «канцелярскими штампами», есть вполне определённая и даже необходимая примета определённой функционально-стилисти-ческой деловой речи» [5, с. 197]. Отмечая исполь-зование стандартных средств в разных стилях речи, Л. Г. Барлас высказывает мнение о том что «документ тогда становится документом, когда он составлен и заверен по определённой, стандарт-ной форме». Наличие соответствующих форм для документов различных жанров существенно облегчает ведение деловой переписки, предосте-регает от возможных ошибок... Поэтому вполне справедливо мнение, что в официально-деловом стиле штамп – не враг, а помощник» [1, с. 78].

Особое значение в официально-деловом стиле приобретает композиция текста, а компози-ция формируется особым развёртыванием и сце-плением композиционных блоков и коммуника-тивных компонентов. Официально-деловой стиль характеризуется цифровой системой и нумера-цией, согласно которой каждая составная часть, раздел, глава, параграф, пункт, подпункт получает свой номер. Номер каждой составной части тек-ста включает в себя номера тех составных частей высших уровней, в которые он входит. В итоге по-лучается представленный в цифрах план компо-зиции. Применение такой нумерации оправдано именно высокой стандартизацией составления и прочтения текста.

Одна из важных черт официально-делового стиля – это официальность, которая отражается в обобщенно-личном характере изложения, обу-словленном действием ряда экстралингвистиче-ских факторов. «В деловой речи официальность проявляется на разных уровнях – на текстовом, лексическом и грамматическом. Так, на тексто-вом уровне данная черта отражается в способах выражения мысли». К числу этих действий могут быть отнесены такие способы выражения мыс-ли: описание, характеристика, толкование, аргу-ментация, инструкция. Каждый из этих способов обладает спецификой композиционного постро-

251


ения, что способствует появлению другой черта официально-делового стиля – логичности. На лексическом уровне официальность создается целенаправленным отбором и применением ней-тральной и книжной лексики, на грамматическом достигается за счёт широкого использования ряда языковых средств, «к числу которых относятся пассивные конструкции, причастные обороты, многочленные определительные словосочета- ния и др.».

Словообразовательные черты официаль-но-делового стиля неразрывно связаны с его общими признаками. Официальность, строгость и безэмоциональность, «сухость» речи данного стиля объясняют отсутствие в деловых текстах оценочных суффиксов. К основным словоо-бразовательным чертам официально-делового стиля можно отнести следующие особенности: 1) распространённость отглагольных существи-тельных с суффиксами -ениj-, -ниj-, -к-: обучение, образование, согласование, выполнение, вы-явление, устранение, исправление, проверка, отправка; 2) частое употребление отглагольных существительных, прилагательных и причастий с приставкой не-: невыполнение, несоблюдение, неиспользование; недействительный (акт), не-обоснованные выводы; 3) широкое употребление сложных слов, образованных безаффиксными способами.

Как известно, все стили используют общие грамматические явления языка, вследствие чего «морфологическая система представляется еди-ной, общей для всех стилей речи» [3, с. 91]. Од-нако анализ текстов разных функциональных сти-лей показывает, что официально-деловому стилю речи присущи определённые специфические морфологические признаки. Одним из ярких линг-вистических признаков данного стиля является именной характер его морфологической системы, обусловленный точностью, краткостью делового текста [3, с. 91]. По сравнению с другими функ-циональными стилями в официально-деловом стиле наблюдается частотность использования именных частей речи: 1) отглагольных существи-тельных: исполнение, образование, получение; 2) большого количества отыменных предлогов и союзов: в соответствии, в связи, согласно, в силу того что; 3) кратких прилагательных мо-дального характера: должен, рад, обязан, необхо-дим и др.

К синтаксическим признакам официально- делового стиля, отмеченным сегодня в лингви-стической литературе, относят частое употребле-ние родительного падежа в приименной позиции. Распространено многократное присоединение существительных в родительном падеже – «на-низывание родительного». «Отглагольные суще-ствительные и образованные от них устоявши-еся обороты речи (синонимичные глагольному выражению) нередко ведут за собой цепь имён в родительном падеже...» [4, с. 224]. Активность сложных синтаксических конструкций (предложе-

ний и периода) и простых предложений усложнён-ной семантики. Специфическая черта деловой речи – точность, не допускающая инотолкова-ния – реализуется путём использования простых предложений с прямым порядком слов; простых распространённых предложений увеличенных размеров за счёт включения средств «детализа-ции» информативного содержания. С этой целью в простые предложения вводятся однородные и обособленные второстепенные члены, вводные слова для перечня пунктов документа и раскры-тия их содержания. Простые предложения в этих случаях отличаются многословием.

В учебно-методическом комплексе дисципли-ны «Русская письменная речь», разработанном для иностранных студентов, обучение официаль-но-деловому стилю заявлено в числе всех других действующих стилей русского языка. Тот факт, что основные стилевые черты официально-деловой русской речи (точность, логичность, ясность, пол-нота, официальность, стандартизованность, без-эмоциональность, объективность, лаконичность формулировок, сжатость) характерны для данно-го стиля и в китайском языке, в некоторой степени облегчает задачу усвоения его в русском языке. В осмыслении и в усвоении языкового материала при обучении русскому языку как иностранному велика роль связных текстов. В то же время такой подход формирует у обучаемых чувство языковой аналогии, что помогает им грамотно пользоваться в речи различными синтаксическими конструкци-ями. Таким образом, использование в процессе обучения методов сопоставления является одним из основных путей успешного усвоения материа-ла студентами-иностранцами. Кроме того, нужна теоретически обоснованная, специально разра-ботанная и экспериментально проверенная эф-фективная методика обучения официально-дело-вому стилю речи, обеспечивающая комфортные условия для овладения студентами-иностран-цами умениями самостоятельного составления текстов официально-делового стиля. Построение учебных занятий по официально-деловому сти-лю речи целесообразно осуществлять на основе тематико-жанрового разнообразия с учётом акту-альных и типичных для современного общества жанров (резюме, договор и др.).

В формирующем обучении официально-де-ловой русской речи можно использовать различ-ные виды наглядности (карточки-опоры, схемы-о-поры, учебный видеоклип), использовать задания ситуативного характера (сочинения-миниатюры, сочинения-деловые сказки, в которых «действу-ет» определённый жанр делового стиля; схемы развёртывания микротем будущего текста и их вычленения из готового текста). С целью дости-жения максимально положительных результатов в учебном процессе должны использоваться ак-тивные методы, приёмы и нетрадиционные фор-мы обучения, способствующие овладению сту-дентов умениями самостоятельного составления текстов официально-делового стиля.

252


Список литературы1. Боженкова Р. К., Боженкова Н. А. Деловое письмо: справ. пособие. Курск, 1997. 2. Громова Н. М. Деловое общение на иностранном языке: методика обучения. М.: Магистр: Инфра-М, 2010.

286 с.3. Кожина М. Н. О соотношении стилей языка и стилей речи с позиции языка как функционирующей системы

(Принципы функционирования языка в его речевых разновидностях). Пермь, 1984.4. Кожина М. Н. Стилистика русского языка: учеб. пособие для студ. пед. ин-тов. 2-е изд. М.: Просвещение,

1983. 224 с.5. Логинова К. А. Деловая речь и её стилистические изменения в советскую эпоху // Развитие функциональных

стилей современного русского языка. М.: Наука, 1968. С. 230.6. Солганик Г. Я. Стилистика текста: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 1997. 256 с.7. Федоровская О. А. О жанровой классификации научно-технических документов и их лингвистических особен-

ностях (на материале русского языка) // Разновидности и жанры научной прозы. Лингвостилистические особенности: сб. науч. тр. / под ред. М. Я. Цвиллинг. М., 1989.

УДК 81Ксения Сергеевна Позднякова,

кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и естественных дисциплин,

Белгородский государственный технологический университет им. В. Г. Шухова,

г. Белгород, Россия,e-mail: [email protected]

Пословицы и поговорки на уроках русского языка как иностранногоВ статье рассматривается роль пословиц и поговорок при обучении русскому языку как иностран-

ному на этапе довузовской подготовки. Основное внимание уделяется тематическим группам, которые часто используются на уроках русского языка. Приводятся примеры применения пословиц для изуче-ния лексики и закрепления грамматики.

Ключевые слова: пословицы, поговорки, артикуляция, культурология, менталитет

Ksenia S. Pozdnyakova,Candidate of Philology, Associate Professor,

Belgorod State Technological University V. G. Shukhov,Belgorod, Russia,


The Role of Proverbs and Sayings in Teaching Russian as a Foreign LanguageThe article examines the role of proverbs and sayings in teaching Russian as a foreign language during

pre-university training. The focus is on the thematic groups, which are often used in the Russian language lessons. Examples of the use of proverbs for studying vocabulary and practicing grammar are given.

Keywords: proverbs, sayings, articulation, culturology, mentality

В преподавании русского языка как ино-странного помимо грамматики основу составля-ет и лексика. Но для того, чтобы обучающийся мог в общем объеме воспринимать полученную информацию, обычной работы с лексикой мало. Необходимостью лучше понять русскую культуру и менталитет продиктовано обращение к посло-вицам и поговоркам.

Выделим несколько этапов работы над по-словицами и поговорками:

1. Презентация. Знакомство с пословицей, например, после прочтения текста.

2. Работа над произношением и интонацией (если необходимо).

3. Работа над смыслом. Определяем значе-ние слов, используемую грамматику и делаем пе-ревод, ищем аналоги в других языках.

4. Задания. С каждым уроком запас выученных пословиц увеличивается, так как регулярно вводят-ся новые пословицы. Чтобы разнообразить процесс и сохранить интерес к данному виду работы, реко-мендуется использовать различные задания.

Русские пословицы и поговорки разнообраз-ны по своему содержанию и охватывают все сто-роны жизни русского народа. Можно выделить две основополагающие функции пословиц и пого-ворок: изучение русского языка «с погружением»; отработка звуков (например, пословица «Все хо-рошо, что хорошо кончается» помогает закрепить произношение шипящих звуков артикуляционным аппаратом).

«Погружение» помогает понять менталитет народа той страны, в которой иностранным граж-данам предстоит учиться.

Отработка звуков помогает сгладить про-блемные места в произношении. Например, про-блемные звуки у арабских студентов – «б» и «п», у китайских студентов – «р».

Пословицы и поговорки вводятся постепен-но с изучением падежей. При этом необходимо сразу разделять их по темам: «дружба», «труд», «доброта», «учеба», «погода» и т. д. Остановим-ся подробнее на изучении родительного падежа имен существительных: вместо обычных приме-

253


ров можно использовать пословицу «Нет плохой погоды, есть плохая одежда». Здесь отрабаты-вается именительный и родительный падежи, повторяется лексика. В этом отношении харак-терна и пословица из темы «дружба»: «Не имей 100 рублей, а имей 100 друзей». Эта пословица не только отрабатывает родительный падеж мно-жественного числа и лексику, но и воспитывает нравственные чувства обучающихся.

Одним из элементов, позволяющих успешно усвоить русские пословицы, служит визуальный ряд, который содержит информацию о месте собы-тия, внешнем виде, невербальном поведении участ-ников общения в конкретной ситуации, обусловлен-ных зачастую спецификой говорящих [1, с. 66].

Пословица «Без беды друга не узнаешь» обычно не вызывает вопросов, она сразу понят-на, поскольку глубокий смысл, заложенный в этом кратком изречении, не нуждается в объяснении.

Нами было отмечено, что пословицы и по-говорки на тему дружбы вызывают наибольший интерес у обучающихся. Приведем некоторые примеры:

«Добрый друг лучше ста родственников»«Друзей много, а друга нет»«Лучше умереть возле друга, чем жить у сво-

его врага»«Верный друг лучше сотни слуг»«Кто друга в беде покидает, тот сам в беду

попадает»

«Легче друга потерять, чем найти»«Нет друга, так ищи, а нашел, так береги»«У нашего свата ни друга, ни брата»«Лучше вода у друга, чем мед у врага»«Друга на деньги не купишь»Для закрепления полученных знаний можно

предложить такое домашнее задание: найти ана-логии в русских пословицах и пословицах родного языка обучающихся. Такой вид работы поможет выяснить, насколько был понят пройденный ма-териал. Опыт работы показывает, что русские пословицы о друзьях, семье часто находят свои аналоги в других языках.

Также отработать пройденный материал можно и таким способом: выдаются пословицы с пропусками, которые нужно заполнить.

Нами отмечено, что с помощью пословиц и поговорок хорошо отрабатывается не только из-учение новой лексики и имен существительных, но и совершенный и несовершенный виды глаго-ла. Обучающимся с помощью таких примеров не-трудно понять, где процесс, а где результат.

Таким образом, изучение иностранными гражданами народных пословиц и поговорок на уроках русского языка помогает не только лучше узнать нашу культуру, но и лучше усвоить падеж-ные формы имен существительных, имен прила-гательных, разделение глаголов на совершенный и несовершенный виды, равно как и отработать фонетический строй русского языка.

Список литературы1. Акифи О. И. Оптимизация проведения контроля знаний с использованием компьютерных технологий // Вест-

ник ТулГУ. Сер. Современные образовательные технологии в преподавании естественнонаучных дисциплин. Вып. 15. С. 54–68.

2. Современные образовательные технологии в преподавании естественнонаучного цикла: материалы XV Меж-дунар. науч.-практ. конф. Тула: Изд-во ТулГУ, 2016. С. 64–67.

УДК 372.881.1Татьяна Даниловна Рогачева,

кандидат педагогических наук, доцент,Донской государственный технический университет,

г. Ростов-на-Дону, Россия, e-mail: [email protected]

Ирина Анатольевна Кондратьева,кандидат филологических наук, доцент,

Донской государственный технический университет,г. Ростов-на-Дону, Россия,


Надежда Вениаминовна Малина,доцент,

Донской государственный технический университет,г. Ростов-на-Дону, Россия,


Художественный текст в практике преподавания русского языка как иностранногоСтатья посвящена вопросам изучения художественного текста на занятиях по русскому языку как

иностранному. Отмечается многофункциональность художественного текста, изучение литературных произведений позволяет иностранным студентам узнать особенности жизни русского человека, понять его культуру, восприятие мира. В статье рассматриваются принципы отбора литературного материала и анализ текста в иностранной аудитории.

Ключевые слова: художественный текст, русский язык как иностранный, культура, менталитет

254


Tatyana D. Rogacheva,Candidate of Pedagogical Sciences, Associate Professor,

Don State Technical University,Rostov-on-Don, Russia,


Irina A. Kondratieva,Candidate of Philology, Associate Professor,



Nadezhda V. Malina,Associate Professor,



A Literary Text in Teaching Russian as a Foreign LanguageThe article is devoted to the study of a literary text in the lessons of Russian as a foreign language. The

authors of the article pay special attention to the multifunctionality of a literary text. They point out that the study of literary works allows foreign students to learn the way how Russian people live and to understand Russian culture and mentality. The article deals with the principles of selection of literary texts and analysis of these texts by a class of foreign students.

Keywords: a literary text, Russian as a foreign language, culture, mentality

Художественная литература отражает спо-собность народа сохранять накопленный куль-турный опыт, информацию о мире и себе самом в символах и образах. Литература – это не только представление общечеловеческих ценностей, но и огромный пласт знаний о стране, ее истории, традициях и обычаях, нравственных понятиях, своеобразии мировосприятия и культуры. Наци-ональные особенности культуры проявляются в религии, искусстве, науке, но именно художе-ственная литература позволяет познать основы культуры русского человека с высочайшей степе-нью эстетического совершенства выражения.

Все элементы национальной ментальности, составляющие основу национальной культуры, в художественном произведении представлены в яркой и доступной форме. Особенностью ли-тературоведческого знания в отличие от других гуманитарных дисциплин является бóльшая сте-пень его ориентации на трансляцию ценностей русского этноса, его ментальности, в силу спо-собности классической литературы «аккумули-ровать в себе в обобщенном, «свернутом» виде всю национальную культуру» [2, с. 5]. Этим и об-условлены широкие дидактические возможности русской литературы в обучении русскому языку как иностранному. Овладение иностранным язы-ком невозможно без понимания культуры страны изучаемого языка.

Художественная литература позволяет сов- ременному человеку «сохранить себя в контексте культурной жизни, традиций языковой культуры, национально-культурного мышления, культурной истории» [6, с. 50].

Проблема использования художественного текста в иноязычной аудитории, несмотря на бо-гатую историю изучения и значительную степень разработанности, по-прежнему продолжает инте-ресовать методистов и преподавателей русского языка как иностранного (РКИ).

В настоящее время, когда общий уровень ре-чевой культуры российского общества существен-но снижен, и иностранцы становятся свидетелями этого процесса, основной задачей преподавате-лей РКИ становится приобщение студентов к пра-вильной русской речи, обучение их русскому языку на основе лучших образцов русского ли-тературного языка, к числу которых относится художественная литература. В первую очередь, это касается студентов гуманитарной подготовки специальностей «Лингвистика», «Переводоведе-ние», «Реклама», «Связи с общественностью», «Социальная работа», так как программа обуче-ния позволяет больше внимания уделять худо-жественному тексту и его анализу. Но и студенты других направлений обучения с интересом чита-ют художественные тексты, находя в них интерес-ную информацию о русском мире.

Общеизвестно, что в преподавании ино-странных языков, в частности русского языка как иностранного, художественный текст в первую очередь ценен своей многофункциональностью. Его воспитательная, эстетическая, культуроло-гическая, страноведческая и языковая функции, гармонично сочетаясь, делают процесс обучения более эффективным и оказывают положительное воздействие на мотивацию учащихся.

В зависимости от целей обучения художе-ственный текст используется как объект анализа (филологического, лингвистического, комплексно-го, стилистического, лингвострановедческого), как иллюстрация функционирования языковых единиц всех уровней (прежде всего, лексики, словообразо-вания, грамматики и стилистики), а также как сред-ство овладения различными видами речевой дея-тельности и основами культуры страны изучаемого языка и как один из способов проникновения в со-знание его носителей, понимания их менталитета. Грамотное использование художественных текстов в преподавании РКИ является важным условием взаимопонимания между народами.

255


Использование художественных текстов на занятиях по РКИ и создание современных мето-дик предполагают, прежде всего, целенаправлен-ный отбор учебного материала. Так, по словам Н. В. Кулибиной, «если “освоение чужих слов” и “поступающих извне языковых впечатлений” – до некоторой степени закономерность усвоения языка, то каким же значимым и определяющим весь учебный процесс и, главное, его результат оказывается выбор “чужих слов”, иными слова-ми, – учебных текстовых материалов, а также их методическая организация. И в этом смысле переоценить роль художественного текста в язы-ковом учебном процессе нельзя, как нельзя при-знать законченными поиски оптимальной мето-дики его использования при обучении языку, что априори определяет актуальность любых попыток решения данной задачи» [6, с. 47].

Уточнение уже существующих и разработка новых, современных принципов отбора художе-ственных текстов, а также учет литературно-куль-турологического аспекта в курсе преподавания РКИ требуют осмысления следующих методиче-ских проблем:

– текст как объект страноведческого и куль-турологического анализа и общие требования к нему: страноведческий потенциал, целевая ори-ентация, актуальность, типичность и др.;

– роль и место литературы на уроках русско-го языка в современных условиях, особенности восприятия и понимания иноязычного художе-ственного текста;

– определение стратегии преподавания эле-ментов литературы в рамках конкретного курса РКИ;

– интерпретация художественного теста: выявление текстовых опор для методической обработки учебного текста; комментирование художественного текста (текстуальное и внетек-стуальное); создание дискурсивной основы для работы в студенческой аудитории;

– способы и приемы работы с художествен-ным текстом, разработка и проведение спецкур-сов и спецсеминаров по материалам художе-ственной литературы;

– анализ имеющихся хрестоматий и пособий для работы с художественными текстами;

– виды и методы адаптации художественного текста;

– страноведческая и культурологическая ценность художественного текста;

– способы презентации художественного текста; – семантизация лексики; – система языковых и речевых заданий к тек-

сту [1, с. 38].В художественном произведении допускает-

ся множество интерпретаций развития сюжета, поступков героев, оценки их действий, поэтому даже плохо говорящие иностранные студенты чаще всего начинают выражать свою точку зрения на занятиях по литературе, когда их переполня-ют эмоции и появляется необходимость обсудить проблему, передать смысл прочитанного препо-давателю и сокурснику.

В связи с ограниченными возможностями учебного времени необходимо составить список литературы, рекомендованной для самостоятель-ного чтения. В этот список могут быть включе-ны как произведения современных авторов, так и классиков [4]. Также может быть учтен и регио-нальный компонент. Донской край, юг России сла-вится своими великими земляками-писателями: А. П. Чехов, М. А. Шолохов, В. Закруткин, А. Кали-нин и др.

Отбор текстов должен производиться на основе социальной нейтральности, значимости с точки зрения лингвострановедения и культуро-ведения, а также на основе увлекательного для обучающихся сюжета. Кроме этих задач, перед преподавателями РКИ стоят задачи адаптации текстов с ориентацией, c одной стороны, на ис-пользование наиболее частотной, общеупотреби-тельной лексики, а с другой – на максимальную связанность с конкретной грамматической и лек-сической темой [7].

Чтению текста предшествует большая пред-текстовая работа, включающая в себя культуро-ведческий компонент: историческая и временная характеристика событий, описываемых в тексте, иллюстративный материал в виде презентации фото, картин времени, представленного в про-изведении, краткая биография писателя. Пред-текстовые задания содержат объяснение новой лексики. Послетекстовая работа – это система заданий и упражнений самых разных типов: лек-сические, грамматические, коммуникативные. Для выработки у учащихся активного владения нормами русского речевого этикета, для расши-рения и углубления знаний в определенной про-блемной области создаются наиболее частотные коммуникативные ситуации. На базе стандартных коммуникативных ситуаций в заданиях представ-ляются и чисто разговорные формы, используе-мые как языковой стандарт. В системе заданий, предлагаемых к каждому тексту, наряду с язы-ковым материалом этого текста, используются слова и предложения-высказывания, которые со-относимы с лексической и грамматической темой данного текста и способствуют введению в актив-ную коммуникацию дополнительного запаса слов и оборотов речи. Особое внимание в заданиях отводится использованию пословиц, поговорок и фразеологизмов, имеющих лингвострановедче-скую и общекультурную ценность и способствую-щих обогащению речи учащихся.

Кроме того, в упражнениях обращается внимание на лексический и грамматический ма-териал, который не в полной мере изучается на занятиях по русскому языку в системе вузовской подготовки, но бывает важен для нормальной коммуникации (использование частиц, вводных конструкций и т. п.).

При чтении происходит включение читателя с иными фоновыми знаниями в межкультурную художественную коммуникацию.

Читателя художественного текста обычно ин-тересуют: время-пространство изображаемой жиз-ни; человеческие чувства и мысли; взаимодействие

256


различных «точек зрения» (идеологических, психо-логических конфликтов), принадлежащих участни-кам художественной коммуникации: автору, субъек-ту-повествователю, героям (персонажам) и самому читателю, как получателю информации.

Отсюда вытекает требование, предъявляе-мое к иностранным студентам: умение интерпрети-ровать самостоятельно прочитанный литературно- художественный текст со своей мировоззренче-ской и эстетической позиции, опираясь при этом на приобретенные аналитические навыки.

Таким образом, дидактические возможно-сти художественной литературы при обучении русскому языку иностранных студентов труд-но переоценить. Русская литература органично вплетена в культуру, что позволяет формировать эмоциональные и мировоззренческие доминанты личности студента, прививать любовь и уважение к русской культуре и языку. По нашему мнению, именно литература может выполнять интегрирую-щую миссию в процессе освоения иностранными студентами русского языка и культуры.

Список литературы1. Ахматов А. Ф. Нравственность и одухотворенное образование // Педагогика. 2003. № 8. С. 35–41.2. Воскерчьян О. М., Бабакова Л. Д., Моренко Б. Н. Формирование у иностранных студентов русскоязычной кар-

тины мира // Актуальные вопросы изучения русского языка как иностранного и проблемы преподавания на русском языке: материалы IV Междунар. науч.-практ. конф. (г. Ростов-на-Дону, 10 окт. 2016 г.) / под общ. ред. И. А. Кондрать-евой. Ростов н/Д.: ДГТУ, 2016. С. 3–7.

3. Ершова Л. В., Норейко Л. Н. Специфика национальных менталитетов и их отражение в академической сфе- ре // Русское слово в мировой культуре: материалы Х Конгресса МАПРЯЛ. СПб.: Политехника, 2003. Т. 1. С. 67–71.

4. Изучение языковой личности М. А. Булгакова студентами магистерского этапа на занятиях РКИ (на примере урока по роману «Мастер и Маргарита») / О. Е. Захарчук, М. В. Ерещенко, О. В. Николенко, И. В. Деточенко // Акту-альные вопросы изучения русского языка как иностранного и проблемы преподавания на русском языке: сб. ст. / под общ. ред. И. А. Кондратьевой. Ростов н/Д.: ДГТУ, 2017. С. 113–130.

5. Кондаков И. В. Литература как феномен русской культуры // Филологические науки. 1994. № 4. С. 17–28. 6. Кулибина Н. В. Художественный текст в лингводидактическом осмыслении. М.: Высш. шк., 2000.7. Рогачева Т. Д., Седрика Безандри Мари. Дидактические возможности русской литературы при обучении ино-

странных студентов русскому языку // Актуальные вопросы изучения русского языка как иностранного и проблемы преподавания на русском языке: материалы III Междунар. науч.-практ. конф. ( г. Ростов-на-Дону, 9 сент. 2015 г.) / под общ. ред. И. А. Кондратьевой. Ростов н/Д.: ДГТУ, 2015. С. 85–89.

УДК 372.881.1Фэн Сяоли,

магистр, преподаватель,Хулунбуирский институт,

г. Хайлар, Китай,e-mail: [email protected]

Стратегии запоминания русских слов (опыт исследования учебника «Колледж: Русская книга-1 и Книга-2»)

Для начинающих изучать русский язык очень сложно запоминать новые слова. Быстрое запомина-ние – основной навык, которым должны овладеть студенты, изучающие русский язык как иностранный. В этой статье предлагаются основные стратегии, обеспечивающие эффективное запоминание русских слов. Основные тезисы были сформулированы на основании тематического исследования учебника «Колледж: Русская книга-1 и Книга-2».

Ключевые слова: лексика; словообразование, русские слова, выучить наизусть

Feng Xiaoli,Master, Teacher,

Hulunbuir Institute,Hailar, China,


Strategies for Remembering Russian Words (the Experience of Studying the textbook “College: Russian Book-1 and Book-2”For beginners to learn Russian is very difficult to remember new words. Quick memorization is the main

skill that students who learn Russian as a foreign language should master. This article suggests the basic strategies that ensure the effective memorization of Russian words. The main theses were formulated on the basis of a case study of the textbook “College: Russian Book-1 and Book-2”.

Keywords: lexicon; word formation, Russian words, memorize

Многие, начинающие изучать русский язык, считают, что основной трудностью при его изуче-нии является запоминание новых слов. Методика

преподавания РКИ предлагает много способов для запоминания слов, среди которых выделя-ются механическое запоминание, запоминание

257


циклического повторения и др. Чтобы укрепить уверенность в изучении русского языка, повысить эффективность его изучения, помочь студен-ту быстрее осваивать новые слова, необходимо знать особенности физиологической стороны ра-боты нашего мозга и, в частности, процессов па-мяти. Процесс запоминания делится на два этапа: поддерживание и воспоминание. Поддерживание заключается в том, что наш мозг способен прини-мать и сохранять внешнюю информацию на про-тяжении всего процесса памяти. Воспоминание же основано на том, что мозг выбирает и обраба-тывает нужную информацию.

При работе с запоминанием новых слов сле-дует учитывать вышеназванные особенности про-цесса памяти.

Например, запоминая русские слова, надо учитывать и звук, и форму, и значение. Это зна-чит, чтобы запоминать русские слова, нужно учи-тывать их морфологическое строение и значение слова.

Предлагаем несколько методов запоминания слов:

1. Составлять план запоминания слов, на-правленный на увеличение лексического запаса.

2. Активно участвовать в речевой деятельно-сти, используя новые слова.

3. Каждый день вести дневник на русском языке.

4. Повторять новые слова вовремя, пока эф-фект хранения запоминания слов ещё не пони-зился и т. д.

Методов запоминания слов много, но более удобный и эффективный, с нашей точки зрения, метод – это анализ структуры слов, анализ значе-ния слов. Ясна структура слов – ясно и значение слов, поэтому и запоминать слова легче. Говоря о структуре русского слова, следует обратить вни-мание, что для китайцев русские слова необыч-ны и в первое время трудны, поскольку китайская графика – иероглифическая и пиньинь. Поэтому, конечно, для того, чтобы достичь цели быстро запоминать слова, мы должны сначала овладеть структурными особенностями русских слов, иметь

представление о законах словообразования, что является необходимым условием для исполь-зования научного метода запоминания русских слов.

Например, при знакомстве со структурой рус-ского слова, студентам необходимо рассказать о таких важных частях слова, как корень, аффик-сы (префиксы, суффиксы, постфиксы, флексии) и основа слова. Необходимо рассказать студен-там о том, что каждый аффикс русского языка имеет своё место, выражает дополнительное лексическое значение в слове, может быть сло-вообразующим, а также может быть формообра-зующим.

Кроме того, необходимо знать и способы об-разования слов в русском языке. Зная эти спосо-бы, студенты могут сами по моделям научиться строить русские слова.

Мы предлагаем студентам, например, при-ставочный и суффиксальный методы запоми-нания слов: на основе теоретических сведений о приставках, суффиксах и их значениях в рус-ском слове, о корне как главной смысловой еди-нице слова, об однокоренных словах учим сту-дентов видеть логику построения русского слова и тем самым быстро запоминать эти слова. Как было сказано ранее, каждый аффикс русского языка имеет своё значение, поэтому запомнить слова по разным аффиксам и их значениям слов является одним из удобных и важных методов запоминания слов. Этот метод запоминания на-правлен не только на заучивание слов, но и по этому методу можно научиться выявлять значе-ния многих незнакомых слов и реже обращаться за справкой к словарю.

Методов запоминания русских слов суще-ствует много: метод запоминания классифика-ции, метод запоминания антонимии, метод со-ответствия, метод запоминания графическим способом, но более научно обоснованный и бо-лее удобный метод – это анализ образования сло-ва и его значения. Когда образование слов ясно, то и значение слова тоже ясно, и, следовательно, запомнить слова становится легче.

Список литературы1. 史铁强大学俄语1 外语教学与研究出版社, 2011年.2. 刘素梅大学俄语2 外语教学与研究出版社, 2011年.3. 阎国栋俄语常用词快速记忆南开大学出版社, 2000年.4. 傅民杰俄语单词速成记忆法地震出版社, 1988年.5. Китайско-русский словарь: 商务印书馆, 1983年.6. 俄汉双小解词典外语教学与研究出版社, 1985那.

Чэнь Вэйли,cтарший преподаватель,

Институт русского языка и культуры Хулунбуирского института,г. Хайлар, Китай,


Анализ факторов повышения русского произношения китайских студентовЯзык – инструмент для обмена информацией. Чтобы взаимодействие между коммуникантами

было более эффективным, необходимо помнить и о чистоте нашего языка, а именно – о фонетике. Точное произношение лежит в основе изучения русского языка, является одним из ключей для эффек-тивного освоения русского языка.

Ключевые слова: произношение, фонетика, произносительные ошибки, ударение, диалект

258


Chen Weili, Senior Lecturer,

Institute of Russian Language and Culture, Hulunbuir University, Hailar, China,


Analysis of the factors of the Russian pronunciation of Chinese studentsLanguage is a tool for information exchange. To make communication between communicants more

effective, it is necessary to remember about the purity of our language, namely phonetics. Exact pronunciation is the basis of the study of the Russian language, is one of the keys to the effective mastery of the Russian language.

Keywords: pronunciation, phonetics, pronunciation errors, accent, dialect

Язык – инструмент для обмена идеями, для взаимного понимания. Изучение иностранного языка состоит из изучения фонетики, граммати-ки и слова языка. Фонетическая система – самая сложная, но в то же время и самая важная, пото-му что фонетика – сама по себе структура. Каж-дый язык имеет свои особенности произношения, поэтому в процессе изучения русского языка ки-тайским студентам надо освободиться от воздей-ствия китайского произношения, чтобы научиться точнее выражать свою мысль в русской речи. Точ-ное произношение является одной из основных целей изучения русского языка, а также является одним из важных средств для освоения русского языка. Кроме того, неправильное произношение влечёт за собой и многие грамматические ошиб-ки, и как следствие, собеседники не понимают друг друга.

Данная статья анализирует типичные произ-носительные ошибки китайских студентов при из-учении русского языка.

1. Вмешательство родного языка.У людей, которые говорят на разных родных

языках, есть разные произносительные привычки. В процессе изучения иностранного языка родной язык может «вмешиваться» в произношение уча-щихся на иностранном языке, поэтому иностран-ные студенты часто делают произносительные ошибки.

Например, некоторые русские звуки отсут-ствуют в китайском языке: [з], [р], взрывной звук [г], мягкий звук [ч], поэтому многие китайские сту-денты обычно с трудом произносят эти звуки. На-пример, врач – в[л]ач, прямо – п[л]ямо, работать – [л]аботать и т. д.

2. Вмешательство диалекта.В Китае имеется много наций и имеется мно-

го различных местных диалектов. Поэтому мест-ные диалекты часто мешают правильному произ-ношению китайских студентов на русском языке. Например, студенты в провинциях Хунань, Хубэй,

Сычуань часто смешивают звуки [л] и [н]: напри-мер, в словах много – м[л]ого, лампа – [н]ампа, студент – студе[л]т и т. д.

3. Проблемы с ударениемВ русском языке ударение слов свобод-

ное, в различных словах оно может падать на различные слоги. В большинстве ударный слог стоит в центре или конце ритмического русского слова.

1) Обычно разные формы слова имеют не-одинаковые ударения. Например, молодо’й – мо’лод – моло’же.

2) Ударение свободное, строгих правил нет. Изменение места ударения меняет смысл слова. Разные ударения слова имеют различные значе-ния. Например, ве’сти 消息 – вести’ 引导, доро’га 道路 – дорога’ 宝贵, ви’дение 视力 – виде’ние 幻想, му’ка 痛苦 – мука’ 面粉 и так далее.

Работа над правильностью произношения основывается на следующих принципах:

1) При изучении русского языка китайские студенты должны много делать фонетические упражнения.

2) Студенты сами должны научиться нахо-дить и исправлять произносительные ошибки в своей речи и друг у друга.

3) Студентам нужно постоянно слушать ау-диовизуальные материалы при изучении русско-го языка. Произносительные аудиовизуальные упражнения очень помогут обучению правильной речи.

4) При изучении новых или незнакомых рус-ских слов китайским студентам надо обязательно запоминать их ударение.

Русский язык – это богатый язык. По мнению многих изучающих его, русский язык – один из сложнейших языков в мире. Китайским студен-там, которые бы хотели выучить русский язык, сначала необходимо освоить русскую фонетику. Так как правильное произношение – это первый шаг на пути к изучению иностранных языков.

Список литературы1. Коренькова Е. В., Пушкарева Н. В. Русский язык и культура речи: учеб. пособие. М.: Проспект, 2010. 384 с.2. Купина Н. А., Михайлова О. А. Основы стилистики и культуры речи: практикум для студентов-филологов. М.,

2004. 296 с.3. 信德林俄语语音、语调[J]. 中国俄语教学, 1982（3）.4. 戚雨村语音学引论[M]. 上海外语教育出版社, 1985年 5. 汪芳掌握俄语发音[M]. 世界图书出版公司, 2004年.6. 王宪荣现代俄语语音学[M]. 黑龙江人民出版社, 1995年.7. 许余龙对比语言学概论[M]. 上海外语教育出版社, 1992年.8. 赵作英俄语实践语音语调[M]. 外语教学与研究出版社, 1985年.

259


УДК 378.096Чэнь Чжаомин,

профессор,Институт русского языка Хулунбуирского института,


Международное сотрудничество в образовании как эффективный способ подготовки прикладных специалистов по русскому языку

Международное сотрудничество в образовании широко принято в вузах. В новый период инициа-тивы «Один пояс, один путь» имеется огромная потребность в прикладных специалистах по русскому языку, потому что Китай граничит с Россией и некоторыми странами СНГ. В данной статье автор опи-сывает результаты сотрудничества в образовании между двумя вузами и отмечает, что международное образовательное сотрудничество является эффективным путём подготовки прикладных специалистов.

Ключевые слова: сотрудничество, способ, подготовка, прикладной специалист

Chen Zhaoming,Professor,



The International Cooperation in Education as an Effective Method of Training of Application-Oriented Specialists in RussianThe international cooperation in education is widely accepted in higher education institutions. During

the new period of an initiative “One belt, one way” a huge need for application-oriented specialists in Russian because China bounds with Russia and some CIS countries is had. In this article the author describes results of cooperation in education between two higher education institutions and marks that the international educational cooperation is an effective way of training of application-oriented experts.

Keywords: cooperation, method, preparation, application-oriented expert

В условиях вызова государственной иници-ативы «Один пояс, один путь» и строительства экономического коридора между Китаем, Россией и Монголией Внутренняя Монголия КНР стано-вится окном открытости на Север, и, в частности, благодаря неповторимому локальному преиму-ществу город Хулунбуир имеет опыт дружествен-ного обмена и сотрудничества с Россией и Мон-голией. Прикладные специалисты по русскому языку, которые не только знают русский язык, но и понимают русскую культуру, осведомлены об экономике, транспорте, архитектуре и др., очень нужны в разных отраслях сотрудничества. В этом случае Институт русского языка и культуры Ху-лунбуиркого института (ХИ) должен брать на себя миссию подготовки прикладных специалистов по русскому языку.

Более 30 лет специальность «русский язык» в ХИ развивалась с нуля до нынешнего мощного уровня. Было подготовлено более двух тысяч вы-пускников. Они работаю в разных местах и отрас-лях нашей страны, работают и учатся в России. Нынешний преподавательский состав включает 17 китайских и 5 русских преподавателей, из них – 4 профессора, 5 доцентов. Учащихся в институте более трёхсот. Численность обучающихся русско-му языку в пятерку наибольших в Китае.

У института имеются близкие связи сотруд-ничества с некоторыми русскими университетами, в частности – сотрудничество с ЗабГУ продолжа-ется более 15 лет. Первый русский специалист приехал именно из ЗабГУ. Некоторые из русских преподавателей в Хулунбуире работали и жили

не один год. Сотрудничество между двумя уни-верситетами началось с 2005 года, тогда обе сто-роны совместно подготовили студентов в рамках программы «2+2» и стажировки в течение 1 года. Более 400 студентов учились в ЗабГУ, некоторые из них поступили в магистратуру и даже аспиран-туру, защитили и получили диплом русского вуза, нашли себе желаемую работу или в Китае, или в России.

Стоит подчеркнуть, что сотрудничество меж- ду ХИ и ЗабГУ заслужило внимание Фонда «Рус-ский мир» и МАПРЯЛ. В ноябре 2013 г. оба уни-верситета в Институте русского языка Хулуньбу-ирского института создали Центр русского языка и культуры под эгидой Фонда «Русский мир». Со-здание Центра эффективно расширяет масштаб и отрасли обмена и сотрудничества обеих сторон. На основании Центра кафедра русского языка как иностранного ЗабГУ и Институт русского языка и культуры ХИ провели целый ряд мероприятий, которые пользуются популярностью и одобрени-ем преподавателей и студентов. Например, олим-пиады по русскому языку, фестиваль русской ли-тературы «Эти строки о России», международная научно-практическая конференция «Русский язык в современном Китае».

В апреле 2017 г. во время конференции «Рус-ский язык в современном Китае» председатель МАПРЯЛ Вербицкая направила поздравительное письмо, что подчеркивает значимость сотрудни-чества обеих сторон и уровень организации кон-ференции. Многие участники отметили, что кон-ференция в 2017 г. явилась лучшей не только по

260


количеству участников, но и по масштабу тем об-суждения и представленных докладов о подготов-ке прикладных специалистов по русскому языку по соответствующим стандартам. После конфе-ренции участники совершили культурную поездку в село Эньхэ г. Эргунь на празднование традици-онной Пасхи. Значимо, что там живут потомки рус-ских эмигрантов и сохраняют обычаи и традиции.

Институт РЯ ХИ имеет дружественные свя-зи с другими русскими вузами: с Красноярским государственным педагогическим университетом, Иркутским государственным политехническим университетом, Сибирским Федеральным универ-ситетом и др. Всё это позволяет преподавателям и студентам иметь возможность учиться или ста-жировать в России, узнавать, какие знания и на-выки им нужны для работы и жизни.

В свете инициативы «Один пояс, один путь» государство выбирает студентов-отличников и от-правляет их учиться в Россию и страны СНГ. Уже 23 студента были посланы из Института русского языка и культуры в последние 3 года.

Одним словом, эффективное международ-ное сотрудничество создаёт пространство для со-вместной подготовки прикладных специалистов.

После 2012 г. китайские вузы переживают ряд реформ, целью которых является повышение ка-чества подготовки студентов, повышение процен-тов занятости выпускников. Массовость высшего образования в современном Китае уже достигла 42,7 % в 2016 г., количество вузов – 2880, числен-ность учащихся в вузах – 36,99 миллионов чел.

ХИ уже включен в список первых 100 вузов, переходящих на прикладные и технические на-правления. Только 2 вуза в АРВМ в данном спи-

ске. Институт русского языка и культуры ХИ ждёт новая возможность развития и процветания в от-расли подготовки прикладных специалистов по русскому языку. Однако это предполагает реше-ние целого ряда задач: составлять новые учебные программы, разрабатывать стандарты обучения и воспитания, выбирать или составлять подхо-дящие учебники и пособия, выбирать и внедрять методики и модели обучения, создавать практиче-скую базу, заниматься внеклассной студенческой деятельностью и т. д. Самым трудным становятся смена концепции преподавателей и повышение их квалификации. За короткое время трудно выпол-нить эту задачу, но дружественные связи с русски-ми вузами и локальное преимущество позволяют нам осуществлять совместное высшее образова-ние (совместно подготовить прикладных специ-алистов по русскому языку в рамках программ «2+2», «3+2» или «4+2»). Конечно, можно вести подготовку в Китае, приглашая опытных русских преподавателей. Так, сегодня у нас работают 5 русских преподавателей. Здесь китайские и рус-ские преподаватели совместно обсуждают учеб-ную программу, посещают открытые уроки, заим-ствуют друг у друга методы и приемы обучения. Студенты с удовольствием принимают участие во внеклассной деятельности с русскими преподава-телями, например, в литературном салоне, спек-таклях, презентациях русской культуры и т. д.

Хотя мы говорим о подготовке прикладных специалистов по русскому языку, адаптирующих-ся к требованию рынка трудоустройства, нам не-обходимо признать, что занятость выпускников уже стала нормой проверки качества обучения в университете.

УДК 811.161.1Янь Цюцзюй,

кандидат педагогических наук,Южно-Китайский институт бизнеса при Гуандунском университете

иностранных языков и международной торговли, г. Гуанчжоу, Китай,


Культурные реалии в обучении русскому языку китайских студентовВ работе как предмет обучения русскому языку китайских студентов рассматриваются заимство-

ванные китайским языком из русского лексические единицы, называющие реалии русской культуры. Автор акцентирует внимание на национально-культурной специфике и лингвокультурологической цен-ности таких лексических единиц и считает, что обучение на материале данной лексики в китайской аудитории целесообразно осуществлять на продвинутом этапе владения русским языком, на основе поэтапной лингвокультурологической методики, позволяющей идентифицировать социокультурные элементы семантики наименований реалий русской культуры.

Ключевые слова: культурные реалии, русский язык как иностранный, лингвокультурологическая методика, национально-культурная специфика лексики, заимствованная лексика

Yan Qujuj,PhD in Pedagogical Sciences,

South China Business Institute at the Guangdong University of Foreign Languages and International Trade,

Guangzhou, China,e-mail: [email protected]

Cultural Realias for Teaching Russian language to the Chinese StudentsThis works describes vocabulary items used for naming realias of the Russian culture and borrowed by

the Chinese language from the Russian language as a subject for teaching Russian language to the Chinese Students. The author emphasizes the national cultural character of such vocabulary items, and believes,

261


that teaching on the bases of the vocabularyl items mentioned before in Chinese classroom is efficient at the advanced Russian language proficiency with application of consequent linguoculturological methods, which help to identify sociocultural elements of the semantics of the Russian culture realias’ namings.

Keywords: cultural realias, Russian as foreign language, linguoculturological methods, national cultural vocabulary features, borrowed vocabulary

Самым сложным аспектом в методике пре-подавания русского языка как иностранного явля-ется лексика. Лексический состав языка отражает разные явления и феномены, в том числе и куль-турные реалии. Учёт культурных реалий в рамках обучения РКИ чрезвычайно важен, поскольку они являются трансляторами духовного и материаль-ного мира, мышления народа и, таким образом, национального менталитета.

Вслед за Е. Ю. Поповой, под реалиями мы понимаем «слова и словосочетания, называющие объекты, характерные для жизни одного народа и чуждые другому» [6, с. 186]. Лексическая репре-зентация культурных реалий представляет собой чрезвычайно сложный материал для любой ино-странной аудитории, в том числе и для китайской, поскольку речь идёт о лексических единицах, представляющих «культурорепрезентативный уро- вень» [2] языка. Как справедливо отмечают Г. М. Васильева и О. В. Ротмистрова, обучение подобной лексике требует особого подхода ввиду того, что «именно лексический состав языка, яв-ляющийся его наиболее культурорепрезентатив-ным уровнем, становится важнейшим компонен-том содержания обучения» [2, с. 41].

Актуализация лексической репрезентации культурных реалий в аспекте обучения русскому языку китайских студентов обусловлена, во-пер-вых, активизацией гармоничного, позитивного вза-имодействия русской и китайской культур в раз-ных сферах деятельности, и сферы образования и культуры в рамках этого взаимодействия зани-мают особую нишу. В таком ракурсе диалога куль-тур реалии русской культуры представляют боль-шой интерес для китайской молодёжи. Во-вторых, российско-китайские культурные связи имеют давнюю историю. Результатом межкультурной коммуникации наших народов стало взаимопро-никновение культурных реалий. Не стал исключе-нием и лексический состав языка. Географическое соседство России и Китая, торгово-экономические связи, миграция русского и китайского населения (что особенно характерно для пограничных рус-ско-китайских территорий), взаимовлияние рус-ской и китайской культур и, следовательно, языков (начиная с эпохи Петра I) способствовали появ-лению и функционированию русских заимствова-ний в китайском языке [4, с. 66]. Таким образом в китайский язык вошло значительное количество лексических единиц, называющих русские реалии: наименования людей, пищи, одежды, праздников, сувениров, музыкальных инструментов и др.

Проведённый нами сопоставительный ана-лиз лексических единиц, называющих реалии русской культуры и заимствованных китайским языком из русского, позволил в учебных целях вы-делить лексемы с осложнённой семантикой, пред-ставляющие национально-культурную ценность

в аспекте обучения РКИ, и организовать их в тема-тические группы. Так, например, в тематическую группу «Наименования пищи и напитков» вошли лексемы квас, кисель, хлеб и малина. Несмотря на то, что эти лексемы оказались в числе заим-ствований из русского языка, в китайском языке они употребляются в первых (прямых) значениях, интерпретируются исключительно как разновид-ности пищи и напитков. Семантика лексем данной тематической группы в русской языковой картине мира содержит национально-культурный компо-нент, их семантика осложнена за счёт переносных значений, ёмкого идиоматического содержания и, следовательно, особенностей употребления в различных контекстах. Кроме того, например, лексема хлеб является константой русской куль-туры. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что константы как «устойчивые концепты культуры» [8, с. 85] являются важным компонентом того или иного национального культурного пространства, представляющего собой «информационно-эмо-циональное («этническое») поле, виртуальное и в то же время реальное пространство, в котором человек существует и функционирует и которое становится «ощутимым» при столкновении с яв-лениями иной культуры» [7, с. 11]. Ввиду этого обу-чение на материале анализируемой лексики в ки-тайской аудитории целесообразно осуществлять на продвинутом этапе владения русским языком и на основе поэтапной лингвокультурологической методики, позволяющей идентифицировать соци-окультурные элементы семантики наименований реалий русской культуры.

Предлагаемая нами лингвокультурологиче-ская модель включает два этапа: идентифициру-ющий и культурологический.

Идентифицирующий этап направлен на формирование у китайских студентов умений:

а) идентифицировать слова, фразеологизмы и пословицы тематической группы «Наименова-ния пищи и напитков»;

б) идентифицировать лексемы, входящие в словообразовательные ряды с лексемами темати-ческой группы «Наименования пищи и напитков».

Для выполнения заданий в рамках данного этапа предлагается использовать учебный те-матический словарь, в котором представлены прямые и дополнительные значения лексем, их словообразовательные ряды, идиоматическое со- держание, иллюстративный материал и культуро-логический комментарий, который важен при ана-лизе текстов различного характера (художествен-ных, публицистических, рекламных и др.).

В рамках Задания 1 студентам можно пред-ложить найти в учебном тематическом словаре перечисленные лексемы и определить сходства и различия в русских и китайских значениях этих лексем.

262


В Задании 2 с целью лучшего усвоения китай-скими студентами денотативного и социокультурного содержания изучаемых лексем мы предлагаем ис-

пользовать методические модели анализа отобран-ных лексических единиц, которые можно представить в виде таблиц, образцы которых представлены ниже.

Семантика лексемы «кисель»

Значения лексемы ПримерыПрямое значение лексемы (основное):

Кисель как пища Вязкий; ягодный; кислый; овсяный; сладкий; полезный; вкусный; Киселём брюха не испортишь.

Дополнительное значение лексемы:Кисель как поминальная еда Поминальный.

Во время поминок ели кисель.

Переносное значение лексемы:1. О вялом слабовольном человеке.2. О какой-либо вязкой, полужидкой массе

1. Слабый; безвольный; инертный; как кисель; словно кисель.2. Дорогу развезло; под ногами кисель.

Семантика лексемы «малина»

Значения лексемы ПримерыПрямое значение лексемы (основное):

1. Ягода.

2. Средство от простуды

1. Лесная, вкусная, сладкая; малиновое варенье, малиновый джем, малиновое масло, малиновая настойка.2. Лечебный отвар из малины; малиновая ветка

Переносное значение лексемы:1. Образ молодой красивой девушки.2. Образ родины.3. Символ любви.

4. Символ материального благополучия.5. Притон, тусовка

1. …Красну девицу найду / Ягодку-малину…2. Чужбина – калина, родина – малина.3. Красавица, душа-девица, / Полюби же ты меня… Калинка, калин-ка, калинка моя, / В саду ягода малинка, малинка моя…4. Не жизнь, а малина; Разлюли малина.5. В эту квартиру лучше не заходить, там у них воровская малина

Переносное значение лексемы:1. О вялом слабовольном человеке.2. О какой-либо вязкой, полужидкой массе

1. Слабый; безвольный; инертный; как кисель; словно кисель.2. Дорогу развезло; под ногами кисель

Отметим, что сочетаемостные возможно-сти лексем и другой иллюстративный материал в столбце «Примеры» был нами отобран на ос-нове материалов различных лексикографических источников, Национального корпуса русского язы-ка (НКРЯ), текстов различного характера, а также по данным ассоциативных экспериментов [10].

Так, в рамках Задания 2 студентам пред-лагается познакомиться со значениями лексем, представленными в таблицах, прочитать тексты

(небольшие фрагменты из текстов различного характера, в том числе справочного) и, пользу-ясь материалом таблиц, указать значения упо-треблённых в текстах лексем (квас, кисель, хлеб, малина).

Задание 3 предусматривает изучение слово-образовательных особенностей анализируемых лексем. Обучаемым предлагается изучить табли-цу суффиксов для образования, например, новых слов с корнем «квас».

-ОК квасОК Уменьшительно-ласкательное значение слова

-НИК (муж. р.)-НИЦа (жен. р.)

квасНИКквасНИЦа

Устаревшее значение: тот, кто приготовлял и продавал квас

-Ной квасНой Образование прилагательного от существительного «квас»

Во второй части Задания 3 предлагается про-читать микротекст, обратить внимание на слова, которые входят в один словообразовательный ряд с лексемой квас, найти эти слова, указать их суффиксы и объяснить, какие новые значения придают эти суффиксы словам с корнем «квас».

В Задании 4 предлагается соединить вы-деленные лексемы (квас, кисель, хлеб, малина) с прилагательными, показав возможные вариан-ты сочетаемости данных лексем, например: хлеб-ный, молочный, овсяный, хмельной, ядрёный, рус-ский, поминальный и др.

Важно отметить, что идентифицирующий этап важен для перехода к более сложному, культурологическому этапу, поскольку усвоение денотативного и социокультурного содержания изучаемых лексем на идентифицирующем этапе подготовит обучаемых к адекватному восприятию и усвоению более сложного, текстового матери-ала (художественных произведений, рекламных текстов, представляющих аутентичный мате- риал, и др.).

Целью культурологического этапа явля-ется формирование умений:

263


а) производить сопоставительный анализ лингвокультурологического содержания отобран-ных лексем в русской и китайской лингвокультурах;

б) понимать национально-культурную цен-ность отобранных лексем;

в) использовать сочетаемостные возможно-

сти отобранных лексем при создании текстов со-циокультурного содержания.

Так, в Задании 1 предлагается найти соот-ветствия между фразеологизмами и возможными вариантами их значений, представленных в Ма-териале для справок. Например:

Седьмая вода на киселе: Выяснилось, что никакие они ему не жена и дочь, а так, дальняя родня. Седьмая вода на киселе. (А. Приставкин. Вагончик мой дальний)

Материал для справок:

1) о дальнем расстоянии и бес-полезном занятии; 2) так говорят о дальнем род-ственнике

За семь вёрст киселя хлебать: Опять я должен был чуть не ежедневно таскаться на «Водный стадион» киселя хлебать. (Н. Климонтович. Последняя газета (1997–1999))

В Задании 2 студентам предлагается прочи-тать предложения из текстов различного харак-тера и прокомментировать переносные значения отобранных лексем.

Задания 3–5 предусматривают работу с ху-дожественными произведениями, поскольку их анализ «при изучении русского языка помогает не только овладеть изучаемым языком, но и понять ментальность другого народа, формирует меж-культурную компетенцию» [9, с. 194]. Нами были отобраны следующие произведения: «Сказание о белгородском киселе» (из «Повести временных лет»); роман А. Мелькова-Печерского «На лесах» (фрагмент, в котором описываются русские помин-ки и рассказывается о различной поминальной еде, в том числе о киселе), сказка «Горький хлеб» В. Замыслова, рассказ «Хлеб святой» И. Сенчен-ко, народная сказка «Лёгкий хлеб», рассказ А. Ре-мизова «Хлебный голос» и др. Важно отметить, что в рамках анализа отобранных лексем в кон-тексте произведений целесообразно предлагать студентам упражнения в аспекте межкультурной коммуникации. Так, китайской аудитории целесо-образно предложить провести параллели между национально-культурной ценностью семантики лексемы хлеб в русской лингвокультуре и нацио-нально-культурной ценностью семантики лексемы рис в китайской лингвокультуре, поскольку первая лексема входит в концептосферу русской культу-ры и так же значима, как в китайской лингвокуль-туре константа рис.

Заключительные упражнения предполагают работу с рекламными текстами, поскольку такие тексты представляют собой аутентичный матери-ал. Сочетаемостные возможности лексем, их пере-носные значения, национально-культурный компо-нент содержания в рекламных текстах позволяют говорить о феномене речевой образности. Так, В. П. Москвин акцентирует внимание на том, что речевая образность связана «со словесным ис-кусством в целом, вне зависимости от сферы его применения – будь это фельетон, «бытовое пове-ствование» <…>, лирическое стихотворение, ре-клама или анекдот» [5, с. 68]. Значит, компоненты

рекламного дискурса в рамках обучения лексике, называющей реалии русской культуры, актуальны в контексте иноязычного образования. Так, можно предложить студентам сравнить рекламу кваса в России и Китае. В Китае известны два бренда данного напитка – «Wahaha» [название приведено в форме транскрипции] и «Qiulin» («Кулин»). Квас активно рекламируется и в печатной рекламе, и на вывесках, и в телерекламе. Ролик кваса «Wahaha» сопровождается слоганом «Пейте «Wahaha»! Это хлебная жидкость!». В результате акценти-руется внимание, из чего делают квас (хлебный квас). Квас «Qiulin» (бренд, как и предприятие по производству кваса, назван по фамилии русского купца Кулина, открывшего в Харбине в 1900 году магазин, где можно было купить русские продукты и напитки, в том числе и русский квас) реклами-руется не иначе как «Настоящий русский квас!».

Студентам будет интересно сравнить китай-скую рекламу кваса с российской рекламой кваса «Русский дар», «Хлебный край», «Никола» и др. В текстах российской рекламы кваса показывает-ся взаимосвязь традиций по производству кваса с менталитетом народа, употребляется лексика с осложнённой семантикой, образно-выразитель-ные средства – эпитеты, метафоры, сравнения и др. При этом нельзя не согласиться с иссле-дователями в том, что сравнение (развёрнутое), даёт «представление о русской национальной картине мира» и на их примере «может быть дан лингвокультурологический комментарий» [1, с. 64], а изучение метафоры на занятиях по рус-скому языку позволит иностранным учащимся, помимо возможности систематизации лингвисти-ческих знаний и повышения уровня владения язы-ком, «изучить культуру России, понять русскую ментальность» [3, с. 152].

Подводя итог, отметим, что представления о национально-культурной специфике семантики лексики, называющей русские реалии, позволят учащимся адекватно воспринимать ментефакты русской культуры. Это, в свою очередь, будет спо-собствовать формированию межкультурной ком-петенции обучаемых.

Список литературы1. Ахметова Г. Д. Иностранные студенты изучают современную русскую прозу (сравнения как компонент тек-

ста) // Русский язык в современном Китае: материалы III Междунар. науч.-практ. конф. (г. Хайлар, 3–6 окт. 2014 г.). Чита: ЗабГУ, 2014. С. 63–67.

264


2. Васильева Г. М., Ротмистрова О. В. Учебное сегментирование лексико-семантического поля «Географиче-ское пространство страны» как основа формирования лингвокультурологической компетенции польских студентов, изучающих русский язык // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2013. № 9: в 2 ч. Ч. 1. С. 41–44.

3. Звездина Ю. В. Поэтапное изучение метафоры на занятиях по русскому языку как иностранному // Русский язык в современном Китае: материалы III Междунар. науч.-практ. конф. (г. Хайлар, 3–6 окт. 2014 г.). Чита: ЗабГУ, 2014. С. 150–152.

4. Ло Сяося. Использование русско-китайских параллелей при обучении русскому языку как иностранному (на примере сравнительного изучения культурных символов в регионах России и Китая): дис. … канд. пед. наук: 13.00.02. СПб., 2006. 242 с.

5. Москвин В. П. Русская метафора: очерк семиотической теории. 4-е изд., испр. и доп. М.: Изд-во ЛКИ, 2012. 200 с.

6. Попова Е. Ю. Роль культурных реалий в создании образа России (на материале современной русской худо-жественной прозы) // Вестник СамГУ. 2011. № 4. С. 186–190.

7. Русское культурное пространство: лингвокультурологический словарь / И. С. Брилева [и др.]. М.: Гнозис, 2004. Вып. 1. 318 с.

8. Степанов Ю. С. Константы: cловарь русской культуры. 3-е изд., испр. и доп. М.: Академ. проект, 2004. 992 с.9. Цзян Сюехуа. Методы обучения русскому языку в китайской аудитории на материале художественных тек-

стов // Русский язык в современном Китае: материалы III Междунар. науч.-практ. конф. (г. Хайлар, 3–6 окт. 2014 г.). Чита: ЗабГУ, 2014. С. 189–194.

10. Янь Цюцзюй. Лингвокультурологическая методика обучения китайских студентов русскому языку (на мате-риале русских заимствований в китайский язык). СПб.: РГПУ им. А. И. Герцена, 2013. 146 с.

265

Текст и контекст в методике преподавания русского языка и литературы в школе

УДК 82Андрей Евгеньевич Горковенко,

кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой РКИ, Забайкальский государственный университет,


Сергей Владимирович Петухов, кандидат филологических наук, доцент, методист,

Ленинградский областной институт развития образования, г. Санкт-Петербург, Россия,e-mail: [email protected]

Литературный пейзаж И. С. Тургенева в контексте традиций китайской живописиВ статье рассматривается литературный пейзаж И. С. Тургенева в контексте основных принципов

философии традиционной китайской живописи. Определены несколько особенностей, которые сбли-жают описание природы у Тургенева с живописью Поднебесной: связь с природой с момента рождения, поэтизированная конкретность, философская наполненность пейзажа, вдумчивое созерцание предме-та, ценность незавершённой формы, разлитость и бесконечность природы в мире, метафоричность и аллегоричность, метафизика, художник-наблюдатель, импрессионистичность пейзажа.

Ключевые слова: Тургенев в Китае, литературный пейзаж, традиционная китайская живопись, философия пейзажа, ци, метафора, импрессионизм

Andrey E. Gorkovenko, Candidate of Philology, Associate Professor,

Head of the Department of Russian as a Foreign Language,Transbaikal State University,


Sergey V. Petukhov, Candidate of Philology, Associate Professor, Methodist,

Leningrad Regional Institute for Educational Development,St. Petersburg, Russia,


I. S. Turgenev’s Literary Landscape in the Context of the Traditions of Chinese PaintingThe article examines the literary landscape of IS Turgenev in the context of the basic principles of the

philosophy of traditional Chinese painting. There are several features that bring together the description of nature in Turgenev with the painting of the Celestial Empire: the connection with nature from the moment of birth, the poeticized concreteness, the philosophical fullness of the landscape, the thoughtful contemplation of the subject, the value of the unfinished form, the diffusion and infinity of nature in the world, metaphorical and allegorical, metaphysics, writer-observer, impressionism of the landscape.

Keywords: Turgenev in China, literary landscape, traditional Chinese painting, landscape philosophy, qi, metaphor, impressionism

Иван Сергеевич Тургенев как мастер пей-зажа во многом оказался близок традиционной китайской живописи, и именно эта, до сих пор не исследованная, междисциплинарная параллель оказалась в центре нашего внимания. Работы же китайских аспирантов и литературоведов со-средоточены в основном на поэтике некоторых произведений Тургенева, в частности, женских характерах (диссертация Тао Ли «Принципы худо-жественной характерологии и типология женских

образов в романах И. С. Тургенева 1850-х годов», 2002). Положительный образ русской девушки нередко брался в качестве некоего идеала. Так, известный литературовед и писатель Ба Цзинь создавал своих героинь, ориентируясь на женские образы Тургенева. Россия XIX века и настоящие тургеневские, чистые душой женщины оказались интересны китайскому читателю.

Сие Лю И восхищался автором «Записок охотника» как выдающимся человеком и писа-

266


телем, «который сумел достойно представить русскую литературу на Западе. Она распростра-няется в Европе, и народы других стран начали знакомиться с произведениями Тургенева, влия-ние которого на их духовную жизнь с годами не уменьшается. Его влияние может сравниться только с влиянием Л. Н. Толстого» [2, c. 7]. Многие известные китайские писатели сами переводили произведения И. С. Тургенева, восхищаясь непо-вторимым стилем классика «золотого века» рус-ской литературы, отчасти заимствуя его в своём творчестве.

Некоторые китайские исследователи называ-ли произведения Тургенева «летописью русского общества». В первой половине ХХ столетия, на-чиная с 1915 года романы и повести Тургенева, статьи о нём публиковались почти ежегодно.

Лу Синь видел в тургеневских творениях «до-брую душу, горечь, агонию угнетённых» и воспри-нимал их глубокую печаль. Юй Дафу, анализируя разочарования и колебания «лишних людей», воспринимал их лирическую грусть, а Ба Цзинь, переживая тургеневское чувство, воспринимал его нежные, элегические нюансы.

Представителя новой китайской литерату-ры Юя Дафу (1896–1945, наст. имя Юй Вэнь), Го Можо оценил так: «В китайской литературе Дафу очень похож на Тургенева в русской литературе» [1, c. 314]. Не мечтавший стать писателем, Дафу, после прочтения повестей Тургенева «Первая любовь» и «Вешние воды», заинтересовался ино-странной литературой, особенно русской.

В своей творческой исповеди Юй Дафу ис-кренне выражает уважение к таланту русского классика: «Среди многих древних и современных, крупных и второстепенных иностранных писате-лей, мне кажется, самый любимый, самый зна-комый, самый привлекательный, с которым чаще всех хочется иметь дело и которого никогда тебе не надоест читать – это Тургенев. Пусть это моё, отличное от других современников пристрастие. Ведь я начал читать, захотел писать романы пото-му, что на меня полностью повлиял гигант север-ной страны, с ласковым лицом, чудными грустны-ми глазами, пышной бородой» [1, c. 317].

Издатели, научная общественность и читате-ли продолжают изучать творчество русского клас-сика и в современном Китае.

Иван Сергеевич Тургенев – один из луч-ших пейзажистов в мировой литературе. Приро-да средней полосы России в его произведениях представлена в образе необъятной красоты. По-добно живописцу, он видит бескрайние просторы полей, густые леса, перелески, изрезанные овра-гами, слышит шелест берёзовых листьев, звонкое многоголосье пернатых обитателей леса, вдыхает аромат цветущих лугов и медовый запах гречихи. Писатель философски размышляет о гармонии в природе, не всегда подвластной человеку, ее разлитости в мире. Такое онтологическое отно-шение к природе сближает Тургенева с традици-онной китайской живописью, для которой важно понятие «ци», наполненное глубоким смысловым содержанием. Из него вырастет и китайский ли-

тературный пейзаж. Герои Тургенева очень тон-ко чувствуют природу, умеют понимать её вещий язык, и она становится как бы соучастницей их переживаний.

Тургеневский пейзаж приобрёл всемирную известность. В произведениях Тургенева закла-дывается традиция пейзажных зарисовок как самоценных текстов в русской литературе, в то время как в Китае существует богатая и давняя традиция литературного пейзажа, основанного на китайской живописи. Тургенев близок эстетиче-ской и этической традициям китайской культуры.

Для неё одним из ведущих жанров живо-писи с древних времён остаётся пейзаж, кото-рый вошёл в литературу Поднебесной именно с длинных свитков и альбомных листов мастеров «шаньшуя» и «хуаняо». Китайским читателем тур-геневский пейзаж гораздо легче воспринимается сквозь призму традиционной живописи Поднебес-ной – философской, загадочной, тонкой, лирич-ной. Есть много схожих особенностей на листах китайских живописцев и в пейзажных зарисовках Тургенева, и, тем самым, можно установить бли-зость европейской и восточной культуры в пони-мании мира природы.

Восприятие китайским читателем русско-го пейзажа трудно представить без обращения к традиционной живописи Поднебесной, через по-средство которой происходит понимание и симво-лическое осмысление картин природы, созданных Иваном Сергеевичем Тургеневым.

Мы выявили несколько особенностей, сбли-жающих описание природы у Тургенева и фило-софию китайской пейзажной живописи.

1. Связь с природой с момента рождения – философия «ци».

С самого рождения Тургенев был связан с при-родой, с одним из красивейших мест России – Мцен-ским уездом Орловской губернии, усадьбой Спас-ское-Лутовиново, в которой располагался огромный парк с липовыми аллеями, могучими дубами и сто-летними елями, высокими соснами и стройными то-полями, каштанами и осинами, фруктовыми садами и цветниками. Это живописное место стало одной из первых страниц в книге природы, которую Иван Сергеевич пишет всю жизнь. Именно в Спасском он научился глубоко любить и чувствовать приро-ду. Сад и парк в Спасском, окрестные поля и леса – первые страницы книги Природы, которую Тургенев не устаёт читать все жизнь.

Автор воспроизводил её образ простыми и точными мазками, при помощи ярких и сочных красок. Тургенев писал: «В самой природе нет ничего ухищрённого мудрёного, она никогда ни-чем не щеголяет, не кокетничает. В самых своих прихотях она добродушна» («Записки охотника, 28 декабря 1852 (9 января 1853 г.).

Китайцы считают, что вместе с первым вздо-хом родившегося человека в его тело проникает «ци» (氣). Это особое комплексное понятие, ко-торое легче почувствовать, чем объяснить. Оно подразумевает сложную связь человека с приро-дой. Благодаря собственной ци, человек прича-стен к великой энергии всей Вселенной.

267


2. Поэтизированная конкретность.Природа в произведениях Тургенева всегда

поэтизирована. Она окрашена чувством глубокого лиризма. Эту черту Иван Сергеевич унаследовал у Пушкина, особенно, способность извлекать по-эзию из любого прозаического явления и факта, и тогда природа оказывается конкретизирован-ной. Критика единодушно отмечала, что пейзаж у Тургенева всегда подробен и верен, он смотрит на природу не просто взглядом наблюдателя, но знающего человека. В то же время пейзажи писа-теля не просто натуралистически верны, конкрет-ны и подробны, но они также всегда психологичны и несут определённую эмоциональную нагрузку. Поэтические пейзажи Тургенева поразительно конкретны и вместе с тем овеяны переживаниями рассказчика и действующих лиц, они динамичны и тесно связаны с действием. Картины природы в его произведениях отличаются конкретностью. Реальностью. Зримостью. Автор описывает при-роду не как бесстрастный наблюдатель; он чётко и ясно выражает своё отношение к ней.

Китайская живопись представляет собой объединение художественного искусства с поэ-тическим. Её символика раскрывается в опоэти-зированной конкретности. Например, на пейзаже может быть надпись: «Весною озеро Сиху совсем не то, что в другие времена года». Подобное на-звание трудно представить в европейской живо-писи.

3. Философская наполненность пейзажа.Тургенев иногда предлагает читателям фило-

софское осмысление пейзажа, когда высказывает мысли о жизни и смерти, о вечности мира при-роды и кратковременности человеческой жизни, о влиянии окружающей природы на мировоззре-ние человека.

Традиционный жанр китайского пейзажа так и называется: шань-шуй («горы-воды»). Гора (шань) олицетворяет Ян (светлый, активный прин-цип природы), вода (шуй) – Инь (женственный, темный и пассивный). Философия китайской пейзажной живописи раскрывается во взаимо-действии этих двух начал, которое передаётся взглядом на пейзаж сверху, с высокой точки зре-ния, чередованием планов: горных вершин, полос тумана, водопадов.

Жизнь человека, по Тургеневу, определяется не только общественными отношениями данного исторического момента, не только всей совокупно-стью национального опыта, она находится ещё во власти неумолимых законов безучастной к нему природы. После «Рудина» эти мотивы в творче-стве Тургенева усиливаются в повестях «Поездка в Полесье», «Фауст», «Ася» и «Первая любовь». «Поездка в Полесье» открывается размышления-ми рассказчика о ничтожности человека перед ли-цом всемогущих природных стихий. Сталкиваясь с их властью, герой остро переживает своё оди-ночество, свою обречённость. «Трудно человеку, существу единого дня, вчера рождённому и уже сегодня обречённому смерти, – трудно ему выно-сить холодный, безучастно устремлённый на него взгляд вечной Изиды...» [4, c. 52].

4. Вдумчивое созерцание природы.В Китае существует традиция, основанная на

вдумчивом созерцании природы, а стили живопи-си различаются не по амбициям художников, а по состоянию изображаемого пейзажа: «бегущий по-ток», «бамбуковый лист на ветру», «небеса, про-яснившиеся после снегопада». Отстранённость личности художника определяет ещё одну важ-ную особенность традиционной китайской эсте-тики: мастер не размышляет о бренности своей жизни, а созерцает и эстетизирует бренность ма-териальных вещей.

Мудрецы Востока любят повторять, что если для деятельного европейца, обуреваемого идеей покорения природы и демонстрации силы, нет большего удовольствия, чем забраться на вер-шину высокой горы, то для китайца наибольшее счастье – созерцать гору у её подножия.

Каждый месяц года в Поднебесной связывал-ся с определённым цветком: хризантема – символ осени; дикая слива – зимы; пион – весны; лотос – лета. В самый жаркий месяц «человек с хорошим вкусом» будет наслаждаться у себя дома созер-цанием «пейзажа с тенистыми рощами, в которых хорошо укрываться от жары», а изображения «вы-сохших деревьев и бамбука среди камней» можно держать в комнате в любое время года.

Тургенев бесконечно любил природу. Со-зерцать её красоту, сочетающую одновременно простоту и величие, было для него жизненной потребностью, источником творческого вдохнове-ния, блаженством. Тургенев не только благоговел перед внешней красотой природы – он понимал душу и силу природы.

Интересна высказанная Тургеневым мысль о том, какую он избрал бы себе специальность, если бы мог заново начать жизнь: «Я выбрал бы карьеру пейзажиста. Пейзажист не зависит ни от издателя, ни от цензуры, ни от публики; он вполне свободный художник. В природе так много пре-красного, что сюжет всегда для него готов, готов целиком, умей только выбрать его. Расправь свой холст, бери краски и пиши. Лгать тут не нужно» [4, c. 136]. Создавая образ природы пером писа-теля, а не кистью художника, Тургенев в каждом своём произведении оказывался настолько прав-див и красочен, что французский литературовед и искусствовед Ипполит Тэн назвал русского писа-теля «совершеннейшим из живописцев».

Тургенев является автором замечательных повестей и рассказов, посвящённых красотам и прелестям родной русской природы и, конечно, человека – венца этой самой природы. Впечат-ления, вынесенные из поры жизни, проведённой в Спасском-Лутовинове, нашли своё отражение в цикле рассказов «Записки охотника».

5. Ценность незавершённой формы (изобра-жение части предмета).

Одним из приёмов в китайской живописи яв-ляется изображение части предмета. Считается, что если на картине изобразить часть ветки де-рева, то сила картины выходит вовне, связывая художника и зрителя с внешним окружающим ми-ром. При этом часть энергии Космоса возвраща-ется в картину как дополнительная.

268


Человек, рассматривая китайскую карти-ну, должен уметь следовать за движением «ци», даже когда она выходит за пределы самой кар-тины и возвращается обратно. Это обязательное условие, которое достигается определённой тре-нировкой, чтобы не допустить рассеяния «ци».

Символическое отношение к форме хорошо раскрывается в притче о китайском художнике, ко-торый в конце концов свёл изображение дракона к одной-единственной чёрточке.

В одном из писем к Полине Виардо Тургенев говорит о том весёлом волнении, которое вызыва-ет у него созерцание хрупкой зелёной веточки на фоне голубого далёкого неба. Тургенева поража-ет контраст между тоненькой веточкой, в которой трепетно бьётся живая жизнь, и холодной беско-нечностью равнодушного к ней неба. «Я не выно-шу неба, – говорит он, – но жизнь, действитель-ность, её капризы, её случайности, её привычки, её мимолетную красоту… всё это я обожаю» [4, c. 264]. В письме открывается характерная осо-бенность писательского облика Тургенева: чем острее он воспринимает мир в индивидуальной неповторимости переходящих явлений, тем тре-вожнее и трагичнее становится её любовь к жиз-ни, к её мимолетной красоте.

6. Разлитость и бесконечность природы в мире.

Тургенев считал, что красота – единственная бессмертная вещь, она разлита всюду, простира-ет своё влияние даже над смертью, но нигде она не сияет с такою силой, как в человеческой ин-дивидуальности. Тургенев относился к природе, как к стихийной силе, живущей самостоятельной жизнью.

В Китае «мерой всех вещей» оказался не че-ловек, а природа, которая бесконечна и поэтому непознаваема. Китайский художник воспринима-ет пейзаж как часть необъятного и просторного мира, как грандиозный космос, где человеческая личность ничто, она как бы растворена в созерца-нии великого, непостижимого и поглощающего её пространства.

7. Метафоричность и аллегоричность.В некоторых произведениях Тургенева (на-

пример, в рассказе «Свидание») описание при-роды перекликается с сюжетом как аллегория. Время года – осень – традиционно символизирует в литературе заключительную фазу. В контексте сюжета – это конец взаимоотношений двух глав-ных персонажей. Также и настроение осени – упа-док, грусть, тревога – соответствует настроению описываемых в рассказе событий. Переменчивая погода – то дождь, то туча, то проблески солнца – словно повторяет игру настроений на лице глав-ной героини.

Аллегория, символ и поэтическое образное толкование мира вошли в плоть и кровь китайской действительности. Мост через озеро, пещера в скалах, беседка в парке часто получали такие названия: «Мост орхидей», «Ворота дракона», «Павильон для слушания течения реки» либо «Беседка для созерцания луны». Детям часто да-вали и дают поныне поэтические имена, навеян-

ные образами природы: «Ласточка», «Росточек», «Мэйхуа». Китайская живопись также очень мета-форична. Например, сочетание бамбука, сосны и дикорастущей сливы мэйхуа (по-китайски: три друга холодной зимы), изображение которых мы беспрерывно встречаем и на китайских картинах и на вазах, означают стойкость и верную дружбу. Китайская живопись представляет собой объеди-нение художественного искусства с поэтическим. На китайской картине нередко встретишь изобра-жение пейзажа и иероглифические надписи, пояс-няющие суть картины.

В китайском пейзаже можно увидеть голые островерхие горы севера, меняя окраску от осве-щения дня. Белоснежные могучие сосны у их под-ножий, выжженные солнцем пустыни с остатками древних городов, заброшенные скальные храмы, тропические леса юга, населённые бесчисленным множеством зверей и птиц. Незнающий человек скажет, что картины Китая однотипны, что одни только ветки и горы. Однако за всей этой чудной природой кроются замечательные стихи. Лирич-ные и трепетные.

8. Метафизика.Пейзажные картины в Китае считались про-

водниками метафизических сил. Благодаря соб-ственной ци, человек причастен к великой энер-гии всей Вселенной. Китайцы полагают, что когда люди отправляются на природу, они не просто восхищаются окружающим пейзажем, но и на-мерены получить частичку силы гор и или энер-гии воды – водопада, озера или реки. Именно по этой причине хорошие картины всегда обладают большой энергетикой. Она частично возникает из самих действий художника, но в основном она передаётся через мысленный, воображаемый об-раз. И далее по цепочке она передаётся зрителю, созерцателю картины. Создаются своеобразные каналы передачи энергии при её рассмотрении. Эти каналы можно прочувствовать, но нельзя про-сто увидеть.

Такую энергию «ци» мы чувствуем, когда ви-дим изображения мостов через реки, горные вер-шины в облаках, сбегающие со скал мощные пото-ки воды. Всё это несёт огромные потоки энергии.

Существуют и другие способы получения энергии. Например, считается, что на картине че-ловек, который любуется птицами в небе, должен обязательно смотреть по направлению их полёта, иначе поток «ци» будет прерван. То есть, китай-цы всегда заботятся о том, чтобы энергия была в движении. Особая энергетика передаётся также через краски картины.

Некоторые исследователи утверждают, что Тургенев в своих таинственных повестях и «Сти-хотворениях в прозе» полностью ушёл в мистико- фантастический мир, и что в поздний период творчества мировоззрению художника вообще стала близка мистика» [3, с. 58]. Так, например, слово «волна» Тургенев употребляет не в об-щепринятом значении (водяные бугры [обра-зующиеся в ветреную погоду]); у него это слово содержит намёк на воплощение смерти (« ... мы уже раздавлены, погребены, потоплены, унесе-

269


ны той, как чернила чёрной, льдистой, грохочу-щей волной!» – «Конец света», т. 10, с. 135). «Для «Стихотворений в прозе» весьма характерно че-редование бытовых сцен и сверхъестественных элементов. Цель этого художественного приёма – с помощью романтической гиперболы рельефнее передать существо реальной действительности» [3, c. 233]. Например, тургеневская ночь явно ме-тафизична: не только жутка и таинственна, она ещё и царственно прекрасна своим «тёмным и чистым небом», которое «торжественно и не-объятно высоко» стоит над людьми, «томитель-ными запахами», звучными всплесками больших рыб в реке. Она духовно раскрепощает человека, очищает его душу от мелких повседневных забот, тревожит его воображение бесконечными загад-ками мироздания:

«Я поглядел кругом: торжественно и цар-ственно стояла ночь… Бесчисленные золотые звезды, казалось, тихо текли все, наперерыв мер-цая, по направлению Млечного Пути, и, право, глядя на них, вы как будто смутно чувствовали сами стремительный, безостановочный бег зем-ли» [3, c. 234].

Бесконечное звёздное небо надо мной, по Канту, и категорический императив – живут во мне. И что первично – остаётся загадкой. Именно в этой загадочности и рождается гармония, осо-бое состояние духа, столь влекущее внимание любого китайского читателя.

9. Художник – наблюдатель.Китайский художник до того, как писать свои

картины, подобно естествоиспытателю, с беско-нечной тщательностью изучал природу во всех мельчайших её проявлениях. Он прекрасно знал структуру каждого листа, движение медлитель-ных гусениц, пожирающих спелые плоды, он знал мягкую поступь крадущегося тигра и насторожен-ный поворот головы молодого оленя, прислуши-вающегося к шорохам леса. Живописец словно посвящает зрителя в скрытые от него многочис-ленные тайны природы.

Такие же наблюдения над природой прово-дил и Тургенев, когда-то мечтавший стать пей-зажистом. Об этом свидетельствуют «Записки охотника», в которых русский классик выступил настоящим наблюдателем: «простота, ясность линий, о которых Тургенев по скромности говорил как об идеалах, ... свидетельствуют о его необык-новенной наблюдательности, но и умении в ми-крокосме видеть и находить тенденцию, анализи-ровать её. В этом сосредоточенном и рельефном описании природа живёт во всей своей первоз-данности, и автор чувствует себя самого частью

её. Здесь природа как бы сама сосредоточилась в человеке, в его восприятии, ощущении и оцен-ке... Сам Тургенев никогда не становился в «по-зитуру» перед природой. Опираясь на традиции устного поэтического творчества народа, именно из природы, окружающей человека, писатель чер-пал большинство своих сравнений и метафор.., природа наводила его на создание ярких, впечат-ляющих образов» [3, c. 18].

10. Импрессионистичность пейзажа.Объектом изображения в китайском пейза-

же является даже не сам пейзаж в европейском смысле этого слова, а неуловимо меняющееся состояние природы (своеобразный китайский им-прессионизм) и переживание этого состояния че-ловеком. Поэтому сам человек, даже если он изо-бражается в пейзаже, никогда не занимает в нём главного места и выглядит маленькой фигуркой, сторонним наблюдателем.

В описании природы Тургенев стремится пе-редать тончайшие нюансы. Недаром в тургенев-ских пейзажах Проспер Мериме находил «юве-лирное искусство описаний». И достигалось оно главным образом, с помощью сложных опреде-лений: «бледно-ясная лазурь», «бледно-золотые пятна света», «бледно-изумрудное небо», «шум-ливо сухая трава».

У Тургенева пейзаж играет огромную роль во всех произведениях. Он не только отражает пере-живания героев, но и выполняет свою наиболее важную функцию – переводит ситуацию в веч-ный план, подчёркивая мысли автора о вечности и бесконечности природы, позицию по отношению к вечным проблемам человечества.

Создание элегического эмоционального то- на – посредством включения лунного пейзажа автору удается погрузить читателя в мир тоски, печали, грёз, тайны. Эта функция ярко представ-лена в лунных пейзажах Тургенева.

Лунный пейзаж является составляющей ро-мантического пейзажа, потому что мотив ночи становится аллегорической завязкой драматиче-ских событий, окутан тайной и мистикой. Исполь-зование лунного пейзажа придаёт романтические черты их творчеству. Китайцев называют «детьми лунного света». Луна для них – точка отсчёта вре-мени. Лунный календарь, лунные лепёшки, луно-ликие красавицы…Мало для китайского сознания одной луны. Именно поэтому в китайской мифо-логии было девять лун. Луна – время темноты, покоя, сосредоточения, а, самое главное, столь редкого для полуторамиллиардного населения Китая – уединения (обращение к звёздному небу и категорическому императиву в себе).

Список литературы1. Ван Лие. Тургенев в восприятии классиков китайской литературы ХХ века // Балтийский филологический

курьер. 1996. № 4. С. 312–320.2. Вэй Лин. Предисловие к переводу полного собрания И. С. Тургенева. Шанхай, 1994. С. 1–17.3. Пустовойт П. И. С. Тургенев – художник слова. М.: МГУ, 1980. 376 с.4. Тургенев И. С. Собрание сочинений: в 12 т. М.: Худож. лит., 1954.

270


УДК 378.225Юлия Владимировна Звездина,



Формирование общепрофессиональных компетенций у студентов-бакалавров при анализе современной российской художественной литературы

В статье рассматривается возможность использования современной российской литературы при формировании общепрофессиональных компетенций у студентов-бакалавров, которые обучаются по направлению подготовки «Педагогическое образование». В статье даются примеры возможных заданий.

Ключевые слова: художественный текст, компетенция, педагогическое образование

Yuliya Zvezdina,Candidate of Philological Sciences, Associate Professor,



Establishment of a Professional Competence of Bachelor Students in the Analysis of Contemporary Russian art Literature

The article describes how to use the modern Russian literature in the training of bachelors who will serve as schoolteachers. The author describes how the students can form a professional competence. The author analyses the document – the Standard for the Training course “Pedagogical Education”. The article provides examples of tasks.

Keywords: artistic text, competence, pedagogical education

Одним из главных требований, предъявляе-мых к выпускнику высшего учебного заведения, является наличие сформированных профессио-нальных компетенций, обеспечивающих высокий уровень профессионализма и компетентности специалиста. Перед преподавателем высшей школы стоит задача сформировать у студента профессиональные компетенции, которые помо-гут ему в дальнейшем выиграть в конкурентной борьбе на рынке труда. Современное общество требует от молодого специалиста не только глу-боких знаний в какой-либо области, но, в первую очередь, умения применить эти знания на прак-тике. Кроме того, специалист должен уметь инте-грировать знания из разных наук и должен быть готов к непрерывному повышению своей квали-фикации, приобретению новых умений и навыков.

В 2001 году в материалах Стратегии модер-низации содержания общего образования ком-петентностный подход обозначился как одно из ключевых положений модернизированного обра-зования. В этом документе было введено понятие «ключевых компетентностей», объединяющих в себе знание, навыки и интеллектуальную со-ставляющую образования. На сегодняшний день компетентностный подход в образовании стал нормой, и в учебных стандартах и программах, педагогической литературе появились термины «компетенция», «компетентность», «компетент-ностно-ориентированные задания» и другие. В обществе и даже научной литературе суще-ствует смешение понятий «компетенция» и «ком-петентность», «профессионализм» и «професси-ональная компетентность». Иногда эти понятия рассматриваются как синонимы, а иногда нао-борот противопоставляются. Компетентность

является более широким понятием по сравне-нию с компетенцией, но более узким по срав-нению с профессиональной компетентностью. Э. Ф. Зеер понимает под профессиональной ком-петентностью интегративное качество личности специалиста, включающее систему знаний и на-выков, обобщенных способов решения типовых задач. Профессиональная компетентность вклю-чает в себя методологическую, профессиональ-но-практическую, личностную компетентность. Компетентность – это способность решать задачи с использованием теории и практического опыта [3, с. 3–17]. Р. М. Ахмадуллина и Н. Р. Валиахме-това, анализируя ФГОС ВПО, тоже определяют профессиональную компетентность «как способ-ность успешно решать функциональные задачи, составляющие сущность профессиональной де-ятельности» [1, с. 50]. Под профессиональной компетентностью «выпускника вуза понимается интегральная характеристика, определяющая его способность решать профессиональные пробле-мы и типичные профессиональные задачи, воз-никающие в реальных жизненных ситуациях про-фессиональной деятельности, с использованием знаний, профессионального и жизненного опыта, ценностей и наклонностей» [4, с. 72–73]. Компе-тентность формируется только в ходе практиче-ской деятельности при условии, что человек овла-дел рядом компетенций. Следовательно, можно сказать, что именно формирование практических навыков является приоритетным для современ-ного образования.

Понятия «компетенция» и «компетентность» также не являются синонимичными. Компетент-ность является более широким понятием, чем компетенция. Совокупность компетенций состав-

271


ляет компетентность специалиста. Под компетен-цией понимается «интегрированное сочетание знаний, умений, навыков, способностей и лич-ностных качеств, оптимальных для самостоятель-ного и творческого решения профессиональных и личностных проблем» [2, с. 93].

Преподаватель высшей школы должен ис-пользовать любой учебный материал для фор-мирования профессиональной компетентности студента. Таким материалом может быть и совре-менная российская проза. Знакомство студента с современной российской литературой проис-ходит при изучении специальных дисциплин (на-пример, «Русская литература») или в курсе дис-циплин по выбору студента. Изучение литературы требует интерпретации произведений, проведе-ния анализа различных видов. При осмыслении прочитанного текста студенты приходят к необхо-димости рассмотрения системы художественных образов текста. Наряду с другими художествен-ными образами анализируется и художественный образ мира, отражающий объективную действи-тельность.

Правильное выстраивание работы при из-учении и анализе современной российской ли-тературы дает возможность формировать у сту-дентов-бакалавров, обучающихся по стандарту направления 050100 Педагогическое образо-вание общепрофессональные компетенции [5]. В ФГОС ВПО прописано, что выпускник, получив-ший квалификацию бакалавра педагогического образования, должен обладать шестью общепро-фессиональными компетенциями.

ОПК-1 – осознает социальную значимость своей будущей профессии, обладает мотивацией к осуществлению профессиональной деятель- ности.

Студенты-педагоги зачастую не хотят рабо-тать по специальности в силу того, что не видят смысла и престижности своей профессии. Перед преподавателем высшей школы стоит задача рас-крыть важность работы учителя для общества. Именно изучение современной литературы спо-собно мотивировать будущего педагога на веде-ние профессиональной деятельности.

Произведения современных авторов отра-жают не только вечные проблемы, но и пробле-мы современной действительности, волнующие молодежь. Художественный образ мира, показан- ный писателями в произведениях, включает в себя реалии действительности, в том числе и политические. Например, при анализе романа С. Шаргунова «Птичий грипп» перед студентами предстает картина вовлечения молодежи в поли-тические интриги. Молодые люди не понимают сущности происходящих процессов, становятся манипулируемыми и зависимыми от бесчестных политиков.

В романе много отрицательных героев-по-литиков, которые высказывают свои анархиче-ские идеи и политические программы, поэтому будет уместно при знакомстве с данным романом использовать прием «софизмы», который пред-полагает, что студенты должны обнаружить не-

правильность и ложность идей отрицательных героев. Такой прием помогает студентам, во-пер-вых, сформировать умение мыслить логически, во-вторых, осознать важность роли преподавате-ля, выступающего на уроке в качестве оратора, в формировании массового сознания. Будущий педагог должен понимать, что от его професси-ональной деятельности зависит становление мировоззрения молодого поколения, а, следова-тельно, и развитие политической истории.

Преподаватель при анализе художественно-го образа мира может воспользоваться приемом «беседа» на тему важности роли учителя в об-ществе. Преподаватель формулирует вопросы, обсуждение которых способно раскрыть студен-там-педагогам их значимость для общества. При-ведем примеры подобных вопросов: Возможна ли демократия без существования учебных заведе-ний? Что может сделать учитель в рамках школы для улучшения жизни города и региона? Какие преимущества есть у профессии учителя? Можно ли назвать учителей политической силой страны?

ОПК-2 – способен использовать системати-зированные теоретические и практические знания гуманитарных, социальных и экономических наук при решении социальных и профессиональных задач.

При формировании этого умения преподава-телю необходимо обратиться к приему «Исследо-вательское задание». Перед студентами ставится задача прочитать один из современных романов, относящихся к направлению реализма или нео-реализма, и проанализировать художественный образ мира в этом произведении. Выполнение этого задания требует от студентов актуализации знаний по литературоведению, лингвистике, со-циологии и психологии. В результате выполнения задания студенты должны составить схему, отра-жающую основные черты образа современного мира. Продуктивным будет анализ произведений Ольги Славниковой, Михаила Елизарова, Алек-сандра Снегирёва, Захара Прилепина

ОПК-3 – владеет основами речевой профес-сиональной культуры.

Учитель обязан владеть всеми нормами рус-ского литературного языка, быть в этом плане образцом для учащихся. Педагог большую часть урока в школе говорит сам, поэтому для него важ-но уметь выстроить монологическую речь. При этом в монологе учителя присутствуют термины, необходимые для объяснения материала, и выра-зительные средства, которые способны сохранить внимание аудитории к слышимому тексту. В связи с этим при работе студентов-педагогов с совре-менной литературой, в частности при анализе художественного произведения, будет правильно использовать прием «одна лекция в разной ау-дитории». Студентам дается компетентностно- ориентированное задание составить лекцию для разных аудиторий (учащиеся 8–9 классов и уча-щиеся 10–11 классов), в которой бы вводились и объяснялись какие-либо новые термины. Напри-мер, для будущего учителя русского языка и ли-тературы может быть следующий ряд терминов:

272


литература, жанр, композиция, художественный образ. В качестве иллюстративных примеров сту-дент использует материал современной россий-ской прозы.

ОПК-4 – способен нести ответственность за ре-зультаты своей профессиональной деятельности.

При формировании данной компетенции можно использовать прием «прогноза будущего». На первом этапе студент должен разработать презентацию о каком-либо современном авторе и его произведениях. Представить биографию писателя, характеристику его творчества, сюжет выбранного произведения и его проблематику, которая непосредственно связана с анализом ху-дожественного образа мира. Кроме этого, студент должен подготовить прогноз того, как данное за-нятие отразиться на учащихся в их дальнейшей жизни. Соответственно, что при выполнении по-добного задания, студент должен продумать не только подачу материала, но и дидактическую идею, которая будет сквозной для его презента-ции. На втором этапе происходит представление презентации в аудитории и обсуждение ее ре-зультативности. Слушатели-одногруппники долж-ны определить уровень соответствия реальности прогнозу, данному разработчиком. Таким обра-зом, перед студентом встает ряд задач: 1) раз-работка содержания занятия; 2) подбор методов подачи материала, для чего необходимо привле-чение знаний педагогики, методики и психологии; 3) разработка прогноза своей деятельности и де-ятельности других педагогов.

ОПК-5 – владеет одним из иностранных язы-ков на уровне профессионального общения.

Изучение современной литературы и ана-лиз художественных текстов требует от учителя XXI века, живущего в поликультурной среде, вла-дение иностранными языками. Учитель, который стремится непрерывно повышать уровень своей профессиональной компетентности, вынужден обращаться к зарубежной художественной и на-учной литературе, которая зачастую (особенно

научная) не имеет переводов на русский язык. Из-учение современной российской прозы способно мотивировать студентов на изучение иностранно-го языка. Например, прием «исследовательское задание» может помочь студентам расширить свой профессиональный лексикон иностранного языка. Учащимся дается задание проанализиро-вать недавно вышедшие в зарубежных изданиях или опубликованные в сети Интернет рецензии на произведения современных российских авторов. Например, не составит труда найти иноязычную информацию о книгах Игоря Сахновского, потому что они издаются в Германии, Великобритании, Франции, Италии, Сербии, Болгарии, а два его ро-мана в переводе на французский язык опублико-ваны парижским издательством «Галлимар».

ОПК-6 – способен к подготовке и редактиро-ванию текстов профессионального и социально значимого содержания.

Современный учитель занимается не только учебной, воспитательной, но и научной работой. Наличие научных публикаций и участие в конфе-ренциях повышает профессиональный и соци-альный статус учителя. Студентам, обучающимся по направлению «Педагогическое образование» предлагается в качестве домашнего задания на-писать рецензию на какое-либо произведение современного российского писателя. На следу-ющем этапе на лабораторном или семинарском занятии под руководством преподавателя тексты обучающихся анализируются и корректируются. Подобная работа формирует у студента умение продуцировать узкоспециализированные тексты и отрабатывает навыки редактирования.

Таким образом, можно сделать вывод, что современная российская литература может слу-жить ресурсом для формирования общепрофес-сиональных компетенций у студентов направ-ления «Педагогическое образование», а также анализ художественных текстов расширит круго-зор и повысит уровень речевой культуры будуще-го учителя.

Список литературы1. Ахмадуллина Р. М., Валиахметова Н. Р. Конструирование компетентностно-ориентированных заданий в про-

цессе профессионально-педагогической подготовки студентов // Образование и саморазвитие. 2012. Т. 4, № 32. С. 49–54.

2. Бабушкина Л. Е. Социокультурная компетенция студентов педвуза: характеристика и технологии формирова-ния // Сибирский педагогический журнал. 2011. № 8. С. 90–101.

3. Зеер Э. Компетентностный подход к модернизации профессионального образования // Высшее образование в России. 2005. № 4. С. 23–30.

4. Панеш А. Х. Формирование профессиональных компетенций в процессе преподавания дисциплин сетевых технологий в вузе // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. 3. Педагогика и психология. 2013. № 2. С. 72–75.

5. Федеральный государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования по на-правлению подготовки 050100 Педагогическое образование (квалификация (степень) «бакалавр») от 22.12.2009 г. № 788. 25 с.

273


УДК 81-11Екатерина Борисовна Коломейцева,

кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры русского языка № 1,

Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени академика И. П. Павлова,


К проблеме изучения русской грамматики китайскими студентамиВ условиях постоянно проявляющейся языковой интерференции отслеживание и устранение

типичных ошибок при обучении русскому языку как иностранному является приоритетной задачей. Русский язык особенно востребован в Китае в последние годы, что связано с экономической и обще-ственно-политической ситуацией. В связи с увеличением численности китайских студентов в России существует потребность в создании специализированной методики для обучения китайских студентов. По мнению автора статьи, в грамматическом аспекте данной методики целесообразно воспользоваться сопоставительным методом. Метод проиллюстрирован на примере изучения китайскими студентами глагольной системы русского языка и коррекции преподавателем типичных ошибок, совершаемых ки-тайскими студентами.

Ключевые слова: русский язык как иностранный, китайские студенты, сопоставительное язы-кознание, грамматика русского языка, глагольная система, методика преподавания

Ekaterina B. Kolomeytseva,Candidate of Philological Sciences,

Senior Lecturer, Russian Department № 1,Pavlov First St. Petersburg State Medical University,


On the Problem of Studying Russian Grammar by Chinese StudentsFacing the constantly evolving language interference, tracking and eliminating typical mistakes in a process

of teaching Russian as a foreign language is a priority. In recent years the Russian language is especially in demand in China, which is connected with the economic and socio-political situation. In connection with the increase in the number of Chinese students in Russia, there is a need to create a specialized methodology for teaching Chinese students. According to the author’s opinion, it is advisable to take advantage of the comparative method in grammatical aspect of latter methodology. The method is illustrated by the examples of the verbal system of the Russian language and the correction of typical mistakes made by Chinese students in this aspect.

Keywords: Russian as a foreign language, Chinese students, comparative linguistics, Russian grammar, verbal system, methods of teaching

На сегодняшний день русский язык как ино-странный востребован как учебный предмет бо-лее чем в 90 странах мира, в том числе в Китае. Не секрет, что в приграничных районах Китая, где полным ходом идёт развитие торгово-экономиче-ских отношений, русский язык считается приори-тетным. По этой причине, например, в 2010 году в городе был открыт первый во Внутренней Мон-голии Институт русского языка. Каждый год из Китая в Россию приезжает много студентов, же-лающих обучаться как по программам изучения русского языка, так и по другим специальностям. В связи с этим актуальным является вопрос о соз-дании специализированной методики обучения китайских студентов русскому языку. Это необхо-димо и потому, что у китайских студентов часто отсутствует язык-посредник (английский язык), на котором можно было бы объяснять грамматиче-ские явления.

Для построения такой системы преподавания русского языка требуется чётко осознавать основ-ные отличия русского и китайского языков в грам-матическом строе, поскольку камнем преткнове-ния при обучении китайских студентов русскому языку зачастую является именно грамматика.

Китайский язык характеризуется агглютинатив-ным номинативным строем и грамматически зна-чимым порядком слов, тогда как в русском языке есть категории рода, числа, падежа, гибкая систе-ма окончаний, что представляет определённые трудности в овладении речевыми компетенция-ми. Как считает В. И. Остапенко, «для правильно-го владения языком знание средств грамматиче-ских связей столь же необходимо, сколь и умение употреблять грамматические категории» [4, с. 77]. Другой сложностью для китайских студентов оста-ется нефиксированная просодика русского языка, тогда как китайский язык является тоново-слого-вым языком. В устной речи на китайском языке присутствует деление русских слов на отдельные слоги с выделенными тонами, что, конечно, не де-лает речь понятнее. Встречаются и ошибки, свя-занные с расставлением двух и более ударений в словах [6, с 11–12]. Таким образом, открытым остаётся вопрос о создании комплексной мето-дики при обучении китайских студентов русскому языку. Заметим, что «конечный результат опре-деляется ...тем, насколько та или иная модель отвечает поставленной цели и позволяет в даль-нейшем использовать сформированную языко-

274


вую и коммуникативную компетенцию в реальных ситуациях общения». Традиционно в учебниках главное место уделено лексическому и страно-ведческому компоненту, а грамматические и фо-нетические моменты разработаны недостаточно. По итогам наших наблюдений, китайским студен-там часто требуется вспомогательное средство при овладении грамматикой, так, они достаточно часто используют учебники на китайском языке для грамматической справки. Как справедливо указывает Т. В. Лыпкань, «нарушения, появив-шиеся на начальном этапе, являются, как пра-вило, устойчивыми и сохраняются в речи китай-цев и на дальнейших этапах обучения русскому языку, поэтому их можно назвать типичными ошибками» [2, с. 92]. Как правило, знание грам-матической системы китайского языка хотя бы в общих чертах помогает бороться с проблемой. Наработки сравнительного языкознания помога-ют в преподавательской деятельности. По словам С. М. Трофимовой, «говоря о преподавании грам-матики русского языка учащимся-иностранцам, необходимо сказать о соотношении образования и употребления грамматических форм. Только во фразе, взятой из живого языка, учащийся сможет почувствовать и понять значение слова. Главный упор нужно делать на понимании и употреблении форм, а не на образовании» [6, с. 13].

Остановимся на типичных ошибках китай-ских студентов, связанных с глаголами, и спосо-бах их преодоления (исходя из нашего опыта ра-боты с китайскими студентами):

1. Неразличение видов глагола, употребле-ние несовершенного вида вместо совершенного. На эту ошибку указывает и А. Л. Мышинский, за-мечая, что «русские студенты тоже испытывают неимоверные трудности, пытаясь усвоить пра-вила употребления китайских глаголов типа кай-голай (проехать за рулём сюда) или каньцилай (подметить)» [3, с. 27]. По нашим наблюдениям, употребление видов поддаётся коррекции при со-поставительном объяснении грамматического мо-мента. Так, хотя в китайском языке и отсутствует система видов, существует два вида окончаний прошедшего времени: -лэ – как указание на од-нократное действие в прошлом, что в большин-стве случаев соответствует совершенному виду русского языка. Второе окончание -го обозначает многократное, повторяющееся действие в про-шлом, что подходит для объяснения через срав-нение случаев с несовершенным видом русского языка. Приведём пример. В китайском канле – по-смотрел, канго – смотрел (несколько раз). Как видно, при переводе как раз задействованы оба вида глагола.

Конечно, мы говорим о прошедшем времени, но один усвоенный пример затем легче перенести и в другую плоскость, применить к другой ситуа-ции. Таким образом, можно провести коррекцию грамматической ошибки на начальном этапе об-учения.

2. Неверное употребление глаголов движе-ния, таких как идти–ходить, бежать–бегать. Их неразличение также вызывает множественные

ошибки в речи и на письме. Несмотря на отсут-ствие в китайском языке прямого аналога, при объяснении имеет смысл воспользоваться глаго-лами направления движения лай и чу, это связано с тем, что при объяснении различия между наши-ми глаголами типа идти–ходить применяется оппозиция «в одном направлении – в разных на-правлениях, туда и обратно». Проиллюстрируем, как можно объяснить глаголы идти–ходить в со-поставлении с китайским языком: идти – глагол без послелога направления движения цзоу, тогда как ходить – цзоулай–цзоучу. Дословно ходить туда-сюда. Послелог – «часть слова или частица, играющая ту же роль, что предлог, но подставля-емая позади, после слова; выражает синтаксиче-ские отношения между именем существительным, местоимением, числительным и словами других частей речи, а также между существительными» [5, с. 278].

3. Ещё одной частой ошибкой является не-различение глагольных приставок русского языка, хотя знакомство с грамматикой китайского языка позволяет и в этом случае отыскать соответствие в послелогах. В китайском языке есть система глагольных послелогов, позволяющая на матери-але сравнительного перевода объяснить и рус-ские приставки направления движения: цзоуцзинь (без послелога лай и чу, так как они ещё и обо-значают направление по отношению к субъекту речи) – войти (к говорящему, который внутри), цзоучху – выйти (от говорящего) (здесь необ-ходимо уточнение глагола зайти как выразителя кратковременного действия, например цзоучху ися), цзоучу – уйти, цзоуго – уходить и т. д. По-слелоги сравнимы с нашими глагольными при-ставками, что позволяет подыскать соответствия при объяснении.

4. Непонимание сути атрибутивных форм глагола, причастия или деепричастия. Для китай-ских студентов сложным является употребление этих глагольных форм, так как часто им до кон-ца не ясно, что они собой представляют. Остано-вимся на деепричастии. Для объяснения через сопоставление в этом случае требуется модель предложения на русском и китайском языках, на-пример: кандже та, во тхи тхоу – глядя на него, я поднял голову. Деепричастия, указывающие на одновременное действие, можно передать че-рез сочетание китайского глагола и послелога же (дже), тогда как действие, окончившееся раньше другого действия, целесообразно иллюстриро-вать через грамматические конструкции с чжи-чень или чжихоу: шоуши вуцзы чжихоу, во чши фаньле. – прибравшись в комнате, я поел. Таким образом, деепричастие в китайском языке можно передать с помощью сочетания глагола и после-лога или построение предложения. Немного ина-че обстоит дело с причастием. Объяснение лучше всего предварить тем, что по своей сути прича-стие является сочетанием черт прилагательного и глагола, тогда проиллюстрировать причастия можно любым примером со служебным словом де: лай во цзя де жень – пришедший ко мне чело-век. Оформление служебным словом де делает

275


всё предшествующее ему определением в пред-ложении, а определяемое слово находится после.

Эти примеры призваны показать, что даже в различных по грамматическому строю языках можно находить соответствия при объяснении трудностей грамматики, тем не менее, не обой-тись без качественно составленных упражнений и тестов, чтобы довести навык употребления форм до автоматизма. В. Г. Костомаров указывал, что на первичном этапе обучения следует давать как можно больше концентрированного материа-ла, что связано с более высокой эффективностью первых уроков русского языка, когда сильна моти-

вация к изучению [1, с. 23]. Основываясь на опыте занятий по русскому языку, проводимых с китай-скими студентами в ПСПбГМУ им. И. П. Павлова, мы можем рекомендовать сравнительно-сопоста-вительный метод изучения грамматики в сово-купности с комплексом упражнений. Кроме того, полезно повторение усвоенного грамматического материала посредством чтения текстов с изучен-ными грамматическими конструкциями и их по-следующего анализа с преподавателем. Только такая эффективно построенная работа позволяет добиться хорошего результата в сравнительно ко-роткий срок.

Список литературы1. Костомаров В. Г. Митрофанова О. Д. Методическое руководство для преподавателей русского языка как ино-

странного. М.: Рус. яз., 1976.2. Лыпкань Т. В. Типичные ошибки китайцев при восприятии и реализации акцентно-ритмической структуры

русских слов // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований. СПб., 2007. Вып. 1. C. 89–93.

3. Мышинский А. Л. К проблеме обучения китайцев русскому языку // Китай: история и современность: мате-риалы IX Междунар. науч.-практ. конф. (г. Екатеринбург, 22–23 окт. 2015 г.) / под ред. С. В. Смирнова. Екатеринбург: Изд-во УрФУ им. первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2015.

4. Остапенко В. И. Обучение русской грамматике иностранцев на начальном этапе. М.: Рус. яз., 1987. С. 77.5. Рахилина Е. В. Когнитивная семантика: История. Персоналии. Идеи. Результаты // Семиотика и информатика:

сб. науч. ст. М.: Русские словари, 1998. Вып. 36. С. 274–324.6. Трофимова С. М., Чжан Фэйфэй. Опыт преподавания русского языка китайским учащимся // Русский язык

в полиэтнической среде: проблемы и перспективы: материалы междунар. науч. конф. (г. Элиста, 29–30 нояб. 2007 г.). Элиста: Изд-во КГУ им. Б. Б. Городовикова, 2007. С. 11–13.

УДК 82Любовь Леонидовна Крючкова,

кандидат филологических наук, доцент,Благовещенский государственный педагогический университет,

г. Благовещенск, Россия,e-mail: [email protected]

Стихотворение П. С. Комарова «Санчагоу» как обучающий текст при прохождении учебной (лексикографической) практики

В статье рассматривается проблема отбора учебного материала, даётся лексико-стилистический анализ стихотворения «Санчагоу», доказывается его уникальность как дидактического материала для обучения студентов работе со словарями разных типов, предлагаются задания для работы с текстом.

Ключевые слова: лексико-стилистический анализ, учебная практика, контекст, националь-но-культурный компонент в слове, исторический комментарий

Lyubov L. Kriuchkova,Candidate of Philological Sciences, Associate Professor,

Blagoveshchensk State Pedagogical University,Blagoveshchensk, Russia,


P. S. Komarov’s Poem “Sanchagou” as an Educational Text in the Course of the Training (Lexicographical) Practice

The article discusses the problem of selecting educational material, gives a lexical-stylistic analysis of the poem “Sanchagou”, proves the uniqueness as a didactic material for teaching students work with dictionaries of different types, and offers some tasks for working with the text.

Keywords: lexico-stylistic analysis, training practice, context, national-cultural component in the word, historical commentary

На кафедре филологического образования Благовещенского государственного педагогиче-ского университета в соответствии с норматив-ными документами была разработана програм-

ма учебной (лексикографической) практики для иностранных студентов, целью которой является приобретение студентами первичных профессио-нальных умений и навыков работы с лексикогра-

276


фическими источниками, в том числе первичных умений и навыков научно-исследовательской де-ятельности в составлении словарных статей для «Словаря языка П. С. Комарова».

Выбор творчества дальневосточного поэта оказался неожиданно удачным, так как в его ли-рике оказалось достаточно много стихотворений, в которых соединились славянская и азиатская, в том числе и китайская, культуры, что не мог-ло не найти отклик в душах студентов-китайцев, составляющих основной контингент учащихся международного факультета БГПУ. Особенно благодатным для исследования стал цикл сти-хотворений «Маньчжурская тетрадь», написан-ный П. С. Комаровым под впечатлением событий второй мировой войны, когда Советская Армия освобождала Северный Китай (Маньчжурию) от японских захватчиков [Подробнее: 5, с. 196–198].

Текстом, отвечающим всем требованиям за-дач обучения, стало стихотворение «Санчагоу»:

Здесь тишину годами берегли,В маньчжурском городишке Санчагоу.Днём – патрули. И ночью – патрули.И тишина. И ничего другого.Мерцает и качается слегкаЦветной фонарь из рисовой бумаги.Шаги конвоя. Тусклый блеск штыка.И солнце самурайское на флаге.В харчевнях гости сипнут до зари, И женщины толпятся у окошка,Где вместо стёкол – бычьи пузыри,Квасцами просветлённые немножко.Кругом покой. Шаги одни и те ж.И на колах висят не для того лиДве головы казнённых за мятеж,Как чёрные горшки на частоколе?Бездомный пёс пролаял на луну.И снова – ночь. И ничего другого.… Мы расстреляли эту тишину,Когда входили в город Санчагоу [2, с. 133].

Впервые название маньчжурского городишки Санчагоу встретилось в лирике поэта в стихотво-рении «Дорога на заставу», написанном в 1936 году: Налево уходят сёла, / Направо уходят сёла, / И только один Санчагоу / Напротив перед тобой [2, с. 50]. И вот теперь он видит его воо-чию. Приметой маньчжурского городишки являют-ся строки Мерцает и качается слегка / Цветной фонарь из рисовой бумаги. Остальное – картины военного времени, производящие безрадостное впечатление: Днём – патрули. И ночью – патру-ли; Шаги конвоя. Тусклый блеск штыка. / И солн-це самурайское на флаге; Две головы казнённых за мятеж,/ Как чёрные горшки на частоколе.

Все из названных слов имеют номинативное значение, за исключением строки солнце саму-райское на флаге, ставшее символом японской военщины. Для её обозначения поэт не случай-но выбрал эпитет самурайский. Являясь произ-водным от слова самурай, данного в словарях современного русского языка с пометой «разг. пренебр.» [4, т. 4, с. 25], у П. С. Комарова оно на-полнено особой эмоциональностью, граничащей с почти бранным употреблением. Этот вывод напрашивается невольно, если рассматривать

слово в контексте предвоенного творчества по-эта: Из-за сопок – гор высоких, / Из-за дальних перевалов / Надвигается пурга. / Ближе тучи к нам подходят, / Ближе к Дальнему Востоку / Силы чёрные врага. / Но не будут бить копытом / Наших нив чужие кони. / Им зелёных трав не мять. / Ни клочка земли советской, / Что в бою была добыта, / Самураям не видать. (Дальне-восточная песня); Придёт пора, – она придёт, я знаю, – / И младший сын твой в будущем бою / Врагу припомнит ненависть твою, / И скорбь твою припомнит самураю. (Мать).

И в день, когда Советская Армия начала ос-вободительный поход в Маньчжурию (Северный Китай), поэт увидел связь между историей Даль-него Востока 1918–1922 годов и современными ему событиями: Мы вспомним сегодня, как сёла пылали, / Как пепел Ивановки сердце нам жёг, / Как девушек наших секли шомполами, / Как пла-кали дети у вражеских ног. / И каждая сопка ро-димого края, / И каждая речка, и каждая падь / Поведают нам о делах самурая, / О замыслах черных напомнят опять. (9 августа 1945 года).

Зрительные картины-образы в стихотворе-нии «Санчагоу» дополняются слуховой, где клю-чевым является слово тишина, отражающее ат-мосферу военного времени. В первой строфе оно встречается дважды: Мы тишину годами берег-ли; И тишина. И ничего другого. В словарях да-ётся два его значения: «отсутствие звуков, говора, шума; безмолвие, молчание» и «отсутствие враж-ды, ссоры, общественных волнений, беспорядков; мир» [4, т. 4, с. 369], но в контексте всего стихотво-рения семантический объём слова расширяется: это отсутствие звуков, говора, шума; безмолвие, молчание, установленные насильственным пу-тём. Неслучайно синонимом к слову тишина яв-ляется слово покой «неподвижность, отсутствие движения и шума» [4, т. 3, с. 247]. Он мнимый, так как создан ценой человеческих жертв: И на колах висят не для того ли / Две головы казнённых за мятеж. Усиливает впечатление холодного ужа-са сравнение Как чёрные горшки на частоколе. А на улицах всё те же патрули, в тишине слыш-ны только их шаги: Шаги одни и те ж. В этом случае велика изобразительно-выразительная функция частиц И, ЖЕ, подчёркивающих одноо-бразие обстановки, длящейся годами.

Веселье только в убогой харчевне, «где вме-сто стёкол – бычьи пузыри, / Квасцами просвет-лённые немножко». Там «гости сипнут до зари». Поэт неслучайно выбирает слово гости. Его се-мантический объем в контексте данного стихот-ворения сужен, но мы понимаем, что речь идёт о непрошеных гостях, так как в лирике П. С. Кома-рова, отражающей предвоенное и военное время, со словом гость часто употребляются или под-разумеваются эпитеты прошеный и непрошеный: На юг и запад раскинулась степь. / Просторы степные не ждали гостей. / Винтовка и солнце у них за плечом. / Какая дорога к себе их влечёт? (Керим Усманов); В его [старика] избе, не трону-той огнем, / Непрошеные гости ночевали. / Под-часки спали каиновым сном, / И часовые бодр-

277


ствуют едва ли. (Возмездие); Был японец таким учтивым – / Гостю прошеному под стать: / То заладит речитативом, / Что-то вежливо бор-мотать, / То раскланивается в пояс, / Сохра-няя высокий слог, / То открыто забеспокоясь, / Отодвинется в уголок. (На допросе. Из цикла «Маньчжурская тетрадь»).

Исторического исследования требует строка И женщины толпятся у окошка. Значение сло-ва толпиться в словарях русского литературно-го языка определяется как «собираться где-либо толпой, образовывать толпу» [МАС, т. 4, с. 376] соответствует контексту. Но его понимание не бу-дет полным, если не знать, что город Санчагоу (со-временное название – Дунин) до второй мировой войны был корейским национальным посёлком. Он расположен в юго-восточной части провинции Хэй-лунцзян, на границе с Россией. Во время Второй мировой войны форт Санчагоу (Дунин) был самым большим военным фортом японцев в Азии и на-зывался Восточной Линией Мажино. Здесь были расквартированы японские солдаты, для которых было построено 59 публичных домов, где находи-лось 2 000 женщин-утешительниц для развлечения и игр японских солдат [3, с. 47–48] (по материалам, подготовленным студенткой Юань Фаньфань). После исторических изысканий становится понят-ным, почему женщины толпились у окошка. В этом случае должно быть уточнено и значение слова: «стоять толпой в ожидании своей участи».

Завершает стихотворение метафора: Мы расстреляли эту тишину, / Когда входили в го-род Санчагоу. В ней существенную роль играет местоимение эту, то есть тишину, установленную под гнетущим воздействием страха.

Лексико-стилистический анализ стихотво-рения показывает, что в нём содержится бога-тейший материал для исследования: способы толкования слов и определение значений слов по контексту, исторический комментарий к слову и слова с национально-культурным компонентом (Цветной фонарь из рисовой бумаги; …вместо стёкол – бычьи пузыри, / Квасцами просветлён-ные немножко и сравнение Как чёрные горшки на частоколе), слово и словосочетание (гость и не-прошеный гость).

Определив тематику и содержание учебной практики, мы основой исследования сделали сти-хотворение «Санчагоу», но привлекали и тексты других стихотворений. Тематику и содержание учебной (лексикографической) практики диктовал сам материал [3].

Обращаясь к теме «Задачи учебно-исследо-вательской практики», мы задание формулируем таким образом, чтобы студенты поняли необхо-димость работы со словарями: Прочитайте сти-хотворение «Санчагоу» (из цикла стихотворений П. С. Комарова «Маньчжурская тетрадь»). Пере-ведите. Подчеркните непонятные вам слова. Что-бы понять их смысл, необходимо научиться рабо-тать со словарями и другими источниками.

Знакомясь с понятиями заголовочное слово и грамматические пометы, студенты в первую очередь анализируют стихотворение «Санчагоу», выполняя задания:

1. Прочитайте, как записано заголовочное слово в словарях (ударение, исходная, то есть на-чальная форма слова) на примере слов патруль, бездомный, беречь, пролаять, днём, ночью из сти-хотворения «Санчагоу». Обратите внимание, как записаны причастия просветленный и казненный в МАС («Словаре русского языка» в 4-х томах), СУ («Толковом словаре русского языка» под ре-дакцией Д. Н. Ушакова и СО («Словаре русского языка» С. И. Ожегова).

2. Найдите грамматические пометы к словам патруль, бездомный, беречь, пролаять, про-светлённый, казнённый, днём, ночью из стихот-ворения «Санчагоу». Какую информацию о слове они несут (частеречная характеристика, грамма-тическое значение, особенности в употреблении грамматических форм)?

Обучение способам толкования слова в первую очередь осуществляется на основе рас-смотренного нами стихотворения: найдите тол-кования слов патруль, год, беречь из стихотво- рения «Санчагоу»; определите способы их толко-вания.

Употребление слова в контексте снова обра-щает нас к стихотворению «Санчагоу», где выпол-няются задания:

1. Познакомьтесь с порядком работы над словарями с целью выбора нужного значения на примере слова разводье. Выберите нужные тол-кования к словам бить (битый), бродить / за-бродить, тишина, проанализировав контекстное употребление слова.

2. Прочитайте употребление слова толпить-ся из стихотворения П. С. Комарова «Санчагоу».

– Найдите в словарях современного литера-турного языка все его значения. Соответствуют ли они его контекстному употреблению?

– Прочитайте материал Юань Фаньфань о женских отрядах утешительниц, который поможет правильно определить смысл слова толпиться. Узуальным или окказиональным является его зна-чение?

– Какую информацию необходимо знать для правильного определения значения слова?

Умения и навыки в работе со стилистически-ми пометами снова обращает студентов к стихот-ворению «Санчагоу». Они выполняют следующие задания:

1. Познакомьтесь с материалами Юе Синкуй о слове самурай. Переведите. Объясните значе-ния выделенных слов.

2. Найдите по словарям современного рус-ского литературного языка слово самурай. Опре-делите тип его толкования.

3. Можно ли в энциклопедическом словаре узнать значение слова?

4. Найдите по словарям современного рус-ского литературного языка слово самурайский (Санчагоу). Запишите его толкование, определите тип толкования; обратите внимание на стилисти-ческие пометы. Почему не во всех словарях они имеются?

5. Какую стилистическую помету к слову са-мурайский сделали бы вы?

278


6. Найдите по словарям современного рус-ского литературного языка слово сипнуть (Сан-чагоу). Обратите внимание на стилистические пометы к слову.

Наконец, практические навыки работы со словом, содержащим национально-культурный компонент, приобретаются студентами при вы-полнении следующих заданий: определите по контексту значения слов фонарь, рисовая бумага из стихотворения П. С. Комарова «Санчагоу».

– В каком случае слова будут содержать экс-тралингвистическую информацию?

– В каких источниках можно найти дополни-тельную информацию к указанным словам?

– Как самостоятельно, с опорой на имеющи-еся словари, сформулировать значение слова с национально-культурным компонентом?

7. Найдите по словарям современного рус-ского литературного языка значения слов гор-шок, бычий пузырь, частокол из стихотворения

П. С. Комарова «Санчагоу». Докажите, что эти слова содержат национально-культурный компо-нент, характерный для русской культуры.

Таким образом, в нашей учебной (лексико-графической) практике стихотворение П. С. Ко-марова «Санчагоу» является ключевым при вы- полнении заданий, связанных с конкретными тема-ми изучения лексикографии и получения первич-ных знаний в работе со словарями. У студентов оно вызывает интерес, так как в нём идет речь о родной стране, близким им событиях, понятных реалиях. Неслучайно они откликаются на просьбу препо-давателя провести серьёзное исследование. Мы не потеряли их изысканий и посчитали необходи-мым включить в учебное пособие Л. Л. Крючковой, А. Г. Сергеевой «Организация и проведение учеб-но-исследовательской практики бакалавров фи-лологического образования (Благовещенск, 2014), так как для нас превыше всего творческие поры-вы студентов, которые мы всячески поощряем.

Список литературы1. Комаров П. С. У берегов Амура. Стихи. Хабаровск: Дальгиз, 1940. 84 с.2. Комаров П. С. Избранное. Хабаровск: Хабаровское кн. изд-во, 1992. 276 с.3. Крючкова Л. Л., Сергеева А. Г. Организация и проведение учебно-исследовательской практики бакалавров

филологического образования: учеб.-метод. пособие. Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2014. 135 с.4. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. 4-е изд., стер. М.: Рус. яз.: Полиграфресурсы, 1999.5. Щербакова О. И. Комаров // Энциклопедия литературной жизни Приамурья XIX–XX веков / сост., ред., вступ.

ст. А. В. Урманова. Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2013. С. 196–198.

УДК 82Сергей Владимирович Петухов,

кандидат филологических наук, доцент, методист,Ленинградский областной институт развития образования,


Елена Анатольевна Соколова, кандидат философских наук, доцент,

заведующая кафедрой филологического образования,Ленинградский областной институт развития образования,


Литературная гостиная как способ реализации креативного потенциала обучающихсяВ статье представлен опыт проведения литературной гостиной «Любовь в русской литературе

XIX – начала XX веков», в рамках которой демонстрируются возможности использования внеурочных форм деятельности в учебном процессе.

Ключевые слова: литературная гостиная, театр, литература, тема любви, внеурочная деятель-ность

Sergey V. Petukhov,Candidate of Philological Sciences, Associate Professor,

Methodist, Leningrad Regional Institute for Educational Development,St. Petersburg, Russia,


Elena A. Sokolova, Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor,

Head of the Department of Philological Education,Leningrad Regional Institute for Educational Development,


Literary Salon as a Way to Realize the Creative Potential of School StudentsThe article presents the experience of holding the literary salon “Love in Russian literature of the XIX – early

XX centuries” and demonstrates the possibilities of extra-curricular forms of activity in the educational process.Keywords: literary salon, theater, literature, love subject, extra-curricular forms of activity

279


Есть дача за Невой,Вёрст двадцать от столицы,

У Выборгской границы,Близ Парголы крутой…

Но мы забудем шумИ суеты столицы,

Изладим колесницы,Ударим по коням

И пустимся стрелоюВ Приютино с тобою.

Согласны? – По рукам!К. Н. Батюшков. Послание к Тургеневу

Современное российское литературное об-разование в условиях реализации ФГОС ООО является неотъемлемой частью общего процесса духовного развития нации. Русская классическая литература была и остаётся неиссякаемым источ-ником познания мира и человека, тем культурным кодом, без которого невозможна самоидентифи-кация и этническая самобытность. Владимир Путин в статье «Россия: национальный вопрос» впервые подробно коснулся проблемы нацио-нального культурного кода и с целью его сохра-нения и укрепления указал на повышение в обра-зовательном процессе роли таких предметов, как русский язык, русская литература, отечественная история в контексте всего богатства традиций и культур нашей страны. В концептуальной ча-сти Федерального компонента государственного стандарта общего образования по литературе особое внимание уделено необходимости форми-рования у учащихся ценностных ориентиров, ху-дожественного вкуса, эстетических и творческих способностей и, в немалой степени, «пониманию особой роли поэтического ландшафта» [3, с. 129].

В данной статье мы хотим представить опыт проведения литературной гостиной на тему «Лю-бовь в русской литературе XIX – начала XX веков».

Цель данного мероприятия – осмыслить и представить концепцию любви в творчестве русских писателей конца XIX – начала XX веков в инновационном художественно-эстетическом и культурологическом пространстве.

Задачи:– создать представление о литературе как

едином национальном достоянии в контексте творчества русских писателей конца XIX – начала XX веков в историко-культурной музейной среде усадьбы Приютино;

– стимулировать творческую активность уча-щихся через свободный выбор текстового матери-ала и его художественно-сценической интерпре-тации;

– воспитывать нравственный идеал человека и гражданина на примерах русской классической литературы и культуры России в целом и Ленин-градской области как малой Родины в частности.

Именно литературная гостиная является од-ним из способов реализации креативного потен-циала школьников, их погружения в мастерскую писателя и художественный мир произведения, сти-мулом для более глубокого постижения предмета.

Литературная гостиная – одна из форм ин-теллектуального, нравственного и эстетического

воспитания. Встреча в особой атмосфере, декла-мация художественных текстов, прослушивание музыкальных композиций, инсценировки и теа-тральные импровизации – всё это способствует формированию потребности видеть, чувствовать и самим творить прекрасное.

Литературная гостиная приобщает учащих-ся к чтению и воспроизведению художественной литературы, это своеобразная технология интел-лектуального развития, способ обретения культу-ры, средство для решения жизненных проблем. Гостиная стимулирует творческую активность учащихся, реализуемую в различных видах лите-ратурной деятельности.

Проведение литературной гостиной предпо-лагает создание особой атмосферы, реалистич-ной и таинственной, прикосновение к живитель-ному источнику звучащего слова, которое утоляет жажду ищущего в пустыне бытия. Огромную роль в этом играет место проведения гостиной, кото-рое может быть и обычным классом, и камерным залом, и площадкой на пленэре. Но когда её дей-ствие происходит в исторически сакральном то-посе, это приобретает особую эстетически значи-мую ценность в самых разных культурных локусах России [4, с. 34–42].

Таким местом для проведения литературной гостиной «Любовная линия в русской литературе XIX – начала XX веков» при участии «Театра-сту-дии «Эксперимент» (руководитель Н. П. Соболь-кова) был выбран музей-усадьба «Приютино» (г. Всеволожск Ленинградской области), простран-ство которого наполнено творческим духом бы-вавших в нём поэтов, художников и музыкантов.

Литературная гостиная напоминает сало-ны XIX века, ставшие настоящим феноменом художественной жизни России [2]. Они, обога-тив русскую культуру в целом, способствовали духовно-нравственному развитию и воспитанию творческой интеллигенции. В салоны, как сугубо дворянское явление нашей культуры, приходили единомышленники.

Литературные салоны и домашние спек-такли часто проводились в усадьбе Приютино, которая принадлежала потомственному дворя-нину, российскому государственному деятелю, историку и художнику А. Н. Оленину. В его доме в разные годы собирались поэты К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский, А. С. Грибоедов, В. А. Жуков-ский, Н. М. Рубцов, художники В. Л. Боровиков-ский, Карл и Александр Брюлловы, А. Г. Венециа-нов, О. А. Кипренский, композиторы и музыканты А. А. Алябьев, М. И. Глинка, А. Ф. Львов. В тече-ние тридцати лет (с 1806 года) И. А. Крылов ча-сто посещал Приютино, подолгу жил у Олениных, написал здесь многие свои басни. Молодой Пуш-кин тоже бывал в усадьбе Приютино, а любовь к младшей дочери Олениных Анне вдохновила его на создание цикла лирических стихотворений, одно из которых «Я вас любил…» поэт вписал в альбом девушки [1].

Именно тема любви в русской литературе XIX – начала ХХ веков была выбрана для прове-дения литературного салона-гостиной в музее-

280


усадьбе Приютино. При этом основной акцент был сделан на инновационность в проведении нетрадиционного мероприятия в уникальном ху-дожественно-эстетическом пространстве с учё-том культурологического, искусствоведческого (памятник архитектуры музей-усадьба Приюти-но), метапредметного и исторического дискурсов. Комплексное воздействие обостряет сценическую и художественную восприимчивость учащихся, развивает ассоциативное и образное мышление и, в конечном счете, «оказывает влияние на об-щий гуманитарный уровень» [5, с. 55].

На протяжении столетий многие художники слова посвящали свои произведения великому чувству любви, и каждый из них находил что-то неповторимое, индивидуальное в этой теме. Своеобразные диалоги о любви в литературной гостиной на этот раз были построены на текстах Антона Чехова, Александра Куприна, Надежды Теффи и Ивана Бунина.

Для того чтобы показать разные концепции любви в русской литературе, необходимо было расширить культурно-эстетическое поле и отка-заться от замкнутости на одном авторе и произ-ведении, поскольку салон предполагает встречу разных представителей творческой интеллиген-ции. Таким образом, в рамках литературной го-стиной с использованием эффекта киноленты произошло ретроспективное погружение в эпоху и национальный художественный колорит.

При создании проекта литературной гости-ной была реализована идея сетевого взаимодей-ствия всех её участников: актрисы Пушкинского театра Марии Ефремовой, педагога высшей шко-лы Елены Соколовой, хранителя музея-усадь-бы Приютино Нины Антоновой, школы искусств им. Глинки г. Всеволожска, Дворца детского (юно-шеского) творчества Всеволожского района, уча-щихся школ № 1, 2, 6 г. Всеволожска Ленинград-ской области.

Структура литературной гостиной 1. Встреча зрителей под сопровождение жи-

вой музыки (концертмейстер – Александра Маре-ева, педагог музыкальной школы г. Всеволожска).

2. Открытие литературной гостиной. Романс А. Даргомыжского на стихи А. Пушкина «Ночной зефир струит эфир» (исполнитель – Анна Рома-нова, ученица театра-студии «Эксперимент», кон-цертмейстер – Александра Мареева).

3. Вступительное слово о завершении го-дового цикла литературных гостиных и салонов в рамках проекта театра-студии «Эксперимент» (Мария Ефремова, актриса театра «Пушкинская школа»).

4. Рассказ хранителя музея-усадьбы «Прию-тино» об этом месте. Его историческая ценность и роль в современной жизни (Нина Антонова, хра-нитель музея-усадьбы «Приютино»).

5. Стихотворение А. С. Пушкина из цикла любовной лирики «Пустое вы сердечным ты…» под музыкальное сопровождение (исполнитель – Нина Антонова, концертмейстер – Александра Мареева)

6. Рассказ об авторах, чей литературный ма-териал использован в литературно-музыкальной композиции «О любви» театра-студии. Любов-ная линия в произведениях И. Бунина, Н. Тэффи, А. Куприна и А. Чехова (Елена Соколова, педагог театра-студии «Эксперимент»)

7. Выдержка из произведения Куприна «Гра-натовый браслет» с музыкальным сопровождени-ем (исполнитель – Елена Соколова, концертмей-стер – Александра Григорьевна)

8. Литературно-музыкальная композиция «О любви» (исполнители: Романова Анна, Иванова Маргарита, Крашенинникова Вероника, Барклян-ская Виктория, Бутвина Даниил, Морозова Татья-на, Тимофеева Виктория – ученики театра-студии «Эксперимент»).

В мини-спектакле были использованы про-изведения «Таня» и «Чистый понедельник» И. А. Бунина, «Шляпа» и «О любви» Н. Тэффи, «Гранатовый браслет» и «Олеся» А. И. Куприна, «В Рождественскую ночь» А. П. Чехова, а также большой вальс из балета «Анюта» В. Гаврилина, «Итальянская полька» С. Рахманинова, Рожде-ственские песнопения в исполнении хора женско-го монастыря.

Описание литературной гостиной для обучающихся

Любовь волновала человечество во все вре-мена. На протяжении веков художники слова по-свящали свои произведения этому великому чув-ству, и каждый из них находил что-то уникальное в этой вечной теме.

Именно любви посвящена литературная го-стиная, которая перенесёт Вас в атмосферу на-чала ХХ века. Это время, когда творческая интел-лигенция жила ощущением грядущих перемен, во многом катастрофических для России. Но именно тогда под пером русских писателей и поэтов Анто-на Чехова, Александра Куприна, Надежды Тэффи и Ивана Бунина воспалялся нерв любви, иронич-ной и печальной, светлой и трагической, вспыхи-вающей и угасающей…

Вместе с Вами мы проведём время в удиви-тельном месте – усадьбе Приютино под Петер-бургом, куда приезжал сам Александр Сергеевич Пушкин с потрясающими стихами о любви… Это сакральное место дышит любовью. Оно хранит её тайны.

Мы погрузимся в атмосферу салонного вече-ра Олениных, где под звуки рояля звучал романс Даргомыжского в прекрасном исполнении Марии Романовой, в традициях домашнего Приютинско-го театра юными актёрами театра-студии «Экспе-римент» будут разыграны сцены из произведений самых разных по духу и творчеству писателей, но объединённые одной темой – силой Любви, в ка-кой бы форме и какими чувствами она бы не вы-ражалась.

Выбор творчества российских писателей так-же явил собой продолжение традиций Оленин-ского дома, в котором хозяин принимал писате-лей и поэтов разных литературных направлений

281


с одинаковым почтением, так как главными кри-териями ценности для него были прежде всего талант, искренность чувств и любовь во всей её многогранности.

Вместе с Вами мы постараемся понять, как это по-чеховски можно встретиться, полюбить друг друга, быть счастливыми, пожениться и быть всю жизнь несчастными.

Вместе с Вами мы заглянем в созданный На-деждой Тэффи мир любви, во многом смешной и ироничный.

Вместе с Вами мы вспомним о преданной и бескорыстной любви героев произведений Александра Куприна, во имя и ради которой мож-но принести в жертву что угодно, даже собствен-ную жизнь.

Вместе с Вами мы попробуем, как Иван Бу-нин, пережить любовь-вспышку, которую он счи-тал трагедией, катастрофой, сумасшествием и в то же время великим чувством, способным и бес-предельно возвысить, и уничтожить человека.

В усадьбе «Приютино» в конце XVIII – первой половине XIX века проходили знаменитые лите-ратурно-музыкальные вечера салона Олениных. Продолжим эту традицию, и в XXI веке заглянем в знаменитую гостиную усадьбы…

В условиях сокращения часов на изучение ли-тературы подобный опыт проведения внеурочных мероприятий, посвящённых русской литературе и культуре, может повысить интерес старшекласс-ников к чтению классической литературы, расши-рить их кругозор и воспитать патриотов России.

Список литературы1. Приютино: Антология русской усадьбы / сост. и коммент. Л. Г. Агамалян и И. С. Ефимовой. СПб.: Пушкинский

Дом, 2008. 784 с.2. Рейсер С., Аронсон М. Литературные кружки и салоны. М.: Аграф, 2001. 400 с. 3. Шульженко В. И. Геокультурные основания проективной деятельности в сфере туризма и рекреации // Уни-

верситетские чтения. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2013. С. 129. 4. Шульженко В. И. Русский Кавказ: очерки междисциплинарных исследований. Пятигорск: Пятигорская гос.

фармацевтическая академ. Федерального агентства по здравоохранению и социальному развитию, 2007. С. 34–42.5. Формирование компетенций студентов в системе профессиональной подготовки в фармацевтическом вузе /

И. Л. Андреева [и др.] // Фармация. 2010. № 1. C. 55.

УДК 82Ольга Владимировна Попова,

учитель литературы,средняя общеобразовательная школа № 3,

с. Икабья, Каларский район, Забайкальский край, Россия,e-mail: [email protected]

Специфика интерпретации лирического произведения в рамках проблемного обученияВ статье рассматривается специфика интерпретации лирического произведения в рамках про-

блемного обучения. Ключевые слова: лирическое произведение, функции, проблемное обучение, проблемная си-

туация

Olga V. Popova,Teacher of Russian and Literature,

Municipal Educational Institution Secondary School № 3,s. Icabie, Kalarsky district, Zabaykalsky region, Russia,


Specificity of Interpretation of the Lyrical Works in the Framework of Problem-Based ApproachThe article discusses interpretation of the lyrical works in the framework of problem-based approach.Keywords: lyric work, functions, problem teaching, problem situation

Единицей любого урока литературы явля-ется художественное произведение или художе-ственный текст. Созданное автором произведение в дальнейшем воспринимается, интерпретирует-ся читателем, т.е. начинает жить своей относи-тельно самостоятельной жизнью, выполняя при этом определённые функции. Рассмотрим важ-нейшие из них.

Познавательная, или гносеологическая фун- кция подразумевает открытие жизни литературе в её естественном течении. Это специфическое

для искусства и литературы рассмотрение всех аспектов человеческого бытия в нерасчленён-ном единстве, единая целостная картина мира самых разных жизненных явлений. Как правило, познавательная функция является первооткрыва-телем, «дверью» в мир художественного произ-ведения, текста. Так, по мнению Т. В. Ворончен-ко, «литература, как чуткий барометр, отражает главные тенденции современности, показывает обусловленность судеб, как общих, так и частных, объективными законами бытия, взаимосвязью

282


прошлого, настоящего и будущего. Богатство че-ловеческой культуры, многоголосье и многоцве-тье меняющейся реальности отражены в «зер-кале» (метафора Л. Толстого) художественной литературы» [1, с. 6].

Вторая важнейшая функция художественного произведения – оценочная, или аксиологическая. Она определённым образом выражает уникаль-ную оценку автора, изображённые им те или иные жизненные явления. Ведь каждое произведение несёт в себе и стремится утвердить в сознании некоторую систему ценностей, определённый тип эмоционально-ценностной ориентации. Оценоч-ной функцией, в частности, обладают многие ли-рические произведения. Из философской лирики И. В. Гёте «Завет» учащиеся могут почерпнуть важный нравственный урок о смысле жизни: «Кто жил, в ничто не обратится!»…. «взыскательная совесть – светило нравственного дня».

На основе познавательной и оценочной функций произведение, оказывается, способно выполнять третью важнейшую функцию – воспи-тательную. Ещё с античных времён было осозна-но воспитывающее значение произведений ис-кусства и литературы, и оно действительно очень велико. Но важно понимать, что роль воспитыва-ющей функции не учить человека «подражанию» положительным героям или «срисовыванию» ма-неры поведения, а формировать личность, влиять на его систему ценностей, исподволь уча его мыс-лить, чувствовать.

Особое место в системе функций произведе-ния принадлежит функции эстетической, которая состоит в том, что произведение оказывает на читателя глубокое эмоциональное воздействие, доставляет ему интеллектуальное, а иногда и чувственное наслаждение, словом, восприни-мается личностно, через эмоциональную сферу восприятия. Специфика роли именно этой функ-ции определяется тем, что без неё невозможно осуществление всех других функций – позна-вательной, оценочной, воспитательной. Можно сказать, что эстетическая функция является тем самым фундаментальным «цементом», скрепля-ющим душу и сознание. Если произведение не затронуло душу человека, попросту говоря, не понравилось, не вызвало заинтересованной эмо-ционально-личностной реакции, не доставило наслаждения – значит, весь труд творца пропал даром. Чтобы понять содержание художествен-ного произведения, необходимо пережить его эмоционально, прочувствовать, даже поплакать. А это становится возможным, прежде всего бла-годаря эстетическому воздействию произведения на читателя. Например, К. Д. Бальмонт в «Завете бытия» в экзотическом порыве стремится быть молодым, желает вспыхнуть «светлее зари», луч-ше всего интерпретировать стихотворение помо-жет словесное рисование, представление самого себя в позиции автора (из педагогического опыта).

Существует распространённое мнение, явля-ющееся безусловной методической ошибкой, что эстетическая функция не так важна, как все про-чие. А дело обстоит как раз наоборот – эстетиче-

ская функция произведения является едва ли не важнейшей, если вообще можно говорить о срав-нительной важности всех задач литературы, ре-ально существующих в нерасторжимом единстве. Методически целесообразно дать ученику тем или иным путём (иногда достаточно хорошего чте-ния или прослушивания) почувствовать красоту произведения, помочь ему испытать от него поло-жительную эмоцию. Нет ни малейшего сомнения, что помощь здесь необходима и эстетическому восприятию нужно ученика учить.

Методический смысл вышесказанного со-стоит в том, что следует не заканчивать изучение произведения эстетическим аспектом, как это на-блюдается в подавляющем большинстве случаев, а начинать с него. Иначе существует опасность, что нравственные уроки произведения, система ценностей, заключённая в нём, его художествен-ная истина будут восприняты формально.

Наконец, следует упомянуть ещё одну функ-цию литературного произведения – функцию са-мовыражения. Часто данную функцию не считают важной, так как предполагается, что она суще-ствует только для одного человека – самого авто-ра. Это ошибочное мнение. Дело в том, что в про-изведении может находить выражение не только личность автора, но и личность читателя. Ведь воспринимая особенно понравившееся, особенно созвучное нашему внутреннему миру, и цитируя вслух или про себя, полностью или частично, мы отчасти отождествляем себя с автором, говорим уже «от своего лица». Выражение человеком сво-его психологического состояния или жизненной позиции любимыми строчками или цитатами до-казывает сказанное. Каждому из личного опыта известно ощущение, что писатель теми или ины-ми словами или произведением в целом выразил наши сокровенные мысли и чувства, которые мы не сумели бы так совершенно выразить сами. Та-ким образом, самовыражение посредством худо-жественного произведения оказывается уделом не единиц – авторов, а миллионов – читателей. Р. Киплинг в своей «Заповеди» обращается к сыну: «Будь прям и твёрд с врагами и друзьями», это можно считать призывом для подрастающего по-коления. Кстати, «Заповедь» Киплинга была сво-его рода гимном для солдат англо-бурской войны, её цитировали и учили наизусть.

Как видим, все вышеперечисленные функ-ции художественного произведения несут опреде-лённую нагрузку и взаимосвязаны между собой. Значение каждой функции немаловажно, вместе же они являются фундаментальной основой для восприятия, понимания, осознания позиции авто-ра литературного произведения.

В рамках проблемного обучения на уроках литературы проблемная ситуация приобретает целый ряд специфических свойств, обусловлен-ных природой искусства:

1. Многозначность художественного произве-дения приводит к вариативности интерпретаций текста, и альтернатива между различными вари-антами решения проблемного вопроса далеко не всегда приводит к полному разрешению.

283


2. Проблемная ситуация на уроках литерату-ры сравнительно часто разрешается не по прин-ципу исключения противоречивости конфликтных мнений, а по принципу дополнения, когда одна позиция пополняется и раскрывается с помощью других.

3. В изучении литературы эмоциональная деятельность учащихся исполняет такую же зна-чительную роль, как и интеллектуальная, так как художественное произведение требует сопережи-вания, эмпатии.

Таким образом, проблемные ситуации могут создаваться и при рассмотрении эпизодов в рам-ках анализа «вслед за автором», и при изучении образа персонажа в системе пообразного анали-за. Материалом к проблемному анализу в рам-ках уроков может оказаться и эпизод, и характер героя.

Анализ лирического произведения практиче-ски всегда вызывает трудности. Лирику цитируют, пересказывают, учат наизусть, но не обдумывают, позиция поэта не находит понимания, отклика.

Во избежание ошибок при изучении лири-ческих произведений следует думать о наличии сквозных, центральных образов стихотворения. Необходимо рассматривать стихотворение как ху-дожественное целое. Лирика – самый субъектив-ный род литературы. Понять настроение произве-дения, раскрыть перепады чувств, найти причины изменений эмоций, впечатлений поэта – один из основных путей постижения глубинного смысла лирического произведения. Осмысление поэтиче-ских образов, раскрытие художественно-вырази-тельных средств подчинено выявлению основно-го замысла поэта, поиску идейно-тематического своеобразия стихотворения.

Лирическое произведение – самостоятель-ный, но не замкнутый мир, поэтому необходимо искать выходы за пределы произведения, про-верять собственные впечатления от встречи со стихотворением, объяснять творческий замысел автора.

Лирика как литературный род противостоит и эпосу, и драматургии, поэтому при её изучении следует учитывать родовую специфику. Лирика воспроизводит человеческое сознание и подсо-знание, субъективный момент. Если эпос и дра-матургия изображают, то лирика выражает. Можно сказать, что лирика принадлежит к экспрессивной группе искусств, то есть функция самовыражения будет доминировать.

В лирике принципиальную значимость при-обретает анализ лирического героя. Лирический герой – это образ человека в лирике, носитель переживания в лирическом произведении. Лири-ка тяготеет, в основном, к малому объёму и, как следствие, к напряжённой и сложной композиции.

В лирике субъект изображения (поэт) явля-ется одновременно и объектом художественного произведения, так как материалом лирического стихотворения оказывается душевная жизнь ав-тора.

Лирика (поэзия) притягивает читателя тем, что в ней осуществляется победа души над ре-

альностью, чувства освобождаются и наделяются самоценностью. Поэзия (лирика) имеет огромную силу обобщённости. Каждый читатель должен произнести, прочитать стихотворение от самого себя.

Лирическое стихотворение можно назвать сплавом мига и вечности. В нём читатель смо-жет уловить весь мир, в этой краткой озаряющей вспышке.

Дети рано начинают любить поэзию. Их не-посредственность и открытость миру побуждают повторять стихи, как песню. Необходимость в ли-рике приходит позднее, когда ребёнок становится подростком и окружающий мир воспринимается обострённо и ранимо.

Редкая современная семья может похва-статься, что чтение стихов, да и вообще художе-ственной литературы в ней – традиция. Значит, задача учителей литературы – приобщить детей к чтению не только лирики, научить любить худо-жественное слово. Александр Иванович Герцен отмечал, что «без чтения нет и не может быть ни вкуса, ни стиля, ни многостороннего развития» [2]. Так пусть это будут любимые стихотворения, через чтение и интерпретацию которых дети смо-гут думать не просто «нравится – не нравится», а принимать позицию автора, его эмоциональный настрой, чувствовать музыкальность и вырази-тельность, понимать историю создания произве-дения.

Начитанность в поэзии – одно из основных условий приобщения к лирике. Замечено, что от уровня литературного развития зависит интер-претация стихотворения. Страдают воображение и осознание художественной формы как слабые звенья при чтении лирики по сравнению, напри-мер, с эпосом.

При чтении стихотворения читатель должен присоединиться к лирическому герою, эмоцио-нально слиться с ним, войти в ситуацию, при-мерить её на себя. Трудность возникает, когда читатель-школьник не откликается на проблему и ситуацию, или подменяет их своим жизненным опытом. Это связано с неразвитостью видения, плоскостным, однолинейным пониманием поэти-ческого образа. Создание проблемных ситуаций с помощью различных музыкальных сопровожде-ний стихотворения или исполнения его подго-товленными чтецами способствует многогранно-сти истолкования поэтичности текста. Раскрыть движение потока мыслей, обнаружить динамику чувства, отыскать причины его изменчивости, вы-явить и оправдать сквозные, центральные образы стихотворения, связать цепочку поэтических ас-социаций – вот в чём состоит важнейшая задача при изучении лирики. Ученикам необходимо пока-зать стихотворение как неделимое целое поэти-ки, систему взаимосвязанных, взаимозависимых образов.

Изучение лирики в школе имеет целый ряд специфических качеств, вне которых контакт чи-тателя с поэзией не состоится:

– лирическое стихотворение требует тща-тельных и многократных усилий учителя для соз-

284


дания «установки» на чтение. Оживление личных ассоциаций и создание реального фона, в кото-ром рождалось стихотворение, при чтении долж-ны помочь конкретизации поэтических образов в сознании читателя;

– первое чтение лирического стихотворения полезнее всего проводить самому учителю, так как сила эмоционального впечатления зависит от конкретной обращённости. Лирическое стихот-ворение в чтении должно рождать впечатление монолога, родившегося «сегодня, здесь, сейчас». И только эта непосредственность обращения спо-собна разбудить чувства учеников. Н. В. Гоголь справедливо писал об особой ответственности чтения лирики: «Прочитать, как следует произве-дение лирическое – вовсе не безделица: для этого нужно долго его изучать; нужно разделить искрен-но с поэтом высокое ощущение, наполнявшее его душу; нужно душою и сердцем почувствовать всякое слово его». М. А. Рыбникова тоже счита-

ла, что «выразительное чтение учителя обычно предваряет разбор произведения и является ос-новным ключом к пониманию его содержания» [4, с. 112];

– переход от чтения к анализу при изучении лирического стихотворения особенно сложен. Встревоженные чтением чувства учеников боятся «хирургического» анализа. Поэтому острое стол-кновение субъективных читательских мнений, сопоставление музыкальных и актёрских трак-товок текста незаметно должно вовлекать в ана-лиз, который подчас протекает в скрытых формах [3, с. 98].

Современные учащиеся старших классов вполне способны вести диалог с преподавателем, да и друг с другом о стихах и живо откликаются интеллектуально и эмоционально. Это возможно только при условии, чтобы урок литературы на са-мом деле становился совместным интеллектуаль-ным творческим поиском и учителя, и учеников.

Список литературы1. Воронченко Т. В. Пересечение культур в зеркале литературы // Россия – Запад – Восток: взаимодействие

культур и литератур: материалы Междунар. науч. конф. / под ред. Т. В. Воронченко. Чита: ЗабГУ, 2015. 138 с. С. 6.2. Богуславский М. В. Экзистенциальная педагогика А. И. Герцена (к 200-летию со дня рождения) // Ценности

и смыслы. 2012. № 4. С. 69. 3. Маранцман В. Г. Методика преподавания литературы: учебник для пед. вузов: в 2 ч. Ч. 2 / под ред. О. Ю. Бог-

дановой, В. Г. Маранцмана. М.: Просвещение: Владос, 1994. 288 с.4. Рыбникова М. А. Очерки по методике литературного чтения. М.: Учпедгиз, 1963. 315 с.

УДК 371.3:82-3Оксана Владимировна Пушникова,

учитель литературы, Многопрофильный лицей Забайкальского

государственного университета,г. Чита, Россия,


Формирование ценностно-смыслового подхода к чтению мировой классики в школеВ статье рассматривается методика формирования ценностно-смыслового подхода к чтению ху-

дожественных произведений в школе.Ключевые слова: смыслопонимание, межпредметная интеграция, метапредметные связи, цен-

ностно-смысловой подход

Oksana V. Pushnikova,Teacher of Literature,

Multidisciplinary Lyceum of Transbaikal State University, Chita, Russia,


Formation of the Value-Semantic Approach to Reading World Classics in SchoolThe article considers the methodology of the formation of the value-semantic approach to reading art

works in school.Keywords: understanding of meaning, interdisciplinary integration, meta-subject links, value-semantic

approach

В отечественной системе образования реа-лизуется многоступенчатая система инновацион-ного развития, связанная с введением нового фе-дерального государственного образовательного стандарта (ФГОС). Однако огромное количество инноваций и модернизаций не решило проблему отсутствия читательской культуры и активный про-цесс отторжения школьников от процесса чтения

вообще и от осмысленного чтения в частности, пренебрежительное или формальное отношение к произведениям мировой классики является се-рьёзной темой для обсуждения на уровне учите-ля-словесника, школы, государства.

Нравственно-ценностный потенциал шедев-ров мировой литературы нередко не находит ре-ализации в процессах образования, воспитания

285


и развития школьников. Отсутствие или искажён-ное представление о классической системе цен-ностей, неумение увидеть величайшие смыслы в произведениях литературы обедняет процесс личностного роста школьника. Конечно же, уча-щиеся знакомятся со смысловым содержанием ряда произведений, которое раскрывается им ав-торами учебников и преподавателями в готовом виде. Способность же самостоятельного цен-ностно-смыслового прочтения остается при этом почти совершенно не развитой. Соответствен-но приобщение в последующей жизни к нрав-ственно-эстетическим ценностям, заложенным в художественных произведениях, оказывается затруднённым или вообще почти невозможным. Это одна из причин оскудения внутреннего мира человека, ущербности его духовного опыта, не-достаточного формирования мировоззренческих основ личности. В этом контексте неслучаен ин-терес к проблеме полноценного восприятия про-изведений литературы, связанной с реализаци-ей ценностно-смысловых подходов к чтению на уроках литературы. Эта проблема затрагивает в первую очередь сферу духовно-нравственного воспитания, так как способность правильно вос-принимать искусство слова служит важнейшим условием формирования личности. Во вторую очередь, ставит под сомнение компетентность гуманитарного образования и учителя в отно-шении формирования национального воспита-тельного идеала посредством формирования и развития читательской культуры на уроках ли-тературы.

Проблема организации читательской дея-тельности учащихся школы и пути её решения поднимаются в трудах многих учёных, методистов и учителей. Так Н. Н. Светловская, автор теории воспитания «правильной читательской деятель-ности», говорит о технологии индивидуальных занятий, отмечая, что читательская деятельность изучалась в 3-х аспектах:

1) воспроизведения чтения;2) восприятия произведения читателем;3) осмысления читателем значения книг в его

жизни.Е. С. Романичева отводит главную роль

в воспитании школьника-читателя понимающему чтению, подразумевая, что чтение – это не про-стое переживание воображаемого, а понимаю-щее, толкующее. М. П. Воюшина, Т. С. Троицкая говорят о развитии чтения в процессе литератур-ного образования. В. Г. Маранцман, Н. М. Свири-на предлагают расширение поля читательских ориентации. В. Е. Пугач, В. П. Чудинова пишут о воспитании читателя в школе. Л. И. Коновалова, Е. И. Целикова – о роли педагога в приобщении школьников к чтению. Т. Г. Браже, В. Г. Маранц-ман и ученики школы В. Г. Маранцмана актуали-зируют дидактическую проблематику развития культуры чтения и учебной книги и т. д.

Однако при всём многообразии исследова-ния различных аспектов проблемы вопросы до сих пор остаются малоисследованными. При мно-гообразии научно-методологических подходов

учителю-предметнику видится необходимость вы-работки собственной системы методических под-ходов для решения указанной проблемы.

По мнению многих молодых людей, XXI век – это век смыслоутрат, потрясений при больших возможностях и свободе; век неизвестности и глухоты; век «нового» мировоззрения и «умира-ющих» книг. Новый партнёр – компьютер, миро-восприятие – логизированное и беспредметное, отношения есть простая функция.

Без смысла нельзя жить, учиться, учить. На-учить понимаю смыслов – это прерогатива лите-ратуры: именно она даёт «колоссальный, обшир-нейший и глубочайший опыт жизни»…, развивает в человеке «не только чувство красоты, но и по-нимание жизни». Поэты и писатели оживляют, одухотворяют мир, персонифицируют и субъек-тивируют его, передают ему свои чувства. Одна строка – и весь мир: «При свете слова, разума и звёзд» (Б. Пастернак).

Поэты и писатели ближе к вечности в своих стихах и прозе, чем обычный народ. Так как же помочь школьнику стать «чутким читателем», ко-торый схватил бы «жадным сердцем полные для него строки»? Как его заинтересовать, разбудить речевую чуткость, языковую интуицию, фантазию и воображение? Как предотвратить эмоциональ-ную и духовную невосприимчивость? Вопросы, вопросы, вопросы…

Ответить на них должна методическая нау-ка. И чем быстрее, тем лучше, потому что наши школьники формируют облик времени.

Ценностно-смысловой подход, во-первых, направлен на воспитание нравственных чувств, основанных на важнейших ценностных харак-теристиках отношений и смыслов человеческой жизни. Эти отношения и смыслы проявляются в нравственной деятельности. Во-вторых, данный подход выдвигает в качестве значимых понятий ценность и смысл, объединённые в целостное понимание целей и задач воспитания растущего человека. Ценностно-смысловой подход в вос-питании реализуется в процессе нравственной деятельности, но как научное понятие состоит из термина «ценностный», производного от слова «ценность», и термина «смысловой», производ-ного от слова «смысл». Данные понятия входят в терминологический аппарат различных наук, а именно этики, точнее аксиологии, и психоло-гии, имеющих различные объекты и предметы исследования. В содержании данного подхода в первой его части мы имеем дело с аксиологией как учением о ценностях, во второй его части мы имеем дело с психологией воспитания, объектом которой является «смысловая сфера личности, система личностных смыслов и реализующих их в деятельности смысловых установок». Он состо-ит из понятий, или «оформляется» с помощью по-нятий «ценность» и «смысл». Другими словами, ценность и смысл являются понятиями, которые «оформляют» понятие «ценностно-смысловой подход» и через которые становится ясным пред-назначение данного подхода к нравственному воспитанию школьников.

286


Часто на уроках литературы мы с учащимися старших классов обращаемся к анализу системы ценностей, которой определятся суть и смысл человеческого существования. Анализ таких ка-тегорий философско-педагогического творчества И. А. Ильина, как вера, любовь, свобода, совесть, семья, родина, нация, государство с позиций раз-вития личности, формирования духовно-нрав-ственных потребностей.

Обратимся к некоторым произведениям рус-ской литературы 19–20 веков, чтобы увидеть воз-можность применения данного методологического подхода и доказать целесообразность некоторых методические подходов. Перед началом работы с текстами произведений знакомимся с работой И. А. Ильина «Путь духовного обновления», за-даём вопросы на понимание материала. Затем организуем работу по сопоставлению изученного материала и текста произведения, так любимые в классе, проблемные вопросы.

Так, при изучении в 9 классе повести Н. В. Го-голя «Тарас Бульба» главные герои для нас отец и его сыновья. Тарас Бульба и его старший сын Остап проходят «испытание» именно теми цен-ностями, о которых говорит И. А. Ильин. Так, они оба исповедуют Православие, борются за свобо-ду своего народа, именно совесть заставляет Та-раса и Остапа двинуться на защиту веры и сво-ей земли, они любят семью, готовы защищать родину до последнего вздоха, преданы народу и государству. Мы видим, что герои проходят путь духовного обновления, они – настоящие люди, и автор именно это ценит в них.

Андрий, младший сын, верит, но вера его на-столько слаба, что под влиянием чувства любви исчезает. Любовь, но не любовь к Богу и народу движет им, а любовь к женщине. Это чувство за-глушает в нём все другие: чувство долга, совести, чести. Свобода понимается Андрием как возмож-ность пренебречь совестью, отказаться от родины и народа. Наверное, он готов и семью создать со своей возлюбленной, но представим, каковы бу-дут её духовные, нравственные основы? Будет ли единение в такой семье, построенной на преда-тельстве духовно-нравственных ценностей? Мы видим, что жизненный путь Андрия основывается именно на предательстве. Он проходит не путь духовного восхождения, а путь духовного паде-ния: отвергая веру, совесть, родину, народ, Ан-дрий престаёт духовно развиваться как человек.

Оценка Тарасом поступков Андрия, его пре-дательства сурова, но справедлива. Верша суд над Андрием, Тарас отказывает ему в воинской славе (бесславно жил, бесславно умер), вправе называться своим сыном, вправе называться че-ловеком. Так Андрий, отступив от веры, народа, свернув с пути духовного развития, гибнет и ду-ховно и физически. Таков приговор автора. Если на первом уроке девятиклассники недоумевают относительно жестокости отца по отношению к сыну, то после проблемных вопросов и осмыс-ления духовно-нравственых аспектов и ценност-но-смысловых концептов они понимают смылоо-бразующую составляющую поступка Тараса.

В романе А. С. Пушкина «Капитанская доч-ка» главный герой Пётр Гринёв проходит сложный жизненный путь. Однако он достойно выходит из всех ситуаций. Посмотрим, как и куда ведёт свое-го героя автор. Для Гринёва любовь к Марии Ми-роновой, как и для Андрия Бульбы к прекрасной панночке, является важным чувством. Но, в отли-чие от Андрия, Пётр не совершает на своём пути никаких предательств. Он верен себе, искренне любит, свободен в чувствах и поступках. Что же позволяет ему оставаться на нравственной и че-ловеческой высоте? Совесть, честь. Вспомним пословицу, с которой начинается роман и ста-новящуюся заветом для Петра Гринёва: «Бере-ги честь смолоду». Именно эти слова являются смыслом в жизни главного героя и позволяют не поступаться принципами, долгом, званием. Безус-ловно, Пётр Гринёв будет отличным семьянином, мы верим, что своим детям и внукам он предаст главное – жить по чести. Он защищает интересы своей родины, народа, служит государству. Ана-лизируя жизненный путь главного героя, мы ви-дим, что Пётр проходит духовный путь настояще-го человека.

Научить читать – это научить жить, научить поверить в себя, во что-то лучшее в себе и потом никогда не жертвовать этим лучшим ради мимо-летного успеха. Отличать подлинное от непод-линного и видеть истину – основная цель препо-давания литературы. Учить понимать характеры, отношения героев, духовный мир автора, нрав-ственную суть повествования – вот истинные за-дачи учителя словесника.

При формировании ценностно-смыслового подхода к чтению, мы меняем отношение к уроку, он становится взаимодействием, с основной це-лью – желанием взаимных действий от ученика и учителя.

В процессе взаимодействия, мы, например, отказались использовать такую формулу опре-деления читательской компетенции как «любить читать», заменив её на «уметь читать».

Процесс взаимодействия на уроке исключает использование учебников по литературе, сбор-ников кратких содержаний программных произ-ведений, и предполагает работу по полнотексто-вым произведениям, с желательным отсутствием электронных вариантов книг.

В процессе формирования навыка умения чтения, мы используем с ребятами такие формы, как ведение читательского дневника, проведе-ние уроков-диспутов, акцентируем внимание на формировании письменной речи во время урока, записывая в тетрадях основные выводы по ходу урока.

Естественно, ведение дневника читательских предпочтений – это индивидуальные УУД, которые не являются обязательными для всех учащихся класса. Читательские дневники учащиеся ведут по желанию, и это те ребята, которые проявляют особый интерес к чтению. К сожалению, таких де-тей ещё очень мало. Ребята фиксируют информа-цию о прочитанных произведениях и формируют своё отношение к прочитанному, делятся впечат-

287


лениями. Оценивая содержание, язык, структуру произведения они готовятся к предстоящему за-четному сочинению и к экзаменам в форме ЕГЭ для профильных классов.

Кроме этого, на уроках мы используем твор-ческие задания, создаём проблемные ситуации, дискуссии, что способствует формированию чита-тельского интереса, воспитанию вдумчивого, вни-мательного читателя.

Актуальным для развития интереса к чтению на наш взгляд, является передача учительских полномочий проведения начала урока, с поста-новкой целей и задач предстоящего урока. Подоб-ное прогнозирование содержания урока развива-ет интерес к чтению и анализу произведения.

Огромное значение уделяется использова-нию проектных технологий для формирования ин-тереса к чтению мировой литературы. «Проект» в переводе с латинского означает «выброшенный вперед», «выступающий», «бросающийся в гла-за». Проект – это разработка и осуществление ряда мероприятий, ограниченных во времени и направленных на достижение определённого результата. Ставшая традиционной со дня ос-нования лицея система творческих зачётов в 8–11 классов, разработанная Л. В. Камединой, играет положительную роль в формировании цен-ностно-смыслового подхода к чтению мировой литературы в рамках внеклассной деятельности.

Проектные технологии «Широкая маслени-ца», «Русский декаданс», «Литературный салон», «Рождественская сказка», активно используе-мые в процессе преподавания литературы в ли-цее, повышают стремление ребят проникнуться творческой судьбой писателя, концентрируют их внимание на особенностях стиля автора и произ-ведения, его композиции, образной системы. Они учат ребят внимательно, с уважением относиться к слову великих авторов, что в дальнейшем, без-условно, стимулирует их к правильному чтению.

Опыт осуществления проектной деятельно-сти, конечно, связан с развитием читательского интереса, так как он даёт простор для творческой инициативы лицеистов и учителей, подразумева-ет их сотрудничество, что создаёт положительную мотивацию ребёнка к продуктивному учебному процессу. Творческие проекты ценны ещё и тем, что в ходе подготовки к ним учащиеся лицея учат-ся самостоятельно приобретать знания, получают опыт познавательной и учебной деятельности. Они нацелены на изучение личности ученика, вы-явление и пробуждение его явных или потенци-альных задатков, интересов.

Внеурочная работа по предмету, проведение предметной недели по русскому языку и литера-туре, участие в лицейской научно-практической конференции, участие в творческих лабораториях для школьников, организуемых ЗабГУ и различ-ными общественными организациями, например, Читинской и Петровск-Забайкальской митрополи-ей, олимпиады, участие в заочных всероссийских конкурсах и многое другое в значительной степе-ни способствует расширению читательского кру-гозора учащихся лицея.

Умение читать и анализировать текст явля-ется основным умением в учебном курсе «Лите-ратура», и обеспечивает метапредметные связи, влияющие на успешность обучения по другим учебным предметам. Поэтому сегодня мы говорим о важности формирования ценностно-смысловой мотивации и приобщения учащихся к чтению как источнику получения информации, приносящей радость познания, саморазвития и самосовер-шенствования. Организация внеклассной рабо-ты – одна из благоприятных форм работы в дан-ном направлении.

Интерес к чтению закладывается родите-лями и учителями начальной школы. Большая часть учащихся приходит в среднее звено с же-ланием читать. Преподавателям старшей школы необходимо, с одной стороны, поддержать это стремление, с другой, – продолжать формировать комплекс умений и владений работы с текстом. С этой целью мы организуем в лицее внекласс-ную деятельность.

Почти ежегодно в многопрофильном лицее ЗабГУ проводятся предметные недели по русско-му языку и литературе, в рамках, которых прохо-дят мероприятия разной творческой и интеллек-туальной направленности. От инсценировки из жизни В. И. Даля в честь празднования Дня сло-варя до филологической ярмарки, на которой уча-щиеся представляют стихи и прозу собственного сочинения, демонстрируют портреты и иллюстра-ции к любимым книгам, создают обложки и пре-зентации к прочитанным произведениям и т. д.

Дважды в году в лицее проводится конкурс чтецов с традиционным чтением стихотворений Забайкальских поэтов и авторских стихотворений лицеистов. Лицеисты всегда принимают актив-ное участие в мероприятиях Факультета филоло-гии и массовых коммуникаций ЗабГУ, в частнос- ти в конференциях, в акции «Литературный ап- рель» и т. д.

В рамках межпредметной интеграции со-вместно с кафедрой общественных дисциплин во внеклассной деятельности в лицее проводятся творческие зачёты, поэтические вечера, встре-чи с интересными людьми, такие, например, как «Когда пушки гремят, музы не молчат», «Любовь и война», «Своей судьбой гордимся мы» (посвя-щённый истории декабристов), «Живая память» (поэтический вечер, посвящённый воинам-интер-националистам), «Вечной памятью живы!» (обще-лицейский праздник, посвящённый победе в Ве-ликой Отечественной войне) и т. д.

Научить читать и думать в настоящее время – очень сложный процесс. Читательские интересы напрямую зависят от отношения к книге в семье, от родителей, от уровня притязаний развивающей-ся личности, от книг, находящихся в ближайшем круге чтения. Но, несмотря на всё это, ведущее место остаётся за учителем-словесником и уро-ком литературы. И поэтому, основными задачами учителя-словесника должны быть развитие лите-ратурного вкуса и творческих способностей детей, формирование духовно-нравственных ценностей, создание единого читательского пространства во

288


взаимодействии лицея и семьи, формирование правильной читательской деятельности и, как следствие, читательской самостоятельности – ос-новы непрерывного самообразования, самовос-питания и саморазвития.

От первой до последней минуты своего пре-бывания на уроке учитель должен ориентировать ученика на смыслопонимание всего существую-щего в поле жизнедеятельности ребёнка, в пер-вую очередь, через развитие интереса к чтению мировой классики. Методы, подходы и техноло-гии могут быть разными, начиная от включения в урок прослушивания аудиофрагментов изуча-емых произведений, просмотров фрагментов из фильмов или спектаклей, прочтения учителем самых интересных, острых моментов, подталки-вающих, интригующих учащихся к дальнейшему самостоятельному чтению и т. д. Также нам ви-дится возможным для учителя делится своими читательскими открытиями перед детьми, что является благоприятным условием для развития читательского интереса и решения проблемы не-чтения.

Литература есть искусство слова, в осно-ве которого художественный текст. Собственное исследование художественного текста заинтере-совывает, обогащает, воспитывает, поэтому цен-ностно-смысловые посылы к чтению на уроке литературы играют важную, даже ключевую роль. Современные инновационные процессы в школе предполагают формирование у учащихся свое-

го восприятия текста, своего толкования, своей оценки. И мастерство учителя заключается в том, чтобы восприятие, толкование, оценка художе-ственного текста состоялись и были осознанны-ми, ценностно-смысловыми.

По Л. С. Выготскому, художественное про-изведение, как вид искусства, должно «вызвать эстетическую реакцию». Уроки литературы – это главные рычаги воспитания личности, только на них мы можем разобрать проблемы, приведённые автором, привести примеры из жизни, найти по-добную проблематику у других авторов. Каждый урок мы совершаем поиск истинных ценностей, анализируем правильность поступков. Ищем воз-можные решения – не к этому ли стремится всё образование?

Обобщая сказанное, отметим, что формиро-вание читательской культуры, научение чтению – процесс сложный, но увлекательный, и цель мо-жет быть достигнута лишь тогда, когда чтение становится процессом со-творчества, когда чита-тель владеет навыками анализа художественного текста, обладает самостоятельностью суждений, может дать аргументированную оценку произве-дению, способен «узнать» автора по нескольким цитатам, хорошо ориентируется в современной литературный ситуации.

Однако усилий только учебного заведения недостаточно, литература должна быть в центре общественной жизни, и тогда у развивающейся личности появится потребность читать.

Список литературы1. Выготский Л. С. Психология искусства. М.: Искусство, 1968. 2. Кружков Г. М. Письмо с парохода. Поэтический сборник. М.: Самокат, 2009.3. Галактионова Т. Г. Чтение школьников как социально-педагогический феномен открытого образования

[Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.nauka-pedagogika.com/pedagogika-13-00-01/dissertaciya-chtenie-shkolnikov-kak-sotsialno-pedagogicheskiy-fenomen-otkrytogo-obrazovaniya (дата обращения: 22.07.2017).

4. Ильин И. А. Путь духовного обновления // Собрание сочинений: в 10 т. Т. 1 / вступ. ст. и коммент. Ю. Т. Лисицы. М.: Рус. кн., 1996. С. 39–282.

5. Федеральный государственный образовательный стандарт основного общего образования [Электронный ре-сурс]. Режим доступа: http://www.liceum4.ru/fgos/fgos-2-pokoleniya-osnovnogo-obschego-obrazovaniya.html (дата обра-щения: 30.04.2017).

УДК 371.3:82-3Алёна Владимировна Размахнина,



Интегрированный урок «Образ войны 1812 года в романе “Война и мир”»В статье рассматривается методика проведения интегрированного урока по теме «Образ войны

1812 года в романе “Война и мир”».Ключевые слова: интегрированный урок, патриотическое воспитание, исследовательский метод,

межпредметные связи

Alena V. Razmahnina,Master Student,



Integrated Lesson “Image of the War of 1812 in the novel War and Peace”The article discusses the methodology of the integrated lesson on the theme “The image of the war of

1812 in the novel War and peace”.Keywords: integrated lesson, Patriotic education, research method, interdisciplinary connections

289


Актуальность темы обусловлена новыми запросами, предъявляемыми к школе, и изме-нениями в сфере науки. Современная система образования направлена на формирование ин-теллектуально развитой личности с целостным представлением об окружающем мире. Предмет-ная разобщённость становится одной из причин фрагментарности мировоззрения выпускника школы, в то время как в современном мире пре-обладают тенденции к экономической, политиче-ской, культурной, информационной интеграции. Самостоятельность предметов, их слабая связь друг с другом препятствуют органичному воспри-ятию культуры. Особенно важно для современ-ного периода развития российского общества сохранить духовную составляющую школьного образования. На сегодняшний день утрачивает-ся национальное самосознание, пропадает инте-рес к истории своей страны. Всегда важно знать и помнить нелёгкое, трагическое прошлое своей страны. Если человек не знает прошлого своей страны, он не может понять настоящее и пред-видеть будущее. Воспитание патриота и гражда-нина начинается именно с изучения националь-ной истории и литературы. Тема Отечественной войны 1812 года важна потому, что эта война рас-крыла могучие народные силы, показала лучшие качества русской нации, и, прежде всего любовь к Родине, мужество, самопожертвование.

Интегрированные уроки, посвящённые те-матике Отечественной войны 1812 года, занима-ют основополагающее место в осуществлении нравственного и патриотического воспитания школьников, где патриотическое воспитание осу-ществляется на основе объективного изучения исторического прошлого, художественных тек-стов, музыкальных произведений и живописи. Урок проводится в процессе изучения старше-классниками романа-эпопеи Л. Н. Толстого «Во-йна и мир». Предполагается, что данный урок завершает изучение романа «Война и мир» школьниками в 10 классе согласно тематическо-му планированию.

Задача учителя на этом уроке – наиболее полно показать школьникам, какое отражение нашли военные события 1812 года в истории, литературе, живописи, музыке. Реализации по-ставленной задачи поможет исследовательский метод. Предварительно класс делится на 5 групп. Условно группы можно назвать: «группа истори-ков», «архивная группа», «мемуаристы», «иссле-дователи живописи», «любители музыки и поэ-зии». Каждая группа получает домашнее задание:

– «группа историков» должна подготовить материал о «правде факта», останавливаясь на ключевых моментах хода войны (переправа французов через Неман, Смоленское сражение, Бородинская битва);

– «архивная группа» должна обратиться к документам и материалам, среди которых можно назвать «Донесение М. И. Кутузова Александру I о сражении при Бородине», «Рапорт М. И. Ку-тузова Александру о причинах оставления Мо-сквы», «Письмо М. И. Кутузова начальнику глав-

ного штаба французской армии маршалу Бертье о народном характере Отечественной войны», «Письмо М. И. Кутузова П. М. и М. Ф. Толстым об отступлении армии Наполеона из Москвы по Смоленской дороге», «Приказ М. И. Кутузова по армиям об освобождении Москвы от наполеонов-ских войск» и др.;

– «мемуаристы» исследуют записки и воспо-минания Ф. Н. Глинки, Дениса Давыдова, Н. А. Ду-ровой, И. И. Лажечникова – все они были живыми свидетелями событий 1812 года;

– «исследователи живописи» показывают 1812 год в полотнах художников и готовят их крат-кое описание. Здесь нужно обратиться к следую-щим именам: Ф. А. Рубо – фрагменты панорамы «Бородинская битва»; В. В. Верещагин – цикл полотен об Отечественной войне 1812 года; вы-ставка «Страницы романа Л. Н. Толстого «Война и мир» в иллюстрациях А. В. Николаева»; карти-ны батальных сражений А. Ю. Аверьянова, такие как: «Сражение за Малоярославец 12 (24) октя-бря 1812», «Князь П. И. Багратион в Бородинском сражении. Последняя контратака», «Сражение за Смоленск» и др., исторические портретные рабо-ты «Ветеран», «Весёлый драгун» и пр.

– группа «любителей музыки и поэзии» гото-вится познакомить одноклассников с отрывками музыкальных произведений, таких как увертюра «1812 год» П. И. Чайковского, опера С. С. Про-кофьева «Война и мир». Также эта группа ана-лизирует и готовит к выразительному чтению произведения русских поэтов (Карамзин, Держа-вин, Крылов, Лермонтов, Пушкин), в которых на-шли отражение события Отечественной войны 1812 года.

Перечисленные выше произведения сами по себе включают элементы интеграции, т.к. од-новременно представляют собой и исторические хроники, и литературно-художественные произ-ведения. При их анализе у старшеклассников формируется целостное восприятие изучаемого события, поэтому использование данных матери-алов не только целесообразно, но и необходимо для интегрированного урока.

Итак, интеграция истории, литературы, музы-ки, живописи осуществляемая на подобном уроке, позволит учащимся эмпирическим путем прийти к выводу, изложенному Л. Н. Толстым в статье по поводу «Войны и мира»: «Историк и художник, описывая эпоху, имеют два совершенно различ-ных предмета. ...Для историка, в смысле содей-ствия, оказанного лицом какой-нибудь цели, есть герои; для художника, в смысле соответственно-сти этого лица всем сторонам жизни, не может и не должно быть героев, а должны быть люди. Историк обязан, пригибая истину, подводить все действия исторического лица под одну идею, ко-торую он вложил в это лицо. Художник, напротив, ...старается только понять и показать не известно-го деятеля, а человека» [3, с. 385].

Преимущества интегрированных уроков за-ключаются в том, что они:

– способствуют повышению мотивации уче-ния, формированию познавательного интере-

290


са учащихся, целостной научной картины мира и рассмотрению явления с нескольких сторон;

– в большей степени, чем обычные уроки, способствуют формированию умения учащихся сравнивать, обобщать, делать выводы;

– не только углубляют представление о пред-мете, расширяют кругозор, но и способствуют формированию разносторонне, гармонически и интеллектуально развитой личности.

Структура интегрированных уроков отли-чается: чёткостью, компактностью, логической взаимообусловленностью учебного материала на каждом этапе урока, большой информативной ёмкостью материала. В форме интегрированных уроков целесообразно проводить обобщающие

уроки, на которых будут раскрыты проблемы, наиболее важные для двух или нескольких пред-метов. В старших классах данные уроки являют-ся важнейшей частью системы межпредметных связей. Материал таких уроков показывает един-ство процессов, происходящих в окружающем мире, позволяет учащимся видеть взаимосвязан-ность различных наук. Русская история, художе-ственная литература, музыка и изобразительное искусство содержат богатейший материал для воспитания патриотизма. Интегрированные уро-ки дают ученику обширное и яркое представле-ние об Отечественной войне 1812 года, о суще-ствовании многообразного мира художественной культуры.

Список литературы1. Зажигина О. А., Фёдорова И. И. Литература. 10–11 классы: организация самостоятельной работы на уроке.

Волгоград: Учитель, 2011. 219 с.2. Райхлина Е. Л. Педагогическая система патриотического воспитания старшеклассников на уроках литерату-

ры: учеб.-метод. пособие. Тула: Изд-во ТГПУ им. Л. Н. Толстого, 2014. 144 с.3. Толстой Л. Н. Собрание сочинений: в 22 т. М.: Худож. лит., 1978. 900 с.4. Черобай Е. Н. Интегрирование учебного материала: пособие для преподавателей общеобразовательных уч-

реждений. Чита, 2015. 90 с.

УДК 371.3:82-3Валерия Андреевна Сергеева,

кандидат педагогических наук, доцент, заведующий кафедрой литературы,



Развитие способности к сопереживанию на занятиях выразительным чтениемВ статье рассматривается методика работы с подростками по освоению ими эмпатийного опыта

на занятиях выразительным чтением.Ключевые слова: структура читательских способностей, эмпатия, воссоздающее и творческое

воображение, художественная перцепция, темпо-ритм чтения

Valeria A. Sergeeva, Candidate of Pedagogical Sciences, Associate Professor,

head of Department of literature,Transbaikal State University,


Development of the Capacity for Empathy in the Classroom Expressive ReadingThe article discusses the technique of working with adolescents for the development of their empathic

experiences in the classroom expressive reading.Keywords: structure of readers’ abilities, empathy, recreating, creative imagination, artistic perception,

tempo-rhythm reading

Основным направлением в обучении выра-зительному чтению пятиклассников мы считаем работу по выявлению отношения школьников к чи-таемому, поиску средств выразительности, помо-гающих проявить собственное отношение, которое мастера художественного слова считают «самым убедительным в искусстве». Развитие воссозда-ющего и творческого воображения ведёт к разви-тию сопереживания, сочувствования у подростков. 4–5 классы психологи называют возрастом, когда ещё не утрачена способность к сильной эмоцио-

нальной реакции на прочитанное. Исследователи подчёркивают влияние читательского пережива-ния на другие компоненты процесса восприятия: «Читательские переживания активизируют и чи-тательское воображение, и мышление читателя, и его память, т. е … всю психологию читателя, всё его сознание в целом. В результате воспитатель-ное воздействие на читателя художественной ли-тературы во многом определяется эмоциональным компонентом в структуре его читательских способ-ностей [2, с. 13].

291


Особенностью читательского переживания является свойство отчуждения (читатель пере-живает определённые чувства и одновременно знает, что они ненастоящие); переживает и те чувства, которых раньше не знал (обогащается эмоциональный мир и опыт человека) [Там же, с. 15]. Характер переживаний может опреде-ляться как эмпатийный. Читательской эмпатией Е. А. Корсунский называет способность к сопере-живанию героям или даже отождествление чита-теля с тем или иным персонажем. Исследователи подчёркивают, что эмпатия является одним из важных показателей высокого уровня развития эмоционального компонента в развитии чита-тельских способностей. Переживания за героев литературного произведения, личные читатель-ские эмоциональные реакции, эмоциональное отношение читателя к автору являются необхо-димыми элементами личностного истолкования произведения.

На практике заразить себя переживаниями персонажа, скажем, басни, довольно трудно. Вы-явить авторскую идею, своё отношение можно че-рез мораль. Но мораль – это нравоучение, сюжет же басни чаще всего – живая сценка, участники которой не абстрактные носители неких пороков и слабостей. При изучении басни дети учатся чи-тать психологический рисунок образа-персонажа. Для этого мы используем утвердившийся в мето-дике обучения выразительному чтению подход, предложенный ещё К. С. Станиславским – дей-ствие в предлагаемых обстоятельствах.

Изучая прозаическое произведение, получая представление о литературном портрете, под-ростки имеют возможность осуществить перенос литературоведческих знаний в новые условия. Так, готовясь к чтению по ролям диалога маль-чиков-героев повести В. Катаева «Белеет парус одинокий» из главы «Честное благородное сло-во», ученики должны решить следующую задачу: прочитать реплики героев так, чтобы слушатели узнали Петю и Гаврика. Это кажущееся простым задание достаточно сложно для пятиклассников. Им одинаково нравятся оба мальчика. Они легко чувствуют авторскую «приязнь» к своим героям. Но автор неодинаково изображает их особенно-сти, как внешние, так и внутренние. Подросткам пришлось проделать сложную работу: психоло-гическое состояние героев не статично, автор передаёт малейшие нюансы его изменения под воздействием рассказа Пети о его приключениях. Дети заметили, что мальчикам страшно хотелось казаться взрослыми черноморцами, и это прояви-лось в напускной сдержанности в их отношениях в начале разговора. Но за ней – и Петины муки совести, и настороженность Гаврика. Бурный, эмоциональный рассказ Пети вызывает у Гаври-ка странную реакцию. Обращаем внимание детей на то, что в данной ситуации Петя как настоящий рассказчик замечает реакцию своего слушате-ля («Пете показалось даже, что Гаврик испугал-ся»). Участники диалога – дети, и пятиклассникам близки муки Гаврика от сознания того, что он не может поделиться своей страшной тайной с дру-

гом (а ведь как поднялся бы он в глазах Пети!). Готовясь к чтению диалога в лицах, определяя своё отношение к его участникам, подростки учат-ся нагружать произносимые слова не только ло-гически, но и эмоционально, и психологически. Вникая в психологическое состояние персонажей произведения, ученики обогащают собственные представления. Чувства и мысли. Но здесь суще-ствует и другая связь: обретая собственную точку зрения, школьник-чтец может увидеть произведе-ние в неожиданном ракурсе и по-своему интер-претировать его. И это ценно как для развития творческих начал в личности подростка, так и для развития творческого начала в его чтецкой дея-тельности.

В методику изучения главы «Мадам Сторо-женко» мы ввели новые элементы. Дети должны были приготовиться к инсценированию главы: необходимо было разработать мизансцены и ра-зыграть диалоги Гаврика и мадам Стороженко. Упражнения с составлением мизансцен помогают детализировать видения школьников; происходит своеобразная интериоризация: часто юные чте-цы не могут рассказать о своих представлениях, которые у них возникают при чтении «про себя». В результате выявляются тусклые, безжизненные интонации при чтении вслух – сильный эмоцио-нальный отклик на читаемое не появляется. Со-ставление мизансцены заставляет не только вос-создавать детали текста, но и фантазировать, не выходя за рамки конкретного содержания текста. Видения проясняются, текст становится близким чтецу, своим, конкретные представления легко передаются словами: у чтеца проявляется опре-делённое чувство, отношение к читаемому, сопе-реживание героям произведения.

Постепенно обогащаются и видения: мы ста-раемся связать представление о видениях и от-ношении к читаемому в сознании школьников. Приступая к изучению главы «Море», мы просим детей на минуту закрыть глаза и перенестись мыслями к морю, а потом рассказать о своих ви-дениях.

О чём рассказывают подростки? «Я вижу море. Оно ярко-голубое. Тихое. Волны медлен-но наползают на берег. Вдали виден небольшой корабль». «Море блестит на солнце так, что ре-жет глаза. Это происходит ещё и потому, что на волнах – рябь. Очень жарко, хочется искупаться». «На море холодно. День пасмурный. Море тёмное и неласковое. Пахнет водорослями. Волны с шу-мом ударяются о берег…» и т. д.

Несмотря на то, что видения подростков непохожи, их объединяет отсутствие каких-либо представлений, кроме зрительных. Только немно-гие почувствовали запахи моря, смогли передать свои ощущения. Чтобы увеличить объём зритель-ных представлений детей, мы прочитали рассказ Катаева о море, полный зримых, слышимых, ди-намичных объёмных видений моря в разное вре-мя суток.

Работая над выразительным чтением главы «Море», мы знакомим учеников с понятием темпо- ритма чтения. Обращаем внимание на то, что

292


мастера художественного слова связывают ритм с внутренним состоянием чтеца, его эмоциональ-ным откликом на произведение. Темп определя-ется как составная часть ритма. Понимая вслед за Ю. К. Беседой ритм как «степень внутреннего напряжения и чередование эмоционально-пси-хологических спадов и подъёмов» [1, с. 51–71], обращаем внимание детей на то, как велик эмо-циональный накал главы, как часто меняется на-строение от созерцания моря, от проникновения в его тайны, от своеобразного общения с ним.

Как передать это в чтении? Выбор нужного темпо-ритма для каждого смыслового куска (ча-сти главы) помогает решить эту задачу. Своеобра-зие темпо-ритма чтения обусловлено содержани-ем текста: глава открывается изображением моря «во всю ширину», но картина почти сразу резко меняется – появляется крутой обрывистый берег, и темп чтения заметно увеличивается, передаёт движение бегущего по крутой дорожке Пети. Всё быстрее, быстрее… «Э, будь что будет!…» При воссоздании в звучащем слове картин моря нема-ловажно обратить внимание на темпо-ритм, по-тому что «действие и ритм взаимосвязаны. Дей-ствие… рождает движение и развитие мысли… Ритм также связан с развитием» [1, с. 59].

Таким образом, ритм помогает проявиться словесному действию, выполнить конкретную за-дачу: воссоздать в звучащем слове разнообраз-ные картины моря, передать слушателям то от-ношение, которое они рождают у автора, героев произведения, у самого чтеца. Всё это помогает глубже понять функции пейзажа в литературном произведении.

Следует отметить, что пятиклассники уже способны при анализе чтения обращать внима-ние на средства выразительности. Например, слушая стихотворение М. Лермонтова «Парус», подростки отмечали, что они не только рисуют в воображении картину белеющего в море паруса, но и слышат, как «мачта Гнётся и сКРЫпит», как «ветеР СВиЩет». Это говорит о том, что ученики воспринимают стихотворение не только на уров-не эмоций содержания, но и на уровне эмоций формы (выражения Л. Выготского), значит, и сами

они будут искать нужные средства для того, чтобы чтение было действенным. Чтобы передать своё отношение при чтении данного текста, необходи-мо проникнуться его настроением. Сложность со-стоит в том, что риторические вопросы и воскли-цания, передающие суть переживаний. Являются своеобразным рефреном в этом небольшом про-изведении, основанном на видениях, они как бы разрывают одно видение и дают начало другому. Этот сложный комплекс представлений и эмоций пробуждает определённые эмоции у читающего и слушающих стихотворение.

Таким образом, работая над выявлением от-ношения к читаемому, мы обогащаем и те умения, которые связаны с воссозданием видений в во-ображении детей. Эти умения совершенствуются и при условии внимательного отношения к вну-треннему миру персонажей. Можно утверждать, что в процессе обучения выразительному чтению мы развиваем художественную перцепцию как одну из читательских способностей. Е. А. Корсун-ский определяет художественную перцепцию как выделение читателем литературного персонажа как объекта восприятия, как возможность позна-ния его внутреннего мира. Психолог отмечает, что понимание внутреннего мира литературного персонажа осуществляется благодаря воссозда-нию внутреннего мира героя при помощи вообра-жения; благодаря интуитивному проникновению в психологическую сферу персонажа; благодаря сознательному психологическому анализу соци-ально-психологических мотивов его поступков, психологического состояния личности в целом [2, с. 59].

В чём мы видим перспективу? В последу-ющем (6 класс), углубляясь в подтекстовое со-держание произведения, активно воспринимая авторскую задачу, чтец проявляет творческое от-ношение, выявляет личностный смысл при вопло-щении текста в живом звучащем слове. Возмож-ности возраста, достаточный для 6–7-классников запас жизненного опыта позволят подросткам проявлять в чтении свою точку зрения, своё ви-дение произведения, раскрывать определённые свойства своей личности.

Список литературы1. Беседа Ю. К. Темпо-ритм выразительного чтения // Выразительное чтение в вузе. Иркутск, 1980. С. 51–71.2. Корсунский Е. А. Развитие литературных способностей школьников: учеб. пособие к спецкурсу. Л.: ЛГПИ,

1985. С. 13, 15, 59.

УДК 371.3:82-3Андрей Владимирович Сергеев,



Методические приёмы и способы освоения духовных смыслов русской и зарубежной литературы старшеклассниками

В статье рассматривается методика работы с художественным произведением на основе тео- аксиологического подхода.

Ключевые слова: идеациональная культура, смысловое чтение, стратегии смыслового чтения, сравнительно-сопоставительный анализ произведения, послетекстовая деятельность

293


Andrey V. Sergeev,Master Student,



Methods and Tools for Teaching Spiritual Meanings of Russian and Foreign Literature to Children and Seniors

The article presents a technique of working with artwork based on the Theo-axiological approach.Keywords: ideational culture, semantic reading, semantic strategies of reading, comparative analysis

of works

Констатируя факт реальности отторжения молодёжи от глубокого чтения, формального от-ношения к произведениям величайших писателей мировой литературы, исследователи замечают, что новое поколение не видит духовного смысла в произведениях литературы, соответственно, не различает добра и зла в жизни. Каким образом решать эту проблему? Учёный Т. Петракова ссы-лается на слова И. А. Ильина, который «утверж-дал, что необходимо как можно раньше «зажечь и раскалить» в ребёнке «духовный уголь».

Совершенствование личности возможно, если старшеклассникам будет предложен не только глубокий по смыслу, содержательный ма-териал художественной литературы, но и инте-ресный для них.

Исследователи отмечают интерес к христи-анской литературе, в том числе и к переводным художественным произведениям. Обратимся к историческому роману Л. Уоллеса «Бен-Гур», который знакомит современного читателя с исто-рией зарождения христианства, с основами хри-стианских добродетелей. Исследователи отме-чают особую роль, которую играет роман Лью Уоллеса «Бен-Гур» в истории американской ли-тературы (самая известная англоязычная книга, не менее популярная, чем «Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу). Роман «Бен-Гур» поддержан рели-гиозными деятелями, видящими в нём признаки духовного подъёма американской культуры.

Почему интерес к роману сохраняется уже более ста лет? Потому что каждый находит в нём нечто важное для себя. А ведь эта история от-далена даже от читателя ХIХ века. Но история Бен-Гура, кульминацией которой стало его при-сутствие на Голгофе и обращение ко Христу, от-личается не только религиозным чувством, но и авантюризмом, сентиментальностью, зрелищ-ностью. Поэтому роман можно рассматривать как историческое повествование, эпос, мелодраму, приключенческую историю.

Изучение книги Л. Уоллеса «Бен-Гур» и её переводов является актуальным и может быть предложено для прочтения старшеклассникам. Учитель может определить место урока по изу-чению этого произведения: до изучения романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» в 11 классе.

Каким образом можно организовать работу над этим текстом? К каким исследованиям обра-титься?

Исторический роман Л. Уоллеса подробно рассмотрен в работе Л. В. Крупник «Античные

и раннехристианские реалии в англоязычном ху-дожественном тексте и их передача на русский язык» [2]. Исследователь отмечает, что в ори-гинальном тексте достаточно много античных и раннехристианских реалий, скрытых коннота-ций и аллюзий, связанных с ними. Античность и раннее христианство представляют собой со-вершенно разные культурные круги, однако фор-мально они объединены языком Нового Завета, поэтому в исследовании Л. В. Крупник античные и раннехристианские реалии тщательно анали-зируются. Подобные работы представляют осо-бый интерес, поскольку фрагменты исследования могут быть использованы на уроке по изучению романа Л. Уоллеса для организации самостоя-тельной работы, формирующей умения смыс-лового чтения. Здесь важно отметить необходи-мость использования исследования Л. В. Крупник как историко-культурологического комментария, как системы дополнений к тексту, более подробно раскрывающих его смысл. Он, по словам В. А. До-манского, является ключом к культурному коду, который определяется «национальным образом мира», географической средой, национальным складом психики, мышления… Ценностной доми-нантой такого подхода является знакомство обу-чающихся с моделями мира и образом человека в культуре, преломляющихся в разных типах ху-дожественного сознания [1]. В процессе изучения происходит актуализация знаний, полученных на уроках литературы, истории, мировой художе-ственной культуры. Обучающиеся погружаются в атмосферу эпохи.

После ознакомления с мнениями американ-ских и русскоязычных критиков о романе старше-классники участвуют в беседе, в основе которой вопросы, организующие поисковую деятельность читателей:

– Почему в романе «Бен-Гур» иудеи и рим-ляне представляют «цивилизованную» и «дикую» силы соответственно? Докажите, что автор изо-бражает Рим как нечестивую империю, находящу-юся на последней стадии нравственного упадка.

– Почему действие в первой книге романа, по словам критиков, развивается неспешно, оставляя в стороне жизненные конфликты и драмы? Найди-те эпизоды, в которых автор подробно останавли-вается на вопросах духовного просвещения.

– Какими событиями второй книги рома-на можно прокомментировать замечание авто-ра: «Ребёнок мгновенно стал мужем» [Перевод В. Кайдалова: р. 2, гл. 6 ]?

294


– Эволюция Бен-Гура (сентиментальный подросток – герой, поразительно мускулистый мужчина, которого труд сделал могучим силачом). Можно ли утверждать, что в физических достоин-ствах Бен-Гура Уоллес намерен был отразить его нравственную чистоту и духовную праведность? (Здесь уместно напомнить школьникам, что в се-редине XIX столетия в Америке появилось дви-жение христиан, утверждавших, что в воспитании молодёжи здоровое тело так же важно, как и ду-ховная чистота, что американские юноши должны готовиться распространять Евангелие по миру, преодолевая физические и духовные преграды. Такие протестантские организации, как «Young Men Christian Association» («Ассоциация молодых христиан»), вербовали солдат для Христа).

– Почему автор наделил Бен-Гура качества-ми светского лидера, сильного соперника в спор-тивных состязаниях, отважного воина и преданно-го ученика?

– Можно ли утверждать, что попытка уничто-жить римлян символизирует движение, цель кото-рого – освятить духовную пустыню, на заре новой, христианской эры?

– Найдите в конце пятой книги факты, дока-зывающие, что конфликт с Римом завершается для Бен-Гура триумфом.

– Каким христианским добродетелям Хри-стос учит Бен-Гура, смиренно перенося челове-ческое предательство и позволив Себя распять?

– Каким образом автор даёт понять читате-лю, насколько важны покорность Божьей воле, сострадание и любовь?

– Как изменяется Бен-Гур после духовного прозрения?

– Можно ли утверждать, что первая полови-на романа отражает особенности ветхозаветного закона: принцип «око за око» оправдывает гнев Бен-Гура и побуждает его физическому наси-лию, которое обычно восхваляется в вестернах, но остальные главы говорят о потребности героя принять евангельские истины?

– Согласны ли вы с утверждениями критиков о том, что основные главы читаются как «история

духовного обращения, акцентирующая внимание на таких добродетелях, как самопожертвование, духовное сопротивление злу и христианское сми-рение»?

– Уоллес называет тремя христианскими до-бродетелями веру, любовь и добрые дела. Найди-те подтверждение этому в тексте произведения.

– Можно ли утверждать, что главной темой романа Л. Уоллеса является духовное пробужде-ние человека?

В данном случае использована одна из стра-тегий послетекстовой деятельности «Вопросы после текста», которые связаны с усвоением, рас-ширением, углублением, обсуждением прочитан-ного, когда происходит корректировка читатель-ской интерпретации авторским смыслом.

Подвиг и предательство, счастье и долг, же-лание и закон, взаимоотношения людей, дружба, человек и его поведение в различных ситуациях – эти и другие проблемы нравственного характера оказываются первостепенно важными и акценти-руются читателем-школьником в процессе этой беседы. Нравственная доминанта в литератур-ных интересах читателя-старшеклассника содей-ствует нравственному росту ученика, внимание к ткани художественного произведения становит-ся более пристальным, усиливающим его сопере-живание, позволяющим постигать новые, незна-комые ситуации и характеры.

Ещё одной интересной формой работы, вы-являющей духовные смыслы иноязычного текста, может стать сопоставление переводов произве-дения. Сравнение переводов помогает устано-вить эмоционально-концепционную доминанту; сравнение переводов приводит к развитию у уча-щихся способности видеть смысл художествен-ных образов и их связь внутри текста, сохранение в переводе авторского мировосприятия и основ-ных образов текста (В. Г. Маранцман).

Сначала прозвучало чтение отрывка из про-изведения на языке оригинала, что обеспечивает учащимся целостное представление об иноязыч-ном художественном произведении:

By-and-by the moon came up. Мало-помалу на небо взошла луна.

And as the three tall white figures sped, with sound-less tread, through the opalescent light, they ap-peared like specters flying from hateful shadows.

В ее серебристом свете три высокие белые фигуры, неслыш-но двигающиеся по пустыне, казались привидениями, возник-шими из теней.

Suddenly, in the air before them, not farther up than a low hill-top flared a lambent flame; as they looked at it, the apparition contracted into a focus of daz-zling uster.

Неожиданно в воздухе перед ними, над вершиной близлежа-щего холма, воссиял яркий свет; все трое разом останови-лись, не спуская взгляда с его источника.

Their hearts beat fast; their souls thrilled; and they shouted as with one voice,

Сердца путников забились чаще, души их затрепетали, и все трое в один голос воскликнули:

«The Star! The Star! – Звезда! Звезда!

God is with us!»

С нами Бог!(Перевод В. Кайдалова)coollib.com›Книги›382719/read

295


При работе над романом «Бен-Гур» мы об-ратились к современным его переводам В. Кай-далова (параллельный перевод) и Н. И. Кролик: «Взошла луна. Три высоких фигуры, бесшумно несущиеся в призрачном свете, казались духа-ми, бегущими из проклятой тени. Вдруг в воздухе перед ними, невысоко над вершинами холмов, загорелось сияние. Когда они подняли взгляды, оно собралось в ослепительную точку. Серд-ца забились быстрее, души затрепетали, и они вскричали в один голос: «Звезда! Звезда! С нами Бог!» (Перевод Н. И. Кролик: fanread.ru'Книги' 9175469/?page=1).

Нами был проведён сопоставительный ана-лиз лексических, стилистических соответствий, значимых для сохранения концепции оригина-ла, влияющих на изменение оттенков смысла подлинника при переводе. Такое сопоставление помогает выявить духовно-нравственные и эсте-тические акценты. Вопросы на сопоставление переводов помогают учащимся осознать смысл художественного текста. В данном случае на уроке были применены элементы интегративной технологии обучения литературе, в основе кото-рой – изучение литературы в контексте междис-циплинарных связей, создание учебных ситуаций, позволяющих применить в новых условиях уме-ния, полученные в рамках изучения смежной дис-циплины. Междисциплинарные связи помогают формировать у обучающихся целостное видение мира и понимание места и роли человека в нём, а получаемая ими информация становится для них личностно значимой.

Другой формой работы над романом «Бен-Гур» является анализ рецензий читателей, разме-щённых в поле Интернет. Старшеклассники долж-ны были познакомиться с откликами читателей романа, восприятием зрителей, просмотревших фильм «Бен-Гур», и выявить не только особенно-сти читательского восприятия, но и то, насколько внимательны читатели к нравственно-философ-ской проблематике романа.

В результате исследовательской работы старшеклассников все отзывы читателей о рома-не Л. Уоллеса распределились следующим обра-зом:

В первую группу они определили отзывы, ха-рактеризующие наивно-реалистическое, сюжетно- событийное восприятие (классификация В. А. До-манского): «Писатель Лью Уоллас ещё в 1880 году написал книгу «Бен-Гур: история Христа». Там мы видим жизнь Палестины, Иудеи и Римской импе-рии глазами современников Христа, одна из вер-сий распространения христианства на земле. Сам Бен-Гур – вымышленный главный герой, богатый и могущественный еврей, встречающийся с Хри-стом, попавший в рабство и далее выживающий в тяжёлых условиях того времени: побывавший и гребцом, и гладиатором, и нищим.

Знатного гражданина Иуду Бен-Гура предал его лучший друг – римский трибун Мессала. Бен-Гур был осуждён и долгие годы провёл в рабстве, мечтая о возвращении домой. Он преодолел не-мало испытаний – и наконец судьба ему улыбну-

лась… Но ни долгожданное возвращение на роди-ну, ни месть бывшему другу не подарили Бен-Гуру счастья. Ведь для обретения настоящей свободы всегда нужно нечто большее, чем возмездие… Не смотря ни на что (тюрьма, сражения, нищета), оно осталось таким до конца его дней. Иуда Бен-Гур – это настоящий герой евреев, человек, который боролся за независимость своего народа».

Вторая группа отзывов представляет образ-но-аналитический подход к прочтению романа «Бен-Гур»: «Мне очень нравятся произведения, в которых затрагивается тема религии. К таким произведениям я отношусь с некоторым трепе-том и читаю их внимательно, стараясь уловить каждую мелочь, которая раскрыла бы авторскую точку зрения. В данном случае роман Лью Уолле-са «Бен-Гур» по-новому лично для меня заставля-ет взглянуть на историю прихода Христа на землю Иудейскую. Он показывает какие надежды были возложены на Мессию и к чему в конце концов это привело. В то же время параллельно с историей Христа перед нами печальная история еврейского юноши, который олицетворяет собой мифическо-го Геракла, потому что он способен преодолевать все трудности на пути к своей цели».

Третья группа – это читатели, демонстрирую-щие достаточно высокий, художественно-эстети-ческий уровень восприятия текста: «Это в боль-шей степени приключенческий роман, но почва его несколько отлична от любого произведения подобного рода, наподобие майнридовских. Это рассказ о людях, живших во времена Христа, ви-девших Его и даже пару раз говоривших с Ним, но божественная составляющая здесь – всего лишь приправа к блюду, недаром Иисус появляется в сюжете лишь несколько раз, направляя героев. Это рассказ о том, как человек, простой обыва-тель, как мы с вами, изменил себя, свои взгляды на мир, пришёл от жажды мести к любви, забо-те и прощению. Да, история несколько наивна на наш современный взгляд, но как многим сейчас не хватает в душе Бен-Гура, как много в нас живёт от Мессалы… [3].

Были и такие читатели, которые делают по-пытки сопоставительного анализа произведе-ний разных искусств, литературы и кино: «Скажу честно, образ Бен-Гура в фильме мне понравился больше, но в книге он более правдив. Я написала выше, что в душе главного героя много добра, но помимо этого его сердце наполнено местью, оби-дой, грустью, любовью. Мы понимаем, что кроме удачи этот человек обладает железной волей на пути к своей цели. Да, он ошибается, но в чем-то он бывает прав. Он знает, когда нужно оста-новиться, а когда идти вперёд. Таким человеком можно восхищаться, но его же следует опасать-ся… Первые дни христианства – тяжёлые време-на, и Бен-Гур достойно их встретил» [3].

Наибольший интерес представляли для школьников работы, в которых читатели попыта-лись найти в произведении Л. Уоллеса духовно- нравственную проблематику и выразить своё от-ношение к системе ценностей, на которых автор акцентирует внимание: «Иудея, Иерусалим, Рим-

296


ская империя. Время зарождения христианства. Евреи, римляне, египтяне, греки, арабы. Восточ-ный базар. Здесь яркие краски, сочные описания. Здесь раскрашено время евангельских событий. Эта книга как путешествие во времени. Начина-ешь лучше понимать происходившие там собы-тия. Все, как один, евреи верили и ждали Мессию. Почему же они не приняли Его, когда Он явился? Что ждали евреи от Бога? И что предложил им Бог? Гордость никогда так не сильна, как в цепях. Иудее предстояло сделать выбор. Но выбор стоит не только перед народом, перед каждым героем книги. Каждый делает его сам. Будешь строить рай на земле или в небе?» [3].

Интересно, что такие читатели приходят к ос-мыслению идеациональной культурной традиции, выявляющейся в произведении Л. Уоллеса. При этом сами отзывы содержат черты чувственной культуры. На этом соединении-столкновении противоположностей строится интересное чита-тельско-зрительское восприятие: «Идею можно победить только ещё более сильной идеей», – так говорит Мессала римскому легионеру. Это – одна из ключевых мыслей и книги, и фильма. Честно говоря, книга для меня в тени великого фильма Уайлера, и читал я её именно так – в тени филь-ма. И книга, и фильм – удачное соответствие ве-

личия темы величию воплощения. Но говорит она о величии – величии человеческого духа. Который и творит судьбу всех, кто там на первых ролях. Замечательное произведение с крупными лич-ностями – крупными в благих делах и в таких же масштабах грехах и заблуждениях. Поэтому, ско-рее всего, книга – на любителя. Искушённого» [3].

Таким образом, выявляется результатив-ность стратегий смыслового чтения, посколь-ку смысловое чтение отличается тем, что при смысловом виде чтения происходят процессы постижения читателем ценностно-смыслового аспекта художественного текста, т. е. осуществля-ется процесс интерпретации, наделения смыс-лом. Прибегая к стратегиям смыслового чтения, учитель имеет возможность достичь весомого ре-зультата. Выполняя задания, подобные тем, что приведены в статье, старшеклассники приходят к убеждению: литература направлена на «воспи-тание сердца, его «возвышение», пробуждение в нём сил любви» (Т. Петракова). При изучении текстов, подобных роману Л. Уоллеса «Бен-Гур», решается главная задача духовно-нравственного воспитания – дать сердцу правильное направле-ние, соответствующее главной цели бытия, раз-вить в нем деятельную любовь к Богу и ко всему святому, воспитать «вкус» сердца.

Список литературы1. Доманский В. А. Литература и культура. Культурологический подход к изучению словесности в школе: учеб.

пособие для студ. вузов. М.: Флинта: Наука, 2002. 366 с. 2. Крупник Л. В. Античные и раннехристианские реалии в англоязычном художественном тексте и их передача

на русский язык (на материале книги Л. Уоллеса «Бен-Гур»): автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.20. М., 2013.3. Livelib.ru [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.livelib.ru/book/1000189370-bengur-lyu-uolles (дата

обращения: 10.10.2017).

УДК 373Оксана Владимировна Трофимова,

кандидат педагогических наук,Забайкальский государственный университет,


Интеллект-карты как средство формирования у школьников универсальных учебных действий

Автор предлагает рассмотреть потенциал метода интеллект-карт при формировании у школь-ников всех групп УУД на уроках русского языка. В статье раскрываются особенности метода интел-лект-карт. Даны примеры использования данного метода на уроках русского языка. Указаны группы УУД, которые могут быть сформированы у учащихся с помощью метода интеллект-карт.

Ключевые слова: интеллект-карты, метод интеллект-карт, универсальные учебные действия, Фе-деральный государственный образовательный стандарт основного общего образования

Oksana V. Trofimova,Candidate of Pedagogic Sciences,

Transbaikal State University,Сhita, Russia,


The Mind Maps fs the Forming Means of Pupils Universal Learning ActivitiesThe author proposes to consider the potential of the method of mind maps in the formation of pupils in

universal learning activities at the lessons of the Russian language. The article reveals the features of the method of mind maps. Examples of the use of this method at the Russian language lessons are given. Groups of universal learning activities that can be formed by pupils by the method of mind maps are indicated.

Keywords: mind maps, the method of mind maps, the universal learning activities, Federal state educational standard of basic general education

297


Новые стандарты школьного образования (ФГОС ООО и ФГОС СОО) [5; 6] поставили ряд первоочередных задач перед современной шко-лой и учителями. Сегодня школьник к выпуску из школы должен овладеть набором так называемых универсальных учебных действий (далее УУД). В нормативных документах [7] дана классифика-ция УУД. В составе основных видов УУД, дикту-емом ключевыми целями общего образования, выделяется четыре блока: 1) личностный; 2) регу-лятивный (включающий также действия саморегу-ляции); 3) познавательный; 4) коммуникативный.

В блок личностных УУД входят жизненное, личностное, профессиональное самоопределе-ние; действия смыслообразования и нравствен-но-этического оценивания, реализуемые на осно-ве ценностно-смысловой ориентации учащихся (готовность к жизненному и личностному самоо-пределению, знание моральных норм, умение вы-делить нравственный аспект поведения и соотно-сить поступки и события с принятыми этическими принципами), а также ориентации в социальных ролях и межличностных отношениях.

В блок регулятивных УУД включаются дей-ствия, обеспечивающие организацию учащимся своей учебной деятельности: целеполагание как постановка учебной задачи на основе соотнесе-ния того, что уже известно и усвоено учащимися, и того, что ещё неизвестно; планирование – опре-деление последовательности промежуточных це-лей с учётом конечного результата; составление плана и последовательности действий; прогнози-рование – предвосхищение результата и уровня усвоения, его временных характеристик; контроль в форме сличения способа действия и его резуль-тата с заданным эталоном с целью обнаружения отклонений и отличий от эталона; коррекция – внесение необходимых дополнений и корректив в план и способ действия в случае расхождения эталона, реального действия и его продукта; оценка – выделение и осознание учащимся того, что уже усвоено и что ещё подлежит усвоению, осознание качества и уровня усвоения.

В блоке УУД познавательной направлен-ности целесообразно различать общеучебные, включая знаково-символические и логические, действия постановки и решения проблем. К обще-учебным действиям относятся: самостоятельное выделение и формулирование познавательной цели; поиск и выделение необходимой инфор-мации; применение методов информационного поиска, в том числе с помощью компьютерных средств; знаково-символические действия, вклю-чая моделирование; умение структурировать знания; умение осознанно и произвольно строить речевое высказывание в устной и письменной форме; выбор наиболее эффективных способов решения задач в зависимости от конкретных ус-ловий; рефлексия способов и условий действия, контроль и оценка процесса и результатов дея-тельности; смысловое чтение как осмысление цели чтения и выбор вида чтения в зависимости от цели; извлечение необходимой информации из прослушанных текстов различных жанров;

определение основной и второстепенной ин-формации; свободная ориентация и восприятие текстов художественного, научного, публицисти-ческого и официально-делового стилей; понима-ние и адекватная оценка языка средств массовой информации; умение адекватно, подробно, сжа-то, выборочно передавать содержание текста, составлять тексты различных жанров, соблюдая нормы построения текста (соответствие теме, жанру, стилю речи и др.).

Наряду с общеучебными также выделяют-ся универсальные логические действия: анализ объектов с целью выделения признаков (суще-ственных, несущественных); синтез как составле-ние целого из частей, в том числе самостоятель-ное достраивание, восполнение недостающих компонентов; выбор оснований и критериев для сравнения, сериации, классификации объектов; подведение под понятия, выведение следствий; установление причинно-следственных связей, по-строение логической цепи рассуждений, доказа-тельство; выдвижение гипотез и их обоснование. Действия постановки и решения проблем включа-ют формулирование проблемы и самостоятель-ное создание способов решения проблем творче-ского и поискового характера.

Коммуникативные действия обеспечивают социальную компетентность и учёт позиции дру-гих людей, партнёра по общению или деятель-ности, умение слушать и вступать в диалог, уча-ствовать в коллективном обсуждении проблем, умение интегрироваться в группу сверстников и строить продуктивное взаимодействие со свер-стниками и взрослыми. Соответственно в состав коммуникативных действий входят: планирование учебного сотрудничества с учителем и сверстни-ками – определение цели, функций участников, способов взаимодействия; постановка вопросов – инициативное сотрудничество в поиске и сборе информации; разрешение конфликтов – выявле-ние, идентификация проблемы, поиск и оценка альтернативных способов разрешения конфлик-та, принятие решения и его реализация; управле-ние поведением партнёра – контроль, коррекция, оценка действий партнёра; умение с достаточной полнотой и точностью выражать свои мысли в со-ответствии с задачами и условиями коммуника-ции; владение монологической и диалогической формами речи в соответствии с грамматически-ми и синтаксическими нормами родного языка [7, с. 39–42].

Авторы «Фундаментального ядра содержа-ния общего образования» отмечают, что «разви-тие системы универсальных учебных действий в составе личностных, регулятивных, познава-тельных и коммуникативных действий осущест-вляется в рамках нормативно-возрастного разви-тия личностной и познавательной сфер ребёнка. Процесс обучения задаёт содержание и характе-ристики учебной деятельности ребёнка и тем са-мым определяет зону ближайшего развития УУД» [7, с. 42].

Сегодня многим учителям может быть инте-ресен метод интеллект-карт (варианты названий-

298


синонимов: ментальная карта, карта ума, карта мыслей, диаграмма связей, ассоциативная карта) в первую очередь потому, что способствует фор-мированию у школьника всех видов УУД.

Интеллект-карта – это метод визуальной фиксации информации, метод графического вы-ражения процессов восприятия, обработки и за-поминания информации, творческих задач, ин-струмент развития памяти и мышления. Автором данной теории «умных» карт считают Тони Бью-зена, который в 1970-х годах описал свою концеп-цию и представил на суд общественности.

По мнению М. Е. Бершадского, существуют несколько основных областей применения интел-лект-карт:

• личная жизнь человека (самоанализ, ана-лиз и разрешение проблемных ситуаций, ведение дневника с помощью интеллект-карт);

• семейная жизнь (учёба и сочинительство в кругу семьи, анализ взаимоотношений, плани-рование бюджета, планирование отдыха и т. д.);

• образование (развитие мышления, конс- пектирование, аннотирование, подготовка к эк-заменам, повторение, организация коллективной деятельности);

• бизнес и профессиональная жизнь (моз-говой штурм, деловые встречи, презентации, ме-неджмент)

Основные направления применения интел-лект-карт в образовании представлены следую-щими блоками: учёба (понятия (признаки, связи), методы (объекты, операции), обобщение, повто-рение, систематизация, работа в группах (творче-ство)) [1].

Систематизированный, структурированный ма- териал, выстроенный в логическую цепочку, тот материал, в котором прослеживаются причинно- следственные связи, лучше запоминается. Очень хорошо, если перед глазами ученика изучаемая тема предстаёт в виде целостной картины.

По словам распространителя этой техноло-гии в России М. Е. Бершадского, учителя-новато-ра, учёного, метод этот может вызвать едва ли не революцию в образовании. Многие проблемы, источником которых являются познавательные затруднения учащихся, могут быть решены, если сделать процессы мышления школьников наблю-даемыми. Именно это и позволяет осуществить метод интеллект-карт.

Данный метод предлагает особый способ ор-ганизации работы с информацией, который очень похож на работу мозга, в котором каждое полуша-рие отвечает за свои области действий и операций и при этом активно дополняет работу друг друга.

Н. И. Козлов описал ряд требований к по-строению интеллект-карты:

1) выделение центрального образа, понятия, идеи, вокруг которых будет идти надстройка;

2) первые идеи, которые располагаются на первом уровне от центра должны быть тесно свя-заны с образом, должны давать ему характери-стику, описывать ключевые моменты и т. п.;

3) каждая идея (ветвь) должна иметь ключе-вые слова, образы, ассоциации;

4) все последующие идеи второго, третьего уровней должны нести определённую информа-цию и разрастаться из более высоких уровней (т. е. расположение информации должно быть не линейным, а концентрическим), с соблюдением логики в расположении элементов карты, с учё-том отношений между ними;

5) использование не более 5–7 элементов; если их больше, необходимо их группировать до оптимального для запоминания объёма;

6) максимальная симметричность блоков для удобства запоминания [4].

Из этих требований вытекает ряд особенно-стей интеллект-карты:

– визуализация структуры рассматриваемого явления, понятия, образа;

– активное использование цвета, рисунков, символов и т. п. на всём пространстве листа;

– минимальное использование объёмных текстов.

Например, тема «Разряды имён существи-тельных» может быть изучена путём составления такой интеллект-карты (рис. 1).

Обобщать изученное также можно, пользу-ясь методом интеллект-карт. Например, повторе-ние и обобщение изученного по какой-либо части речи может быть проведено через составление интеллект-карты на уроке, дома в качестве до-машнего задания и т. д. (рис. 2).

Кроме того, можно использовать начатые, но не заполненные до конца карты для того, чтобы уча-щиеся сами дополнили отсутствующие фрагменты.

Сегодня популярность данного метода во всех сферах человеческой деятельности такова, что разработчиками компьютерных приложений созданы несколько вариантов программ, органи-зующих работу по составлению интеллект-карты. Самыми известными из них являются iMindMap (программа создана и находится под патрона-жем основателя данной методики Тони Бьюзена), ConceptDraw, MindJet, Mind Manager и другие [2].

Использование метода интеллект-карт на уроках русского языка позволит более эффек-тивно формировать у учащихся УУД всех групп. Данный метод можно использовать на любом эта-пе урока, особенно актуален он при объяснении новой темы, когда необходимо не только описать новое явление или понятие, но и провести ассо-циации с уже изученным материалом. Исполь-зовать данный метод можно и при реализации индивидуально-дифференцированного подхода, когда необходимо стимулировать работу отдель-ных учащихся. В таком случае задание может да-ваться на дом.

Учитель-практик О. М. Дуванова, использую-щая данный метод на своих уроках, отмечает ряд преимуществ использования данного метода на уроках русского языка и литературы:

«Наглядность. Всю проблему с её многочис-ленными сторонами можно окинуть одним взгля-дом.

Привлекательность. Хорошая интеллект-кар-та имеет свою эстетику, её рассматривать не только интересно, но и приятно.

299


Рисунок 1

Рисунок 2

Запоминаемость. Благодаря работе обоих полушарий мозга, использованию образов и цве-та интеллект-карта легко запоминается.

Своевременность. Интеллект-карта помогает выявить недостаток информации и понять, какой информации не хватает.

Творчество. Интеллект-карта стимулирует творчество, помогает найти нестандартные пути решения задачи.

Возможность пересмотра. Пересмотр интел-лект-карт через некоторое время помогает усво-ить картину в целом, запомнить её, а также уви-деть новые идеи» [3].

Метод интеллект-карт способствует форми-рованию и развитию:

1) личностных УУД:– жизненное, личностное, профессиональ-

ное самоопределение: школьник должен уметь

300


высказывать собственную позицию, отстаивая тот или иной вариант интеллект-карты;

– действия смыслообразования и нравствен-но-этического оценивания, реализуемые на осно-ве ценностно-смысловой ориентации учащихся: школьник должен понимать необходимость дан-ной работы по составлению «умных» карт, видеть перспективу их дальнейшего использования;

– действия ориентации в социальных ролях и межличностных отношениях: школьник должен уметь работать в группе, общаться, распределять ответственность и нагрузку;

2) коммуникативных УУД:– планирование учебного сотрудничества

с учителем и сверстниками: для создания каче-ственной интеллект-карты школьнику необходимо сотрудничество на всех этапах работы: от опреде-ления цели и функций и обязанностей участников до сбора информации, от идеи до реализации на листе бумаги или в программном файле;

– разрешение конфликтов и управление по-ведением партнера: учащийся должен выявлять проблему, находить альтернативное решение принимать его, реализовывать. Например, при распределении ролей участников проекта, при выборе механизмов работы и т. п.;

– умение с достаточной полнотой и точно-стью выражать свои мысли в соответствии с зада-чами и условиями коммуникации, особенно когда речь идёт о групповой работе, работе в классе во время урока;

– владение монологической и диалогической формами речи в соответствии с грамматически-ми и синтаксическими нормами родного языка: учащемуся необходимо не только создать интел-лект-карту, но и аргументированно объяснить её структуру и содержание, прокомментировать по-рядок своих действий и ход мыслей;

3) познавательных УУД:общеучебные действия: – самостоятельное выделение и формули-

рование познавательной цели: учащихся можно учить поиску и формулированию цели составле-ния интеллект-карты;

– поиск и выделение необходимой информа-ции: для составления интеллект-карты;

– применение методов информационного поиска, в том числе с помощью компьютерных средств;

– знаково-символические действия, включая моделирование;

– умение структурировать знания; – умение осознанно и произвольно строить

речевое высказывание в устной и письменной форме;

– выбор наиболее эффективных способов решения задач в зависимости от конкретных ус-ловий;

– рефлексия способов и условий действия, контроль и оценка процесса и результатов дея-тельности;

– смысловое чтение как осмысление цели чтения и выбор вида чтения в зависимости от цели;

– извлечение необходимой информации из прослушанных текстов различных жанров;

– определение основной и второстепенной информации;

– свободная ориентация и восприятие текс- тов художественного, научного, публицистическо-го и официально-делового стилей;

– понимание и адекватная оценка языка средств массовой информации;

– умение адекватно, подробно, сжато, выбо-рочно передавать содержание текста, составлять тексты различных жанров, соблюдая нормы по-строения текста (соответствие теме, жанру, стилю речи и др.).

универсальные логические действия: – анализ объектов с целью выделения при-

знаков (существенных, несущественных); – синтез как составление целого из частей,

в том числе самостоятельное достраивание, вос-полнение недостающих компонентов;

– выбор оснований и критериев для сравне-ния, сериации, классификации объектов;

– подведение под понятия, выведение след-ствий;

– установление причинно-следственных свя-зей, построение логической цепи рассуждений, доказательство;

– выдвижение гипотез и их обоснование.4) регулятивных УУД: – целеполагание: школьник должен уметь

ставить цель своей работы с интеллект-картой; понимать, как определить, что необходимо взять для её составления, какие ошибки ему необходи-мо исправить, как можно будет их исправлять;

– планирование: школьник должен уметь пла- нировать свою деятельность, определять после-довательность действий, ориентируясь на требо-вания к составлению интеллект-карты, при ана-лизе содержания и выражения текста, который необходимо переработать в интеллект-карту;

– самооценка: на основе сравнения с образ-цом, с аналогичными результатами работы од-ноклассников школьник должен уметь оценивать результаты своей деятельности по составлению интеллект-карты;

– самокоррекция: на основе проведённой са-мооценки школьник должен уметь корректировать свою деятельность с интеллект-картой и при не-обходимости внести коррективы в деятельность.

Таким образом, метод интеллект-карт можно использовать как эффективное средство фор-мирования всех групп УУД в рамках требований ФГОС ООО [5] и ФГОС СОО [6] по русскому языку.

Список литературы1. Бершадский М. Е. Применение интеллект-карт, 2015 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.

bershadskiy.ru/index/intellekt_karty_v_obrazovanii/0-33 (дата обращения: 10.10.2017).2. Герасимович Т. Обзор 17 бесплатных программ для создания интеллект-карт, 12 июля 2017 [Электронный

ресурс]. Режим доступа: https://www.texterra.ru/blog/obzor-15-besplatnykh-programm-dlya-sozdaniya-intellekt-kart.html (дата обращения: 20.10.2017).

301


3. Дуванова О. М. Применение метода интеллект-карт на уроках русского языка и литературы, 2015 [Элек-тронный ресурс]. Режим доступа: https://www.infourok.ru/master-klass_ispolzovanie_metoda_intellekt-kart_na_urokah_russkogo_yazyka_i_literatury-424391.htm (дата обращения: 21.10.2017).

4. Козлов Н. И. Интеллект-карта, 2017 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.psychologos.ru/articles/view/intellekt-karta (дата обращения: 10.10.2017).

5. Федеральный государственный образовательный стандарт основного общего образования, 2011 [Электрон-ный ресурс]. Режим доступа: http://www.standart.edu.ru/Catalog.aspx?CatalogId=2588 (дата обращения: 07.07.2017).

6. Федеральный государственный образовательный стандарт среднего (полного) общего образования, 2012 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.edu.ru/db/mo/Data/d_12/m413.pdf (дата обращения: 07.07.2017).

7. Фундаментальное ядро содержания общего образования: проект / под ред. В. В. Козлова, А. М. Кондакова. М.: Просвещение, 2009. 48 с.

УДК 37.016:811.161.1Лариса Витальевна Черепанова,

доктор педагогических наук, профессор,Забайкальский государственный университет,


Текст в формировании компетенций по русскому языку (на материале «Дневника достижения учащегося по русскому языку»)

Статья посвящена представлению потенциала «Дневника достижений учащегося по русскому языку», входящего в учебный комплект под ред. С. И. Львовой, в использовании текста как предмета и объекта изучения, средства обучения, реализующего текстоцентрический подход в обучении: приве-дены тексты и задания к ним, направленные на формирование лингвистической, языковой, коммуника-тивной и культуроведческой компетенций.

Ключевые слова: текст, лингвистическая компетенция, языковая компетенция, коммуникативная компетенция, культуроведческая компетенция, русский язык

Larissa V. Cherepanova,Doctor of Pedagogical Sciences, Professor,



The Text in the Formation of Competences in the Russian Language (Based on “The Diary of Student Achievements in the Russian Language”)

The article is devoted to the presentation of the potential “Diary of student achievements in the Russian language”, which is included in the training package. S. I. Lvova uses the text as the subject and the object of study, learning tools, implementing text-centred training approach: the texts and tasks to him, aimed at forming linguistic, language, communicative and cultural competences.

Keywords: text, linguistic competence, language competence, communicative competence, cultural competence, Russian language

Текст на протяжении десятилетий в обучении русскому языку является целью обучения, объек-том и предметом изучения, важнейшим средством обучения. Такая роль текста даёт возможность обоснованно говорить о текстоцентрическом под-ходе в обучении русскому родному языку как од-ном из ведущих [подробнее об этом 9; 10]. Пони-мание текста как цели обучения русскому языку связано с целями обучения, обозначенными во ФГОС ООО второго поколения [3] и Примерной программе по русскому языку. Их конкретизация позволяет выделить следующие цели:

– воспитание посредством текстов уважения к родному языку, сознательного отношения к нему как явлению культуры; осмысление родного языка как основного средства общения, получения зна-ний в разных сферах человеческой деятельности, освоения морально-этических норм, принятых в обществе; осознание эстетической ценности родного языка;

– овладение в текстовой деятельности рус-ским языком как средством общения в повсед-невной жизни и учебной деятельности; развитие готовности и способности к речевому взаимодей-ствию и взаимопониманию, потребности в рече-вом самосовершенствовании; овладение важней-шими общеучебными умениями и УУД;

– овладение видами речевой деятельности (восприятием и продуцированием текстов), прак-тическими умениями нормативного использова-ния языка в разных ситуациях общения, нормами речевого этикета;

– освоение знаний об устройстве языковой системы и закономерностях её функционирова-ния; развитие способности опознавать, анализи-ровать, сопоставлять, классифицировать и оце-нивать языковые факты, в том числе в тексте;

– обогащение активного и потенциального словарного запаса; расширение используемых в речи грамматических средств; совершенствова-

302


ние орфографической и пунктуационной грамот-ности; развитие умений стилистически корректно-го использования лексики и фразеологии русского языка в текстовой деятельности; воспитание стремления к речевому самосовершенствованию.

В качестве объекта и предмета изучения текст представляет собой результат речевой дея-тельности, в котором воплотился авторский замы-сел, мысли, эмоции, чувства, выраженные языко-выми средствами. Декодирование смысла текста, т. е. определение содержательно-концептуаль-ной, содержательно-фактуальной и содержа-тельно-подтекстовой информации [1], понимание авторского отношения (выявление субъектив-но-модального значения) к предмету речи, спосо-бов и средств связи предложений и частей текста, помогает школьникам понять, как реализуется авторское коммуникативное намерение, как оно воплощается посредством языка. Кроме того, текст позволяет более полно изучить текстообра-зующие функции единиц языка. Под текстообра-зующей функцией единиц языка понимают «их способность участвовать в создании текста, их способность «строить» текст, связывать воедино все его части и отдельные предложения с учетом коммуникативного намерения, цельного смысла, общего замысла – всех факторов, обусловливаю-щих его создание или интерпретацию» [2, с. 125]. Поэтому в фокусе изучения текста как единицы языка и речи находятся текстовые категории и их реализация в конкретных разностилевых и разно-жанровых текстах.

Как средство обучения текст должен обла-дать образовательным, развивающим и воспита-тельным потенциалом, т.е. соответствовать как минимум следующему требованию: он должен об-ладать такими смысловыми, структурными и язы-ковыми возможностями, которые бы позволили использовать его не только как источник инфор-мации, но и как образец организации коммуника-ции в разных сферах человеческой деятельности (научной, бытовой, деловой и др.).

Обратимся к возможностям текста в форми-ровании предметных компетенций по русскому языку: лингвистической (языковедческой), языко-вой, коммуникативной и культуроведческой – и по-кажем потенциал пособий «Дневник достижения учащегося по русскому языку» (для 5–9 классов), входящих в учебный комплект по русскому языку под редакцией С. И. Львовой [5–8], в их формиро-вании.

В формирования лингвистической (языко-ведческой) компетенции участвуют прежде всего учебно-научные лингвистические тексты. К ним относятся рассказы о лингвистах и их вкладе в становление и развитие отечественного язы-кознания; описание фактов истории языка, проис-хождения фразеологизмов и значений многознач-ных слов; характеристика единиц языка разного уровня; описание разделов современного русско-го языка, изучаемых в школе; памятки (например, «Как разобрать слово») и т. д. Учащиеся, читая или слушая такие тексты, узнают новое, обога-щают уже имеющиеся знания новыми фактами,

сведениями, систематизируют изученное. Кроме того, чтение текста сопровождается выполнением разнообразных заданий, направленных на осмыс-ление лингвистической теории, систематизацию знаний, осознание действий с языковым материа-лом. В «Дневниках достижений учащегося по рус-скому языку» учебно-научные лингвистические тексты представлены широким спектром тема-тики и заданий к ним, которые, в свою очередь, представляют собой систему, в основу которой положена идея: от создания фрагментов текста к самостоятельному созданию лингвистического текста. Начинается работа с заданий вставить слова-термины, подобрать и привести примеры, затем дополнить текст недостающей информаци-ей, то есть создать фрагменты текста.

1. Вместо многоточия вставьте подходящие по смыслу слова.

Разная судьба бывает у слов. Одни живут тысячелетиями, не изменяясь и не старея, дру-гие в какой-то момент уходят из языка. Это …. Третьи только что появились на свет. Такие слова называются …. Но нельзя постоянно оставаться новорожденным, и … со временем становятся привычными словами … словами. (По В. Бурмако) [7, с. 9].

2. Прочитайте текст. Дополните его части, чтобы получился рассказ об изменении глаголов.

Как изменяются глаголыГлагол – изменяемая часть речи, поэтому

у него много непостоянных признаков. Прежде всего глагол изменяется по наклонениям___. В условном наклонении глаголы изменяются по ___. Например, пошёл бы, _____. В повели-тельном наклонении глагол изменяется_____. Например:_____. В изъявительном наклонении глагол изменяется______. Например:_____. Ка-ждое время глагола имеет свои особенности изменения. Так, глаголы прошедшего времени имеют формы только ____и рода в _____чис-ле. Глаголы настоящего и будущего времени спрягаются, то есть изменяются_____. Напри-мер:______ [5, с. 62–63].

Следующий этап работы с текстом – созда-ние частей текста и целого текста.

1. Прочитайте текст. Слева напишите, о ка-ких признаках имени существительного в тексте говорится. Определите, о каких признаках ничего не сказано. Продолжите текст рассказом об этих признаках.

Имя существительное как часть речиИмя существительное – часть речи, за-

нимающая одно из главных мест в нашей речи. Всё, что существует в мире, названо словом, поэтому существительным является каждое второе слово в нашей речи.

Имена существительные обозначают очень многое: конкретные предметы окружа-ющего мира (дом, картина), живые существа и растения (юноша, сосна), явления природы (вьюга, радуга). Ещё существительные могут иметь значение свойства, качества, действия или состояния (синева, синь, посинение).

303


Имена существительные могут быть соб-ственными (Ирина, Ингода) или нарицательны-ми (вагон, доброта), одушевлёнными (кошка, ре-бенок) или неодушевлёнными (дерево, решение).

Большинство существительных принадле-жит к одному из трёх родов: мужскому (отец, стол), женскому (мать, надежда) и среднему (окно, ненастье) [5, с. 48].

2. Дополните этот текст сведениями об офи-циально-деловом функциональном стиле совре-менного русского языка, чтобы получился закон-ченный текст.

Зарождение русской официально-деловой речи началось с десятого века с эпохи Киевской Руси и связано с оформлением договоров меж-ду Киевской Русью и Византией. Язык договоров и других документов был именно тем языком, из которого позднее выработался литературный язык. В Московской Руси было два параллельных книжных языка: церковнославянский и деловой язык Приказов. Так тогда назывались учрежде-ния, ведавшие отдельной отраслью управления или отдельной территорией (современные Ми-нистерства). Деловой язык был очень близок к живому московскому наречию. В результате длительного взаимодействия к концу XVII – на-чалу XVIII веков общегосударственный приказ-ный язык становится общим языком письмен-ности Московской Руси. Из него впоследствии и сформировался современный русский литера-турный язык [8, с. 30].

3. Составьте рассуждение, аргументируя те-зис «Предложение В феврале солнце может при-греть так сильно, что начинается оттепель сложноподчинённое» [7, с. 50].

4. Спишите текст, раскрывая скобки и встав-ляя пропущенные буквы. Продолжите текст, отве-тив на вопросы, стоящие в конце текста.

Знаеш_ (ли) ты, что многие междометия в ру(с,сс)ком языке произошли от самостоя-тельных частей речи?

С ра(н,нн)его детства ты слышишь песню из (теле)передачи «Спокойной ночи, малыши»: «Баю (бай) должны все люди ноч_ю спать…». А знаеш_ (ли) ты, что междометие Баю(-бай) произошло от глагола баять – говорить, ра(с,сс)казывать сказки? Таким образом, оказы-вается, что слово баю (бай) того (же) корня, что и басня, краснобай, обаятельный. Народно(поэ-тическое) междометие чу произошло от глаго-ла чити, чуять – слышать, ощущать, чувство-вать. Это междометие призывает к вниманию и означает «слушай», «слышишь?» А знаешь ли ты, от чего произошли междометия благодарю, спасибо, здравствуйте, пожалуйста, Боже мой? Об их значении и происхождении нетрудно дога-даться и без этимологического словаря. Поду-май и напиши об этом [7, с. 117–118].

Кроме того, задания к учебно-научному линг-вистическому тексту могут быть направлены на обучение пересказу (репродукции) текста, что, в свою очередь, содействует освоению лингвисти-ческого понятийного и терминологического аппа-рата, научного стиля.

1. Прочитайте текст один раз и перескажите его. Чтобы проверить, удалось ли вам переска-зать текст, ответьте на вопросы (поставь знак «+» или «–»). После этого ответьте на вопрос: о ка-ком языке – национальном, межнациональном, государственном – говорит Н. Г. Чернышевский в своём тексте?

Язык и нацияЧем в сущности определяется принадлеж-

ность человека к той или иной группе, к которой добровольно принадлежит он? Его чувством: «Эти люди – мои люди», чувством каждого из них о нём: «Он – наш человек». Самое прочное основание этого чувства – одинаковость язы-ка. Мои люди – люди, говорящие моим языком; человек, говорящий нашим языком, – наш чело-век. В лингвистическом смысле народ составляют все люди, говорящие одним языком. Они имеют склонность считать себя одним национальным целым. В этом отношении язык составляет едва ли не самую существенную черту различий между народами. (Н. Г. Чернышевский)

Вопросы :1. Проверьте, употребили ли вы все опорные

слова. 2. Проверьте, соответствует ли ваш пересказ

плану. П л а н .1) Чем определяется принадлежность чело-

века к той или иной группе. 2) Что составляет на-род. [8, с. 7–8]

2. Кратко перескажите текст «Во фразеоло-гическом «зоопарке»». Проверьте, удалось ли вам выполнить это задание. Для этого ответьте на вопросы (поставьте знак «+» или «–»).

Вопросы:1. Сохранил ли ты при пересказе зачин, кон-

цовку текста.2. Сохранил ли ты при пересказе основную

мысль текста.3. Сохранил ли ты при пересказе ключевые

слова.4. Получился ли твой пересказ кратким.

Во фразеологическом «зоопарке»Если всю русскую фразеологию разделить

по тематическим группам, то образов из жи-вотного мира окажется, наверное, больше все-го. Это ещё одно свидетельство того, что фразеология – историческое зеркало жизни общества. Человек смотрел вокруг себя и ви-дел в окружающих предметах хорошо знакомых четвероногих. Так, среди растений он находил волчьи ягоды, львиный зев. Воздвигая различ-ные сооружения, создавая нужные инструмен-ты и приспособления, человек также охотно обращался к названиям животных: устройство для вытаскивания воды из колодца он окрестил журавлём. Животное было для людей не толь-ко источником питания и одежды, но и мерилом многих человеческих качеств – как физических, так и нравственных. «Гусь лапчатый – человек себе на уме. Лебедь – красавица. Голубка – ла-

304


ска» – вот лишь небольшая группа животных, которым, по записям В. И. Даля, человек припи-сал свои качества. Как правило, такое метафо-рическое употребление отражает какую-нибудь особенность характера животного, является результатом многовекового наблюдения чело-века за ним. (По В. М. Мокиенко) [7, с. 51–53].

В формировании языковой компетенции тексты помогают обучающимся понять в резуль-тате наблюдений нормативное и ненормативное употребление слов и словоформ, различия в упо-треблении лексических и грамматических сино-нимов, какими языковыми средствами создаётся коммуникативная целесообразность, точность, логичность, богатство и разнообразие языка дан-ных текстов. Работа с негативными текстами по-может школьникам освоить навыки нахождения речевых, грамматических и правописных ошибок, их исправления, редактирования текста с учётом требований, предъявляемых к ним с точки зре-ния стилистико-жанровых особенностей. В фор-мировании языковой компетенции используются разностилевые и разножанровые учебные тексты с заданиями.

1. Подчеркните в тексте фразеологические обороты. Выпишите их и определите значение. Напишите, для чего нужны фразеологические обороты в данном тексте.

Пригласил нас как-то сын лесника к себе. За грибами, говорит, сходим, рыбу удить будем. Уху сварим – пальчики оближешь. Мы, конечно, обрадовались, уши развесили, слушаем. Мой бра-тишка так голову потерял от счастья. Всё мне покою не давал: «Пойдём да пойдём! Говорит, он такой мастер рыбу ловить, собаку на этом деле съел». Не знаю, каких собак он ел, а вот мы попались на удочку [5, с. 43].

2. Прочитайте отрывок из повести Л. Лагина «Старик Хоттабыч». Напишите, уместно ли в дан-ной речевой ситуации употреблены героями эти-кетные слова.

И вдруг Волька, вопреки собственному же-ланию, стал пороть несусветную чушь:

– Индия, о высокочтимый мой учитель, на-ходится почти на самом краю земного диска…

– Постой, постой, Костыльков! – улыбну-лась учительница географии. – Ты расскажи со-временные, научные данные Индии.

– То, что я имел честь сказать тебе, о вы-сокочтимая Варвара Степановна, основано на самых достоверных источниках…

– С каких это пор ты, Костыльков, стал говорить старшим «ты»? – удивилась учитель-ница географии.

Экзаменаторы смотрели на Вольку со всё возрастающим удивлением [5, с. 31].

3. Включите в предложения на место пропу-сков подходящие по смыслу причастные обороты (используйте их из раздела «Для справки»). При-частные обороты подчеркните как члены предло-жения. Расставьте знаки препинания и объясните их расстановку.

(1) У Шаляпина был объёмистый порт-фель_______. (2) Все годы _______Шаляпин во-

зил портфель с собой, почти не выпускал из рук. (3) В портфеле лежал _____небольшой ящичек. (4) Не только _____люди, но и _____ родные не имели представления о его содержимом. (5) По-сле смерти артиста его вдова вскрыла ____ящик. (6) В нём оказалась горсть земли______. (7) Горсть русской земли________. (По А. Лессу)

Для справки: прожитые за границей; завёр-нутый в ткань; оклеенный множеством ярлыков туристских фирм; сберегаемая им всю жизнь; про-жившие с ним бок о бок; работавшие с Шаляпи-ным; наглухо заколоченный; взятой Шаляпиным перед отъездом за границу [6, с. 76].

4. Прочитайте отрывок из текста «Скворцы» А. И. Куприна. Какими средствами языковой вы-разительности пользуется автор? Выпишите эти средства.

Удивительная птица этот воробей, и вез-де он одинаков – на севере Норвегии и на Азор-ских островах: юркий, плут, воришка, забияка, сплетник и первейший нахал. Проведёт он всю зиму нахохлившись под застрехой или в глубине густой ели, питаясь тем, что найдёт на доро-ге, а чуть весна – лезет в чужое гнездо, что по-ближе к дому – в скворечье или ласточкино. А вы-гонят его, он как ни в чём не бывало…Ершится, прыгает, блестит глазёнками и кричит на всю вселенную: «Жив, жив, жив! Жив, жив, жив!» Ска-жите, пожалуйста, какое приятное известие для мира! [7, с. 51].

5. Спишите текст, раскрывая скобки, встав-ляя пропущенные буквы, знаки препинания.

Каждый синоним хорош_ на св_ем мест_. Из двух или нескольких синонимов имеющ_хся в языке мы выб_ра_м тот, который больш_ п_дход_т име(н,нн)о в да(н,нн)ом случае, более уместен име(н,нн)о в той или иной разн_видн_сти нашей речи. Синоним картофель употре-бля_тся главным образом в письме(н,нн)ой речи (в газетах, науч(?)ной, учебной литератур_, д_ловых бумагах), а картошка – обыч(?)но в ус(?)ной п_вс_дневной речи . Врать – слово грубое а лгать – (не) грубое, но оно все же бол_е резк_е, чем г_в_рить (не)правду.

Таким образом, синонимы с_впадая в св_ем значении могут друг от друга отличат(?)ся ч_стотой употребления, соч_таемостью с другими словами, а также иметь ст_л_стиче-ски_ р_зличия – различат(?)ся св_ей ст_л_сти-ческой окраской. Про синонимы поэтому можно ск_зать, что они «то же, да (не) одно и то же», и зам_нить поэтому один синоним другим можно не всегда. (И. С. Ильинская) [7, с. 40–41].

При формировании коммуникативной ком-петенции текст выполняет функцию, во-первых, средства формирования речеведческих знаний и, во-вторых, как объекта восприятия и средства формирования аудитивных и читательских уме-ний (при обучении аудированию и чтению), об-разца и средства формирования умений репро-дуцировать и создавать собственный текст (при обучении говорению и продуктивному письму). В «Дневнике достижений учащегося по русскому языку» задания к текстам направлены на разви-

305


тие способности осуществлять разнообразные действия на основе речеведческих знаний. В ре-зультате обучающиеся должны осознать роль зна-ний в текстовой деятельности.

1. В данном ниже тексте подчеркните неоправ-данные повторы, Используя разные способы, устра-ните их и напишите текст в исправленном виде.

АистятаНа краю деревни росло большое дерево. На

дереве аисты устроили гнездо. Однажды люди узнали о гибели одного аиста.

Когда вывелись аистята, пришлось друго-му аисту одному выкармливать аистят. Это было трудно. Аистята подрастали и всё время просили есть. Из гнезда были видны головки аи-стят. Аистята беспокойно смотрели по сторо-нам, потому что были голодны.

Шли с речки ребята и увидели аистят. Один мальчик снял со связки маленькую рыбку и про-тянул на шесте прямо аисту в клюв. Аистята сначала испугались, растопырили крылья, попя-тились. Но один аистенок схватил рыбу и съел. С тех пор ребята стали помогать аисту кор-мить аистят. Каждый день ловили они в речке за рощей рыбу для аистят. (Д. Горлов) [6, с. 31].

2. Определите вид(ы) связи предложений в текстах. Выпишите «сцепляющие» слова.

На лесном аэродроме мне показали живого маленького медвежонка. Доставленный из тай-ги на самолёте, лохматый авиатор чувство-вал себя с людьми прекрасно. Он жил в клетке, устроенной на аэродроме. Иногда мишку выпу-скали гулять. Смешно переваливаясь, как бы выполняя роль строгой охраны, малыш гонялся за козами, забиравшимися на запрещённую для посторонних посетителей зону. (По И. С. Соко-лову-Микитову) [7, с. 47].

3. Прочитайте текст. Определите, к какому типу речи он относится. Укажите, на какие призна-ки вы опирались при определении.

Вика принесла большой пёстрый фартук. Ее мама купила его где-то в Италии Викиному папе, чтобы папа чаще занимался домашним хо-зяйством. Но он все равно не занимался, и фар-тук лежал без дела. А выглядел он великолепно! На материи были отпечатаны разноцветные рекламные наклейки, игральные карты и даже бутылочные этикетки знаменитых итальян-ских вин. На многих наклейках был нарисован длинноносый человечек в колпачке. Не Буратино, а Пиноккио из итальянской книжки. (В. Крапивин) [7, с. 48].

4. Определите, правильно ли указана функ-циональная разновидность, к которой относится текст (поставьте напротив признака знак «+»). Если нет, то исправьте и обоснуйте своё решение.

Сначала мы зажгли небольшую веточку, пу-шистую, не высохшую, с красными иголками. Она вспыхнула от одной спички. На горящую сосновую ветку мы стали класть тонкие сухие палочки, сна-чала колодцем, крест-накрест, потом шалаши-ком. Постепенно пошли палочки потолще, и наша теплинка разгорелась ровным сильным огнём.

Ф у н к ц и о н а л ь н а я р а з н о в и д н о с т ь : официально-деловой стиль речи, так как в тексте решается задача – сообщить информацию, имею-щую практическое значение, проинструктировать [8, с. 28].

В формировании культуроведческой ком-петенции текст является:

1) носителем культуроведческой информации;2) источником культуроведческих знаний;3) средством формирования умений знаний,

умений и способов деятельности культуроведче-ской компетенции.

Культуроведческие тексты «описывают, ин-терпретируют объекты культуры, артефакты, тра-диции народа, языковые феномены, религиозные ритуалы, бытовые обряды, праздники, биографии деятелей культуры, историко-значимые события или явления природы, оказывающие эмоциональ-но-нравственное воздействие на читателя/слуша-теля» [4, с. 205]. Приведём примеры таких текстов в «Дневниках достижений учащегося по русскому языку»:

1. Хохлома.Хохлома – старинное село, затерявшее-

ся в глуши дремучих заволжских лесов. Именно в нём зародилось известное теперь на весь мир искусство хохломской росписи.

Хохломские изделия расходились по всей России, вывозились в Азию и Европу. Они, при-влекая своей оригинальной раскраской, прекрас-ной лакировкой, радовали глаз праздничностью расцветки, красотой орнамента. Кроме того, изделия были дешевы и прочны.

На хохломских изделиях изображен только растительный орнамент: скромная и изящная травка, волнистые стебли с листьями, ягодки и цветы. На одних вещах стебли цветков вытя-гиваются вверх, на других – завиваются и бегут по кругу. В этих поэтических рисунках отрази-лась любовь русского человека к природе.

Мягко светящиеся золотом, украшенные чёрно-красной травой миски, блюда, ложки, со-лонки, несомненно, стали любимой посудой. Словно солнце, вносили они своим нарядом теп-ло и радость даже в самое бедное жилище. (По С. Жегаловой) [8, с. 92].

2. Герб Забайкальской области, как и все другие российские гербы, созданный во второй половине 19 века, состоит из нескольких ча-стей. Главная из них – щит, представляющий собой прямоугольник. Он имеет выступающее в нижней части острие и закругленные ниж-ние углы. На щите изображена голова буйвола, символизирующая главное занятие Забайкаль-цев – скотоводство. Под изображением головы буйвола – зубцы восьмиконечного палисада, ха-рактеризующие восемь острогов, служивших административными единицами и военными укреплениями. Кроме того, палисад напоминает нам о том, что Забайкалье – край пограничный и имеет внешние границы с Китаем и Монго- лией. (По И. Куренной) [6, с. 80].

3. У каждого из нас была в детстве пора, когда мы зачитывались былинами, русскими

306


сказками. В сотнях сказок появляется лесная избушка на курьих ножках. Всем известна фраза «стань, избушка, к лесу задом, ко мне передом». А была ли она на самом деле? Или, может, это выдумки?

В Костромской области до наших дней дожила двухсотлетняя избушка «на курицах». Вместо фундамента подпирают ее по четырем углам огромные еловые пни, вросшие корнями в землю. Пни эти с глянцевитыми гибкими кор-нями, точно куриные ножки. Ещё одна «куриная нога» с торчащими «пальцами» придавливает крышу избушки. Это охлупень – бревно с обру-бленными корнями, особенно фантастически вырисовывающимися на северном предзакат-ном небе. Правда, редко теперь встретишь та-кую избу. А раньше стояли такие избы, врастая в землю, с нависающими, как шапка, тяжёлыми крышами [8, с. 85].

4. Константин Егорович Маковский родил-ся в Москве в семье художника и одного из ор-ганизаторов Московского Училища Живописи, Ваяния и Зодчества. Свою одарённость К. Ма-ковский проявил в годы учёбы в Петербургской Академии Художеств. В 1862 году он написал свою первую историческую картину «Агенты

Дмитрия Самозванца убивают Фёдора Году-нова». Вот и первая Малая золотая медаль. А через несколько лет – звания академика, про-фессора, действительного члена Академии Ху-дожеств. Чем известен К. Маковский? Участием в «бунте четырнадцати», организацией Товари-щества Передвижных Художественных Выста-вок. А ещё замечательными картинами! «Дети, бегущие от грозы», «Народное гулянье во время масленицы на Адмиралтейской площади в Пе-тербурге», «Смерть Иоанна Грозного» и многи-ми другими. Придите в Третьяковскую галерею и окунитесь в мир картин К. Маковского! Не по-жалеете! [8, с. 42].

Работа с такими текстами состоит в осмыс-лении и понимании школьниками культуроведче-ской информации, заложенной в тексте.

Таким образом, в «Дневниках достижений учащегося по русскому языку» текст занимает ведущее место как объект и предмет изучения, средство формирования лингвистической (языко-ведческой), языковой, коммуникативной и культу-роведческой компетенций как предметных целей обучения русскому языку на современном этапе, что позволяет сделать процесс изучения языка и овладения им коммуникативно направленным.

Список литературы1. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: КомКнига, 2006. 144 с.2. Ипполитова Н. А. Текст в системе обучения русскому языку в школе: учеб. пособие для студ. пед. вузов. М.:

Флинта: Наука, 1998. 176 с.3. Федеральный государственный образовательный стандарт основного общего образования (утв. прика-

зом МОиН РФ от 17.12.2010 г.) [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.standart.edu.ru/Catalog.aspx? CatalogId=2588 (дата обращения: 07.04.2017).

4. Ходякова Л. А. Культуроведческий подход в преподавании русского языка. М.: Изд-во МГОУ, 2012. 292 с. 5. Черепанова Л. В. Дневник достижений учащегося по русскому языку. 5 класс. М.: Мнемозина, 2014. 72 с.6. Черепанова Л. В. Дневник достижений учащегося по русскому языку. 6 класс. М.: Мнемозина, 2014. 108 с.7. Черепанова Л. В. Дневник достижений учащегося по русскому языку. 7 класс. М.: Мнемозина, 2014. 134 с.8. Черепанова Л. В. Дневник достижений учащегося по русскому языку. 8 класс. М.: Мнемозина, 2014. 175 с.9. Черепанова Л. В. Инновационные подходы в обучении русскому родному языку. Чита: ЗабГУ, 2015. 221 с.10. Черепанова Л. В. Текстоцентрический подход как ведущая стратегия современного филологического об-

разования // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты. Чита, 2007. С. 190–194.

307

Сведения об авторах

Абросимова Оксана Леонидовна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русско-го языка как иностранного, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Авдонина Ольга Васильевна – аспирант, профиль подготовки «Литература народов стран Зару-бежья (Европы, Америки, Австралии)», Забайкальский государственный университет, (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Адилова Алмагуль Советовна – доктор филологических наук, профессор, Карагандинский госу-дарственный университет им. академика Е. А. Букетова (г. Караганда, Казахстан), e-mail: [email protected].

Алёшина Лариса Николаевна – кандидат филологических наук, доцент, Финансовый университет при Правительстве РФ (г. Москва, Россия), е-mail: [email protected].

Анциферова Надежда Борисовна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного, Забайкальский государственный университета (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Артемьева Надежда Сергеевна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Аюпов Салават Мидхатович – доктор филологических наук, профессор, Ататюркский универси-тет (г. Эрзурум, Турция), e-mail: [email protected].

Аюпова Светлана Будимировна – доктор филологических наук, профессор, Ататюркский универ-ситет (г. Эрзурум, Турция), e-mail: [email protected].

Баранова Олеся Юрьевна – кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы, Забай-кальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Башурова Марина Андреевна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Биктимирова Юлия Викторовна – кандидат филологических наук, доцент, Забайкальский госу-дарственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Богодухова Светлана Владимировна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Богодухова Екатерина Евгеньевна – ассистент кафедры русского языка как иностранного, За-байкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Бугреева Елена Александровна – кандидат педагогических наук, доцент кафедры английско-го языка для факультета журналистики, Санкт-Петербургский государственный университет (г. Санкт- Петербург, Россия), e-mail: [email protected].

Бутыльская Лариса Владимировна – кандидат философских наук, доцент, Забайкальский госу-дарственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Ван Сюй – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail [email protected].

Ван Цзин – преподаватель Института русского языка и культуры, Хулунбуирский институт (г. Хайлар, КНР), e-mail: [email protected].

Ван Янь – cтарший преподаватель, Институт русского языка и культуры Хулунбуирского института (г. Хайлар, Китай), e-mail: [email protected].

Варфоломеева Юлия Николаевна – кандидат филологических наук, доцент, Восточно-Сибирский го-сударственный университет технологий и управления (г. Улан-Удэ, Россия), e-mail: [email protected].

Вихрова Ксения Владимировна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Воронченко Татьяна Викторовна – доктор филологических наук, профессор, Забайкальский госу-дарственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Воробьева Ольга Ивановна – доктор филологических наук, профессор, Северный государствен-ный медицинский университет (г. Архангельск, Россия), e-mail: [email protected].

Воронова Лилиана Вячеславовна – кандидат педагогических наук, доцент, заведующий кафе-дрой РКИ, Дальневосточный государственный технический рыбохозяйственный университет (г. Влади-восток, Россия), e-mail: [email protected].

Во Чжицзюань – старший преподаватель, Институт русского языка Хулунбуирского института (г. Хайлар, КНР), e-mail: [email protected].

Гайжюнас Сильвестрас – доктор гуманитарных наук (г. Паневежис, Литва), e-mail: [email protected].

308


Горковенко Андрей Евгеньевич – кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой РКИ, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Голованова Елена Иосифовна – доктор филологических наук, Челябинский государственный уни-верситет (г. Челябинск, Россия), e-mail: [email protected].

Голованов Игорь Анатольевич – доктор филологических наук, Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет (г. Челябинск, Россия), e-mail: [email protected].

Гребенников Никита Сергеевич – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Гришанина Анастасия Николаевна – кандидат филологических наук, доцент, Санкт-Петербург-ский государственный университет (г. Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected].

Гурулёва Лариса Дмитриевна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Дубинская Маргарита Викторовна – кандидат филологических наук, старший научный сотруд-ник научно-образовательного центра КИПР, Тверской государственный университет (г. Тверь, Россия), e-mail: [email protected].

Жамсаранова Раиса Гандыбаловна – доктор филологических наук, профессор, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Жуынтаева Замзагул Нагашыбаевна – кандидат филологических наук, доцент, Карагандинский государственный университет им. Е. А. Букетова (г. Караганда, Республика Казахстан), е-mail: [email protected].

Жунусова Марина Кабдулкалымовна – кандидат филологических наук, доцент, Карагандинский государственный университет им. Е. А. Букетова (г. Караганда, Казахстан), e-mail: [email protected].

Зайцева Ирина Александровна – кандидат филологических наук, Финансовый университет при Правительстве РФ (г. Москва, Россия), e-mail: [email protected].

Звездина Юлия Владимировна – кандидат филологических наук, доцент, Забайкальский государ-ственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Иванов Василий Васильевич – доктор филологических наук, профессор, Петрозаводский государ-ственный университет (г. Петрозаводск, Россия), e-mail: [email protected].

Иванова Татьяна Митрофановна – кандидат педагогических наук, доцент, Забайкальский госу-дарственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: ivanovatchita @ mail.ru.

Иванова Анастасия Викторовна – кандидат филологических наук, доцент, Забайкальский госу-дарственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Казанбаева Айнагуль Зикировна – кандидат филологических наук, доцент, Карагандинский госу-дарственный университет им. Е. А. Букетова (г. Караганда, Казахстан), e-mail: [email protected].

Игнатович Татьяна Юрьевна – доктор филологических наук, профессор, Забайкальский государ-ственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Камедина Людмила Васильевна – доктор культурологии, профессор кафедры литературы, За-байкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Коломейцева Екатерина Борисовна – кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры русского языка № 1, Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. акад. И. П. Павлова (г. Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected].

Кондратьева Ирина Анатольевна – кандидат филологических наук, доцент, Донской государ-ственный технический университет (г. Ростов-на-Дону, Россия), e-mail:[email protected].

Кочергина Ирина Анатольевна – кандидат педагогических наук, доцент, Российский университет дружбы народов (г. Москва, Россия), e-mail: [email protected].

Крючкова Любовь Леонидовна – кандидат филологических наук, доцент, Благовещенский госу-дарственный педагогический университет (г. Благовещенск, Россия), e-mail: [email protected].

Ланская Ольга Владимировна – кандидат филологических наук, учитель, средняя школа № 14 г. Липецка (г. Липецк, Россия), e-mail: [email protected].

Леонтьева Анна Юрьевна – кандидат филологических наук, доцент, Северо-Казахстанский го-сударственный университет им. М. Козыбаева (г. Петропавловск, Республика Казахстан), e-mail: [email protected].

Лиханова Надежда Анатольевна – кандидат филологических наук, доцент, Забайкальский госу-дарственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Ли Пин – магистр, старший преподаватель, Институт русского языка и культуры Хулунбуирского института, (г. Хайлар, КНР), e-mail: [email protected].

Ли Цзин – ассистент, Институт русского языка и культуры Хулунбуирского института (г. Хайлар, КНР), e-mail: [email protected].

Мазалевский Дмитрий Александрович – магистрант, Государственный институт русского языка имени А. С. Пушкина (г. Москва, Россия), email:[email protected].

Макаричева Наталья Александровна – кандидат филологических наук, доцент, Санкт-Петербург-ский экономический университет (г. Санкт-Петербург, Россия), e-mail:[email protected].

Макаричев Феликс Вячеславович – доктор филологических наук, профессор, Ленинградский областной филиал Санкт-Петербургского университета МВД РФ (г. Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected].

309

Сведения об авторах

Майоров Александр Петрович – доктор филологических наук, профессор, Бурятский государ-ственный университет (г. Улан-Удэ, Россия), e-mail: [email protected].

Малина Надежда Вениаминовна – доцент, Донской государственный технический университет (г. Ростов-на-Дону, Россия), e-mail: [email protected].

Метлинская Оксана Евгеньевна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Михина Алла Эдуардовна – кандидат педагогических наук, доцент, Забайкальский государствен-ный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Миронова Екатерина Александровна – ассистент, Оренбургский государственный педагогиче-ский университет (г. Оренбург, Россия), e-mail: [email protected].

Мишина Лариса Алексеевна – профессор, Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана (г. Москва Россия), e-mail: [email protected].

Мишин Алексей Владимирович – аспирант, Московский государственный университет (г. Москва, Россия), e-mail: [email protected].

Муравьёв Алексей Валерьевич – ассистент кафедры русского языка как иностранного, Забай-кальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Наместникова Елена Валерьевна – учитель русского языка и литературы, средняя общеобра-зовательная школа № 35 (с. Семиозёрный, Могочинский район, Забайкальский край, Россия), e-mail: [email protected].

Нелюбина Юлия Александровна – преподаватель, Челябинский государственный университет (г. Челябинск, Россия), e-mail: [email protected].

Пальшина Анастасия Андреевна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Пащенко Марина Анатольевна – кандидат филологических наук, преподаватель, Читинский ме-дицинский колледж (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Петухов Сергей Владимирович – кандидат филологических наук, доцент, методист, Ленинград-ский областной институт развития образования (г. Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected].

Перфильева Ольга Ивановна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Пляскина Елена Ивановна – кандидат филологических наук, доцент, Забайкальский государ-ственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Печетова Наталья Юрьевна – кандидат филологических наук, доцент, Северо-Восточный феде-ральный университет им. М. К. Аммосова (г. Якутск, Россия), e-mail: [email protected].

Пушникова Оксана Владимировна – учитель литературы, Многопрофильный лицей Забайкаль-ского государственного университета (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Попова Ольга Владимировна – учитель литературы, средняя общеобразовательная школа № 3 (с. Икабья, Каларский район, Забайкальский край, Россия), e-mail: [email protected].

Позднякова Ксения Сергеевна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русско-го языка и естественных дисциплин, Белгородский государственный технологический университет им. В. Г. Шухова (г. Белгород, Россия), e-mail: [email protected].

Попова Галина Борисовна – кандидат филологических наук, Институт развития образования За-байкальского края (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Размахнина Алена Владимировна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Раменская Надежда Олеговна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Рогачева Татьяна Даниловна – кандидат педагогических наук, доцент, Донской государственный технический университет (г. Ростов-на-Дону, Россия), e-mail: [email protected].

Рыжова Светлана Вячеславовна – магистрант, факультет филологии и массовых коммуникаций, направление «Литература народов зарубежных стран», Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Сергеева Валерия Андреевна – кандидат педагогических наук, доцент, заведующий кафедрой литературы, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Сергеев Андрей Владимирович – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Сундуева Баира Мункобаторовна – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Сидорова Татьяна Александровна – доктор филологических наук, профессор, Северный (Арктический) федеральный университет им. М. В. Ломоносова (г. Архангельск, Россия), e-mail: [email protected].

Соколова Елена Анатольевна – кандидат философских наук, доцент, заведующая кафедрой филологического образования, Ленинградский областной институт развития образования (г. Санкт- Петербург, Россия), e-mail: [email protected].

310


Солонго Шагдарсурэн – магистр образования, отдел английского и монгольского языков, филиал в г. Эрдэнэт, Национальный университет Монголии (г. Эрдэнэт, Монголия), e-mail: [email protected].

Ступников Игорь Васильевич – доктор искусствоведения, профессор, Санкт-Петербургский госу-дарственный университет (г. Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected].

Терзиева Маргарита Тодорова – доктор педагогических наук, профессор, доктор филологии, Уни-верситет им. Асена Златарова (г. Бургас, Болгария), e-mail: [email protected].

Трофимова Оксана Владимировна – кандидат педагогических наук, Забайкальский государ-ственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

У Гофэй – магистр филологии, преподаватель, Маньчжурский профессиональный колледж (г. Мань-чжурия, КНР), e-mail: [email protected].

Фёдорова Екатерина Владимировна – ассистент, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Филиппова Алена Ильинична – магистрант, Северо-Восточный федеральный университет им. М. К. Аммосова (г. Якутск, Россия), e-mail: [email protected].

Филинкова Елена Олеговна – кандидат филологических наук, доцент, Забайкальский государ-ственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Фэн Сяоли – магистр, преподаватель Хулунбуирского института (г. Хайлар, Китай), e-mail: [email protected].

Хамаганова Валентина Михайловна – доктор филологических наук, профессор, Восточно- Сибирский государственный университет технологий и управления (г. Улан-Удэ, Россия), е-mail: [email protected].

Харисова Татьяна Евгеньевна – директор, школа № 98 (г. Уфа, Россия), e-mail: [email protected].

Ху Цзиня – магистрант, Забайкальский государственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Цырендолгор Гомбо – преподаватель английского языка, филиал в г. Эрдэнэт, Национальный уни-верситет Монголии (г. Эрдэнэт, Монголия), e-mail: [email protected].

Черепанова Лариса Витальевна – доктор педагогических наук, профессор, Забайкальский госу-дарственный университет (г. Чита, Россия), e-mail: [email protected].

Чжан Шуся – старший преподаватель, Институт русского языка Хулунбуирского института (г. Хай-лар, КНР), e-mail: [email protected].

Чэнь Чжаомин – профессор, Институт русского языка Хулуньбуирского института (г. Хайлар, КНР), e-mail: [email protected].

Чэнь Вэйли – cтарший преподаватель Института русского языка и культуры Хулуньбуирского ин-ститута (г. Хайлар, Китай), e-mail: [email protected].

Эрдэнэзул Гомбосурэн – магистр образования, отдел английского и монгольского языков, филиал в г. Эрдэнэт, Национальный университет Монголии (г. Эрдэнэт, Монголия), e-mail: [email protected].

Янь Цюцзюй – кандидат педагогических наук, Южно-Китайский институт бизнеса при Гуандунском университете иностранных языков и международной торговли (г. Гуанчжоу, Китай), e-mail: [email protected].

Янь Шуфан – кандидат филологических наук, Маньчжурский институт университета Внутренней Монголии (г. Маньчжурия, КНР), e-mail [email protected].

Н а у ч н о е и з д а н и е

Интерпретация текста:лингвистический, литературоведческий

и методический аспекты

Материалы публикуются в авторской редакции при участии издательства

Вёрстка И. Н. Аргуновой

Подписано в печать 13.12.2017.Формат 60×84/8. Гарнитура Times New Roman. Печать цифровая.

Усл. печ. л. 36,2. Уч.-изд. л. 37,1. Заказ № 17266. Тираж 100 экз.

ФГБОУ ВО «Забайкальский государственный университет»672039, г. Чита, ул. Александро-Заводская, 30

Интерпретация текста - nkzu.kz

Documents

Transcript of Интерпретация текста - nkzu.kz