Визуализируя пол и сексуальность: трансгрессивная...

ЕВРОПЕЙСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Академический департамент медиа

Программа магистра социологии Культурные исследования Гендерные исследования

Алина Крушинская студентка II курса

ВИЗУАЛИЗИРУЯ ПОЛ И СЕКСУАЛЬНОСТЬ: ТРАНСГРЕССИВНАЯ ЖЕНСКАЯ СУБЪЕКТНОСТЬ

МАГИСТЕРСКАЯ РАБОТА

Руководитель работы: канд. филологич. наук,

PhD в области исследований культуры, доцент ЕГУ, Першай А.Ю.

Вильнюс, 2013

2

Крушинская, Алина

К 848 Визуализируя пол и сексуальность: трансгрессивная женская субъектность :

магистерская работа / Алина Крушинская ; науч.рук. к.ф.н., доцент ЕГУ А. Першай ;

Европейский гуманитарный университет. Академический департамент медиа. – Вильнюс,

2013. – 91 л. : ил., табл. – Машин. – Сокр. англ. – Библиогр.: с. 54–57 (43 наз.).

UDK 32(474.5)

Ключевые слова: трансгрессивная женская субъектность, субъект, номадический

субъект, номада, политики идентичности, гендер, сексуальность, феминистское

качественное исследование.

Объект магистерской работы – практики реализации гендерной и сексуальной

субъектности. Цель работы – применить концепт трансгрессивного номадического

субъекта для исследования субъективных практик, ускользающих от категоризации в

рамках политик идентичности. Основные задачи работы: обозначить основные

положения критики политик идентичности; проанализировать концепцию номадического

субъекта Рози Брайдотти; обосновать методологические основания феминистского

качественного интервью; проанализировать категории пола, женственности и

сексуальности с перспективы политик идентичности и теории номадизма на основании

эмпирических данных, полученных в ходе качественных интервью; проанализировать

творческие возможность фотографии как медиума для репрезентации трансгрессивной

женской субъектности.

Данное исследование представляет собой проект по репрезентации специфической

женской субъектности, реализуемой женщинами в ситуации гендерного нормирования.

Концепты границы и номады используются, чтобы описать разрывы субъектности,

возникающие в результате расхождения субъективных практик с существующими

категориями идентичности, и концептуально осмыслить совокупность субъективных

чувств, действий и интерпретаций, ускользающих от категоризации в рамках политик

идентичности. В рамках критико-аналитического направления обосновывается метод и

методология феминистского качественного интервьюирования как способа познать

жизненный мир людей в их собственной перспективе в рамках тех нарративов, которые

они рассказывают.

В данном исследовании речь идет о таких женских гетеросексуальных субъектах,

специфичность которых является препятствием на пути идентификации как с категорией

женственности, так и с категорией гетеросексуальности, поскольку они оказываются в

3

пространстве между границами женского и мужского, гетеросексуального и

гомосексуального. Репрезентация их опыта нуждается в такой методологии, которую

предоставляет феминистское качественное исследование, с его ориентацией на

рефлексивность и субъект-субъектные отношения исследовательницы и информанток.

Проведенный анализ качественных интервью с перспективы политик идентичности и

теории номадизма показывает, что артикуляция информантками своего понимания пола и

сексуальности, а также практик, в которых они реализуются, существенно отличается от

академического дискурса, формализующего эти категории в научных теориях. Таким

образом, женственность и гетеросексуальность, представленные в опыте конкретных

женщин, разворачиваются с новом содержании и осмысливаются новыми средствами.

4

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ ……………………………………………………………………………………..5

1. НОМАДИЧЕСКАЯ ЖЕНСКАЯ СУБЪЕКТНОСТЬ В ФЕМИНИСТКОМ

КАЧЕСТВЕННОМ ИССЛЕДОВАНИИ

1.1. (Пост)феминистская критика политик идентичности ……..……………………………..9

1.2. Концепция номадического субъекта в теории Рози Брайдотти ….…………………….14

1.3. Феминистский подход в качественном исследовании …………………………….17

2. АРТИКУЛЯЦИЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ: ГРАНИЦЫ ПОЛА И СЕКСУАЛЬНОСТИ В

ИНТЕРВЬЮ

2.1. На пути к женственности или от нее …………………………………………………….26

2.2. Гетеросексуальность как голограмма ……...…………………………………………….32

3. ТРАНСГРЕССИВНАЯ СУБЪЕКТНОСТЬ В ОБЪЕКТИВЕ

3.1. Специфика фотографии как медиума …………………………………………….39

3.2. Фотографическое производство трансгрессивной женской субъектности .….…45

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ……………………………………………………………………………52

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ ….…………………………………………….54

Visualizing Gender and Sexuality: Transgressive Female Subjectivity (summary)……...……..58

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1. Топик-гайд ……………………………………………………………………59

Приложение 2. Интервью 1 ……………………………………………………………………60

Приложение 3. Интервью 2 ……………………………………………………………………71

Приложение 4. Фото-проект "Как мальчик" …...…………………………………………….82

5

ВВЕДЕНИЕ

Ежедневно вступая в социальное взаимодействие в качестве женщин и мужчин,

преподавателей и студентов, левых и правых, представителей своих национальностей, мы

актуализируем множественные символические, социальные, географические, культурные

и политические границы. В фаллогоцентричном мире, ориентированном на

универсального «мужского» субъекта, существование границ всегда таит в себе угрозу

обесценивания того, кто находится по Другую сторону границ в дуалистических

оппозициях. Испытывая на себе нормирующее давление границ, субъекты выстраивают

свою идентичность, ориентируясь на них. Мы постоянно как бы держим в голове тот

образ мужчины или женщины, ровняясь на который (с большей или меньшей степенью

рефлексивности), корректируем свою внешность, поведение и образ жизни в целом. Даже

категории квир предполагают наличие соответствующих кодов для гомосексуальных,

бисексуальных и трансгендерных идентичностей. Таким образом, увлеченность

категориями приводит к воздвижению все новых границ.

Однако, если существуют границы – то существуют и особые пространства

«между», которые «не обладают статичностью раз и навсегда заданных кодов и категорий,

раз и навсегда заданных идентичностей и практик» [21, с. 268]. Тогда можно

предположить о существовании таких жизненных стратегий, которые ускользают от

включения в те или иные политики идентичности, поддерживающие центрированного

субъекта. Такая нефиксированная субъектность является своеобразным способом

движения к нормативности или от нее.

Феминистка Рози Брайдотти в своей работе «Различие полов как политический

проект номадизма» предлагает рассматривать такой субъект, который «вновь и вновь

расщепляется по множественным осям дифференциации» [6, с. 248]. Если этот

трансгрессивный субъект, состоящий из разрывов, существует, то как можно его

наблюдать, адекватно описывать и репрезентировать? Брайдотти предлагает не только

создавать новые концептуальные схемы, с помощью которых можно осмыслить

альтернативные формы (женщины-)субъекта, но и обращает внимание на необходимость

«более эффективного обмена между теоретиками и художниками, исследователями и

людьми искусства» [6, с. 241].

На первом этапе исследования, которое во многом родилось из личного опыта, моя

цель состояла в том, чтобы изобрести некую категорию, позволяющую описать и

теоретически осмыслить мой собственный и схожие с ним женские опыты. Аналитическая

6

категория «ненормативная женская гетеросексуальность», которую я разрабатывала в

рамках первой семестровой работы, призвана была объединить и зафиксировать

совокупность практик, которые приводят к сбою категоризации на двух уровнях – пола и

сексуальности. Проще говоря, я пыталась категориально обозначить идентичность

женщин, которых в силу некоторых внешних и поведенческих характеристик принимали

то за мальчиков, то за лесбиянок. Однако, приступив к анализу интервью с

информантками, я столкнулась с определенным концептуальным сопротивлением

эмпирического материала. Данные, полученные от информанток, как бы «выскальзывали»

из той категоризации, которую я с позиции исследователя пыталась на них «натянуть».

Субъектность, – это комплексное явление, которое включает в себя весь спектр

интерпретаций, чувств и действий индивида. Теоретические конструкции вроде «политик

идентичности» не срабатывают, когда разговор заходит о конкретных людях, или же они

действуют как репрессивный аппарат. «Попытки подвести любую совокупность

отношений под безусловную идентичность или привлечь любую категорию с устойчивым

значением всегда, до определенной степени, тенденциозны и вызывают сопротивление.

Это значит, что, будучи живой, идентичность всегда есть проект, а не завершенный

результат, что указывает на ее неизбежно временной характер, на то, что мы в своей

жизни облекаем себя идентичностями не статически, но ориентируясь на будущее и

практическое действие»1. На данный момент написано немало текстов, чьи авторы

обрушиваются с критикой на всевозможные концепции политик идентичности, обвиняя

их в разрыве с реальными социальными практиками, а также в репрессивных механизмах,

возникающих вследствие таких политик. Взамен одни предлагают вовсе отказаться от

эссенциалистских идентичностей [2], другие выдвигают концепции «политик вне

идентичности» и «субъекта как безосновательного основания» [36]. Так Джудит Батлер

полагает, что категорию «женщина» необходимо оставить все время открытой, чтобы

«обусловить и дать жизнь укрепленному смыслу свободы действия» [4]. Ее критики

высказываются за политическое действия, основанного не на идентичности, но на

идентификации с конкретными политическими целями и задачами [36].

В рамках данной семестровой работы я предлагаю использовать метафору границы

и безграничности, и концепт номады, чтобы теоретически осмыслить моменты

расхождения между практиками информанток и существующими политиками

идентичности, между их гендерными и сексуальными стратегиями и нормативными

социальными предписаниями. Кроме того, я задействую творческие возможности 1 Calhoun 1995: 221-222. Цитируется по: [22]

7

фотографии как медиума, чтобы репрезентировать трансгрессивную женскую

субъектность. Эти два подхода позволят, с одной стороны, проследить, как работают

механизмы нормализации сексуальности и гендерной идентичности, а с другой, выяснить,

где и каким образом разворачивается пространство для реализации индивидом

субъектности.

Исследовательские вопросы: Какие концептуальные рамки можно использовать

для анализа специфической женской субъектности, реализуемой субъектами в ситуации

гендерного нормирования? Как работает концепт номады применительно к

специфическому женскому опыту? Какие средства фотографии позволяют

сконструировать и реперезентировать трансгрессивный женский субъект?

Объект исследования – практики реализации гендерной и сексуальной

субъектности. Предмет – разрывы субъектности, возникающие в результате расхождения

субъективных практик с существующими категориями идентичности.

Цель исследования – применить концепт трансгрессивного номадического

субъекта для исследования субъективных практик, ускользающих от категоризации в

рамках политик идентичности.

Задачи:

• обозначить основные положения критики политик идентичности;

• проанализировать концепцию номадического субъекта Рози Брайдотти;

• обосновать методологические основания феминистского качественного

интервью;

• проанализировать категории пола, женственности и сексуальности с

перспективы политик идентичности и теории номадизма на основании

эмпирических данных, полученных в ходе качественных интервью;

• проанализировать творческие возможность фотографии как медиума для

репрезентации трансгрессивной женской субъектности.

В первой главе обозначаются основные идеи политического проекта номадизма

Рози Брайдотти, а также приводятся основные критические замечания, высказываемые

феминистскими исследовательницами из Восточной Европы в отношении это проекта.

Кроме того, в рамках критико-аналитического направления обосновывается метод и

методология феминистского качественного интервьюирования как способа познать

жизненный мир людей в их собственной перспективе в рамках тех нарративов, которые

они рассказывают [38]. Такие авторы как Энн Оукли, Сандра Хардинг, Гай Ануш и Эли

8

Бухбиндер, Карл Нункусинг и др. описывая возможности качественного исследования

вообще, и феминистского интервьюирования в частности, говорят о принципиально

новых подходах, предоставляемых данной методологией: рефлексивность и

субъективность, субъект-субъектные отношения и нон-дискриминационная позиция

автора [23; 35; 32; 39].

Во второй главе проводится анализ эмпирических данных, полученных в ходе

интервью и объединенных в нарративные блоки «Пол» и «Сексуальность».

В третьей главе с помощью семиотического подхода проводится анализ

фотопроекта «Как мальчик», реализованного мной с целью репрезентировать

трансгрессивную женскую субъектность.

Актуальность данного исследования состоит в разработке новой концептуальной

схемы для описания специфической женской субъектности, реализуемой в условиях

принудительного гендерного нормирования и существующих политик идентичности, а

также в попытке актуализировать и репрезентировать травматический женский опыт.

9

1. НОМАДИЧЕСКАЯ ЖЕНСКАЯ СУБЪЕКТНОСТЬ В ФЕМИНИСТCКОМ

КАЧЕСТВЕННОМ ИССЛЕДОВАНИИ

В рамках данного исследования я намерена показать, как с помощью концептов

границы и номады, в противовес гетеронормативной категоризации политик

идентичности, можно описать и теоретически осмыслить соотношение женских практик с

социальными нормами и аналитическими категориями политик идентичности.

1.1. (Пост)феминистская критика политик идентичности

Артикуляция идентичности, осуществляемая как в повседневности, так и в научной

литературе, «представляет собой достаточно сложную дискурсивную формацию, язык

которой неоднозначен, мифологизирован и идеологизирован, пронизан политическими и

иными коннотациями, что делает предельно сложной его адекватную интерпретацию»

[22]. Такие социальные трансформации, как выход в политическую сферу множества

прежде (и все еще) маргинальных и подавляемых групп, взрыв феминистского сознания и

политика мультикультурализма актуализировали проблематику идентичности и

подтолкнули теоретиков к осмыслению идентичности адекватно сегодняшней ситуации. В

связи с этим формируются многочисленные теории политик идентичности, в основе

которых лежит убежденность в том, что люди склонны действовать исходя не из

рациональных интересов и норм (универсалистская установка позитивизма), а исходя из

того, «кто они есть» [22]. Эти теории реконструируют идентичности на основании общих

признаков и общего жизненного опыта индивидов. Однако такой подход представляется

проблемным, поскольку, противостоя эссенциализму, новые теории политик

идентичности склонны создавать «новые «тотализирующие фикции», в которых одна

категория опыта, скажем, гендерного, однозначно детерминирует любые другие

различия» [22].

Многие исследователи сексуальностей заняты эпистемологическим поиском

оснований и происхождения идентичности. Дебаты в этой сфере главным образом

разворачиваются вокруг «давнего спора между эссенциализмом и конструкционизмом»

[19, с. 28]. Если ранее предполагалось, что пол и сексуальное влечение является

врожденными и неизменными характеристиками человека, то новый тезис заключается в

том что пол, а также сексуальное различие нужно понимать как социальный конструкт

[27].

10

Классические эссенциолистские теории «я», возникшие в философии Просвещения

рассматривают единый, независимый, рациональный субъект – свободно мыслящую

личность, которая сама определяет свою идентичность. Постмодернисты же отрицают

«внутреннюю подлинность личности каждого человека» [19, с. 27], понимая субъект как

«сконструированный, множественный, фрагментарный и противоречивый» [14, с. 238]. По

их мнению субъектности формируются под влиянием господствующих в тот или иной

исторический период дискурсов.

«По сути своей, субъектности – это условные и повторяющиеся социальные

позиции, которые отдельные люди занимают, подчиняясь институциональным контекстам

их культур и жизней. Таким образом, актор не является подлинным отдельным

действующим лицом, как утверждают модернисты; скорее, отдельные люди заполняют те

идентичности, в которые их подталкивают социальные дискурсы» [19, с. 28]. Модернисты

рассматривают идентичность как свойство отдельных людей, а постмодернисты

рассматривают идентичность как свойство принудительных социальных институтов.

В понятиях сексуальностей спор о том, может ли человек принимать решения о

своей идентичности выливается в дискуссию на тему политик идентичности в противовес

квир-политике [19, с. 28]. Может ли человек сам определять свою сексуальную

ориентацию, основываясь на собственных влечениях, выбирать и создавать себе

идентичности, например гея или лесбиянки? Или же «подлинных» сексуальных

ориентаций не существует, поскольку все идентичности являются «продуктом

институционального контекста» [19, с. 28], поддерживающего господствующий

гетеронормативный дискурс?

Сторонники политик идентичности уверены в необходимости каминг-аута для

ЛГБТ-движений, поскольку, по их мнению, только открытое признание собственной

сексуальности демонстрирует «волю противостоять угнетению» [19, с. 28] и делает

возможной борьбу за равные права. Однако борьба за равный гражданский статус

подразумевает политическую логику нормализации. Если политики идентичности

нацелены на смещение статуса гомосексуальности от девиантного к «нормальному»,

социально приемлемому, то квир-политики высказываются против нормализации как

таковой. «Квир-теоретики не выступают против политик идентичности, но ставят своей

целью опровергнуть их эмансипационный нарратив, разоблачая их исключающие и

исправительные эффекты» [42, с. 358]. Представители квир-движения утверждают, что

политики идентичности не только конструируют новые нормированные сексуальности

(например, геи как молодые белые ухоженные мужчины), но и оставляют нетронутыми те

11

категории, которые поддерживают существующие социальные иерархии и механизмы их

контроля (например, моногамия, брак).

Более того, механизмы нормализации приписывают моральный статус

нормального и не-нормального, девиантного практически каждому сексуальному акту, т.е.

классифицируют сексуальное желание как плохое или хорошее в силу его внутренних

качеств. По мнению Гейл Рубин, в обществе существуют разнообразные иерархии

сексуальных ценностей – религиозная, психиатрическая, политическая и популярная –

которые устанавливают нормы в отношении различных форм и проявлений

сексуальности. В соответствии с этими нормами одни идентичности, желания и практики

классифицируются как «хорошие», «нормальные», «натуральные», другие – как «плохие»,

«ненормальные» и «противоестественные». Первые сексуальности поддерживаются и

привилегируются всевозможными дискурсами, другие – порицаются и преследуются. В

определенные исторические этапы происходит перераспределение внутри классификации,

когда некоторые виды сексуальности включаются в категорию «приемлемого» секса.

Однако это перераспределение всегда сопровождается спорами по поводу черты,

отделяющей «хорошее» от «плохого» [25].

Квир-политики поэтому всегда критичны по отношению к попыткам расширить

границы морали путем включения в «норму» новых девиантных групп без разрушения

самой «регулирующей силы категории нормального» [42, с. 358]. Квир-политики

подразумевают такое политическое видение, которое Стивен Сейдман называет

«коммуникативной социальной этикой». Квир-этика подчеркивает, что сами по себе

сексуальные акты не могут быть оценены в категориях морали, но их моральное значение

задается их коммуникативным контекстом [42, с. 358].

В поле феминизма дебаты о субъекте, разгоревшиеся в конце 80-х годов между

теоретиками и практиками феминистского политического движения, продолжаются до

сих пор. «Суть проблемы сводится к тому, что релятивизм, являющийся прямым

следствием постмодернистского подхода, ставит под сомнение саму возможность

политической борьбы» [15]. Поскольку субъект более не может рассматриваться в

устойчивых и постоянных терминах, то под вопрос ставится субъектность женщин,

которая, предположительно, должна быть представлена в политической сфере.

«Независимо от фундаменталистских фикций, которые поддерживают понятие субъекта,

существует также политическая проблема, с которой сталкивается феминизм, когда

предполагает, что понятие женщины обозначает некую коллективную идентичность, –

отмечает феминистская философ Джудит Батлер. – Вместо того чтобы играть роль

12

устойчивого означающего, которое обладает санкцией тех, кого оно претендует

описывать и представлять, понятие женщины, даже взятое во множественном числе, само

оказалось противоречивым термином, предметом споров, причиной беспокойства» [2, с.

301].

В работе «Гендреное беспокойство» Батлер предпринимает критику тех теорий

идентичности, которые рассматривают гендерную идентичность, включающую в себя как

гендер, так и сексуальность, в качестве некоей заданной сущности. По ее мнению,

«Требование «быть» женщиной» и «быть» гетеросексуальной, не рассматриваемое как

проблематичное, должно стать признаком метафизики родовых сущностей» [2, с. 324].

Эссенциализация идентичности (в том числе и гендерной идентичности) происходит, по

мнению Батлер, благодаря смешиванию понятия пола с понятием гендера.

Осознание того, что политики идентичности скрывают политическое,

дискурсивное происхождение сконструированной сущности гендерной идентичности,

помогает деконструировать их таким образом, чтобы объявить политическими все

категории, через которые конструируется идентичность [36, c. 294]. В более поздней

своей работе «Случайно сложившиеся основания: феминизм и вопрос о

«постмодернизме» Батлер утверждает, что категории идентичности, в том числе,

категория женщин – «никогда не являются только дескриптивными, они всегда

нормативны и в таком качестве задействуют операции исключения», именно поэтому они

не способны удержаться «в качестве основы для феминистского политического

движения» [4, с. 253]. Она не отрицает и не отказывается от субъекта, но призывает

деконструировать его, переосмысливать и оставлять всегда открытым для нового

переобозначения.

Однако теория перформативности и сопротивления, предложенная самой Батлер,

уже не раз подверглась критике за то, что она стоит на тех же основаниях, которые

отрицает. Она отрицает сущность пола и модернистский субъект и выдвигает полностью

противоположный ей концепт гендерной идентичности, не обладающей сущностью.

Указывая на губительные последствия оппозиций, она сама же создает такую оппозицию

[36, с. 293]. Кроме того, реализация теории Батлер, «входит в противоречие с практиками

конкретных индивидов (которые тем не менее все еще остаются всегда-уже субъектами

(always-already subjects))» [11]. Просто переобозначив субъект концептуально, мы не

изменим его «бытие во власти в условиях реального производства» [11]. Теоретическое

переосмысление не отменяет практического повседневного бытия индивида в качестве

субъекта, на основании которого разворачивается подавляющая власть, со всеми ее

13

предельно реальными (не концептуальными) механизмами.

В сложившейся ситуации некоторыми исследователями разрабатываются новые

подходы к субъектности и идентичности. Сара Кроули и Кендал Броуд отмечают

плодотворность тех направлений, которые избегают оппозиции «эссенциолизм-

постмодернизм» в понимании субъекта и пытаются выявить, каким образом глубоко

укорененные в институциональные дискурсы идентичности в то же время допускают

«определенную степень свободного принятия решений» [19, с. 29]. В качестве такой

«золотой середины» феминистская исследовательница Сьюзан Хекман выдвигает

концепцию «Я» как безосновательного основания [36, с. 298]. По ее мнению, заменяя

фундаментальный субъект «субъектом без какого-либо основания вообще», мы

увековечиваем те самые дихотомии, которые стремимся вытеснить. Вместо этого, Хекман

рассматривает субъект, модель для которого была предложена теорией объектных

отношений [36, с. 301]. Ядро такого субъекта конституируется относительным опытом

индивида, а не абсолютным универсальным основанием. «Я» определяется как

«безосновательное основание», в котором выражается и то, что индивид сам определяет

как свое «настоящее я», и результат работы релятивистких опытов и иллюзий. Как и

постмодернисты, представители теории объектных отношений утверждают, что субъект

формируется различными социальными дискурсами. Но также они убеждены в том, что

индивид способен ощущать свой внутренний мир, из которого он принимает решения.

Такой подход, по мнению Хекман, отражает и работу гегемонных сил, и сугубо

индивидуальный опыт конкретного человека, множественный и противоречивый, а также

делает возможным рассмотрение последовательной и связной субъектности [36, сс. 301-

302]. При этом политическое действие становится возможным благодаря идентификации

политических акторов с определенными политическими целями и задачами, что не

обязательно приводит к фиксированию личности такого актора (гражданина) за

определенной идентичностью. Основанием женского движения, в этом случае, становится

не идентичность, но идентификация. «Многие, кто обладает идентичностью «женщина»

не идентифицируются с женским движением. Те же, кто, идентифицируется, - принимают

его как идентификацию, которая отражает определенный аспект их личности» [36, с. 304].

Еще один альтернативный универсальному концепту субъекта подход предлагает

другая теоретик постфеминизма Рози Брайдотти. Такой альтернативой гегемонным

формациям становится ее концепция номадического субъекта. Брайдотти, как и Батлер,

считает, что для осознанного выбора и эффективной политической деятельности

субстантивистское видение субъекта не является необходимым условием, и более того,

14

является нежелательным. Кроме того, номадический феминизм показывает, что «что

политическая деятельность должна соотноситься со способностью выявлять

иллюзорность онтологических оснований», поскольку они «препятствуют полету

номадического сознания» [5, с. 158].

1.2. Концепция номадического субъекта в теории Рози Брайдотти

Размышляя о продолжающихся изменениях в конструировании «я», Рози

Брайдотти видит задачу феминистской теории в поиске и введении новых образов,

которые позволили бы осмыслить процесс трансформации «я» и «иного», а также в

перекодировании женщины как субъекта. «Смысл этого переименования, - пишет

Брайдотти, – заключается не в том, чтобы заменить его на другой суверенный,

иерархически организованный и исключенный из системы общественных связей субъект,

но скорее представить его как сложную, открытую сущность, входящую в множественные

взаимоотношения с другими» [6, с. 234]. Таким образом, она отвергает биологический или

психологический эссенциолизм и подчеркивает ситуативную, конкретную природу

феминистского номадического субъекта, построенного на идее телесного воплощения

женщины. Номадическое сознание требует от индивида осознания того, что она «не

является единым неделимым субъектом, а представляет собой субъект, который вновь и

вновь расщепляется по множественным осям дифференциации» [6, с. 248]. Сознательное

пересечение границ, ситуативность, мобильность являются источником вдохновения для

номадического субъекта, ее освобождения из-под контроля фаллогоцентризма.

Брайдотти выводит образ номады в противоположность образам изгнанника и

мигранта, как ошибочных стратегий, ведущих к маргинализации [14, с. 143]. «Быть

номадой не означает бездомности или насильственного перемещения; это скорее

фигуральное выражение такого типа субъекта, что оставил всякую идею, желание и

ностальгию по закрепленности» [5, с. 145]. И хотя номадический субъект испытывает

желание постоянной смены координат, траектории его движения, тем не менее, склонны

циклично повторяться от сезона к сезону.

Свой проект номадической субъектности Брайдотти основывает на номадической

концепции Жиля Делеза. «Путь всегда пролегает между двумя точками, но промежуток

между ними обладает как автономией, так и присущим ему направлением, – пишет Делез.

– Жизнь кочевника – интермеццо… Движение кочевника от одной точки до другой – это

лишь следствие и фактическая необходимость: в принципе точки для него – реле-

15

переключатели в пути» [12, сс. 638-639]. Номадическое пространство для Делеза

отмечено не устойчивыми границами, но пограничными линиями, «чертами», которые

склонны перемещаться и стираться в ходе передвижения [12, с. 640, 643]. Эквивалент

делезовскому некоммуникативному и неопределенному пространству пустыни Брайдотти

находит в промежуточных зонах: международных аэропортах, залах ожидания,

пограничных переходах. Эти «оазисы непринадлежности, пространства отделенности»

становятся для нее своеобразными областями творчества, источниками вдохновения и

визионерской интуиции [5, с. 141].

Однако быть «между», отмечает Делез, значит контролироваться двумя

ограничивающими сторонами (пространством леса и сельского хозяйства), которые

«противятся его развитию и отводят ему, насколько это возможно, роль коммуникатора»

[12, с. 647]. Вслед за ним, Брайдотти видит трансгрессивную природу номадизма не

только в «интенсивном желании пересекать чужие территории и границы», но и в

способности устанавливать взаимосвязи и коалиции «со всем на свете» [5, с. 159]. Таким

образом, номадическое сознание состоит в том, чтобы не принимать никакую

идентичность как фиксированную, а суть феминисткой «сексуальной этики различия»,

разрабатываемой Рози Брайдотти, сводится к осознанию различий и установлению

«взаимопонимания между бессознательными структурами желания и сознательным

политическим выбором».

В феминистском номадическом проекте Брайдотти выделяется три уровня

различия полов: «различие между мужчинами и женщинами», «различия между

женщинами» и «различия в каждой женщине», - которые сосуществуют одновременно, но

любой из них в любой момент времени может стать основанием для политической и

теоретической деятельности [6, с. 235].

На уровне «различия между мужчиной и женщиной» необходимо проводить

критику не только универсалистского мужского субъекта, но и критику обесцененного

иного. Женщины всегда мыслятся в уничижительном дискурсе иного, поскольку не могут

быть репрезентированы в пределах фаллогоцентричной схемы. В таком случае задачей

этого уровня становится разработка как нового понимания субъектности в целом, так и

нового понимания женской субъектности, которое позволило бы переосмыслить различие

полов в позитивном ключе и вывести на первый план специфический телесный женский

опыт [6, с. 236-238].

Уровень «различия между женщинами» предполагает признание различия между

Женщиной как репрезентацией и реальными женщинами, благодаря чему становится

16

возможной феминистская политическая субъектность. Феминизм не только борется за

изменение ценностей, приписываемых женщинам патриархатной культурой, но и «ставит

под сомнение личностную идентичность, сформированную на основе отношений власти»

[6, с. 239]. На этом уровне Брайдотти также отмечает важность разработки политики

локализации (politics of location), которая позволяет увидеть многообразие различий,

основанных на расе, возрасте, классе и др., и «понять специфику того места, откуда

раздается женский голос» [6, с. 240]. Кроме того, в рамках феминистского номадизма как

теоретической позиции, различные способы понимания женской субъектности, которые

выдвигаются феминистками взамен культурно предписанного образца субъектности,

могут сосуществовать друг с другом, не оказывая разделяющего влияния на

феминистскую практику [6, с. 240]. Брайдотти призывает не только к поиску новых

концептуальных схем для осмысления альтернативных форм женщины-субъекта, но и к

более эффективному взаимодействию между исследователями и художниками.

На уровне «внутренних различий, присущих каждой женщине» предлагается

постспихоаналитическое видение субъекта. «Идентичность – это игра разнообразных,

раздробленных аспектов Я… Идентичность состоит из последовательных идентификаций,

то есть бессознательных интернализованных образов, которые не поддаются

рациональному контролю» [6, с. 242]. И если политический субъект (как тот, от которого

исходит волевой выбор) и бессознательное желание не всегда совпадают, то феминисткам

необходимо относиться внимательнее к анализу внутренних противоречий и

теоретической непоследовательности [6, с. 243]. Феминизм, согласно Брайдотти, является

объектом интенсивного желания для женщин, поскольку он «высвобождает в женщинах

желание свободы, легкости, удовольствия, справедливости и самовыражения» [6, с. 244].

Таким образом, идея номадического субъекта Брайдотти подчеркивает

«необходимость действовать на трех уровнях: уровне идентичности, уровне субъектности

и уровне различий между женщинами». При этом Брайдотти предупреждает, что для

преобразований нужна медленная кропотливая работа, начать которую следует с того,

чтобы оставить пространство открытым для эксперимента [6, с. 249].

Однако, как справедливо отмечают критики теории Брайдотти, позиция тех, кто

выступает в качестве примеров номадического способа существования, подразумевает

наличие определенных символических и материальных ресурсов, которые дают им

возможность «не замечать» границ, что вовсе не отменяет их существование и

материальность» [15]. Еще одно противоречие заключается в том, тяга к движению идет у

Брайдотти рука о руку с интенцией к стабильности. «Не очень понятно однако, как

17

состояние стабильности (даже эмоциональной и ментальной, не говоря уже о социальной

и финансовой) может сочетаться с «типом субъекта», «что оставил всякую идею, желание

или ностальгию по закрепленности» [15]. В некотором смысле, Брайдотти, обозначая по

тексту характерные отличительные черты номады, не просто выводит новый вид

субъектности в условиях глобализации [11], но и формулирует свою собственную

категорию идентичности, пусть даже это не фиксированная позиция, а «игра

разнообразных, раздробленных аспектов Я» [6, с. 242].

В рамках реакции на квир-теорию в исследованиях сексуальностей социологи

отмечают крайне важную роль эмпирики как значимой сферы научного исследования.

Когда вскрывается сконструированная природа самих категорий, на которых традиционно

основывался социальный анализ, решение обнаруживается в том, чтобы тщательнее

учитывать особенности описываемых людей и явлений [19, с. 34]. Так Кен Пламмер

вводит термин «критический гуманизм» для описания тех исследований, которые

«фокусируются на человеческом опыте – со структурой этого опыта и его ежедневно

проживаемой природой – а также на признании политической и социальной роли любого

исследования» [41]. Пламмер также подчеркивает, что в подобных исследованиях автор

может присутствовать самыми различными способами, вовлекая в него «поэзию и

поэтику, драму и перформанс, философию и фотографию, видео и фильм, нарратив и

истории» [41].

Кроули и Броуд предполагают, что эмпирическая работа с людьми, которые

являются носителями различных идентичностей, – это «логичный следующий шаг к тому,

чтобы увязать абстрактность квир-теорий с живым контекстом власти и построения

идентичности в повседневной жизни обычных людей, реализующих любые возможные

формы сексуальностей» [19]. Таким образом, в рамках данного исследования, я опираюсь

на концепцию границы и номады, предложенную Рози Брайдотти для концептуального

осмысления специфического женского опыта, который звучит в нарративах, полученных в

результате проведения качественного феминистского интервью.

1.3. Феминистский подход в качественном исследовании

За последние десятилетия феминистские исследовательницы подвергли обширной

критике андроцентристские установки классической социологической методологии, для

которой характерно: игнорирование женского опыта, отсутствие исследований,

представляющих интересы женщин, метод познания, предполагающий существование

18

«объективной реальности», гендерно специфичный понятийный аппарат. «Методология

классического социологического исследования всегда устанавливает субъект-объектные

отношения в исследовательском процессе: истинная человеческая субъективность здесь

не изучается – вместо нее изучаются всеобщие и необходимые законы – условия

проявления субъективности» [10].

Сторонницы феминистского подхода в качественном исследовании выступают с

критикой научного позитивизма и предлагают принципиально новую методологию как

для позиционирования социолога в пространстве исследования, так и непосредственно

для сбора и анализа данных. «В то время как изучение женщин не является новостью, -

пишет Сандра Хардинг, - изучение их с перспективы их собственного опыта, так, чтобы

женщины могли понять самих себя и мир, практически не может претендовать на какую-

либо историю» [35, с. 8]. По ее мнению, слепота классической социологии в вопросах,

которые конституируют социальную жизнь, привела к игнорированию таких важнейших

аспектов, как практики репродукции, сексуальность, материнство и др. и их влияние на

формирование государственных, экономических и других социальных институтов.

Традиционная философия науки утверждает, что происхождение научной гипотезы

не имеет никакого отношения к качеству результата исследования. «Логика обоснования»

говорит о том, что если есть гипотеза, то она должна быть опровергнута или доказана. Но

феминистская методология показывает, что вопросы, которые ставятся – и, что более

важно, вопросы, которые не ставятся – настолько же предопределяют адекватность общей

картины исследования, как и любые ответы, которые могут быть обнаружены в ходе

исследования [35, с. 6-7]. Поэтому проблематика феминистких исследований

формулируется с перспективы множественных женских опытов, которые

противопоставляются повестке белого буржуазного мужчины-исследователя.

«Феминистский анализ в своем лучшем проявлении решительно выходит за рамки

инноваций2 в определении предмета [исследования]: он настаивает на том, что

исследователь/исследовательница должен быть сам помещен в ту же критическую

область, что и непосредственный предмет исследования, тем самым восстанавливается

весь процесс для верификации в рамках исследования» [35, с. 12].

Однако, по убеждению феминистских исследовательниц, язык особым образом

передает женский опыт, поскольку он, во-первых гендерно маркирован, во-вторых, в нем

2 Sandra Harding пишет об относительно недавно появившихся исследованиях, проводимых женщинами относительно поведенческих характеристик психиатров, в противоположность распространенным психиатрическим исследованиям женского поведения. Фактически субъект и объект исследования в этом случае меняются местами.

19

отсутствуют многие наименования специфического опыта женщин: «Язык может

успешно скрывать женский опыт и употребляется мужчинами и женщинами по-разному,

поскольку язык существует в контексте вполне определенных ценностей. Некоторые

верования и практики, закрепленные в языке, вытесняют женщин из пространства

культуры» [17]. Предполагается, что качественное интервью открывает определенные

возможности для работы в «зазоре» между женской жизнью и теми словами, которые

используются для ее описания.

Интервью, несмотря на методологические разногласия, является одним из самых

широко распространенных методов производства данных в качественном

социологическом исследовании. Но принципы проведения интервью, описываемые в

классических методических пособиях, не работают, когда опрос проводит интервьюер-

феминистка. Одной из первых эти методологические проблемы проанализировала

британская социолог, феминистка и писательница Энн Оукли, которая столкнулась с ними

во время осуществления масштабного исследования по вопросом материнства.

Традиционная этика проведения опросов понимает интервью как одно из средств

сбора данных, способ получения информации о людях [23, с. 146, 147]. Рассматриваемый

в таком ключе, этот метод сбора данных может считаться успешным, если выполняются

следующие условия: 1) полученные данные соответствуют цели исследования и

подтверждают теорию, 2) их можно подвергать статистической обработке при помощи

мощных инструментов анализа [23, с. 146]. «Рецепты» успешного опроса, предлагаемые в

пособиях, представляют собой определенные манипуляции опрашивающих с

опрашиваемыми как объектами изучения/ источниками информации: важно «соблюдать

баланс между теплым дружеским отношением, необходимым для «установления

контакта», и отстраненностью для беспристрастного изучения опрашиваемого как объекта

исследования»; «суметь вызвать в собеседнике уважение и доказать свою

профессиональную компетентность» [23, с. 147, 148]. При этом в ходе интервью между

опрашивающим и опрашиваемым устанавливаются активно-пассивные отношения,

которые подразумевают, что респондент подстраивается под определенную ситуацию и

правила. Задача социологов, проводящих опросы, «обучить» людей отвечать именно

таким образом, чтобы предоставляемая ими информация была максимально

содержательной и полезной для научного анализа [23, с. 149].

В специальной литературе также предупреждается об опасности ответа вопросом

на вопрос, и приводятся разнообразные стратегии уклонения опрашивающего от

выражения своих взглядов во время интервью: «Конечно же, причина, по которой

20

опрашивающий должен вести себя так, будто у него нет своего мнения (или делать вид,

что его мнение – это то, что опрашиваемый хочет услышать), заключается в том, что это

может повлиять на ход интервью, оно может оказаться необъективным» [23, с. 150].

Таким образом, критериям «неправильного» опроса – субъективность, личная

вовлеченность, равенство опрашивающего и опрашиваемого, внимание к «ненужным»

деталям, – в методической литературе противопоставляются такие качества

«правильного» опроса, как объективность, отстраненность, иерархия и научность [23, с.

152].

Эту парадигму «правильного/неправильного» опроса Энн Оукли связывает с

этикой «мужского/женского», и следовательно, с отношениями доминирования и

подчинения, существующими в патриархатном обществе. Рассматривая отношения

неравенства применительно к отношениям интервьюера и опрашиваемого, Оукли

отмечает, что «интервьюер определяет роль опрашиваемого как подчиненного;

извлечение информации более ценно, нежели размышление над ней; установление

иерархии является рационализацией неравенства» [23, 155]. Очевидно, что такой подход

(при котором эксплуатируются сами женщины и информация, полученная от них)

является морально недопустимым, когда феминистка опрашивает женщин.

Оукли детально описывает свой опыт участия в опросе молодых матерей и

приходит к выводу, что опрашиваемые женщины зачастую воспринимают ситуацию

интервью, как нечто, находящееся за пределами задавания вопросов и ответов на них [23,

159]. Это приводит к тому, что, во-первых, женщины задают интервьюеру множество

различных вопросов, во-вторых, опрашивающая оказывается сильно эмоционально

вовлеченной в коммуникацию с опрашиваемыми. Поэтому «наибольшую важность

представляет не принятый как должное социологический образ опрашивающего, – считает

Оукли, – но новый подход, при котором опрашиваемый является средством создания

социологии для женщин – то есть средством, позволяющим сформулировать и записать

комментарии женщин о личном опыте быть женщиной в патриархатном

капиталистическом обществе» [23, с. 163].

Антропология является еще одной областью, которая показывает, что правила

«правильного» опроса являются искусственно созданной мужской моделью поведения.

Антропологический опрос невозможно осуществить без установления взаимного доверия

между этнологом и опрашиваемыми, которые зачастую проявляют сильное

сопротивление исследованию их жизни. Как показывает опыт исследователей-выходцев

из колониальных стран, принципы западной социологии оказываются неадекватными,

21

когда необходимо понять опыт угнетаемых социальных групп [23, с. 169]. Чем более

общим опытом обладают опрашивающий и опрашиваемый, тем меньше оказывается

социальная дистанция, тем сложнее выстроить иерархию внутри исследования.

«Феминистка, опрашивающая других женщин по определению является и частью

культуры, и полноправным участником изучаемых ею явлений» [23, с. 171]. Таким

образом, следует принять тот факт, что все исследования политически окрашены, а

ситуация интервью требует определения позиции.

Виды интервью можно различить по трем главным критериям – степени

стандартизации вопросов (формализованное/ неформализованное, структурированное/

неструктурированное), числу обсуждаемых тем (фокусированное/ нефокусированное) и

количеству опрашиваемых (индивидуальное/ групповое) [13, с. 417]. Технология

интервью в качественном исследовании может различаться в зависимости от целей

исследования. Здесь выделяют нарративное, полуструктурированное, биографическое,

лейтмотивное, фокусированное интервью [31].

В рамках данного исследования я провела два фокусированных

полуструктурированных интервью. Фокусированное интервью сосредотачивается на

определенных вопросах жизненного мира интервьюируемого. «Оно не является ни строго

структурированным, содержащим одни стандартизованные вопросы, ни полностью

«недирективным», но при этом сфокусировано» [16, с. 42]. Задача интервьюера при этом

заключается в том, чтобы удерживать в фокусе интервью определенную проблему, но

рассматривать ее в разных контекстах или с разных точек зрения. Специфика

полуструктурированного интервью, состоит в возможности следовать за ходом мысли

респондента, который зачастую является непредвиденным, и задавать вопросы, не

подготовленные заранее [16, с. 117]. Топик-гайд (опросник) в полуструктурированном

интервью представляет собой перечень тем и вопросов, который готовится заранее и

создается таким образом, чтобы обеспечить относительную гибкость в тех областях,

которые будут обсуждаться, в то же время не нарушая последовательности [43].

Стейнар Квале предупреждает о существовании отношений власти в ситуации

интервью, при этом обладание властью могут демонстрировать оба – интервьюер и

интервьюируемый [16, с. 153]. С одной стороны, в культуре сформировалось

представление об исследователе, занимающем властную позицию вследствие обладания

им властью номинации [7]. С другой стороны, интервьюируемый может использовать

различные стратегии сопротивления для защиты собственного эго, например рассказывать

только хорошо-отрепетированные истории, и только те истории, которое она/он хочет

22

рассказать [39, с. 701]. В любом случае, интервью представляет собой специфическую

ситуацию взаимодействия, в ходе которой происходит постоянное переопределение

властных позиций.

Так, несмотря на то, что с информанткой Дашей мы близко общаемся уже более

восьми лет, в ходе интервью, она периодически давала ответы, как бы ожидая получить

мое подтверждение и одобрение. Например, на вопрос о том, каким образом можно

оценить девушку как женственную или неженственную, Даша капитулирует перед той

самой властью номинации: «А ну, косметика, каблуки, платье, ну да. Но я не пользуюсь

декоративной косметикой. Это еще один минус, да, в мою неженственность?»

Следует признаться, что в ходе интервью у меня так и не получилось до конца

переопределить ситуацию интервью таким образом, чтобы интервьюируемая

почувствовала себя «экспертом» и ответы с переспрашивающей интонацией повторялись

еще несколько раз:

В - Но ты не понимаешь, почему как бы это происходит?

О - Ну из-за культурного кода? Ну всмысле из-за одежды? Ну я не знаю, не

знаю. Ну у меня ж нет усов и бороды. <…>

С информанткой Юлей мы, напротив, практически незнакомы и во время интервью

виделись всего второй раз, хотя имеем общих знакомых исследовательниц. Тем не менее,

прежде чем начать свой рассказ, она убедилась в том, что ее «профанное» знание

действительно является для меня необходимым: «Но я просто боюсь показаться

профаном (смеется) в этой области. Но я так подозреваю, что тебе здесь важно не.. не

то, чтобы собеседника какой-то теоретический уровень показать, а просто

ощущения?»

В ходе интервью с Юлей я осознала, что для успешного результата мне

необходимо переопределить ситуацию таким образом, чтобы она представляла собой не

схему «вопрос-ответ», а скорее полноценную беседу, поскольку она охотнее и более

развернуто отвечала в тех случаях, когда я не просто спрашивала, а задавала контекст,

рассказывала о собственном опыте. Сторонники такого типа сенситивного

интервьюирования как «активного вклада» отмечают неизбежность конструирования

события, так как любое подобное интервью представляет собой ситуацию «активного»

производства значений с обеих сторон, которые «конструируют определенную версию

реальности через их взаимодействие» [32].

Методологи, которые изучают проблемы связанные с качественным

23

интервьюированием, полагают, что базовое предназначение интервью заключается не в

поддержании или подтверждении теории исследователя, а в конструировании историй,

которые лишь потенциально могут стать основой для генерирования теорий. «В

глубинном интервью все истории, которые выбирает интервьюируемый, одинаково важны

для понимания [исследователем] опыта [информанта]» [39, с. 701]. Учитывая это, я

постараюсь не упустить те истории информанток, которые, на первый взгляд, кажутся

неважными с точки зрения моего видения исследования. Интервью с Юлей представляло

собой непосредственное производство знания, в том смысле, что информантка не просто

рассказывала нарративы, но пыталась их осмыслить концептуально, припоминая те

истории из своей жизни, которые могли бы дополнить или опровергнуть намечающиеся в

ходе нашего разговора теоретические предположения.

Итак, в ходе взятых интервью получены материалы, которые в следующих главах

работы используются для анализа практик субъективности, реализуемых по осям пола и

сексуальности. Изначально цель интервью заключалась в том, чтобы получить такие

данные, которые позволили бы с помощью категории «ненормативная женская

гетеросексуальность» реконструировать специфическую женскую идентичность,

характеризующуюся сбоями на уровне приписывания пола и сексуальности.

Соответственно блоки вопросов были построены таким образом, чтобы дать возможность

информанткам описать этот специфический опыт сбоев и свое отношение к ним.

Фокусированное интервью предполагает такую тактику, чтобы как можно больше

узнать только об одной определенной теме, вызывая при этом у собеседника

воспоминания о своих личных ощущениях, мыслях, переживаниях по поводу

обсуждаемой проблемы [31]. Интервью, следуя этой логике, включало три тематических

блока вопросов: пол, сексуальность, биографическая контекстуализация.

Кроме того, полуструктурированное интервью предполагает наличие в каждом из

тематических блоков перечня обязательных аспектов, относительно которых должна быть

получена информация [31]. Таким образом, вопросы внутри блоков «пол» и

«сексуальность» затрагивали такие аспекты как: представления информанток о

собственной гендерной и сексуальной идентичности, описание ими ситуаций неверного

приписывания пола, их отношение к этим ситуациям, возможные интерпретации.

Как отмечает Люис Энтони Декстер, главная цель исследователя в качественном

интервьюировании – это все же не просто взять интервью, а «а собрать данные, которые

являются релевантными какой-либо проблеме или описывают определенную ситуацию»

[34, с. 37]. То есть все интервью (а не только первое) в той или иной степени являются

24

разведывательными, а логика интервью и даже гипотеза исследования могут изменяться в

зависимости от новых данных [34, с. 45]. Поскольку в ходе первого интервью с Юлей

выяснилось, что категории пола, женственности и гетеросексуальности для информантки

проблематизированы, неочевидны, а «примерка» на себя женской гетеросексуальной

идентичности вызывает сопротивление, топик-гайд был дополнен таким образом, чтобы

интервьюируемые могли интерпретировать эти категории в своих собственных терминах

и исходя из своего собственного опыта.

Таким образом, первые два блока топик-гайда составлены так, чтобы выяснить,

какие внешне и поведенческие опознаваемые характеристики наполняют категории «пол»

и «сексуальность» для информанток, как они выражают свой пол и сексуальность, чем

объясняют расхождения в том, как они себя идентифицируют и как их воспринимают

другие люди. Третий блок «биографическая контекстуализация» дополняет два

предыдущих и призван зафиксировать размещение проблематизированного опыта таких

расхождений идентификации относительно истории жизни информанток.

Эмпирическая база исследования в рамках данной работы ограничена двумя

интервью с двумя информантками, Дашей (родилась в Гомеле, живет в Варшаве, 24 года)

и Юлей (родилась и живет в Вильнюсе, 29 лет). Обе информантки имеют высшее

образование, работают, не состоят в браке. Выборка была ограничена первоначальными

целями исследования – я искала информанток, которые имеют опыт неверного

приписывания пола и сексуальности. На основании анализа материалов интервью были

выделены нарративные блоки «пол» и «сексуальность». Проведенный анализ позволяет

увидеть, каким образом информантки выстраивают свои субъектность, что привносят в

общий социальный порядок эти субъектности, каким образом они подстраиваются или не

подстраиваются под нормы, и что при этом происходит с самими нормами. Выясняется,

что информантки сопротивляются существующей категоризации, «выскальзывают из

нее». Так, хотя сексуальные практики информантки Даши формально могут быть

отнесены к характерным для гетеросексуальности, для нее самоидентификация с женской

гетеросексуальностью представляется затруднительной. Это позволяет сделать вывод о

том, что сама по себе категория гетеросексуальности является весьма относительной.

Другими словами, интерес представляют категории, через которые информантки

описывают свой опыт. В ходе анализа выделяются эти категории, выясняется, как они

соотносятся с практиками информанток, а также с социальными нормами и политиками

идентичности. Анализируя интервью информанток, можно увидеть, как происходит

переопределение категориального аппарата, появляются новые термины и способы

25

описания опыта, его концептуализации.

В этой главе была описана критика политик идентичности и продвигаемого ими

эссенциального субъекта со стороны квир-теории, а также приведены некоторые

альтернативные концепции субъекта, возникшие в результате развития и переосмысления

многочисленных постмодернистских и постструктуралистских теорий. Однако новые

концепции ставят перед социологией сексуальности новые методологические вопросы.

«Категории идентичности и значения, предполагаемые этими категориями,

конструируются социально, тем не менее, практики, к которым они побуждают, и

социальные структуры, вокруг которых они выстраиваются, создают ощущение

конкретной проживаемой «действительности» для людей в их повседневной жизни.

Идентичности могут быть сколько угодно сконструированы, но от этого люди, которые в

них обитают, не ощущают их менее настоящими» [19, с. 36].

Квир-подход к изучению сексуальностей актуализирует такие методологические

проблемы классического социологического исследования, как репрезентация,

легитимация, не-рефлексивность и этика. Пытаясь восполнить пробелы классической

социологической методологии, феминистские исследовательницы активно берут на

вооружение новые возможности, предоставляемые качественным исследованием, такие

как: рефлексивность и субъективность, субъект-субъектные отношения и нон-

дискриминационная позиция автора. При подготовке, проведении и анализе интервью, я

попыталась следовать этим принципам, утверждаемым феминистскими социологами. В

следующей главе проводится анализ интервью, в которого исследуется существование

категорий гендера и сексуальности в ежедневно проживаемых жизнях информанток.

26

2. АРТИКУЛЯЦИЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ: ГРАНИЦЫ ПОЛА И

СЕКСУАЛЬНОСТИ В ИНТЕРВЬЮ

2.1. На пути к женственности или от нее

Сложно встретить человека, которого бы не заботил пол его собеседника.

Гендерная «считываемость» является необходимым условием успешного

коммуникативного акта [27]. Невозможность сразу распознать в человеке женщину или

мужчину вызывает реакцию, обозначаемую как гендерное беспокойство (gender trouble)

[2]. Однако избавиться от этой нерефлексируемой практики приписывания пола

практически невозможно. «Мы не только хотим знать, к какой категории по полу

принадлежат те люди, с которыми мы общаемся (мы хотим распознавать эту

принадлежность с первого взгляда), но считаем также, что другие демонстрируют нам

свою половую принадлежность настолько убедительно, насколько это возможно» [29, с.

204]. Кроме того, оказывается, что в повседневном взаимодействии имеет значение не

только пол, но и распознаваемая, а также приемлемая для доминирующего дискурса,

сексуальная идентичность человека. Такое мгновенное распознавание необходимо для

контроля сексуального влечения по отношению к людям соответствующего (то есть –

противоположного) пола [29, с. 215].

Для информантки Даши категория пола является неочевидным и травматическим

аспектом ее субъектности, эта та проблема, с которой она «хочет пойти к

психотерапевту». Для нее принадлежность к женскому полу является скорее

формальностью, вроде отметки в паспорте: «Не знаю, у меня с этим проблемы. Ну в

смысле как, я женщина, я не хочу быть мужчиной. Но если бы у меня спросили, кем бы я

хотела быть, какого пола, - я бы сказала «никакого».

Даша капитулирует перед вопросом о том, через что выражается женский пол,

поскольку не соотносит себя с женской идентичностью и, как результат, считает себя

некомпетентной: «…у меня нету этого, поэтому я не знаю, что значит женственность».

Для информантки оказывается трудным определить те внешние и поведенческие признаки

и характеристики, которые наполняют категорию женственности, поэтому вместо того,

чтобы описывать ее «изнутри» своего опыта, она апеллирует к общему знанию,

воспроизводит распространенное представление о «среднестатистическом проявлении

женственности», выражающемся, по ее мнению в таких качествах, как: «плавность

движений», «грациозная походка, лебединая», особые жесты и манеры, общепринятый

27

дресс-код (платье, юбка, каблуки), использование декоративной косметики.

У информантки Юли, напротив, не вызывает сопротивления процесс

идентификации себя с женским полом, однако этот аспект все равно проблематизируется

в ее биографическом нарративе. Категория женственности для нее не просто существует,

но и является «в некоторой степени по некоторым параметрам ключевой»:

«…И тогда мне через год должны были делать операцию гинекологическую. Ну и

для этого, чтобы подготовить меня к операции, я целый год с пятнадцати-

шестнадцати,…, в таком возрасте пила гормональные таблетки, сильные. (Пауза.) В

результате чего у меня погрубел голос очень сильно. Сейчас, ну когда, как это

сказать…Сейчас я уже считаю это своим достоинством и уникальностью какой-то. Но

в момент вот переходного возраста это был очень болезненный вопрос. Потому что…

надо мной там насмехались одноклассники, что вот у мальчиков мутирует голос, у тебя

мутирует голос…Сейчас я как бы могу регулировать, и я понимаю, когда он такой, когда

он другой. Тогда были такие вот волны. Я могла и фальцетом заговорить, и там и грубо,

и все остальное. Для меня это, на самом деле, тогда это была огромная такая

травма…»

Батлер в «Гендерном беспокойстве» подвергает деконструкции процессы

гендерной идентификации и диагностирует, что в ходе этих процессов утверждается

«параллельная, но оппозиционная внутренняя связь пола и гендера с желанием». На

практике это значит, что высказывание «чувствовать себя женщиной» подразумевает

нечто большее, чем соответствие с женской анатомией – оно подразумевает отличие от

противоположного рода, противопоставление себя ему» [2, с. 325].

Это противопоставление себя мужскому роду хорошо прослеживается в случае с

Юлей, причем механизмы различения, разграничения себя с мужским полом оказываются

задействованными в подростковом возрасте:

«Ну вот как я сейчас понимаю, что у меня тогда был, скажем, в подростковом

возрасте такой очень, ну на мой взгляд, …, ну скажем, классический набор каких-то, ну

назовем их, мужских качеств. … Неважно, что я носила длинные волосы, но у меня был

грубый голос, я была очень инициативной такой, ну как говорят, солдат в юбке, там

всегда была какими-то старостами, еще чем-то. И в какой-то момент я поняла.., не в

какой-то, а когда эти пертурбации с голосом начались, что как бы ну вот а я типа

девочка, но я не девочка. Ну как-то так вот себя начала неуютно чувствовать, потому

28

что именно как-то все эти качества причислила именно к, ну скажем, мужским таким.»

Для информантки грубый голос ассоциируется у нее с «грубостью в принципе, а

грубые по каким-то моим тогдашним поняткам были мужчины». Женщины, по ее

мнению, должны быть «мягкими, нежными», формировать соответствующий женский

стиль одежды. Таким образом, «грубый голос», который теперь является ее

«уникальностью» и «достоинством», в юношестве стал для нее своеобразной отправной

точкой, механизмом запуска для начала ее движения по направлению к нормативности:

«Но я помню, были там попытки какой-то такой более-менее женский стиль

формировать, начать какие-то там юбки носить. … У меня какая-то, я помню, как

сейчас, такая была какая-то установка внутренняя, что я вот с этой грубостью буду

как-то бороться сейчас, … и посредством внешности, там, может быть, меньше

выступать, меньше там какое-то свое я показывать.»

Перемещения и трансформации гендерной субъектности информантки Даши,

напротив, происходят в противоположную от нормативности сторону. Это движение

нельзя назвать ни линейным, ни осознанным или целенаправленным. В отличие от

номадического пересечения границ у Брайдотти, существование субъекта информантки в

«гендерном приграничье» не является ее выбором, а скорее вынужденной

необходимостью, или даже, неизбежностью. Во-первых, несмотря на то, что Даше «в

принципе по жизни ближе мальчуковый код», иногда у нее «бывают проблески, …,

хочется чего-то такого, да, среднестатистического проявления женственности». Во-

вторых, ее «мальчуковый» образ, как выясняется из нарратива, складывался еще с самого

детства, под влиянием родных:

«Моя мама воспитывала меня.. Ну то есть, смотря детские фотографии и

рассказы.. Я всегда там в шортах, в безрукавке, в рубашке, в джинсах. … Причем что не

было так, что специально это делалось, да. А может быть и специально. Ну то есть

мама из меня хотела с бабушкой вырастить девочку, но как бы вырастили то, что

вырастили. И я с самого детства.. у меня, грубо говоря, был такой стиль. То есть у меня

не было того, что я ходила в юбках и платьях, … ну и я там себя плохо чувствовала, а

когда я уже повзрослела, я что-то поменяла. То есть я с детства, всегда..»

Наконец, субъектность информантки, испытывая на себе нормирующее давление

политик идентичности, согласно с которыми женщины должны быть женственными, а

мужчины – мужественными, все же ощущает тягу к женственности, однако оказывается

29

неспособной пересечь эту границу:

«То есть в детстве это было неосознанно, потому что меня воспитывали

родители, меня воспитывала мама, и это то, как она меня видела, то, что она в меня

вкладывала, да. А потом это.. я сейчас такая, как есть, потому что, во-первых,

неудобно, во-вторых, я привыкла, а в третьих, я какие-то свои комплексы за чем-то

прячу. Ну то есть я не одену мини-юбку, платье, потому что мне кажется, что то-то

не так, это не так, пятое-десятое…

- Но хотелось бы?

- Ну иногда хочется. Иногда хочется. Ну то есть нет такого. Я смотрю на

девочек. И мне иногда действительно хочется этого, но я понимаю, что я настолько в

себе воспитала вот такое поведение, да, ну там от походки до ну я не знаю…

- Позы..

- Позы, да, сидеть, стоять. Что.. ну это будет смотреться глупо. Ну то есть и

зачем себя ломать. Но хочется.»

Американские исследовательницы К. Уэст и Д. Зиммерман вводят категорию

принадлежности по полу, которую они понимают как ситуативное выражение

подразумеваемого пола индивида, которое в обыденной жизни поддерживается

«социально заданными идентификационными проявлениями (дисплеями)», где является

«интеракционное изображение того, что мы хотели бы выразить в отношении нашего

полового естества, используя конвенциональные жесты» [29, с. 195, 199]. При этом

подразумевается, что половая принадлежность не только считывается, но и

демонстрируется. «Эта виртуозная игра выучена актерами давно, она срослась с их

жизнями, поэтому она выглядит естественным проявлением их сущности – выражением

не гендера, но естества (биологического пола). В этом и заключается загадка

конструирования гендера – каждую минуту участвуя в этом маскараде представления

пола, мы делаем это таким образом, что игра кажется нам имманентно присущей и

отражающей нашу сущность» [27].

Социальные конструктивисты используют метафору игры и маскарада для того,

чтобы объяснить, каким образом скрываются механизмы воспроизводства гендерных

идентичностей. Однако эта метафора не способна объяснить те сбои и разрывы, которые

возникают, когда «естественное проявление сущности» оказывается невозможным, да и

сама эта сущность не вполне очевидна в том, что она – женственность или

30

мужественность, а может быть что-то еще:

«То есть меня удивляет, почему кого-то, каких-то левых людей, волнует, мальчик

я или девочка, если меня об этом спрашивают, да. То есть я не считаю, что это должно

кого-то заботить. В то же время, конечно же, я хочу чтобы все видели, что я девочка,

но хочу ли я выглядеть как совсем вот девочка-девочка – я не уверена.» (Даша)

В обыденной ситуации, когда определение пола оказывается невозможным,

неопределенность вызывает тревогу у считывающего субъекта, т.к. принадлежность по

полу является важнейшей, хотя и не осознаваемой, характеристикой. Другими словами,

мы задумываемся о половой принадлежности только в тот момент, когда ее

автоматическое определение оказывается затруднительным или невозможным.

Тревога, которая возникает у окружающих по отношению к Даше, на самом деле

является чем-то большим, чем, на первый взгляд, является безобидное беспокойство,

которое социальные конструктивисты подразумевают под этим словом. Тревога запускает

в действие такие репрессивные механизмы и практики, которые не только «удивляют», и

«обижают», но и приводят к физическому насилию над индивидом:

«Ну сейчас я на это не обращаю внимания, …, а раньше меня это реально

обижало. Ну то есть, что не видно что я не мальчик?! Ну как бы даже в одежде. Ну то

есть почему я могу различать людей, неважно, как, во что они одеты, ну то есть

женщина это или мужчина. Ну как бы а меня сразу причисляю к это.. к мужику... ну то

есть я не вижу в себе таких мужских проявлений, чтобы ну прям вот можно было

сказать, что я парень. Ну а еще. Еще меня обижают.. ну были такие.. ну много было

случаев. Например, едут какое-нибудь бычье в трамвае, или где-то напротив меня, и

обсуждают, мужик я или баба. Ну как бы.. выбирают, мужик я или баба.»

Гендер, согласно К. Уэст и Д. Зиммерман, «является деятельностью по организации

ситуативного поведения в свете нормативных представлений об аттитюдах и действиях,

соответствующих категории принадлежности по полу» [29, с. 195]. В отличие от

принадлежности к категории по признаку пола, определяемой по идентификационным и

гендерным дисплеям, гендер является чем-то большим. «Женщины могут быть и

неженственными, но это не делает их «неженщинами» [29, с. 204]. Гендер – это некая

нормативная конфигурация поведения, достигаемая благодаря наличию гендерной

компетентности. Гендер является не просто набором застывших маркеров, но

деятельностью по созданию и использованию этих маркеров во всех возможных

31

ситуациях. В качестве ресурсов по созданию гендера рассматриваются: физические

характеристики социального окружения, стандартные социальные ситуации,

конвенционально экспрессивные ситуации и др. [27].

Мне представляется, что таким ресурсом по созданию субъекта (обладающего

женским гендером) для обоих информанток стали их первые отношения с мужчинами:

«Я не помню, чем это уже там закончилось. Получалось там что-то у меня по

тем временам – не получалось. Но в любом случае да, я когда в первый раз начала

дружить с мальчиком, наверное, в семнадцать лет, и тогда это все так улетучилось

очень быстро, потому что я поняла, что как бы есть люди, которым я и такая нравлюсь.

И как бы специально стараться работать с вот этой своей как бы женской

идентичностью не имеет смысла.» (Юля)

«…С Денисом чувствую себя женщиной, потому что ему со мной, в той женщине,

которой я являюсь, ему со мной хорошо.» (Даша)

«- Менялся ли как-то твой образ за последние годы? Становился он более или

менее женственным?

- Менялся в любом случае, он стал более женственным. Ну то есть из-за Дениса,

из-за моего желания. То есть я не знаю, из-за Дениса или из-за моего желания, но какой я

была за четыре-пять года назад до Дениса, даже если посмотреть по фотографиям, и

тем, чем я сейчас являюсь. Да, в принципе, может быть, что-то не изменилось, но

вообще, ну даже в одежде, в таких вот, даже в походке, может быть, в разговоре, ну

вообще вот в общении с людьми. Ну то есть поменялось много.» (Даша)

Гендер создается во взаимодействии и предполагает подотчетность. Это является

очень важной характеристикой, т.к. говорит о том, что участники социального

взаимодействия все время как бы испытывают, проверяют поведение друг друга на

соответствие сущностной женственности и сущностной мужественности. Таким образом,

«категория принадлежности по полу, и гендер являются управляемыми свойствами

поведения», и эти свойства определенным образом влияют на иерархию мужчин и

женщин в обществе [29, с. 210]. Однако, как показал проведенный анализ нарративов,

управляемость в гендерной идентичности заложена как потенциал, который можно

реализовать при наличии определенных внешних и внутренних ресурсов индивида.

Субъектность же зачастую сопротивляется попыткам манипулировать ей, направляя на

«правильный путь». Таким образом, я определила бы гендерную идентичность, как

32

феномен, существующий по разные стороны границ, в виде мужского или женского, в то

время как субъектность реализуется на пограничье, курсируя между этими двумя

воплощениями нормативности.

2.2. Гетеросексуальность как голограмма

Концептуальное осмысление сексуальности и ее связи с гендером претерпело

несколько революционных этапов. Первые исследования в этой области (относящиеся

еще к сексологии и, частично, фрейдизму) настаивают на естественном биологическом

происхождении сексуальности, поддерживая тем самым доминирующую

гетеросексуальную идеологию. Современные теории не сомневаются в социальной

природе секса, утверждая, что сексуальные желания, практики и формы являются

продуктом социального регулирования. Феминистская критика разоблачает

гетеросексуальную брачную репродуктивную модель как репрессивную идеологию,

которая подавляет как женщин, так и мужчин, как гомосексуальные, так и многие

гетеросексуальные практики.

Батлер отмечает, что система пол/гендер/сексуальность является целостной в том

случае, когда «желание является гетеросексуальным и поэтому отличает себя через

отношения противопоставления тому гендеру, которого оно желает». То есть,

комплиментарность мужского и женского в культуре нуждается в оппозиционной

гетеросексуальности. В свою очередь, гетеросексуальность требует культурно

определенной половой принадлежности [2, с. 326].

Однако если культурно определенная половая принадлежность, как в случае с

информантками, оказывается под вопросом, то что тогда происходит с конструктом

гетеросексуальности в частности и сексуальности вообще? Надя Нартова пытаясь по-

своему осмыслить феномен границы и опыт нахождения внутри конкретной,

географической границы, разделяющей государства и территории, пишет: «Граница как

голограмма – смотришь с одной стороны: она предстает плоским, относительно понятным

(потому что плоским), поблескивающим <…> пространством. Чуть повернешь голову,

поймаешь точку взгляда – и она разворачивается, насыщается, приобретает объем» [21, с.

270]. Голографичность границы в том, что «она может открыться / развернуться другими

(неизвестными заранее, не прожитыми ранее) пространствами, людьми, ситуациями» [21,

33

с. 271].

Казалось бы, если гетеросексуальность формально определяется через объект

желания, выраженный в противоположном поле, то границы, отделяющие

гетеросексуальность от гомосексуальности, являются максимально понятными и

прозрачными. Однако сама по себе сексуальность, в отличие от «секса», под которым

подразумеваются «плотские акты», - отсылает «ко всем эротически маркированным

аспектам социальной жизни и социального бытия, таким как желания, практики,

отношения и идентичности» [37, c. 106]. Это значит, что гетеросексуальность,

воплощенная в опыте конкретных людей, разворачивается и воплощается вне

гетеросексуальных правил.

Периодически повторяющиеся с обеими информантками случаи неверного

приписывания сексуальности на основании внешних характеристик позволяют сделать

вывод о существовании специфических визуальных и поведенческих кодов, не только для

гендерной идентичности, но и для сексуальной:

«А что касается вот понятия, ну скажем вот этой атрибуции, да, то … Один раз

всё-таки была какая-то такая ситуация, что гей-мужчина тоже подумал, что я

лесбиянка. И там была одна девушка-лесбиянка. Она мне потом говорила, что они там

чуть ли не в один из первых вечеров с вот этим мальчиком решали, лесбиянка я, или нет.

И решили, что если я не лесбиянка, то хотя бы бисексуал, чем я тоже не являюсь. И я

тогда тоже её просто спросила напрямую. Я понимаю, что им, скажем, интересно …

идентифицировать там, скажем, похожих на себя или к той же коммюнити

принадлежащих. Но говорю, по каким вообще вы признакам, ну, то есть… что во мне

именно такого, о чём… почему вы вообще, ну, как бы, начали это квестионировать? И

мне очень ответ и удивил, и разочаровал в тот же самый момент. Она сказала что, во-

первых, внешность, при этом перечислила: короткие волосы, короткие ногти и штаны –

что, ну, для меня прозвучало как дикость, потому что таких женщин полным-полно.

Потом она, да, ещё на голос обратила внимание. То, что я, типа, не боюсь, как-то,

сильно, ну, громко и открыто говорить, ну, что я там тоже активно участвовала в этих

семинарах, не боялась, мнение выражать и всё остальное. И мне как-то это… Она как

бы ответила на этот мой вопрос, но и в то же самое время, мне кажется такой

немножко, внесла такой… Но перемешала многие, многие вещи в одном котле...» (Юля)

34

Как уже отмечалось выше, распознавание сексуальной идентичности друг друга

необходимо для контроля сексуального влечения по отношению к людям

соответствующего пола. И это правило действует не только для гетеросексуальных

идентичностей, но и для альтернативных им, гомосексуальных, бисексуальных и квир

идентичностей. Так, продолжая свой рассказ, Юля пересказывает слова своей

собеседницы:

«Она как-то пыталась мне сказать, что типа, ну ты же понимаешь, нас же так

мало, мы же меньшинство, мы всегда были меньшинством, всегда будем. И там, … ну я

поняла, что она тоже про свой личный опыт говорит, что, наверное, были какие-то…

очень неприятные столкновения у неё в этой сфере, я не знаю, я только так

догадываюсь. И тогда, говорит, прежде чем пойти на какой-то контакт ты сканируешь

ситуацию, то есть, ну, там… оцениваешь свои шансы и всё остальное.»

Этот принцип контроля сексуального влечения действует таким образом, что

индивиды склонны, иногда ошибочно, включать в свои границы других индивидов на

основании правил, существующих на данной территории, что может являться

травматичным как для одних (поскольку приводит к разочарованию и неоправданности

ожиданий), так и для вторых (поскольку действует как репрессивный, нормирующий

механизм):

«…А если, например, ко мне … девушки пристают, да, а я этого не хочу, да, как

бы, то они меня воспринимают заведомо как свою. Но я не своя, не счи.. я этого не хочу.

Мне кажется, что это какая-то ошибка, их ошибка или моя ошибка в поведении, или их

ошибка в представлении меня. Ну или моя ошибка, опять же, в это…» (Даша)

«Но, да, далеко не во всех ситуациях, я, как бы, об этом, вообще, задумываюсь. Ну,

в конкретных, наверное, которые тебя касаются, там, ну, типа… Загляделась на кого-

то, а это оказывается гей, … или например, … кто-то на меня загляделся и, ну, вот,

опять спутали (смеётся). И надо тогда как-то опять, ну, ни то, что выстраивать всё

это по-новому, но… но каждый раз это такой, как бы… не то, что тест, а такая, ну,

да, может и проверка, насколько ты вообще, ну, чувствительна к этим вопросам.

Потому что мне кажется, что я довольно-таки, чувствительна. И этим могу, иногда,

обидеть своих, например, дру… подруг-лесбиянок. И это мне не нравится. С этим надо

работать.» (Юля)

35

Батлер предостерегает от той распространенной теоретической установки, которая

сводит гендер к сексуальности. По ее мнению, разделять гендер и сексуальность

необходимо, как минимум, по двум причинам. С одной стороны, обладание гендером не

должно предполагать конкретную сексуальную практику, а сексуальная практика какого-

либо рода не должна предопределять гендерные характеристики ее приверженца. С

другой стороны, гендер не следует сводить к иерархической гетеросексуальности,

поскольку «попадая в гомосексуальный контекст, он принимает различные формы, его

бинарность оказывается недействительной за рамками гетеросексуальной основы, сам

гендер внутренне нестабилен, примеры трансгендерной жизни ломают каузальную

зависимость между сексуальностью и гендером» [3]. Продуктивность этих

взаимосвязанных установок заключается в том, что, во-первых, для «освобожденной» от

гендера сексуальности открываются разнообразные возможности; а во-вторых, возникают

новые категории гендера, не обусловленные формами гегемонной гетеросексуальности

[3].

Исходя из рассказов информанток, можно сделать вывод о том, что в одних

локальных комьюнити, или же целых обществах, сексуальность может быть более

«освобожденной» от гендера, чем в других, и что, в принципе, закрепленность тех или

иных категорий в представлении отдельных индивидов является ситуативным и

субъективным фактором. Так, оказывается, что девушка из рассказа Юли родилась и жила

в маленьком городке в Новой Зеландии, где о своей сексуальности ей «нельзя было

говорить в открытую», у нее «не было никаких шансов завести ни с кем близких

отношений», поэтому теперь она «мечтает уехать в Сан-Франциско, потому что там

очень большая гей-комьюнити». Америка как пространство без гендерных и сексуальных

границ всплывает и в нарративе Даши:

«И опять же, да, нельзя сказать, как можно определить гетеросексуальность. То

есть быки такие вот могут быть тоже геями, ну по Нью-Йорку я сужу. Там качки,

которые ну вот просто мужики-мужики, со щетиной, и с бицепсами, они выходят

гулять с собаками и целуются со своими любовниками. Поэтому мне кажется что

гетеросексуальность еще сложнее определить, чем гомосексуальность.»

«Да, то есть там, в Америке той же нету стро… то есть там вообще

непонятно, кто и что. Ты можешь быть зоофилом, и никто по тебе этого не скажет.

Или ты можешь быть гомосексуалистом, и это в принципе никого не заботит, на это

никто не обратит внимание и ты можешь быть абсолютно не похож на человека

36

какой-то определенной сексуальной ориентации. Потому что вот здесь считают, что

гомосексуалист – это, например, там мальчик в зауженных джинсах, с котячьими

повадками, с плавной походкой и так далее. То есть там такого нету. А здесь все-таки..

ну как мода, которая доходит постепенно там куда-то. Мы всегда отстаем и в

воспитании и в этих штуках. И как бы я тоже мыслю стереотипно. То есть для меня геи

и лесбиянки, это то, что, грубо говоря, на картинке, да.»

В отличие от Даши, Юля не испытывает желания поменять что-либо в своем

внешнем образе или поведении, так как «в социальном плане считает себя довольно <…>

состоявшимся человеком», что еще раз говорит о том, что сознательно выбрать или

принять путь номады можно обладая определенными символическим ресурсами. В этом

смысле можно предположить, что статус Юли, коренной виленчанки, проживающей в

Вильнюсе, занимающей престижную должность в престижной организации, открывает ей

больше возможностей для реализации своей субъектности, несмотря на нормирующее

давление политик идентичности. Даша, проживающая в эмиграции в Варшаве, являясь

студенткой магистратуры и сотрудницей одной из белорусских организаций в Польше,

испытывает явные затруднения с реализацией своей субъектности. Безусловно, здесь

имеют значения и другие факторы, такие как, например семья и отношения в семье.

Можно припомнить, что Рози Брайдотти в качестве примера номадических

жизненных стратегий приводит стиль жизни современных ведущих феминистских

исследовательниц, для которого характерны полиглотизм, доступ к прекрасному

образованию, финансовая независимость, высокий уровень мобильности и др. Мне

кажется, социальное положение Юли, ее широкий круг общения, позволяют ей

чувствовать себя более уверенно и комфортно, чем то позволяет социальный статус Даши.

Так из ответов Юли видно, что ее окружают люди, например, ее друзья – феминистские

исследовательницы, с которыми она просто и свободно обсуждает вопросы идентичности

и сексуальности. Среди них она находит ту поддержку и понимание, которые

способствуют ее индивидуальному развитию. Можно сказать, она уже практически

отыскала свою субъектность и сейчас находится в процессе ее реализации. Чего,

разумеется, не скажешь о жизненной стратегии Даши, которая все еще в поиске

собственной субъектности. В этом смысле пример Юли в гораздо большей степени

соответствует модели номадического сознания по Брайдотти. Номадичность же Дашиного

субъекта, оставленного практически один на один со своими сомнениями (до того, как я

начала свое исследование, мы фактически не обсуждали эти вопросы), характеризуется

меньшим уровнем осознанности. Замкнутая в довольно узком кругу общения, она не

37

привыкла говорить о своей гендерной идентичности и своей сексуальности. Ее ответы

переполнены чувством незащищенности, сомнениями и оговорками. Если Юля

апеллирует к экспертному знанию своих друзей, то Даша склонна апеллировать к общему

знанию, которое, разумеется, действует на нее подавляюще.

В завершение этой главы хотелось бы отметить, что хотя ошибки приписывания

гендерной или сексуальной (или и той и другой вместе) идентичности являются,

несомненно, травматичным опытом, вновь и вновь пропуская индивидов через

контрольно-пропускные пункты пограничных переходов, они разворачивают то самое

креативное пространство непринадлежности, отделенности, о котором говорит Брайдотти

[6]. Как Даша, так и Юля, признаются, что, будучи сами помещенными в пространство

неопределенности, они начинают чаще с интересом наблюдать за другими, осмысливают

свой опыт и становятся более «чувствительны к этим вопросам». Опыт номады,

особенно вынужденной номады, позволяет занять такую точку зрения, с которой не у нее

не возникнет соблазна поддаться теориям политик идентичности, поскольку она слишком

хорошо знает, какие последствия влечет за собой различение, воплощаемое границами.

Как утверждает Рози Брайдотти, «обретение субъектности – это процесс

формирования материальных (институциональных) и дискурсивных (символических)

практик, который выполняет, по крайней мере, две функции. Одна из них – позитивная

функция создания возможностей для осуществления разных форм обретения власти.

Другая – регулятивная функция – обусловлена тем, что формы обретения власти

предполагают действие определенных ограничений и дисциплинарных взысканий» [6, с.

232]. Поведенный анализ интервью вскрывает «регулятивную фикцию» гендера [6, с. 232],

под действием которой конструируются такие категории, как субъект, объект, мужское,

женское, гетеросексуальное, лесбийское.

Жизненный опыт информанток, выраженный в их нарративах, показывает как сама

нормативность нарушается не-нормативными сексуальностями, что таятся в ее

собственных терминах. Гетеронормативность можно понимать как институционализацию

гетеросексуальности, а также «формирование того, как делается гетеросексуальность, и

как быть и становиться гетеросексуальным, впрочем как и формирование делания и

бытия альтернативных сексуальностей» [37, с. 117]. Это значит, что нормативная

гетеросексуальность не только маргинализирует и «наказывает» те сексуальности,

которые не помещаются в ее пределы, - прежде всего она строго регулирует сами

гетеросексуальные практики. Нормативность, таким образом сама провоцирует

субъектность к пересечению границ. Этот механизм хорошо прослеживается на примере

38

Даши: нормативные предписания о том, кто такая гетеросексуальная женщина, позволяют

окружающим сомневаться в ее гетеросексуальности и дают основания для включения ее в

категорию лесбиянки. Даша, в свою очередь, всякий раз оказываясь на таком пропускном

пункте задумывается, не лесбиянка ли она. В этот момент, как мне кажется, и открывается

то специфическое пространство творчества субъектности, о котором говорит Брайдотти. В

этом месте запускается процесс блуждания между границами разных идентичностей и

поиск своего «я». Однако сам субъект не всегда обладает средствами для творения своей

субъектности. В этом смысле мое качественное исследование и фотопроект, которым оно

завершается, является попыткой показать специфику того места, откуда раздается этот

специфический женский голос и репрезентировать альтернативную субъектность, в

которой заключается жизненная стратегия Даши.

39

3. ТРАНСГРЕССИВНАЯ СУБЪЕКТНОСТЬ В ОБЪЕКТИВЕ

3.1. Специфика фотографии как медиума

Саймон О'Салливан вслед за Феликсом Гваттари отмечает, что субъективность

необходимо мыслить в терминах множественности, как «сложную совокупность

разнородных элементов», которую предопределяют различные факторы, в том числе,

технологические (новые средства коммуникации), экономические, а также всевозможные

децентрализованные отношения индивидуальностей между собой. В связи с этим

Гваттари предлагает сместить парадигму с научной, где субъективность это «объект

исследования», на этикоэстетическую, где субъективность – это всегда процесс [40, с. 4].

О'Салливан призывает нас перестать быть пассивными наблюдателями, вовлечься «в наше

собственное производство субъектности», «в наш собственный проект процессуального

творчества», а точнее, относиться к нашим собственным жизням как к произведению

искусства».

«Производство субъектности и чего-либо «за пределами» субъектности – это

исключительно этикоэстетическое дело. На языке современного искусства и его

теоретических артикуляций, мы можем сказать, что производство субъектности – это

также специфически расширенная практика, – она всегда вовлекает разнообразие

проектов и программ». Продуктивность этой практики у Гваттари, среди прочего, связана

с «поэтической функцией» искусства, как «способной производить эти разрывы в

доминанте и создавать новые рефрены, которые совместно гетерогенны по-новому».

О'Салливан отмечает также важность новых форм организации наравне с разрушением

старых, что также может быть применимо и к академии, «по крайне мере, когда академия

действует в ее наиболее расширенном и креативном аспекте – как машина, производящая

различие» [40].

В первой главе освещались мнения тех социологов, которые подчеркивают

важность привлечения художественных средств для исследования сексуальностей. Следуя

идеям Кена Пламмера, Адама Исайи Грина, Сары Кроули и Кендал Броуд, я завершаю

данное исследование фотопроектом «Как мальчик», целью которого является

репрезентация той трансгрессивной женской субъектности, которая реализуется в

жизненных стратегиях и практиках информантки Даши.

Несмотря на скептицизм, который высказывается относительно «потенциально

псевдо-этнографической роли» художников, использующих так называемую этнографию

40

для придания авторитетности своим работам, фотограф Да Сильва и антрополог Пинк

полагают, что фотография «способна выйти за пределы этого поверхностного

взаимодействия при помощи инаковости, рефлексивности, культуры и контекста». Они

анализируют принципы современной фотографической практики, которые могут быть

полезны ввиду схожести методов антропологам и социологам при умелом

междисциплинарном подходе. По их мнению, «фрагментирующая природа фотографии

напрямую соотносится с антропологической практикой». Так, «включенное наблюдение

подчеркивает мелочи, не из желания цельности (воспроизвести полную картину) как

таковой, а от осознания: что выглядит незначительным для одного способа мышления и

восприятия, может оказаться особенно значительным для другого». Кроме того,

современный взгляд на фотографию признает ее документальную субъективность в

репрезентации визуального. Фотография, как и антропология, является нам в результате

сложного процесса взаимодействия между фотографом и субъектом [33, с. 157].

Фотопроект «Как мальчик» представляет собой серию из десяти документальных

фотопортретов с подписями, созданных мной вместе с Дашей (рис. 3.1.1). В рамках этой

главы используется семиотический подход к анализу (фотографического) изображения, в

ходе которого я стремлюсь вскрыть те механизмы производства субъекта, которые

задействует фотография как медиум.

Рис. 3.1.1

Особенности фотографии как медиума пытались осмыслить многие теоретики

культуры, среди которых Ролан Барт, Вальтер Беньямин, Сьюзен Зонтаг и др.

«Фотографии – возможно, самые загадочные из всех предметов, создающих и

уплотняющих окружение, которое мы оцениваем как современное. Фотография – это

41

зафиксированный опыт, а камера – это идеальное орудие сознания, настроенного

приобретательски» [26, с. 13].

Проблема понимания фотографии кроется в ее документальной природе, ее

возможности фиксировать объекты реальности. Фотография приучает нас смотреть на

социальную реальность как на совокупность маленьких бесчисленных несвязанных между

собой элементов, лишая реальный мир его взаимосвязи и непрерывности [26, с. 37]. Сами

фотографии при этом также становятся объектами этой реальности. И если с самого

начала функция фотографии сводилась единственно к отражению как можно большего

количества сюжетов реальности, то уже в 50-е годы XIX века выдающиеся английские и

французские фотографы начали отстаивать претензии фотографии на право называться

искусством. Однако искусством она стала только в результате индустривализации, когда с

массовым распространением фотоаппаратов возникла необходимость отличать

фотографии как произведения искусства от фотографий как продуктов социальных

ритуалов.

В современном обществе изменилась не только сама фотография, с точки зрения

технических средств ее производства, но и темы, к которым она обращается и сферы, в

которых ее используют. Разнообразные технические средства позволяют приблизить

фотографию к живописи, имитировать ее. Это преобразование актуализирует вопрос о

том, какую фотографию можно считать документальной – то есть наиболее приближенной

к точному отображению действительности.

Этот вопрос касается видения и интерпретации как самого фотографа, так и

зрителя. Современный зритель, например, идентифицирует студийные портреты XIX века

как документальные фотографии, потому что для него или нее это свидетельства тех

ушедших дней, но с точки зрения фотографа, который их создал, они являются своего

рода художественными работами. То же самое относится к уличной фотографии: для

одного это может быть свидетельством повседневной жизни, для другого – это

изображение, лишенное своего документального смысла, которое является всего лишь

отражением чувств автора. Это свойство фотографии свидетельствовать связано с

сильным эффектом присутствия, который возникает при рассматривании фотографии:

«фотография дает нам возможность заглянуть в прошлое, собственно она всегда уходит в

прошлое с течением времени, вызывая чувство ностальгии» [20, с. 167].

Многие полагают, что фотожурналистика наиболее приближается к выражению

документального в фотографии. Действительно, фотожурналистика может считаться

жанром документальной фотографии, но при этом ее продукты не должны

42

восприниматься как объективная реальность, поскольку она все равно остается способом

интерпретации жизни конкретного фотографа. Таким образом, документальная

фотография – это особый способ свидетельствования жизни. Внутри этого определения

может содержаться огромное количество жанровых и формальных решений, но главной

чертой документальной фотографии является ее не-постановочность.

Если принять не-постановочность как основную жанровую характеристику

документальной фотографии, то снимки в представленном фотопроекте «Как мальчик» я

бы расположила на стыке документального и художественного, репортажного и

портретного жанров. Чтобы объяснить эту особенность, я подробнее остановлюсь на

контексте создания данных фотографий. Я начала заниматься фотографией примерно

тогда же, когда познакомилась с Дашей, то есть более восьми лет назад. Все эти годы

Даша периодически выступает в качестве модели для моих фотографий. Однако,

поскольку мне в принципе чужда съемка по заранее запланированному сценарию для

выражения какого-либо художественного замысла (идеи, темы, сюжета), то и Дашу, как и

других своих знакомых, я фотографирую чаще всего в ее собственной или нашей общей

повседневности. Более того, если человек, которого я снимаю, спрашивает у меня, что ему

делать, куда смотреть, чаще всего я отвечаю: «Ничего, просто смотри на меня» или

«Делай, что делала». Подобным образом сделаны фотографии с Дашей в анализируемом

проекте. Поскольку вопросы о том, как должен себя вести, позировать, снимаемый мной

человек ставят меня в тупик, иногда я фотографирую просто разговаривающих друг с

другом людей.

Желание застать своих моделей врасплох часто сопровождается у фотографов

интенцией заснять момент «как есть», поскольку считается, что «когда люди не знают, что

на них смотрят, у них на лицах есть что-то такое, чего не бывает, когда им известно, что

они на виду» [26, с. 54]. В каком-то смысле, я тоже использую этот прием

манипулятивным образом, когда фотографирую Дашу в ситуации разговора. Однако в

этом случае нет интенции к натурализации зафиксированного на фотоаппарат момента. С

одной стороны, я нахожусь максимально близко к снимаемым людям, так что они не

могут полностью игнорировать присутствие камеры и взгляд объектива. С другой

стороны, такой ход, по-моему, дает возможность самой Даше оставаться на той

безопасной для нее территории, на которой ей максимально комфортно быть с

фотоаппаратом. Я предоставляю зону «отхода» – убежища от взгляда (не быть под

взглядом).

Как уже отмечалось выше, одна из проблем фотографии заключается в «ловушке»

43

системы репрезентаций. Как только мы чувствуем на себе взгляд фотокамеры, то

моментально перестаем вести себя естественно, поскольку стремимся соответствовать

желаниям, которые, как нам кажется, есть у фотографа. Но когда фотограф присутствует в

ситуации жизни (например, разговора), в которой снимаемый человек – актор, и

фиксирует его в этой позиции, можно говорить об определенном высвобождении

субъектности. В каком-то смысле я иду за траекторией субъектности Даши, я слежу за

этой субъектностью, за той «светоносной тенью», сопровождающей тело, о которой

говорит Барт. Я наблюдаю, как субъектность развивается и разворачивается сама по себе,

хотя и в моем присутствии, но в то же время я хочу минимизировать последствия,

которые я оказываю на траекторию ее движения своим присутствием, и минимизировать

это влияние на самих фотографиях. Таким образом, возвращаясь к вопросу о жанровой

«пограничности», я бы сказала, что и сама форма медиума трансгрессирует в попытке

выразить тот ускользающий субъект, который я исследую.

Одной из первых социальных функций фотографии было запечатление индивида и

его достижений в роли члена семьи или иной социальной группы, его идентичности и

гражданского статуса. В этом смысле фотография как репрезентация не отделялась от

человека, изображенного на ней, и являлась выражением «самой сущности» модели.

Современный портрет, следуя логике перехода от модернизма к постмодернизму,

отказывается от идеи цельной уникальной личности. Фотография поэтому не выражает (и

не может выразить) никакую сущность (ее просто нет), но лишь фиксирует различные

образы, которые человек проигрывает перед камерой [24]. Сегодня свойство фотографии

передавать сходство изображаемого на ней человека с самим человеком оказывается

востребованным разве что в рамках производства документов, подтверждающих

личность. «Сходство отсылает к идентичности субъекта, а это вещь малоценная, из

области гражданского и даже уголовного права, – отмечает Ролан Барт, – в ней субъект

задается «в качестве самого себя», тогда как мне нужен субъект «как он есть в-себе».

В исключительных случаях, отмечает Барт, фотография все же способна стать чем-

то большим, нежели простым слепком идентичности, репрезентацией одной из масок.

Такое дополнение, способное выразить субъекта, свободного от какого-либо значения,

Барт называет словом «вид». Фотография, обладающая видом, выражает существо,

которое не отделено от себя самого, и наконец совпадает само с собой [1, с. 160].

Необходимо также отметить, что фотопортрет в понимании Барта – это «закрытое

силовое поле», на котором сталкиваются четыре вида воображаемого. «Находясь перед

объективом, я одновременно являюсь тем, кем себя считаю, тем, кем я хотел бы, чтобы

44

меня считали, тем, кем меня считает фотограф, и тем, кем он пользуется, чтобы проявить

свое искусство… В плане воображения Фотография (та, которая соответствует моей

интенции) представляет то довольно быстротечное мгновение, когда я, по правде говоря,

не являюсь ни субъектом, ни объектом, точнее, я являюсь субъектом, который чувствует

себя превращающимся в объект» [1, с. 25].

Об этом невероятном по своей силе свойстве фотографии объективировать места,

события и, в конце концов, людей, предупреждает Зонтаг. Фотографирование является

нам как процесс присвоения элементов окружающей действительности. Сфотографировав

что-то, или даже увидев что-то на фотографии, мы превращаем это что-то в ментальный

объект, претендуем на знание о нем. Таким образом, мы выстраиваем с миром особые

властные отношения, опосредованные фотографией как инструментом познания [26, с.

13]. Возникает вопрос: можно ли каким-то образом переобозначить отношения фотографа

и модели, чтобы избежать объективирующих механизмов, через которые работает

фотография? Мне представляется, что решение состоит в следовании тем же принципам,

которые использовались в данном исследовании для проведения качественного

феминистского интервью, то есть постоянно рефлексировать собственную позицию и

постараться выстраивать максимально равные партнерские отношения фотографа и

модели, которые, конечно возможны только в ситуации очень близкой, даже интимной

коммуникации. Этими обстоятельствами обусловлена также невозможность реализации

подобного фото-проекта со второй информанткой, участвовавшей в исследовании.

Мне хотелось бы еще раз отметить те изменения, которые претерпели

исследование и сам фото-проект в ходе общения с обеими информантками. Чтобы

исследовать те возможности, которые предоставляет фотография для отображения

трансгрессивной женской субъектности, я планировала сначала изучить детские

фотоальбомы информанток, а именно – просмотреть их вместе с Юлей и Дашей и

записать их нарративы об этих фотографиях. Однако такой подход оказался проблемным

для обеих.

Юля отказалась от участия вовсе: «Насчет фотопроекта – задумку твою поняла.

Но знаешь, сейчас у меня наверное такой этап в жизни (ну или не этап, а скорее -

состояние), что как-то обострено все, что связано с прошлым и идентичностью.

Честно говоря, не хочется форсировать еще одно раздумье по этому поводу, глядя на

фотографии. Возможно, было бы интересно, но вот совсем-совсем сейчас не хочется

глядеть на старые фотографии и погружаться в какие-либо размышления. Надеюсь, ты

поймешь и это кардинально не поменяет твои планы…» (Из личной электронной

45

переписки, 5/20/12).

С Дашей мы все же посмотрели фотографии, при чем те, которые она сама

отобрала из альбома, однако ее рефлексия на них оказалась минимальной и очень сухой,

особенно в сравнении с интервью. Поэтому, чтобы обойти этот травматичный момент, я

решила сосредоточиться на создании собственных фотографий Даши. Я хотела бы

подчеркнуть, что на каждом этапе работы над фото-проектом, начиная со съемки и

различных технических манипуляций с фотографиями, и заканчивая выбором

изображений, порядком их размещения и компоновки с подписями, я руководствовалась

принципом со-участия и со-творчества, постоянно демонстрируя Даше промежуточные

результаты и, принимая во внимание ее комментарии, продолжала работу. Большинство

ее комментариев относились к тому, какие фотографии стоит включать, и какие – нет,

точнее, какие фотографии ей нравятся, а какие – нет. Конечно же, Даша делегировала

(вероятнее всего, бессознательно) мне, как профессионалу, владеющему медиумом,

основную часть решений, о том как должен выглядеть финальный вариант проекта. Тем

не менее, я считаю его результатом нашего со-бытия и со-творчества. Ниже я подробнее

остановлюсь еще на некоторых моментах, которые позволяют мне говорить о том, что

данный фото-проект стал пространством реализации не только для меня, как

феминистской исследовательницы и фотографа, но и для Дашиной субъектности.

3.2. Фотографическое производство трансгрессивной женской субъектности

Прежде всего, необходимо остановиться на названии. Выражение «как мальчик»

взято из интервью, которое я проводила с Дашей в ходе исследования. Название здесь

выступает как лингвистический код, который задается языковой единицей «как», и

создает амбивалентность интерпретации, ставит под сомнение представление о том, что

можно быть просто мальчиком, и можно быть просто девочкой. Таким образом,

открывается дополнительное пространство для смыслов, для функционирования

субъектностей. Слово «как» позволяет не закреплять Дашу внутри одной категории.

Напротив, оно отображает театральность, даже искусственность и перформативность

самих этих фотографий. Если, вслед за Батлер, принять, что субъективность возникает как

следствие перформативного действия, направленного на гендерное определение субъекта,

то фотографии являются пространством и для перформативности, и для самого

перформанса, который проигрывается Дашей ежедневно. В таком случае сам фото-проект

становится для нее пространством высказывания, в котором она может сконструировать

46

себя как субъекта.

Поскольку репрезентация является конструктом, который никогда не может быть

очищен от ограничивающих свойств медиума, я использую ряд манипуляций, которые

необходимы для усиления репрезентационной системы. Самой большой такой

манипуляцией в данном проекте, на мой взгляд, является использование в качестве

первого, «открывающего» серию, изображения с детской фотографией Даши из ее

личного архива. Появление этой фотографии в серии было продиктовано самой ситуацией

со-творчества. Несмотря на то, что замысел с рассматриванием детских фотографий

информанток оказался неуспешным, я, посоветовавшись с Дашей, решила использовать в

проекте эту единственную фотографию, которую Даша показала мне как свою любимую.

Сам первый снимок является, безусловно, репрезентацией. Это студийное фото

(рис. 3.2.1), из которого мы понимаем, что Дашу (здесь ей около трех лет) привели,

посадили, сфотографировали. Детское изображение Даши, помещенное первым,

безусловно, задает модальность реального всей остальной серии, поскольку представляет

собой архивный документ, свидетельство. Необходимо однако отметить, что эта

фотография приобретает свойство свидетельствования, во-первых, благодаря возрасту

модели – детская фотография среди актуальных снимков в серии. Во-вторых, благодаря

тому, что он является нам из иной действительности, он за пределами фрейма. Он то, что

обычно остается за кадром – история как нарратив.

Рис. 3.2.1

«Нарративный аппарат, свойственный эпохе национальных капитализмов,

47

распадается вместе с углублением и глобализацией логики капитала. На смену «прото-

модернистскому» социальному и реалистическому художественному опыту приходит

новый опыт» [9], разобранный на части, фрагментированный и специализированный.

Фотография буквально знаменует собой этот переход от повествовательного к

визуальному в модернистской культуре. «В мире, где царит фотографическое

изображение, все границы («кадр») кажутся произвольными. Все можно отделить,

отчленить от чего угодно другого – надо только нужным образом выстроить кадр вокруг

объекта» [26, с. 37]. Без этой первой фотографии история Даши была бы без начала и без

конца. С его помощью создается история, задается пространственная историческая

перспектива. Первый снимок, таким образом, становится документом в документе,

перенося свое документальное свойство на всю серию.

Кроме того, первый снимок – фактически единственный, который больше, чем

портрет. Это средний план, основная задача которого – предоставить знания о контексте.

Другие контекстуальные снимки в этом проекте – это Даша в детстве и Даша с ее

партнером Денисом (рис. 3.2.2). На детском снимке тоже есть какая-то фигура, хотя и

обрезанная, но мы все равно видим, что она там присутствует. Так создаются глубина и

пространство, которые, приобретают и все остальные фотографии в серии.

Фотографиями 5 и 6 задается контекст «ненормативной гетеросексуальности»,

который подкрепляется также и подписями (о них будет рассказано далее). Очевидно, что

без этих фотографий пласт отношений Даши с другим человеком, с ее партнером,

отсутствовал бы в зрительской интерпретации вообще. Фотографии Даши с Денисом

создают ту структуру значений, с которой будет считываться тема серии – ненормативная

гетеросексуальность.

Рис. 3.2.2

48

Крупный план, в отличие от среднего, концентрируется на лице и работает с

лицом, с индивидуальным личностным уровнем человека. Функцию крупного плана

принято связывать с не столько с показыванием и представлением, сколько с

означиванием, обозначением. Так, например, в кино крупный план зачастую

«ассоциируется с магией взгляда и эффектом выражения-притяжения лица» [8]. Как

отмечает Джеймс Элкинс, «Лица более, чем достаточно, чтобы приковать меня к месту…

Лицо – это нечто страшное, возможно, это и есть страшная вещь сама по себе – сама идея

ужаса. Если я думаю о страшном, то представляю лицо» [30]. Согласно исследователю,

именно на рассматривание лица индивид тратит наибольшее количество времени и его

зрение наиболее сконцентрированно.

В риторике фотопортрета лицо, обращенное к объективу, означает прямоту и

раскрытие сущности фотографируемого. Крупный план и фронтальная поза являются

теми факторами, которые способны вызвать к жизни бартовский punctum, поскольку

способны остановить внимание, приковать взгляд своей наибольшей интенсивностью и

информативностью. Как показывает феминистская критика патриархального взгляда,

взгляд (и тот, который направляется, и тот, который возвращается) является одним из

сильнейших инструментов создания отношений власти. Ускользающий, заигрывающий

взгляд женщин в классической живописи является основой получения удовольствия

власти субъекта, который смотрит, над объектом, на которого смотрят. Но в момент, когда

начинается обмен взглядами, открывается пространство для субъектности самой модели.

Практически на всех фотографиях Даша смотрит в камеру, возвращает взгляд, при чем

взгляд этот не заигрывающий с камерой. Это уже не просто бытие под взглядом Другого,

это бытие для Себя [28].

В фотопроекте цветные фотографии чередуются с черно-белыми. На уровне

восприятия черно-белый цвет отсылает нас к архивным фотографиям, также подкрепляя

интерпретацию с историей, как нарративом и документом. При этом надо отметить, что

оригиналы/исходники всех фотографий в проекте цветные, а черно-белые изображения –

это результат обработки в программе редактирования изображений Photoshop. Мне бы

хотелось отдельно остановиться на моменте редактирования изображений. Если punctum –

это то, что взгляд ловит сразу без каких-либо очевидных на то объяснений [1], то можно

сказать, что при работе над проектом в каждой фотографии для серии я искала (не

создавала) этот punctum. Я, ждала, когда он проявится, и использовала художественные,

креативные инструменты, для того, чтобы его обнаружить. Некоторые изображения после

обработки я сохраняла в двух или трех вариантах (цветное, черно-белое, более

49

контрастное или менее) и использовала те, в которых обнаруживался punctum. Так что

обработка здесь является не просто манипуляцией, но поиском.

Иногда punctum является зрителю не в какой-то одной точке на снимке, а в

сочетании разных элементов. Так на фотографии, приведенной ниже (рис. 3.2.3), хотя

акцент и делается на татуировке (она – в фокусе), вряд ли можно сказать что именно эта

деталь сама по себе – punctum.

Рис. 3.2.3

В этом кадре punctum проявляется в его композиционном построении, поскольку в

нем вычленяются разрозненные элементы тела, все – обрезанные. Здесь нет ни одного

целого элемента тела, они все фрагментированы. Но из этих фрагментированных частей

тела создается целостный образ как внутри самой фотографии, так и внутри серии. Через

свою незавершенность этот снимок объединяет все остальных фотографии, он их как бы

дописывает. На всех остальных фотографиях не хватает как раз тех частей тела, которые

присутствуют на фотографии с татуировкой. И благодаря тому что она есть, она как бы

объединяет тело в единое, а все фотографии, взятые вместе, становятся коллажем тела.

50

Таким образом, конструирование субъекта Даши становится возможным благодаря

совместной работе всех фотографий в серии – крупных и средних планов, портретов и

фотографии фрагментированных частей тела, детской и актуальных фотографий. Я

создавала эти фотографии в самом процессе исследования, до интервью с Дашей и после,

и у меня есть основания полагать, что в этом процессе Даша также делала сама себя, свой

субъект. Возможно, весь проект – это ее манифестация, отчасти бессознательная для нее

самой. Значительную роль поэтому здесь выполняют подписи к фотографиям, которые

являются частями интервью, и также берут на себя нарративную функцию, подкрепляя

историю.

«Моралисты требуют от фотографии того, на что она не способна, - чтобы она

заговорила. Подпись и есть этот отсутствующий голос, и предполагается, что он выскажет

правду» [26, с. 146]. Субъект – это позиция говорения, то место, с которого становится

возможно говорить. На фотографиях самих по себе пространство говорения отсутствует.

Все то пространство, которое субъект мог бы взять себе, взяв в руки камеру и начав

снимать, ограничено. Дашины высказывания, размещенные вместе с фотографиями, как

раз и создают это пространство субъектности. Фронтальные взгляды, обращенные к

зрителю, и слова, создают для Даши позицию субъекта. Сама фотография становится этой

позицией. Для объективизации и придания натуралистичности, нужно было бы изъять эти

слова, которые остаются за кадром, и ограничить объект, запаковать его в рамку кадра,

оставить одни лишь крупные планы. Однако, благодаря ряду креативных ходов,

творческих манипуляций, таких, как использование детского снимка, и средних планов,

задающих контекст, а также размещение подписей, – становится возможным

конструирование субъективности, а не объективизации. Все вместе эти элементы делают

гладкое зеркальное пространство репрезентации многомерным.

Когда глазу не за что зацепиться, образы проскальзывают и выстраиваются в

субъективность без понимания индивидом структурирующих механизмов. Данный проект

не претендует на репрезентацию транссгрессивной женской субъектности как

единственно возможной, такой, какая она есть. В рамках этого проекта я как

исследователь и фотограф скорее проверяю и ищу, каким этот субъект может быть, и с

помощью фотографии как медиума фиксирую его возможные проявления. Как уже было

показано, трансгрессивная субъектность не может существовать, не создавая своей

пространственной траектории, и в фото-проекте размечается эта траектория. Пункты

траектории обозначают границы, и в то же время всегда стремятся к преодолению этих

границ. Каждая фотография по отдельности и все они вместе выражают собой эту

51

амбивалентность, сложные отношения между двумя регистрами – объективации и

субъективации. Фотограф, который снимает, и субъект, который действует – это всегда

сложный баланс, который может устанавливаться фотографом и моделью только

благодаря их личной коммуникации, установлению отношений интимности и постоянной

саморефлексии относительно ограничений медиума. Таким образом, происходит

своеобразное «нежное» конструирование субъекта. Как было показано в ходе анализа

фотопроекта, благодаря сочетанию различных манипулятивных инструментов создается

концентрированный плотный текст, обладающий характеристиками реальной истории.

52

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Данное исследование представляет собой проект по репрезентации специфической

женской субъектности, реализуемой женщинами в ситуации гендерного нормирования. В

исследовании задействуются концептуальные рамки теории номадизма, а также

творческие средства фотографии как медиума. Концепты границы и номады

использованы здесь, чтобы описать разрывы субъектности, возникающие в результате

расхождения субъективных практик с существующими категориями идентичности, и

концептуально осмыслить совокупность субъективных чувств, действий и интерпретаций,

ускользающих от категоризации в рамках политик идентичности.

В первой главе было проанализировано, как номадическая женская субъектность

работает в рамках феминистского качественного исследования. Категория женской

идентичности, лежащая в основе формирования субъекта феминистского политического

действия и в этом смысле являющаяся, безусловно, продуктивной для реализации

конкретных политических интересов, тем не менее, содержит в себе угрозу «болезненной

фракционализации» [Батлер основания], обусловленной разностью женских опытов.

Джудит Батлер досконально показала, почему различные женские движения стремятся

утвердить специфику своего конкретного опыта для достижения своих конкретных целей

[Батлер основания]. В данном же исследовании речь идет о таких женских

гетеросексуальных субъектах, специфичность которых является препятствием на пути

идентификации как с категорией женственности, так и с категорией гетеросексуальности,

поскольку они оказываются в пространстве между границами женского и мужского,

гетеросексуального и гомосексуального. Репрезентация их опыта нуждается в такой

методологии, которая работала бы не «снаружи», дескриптивно объединяя их в

фиксированные и стабильные категории и идентичности, а позволяла бы услышать их

голоса «изнутри» их подвижных, странствующих субъектностей. Феминистское

качественное исследование, с его ориентацией на рефлексивность и субъект-субъектные

отношения исследовательницы и информанток открывает для нее возможность

проникнуть в пограничную территорию существования их субъектностей.

Во второй главе проведен анализ качественных интервью с перспективы политик

идентичности и теории номадизма. Выясняется, что артикуляция информантками своего

понимания пола и сексуальности, а также практик, в которых они реализуются,

существенно отличается от академического дискурса, формализующего эти категории в

научных теориях. Таким образом, женственность и гетеросексуальность, представленные

53

в опыте конкретных женщин, разворачиваются с новом содержании и осмысливаются

новыми средствами.

Как показало исследование, не существует одной исчерпывающей теории, которая

описывает субъектность. Субъектности и формы их траекторий настолько вариативны,

что наиболее продуктивным проектом является не создание жесткой структуры или

системы субъектности, но поиски ее следов как при помощи концептуальных, так и

художественных (фотографических) средств.

54

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. БАРТ, Р. Camera lucida. Комментарий к фотографии. Пер. с фр. и послесловие М.

Рыклина. М.: Ad marginem, 1997. 220 с.

2. БАТЛЕР, ДЖ. Гендерное беспокойство. В: Антология гендерной теории. Сост. Гаповой

Е, Усмановой А. Мн.: Пропилеи, 2000, с. 297-346.

3. БАТЛЕР, ДЖ. Гендерное регулирование [он-лайн]. Пер. Захарова А. под ред. Калинина

И.- [просмотрено 5 июня 2011]. Доступ через Интернет: <http://www.nlobooks.ru/rus/nz-

online/619/2264/2350/>

4. БАТЛЕР, ДЖ. Случайно сложившиеся основания: феминизм и вопрос о

«постмодернизме». В: Введение в гендерные исследования: Ч.II: Хрестоматия. Под ред.

С.В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. c. 235-257.

5. БРАЙДОТТИ, Р. Путем номадизма. В: Введение в гендерные исследования: Ч. II:

Хрестоматия. Под ред. С.В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. c. 136

– 163.

6. БРАЙДОТТИ, Р. Различие полов как политический проект номадизма. В:

Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Е. Здравомысловой, А.

Темкиной. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. с. 220-250.

7. БУРДЬЕ, П. Социология политики. Пер. с фр. Н.А. Шматко. М.: Socio-Logos, 1993. с.

53-97.

8. ГОЛОВНЕВ, А. В. Крупный план в антропологии. Уральский исторический вестник,

2010, №4 (29), с. 14 – 20.

9. ГОРНЫХ, А. Повествовательная и визуальная форма: критическая историизация по

Фредрику Джеймисону [он-лайн]. [просмотрено 1 июня 2013]. Доступ через Интернет: <

http://dironweb.com/klinamen/fila13.html >

10. ГОТЛИБ, А. С. Введение в социологическое исследование. Качественный и

количественный подходы. М.: Флинта, 2005. 382 c.

11. ГУСАКОВСКАЯ, Н. Политики субъекта: Подчинение как (ре)формирование [он-

лайн]. [просмотрено 20 января 2012]. Доступ через Интернет:

< http://belintellectuals.eu/library/book/196/>

12. ДЕЛЕЗ, Ж.; и ГВАТТАРИ, Ф. Капитализм и шизофрения: Тысяча плато. Перевод и

послесловие Я. И. Свирского. М.: У-Фактория, 2010. 895 с.

13. ДОБРЕНЬКОЕ, В.И.; и КРАВЧЕНКО, А.И. Методы социологического исследования:

Учебник. М.: Инфра-М, 2004. 768 с.

55

14. ЖЕРЕБКИНА, И. Субъективность и гендер: гендерная теория субъекта в

современной философской антропологии. СПб.: Алетейя, 2007. 312 с.

15. КАЗАКОВА, Л. Случайно сложившиеся эт(н)ические основания, или ПОЧЕМУ Я НЕ

МОГУ И НЕ ХОЧУ ИДТИ ПУТЕМ НОМАДИЗМА [он-лайн]. [просмотрено 20 января

2012]. Доступ через Интернет: <http://takaya.eu/texts/essay/nomadizm/>

16. КВАЛЕ, С. Исследовательское интервью. М.: Смысл, 2003. 301 с.

17. КЛИМЕНКОВА, Т. Значение методологии: три основных подхода [он-лайн]. В:

Возможности использования качественной методологии в гендерных исследованиях:

Материалы семинаров. Под ред. М. Малышевой. М.: МЦГИ, 1997. [Просмотрено 1

февраля 2012]. Доступ через Интернет: <http://www.gender.ru/russian/public/articles.shtml>

18. КОНСТАНТИНОВА, В. Полевое исследование в качественной парадигме [он-лайн].

В: Возможности использования качественной методологии в гендерных исследованиях:

Материалы семинаров. Под ред. М. Малышевой. М.: МЦГИ, 1997. [Просмотрено 1

февраля 2012]. Доступ через Интернет: <http://www.gender.ru/russian/public/articles.shtml>

19. КРОУЛИ, С.; и БРОУД К. Конструирование пола и сексуальностей. Гендерные

исследования, 2010, № 20-21, с. 12-50.

20. ЛАПИН, А. Фотография как... Учебное пособие. М.: Изд-во Московского

университета, 2003. 174 С.

21. НАРТОВА, Н. Эссе о границе. Laboratorium, 2010, № 1, с. 268-273.

22. МИНЕНКОВ, Г.Я. Политика идентичности: взгляд современной социальной теории.

Политические исследования, 2005, № 6, с. 21-38.

23. ОУКЛИ, Э. Социологические опросы женщин: противоречия между теорией и

практикой. В: Женская устная история: гендерные исследования: Ч. I. Бишкек: Центр

издательского развития, 2004, 339 с.

24. ПОЛЕЩУК, С. Заметки к выставке студенческих работ в галерее “Ў”[он-лайн]. Блог

Светланы Полещук. [Просмотрено 23 апреля 2013]. Доступ через Интернет:

<http://svetapoleschuk.blogspot.com/2012/05/blog-post_09.html#more>

25. РУБИН, Г. Размышляя о сексе: заметки о радикальной теории сексуальных политик. В:

Введение в гендерные исследования: Ч.II: Хрестоматия. Под ред. С.В. Жеребкина.

Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. с.235-257.

26. СОНТАГ, С. О фотографии. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. 272 с.

27. ТЕМКИНА А.; и ЗДРАВОМЫСЛОВА Е. Социальное конструирование гендера как

методология феминистского исследования [он-лайн]. [Просмотрено 20 июня 2011].

Доступ через Интернет: <http://www.owl.ru/win/books/articles/tz_gender.htm>

56

28. УСМАНОВА, А. Этика антивуайеристского взгляда: Энди Уорхол в истории крупного

плана. В: Би-текстуальность и кинематограф. Под ред. А.Усмановой. Минск: Пропилеи,

2003, с.124-157.

29. УЭСТ, К.; и ЗИММЕРМАН, Д. Создание гендера. В: Хрестоматия феминистских

текстов: Переводы. Под ред. Е. Здравомысловой, А. Темкиной. СПб.: Дмитрий Буланин,

2000. с. 203-204.

30. ЭЛКИНС, ДЖ. Исследуя визуальный мир. Пер. с англ. Вильнюс: ЕГУ, 2010. 534 с.

31. ЯДОВ, В.А. Стратегия социологического исследования. М.: Академкнига ИКЦ, 2003.

596 с.

32. BUCHBINDER, E.; and ENOSH, G. The Interactive Construction of Narrative Styles in

Sensitive Interviews: The Case of Domestic Violence Research [online]. Qualitative Inquiry,

2005, № 11. [Просмотрено 20 июля 2012]. Доступ через Интернет:

<http://qix.sagepub.com/content/11/4/588.full.pdf+html >

33. DA SILVA, O; and PINK, S. In the Net: anthropology and photography. In: Working

Images: Visual Research and Representation in Ethnography. New York: Routledge, 2004. p.

156-164.

34. DEXTER L.A., Elite and specialized interviewing. Colchester: ECPR Press, 2006. 163 p.

35. HARDING, S. Feminism and Methodology: Social Science Issues. Bloomington: Indiana

University Press, 1987. p. 1-15.

36. HEKMAN, S. Beyond identity. Feminism, identity and identity politics [он-лайн]. Feminist

Theory, December, 2000, vol. 1, no. 3, p. 289-308 [Просмотрено 10 июня 2013]. Доступ через

Интернет: <http://fty.sagepub.com/content/1/3/289.full.pdf+html>

37. JACKSON, ST. Gender, sexuality and heterosexuality. Feminist Theory. 2006, vol. 7(1), p.

105-121.

38. MIRAFTAB, F. Can You Belly Dance? Methodological questions in the era of transnational

feminist research [он-лайн]. Gender, Place & Culture: A Journal of Feminist Geography, 2004,

volume 11, issue 4. [Просмотрено 10 июня 2013]. Доступ через Интернет:

<http://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/0966369042000307988>

39. NUNKOOSING, K. The Problems With Interviews [он-лайн] Qual Health Res, May 2005;

volume 15, №4, p. 698-706. [Просмотрено 10 июня 2013]. Доступ через Интернет:

<http://qhr.sagepub.com/content/15/5/698.full.pdf+html >

40. O’SULLIVAN, S. Academy: The Production of Subjectivity [он-лайн]. [Просмотрено 10

июня 2013]. Доступ через Интернет: <http://simonosullivan.net/art-writings/production-of-

subjectivities.pdf>

57

41. PLUMMER, K. Critical Humanism and Queer Theory: Living with the Tensions [он-лайн].

Просмотрено 15 июня 2013]. Доступ через Интернет: <http://kenplummer.com/selected-

writings-2/critical-humanism-and-queer-theory/>

42. SEIDMAN, S. From identity to queer politics: Shifts in normative heterosexuality. In: The

new social theory reader. London: Routledge, 2001, p. 353-361.

43. The SAGE Encyclopedia of Social Science Research Methods [он-лайн]. Michael S. Lewis-

Beck & Alan Bryman & Tim Futing Liao. 2004. Просмотрено 15 июня 2013]. Доступ через

Интернет: http://srmo.sagepub.com/view/the-sage-encyclopedia-of-social-science-research-

methods/SAGE.xml

58

Alina Krushynskaya

Visualizing Gender and Sexuality: Transgressive Female Subjectivity

(summary)

The inquiry addresses the representation of specific women’s experience, which is

characterized by incorrect categorization along gender and sexuality. The main concern is to find

new conceptual figures to describe this experience in different from identity politics way. The

author develops metaphor of border and nomad that can be useful for theoretical understanding

of the differences between person’s practices and existing identity politics, between person’s

gender and sexual strategies and social regulatory requirements. The concept of border allows

tracing the mechanisms of control. The concept of nomadic subject allows to find out the space

for individual subjectivity.

59

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. Топик-гайд

Блок 1. Пол.

Можете вспомнить тот момент в своей жизни, когда вы узнали какого вы пола?

Какие характеристики наполняют категорию пол?

Как вы определяете свой пол?

Какие внешние и поведенческие качества, по-вашему, можно отнести к женским?

Какие из них вам присущи?

Бывают ли случаи, когда окружающие неправильно, неадекватно определяют ваш пол?

Вспомните первый момент, когда вы с этим столкнулись. кто, как и где? как ве сама себе

объяснили, почему это произошло? реакция (захотелось ли вам что-то изменить в себе)?

Что это за ситуации, опишите их.

Почему, по-вашему, это происходит?

Как вы на это реагируете?

В каких случаях для вас становится важным, чтобы ваш пол был считан корректно?

Блок 2. Сексуальность.

Из каких компонентов, по-вашему, состоит категория сексуальности?

Как вы определяете свою сексуальность? (Можете ли вы назвать себя гетеросексуальной

женщиной?)

Опишите свое представление о гетеросексуальности и гетеросексуальной женщине?

Бывают ли случаи, когда ваша сексуальность определяется окружающими неправильно?

Почему это происходит?

Важно ли для вас, чтобы окружающие определяли вашу сексуальность правильно?

Блок 3. Биографическая контекстуализация.

Как Ваш внешний образ развивался и трансформировался с течением времени? что на это

влияло?

Это было осознанное решение?

Как на эти изменения реагируют ваши близкие?

Ваш внешний образ развивался и трансформировался с течением времени? что на это

влияло?

60

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. Интервью 1

Дата: 7 января 2012 г.

Место: г. Варшава, квартира информантки.

Информантка: Даша, 24 года, родилась в Гомеле, состоит в отношениях, получила высшее

образование, работает, проживает в Варшаве.

Интервьюер: Алина Крушинская.

Интервьюер состоит с информанткой в близких дружеских отношениях около 7 лет.

В - Расскажи, через какие внешние характеристики, по-твоему, выражается пол.

О - Через какие внешние характеристики определяется пол… А это должны быть

характеристики в человеке? Физиологические?

В - Или поведенческие. Через одежду… Как, по-твоему, люди определяют пол друг

друга?

О - Ну вот когда ко мне подходит трехлетний эквадорский ребенок и спрашивает,

мальчик ли я, - я не знаю, как он определяет пол.

В - Ну а как ты определяешь пол других людей?

О - Ну вот например даже если девушка похожа на мужчину, ну в смысле на парня, я

понимаю что это…, по чертам лица, это первое. Ну потом по фигуре, ну по одежде

невозможно, потому что мало ли кто во что может быть одет. По походке. Хотя тоже не

факт… Но по походке.

В - Хорошо, а в чем, по-твоему, выражается женскость, женственность?

О - Женственность?

В - Через что выражается женский пол?

О - Плавность движений. Ну не знаю, поведение.

В - Какое?

О - Ну то есть, у меня нету этого, поэтому я не знаю, что значит женственность. Это

надо спрашивать у Дениса.

В - Но ты же можешь оценить какую-то девушку как женственную или не

женственную.

О - Ну да, тебя, например. В юбке ходишь. Ну понятно, что в юбке может и мужчина

ходить. Ну жесты, например. Ну та же грациозная походка, лебединая. Манеры, ну.. в

общении.

В - Ну а такие всякие штуки, как косметика.

61

О - А ну, косметика, коблуки, платье, ну да. Но я не пользуюсь декоративной

косметикой. Это еще один минус, да, в мою неженственность?

В - А как ты свой пол определяешь.

О - Не знаю, у меня с этим проблемы. Ну в смысле как, я женщина, я не хочу быть

мужчиной. Но если бы у меня спросили, кем бы я хотела быть, какого пола, - я бы сказала

«никакого».

В - А почему?

О - Ну потому что во мне нету грации, во мне нету косметики, красивой походки,

каблуков, и всех тех символов, которые приписывают бабищам. Ну в смысле кодов этих

культурных. Но и мне в каких-то. То есть я себя чувствую девочкой, я хочу быть

девочкой. Но я хочу быть не то что.. мм.. Ну в общем в некоторых планах у меня бывают

проблески, что мне хочется, не то что косметики, но хочется чего-то такого, да..

среднестатистического проявления женственности. Но вообще в принципе по жизни мне

ближе мальчуковый код. Ну как вот просто оболочка. Ну не мужицкая, а мальчуковая. То

есть унисекс, скорее. Чтобы ни… То есть меня удивляет, почему кого-то, каких-то левых

людей волнует, мальчик я или девочка, если меня об этом спрашивают, да. То есть я не

считаю, что это должно кого-то заботить. В то же время конечно же я хочу чтобы все

видели что я девочка, но хочу ли я выглядеть как совсем вот девочка-девочка – я не

уверена.

В - А давно.. Когда произошло это? Ты же не всегда понимала, что…

О - Когда-то я хотела поменять пол. Всмысле что? Шутка..

В - Ну ты же не всегда выглядела как мальчик?

О - Это то, с чем я хочу пойти к психотерапевту. Всегда. Моя мама воспитывала

меня.. Ну то есть смотря детские фотографии и рассказы.. Я всегда там в шортах, в

безрукавке, в рубашке, в джинсах. То есть у меня за все детство.. при чем что не было так,

что специально это делалось, да. А может быть и специально. Ну то есть мама из меня

хотела с бабушкой вырастить девочку, но как бы вырастили то что вырастили. И я с

самого детства.. у меня, грубо говоря, был такой стиль. То есть у меня не было того, что я

ходила в юбках и платьях, а потом.. ну и я там себя плохо чувствовала, а когда я уже

повзрослела, а что-то поменяла. То есть я с детства, всегда..

В - А в школе, там же обычно строго с этим, с кодом?

О - Нет.. С кодом строго?

В - Ну да, что девочки должны в платьях ходить, школьных.

О - Нет, у нас был строгий код только когда я начала заканчивать.. А ну то есть нет. В

62

первом классе у нас, по-моему, еще была эта.. форма. И я помню, что я ходила в этом

колючем платье, коричневом. Я помню моментами, что я в нем ходила, но я не помню,

что мне настолько плохо было. Конечно же, я приходила и срывала его с себя, но не

страдала прям что бы.. Потому что я была худая… (смеется) И сейчас для истории замечу,

что в принципе я тоже худая, но тогда была совсем худая.

В - Ну хорошо.

О - То есть в детстве это было неосознанно, потому что меня воспитывали родители,

меня воспитывала мама, и это то, как она меня видела, то что она в меня вкладывала, да. А

потом это.. я сейчас такая как есть, потому что, во-первых, неудобно, во-вторых, я

привыкла, а в третьих, я какие-то свои комплексы за чем-то прячу. Ну то есть я не одену

мини-юбку, платье, потому что мне кажется, что то-то не так, это не так, пятое-десятое…

В - Но хотелось бы?

О - Ну иногда хочется. Иногда хочется. Ну то есть нет такого. Я смотрю на девочек.

И мне иногда действительно хочется это, но я понимаю, что я настолько в себе воспитала

вот такое поведение, да, ну там от походки до ну я не знаю..

В - Позы..

О - Позы, да, сидеть, стоять. Что.. ну это будет смотреться глупо. Ну то есть и зачем

себя ломать. Но хочется.

В - Люди же не правильно определяют твой пол. Ты можешь вспомнить, когда это в

первый раз произошло?

О - В первый раз? В троллейбусе. В семь лет. Я ехала в троллейбусе куда-то, и ко мне

обратился какой-то дед, который похлопал меня по плечу и сказал «Мальчик, ты

выходишь?». Ну то есть это один из первых таких осознанных. Но потом этих самых было

безлич.

В - А почему ты так его запомнила? В семь лет.. все-таки очень давно.

О - Ну не знаю, может быть это был самый первый раз и меня удивило, почему ко

мне обращаются «мальчик», хотя в принципе ко мне всегда обращались.. Не знаю

почему..

В - Удивило? А что ты еще почувствовала?

О - Разочарование.. Ну как.. Ну для меня.. Ну сейчас я на это не обращаю внимания.

Сейчас я к этому отношусь «бля лохи», или «блин, да кого это ебет», или типа «какая

разница», да, ну а раньше меня это реально обижало. Ну то есть, что не видно что я не

мальчик?! Ну как бы даже в одежде. Ну то есть почему я могу различать людей, неважно,

63

как, во что они одеты, ну то есть женщина это или мужчина. Ну как бы а меня сразу

причисляю к это.. к мужику. Хотя… ну как бы.. ну то есть я не вижу в себе таких мужских

проявлений, чтобы ну прям вот можно было сказать, что я парень. Ну а еще. Еще меня

обижают.. ну были такие.. ну много было случаев. Например едут какое-нибудь бычье в

трамвае или где-то напротив меня, и обсуждают, мужик я или баба. Ну как бы.. выбирают,

мужик я или баба.

В - Но ты не понимаешь, почему как бы это происходит?

О - Ну из-за культурного кода? Ну всмысле из-за одежды? Ну я не знаю, не знаю. Ну

у меня ж нет усов и бороды. Но как бы… но у меня не выделены бедра (смеется)… скажет

так, в моем пуховике или в мои джинсах на два размера больше. И да, это мужские

джинсы, потому что женские мне не нравятся. Ну как бы я ношу рубашки из зары детской

(смеется), но это тоже не очень по-женски. Ну как бы .. ну может быть поэтому?..

В - Я так понимаю, тебя не заботит пол других?

О - Ммм, в смысле?

В - Ну то есть, смотри, тебя удивляет, почему это их так волнует..

О - Нет, не то чтобы заботит. Например, вот едет человек, да.. я не могу определить

его пол, да. Я, если бы я ехала например с Денисом или с кем-то, да, я бы никогда не стала

говорить: «Слушай, это мужик или баба». Ну то есть я для себя как бы просто отмечаю, ну

ради интереса, да. Потому что на мне все-таки ставят этот акцент, да, как бы, мной в этом

плане интересуются. И я могу для себя что-то отмечать, посмотреть, поанализировать,

мужчина это или женщина. Но как бы.. но вообще.. Если бы это был прям трансвестит-

трансвестит, я бы видела что это мужик в платье, да, ну я б понаблюдала. Ну а так.. нет..

В - А ты можешь какое-то предположение дать, почему людей так волнует пол

других людей?

О - Может они хотят меня трахнуть (смеется)? Шутка. Ну не знаю, ну почему-почему

людей волнует. Ну людей вообще в принципе всегда все волнует.. чужое горе (смеется).

Ну не знаю.. Я просто не знаю, как это словами называется.. Какие-то сексуальные

аспекты. Ну то есть, может например им нравится человек, и они так думают, типа,

нравится но непонятно вообще кто это, мужик или баба, ну то есть понять для себя,

правильно ли они распознали.

В - Вот. А с тобой что, не происходит таких случаев. То есть как бы ты себя,

например, повела в такой ситуации, когда..

О - Мне кто-то понравился, а я не знала?.. Ну я не стала бы спрашивать. Ну в

смысле… Ну я бы наверное поняла. Ну то есть для меня не было бы проблемой, если бы

64

мне кто-то понравился, а это оказалась бы девушка, потому что у меня нет с этим

проблемы. Ну как бы нравится человек и нравится.

В - Тогда как ты можешь определить свою сексуальность?

О - (смеется) Ну скорее гетеросексуальна. Ну то есть она не гомосексуальна. И я бы

сказала, что у меня есть потенциал к чему-то. В смысле что.. Я бы не смогла жить с

девушкой и иметь отношения с девушкой. Вот так. То есть сексуальный контакт это одно,

а вообще отношения это другое. Поэтому я не знаю, как это разделить.

В - Вот опять же такой вопрос, через какие внешние и поведенческие качества

выражается, по-твоему, гетеросексуальность? Как можно сказать по человеку,

гетеросексуален он или нет?

О - Ну вот иногда бывают такие девушки, которые выглядят как не-

гетеросексуальные, но они оказываются гетеросексуальные. Например опять же те же

стандартные… слов не хватает. Ну короче, короткая стрижка, там определенно, скос на

бок, ну ты понимаешься о чем я, да, есть в среде таких девушек.. Ну не знаю, опять же

поведение, одежда. Ты думаешь, что она одна, а она оказывается нормальная абсолютно.

Или мужчина может быть метросексуалом и у него.. Вот у нас есть на работе, который

ведет себя как. Когда он пришел, ну я знаю что он не гей. Но у него.. он ведет себя

целенаправленно как гей. Но то есть опять же, да, как гей. У него такие движения тела

такие женственные слишком, да, голос он делает такой кошачий специально. Ну весь

такой котик-котик, у-тю-тю, да. То есть никогда не скажешь по нему, что он мужик. И я

не знаю, почему он это делает. То есть у него есть там телка и есть ребенок, но все его

позиционируют как. Вот если бы ты его увидела, а ты его видела. То есть можно по нему

сказать что он гей, но он не гей. Ну то есть по каким-то таким внешним проявлениям. И

опять же, да, нельзя сказать, как можно определить гетеросексуальность. То есть быки

такие вот могут быть тоже геями, ну по Нью-Йорку я сужу. Там качки, которые ну вот

просто мужики-мужики, со щетиной, и с бицепсами, они выходят гулять с собаками и

целуются со своими любовниками. Поэтому мне кажется что гетеросексуальность еще

сложнее определить, чем гомосексуальность.

В - Скажи, а вот ты про Нью-Йорк заговорила. Тебе не кажется, что.. Вообще

отличаются ли коды эти строгостью своей например в Польше, в Беларуси и в Америке.

О - Да. Строгостью?

В - Как люди считывают, есть ли дело до этого?

О - Да, то есть там, в Америке той же нету стро.. то есть там вообще непонятно кто и

что. Ты можешь быть зоофилом и никто по тебе этого не скажет. Или ты можешь быть

65

гомосексуалистом и это в принципе никого не заботит, на это никто не обратит внимание

и ты можешь быть абсолютно непохож на человека какой-то определенной сексуальной

ориентации. Потому что вот здесь считают, что гомосексуалист – это, например там

мальчик в зауженных джинсах, с котячьими повадками, с плавной походкой и так далее..

То есть там такого нету. А здесь все-таки.. ну как мода, которая доходит постепенно там

куда-то. Мы всегда отстаем и в воспитании и в этих штуках. И как бы я тоже мыслю

стереотипно. То есть для меня геи и лесбиянки, это то, что грубо говоря на картинке, да.

Но а гетеросексуал..

В - А если брать Минск. Ты можешь проследить, как-то меняется вообще восприятие,

отношение людей? Вспомнить какой-нибудь случай из того что было раньше, и из

последнего. Насколько люди..

О - Да, меняется! Если судить по себе, да, например. Может быть до того, как у меня

не было гетеросексуальных отношений, и у меня там были разные истории.. мне как бы

было. Но может быть связано с моим сталеннем, да, и развитием моего внутреннего мира.

Мне было страшно и мне было в общем неприятно, вообще подумать, что я могу быть

кем-то и могу быть с кем-то и что кто-то это узнает, и что это будет вот так вот, потому

что это будет типа неправильно, и как бы и меня за это будут гнобить и как бы потому что

это я не я, да. После уже гетеросексуальных отношений, может даже и без них. Просто

тогда мне было 18, сейчас мне 24. Я могу сказать что мне вообще похуй. Ну то есть если

бы я была лесбиянкой или если бы я не была лесбиянкой, и я была с бабой, я была бы с

бабой, но мне было бы все равно кто об этом знает и что обо мне подумают, даже мои

друзья, знакомые, но не мама. Но это другая проблема. Но изменилось, потому что да,

изменилось. Как-то люди, мне кажется, стали все-таки ммм.. менее гомофобны. Ну то есть

я вижу больше проявления гомосексуальности и как бы я не вижу.. Ну то есть есть

негативная реакция, но это интернетные хомячки всякие и это.. Ну то есть в жизни я вижу

много гомосексуальных пар, но я не вижу, чтобы кто-то там прям плевался, оскорблял, и

как бы это нормально воспринимается.

В - Ну то есть говоря об этих ситуациях, ты сейчас говоришь о том, как неправильно

считывают твою сексуальность. Ты сейчас в категориях гомофобии это описывала, что у

людей поменялось отношение к сексуальности. А ты можешь различить. Ну описать пару

ситуаций, когда неправильно считывался твой пол, или когда неправильно считывалась

твоя сексуальность.

О - Ну да. Но опять же. Ну когда меня в метро кто-то обсуждает мальчик я или

девочка, тут не идет речи о моей сексуальности. Там просто идет речь о.. то есть я не

66

знаю, что они думают, но для меня идет речь о принадлежности к полу, да, без

последствий. А если например, ко мне например, девушки пристают, да, а я этого не хочу,

да, как бы, то они меня воспринимают заведомо как свою. Но я не своя, не счи.. я этого не

хочу. Мне кажется, что это какая-то ошибка, их ошибка или моя ошибка в поведении, или

их ошибка в представлении меня. Ну или моя ошибка, опять же, в это..

В - Ну а как ты себя чувствуешь в этих ситуациях? Как ты себя чувствуешь в

ситуациях, когда неправильно считывают твой пол. Ну ты говорила, что тебя это удивляло

раньше. Теперь как?

О - Сейчас мне все равно. Сейчас мне никак.

В - Часто происходит, что пол путают?

О - Да, часто. Но как бы опять же. Насчет. Бывает, что мужчины меня лесбиянкой

воспринимают, ну то есть «ты же явно лесбиянка». То есть я не могу сейчас конкретно

назвать, кто это и когда сказал, но как бы было такое. Или мне там передавали, что вот

типа «мне сказали, что ты это..». Я не знаю, что меня больше обижает. Наверное меня

больше обижает то, что пол мой неправильно определяют, а не то, что меня считают

лесбиянкой. Конкретный пример привести?

В - Помнишь ту ситуацию в троллейбусе. Это было связано с…

О - Это было связано, с тем что прежде всего меня не восприняли как девочку.

В - Можешь рассказать вкратце?

О - Ну я ехала в транспорте. И что и ко мне подошел мужик с женщиной, мужчина и

женщина. И женщина, ну это был пустой троллейбус, сзади там сидел дед с бабой или

даже два деда с бабой. И женщина начала агрессивно себя вести. Женщина сказала что

она мне сейчас въебет. Ну как бы опять же она не сказала: «я ей счас въебу». То есть она

сказала: «я ему счас въебу». Ну как бы я не реагировала на это. Потому что я была одета.

Ну то есть по мне и так не видно, какого я пола, да, то там вообще не было видно, какого я

пола, потому что я была в шапке, закутанная, в джинсах. И ну короче она начала меня

метелить, когда я попросила помощи у ее мужчины, он сказал что не будет помогать.

Когда я начала отвечать ей, тогда он тоже за меня принялся, они меня повалили там в

троллейбусе, начали бить ногами, вырвали волосы, и короче и побили, и никто ничего не

сделал, ни помог. Мы проехали несколько остановок. Вышел водитель, который тоже

стоял и смотрел на это, но ничего не сделал. Они вышли, я вышла за ними. Ну так

получилось, потому что я не понимала вообще, что происходит. И они меня подловили

еще на этой остановке, поставили меня на колени, заставили меня просить у них

прощения, типа и говорить, что из таких как я растут наркоманы. И что.. и типа я не

67

уступила место, не уступил место.

В - Ну а что, по-твоему, тогда произошло.

О - Ну она была пьяная.

В - Они к любому человеку могли так пристать?

О - Ну я не знаю, им не понравилось, у меня пирсинг там был в брови, да. И были

виды мои сережки. Я не понимаю, что им могло не понравиться. Я не знаю, может быть,

она просто доебалась. Ну как бы, но она меня не распознавала как девушку.

В - А ты не думаешь, что если бы ты выглядела нормально..

О - Ну да, то конечно бы этого не было.

В - И тебе не страшно? Ты не хочешь..

О - Сейчас? Ну тогда мне было просто страшно садиться в транспорте (смеется). Но

нет, мне ничего не хотелось поменять в нормальную сторону. Ну в нормальную в

понимании каких-то людей.

В - А тогда еще немножко расскажи, как к твоему образу и поведению относятся

близкие твои, например, мама, бабушка.

О - Плохо. Ну как, мама, опять же, я не понимаю почему. Если бы, может быть, они

меня растили по-другому, может быть все было бы по-другому. Может быть, я была бы

женственной женщиной. Но как бы этого не произошло. Я не знаю, на каком моменте их

стало это заботить, что все идет не так, как надо. Ну то есть это особенно заботило

бабушку, мама все это всегда принимала, в принципе терпела. Но бабушка как бы

постоянно, в постоянные мои приезды это разговоры о том, что надо выглядеть как

девочка, пойдем мы купим тебе платье, пойдем мы купим тебе юбку, пойдем мы это

самое. Так не сиди, этого не делай, так себя не веди, так не разговаривай. Выними все

сережки эти, да. Одень колготки, одень другую обувь, одень другую куртку. Короче, так

девочки себя не ведут. Ну как бы это бабушка. Мама.. маме это не нравится и я это знаю.

Ну как не нравится, она бы хотела чтобы я была более это.. Но она как бы говорит, что это

типа твой выбор и ничего с этим поделать не могу, но конечно она бы хотела, чтобы я

была ну как бы хотя бы немного, но другой. Вот. Но так как я никогда никого не слушала,

особенно бабушку, то я никогда с этим особенно не считалась.

В - А как тебе кажется, что именно их волнует. Их волнует внешность или скорее..

О - Бабушка, она даже не думает о других проявлениях. Бабушка не думает о

сексуальности. Она думает только о внешних проявлениях, что девочки так не де.. что

хорошие правильные девочки так не делают. А маму волнует, в том числе, волновала и

сексуальность. И у нас было много конфликтов, когда, не знаю, мне кажется что она

68

реально, моя мама может вытерпеть все кроме двух вещей, о которых, я конечно же,

никогда ей не скажу и это, опять же ставит для меня какие-то барьеры, в моем развитии,

да. То есть если бы я хотела что-то сделать, это наркотики и это гомосексуальность. То

есть любая шутка, что-то связанное с гомосексуальностью, проявлениями

гомосексуальности, она это сразу агрессивная реакция. То есть если я говорю, что я

лесбиянка, последний случай, когда она приезжала в гости, и что-то зашел разговор, я

говорю типа «да, мама, я лесбиянка». Она говорит «меня сейчас стошнит, не говори мне

таких гадостей». То есть для нее важно потомство, для нее важно, чтобы я была

нормальная. Чтобы у меня был муж, дом, семья. Ну как бы даже не муж, но чтобы я была

нормальная. И ее реплики «откуда я знаю, может быть, ты лесбиянка, а Денис гей и вы

живете вместе просто потому что вы скрываетесь» как бы, да. Это тоже есть. И поэтому

для меня даже если бы была потенциальная возможность отношений с женщинами, да, я

не знаю, насколько они могли бы быть для меня серьезные и вообще реальные, да, через

этот психологический барьер родителя. То есть мама для меня много дала, мама для меня

много сделала, как я могу ее предать, как я могу ей сказать, что мама как бы извини, но

вот я не то что.. Ну то есть я могу уехать куда угодно, я могу заниматься чем угодно,

работать где угодно, учиться где угодно, да. Но вот в этом плане сексуальности, я так

сделать не могу, потому что в плане сексуальности у нас было очень много каких-то как

бы барьеров. То есть меня воспитывали о том что до 21 года нельзя заниматься сексом,

что там-то там-то нельзя того-то. И это так работало, что реально просто до 21 года у меня

как бы не было секса ну и как бы и другие вещи, которые мама в меня вкладывала. И вот

что вот лесбиянкой быть нельзя, ну как бы, это тоже один из.. заложено во мне. То есть

даже если бы я хотела, я этого сделать не могу.

В - А можешь рассказать про Дениса. Вот как вы с ним познакомились, как он тебя

считал?

О - Не знаю, ну то есть. Денис для меня, в счет того, что у меня до Дениса не было

никаких отношений серьезных, да. Я Дениса не воспринимала как мужчину. Денис для

меня всегда был другом, самым лучшим другом, то есть, как бы очень близким человеком,

да, то есть не просто каким-то парнем, с которым я могу там.. А вот то есть близким. То

есть у нас были телесные контакты в плане каких-то обниманий, да, там вот таких вот, да.

Но при этом как бы ничего не было. Я это расценивала, как друг-заебись. Друг, типа

Денис мой друг. Я всем говорила «мой друг, мой друг», а мне все говорили «угу, друг,

конечно. Друзья себя так не ведут». Но как бы у меня не было опыта и я даже не думала о

том, что друзья могу так себя не вести. То есть для меня это было естественно. Ну а потом

69

как бы друг перерос в не-друг и мне надо было уже воспитывать в себе любовь не как к

другу, а как к мужчине, и это тоже заняло достаточно много времени.

В - А как он.. тебе кажется, он сразу считал в тебе женщину..

О - Я не знаю. Ну то есть он говорит, что я для него женственна и он меня всегда

воспринимал как девочку. То есть даже когда мы дружили, я для него была телкой. То

есть, есть что-то, что ему не нравится в девушках, да. Это каблуки, это накладные ногти,

ногти, красная помада, да, завивка например. То есть то, какие женщины окружают его, ну

или окружали, да. Ну вот такие классические, как бы, да. Ну вот ему это не нравилось, то

есть его устраивала моя женственность. То есть для него женственность как бы может

быть в чем-то другом, может быть, он смотрит вглубь (смеется). И да, у нас не было с

этим проблем. Ну как, с другой стороны, он называет меня «мальчик мой». А я к нему

обращаюсь очень часто с женским окончанием, типа «ты проснулась», «ты сделала», а он

ко мне наоборот «мальчик мой» и «малыш мой» и так далее, такие вещи.

В - Как он сейчас себя в таких отношениях чувствует, находясь рядом с тобой.

О - Эмоционально? То есть хватает ли ему во мне женщины?

В - Нет, я скорее говорю про ситуации взаимодействия с окружающими.

О - А, нормально. То есть даже я иногда чувствую себя не настолько комфортно. То

есть мы с ним об этом не говорим, хотя он говорит что мне все равно, как меня

воспринимают, мальчиком, девочкой, главное как он меня воспринимает. А он меня

воспринимает для себя нормально, но иногда типа. Знаешь идешь куда-нибудь и там типа

пары, да, и все такие телки-телки, ну и ты тут рядом, да, как мальчик. Если я свой пол

определяю как мальчик, как девочка как мальчик. Нооо и мне бывает неудобно, стыдно за

себя, что типа, блин, вот я не вписываюсь как бы в нормальное представление. А он мне

не делает никаких замечаний, что тебе надо так одеваться или тебе там надо это сделать

или то сделать. Ну и как бы эти его рассказы, что он мне свитер купил, чтобы типа более

это.. я думаю, что он мне свитер купил, потому что ему просто понравился свитер, и он

решил купить свитер. Но как бы этот свитер был очень женский, поэтому я его не носила.

А не потому что он хотел как бы сделать меня более женственной, потому что он реально

не знал, как он на мне будет сидеть. Ну и при чем, что это уникально.. Я не представляю

себя с другим мужчиной, с которым бы.. То есть я с Денисом чувствую себя женщиной,

потому что ему со мной в той женщине которой я являюсь ему со мной хорошо. Но я не

представляю вот если со мной заигрывают.. вот даже когда со мной телки заигрывают мне

легче, чем когда со мной заигрывают мужики, хотя я этого не хочу. Но как реагировать на

то, когда со мной заигрывают мужики, я вообще не знаю. Ну то есть я вообще не знаю!

70

Как на это реагировать. То есть какие коды прописаны у женщин, чтобы это.. и я

моделирую себя например с другим мужчиной, да, и ну я плохо себя представляю.

В - Как ты для себя свою сексуальность идентифицируешь?

О - Гетеросексуальность с возможностью быть би. Ну то есть нет.

В - Ну то есть на данном моменте. Это же идентичность, она может меняться.

О - Ну гетеросексуальная.

В - Ты можешь еще раз попробовать объяснить, когда тебя считывают как не-

гетеросексуальную, почему это происходит?

О - У людей? То есть почему они считают, что я лесбиянка? Ну потому как я себя

веду, как говорю, как одеваюсь. Ну не по голосу же.

В - Ну у тебя достаточно низкий голос.

О - Ну да. Ну по таким внешним проявлениям. То есть когда человек узнает меня,

когда мы пообщались, да, то он видит, что как бы, я нормальная. Но если это как бы

поверхностное знакомство или просто контакты, да, то ну могут так воспринимать.

О - Мне просто интересно, по чему еще они могут меня определять. Ну не по

внутреннему же миру они определяют, что я лесбиянка.

В - Ну есть такие штуки, как стиль жизни.

О - Ну как бы да, когда к нам приходила подружка, Аня, в смысле коллега, когда мы

жили еще там в общаге. Она приходила и говорила: ну у вас и мужицкая берлога. Ну то

есть у меня нет всех этих романтических проявлений, всмысле нахуячить свечек там

вокруг, картинки повесить в рамочках, цветочки там поставить розовые, подушки там

положить и всякое такое. Я за минимализм. Ну как бы. И поэтому, да по этим вещам тоже

наверное могут определять.

В - Менялся ли как-то твой образ за последние годы? Становился он более или менее

женственным?

О - Менялся в любом случае, он стал более женственным. Ну то есть из-за Дениса, из-

за моего желания. То есть я не знаю, из-за Дениса или из-за моего желания, но какой я

была за 4-5 года назад до Дениса, даже если посмотреть по фотографиям. И тем, чем я

сейчас являюсь, да, в принципе может быть что-то не изменилось, но вообще, ну даже в

одежде, в таких вот, даже в походке, может быть, в разговоре, ну вообще вот в общении с

людьми. Ну то есть поменялось много. Если раньше. То есть я сейчас могу быть такой,

знаешь, и даже станцевать ламбаду. То есть раньше я этого не могла. Ну то есть там

плавность, всякие такие вещи.

71

ПРИЛОЖЕНИЕ 3. Интервью 2

Дата: 6 февраля 2012 г.

Место: г. Варшава, квартира информантки.

Информантка: Юля, 29 лет, родилась и проживает в Вильнюсе.

Интервьюер: Алина Крушинская.

Юля просит рассказать подробнее о моей научной работе, шутит , что чувствует, что

“ввязалась в какую-то аферу”, смеется. Я рассказываю, она реагирует и говорит, что до

определенного момента она к вопросам пола была не чувствительна. Включаю диктофон.

О - Вот и это все в какой-то степени, ну то есть можно сказать даже и поневоле

(смеется) надо было как-то задуматься над этими вопросами. Ну не то что надо было, но

как-то, ну скажем так, получилось. И да, я поняла что у меня, например, тоже... Но когда

об этом не думаешь, думаешь что как бы все с тобой вполне нормально, то есть ты

адекватно реагируешь там на какие-то ситуации, или то что с тобой происходит. И вообще

такой, ну я себя считаю довольно, как это сказать, ну открытым человеком и скажем не

гомофобным. Но вот какие-то такие конкретные очень ситуации меня побудили подумать

на тему того, что может…, как бы не все так просто как я себе думаю. Поэтому, видимо

поэтому, Гусаковская меня и предложила. Потому что мы с ней.. Мне очень интересно с

ней было на эти темы говорить. Ну во-первых, она, конечно, ну то есть мне кажется это

любой ее деятельности очень свойственно зажигать тем, что ей интересно, в чем она

разбирается. И поэтому мы с ней да, много на эти темы беседовали, тем более что она как

раз тоже была одним из таких людей, которые меня… когда первый раз меня увидела,

подумала что я как раз таки лесбиянка. И мы с ней да, много говорили про такие эти темы.

Но если у тебя есть конкретные вопросы, то ты можешь спрашивать конкретные вопросы,

потому что я могу и не в ту степь говорить.

В - Ну как.. Я даже не знаю.. наверное теперь я все-таки спрошу по поводу пола. Хотя

бы потому что просто интересно тогда.. ну если это даже не проблемная область. То все

равно… Какие критерии, какие… какие характеристики входят в категорию пола, в

частности, женского пола? Для вас.

О - Но я просто боюсь показаться профаном (смеется) в этой области. Но я так

подозреваю что тебе здесь важно не.. не то чтобы собеседника какой-то теоретический

уровень показать, а просто ощущения?

72

В - Угу… Пауза. Если может быть сложно, то просто, не знаю, какие-то

характеристики, которые принято считать женскими.. вот вам кажется вы им

соответствуете или не соответствуете? Вы считаете себя женственной женщиной?

О - Можно ты (смеется).

В - Хорошо. Пауза. Вообще насколько для вас. Для тебя. Важен этот аспект.

О - Ну я тогда с конца начну отвечать, может. Лично для меня категория

женственности существует. И она является такой даже можно сказать в некоторой степени

по некоторым параметрам ключевой. Но это наверное опять же связано, да, с какими-то

личными переживаниями. Когда я была тинэйджером, в пятнадцать что ли лет, вобщем у

меня обнаружилась гинекологическая аномалия, ну то есть мне там были вобщем

проблемные месячные и все остальное. И когда мне исследовали мне нашли там кое-что

внутри, ну что от меня не зависело, я там от мамы по наследству… даже не то что по

наследству, ну вобщем не важно. И тогда мне через год должны были делать операцию

гинекологическую. Ну и для этого чтобы подготовить меня к операции, я целый год с 15-

16, нет даже.. ну что-то такое, в таком возрасте пила гормональные таблетки, сильные.

Пауза. В результате чего у меня погрубел голос очень сильно. Сейчас, ну когда, как это

сказать.. Сейчас я уже считаю это своим достоинством и уникальностью какой-то. Но в

момент вот переходного возраста это был очень болезненный вопрос. Потому что.. ээ..

надо мной там насмехались одноклассники, что вот у мальчиков мутирует голос, у тебя

мутирует голос. Причем тогда, когда я эти лекарства пила, я не то что.. Сейчас я как бы

могу регулировать, и я понимаю, когда он такой, когда он другой. Тогда были такие вот

волны. Я могла и фальцетом заговорить и там и грубо и все остальное. Для меня это на

самом деле тогда это была огромная такая травма, потому что именно.. Ну вот как я

сейчас понимаю, что у меня тогда был, скажем, в подростковом возрасте такой очень, ну

на мой взгляд, тогдашний, может даже и сейчашний, ну скажем, классический набор

каких-то, ну назовем их, мужских качеств. То есть у меня был, ну, неважно, что я носила

длинные волосы, но у меня был грубый голос, я была очень инициативной такой, ну как

говорят, солдат в юбке, там всегда была какими-то старостами, еще чем-то. И в какой-то

момент я поняла.. Не в какой-то а когда эти перитрубации с голосом начались, что как бы

ну вот а я типа девочка, но я не девочка. Ну как-то так вот себя начала неуютно

чувствовать, потому что именно как-то все эти качества причислила именно к ну скажем,

мужским таким. И я очень хорошо помню, что я в то время как-то болезненно. Конечно я

этот вопрос осмыслила, но как-то я пыталась это осмыслить с точки зрения того, что если

я как бы… ну естественно как все девочки хотят, чтоб их любили, как девочек, то я, надо

73

мне как-то стараться чтобы мои какие-то там не знаю качества более женские

подчеркнуть. Но я помню, были там попытки какой-то такой более-менее женский стиль

формировать, начать какие-то там юбки носить, стараться быть… Потому что еще у меня

этот грубый голос ассоциировался, я думаю что это не только, ну как бы, ну и под

влиянием окружающих, ассоциировался с грубостью в принципе, а грубые по каким-то

моим тогдашним поняткам были мужчины. Ну то есть женщины должны там быть

мягкими, нежными и прочее. У меня какая-то, я помню как сейчас, такая была какая-то

установка внутренняя, что я вот с этой грубостью буду как-то бороться сейчас то есть ну..

и посредством внешности там может быть там меньше выступать, меньше там какое-то

свое я показывать. Вобщем стараться быть такой как бы более ну, скажем, нежной или там

женственной. Я не помню, чем это уже там закончилось. Получалось там что-то у меня по

тем временам, не получалось. Но в любом случае да, я когда в первый раз начала дружить

с мальчиком, наверное, в семнадцать лет, и тогда это все так улетучилось очень быстро,

потому что я поняла, что как бы есть люди которым я и такая нравлюсь. И как бы

специально стараться работать с вот этой своей как бы женской идентичностью не имеет

смысла.

Но да, у меня были, прежде всего, я конечно думаю и от родителей произвело это

влияние, что вот там девочки носят юбки, там, девочки не ругаются матом, там не знаю..

не играют в футбол, ну что-то в таком духе. Может даже быть нам с сестрой мама

говорила там ну вы же девочки, или что-то в таком духе. Ну естественно этому всему

тогда хотелось сопротивляться и в какой-то момент там были всякие джинсы, рубашки на

выпуски и все остальное, через это все прошли. Но потом, я говорю, это все как-то ну..

должно было закончиться в связи с ну вот с этой моей операцией, всем остальным, вот. Но

это какой-то такой конечно, может, скажем так первичный опыт, начальный, связанный с

этими вопросами. Потом я как-то вообще на эту тему не думала, не интересовалась

особенно. Да, может быть до, вот этих первых каких-то… таких столкновений, когда меня

начали принимать за лесбиянку, скажем. И.. ну сейчас я это воспринимаю, может быть,

более осознанно и более там в самом широком понятии слова философски (смеется). То

есть это меня никаким образом там ни унижает, ни.. нельзя сказать, что сильно задевает, в

какой-то мере задевает, но.. но да, но не обижает. Задевает, может быть, в том плане, что..

как это сказать. Ну с одной стороны может быть даже приятно, что на тебя и женщины

смотрят, с другой стороны как бы.. поскольку это не мой таргет-груп, то мне в принципе и

не интересно. И здесь еще включается такое.. может быть, тоже ну подсознательное

желание, которое я думаю, же у очень многих есть, просто нравиться людям. Поэтому

74

как-то я все.. ну очень часто нахожусь в таких ситуациях, когда вроде как, и ну то есть на

какие-то идешь уступки чтобы ну там не обидеть человека, или там никоим образом не

знаю как сказать. Ну скажем в случае если меня путают с лесбиянкой, да. То есть как-то..

вроде как и нужно было бы сказать или как-то поступить, чтобы вот не было этой

путаницы, с другой стороны, каждый раз начинаешь думать, что вот ты можешь обидеть

человека, или ты там не знаю, не оправдаешь его каких-то там.. не знаю, доверия или там

ожиданий его попросту не оправдаешь. И в таких ситуациях мне очень неуютно по своей

сути, поэтому.. ну да, как-то так.

В - (неразборчиво) Я сейчас хочу к вопросу пола и женственности немного

вернуться. То есть сейчас нет такого стремления или желания, установки приблизить как-

то специально.. то есть делаешь ли ты что-то специально для того, чтобы выглядеть как-

то.. и вот в связи с тем что тебя путают с лесбиянкой, то тоже не возникало желания что-

то поменять в своем внешнем виде или в поведении?..

О - Ну честно говоря нет, потому что как бы, скажем так, в социальном плане я

считаю себя довольно так как бы состоявшимся человеком. В том плане что ну

естественно там какие-то может моменты корректируются, но это как-то, мне кажется,

происходит само собой в различных ситуациях, но чтобы это было какой-то там не знаю

сознательным усилием, то ну вот как бы я как говорила, в подростковом возрасте чтобы

начать носить юбки, сейчас такого нет. Ну немножко может иногда, но это больше так в

шутку, я все подумываю там, допустим, поменять прическу. Ну то есть я акое-то время

вообще очень коротко стриглась, сейчас я начала чуть-чуть отращивать. И опять же, как

пошутила моя лучшая подруга-лесбиянка, она сказала: «о ты будешь стричься этим

горшочком – это очень лесбийская прическа, типа, это очень сексуально». Я такая –

спасибо. Но это скорее просто связано с тем, что ну время от времени хочется перемен, а

не с тем, что более женственным. Вообще мне кажется, что это категории такое конечно

очень.. Я совсем недавно кстати начала это так воспринимать, что может, категории полов

это конечно - с одной стороны понятно, что это там социальные конструкты, с другой

стороны мм.. Когда я больше начала думать на все эти темы, меня очень стали задевать

вот все эти всякие реплики ну совсем гендерно нечувствительные людей, там типа, ну не

знаю, там типа, ну особенно если там да особенно какую-то популярную прессу

почитаешь, там где клише на клише, меня это стало, просто не знаю, раздражать честно,

что там кто-то.. ну я уже не говорю, о том, что там женщина должна сидеть дома и все

остальное, это уже вообще конечно каменный век, уже даже, я надеюсь, мои родители так

не думают (смеется). Но какая-то хоть минимальна чувствительность у меня в этом плане

75

появилась, что, допустим, скажем так, какие-то определенные качества характера, что

нельзя там допустим говорить, что это женское качество, что это мужское. Типа.. женская

логика. Извините, что это такое? Такие штуки меня начали очень конкретно раздражать. И

я конечно их не могу как-то может каждый раз в полной мере там убедить какого-то

собеседника или там, не знаю, в том что так там типа не нужно думать или там послушай

о том что ты говоришь, но не всегда получается и я тогда еще больше злюсь, потому что

хочется если там есть у тебя уже какая-то мысль, то ее уже донести до конца. Но иногда

да, в дискуссиях, я да, может, даже проигрываю. В частности, например, такой мой один

друг, но я на нем тогда отыгралась, потому что не смог мне ничего в ответ сказать. Ну

что-то мы говорили про ее его там трудную жизнь и все остальное. Он такой очень

драматичный чувак, кароче, любит свое ну это подчеркивать во всем, там типа на вопрос

как у тебя дела он никогда не скажет там нормально. Он сразу начнет перечислять

проблемы и все остальное. Но я не представляю как такие люди живут. Не жизнь, я какая-

то мука от и до. И всегда такая, насколько я его знаю. Так вот мы когда мы с ним что-то на

тему говорили и он такой.. я счас не помню как точно но меня тогда это очень взбесило.

Он сказал, что «я думаю, что у меня в жизни все так, все пойми кувырком, потому что у

меня очень много женских качеств, которых я унаследовал от мамы.» Но меня тогда

вообще взорвало. Я ему начала объяснять там типа.. ну поскольку мы с ним довольно

близки были в один момент, я знаю, что он имеет в виду. Он как раз таки имеет в виду вот

эти, ну скажем, вещи или категории, которые обычно причисляют к женщинам. Как бишь

от там например, он плаксивый, он очень чувствительный, он там, не знаю, очень

привязчивый, там много переживает, и все остальное. И он как раз таки это имел в виду,

что ему типа вот ему эти качества в нем не нравятся, но тем не менее он эти качества

назвал женскими. И я просто там не знаю, читала аннотацию ему полчаса о том, что ну, во

первых, ну мне я начала с того, что я его пыталась убедить, в том что эти качества далеко

не негативны. То есть чувствительный мужчина – таких еще поискать надо. И плаксивый

мужчина тем более. А во-вторых да, попыталась объяснить, что ну как бы социальная

вещь, которая. Его может мама в детстве учила, что, я там не знаю, девочки – они

чувствительные, а на самом деле они как бы вполне универсальные качества. Естественно

не все социум решает, есть еще какие-то свои там психологические расклады. И я в

принципе думаю что все-таки разница и даже может быть в психологическом плане там

существуют между женским и полом и мужским полом. Не знаю, в чем она конкретно

заключается, но только не в том что там одни более чувствительны, другие – менее. Но

вот в чем еще мне кажется стоит за жизнь.. пока не ответила (смеется).

76

В - То есть получается что с лесбиянкой путают только женщины. Не бывало такого

чтобы мужчины путали.

О - М-м (подтверждает).

В - И обычно же видят, как это бывает, совершенно незнакомые люди или наверняка

же. Т.е. после какого-то знакомства. Т.е. невозможно же по одному внешнему виду

определить какой сексуальности человек и ещё при этом у него об этом спросить. Т.е.

можно сказать что… Мне здесь интересно какие ещё варианты складывает вот это

понятие о сексуальности, о том какой сексуальности человек. Ну, помимо там партнёра,

есть какие-то внешние коды по которым можно отнести. Может быть ещё что-то.

О - Кхм.

В - Какие-то особые практики отношений с партнёрами или с друзьями, я не знаю.

Есть же там лесбийское коммюнити, которое формирует особый тип отношений.

О - Ну, что касается коммюнити, то я, как бы довольно мало со всем этим знакома,

но… (пауза) В данном случае (смеется) для меня очень познавательным был этот сериал

“L World”, который я, наверное, года 2 назад посмотрела. Он мне очень понравился.

Оставил огромное просто впечатление, но там естественно, там мало того что это

лесбийская тусовка, они просто все ещё очень хорошие персонажи там прописаны. Это

уже сценаристам уже надо дань отдать. А что касается вот… понятие, ну скажем вот этой

атрибции, да, то … У меня тоже была такая, я, я, я наверное даже соврала. Один раз всё-

таки была какая-то такая ситуация, что гей-мужчина тоже подумал что я лесбиянка. Я

была на таком, таких летнихкурсах междуанродных, там было очень из многих стран

народ. И там была одна девушка-лесбиянка. Нас там было всего, наверное, 12 или 16,

сейчас не помню, и один мальчик-гей. Что он гей я поняла только когда мне сказали.

Потому что, ну как бы, ну. Могу сказать что мужчина, скажем гей, более легко читаемый,

скажем, по внешним признакам, но, скорее всего мне даже не до того там было в то время.

Ну и сейчас.не особенно до того, то есть, ну… Мы как бы все были в статусе студентов

там и всё было… Меня мало этот вопрос интересовал. Но с этой девушкой мы очень

сдружились и она мне потом говорила что она из Новой Зеландии сама. Она мне потом

говорила что они там чуть ли не в один из первых вечеров с вот этим мальчиком решали

лесбиянка я или нет. И решили что если я не лесбиянка, то хотя бы бисексуал, чем я тоже

не являюсь. И я тогда тоже её просто спросила напрямую. Это было, да, после там

нескольких дней общения. И я тогда спросила говорю ну а вот… Я понимаю что им,

скажем… интересно и там, даже интересно не то слово, идентифицировать там, скажем,

77

похожих на себя или к той же коммюнити принадлежащих. Но говорю, по каким вообще

вы признакам, ну, то есть… что во мне именно такого, о чём… почему вы вообще, ну, как

бы, начали это квестионировать… И мне очень ответ и удивил и разочаровал в тот же

самый момент. Она сказала что, во-первых, внешность, при этом перечислила… короткие

волосы, короткие ногти и штаны… что, ну, для меня прозвучало как дикость, потому что

таких женщин полным-полно. Потом она, да, ещё на голос обратила внимание. То что я,

типа, не боюсь, как-то, сильные, ну, громко и открыто говорить, ну, что я там тоже

активно участвовала в этих семинарах, там, не боялась, там, мнение выражать и всё

остальное. И мне как-то это… Она как бы ответила на этот мой вопрос, но и в то же самое

время, мне кажется такой немножко, внесла такой… Но перемешала многие, многие вещи

в одном котле, поэтому я тогда совсем перестала, ну, как бы. Ну, допустим эта же черта,

что там ты не боишься громко говорить перед аудиторией, но… По-моему мнению, это

вообще никакой не, к полу никакого отношения не имеет. То есть, есть и мужчины,

которые так делают и женщины, которые так делают… я не знаю…я знаю много

гетеросексуальных женщин так делают. Меня, почему-то,, это не убедило… Ну, я уже

говорю, там, о кротких ногтях, и всё прочее. Потом я её ещё спросила, она говорит, ну,

как-то всё это звучит довольно… примитивно, то есть, ну… По какому-то набору делать

какие-то выводы, говорю, почему вы вообще так, ну, так себя ведёте… и… она как-то

пыталась мне сказать, что… типа, ну ты же понимаешь, нас же так мало, мы же

меньшинство, мы всегда были меньшинством, всегда будем. И там, типа, ну я поняла, что

она тоже про свой личный опыт говорит, что наверное, были какие-то… очень

неприятные столкновения у неё в этой сфере, я не знаю, я только так догадываюсь. И

тогда, говорит, прежде чем войти на какой-то контакт ты сканируешь ситуацию, то есть,

ну, там… оцениваешь свои шансы и всё остальное. Но для неё, насколько я поняла, было

вообще довольно важно… именно эта идентификации, потому что она жила, там, в каком-

то маленьком городке, её родители, там, никогда её не понимали, у них там, может быть

даже, и конфликт был этой почве. В этом городке, там, у неё не было никаких шансов

завести ни с кем близких отношений, потому что, там, может она, ну, если не

единственная была, то, там, об этом нельзя было говорить в открытую, при этом тогда, на

тот момент, когда мы общались у неё была мечта, там, уехать в Сан-Франциско, потому

что там очень большая гей-коммюнити. Возможно даже браки разрешены, что-то в таком

духе. И, ну вот, сведя этот разговор в один, я поняла, что это как бы больше её проблема,

чем моя проблема, если в этом вообще есть проблема, что там, типа… говорить громко и

не боятся выступить перед аудиторией, может быть атрибуцией, там, гей-коммюнити. А

78

так, чисто, по… я должна сказать, что у меня…ну, может быть, до тех пор, пока я не

знала, что моя лучшая подруга – лесбиянка… эммм, я никогда…может на эту тему и ни с

кем и не говорила и, как-то, ну, довольно нечувствительна была. А сейчас у меня тоже

есть, может быть, в какой-то мере как бы спортивный интерес иногда, ну, типа,. Ну, чисто

погадать. Но это больше не для того чтобы, там, не знаю, кого-то унизить или там

посмеяться над кем-то, ну, вот такой, какой-то, чисто антропологический интерес.

В - В смысле погадать, чтобы… как тебя воспримут или как…

О - Нет. Наоборот, на других погадать. Или например, тоже, тут, летом была такая

ситуация … что мне тоже, да, понравился один очень молодой человек … Ну, там просто,

не-не то что бы очень понравился, и не то что бы там, но там такая ситуация была, и…

как-то… было бы приятно какое-то время пообщаться, чисто так, без всяких, не знаю,

задних мыслей. Потому что на тот момент был очень небольшой круг общения и он

потом, через некоторое время, опять мы с ним встретились. Ну, и он мне между прочим

сказал, что у него есть бойфренд. И, вообще была в шоке конечно. Потому что, ну, в моей

практике так было в первый раз, на самом деле, что… как бы, мне мог, там, понравится

мужчина, который гей. Там, до этого такого не было. Я как-то… ну, опять же вернулась к

тому, что вот типа, ну вот выключила я эти свои (смеётся) приёмники, которые, там, не

знаю. Ну, вот может быть, то же самое, и происходит на каком-то уровне, что я про

подругу рассказываю, что вот. Постоянно какие-то локаторы включены. Ты тестируешь.

Не то, что бы они у меня вообще работали, но… в тот момент я задумалась, что, ну, могла

бы, например, хотя бы допустить эту мысль. Потому что потом какое-то это общение оно

было такое, но… может быть в какой-то степени я осталась недовольна тем, что, ну, как

бы, не осталась этой, блин, я по-литовски думаю… ээмм…как сказать… ну такой, что ли,

не желания, как это по-русски то господи….

В - Влечения.

О - Не. Не влечения, ну, как это слово-то господи, запало совсем… ну может в какой-

то степени и влечение, такого… ну, скажем даже, это не то слово, которое я вспоминаю,

как бы предтекста подумать, ну, пофантазировать на эту тему, не знаю, там…Прогулки

под луной себе представить, как так всё сразу ммммм сложилось… пофантазировать в

общем, не удалось. Я, как-то, да, облапошилась. Но с другой стороны, опять же, вот, та же

моя подруга, но у неё вообще странная ситуация, она, ну не то, что странная, она с 18 лет

дружила с женщиной. Долгое время дружила и потом… они расстались, сейчас у неё

новая подруга, но она довольно долгое время была одинокой. Мы как раз тогда с ней и

познакомились. Мы познакомились, там, при разных, там, социальных обстоятельствах,

79

но, то есть, ни как подруги, а, там, по-другому и… Вот сейчас, когда у неё есть ну, типа,

новая подруга, она тоже начинает осваивать ту, так называемую, лесбийскую тусовку. Тем

не менее, я говорю, она жила с женщиной 7 лет, ну у неё все друзья, например, близкие,

там, гетеросексуалы и сейчас она только начинает осваивать эту всю тусовку. Ну, тоже,

начинает осваивать, то есть, у ей подруги очень много подруг, там, и, там, и здесь

живущих, и в Лондоне, и, там, где только нет. Но она, естественно, её с ними знакомит. И

вот эта моя подруга говорит. Ты знаешь, я бы, говорит, я даже не представляла раньше

сколько, типа, нас много. Ну, то есть… Любые профессии, любые социальные прослойки,

не знаю, ну просто… И это конечно, я думаю, что гомосексуальным людям это скорее

всего, ну, придаёт какой-то уверенности в том, что… как бы…нас много и мы крутые

(смеётся). Но, да, далеко не во всех ситуациях, я, как бы, об этом, вообще, задумываюсь.

Ну, в конкретных, наверное, которые тебя касаются, там, ну, типа… Загляделась на кого-

то, а это оказывается гей, там, или например, там, или кто-то на меня загляделся и, ну, вот,

опять спутали (смеётся). И надо тогда как-то опять, ну, ни то, что выстраивать всё это по-

новому, но… но каждый раз это такой, как бы… не то, что тест, а такая, ну, да, может и

проверка, насколько ты вообще, ну, чувствительна к этим вопросам. Потому что мне

кажется, что я довольно-таки, чувствительна. И этим могу, иногда, обидеть своих,

например, дру… подруг-лесбиянок. И это мне не нравится. С этим надо работать.

В - Ну, мне кажется это, как раз, наверное, самый интересный вопрос. То есть, как с

одной стороны, как со стороны гетеросексуальных людей, так и со стороны

гомосексуальных происходит такое, немножечко насилие. Что каждый хочет вписать в

свою, как бы, эту группу. То есть с одной стороны, да, и мы иногда бываем

нечувствительными, но и противоположная сторона тоже бывает такой. Эмм. Насколько

это правомерно, что по каким-то кодам тебя причисляют постоянно… Тоже же

происходит немножко насилие. Ну, то есть тебя тоже ставят в неадекватную ситуацию.

О - МДа. Да. Да.

В - И нельзя сказать, что ты провоцируешь людей как-то специально. Ну, просто,

такие, вот, получаются законы, как бы, социальные, что всё равно нужно и той и другой

стороне выстраивать какие-то границы. Ну, потому что, да, вот особенно для, как бы, геев

и лесбиянок важно чувствовать, что вот, они есть, что их там, какое-то большое

количество.

О - Ну, да, я про этот момент сильно никогда… как-то и незнаю, никогда и не думала.

Это хороший поинт.

В - Ну, в частности, мы например один раз очень с этой моей подругой поругались.

80

Даже не то, что поругались, а больше там, она меня, очень ругала. В какой-то мере

пыталась мне объяснить. Но это уже чисто, скорее всего, такая… мои заблуждения, но

они тоже основаны на какой-то реальной… на каком-то реальном опыте. Была такая

ситуация, когда меня кто-то из академии искусств просил, не знаю ли я кого-нибудь, кто

мог бы прорецензировать дипломную работу, там, одной художницы на феминисткую

тематику. Ну, я, там, перебрала в уме всех, там, сказала кого-то. И, тот человек мне

говорит. Не-не, я там, уже с Лаймой говорил, и ещё там с тем говорил, все там заняты, все

уезжают. Может ещё кто-нибудь есть. Ну, я как-то, вообще, без никакой задней мысли

сказала такую вещь, за которую потом, я пересказала своей подруге, она очень… мы с ней

тогда полночи это обсуждали. Вообщем, и я тогда сказала что знаешь, ну, таких людей,

которые искренне интересны, вот, вопросы гендера скажем в искусстве очень мало,

насколько я знаю. Ну, вот, которые могли бы, вот, реально в этой ситуации тебе помочь.

Потому что в основном, те, которые я знаю, это, то есть, женщины, которыем, допустим,

эти вопросы, в принципе не чужды. Ну и мы, как-то, поговорили на эту тему, и я

положила трубку. Потом я эту ситуацию пересказала свой подруге-лесбиянке. И она

страшно на меня взъелась и сказала, что … типа, как я могла вообще такое сказать. Это же

нонсенс. Почему ты, типа… ээммм… значит, ну, в данном случае она эту ситуацию

разложила так, что это, как бы… но я с ней склонна согласится… эээ… то есть… Я,

скажем какой-то профессиональный интерес свела к сексуальному идентитету, то есть,

что, вот. Ну, грубо говоря, там… феминистские проблемы или гендерные проблемы

интересны только лесбиянкам. К ним и обращайтесь. В таком духе. И она на мне начала

доказывать, что, вот, это дискриминация, вообще, ты… она меня обозвала гомофобом. И

что ты, типа, как ты вообще могла такое сказать. Это тоже самое, что если бы я сказала,

что, там, не знаю, Гегеля изучают, там, мужчины, которые развелись со своими жёнами. В

таком духе, и что, ну, типа, нельзя… но она мне, как бы, доказала, что я не права в данной

ситуации. Ну, я потом на эту же тему поговорила с Гусаковской, потому, что меня очень

задело это… то, что меня назвали гомофобом, естественно… и… Гусаковская мне сказала

очень такую умную вещь, о том, что, вот, именно… Это, возвращаясь, тоже, к вопросу о

насилии, что… эээ… Откуда у меня может быть чувствительность по этому вопросу, если

вот именно, не случается таких ситуаций. То есть, теоритически, ты всего этого понять

вряд ли можешь. Тебя, вот, ну, вот, пока нету, вот, какого-то, чисто практического опыта

тебе эти вопросы далеко пофигу. И поэтому, именно вот такие, какие-то, может не совсем,

там, приятные ситуации когда тебя лучшая подруга называет гомофобом заставляет как-

то, ну, на эту тему начать мыслить и… Ну, и вообще какое-то, да, дают такую мотивацию

81

вообще на эту тему думать. Потому, что, ну, можно, незнаю, это изучать в школе чисто

теоритически, но в жизни вообще этого не воплощать. Поэтому, да, я иногда борюсь с

такими вещами. Мне иногда бывает стыдно, но это опять же… мы тогда с ней спорили до

утра. И, потом, с утра, я ей, как-то, сказала, что, типа, ты меня обидела, ты меня назвала

гомофобом. Она мне тоже сказала, что, там я её обидела, потому, что вот такие замечания

сказала… и… И она тогда призналась, говорит, ну на самом деле, это у меня

гиперчувствительность по этой теме, поэтому, я так очень остро реагирую на такие вещи.

Типа, ну и тебе есть чему поучится. Поэтому это да, это палка о двух концах, с одной

стороны как-то вроде ничего плохо не имеешь в виду вот так что-то скажешь, а потом

оказывается, что ты там кого-то задел или кто-то тебя неправильно понял. И да это ну

может быть насильно в том плане что тебя заставляют свои там схемы перемоделировать

там, включить еще какой-то там я не знаю, отдельный фильтр в голове, чтобы не забывать

об этом, допустим.

82

ПРИЛОЖЕНИЕ 4. Фото-проект «Как мальчик»

Визуализируя пол и сексуальность: трансгрессивная...

Documents

Transcript of Визуализируя пол и сексуальность: трансгрессивная...