Сарматы и Восток. 2010 [Sarmatians and the East]

Ê ÑÅÌÈÄÅÑßÒÈËÅÒÈÞ ÀÂÒÎÐÀ

А. С. Скрипкин.Выступление на Международной научной конференции

«Ранние кочевники Южного Приуральяв свете новейших археологических открытий».

г. Оренбург, апрель 2008 года

ÌÈÍÈÑÒÅÐÑÒÂÎ ÎÁÐÀÇÎÂÀÍÈß È ÍÀÓÊÈÐÎÑÑÈÉÑÊÎÉ ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

ÃÎÑÓÄÀÐÑÒÂÅÍÍÎÅ ÎÁÐÀÇÎÂÀÒÅËÜÍÎÅ Ó×ÐÅÆÄÅÍÈÅÂÛÑØÅÃÎ ÏÐÎÔÅÑÑÈÎÍÀËÜÍÎÃÎ ÎÁÐÀÇÎÂÀÍÈß

«ÂÎËÃÎÃÐÀÄÑÊÈÉ ÃÎÑÓÄÀÐÑÒÂÅÍÍÛÉ ÓÍÈÂÅÐÑÈÒÅÒ»

À. Ñ. ÑÊÐÈÏÊÈÍ

ÑÀÐÌÀÒÛ È ÂÎÑÒÎÊ

Èçáðàííûå òðóäû

Âîëãîãðàä 2010

ББК 63.442(2)С45

Составители:Е. А. Коробкова, преподаватель

кафедры археологии и зарубежной историиВолгоградского государственного университета;

А. В. Белицкий, специалист по учебно-методической работеII категории отдела аспирантуры, докторантуры

и повышения квалификацииВолгоградского государственного университета

Издание подготовлено по инициативекафедры археологии и зарубежной истории

Волгоградского государственного университета

Печатается по решению редакционно-издательского советаВолгоградского государственного университета

Скрипкин, А. С.Сарматы и Восток [Текст] : избр. тр. / А. С. Скрипкин ; сост.:

Е. А. Коробкова, А. В. Белицкий ; Гос. образоват. учреждение высш.проф. образования «Волгогр. гос. ун-т», [Каф. археологии и зару-беж. истории] ; [вступ. ст. Е. А. Коробковой, А. В. Белицкого]. – Вол-гоград : Изд-во ВолГУ, 2010. – 370 с., ил. – К 70-летию автора.

ISBN 978-5-9669-0755-6Предлагаемая книга представляет собой избранные статьи профессора

А.С. Скрипкина, опубликованные в различных изданиях и в разное время, посвя-щенные истории и археологии сарматов. В них рассматриваются вопросы проис-хождения и развития сарматских культур, этнополитическая история сарматов.Все статьи объединены общей темой – определения роли восточных компонентовв этнической истории и материальной культуре сарматов.

ББК 63.442(2)

ISBN 978-5-9669-0755-6

С45

© Скрипкин А. С., 2010© Составление. Коробкова Е. А., Белицкий А. В., 2010© Оформление. Издательство

Волгоградского государственногоуниверситета, 2010

– 5 –

ÎÒ ÑÎÑÒÀÂÈÒÅËÅÉ

Сарматская тематика является основной в научном творчествеАнатолия Степановича Скрипкина. Изучать историю и культуру сар-матов он начал еще в студенческие годы. Первой его темой была «По-зднесарматская культура Нижнего Поволжья». Этой проблемой емупредложил заняться В.П. Шилов, в экспедиции которого он начал рабо-тать в 60-е гг. ХХ века. Исследование А.С. Скрипкиным этого направле-ния сарматской археологии завершилось защитой кандидатской диссер-тации уже под руководством К.Ф. Смирнова в Институте археологииАН СССР, где он обучался в аспирантуре с 1970 по 1973 год.

Структура кандидатской диссертации предполагала исследова-ние проблемы происхождения позднесарматской культуры. Работанад материалом позволила автору прийти к выводу о восточных ис-токах формирования позднесарматской культуры Нижнего Поволжья.

В последующее время круг интересов А.С. Скрипкина расши-рялся, включая и другие периоды сарматской истории. Его интересо-вали проблемы происхождения сарматских культур, механизмы кото-рого определяли их становление и развитие. В докторской диссерта-ции им была сформулирована основная закономерность в становле-нии практически всех сарматских культур для Доно-Волго-Уральскогорегиона, суть которой заключалась в том, что каждая из них в началь-ной стадии своего формирования включала два основных компонента:пришлый, связанный с миграцией нового населения, и местный, отно-сящийся к обитавшему здесь ранее населению. Выявление исходныхтерриторий и причин миграций в разные периоды сарматской исто-рии нашло отражение в целой серии работ А.С. Скрипкина.

Разрабатывая вопросы хронологии сарматских памятников, А.С. Скрип-кин выделил в Нижнем Поволжье серию комплексов, датируемых II–I вв.до н. э., в материальной культуре которых присутствовали инновации, нахо-дящие далекие восточные аналогии, вплоть до Китая. Одной из основныхпричин этого явления он считал образование к северу от Китая державыхунну, которая стала проводить агрессивную политику по отношению к сво-им соседям, что привело к уходу ряда кочевых объединений на запад. Этисобытия привели к существенным подвижкам кочевого населения в евра-зийском степном пространстве. Об этих процессах, в частности, по мнению

– 6 –

Îò ñîñòàâèòåëåé

А.С. Скрипкина, свидетельствует появление новой этнической номенклату-ры на территории от Средней Азии до Северного Причерноморья, выразив-шейся в распространении на этом огромном пространстве новых названийкочевнических группировок.

Вслед за письменными источниками, территорию от Волги и Кас-пийского моря к востоку А.С. Скрипкин интерпретирует как Восточ-ную Скифию, откуда происходили периодические переселения в Сар-матию, что и предопределило освоение сарматами степного простран-ства, вплоть до границ с Римской империей по Дунаю.

Становление среднесарматской и позднесарматской культур свя-зано с новыми миграционными импульсами с востока. Если проис-хождение позднесарматской культуры с момента ее выделения отож-дествлялось с аланской проблемой, то А.С. Скрипкин, уточнив хроно-логические рамки среднесарматской культуры, поставил вопрос о связиее с ранними упоминаниями аланов.

В ряде работ А.С. Скрипкиным рассматривалась проблема проис-хождения аланов. Основные положения его концепции сводятся к следую-щему. Истоки аланского этноса уходят своими корнями в среду народов,обитавших в Центральной Азии, по соседству с Китаем и хунну. Определен-ную роль в становлении аланского этноса сыграла Средняя Азия. Появле-ние аланов в Восточной Европе он относит к I в. нашей эры.

В процессе разработки этнической истории сарматов А.С. Скрипкинобратился к теме начала функционирования северного ответвления Вели-кого шелкового пути. Анализ письменных и археологических источниковпозволил ему прийти к выводу, что начало действия этого направленияшелкового пути приходится на время установления гегемонии аланов ввосточноевропейских степях, то есть не ранее I в. нашей эры.

Тема «Сарматы и Восток» красной нитью проходит через многиеработы А.С. Скрипкина. Следует отметить, что увлеченность ею предпо-лагала посещение Анатолием Степановичем Китая, где ему пришлосьпобывать в 1995 г. и преподавать в Шицзячжуанском педагогическом ин-ституте. В Китае он посетил ряд музеев, имел возможность познакомить-ся с археологическими коллекциями. Полученные сведения неоднократ-но использовались А.С. Скрипкиным в научных публикациях.

В предлагаемом издании в хронологической последовательностиподобраны публикации А.С. Скрипкина по предложенной теме, начи-ная от кратких тезисов на различных конференциях до обширных ста-тей. Расположение таким образом статей позволяет проследить разви-тие во времени разработок автора по данной теме. Необходимость

Îò ñîñòàâèòåëåé

такого издания обусловлена тем, что многие сборники статей, материа-лы конференций, в которых были опубликованы работы А.С. Скрипки-на, давно стали библиографической редкостью, однако они, по наше-му мнению, не утратили своей научной значимости. Представленныематериалы приводятся в оригинальном варианте на момент первой пуб-ликации с изменениями корректорского характера и подготовкой спискалитературы согласно современным требованиям.

Е. А. Коробкова, А. В. Белицкий

– 8 –

Ê ÂÎÏÐÎÑÓ Î ÏÐÎÈÑÕÎÆÄÅÍÈÈÏÎÇÄÍÅÑÀÐÌÀÒÑÊÎÉ ÊÓËÜÒÓÐÛ

(Ýòíîêóëüòóðíûå ñâÿçè íàñåëåíèÿ Óðàëà è Ïîâîëæüÿ ñ Ñèáèðüþ,Ñðåäíåé Àçèåé è Êàçàõñòàíîì â ýïîõó æåëåçà : ïðåïðèíòû äîêë.è ñîîáù. – Óôà, 1976. – Ñ. 28–30.)

Начиная с 20-х гг. в археологической литературе утвердилосьмнение об автохтонном происхождении позднесарматской культу-ры. Его автор – П.Д. Рау носителями позднесарматской культурысчитал аланов. В последующее время эта точка зрения развива-лась другими исследователями. К.Ф. Смирнов полагал, что аланыкак самостоятельная политическая сила вызревают внутри сар-матской конфедерации племен, возглавляемой аорсами.

За последние два десятилетия в результате широких раскопокзначительно увеличился археологический материал не только из рай-онов обитания сарматов, но и сопредельных территорий, которыйпозволяет на более прочной основе подойти к решению проблемы.

Вопрос происхождения позднесарматской культуры тесносвязан с разработкой более дробной ее периодизации. В свое вре-мя, на основе анализа вещевого материала и погребального обря-да, автором доклада было выделено три этапа в развитии поздне-сарматской культуры Нижнего Поволжья: первый этап – рубежI–II вв. – 3-я четверть II в.; второй – 3-я четверть II – серединаIII в.; третий – середина III – конец IV века.

Все исследователи, занимавшиеся вопросами сарматской ар-хеологии, отмечали значительные изменения в погребальном об-ряде и материальной культуре у поздних сарматов, по сравнению спредшествующими периодами сарматской культуры. Погребенияпозднесарматской культуры в первую очередь отличают: северная

© Скрипкин А. С., 1976© Скрипкин А. С., 2010, с изменениями

– 9 –

Càðìàòû è Âîñòîê

ориентировка костяков; широкое распространение узких могильныхям, в большинстве случаев с подбоями; высокий процент искусст-венной деформации черепов; характерный набор вещевого мате-риала. Отдельные категории вещей, которые станут ведущими дляпозднесарматской культуры Нижнего Поволжья, начинают распро-страняться с рубежа I–II веков. На это же время здесь падает иинтенсивное распространение северной ориентировки и обычая де-формации черепов.

В археологической и антропологической литературе суще-ствует мнение, что обычай деформации черепов в Нижнем По-волжье появляется уже на предшествующем – среднесарматс-ком этапе (Б.Н. Граков, В.В. Гинзбург, Б.В. Фирштейн). Однакони одно из 10 погребений, приводимых В.В. Гинзбургом и Б.В. Фир-штейн как среднесарматские, не может, бесспорно, считаться та-ковым. Это, в основном, погребения, относящиеся к различнымэтапам позднесарматской культуры. Обычай деформации чере-пов в позднесарматское время не является в Нижнем Поволжьеместным, истоки его находятся в другом месте. Наиболее перс-пективными в этом плане являются районы Средней Азии, гдеэтот обычай появляется с середины I тыс. до нашей эры. Б.В. Фир-штейн, исследовавшая черепа сарматов Заволжья, отмечала уве-личение монголоидной примеси на позднем этапе, причем наи-больший процент монголоидной примеси дают деформированныечерепа. Это позволяет утверждать, что увеличение монголоид-ной примеси здесь происходило одновременно с распространени-ем обычая деформации черепов. Эти новые явления для Нижне-го Поволжья могут быть связаны только с миграцией в конце I –начале II в. населения с территории Средней Азии.

В Средней Азии с последних веков до нашей эры широкораспространяются подкурганные подбойно-катакомбные погре-бения и погребения в прямоугольно-удлиненных ямах. Указанныеподкурганные погребения, например Кую-Мазарского и Лявандак-ского могильников (О.В. Обельченко), курганов Ташкентскогооазиса и Ферганы (Б.А. Литвинский), курганных могильников Тад-жикистана (А.М. Мандельштам), обнаруживают удивительноесходство и в обряде погребения, и в предметах материальной куль-

À. Ñ. Ñêðèïêèí

туры с сарматским миром Поволжья и Южного Приуралья. Этотребует постановки вопроса о роли сарматского элемента в этомрайоне. Представляется, что сарматы сыграли, видимо, не пос-леднюю роль в событиях второй половины II в. до н. э., связанныхс падением Греко-Бактрийского царства.

Интересно отметить, что именно с этого времени происходитрезкое сокращение сарматских погребений в Южном Приуралье.Вряд ли это было связано с их продвижением на запад. Видимо,культурные центры Средней Азии являлись для сарматов Приура-лья и, возможно, Заволжья тем же, чем и античные города Север-ного Причерноморья для сарматов Подонья и Украины.

В среднеазиатских подкурганных погребениях распространяет-ся северная ориентировка погребения, обычай деформации черепов,отмечается наличие монголоидной примеси (Тулхарский, Бабашовс-кий и другие могильники) – черт, которые станут определяющими дляпозднесарматской культуры. Все это позволяет, правда в весьма осто-рожной форме, прийти к выводу об обратном передвижении какой-точасти кочевого населения из Средней Азии в Южное Приуралье и осо-бенно в Нижнее Поволжье в конце I – начале II века. Возможно, этопередвижение было вызвано изменением политической обстановки вэтом районе в связи с образованием и укреплением Кушанского госу-дарства. Антропологические изыскания также подтверждают возмож-ность такого передвижения (Б.В. Фирштейн).

Проникновение, первоначально в Заволжье, нового населения,носителей новых культурных традиций, привело к переселению частиместных сарматских племен в междуречье Волги и Дона и обособле-нию этих районов на протяжении большей половины II века. Наиболееинтенсивно новые черты на первом этапе позднесарматской культурыраспространяются в Заволжье. В междуречье Волги и Дона в погре-бальном обряде преобладают старые традиции.

Однако происхождение позднесарматской культуры нельзя сво-дить только к передвижению части населения из районов СреднейАзии. Позднесарматская культура – более сложное явление. Онаформируется на базе пришлого – ираноязычного и местного – сар-матского населения, первоначально в Заволжье, а начиная с третьейчетверти II в. она охватывает все Нижнее Поволжье.

– 11 –

ÀÇÈÀÒÑÊÀß ÑÀÐÌÀÒÈß ÂÎ II–IV ÂÅÊÀÕ(Íåêîòîðûå ïðîáëåìû èññëåäîâàíèÿ)

(ÑÀ. – 1982. – ¹ 2. – Ñ. 43–56.)

Неравномерное развитие исторического процесса привело ктому, что в отдельных районах Азии, Африки и Европы сложилисьпервые классовые общества, которые на протяжении длительноговремени взаимодействовали с окружавшими их народами, жившимиеще родоплеменным строем. На северо-востоке рабовладельчес-кий мир в последние века до нашей эры и первые века нашей эрысоседствовал с многочисленными сарматскими племенами. В пер-вые века нашей эры сарматы расселились на огромной территории –от Средней Азии до Дуная, тогда же в античной географической иисторической литературе появляется деление всей этой теории наЕвропейскую и Азиатскую Сарматии, граница между которыми про-ходила по Меотиде и Танаису (Ptolem. Geogr. III, 5; V, 8).

Несмотря на то что Азиатская Сарматия являлась варварс-кой периферией, племена, населявшие ее, оказывали большое вли-яние на ход событий в различных концах Древнего мира. Без уче-та особенностей развития этого района нельзя достаточно полноосветить многие важные проблемы истории среднеазиатских ра-бовладельческих государств, античных городов Северного При-черноморья в период римского господства. Важность разработкивопросов истории Азиатской Сарматии заключается также и вправильном понимании весьма сложных исторических процессов,протекавших на территории Юго-Восточной Европы в первые веканашей эры, связанных с началом эпохи Великого переселения на-родов, ускорившей гибель Римской империи, являвшейся олицет-ворением старого рабовладельческого строя.


– 12 –


Во II–IV вв. в пределах Азиатской Сарматии сложилась иразвивалась позднесарматская археологическая культура, кото-рая наиболее слабо изучена, по сравнению с другими периодамисарматской культуры. Впервые позднесарматские памятники квостоку от Дона были открыты А.А. Спицыным в 1895 г. во вре-мя раскопок курганов по рекам Иловле и Аркадак в Саратовскойгубернии. Несмотря на незначительный материал, А.А. Спицынвыделяет находки сарматского времени, среди которых отдель-ные погребения с северной ориентировкой костяков и искусствен-ной деформацией черепов, с глиняными мисками, маленькимибронзовыми зеркалами и фибулами он датировал II–III вв. (ОАК,1897. С. 30–33; Спицын, 1896. С. 141–154).

Однако только в годы Советской власти организация плано-мерных раскопок позволила накопить достаточный материал иприступить к его обобщению. В 1927 г. П. Рау, сопоставив весьимеющийся в его распоряжении материал, пришел к выводу, чтов рамках римского времени сарматские погребения южноволжс-кой области имеют две отличающиеся друг от друга культурныестадии. Эти стадии он назвал раннеримской (Stufe А – I – II вв.) ипозднеримской (Stufe В – III – IV вв.). К стадии В П. Рау былиотнесены погребения в узких ямах с подбоями и без них, с север-ной ориентировкой погребенных и искусственно деформирован-ными черепами (Rau, 1927. S. 65). В обеих стадиях он находитряд общих черт, что позволило ему сделать вывод о преемствен-ности между ними. Отмечая некоторую стандартизацию обрядапогребения и вещественного материала, происходящую во времястадии В, по сравнению со стадией А, П. Рау делает вывод о том,что культурная стадия В является результатом слияния и преоб-разования мелких разновидностей стадии А в Нижнем Поволжье.Стадия В знаменует собой одновременно замену древних скифо-сарматских традиций новыми формами бытового уклада, возник-шими прежде всего под влиянием культуры греко-римских коло-ний Причерноморья, и объединение обособленных мелких пле-мен в одну этнически однородную группу. Носителей культурнойстадии В П. Рау считал аланами. Под этим этнонимом он пони-мал остатки скифо-сарматских племен, которые в римское время

– 13 –


теряют часть своей этнической окраски и больше воспринима-ются как наименование географическое, хронологическое или по-литическое и которые сливаются в III–IV вв. в одну народность(Rau, 1927. S. 79, 111, 112).

Дальнейшая разработка проблем позднесарматской культу-ры нашла свое отражение в трудах Б.Н. Гракова и К.Ф. Смирно-ва. Обобщив весь материал довоенных раскопок, К.Ф. Смирновсчел возможным уточнить хронологию двух последних этапов сар-матской культуры. Указав на предвзятое мнение П. Рау о запаз-дывании в культурном развитии ранних кочевников Поволжья, посравнению с варварским миром западных областей Европы, он,сопоставив археологический материал поволжско-уральских сте-пей с материалами из погребений Кубани, пришел к выводу, чтопогребения Кубани конца II в. до н. э. – I в. н. э. дают все главныетипы вещей Stufe А – по П. Рау. Начало позднесарматской ста-дии, или Stufe В, он отнес ко II в. н. э., так как руководящие типывещей этой стадии имеются уже в кубанских погребениях II в.нашей эры. Концом позднесарматской культуры К.Ф. Смирновсчитал IV в., когда появляются новые элементы в погребальномобряде (бескурганные погребения, курганы с кострищами) и ма-териальной культуре (Смирнов, 1947. С. 75, 76). К.Ф. Смирновымбыли выделены все основные типы погребальных сооруженийпоздних сарматов, дана характеристика их материальной культу-ры. Носителями позднесарматской стадии он считал аланов, каки П. Рау, понимая под ними одну народность, образовавшуюся отслияния в одно этническое целое различных сарматских племенпредшествующей стадии (Смирнов, 1947. С. 82).

В работе Б.Н. Гракова «Пережитки матриархата у сарматов»доказывалась преемственность в развитии сарматской культурына протяжении тысячелетнего ее существования (Граков, 1947).После появления в свет этой работы в археологическую литерату-ру прочно вошла четырехчленная периодизация савромато-сармат-ской культуры. Последняя ступень сарматской культуры была на-звана Б.Н. Граковым шиповской, по с. Шипово, у которого былиоткрыты богатые погребения – наиболее яркие памятники этойступени, по мнению Б.Н. Гракова. Б.Н. Граков полагал, что эта куль-

– 14 –


тура с основными ее атрибутами: узкими ямами, с подбоями и безподбоев, деформированными черепами и северной ориентировкойпогребенных с характерным набором вещей – принадлежала ран-ним аланам. Каких-либо доказательств в поддержку этой точкизрения он не приводил, так как считал аргументы П. Рау вполнедостаточными и неопровержимыми. Хронологические рамки ши-повской, или аланской, культуры Б.Н. Граков определяет уже в ис-правленном К.Ф. Смирновым варианте – II–IV веками.

Указанные работы Б.Н. Гракова и К.Ф. Смирнова, вплоть донастоящего времени, остаются последними в исторической лите-ратуре, в которых специально рассматривались проблемы поздне-сарматской культуры.

Основная часть работ, вышедших в последующее время, но-сит характер публикаций в связи с раскопками того или иного памят-ника. Другие же работы частью являются характеристикой одной изсторон культуры, основанной на разработке определенной категориинаходок, или поволжско-уральский материал привлекается в них всвязи с решением проблем истории близлежащих районов.

В настоящее время состояние источниковедческой базы по-зволяет в более полном объеме рассмотреть вопросы хронологиипозднесарматской культуры, ее происхождение и генетическую при-надлежность. Создавшимся благоприятным условиям мы обязанышироким археологическим раскопкам, развернувшимся в 50–70-х гг.на Дону, Волге и Южном Приуралье благодаря усилиям, в первуюочередь, И.В. Синицына, К.Ф. Смирнова, В.П. Шилова, а также мо-лодого поколения археологов, активно включившихся в последниегоды в исследовательскую работу в этом регионе.

Кроме того, имеется благоприятная возможность использо-вать новые материалы раскопок из других территорий: СеверногоКавказа, Средней Азии, Украины, которые имеют немаловажноезначение для освещения различных сторон истории племен Ази-атской Сарматии II–IV веков.

Основой изучения любого конкретно-исторического периодаявляется разработка его хронологии. Началом позднесарматскойкультуры принято считать II век. Никто, кроме К.Ф. Смирнова,не пытался специально уточнить эту дату. Он считал, что все ха-

– 15 –


рактерные археологические признаки этой культуры появляютсяна предшествующем этапе, но как явления случайные. Резкий пе-релом происходит лишь во II в. н. э., который и кладет началопозднесарматской культуре, к середине его устанавливаются всехарактерные особенности ее погребального обряда и материаль-ной культуры, распространяющиеся на всю область северокас-пийских сарматов (Смирнов, 1950. С. 111).

Наиболее яркими отличительными признаками позднесар-матской культуры являются широкое распространение север-ной ориентировки погребенных и обычай искусственной дефор-мации головы, по которым, в первую очередь, и можно устано-вить начальную дату формирования культуры. Северная ори-ентировка погребенных была известна у сарматов и в предше-ствующее время, но как явление исключительное, которое мож-но рассматривать как отклонение от нормы, известное в по-гребальных памятниках большинства культур. Значительноеувеличение северной ориентировки у сарматов Поволжья иПриуралья приходится на начало II в. н. э., возможно, рубеж I–II вв., так как погребения, уверенно датируемые I в. н. э., даютв основном южный сектор ориентировок, преобладавших здесьи ранее на протяжении более четырех веков. На это же времяприходится и распространение обычая искусственной дефор-мации черепов. Анализ имеющегося в настоящее время мате-риала дает основание утверждать, что распространения север-ной ориентировки и искусственной деформации черепов – яв-ления одновременные (Скрипкин, 1976. С. 29).

Появление отдельных категорий вещей, которые станут оп-ределяющими для позднесарматской культуры, также падает наэто время. Еще Б.Н. Граков, давший общее описание основныхчерт позднесарматской культуры, перечислил следующие наибо-лее характерные для нее вещи: зеркала-подвески, фибулы, риту-альные четырехгранные сосудики, мечи и кинжалы без металли-ческого перекрестия и навершия, появление сложного лука с кос-тяными накладками (Граков, 1947. С. 105, 106).

Зеркала с боковым ушком и орнаментом на обратной стороне ссамого начала II в. становятся ведущим типом в сарматских погре-

– 16 –


бениях (Хазанов, 1963. С. 67; Абрамова, 1971. С. 121–132). Наиболееранние типы фибул, например в Поволжье, появляются во II–I вв. дон. э., но только с начала II в. н. э., с распространением сильно профи-лированных фибул, а затем и лучковых одночленных фибул позднихвариантов, они станут специфической чертой материальной культу-ры поздних сарматов (Скрипкин, 1977. С. 100–120).

Мечи и кинжалы без металлического перекрестия и навер-шия (преимущественно II типа, по А.М. Хазанову) у сарматовнаходят широкое применение с начала II в. (Хазанов, 1971. С. 20).С этого времени они становятся ведущим типом этой категориивооружения. Только появляются они, на мой взгляд, не в результа-те автохтонного эволюционного процесса предшествующих мес-тных форм, а уже в сформировавшемся виде в основном из райо-нов Прикубанья и Боспора, возможно, на базе более ранних длин-ных сарматских мечей. Не исключено влияние на этот процесс икельтского оружия (Раев, 1979б. С. 262). Только так можно объяс-нить довольно быструю смену более ранних мечей и кинжалов скольцевидным навершием и прямым перекрестием мечами и кин-жалами вышеуказанных типов. Эта точка зрения подтверждает-ся еще и тем, что в начале позднесарматской культуры мечи икинжалы без металлического перекрестия и навершия являлисьединственным типом в междуречье Волги и Дона к югу от Вол-гограда на территории, через которую они распространялись вПоволжье, в то время как в Заволжье еще продолжает существо-вать старый тип меча (Хазанов, 1971. С. 12).

К рубежу I–II вв. в Нижнем Поволжье зафиксировано по-явление нового лука с концевыми и срединными костяными на-кладками так называемого гуннского типа. Наиболее ранняя на-ходка его происходит из Сусловского кургана 51; со II в. н. э.число этих находок увеличивается. В пределах Поволжья в по-зднесарматских погребениях основная их масса найдена в За-волжье (Хазанов, 1971. С. 118).

Таким образом, и анализ некоторых ведущих категорий ма-териальной культуры указывает на то, что позднесарматская куль-тура начинает складываться в самом начале II в. или, в крайнемслучае, на рубеже I–II веков. Конечной датой позднесарматской

– 17 –


культуры принято считать события второй половины IV в., свя-занные с вторжением гуннов в Северное Причерноморье, и раз-гром ими аланов, после чего в Поволжье и Южном Приуральераспространяются памятники, позволяющие говорить о значитель-ных этнических изменениях в этом районе (Засецкая, 1978).

Позднесарматская культура в Поволжье – Приуралье разви-валась без малого три века. Исследование вещественного матери-ала и погребального обряда позволили мне в свое время наметитьтри этапа в развитии позднесарматской культуры в рамках общейее даты: 1-й этап – начало II в. (или рубеж I–II вв.) – третья чет-верть II в.; 2-й этап – третья четверть II – середина III в.; 3-й этап –середина III – IV в. (Скрипкин, 1973. С. 8–12). Эта периодизация,как мне кажется, достаточно хорошо вписывается в общеистори-ческий фон Юго-Восточной Европы того времени.

Одним из важных вопросов является проблема происхожде-ния позднесарматской культуры. Решение этой проблемы перспек-тивнее начать с выявления источников обычая искусственной де-формации черепов у сарматов в это время. Этому вопросу былоуделено достаточно много внимания в археологической и антропо-логической литературе. Так, еще в своей работе 1940 г. Е.В. Жировсвязывал появление деформированных черепов в Нижнем Повол-жье с продвижением гуннов с востока (Жиров, 1940). Позже неко-торое время преобладала точка зрения о местном происхожденииэтого обычая (Смирнов, 1947. С. 78). Начиная с 50-х гг. наиболееопределенно указывается Средняя Азия как район, откуда прони-кает обычай деформации черепов к сарматам Поволжья и При-уралья (Смирнов, 1950. С. 113; Трофимова, 1968. С. 492).

В последнее время В.В. Гинзбургом, Т.А. Трофимовой, Б.В. Фир-штейн, Т.П. Кияткиной были изучены серии черепов как из НижнегоПоволжья, так и Средней Азии. Эти исследования позволили сде-лать определенный вывод: обычай деформации черепов, сходный снижневолжским, был известен в Средней Азии с серединыI тысячелетия до нашей эры в среде местного населения (Трофимо-ва, 1968. С. 179–189; Гинзбург, Трофимова, 1972. С. 141).

Исследовавшая черепа сарматов Саратовского ЗаволжьяБ.В. Фирштейн отмечала на позднем этапе увеличение монголо-

– 18 –


идной примеси, причем наибольший процент монголоидности далиискусственно деформированные черепа. Я не разделяю мнения опоявлении обычая деформации черепов у сарматов Заволжья насреднесарматском этапе (Скрипкин, 1976. С. 29). Анализ всегоматериала из междуречья Волги и Дона, а также Заволжья, гдесосредоточена основная масса позднесарматских погребений,показывает, что обычай деформации черепов здесь распростра-няется с начала позднесарматской культуры. Это позволяет гово-рить об увеличении монголоидной примеси среди сарматскогонаселения одновременно с появлением обычая искусственнойдеформации черепов. Б.В. Фирштейн не без основания полагала,что монголоидная примесь и деформированные черепа в Завол-жье связаны с миграцией в первые века нашей эры населения сВостока – из районов Ферганы, Туркмении и Центрального Ка-захстана (Тот, Фирштейн, 1970. С. 146, 147).

Если обратиться к указанным районам, то на территориибольшинства из них в последние века до нашей эры и в первыевека нашей эры широко были распространены так называемыеподбойно-катакомбные погребения, которые во многом обнару-живают сходство с погребальными памятниками сарматскогомира. Этому типу среднеазиатских памятников посвящена обшир-ная литература. В изучении их еще много нерешенных вопросов,но сейчас можно уверенно считать, что в этническом и культур-ном отношении эти памятники не представляют абсолютного един-ства. На основании исследования краниологических серий из под-бойно-катакомбных погребений антропологи выделяют целый рядразличных групп: туз-гырскую, киргизскую, южнотуркменскую,западноферганскую и южнотаджикскую (Трофимова, 1974. С. 177).Археологи также выделяют отдельные районы, отличающиесядеталями обряда погребения и материальной культуры (Заднеп-ровский, 1968. С. 65–67).

Наибольшую близость с позднесарматскими памятника-ми Северного Прикаспия обнаруживают подбойно-катакомб-ные погребения Нижней и Верхней Амударьи, Бухары и Ферга-ны. Здесь в некоторых могильниках уже во II в. до н. э. начи-нает распространяться северная ориентировка погребенных

– 19 –


(Тулхарский и Бабашовский могильники) и обычай деформа-ции черепов, прослеживается примесь монголоидности. Дляряда могильников характерно распространение преимуществен-но подбойных ям, причем по конструкции тождественных по-зднесарматским, сходны также позы погребенных (положениекостей рук – на тазовых костях, перекрещивание ног, «поза всад-ника» и др.). Общим является наличие под курганом, как пра-вило, одного погребения. В более раннее время у сарматовПоволжья и Приуралья были широко распространены впуск-ные погребения. Сходство можно проследить и в других дета-лях погребального обряда: наличие костей барана и железныхножичков, кучки золы или угольков на дне могильных ям, на-ходки в погребениях одной или нескольких стрел, положенныхвзамен колчана, битая посуда в насыпях курганов.

Можно привести много примеров сходства материальнойкультуры памятников разбираемых районов: общие типы украше-ний, оружия, бытовых вещей. Особо следует отметить распрост-ранение в Средней Азии кубических курильниц, имеющих отно-шение к культовой обрядности и этнически устойчивых (Смир-нов, 1973. С. 174, 175). В позднесарматских погребениях этот типкурильниц является ведущим.

В Нижнем Поволжье обнаружены две могильные ямы за-падноферганского типа, с небольшим круглым входом и располо-женной под ним камерой (Маловицкая, 1965; Синицын, 1966. С. 180,181). Сооружения эти настолько специфичны, что трудно предпо-ложить их независимое происхождение.

Такое сходство в погребальном обряде и материальной куль-туре между двумя районами, с учетом параллелей в антропологи-ческом материале, позволяет говорить о переселении из СреднейАзии в Нижнее Поволжье какой-то части кочевого населения, длякоторого был характерен подбойно-катакомбный обряд погребе-ния. В этом плане интересны верхние даты некоторых могильни-ков Северной Бактрии: Тулхарского – I в. н. э. и Бабашовского –II в. н. э. (Мандельштам, 1966. С. 137–162; Мандельштам, 1976.С. 125–130). Даты их совпадают с временем усиления Кушанско-го царства. Возможно, с этими событиями связано и переселение

– 20 –


в более северные районы кочевого среднеазиатского населения,достигшего Южного Приуралья и Нижнего Поволжья.

Для того чтобы иметь более полное представление о том, чтоэто было за население, небезынтересно рассмотреть вопрос о проис-хождении подбойно-катакомбных погребений Средней Азии. Оконча-тельное решение его, видимо, еще впереди, но уже сейчас очевидно,что без выяснения роли сарматов здесь не обойтись. Многие иссле-дователи древностей Средней Азии не раз отмечали сарматоидныечерты, нашедшие широкое распространение в различных ее районах,начиная со второй половины II в. до нашей эры. Их связывают обычнос появлением подбойно-катакомбных погребений под курганами. По-зволю себе привести высказывания из недавно опубликованных работнекоторых авторитетных исследователей. Б.А. Литвинский, говоря омогильниках Северо-Западной Ферганы, отмечает, что «карабулакс-ко-ворухская подбойно-катакомбная культура и аштская культура ку-румов демонстрируют многие черты близости средне- и позднесар-матской культуре. Конкретное рассмотрение всех категорий матери-альной культуры карабулакско-ворухского погребального обряда, яв-лений идеологической сферы показывают, что сарматская культура икультура жителей ферганских предгорий была исторически связана помногим направлениям» (Литвинский, 1976. С. 55).

А.М. Мандельштам в отношении исследованных им могильни-ков кочевников Северной Бактрии пишет то же самое: «Здесь преж-де всего привлекают к себе внимание… довольно близкие паралле-ли в культуре сарматских племен западной части степного пояса.Это многочисленность подбоев, ям с заплечиками, длинные мечи,кинжалы с прямым перекрестием и серповидным или волютообраз-ным навершием, некоторые типы пряжек и т. д. Они выступают осо-бенно ярко при немногочисленности предметов несомненно восточ-ного типа, неизвестных на западе» (Мандельштам, 1978. С. 140, 141).

Оба автора не считают возможным наличие отмеченного имисарматского облика культуры подбойно-катакомбных погребенийсвязывать с продвижением в Среднюю Азию сарматов. В вышед-шей несколько ранее сводке подбойно-катакомбных погребений За-падной Ферганы Б.А. Литвинский старался найти местные корни ихпроисхождения. Однако ни его обращения к более ранним памятни-

– 21 –


кам Средней Азии, ни рассуждения по поводу изменения религиоз-ных верований недостаточно убедительны. Почти во всех случаях,анализируя обряд подбойно-катакомбных погребений, он находитболее ранние примеры на исконной сарматской территории, обнару-живая «удивительный параллелизм с сарматским миром» (Литвинс-кий, 1972. С. 69). Правомочно спросить: почему не наблюдалось та-кого параллелизма до распространения в Средней Азии подбойно-катакомбных погребений, тем более что, по заключению, сделанно-му здесь же Б.А. Литвинским, процесс этот шел спонтанно? Правда,весьма осторожно он допускает возможность просачивания сарма-тов (Литвинский, 1972. С. 69), переселения в Фергану во II–I вв. дон. э. каких-то групп приаральского населения сарматоидной культу-ры (Литвинский, 1976. С. 55). Но здесь же делает вывод в основномтолько об опосредствованном влиянии сарматов.

Погребения Северной Бактрии, материалы которых дают близ-кие и яркие параллели в культуре сарматов, А.М. Мандельштам счи-тает принадлежащими юечжам (Мандельштам, 1978. С. 133–141). Онтакже полагает, что нет никаких оснований отождествлять кочевни-ков Северной Бактрии с сарматами и предполагать их передвижение сдалекого северо-запада (как будто провинция Ганьсу, откуда пришлиюечжи, находится ближе!). Размышления же А.М. Мандельштамаоб условных восточных сарматах только затрудняет решение пробле-мы. Его заявление в данном случае о правомочности археологичес-ких источников проконтролировать и правильно понять краткие и не-полные сообщения источников письменных остается декларативным(Мандельштам, 1978. С. 133).

Я далек от мысли всюду, где обнаружены подбойно-катакомб-ные погребения, видеть сарматов. Но в отдельных случаях сход-ство настолько велико, что мы вправе отождествлять их с сармата-ми. К числу таких памятников, например, относятся Лявандакский иКую-Мазарский курганные могильники, исследованные О.В. Обель-ченко. Совпадение в деталях обряда погребения, а также предметовматериальной культуры 1 указанных памятников с сарматскими по-

1 Различие в керамике не является показательным, так как кочевники ис-пользуют посуду, производящуюся местным оседло-земледельческим населе-нием. Это характерно и для сарматов Поволжья и Подонья.

– 22 –


зволяет мне присоединиться к мнению О.В. Обельченко, что насе-ление, оставившее эти могильники, скифо-сарматского происхож-дения и занимало, до продвижения в Среднюю Азию, обширныерайоны Приуралья, степного Казахстана и Нижнего Поволжья(Обельченко, 1954).

Не исключают вторжения в Среднюю Азию сарматов, вместес другими племенами, разгромившими Греко-Бактрию в серединеII в. до н. э., и сарматологи (Смирнов, 1964. С. 289; Мошкова, 1973.С. 107). Б.Я. Ставиский в последней своей книге, уделив много вни-мания проблеме падения Греко-Бактрийского государства, приходитк интересному выводу о синхронности активизации кочевников в Се-верном Причерноморье, Северном Кавказе и Средней Азии и счита-ет, «что в широких передвижениях кочевников в Северном Причер-номорье и на Северном Кавказе участвовали те же племена (иличасть их), что и в нашествии на парфянский Иран и Греко-Бактрийс-кое царство» (Ставиский, 1977. С. 108, 109).

Продвижение сарматов на запад и юго-запад: на территориюКубани, Северного Кавказа, античных государств Северного При-черноморья – положило начало процессу, получившему названиесарматизации, существенной чертой которого было привнесениеновых для этих районов элементов сарматской культуры (Шелов,1978. С. 83). Эти события достаточно хорошо засвидетельствова-ны письменными и археологическими источниками. И в другихместах, где достаточно хорошо проявляются черты сарматскойкультуры, это было связано с продвижением самих сарматов вплотьдо Дуная – на западе и до Прикамья – на севере. Видимо, ту жекартину мы имеем и в отношении Средней Азии. Возможно, этааналогия и не совсем полная, но она позволяет наметить некоторыезакономерности этого процесса и поставить вопрос о сарматизацииСредней Азии со второй половины II в. до нашей эры.

Период III–II вв. до н. э. – время формирования мощных сар-матских племенных союзов, известных по письменным источни-кам. Они осуществляли свою экспансию в Северном Причерномо-рье, но, вероятно, это направление не являлось единственным ихустремлением. Средняя Азия, бывшая с древних времен одним изцентров высокоразвитых культур, издавна привлекала внимание

– 23 –


савромато-сарматов (Смирнов, 1964. С. 277–285). Известна, на-пример, роль даев и парнов, связываемых с южноуральскими сав-ромато-сарматами (Смирнов, 1977. С. 136), в образовании Парфян-ского государства. Да не так уж и далек сарматский Северо-Запад,так как, видимо, кочевья сарматов достигали Аральского моря.Название древних сарматов до сегодняшнего дня сохраняется всреднеазиатской топонимике (Ономастика…, 1978. С. 9). Страбон,перечисляя ряд иранских племен, «которые отняли у греков Бакт-риану», называет асиев (Strab. XI, 8, 2). «…Этот этноним, – отме-чает Э.А. Грантовский, – достаточно рано засвидетельствован сре-ди сарматов, а также достаточно надежно определяется в некото-рых личных именах из Северного Причерноморья, причем в офор-млении, явно указывающем на сармато-осетинскую диалектнуюсреду» (Грантовский, 1975. С. 79). Л.А. Ельницкий, характеризуясообщения Плиния о переходе Танаиса (Дона) целым рядом сар-матских племен, усматривает кажущуюся сходность их наимено-ваний с теми племенами, которые, по Страбону, напали на Греко-Бактрию. Это, по его мнению, обусловливается путаницей в опре-делении Танаиса (Дона) и Яксарта (Сырдарьи), характерной дляантичной литературы начиная с времени Александра Македонско-го (Ельницкий, 1961. С. 190). Однако не исключено, что это можнообъяснить и сходством этнической номенклатуры этих районов, темболее что Плиний четко различал Танаис и Яксарт (Plin. NH. VI, 49).

Интересна еще одна деталь: значительное сокращение вЮжном Приуралье и Западном Казахстане со среднесарматско-го времени числа погребений (Смирнов, 1971. С. 73). Вряд ли этоможно объяснить только уходом сарматов на запад. Какая-точасть их во II в. до н. э. направилась на юго-восток и вместе сдругими племенами, видимо пришедшими с востока, приняла уча-стие в среднеазиатских событиях второй половины II в. до н. э.,что и нашло отражение в материальной культуре курганов с под-бойно-катакомбными погребениями.

Другой важной и в то же время сложной проблемой являетсяопределение этнической принадлежности позднесарматской культу-ры. Выше уже говорилось о существовании точки зрения аланскойее принадлежности. Разработкой ее много занимался К.Ф. Смирнов.

– 24 –


В его работах, вышедших в 50-е гг., происхождение аланов тесносвязывалось с аорсами (Смирнов, 1950. С. 108; 1954. С. 204). Онсчитал, что аланы как самостоятельная политическая сила вызре-вают внутри сарматской конфедерации племен, возглавляемой аор-сами, которые занимали огромное степное пространство от Приура-лья до предгорий Северного Кавказа. Это, как полагал К.Ф. Смир-нов, подтверждают и письменные источники, свидетельствующие отом, что в I в. н. э. появившиеся известия об аланах застают их натех же местах, где раньше жили аорсы. Формирование позднесар-матской культуры рассматривалось им как сложение единого этни-ческого массива аланских и аорсских племен, нашедшего свое вы-ражение в этнониме Птолемея «аланорсы». Однако главенствующаяроль в этом новом объединении теперь принадлежит аланам. Этаточка зрения, однако, не является единственной. Так, Л.Г. Нечаевавысказала мнение, что подбойные погребения, составляющие боль-шинство в позднесарматской культуре Нижнего Поволжья, принад-лежат гуннам (Нечаева, 1961. С. 157). Существует и еще одно мне-ние, которое как бы стоит между двумя предыдущими. Оно выска-зано Т. Сулимирским, утверждавшим, что к востоку от Дона жиливосточные аланы, в отличие от аланов, известных в Северном При-черноморье, которые находились под большим влиянием гуннов иприняли многие их обычаи (Sulimirski, 1970. Р. 142–144).

Рассмотрим точку зрения об аланской принадлежности по-зднесарматской культуры: насколько она соответствует имеющим-ся в нашем распоряжении источникам. В общих чертах, появле-ние аланов и превращение их в ведущую политическую силу вПредкавказье, Приазовье и Северном Причерноморье прослежи-ваются по письменным источникам греко-римских авторов. Этисвидетельства античных писателей уже не раз подвергались тща-тельному анализу различных исследователей (Смирнов, 1950.С. 109; Виноградов, 1963. С. 160–165; Кузнецов, 1962. С. 123–125;Гаглойти, 1966). Некоторые из них считают, что наиболее раннимявляется сообщение Лукана (39–65 гг.), который упоминает ала-нов в событиях 60-х гг. I в. до н. э., связанных с походом римскогополководца Помпея против понтийского царя Митридата (Смир-нов, 1950. С. 109; Гаглойти, 1966. С. 81). Однако такое мнение

– 25 –


спорно. Так, в речи императора Юлиана, обращенной к войску,которую приводит Аммиан Марцеллин, упоминается Помпей, раз-бивший «массагетов, которых мы теперь называем аланами»(Amm. Marc. XXIII, 5, 16). Здесь прямо не говорится о победеПомпея над аланами. В данном случае под массагетами можнопонимать любые ираноязычные кочевые племена, которые потоммогли войти в аланский племенной союз. Лукан же отразил, види-мо, реалии своего времени. В других источниках, освещающихэти события (Плутарх, Аппиан, Дион Кассий), аланы также неупоминаются. Нельзя согласиться и с мнением тех исследовате-лей, которые считают бесспорным участие аланов в войне Ибе-рии и Парфии в 35 г. н. э. (Гаглойти, 1966. С. 71). В письменныхисточниках, описывающих эту войну (Тацит, Иосиф Флавий), нетупоминания об аланах. Выводы о походе аланов в это время вЗакавказье умозрительны и отражают больше желание самих ав-торов видеть в этих событиях аланов.

Наиболее обоснованным является, на мой взгляд, мнение техисследователей, которые считают, что аланы появляются в Пред-кавказье и Приазовье после так называемой сирако-аорсской войны49 г. н. э. (Виноградов, 1963. С. 71). Эта война началась из-за попыт-ки Митридата VIII покончить с зависимостью от Рима, что привелок военному столкновению противоборствующих сторон, в которомприняли участие и местные племена. Сираки поддержали Митрида-та, а аорсы выступили на стороне римлян. Митридат и сираки былиразгромлены. Тацит, подробно описавший эти события, ничего неговорит об участии в них аланов. Ситуация в то время в этих местахбыла та же, что и описанная ранее Страбоном. Основными племен-ными объединениями в Прикубанье и междуречье Волги и Дона ос-тавались сираки и аорсы. И только после этих событий этноним «ала-ны» все чаще начинает упоминаться на Кавказе, в Приазовье и Се-верном Причерноморье. Первыми об аланах сообщают упоминав-шийся ранее Лукан и Валерий Флакк (вторая половина I в. н. э.)(Val. Fl. Argon. VI, 40), связывающие аланов с кавказскими событи-ями. Плиний (23–79 гг.) (Plin. NH. IV, 80) и Сенека (последние годыдо нашей эры – 65 г. н. э.) (Seneca. Thyestes. 630) помещают алановвместе с роксоланами у берегов Истра.

– 26 –


Сведения указанных авторов позволяют относить утвержде-ние аланов в Азиатской Сарматии к началу второй половиныI в. нашей эры. В описываемом Иосифом Флавием походе аланов вЗакавказье в 72 г. они выступают уже как мощная политическая ивоенная сила (Jos. Flav., B. Jud. VII, 7, 4). Видимо, те же событияотражены в китайской «Истории младшего дома Хань», охватыва-ющей период с 25 по 220 г., в которой говорится, что владение Янь-цай переименовалось в Аланья (Бичурин, 1950. С. 229).

Появление нового этнонима, однако, не привело к изменени-ям в массовом археологическом материале. На обширной терри-тории Азиатской Сарматии – от Дона до Южного Приуралья –была распространена одна археологическая культура, получив-шая название среднесарматской и датирующаяся I в. до н. э. –I в. нашей эры. Считалось, что на Северном Кавказе появлениеаланов фиксируется распространением катакомб – новой черты впогребальном обряде. Однако М.П. Абрамова в последних своихработах пришла к выводу, что распространение катакомб на Се-верном Кавказе нельзя связывать с появлением аланов. Во-пер-вых, потому, что сам этот обряд был слабо распространен в сре-де сарматских племен; во-вторых, катакомбы в центральных рай-онах Предкавказья начали появляться уже со II в. до н. э., когдаоб аланах в этом районе говорить не приходится (Абрамова, 1978а.С. 77; 1978б, С. 64–71). К тому же она полагает, что ранние пись-менные источники не дают основания для локализации аланов вЦентральном Предкавказье (Абрамов, 1979. С. 42).

Все это подтверждает точку зрения тех исследователей, кото-рые считают аланов выходцами из аорсского племенного союза.Этническая основа аорсского и аланского племенных союзов былаодна и та же, сменилось только племя-гегемон. Вероятно, в периодгосподства аорсов аланы занимали восточную периферию расселе-ния сарматских племен. Об этом свидетельствуют и устойчиваяантичная традиция о массагетском происхождении аланов, и данныекитайских источников. Еще К. Мюлленгофф считал, что аланы ут-верждаются в Подонье и Причерноморье в связи с уходом на западязыгов и роксолан (Müllenhoff, 1892. S. 103). Сюда же следует доба-вить и аорсов, которых античные авторы упоминают в Северо-За-

– 27 –


падном Причерноморье (Plin., NH. IV, 80), но о полной смене населе-ния в этих местах речи идти не может, так как Аммиан Марцеллинотмечает, что появление и утверждение аланов было связано с под-чинением различных племен, вероятно, раньше входивших в аорсс-кий племенной союз (Amm. Marc. XXXI, 2, 13).

Сложение позднесарматской культуры относится ко II в. на-шей эры. Первые признаки ее прослеживаются в начале этого векаили, возможно, на рубеже I–II вв., причем значительную часть II в.идет процесс формирования позднесарматской культуры 2. Такимобразом, появление этнонима «аланы» хронологически не совпада-ет с началом позднесарматской культуры, причем это несовпаде-ние, например в Подонье, составляет целый век. Судя по письмен-ным источникам, появление аланов в Подонье можно отнести ковремени между 49 и 65 гг. (Раев, 1979а. С. 15), а археологическиепризнаки, свойственные позднесарматской культуре, например в не-крополе Танаиса, отчетливо проступают только с третьей четвер-ти II в. (Шелов, 1974. С. 90–93).

Следовательно, прямо приписывать позднесарматскую куль-туру аланам значит только упрощать исторический процесс в этомрайоне, который, видимо, отличался значительным динамизмом.Процесс «вызревания» аланов из аорсской конфедерации племен неидентичен процессу формирования позднесарматской культуры. По-явившись на исторической арене, аланы первоначально должны былиявляться носителями среднесарматской археологической культуры.

Л.Г. Нечаева, определяя гуннскую принадлежность подбой-ных погребений Нижнего Поволжья, исходила из сопоставлениякатакомбных погребений Северного Кавказа и позднесарматскихподбойных погребений Поволжья, которые в археологической ли-тературе в равной мере приписывались аланам. В результате это-го сопоставления она пришла к выводу, что только катакомба какконструкция погребального сооружения может принадлежать ала-

2 Общепринятая дата начала позднесарматской культуры – II в. нашей эры.Исключение составляет, пожалуй, только работа Т. Сулимирского (Sulimirski, 1970.C. 142), в которой началом позднесарматской культуры считается середина I в. на-шей эры. Однако Т. Сулимирский в определении начальной даты исходил не изархеологического материала, а из времени появления этнонима «аланы».

– 28 –


нам. Ретроспективно рассматривая историю погребального об-ряда аланов, она, тем самым, устанавливает этническую принад-лежность ранних катакомб Северного Кавказа. Из этого опреде-ления Л.Г. Нечаева делает вывод, что разные конструкции погре-бальных сооружений, располагающихся в различных районах водно и то же время, не могут принадлежать одному и тому женароду. По ее мнению, подбойные погребения Нижнего Повол-жья принадлежат гуннам (Нечаева, 1961. С. 157).

Однако с этой точкой зрения согласиться нельзя по следующейпричине. Я уже отмечал, что в танаисском некрополе черты поздне-сарматской культуры (северная ориентировка погребенных, особен-ности их положения, искусственная деформация черепов, конструк-ция погребальных ям) проявляются в третьей четверти II века. Этиновые явления Д.Б. Шелов связывает с переселением новой волнысарматов из Поволжья. Появление здесь нового этнического эле-мента было зафиксировано и танаисской ономастикой – наличиемновых, не известных ранее не только в Танаисе, но и в других севе-ропричерноморских городах иранских имен (Шелов, 1974. С. 80–93;1978. С. 84). Это свидетельствует о том, что носители позднесар-матской культуры были иранцами. Известно много теорий о проис-хождении гуннов, но еще никто не считал их в основе своей иранцами(Иностранцев, 1926). Сама Л.Г. Нечаева и большинство других ис-следователей считают их тюрками (Нечаева, 1961. С. 157; Бернш-там, 1951. С. 56; Артамонов, 1962. С. 43). Анализ письменных источ-ников показывает, что, кроме Птолемея, никто из античных авторовне локализует гуннов в Европе в столь раннее время. А известныеошибки Птолемея в нанесении на карту названий отдельных наро-дов не позволяют и в данном случае абсолютно доверять этому ав-тору (Ельницкий, 1961. С. 191–211; Шелов, 1978. С. 82).

М.И. Артамонов, исходя из анализа свидетельств ДионисияПериегета, писавшего в 160 г. н. э., находит возможным помес-тить гуннов в местности, прилегающей к Аральскому морю (Ар-тамонов, 1962. С. 42). Это, видимо, наиболее правдоподобно, таккак Иордан, описывая границы Скифии к моменту проникновенияв Северное Причерноморье готов, локализует гуннов за Каспийс-ким морем (Засецкая, 1971а. С. 5).

– 29 –


Определение этнической принадлежности позднесармат-ской культуры – сложная научная проблема, ее нельзя одно-значно разрешить с позиции сложившейся ранее автохтоннойтеории развития сарматской культуры, и нельзя ее решение сво-дить только к миграционным процессам. Археологический ма-териал позволяет в настоящее время выделить два основныхкомпонента, на базе которых формировалась позднесарматс-кая культура. Это – местные сарматские племена Поволжья иПриуралья, являвшиеся здесь носителями среднесарматскойархеологической культуры, часть которых входила с серединыI в. н. э. в аланское объединение, и – второй компонент – при-шлое население из Средней Азии, во многом близкое местнымсарматам и, скорее всего, вышедшее из среды кочевников, по-явление которых в Средней Азии было ознаменовано распрос-транением во II в. до н. э. курганных могильников, обнаружи-вающих близкое сходство с сарматскими памятниками.

В течение большей половины II в. н. э. идет процесс формиро-вания позднесарматской культуры. Причем этот процесс территори-ально и хронологически развивался с востока на запад, как это ужеотмечалось для прохоровской культуры, и завершился во второй по-ловине II века. О роли местного компонента свидетельствуют хотябы диагональные погребения, которые сохраняются в начальной ста-дии позднесарматской культуры, являясь одной из типичных чертпогребального обряда среднесарматской культуры. Об определен-ной роли местного населения в формировании позднесарматской куль-туры говорит и факт сохранения старых традиционных связей с Ниж-ним Доном, Кубанью и Северным Кавказом.

Д.Б. Шелов, отмечая прилив нового ираноязычного населе-ния в Танаис в третьей четверти II в., принесшего с собой чертыпозднесарматской культуры, считал, что это было «какое-то сар-матское, скорее всего аланское, племя, передвинувшееся на Дониз Заволжья» (Шелов, 1978. С. 84). Исходя из общего состоянияна сей день письменных и археологических источников, мы впра-ве предполагать, что какая-то часть носителей позднесарматс-кой культуры, видимо достаточно значительная, входила в аланс-кое племенное объединение, тем более что появившиеся новые

– 30 –


иранские имена в надписях Танаиса с конца II в. проявляют зна-чительную близость «к корням осетинского языка, именно егодигорскому диалекту) (Шелов, 1974. С. 89).

Но правомерно ли видеть во всех позднесарматских погре-бениях аланов? Видимо, нет. Осторожно подходить к решениюэтого вопроса нас заставляют примеры из предшествующей ис-тории сарматской культуры. Ни один из известных нам племен-ных этнонимов не покрывал полностью ни раннесарматской, ни,тем более, среднесарматской культуры.

Можно считать пройденным этапом в исследовании сарматс-ких древностей попытки выделить те или иные сарматские племенапо типам могильных ям: квадратные или широкие прямоугольныеямы с положением погребенных по диагонали – роксоланы, подбой-ные ямы – аланы. Такой подход к проблеме выявления этническойпринадлежности сарматских памятников методически неверен по тойпричине, что под сарматскими этнонимами «роксоланы», «аорсы»,«аланы» и другие скрываются, как правило, крупные племенные со-юзы, объединяющие различные близкородственные сарматские пле-мена. На внешнеполитической арене такой союз выступает под име-нем наиболее могущественного племени-объединителя, племени-гегемона, скрывая другие племенные наименования. Это достаточ-но отчетливо видно из той же картины образования аланского пле-менного объединения, нарисованной Аммианом Марцеллином. Врядли можно прямо воспринимать его слова, что «с течением времениони приняли одно имя и теперь все вообще называются аланами засвои обычаи и дикий образ жизни и одинаковое вооружение» (Amm.Marc. XXXI, 1, 2, 17). Так, Плиний для периода господства сираков иаорсов в Предкавказье и в междуречье Волги и Дона называет боль-шое число более мелких подразделений, возможно, отдельные пле-мена (Plin. NH. VI, 21, 22). Птолемей для более позднего временитакже называет целый ряд племен, живших между Уралом и Каспи-ем (Ptolem. Geogr. VI, 14, 11). Трудно предположить, что в рамкахплеменного союза (а именно таковым было аланское объединение)может произойти стирание всех племенных различий, утрата пле-менных названий. Известно, что даже в более развитых этническихобщностях сохраняются родоплеменные различия.

– 31 –


Сходство развития социально-экономических отношений в сре-де сарматских племен в конечном счете приводит к наблюдаемой свремени прохоровской культуры нивелировке их материальной куль-туры и погребального обряда (Железчиков, 1980. С. 13). Все это сви-детельствует о том, что аланы, так же как роксоланы, аорсы и дру-гие сарматские племена и объединения, не могут быть выделены нетолько по одной конструкции погребальной ямы, но и по сумме дру-гих археологических признаков. В решении этой проблемы мы в боль-шей степени должны идти от общей исторической ситуации, выяв-ленной по письменным источникам, территории и хронологическихопределений. Так, сарматские памятники между Днепром и ДономII–I вв. до н. э. должны принадлежать роксоланам, к востоку отДона – аорсам, а с середины I в. н. э. – аланам. Археологически жесарматские памятники этих районов мало чем различаются.

Вряд ли можно с уверенностью утверждать, что, например, натерритории современной Башкирии, где обнаружены позднесармат-ские памятники, обитали аланы. Большинство поздних сарматовСеверного Причерноморья, Подонья, вероятно, входило в аланскийплеменной союз, что же касается Поволжья и более восточных рай-онов, то утвердительно ответить на этот вопрос гораздо сложнее.Письменные источники также не дают убедительного повода дляразмещения аланов в этих местах. Аммиан Марцеллин дает весьмапротиворечивую картину расселения аланов. М.И. Ростовцев, гово-ря о Марцеллине, отмечал, что его «экскурс об аланах сборный и побольшей части составлен по литературным трафаретам» (Ростов-цев, 1925. С. 83). Птолемей, который знал об аланах, на территорииАзиатской Сарматии помещает множество различных племен, чер-пая свежие сведения, видимо, из путевых записок купцов, осуществ-лявших торговую связь между Средней Азией и Причерноморьем(Ельницкий, 1961. С. 200, 201).

События середины III в. в Северном Причерноморье оказаливлияние и на Азиатскую Сарматию. Активизация готского племен-ного союза привела к разгрому Танаиса, игравшего важную роль вэкономической жизни местных племен. Ведущая роль аланов в Се-верном Причерноморье была подорвана. Произошли изменения всреде варварских племен междуречья Волги и Дона. После середи-

– 32 –


ны III в. здесь в погребальном обряде и материальной культуре про-слеживаются северокавказские традиции (Скрипкин, 1979. С. 33).В пределах Азиатской Сарматии значительная часть позднесармат-ских памятников конца III – IV в. сосредоточена в Заволжье, на тер-ритории современной Башкирии, Южном Приуралье. На их матери-але прослеживается утрата связей с Причерноморьем и СевернымКавказом. В погребениях к востоку от Волги все больше распрост-раняются вещи (посуда, зеркала и др.), имеющие обширные анало-гии в Средней Азии и более восточных районах.

Есть все основания предполагать, что заволжские поздниесарматы, видимо, с течением времени включаются в гуннскийплеменной союз. По наиболее распространенному мнению, гун-нский племенной союз формируется во II–IV вв. из пришлых свостока тюркоязычных гуннов и угорских племен Приуралья иПоволжья (Артамонов, 1962. С. 67). Распространение позднесар-матских памятников на обширной территории к востоку от Волги,их контакты с угорскими народами предполагают участие и ира-ноязычных сарматов в этом союзе. Допускал включение гуннов всарматскую среду до их нашествия на Европу и А.П. Смирнов(Смирнов А.П., 1974. С. 66).

Начало нашествию гуннов положили события 70-х гг. IV в., ког-да гунны разгромили аланов, которых, как отмечает Аммиан Мар-целлин, обычно называли танаитами, и вторглись в готские владенияГерманариха (Amm. Marc. XXXI, 3, 1). После этих событий поздне-сарматские погребения в пределах Азиатской Сарматии практичес-ки исчезают. Такое явление объясняется, видимо, уходом значитель-ной части позднесарматского населения в составе гуннского племен-ного союза на запад. Заключение союзного договора гуннов с раз-громленными аланами-танаитами, возможно, было облегчено вхож-дением в гуннский союз заволжских сарматов.

После гуннского нашествия если и осталась какая-то частьпрежнего сарматского населения в пределах Азиатской Сарматии,то весьма незначительная. И.П. Засецкая, опубликовавшая целыйряд работ по гуннской проблематике, для Поволжья называет все-го лишь пять погребений, относящихся уже к новой эпохе, но кото-рые могут быть связаны с сарматами (Засецкая, 1971б. С. 69, 70).

– 33 –


С появлением на исторической арене гуннов развитие сармат-ской культуры в Азиатской Сарматии фактически прекращается,на смену сарматам приходят тюркоязычные народы, которые вдальнейшем будут определять историческую судьбу этого района.

Список литературы

Абрамова, М. П. Зеркала горных районов Северного Кавказа в пер-вые века нашей эры // История и культура Восточной Европы по археоло-гическим данным. – М., 1971.

Абрамова, М. П. К вопросу об аланской культуре Северного Кавка-за // СА. – 1978а. – № 1.

Абрамова, М. П. К вопросу о раннеаланских катакомбных погребе-ниях Восточной Европы // Вопросы древней и средневековой археологииВосточной Европы. – М., 1978б.

Абрамова, М. П. Письменные источники о кавказских аланах// IX Крупновские чтения : тез. докл. – Элиста, 1979.

Артамонов, М. И. История хазар / М. И. Артамонов. – Л., 1962.Бернштам, А. Н. Очерки истории гуннов / А. Н. Бернштам. – Л., 1951.Бичурин, И. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней

Азии в древние времена / И. Бичурин. – Т. II. – М. ; Л., 1950.Виноградов, В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа / В. Б. Виног-

радов. – Грозный, 1963.Гаглойти, Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин

/ Ю. С. Гаглойти. – Тбилиси, 1966.Гинзбург, В. В. Палеоантропология Средней Азии / В. В. Гинзбург,

Т. А. Трофимова. – М., 1972.Граков, Б. Н. Пережитки матриархата у сарматов // ВДИ. –

1947. – № 3.Грантовский, Э. А. О восточноиранских племенах кушанского аре-

ала // Центральная Азия в кушанскую эпоху. – М., 1975.Ельницкий, Л. А. Знания древних о северных странах

/ Л. А. Ельницкий. – М., 1961.Железчиков, Б. Ф. Ранние кочевники Южного Приуралья : автореф.

дис. … канд. ист. наук / Б. Ф. Железчиков. – М., 1980.Жиров, Е. В. Об искусственной деформации головы // КСИИМК. –

1940. – VIII.

– 34 –


Заднепровский, Ю. А. Изучение культуры кочевников СреднейАзии древнего периода (от саков до тюрок) // Проблемы археологииСредней Азии : тез. докл. и сообщ. к Совещанию археологов СреднейАзии. – Л., 1968.

Засецкая, И. П. Гунны в южнорусских степях, конец IV – перваяполовина V в. до н. э. (по археологическим данным) : автореф. дис. …канд. ист. наук / И. П. Засецкая. – Л., 1971а.

Засецкая, И. П. Особенности погребального обряда гуннской эпо-хи на территории степей Нижнего Поволжья и Северного Причерномо-рья // АСГЭ. – 1971б. – № 13.

Засецкая, И. П. О хронологии и культурной принадлежности па-мятников южнорусских степей и Казахстана гуннской эпохи // СА. –1978. – № 1.

Иностранцев, К. Хунну и гунны / К. Иностранцев. – Л., 1926.Кузнецов, В. А. Аланские племена Северного Кавказа // МИА. –

1962. – № 106.Литвинский, Б. А. Курганы и курумы Западной Ферганы / Б. А. Лит-

винский. – М., 1972.Литвинский, Б. А. Проблемы этнической истории древней и средне-

вековой Ферганы // История и культура народов Средней Азии. – М., 1976.Маловицкая, Л. Я. Отчет о раскопках Астраханской археологичес-

кой экспедиции в 1965 г. // Архив ИА АН СССР. – Р-1. – № 3429.Мандельштам, А. М. Кочевники на пути в Индию // МИА. –

1966. – № 136.Мандельштам, А. М. Памятники кочевников кушанского времени в

Северной Бактрии / А. М. Мандельштам. – Л., 1976.Мандельштам, А. М. Об одном археологическом аспекте кушанс-

кой проблемы // Проблемы советской археологии. – М., 1978.Мошкова, М. Г. Сарматы и Средняя Азия // Тезисы докладов сессии,

посвященной итогам полевых археологических исследований 1972 г. вСССР. – Ташкент, 1973.

Нечаева, Л. Г. Об этнической принадлежности подбойных и ката-комбных погребений сарматского времени в Нижнем Поволжье и на Се-верном Кавказе // Исследования по археологии СССР. – Л., 1961.

ОАК за 1895 г. – СПб., 1897.Обельченко, О. В. Кую-Мазарский и Лявандакский могильники –

памятники древней культуры Бухарского оазиса : автореф. дис. … канд.ист. наук / О. В. Обельченко. – Ташкент, 1954.

Ономастика Средней Азии. – М., 1978.

– 35 –


Раев, Б. А. Римские импортные изделия в погребениях кочевни-ческой знати I–III вв. н. э. на Нижнем Дону : автореф. дис. … канд. ист.наук / Б. А. Раев. – Л., 1979а.

Раев, Б. А. Сарматское погребение из кургана у хутора Арпачин// СА. – 1979б. – № 1.

Ростовцев, М. И. Скифия и Боспор / М. И. Ростовцев. – Л., 1925.Синицын, И. В. Отчет об археологических работах в Калмыцкой АССР,

произведенных в 1966 г. // Архив ИА АН СССР. – Р-1. – № 4223.Скрипкин, А. С. Позднесарматская культура Нижнего Поволжья :

автореф. дис. … канд. ист. наук / А. С. Скрипкин. – М., 1973.Скрипкин, А. С. К вопросу о происхождении позднесарматской куль-

туры // Этнокультурные связи населения Урала и Поволжья с Сибирью,Средней Азией и Казахстаном в эпоху железа. – Уфа, 1976.

Скрипкин, А. С. Фибулы Нижнего Поволжья (по материалам сар-матских погребений) // СА. – 1977. – № 2.

Скрипкин, А. С. Некоторые вопросы хронологии памятников Азиатс-кой Сарматии II–IV вв. // IX Крупновские чтения : тез. докл. – Элиста, 1979.

Смирнов, А. П. К вопросу о гуннских племенах на Средней Волге и При-каспии // Археологические исследования на юге Восточной Европы. – М., 1974.

Смирнов, К. Ф. Сарматские курганные погребения в степях Повол-жья и Южного Приуралья // Доклады и сообщения исторического фа-культета МГУ. – Вып. V. – М., 1947.

Смирнов, К. Ф. Сарматские племена Северного Прикаспия // КСИИМК. –1950. – XXXIV.

Смирнов, К. Ф. Вопросы изучения сарматских племен в советскойархеологии // Вопросы скифо-сарматской археологии. – М., 1954.

Смирнов, К. Ф. Савроматы / К. Ф. Смирнов. – М., 1964.Смирнов, К. Ф. Ранние кочевники Южного Урала // АЭБ. – 1971. – IV.Смирнов, К. Ф. Курильницы и туалетные сосудики Азиатской Сар-

матии // Кавказ и Восточная Европа. – М., 1973.Смирнов, К. Ф. Савроматы и сарматы // Проблемы археологии Ев-

разии и Северной Америки. – М., 1977.Спицын, А. А. Обозрение некоторых губерний и областей России в

археологическом отношении. Саратовская губерния // ЗРАО. – 1896. –Т. VIII, вып. 1 и 2.

Ставиский, Б. Я. Кушанская Бактрия: проблемы истории и культу-ры / Б. Я. Ставиский. – М., 1977.

Тот, Т. А. Антропологические данные к вопросу о великом пересе-лении народов / Т. А. Тот, Б. В. Фирштейн // Авары и сарматы. – Л., 1970.


Трофимова, Т. А. Изображение эфталитских правителей на мо-нетах и обычай искусственной деформации черепа у населения Сред-ней Азии в древности // История, археология и этнография СреднейАзии. – М., 1968.

Трофимова, Т. А. Черепа из подбойных и катакомбных захоронениймогильника Туз-Гыр // Расогенетические процессы в этнической исто-рии. – М., 1974.

Хазанов, А. М. Генезис сарматских бронзовых зеркал // СА. –1963. – № 4.

Хазанов, А. М. Очерки военного дела сарматов / А. М. Хазанов. –М., 1971.

Шелов, Д. Б. Некоторые вопросы этнической истории Приазовья II–III вв. н. э. по данным танаисской ономастики // ВДИ. – 1974. – № 1.

Шелов, Д. Б. Античный мир и варвары Северного Причерноморьяв первые века нашей эры // Античность и античные традиции в культуреи искусстве народов Советского Востока. – М., 1978.

Шилов, В. П. Калиновский курганный могильник // МИА. – 1959. – № 60.Müllenhoff, K. Deutsche Altertumskunde / K. Müllenhoff. – Вd. III. –

Berlin, 1892.Rau, P. Die Hügelgräber römischer Zeit an der unteren Wolga / P. Rau. –

Pokrowsk, 1927.Sulimirski, T. The Sarmatians / T. Sulimirski. – N. Y. ; Washington, 1970.

– 37 –

ÏÐÎÁËÅÌÛ ÐÀÑÑÅËÅÍÈßÈ ÝÒÍÈ×ÅÑÊÎÉ ÈÑÒÎÐÈÈ ÑÀÐÌÀÒÎÂ

ÍÈÆÍÅÃÎ ÏÎÂÎËÆÜß È ÄÎÍÀ

(Äðåâíÿÿ è ñðåäíåâåêîâàÿ èñòîðèÿ Íèæíåãî Ïîâîëæüÿ : ìåæâóç.íàó÷. ñá. – Ñàðàòîâ : Èçä-âî Ñàðàò. óí-òà, 1986. – Ñ. 82–98.)

История Нижнего Поволжья, в последние века до нашейэры – первые века нашей эры тесно связана с сарматскими пле-менами, которые являлись значительной политической силой, ока-зывавшей влияние на исторические процессы, протекавшие на се-веро-восточных границах античного мира.

III–II вв. до н. э. ознаменовались интенсивной внешнепо-литической активностью сарматов. К I в. н. э. сарматы зани-мали уже огромную территорию – от Южного Урала до Север-ного Кавказа – на юге и до Дуная – на западе. Они принимаютучастие в разгроме Греко-Бактрии, совершают походы в За-кавказье, нападают на римские провинции в Подунавье. Не-сколько позже аланы совместно с вандалами проходят черезвсю Европу и вторгаются в Африку. В период со II в. до н. э.до середины III в. н. э., до появления готов в Северном При-черноморье, сарматы были господствующими племенами в за-падном ареале евразийских степей.

Причин сарматской экспансии, видимо, несколько. Основнаяиз них – экономическая, связанная с особенностями ведения хо-зяйства. Сарматы-номады – скотоводы. Яркая характеристикаих быта дана в сочинениях Страбона и Аммиана Марцеллина.Кочевое скотоводство сарматов было экстенсивным, требующимпериодических передвижений на обширных территориях. Архео-логические исследования свидетельствуют о том, что с III в. до


– 38 –


н. э. сарматское население Нижнего Поволжья начинает увели-чиваться. Возрастает диспропорция между заселенностью, с од-ной стороны, Нижнего Поволжья и, с другой – Южного Приура-лья; особенно впечатляющей она становится в среднесарматс-кое время. Районы к востоку от реки Урал кажутся почти без-людными в это время. Там обнаружены буквально единичные по-гребения, тогда как в Поволжье счет среднесарматским погре-бениям перешел уже на тысячи. Такая ситуация возникла, воз-можно, с изменением климатических условий – с установлениемотносительно длительного засушливого периода в этом регионе(Железчиков, 1980. С. 7), что привело сарматов к поискам мест сболее стабильными водными запасами.

В результате в Нижнем Поволжье создалась ситуация, кото-рую К. Маркс характеризовал как «давление избытка населенияна производительные силы» (Маркс, 2-е изд. С. 568). Перенасе-ленность в условиях ведения кочевого скотоводства толкала сар-матов к освоению новых земель, удобных для ведения хозяйства.Однако переселения тогда могли осуществляться только при на-личии достаточно развитой военной организации. Письменные иархеологические источники свидетельствуют о большой военнойактивности сарматов. Анализ этих источников показывает, чтопод наиболее известными сарматскими этнонимами того време-ни скрывались достаточно крупные и сильные племенные союзы,в которых общественные отношения характеризовались основны-ми чертами военной демократии, когда, по словам Ф. Энгельса,«…война и организация для войны становятся… регулярными фун-кциями народной жизни» (Энгельс, 2-е изд. С. 164).

Таким образом, особенности развития экономики, определя-емые экологическими условиями и находящиеся в определеннойзависимости от демографических процессов, в сочетании с оха-рактеризованным уровнем общественных отношений и явилисьосновной причиной сарматской экспансии. Видимо, те же причи-ны определяли и внутренние передвижения и перегруппировкисарматских племен на их исконной территории между Доном иЮжным Уралом до тех пор, пока они не переросли во взаимоот-ношения международного характера.

– 39 –


История знает немало примеров периодических мощных рас-селений кочевников и завоевания ими других народов. Это час-тые вторжения семитских кочевых народов Аравийского полуос-трова в Месопотамию, Сирию, Финикию, Египет, тюркских и мон-гольских кочевников – из Азии в Европу. Сдерживаемые первона-чально географическими или политическими границами, они по-том прорываются мощными волнами, сметая все на своем пути.Неравномерность развития исторического процесса накладыва-ет особый отпечаток на явления такого характера, так как ударыкочевников-скотоводов приходились в основном на земледельчес-кие цивилизации, стоящие выше в социально-экономическом от-ношении (Хазанов, 1975. С. 251–263).

Основной исходной территорией сарматского расселения назапад и юг были районы Нижнего Поволжья, включая междуре-чье Волги и Дона. Античная география знала три части света:Европу, Азию и Ливию. Граница между Европой и Азией проходи-ла по реке Танаис (Дон) и Меотиде (Азовскому морю). Танаис втечение определенного времени являлся и этнической границеймежду скифами и савромато-сарматами. Проникновение сарма-тов в Европу, вероятно, совпадает с началом упадка скифскойдержавы после смерти царя Атея (339 г. до н. э.). Но активнойполитической силой в междуречье Дона и Днепра сарматы ста-новятся только начиная со II в. до нашей эры. На рубеже IV–III вв. до н. э. некоторые античные авторы территорию обитаниясарматов называют Сарматией (Теофраст, 372–287 гг. до н. э.).С освоением сарматами северопричерноморских степей начина-ет различаться Европейская и Азиатская Сарматия (Птолемей,ок. 90 – ок. 160 года).

Азиатская Сарматия являлась родиной многих сарматских пле-мен. Особую роль в ней с III в. до н. э. начинает играть Поволжье.Периодически впитывая родственные племена Южного Приуралья,Казахстана, а также, вероятно, Средней Азии и группируя их в мощ-ные племенные союзы, этот район превратился, таким образом, всвоеобразный генератор сарматской экспансии.

Ранняя история сарматов слабо освещена в письменных ис-точниках. После Геродота, вплоть до Страбона (64/63 г. до н. э.–

– 40 –


23/24 г. н. э.), мы практически не имеем новых оригинальных све-дений по этнической истории степных районов Юго-ВосточнойЕвропы. Интерес к этим местам у античных историков и геогра-фов начал проявляться с момента включения бассейна Черногоморя и Закавказья в сферу римской политики. Особый резонансвызвало соперничество с Римом Понтийского государства во главес Митридатом VI Евпатором. Походы римских армий в Закавка-зье в 60-е гг. до н. э. под предводительством Лукулла и Помпея,бегство Митридата на Боспор и предпринятая им попытка орга-низовать поход против римлян, используя северопричерноморс-ких кочевников, – все эти события были описаны целым рядомисториков. В качестве источников их использовал Страбон. Из-вестный знаток античной литературы М.И. Ростовцев, исследуяисточники Страбона и в целом высоко отзываясь о его творче-стве, писал: «…Страбоном нельзя пользоваться механически. Онтогда только ценен и понятен, если мы в каждом данном случаесумеем отдать себе отчет, кто из многочисленных его источни-ков говорит с нами в каждом данном случае» (Ростовцев, 1925.С. 42). Большинство современных исследователей считает, чтоосновными источниками Страбона в описании этнокарты Север-ного Кавказа и прилегающих к нему районов были историки эпохиМитридатовых войн, жившие и писавшие в конце II – I в. до н. э.(Мачинский, 1974. С. 122–124; Виноградов, 1975. С. 36–43).

В 11-й книге своей «Географии» Страбон делит Азию поТавру на Северную и Южную, а затем каждую из них, в своюочередь, еще на две части и переходит к их описанию. Нас вбольшей степени будет интересовать Северная Азия, перваячасть которой, по словам Страбона, напоминает полуостров,омываемый с запада – Танаисом, Меотидой и Евксинским Пон-том до Колхиды, с севера – океаном до устья Каспийского моря,с востока – Каспийским морем, вплоть до границ Албании иАрмении. Южная граница проходит через Албанию, Иберию иКолхиду – от Каспийского моря к Черному. Страбон не зналВолги и исходил из представлений, сформулированных еще втруде Эратосфена (284–194 гг. до н. э.), который Каспийское моресчитал заливом океана. Вторая часть Северной Азии простира-

– 41 –


лась к востоку от Каспийского моря «до скифов, что живут вблизиИндии» (Страбон. XI, 1, 7).

Говоря о первой части Азии, Страбон дважды перечисляетнароды, населявшие ее к северу от Кавказа. Сначала его пере-числение идет с севера на юг. Страбон отмечает, что «первуючасть – от северных стран и океана – населяют некоторые ски-фы – кочевники, живущие в кибитках, а еще далее от них, вглубьстраны, – сарматы (также скифы), аорсы и сираки, простираю-щиеся на юг до Кавказских гор, они частью кочевники, частьюживут в шатрах и занимаются земледелием» (Страбон. XI, II, 1).Не следует думать, что Страбон перечисляет народы, живущие впервой части Азии, начиная с побережья океана. Северные райо-ны теперешней Восточной Европы не были известны Страбону.Он сам говорит, что истоки Танаиса неизвестны и что от его ус-тья он знает только небольшую территорию по течению реки. По-этому в этом описании народов речь может идти только о какой-то части степной территории к северу от Меотиды.

Второй раз Страбон ведет перечень народов в обратном по-рядке и более подробно. В пределах Северного Кавказа он поме-щает троглодитов, за ними хамекитов, полифагов и исадиков, зани-мающихся земледелием. Далее, между Меотидой и Каспийскимморем, обитают кочевники – набианы, панксаны, «а также племе-на сираков и аорсов». Среди аорсов он выделяет верхних аорсов,которые отличаются своей многочисленностью и «…занимаютобширную область, владея почти что большей частью побережьяКаспийского моря». Аорсов Страбон помещает по течению Танаи-са, а сираков – по Ахардею, вытекающему с Кавказских гор и впа-дающему в Меотийское озеро (Страбон. XI, V, 8).

Аорсы и верхние аорсы, – вероятно, два самостоятельныхполитических объединения сарматских племен. Это следует изтой части 11-й книги «Географии», где говорится, сколько всадни-ков выставляли во время правления на Боспоре Фарнака сираки,аорсы и верхние аорсы. Здесь Спадин называется царем толькоаорсов, имя царя верхних аорсов не приводится, но оно явно под-разумевается, о чем свидетельствует и независимое существо-вание армий аорсов и верхних аорсов (Страбон. XI, V, 8).

– 42 –


Из сообщения Страбона вовсе не следует, что верхние аор-сы расселялись только по северо-западному побережью Каспия.Они, согласно Страбону, занимали обширную область его побере-жья. Насколько большой она была, сказать трудно, так как самСтрабон ее четко не очерчивает, ее можно представить тольковесьма условно. Аорсов Страбон помещает по Танаису, следова-тельно, в нижнем течении Дона (поскольку ему было известнатолько эта часть реки), и только в Левобережье, потому что, поСтрабону, территория между Доном и Днепром контролироваласьроксоланами. В таком случае граница между верхними аорсамидолжна была проходить в междуречье нижнего течения Дона иВолги. Определить восточную границу верхних аорсов труднее,поскольку области, лежащие к северу от Каспийского моря, Стра-бону не были известны. Ограничивать их территорию только пер-вой частью Северной Азии значит, вслед за Эратосфеном и Стра-боном, признать Каспийское море заливом океана. Верхние аор-сы владели Северным Прикаспием.

Но как далеко их владения простирались на север и восток,сказать только на основании письменных источников нельзя. Сле-дует обратиться к археологическим памятникам, причем опре-деленного периода. Картина расселения кочевников между Мео-тидой и Каспийским морем, приведенная Страбоном, достаточноточно датируется временем правления сына Митридата VI –Фарнака на Боспоре (63–47 гг. до нашей эры). Следовательно, врасчет должны браться сарматские памятники, по крайней мере,не позже I в. до нашей эры.

Описанная Страбоном этнокарта сложилась, видимо, намногораньше. Об этом свидетельствуют устойчивые торговые связиверхних аорсов с армянами и мидийцами. Страбон заявляет, что«…аорсы и сираки являлись, видимо, изгнанниками племен, жи-вущих выше», что тоже предполагает появление аорсов и сираковзадолго до того, когда их зафиксировал Страбон. Есть основанияполагать, что сираки довольно рано появились в Приазовье. В концеIV в. до н. э. на Боспоре разгорается междоусобная борьба, опи-санная Диодором, между Сатиром, Евмелом и Пританом – сыно-вьями Перисада I, в которой, по мнению ряда исследователей,

– 43 –


приняли участие и сираки (Десятников, 1977. С. 45–48; Шилов,1983. С. 35, 36). Аорсы, судя по Страбону, появились вместе ссираками. Видимо, речь должна идти и о верхних аорсах, потомучто в первом перечне народов между Меотидой и Каспием Стра-бон не расчленяет аорсов на собственно аорсов и верхних аорсов,а объединяет их под одним именем. Из сказанного следует, чтокартина расселения сарматских племен к северу от Кавказа, на-рисованная Страбоном на основании источников II–I вв. до н. э.,сложилась или в конце IV, или в начале III в. до нашей эры.

Если это так, тогда заселение аорсами Нижнего Подонья исевероприкаспийских степей тесным образом связано с распрос-транением прохоровской археологической культуры в этих мес-тах. На проблему происхождения и развития прохоровской куль-туры имеются две точки зрения. Основные положения одной изних сводятся к следующему: прохоровская культура первоначальноскладывается в Южном Приуралье в IV в. до н. э., формированиеее в Нижнем Поволжье проходит под влиянием южноуральскихрайонов (Смирнов, 1964. С. 286–290; Мошкова, 1974; Мошкова,Смирнов, 1977. С. 265–274). Суть другой заключается в том, чтов Южном Приуралье и Нижнем Поволжье одновременно форми-ровались на базе предшествующих культур прохоровская – вюжноуральских и раннесарматская культура – в волго-донскихстепях (Шилов, 1975. С. 124–134).

В настоящее время более аргументирована первая точка зре-ния, соответствующая общеисторическому контексту. С этой точкизрения объясним уже упоминавшийся факт увеличения населе-ния Нижнего Поволжья с III в. до н. э. и в последующее время, посравнению с Южным Приуральем. Раскопки в Нижнем Повол-жье Г.А. Федорова-Давыдова, В.И. Мамонтова и автора статьиеще более увеличили отмеченную диспропорцию.

Письменные источники также не противоречат мнению опродвижении южноуральских племен, носителей прохоровской куль-туры, в Нижнее Поволжье. Свидетельства Страбона о сираках иаорсах как изгнанниках племен, живущих выше, и о времени появ-ления их в отмеченных им местах согласуются с точкой зренияК.Ф. Смирнова и М.Г. Мошковой. Вероятно, надо не буквально

– 44 –


понимать страбоново «выше» как «северней». По Д.А. Мачинс-кому, этот термин у Страбона мог обозначать просто большуюотдаленность к востоку, северо-востоку или северу (Мачинский,1974. С. 124). В данном случае речь должна идти о переселениисираков и аорсов с северо-востока. Поэтому утверждениеК.Ф. Смирнова о Южном Приуралье как родине аорсов небес-почвенно. Страбон же не помещает аорсов в Южном Приуральепо той простой причине, что сведения у него об аорсах более по-здние, когда в этнокарте Южного Приуралья и Нижнего Повол-жья произошли значительные изменения – и сарматские центрысместились в Поволжье и Подонье.

Невозможность лингвистического отождествления «а-лан»китайских источников и аорсов также не опровергает вероятностьпребывания аорсов в Южном Приуралье (Шилов, 1975. С. 131).На ранних этапах своей истории те и другие, вероятно, входили вразличные племенные объединения. При этом аланы, зафиксиро-ванные античными источниками, занимали районы, прилежащиек Аральскому морю или восточному побережью Каспийскогоморя и были более тесно связаны с сако-массагетским миром.Предки аорсов обитали севернее – на территории Южного При-уралья. Следует отметить также, что появление названия «Ала-нья» – области обитания аланов китайских источников – относит-ся к началу нашей эры (История Младшего дома Хань 25–220 гг.н. э.), то есть ко времени более позднему, нежели пребывание пред-ков аорсов в Южном Приуралье.

Вернемся к определению границ верхних аорсов. Из сообще-ния Страбона видно, что кочевники, жившие в районе Меотиды,передвигались в меридиональном направлении, так как «они следо-вали за пастбищами, всегда по очереди выбирая богатые травойместа, зимой – на болотах около Меотиды, а летом – на равнинах»(Страбон. VII, 3, 17). Вероятно, так же кочевали и верхние аорсы;зимой располагаясь в дельте Волги и на побережье Каспия, бога-тых запасами корма, а летом вдоль Волги поднимаясь вверх. В та-ком случае верхним аорсам должно принадлежать большинствосарматских погребений III–I вв. до н. э. по Правобережью Волги, врайоне сел Барановка, Старица, Никольское, хутора Кузина, Кривая

– 45 –


Лука, и по левому берегу – вдоль Ахтубы. Возможно, по Левобе-режью территория верхних аорсов простиралась северней совре-менного Волгограда, включая такие археологические памятники,как Калиновский курганный могильник, курганы в районе Быково,Верхнего Балыклея, Красносельца. Далее к северу сарматские па-мятники известны вплоть до Куйбышевской области и Камы. Новряд ли вся эта территория занималась верхними аорсами, так какв первом перечне народов первой части Северной Азии Страбон,начиная с севера, называет некоторых скифов-кочевников, затемсарматов (также скифов). К.Ф. Смирнов сделал предположение,что территория, включающая бассейн Еруслана и Саратовского За-волжья, принадлежала другой сарматской группе племен, возмож-но, той, которая тесно была связана с роксоланами, установивши-ми контроль во II в. до н. э. над Северным Причерноморьем (Смир-нов, 1974. С. 43).

Восточная граница территории верхних аорсов, в связи с рез-ким сокращением сарматских погребений этого времени в Юж-ном Приуралье, и особенно за рекой Урал, должна была прохо-дить примерно по Уралу.

К югу верхние аорсы контролировали область западного по-бережья Каспия, вплоть до границ Албании. Плиний к северу оталбанов помещал скифское племя удинов, за ними – сарматов иутидорсов. К.Ф. Смирнов полагал, что в последнем названии можновидеть смешение местного кавказского населения и сарматов, вчастности аорсов (Смирнов, 1951. С. 271–272). Аорсам, занимав-шим Левобережье Дона в его нижнем течении, принадлежали сар-матские памятники III в. до н. э. – середины I в. н. э. от низовийМаныча и Сала до, возможно, параллели Волгограда. Южнее, меж-ду Манычем и Кубанью, большинство исследователей помещаетсираков (Смирнов, 1974. С. 40–41). Появление в этих местах си-раков, вероятно, является результатом тех этнических процессов,которые здесь начинают развиваться с конца IV в. до нашей эры.В свое время К.Ф. Смирнов выдвинул гипотезу, отождествляю-щую сираков с савроматами Геродота (Смирнов, 1964. С. 290).Такая версия не исключена, так как под давлением южноуральс-ких племен какая-то часть поволжских савроматов могла пере-

– 46 –


меститься в Прикубанье. Возможно, что и первое проникновениесарматов за Дон, на территорию Скифии, связано с этими же со-бытиями. Очевидно, здесь мы сталкиваемся с частным случаемопределенной исторической закономерности. Передвижения ко-чевых народов в евразийских степях, как правило, проходили свостока на запад. Это подтверждают и более ранние сведения,содержащиеся в третьей версии Геродота о происхождении ски-фов. Ранее скифы обитали в Азии, откуда их силой вытеснилимассагеты, в свою очередь, скифы вытеснили киммерийцев изПричерноморья, которые вынуждены были уйти в Малую Азию(Геродот. IV, II, 12). Целый ряд исторически достоверных пере-движений кочевников в этом направлении, начиная с гуннов, отно-сится к эпохе средневековья.

Верхние аорсы, аорсы и сираки представляли собой крупныеплеменные союзы, состоящие из различных сарматских племен,которые, возможно, несколько позже перечисляет Плиний (Плиний.Естественная история. VI, 15). Эти племенные союзы являлисьосновной политической силой в Северо-Восточном Причерномо-рье, Северном Кавказе и Прикаспии вплоть до середины I в. нашейэры. Они часто выступали в качестве союзников различных проти-воборствующих сторон в Боспорском царстве. Сираки, как уже упо-миналось, приняли участие в междоусобной войне наследниковПерисада I в конце IV в. до нашей эры. Во время правления Фарна-ка, по словам Страбона, возникла необходимость сиракам, аорсами верхним аорсам выставить значительные воинские контингенты.Возможно, речь шла об их участии в походе Фарнака в Малую Азию,пытавшегося там установить свою власть, но разбитого в 47 г. дон. э. Цезарем. В середине I в. н. э. сираки и аорсы были вновь втя-нуты в междоусобную войну между Митридатом VIII, желавшимпокончить с зависимостью Боспора от Рима, и его братом Коти-сом, поддерживаемым римлянами. Сираки выступили на сторонеМитридата, аорсы – римлян и Котиса. Митридат был разбит и вы-нужден бежать к аорсам. Впоследствии аорсский царь Евнон вы-дал его императору Клавдию.

Отношения сарматов Волги и Дона с другими народами неограничивались лишь политическими контактами – они интенсив-

– 47 –


но развивали и экономические связи. Верхние аорсы вели кара-ванную торговлю с армянами и мидийцами, от которых получалииндийские и вавилонские товары, подключившись таким образомк торговым путям Древнего Востока. Археологические материа-лы позволяют говорить о торговых связях аорсов с ремесленны-ми центрами Кубани, Нижнего Дона, городами Боспорского цар-ства. Важную роль в экономических связях с сарматами игралгород Танаис. Страбон писал: «…Это был общий торговый центразиатских и европейских кочевников, с одной стороны, и прибыва-ющих на кораблях в озеро с Боспора – с другой; первые привозятрабов, кожи и другие предметы, которые можно найти у кочевни-ков, последние доставляют в обмен одежду, вино и все прочиепринадлежности культурного обихода» (Страбон. XI, II, 3).

Этнокарта Страбона между Меотидой и Каспием, как пола-гают многие исследователи, сохраняется до середины I в. нашейэры. Последним те же самые племена в этих местах называет Та-цит в связи с событиями так называемой сирако-аорсской войны49 г. нашей эры. Затем здесь ведущее положение начинают посте-пенно занимать аланы. Из первых наиболее достоверных известийоб аланах в этих краях следует признать сообщение Иосифа Фла-вия, который описал вторжение аланов в Закавказье в 72 г. н. э., всвязи с чем он отмечал, что аланы – это «скифы, обитающие околоТанаиса и Меотийского озера» (Иудейская война. VII, 7, 4).

Появление аланов в европейских степях, их расселение, отож-дествление с ними археологических памятников – весьма сложнаяпроблема. В научной литературе этой проблеме уделялось многовнимания, но решение ее еще далеко от своего завершения. Антич-ные авторы (Дион Кассий, Аммиан Марцеллин) подчеркивали мас-сагетское происхождение аланов, и, видимо, не без основания. Ала-ны упоминаются не только в античных источниках, но и китайских.История Младшего дома Хань сообщает, что владения Яньцай пе-реименовались в Аланья (Бичурин, 1950). Яньцай обычно помещаютв Приаралье или между Северным Прикаспием и Хорезмом. О пре-бывании в этих местах вероятных предков аланов упоминают и ан-тичные авторы – Страбон и Помпей Трог. Страбон говорит об асиях,которые вместе с другими народами отняли у греков Бактриану в

– 48 –


середине II в. до нашей эры. Асии, по Страбону, принадлежали к сако-массагетским племенам. Трог, отмечая те же события, упоминаетасианов. Асиев и асианов современные исследователи сопоставля-ют с асами, отождествляемыми с аланами античных источников.Термин «ас(и)» был достаточно широко распространен у сарматов,он отражен в северочерноморской ономастике, близкой к сармато-осетинской диалектной среде (Грантовский, 1975. С. 79). Есть мне-ние, что асии и асианы обитали в составе массагетской конфедера-ции в районах, расположенных к югу от Аральского моря (Алексее-ва, 1976. С. 141–142). Известно, что после появления аланов в Евро-пе часть их продолжала долгое время оставаться на старых местах.Аль-Бируни (X в.) отмечал переселение аланов и асов из Хорезма кКаспийскому морю (Кузнецов, 1962. С. 125). Аланы приняли участиев этногенезе туркменского народа. Изучение племенного составатуркменского народа показало, что на территории Туркмении, в Тад-жикистане и Афганистане, в довоенное время существовало около1 500 хозяйств аланов. На территорию Туркмении, как говорят самистарожилы – потомки аланов, они пришли с полуострова Мангыш-лак, где владели большим укреплением Алан (Бахтиаров, 1930. С. 39–40; Карпов, Арбеков, 1930. С. 25–28). Известно, что на Мангышлакедо сих пор сохранились развалины крепости, называемой «Алан-Кала» (Толстов, 1948. С. 49).

Вышеизложенное предполагает передвижение аланов изсреднеазиатских районов на запад, вплоть до Дуная. Письмен-ные источники позволяют отнести появление аланов в СеверномПричерноморье к началу второй половины I в. н. э. (Лукан – 39–65 гг., Флакк – вторая половина I в., Сенека – около 4 г. до н. э. –65 г. н. э., Плиний – 23/24–79 гг.). Попытки обосновать более ран-нее появление аланов на основании письменных источников в рай-онах, принадлежащих к Северному Кавказу, следует признать покаслабо аргументированными (Гаглойти, 1966. С. 71).

В археологической литературе не раз предпринимались по-пытки выявить ранние памятники, фиксирующие появление алановот Поволжья и далее на запад. Первым на нижневолжском архео-логическом материале эту проблему попытался разрешить П.Д. Рау.Ему удалось выделить две хронологические ступени среди сар-

– 49 –


матских памятников римского времени. Памятники последней сту-пени (позднесарматские), датируемые им III–IV вв., он связал саланами, считая их результатом развития предшествующей ступе-ни (Rau, 1927). Таким образом, по П.Д. Рау, аланы сложились врезультате местного развития сарматских племен.

Эта точка зрения была принята Б.Н. Граковым и в дальней-шем развита К.Ф. Смирновым, полагавшим, что аланы как само-стоятельная политическая сила вызрели в аорсской конфедера-ции племен, что позднесарматская культура принадлежала ала-нам. К.Ф. Смирнов писал: «Позднесарматская культура созда-лась на общесарматской культурно-этнической основе степныхиранских племен, выступающих теперь под общим именем ала-нов» (Смирнов, 1974. С. 43).

Однако эта точка зрения разделялась не всеми исследовате-лями. По Л.Г. Нечаевой, подбойные погребения Нижнего Повол-жья, составляющие большинство памятников позднесарматскойкультуры, могли принадлежать гуннам, в то время как катакомб-ные погребения Северного Кавказа первых веков нашей эры – ала-нам (Нечаева, 1961). В отношении северокавказских катакомб уисследователей сложилось единодушное мнение об их этническойпринадлежности, поскольку широкое распространение этого погре-бального обряда в первые века нашей эры, как казалось, совпадалосо сведениями письменных источников, упоминавших аланов в кав-казских событиях. Е.П. Алексеева, вслед за Л.Г. Нечаевой, счита-ла, что в распространении катакомб на Северном Кавказе основ-ную роль могли сыграть асии-асианы, продвинувшиеся сюда из рай-онов Средней Азии (Алексеева, 1976. С. 146).

В последнее время представление о том, что катакомбы наСеверном Кавказе появляются вместе с аланами, подвергаетсясомнению. Открытие там катакомб II в. до н. э. не совпадает современем появления аланов и, по мнению А.П. Абрамовой, даетоснование отказаться от утверждения, что катакомбы как тип по-гребального сооружения был принесен сюда этими племенами.К тому же, полагает она, анализ письменных источников не по-зволяет поселить аланов в I–IV вв. н. э. в Центральном Предкав-казье, так как греко-латинские авторы упоминают аланов на Дону,

– 50 –


в Восточном Приазовье и Северном Причерноморье (Абрамова,1978. С. 81; 1979. С. 42).

Интересная попытка отождествить археологические памят-ники на Нижнем Дону с аланами в период их появления в Юго-Восточной Европе была предпринята Б.А. Раевым. Богатые под-курганные погребения типа Хохлач, Садовый, 3-й Сокольский и дру-гие, сооруженные обычно в широких ямах, с дарами умершим навыкидах, в которые часто входили римские импортные изделия, онсчитал новым оригинальным явлением для Нижнего Дона, не свя-занным с предшествующими памятниками этого района. Римскийимпорт позволил определить Б.А. Раеву, что эти курганы в Подо-нье появляются не ранее середины I в. нашей эры. Исходя из пись-менных источников, Б.А. Раев уточняет время появления в этихместах аланов. По его мнению, они здесь должны были появитьсямежду 49 и 65 гг., в период между сирако-аорсской войной, описан-ной Тацитом, в которой аланы не упоминаются, и последним годомжизни Сенеки, отметившего аланов на Дунае. Таким образом, на-чальная археологическая дата упомянутых памятников совпадалас временем письменных источников, отразивших появление алановв Причерноморье, что, по мнению Б.А. Раева, позволяет считатьих принадлежащими аланам (Раев, 1979. С. 13–15).

Однако у этой гипотезы есть ряд уязвимых мест, требующихдополнительной аргументации. Во-первых, черты, характеризующиепогребальный обряд отмеченных курганов Нижнего Дона, не явля-ются здесь чем-то абсолютно новым, появившимся с серединыI в. нашей эры. Территориально близко расположенный Жутовскийкурган 28 тождествен рассматриваемым Б.А. Раевым памятниками по обряду погребения, и по находкам в нем. В.П. Шилов и самБ.А. Раев склонны датировать его первой половиной I в. н. э., време-нем, когда аланы на Нижнем Дону еще не появились (Шилов, 1975.С. 150; Раев, 1979. С. 211). Погребение этого кургана и ряд другихблизких ему погребений I в. до н. э. – I в. н. э., расположенных полевому притоку Дона Есауловскому Аксаю, В.П. Шилов относит каорсам, усматривая совпадение свидетельств Страбона и археоло-гических источников (Шилов, 1983. С. 191). Богатые сарматскиепогребения с дарами умершим в курганной насыпи были известны

– 51 –


на Нижнем Дону с III в. до н. э. (Шилов, 1964. Л. 86–87, 94–106; 1975.С. 138–139), то есть во время обитания здесь аорсов. Во-вторых, этачерта была присуща сарматским погребениям, распространеннымна обширной территории Северного Причерноморья, судя по наход-кам так называемых кладов последних веков до нашей эры, в составкоторых входили богатая конская упряжь, украшенная дорогими фа-ларами, металлическая посуда и другие вещи, являющиеся, по усло-виям обнаружения и составу, скорее всего теми же дарами умершим(Гущина, 1969. С. 43–51; Костенко, 1978. С. 78–81).

Интересные сведения, имеющие отношение к аланской про-блеме, дают материалы Танаиса. Д.Б. Шелов, исследуя составнаселения Танаиса в первые века нашей эры, пришел к выводу, чтоможно выделить два этапа усиления сарматских элементов в Та-наисе – в I и во II вв. н. э., связанные с двумя приливами сарматс-кого населения сюда (Шелов, 1972. С. 232–255). Второй, датирую-щийся серединой – третьей четвертью II в. н. э., фиксируется по-явлением новых черт погребального обряда в некрополе Танаиса:распространением северной ориентировки и искусственной дефор-мации черепов погребенных, увеличением количества подбойныхям. Прилив нового населения в Танаис отмечен и в ономастичес-ком материале. Здесь появляются иранские имена, которые рань-ше в Северном Причерноморье не были известны, обнаруживаю-щие наибольшую близость к осетинским корням. Другая группаимен, более ранняя, имела широкий ономастический ареал в Се-верном Причерноморье. Имена этой группы отмечены в городахБоспора, Ольвии. Д.Б. Шелов пишет, что они принадлежали ски-фам или сарматам, которые оказывали влияние на Северное При-черноморье уже в самом начале нашей эры (Шелов, 1972. С. 249).

Появление целого ряда богатых сарматских курганов в низовь-ях Дона с середины I в. н. э., при условии их принадлежности аланам,должно было увеличить плотность этого населения в рассматривае-мом районе. Все это неминуемо бы сказалось на составе жителейТанаиса. Однако танаисская ономастика не отразила новых иранс-ких элементов, которые должны были быть, так как аланы в этихместах – новое иранское объединение, в котором, вероятно, восточ-ноиранский или среднеазиатский ономастический компонент играл

– 52 –


заметную роль. Неправдоподобно, чтобы в течение ста лет, до се-редины II в. н. э., аланы, находившиеся в тесном соседстве с Танаи-сом, не оставили там своих следов. Создается впечатление, что вэто время особых изменений в составе сарматского населения Ниж-него Дона не произошло и что сарматы, влившиеся в состав населе-ния Танаиса в I в. н. э., были близки сарматскому населению, осво-ившему Северное Причерноморье в более раннее время.

Второй прилив сарматов на Нижний Дон связан с новым иран-ским этносом. Его Д.Б. Шелов считает возможным отождествитьс переселением аланского населения с Поволжья (Шеллов, 1978).

Анализ письменных источников с ранним упоминанием алановпоказывает, что они более уверенно локализуются на западных грани-цах распространения сарматов – к северу от Дуная. Кавказская лока-лизация аланов Лукиана и Флакка сомнительна, в данном случае ала-ны упоминаются в поэтических произведениях. Из этого следует лишьто, что этноним «аланы» уже вошел в обиход. За исключением Иоси-фа Флавия, мы не имеем достоверного источника о нахождении ала-нов в раннее время в Северо-Восточном Причерноморье.

Плиний, перечисляя многие сарматские племена от Кас-пийского моря до Дуная, аланов помещает к северу от Истра(Дуная). У Плиния есть интересное замечание о савроматах, ккоторым бежал Митридат при императоре Клавдии. Это заме-чание относится ко времени после 49 г. н. э., когда плененныйМитридат находился уже в Риме. Савроматов Плиний помеща-ет по соседству с сарматским народом – эпагерритами, живши-ми в Кавказских горах, и талами, территория которых доходиладо устья Каспийского моря (Плиний. VI, 15). То есть упомяну-тые савроматы обитали где-то на территории, примыкающей кСеверному Кавказу и Каспийскому морю. Из Тацита известно,что Митридат бежал к аорсам.

Птолемей, описывая население Азиатской и ЕвропейскойСарматии, определенно помещает аланов в Европейской Сарма-тии в окружении роксоланов, аорсов, амаксобиев.

По проблеме этнического определения рассматриваемыхнижнедонских сарматских памятников может быть выдвинута иальтернативная гипотеза.

– 53 –


Вероятно, после событий 49 г. н. э. аорсы, как победители, несразу покинули старые свои территории. Возможно, прав Д.А. Ма-чинский, отмечая, что аорсы постепенно осваивали территории к за-паду от Дона, если считать амаксобиев отраслью аорсов (Мачинс-кий, 1974. С. 131). С этой позиции можно найти объяснение и нали-чию в курганах Нижнего Дона римского импорта. Если рассматри-вать определенные его категории как дипломатические дары (Клейн,1979. С. 217), то есть все основания считать, что с середины I в. н. э.они попадали к аорсской знати, которая выступала союзником рим-лян в борьбе с Митридатом (Боспорским). А после войны римлянам,путем дипломатических переговоров с аорсами, удалось заполучитьМитридата. Впоследствии римские изделия со своими хозяевамипопадали в курганы. В таком случае вряд ли все сарматские курга-ны Нижнего Дона с римским импортом начиная с середины I в. н. э.следует считать принадлежащими аланской знати.

Однако появление аланов в европейских степях должно былонайти отражение в археологическом материале, в котором быимелись восточные (среднеазиатские) черты. В этом отношенииболее веским аргументом в подтверждение гипотезы Б.А. Раеваможно считать распространение с начала нашей эры в сарматс-ких погребениях новой волны памятников искусства, выполнен-ных в зверином стиле, наиболее ярко представленных в таких кур-ганах, как Хохлач, Садовый, Жутовский, и некоторых других (За-сецкая, 1980. С. 46–55). Хотя сейчас еще остаются невыяснен-ными истоки этого искусства, ближайшие аналогии приводят насна восток, и в частности в Среднюю Азию. Сходные мотивы вкомпозиции и трактовке персонажей обнаруживаются в извест-ной Сибирской коллекции Петра I, которая представляет собойсобрание торевтики из различных районов, в том числе и из Сред-ней Азии (Шилов, 1983. С. 189–190).

Открытие в 1978 г. советско-афганской экспедицией в районеШибаргана в Северном Афганистане шести богатых погребений, вкоторых обнаружено большое количество украшений, выполненныхв манере, близкой скифо-сибирскому искусству (Знание – сила, 1979.С. 14–17), позволит, после исчерпывающего изучения этих уникаль-ных находок, уточнить, откуда и как попадали в поволжско-донские

– 54 –


степи украшения, имеющие близкое сходство со среднеазиатски-ми. Не исключено, что их распространение было связано с продви-жением с востока на запад аланов.

Но с полной уверенностью утверждать, что эти находки яв-ляются диагностирующим признаком в выделении аланского эт-носа, пока нельзя по той причине, что аорсы и другие сарматскиеплемена могли быстро перенять новую моду. Так, в Астраханс-кой области, у с. Никольского, была найдена поясная пряжка, вы-полненная в характерной манере новых традиций в искусстве, вдиагональном погребении, которое отражает исконно местныепогребальные черты (Засецкая, 1979. С. 111, рис. 22).

Что касается отождествления позднесарматской культуры саланами, то отметим следующее: во-первых, требует объяснениянесовпадение во времени распространения этнонима «аланы» и по-зднесарматской культуры. Наименование «аланы» уже широко рас-пространяется в Причерноморье с начала второй половины I в. н. э.,а позднесарматская культура складывается только во II в. н. э., при-чем распространение ее шло с востока на запад. В Нижнем По-волжье черты позднесарматской культуры появляются на рубежеI–II вв. или в начале II в. (Скрипкин, 1982. С. 45–46), а на НижнемДону, по материалам некрополя Танаиса, элементы позднесармат-ской культуры фиксируются с середины – третьей четверти II в. н. э.(Шелов, 1972. С. 238). Во-вторых, позднесарматская культура рас-пространяется от Башкирии, Западного Казахстана до Северо-За-падного Причерноморья. Эта территория вряд ли могла контроли-роваться одним племенным союзом. Известно, что археологичес-кая культура зачастую не совпадает с определенным этносом, темболее с политическим образованием.

Безусловно, какая-то часть носителей позднесарматскойкультуры входила в аланский племенной союз, но везде видеть впозднесарматских памятниках аланов – неверно.

Аланов в момент их выхода на политическую арену следуетрассматривать не как единое этническое целое, а как политическоеобъединение сарматских ираноязычных кочевников, во главе кото-рых они стояли и которые во внешнеполитических отношениях выс-тупали от своего имени. Вероятно, так следует трактовать Аммиа-

– 55 –


на Марцеллина, который отмечал, что аланы со временем подчини-ли другие народы и распространили на них свое имя (Аммиан Мар-целлин. XXXI, 1, 1, 2, 17). В связи с этим помещать аланов в НижнееПоволжье на том основании, что здесь широко распространены по-зднесарматские памятники, без каких-либо других веских обоснова-ний нельзя. Птолемей, перечисляя целый ряд племен в АзиатскойСарматии, не называет аланов. Он упоминает здесь асиев, которыхможно сопоставить с аланами, но собственно аланов помещает вЕвропейской Сарматии (Птолемей. VI, 14, 9).

Другой вопрос: входило ли население Нижнего Поволжья, ос-тавившего памятники позднесарматскои культуры, в аланский пле-менной союз, и если входило, то полностью или частично, и ког-да? Решение его, по состоянию источников на сегодня, – сложнаяисторическая задача.

Падение господства сарматов в Нижнем Поволжье связанос нашествием гуннов во второй половине IV века. С этого време-ни начинается новый этап в истории края, лицо которого начинаютопределять тюркоязычные народы.


Абрамова, М. П. К вопросу об аланской культуре Северного Кавка-за // СА. – 1978. – № 1.

Абрамова, М. П. Письменные источники о кавказских аланах// IX Крупновские чтения : тез. докл. – Элиста, 1979.

Алексеева, Е. П. Этнические связи сарматов и ранних алан с ме-стным населением Северно-Западного Кавказа (III в. до н. э. – IV в. н. э.)/ Е. П. Алексеева. – Черкасск, 1976.

Бахтиаров, А. Осколки «исчезнувших» алан // Туркменоведение.–1930. – № 8–9.

Бичурин, Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в СреднейАзии в древние времена : в 3 т. / Н. Я. Бичурин. – Т. 2. – М. ; Л., 1950.

Виноградов, В. Б. Описание Северного Кавказа в «Географии» Стра-бона (XI, V, 1–8) // Изв. СКНИЦ ВШ. – 1975. – № 4.

Гаглойти, Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин / Ю. С. Гаг-лойти. – Тбилиси, 1966.

– 56 –


Грантовский, Э. А. О восточноиранских племенах кушанского аре-ала // Центральная Азия в кушанскую эпоху. – М., 1975.

Гущина, И. А. Янчокракский клад // Древности Восточной Евро-пы. – М., 1969.

Десятников, Ю. М. Арифарн, царь сираков // История и культураантичного мира. – М., 1977.

Железчиков, Б. Ф. Ранние кочевники Южного Приуралья : автореф.дис. … канд. ист. наук / Б. Ф. Железчиков. – М., 1980.

Засецкая, И. П. Савроматские и сарматские погребения Никольскогомогильника в Нижнем Поволжье // Тр. ГЭ. – 1979. – Вып. 20.

Засецкая, И. П. Изображение «пантеры» в сарматском искусстве// СА. – 1980. – № 1.

Знание – сила. – 1979. – № 8.Карпов, Г. И. Салыры (салоры) / Г. И. Карпов, П. Б. Арбеков // Тур-

кменоведение. – 1930. – № 6–7.Клейн, Л. С. О характере римского импорта в богатых курганах сар-

матского времени на Дону // Античный мир и археология. – Саратов, 1979.Костенко, В. И. Комплекс с фаларами из сарматского погребения у

с. Булаховки // Курганные древности степного Поднепровья III – I тыс.до н. э. – Днепропетровск, 1978.

Кузнецов, В. А. Аланские племена Северного Кавказа // МИА. –1962. – № 106.

Маркс, К. Вынужденная эмиграция // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. –2-е изд.– Т. 8.

Мачинский, Д. А. Некоторые проблемы этнографии восточноевро-пейских степей во II в. до н. э. – I в. н. э. // АСГЭ. – 1974. – Вып. 16.

Мошкова, М. Г. Происхождение раннесарматской (прохоровской)культуры / М. Г. Мошкова. – М., 1974.

Мошкова, М. Г. Рец.: В.П. Шилов. Очерки по истории древнихплемен Нижнего Поволжья. – М., 1975 / М. Г. Мошкова, К. Ф. Смирнов// СА. – 1977. – № 2.

Нечаева, Л. Г. Об этнической принадлежности подбойных и ката-комбных погребений сарматского времени в Нижнем Поволжье и на Се-верном Кавказе // Исследования по археологии СССР. – Л., 1961.

Раев, А. Б. Новое погребение с римским импортом в Нижнем По-донье // СА. – 1979. – № 4.

Раев, А. Б. Римские импортные изделия в погребениях кочевничес-кой знати I–III вв. до н. э. на Нижнем Дону : автореф. дис. … канд. ист. наук/ А. Б. Раев. – Л., 1979.


Ростовцев, М. И. Скифия и Боспор / М. И. Ростовцев. – Л., 1925.Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия во II–IV вв. (некоторые пробле-

мы исследования) // СА. – 1982. – № 2.Смирнов, К. Ф. Савроматы / К. Ф. Смирнов. – М., 1964.Смирнов, К. Ф. Археологические исследования в районе дагестанс-

кого селения Тарки в 1948–1949 гг. // МИА. – 1951. – № 23.Смирнов, К. Ф. Сарматы Нижнего Поволжья и междуречья Дона и

Волги в IV в. до н. э. – II в. н. э. (историко-археологический очерк) // СА. –1974. – № 3.

Толстов, С. П. По следам древнехорезмийской цивилизации / С. П. Тол-стов. – М. ; Л., 1948.

Хазанов, А. М. Социальная история скифов / А. М. Хазанов. – М., 1975.Шелов, Д. Б. Античный мир и варвары Северного Причерноморья

в первые века нашей эры // Античность и античные традиции в культуреи искусстве народов Советского Востока. – М., 1978.

Шелов, Д. Б. Танаис и Нижний Дон в первые века нашей эры / Д. Б. Ше-лов. – М., 1972.

Шилов, В. П. Отчет о работе Астраханской экспедиции за 1964 г.// Архив ИА АН СССР. – Р-1. – № 3156.

Шилов, В. П. Очерки по истории древних племен Нижнего Повол-жья / В. П. Шилов. – М., 1975.

Шилов, В. П. Аорсы (историко-археологический очерк) // История икультура сарматов. – Саратов, 1983.

Шилов, В. П. Запорожский курган : (К вопросу о погребениях аорс-ской знати) // СА. – 1983. – № 1.

Энгельс, Ф. Происхождение семьи, частной собственности и госу-дарства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч.– 2-е изд. – Т. 21.

Rau, P. Die Hügelgräber romischer Zeit an der unteren Wolga / P. Rau. –Pokrowsk, 1927.

– 58 –

ÀÐÕÅÎËÎÃÈ×ÅÑÊÈÅÈ ÈÑÒÎÐÈ×ÅÑÊÈÅ ÄÀÍÍÛÅ

Î ÏÎßÂËÅÍÈÈ ÀËÀÍÎÂÂ ÂÎÑÒÎ×ÍÎÉ ÅÂÐÎÏÅ

(Ïåðâàÿ Êóáàíñêàÿ àðõåîëîãè÷åñêàÿ êîíôåðåíöèÿ : òåç. äîêë. –Êðàñíîäàð : Êóá. ãîñ. óí-ò, 1989. – Ñ. 86–88.)

Существуют две альтернативные гипотезы об условиях по-явления аланов в восточноевропейских степях. Первая из них,миграционная по своему характеру, восходит к работам Е. Той-блера и М.И. Ростовцева и обосновывает продвижение аланов вуказанные места со Среднеазиатского Востока. Вторая (автох-тонная) первоначально наиболее полно была изложена П. Рау,затем принята Б.Н. Граковым и развита К.Ф. Смирновым. В за-вершенном виде она постулировала вызревание аланов из аорс-ской конфедерации племен. В зависимости от решения этой про-блемы находится и реконструкция этнических процессов началанашей эры не только в Поволжье и Подонье, но и на Кубани,Северном Кавказе и Причерноморье.

В свете новых данных значительно усиливает свои позициипервая гипотеза. Анализ в первую очередь археологического ма-териала, значительно возросшего за последние два десятиле-тия, дает возможность выявить существенные различия междуранне- и среднесарматской культурами. С начала нашей эры всреднесарматской культуре появляется ряд новых черт, своимпроисхождением не связанных с предшествующей культурой.Распространяется новая волна звериного стиля, близкого бакт-рийской изобразительной традиции, появляются новые типы зер-


– 59 –


кал, украшений и вооружений, находящих параллели в древнос-тях Средней Азии и в более восточных районах. В степях Вос-точной Европы распространяются небольшие бронзовые котлы,часто с носиком-сливом и ручками, выполненными в виде фигу-рок животных, которые по деталям оформления близки сакскимкультовым сосудам. С I в. н. э. в сарматских погребениях отме-чены находки деталей деревянных повозок, обнаруживающихсходство по своей конструкции пазырыкским. С этого же вре-мени появляется серия богатых сарматских погребений, значи-тельная часть которых открыта на Нижнем Дону, обнаруживаю-щих близкое сходство по набору вещей и обряду с погребения-ми Тилля-тепе в Северном Афганистане. Перечисленные инно-вации по времени практически совпадают со свидетельствамиантичных авторов, отметивших появление аланов в ВосточнойЕвропе. С I в. н. э. здесь широко распространяется поздняя группадиагональных погребений, которые, скорее всего, и фиксируютпоявление ранних аланов.

В связи с этим следует отметить определенную обособ-ленность между северокавказскими районами с ведущим ката-комбным обрядом погребения и степными районами к северу отМаныча с преобладанием диагональных погребений, которые со-ставляют около половины всех датированных погребений I–II веков. Эта констатация, безусловно, должна учитываться приизучении этнических процессов обоих районов. Если только рас-пространение катакомб на Северном Кавказе, как и на Кубани,и связано с сарматами, то только доаланского времени, но, ско-рее всего, с сираками или аорсами.

Причины появления аланов в Восточной Европе, на нашвзгляд, следует искать в событиях, связанных с интенсивнымпередвижением племен в евразийских степях во II в. до н. э.,которые привели к захвату кочевниками значительной частиСредней Азии и падению Греко-Бактрии и которые впослед-ствии отразились на Северном Причерноморье. Первоначаль-но аланы появляются в Средней Азии, к югу от Аральскогоморя, и входят в состав Кангюйского государства. Со станов-лением и укреплением Кушанского государства меняется на-


правление внешнеполитической активности Кангюя, которыйвсе больше распространяет свое влияние на северные районы.В рамках этой политики аланам, видимо, отводилась одна изпервых ролей. Переименование Яньцай в Аланью свидетель-ствует не о вызревании аланов из аорсского объединения, а оподчинении последних первыми.

– 61 –

ÐÎËÜ ÌÈÃÐÀÖÈÉÂ ÑÒÀÍÎÂËÅÍÈÈ ÑÀÐÌÀÒÑÊÈÕ ÊÓËÜÒÓÐ

ÄÎÍÀ È ÍÈÆÍÅÃÎ ÏÎÂÎËÆÜß

(Âîïðîñû êðàåâåäåíèÿ. – Âûï. 1. – Âîëãîãðàä, 1991. – Ñ. 10–15.)

В процессе разработки сарматской проблематики были выделе-ны три культуры: раннесарматская, среднесарматская и позднесар-матская. В научной литературе постоянно дискутируется вопрос обих происхождении. В основном точки зрения сводятся к двум концеп-циям, одна из которых отдает предпочтение автохтонному их проис-хождению, другая – миграционному; ко второй склоняется большеечисло исследователей. Роль миграций в этнических процессах в евра-зийской степной зоне особенно усиливается в среде племен скифо-сибирского мира как в период его становления, так и в последующеевремя. Археологические материалы позволяют выделить четыре зна-чительных передвижения населения в степных районах, которые ока-зали существенное влияние на развитие сарматского общества. Этипередвижения с разной полнотой зафиксированы письменными источ-никами. Первая активизация племен, имеющих, вероятно, отношениек сарматской предыстории, приходится на IV в. до нашей эры. Архео-логически это передвижение фиксируется появлением на Нижнем Донусерии дромосных и диагональных погребений. В таком сочетании этипогребальные конструкции достаточно широко известны в Южном При-уралье в синхронное и более раннее время, что определяет исходныйпункт и направление этого передвижения. Вероятно, с этими археоло-гическими инновациями связано появление в письменных источникахнового этнонима «сирматы», приурочиваемого к Дону (Евдокс Книдс-кий, 370–365 гг. до н. э., Псевдо-Скилак, 338 г. до нашей эры).

С этими событиями связано несколько проблем.


– 62 –


1. Следует ли сирматов отождествлять с сарматами? Чтобыответить на этот вопрос, необходимо обратить внимание на рядфактов. Во-первых, этноним «сирматы» зафиксирован в разных пись-менных источниках, что свидетельствует о его устойчивости. Во-вторых, этноним «сарматы» входит в употребление в более позднеевремя. Причем первоначально в сочинениях античных авторов по-является географическое наименование в форме «Сарматия», дос-таточно четко впервые оно упомянуто у Теофраста на рубеже IV–III вв. до нашей эры. Возможно, этноним «сарматы» происходит оттопонимического названия «Сарматия» как обозначение ее обита-телей. В каком соотношении находились наименования «сирматы» –«Сарматия» – «сарматы», ответить сложно. Скорее всего, сирма-ты были одним из условий появления двух последних названий.

2. Была ли в это время Скифия завоевана новыми пришель-цами? Известно, что степная Скифия после смерти царя Атея в339 г. до н. э. приходит в упадок и к началу III в. до н. э. прекраща-ет свое существование. Ранее это объяснялось вторжением в Ски-фию сарматов. Затем было выяснено, что сарматские памятникина территории бывшей Скифии, вплоть до середины II в. до н. э.,практически отсутствуют. Это явно не укладывалось в рамки пре-жних представлений о раннем массовом вторжении сарматов. На-сколько повлияло появление новой группировки кочевников в IV в.до н. э. на восточных границах Скифии на положение дел в самойСкифии, определить трудно. Создается впечатление, что основ-ная их масса задержалась на Нижнем Дону, Источники не содер-жат достаточно убедительной информации о том, насколько да-леко к западу от Дона новая группировка контролировала терри-тории. Можно предполагать, что появление нового этнополити-ческого объединения являлось одним из факторов, приведших кослаблению Скифии.

Следующий прилив нового населения в донские и волжские сте-пи относится ко II в. до нашей эры. Появление новых групп кочевниковпрослеживается на археологическом материале, отмечено и письмен-ными источниками. В материальной культуре сарматов ощущаетсявлияние традиций культур, расположенных далеко к востоку, – заклю-чительного этапа тагарской и позднепазырыкской.

– 63 –


С конца III – II в. до н. э. нарушается относительная стабиль-ность скифо-сибирского мира, усиливается подвижность отдельныхего племен, что приводит к значительным переменам этнополитичес-кой картины евразийских степей. На Востоке к концу III в. до н. э.активность хуннов приводит к распространению их влияния на Севе-ро-Запад, до Минусинского края. На западе земли хуннов стали про-стираться до Восточного Туркестана. Из китайских источников, опи-савших хунно-юэчжийский конфликт, видно, что эти события повлеклиза собой передвижение целого ряда народов с востока на запад. Естьвсе основания полагать, что активизация хуннов, падение около сере-дины II в. до н. э. Греко-Бактрии, появление восточных инноваций вкультуре сарматов и увеличение населения на Дону и в Нижнем По-волжье, давление кочевого населения на Кубань и Северный Кавказ,занятие сарматами Скифии не ранее середины II в. до н. э. – все этисобытия взаимосвязаны и представляют собой звенья единого исто-рического процесса. Сложившееся представление о продвижении изЮжного Приуралья в Нижнее Поволжье носителей прохоровской куль-туры на рубеже IV–III вв. до н. э., вытеснение и частичная ассимиля-ция ими савроматов пока не находят убедительного подтвержденияни в археологических, ни в письменных источниках. При принятии этойгипотезы мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией. Междуре-чье Волги и Дона и Нижнее Поволжье, по представлениям исследова-телей, в III–II вв. до н. э. было занято многочисленным сарматскимнаселением, а степи бывшей Скифии в это время, по крайней мере досередины II в. до н. э., пустовали и сарматами почему-то не занима-лись. Создается впечатление, что степи Дона и Нижнего Поволжья вIII в. до н. э. были заселены относительно слабо. По крайней мере, этапроблема может быть окончательно разрешена только после выделе-ния сарматских комплексов III в. до н. э., что очень затруднено, в свя-зи с отсутствием опорных памятников этого времени в бывшей Ски-фии и на сопредельных территориях.

Увеличение населения в Нижнем Поволжье происходит со II в.до нашей эры. II–I вв. до н. э. датируется большая часть раннесар-матских памятников, которые традиционно датировались III–II вв.до нашей эры. Изложенное выше требует тщательной разработкивнутренней хронологии раннесарматской культуры.

– 64 –


Следующая волна инноваций в сарматских памятниках приходитсяна I в. нашей эры. Она выразилась в появлении целой серии «царских»погребений, значительная часть которых сосредоточена на НижнемДону. В них обнаружены вещи явно восточного происхождения, кото-рые не могли быть предметом импорта. Это, в первую очередь, высо-кохудожественные изделия, выполненные в так называемом золото-бирюзовом зверином стиле. Зачастую они являются атрибутами влас-ти, несущими этноопределяющую нагрузку, связанную с представле-ниями, уходящими в мифологию определенного народа. По мнениюисследователей, этот вид искусства не имеет местных корней, он при-внесен извне. С I в. н. э. в сарматских погребениях распространяютсякитайские и так называемые бактрийского типа зеркала и другие вещи,имеющие аналогии в Средней Азии и более восточных районах. Этиинновации в материальной культуре сарматов совпадают по времени споявлением в европейских степях, по письменным источникам, аланов.

Учитывая античную традицию, отожествлявшую аланов с мас-сагетами, складывание аланов до их появления в Восточной Европепроизошло, скорее всего, в государстве Кангюй, основу которого со-ставляли кочевники. Этнической базой формирования аланов был ко-чевой контингент, значительно усилившийся в Средней Азии после па-дения Греко-Бактрии. Одним из компонентов в их формировании мог-ли быть племена, пришедшие с востока в Среднюю Азию, что нахо-дит подтверждение в распространении целого рада инноваций от Ал-тая и Монголии через Среднюю Азию в восточноевропейские степи.Это тамги (Монголия – Хорезм – Северное Причерноморье), мечи сножнами, снабженными лопастями для крепления (Алтай – СеверныйАфганистан – Нижняя Волга и Дон), хуннские наконечники стрел икостяные обкладки луков (Забайкалье – различные районы СреднейАзии – Нижняя Волга, Днестр).

Заключительный этап истории сарматов связан с позднесар-матской культурой, в становлении которой восточный этническийимпульс также сыграл определенную роль. Отмечаемый у сарма-тов в это время широко распространенный обычай искусственнойдеформации черепа имел, скорее всего, среднеазиатские истоки,где он зафиксирован с середины I тыс. до нашей эры. Материаль-ная культура поздних сарматов обнаруживает наибольшую близость


с культурой населения, оставившего подбойно-катакомбные погре-бения Средней Азии. По материалам Танаиса, отмечено совпаде-ние появления погребального обряда, типичного для позднесармат-ской культуры, и нового ираноязычного населения. Это дает осно-вание утверждать, что в сарматскую среду влился новый этничес-кий компонент, продвинувшийся в Поволжье и Подонье с востока.

Подчеркивая роль миграций в становлении и развитии сар-матских культур, мы ни в коей мере не считаем, что каждая новаяволна мигрантов напрочь сметала прежнее население Волги и Дона.Сарматские культуры – более сложное явление, нежели смена миг-раций. Кочевой мир был намного динамичней, чем мы это себепредставляем, основываясь на доступных нам источниках. Наря-ду с более или менее крупными передвижениями, имели место, ве-роятно, микромиграции, которые трудно сейчас выявить. В станов-лении каждой из сарматских культур решающую роль играли дваначала: инновации миграционного происхождения и культурные тра-диции местного населения, сплав которых давал новую культуру,которая уже не совпадала механически с первоначальными свои-ми компонентами. Говоря о миграциях, следует иметь в виду, чтоновое население не обязательно должно было преобладать над ко-ренным, его в первую очередь отличали, вероятно, организован-ность и превосходство в военном отношении.

Список литературыМаксименко, В. Е. Савроматы и сарматы на Нижнем Дону / В. Е. Мак-

сименко. – Ростов н/Д, 1983.Мошкова, М. Г. Происхождение раннесарматской (прохоровской)

культуры / М. Г. Мошкова. – М., 1974.Раев, Б. А. Аланы в евразийских степях: восток – запад // Скифия и

Боспор : Археологические материалы к конф. памяти акад. М. И. Ростовско-го. – Новочеркасск, 1989.

Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия : Проблемы хронологии и ееисторический аспект / А. С. Скрипкин. – Саратов, 1990.

Смирнов, К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господ-ства в Скифии / К. Ф. Смирнов. – М., 1984.

– 66 –

ÀÍÒÐÎÏÎÌÎÐÔÍÛÅ ÑÒÀÒÓÝÒÊÈÂ ÏÎÃÐÅÁÀËÜÍÎÌ ÎÁÐßÄÅ ÑÀÐÌÀÒÎÂ

(Àðõåîëîãèÿ Âîñòî÷íî-Åâðîïåéñêîé ñòåïè : ìåæâóç. ñá. íàó÷. òð. –Ñàðàòîâ : Èçä-âî Ñàðàò. óí-òà, 1991. – Âûï. 2. – Ñ. 126–134.)

В 1971 г. отрядом Волго-Донской экспедиции производилисьраскопки курганов в Волгоградской области, В зоне строитель-ства Городищенской оросительной системы. Примерно в 40 кмсеверо-западнее Волгограда, у поселка Котлубань, в курганнойгруппе III, в насыпи кургана 2, под перевернутым вверх дном гли-няным горшком (рис. 1, 2), были обнаружены две меловые стату-этки различной величины (Скрипкин, 1971; 1972). Одна из них, дли-на которой 7,5 см, отличалась четкими формами. Она была выре-зана из уплощенного куска мела с выделенной талией, плечами иголовой. Продольным углублением обозначены ноги. На нижнемконце статуэтки имелось коническое углубление. Места, где дол-жны располагаться глаза, а также промежности, окрашены крас-ной краской (рис. 1, 4). Меньшая статуэтка, длиной 3 см, выпол-нена более условно, у нее обозначены те же детали, но более гру-бо (рис. 1, 5). В кургане 2 основным было погребение ямной куль-туры, впускные – срубной и одно – позднесарматской культуры.

Аналогичная находка была сделана экспедицией Волгоградско-го пединститута В 1976 г. в Быковском районе Волгоградской области,во время раскопок курганной группы у лимана Могута. Здесь, в насы-пи кургана 10, в котором основным было погребение ямной культуры,а впускные погребения – срубной и одно – VIII–VII вв. до н. э., такжебыл найден перевернутый вверх дном горшок (рис. 1, 3), под которымнаходились три куска мела (Скрипкин, 1976б).


– 67 –


Два из них, более крупных размеров, длиной по 4,7 см, имели вширокой своей части по два круглых углубления (рис. 1, 8, 9). В од-ном весьма схематично угадываются контуры человеческой фи-гуры: голова, туловище и ноги (рис. 1, 9). Вырезанные круглые уг-лубления, вероятно, в том и другом случае имитировали глаза. В та-ком случае мы имеем два сильно стилизованных антропоморфныхизображения, что подтверждается и одинаковым характером ихнаходок с котлубанскими статуэтками.

В 1978 г. у хут. Вертячий Калачевского района Волгоградскойобласти В.И. Мамонтовым, в насыпи кургана 5, были найдены развалгоршка (горшок восстановлен – рис. 1, 1) и здесь же две статуэтки,изготовленные из брусков мела, на одной стороне которых были сде-ланы по две круглые ямки, изображающие глаза. Прорезными линия-ми условно обозначены части туловища. Длина одной статуэтки – 11 см,второй – 7,8 см (рис. 1, 6, 7). Основным в кургане 5 было погребениесрубной культуры и одно впускное, савроматское 1.

Все эти находки относятся к сарматской культуре 2, о чемсвидетельствуют горшки, под которыми были обнаружены ста-туэтки, имеющие близкие прототипы в сарматских памятниках(Синицын, 1959. Рис. 23, 13; 1960. Рис. 27, 7; 29, 10; Мошкова,1963. Табл. 7, 17, 22, 30). Точно же отнести горшки к определен-ному периоду сарматской культуры трудно, потому что формы ихнейтральны, они не несут более или менее ярких хронологическихпризнаков. Такие горшки встречаются на протяжении всей сар-матской культуры, хотя из сосудов, приведенных в качестве ана-логий, большинство найдено в прохоровских погребениях.

Связь статуэток в курганных насыпях с погребальным культомнесомненна. В котлубанском кургане рядом с горшком лежали кос-

1 Материалы раскопок не опубликованы. Искренне благодарен В.И. Ма-монтову за предоставление в мое распоряжение публикуемой находки.

2 Сразу после раскопок мною высказано предположение о возможнойпринадлежности котлубанских статуэток к ямной культуре, так как горшок, подкоторым они найдены, был раздавлен на мелкие части, а сами статуэтки выгляде-ли весьма архаично (Скрипкин, 1972. С. 213). После того как горшок был вос-становлен в реставрационной Института археологии АН СССР, стало очевид-ным, что он не относится к ямной культуре.

– 68 –


ти ног, позвонки и ребра барана. Они представляли собой напутствен-ную пищу, что является характерной чертой сарматских погребений.Вероятно, к этому же кругу принадлежит находка, обнаруженнаяА.А. Узяновым в кургане 24 I Балабинского могильника, где под леп-ным горшком, с орнаментированными венчиком вдавлениями, нахо-дились обточенный кусок известняка и терочник из ручки амфоры.Рядом с горшком лежали кости мелкого рогатого скота: передние изадние ноги, череп, а также фрагменты таза лошади (Узянов, 1976.Л. 198–199). Горшки, видимо, во всех случаях заменяли собой мо-гильные сооружения. Во все периоды сарматской культуры приме-нялись различные конструкции погребальных сооружений, но, пожа-луй, их объединяет одно – стремление предохранить погребенногоот соприкосновения с землей (различные перекрытия, подбои с заго-родками, катакомбы и пр.). Горшки, накрывавшие статуэтки, види-мо, должны были играть ту же роль.

Об определенной значимости антропоморфных статуэток в по-гребальной обрядности сарматов свидетельствует целый ряд находоких в погребениях. Одной из наиболее ранних является меловая стату-этка высотой 9,5 см, обнаруженная В.А. Городцовым в сарматскомдетском погребении 4 из кургана I у села Переездная в Бахмутскомуезде Екатеринославской губернии. Статуэтка лежала в левой рукепогребенного. В.А. Городцов описывает ее как женскую, изображен-ную в сидячей позе, якобы с сосудом в руках (рис. 2, 1) (Городцов,1907. С. 252–253, рис. 59). Он указал на ритуальное назначение этойстатуэтки, подчеркивая то обстоятельство, что она была изготовленаиз мела, а мел, как ему было известно, часто встречается в погребе-ниях этого времени. Погребение у Переездной В.А. Городцов датиро-вал II–III вв. н. э. (Городцов, 1907. С. 257–269; 1910. С. 96). Однако,судя по ориентировке погребенного (ЮЮВ), а также вещам из других,как полагал В.А. Городцов, одновременных, погребений, его следуетдотировать более ранним временем, – вероятно, последними двумявеками до нашей эры – I в. нашей эры.

В 1958 г. В.П. Шилов в Волгоградском Заволжье, у селаЗаплавного, в раннесарматском женском погребении, обнаружилантропоморфную статуэтку из мела высотой 10,8 см (рис. 2, 4).Она лежала с наружной стороны правой голени погребенной, го-

– 69 –


ловой к стопе (Шилов, 1958. Л. 26). М.Г. Мошкова датировалаэто погребение III–II вв. до н. э. (Мошкова, 1963. С. 46).

К.Ф. Смирновым в детском погребении 3 среднесарматско-го времени из кургана 5 Быковского могильника также была най-дена весьма схематичная меловая антропоморфная статуэтка сдетализацией ног и головы высотой 8 см. Она лежала у левойплечевой кости погребенной (рис. 2, 5) (Смирнов, 1960. С. 186).Им же в 1957 г. была обнаружена другая меловая статуэтка вдетском погребении 3 из кургана 2 в группе Близнецы на Илеке(рис. 2, 6). Статуэтка лежала около ноги погребенного. Это погре-бение датируется III в. до н. э. (Смирнов, 1975. С. 52).

Б 1976 году Ю.А. Смирновым и А.А. Узяновым под Сальском вI Балабинском могильнике, в сарматском женском погребении II–I вв.до н. э., были найдены две женские статуэтки. Одна, изготовленная измела, лежала у правой голени, вторая, из кости, находилась у правогоплеча (рис. 2, 2, 3) (Смирнов, Узянов, 1976. С. 121–122).

В Ворошиловградской области, около города Александровс-ка, С.Н. Братченко и И.А. Писларием в одном из курганов в ран-несарматском погребении, была обнаружена меловая статуэтка,стилистически близкая статуэткам, найденным в насыпях курга-нов у лимана Могута и хутора Вертячего. Она очень схематичнаи у нее круглыми углублениями обозначены глаза 3. Это еще разподтверждает сарматскую принадлежность статуэток, найденныхв насыпях курганов.

Из приведенных случаев обнаружения статуэток следует, чтовсе погребения, в которых они найдены, датируются преимуществен-но раннесарматским или же среднесарматским временем. Там, гдеможно определить пол, – это были женские погребения, осталь-ные – детские. То же следует сказать и о статуэтках в тех случа-ях, когда специально подчеркивался пол, – все они были женскими.Погребения, в которых находились статуэтки, отличались относи-тельным богатством могильного инвентаря. Обращает на себявнимание находка пары статуэток, одной – большой и другой –меньших размеров, в I Балабинском могильнике. Эта ситуация на-

3 Об этой находке мне любезно сообщил К.Ф. Смирнов.

– 70 –


поминает находки парных статуэток в насыпях курганов под горш-ками. Причем в Котлубанском кургане и у хут. Вертячий были най-дены статуэтки разных размеров. Вероятно, во всех этих случаяхбольшая статуэтка изображает взрослую женщину, а вторая, ма-ленькая, – ребенка. Следует отметить, что для всех статуэток, об-наруженных как в насыпях курганов, так и погребениях, характер-но отсутствие близкого сходства между ними. Всех их отличаетиндивидуальная манера трактовки изображения.

О связи антропоморфных изображений с погребальным куль-том у многих древних народов свидетельствует целый ряд приме-ров. Обычай класть в погребения статуэтки известен с эпохи энео-лита в Южном Туркменистане и странах Ближнего Востока (Масон,Сарианиди, 1973. С. 84), на Кавказе, в памятниках северокавказскойкультуры (Нечитайло, 1978. С. 178) и др. В эпоху раннего железноговека находки антропоморфных статуэток известны в Средней Азии,в ферганских могильниках Карабулах, Тура-Таш, Ворух. Общей чер-той всех ферганских статуэток, как отмечает Г.А. Брыкина, являет-ся их схематичность и нестандартность в изображении и стилисти-ческой трактовке. Несходность их, она считает, объясняется тем,что эти изображения, видимо, являются атрибутами узколокальныхкультов (Брыкина, 1973. С. 152–154).

В Ворухском могильнике были найдены две антропоморф-ные статуэтки из алебастра, обе они сопровождали погребениямолодых женщин (Данидович, Литвинский, 1955. С. 29; Литвинс-кий, 1961. С. 69, рис. 6). Среднеазиатский эпос и этнография по-зволяют отождествить антропоморфные статуэтки в погребени-ях со спутниками погребенного или его заменителем (Брыкина,1973. С. 153). В этом отношении интересен кенотаф из могильни-ка Тура-Таш, где под курганом 19, в подбойной яме, вместо чело-веческого костяка находилась миниатюрная алебастровая стату-этка. Это погребение Ю.Д. Баруздин датировал началом нашейэры (Баруздин, 1962. С. 47–48).

О правомочности привлечения среднеазиатских (ферганских)аналогий для выяснения назначения статуэток, обнаруженных всарматских погребениях, свидетельствует тот факт, что в сложе-нии культуры так называемых подбойно-катакомбных погребе-

– 71 –


ний среднеазиатских районов приняли участке и отдельные груп-пы сарматских племен. Это мнение, высказанное в свое времяО.В. Обельченко (Обельченко, 1954), не исключается и другимиисследователями (Мошкова, 1973. С. 107; Скрипкин, 1973. С. 18;1976а. С. 29–30; Ставиский, 1977. С. 96–109). В нахождении сред-неазиатских и сарматских статуэток много общего, они обнару-жены в женских погребениях, для них не характерна стандарт-ность изображения. Причем в том и другом районах статуэткисопровождали, как правило, погребения молодых женщин. Все этоговорит об их идентичном назначении. Учитывая, что сарматс-кие погребения, в которых обнаружены антропоморфные стату-этки, датируются более ранним временем, нежели среднеазиатс-кие подбойно-катакомбные погребения, можно высказать пред-положение, что эта специфическая черта погребального обрядабыла привнесена в Среднюю Азию сарматами.

Некоторые подтверждения вышесказанному можно найти вопубликованных материалах Хорезмской археолого-этнографичес-кой экспедиции, происходящих из западных окраин Хорезмскогооазиса. Так, в курганном могильнике Тумек-Кичиджик с подбой-но-катакомбными погребениями, в кургане 39, найдены две сло-манные алебастровые статуэтки. Одна из них – женская, пол вто-рой определить трудно. Находились они в погребении молодойженщины (Лоховиц, 1979. С. 135, 144, табл. IV, 20, 21). Автор да-тирует в целом могильник Тумек-Кичиджик I в. до н. э. – II в. н. э.и отмечает в нем много общих черт с сарматскими памятникамиНижнего Поволжья и Приуралья. Эта близость прослеживается ина антропологическом материале (Лоховиц, 1979. С. 147). Такуюже сходность в погребальном обряде, вещевом и антропологи-ческом материалах с сарматским дает курганный могильник Туз-Гыр (Лоховиц, Хазанов, 1979. С. 111–133). Семантика антропо-морфных сарматских статуэток трудновыяснима. К.Ф. Смирнов,говоря о быковской статуэтке, считал ее отражением, наличияантропоморфного, вероятно женского, божества у сарматов (Смир-нов, 1960. С. 262). Из Авесты известно, что у древних иранцевшироко было распространено почитание духов дома, семьи – нма-ньи, которые изображались в виде идолов (Брыкина, 1973. С. 154).


Фраваши в Авесте выступают как духи умерших предков, кото-рые обычно отождествлялись с существами женского пола (Ма-ковельский, 1960; Рапопорт, 1971).

В целом, наличие антропоморфных статуэток в сарматскихпогребениях отражает какие-то религиозные представления сар-матов анимистического характера. В находках статуэток под гор-шками в насыпях курганов у поселка Котлубань, лимана Могутаи хут. Вертячий можно видеть символические погребения, свя-занные с теми же представлениями.

Рис. 1. Находки в насыпях курганов:1, 6, 7 – хут. Вертячий; 2, 4, 5 – пос. Котлубань; 3, 8, 9 – лиман Могута

Рис.

2. А

нтро

помо

рфны

е ста

туэт

ки и

з сар

матс

ких

погр

ебен

ий:

1 –

Пер

еезд

ная

(по

В.А

. Гор

одцо

ву);

2, 3

– I

Бала

бинс

кий

моги

льни

к (п

оЮ

.А.С

мирн

ову,

А.А

. Узя

нову

);4

– За

плав

ное

(по

М.Г

. Мош

ково

й); 5

– Б

ыко

вски

й мо

гиль

ник

(по

К.Ф

. Сми

рнов

у);

6 –

Близ

нецы

(по

М.Г

. Мош

ково

й)

– 75 –



Баруздин, Ю. Д. Памятники кочевников рубежа и первых веков на-шей эры // Баруздин Ю.Д., Брыкина Г. А. Археологические памятникиБаткена и Ляйляка. – Фрунзе, 1962.

Брыкина, Г. А. Некоторые вопросы верований древних ферганцев(в связи с находками в курганах и в усадьбе Кайрагач) // Тезисы докладовсессии, посвященной итогам полевых археологических исследований1972 г. в СССР. – Ташкент, 1973.

Городцов, В. А. Бахмутская «миниатюрная каменная баба» (ответпроф. Н. И. Веселовскому) // ИАК. – Вып. 37. – СПб., 1910.

Городцов, В. А. Результаты археологических исследований в Бах-мутском уезде Екатеринославской губернии 1903 года // Труды XIII архе-ологического съезда. – Т. I. – М., 1907.

Данидович, Е. А. Археологический очерк Исфаринского райо-на / Е. А. Данидович, Б. А. Литвинский. – Сталинобад, 1955.

Литвинский, Б. А. Исследование могильников Исфаринского райо-на в 1958 г. // Археологические работы в Таджикистане. – Вып. VI. – Стали-нобад, 1961.

Лоховиц, В. А. Подбойно-катакомбные и коллективные погребения мо-гильника Тумек-кичиджик. Кочевники на границах Хорезма // ТХАЭ. – М., 1979.

Лоховиц, В. А. Подбойные и катакомбные погребения могильникаТуз-гыр. Кочевники на границах Хорезма / В. А. Лоховиц, А. М. Хазанов// Тр. ХАЭЭ. – T. XI. – M., 1979.

Маковельский, А. О. Авеста / А. О. Маковельский. – Баку, 1960.Масон, В. М. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы / В. М. Ма-

сон, В. И. Сарианиди. – М., 1973.Мошкова, М. Г. Памятники прохоровской культуры // САИ. – Вып. Д 1–

10. – М., 1963.Мошкова, М. Г. Сарматы и Средняя Азия // Тезисы докладов сессии,

посвященной итогам полевых археологических исследовании 1972 г. вСССР. – Ташкент, 1973.

Нечитайло, А. Л. Антропоморфные алебастровые статуэтки в ран-них памятниках северокавказской культуры // СА. – 1978. – № 2.

Обельченко, О. В. Кую-Мазарский и Лявандакский могильники –памятники древней культуры бухарского оазиса : автореф. дис. … канд.ист. наук. – Ташкент, 1954.

Рапопорт, Ю. А. Из истории религии древнего Хорезма / Ю. А. Ра-попорт. – М., 1971.


Синицын, И. В. Археологические исследования Заволжского отряда(1951–1953) // МИА. – 1959. – № 60.

Синицын, И. В. Древние памятники в низовьях Еруслана (по раскоп-кам 1954–1955 гг.) // МИА. – 1960. – № 78.

Скрипкин, А. С. К вопросу о происхождении позднесарматской куль-туры // Этнокультурные связи населения Урала и Поволжья с Сибирью,Средней Азией и Казахстаном в эпоху железа. – Уфа, 1976а.

Скрипкин, А. С. Отчет о раскопках курганов в Быковском и Николаевс-ком районах Волгоградской области в 1976 г. // Архив ИА АН СССР. – 1976б.

Скрипкин, А. С. Отчет об археологических разведках и раскопкахв зоне строительства Городищенской оросительной системы (1971 г.)// Архив ИА АН СССР. – Р-I. – № 4482.

Скрипкин, А. С. Позднесарматская культура Нижнего Поволжья :автореф. дис. … канд. ист. наук. – М., 1973.

Скрипкин, А. С. Работы в зоне Городищенской оросительной систе-мы // АО, 1971. – М., 1972.

Смирнов, К. Ф. Быковские курганы // МИА. – 1960. – № 78.Смирнов, К. Ф. Сарматы на Илеке / К. Ф. Смирнов. – М., 1975.Смирнов, Ю. А. Нижнесальские курганы / Ю. А. Смирнов, А. А. Узянов

// АО. – М., 1976.Ставиский, Б. Я. Кушанская Бактрия: проблемы истории и культу-

ры / Б. Я. Ставиский. – М., 1977.Узянов, А. А. Отчет о работах Бегаевского отряда Донской экспеди-

ции ИА АН СССР в 1976 г. // Архив ИА АН СССР. – Т. I.Шилов, В. П. Отчет о раскопках Астраханской экспедиции в 1958 г.

// Архив ИА АН СССР. – Р-I. – № 1850.

– 77 –

Î ÏÐÎÈÑÕÎÆÄÅÍÈÈ ÌÅ×ÅÉÑ ÊÎËÜÖÅÂÛÌ ÍÀÂÅÐØÈÅÌ Ó ÑÀÐÌÀÒÎÂ

Â ÑÂÅÒÅ ÌÈÃÐÀÖÈÎÍÍÎÉ ÊÎÍÖÅÏÖÈÈ

(Ìåæäóíàðîäíûå îòíîøåíèÿ â áàññåéíå ×åðíîãî ìîðÿâ äðåâíîñòè è ñðåäíèå âåêà : òåç. VI íàó÷. êîíô. – Ðîñòîâ í/Ä,1992. – Ñ. 34–35.)

Мечи с кольцевым навершием появляются у сарматовна заключительном этапе раннесарматской культуры. В своевремя А.М. Хазанов предпринял попытку обосновать проис-хождение этих мечей на местной основе. Ранними прототипа-ми их могли быть, по его мнению, мечи с волютообразнымнавершием. Наиболее ранние находки мечей со сформировав-шимся кольцевым навершием он относил к III в. до нашейэры (Хазанов, 1971).

Однако при ближайшем рассмотрении эта ранняя дата неимеет под собой достаточной хронологической аргументации.Так, меч из кургана 10 Быковского могильника И. Фодор, на ос-новании наличия у него сегментовидного перекрестия, датиро-вал второй половиной III в. до н. э. или его концом (Фодор, 1969).Однако набор бус из этого погребения и других из того же кур-гана датируется II в. до н. э. – I–II вв. н. э. (Смирнов, 1960).Меч с кольцевым навершием из кургана 2 южной группы Бе-режновского могильника А.М. Хазанов датировал III в. до н. э.на основании нахождения рядом с ним бронзовых наконечниковстрел. Но, как известно, бронзовые наконечники стрел в сар-матских комплексах встречаются во II и I в. до н. э. (Мошкова,1963; Шилов, 1975), к тому же они найдены с трехлопастнымичерешковыми железными наконечниками, не имеющими ранних


– 78 –


типологических признаков. Попытка В.С. Горбунова и Р.Б. Ис-магилова обосновать раннюю дату мечей с кольцевым навер-шием из Башкирии пока остается гипотетичной по той причине,что все они представляют собой случайные находки (Горбунов,Исмагилов, 1976).

Скорее всего, наиболее ранние находки мечей с кольцевымнавершием связаны с нахождением их вместе с мечами с серпо-видным навершием. В кургане у пос. Рыбного Волгоградскойобласти, в погребении с аналогичными разнотипными мечами,была найдена фибула среднелатенской схемы, датируемая вто-рой половиной II – I в. до н. э. (Скрипкин, 1980). Наиболее пра-вильным следует признать мнение, что мечи с кольцевым навер-шием появляются у сарматов не ранее II в. до н. э. (Шилов, 1959).Нет пока убедительных данных и о местном генезисе меча этоготипа у сарматов, в то время как к востоку от сарматских земельмечи с кольцевым навершием в сформировавшемся виде суще-ствовали задолго до их появления у сарматов. На территорииСеверо-Западного Китая, Тувы и Алтая этот тип меча известен,по крайней мере, с раннескифского времени. Они там встречают-ся в изображениях на оленных камнях и среди находок в погре-бальных комплексах и существуют довольно долго (Грязнов, 1980;Кубарев, 1980; Ковалев, 1987).

Кроме того, в материальной культуре сарматов со II в. до н. э.появляется целый ряд других, восточных инноваций: котловидныебронзовые подвески, ажурные бронзовые пряжки со сценами тер-зания или с фигурами верблюдов, костяные окончания гребней, поманере зооморфных изображений напоминающие бронзовые пла-стины таштыкской культуры, костяные проколки, отдельные типыкерамики, по форме и характеру орнаментации близкие алтайс-ким находкам.

Судя по письменным источникам, во II в. до н. э. в евразий-ских степях происходят значительные этнополитические изме-нения. В Северном Причерноморье в это время появляются но-вые группировки кочевников: между Доном и Днепром – роксо-ланы, в Крыму – сатархи. Ко II в. до н. э., вероятно, относитсясообщение Плиния о переходе многих племен через Дон. Да и


выход на политическую арену аорсов и сираков, скорее всего,был обусловлен событиями этого времени. В восточном поясеЕвразии во II в. до н. э. китайские источники также фиксируютпередвижение целого ряда народов (хунну, юечжей, саков, усу-ней), охватившее обширную территорию – от северо-западныхграниц Китая до Средней Азии.

Отмеченные инновации в материальной культуре сарматовII в. до н. э. – результат этих этнополитических изменений. Онисвязаны с появлением в восточноевропейских степях новых этни-ческих компонентов восточноскифского происхождения. Эти со-бытия привели к усилению активизации сарматов в СеверномПричерноморье и на Кавказе.

– 80 –

Ê ÈÑÒÎÐÈÈÂÅËÈÊÎÃÎ ØÅËÊÎÂÎÃÎ ÏÓÒÈ

(Âîïðîñû êðàåâåäåíèÿ : ìàòåðèàëû êðàåâåä. ÷òåíèé. – Âûï. 2. –Âîëãîãðàä, 1993. – Ñ. 27–30.)

В предлагаемой работе исследуются некоторые спорные про-блемы истории северного ответвления Великого шелкового пути,шедшего через Среднюю Азию в Поволжье, Дон и далее в Север-ное Причерноморье. Одной из таких проблем является определениевремени начала функционирования этого участка пути. Существуетмнение, что он активно эксплуатировался уже в I в. до н. э. (Восточ-ный…, 1988. С. 371). Однако внимательный анализ основных источ-ников по этой теме, которыми являются материалы археологичес-ких раскопок и свидетельства древних авторов, позволяет внести су-щественные коррективы в решение этого вопроса. Обратимся сна-чала к археологическим находкам. Наиболее массовым материа-лом из раннекитайского импорта в восточноевропейских степях яв-ляются ханьские металлические зеркала, которые производились вКитае во второй половине II – I в. до нашей эры. Известные ранеенаходки аналогичных зеркал в Поволжье (с. Старая Полтавка, с. Бе-режновка), на Дону (хут. Виноградное) и Кубани (ст-ца Казанская),казалось, не противоречат установленному времени их изготовленияв Китае, поскольку датировались довольно широко – с I в. до н. э. поI в. н. э. включительно. В настоящее время появилась возможностьэту дату уточнить, благодаря открытию ряда новых комплексов сар-матской культуры с ханьскими зеркалами вместе с большим чис-лом хорошо датирующихся вещей, в том числе и римским импортом(Кобяково, Чугуно-Крепинка, Третьяки). Ни один из этих комплексовне может датироваться временем ранее I в. нашей эры. Общая дата


– 81 –


известных нам 13 экземпляров китайских зеркал, обнаруженных всарматских погребениях Южного Приуралья, Поволжья и Дона, – I–IV вв. нашей эры. Время ранних находок китайских шелковых тка-ней в археологических памятниках юга Восточной Европы (Керчь,Соколова могила, Мариенталь) также согласуется с предложеннойначальной датой поступления сюда ханьских зеркал.

Одновременно с собственно китайскими изделиями в вос-точноевропейских степных курганах довольно часто обнаружи-вают вещи, местом изготовления которых в одних случаях мог-ли быть культурные центры Средней Азии, в других – более во-сточные районы, вплоть до Алтая и Ордоса. Наиболее яркимииз этого круга находок следует считать вещи, являющиеся уни-кальными памятниками искусства, выполненные из золота, в такназываемом полихромно-бирюзовом зверином стиле. Некоторыеисследователи их появление также связывают с деятельностьюшелкового пути.

Теперь обратимся к другого рода источникам, имеющим не-посредственное отношение к данной проблеме, – письменнымсочинениям античных авторов. Существовавшие в древности тор-говые пути обычно всегда описывались географами и историка-ми. На рубеже эр наиболее осведомленным автором был Стра-бон, поставивший последнюю точку в своем фундаментальномтруде «География» в 18 г. нашей эры. Описывая достаточно под-робно Кавказ, Северное Причерноморье, Среднюю Азию, он прак-тически ничего не говорит о Северном Прикаспии. Каспийскоеморе Страбон считал заливом Северного океана, что свидетель-ствует об отсутствии в его распоряжении оригинальных данныхоб этом районе (Страбон. География. ХI, I, 5; 6, 1).

Совершенно иную картину в описании Северного Прикас-пия мы видим в сочинении не менее известного географа антич-ности– Птолемея, написавшего свой труд в середине II в. нашейэры. Он впервые называет Волгу (Ра), знает Каму, Урал, Эмбу,ряд других мелких рек, дает точные географические координа-ты наибольшего сближения Волги и Дона, перечисляет множе-ство народов, населявших эти места (Птолемей. Географичес-кое руководство. V, 8, 12; VI, 14, 2). Существует мнение, что

– 82 –


источником для Птолемея в описании Северного Прикаспия могбыть итинерарий (дорожник), которым пользовались купцы, со-вершавшие путешествия из Северного Причерноморья в Сред-нюю Азию и далее – на восток.

Так или иначе появление новых, достаточно подробных сведе-ний об этом районе в античном мире, который причисляют к одномуиз участков северного ответвления Великого шелкового пути, отно-сится к времени между выходом в свет соответствующих трудовСтрабона и Птолемея, то есть не ранее самого начала I в. н. э. и непозже середины II в. н. э., что в общем согласуется с начальной да-той поступления китайского импорта в Восточную Европу по архео-логическим данным. Теперь коснемся другой проблемы: следует ливсе вещи восточного происхождения, обнаруженные в сарматскихкурганах, непременно считать результатом торговли по шелковомупути. Анализ источников показывает, что в этом не последнюю рольмогут играть причины политического и этноисторического характе-ра. Навряд ли можно воспринимать шелковый путь однообразно, какпередвижение в том и другом направлениях нагруженных товаромкараванов. Шелковый путь – это и посредническая, и приграничнаяторговля, и дипломатические дары, и миграция населения, и в опре-деленной мере естественная диффузия отдельных вещей.

Начало активного интереса Китая к Западному краю имело впервую очередь политические причины. Во время правления импе-ратора У-ди (140–87 гг. до н. э.) ханьский Китай начинает искатьсоюзников в борьбе с извечным своим противником – хунну. С этойцелью в 138 г. до н. э. на запад была направлена миссия во главе сЧжан Цянем, которому удалось достигнуть Средней Азии. Несколь-ко позднее Хань устанавливает дипломатические отношения с усу-нями и некоторыми другими народами, обитавшими здесь, исполь-зуя их как союзников в борьбе с хунну. С этого времени сюда пери-одически снаряжаются китайские посольства с дарами, за усуньс-кого правителя была выдана замуж китайская принцесса. По сло-вам китайского историка Сыма Цяня в Западный край отправля-лось по пять-десять посольств в год (Боровкова, 1989. С. 21). Этисобытия способствовали насыщению Средней Азии китайскимитоварами, начиная с конца II в. до нашей эры.


Отсутствие же более или менее выраженного китайско-сред-неазиатского импорта в восточно-европейских степях вплоть доначала нашей эры свидетельствует о том, что какой-либо устой-чивой связи Средней Азии с Северным Причерноморьем черезПоволжье и Дон тогда не существовало. Прямое отношение к ус-тановлению такой связи, скорее всего, имеют сообщения рядаантичных авторов, относящиеся ко времени со средины I в. н. э.,о появлении в Восточной Европе аланов, которые отождествля-лись с массагетами – обитателями Средней Азии. Появление сэтого времени в курганах Волги, Дона и Северного Причерномо-рья восточного импорта, в том числе ханьских зеркал и шелка,было первоначально связано не с торговыми акциями, а с мигра-цией какой-то части населения с востока, в обиходе которых на-ходились эти вещи. Об этом, кстати, говорит и то, что обнаружен-ные там же вещи, выполненные в «полихромно-бирюзовом звери-ном стиле» в отдельных случаях представляли собой символывласти, в других – являлись составной частью костюма, конскойупряжи или портупеи, то есть несли определенную этническуюнагрузку и навряд ли были просто предметами торговли.

В дальнейшем в рамках аланской конфедерации, которая, ве-роятно, контролировала территории между Северным Причерно-морьем и Средней Азией, создаются благоприятные условия дляторговых связей между этими районами. Здесь уместно вспом-нить рассказ Страбона об истоках Дона, о которых никому ничегоне было известно по той причине, что кочевники, населявшие этикрая, не пропускали чужеземцев в глубь страны. С утверждениемже здесь аланов и изменением политической обстановки, видимо,создаются более благоприятные условия, что и нашло отражение винформированности об этих местах Птолемея.


Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. –М., 1988.

Боровкова, Л. А. Запад Центральной Азии во II в. до н. э. – VII в. н. э./ Л. А. Боровкова. – М., 1989.

– 84 –

Ê ÏÐÎÁËÅÌÅÈÑÒÎÐÈ×ÅÑÊÎÉ ÈÍÒÅÐÏÐÅÒÀÖÈÈÀÐÕÅÎËÎÃÈ×ÅÑÊÈÕ ÏÀÐÀËËÅËÅÉ

Â ÊÓËÜÒÓÐÀÕ ÀËÒÀÉÑÊÎÃÎÈ ÄÎÍÎ-ÓÐÀËÜÑÊÎÃÎ ÐÅÃÈÎÍÎÂ

Â ÏÎÑËÅÄÍÈÅ ÂÅÊÀ ÄÎ ÍÀØÅÉ ÝÐÛ

(Àíòè÷íàÿ öèâèëèçàöèÿ è âàðâàðñêèé ìèð : ìàòåðèàëûIII àðõåîë. ñåìèíàðà : â 2 ÷. – ×. II. – Íîâî÷åðêàññê : Íîâî÷åðêàñ.ìóçåé èñòîðèè äîí. êàçà÷åñòâà, 1993. – Ñ. 3–10.)

В сарматских погребальных комплексах II–I вв. до н. э. отЮжного Урала до Дона появляется довольно представительнаягруппа находок инокультурного происхождения, обнаруживающаяаналогии иногда на достаточно отдаленных территориях. В на-стоящей статье предпринимается попытка выявления характе-ра этого круга инноваций, определения тех исторических реа-лий, которые стоят за ними.

К указанным находкам, в первую очередь, относятся ажур-ные прямоугольные бронзовые пряжки с изображениями верблю-дов или сценами терзания, миниатюрные бронзовые модели кот-лов, костяные окончания гребней, украшенные стилизованнымиголовками лошадей, костяные полированные проколки.

Художественные вещи из числа названных выполнены в ма-нере, не имеющей местных истоков. Костяные окончания гребнейс изображениями головок, развернутых в противоположные сторо-ны и украшенных хохолками, близки изображениям на территорииХакасии (Кисилев, 1951, табл. XXXVIII; Кызласов, 1960. С. 79).Неместные художественные традиции отражают и ажурные брон-


– 85 –


зовые пряжки. В сарматских погребениях они появляются не ранееII в. до нашей эры. Поиск им аналогий вновь уводит на Восток.Абсолютно такие же пряжки происходят из Средней Азии и Цент-рального Казахстана. На Енисее, в Забайкалье и Ордосе были широкораспространены ажурные поясные пластины, которые, наряду собщим сходством, имеют определенные стилистические различияс сарматскими пряжками. Исследователи отмечали, что появле-ние этих пластин на Енисее связано с влиянием хунну, которыми, всвою очередь, были восприняты и получили дальнейшее развитиетрадиции скифо-сибирского искусства. В последние века до нашей-эры, по словам М.А. Дэвлет, наблюдается обратная волна куль-

турного влияния. Ордосские пластины попадают на Енисей, вмес-те с другими типично хуннскими вещами, что может быть объяс-нено подпаданием этого района под контроль хунну (Дэвлет, 1980.С. 18 и след.). С усилением влияния хуннской культуры связываетВ.Д. Кубарев появление в курганах Уландрыка на Алтае поясныхдеревянных пластинчатых пряжек, которые копируют ажурные пла-стины Забайкалья и Ордоса (Кубарев, 1987. С. 76 и след.). Появле-ние ажурных пряжек в Подонье и Поволжье – результат восточныхкультурных влияний, для иных реконструкций у нас нет никаких дан-ных. Вероятно, что в разных районах возникали свои центры изго-товления таких пряжек, но традиция для всех была общей (Дэвлет,1980. С. 18). Об этом свидетельствует и то, что на поясах частопомещались две такие пряжки. Это отмечено в Забайкалье, наАлтае, в Средней Азии и Поволжье.

Миниатюрные копии бронзовых котлов известны в памятни-ках тесинского этапа татарской культуры (II–I вв. до н. э.) и ши-роко распространяются в таштыкскую эпоху (Кызласов, 1960.С. 79; Пшеницына, 1975. С. 152). М.Н. Пшеницына отмечалаочень много параллелей в материальной культуре тесинского эта-па и сарматов Южного Приуралья и Нижнего Поволжья. Это икостяные или роговые проколки, костяные игольники, мечи с коль-цевидным навершием, некоторые типы пряжек. Причем приори-тет в культурном влиянии она отдает сарматам, так как в сар-матских комплексах эти находки в большинстве своем датирова-лись тогда III–II вв. до нашей эры. Число таких соответствий мож-

– 86 –


но было бы увеличить, отнеся к ним, например, ложковидные за-стежки, берестяные короба и некоторые другие вещи, встречаю-щиеся как у тесинцев, так и сарматов.

Хронологический анализ показывает, что широкое распрост-ранение большинства упомянутых находок на сарматской терри-тории приходится на время не ранее II в. до н. э., в основном II–I вв. до нашей эры. Они не являются звеньями эволюции местнойсарматской культуры, поскольку здесь не известны их прототипыв более ранних памятниках.

К находкам этого рода можно отнести и мечи с кольце-видным навершием. Рассмотрение всей совокупности их нахо-док в хронологическом плане дает основание утверждать, чтоэтот тип мечей в восточноевропейских степях появляется на-чиная со II в. до нашей эры. Наиболее ранние их находки встре-чаются вместе с мечами с серповидным навершием. Разра-батывавшаяся ранее гипотеза об автохтонном генезисе мечейс кольцевым навершием не подтверждается какими-либо убе-дительными фактами, в то время как далеко на востоке этотсложившийся тип меча существовал, по крайней мере, начинаяс раннескифского времени. Такой меч изображен на оленномкамне из кургана Аржан в Туве. Кольцевые навершия извест-ны и на карасукских кинжалах. Эта традиция сохранялась уоружия в памятниках культур пазырыкского круга Алтая III–II вв. до н. э. (Кубарев, 1981. С. 40; 1987. С. 58; Суразаков, 1984.Рис. 1, 2, 3) и у татарских племен. О восточном импульсе враспространении у сарматов мечей с кольцевым навершиемговорит и то, что они, по ряду наблюдений, были снабжены нож-нами с лопастями в верхней и нижней частях для крепления кноге. Такие ножны вошли в употребление на Алтае в III–II вв.до н. э. (Кубарев, 1987. С. 64), по конструкции они отличаютсяот ножен мечей с серповидным навершием.

Чем можно объяснить распространение у сарматов начинаясо II в. до н. э. большого числа находок вещей, характерных длякультур раннего железного века, расположенных далеко к восто-ку от сарматской территории? Являются ли они результатом опос-редованного культурного влияния, некой внеэтнической диффузии,

– 87 –


или их появление связано с проникновением в степной район Вос-точной Европы нового населения?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к пись-менным источникам. В абсолютно независимых сочинениях китай-ских и античных авторов имеются сведения о значительных переме-щениях населения в евразийских степях во II в. до нашей эры.

Древнекитайские историки Сыма Цянь и Бань Гу сообщают оцелом ряде передвижений и военных столкновений народов, охва-тивших обширную территорию от северо-западных границ Китаядо Бактрии. Соперничество между хунну и юэчжами, юэчжами иусунями, проживавшими в районе Дуньхуана, закончилось, в конеч-ном счете, поражением юэчжей и отступлением их в Джунгарию, врайон долины реки Или, где они, в свою очередь, разгромили саков,которые также, в большинстве своем, покидают прежнюю терри-торию. Затем в Джунгарии юэчжи вновь были разбиты усунями ивынуждены были уйти далеко на запад, где они около серединыII в. до н. э. захватили Бактрию (Восточный…, 1988. C. 226–241).После этих событий в Средней Азии значительно увеличиваетсяприсутствие кочевого элемента, что нашло отражение в появлениибольшого числа крупных курганных могильников с явными элемен-тами степной культуры (Мандельштам, 1966; 1975).

По всей вероятности, эти бурные события не могли не зат-ронуть более северных степных районов и являлись по своемухарактеру более крупномасштабными, нежели изложенные в ки-тайских источниках. Китайские историки описали их, в основном,со слов посла Чжана Цяня, посетившего Среднюю Азию по зада-нию императора, который мог не знать, что происходит на сопре-дельных территориях.

Анализ синхронных греко-римских источников позволяетсделать заключение о появлении во II в. до н. э. новых подразде-лений кочевников в степях Восточной Европы. В херсонесскомдекрете в честь Диофанта (110/109 г. до н. э.) в Северном При-черноморье упоминаются племена ревксиналов (роксоланов). Пли-ний называет целый ряд племен, перешедших через Дон. Причемупоминание в этом списке сатархов дает возможность опреде-лить время этого переселения и его направление. Сатархи как

– 88 –


новое население появляются в степном Крыму со II в. до н. э.,скорее всего, с востока (Ольховский, 1981. С. 56). Известны онибыли и в Средней Азии. Некоторые исследователи предполагаютих тождество с тохарами, фигурирующими у Страбона в спискенародов, участвовавших в захвате Бактрии (Десятчиков, 1973.С. 142). Уже неоднократно высказывалось мнение, что тохарс-кий компонент присутствовал в передвижении племен II в. до н. э.и в освоении ими причерноморских степей и Северного Кавказа(Десятчиков, 1973. С. 144; Керефов, 1988. С. 123 и след.).

Исследования по хронологии сарматской культуры позволяютутверждать, что увеличение кочевого населения в степях междуДоном и Южным Уралом начинается со II в. до н. э., причем апо-гей этого процесса приходится, скорее всего, на его середину. Именнос этого времени начинается освоение сарматами бывшей террито-рии Великой Скифии (Полин, 1989. С. 8 и след.), ощущается акти-визация кочевников на Кубани (Марченко, 1988. С. 15). С новымикочевниками сармато-массагетского круга может быть сопостав-лено распространение с середины II в. до н. э. на Северном Кавка-зе катакомбного обряда захоронения (Керефов, 1988. С. 130 и след.).

Б.Я. Стависким в свое время было высказано интересное со-ображение о взаимосвязи таких событий, как падение Греко-Бакт-рии под ударами кочевников и их активизация на Северном Кавказеи Скифии. В этих событиях, по его мнению, могли участвовать однии те же племена или часть их (Ставиский, 1977. С. 108).

Не исключено, что и появление аорсов, а возможно, и сира-ков в тех местах, где их впервые помещает Страбон и которых онназывает беглецами из среды народов, живущих выше, связано ссобытиями II в. до нашей эры. Попытку обосновать участие ввоенных действиях конца IV в. до н. э. на Боспоре сираков (Де-сятчиков, 1977. С. 45) вряд ли можно признать убедительной (Ше-лов-Коведяев, 1990. С. 16 и след.), как и появление, примерно в тоже время, в Подонье и Поволжье аорсов (Шилов, 1983. С. 34 ислед.). При принятии этой гипотезы странным кажется, что сира-ки, отметившие свое появление активным участием в междоу-собной войне наследников боспорского престола, затем упомина-ются Страбоном только через почти триста лет.

– 89 –


Восточного происхождения этнической основы аорсов придер-живался Т. Сулимирский, хотя и считал, что само имя пришельцымогли заимствовать у местного населения прохоровской культуры.Однако, по его мнению, передвижение во II в. до н. э. было на-столько мощным, что привело к значительному изменению преды-дущей культуры и положило начало новому – среднесарматскомупериоду. Он отмечал, что культура переселенцев, появившихсяюжнее Урала и в прикаспийских степях, имеет удивительное сход-ство с культурой современного им народа, обитавшего в Семире-чье, восточнее Балхаша и на границе Китайского Туркестана(Sulimirski, 1970. С. 116). Причина этого переселения, как считалТ. Сулимирский, была обусловлена успехами хунну, начиная с зах-вата ими в 201 г. до н. э. территории динлинов (долина Енисея врайоне нынешнего Минусинска), разгрома ими же юэчжей, что при-вело в движение сако-массагетские племена и определило отступ-ление из казахстанских и центральноазиатских степей различныхираноязычных племен (Sulimirski, 1970. С. 113, 114).

Исходя из всего сказанного, можно сделать ряд выводов:1. События II в. до н. э., охватившие значительную часть

евразийских степей: активизация хунну на востоке, хунно-юэчжий-ский конфликт, падение Греко-Бактрии, появление новых группи-ровок кочевников в степях от Южного Урала до Дона, захват сар-матами территории Скифии – взаимосвязаны между собой и пред-ставляют звенья одной цепи.

2. Выявленные инновации в материальной культуре сарма-тов II–I вв. до н. э. в доно-волго-уральских степях являются ре-зультатом миграции части населения из более восточных райо-нов, соседствовавших, вероятно, с территориями пазырыкской,тагарской культур и областью формирования таштыкской культу-ры. Этот вывод, кроме археологических, подтверждается и пись-менными источниками.

3. В формировании и развитии сарматских культур, особенноначиная со II в. до н. э., большую роль начинают играть миграции.Довольно часто те или иные культурные инновации в них имеютмиграционное происхождение. Хотя, как правило, появление но-вых группировок кочевников, внося существенные коррективы в

– 90 –


этническую карту расселения сарматов, не приводило к полномуизменению всего состава населения. Об этом говорят наблюде-ния, сделанные на основе анализа археологических памятниковсарматов, свидетельствующие о наличии преемственности меж-ду практически всеми сарматскими культурами, находящей вы-ражение в сохранении и развитии местных традиций в материаль-ной культуре и погребальном обряде.

Определенные доказательства этому содержатся в письмен-ных источниках. Это известный пассаж Аммиана Марцеллина обутверждении гегемонии аланов и о постепенном включении в ихсостав других народов. На этот счет есть и весьма интересноесообщение у китайского историка Бань Гу. Рассказывая о разгро-ме саков юэчжами, а затем юэчжей усунями, он отмечал: «По-этому среди усуней есть потомки сэ (саков. – А. С.) и потомкибольших юэчжей» (Восточный…, 1988. С. 226). Надо полагать,что когда юэчжи разгромили саков, то часть их влилась в составюэчжей, а затем те и другие вошли в состав новых победителей.

4. «Сарматы» – довольно широкий собирательный этноним.Скорее всего, он имел определенный смысл и хождение в греко-римской среде и навряд ли воспринимался теми, кому он непос-редственно адресовался. Сарматы, зафиксированные в разноевремя и на различных территориях письменными источниками,зачастую очень отличались своим происхождением. Родина ихбыла достаточно обширной – от северо-западных границ Китаяи Алтая – на востоке до Северного Причерноморья – на западе.Средой, питавшей в разное время те или иные объединения сар-матов, являлся ираноязычный кочевой мир, обитавший на этойогромной территории.

5. События II в. до н. э., нашедшие отражения в археологи-ческом материале, вносят определенные уточнения и в периоди-зацию сарматской культуры. В первую очередь, это касается про-хоровской (раннесарматской) и сусловской (среднесарматской)культур. Как уже сообщалось, данные события Т. Сулимирскийсвязывал с началом среднесарматского периода. В нашей лите-ратуре также высказывалось мнение о том, что среднесарматс-кую культуру следует датировать концом II в. до нашей эры. Од-

– 91 –


нако наиболее приемлемой для нее оказалась дата – I в. до н. э. –I в. нашей эры. Позднейшие исследования показали, что опреде-ляющие прохоровскую культуру черты сохраняются до начала на-шей эры, а отдельные их рецидивы встречаются и в начале на-шей эры. Археологический комплекс же среднесарматской куль-туры складывается к началу нашей эры (Скрипкин, 1990).

Исследуемая нами проблема позволяет под новым углом зре-ния рассмотреть, в первую очередь, само содержание понятия «про-хоровская культура» и периодизацию этой культуры. Следовало бывообще отказаться от термина «прохоровская культура» и исполь-зовать в научном обиходе употребляющийся адекватный ему тер-мин «раннесарматская культура». Курганы у села Прохоровка, став-шие эпонимным памятником для целой культуры, датируются обыч-но рубежом IV–III вв. до н. э., то есть они относятся, собственно, краннему периоду сарматской культуры.

Однако, учитывая, что термин «прохоровская культура» проч-но вошел в научный оборот и с ним, естественно, трудно расстать-ся, его можно сохранить, выделив два этапа прохоровской культу-ры: ранний (IV–III вв. до н. э.) и поздний (II–I вв. до нашей эры).


Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. – М., 1988.Десятчиков, Ю. М. Сатархи // ВДИ. – 1973. – № 1.Десятчиков, Ю. М. Арифарн, царь сираков // История и культура

античного общества. – М., 1977.Дэвлет, М. А. Сибирские поясные ажурные пластины II в. до н. э. –

I в. н. э. // САИ. – 1980. – Вып. Д 4–7.Керефов, Б. М. Памятники сарматского времени Кабардино-Балка-

рии / Б. М. Керефов. – Нальчик, 1988.Кисилев, С. В. Древняя история Южной Сибири / С. В. Кисилев. –

М., 1951.Кубарев, В. Д. Кинжалы из горного Алтая // Военное дело древних

племен Сибири и Центральной Азии. – Новосибирск, 1981.Кубарев, В. Д. Курганы Уландрыка / В. Д. Кубарев. – Новосибирск, 1987.Кызласов, Л. Р. Таштыкская эпоха / Л. Р. Кызласов. – М., 1960.


Мандельштам, А. М. Кочевники на пути в Индию / А. М. Мандель-штам. – М. ; Л., 1966.

Мандельштам, А. М. Памятники кочевников кушанского времени вСеверной Бактрии / А. М. Мандельштам. – Л., 1975.

Марченко, И. И. Сарматы степей правобережья Нижней Кубани вовторой половине IV в. до н. э. – III в. н. э. (по материалам курганных по-гребений) : автореф. дис. … канд. ист. наук / И. И. Марченко. – Л., 1988.

Ольховский, В. С. Население Крыма по данным античных авторов// СА. – 1981. – № 3.

Полин, С. В. Население северопричерноморских степей в III–II вв. дон. э. (этнополитический аспект) : автореф. дис. … канд. ист. наук / С. В. По-лин. – Киев, 1989.

Пшеницына, М. Н. Культура племен Среднего Енисея во II–I вв. дон. э. (тесинский этап) : дис. … канд. ист. наук / М. Н. Пшеницына. – Л., 1975.



Суразаков, А. С. Горный Алтай и его северные предгорья в концеVI – начале II в. до н. э. : дис. … канд. ист. наук / А. С. Суразаков. – М., 1984.

Шелов-Коведяев, Ф. В. О составе противоборствующих сторон вбитве при Фате IV в. дохристианской эры // Международные отношения вбассейне Черного моря в древности и средние века. – Ростов н/Д, 1990.

Шилов, В. П. Аорсы (историко-археологический очерк) // История икультура сарматов. – Саратов, 1983.

Sulimirski, T. The Sarmatians / T. Sulimirski. – L., 1970.

– 93 –

Î ÂÐÅÌÅÍÈ ÏÎßÂËÅÍÈß ÀÎÐÑÎÂÍÀ ÄÎÍÓ

(Ìåæäóíàðîäíûå îòíîøåíèÿ â áàññåéíå ×åðíîãî ìîðÿ â äðåâíîñòèè ñðåäíèå âåêà : òåç. VII Ìåæäóíàð. íàó÷. êîíô. – Ðîñòîâ í/Ä :Èçä-âî Ðîñò. ïåä. óí-òà, 1994. – Ñ. 78–80.)

Наиболее точную раннюю локализацию аорсов дает Стра-бон, отметив, что они, «впрочем, живут по течению Танаиса».Аорсов, как, кстати, и сираков, он считал, «…видимо, изгнанника-ми племен, живущих выше» (XI, V, 8). Поселяя аорсов на Дону,Страбон, таким образом, предполагал, что они когда-то пришли вэти места. Сведения об аорсах у Страбона относятся к серединеI в. до н. э., ко времени правления Фарнака на Боспоре. Следова-тельно, аорсы переселились на Дон раньше этой даты. Однакописьменные источники не позволяют существенно уточнить вре-мя свершения рассматриваемого события.

Этот, казалось бы частный, вопрос для древней истории Донаимеет отношение к решению многих масштабных проблем евра-зийской истории. В свое время была разработана научная гипоте-за о взаимосвязи появления на Дону и в Поволжье прохоровской(раннесарматской) культуры и аорсов. Наиболее полно она былаобоснована в ряде работ К.Ф. Смирнова (1964, 1971, 1974, 1984).Дата распространения памятников прохоровской культуры в меж-дуречье Волги и Дона и к западу от Дона постоянно им корректи-ровалась, однако диапазон этих датировок существенно не раз-нился: вторая половина IV – III в. до н. э.; конец IV в. до н. э.;рубеж IV–III вв. до нашей эры. С III в. до н. э. начинается освое-ние сарматами Скифии.


– 94 –


В настоящее время состояние археологической источнико-вой базы позволяет уточнить ряд важных ситуационных момен-тов, имеющих отношение к распространению памятников прохо-ровской культуры на Дону. Появление в IV в. до н. э. в Подоньедромосных погребальных ям типа Шолоховского кургана; Каще-евки, курган 1; Сладковского, курган 4, а также диагональных по-гребений (Крепинский II, курган 3; Высочино, курган 17, погребе-ние 3; Житков II, курган 3), несущих определенные восточные ин-новации, не ознаменовалось здесь оформлением комплекса про-хоровской культуры. Не выделены до сих пор на Дону и памятни-ки прохоровской культуры III в. до нашей эры. Более определеннохронологические ориентиры этой культуры проявляются здесь соII в. до н. э. (Максименко, 1990). С этого времени сарматскиепамятники достаточно отчетливо выделяются и между Доном иДнепром (Полин, Симоненко, 1990; Полин, 1992).

Ранней дате (рубеж IV–III вв. до н. э.) появления на Дону аорсов,носителей прохоровской культуры, противоречит ряд фактов. Распрос-транение прохоровской культуры в Поволжье и Подонье реконструи-ровалось как довольно крупномасштабное передвижение населенияЮжного Приуралья на запад, которое привело здесь к смене этнопо-литической ситуации. Прежнее савроматское население перемещает-ся за Дон и в районы Северного Кавказа, частично ассимилируетсяпришельцами. Основная масса прохоровских погребений от Заволжьядо Дона датировалась III–II вв. до н. э., что должно свидетельство-вать о массовости здесь сарматского населения. К этому времени,как считалось, и относится сложение той картины расселения сарма-тов, которая была впоследствии описана Страбоном. К началуIII в. до н. э., как известно, прекращает существование ВеликаяСкифия. Однако, судя по археологическим памятникам, террито-рия, ранее принадлежавшая скифам, сарматами начинает осваи-ваться более чем через век (Полин, 1992). Такая ситуация не со-ответствует представлению о массовости сарматского населе-ния с III в. до н. э. к востоку от Дона.

Серьезные этнические изменения в Подонье, скорее всего,происходят во II в. до н. э., о чем, кроме археологических, свиде-тельствуют и письменные источники. Зафиксированный Плини-


ем переход через Танаис более десятка племен (или племенныхобъединений) может быть отнесен к событиям II в. до н. э., при-чем это движение шло с востока на запад. В перечне Плиния от-мечены «сатархеи», «сатархеи-спалеи», «тагоры» – названия, близ-кие номенклатуре племен, принявших участие во II в. до н. э. всреднеазиатских событиях (Десятчиков, 1973). Сатархи в концеII в. до н. э. были отмечены в эпиграфическом материале Крыма.Все это позволяет наметить путь передвижения отдельных пле-менных группировок от Средней Азии до Северного Причерно-морья. Видимо, с этими событиями связано появление между До-ном и Днепром роксоланов, ранняя фиксация которых в этих мес-тах также относится ко II в. до н. э. (Симоненко, 1991). С этоговремени значительно увеличивается сарматское население По-волжья и степных районов Северного Кавказа.

Затруднительно будет предположить, что эти передвиженияне внесли серьезных коррективов в расселение племен на Дону ичто этнокарта Страбона осталась без изменений (просущество-вала с конца IV – III в. до н. э. по начало нашей эры). Вероятнеевсего, она сложилась после бурных событий II в. до н. э., связан-ных с приходом с востока в европейские степи новых континген-тов кочевников и освоением ими территорий вплоть до Днепра,после чего наступает период относительной стабилизации, длив-шийся до начала нашей эры. Именно в это время сатархи обосно-вались в Крыму, роксоланы – в степях между Доном и Днепром,аорсы – в Подонье, верхние аорсы – в Северном Прикаспии, си-раки – на Кубани. В начале нашей эры начавшаяся новая подвиж-ка сарматского мира на запад, к границам Римской империи поДунаю, привела к значительным изменениям в расселении наро-дов в восточноевропейском степном ареале.

– 96 –

Î ÍÀ×ÀËÅÈ ÍÅÊÎÒÎÐÛÕ ÎÑÎÁÅÍÍÎÑÒßÕ

ÔÓÍÊÖÈÎÍÈÐÎÂÀÍÈßÑÅÂÅÐÍÎÃÎ ÎÒÂÅÒÂËÅÍÈß

ÂÅËÈÊÎÃÎ ØÅËÊÎÂÎÃÎ ÏÓÒÈ

(Àíòè÷íàÿ öèâèëèçàöèÿ è âàðâàðñêèé ìèð : òåç. äîêë. IV àðõåîë.ñåìèíàðà. – Íîâî÷åðêàññê : Ìóçåé èñòîðèè äîí. êàçà÷åñòâà, 1994. –Ñ. 32–33.)

В ряде работ, посвященных данной проблеме, утверждает-ся, что северная часть шелкового пути, идущая через СреднююАзию, Нижнее Поволжье в Северное Причерноморье, начинаетэксплуатироваться при активном участии китайских купцов сI в. до н. э. (Лубо-Лесниченко, 1988; Берлизов, 1990; 1993). На-ходки китайских вещей и ряд категорий находок среднеазиатско-го производства в восточноевропейских степях обычно интерпре-тируются как результат этих торговых акций. Такая трактовкавосточных инноваций в материальной культуре сарматов пред-ставляется односторонней. Восточные импорты в сарматскихпогребениях могли представлять собой военную добычу, дипло-матические дары, отдельные вещи могли изготовляться на заказ,в конечном случае их появление могло являться результатом миг-рации. Некоторые категории находок в своем движении от Китаядо Восточной Европы, вероятно, несколько раз меняли свой ста-тус. К примеру, от китайцев к усуням и другим народам СреднейАзии вещи попадали как дипломатические дары (Сыма Цянь), изСредней Азии в Восточную Европу – как результат торговли, во-енной добычи или миграции.


– 97 –


Одним из важных доказательств начала активной торговойдеятельности по северному ответвлению Великого шелкового путиявляется наличие сведений в письменных источниках о террито-рии между Средней Азией и Северным Причерноморьем. Следу-ет отметить, что, вплоть до Птолемея, в античной географичес-кой и исторической литературе такие сведения отсутствуют. Стра-бон считал Каспийское море заливом Северного океана (XI, VI, 1),аналогичные соображения высказывал и другой эрудит антично-сти – Плиний (VI, 36). Резкие изменения в осведомленности оСеверном Прикаспии у античных авторов приходятся, таким об-разом, на конец I – первую половину II в. нашей эры.

Китайские хроники эпохи Хань также ничего не сообщают обэтом районе. Их сведения в этом направлении ограничиваются вла-дением Яньцай, которое, по новым данным, может быть локализо-вано в Юго-Восточном Приаралье (Боровкова, 1989).

Страбон, кроме того, дает возможность выяснить причины,по которым торговые операции по северному пути в его время немогли осуществляться. Враждебно настроенные кочевники пере-крыли все пути, ведущие вглубь степей (XI, 11, 2). Таким обра-зом, политический аспект в установлении тортовых связей по этомупути играл не последнюю роль.

Этнополитическая ситуация в восточноевропейских степяхпостепенно меняется в I в. н. э. в связи с появлением и утвержде-нием аланов. Только после этих событий античная география по-лучает оригинальные данные о территории, расположенной к вос-току от Дона. Новая политическая обстановка оказалась, вероят-но, более благоприятной для развития торговли через степной ко-ридор. Возможно, это было обусловлено политическими и эконо-мическими интересами новой группировки племен, возглавляемойаланами, ранняя история которых была в определенной мере свя-зана со Средней Азией.

Мощный выброс восточных инноваций в сарматском археоло-гическом материале I в. н. э., скорее всего, связан с миграцией ала-нов, являющихся частью восточного скифского мира, о чем свиде-тельствует частое скопление вещей восточного производства в от-дельных комплексах, несущих определенную этническую нагрузку.


Отдельные находки восточного происхождения в сарматс-ких памятниках Северного Кавказа и Северного Причерноморьямогли попадать и иным путем. В последние века до нашей эры –начале нашей эры действовал торговый путь, шедший из Индиичерез Бактрию, по Амударье и Каспию в Черное море (Страбон.XI; VII, 3; Плиний. VI, 36). К этому пути были подключены аорсы,игравшие посредническую роль в торговле с Востоком.

– 99 –

ÂÅËÈÊÈÉ ØÅËÊÎÂÛÉ ÏÓÒÜÂ ÈÑÒÎÐÈÈ ÞÃÀ ÐÎÑÑÈÈ

(ÐÈÆ. – 1994. – ¹ 1. – Ñ. 3–14.)

В последнее время изучению истории Великого шелковогопути стало уделяться особенно пристальное внимание, о чем сви-детельствует появление серии работ, опубликованных как отече-ственными, так и зарубежными издательствами. В Москве обра-зован Научно-исследовательский центр «Шелковый путь», кото-рый провел уже несколько семинаров по актуальным вопросамданной проблемы. Под флагом ЮНЕСКО в рамках международ-ной программы «Диалог культур» начали проводиться обширныеисследования по теме «Великий шелковый путь» с организациейэкспедиций по древним торговым маршрутам и проведением на-учных семинаров в городах, приближенных к ним.

Усиление интереса к рассматриваемой теме не случайно, по-скольку она имеет отношение не только к сугубо экономическимпроблемам древности, но и к взаимодействию и взаимовлияниюкультур в самом широком спектре их проявления, к развитию этно-политических процессов на обширной территории Евразии и фор-мированию ряда народов, доживших до Нового времени. Все это,так или иначе, перекликается с современными проблемами взаи-моотношений между народами и заставляет обращаться к истори-ческому опыту. В истории многие события взаимосвязаны междусобой, и, как это ни парадоксально звучит, чем больше проходитвремени, тем очевиднее вырисовывается эта связь. Древняя исто-рия в этом плане не является исключением.

С середины I тыс. до н. э. мировой прогресс определяли наЗападе – античная цивилизация в лице Греции, а затем и Рима, на


– 100 –


Востоке – самобытный Китай. Между ними в разное время распо-лагались такие могущественные державы, как Древнеперсидскоеи Селевкидское государства, Парфия, Кушанское царство, сыграв-шие также немалую роль в развитии общечеловеческой культуры.Они как бы вытянулись одной полосой от Атлантического до Тихо-го океанов, севернее которой простирались бескрайние степныепросторы, населенные в то время преимущественно кочевниками.Наиболее известными из них являлись скифы, занимавшие Север-ное Причерноморье, между Доном и Южным Уралом обитали сар-маты, за Каспием – массагеты и саки, к северо-западу и северу отКитая – усуни, юэчжи и хунну. Эти два очень различных мира вомногом зависели друг от друга и, несмотря на частый антагонизммежду ними, приводивший к кровопролитным войнам, не могли су-ществовать друг без друга. Это было такое противоречие двух сил,которое, в определенной мере, двигало исторический прогресс, со-вершенствуя отношения между ними.

Неискушенный в древней истории читатель может посчитать,что влияние могли оказывать преимущественно развитые государ-ства на окружающую периферию, используя свой более высокийкультурный потенциал: что могли дать древним цивилизациям ди-кие кочевники? Однако грань здесь довольно зыбкая. Так, у осно-вания таких известных держав, как Парфия и Кушанское царство,стояли династии, являвшиеся выходцами из кочевого мира. В от-дельные периоды истории древние государства и кочевники выс-тупали как союзники. Так, во время греко-персидских войн, охва-тивших всю первую половину V в. до н. э., персидские цари привле-кали в свою армию периферийное варварское население, в том чис-ле и среднеазиатских скифов. Несколько позже, в 331 г. до н. э.скифы участвовали в сражении при Гавгамелах на стороне персид-ского царя Дария III против Александра Македонского, хотя и несмогли ему существенно помочь. Важную роль играли кочевникиСеверного Кавказа, Волги и Дона в период бурных событий I в. дон. э., когда понтийский царь Митридат VI Евпатор вел упорную борь-бу против Рима. В грандиозный план Митридата входило объеди-нение значительной части кочевого мира, и подобно Ганнибалу, втор-гнуться в пределы Италии и, таким образом, повергнуть Рим. Од-

– 101 –


нако этому плану не суждено было сбыться – Митридат потерпелпоражение. Ту же политику проводил сын Митридата – Фарнак,который предпринял попытку исправить положение дел. Он вклю-чил в свое войско сарматские племена и высадился в Малой Азии.Однако все это закончилось сокрушительным разгромом, которыйнанес ему Цезарь.

В течение веков шлифовались взаимоотношения Китая с ко-чевниками, затяжные периоды конфронтации здесь также чере-довались с мирным сосуществованием. Китай, оказывая культур-ное воздействие на варварскую периферию, сам заимствовал не-которые достижения кочевников, особенно в военном деле (Меж-государственные…, 1987. С. 237–264).

Кроме политических отношений, важную роль играли эконо-мические связи античных и древневосточных государств с ко-чевниками. Специализация хозяйства кочевников ставила их пе-ред необходимостью приобретения продуктов земледелия и ре-месла, что стимулировало развитие хозяйства экономически важ-ных центров древних государств.

Греция и Рим, с одной стороны, а Китай – с другой, играяведущую роль во взаимоотношениях с кочевым миром Евразии,долгое время развивались изолированно друг от друга. Во мно-гом они были разными. Общим было их колоссальное влияние наокружающий мир. Китай в ханьскую эпоху для Восточной Азииимел то же значение, что Греция и Рим для истории европейскихнародов. По мнению Т.В. Степугиной, «в этом смысле правильноговорить об этом времени, как о периоде дальневосточной антич-ности» (Степугина, 1990. С. 36).

В течение ряда веков эти две цивилизации стремились навстре-чу друг другу. Первоначально инициатива принадлежала антично-му миру. В 30–20-е гг. IV в. до н. э. Александр Македонский, раз-громив одну из крупнейших держав древности – Персию, со свои-ми войсками дошел до Яксарта (Сырдарья). В те времена геогра-фия, не имевшая четких представлений об Азиатском континенте,пределом его считала Индию. Обуреваемый идеей мирового гос-подства, Александр направил копыта своих коней в Индию, кото-рую он завоевать не смог. Александрия Дальняя, основанная на

– 102 –


берегах Сырдарьи, македонские гарнизоны в Средней Азии былисамыми восточными форпостами античной цивилизации. Впослед-ствии, после распада державы Александра, в течение века тако-вым здесь оставалось Греко-Бактрийское царство. Китай в то вре-мя, раздираемый внутренними противоречиями и междоусобицей,а также осаждаемый с севера воинственными кочевниками, не могсделать сколь-нибудь серьезных шагов навстречу Западу. Но че-рез некоторое время он перехватит инициативу.

Рим не сумел принять эстафету от греко-македонян в осво-ении глубинных районов Востока, его влияние распространялосьне далее Месопотамии. Путь Риму на восток преградила Пар-фия. Сперва затяжная война с Митридатом, а затем сокрушитель-ное поражение римской армии во главе с Крассом от парфян приКаррах в 53 г. до н. э. заставили Рим умерить свой аппетит. В даль-нейшем Рим больше был озабочен сдерживанием натиска раз-личных народов на бескрайних границах своей империи.

Китай же, наоборот, со второй половины II в. до н. э. начинаетрасширять сферу своего влияния на Запад. Начало активного инте-реса Китая к Западному краю имело, в первую очередь, полити-ческие причины. С времени правления императора У-ди (140–87 гг.до н. э.) ханьский Китай резко активизирует свою внешнюю поли-тику. На Западе он ищет союзников в борьбе со своим постояннымпротивником – хунну. В 138 г. до н. э. император направляет на за-пад миссию во главе с Чжаном Цянем, которому удалось достиг-нуть ряда государств Средней Азии. Сведения, собранные главоймиссии, легли в основу исторических сочинений Сыма Цяня, БаньГу и других известных китайских историков о народах, обитавшихзападнее Китая и до Каспия. Ханьский двор устанавливает дипло-матические отношения с усунями, обитателями Западного края,используя их как союзников в борьбе с хунну. С этого времени уси-ливается влияние Китая и его культуры в Средней Азии.

Появление шелковых тканей в Европе опередило представ-ление античной географии и истории о китайцах и их государстве.Первые достоверные сведения о существовании шелководства вКитае относятся к первой половине III тыс до н. э. (2750 ± 100 гг.до н. э.) (Лубо-Лесниченко, 1989. С. 10). В Европе, по имеющим-

– 103 –


ся на сегодня археологическим данным, шелковые ткани появля-ются с середины 1-го тыс. до н. э.: в Баварии (VI–V вв. до н. э.);районе Афин (V в. до н. э.); Македонии (первая половина IV в.до н. э.); Кельне (IV в. до н. э.) (Лубо-Лесниченко, 1989. С. 11).В античной литературе первые упоминания о китайцах и Китаеотносятся к рубежу и первым векам н. э., где они становятся из-вестными под именем серов и Серики (Страбон, Помпоний Мела,Плиний Старший, Дионисий, Птолемей). Вероятно, эти авторы ис-пользовали данные более ранних источников, однако их выявле-ние весьма проблематично (Восточный…, 1988. С. 190–202).В Рим шелк начинает ввозиться со второй половины I в. до н. э.(Восточный…, 1988. С. 384), но попадал он туда не в результатепрямых связей Рима с Китаем, а, скорее всего, через опосред-ство целого ряда купеческих операций.

Со II в. до н. э. и в первые века нашей эры постепенно разви-вающиеся экономические связи между Востоком и Западом ох-ватывают многие народы Евразии и определяют основные марш-руты, по которым эти связи осуществлялись и для которых в про-шлом веке Ф. Рихтгофен впервые ввел в научный оборот назва-ние: «Шелковый путь» (Восточный…, 1988. С. 361, 362). В основ-ном, выделяют два направления Великого шелкового пути: южноеи северное, которые, в свою очередь, имели различные ответвле-ния. Их промежуточные пункты по основным трассам могли ва-рьировать. Южный путь, шедший из Китая, достигал ВосточногоСредиземноморья, огибая Каспийское море с юга; северный –огибал Каспий с противоположной стороны, он проходил черезСреднюю Азию, Южное Приуралье, Нижнее Поволжье и Дон, за-канчиваясь в Северном Причерноморье. Интенсивность функци-онирования того и другого направления не была постоянной и обыч-но зависела от складывающейся политической конъюнктуры накаком-либо из участков путей.

В предлагаемой статье рассмотрены две взаимосвязанныепроблемы: начало действия северного ответвления Великого шел-кового пути и характер поступления в восточноевропейские степипервых восточных импортов, которые обычно связывают с нача-лом торговли по этому пути. В последние века до нашей эры и в

– 104 –


первые века нашей эры степные пространства от Средней Азии идо Северо-Западного Причерноморья занимали сарматы. Такимобразом, изучение истории северного направления шелкового путисмыкается с изучением истории и культуры сарматских народов.

К настоящему времени исследован ряд сарматских курга-нов, уникальность которых заключается в сочетании в них нахо-док, изготовленных зачастую на расстоянии многих тысяч ки-лометров друг от друга. В сарматских погребениях (с. Чугуно-Крепинка Донецкой обл.; пос. Кобяково, хут. Виноградный Рос-товской обл.; с. Третьяки Воронежской обл.) найдены китайс-кие металлические зеркала и античная посуда. В погребении ус. Косика в Астраханской области ряд вещей находят себе про-тотипы в древностях Средней Азии, Алтая и Ордоса, и в то жевремя там найдены печати из Месопотамии, сосуд с именемармянского царя. При желании эти примеры можно было бы про-должить. Значительная часть упомянутых и аналогичных имкомплексов уже неоднократно анализировалась исследователя-ми, но, как мне кажется, не в одинаковой мере равноценно изу-чались все категории импортов. С начала нашей эры в сарматс-ких погребениях относительно часто встречаются вещи римс-кого производства и восточные импортные изделия: ханьскиезеркала, шелковые ткани, предметы, выполненные в так назы-ваемом полихромно-бирюзовом зверином стиле. Римскому им-порту посвящено достаточно много, причем монографическихработ аналитического характера. Разработана его типология,хронология, вероятные пути поступления. Проблема восточногоимпорта у сарматов исследована гораздо слабее. Специалистыпо сарматской археологии, авторы раскопок памятников с рас-сматриваемыми находками обычно ограничивались общей ихпубликацией. Приятным исключением является недавно вышед-шая коллективная работа по ханьским зеркалам, обнаруженнымна территории Восточной Европы (Гугуев, Равич, Трейстер, 1991).

В исторической литературе некоторыми авторами высказы-валось мнение, что северный путь начал действовать еще до на-шей эры. Одним из них является известный специалист по древнейистории Китая Е.И. Лубо-Лесниченко. В своей работе «Великий

– 105 –


шелковый путь», являющейся главой монографии, написанной кол-лективом авторов (Восточный…, 1988. С. 351–391), он следующимобразом обосновывает свое мнение. Основным аргументом емуслужат наиболее ранние находки китайских зеркал в памятниках наюго-востоке Европы. Таковыми являются зеркала типа «итицзы» снадписями, которые в Китае изготовлялись в эпоху ранней Хань совторой половины II в. до нашей эры. Производились они и в I в. донашей эры. Аналогичные зеркала были найдены у хут. Виноград-ного – на Нижнем Дону, у с. Старая Полтавка – в Нижнем Повол-жье и на Кубани – у ст. Казанской. Далее, для восточноевропейс-ких аналогий принимается дата производства этого типа зеркал вКитае и делается заключение, что на раннем этапе связей Востокас Западом северный путь имел более важное значение, чем юж-ный, и что активное его функционирование относится уже к I в.до н. э. (Восточный…, 1988. С. 371).

Ко времени между 36 г. до н. э. и 23 г. н. э. относит начало дей-ствия северного направления Великого шелкового пути Н.Е. Берли-зов. Первая дата – 36 г. до н. э. – прибытие первого каравана изКитая к пределам Римского государства; 23 г. – захват хунна-ми Таримского коридора, что приводит к временной изоляцииКитая от Западного края. По его мнению, тем же временемдатируется первая волна восточного импорта, выявленная в па-мятниках Азиатской и Европейской Сарматий. Н.Е. Берлизов,подвергая критике гипотезу, высказанную ранее рядом иссле-дователей, согласно которой распространение рассматривае-мых восточных инноваций связано с этническими изменения-ми в кочевой среде восточноевропейских степей, считает, чтоони есть результат мирной торговой деятельности китайскихкупцов. Таким образом, эта версия допускает появления ки-тайских купцов до н. э. в Северном Причерноморье (Берли-зов, 1993. С. 29–35).

Наиболее массовыми ранними находками китайских вещейв степях Восточной Европы и на Северном Кавказе являются хань-ские зеркала, которых мне известно около полутора десятка эк-земпляров. Эта выборка дает возможность более точно опреде-лить время их поступления в степи, тем более что многие из них

– 106 –


обнаружены в хорошо датированных комплексах. Определяя вре-мя их появления еще до н. э., обычно ссылаются на находки зер-кал из кургана 43 у ст. Казанской, раскопанного в начале ХХ в.Н.И. Веселовским, и зеркало из кургана у хут. Виноградного, об-наруженного с рядом вещей, предположительно происходящих изодного погребения.

В.М. Косяненко и В.Е. Максименко, опубликовавшие находкииз кургана у хут. Виноградного, весь набор вещей датировали впределах I в. до н. э. – I в. нашей эры. Определяя узкую дату ком-плекса, время попадания вещей в погребение, авторы склоняютсяк датировке его до рубежа нашей эры. Основанием для такого уточ-нения послужила металлическая кружка римского происхождения.Немалую роль в этом сыграла и предполагаемая ранняя дата хань-ского зеркала (Косяненко, Максименко, 1989. С. 264–267).

Уточнить дату проникновения ханьских зеркал в ВосточнуюЕвропу, на мой взгляд, помогают недавно открытые сарматскиекомплексы, включающие, кроме зеркал, наборы хорошо датиру-ющихся вещей, в том числе и античный импорт (Третьяки, кур-ган 16; Кобяково, курган 10; Чугуно-Крепинка, курган 2). Так, ка-занское зеркало является полной аналогией зеркалу из Чугуно-Крепинки, они двенадцатиарочные с иероглифическими надпися-ми по кругу на диске. Чугунокрепинское погребение на основаниисерии вещей не может быть датировано ранее II в. н. э. (Санжа-ров, 1986. С. 305, 306). Использование зеркала в уточнении узкойдаты комплекса из кургана у хут. Виноградного некорректно, таккак начало их производства в Китае и появление на Дону – раз-ные вещи. Чтобы безо всяких допусков использовать даты ки-тайских зеркал для их восточноевропейских аналогий, следуетпризнать прямую связь между этими районами, а это еще требу-ется доказать. Корректировать же дату на основании одной им-портной вещи проблематично, поскольку попадание ее в комплексмогло запоздать. Зеркало из хут. Виноградного практически иден-тично зеркалам из погребений у с. Третьяки и с. Старая Полтав-ка. Они восьмиарочные с надписями на диске. Комплекс изс. Третьяки датируется концом I – началом II в. н. э. (Медве-дев, Ефимов, 1986. С. 83, 84). Вероятная дата среднесарматс-

– 107 –


кого погребения у с. Старая Полтавка – I – начало II в. н. э.(Синицын, 1946. С. 92).

Другие известные находки китайских зеркал в урало-волго-донских степях также датируются временем начала нашей эры.Так, богатое сарматское погребение из кобяковского кургана 10 сзеркалом и обилием других вещей датируется второй половинойI – первой половиной II в. н. э. (Прохорова, Гугуев, 1988. С. 47).Фрагмент аналогичного зеркала из танаисского некрополя дати-руется амфорой II в. н. э. (Гугуев, Равич, Трейстер, 1991. С. 33).Дата другого фрагмента зеркала из кобяковского погребения 1 –по римскому импорту – первая половина II в. н. э. (Гугуев, 1986.С. 71, 72). Зеркало из кургана 33 II Бережновского могильника вВолгоградской области было найдено в диагональном сарматс-ком погребении I – начала II в. н. э. (Синицын, 1960. С. 46, 47).Более поздним временем датируются китайские зеркала, проис-ходящие из курганов у с. Лебедевка Уральской области и Темя-совских курганов Башкортостана: они обнаружены в погребенияхпозднесарматской культуры (II–III вв. н. э.) (Пшеничнюк, Ряза-нов, 1976. С. 136, 140; Мошкова, 1982. С. 80–87).

Начальной дате поступления зеркал не противоречат и на-ходки остатков шелковых тканей в археологических памятникахюго-востока Европы: в Керчи они обнаружены в погребенииI в. н. э. (Восточный…, 1988. С. 371); Соколова могила на Юж-ном Буге, где также найдена шелковая ткань, датируется тем жеI в. н. э. (Ковпаненко, 1986. С. 126–139); остатки шелковой тканив сарматском погребении у с. Мариенталь в Нижнем Поволжьедатируется несколько более поздним временем – II–III вв. н. э.(Рау, 1927. С. 68). В 1991 г. археологической экспедицией Волгог-радского государственного университета шелковая ткань былаобнаружена в одном из сарматских погребений у с. Бердия наИловле, дата которого – I – начало II в. нашей эры 1.

Одновременно с собственно китайскими изделиями в степныхсарматских курганах археологи обнаруживают вещи, местом изго-товления которых в одних случаях могли быть культурные центры

.

1 Материалы раскопок не опубликованы.

– 108 –


Средней Азии, в других – более восточные районы, вплоть до Алтаяи Ордоса. Наиболее яркими из этого круга находок следует считатьвещи, являющиеся уникальными памятниками искусства, выполнен-ные в так называемом полихромно-бирюзовом зверином стиле. Ониизготовлялись из золота с изображениями реальных животных илифантастических персонажей и украшались вставками из камней, сре-ди которых наиболее популярной была бирюза. Это были гривны,браслеты, парадное оружие, детали конской упряжи. Некоторые ис-следователи их появление также связывают с деятельностью шел-кового пути. Н.Е. Берлизов начало проникновения к сарматам вещей,выполненных в полихромно-бирюзовом зверином стиле, относит ковремени до нашей эры (Берлизов, 1993. С. 29–35). Однако вызываетсомнение довольно строгая дата начала этого процесса – 36 г. дон. э., которая не имеет никакого отношения к истории Сарматии, также как и заключительная дата первой волны поступления рассмат-риваемой категории находок в степи к кочевникам – 23 г. н. э., таккак временная изоляция Китая хуннами не могла повлиять на связьэкономических центров Средней Азии со степью.

Одним из аргументов о раннем появлении изделий звериногостиля, украшенных бирюзой, является, например, находка блях отпояса или конской сбруи в Зубовском кургане 1 на Кубани. Этоткомплекс не однажды привлекал внимание исследователей из-заего датировки. В последнее время М.Б. Щукин, в основном понаходкам в нем таких импортных вещей, как бронзовая кружкатипа «Идрия» и фибулы тина «Алезия», датировал его в пределахвторой половины I в. до н. э. (Щукин, 1993. С. 105–108). Однако вэтом комплексе есть ряд вещей, для которых может быть обо-снована более поздняя дата. Это панцирь и принадлежащие, ве-роятно, ему фалары. Панцирь, как считают исследователи, наи-более характерен для начала нашей эры (Симоненко, 1989. С. 68).Орнаментации же краев фаларов, вопреки ссылке М.Б. Щукинана мнение А.В. Симоненко, обнаруживают сходство не только сбактрийскими фаларами II–I вв. до н. э., но и фаларами началанашей эры (Косика; Жутово, курган 28). Не исключено, что пан-цирь с фаларами относится к началу нашей эры. Достаточно мно-го аналогий в сарматских памятниках обнаруживает чернолоще-

– 109 –


ный кувшин из Зубовского кургана. Мне известно, по крайней мере,девять экземпляров таких кувшинов в сарматских комплексах,датируемых временем I – началом II в. н. э. (Скрипкин, 1990.С. 159). Некоторые соображения на этот счет можно высказать ив отношении короткого меча из этого кургана. Верхняя часть егорукояти украшена волютообразным изображением с элементамистилизации, что является явной архаизацией для оружия этоговремени. Следует отметить, что эта тенденция была характернадля коротких мечей начала нашей эры (Скрипкин, 1990. С. 126).К тому же И.И. Гущина и И.П. Засецкая считают, что фибула изЗубовского кургана не является прямой аналогией западным об-разцам, а стоит ближе к их кавказским имитациям, которые, ско-рее всего, датируются первыми веками нашей эры (Гущина, За-сецкая, 1989. С. 76). Я не хотел бы утверждать, что курган 1 уЗубовского хутора непременно следует датировать началом на-шей эры, однако, на мой взгляд, проблема его датировки остаетсяоткрытой. Определение даты этого комплекса по импорту небе-зупречно. Так, серебряная фиала V–IV вв. до н. э., находившаясяв этом кургане, заведомо исключается из числа вещей, претенду-ющих на объективную дату комплекса, как явно запоздавшая.В таком случае, где гарантия, что и другие импортные вещи внем не запоздали на какое-то, но уже более ограниченное время.Настораживает сборный характер этого комплекса. При обосно-вании более поздней даты Зубовского кургана 1 не существовалобы и явного отрыва обнаруженных в нем блях, украшенных би-рюзой, от основной массы находок этого типа.

Серия же великолепных сарматских комплексов с памятника-ми полихромно-бирюзового звериного стиля появляется в началенашей эры (Хохлач, Садовый, Косика, Дачи, Кобяково, Жутово идр.). И.П. Засецкая, исследовавшая находки этого рода, предложи-ла выделить их в особую группу, которая относится к определенно-му хронологическому периоду, датирующемуся преимущественнос середины I в. н. э. по вторую половину II в. н. э. (Засецкая, 1984.С. 45, 46). Можно согласиться с ее выводом о том, что это искус-ство не имеет истоков в более ранних сарматских памятниках, онопоявляется внезапно и существует ограниченное время.

– 110 –


Теперь следует рассмотреть вопрос, являются ли все упо-мянутые выше вещи восточного происхождения, основная массакоторых появляется в сарматских памятниках с начала нашей эры,непременно результатом торговых связей кочевников восточно-европейских степей с Китаем и другими областями, расположен-ными на трассе Великого шелкового пути. Зачастую среди лю-дей, интересующихся историей, а иногда и специалистов о север-ном участке шелкового пути сложилось представление как о дви-жущихся через степи, пустыни и оазисы один за другим карава-нах, груженных тюками шелка и другими товарами, с восседаю-щими на верблюдах китайскими купцами и погонщиками. Веро-ятно, были и такие эпизоды, но в действительности все было го-раздо сложнее и разнообразнее. Так, в отношении римского им-порта у тех же сарматов принято считать, что он поступал к нимне только в результате обмена, но и как военные трофеи, дипло-матические дары знати, плата за услуги кочевникам.

Надо сказать, что и китайцы имели немалый опыт в отноше-ниях с окружающим миром, особенно с кочевниками. Ранняя ис-тория формирования такового феномена, как Великий шелковыйпуть, свидетельствует о том, что политические мотивы, а не эко-номические играли в этом процессе ведущую роль. Уже ЧжанЦянь, отправляясь на Запад для поисков союзников в борьбе схунну, вез с собой большое количество подарков. Вслед за ним,туда же потянулись китайские дипломатические миссии со все-возможными дарами, предназначенными для усуньских предво-дителей, начиная с царевен и кончая бронзовыми зеркалами ибамбуковыми посохами. По словам китайского историка СымаЦяня, в Западный край отправлялось по пять-десять посольств вгод (Боровкова, 1989. С. 21). Эти политические события способ-ствовали насыщению Средней Азии китайскими товарами, начи-ная с конца II в. до н. э. (Восточный…, 1988. С. 377).

Восточные импортные вещи в сарматских погребениях так-же могли представлять собой дипломатические дары, военнуюдобычу или отражать миграцию кочевого населения на Запад.Некоторые категории находок в своем движении от Китая до Во-сточной Европы могли, вероятно, несколько раз менять свой ста-

– 111 –


тус. От китайцев к усуням и другим народам Средней Азии онимогли попадать в качестве дипломатических даров, а из СреднейАзии – в степи к кочевникам как результат торговли, военной до-бычи, миграции и пр.

Хотелось бы обратить внимание еще на один аспект пробле-мы. Зачастую отдельные находки китайских зеркал, шелковыхтканей в сарматских погребениях исследователи принимают запункты, которые, по их мнению, маркируют северное ответвле-ние шелкового пути. Однако в данном случае не следует забы-вать о том, что речь идет о кочевниках. Как образно говорилАммиан Марцеллин о гуннах, так, в определенной степени, можетотноситься и к сарматам: «Никто из них не может ответить навопрос, где его родина: он зачат в одном месте, рожден далекооттуда, вскормлен еще дальше» (Аммиан Марцеллин. Истории.XXXI, 10). Для нас остается неизвестным, в каком месте эти вещибыли приобретены сарматами.

Дискуссионным является вопрос о путях поступления в сте-пи к сарматам вещей, выполненных в полихромно-бирюзовом зве-рином стиле. Одни исследователи считают, что они могли бытьпредметами торговли (Берлизов, 1993. С. 29–35; Гугуев, 1992.С. 128, 129), другие, к ним примыкает и автор настоящей статьи,склонны объяснять их появление у сарматов другими причинами(Щукин, 1993. С. 115, 116; Раев, 1989. С. 116, 117; Скрипкин, 1992.С. 30, 31). Во-первых, в большинстве своем эти памятники искус-ства несут выраженную смысловую нагрузку, их сюжеты отра-жают мифологическое мировоззрение определенного этноса. Самоэто искусство, видимо, складывалось в конкретной этническойсреде, характеризуя культуру определенного подразделения ко-чевников. Оно отличается от памятников сарматского искусстваболее раннего времени, истоки его уходят на Восток. Во-вторых,вещи, выполненные в полихромно-бирюзовом зверином стиле, вотдельных случаях представляют собой символы власти, в дру-гих – являлись составной частью костюма, конской упряжи илипортупеи, то есть отличались этнической информативностью инавряд ли были просто предметами торговли. Из всего сказанно-го следует, что рассматриваемые археологические находки од-

– 112 –


нозначно трактовать как результат торговых отношений кочевни-ков Юго-Восточной Европы в системе налаженных связей Вели-кого шелкового пути рискованно.

Обратимся к источникам другого рода, имеющим отношение кданной проблеме, – письменным свидетельствам античных авто-ров. Обычно накатанные торговые пути быстро становились извес-тными античным географам и историкам. Евразийские пространствав этом случае не являлись исключением. В качестве примера можнопривести скифский торговый путь, описанный Геродотом. Страбон иПлиний Старший приводят подробные сведения о торговом пути изИндии через Амударью и Каспий в Черное море.

Упомянутый географ Страбон являлся наиболее компетент-ным в этом жанре на рубеже нашей эры. Известно, что уточне-ния в свой труд «География» он вносил практически до конца сво-ей жизни (23–24 гг. н. э.) (Грацианская, 1988. С. 14). Обращаетвнимание то, что Страбон, прекрасно осведомленный о СеверномКавказе и Среднеазиатском регионе, практически ничего не зна-ет о Северном Прикаспии, там, где должно было пролегать се-верное ответвление шелкового пути. Страбон не знал Волги, Кас-пийское море считал заливом Северного океана. Близкие пред-ставления об этом районе были и у другого эрудита античности –Плиния, жившего несколько позже Страбона и погибшего, как из-вестно, во время извержения Везувия в 79 г. нашей эры. Можно,конечно, сослаться на то, что в данном случае Страбон и Плинийиспользовали более ранние источники в описании Каспийскогоморя. Но дело здесь, видимо, не в характере их источников, а втом, что на время создания своих трудов ни тот, ни другой неимели более свежих данных, да их, вероятно, и не существовало.

Коренным образом отличаются сведения Птолемея о Север-ном Прикаспии, создавшего свой труд приблизительно в серединеII в. нашей эры. Он знает не только Волгу (Ра), но и Урал (Даикс),Эмбу (Иаст) и ряд других малых рек этого района. Довольно точноон указывает координаты наибольшего сближения Волги и Дона,приводит названия населенных пунктов по Дону, множество назва-ний народов, населявших Северный Прикаспий. Л.А. Ельницкийсправедливо полагает, что в основе этих сведений Птолемея лежит

– 113 –


итинерарий (дорожник), которым пользовались купцы (Ельницкий,1961. С. 200–203). Таким образом, письменные источники не со-держат данных, которые бы свидетельствовали о том, что север-ный путь функционировал ранее I в. нашей эры. Более того, мывправе предположить, что экономические связи по этому пути на-лаживаются во время, ограниченное, с одной стороны, последнимигодами жизни Плиния, а с другой – написанием труда Птолемеем,то есть с конца I – по середину II в. нашей эры.

Страбон, между прочим, указывает и причины, по которым вего время не мог действовать торговый путь, который бы шел изСеверного Причерноморья на Восток. Рассуждая об истоках Та-наиса (Дон) в XI книге своего труда, он отмечал, что о них егосовременникам ничего не известно. Имелись сведения лишь о не-большой части нижнего течения этой реки. Причиной тому явля-лись враждебно настроенные кочевники, которые перекрыли всепути, идущие вглубь страны (Страбон. География. XI, II, 2).

Что же повлияло на изменение политической ситуации в на-чале нашей эры в степях Восточной Европы? В I в. н. э. целыйряд античных авторов впервые упоминает аланов на Дону (ИосифФлавий), в Северо-Западном Причерноморье (Сенека, Плиний), всобытиях на Кавказе и Закавказье (Валерий Флакк, Иосиф Фла-вий). Античная традиция (Аммиан Марцеллин) отождествляет ихс массагетами, обитателями Средней Азии. Аланы являлись вы-ходцами из Азиатской Скифии, которые в течение некоторого вре-мени жили по соседству с развитыми экономическими центрамиСредней Азии. Возможно, они находились в зависимости или вхо-дили в состав государства Канцзюй, в котором кочевой элементиграл значительную роль и центр которого располагался в районесреднего течения Сырдарьи (Боровкова, 1989. С. 49).

Появление аланов в Европе привело здесь к значительнымизменениям в этнополитической ситуации. Они постепенно уста-навливают контроль над обширной территорией, в которую вхо-дят Северный Прикаспий, Северный Кавказ, Приазовье и Ниж-ний Дон, оказывая влияние на события в Северном Причерномо-рье. Ранее господствовавшие здесь сираки и аорсы постепенноутрачивают свои позиции. Последние из них, вероятно, и были той

– 114 –


военно-политической силой, которая препятствовала налаживаниюторговых связей между Северным Причерноморьем и СреднейАзией, поскольку аорсы, по Страбону, ранее контролировали Дони Северный Прикаспий (Яценко, 1992. С. 87). На основании пись-менных источников принято считать, что появление аланов в Во-сточной Европе относится к средине I в. н. э. (Раев, 1986. С. 58–63). Однако это событие могло произойти и несколько раньше, таккак сведения античных авторов о тех или иных народах, обитав-ших на далекой периферии, обычно запаздывали, иногда на значи-тельное время (Скрипкин, 1993. С. 7).

Примерно на рубеже (или в самом начале нашей эры) в ма-териальной культуре и погребальном обряде сарматов происхо-дят значительные изменения, приведшие к смене культур: ранне-сарматской на среднесарматскую. Определенный фон этим из-менениям придавали восточные инновации: это вещи китайскогопроизводства и изделия, выполненные в полихромно-бирюзовомзверином стиле, часть которых, вероятно, была изготовлена в сред-неазиатских производственных центрах.

Практическое совпадение по времени новых явлений в архе-ологическом материале и данных письменных источников о появ-лении в степях Восточной Европы нового народа позволяет свя-зать эти события между собой. Аланы приносят в степи новыетрадиции в материальной культуре, которые достаточно ярко от-ражают предыдущие их культурно-исторические связи. Такимобразом, можно утверждать, что своеобразный всплеск восточ-ных импортов, отчетливо фиксируемый в сарматских памятни-ках с начала нашей эры, был связан не с деятельностью купцовпо Великому шелковому пути, а с причинами этнополитическогохарактера, вызванными продвижением аланов.

Об этом свидетельствуют еще и такие факты, как насыще-ние, например, Средней Азии китайскими товарами начиная с кон-ца II в. до нашей эры. Но далее в степи, к сарматам, они по какой-то причине, вплоть до начала нашей эры, не попадали. А причинатому, как уже отмечалось, та, что предыдущие группировки ко-чевников препятствовали налаживанию сколь-нибудь эффектив-ных экономических связей Среднеазиатского и Северопричерно-

– 115 –


морского регионов. Обращает внимание то, что в I – началеII в. н. э. восточные импортные вещи встречаются преимуще-ственно в погребениях кочевников и практически отсутствуют впоселениях и городах Северного Причерноморья, что также про-тиворечит идее включения северопричерноморских экономичес-ких центров в активную торговлю по Великому шелковому пути вэто время. Кроме того, довольно сложно противникам излагае-мой здесь концепции объяснить следующий факт: если, по их мне-нию, в начале нашей эры особых изменений в этнической номенк-латуре в восточноевропейских степях не произошло, то почемувдруг местные кочевники с I в. н. э. дружно начинают ориентиро-ваться на далекие ремесленные центры в заказах на социальнопрестижные вещи, внезапно игнорируя многовековой опыт сотруд-ничества с торевтами соседних северопричерноморских городов?

Все это убеждает в том, что так же, как и в случае с нача-лом проникновения китайского импорта в Среднюю Азию, появ-ление его в Восточной Европе было связано с политическими при-чинами, в данном случае – с утверждением здесь аланов. В даль-нейшем, после смены политической обстановки в степях, начина-ют налаживаться торговые связи. Их относительная устойчивостьи привела к появлению северного ответвления Великого шелково-го пути, соединившего Среднюю Азию и Северное Причерномо-рье. Этот процесс осуществлялся, вероятно, в рамках политичес-кой гегемонии в этом районе евразийского степного коридора ала-нов, заинтересованных в таких связях. Территория от СеверногоПричерноморья до Средней Азии стала доступной для греко-рим-ских, среднеазиатских и, возможно, китайских купцов. Появилисьдостоверные сведения об этих землях (вплоть до Камы), кото-рые дошли до александрийского географа Птолемея, использо-вавшего их в своем труде.

Я не исключаю, что отдельные категории рассматриваемыхздесь находок, представляющих восточный импорт, могли попастьк сарматам и в более раннее время, до утверждения здесь аланов.Возможно, этому в будущем будут приведены неоспоримые дока-зательства. Но их навряд ли можно будет объяснить деятельнос-тью северного ответвления Великого шелкового пути. Не следует

– 116 –


забывать, что во время господства в волго-донских степях аорсовдействовал торговый путь, шедший из Индии, через Среднюю Азию,Каспийское море и Закавказье к восточному побережью Черногоморя, одним из ответвлений которого, по данным Страбона, могбыть торговый путь, ведший в земли аорсов. По этому пути в сте-пи к сарматам, вероятно, мог поступать восточный импорт, но ко-торый еще недостаточно выявлен исследователями.

С основными положениями, изложенными в статье, мне ужеприходилось выступать на двух конференциях: на историко-крае-ведческих чтениях в Волгограде в феврале 1993 г. и на IV семи-наре «Античная цивилизация и варварский мир» в мае 1993 г. вАнапе, после чего мне удалось ознакомиться со сборником тези-сов докладов Международного научного семинара по проблемамвзаимодействия Востока и Запада, состоявшегося в Донецке в1992 г., который проводился в рамках общей программы ЮНЕСКО«Великий шелковый путь». В этом сборнике помещены самыепоследние на сей день, насколько мне известно, публикации, в ко-торых исследуются проблемы истории шелкового пути. Я с удо-вольствием хотел бы отметить, что, независимо друг от друга, кблизким выводам пришли и другие авторы. Отдельные мои суж-дения по исследуемой проблеме нашли подтверждение в работахЮ.А. Заднепровского, Л.Г. Шепко, С.А. Яценко (Заднепровский,1992. С. 19–22; Шепко, 1992. С. 67–70; Яценко, 1992. С. 86–88).Однако хотелось бы сказать, что эта тема для нашей историчес-кой науки еще достаточно свежа, несмотря на то что основные ееположения были сформулированы еще в прошлом веке. Многоееще в этой теме остается неисследованным, свои коррективыбудет вносить археологический материал.

Обнаружение в одних и тех же сарматских комплексах ки-тайских и античных вещей как бы символизировало встречу двухвеликих цивилизаций на нейтральной земле, в течение несколькихвеков стремившихся навстречу друг другу. Путь этот был сло-жен и неоднозначен, здесь переплетались политические и эконо-мические интересы, происходили миграции населения, торговыеоперации могли совершаться на дальние расстояния и быть мно-гоступенчатыми, развивалась приграничная торговля, за отдель-

– 117 –


ными народами закреплялась слава торговцев, как, например, вСредиземноморье – за финикийцами, на трассах Великого шелко-вого пути – за согдийцами. Развитие торговых отношений было винтересах многих народов. Торговля укрепляла экономические,культурные и политические связи между ними, что определялодолгую жизнь Великого шелкового пути. Исчезали одни государ-ства и образовывались новые, изменялись направления отдель-ных участков пути – все эти перипетии не влияли существеннымобразом на развитие межконтинентальных связей, охвативших вдревности и средневековье Азию, Европу и Африку, начало кото-рым, в значительной мере, было положено Великим шелковымпутем и которые являлись ведущими, вплоть до эпохи Великихгеографических открытий.


Берлизов, Н. Е. Сарматы на Великом шелковом пути // Античнаяцивилизация и варварский мир : материалы III археол. семинара : в 2 ч. –Ч. I. – Новочеркасск, 1993.

Боровкова, Л. А. Запад Центральной Азии во II в. до н. э. –VII в. н. э. – М., 1989.

Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. –М., 1988.

Грацианская, Л. И. «География» Страбона : Проблемы источнико-ведения // Древнейшие государства на территории СССР. – М., 1988.

Гугуев, В. Ханьские зеркала и их реплики на территории Юго-Вос-точной Европы / В. Гугуев, И. Равич, М. Трейстер // Бюллетень музеяметалла. – 1991. – Вып. 16. – На англ. яз.2

Гугуев, В. К. Погребения из Кобяковского курганного могильни-ка // Раев Б. А. Римский импорт на Нижнем Дону. – Оксфорд, 1986. –На англ. яз. – (BAR. International Series ; 278).

2 Я располагаю ксерокопией данной статьи, которая была мне любезнопредоставлена одним из авторов. К сожалению, мне остались неизвестными всеее выходные данные. Работа вышла в Японии в 1991 г. и является труднодоступ-ной для российских исследователей.

– 118 –


Гугуев, В. К. Кобяковский курган (к вопросу о восточных влиянияхна культуру сарматов I в н. э. – начала II в. н. э.) // ВДИ. – 1992. – № 4.

Гущина, И. И. Погребения зубовско-воздвиженского типа из раско-пок Н.И. Веселовского в Прикубанье (I в. до н. э. – начало II в. н. э.) / И. И. Гу-щина, И. П. Засецкая // Археологические исследования на Юге ВосточнойЕвропы. – М., 1989. – (Тр. ГИМ ; вып. 70).

Ельницкий, Л. А. Знания древних о Северных странах / Л. А. Ель-ницкий. – М., 1961.

Заднепровский, Ю. А. Трансазиатский степной путь – ветвь Шелко-вого пути, по археологическим данным // Степи Восточной Европы вовзаимосвязи Востока и Запада в Средневековье : междунар. науч. семи-нар : тез. докл. – Донецк, 1992.

Засецкая, И. П. Проблемы сарматского звериного стиля (историог-рафический обзор) // СА. – 1984. – № 3.

Ковпаненко, Г. Т. Сарматское погребение I в. н. э. на Южном Буге/ Г. Т. Ковпаненко. – Киев, 1986.

Косяненко, В. М. Комплекс вещей из сарматского погребения у ху-тора Виноградный на Нижнем Дону / В. М. Косяненко, В. Е. Максименко// СА. – 1989. – № 1.

Лубо-Лесниченко, Е. И. Китай на шелковом пути (шелк и внешниесвязи древнего и раннесредневекового Китая) : автореф. дис. … д-ра ист.наук / Е. И. Лубо-Лесниченко. – Л., 1989.

Медведев, А. П. Сарматский курган с римским и китайским импор-том на Среднем Дону / А. П. Медведев, К. Ю. Ефимов // Раев Б. А. Римс-кий импорт на Нижнем Дону. – Оксфорд, 1986. – На англ. яз. – (BAR.International Series ; 278).

Межгосударственные отношения и дипломатия на Древнем Вос-токе. – М., 1987.

Мошкова, М. Г. Позднесарматские погребения Лебедевского мо-гильника в Западном Казахстане // КСИА. – 1982. – Вып. 180.

Прохорова, Т. Богатое сарматское погребение в кургане на восточ-ной окраине г. Ростова-на-Дону / Т. Прохорова, В. Гугуев // Изв. Рост. обл.музея краеведения. – Вып. 5. – Ростов н/Д, 1988.

Пшеничнюк, А. X. Темясовские курганы позднесарматского време-ни на юго-востоке Башкирии / А. X. Пшеничнюк, М. Ш. Рязанов // Древ-ности Южного Урала. – Уфа, 1976.

Раев, Б. А. Аланы в евразийских степях: восток – запад // Скифия иБоспор : Археол. материалы к конф. памяти акад. М. И. Ростовцева. –Новочеркасск, 1989.


Раев, Б. А. Римский импорт на Нижнем Дону / Б. А. Раев. – Окс-форд, 1986. – На англ. яз. – (BAR. International Series ; 278).

Рау, П. Доисторические раскопки в степной стороне НемецкогоПоволжья в 1926 г. / П. Рау. – Покровск, 1927. – На нем. яз.

Санжаров, С. Н. Раскопки курганов в Донбассе // Археологичес-кие открытия 1984 г. – М., 1986.

Симоненко, А. В. Импортное оружие у сарматов // Кочевники Евра-зийских степей и античный мир. – Новочеркасск, 1989.

Синицын, И. В. Древние памятники в низовьях Еруслана (по раскоп-кам 1954–1955 гг.) // МИА. – 1960. – № 78.

Синицын, И. В. К материалам по сарматской культуре на террито-рии Нижнего Поволжья // СА. – 1946. – № 8.


Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия : Проблемы хронологии, пери-одизации и этнополитической истории : науч. докл., представл. в качестведис. … д-ра ист. наук / А. С. Скрипкин. – М., 1992.

Скрипкин, А. С. К проблеме исторической интерпретации археоло-гических параллелей в культурах Алтайского и Доно-Уральского регио-нов в последние века нашей эры // Античная цивилизация и варварскиймир : материалы III археол. семинара : в 2 ч. – Ч. II. – Новочеркасск, 1993.

Степугина, Т. В. Империя Хань – завершающий этап развитиядревнекитайского общества : автореф. дис. … д-ра ист. наук / Т. В. Сте-пугина. – М., 1990.

Шепко, Л. Г. О путях проникновения восточного импорта в Север-ное Причерноморье (I–II вв. н. э.) // Степи Восточной Европы во взаимо-связи Востока и Запада в Средневековье : междунар. науч. семинар : тез.докл. – Донецк, 1992.

Щукин, М. Б. Некоторые замечания к вопросу о хронологии Зубо-вско-Воздвиженской группы и проблеме ранних аланов // Античная ци-вилизация и варварский мир : материалы III археол. семинара : в 2 ч. –Ч. I. – Новочеркасск, 1993.

Яценко, С. А. Торговые пути Сарматии в I в. до н. э. – III в. н. э. // СтепиВосточной Европы во взаимосвязи Востока и Запада в Средневековье :междунар. науч. семинар : тез. докл. – Донецк, 1992.

– 120 –

THE SARMATIAN PHENOMENON

(The archaeology of the steppes methods and strategies : Papers fromthe Int ern. Symp. held in Naples, 9–12 Nov. 1992/ ed. by B. Genito. – Napoli : X-Press, 1994. – P. 279–285. –(Series Minor ; XLIV).)

The Sarmatians were the leading political force in the north-easternoutlying regions of antiquity at the turn of the millennium. The first reliablesources describing the Sarmatians date back to the 2nd Century BC. In179 BC the Sarmatians were mentioned for the first time in the peacetreaty of Pharnaces I, the king of Pontus, with some states of Asia Minorand Europe (Polybius). Approximately at the same time the Sarmatiansstarted the colonization of the North-Black Sea area. The Sai appearedin the vicinity of Olbia, the Satarkhi penetrated Crimea and the Roxolansoccupied the area between the Dnepr and the Don. By the beginning ofthe 1st Century BC the Sarmatians had taken the territory up to theDnepr under their firm control.

Simultaneously with the developments in the area North of theBlack Sea, the Sarmatians exerted noticeable pressure on the NorthCaucasus region, where the Siraces settled.

New nomadic alliances appeared in the steppes of Volga andDon rivers. The Lower Don regions were taken under the control ofthe Aorses, while the area North of the Caspian Sea was occupied bythe Upper Aorses (Strabo).

The results of numerous archaeological excavations in the South-Russian steppes confirm that the nomad population multipliedconsiderably in the last centuries of the millennium. The appearance ofbig burial-sites comprising dozens of barrows also proves it. The greaterpart of the burial complexes is situated in the Lower Don and Volga

© Skripkin A. S., 1994© Skripkin А. S., 2010, amendment

– 121 –


basins. It is this area that for several centuries caused the Sarmatians’expansion to the West and their colonization of the plains between theDnepr and the Danube, thus creating a constant threat to the bordersof the Roman empire (Pliny, Ovidius).

The Sarmatians undertook regular military expeditions toTranscaucasia (Tacitus, Josephus). They took part in a prolonged conflictbetween Rome and Parthia, in the struggle of the Kingdom of Pontusagainst Rome. Up to the appearance of the Goths and Huns in the areaNorth of the Black Sea, the Sarmatians were the leading political forcein the South-European steppes and greatly influenced the historicalevolution of the area and the adjacent regions.

The causes of the unbatable military and political activity of theSarmatians within a period of a few centuries are the subjects of thepresent article. Asian Sarmatia was the main bridgehead of the Sarmatianexpansion to the area North of the Black Sea, as well as Sarmatianmilitary actions in Media, Iberia, Armenia. But archaeological data provesthat the migration of the Sarmatians did not depopulate the area. On thecontrary, an excessive growth of the population can be traced throughoutthe whole history of the Sarmatians. The same evidence can be found inwritten sources, reporting considerable manpower resources of the areaoccupied by the Sarmatians. Though the figures in some of the sourcesare obviously unreasonable, it should be noted that the Sarmatians wereregarded to be a numerous people by many of the ancient historians andgeographers (Strabo, Pliny, Ammianus Marcellinus). Natural reproductioncan hardly be the only reason for the immense manpower resources ofthe Sarmatians. It is most likely that regular nomadic penetrations inAsian Sarmatia from the East made up for the depopulation of the areacaused by the Sarmatian expansion westward to the borders of Rome(Skripkin, 1992. P. 34–42).

Regarding Sarmatian history as an integral part of the vast Eurasiannomadic world confirms the latter supposition. An interrelation of events isclearly characteristic of this area, inhabited by Scythian and Sarmatiantribes; sometime changes occurring at one end of the area greatly influencedthe development of historical situations at the other end.

The relative balance of the Scythian world was upset in the 3rdCentury BC. Two important events occurred at this time. Great Scythia

– 122 –


in the western part of Eurasian steppes, in the North-Black Sea littoral,ceased to exist, while the Huns founded a powerful nomadic empire inthe East. These two independent developments brought aboutconsiderable changes in the ethnic situation in Eurasia. In fact, theywere a borderline between two eras, the Scythian and the Hunno-Sarmatian. The historical situation in the East of the area was determinedby the Huns and in the West by the Sarmatians.

Since that time migration became more intense in the EurasianSteppe Belt. Some people covered considerable distances. The politicalsituation changed radically, new nomadic tribal federations, which hadnot been mentioned in written sources before, came to light (Mačinskij,1974. P. 122–132; Vostočnyj Turkestan…, 1988. P. 223–241). Onecomes across new ethnic names in the works of Chinese, Greek andLatin historians: the Yuezhi, the Xiongnu, the Tocharians, the Roxolans,the Siraces, the Aorses, the Satarkhi and others.

The main cause of the migrations in the last centuries of themillennium was the growth of the might of the Huns, who considerablyenlarged the sphere of their influence. As a result of constant militaryactions they established control over a vast territory of Central Asia inthe East and up to the Enisej in the North (Gumilev, 1960). Their militaryactivity set many peoples in motion mainly from the East to the West,and this process had the character of a chain reaction.

Some of these events are described in the works of Chinese historians.Thus we learn that the westward military activity of the Huns led theYuezhi, the Xiongnu and the Saka to move (Bičurin, 1953). These eventsresulted in the fall of the Graeco-Bactrian Kingdom and a noticeable increaseof nomadic population in Central Asia. Some of the countries in the ancientEast had to repel the attacks of the nomadic tribes.

One can find practically nothing important in the Chinese sourcesabout the events which were taking place in the plains North of China. Thearchaeological evidence confirms that migrations were also happening there.The diffusion of innovations in material culture from the East to the Westup to the North-Black Sea littoral, supports this supposition: the innovationsare similar to Tagar, late Pazyryk and Hun antiquities.

The statistical analysis of the burials confirms that, beginning withthe 2nd Century BC, nomadic population increased greatly in the steppes

– 123 –


of the Volga and Don basins, as well as in the area north of theCaucasus. At the same time, new groups of nomads began an activecolonization of the North-Black Sea area which had been inhabited bythe Scythians (Polin & Simonenko, 1990. P. 76–95).

The study of the situation in Eurasia in the 2nd Century BC provesthat the growth of the power of the Huns, the fall of the Graeco-BactrianKingdom under the assaults of nomads, the increase of nomadicpopulation in East-European steppes, the occupation of Scythia by theSarmatians, are closely interconnected events. These are integral partsof the same historical process, i.e. the migration of various nomadicgroups which had belonged to the Scythian conglomerate in the easternperiphery of the Eurasian Steppe Belt.

Ancient geographers regarded Asian Scythia as a vast territorystretching to the East of the Volga and Caspian Sea up to the bordersof China and India which was inhabited by numerous peoples (Ptolemy).It was this area that in the first place provided Asian and EuropeanSarmatians with manpower resources. Classical authors had only avague understanding of the origin of different nomadic groups in theEast-European steppes and considered them to be Sarmatians. Butthese groups of nomads could differ greatly from each other in ethnicorigin, language and cultural traditions. This assumption is confirmedby the fact that the Sarmatian Culture, varying in material culture andburial rites, is generally distinguished in early, mid and late.

The Lower Volga and Don regions, a great part of Asian Sarmatia,were not merely a pass for the nomadic expansion westwards. The localand new coming tribes moulded into new tribal federations. Such tribalgroups, which most likely were tribal alliances, could settle in the area forlong time. In this connection the Aorses or the Upper Aorses is an example(Strabo). The existence of a great number of large burial sites withSarmatian burials dating back to the turn of the millennium as well as theformation of distinct cultural features of the area support this.

The causes and provenances of migrations to Asian Sarmatia changedin the course of time. In the 2nd Century BC the nomadic world was set ina westward movement primarily by the assaults of the Huns, that movedmainly by the routes across the steppes. At the turn of the millennium andthe first Centuries AD the starting area shifted to Central Asia.

– 124 –


As has been mentioned above, the migration of the 2nd CenturyBC to a large extent influenced the political and ethnic situation in CentralAsia. Nomad populations fill up the territories which were suitable forlife. A considerable number of large burial complexes, with clearlymarked features of steppe nomadic culture, appeared in Central Asiaafter the events connected with the fall of the Graeco-Bactrian Kingdom(Mandelštam, 1966. P. 137–163; 1975. P. 131–149; Staviskij, 1977).The nomads took part in the formation of the states on a new ethnicbasis. Such a powerful state as the Kushan Kingdom is an example.The intricate political situation led some nomadic groups to leave thearea of Central Asia acting to the benefit of certain political forceswhich directed their expansion.

The beginning of the millennium in the East-European steppes onthe Volga, Don, Kuban and North of the Black Sea littoral is marked byarchaeological materials in a great number of innovations of clearly centralAsian origin: works of art, weaponry, bronze mirrors, tamgas and others.At the beginning of the millennium the Alans, who were often identifiedin the written sources with the Massagetae, the inhabitants of CentralAsia, appeared in the area (Cassius Dio, Ammianus Marcellinus). It isevident that the archaeological data and the reports of sources confirmeach other. The Alans were different from the local population and areconsidered as distinct from the Sarmatians by some of the sources (Pliny).The Alans, most probably, were the founders of a big tribal alliance whichwas finally formed in East-Europe (Ammianus Marcellinus).

The next migration in the history of the Sarmatians, probably thelast one, took place in the 2nd Century AD and marked the formation ofthe late Sarmatian Culture. Noticeable changes in the burial rites andmaterial culture can be observed. A completely new custom of artificialhead deformation was formed (Skripkin, 1984). Anthropologists note theincrease of mongoloid features of the population. Onomastics in the Tanaismakes it possible to conclude that this population was originally Iranian-speaking, though dialectal differences could exist (Šelov, 1972. P. 232–255). Researchers, proceeding from the analysis of anthropological data,maintain that this population came from the East, since the artificial headdeformation existed on the territory of Central Kazahstan (Toth & Firstein,1970. P. 146–147). The archaeological material of late Sarmatian Culture

– 125 –


includes ceramics of central Asian origin, the “Kenkol” type bonearrowheads and long swords with nephrite suspension loops for scabbardsof clearly eastern origin.

The nomadic world of the Eurasian steppes was a rather dynamicstructure. Along with greater nomadic movements to Asian Sarmatiathere were less noticeable migrations which cannot be traced either inwritten sources or in archaeological data.

Thus, the Sarmatian phenomenon was determined by the mostcommon reasons for the evolution of Eurasian nomadic societies, political,demographic and economic in character. The military activity of these orother tribes would cause the migration of their neighbours to some of theEurasian areas which because of overpopulation, in their turn, developedinto expanding centers. Nomadic cattle-breeding also needed vast territories;Asian Sarmatia was one of such areas at the turn of the millennium. Theethnonym “Sarmatians” was very wide and probably, close in its meaningto such ethnic names as the Scythians, Germans and Slavs. The peoples,regarded by ancient historians as Sarmatians, could differ from each other;each of them had their own names and their own history.

References

Bičurin, N. Ja. Sobranie svedenij o narodah, obitajuščih v Srednej Aziiv drevnie vremena : 3 v. / N. Ja. Bičurin. – Vol. 2. – Moskva ; Leningrad, 1953.

Gumilev, L. N. Hunnu / L. N. Gumilev. – Moskva, 1960.Mačinskij, D. A. Nekotorye problemy etnografii vostocno-evropejskih

stepey vo 2 v. do n.e. // Arheologičeski Sbornik Gosudarstvennogo Ermitaža. –16. – Leningrad, 1974.

Mandelštam, A. M. Kočevniki na puti v Indiju // Materialy i Issledovanijapo Arheologii SSSR. – 136. – Moskva, 1966.

Mandelštam, A. M. Pamjatniki kušanskogo vremeni v Severnoj Baktrii/ A. M. Mandelštam. – Leningrad, 1975.

Polin, S. V. “Rannesarmatskie” pogrebenija Severnogo Pričernomor’ja/ S. V. Polin, A. V. Simonenko // Materialy i Issledovanija po ArheologiiPodneprov’ja. – Dnepropetrovsk, 1990.

Šelov, D. B. Tanais i Nižny Don pervye veka našej ery / D. B. Šelov. –Moskva, 1972.


Skripkin, A. S. Nižnee Povolž’e v pervye veka nasej ery / A. S. Skripkin. –Saratov, 1984.

Skripkin, A. S. Aziatskaja Sarmatija : Problemy hronologii, periodizacii ietnopolitičeskoj istorii : Naučnyj doklad, predstavlenny v kačestve dissertaciina soiskanie učenoj stepeni doktora istoričeskih nauk / A. S. Skripkin. –Moskva, 1992.

Staviskij, B. Ja. Kušanskaja Baktrija: problemy istorii i kul’tury/ B. Ja. Staviskij. – Moskva, 1977.

Toth, T. A. Antropologičeskie dannye k voprosy o velikom pereseleniinarodov. Avary i sarmaty / T. A. Toth, B. V. Firgtein. – Leningrad, 1970.

Vostočnyj Turkestan v drevnosti i rannem srednevekov’e. – Moskva, 1988.

– 127 –

ÑÀÐÌÀÒÑÊÈÉ ÔÅÍÎÌÅÍ

(Ïðîáëåìû âñåîáùåé èñòîðèè : ìàòåðèàëû íàó÷. êîíô., Âîëãîãðàä,ñåíò. 1993 ã. – Âîëãîãðàä : Èçä-âî ÂîëÃÓ, 1994. – Ñ. 14–19.)

В последние века до нашей эры и в начале нашей эры сарматыявлялись ведущей политической силой на северо-восточной перифе-рии античного мира. Первые достоверные проявления активностисарматов относятся ко II в. до нашей эры. В 179 г. до нашей эрысарматы упоминаются в мирном договоре понтийского царя Фарна-ка I с рядом малоазийских и европейских государств (Полибий). При-мерно в это время начинается освоение ими Северного Причерно-морья. В окрестностях Ольвии появляются саи, в Крыму – сатархи,между Днепром и Доном – роксоланы. К I в. до н. э. сарматы прочноконтролируют территорию вплоть до Днепра.

Параллельно с причерноморскими событиями, сарматы оказы-вают ощутимое давление на районы Северного Кавказа, где утверж-даются сираки. Новые группировки кочевников появляются и в волго-донских степях. Нижний Дон попадает под контроль аорсов, в Север-ном Прикаспии обосновываются верхние аорсы (Страбон).

Интенсивные археологические раскопки в южнорусских сте-пях также подтверждают значительное увеличение здесь коче-вого населения в последние века до нашей эры. Об этом свиде-тельствует появление крупных курганных могильников, часто на-считывающих десятки насыпей. Большая часть их расположенав волжских и донских степях.

Именно эти районы в течение ряда веков являлись своеоб-разным генератором сарматской экспансии на запад и юг. В нача-ле нашей эры сарматы начинают активно осваивать территорию


– 128 –


между Днепром и Дунаем, создавая постоянное напряжение награницах Римской империи (Плиний, Овидий).

Постоянными становятся походы сарматов в Закавказье(Тацит, Иосиф Флавий). Они принимают участие в затянувшем-ся конфликте Рима с Парфией, в борьбе Понтийского государ-ства против Рима. Вплоть до появления готов в Северном При-черноморье, а затем и гуннов, сарматы являлись основной поли-тической силой в восточно-европейских степях, оказывая суще-ственное влияние на исторические процессы этого и соседнихрайонов Древнего мира.

Причины неослабеваемой военно-политической активности сар-матов в течение ряда веков и составляют суть проблемы, вынесен-ной в заголовок статьи. Основным плацдармом сарматской экспан-сии являлась Азиатская Сарматия, отсюда осуществлялось освое-ние сарматами Северного Причерноморья, совершались походы вМидию, Армению, Иберию. Однако, как показывают археологичес-кие исследования, периодический уход сарматского населения изАзиатской Сарматии не приводил к запустению этой области. На-оборот, фактор демографического напряжения присутствовал здесьна протяжении всей истории сарматов. Об этом свидетельствуют иписьменные источники, указывающие на значительные человечес-кие ресурсы областей, занимаемых сарматами. И хотя в отдельныхслучаях приводятся явно завышенные цифры, следует все же учи-тывать, что в представлении античных историков и географов сар-маты выглядели многочисленным народом (Страбон, Плиний, Ам-миан Марцеллин). Навряд ли основным источником неисчерпаемос-ти сарматского населения было естественное воспроизводство. Ско-рее всего, в пределы Азиатской Сарматии с востока периодическипроникали новые группировки кочевников, компенсируя здесь потерив населении в связи с продвижением сарматов на запад, к границамРимской империи (Скрипкин, 1992).

Рассмотрение истории сарматов как составной части обширно-го кочевого мира Евразии в принципе подтверждает последнее пред-положение. Для этого региона характерна взаимосвязь событий. Иногдаизменения, произошедшие на одном конце его обитания, существенновлияли на исторические процессы на другом конце.

– 129 –


Относительная стабильность скифского мира нарушается вIII в. до нашей эры. В это время происходят два важных события.На западе евразийских степей, в Северном Причерноморье, пре-кращает существование Великая Скифия, на востоке происходитусиление хунну, которые создают мощную кочевую державу. Этинезависимые друг от друга события приводят к резкому измене-нию этнической карты Евразии. Они, собственно, являлись рубе-жом двух крупных эпох в истории Евразии: скифской и гунно-сар-матской. На востоке этого региона историческая ситуация опре-делялась хунну, на западе – сарматами.

С этого времени в евразийском степном поясе усиливаютсямиграции. Отдельные народы перемещаются иногда на значитель-ные расстояния. Происходит переоформление политических сил: наисторическую арену выходят крупные кочевые объединения, ранеене фигурировавшие в письменных источниках (Восточный…, 1988.С. 223–241; Мартынов, 1989. С. 284–292). У китайских и греко-ла-тинских историков появляются новые этнические названия: юечжи,усуни, тохары, сатархи, роксоланы, аорсы, сираки и др.

Основной причиной миграций последних веков до нашей эрыявлялся рост могущества хунну, которые с конца III по II в. до н. э.значительно расширяют сферу своего влияния. В результате по-стоянных войн они устанавливают контроль над огромной террито-рией: на востоке – до Средней Азии, на севере – до Минусинскойкотловины (Гумилев, 1960). Военная активность хунну повлекла засобой подвижку ряда народов, которая происходила в основном свостока на запад и носила характер цепной реакции. Отдельныеэпизоды этих событий воспроизведены в сочинениях китайскихисториков Сыма Цяня и Бань Гу, из которых известно, что военныеусилия хунну в западном направлении привели в движение юечжей,усуней и саков (Восточный…, 1988. С. 223–241). Финалом этих со-бытий было падение Греко-Бактрийского царства, значительноеувеличение кочевого элемента в Средней Азии, удары которогоиспытали на себе ряд государств Древнего Востока.

В китайских письменных источниках практически ничего несообщается о событиях, происходивших в то время в глубинныхстепных районах. Судя по археологическим данным, они также

– 130 –


были захвачены передвижениями. Об этом свидетельствует рас-пространение с востока на запад инноваций в материальной куль-туре, вплоть до Северного Причерноморья, находящих аналогии втагарских, позднепазырыкских и хуннских древностях. Статисти-ческий подсчет погребальных памятников говорит о значитель-ном увеличении кочевого населения в волго-донских и северокав-казских степях начиная со II в. до нашей эры. В это же времяпроисходит активное освоение Северного Причерноморья, ранеепринадлежавшего скифам, новыми контингентами кочевников(Полин, Симоненко, 1990. С. 76–95).

Анализ сложившейся ситуации во II в. до н. э. в Евразии пока-зывает, что усиление хунну, падение Греко-Бактрии под ударамикочевников, увеличение кочевого населения в восточноевропейс-ких степях, занятие Скифии сарматами – все эти события взаимо-связаны между собой и представляют звенья единого историчес-кого процесса, основным содержанием которого было смещениеразличных групп кочевников, ранее входивших в скифские объеди-нения восточной периферии евразийского степного пояса.

В античной географии сложилось представление об Азиатс-кой Скифии как о населенной многочисленными народами гигант-ской территории к востоку от Волги и Каспийского моря, достига-ющей границ Китая и Индии (Птолемей). За счет этой области впервую очередь пополнялось население сначала Азиатской, а за-тем и Европейской Сарматии. Античные авторы не имели четко-го представления о происхождении различных групп кочевого на-селения восточноевропейских степей и обычно относили их к сар-матам. Однако это население могло значительно различатьсямежду собой по происхождению, языку и культурным традициям.О чем, в частности, свидетельствует выделение сарматских куль-тур: ранней, средней и поздней, отличающихся погребальной об-рядностью и материальной культурой.

Районы Нижнего Поволжья и Подонья, составляющие значи-тельную часть собственно Азиатской Сарматии, не являлись свое-образным проходным коридором для кочевников, двигавшихся свостока. Здесь происходило формирование новых племенных объе-динений, составными компонентами которых были местное и но-

– 131 –


вое – пришлое население. Такие объединения, представлявшие со-бой, скорее всего, племенные союзы, могли довольно длительноевремя обитать здесь, как, например, аорсы или верхние аорсы (Стра-бон). Об этом свидетельствует и значительное число крупных кур-ганных могильников с сарматскими погребениями последних ве-ков до нашей эры – начала нашей эры, а также складывание специ-фических для этой области культурных стереотипов.

Причины, а также исходные районы миграций в пределы Азиат-ской Сарматий с течением времени менялись. Если во II в. до н. э.основной причиной смещения кочевого мира на запад были хунну, амиграционные пути в Восточную Европу затронули в основном степ-ной коридор, то с рубежа или с самого начала нашей эры генераторомэкспансии кочевников на запад становится Средняя Азия.

Как уже отмечалось, миграционные процессы II в. до н. э.существенно повлияли на политическую и этническую ситуацию вСредней Азии. Среднеазиатские районы, более или менее пригод-ные для обитания, насыщаются кочевниками. После событий, свя-занных с падением Греко-Бактрии, в Средней Азии появляется боль-шое число крупных курганных могильников с явными чертами степ-ной культуры (Мандельштам, 1966; 1975; Ставиский, 1977). Кочев-ники включаются здесь в процессы формирования государств нановой этнической основе. Они стояли у основания такой мощнойдержавы, как Кушанское государство. Сложность политическихколлизий принуждала какие-то группировки кочевников покидатьсреднеазиатские районы или действовать в интересах определен-ных политических сил, направлявших их экспансию.

С начала нашей эры в восточноевропейских степях, на Вол-ге, Дону, Кубани и в Северном Причерноморье, в археологичес-ком материале появляется значительное число инноваций явносреднеазиатского происхождения: предметы искусства, вооруже-ние, бронзовые зеркала, тамги и др. В начале нашей эры в этих жеместах появляются аланы, которые в письменных источникахотождествляются с массагетами, обитателями Средней Азии(Дион Кассий, Аммиан Марцеллин). Вероятно, археологическиеинновации и сведения письменных источников являются отраже-нием одних и тех же событий. Аланы отличались от местного

– 132 –


населения, письменные источники в ряде случаев противопостав-ляют их сарматам (Плиний). Собственно аланы, скорее всего, яв-лялись консолидирующим ядром крупного союза племен, оконча-тельно сложившегося в Восточной Европе.

Во II в. н. э. в истории сарматов произошло еще одно, и ви-димо заключительное, передвижение нового населения в восточ-ноевропейские степи, положившее начало формированию поздне-сарматской культуры. В это время происходят резкие измененияв погребальном обряде и материальной культуре. Совершенноновым является распространение практики искусственной дефор-мации головы (Скрипкин, 1984). Антропологи отмечают увеличе-ние монголоидной примеси у этого населения. Танаиская ономас-тика дает возможность заключить, что это население было ира-ноязычным, как и предыдущее, но отличающееся от него, веро-ятно, на диалектном уровне (Шелов, 1972. С. 232–259). У иссле-дователей, основывающихся на антропологическом материале, су-ществует мнение, что это население пришло в пределы Азиатс-кой Сарматии с востока, так как обычай искусственной деформа-ции головы, существовавший в более раннее время, выявлен натерритории Средней Азии: в Фергане, Туркмении и ЦентральномКазахстане (Тот, Фирштейн, 1970. С. 146, 147). В археологичес-ком материале позднесарматской культуры встречается керами-ка среднеазиатского происхождения, костяные наконечники стрелкенкольского типа, длинные мечи с нефритовыми скобами, явновосточного происхождения.

Кочевой мир евразийских степей являлся довольно динамич-ной структурой. Наряду с крупными миграциями кочевников в пре-делы Азиатской Сарматии, имели место и, вероятно, более мелкиепередвижения, о которых ничего не сообщают письменные источ-ники, и их трудно выделить по археологическим материалам.

Таким образом, сарматский феномен был обусловлен причина-ми, наиболее характерными для развития кочевых обществ Евра-зии. Они были политического, демографического и экономическогоплана. Военная активность одних приводила к перемещению другихв отдельные районы Евразии, которые, в свою очередь, превраща-лись в центры экспансии, в связи с перегрузкой их излишним населе-


нием. Кочевой способ ведения скотоводства также требовал опре-деленной территориальной свободы. Одним из таких районов на ру-беже нашей эры была Азиатская Сарматия.

Этноним «сарматы» был довольно широким, близким, веро-ятно, по своему содержанию таким этническим названиям, как«скифы», «германцы», «славяне». Народы, включаемые антич-ными авторами в число сарматских, могли в достаточной мереотличаться друг от друга, они имели свои самоназвания и своюисторическую судьбу.


Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. – М., 1988.Гумилев, Л. Н. Хунну / Л. Н. Гумилев. – М., 1960.Мандельштам, А. М. Кочевники на пути в Индию // МИА. –

1966. – № 136.Мандельштам, А. М. Памятники кушанского времени в Северной

Бактрии / А. М. Мандельштам. – Л., 1975.Мартынов, А. И. О степной скотоводческой цивилизации 1-м тыс.

до н. э. // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. –Алма-Ата, 1989.

Полин, С. В. «Раннесарматские» погребения Северного Причерно-морья / С. В. Полин, А. В. Симоненко // Исследования по археологии Под-непровья. – Днепропетровск, 1990.

Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия : Проблемы хронологии, пери-одизации и этнополитической истории : науч. докл., представл. в качестведис. … д-ра ист. наук / А. С. Скрипкин. – М., 1992.

Скрипкин, А. С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры/ А. С. Скрипкин. – Саратов, 1984.


Тот, Т. А. Антропологические данные к вопросу о Великом пересе-лении народов / Т. А. Тот, Б. В. Фирштейн // Авары и сарматы. – Л., 1970.

Шелов, Д. Б. Танаис и Нижний Дон в первые века нашей эры/ Д. Б. Шелов. – М., 1972.

– 134 –


ÁÛËÈ ËÈ ÑÀÐÌÀÒÛ ÑÀÐÌÀÒÀÌÈ?

(Âîïðîñû êðàåâåäåíèÿ. – Âûï. 3 : Ìàòåðèàëû êðàåâåä÷åñêèõ ÷òåíèé,ïîñâÿùåííûõ 80-ëåòèþ Âîëãîãðàäñêîãî îáëàñòíîãî êðàåâåä÷åñêîãîìóçåÿ. – Âîëãîãðàä : Ïåðåìåíà, 1994. – Ñ. 42–44.)

Название предлагаемого доклада не является курьезом,оно, скорее всего, отражает соотношение сложившейся тради-ции и терминологии сарматской археологии с прошлой истори-ческой реальностью.

У современных исследователей сформировалось представлениео том, что сарматский период (с IV в. до н. э. по IV в. н. э.) имеет своюне только археологическую, но и этническую специфику. Выделенныетри сарматские культуры – ранняя, средняя и поздняя – отражаютразвитие материальной культуры и погребальной обрядности сармат-ских племен на протяжении почти тысячелетия. Независимый анализписьменных источников показывает, что название некой области «Сар-матия» появляется в IV–III вв. до н. э. как вероятной территории оби-тания сарматов. Более достоверные сведения об употреблении этно-нима «сарматы» относятся к III–II вв. до нашей эры. По данным Де-метрия Каллатийского, в это время сарматы обитали в Азии за Тана-исом, занимая пространство в 2 000 стадий. В ряде других источников(Полибий; возможно, Полиен), события в которых датируются не ра-нее II в. до н. э., сарматы упоминаются как конкретный народ, жившийкак по ту, так и по другую сторону Танаиса.

Совершенно новая этническая картина этих районов дана в«Географии» Страбона, где упоминаются роксоланы, аорсы, вер-хние аорсы, сираки. Демографическая ситуация, отраженная Стра-боном, датируется II–I вв. до н. э., что находит подтверждение ив эпиграфических источниках. Письменные и археологические


данные свидетельствуют об увеличении кочевого населения в этовремя на территории Северного Прикаспия до Днепра. Началоэтого процесса, видимо, приходится на II в. до нашей эры.В I в. н. э. здесь же, судя по письменным источникам, появляют-ся аланы. Новые кочевые объединения к началу нашей эры зани-мают всю территорию бывшей Скифии, плоть до Дуная.

Возникает вопрос: какое отношение эти новые народы имелик сарматам? Отдельные указания письменных источников и дан-ные археологических исследований свидетельствуют о том, чтоони пришли сюда, в том числе и на старые сарматские земли, издругих мест. Их продвижение в основном шло с востока на запад, стерриторий, расположенных к востоку от Волги и Каспийского моря.Страбон, воспринимая Каспийское море как залив Северного океа-на, к востоку от него поселял восточных скифов, «область которыхпростиралась до Восточного моря и Индии». Птолемей восточнуюграницу «Азиатская Сарматия» проводил по реке Ра (Волге), к во-стоку от которой обитали азиатские скифы.

Начавшаяся на рубеже III–II вв. до н. э. военно-политичес-кая активность хуннов и нанесение ими в первой половинеII в. до н. э. ряда ощутимых ударов по соседним группировкамкочевников заставили последних отступить на запад. Эти собы-тия освещены китайскими письменными источниками ханьско-го времени. Начавшийся отход восточных кочевников, граничив-ших с хуннами, сдвинул с мест другие народы, именуемые в ис-точниках «восточными скифами», которые через какое-то вре-мя появились на территории сперва Азиатской, а затем Евро-пейской (по Птолемею) Сарматии.

Таким образом, со II в. до н. э. в восточноевропейские сте-пи приходят новые подразделения кочевников восточно-скифс-кого происхождения, отличающегося от прежнего – capматскогонаселения. С этого времени исторические и географические со-чинения греческих и римских авторов начинают пестреть оби-лием «персональных» этнонимов, носители которых включают-ся в политические события западной периферии степной Евра-зии, часто выступая по разные стороны противоборствующихсил или воюя между собой.

– 136 –

Ê ÎÏÐÅÄÅËÅÍÈÞ ÑÎÄÅÐÆÀÍÈßÏÎÍßÒÈß «ÑÀÐÌÀÒÑÊÀß ÝÏÎÕÀ»

(Ïðîáëåìû èñòîðèè è êóëüòóðû ñàðìàòîâ : òåç. äîêë. ìåæäóíàð.êîíô. – Âîëãîãðàä : Èçä-âî ÂîëÃÓ, 1994. – Ñ. 28–31.)

В докладе предпринимается попытка выяснить некоторыеаспекты содержания употребляющегося в археологической лите-ратуре понятия «сарматская эпоха», под которым обычно подра-зумевают определенный период в истории евразийского степногопояса – от распада Северопричерноморской Скифии до вторже-ния в Европу гуннов. В данном случае термин «эпоха» употребля-ется не в значении периода, характеризующегося непременно фор-мационными признаками, а в первоначальном его понимании. Эпо-ха, по-древнегречески, – остановка, то есть некий промежутоквремени в развитии природы, общества, науки, искусства, имею-щий какие-либо характерные особенности, отличающиеся опре-деленной устойчивостью, по которым он выделяется среди дру-гих периодов. Причем понятие «эпоха», как правило, не охваты-вает то или иное явление целиком, от его зарождения до исчезно-вения, а только время наивысшего проявления составляющих егохарактерных черт.

Одной из проблем сарматской истории является определениевремени появления сарматов на политической арене Древнего мира.Существует мнение, что это событие следует относить к IV в. донашей эры. С этого времени в письменных источниках упоминает-ся географическое название «Сарматия» (Мачинский, 1971), скла-дывается и начинает распространяться раннесарматская культура(Смирнов, 1964; Мошкова, 1974). Среди причин упадка Скифии сконца IV в. до н. э. упоминалось давление на нее сарматов. IV–


– 137 –


III вв. до н. э. – туманное время в истории сарматов. В письмен-ных источниках той поры отсутствует какая-либо конкретная ин-формация о них. Мнение об употреблении топонима «Сарматия» вIV в до н. э. может существовать на уровне гипотезы, поскольку онупоминается у авторов, живших позже. Определенно можно гово-рить об употреблении этого названия с рубежа IV–III вв. до н. э.или в начале III в. до н. э. (Теофраст, 372–288 гг. до н. э.), локализа-ция которого, однако, точно не указывалась.

Попытки отождествлять сирматов, известных в IV в. до н. э.у Танаиса, с сарматами также проблематичны, поскольку осно-ваны только лишь на созвучии названий. Следует также иметь ввиду, что этноним «сирматы» зафиксирован в нескольких источ-никах (Псевдо-Скилак, Эвдокс), что, видимо, свидетельствует обего устойчивости. Более достоверные данные о сарматах отно-сятся к III–II вв. до н. э., которые, по данным Деметрия Калла-тийского, в это время обитали в Азии за Танаисом.

Таким образом, в IV–III вв. до н. э. осведомленность античнойистории и географии о сарматах была слабой, в чем повинны они, ви-димо, были сами, еще не успев со всей серьезностью заявить о себе.

В литературе того времени популярность оставалась за ски-фами. Ситуация начинает меняться во II в до н. э. Страбон, но-вые сведения которого, в основном, относятся к II–I вв. до н. э., вдоно-волжских степях, на Северном Кавказе и Северном При-черноморье помещает верхних аорсов, аорсов, сираков, роксола-нов. В Крыму в то же время появляются сатархи (Плиний). Со-временные исследователи все эти народы, за исключением пос-ледних, обычно относят к сарматам. Со II в до н. э. сарматы всечаще начинают упоминаться в разного рода военно-политичес-ких акциях. В договоре малоазийских государств 179 г. до н. э.упоминается сарматский царь Гатал, несколько позже полковод-цу Митридата Диофанту приходится воевать с роксоланами, воз-главляемыми Тасием. К началу нашей эры границы Сарматии назападе достигают Истра и Вислы (Помпоний Мела, Плиний).С времени Птолемея Сарматия подразделяется на Европейскуюи Азиатскую, восточной границей которой являлась АзиатскаяСкифия, простиравшаяся от Волги и Каспийского моря до Индии

– 138 –


и Китая. В период утверждения Рима на Переднем Востоке и вбассейне Черного моря в военных акциях часто упоминаютсянароды, обитавшие в пределах Сарматии, которые проявляли ак-тивность в разных частях Древнего мира, вплоть до появления вВосточной Европе готов, после чего сарматы уже не являлисьздесь самодавлеющей силой и упоминаются наряду с другиминародами. Сарматскую эпоху для западного ареала евразийскихстепей следует, вероятно, датировать со II в. до н. э. по III в. н. э.,когда народы, которых историко-географическая античная лите-ратура воспринимала как сарматов, играли наиболее активнуюроль на северо-восточной периферии Древнего мира. Как уже от-мечалось в античной литературе, со II в. до н. э. в восточноевро-пейских степях появляется ряд названий новых народов. Возни-кает вопрос: какое отношение эти народы имели к сарматам?Некоторые указания письменных источников и данные археоло-гических исследований свидетельствуют о том, что отдельныеиз них пришли в Сарматию с востока, с территории АзиатскойСкифии. Одной из основных причин их передвижения была воен-но-политическая активность хуннов, которые в конце III – первойполовине II в. до н. э. наносят ряд ударов по отдельным подраз-делениям восточноскифского мира. Начавшиеся передвижениянаиболее восточных скифских группировок, граничивших с хун-нами, сдвинули с мест другие народы Азиатской Скифии, кото-рые через какое-то время появляются на территории сначала Ази-атской, а затем и Европейской Сарматии. Страбон, называя сира-ков и аорсов беглецами из среды живших выше народов, отлича-ет их от сарматов (Страбон. XI, 2, 1). В другом месте он сообща-ет, что между Танаисом и Каспийским морем (Азиатская Сар-матия) обитают скифы и сарматы, а с другой стороны этого моря –восточные скифы (Страбон. X, 6, 2). Не исключено, что в первомслучае под скифами скрывались сираки и аорсы, бежавшие с во-стока на сарматские земли. Видимо, во II–I вв. до н. э. для Ази-атской Сарматии было характерно смешение коренного сарматс-кого населения с пришлым – восточноскифским. Усиление вос-точноскифского элемента и появление в связи с этим избыточно-го населения в Азиатской Сарматии предопределило дальнейшее

– 139 –


освоение Северного Причерноморья племенами, среди которыхбыли и собственно сарматы: языги, например. Еще больше вос-точноскифский компонент в Восточной Европе был усилен с при-ходом аланов, бывших массагетов. Таким образом, название «сар-матская эпоха» имеет в этом смысле условное значение, так какодну из основных ролей в Сарматии в последние века до нашейэры и в первые века нашей эры играли народы восточноскифско-го происхождения.

Сарматскую эпоху принято рассматривать как новое усиле-ние ираноязычных кочевников в западном ареале евразийскихстепей после падения Северопричерноморской Скифии. Л.Н. Гу-милев считал сарматов народом, появившимся в Восточной Ев-ропе в результате нового пассионарного толчка в III в. до н. э.(Гумилев, 1991, 1993). Являлись ли сарматы пассионариями? Наэтот вопрос навряд ли можно ответить положительно. Во-первых,потому что сарматы никогда не были едиными не только в этни-ческом, но и политическом отношениях. Во-вторых, значительнаячасть населения Сарматии в период наибольшей ее известностиявлялись выходцами из среды восточноскифских народов, про-двинувшихся на запад в результате ряда миграций, приходивших-ся на разное время.

Сарматская эпоха являлась частью общескифской историиЕвразии, когда лучшие ее времена уже прошли. Некогда скифысовершали завоевательные походы в пределы Передней Азии,Геродот говорил о 28-летнем господстве их в Азии. Великие за-воеватели древности Кир II, Дарий I и другие не смогли нанестиощутимого поражения скифам и подчинить их. Вплоть до III в.до н. э., скифский мир простирался от Дуная до Китая, на западекоторого существовала мощная держава Атея, на востоке юэчжигосподствовали над хуннами.

Надлом скифского мира начинается с III в. до нашей эры.К началу этого века прекращает существовать Причерноморс-кая Скифия. На востоке хунны создают мощную кочевую держа-ву, разбивают юэчжей и начинают распространять свое влияниена запад. Истинными пассионариями в это время являлись хунны,положившие начало утверждению в евразийских степях тюркоя-


зычных народов. Скифские племена вынуждены были отходить вСреднюю Азию, Афганистан, Индию и на запад – за Волгу, в Се-верное Причерноморье, где окончательно были разгромлены гун-нами и разбросаны по разным частям Европы.

Последние всплески скифской активности происходили нановых территориях и в иных условиях. Например, образованиеПарфянского и Кушанского государств, у основания которых сто-яли скифские по происхождению династии. Степь же постепенноуступалась другим народам.

За всю историю народам, населявшим обе Сарматии, не уда-лось создать мощного военно-политического объединения в рам-ках всей или одной из этих территорий, наподобие державы хунновили хотя бы Атея. В античной литературе вошло в обиход пред-ставление о постоянной вражде между различными сарматскимигруппировками (Тацит). На рубеже эр на территории, ограниченнойДоном, Волгой, Кубанью и Тереком, существовало, по крайне мере,три этнополитических объединения (не считая ряда других наро-дов, упомянутых Страбоном): аорсов, верхних аорсов и сираков,которые отнюдь не всегда были в дружественных отношениях меж-ду собой. В начале нашей эры в Северо-Западном Причерноморьеисточники упоминают целый ряд «сарматских» народов: роксола-нов, аорсов, языгов, аланов (Плиний), которые были независимыдруг от друга и проводили самостоятельную политику.

В принципе, сарматская эпоха являлась закатом обще-скифской истории. На смену ей в европейские степи приходитновая эпоха, определяющей силой которой были тюркоязыч-ные народы.

– 141 –

Î ÃÅÎÃÐÀÔÈ×ÅÑÊÎÌ ÏÎËÎÆÅÍÈÈÀÇÈÀÒÑÊÎÉ CÀÐÌÀÒÈÈ

È ÅÅ ÍÀÑÅËÅÍÈÈ

(Ðîññèÿ è Âîñòîê: ïðîáëåìû âçàèìîäåéñòâèÿ : ìàòåðèàëû êîíô. –×. V, êí. 2. – ×åëÿáèíñê : ×åëÿá. ãîñ. óí-ò, 1995. – Ñ. 84–87.)

Подробное описание границ Азиатской Сарматии приводит-ся у Птолемея в его «Географическом руководстве» (V, 8). С за-пада она ограничивается рекой Танаисом, за которым находиласьуже Европейская Сарматия, и восточным побережьем Меотийс-кого озера. «С юга Азиатская Сарматия ограничивается частьюЭвксинского Понта», до Колхиды, затем граница проходит вдольКолхиды, Иберии и Албании, до Каспийского моря. С востока тер-ритория Азиатской Сарматии проходила по западному побережьюКаспийского моря и реке Ра (Волга), «до поворота, находящегосяпод 85–45 градусами, и вдоль идущего отсюда меридиана до не-известной земли». Этот поворот, по Птолемею, располагался не-сколько юго-восточнее другого поворота Волги, где она ближевсего подходит к Танаису (параллель Волгограда). В.В. Латы-шев предположительно считал, что это изгиб Волги у Енотаевкив Астраханской области (Латышев, 1948). Если широтный указа-тель в принципе не противоречит этому местонахождению, тодолготный отодвигает его к востоку, в низовья реки Урал. Однаковсе описание восточной границы Азиатской Сарматии Птолеме-ем свидетельствует о том, что она проходила вдоль Волги, спер-ва в нижнем ее течении непосредственно по реке, а затем на ка-ком-то расстоянии от Волги вдоль меридиана, устремляющегосяк северу до неизвестной земли. Река Урал (Даик), известная Пто-лемею, находилась за пределами Азиатской Сарматии, то есть


– 142 –


восточнее – в Скифии (IV, 14, 2–5). В определенной мере это под-тверждает и сообщение Птолемея о том, что параллель, проходя-щая через середину Азиатской Сарматии, относится к меридианукак 7 к 12, то есть ее территория должна быть вытянута с северана юг. И это несмотря на общее представление античной геогра-фии о меньших размерах Европы и Азии в меридианальном на-правлении, по сравнению с их действительными размерами.

Нетрудно заметить, что территория Азиатской Сарматии, очер-ченная Птолемеем, практически полностью совпадает с территори-ей первой части Азии, по Страбону (XI, 1, 5). Однако Страбон не зналВолги и принимал Каспийское море за залив Северного океана, кото-рый соединялся с океаном узким «проливом» (Волгой). «Пролив» иКаспийское море разделяли первую и вторую части Азии.

Птолемей, как уже отмечалось, за восточной границей Ази-атской Сарматии помещал Скифию. Страбон также считал, что вовторой части Азии, от пролива и Каспийского моря к востоку, живут«восточные скифы, также номады, область которых простираетсядо Восточного моря и Индии» (ХI, VI, I). У Страбона можно найтиназвания отдельных подразделений восточных скифов, обитавшихна этой территории: «Большинство скифов, начиная от Каспийскогоморя, называются даями. Племена, живущие восточнее последних,носят названия массагетов и саков, прочих же называют общимименем скифов, но у каждого племени есть свое особое имя».Из числа последних он называет тех, кто получил известность привзятии Бактрии: асии, тохары и сакаравлы (XI, VIII, 2). Номенкла-тура названий племен, обитавших во второй части Азии, у Страбо-на значительно отличается от перечня народов, живших в первойее части, между Танаисом, Меотидой и Каспием с северным про-ливом, где он помещает в северных, известных ему землях, «неко-торых скифов-кочевников», затем сарматов, аорсов, сираков (вла-дения последних простирались до Кавказских гор). В другом спис-ке народов, в котором они перечисляются с юга на север междуМеотидой и Каспийским морем, он еще помещает набианов и пан-ксанов и ближе к морю – верхних аорсов. Этнические различияэтих двух районов у Птолемея выражены в их названиях: «Азиатс-кая Сарматия» и «Скифия».

– 143 –


Надо полагать, что различия между этими двумя районамиболее древние, чем время жизни Птолемея и Страбона, и восходят кпоследним векам до нашей эры. Так, например, известно, что Стра-бон широко использовал в своем труде сведения географов III–I вв.до н. э. (Ростовцев, 1913; Стратановский, 1964; Виноградов, 1975).Если раньше от Геродота и до Деметрия Каллатийского в античнойгеографии в качестве границы между Скифией и савроматами, а за-тем и сарматами упоминался Дон, то в последующее время эта гра-ница как бы развернулась в противоположную сторону. Она сталапроходить по Волге и, вероятно, близлежащим к ней с востока терри-ториям, отделяя Сарматию от Скифии, располагавшейся в Азии.Сведения античных авторов резко контрастируют с представления-ми современных археологов. Для любого сарматолога за Волгойникакой Скифии Птолемея не существовало, и вплоть до ЗападнойСибири обитали исключительно сарматы. Такое мнение основыва-ется на большой сходности погребальных памятников на всей терри-тории с последних веков до нашей эры и в первые века нашей эры.Хотя опять же всем известно, что сходность археологических па-мятников еще не означает этнического единства. Так, памятники квостоку от Дона, синхронные скифским, вплоть до появления работыП. Рау, считали также скифскими, после чего за ними была признанасавроматская принадлежность (Rau, 1927). Да и в отношении савро-матской культуры сейчас практически все исследователи склоннысчитать, что территориально она охватывала ряд народов, имевшихразные названия с различной культурно-исторической ориентацией.

То же самое можно сказать и о сарматской культуре с ееразделением на раннюю, среднюю и позднюю стадии. Так, на-пример, раннесарматская культура Южного Приуралья в опреде-ленной мере должна была принадлежать даям, которых Страбонотносил к восточным скифам (Пьянков, 1994). Два последних векадо нашей эры в Азиатской Сарматии носителями этой культурыбыли аорсы и сираки, а в Северном Причерноморье – роксоланы(Симоненко, 1991; 1994), которые, возможно, были выходцами изАзиатской Скифии. Появившиеся в I в. н. э. в пределах обеихСарматий аланы, судя по письменным источникам, также былисвязаны с восточными скифами.


Евразийские кочевники в эпоху раннего железного века на-вряд ли имели представление об античной географии и не всегдапридерживались отмеченных ею границ. Динамика кочевого об-раза жизни часто приводила к передвижениям и миграциям от-дельных групп кочевников иногда на большие расстояния. Став-ши обитателями Сарматии, они начинают фигурировать у антич-ных авторов и географов под общим именем «сарматы», без уче-та персонального их происхождения.

– 145 –

ÊÈÒÀÉÑÊÈÅ ÂÏÅ×ÀÒËÅÍÈßÐÎÑÑÈÉÑÊÎÃÎ ÀÐÕÅÎËÎÃÀ

(Âåñòíèê Âîëãîãðàäñêîãî ãîñóäàðñòâåííîãî óíèâåðñèòåòà. Ñåð. 4,Èñòîðèÿ. Ôèëîñîôèÿ. – 1996. – Âûï. 1. – Âîëãîãðàä : Èçä-âîÂîëÃÓ, 1996. – Ñ. 6–11.)

В течение мая 1995 г. я находился в Китае по приглашениюШицзячжуанского педагогического института. Шицзячжуан –главный город провинции Хэбэй, на территории которой находитсястолица государства – Пекин. В институте, на филологическом иисторическом факультетах, мною был прочитан ряд лекций стра-новедческого характера по истории России и истории Великогошелкового пути, по изучению истории Китая в России. Кроме того,я принял участие в дискуссии, посвященной взаимоотношениямКитая и России.

Я весьма благодарен руководству педагогического институ-та, организовавшему для меня несколько поездок по стране. Мнеудалось осмотреть достопримечательности провинции Шаньдун,где находится ряд святынь китайской истории. В окрестностяхглавного города провинции – Цзинань, раскинувшегося по берегувеликой реки Хуанхэ, располагается известный заповедник подназванием «Гора тысячи будд». В другом городе этой же провин-ции – Чайфу – находится могила известного китайского философаКонфуция и мемориальный парк, в котором погребены все после-дующие поколения его родственников. А сам город является ве-ликолепным памятником древнекитайской архитектуры и градос-троительства. По соседству с Чайфу располагается знаменитаягора Тайше. Это очень красивый горный массив с множествомбуддийских памятников и неповторимой «Небесной улицей», рас-


– 146 –


положенной на самой вершине Тайше. Сюда, по установившейсятрадиции, поднимался каждый вновь воцарившийся император,чтобы встретить восход солнца.

Три дня я знакомился с историческими достопримечательнос-тями Пекина, побывал в великолепном дворцовом комплексе Кугуни других местах. Особенно впечатляющей была поездка на Вели-кую Китайскую стену. Всех, впервые посетивших этот уникальныйпамятник древней китайской истории, поражает обширная панорамагорного пейзажа с извивающейся крепостной стеной, которая то опус-кается в ущелья, то поднимается на самые вершины горных пиков.В месте подъезда туристов к крепостной стене расположен музей,посвященный циньскому императору Цинь Шихуанди (221–210 гг.до н. э.), при правлении которого особенно интенсивно строилась этаоборонительная стена и который отличался особой жестокостью.

Обращает внимание бережное отношение китайцев к памят-никам своей истории. Особенно я ощутил это при посещении музе-ев, коллекции которых для меня представляли профессиональныйинтерес. Главные города провинций имеют провинциальные исто-рические музеи, которые обладают тем же статусом, что и нашиобластные краеведческие музеи. Я бывал в десятках наших крае-ведческих музеев, во многих из них занимался обработкой архео-логических материалов, но мне трудно какой-либо из них сравнитьс тем, что я видел в Китае. Хотя число осмотренных мною в Китаемузеев было невелико – и, возможно, мне просто повезло. Тем неменее, например, Шицзячжуанский и Цзинаньский историческиемузеи – это настоящие дворцы, причем построенные специально,как музейные здания – с галереями, просторными экспозиционны-ми залами, с внутренними двориками и фонтанами.

Все экспозиции, которые я увидел в китайских музеях, пост-роены по общепринятому хронологическому принципу. Обычно ониначинаются со стендов, посвященных известной находке под Пе-кином ископаемого человека – синантропа. Даже в историческоммузее Шицзячжуанского пединститута помещены муляжи орудийтруда той эпохи.

Особенно представительны разделы экспозиций, посвящен-ные культуре Яншао и другим культурам неолитического и энео-

– 147 –


литического времени, к которым восходят истоки китайской ци-вилизации. Они, в первую очередь, отличаются великолепныминаборами керамики. Впечатляют также экспозиции, относящие-ся к иньскому и чжоускому периодам. Это время зарождения ирасцвета металлургии бронзы в Китае. Существуют различныеварианты научной гипотезы о том, что Китай заимствовал изго-товление бронзы у своих соседей, обитавших к северу и северо-западу от него, у населения ордосско-сибирских культур бронзо-вого века (Васильев, 1976. С. 260–265). Если это так, то справед-ливости ради следует сказать, что древние китайцы в этом ре-месле намного превзошли своих учителей. Они довольно быстроосвоили художественное литье бронзы, из которой изготовляли раз-личные украшения, сосуды, ларцы, ритуальную утварь, орудиятруда и оружие. Шедевры этого древнего искусства украшаютмногие музеи Китая.

Следует отметить одну особенность, имеющую отношениек коллекциям древних вещей в китайских музеях, – многие из нихдепаспортизированы. Еще с давних времен в Китае получилоширокое распространение кладоискательство. Древние вещи про-давали на рынках. На улицах китайских городов и сейчас встре-чаются лавки, в которых можно приобрести археологическуювещь. Таким образом, древние вещи могли пройти через многиеруки, прежде чем попасть в музей. Например, вся древняя экспо-зиция музея Шицзячжуанского пединститута (а это две довольнопросторные комнаты) состоит из вещей, место и условия находоккоторых неизвестны. И в других музеях мне часто объясняли,что место той или иной находки не установлено.

Древняя история Китая меня интересовала постоянно, и осо-бенно его взаимоотношения с соседними народами, как тема, под-чиненная основным моим научным интересам, связанным с изу-чением евразийских кочевников. Известно, что динамичный ко-чевой мир унаследовал многие достижения древних цивилизаций,в том числе и китайской. Но исследовать тему взаимовлиянийкитайской и евразийских кочевнических культур российским спе-циалистам крайне сложно. У нас практически отсутствует пере-водная китайская археологическая литература по чжоуской, цинь-

– 148 –


ской и ханьской эпохам, нет серьезных исследований на эту темуи отечественных специалистов по Китаю. Чаще приходится пользо-ваться тем, что доходит до нас из западной литературы. Отправ-ляясь в Китай, я в первую очередь планировал, насколько это ока-жется возможным, ознакомиться с материалами китайских му-зеев, синхронных скифо-сарматским древностям. Различные из-делия китайского производства с эпохи Хань начинают широкораспространяться к северу и северо-западу от Китая, а к началунашей эры они достигают берегов Волги, Дона и Кубани. Доста-точно известны наиболее часто встречаемые в сарматских по-гребениях ханьские бронзовые зеркала, а также отдельные на-ходки шелковых тканей (Гугуев, Трейстер, 1995. С. 143–164; Скрип-кин, 1994. С. 3–12).

Примерно в то же время в восточноевропейских степях в сар-матских памятниках появляются предметы, выполненные в так на-зываемом зверином стиле и изготовленные обычно из золота, инкру-стированные бирюзой и другими камнями. Появление этих находокобычно рассматривается как возрождение старых скифских тради-ций в искусстве кочевников Восточной Европы, которое стало посте-пенно затухать после падения Северопричерноморской Великой Ски-фии в начале III в. до нашей эры. Проблема выявления причин рас-пространения новых предметов искусства у восточноевропейскихкочевников постоянно находится в поле зрения исследователей. ЕщеМ.И. Ростовцев отмечал наличие сходных моментов между сар-матским искусством и китайским эпохи Хань, объясняющихся, поего мнению, общностью их истоков в лице памятников центральноа-зиатского звериного стиля (Ростовцев, 1993. С. 57–63).

Еще раньше в сарматских погребениях II–I вв. до н. э. в вол-го-донских степях появляются бронзовые поясные ажурные пряж-ки со сценами борьбы животных или фигурами верблюдов, зак-люченными в рамку, аналогии которым (или их прототипы) выст-раиваются цепью через Южную Сибирь до Внутренней Монго-лии и Ордоса, которые сейчас являются составной частью Китая(Дэвлет, 1980. С. 14–20; Bunker, 1993).

Памятуя обо всем этом, в китайских музеях я старался отыс-кать в первую очередь вещи, имеющие параллели в сарматской

– 149 –


материальной культуре, наиболее мне известной. В историческихмузеях Шицзячжуана, Цзинаня и в музее Шицзячжуанского пе-динститута я обратил внимание на мечи, изготовленные из брон-зы и имевшие массивные ромбические перекрестия с прямоуголь-ной выемкой у основания рукояти и плавным прогибом в нижнейчасти, которые датировались временем Чжаньго (Воюющие цар-ства, позднечжоуский период) V–III вв. до нашей эры. Мне былиизвестны находки железных мечей в сарматских погребениях сблизкими по форме перекрестиями, но я не мог найти им близкиеаналогии. Теперь для меня ситуация стала проясняться. Позднеч-жоуские мечи были в основном относительно небольших разме-ров. Их общая длина равнялась 60–70 см. Они имели круглуюрукоять с двумя валиками на ней и воронкообразное навершие.В циньское (221–207 гг. до н. э.) и ханьское (206 г. до н. э. –207 г. н. э.) время в Китае широко распространяются длинныемечи, изготовленные как из бронзы, так затем и железа. Они имелидлинный штырь для насадки рукояти, ромбическое, менее мас-сивное перекрестие, изготовленное обычно из бронзы или нефри-та. На отдельных перекрестиях у основания рукояти сохраниласьвыемка, но она была уже не столь выразительна как у перекрес-тий чжоуских мечей.

У сарматских мечей с китайскими элементами оформлениясохраняется та же тенденция развития. Известные мне наиболееранние их находки, датирующиеся II–I вв. до н. э. (Оренбургскаяобласть, Чкаловская курганная группа, курган 3, погребение 7, иУральская область, Калмыково, курган 2), сочетают в себе какпозднечжоуские черты: массивное перекрестие с выемкой у ос-нования рукояти, так и ханьские: длинный штырь для рукояти,большие размеры меча. Более поздние сарматские мечи этоготипа характеризуются только теми чертами, которые присущиханьским мечам. Наиболее ранняя находка такого меча, извест-ная мне, происходит из Калмыкии и обнаружена в сарматскомкурганном погребении в районе Яшкуля. В этом погребении былнайден железный меч длиной около 1 м с рукоятью-штырем ижелезным ромбическим перекрестием. Обнаружение его с пара-дным раннесарматским кинжалом с серповидным навершием и

– 150 –


богатой конской упряжью позволяет датировать весь комплекс,скорее всего, I в. до н. э. (Лапа, 1988). В последнее время числонаходок длинных мечей с ручкой-штырем и ромбическим брон-зовым или железным перекрестием увеличивается, в сарматскихпогребениях мне известно их около десятка. Иногда они встреча-ются с нефритовыми портупейными скобами. В этом плане инте-ресна находка меча в сладковском позднесарматском кургане 19в Ростовской области. Он имел ромбическое перекрестие с не-глубокой выемкой у рукояти, которое было выполнено из нефрита.При мече была обнаружена и нефритовая скоба (Максименко,Безуглов, 1987. С. 182–192).

Авторы публикации об этом мече не без основания указы-вали на находки близких мечей в древнекорейских гробницах, ко-торые датируются I в. нашей эры. Близость эта усиливается инахождением со сладковским мечом нефритовой скобы, извест-ной в корейских находках. Однако в данном случае речь должнаидти, видимо, о единой китайской традиции и для корейских, и длясарматских мечей, так как такие формы перекрестий на собствен-но китайских мечах появляются намного раньше, еще в чжоускоевремя. С ханьского времени там известны находки мечей и с не-фритовыми скобами. Кстати, среди коллекции вещей ханьскихдревностей Шицзячжуанского пединститута имеется нефритовоеперекрестие меча, по форме практически ничем не отличающее-ся от перекрестия сладковского меча. Там же хранится и нефри-товая скоба для крепления меча.

С чем было связано появление такого оружия у сарматов,проживавших в местах, достаточно отдаленных от Китая? Сразунадо сказать, что вышеупомянутые мечи, обнаруженные в сар-матских погребениях, не являются сугубо китайскими уже по тойпричине, что собственно китайские мечи в большинстве своемпочти до конца ханьской эпохи изготовляли из бронзы. Однаковнешняя сходность циньских и ханьских мечей с упомянутымивыше сарматскими мечами достаточно велика, вплоть до отдель-ных деталей. Скорее всего, такой тип меча мог появиться снача-ла у кочевников, живших по соседству с Китаем и испытывавшихактивное влияние китайской культуры. Между прочим, влияние

– 151 –


это было обоюдным. М.И. Ростовцев считал исторически дока-занным, что китайская кавалерия эпохи Хань была создана пообразцу соседних кочевников-иранцев и монголов (Ростовцев, 1993.С. 61). А Л.Н. Гумилев отмечал, что еще раньше царство Цинь,до того как оно объединило под властью единой династии весьКитай, имело тесные связи с кочевниками юэчжами, у которыхзаимствовало конный строй, и что эта военная реформа позволи-ла осуществиться объединительным устремлениям новой динас-тии (Гумилев, 1993. С. 43).

Вероятно, с конницей китайцами у кочевников была заим-ствована и сама идея использования длинного меча, так как та-кой вид оружия наиболее эффективен для всадника. Оформлениедлинных всаднических мечей в Китае происходило с сохранени-ем старых традиций, характерных еще для чжоуского времени.Видимо, эти традиции сказывались и на изготовлении оружия укочевников, если только они не пользовались услугами китайскихремесленников.

Начало появления мечей у евразийских кочевников с элемен-тами китайского декора и распространение их далеко на западсвязаны, вероятно, с событиями II в. до н. э., характеризовавши-мися усилением соперничества различных групп кочевников насеверных границах Китая, военной активизацией хунну, создавшихна востоке могучую державу. Эти события были описаны извест-ным историком Сыма Цянем, который являлся их современни-ком, а затем и другими китайскими историками, жившими в бо-лее позднее время.

В первой половине II в. до н. э. хунну наносят поражениеюэчжам, которые, судя по китайским хроникам с V в. до н. э.,занимали земли к западу от Ордоса (Гумилев Л.Н., 1993. С. 42),являясь, вероятно, одной из самых восточных ветвей скифскогомира. После разгрома юэчжи уходят в Среднюю Азию, по путиподчинив саков Семиречья. Вслед за юэчжами на запад устрем-ляются и усуни, ранее также обитавшие по соседству с Китаем.

Конец III – II в. до н. э. – это время существенных передви-жений народов в восточном ареале Евразии, причиной которых былаповышенная агрессивность хунну. Китайские письменные источ-

– 152 –


ники отразили только отдельные эпизоды этих крупномасштабныхсобытий. Известно, что хуннские военно-политические акции, на-правляемые на север, достигли Алтая и Среднего Енисея. В сферувлияния хунну входили и большие территории к западу от их искон-ных земель, вплоть до Кангюя, государственного образования кюго-востоку от Аральского моря. Судя по всему, передвижениязахватили и степные районы от Алтая по направлению к ЮжномуПриуралью и Волге. В сарматских погребениях со II в. до н. э. на-чинает встречаться целая серия вещей, имеющих аналогии далекона Востоке, в памятниках Алтая, Минусинской котловины и другихсопредельных районов (Скрипкин, 1992. С. 33). В письменных ис-точниках появляются новые названия народов, ранее в ВосточнойЕвропе неизвестные: «сираки», «аорсы», «роксоланы», «сатархи»(Страбон, Домитий Каллистрат, Помпоний Мела). Именно эти со-бытия и предопределили, вероятно, распространение мечей у сар-матов с элементами их оформления, характерными для китайскогооружия. Надо отметить, что не ранее чем со II в. до н. э. в сармат-ских памятниках появляются мечи и кинжалы другого типа – с коль-цевым навершием. Этот тип меча на Алтае известен с раннескиф-ского времени, известны его находки на территории Монголии иКитая. Парадный кинжал с кольцевым навершием был найден водной из ханьских гробниц в Хэбэйской провинции, датируемой вто-рой половиной II в. до н. э. (The Han…, 1983).

Интересно, что некоторые ранние находки длинных мечей усарматов с элементами оформления, традиционными для китайско-го оружия, сопровождались кинжалами с кольцевым навершием (Чка-ловская курганная группа, Калмыково). Примерно в то же время на-ходки аналогичных мечей и кинжалов и в том же сочетании извест-ны в Средней Азии, их появление здесь связывают с миграцией но-вого населения (Маслов, Яблонский, 1996. С. 168–180).

В Среднюю Азию этот тип вооружения попадает, скорее всего,с юэчжами, вынужденными уйти от границ Китая и обосноваться вСеверной Бактрии. Именно с этого времени здесь длинные мечи безнавершия и с коротким перекрестием, близкие по форме ханьским,получают широкое распространение (Мандельштам, 1966. С. 102, 103,табл. XXXIX, 1, 2; Обельченко, 1974. С. 23).

– 153 –


А.М. Хазанов отмечал наличие близких по форме мечей упарфян и далее на западе, вплоть до Пальмиры, полагая, что ос-новными распространителями этого оружия в пределах Ближнегои Среднего Востока были парфяне (Хазанов, 1971. С. 23). Теперьочевидно, что этот тип оружия проделал длительный путь, и чтоосновным его распространителем были, надо полагать, юэчжи.Другие народы заимствовали его у них, благодаря чему длинныемечи этой конструкции появляются в уральских и поволжских сте-пях и в западных районах Ближнего Востока.

Знакомство с материалами даже немногих китайских музеевубедило меня в том, что такая тема, как культурные взаимовлиянияевразийских кочевников и Древнего Китая, в нашей российской науч-ной литературе разработана слабо. За многовековую историю Китайнакопил гигантский опыт по дипломатическим, экономическим и куль-турным связям с народами, обитавшими к северу от Великой Китай-ской стены. С середины I тыс. до н. э. кочевники восточных ареаловЕвразии испытывали влияние скифской культуры, в том числе и хун-ну, находившиеся в наиболее активных отношениях с Китаем. Этовлияние достигло и китайских территорий. О широкомасштабностиэтого процесса свидетельствует хотя бы наличие центральноазиатс-ких или южносибирских (скифских) элементов в культуре Диена вверховьях Янцзы (Деопик, 1979. С. 66–68). В библиотеке Шицзячжу-анского исторического музея мне попалась богато иллюстрирован-ная книга, посвященная уникальным памятникам искусства Китая.В ней помещены фотографии двух круглых блях из золота, найден-ных недалеко от Пекина, которые вызвали у меня особый интерес.На одной из них, диаметром 4,8 см, в центре был изображен хищныйзверь с вывернутой задней частью туловища, по остальному полюпомещались головы таких же хищников. Изображение центральнойфигуры выполнено явно в традициях скифского звериного стиля. А ма-нера заполнения головками поверхности бляхи напомнила мне изве-стные фалары из Садового кургана под Новочеркасском, которыебыли украшены головками пантер. Вторая бляха диаметром 9,2 смимела кант, имитирующий двойную веревочку, все остальное полебляхи было заполнено переплетшимися фигурами копытных живот-ных, глаза которых были инкрустированы вставками из бирюзы. Эта

– 154 –


бляха мне напомнила два фалара из другого известного сарматскогопогребения I в. н. э., исследованного В.П. Шиловым в районе ст.Жутово Волгоградской области, на которых в сходной манере былиизображены козел, лось и пантера. Причем китайские бляхи (назна-чение их моим переводчикам установить не удалось) намного древ-нее вышеназванных сарматских фаларов, они датируются временемЧжаньго (V–III в. до н. э.) (Золото…, 1992. С. 30, 31, рис. 5, 6). В прин-ципе актуальным является мнение М.И. Ростовцева о влиянии ко-чевнической культуры на Китай, высказанное им еще в 20-е годы.Он писал: «В области искусства кочевники передали Китаю свойзвериный стиль… Великие художники-китайцы никогда не были под-ражателями. Они творили свое высокое искусство и, творя, брали то,что им нравилось, откуда бы оно ни было, брали и преображали. Пре-образовали они и звериный стиль, приспособили его к своей жизни, ксвоим понятиям о красоте» (Ростовцев, 1993. С. 63). М.И. Ростов-цев имел в виду Ханьскую эпоху, но, по всей видимости, такое влия-ние на Китай оказывалось и в более раннее время.

Вполне можно согласиться с мнением М.И. Ростовцева о том,что влияние это было относительно слабым. Могучий потенциаль-ный запас китайской культуры приводил к быстрой переработке ин-новаций в соответствии со своими традициями и представлениями.

Гораздо в большей мере свое влияние оказывала китайскаякультура на соседние народы. Начавшееся движение отдельныхгрупп кочевников от границ Китая, описанное выше, привело кпоявлению отдельных элементов китайской культуры на обшир-ной территории. Начиная с времени ханьского императора Уди(140–87 гг. до н. э.) Китай устанавливает отношения с Западнымкраем, что впоследствии приводит и к активизации экономичес-ких связей сперва с народами Средней Азии, а затем – Римскойимперии и Восточной Европы. Начинает функционировать Вели-кий шелковый путь, который достаточно подробно был описанКлавдием Птолемеем.

В ханьскую эпоху в экономическом, политическом и куль-турном отношениях Китай со своим многомиллионным населени-ем был, пожалуй, одним из самых выдающихся и могуществен-ных государств не только на востоке Азии, но и на всем Азиатс-

– 155 –


ком континенте. Абсолютно права была Т.В. Степугина, когдаутверждала, что о ханьской эпохе в истории Китая можно гово-рить как о дальневосточной античности и в отношении не толькосамого Китая, но и обширной азиатской территории, на которуюон оказывал такое же влияние, как греко-римская античность наЕвропу (Степугина, 1990. С. 36).


Васильев, А. С. Проблемы генезиса китайской цивилизациии / А. С. Ва-сильев. – М., 1976.

Гугуев, В. К. Ханьские зеркала и подражания им на территорииЮга Восточной Европы / В. К. Гугуев, М. Ю. Трейстер // РА. – 1995. – № 3.

Гумилев, Л. Н. Хунну / Л. Н. Гумилев. – СПб., 1993.Деопик, Д. В. Всадническая культура в верховьях Янцзы и восточ-

ный вариант «звериного стиля» // Культура и искусство народов СреднейАзии в древности и средневековье. – М., 1979.

Дэвлет, М. А. Сибирские поясные ажурные пластины II в. до н. э. –I в. н. э. // САИ. – Вып. Д4-7. – М., 1980.

Золото и серебро Китая. – Токио, 1992. – На яп. и кит. яз.Лапа, Н. Л. Отчет о раскопках за 1988 г. // Научный архив Калмыц-

кого научно-исследовательского института истории, философии и эконо-мики. – Ф. 14. – Оп. 2.

Максименко, В. Е. Позднесарматские погребения в курганах на ре-ке Быстрой / В. Е. Максименко, С. И. Безуглов // СА. – 1987. – № 1.

Мандельштам, A. M. Кочевники на пути в Индию // МИА. – 1966. –Вып. 136.

Маслов, В. Е. Могильник Гяур-IV в Северной Туркмении / В. Е. Мас-лов, Л.Т. Яблонский // PA. – 1996. – № 2.

Обельченко, О. В. Мечи и кинжалы из курганов Согда // СА. –1974. – № 4.

Ростовцев, М. И. Средняя Азия, Россия, Китай и звериный стиль// ПАВ. – 1993. – № 5.

Скрипкин, А. С. К проблеме исторической интерпретации археологи-ческих параллелей в культурах Алтайского и Доно-Уральского регионов впоследние века до нашей эры // Античная цивилизация и варварский мир :материалы III археол. семинара : в 2 ч. – Ч. 2. – Новочеркасск, 1993.


Скрипкин, А. С. Великий шелковый путь в древней истории ЮгаРоссии // РИЖ. – 1994. – № 1.

Степугина, Т. В. Империя Хань – завершающий этап развитиядревнекитайского общества : автореф. дис. … д-ра ист. наук / Т. В. Сте-пугина. – М., 1990.

Хазанов, A. M. Очерки военного дела сарматов / A. M. Хазанов. –М., 1971.

Bunker, Emma С. Significant changes in iconographi and Technologyamong ancient China’s northwestern pastoral neighbors from the fourth thefirst centuri B. C. // Bulletin of the Asia Institute. New Serial. – Vol. 6. –Michigan, 1993.

The Han dynasty tomb at Linsgshan in Mancheng. – Beijihng, 1983.

– 157 –

Ê ÏÐÎÁËÅÌÅÑÀÐÌÀÒÎ-ÊÈÒÀÉÑÊÈÕ ÊÓËÜÒÓÐÍÛÕ

ÑÂßÇÅÉ

(Ìåæäóíàðîäíûå îòíîøåíèÿ â áàññåéíå ×åðíîãî ìîðÿ â äðåâíîñòèè ñðåäíèå âåêà : òåç. VIII Ìåæäóíàð. íàó÷. êîíô. – Ðîñòîâ í/Ä :Èçä-âî Ðîñò. ãîñ. ïåä. óí-òà, 1996. – Ñ. 102–104.)

В сарматских погребениях, начиная с времени не раньше II в.до н. э., начинают встречаться длинные мечи с коротким желез-ным или бронзовым перекрестием, иногда ромбической формы спрямоугольной выемкой у основания рукояти. Наиболее ранниеобразцы этого оружия относятся к раннесарматской культуре (Чка-ловская курганная группа, курган 3, погребение 7, в Оренбургскойобласти; Калмыково, курган 1, погребение1; курган 2; Мечет-Сай,курган 3, погребение 11). Известны находки таких мечей и в пос-ледующее время. Особый интерес представляет находка меча впозднесарматском кургане 19 Сладковского могильника (Макси-менко, Безуглов, 1987).

По целому ряду признаков эти мечи близки китайскому клин-ковому оружию. Так, типичной чертой для мечей времени Чжань-го (Воюющие царства, 475–221 гг. до н. э.), изготовленных из брон-зы, является наличие ромбовидных перекрестий с обязательнойвыемкой у основания рукояти. Такая же форма перекрестий со-храняется и в ханьское время, наряду с широким распростране-нием мечей с гладким ромбовидным перекрестием. На сочета-ние таких форм перекрестий у ханьских мечей в нашей литерату-ре уже обращалось внимание (Хазанов, 1971).

В.Е. Максименко и С.И. Безуглов, опубликовавшие меч из слад-ковского кургана, ссылаясь на А.М. Хазанова, не без основания ука-



зывали на находки близких мечей в древнекорейских гробницах, ко-торые датируются I в. до нашей эры. Близость эта усиливается инахождением вместе со сладковским мечом нефритовой скобы, име-ющей аналогии в корейских находках. Однако в данном случае, речьдолжна идти, видимо, об единой китайской традиции и для корейских,и для сарматских мечей, так как такие формы перекрестий на соб-ственно китайских мечах появляются гораздо раньше, в V–III вв. донашей эры. Там же в ханьское время известны находки мечей снефритовыми ромбическими перекрестиями и со скобами.

С чем связано появление такого оружия в местах, достаточ-но отдаленных от Китая? Сразу следует сказать, что все выше-упомянутые мечи, обнаруженные в сарматских погребениях, неявляются сугубо китайскими уже по той причине, что они в своембольшинстве почти до конца ханьской эпохи изготовлялись пре-имущественно из бронзы. Однако внешнее сходство циньских иханьских мечей с сарматскими достаточно велико, вплоть до от-дельных деталей. Скорее всего, такой тип меча мог появиться укочевников, живших по соседству с Китаем и испытывавших ак-тивное влияние китайской культуры. Распространение этих мечейзатем на запад, вероятно, было связано с известными событиямисередины II в. до н. э., когда юечжи, обитавшие на северо-запад-ных границах Китая и разгромленные хуннами, вынуждены былиуйти на запад, вслед за которыми потом двинулись и усуни. Юеч-жи, как это следует из китайских источников, достигли централь-ных районов Средней Азии. Видимо, эти события были более круп-номасштабными, приведшими в движение значительную частькочевого мира степного евразийского пояса. По крайней мере,влияние восточных культурных традиций в сарматской культуре сэтого времени прослеживается не только в вооружении, но и вдругих категориях вещевого материала.

Вышеизложенной гипотезе не противоречит и время появле-ния у сарматов мечей с перекрестиями, характерными для китайс-кого оружия, не ранее II в. до нашей эры. От юечжей этот тип ме-чей попадает к парфянам и в другие районы Переднего Востока.Видимо, такова причина распространения этого типа оружия от Ко-реи и Китая до Пальмиры и восточноевропейских степей.

– 159 –

Ê ÂÎÏÐÎÑÓÝÒÍÈ×ÅÑÊÎÉ ÈÑÒÎÐÈÈ ÑÀÐÌÀÒÎÂ

ÏÅÐÂÛÕ ÂÅÊÎÂ ÍÀØÅÉ ÝÐÛ

(ÂÄÈ. – 1996. – ¹ 1. – Ñ. 160–169.)

На 80-е гг. ХХ в. пришлось открытие ряда выдающихся па-мятников сарматской культуры начала нашей эры. Некоторым изних были посвящены публикации в «Вестнике древней истории» в1992–1993 гг. (Симоненко, 1992. С. 148–162; Гугуев, 1992. С. 116–129; Дворниченко, Федоров-Давыдов, 1993. С. 141–179). Уже вэтих, в первую очередь информационного характера, статьях под-нимаются вопросы, связанные с выявлением истоков культурныхкомпонентов открытых комплексов, их этнической принадлежно-стью и особенностями политической ситуации в начале нашей эрыв степях Юго-Восточной Европы. Специально этим проблемам вразной мере посвящены статьи М.Ю. Трейстера и Ю.Г. Виногра-дова, опубликованные в последующих номерах журнала (Трейстер,1994. С. 172–203; Виноградов, 1994. С. 151–170).

Бесспорно, весьма полезным является обращение ВДИ, мо-жет быть впервые так широко, к истории сарматов, сыгравшихсущественную роль в судьбах многих народов и регионов Древ-него мира. Опубликованные сарматские комплексы из курганов ус. Пороги на Днестре, у Кобяково под Ростовом и из бэровскогобугра близ с. Косика Астраханской области стоят в одном ряду суже давно известными сарматскими памятниками, такими, какХохлач, Садовый, Дачи – в Ростовской области; Жутово – в Вол-гоградской; Соколова могила – в Николаевской области на Укра-ине. Поэтому, рассматривая здесь дискуссионные проблемы сар-матской истории, мне придется обращаться и к ним.


– 160 –


Одна из характерных черт всех сарматских памятников –очевидное восточное влияние, особенно проявляющееся в ихматериальной культуре и частью в погребальном обряде, при-чем ареал этого влияния достаточно широк. Так, А.В. Симо-ненко, анализируя ряд находок из кургана у с. Пороги, приво-дит наиболее близкие им аналогии из Средней Азии, древнос-тей Южной Сибири и Монголии (Симоненко, 1992. С. 153 ислед.). В.Г. Гугуев пишет о сходстве кобяковских находок спредметами искусства кочевников Центральной Азии и Бакт-рии (Гугуев, 1992. С. 119, 126). В.В. Дворниченко и Г.А. Федо-ров-Давыдов нашли частые параллели вещам из Косики в ар-хеологическом материале от Средней Азии до Ордоса. По об-ряду погребение из Косики близко известным тилля-тепинскимпогребениям в Северном Афганистане и богатым погребени-ям, недавно открытым под Омском (Дворниченко, Федоров-Давыдов, 1993. С. 142, 145, 157, 174).

В свое время Б.А. Раев обратил внимание на большое сход-ство материалов из кургана Хохлач в Новочеркасске с известны-ми пазырыкскими курганами. Он пришел к выводу о том, чтоматериальная культура курганов типа Хохлач появляется в нача-ле нашей эры в Причерноморье в уже сложившемся виде и неимеет истоков в сарматских памятниках предшествующего вре-мени (Раев, 1985. С. 126–131; 1989. С. 116 и след.).

Несколько лет назад я поставил перед собой задачу прове-рить эту идею на массовом сарматском материале, так как общаяархеологическая ситуация дает наиболее полное представление обособенностях культурного развития рассматриваемого региона.Анализ практически всего археологического материала, известно-го к середине 80-х гг. на территории к востоку от Дона, датируемо-го периодом от III в. до н. э. по II в. н. э., позволил мне прийти кзаключению о существенных изменениях в погребальном обряде иматериальной культуре сарматов на рубеже или в начале нашейэры, за которыми вряд ли стоит только эволюционное развитие.Сформировавшаяся новая среднесарматская культура – результатэтих изменений, инновационное происхождение многих из которыхне вызывает сомнений (Скрипкин, 1990. С. 205–209).

– 161 –


Одним из наиболее дискуссионных является вопрос, какомуиз известных, по письменным источникам, сарматских подразде-лений принадлежат богатые погребения, появившиеся в I в. н. э. встепях от Волги до Днестра. Неожиданное отношение к этой теместало иметь определение племенной принадлежности царей Фар-зоя и Инисмея, известных по ольвийскому нумизматическомуматериалу, которых раньше причисляли к крымским скифам. Впос-ледствии общесарматская их принадлежность была убедительнодоказана П.О. Карышковским и М.Б. Щукиным (Карышковский,1982. С. 76; Щукин, 1982. С. 35–37). Несколько дальше пошелА.В. Симоненко. Оценивая довольно сложную этнополитическуюситуацию в Северном Причерноморье в I в. н. э., он приходит квыводу, что Фарзой и Инисмей могли быть царями аорсов илиаланов. Однако, опираясь на толкование в большей степени пись-менных источников, он все же склоняется к мнению об их аорсс-ком происхождении. Аорсы должны были контролировать терри-торию к западу от Днепра, и Ольвия непосредственно входила всферу их политических амбиций. Аланы же в то время занимализемли по Танаису и побережью Меотиды и не могли существенновлиять на северо-западные районы Причерноморья (Симоненко,1992. С. 158–162; Симоненко, Лобай, 1991 1. С. 70–75).

В системе доказательств взглядов А.В. Симоненко не после-днюю роль играют материалы мужского сарматского погребения,открытого у с. Пороги на Днестре в 1984 г. экспедицией Винницкогокраеведческого музея. Благодаря разнообразному набору предме-тов оно может быть довольно точно датировано последней чет-вертью I в. нашей эры. На вещах, изготовленных из золота и се-ребра, было помещено семь тамг, большинство из которых иден-тично тамгам на монетах Инисмея, чеканившихся в Ольвии на ру-беже 70–80-х годов. Некоторые особенности образования тамг род-ственных линий боспорских царей, стилистическая близость тамгФарзоя и Инисмея позволили А.В. Симоненко считать их близкимиродственниками, скорее всего отцом и сыном, и утверждать фактналичия преемственности в передаче власти у сарматов по наслед-

1 Аналитические главы книги принадлежат перу А.В. Симоненко.

– 162 –


ству (Симоненко, Лобай, 1991. С. 68–70). Навряд ли в этом курганебыл погребен сам Инисмей, в чем сомневается и А.В. Симоненко.Вероятно, это было погребение какого-то лица, находящегося в род-ственных связях с царским родом Инисмея.

Скудность сведений, содержащихся в сообщениях античныхавторов о сарматской этнографии Причерноморья, зачастую непозволяет достаточно точно локализовать на карте различные сар-матские группировки. Попытки современных исследователей как-то уточнить эти сообщения часто страдают субъективизмом имогут искажать действительность. А.В. Симоненко связывает че-канку монет Фарзоя и Инисмея в Ольвии, погребение у с. Пороги стамгами этих царей с расселением аорсов, основываясь на соб-ственной интерпретации сведений Плиния (Симоненко, 1992. С. 160).

Весьма интересно для освещения рассматриваемой пробле-мы использование Ю.Г. Виноградовым нового эпиграфическогодокумента, представляющего собой фрагмент мраморной плитыс текстом декрета, обнаруженной в 1984 г. во время раскопок вКрыму, у Мангупа. В нем впервые фиксируется географическийтермин «Аорсия», понимаемый как страна обитания аорсов. Ос-новные выводы Ю.Г. Виноградова, сделанные на основе анализаэтого документа, сводятся к следующему: декрет, вероятнее все-го, ольвийского происхождения; Аорсия должна располагаться по-близости от Дуная и провинции Мёзии; спор об этническом соста-ве царства Фарзоя окончательно решается в пользу сарматской,а точнее – аорсской, его принадлежности; аорсы Фарзоя, осуще-ствлявшие протекторат над Ольвией, скорее всего, были васса-лами Рима (Виноградов Ю.Г., 1994. С. 168).

Трудно в полной мере судить о событиях, описанных в новомписьменном памятнике, по причине его фрагментарности и отсут-ствия полного перевода. Однако, исходя из фрагментов, содержа-щихся в статье Ю.Г. Виноградова, возникают некоторые сомненияв однозначной интерпретации им ряда сообщаемых в декрете све-дений. Из текста декрета следует, что вокруг города, предполага-емой Ольвии, была нестабильная обстановка. Существовало не-кое враждебное окружение, которое надо было преодолеть, чтобыдоставить провиант для горожан. Но такой ситуации не должно было

– 163 –


быть, если бы Ольвия входила в сферу политики «величайших ца-рей Аорсии». Не имело смысла посылать ольвиополитам и посоль-ство к царям Аорсии, специально информировать их об опасности,угрожающей городу, и просить помощи в защите. В том случае,если бы аорсские цари действительно осуществляли протекторатнад Ольвией, чеканя тем свою монету, то их прямой обязанностьюбыло защищать город, быть осведомленными в складывающейсяситуации и не ждать специального посольства. Кроме того, в тек-сте декрета нет сведений о том, что Фарзой был аорсским царем,там упоминается Умабий, который, возможно, имел отношение кцарям Аорсии (Виноградов Ю.Г., 1994. С. 167).

Эти сомнения не позволяют мне безоговорочно присоединить-ся к выводам Ю.Г. Виноградова, сделанным на основании анализамангупского декрета, поскольку он, на мой взгляд, допускает воз-можность других интерпретаций в пределах динамичного I в. нашей-эры. Этот, бесспорно, уникальный документ еще не однажды будет

подвергнут основательной внешней и внутренней критике.Вернемся к археологическому аспекту проблемы. В статье

А.В. Симоненко, и особенно в книге, дан скрупулезный анализобряда погребения и находок из кургана у с. Пороги с хронологи-ческих и этнокультурных позиций. Справедливо обратив внима-ние на восточный облик многих вещей из этого кургана и склоня-ясь к мнению об аорсской принадлежности сарматских погребе-ний в нем, А.В. Симоненко полагал, что ранее, занимая Поволжьеи Подонье, аорсы могли аккумулировать культурные достижениясреднеазиатских народов или заимствовать их у появившихсяздесь аланов (Симоненко, 1992. С. 161; Симоненко, Лобай, 1991.С. 71). Это мнение в принципе разделяет и Ю.Г. Виноградов (Ви-ноградов Ю.Г., 1994. С. 164, примеч. 69).

Попытаемся рассмотреть, какое отношение могли иметьаорсы к тем инновациям, которые были выявлены по материа-лам кургана у с. Пороги и другим близким им памятникам. Наи-более подробные сведения об аорсах и их первоначальной лока-лизации даны в «Географии» Страбона, вставки в которую, какполагают, он вносил вплоть до конца своей жизни, то есть до 23/24 г. (Грацианская, 1988. С. 14). Страбон различал две группы

– 164 –


аорсов: собственно аорсов и верхних аорсов, которые занималиразные территории. Аорсы обитали по Танаису, а верхние аорсывладели значительной частью Северо-Западного Прикаспия,политически они были самостоятельны. Новые сведения о Се-верном Кавказе и прилегающих к нему территориях стали изве-стны в античном мире в результате бурных событий временМитридатовых войн и последующих лет. Они были описаны ря-дом историков, сведения которых использовал Страбон в рас-сматриваемой части его труда. У самого Страбона есть двехронологические привязки, имеющие отношение к обитанию аор-сов на указанных им местах: время правления на Боспоре Фар-нака (XI; V, 8) и разрушение Танаиса Полемоном (XI, 11, 3). Этосередина – конец I в. до нашей эры. Из контекста сочиненияСтрабона следует, что аорсы обитали и раньше в указанныхместах. Есть основание считать, что появляются они там воII в. до н. э. в результате подвижки кочевого мира евразийскихстепей с востока на запад, вызванной рядом причин, и основнаяиз них – военная активизация хуннов. В это время сарматы ак-тивно начинают осваивать Скифию, значительно увеличиваетсякочевое население Дона, Волги и Северного Кавказа (Скрипкин,1992. С. 34–37). Вслед за этими событиями в восточноевропей-ских степях наступает стабилизация политической обстановки,нашедшая отражение в этнокарте Страбона. В Подонье и По-волжье II–I вв. до н. э. датируется заключительный этап ранне-сарматской культуры, носителями которой, скорее всего, и былиаорсы. Обнаруженные здесь в последнее время типично ранне-сарматские комплексы с лучковыми фибулами не исключаютвозможности сохранения традиций этой культуры и в начале на-шей эры (Скрипкин, 1992. С. 7). Следует отметить, что археоло-гические памятники этой культуры в плане преемственности неимеют ничего общего с теми инновациями, которые так яркохарактеризуют погребения у с. Пороги, Кобяково, Косика и ана-логичные им комплексы.

Обратимся хотя бы к тамгам, которые играют основную роль вопределении этнической принадлежности Фарзоя и Инисмея. На тер-ритории, очерченной Страбоном для аорсов, в памятниках II–I вв. до

– 165 –


н. э. и, видимо, начала I в. н. э., не только не известны тамги, близкиесхемам вышеназванных царей, но и вообще не отмечена традиция ихупотребления. В то же время такие тамги известны в других местах,и они явно принадлежали не страбоновым аорсам. Тамги, идентичныеобнаруженным в погребении у с. Пороги, известны в Юго-ЗападнойМонголии среди наскальных рисунков в долине реки Цаган-Гол, крометого, там изображены и другие тамги, находящие аналогии в североп-ричерноморских памятниках (Вайнберг, Новгородова, 1976. С. 67–72,рис. 7; Яценко, 1993. С. 63, рис. 2). Близкие им тамги со II в. до н. э.распространяются в отдельных районах Средней Азии, причем ониизвестны на монетах правителей Согда и Хорезма. Исследователиполагают, что их появление здесь связано с теми кочевниками, кото-рые участвовали в разгроме Греко-Бактрии и обосновались затем вряде среднеазиатских областей. Широкое употребление тамг, анало-гичных монгольским и среднеазиатским, в восточноевропейских сте-пях начинается с I в. нашей эры. Я разделяю мнение Б.И. Вайнберг иЭ.А. Новгородовой о том, что распространение идентичных тамг отМонголии через Среднюю Азию в Северное Причерноморье логич-нее всего объясняется передвижением близкородственных групп ко-чевников (Вайнберг, Новгородова, 1976. С. 71). Тамги как родовые зна-ки могли распространяться только вместе с этими родами. С.А. Яценкопоявление тамговых «энциклопедий» в Северном Причерноморье свя-зывает с традициями, зародившимися в Монголии (Яценко, 1993. С. 63).Существовавшая практика изображения тамг на монетах в СреднейАзии должна была быть хорошо известна обитавшим в тех районахкочевникам, которые затем могли принести ее с собой в СеверноеПричерноморье. Обнаруженные в Нижнем Поволжье и на Дону там-ги появляются здесь в ином культурном контексте, не имеющем отно-шения к аорсам (Симоненко, 1992. С. 161) 2.

Одна из наиболее ярких составляющих материальной куль-туры исследуемых сарматских памятников – вещи, выполненныев полихромно-бирюзовом зверином стиле. Этот вид искусства

2 В 1993 г. экспедицией Волгоградского государственного университета в од-ном из сарматских погребений I – начала II в. на Иловле был найден серебряный кубокс двумя тамгами схемы Инисмея (руководитель экспедиции – И.В. Сергацков).

– 166 –


обычно рассматривают как возрождение старых скифских тра-диций, основательно «подзабытых» сарматами на заключитель-ном этапе раннесарматской культуры. Спрашивается, на какой эт-нической почве могло произойти это возрождение? Если на аорс-ской или какой-либо другой – местной – сарматской, то сразу воз-никает новый вопрос: по какой причине? Абстрактные рассужде-ния В.Г. Гугуева, объясняющие мощный импульс восточных ин-новаций в сарматском искусстве в I в. н. э. «реминисценцией куль-тов солярно-вегетативного цикла» в результате контактов сарма-тов с переднеазийскими очагами иранской идеологии, выглядятмалоубедительными (Гугуев, 1992. С. 128 и след.).

Вполне очевидно, что полихромно-бирюзовый звериный стильне имеет местных истоков в памятниках сарматской культурыВосточной Европы, он появляется здесь в готовом, сформировав-шемся виде. Согласно существующему мнению, вещи, выполнен-ные в полихромно-бирюзовом зверином стиле попадали к сарма-там в результате посреднической деятельности купцов по север-ному ответвлению Великого шелкового пути (Берлизов, 1993.С. 29–35). Однако с таким мнением вряд ли можно согласиться,так как некоторые из этих вещей служили атрибутами власти (пек-торали, гривны, диадемы), другие относились к деталям костю-ма, портупеи, конской упряжи и несли определенную этническуюнагрузку. Следует, видимо, учитывать и некие новые мировоззрен-ческие традиции, воплощенные в новом искусстве, которые такпросто не могут быть восприняты в другой этнической среде.Причем такие, например, вещи, как инсигнии власти, по крайнеймере, должны были удовлетворять двум уровням мировоззрен-ческих представлений: при жизни их владельцев и во время от-правления их в мир иной. Эти вещи не только не могли быть объек-тами обыкновенной торговли, но и вряд ли попадали к сарматамкак военные трофеи. Они, вероятнее всего, изготовлялись в ка-ких-то производственных центрах по заказу кочевнической знатис учетом их культово-идеологических воззрений. Такие вещи былиреликвиями; они, видимо, передавались по наследству, поэтомунекоторые из них (пектораль из погребения у с. Косика и гривнаиз кобяковского кургана) выглядят несколько архаично, по срав-

– 167 –


нению с общей датой комплексов, где они найдены. Не исключе-но, что с них в погребальных целях снимали копии, в то время какоригиналы продолжали выполнять свои земные функции.

Большинство авторов, которые занимались проблемой про-исхождения вещей у сарматов, выполненных в полихромно-бирю-зовом зверином стиле, считали наиболее вероятным их восточ-ное происхождение. В.И. Сарианиди более определенно говорил обактрийском их производстве (Сарианиди, 1987. С. 81 и след.).Если попытаться стать на сторону тех исследователей, которыесчитают, что эта волна нового искусства распространяется в средеместного или, по крайней мере, давно живущего в Поволжье иСеверном Причерноморье сарматского населения в результатеторговых связей, то становится непонятным, почему вдруг этонаселение, находящееся уже длительное время в тесных связях ссеверопричерноморскими городами, вдруг начинает дружно ори-ентироваться на весьма отдаленные центры, связь с которымибыла сложна? Ведь многовековой опыт торевтов городов Север-ного Причерноморья по обслуживанию кочевников мог бы вполнеудовлетворить самые претенциозные запросы сарматской знати.Не проще ли предположить, что новые традиции в искусстве былипривнесены новым контингентом кочевников, которые, в первуюочередь, и были их распространителями в восточноевропейскихстепях. Еще М.И. Ростовцев считал, что истоки искусства, пред-ставленные в материалах типа Новочеркасского клада (курганХохлач) и Сибирской коллекции, уходят в Центральную Азию, апоявление его в степях на юге России связано с передвижениемплемен сакского круга под давлением хуннов и юэчжей (Ростов-цев, 1993. С. 46).

Традиции скифского изобразительного искусства в силу рядаисторических причин в большей мере сохраняются на востоке,поскольку на западе еще в начале III в. до н. э. ПричерноморскаяВеликая Скифия прекращает свое существование. Во II в. до н. э.Средняя Азия и граничащие с ней территории начинают навод-няться кочевниками, вынужденными с предельных окраин Вос-точной Скифии под давлением хуннов отойти на запад. Здесь вновых условиях происходит соединение восточноскифской и пе-

– 168 –


реднеазиатской изобразительных традиций. Наиболее яркимиобразцами такого синкретического искусства являются многиевещи из богатейших погребений Тилля-тепе (Сарианиди, 1989.С. 156). Таким образом, в Средней Азии на рубеже эр, когда тра-диции скифского искусства здесь уже в значительной мере угас-ли, новое искусство, характерной чертой которого стал скифскийзвериный стиль в сочетании с полихромией, получает как бы вто-рое дыхание. Вслед за этими событиями, памятники полихромно-бирюзового звериного стиля появляются в восточноевропейскихстепях, аналогии которым не только стилистически и композици-онно, но и в утилитарном назначении самих вещей обнаружива-ются в тилля-тепинских комплексах.

В свое время Б.А. Раева, указавшего на близкие черты сход-ства искусства сарматов начала нашей эры на Нижнем Дону сискусством пазырыкских курганов Алтая, поразило явное хроно-логическое несоответствие между этими памятниками, что зас-тавило его поставить вопрос о возможном передатировании изве-стных курганов Пазырыка в сторону их омоложения (Раев, 1989.С. 117). Однако в реконструкции этого процесса следует учиты-вать время, которое ушло на модернизацию восточноскифского(сибиро-алтайского) искусства в среднеазиатских центрах. Меж-ду Алтаем и Доном была Средняя Азия.

Таким образом, распространение памятников нового искусстваповторяет путь, который проделали тамги с востока на запад, чтозаставляет считать оба эти явления взаимосвязанными. Кроме того,тот же путь проделали многие категории вещей, обнаруженные всарматских погребениях в начале эры. К ним относятся мечи с нож-нами, имеющими в верхней и нижней частях лопасти (Косика, Дачи),прототипы которых известны на Алтае в поздних пазырыкских па-мятниках (Кубарев, 1987. С. 54–65, рис. 22). Промежуточным пунк-том являются их находки в Тилля-тепе. Типично хуннские наконеч-ники стрел найдены в уже не раз упоминавшемся погребении 1 ус. Пороги, а также в сусловском кургане 51 на Волге (Скрипкин, 1990.С. 136 и след., рис. 24, 54). Того же происхождения, видимо, наконеч-ник, изображенный на сосуде из погребения у с. Косика (Дворничен-ко, Федоров-Давыдов, 1993. Рис. 5), как и луки, костяные накладки

– 169 –


которых обнаружены вместе с вышеназванными наконечникамистрел. Недавно С.А. Яценко привел обширный перечень инновацийцентральноазиатского происхождения у сарматов начиная с I в. н. э.(Яценко, 1993. С. 60–69). Все это свидетельствует о смещении цело-го культурного пласта с востока на запад. Сутью этого явления былидавление хуннского тюркоязычного этноса на восточный ираноязыч-ный кочевой мир и отступление последнего на запад. Создавшийсявакуум на западном конце евразийского пояса в связи с прекращени-ем существования Причерноморской Скифии и избыточным напря-жением на востоке, вызванным активизацией хуннов, привели к це-лой серии миграций кочевого мира с востока на запад, охватившихзначительный период времени.

Цикличность исторических событий, связанных с миграциямиразличных подразделений кочевников, – довольно характерное явле-ние для европейских степей. Хорошо известные по письменным ис-точникам, вторжения кочевников из Азии в Европу в средние векабыли логическим продолжением тех миграционных процессов, кото-рые, очевидно, стали проявляться еще в эпоху ранних кочевников.Непосредственно и опосредованно с упомянутыми событиями пос-ледних веков до нашей эры – начала нашей эры связана и определен-ная цикличность в освоении сарматами Северного Причерноморья:увеличение населения Азиатской Сарматии во II в. до н. э.; освоениесарматами междуречья Дона и Днепра во II–I вв. до н. э.; занятиеими земель к западу от Днепра, вплоть до Дуная, в начале нашейэры. В последнее время к выводу о цикличности во взаимоотноше-ниях кочевников с греческими колониями и оседлым земледельчес-ким населением Северного Причерноморья пришел ряд исследова-телей. Эта цикличность, по их мнению, вызывалась периодическимисменами здесь господствующего кочевого населения, продвигавше-гося из глубинных районов Евразии (Марченко, 1991. С. 67–70; Ви-ноградов Ю.Г., Марченко, 1991. С. 145–154).

Массовость восточных инноваций в материальной культуресарматов с начала нашей эры вполне вписывается в контекст этихмиграционных процессов. Больше всех на роль их распространите-лей могут претендовать аланы, которых одни античные авторыназывают скифами (Иосиф Флавий, Арриан), а другие отождеств-

– 170 –


ляют с массагетами, обитателями Средней Азии (Дион Кассий,Аммиан Марцеллин). Предки аланов, видимо, были выходцами извосточной периферии Азиатской Скифии, волею судеб попавшимив Среднюю Азию, скорее всего, во время событий около серединыII в. до нашей эры. Кроме уже приводившихся мною аргументов опребывании аланов в Средней Азии (Скрипкин, 1990. С. 202–203),сошлюсь еще на один. Из «Хоу хань шу» известно, что владениеЯньцай было переименовано в Аланьляо (Аланья – по Н.Я. Бичу-рину). Местонахождение Яньцай раньше приурочивалось то кАральскому, то Каспийскому морям. Л.А. Боровкова, проделавшаяскрупулезную работу по локализации фигурирующих в китайскихисточниках государств Средней Азии, пришла к выводу, что Янь-цай должно располагаться в Восточном Приаралье, а его столицанаходилась немного южнее современной Кызыл Орды (Боровкова,1989. С. 65). В упомянутом источнике также говорится о зависи-мости некогда свободного Яньцай от своего более могуществен-ного южного соседа – Канцзюя. Такая ситуация могла сложиться вI в. н. э., когда в Средней Азии происходило усиление ряда госу-дарств, в том числе и Канцзюя, за счет меньших владений (Боров-кова, 1989. С. 98). Таким образом, переименование Яньцай в Алань-ляо и его зависимость от Канцзюя могут быть событиями взаимо-связанными. Вероятно, Канцзюй в этот период в своей политикебольше ориентировался на северные территории, так как на югеего активность должна была сдерживаться набирающим силу Ку-шанским государством. Не исключено, что в этой политике Канц-зюя аланы играли не последнюю роль.

Аланы были, вероятно, не моноэтническим, а полиэтническимвоенно-политическим образованием, которое окончательно сложи-лось в восточноевропейских степях и в котором собственно аланыиграли роль консолидирующей силы. Прямые указания на это со-держатся в письменных источниках (Amm. Marc. XXX, 1, 2, 13).Вместе с аланами могли прийти и другие народы, выходцы из вос-точноскифского мира. В состав нового объединения кочевников воглаве с аланами вошло, вероятно, и местное – сарматское населе-ние волго-донских степей, например какая-то часть аорсов. Но,видимо, этнические изменения были все же существенными, они

– 171 –


сыграли основную роль в переоформлении всей сарматской куль-туры. Оппоненты этой концепции часто ссылаются на тот факт,что так называемые диагональные погребения – один из диагнос-тирующих признаков новой среднесарматской культуры – не име-ют истоков в древностях Средней Азии (Гугуев, 1992. С. 128). Нодело в том, что диагональные погребения среднесарматского вре-мени – не результат развития погребальных традиций раннесар-матской культуры. Этот обряд не практиковался ни аорсами, нисираками, ни роксаланами – основными сарматскими группиров-ками II–I вв. до н. э., носителями раннесарматской культуры на зак-лючительном ее этапе. Диагональные погребения, как и целый ряддругих явлений в обряде и материальной культуре сарматов началанашей эры, представляют собой возрождение старых, скифских,традиций – феномен, который предстоит еще всесторонне иссле-довать, но о котором можно сказать, что проявил он себя в новойэтнополитической ситуации.

Что касается хронологического несоответствия начала сред-несарматской культуры и появления аланов, по письменным ис-точникам, в Восточной Европе, на которое иногда обращается вни-мание, то оно, скорее всего, кажущееся. Во-первых, дата началасреднесарматской культуры, приходящаяся, по моему мнению, нарубеж эр, должна восприниматься с определенным допуском, по-скольку практически все сарматские памятники невозможно да-тировать с точностью до десятилетия; во-вторых, время появле-ния аланов в Восточной Европе и время их фиксации здесь пись-менными источниками – разные вещи. Имеется достаточно при-меров запаздывания свидетельств античных авторов о новых на-родах Северного Кавказа и Причерноморья. Тот же Страбон впер-вые зафиксировал сираков и аорсов гораздо позже их появления всеверокавказских и донских степях.

Обычно принято считать, что аланы в Восточной Европепоявляются после сирако-аорсской войны, завершение которойдатируется 49 г. н. э., поскольку при описании этих событий они неупоминаются, а говорится о тех племенах, которых здесь раньшезнал Страбон. Этот постулат используется как доказательствотого, что этнокарта Северного Кавказа и сопредельных земель,

– 172 –


Подонья и Северо-Западного Прикаспия, описанная Страбоном,сохраняется практически без изменений до середины I в. нашейэры. Однако, на мой взгляд, не следует придавать событиям си-рако-аорсской войны глобальный характер, это был локальный эпи-зод в боспорской истории, затронувший Нижнюю Кубань и час-тично Восточное Приазовье. Этническая ситуация в волго-донс-ких степях к этому времени могла уже измениться – на эту мысльтакже наводит содержание соответствующих разделов «Анналов»Тацита (XII, 15–16). Котис и Аквила отправляют послов к аорсам,когда сираки и Митридат начали уже против них военные дей-ствия. Тогда верхние аорсы как наиболее могущественное объе-динение кочевников из числа союзников римлян и боспорцев вы-падают, поскольку в этой ситуации достичь Волги или районовСеверо-Западного Прикаспия послам было сложно. Далее Тацитпишет, что союзные войска – аорсы, римские когорты и отрядыбоспорцев выступают одновременно, они сперва выгоняют Мит-ридата из владений дандариев, а затем «направляются в землисираков». Судя по последовательности действий, Котис и его со-юзники начали наступление с Тамани. Если допустить, что на сто-роне Котиса выступили аорсы, которых Страбон помещает на Дону,то становится непонятным, каким образом, аорсы прошли черезземли враждебных им сираков и дандариев, где находился Мит-ридат, чтобы воссоединиться со своими союзниками. Рациональ-нее было бы аорсам нанести удар с тыла и заставить Митридатаи сираков воевать на два фронта. Вероятнее всего, аорсы вместес войском Котиса переправились на азиатскую часть Боспора изКрыма, и послы нашли их уже в других местах, нежели в своевремя указанных Страбоном (Мачинский, 1974. С. 129–131).

В связи с изложенным хотелось бы высказать свое отношение кинтерпретации Ю.Г. Виноградовым событий, происшедших несколькораньше сирако-аорсской войны, в которой погребение 1 из Косики зани-мает особое место (Виноградов Ю.Г., 1994. С. 158–163). Речь идет обучастии сарматов в иберо-парфянском конфликте, ставшем извест-ным из «Анналов» Тацита (VI, 33). Тацит не называет, какие конкрет-но племена приняли участие в этой войне, объединяя их под однимназванием: «сарматы», скептухи которых после принятия даров «от-

– 173 –


правились на помощь и к той, и к другой» противоборствующим сторо-нам. Ю.Г. Виноградов полагает, что сарматы, которых иберы пропус-тили через Дарьяльское ущелье к себе на помощь, были нижними аор-сами, то есть аорсами, обитавшими у Танаиса, а сарматы, которыешли на помощь парфянам, пытаясь проникнуть в Закавказье вдольКаспийского моря, были сираками. С такой интерпретацией скромныхсведений Тацита трудно согласиться. Судя по данным Страбона, Да-рьяльский проход должны были контролировать сираки, которые бли-же к нему располагались, а Дербентский – верхние аорсы, «так каквладели большей частью побережья Каспийского моря» (Страбон. XI;V, 8). Именно к этим ближайшим соседям за Кавказским хребтомдолжны были в первую очередь обратиться закавказские враждую-щие стороны. Аорсам, жившим у Танаиса, чтобы попасть к Дарьялу,надо было пересечь земли сираков, а сиракам, чтобы пройти по побе-режью Каспия, надо было нарушить суверенитет верхних аорсов. Хотяэти преграды и не могли быть абсолютно непреодолимыми, но излиш-няя сложность такой реконструкции очевидна. В интерпретации этихсобытий более убедительным выглядит мнение В.Б. Виноградова, обо-сновывающее сиракскую версию в закавказских событиях 30-х гг. н. э.(Виноградов В.Б., 1963. С. 149).

Неожиданным выглядит и предполагаемое Ю.Г. Виноградовымвозвращение из Закавказья нижних аорсов на земли верхних аорсовв Поволжье, поскольку, по данным Страбона, это два самостоятель-ных политических объединения со своими царями и войсками. На-вряд ли верхние аорсы согласились бы принять в качестве гостей надва-три года целую армию. Затем, как полагает Ю.Г. Виноградов,аорсы направились к Азовскому морю для разрешения конфликтамежду Котисом и Митридатом. В таком случае надо думать, чтопослы Котиса все же нашли аорсов на берегах Волги.

Известное погребение у с. Косика на Нижней Волге Ю.Г. Виног-радов связывает с кончиной одного из аорсских скептухов, вернувше-гося из закавказского похода. Подтверждает такое заключение наход-ка в погребении серебряного сосуда с надписью, в которой упоминает-ся царь Артавасд, – по предложению Ю.Г. Виноградова, это имя ар-мянского царя, правившего в период 37–41 годов. На службе у негомогли быть аорсы, скептуху которых царь и подарил сервиз, куда вхо-

– 174 –


дил и сосуд с дарственной надписью, украшенный талантливым сар-матским мастером Ампсалаком, также упомянутым в надписи, осво-ившим ремесло торевта во время пребывания в Армении. Вся этареконструкция в значительной мере условна и может быть принятакак одна из многих версий, объясняющих нахождение сосуда с име-нем армянского царя в сарматском погребении в Поволжье. Можно,например, предположить, что этот сосуд предназначался для сиракс-кого скептуха как вероятного союзника армян, а затем после разгромасираков, к которому приложили руку и аорсы, дорогой сосуд в качестветрофея попал к победителям. Возможен и другой вариант этого сюже-та: погребение у с. Косика не принадлежало аорсскому скептуху. Опуб-ликовавшие это захоронение В.В. Дворниченко и Г.А. Федоров-Давы-дов, отметили его типологическую близость царским погребениямТилля-тепе. Многие находки из него (оружие, украшения), как уже от-мечалось, находят аналогии и прототипы в среднеазиатских, сибиро-алтайских и ордосских древностях (Дворниченко, Федоров-Давыдов,1993. С. 157, 159, 174). Погребение 1 у с. Косика полностью вписыва-ется в ту серию памятников, появление которых в европейских степяхможет быть связано с продвижением кочевнических группировок свостока. Античные авторы (Полибий, Курций Руф, Арриан, Орозий) нераз отмечали участие среднеазиатских кочевников в передневосточ-ных событиях. Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» упоминает онабеге на Парфию даев и саков, имевшем место во второй половинеI в. н. э., как об обычном явлении (XX, IV, 91). Таким образом, сосуд снадписью в косикинское погребение мог попасть, как и другие вещи изнего, через Среднюю Азию.

М.Ю. Трейстер, тщательно проанализировав сосуды из это-го погребения, считает, что их формы, мотивы и сюжеты весьмапоказательны для искусства Средней Азии (Трейстер, 1994.С. 197). Не отрицая наличия у сарматов ремесла, я не могу под-держать мнение М.Ю. Трейстера о существовании у них мастер-ских, изготовляющих высокохудожественные произведения торев-тики, и вот почему. М.Ю. Трейстер появление у сарматов «сериистилистически близких произведений» торевтики, которые обыч-но в ограниченное время распространяются по степи, объясняеткратковременными контактами сарматских мастеров с эллинис-

– 175 –


тическими центрами торевтики Востока во время разного родаполитических акций (Трейстер, 1994. С. 201). Но суть в том, чтораспространение этих серий вещей всегда приходится на суще-ственные подвижки в среде кочевого мира евразийских степей.Находки «греко-бактрийских» фаларов, о которых упоминает всвоей статье М.Ю. Трейстер, приходятся на время появления вПричерноморье роксоланов и сатархов, а также, вероятно, сира-ков и аорсов в северокавказских и волго-донских степях. Появле-ние произведений искусства типа Косики связано со всем темкругом инноваций, о которых уже частично шла речь и за которы-ми нельзя не усмотреть этнических изменений. Во II в. н. э. встепях начинают распространяться новые традиции в материаль-ной культуре, появляется новый круг инноваций, которые такжеимеют этническую окраску. Видимо, эти серии стилистическиблизкородственных произведений искусства, как правило, появ-лялись и распространялись на гребне тех волн кочевнических пе-редвижений, которые периодически существенно перекраивали эт-ническую карту Северного Причерноморья и отражали предыду-щие связи и начальную дислокацию их носителей.

С рубежа эр и особенно в I в. н. э. начинается активное освое-ние сарматами Северо-Западного Причерноморья, одной из причинкоторого могло быть давление новых группировок кочевников с вос-тока. Новые племена к середине I в. н. э., вероятно, достигают зе-мель, расположенных к западу от Днепра, что и стало одной из при-чин переселения наместником Мёзии Плавтием Сильваном ста ты-сяч варваров вместе с семьями за Дунай. В эпитафии, посвященнойэтому знаменитому римлянину, говорится и об усмирении им «ранееневедомых и враждебных римскому народу царей…» (Цит. по: Ви-ноградов Ю.Г., 1994. С. 166). Надо полагать, что предыдущая но-менклатура варварских племен Северного Причерноморья была до-статочно хорошо известна римлянам, с ними им уже неоднократноприходилось иметь дело – то как с противниками, то как с союзника-ми. В данный контекст вполне вписывается версия М.Б. Щукина, покоторой причиной всех этих событий могло быть продвижение в вос-точноевропейские степи носителей «золото-бирюзового стиля» в ис-кусстве (Щукин, 1989. С. 78), в которых, на мой взгляд, реальнее

– 176 –


всего видеть аланов. Появившись сперва на Дону, аланы могли, стакой же убедительностью, заявить о себе и в Северо-Западном При-черноморье, как это они сделали в отношении Закавказья.

В заключение хочу обратить внимание еще на одну деталь.Среди богатых сарматских погребений первых веков нашей эры,судя по обнаруженным в них вещам, значительный процент состав-ляют женские захоронения: Соколова могила, Кобяковский курган 10,Хохлач. Ограбление большинства других аналогичных курганов, ксожалению, не позволяет установить пол погребенных. По богат-ству и значимости женских погребений трудно найти что-либо рав-ноценное среди сарматских памятников II–I вв. до нашей эры. Дляданной темы небезынтересным будет мнение исследователей осохранении довольно ярко выраженных матриархальных традицийв среде сако-массагетского населения Арало-Каспийского регио-на. Фольклорные мотивы сохранили сведения не только о высокомобщественном положении женщин в древности у народов Приара-лья, но и об участии их в ратных делах, что перекликается с нарт-ским эпосом народов Кавказа и позволяет говорить о единых исто-ках этого явления (Толстова, 1984. С. 186–206).

В.И. Абаев, анализируя социальный термин «афшин», кото-рым называли правителей области Усрушана в Средней Азии, ус-тановил, что он был заимствован ее жителями из массагетскойсреды. Этот же термин известен и в осетинском языке в значении«хозяйка». Отмеченный лингвистический факт В.И. Абаев объяс-нял родством массагетов и аланов, полагая, что афшинами в эпохувоенной демократии называли знаменитых массагетских и сармат-ских предводительниц (Абаев, 1959. С. 113–116). Не следует ли ви-деть в таком случае в богатых женских сарматских погребенияхначала нашей эры наследниц громкой славы Томирис?

Таким образом, реконструкции этнополитической ситуации вI в. н. э. в Северном Причерноморье, претендующие на объек-тивность, должны учитывать влияние нового восточноскифскогоэлемента на исторические процессы в этом районе. Версия о не-пременно аорсской принадлежности царей Фарзоя и Инисмея небесспорна. Возможны варианты.

– 177 –



Абаев, В. И. Среднеазиатский политический термин афшин // ВДИ. –1959. – № 2.

Берлизов, Н. Е. Сарматы на Великом шелковом пути // Античнаяцивилизация и варварский мир : материалы III археол. семинара : в 2 ч. –Ч. I. – Новочеркасск, 1993.


Вайнберг, Б. И. Заметки о знаках и тамгах Монголии / Б. И. Вай-нберг, Э. А. Новгородова // История и культура народов СреднейАзии. – М., 1976.

Виноградов, В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа / В. Б. Ви-ноградов. – Грозный, 1963.

Виноградов, Ю. Г. Очерк военно-политической истории сарматов вI в. н. э. // ВДИ. – 1994. – № 2.

Виноградов, Ю. Г. Северное Причерноморье в скифскую эпоху.Опыт периодизации истории / Ю. Г. Виноградов, К. К. Марченко // СА. –1991. – № 1.

Грацианская, Л. И. «География» Страбона : Проблемы источникове-дения // Древнейшие государства на территории СССР. – М., 1988.

Гугуев, В. К. Кобяковский курган : (К вопросу о восточных влияниях накультуру сарматов I в. н. э. – начала II в. н. э.) // ВДИ. – 1992. – № 4.

Дворниченко, В. В. Сарматское погребение скептуха I в. н. э. у с. Ко-сика Астраханской области / В. В. Дворниченко, Г. А. Федоров-Давыдов// ВДИ. – 1993. – № 3.

Карышковский, П. О. О монетах царя Фарзоя // Археологическиепамятники Северо-Западного Причерноморья. – Киев, 1982.

Кубарев, В. Д. Курганы Уландрыка / В. Д. Кубарев. – Новоси-бирск, 1987.

Марченко, К. К. Греки и варвары Северо-Западного Причерномо-рья VII – I вв. до н. э. : (Проблемы, контакты, взаимодействия) // Древниекультуры и археологические изыскания : материалы к пленуму ИИМК,26–28 нояб. 1991 г. – СПб., 1991.

Мачинский, Д. А. Некоторые проблемы этногеографии восточноев-ропейских степей во II в. до н. э. – I в. н. э. // АСГЭ. – 1974. – Вып. 16.

Раев, Б. А. «Княжеские» погребения сарматского времени у г. Но-вочеркасска // Археологические памятники Европейской части РСФСР. –М., 1985.


Раев, Б. А. Аланы в европейских степях: восток – запад // Скифия иБоспор : Археологические материалы к конф. памяти акад. М. И. Ростов-цева. – Новочеркасск, 1989.

Ростовцев, М. И. Сарматские и индо-скифские древности// ΣΚΥΘΙΚΑ : избр. работы акад. М. И. Ростовцева. – СПб., 1993.

Сарианиди, В. И. Бактрийский центр златоделия // СА. – 1987. – № 1.Сарианиди, В. И. Храм и некрополь Тилля-тепе / В. И. Сарианиди . –

М., 1989.Симоненко, А. В. Фарзой и Инисмей – аорсы или аланы? // ВДИ. –

1992. – № 3.Симоненко, А. В. Сарматы Северо-Западного Причерноморья в I в.

н. э. / А. В. Симоненко, Б. И. Лобай. – Киев, 1991.Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия : Проблемы хронологии и ее

исторический аспект / А. С. Скрипкин. – Саратов, 1990.Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия : Проблемы хронологии, пери-

одизации и этнополитической истории : науч. докл., представл. в качестведис. … д-ра ист. наук / А. С. Скрипкин. – М., 1992.

Толстова, Л. С. Исторические предания Южного Приаралья / Л. С. Тол-стова. – М., 1984.

Трейстер, М. Ю. Сарматская школа художественной торевтики :(К открытию сервиза из Косики) // ВДИ. – 1994. – № 1.

Щукин, М. Б. Сарматы на землях к западу от Днепра и некоторыесобытия I в. в Центральной и Восточной Европе // СА. – 1989. – № 1.

Щукин, М. Б. Царство Фарзоя: эпизод из истории Северного При-черноморья // СГЭ. – 1982. – Вып. 47.

Яценко, С. А. Аланская проблема и центральноазиатские элементыв культуре кочевников Сарматии рубежа I–II в. н. э. // Петербургский ар-хеологический вестник. – 1993.

– 179 –

ÍÀ ÏÅÐÅÊÐÅÑÒÊÅ ÖÈÂÈËÈÇÀÖÈÉ

(Ýïîõà áðîíçû è ðàííèé æåëåçíûé âåê â èñòîðèè äðåâíèõ ïëåìåíþæíîðóññêèõ ñòåïåé : ìàòåðèàëû Ìåæäóíàð. íàó÷. êîíô., ïîñâÿù.100-ëåòèþ ñî äíÿ ðîæäåíèÿ Ï. Ä. Ðàó (1897–1997), ã. Ýíãåëüñ,12–17 ìàÿ 1997 ã. – Ñàðàòîâ : Èçä-âî Ñàðàò. ãîñ. ïåä. èí-òà,1997. – Ñ. 150–152.)

Население восточноевропейских степей в разные периодыдревней истории играло существенную роль в развитии культур-ных контактов между народами, живущими иногда на почтитель-ном расстоянии друг от друга. В эпоху раннего железного века,когда здесь обитали сарматы, эта тенденция проявлялась особен-но ярко. В сарматских погребениях, иногда в одном комплексе,встречаются вещи, которые были изготовлены в ремесленныхцентрах, располагавшихся от Италии до Китая.

В последние века до нашей эры и в начале нашей эры обще-исторический процесс определяли греко-римская цивилизация –на западе и китайская (ханьская) – на востоке. Обе они оказыва-ли мощное культурное воздействие на варварскую периферию.В то же время та и другая цивилизации на протяжении длительно-го времени развивались изолированно друг от друга. В течениеряда веков степи Подонья, Поволжья и Южного Приуралья явля-лись как бы одной из контактных зон распространения культур-ных достояний китайской и античной цивилизаций.

Первые инновации, восходящие к центральноазиатским, ив том числе к китайским, традициям, в сарматских памятни-ках появляются во II–I вв. до нашей эры. К ним относятся рам-чатые пряжки со сценами борьбы животных, гагатовые плас-тинчатые пряжки, пряжки с геометрическим орнаментом, на-


– 180 –


ходящие аналогии в хуннских памятниках, вплоть до Ордоса.В ряде сарматских погребений найдены длинные мечи с ром-бическим бронзовым или железным перекрестием, иногда с вы-емкой у основания рукояти, в оформлении которых сказывает-ся китайская традиция.

Примерно в то же время в сарматских погребениях начина-ют встречаться вещи западного производства: наиболее раннимииз них являются бронзовые сковородки типа «Айлесфорд», дати-руемые I в. до н. э., бронзовые кружки типа «Индрия», фибулысреднелатенской схемы.

Значительное увеличение такого рода находок приходится на I–II вв. нашей эры. Западная продукция в сарматских погребениях пред-ставлена преимущественно италийской металлической посудой, средикоторой наиболее часто встречаются ковши, тазы, цедилки, кувшины,иногда встречаются римские провинциальные фибулы.

Восточный импорт в сарматских памятниках представляюткитайские бронзовые зеркала, в ряде случаев шелк, продолжаетвстречаться оружие, находящее аналогии в ханьских древностях,распространяется конская узда, известная у хунну. Кроме юга, вбогатых сарматских погребениях встречаются дорогая посуда изсеребра с позолотой: чаши, кубки, блюда, кувшины, производив-шиеся в ремесленных центрах Ближнего и Среднего Востока, атакже предметы искусства, в котором нашли отражение восточ-ные традиции, вплоть до Центральной Азии.

Сопоставление культурных находок из сарматских комплексовпоказывает, что типы вещей, находящие параллели в культурных цен-трах Востока, носят в большей степени этноопределяющий харак-тер (поясные пряжки, вооружение, конская узда, памятники искусст-ва), нежели западные – представленные преимущественно посудой.

Такая ситуация определяется тем, что обе Сарматии, и в пер-вую очередь Азиатская, в рассматриваемое время осваивались пле-менами кочевников, на культурный облик которых большое влияниеоказывал восточный цивилизованный мир, начиная от Парфии и кон-чая Китаем. Сарматы были тесно связаны с такими группировкамикочевников, как даи, саки, юэчжи, тахары, отдельные подразделениякоторых проникали в восточноевропейские степи.


Появление центральноазиатских, и китайских в том числе,инноваций в культуре сарматов может быть объяснено постепен-ным оттоком кочевого населения от северо-западных границ Ки-тая на запад, в связи с усилением военной активности хунну вэтом районе, начиная со II в. до нашей эры.

Сарматы, постепенно осваивая Предкавказье и СеверноеПричерноморье, попадали в сферу политических интересов госу-дарств Северного Причерноморья и Рима, который начиная с I в.до н. э. проводит все более активную политику в бассейне Черно-го моря. В обиходе сарматов начинают встречаться вещи гре-ческого и римского производств, пути поступления которых к нимбыли самые разнообразные: это и дань, и дипломатические дары,и результат торгового обмена, и просто военный захват. Эти вза-имоотношения начинают накладывать отпечаток на культуру сар-матов в целом – у них начинает широко распространяться модана фибулы, которые широко использовались в обиходе населенияЦентральной и Западной Европы в раннем железном веке и нехарактерны для населения восточных районов Евразии.

Таким образом, кочевники на рубеже эр играли основную рольв налаживании контактов между Востоком и Западом через евра-зийский степной коридор. Вероятно, благодаря им, с начала на-шей эры более или менее стабильно начинает функционироватьсеверное ответвление Великого шелкового пути.

– 182 –

ÌÅÆÄÓ ÊÈÒÀÅÌ È ÐÈÌÎÌ

(Festschrift, 1993–1998 : 5 Jahre wissenschaftliche Zusammenarbeitder Universitäten Köln und Wolgograd. – Köln : Kirsch-Verlag,1998. – S. 170–174.)

Ðåçþìå

В статье рассматривается проблема установления куль-турных контактов между китайской и античной цивилизация-ми через степной евразийский коридор при посредническойроли кочевников. Выясняется значение миграционных и эко-номических процессов, имевших место в указанном регионена рубеже эр, приведших к установлению первых контактовмежду двумя цивилизациями Древнего мира.

Zusammenfassung

Der Artikel Zwischen China und Rom behandelt dasProblem der Herstellung der Kontakte der chinesischen und derantiken Kulturen über den euroasiatischen Korridor bei derVermittlung der Nomaden. Es wird die Bedeutung derökonomischen und Migrationsprozesse geklärt, die an der Grenzeder neuen Zeitrechnung vor sich gegangen sind und zurAufnahme der Kontakye zwischen zwei führenden Zivilisationendes Zltertums beigetragen haben.

В последние века до нашей эры и в начале нашей эры обще-ственный прогресс во многом определяли две цивилизации: ан-тичная и китайская. На западе сначала греческие полисы, а за-тем и Римская держава сделали гигантский шаг вперед в облас-ти развития экономики, науки и культуры, заложив тем самым


– 183 –


основы современной европейской цивилизации. На востоке, опе-режая многие народы, вперед выходит ханьский Китай со своейсамобытной культурой. Разнясь во многом, эти две цивилизациибыли сходны между собой в том, что оказывали мощное воздей-ствие на окружающую варварскую периферию.

Долгое время античная и китайская цивилизации развивалисьизолировано. Движение навстречу друг другу было длительным.Значительные успехи в продвижении западного мира на восток былисвязаны с победоносным походом Александра Македонского про-тив Ахеменидской державы. Ему удалось достичь Средней Азии,где на берегу Яксарта (Сырдарья) был заложен в 329 г. до н. э. городАлександрия-Эсхата (Дальняя), являвшийся самым восточным егофортпостом (Гафуров, Цибукидис, 1980. С. 252). Это был, пожалуй,самый мощный рывок в распространении античных ценностей навосток. Впоследствии здесь в середине III в. до н. э. образовалосьГреко-Бактрийское царство, просуществовавшее немногим более векаи сохранявшее традиции античной культуры.

В это время Китай не мог сделать сколь-нибудь убедитель-ных шагов навстречу западному миру, причиной чему являлисьвнутренние проблемы, связанные с раздробленностью и междоу-собными войнами.

К предыстории связей между античным миром и Китаемимеет отношение установление дипломатических контактов враннеэллинистический период между Египтом и Сирией с однойстороны и Индией с другой. Общеизвестно, что Мегасфен по по-ручению Селевка I исполнял обязанности посла при дворе индий-ского правителя Чандрагупты. Есть также основание полагать,что египетский царь Птолемей II Филадельф (282–248 гг. до н. э.)и индийский царь Ашока (268–232 гг. до н. э.) обменялись посоль-ствами. Обязанности египетского посла в Индии, как полагал ещеДройзен, исполнял Дионисий, упомянутый Плинием (Droysen, 1878.S. 80, 81). В те времена в Индии существовало представление оКитае, как о стране шелка. Упоминание в таком смысле имеетсяв «Артхашастре» (Хеннинг, 1961. С. 231). Одним из первых о ки-тайском шелке (ткань серов) упоминает Неарх, флотоводец Алек-сандра Македонского, побывавший в Индии (Strabo. XV, 1, 20).

– 184 –


Поэтому не исключено, что первая информация о Китае на западпоступала через Индию, возможно, с первыми образцами шелко-вой ткани, наиболее ранние находки которой известны на террито-рии Греции, Македонии, Германии (Лубо-Лесниченко, 1989. С. 11).

Китай активно начал продвигаться на запад в то время, ког-да от величия содеянного Александром Македонским осталисьлишь одни воспоминания, а Греко-Бактрийского царства уже несуществовало. При ханьском императоре Уди (140–87 гг. до н. э.)Китай развивает бурную внешнеполитическую деятельность, на-правленную в основном против извечного своего врага хунну. Ис-поведуя принцип «воевать с варварами руками самих варваров»,Уди начал искать союзников среди варварского населения Запад-ного края (Средняя Азия). С этой целью в Западный край быласнаряжена дипломатическая миссия во главе с Чжан Цянем, ко-торому в период с 138 по 115 г. удалось дважды побывать в Сред-ней Азии и собрать сведения о странах и народах среднеазиатс-кого региона и прилежащих к нему территорий. Чжан Цянь былодним из первых информаторов в Китае о столь отдаленных отнего стран на западе (Хеннинг, 1961. С. 265–279). Если бы миссияЧжан Цяня состоялась на несколько лет раньше, когда еще суще-ствовало Греко-Бактрийское царство, то имелась бы возможностьустановления прямых контактов Китая с одним из эллинистичес-ких государств, но этого не произошло.

Однако эти события явились прологом к установлению болееустойчивых связей между Востоком и Западом, к развитию торго-вого обмена по трассам так называемого Великого шелкового пути.Установление же более или менее регулярных китайско-римскихторговых отношений датируется не ранее I в. до нашей эры.

Все основные события, имеющие отношение к развитию эко-номических и культурных связей между Китаем и западным антич-ным миром в одном поясе древних цивилизаций, так или иначе, ужерассматривались в работах многих исследователей. Но остается ещеодин сюжет этой темы, который в лучшем случае констатируется,но является в основном не исследованным. Это роль евразийскогостепного коридора в установлении культурных, экономических и по-литических контактов между Востоком и Западом.

– 185 –


Степные просторы от Великой китайской стены до Дуная вэтот период времени были заняты кочевниками, которые находи-лись в разнообразных взаимоотношениях с древними цивилизаци-ями. Периоды конфронтации здесь сочетались с мирным сосу-ществованием, установлением торговых связей. Более высокийэкономический и культурный потенциал древних цивилизаций ока-зывал достаточно сильное влияние на кочевников. Кочевой евра-зийский мир отличался большой подвижностью. Заимствованияздесь быстро распространялись на большие расстояния, особен-но во время миграций, которые периодически охватывали значи-тельные степные пространства. Таким образом, кочевники, за-имствовав элементы культуры одной цивилизации, могли донестиих до другой, иногда достаточно далеко отстоящей от первой.К сожалению, письменные источники весьма слабо освещают со-бытия степной истории, и исследователям, занимающимся рас-сматриваемой проблемой, больше приходится обращаться к ар-хеологическим материалам.

Многолетние исследования памятников раннего железноговека степных районов Восточной Европы показали, что они явля-ются своеобразной зоной контактов между античной и китайскойцивилизациями, причем контакта не прямого, а опосредованного.Так, например, на Нижней Волге и Дону к настоящему времениоткрыта целая серия сарматских погребальных комплексов, в ко-торых одновременно встречаются вещи античного и китайскогопроизводства. В данном случае роль контактеров выполняли ко-чевники (Скрипкин, 1997а. С. 14–15).

Первые инновации, восходящие к центральноазиатским ив том числе к китайским традициям в сарматских памятниках,появляются во II–I вв. до нашей эры. К ним относятся пояс-ные пряжки, детали конской упряжи, находящие аналогии в хун-нских памятниках, вплоть до Ордоса. В ряде сарматских по-гребений найдены длинные мечи с ромбическим бронзовымили железным перекрестием, иногда с выемкой у основаниярукояти, в оформлении которых явно сказывается китайскаяманера. Примерно в то же самое время в сарматских погребе-ниях начинают встречаться вещи западного производства, пре-

– 186 –


имущественно римская металлическая посуда, а также фибу-лы среднелатинской схемы.

Появление вещей западного производства у сарматов интер-претируется сравнительно легко, сарматы восточноевропейскихстепей вступали в политические и экономические отношения спонтийскими городами, а затем и Римом, который активизировалсвои действия на Востоке, включив в сферу своих политическихинтересов и бассейн Черного моря.

Но чем можно объяснить появление у сарматов вещей,встречающих прямые аналогии в различных памятниках Цент-ральной Азии, или выполненных в манере, близкой китайской куль-туре? Ведь эти районы удалены от Поволжья и Дона на значи-тельные расстояния. Чтобы ответить на этот вопрос, следуетобратиться к имеющимся письменным источникам. В абсолют-но независимых сочинениях китайских и античных авторов име-ются сведения о значительных перемещениях населения в евра-зийских степях во II в. до нашей эры.

Древние китайские историки Сыма Цянь и Бань Гу сообща-ют о целом ряде передвижений и военных столкновений народов,охвативших обширную территорию от северо-западных границКитая до Бактрии.

Причиной, создавшей эту ситуацию, была военная активиза-ция хунну, которые к концу III в. до н. э. к северу от Китая созда-ют мощную державу. Они наносят поражения ряду соседних на-родов. Особую известность получило соперничество между хун-ну и юэчжами, обитавшими на северо-западных границах Китая.Потерпевшие поражение юэчжи вынуждены были уходить черезДжунгарию в Среднюю Азию. Вслед за ними в Семиречье уст-ремляются усуни. Эти передвижения сдвинули с места другиенароды, в частности саков, и привели к падению Греко-Бактрийс-кое царство сразу после середины II в. до нашей эры. Оно былосокрушено объединенными силами кочевников (Скрипкин, 1997б.С. 20, 21). После этих событий в Средней Азии, судя по археоло-гическим памятникам, значительно увеличивается кочевничес-кий контингент, в материальной культуре которых присутствуютотдельные китайские элементы.

– 187 –


По всей вероятности, эти бурные события не могли не зат-ронуть северные степные районы, и явились по своему характеруболее крупномасштабными, нежели изложенные в китайских ис-точниках. Китайские историки описали их в основном со слов по-сла Чжана Цяня, который мог не знать, что происходило на сопре-дельных территориях.

Анализ синхронных греко-римских источников позволяет сде-лать заключение о появлении, видимо, со второй половины II в. дон. э. новых подразделений кочевников в восточноевропейских сте-пях. В херсонесском декрете в честь Диофанта (110/109 г. до н. э.)в Северном Причерноморье упоминаются племена ревксинолов(роксоланов), которых Страбон помещает между Днепром и До-ном (Strabo. II, V, 7). Плиний называет целый ряд племен, перешед-ших через Дон, среди которых упоминаются сатархи. Независи-мый источник фиксирует их со II в. до н. э. в степном Крыму (Оль-ховский, 1981. С. 56). Интересно, что они были известны и в Сред-ней Азии, некоторые исследователи предполагали их тождество стохарами, фигурирующими у Страбона в списке народов, участво-вавших в разгроме Бактрии (Десятчиков, 1973. С. 142).

Отрывочные письменные данные подтверждаются архео-логическими материалами, свидетельствующими о значитель-ном увеличении кочевого населения между Южным Уралом иДоном в последние века до нашей эры. Со II в. до н. э. начинает-ся активное освоение сарматами бывшей территории ВеликойСкифии, ощущается увеличение кочевого населения на Кубани иСеверном Кавказе. Среди этих племен, вероятно, были те, кото-рые продвинулись в Восточную Европу из глубинных централь-ноазиатских районов. Эти племена, испытавшие влияние китай-ской культуры, и были первыми распространителями ее тради-ций в степном коридоре, вплоть до античных центров СеверногоПричерноморья.

Значительное увеличение кочевнических погребальных ком-плексов с вещами античных производственных центров и восточ-ных, в том числе и китайских, происходит в I–II вв. нашей эры.Западная продукция в них представлена разнообразной металли-ческой италийской посудой, гончарной посудой греческих севе-

– 188 –


ропричерноморских городов, римскими провинциальными фибу-лами, украшениями и прочими находками. Из восточного импор-та в тех же комплексах часто встречаются ханьские бронзовыезеркала, в ряде случаев шелк, оружие, находящее аналогии в ки-тайских древностях.

Если в последние века до нашей эры распространение вос-точных инноваций вплоть до Северного Причерноморья в боль-шей степени было связано с миграционными волнами кочевников,вызванных дестабилизацией политической обстановки, то в нача-ле нашей эры в степи происходит относительное уравновешива-ние ситуации и на первый план выходят экономические связи меж-ду народами Великой степи.

В определенной мере это было связано с установлением по-литической гегемонии алан на территории между Средней Азиейи Северным Причерноморьем. Вслед за этими событиями в ан-тичной географической литературе появляются достаточно под-робные сведения об этом районе, которые мы находим, например,в «Географическом руководстве» Клавдия Птолемея. Именно этотавтор, писавший в первой половине II в. н. э. и использовавшийданные I в. н. э., впервые достаточно подробно описал путь в Китай.Причем он, скорее всего, пользовался данными купцов, которыеуже не однажды проходили по этому пути. Есть все основанияполагать, что с начала нашей эры начинает функционировать се-верное ответвление Великого шелкового пути, проходящее черезСреднюю Азию, Поволжье и Дон к городам Северного Причер-номорья (Скрипкин, 1994. С. 10–12).

Таким образом, следует констатировать, что кочевой мир ев-разийских степей внес свою лепту в установление культурных и эко-номических связей между ведущими цивилизациями древности.Причем необходимо отметить, что кочевники были не просто пере-даточным звеном. Например, юэчжи, испытывая длительное времявлияние китайской культуры, заимствовали некоторые ее элементы,например, в вооружении, и эти заимствования стали уже частью ихкультуры, которые они затем принесли в Западный край.

В заключение следует сказать, что в первые века нашей эрывосточные инновации, принесенные кочевниками через евразийс-


кий степной коридор, особенно в вооружении, украшениях, оказа-ли влияние на римскую провинциальную культуру Европы.

Список литературыГафуров, Б. Г. Александр Македонский и Восток / Б. Г. Гафуров,

Д. И. Цибукидис. – М., 1980.Десятчиков, Ю. М. Сатархи // ВДИ. – 1973. – № 1.Лубо-Лесниченко, Е. И. Китай на шелковом пути (шелк и внешние

связи древнего и раннесредневекового Китая) : автореф. дис. ... д-ра ист.наук / Е. И. Лубо-Лесниченко. – Л., 1989.

Ольховский, В. С. Население Крыма по данным античных авторов// СА. – 1981. – № 3.

Скрипкин, А. С. Великий шелковый путь в истории Юга России // РИЖ. –1994. – № 1.

Скрипкин, А. С. Нижнее Поволжье и Дон – перекресток цивилиза-ций (Греция, Рим, Китай, кочевники) // Особо охраняемые территории иформирование здорового образа жизни : тез. докл. Первого Междунар.симпоз. – Волгоград, 1997а.

Скрипкин, А. С. Этюды по истории и культуре сарматов / А. С. Скрип-кин. – Волгоград, 1997б.

Хеннинг, Р. Неведомые земли / Р. Хеннинг. – М., 1961. – Т. 1.Droysen, J. G. Geschichte des Hellenismus / J. G. Droysen. – Gotha. –

1878. – DIII. 1.

– 190 –

Î ÊÈÒÀÉÑÊÈÕ ÒÐÀÄÈÖÈßÕÂ ÑÀÐÌÀÒÑÊÎÉ ÊÓËÜÒÓÐÅ

(Àíòè÷íàÿ öèâèëèçàöèÿ è âàðâàðñêèé ìèð : ìàòåðèàëûVII àðõåîë. ñåìèíàðà, Êðàñíîäàð, 8–11 èþíÿ 1999 ã. –Êðàñíîäàð :Êðàñíîäàð. ãîñ. óí-ò êóëüòóðû è èñêóññòâ, 2000. – Ñ. 96–99.)

На кочевой мир евразийских степей существенное влия-ние оказала не только античная, но и китайская цивилизация.Влияние Китая особенно сказывалось в ханьскую эпоху, при-чем ареал его был достаточно широк. Восточноевропейскиестепи были в сарматское время тем районом, в котором проис-ходило своеобразное наложение культурных импульсов двухвеликих цивилизаций древности. Тема влияния античной куль-туры на восточноевропейскую периферию является наиболееисследованной по сравнению с выявлением аналогичной ролив этом регионе китайской культуры, поэтому каждый новыйфакт, несущий какую-либо информацию по этой проблеме, пред-ставляет особый интерес.

В фондах Одесского археологического музея хранитсянебольшой бронзовый котел, случайно найденный у р. Каль-миус (Одесский..., 1983. С. 136, 176). Он имел сферическийкорпус, помещавшийся на высоком поддоне. На корпусе на-ходился носик-слив в виде головы быка. С противоположнойстороны располагалась ручка, выполненная в виде объемнойфигурки оленя. Между сливом и ручкой в верхней части кор-пуса с противоположных сторон находились фигурки птиц,держащих в когтях рыбу. Котел закрывался крышкой, крепив-шейся к корпусу при помощи шарнира, на которой располага-лись две фигурки людей, сидящих друг против друга в «вос-


– 191 –


точной позе». Один из них в руках держит чашу. Высота кот-ла 27 см (рис. 1, 1).

Видимо, этот котел происходит из хищнических раскопоккурганов в долине р. Кальмиус в 1896 году. Известно, что он былприобретен Э. фон Штерном и затем передан в Одесский музей(Штерн, 1911).

Второй небольшой бронзовый котел высотой около 20 см, сход-ный по ряду деталей с предыдущим, был найден в окрестностяхс. Бассы Черноземельского района Астраханской области. Точноевремя находки мне не известно, это приблизительно 70-е – начало80-х годов. Он был вывернут плугом на пашне. Здесь же были най-дены кости, возможно, человеческие. Не исключено, что на паш-не находился небольшой сильно распаханный курган. Котел былпередан куйбышевским археологам и хранился в археологичес-кой лаборатории Куйбышевского пединститута (ныне Самарскийпедуниверситет). Котел имел округлое тулово и высокий поддон.Носик-слив его также выполнен в виде головы быка. С противо-положной стороны находилась ручка в форме фигурки животного,вид которого я определить затрудняюсь. Котел также имел крышку,которая к моменту его находки была утеряна, но о наличии ее впрошлом свидетельствуют детали шарнирного крепления, распо-лагавшиеся в верхней части корпуса перед ручкой. Кроме того,на верхней части корпуса с противоположных сторон имелись двенебольшие петли (рис. 1, 2). По ряду признаков эти котлы близкицелой группе котлов небольших размеров, тулово которых украше-но ручками в виде фигурок животных; у некоторых из них имеютсяносики-сливы. Обычно эти изделия датируются двумя первымивеками нашей эры. С.В. Демиденко, предложивший недавно новуютипологию савромато-сарматских котлов, разработанную на наи-более полной на сей день выборке, объединил их в типы IХ–ХII идатировал временем со второй половины I в. н. э. по вторую поло-вину II в. н. э. (Демиденко, 1997. С. 137). Наиболее характерны онидля памятников среднесарматской культуры.

Однако котлы, найденные на р. Кальмиус и у с. Бассы, всеже выделяются из этой группы не только наличием крышек, нобольшей декоративностью в оформлении. Известные мне наибо-

– 192 –


лее близкие аналогии им происходят из двух богатых погребений,датирующихся около рубежа нашей эры, или I в. н. э., исследован-ных Л.И. Погодиным у дер. Исаковка Омской области. Один изкотлов с крышкой имел носик-слив, выполненный в виде трубки сизображением личины. На противоположной стороне корпуса на-ходилась ручка в виде фигурки дракона. Крышка, на которой рас-полагалась фигурка оленя с развернутой назад головой, крепиласьк корпусу также при помощи шарнира. На корпусе находились двепетли, другой котел также имел крышку, аналогичным образомкрепившуюся к корпусу. Носик-слив его оформлен в виде головылошади. На корпусе имелись две петли, расположенные не как упредыдущих котлов – вертикально, а горизонтально. Судя по фо-тографиям с масштабами в отчете Л.И. Погодина, эти котлы былинебольших размеров, около 20 см высотой (Погодин, 1989).

Поиски аналогий этим котлам заставили меня обратиться ккитайской металлической посуде, среди которой выделяются такназываемые церемониальные сосуды, которые были в употреб-лении в разные периоды древней истории Китая, вплоть до ханьс-кого времени. Эти бронзовые сосуды имели носики-сливы, крыш-ки по форме очень похожие на те, что имелись на котлах. Правда,чаще их корпусы располагались на трех ножках, но известны иэкземпляры с поддонами, похожими на поддоны кочевническихкотлов. В целом же корпусы китайских церемониальных сосудовс их оформлением очень похожи на описанные выше котлы, обна-руженные в степной зоне. Некоторые из них имеют боковые пет-ли или изображения птиц, близкие тем, которые находились накальмиусском котле (Koop, 1971. P. 20, 21. Рl. 21, 39, 105; Bussagle,1969. Рl. 47). Скорее всего, котлы типа обнаруженных на р. Каль-миус, в Астраханской и Омской областях, могли появиться в при-граничных с Китаем районах, в среде кочевого населения, кото-рое было знакомо с традициями китайской культуры. Кстати, сю-жет из двух сидящих человеческих фигурок на крышке котла сКальмиуса находит далекие восточные аналогии: он известен наодной из стел таштыкской культуры (Яценко, 1992. С. 199 и след.).Рассматриваемые котлы представляли собой сочетание черт идеталей, характерных как для определенной категории китайской

– 193 –


посуды, так и для типично кочевнических котлов. О китайскомвлиянии на оформление этой категории посуды у кочевников сви-детельствует и тот факт, что у одного из котлов, обнаруженныхпод Омском, ручка была выполнена в виде фигурки дракона –традиционного персонажа китайского искусства. Вместе с ним впогребении был обнаружен и типично китайский бронзовый со-суд, часто встречаемый в китайских древностях, в том числе и вбогатых ханьских гробницах (The Han..., 1983. Р. 9).

У кочевников такие котлы выполняли, видимо, не утилитар-ные, а культовые функции. Их появление в восточноевропейскихстепях связано с постепенным продвижением различных подраз-делений кочевников с востока на запад, что подтверждается ирядом письменных источников.

Рис. 1:1 – р. Кальмиус, случайная находка; 2 – с. Бассы, Астраханская область



Демиденко, С. В. Типология литых бронзовых котлов савромато-сарматского времени с территории Нижнего Поволжья, Подонья и Се-верного Кавказа // Древности Евразии. – М., 1997.

Одесский археологический музей АН УССР. – Киев, 1983.Погодин, Л. И. Отчет об археологических исследованиях в Нижне-

омском и Горьковском районах Омской области в 1989 г. // АрхивИА РАН. – Р-1. – № 13932–13935.

Штерн, Э. фон. Несколько античных бронз из коллекции Одесскогомузея // ЗООИД. – 1911.

Яценко, С. А. Антропоморфные изображения Сарматии // Аланы иКавказ. ALANICA II. – Владикавказ, 1992.

Bussagle, M. Chinese Bronzes. – L. ; N. Y. ; Sidney ; Toronto, 1969.Koop, А. J. Еаrly Chinese bronzes / А. J. Koop. – N. Y., 1971.The Han dynasty tomb at Lingshan in Mancheng. – Peking, 1983. –

(На кит. яз.).

– 195 –

ÍÎÂÛÅ ÀÑÏÅÊÒÛ Â ÈÇÓ×ÅÍÈÈ ÈÑÒÎÐÈÈÌÀÒÅÐÈÀËÜÍÎÉ ÊÓËÜÒÓÐÛ ÑÀÐÌÀÒÎÂ

(ÍÀÂ. – Âûï. 3. – Âîëãîãðàä : Èçä-âî ÂîëÃÓ, 2000. – Ñ. 17–40.)

Для материальной культуры кочевников раннего железноговека степной евразийской зоны, в том числе и сарматов, в опре-деленной мере был характерен синкретизм. Особенно явно этачерта проявляется в материалах погребений знати. Материаль-ная культура сарматов, в ее археологическом выражении, слага-лась из двух компонентов. Первый – это вещи, которые они изго-товляли сами; второй – вещи импортного производства, изготов-ленные другими народами. Археологу на практике зачастую бы-вает довольно сложно провести разграничение между двумя эти-ми группами находок, равно как и определить центры производ-ства привозных вещей. Выполнить эту задачу мешает и такое яв-ление, как распространение моды на отдельные типы вещей, ког-да на основе первичных эталонов налаживалось изготовление по-добных предметов в других местах. Однако археологи в целомряде случаев умеют визуально различать, откуда происходят теили иные вещи, например посуду кавказского, кубанского или ниж-недонского производства в сарматских погребениях, тем болеекерамическую или металлическую посуду, изготовленную в гре-ко-римских производственных центрах.

Что касается западных импортов в сарматских погребаль-ных комплексах, то они практически постоянно находились в полезрения исследователей, им посвящена обширная литература. До-статочно вспомнить общеизвестные работы В.В. Кропоткина,Д.Б. Шелова, Б.А. Раева, В.П. Шилова и других.


– 196 –


В последнее время все больше выявляется роль восточныхцентров, оказавших значительное влияние на материальную куль-туру сарматов. Однако до сих пор нет ни одной работы, претен-дующей на сколько-нибудь полное освещение этой темы. В рядесвоих работ мне приходилось касаться только некоторых ее эпи-зодов (Скрипкин, 1993. С. 3–10; 1996. С. 6–11; 1998. С. 170–174;1999. С. 123–136). В предлагаемой статье я хотел бы остановить-ся на отдельных сюжетах этой темы более подробно.

На востоке азиатского континента эпицентром культурноговлияния на варварский мир был, бесспорно, Китай. Его влияниеособенно ощутимо начало сказываться в ханьскую эпоху. Иссле-дователи по степени воздействия в это время на окружающий мирсравнивают Китай с античной цивилизацией (Степугина, 1990.С. 36). Внешнеполитическая деятельность Китая в этот периодвремени способствовала расширению контактов с различными на-родами, проживавшими от Тихого океана до восточных границРимского государства. Особое внимание Китай уделял кочевомумиру евразийских степей. Длительная конфронтация с мощнымобъединением хунну заставила правителей Китая искать союзни-ков среди других кочевников, в частности на территории Западно-го края. Взаимодействие Китая с кочевниками в определеннойстепени сказывалось на материальной культуре последних, при-чем ареал этого влияния был достаточно обширным.

Что касается сарматов, то в литературе обращалось внима-ние на находки в их погребальных памятниках ханьских бронзо-вых зеркал, шелковых тканей (Гугуев, Трейстер, 1995. С. 143–164;Ковпаненко, 1986). Однако влияние, восходящее к китайским тра-дициям, на культуру сарматов было гораздо большим и распрос-транялось на многие другие категории вещей.

К настоящему времени в сарматских погребениях обнару-жена достаточно представительная серия длинных мечей с ко-ротким ромбической формы перекрестием и длинным штырем,на котором оформлялась рукоять. Лезвия этих мечей обычно 4,0–4,5, реже 5,0 см шириной, стороны их по большей длине парал-лельны друг другу и сужаются в нижней части. Штыри ручек чащепрямоугольные в сечении (рис. 1, 1–19). Ромбические перекрес-

– 197 –


тия изготовлены из железа (рис. 1, 4–7, 9–11, 15–19), бронзы(рис. 1, 1–3, 8, 13), нефрита (рис. 1, 12, 14). У некоторых мечейна перекрестии у основания рукояти в отдельных случаях доста-точно четко, в других менее отчетливо просматривается прямоу-гольный вырез (рис. 1, 3, 5, 7, 8, 12, 14); у одного меча перекре-стие имело выраженный прогиб (рис. 1, 10). Перекрестия из не-фрита имеют обращенный вниз клинообразный выступ (рис. 1, 12,14), слабо он просматривается и на некоторых перекрестиях, из-готовленных из бронзы и железа (рис. 1, 3, 7). Общая длина такихмечей колеблется от 0,80 до 1,10 м, но большинство из них имеютдлину около метра и более. Длина штырей для рукояти в рядеслучаев превышает 20 см.

В данной статье я рассматриваю 19 экземпляров описанно-го выше типа мечей. Это преимущественно те мечи, изображе-ние которых имеется в публикациях или архивных материалах.Отдельные из них мне удалось осмотреть лично, в других случа-ях пришлось пользоваться их описанием и изображением. К это-му же типу относятся, вероятно, и мечи из следующих захороне-ний: Бережновка II, курган 103; Верхнее Погромное, курган 1, по-гребение 11; Кос-Оба, курган 16, погребение 2; Новый, курган 121,погребение 3; Сухо-Дюдеревский II, курган 1, погребение 12, атакже из Сусловского кургана 51. Некоторые из них не сохрани-лись к настоящему времени, по другим я не смог получить каче-ственные прорисовки. Думаю, что этот перечень неполный, и, воз-можно, остались еще находки таких мечей, особенно из раскопокпоследних лет, которые мне неизвестны.

Аналогичные мечи встречаются и на сопредельных с сарма-тами территориях: в низовьях реки Белой в памятниках пьяноборс-кой и чегандинской культур (рис. 2, 2–4) (Агеев, Мажитов, 1986. С. 84–93; Васюткин, Калинин, 1986. С. 115), в памятниках саргатской куль-туры на Иртыше (рис. 2, 5) (Могильников, 1992а. С. 303), на нижнемДнепре в могильнике позднескифского времени (рис. 2, 7) (Вязьми-тина, 1972. С. 21). Достаточно много мечей этого типа обнаружено вразличных памятниках Средней Азии (рис. 2, 6–9). В свое время, всередине 70-х гг., О.В. Обельченко насчитывал их здесь 20 экземп-ляров (Обельченко, 1978. С. 119). Сейчас их там известно гораздо

– 198 –


больше. Обнаружены они и на Кубани в памятниках, относимых ксиракам (Марченко, 1996. С. 56).

В недавно вышедшей работе В.Е. Маслова рассматривае-мые мечи с бронзовыми перекрестиями разделены на две груп-пы. В первую группу им включены мечи, имеющие перекрестия,подобные нефритовым, то есть с вырезом сверху и централь-ным выступом снизу; во вторую – с прямым ромбическим пе-рекрестием (Маслов, 1999. С. 221). В своей статье я не собира-юсь предлагать какую-либо дробную градацию этих мечей, по-скольку, по моему мнению, все они, в том числе и с железнымиперекрестиями, восходят к единой традиции в их изготовлении.Эти мечи, вне зависимости от материала, из которого сделаноперекрестие, очень близки между собой по форме. Различают-ся они только по деталям оформления перекрестий, на что обра-тил внимание В.Е. Маслов, но в том и другом случае все ониимеют общую ромбовидную форму. В отдельных же случаяхразличие между двумя отмеченными вариантами перекрестийнастолько трудноуловимо, что его можно и не заметить. Приме-ром тому является меч из погребения 3 кургана 14 могильникаПервомайский VII. Его В.Е. Маслов отнес ко второй группе ме-чей, с прямыми ромбическими перекрестиями, сославшись напубликацию В.И. Мамонтова. Но В.И. Мамонтовым приведендостаточно схематический рисунок относительно деталей это-го меча. Осмотр его мною в Волгоградском краеведческоммузее показал, что перекрестие имеет все признаки, характер-ные для первой группы мечей (рис. 2, 10).

Древнейшими прототипами описанных мечей из сарматскихпогребений и других памятников, отмеченных выше, являются об-разцы китайского клинкового оружия. Поражает совпадение их форми размеров. В Китае короткие мечи, изготовленные из бронзы, с пе-рекрестиями, которые имели вырез у основания рукояти и клино-видный выступ снизу, появляются еще в эпоху Чжоу, на заключи-тельном этапе бронзового века, и продолжают существовать в ран-нем железном веке (рис. 3, 1–7) (Комиссаров, 1988. С. 103–106).В циньско-ханьскую эпоху распространяются длинные мечи, иногдапревышающие 1 м в длину, с прямым ромбическим перекрестием

– 199 –


(рис. 3, 8–11) (Кожанов, 1990. С. 84). В ханьское время вошли в упот-ребление и длинные мечи, изготовленные из железа (рис. 3, 8–9).

Находки отмеченных выше мечей в сарматских погребени-ях и на сопредельных территориях повторяют форму циньских иханьских, а также отдельные детали более ранних китайских ме-чей. У них, как и у циньско-ханьских мечей, прямые ромбическиеперекрестия, длинные узкие лезвия и длинные штыри для рукоя-ти. У более ранних китайских мечей, относящихся к заключитель-ному периоду Чуньцю и Чжаньго, перекрестия, как правило, снаб-жены прямоугольными вырезами у основания рукояти и клино-видным выступом в нижней части. На их рукоятях имеются ва-ликообразные утолщения. Большинство мечей этого времени име-ют навершия в виде конусовидной воронки (рис. 3, 1–7).

У некоторых сарматских мечей также сохраняется ряд черт,характерных для ранних типов аналогичного китайского оружия.Достаточно близко по форме китайским перекрестие меча из Пер-вомайского могильника (рис. 1, 3; 2, 10), хотя оно уже в значи-тельной степени стилизовано. Прямоугольные вырезы имеютсяна перекрестиях у мечей из Чкаловской группы и Калмыковскогокургана 2 (рис. 1, 5, 8). Интересны в этом плане находки мечей,обнаруженные на соседних с сарматскими территориях. Абсо-лютно идентичны китайским бронзовые перекрестия у мечей снизовий реки Белой (рис. 2, 3, 4). А железный меч из Богданова(саргатская культура) имел бронзовое ромбическое перекрестиеи железное воронкообразное навершие, встречающееся только укитайских бронзовых мечей (рис. 2, 5). Типично китайской чер-той является использование нефрита в качестве материала дляизготовления перекрестий мечей. Мечи с такими перекрестиямибыли обнаружены в сарматских погребениях в могильниках Слад-ковский и Камышевский I в Ростовской области. При них находи-лись скобы, использовавшиеся для крепления мечей к портупее,также изготовленные из нефрита. Во многих музеях Китая такиескобы демонстрируются в археологических экспозициях.

Даже в небольшом музее Шицзячжуанского педагогическо-го института (провинция Хэбэй) в 1995 г. я видел аналогичныескобы и перекрестие из нефрита от меча, которое ничем не отли-

– 200 –


чается от перекрестий на сарматских мечах (рис. 3, 12) 1. Нефри-товые скобы особенно широко использовались для ношения ме-чей в ханьскую эпоху (Суин Тий, 1985. С. 48–60). В Китае из не-фрита довольно часто изготовляли и другие детали клинковогооружия, были даже найдены ножны, полностью сделанные из не-фрита (Горелик, 1993. С. 26). Интересно, что перекрестия, изго-товленные из нефрита, длительное время повторяют формы пе-рекрестий ранних бронзовых мечей.

Рассматриваемого типа мечи обнаружены в погребенияхвсех сарматских культур (ранней, средней и поздней). Из 19 при-влеченных мною экземпляров в погребениях раннесарматскойкультуры они встречены в девяти случаях, в погребениях средне-сарматской культуры их находки отмечены в восьми случаях, и впогребениях позднесарматской культуры – два раза. Чаще всего,в 13 случаях из 19, такие мечи находились в погребениях, устро-енных в широких прямоугольных ямах, в трех случаях они былинайдены в погребениях в ямах с заплечиками. Причем в двух изних погребенные были перекрыты на уровне заплечиков деревян-ными колесами от повозок (Политотдельское, курган 12, погребе-ние 19; Антонов, курган 3, погребение 3). Дважды такие мечи былиобнаружены в катакомбах (Калмыково, курган 2; Аксай, курган 2,погребение 2) и в одном случае в диагональном погребении (Слад-ковский, курган 12, погребение 1). Следует отметить такую де-таль, что пока ни в одном случае длинный меч с ромбическимперекрестием не встречен в погребении с подбойной ямой, до-вольно распространенной конструкции погребальных сооруженийу сарматов во все времена.

Как уже отмечалось, мечи данного типа появляются в ран-несарматских погребениях. Это Мечет-Сай, курган 3, погребение11; Калмыково, курган 1, погребение 1; Калмыково, курган 2; По-литотдельское, курган 12, погребение 19; Яшкуль, группа 37, кур-ган 1, погребение 1; Чкаловская группа, курган 3, погребение 7;канал Волга – Чограй, группа 42, курган 1, погребение 6; Антонов,

1 Зарисовка сделана схематично с экспозиции, на одной из сторон пере-крестия изображена фигурка дракона.

– 201 –


курган 3, погребение 3; Аксай, курган 2, погребение 2. В подавля-ющем большинстве эти погребения являются впускными в насы-пи более ранних курганов, что весьма характерно для раннесар-матской культуры на ее завершающем этапе. В семи случаях изотмеченных выше девяти погребений длинные мечи сопровож-дались находками кинжалов или мечей других типов, из которыхтри имели прямое перекрестие и серповидное навершие, три –прямое перекрестие и кольцевое навершие и один – прямое пере-крестие и навершие в виде деревянного набалдашника (Антонов,курган 3, погребение 3). Мечи и кинжалы с серповидным навер-шием – типичная находка в раннесарматских погребениях. Мечии кинжалы с кольцевым навершием относительно часто начина-ют встречаться на заключительном этапе раннесарматской куль-туры, и в последующее время они занимают ведущее положениесреди сарматского клинкового оружия. В этом отношении весьмапоказателен комплекс из Чкаловской группы, курган 3, погребе-ние 7, где вместе с длинным мечом с бронзовым перекрестиембыл найден второй меч с кольцевым навершием. Кроме того, вэтом же погребении были обнаружены бронзовая восьмерковид-ная пряжка и сосуд, украшенный по бокам пучками полос, спус-кающихся от горла вниз. И пряжка, и глиняный сосуд такого типа –обычные находки в раннесарматских погребениях. Вместе с нимибыли найдены еще и железные трехлопастные черешковые нако-нечники стрел, и ни одного бронзового (Порохова, 1983. С. 9–10),что в общем указывает на поздний возраст данного погребения врамках раннесарматской культуры. Определенный свет на воп-рос о времени появления рассматриваемых мечей у сарматов про-ливают два погребальных комплекса с железными мечами, име-ющими ромбические перекрестия, из Аксайского курганного мо-гильника, исследованного экспедицией Волгоградского госунивер-ситета в 1997 г. в Октябрьском районе Волгоградской области(Дьяченко, Мэйб, Скрипкин, Клепиков, 1999. С. 94–95, 97–98).В кургане 2, во впускном погребении 2, сооруженном в катаком-бе, вместе с мужским костяком находились меч указанного вышетипа и кинжал с серповидным навершием. В кургане 6, погребе-нии 1, также впускном, было обнаружено парное захоронение муж-

– 202 –


чины и женщины. Около мужского костяка располагались длин-ный меч с ромбическим перекрестием и кинжал с кольцевым на-вершием. Уже на основании различных типов кинжалов эти комп-лексы можно было бы отнести к разному времени и разным куль-турам. Первый – к раннесарматской культуре, второй – к средне-сарматской. Однако хронологический разрыв между ними, види-мо, был не столь существенен, так как остальные находки в этихпогребениях практически идентичны друг другу. Это небольшиеплоские бронзовые зеркала, обычно датируемые I в. до н. э. –I в. н. э., сероглиняные кувшины с ложновитыми ручками, ук-рашенные по тулову парными полосами, спускающимися от гор-ла книзу. Дату погребения кургана 6 можно уточнить по най-денной в нем бронзовой фибуле, относящейся к типу «воинс-ких». Аналогичные фибулы в настоящее время датируются вто-рой половиной I в. до н. э. – первой половиной I в. н. э. (Еремен-ко, Журавлев, 1992. С. 69–71). Если погребение из кургана 2 идревнее погребения из кургана 6, то ненамного, последнее, ви-димо, по времени располагается на стыке ранне- и среднесар-матской культур.

Определенно к среднесарматскому времени (I в. н. э., воз-можно первая половина II в. н. э.), помимо погребения 1 из аксай-ского кургана 6 с найденными мечами рассматриваемого типа,относятся погребения, обнаруженные в могильниках: Курпе-Бай,курган 2; Первомайский VII, курган 14, погребение 3; Новый, кур-ган 80, погребение 3; Кардаиловский I, курган 11, погребение 1;Октябрьский V, курган 1, погребение 1; Красный Кут, курган 2,погребение 2; Сладковский, курган 12, погребение 1.

Два длинных меча, в обоих случаях с нефритовыми пере-крестиями, происходят из достаточно богатых позднесарматскихпогребений (Сладковский, курган 19, погребение 1 и Камышевс-кий I, курган 8, погребение 1). По всему набору вещей они убеди-тельно датируются в пределах последней трети II – первой поло-вины III в. н. э. (Максименко, Безуглов, 1987. С. 190; Безуглов,1998. С. 87). Таким образом, мечи рассматриваемого типа появ-ляются в сарматских памятниках не ранее II–I вв. до н. э. и суще-ствуют вплоть до II–III вв. нашей эры.

– 203 –


Теперь небезынтересным будет рассмотреть вопрос о том,как и при каких обстоятельствах мечи, близкие по форме, эле-ментам декора и способу ношения китайскому клинковому ору-жию, попали к сарматам. Ближайшим к ним районом массовогораспространения аналогичных мечей является Средняя Азия.О.В. Обельченко, исследовавший и опубликовавший материал понескольким среднеазиатским памятникам с такими мечами и по-святивший специальную статью мечам и кинжалам Согда, отме-чал, что данный тип представляет самую большую группу мечейиз этого района, которые могут быть датированы временем соII в. до н. э. по I в. н. э., и что дата наиболее ранних их находокподтверждается нумизматическим материалом (Обельченко,1956. С. 221; 1961. С. 133; 1978. С. 119).

Тулхарский курганный могильник, располагавшийся в Юж-ном Таджикистане на территории древней Бактрии, в котором былиобнаружены мечи того же типа, автор раскопок А.М. Мандельш-там по совокупности находок, в том числе и нумизматических,датировал последней третью II в. до н. э. – началом I в. н. э. (Ман-дельштам, 1966. С. 158).

Особый интерес представляют материалы Орлатского кур-ганного могильника, находившегося в районе крупного городи-ща античного времени, названного Курган-тепе, на территориисовременного Узбекистана. В ряде курганов этого могильникабыли обнаружены аналогичные мечи как в натуральном, так ииконографическом вариантах. В курганах 1 и 4 обнаружены длин-ные мечи с короткими брусковидными перекрестиями, у кото-рых, так же как и у большинства сарматских мечей этого типа,штыри рукояток имели в сечении прямоугольную форму. А вкургане 2 был найден железный кинжал с нефритовым перекре-стием, аналогичным перекрестиям китайских мечей. В погре-бении этого же кургана находились две большие костяные плас-тины с изображением батальной сцены на одной из них, а надругой – охоты (Пугаченкова, 1989. С. 122–154). Благодаря этимпластинам Орлатский могильник получил широкую известность.На пластине с изображением сражающихся конных и спешив-шихся воинов в доспехах, по крайней мере четыре раза, доста-

– 204 –


точно четко изображены мечи, которые по форме перекрестияявляются прямыми аналогами найденному в этом же курганекинжалу и целой серии находок мечей в сарматских погребени-ях и на сопредельных с ними территориях (рис. 4). Мечи, изоб-раженные у сражающихся воинов, имели перекрестия с выре-зом сверху и клинообразным выступом снизу, длинную рукоять,завершающуюся конусовидным расширением.

Опубликовавшая материалы по этим находкам Г.А. Пуга-ченкова датировала их II–I вв. до н. э., считая, что они принадле-жали конному народу кангюйцам. Уникальность орлатских плас-тин неоднократно привлекала внимание исследователей в планеопределения этнической принадлежности изображенных на нихперсонажей, а также их датировки. В одной из последних работ,известных мне, написанной В.Е. Масловым, дан обстоятельныйобзор имеющейся на этот счет литературы, что избавляет меняот повторения. Сам же В.Е. Маслов на основании широкого кругааналогий, приведенных им для вещей, в том числе и оружия, изоб-раженного на пластинах, пришел к выводу, что погребальный ком-плекс из орлатского кургана 2 следует датировать I–II вв. н. э.(Маслов, 1999. С. 219–229).

Не претендуя на какое-либо уточнение даты орлатских курга-нов, я хотел бы обратить внимание на то, что в сарматских памятни-ках те вещи, которые, по мнению В.Е. Маслова, входят в единыйхронологический горизонт с орлатскими находками (псалии с диско-видными окончаниями; ложковидные подвески; мечи, соответству-ющие изображенным на пластинах, и некоторые другие), в большин-стве своем появляются еще в позднепрохоровское время и претен-дуют быть датированными II–I вв. до нашей эры.

Ближайшими аналогами псалиям, изображенным на орлатс-кой пластине со сценой охоты, являются псалии от уздечного на-бора из погребения 1 кургана 1, группы 37 у пос. Яшкуль в Кал-мыкии. Это двухпетельчатые псалии с округлыми полусферичес-кими окончаниями, обтянутые богато орнаментированными золо-тыми пластинами, стержни псалиев также покрыты позолотой.В этом же комплексе обнаружены два больших и несколько ма-лых фаларов. На больших фаларах, диаметром около 18 см, в цен-

– 205 –


тре изображены сильно стилизованные фигуры животных. Боль-шие фалары также изображены на лошадях на орлатских пласти-нах. Видимо, частью узды в яшкульском погребении были и золо-тые ложковидные подвески. Кроме того, здесь же был найдендлинный железный меч с ромбическим перекрестием (рис. 1, 7),аналогичный мечам, которые были обнаружены в курганах 1 и 4Орлатского могильника. Его перекрестие также несколько напо-минает перекрестия мечей, изображенных на пластине из орлатс-кого кургана 2. Таким образом, только в одном этом сарматскомпогребальном комплексе мы имеем целый набор вещей, которыемогут быть сопоставлены с орлатскими находками 2. Время яш-кульского погребения позволяет установить ряд вещей из него.Во-первых, это железный кинжал с серповидным навершием, ручкакоторого обтянута золотой фольгой и который можно отнести кразряду парадного оружия. Такого типа кинжалы встречаютсятолько в прохоровских памятниках. Сводка данных по аналогич-ным парадным кинжалам с серповидными навершиями недавнобыла опубликована в совместной статье В.И. Мордвинцевой иО.А. Шинкарь, авторы датируют их преимущественно II–I вв. дон. э. (Мордвинцева, Шинкарь, 1999. С. 139–148). Во-вторых, этоупомянутые большие фалары, относящиеся к первой группе этойкатегории находок в сарматских курганах, выделенной В.И. Мор-двинцевой, и принадлежащие, по ее мнению, к изделиям греко-бактрийского круга (Мордвинцева, 1999. С. 102–122). Отдельныенаходки этой группы фаларов были датированы II в. до н. э. (Мор-двинцева, 1996. С. 155; Мордвинцева, Зданович, Таиров, 1997.С. 180). Несмотря на некоторую категоричность этой даты, впол-не очевидно, что фалары данной стилистической группы датиру-ются временем до рубежа эр.

Ложковидные подвески из бронзы и кости также известны вцелом ряде сарматских погребений прохоровской культуры. Онипроисходят из могильников Верхне-Погромное, курган 6, погре-бение 8; Калиновка, курган 8, погребение 40; Попов, курган 58/26,

2 Выражаю благодарность М.А. Очир-Горяевой и Е.В. Цуцкину, ознако-мивших меня с этим комплексом.

– 206 –


погребение 9 (Мошкова, 1963. С. 50, табл. 21, 18–21); Покровка I,курган 3, погребение 1, и курган 12, погребение 1 (Яблонский, Дэ-вис-Кимбелл, Демиденко, 1995. С. 10, 19, рис. 16, 3; 21, 2); Быко-во, курган 11, погребение 6 (раскопки А.С. Скрипкина, материалыне опубликованы).

Обнаруженные в орлатском погребении железные наконечни-ки стрел с длинными черешками, которые, по мнению В.Е. Масло-ва, не встречают аналогов в среднеазиатских находках, достаточ-но хорошо представлены в сарматских погребениях прохоровскойкультуры (Мошкова, 1963. Табл. 17; Скрипкин, 1990а. С. 133–142,рис. 23). Да и сами мечи, аналогичные найденным в орлатских кур-ганах, также, как уже отмечалось, появляются в позднепрохоровс-кое время, причем и с бронзовыми перекрестиями, близкими изоб-раженным на орлатской пластине.

Выше уже говорилось о значении Китая, особенно в ханьскуюэпоху, для окружающей варварской периферии, но его влияние в зна-чительной мере сказывалось на культуре тех народов, которые за-нимали территории непосредственно к северу от Великой китайс-кой стены или к западу от него. Вряд ли можно говорить о прямомкультурном воздействии Китая в начале ханьской эпохи на сарма-тов волго-донских степей. По моему мнению, причин, обусловив-ших появление инноваций китайского происхождения в столь отда-ленных сарматских памятниках начиная с позднепрохоровскоговремени было несколько, они были связаны с некой общей истори-ческой тенденцией того времени. Причем среднеазиатский регионв этом процессе играл, видимо, посредническую роль.

В начале последней четверти III в. до н. э. в истории Китаязаканчивается длительный период междоусобных войн, получив-ший название Чжаньго (481–221 гг. до н. э.). Территория Китая былаобъединена в рамках первой в его истории единой империи Цинь,просуществовавшей всего полтора десятка лет, на несколько летпережив своего основателя, известного своей жестокостью ЦиньШихуанди. Династия Цинь пала в результате крупного народноговосстания, но заложенные ею основы централизации Китая былисохранены при следующих пришедших к власти двух династияхХань (202 г. до н. э. – 220 г. н. э.). Во многих отношениях для древ-

– 207 –


ней истории Китая эпоха Хань была временем наивысшего его рас-цвета в политическом и экономическом отношении, что сказалосьи на активном влиянии Китая на другие народы.

Традиционно ханьский Китай руководствовался так называе-мой «эгоцентрической» концепцией во взаимоотношениях с окру-жающим миром, в основу которой была положена конфуцианскаядоктрина об этнокультурном превосходстве китайцев над осталь-ными народами, окружавшими их, причем все эти народы рассмат-ривались как неотъемлемая периферия Поднебесной империи(Международные отношения..., 1987. С. 237). Но объективно Хань-ской империи трудно было выдержать взаимоотношения с «вне-шними варварами», как со своими подданными, о чем свидетель-ствуют события уже самого начала ханьской истории, достаточнохорошо освещенные древнекитайскими историками.

На рубеже III–II вв. до н. э. к северу от Великой китайскойстены как ответная реакция на централизацию Китая образуетсядостаточно сильное объединение кочевников, часто именуемое«империей хунну» (Гумилев, 1993; Крадин, 1996), с которым Ки-тай вступает в длительное противостояние, используя не толькосилу, но и дипломатию, организуя поиск союзников, устанавливаяс ними политические и экономические отношения. Именно с это-го времени заканчивается изолированное развитие Китая, он ус-танавливает связи с народами Средней Азии, Парфией и Римс-ким государством.

На протяжении длительного времени Китаю приходилось до-статочно тесно взаимодействовать с варварским кочевым миром.Великая китайская стена не решала всех проблем. Постоянная уг-роза с севера способствовала совершенствованию военного дела вКитае, причем китайцы использовали и достижения в этом отно-шении кочевников. Это выразилось, например, во введении конни-цы. В ханьское время в Китае достаточно широко практиковалосьиспользование наемных кавалерийских отрядов из числа кочевни-ков, лояльно настроенных к китайцам, что значительно повышалобоеспособность китайской армии (Кожанов, 1990. С. 82–83).

Введение конницы в Китае привело к большему распростра-нению длинных мечей по сравнению с короткими, которыми

– 208 –


пользовалась пехота. В циньско-ханьское время длина таких ме-чей зачастую превышала 1 метр. Достаточно высокое качествокитайского оружия способствовало его распространению в средекочевого населения не только благодаря наемникам, во время бо-евых операций «огромные массы китайского оружия попадали вруки кочевых соседей Китая» (Кожанов, 1990. С. 84). Интересны,на мой взгляд, в этом отношении памятники Южной и ЗападнойСибири, в которых начиная с конца II в. до н. э. все чаще встреча-ются китайские изделия, в том числе и оружие. Так, например, впамятниках саргатской культуры выявлена представительная се-рия кинжалов и мечей, ножны которых, а в отдельных случаях ирукояти, окрашены лаком китайского производства (Погодин, 1998.С. 25–39). Два длинных меча из этой серии (могильник Исаковс-кий I, курган 3, погребение 6 и могильник Сидоровский I, курган 1,погребение 2), судя по описанию, аналогичны мечам, встречен-ным в сарматских погребениях. Л.И. Погодин, основываясь наособенностях технологии изготовления лака из смолы лаковых де-ревьев, полагает, что оружие, как и другие категории лаковых из-делий, имеет непосредственно китайское или восточно-туркестан-ское происхождение, поскольку смола лаковых деревьев относит-ся к «нетранспортабельной» продукции, так как она очень быстрозатвердевает и уже не может быть использована для приготовле-ния лака. По этой причине покрытие изделия лаком должно былопроизводиться там, где оно изготовлялось. Вероятность китайс-кого происхождения двух вышеуказанных мечей из саргатских по-гребений подтверждается и наличием у них нефритовых скоб, при-клеенных лаком к ножнам.

Л.И. Погодин считает, что наличие лаковых изделий в па-мятниках Западной Сибири и на Среднем Енисее следует объяс-нять функционированием Великого шелкового пути. Однако сво-дить все эти находки в указанных местах только к торговым опе-рациям навряд ли правомочно. Так, например, в определении пу-тей поступления вещей греко-римского производства к сарматамисследователи подходят достаточно дифференцированно, считая,что они могли поступать к ним как в результате торгового обме-на, так и военного захвата, платы за службу, отдельные дорогие

– 209 –


вещи могли быть дипломатическими дарами. Все эти виды по-ступлений приемлемы и для китайских импортов в восточномареале евразийских степей. Что находит подтверждение и в пись-менных источниках. Учитывая, например, то, что в Китае частовводился запрет на торговлю оружием, оно могло попадать к ко-чевникам через посредство конных наемников, служивших в ки-тайской армии. Не исключено, что богатые погребения с набо-ром вещей китайского происхождения из Исаковского и Сидоров-ского могильников могли как раз и принадлежать предводителямтаких наемных отрядов.

Письменные источники позволяют выявить и еще один ве-роятный путь распространения оружия, в изготовлении которогомогли сохраняться китайские традиции. В Шицзы имеется сооб-щение, повторенное и в Цяньханьшу, что имело место бегствослужителей китайских посольств, которые посылались в Запад-ный край, к местным жителям. Замученные строгостью регла-мента, которому была подчинена жизнь рядового китайца, онитаким образом пытались приобщиться к более свободному обра-зу существования. В описании страны Давань, которую отожде-ствляют с Ферганой, говорится, что «бежавшие из китайских по-сольств служители передавались к ним и научили их отливатьоружие» (Бичурин, 1950. С. 188).

Возможны и другие варианты распространения среди кочев-ников оружия, оформленного в китайских традициях. Известно,что кочевники во время своих набегов на Китай уводили в пленремесленников, по крайней мере, объективные сведения на этотсчет имеются в отношении хунну (Крадин, 1996. С. 43–44). Ре-месленники уводились к северным границам их земель, где рас-полагались поселения, и там работали на своих новых хозяев, удов-летворяя их запросы.

Таким образом, вариантов проникновения оружия к кочевни-кам как собственно китайского производства, так и изготовлен-ного, видимо, за пределами Китая, но сохранявшего формы, ха-рактерные для китайского оружия, было достаточно много. Надоотметить, что в отношении военного дела это влияние было взаи-мообразным. Исследователи отмечают определенную роль ка-

– 210 –


расукских и татарских прототипов в формировании китайского ору-жия (Горелик, 1993. С. 24–25). В отдельных случаях в Китае встре-чаются мечи, представляющие собой своеобразный симбиоз ки-тайских и кочевнических черт в их оформлении. Например, нали-чие традиционного для китайских мечей перекрестия в сочета-нии с кольцевым навершием (рис. 3, 3). Мечи с такой формойнавершия были достаточно широко распространены у кочевниковк северу от Древнего Китая в скифское время (Чжун Сук-Бэ, 1998а.С. 132–133). Также известно, что конница как самостоятельноеармейское подразделение в Китае была введена не без влияниякочевого мира.

Появление нового типа клинкового оружия у сарматов, близко-го китайским образцам, происходит на фоне относительно массово-го распространения других категорий вещей восточного происхож-дения, известных в районах, достаточно удаленных от европейскихстепей (Скрипкин, 1993. С. 3–10). Например, миниатюрные копиибронзовых котлов и луков с колчанами, некоторые типы колокольчи-ков, металлические или костяные ложковидные застежки, находи-мые в сарматских погребениях волго-уральских степей, обнаружи-вают аналоги в памятниках постскифского времени Тувы, СреднегоЕнисея, в хуннских древностях Забайкалья (рис. 5). Целый ряд изэтих вещей известен в памятниках тесинского этапа, датируемогоII–I вв. до н. э. (Пшеницына, 1975. С. 152; 1992. С. 233). Дальнейшеераспространение они получают в тех же местах в таштыкской куль-туре (Кызласов, 1960. С. 79). Кроме того, М.Н. Пшеницына обрати-ла внимание на сходство других категорий вещевого материала те-синских и сарматских памятников; костяных игольников, пряжек сбоковым крючком, костяных проколок, железных кинжалов с кольце-вым навершием, железных шильев, берестяных коробочек (Пшени-цына, 1975. С. 139, 154, 159, 160, 163).

На заключительном этапе раннесарматской культуры широ-кое распространение получают железные пряжки с боковым выс-тупом, расположенным в одной плоскости с кольцом пряжки. Та-кой тип пряжек известен со скифского времени и до последнихвеков до нашей эры от Алтая и Енисея до Средней Азии (рис. 5,А 17–19; Б 17–20).

– 211 –


Не ранее чем со II в. до н. э. в сарматских погребениях на-чинают встречаться бронзовые ажурные пряжки с изображени-ем лежащих верблюдов или сцен терзания хищником верблюда,заключенных в рамку. Последняя сводка их находок опубликова-на Е.Ф. Корольковой (1999. С. 68–96). Практически идентичныепряжки происходят из могильников Средней Азии, причем в Ба-башовском могильнике в Таджикистане их найдено две, в такомже сочетании, как и в сарматском погребении у с. БелокаменкаВолгоградской области (рис. 6, А 3–9, Б 5–11). Бронзовые пояс-ные ажурные пряжки в последние века до нашей эры были рас-пространены на обширной территории, включающей Ордос, Внут-реннюю Монголию, Монголию, Забайкалье, Средний Енисей (Дэв-лет, 1980. С. 14–17; Волков, 1967. С. 68; Bunker Emma C. et. al.,1997. Р. 256–273). Из них наиболее близкими сарматским по экс-прессии изображения являются пряжки со сценами борьбы кула-нов или коней, а также кошачьего хищника с копытным живот-ным. В Дерестуйском могильнике в Забайкалье были обнаруже-ны парные пластины, так же как в бабашовском и белокаменс-ком погребениях в Средней Азии и Поволжье соответственно.Время распространения ажурных поясных пластин на Енисее и вЗабайкалье – II–I вв. до н. э. (Дэвлет, 1980. С. 16), и, надо пола-гать, раньше этого времени близкие им по традиции оформленияпряжки не могли попасть в сарматские погребения. Вероятно,районы Северного Китая были тем местом, где первоначальносформировалась мода на ажурные поясные пряжки, о чем свиде-тельствуют яркие ордосские находки. Енисейские, например, на-ходки образцов ажурных пряжек выглядят несколько беднее впередаче персонажей, чем ордосские, что объясняется местнымих производством по хуннским образцам (Миняев, 1980. С. 31).Видимо, в этом есть определенная закономерность, так как сред-неазиатские и сарматские ажурные пряжки отличаются еще боль-шим схематизмом. Чем дальше на запад, тем примитивнее пере-давались изображения животных. На пряжках, обнаруженных всарматских погребениях, уже практически трудно различить видживотных на тех сценах, где изображается их борьба. Вероятно,поволжские, донские и среднеазиатские кочевники имели свои

– 212 –


центры производства таких пряжек, ориентировавшиеся на вос-точные образцы.

В отношении этой категории находок я придерживаюсь мне-ния М.И. Артамонова, разделяемого М.А. Дэвлет (Дэвлет, 1980.С. 18–20), что искусство, представленное ордосскими бронзами,в определенной мере формировалось под влиянием скифо-сибир-ского звериного стиля, а распространение ажурных пряжек отБайкала до Волги и Дона – это уже обратная волна распростране-ния восточных традиций в новом историческом контексте.

В то же самое время в сарматских погребениях начинаютвстречаться уникальные поясные пластины, изготовленные изгагата. Две из них найдены в раннесарматском погребении 4 изкургана 27 у станции Жутово в Волгоградской области, и одна –в погребении 9 из кургана 1 у села Питерка Саратовской облас-ти. Они имели отверстия для застегивания и крепления к ремнюи были украшены бронзовыми клепками, образующими линии ввиде косого креста, а также располагавшимися по краям плас-тин. Известные аналоги этим поясным пластинам имеют тот жеареал распространения, что и предыдущий тип пряжек – Сред-няя Азия, Забайкалье, Китай (рис. 6, А 1–2, Б 1–4) (Обельченко,1956. С. 215, 217; Могильников, 1992б. Табл. 108, 68, 71; У Энь,Чжун Кань, Ли Цзиньцзэн, 1990. С. 98–99). Крайние восточныенаходки этих пластин происходят из хуннских памятников и да-тируются концом II – I в. до нашей эры.

В погребении у села Питерка вместе с гагатовой пряжкойбыла найдена еще одна бронзовая пряжка с так называемым ре-шетчатым орнаментом, подобные пряжки известны по находкамна Енисее (Дэвлет, 1980. Табл. 16–17).

Большой схожестью отличается трактовка лошадиных го-ловок на отдельных бронзовых пластинах, отождествляемых самулетами таштыкской культуры, и на сарматских костяных оп-равах гребней (рис. 7, А 1–3, Б 1–3), что может свидетельство-вать о каком-то едином источнике, из которого была заимствова-на изобразительная манера как сарматами, так и таштыкцами.

Обращает на себя внимание сходство форм отдельных ти-пов керамики и ее орнаментации, например, в памятниках гунно-

– 213 –


сарматского времени Тувы и в сарматских погребениях ЮжногоУрала и Нижнего Поволжья (рис. 7, А 15–16, Б 4–6). В раннесар-матских погребениях: Быково, курган 9, погребение 7 (раскопкиА.С. Скрипкина, 1977, материалы не опубликованы); ЛивенцовкаVII, курган 22, погребение 7 (раскопки Л.С. Ильюкова, 1994, ма-териалы не опубликованы); Котлубань II, курган 2, погребение 8(Глухов, Скрипкин, 1999. С. 139) – были найдены необычные дляэтого времени курильницы, имевшие кубическую форму (рис. 7,А 14). Курильницы такой формы – обычная находка в позднесар-матских погребениях, но между ними и курильницами из выше-названных раннесарматских погребений существует значитель-ный хронологический разрыв. По сравнению с другими террито-риями наиболее близкими к раннесарматским по форме и време-ни являются кубические сосудики с Енисея, известные в памят-никах тесинского этапа II–I вв. до н. э., встречаются они и в таш-тыкской культуре (рис. 7, Б 7, 8).

Вероятнее всего, восточные истоки имеет и один из наибо-лее распространенных типов мечей у сарматов в начале нашейэры, отличительной чертой которого является наличие кольцево-го навершия (рис. 7, А 5–13). Идея местного их происхожденияне находит достаточной опоры в конкретном материале (Скрип-кин, 1992. С. 34–35). Кинжалы и ножи с кольцевым навершиембыли достаточно широко распространены на территории Север-ного Китая, Тувы, Алтая, Минусинской котловины, традиция изго-товления такого типа оружия здесь уходит корнями еще в эпохубронзы. Известны они в этих местах и в течение большей частираннего железного века. Их изображения встречаются на олен-ных камнях, обнаружены они и в погребениях (рис. 7, Б 9–16).Достаточно широко кинжалы этого типа были представлены в па-мятниках кочевников VI–III вв. до н. э. на территории СеверногоКитая, по последним данным, их здесь учтено несколько десят-ков (рис. 7, Б 17–20) (Чжун Сук-Бэ, 1998а. С. 132–133; 1998б.С. 23–26). В хуннское время мечи с кольцевой формой навершиястановятся достаточно популярными в Центральной Азии (Вос-точный Туркестан..., 1995. С. 389). Пока не совсем ясно, когда усарматов появляются первые образцы такого клинкового оружия,

– 214 –


однако в настоящее время вполне очевидно, что его заметное рас-пространение на сарматской территории начинается во II–I вв. донашей эры. С этого времени кинжалы или мечи этого типа начи-нают встречаться в раннесарматских комплексах наряду с ме-чами с серповидным навершием, а также, что весьма интерес-но, и с длинными мечами с ромбическим перекрестием, о кото-рых подробно речь шла выше и которые своим происхождениемсвязаны с Китаем.

До сих пор, говоря о восточных инновациях в сарматскихпамятниках, я в качестве примеров приводил отдельные катего-рии вещевого материала, которые не могут трактоваться одно-значно в плане определения путей их поступления к сарматам. Ихпоявление здесь можно расценивать и как результат экономичес-ких связей или культурных заимствований, и иначе. В связи с этиммне хотелось бы обратить внимание на наличие параллелей в по-гребальном обряде сарматов и населения, жившего от них за ты-сячи километров. Так, в раннесарматском погребении II–I вв. дон. э. на левом берегу Волги у пос. Рыбного в Волгоградской обла-сти была обнаружена деревянная колода, имевшая два параллель-ных выступа в головной части, находившийся в ней скелет чело-века был ориентирован головой на север (рис. 5, А 1) (Скрипкин,1980. С. 273–275). Аналогичной формы колоды известны в погре-бальных памятниках Тувы последних веков до нашей эры, при-чем с северной ориентировкой костяков в них (рис. 5, Б 1–2). Ко-лоды с выемкой-нишей «в головах», близкие к найденной у пос.Рыбного, весьма характерны для этого района. Они обнаруженыв могильнике Аймырлыг (Стамбульник, 1983. С. 35), Кокэль (Дья-конова, 1970. С. 123, 129, 140), Байдаг II (раскопки А.М. Мандель-штама, материалы не опубликованы).

Специально следует сказать об отмеченной северной ориен-тировке умершего в сарматском погребении у пос. Рыбного. Ис-следователями уже неоднократно отмечалось увеличение числасеверной ориентировки погребенных в сарматских памятниках II–I вв. до н. э. в Нижнем Поволжье, на Нижнем Дону и в СеверномПричерноморье (Скрипкин, 1990б. С. 115–116; Глебов, 1993. С. 22–24; Симоненко, 1999. С. 7). Интересно, что эта ориентировка по-

– 215 –


гребенных была достаточно широко распространена среди ана-логичных памятников кочевников восточного ареала евразийскихстепей, в том числе и хуннских.

Выявленные в материальной культуре и погребальном обря-де сарматов инновации восточного происхождения, видимо, свя-заны с некой общей тенденцией, начавшей определять историчес-кие процессы развития кочевых обществ в евразийском степномпоясе. Для Южной Сибири в определении этого времени и явле-ний, ему сопутствующих, используется, может быть, не совсемудачное название «гунно-сарматский период», в отличие от пре-дыдущего скифского. Данный период ознаменовался существен-ными изменениями в этом регионе археологической ситуации, при-ведшими к смене предыдущих культурных стереотипов. Стано-вится ощутимым влияние той археологической культуры, носите-лями которой были кочевники, обитавшие на северной и северо-западной периферии Китая.

Все это объясняется, видимо, политическими причинами,сутью которых было образование к северу от Китая мощной хун-нской державы 3 и активность ее внешней политики, направлен-ной на расширение территории и своего влияния. Основными на-правлениями хуннской экспансии были Южная Сибирь и Восточ-ный Туркестан. Победы хунну на этих направлениях привели кизменению политической обстановки в этих районах, к отходу назапад ряда народов, ранее находившихся в контактах с китайскойцивилизацией.

Особенно важной для хунну была их победа над юэчжами,от которых они в свое время находились в зависимости. Из ки-тайских письменных источников эпохи Хань известно, что послесвоего поражения юэчжи, в течение нескольких веков обитав-шие на северо-западных границах Китая, вынуждены были уйтина запад и в конце концов обосноваться в Бактрии. Вероятно,прав был Л.Н. Гумилев, утверждавший, что борьба хунну с за-падными кочевниками, в том числе и с юэчжами, имела особое

3 О социальном статусе хуннского общества см.: Крадин, Н. Н. Империяхунну / Н. Н. Крадин. – Владивосток, 1996.

– 216 –


значение, ибо «здесь решалась судьба Азии...» (Гумилев, 1993.С. 56). Смысл последней фразы заключается в том, что успехихунну в западном направлении положили начало длительномупроцессу, приведшему к постепенному преобладанию в степномевразийском поясе новых группировок кочевников в основномтюркского происхождения и утрате позиций ираноязычными ко-чевниками. Этот процесс длился несколько веков и завершилсяпрорывом гуннов к Дунаю и созданием державы Аттилы, послечего судьба евразийских степей на много веков становится тес-но связанной с различными подразделениями тюркоязычныхкочевников, историко-культурные истоки которых уходят в цент-ральноазиатские районы.

В сарматских памятниках перечисленные выше находки(оружие, детали одежды, конской упряжи), связанные своим про-исхождением с центральноазиатскими традициями, в отличие отнаходок вещей греко-римского производства, достаточно гармо-нично вписаны в контекст их культуры, так как они являлись со-ставной частью культуры восточного кочевого мира. Китайскиеже заимствования, прежде чем попасть на берега Волги или вприуральские степи, также, видимо, проходили адаптацию в сре-де непосредственных соседей Китая.

Я уже отмечал, что в соответствии с уровнем разработанно-сти собственно сарматской хронологии рассматриваемые здесьновые явления в материальной культуре сарматов начинают фик-сироваться не ранее II в. до нашей эры. Однако, как мне представ-ляется, эту дату можно уточнить. В этом могут помочь события,имевшие место в среднеазиатской истории, которые получили ос-вещение в письменных источниках и имеют более точные хроно-логические привязки. Я имею в виду вторжение кочевников в цент-ральные и южные районы Средней Азии, приведшее к падениюГреко-Бактрийского царства. Это событие нашло отражение как уантичных, так и у китайских авторов. Дата его в большей степениопределяется по данным сочинения Сыма Цяня и его последова-телей, а также по греко-бактрийским материалам, в том числе инумизматическим. Обычно падение Греко-Бактрии относят к 140–130 гг. до н. э. (Ставиский, 1977. С. 96), или начало этого события

– 217 –


датируют 145 г. до н. э., с момента нападения кочевников на вос-точные рубежи этого государства (Бернар, Абдуллаев, 1997. С. 68).Таким образом, давление кочевников на Греко-Бактрию начинает-ся приблизительно с середины II в. до нашей эры.

Именно после этих событий в некоторых районах СреднейАзии появляются курганные могильники, отдельные из которыхнасчитывают сотни насыпей с достаточно выраженной кочевни-ческой культурой (Мандельштам, 1972. С. 33–37). Кстати, в нихнайдены мечи, о которых уже упоминалось, обнаруживающие всвоем оформлении влияние китайской традиции (Обельченко, 1978.С. 119). В число памятников этого круга входит и Орлатский кур-ганный могильник со своими яркими находками. Вне зависимос-ти от его конкретной датировки, культурные традиции, выявлен-ные на основе материалов этого могильника, были привнесенытой волной кочевников, которая была причастна к событиям се-редины II в. до нашей эры. Исследователи не раз уже отмечалипоявление восточного фона в археологических памятниках Сред-ней Азии после падения Греко-Бактрии, обнаруживающего близ-кие параллели в алтайских и хуннских древностях (Бернар, Аб-дуллаев, 1997. С. 68–84; Абдуллаев, 1998. С. 86–88; Мандельш-там, 1992. С. 115).

Археологические новации, выявленные в памятниках Сред-ней Азии, вслед за событиями 40–30-х гг. II в. до н. э. находятсоответствие в материальной культуре сарматов волго-донских иуральских степей. Это позволяет утверждать, что появление всарматских памятниках вещевого материала, своим происхожде-нием связанного с центральноазиатскими районами, имеет местов одно и то же время, что и в Средней Азии.

Для Средней Азии появление новых археологических реалийможет быть объяснено данными, реконструируемыми по китайс-ким письменным источникам, в которых содержится описаниеразгрома, учиненного хунну юэчжам, и отступления последних откитайской провинции Ганьсу через Джунгарию в Бактрию. Юэч-жи были если не основной силой, то, по крайней мере, частью техкочевников, которые повергли Греко-Бактрийское царство. Из ки-тайских же источников известно, что вслед за юэчжами в При-

– 218 –


балхашье перемещаются усуни, ранее обитавшие по соседству сними. Уход этих кочевых объединений от границ Китая, с кото-рым они, так же как и с хунну, в течение длительного временинаходились в тесных контактах и, естественно, испытывали егокультурное влияние, в Среднюю Азию, по всей видимости, и спо-собствовал первоначальному распространению здесь тех восточ-ных инноваций, которые отмечались исследователями.

В отношении территории, занимаемой сарматами, мы не рас-полагаем сколько-нибудь подробными письменными источниками,освещающими данный период времени. Однако можно уловить не-которую общую тенденцию, проявляющуюся в письменных источ-никах по среднеазиатскому региону, с одной стороны, и восточно-европейским степям – с другой. Эта общность просматривается впоявлении примерно в одно и то же время новых этнонимов в том идругом регионе, что, видимо, свидетельствует об изменениях в ихэтнической структуре, связанных с выходом на политическую аре-ну новых народов, ранее не фигурировавших в сочинениях древнихавторов. В отношении Средней Азии – это юэчжи и усуни китайс-ких источников, а также асии, пасианы, тохары и сакаравлы антич-ных источников (Страбон. XI, 8, 2). В Северном Причерноморье всочинениях античных авторов и эпиграфических документах начи-нают упоминаться роксоланы (ревксиналы), сатархи, на Дону –аорсы, на Северном Кавказе – сираки, в Прикаспии – верхние аор-сы. Для Средней Азии более или менее очевидно, что появлениехотя бы части новых этнонимов связано с приходом с востока но-вых группировок кочевников. Что касается восточноевропейскихстепей, то в этом полной уверенности нет. Можно, например, пред-положить, что появление новых названий отдельных подразделе-ний кочевников связано с большей осведомленностью античнойистории и географии об этих районах и их населении по сравнению сболее ранним временем. И все же ряд фактов говорит о том, что вдонских, поволжских и северокавказских степях происходят какие-то изменения в прежней кочевнической номенклатуре. Об этом сви-детельствует не только туманное упоминание Страбона, что «аор-сы и сираки являются, видимо, изгнанниками племен, живущихвыше» (Страбон. XI, 5, 8), но и очевидная подвижка сарматов в

– 219 –


западном направлении и окончательное освоении ими примерно ксередине II в. до н. э. территории между Доном и Днепром. Инте-ресно, что это событие совпадает с передвижением кочевников ввосточном евразийском ареале.

По вопросам миграции более объективные показатели мо-жет дать антропологический материал. К настоящему временинаиболее полная обработка сарматских краниологических кол-лекций выполнена М.А. Балабановой. Разделив раннесарматс-кий антропологический материал на два хронологических пери-ода (IV–III вв. до н. э. и II–I вв. до н. э.), она отметила, что дляпоздней группы характерна морфологическая неоднородность.Восточная (приуральская) их ветвь достаточно резко отличает-ся от западной (волго-донской и маныч-сальской), что, видимо,объясняется разным характером процессов расогенеза в этихрайонах, взаимодействием единого морфологического компонен-та приуральского происхождения с различными другими этни-ческими группами (Балабанова, 1999а. С. 35). Полиморфизмранних сарматов в этот период времени, по предположениюМ.А. Балабановой, может объясняться включением небольшихгрупп населения скифского и гунно-сарматского времени Казах-стана, Западной Сибири, Минусинской котловины, Алтая и Тувы(Балабанова, 1999б. С. 56).

Видимо, цепь событий III–II вв. до н. э., связанных с прекра-щением существования Скифии в Северном Причерноморье иобразованием на крайнем востоке этого ареала хуннской держа-вы, которая начала оказывать сильное давление на своих запад-ных соседей, привели к ситуации, когда напряжение на одном кон-це степного пояса и образование вакуума на другом вызвали под-вижку части кочевого мира с востока на запад. Масштабы этихсобытий восстановить трудно, но тенденция в общих чертах про-сматривается. Периодичность передвижения сарматов с повол-жских и донских степей до Дуная выявляется достаточно четко.Трудно предположить, что Поволжье и Дон не испытывали под-питки с востока в лице новых группировок кочевников, посколькуплотность населения здесь, судя по археологическим памятни-кам, сохраняется на протяжении нескольких веков.


– 220 –

В целом с рубежа III–II вв. до н. э. в евразийских степяхнаступает новая эпоха, во многом отличающаяся от скифской VI–III вв. до н. э., сутью которой является активизация восточныхкочевников тюркского происхождения и постепенное их продви-жение на запад. Основные этапы этого периода: образование хун-нской державы в самом конце III – начале II в. до н. э. и началоактивной ее внешней политики с последующим проникновениемотдельных групп хунну в Западный край, закрепление уннов-гун-нов во II в. н. э. в прикаспийских степях; освоение гуннами в концеIV в. н. э. Северного Причерноморья, выход их к границам Римс-кой империи по Дунаю.

Таким образом, следует констатировать, что со II в. до н. э.кочевой мир степного евразийского пояса не только все большеобогащается теми достижениями культуры, которые были в зна-чительной мере характерны для восточных районов этого обшир-ного региона, но и осуществляет их трансляцию на значительныерасстояния. Эта тенденция, как было показано, достаточно оче-видно проявляется в памятниках сарматской культуры. При по-средничестве сарматов в первые века нашей эры инновации вос-точного происхождения достигают Центральной и Западной Ев-ропы и интегрируются в культуру местных народов (Скрипкин,1999. С. 123–136; Müller, 1998).

Рис. 1. Мечи из сарматских погребений:1 – Мечет-Сай, кург. 3, погр. 11; 2 – Курпе-Бай, кург. 2; 3 – Первомайский VII,

кург. 14, погр. 3; 4 – Калмыково, кург. 1, погр. 1; 5 – Калмыково, кург. 2;6 – Политотдельское, кург. 12, погр. 19; 7 – Яшкуль, группа 37, кург. 1, погр. 1;

8 – Чкаловская группа, кург. 3, погр. 7; 9 – Новый, кург. 80, погр. 3;10 – Кардаиловский I, кург. 11, погр. 1; 11 – Октябрьский V, кург. 1, погр. 1;

12 – Сладковский, кург. 19, погр. 1; 13 – Красный Кут, кург. 2, погр. 2;14 – ст. Камышевская, кург. 8, погр. 1; 15 – канал Волга – Чограй, гр. 42, кург. 1,погр. 6; 16 – хут. Антонов, кург. 3, погр. 3; 17 – Сладковский, кург. 12, погр. 1;

18 – Аксай, кург. 2, погр. 2; 19 – Аксай, кург. 6, погр. 1.1, 2, 4, 5, 8, 10 – Южное Приуралье; 6, 13 – Нижнее Поволжье;3, 9, 11, 12, 14, 16, 17, 18, 19 – Нижний Дон; 7, 15 – Калмыкия

Рис.

2. М

ечи

с ро

мбич

ески

ми п

ерек

рест

иями

из

сопр

едел

ьны

х с

сарм

атам

и те

ррит

орий

:1

– м

ог.

Золо

тая

Балк

а; 2

– К

амы

шлы

-Там

акск

ий м

ог.;

3 –

Нов

о-С

асы

куль

ский

мог

.; 4

– м

ог.

Куш

улев

ский

III

;5

– Бо

гдан

ово

I; 6

, 7 –

Орл

атск

ий м

ог.;

8 –

Тулх

арск

ий м

ог.,

груп

па I

I; 9

– К

ызы

лтеп

инск

ий м

ог.;

10 –

Пер

вом

айск

ий V

II,

кург

. 14

, по

гр.

3 (д

етал

ь: б

ронз

овое

пер

екре

стие

меч

а)

Рис. 3. Китайские мечи:1–7 – эпоха Восточного Чжоу; 8–10 – эпоха Хань; 11 – эпоха Цинь

(погребальный комплекс Цинь Шихуанди, терракотовая армия);12 – нефритовое перекрестие меча

(музей Шицзяч-жуанского пединститута, провинция Хэбэй).1–7, 10, 11 – бронза; 8, 9 – железо; 12 – нефрит

Рис. 4. Изображение воинов с мечами на орлатской поясной пластине

Рис.

5. Н

аход

ки в

ран

неса

рмат

ских

пог

ребе

ниях

и и

х во

сточ

ные

анал

оги:

А. Н

аход

ки в

сар

мат

ских

пог

ребе

ниях

: 1

– Ры

бны

й, к

ург.

3, п

огр.

12;

2,

10 –

Под

горн

енск

ий V

I, к

ург.

1, п

огр.

6;

3 –

Леб

едев

ка V

, ку

рг.

16,

погр

. 3;

4,

8, 1

4 –

Быко

во,

кург

. 11

, по

гр.

6; к

ург.

2, п

огр.

11

(рас

копк

и А

.С.

Скр

ипки

на,

1977

, 19

78 г

г.);

5 –

Торг

уй,

кург

. В

4; 6

– Б

икти

мир

ский

мог

., по

гр.

39;

7, 1

1, 1

2 –

Вер

хнее

Пог

ром

ное,

кур

г. 14

, по

гр.

11;

кург

. 6,

пог

р. 8

; 9

– Ку

шум

, ку

рг.

2, п

огр.

2;

13 –

Поп

ов,

кург

. 58

/26,

пог

р. 9

; 15

, 16

– П

окро

вка

I, ку

рг.

12,

погр

. 1;

кург

. 3

(рас

копк

и Л

.Т. Я

блон

ског

о, 1

994

г.);

17 –

Вер

хний

Бал

ыкл

ей, к

ург.

5, п

огр.

4;

18 –

Кал

инов

ка,

кург

. 8,

пог

р. 3

4;19

– К

рива

я Л

ука

XV,

кур

г. 2,

пог

р. 7

. Б.

Вос

точн

ые

анал

оги:

1, 2

, 8–

11 –

Ай-

мы

рлы

г (Т

ува)

; 3–

6 –

таш

тыкс

кая

куль

тура

(по

С.В

. К

исел

еву

и Л

.Р.

Кы

злас

ову)

; 7

– С

улуг

-Хем

(Ту

ва);

12,

18

– К

амен

ка I

II;

13 –

Бар

сучи

ха;

14–1

6 –

Кал

ы;

19 –

Раз

лив

III

(12–

16, 1

9 –

Сре

дний

Ени

сей,

тес

инск

ий э

тап)

; 17

– С

аглы

-Баж

и IV

(Ту

ва);

20 –

Хан

алы

(Ту

ркм

ения

)

Рис.

6. П

оясн

ые

пряж

ки и

з са

рмат

ских

пог

ребе

ний

и др

угих

кул

ьтур

:А.

Нах

одки

в р

анне

сарм

атск

их п

огре

бени

ях:

1, 2

– Ж

утов

о, к

ург.

27,

погр

. 4;

3,

4 –

Бело

кам

енка

, ку

рг.

7, п

огр.

2;

5 –

Коси

ка,

погр

. 26

; 6

– За

ливс

кий,

кур

г.1,

пог

р. 9

; 7

– В

ерхн

ее П

огро

мно

е I,

кург

. 4,

пог

р. 4

; 8

– П

етру

нино

II,

кург

. 1,

пог

р. 4

; 9

– К

рива

я Л

ука

VII

, кур

г. 9,

пог

р. 2

8. Б

. В

осто

чны

е ан

алог

и: 1

– Д

аоду

ньцз

ы (

Сев

ерны

й К

итай

);2

– К

алы

(С

редн

ий Е

нисе

й);

3 –

Иво

лгин

ское

гор

одищ

е (З

абай

каль

е);

4 –

Кую

-Маз

арск

ий м

ог.

(Сре

дняя

Ази

я);

5 –

Озн

ачен

ная

(Сре

дний

Ени

сей)

; 6

– Д

ерес

туйс

кий

мог

. (З

абай

каль

е);

7, 8

– Б

абаш

овск

ий м

ог.

(Сре

дняя

Ази

я);

9 –

Кар

амур

ун I

I(Ц

ентр

альн

ый

Каз

ахст

ан);

10 –

Ляв

анда

к; 1

1 –

Ших

рива

йрон

(по

след

ние

– С

редн

яя А

зия)

.А.

1–2

– г

агат

; 3–

9 –

брон

за;

Б. 1

–4 –

гаг

ат;

5–11

– б

ронз

а

Рис.

7. В

ещи

из п

огре

бени

й ра

ннес

арма

тско

й ку

льту

ры П

овол

жья

, Юж

ного

При

урал

ья и

их

анал

оги

в др

угих

кул

ьтур

ах:

А: Н

аход

ки в

ран

неса

рмат

ских

пог

ребе

ниях

: 1

– Ус

атов

о, к

ург.

18;

2 –

Шул

ьц,

кург

. В

4, п

огр.

8;

3 –

15-й

пос

елок

, ку

рг.

5,по

гр. 4

; 4

– С

тепн

ая I

V, к

ург.

1, п

огр.

38;

5 –

Ров

ное,

кур

г. 14

, по

гр.

6; 6

– А

литу

б, к

ург.

5, п

огр.

29;

7 –

Эвд

ык,

кур

г. 4,

погр

. 18;

8 –

Бар

баст

ау I

II,

кург

. 3,

пог

р. 9

; 9

– Ч

кало

вска

я гр

., ку

рг.

3, п

огр.

7;

10 –

Хан

ата,

кур

г. 5,

пог

р. 1

4;11

–12

– К

алм

ыко

во,

кург

.2,

погр

. 4;

13

– К

алин

овка

, ку

рг.

12,

погр

. 23

; 14

– Б

ыко

во,

кург

. 9,

пог

р.7

(рас

копк

и А

.С.

Скр

ипки

на);

15

– Ба

рбас

тау

V, к

ург.

23;

16 –

Кра

снос

елец

, ку

рг.

2, п

огр.

6.

Б: В

осто

чны

е ан

алог

и: 1

–3,

8 –

таш

тыкс

кая

куль

тура

(по

С.В

. К

исел

еву

и Л

.Р.К

ызл

асов

у);

4–6

– Ко

кэль

(Ту

ва);

7 –

Кал

ы (

Сре

дний

Ени

сей)

; 9

– Ко

ш-П

ей (

изоб

раж

ение

на

олен

ном

кам

не,

Тува

); 1

0 –

Ушки

н Ув

ера

(Мон

голи

я);

11 –

Арж

ан (

изоб

раж

ение

на

олен

ном

кам

не,

Тува

); 1

2 –

кара

сукс

кая

куль

тура

(по

Н.Л

. Ч

лено

вой)

;13

– т

атар

ская

кул

ьтур

а (п

о Н

.Л.

Чле

ново

й);

14 –

Шеб

алин

о (А

лтай

); 1

5 –

Горн

ый

Алт

ай (

по А

.С.

Сур

азак

ову)

;16

– Л

яван

дакс

кий

мог

ильн

ик (

Сре

дняя

Ази

я);

17–2

0 –

Сев

ерны

й К

итай

(по

Чж

ун С

ук-Б

э)

– 228 –



Абдуллаев, К. А. Номады в искусстве эллинистической Бактрии// ВДИ. – 1998. – № 1.

Агеев, Б. Б. III Кушулевский могильник пьяноборской культуры/ Б. Б. Агеев, Н. А. Мажитов // Археологические работы в низовьяхБелой. – Уфа, 1986.

Балабанова, М. А. Антропологический состав и происхождение ран-них кочевников Южного Приуралья и Нижнего Поволжья (VI в. до н. э. –1-я половина II в. н. э.) // Научные школы Волгоградского государственно-го университета. Археология Волго-Уральского региона в эпоху раннегожелезного века и Средневековья. – Волгоград, 1999а.

Балабанова, М. А. Антропология сарматских погребальных памят-ников Нижнего Поволжья IV–III вв. до н. э. // НАВ. – Волгоград, 1999б. –Вып. 2.

Безуглов, С. И. Позднесарматский меч из ст-цы Камышевской // Про-блемы археологии Юго-Восточной Европы : тез. докл. VII Дон. археол. конф. –Ростов н/Д, 1998.

Бернар, П. Номады на границе Бактрии (к вопросу этнической и куль-турной идентификации) / П. Бернар, К. Абдуллаев // РА. – 1997. – № 1.

Бичурин, И. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в СреднейАзии в древние времена / И. Я. Бичурин. – М. ; Л., 1950. – Т. II.

Васюткин, С. М. Археологические работы в низовьях Белой / С. М. Ва-сюткин, В. К. Калинин. – Уфа, 1986.

Волков, В. В. Бронзовый и ранний железный век Северной Монго-лии / В. В. Волков. – Улан-Батор, 1967.

Восточный Туркестан в древности и раннем Средневековье. Хо-зяйство, материальная культура. – М., 1995.

Вязьмитина, М. И. Золотобалковский могильник / М. И. Вязьмити-на. – Киев, 1972.

Глебов, В. П. Раннесарматские захоронения с северной ориентаци-ей погребенного на Нижнем Дону / В. П. Глебов // Вторая Кубанскаяархеологическая конференция : тез. докл. – Краснодар, 1993.

Глухов, А. А. Савромато-сарматские погребения из курганов врайоне поселка Котлубань / А. А. Глухов, А. С. Скрипкин // Историко-археологические исследования в Нижнем Поволжье. – Волгоград,1999. – Вып. 3.

Горелик, М. В. Оружие Древнего Востока IV тысячелетия – IV в. дон. э. / М. В. Горелик. – М., 1993.

– 229 –


Гугуев, В. К. Ханьские зеркала и подражания им на территории югаВосточной Европы / В. К. Гугуев, М. Ю. Трейстер // РА. – 1995. – № 3.

Гумилев, Л. Н. Хунну / Л. Н. Гумилев. – СПб., 1993.Дьяконова, В. П. Большие курганы кладбища на могильнике Кокэль

// Тр. Тувинской КАЭЭ. – Л., 1970. – Т. III.Дьяченко, А. Н. Археологические исследования в Волго-Донском меж-

дуречье / А. Н. Дьяченко, Э. Мэйб, А. С. Скрипкин, В. М. Клепиков // НАВ. –Волгоград, 1999. – Вып. 2.

Дэвлет, М. А. Сибирские поясные ажурные пластины II в. до н. э. –I в. н. э. // САИ. – М., 1980. – Вып. Д 4-7.

Еременко, В. Е. Хронология могильника Чаплин верхнеднепровско-го варианта зарубинецкой культуры / В. Е. Еременко, В. Г. Журавлев// Проблемы хронологии эпохи Латена и римского времени. – СПб., 1992.

Ковпаненко, Т. Т. Сарматское погребение I в. н. э. на Южном Буге/ Т. Т. Ковпаненко. – Киев, 1986.

Кожанов, С. Т. Некоторые вопросы организации военного дела вКитае конца I тыс. до н. э. / С. Т. Кожанов // История и культура ВосточнойАзии. – Новосибирск, 1990.

Комиссаров, С. А. Комплекс вооружения Древнего Китая эпохи по-здней бронзы / С. А. Комиссаров. – Новосибирск, 1988.

Королькова, Е. Ф. Образы верблюдов и пути их развития в искусст-ве ранних кочевников Евразии // АСГЭ. – СПб., 1999. – Вып. 34.

Крадин, Н. Н. Империя хунну / Н. Н. Крадин. – Владивосток, 1996.Кызласов, Л. Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинс-

кой котловины / Л. Р. Кызласов. – М., 1960.Максименко, В. Е. Позднесарматские погребения в курганах на реке

Быстрой / В. Е. Максименко, С. И. Безуглов // СА. – 1987. – № 1.Мандельштам, А. М. История скотоводческих племен и ранних кочев-

ников на юге Средней Азии : автореф. дис. ... д-ра ист. наук / А. М. Мандельш-там. – М. ; Л., 1972.

Мандельштам, А. М. Кочевники на пути в Индию // МИА. – М.; Л.,1966. – № 136.

Мандельштам, А. М. Кочевое население Среднеазиатского между-речья в последние века до нашей эры и первые века нашей эры // Степнаяполоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. – М., 1992.

Марченко, И. И. Сираки Кубани / И. И. Марченко. – Краснодар, 1996.Маслов, В. Е. О датировке изображений на поясных пластинах из

Орлатского могильника // Евразийские древности. 100 лет Б. Н. Гракову :архивные материалы, публикации, статьи. – М., 1999.

– 230 –


Международные отношения и дипломатия на Древнем Восто-ке. – М., 1987.

Миняев, С. С. Производство и распространение поясных плас-тин с зооморфными изображениями (по данным спектрального ана-лиза) // Дэвлет М.А. Сибирские поясные ажурные пластины II в. до н. э. –I в. н. э. – М., 1980. – (САИ ; вып. Д 4-7).

Могильников, В. А. Саргатская культура // Степная полоса азиатскойчасти СССР в скифо-сарматское время. – М., 1992а.

Могильников, В. А. Хунну Забайкалья // Степная полоса азиатскойчасти СССР в скифо-сарматское время. – М., 1992б.

Мордвинцева, В. И. Так называемый «греко-бактрийский стиль» вэллинистической торевтике // Научные школы Волгоградского государ-ственного университета. Археология Волго-Уральского региона в эпохураннего железного века и Средневековья. – Волгоград, 1999.

Мордвинцева, В. И. Фалары с изображением Белерофонта из сарматс-кого погребения у села Володарка в Западном Казахстане // РА. – 1996. – № 4.

Мордвинцева, В. И. Фалар эллинистической работы с берегов р. Ишим/ В. И. Мордвинцева, Г. Б. Зданович, А. Д. Таиров // РА. – 1997. – № 4.

Мордвинцева, В. И. Сарматские парадные мечи из фондов Волгог-радского областного краеведческого музея / В. И. Мордвинцева, О. А. Шин-карь // НАВ. – Волгоград, 1999. – Вып. 2.

Мошкова, М. Г. Памятники прохоровской культуры // САИ. – М.,1963. – Вып. Д 1–10.

Обельченко, О. В. Кую-Мазарский могильник // Тр. Института исто-рии и археологии АН УзССР. – Ташкент, 1956. – Вып. VIII.

Обельченко, О. В. Лявандакский могильник // История материаль-ной культуры Узбекистана. – Ташкент, 1961. – Вып. 2.

Обельченко, О. В. Мечи и кинжалы из курганов Согда // СА. –1978. – № 4.

Погодин, Л. И. Лаковые изделия из памятников Западной Сибирираннего железного века // Взаимодействие саргатских племен с внешниммиром. – Омск, 1998.

Порохова, О. И. Отчет о раскопках в Переволоцком и Оренбургскомрайонах Оренбургской области за 1983 г. // Архив ИА РАН. – Р-1. – № 9266.

Пугаченкова, Т. А. Древности Мианкаля / Т. А. Пугаченкова. – Таш-кент, 1989.

Пшеницына, М. Н. Культура племен Среднего Енисея во II–I вв.до н. э. (тесинский этап) : дис. ... канд. ист. наук / М. Н. Пшеницына. –Л., 1975 (рукопись).

– 231 –


Пшеницына, М. Н. Тесинский этап // Степная полоса Азиатской ча-сти СССР в скифо-сарматское время. – М., 1992.

Симоненко, О. В. Сарматы Пiвнiчного Причерномор’я. Хроноло-гия, перiодизацiя та етно-политычна iсторiя : автореф. дис. ... д-ра ист. наук/ О. В. Симоненко. – Киiв, 1999.

Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия. Проблемы хронологии и ееисторический аспект / А. С. Скрипкин. – Саратов, 1990а.

Скрипкин, А. С. К датировке некоторых типов сарматского оружия// СА. – 1980. – № 1.

Скрипкин, А. С. К проблеме исторической интерпретации археоло-гических параллелей в культурах Алтайского и Доно-Уральского регио-нов в последние века до нашей эры // Античная цивилизация и варварс-кий мир : материалы III археологического семинара : в 2 ч. – Ч. II. – Ново-черкасск, 1993.

Скрипкин, А. С. Китайские впечатления российского археолога// Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 4,История. Философия. – Волгоград, 1996. – Вып. 1.

Скрипкин, А. С. Между Китаем и Римом // Festschrift, 1993–1998 :5 Jahre wissenschaftliche Zusammenarbeit der Universitäten Köln undWolgograd / А. С. Скрипкин. – Köln : Kirsch-Verlag, 1998.

Скрипкин, А. С. О конечной дате раннесарматской культуры вНижнем Поволжье // Вопросы археологии юга Восточной Европы. –Элиста, 1990б.

Скрипкин, А. С. О происхождении мечей с кольцевидным навер-шием у сарматов в свете миграционной концепции // Международныеотношения в бассейне Черного моря в древности и Средние века. – Ро-стов н/Д, 1992.

Скрипкин, А. С. Погребальный обряд и материальная культурасарматов европейских степей в первые века нашей эры // Научныешколы Волгоградского государственного университета. Археология Вол-го-Уральского региона в эпоху раннего железного века и Средневеко-вья. – Волгоград, 1999.


Стамбульник, Э. А. Новые памятники гунно-сарматского временив Туве // Древние культуры евразийских степей. – Л., 1983.

Степугина, Т. В. Империя Хань – завершающий этап развитиядревнекитайского общества : автореф. дис. ... д-ра ист. наук / Т. В. Сте-пугина. – М., 1990.


Суин Тий. Длинные мечи с украшениями из нефрита и способы ихношения // Ка-огу (археология). – 1985. – № 1. – На кит. яз.

У Энь, Чжун Кань, Ли Цзиньцзэн. Могильник сюнну в деревне Да-одуньцзы уезда Тунсинь в Нинся // История и культура Востока Азии. –Новосибирск, 1990.

Чжун Сук-Бэ. Кинжалы эпохи раннего железа из Северного Китая// Античная цивилизация и варварский мир : материалы 6-го археологи-ческого семинара. – Краснодар, 1998а. – Ч. I.

Чжун Сук-Бэ. Проблема взаимоотношений племен Северного Ки-тая с племенами Сибири в эпоху бронзы и раннего железа (на основа-нии сравнительного изучения кинжалов и ножей) : дис. ... канд. ист. наук/ Чжун Сук-Бэ. – М., 1998б (рукопись).

Яблонский, Л. Т. Раскопки курганных могильников Покровка I иПокровка II в 1994 г. / Л. Т. Яблонский, Дж. Дэвис-Кимбелл, Ю. В. Деми-денко // Курганы левобережного Илека. – М., 1995.

Bunker, E. C. et. al. Ancient bronzes of the Eastern Eurasian steppesfrom the Arthur M. Sackler Collections / Emma C. Bunker, Trudy S. KawamiKatheryn M. Linduff, Wu En. – N. Y., 1997.

Müller, U. Der Einfluss der Sarmaten auf Germanen / U. Müller. –Bern, 1998.

– 233 –

Î ÕÀÐÀÊÒÅÐÅ ÂÎÑÒÎ×ÍÛÕ ÑÂßÇÅÉÊÎ×ÅÂÍÈÊÎÂ

ÐÀÍÍÅÃÎ ÆÅËÅÇÍÎÃÎ ÂÅÊÀÂÎËÃÎ-ÄÎÍÑÊÈÕ

È ÑÅÂÅÐÎÊÀÂÊÀÇÑÊÈÕ ÑÒÅÏÅÉ

(Òðåòüÿ Êóáàíñêàÿ àðõåîëîãè÷åñêàÿ êîíôåðåíöèÿ : òåç. äîêë.ìåæäóíàð. àðõåîë. êîíô. – Êðàñíîäàð ; Àíàïà : Êðàéáèáêîëëåêòîð,2001. – Ñ. 180–182.)

Довольно часто нахождение в погребениях кочевников вещейимпортного происхождения исследователи интерпретируют какрезультат экономических связей с теми районами, где эти вещи былипроизведены, а места их обнаружения отождествляют с пунктами,через которые проходили торговые пути.

В связи с этим хотелось бы остановиться на методическойстороне интерпретации такого рода материалов. В данном слу-чае следует учитывать специфику этнического контекста. Коче-вые общества вели достаточно подвижный образ жизни. Местаобитания кочевников и нахождение их могильников могли нахо-диться в совершенно разных местах. Учитывая, что сарматы встабильные периоды своей жизни совершали сезонные меридио-нальные перекочевки, могильники, принадлежащие одной и тойже группировке кочевников, возникшие в летнее и зимнее время,могли располагаться за сотни километров друг от друга. По об-разному выражению одного известного археолога, курганные мо-гильники кочевников не следует отождествлять с хуторами 1. Мы

1 Из выступления Л.Т. Яблонского на IV Международной конференциипо истории и культуре сарматов (Самара, апр. 2000 г.).


– 234 –


не можем ответить на вопрос, где была приобретена та илииная импортная вещь кочевником, которая потом попала вмес-те с ним в погребение.

В степи также случались миграции кочевников, зачастую назначительные расстояния, приводившие к появлению новых кате-горий вещей. Существовали и многие другие пути поступленияимпортных вещей к кочевникам: военная добыча, плата за служ-бу, дипломатические дары.

Кроме того, не все импортные категории находок могли бытьпредметами торговли. Так, например, начиная с середины II в. дон. э. в сарматских памятниках Восточной Европы в настоящеевремя выявлен целый пласт вещей, своим происхождением свя-занных с Китаем, Монголией, Южной Сибирью. Это длинные мечи,обнаруживающие ближайшие аналогии среди китайского клинко-вого оружия; гагатовые поясные пряжки и конская узда, извест-ные в хуннских древностях; бронзовые поясные пряжки, близкиеюжно-сибирским образцам, и другие. Навряд ли весь этот кругинноваций в материальной культуре сарматов можно объяснитьустановлением ими торговых контактов с этими столь удаленны-ми восточными районами. Многие из указанных категорий несутвыраженную этническую нагрузку. Китайское оружие также невходило в число вещей, предназначенных для торговли.

Появление новых категорий вещей в сарматских курганахво II–I вв. до н. э. уверенно может быть объяснено теми истори-ческими событиями, которые были связаны с передвижениямикочевников, нашедшими отражение, в частности, и в письмен-ных источниках. Вызваны они были агрессивной политикой хун-ну в отношении своих восточных соседей и отходом последнихна запад, отдельные из которых достигли, вероятно, СеверногоПричерноморья.

Не связано, вероятно, с торговлей и появление в ряде бога-тых курганов Нижнего Дона и Волги вещей, выполненных в золо-то-бирюзовом стиле. Курганы типа Хохлач, Садовый, Жутово,Косика и другие, где найдены эти вещи, принадлежали знати но-вой группировки кочевников, утвердившихся в восточноевропейс-ких степях в I в. нашей эры.


При обосновании установления экономических связей и осо-бенно появления постоянно действующих торговых путей в коче-вой среде только археологических памятников недостаточно. Дляэтого необходимо подтверждение письменных источников. В дан-ном случае особое значение имеет географическая осведомлен-ность античных авторов в отношении исследуемого района. Намой взгляд, данные античных географов имеют существенноезначение при определении начала функционирования северногоответвления Великого шелкового пути.

Ряд исследователей, опираясь в основном на археологичес-кие материалы, полагают, что шелковый путь через СреднююАзию – Урал – Волгу в Северное Причерноморье начал дей-ствовать еще до нашей эры. Однако анализ письменной тради-ции, как античной, так и китайской, свидетельствует о полнойнеосведомленности о таком важном отрезке этого пути, кото-рый заключен между Доном и Средней Азией, вплоть до конца I в.нашей эры. Оригинальные данные об этом районе и, зачастую,достаточно точные, приводит только Птолемей, создавший свойтруд «Географическое руководство» примерно в середине II в.нашей эры. Есть все основания утверждать, что эти сведениябыли получены Птолемеем из итинерария (подорожника), кото-рым пользовались купцы.

Торговые пути в степи могли действовать при относительнойполитической стабильности. Такая стабильность на границе Европыи Азии могла установиться с утверждением здесь аланов.

– 236 –

Î ÂÐÅÌÅÍÈ ÏÎßÂËÅÍÈß ÀËÀÍÎÂ Â ÂÎÑÒÎ×ÍÎÉ ÅÂÐÎÏÅÈ ÈÕ ÏÐÎÈÑÕÎÆÄÅÍÈÈ

(ÈÑÒÎÐÈÎÃÐÀÔÈ×ÅÑÊÈÉ Î×ÅÐÊ)

(Èñòîðèêî-àðõåîëîãè÷åñêèé àëüìàíàõ Àðìàâèðñêîãî êðàåâåä÷åñêîãîìóçåÿ. – Âûï. 7. – Àðìàâèð ; Ì. : Àðìàâèð. êðàåâåä. ìóçåé, 2001. –Ñ. 15–40.)

Изучение истории и культуры сарматов, особенно первых ве-ков нашей эры, неразрывно связано с аланской проблематикой.Судя по письменным источникам, аланы являлись активной поли-тической силой, участвуя в различных событиях от Кавказа доЗападной Европы, зачастую оказывая существенное влияние наних. Кроме того, аланы, расселившись на огромной территории,приняли участие в формировании ряда современных народов, чтово многом предопределило интерес к ним исследователей. Осно-вы изучения истории аланов были заложены еще в XIX в. такимиучеными, как К. Мюлленхоф, В. де Сент-Мартин, В.Ф. Миллер,Ю.А. Кулаковский. В последующее время эта тема стала при-влекать к себе все большее внимание специалистов различныхобластей знания: истории, этнографии, археологии, лингвистики, ик настоящему времени мы имеем практически необозримое ко-личество литературы по различным проблемам истории и культу-ры аланов. Все это привело к формированию научного направле-ния, получившего название «аланистика», объединяющего все от-расли знания об аланах.


– 237 –


В своей статье историографического жанра я не ставлю цельпроанализировать всю отечественную и зарубежную литературупо аланам, накопившуюся за более чем столетний период, это не-посильная задача, к тому же некоторыми авторами в разное вре-мя по отдельным вопросам аланской истории историографичес-кие обзоры уже делались. Я хотел бы остановиться на рассмот-рении ряда проблем по истории и археологии аланов, которые на-ходятся в поле зрения отечественных авторов преимущественно2-й половины XX в. и особенно последних лет. Это в первую оче-редь определение времени первого появления на историческойарене аланов, их происхождение, а также отождествление с нимиотдельных археологических памятников.

О времени появления алановв Причерноморье и на Кавказе

Проблема появления аланов в Причерноморье и на Кавказерассматривается исследователями обычно в зависимости от техконцепций, которых они придерживаются в отношении их происхож-дения. Сторонники местного происхождения аланов, их вызреванияв среде ираноязычных кочевников, обитавших в степях к северу отКавказа еще до нашей эры, соответственно считают, что предкиаланов появились здесь задолго до того момента, когда они попалив поле зрения античных авторов. Те же, кто придерживается мне-ния о том, что сложение аланского этноса произошло в других ме-стах и что в Причерноморье и на Северном Кавказе аланы появля-ются как новая политическая сила, полагают, что начало их упоми-нания в письменных источниках и реальное их появление здесь нестолько сильно различаются по времени.

В доказательствах времени появления аланов, кроме пись-менных источников, часто используются и археологические дан-ные. В работах археологического плана не раз поднимался воп-рос о связи отдельных типов погребальных памятников или конк-ретных памятников с ранними аланами. Дата этих памятниковдолжна была определять и время их появления.

– 238 –


Очень остро вопрос о времени появления аланов ставилсякавказоведами, поскольку аланы считаются предками одного изсовременных кавказских народов – осетин. Один из основополож-ников данной концепции, В.Ф. Миллер, относит это событие к I в.н. э., считая, что уже в то время аланы были достаточно сильныи были способны оказывать существенное влияние на кавказскиеи закавказские события (Миллер, 1887. С. 50).

То что аланы письменными источниками начинают фикси-роваться в I н. э., ни у кого не вызывает сомнения. Споры возни-кают тогда, когда исследователи начинают определять более точ-ную дату в рамках этого века или когда пытаются выяснить вре-мя появления аланов на какой-либо территории.

В начале 1960-х гг. попытку уточнить время появления ала-нов на Северном Кавказе предпринял В.Б. Виноградов. Рассмат-ривая события, происходившие в этом регионе в I в. н. э., онпришел к выводу, что аланы здесь появляются сразу же послетак называемой сирако-аорсской войны 49 г., описанной Таци-том. Он считал, что в письменных источниках вплоть до 50-х гг.I в. н. э. аланы не упоминаются. В закавказских же событиях35 г. и северокавказских 49 г. основными действующими лицамибыли аорсы и сираки, которые постоянно выступали друг противдруга. Возражая грузинскому исследователю В.Н. Гамрекели,который относил появление аланов на Северном Кавказе ко II в.н. э., В.Б. Виноградов отмечал, что как раз после победы аор-сов и их коалиции над сираками, ранее господствовавшими в этихместах, сложилась благоприятная обстановка для появленияздесь аланов, как части аорсского племенного объединения (Ви-ноградов, 1963. С. 160–165). Надо отметить, что археологичес-кий материал, используемый им для поддержки данной версии,происходил с Северо-Восточного Кавказа.

После выхода в свет книги В.Б. Виноградова в журнале «Совет-ская археология» на нее появились две рецензии – В.А. Кузнецова иБ.Н. Гракова. В.А. Кузнецов, назвав интересной мысль В.Б. Виногра-дова о появлении аланов в Центральном Предкавказье после войнымежду сираками и аорсами в 49 г., вместе с тем высказал сомнение вправомочности распространения этих событий, имевших место в При-

– 239 –


кубанье, на территорию Центрального и Северо-Восточного Кавказа(Кузнецов, 1964. С. 233). Б.Н. Граков в вопросе о времени появленииаланов высказал несогласие с В.Б. Виноградовым. Он полагал, чтоутверждение аланов на Северо-Восточном Кавказе происходит не-сколько позже, не раньше 70 г., но и в это время Иосиф Флавийпомещает их на Дону, а не на Кавказе (Граков, 1964. С. 337, 340).

Идея В.Б. Виноградова была поддержана Б.А. Раевым, авпоследствии и автором этой статьи. Б.А. Раев, определяя времяпоявления аланов на Дону, отмечал, что достаточно известнымиони становятся с 3-й четверти I в. нашей эры. Пытаясь устано-вить более узкий хронологический коридор, в котором здесь мог-ли появиться аланы, он обратил внимание на факт, что античныеавторы никогда не смешивали аланов с сарматами, а поэтомумнение некоторых исследователей об участии в иберо-парфянс-ком конфликте 35 г. н. э. аланов, описанном Иосифом Флавием, неможет быть принято безоговорочно, так как Тацит, рассказываяо тех же событиях, говорит о приходе с севера сарматов. Крометого, участие в событиях 35 г. аланов маловероятно еще и пото-му, что в сирако-аорсской войне 49 г., охватившей значительнуючасть северокавказских территорий, они не упоминаются. Это, помнению Б.А. Раева, довольно странно, так как, являясь значи-тельной политической силой, какой они представлены в закавказ-ских событиях 35 г., аланы не остались бы непричастными к раз-горевшемуся более позднему конфликту на тех землях, которыеони в определенной степени должны были контролировать. К томуже противоборствующие стороны попытались привлечь в каче-стве своих союзников наиболее влиятельные силы в этом регио-не, но, как известно, таковыми оказались сираки и аорсы, извест-ные здесь еще по данным Страбона. Вслед за В.Б. Виноградо-вым Б.А. Раев приходит к выводу, что аланы на Северном Кавка-зе появляются после событий 49 г., раньше этого времени, по егомнению, они не могли появиться и на Нижнем Дону. Верхней да-той прихода сюда аланов он считал 65 г., не позже которого ихфиксирует на Дунае Сенека. Таким образом, по Б.А. Раеву, аланына Нижнем Дону должны были появиться в период между 49-м и65 годами (Раев, 1979. С. 13–15; 1986. С. 61, 62).

– 240 –


Вопрос о времени появления аланов в европейских степяхи на Кавказе постоянно был в центре внимания известного спе-циалиста по аланской проблематике Ю.С. Гаглойти. В отличиеот предшествующих авторов он относил выход аланов на исто-рическую арену к более раннему времени. Так, рассматриваясобытия 35 г., связанные с иберо-албано-парфянским конфлик-том, он полагал, что нет никаких сомнений в том, что в них при-няли участие аланы. Несмотря на разночтения в источниках,Иосиф Флавий в этих событиях упоминает скифов, а Тацит –сарматов, по мнению Ю.С. Гаглойти, в том и другом случае подэтими именами скрываются аланы. В более ранних своих рабо-тах он пользовался текстом «Иудейских древностей» ИосифаФлавия в латинском переводе, где в известном пассаже упоми-наются скифы. О том, что в этих скифах следует видеть аланов,он в большей степени полагался на мнение таких авторитетов,как В. де Сент-Мартин, Э. Шерпантье, М.И. Ростовцев и неко-торых других (Гаглойти, 1966. С. 50–55).

Однако М.И. Ростовцев, например, в отличие от Ю.С. Гаг-лойти не так уверенно утверждал о появлении аланов в 35 году.В одной из своих работ он говорил о возможном упоминании ала-нов в это время (Ростовцев, 1993. С. 92), в другой, отметив ран-ние упоминания об аланах у ряда античных авторов, он в то жевремя подчеркнул, что Помпоний Мела, описавший, в частности,районы вблизи Меотиды и который, как известно, закончил свойтруд в 40-е гг. I в. н. э., аланов не знает (Ростовцев, 1925. С. 60).

В недавно вышедшей статье Ю.С. Гаглойти впервые упомина-ет о другом – греческом оригинале текста «Иудейских древностей»в издании Б. Низе, где в событиях, приуроченных к 35 г., вместо ски-фов фигурируют аланы. Однако, судя по ссылке, эта информация по-лучена им не из оригинала, а из вторых рук (Гаглойти, 1995. С. 48).

В принципе Ю.С. Гаглойти 35 г. не считает самой раннейдатой, имеющей отношение к аланам. Он не исключал возможно-го участия аланов в Митридатовых войнах, по крайней мере, вовремя закавказского похода Помпея в 66–65 гг. до н. э., ссылаясьна упоминания аланов в этих событиях у Лукана и Аммиана Мар-целлина (Гаглойти, 1966. С. 81).

– 241 –


По мнению Ю.С. Гаглойти, аланы являлись довольно древ-ним населением в восточноевропейских степях, освоенных сарма-тами. Он придерживается мнения, высказывавшегося ранее и дру-гими исследователями, что, например, этноним «роксоланы» явля-ется разновидностью названия аланов и что его следует интерпре-тировать как «светлые аланы» (Гаглойти, 1995. С. 56). Как извест-но, народ под именем «роксоланы» в письменных источниках, втом числе и эпиграфических, начинает упоминаться в северопри-черноморских событиях с конца II в. до н. э. (Страбон. VII, 3, 17;Симоненко, 1993. С. 107–112). Кроме того, и этноним «языги»Ю.С. Гаглойти рассматривает как еще одну разновидность назва-ния все тех же аланов (Гаглойти, 1995. С. 50). Если принять после-дний тезис и учесть возможную генетическую связь языгов с яза-матами (яксаматами, иксиоатами), против чего, как кажется, невозражает и сам Ю.С. Гаглойти, то местные истоки аланов долж-ны уходить к началу скифской эпохи, поскольку язаматы упомина-ются уже у Гекатея, писавшего в конце VI в. до н. э. (Каменецкий,1971. С. 165–170; Виноградов, 1974. С. 153–160).

Вообще взгляды Ю.С. Гаглойти на проблему происхожде-ния и появления аланов на исторической арене, изложенные имеще в 1-й половине 1960-х гг., не претерпели особых измененийвплоть до последнего времени. Он считал раньше и продолжаетсчитать сейчас, что аланы сформировались на основе родствен-ных сармато-массагетских племен в восточноевропейском реги-оне языгов, роксоланов, аорсов, сираков. В появлении аланов наСеверном Кавказе особая роль отводится им аорсам, с которымитакже якобы генетически были связаны аланы, поэтому аланыпоявляются здесь в лице аорсов задолго до того, как они попалина страницы сочинений античных авторов. Впоследствии аланыстановятся во главе племенного объединения и занимают господ-ствующее положение, после чего в источниках исчезают упоми-нания об аорсах и сираках, но сохраняются такие названия, какязыги и роксоланы как разновидности наименования аланов (Гаг-лойти, 1964. С. 15).

Близкую Ю.С. Гаглойти позицию в вопросе об участии ала-нов в событиях 35 г. как первого упоминания о них в письмен-

– 242 –


ных источниках занял и известный кавказовед В.А. Кузнецов.Он считал, что в сарматах Тацита, как впрочем, и скифах Иоси-фа Флавия, выступивших против парфян, следует видеть ала-нов, которые в то время могли быть и аорсами, и сираками,полагая, что аорсы и сираки являлись одной из этнических ос-нов, на которой сформировались аланы (Кузнецов, 1992. С. 45).Однако точка зрения В.А. Кузнецова на древность аланскогоэтноса в Европе в целом отличается от взглядов на эту про-блему Ю.С. Гаглойти, так как он отводил важную роль в фор-мировании аланов среднеазиатским массагетам, расселившим-ся, по его мнению, на рубеже эр вплоть до Северного Кавказа.Таким образом, последний тезис как будто свидетельствует отом, что говорить об аланах в какой-либо их ипостаси в Европераньше этой даты не приходится.

В последнее время по интересующей нас теме появилсяряд статей С.М. Перевалова. Он специально обратился к вопро-су о первом упоминании аланов в сочинениях Иосифа Флавия«Иудейские древности», отметив односторонний подход боль-шинства отечественных исследователей к наследию этого ав-тора. Как это ни парадоксально, но С.М. Перевалов первый, ктов нашей литературе достаточно подробно рассмотрел пробле-му, связанную с существованием двух вариантов издания «Иудей-ских древностей» на греческом и латинском языках, причем ла-тинский вариант является переводом с греческого оригинала.В греческом варианте «Древностей» в событиях 35 г. указыва-ются аланы, правда, в этом месте текст оказался испорченными слово «аланы» стоит не в том падеже, в котором должно быть.Многие же наши исследователи, в том числе и автор данной ста-тьи, пользовались ставшим традиционным для нас изданиемпереводов греческих и латинских авторов, предпринятым еще вконце XIX в. В.В. Латышевым. Фрагменты из «Иудейских древ-ностей» в этом издании были даны по латинскому варианту тек-ста с конъектурой «скифы» в интересующем нас месте. Наибо-лее предпочтительным, по мнению С.М. Перевалова, являетсягреческий вариант «Древностей» уже потому, что он являетсяоригиналом (Перевалов, 1998. С. 96, 97).

– 243 –


На этом основании С.М. Перевалов склонен считать, что вкавказских событиях 35 г. приняли участие аланы. Кроме их упо-минания в греческой редакции «Иудейских древностей», он дляподдержки своей точки зрения привлекает данные Тацита, в част-ности о том, что упомянутые этим автором в конфликте 35 г. сар-маты не могут быть ни аорсами, ни сираками, как это считали ра-нее некоторые авторы. Это его мнение основано на том, что Тацитнигде не называет эти племена сарматами, следовательно, под эти-ми сарматами должно скрываться какое-то другое племенное объе-динение, вероятнее всего, аланы. Далее С.М. Перевалов полагает,что территориально аорсы и сираки с того момента, когда они былиописаны Страбоном, ко времени иберо-парфянского конфликта 35 г.значительно сместились к западу, что следует из описания Таци-том сирако-аорсской войны 49 г., события которой охватили частьтерритории Кубани и Приазовья, а земли по соседству с Дарьяльс-ким и Дербентским проходами могли занять те сарматы, которыев 35 г. выступили союзниками как иберов, так и парфян. В пользуаланской версии в событиях 35 г., по мнению С.М. Перевалова, сви-детельствует и разница в политической организации с одной сторо-ны сарматов Тацита, а с другой – аорсов и сираков. Во главе после-дних стояли цари, о чем есть данные у Страбона и того же Тацита.Кроме того, С.М. Перевалов ссылается на возможную конъектуруК. Мюллера в рассказе Диодора об Арифарне как царе сираков.Сарматов же Тацита в 35 г. возглавляли скептухи, стоявшие ран-гом ниже аорсских и сиракских царей, но действовавшие вполнесамостоятельно. С.М. Перевалов предлагает видеть в них аланов,которые, вне зависимости от версии их происхождения, начинаютоформляться в самостоятельную политическую силу. И последнее:аланов, как считает С.М. Перевалов, отличала и новая тактика ве-дения боя, особенностями которой являлись лобовая атака конныхвоинов, защищенных панцирями и использующими пики и длинныемечи. Такая манера ведения боя была описана Флавием Аррианоми названа «алано-сарматской», а впервые, по состоянию источни-ков, она была применена все в том же 35 г. сарматами против пар-фян, что еще раз подтверждает аланскую версию в данных собы-тиях (Перевалов, 2000. С. 203–210).

– 244 –


Мнение о довольно раннем знакомстве римлян с аланамибыло высказано М.Б. Щукиным. Он полагал, что некоторые све-дения об аланах они получали еще со времени Августа, или, точ-нее, с конца его жизни, а во времена Нерона римляне уже доста-точно хорошо были осведомлены о них (Щукин, 1992. С. 118; 1994.С. 209). Правда, развернутого доказательства появления инфор-мации в Риме об аланах в столь раннее время он не приводит,указав лишь на то, что Валерий Флакк, пересказывая миф об ар-ганавтах его ученикам, внукам Августа, упоминает на Кавказеаланов. Но этот рассказ Валерия Флакка мог состояться тольково 2-й половине I в. н. э., когда, собственно, и жил этот автор.Август, как известно, умер в 14 г. нашей эры. Таким образом,Валерий Флакк мог отразить состояние дел ближе к своему вре-мени, когда аланы были уже у многих на слуху.

Теперь обратимся к тем работам, в которых предпринима-лись попытки определить время появления аланов с использова-нием археологических источников. Традиция отождествлять теили иные археологические памятники и даже культуры с аланамизародилась достаточно давно. Так, П. Pay еще в 20-е гг. XX в.сопоставил выделенную им среди сарматских памятников Повол-жья Stufe В, соответствующую позднесарматской культуре, с ала-нами, датировав ее II–IV веками (Rau, 1927. S. 105–112).К.Ф. Смирнов раскопанные на Кубани Н.И. Веселовским в нача-ле XX в. курганы, получившие название «Золотое кладбище», так-же связывал с аланами (Смирнов, 1952. С. 13).

К настоящему времени накопилось достаточно много лите-ратуры, в которой рассматривается вопрос об отождествленииархеологических памятников Северного Кавказа с аланами. Ос-тановлюсь только на основных моментах этой темы. Начиная сработ В.А. Кузнецова и Л.Г. Нечаевой, широкое распространениеполучила гипотеза о связи катакомбного обряда погребения с алан-ским этносом. Имеющийся тогда материал позволял считать, чтокатакомбный обряд погребения на Северном Кавказе начинаетраспространяться с I в. н. э., что совпадало с временем появле-ния первых упоминаний об аланах в письменных источниках. Новпоследствии на Кавказе были открыты памятники с катакомб-

– 245 –


ным обрядом, датирующиеся II–I вв. до н. э., такие как НижнийДжулат, Чегем II (Абрамова, 1972; Керефов, 1985).

М.П. Абрамова высказала иную точку зрения на появлениекатакомбного обряда погребения на Северном Кавказе. Решаю-щее значение в его распространении играли не сарматы, средикоторых, по мнению ряда исследователей, скрывались предкиаланов, а некая общая тенденция, связанная с возведением скле-повых сооружений у населения Северного Причерноморья, Кры-ма, Тамани, Кубани. Это явление, по ее мнению, отражало опре-деленные социальные и идеологические представления, не свя-занные с конкретным этносом (Абрамова, 1982. С. 9–17). Явныйприоритет региона, откуда могли распространиться катакомбы,например, II типа на Северном Кавказе, в хронологическом и ко-личественном отношениях, принадлежит западным от него райо-нам по сравнению с Поволжьем, районом компактного прожива-ния сарматов (Абрамова, 1993. С. 100).

Открытие катакомб на Северном Кавказе, датирующихсядо начала нашей эры, потребовало коррекции взглядов и сторон-ников связи катакомбного обряда с аланами. В.Б. Виноградов всовместной статье с Я.Б. Березиным высказал мнение о том, чторанние катакомбы здесь сначала могли принадлежать сиракско-му, а затем раннеаланскому политическому объединениям (Ви-ноградов, Березин, 1985. С. 56). В.А. Кузнецов и Ю.С. Гаглойтисвязывали начало распространения катакомб на Северном Кав-казе со степным сарматским миром, с распространением в Пред-кавказье раннесарматской культуры, основными носителями ко-торой, по К.Ф. Смирнову, были аорсы. Наиболее ранние погре-бальные памятники этой культуры, в том числе и в катакомбах,появляются на Ставрополье и датируются IV–III вв. до н. э. (Куз-нецов, 1992. С. 37; Гаглойти, 1992. С. 12).

Ю.С. Гаглойти, например, пишет, что появление катакомб-ного обряда погребения на Северном Кавказе до начала нашейэры полностью соответствует разделяемой им точке зрения о ге-нетической преемственности аланов с предшествующими сарма-тами и образованием аланской этнической общности в результатеперегруппировки среди северокавказских сарматов, в связи с чем

– 246 –


происходит переименование аорсов на аланов. Это, так сказать,генеральная линия, кроме того, в этом процессе могли участво-вать другие племена Северного Кавказа (Гаглойти, 1992. С. 12).Концепция сторонников ведущей роли сарматов (аорсов) в фор-мировании аланов на северокавказской почве не дает ответа навопрос о времени их появления здесь, поскольку неизвестно, ког-да произошло переименование аорсов в аланов, как и то, с какоговремени катакомбный обряд погребения становится их археоло-гическим признаком.

По иному к данной проблеме подошел Т.А. Габуев. Рассмат-ривая катакомбные памятники Центрального Предкавказья, он при-шел к выводу, что впускные катакомбные погребения, как и грун-товые, относящиеся к сарматскому периоду, датируемые им II в.до н. э. – III в. н. э., по целому ряду признаков существенно отлича-ются от подкурганных индивидуальных катакомбных погребений,появившихся здесь с середины III в. нашей эры. Эти последние, поего мнению, не являются прямым продолжением более ранних ка-такомбных традиций. Население, оставившее подкурганные ката-комбные погребения, он склонен считать аланами. Таким образом,по Т.А. Габуеву, аланы на Северном Кавказе появляются с середи-ны III в. нашей эры. Правда, здесь же он оговаривает возможностьдатировать это событие и несколько более ранним временем, таккак некоторые погребения отмеченного типа датируются 1-й поло-виной III в. или даже II века. Однако, как он отмечает, эти памятни-ки единичные и пока не могут существенно скорректировать вы-шеприведенную дату массового прихода аланов в ЦентральноеПредкавказье. Что касается более ранних аланских памятников,то Т.А. Габуев считает наиболее убедительной версию Б.А. Раева,отождествлявшего с аланами богатые сарматские курганы Ниж-него Дона. Присутствие же донских аланов на Кавказе в первыевека нашей эры, по Т.А. Габуеву, вполне возможно, тем более ихпоходы в Закавказье, но говорить о длительном их здесь прожива-нии преждевременно (Габуев, 1999. С. 55–66).

Б.А. Раев относил к аланской знати такие известные своимбогатством курганы на Нижнем Дону, как Хохлач, Садовый, Ба-гаевские курганы и другие, в которых наряду с античным импор-

– 247 –


том встречены находки, отражающие культурные традиции вос-точного кочевого мира, вплоть до Алтая. Обилие импорта позво-лило Б.А. Раеву довольно точно определить время появления пер-вых курганов из этой серии – не ранее середины I в. н. э., что, какон считал, совпадает с его реконструкцией в определении време-ни появления аланов на Нижнем Дону по письменным источни-кам (Raev, 1986. Р. 58–63).

Идея Б.А. Раева о принадлежности богатых нижнедонских кур-ганов аланам, обосновавшимся здесь в I в. н. э., подвигла в своевремя автора этой статьи проверить ее на массовом материале. Ходмоих рассуждений был следующим: если эти, несмотря на ограбле-ние большинства из них, достаточно богатые курганы, условно цар-ские, принадлежали ранним аланам, пришедшим сюда с востока, тоза ними должно было стоять и рядовое население, которое такжедолжно было оставить археологический след. Богатство отмечен-ных курганов воплощало политическое могущество, основой которо-го должна быть сильная армия и, в конце концов, народ, составляв-ший ядро нового политического объединения. В расчет следовалобрать не только Нижний Дон, а более широкую территорию, так каксильные объединения кочевников, как правило, контролировали дос-таточно обширные области. Необходимо было выяснить, есть лиоснования говорить о каких-либо существенных изменениях, произо-шедших на значительных пространствах степей Юго-ВосточнойЕвропы во время, близкое сооружению нижнедонских курганов, ификсируемых на уровне археологических источников. Работа над этойпроблемой отняла у меня значительную часть 1980-х гг. и заверши-лась написанием ряда статей и монографии (Скрипкин, 1990). Ис-следование основной на то время массы сарматских памятников,датируемых в пределах, примерно, III в. до н. э. – II в. н. э., пока-зало, что на рубеже эр в развитии сарматской культуры происхо-дят существенные изменения как в погребальном обряде, так иматериальной культуре, что и приводит к сложению среднесар-матской культуры, и памятники которой являются контекстом ука-занных богатых нижнедонских курганов. Пока трудно сказать,когда точно происходит становление среднесарматской куль-туры; по состоянию археологических источников на сей день –

– 248 –


это время, близкое к рубежу эр (Скрипкин, 1990. С. 175; 1997а.С. 23, 24). Учитывая свидетельства письменных источников, кото-рые уверенно начинают фиксировать аланов с I в. н. э., утвержде-ние аланов в восточноевропейских степях происходило в периодраспространения среднесарматской культуры и, видимо, эти собы-тия каким-то образом связаны между собой. Вероятно, аланы, на-чавшие свое утверждение, превращаются здесь в значительнуюполитическую силу только через какое-то время, после чего попа-дают на страницы сочинений античных писателей. Возможно, этотфакт и фиксируют богатые нижнедонские курганы, воздвигаемыес середины I в. нашей эры.

Следует упомянуть еще об одной относительно недавно по-явившейся версии отождествления археологических памятниковс аланами, авторами которой являются Б.А. Раев и С.А. Яцен-ко. В совместной статье объектом своего исследования они выб-рали Зубовско-Воздвиженскую группу (ЗВГ) курганов, погре-бальные комплексы которой, по их мнению, отличаются от дру-гих сарматских памятников серией инноваций центральноазиат-ского происхождения, связанных с культурными традициямиюэчжей, саков и хунну. Указав на разные мнения в отношениидатировки ЗВГ, сами авторы не предлагают своей даты для этихкубанских курганов, но из контекста статьи видно, что они несомневаются в датировке комплексов этой группы I в. до н. э.или даже II в. до нашей эры. Далее они полагают, что участиеаланов на стороне Митридата VI во время войны 65 г. до н. э.,отрицаемое многими исследователями, следует признать исто-рической реальностью. Объясняют они это тем, что три болеепоздних автора – Аммиан Марцеллин, Лукан и Валерий Флакк –упоминают аланов в отмеченном выше событии. Хотя эти упо-минания и косвенны, тем не менее их совпадение дает возмож-ность допустить появление аланов в районе Северного Кавказауже в это раннее время. Археологическими памятниками, ос-тавленными этими ранними аланами, как раз и могли быть кур-ганы ЗВГ (Раев, Яценко, 1993. С. 111–126).

Проблему отождествления ЗВГ с аланами затронул в однойиз своих статей и М.Б. Щукин. Проанализировав большинство

– 249 –


комплексов этой группы, он пришел к выводу, что их следует да-тировать «где-то с 40-х или 60-х гг. I в. до н. э. по 40–50-е гг.I в. нашей эры» (Щукин, 1992. С. 112). Он высказал сомнение от-носительно признания версии об участии аланов в событиях I дон. э., считая, что, скорее всего, Лукан и Валерий Флакк отразилиреалии своего времени, то есть I в. нашей эры. Если и имеетсясовпадение во времени существования ЗВГ и первых упоминанийоб аланах, приуроченных к Кавказу, то оно не полное. По поводуотнесения ЗВГ к аланам сомнения высказывали и другие иссле-дователи. Так, И.В. Сергацков не исключал, что те восточныеинновации, которые отмечали Б.А. Раев и С.А. Яценко для комп-лексов ЗВГ, могли быть связаны с тохарами (сатархами), темболее что в Предкавказье известна тохарская топонимика (Сер-гацков, 1999. С. 147).

Я не назвал все работы, в которых так или иначе ставилсявопрос о времени появления аланов как значимой политическойсилы на юго-востоке Европы, их достаточно много. Мне пришлосьостановиться только на тех исследованиях, которые, как мне ка-жется, пытались внести уточнение в уже существующие пред-ставления по этому вопросу.

Из вышеизложенного следует, что по данной проблеме суще-ствует значительный разброс мнений. Концепция сторонников про-исхождения аланов на местной основе, их «вызревания» в средесарматских племен вообще снимает вопрос о времени их появле-ния в восточноевропейских степях и на Кавказе, поскольку речь вданном случае идет не о приходе аланов сюда, а о постепенномпревращении их в самостоятельное объединение. Наиболее яркимпредставителем этой точки зрения является Ю.С. Гаглойти. Кста-ти, и те исследователи, которые придерживаются противоположно-го мнения, отстаивая миграционный характер появления аланов вВосточной Европе, единством мнения не отличаются.

Подведем предварительный итог по рассматриваемой про-блеме. Исходя из всего сказанного, можно выделить несколькохронологических уровней, предлагаемых различными авторами,самообнаружения аланов. Первый – это борьба Рима с Понтийс-ким царством в ее завершающей стадии. Поход Помпея в Закав-

– 250 –


казье в 65 г. до н. э., разгром им армии Митридата VI и упомина-ние в этих событиях аланов у Аммиана Марцеллина, Марка Ан-нея Лукана. Второй – упоминание аланов в поэме «Арганавтика»Гая Валерия Флакка, которое одни авторы используют для обо-снования версии появления аланов в начале I в. н. э. (Щукин, 1992.С. 118; 1994. С. 209), другие – в 65 г. до н. э. (Раев, Яценко, 1993.С. 111–126). Третий – поход аланов в Закавказье в 35 г. н. э. поверсии греческого варианта текста «Иудейских древностей» Иоси-фа Флавия и четвертый – появление аланов после 49 года.

Что касается первых двух уровней, то они менее всего пре-тендуют на реальность. О событиях борьбы Рима с МитридатомVI Евпатором и об окончательном разгроме его Помпеем писалимногие античные авторы, специально обращаясь к этому време-ни, такие как Аппиан, Плутарх, Дион Кассий и другие, опиравши-еся на достаточно широкий круг источников и литературы, но обаланах они не упиманают. К тому же, например, у Аммиана Мар-целлина нет прямого указания об участии аланов в тех событиях,у него речь идет о массагетах, «которых мы теперь называемаланами». Имели ли эти массагеты прямое отношение к аланамначала нашей эры – сказать трудно.

Сочинение же Лукана относится к жанру эпических поэм, на-писанное им во 2-й половине I в. н. э., когда аланы уже бесспорнобыли широко известны. Сам жанр данного произведения допуска-ет поэтическую вольность, которую, вероятно, и использовал ав-тор, причем в его сочинении это имеет отношение не только к ала-нам. Я вполне согласен с критическими замечаниями в отношенииупоминания аланов у Лукана, высказанными Т.А. Габуевым. Кро-ме того, он отметил, что такая вольность была достаточно распро-страненным явлением у античных писателей, приведя пример с«Деяниями Александра Македонского» Юлия Валерия, автораIV в. н. э., где также упоминаются аланы, что является явной на-тяжкой для событий IV в. до н. э. (Габуев, 1999. С. 7–9).

То же самое можно сказать и об «Аргонавтике» ВалерияФлакка. Признавая на основе этого сочинения реальность упоми-нания аланов на Кавказе в I в. до н. э. или в самом начале I в. н. э.,мы по логике должны признать и реальность событий, связанных

– 251 –


с аргонавтами в то же самое время. Поскольку сами события,описанные в «Аргонавтике», не имеют конкретной хронологичес-кой привязки, то невозможно определить и к какому времени от-носится упоминание в них аланов. Единственно, что следует изсочинения Валерия Флакка, жившего во 2-й половине I в. н. э., такэто то, что аланы в его время бесспорно были известны.

Более серьезного анализа требует упоминание аланов в гре-ческом варианте «Иудейских древностей» Иосифа Флавия. Суще-ственная лепта в укрепление мнения, по крайней мере, в нашей ли-тературе, об упоминании аланов в событиях 35 г. недавно была вне-сена С.М. Переваловым, о чем говорилось выше. Две статьи, на-писанные им по данной теме, достаточно интересны, если толькооставить в стороне назидательный тон одной из них (Перевалов,1998. С. 96–101). Сам того не замечая, он показал, на каком уровнеу нас находится та специальность, представителем которой он, оче-видно, является. Переводами источников пользуются не только визучении древней истории, но и других периодов, вплоть до настоя-щего времени. Историческое источниковедение достаточно диф-ференцировано и каждый из его разделов давно выделился в от-расль самостоятельных знаний. То, что переводы исторических ис-точников по аланской тематике, изданные у нас, находятся в ущер-бном состоянии, вина в первую очередь специалистов, непосред-ственно занимающихся этими источниками. В данном случае ониявляются пособниками создателей тех мифов, о которых пишетС.М. Перевалов. Аланская проблематика многоаспектна, ею за-нимаются специалисты различных наук, в том числе и археологи, ккоторым я отношу и себя. Археологи в большинстве случаев явля-ются потребителями данных письменного источниковедения, в та-кой же мере как данных этнографии, антропологии, палеозоологии идругих наук, они не обязательно должны быть специалистами вкаждой из них, им необходимо опираться на добротные исследова-ния представителей этих наук, которые бы не подводили их. Ведьесли следовать за С.М. Переваловым, то специалисту, занимаю-щемуся аланами, кроме греческого и латинского, следовало быпрофессионально разбираться в иранских языках, древних языкахряда кавказских народов, да и в китайском языке, поскольку и на

– 252 –


этом языке привлекаются источники в изучении истории аланов.Таких специалистов не было в прошлом и навряд ли они появятся вскором будущем. Есть, правда, выход из этой ситуации – созданиетворческих коллективов из представителей различных научных дис-циплин, но на практике такое мероприятие зачастую трудно осуще-ствимо. Однако в изучении древней истории синтез письменных иархеологических источников необходим. Кто его должен осуществ-лять? Археолог не вполне профессионально владеет анализом пись-менных источников, специалист в области изучения письменныхисточников находится в такой же ситуации по отношению к архео-логическим источникам. Но синтез разных источников необходим,ведь бесконечно каждому городить свой огород бессмысленно.Чаще к письменным источникам приходится обращаться археоло-гам, поскольку они «исторически озвучены». И здесь на высотедолжно быть состояние изученности специалистами письменныхисточников. А мы в большинстве своем пользуемся перевода-ми, опубликованными В.В. Латышевым, которым исполнилосьболее ста лет. Простительно, когда археологи попадают впро-сак со ссылками на письменные источники, но ведь зачастую икрупные специалисты в области изучения этих самых письмен-ных источников ничем не отличаются от своих коллег археоло-гов. Тот же Ю.С. Гаглойти вплоть до последнего времени не могсказать ничего вразумительного о другой версии прочтения тек-ста сочинения Иосифа Флавия, а Ю.Г. Виноградов в одной изстатей, специально посвященной проблеме закавказских похо-дов сарматов, упомянув греческий вариант текста «Иудейскихдревностей», вообще исключал возможность появления алановв это время и собственно реальность сведений о них в этом ис-точнике (Виноградов, 1994).

Однако вернемся к нашей основной теме. Как отмечалось,С.М. Перевалов в вопросе о том, кто же участвовал в походе35 г., приоритет отдает аланам, считая, что следует опираться вданном случае на греческий вариант «Иудейских древностей»,являющийся оригиналом. Но в лучшем издании этого варианта,предпринятом Бенедиктом Низе, как отмечает сам С.М. Пере-валов, в том месте, где речь идет об аланах, текст испорчен и

– 253 –


смысл его искажен. Аланы там упоминаются, скорее всего, вме-сто албанов, которые вместе с иберами должны были открытьпуть через свои земли, и Каспийские ворота кочевникам с севе-ра. Я бы не стал сбрасывать со счетов и латинский перевод«Иудейских древностей», тем более, что его образцы более ран-ние, нежели известные их греческие тексты. Да и определениегреческих вариантов издания «Иудейских древностей», как ори-гиналов весьма условно, это все-таки позднейшие копии и в нихесть разночтения, о чем говорит и С.М. Перевалов. Из всегосказанного следует, что имеется три источника по интересую-щему нас вопросу: греческий текст «Иудейских древностей» супоминанием в событиях 35 г. аланов, латинский перевод текстатого же произведения, где в тех же событиях фигурируют ски-фы, и «Анналы» Тацита, в которых опять в тех же событиях упо-минаются сарматы. Таким образом, источники не дают намясной картины, какое из кочевнических объединений принялоучастие в отмеченных событиях. Тацит даже говорит о двухгруппировках сарматов, которые в создавшемся конфликте дол-жны были поддержать противоборствующие стороны. В первойсвоей статье С.М. Перевалов справедливо отметил, что с при-нятием прочтения «аланы» в интересующем нас эпизоде «Древ-ностей» не снимаются все проблемы по данному вопросу, рас-смотрение которого переносится в другую плоскость – в областьдискуссий (Перевалов, 1998. С. 96, 97).

Впоследствии С.М. Перевалов предпринял попытку укрепле-ния аланской версии в событиях 35 года. Однако извлечение иминформации из Тацита в поддержку этой идеи не выглядит доста-точно убедительно. Все приведенные им доводы предположитель-ны и могут быть истолкованы по-разному. Так, например, факт, чтоТацит не называет аорсов и сираков в событиях 49 г. сарматами, асарматов в 35 г. аорсами и сираками, вряд ли может служить осно-ванием для исключения последних из числа претендентов на за-кавказский поход. Возможно, Тацит располагал различной полно-той информации об участии в этих двух событиях кочевников, ааланы им не упоминаются в обоих случаях по причине того, что кэтому времени еще серьезно не заявили о себе.

– 254 –


Утверждение С.М. Перевалова о том, что сираки и аорсысдвинулись значительно к западу между временем информации оних у Страбона и Тацита на основании описания последним сира-ко-аорсской войны 49 г., также является предположением. Можетбыть, это и так, но конкретной информации на этот счет данныйисточник не дает. Действительно, из описания Тацитом конфлик-та 49 г. действия, связанные с ним, происходили на Тамани, какой-то части Кубани и в Восточном Приазовье. Но как можно опре-делить, какую территорию в это время контролировали, напри-мер, сираки? Видимо, Митридат представлял силу своего про-тивника, за которым стоял Рим, и пытался найти себе достойногосоюзника. Да и утверждение С.М. Перевалова, что всего лишьнесколько римских когорт сыграли решающую роль в этой войне,не совсем верно, так как, видимо, Котис и римляне, осознаваясерьезность момента, вынуждены были искать достаточно силь-ного союзника и нашли его в лице аорсов. Текстологический ана-лиз фрагмента из Тацита, имеющего отношение к событиям 49 г.,позволяет более или менее убедительно утверждать, что аорсы,скорее всего, действительно сдвинулись со своих прежних мест кзападу, однако в отношении сираков в этом плане мы ничего по-добного сказать не можем, как и определить, какую территориюСеверного Кавказа они занимали, и могли ли уже в 1-й половинеI в. н. э. аланы контролировать какую-либо ее часть. Естествен-но, что ситуация в восточноевропейском степном регионе не от-личалась в это время статичностью, подвижка кочевого мира назапад в I в. н. э. очевидна, но она, скорее всего, охватила болеесеверные районы – Поволжье и Дон. Где же конкретно можнолокализовать аланов до середины I в. н. э., сказать по состояниюнаших источников на сегодня невозможно.

Так же невозможно исключительно аланам приписывать так-тику боя с использованием тяжеловооруженной конницы. Сам жеС.М. Перевалов в своей статье упоминает, что аналогичную так-тику использовали роксоланы, а античные авторы называли ее«сарматской» или «алано-сарматской» (Перевалов, 2000. С. 209).Надо полагать, что ее использовали не только аланы, но и другиесарматские объединения.

– 255 –


Для времени до середины I в. н. э. мы не имеем ни одногобесспорного факта появления аланов, зафиксированного в письмен-ных источниках. Упоминание аланов в греческом варианте текста«Иудейских древностей» допускает такую возможность, но она,вопреки мнению Ю.С. Гаглойти, не является бесспорной, посколь-ку ситуация в источниках, имеющих отношение к этому событию,весьма противоречива. Бесспорным является то, что аланы доста-точно хорошо становятся известными только со 2-й половиныI в. н. э., когда начинает указываться и территория их обитания. Ноэто не значит, что аланское объединение начинает свое существо-вание только с этого момента. Начало его образования, скорее всего,относится к более раннему времени. Косвенными данными в под-тверждение этого мнения могут быть археологические источники.В специальной литературе уже не раз обращалось внимание на до-вольно интенсивное распространение с начала нашей эры в волго-донских степях инноваций, имеющих параллели в материальнойкультуре народов Средней Азии и далее на восток, вплоть до Китая(Раев, 1989. С. 16, 17; Яценко, 1993а. С. 60–69; Скрипкин, 1999.С. 127–131). Не исключено, что это обстоятельство объясняетсямиграцией части кочевого населения с востока. Все это заставля-ет вспомнить массагетские корни аланов.

С рубежа эр или самого начала нашей эры происходят суще-ственные изменения в археологической ситуации в волго-донскомрегионе, связанные с распространением новой археологической куль-туры, получившей название среднесарматской. На этом новом ар-хеологическом фоне появляются богатейшие погребения, такие какХохлач, Садовый, Александровка, Дачи на Дону, Косика на Волге, вматериалах которых с наибольшей отчетливостью прослеживает-ся связь с указанными восточными районами. Окончательное ут-верждение новой группировки кочевников в указанном районе, ви-димо, следует относить к времени появления богатых (царских)курганов на Дону. Здесь сосредоточена основная масса кургановэтого ранга. Вероятно, где-то здесь находился и политический центрнового кочевого объединения. По Б.А. Раеву, эти курганы, принад-лежащие аланской знати, датируются с середины I в. нашей эры.Кажется, эта дата находит подтверждение и в письменных источ-

– 256 –


никах. Из военного конфликта 49 г., описанного Тацитом и нашед-шего свое завершение недалеко от Дона, следует, что эта террито-ря еще не контролировалась аланами. А в событиях, приуроченныхк 72 г., Иосиф Флавий говорит уже о том, что аланы занимали землипо Танаису и Меотиде.

Проблема происхождения аланов

В литературе, посвященной аланам, нашли отражение в основ-ном два направления разработки проблемы их происхождения. Одноиз них основывается на убеждении о формировании аланов на мест-ной основе, которой являлся сарматский мир по преимуществу Ази-атской Сарматии. Другое придерживается миграционной концепции,связывающей начало формирования аланского объединения с вос-точным скифским миром, приходом его на сарматскую территориюи через некоторое время занявшим здесь лидирующее положение.Существует значительное количество вариантов этих двух направ-лений, авторы которых дополняют их различными нюансами. Крометого, отдельные исследователи пытаются занять нейтральные пози-ции в решении этой проблемы, усматривая наличие и миграционных,и автохтонных процессов в формировании аланов.

Начнем рассмотрение этого вопроса с работ тех исследова-телей, которые придерживаются мнения о ведущей роли местныхистоков в происхождении аланов. Из предшественников современ-ных авторов, развивавших эту концепцию, можно назвать П.Д. Рауи К.Ф. Смирнова. П.Д. Рау с аланами связывал позднеримскуюстадию (Stufe В) своей периодизации сарматской культуры, счи-тая, что она сформировалась на основе слияния различных груп-пировок кочевников предшествующей раннеримской стадии (StufeA) (Rau, 1927. S. 105–112), К.Ф. Смирнов сформулировал положе-ние о том, что аланы вызрели в среде сарматских близкородствен-ных племен, которое было поддержано и развито рядом исследо-вателей (Смирнов, 1950. С. 108).

Наиболее яркое воплощение идея местного сарматскогопроисхождения аланов нашла в трудах Ю.С. Гаглойти, который

– 257 –


на протяжении практически сорока лет занимается этой темой.Основные положения, сформулированные им еще в кандидатс-кой диссертации и вышедшей затем книге, сводились к следу-ющему. Под аланами следует понимать родственные междусобой сарматские племена языгов, роксоланов, аорсов, сира-ков, аланорсов, обитавших в восточноевропейских степях и наСеверном Кавказе. Особую роль в формировании северокав-казских аланов он отводил аорсам. Ю.С. Гаглойти считал, чтоаланы на Северном Кавказе появляются в лице аорсов, то есть,надо полагать, аланы входили в состав племенного объедине-ния, возглавляемого аорсами. В дальнейшем в результате пе-регруппировки племен лидирующее положение занимают ала-ны, после чего исчезают племенные названия аорсов, сираков,аланорсов, но продолжают сохраняться наименования языгови роксоланов как разновидностей названия аланов (Гаглойти,1964. С. 15; 1966. С. 61–67).

Все эти положения были повторены и углублены Ю.С. Гаг-лойти в двух статьях, вышедших в серии «ALANIKA» (Влади-кавказ – Цхинвал) в 1990-е годы. Знакомство с ними показывает,что в ряде его суждений и заключений имеется много натяжек.Зачастую фрагментарные сведения письменных источников, ко-торые не могут интерпретироваться однозначно, у Ю.С. Гаглойтиприобретают значение «бесспорных» фактов, «не вызывающих ни-каких сомнений», являющихся «очевидными» (Гаглойти, 1995.С. 44–58). Он обычно ссылается на мнения, имеющиеся в лите-ратуре, которые подтверждают его выводы, и в целом ряде слу-чаев обходит молчанием противоположные точки зрения.

Рассмотрим некоторые эпизоды из его вышеупомянутых ста-тей, имеющие отношение к проблеме происхождения аланов. Какуже отмечалось, Ю.С. Гаглойти основную роль в появлении ала-нов на Северном Кавказе отводит аорсам, которые достаточнорано обосновываются в Центральном Предкавказье и которыхон называет «нижними аорсами». Южная граница этих «нижнихаорсов» должна проходить по Центральному Кавказу. Далее сле-дует утверждение, что все это вытекает из данных Страбона,Плиния и Тацита (Гаглойти, 1995. С. 52).

– 258 –


Наиболее ранняя локализация аорсов дана Страбоном, кото-рый называет две их группировки: верхних аорсов, обитавших вСеверном Прикаспии, и аорсов, живших по Танаису (Страбон. XI,V, 8). Прочтение Страбона позволяет допускать, что верхние аорсыконтролировали земли Северного Прикаспия вплоть до районовСеверо-Восточного Кавказа. Но, по мнению Ю.С. Гаглойти, Цен-тральное Предкавказье занимали некие «нижние аорсы» (вообщев источниках нет такого наименования аорсов); остается толькодопустить, что это аорсы, обитавшие – по Страбону – на Дону.На основании каких же аргументов Ю.С. Гаглойти поселяет здесьэтих «нижних аорсов»? Одним из основных доводов для него яв-ляется сопоставление сведений Плиния и Тацита о бегстве Мит-ридата Боспорского, как полагает Ю.С. Гаглойти, после пораже-ния его коалиции. Из Тацита следует, что он бежал к аорсам.Плиний же, по мнению Ю.С. Гаглойти, уточняет место располо-жения последних, отметив, что Митридат бежал к тем саврома-там, которые являются соседями эпигерритов, которые, в своюочередь, должны были обитать за Питиунтом в Кавказских го-рах. Ю.С. Гаглойти полагает, что савроматы, упомянутые Пли-нием, и аорсы Тацита, которым сдался в плен Митридат, один итот же народ. Такая версия не лишена основания, но она не един-ственно верная. Из Плиния не ясно, о каком бегстве Митридата онговорит, ведь и его появление у сираков также можно рассматри-вать как бегство. В этом отношении резонно замечание В.Б. Ви-ноградова о том, что Митридат, потеряв свои владения, уже давнонаходился «в бегах» (Виноградов, 1966. С. 48). В.А. Кузнецов поэтому поводу прямо пишет, что низложенный с боспорского пре-стола Митридат VIII «бежал на “азиатскую сторону” Боспора – наСеверный Кавказ, к дружественным ему сиракам» (Кузнецов, 1992.С. 12). Возможно, именно это бегство Плиний и имел в виду, тогдапод его савроматами следует понимать сираков. Тут как раз напамять приходит и версия К.Ф. Смирнова, сближающая сираков ссавроматами. Кроме того, из Тацита вовсе не следует, что аорсынепременно заселяли Центральное Предкавказье; наоборот, воен-ные действия 49 г., описанные им, позволяют говорить о том, чтоони находились в более западных районах, а не в тылу у сираков,

– 259 –


поскольку военные действия со своими союзниками начинали сТамани. Приведенные далеко не полные соображения на этот счетсвидетельствуют, что уверенно расселять аорсов в ЦентральномПредкавказье в это время источники не позволяют. В лучшем слу-чае изложенная версия Ю.С. Гаглойти может существовать какпредположение, но не как доказанный факт.

Далее из Ю.С. Гаглойти абсолютно не ясно, когда же про-изошло переименование аорсов в аланов или перегруппировка пле-мен, приведшая к поглощению аорсов аланами. Как уже отмеча-лось, Ю.С. Гаглойти считает бесспорным участие аланов в собы-тиях 35 года. После упоминания в письменных источниках алановдолжны перестать появляться сведения об аорсах. События 35 г.говорят о том, что кочевники, направленные на Парфию, были дос-таточно сильны. Если это были аланы, то можно считать, что ихутверждение как самостоятельной политической силы состоялось,и аорсы уже находились под их эгидой. Аланы в 35 г. должны быливторгнуться через Дарьяльское ущелье (Перевалов, 2000. С. 205)и, надо полагать, что к этому времени территория к северу от Да-рьяла находилась под их контролем. Но далее, рассуждая о рассе-лении аорсов на время войны 49 г., Ю.С. Гаглойти в непосредствен-ной близости от Дарьяльского ущелья размещает аорсов (Гаглой-ти, 1995. С. 44). Из Тацита же следует, что в это время аорсы былиабсолютно независимы, имели своего царя и являлись в Причерно-морье значительным политическим фактором.

Впрочем, для Ю.С. Гаглойти эти противоречия особого зна-чения не имеют, поскольку «этноним “сарматы” в последних ве-ках до нашей эры и в первых веках нашей эры являлся собира-тельным названием, в первую очередь для родственных междусобой язигов, роксолан, аорсов, сираков и алан, которые и состав-ляли собственно сарматский этнос» (Гаглойти, 1995. С. 49). А таккак большинство из названных народов генетически связаны саланами и названия некоторых из них являются лишь разновидно-стью названия аланов, то какая разница, кто контролировал Цент-ральное Предкавказье в 1-й половине I в. н. э. – аорсы или аланы.

В приведенной цитате из статьи Ю.С. Гаглойти имеется весь-ма ответственное заявление о неком едином сарматском этносе,

– 260 –


что позволяет ему все известные так называемые «сарматскиеэтнонимы» и народы, стоящие за ними, считать в одинаковой сте-пени связанными между собой одним уровнем родства междусобой, что, на мой взгляд, неверно.

Основной недостаток работ Ю.С. Гаглойти по аланской про-блематике заключается в слишком узком подходе к ее решению.В центре его внимания находится только Кавказ и желание дока-зать как можно более раннее появление здесь аланов. Сарматс-кий мир, имеющий отношение к аланам, рассматривается им до-статочно статично, если и происходят какие-либо перегруппиров-ки, то только в рамках предполагаемого сарматского единства.Участие иных этнических компонентов в формировании аланов,например массагетов, только декларируется. Между савромата-ми и сарматами ставится знак равенства, что определяет глубо-кую древность последних в Приазовье и Подонье (Гаглойти, 1992.С. 15, 16). К постулируемому Ю.С. Гаглойти сарматскому един-ству надо подходить весьма осторожно. Возможно, на ранних эта-пах в III–II вв. до н. э. и существовало племя или племенное объе-динение с названием «сарматы» (Псевдо-Скимн, с. 874–885; По-либий, XXV, 2, 12), но в дальнейшем в связи с усилением миграци-онных процессов, охвативших значительные районы евразийскогостепного пояса, на территории Поволжья, Подонья, Северного При-черноморья появляются новые кочевые группировки, связанныесвоим происхождением с восточным скифским миром, которыене обязательно находились в близкой степени родства между со-бой. Античные историки и географы зачастую не имели никакогопредставления о конкретном происхождении различных кочевни-ческих группировок, которые обосновывались в восточноевропей-ских степях, и традиционно причисляли их к сарматам, посколькужили они на момент знакомства с ними античных авторов на тойтерритории, которую еще со времени Теофраста принято былоназывать «Сарматией». Эти процессы нашли отражение и в дина-мике освоения кочевниками территории к западу от Дона до Ду-ная. Движение на запад кочевников, отождествляемых с сарма-тами, осуществлялось, видимо, не только по их воле, но и при по-стоянном давлении с востока.

– 261 –


Начало этому процессу было положено созданием хуннскойдержавы к северу от Китая, которая приостановила продвижениена восток ирано-язычных кочевников и обратила их движениевспять. Свое завершение этот процесс нашел, пожалуй, только собразованием Монгольской империи, объединившей в рамках еди-ного государства значительные пространства степного евразийс-кого пояса. Одним из промежуточных рубежей этого длительно-го периода был прорыв гуннов к границам Римской империи поДунаю, после чего иранские кочевники уступают степи тюркоя-зычным кочевникам, но тенденция, набравшая обороты в преды-дущее время, продолжала сказываться еще длительное время,что нашло отражение в целой серии передвижений кочевников свостока на запад в эпоху средневековья. Изложенное, конечно, неозначает, что почти полторы тысячи лет в степном поясе кочев-ники чередой двигались друг за другом. Здесь были и периодыдлительной стабильности. Речь идет об общей исторической за-кономерности, проявляющейся с определенной очевидностью надостаточно длительной временной дистанции.

Как уже отмечалось, трудно согласится с Ю.С. Гаглойти втом, что сразу же после появления аланов в источниках исчезаютупоминания об аорсах, а сохраняются только этнонимы «роксола-ны» и «языги» как разновидности названия аланов, и что процессзамены имени аорсов на имя аланов одинаково происходил как наСеверном Кавказе, так и на Дунае. В доказательство этого поло-жения он приводит известное сообщение Плиния о расселенииплемен на Дунае, в котором тот перечисляет народы, жившие ксеверу от него, среди которых упоминаются аорсы, затем аланыи роксаланы. Этот фрагмент Ю.С. Гаглойти трактует как доказа-тельство смены аорсов аланами (Гаглойти, 1995. С. 55). Но еслипридавать временной смысл перечислению народов, заселявшихприбрежные местности к северу от Истра и следовать тому спискународов, который приводит Плиний, то аорсов должны были сме-нить «рабского происхождения скифы, или троглодиты», а не ала-ны (Плинии, NH, IV, 80). К тому же, некоторые исследователитрактуют этот фрагмент из «Естественной истории» не как вре-менное, а территориальное расселение племен вдоль побережья

– 262 –


Понта (Симоненко, 1991. С. 73). Ссылка Ю.С. Гаглойти на Тег-гарта о том, что аорсы Плинием здесь упоминаются не позже49 г. потому, что там же упоминается свевское царство Ванния,разгромленное римлянами в 50 г., некорректна. Из Плиния абсо-лютно ясно, что царство Ванния никакого отношения к аорсам неимеет, речь о нем идет уже в другом параграфе. Ближайшим егоокружением были даки, бастарны и, видимо, языги. Эти землирасполагались в другом месте «выше к северу», нежели те, кото-рые должны были занимать аорсы. Кроме того, у Тацита, основ-ного источника по событиям, связанным с этим царством, речьне идет о разгроме его римлянами, более того, его правитель Ван-ний был ставленником Рима. Во время правления Клавдия онобыло захвачено родственниками Ванния, которые продолжалисохранять к Риму «безупречную честность» (Тацит. Ann.XII, 29, 30). Сам же Ванний бежал к римлянам, которые передалиему в управление земли в Паннонии. Не объясняет Ю.С. Гаглой-ти и то, какие аорсы объявляются на Дунае в 1-й половине I в. н. э.,ведь по его данным в это же время они должны были контролиро-вать и Центральное Предкавказье.

В настоящее время есть и другие доказательства того, чтоаорсы и во 2-й половине I в. н. э. были достаточно мощной и само-стоятельной политической силой в Северном Причерноморье, вчастности, ставший недавно известным Мангупский декрет с упо-минанием великих царей Аорсии. Ю.Г. Виноградов, исходя из па-леографического анализа текста, относил его к памятникам оль-вийской эпиграфики и датировал 60-ми гг. I в. н. э., полагая, чтоОльвия в это время находилась под протекторатом аорсских царей(Виноградов, 1994. С. 167). Можно, конечно, поспорить с Ю.Г. Ви-ноградовым относительно интерпретации содержательной сторо-ны этого декрета, но факт упоминания Аорсии в это время в При-черноморье остается в силе (Скрипкин, 1996. С. 161–163). Всеэто свидетельствует о том, что исчезновение упоминаний об аор-сах после 49 г. – факт отнюдь не бесспорный, как он представля-ется Ю.С. Гаглойти.

Не подтверждается источниками и утверждение Ю.С. Гаг-лойти, что номенклатура сарматских племен Северного Кавказа

– 263 –


и Северного Причерноморья в I в. н. э. была одной и той же. По-селение им на Северном Кавказе роксоланов и языгов являетсяпроизвольным (Гаглойти, 1995. С. 55, 56). Известна достаточночеткая и наиболее ранняя локализация Страбоном роксоланов меж-ду Доном и Днепром и затем, по другим источникам, дальнейшееих смещение к западу. Языгов на основании источников, которыедают представление об их первоначальном обитании (Птолемей,Аммиан Марцеллин), далее Азовского моря на восток навряд лиможно поселить (Скржинская, 1977. С. 42; Максименко, 1998.С. 162–165). Таким образом, все утверждения Ю.С. Гаглойти оглобальности процессов от Северного Кавказа до Дуная, имею-щих отношение к утверждению здесь аланов, в такой подаче немогут быть приняты как абсолютно верные.

Пытаясь доказать довольно раннее появление аланов на Се-верном Кавказе, Ю.С. Гаглойти утверждает, что по письменнымисточникам «четко прослеживается» принадлежность аланов ксарматам, также как и появление их названия в результате пере-группировки сарматских племен. В данном случае просто обходят-ся молчанием другие точки зрения о том, что в ряде источниковаланы противопоставляются сарматам (Мачинский, 1974. С. 127) илив ранних сообщениях античных авторов они обычно не отождеств-ляются с сарматами (Раев, 1979. С. 13–15). Да ведь и известно, чтов некоторых источниках аланы считаются не сарматами, а с масса-гетами. Эта традиция в прошлом в литературе была настолько силь-на, что сохранялась вплоть до средневековья.

Не совсем верно и утверждение Ю.С. Гаглойти о том, чтосо II в. до н. э. основной территорией расселения сарматов следу-ет считать Северный Кавказ и Причерноморье с Подоньем, а неПоволжье и Южное Приуралье (Гаглойти, 1992. С. 15, 16). Сар-маты действительно со II в. до н. э. начинают интенсивно осваи-вать вышеназванные Ю.С. Гаглойти территории, но плотность за-селения (особенно Нижнего Поволжья) сарматами на основанииархеологических памятников остается очень высокой вплоть доконца сарматской эпохи, о чем свидетельствуют элементарныестатистические подсчеты (Скрипкин, 1990; 1997б. С. 131–212).Не имея данных по Северному Кавказу, могу достоверно сказать,

– 264 –


что Нижнее Поволжье по количеству сарматских памятников ука-занного времени в несколько раз превосходит аналогичный пока-затель по Северному Причерноморью (Симоненко, 1999). И ужсовсем абсурдно заявление Ю.С. Гаглойти, что название «Сар-матия» ко времени II–I вв. до н. э. прочно связывается с Приазо-вьем и Северным Кавказом. Ссылка при этом делается на Стра-бона, назвавшего северокавказские равнины сарматскими, и Пто-лемея, якобы отождествляющего Северный Кавказ с АзиатскойСарматией (Гаглойти, 1992. С. 16).

Название «Сарматия», если не учитывать спорного предпо-ложения Д.А. Мачинского о его появлении в IV в. до н. э. (Мачин-ский, 1971. С. 45, 46), впервые было зафиксировано у Теофрастана рубеже IV–III вв. до н. э., но его трудно локализовать (Теоф-раст, «О водах»). В дальнейшем, вплоть до первых веков нашейэры, никаких уточнений, какую территорию занимала «Сарматия»,в источниках нет. И уж достаточно заглянуть в «Руководство погеографии» Птолемея, чтобы получить представление о террито-рии Азиатской Сарматии; Северный Кавказ, как окажется, соста-вит незначительную ее часть.

В одной из упомянутых выше статей Ю.С. Гаглойти затра-гивает проблему распространения катакомбного обряда на Север-ном Кавказе, отстаивая его сарматские истоки; этот обряд рядомисследователей уже с начала нашей эры отождествляется с алана-ми. По этому вопросу он вступает в полемику с М.П. Абрамовой,которая считала, что этот обряд напрямую не связан с появлениемна Северном Кавказе сарматов и что во 2-й половине I тыс. до н. э.камерный обряд погребения распространяется в Прикубанье, Та-мани и Крыму, в чем можно видеть дань некой общей традиции,характерной для этого времени в целом. Не вдаваясь в правотусуждений М.П. Абрамовой, посмотрим, как Ю.С. Гаглойти опро-вергает их. Для него совершенно ясно, что распространение ка-мерных погребальных сооружений в указанных М.П. Абрамовойрайонах связано с проникновением туда сарматов. Причем в Кры-му сарматы обосновываются в III–II вв. или даже со 2-й половиныIV в. до н. э. (Гаглойти, 1992. С. 17–19). В первом случае ссылкаделается на автореферат И.И. Лобовой (Гущиной), опубликован-

– 265 –


ный в 1956 г., во втором – на статью Ю.М. Десятчикова, опублико-ванную в 1973 году. Я ничего не имею против этих авторов, но сде-ланные ими выводы в указанных работах уже во многом устарелик моменту написания Ю.С. Гаглойти рассматриваемой статьи.Посмотрим, что дают на этот счет более новые исследования.В Северном Причерноморье сарматы появляются не ранее II в. дон. э. (Симоненко, 1993). В Крыму сарматы по письменным источ-никам фиксируются в то же самое время, но там «не известнысарматские погребения, датируемые II–I вв. до нашей эры» (Хра-пунов, 1995. С. 56). Вокруг проблемы освоения сарматами Ски-фии накопилось уже достаточно литературы, в которой признает-ся, что сарматские памятники на ее территории начинают рас-пространяться только со II в. до нашей эры. Сенсацию вызвала всвое время статья Ю.Г. Виноградова, которому якобы в одном изэпиграфических херсонесских памятников, относящимся к III в.до н. э., удалось прочитать название сарматов, имевших отноше-ние к крымским событиям (Виноградов, 1997. С. 104–125), но на-сколько это верно, покажет будущее.

Концепция происхождения аланов В.А. Кузнецова отличает-ся от взглядов Ю.С. Гаглойти тем, что она основывается на ихэтнической многокомпонентности. В ней не только декларирует-ся участие среднеазиатских народов в формировании аланов, но ипредпринимается попытка выяснить роль некоторых из них в этомпроцессе. По отдельным же моментам освещения данной про-блемы точки зрения В.А. Кузнецова и Ю.С. Гаглойти совпадают.

В.А. Кузнецов, также как и Ю.С. Гаглойти, в вопросе про-исхождения аланов большое значение придает аорсам, кото-рые археологически представлены прохоровской культурой.В этом отношении В.А. Кузнецов придерживался версииК.Ф. Смирнова, по которой ранние прохоровские памятникиЮжного Приуралья следует отождествлять с протоаорсами.В.А. Кузнецов, ссылаясь на различных исследователей, под-черкивал, что в прохоровской культуре присутствуют черты,характерные для культур сако-массагетского круга СреднейАзии, и не исключал, что «какая-то часть аорсов входила в мас-сагетскую конфедерацию» (Кузнецов, 1992. С. 13).

– 266 –


Далее В.А. Кузнецов постулирует археологическую бли-зость аорсов и аланов, заключающуюся в характерном для техи других обычае сооружать погребальные ямы катакомбнойконструкции и сходстве ряда других культовых черт (Кузне-цов, 1992. С. 18, 19).

О родстве аорсов и аланов, по мнению В.А. Кузнецова, сви-детельствует и составной этноним «аланорсы», упомянутыйПтолемеем, который является переходным, видимо, на момент пе-реоформления лидерства в объединении кочевников, возглавляемогосперва аорсами, а затем аланами. После этих событий, конкрет-ным рубежом которых является 49 г. н. э., как полагает В.А. Кузне-цов, упоминания об аорсах и сираках исчезают со страниц истори-ческих хроник. На тех территориях, где раньше размещались аор-сы и сираки, появляются аланы, что является свидетельством про-изошедшего слияния предыдущих группировок кочевников в одноэтнополитическое объединение под общим для всех именем «ала-ны» (Кузнецов, 1992. С. 19). Все сказанное полностью соответствуетконцепции Ю.С. Гаглойти, о которой речь шла выше.

Правда, В.А. Кузнецов не так однозначно подходил к вопро-су о том, происходила ли смена населения в восточноевропейскихстепях или нет во время утверждения здесь аланов. Он отмечал,что в науке нет единого мнения на этот счет. Все же последнеекажется ему более обоснованным, что, как он полагает, подтвер-ждается известным свидетельством Аммиана Марцеллина о по-степенном подчинении аланами других народов и распростране-нии на них своего имени. В.А. Кузнецов допускал, что наименова-ние «аланы» могло употребляться в двух значениях: политичес-ком, покрывающим другие подчиненные племена, и более узком –как часть кочевников, возвысившаяся над остальными сарматс-кими группировками. Однако наименование «аланы» достаточнобыстро становится популярным этниконом, известным от Сред-ней Азии до Западной Европы благодаря подвижному образу жизникочевников (Кузнецов, 1992. С. 19, 20).

Как считает В.А. Кузнецов, версию о близости аорсов и ала-нов усиливают и данные китайских источников, в частности упоми-нание в них, начиная с Сыма Цяня, владения Яньцай, которое по

– 267 –


данным более позднего сочинения «Хоу хань шу» было переимено-вано в Аланья, В.А. Кузнецов считает убедительной лингвисти-ческую реконструкцию Ф. Хирта, согласно которой Яньцай являет-ся китайской транскрипцией наименования аорсов. Далее он лока-лизует Яньцай «на степных просторах от Дона до Южного Приура-лья», что, по его мнению, точно совпадает с территорией расселе-ния верхних аорсов. Факт переименования Яньцай в Аланья, пишетВ.А. Кузнецов, окончательно решает вопрос о связи аорсов с ала-нами (Кузнецов, 1992. С. 20, 21). Наряду с этим он отмечает, чтообласть Яньцай-Аланья является хотя и основным, но не единствен-ным районом формирования аланов. В процессе складывания ала-нов принял участие и ряд ираноязычных народов Средней Азии.В частности, значительную лепту в него внесли массагеты, кото-рые длительное время были соседями аорсов и которые вообщеявляются ближайшими родственниками савромато-сарматов.В.А. Кузнецов приводит примерную реконструкцию появления мас-сагетов на Северном Кавказе. В IV в. до н. э. дахи вытесняютмассагетов из занимаемых областей, следствием чего явилось фор-сирование отдельными группами последних в первые века нашейэры Волги и появление их на Северном Кавказе. Обнаружили себяэти массагеты под именем маскутов в IV в. н. э. во время вторже-ния в Армению с территории Приморского Дагестана и СеверногоАзербайджана. Однако в этой своей реконструкции В.А. Кузнецовне до конца последователен, поскольку не исключает появления мас-сагетов на Кавказе и в более раннее время, ссылаясь на упомина-ние их Аммианом Марцеллином, приуроченное к событиям I в. дон. э. (Кузнецов, 1992. С. 28). Роль среднеазиатских племен в сло-жении аланов не ограничивалась только массагетами, В.А. Кузне-цов считает, что к этому процессу причастны и асии-асы, входив-шие в массагетское племенное объединение. Письменные средне-вековые источники практически отождествляют асов и аланов, ноВ.А. Кузнецов полагает, что асы и аланы близкородственные, норазные этнические подразделения (Кузнецов, 1992. С. 30). Подво-дя итог этим этнополитическим реконструкциям, В.А. Кузнецов под-черкивает, что среднеазиатские массагеты и асии сыграли не мень-шую роль в формировании аланов, нежели аорсы, а также сираки

– 268 –


Северного Кавказа. Не исключал он участия в этом процессе итохаров, известных по событиям также в Средней Азии, причем вподтверждение в данном случае им приведены в основном сообра-жения лингвистического порядка – некоторые языковые связи меж-ду тохарами и сако-массагетами, нашедшие отражение в осетинс-ком языке, а также данные тохарской этнонимики на Кавказе (Куз-нецов, 1992. С. 31, 32). Таким образом, по В.А. Кузнецову, аланысформировались из различных древнеиранских этнических компо-нентов: аорсов, сираков, массагетов, асиев и, возможно, тохаров.

Постепенная аккумуляция ираноязычных кочевников на Се-верном Кавказе, начавшаяся еще до нашей эры и достигшая сво-его апогея к началу нашей эры, приводит, по мнению В.А. Кузне-цова, к утверждению здесь сармато-аланов, которые заявляют осебе уже в 35 г. нашей эры.

В.А. Кузнецов придерживается точки зрения о сарматскомпроисхождении катакомбного обряда на Северном Кавказе и при-надлежности его впоследствии аланам. Он считает, что этот обы-чай постепенно распространялся с сарматской территории, начи-ная с Южного Приуралья, родины аорсов, в Нижнее Поволжье,Калмыкию, Ставрополье и, наконец, во II–I вв. до н. э. он стано-вится известным на Кавказе (Чегем, Нижний Джулат). О том,что катакомбный обряд связан с аланами с начала их появленияна Северном Кавказе, по В.А. Кузнецову, красноречиво говоритто обстоятельство, что в более позднее время (VI–XII вв.), когдатерритория аланов на Северном Кавказе достаточно хорошо очер-чивается данными письменных источников и исторической топо-нимикой, она полностью совпадает с ареалом распространениякатакомбных могильников (Кузнецов, 1992. С. 42, 43).

Однако проблема формирования аланского этноса на Север-ном Кавказе, по В.А. Кузнецову, не ограничивается только выше-описанным. Оценивая археологическую ситуацию в этом районево II–III вв., в частности, сокращение впускных в курганы погре-бений, исчезновение в 1-й половине III в. грунтовых могильниковпредгорно-равнинной зоны, он высказал мнение, что все эти из-менения были вызваны мощным передвижением новой волны сар-мато-аланов с севера, тождественных носителям позднесармат-

– 269 –


ской археологической культуры и оставивших свой след в онома-стике Танаиса. Эти новые пришельцы победили ранее обосновав-шихся здесь сармато-аланов и затем слились с ними в единыйнарод. Катакомбные памятники Северного Кавказа III–IV вв. при-надлежали уже этому обновленному сармато-аланскому населе-нию (Кузнецов, 1992. С. 39).

Теперь я хотел бы остановиться на спорных, как мне кажет-ся, моментах рассмотренных выше положений В.А. Кузнецова попроблеме происхождения аланов, в первую очередь о роли аорсовв этом процессе, так, как она определяется указанным автором.Во-первых, точка зрения К.Ф. Смирнова о связи происхожденияаорсов со становлением и распространением прохоровской куль-туры, на которую опирается В.А. Кузнецов, всего лишь научнаягипотеза, которая, как и любая другая, имеет свои контраргумен-ты. Например, Страбон, впервые приведший реальные сведенияоб аорсах, в Южном Приуралье размещал даев, сыгравших су-щественную роль в среднеазиатской и передневосточной исто-рии. В настоящее время есть основания утверждать, что аорсы,также как и роксоланы, а возможно, и сираки, появляются в ука-занных Страбоном местах не ранее II в. до нашей эры. Именнона этот век приходится ряд существенных подвижек кочевников взначительной части евразийского степного пояса от Монголии доСеверного Причерноморья. На страницах письменных источни-ков с этого времени появляется новая этническая номенклатура,ранее не известная древним историкам и географам – это юэчжи,усуни, асии, тохары в Средней Азии; роксоланы, аорсы, сираки,сатархи – в Причерноморье. Именно в это время новые объеди-нения кочевников начинают активно осваивать Северное Причер-номорье к западу от Дона, ощущается значительное увеличениекочевого населения на Кубани (Марченко, 1996. С. 82–92). Сле-дует отметить, что и сама прохоровская культура со II в. до н. э.выглядит уже в значительной мере иной по сравнению с ее ран-ним этапом. В ней обнаруживается существенное влияние тради-ций восточных ареалов кочевого мира, вплоть до Китая (Скрип-кин, 2000а. С. 137–149). Сказанное выше не согласуется с посте-пенным локальным развитием раннесарматской (прохоровской)

– 270 –


культуры от Южного Приуралья в сторону Кавказа, на нее суще-ственное влияние оказывали и глобальные процессы, имевшиеместо во всем степном евразийском поясе. Существенная пере-кройка этнической карты восточноевропейских степей, произошед-шая во II в. до н. э., впервые нашла отражение в «Географии»Страбона, из которой мы и получаем первые сведения об аорсахи других новых племенах.

Весьма спорно размещение аорсов, предложенное В.А. Куз-нецовым. Так, в первой главе своей книги, цитируя Страбона, онсначала дает картину расселения аорсов, соответствующую тек-сту «Географии». Затем неожиданно следует утверждение: «Итак,по Страбону, на рубеже нашей эры аорсы делились на верхних инижних». Вновь откуда-то появляются «нижние аорсы», о которых,как уже говорилось в отношении работ Ю.С. Гаглойти, у Страбонаничего не сообщается. В связи с этим нововведением «нижние аор-сы» уже размещаются В.А. Кузнецовым южнее верхних аорсов,они «занимали большую часть равнинного Предкавказья восточ-нее сираков, включая Ставропольскую возвышенность, Северо-Восточный Кавказ, и достигали предгорий Кавказского хребта»(Кузнецов, 1992. С. 11, 12). Это весьма произвольное толкованиесведений Страбона об аорсах, из которых никак не следует, чтосуществовали какие-то «нижние аорсы», обитавшие южнее верх-них аорсов и восточнее сираков. У Страбона упоминается о двухподразделениях аорсов, вероятно, политически самостоятельных,так как каждое из них имело своих правителей. Одно из них обита-ло по течению Танаиса и, надо полагать, располагалось севернеесираков, о чем, собственно, Страбон и говорит, а другое, верхниеаорсы, владело «почти что большей частью побережья Каспийс-кого моря» (Страбон. XI, 5, 8). Они-то, верхние аорсы, и могли дос-тигать районов Северо-Восточного Кавказа. Наличие верхних аор-сов не обязательно должно предполагать существование и нижнихаорсов, так как у Страбона слово «выше», как уже указывалось влитературе, не всегда обозначает севернее, а может просто указы-вать некую отдаленность (Мачинский, 1974. С. 124). В таком слу-чае верхних аорсов можно назвать и «дальними аорсами», живу-щими дальше той их группировки, которая обосновалась на Дону.

– 271 –


Таким образом, данные Страбона не позволяют считать, что ка-кое-то подразделение аорсов изначально обитало на Северном Кав-казе, поскольку территориально указанные группировки аорсов, ско-рее всего, располагались не по направлению север – юг, а по на-правлению запад – восток.

Весьма уязвима, как это видится сегодня, и версия В.А. Куз-нецова о соответствии названий владения Яньцай и аорсов. Линг-вистическая реконструкция Ф. Хирта, отождествляющая китайс-кое название Яньцай с аорсами античных источников, на которуюопирается В.А. Кузнецов, это одна из гипотез, которая не разде-ляется многими исследователями. Причем, как показывают спе-циальные исследования, нет в настоящее время веских основа-ний определять территорию владения Яньцай от Дона до ЮжногоУрала. Так, например, Л.А. Боровкова на основании тщательногоизучения китайских источников, используя новые разработки ки-тайских исследователей, определила, что владение Яньцай долж-но располагаться в Юго-Восточном Приаралье с центром неда-леко от современной Кзыл-Орды и вряд ли его территория дости-гала Прикаспия (Боровкова, 1989. С. 65). Известный специалистпо среднеазиатской археологии Ю.А. Заднепровский, высказавшийряд замечаний по книге Л.А. Боровковой, тем не менее Яньцай по-мещал в Приаралье (Заднепровский, 1997. С. 19, 65–73). В послед-нее время о значительном расширении границ Кангюя в северо-западном направлении вплоть до р. Урал высказалась Б.И. Вайн-берг, в соответствии с чем в этом направлении сдвигаются и гра-ницы Яньцай. По ее мнению, это владение должно располагатьсяна территории Северного Прикаспия от полуострова Бузачи на во-стоке до дельты Терека на западе. Далее она, ссылаясь на данныекитайских источников, пишет, что «наличие городов или глинобит-ных поселений в Яньцай вряд ли может вызвать удивление...» (Вай-нберг, 1999. С. 275). Мне же представляется, что как раз это ивызывает удивление. Во-первых, Б.И. Вайнберг, как кажется изтекста соответствующего раздела ее книги, не возражает противотождествления Яньцай с аорсами (Вайнберг, 1999. С. 267), ноантичные авторы характеризуют аорсов как амаксобиев (живу-щих в кибитках), то есть не знающих ни поселений, ни, тем более,

– 272 –


городов. Во-вторых, на территории, очерченной Б.И. Вайнберг дляЯньцай, неизвестны города, относящиеся к тому времени, да изначительная часть Северного Прикаспия между реками Ураломи Волгой, практически до низовий Узеней, занятая пустыней Рын-пески, мало пригодна для организации не только городской, но ижизни вообще.

Ю.А. Зуев, также расширительно толковавший локализациюЯньцай, считал, что это владение располагалось все же на терри-тории современного Казахстана, а его политический центр Хулу(Хвара) находился на Нижней Сырдарье. Правда, его отождеств-ление Яньцай с абзоями Плиния, которых он называет сармато-аланами и которые в то же время были аорсами, выглядит весь-ма эклектично (Зуев, 1995. С. 38–49).

Внимательное прочтение соответствующих разделовXI книги «Географии» Страбона не позволяет считать ЮжноеПриуралье зоной обитания аорсов, не могли они граничить и сосреднеазиатским Кангюем. Страбон делит Азию на две боль-шие части по горному хребту Тавру, одна из них расположена ссевера от него, другая к югу. Северная часть Азии, в свою оче-редь, подразделяется еще на две части, граница между которы-ми проходит по Каспийскому морю, соединенному с океаномузким проходом. Этот узкий проход может быть отождествленс Волгой, с севера впадающей в Каспий. Первую часть этой «Се-верной Азии», располагавшейся к западу от указанной границы,занимали «сарматы (также скифы), аорсы и сираки», террито-рия этих племен к югу проецируется на Кавказ. Во второй час-ти, к востоку от входа в Каспийское море, по Страбону, живутвосточные скифы, первыми из которых являются даи по прозви-щу апарны, далее следуют массагеты, саки и прочие скифы(Страбон. XI, VII, 1, VIII, 2).

Таким образом, говорить о полном совпадении территорий,занимаемых аорсами и владением Яньцай, вряд ли возможно, темболее считать, как это делает В.А. Кузнецов, что переименова-ние Яньцай в Аланья окончательно решает вопрос о неразрывнойсвязи аорсов и аланов. Владение Яньцай, исходя из уровня инфор-мированности китайцев в то время, вряд ли могло выходить за

– 273 –


пределы современных границ Средней Азии, как это и считаетбольшинство исследователей.

Не следует, вероятно, и составной этноним «аланорсы» рас-сматривать как переходный, то есть используемый на период на-чала утверждения аланов в аорсской среде. Может быть и инаяинтерпретация этого этнонима (предлагаемая, например, Т.А. Га-буевым) – не как состоящего из названия двух народов, а какназвания одного народа, переводимого как «белые аланы» (алан-урс), которых Птолемей помещает в Азии вместе с аланами (Га-буев, 1999. С. 123, 124).

Наиболее продуктивными, как мне представляется, в концеп-ции В.А. Кузнецова являются поиски среднеазиатских корней ала-нов, что в большей мере отвечает и письменной традиции, отожде-ствляющей аланов с массагетами. Однако, связывая аланов сосреднеазиатскими массагетами, он должен был объяснить, о ка-ких массагетах в данном случае идет речь. Так, асиев, зафиксиро-ванных письменными источниками в событиях II в. до н. э. в Сред-ней Азии, В.А. Кузнецов считает входившими в массагетский пле-менной союз, в то же время несколько выше он принимает утверж-дение В.И. Пьянкова о том, что к концу V в. до н. э. происходитраспад этого самого массагетского племенного союза (Кузнецов,1992. С. 28, 29). Скорее всего, прав Т.А. Габуев, отметивший, чтоданные античных авторов об аланах как о «бывших массагетах»не следует воспринимать прямо, в них речь, вероятно, идет о тойдревней родине, откуда вышли аланы, по традиции отождествляе-мой с территорией массагетов (Габуев, 1999. С. 125).

В последнее время усиливает свои позиции концепция об ази-атском или, если быть точнее, центральноазиатском происхожде-нии аланов. Отдельные вопросы этой темы уже не раз поднима-лись ранее в работах Б.А. Раева, Б.М. Керефова, автора даннойстатьи и других. Мне хотелось бы остановиться на новых рабо-тах этого плана, в которых были учтены разработки предыдущихавторов. Это в первую очередь публикации С.А. Яценко, Т.А. Га-буева и А.А. Цуциева.

С.А. Яценко, проанализировав имевшуюся на начало 1990-х гг.литературу по вопросам происхождения аланов, пришел к выводу,

– 274 –


что существует семь концепций относительно этногенеза аланов,имеющих своих авторов и более или менее четко сформулированныепостулаты. Вот их перечень, приводимый в той последовательно-сти, в которой он дан в его статье: скифская, аорсская, массагет-ская, алтайская, юэчжийско-тохарская, усуньская и считающаяаланов межэтнической дружинной организацией (Яценко,1993а. С. 60). Сам С.А. Яценко предлагает восьмую версию, ко-торая, на мой взгляд, основывается на отдельных положениях вы-шеперечисленных концепций.

С.А. Яценко обобщил данные инновационного характерав материальной культуре, погребальном обряде и спецификеискусства, фиксируемые в культуре европейских номадов с I–II вв., то есть во время утверждения здесь аланов, и находя-щие аналогии в центральноазиатских районах (саяно-алтайс-ких, хуннских, юэчжийско-бактрийских памятниках) (Яценко,1993а. С. 60–70; 1993б. С. 71–75). Он выделяет, по далеко неполным данным, около сорока явлений инновационного поряд-ка в сарматских памятниках указанного времени, на основаниикоторых, по его словам, может быть выстроена противополож-ная автохтонной сарматской версия происхождения аланов, ко-торую он называет трехэтапной.

Исходя из наличия в погребениях Восточной Европы, пре-тендующих быть аланскими, сочетания ряда элементов, харак-терных для саяно-алтайских, хуннских и юэчжийских культурныхтрадиций, прародина «первоначального ядра протоаланов» долж-на, по С.А. Яценко, находиться к югу от Алтайских гор. Он пола-гает, что, скорее всего, они (протоаланы) должны быть связаны собъединением, возглавляемым усунями. Это утверждение носитпредположительный характер, поскольку, как пишет С.А. Яценко,за 300 лет, прошедших с того момента, когда усуни двинулись назапад и достигли восточноевропейских степей, в их культуре исоставе должны были произойти существенные изменения, что ине дает возможности более четко очертить район их первоначаль-ного обитания (Яценко, 1993а. С. 67).

Первый этап формирования аланов по концепции С.А. Яцен-ко связан с активизацией хунну, переселением юэчжей, а затем и

– 275 –


усуней в середине II в. до н. э. в Семиречье; утверждение здесьусуней, в состав которых частично вошли саки и юэчжи.

Второй этап связан с превращением усуней, а в их составе ипротоаланов, в серьезную политическую силу в Средней Азии вконце II–I вв. до н. э., с установлением союза усуней с Китаем,направленного против хунну.

Третий этап характеризуется вхождением в сферу влиянияусуней Кангюя (Канцзюй), переселением туда части усуней в пе-риод борьбы у них за престол, что привело к усилению Кангюя.В это время происходит переименование одного из вассалов Кан-гюя, Яньцай, в Аланья. По мнению С.А. Яценко, это событие про-изошло между 25-м и 50-м годами. Аланы в Кангюе появляютсявместе с переселением усуней, и уже, видимо, в рамках политикиКангюя захватывают Яньцай. Таким образом, появление алановна исторической арене состоялось.

Назвав свою концепцию трехэтапной, С.А. Яценко выделяети четвертый этап, но, видимо, он имеет отношение уже к сформи-ровавшимся аланам. Начало этого этапа приходится на серединуI в. н. э., когда аланы продвигаются на запад, громят верхних аор-сов, донские аорсы под их напором уходят за Днепр, после чегопроисходит утверждение аланов в Восточной Европе. Часть ала-нов остается в Приаралье, где они будут известны и в средневе-ковье (Яценко, 1993а. С. 67, 68).

По данным С.А. Яценко, основными районами, где первона-чально обосновались аланы, были низовья Дона и Волги, а такжеКубань. Картирование центральноазиатских инноваций позволилоему выделить три района их концентрации: устье Дона, которыйон называет основным, правобережье Волги (выше Астрахани) иСредняя Кубань («Золотое кладбище» и более южные районы).Условно эту территорию он называет «Аланией» I–II веков. Такоетройственное распределение С.А. Яценко считает типичным чле-нением структуры федераций кочевников, нашедшим отражениеи у потомков аланов – осетин, делившихся на иронцев, дигорцев идвалов (Яценко, 1993а. С. 61).

Наиболее полно версия о роли кочевого мира центрально-и среднеазиатского регионов в процессе формирования аланов

– 276 –


была изложена в недавно вышедшей и уже цитировавшейся мнойкниге Т.А. Габуева (Габуев, 1999). Из имеющихся на сей деньработ в ней, пожалуй, наиболее полно использованы китайскиеписьменные источники. Сделанные им выводы позволяют зна-чительно укрепить позицию сторонников формирования алановв среде ираноязычных кочевников Азиатской Скифии. Цент-ром внимания Т.А. Габуева стали события, имевшие место до,во время и после завоевания в начале 2-й половины II в. до н. э.кочевниками Греко-Бактрии, которые нашли отражение как вкитайской, так и в античной литературе. Опираясь на предыду-щие исследования, Т.А. Габуев предложил наиболее приемле-мый вариант отождествления китайских и античных этнони-мов, упомянутых в вышеуказанных событиях, которое выгля-дит следующим образом: юэчжи = тохары; усуни = асии-асиа-ны; сэ = саки-сакаравлы. Хотя, по мнению Т.А. Габуева, этотряд сопоставления в определенной мере гипотетичен, он, темне менее, дает возможность синхронного толкования данныхкитайских и античных авторов. Интересным, как мне представ-ляется, является вывод Т.А. Габуева о том, что юэчжи, оби-тавшие в провинции Ганьсу по соседству с Китаем, и юэчжи,покорившие Греко-Бактрию, уже существенно отличались другот друга. Если на первоначальной своей территории юэчжи –это тохары, то на момент завоевания Греко-Бактрии юэчживключали сэ (саки-сакаравлы) и усуней (асии-асианы). Весь-ма существенным в данном моменте является возможноевхождение усуней в состав юэчжей, поскольку усуни могут бытьсопоставлены с асиями античных авторов, а асии, в свою оче-редь, с аланами. Такая реконструкция дает возможность пред-положить, что, по крайней мере, предки аланов принимали уча-стие в юэчжийском вторжении в Бактрию. Судьба усуней июэчжей довольно часто переплеталась, начиная с их совмест-ного проживания далеко на востоке в Ганьсу, что позволяетвысказать предположение о древней прародине аланов, кото-рым может являться указанный район Центральной Азии.Т.А. Габуев, конечно, понимает предположительный характерэтих выводов, тем не менее, справедливо считает, что это на-

– 277 –


правление исследования является заслуживающим вниманияесли не в определении древней родины собственно аланов, то,по крайней мере, одного из составляющих их компонентов (Га-буев, 1999. С. 79–85).

Т.А. Габуев обратил внимание на тот факт, что владение Янь-цай не только было переименовано в Аланья, но в «Бей шу» (Ис-тория Северных династий), а в ряде других династийных хрони-ках называется еще и Вэньнаша. Это название представляет осо-бый интерес для данной темы, поскольку в «Хань шу» упомина-ется правитель области, расположенной на территории провинцииГаньсу, носивший титул вэньоуто-ван. Это территория, где рань-ше обитали юэчжи, а после ухода большей их части там осталисьмалые юэчжи. Причем, как полагает Т.А. Габуев, первая частьтермина «вэнь» является родовым княжеским именем, а «оуто-ван» – собственно титул. Уже в Средней Азии от юэчжей отделя-ется какая-то часть их и образует на землях Кангюя правящийдом с родовым именем Вэнь и начинает контролировать если невсю, то часть его территории. Впоследствии возросшая мощьКангюя позволила ему расширить территорию за счет других вла-дений; в их числе было и владение Яньцай, которое после подчи-нения получило имя Аланья и Вэньнаша. Последнее название данов китайской традиции с указанием правящей династии.

Изложенное находит подтверждение и в других китайскихисточниках. Так, в «Вэй шу» (История Вэй, 384–534 гг.) есть упо-минание, что владетель Вынь (Вэнь) происходит из Дома Юэчжии что после разгрома юэчжей хунну он утвердился в древнем цар-стве Кан, которое территориально совпадало с древней кангюйс-кой землей. Таким образом, династийное название Вэньнаша юэч-жийского происхождения, в то же время Яньцай воспринимает иэтническое название Аланья. Все это позволило Т.А. Габуеву по-ставить вопрос о связи аланов с юэчжийским объединением (Га-буев, 1999. С. 90–98).

Удалось ему, на мой взгляд, и достаточно убедительно до-казать идентичность владения Кан, упоминаемого в раннесред-невековых китайских династических хрониках, и Кангюя, извест-ного по письменным источникам ханьского времени, а соответ-

– 278 –


ственно и связи правящего юэчжийского Дома Вэнь с Кангюем, всвою очередь имевшего, вероятно, прямое отношение к аланам.Именно с канско-кангюйским государством связан ряд названийаланского круга: города Алань, Аланьми, а также князь Аланьми«из Дома канского государя» (Габуев, 1999. С. 117).

Основной вывод, к которому приходит Т.А. Габуев, заклю-чается в следующем. В становлении аланов выделяются два пер-воначальных компонента – юэчжи-тохары и усуни-асии. К нимследует присоединить и коренное кангюйское население. Усуни июэчжи длительное время бок о бок проживали у границ Китая, ноокончательное формирование аланов происходит уже в Кангюе,который Т.А. Габуев называет их колыбелью (Габуев, 1999.С. 128). Значимую роль в этом процессе, по его мнению, сыграла«национальная идея», объединившая различные кочевническиегруппировки (истоки которой он видит в общем их арийском про-исхождении) и нашедшая отражение в их названии, поскольку, поВ.И. Абаеву, этноним «аланы» является эквивалентом термина«агуа» – древнем наименовании иранских и арийских народов (Га-буев, 1999. С. 119, 129).

Движение аланов на запад было в тех условиях наиболееприемлемым направлением реализации «пассионарности» новогоэтнополитического образования, поскольку хунну с востока, а юэч-жи, основатели Кушанской империи, с юга существенно ограни-чивали иные направления устремлений аланов. Успешному утвер-ждению аланов в восточноевропейских степях способствовалараздробленность сарматского мира, о чем неоднократно упоми-нается в сочинениях античных авторов (Габуев, 1999. С. 130).

Ведущая роль кочевого мира среднеазиатского региона вформировании аланов обосновывается и в недавно появившихсяработах А.А. Цуциева (Цуциев, 1995. С. 34–43; 1999. С. 3–26).Основные положения его версии сводятся к следующим момен-там. Судьба раннеаланского этноса связана, по китайским источ-никам, с такими государственными образованиями, как Кангюй иЯньцай. Поскольку локализация Яньцай имеет принципиальноезначение для данной проблемы, А.А. Цуциев уделяет этому воп-росу особое внимание и, несмотря на разнообразие мнений на этот

– 279 –


счет, приходит к выводу о наиболее предпочтительном его на-хождении в Восточном Приаралье (Цуциев, 1999. С. 15). До пере-именования Яньцай в Аланья (Аланьна или Аланьляо), по мнениюА.А. Цуциева, его населяли массагеты, что подтверждается со-поставлением данных о месте их обитания по Страбону и описа-ния Яньцай китайскими авторами. Завоевание Яньцай аланамион, как и С.А. Яценко, относит ко времени между 25-м и 50-мгодами. Оба автора не дают обоснования этой даты, но смысл еев общем понятен. К 25 г. относят начало Поздней Хань, в описа-нии истории которой отмечается событие, связанное с переиме-нованием Яньцай (Хоу хань шу); 50 г. – время, не ранее которогоаланы появляются в Восточной Европе.

Аланы вторгаются на территорию Яньцай из соседнего Кан-гюя, заселенного позднесакскими и другими родственными имираноязычными племенами. Все это подтверждается единовре-менностью переименования Яньцай и его попадания в зависи-мость от Кангюя. Это событие совпадает с ростом могуществаКангюя в I в. н. э., который превращается в могучее государ-ство, объединившее многие кочевые племена и контролирующееземледельческие центры. Аланы, как полагает А.А. Цуциев,могли первоначально выделиться «как мобильное воинственноеплемя, ставшее господствующим над другими племенами. Ониявлялись “своеобразным нобилитетом, аристократической вер-хушкой других родственных им племен”». В процессе завоева-ния ими Яньцай, вероятно, происходит устранение старой мас-сагетской знати, место которой занимает аланская аристокра-тия (Цуциев, 1999. С. 17).

Такая реконструкция, по мнению А.А. Цуциева, подтверж-дается и археологическими данными. Так, джатыасарская куль-тура, связываемая с территорией Яньцай, обнаруживает тесныесвязи с археологическими культурами Средней Сырдарьи – от-рарско-каратаусской и куанчинской, считающимися кангюйски-ми. Причем наибольшее влияние испытывала джатыасарская куль-тура со стороны двух упомянутых сырдарьинских культур, чтокак раз и отражает направленность миграций или военных втор-жений из Кангюя в Яньцай (Цуциев, 1999. С. 18).

– 280 –


Продвижение аланов из Средней Азии на запад в начале50-х гг., как считает А.А. Цуциев, было вызвано внутренним на-пряжением в среднеазиатском регионе, связанным с усилениемкняжества Согюй (Соцзюй), которое по данным «Хоу хань шу»уже к 29 г. н. э. подчинило 55 государств Западного края (Цуци-ев, 1999. С. 18).

В Европе, по Цуциеву, аланы появляются во 2-й половине –конце I в. н. э., хотя он не исключает проникновения отдельныхгрупп аланов сюда и в более раннее время. Археологическимипамятниками, принадлежащими аланам, могли быть курганы «Зо-лотого кладбища» на Кубани и группа богатых курганов в низовь-ях Дона, время возникновения которых совпадает с временемпоявления аланов в этих местах. А.А. Цуциев, ссылаясь на име-ющиеся в литературе мнения насчет этнической принадлежностиэтих памятников, более уверенно говорит о принадлежности ала-нам нижнедонских курганов, нежели курганов «Золотого кладби-ща». Но при допущении принадлежности того и другого памятни-ка с различными типами погребений аланам, следует считать, чтона Нижнем Дону этнической основой новой группировки, возглав-ляемой аланами, были аорсы, а на Кубани – сираки и меоты (Цу-циев, 1999. С. 20).

Рассмотренные версии С.А. Яценко, Т.А. Габуева и А.А. Цу-циева относительно происхождения аланов имеют в ряде случа-ев как сходные моменты, так и отличия. Общим для них явля-ется неприятие сарматской концепции формирования аланов. Изназванных авторов только Т.А. Габуев специально уделил вни-мание критике господствовавшего ранее мнения о связи алановв процессе их генезиса в основном с сарматами. Эту критику ясчитаю продуктивной, новые разработки по рассматриваемойпроблеме значительно усиливают позиции альтернативной точ-ки зрения, связывающей аланов с восточным скифским миром.Т.А. Габуевым наиболее полно, по состоянию источников на сейдень, изложена и версия о роли центральноазиатских и средне-азиатских кочевников в формировании аланов. Хотя его постро-ения во многом и гипотетичны, что прекрасно осознает сам ав-тор, но все же они в определенной мере опираются на письмен-

– 281 –


ные источники, которые, правда, не всегда могут однозначнотолковаться, но это характерно для большинства сочинений древ-них авторов скифо-сарматского времени. Думаю, что это направ-ление имеет перспективу его дальнейшей разработки. Более схе-матично версия о происхождении аланов излагается С.А. Яцен-ко и А.А. Цуциевым. Правда, о версии последнего я могу су-дить только по автореферату его кандидатской диссертации.Если Т.А. Габуев и С.А. Яценко считают, что древнейшие исто-ки аланов следует искать в центральноазиатских районах, гдеисточниками первоначально фиксируются юэчжи и усуни, тоА.А. Цуциев этой темы не касается. Начало аланской историиим связывается с Кангюем. Нет у него и более или менее ясно-го ответа на вопрос, какой или какие этнические компоненты яв-лялись первоначальной основой формирования аланов.

Однако проблема происхождения аланов не ограничиваетсятолько появлением их в I в. нашей эры. Ряд исследователей вы-деляют еще и более позднюю – вторую волну аланов, котораянапрямую не связана с ранними аланами. Так, как уже говори-лось, В.А. Кузнецов, отмечая изменение археологической ситуа-ции на Северном Кавказе во II – 1-й половине III в., в частности,прекращение существования грунтовых могильников и распрост-ранение курганов с катакомбами, считал, что это может бытьобъяснено мощным передвижением новой группы сармато-ала-нов с севера, которые подчиняют здесь предыдущее сармато-аланское население, что в дальнейшем приводит к их слиянию.В.А. Кузнецов отмечал синхронность процессов, происходившихв это время на Северном Кавказе и Нижнем Дону, ссылаясь наисследования Д.Б. Шелова (Кузнецов, 1992. С. 39). Действитель-но, в некрополе Танаиса со 2-й половины II в. н. э. фиксируетсяряд новых черт, которые характеризуют позднесарматскую куль-туру, а в танаисской ономастике отмечено появление новых иран-ских имен. Все это позволило в свое время Д.Б. Шелову говоритьо проникновении на Нижний Дон новой группы кочевников, веро-ятно, из Поволжья (Шелов, 1972. С. 238, 239, 249).

Т.А. Габуев также отмечал широкое распространение в Цен-тральном Предкавказье с середины III в. катакомбных погре-

– 282 –


бений под курганами. Он связывал это явление с массовой миг-рацией сюда аланского населения, которое было новым «не толь-ко для Кавказа, но и для Европейской Сарматии». Если учестьмнение Т.А. Габуева о предпочтительной принадлежности ран-ним аланам нижнедонских богатых курганов, то из этого следу-ет, что более поздняя миграция аланов не связана с предыду-щей (Габуев, 1999. С. 63). Т.А. Габуев не объясняет, в чем зак-лючается разница между аланами, появившимися в I в. н. э., иаланами, начавшими заселять Центральное Предкавказье с се-редины III в. нашей эры.

С формированием и распространением позднесарматскойкультуры связывал продвижение новой группировки кочевниковА.А. Цуциев, которые из районов Бухары и Ферганы через Хо-резм и низовья Амударьи продвинулись в Приуралье и НижнееПоволжье. На основе пришлого из Средней Азии и прикаспийс-кого сарматского населения, по его мнению, и складывается соб-ственно позднесарматская культура. В формировании же аланс-кого населения Северного Кавказа со II в. н. э. принимают уча-стие поздние сарматы Нижнего Поволжья, местные ранние аланыи среднеазиатские массагеты, принявшие участие в миграцияхII в. н. э. (Цуциев, 1999. С. 21). Из предложенной А.А. Цуцие-вым реконструкции не совсем ясно, имело ли алано-массагетс-кое население Яньцай какое-либо отношение к сложению позднеесарматской культуры Северного Прикаспия или же оно сразу про-двинулось на Кавказ, а позднесарматская культура формирова-лась с участием других выходцев из Средней Азии. Если этотак, тогда с каким этносом следует связывать этих среднеази-атских кочевников, положившим начало формированию поздне-сарматской культуры в Поволжье и Приуралье? Ответа на этотвопрос А.А. Цуциев не дает.

С.А. Яценко в свое время предложил различать «аланов-ски-фов» и «аланов-массагетов». Аланы, отождествляемые в источ-никах со скифами, появляются в I в. н. э. – это первая ранняяволна аланского продвижения на запад. Аланы-массагеты появ-ляются в 1-й половине II в. н. э., они являлись создателями по-зднесарматской культуры II–IV веков. Места, откуда пришли ала-

– 283 –


ны-массагеты, им называются следующие: окраины Бактрии иТуркестан; именно к ним, а не ко всем аланам имеет отношениеопределение их как «бывших массагетов» (они же «маскуты» ар-мянских источников). Армянские, грузинские и римские источни-ки, по мнению С.А. Яценко, позволяют поместить этих «бывшихмассагетов» к северу от кавказского хребта, на западе с концаIII в. они граничили с предкавказской Аланией. На карте, приве-денной в публикации С.А. Яценко, это небольшая территория кюгу от Терека, совпадающая с Приморским Дагестаном. На меж-дународной арене аланы-массагеты заявляют о себе уже в собы-тиях 132–135 годов. В получившем особую известность аланс-ком походе в Закавказье в 135 г., по мнению С.А. Яценко, уча-ствовали не те аланы, которые совершали, например, аналогич-ный поход в 72 г., а совершенно новый этнос, именуемый ДиономКассием уже не скифами, а массагетами.

Эпизоды из политической истории аланов-массагетов (мас-кутов), кроме того, называемых еще и «хазарами» в армянских игрузинских источниках, С.А. Яценко реконструирует вплоть до гун-нского вторжения в Европу. Таким образом, по С.А. Яценко, в пер-вые века нашей эры существовало несколько группировок аланов:нижнедонские, первыми появившиеся в Европе, к которым должноотноситься определение их как скифов; аланы-массагеты и цент-рально-кавказские аланы, не позже середины III в. образовавшиепредкавказскую Аланию (Яценко, 1998. С. 89).

Надо отдать должное той детализации, с которой С.А. Яцен-ко разрабатывает различные вопросы аланской проблематики.Однако его суждения и выводы не всегда согласуются с заклю-чениями других исследователей, это касается и рассматривае-мой здесь его концепции об аланах-массагетах. Обычно принятосчитать массагетскую версию происхождения аланов общей длявсех них, а последующую их историю взаимосвязанной. Напри-мер, серия известных закавказских походов аланов в 72, 135 гг., авозможно, и в 35 г., как считают некоторые исследователи, отож-дествлялась обычно с одним и тем же аланским объединением.С.А. Яценко, как отмечалось выше, считает, что в событиях 135 г.участвовала новая кочевническая группировка – аланы-массаге-

– 284 –


ты, не имеющие прямого отношения к ранним аланам-скифам.Освещая это событие, он пишет, что «в Каппадокии закованные всталь “массагетские” катафрактарии были разбиты Аррианом...».Интересно, что то же самое событие, нашедшее отражение в со-чинении наместника Каппадокии Арриана, С.М. Перевалов ис-пользует как доказательство тождества кочевников, предполага-емых аланов, вторгшихся в Закавказье в 35 г., и аланов, с которы-ми через сто лет столкнулся Арриан, полагая, что теми и другимибыла использована одна и та же тактика боя.

Есть и более существенные расхождения С.А. Яценко с не-которыми авторами, например, в локализации аланов-массагетови других племен Северо-Восточного Прикаспия. Так, Л.Б. Гмыряна той же территории и в то же время помещает «уннов» (гуннов),впервые упомянутых Дионисием Периэгетом в середине II в. н. э.,предполагая, что гуннские племена могли кочевать «в степныхрайонах Западного Прикаспия вплоть до Дербентского прохода»(Гмыря, 1995. С. 46–53). Причем, как она считает, в ряде случаевв закавказских источниках в различных событиях гунны моглифигурировать под именем «хазар». В данном случае происходитналожение территорий обитания двух народов, а возможно, и свя-занных с ними событий. Поскольку статья С.А. Яценко вышлапозже, ему надо было бы дать оценку аргументов, изложенных вкниге Л.Б. Гмыри, но ее не оказалось.

Не вполне ясна, по С.А. Яценко, и роль аланов-массагетов вформировании позднесарматской культуры. Как известно, наибо-лее представительные памятники этой культуры расположены вПодонье, Поволжье и Южном Приуралье. Как могли влиять на этотпроцесс на столь огромной территории аланы-массагеты, обосно-вавшиеся на территории современного Дагестана?

Не отступая дальше от темы, хотелось бы констатировать,что в догуннское время действительно существовало несколькогруппировок аланов – к вышеперечисленным Т.А. Габуев добавля-ет аланов-олондов, упомянутых по соседству с аланами-маскута-ми, родство между которыми на сей день не может быть доста-точно четко определено (Габуев, 1999. С. 53). С.А. Яценко в однойиз недавно опубликованных работ пришел к выводу, что на середи-

– 285 –


ну III в. н. э. приходится новое вторжение кочевников с востока,приведшее к существенной перекройке этнополитической карты отУрала до Дуная, в том числе и к перераспределению сфер влиянияаланских группировок. После этих событий, как он полагает, на тер-ритории кочевой Сарматии существовало пять независимых алан-ских объединений (Яценко, 1997. С. 154–160).

Что же касается разделения аланов на скифов и массагетов,то из прочтения источников такого впечатления не создается.Аммиан Марцеллин, который дал наиболее полное описание ала-нов, скорее всего, в целом относил к ним свое определение как«бывших массагетов». Иногда в одних и тех же событиях аланыименуются и массагетами, и скифами. Так, Дион Кассий называ-ет аланов по происхождению массагетами в связи с их походом в135 г., а Флавий Арриан, имея в виду те же события в «Диспози-ции против алан», называет их скифами.

Мне кажется, что в этом вопросе наиболее прав Т.А. Габу-ев, считающий, что версии об аланах-скифах и аланах-массаге-тах не столько противоречат, сколько дополняют друг друга, таккак определение их как части скифов относит их в целом к коче-вому ираноязычному миру, а «указание на их массагетское про-исхождение в значительной мере сужает этот круг народов», таккак массагетов древние авторы также относили к скифским на-родам (Габуев, 1999. С. 77).

Последнее десятилетие проблемой происхождения северокав-казских аланов активно занимался Н.Е. Берлизов, опираясь пре-имущественно на археологические источники. Основным объек-том его исследований были погребальные памятники катакомбно-го типа, традиционно считающиеся аланскими. Выводы историчес-кого плана, сделанные им, сводятся к следующему: в формирова-нии аланского союза существенную роль сыграли миграции на Цен-тральный и Северо-Восточный Кавказ скифов. В автореферате егокандидатской диссертации делается предположение, что одним изпредков аланов могли быть те скифы, которые вынуждены былиприйти на Северный Кавказ после крушения державы Атея. Воз-можно, они оказали помощь боспорскому царю Сатиру в борьбе запрестол в 310 г. до н. э. (Берлизов, 1990а. С. 13). В тексте же его

– 286 –


диссертации упор делается на крымских скифов, якобы появившихсяна Кавказе в III–II вв. до н. э. (Берлизов, 1990б. С. 173). В болеепоздней работе он еще более омолаживает это событие, считая,что группа кочевников, родственная скифам Крыма, осела в Цент-ральном Предкавказье во II в. до н. э., объединившись с какой-точастью местного населения и сарматов. Во II–I вв. до н. э. ониконтролировали предгорья Центрального Кавказа. Н.Е. Берлизовделает вывод о значительной роли поздних скифов в этногенезеаланов в противоположность «скромной, чем предполагалось ра-нее, роли сарматов в этом процессе» (Берлизов, 1996. С. 113, 114).

Странно, что появление крымских скифов в ПредкавказьеН.Е. Берлизов объясняет оттоком кочевников из районов Сред-ней Азии на запад в Восточную Европу, так как именно эти кочев-ники оказали существенное давление не только на районы При-черноморья, но и на Северный Кавказ (Керефов, 1988. С. 121–131). Такая реанимация северопричерноморских скифов на кав-казской почве, исходя из контекста общей исторической ситуациитого времени, вряд ли оправдана.

В одной из своих новых работ Н.Е. Берлизов попытался под-твердить ведущую роль скифов в этногенезе аланов, введя в ис-ходную матрицу признаков и такой показатель, как «антропологи-ческий тип», полагая, что он безусловно связан с этнической спе-цификой погребенного (Берлизов, 1998. С. 34). Оценка такого при-ема как не корректного была дана в отзывах на эту статью изве-стных антропологов М.М. Герасимовой и Л.Т. Яблонского (Гера-симова, 1998. С. 46–48; Яблонский, 1998. С. 48, 49).

Другим, более поздним хронологическим пластом, имеющимотношение к аланам Северного Кавказа, по мнению Н.Е. Берлизо-ва и В.Н. Каминского, изложенному в их совместной статье, былиносители катакомбного обряда погребения из Средней Азии, по-явившиеся в Предкавказье в начале II в. нашей эры. Это бывшиемассагеты, принявшие участие в закавказском походе 135-го или136 года. Причем они своим происхождением, возможно, связаныс кочевниками, якобы пришедшими с северо-запада в СреднююАзию. Контекст статьи не исключает, что исходной территорией,откуда они пришли, может быть все та же бывшая Причерномор-

– 287 –


ская Скифия, поскольку авторы обнаруживают удивительное сход-ство катакомб Тираспольщины с сырдарьинскими и ферганскими(Берлизов, Каминский, 1993. С. 108).

Не вдаваясь в подробный разбор этой экстравагантной ги-потезы, как ее назвали сами авторы, сошлюсь на ту реакцию, ко-торую вызвала эта статья у специалистов. Ю.А. Заднепровскийвесьма негативно оценил как сам анализ археологических источ-ников, так и выводы авторов этой статьи, а попытку связать ката-комбы Ферганы и Сырдарьи с катакомбами Тираспольщины на-звал фантазией (Заднепровский, 1994. С. 114–117). Я склонен со-гласиться с С.А. Яценко, который в отношении вышеназваннойстатьи, отдав должное содержавшемуся в ней типологическомуи хронологическому анализу, отметил бездоказательность широ-ких исторических выводов (Яценко, 1994. С. 119, 120).

В завершение следует рассмотреть еще одну версию, име-ющую прямое отношение к проблеме происхождения аланов, со-гласно которой последние считаются надплеменной организаци-ей. Есть, например, мнение, что восприятие названия «аланы» какэтнонима ошибочно, под этим наименованием следует пониматьмежплеменную орду, представляющую собой военную организа-цию, подчиняющуюся строгой дисциплине и нормам родовогообщества. Появляется такая организация у кочевников в резуль-тате углубления специализации скотоводческого хозяйства, в ееобязанности входит обеспечение безопасности и расширение эко-номической базы. Кроме того, такая орда может существоватьтолько за счет эксплуатации в какой-либо форме земледельчес-ких обществ (Наглер, Чипирова, 1985. С. 87–91).

Об аланах как социальной надплеменной прослойке говорил иМ.Б. Щукин. Свой взгляд на эту проблему он сформулировал сле-дующим образом: ранние аланы, вероятно, еще не были особымнародом или племенем в полном смысле этих понятий. Они моглипредставлять собой дружину аристократов, воинов-профессиона-лов. Это мог быть «своего рода «рыцарский орден», имеющий род-ственные связи с аристократическими родами самых разных бо-лее стабильных кочевнических объединений от Гиндукуша до Ду-ная» (Щукин, 1992. С. 119). Мобильность такой организации объяс-

– 288 –


няет, по мнению М.Б. Щукина, неожиданные появления аланов вразных, зачастую достаточно удаленных друг от друга местах. Ин-тернациональный характер организации аланов делает безуспеш-ными попытки выделить их по какой-либо совокупности археологи-ческих признаков. Он отмечал, что не исключена аланская принад-лежность ряда археологических памятников, но доказать это прак-тически невозможно, так как «ранние аланы столь же археологи-чески неуловимы, как тюркюты в составе Тюркского каганата илисами хазары в составе Хазарского». Авторитет аланов способство-вал установлению их власти над различными сарматскими группи-ровками, что приводит к вытеснению самого названия «сарматы»и замене его названием «аланы» (Щукин, 1992. С. 120, 121).

Эта же версия была развита в одной из работ А.А. Туалла-гова. По его мнению, название «аланы» закрепилось за правящейверхушкой или кланом «азиатских скифов», представители кото-рых были потомственными воинами и власть которых была сак-рализована в соответствии с традициями иранского кочевого мира(Туаллагов, 1997. С. 147–152).

Заключение

Происхождение аланов – сложная научная проблема и, как мнепредставляется, она не имеет однозначного решения. На разных эта-пах своей истории и в различных местах обитания аланы уже в опре-деленной мере различались между собой. Еще В.Ф. Миллер писал,что нельзя говорить с полной уверенностью об этническом тожде-стве кавказских аланов и аланов, обосновавшихся в Западной Ев-ропе (Миллер, 1887. С. 47).

Вполне справедливо М.П. Абрамова отмечала разницу междуаланами-кочевниками античных авторов и раннесредневековымиаланами Северного Кавказа, известными по армянским, визан-тийским и другим источникам, поскольку, кроме археологичес-ких, данные лингвистики и антропологии свидетельствуют о су-щественной роли кавказского субстрата и других этнических ком-понентов в формировании последних (Абрамова, 1993. С. 201).

– 289 –


Сказанное имеет отношение не только к северокавказскималанам. Аланы, в I в. н. э. обосновавшиеся у Меотиды и НижнегоДона, надо полагать, уже существенно отличались от своих сред-неазиатских предков.

Исторические источники дают нам массу примеров посто-янного изменения этнического состава различных кочевых груп-пировок скифо-сарматского времени. Сошлюсь на примеры, при-водимые Т.А. Габуевым в отношении юэчжей, усуней и саков,этнический состав которых претерпел существенные измененияв относительно короткий период. Так, после поражения юэчжейот хунну часть их (малые юэчжи) осталась на прежней террито-рии, остальные ушли на запад, где в Семиречье подчинили саков(сэ), после чего сами потерпели поражение от усуней. После этихсобытий, по данным Бань Гу, какая-то часть юэчжей и саков вош-ла в состав усуней, часть же саков, а возможно, и усуней вместес юэчжами двинулась далее на запад и разгромила Греко-Бакт-рию, после чего, как известно, эта группировка кочевников распа-лась на пять враждующих между собой княжеств. Таким обра-зом, как юэчжи, так и усуни, жившие у границ Китая с одной сто-роны и с другой – осевшие в Семиречье и Бактрии, по своемуэтническому составу уже значительно различались между собой.Т.А. Габуев правильно пишет, что для этнической истории даннойэпохи большую роль играли процесс децентрализации и консоли-дации, которые существенно перекраивали состав тех или иныхкочевых объединений (Габуев, 1999. С. 83, 84).

Да в общем и известная фраза Аммиана Марцеллина о том,что аланы с течением времени подчинили многие народы и рас-пространили на них свое имя, характеризует те же процессы. На-звание племени лидера сохранялось, а состав кочевнической груп-пировки, скрывающейся за этим именем, как правило, менялся.

Для более глубокого понимания проблемы происхожденияаланов большое значение имеет рассмотрение некоторых общихмоментов в истории сарматского мира последних веков до нашейэры – первых веков нашей эры. За период со II в. до н. э. по II в. н. э.произошло, по крайней мере, три существенные коррекции этни-ческого состава кочевников восточноевропейских степей.

– 290 –


Первая – время, вероятно, близкое к середине II в. до н. э.,ознаменовавшееся появлением целого ряда новых объединенийкочевников, впервые наиболее полно описанных Страбоном и на-шедших отражение в некоторых эпиграфических памятниках. Тер-риторию между Днепром и Доном занимали роксоланы, в Крымупоявляются сатархи. Скорее всего, к этому времени относитсяутверждение на Дону и в Северном Прикаспии аорсов и, вероят-но, сираков на Кубани.

Вторая – появление аланов, начало этого события, видимо,приходится на 1-ю половину I в. н. э., а к середине его происходитих закрепление на Дону и в Приазовье, что приводит к подвижкеобитавших здесь ранее кочевников на запад.

Третья коррекция приходится на II в., она фиксируется нестолько письменными, сколько археологическими источниками, ивыражается в появлении памятников позднесарматской культу-ры, позволяющих говорить об определенных изменениях этничес-кого состава населения по сравнению с предыдущим временем.

Свое археологическое лицо имеет не только последний пе-риод, но и два предыдущих. Так, например, сарматские археоло-гические памятники II–I вв. до н. э. на территории Украины отли-чает нетипичная для раннесарматской культуры северная ориен-тировка погребенных, являющаяся ведущей здесь. Надо отме-тить, что и на Нижнем Дону, и далее на восток, вплоть до Завол-жья, погребения, которые определенно датируются II–I вв. до н. э.,также дают достаточно большой процент северной ориентировки(Симоненко, 1993. С. 23; Скрипкин, 2000а. С. 143). Кроме того,памятники этого времени уже по многим параметрам погре-бального обряда и материальной культуры отличаются от сар-матских памятников IV–III вв. до нашей эры. В них отмеченычастые находки вещей, связанных с культурными традициямивосточных регионов степного пояса, вплоть до Китая (Скрип-кин, 2000а. С. 141, 142).

Ранний период истории аланов в Восточной Европе, в принци-пе, совпадает со среднесарматской культурой, в материальной куль-туре которой также просматриваются далекие восточные связи, окоторых уже не однажды говорилось в специальной литературе.

– 291 –


Все эти три периода связаны некой общей тенденцией, о чеммне в последнее время уже приходилось писать. Суть этой тен-денции состоит в том, что, по крайней мере, со II в. до н. э. начи-нается постепенное смещение восточного скифского мира на за-пад, вылившееся в ряд циклов, достаточно очевидно фиксируе-мых в степях Восточной Европы. О том, что следует пониматьпод восточным скифским миром, уже отчасти говорилось. Об-стоятельную характеристику Восточной или Азиатской Скифиина основании сочинений античных авторов дал Т.А. Габуев (Га-буев, 1999. С. 67, 68). Восточные скифы упоминаются у Страбо-на; они разделяются на многие народы и занимают территориюот Каспийского моря до «Восточного моря и Индии» (Страбон.XI, VI, 2). По Птолемею, Скифия, находящаяся в Азии, распола-галась от Азиатской Сарматии, собственно от Заволжья и Кас-пийского моря, до Китая и Индии (Птолемей. VI, 15, 1).

Во II в. до н. э., во время, близкое к годам падения Греко-Бактрии, в степных районах Сарматии в погребениях кочевниковпоявляется большое количество вещевого материала, находящегопараллели в памятниках соответствующего времени Средней Азии,Алтая, Енисея и Китая. Это клинковое оружие, поясные пряжки,конская упряжь и другие вещи (Скрипкин, 1993. С. 3–10; 2000а.С. 137–146). Не ранее II в. до н. э. в этнической номенклатуре степ-ной Восточной Европы появляются новые этнонимы: роксоланы,сатархи, аорсы, сираки. Известно, например, что роксоланы (ревк-синалы) упоминаются в херсонесском декрете в честь Диофанта(110/109 гг. до н. э.). Аналогичная хронологическая привязка име-ется и в «Географии» Страбона (Страбон. VII, III, 17). Примерно вто же время в степном Крыму появляются сатархи (Ольховский,1981. С. 56), которые были известны в Средней Азии; некоторымиисследователями предполагалось их родство с тохарами Страбона,принимавшими участие в разгроме Греко-Бактрии (Десятников, 1973.С. 142). Вероятно, к этому же времени относится сообщение Плинияо переходе Танаиса рядом племен, среди которых упомянуты сатар-хи, тагоры, у сатархеи-спалеи (Плиний. NH. VI, 22).

Следует отметить и еще одну деталь – преобладание севернойориентировки погребенных в сарматских погребениях Северного

– 292 –


Причерноморья, след которой просматривается до Заволжья. Этоявление весьма неожиданно на фоне типичной южной ориентировкидля погребенных раннесарматской культуры. Северная же ориенти-ровка в это и предыдущее время была характерна для кочевничес-ких погребений восточных ареалов евразийских степей. Она являет-ся ведущей у хунну (Могильников, 1992. С. 260), юэчжийские погре-бения провинции Ганьсу также дают преобладание северной ориен-тировки (Заднепровский, 1997. С. 76). Эта же ориентировка получаетраспространение в среднеазиатском регионе в курганах кочевниковпосле падения Греко-Бактрии (Мандельштам, 1966).

Все эти явления, отмеченные в материальной культуре, по-гребальном обряде и письменных источниках, несомненно связа-ны между собой и могут свидетельствовать о появлении в Вос-точной Европе отдельных группировок кочевников с востока иобразовании здесь новых этнополитических объединений на ос-нове пришлого и местного населения.

В связи с вышеизложенным хотелось бы высказать некото-рые соображения относительно интерпретации Зубовско-Воздви-женской группы курганов. В настоящее время можно утверждать,что их индивидуальность, в свое время отмеченная Б.А. Раевыми С.А. Яценко и выражавшаяся в наличии целой серии инновацийвосточного происхождения, не есть уникальное явление, харак-терное только для этого памятника. Зубовско-Воздвиженские по-гребальные комплексы со всеми своим инновационными харак-теристиками вписываются в общий контекст сарматских памят-ников Восточной Европы II–I вв. до н. э., для многих из которыхтакже отмечается влияние восточных традиций и в материаль-ной культуре, и погребальном обряде (Скрипкин, 2000б). Отожде-ствление же курганов ЗВГ с аланами Анавсия, со ссылкой на по-этическое сочинение Валерия Флакка, весьма проблематично; этостановится очевидным, когда знакомишься со всей этническойноменклатурой «Аргонавтики» (Габуев, 1999. С. 10). Ясно, чтоэтот памятник связан с теми общими процессами, о которых го-ворилось выше, и возможно, он имеет отношение к какой-то груп-пировке кочевников восточно-скифского происхождения, но былили это аланы – сказать трудно.

– 293 –


Аланы все же появляются в Восточной Европе, видимо, в1-й половине I в. нашей эры. Они могли быть в какой-то степениродственными тем кочевникам, которые утвердились здесь ра-нее, поскольку исходные их территории, откуда те и другие дви-нулись на запад, могли в целом или частично совпадать. Ранееони могли входить в одни и те же объединения. Но объявившие-ся в Европе аланы – это не одно и то же, что роксоланы илиаорсы. По своему этническому составу эти группировки кочев-ников должны были различаться, да и политически они былиобособлены. Состав аланов, бесспорно, изменился за время бо-лее чем столетнего их пребывания в Средней Азии, после тогокак передовые группировки восточных скифов продвинулись назапад, достигнув Причерноморья, пополнившись, в свою очередь,новыми этническими компонентами.

Версия причастности аорсов и сарматов к формированию ала-нов в этом случае получает другую трактовку. Какая-то часть аор-сов, и, видимо, других сарматских племен, скорее всего, вошла всостав нового политического объединения, возглавляемого алана-ми, центром которого, видимо, первоначально был Нижний Дон.

Независимо от того, были ли аланы сначала надплеменной,клановой организацией или племенем-гегемоном, объединившим подсвоей властью различные кочевнические племена, они должны былиотличаться от других кочевнических объединений, от тех же рок-соланов, аорсов, языгов уже потому, что последние могли быть орга-низованы по тому же принципу. Различия эти заключались в их по-литической самостоятельности, контролируемых территориях и,видимо, в отдельных компонентах этнического состава. Бесспор-но, что эти объединения не оставались длительное время статич-ными, их перегруппировки могли происходить в результате военныхконфликтов или новых передвижений кочевников.


Абрамова, М. П. Катакомбные и склеповые сооружения СеверногоКавказа сарматского времени // СА. – 1972а. – № 2.

– 294 –


Абрамова, М. П. Катакомбные и склеповые сооружения юга Вос-точной Европы (середина I тысячелетия до нашей эры – первые века на-шей эры) // Археологические исследования на юге Восточной Европы. –М., 1982. – Ч. II.

Абрамова, М. П. Нижне-Джулатский могильник / М. П. Абрамова. –Нальчик, 1972.

Абрамова, М. П. Центральное Предкавказье в сарматское время (III в.до н. э. – IV в. н. э.) / М. П. Абрамова. – М., 1993.

Берлизов, Н. Е. Аланы-скифы // ИАА. – Армавир ; М., 1996. – Вып. 2.Берлизов, Н. Е. О двух подходах к поиску предков исторических

алан. Перспективы третьего подхода // Античная цивилизация и вар-варский мир : (материалы 6-го археологического семинара). – Ч. 2. –Краснодар, 1998.

Берлизов, Н. Е. Ранние аланы Северного Кавказа (по материаламкатакомбных погребений II в. до н. э. – II в. н. э.) : автореф. дис. ... канд. ист.наук / Н. Е. Берлизов. – Л., 1990а.

Берлизов, Н. Е. Ранние аланы Северного Кавказа (по материаламкатакомбных погребений II в. до н. э. – II в. н. э.) : дис. ... канд. ист. наук(рукопись) / Н. Е. Берлизов. – Л., 1990б.

Берлизов, Н. И. Аланы, Канной и Давань / Н. И. Берлизов, В. Н. Ка-минский // ПАВ. – СПб., 1993. – Вып. 7.

Боровкова, Л. А. Запад Центральной Азии во II в. до н. э. – VII в.н. э. (историко-геграфический обзор по древнекитайским источникам)/ Л. А. Боровкова. – М., 1989.

Вайнберг, Б. И. Этногеография Турана в древности / Б. И. Вайн-берг. – М., 1999.

Виноградов, В. Б. Еще раз о язаматах // ВДИ. – 1974. – № 1.Виноградов, В. Б. Локализация Ахардея и сиракского союза племен

(по письменным источникам) // СА. – 1966. – № 4.Виноградов, В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа

/ В. Б. Виноградов. – Грозный, 1963.Виноградов, В. Б. Катакомбные погребения и их носители в Цен-

тральном Предкавказье в III в. до н. э. – IV в. н. э. / В. Б. Виноградов,Я. Б. Березин // Античность и варварский мир : сб. науч. тр. – Орджо-никидзе, 1985.

Виноградов, Ю. Г. Очерк военно-политической истории сарматов вI в. н. э. // ВДИ. – 1994. – № 2.

Виноградов, Ю. Г. Херсонесский декрет о «несении Диониса» IOSPEI 343 и вторжение сарматов в Скифию // ВДИ. – 1997. – № 3.

– 295 –


Габуев, Т. А. Ранняя история алан (по данным письменных источни-ков) / Т. А. Габуев. – Владикавказ, 1999.

Гаглойти, Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин : автореф.дис. ... канд. ист. наук / Ю. С. Гаглойти. – Тбилиси, 1964.

Гаглойти, Ю. С. К вопросу о первом упоминании алан на Север-ном Кавказе // Аланы: история и культура. ALANIKA III. – Владикавказ ;Дзжуджыхъжу, 1995.

Гаглойти, Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин/ Ю. С. Гаглойти. – Тбилиси, 1966.

Гаглойти, Ю. С. К вопросу о первом упоминании алан на Север-ном Кавказе / Ю. С. Гаглойти // Аланы и Кавказ. ALANIKA II. – Владикав-каз ; Цхинвал, 1992.

Герасимова, М. М. Некоторые замечания к статье Н. Е. Берлизова«О двух подходах к поиску предков исторических алан. Перспективы тре-тьего подхода» // Античная цивилизация и варварский мир : (материалы6-го археол. семинара). – Краснодар, 1998. – Ч. 2.

Гмыря, Л. Б. Страна гуннов у Каспийских ворот / Л. Б. Гмыря. –Махачкала : Даг. кн. изд-во, 1995.

Граков, Б. Н. Рец. на кн.: Виноградов В. Б.. Сарматы Северо-Восточ-ного Кавказа : труды Чечено-Ингушского научно-исследовательского ин-ститута. – Грозный, 1963. – Т. VI // СА. – 1964. – № 4.

Десятников, Ю. М. Сатархи // ВДИ. – 1973. – № 1.Заднепровский, Ю. А. Древние номады Центральной Азии : сб. ст. –

СПб., 1997.Заднепровский, Ю. А. К проблеме этнической принадлежности ката-

комбных памятников Средней Азии // ПАВ. – СПб., 1994. – Вып. 8.Зуев, Ю. Сармато-аланы Приаралья (Яньцай/Абзойя) // Культура

кочевников на рубеже веков (XIX–XX, XX–XXI). Проблемы этногенеза итрансформации : материалы междунар. конф., Алматы, 5–7 июня 1995 г. –Алматы, 1995.

Каменецкий, И. С. О язаматах // Проблемы скифской археологии. –М., 1971. – (МИА ; № 177).

Керефов, Б. М. Памятники сарматского времени Кабардино-Балка-рии / Б. М. Керефов. – Нальчик, 1988.

Керефов, Б. М. Чегемский курган-кладбище сарматского времени// Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкариив 1972–1979 гг. – Нальчик, 1985. – Т. 2.

Кузнецов, В. А. Очерки истории алан / В. А. Кузнецов. – Влади-кавказ, 1992.

– 296 –


Кузнецов, В. А. Рец.: Виноградов В. Б. Сарматы Северо-ВосточногоКавказа : труды Чечено-Ингушского научно-исследовательского институ-та. – Грозный, 1963. – Т. VI // СА. – 1964. – № 4.

Максименко, В. Е. Сарматы на Дону (археология и проблемы этни-ческой истории) // Донские древности. – Азов, 1998. – Вып. 6.

Мандельштам, A. M. Кочевники на пути в Индию // МИА. – М.,1966. – № 136.

Марченко, И. И. Сираки Кубани (по материалам курганных погре-бений Нижней Кубани) / И. И. Марченко. – Краснодар, 1996.

Мачинский, Д. А. Некоторые проблемы этнографии восточноевропей-ских степей во II в. до н. э. – I в. н. э. // АСГЭ. – Л., 1974. – Вып. 16.

Мачинский, Д. А. О времени первого активного выступления сарма-тов в Поднепровье по свидетельствам античных письменных источников// АСГЭ. – Л., 1971. – Вып 13.

Миллер, В. Осетинские этюды // УЗ ИМУ. Отдел историко-филоло-гический. – М., 1887. – Вып. 8.

Могильников, В. А. Хунну Забайкалья // Археология СССР. Степнаяполоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. – М., 1992.

Наглер, А. О. К вопросу о развитии хозяйственных типов в древнихобществах / А. О. Наглер, Л. А. Чипирова // Античность и варварскиймир : сб. науч. тр. – Орджоникидзе, 1985.

Ольховский, B. C. Население Крыма по данным античных авторов// СА. – 1981. – № 3.

Перевалов, С. М. Как создаются мифы (к ситуации в отечественномалановедении) // ИАА. – 1998. – Вып. 4.

Перевалов, С. М. О племенной принадлежности сарматских союз-ников Иберии в войне 35 г. н. э.: три довода в пользу аланов // ВДИ. –2000. – № 1.

Раев, Б. А. Аланы в евразийских степях: восток – запад // Скифия и Бос-пор : Археологические материалы к конф. памяти акад. М. И. Ростовцева (Ле-нинград, 14–17 марта 1989 г.). – Новочеркасск, 1989.

Раев, Б. А. Римские импортные изделия в погребениях кочевни-ческой знати I–III вв. н. э. на Нижнем Дону : автореф. дис. ... канд. ист.наук / Б. А. Раев. – Л., 1979.

Раев, Б. А. О времени первого появления аланов в Юго-Восточ-ной Европе : тезисы // Скифия и Боспор : (материалы конф. памятиМ. И. Ростовцева) / Б. А. Раев, С. А. Яценко. – Новочеркасск, 1993.

Ростовцев, М. И. Сарматы // ΣΚYΘIKA : избр. работы акад. М. И. Ро-стовцева. – СПб., 1993.

– 297 –


Ростовцев, М. И. Скифия и Боспор / М. И. Ростовцев. – Л., 1925.Сергацков, И. В. Проблема формирования среднесарматской куль-

туры / И. В. Сергацков // Научные школы Волгоградского государственно-го университета. Археология Волго-Уральского региона в эпоху раннегожелезного века и Средневековья. – Волгоград, 1999.

Симоненко, А. В. Сарматы Северо-Западного Причерноморья/ А. В. Симоненко. – Киев, 1991.

Симоненко, А. В. Сарматы Таврии / А. В. Симоненко. – Киев, 1993.Симоненко, О. В. Сармати Пiвнiчного Причорноморя. Хронологiя,

перioдизацi та етнополiтична iсторiя : автореф. дис. ... д-ра ист. наук/ О. В. Симоненко. – Киïв, 1999.

Скржинская, М. В. Северное Причерноморье в описании ПлинияСтаршего / М. В. Скржинская. – Киев, 1977.

Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия. Проблемы хронологии и ееисторический аспект / А. С. Скрипкин. – Саратов, 1990.

Скрипкин, А. С. Анализ сарматских погребальных памятников III–I вв. до н. э. // Статистическая обработка погребальных памятников Ази-атской Сарматии. – Вып. II : Раннесарматская культура (IV–I вв. до н. э.). –М., 1997б.

Скрипкин, А. С. К вопросу этнической истории сарматов первыхвеков нашей эры // ВДИ. – 1996. – № 1.

Скрипкин, А. С. К определению содержания понятия «сарматскаяэпоха» // Проблемы истории и культуры сарматов : тез. докл. междунар.конф., 13–16 сент. 1994 г., Волгоград. – Волгоград, 1994.

Скрипкин, А. С. К проблеме выделения сарматских памятников Ази-атской Сарматии II–I вв. до н. э. // Раннесарматская культура: формирова-ние, развитие, хронология : материалы IV междунар. конф. «Проблемысарматской археологии и истории». – Самара, 2000. – Вып. 1.

Скрипкин, А. С. К проблеме исторической интерпретации археоло-гических параллелей в культурах алтайского и доно-волжского регионов впоследних веках до нашей эры // Античная цивилизация и варварскиймир. – Новочеркасск, 1993. – Ч. II.

Скрипкин, А. С. Новые аспекты изучения истории материальнойкультуры сарматов // НАВ. – Волгоград, 2000а. – Вып. 3.

Скрипкин, А. С. О географическом положении Азиатской Сарматиии ее населении // Россия и Восток: проблемы взаимодействия : материалыконф. – Ч. V, кн. 2. – Челябинск, 1995.

Скрипкин, А. С. Погребальный обряд и материальная культура сар-матов европейских степей в первые века нашей эры // Научные школы

– 298 –


Волгоградского государственного университета. Археология Волго-Уральского региона в эпоху раннего железного века и Средневековья. –Волгоград, 1999.

Скрипкин, А. С. Этюды по истории и культуре сарматов / А. С. Скрип-кин. – Волгоград, 1997а.

Смирнов, К. Ф. Основные пути развития меото-сарматской культу-ры Среднего Прикубанья // КСИИМК. – M., 1952. – Вып. XLVI.

Смирнов, К. Ф. Сарматские племена Северного Прикаспия // КСИИМК. –M., 1950. – Вып. XXXIV.

Туаллагов, А. А. К вопросу о происхождении ранних алан// STRATUM + ПАВ. – СПб. ; Кишинев, 1997.

Храпунов, И. Н. Очерки этнической истории Крыма в раннемжелезном веке. Тавры. Скифы. Сарматы / И. Н. Храпунов. – Симфе-рополь, 1995.

Цуциев, А. А. Аланы Средней Азии (I–VI вв. н. э.): проблемы этноге-неза : автореф. дис. ... канд. ист. наук / А. А. Цуциев. – Владикавказ, 1999.

Цуциев, А. А. Известия китайских письменных источников по ран-ней истории аланов // Аланы: история и культура. ALANIKA III. – Влади-кавказ ; Дзжуджыхъжу, 1995.

Шелов, Д. Б. Танаис и Нижний Дон в первые века нашей эры/ Д. Б. Шелов. – М., 1972.

Щукин, М. Б. На рубеже эр. Опыт историко-археологической рекон-струкции политических событий III в. до н. э. – I в. н. э. в Восточной иЦентральной Европе / М. Б. Щукин. – СПб., 1994.

Щукин, М. Б. Некоторые замечания к вопросу о хронологии Зубо-вско-Воздвиженской группы и проблема ранних аланов // Античная ци-вилизация и варварский мир : (материалы III археол. семинара). – Ново-черкасск, 1992. – Ч. 1.

Яблонский, Л. Т. Отзыв на статью Н. Е. Берлизова «О двух подхо-дах к поиску предков исторических алан. Перспективы третьего под-хода» // Античная цивилизация и варварский мир : (материалы 6-гоархеол. семинара). – Краснодар, 1998. – Ч. 2.

Яценко, С. А. «Бывшие массагеты» на новой родине – в ЗападномПрикаспии (II–IV вв. н. э.) // ИАА. – 1998. – Вып. 4.

Яценко, С. А. Аланская проблема и центральноазиатские эле-менты в культуре кочевников Сарматии рубежа I–II вв. н. э. // ПАВ. –1993а. – № 3.

Яценко, С. А. Аланские катакомбы II–IV вв. н. э.: новые материалы иновые заблуждения // ПАВ. – 1994. – Вып. 8.


Яценко, С. А. Германцы и аланы: о разрушениях в Приазовье в 236–276 гг. н. э. // STRATUM + ПАВ. – СПб. ; Кишинев, 1997.

Яценко, С. А. Специфические соответствия в алано-осетинском и ал-тае-саянском язычестве: к вопросу о миграции аланов // Культурно-истори-ческое единство Евразии и Великий шелковый путь. – М., 1993б.

Raev, В. А. Roman Imports in the Lower Don Basin. – Oxford, 1986. –(BAR. International Series ; 278).

Rau, P. Hügelgräber römischer Zeitan der Unteren Wolga / P. Rau. –Pokrowsk, 1927.

– 300 –

ÖSTLICHE UND WESTLICHE NEUERUNGENIN DER MATERIELLEN KULTUR

DER SARMATEN DER EUROPÄISCHEN STEPPENIN DEN ERSTEN JAHRHUNDERTEN N. CHR

(Kontakt-Kooperatio-Konflikt German und Sarmaten zwischendem 1. und dem 4. Jahrhundert nach Christus. InternationalesKolloquium des Vorgeschichtlichen Seminars der Philipps-Universität,Marburg, 12–16 Februar 1998. – Neumünster, 2003. – S. 9–18.)

Dieser Beitrag beschäftigt sich in erster Linie mit dem Problemder Verbindung westlicher, d.h. griechisch-römischer, und östlicher,besonders zentralasiatischer Einflüsse auf die sarmatische Kulturin den ersten Jahrhunderten n. Chr. Die Bezeichnung Sarmaten istein Sammelethnonym wie beispielsweise Skythen, Slaven undGermanen, möglicherweise hat sie in früherer Zeit jedoch eine engereBedeutung besessen. Die Geschichte der sarmatischen Völker inden südrussischen Steppen wird traditionsgemäß vom 4. Jh. vor biszum 4. Jh. nach Chr. Geb. datiert. In dieser Zeit hat sich dieBevölkerungsstruktur grundlegend verändert. Aus dem Ostendrangen neue Nomadenvölker vor und verdrängten die altenNomadenverbände in westliche Richtung. Diesen Prozeß kann manin vier Abschnitte unterteilen:

1. Die Zeit bis zur Mitte des 4. Jh. v. Chr.: Als die Sirmaten undinfolgedessen auch die Sarmaten aus den Gebieten des südlichenUralvorlandes an den Don kamen, führte dies im zweiten Dritteldes 3. Jh. v. Chr. zu Pogromen in Skythien.

2. Mitte des 2. Jh. v. Chr. hat sich die ethnische Landschaft in dereurasischen Steppe, darunter auch in deren osteuropäischem Teil,

© Skripkin А. S., 2003© Skripkin А. S., 2010, abgeändert

– 301 –


wesentlich verändert. Im nördlichen Kaspischen Raum, am Donund am Schwarzen Meer traten neue Nomadenvölker auf, dieerstmals von Strabo beschrieben wurden: Aorsen, Siraken,Roksolanen. Gleichzeitig eroberten die Sarmaten das Land vomWesten bis zum Dnepr.

3.1. Jh. n. Chr.: Erstmalige Erwähnung der Alanen in den schriftlichenQuellen, Verbreitung einer grossen Anzahl neuer Merkmale inder materiellen Kultur und den Bestattungsriten. Eroberung desTerritoriums in westlicher Richtung bis zur Donau durch dieSarmaten und ihre Ausbreitung bis unmittelbar an die Grenzendes Römischen Reiches.

4.2. Jh. n. Chr., wahrscheinlich in dessen Mitte: BedeutendeVeränderungen in den Bestattungsriten und der materiellen Kulturder Sarmaten; weite Verbreitung des Brauchs künstlicherSchädeldeformierung; Verstärkung des mongolischen Einflusses,auf den auch Anthropologen hingewiesen haben – alles dies zeugtvom Auftauchen eines neuen Ethnos in den Steppen Osteuropas.In Übereinstimmung mit der archäologischen Periodisierung

fallen die ersten beiden Etappen mit der frühsarmatischen, die drittemit der mittelsarmatischen und die vierte mit der spätsarmatischenKultur zusammen. Im weiteren wird die Rede von den beidenletzten Phasen sein.

Der Inhalt des Begriffs „Sarmaten” veränderte sich im Verlaufder verschiedenen Perioden. War diese Bezeichnung in früherer Zeiteher konkret und bezog sich aller Wahrscheinlichkeit nach auf einenbestimmten Stamm beziehungsweise eine Vereinigung von Stämmen,die von den Sarmaten dominiert wurden, so trägt sie in späterer Zeiteinen stärker allgemeinen Charakter und schließt viele Verbände vonNomadenstämmen in Osteuropa ein, die eigene Bezeichnungen hatten.Diese qualitative Veränderung beginnt aller Wahrscheinlichkeit nach inder zweiten Periode der sarmatischen Geschichte. Die schriftlichenQuellen beschreiben die Sarmaten als bestimmtes Volk mit eigenemHerrscher und begrenztem Gebiet. Nach Angaben, die auf DemetriusKallatijskij (3.-2. Jh. n. Chr.) zurückgehen, haben die Sarmaten in Asiendirekt hinter dem Don gelebt und ein Gebiet von 2000 Stadien besiedelt(Ps.-Skilak. 874–885). Polybius, der den im Jahre 179 v. Chr. zwischen

– 302 –


dem pontischen Herrscher Tharnakos und seinen Verbündetengeschlossenen Friedensvertrag erwähnt, spricht von einem sarmatischenHerrscher namens Gatal (Pol. XXV, 2, 12).

Im 2. Jh. v. Chr., wahrscheinlich seit dessen Mitte, verstärktesich die ethnische Vielfalt der sarmatischen Welt. Wie bereits erwähnt,ist Strabo der erste, der diese Situation recht deutlich wiedergibt. Ineiner Reihe mit den Sarmaten erwähnt er die Aorsen, die oberenAorsen, die Siraken und Roxolanen, wobei einzelne von ihnen aufGebiete festgelegt sind, die vorher ausschließlich von Sarmatenbesiedelt wurden (Strab. II, 5, 7; XI, 2, 1). Claudius Ptolemäus machtauf ihrem Territoritum zwei Teilgebiete aus: ein asiatisches und eineuropäisches, die von verschiedenen Völkern besiedelt wurden; siewurden nach dem Brauch griechisch-römischer Autoren Sarmatengenannt, obwohl viele von ihnen eigene Bezeichnungen trugen. DiePraxis der Übertragung einer Bezeichnung eines bereits bekanntenVolkes auf andere Völker war in der antiken Literatur weit verbreitet.Für die Bevölkerung der eurasischen Steppen waren diegebräuchlichsten Bezeichnungen „Skythen”, „Savromaten”,„Sarmaten” und „Alanen”. Seit dem zweiten vorchr. Jh. wandertenverschiedene Nomadengruppierungen aus dem Osten ein und fügtensich in die nomadische Struktur der Sarmaten ein. Sie wurden vonantiken Autoren als Bewohner der sarmatischen Welt aufgefaßt undentsprechend der schon bestehenden Bezeichnung des Gebietesbenannt. Die ethnischen, historischen und politischen Prozesse in dereurasischen Steppe, die in den letzten vorchristlichen Jahrhundertenbegannen, bestimmten das Leben der Nomadenwelt auch in den erstenJahrhunderten n. Chr. Diese Prozesse waren durch die Bildung dergewaltigen hunnischen Macht verursacht, deren Einfluß weit in denWesten reichte. Der Anschluß des südlichen Sibirien und des östlichenTurkestan an den hunnischen Staat brachte Bewegung in die Weltder eurasiaschen Nomaden. Auf den Druck der Hunnen begannentürkische Völker, ostskythische Nomadengruppierungen in westlicheRichtung zu drängen. Der Durchbruch der Hunnen zur Donau schloßdiesen Prozeß ab; er beendete die Vorherrschaft iranischsprachigerNomaden in den Steppen Eurasiens und setzte die Dominanz vonNomadenstämmen türkischer Herkunft ingang.

– 303 –


Die Ereignisse im Osten spiegelten sich in der gesamteneurasischen Steppenzone wider. Die Hunnen warfen eine Reihe vonVölkern im südlichen Sibirien ebenso wie die an der chinesischenNordwestfrenze lebenden Juetschschen und Usunen nieder, und dieUsunen zogen sich nach Zentralasien zurück: Vorgänge, durch die dieNomadenbevölkerung in den osteuropäischen Steppen zunahm und neueNomadenvereinigungen entstanden, die in den schriftlichen Quellen derantiken Autoren früher nicht verzeichnet waren. In diese Zeit fällt auchdie endgültige Eroberung des Gebietes zwischen Don und Dnepr durchdie neu entstandenen Nomadenvereinigungen, einer Region, die früherunter dem Einfluß der Schwarzmeer-Skythen gestanden hatte.

Die politischen Ereignisse in Zentralasien führten am Beginnunserer Zeitrechnung in Osteuropa zum Erscheinen der Alanen, einerneuen Stammesvereinigung. Der Druck, den sie auf die Nomaden ander nördlichen Schwarzmeerküste ausübte, führte zur Verschiebungeines Teiles der Stämme des sarmatischen Kreises in den nordwestlichenVorschwarzmeerraum, die Gebiete zwischen Dnepr und Donau. Aufdiese Weise war die ost-skythische Welt der Nährboden für dieSarmaten, die mit den alten Zivilisationen des Ostens, beginnend mitParthien und endend mit China, im Austausch standen. Als sie in dieosteuropäischen Steppen kamen, entwickelten sie neue Beziehungen,zunächst mit den griechisehen Kolonien am Schwarzen Meer, die sicham Anfang unserer Zeitrechnung bereits in Abhängigkeit von Rombefanden. Bei ihrem weiteren Vordringen zur Donau kamen sie direktmit dem römischen Reich in Berührung.

Diese Kontakte bestimmten in vielerlei Hinsicht die politische undökonomische Geschichte, aber auch die archäologische Kultur dernomadischen Stämme, die sich hinter der Sammelbezeichnung Sarmatenverbargen. Vor allem spiegelten sich diese Verbindungen in dermateriellen Kultur der Nomadenvölker wider.

In der Zeit vom 1. bis zum 4. Jh. n. Chr. bestanden in denosteuropäischen Steppen zwei aufeinanderfolgende sarmatischeKulturen: eine mittlere und eine späte, deren Struktur allem Anscheinnach durch Innovationen östlicher Ethnien bestimmt wurde. Um dieZeitenwende bildeten sich die für die mittelsarmatische Kulturcharakteristischen Charakterzüge in der Grabsitte und in der materiellen

– 304 –


Kultur endgültig heraus. Der Brauch, für mehrere Bestattungen einHügelgrab zu errichten, wurde abgelöst von der Praxis, Verstorbene inindividuellen Aufschüttungen, häufiger in einfachen rechteckigenGräbern oder Nischengräbern, zu bestatten. Weit verbreitet war dieErrichtung quadratischer Gräber unter einem Hügel mit diagonalerAusrichtung der Toten.

In der spätsarmatischen Zeit (Mitte des 2. bis zum 4. Jh. n. Chr.)wurde der Bestattungsbrauch in individuellen Gräbern beibehalten undverstärkt. Die Hügelgräber waren normalerweise nicht groß underreichten selten ein Höhe von mehr als 0,5 m. Die Toten warenüberwiegend nach Norden ausgerichtet, und es herrschte der Brauchvor, ihre Köpfe künstlich zu deformieren (bis zu 80 %). Während desÜbergangs zur spätsarmatischen Kultur wurde die Bestattung in diagonalausgerichteten Gräbern seltener. Stattdessen wurden die Toten nunzumeist in schmalen Nischengräbern und rechteckigen Gräbernbegraben. Im Mündungsgebiet des Don, insbesondere im Sala-Bassin,war ab Mitte des 3. Jh. n. Chr. die Bestattung in Katakombenkennzeichend.

In der sarmatischen Kultur der osteuropäischen Steppen lassensich in den ersten Jahrhunderten n. Chr. die Einflüsse zweier Kulturendeutlich unterscheiden: eine östliche, die von den Traditionen derkulturellen Zentren des Nahen Ostens und Mittel und Zentralasiensbestimmt wurde, und eine westliche, antike Kultur. Der Kreis deröstlichen war weit gespannt und reichte von Syrien und dem Iran bisnach Südsibirien und China; ebenso vielfältig ist das Fundsortiment. Zunennen sind hier Waffen, Reitgeschirr, Bronzespiegel, Schmuckstücke,wertvolles Tafelgeschirr aus Metall und Gegenstände, die imsogenannten Goldtürkis-Stil gearbeitet sind. Antike Importgüter warenvorzugsweise keramisches und metallenes Tischgeschirr. Unter denGegenständen aus Ton finden sich überwiegend Krüge, seltenerAmphoren und andere Arten von Geschirr, die insbesondere inverschiedenen griechischen Städten an der Schwarzmeerküste gefertigtwurden. Das metallene Geschirr aus sarmatischen Gräbern stammt inEinzelfällen aus Werkstätten in Italien und ansonsten aus den römischenProvinzen. Außerdem wurden provinzial-römische Fibeln und andereGegenstände gefunden.

– 305 –


Aus dem östlichen Kulturraum herleitbare Gegenstände passenam ehesten zur eigentlichen Kultur der Sarmaten. Das läßt sich durchdie Tatsache erklären, daß die Nomaden des östlichen Gebietes schonvom Zeitpunkt ihrer Formierung an enge Beziehungen mit den antikenöstlichen Herrschaftsgebieten wie Persien, Parthien, Baktrien, demReich der Kuschaner und auch China pflegten. Hier waren dieStrukturen enger integriert als in der westlichen Zone mit ihren Kontaktenzur griechischrömischen Zivilisation. Man kann an die gemeinsameniranischen Wurzeln der eurasischen Nomaden und der Perser denkenoder an die Tatsache, daß am Anfang der Bildung solcher Staaten wieParthien oder des Reiches der Kuschaner Dynastien standen, die ihrerHerkunft nach mit den Nomaden verwandt waren.

Die entferntesten sarmatischen Funde östlicher Herkunftstammten entweder direkt aus China oder stehen in Zusammenhangmit der chinesischen Tradition. Es läßt sich auch der Einfluß einzelnerfür die hunnische und südsibirische Frühzeit charakteristischer Merkmalenachweisen. Zum Kreis der hunnischen Einflüsse zählen Spiegel ausder Han-Periode, die in sarmatischen Denkmälern des 1.–2. Jhs. n.Chr. im Wolga und Dongebiet sowie am Kuban’ ungefähr eineinhalbJahrzehnte lang bekannt waren (Guguev, Treister, 1995. P. 143–156).Schon für die Zeit v. Chr. lassen sich in sarmatischen Gräbern langeSchwerter mit schmaler Schneide nachweisen, die bronzene odereiserne, selten auch aus Nephrit gearbeitete Parierstangen inRhombenform zeigen und in einer Reihe von Fällen mit einerrechteckigen Aussparung an der Griffwurzel versehen sind. SolcheSchwerter kommen auch in den ersten Jhh. n. Chr. Vor (Maximenko,Bezuglov, 1987. P. 183–192; Chazanov, 1971. P. 23) (Taf. 1, 12–14).In der Ausgestaltung dieser Schwerter läßt sich deutlich der Einflußchinesischer Waffentechnik nachweisen. Schwerter mit ähnlichenKreuzungsformen existierten in China schon zur Zeit der Czan’go (5.-3. Jh. v. Chr.). Ursprünglich waren in China als Waffen für dieFußtruppen Kurzschwerter sehr verbreitet. Mit der Einführung vonReitertruppen, in der sich der Einfluß der nomadengeprägten Umgebungwiderspiegelt, kommen auch bei den Chinesen lange Schwerter fürdiesen Teil des Heeres auf (Taf. 1, 4–6). Ihrer Form nach mit densarmatischen Funden identische Bronzeschwerter sind aus dem

– 306 –


Waffenarsenal der sogenannten „Terracotta-Armee” bekannt, die zumGrabkomplex des Herrschers Zinh Sichuanda gehört. In einer Reihesarmatischer Gräber an Don und Wolga wurden Schwerter mitGürtelklammern zur Schwertbefestigung aus Nephrit gefunden(Skripkin,1996. P. 8). Solche Klammern sind auch aus Funden der frühzeitlichenHan-Periode Chinas bekannt. Ein Schwert aus einem spätsarmatischenGrabmal in der Nähe des Dorfes Sladkovskaja im Rostover Gebietzeigt eine rhombisches Kreuzung aus Nephrit, wie sie auch fürchinesische Schwerter charakteristisch ist (Kovalev, 1987. P. 93–97).

Auch die intensive Verbreitung von Schwertern mit ringförmigemGriffende in den Denkmälern der mittelsarmatischen Kultur – sie sindauch bereits frühsarmatisch nachweisbar – hängt wahrscheinlich mitdem Einfluß östlicher kultureller Traditionen zusammen (Taf. 1, 7–11).Im Altai und in der Mongolei sind Schwerter mit ringförmigem Griffendeseit frühskythischer Zeit bekannt (Šžun Suk-Be, 1997). Waffen solchenTyps waren bei den Nomaden im Norden der großen chinesischenSteppe auf dem Gebiet der heutigen Inneren Mongolei ab dem 5. Jh. v.Chr. bekannt (Taf. 1, 1–3). Bisher sind etwa 30 Schwerter dieser Artnachweisbar (Kubarev, 1987. P. 59–63). Diese Herleitung wird auchdadurch bestätigt, daß Ringknauf-Schwerter eine Scheide mitBefestigungsschlaufen (lopasti) im unteren und oberen Teil besaßen.Eben diese Konstruktion von Schwertscheiden war im Altai vom 3. biszum 1. Jh. v. Chr. weit verbreitet (Zaseckaja, 1983. P. 73; Simonenko,Lobaj, 1991. P. 14, 43).

An der Wolga und am Dnepr wurden in sarmatischen Grabstättenaus der Zeit vom 1. bis zum Beginn des 2. Jhs. typisch hunnischePfeilspitzen gefunden, die auch auf dem ursprünglichen Siedlungsgebietder Hunnen in den ersten Jahrhunderten n. Chr. anzutreffen sind. Sehrhäufig findet sich neben den oben beschriebenen langen Schwerternauch Pferdezaumzeug mit doppelgelochten Zügelhaltern (psali), analogzu denen, die aus der hunnischen Frühzeit bekannt sind (Mogilnikov,1992. P. 265). Offenbar chinesischer Herkunft ist auch die Darstellungeiner Drachenfigur in der sarmatischen Kunst (Treasures..., 1996. P. 30).

Die Verbreitung dieser Gegenstände ist nicht nur als Resultatkultureller Kontakte oder natürlicher Diffusion zu sehen, sondernwahrscheinlich auch ein Ergebnis direkter Umsiedlung einzelner

– 307 –


Nomadengruppen von Ost nach West. Das legen auch insbesondere die„tamgi” in der osteuropäischen sarmatischen Frühzeit (seit Chr. Geb.)nahe, die in einer Reihe von Fällen identisch mit ähnlichen „tamgi” ausder westlichen Mongolei sind (Vajnberg, Novgorodova, 1976. P. 66–72).

Weitere Neuerungen aus dem Osten in der sarmatischen Kulturstammen direkt aus dem zentralasiatischen Gebiet zwischen demöstlichen Turkestan und dem Kaspischen Meer oder sind zumindestvon dort gekommen. Zu diesen Neuerungen zählen Bronzespiegelsogenannten baktrischen Typs, Kolbenarmringe (Litvinskij, Sedov, 1984.48f.; Litvinskij, 1978. P. 81–86; Gorbunova, 1990. P. 45), Dolche mitschneckenförmigen Griffenden (Mandel’schtam, 1966. 110 f.) undeinzelne Schmuckstücke im Goldtürkis-Stil (Sarianidi, 1987. P. 72–83).

Die hier behandelten Funde chinesischen und südsibirischenUrsprungs aus sarmatischen Grabstätten kamen wohlgemerkt auch inZentralasien vor. Sie erscheinen zudem unmittelbar nach denEreignissen, die mit dem Sieg der Hunnen über die Juetschschen undderen Rückzug in westliches Gebiet sowie mit dem Sieg über die Usunenzusammenhängen. Das ist ausführlich von den chinesischen HistorikernSyma Cjan’ und Ban’ Gu beschrieben worden. Die Juetschschen kamenbei ihrem Rückzug nach Baktrien. Neue kulturelle Traditionen, dieNomadengruppierungen aus Zentralasien mitbrachten, konnten von denSarmaten adaptiert werden, wenn nicht ein Teil dieser Nomaden sogarin die sarmatische Welt eingedrungen ist. Die Häufung östlicher Elementein der sarmatischen Kultur hängt mit dem Auftreten der Alanen, derehemaligen Massageten, im nördlichen Schwarzmeerraum zusammen.

Zu Beginn unser Zeitrechnung lassen sich in der sarmatischenKultur bei Funden von silbernem Tischgeschirr aus syrischen oderparthischen Herstellungszentren (Service aus Kosika, Oktjabreskij undanderen Orten), wenn vielleicht auch nur in geringerem Maße, Einflüssedes nahen und mittleren Ostens nachweisen. Vereinzelt kommt insarmatischen Funden auch lasiertes Keramikgeschirr vor (Carev, Aksaj,Kobjakovo), das in Selevkij am Tigris und in Dura-Evropos hergestelltwurde; bekannt ist solche Keramik auch vom Territorium von Midija(Gadžiev, 1997. P. 64). Die Existenz solcher Funde kann man entwederdurch Handelsbeziehungen erklären, die über den Kaukasus zustandekamen und von denen Strabo berichtet, oder durch Wanderungen der

– 308 –


Sarmaten selbst nach Transkaukasien, die in einzelnen Fällen ebenfallsvon antiken Autoren erwähnt werden (Strab. XI, V, 8, Tac. Ann, VI,33, Flavius Josephus, VII, 7, 4).

Zusammenfassend betrachtet, sind die oben beschriebenenEinflüsse der östlichen Zivilisation deutlich wahrnehmbar und verleihender sarmatischen Kultur einen besonderen Zug. Als sie in der Zeit umChr. Geb. an die Grenzen des römischen Reiches vorrückten,beeinflußten die Sarmaten ihrerseits die Kultur ihrer neuen Nachbarn.Dieser Einfluß – darunter auch die östlichen Elemente – läßt sich inder fränkischen und germanischen Frühzeit , der großenVölkerwanderung der ersten Jahrhunderte n. Chr. feststellen. Er spiegeltsich deutlich in den hier verbreiteten Waffenarten östlichen Typs sowiein einigen Details des Pferdegeschirrs und bei Schmuckstücken wieder(Bujukliev, 1995. P. 37–45; Kuznetsov, 1996. P. 71–79; Bishop, Coulston,1993. P. 111–112; Werner, 1980. P. 1–49; Neumann-Stekner, 1997.P. 102, 103). Die Kolbenarmringe haben beispielsweise einVerbreitungsgebiet von Indien bis Westeuropa (Taf. 2)

Ein weiterer wesentlicher Faktor bestand im Einfluß antiker Kulturauf die Sarmaten. Bei ihrer Eroberung der osteuropäischen Steppen undinsbesondere des Schwarzmeerraums traten die Sarmaten in engenKontakt mit den griechischen Kolonien, sie wurden an der nordöstlichenPeripherie der antiken Welt allerdings nicht vor dem zweiten Jh. vor Chr.als bedeutende politische Kraft wahrgenommen. In dieser Zeit haben sieden nördlichen Kaukasus und den nördlichen Schwarzmeerraum erobertund an Kriegsallianzen und kriegerischen Aktionen teilgenommen(Pol. XXV, 2, Strab. VII, II, 17), Vorgänge, die sich in der sarmatischenKultur jedoch nicht niederschlagen. Gemeinsam mit Keramiken aus denHerstellungszentren am Kuban’, dem Nordkaukasus und dem nördlichenSchwarzmeerraum treten in sarmatischen Grabstätten der Steppengebieteauch römisch-italische Erzeugnisse auf, wie beispielsweise Ajlesford-Pfannen, Idrija-Krüge und einige andere Typen. Westlicher Einfluß zeigtsich auch in der Verbreitung von Fibeln des mittelathenischen Typs, vondenen einzelne Funde sogar für das Gebiet östlich der Wolga bei Wolgogradbekannt sind (Skripkin, 1980. P. 273–275).

Griechisch-römischer Import bleibt jedoch, insbesondere in denTiefen der Steppengebiete, bis zum Beginn unserer Zeitrechnung noch

– 309 –


relativ selten. Die Fundkonzentration am Kuban’ und am Don brachteB. A. Raev zur Vermutung, daß das Geschirr der späten Latene-Periodeseinen Weg dorthin durch Kleinasien und durch den westlichen Kaukasusgefunden hatte, zumal die Sarmaten im 1. Jh. v. Chr. über das nördlicheSchwarzmeergebiet noch keine Kontakte mit dem Römischen Reichgehabt haben können. Dafür konnten sie in der Zeit der KonfrontationRoms mit Mitridatos in Kleinasien mit dem keltischen Reich in Berührunggekommen sein (Raev, 1994. P. 347–357).

Diese Situation änderte sich im 1. Jh. n. Chr., als römischeImportwaren in sarmatischen Grabstätten zunehmend häufigerauftreten. Einzelne Funde liegen sogar aus Mordowien und vomsüdlichen Ural vor (Kropotkin, 1970. P. 157). Dies läßt sich mit einerReihe von Fakten erklären. Zu dieser Zeit kamen die Sarmaten imDonaugebiet mit dem Römischen Reich in Berührung, und dasSchwarzmeer-Bassin wurde zum ständigen Interessengebiet Roms, dasdie Situation in dieser Region zu kontrollieren versuchte. In derFachliteratur wird häufig nach dem Weg gefragt, auf dem diese Fundezu den Sarmaten gelangte. Ohne hier die Forschungsmeinungen imeinzelnen referieren zu wollen, wird der Nachweis römischen Importsin den Steppen auf unterschiedliche Weise erklärt. Ein Erklärungsansatzbetont den Handel der Sarmaten mit den Städten des nördlichenSchwarzmeergebietes und den Bewohnern der römischen Provinzen,ein anderer stellt räuberische Einfälle in den Vordergrund und sieht diefremden Güter als Kriegstrophäen. Äußerst wertvolle Gegenständewaren wahrscheinlich diplomatische Geschenke an den sarmatischenAdel von Seiten der römischen Administration (Raev, 1986. 65 f), wieauch historische Quellen berichten (Tac. Germ. 5).

Ein sehr interessantes Bild liefert die Kartierung der Fundstellen vonImportgeschirr aus der Mitte des 1. Jh. n. Chr. Schwerpunkte finden sicham Kuban’, am unteren Don und teilweise auch im unteren Wolgagebiet.Diese Verbreitung ist besonders typisch für teures Geschirr aus Silber, dasin erster Linie als diplomatisches Geschenk der römischen Administrationan den sarmatischen Adel angesehen wird (Klejn, 1979. 208 f).

Auf die Frage, warum ausgerechnet diese Region ohneunmittelbare Berührung mit den römischen Grenzen für Rom soanhaltend interessant war, gibt es wahrscheinlich mehrere Antworten.

– 310 –


Zu dieser Zeit wurden an der Donaugrenze des römischen Reiches dieBarbaren aktiv, unter denen die Jazygen und die Roxolanen eine wichtigeRolle spielten. Diese Völker werden traditionsgemäß zum Kreis dersarmatischen Völker gezählt. Um die angespannte Lage im Donaugebietzu beruhigen, mußte die Einheit der nördlichen Schwarzmeer-Nomadendestabilisiert werden. Für dieses Ziel eigneten sich am besten dieNomaden des nordöstlichen Schwarzmeerraumes, die mächtig genugwaren und sich ausreichend von den westlichen Sarmaten-Gruppenunterschieden.

Nicht weniger wichtig war für Rom die Kontrolle der Situation imTranskaukasus. Die Raubzüge der Sarmaten in diesem Gebiet berührtendeshalb die Interessen Roms, weil diese Überfälle häufigBundesgenossen Roms betrafen. Von der Bedeutung dieser Regionfür Rom zeugen die von Nero durchgeführten Vorbereitungen für einenFeldzug in den Kaukasus gegen die Alanen, deren Hauptsiedlungsgebietwie bekannt am Azowschen Meer und am unteren Don lag (FlaviusJosephus, VII, 7, 4). Es ist nicht auszuschließen, daß Rom intranskaukasischen Angelegenheiten in den Sarmaten Bundesgenossenund keine Feinde gesehen hat.

Und zuletzt war für Rom auch die Situation im BosporischenHerrschaftsgebiet, das bis zu dieser Zeit ein Vasall Roms war, nichtgleichgültig. Rom war stark an einer prorömischen Orientierung desBosporusgebiets interessiert, und beim Versuch, die Situation zu ändern,benutzte es Kontingente benachbarter Nomadenstämme. Dies warbeispielsweise in der Mitte des 1. Jh. n. Chr. der Fall, als Mitridatos VIII.versuchte, sich von der Vormundschaft Roms zu befreien und die Römerdie Aorsen zu einem Bündnis gegen ihn heranzogen (Tac. Ann. XII, 15).

Es ist nicht auszuschließen, daß sich ein Teil der Sarmaten als besoldeteBundesgenossen in Diensten Roms befand, dem die Verpflichtung zufiel, dieRuhe in den Grenzgebieten wiederherzustellen. Möglicherweise zählte dazuder Teil der Bevölkerung am Kuban’, der den „Goldenen Friedhof” hinterlassenhat (Guschtschina, Zaseckaja, 1994. P. 39).

Natürlich beschränken sich die römischen Importe bei den Sarmatennicht auf Metallgeschirr. Unter den Funden in sarmatischen Gräbernkommen auch andere Gegenstände vor: Spiegel, Helme, Fibeln, Glasgeschirr(Sergazkov, 1994. P. 19–27). Doch das Geschirr aus Metall zählt zu den

– 311 –


zahlreichen und markantesten Funden in der sarmatischen materiellen Kulturund erfüllte, so scheint es – das betrifft insbesondere das exklusive Geschirr –die politischen Aufgaben, von denen oben die Rede war.

Auf diese Art trägt die sarmatische archäologische Kultur in denersten Jahrhunderten n. Chr. in gewissem Maße synkretistische Zügeund spiegelt ihre kulturellen, ökonomischen und politischen Kontakteobjektiv wider. Besonders charakteristisch ist der Synkretismus für dieBeigaben in Adelsgräbern. Aus den osteuropäischen Steppen ist eineganze Serie von reichen sarmatischen Grabstätten aus den erstenJahrhunderten n. Chr. bekannt, die Gegenstände aus verschiedenenHerstellungszentren vom Römischen Reich bis nach China enthalten;zu denken ist etwa an die Grabanlagen von Chochlatsch, Kosika,Tcuguno-Kreninka, Vinogradnyj und Oktjabrskij.

Die barbarische eurasische Welt, darunter auch die Sarmaten,hat beim Aufbau von Beziehungen zwischen dem Osten und dem Westengroße Bedeutung besessen und die Kultur einer Reihe von Völkern,die an diesem Prozeß nicht unmittelbar beteiligt waren, entscheidendgeprägt. Kulturelle Elemente der östlichen Zivilisation gelangten durchden Steppenkorridor in die Siedlungsgebiete der Daken und der Kelto-Germanen und wurden von ihnen in die eigene Kultur übernommen.Dieses Thema ist noch nicht gründlich untersucht worden, seineErforschung erscheint aber lohnenswert.

Taf. 1. Schwerter und Dolche aus China und von sarmatischen Fundstellen:1–6 – China; 7–14 – sarmatisch

Taf. 2. Halsringe und Armspangen:1–4 – Taxila (Indien); 5–7 – Tilja-tepe (Afghanistan);

8–10 – Tup-Hona (Tadchikistan); 11 – Porogi (Ukraine);12 – Nikolskoje (Rußland)

– 314 –


Literatur

Bishop, M. C. Roman military equipment / M. C. Bishop, J. C. Coulston. –L., 1993.

Bujukliev, K. K. Voprosu o frakijsko-sarmatskich otnoschenijach v 1 –naèale 2 v. n. e. (Zur Frage der thrakisch-sarmatischen Beziehungen vomersten bis zum Anfang des zweiten Jahrhunderts nach Christi) // RossijskajaArh. – 1995. – 1.

Chazanov, A. M. Očerki voennogo dela sarmatov (Studien zuKriegshandlungen der Sarmaten). – M., 1971.

Gadžiev, M. S. Meždu Evropoj i Aziei. Iz istorii torgovych svjazeiDagestana v albano-sarmatskij period (Zwischen Europa und Asien. ZurGeschichte der Handelsbeziehungen Dagestans in der albanisch-sarmatischenPeriode). – Machackala, 1997.

Gorbunova, N. G. Bronzovye zerkala kugujsko-karabulakskojkul’tury Fergany (Bronzespiegel der Kugajsko-karabulaksker Kultur inFergana) // Kul’turnye svjzi narodov Srednej Azii i Kavkaza: drevnost’ isrednevekov’e. – M., 1990.

Guguev, V. K. Han’skie zerkala i podražanie im na teritorii jugo-vostočnojEvropy (Spiegel aus der Han-Zeit und ihre Nachahmungen auf dem GebietSüdosteuropas) / V. K. Guguev, M. Y. Treister // Rossiyskaya Ark. – 1995. – 1.

Guschtschina, I. I. «Zolotoe kladbischtsche» rimskoj epochi v Prikuban’e(Der «Goldene Friedhof» aus römischer Zeit im Kuban-Gebiet) / I. I. Guschtschina,I. P. Zaseckaja. – Sankt Petersburg, 1994.

Klejn, L. S. O charaktere rimskogo importa v bogatych kurganachsarmatskogo vremeni na Donu (Über den Charakter römischer Importe in reichenHügelgräbern aus sarmatischer Zeit am Don) // Antičnyi mir i archeologija. –Saratov, 1979.

Kovalev, A. A. O datirovke olennogo kamnja iz kurgana Aržan (Über dieDatierung der Hirsch-Stelen aus dem Aržan-Hügel) // Skifo-sibirskij mir.Iskustvo i ideologija. – Novosibirsk, 1987.

Kropotkin, V. V. Rimskie importnye izdelija v Vostočnoj Evrope (II v. don. e. – V v. n. e.) [Römische Importwaren in Osteuropa (2. Jh. vor bis 5. Jh. nachChr.)] // Svod arch. ictocnikov. – 1970. – D1–27.

Kubarev, V. D. Kurgany Ulandryka (Die Grabhügel von Ulandrik)/ V. D. Kubarev. – Novosibirsk, 1987.

Kuznetsov, B. A. Alany na zapade: archeologičeskaja real’nost’ ili mif?(Die Alanen im Westen: Archäologische Realität oder Mythos?) // RossijskajaArh. – 1996. – 4.

– 315 –


Litvinskij, B. A. Orudija truda i utvar’ iz mogil’nikov zapadnojFergany (Arbeitswerkzeuge und – geräte aus Grabstätten in West-Fergana) / B. A. Litvinskij. – M., 1978.

Litvinskij, B. A. Kulty i ritualy kuschanskoj Baktrii (Kulte und Riten deskusanischen Baktriens) / B. A. Litvinskij, A. V. Sedov. – M., 1984.

Mandel’schtam, A. M. Kočevniki na puti v Indiju (Nomaden auf demWeg nach Indien) // Mat. i Issled. Arch. SSSR. – 1966. – 136.

Maximenko, V. E. Pozdnesarmatskie pogrebenija v kurganach na rekeBystroj (Spätsarmatische Bestattungen in Hügelgräbern am Fluß Bystraja)/ V. E. Maximenko, S. I. Bezuglov // Sovetskaja Arch. – 1987. – 1.

Mogilnikov, V. A. Hunnu Zabajkal’ja (Die Hunnu Transbaikaliens).Stepnaja polosa Aziackoj časti SSSR v skifo-sarmatskoe vremja/ V. A. Mogilnikov. – M., 1992.

Neumann-Stekner, F. Tod am Rhein. Begräbnisse im frühen Köln. Röm.-Germ. Mus. Stadt Köln / F. Neumann-Stekner. – Köln, 1997.

Raev, B. A. Bronze Vessels of the late La-Tene-Period from Sarmatia.Akten der 10. internationalen Tagung über antike Bronzen. Freiburg 18–22.Juli 1988. Forsch, u. Ber. Frühgesch. Baden-Württemberg 45. – Stuttgart, 1994.

Raev, B. A. Roman Imports in the Lower Don Basin. – Oxford, 1986. –(BAR. International Series ; 278).

Sarianidi, V. I. Baktrijskij centr zlatodelija : (Das baktrische Zentrum derGoldverarbeitung) // Sovetskaja Arch. – 1987. – 1.

Sergazkov, I. V. Sarmaty volgo-donskich stepej i Rim v pervych vekachnaschej ery (Die Sarmaten der Volga-Don-Steppen und Rom in den erstenJahrhunderten n. Chr.) // Problemy vseobschtschej istorii. – Volgograd, 1994.

Simonenko, A. V. Sarmaty Cevero-Zapadnogo Pričernomor’ja v I v. n. e.(Die Sarmaten im nordwestlichen Schwarzmeerraum im ersten Jahrhundert n.Chr.) / A. V. Simonenko, B. I. Lobaj. – Kiev, 1991.

Skripkin, A. S. K datirovke nekotorych tipov sarmatskogo oružija (ZurDatierung einiger sarmatischer Waffenarten) // Sovetskaja Arch. – 1980. – 1.

Skripkin, A. S. Kitajskie vpečatlenija rossijskogo archeologa : (DieEindrücke eines russischen Archäologen in China) // Vestnik Volgogradskogogosudarstvennogo universiteta. Serija 4, Istorija, filosofija. – 1996. – Vypusk 1.

Šžun Suk-Be. Voprosy chronologii epochi železa Severnogo Kitaja (Fragenzur Chronologie des Eisenzeitalters in Nordchina) // Antičnaja civilizacija ivarvarskij mir. – Krasnodar ; Krasnaja Poljna, 1997.

Treasures of the Warrior Tombs. – Glasgow Museums. – 1996.Vajnberg, B. N. Zametki o znakach i tamgach Mongol i i

(Anmerkungen zu Zeichen und “tamgi” der Mongolei) / B. N. Vajnberg,


E. A. Novgorodova // Istorija i kul’tura narodov Srednej Azii (drevnost’ isrednie veka). – M., 1976.

Werner, J. Der goldene Armring des Frankenkönigs Childerich und diegermanischen Handgelenkringe der jüngeren Kaiserzeit. Frühmittelalterl.Stud. – 1980. – 14.

Zaseckaja, I. P. Klassifikacija nakoneènikov strel gunskoj epochi(konec IV – V v. n. e.) (Die Klassifizierung von Pfeilspitzen aus derhunnischen Epoche [Ende 4. Jh. bis 5. Jh.]) // Istorija i kultura sarmatov. –Saratov, 1983.

– 317 –

Ê ÊÐÈÒÈÊÅÈÑÒÎ×ÍÈÊÎÂ ÈÑÑËÅÄÎÂÀÍÈÉ,

ÏÎÑÂßÙÅÍÍÛÕ ÐÅÊÎÍÑÒÐÓÊÖÈÈÒÎÐÃÎÂÛÕ ÏÓÒÅÉ

Â ÑÊÈÔÎ-ÑÀÐÌÀÒÑÊÎÅ ÂÐÅÌß

(ÂÄÈ. – 2003. – ¹ 3. – Ñ. 194–203.)

Одно из обязательных условий практически любого исследо-вания по истории – не только определение круга источников, но ивыявление их информативных возможностей. В первую очередь ис-следователь должен убедиться в их объективности, а также опреде-лить, содержат ли привлекаемые им источники непосредственно туинформацию, на которую он рассчитывает для решения поставлен-ных задач. Сказанное относится к той отрасли исторического источ-никоведения, которое именуется критикой источников.

В данном случае речь пойдет об использовании археологи-ческих источников в выявлении торговых связей в эпоху раннегожелезного века в восточноевропейских степях, занятых кочевни-ками. Часто в литературе, посвященной этой теме, можно встре-тить суждения о том, что находки отдельных импортных вещеймаркируют торговые пути или свидетельствуют о торговых свя-зях между районами, где эти вещи найдены, и теми местами, гдеони были изготовлены. Такая интерпретация находок возможна,но она бывает не единственной. Исследователь должен просчи-тать и другие возможные варианты попадания вещей неместногопроизводства в кочевнические погребальные комплексы.

Знакомство с рядом публикаций, посвященных различногорода импортам из кочевнических памятников Восточной Европы,


– 318 –


показывает, что часто интерпретация одного и того же материа-ла зависит от темы исследования. Если ставится задача реконст-руировать политические отношения, то ряд категорий импортныхвещей, особенно престижных, интерпретируется как дипломати-ческие дары или дань, или военные трофеи, или подношения призаключении междинастийных браков и пр. Если же в исследова-нии ставится цель проследить переселение какого-либо народа,зачастую те же вещи используются для обоснования миграцион-ных процессов. А когда речь заходит о торговле, то многие изэтих вещей неместного происхождения считаются попавшими вместа находок в результате торговых связей.

Вообще отдельно взятые вещи неместного происхождения вкочевнических погребениях интерпретировать на предмет спосо-ба их попадания туда довольно сложно. Варианты могут бытьсамые разнообразные, к тому же, как правило, неизвестно, где таили иная вещь была приобретена кочевником, прежде чем вмес-те с ним попасть в погребение.

Так, например, находка в сарматском погребении у с. Ишту-ганово в Башкортостане двух монет времени Митридата VI Ев-патора и Фарнака вместе с кувшином, аналоги которому доста-точно хорошо известны на Кубани и Нижнем Дону, обычно трак-туется как свидетельство о торговых связях сарматов ЮжногоПриуралья с Причерноморьем и Северным Кавказом на рубежеэр (Кропоткин, Обыденнов, 1985. С. 242–245; Акбулатов, 1999.С. 72–73) или даже на основании этой одной находки делаетсявывод о существовании в I в. до н. э. транзитного северного пути,который проходил на Северный Кавказ (Прокопенко, 1999. С. 68).

В вышеприведенной интерпретации немаловажная роль от-водится кувшину из иштугановского погребения. В сарматскихпогребальных комплексах рубежа и первых веков нашей эры оченьчасто встречается серо- и чернолощеная керамика донского исеверокавказского происхождения. Если нанести на карту местаее находок, то полученная картина будет свидетельствовать о до-статочно большом ее разбросе на огромной территории, включаяНижний и Средний Дон, Поволжье, Западный Казахстан и ЮжноеПриуралье. Наметить какие-либо торговые пути по этой катего-

– 319 –


рии находок невозможно. Данная ситуация, скорее всего, свиде-тельствует о том, что керамика указанного типа приобреталасьсарматами на Нижнем Дону и на Кубани, в некоторых других се-верокавказских производственных центрах, видимо, в большин-стве своем в зимний период, когда кочевники сосредоточивалисьв основном в южных районах, ближе к местам, богатым кормо-выми запасами. Страбон относительно роксоланов писал по это-му поводу: «Они следуют за пастбищами, всегда по очереди вы-бирая богатые травой места, зимой на болотах около Меотиды, алетом на равнинах» (VII. 2. 17). Тот же Страбон характеризовалгород Танаис, располагавшийся непосредственно у берега Мео-тийского озера, как важнейший торговый центр для азиатских иевропейских кочевников (XI. 2. 3). Таким образом, различныевещи, в том числе и кружальная керамика, могли приобретатьсякочевниками в местах их непосредственного производства, а недоставляться, например, в Южное Приуралье купцами. Качествен-ная глиняная посуда из ремесленных центров оседлого населенияпользовалась у кочевников большим спросом. В период сезонныхперекочевок такая посуда попадала в различные, зачастую до-вольно отдаленные, места. Нахождение двух монет в иштуганов-ском погребении также не может свидетельствовать о непремен-но торговых связях сарматов Приуралья с Северным Причерно-морьем. Находки монет в сарматских погребениях крайне редки,вместе с иштугановским их известно всего три (Безуглов, 2001.С. 57–61). С.И. Безуглов, проанализировавший ситуацию с наход-ками монет в кочевнических погребениях на Нижнем Дону, в зоненаиболее активного контакта кочевников с античной цивилизаци-ей, пришел к убедительному заключению, что «идея денежногообращения на основе металлической монеты осталась чуждоймиру кочевых сарматов на всем протяжении его существования»(Безуглов, 2001. С. 60).

Об отсутствии устойчивых торговых путей, шедших из Се-верного Причерноморья в рассматриваемое время в район Юж-ного Урала, косвенно свидетельствует абсолютная неосведомлен-ность античных географов о территориях, расположенных север-ней и восточней нижнего течения Дона. Страбон, рассуждавший

– 320 –


по поводу отсутствия у греческих авторов реальных представле-ний об истоках реки Танаис, отмечал, что причиной тому явля-лись кочевники, «не вступающие в общение с другими народно-стями и более многочисленные и могущественные», которые «пре-градили доступ во все удобные места страны и в судоходные ча-сти реки» (XI. 2. 2).

Другой пример. Существует мнение, что находки в ЮжномПриуралье в савромато-сарматское время предметов ахеменид-ского и среднеазиатского производства свидетельствуют о нали-чии караванного пути, по которому осуществлялись торговые связиюжноуральских кочевников с Персидской державой, а после еепадения – со Средней Азией (Акбулатов, 1999. С. 67).

Отмеченной выше археологической ситуации в Южном При-уралье может быть и другое объяснение. Кочевнические памят-ники Южного Приуралья и Приаралья могли принадлежать одними тем же или весьма близким популяциям номадов. Л.Т. Яблонс-кий, исследовавший антропологический материал второй полови-ны I тыс. до н. э., принадлежащий скотоводческому населениюЮжного Приаралья, отмечал: «Данные краниологии со всей опре-деленностью свидетельствуют об общем (на высоком таксоно-мическом уровне) происхождении сарматских и присаракамышс-ких популяций кангюйской эпохи. При этом географическая пра-родина общего кранеологического комплекса лежит за предела-ми Южного Приаралья и располагается, вероятно, в степях При-уралья и Зауралья савроматского времени» (Яблонский, 1999.С. 102). В.Н. Ягодин с соавторами достаточно определенно выс-казались, что «обнаруженные кочевнические памятники IV–II вв.до н. э. на Устюрте и локализация их меридиональной цепочкой,протянувшейся через плато к центрам древнехорезмийской осед-лоземледельческой цивилизации, позволяет поставить вопрос о су-ществовании кочевого цикла Южное Приуралье – юго-западноеПриаралье» (Древняя..., 1978. С. 290). Таким образом, вещи ахе-менидского и среднеазиатского происхождения могли и не заво-зиться купцами в Южное Приуралье, а приобретались кочевника-ми во время перекочевок в приграничных районах Хорезма. О том,что сезонные перекочевки кочевников могли осуществляться на

– 321 –


большие расстояния, имеется достаточно много сведений. Так,например, по архивным данным калмыки во время кочевания засезон в XVII в. проходили до 1000–1500 км (Железчиков, Сергац-ков, Скрипкин, 1995. С. 10).

При реконструкции торговых связей надо учитывать и ещеодин фактор – вероятность изготовления вещей на месте по при-возным моделям, что создает обманчивый эффект интенсивногопоступления их из других районов. Так, Ю.А. Прокопенко, обо-сновывая наличие торговых связей между районами СеверногоКавказа и Северным Причерноморьем, наряду с другими катего-риями материала использует для доказательства фибулы, средикоторых большую часть составляют лучковые конструкции. Из-готовление таких фибул первоначально действительно осуществ-лялось в городах Северного Причерноморья, скорее всего в Кры-му, но, как показали исследования металла фибул из северокав-казских находок, рецептура его местная. Это свидетельствует отом, что, по крайней мере, какая-то часть фибул изготовлялась наСеверном Кавказе по северопричерноморским образцам, а не былазавезена сюда (Барцева, 1974. С. 39; 1985. С. 266).

Даже при интерпретации массовых находок монет, которые,казалось бы, бесспорно свидетельствуют о торговых связях, надобыть осторожным в далеко идущих выводах. При реконструкцииторговых путей через Сарматию обычно ссылаются на частыенаходки античных монет в Нижнем Поволжье. Кроме того, упо-минаются еще две греческие свинцовые пломбы якобы V в. дон. э., найденные на Водянском городище в Волгоградской облас-ти. Первым сводку этих находок дал член Саратовской ученойархивной комиссии Б.В. Зайковский (Зайковский, 1926. С. 41–49).Более десяти лет тому назад саратовский археолог В.Г. Миро-нов, занимавшийся составлением археологических карт различ-ных районов Нижнего Поволжья по сообщениям членов СУАК,высказывал сомнения в отношении времени попадания античныхмонет в Поволжье, поскольку их находки, по его данным, тяготе-ли в основном к поселениям или городам Золотой Орды 1.

1 Устное сообщение.

– 322 –


Обратимся к первоисточникам информации о находках этихмонет и пломб. В статье Б.В. Зайковского отмечено 52 пункта вНижнем Поволжье, где было найдено 144 монеты дозолотоордын-ского времени. Самое большое их число (47 экз.), по его данным,происходит из Водянского городища, где в 1913 г. были якобы най-дены и упоминавшиеся уже свинцовые пломбы. Это городище рас-полагается рядом с районным центром Дубовкой Волгоградскойобласти и условно отождествляется с золотоордынским городомБельджаменом. Близкая информация о находках на Водянском го-родище содержится и в публикации Сталинградского обществакраеведения, причем перечень монет дан со ссылкой на Б.В. Зай-ковского (Ильина, Шишкин, 1929. С. 7, 8). Существенная разницазаключается, пожалуй, лишь в том, что свинцовые греческие тор-говые пломбы Б.В. Зайковский со слов «одного профессора из Ки-ева» датирует IV–VI вв. н. э., а в публикации сталинградских кра-еведов они уже датируются V веком до нашей эры.

По данным Б.В. Зайковского, на городище были найденымонеты Александра Великого, городов Тир (в Финикии), ОльвияIII–II вв. до н. э., Херсонес, Боспорского царства, римских и ви-зантийских императоров и даже серебряная монета царицы Та-мары. Первое возможное объяснение такой ситуации – все этимонеты, как и пломбы, вторичного использования и попали на тер-риторию городища во время его функционирования не ранееXIII века. Территория Золотой Орды, как известно, включала Се-верное Причерноморье, где в свое время находились античныегорода. Возможно, что у жителей золотоордынских городов прак-тиковалось коллекционирование монет.

Однако такое решение проблемы навряд ли можно считать пол-ностью удовлетворительным, и вот почему. Находки нескольких де-сятков античных монет, якобы происходящих с Водянского городища,сделаны в очень короткий срок, с 1905 по 1913 г., судя по приведеннымБ.В. Зайковским датам, что вообще должно быть феноменальнымявлением для средневекового памятника. Однако эта информация ни-как не вписывается в контекст последующих археологических иссле-дований городища. С начала стационарных его раскопок и до после-днего времени экспедициями, руководимыми Г.А. Федоровым-Давы-

– 323 –


довым, В.Л. Егоровым, А.Г. Мухамадиевым и Е.П. Мыськовым, засорок лет не найдено ни одной античной монеты, хотя были вскрытыдовольно большие площади городища, несравнимые с кладоискатель-скими шурфами местных жителей Дубовки.

Напрашивается вывод: истинность сообщений о частых наход-ках античных монет в прошлом на Водянском городище сомнитель-на. Использовать эти сведения в качестве исторических источников,подтверждающих наличие торговых связей, проходивших через Ниж-нее Поволжье в античное время, нельзя, поскольку они не соответ-ствуют требованиям, предъявляемым к источникам на уровне ихвнешней критики. Тоже самое касается и свинцовых пломб, посколь-ку ссылка Б.В. Зайковского на анонимного «профессора из Киева»не позволяет точно документировать условия этой находки.

Однако на сомнительность этих находок, как правило, не обра-щалось внимание даже достаточно опытными исследователями. Так,Д.Б. Шелов, отметив разномастный состав монетных находок ан-тичного времени в Нижнем Поволжье, который, по его мнению, «сви-детельствует о случайности завоза» их сюда, тем не менее делаетвывод, что «эти находки, безусловно, являются отражением связейНижнего Поволжья с античными центрами, в частности с Ольвией,поскольку, по данным Б.В. Зайковского, на Водянском городище былообнаружено четыре монеты этого города (Шелов, 1969. С. 296).Д.Б. Шелов не обратил внимание и на то, что эти монеты являютсяфактически разменной полисной медью, что навряд ли может сви-детельствовать о существенных экономических связях Ольвии с сар-матами Поволжья. Они обращались преимущественно там, где ипроизводились. Ссылки на находки античных монет на территориизолотоордынских городов и свинцовых пломб на Водянском городи-ще, как подтверждение наличия торговых связей с Нижним Повол-жьем или прохождения здесь транзитных торговых путей без долж-ной критики кочуют из работы в работу. Иногда на этих сомнитель-ных находках делаются весьма ответственные выводы. Ю.А. Про-копенко, например, утверждает, что торговый «путь в Среднюю Азиюсуществовал еще со времени Геродота, о чем свидетельствуют на-ходки в Поволжье греческих торговых свинцовых пломб V в. до на-шей эры» (Прокопенко, 1999. С. 75).

– 324 –


И все же, откуда появились сведения об античных монетах,например, с Водянского городища? Кое-какие данные на этот счетможно найти в трудах СУАК. Так, из одной публикации того жеБ.В. Зайковского следует, что собирание им находок с Водянскогогородища было поручено «посадскому пастуху Ермолаю Парфено-вичу Колбяшкину» (Зайковский, 1908. С. 33–44) . Поскольку за этинаходки предполагалась какая-то оплата, то, видимо, этот пастухсобирал не только то, что находилось на территории городища, но ито, что имелось на руках у жителей Дубовки. Античные монетымогли попасть на берега Волги и иным путем. Торговля монетамина юге России имела давние традиции. Можно вспомнить об изве-стном промысле жителей с. Парутино, собиравших на Ольвийскомгородище монеты и продававших их в качестве сувениров. О рас-пространении коллекционирования монет в Поволжье в начале XX в.говорит и сам Б.В. Зайковский, который покупал их у частных лиц.Он же упоминает и некого Тулупова, жившего в конце XIX – началеXX в. в Камышине и занимавшегося перепродажей греческих иримских монет. Б.В. Зайковский приводит и еще одно очень важ-ное для нас сообщение о том, что после событий 1905 и 1917 гг.«масса нумизматического материала поступила в обращение изразгромленных барских усадеб». Интересно, что основная массанаходок античных монет с Водянского городища приходится при-мерно на это время (Зайковский, 1926. С. 41, 48, 49). Сам Б.В. Зай-ковский, если имелась какая-либо информация о месте находокмонет, верил, что они попали в Нижневолжский край во время, близ-кое их чеканке. Он считал, что, по крайней мере, с первых вековнашей эры, район Царицынского и Камышинского уездов «был нетолько заселен, но даже имел сношения с древним культурныммиром» и что будущие строго научные исследования Водянскогогородища, возможно, дадут более убедительные доказательстваэтому (Зайковский, 1908. С. 40). Однако, как показали археологи-ческие исследования этого городища, версия Б.В. Зайковского ненашла подтверждения, слоев ранее золотоордынского времени нанем не обнаружено, более того, подвергается серьезному сомне-нию его информация о находках античных монет не только на этомпамятнике, но и в других местах Поволжья.

– 325 –


Достаточно много «легенд» накопилось в нашей археологичес-кой литературе о Великом шелковом пути, в данном случае о егосеверном ответвлении. Все, что найдено в сарматских курганах иимеет восточное происхождение, а тем паче если отдельные наход-ки связаны с Китаем (например, ханьские зеркала или шелк), то этовоспринимается как непременный результат торговли по Великомушелковому пути. Хотя к западному импорту в сарматских комплек-сах исследователи подходят более дифференцированно, считая, чтоэто могла быть и военная добыча, и плата за службу, и дипломати-ческие дары, и, наконец, объекты торговли. Я полагаю, что эти вари-анты приемлемы и для поступления в степи Восточной Европы ве-щей с востока, в том числе и китайских.

Следует отметить, что функционирование северного ответвле-ния Великого шелкового пути в эпоху раннего железного века гипоте-тично, так как в письменных источниках нет на это прямых указа-ний. По авторитетному мнению известного специалиста по древнейистории Средней Азии Б.Я. Ставиского, документальное подтверж-дение наличия степного торгового пути из Средней Азии через По-волжье и далее на запад и юго-запад относится к раннему средневе-ковью (Ставиский, 1992. С. 18). Мнение о том, что этот путь начина-ет действовать в сарматское время еще до нашей эры, основано впервую очередь на археологических материалах.

Обоснование даты конец II–I в. до н. э. как времени началапоступления по северному пути шелковых тканей и бронзовых ки-тайских зеркал на Нижнюю Волгу и в Северное Причерноморье при-надлежит известному специалисту по этой теме Е.И. Лубо-Лесни-ченко. В определении указанной даты он исходил из датировок хань-ских зеркал так, как они датируются в Китае (Лубо-Лесниченко, 1988.С. 370, 371; 1994. С. 244). В последующее время эта дата нашлаотражение в работе ряда других авторов и недавно была активноподдержана Ю.А. Прокопенко (Прокопенко, 1999. С. 67–83).

Однако новые исследования, основанные на китайских источ-никах, показывают, что к этому времени еще не могли сложится бла-гоприятные условия для функционирования «северного пути», темболее связи Китая через Среднюю Азию с Восточной Европой. В 30–20-е гг. II в. до н. э. Китай только получает первые сведения о наро-

– 326 –


дах Средней Азии, которые были несколько позже обнародованыСыма Цянем. В своей недавно вышедшей книге Л.А. Боровкова соссылкой на китайские источники, в частности на сочинение Бань Гу,отмечает, что в середине I в. до н. э. ханьская администрация, на-значив своих представителей в Западный край (речь идет о Восточ-ном Туркестане), которые должны были обеспечивать там спокой-ствие, не взыскивала с него ни налогов, ни дани по причине большойего отдаленности, поскольку доставка оттуда товаров в Китай обо-шлась бы дороже их стоимости (Боровкова, 2001. С. 238, 239). Притакой ситуации полагать, что товары из Китая с конца II и в I в.до н. э. начинают поступать на Волгу и далее на запад, навряд ливозможно. Что касается Китая, то для него никакой экономическойвыгоды в установлении таких далеких связей явно не было. Да ипосредническая торговля в этом направлении была осложнена в этотпериод времени многими факторами внешнеполитического характе-ра. Как известно, II–I вв. до н. э. – это время жесткой конфронтацииКитая и хунну, которая и ускорила открытие первыми Западного края.Китай искал здесь союзников и нашел их в лице усуней. Союзникомже хунну здесь оказался Кангюй (Канцзюй), располагавшийся к се-веро-западу от усуней, который последовательно выступал противханьского Китая и усуней. Довольно частые военные стычки междуэтими двумя группировками постоянно дестабилизировали ситуациюособенно в пограничных районах между Кангюем и усунями вплотьдо конца 30-х гг. I в. до н. э., когда после поражения шаньюя ЧжичжиКангюй вынужден был установить дипломатические отношения сКитаем и Усунь (Боровкова, 2001. С. 292–313).

Ситуация в Северном Причерноморье, где должен завершать-ся «северный путь», в это время тоже была неблагоприятной дляустановления стабильных торговых связей. Как уже отмечалосьвыше со ссылкой на Страбона, многочисленные и могуществен-ные кочевники, «не вступающие в общение с другими народно-стями», преградили здесь доступ в глубинные степные районы.Торговый путь греков в то время, видимо, обрывался в дельтеДона в городе Танаисе. Страбон, характеризуя Танаис как «тор-говый центр азиатских и европейских кочевников», отмечал, чтоторговля здесь осуществлялась исключительно между боспорс-

– 327 –


кими купцами и кочевниками, причем последние торговали темитоварами, «которые можно найти у кочевников». Никаких наме-ков на какой-то торговый путь от Танаиса через земли кочевни-ков у Страбона нет. Сложившаяся обстановка в этом районе При-черноморья имеет хорошую хронологическую привязку. В тойчасти XI книги «Географии» Страбона, где излагается вышеопи-санная ситуация, упоминается разрушение Танаиса царем понтий-ским и боспорским Полемоном I (XI. 2. 3), это событие произош-ло в самом конце I в. до нашей эры.

Не противоречит вышеизложенному и сообщение Страбонао торговле аорсов индийскими и вавилонскими товарами, кото-рые они получали от армян и мидийцев (XI. 5. 8), поскольку речьидет о транскавказском пути. Где он завершался – неясно, но впол-не очевидно, что этот путь не имел отношения к реконструируе-мому северному ответвлению Великого шелкового пути, шедше-му через Среднюю Азию, Южное Приуралье, Волгу и Дон в Се-верное Причерноморье.

В период активного противостояния хунну и Китая изделиякитайского производства вряд ли в массовом порядке проникалидалее территории, занятой усунями. С конца II в. до н. э. начина-ется обмен посольствами между Китаем и усунями, Китай посы-лает целые караваны с подарками усуньскому предводителю. БаньГу, например, свидетельствовал, что в 107 г. до н. э. к усуньскомукуньмо была отправлена в жены китайская принцесса с несколь-кими сотнями евнухов и многими дарами. Став женой куньмо,она одаривала деньгами и шелковыми тканями знатных усуней.Император каждый год посылал ей послов с шатрами и богаты-ми шелками (Боровкова, 2001. С. 249). Практика отправлять дип-ломатические миссии с богатыми дарами была широко распрос-транена в ханьском Китае. Сыма Цянь отмечал, что ежегодно вЗападный край отправлялось пять-десять таких миссий (Боров-кова, 1989). Все это бесспорно приводило к насыщению китайски-ми товарами территории, преимущественно занятой усунями. Воз-можно, в этот период налаживается и торговый обмен между Ки-таем и усунями, в котором последние были более всего заинтере-сованы. Однако наиболее существенным источником поступле-

– 328 –


ния китайских изделий к ним в этот период была не торговля, адипломатические дары. Навряд ли Китай в то время был оченьзаинтересован в налаживании торговых контактов с этими райо-нами. Торговля с кочевниками использовалась земледельчески-ми цивилизациями как средство политического давления на них,что признается универсальной закономерностью для всех райо-нов, где такое взаимодействие имело место. Хунну, например, си-лой заставляли Китай открывать для них приграничные торговыепункты (Крадин, 1996. С. 46).

В конце II – первой половине I в. до н. э. вещи китайского произ-водства вряд ли распространились далее на запад и на север за пре-делы территории, которую контролировали усуни, поскольку Кангюй,располагавшийся к северо-западу от усуней, являясь союзником хунну,находился во враждебных отношениях как с усунями, так и с Кита-ем. В течение указанного времени Китай не осуществлял никакихсвязей с Кангюем (Боровкова, 2001. С. 308).

В письменных и археологических источниках нет подтверж-дения того, что северное ответвление Великого шелкового путистало функционировать с конца II и в I в. до нашей эры. Ранняядата, предложенная Е.И. Лубо-Лесниченко, основана, как уже от-мечалось, на находках на Нижней Волге и Дону китайских брон-зовых зеркал эпохи ранней Хань, производство которых было на-лажено в Китае во второй половине II в. до н. э. и продолжалось втечение I в. до нашей эры. Е.И. Лубо-Лесниченко не счел нуж-ным специально выяснить, в комплексах какого времени эти зер-кала найдены в степях Восточной Европы, ведь одно дело Китай,а другое – Поволжье и Дон (Лубо-Лесниченко, 1994. С. 244). А дей-ствительность такова, что пока неизвестно ни одного случая на-ходок на сарматской территории китайских зеркал, как и шелко-вых тканей, убедительно датируемых ранее I в. нашей эры. В на-стоящее время достаточно уверенно выделены памятники завер-шающего этапа раннесарматской культуры II–I вв. до н. э. отЮжного Приуралья до Северного Причерноморья, в которых неткитайских зеркал (Скрипкин, 2000. С. 137–146; Симоненко, 1993).

А.В. Симоненко, специально рассматривавший вопрос о вре-мени появления этих зеркал в Северном Причерноморье, пришел к

– 329 –


выводу, что зеркала, изготовлявшиеся в Китае во II–I вв. до н. э., впогребениях сарматской аристократии встречаются лишь вконце I – первой половине II в. н. э., о чем свидетельствуют хорошодатированные комплексы, как, например, Чугоно-Крепенка и Тре-тьяки. Значительные хронологические различия в 100–150 лет меж-ду изготовлением зеркал в Китае и их аналогами в Восточной Ев-ропе, по мнению А.В. Симоненко, навряд ли могут свидетельство-вать о том, что они попали в степи к сарматам в результате торго-вого обмена (Симоненко, 2000. С. 136–143).

Мнение о том, что китайское зеркало из кургана у хут. Ви-ноградный Ростовской области датируется I в. до н. э. вряд лиследует считать убедительным, поскольку условия его находкине известны. Происходят ли вещи, поступившие в Ростовский кра-еведческий музей вместе с зеркалом, из одного погребения илииз разных, остается неясным. Даже если считать эти вещи еди-ным комплексом, то уверенно датировать его I в. до н. э. нельзя,поскольку китайское зеркало в данном случае не может братьсяв расчет при датировке сарматского памятника, а бронзовые круж-ки типа Идрия, к которому относится кружка из кургана у хут. Ви-ноградного, известны среди находок в Помпеях, что позволяетдатировать их I в. н. э. (Tassinari, 1993. P. 411). Именно этой на-ходке авторы публикации придавали решающее значение при оп-ределении более ранней даты изделий из рассматриваемого кур-гана (Косяненко, Максименко, 1989. С. 265). Зеркало из кургана ухут. Виноградный находит аналогии в более поздних сарматских по-гребениях у с. Третьяки и у с. Старая Полтавка (Скрипкин, 1994. С. 7).Мнение А.В. Симоненко о времени появления китайских зеркал всарматских погребальных комплексах, кроме названных им хорошодатированных комплексов, подтверждает и находка китайского зер-кала в известном богатом сарматском погребении из кургана Кобя-ково X под Ростовом, датирующаяся второй половиной I – началомII в. н. э. (Прохорова, Гугуев, 1992. С. 159).

Таким образом, бронзовые зеркала, изготовленные в Ки-тае во II–I вв. до н. э. и находимые через достаточно большойпромежуток времени на территории Восточной Европы, не мо-гут служить доказательством их попадания сюда в результате

– 330 –


исключительно торговых операций. Более убедительное объяс-нение данной ситуации, видимо, таково. Как уже отмечалось,основная часть китайских бронзовых зеркал в восточноевропей-ских степях происходит из богатых сарматских погребений вто-рой половины I – первой половины II в. н. э., которые вписыва-ются в контекст более обширной группы памятников с явнымицентральноазиатскими чертами в материальной культуре (Про-хорова, Гугуев, 1992. С. 160; Беспалый, 1992. С. 175–190). Этоткруг памятников многие авторы обоснованно отождествляют споявлением с востока новой группировки кочевников, возглавля-емой аланами, которые фиксируются письменными источника-ми (Raev, 1986. P. 58–63; Яценко, 1993. С. 60–69; Скрипкин, 1996.С. 160–169; 2001. С. 15–38) на Дону и в районе Меотиды со вто-рой половины I в. нашей эры. В настоящее время преобладаю-щей является центральноазиатская версия происхождения ала-нов и предполагается их связь с усуньско-юэчьжийскими и сако-массагетскими племенами (Габуев, 1999; Гутнов, 2001; Цуциев,1999; Лысенко, 2001). Видимо, пришельцы с востока вместе сдругими вещами, находящими аналогии в среднеазиатских и юж-носибирских древностях, принесли с собой и китайские зеркала,которые у них уже достаточно долго были в обиходе.

Если же говорить о возможном установлении торговых свя-зей, идущих из Средней Азии через Поволжье в Северное При-черноморье и на Кавказ, то они могли наладиться после появле-ния алан в Восточной Европе, причем косвенные данные об этоммы можем найти только в письменных источниках. Осведомлен-ность античной географии об отдаленных районах во многих слу-чаях была связана с вхождением их в сферу экономических инте-ресов различных центров цивилизованного мира. У нас есть воз-можность выявить характер осведомленности античных авторово районах Северного Прикаспия в рассматриваемое время. Стра-бон, завершивший свой труд в первой четверти I в. н. э., знавшийДон и некоторые события, связанные с ним, не имел никакого пред-ставления о соседней более крупной реке Волге. В его время су-ществовали еще старые представления о том, что Каспийскоеморе является заливом Северного океана. Такие же знания об

– 331 –


этом районе имелись и у эрудированного автора Плиния Старше-го, жившего в I в. нашей эры. Все это свидетельствует о том, чтов распоряжении этих весьма осведомленных ученых своего вре-мени не было каких-либо оригинальных сведений о территории,по которой должен был проходить путь из Средней Азии в Север-ное Причерноморье. Их неосведомленность резко контрастируетс данными Клавдия Птолемея о Северном Прикаспии, которыйнаписал свое «Географическое руководство» примерно около се-редины II в. нашей эры. Птолемей не только знает Волгу, но имногие незначительные реки этого района, он точно называет са-мое короткое расстояние между Волгой и Доном, перечисляетмногие народы, проживавшие там. Таким образом, ситуация с ин-формированностью греко-римских авторов о Северном Прикас-пии начинает коренным образом меняться со второй половиныI в. – первой половины II в. нашей эры. Существует вполне при-емлемое мнение о том, что информатором для Птолемея об этомрайоне являлся итинерарий, которым пользовались купцы (Ель-ницкий, 1961. С. 200–203).

Все эти факты выстраиваются в единую цепь событий. Эко-номические связи по степному коридору через Поволжье моглиначаться при благоприятной политической обстановке, котораянаступает только со второй половины I в. н. э., в связи с установ-лением господства аланов в восточном ареале северопонтийскихстепей. Есть основания полагать, что в политическом отношенииаланы были связаны со среднеазиатским Кангюем и первоначаль-но действовали в его интересах. Продвинувшись из Средней Азиив восточноевропейские степи, аланы сломали негативное отно-шение местных групп кочевников к предоставлению своих терри-торий для торговых путей, о чем в свое время говорил Страбон.

Таким образом, мы не располагаем убедительными данны-ми о начале торговли по северному ответвлению Великого шел-кового пути на его участке между Средней Азией и СевернымПричерноморьем с конца II в. до н. э., тем более, у нас нет осно-вания считать, что это направление в I в. до н. э. имело болееважное значение, нежели «южный путь» (Лубо-Лесниченко, 1988.С. 371; 1994. С. 244). Все это еще раз подтверждает необходи-

– 332 –


мость всестороннего анализа археологического материала при егоиспользовании в реконструировании торговых связей или транзит-ных путей, проходивших в прошлом по землям кочевников вос-точноевропейских степей.


Акбулатов, И. М. Экономика ранних кочевников Южного Ура-ла / И. М. Акбулатов. – Уфа, 1999.

Барцева, Т. Б. Итоги изучения цветного металла Чегемского курга-на // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балка-рии в 1972–1979 гг. – Нальчик, 1985.

Барцева, Т. Б. Цветные сплавы на Северном Кавказе в раннем же-лезном веке // СА. – 1974. – № 1.

Безуглов, С. И. Находки античных монет в погребениях кочевниковна Нижнем Дону // Донская археология. – Ростов н/Д, 2001. – № 1–2.

Беспалый, Е. И. Курган сарматского времени у г. Азова // СА. –1992. – № 1.

Боровкова, Л. А. Царства «Западного края» во II–I вв. до н. э. Вос-точный Туркестан и Средняя Азия по сведениям из «Ши цзи» и «Ханьшу» / Л. А. Боровкова. – М., 2001.


Габуев, Т. А. Ранняя история алан / Т. А. Габуев. – Владикавказ, 1999.Гутнов, Ф. Х. Ранние аланы. Проблемы этнической истории / Ф. Х. Гут-

нов. – Владикавказ, 2001.Древняя и средневековая культура Юго-Восточного Устюрта / зак-

лючение – В. Н. Ягодин, Е. Бажанов, Ю. П. Манылов. – Ташкент, 1978.Ельницкий, Л. А. Знания древних о Северных странах / Л. А. Ельниц-

кий. – М., 1961.Железчиков, Б. Ф. Древняя история Нижнего Поволжья по пись-

менным и археологическим источникам / Б. Ф. Железчиков, И. В. Сергац-ков, А. С. Скрипкин. – Волгоград, 1995.

Зайковский, Б. В. Городище Бэльджаменъ // Тр. СУАК. – Саратов,1908. – Вып. XXIV.

Зайковский, Б. В. Из монетной летописи Нижневолжской области.Топография наиболее достоверных монетных кладов и отдельных мо-нетных находок древнего времени до XIII в. включительно // Тр. Нижне-

– 333 –


волжского областного научного общества краеведения. – Саратов,1926. – Вып. 35, ч. I.

Ильина, А. Материалы к археологической карте Сталинградского,Хоперского и некоторой части Астраханского и Камышинского округовНижне-Волжского края. Сталинградское окружное общество краеведе-ния / А. Ильина, П. Шишкин. – Сталинград, 1929.

Косяненко, В. М. Комплекс вещей из сарматского погребения у ху-тора Виноградный на Нижнем Дону / В. М. Косяненко, В. Е. Максименко// СА. – 1989. – № 1.

Крадин, Н. Н. Империя хунну / Н. Н. Крадин. – Владивосток, 1996.Кропоткин, В. В. Находки античных монет в погребении кочевника

на Южном Урале / В. В. Кропоткин, М. Ф. Обыденнов // СА. – 1985. – № 2.Лубо-Лесниченко, Е. И. Великий шелковый путь // Восточный

Туркестан в древности и раннем средневековье. Очерки истории. –М., 1988.

Лубо-Лесниченко, Е. И. Китай на Шелковом пути. Шелк и внешниесвязи древнего и раннесредневекового Китая. – М., 1994.

Лысенко, Н. Н. Асы-аланы в Центральной Азии (центральноазиатс-кий аспект раннего этногенеза аланов) : автореф. дис. ... канд. ист. наук/ Н. Н. Лысенко. – Владикавказ, 2001.

Прокопенко, Ю. А. История северокавказских торговых путей IV в.до н. э. – XI в. н. э. / Ю. А. Прокопенко. – Ставрополь, 1999.

Прохорова, Т. А. Богатое сарматское погребение в кургане 10 Кобя-ковского могильника / Т. А. Прохорова, В. К. Гугуев // СА. – 1992. – № 1.

Симоненко, А. В. Китайские и «бактрийские» зеркала у сарматовСеверного Причерноморья // Музейнi читання : матерiали науковоïконференцiï. – Киïв, 2000.

Симоненко, А. В. Сарматы Таврии / А. В. Симоненко. – Киев, 1993.Скрипкин, А. С. Великий шелковый путь в истории юга России

// РИЖ. – 1994. – № 1.Скрипкин, А. С. К вопросу этнической истории сарматов первых

веков нашей эры // ВДИ. – 1996. – № 1.Скрипкин, А. С. К проблеме выделения сарматских памятников Ази-

атской Сарматии II–I вв. до н. э. // Раннесарматская культура: формирова-ние, развитие, хронология : материалы IV Междунар. конф. «Проблемысарматской археологии и истории». – Самара, 2000. – Вып. 1.

Скрипкин, А. С. О времени появления аланов в Восточной Европе иих происхождении (историографический очерк) // ИАА. – Армавир ; М.,2001. – Вып. 7.


Ставиский, Б. Я. Средняя Азия и античное Причерноморье. Про-блема контактов, их периодизация и характер // Античная цивилизация иварварский мир. – Новочеркасск, 1992. – Ч. I.

Цуциев, A. А. Аланы Средней Азии (I–VI вв. н. э.) : проблема этноге-неза : автореф. дис. ... канд. ист. наук / A. А. Цуциев. – Владикавказ, 1999.

Шелов, Д. Б. Ольвийские монеты в Поволжье // Древности Восточ-ной Европы. – М., 1969.

Яблонский, Л. Т. Некрополи древнего Хорезма. Археология и ант-ропология могильников / Л. Т. Яблонский. – М., 1999.

Яценко, С. А. Аланская проблема и центральноазиатские элементыв культуре кочевников Сарматии рубежа I–II вв. н. э. // ПАВ. – 1993. – № 3.

Raev, В. A. Roman Imports in Lower Don Basin. – Oxf., 1986. – (BAR.International Series ; 278).

Tassinari, S. Il vasellame bronzeo di Pompei / S. Tassinari. – Roma, 1993.

– 335 –

ÑÀÐÌÀÒÑÊÈÅ ÌÅ×ÈÑ ÊÎËÜÖÅÂÛÌ ÍÀÂÅÐØÈÅÌ

(II Ãîðîäöîâñêèå ÷òåíèÿ : ìàòåðèàëû íàó÷. êîíô., ïîñâÿù. 100-ëåòèþäåÿòåëüíîñòè Â. À. Ãîðîäöîâà â ÃÈÌ, àïð. 2003 ã. – Ì. : Ãîñ. èñò.ìóçåé, 2005. – Ñ. 171–185. – (Òð. ÃÈÌ ; âûï. 145).)

Принято считать, что мечи с кольцевым навершием явля-ются одной из наиболее характерных черт среднесарматской куль-туры. И действительно, начиная с рубежа эр, в I – начале II в. дон. э., этот тип клинкового оружия у сарматов восточноевропейс-ких степей был основным. К настоящему времени подобных ме-чей известно несколько сотен; они происходят из погребальныхкомплексов и случайных находок (рис. 1–9).

О появлении и распространении у сарматов мечей с кольце-вым навершием существуют две основные гипотезы. Привержен-цы первой полагают, что этот тип мечей – местного происхожде-ния. Исходной формой для них считают более ранние мечи с на-вершием в виде волют, зачастую образующих овал с разрывом вцентре; они появились еще в савроматское время. Наиболее пол-но, с учетом мнений В. Гинтарса и К.Ф. Смирнова, эта версиябыла изложена А.М. Хазановым. Местом формирования рассмат-риваемого типа меча, по его мнению, были Нижнее Поволжье иЮжное Приуралье, где выявлены исходные формы мечей, имев-ших навершия в виде сомкнутых волют, а также переходные ва-рианты, и найдены самые ранние мечи с кольцевым навершием.По этой версии, появление кольцевого навершия у сарматскихмечей происходило одновременно с формированием у них прямо-го перекрестия. К III в. до н. э. все сарматские мечи, в отличие от


– 336 –


мечей скифо-савроматского времени, уже имели прямые пере-крестия. Эволюция мечей с кольцевым и серповидным наверши-ем происходила параллельно и завершилась к III в. до нашей эры.А.М. Хазанов, со ссылкой на М.И. Ростовцева, не исключал вне-шних влияний на генезис форм с кольцевым навершием, в частно-сти минусинских бронзовых или биметаллических кинжалов с коль-цевым или овальным навершием, но это влияние он считал несу-щественным, или, по крайней мере, не до конца ясным (Хазанов,1971. С. 8–9). Точка зрения, изложенная А.М. Хазановым, нахо-дит поддержку среди некоторых исследователей и в настоящеевремя (Васильев, 2001. С. 172, 173).

Раньше и я придерживался того же мнения (Скрипкин, 1990.С. 119–125), но затем предположил, что у сарматов мечи с кольце-вым навершием появились не ранее II в. до н. э. под влиянием бо-лее древних восточных традиций. Во-первых, клинковое оружие скольцевым навершием задолго до его распространения у сарматовбыло известно на территории Северного Китая, Минусинской кот-ловины, Тувы; во-вторых, у сарматов этот тип мечей появился нафоне других инноваций, связанных своим происхождением с темиже районами (Скрипкин, 1992. С. 34, 35). Сейчас, оставаясь в прин-ципе на той же позиции, я бы внес некоторые коррективы.

Наиболее ранние и достаточно представительные серии клин-кового оружия с кольцевым навершием, указанных выше восточныхрайонов, изготовлены из бронзы. В основном это случайные находки,и поэтому их датировка в определенной мере затруднена. Я не счи-таю своей задачей подробно рассматривать вопросы датировки это-го типа оружия, приведу лишь мнения авторитетных исследовате-лей, занимающихся этим районом и этой проблемой. Н.Л. Членовазначительную выборку бронзовых кинжалов с кольцевым наверши-ем включила в «предтагарскую» группу (рис. 1, 7–23), которую онадатировала «VIII/VII, скорее VII в. до нашей эры» (Членова, 1976.С. 37). Кинжалы с кольцевым навершием появляются, видимо, ещев карасукское время. Так, Д.Г. Савинов счел возможным датиро-вать Осинкинский могильник на Северном Алтае, инвентарь которо-го содержал и кинжал рассматриваемого типа (рис. 1, 24), Х–VIII вв.до н. э. (Савинов, 1975. С. 99).

– 337 –


Ранние находки бронзовых кинжалов с кольцевым навершиемизвестны на территории Северного Китая (рис. 1, 25–27). Напри-мер, комплекс из Чжукайгоу, в составе которого есть такой кинжал(рис. 1, 25), датируют ХIII–ХII вв. до н. э., возможно, несколькоболее поздним временем (Чжун Сук-Бэ, 2000. С. 129).

В различных районах Центральной Азии известны находкиоленных камней с изображением кинжалов с кольцевым навер-шием (рис. 1, 1–5). По вопросу датировки этих памятников суще-ствуют разные мнения. Обычно их датируют в пределах IX–VI вв.до нашей эры. Д.Г. Савинов, говоря об общей дате оленных кам-ней, отмечал, что «время их существования полностью «уклады-вается» в первую половину I тыс. до нашей эры» (Савинов, 1994.С. 113). Особое место в решении этой проблемы занимает курганАржан, где был найден фрагмент оленного камня с изображени-ем кинжала с кольцевым навершием (рис. 1, 2). Обоснование датыэтого кургана имеет большое значение для определения специфи-ки формирования скифской культуры и в конечном счете затраги-вает проблему происхождения скифов. М.П. Грязнов первоначаль-но датировал Аржан VIII–VII вв. до н. э. (Грязнов, 1980. С. 55), азатем и IX–VIII вв. до н. э. (Грязнов, 1983. С. 16). Н.Л. Членоваотносит его к более позднему времени – VII–VI вв. до н. э., ука-зав, кстати, что изображение кинжала на аржанском оленном кам-не более всего напоминает так называемые «предтагарские» кин-жалы (Членова, 1997. С. 33). В.И. Молодин, соглашаясь с Н.Л. Чле-новой в отношении более поздней даты Аржана, основываясь наряде радиоуглеродных анализов, относит его начальную дату кпоследней трети VIII в. до н. э. (Молодин, 1998. С. 225).

Один оленный камень с изображением кинжала с кольцевымнавершием происходит из Восточной Европы – из кургана у с. Це-линное недалеко от Джанкоя в Крыму (рис. 1, 6). В том же курганенаходилось погребение черногоровского времени (Корпусова, Бело-зор, 1980. С. 238–246). Исследователи полагали, что погребение иоленный камень связаны между собой и датировали этот комплексIX в. до нашей эры. Н.Л. Членова, отметив, что изображение кинжа-ла на джанкойском камне типологически близко «предтагарским»кинжалам VII–VI вв., предложила датировать изваяние из Джанкоя

– 338 –


VII в. до н. э. (Членова, 1997. С. 34). А.А. Ковалев, сопоставив изоб-ражения предметов на оленных камнях Восточной Европы, в томчисле и на камне из Целинного, с археологическим контекстом этогорегиона, пришел к выводу о возможности отнести их ко второй поло-вине IX – VIII в. до н. э. (Ковалев, 2000. С. 161). Другие исследовате-ли датируют оленный камень из-под Джанкоя временем не ранеесередины VIII в. до н. э. (Савинов, 1994. С. 113, 114).

В связи с этим есть все основания считать, что клинковое ору-жие с кольцевым навершием первоначально появилось в районахЦентральной Азии и Южной Сибири уже в эпоху поздней бронзы,возможно, в конце II тысячелетия до н. э., если учесть находки изСеверного Китая. Об этом свидетельствует широкое распростране-ние ножей с кольцевым навершием и в Минусинской котловине в ка-расукское, и в Северном Китае в иньское время (Членова, 1972; ЧжунСук-Бэ, 1998). Все это говорит о большой популярности там в про-шлом этого вида наверший у ножей и затем у клинкового оружия.Очевидно, традиция изготовления подобного оружия с кольцевымнавершием на рассматриваемой территории была прочной и доста-точно длительной. В Сибири кинжалы с таким навершием продол-жали встречаться и на протяжении всей тагарской культуры(рис. 1, 28–31) (Кулемзин, 1974. С. 27–36; Членова, 1992. С. 214).В начале раннего железного века в Сибири отмечены находки биме-таллических мечей с кольцевым навершием (рис. 3, 1) (Полосьмак,1987. С. 75, 76, рис.72; Соловьев, 1981. С. 51–61). В скифское время,изготовленные из железа, они известны на Алтае (рис. 1, 32, 33) и вВерхнем Приобье (рис. 1, 34–36) (Суразаков, 1984; 1988. С. 48; Мо-гильников, 1997. С. 46–48). В V–III вв. до н. э. бронзовые кинжалы стаким же навершием были широко распространены на обширной тер-ритории современного Северного Китая, их находки известны на тер-ритории Ордоса, Внутренней Монголии, провинций Хэбэй, Шеньси,Ганьсу. В отличие от кинжалов бронзового века в большинстве сво-ем они имеют бабочковидное перекрестие, типичное для этого типаоружия скифского времени (рис. 2, 1–21) (Чжун Сук-Бэ, 1998. Рис. 22–24; Bunker et. al., 1997. Р. 182). Северокитайские кинжалы с кольце-вым навершием принадлежали народам, в чжоуское время обитав-шим к северу от собственно китайской территории, у китайцев же в

– 339 –


употреблении были другие типы клинкового оружия. Известно, чтоКитай в организации военного дела многое заимствовал у своих се-верных соседей. В этом отношении в Китае интересны находки сим-биозных форм клинкового оружия, сочетавших элементы как вар-варского, так и китайского оружия, например, кольцевое навершие иперекрестие, типичное для чжоуских мечей и кинжалов (рис. 2, 22)(Needham, Wang Ling, 1961. Fig. 26). Этот факт еще раз подчеркива-ет, насколько сильна была традиция использования клинкового ору-жия с кольцевым навершием у народов, граничащих с севера с Древ-ним Китаем. Она оказала влияние даже на китайских ремесленни-ков, хотя у китайцев уже были выработаны собственные каноны, ко-торых они строго придерживались.

Теперь рассмотрим вопрос, когда же мечи с кольцевиднымнавершием появились на территории обитания сарматов. Сразуследует оговориться, что в настоящее время сарматов уже нерассматривают как единый этнос, а под этим общим названиемподразумевают обычно различные по происхождению группиров-ки кочевников, длительное время обитавшие в степях ВосточнойЕвропы в эпоху раннего железа. Таким образом, я буду рассмат-ривать появление и распространение мечей с кольцевым навер-шием у кочевников раннего железного века, занимавших террито-рию от Южного Урала до Северного Причерноморья.

Как уже отмечалось, А.М. Хазанов, предложивший автох-тонную версию происхождения сарматских мечей с кольцевымнавершием, считал, что этот тип окончательно сформировался вIII в. до нашей эры. В качестве исходной формы для них он рас-сматривал семь находок мечей с навершием в виде смыкающих-ся волют. На сегодняшний день этот эволюционный ряд выглядитвесьма неубедительно, а предложенная схема отличается узко-локальным подходом и умозрительностью. Эволюционный про-цесс предполагает замену исходного типа оружия новым, но всарматских комплексах, относящихся к одному времени, напри-мер к II–I вв. до н. э., встречаются как мечи с навершиями в видесомкнутых волют, так и экземпляры с кольцевым навершием(рис. 3, 2). Это дает основание считать их самостоятельными, несвязанными между собой эволюционной зависимостью, типами.

– 340 –


В автохтонной концепции есть и другие неувязки. В частности,формирование кольцевого навершия у сарматских мечей, по мне-нию А.М. Хазанова, завершилось с появлением у них прямого пе-рекрестия, что противоречит его же утверждению о находках ме-чей с кольцевым навершием и типичным для скифских акинаковсердцевидным перекрестием (Хазанов, 1971. С. 8).

Для евразийских степей при безусловной специфике отдельныхрайонов в распространении типов оружия для разных периодов (напри-мер, скифского и сарматского) есть общие закономерности. Так, длякинжалов Северного Китая V–III вв. до н. э. были характерны какобщие, типичные для клинкового оружия скифского времени (почко-видные, сердцевидные, бабочковидные перекрестия, волютообразныеили прямые навершия), так и специфические черты, например широ-кое распространение кольцевого навершия. Надо отметить, что здеськинжалы с волютами, иногда близко сомкнутыми, образующими прак-тически кольцо, сосуществовали с кинжалами с кольцевым наверши-ем, но они представляют собой разные типы клинкового оружия (ЧжунСук-Бэ, 1998). Говорить в этом случае о зависимом происхождениикинжалов с кольцевым навершием, известных здесь еще с эпохи брон-зы, от кинжалов с волютообразным навершием абсурдно.

Видимо, нет необходимости реконструировать какой-то ло-кальный на сарматской почве генезис мечей с кольцевидным на-вершием при давно существовавшем еще до появления на истори-ческой арене сарматов, да и савроматов, достаточно мощном вос-точном очаге распространения этого типа оружия. Также не следу-ет серию кинжалов с кольцевым навершием и почковидным илисердцевидным перекрестиями из западных районов (например, кург.1, погр. 2 Сынтас I – Могильников, 1997. С. 47; Красная гора, Кис-ловодск – Хазанов, 1971. С. 8) рассматривать в одном эволюцион-ном ряду формирования сарматских мечей с кольцевым наверши-ем и прямым перекрестием. Они, скорее всего, представляют со-бой периферийные находки, поступившие сюда из основного цент-ральноазиатского очага распространения этого типа оружия. Так-же и оленный камень из-под Джанкоя с изображением кинжала скольцевым навершием явно отражает не местные, а далекие вос-точные традиции (Савинов, 1994. С. 161, 162; Ковалев, 2000. С. 165).

– 341 –


Неубедительным выглядит и мнение В.А. Могильникова обиранском влиянии в появлении и распространении в кочевом мире,вплоть до Алтая, мечей с «овальнокольчатым» навершием. Этаверсия выстроена им на единственном изображении аналогичногомеча на рельефе из Персеполе первой половины V в. до н. э. (Мо-гильников, 1997. С. 47). Видимо, в данном случае следует говоритьоб обратном влиянии, поскольку на территории Минусинской котло-вины и Северного Китая кинжалы с такой формой навершия в боль-шом количестве были известны с более раннего времени.

Начало относительно широкого распространения мечей и кин-жалов с кольцевым навершием на традиционно сарматской терри-тории приходится на II–I вв. до нашей эры. В данный период онидовольно часто встречаются в комплексах с кинжалами или меча-ми с серповидным навершием. Таких случаев мне известно 11(рис. 3, 5–13). В большинстве этих комплексов находились нако-нечники стрел, компактное расположение которых свидетельству-ет о том, что это были колчанные наборы. Все они оказались же-лезными, что весьма характерно для сарматских памятников это-го времени. Эта черта материальной культуры сарматских комп-лексов II–I вв. до н. э. отличает их от более ранних памятников.Для III в. до н. э. в значительной степени характерно сочетание водном наборе железных и бронзовых наконечников (Клепиков,Скрипкин, 2002. С. 47–81). В одном из таких комплексов вместе смечом и кинжалом рассматриваемых типов была найдена средне-латенская фибула, подтверждающая вышеназванную их дату(Скрипкин, 1980. С. 273–275). В сарматских погребениях II–I вв.до н. э. известны как единичные находки кинжалов с кольцевым на-вершием, так и в сочетании с другими типами мечей (рис. 4, 2–6), атакже одиночные их находки в сарматских погребениях, датируе-мых II–I вв. до нашей эры.

Частая, начиная со II в. до н. э., встречаемость мечей икинжалов с кольцевым навершием в восточноевропейских сте-пях, на мой взгляд, связана с перемещением в западном на-правлении некоторых групп восточноскифского населения. Этотпроцесс был вызван давлением на них хунну, создавших в са-мом конце III в. до н. э. к северу от Китая сильную державу и

– 342 –


проводивших агрессивную политику по отношению к соседям.Видимо, этими причинами объясняется возросшая популярностьу восточноевропейских кочевников клинкового оружия с коль-цевым навершием, которое долгое время было одним из веду-щих типов оружия в центральноазиатских районах. Появлениесо II в. до н. э. в южноуральских и волго-донских степях наибо-лее характерных для населения восточных ареалов евразийс-кого степного пояса традиций выявляется не только на приме-ре рассматриваемого типа оружия. Одной из ярких черт мате-риальной культуры сарматов II–I вв. до н. э. является пред-ставительный пласт инноваций, связанных происхождением сАлтаем, Минусинской котловиной, Северным Китаем, о чем мнеуже неоднократно приходилось писать (Скрипкин, 1993. С. 3–14; 1996. С. 102–104; 2000. С. 17–40). Интересными в этом планестали совместные находки в сарматских комплексах этого вре-мени кинжалов с кольцевым навершием и длинных мечей сромбовидными перекрестиями с выемкой у основания рукояти,сохраняющих традиции изготовления китайского клинковогооружия (Калмыково, курган 2; Чкаловская группа, курган 3, по-гребение 7; Сухо-Дюдеревский II, курган 1, погребение 12) 1

(рис. 4, 2–6) (Скрипкин, 2000. С. 17–40). Мечи с кольцевымнавершием сначала распространились на территории СреднейАзии (рис. 4, 7–12), в Южном Приуралье (рис. 4, 1, 13–26), вПоволжье и на Дону (рис. 6; 7; 8), на Северном Кавказе(рис. 9, 1–15), а затем проникли дальше на запад.

Сейчас я не склонен жестко придерживаться мнения о том,что мечи с кольцевым навершием появились в сарматских памят-никах только со II в. до н. э., некоторые их экземпляры могут дати-роваться, видимо, и более ранним временем 2. Пока для меня бо-лее или менее ясно, что до указанного времени этот тип меча усарматов должного распространения не получил. Попытки дати-

1 Благодарю В.П. Глебова за информацию об этом комплексе.2 Дата II–I вв. до н. э. для позднего пласта памятников раннесарматской

культуры в некоторой мере условна, это может быть и середина II–I вв. донашей эры. В настоящее время невозможно достаточно точно установить вре-менную границу, отделяющую их от более ранних памятников той же культуры.

– 343 –


ровки мечей с кольцевым навершием III в. до н. э. в ряде случаеввыглядят не совсем убедительно. Это относится к случайным, об-наруженным вне комплекса, находкам таких мечей в Башкирии (Гор-бунов, Исмагилов, 1976. С. 229–247) и южноуральских курганныхмогильниках Старые Киишки и Бишунгарово (Васильев, 2001.С. 173), где погребения с такими мечами не содержат увереннодатируемых категорий инвентаря. Можно согласиться с В.Н. Ва-сильевым, что большинство комплексов указанных могильников да-тируется III в. до н. э., но это еще не гарантирует датировки тем жевременем погребений с мечами с кольцевыми навершиями, иссле-дованными в тех же памятниках. Так, в одном из двух захороненийс такими мечами могильника Старые Киишки найдены только же-лезные трехлопастные наконечники стрел (курган 18, погребение28) (Садыкова, Васильев, 2001. С. 63), в то время как в большин-стве других погребений с мечами с серповидным навершием тогоже могильника встречаются бронзовые наконечники. Материалыдвух других – одного из Старых Киишек (курган 14, погребение 1) идругого из Бишунгарово (курган 2, погребение 1) с мечами с коль-цевым навершием не могут существенно уточнить их дату. Веро-ятно, в этих курганных могильниках все три погребения с рассмат-риваемыми мечами являются наиболее поздними.

Недавно появилась информация о находке железного меча скольцевым навершием и бабочковидным перекрестием в Калмыкиив могильнике Островном (курган 7, погребение 8). Этот комплексдатируют савроматским временем (Шишлина, Матюхин, Цуцкин,2002. С. 36, 37, рис. 56, в). Правда, на рисунке в публикации навершиеэтого меча скорее напоминает несомкнутые волюты (рис. 3, 3), ноавторы считают его кольцевым. Я не исключаю такой возможности,хотя достаточно вспомнить, как долгое время предполагали наличиекольцевого навершия у меча скифского времени из кургана 1 у ста-ницы Елизаветовской в дельте Дона, обнаруженного в 1910 г. А.А. Мил-лером. И только тщательная очистка и рентгеновский снимок пока-зали, что этот меч имел зооморфное навершие в виде клювов иликогтей грифона (Хазанов, 1971. С. 7).

На раннюю дату, еще до широкого распространения, может пре-тендовать меч с кольцевым навершием из погребения 11 кургана 2

– 344 –


южной группы Бережновского курганного могильника. Оно сопровож-далось типичными для раннесарматской культуры вещами: фрагмен-том бронзового зеркала с широким валиком, полированной костянойпроколкой, колчаном с железными и бронзовыми наконечниками стрел(Синицын, 1959. С. 115, 116). Особенно показателен набор стрел, кото-рый не исключает возможной датировки этого комплекса III – нача-лом II в. до н. э., поскольку для сарматских погребений, уверенно отно-симых ко II–I вв. до н. э., такое сочетание стрел в колчанах не харак-терно. В них, как отмечалось, известны только железные трехлопаст-ные наконечники (Клепиков, Скрипкин, 2002. С. 58–66).

Возможно, близким к бережновскому по времени является погр.3 из кург. 6 могильника Покровка I, они сходны по набору вещей.В колчане из этого комплекса вместе с железными наконечникамистрел был обнаружен один бронзовый (Яблонский, Дэвис-Кимбелл,Демиденко, 1995. С. 16, 17), что, видимо, свидетельствует о посте-пенном затухании традиции использования сарматами бронзовых на-конечников стрел в период между III и II вв. до нашей эры.

Таким образом, до II в. до н. э. мечи с кольцевым навершием вкочевнических погребальных комплексах от Южного Приуралья идалее на запад встречаются редко. Ряд их (Сынтас I, курган 1, по-гребение 2; погребение на Крестовой горе в Кисловодске; возможно,Островной могильник, курган 6, погребение 8) датируется временемне позже V в. до нашей эры. Находок таких мечей в комплексах,обоснованно датирующихся IV–III вв. до н. э., здесь практическинет. Упомянутые выше акинаки скифского времени с кольцевым на-вершием представляют собой тип оружия, сформировавшийся ра-нее в центральноазиатских и южносибирских районах. Появление ихдалеко на западе можно объяснить культурными контактами, кото-рые в среде кочевников могли простираться на значительные рас-стояния. О возможных культурных связях населения Тувы, Казах-стана и Южного Урала в савроматское время уже упоминалось влитературе (Савинов, 1980. С. 117, 118).

Подводя итог, можно отметить, что источниковая база несодержит убедительных данных о генезисе мечей с кольцевымнавершием на сарматской территории. Известные здесь в скифо-сарматское время отдельные мечи этого типа синхронны мечам

– 345 –


с различными вариантами наверший в виде волют, но они не нахо-дятся между собой в какой-либо эволюционной зависимости. Этиформы представляют собой два одновременно существовавшихтипа клинкового оружия. По этой причине вряд ли целесообразносвязывать становление более поздних сарматских мечей с коль-цевым навершием с мечами, имевшими навершие в виде близкосомкнутых волют, в связи с отсутствием хронологической зави-симости между ними.

Сарматы, пожалуй, были новаторами в использовании длин-ных, до метра и более длиной, мечей с кольцевым навершием.Среди известных парных находок мечей и кинжалов в сарматс-ких комплексах II–I вв. до н. э. значительно преобладают именнодлинные мечи с кольцевым навершием (рис. 3, 5–10).

На территории Сарматии происходило второе возрождениеэтого типа меча, пик которого приходился на среднесарматскоевремя (I – первая половина II века). Эпицентром распростране-ния мечей с кольцевым навершием в это время был Волго-Донс-кой регион, где счет их идет уже на сотни 3. Так, только в одномкурганном могильнике Новый на реке Сал их обнаружено болеетрех десятков (Ильюков, Власкин, 1992. С. 203).

С сарматами этот тип меча распространился на территориюСеверного Причерноморья. Такие формы довольно часто встре-чаются здесь преимущественно в памятниках среднесарматскойкультуры (Костенко, 1983; 1993). По последним данным, в Север-ном Причерноморье их насчитывается более 60 экземпляров (Си-моненко, 1999. С. 134). В Крыму они известны в погребальныхкомплексах позднескифского времени: серия их находок в Усть-Альминском могильнике датируется I в. н. э. (Высотская, 1994.С. 86, 87; Loboda et. al., 2002. Р. 295–346). Далее на западе, в Се-веро-Западном Причерноморье, мечи рассматриваемого типа из-вестны в памятниках первых веков нашей эры (Рикман, 1975. С. 51,52; Гудкова, Фокеев, 1984. С. 57; Гросу, 1990. Рис. 8, 15, 17, 18;Vitalie Barcć, 1999. Р. 99–111). Есть их находки в Болгарии, Румы-

3 В иллюстративном приложении к статье приведен далеко не полныйперечень находок мечей исследуемого типа по отдельным регионам.


– 346 –

нии и Венгрии. На территории последней, по информации В. Куль-чар, отмечено шесть местонахождений мечей этого типа, кото-рые совокупно датируются в пределах I–IV веков 4.

Кроме того, они были обнаружены в Австрии, Швейцарии,Италии, Германии, Дании и Франции. По предварительным данным,здесь известно 38 мест находок мечей с кольцевым навершием(Hansen, 2003. S. 356–360). Большинство их не связано с собствен-но сарматами, это результат влияния последних на культуру, в час-тности военную экипировку, разных европейских народов.

Таким образом, мы вправе считать, что инициаторами рас-пространения мечей с кольцевым навершием с районов Волги иДона на запад, к границам Римской империи, были сарматы. Этоподтверждается как хронологической последовательностью ука-занного процесса, так и свидетельством письменных источниково продвижении сарматов к дунайским границам империи. Соот-ветственно можно допустить, что распространение моды на мечис кольцевым навершием от границ Китая и берегов Енисея, гдевпервые появляется этот тип клинкового оружия, до степей Вос-точной Европы происходит также не без участия кочевников, ко-торых античная традиция именовала скифами, проживающими вАзии. Исторический контекст событий конца III – II в. до н. э.допускает такую возможность (Скрипкин, 2000. С. 17–40).

Этот частный пример свидетельствует о той феноменальной роли,которую играло евразийское степное пространство в осуществлениикультурных связей между различными народами. Культурные нова-ции здесь могли распространяться на гигантские расстояния, а транс-ляторами этих новаций были кочевники. Поразительно, что зародив-шийся на рубеже бронзового и раннего железного веков в глубинахазиатского континента новый тип меча в своем распространении назапад примерно через тысячелетие достигает Западной Европы, ставза этот период времени культурным достоянием многих народов. Приэтом эта категория археологического материала не является един-ственной, свидетельствующей о такого рода связях.

4 Весьма благодарен В. Кульчар за представленную информацию, а такжеА.В. Симоненко за содействие в ее получении.

Рис. 1. Ранние типы клинкового оружия с кольцевым навершием:1–6 – изображения кинжалов на оленных камнях

(1–5 – Южная Сибирь; 6 – Джанкой, Крым);7–9, 11–18, 23 – Минусинская котловина; 10 – Красноярск; 19–21 – Ордос;

22 – Казахстан; 24 – Северный Алтай; 25–27 – Северный Китай;28–31 – тагарская культура; 32, 33 – Алтай; 34–36 – Верхнее Приобье

Рис. 2. Клинковое оружие с кольцевым навершиемиз различных районов Северного Китая:

1–20 – по данным Чжун Сук-Бэ; 21 – по Е. Банкер;22 – по Ж. Недхему и Ванг Лингу

Рис. 3. Ранние мечи с кольцевым навершиемиз сарматских погребений и некоторые другие находки:

1 – Cопка II, кург. 25, погр. 30 (Бараба); 2 – Приозерное, кург. 2, погр. 6;3 – Островной, кург. 7, погр. 8; 4 – Киляковка, кург. 4, погр. 7; 5 – Барбастау III,кург. 7, погр. 9; 6 – Калиновка, кург. 19, погр. 17; 7 – Рыбный, кург. 3, погр. 12;

8 – КотлубаньV, кург. 1, погр. 6; 9 – Бахтияровка, кург. 33, погр. 5;10 – Верхнее Погромное, кург. 7, погр. 6; 11 – Кара-Оба, кург. 11, погр. 2;

12 – Шульц, кург. В1; 13 – Покровка I, кург. 12, погр. 1

Рис. 4. Мечи и кинжалы с кольцевым навершием, найденныесовместно с мечами, изготовленными в китайских традициях (2–6),

а также мечи и кинжалы с территории Средней Азии (7–12)и Южного Приуралья (1, 13–26):

1 – Барбастау III, кург. 7, погр. 6; 2, 3 – Сухо-Дюдеревский II, кург. 1, погр. 12;4 – Калмыково, кург. 2; 5, 6 – Чкаловская группа, кург. 3; 7 – урочище Конурсу,

кург. 1; 8 – курган у тригонометрического пункта (по О.В. Обельченко);9 – Келькор II, Узбой; 10 – Кумек-Кичиджик, кург. 49; 11 – Гяур IV, кург. 1;

12 – Тумек-Кичиджик, кург. 63; 13 – Чумарово, кург. 5, погр. 3; 14 – Уязыбашево,кург. 5, погр. 3; 15 – Бишунгарово, кург. 2, погр. 1; 16 – Азнаево, кург. 1;

17, 18 – Старые Киишки, кург. 14, погр. 1; кург. 18, погр. 28; 19 – Лебедевка VII,кург. 16, погр. 8; 20–24 – Карасу I, кург. 12, погр. 2; кург. 4, погр. 7; кург. 16,

погр. 2; кург. 7, погр. 3, кург. 21; 25, 26 – Барбастау III, кург 14, погр. 1; кург. 4

Рис. 5. Мечи и кинжалы из Южного Приуралья (1–7) и Заволжья (8–30):1 – Курпе-Бай, кург. 8; 2 – Кара-Оба, кург. 3, погр. 1; 3 – Калмыково, кург. 1,

погр. 2; 4 – Кардаиловский I, кург. 24; 5 – Покровка VII, кург. 1, погр. 2;6, 7 – Покровка I, кург. 4, погр. 4; кург. 6, погр. 3; 8, 9 – Колобовка, кург 1, погр.1; кург. 2, погр. 4; 10 – Харьковка III, кург. 1; 11, 12 – Быково I, кург. 4, погр. 9;кург. 7, погр. 4; 13–18 – Бережновка I, кург. 2, погр. 3; кург. 4, погр. 5; кург. 14,

погр. 3; кург. 27; кург. 29; кург. 35, погр. 15; 19, 21 – Бережновка II, кург. 66;кург. 17, погр. 1; 20 – Ленинск, кург. 2, погр. 2; 22 – Ровное, кург. 14, погр. 6;

23 – Долгий Буерак, кург. 5, погр. 2; 24, 25 – Суслы, кург. 1; кург. 16;26 – Мариенталь, кург. D22; 27 – Дмитриевка, кург. 1, погр. 1;

28–30 – Калиновка, кург. 1, погр. 2; кург. 4, погр. 2; кург. 19, погр. 20

Рис. 6. Мечи и кинжалы из Поволжья и Подонья:1–5 – Калиновка, кург. 6, погр. 5; кург. 14; кург. 12, погр. 23; кург. 22, погр. 3;

кург. 34, погр. 1; 6, 7 – Политотдельское, кург. 6, погр. 1; кург. 4, погр. 32;8–10, 13 – Черебаево, кург. 1, погр. 1; кург. 2, погр. 1; кург. 3, погр. 1; кург. 5,

погр. 1; 11 – Бережновка, южная группа, кург. 2, погр. 11; 12 – Старая Полтавка,кург. Е25, погр. 19; 14 – Шульц II, кург. 12; 15 – Верхнее Погромное I, кург. 1,

погр. 13; 16, 17 – Новоникольское I, кург. 5, погр. 16; кург. 9, погр. 2;18 – Маляевка V, кург. 7, погр. 3; 19 – Верхний Еруслан, кург. 2, погр. 2;

20–25 – Тузлуки, кург. 24; кург. 27, погр. 5; кург. 26, погр. 1; кург. 27, погр. 8;кург. 21; кург. 23, погр. 1; 26 – Кулешовка, кург. 1, погр. 24; 27 – Балабинский I,

кург. 28, погр. 4; 28 – Эвдык, кург. 4, погр. 18; 29 – Нехаево, кург. 4;30, 31 – Ляпичев, кург. 7, погр. 4, 9

Рис. 7. Мечи и кинжалы из междуречья Волги и Дона и Нижнего Дона:1 – Кривая Лука XVI, кург. 11, погр. 1; 2 – Ютаевка, кург. 13;

3, 4, 9, 12 – Криволиманский I, кург. 36, погр. 2; кург. 17, погр. 3; кург. 24;кург. 45; 5 – Барановка, кург. 2; 6–8 – Алитуб, кург. 5, погр. 29; кург. 19, погр. 5;

кург. 27, погр. 2; 10 – Холодный I, кург. 1, погр. 2; 11 – Ясырев III, кург. 1,погр. 7; 13, 14 – Крепинский I, кург. 27; кург. 29; 15, 16, 22, 23 – Терновский,

кург. 35, погр. 1; кург. 27, погр. 1; 17, 18 – Барановка, кург. 21, погр. 2;19 – Ханата, кург. 5, погр. 14; 20, 21 – Жутово, кург. 5, погр. 14; кург. 11;24, 30, 31, 33, 34 – Первомайский I, кург. 3, погр. 2; группа VII, кург. 15,

погр. 8; кург. 16, погр. 2; кург. 14, погр. 4; группа X, кург. 10, погр. 5;25–28 – Ильевка, кург. 10, погр. 6; кург. 21, погр. 2; кург. 11, погр. 5; кург. 11,

погр. 3; 29, 32 – Химкомбинат, группа Б, кург. 4, погр. 10; кург. 10, погр. 5

Рис. 8. Мечи и кинжалы из междуречья Волги и Дона,Нижнего Дона и лесостепного Подонья:

1 – Первомайский, группа VII, кург. 8, погр. 1; 2–20 – Новый, кург. 8, погр. 1;кург. 31, погр. 2, 3; кург. 46, погр. 2; кург. 56, погр. 1; кург. 59, погр. 1; кург. 65,погр. 1; кург. 79, погр. 5; кург. 80, погр. 3, 7; кург. 85, погр. 4; кург. 88, погр. 1,4; кург. 106, погр. 6; кург. 107, погр. 2; кург. 115, погр. 5; 21 – Долгий, кург. 4,

погр. 2; 22 – Пробужденовский, кург. 2, погр. 4; 23 – Озерский IV, кург. 3,погр. 9; 24 – Сонино, кург. 1, погр. 1; 25 – Авиловский II, кург. 22, погр. 2;

26 – Петрунино II, кург. 1, погр. 13; 27 – Аксай I, кург. 6, погр. 1;28–32 – Чертовицкий I, кург. 9/13; 12/32; 13/35; 17/47; 19/19;

33 – Новоникольский, кург. 53; 34 – Вязовский, кург. 15

Рис. 9. Мечи с Северного Кавказа (1–15) и Северного Причерноморья (16–30):1, 2 – Чегем, погр. 16, 73; 3 – Бамут, кург. 5, погр. 13; 4 – Хасаут;

5–9 – Подкумок, погр. 9, 11, 17, 28, 49; 10 – Моздок (1935 г.), погр. 2;11 – Усть-Лабинская, погр. 71; 12, 13 – хут. Ленина, погр. 14, 126;

14 – Воздвиженская, кург. 1; 15 – ст-ца Казанская, кург. 32;16–19 – Усть-Каменка, кург. 32, 43, 62, 66; 20–21 – Усть-Альминский,катакомба 612; 22–24 – Усть-Альминский, склепы 92, 120, могила 129;

25 – Думены, кург. 9, погр. 13; 26 – Старые Кукунешты II, кург. 21, погр. 4;27 – Казаклия, кург. 10, погр. 1; 28 – с. Плавни, кург. 23, погр. 1;

29 – Олонешты; 30 – Шерботешть

– 356 –



Васильев, В. Н. К хронологии раннепрохоровского клинкового ору-жия и «проблеме» III в. до н. э. // Материалы по археологии волго-донскихстепей. – Волгоград, 2001. – Вып. 1.

Высотская, Т. Н. Усть-Альминское городище и некрополь / Т. Н. Вы-сотская. – Киев, 1994.

Горбунов, B. C. Новые находки мечей и кинжалов савромато-сар-матского времени в Башкирии / B. C. Горбунов, Р. Б. Исмагилов // СА. –1976. – № 3.

Гросу, В. И. Хронология памятников сарматской культуры Днест-ровско-Прутского междуречья / В. И. Гросу. – Кишинев, 1990.

Грязнов, М. П. Аржан: Царский курган раннескифского времени/ М. П. Грязнов. – Л., 1980.

Грязнов, М. П. Начальная фаза развития скифо-сибирских культур// Археология Южной Сибири. – Кемерово, 1983.

Гудкова, А. В. Земледельцы и кочевники в низовьях Дуная I–IV вв.н. э. / А. В. Гудкова, М. М. Фокеев. – Киев, 1984.

Ильшков, Л. С. Сарматы междуречья Сала и Маныча / Л. С. Ильш-ков, М. В. Власкин. – Ростов н/Д, 1992.

Клепиков, В. М. Хронология раннесарматских памятников Нижне-го Поволжья / В. М. Клепиков, А. С. Скрипкин // НАВ. – 2002. – Вып. 5.

Ковалев, А. А. О происхождении оленных камней западного регио-на // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии. – М., 2000.

Корпусова, В. Н. Могила киммерийского воина у Джанкоя в Крыму/ В. Н. Корпусова, В. П. Белозор // СА. – 1980. – № 3.

Костенко, В. И. Сарматские памятники Днепро-Донского междуре-чья III в. до н. э. – середины III в. н. э. / В. И. Костенко. – Днепропетровск, 1983.

Костенко, В. И. Сарматы в Нижнем Поднепровье / В. И. Костенко. –Днепропетровск, 1993.

Кулемзин, A. M. Об эволюции татарских кинжалов // Известия лабо-ратории археологических исследований. – Кемерово, 1974.

Могильников, В. А. Население Верхнего Приобья в середине – вто-рой половине I тыс. до н. э. / В. А. Могильников. – М., 1997.

Молодин, В. И. Рец.: Членова Н. Л. Центральная Азия и скифы. Датакургана Аржан и его место в системе культур скифского времени. – М.,1997 // РА. – 1998. – № 4.

Полосьмак, Н. В. Бараба в эпоху раннего железа / Н. В. Полосьмак. –Новосибирск, 1987.

– 357 –


Рикман, Э. А. Этническая история населения Поднестровья и прилегаю-щего Подунавья в первых веках нашей эры / Э. А. Рикман. – М., 1975.

Савинов, Д. Г. Осинкинский могильник эпохи бронзы на СеверномАлтае // Первобытная археология Сибири. – Л., 1975.

Савинов, Д. Г. Могильник Ур-бюн III и некоторые вопросы археологииТувы скифского времени // Археология Южной Сибири. – Кемерово, 1980.

Савинов, Д. Г. Оленные камни в культуре кочевников Евразии/ Д. Г. Савинов. – СПб., 1994.

Садыкова, М. Х. Поздние прохоровцы в Центральной Башкирии/ М. Х. Садыкова, В. Н. Васильев // Уфимский археологический вест-ник : сб. науч. ст. – Вып. 3. – 2001.

Симоненко, А. В. Сарматы Северного Причерноморья. Хронология,периодизация и этнополитическая история : дис. ... д-ра наук / А. В. Симо-ненко. – Киев, 1999.

Синицын, И. В. Археологические исследования Заволжского отряда(1951–1953 гг.) // МИА. – 1959. – № 60.

Скрипкин, А. С. К датировке некоторых типов сарматского оружия// СА. – 1980. – № 1.

Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия: проблемы хронологии и ееисторический аспект / А. С. Скрипкин. – Саратов, 1990.

Скрипкин, А. С. О происхождении мечей с кольцевым навершием у сар-матов в свете миграционной концепции // Международные отношения в бас-сейне Черного моря в древности и средние века. – Ростов н/Д, 1992.

Скрипкин, А. С. К проблеме исторической интерпретации археоло-гических параллелей в культуре алтайского и доно-уральского районов впоследние века до нашей эры // Античная цивилизация и варварский мир. –Новочеркасск, 1993. – Ч. 2.

Скрипкин, А. С. К проблеме сармато-китайских культурных связей// Международные отношения в бассейне Черного моря в древности исредние века : тез. VIII Междунар. науч. конф. – Ростов н/Д, 1996.

Скрипкин, А. С. Новые аспекты в изучении истории материальнойкультуры сарматов // НАВ. – 2000. – Вып. 3.

Соловьев, A. M. Биметаллический меч с кольцевым навершием // Си-бирь в прошлом и будущем. – Новосибирск, 1981.

Суразаков, А. С. Горный Алтай и его северные предгорья в концеVI – начале II в. до н. э. : дис. ... канд. ист. наук / А. С. Суразаков. – М., 1984.

Суразаков, А. С. Горный Алтай и его северные предгорья в эпохураннего железа. Проблемы хронологического и культурного разграниче-ния / А. С. Суразаков. – Горно-Алтайск, 1988.


Хазанов, A. M. Очерки военного дела у сарматов / A. M. Хазанов. –М., 1971.

Чжун Сук-Бэ. Проблема взаимодействия племен Северного Китаяс племенами Южной Сибири в эпоху бронзы и раннего железного века(на основе сравнительного изучения кинжалов и ножей) : дис. ... канд. ист.наук / Чжун Сук-Бэ. – М., 1998.

Чжун Сук-Бэ. О хронологии комплексов с кинжалами эпохи по-здней бронзы из Северного Китая // Археология, палеоэкология и палео-демография Евразии. – М., 2000.

Членова, Н. Л. Хронология памятников карасукской эпохи / Н. Л. Чле-нова. – М., 1972.

Членова, Н. Л. Карасукские кинжалы / Н. Л. Членова. – М., 1976.Членова, Н. Л. Тагарская культура // Степная полоса Азиатской ча-

сти СССР в скифо-сарматское время. – М., 1992.Членова, Н. Л. Центральная Азия и скифы. Дата кургана Аржан и

его место в системе культур скифского мира / Н. Л. Членова. – М., 1997.Шишлина, Н. И. Исследование могильника Островной в Ики-Бу-

рульском районе Калмыкии / Н. И. Шишлина, А. А. Матюхин, Е. В. Цуцкин// Могильник Островной: Итоги комплексного исследования памятниковархеологии Северо-Западного Прикаспия. – М. ; Элиста, 2002.

Яблонский, Л. Т. Раскопки курганов у с. Покровка в 1994 г. / Л. Т. Яблон-ский, Дж. Дэвис-Кимбелл, Ю. В. Демиденко // Курганы левобережного Иле-ка. – М., 1995.

Bunker, E. С. Ancient Bronzes of the Eastern Eurasian Steppes from theArthur M. Sackler Collections / Emma С. Bunker, Trudy S. Kawami, KatherynM. Linduff, Wu En. – N. Y., 1997.

Hansen, U. L. Die Sarmaten aus sudskandinavescher Sicht // Kontakt -Kooperation – Konflikt: Germanen und Sarmaten zwischen dem 1und 4 Jahrhundert nach Christus. Internationales Kollokquium desVorgeschichtlichen Seminars der Philipps-Universitat Marburg, 12–16 Februar1998. – Neumunster, 2003.

Loboda, l. L. et. al. Prunkbestattungen des 1. Jh. n. Chr. aus der NekropoleUst’-Al’ma auf der Krim: Die Ausgrabungen des Jahres 1996 / l. L. Loboda,A. E. Puzdrovshij, J. R. Zajcev // Eurasia Antiqua. Zeitschrift fur archaologieEurasiens. – Berlin, 2002. – B. 8.

Needham, J. Science and Civilisation in China / J. Needham, Wang Ling. –Cambridge, 1961. – Vol. 1 : Introdctory Orientations.

Vitalie, Barcć. Sarmatic swords and daggers ring-chape handle in the Northernand North-Western of the Black Sea // Istros. Braila. – 1999. – IX.

– 359 –

ÎÁ ÎÏÐÅÄÅËÅÍÈÈ ÒÅÐÐÈÒÎÐÈÈÐÀÍÍÅÉ ÑÀÐÌÀÒÈÈ

(Ïÿòàÿ Êóáàíñêàÿ àðõåîëîãè÷åñêàÿ êîíôåðåíöèÿ : ìàòåðèàëûêîíô. – Êðàñíîäàð, 2009. – Ñ. 355–358.)

Античная письменная традиция ранних сарматов, а также исавроматов, обычно помещала у Танаиса и Меотиды. Ряд совре-менных исследователей, основываясь на этих данных, также по-лагают, что эти народы обитали исключительно в этих местах.

Вопрос о первом появлении сарматов на исторической аренедискуссионный. Есть мнение, что это произошло уже в IV в. донашей эры. Так, Д.А. Мачинский полагал, что впервые географи-ческое название «Сарматия» появилось в сочинениях ГераклидаПонтийского (390–310 гг. до н. э.). Однако подлинный текст Герак-лида не сохранился. Об этом говорит Антигон Каристский, жившийв III в. до н. э., к тому же ссылающийся на промежуточного инфор-матора (Мачинский, 1971. С. 45, 46). Есть и другая версия, пере-данная авторами I в. до н. э. Исигоном Некейским и Сотионом, покоторой Гераклид говорит не о Сарматии, а о «земле савроматов»(Мачинский, 1971. С. 45). Состояние информации в упомянутомисточнике таково, что не позволяет однозначно утверждать о появ-лении названия «Сарматия» в IV в. до нашей эры. Учитывая времяжизни информатора (Антигона Каристского), можно считать, что вIII в. до н. э. топоним «Сарматия» был уже известен.

Весьма спорно мнение об упоминании сарматов в сочиненииЭфора, автора IV в. до нашей эры. Впервые оно было высказаноМ.И. Ростовцевым. Основано это мнение на анализе источниковперипла Псевдо-Скимна. М.И. Ростовцев не без основания счи-тал Эфора одним из основных информаторов Псевдо-Скимна в


– 360 –


описании Северного Причерноморья, и поэтому предположитель-но считал, что сведения о сарматах, содержащиеся у Псевдо-Скимна, могли быть заимствованы им у Эфора. Однако в самихрассуждениях М.И. Ростовцева о наследии Эфора приводятся дан-ные, которые позволяют усомниться в наличии в его «Истории»новых оригинальных этнографических сведений о восточных рай-онах Северного Причерноморья. М.И. Ростовцев отмечал силь-ную зависимость Эфора от Геродота. Приведу насколько его выс-казываний на этот счет: «...там, где мы имеем несомненно Эфо-ровскую традицию, мы сейчас же замечаем тесную связь с Ге-родотом»; «Тесная связь Эфора с Геродотом позволяет, можетбыть, думать, что для северного побережья Черного моря Эфорвообще удовлетворился Геродотом...» (Ростовцев, 1925. С. 28, 29).При такой зависимости Эфора от Геродота, навряд ли в его сочи-нении могла быть информация о сарматах, полученная от этогоавтора, поскольку последний таковой не располагал.

Более определенно топоним «Сарматия» фиксируется в сочи-нении «О водах» у Теофраста (372–287 гг. до н. э.). Однако конк-ретной локализации Сарматии Теофраст не дает. Из контекста сле-дует, что эта область должна располагаться рядом со Скифией.Поскольку античные авторы савроматские и сарматские земли по-мещают у Танаиса или к востоку от него, то, надо полагать, там жедолжна была располагаться и Сарматия Теофраста. СообщениеТеофраста следует относить к рубежу IV–III вв. до н. э., или к на-чалу III в. до нашей эры. У Теофраста Скифия и Сарматия упоми-наются как равноценные области. В античной литературе представ-ление о Скифии сложилось как об обширной стране, протянувшей-ся от Истра (Дуная) до Танаиса (Дона). Можно вспомнить рассуж-дение Геродота о ее территории, напоминающей квадрат со сторо-нами в 20 дней пути каждая. Видимо, и Сарматию не следует вос-принимать как небольшую область, непосредственно примыкаю-щую к Меотиде и Танаису. Привязка савроматов и ранних сарма-тов античными авторами только к этим местам была вызвана тем,что они долгое время не имели никакого представления о террито-риях к востоку от Дона. Танаис вплоть до Страбона воспринималсятолько как западный рубеж обитания сначала савроматов, а затем

– 361 –


и сарматов. Да и Страбон, живший на четыре века позже Геродо-та, не знал самой крупной реки Восточной Европы – Волги.

Достаточно определенно границы Сарматии, разделив ее наЕвропейскую и Азиатскую, называет Клавдий Птолемей (сере-дина II в. н. э.). В большей мере интересующая нас АзиатскаяСарматия, по Птолемею, занимала территорию, ограниченную сзапада Танаисом, восточным побережьем Меотийского и частьюПонтийского морей. С востока граница Азиатской Сарматии про-ходила по западному побережью Каспийского моря по Волге доее изгиба, южнее нынешнего Волгограда (по предположениюВ.В. Латышева – район Енотаевки Астраханской области), а за-тем на некотором расстоянии к востоку от Волги вдоль меридиа-на на север до неизвестной земли. Южная граница Азиатской Сар-матии проходила между Черным и Каспийским морями, через Кол-хиду, Иберию и Албанию. Северных пределов Азиатской Сарма-тии Птолемей не указывает (Скрипкин, 1995. С. 84–87). Есть всеоснования полагать, что такое представление Птолемея о вос-точных территориях Сарматии, в данном случае Азиатской Сар-матии, опиралось на предшествующую античную традицию.

С границами Азиатской Сарматии Птолемея практически со-впадает первая часть северных районов Азии, по Страбону, писав-шему за полтора века до Птолемея (Страбон. XI, I, 5). Западная ееграница проходила по Танаису, Меотиде и по части побережья Евк-синского Понта. Восточная – по Каспийскому морю. Каспийскоеморе Страбон считал заливом Северного океана, северная частькоторого была достаточно узкой (Страбон. XI. VI, 1). Этот своеоб-разный пролив теоретически можно принять за Волгу.

Сарматов Страбон упоминает между Танаисом и Каспийс-ким морем с его узкой северной частью. Аорсы, относимые ккругу сарматских народов, по Страбону, занимали обширную тер-риторию, «владея почти что большей частью побережья Каспий-ского моря» (Страбон. XI, V, 8). По общему мнению исследова-телей, сведения Страбона в этой части его труда восходят к тру-дам авторов III–I вв. до н. э. (Ростовцев, 1925. С. 34, 35, 41, 42;Виноградов, 1975. С. 36–43). С противоположной стороны Кас-пийского моря с его узкой частью он помещает «восточных ски-

– 362 –


фов» (Страбон. XI, VI, 1). Птолемей также отмечал, что Азиатс-кая Сарматия с востока граничит со Скифией.

Обратимся к еще более раннему времени и попытаемся оп-ределить территорию обитания савроматов. Геродот, как извест-но, поселял савроматов к востоку от Танаиса. Размеры их терри-тории он определяет только в меридиональном направлении(15 дней пути, более 500 км), ограниченном углом Меотийскогоозера и землями, принадлежащими будинам. По данным Геродо-та, невозможно определить территорию савроматов в восточномнаправлении от Дона. Известно только то, что эпонимный их центрнаходился в трех днях пути (примерно 100 км) от Танаиса.

Учитывая существенные размеры савроматских земель вмеридиональном направлении, приведенные Геродотом, следует,видимо, допустить и их значительные размеры к востоку от Та-наиса. Навряд ли правильным будет считать, что савроматы за-нимали узкую полосу земли исключительно вдоль левого берегаДона до пределов будинов. К тому же следует учитывать, чтосавроматы вели кочевой образ жизни и территория их кочевиймогла быть значительной.

К востоку от Дона располагаются памятники археологическойкультуры, представленные исключительно погребальными комплек-сами, датируемыми VI–IV вв. до н. э., отождествляемыми с савро-матами. Памятники этой культуры, занимающие районы междуре-чья Волги и Дона и Заволжья, отличаются значительным единствомкак в погребальном обряде, так и в материальной культуре (Смир-нов, 1964. С. 196; Очир-Горяева, 2005. С. 15, 16), что позволяет пред-положить их принадлежность одной кочевнической общности.

М.А. Очир-Горяева сделала интересные выводы в отноше-нии особенностей распределения памятников этого времени в меж-дуречье и Заволжье. На правом берегу Волги и в междуречьеони преимущественно сосредоточены в группах, тяготеющих кЯшульским озерам, к Сарпинской низменности с ее озерами, кЦимлянскому водохранилищу с рядом небольших речек. Причемвсе они располагаются южнее параллели Волгограда. На левомберегу они распределяются более дисперсно и гораздо дальшераспространяются к северу. Распределение погребальных памят-

– 363 –


ников на правобережной стороне Волги больше соответствуетместу расположения зимников кочевников, когда они больше при-вязаны к одному месту. Левобережные погребальные памятникив большинстве своем должны были быть оставленными в периодсезонов кочевания. Такая ситуация, по мнению М.А. Очир-Горя-евой, находит прямые аналогии в калмыцкой этнографии.

Кочевники-калмыки, освоив в XVII в. Нижнее Поволжье, прак-тически заняли ту же самую территорию, на которой обитали ко-чевники раннего железного века. Калмыцкие улусы зиму проводи-ли на Куме, Маныче, в прибрежной части Северо-Западного При-каспия. С началом весны они продвигались к Волге и переправля-лись на ее левый берег. По левобережью следовали до Самары.В осенние месяцы улусы начинали обратное движение, и в октяб-ре-ноябре они вновь переправлялись через Волгу и возвращалисьна свои зимовки (Батмаев, 1993. С. 113–115).

Вышеизложенное дает возможность предположить наличиетакого маршрута кочевания и у кочевников раннего железного векаНижнего Поволжья, поскольку они и калмыки занимали одну и туже экологическую нишу и вели одинаковый, кочевой образ жизни.Археологическое сходство памятников савроматского временимеждуречья Волги и Дона и Заволжья, характер распределенияих в этих районах, находящий объяснения в этнографическом ма-териале, позволяют утверждать, что в VI–IV вв. до н. э. в указан-ных местах обитал один и тот же народ, который может бытьотождествлен с савроматами Геродота.

Таким образом, ретроспективное рассмотрение сведений оСарматии, сарматах и савроматах от Клавдия Птолемея до Ге-родота позволяет утверждать, что территория междуречья Вол-ги и Дона и, вероятно, Заволжье являлись адекватными раннейСарматии античных источников.


Батмаев, М. М. Калмыки в XVII–XVIII веках / М. М. Батмаев. –Элиста, 1993.


Виноградов, В. Б. Описание Северного Кавказа в «Географии»Страбона (XI, V, 1–8) // Изв. СКНИЦ ВШ. Серия общественных наук. –Ростов н/Д, 1975.

Мачинский, Д. А. О времени первого активного выступления сарма-тов в Поднепровье по свидетельствам античных письменных источников// АСГЭ. – СПб., 1971. – Вып. 13.

Очир-Горяева, М. А. Некоторые наблюдения по географическомураспределению археологических памятников в Нижнем Поволжье // НАВ. –Волгоград, 2005. – Вып. 7.

Ростовцев, М. И. Скифия и Боспор. Критическое обозрение памят-ников литературных и археологических / М. И. Ростовцев. – Л., 1925.

Скрипкин, А. С. О географическом положении Азиатской Сарматиии ее населении // Россия и Восток: проблемы взаимодействия : материалыконф. – Челябинск, 1995. – Ч. V, кн. 2.

Смирнов, К. Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов/ К. Ф. Смирнов. – М., 1964.

ÑÏÈÑÎÊ ÑÎÊÐÀÙÅÍÈÉ

АО – Археологические открытияАСГЭ – Археологический сборник Государственного Эр-

митажаАЭБ – Археология и этнография БашкирииВДИ – Вестник древней истории

ЗООИД – Записки Одесского общества истории и древностейЗРАО – Записки Русского археологического обществаИАА – Историко-археологический альманах (Армавир –

Москва)ИАК – Известия Археологической комиссии

КСИА – Краткие сообщения Института археологииКСИИМК – Краткие сообщения Института истории матери-

альной культурыМИА – Материалы и исследования по археологии СССРНАВ – Нижневолжский археологический вестникОАК – Отчеты Археологической комиссииПАВ – Петербургский археологический вестник

РА – Российская археологияРИЖ – Российский археологический журнал

СА – Советская археологияСАИ – Свод археологических источниковСГЭ – Сообщения Государственного Эрмитажа

СКНИЦ ВШ – Северокавказский научно-исследовательскийцентр высшей школы

СУАК – Саратовская ученая архивная комиссияТр. ХАЭ – Труды Харезмской археолого-энографической

экспедицииТр. ГИМ – Труды Государственного исторического музея

Тр. ГЭ – Труды Государственного ЭрмитажаТХАЭ – Труды Харезмской археологической экспедиции

УЗ ИМУ – Ученые записки Императорского Московскогоуниверситета

– 366 –

ÑÎÄÅÐÆÀÍÈÅ

Коробкова Е. А., Белицкий А. В. ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ .......................... 5

К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИПОЗДНЕСАРМАТСКОЙ КУЛЬТУРЫ(Этнокультурные связи населения Урала и Поволжьяс Сибирью, Средней Азией и Казахстаном в эпоху железа :препринты докл. и сообщ. – Уфа, 1976. – С. 28–30.) .......................... 8

АЗИАТСКАЯ САРМАТИЯ ВО II–IV ВЕКАХ.(Некоторые проблемы исследования)(СА. – 1982. – № 2. – С. 43–56.) .......................................................... 11

ПРОБЛЕМЫ РАССЕЛЕНИЯ И ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ САРМАТОВНИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ И ДОНА(Древняя и средневековая история Нижнего Поволжья :межвуз. науч. сб. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1986. – С. 82–98.) ... 37

АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ДАННЫЕО ПОЯВЛЕНИИ АЛАНОВ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ(Первая Кубанская археологическая конференция :тез. докл. – Краснодар : Куб. гос. ун-т, 1989. – С. 86–88.) .................. 58

РОЛЬ МИГРАЦИЙ В СТАНОВЛЕНИИ САРМАТСКИХ КУЛЬТУРДОНА И НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ(Вопросы краеведения. – Вып. 1. – Волгоград, 1991. – С. 10–15.) ............ 61

АНТРОПОМОРФНЫЕ СТАТУЭТКИ В ПОГРЕБАЛЬНОМ ОБРЯДЕСАРМАТОВ(Археология Восточно-Европейской степи :межвуз. сб. науч. тр. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1991. –Вып. 2. – С. 126–134.) ........................................................................ 66

О ПРОИСХОЖДЕНИИ МЕЧЕЙ С КОЛЬЦЕВЫМ НАВЕРШИЕМУ САРМАТОВ В СВЕТЕ МИГРАЦИОННОЙ КОНЦЕПЦИИ(Международные отношения в бассейне Черного моряв древности и средние века : тез. VI науч. конф. –Ростов н/Д, 1992. – С. 34–35.) ............................................................ 77

– 367 –

Ñîäåðæàíèå

К ИСТОРИИ ВЕЛИКОГО ШЕЛКОВОГО ПУТИ(Вопросы краеведения : материалы краевед. чтений. –Вып. 2. – Волгоград, 1993. – С. 27–30.) .............................................. 80

К ПРОБЛЕМЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИАРХЕОЛОГИЧЕСКИХ ПАРАЛЛЕЛЕЙВ КУЛЬТУРАХ АЛТАЙСКОГО И ДОНО-УРАЛЬСКОГО РЕГИОНОВВ ПОСЛЕДНИЕ ВЕКА ДО НАШЕЙ ЭРЫ(Античная цивилизация и варварский мир : материалыIII археол. семинара : в 2 ч. – Ч. II. – Новочеркасск : Новочеркас.музей истории дон. казачества, 1993. – С. 3–10.) .............................. 84

О ВРЕМЕНИ ПОЯВЛЕНИЯ АОРСОВ НА ДОНУ(Международные отношения в бассейне Черного моряв древности и средние века : тез. VII Междунар. науч. конф. –Ростов н/Д : Изд-во Рост. пед. ун-та, 1994. – С. 78–80.) ...................... 93

О НАЧАЛЕ И НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СЕВЕРНОГО ОТВЕТВЛЕНИЯВЕЛИКОГО ШЕЛКОВОГО ПУТИ(Античная цивилизация и варварский мир : тез. докл.IV археол. семинара. – Новочеркасск : Музей историидон. казачества, 1994. – С. 32–33.) ..................................................... 96

ВЕЛИКИЙ ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ В ИСТОРИИ ЮГА РОССИИ(РИЖ. – 1994. – № 1. – С. 3–14.) ......................................................... 99

THE SARMATIAN PHENOMENON(The archaeology of the steppes methods and strategies :Papers from the Intern. Symp. held in Naples,9–12 Nov. 1992 / ed. by B. Genito. – Napoli : X-Press, 1994. –P. 279–285. – (Series Minor ; XLIV).) ................................................. 120

САРМАТСКИЙ ФЕНОМЕН(Проблемы всеобщей истории : материалы науч. конф.,Волгоград, сент. 1993 г. – Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1994. – С. 14–19.) ... 127

БЫЛИ ЛИ САРМАТЫ САРМАТАМИ?(Вопросы краеведения. – Вып. 3 : Материалыкраеведческих чтений, посвященных 80-летиюВолгоградского областного краеведческого музея. –Волгоград : Перемена, 1994. – С. 42–44.) ........................................ 134

– 368 –


К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СОДЕРЖАНИЯ ПОНЯТИЯ«САРМАТСКАЯ ЭПОХА»(Проблемы истории и культуры сарматов : тез. докл.междунар. конф. – Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1994. – С. 28–31.) ... 136

О ГЕОГРАФИЧЕСКОМ ПОЛОЖЕНИИАЗИАТСКОЙ САРМАТИИ И ЕЕ НАСЕЛЕНИИ(Россия и Восток: проблемы взаимодействия :материалы конф. – Ч. V, кн. 2. – Челябинск : Челяб. гос. ун-т,1995. – С. 84–87.) ............................................................................ 141

КИТАЙСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ РОССИЙСКОГО АРХЕОЛОГА(Вестник Волгоградского государственного университета.Сер. 4, История. Философия. – 1996. – Вып. 1. –Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1996. – С. 6–11.) .................................... 145

К ПРОБЛЕМЕ САРМАТО-КИТАЙСКИХ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ(Международные отношения в бассейне Черного моряв древности и средние века : тез. VIII Междунар. науч. конф. –Ростов н/Д : Изд-во Рост. гос. пед. ун-та, 1996. – С. 102–104.) ......... 157

К ВОПРОСУ ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ САРМАТОВПЕРВЫХ ВЕКОВ НАШЕЙ ЭРЫ(ВДИ. – 1996. – № 1. – С. 160–169.) .................................................. 159

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ(Эпоха бронзы и ранний железный век в истории древних племенюжнорусских степей : материалы Междунар. науч. конф., посвящ.100-летию со дня рождения П. Д. Рау (1897–1997), г. Энгельс,12–17 мая 1997 г. – Саратов : Изд-во Сарат. гос. пед. ин-та,1997. – С. 150 –152.) ......................................................................... 179

МЕЖДУ КИТАЕМ И РИМОМ(Festschrift, 1993–1998 : 5 Jahre wissenschaftliche Zusammenarbeitder Universitäten Köln und Wolgograd. – Köln :Kirsch-Verlag, 1998. – S. 170–174.) .................................................... 182

О КИТАЙСКИХ ТРАДИЦИЯХ В САРМАТСКОЙ КУЛЬТУРЕ(Античная цивилизация и варварский мир : материалыVII археол. семинара, Краснодар, 8–11 июня 1999 г. –Краснодар : Краснодар. гос. ун-т культуры и искусств, 2000. –С. 96–99.) ......................................................................................... 190


НОВЫЕ АСПЕКТЫ В ИЗУЧЕНИИ ИСТОРИИМАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ САРМАТОВ(НАВ. – Вып. 3. – Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2000. – С. 17–40.) ...... 195

О ХАРАКТЕРЕ ВОСТОЧНЫХ СВЯЗЕЙ КОЧЕВНИКОВРАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКАВОЛГО-ДОНСКИХ И СЕВЕРОКАВКАЗСКИХ СТЕПЕЙ(Третья Кубанская археологическая конференция : тез. докл.междунар. археол. конф. – Краснодар ; Анапа :Крайбибколлектор, 2001. – С. 180–182.) .......................................... 233

О ВРЕМЕНИ ПОЯВЛЕНИЯ АЛАНОВ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕИ ИХ ПРОИСХОЖДЕНИИ (ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК)(Историко-археологический альманахАрмавирского краеведческого музея. – Вып. 7. –Армавир ; М. : Армавир. краевед. музей, 2001. – С. 15–40.) .......... 236

ÖSTLICHE UND WESTLICHE NEUERUNGENIN DER MATERIELLEN KULTUR DER SARMATENDER EUROPÄISCHEN STEPPENIN DEN ERSTEN JAHRHUNDERTEN N. CHR.(Kontakt-Kooperatio-Konflikt German und Sarmaten zwischendem 1. und dem 4. Jahrhundert nach Christus.Internationales Kolloquium des Vorgeschichtlichen Seminarsder Philipps-Universität, Marburg, 12–16 Februar 1998. –Neumünster, 2003. – S. 9–18.) ........................................................... 300

К КРИТИКЕ ИСТОЧНИКОВ ИССЛЕДОВАНИЙ,ПОСВЯЩЕННЫХ РЕКОНСТРУКЦИИ ТОРГОВЫХ ПУТЕЙВ СКИФО-САРМАТСКОЕ ВРЕМЯ(ВДИ. – 2003. – № 3. – С. 194–203.) .................................................. 317

САРМАТСКИЕ МЕЧИ С КОЛЬЦЕВЫМ НАВЕРШИЕМ(II Городцовские чтения : материалы науч. конф., посвящ.100-летию деятельности В. А. Городцова в ГИМ, апр. 2003 г. –М. : Гос. ист. музей, 2005. – С. 171–185. – (Тр. ГИМ ; вып. 145).) .... 335

ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ТЕРРИТОРИИ РАННЕЙ САРМАТИИ(Пятая Кубанская археологическая конференция :материалы конф. – Краснодар, 2009. – С. 355–358.) ........................ 359

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ ..................................................................... 365

ÄËß ÇÀÌÅÒÎÊ

Íàó÷íîå èçäàíèå

Ñêðèïêèí Àíàòîëèé Ñòåïàíîâè÷

ÑÀÐÌÀÒÛ È ÂÎÑÒÎÊ

Èçáðàííûå òðóäû

Ãëàâíûé ðåäàêòîð À.Â. ØåñòàêîâàÐåäàêòîðû: Ñ.À. Àñòàõîâà, Î.Ñ. Êàøóê

Òåõíè÷åñêîå ðåäàêòèðîâàíèå è äîïå÷àòíàÿ ïîäãîòîâêà èëëþñòðàöèéÍ.À. Êàøóê

Äèçàéí îáëîæêè Å.À. ÊîâàëåâîéÎôîðìëåíèå îáëîæêè Í.Í. Çàõàðîâîé

Ïîäïèñàíî â ïå÷àòü 14.07 2010 ã. Ôîðìàò 6084/16.Áóìàãà îôñåòíàÿ. Ãàðíèòóðà Òàéìñ. Óñë. ïå÷. ë. 21,4.Ó÷.-èçä. ë. 23,0. Òèðàæ 350 ýêç. Çàêàç . «Ñ» 123.

Èçäàòåëüñòâî Âîëãîãðàäñêîãî ãîñóäàðñòâåííîãî óíèâåðñèòåòà.400062 Âîëãîãðàä, ïðîñï. Óíèâåðñèòåòñêèé, 100.

Сарматы и Восток. 2010 [Sarmatians and the East]

Documents

Transcript of Сарматы и Восток. 2010 [Sarmatians and the East]