Панов Антон Сергеевич РОССИЯ И США В ПОСЛЕДНЕЙ ...

269
МИНОБРНАУКИ РОССИИ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Российский государственный гуманитарный университет» (ФГБОУ ВО «РГГУ») На правах рукописи Панов Антон Сергеевич РОССИЯ И США В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII - ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВВ.: ОПЫТ ВЗАИМНЫХ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ Специальность 07.00.15 - История международных отношений и внешней политики Диссертация на соискание ученой степени Кандидата исторических наук Научный руководитель: доктор исторических наук, доцент, заведующая кафедрой американских исследований ФМОиЗР Журавлева Виктория Ивановна Москва 2020

Transcript of Панов Антон Сергеевич РОССИЯ И США В ПОСЛЕДНЕЙ ...

МИНОБРНАУКИ РОССИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего образования

«Российский государственный гуманитарный университет»

(ФГБОУ ВО «РГГУ»)

На правах рукописи

Панов Антон Сергеевич

РОССИЯ И США В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII - ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВВ.:

ОПЫТ ВЗАИМНЫХ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ

Специальность

07.00.15 - История международных отношений и внешней политики

Диссертация на соискание ученой степени

Кандидата исторических наук

Научный руководитель:

доктор исторических наук,

доцент,

заведующая кафедрой

американских исследований ФМОиЗР

Журавлева Виктория Ивановна

Москва 2020

2

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ ............................................................................................................................................. 3

ГЛАВА 1. РОССИЯ И США В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII – ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВВ.:

МЕЖДУНАРОДНЫЕ И ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНТЕКСТЫ ........................................... 43

§1. Внешняя политика Российской империи и США ....................................................................... 43

§2. Российско-американские отношения: общая характеристика ................................................... 51

§3. Русские и американцы в поисках идентичности ......................................................................... 57

ГЛАВА 2. ДИСКУРС МОДЕРНИЗАЦИИ В РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ

................................................................................................................................................................ 77

§1. Формирование представлений о США в российском обществе в эпоху атлантических

революций ............................................................................................................................................. 77

§2. Дискуссии о русском национальном характере в США в эпоху Наполеоновских войн ........ 92

§3. Экспансия США и Война за независимость испанских колоний в Америке: взгляд из России

.............................................................................................................................................................. 119

§4. Восстание декабристов глазами американских современников .............................................. 136

ГЛАВА 3. ОБРАЗЫ «СЕБЯ» И «ДРУГИХ» В ИНОНАЦИОНАЛЬНЫХ ТРАВЕЛОГАХ ......... 160

§1. Парадоксы свободы: США в травелогах россиян ..................................................................... 160

§2. Между воображаемыми Западом и Востоком: Россия в заметках американских

путешественников .............................................................................................................................. 177

§3. Сибирь в оценках американских наблюдателей: дискурс колонизации ................................ 197

§4. Русская Америка во взаимных репрезентациях ........................................................................ 213

ЗАКЛЮЧЕНИЕ .................................................................................................................................. 238

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ ................................................................................. 242

3

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы диссертационного исследования

Международные отношения в XXI в., как и в предыдущие эпохи, находятся под влиянием

бытующих в национальной среде этнических стереотипов и устоявшихся представлений народов

друг о друге. Несмотря на то, что с развитием современных технологий, расширением всемирной

паутины и глобализацией академического пространства наше знание об инонациональных

реалиях развития расширилось и стало более многоплановым, устойчивые мифы

взаимовосприятия сохраняют свою роль в процесс принятия внешнеполитических решений. Так,

например, сегодня в США, как и в годы «холодной войны» «русская карта» продолжает

разыгрываться во внутренней политике, а в постсоветской России в ходу «американская карта»1.

Современный кризис в российско-американских отношениях стал подтверждением того,

насколько прочно коллективные представления о русском или американском «Другом»

интегрированы во внешнеполитический дискурс, превращая его в дискурс идентичности.

Исследователи В.И. Журавлева, И.И. Курилла, Д. Фоглесонг наглядно продемонстрировали, что

значительная часть репертуаров образов, формирующих имагологическое измерение

взаимоотношений России и США, появилась задолго не только до начала «холодной войны», но

и до Октября 1917 года2.

Этот фактор и определяет необходимость изучения причин возникновения,

трансформации и подсознательного использования инонациональных образов и стереотипов в

различных контекстах - в политике, экономике, сферах, связанных с культурными контактами.

Учитывая тот факт, что Россия и США с готовностью ревитализируют наработанные ими на

протяжении длительного времени схемы взаимовосприятия для своих внутриполитических

целей, обращение к истокам процесса возникновения, формирования и эволюции взаимных

образов России и США в последней четверти XVIII – первой трети XIX вв. позволит расширить

и уточнить наше понимание не только современных стереотипов и мифов взаимовосприятия, но

и картину мира россиян и американцев в эпоху осмысления их национальных «Я»-концепций.

Степень изученности проблемы. Контексты российско-американских отношений,

внутриполитической и социокультурной повестки дня российского и американского обществ

1 Журавлева В. «Русская карта» по-прежнему важна во внутриполитическом раскладе в США // Голос

Америки. 2018. 18 декабря. URL: https://www.golos-ameriki.ru/a/article-zhuravleva/4705741.html (дата

обращения: 05.05.2020).; Бараникас И. Россией по Блумбергу: в предвыборной гонке США «русская

карта» снова в ходу // МК. 2020. 22 февраля. URL: https://www.mk.ru/politics/2020/02/22/rossiey-po-

blumbergu-v-predvybornoy-gonke-ssha-russkaya-karta-snova-v-khodu.html (дата обращения: 05.05.2020) 2 См.: Журавлева В.И. Понимание России в США. Образы и мифы. 1881-1914. М.: РГГУ, 2012.; Курилла

И.И. Заокеанские партнеры: Америка и Россия в 1830–1850-е годы. Волгоград: ВолГУ, Центр

американских исследований «Americana», 2005.; Foglesong D. The American Mission and the “Evil

Empire”: The Crusade for a “Free Russia” Since 1881. Cambridge: Cambridge University Press, 2007.

4

избранного периода, а также особенности развития национальных историографических школ,

определяют и проблематизируют структуру историографического обзора.

Первый блок отечественной историографии включает в себя работы по истории

российско-американских отношений указанного периода. Наибольший вклад в изучение этой

проблемы внес известный историк-американист, создатель школы российско-американских

отношений, академик Н.Н. Болховитинов, опубликовавший за годы своей деятельности

множество статей и монографий, из которых следует выделить «Становление русско-

американских отношений, 1775-1815» и «Русско-американские отношения, 1815-1832»3.

В первой из этих работ автор задавался целью опровергнуть распространенный миф об

«извечной» или «естественной» враждебности между двумя странами. Сделать это можно было

только вернувшись к самому началу истории связей двух стран, которая к моменту выхода

монографии не была серьезно изучена. Как заметил сам Николай Николаевич, «ни в советской,

ни в мировой литературе проблема становления и развития русско-американских отношении в

XVIII - XIX вв. не получила сколько-нибудь подробного исследовании и даже по отдельным,

частным вопросам существует очень мало серьезных документированных работ»4. В итоге Н.Н.

Болховитинов, опираясь на широкий круг источников и рассмотрев различные сферы

межгосударственного сотрудничества, начиная от дипломатии и торговли и заканчивая

культурными связями, с блеском доказал, что Россию и США в рассматриваемый период

связывали тесные партнерские отношения, проверенные на прочность политическими

событиями периода войн 1812 г.. Именно тогда император Александр I предложил помощь

своему заокеанскому соседу в проведении мирных переговоров с Великобританией.

Монография «Русско-американские отношения, 1815-1832» являлась продолжением

анализа связей России и США, начатого в предыдущей книге. Здесь важно отметить

исторический фон, в котором создавалась работа: как отмечал сам автор, в конце 1960 - первой

половине 1970-х наметилась «разрядка» в Холодной войне. В рамках «детанта» был подписан

ряд соглашений, символизировавших готовность Советского Союза и Соединенных Штатов

Америки к компромиссу ради обеспечения глобального мира и безопасности всего человечества.

В этом контексте, как считал Н.Н. Болховитинов, исследование русско-американских отношений

1815-1832 гг. может быть поучительным, ведь «именно после 1815 г. в полной мере проявились

3 Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. 1775-1815. М.: Наука, 1966.; Он же.

Русско-американские отношения, 1815-1832. М.: Наука, 1975; Он же. Болховитинов Н.Н. За точное и

документированное освещение жизни и деятельности Ф.В. Каржавина // Вопросы истории. 1987. №12.

С. 166-168; Он же. Россия открывает Америку. 1732-1799. М.: Международные отношения, 1991. 4 Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. С. 3-4.

5

коренные социально-экономические и идеологические противоречия между буржуазно-

республиканскими Соединенными Штатами и самодержавно-крепостнической Россией»5.

Это замечание Н.Н. Болховитинова тем более подчеркивает характер изучения

двусторонних отношений в годы советской власти, акценты которого колебались в зависимости

от политической конъюнктуры. Яркими примерами этого являются работы А.Н. Старцева и А.Ф.

Ефимова.

Краткий обзорный труд А.Н. Старцева вышел в 1942 г. в разгар Великой отечественной

войны6. Учитывая тот факт, что в этот момент СССР и США являлись союзниками по

антигитлеровской коалиции, в работе подчеркивался длительный позитивный опыт

сотрудничества и культурных контактов двух стран. Базой же двухсторонних связей становились

общие демократические устремления и принципы американского руководства и российского

народа, боровшегося за свои права и свободы. Главное внимание автор уделял деятелям, которые,

как тогда считалось, «приблизили» революцию: А.Н. Радищеву, С.Г. Волконскому, Н.Г.

Чернышевскому и др. В то же время, конкретные дипломатические связи практически выпали из

поля зрения автора.

С началом «холодной войны» акценты в характеристике США изменились. В монографии

А.Ф. Ефимова начало сближения России и США было четко датировано первой половиной XVIII

века, а миссия Дж. К. Адамса названа уже заключительным этапом в налаживании контактов

между странами7. В целом же автор в духе своего времени характеризовал США как оплот

западного буржуазного строя и империализма. В этом и состоит главное расхождение с

концепцией Старцева: если для последнего США – это страна победившей демократии, то для

Ефимова Соединенные Штаты лишь прикрывали свою империалистическую сущность

демократической демагогией. В целом данный образ США оставался центральным в советской

историографии вплоть до 1980-х гг.

С этого периода начинается переосмысление самой проблематики изучения двусторонних

отношений. Фокус начинает смещаться на исследование интеллектуальных связей. В этой связи

следует отметить работу А.Н. Николюкина, попытавшегося на литературном материале показать

взаимовлияние культур России и США8.

В последние 10 лет вышли работы, посвященные проблемам культурных связей. Э.А.

Иваняна опубликовал обобщающую монографию по данной проблематике9, а А.А. Арустамова

5 Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения. С. 1. 6 Старцев А.И. Америка и русское общество. М.: Издательство Академии наук СССР, 1942. 7 Ефимов А.Ф. Очерки истории США. От открытия Америки до окончания гражданской войны. М.:

Учпедгиз, 1958. 8 Николюкин А.Н. Литературные связи России и США. М.: Наука, 1981. 9 Иванян Э.А. Когда говорят музы. История российско-американских культурных связей. М.:

Международные отношения, 2007.

6

на основе литературного материала проследила процесс формирования образа США в России как

пространства, отличающегося от Европы, но имеющего с ней генетическую связь10.

Относительно периода конца XVIII – первой трети XIX вв. автор отмечала, что упоминания США

в литературе обычно касались тем просветительской деятельности, служения Родине и защите

собственного дома. Наиболее часто упоминаемыми персоналиями был У. Пенн, Б. Франклин и

Дж. Вашингтон. Монография А.А. Арустамовой может служить примером работы, в которой

используется как традиционная методология, так и имагологическая. Однако, несмотря на то что

она фиксирует образы в тексте, дальнейшего их анализа и объяснения через социокультурный

контекст не происходит.

В этом смысле обратную задачу ставила И.М. Супоницкая. В ее работе главный акцент

делался на сравнение социокультурных, экономических и политических контекстов США и

России11. Автор для выполнения своих задач избрала синхронический подход, выделив ряд

проблем, которые, по ее мнению, сближают две страны. Среди них для нас наиболее важными

были: а) концепты фронтира (в Сибири и на Диком западе) и связанного с ним индейского (и

татарского) вопроса; б) «особый институт» в США и крепостное право в России. Каждый из

вышеуказанных дискурсов И.М. Супоницкая проанализировала через факторы, оказывавшие

влияние на их складывание (экономический, социокультурный, географический и др.).

Помимо вышеуказанных в диссертационной работе использовалась монография Н.Ю.

Сучуговой, где была рассмотрена дипломатическая миссия Дж. К. Адамса и ее влияние на

расширение политических и культурных связей между двумя странами12.

Исследованию связей между двумя странами в интересующий нас период на основе

социокультурного подхода до сих пор не было посвящено отдельного исследования, хотя

некоторые аспекты были рассмотрены в работах А.М. Эткинда13 и И.И. Куриллы14.

10 Арустамова А.А. Русско-американский диалог XIX века. Историко-литературный аспект. Пермь, 2008. 11 Супоницкая И.М. Равенство и свобода. Россия и США: сравнение систем. М.: Российская

политическая энциклопедия, 2010. 12 Сучугова Н. Дипломатическая миссия Джона Куинси Адамса в России в 1809-1814 годах: русско-

американские политические и культурные связи начала XIX века. М.: РОССПЭН, 2007. 13 Эткинд A.М. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах. М: Новое

литературное обозрение, 2001. 14 Курилла И.И. Заокеанские партнеры: Америка и Россия в 1830–1850-е годы. Волгоград: Изд-во

ВолГУ, 2005. Также см. другие исследования: Курилла И.И. «Русские праздники» и американские споры

о России в 1813 г. // Россия и США: Познавая друг друга. Сборник памяти академика Александра

Александровича Фурсенко. СПб.: Нестор-История, 2015. С. 168-179. URL:

https://mybook.ru/author/sbornik-statej/rossiya-i-ssha-poznavaya-drug-druga-sbornik-pamyat/ (дата

обращения: 25.04.2020).; Он же. Рабство, крепостное право и взаимные образы России и США // Новое

литературное обозрение. 2016. №6 (142). URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2016/6/rabstvo-

krepostnoe-pravo-i-vzaimnye-obrazy-rossii-i-ssha.html (дата обращения 01.08.2019).; Он же. Заклятые

друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо(не)понимания России и США. М.: Новое

литературное обозрение, 2018.: Kurilla I. “Russian celebrations” and American debates about Russia in 1813

// The Journal of Nationalism and Ethnicity. 2016. Vol. 44. No. 1. P. 114-123.

7

А. Эткинд в исследовании «Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и

интертекстах» рассматривает травелог как путешествие в пространстве и времени, которое

может быть как реальным, так и воображаемым. Основное внимание он уделяет рецепции

американского/русского в культуре «Другого» и тому, каким образом, исходя из восприятия

чужого опыта, выстраивается собственная идентичность. Книга Эткинда примечательна еще и

тем, что он впервые в отечественной науке применяет концепт «ориентализма» Э. Саида для

анализа взаимоотношений США и России. «Толкование путешествий», несмотря критику,

связанную во многом с чересчур вольным использованием и трактовкой материала, сейчас

считается классикой имагологических исследований.

С другой стороны к проблеме подходит И.И. Курилла, обращаясь к области изучения

идентичности в работе «Заокеанские партнеры: Америка и Россия в 1830–1850-е годы». Это

исследование не ограничивается анализом только лишь дипломатических и культурных связей.

Во второй части работы монографии выявляет механизмы формирования Я-концепций двух

наций. Обращая внимание на тот факт, что Соединенные Штаты и Россия в XIX веке играли друг

для друга роль своего рода «зеркал», позволяющих увидеть в отражении некоторые образы и

проблемы собственного общества, Курилла ставит вопрос о важности конституирующего

«Другого» для понимания себя как нации. Важнейшим выводом автора, который касается

рецепции американской культуры в России, стало то, что «восприятие США разнилось в

зависимости от того, какой идеологической позиции придерживались представители русского

общества»15. Если бюрократические круги видели в Америке пример развитой страны,

технический и экономический (но не политический) опыт которой может быть полезен для

России, то русская интеллигенция воспринимала американскую модель в качестве референтной

для российского общественного развития.

Среди новейших работ в области имагологии российско-американских отношений особое

место занимание фундаментальная монография В.И. Журавлевой, где впервые изучаются

представления о России в конце XIX - начале XX вв.16 Несмотря на то, что в фокусе историка

находится более поздний период, эта работа заслуживает внимания как наиболее яркий пример

плодотворного использования методологических приемов, позволяющих на основе

репрезентативной источниковой базы проследить формирования «Я»-концепции страны и

коллективной идентичности на основе социально-конструктивистского подхода. В проблемное

поле монографии вошли анализ внутренней структуры дискурса о России, причин появления и

15 Курилла И.И. Указ. соч. С. 411. 16 Журавлева В.И. Понимание России в США. Образы и мифы. 1881-1914. М.: РГГУ, 2012. Также см.:

Журавлева В.И. Изучение имагологии российско-американских отношений по обе стороны Атлантики:

итоги и перспективы // Американский ежегодник 2008/2009. М.: Наука, 2010. С. 206-214.

8

устойчивости одних имагологических сюжетов и нестабильности других, реакции общества на

изменения «повестки дня», механизмов формирования собственной идентичности, основанной

на противопоставлению «Себя» «Другому» и изучение истоков долгосрочных мифов о России,

сохранивших свое влияние вплоть до настоящего времени. Исследовательница

продемонстрировала, что имагологический макродискурс о России может быть разделен на

несколько составляющих (микродискурсов), например, либерально-универсалистский

(оптимистический), консервативно-пессимистический (русофобский), радикальный,

русофильский, в рамках которых формировалось особое видение места России в мире, ее

национального характера и перспектив ее модернизации. В итоге, можно сделать вывод о том,

что работа Журавлевой стала веховой в изучении российско-американских отношений и

механизмов формирования идентичности.

Во второй историографический блок следует выделить работы, посвященные

исследованию колонизации северо-западного побережья североамериканского континента,

деятельности Российско-американской компании и взаимодействию России и США в этом

регионе.

В советский довоенный период пионером изучения Русской Америки стал С.Б. Окунь,

попытавшийся продемонстрировать организацию освоения региона под руководством РАК,

делая акцент на ее эксплуатации как местного населения, так и русских наемных рабочих в

рамках марксизма-ленинизма17.

В годы после Великой отечественной войны и, в особенности, начиная с 1960-х гг.

появляются новые, более взвешенные и глубокие исследования, посвященные

Северотихоокеанскому региону, из которых следует выделить труды С.Г. Федоровой,

занимавшейся историей и этнографией народов Аляски и Калифорнии под владычеством

России18, и Н.Н. Болховитинова, рассматривавшего преимущественно политические и

социально-экономические аспекты деятельности РАК. Н.Н. Болховитинов создал целую школу

по изучению Русской Америки. Результатом деятельности ее представителей стала

исчерпывающая коллективная трехтомная монография «История Русской Америки (1732—

1867)», вышедшая под редакцией Н.Н. Болховитинова в 1990-е гг.19

17 Окунь С.Б. Российско-американская компания. М.-Л.: Государственное Социально-экономическое

издательство, 1939. 18 Фёдорова С.Г. Русское население Аляски и Калифорнии: (конец XVIII века—1867 г.). М.: Наука, 1971;

Она же. Русская Америка: от первых поселений до продажи Аляски. Конец XVIII века—1867 год. М.:

Ломоносовъ, 2011. 19 История Русской Америки, 1732-1867, в трех томах / отв. ред. акад. Н.Н. Болховитинов / Том I.

Основание Русской Америки, 1732-1799. М.: Международные отношения, 1997. / Том II. Деятельность

Российско-американской компании, 1799-1825. М.: Международные отношения, 1999. / Том III. Русская

Америка: от зенита к закату, 1825-1867. М.: Международные отношения, 1999.

9

Сегодня различным проблемам колонизации Русской Америки, управления, хозяйства,

взаимоотношений с индейцами, а также ее места в рамках Российской империи активно

занимаются А.В. Гринев20, А.Ю. Петров21, А.В. Зорин22.

Третий историографический блок состоит из работ, характеризующих российский

исторический контекст в рассматриваемый период. Его глубокое изучение обусловлено тем, что

именно внутренняя «повестка дня» оказывает ключевое влияние на формирование

представлений о «Другом».

В рамках этого блока для нас наибольшее значение имели исследования, касающиеся

политической культуры и реформ Российской империи. Среди них следует отметить работы А.Б.

Каменского23 и С.В. Мироненко24, в рамках которых были исследованы внутренние механизмы

принятия решений власти в XVIII и начале XIX веков соответственно.

Рецепции государственного курса в формирующемся российском гражданском обществе

посвящены исследования А.Л. Зорина25, В. Проскуриной26, Н.В. Минаевой27 и Л.М.

Артамоновой28. К этой же теме примыкают монографии В.В. Леонтовича и Т.А. Егеревой,

исследовавшие особенности развития либерализма и консерватизма в России в конце XVIII –

начала XIX вв.29

20 Гринев А.В. Аляска под крылом двуглавого орла (российская колонизация Нового Света в контексте

отечественной и мировой истории). М.: Academia, 2016.; Grinëv A.V. Russian Colonization of Alaska:

Preconditions, Discovery, and Initial Development, 1741-1799. Lincoln: University of Nebraska Press, 2018. 21 Петров А.Ю. Финансово-хозяйственное состояние Российско-американской компании // Русское

открытие Америки: Сборник статей, посвященный 70-летию академика Николая Николаевича

Болховитинова. М.: РОССПЭН, 2002. С. 451-459.; Он же. Российско-американская компания:

деятельность на отечественном и зарубежном рынках (1799—1867). М.: ИВИ РАН, 2006.; Он же.

Наталия Шелехова у истоков Русской Америки М.: Весь мир, 2012. 22 Зорин А.В. Индейская война в Русской Америке. Русско-тлинкитское противоборство (1741-1821). М.:

Квадрига, 2017. 23 Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М.: Новое литературное

обозрение, 1999. 24 Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М.: Наука,

1989. 25 Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в последней

трети XVIII — первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2004. Также см.: Он же.

Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века. М.:

Новое литературное обозрение, 2016. 26 Проскурина В. Мифы империи. Власть и общество в эпоху Екатерины II. М.: Новое литературное

обозрение, 2006. 27 Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в

начале XIX века. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1982. 28 Артамонова Л. Просвещение и социальная эмансипация в представлениях элиты эпохи Екатерины II:

от «культурного шока» ‒ к модернизационным практикам // Quaestio Rossica. 2019. №7(2). С. 525–538. 29 Леонтович В.В. История либерализма в России 1782-1914. Париж: YMCA-Press, 1980.; Егерева Т.А.

Русские консерваторы в социокультурном контексте эпохи конца XVIII – первой четверти XIX вв.

Чебоксары: Новый хронограф, 2014.

10

Дальнейшее развитие общественной мысли и возникновение дискуссии славянофилов и

западников было проанализировано К. Кобриным30, Н.И. Цимбаевым31 и Д.И. Олейниковым32.

Важно подчеркнуть, что, несмотря на различия в используемых методах и объектах

исследования, эти авторы сходятся в главном: формирование славянофильства и западничества

тесно связано с началом споров о российском национальном характере и «особом пути» страны

в первой трети XIX в.33

Важное значение для диссертации также имеют работы, посвященные российской

колонизации и пониманию России как многонациональной и сложноустроенной империи. В этой

связи следует особо выделить ряд исследователей, связанных с журналом «Ab Imperio»,

редакционная коллегия которого еще на рубеже 1990-2000-х гг. стала пионером в отечественных

«имперских» исследованиях. Результатом их трудов стала публикация двухтомного курса

«Новая имперская история Северной Евразии», в рамках которой была предпринята попытка

создания нового гранд-нарратива истории России с XVII в. до 1917 г.34 Принципиальное отличие

подхода авторов курса от традиционного подхода заключается в отказе от рассмотрения истории

региона как истории «государства» или «нации». Вместо этого предлагается разработать новый

аналитический язык для описания и увязки между собой привычных исторических фактов и

терминов с акцентом на анализе опыта самоорганизации локальных сообществ.

Применительно к рассматриваемому в диссертации периоду ключевыми проблемами

«имперской ситуации» Российского государства будут вызовы колонизации и формирования

россиянами языка описания «Себя» и «Других». Анализу именно этих феноменов посвящены

30 Кобрин К. Разговор в комнатах: Разговор в комнатах. Карамзин, Чаадаев, Герцен и начало

современной России. М.: Новое литературное обозрение, 2018. 31 Цимбаев Н.И. Славянофильство: Из истории русской общественно-политической мысли XIX в. М.:

МГУ, 1986. 32 Олейников Д.И. Классическое русское западничество. М.: Механик, 1996. 33 Атнашев Т.М. «Особый путь» развития России в 1830-е годы: Sonderweg, государство и образованное

общество // «Особый путь»: от идеологии к методу / Сост.: М.Б. Велижев, Т.М. Атнашев, А.Л. Зорин.

М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 106-140. 34 Новая имперская история Северной Евразии. Часть 1: Конкурирующие проекты самоорганизации: VII

– XVII вв. / Под ред. И. Герасимова. Казань: “Ab Imperio”, 2017.; Часть 2: Балансирование имперской

ситуации: XVIII - XX вв. / Под ред. И. Герасимова. Казань: “Ab Imperio”, 2017. Также см.: В поисках

новой имперской истории // Новая имперская история постсоветского пространства: Сборник статей

(Библиотека журнала “Ab Imperio”) / Под ред. И.В. Герасимова, С.В. Глебова, А.П. Каплуновского, М.Б.

Могильнер, А.М. Семенова. Казань: «Центр исследований национализма и империи», 2004.; Что такое

«новая имперская история», откуда она взялась и к чему она идет? Беседа с редакторами журнала Ab

Imperio Ильей Герасимовым и Мариной Могильнер // Логос. 2007. №1 (58). С. 218–238.; Мифы и

заблуждения в изучении империи и национализма (сборник) / ред. Герасимов И., Могильнер М.,

Семенов А. М.: Новое издательство, 2010.

11

исследования А.И. Миллера35, Ю.Л. Слезкина36, Е.А. Вишленковой37, А.М. Эткинда38 и В.В.

Таки39.

Четвертый историографический блок посвящен американским контекстам

рассматриваемого периода.

Следует отметить, что значительную часть отечественных монографий, посвященных

США, составляют обобщительные труды. Особняком среди них стоит монография Н.Н.

Болховитинова, нацеленная на анализ ключевых историографических вопросов истории США40.

В рамках нее автор приходил к выводу о том, что в отличие от советских исследователей,

американские историки склонны придавать большее значение культурно-идеологическому

компоненту при конструировании объяснительных схем. В определенном отношении выводы

Болховитинова были развиты в более позднее время В.В. Согриным, который в своих

монографиях анализировал идейную борьбу и формирование политической культуры в

Соединенных Штатах41. Что же касается внешней политики США в период между 1775 и 1823

гг., то основные историографические дискуссии были проанализированы М.О. Трояновской42.

Следует, в целом, посетовать на то, что до недавнего времени процесс нациестроительства

в периоды ранней республики и «эры добрых чувств» был мало освещен в отечественной

американистике. Однако, в последние годы ситуация стала стремительно меняться.

Среди современных историков особо выделяются М.А. Филимонова и Т.В. Алентьева.

Перу первой из них принадлежит ряд статей и монографий, охватывающих ряд важнейших

проблем эпохи43. В своей последней книге исследовательница взяла на вооружение методологию

35 Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей / под ред. А.И. Миллера. М.: Новое

издательство, 2004.; Миллер А.И. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии

исторического исследования. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 36 Слезкин Ю.Л. Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера. М.: Новое литературное

обозрение, 2008. 37 Вишленкова Е.А. Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому». М.:

Новое литературное обозрение, 2011. 38 Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М.: Новое литературное обозрение,

2013. 39 Таки В. Царь и султан: Османская империя глазами россиян. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 40 Болховитинов Н.Н. США: проблемы истории и современная историография. М.: Наука, 1980. 41 Согрин В.В. Идеология в американской истории. От отцов основателей до конца ХХ в. М.: Наука,

1995.; Он же. Политическая история США XVII-XX вв. М.: Издательство «Весь мир», 2001.; Он же.

Исторический опыт США. М.: Наука, 2010.Он же. Демократия в США. От колониальной эры до XXI

века. М.: Издательство «Весь мир», 2011.; Он же. Центральные проблемы истории США. М.:

Издательство «Весь мир», 2013.; Он же. Американская цивилизация. М.: Издательство «Весь мир», 2019. 42 Трояновская М.О. Дискуссии по вопросам внешней политики США (1775-1823). М.: Издательство

«Весь Мир», 2010. 43 Филимонова М.А. Александр Гамильтон и создание конституции США. М.: ИВИ РАН, 2004.; Она же.

Проблема рабства во взглядах «отцов-основателей» США // Americana. Вып. 13. Россия и Гражданская

война в США: материалы конф. (Волгоград, 20–21 окт. 2011 г.). Волгоград, 2012. С. 199–214.; Она же.

Пресса становится властью: Политические дискуссии на страницах периодической печати США в конце

XVIII в. Курск: Курск. гос. ун-т, 2016.; Она же. «Выборный король» Соединенных Штатов: становление

12

имагологического исследования и наглядно продемонстрировала сложности репрезентаций

«Своих» и «Чужих» в политической культуре Американской революции. По мнению

исследовательницы, Я-концепция американцев в рассматриваемый период формировалась на

противопоставлении «Другим» разной степени культурной и географической удаленности.

Великобритания, предсказуемо, играла роль конституирующего «Другого». Лоялисты

воображались внутренними «Иными», не имеющими положительных черт. Россия в этом

уравнении коллективной самоидентификации отдавалась роль экзотического «Другого», о

котором не было какой-либо существенной информации. Ее образ в целом находился в рамках

европейского ориенталистского дискурса эпохи Просвещения44.

Хотя основной круг научных интересов Т.В. Алентьевой находится за пределами

рассматриваемого нами периода, ее отдельные статьи несомненно помогают глубже понять

общественно-политический контекст в США конца 1820-х – начала 1830-х гг.45 В своей недавней

монографии, написанной совместно с А.И. Тимченко, исследовательница анализирует дискуссии

в американском обществе в период войны с Англией 1812-1815 гг. По итогам работы она

приходит к выводу о том, что конфликт с бывшей метрополией в определенном отношении

сплотил американцев и помог снизить градус политических споров. Однако, «США оставались

соединенными, но не объединенными»46.

Особого упоминания достойна последняя монография Т.В. Алентьевой, посвященная

политической карикатуре. Она не только подтверждает на новом материале все выводы работы

о Войне 1812 г., но и расширяет наши знания об эмоциональном измерении политической борьбы

в США47.

Другой достойной упоминания работой является монография С.Л. Нечая, посвященная

внутренней политике и партийным дискуссиям в период президентства Дж. Монро. По мнению

автора, «эра доброго согласия» не привела к приходу полной гармонии во взглядах американской

концепции президентской власти в конце XVIII в. // Сто лет Уральскому государственному

юридическому университету (1918-2018 гг.): в 2-х тт. Т. 1: Эволюция российского и зарубежного

государства и права: историко-юридические исследования / Под ред. проф. А.С. Смыкалина.

Екатеринбург, 2019. С. 389–400. 44 Филимонова М.А. Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре

американской революции. СПб: Алетейя, 2019. 45 Алентьева Т.В. Роль общественного мнения в «джексоновскую эпоху» в США: монография. 2-е изд.,

перераб. и доп. М.: ИНФРА-М, 2020.; Она же. Технологии «пиара» в Джексоновскую эпоху в США //

Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 5 (360). Филология. Искусствоведение.

Вып. 94. С. 47–52. 46 Алентьева Т.В., Тимченко А.И. Англо-американская война 1812-1815 гг. и американское общество.

СПб.: Алетейя, 2018. 47 Алентьева Т.В. Разящее оружие смеха. Американская политическая карикатура XIX века (1800-1877).

СПб.: Алетейя, 2020.

13

политической элиты. В это время уже видны предпосылки для появления новой партийной

системы и менее элитарной политической культуры48.

Помимо указанного выше, следует отметить и работы, посвященные внешней политике и

экспансии США в первой трети XIX в. Среди них особо выделяется фундаментальный труд А.А.

Исэрова, нацеленный на анализ отношения американцев к борьбе Латинской Америки за

независимость в 1815-1830 гг. Одним главных выводов историка стало то, что события в южной

части континента способствовали пересмотру жителями США взглядов на собственную

революцию и свое место в мире. По мнению автора, во многом именно разочарование в

латиноамериканской Войне за независимость определило победу изоляционистского курса

Соединенных Штатов над активным мессианизмом49. В рамках этой подтемы также следует

упомянуть М.М. Сиротинскую, в публикации которой анализируется происхождение идеи

«предопределения судьбы» на рубеже 1830-1840-х гг. Исследовательница приходит к выводу,

что современники понимали ее весьма ограниченно, а роль доктрины пришла несколько

позднее50.

В отечественной науке всегда большое место занимали исследования, касающиеся

положению роли афроамериканцев и индейцев в истории США. Если в работах Э.Л. Нитобурга51,

В. Плешкова52 и О. Пановой53 раскрываются проблемы межрасовых отношений, положения

афроамериканского населения и поиска ими языка самоописания, то одной из целей

исследования Ю.П. Аверкиевой является выяснение влияния американской колонизации на

положение коренного населения54.

Антропологический поворот в исторической науке также повлиял и на американистику.

Несколько исследований оказались посвящены формированию американской Я-концепции и

национальных репрезентаций. Среди них следует особо выделить работы Э.Я. Баталова,

сравнившего национальные мифы и их роль формировании русской и американской

48 Нечай С.Л. Внутренняя политика США и проблема партий в президентство Дж. Монро (1817-1825

годы). Брянск: Курсив, 2015. 49 Исэров А.А. США и борьба Латинской Америки за независимость 1815-1830. М.: Русский фонд

содействия образованию и науке, 2011. 50 Сиротинская М.М. Идея «предопределения судьбы» в восприятии американских современников:

середина XIX в. // Вестник РГГУ. Серия «Политология. История. Международные отношения.

Зарубежное регионоведение. Востоковедение». 2017. №2 (8). С. 101-113. 51 Нитобург Э.Л. Негры США, XVII - начало ХХ века. М.: Наука, 1979. 52 Плешков В. Чернотелый человек жарких стран // // Родина. 2003. №3. С. 46-49. 53 Панова О. Черным по белому: о рабстве и рабах в современной американистике. Вопросы литературы.

2010. №5. С. 454-464. 54 Аверкиева Ю.П. Индейцы Северной Америки. М.: Наука, 1974.

14

идентичностей55 и К.С. Гаджиева, сделавший обобщающую сравнительную характеристику

составляющих Я-концепций России и США56.

Подводя итог обзора отечественной историографии, надо отметить, что в российской

американистике нет специальных исследований, касающихся взаимных репрезентаций России и

США в последней четверти XVIII – первой трети XIX вв., что подчеркивает новизну

диссертации.

Зарубежная историография по изучаемой теме отмечается большой широтой

исследуемых проблем и полиметодологизмом. Хотя это усложняет ее систематизацию, все же

можно попытаться разделить научную литературу на несколько блоков.

Первый историографический блок включает в себя исследования, посвященные

российско-американским связям в рассматриваемый период. Следует сразу оговориться, что их

изучение зависело от международного политического контекста. Ярким примером этого стали

обобщающие работы по двусторонним отношениям.

Среди первых из их числа можно назвать книгу Ф.Р. Даллеса, опубликованную в 1944 г.57

Вторая мировая война, в которой СССР и США оказались союзниками по антигитлеровской

коалиции, наложила свой отпечаток на исследовательскую парадигму автора. Следствием этого

стало преувеличение важности контактов России и Америки в XIX в. для внутриполитического

и общественного развития. В работе подчеркивался почти двухвековой позитивный опыт

сотрудничества стран и выражались надежды на их дальнейшее развитие. Особое внимание автор

уделил сходствам в развитии России и США.

Последовавшая затем «холодная война» заставила американцев пересмотреть оценки

заокеанского соседа. В конце 1940-х - начале 1950-х выходит сразу несколько работ, задавших

новый вектор изображения отношений между двумя странами с акцентом на преимущества

западной модели развития. Хотя были в них и определенные различия: Т. Бейли стремился

показать неизменность тиранического характера русского государственного строя58, М. Лазерсон

разочарованно исследовал так и не взошедшие в России ростки либеральных идей от А.Н.

Радищева до П.Н. Милюкова59, а Д. Хехт пытался ответить на вопрос, почему первоначально

55 Баталов Э.Я. Русская идея и американская мечта. М.: Прогресс-Традиция, 2009. 56 Гаджиев К.С. Сравнительный анализ национальной идентичности США и России. М.: Логос, 2013. 57 Dulles F.R. The Road to Teheran. The Story of Russia and America, 1781-1943. Princeton, NJ: Princeton

University Press, 1944. 58 Bailey T.A. America Faces Russia: Russian-American Relations from Early Times to Our Day. Ithaca; New

York: Cornell University Press, 1950. 59 Laserson M.M. The American Impact on Russia, 1784–1917: Diplomatic and Ideological. NY: Macmillan,

1950.; Idem. Democracy as a Regulative Idea and as an Established Regime: The Democratic Tradition in

Russia and Germany // Journal of the History of Ideas. 1947. Vol. 8. No. 3. P. 342-362

15

положительный образ США в произведениях русских интеллектуалов начала XIX в. к началу

двадцатого столетия резко ухудшился60.

В эти же годы выходит обобщающая монография по истории российско-американских

связей представителя школы ревизионистов У. Уильямса, акцентировавшего внимание на

социально-экономических причинах тех или иных «поворотов» в отношениях между странами61.

Так, например, главной предпосылкой сближения России и США в начале XIX в. автор полагал

противостояние обеих держав Великобритании, что делало налаживание торговых контактов в

ее обход взаимовыгодным.

Автор другой обобщающей монографии, реалист Дж. Л. Гэддис (что характерно, один из

главных академических специалистов по Холодной войне) выводил причины налаживания

отношений между Россией и США на рубеже XVIII – XIX вв. из того, что две страны не имели

каких-либо серьезных противоречий в реализации собственных интересов во внешней

политике62. По мнению исследователя, благоприятный международный фон вкупе с недостатком

знания друг о друге способствовал сохранению российско-американской «дружбы» вплоть до

последней четверти XIX в.

Помимо вышеуказанных авторов в годы «холодной войны» в США отдельными

сюжетами ранних российско-американских отношений занимались Е. Двойченко-Маркова,

опубликовавшая ряд статей о культурных связях двух стран63, Д. Шулим, исследовавший

влияние Французской революции на Атлантический мир и Россию64, У. Нагенгаст,

рассматривавший российско-американские отношения в 1812 г.65, а также Д. Гриффитс,

признанный специалист по екатерининской России, часть публикаций которого была посвящена

реакции императрицы и ее двора на Войну за независимость в Америке66.

60 Hecht D. Russian Radicals Look to America, 1825–1894. Cambridge: Harvard University Press, 1947. 61 Williams W.A. American-Russian Relations. 1781-1947. NY, Toronto: Rinehart Co, 1952. 62 Gaddis J.L. Russia, the Soviet Union, and the United States: An Interpretive History. NY: John Wiley &

Sons, Inc., 1978. 63 Dvoichenko-Markoff E. Benjamin Franklin, the American Philosophical Society, and the Russian Academy

of Science // Proceedings of the American Philosophical Society, 1949. Vol. 91. № 3. P. 250-257.; Dvoichenko-

Markov E. Jefferson and the Russian Decembrists // American Slavic and East European Review. 1950. Vol. 9.

№ 3. P. 162-168.; Idem. The American Philosophical Society and Early Russian-American Relations //

Proceedings of the American Philosophical Society. 1950. Vol. 94. № 6. P. 549-610.; Idem. William Penn and

Peter the Great // Proceedings of American Philosophical Society. 1953. Vol. 97. № 1. P. 12-25.; Idem. A

Russian Traveler to Eighteenth-Century America // Proceedings of the American Philosophical Society. 1953.

Vol. 97. № 4. P. 350-355. 64 Shulim J.I. The United States Views Russia in the Napoleonic Age // Proceedings of the American

Philosophical Society. 1958. Vol. 102, No. 2. P. 148-159. 65 Nagengast W.E. The Stalingrad of 1812: American Reaction toward Napoleon's Retreat from Russia // The

Russian Review. 1949. Vol. 8. No. 4, 1949. P. 302-315. 66 Гриффитс Д. Екатерина и ее мир: статьи разных лет. М.: Новое литературное обозрение, 2013.

16

Окончание «холодной войны» привело к переоценке российско-американского прошлого.

Веховым исследованием этого периода можно считать работу Р. Аллена67. Изучая опыт

восприятия США в царской России, автор преодолевает тенденцию рассмотрения их

взаимоотношений сквозь призму вечной антагонистичности двух стран, а также приходит к

выводу о том, что до 1917 г. русские знали об Америке на порядок больше, чем американцы о

России.

Пожалуй, главной обобщающей работой по истории русско-американских отношений

является фундаментальная монография американского исследователя Н. Сола68. Ее можно в

полном смысле назвать энциклопедией российско-американских отношений, где автор

предпринял попытку обрисовать всю панораму сюжетов, связанных с политическими,

культурными и социально-экономическими связями США и России. Несмотря на это,

имагологическим исследование назвать никак нельзя, что совершенно не умаляет других его

достоинств.

Среди работ, выдвинувших на первый план социокультурный аспект российско-

американских отношений, выделяется исследование Д. Энгермана, в котором он анализирует

влияние долгосрочных мифов о России на инонациональный образ69. По мнению исследователя,

представления о национальном характере русских еще в XIX в. мешали ее признанию как

полноценной европейской державы даже несмотря на то, что знание о ней постепенно

увеличивалось с приездом все большего числа американцев в Россию. Тем не менее, отмечает

автор, внутри американского общества можно наметить ряд различающихся между собой точек

зрения, касающихся возможной будущей модернизации России. Несмотря на то, что Д. Энгерман

практически не затрагивал контекст конца XVIII - начала XIX вв., его работа для нас крайне

важна по одной причине: он подробно описал механизмы проникновения европейского дискурса

о России в США и того, как он трансформировался в репрезентациях американских

интеллектуалов.

Второй историографический блок состоит из работ, посвященных формированию

представлений коллективного Запада о России. Хотя они и не затрагивают США

непосредственно, однако расширяют наше понимание механизмов трансформации образов и их

использования во внутреннеполитической «повестке дня».

67 Allen R.V. Russia Looks at America: The View to 1917. Washington: Library of Congress, 1988. 68 Saul N. E. The United States and Russia, 1763–1867. Lawrence: University Press of Kansas, 1991. Также

следует отметить другую работу Сола, посвященную отношениям России и США в конце XIX – начале

XX в.: Saul N.E. Concord and Conflict. The United States and Russia, 1867–1914. Lawrence: University Press

of Kansas, 1996. 69 Engerman D.C. Modernization from the Other Shore. American Intellectuals and the Romance of Russian

Development. Cambridge, MS; London, England: Harvard University Press, 2003.

17

Работа американского культуролога и историка Л. Вульфа «Изобретая Восточную

Европу» нацелена на исследование ментальной географии Восточной Европы в репрезентациях

западных путешественников эпохи Просвещения сквозь призму концепции ориентализма

Эдварда Саида70. Как считает автор, Восточная Европа представляла собой «ничейное»,

промежуточное пространство между «настоящим» Западом и воображаемым Востоком, Россия

и Османская империя в записках путешественников XVIII в. представляются то ли как последние

бастионы цивилизации перед мраком и хаосом Азии, то ли как авангард варварства, стоящий уже

у самых врат Европы. Исследование Л. Вульфа представляется крайне важным именно в сфере

имагологии русско-американских отношений, т.к. отталкиваясь от выводов автора можно легко

развить те дискурсивные сюжеты, которые станут основными в репрезентации России в США.

Кроме того, Вульф перезапускает давний спор о том, можно ли считать Российскую

империю/СССР/современную Россию полностью/частично частью Запада или страной все-таки

азиатской.

В свою очередь, норвежский исследователь И. Нойманн акцентирует внимание уже не

только на том, как выглядела Россия в глазах Европы/Запада, но как этот образ влиял на

внешнюю политику по отношению к ней71. При этом, особое значение имеет не только то, что

автор одним из первых попытался проанализировать влияние сугубо интеллектуальных (или

даже ментальных) конструктов на реальное столкновение с «Другой» культурой или страной в

области дипломатии, но и то, какие устойчивые сюжеты он выделяет. Можно назвать хотя бы

некоторые из них. Во-первых, язык описания России состоит скорее из временных категорий,

нежели пространственных, то есть для нее характерен вечный переходный период (от

«варварства к цивилизации», «от дикости к культуре», «от тирании к демократии» и т.п.).

Несмотря на то, что эту черту подметил еще Л. Вульф на материале стадиальной теории развития

истории, характерной для XVIII в., Нойманн ее широко развил и дополнил, включив в

предметное поле социокультурный контекст XIX и XX столетий. Во-вторых, Россия в глазах

Запада предстает в роли «вечного ученика», который при должном усердии и послушании

успешно вступит в строй истинно западных наций. Однако, как замечает исследователь, «в конце

концов, идея обучения предполагает неравенство, и поэтому с точки зрения русских возникает

конфликт между принятием себя в роли «ученика» и сохранением представления о России как о

великой европейской державе, представления, предполагающего наличие определенного

равенства с (другими) европейскими великими державами»72. В-третьих, большую (а иногда и

70 Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.:

Новое литературное обозрение, 2003. 71 Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей.

М.: Новое издательство, 2004. 72 Там же. С. 151.

18

главную) роль в конструировании образа России играют ее внутренние «Другие» (например,

татары в XVIII в. или евреи в начале XX в.) или ее правители, через которых

персонифицированно отображаются процессы, происходящие в стране. Имея это в виду, легко

проследить преемственность образов всех российских лидеров, начиная от Петра I и заканчивая

В.В. Путиным. Особо стоит оговорить, что разные имагологические сюжеты могут и не

существовать одновременно. Некоторые из них активизируются вследствие изменения внутри-

и внешнеполитической или культурной «повестки дня», заставляя временно уйти в тень другие.

Кроме того, они способны к внутренним изменениям по тем же самым причинам. То есть,

конечно, мы имеем определенный набор устойчивых образов, но оттенки и контексты, в которых

они реализуются, могут варьироваться.

Монография американского русиста Мартина Малиа нацелена на объяснение механизмов

формирования и трансформации образа России на коллективном Западе сквозь призму

модернизационного дискурса73. По мнению историка, с момента петровских преобразований

Россия постоянно находилась в интеллектуальном пространстве западноевропейской

цивилизации. Попытки «догнать и перегнать» наиболее продвинутые страны – Англию,

Францию, позднее США – определяли как отношение Запада к России, так и России к Западу.

Если российские реформы по европейскому образцу «запаздывали» или вообще не происходили,

то это оказывало демонизирующий эффект на образ страны. Можно заметить, что теория Малиа

синтезировала идеи Вульфа о стадиальном характере процесса цивилизации и образ России как

ученика, подробно и красочно разобранном Нойманном.

Третий историографический блок состоит из зарубежных исследований, посвященных

различным аспектам российского имперского строительства последней четверти XVIII – первой

трети XIX вв.

Исследование швейцарского историка А. Каппелера «Россия – многонациональная

империя» было нацелено на пересмотр традиционного государственно-ориентированного

нарратива истории страны74. Главная цель автора состояла в том, чтобы скорректировать

русоцентристский взгляд на развитие государства и показать сложности взаимоотношений

между центром и его элитой с нерусским населением периферии. Хотя Каппелеру не удалось в

рамках своего сочинения проанализировать взаимодействия государства со всеми малыми

народами и окончательно преодолеть «государствоцентричность», его основные выводы оказали

73 Malia M. Russia under Western Eyes. From the Bronze Horsemen to the Lenin Mausoleum. Cambridge, MS;

London, England: The Belknap Press of Harvard University Press, 2000. 74 Каппелер А. Россия - многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. М.: Прогресс-

Традиция, 2000.

19

ключевое влияние на уже упоминавшую выше школу историков, базировавшуюся вокруг

журнала «Ab Imperio».

Подход Каппелера нашел живой отклик и со стороны западного академического

сообщества. Д. Ливен в своем исследовании попытался дать компаративную характеристику

России и других сложносоставных государств75. Он сравнивал устройство центральной власти,

способы управления периферией, а также стратегии колонизации. В результате автор смог

наглядно показать, что российские имперские практики в целом мало отличались от британских

или османских, несмотря на почти полное отсутствие заморских колоний.

Компаративный подход Ливена был развит рядом других исследователей, заострявших

свое внимание на той или иной проблеме, поставленной автором. Среди них следует выделить

недавнее исследование Кришана Кунара «Имперские перспективы: как пять империй сотворили

мир», в которой исследователь, пользуясь конструктивистской методологией, обращается к

глобальной истории империй76. Большим достижением автора является, то, что он успешно

показал, как за обезличенными структурами империй находятся живые люди и конкретные

практики, которые и определяют сценарии действий государств.

Работы Каппелера и Ливена повлияли и на еще одно направление имперских

исследований России. Заостряя внимание на отношения центра и периферии, они показали, что

между ними всегда было место не только конфликту, но и сотрудничеству. Российская

колонизация не всегда была насильственной, а местные элиты довольно успешно встраивались в

систему империи. Именно проблемам экспансии страны оказываются посвящены сразу

несколько исследований, появившихся на рубеже 1990-2000-х гг.

Первое из них, «Российская империя и мир» Дж. ЛеДонна уже в своем подзаголовке –

«геополитика экспансионизма и сдерживания» – показывает, на что направлен основной фокус

работы77. Используя концепцию «ядерных зон», а также идею фронтира, автор на разных уровнях

показывал, какие факторы влияли на расширение территории России, как она интеллектуально

«присваивала» новые земли и как относилось к этому местное население.

Оптика ЛеДонна наглядно показывала наличие ментального разрыва между

воображаемой европейцами XVIII-XIX вв. Россией, эдаким полу-Ориентом в саидовском

смысле, и ее вполне современными, западными практиками колонизации. Этот парадокс

пытались проанализировать двое исследователей: М. Бассин и Д. Схиммельпенник ван дер Ойе,

используя разные подходы.

75 Ливен Д. Российская империя и её враги с XVI века до наших дней. М.: Европа, 2007. 76 Krishan K. Visions of Empire: How Five Imperial Regimes Shaped the World. Princeton: Princeton

University Press, 2017. 77 LeDonne J.P. The Russian Empire and the World, 1700-1917: the Geopolitics of Expansion and Containment.

NY: Oxford University Press, 1999.

20

Первый из них нацеливался на осмысление ментальных географий российской экспансии

на Дальнем Востоке78. Отталкиваясь от идей Л. Вульфа, он показывает, что в воображении

российских колонизаторов тихоокеанский регион Сибири конструировался как экономически

перспективный, однако культурно отсталый. Следовательно его нужно было цивилизовать и

просветить раньше, чем это сделают другие империи. Необходимость колонизации Дальнего

Востока, таким образом, объяснялась как прагматическими резонами, так и полностью

воображаемыми.

Двойственная сущность империи Романовых в рамках представлений о Востоке стала

объектом анализа канадского исследователя Д. Схиммельпенника ван дер Ойе79. В своем

обобщающем сочинении «Русский ориентализм» он приходит к парадоксальному выводу:

Россия во многом была собственным Ориентом. Справедливости ради, надо сказать, что

подобные идеи историками предлагались и ранее, в том числе классиком российской

национальной школы В. Ключевским80, а также современной исследовательницей В. Тольц81.

Одним из недочетов историков России как империи долгое время была недооценка

колонизационного опыта страны в Русской Америке. Заполнить эту лакуну попытался в своем

исследовании И. Виньковецкий82. Автор на базе широкого круга источников раскрывает

политические, экономические и социальные аспекты функционирования русско-американской

колониальной системы. В отличие от работ своих коллег-предшественников, бравшихся за

изучение Русской Америки, Виньковецкий специально вписывает эту территорию в контекст

империостроительства, что позволяет не только обнаружить новые смыслы в тех или иных

решениях русского правительства, но и по-новому осветить, казалось, уже изученные проблемы.

Также в рамках этого блока следует отметить совместную работу К.Н. Оуэнса и А.Ю.

Петрова, посвященную жизни и деятельности А.А. Баранова83. Новизна монографии заключается

в том, какую исследовательскую оптику используют авторы. Помещая биографию Главного

правителя российских поселений в Северной Америке в контекст колониальной экспансии

78 Bassin M. Imperial Visions: Nationalist Imagination and Geographical Expansion in the Russian Far East,

1840-1865. NY, Cambridge: Cambridge University Press, 1999. 79 Schimmelpenninck van der Oye D. Russian Orientalism: Asia in the Russian Mind from Peter the Great to the

Emigration. New Haven and London: Yale University, 2010. (В 2019 г. книга вышла в русском переводе:

Схиммельпэннинк ван дер Ойе Д. Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра

Великого до Белой эмиграции. М.: РОССПЭН, 2019.). 80 Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 2-х книгах. Книга 1. М., 2002. М.: АСТ,

Харвест, 2002. С. 23. 81 Тольц В. «Собственный Восток России»: Политика идентичности и востоковедение в

позднеимперский и раннесоветский период. М.: Новое литературное обозрение, 2013. 82 Виньковецкий И. Русская Америка: заокеанская колония континентальной империи, 1804 – 1967. М.:

Новое литературное обозрение, 2015. 83 Owens K.N., Petrov A.Y. Empire Maker: Aleksandr Baranov and Russian Colonial Expansion into Alaska.

Washington, DC: University of Washington Press, 2015.

21

России рубежа XVIII-XIX вв., исследователям удается показать внутренние противоречия

процессов имперского строительства. По мнению авторов, деятельность Баранова в Америке

серьезно недооценивалась в Санкт-Петербурге, а руководство РАК скорее мешало ему

выполнять свою работу. Тем не менее, несмотря на почти полное отсутствие поддержки Баранову

к концу своей жизни почти удалось перевести Русскую Америку на самообеспечение.

Характерной чертой историков из США, занимающихся имперской историей России,

является естественное стремление сравнить ее колонизационные практики с американской

экспансией на Запад в XIX столетии. Несмотря кажущуюся перспективность компаративного

анализа двух «сухопутных империй», справиться с этой задачей оказывается очень сложно.

Можно привести два полярных примера.

Б. Ландерс в своей монографии ставил целью сравнить империализм России и

Соединенных Штатов, вдохновляемый, как кажется, тем, что обе страны во второй половине XX

века имели статус сверхдержав, а их траектории исторического развития оказались до странности

схожи84. В результате Ландерс игнорирует принцип историзма, раз за разом проводя параллели

не столько между имперскими практиками в один и тот же период времени, но сравнивая их с

событиями прошлого столетия. В итоге случаются курьезы. Например, автор с полной

серьезностью сопоставляет Тильзитский мир и пакт Молотова-Риббентропа на том основании,

что в обоих случаях Россия в свой состав смогла получить новые территории: Финляндию и

Прибалтику соответственно.

Намного более компетентный анализ вышел из-под пера С. Сейбола, в котором он

реконструирует механизмы «внутренней колонизации» США и России на примере индейского

племени сиу и казахов85. Несмотря на отдельные ошибки, повторы и странное незнакомство с

новейшей историографией (например, с «Внутренней колонизацией» А. Эткинда, вышедшей на

английском языке шестью годами ранее работы Сейбола – в 2011 г.), автор в целом справился со

своей задачей. По его мнению, несмотря на кажущееся внешнее сходство колонизационных

проектов, они были очень разными. К примеру, Российская империя намного мягче относилась

к казахам и пыталась их встроить в общую систему управления. В то же время, американцы

стремились изолировать сиу, не веря, что они способны пройти сквозь «плавильный котел». Хотя

эти тезисы не кажутся (и действительно не являются) революционными, в их умеренности есть

свой смысл. Историографическое сравнение практик колонизации России и США только

84 Landers B. Empires Apart: A History of American and Russian Imperialism. NY: Pegasus Books, 2011. 85 Sabol S. The Touch of Civilization: Comparing American and Russian Internal Colonization. Boulder:

University Press of Colorado, 2017.

22

начинается, и резкие, необоснованные выводы могут только навредить зарождающемуся

направлению86.

Четвертый историографический блок состоит из публикаций, которые посвящены

«повестке дня» американского общества эпохи формирования национального государства.

Следует отметить, что этап развития истории Соединенных Штатов между окончанием

Войны за независимость и началом индустриализации в 1820-х гг. долгое время воспринимался

как переходный и не слишком важный сам по себе. Как остроумно выразился Г. Вуд,

«исследователи колониального и революционного времени знали данный период только как

эпилог, а специалисты по ранненациональному периоду считали это время лишь прологом. Ни

одна из этих групп историков не рассматривала период как самостоятельный»87. Из этого тезиса

следует, что изучение периода «ранней республики» было особенно зависимо от общих

историографических трендов США. Если поколение историков-прогрессистов первой половины

XX столетия акцентировало свое внимание на социально-экономических процессах и

конфликтах, происходивших в американском обществе88, то представители послевоенной школы

«консенсуса» всячески подчеркивали его гармонию и единообразие89.

Однако, начиная с середины 1970-х гг. «ранняя республика» начала все больше

оказываться самоценной в глазах исследователей, что сразу нашло отражение и на количестве

разрабатываемых проблемных полей. Среди них – идейное пространство США90, межпартийная

борьба и становление политической культуры91, а также концепция атлантических революций,

86 В этой связи следует привести в пример жаркую дискуссию вокруг работы М. Ходарковского

«Степные рубежи России». См.: URL: https://gorky.media/context/hodarkovskij-otvechaet-na-kritiku/ (дата

обращения: 06.05.2020). 87 Вуд Г. Идея Америки: размышления о рождении США. М.: Весь мир, 2016. С. 12. 88 Beard Ch. A. Economic Origins of Jeffersonian Democracy. NY: Macmillan, 1915.; Паррингтон В.

Основные течения американской мысли. В 3-х томах. Том II. Революция романтизма в Америке (1800-

1860). М.: Изд-во иностранной литературы, 1962.; Тернер Ф. Фронтир в американской истории. М.: Весь

Мир, 2009. 89 Хофстедтер Р. Американская политическая традиция и ее создатели. М.: Наука, 1992.; Бурстин Д.

Американцы: Колониальный опыт. М.: Прогресс, 1993.; Он же. Американцы: Национальный опыт. М.:

Прогресс, 1993.; Харц Л. Либеральная традиция в Америке. М.: Прогресс, 1993. 90 Onuf P.S. Jefferson’s Empire: the Language of American Nationhood. Charlottesville: University Press of

Virginia, 2000.; Gordon-Reed A., Onuf P.S. “Most Blessed of the Patriarchs”: Thomas Jefferson and the Empire

of the Imagination. NY: Liveright Publishing Corporation, 2016.; Онаф П.С. Американская революция и

национальная идентичность // Американская цивилизация как исторический феномен. Восприятие США

в американской, западноевропейской и русской общественной мысли. М.: Наука, 2001. URL:

http://www.grinchevskiy.ru/books/amerikanskaya-civilizaciya-kak-istoricheskiy-fenomen/amerikanskaya-

revoluiciya.php (дата обращения: 17.09.2019); Taylor A. American Revolutions, a Continental History, 1750-

1804. NY: W.W. Norton & Company, 2016. 91 Formisano R.P. The Transformation of Political Culture: Massachusetts Parties 1790s-1840s. NY: Oxford

University Press, 1983.; Dangerfield G. The Era of Good Feelings. Chicago: Elephant Paperbacks, 1989.;

Tucker R.W., Hendrickson D.C. Empire of Liberty: the Statecraft of Thomas Jefferson. NY: Oxford University

Press. 1992.; Newman S.P. Parades and the Politics of the Street: Festive Culture in the Early American

Republic. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1997.; Pasley J.L. “The Tyranny of Printers”:

Newspaper Politics in the Early American Republic. Charlottesville: University of Virginia Press, 2001.;

23

рассматривающая события в Америке и во Франции в последней четверти XVIII – первой трети

XIX вв. в рамках единого интеллектуального поля, находившегося под влиянием идей

европейского Просвещения92.

Если попытаться свести основные направления деятельности историков «ранней

республики» к одному вопросу, то он, пожалуй, будет таким: какие события и процессы оказали

решающее влияние на либерализацию и подъем национализма в американском обществе между

окончанием Революции и началом «эры Джексона»?

По мнению Г. Вуда, эта трансформация пережила несколько этапов, которые он условно

называет монархическим, республиканским и демократическим93. Рассматривая

интеллектуальное пространство Соединенных Штатов, автор приходит к выводу, что на

либерализацию американцев повлияли распространение идей, заложенных в Декларации

независимости (в первую очередь о равенстве возможностей и праве на самореализацию),

появление концепта «self-made man» и страх превратить Республику в псевдо-монархию с

президентом во главе.

Выводы Вуда были позднее скорректированы некоторыми другими авторами, например,

Дж. Эпплби94. Однако, ключевым дополнением к концепции Вуда стал пересмотр влияния

Войны 1812 г. на процесс нациестроительства. Именно конфликт между Соединенными

Штатами и Великобританией дал мощный толчок для социально-экономического и

политического развития. С одной стороны, она помогла консолидировать общество95. С другой -

«Вторая война за независимость» изменила представление о конфликтах вообще. Как считает С.

Уотс, именно Война 1812 г. помогла представить экспансию как залог успеха всей нации в

будущем96. А это, по мнению авторитетнейшего историка Д. Хоу, в свою очередь, стало прямой

Freeman J.B. The Field of Blood: Congressional Violence and the Road to Civil War. NY: Farrar, Straus and

Giroux, 2018. 92 Liss P.K. Atlantic Empires: the Network of Trade and Revolution, 1713-1826. Baltimore: Johns Hopkins

University Press, 1983.; 313. Perl-Rosenthal N. Corresponding Republics: Letter Writing and Patriot

Organizing in the Atlantic Revolutions, circa 1760-1792. Ph.D. diss., Columbia University, 2013.; De Francesco

A. The American Origins of the French Revolutionary War // Republics at War, 1776–1840: Revolutions,

Conflicts, and Geopolitics in Europe and the Atlantic World. / ed. by P. Serna, A. De Francesco, J.A. Miller.

NY: Palgrave Macmillan, 2013. P. 27-45.; Klooster K. Revolutions in the Atlantic World: A Comparative

Study. NY: New York University Press, 2017. 93 Wood G.S. The Radicalism of the American Revolution. NY: Vintage Books, 1993.; Также см.: Вуд Г.

Указ. соч. 94 Appleby J. Inheriting the Revolution: The First Generation of Americans. Cambridge: Belknap, 2000. 95 Hickey D.R. The War of 1812: A Forgotten Conflict. Bicentennial Edition. Urbana, Chicago, and Springfield:

University of Illinois Press, 2013. Stagg J.C.A. Mr Madison's War: Politics, Diplomacy, and Warfare in the

Early American Republic, 1783-1830. Princeton: Princeton University Press, 1993. 96 Watts S. The Republic Reborn: War and the Making of Liberal America, 1790–1820. Baltimore: Johns

Hopkins University Press, 1987.

24

причиной успеха Э. Джексона и популистской политики демократической партии десятилетием

позднее97.

Подводя итог историографическому обзору, следует выделить ряд моментов, значимых

для обоснования новизны темы и формулировки задач диссертационного исследования.

Несмотря на значительные достигнутые результаты в изучении политических и культурных

аспектов российско-американских отношений, а также внутренних социокультурных контекстов

двух государств, существуют ряд проблем, которые не были освещены.

Во-первых, в российской и американской историографии отсутствует комплексное

исследование взаимных представлений русских и американцев на раннем этапе развития

двусторонних связей на основе социокультурного подхода в сочетании с традиционными

методами исторического исследования.

Во-вторых, до сих пор не была изучена специфика использования ориенталистского

дискурса во взаимных репрезентациях русских и американцев в избранный период с учетом

противопоставления себя Западной Европе, и, в первую очередь, Великобритании.

В-третьих, несмотря на глубокую проработанность различных аспектов внешней

политики России и США, игнорировалась оптика «новой имперской истории», позволяющая

включить проблему взаимных представлений русских и американцев в условиях формирования

их национальных идей в более широкий международный контекст.

Объект исследования – взаимные представления народов двух стран в контексте

дискуссий о внешней и внутренней политике в Российской империи и США.

Предмет исследования – имагологическая повестка российско-американских отношений

в последней четверти XVIII - первой трети XIX вв.

Цель работы – исследовать механизмы формирования и причины трансформации

взаимных репрезентаций русских и американцев с учетом климата двусторонних отношений,

социокультурных традиций национального развития, внутри- и внешнеполитической повестки

дня американского и российского обществ.

Для реализации поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

• определить международные и внутриполитические факторы, оказавшие влияние на

процесс формирования российской и американской идентичности в рассматриваемый период;

• охарактеризовать репертуары образов России в американском общественно-

политических дискурсе, а США - в российском в их корреляции с международными событиями

последний четверти XVIII - первой трети XIX вв.;

97 Howe D.W. What Hath God Wrought: The Transformation of America, 1815-1848. NY: Oxford University

Press, 2007.

25

• реконструировать представления российских и американских путешественников о

заокеанском «Другом» в рамках ориенталистского дискурса, обусловленного

внешнеполитической экспансией Российской империи и Североамериканской Республики в

изучаемый период.

Основные хронологические рамки исследования охватывают период с рубежа 1770-

1780-х до начала 1830-х гг. С учетом международного и американского контекстов нижнюю

границу маркирует окончание Войны за независимость в США (1775-1783), которая придала

импульс процессу формирования национальной идентичности американцев, а также стала

прологом к эпохе революций конца XVIII - первой половины XIX в. Верхняя граница

обусловлена началом «эры Джексона» с характерной для нее деятельностью новой политической

элиты и активизацией экспансии Соединенных Штатов на Запад.

С учетом международного и российского контекстов нижнюю границу маркирует

Декларация о вооруженном нейтралитете 1780 г. Екатерины II, заложившая основу уравнения

российско-американской «дружбы» в рассматриваемый период. Кроме того, она

символизировала возвращение императрицы к реформам после окончания Пугачевского

восстания, нацеленных на определение правовых сословных норм и формирование фундамента

для построения гражданского общества. Верхняя граница обусловлена «вторым изданием»

Священного Союза, в котором Россия брала на себя роль консервативного охранителя

европейской легитимности. К тому же в данный период складывается нескольких национальных

концепций «русскости»: теории официальной народности, славянофильства и западничества.

Методологическая основа диссертации формируется на основе сочетания традиционных

методов исторического исследования и социально-конструктивистского подхода к изучению

международных отношений, акцентирующего внимание на их имагологическом измерении

сквозь призму концептуальной пары «Я» – «Другой».

К первым относится историко-генетический метод, использованный для выявления

причинно-следственных связей явлений и закономерностей исторических процессов.

Проблемно-хронологический, историко-сравнительный и историко-типологический методы

были необходимы для прописывания контекстов исторического нарратива.

Методология исследования имагологической проблематики имеет междисциплинарный

характер, поскольку исследование находится на стыке истории, культурологии, психологии и

социологии коллективного. Как замечает В.И. Журавлева, имагологическое исследование,

построенное на социально-конструктивистском подходе, ориентировано не на то, насколько

воображаемое коррелирует с реальностью, а на то, почему реальное воображается так, а не иначе,

по каким причинам оказываются востребованы одни репертуары смыслов, а не иные, каковы

26

дискурсивные практики конструирования образов «Другого», и насколько последние

подвижны98.

Объяснение этих феноменов невозможно вне анализа политического и социокультурного

контекстов общества-наблюдателя, в которых рождаются ментальные схемы, позволяющие

иностранцу посредством противополагания или уподобления осмысливать явления,

происходящие в наблюдаемом обществе. Как отметил А. Щюц, чужак, попадая в незнакомую для

него группу людей, пытается интерпретировать их действия исходя из тех объяснительных

моделей, которые приняты в «своей» культуре99. Таким образом, анализ взаимосвязей между

«Собой» и «Другим» выводит нас в коммуникативное пространство международных отношений,

ставшее объектом изучения в рамках социального конструктивизма.

Конструктивисты считают, что для действительно корректной интерпретации поведения

акторов следует обращать бОльшее внимание на социально-исторический контекст, в котором

они существуют.

В этом смысле, они ставят под вопрос существование непреложных истин, непременно

осознаваемых всеми участниками события или процесса. Вместо этого, они предлагают

подходить к анализу явлений с точки зрения интерсубъективизма. То, что называется истинами,

является лишь конвенциями, формируемыми в процессе взаимодействия между акторами.

Иными словами, интерпретация человеческого поведения означает рассмотрение исторического

аспекта такого поведения и его социального контекста как вещей взаимосвязанных и имеющих

взаимное влияние.

С точки зрения методологии социальный конструктивизм в значительной степени

основывается на наследии Макса Вебера, который пришел к выводу, что социальное действие

человека обретает смысл не сами по себе, а в процессе взаимодействия с действиями других

людей100. Таким образом, метод его понимания принципиально должен исходить из принципа

интерсубъективности.

Также для конструктивистов важна теория коммуникативного действия Юргена

Хабермаса, в рамках которой он оспаривает тезис о рациональной природе любого выбора101.

Согласно Хабермасу, действия могут быть вызваны не только осознанием их экономической

выгоды. Важную роль в их принятии играет аргументированный консенсус, достигаемый в

98 Журавлева В.И. Понимание России в США. Образы и мифы. 1881-1914. М.: РГГУ, 2012. С. 14. 99 Шюц А. Чужак: Социально-психологический очерк // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом.

М., 2004. С. 539. 100 Weber M. Basic Sociological Concepts // Essential Weber: A Reader / Ed. by Sam Whimster. London:

Routledge, 2004. P. 314-329. 101 Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000.; Вербилович О.Е.

Теория коммуникативного действия: ключевые категории и познавательный потенциал // Публичная

сфера: теория, методология, кейс стадии. М.: ООО «Вариант»: ЦСПГИ, 2013. С. 35-52.

27

обществе. Он же, в свою очередь, находится под влиянием конвенционально понимаемых

фактов, существующих в обществе моральных норм и ценностей, а также авторитетов, мнение

которых ценится акторами.

В этой связи ключевую роль для исследователя начинает играть анализ процесса

достижения консенсуса. В ходе него акторы постоянно конструируют друг друга при помощи

средств языка. Следовательно, именно метод дискурсивного анализа будет являться важнейшим

в арсенале социального конструктивиста.

В рамках этой общей методологической рамки могут быть реализованы разные

исследовательские стратегии.

Так, например, Николас Онуф, который был одним из первых, кто ввел термин

«конструктивизм» в теорию международных отношений, в своих исследованиях бОльшее

внимание уделяет проблемам формирования идентичности и социальных норм, рассматривая их

сквозь призму теории речевых актов102.

Другой политолог, Фридрих Кратохвил, основываясь в первую очередь на теории

коммуникативного действия Хабермаса, исследует сам процесс интеракции, в ходе которого

конструируются акторы103.

Третий известный ученый, Александр Вендт, отталкиваясь от теории символического

интеракционизма, изучает с конструктивистских позиций формирование международной

системы104. С его точки зрения, «социальные структуры существуют дискурсивно, и именно

дискурс наделяет их определенным значением»105.

Несмотря на некоторые различия в подходах, эти авторы разделяют некоторые общие

методологические основания:

Во-первых, они ставят под сомнение существование универсальных понятий, которые бы

могли объяснить любое явление.

Во-вторых, они исходит из того, что анализ явления следует проводить с учетом

социально-исторического контекста, в котором оно существовало. То есть его понимание может

быть достигнуто только через интерпретацию интерсубъективного действия.

В-третьих, конструктивисты обращают внимание на иррациональную природу многих

действий акторов, которые находятся под влиянием достигнутого коммуникативного

102 Onuf N. World of Our Making: Rules and Rule in Social Theory and International Relations. Columbia:

University of South Carolina Press, 1989. 103 Kratochwil F. Rules, Norms, and Decisions: on the Conditions of Practical and Legal Reasoning in

International Relations and Domestic Affairs. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. 104 Wendt A. Social Theory of International Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1987. 105 Азизов У.Б. Конструктивизм в международных отношениях: интерпретация Николаса Онуфа,

Фридриха Кратохвила и Александра Вендта. СПб.: Алетейя, 2015. С. 123.

28

консенсуса. Следовательно, фокус исследователя должен быть направлен на то, каким образом

акторы конструируют собственные репрезентации и идентичности.

В теоретико-методологическом плане диссертационное исследование выстраивалось в

тесном диалоге еще с двумя научными направлениями.

Во-первых, с ориентализмом, введенным в современный академический дискурс Э.

Саидом, и понимаемым им как «западный стиль доминирования, реструктурирования и

осуществления власти над Востоком»106. Ориент, по мнению исследователя, на протяжении всей

истории европейской цивилизации служил особым конституирующим собственное «Я»

концептом, целиком лежащим в области воображаемого. Запад никогда собственно и не

соприкасался с настоящим Востоком, т.к. он был всего лишь перевернутой моделью Западной

цивилизации, оправдывающей колониальную политику и собственное чувство превосходства.

Ориентализм, таким образом, — это определенный подход Запада к изучению Востока,

основывающийся на системе репрезентаций, выработанной первым. Особенность изучения

репрезентаций русских и американцев в рамках ориенталистского дискурса состоит в том, что

США и Россия представляли собой пограничных представителей западного мира, находившихся

во взаимодействии как с воображаемыми ориентальными сообществами, так и с

конституирующим европейским «Другим», общим для них в тот период. В этом контексте

исследование трансформаций ориентализма применительно к подобным пограничным

пространствам на базе травелогов близко к историографии воображаемых (или ментальных)

географий107.

Во-вторых, с направлением «новой имперской истории», в рамках которого «империя»

осмысливалась как конструкт, помогающий раскрыть практики и дискурсы, обуславливающие

«имперскую ситуацию» как динамичную и открытую систему108. По мнению И. Герасимова и М.

Могильнер, при таком прочтении она «может быть обнаружена и в России до провозглашения ее

империей в 1721 году и после распада СССР — но и в таком нормативном модерном обществе и

идеальном нации-государстве, как Франция. Имперская ситуация характеризуется параллельным

существованием несовпадающих социальных иерархий и систем ценностей, с очень

приблизительно устанавливаемым «обменным курсом» статуса — в то время как идеальная

модель модерного национального государства предполагает универсальность и равнозначность

социальных категорий во всех уголках общества»109. Иными словами, «имперская ситуация» —

это сложное, неоднородное по самой своей сути общество, а империя — это «не “вещь”, а система

106 Саид Э.В. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб.: Русский Mip, 2006. С. 10. 107 См.: Вульф Л. Указ. соч.; Таки В. Указ. соч. 108 Что такое «новая имперская история», откуда она взялась и к чему она идет? Беседа с редакторами

журнала Ab Imperio Ильей Герасимовым и Мариной Могильнер // Логос. 2007. №1 (58). С. 224-225. 109 Там же.

29

отношений. Причем национальная логика может восторжествовать в империи (Российской или

Британской), а имперская ситуация проявиться в самом современном “национальном”

обществе»110. Такая логика релятивизирует само понятие империи в структуралистском и

конструктивистском ключе примерно также, как до этого произошло с понятием «нация»111.

Специфика применения «новой имперской истории» в области истории международных

отношений лежит не в типологизации и разграничении объектов, в роли которых могут

выступать как целые государства, так и отдельные национальные, конфессиональные или

социальные группы, а в изучении специфики их контактов в пограничных пространствах.

Терминологический аппарат диссертационного исследования

Ключевыми понятиями диссертации выступают идентичность, образ, стереотип,

дискурс, нация, модерность.

Одно из ключевых понятий исследования – идентичность. Понятие это только на первый

взгляд кажется простым, но на деле его смысл или размылся в ходе неаккуратного употребления,

как на это указывает Р. Брубейкер112, или требует специальных определений. Под идентичностью

мы вслед за П. Бергером и Т. Лукманом будем понимать представления индивидов и групп о

собственном «Я», детерминированные социально и формируемые в процессе соотнесения с

«Другими»113.

По мнению Р. Брубейкера, «Понимаемая как ключевой аспект (индивидуальной или

коллективной) “самости” (selfhood) или как основное состояние социального бытия,

“идентичность” используется, чтобы указать на нечто якобы глубинное, сущностное,

императивное или основополагающее. Это значение отличается от более поверхностных,

случайных и изменчивых аспектов и атрибутов самосознания и понимается как нечто ценное, что

необходимо поддерживать, культивировать, поощрять и сохранять»114.

Следует особо подчеркнуть, что простой трактовки понятия «идентичность» как

тождества между «Собой» и «Своими» в оппозиции с «Другими» было бы недостаточно, так как

последние могут делить на множество категорий разной степени «инаковости».

Иными словами, модель коллективной идентичности включает в себя не только «Себя» и

конституирующего «Другого», но и третье лицо, которое служит в своем роде положительным

«Другим». Механизм саморепрезентации, таким образом, работает работать одновременно в

110 Там же. С. 228. 111 См.: Брубейкер Р. Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма // Мифы и заблуждения

в изучении империи и национализма (сборник) / ред. Герасимов И., Могильнер М., Семенов А. М.:

Новое издательство, журнал «Ab Imperio», 2010. С. 62-109. 112 Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «идентичности» // Там же. С. 133-136. 113 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.:

«Медиум», 1995. С. 279–281. 114 Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «идентичности». С. 140.

30

двух направлениях: на раскрытие коренной «инаковости» по отношению с конституирующим

«Другим» и на проведении положительных параллелей с дружественным «Другим» для того,

чтобы иметь наряду с негативным примером еще и пример позитивный. При этом, важно

понимать, что «Другой» сравнивается с «Собой» не только через противополагание, но и через

уподобление.

Согласно А. Щюцу, человек находясь в «Своем» обществе «группирует мир вокруг себя

(как центра) как область своего господства, и, следовательно, проявляет особый интерес к тому

сегменту мира, который находится в его реальной или потенциальной досягаемости. Он

вычленяет из него элементы, могущие служить средствами или целями для его «пользы и

удовольствия», для решения стоящих перед ним задач и для преодоления возникающих на пути

к этому препятствий»115. Таким образом, его модели интерпретации лишь согласовывают

различные элементы окружающего, но не объясняют. Как только человек попадает в инородную

для него среду, рецепты интерпретации перестают выполнять свою функцию и возникает кризис:

«Культурный образец перестает функционировать в качестве системы проверенных наличных

рецептов; оказывается, что сфера его применимости ограничивается конкретной исторической

ситуацией»116. Более того, оказывается, что «готовая картина посторонней группы, бытующая в

родной группе чужака, обнаруживает свою неадекватность для сближающегося с этой неродной

группой чужака по той простой причине, что ее создавали не для того, чтобы побудить членов

посторонней группы к какому-то отклику или чтобы вызвать с их стороны какую-то реакцию.

Знание, которое она предлагает, служит лишь подручной схемой интерпретации чужой группы,

но никак не руководством для взаимодействия между этими двумя группами»117. Вследствие

этого естественное для чужака желание «мыслить как дома» обесценивается, а попытки войти в

герменевтический круг в большинстве случаев обречены на провал во многом из-за тонкостей

языка.

Из-за сложностей герменевтической процедуры чужак может потерять ориентацию при

оценке происходящих в оценке явлений вокруг него. Например, он может оценить типичное как

индивидуальные и наоборот. Кстати, это же свойство мышления иностранца отмечал и Ю.М.

Лотман118.

Под образами мы будем подразумевать систему геопространственных знаков, символов и

характеристик как один из важнейших способов и международной коммуникации, и

115 Шюц А. Чужак: Социально-психологический очерк // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом.

М.: РОССПЭН, 2004. С. 535. 116 Там же. С. 538. 117 Там же. С. 540. 118 Лотман Ю.М. К вопросу об источниковедческом значении высказываний иностранцев о России //

Избранные статьи: в 3 т. Таллин: Александра, 1993. Т. 3. С. 138-144.

31

самоидентификации (которая формирует дискурсивную основу образа)119. При этом следует

разделить понятия образа и представления. Упрощенно говоря, образ, идеальная модель

предмета или явления, лежит в основе представления – эмоционально окрашенного оценочного

умозаключения индивида, содержащим рефлексию120.

Оперируя понятием стереотип, автор вслед за американским социологом У. Липпманом

понимает его как устойчивое представление о реальности, «начинающую действовать еще до

того, как включился разум», т.е. как предзнание, служащее неким «фильтром» для наших

впечатлений и эмпирического опыта. Если стереотип не совпадает с ними, то происходит или его

пересмотр (или хотя бы частичный отказ), или диссонанс воспринимается как неудобное

исключение, подтверждающее правило, и игнорируется сознанием. В случае же если «то, на что

мы смотрим, совпадает с тем, что мы ожидали увидеть, стереотип получает дополнительное

подкрепление на будущее»121.

Под дискурсом автор понимает «совокупность высказываний, подчиняющихся одной и

той же системе формирования»122. При этом для изучения важны не только отдельные

высказывания (наборы смыслов, модели и т.п.), но и среда, их порождающая.

При определении термина нация автор присоединяется к тем исследователям (в первую

очередь это Э. Геллнер, Б. Андерсон и Р. Брубейкер), разделяющим мнение о том, что она есть

конструкт интеллектуальной, социокультурной и других видов деятельности, являющийся

продуктом общественного развития на его определенном этапе.

Как считает Б. Андерсон, нация – «воображённое политическое сообщество, и

воображается оно как что-то неизбежно ограниченное, но в то же время суверенное. Оно

воображенное, поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать

большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время

как в умах каждого из них живет образ их общности»123. Нация воображается ограниченной

(потому что даже самая большая нация не ассоциирует себя со всем миром, а значит для нее

существует границы, где начинаются другие нации) и суверенной (т.к. мечта любой нации –

свобода, выраженная в суверенном национальном государстве). Кроме того, каждая нация

воображается сообществом (сродни понятию Gemeinschaft Ф. Тенниса в противовес другому

119 Журавлева В.И. Понимание России в США. С. 16. 120 Там же. 121 Липпман У. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004. С. 110-112. 122 Фуко М. Археология знания. СПб.: Гуманитарная Академия, 2004. С. 209-210. 123 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма.

М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2001.С. 30-31.

32

термину - Gesellschaft124), потому что несмотря на фактическое неравенство и эксплуатацию, оно

понимается как глубокое горизонтальное товарищество125.

Понятие же национализма, согласно Э. Геллнеру, используется для обозначения

принципа, при котором политическая и национальная единицы в государстве совпадают.

Соответственно националистическое чувство – это негодование, вызванное у людей нарушением

этого принципа, вдохновляющее на националистическое движение126.

В наиболее радикальной интерпретации, принадлежащей конструктивисту Р. Брубейкеру,

«нацию» следует рассматривать уже не только как сообщество людей и даже не как образ этого

сообщества, а как концептуальную категорию, выражающую перформативный акт127.

Таким образом, «нация» по Брубейкеру полностью отрывается от традиции Андерсона-

Геллнера, где, несмотря на ее «изобретенность», она все же существует как нечто реальное.

Именно в такой интерпретации мы и будем использовать термин «нация»: у Брубейкера она

превращается просто в лингвистический инструмент, которым называют группу людей,

заявивших об общем этнокультурном происхождении.

Понятие модерность не менее сложное. Следует иметь ввиду, что долгое время под нею

понимали социальные и институциональные формы, появившиеся в западноевропейских

государствах (в первую очередь Франции и Англии) после XVII века и продолжающие

трансформацию в дальнейшем. Следовательно, процесс модернизации подразумевал

приближение не-модерных форм и практик к модерности128. Нетрудно заметить при такой

постановке вопроса, что процесс модернизации не мог закончиться никогда. Кроме того,

подобное понимание модерности, уходящее корнями в эпоху Просвещения с ее стадиальными

моделями развития общества, оказывалось чрезмерно европоцентрично.

Выход из положения может быть найден при использовании теории «переплетенных

модерностей», предложенной Т. Терборном. По его мнению, модерность не является

характеристикой какого-либо временного периода, но может существовать в различных формах

в разных местах и в разные времена129. Он полагает, что вполне допустимо говорить о

«различных периодах модерности, за которыми следовала демодернизация или

124 Теннис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии. М.: Владимир Даль, Фонд

«Университет», 2002. С. 10-12. 125 Андерсон Б. Указ. соч. С. 32. 126 Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс. 1991. С. 23. 127 Брубейкер Р. Именем нации: размышления о национализме и патриотизме // Мифы и заблуждения в

изучении империи и национализма (сборник), ред. Герасимов И., Могильнер М., Семенов А. М.: Новое

издательство, журнал «Ab Imperio», 2010. С. 111. 128 Дэвид-Фокс М. Модерность в России и СССР: отсутствующая, общая, альтернативная или

переплетенная? // Новое литературное обозрение. 2016. №4. URL:

https://magazines.gorky.media/nlo/2016/4/modernost-v-rossii-i-sssr-otsutstvuyushhaya-obshhaya-

alternativnaya-ili-perepletennaya.html (дата обращения: 07.05.2020). 129 Там же.

33

ретрадиционализация»130. Предложенный Терборном подход кажется очень продуктивным при

анализе механизмов формирования национальных концепций XIX вв., которые акцентировали

внимание на наличие у той или иной нации своего «особого пути», Sonderweg131. Конкурируя

между собой в интеллектуальном пространстве, они как раз и иллюстрируют те самые

«переплетенные модерности». Учитывая, что каждый «особый путь» основывался на прошлом,

конструировался в настоящем и был направлен в будущее, он сам по себе предлагал особенную

версию конкретной национальной модерности.

Источниковая база диссертации

Для решения исследовательских задач использовались как опубликованные источники в

их новой интерпретации, так и обнаруженные в архивах России (РГИА, РГАВМФ). Их можно

разделить на несколько групп в соответствии с видовыми характеристиками.

1. Источники официального происхождения включают в себя в первую очередь

дипломатическую переписку132 и отчеты133. Они были использована для более полного

прописывания контекстов отношений между США и Россией, а также для реконструкции

внешнеполитических дискурсов. Кроме того, важную роль в реализации авторской концепции

играют законодательные акты (как внутригосударственные, так и международные)134 и послания

президентов, которые используются для реконструкции национального политического

контекста135.

130 Therborn G. Entangled Modernities // European Journal of Social Theory. 2003. Vol. 6. No. 3. P. 295. 131 Атнашев Т.М, Велижев М.Б. «Особый путь»: от идеологии к методу // «Особый путь»: от идеологии к

методу / Сост.: М.Б. Велижев, Т.М. Атнашев, А.Л. Зорин. М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 9-

35. 132 Thomas Jefferson to George Washington, 9 September 1792 // Founders Online. URL:

https://founders.archives.gov/documents/Jefferson/01-24-02-0330 (дата обращения 11.09.2019).; Д.

Вашингтон – Моррису, 13 октября 1789 // Ландауэр Г. Письма о французской революции. М.:

Издательство «Прометей», 1925. C. 209. 133 Врангель В.Ф. Предварительный отчет Главному правлению Российско-Американской компании о

переговорах в Мексике // Шур Л.А. К берегам Нового Света: Из неопубликованных записок русских

путешественников начала XIX века. М. Наука. 1971. С. 260-262.; Полетика П.И. Обзор внутреннего

положения Соединенных Штатов Америки и их политических отношений с Европой. URL:

https://america-xix.org.ru/library/poletika-memoire/12-04-1820.html (дата обращения: 14.08.2019).; Dana F.

Reflections to Refute the Assertion of the British that the Independence of the United States Will Be Injurious to

the Commercial Interests of the Northern Nations, and of Russia in Particular // The Revolutionary Diplomatic

Correspondence of the United States. Vol. V. Washington: Government Printing Office, 1889. P. 529-531. 134 Акт Священного Союза, 26 сентября (14 сентября ст.ст.) 1815 г. // Полное собрание законов

Российской империи. Собрание первое. Том 33. 1815-1816. СПб., 1830. URL:

https://runivers.ru/doc/d2.php?CENTER_ELEMENT_ID=147869&PORTAL_ID=7146&SECTION_ID=6778

(дата обращения: 17.09.2019). 135 Jefferson Th. First Inaugural Address. URL: http://www.bartleby.com/124/pres16.html (дата обращения

17.09.2019).

34

Отдельным пунктом стоит выделить внутренние документы Российско-американской

компании136, значительная часть которых хранится в РГИА и РГАВМФ в г. Санкт-Петербурге.

2. Особую роль играют источники личного происхождения: дневники137, мемуары138,

переписка139. Особое значение в рамках работы имеют травелоги, которые мы будем понимать

широко: не только как рассказ, написанный после путешествия и только о путешествии, (как,

например, мемуары Дж. Ледьярда или Дж.Л. Стефенса140), но и как вставленный в мемуары,

переписку, дневник или отчет литературный текст о пребывании в иной стране (как это было

сделано Дж.К. Адамсом141, Н. Принс142 или иеромонахом Гедеоном143).

Травелог предполагает не просто изложение приключений на чужбине, подкрепленное

фотографиями, зарисовками или картами, а подразумевает определенное его осмысление, как

правило, в корреляции с проблемами развития собственного общества. По справедливому

замечанию А. Бондаревой: «Помимо физического перемещения тела в пространстве, этот жанр

предполагает и метафизическое путешествие, в финале которого происходит если не взросление,

то как минимум умудрение (как повествователя, так и читателя)»144. Более того, травелог – это,

в первую очередь, литературный жанр, а не исторический источник, а потому его исследование

в рамках исторической науки изначально должно проводиться в междисциплинарном поле. «На

Западе литература путешествий рассматривается как заведомо пограничное явление и изучение

136 Николай Резанов — Письмо директорам РАК, 15 февраля 1806 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/15-02-1806.html (дата обращения: 30.08.2019).; Николай Резанов —

Письмо Министру коммерции России графу Н.П. Румянцеву 14 (26) июня 1806 года. URL:

https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html (дата обращения: 26.08.2019). 137 Gallatin J. Diary of James Gallatin, secretary to Albert Gallatin, the. Popular edition. / ed. by Count Gallatin;

with an introduction by Viscount Bryce. London: William Heinemann, 1916.; Jordan W.T. Diary of George

Washington Campbell, American Minister to Russia, 1818-1820 // Tennessee Historical Quarterly. 1948. Vol. 7.

No. 2. P. 152-170.; Idem. Diary of George Washington Campbell, American Minister to Russia, 1818-1820

(continued) // Tennessee Historical Quarterly. 1948. Vol. 7. No. 3. P. 259-280. 138 Wikoff H. The Reminiscences of an Idler. NY: Fords, Howard & Hulbert. 1880. 139 Свиньин П.П. Американские дневники и письма (1811–1813). М.: Издательский дом «Парад», 2005. 140 Ledyard J. The Last Voyage of Captain Cook: The Collected Writings of John Ledyard / Ed. by James Zug.

Washington, DC: National Geographic Books, 2005.; Stephens J.L. Incidents of Travel in Greece, Turkey,

Russia, and Poland. Edinburgh: William and Robert Chambers. 1839. 141 Adams J.Q. Memoires of John Quincy Adams. / Ed. by Ch. F. Adams: In 12 vol. Vol. 2. Philadelphia:

Lippincott & Co. 1874. 142 Prince N.A. Narrative of the Life and Travels of Mrs. Nancy Prince. Boston. 1853. 143 Иеромонах Гедеон. Описание деятельности Гедеона на Кадьяке // Записки иеромонаха Гедеона о

кругосветном путешествии и Русской Америке. URL: https://rezanov.krasu.ru/commander/gedeon3.php

(дата обращения: 30.08.2019).; Он же. Описание о. Кадьяк и этнографические сведения о его коренном

населении // Записки иеромонаха Гедеона о кругосветном путешествии и Русской Америке. URL:

https://rezanov.krasu.ru/commander/gedeon2.php (дата обращения: 26.08.2019). 144 Бондарева А. Литература скитаний // Октябрь. 2012. №7. URL:

https://magazines.gorky.media/october/2012/7/literatura-skitanij.html (дата обращения: 19.12.2019).

35

ее позволяет серьезно трансформировать методологию филологических исследований», - пишет

А. Сорочан145.

Кроме того, травелогом в некоторых оговоренных случаях может выступать и рассказ о

воображаемом путешествии в том смысле, как его использовал А. Эткинд в его

интертекстуальном исследовании о представлениях русских и американцев о заокеанских

«Других», т.е. для реконструкции коллективного предзнания о «Другом», неявный, разлитый в

культуре набор ожиданий.

Таким образом, травелог как исторический источник тяжело поддается видовой

характеристике: им может выступать как мемуар или дневник о конкретном путешествии, так и

пространное публицистическое (или даже философское) произведение, в котором описание

«Другого» является лишь поводом поговорить о «Себе».

Травелоги являются для нас принципиальным источником, поскольку в них мы можем

обнаружить последствия столкновения человека с культурой «Другого». Рефлексия,

возникающая при попытке сравнения своего предзнания о «Другом» со своими

непосредственными впечатлениями, ведет не только к дальнейшему уточнению самого

предзнания для следующего путешественника (при условии, если, конечно, травелог был

опубликован и прочитан), но и к более полному пониманию «Своего» общества сквозь призму

«Другого».

Следует сразу же оговориться: число российских путешественников в США в последней

четверти XVIII – первой трети XIX вв. было ограниченным. Еще в годы Войны за независимость

Америку посетил Ф.В. Каржавин, однако его свидетельства о жизни за океаном сумбурны и

полны жалоб на тяготы жизни, что, вероятно, можно объяснить сложностями военного

времени146. В дальнейшем россияне оказывались в США только из деловых целей. Например,

Ю.Ф. Лисянский в середине 1790-х гг. находился в Америке в командировке147, а П.П. Свиньин,

оставивший обширный корпус текстов о жизни за океаном, служил секретарем генконсула Н.Я.

Козлова148. Большая часть россиян в Североамериканской Республике являлись дипломатами. В

145 Сорочан А. Туда и обратно: Новые исследования литературы путешествий и методология

гуманитарной науки // Новое литературное обозрение. 2011. №112. URL:

https://magazines.gorky.media/nlo/2011/6/tuda-i-obratno-novye-issledovaniya-literatury-puteshestvij-i-

metodologiya-gumanitarnoj-nauki.html (дата обращения: 19.12.2019). 146 Ф.В. Каржавин – Бару, 4/15 апреля 1780 г. // Россия и США: становление отношений, 1765-1815. Сб.

документов. / Сост. Н.Н. Башкина, Н.Н. Болховитинов и др. М.: Наука, 1980. С. 61.; Ф.В. Каржавин –

Коллегии иностранных дел, ноябрь 1788 г. // там же. С. 173.; Каржавин Ф.В. Вожак, показывающий путь

к лучшему выговору букв и речений французских. СПб., 1794.; Он же. Новоявленный ведун,

поведующий гадание духов. СПб., 1795 147 Лисянский Ю.Ф. Дневник // Россия и США: становление отношений. С. 196-203.; 148 Свиньин П.П. Американские дневники и письма (1811–1813). М.: Издательский дом «Парад», 2005.

36

их число входили Ф.П. Пален, А.Я. Дашков, П.И. Полетика149. Случайные туристы из России

США в рассматриваемый период не посещали. Соответственно, небольшое число российских

травелогов определяет наше к ним аккуратное отношение.

Что же касается американцев, посещавших Россию, то их число значительно больше.

Среди них были «профессиональные» путешественники, такие как Дж. Ледьярд, Дж.Л. Стефенс

или Г. Уикофф, и дипломаты (Дж.К. Адамс, Дж.В. Кэмпбэлл, Г. Миддлтон150), и даже такие

«случайные» фигуры, как афроамериканка Нэнси Принс, приехавшая в Россию в 1824 г. вслед за

мужем-арапом151.

3. Следующей группой источников является публицистика, позволяющая проследить

изменения во взаимовосприятиях России и США в указанный период. Важной характеристикой

этого вида источника является то, что она выражает мнение той или иной социальной группы о

значимых для общества проблемах. В этой связи, исследователь должен четко определить

идентичность автора публицистического произведения внутри его собственного исторического

контекста, не навязывая социальные структуры извне.

Именно публицистика в первую очередь влияет на формирование представлений о

«Другом» американцев и русских, не имеющих возможности приехать в другую страну. Кроме

того, публицистические работы имели и другую цель – показать с учетом групповой

идентичности инаковость американского и русских обществ от любого другого в эпоху рождения

национальных идеологий.

Российская публицистика, прежде всего, представлена работами П.П. Свиньина, А.

Евстафьева, П.И. Полетики152. Все они являлись профессиональными чиновниками, находясь в

США по дипломатической службе. Публицистическая деятельность входила в состав их

обязанностей. В рамках нее они должны были сформировывать положительный образ России в

глазах американской читающей публики.

149 Ф.П. Пален – Н.П. Румянцеву, 18/30 июля 1810 г. // Россия и США: становление отношений. С. 420.;

А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, [12]24 июля 1809 г. // Россия и США: становление отношений. С. 367.;

Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 150 Миддлтон Г. Донесения // Бушкович П. Генри Миддлтон и восстание декабристов. Ч. 1-2 // Родина.

2015. №4(415). URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 151 Prince N.A. Narrative of the Life and Travels of Mrs. Nancy Prince. Boston. 1853. 152 Svenin P. Sketches of Moscow and St. Petersburg Ornamented with Nine Coloured Engravings, taken from

Nature. Philadelphia: Thomas Dobson, 1813.; Свиньин П.П. Взгляд на Республику Соединенных

Американских Областей. СПб.: в типографии Ф. Дрекслера, 1814.; Полетика П. Observations on the First

Volume of Dr. Clarke's Travels in Russia, Tartary and Turkey. By a Russian // The American Review. Vol. III,

No. V, January 1812. P. 76-120.; Eustaphieve A. Reflections, Notes, and Original Anecdotes, Illustrating the

Character of Peter the Great. To which is Added a Tragedy in Five Acts, Entitled Alexis, the Czarewitz. Boston:

Munroe & Francis, 1812.

37

К этой же группе источников следует отнести и публикацию переписки Р.Г. Харпера и Р.

Уолша, которая только по форме кажется эпистолярием, но на самом деле является публичной

дискуссией двух известных политических деятелей США153.

4. Особое место в исследовании заняли отечественные и американские исторические

атласы и учебники географии, обусловленное тем, что они формировали у читателей

представления о других странах и населявших их людях, которые, в свою очередь, становились

основой предзнания о «Другом»154. В некотором отношении, атласы как раз и являются теми

самыми воображаемыми травелогами, в которых путешествие происходит лишь в голове

читателя.

5. Материалы периодической печати представлены как российскими изданиями, так и

американскими. Их использование также обосновано их социальной функцией: именно газеты и

журналы формировали общественное мнение, тем самым конструируя предзнание о «Другом».

Существует определенная эпистемологическая разница между российскими и

американскими газетами и журналами. Следует иметь в виду, что отечественная периодическая

печать конца XVIII – первой трети XIX в. отличалась значительно меньшим разбросом мнений,

чем это можно было заметить в Америке. Крупнейшие газеты («Санкт-Петербургские

ведомости» (1728-1917), «Московские ведомости» (1756-1917) в значительной степени отражали

официальную точку зрения государства. Их характерной особенностью является сходность

материала: одни и те же статьи выходили сначала в Санкт-Петербурге, а потом в Москве. Позднее

стали появляться газеты, издававшиеся отдельными ведомствами. Среди них в исследовании

были использованы «Северная почта», выпускавшаяся почтовым департаментом МВД в 1808-

1819 гг, и «Русский инвалид» (1813-1817), печатный орган Военного министерства. Особо

следует отметить, то в рассматриваемый период времени частных газет в России почти не

было155.

Что касается журналов, до начала XIX в. в России не существовало толстых изданий,

которые бы оказались способны издаваться относительно долгое время (например,

использовавшиеся в исследовании общественно-научные «Академические известия» выходили

153 Correspondence Respecting Russia. Between Robert Goodloe Harper, Esq., and Robert Walsh, Jun.,

Together with the Speech of Mr. Harper, Commemorative of the Russian Victories, Delivered at Georgetown,

Columbia, June 5th, 1813, and An Essay on the Future State of Europe. Philadelphia: William Fry, 1813. 154 Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб.: Императорская

Академия Наук, 1799. В 4-х тт.; Ладыгин Д.М. Известие в Америке о селениях аглицких, в том числе

ныне под названием Соединенных провинций: Выбрано перечнем из новейших о том пространно

сочинителей. СПб.: Тип. Мор. кадет. корпуса, 1783.; Рейналь Г. Философическая и политическая

история о заведениях и коммерции европейцев в обеих Индиях / Пер. с франц. Ч. 1-6. СПб., 1805-

1811.Woodbridge W.C. A System of Universal Geography on the Principles of Comparison and Classification.

2nd ed. Hartford: Oliver D. Cooke & Co., 1827. 155 История русской журналистики XVII–XIX веков (под ред. А.В. Западова). М.: Высшая школа, 1973.

URL: http://evartist.narod.ru/text3/03.htm#з_17 (дата обращения: 24.05.2020).

38

всего три года (1779-1781), а журнал «Муза» об искусстве и культуре выходил только в 1796 г.).

Это было связано как с трудностями финансирования, так и с цензурой.

Только с началом царствования Александра I в России стала складываться стабильная

журнальная культура. Среди изданий первой трети XIX в. следует особо отметить основанный

Н.М. Карамзиным «Вестник Европы» (1802-1830), в разные годы дрейфовавший от умеренных

до крайне консервативных взглядов. Среди других изданий выделяются также умеренно-

либеральные «Сын отечества» (1812-1852) Н.И. Греча, «Дух журналов» (1815-1820),

перепечатывавший статьи из зарубежной прессы, а также «Соревнователь просвещения и

благотворения» (1818-1825) и «Невский зритель» (1820-1821), журналы Вольного общества

любителей российской словесности, активно сотрудничавшего с будущими декабристами.

Американская периодика рассматриваемого периода намного более богата, что связано и

с большей грамотностью населения, и с отсутствием цензуры, и с активным вовлечением изданий

в политические дебаты. B исследовании были использованы как крупнейшие национальные

издания, так и региональные.

Среди первых следует отметить газету «National Intelligencer» (1800-1864), которая

служила полуофициальным печатным органом республиканских администраций начала XIX в.

Также крайне важным для исследования является «Niles’ Weekly Register» (1811-1849),

общественно-политическое издание И. Найлза, близкое к вигам.

Кроме того, в работе использовались филадельфийские общественно-литературные

журналы «Port Folio» (1801-1827) и «American Review» (1811-1812), чьи издатели были близки

партии федералистов, а также националистически настроенные «American Quarterly Review»

(1827-1837) и «North American Review» (1815-1840), в которых публиковались как

художественные произведения, так и политические заметки.

Региональные газеты представлены «The Enqirer» (Виргиния, 1804-1815), «United States

Gazette» (Пенсильвания, 1804-1818), «The Telescope» (Нью-Йорк, 1824-1829), «Boston News-

letter: and City Record» (Массачусетс, 1826), «Western Luminary» (Кентукки, 1824-1835),

знаменитым изданием коренных американцев «Cherokee Phoenix» (1828-1834).

Кроме того, отдельно следует сказать о выпускаемом ежегодно журнале «American Annual

Register» (1826-1835), издававшемся одновременно в Нью-Йорке и Бостоне и содержавшим

обзоры главных событий за прошедший год.

6. Следующая группа источников – художественные произведения. Их особенность как

исторического источника состоит в том, что они фиксируют общественный интерес

современников к тому или иному событию и позволяют отрефлексировать актуальную «повестку

39

дня» в художественной форме для придания идеям большей выразительности156. В этом смысле,

литературные источники позволяют расширить эмоциональное измерение рефлексии о

«Другом».

7. Наконец, были использованы статистические материалы для характеристики

развития американского и российского обществ в избранный период, а также для иллюстрации,

например, объемов торговли между Америкой и Россией в интересующий нас период, что

является важным для общей характеристики российско-американских отношений157.

Научная новизна диссертационного исследования определяется источниковой базой,

избранной методологией и междисциплинарным характером проблематики.

1. Предложенная автором объяснительная схема изучения представлений о

русском/американском «Другом» в период становления двусторонних отношений выявила

динамику взаимных образов России и США в контексте их внутри- и внешнеполитической

повестки дня.

2. Методология социального конструктивизма позволила реконструировать репертуары

смыслов дискурсов идентичности, обусловленных взаимными текстами об инонациональном

«Другом», с учетом сходных процессов, происходивших в Российской империи и

Североамериканской Республике.

3. Анализ российских и американских травелогов в рамках ориенталистского дискурса

способствовал осмыслению концепции цивилизационно-стадиального развития наций, принятой

в конце XVIII – начале XIX вв. и нашедшей отражение в международных отношениях.

4. Изучение взаимных репрезентаций русских и американцев в рамках Новой имперской

истории расширило представления о формировании их национальной идентичности в период

колониальной экспансии.

5. Реконструкция образа Русской Америки в травелогах российских и американских

путешественников дала возможность уточнить понимание имперской колонизации как

цивилизационного проекта.

Выносимые на защиту положения включают основные идеи диссертации:

1. Периферийность Соединенных Штатов и Российской империи по отношению к

Западной Европе, которая задавалась модернизационным дискурсом, обращала русских и

156 Радищев А.Н. Вольность // Радищев А.Н. Полное собрание сочинений. Т.1. М., Л.: Изд-во Академии

Наук СССР, 1938. С. 1-17.; Eustaphieve A. Alexis, the Czarewitz. A Tragedy. In Five Acts // Eustaphieve A.

Reflections, Notes, and Original Anecdotes, Illustrating the Character of Peter the Great. To which is Added a

Tragedy in Five Acts, Entitled Alexis, the Czarewitz. Boston: Munroe & Francis, 1812. P. 119-201. 157 Historical Statistics of the United States: Colonial Times to 1970. Bicentennial Edition, Part 1. Washington,

D.C.: Bureau of the Census, 1975.

40

американцев к сходному взаимному опыту для подтверждения собственного национального

статуса.

2. Экспансия США на Запад и России на Восток приводила к поиску параллелей между

американским и российским колонизационными проектами, что способствовало формированию

взаимных образов дружественного «Другого».

3. Репрезентации русского «Другого» в США коррелировали с внутри- и

внешнеполитической повесткой дня американского общества и выстраивались в рамках

европейского ориенталистского дискурса. Отсутствие у России демократических институтов

давало возможность американцам конструировать ее образ внутри взаимосвязанных дихотомий

«абсолютизм» vs «республиканизм» и «деспотизм» vs «свобода».

4. Образы американцев в российском общественно-политическом дискурсе

обуславливались формировавшейся «Я»-концепцией русских на основе сравнительного анализа

национальных характеров народов двух стран.

5. Опыт взаимных репрезентаций российских и американских путешественников,

посещавших Русскую Америку в начале XIX в., вписывался в имагологическое измерение теории

цивилизационного развития внутри колонизуемого пространства: на его верхней ступени

располагались российские аристократы (чиновники и морские офицеры) и американские купцы,

на средней – сибирские промышленники, а на нижней – местное индейское население.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты: во-

первых, будут способствовать дальнейшему изучению российско-американских отношений на

основе социокультурного подхода; во-вторых, могут использоваться для дальнейшего

исследования вопросов национализма и идентичности; в-третьих, окажутся полезными для

анализа проблем, связанных с ориентализмом, воображаемыми географиями и имперским

подходом к изучению как отдельных государств, так и транснациональных феноменов; в-

четвертых, могут быть востребованы при написании работ по истории США и России,

двусторонних отношений и исторической имагологии.

Поставленные исследовательские задачи и методология определяют структуру

диссертации, состоящую из введения, основной части, заключения, списка источников и

литературы.

Основная часть состоит из трех глав, которые организованы в соответствии с проблемным

принципом при учете принципа хронологического. При этом следует учитывать, что общая

характеристика дипломатического и национальных социокультурных контекстов дается в первой

главе, имеющей вводный характер. Более конкретные экскурсы в историко-культурный контекст

прописываются в начале каждой из следующих глав в зависимости от актуальности тех или иных

репертуаров образов «Другого» для раскрытия авторского замысла. Подобная структура

41

позволяет связать воедино внешние образы и внутреннюю «повестку дня» каждой из стран.

Кроме того, автор стремился сохранить движение от предзнания - к знанию при анализе каждой

из проблем, что прослеживается не только в рамках каждой из глав, но и по всему тексту. Такая

траектория построения нарратива дала возможность проследить не только формирование тех

иных репертуаров образов, но и увидеть их дальнейшую трансформацию при непосредственном

столкновении с «Другим» и дальнейшее превращение в предзнание на новом уровне.

В начале каждой главы обосновывается логика ее построения, а в ее заключительной

части излагаются выводы проведенного исследования.

Первая глава «Россия и США в последней четверти XVIII - первой трети XIX.:

международные и внутриполитические контексты» акцентирует внимание на характеристике

двусторонних связей и процессов нациестроительства по обе стороны Атлантики. В главе

представлен международный контекст, в котором происходило установление дипломатических

отношений между странами, а также рассматриваются основные идеологические концепты,

ставшие основой российской и американской идентичностей.

Вторая глава «Дискурс модернизации в российско-американских отношениях»

нацелена на реконструкцию взаимных представлений россиян и американцев, формировавшихся

под влиянием важнейших международных событий и внутриполитических процессов –

Американской и Французской революций, Наполеоновских войн, Войны в Латинской Америке

за независимость, а также восстания декабристов. Четыре параграфа этой главы сгруппированы

по два: водоразделом служит 1815 г., который маркирует создание Венской системы

международных отношений, начало «русского века» в Европе и переход к активной экспансии

США в Новом свете.

В третьей гдаве «Образы “Себя” и “Других” в инонациональных травелогах»

представлены «воображаемые географии» американских и российских пространств в

репрезентациях иностранцев-путешественников сквозь призму ориенталистского дискурса.

Оригинальность данного подхода заключается в том, что и русские, и американцы находятся как

бы вне двух традиционных полюсов ментальной карты цивилизации: причисляя себя к

«просвещенным» нациям, они одновременно противополагают себя европейцам, имея при этом

собственные «Азии», населенные варварским населением (татарами и калмыками в Сибири,

индейцами на Диком Западе). Имперская экспансия ведет россиян на Восток, а американцев – на

Запад, сталкивая их на Северо-Тихоокеанском побережье, «пограничном» пространстве, где

общими «Другими» становятся тлинкиты. Глава делится на четыре параграфа, соединенные

общей логикой движения по империи от метрополии к колонизируемым пространствам.

42

В Заключении подведены основные итоги диссертационного исследования, сделаны

обобщающие выводы, а также намечены перспективы дальнейшего изучения избранной

проблематики.

43

Глава 1. Россия и США в последней четверти XVIII – первой трети XIX вв.:

международные и внутриполитические контексты

§1. Внешняя политика Российской империи и США

Россия в международных отношениях

Мир рубежа XVIII-XIX вв. – это эпоха сложносоставных государств, активно строящих

колониальные системы. Будь то морские или сухопутные, это были империи. Пусть само это

слово не употреблялось в названии страны. Например, Александр Гамильтон, один из отцов-

основателей США, не видел противоречий, когда называл свою страну «во многих отношениях

самой интересной в мире империей»158.

Россия являлась более очевидным примером империи. Петр I дал ей имя и силой сделал

частью Вестфальской системы международных отношений. Елизавета Петровна придала ей

внутреннего лоска, озаботившись тем, чтобы страна хотя бы с фасада выглядела прилично. В

свою очередь, Екатерина II возвела Россию на пьедестал европейского миропорядка.

Семилетняя война (1756-1763), несмотря на безрезультатное завершение для государства,

показала, что без участия Российской империи более невозможно представить расстановку сил

на международной арене. Недавнее присутствие войск в Восточной Пруссии, успешные войны с

Турцией, а также тесные экономические и политические связи Петербурга с другими

европейскими столицами делали ее ключевым игроком региона.

Когда в 1760-е гг. в некогда могущественной Речи Посполитой возник очередной

политический кризис, именно Россия оказала наибольшее влияние на развитие ситуации в этой

стране. Екатерине II удалось сделать польским королем своего фаворита С. Понятовского,

который, однако, не оправдал возложенных на него надежд и не смог преодолеть

противодействие местной аристократии. Решением геополитической проблемы стал раздел

Польши в 1772 г. между Россией, Пруссией и Австрией. Речь Посполитая потеряла треть

территории и почти ½ населения. Как выяснилось впоследствии, это решение открыло

своеобразный ящик Пандоры: расширение границ империи на Запад сделало ее более опасной в

глазах соседей и приблизило час, когда Российская империя без буферной польской территории

начнет восприниматься в качестве «врага у ворот»159. Кроме того, первый раздел Речи

Посполитой легитимизировал и последующие, произошедшие в 1792 и 1795 гг. и приведшие к

исчезновению государства с политической карты Европы.

158 Гамильтон А. Федералист №1 // Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж.

Джея: Пер. с англ. / Под общ. ред., с предисл. Н.Н. Яковлева, коммент. О.Л. Степановой. М.:

Издательская группа «Прогресс» – «Литера», 1993. С. 29. 159 LeDonne J.P. Op. cit. P. 46-47.

44

Очередная Русско-турецкая война 1768-1774 гг., закончившаяся подписанием Кучук-

Кайнарджийского мира, ознаменовала переход России на доминирующие позиции в

черноморском регионе. Признание формальной независимости Крыма султаном фактически

означало его постепенный переход под власть Екатерины II и открывало простор для разного

рода имперских фантазий, самой яркой из которых был «греческий проект», названный Д.

Гриффитсом «краеугольным камнем российской внешней политики на протяжении всей второй

половины царствования Екатерины»160.

Судя по всему, его интеллектуальные истоки следует искать еще в войне 1768-1774 гг.,

однако в полностью готовом виде он был изложен в письме австрийскому императору Иосифу II

в 1782 г. Предполагавший расчленение Османской империи, «проект» ставил основной целью

создание независимой Греции во главе с православным правителем, предположительно великим

князем Константином Павловичем161. Глубинным смыслом всей затеи было не присоединение

Константинополя к России, а создание двух государств, объединенных узами братской любви

(следует помнить, что своим наследником Екатерина видела Александра Павловича) и духовной

солидарности. Как указывает А. Зорин, «в заданной “греческим проектом” системе координат

религиозная преемственность как бы по умолчанию приравнивалась к культурной.

Соответственно, между Константинополем и Афинами ставился знак равенства, а роль

единственной церковной наследницы Византии по определению делала Россию и безусловно

легитимной наследницей греческой античности»162.

Воплощению этого плана в жизнь помешал ряд факторов. Во-первых, первоначальная

поддержка «проекта» Иосифом II сменилась скепсисом. Во-вторых, американская Война за

независимость, отвлекавшая Великобританию и Францию от турецкий дел, подошла к концу в

1783 г. «Вооруженный нейтралитет», провозглашенный Екатериной II в 1780 г., был встречен в

Лондоне крайне неодобрительно, так как фактически означал поддержку российской

императрицей американских бунтовщиков. Следовательно, ожидать от англичан позитивной

реакции на «Греческий проект» не имело смысла.

Когда же в 1787 г. началась новая война с Турцией, быстро выяснилось, что

довольствоваться можно будет только аннексией Крыма, а также признанием султана перехода

Грузии под русский протекторат по Георгиевскому трактату 1783 г.

Начавшаяся во Франции в 1789 г. революция оказала ключевое влияние на выстраивание

внешней политики Российской империи на рубеже XVIII-XIX вв. Если Екатерина II старалась

160 Гриффитс Д. Был ли у Екатерины «греческий проект»? // Екатерина и ее мир: статьи разных лет. М.:

Новое литературное обозрение, 2013. С. 351. 161 Там же. С. 354-456. 162 Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла. С. 36.

45

занимать выжидательную позицию ввиду конфликтов с Турцией и восстаниями в Польше, то ее

сын, Павел I, вошел в состав Второй антифранцузской коалиции, отправив флот Ф.Ф. Ушакова к

Ионическим островам, а армию А.В. Суворова – в Северную Италию и Швейцарию. Несмотря

на ряд впечатляющих побед, это ничего не принесло России даже в краткосрочной перспективе.

Осознав бесполезность потерь, русский император даже начал готовить союз с Наполеоном,

однако в марте 1801 г. был убит в ходе дворянского заговора. На трон взошел его сын, Александр

I, вновь развернувший внешнеполитический курс Петербурга на 180 градусов.

Войдя в состав Третьей антифранцузской коалиции, Россия в 1806-1807 гг. провела ряд

сражений, которые поставили ее в сложное положение. Летом 1807 г. в Тильзите был заключен

мир между Александром I и Наполеоном, ознаменовав включение России в континентальную

блокаду. Это было тем более неприятно, что Англия являлась важнейшим российским торговым

партнером, что немедленно привело к ухудшению экономического положения163.

Союз с Францией оказался недолговечным. Уже в 1810 г. начались приготовления к новой

войне. Русский поход Наполеона стал началом его конца: уже в марте 1814 г. союзные войска

России, Пруссии и Австрии вошли в Париж и началась подготовка Венского конгресса.

На главный политический саммит XIX в. Александр I приехал самолично, купаясь в лучах

славы. Попытка создать новый справедливый европейский порядок столкнулась с суровой

реальностью противоречий и накопившихся обид: четыре великие державы-победительницы –

Россия, Австрия, Пруссия и Англия – скорее были готовы начать новую войну, чем прийти к

компромиссу. «Сто дней» Наполеона привели монархов и их дипломатов в чувство.

Заключительный акт Венского конгресса создал новую политическую реальность, основанную

на принципе легитимизма.

Что касается России, то для нее, кроме создания Царства Польского, главным результатом

Венского конгресса стало подписание Акта о Священном Союзе, сложного межгосударственного

образования, имевшего цель сохранить «узы действительного и неразрывного братства» между

его членами, а также способствовать сохранению консервативного статуса-кво в Европе.

Последние годы своего правления Александр I твердо следовал принципам Священного Союза,

представлявших собой странную смесь христианской мистики, realpolitik и консервативного

легитимизма164.

Решения Венского конгресса, а также сложности интеграции новых территорий,

вошедших в состав России перед 1815 г. – Польши, Финляндии и Бессарабии – поставили перед

государством ряд вопросов, которые так и не удалось решить. С одной стороны, широкие

163 Айрапетов О.Р. История внешней политики Российской империи. 1801-1914: в 4 т. Т. 1. Внешняя

политика императора Александра I. 1801-1825. М.: Кучково поле, 2017. С. 84-87, 96-99. 164 Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла. С. 457.

46

автономии и гарантированные гражданские права, которые были даны полякам по конституции

1815 г., создавали впечатление, что либеральные реформы могут быть проведены и в основной

части России. С другой стороны, намерение Александра I придерживаться принципа

легитимизма фактически означало неприятие любых изменений. Этот же подход к внешней

политике, но в еще более радикальной форме, унаследовал Николай I, взошедший на престол в

1825 г. Его можно было понять: царствование началось с восстания, в котором принял участие

цвет молодого поколения дворян, главной опоры власти. Считалось, что революционные идеи

декабристы восприняли из Европы, что, в общем-то, было правдой, хотя не обошлось без

реального влияния Американской революции. Кроме того, в 1831 г. в Польше произошло

восстание, которое на словах поддержала Франция Луи-Филиппа. И вновь российская монархия

убедилась в тлетворном влиянии Запада165.

Атлантические революции, ослабление Османской империи и осложнение Восточного

вопроса поставили Россию к концу 1830-х гг. в сложное положение. Являясь де-факто наиболее

сильным и влиятельным государством Венской системы, гарантом ее стабильности в

центральной и восточной части Европы, она стремительно теряла союзников, опасавшихся

возрастающей мощи своего восточного соседа.

США в международных отношениях

«Основным правилом поведения для нас во взаимоотношениях с иностранными

государствами является развитие наших торговых отношений с ними при минимально

возможном количестве политических связей», - указывал в своем Прощальном послании Джордж

Вашингтон по итогам второго президентского срока166. Соединенные Штаты Америки, завоевав

независимость, только нащупывали свою внешнеполитическую стратегию. Также, как и в сфере

внутренних дел, на международной арене первые десятилетия существования новой республики

отмечены нестабильностью курса и серьезными противоречиями между партиями.

В значительной степени внешняя политика США на рубеже XVIII-XIX вв. прошла под

влиянием Французской революции. Томас Джефферсон в 1780-1790-е гг. находился в Париже в

качестве посла. Известный франкофил, он с одобрением относился к революционным событиям.

Для него главной угрозой благополучию Родины являлась Великобритания, которая

доминировала на океанах и мешала развитию американской свободной торговли. Тем не менее,

165 Мильчина В.А. «Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I.

М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 66. URL: https://www.litres.ru/vera-milchina-2/francuzy-

poleznye-i-vrednye-nadzor-za-inostrancami-v-rossii-pri-nikolae-i/ (дата обращения: 14.09.2019). 166 Washington G. Transcript of President George Washington's Farewell Address. 19th September, 1796 // Our

Documents. URL: https://www.ourdocuments.gov/doc.php?flash=false&doc=15&page=transcript (дата

обращения: 14.05.2020).

47

не в интересах США было ввязываться в какие бы то ни было конфликты Старого Света. Залогом

успеха молодой демократии в Америке считался нейтралитет, которого, однако, было трудно

придерживаться с учетом американо-французского союзного договора 1778 г., заключенного в

разгар Войны за независимость.

Французская революция ставила США в неловкое положение: казалось, они должны были

помочь своей союзнице, поддержать морально. Однако на деле выяснилось, что два

революционных государства имеют слишком разные взгляды как на политическое устройство,

так и на ведение внешней политики. В 1793 г. в Америку прибыл дипломатический

представитель Жиронды Эдмон Жене. Хотя его главной целью было получение долгов,

оставшихся после Американской революции, и обеспечение поставок продовольствия во

Францию, он также занимался вербовкой добровольцев в «армию Миссисипи» и «флоридскую

армию», которые должны были добиться «освобождения» испанских колоний – Луизианы и

Флориды. Это ставило его в неловкое положение перед правительством Вашингтона167.

Учитывая, что тогда же произошел якобинский переворот, статус Женэ и его действия в США

явно не способствовали улучшению ее отношений с Францией.

С другой стороны, и Англия была настроена к своим бывшим колониям враждебно. Это

чуть было не привело к войне в 1793-1794 гг., которой удалось избежать только благодаря

поездке верховного судьи Джона Джея в Лондон и заключению договора 19 ноября 1794 г.,

который французы расценили как предательство. Начался затяжной кризис в отношениях между

двумя странами, пиком которого стала квази-война. В ходе нее американский флот смог успешно

очистить прибрежные части страны от французских каперов. Тем не менее, до полноценных

боевых действий дело не дошло. В 1800 г. была заключена Мортфонтэнская конвенция,

провозгласившая мир и гармонию между государствами168.

Как видно, начало XIX в. сопровождалось для США сложными поисками своего места в

международных отношениях. Зажатая в тиски между Францией и Англией, которым

соответственно симпатизировали джефферсоновские республиканцы и гамильтоновские

федералисты, ранняя республика в первые годы своего существования не могла отдалиться от

бурных событий, происходивших в Старом Свете. Приход Томаса Джефферсона не изменил

серьезным образом эту ситуацию.

Р. Такер и Д. Хендриксон в своей работе «Империя свободы» обвиняют Джефферсона во

внешнеполитической некомпетентности. Утверждая, что стиль управления Джефферсона был

непрофессиональным, они осуждают его профранцузскую позицию как оторванную от

реальности и наивную, а также приписывают успешное завершение переговоров по покупке

167 Филимонова М.А. Пресса становится властью. С. 137-138. 168 Трояновская М.О. Указ. соч. С. 133–137.

48

Луизианы удаче: незадолго до этого Гаити отстояли независимость. Расходы на войну в Европе

и Санто-Доминго вынудили Наполеона сфокусировать усилия на Старом Свете169. По мнению

американских историков, президент в 1803 г., мечтая о территориальной экспансии, не ожидал,

что она произойдет за счет Франции, которой сочувствовал.

Тем не менее, покупка Луизианы стала крупным успехом и теперь рассматривается как

отправная точка в истории американского национального проекта170. «Империя свободы» по

мысли Джефферсона должна была основываться на твердых моральных началах и нести свет и

просвещение как народам Америки, так и государствам Европы. Руководствуясь

идеалистическими принципами, президент пытался сохранять шаткие дружеские отношения с

Францией даже ценой экономического давления со стороны Великобритании, блокировавшей

торговлю США в Атлантике. Таким образом, складывались все предпосылки для вооруженного

конфликта.

Война с Англией началась в 1812 г. С момента выхода монографии Дж. Пратта ее причины

объясняли необходимостью экспансии и приобретения британской Канады171. В последние

десятилетия, однако, такие исследователи, как Дж. Стэгг и Д. Хики отмечают более сложную

картину военных предпосылок и утверждают, что одной из главных мотиваций администрации

Мэдисона была мобилизация избирателей ввиду откровенно неудачной экономической политики

республиканцев и опасений насчет грядущих выборов172.

Так или иначе, «Война мистера Мэдисона», хотя и не закончилась в 1815 г.

территориальными приобретениями, но стала основой новой внутриполитической системы.

Ввиду исчезновения партии федералистов сторонники президента праздновали победу, окрестив

недавно закончившийся конфликт второй Войной за независимость. Урегулирование

напряженности с Англией, окончание бесконечного кровопролития в Европе и установление

нового порядка по решениям Венского конгресса дали возможность США наконец уйти от

активного вовлечения в межгосударственные противоречия стран Старого Света и вплотную

заняться континентальной экспансией.

В этой связи следует отдать должное таланту Дж.К. Адамса, который зачастую

недооценивают. Бывший посол в России и Великобритании, бессменный госсекретарь в 1817-

169 Tucker R.W., Hendrickson D.C. Empire of Liberty: The Statecraft of Thomas Jefferson. NY: Oxford

University Press. 1992. P. 137-138. 170 Onuf P.S. Jefferson’s Empire: The Language of American Nationhood. Charlottesville: University Press of

Virginia, 2000. P. 53. 171 Pratt J. The Expansionists of 1812. NY: The Macmillan Company, 1925; Также см.: Horsman R. Feature

Review; The War of 1812 Revisited // Diplomatic History. 1991. No. 15. P. 118. 172 Stagg J.C. A. Mr Madison's War: Politics, Diplomacy, and Warfare in the Early American Republic, 1783-

1830. Princeton: Princeton University Press, 1993. P. 46.; Также см.: Hickey D.R. The War of 1812: A

Forgotten Conflict. Bicentennial Edition. Urbana, Chicago, and Springfield: University of Illinois Press, 2013.

P. 55.

49

1824 гг., а затем и президент на протяжении пятнадцати лет он являлся живым олицетворением

«эры доброго согласия». По мнению Дж. Белохлавека, «ровно в той же степени, как и

“Американская система” Генри Клея была манифестом национализма внутри страны, внешняя

политика Джона Квинси Адамса отражала новые экспансионистские настроения народа»173.

Крупнейшими внешнеполитическими достижениями послевоенной эпохи стали

подписание конвенции между США и Великобритании в 1818 г., разграничившей сферы влияния

двух государств в Северной Америке по 49-ой параллели, заключение договора Адамса-Ониса,

узаконившего передачу Флориды, а также конвенции 1824 г. с Россией.

Однако самой значительной победой Адамса стало принятие доктрины Монро, основным

автором которой он был. По сути, доктрина логически завершила первый этап политического

становления США как государства и обозначила их в качестве сильнейшего игрока в Западном

полушарии. Справедливости ради, следует отметить важную роль Великобритании в том, что

провозглашенный президентом принцип невмешательства государств Старого Света в дела

Америки прошел проверку временем и стал стержнем внешнеполитической стратегии США на

долгие годы. Если бы не поддержка английской дипломатии, доктрина Монро возможно так бы

и осталась одним из многих докладов американских президентов Конгрессу, в которых желаемое

выдавалось за действительное174. Объективно говоря, США на излете первой четверти XIX в. не

имели достаточно военных сил для защиты принципов невмешательства и неколонизации.

Тем не менее, доктрина была принята как нельзя кстати. Пришедший в 1829 г. в Белый

дом новый президент Эндрю Джексон имел весьма амбициозную внешнеполитическую

программу. Ключом к ней являлась ускоренная экспансия на Запад. Не следует думать, что успех

американского продвижения к Тихому океану целиком зависел от решения индейского вопроса,

который был трансформирован из внешнеполитического (коренные американцы ранее

рассматривались как иностранные субъекты) во внутриполитический175. Расширение территории

и зоны влияния США угрожали также и европейским государствам: Великобритании (Канада),

Испании (Мексика), России (Аляска). Именно в президентство Джексона внешнеполитическое

ведомство Соединенных Штатов обросло «мышцами»: американские представители и агенты на

постоянной основе находились почти во всех странах Старого Света. Было заключено и

несколько важных договоров, обеспечивших дипломатическую поддержку программы

173 Belohlavek J.M. American Expansion, 1800-1867 // A Companion to 19th-Century America. Ed. by W.L.

Barney. Oxford: Blackwell Publishers Ltd, 2001. P. 92. 174 Dangerfield G. The Awakening of American Nationalism. Prospect Heights: Waveland Press, 1965. P. 190-

194. 175 Calloway C.G. Pen and Ink Witchcraft: Treaties and Treaty Making in American Indian History. NY: Oxford

University Press, 2013. P. 130-131.

50

Джексона: в первую очередь с Великобританий, Россией, Турцией, Мексикой, Чили, Венесуэлой

и Перу176.

К середине 1830-х гг. США вплотную подошли к ключевой точке реализации своего

имперского проекта. В 1836 г. была провозглашена независимость Техаса, что открывало ему

путь в состав Соединенных Штатов. Именно в этот момент начинает формулироваться доктрина

Manifest Destiny. В статье 1839 г. «Великая нация грядущего», вышедшей в «United States

Magazine and Democratic Review», говорилось о великой миссии американцев и ее уникальной

роли в истории человечества177.

176 Belohlavek J.M. American Expansion. P. 93-94. Подробнее см.: Belohlavek J.M. “Let the Eagle Soar!'”: the

Foreign Policy of Andrew Jackson. Lincoln: University of Nebraska Press, 1985. 177 Подробнее о провозглашении Manifest Destiny см.: Сиротинская М.М. Идея «Предопределения

судьбы» в восприятии американских современников: середина XIX в. // Вестник РГГУ. Серия:

Политология. История. Международные отношения. 2017. №2 (8). С. 101-113.; Stephanson A. Manifest

Destiny: American Expansion and the Empire of Right. NY: Hill & Wang, 1995.: Mountjoy Sh. Manifest

Destiny: Westward Expansion. NY: Chelsea House Publishers, 2009.

51

§2. Российско-американские отношения: общая характеристика

От первых контактов до посольства Дж. К. Адамса

В 1830-х гг. в широко тиражированной американской газете «National Intelligencer» некий

автор, скрывавшийся под псевдонимом «Тацит», писал: «Россия имеет [в своей основе] больше

европейского, чем азиатского в своей примитивной организации. Ее связь с Европой началась с

самого ее рождения (стоит подчеркнуть варяжские корни русской государственности), была

возобновлена с принятием христианства и никогда не прерывалась со времен Рюрика до

сегодняшнего дня … Факты таковы, что до тех пор, пока Россия остается великой западной

державой, Франция и Великобритания будут избегать серьезных противоречий с США. Россия с

точки зрения и своего положения, и силы, - единственный реальный и естественный союзник

Соединенных Штатов в Европе»178.

В своей знаменитой «Демократии в Америке» Алексис де Токвиль, предпринявший в тех

же 1830-х гг. путешествие по Соединенным Штатам выражал похожую мысль: «В настоящее

время в мире существуют два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся,

как представляется, к единой цели. Это русские и англоамериканцы. <…> У них разные истоки

и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать

хозяйкой половины мира»179.

Нам может показаться удивительным, что почти два века назад несколько совершенно

разных людей сходно оценивали положение России и США относительно друг друга и Европы.

Возможно, сейчас кто-то счел бы курьезом, что в геополитической обстановке начала XIX в.

Российская империя и Соединенные Штаты могли вполне серьезной считать себя если не

союзниками, то стратегическими партнерами.

История этой «дружбы» началась еще в конце XVII в., когда Петр I во время своего

европейского путешествия в 1698 г. встретился с Уильямом Пенном, известным квакером и

владельцем колонии Пенсильвания. Судя по всему, разговор с ним не имел большого влияния на

Петра, т.к. первое издание пенновских «Плодов Уединения» произошло лишь в 1790 г.180

В то же время американская печать уже стала регулярно публиковать статьи,

посвященные Петру I и Северной войне, а Россия отвечала небольшими заметками в

«Ведомостях» и других газетах. Тогда же в американском общественном дискурсе начинает

постепенно формироваться образ России как отдаленно похожего на Америку государства. Уже

в революционную эпоху, размышляя о сути американской нации, С. Дж. де Кревекер описывал

178 Панов А.С. Война 1812 г. в дискурсе идентичности русских и американцев. С. 39.; Цит. по: Saul N.E.

Distant Friends. P. 159-160. 179 Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. С. 271. 180 Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку (1732‑1799). С. 8.

52

встречу с неким русским дворянином Иваном Алексеевичем. Cравнивая два народа, тот говорил

об их неожиданной духовной близости181.

В культурной и научной сферах первые контакты России и Америки стали налаживаться

достаточно рано – в середине XVIII в. – и наиболее ярко оказались представлены перепиской Б.

Франклина и М.В. Ломоносова, а также их американских и российских коллег: Г.В. Рихмана,

Ф.У.Т. Эпипуса, И.А. Брауна, Э. Стайлса и др. Роль Франклина в этой переписке была ключевой,

т.к. он не только напрямую общался с Ломоносовым, но и выступал в роли того связующего

звена, без которого российские ученые так и не получили бы научные отчеты, письма и

публикации американских исследователей182. Впоследствии между Американским философским

обществом в Филадельфии и Академией наук в Петербурге был установлен полноценный

контакт, который включал в себя обмен книгами и ценными сведениями183.

Во время американской Войны за независимость интерес к заокеанскому соседу в России

существенно возрос. Представители московского и петербургского дворянства открыто

поддерживали колонистов в борьбе против Великобритании, с которой тогда были весьма

натянутые отношения.

Де-факто дружественный в отношении Соединенных Штатов «вооруженный

нейтралитет» Екатерины II не был упущен из внимания молодым американским правительством.

В 1780 г. США отправляют в Россию Френсиса Дейну для налаживания первых официальных

контактов. Как известно, его поездка закончилось провалом. Причиной его, однако, был не

идеологический фактор – неприятие самодержавной государыней революционной демократии –

а политический. Установление постоянных связей с США грозило ухудшением отношений с

Великобританий, чего Екатерина II не хотела184. Примечательно, что Дейну сопровождал 14-

летний мальчик по имени Джон Квинси Адамс, который уже в 1809 году станет первым

официальным послом Соединенных Штатов в России, а позднее – президентом США.

Контакты между Российской империей и США, однако, не ограничивались только

межатлантической торговлей и обменом научно-культурным опытом.

В начале XVIII столетия планы Петра I предусматривали возможность заселения

Америки. В 1732 г. М. Гвоздев и И. Федоров первыми достигли побережья Аляски, а уже через

9 лет экспедиция А. Чирикова окончательно установила, что открытый берег есть часть Северной

181 Кревекер С.Д. де. Письма американского фермера // Брэдфорд У. История поселения в Плимуте;

Франклик Б. Автобиография. Памфлеты; Кревекер Сент Джон Де. Письма американского фермера. М.:

Худож. Лит., 1987. С. 672. 182 Б. Франклин - Э. Стайлсу. 5 июля 1765 г. // Россия и США: становление отношений, 1765-1815. М:

Наука, 1980. С. 18. 183 Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку (1732‑1799). С. 23-33. 184 Gaddis J.L. Russia, the Soviet Union, and the United States: An Interpretive History. NY: John Wiley &

Sons, Inc., 1978. P. 2-5.

53

Америки. Помимо чисто географических сведений Чириков добыл информацию о природных

богатствах открытых им земель, что дало начало пушному промыслу на Аляске185.

Начиная с 1740-х гг. в Новом свете появляются постоянные российские промысловые

экспедиции. В 1770-х гг. с приездом Г.И. Шелихова и основанием им вместе с М.С. Голиковым

полноценной торгово-промысловой компании в 1781 г. начался расцвет русских поселений в

Америке186.

О выгодах, которые сулила перепродажа пушнины, знали и американские моряки. Так

что, когда в 1799 году Павел I учредил Российско-американскую компанию (РАК),

занимавшуюся управлением северо-западного побережья Америки (т.е. всей Аляски и части

Калифорнии вокруг Форта Росс, основанного в 1812 г.), сферы взаимных интересов двух стран

переместились в Тихоокеанский регион. Учреждение РАК, как публичная демонстрация

интересов России в Америке, в свою очередь, хотя и вызвало определенные трения между

Петербургом и Вашингтоном, не сильно отразилось на общем характере российско-

американских связей187.

После миссии Френсиса Дейны сближение двух стран стало лишь делом времени. В

начале XIX века они имели схожие цели: если Россия противостояла растущей агрессии

наполеоновской Франции, то США продолжали защищать собственную независимость от

Англии. В этих условиях Петербург и Вашингтон укрепили и экономические, и политические, и

культурные связи. После введения в 1807 г. эмбарго на торговлю с Англией и Францией,

Российская империя становится крупнейшим для США рынком сбыта продукции188. По

подсчетам Н.Н. Болховитинова после 1810 г. наблюдался резкий рост числа американских

кораблей, которые заходили в российские порты, а экспорт США в Россию в 1811 г. составлял

примерно 10% всего американского экспорта189. Укреплению торговых и дипломатических

связей также способствовало установление в 1804 г. регулярной частной переписки между

Александром I и Томасом Джефферсоном, осуществлявшейся в весьма доверительном тоне.

Кроме того, важной частью российско-американских отношений рассматриваемого

периода был профессиональный обмен. Российские моряки зачастую отправлялись в США на

185 Подробнее см.: История Русской Америки, 1732-1867, в трех томах, отв. ред. акад. Н.Н. Болховитинов

/ Том I. Основание Русской Америки, 1732-1799. С. 69-74. 186 Grinëv A.V. Russian Colonization of Alaska: Preconditions, Discovery, and Initial Development, 1741-1799.

Lincoln: University of Nebraska Press, 2018. P. 147-148. 187 История Русской Америки, 1732-1867. Том II. Деятельность Российско-американской компании,

1799-1825. С. 160. 188 В этом отношении ждут своего исследователя дела об отправке купцом К. Анфилатовым судов в

США, которые хранятся в РГИА. Ф. 18. Департамент министра коммерции. Оп. 2. Д. 1128, 1156. Одна из

немногих отечественных статей об Анфилатове была опубликована М.С. Судовиковым на базе

региональных кировских архивов: Судовиков М.С. Купец-негоциант Ксенофонт Анфилатов // Вопросы

истории. 2011. № 4. С. 157–163. 189 Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений, 1775-1815. С. 274.

54

учебу. Именно таким образом в 1795-1796 гг. в Америке оказался будущий кругосветник Ю.Ф.

Лисянский. В этом отношении ждут своего исследователя хранящиеся в РГАВМФ инструкции,

которые давались морским ведомством морякам. Например, в 1829 г. в подобной инструкции,

данной капитану 1-го ранга А.П. Авинову, предписывалось изучить новейшие американские

корабли и проверить перед покупкой корвет «Вашингтон»190.

Прямым следствием установленных дружественных отношений стал обмен Россией и

Соединенными Штатами официальными представителями: в 1809 г. Д.К. Адамс прибыл в

Петербург. По мнению С.Ф. Бемиса, значимость этого события сложно переоценить: «Миссия

Джона Квинси Адамса в Россию заложила фундамент всех дипломатических взаимоотношений

между двумя великими континентальными нациями»191. А уже в следующем году Ф.П. Пален бы

официально представлен президенту Дж. Мэдисону.

От Наполеоновских войн до миссии Бьюкенена

Летом 1812 г. примерно в одно и то же время по обе стороны Атлантического океана

начались два военных конфликта: между наполеоновской Францией и Россией и Соединенными

Штатами Америки и Англией192. Как верно заметил Норман Сол, можно найти определенную

иронию в том, что эти «две страны, имея общие и легко совместимые интересы и испытывая

значительное увеличение контактов друг с другом, оказались на противоположных сторонах на

ключевом последнем этапе Наполеоновских войн»193. Причины этого нужно искать в

начавшемся еще в XVIII в. противостоянии Англии и Франции. К последней по вполне

очевидным причинам тяготели США в период правления республиканской партии, в то время

как Россия по вполне понятным причинам искала поддержки Туманного Альбиона против

Наполеона.

В итоге, несмотря на то, что две дружественные страны оказались фактически по разные

стороны баррикад (Англия и Россия входили в состав антифранцузской коалиции, в то время как

США вели войну против Англии), тесные связи между США и Россией не были прекращены,

ярким примером чему служит попытка российского посредничества в англо-американской войне,

которое было предложено императором Александром I осенью 1812 г.

По точному замечанию М.О. Трояновской, главная причина, по которой российский

император начал переговоры, достаточно очевидна: в момент наивысшего напряжения в ходе

войны с Наполеоном «Россия была заинтересована в максимальной концентрации ее союзницы

190 РГАВИФ. Ф. 205. Канцелярия начальника Морского штаба его императорского величества. Оп. 1. Ед.

хр. 107. Л. 10 об. 191 Bemis S.F. John Quincy Adams and Russia // The Virginia Quarterly Review. 1945. No. 4. Vol. 21. P. 568. 192 См.: Панов А.С. Война 1812 г. в дискурсе идентичности русских и американцев. С. 38-39. 193 Saul N. E. Distant Friends. P. 70.

55

Англии на европейском театре военных действий»194. Помимо этого, Н. Сол отметил, что

посредничество было предложено не столько для того, чтобы развязать руки Англии и тем самым

ее усилить, но, напротив, «во избежание нанесения вреда американской торговле, которое бы

привело к еще большему чем прежде британскому доминированию на балтийском рынке»195. По

мнению американского исследователя, русское правительство видело в Соединенных Штатах,

переживавших период экономического роста, долгосрочного партнера и пыталось таким образом

минимизировать их ущерб от войны.

Н.Н. Болховитинов и Н. Сол единодушны в том, что российская сторона искренне

стремилась к скорейшему завершению неудобного и нежелательного для всех англо-

американского конфликта (т.е. на status quo ante bellum) на справедливых условиях. Помимо

этого, по мнению Сола, сыграл свою роль и тот факт, что к 1813 г. Александром I овладела идея

стать «спасителем Европы» и верховным арбитром в международных спорах в будущем «Pax

Rossica»196.

Другой точки зрения придерживается петербургский исследователь С.А. Исаев,

убежденный в том, что если вначале миротворческое устремление российского императора и

было искренним, то на рубеже 1812-1813 гг. Александр I надеялся на затягивание англо-

американского конфликта, рассчитывая уменьшить влияние Великобритании197.

Хотя в конце концов попытка российского посредничества в англо-американском

конфликте и закончилась неудачей, все же не стоит умалять степень ее важности в развитии

двусторонних отношений.

Уже летом 1814 г. в Лондоне состоялась встреча Александра I c А. Галлатином и консулом

США в Петербурге Л. Гаррисом, на которой император выразил свое сожаление, что его усилия

оказались бесплодными198.

Окончательное же перемирие между США и Англией было достигнуто 24 декабря 1814 г.

Гентский мирный договор подразумевал возвращение сторон на довоенные позиции. Несмотря

на то, что на него Россия повлияла лишь косвенно, по мнению Н. Сола, одним из его результатов

стало то, что все больше видных россиян и американцев знакомились друг с другом199.

194 Трояновская М.О. Дискуссии по вопросам внешней политики США (1775-1823). М.: Издательство

«Весь Мир», 2010. С. 230. 195 Saul N.E. Distant Friends. P. 72. 196 Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. С. 545.; Saul N.E. Distant Friends.

P. 75. 197 Исаев С.А. Попытка российского посредничества в англо-американском конфликте 1812-1815 гг. //

Российско-американские отношения: конец XVIII – начало XX вв. Материалы международной научной

конференции «200 лет российско-американских отношений». Москва, 8-10 ноября 2007 г. / Отв. ред.

М.М. Сиротинская. М.: ИВИ РАН, 2008. С. 31-39. URL: http://america-xix.org.ru/library/isaev-mediation/

(дата обращения 17.09.2019). 198 Из донесения А. Галлатина Дж. Монро // Россия и США: становление отношений. С. 655. 199 Saul N.E. Distant Friends. P. 78.

56

Только провозглашение в 1823 г. доктрины Монро, согласно которой Америка

становилась зоной невмешательства европейских государств, привело к некоторому пересмотру

характера отношений. Они продолжали оставаться в целом дружественными и партнерскими, но

Петербургу пришлось пойти на уступки, предоставляя право американцам на свободу торговли

и навигации в северо-западной части тихоокеанского побережья сроком на 10 лет при сохранении

права на управление данной территорией.

Этот договор был расценен как крупный успех в Вашингтоне, который в 1832 году

отправил нового посла Дж. Бьюкенена с целью закрепить успех и способствовать дальнейшему

развитию российско-американских отношений. Заключенное им по прибытии новое

принципиальное соглашение стало основой всех последующих связей двух стран в XIX в. Стоит

отметить, что Россия почти не имела специальных торговых отношений с другими странами

(кроме соседей: Пруссии и Швеции). Таким образом, этот акт стал лишь третьим документом

подобного рода, что подчеркивает его особую важность.

В чем же секрет российско-американской «формулы дружбы»? Во-первых, у двух стран

практически не было спорных территорий, как и исторически сложившегося антагонизма. А во-

вторых, и Россия, и США находили друг друга полезными в противовес общему стратегическому

противнику – Великобритании. По очень точному замечанию Дж. Гэддиса, «Соединенные

Штаты, хотя и были преданы политике невмешательства в европейские дела, не могли ожидать

того, что Западное полушарие останется в стороне от европейских ссор: баланс сил в Новом свете

в значительной степени зависел от того, что происходило в Старом»200. Именно это было залогом

взаимовыгодного партнерства двух столь непохожих государств.

200 Gaddis J.L. Op. cit. P. 17.

57

§3. Русские и американцы в поисках идентичности

Между Западом и Востоком: Россия в поисках «особого пути»

После того, как Петр I на рубеже XVII-XVIII вв. взял курс на ускоренную вестернизацию

России, дискуссия о том, чем же она является не раз и не два поднимался мыслителями как в

самой империи, так и за ее пределами. Следует ли ее считать частью Европы? Если да, то как

объяснить ее столь сильно отличающийся внешний облик? Если нет, то почему с ней приходится

считаться, как с полноценным игроком на политической карте Старого Света. Быть может здесь

вообще не может быть четкого ответа, т.к. речь идет о пересекающихся модерностях201.

К последней четверти Века Просвещения Россия подошла в статусе одной из пяти великих

держав Запада. Ведомая династией Романовых, страна полноценно вошла в Вестфальскую

систему международных отношений не просто в качестве периферийного члена, но в

значительной степени гаранта ее стабильности.

Однако, где стабильности не хватало, так это внутри самой страны. Попытка Екатерины

II в начале своего правления начать очередной раунд реформ в духе французских просветителей

с треском провалилась. Как выяснилось, либеральные идеи, выраженные в опубликованном ею

«Наказе», не вызвали у подданных должного отклика. Созданная Уложенная комиссия под

председательством А.И. Бибикова показала свою полную бестолковость и не смогла превратить

комплекс идей «Наказа» в полноценный свод законов. Проблема, однако, крылась, не в том, что

Екатерина II не была искренна в своих воззрениях и хотела произвести впечатление на Западе,

но в том, что в тот момент, когда она говорила на высоком языке Просвещения и «естественного

договора», остальные мыслили архаичными категориями верноподданичества царю (царице),

локальных обид и требований. Будучи философом на троне, императрица ожидала ответной

реакции от некоего подобия гражданского общества, а получила звание «Великой» и «мудрой

матери отечества»202.

Ситуация действительно была ненормальной. Государство, которое претендовало на роль

первой скрипки в европейских международных отношениях, не имело полноценного свода

законов со времен Соборного уложения 1647 г. Нужно ли говорить, что оно было неадекватно

историческим условиям конца XVIII в.? Стремление Петра I выстроить в России регулярное

государство удалось лишь отчасти. При внешнем подобии шведской политической системе

внутри страны многие практики не претерпели больших изменений, а люди продолжали жить в

принципиально неправовом обществе.

Р. Уортман в своей работе «Властители и судии» отмечает парадоксальность картины:

когда Г.Р. Державин, назначенный в 1785 г. тамбовским губернатором, не смог отыскать ни

201 Therborn G. Entangled Modernities // European Journal of Social Theory. 2003. Vol. 6. № 3. P. 293-305. 202 Новая имперская история Северной Евразии. Часть 2. С. 99.

58

одного сборника законов в своей губернии, он попросил своих московских друзей что-нибудь

ему прислать в помощь. Те, обыскав второй по важности город империи, сумели прислать только

два издания – «Регламент адмиралтейский» и «Полковничью инструкцию»203.

Казус Уложенной комиссии и анекдот о Державине на самом деле четко иллюстрируют

главную проблему самоидентификацию россиян того времени: они могли быть кем угодно, но

не политическими субъектами. Для того, чтобы стать ими, необходимо было определить их

статус, а также заняться выработкой общего языка, на котором можно было бы наладить

дискуссии как внутри образованного общества, каким бы немногочисленным оно ни было бы,

так и за его пределами – с властью. Иначе говоря, необходимо было начать создание правового

государства.

Что касается первой задачи, то с этим относительно успешно справилась сама Екатерина

II. Сначала в 1775 г. проводится губернская реформа, согласно которой выстраивается строгая

вертикаль административного устройства государства, а также впервые осуществляется попытка

отделить судебную власть от исполнительной. Затем, спустя 10 лет выходят две «Жалованные

грамоты» – дворянству и городам, где детально расписываются сословные права и привилегии.

Главный смысл этих документов вполне прозрачен: это была попытка объединить разрозненных

«дворян», «мещан» и «купцов» из разных концов огромной страны в три четкие группы,

объединенные общими интересами. Следует отметить, что готовилась и третья грамота –

государственным крестьянам, но по разным причинам она так и не увидела свет. Кроме того,

Екатерина II возлагала большие надежды на школьную реформу, которая началась в 1780-е гг.204

Таким образом, власть, занимаясь социальной инженерией, создавала правовые рамки, в

которых должны были существовать подданные. Необходимым результатом должно было стать

формирование круга в целом лояльных власти людей, готовых к диалогу и обсуждению основных

вызовов, которые возникают перед государством. Как оно часто случается, это привело к

другому.

Пугачевское восстание, Война за независимость в Америке и, наконец, Французская

революция оказали сильнейшее влияние на отношение власти и общества в Российской империи.

На рубеже 1780-1790-х гг. был прекращен выпуск нескольких журналов, позволявших себе

критиковать императрицу, запрещена трагедия Я.Б. Княжнина «Вадим Новгородский», А.Н.

Радищев по высокой воле отправился в путешествие из Петербурга в Сибирь за другое

203 Уортман Р.С. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской России. М.: Новое

литературное обозрение, 2004. С. 201. 204 Артамонова Л. Просвещение и социальная эмансипация в представлениях элиты эпохи Екатерины II:

от «культурного шока» ‒ к модернизационным практикам // Quaestio Rossica. 2019. № 7(2). С. 529-530.

59

путешествие, а издатель-масон Н.И. Новиков был заключен в Шлиссельбург205.

«Подмораживание» атмосферы в государстве чувствовалось столь явственно, что даже вполне

лояльный власти Н.М. Карамзин решает переждать за границей, чтобы отвести от себя

подозрения в связях с неблагонадежными лицами новиковского круга.

Результатом этой поездки стану «Письма русского путешественника» - первая успешная

попытка ввести в отечественный литературный язык европейский политический дискурс.

Вообще, и язык, и повестка общественной дискуссии в России находились под влиянием Европы.

Как заметил К. Кобрин, «период с конца XVIII века по последнюю треть XIX – время

глубочайших потрясений, которые буквально втолкнули континент – а параллельно с ним

Северную Америку да и некоторые другие части мира – в эпоху «современности», modernity,

modernité <…> Так что отношение России к Европе в данном контексте – это отношение ее к

модерному миру…»206. То есть, иными словами, именно в этот момент в полном смысле слова

рождается западный «Другой» России, в отражении которого она будет пытаться

идентифицировать себя.

Наступление XIX в. ознаменовалось вступлением на престол Александра I, обещавшего

править «по законам и по сердцу своей премудрой бабки». Формально молодой император

выполнил свое обещание, восстановив действие многих приказов Екатерины, отмененных

Павлом I. Однако, на деле ему пришлось иметь дело с новой категорией или феноменом –

«нацией» (nation), которая пришла из США, Франции и Пруссии. В отличие от наций раннего

нового времени, где под словом часто понимали просто страну на внешнеполитической арене,

теперь оно окрасилось в тона гражданственности, ответственности и политической

вовлеченности. Следует учитывать, что «первоначально речь шла о революционной нации - о

гражданах, сплотившихся во имя политических идеалов свободы, невзирая на различия

социального статуса, культуры и языка»207. Затем Наполеон в рамках Гражданского кодекса

придал нации официальный статус: она получила права, обязанности и свободы, закрепленные в

главном законе страны. Уже после, к 1815 г. сформировалась и третья версия «нации» - народ,

volk, объединенный кровью, языком и историческим прошлым. Понятное дело, что

конструирование «нации» являлось внутренним делом каждой из стран. Также очевидно, что

внутри них могли возникать разные конкурирующие версии нации.

205 Проскурина В. Мифы империи. Власть и общество в эпоху Екатерины II. М.: Новое литературное

обозрение, 2006. С. 281. 206 Кобрин К. Разговор в комнатах: Разговор в комнатах. Карамзин, Чаадаев, Герцен и начало

современной России. М.: Новое литературное обозрение, 2018. URL: https://www.litres.ru/кото-

kobrin/razgovor-v-komnatah-karamzin-chaadaev-gercen-i-nachalo-sovre/ (дата обращения: 14.09.2019). 207 Новая имперская история Северной Евразии. Часть 2. С. 147.

60

В этом смысле Россия может представлять собой показательный пример. Уже в самом

начале столетия благодаря «Письмам русского путешественника» и «Бедной Лизе» Карамзина

возникает дискуссия о чистоте русского языка, с одной стороны, а с другой – возникает

пространство для политических дискуссий, ограниченных определенным допустимым

эмоциональным спектром208.

Если говорить о языке, то согласно немецкому философу И.Г. Гердеру, «благодаря языку

люди объединились в союзы <…> Язык утверждал законы, связывал роды; лишь благодаря языку

возможна история человечества с передаваемыми по наследству представлениями сердца и

души»209. Таким образом, значение языка для «изобретаемой» нации не следует недооценивать.

Учитывая, что именно Карамзин сделал популярной среди русской элиты идею «нации», то он и

становился объектом критики. А.С. Шишков едко обвинял писателя в иностранных

заимствованиях, а в ответ снискал славу архаика210. Тем не менее, разница в подходах между

публицистами начала XIX в. не столь важна по той причине, что они отталкивались от одних и

тех же источников: упоминавшегося И. Гердера и Ж.-Ж. Руссо.

«…Суверенитет, который есть только осуществление общей воли, не может никогда

отчуждаться и что суверен, который есть не что иное, как коллективное существо, может быть

представляем только самим собою», - писал французский философ в своем программном

трактате211. Иными словами, нация представляет собой общность людей, наделенных единой

волей. Они должны говорить на одном языке и разделять определенный набор традиций,

уходящих вглубь веков.

История России, как известно, «есть история страны, которая колонизуется»212. В этом

контексте неизбежно появляется вопрос: а где проходит граница между колонизаторами и

субалтернами? Если за последних принимать в целом «народ» - крестьян, то получается

удивительная вещь: русская образованная элита была напрочь оторвана от своих национальных

корней. Как указывает Т. Егерева, в представлениях отечественных консерваторов начала XIX в.

208 Зорин А.Л. Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX

века. М.: Новое литературное обозрение, 2016. URL: https://www.litres.ru/andrey-leonidovich-

zorin/poyavlenie-geroya-iz-istorii-russkoy-emocionalnoy-kultury-konca-xviii-nachala-xix-veka/ (дата

обращения: 14.09.2019). 209 Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. С. 236. 210 См.: Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин // Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969. URL:

http://az.lib.ru/t/tynjanow_j_n/text_0080.shtml (дата обращения: 18.09.2019); также см.: Проскурин О.А.

Литературные скандалы пушкинской эпохи. М.: ОГИ, 2000. 211 Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: КАНОН-пресс, Кучково поле, 1998. С. 216. 212 Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 2-х книгах. Книга 1. М.: АСТ, Харвест,

2002. С. 22.

61

именно крестьянство являлось носителем национальных добродетелей, в то время как

космополитичное дворянство казалось лишенным нравственного стержня213.

Возникала ситуация отчужденности, которая не могла быть преодолена даже в

последующие десятилетия. Как показал А. Эткинд, петербургские и московские интеллектуалы

вроде П.Я. Чаадаева и А.С. Хомякова ощущали себя «Чужими» по отношению ко всей остальной

России, что порождало таких героев художественных произведений как Евгений Онегин,

который стал предтечей особого типажа литературного героя в русском романе – «лишнего

человека»214. «Различие между высшими и низшими группами и в Британской, и в Российской

империи было огромным, - рассуждает исследователь, пытаясь понять причины

самоидентификации русского дворянства и интеллигенции как «чужих» в собственной стране,

где они к тому же являются элитой, - но в первом случае оно пролегало между метрополией и

колонией, разделенных океанами, а во втором – между разными группами в пределах одной

континентальной метрополии, чьи колонии находились внутри нее»215.

Попытки преодолеть этот разрыв привели к тому, что «истинная» Россия оказалась

найдена в период до петровской модернизации. Как указывал Карамзин, «…дотоле россияне

сходствовали между собою некоторыми общими признаками наружности и в обыкновениях, - со

времен Петровых высшие степени отделились от низших, и русский земледелец, мещанин, купец

увидел немцев в русских дворянах, ко вреду братского, народного единодушия государственных

состояний»216.

К сожалению, развитие мысли русских консерваторов и романтиков начала столетия

резко обрывает сначала война 1812 г. с последовавшим за ней формированием идей

общехристианского единства европейских наций в рамках «Священного союза» и чувством

собственного превосходства над всем Старым Светом, а затем – восстание декабристов217. По

замечанию К. Кобрина, «роковые события декабря 1825-го — января 1826-го эту общую повестку

дня разрушили, вместе с ней исчезли многие ее создатели. Пустоту — я имею в виду

человеческую пустоту прежде всего — заполнить не удалось. Те из сторонников перемен, кто

родился в конце прошлого столетия, либо оказались на каторге и в ссылке, либо прикусили

213 Егерева Т. Русские консерваторы в социокультурном контексте эпохи конца XVIII – первой четверти

XIX вв. Чебоксары: Новый хронограф, 2014. С. 238-239. 214 Эткинд А. Внутренняя колонизация. С. 25-34, 90. 215 Там же. С. 29. 216 Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М.:

Наука, 1991. С. 33. 217 Новая имперская история Северной Евразии. Часть 2. С. 179-184; Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла.

С. 297-335.

62

язык»218. Следующий круг дискуссии о сути русскости начался только на рубеже 1820-1830-х гг.

«Философическими письмами» П. Чаадаева.

Следует понимать философский контекст «Писем» для их точной интерпретации. Т.

Атнашев, указывает, что для людей рубежа XVIII-XIX вв. понимание жизни как движения по

определенной траектории – от начала к концу – было вполне конвенциональным. Однако,

«Немецкие философы конца XVIII – начала XIX века внесли в идею равномерно

прогрессировавших обществ существенное уточнение: разные народы, подобно биологическим

организмам, проходят идентичные фазы роста, но делают это с разной скоростью»219. Это можно

назвать «лестницей цивилизации»: нации в ходе истории поднимаются с одной ступеньки на

другую, пока не достигнут высшей степени Просвещения. Предполагается, что этот путь

является общим для всех народов. Конкретный маршрут может отличаться в зависимости от

ситуации. Не вызывает сомнения только одно: этот путь линеен и синонимичен прогрессу.

Чаадаев, рассматривая историю России, приходит к парадоксальному выводу: у нее нет

собственного пути, русский народ трансцендентен. Несмотря на это, определенное движение он

все же совершает, но оно сводится к бесцельному брожению, которое не приводит к

«взрослению» и «зрелости». Это совершенно противоположно тому, как существуют западные

нации. Они «идут по прямому пути, который предначертал всем народам Спаситель,

“блуждание” есть элемент этого пути, но элемент конструктивный, который преобразуется в

интеллектуальную зрелость»220. Из этого хочется сделать вывод о том, что, видимо. русские – это

не европейский народ, а азиатский, для которого по представлениям начала XIX в. характерна

отсталость. Однако, Чаадаев к такому выводу не приходит. Россия – это не Восток, не Ориент, а

нечто совершенно самоценное, уникальное, но при этом совершенно непонятное.

Размышления Чаадаева не прошли незамеченными властью. Его самого признали

сумасшедшим, «Философические письма» оказались под запретом, однако кто имел уши – тот

услышал. 1830-е гг. – это период формирования трех национальных концепций, которые во

многом отталкивались или от идей самого Чаадаева, или от тех источников, на которые он

опирался, т.е. от немецкой классической философии.

Первой из них оказывается «теория официальной народности» министра народного

просвещения С.С. Уварова. Опираясь на идеи Ф. Шлегеля, он провозгласил в лозунге

«православие, самодержавие, народность» триединую формулу русского имперского

218 Кобрин К. Указ. соч. 219 Атнашев Т. «Особый путь» развития России в 1830-е годы: Sonderweg, государство и образованное

общество // «Особый путь»: от идеологии к методу / Сост.: М.Б. Велижев, Т.М. Атнашев, А.Л. Зорин.

М.: Новое литературное обозрение, 2018. URL: https://www.litres.ru/sbornik/osobyy-put-ot-ideologii-k-

metodu/ (дата обращения: 14.09.2019). 220 Там же.

63

национализма. Заимствуя инструментарий с Запада, Уваров использовал его для изобретения

истинно консервативного проекта народа. Русским может быть тот, кто подчиняется

Священному синоду, лоялен царю, обладающему абсолютной властью, а также разделяет набор

некоторых «исконных» добродетелей, якобы присущих крестьянству, составляющему основу

государства221.

Другие две концепции «русскости» рождаются в интеллектуальном кругу московского и

петербургского дворянства. Речь идет о славянофильстве и западничестве, конечно. Опираясь

опять же на одни и те же источники (Шлегель, Фихте, Гегель) они по-разному конструировали

место России в пространстве между Западом и Востоком. Упрощенно говоря, если первые

полагали, что преодолеть разрыв между национальным духом и телом можно отказавшись от

импорта европейских идей, то вторые не видели в нем проблемы. Западники ассоциировали

успех русского национального проекта с применением последних достижений «современности»:

правовым государством, позитивистской наукой и техникой222.

Очевидно, что славянофилы решали более сложную задачу. Им требовалось объяснить,

почему раскол волею Петра I произошел так безболезненно для народа, а также

продемонстрировать пути возвращения страны к «истинному» пути. Как представляется, ни то,

ни другое им не удалось223. Несмотря на это, позиция западников казалась менее

привлекательной. Запросто ассоциируя Россию с «Западом», они выглядели недостаточно

патриотичными для власти, а для интеллектуальной элиты – недостаточно сложными и

современными, так как не предлагали никакой русской особости224.

К рубежу 1830-1840-х гг. российская общественная мысль достигла того состояния, когда

могла предложить сразу несколько версий русского национализма. В условиях отсутствия сферы

публичной политики, все они были вынуждены скрываться в салонных залах и на страницах

журналов. Тем не менее, одно можно было сказать точно: если в последней четверти XVIII в. в

России почти не было сомнений в собственной «европейскости», хотя бы в далекой перспективе,

то спустя более полувека стала очевидной необходимость найти свой «особый путь»,

пролегающий между Западом и Востоком.

Вызовы нациестроительства в США: от «ранней республики» к джексоновской

демократии

221 Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла. С. 352-374. 222 Подробнее о западниках см.: Олейников Д. И. Классическое русское западничество. М.: Механик,

1996. 223 Валицкий А. В кругу консервативной утопии. Структура и метаморфозы русского славянофильства.

М.: Новое литературное обозрение, 2019. С. 342-353. 224 Малиа М. Александр Герцен и происхождение русского социализма 1812-1855. М.: Издательский дом

«Территория будущего», 2010. С. 385.

64

После провозглашения независимости Соединенные Штаты столкнулись с кризисом

формирования национальной идентичности. По верному замечанию Дж. Эпплби, у первого

поколения американцев попросту отсутствовали общие воспоминания, символы и социальные

конструкты, необходимые для ее осознания225. Причиной тому было само развитие колоний в

Северной Америке в период до 1775 г.

Первые переселенцы, многие из которых покидали отправлялись в Новый свет гонимые

по религиозным причинам, ожидали, что жизнь за океаном радикально улучшит уровень их

жизни, а Америка станет своеобразной «землей обетованной». Подобные ожидания

подкреплялись распространением в Европе памфлетов и трактатов пропагандистского характера,

написанных проповедниками и чиновниками из колоний, заинтересованными в росте

иммиграции226. По этому поводу Дж. Чайнард отметил: «…Америка как состояние ума и как

мечта существовала задолго до того, как ее открыли. С самых ранних дней Западной цивилизации

люди мечтали о потерянном Рае, о Золотом веке, где было бы изобилие, не было бы войн и

изнурительного труда. С первыми сведениями о Новом Свете возникло ощущение, что эти мечты

и стремления становятся фактом, географической реальностью, открывающей неограниченные

возможности»227.

Если первые переселенцы были по большей части англичанами, то уже в XVIII в. среди

них было много выходцев из Ирландии и Шотландии. Также в числе новых иммигрантов было

достаточно много немцев, оседавших в основном в Пенсильвании. В последние пятнадцать лет

перед Войной за независимость из Европы в Америку отправилось более 220 тысяч человек228.

Вплоть до начала Американской революции жители колоний не воспринимали себя в

полной мере как не-британцы. Более того, как показал С.И. Жук, на повседневном уровне

выходцы с Британских островов вообще относились с неприязнью ко всем переселенцам иного

происхождения (т.е. немцам, голландцам, шведам, неграм-невольникам) и, с их точки зрения,

«странного» вероисповедания (квакерам, католикам, голландским кальвинистам и др.)229. Такие

тенденции, несмотря на естественное размывание «европейской» идентичности продолжали

сохраняться вплоть до революции.

Следует отметить, что американские колонисты верили в верховенство закона и считали

себя законопослушными поддаными английской короны. Тем более неожиданным для них стало

225 Appleby J. Op. cit. P. 240. 226 Гаджиев К.С. Указ. соч. С. 177-178. 227 Чайнард Дж. Американская мечта // Литературная история Соединенных Штатов Америки. Т. I. М.:

Прогресс, 1977. С. 268. 228 Более подробную статистику о социальном составе переселенцев и причинах иммиграции в

Северную Америку можно найти в: Bailyn B. Voyagers to the West. NY: Vintage, 1986. 229 Жук С.И. Восприятие европейскими поселенцами колониального общества // Американская

цивилизация как исторический феномен. М.: Наука, 2001. С. 16-30.

65

нарушение британским парламентом принципа «нет налогообложения без представительства» в

1760-х гг. С этого момента вплоть до начала самой Войны за независимость американские

мыслители, такие как Дж. Отис, У. Блэкстоун, Б. Франклин, не раз пытались доказать

недопустимость нарушения их прав как жителей Британии, лишь живущих в Новом свете, не

уставая заверять чиновников метрополии в своей верности короне230.

Лишь английский радикал Томас Пейн в 1776 г. в памфлете «Здравый смысл» впервые

призвал откреститься от каких-либо связей с Англией и избавиться от предрассудка, что во всем

виноват парламент, ведь «король не потерпит никаких законов, кроме тех, которые отвечают его

целям»231, ознаменовав начало эры американского государственного республиканизма.

Будущее колоний связывалось не с национальным (американским) государством, а со

сложноустроенной империей. Как верно отмечает Г. Вуд, в 1776 г. «революционеры создали не

одну республику, а тринадцать». Декларация независимости провозглашала образование

нескольких независимых государств (штатов). По другому точному замечанию, различия между

ними были столь велики, что затем, при успешном отделении от Великобритании, вполне могли

стать причиной воин232.

«Американские революционеры не могли создать новую нацию, – считает один из

главных специалистов по интеллектуальной истории США конца XVIII в. П. Онаф, – потому что

их республиканская империя была установлена союзом свободных штатов, учрежденных

отдельными народами, которые сами по себе были сформированы смешением поселенцев разных

наций Европы»233. Исходя из этого, логичным будет вопрос: если каждый штат населяет

отдельный «народ», как виргинцы или пенсильванцы, то какую общность тогда представляет

Конгресс и федеральное правительство? Легко ответить – американцев, но кто они такие, если в

каждом американце легко узнается недавний англичанин, немец, швед или голландец. Вопрос о

том, кто же такой этот американец, оказывается слишком сложным234.

Если у европейцев существовали свои языки, своя история, свои места памяти и своя

культура (даже если все это в той или иной степени конструировалось), то в случае США все это

отсутствовало. Возможно, именно поэтому исследователи американской нации большее

230 Согрин В.В. Политическая история США XVII-XX вв. С. 29-34. 231 Пейн Т. Избр. соч. М.: Издательство Академии Наук СССР, 1959. С. 42. 232 Taylor A. American Revolutions. P. 350-351. 233 Онаф П.С. Американская революция и национальная идентичность. С. 74. 234 См. краткий обзор историографии по вопросу американской идентичности в эпоху революции см:

Онаф П.С. Американская революция и национальная идентичность. С. 71-73.

66

внимание уделяют идеям или принципам, принятие которых и делало американца

американцем235.

Как точно отметил Э.Я. Баталов, у жителей новообразованных США «не было под боком

ни «просвещенной» Европы, ни «седой» Азии, и им почти не приходилось балансировать между

комплексом неполноценности и комплексом величия. Уже вскоре после своего образования

США стали ощущать свою самобытность, самоценность, самодостаточность, свое величие и

предназначение...»236. В основе этого чувства был сплав либеральных ценностей, протестантской

этики, которую С. Хантингтон вообще называет «сердцем американской культуры»237, и

осознание своих англосаксонских корней238.

Знаменитый С.Дж. де Кревекер в 1782 г. указывал, что американцы разделяют чувство

уважения к закону и ими движет дух усердия. Но главное, все они строят общество свободных и

равных людей239, в котором происхождение конкретного человека будет не столь важно: «В

Америке из представителей разный наций выплавляется новый народ, чьи труды и потомки

когда-нибудь произведут в мире величайшие перемены»240. Следует обратить внимание на то,

что среди перечисляемых далее Кревекером народов нет ни одного, который бы не исповедовал

протестантизм и не имел западноевропейского происхождения. «Плавильный котел», о котором

пишет Кревекер, подразумевает, что американцы должны быть белыми англосаксонскими

протестантами. Именно концепция WASP до начала XX в. станет определять c этнической точки

зрения, кто есть «стопроцентный американец».

Революция, закончившаяся победой колонистов, хотя и дала желанную свободу, но

поставила ряд важных вопросов перед рождающейся нацией. Каким должно быть правление?

Как много власти следует передать федеральному правительству? Как следует проводить

фискальную политику? Как быть с «особым институтом» рабства и что делать с индейцами, если

экспансия на Запад неизбежна и крайне желательна? Эти и многие другие проблемы с первых

дней существования независимых Соединенных Штатов стали вести к общественным

235 Одним из первых, кто на это обратил внимание, был исследователь Г. Кон, в своей работе,

посвященной американскому национализму, сделавший акцент на политико-идеологическом факторе:

Kohn H. American Nationalism: An Interpretative Essay. NY: MacMillan, 1957. 236 Баталов Э.Я. Указ. соч. С. 33. 237 Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности. М.: ACT, Транзиткнига,

2004. С. 108. 238 Политическая система США. Актуальные измерения / ред. С.А. Червонная, В.С. Васильев. М.: Наука,

2000. С. 261–262. 239 Кревекер С.Д. де. Указ. соч. С. 557-558. 240 Там же. С. 560.

67

дискуссиям, лидерами которых были отцы-основатели, а затем – и к формированию партийной

системы241.

Парадоксально, но в среде предводителей недавней революции никто не был сторонником

разделения на политические фракции. Они считали, что успех нового государства зависел,

прежде всего, от сохранения гармонии и единства. Следовательно, партии изначально

воспринимались негативно: они только вызывали ненужные споры и сеяли раздор. В одной из

статей «Федералиста» утверждалось, что они вносят нестабильность в систему, а политические

авторитеты, увлеченные межпартийными баталиями, забывают об общественном благе242.

В Конституции ничего не было сказано о партиях, а процедура избрания президента

предполагала, что они будут выдвигаться самостоятельно, а не от лица какой-то группы. Тем не

менее, вопреки всеобщему сопротивлению партии все же возникли, сначала лишь в виде фракций

в Конгрессе, а затем пустив корни на уровне населения штатов. Несмотря на желание

американцев сохранить политическую гармонию, первые годы существования США по меткому

выражению М. Смелзера стали именоваться «веком страстей»243. В этот период каждая из партий

ставила под вопрос лояльность другой государству, понося ее всяческими способами в том числе

и через использование прессы244. В процессе этих споров постепенно рождалась как

политическая культура страны, основанная на конкуренции идей и сосуществующих партий245.

Однако, нельзя сказать, что признание права на существование «Другого» политического

мнения, означало снижение градуса накала борьбы между фракциями. Наоборот, как показало

недавнее блестящее исследование Дж. Фриман, вплоть до начала Гражданской войны Конгресс

все более и более становился похожим на поле битвы, а не на арену для дискуссий. В период

1830-1860 гг. было задокументировано более 70 инцидентов, когда недовольные друг другом

члены Сената и Палаты представителей шли в рукопашную или даже устраивали дуэли246. Пусть

этот период и выходит несколько за хронологические рамки нашего исследования, однако эти

цифры довольно наглядно показывают во что превратится межпартийная борьба в США,

начавшаяся с публикации вроде бы безобидных памфлетов в адрес противников247. Как

оказалось, они могут быть более чем обидны и оскорбительны. Преждевременная смерть в 1804

241 Усанов П. Загадки Американской революции 1775-1783 годов // Загадки модернизации: К 60-летию

Отара Леонтьевича Маргания: сборник статей / сост Д.Я. Травин. СПб.: Издательство Европейского

университета в Санкт-Петербурге, 2019. С. 75-99. 242 Мэдисон Дж. Федералист № 10 // Федералист. С. 85-86. 243 Smelser M. The Federalist Period as an Age of Passion // American Quarterly. 1958. Vol. 10. No. 4. P. 391-

419. 244 Например, см.: Филимонова М.А. Пресса становится властью: Политические дискуссии на страницах

периодической печати в США в конце XVIII в. Курск: Курск. гос. ун-т, 2016. С. 86-126. 245 Вуд Г. Идея Америки: размышления о рождении США. М.: Весь мир, 2016. С. 316-317. 246 Freeman J.B. The Field of Blood: Congressional Violence and the Road to Civil War. NY: Farrar, Straus and

Giroux, 2018. P. 8. 247 См. например: Филимонова М.А. Пресса становится властью. С, 59-61.

68

г. А. Гамильтона, тогда секретаря казначейства, после дуэли с вице-президентом А. Бэрром тому

самый яркий пример248.

Что же было причиной этих, в прямом смысле слова, кровопролитных политических

баталий, раздиравших американское общество? В первую очередь, это было беспокойство за

свободу в очень широком смысле.

Как отмечает Э.А. Баталов, «Соединенные Штаты воспринимаются самими

американцами и большинством наблюдателей со стороны как страна индивидуальной свободы и

отождествляются, прежде всего, с личной свободой, в том числе по отношению к государству.

<…> Кризис национальной идентичности для американца – это прежде всего кризис его

индивидуальной свободы, а преодоление кризиса – это укрепление положения индивида в

обществе – и как гражданина, и как человека»249.

Главным вызовом, который угрожал индивидуальной свободе в эпоху Ранней

Республики, была фискальная система. После окончания Войны за независимость выяснилось,

что успешность государства неотделима от стабильности финансовой системы страны. А.

Гамильтон в начале 1790-х гг. предлагал план по реорганизации экономики страны, который

включал в себя создание национального банка, увеличение налогов и пошлин, а также готовность

правительства взять на себя обязательства по долгам. Проект реформы в значительной степени

ориентировалась на английский опыт и быстро получила поддержку со стороны торговцев,

производителей промышленности и экономистов250. Однако, широкие круги общественности

восприняли ее как угрозу свободам. Например, Томас Джефферсон считал, что проект

Гамильтона «исходит из принципов, враждебных свободе, и рассчитан на подрыв и разрушение

республики»251.

Разумеется, Гамильтон ничего подобного не хотел: проблема заключалась в понимании

фундаментальных основ строящегося государства. Если гамильтоновские федералисты за

образец брали Великобританию и ее сильную центральную власть, за что их зачастую обвиняли

в скрытом монархизме, то джефферсоновские демократы, наоборот, хотели передать больше

прав и свобод штатам.

Кроме того, была и разница в представлениях об «идеальном американце» будущего. Если

Гамильтон и Вашингтон считали, что он будет являться политически сознательным и

экономически независимым джентльменом, то Джефферсону больше импонировала фигура

248 Freeman J.B. Dueling as Politics: Reinterpreting the Burr-Hamilton Duel // The William and Mary Quarterly.

1996. Vol. 53. No. 2. P. 299. 249 Баталов Э.А. Указ. соч. С. 34-35. 250 Вуд Г. Указ. соч. С. 320-322. 251 Thomas Jefferson to George Washington, 9 September 1792 // Founders Online. URL:

https://founders.archives.gov/documents/Jefferson/01-24-02-0330 (дата обращения 11.09.2019).

69

просвещенного ремесленника и фермера252. И хотя Джефферсон ошибался, веря в силу

меркантилистского вектора развития национальной экономики и настаивая на приоритете

внешнего рынка, а не внутреннего, он угадал, в какую сторону развернется демократия в

Америке. В его основе, как метко выразился Г. Вуд, стоял «род простых, суровых, равноправных

и добродетельных людей», которые считали залогом своего будущего процветания

республиканское правление253.

Следует осознавать, что для рубежа XVIII-XIX вв. политический эксперимент

Соединенных Штатов был совершенно удивительным. Самая передовая часть мира на тот

момент – Европа – управлялась монархиями разной степени просвещенности. Таким образом,

американцы с самого начала воспринимали себя уникальными людьми. Успех республиканского

проекта требовал от них особых качеств, добродетелей, способности пожертвовать своими

личными интересами ради общего блага254.

Все это формировало совершенно особенное понимание американцами себя и своего

места в мире. Всему, чем они обладали, они были обязаны лишь себе и своему труду. Как метко

отмечает Э.Я. Баталов, «Представление о том, что каждый – кузнец своего счастья, что воля и

целеустремленность сильнее обстоятельств, американец усваивает с младых ногтей, и даже

жизненные неудачи не могут заставить его расстаться с этой верой»255.

Вера – это очень правильное слово в данном контексте. Именно соединение либеральных

(если не либертарианских) ценностей и протестантского этоса с его нацеленностью на успех

рождают гражданскую религию американцев, в которой они определяют себе особенное место.

Именно глубинное осознание этой уникальности, возможно, помогло США пережить

сложные 1790-ые гг., полные споров и сомнений. Как тонко показала М.А. Филимонова, львиная

доля всех политических дрязг и дискуссий в Америке того десятилетия была посвящена

Французской революции256. И как кажется, причиной тому было не то, что она действительно

сотрясла европейское политическое устройство, но и то, что французы фактически повторяли

пример американцев, пытаясь сбросить с себя оковы «старого порядка» и построить республику.

«Франция представляет Америке бесценный опыт тех опасностей, которым может

подвергаться демократия», - пишет М.А. Филимонова257. И это совершенно верно. Как оказалось,

252 Gordon-Reed A., Onuf P.S. “Most Blessed of the Patriarchs”: Thomas Jefferson and the Empire of the

Imagination. NY: Liveright Publishing Corporation, 2016. P. 190-192. 253 Вуд Г. Указ. соч. С. 400. 254 Там же. С. 397. 255 Баталов Э.Я. Указ. соч. С. 249. 256 Филимонова М.А. Пресса становится властью. С. 129-148. 257 Там же. С. 134.

70

Французская революция быстро стала слишком радикальной для американцев, которые стали

рассматривать ее как неудачную попытку имитировать свой успешный революционный опыт258.

Разочарование в способности Франции повторить республиканский эксперимент США

привело к двум вещам. Во-первых, это только усилило чувство собственной уникальности

американцев. Во-вторых, давало урок умеренности. Уже в 1800 г. Т. Джефферсон в своей

инаугурационной речи предлагал найти компромисс между главными политическими силами,

взывая к общим для всех принципам: «Все мы — республиканцы, все мы — федералисты. <…>

Итак, давайте с мужеством и твердой уверенностью придерживаться наших федеральных и

республиканских принципов, нашей преданности Союзу и представительскому

правительству»259. Предложение третьего президента США невольно было реализовано только

после 1812 г. и начала войны с Англией, которая смогла сплотить американцев, и открыло дорогу

«эре доброго согласия».

Названная так по причине отсутствия межпартийных противостояний – федералисты,

которым традиционно приписывались пробританские взгляды, ушли с политической авансцены

– эта эпоха характеризуется доминированием республиканцев. Современники воспринимали ее

период долгожданной стабильности после трех бурных десятилетий, прошедших после

окончания Революции260.

В действительности внутри обманчиво спокойного общества разгорались сразу несколько

крупных конфликтов, самым прямым образом влиявших на формирование американской

идентичности.

Все более отчетливо стала проявляться регионализация государства. Промышленная

революция, начавшаяся еще в 1810-х гг., шла неравномерно261. Если Северо-Восток в целом

повторял британский вариант индустриализации, то остальные регионы развивались по

собственным траекториям: на Западе имело место экстенсивное производство, а Юг во время

«хлопкового бума» рекрутировал рабочую силу за счет института рабства, получившем второе

дыхание262. Дискуссии вокруг «особого института» становились все более важным элементом

американской «повестки дня» и причиной политических кризисов263.

258 Вуд Г. Указ. соч. С. 401. 259 Jefferson Th. First Inaugural Address. In the Washington, D.C. Wednesday, March 4, 1801. URL:

http://www.bartleby.com/124/pres16.html (дата обращения 17.09.2019). 260 Нечай С.Л. Внутренняя политика США и проблема партий в президентство Дж. Монро (1817-1825

годы). Брянск: Курсив, 2015. С. 84. 261 Шпотов Б. М. Промышленный переворот в США: В 2 ч. Ч. 1. М.: Академия наук СССР, Ин-т

всеобщей истории, 1991. С. 91. Также тезисно о промышленной революции начала XIX в. в США см:

Доббин Ф. Формирование промышленной политики: Соединенные Штаты, Великобритания и Франция

в период становления железнодорожной отрасли. М.: Издательский дом ВШЭ, 2013. С. 67-74. 262 Шпотов Б. М. Была ли на Юге и Западе США промышленная революция? Постановка проблемы. //

Американский ежегодник 2000 / Отв. ред. Н. Н. Болховитинов. М.: Наука, 2002. С. 33-49. 263 Dangerfield G. The Era of Good Feelings. P. 199-232; Gordon-Reed A., Onuf P.S. Op. cit. P. 143-150.

71

Экспансия США на Запад только усугубляла неразрешенные проблемы. В 1803 г. у

Наполеона была приобретена Луизиана, огромная территория, простирающаяся от реки

Миссисипи до Скалистых гор, что позволило увеличить размер Соединенных Штатов вдвое. В

1817-1819 гг. после сложной авантюрной комбинации с участием генерала (а в будущем

президента) Эндрю Джексона был заключен договор Адамса-Ониса, что привело к передаче

Испанией Флориды США и признание прав американцев на западные территории вплоть до

Тихого океана по 42-й параллели. В это же время был заключен договор с Великобританией, по

которому Орегон объявлялся зоной совместного владения на 10 лет. В 1827 г. он был продлен на

неопределенный срок.

На новоприобретённые территории стали переселяться жители как из южных, так и

северо-восточных штатов. Первые переезжали на Запад вместе с темнокожими невольниками.

Когда колонисты из Миссури попросили принять их в США в 1818 г., это сделало проблему

рабовладения главной «повесткой дня» и привело к ожесточенным спорам в Конгрессе и на

страницах газет.

С одной стороны, многие противники рабства из северных штатов, где оно было отменено

на рубеже XVIII-XIX вв., утверждали, что все люди, согласно Декларации независимости,

рождены свободными. Стоит, правда, признать, что в глазах северян понятие «свободного»

человека зачастую не являлось синонимом «равного». Черные американцы севернее Линии

Дикси действительно было свободными, но в глазах многих белых они отнюдь не были равными,

как по своим правам, так и по способностям264. Тем не менее, к 1830-м гг., благодаря

аболиционистам стала популяризироваться идея о «полном» равенстве белых и черных

американцев.

С другой стороны, конгрессмены-южане полагали, что у федерального правительства нет

права решать за колонистов, каким именно будет новый штат: свободным и рабовладельческим.

Также, по их мнению, «особый институт» несет Просвещение афроамериканцам и отвечает духу

христианства265. В дальнейшем представители Юга будут утверждать о том, что в основе любого

общества лежит принцип, предполагающий, что эксплуатируемый класс освобождает от

тяжелого труда ту часть общества, которая отвечает за прогресс всей системы266.

С точки зрения одного из идеологов Юга Джона Кэлхуна, тот факт, что в США таким

классом стали темнокожие, и так рожденные неполноценными, делает рабовладельческую

систему «самой надежной и устойчивой основой свободных институтов во всем мире»267. Кроме

264 Norton M.B., etc. Op. cit. P. 164-166. 265 Нечай С.Л. Указ. соч. С. 157-160. 266 Norton M.B., etc. Op. cit. P. 233-234. 267 Паррингтон В. Основные течения американской мысли. Т.2. М.: Изд-во иностранной литературы,

1962. С. 101.

72

того, он доказывал, что рабовладение является гарантов экономического развития и

благополучия всего региона.

Итогом общественной дискуссии 1820 г. стал компромисс, по которому Миссури де-факто

входил в состав союза как рабовладельческий штат. Одновременно США пополнились Мэном,

оставшимся свободным. Хотя такое решение, как казалось, сняло напряжение, на самом деле оно

представляло собой бомбу замедленного действия.

Миссурийский компромисс показал, что проблема рабства является главным вызовом

американской идентичности. Она вызывала секционизм и продолжила оказывать влияние на рост

Соединенных Штатов по мере распространения страны на Запад. Именно проблема Миссури, как

считают исследователи, в конечном счете привела к началу Гражданской войны (1861–1865)268.

Расширение территории и увеличение численности населения не могли не принести

новых веяний в политическую культуру США. На смену «эре добрых чувств» в середине 1820-х

гг. пришла джексоновская демократия. Администрация Эндрю Джексона принесла много нового

в стиль управления государством. В отличие от президентов рубежа XVIII-XIX вв. новый хозяин

Белого Дома, не скрывая, заигрывал с толпой, обещал децентрализацию правительство и

свободную торговлю. В эту эпоху оформляются массовые партии современного типа,

охватывающие почти все крупные и мелкие города в стране, а также «обкатываются» на практике

современные методы агитации и мобилизации избирателей: митинги, демонстрации,

предвыборные поездки и т.п. Т.В. Алентьева указывает, что именно в этот период политические

мероприятия становятся поистине массовыми: на выборы 1840 г. явилось 80,2%

зарегистрированных избирателей269.

Именно этот факт дает основание многим историкам называть данный период «эрой

обычного человека», «веком эгалитаризма» или «эпохой рыночной революции». Тем не менее,

более привычным и распространенным термином остается эпоха «джексоновской

демократии»270.

Также на этот период приходится обострение индейской проблемы. К началу

президентства Э. Джексона число коренных жителей Америки, живших по обеим сторонам реки

Миссисипи, составляло примерно 250 тыс. человек271. Ввиду немногочисленности, военной

слабости и особенностям культурного уклада им приходилось или ассимилироваться с

соседними племенами (как это сделали гуроны, растворившись среди ирокезов), или уходить на

свободные земли, или попытаться каким-то образом встроиться в общество белых американцев,

268 Sauers R.A. Key Concepts in American History: Nationalism. NY: Chelsea House, 2010. P. 29. 269 Алентьева Т.В. Технологии «пиара» в Джексоновскую эпоху в США. С. 48. 270 Atkins J. The Jacksonian Era, 1825-1844 // A Companion to 19th-Century America / Ed. by W.L. Barney.

West Sussex, UK: Wiley-Blackwell, 2001. P. 19. 271 Historical Statistics of the United States. P. 14.

73

продвигавшихся все дальше и дальше на запад. Самым ярким примером такой политики могут

служить так называемые пять цивилизованных племен (чероки, чикасо, чокто, крики и

семинолы), которые не только адаптировались к жизни в новых условиях, но и создали свою

грамоту, надеясь на более-менее достойное существование на своих землях. Другим вариантом

выживания в условиях экспансии США была империя команчей, которая в первой половине XIX

в. была достаточно сильна, чтобы напугать Эндрю Джексона и заставить его перейти к политике

активной конфронтации и насильственного переселения индейцев272.

Новый этап отношений с ними начался в 1830 г., когда Конгрессом был принят Закон о

переселении индейцев. В соответствии с ним государство выделяло большие территории к западу

от р. Миссисипи (нынешняя Восточная Оклахома) для переселения коренного населения с их

родных земель. При добровольном переезде на основе подписания договора с правительством

США индейцам была обещана финансовая помощь и компенсации, а также президентская

гарантия защиты нового места проживания. Большая часть этих договоров была заключена или

выполнена с нарушениями. Так, представители власти зачастую угрожали расправой, подкупали

или принудительно выселяли индейские племена с их территорий, выделяя каждому из них не

отдельные участки на Западе, как было предусмотрено по закону, а подселяя их к другим

племенам273. Особенно упорно сопротивлявшиеся племена были под военным конвоем

препровождены на отведенные им земли насильно. Эта «Дорога слез» привела к гибели

нескольких тысяч индейцев чероки, для которых странствие за р. Миссисипи продолжалось три

года274. После «освобождения» миллионов акров земли на юго-востоке в 1836 г. было создано

специальное Бюро по делам индейцев, призванное контролировать деятельность резерваций.

Постепенное расширение территории США привело к 1840-м гг. к тому, что в рамках

одного государства существовало несколько регионов, отличных друг от друга в социально-

экономическом и культурном плане. Так, можно выделить в отдельные секции Юг, Северо-

Восток и Северо-Запад, включавший в себя новообразованные штаты или осваивавшиеся

территории275. Население новых штатов на Западе росло достаточно быстрыми темпами. Так,

численность жителей юго-восточного фронтира (Алабама, Миссисипи, Луизиана, Арканзас,

Миссури), а также Флориды между 1820 и 1840 гг. выросло с 440 тыс. до 1,85 млн., а Северо-

Запада (Огайо, Индиана, Иллинойс, Мичиган, Висконсин) – с 800 тыс. до 3 млн276.

272 Hämäläinen P. The Comanche Empire. New Haven: Yale University Press, 2008. P. 141-143. 273 Власова М.А. К вопросу о сущности либеральной политики Эндрю Джексона // Новый взгляд на

историю США. Американский ежегодник, 1992. М.: Наука, 1993. С. 116-135. 274 Frank A.K. Native American Removal // A Companion to the Era of Andrew Jackson / ed. by S.P. Adams.

West Sussex, UK: Wiley-Blackwell, 2013. P. 407. 275 Миньяр-Белоручев К.В. Указ. соч. С. 6-7, 19-23. 276 Там же. С. 30-31.

74

Экспансия американцев на Запад, рост населения, активное вовлечение общества в

политический процесс в эпоху «джексоновской демократии» приводит к окончательному

формированию концепции американской исключительности.

Рожденная вместе с первыми колонистами-пуританами, высадившимися в Новой Англии,

она в XVIII в. претерпела существенные изменения, эволюционировав от сугубо религиозной

идеи «спасения через Бога» в американском «Новом Ханаане» до сугубо светского концепта

«нации-спасительницы» в период Войны за независимость277. Затем на фоне успеха

строительства нового американского государства концепт «исключительности» соединился с

идеей экспансионизма, а это, в свою очередь, стало основой новой имперской идеологии278.

Попытки обосновать и реализовать эту новую парадигму внешней политики велись уже с 1830-

х гг., что привело на практическом уровне к уже упоминавшейся неоднозначной индейской

политике, а на идейном – к доктрине Manifest Destiny, основное содержание которой было

сформулировано в 1839 г. журналистом Дж. О’Салливеном279. Концепция «предопределения

судьбы» стала, по сути, квинтэссенцией всех поисков американцами своего национального

характера после окончания Войны за независимость. В ней выражалась вера американцев в идеи

свободы и равенства, превосходства республиканских институтов, либерализма и экспансии как

залога процветания. Однако, ключевой составляющей Manifest Destiny, было убеждение в

мессианской роли США. Именно Америке предстояло принести людям свет Просвещения и

демократии.

Период последней четверти XVIII – первой трети XIX вв. был очень разным для России и

США. Однако, как ни удивительно, местами они решали похожие задачи.

Российская империя находилась в этот период на вершине своего международного

могущества. В последние десятилетия XVIII в. страна смогла приобрести значительные

территориальные владения, включив в свой состав часть Польши и далеко продвинувшись в

северном Причерноморье и Кавказе. Великая французская революция и последовавшие за ней

события определили внешнюю политику государства. Россия почти без перерыва (если не брать

в расчет период 1807-1812 гг.) участвовала в войнах антинаполеоновских коалиций. Поражение

Наполеона в 1812 г. и его отступление завершились в 1814 г. Венским конгрессом, который стал

звездным часом Александра I и ознаменовал создание новой системы международных

отношений. Образование Священного союза по инициативе российского императора стало

символом консервативного поворота страны и превращения России в передовую державу

277 Гаджиев К.С. Указ. соч. С. 272-274. 278 Там же. С. 275. 279 Сиротинская М.М. Указ. соч. С. 101-103. Само словосочетание Manifest Destiny появилось в 1845 г.

75

континента и международного «жандарма», вызывающего опасения со стороны все более

либерализующихся в ходе революций и реформ государств Старого Света.

В отличие от России, положение США на международной арене в рассматриваемый

период было намного более шатким. Победив Великобританию в Войне за независимость,

американцы вплоть до середины второго десятилетия XIX в. оказывались зависимы в выборе

своего внешнеполитического курса от европейских неурядиц. Только итоги англо-американской

войны 1812-1815 г. определили сценарий дальнейшего развития государства. Им становится

континентальная экспансия в сторону Тихого океана. Покупка Луизианы в 1803 г. подготовила

почву для освоения и колонизации Запада и оказала ключевое воздействие на формирование

американского национального проекта. Провозглашение в 1823 г. Доктрины Монро

символизировало готовность США взять на себя лидерство в Западном полушарии. За

следующие 15 лет американцы смогли подтвердить свои имперские претензии и стать важным

игроком на международной арене.

Несмотря на всю разность международного положения и политического строя, бывшие

североамериканские колонии связывали с Россией партнерские отношения. В отличие от стран

Европы США не имели со своим заокеанским соседом каких-либо территориальных споров или

точек конфликта. Более того, по тем или иным причинам в рассматриваемый нами период

российские правители помогали США в сложных геополитических ситуациях, как это было во

время Войны за независимость (вооруженный нейтралитет Екатерины II) или эпохи 1812 г.

(предложение о посредничестве Александра I). Дополнительным фактором, который играл на

руку обеим странам было то, что обе они считали полезным партнерство, так как их общим

стратегическим противником выступала Великобритания. Указанные выше моменты, а также

традиции взаимовыгодных торговых отношений, помогали двум странам находить компромиссы

даже ввиду постепенно нараставшей угрозы столкновения интересов на Аляске. Несмотря на

активную политику экспансии США на Запад, торговое соглашение 1832 г. еще раз подтвердило

«дружбу» двух стран.

Учитывая, что анализ представлений о «Другом» будет проводится не только с учетом

внешнеполитических, но и внутренних контекстов, важно было также обратиться к проблеме

формирования национальных идентичностей россиян и американцев.

В изучаемый период образованная часть российского общества пыталась определить свое

место в ряду наций. Сложность этой задачи обуславливалась двумя факторами. Во-первых, элита

страны чувствовала свою оторванность от крестьянской массы, которая составляла большую

часть населения империи. Во-вторых, она все более осознавала свою инаковость по отношению

к Европе. Начавшаяся на рубеже веков дискуссия о сущности «русскости» была прервана

восстанием декабристов. Она будет возобновлена только на рубеже 1820-1830-х гг. после

76

публикации «Философических писем» П. Чаадаева. Примерно в этот момент начинают

оформляться основные «версии» русского национализма. Они представлены консервативной

государственнической «теорией официальной народности», западническом, предполагающим,

что Россия есть органичная часть Европы, а также славянофильством, которое предлагало найти

россиянам свой «особый путь».

В отличие от россиян, жители США с самых первых дней после провозглашения

независимости осознавали свою инаковость. Мессианизм американцев тесно увязывался как с

чувством протестантской исключительности, так и с осознанием уникальности

республиканского эксперимента. Результатом этого было появление гражданской религии,

главными добродетелями которой считались свобода, равенство, индивидуализм, а также

установка на труд и успех. В отличие от европейцев, американская нация конструировалась на

базе идей, а не на общности этнического происхождения и истории. В ходе общественных

дискуссий и политических кризисов США рубежа XVIII-XIX вв. постепенно происходит

«обретение» формулы успеха государства и ее граждан. Ею становится экспансия и колонизация,

с которой ассоциируются все надежды и мечты американцев. Итогом всей эпохи становится

формулировка доктрины Manifest Destiny, которая стала воплощением всех амбиций молодых

Соединенных Штатов.

Рассмотренные международные и внутренние контексты призваны облегчить понимание

того, как конструируются образы американского и русского «Другого» в России и США

соответственно. Именно сквозь призму внешнеполитической и социокультурной «повестки дня»

представители обеих стран будут сначала формировать представления о заокеанском соседе, а

затем проверять на прочность во время непосредственной встречи с ним.

77

ГЛАВА 2. ДИСКУРС МОДЕРНИЗАЦИИ В РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИХ

ОТНОШЕНИЯХ

§1. Формирование представлений о США в российском обществе в эпоху

атлантических революций

Начавшаяся в 1775 г. Война за независимость между Великобританией и ее

американскими колониями стала первой из череды так называемых «атлантических революций»,

объединенных общим культурно-идеологическим контекстом280. Русская рефлексия о ее

причинах и целях восставших заложила основу представлений об американцах, своего рода

предзнание. Впоследствии российская общественность на рубеже столетий с большим интересом

наблюдала за республиканским экспериментом Соединенных Штатов, пытаясь осмыслить его в

контексте внутреннего общественно-политического дискурса и переживаемого опыта

Французской революции и Наполеоновских воин. Попытаемся проследить содержательное

наполнение репрезентаций американцев на страницах отечественной прессы и публицистики.

Дискуссия об Американской революции и ее итогах в российском обществе на рубеже XVIII-

XIX вв.

Для начала следует восстановить в памяти образы Революции и американцев в глазах

современников. Основным источником информации о происходящем за океаном являлась

периодическая печать. Следует учитывать, что две главные газеты страны, «Санкт-

Петербургские ведомости» и «Московские ведомости» являлись официальными органами печати

страны, что влияло на их содержание. Их характерными чертами были стандартизированность

подачи информации. В целом, обе газеты отражали точку зрения государственной власти на те

или иные события. Их основными читателями были чиновники и дворянство двух крупнейших

российских городов. Иными словами, эти газеты напрямую адресовались небольшому пласту

образованных россиян XVIII в. Именно их мнение «Ведомости» и отражают в первую очередь281.

280 Armitage D., Subrahmanyam S. Introduction: The Age of Revolutions, c. 1760-1840 – Global Causation,

Connection, and Comparison // The Age of Revolutions in Global Context, c. 1760-1840 / ed. by D. Armitage,

S. Subrahmanyam. NY: Palgrave Macmillan, 2010. P. XIII.; De Francesco A. The American Origins of the

French Revolutionary War // Republics at War, 1776–1840: Revolutions, Conflicts, and Geopolitics in Europe

and the Atlantic World. / ed. by P. Serna, A. De Francesco, J.A. Miller. NY: Palgrave Macmillan, 2013. P. 27-

45. 281 История русской журналистики XVII–XIX веков (под ред. А.В. Западова). М.: Высшая школа, 1973.

URL: http://evartist.narod.ru/text3/03.htm#з_02 (дата обращения: 24.05.2020).

78

Несмотря на консервативный характер обеих газет, как показал Н.Н. Болховитинов,

проанализировав огромный пласт материалов периодической прессы, общественность

относилась при Екатерине II было достаточно амбивалентным282.

С одной стороны, она представляла американцев простыми бунтовщиками, а их

положение почти безвыходным. Многократно подчеркивалось, что простые колонисты не

желают войны и сохраняют верность британской короне. Солдаты же, поначалу поверив в

сладостные речи лидеров Войны за независимость, потеряли в них веру, так что генералам

революционной армии приходилось заставлять их идти на поле брани283. «Московские

ведомости» от 17 июля 1779 г., например, передавали письмо из Нью-Йорка, в котором

выражалось следующее мнение: «Американцы сами крайне желают примирения с Англиею,

зная, что чрез то, свергут они с себя тяжкое бремя Конгресса, и вместо несносной и бедственной

войны, будут наслаждаться приятным спокойствием и тишиною»284.

Подобная оптика российской прессы легко объяснима. Во-первых, газеты в Санкт-

Петербурге и Москве черпали большую часть своей информации об Америке из английских

источников. В этой связи неудивительно, что образы Соединенных Штатов были полны

негатива. Во-вторых, правительство России настороженно относилось к начавшейся Войны за

независимость. Полагалось, что при ее успехе США могут негативно повлиять на европейский

баланс сил и Северную систему, которую лелеял Никита Панин. Кроме того, существовала

возможность угрозы атлантической торговле России. Цели Декларации о вооруженном

нейтралитете, принятой 28 февраля 1780 г., были очень прагматичны: Екатерина II не пыталась

помочь революционной Америке, но защищала свои интересы285. В условиях, когда Англия

оказалась отвлечена войной в колониях, Россия обретала шанс реализовать свои

экспансионистские планы на юге в рамках «Греческого проекта». Миссия Френсиса Дейны,

отправленная Конгрессом США с целью установления с Россией официальных отношений, с

треском провалилась286.

С другой стороны, уже в начале 1880-х гг. начинают появляться статьи, которые или

пытаются предложить или более сбалансированный взгляд на события в Америке, и вообще

открыто симпатизируют революционером.

Примером нейтрального наблюдателя, например, можно назвать «Академические

известия», которые выпускались П.И. Богдановичем, в дальнейшем издателем произведений

282 Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. С. 248-251.; Он же. Россия

открывает Америку. С. 99-117. 283 Санкт-Петербургские ведомости. 13 февраля 1775. № 13.; 13 октября 1776. №83. Московские

ведомости. 5 января 1779 г. №2; 16 января 1779 г., №5; 4 мая 1779. №36. 284 Московские ведомости. 17 июля 1779. №57 285 Гриффитс Д. Указ. соч. С. 431-434. 286 Там же. С. 447-449.

79

Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Д.И. Фонвизина. В одном из своих номеров за 1781 г. журнал отмечал

недостаток денежных ресурсов у Конгресса, что серьезно осложняло ведение боевых действий.

При этом, автор с едва скрываемым ехидством добавляет, что англичане так и не смогли

воспользоваться затруднениями колонистов. В статье горячо приветствовалось принятие

Декларации о нейтралитете 1780 г., что свидетельствует не только о лояльности публициста

курсу Екатерины, но и о его симпатиях американцам287.

Намного более заметной была поддержка революционеров на страницах «Московских

ведомостей» в первой половине 1780-х гг., которыми в тот момент заведовал известный либерал

и масон Николай Новиков. Следует отметить, что за то время пока он был редактором издания,

его тираж заметно вырос, а круг читателей расширился. Как верно отмечает Н.Н. Болховитинов,

ее подписчиками стали не только «просвещенные дворяне», но и представители городского

сословия и разночинцы288.

Особенно ярко образы американцев рисовались в «Прибавлении к Московским

ведомостям», выходившие в 1783-1784 гг. На протяжении нескольких номеров подряд издание

публиковало обширную статью, посвященную обоснованиям причин Революции, а также

анализу преимуществ существования независимых Соединенных Штатов289.

Самые же восторженные слова новиковские «Московские ведомости» адресовали

генералу Вашингтону.

Будущий первый президент США был известен российской читающей публике еще по

дореволюционным публикациям. В 1754 г. еще будучи майором британской армии в Северной

Америке, он принимал участие в боевых действиях против Франции, ставших прологом

Семилетней войны. Именно со стычки отряда по руководством Вашингтона и группы

французских солдат начался ее американский «филиал»290. В дальнейшем, «Санкт-

Петербургские ведомости» отзывались о молодом офицере достаточно положительно. Впрочем,

следует повториться, это объяснялось тем, что газета по преимуществу перепечатывала данные

британской прессы291.

С началом Войны за независимость образ Вашингтона переживает изменения. Он

рисуется довольно никудышным и весьма честолюбивым военачальником. На него, как на

287 Академические известия. 1781. Ч. VII. С. 244-254. 288 Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. С. 107. 289 Прибавление к Московским ведомостям, 1784 г. №39. С. 308-312; №40. С. 313-320; №41. С. 321-328;

№42. С. 329-336; №43. С. 337-344. 290 Санкт-Петербургские ведомости. 2 сентября 1754. № 70. С. 557; 6 сентября 1754. № 71. С. 562. 291 Ушаков В.А., Бродская К.М. Джордж Вашингтон в восприятии его современников в России // Труды

кафедры истории нового и новейшего времени. 2008. № 2. / Сост. Б.П. Заостровцев. СПб.: Изд-во

СПбГУ, 2009. С. 116.

80

главнокомандующего американской армии, возлагалась ответственность за все реальные и

мнимые поражения колонистов292.

В 1784 г. в «Прибавлении к Московским ведомостям» выходит обширная биографическая

публикация о Вашингтоне и его роли в Войне за независимость. В ней революционеры

изображались истинными сынами эпохи Просвещения – разумными, беспристрастными и

справедливыми борцами за свободу и гражданские права. Несомненно, здесь чувствовалась рука

Новикова, который был известен своими радикально либеральными для своего времени

взглядами293. Вокруг же их лидера – Джорджа Вашингтона – начинает формироваться своего

рода культ. Его сравнивают с легендарными героями прошлого: Моисеем, Камиллом, царем

Леонидом294.

По мнению исследователей В. Ушакова и К. Бродской, эта публикация стоит у истоков

формирования героического образа первого президента США как эталона полководца и

политического деятеля. Он превращался из необыкновенного, но все же человека, чуть ли не в

полубога и титана295.

Объяснений этой трансформации может быть несколько. К 1784 г. уже был подписан

Парижский мир, который завершил Войну за независимость. США и фактически, и юридически

становились самостоятельным государством. При этом. как опять же точно отмечают В. Ушаков

и К. Бродская, «на фоне монархических режимов она не была еще достаточно легитимной и

респектабельной»296. Тем не менее, проблема признания в России была решена достаточно

быстро. По замечанию исследователей, уже через пару лет после окончания войны Екатерина II

свободно переписывались с недавними бунтовщиками Б. Франклином и Дж. Вашингтоном, а в

их честь поднимались тосты на политических банкетах297.

В связи с этим, следует отметить, что эпическая героизация Вашингтона становится

общим местом и в европейской общественной мысли. Французский историк Антуан Лилти,

рассматривая это явление, объясняет его причины тем, что современники были вынуждены

применять к Американской революции традиционные политические образы, связанные прежде

всего с сильной монархической властью. Именно так и происходила легитимация государства.

292 Там же. С. 122-123. 293 Гриффитс Дж. Указ. соч. С. 106-108. 294 Краткое описание жизни и характера генерала Васгинтона // Прибавление к Московским ведомостям.

1784 г. №46. С. 362-368; №47. С. 369-372. 295 Ушаков В.А., Бродская К.М. Указ. соч. С. 135. 296 Там же. С. 132. 297 Там же. С. 138.

81

Образ Вашингтона конструировался по уже готовой формуле: его представляли как отца

отечества, покровителя, защитника298.

Закрепление «вашингтонского мифа» в литературе произошло с публикацией оды

«Вольность» А.Н. Радищева. В ней генерал представал эпическим непобедимым воином за

свободу, любовь к которой уже тогда признавалась главной чертой молодой американской нации.

Таким образом получалось, что все лучшие качества национального характера

американцев оказались воплощены в лице их лидера. Отрицательный образ Вашингтона,

который был доминирующим в начале Войны за независимость, сменился благоговением перед

его фигурой, которая стала все больше идеализироваться.

Реальный Джордж Вашингтон скончался 14 декабря 1799 г. в своем поместье Маунт-

Вернон. До России эта весть дошла лишь спустя три месяца. В «Санкт-Петербургских

ведомостях» от 9 марта 1800 г. была помещена короткая заметка из Филадельфии, в которой

упоминалось о намерении Конгресса США установить монумент в память о первом

президенте299. В этот же момент естественным образом в России появляется необходимость

отрефлексировать его наследие, равно как и наследие Войны за независимости в целом.

Главным печатным изданием России первой четверти XIX в. по праву должен считаться

«Вестник Европы» Николая Карамзина, начавший выходить в 1802 г. Именно он определял

основные тренды периодической печати, за которыми следовали другие издания.

Н.М. Карамзин в начале XIX столетия уже был знаменитостью. В начале 1790-х гг. после

публикации повести «Бедная Лиза» и «Писем русского путешественника» он снискал славу

главного российского писателя. По важному замечанию А.Л. Зорина, он стал человеком, который

«перевел» европейский литературный дискурс на русский язык: Карамзин «сумел сформировать

благодарную аудиторию, готовую учиться чувствовать по символическим образцам, принятым в

современной Европе, и тем самым во многом определил дальнейшее развитие русской

литературы. По пути, проложенному Карамзиным, двинулись не только новые поколения

литераторов – ему удалось захватить своими открытиями и старших собратьев»300.

По своим политическим взглядам известный писатель примыкал к консерваторам. Стоит

отметить, что консерватизм для России начала XIX в. был характерен для бОльшей части

образованного дворянства. Как верно подмечает Т. Егерева, его формирование было ответом на

298 Лилти А. Публичные фигуры: изобретение знаменитости (1750-1800). СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха,

2018. С. 300-301; Современники-американцы тоже конструировали образ Вашингтона по образу и

подобию монархов. Подробнее об этом см.: Вуд Г. Указ. соч. С. 293-314. 299 Санкт-Петербургские ведомости. 9 марта 1800. №20. С. 775. 300 Зорин А.Л. Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX

века. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 175. URL: https://www.litres.ru/andrey-leonidovich-

zorin/poyavlenie-geroya-iz-istorii-russkoy-emocionalnoy-kultury-konca-xviii-nachala-xix-veka/ (дата

обращения: 25.04.2020).

82

радикализм Великой французской революции301. Консервативные теоретики в целом разделяли

комплекс идей, к которым относились «апология государства и сильной власти, недоверие к

реформам и нововведениям, убеждение, что с помощью воспитания можно исправить изначально

злую природу человека»302. При этом, российские умеренные теоретики 1800-х гг. на деле могли

не придерживаться последовательно строгого консервативного кредо. Это, в частности, стало

причиной неоднозначности восприятия Н. Карамзина в исторической памяти. В разные эпохи он

виделся то как махровый монархист, то как непонятый высоконравственный либерал303.

В 1802 г. в «Вестнике Европы» вышла короткая заметка под названием «О Вашингтоне».

В ней автор воспевал лучшие качества бывшего президента, самым главным из которых

оказывался не политический или военный талант, а умеренность и респектабельность:

Последние годы Вашингтоновой жизни в мирном уединении Мон-Вернона казались

ясным вечером прекрасного дня… Хозяин его занимался единственно добродетелями золотого

века; садил, пахал и сеял, окруженный множеством невольников, которые любили его как отца.

Отсюда езжал он в Филадельфию и в другие города иногда в простой коляске, иногда в

обыкновенной почтовой карете или дилижансе. Нередко случалось, что путешественники, сидя с

ним в трактире за общим столом, предлагали ему пить здоровье Генерала Вашингтона, не зная,

что он с ними обедает. – Казалось, что Революция отвратила его от Французов; по крайней мере

он удалялся от них, и без крайней необходимости не говорил уже по-французски, любив прежде

всего язык сей более всех других304.

Эта заметка представляется знаковой, т.к. в ней поднимаются сразу несколько важных для

российской общественной мысли тем, которые осмысливались посредством американского

материала.

Первая из них касается личности самого Вашингтона. Его решение уйти на покой после

восьми лет президентства вызывало искреннее восхищение у современников305. Отказ от власти

ознаменовал появление мифа о Вашингтоне как о современном Цинциннате. Напомним, Луций

Квинкций Цинциннат в культуре Нового времени считался образцом гражданской и военной

добродетели. Согласно древнеримским историописателям, когда ему предложили стать

диктатором, он согласился только благодаря долгим уговорам и тяжелым обстоятельствам, в

301 Егерева Т. Русские консерваторы в социокультурном контексте эпохи конца XVIII – первой четверти

XIX вв. Чебоксары: Новый хронограф, 2014. С. 9. 302 Там же. С. 10. 303 Подробнее о трансформациях восприятия Карамзина см.: Вацуро В.Э. Карамзин возвращается //

Карамзин: Pro et contra / сост., вступ. ст. Л.А. Сапченко. СПб.: РХГА, 2006. С. 726-745. 304 Вестник Европы. 1802. Ч.4. №16. С. 309-310. 305 Лилти А. Указ. соч. С. 301.

83

которые попал Рим – его армия находилась на грани уничтожения. После того, как Цинциннат

победил врагов, он вернулся в свое имение, отказавшись от власти. Образ скромного героя,

победоносного воина и политика, руководствующегося патриотическими ценностями, стал

центральным для описания Вашингтона в начале XIX в.

Характерно, что к образу Вашингтона возвращались не только политические или

новостные издания. Так, еще в 1796 г. в лирическом журнале «Муза», специализировавшийся на

публикации сентименталистской литературе, вышла небольшая статья «Васгингтон» Автор ее

обращался к читателю: «Когда смотришь ты на портреты славнейших ироев, чувствуешь ли

трепетание груди твоей под рукой? Глаза твой орошаются орошаются ли приятными,

драгоценными слезами? <…> Естьли это бывает с тобой, следуй твоей наклонности». Далее

рисовался абстрактный портрет настоящего национального героя, военного офицера. Среди его

качеств находились твердость, благоразумие, проницательность, человеколюбость, уважение к

солдатам, хитрость. В конце автор заключает: «Таковыми качествами соделается великим

полководцем, и уподобиться безсмертному Васгинтону»306.

Вторая тема был связана с важной исторической параллелью, которая сегодня

просматривается весьма смутно, однако для современников имела важное значение. Речь идет о

сравнении двух революций конца XVIII в. – американской и французской – а также их лидеров.

Первая из них казалась в начале XIX в. справедливой и умеренной. В статье «Вестника Европы»

автор полагал, что причины ее лежат в нежелании американцев давать право британскому

парламенту распоряжаться налогами, собираемыми с колоний307. Похожим образом объяснял

причины революции и либеральный «Дух журналов» в 1819 г.308

Другим показательным примером признания США и бывших революционеров, ставших

теперь респектабельными государственными деятелями, стала переписка между Александром I

и двумя американскими президентами. В переписке с Джефферсоном российский император

выразил свое почтение национальному характеру американцев и отметил его роль в создании

конституции309. В свою очередь, Джеймса Мэдисона царь называл «достойным и великим

другом»310, что выражало высокую степень признательности и симпатии.

306 Васгинтон // Муза: ежемесячное издание на 1796 г. Ч. IV. C. 29-31. 307 Историческое и статистическое обозрение Республики Соединенных Областей в Северной Америке //

Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 2. С. 139. 308 Дух журналов. 1819 г. Кн. 15. С. 129. 309 Александр I – Ричарду Джефферсону, 7 (19) ноября 1804 г. // Становление российско-американских

отношений, 1765-1815. С. 271. 310 Александр I – Джеймсу Мэдисону, 31 авг. (12 сент.) 1808 г. // Становление российско-американских

отношений, 1765-1815. С. 340-341.

84

Совсем иное дело обстояло с восприятием в России Французской революции, которая

потрясла весь европейский порядок до основания и представала восстанием против принципа

легитимизма в целом.

Российские читатели могли обнаружить в публикуемых статьях, что американцы тоже не

одобряют хаос и беззаконие, которые несли революционные события во Франции, несмотря на

мнимую схожесть декларируемых задач и лозунгов. Во многом именно респектабельность и

умеренность Вашингтона как лидера молодой нации была залогом этого311.

Сравнение двух революций может быть продолжено и далее. Современники проводили

параллели между их лидерами – Вашингтоном и Наполеоном. Так, одна из ранних биографий

первого американского президента начиналась со встречи юных американцев с Бонапартом,

который готовился к египетскому походу. Будущий император справлялся у них о здоровье

Вашингтона, одновременно выдающегося полководца и «основателя великой империи»312.

Конечно, сопоставление этих людей явно было не в пользу французского гения: ключевой

благодетелью героя Американской революции, которая отличала его от Наполеона, была

умеренность и обдуманность в действиях313.

Надо сказать, что и сам Наполеон обнаруживал сходство между собой и бывшим главой

США. После смерти последнего, он устроил пышную траурную церемонию и приказал

установить статую президента в галерее великих людей в Тюильри314. Тут можно усмотреть

определенную историческую иронию. Если лидеры всех последующих революций, включая

российскую, примеривали на себя роль Наполеона, то он сам несомненно видел в себе

Вашингтона315.

Таким образом, качества, за которые образованные россияне начала XIX в. уважали

первого американского президента, полностью отвечали представлениям российских

консерваторов об идеальном правителе. Он идеально воплощал их политические ценности,

характеризуемые верой в законность и любовью к разумной умеренности.

И, наконец, третья тема связана с проблемой рабства. Напомним, Вашингтон изображался

Цинциннатом, трудящимся в своем поместье: он «садил, пахал и сеял, окруженный множеством

невольников, которые любили его как отца»316. Нас сегодня не должно смущать позитивное

изображение рабства на страницах российских газет. Хотя консервативное общественное мнение

и порицало его в целом, существовало обстоятельство, при котором его воздействие считалось

311 Дух журналов. 1819 г. Кн. 15. С. 130. 312 Лилти А. Указ. соч. С. 317. 313 Вестник Европы. 1802. Ч.6. №24. С. 516-517. 314 Лилти А. Указ. соч. С. 467. 315 Следует отметить, что впоследствии эту параллель закрепил Шатобриан в «Замогильных записках».

См.: Шатобриан Ф.Р. де. Замогильные записки. М: Изд. имени Сабашниковых, 1995. С. 92-95. 316 Вестник Европы. 1802. Ч.4. №16. С. 310.

85

положительным. Рабство может принести пользу в том случае, если отношения хозяина с

невольниками строятся в рамках патерналистской модели и высшей целью является повышение

уровня цивилизованности последних. То есть, иными словами, признавалось, что рабство есть

временное состояние (насколько – это другой вопрос) и оно должно приносить благо не белому

плантатору, а, в первую очередь, чернокожим невольниками.

В 1784 г. в «Прибавлении к Московским ведомостям» Новиков опубликовал серию

очерков о США и их нравах. Одним из самых интересных являлась статья анонимного автора-

путешественника под названием «Понятие о торге невольниками», где со слов некого доктора Г.

Роде оправдывается существования института рабства.

Каким же образом этот Роде доказывает правомерность и относительную гуманность

работорговли? Во-первых, он полагает, что продажа негров в невольники происходит

неслучайно: таковы законы «нации негров», которые следует уважать. Превращение человека в

раба происходит вследствие какого-либо правонарушения: например, супружеской измены

женщины, которую муж не может просто так оставить и пережить или непосильных долговых

обязательств, вынуждающих отплатить сыном или дочерью. Также преступники могут

сохранить свою жизнь, передавшись в рабство, и, таким образом, оказать пользу обществу своим

трудом. Ну и, наконец, невольники в принципе живут лучше в Америке, чем у себя на

африканской родине317.

Далее Роде, развивая свою мысль, приходит к выводу о том, что негры сами хотят стать

рабами: «Они притворяются бодрыми <…>, ибо часто желают они лучше остаться у европейцов,

нежели возращаться к своим единоземцам». Происходит же это от естественной тяги негров,

словно детей, к Просвещению и Цивилизации, которую им приносят белые европейцы,

окружающие их человеколюбием и добротой318.

Исходя из указанного выше, следует задать вопрос: зачем Новиков это опубликовал, и

разделяли ли он и его приятель-путешественник идеи доктора Роде?

У этой публикации есть двойное смысловое дно. Сам Новиков указывает в примечании,

что все оправдания существования работорговли «не уважаются пред судилищем рассудка и

человечества, и не доказывают еще справедливости права, присвояемаго белыми человеками над

черными их собратьями»319. В целом, очевидно, что Новиков намекает на крепостное право,

которые оправдывалось в России точно таким же образом: крестьяне-де не могут самостоятельно

317 Понятие о торге невольниками (письмо от одного путешественника своим приятелям) // Прибавление

к Московским ведомостям. 1784 г. №72. С. 547-551. 318 Понятие о торге невольниками… 1784 г., №72. С. 551-552; №73. С. 553-563; №74. С. 562-564. 319 Там же. 1784 г., №72. С. 545. Примечание.

86

существовать и работать. Оттого и нужен отец-помещик, который бы искоренял лень и

просвещал крестьян аки своих детей.

Точно такая же объяснительная модель используется и для объяснения природы рабства:

«…негр Северной Америки есть щастливый работник, имеющий все нужное для себя, жены и

детей своих, и живущий без всяких забот»320.

Зачем Новикову было прибегать к столь сложному способу критики крепостного права?

Вполне вероятно, это был «эзопов язык». В условиях, когда прямое порицание российского

«особого института» было невозможным, редактор «Московских ведомостей» прибег к

американскому опыту. Эта практика критики крепостничества через описания

безнравственности рабства приживется в отечественной публицистике. Так, И.И. Курилла

отмечает, что точно так же поступал в конце 1850-х гг. профессор Д.И. Каченовский на своих

лекциях.

Надо отметить, что в начале XIX в. параллели между рабством и крепостным правом

проводились и для оправдания последнего321. Так, видный российский консерватор начала XIX

в. Ф.В. Ростопчин в свое время вопрошал: «Почему желтый индеец или черный араб… не имеют

права на человеколюбие названного просвещенным европейца? Пусть отвезут самого жестоко

русского дворянина в колонии и дадут ему невольников: они сочтут его благодетелем и станут

прославлять его нежность»322.

Н.М. Карамзин также обращал внимание на пользу крепостного права. В «Письме

сельского жителя» он описывал картину реформ, произведенных добрым, либеральным

помещиком в своей деревне. Он освободил крестьян от барщины, установил минимальный оброк,

отменил контроль за работой и отдал всю землю. В итоге, приехав спустя некоторое время в свое

поместье, он обнаружил разруху и бедность323. Объяснялось это тем, что по мнению автора,

крестьяне «ленивы от природы, от навыка, от незнания выгод трудолюбия»324. Следовательно,

крепостное право есть благо. Причем как для самих крестьян, так и для помещиков.

В попытке объяснить правомерность рабства можно встретить и отсылки к европейским

просветителям. Например, к Монтескье и его «Духу законов». Так автор одной из статей

«Вестника Европы» указывал со ссылкой на французского просветителя, что «Никак не можно

320 Вестник Европы. 1802. Ч.1. №3. С. 88-89. 321 Егерева Т. Русские консерваторы в социокультурном контексте эпохи конца XVIII – первой четверти

XIX вв. Чебоксары: Новый хронограф, 2014. С. 163-166. 322 Ростопчин Ф.В. Замечание графа Ф.В. Ростопчина на книгу г-на Стройновского // Чтения в Обществе

истории и древностей российских при Московском университете (ЧОИДР). М.: Университетская

типография, 1860. Кн. II. Отд. V. С. 210. 323 Карамзин Н.М. Письмо сельского жителя // Вестник Европы. 1803. №17. С. 46. 324 Там же.

87

вообразить, чтобы Бог, существо толико премудрое, вложил душу, а особливо добрую, в черное

тело…»325.

Нужно, правда, отметить, что автор статьи, решивший использовать для своих

рассуждений Монтескье, возможно отличался крайней невнимательностью. В «Духе законов»

ведь имеются и такие строки: «Во всех деспотических государствах люди продают себя с

большой легкостью: политическое рабство в известном смысле уничтожило гражданскую

свободу. Перри говорит, что московиты очень легко продают себя. И я знаю почему: потому, что

их свобода ничего не стоит»326.

С чем связан этот недогляд автора статьи? Случайность ли это или специально сделанный

намек? Мы об этом, наверное, никогда не узнаем.

Перспективы американского государства

Российские публицисты начала XIX века размышляли не только о наследии

Американской революции, но также пытались подвести некоторые итоги первых десятилетий

существования США. В значительной степени эти размышления отталкивались от тех

обстоятельств, которые привели американцев к Войне за независимость. На основе данных

событий определялись черты их национального характера, объяснявшие динамичное развитие

общества в начале нового столетия.

Свободолюбивость жителей США, по мнению либеральных «Московских ведомостей»

новиковского периода, вела к формированию справедливой и сбалансированной политической

системы, основанной на законе. По мнению автора одной из статей, «свобода в полном ея

пространстве есть любимая склонность американцов, которой они всем жертвуют. Она делает им

сносную жизнь сомнительную и бедную, и возпитание их таково, что сия склонность до

крайности оным утверждается»327.

С этим тезисом был солидарен и консервативный «Вестник Европы». В нем отмечалось,

что в США «все идет неприметно, ибо все стремятся к одной цели, к истинному благоденствию.

Независимость частных мнений ограничивается здесь одним мнением общества; но мы не

преступаем границ благоразумной свободы, следуя уставам и страшась необузданности, всегда

пагубной»328.

325 Для чего Англия требует уничтожения торга невольниками // Вестник Европы. 1817. Ч. 95. № 17. С.

127-128. 326 Монтескье Ш. О духе законов, кн. 15, гл. VI. URL:

https://ru.wikisource.org/wiki/О_духе_законов_(Монтескьё/Горнфельд)/Книга_пятнадцатая#Глава_VI._Ис

тинный_источник_происхождения_рабства (дата посещения: 17.09.2019) 327 Прибавление к Московским ведомостям. 1784. №68. С. 516. 328 Письмо из Соединенных Американских областей // Вестник Европы. 1802. ч.1. №2. С. 76.

88

Именно умеренность характера американцев способствовала тому, что, отделившись от

Англии, они не стали раскручивать маховик революции, как сделали французы, а

сконцентрировались на создании стабильного правительства и развитии экономики и

торговли329.

Экономический прогресс и удаленность от военных баталий, раздиравших Старый Свет

на рубеже XVIII-XIX в., как отмечал дипломат и литератор П.И. Полетика, разделявший

умеренно либеральные взгляды, делали США, привлекательной страной для иммиграции и

создавали ее положительный образ в консервативной Европе330.

В российском дискурсе революция, высвободившая американские штаты от опеки

Великобритании, неизбежно порождала в дальнейшем дискуссию о сравнении бывших

метрополии и колоний. В целом, конструируемый образ Англии был уважителен по сути, но

отрицателен по тональности. В свою очередь, США признавались бурно развивающейся страной,

которая, однако, находится только в начале своего пути. двигаясь вверх по лестнице цивилизации

и уступая Британии.

Однако, уже к концу второго десятилетия XIX в. отдельные оптимистичные голоса в

печатных изданиях выражали мнение о превосходстве условий жизни в Новом Свете и заверяли

читателей о том, что любой англичанин теперь хочет переехать в США331. При этом, сами

американцы, хотя и сохраняли свою нелюбовь к бывшей метрополии, как сообщает автор

обширной обзорной статьи, вышедшей в околодекабристском журнале «Соревнователь

просвещения и благотворения» и посвященной истории молодого американского государства,

хотят «всегда быть от чистой английской крови»332.

Российские публицисты считали основной причиной революции в Америке отказ Англии

отменить несправедливые налоги333. Именно это стало основой представления об особой

озабоченности американцев коммерческими делами и достижением делового успеха.

Причем, следует отметить, что эта черты национального характера вызывали как

одобрение, так и порицание в российских публикациях. С одной стороны, либеральный «Дух

журналов» признавал деловитость и склонность к ведению коммерции одной из причин успеха

329 Историческое и статистическое обозрение Республики Соединенных Областей в Северной Америке //

Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 2. С. 143-144. 330 Полетика П.И. Обзор внутреннего положения Соединенных Штатов Америки и их политических

отношений с Европой // Взгляд в историю — взгляд в будущее: русские и советские писатели, ученые,

деятели культуры о США. М., 1987. С. 117-142. 331 Вестник Европы. 1818. ч. 98. №6. С. 140. 332 Замечания о Соединенных Американских Штатах // Соревнователь просвещения и благотворения.

1821. Ч. 13. С. 18. 333 Там же. С. 7-8.

89

американского успеха. Нацеленность на личностную реализацию исключала праздность и лень

из национального характера жителей США334.

С другой стороны, П.П. Свиньин, характеризовал американцев чуть ли не одержимыми

финансами и считал, что деньги для них исполняют роль Бога335. Точка зрения Свиньина

понятна: он был крайним консерватором, поклонником А.С. Шишкова, который – на минуточку

– считался близким к А.А. Аракчееву336. Во многом по этой причине российского публициста и

дипломата недолюбливали современники пушкинского круга, обвиняя во лжи337. Очевидно, что

меркантильность американцев была неприятна консервативно настроенному Свиньину.

При этом, следует отметить: и умеренно-либеральный «Дух журналов», и консервативный

«Вестник Европы» хвалили американцев за их религиозность и уважение общественной морали.

При этом, удивление вызывало отсутствие господствующей религии в США338.

Согласно представлениям начала XIX в., мерилом величия любой нации по являлось

наличие порожденных ей великих личностей. Еще в 1770-х гг. Рейналь, которым зачитывались в

России, признавал, что Америка ещё не дала миру ни одного такого человека339, то в начале

следующего столетия уже подчеркивалось, что она порождает необыкновенных людей с

поразительной скоростью.

К первой категорией истинно американских знаменитостей относились политические

деятели. Лидером среди них был, несомненно, Вашингтон, культ которого появляется раньше

всех. Именно он становился ролевой моделью для последующих лидеров США. Верным

хранителем духа правления первого американского президента, по мнению российских изданий,

признавался Томас Джефферсон, которого хвалили за ум, воображение, «гордую душу» и

красноречивость340. Вполне в духе времени лучшие и худшие стороны национального характера

каждого народа обнаруживались в его лидерах. Величие государства признавалось в том случае,

если его руководители могли обуздать свои врожденные страсти, продемонстрировав тем самым

334 Дух журналов. 1815 г. ч. V. кн. 31. С. 219-220. 335 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 67. 336 Лыщинская Д.П. Журнал «Отечественные записки» П. П. Свиньина в политическом контексте 1820-х

гг. // Вестник РГГУ. Серия: Литературоведение. Языкознание. Культурология. 2012. №13 (93). URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/zhurnal-otechestvennye-zapiski-p-p-svinina-v-politicheskom-kontekste-1820-h-

gg-1 (дата обращения: 25.04.2020). 337 Мильчина В.А. Честный лжец (П. П. Свиньин. Американские дневники и письма (1811 — 1813)) //

Отечественные записки. 2005. №5. URL: https://magazines.gorky.media/oz/2005/5/chestnyj-lzhecz-p-p-

svinin-amerikanskie-dnevniki-i-pisma-1811-1813.html (дата обращения: 25.04.2020). 338 Дух журналов. 1815 г. ч. VII. кн. 41. С. 769-770.; Историческое и статистическое обозрение

Республики Соединенных Областей в Северной Америке // Вестник Европы. 1806. ч. 25. № 2. С. 146. 339 Цит. по: Бурстин Д. Американцы: Колониальный опыт. С. 283. 340 Вестник Европы. 1803. Ч. 9. № 10. С. 137-138.

90

истинную цивилизованность. По мнению авторов статей Джефферсон блестяще справлялся с

грузом лидерства341.

Другой культовой личностью был, несомненно, Б. Франклин, о котором российская

печать впервые сообщила еще в 1752 г. в связи с изобретением им громоотвода342. В дальнейшем

отечественному читателю Франклин откроется еще и как издатель, просветитель и дипломат.

Смерть великого американца, как указывает автор обширной биографической статьи, вышедшей

в общественно-литературном журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» в 1820 г.,

стала причиной общенациональной скорби. По его словам, на похоронах Франклина

присутствовало более 20 тыс. человек, что свидетельствовало «сколь велика была горесть о сей

потере»343.

Не первыми, но, тем не менее. выдающимися людьми республики также признавались

деятели культуры. В целом, о них в России знали немного, однако интерес к американской

литературе и изобразительным искусствам был велик. Следует учитывать, что речь идет об эпохе

Романтизма. Так что П.П. Свиньин, пребывая в США, оставил достаточно объемный отчет о

состоянии культуры в Америке. Признавая, что американские писатели, художники и

скульпторы не достигли того же мастерства, что их европейские коллеги, он все же отмечал, что

разрыв в уровне сокращается семимильными темпами. Он высоко ценил достижения

американцев в портретной живописи, гравировке, инженерном деле344. Тем не менее, в

некоторых сферах американцы все еще были весьма не искусны. Так, по мнению Свиньина, «из

ландшафтных живописцев Америка не имеет ни одного, коим бы могла похвалиться»345.

С другой стороны, молодые США могли гордиться своими инженерами и изобретателями.

Помимо строительства мостов, Свиньин отмечает их непревзойденные способности в

построении мельниц, заводов, каналов и водопроводов346. Однако, самым диковинным

достижением как в глазах российского путешественника, так и отечественных издателей стал

запуск стимбота Робертом Фултоном, рассказ о котором в изложении Свиньина сначала появился

341 В Вестнике Европы приведена краткой очерк о Джефферсоне: Вестник Европы. 1803. Ч. 9. № 10. С.

139-140. Другая краткая биография третьего президента США была приведена в: Дух журналов. 1815. Ч.

I, кн. 4, С. 230-234. 342 Поздеева М.А. «Отцы-основатели» США : Б. Франклин, Дж. Вашингтон, Т. Джефферсон в

восприятии современников в России (первые упоминания в прессе) // Труды кафедры истории Нового и

новейшего времени. 2017. № 17(1). С. 112-114. 343 Сахаров Д. О Вениамине Франклине // Соревнователь просвещения и благотворения. 1819. Ч. 7. С.

172-173. 344 Россия и США: становление отношений. С. 520. 345 Там же. С. 524-525. 346 Там же. С. 525.

91

на страницах умеренно-либерального «Сына отечества», а затем в составе отдельного травелога,

и взбудоражил читающую публику347.

О других инновациях и изобретениях писала «Северная почта». Например, в одном из

номеров 1818 г. была помещена заметка о паровой брадобрейной машине, снабженной десятью

бритвами, способными действовать одновременно. По шутливому мнению автора статьи, скоро

цирюльники могут оказаться без работы348. В числе иных технических диковинок газета также

называла высокоточные весы для драгоценных металлов, безмен для взвешивания тяжелых

товаров и подъемную строительную машину349. Как и сегодня, технологические новинки

вызывали горячий отклик у читателей.

Подводя промежуточные итоги, следует обратить внимание на несколько моментов.

Война за независимость в США вызвала большой интерес у российской читающей

публики. До официального объявления отделения колоний от Великобритании в отечественной

прессе доминировали негативные оценки американцев. После подписания Парижского мира

образы Соединенных Штатов переживают быстрое изменение. Особенно ярко это можно

заметить по трансформации восприятия Джорджа Вашингтона. Если на ранних этапах Войны за

независимость он представлялся как неудачливый лидер мятежников, то уже к началу нового

столетия первый президент США превратился в живую легенду, главную знаменитость молодой

американской республики, в современного Цинцинната. Причем, некоторые качества,

приписываемые Вашингтону, стали распространяться и на всю американскую нацию. Это

умеренность, взвешенность решений, чувство собственного достоинства. Первого лидера США

нередко сравнивали с его младшим современником, Наполеоном. Не в пользу последнего.

Российские издания в начале XIX в. пытались подвести первые итоги существования

американского государства. В целом, они оценивались как положительные вне зависимости от

политической окраски издания. Сами жители США представали на страницах журналов

свободолюбивыми, предприимчивыми и религиозными.

Воображаемые воспоминания об Американской революции в начале XIX в. формировали

представления о современном состоянии США, конструировали предзнание россиян о своем

заокеанском партнёре, а также затем стали фундаментом, на котором будем создаваться и

коллективная память о Войне за независимость в России.

347 См.: Наблюдения Рускаго в Америке. Описание Стимбота (пароваго судна) // Сын отечества. 1814. Ч.

16. №36-37. 348 Северная почта или Новая Санкт-Петербургская Газета. 33 января 1818. №7. 349 Там же. 26 декабря 1817. №103.

92

§2. Дискуссии о русском национальном характере в США в эпоху Наполеоновских

войн

Рубеж XVIII – XIX вв. вверг Старый свет в эпоху революций и воин. Успехи французской

армии привели к созданию Наполеоновской системы, охватывавшей почти всю Западную

Европу. Нарастание влияния императора Франции серьезно беспокоили Великобританию и

Россию. Только эти две страны имели потенциал сдержать амбиции Бонапарта. Предсказуемо,

его союз с Александром I, закрепленный в Тильзите, распался, и в 1812 г. «Великая армия»

перешла через Неман, направляясь к Москве.

Молодому американскому государству также не удалось оставаться в стороне от

европейских конфликтов. Нарастание напряженности в отношениях с Великобританией, которое

продолжалось все первое десятилетие века, закончилось объявлением ей войны в 1812 г.

Почти одновременное начало двух воин по обе стороны Атлантического океана стало

очередной проверкой российско-американских отношений на прочность. Сохраняя партнерские

отношения, США и Российская империя оказались по разные стороны баррикад. Ситуация 1812

г. оказала непосредственное влияние на процесс формирования национальной идентичности

американцев, а Россия впервые оказалась в центре общественно-политической дискуссии,

обусловленной осмыслением национальной Я-концепции.

Ориенталистский дискурс о России в Европе и США350

Для жителей Европы XVIII в. Россия оставалась страной далекой и непонятной как с точки

зрения ее географии, так и в концептуальном осмыслении ее места на философской карте мира.

Она не была Азией, но и Европой современникам, воспитанным на писавших о ней Руссо,

Вольтере и Дидро, она тоже не казалась. Как точно подметил Л. Вульф, анализируя рассказы

путешественников, побывавших в России и других странах Восточной Европы в XVIII в., это

было странное промежуточное пространство, затерянное во времени между Европой и Азией351.

При этом стоит отметить, что и Азия, и Европа представляли собой скорее философские

понятия, основанные на представлениях об истории народов352. Согласно представлениям,

Европа находилась в центре цивилизованного мира, окруженного варварской периферией,

которая становилась все более чуждой образованному европейцу, чем далее он уезжал на Восток.

350 Часть этого параграфа ранее была опубликована в: Панов А.С. Образы Русской Америки в

воспоминаниях капитана Джона Д’Вулфа // Вестник РГГУ. Серия «Политология. История.

Международные отношения. Зарубежное регионоведение. Востоковедение». 2017. №1(7). С. 81-96. 351 Вульф Л. Указ. соч. С. 57.; Также см.: Панов А.С. Война 1812 г. в дискурсе идентичности русских и

американцев. С. 40. 352 Он же. Размышления о Сибири и Тихоокеанском регионе: взгляд эпохи Просвещения с периферии. //

Центры и периферии европейского мироустройства. М.: РОССПЭН, 2014. С. 179.

93

Для французов, немцев, англичан и всех остальных народов Просвещенной Европы

Россия была наполнена контрастами, которые объяснялись «скифским», варварским прошлым и

относительно недавним поворотом к «цивилизации» в ее европейском понимании. Так,

например, граф де Сегюр, находясь в Северной столице в 1785 г., отмечал, что в ней смешалось

все: просвещение и варварство, скифы и европейцы, дворяне и невежественная толпа353.

Западные путешественники искали в России доказательства превосходства Просвещения

над варварским или восточным образом жизни, и даже исключения, которые они внезапно

находили, скорее, подтверждали это незыблемое правило.

В это же время начинает формироваться образ «варвара у ворот», русского солдата в

европейском обмундировании, скрывающим его «скифскую» и «татарскую» сущность. Мнения

мыслителей разделились: Руссо отказывался видеть в России Европу, Вольтер был настроен

оптимистично и надеялся на быстрое приобщение к цивилизации, а Дидро осторожно замечал,

что России возможно из-за своего осознанного, а не спонтанного движения к ней удастся

воплотить идеи рационализма лучше всех остальных354.

Анализируя представления о России в суждениях европейских политиков и философов

XVIII в., исследователь И. Нойманн сделал вывод о навязываемой ей роли «ученика» рядом с

«учителем»-Европой355. Подобная дихотомия сначала была отнесена лично к Петру I, а затем

распространилась и на все государство. По мнению Нойманна, оппозиция России и Европы в

рамках концепта «ученичества» первой не могла быть стабильной хотя бы потому, что ожидания

европейской публики каждый раз оканчивались разочарованиями. А значит мнение Руссо

воспроизводилось вновь и вновь, и Россия оставалась все же не европейской страной в полной

мере, несмотря на очевидные успехи в самоцивилизации.

Но и чисто азиатской страной Россия быть не желала. Само по себе изменение ее

саморепрезентации в начале XVIII в. начатое Петром I, ясно указывало вектор тяготения всей

страны. Новое самоназвание («империя»), новый титул правителя («император») и новая столица

с немецким названием (Санкт-Петербург) вольно или невольно помогали сомневавшемуся

европейцу выяснить для себя, в какую часть Света теперь стоит определять Россию.

Это была непростая задача. Как говорилось выше, Россия для Запада была когда-то

варварской страной, но с началом реформ Петра I встала на путь «ученичества» и

самоцивилизации. И процесс этот протекал с переменным успехом. В этом контексте в

353 Сегюр Л.-Ф. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II // Россия XVIII в. глазами

иностранцев. Л.: Лениздат, 1989. С. 327. 354 Бинош Б. Новая европейская триада: Рим, Париж, Петербург // Центры и периферии европейского

мироустройства. М.: РОССПЭН, 2014. С. 165; Дидро Д. Собрание сочинений в 10 томах. Т. X. Rossica:

Произведения, относящиеся к России. М.: ОГИЗ, 1947. С. 89-90, 105-107. 355 Нойманн И. Указ. соч. С. 116-117.

94

европейском дискурсе того времени чрезвычайно актуальным становится образ ширмы

«цивилизации», которая скрывает от неискушенного человека сохранившиеся рудименты

«варварства» в России356. Таким образом, вся страна превращалась в огромную «потемкинскую

деревню», где вдумчивый европеец должен заглянуть за «фасад» и разгадать тайну страны357.

Разделение же России на две части, цивилизованную и варварскую, в свою очередь, могло

объясняться путешественниками двумя способами. С одной стороны, предполагалось

существование границы, разделяющей Европу и Азию. С другой, вне зависимости от места их

проживания русские разделялись на небольшую цивилизованную элиту и море азиатского типа

крестьян358.

Как отмечает И. Нойманн, «Одной из главных причин, по которым споры о России были

столь оживленными, было то, что представители трех основных европейских политических

ориентаций активной черпали из представлений о России материал для представлений о самих

себе»359. Это утверждение будет верным и в отношении молодой американской нации,

находившейся в процессе формирования собственной идентичности.

Европейский дискурс о России не мог не повлиять на американцев хотя бы потому, что

культурный контекст по обе стороны Атлантики был общим. Немногочисленные сведения о

своем заокеанском соседе просачивались в основном или через цитирование английской

периодики с пометкой «Информация, полученная из Лондона», или сквозь компиляции

европейских травелогов, публиковавшихся в виде небольших заметок. И в том, и в другом случае

эти тексты транслировали определенный образ русского «Другого», берущий свое начало от

ориенталистского дискурса эпохи Просвещения. Своих корреспондентов в России у

американских газет и журналов не было, а путешественники за крайне редким исключением

публиковали свои записки анонимно360.

Так, в майской заметке «New-York Magazine» 1792 г. без указания авторства читатель мог

узнать, что «Россия – это практически единственная страна в Европе, где люди не имеют счастья

наслаждаться гражданскими привилегиями или даже подобием политических прав. Суверен

является не просто абсолютным правителем, но каждый человек есть его раб. Первое знатное

лицо государства немедленно приходится рабом Короны, а благосостояние каждого человека в

России зависит исключительно от количества рабов, которыми он сам обладает. Таким образом,

356 Панов А.С. Война 1812 г. в дискурсе идентичности русских и американцев. С. 40. 357 Нойманн И. Указ. соч. С. 130. 358 Engerman D.C. Op. cit. P. 22. 359 Нойманн И. Указ. соч. С. 132. 360 Панов А.С. Образы Русской Америки в воспоминаниях капитана Джона Д’Вулфа // Вестник РГГУ.

Серия «Политология. История. Международные отношения. Зарубежное регионоведение.

Востоковедение». 2017. №1(7). С. 83-84.

95

низшие слои общества находятся в самом жалком состоянии, до которого только может

деградировать человек. Они рабы рабов, возможно даже в нескольких степенях»361.

Похожим образом говорит некий «Historicus», который в эссе «Манеры и привычки

русских крестьян», опубликованной в февральском выпуске «Literary Museum» за 1797 г.,

отмечал, что хотя «русские джентльмены почти полностью восприняли тот же образ жизни, что

и другие европейские нации», их количество почти ничтожно. «Нам следует искать настоящий

национальный характер русских среди крестьян», - заключает автор. «Некоторые из них

являются рабами короны, но остальная часть, составляющая большинство, принадлежат великим

лордам, которые имеют полную власть над ними, кроме права на убийство»362. В целом,

«Historicus», анализируя черты русских крестьян, приходит к выводу, что они глупы,

невежественны и ленивы, хотя, с другой стороны, очень честны, дружелюбны и гостеприимны363.

Учитывая достаточно подробное описание обычаев и повседневных практик русских крестьян, а

также записанные названия блюд, таких как щи (schutschi) или квас (kivas), можно сделать вывод,

что автор действительно побывал в России, но, к сожалению, определить его личность является

достаточно проблематичной задачей.

Тем не менее, более позитивное (по сравнению с европейским ориенталистским

дискурсом) видение американцами русского национального характера можно отметить и в

некоторых других публикациях. Так в 1806 г. в заметке на страницах «Literary Magazine»

отмечалось, что Россия добилась значительного прогресса «в цивилизации и собственном

усовершенствовании»364.

В целом, как отмечает, Д. Энгерман, для американской прессы не был характерен крайний

пессимизм в отношении России. Они верили, что, несмотря на «дикие» корни, национальный

характер русских может быть исправлен при верных политических обстоятельствах»365. Именно

этот позитивный настрой определял американскую специфику ориенталистского дискурса о

России на рубеже XVIII-XIX вв. В отличие от Европы, которая черпала материал для

самоидентификации через противопоставление себя Востоку в целом и России в частности, США

могли противопоставлять себя Старому Свету, а в особенности Англии. Именно ощущение

361 The National Character Is Far from Being Savage. New-York Magazine or Literary Repository. New York.

May 5, 1792. P. 287-288. // The American Image of Russia, 1775-1917. / Ed. by E. Anschel. NY: Ungar, 1974.

P. 36. 362 Панов А.С. Образы Русской Америки в воспоминаниях капитана Джона Д’Вулфа. С. 84. 363 Historicus [pseud.]. Manners and Customs of the Russian Peasants. Literary Museum or Monthly Magazine.

West-Chester, March, 1797 // American Image of Russia. P. 45-50. 364 Literary Magazine and American Register. Philadelphia. December 6, 1806. P. 445-448. // American Image

of Russia. P. 51-53. 365 Engerman D.C. Op. cit. P. 28.

96

периферийности сближало россиян и американцев. И тем, и другим хотелось показать свою

особенность перед Европой, а может даже и продемонстрировать превосходство366.

В начале второго десятилетия XIX в. Европа готовилась к очередному раунду

Наполеоновских войн. Было очевидно, что столкновение России и Франции почти неизбежно.

Руководство США в лице республиканской партии симпатизировало именно последней. В то же

самое время постепенно нарастала напряженность в отношениях между самими Соединенными

Штатами и Великобританией, которая тоже грозила обернуться войной367.

России в этом уравнении «дружбы» предсказуемо должна была выпадать роль

дружественного «Другого», так как она, как это было показано ранее, успешно развивала

экономические отношения с США368. Кроме того, подобное отношение было тем более

очевидным, что и для России, и для США европейский «Другой» являлся конституирующим, а

для Европы-центра обе страны выполняли функцию полуцивилизованной периферии369. Однако,

это логичное сближение России и США на деле осложнялось несколькими обстоятельствами,

самым главным из которых был недостаток знаний американцев о своем заокеанском соседе.

Банкеты и политическая культура США начала XIX в.

В 1810 г. российский генеральный консул в Филадельфии Андрей Яковлевич Дашков

вместе с супругой давали званый вечер в честь Александра I, на котором присутствовало немало

людей. Блестящее мероприятие прервал неприятный инцидент: перед домом дипломата

собралась большая и агрессивно настроенная компания, требовавшая снять с него транспарант с

изображением российской короны. Дело дошло до стрельбы, и пострадавших чудом удалось

избежать. Несмотря на это, инцидент оставил неприятный осадок и дала повод для беспокойства

насчет будущего российско-американских отношений370.

В чем же заключалась его причина? Можно было бы попытаться его объяснить плохими

российско-американскими отношениями в тот период времени. Однако, на самом деле связи

между двумя государствами носили вполне дружественный характер. Буквально за два года до

описанных событий Россия и США обменялись официальными послами. Сама фигура Дашкова

тоже не вызывала негатива в филадельфийском обществе. Следовательно, объяснение

случившегося лежит в иных сферах.

366 Журавлева В.И. Указ. соч. С. 54-55. 367 Алентьева Т.В., Тимченко А.И. Англо-американская война 1812-1815 гг. и американское общество.

СПб.: Алетейя, 2018. URL: https://mybook.ru/author/tatyana-alenteva/anglo-amerikanskaya-vojna-18121815-

gg-i-amerikansk/ (дата обращения 18.04.2020). 368 Подобную оценку см., например: The Russian Image of Russia. 1775-1917. N.Y., 1774 / Ed. By E.

Anschel. P. 118-121; Saul N.E. Concord and Conflict. P. 97-102, 117-121. 369 Курилла И.И. Заокеанские партнеры. С. 345-347. 370 Дж. Ингерсол – Р. Кингу, [15] 27 марта 1810 // Россия и США: становление отношений. С. 403-404.

97

Для того, чтобы в них разобраться, следует погрузиться в контекст политической

культуры США начала XIX в.

Что такое банкет? На ум сразу приходит шумное веселое собрание людей,

сопровождаемое потреблением изысканной пищи и алкоголя. Вполне возможно, что имеет место

музыкальное сопровождение, которое настраивает присутствующих на беззаботный лад. Однако,

следует помнить, что у банкета всегда есть повод.

В европейской и британской культуре начала XIX в. банкеты всегда занимали особое

место. Крайне часто они имели глубокое политические значение. В условиях, когда свобода

собраний не являлась разрешенной де-факто или де-юре, банкет был одним из немногих способов

собраться и коллективно высказаться насчет государственных дел371. Банкет, таким образом, –

это «гражданский праздник».

Его организаторами могли выступать как сами граждане, так и избираемые ими депутаты.

В первом случае средства на подготовку празднества собирались по подписке. Во втором – его

финансировал сам депутат. Как уточняет В. Робер, для Франции были скорее характерны

банкеты первого типа, а для Англии – второго, что создавало определенную неловкость,

открывая возможности для коррупции372.

Подобные гражданские празднества никогда не организовывались без серьезного повода.

Им могло служить какое-то событие в прошлом, которое служило «местом памяти» для

собравшихся и являлось важным для формирования политической идентичности. Ход самого

банкета был крайне ритуализирован. Так что даже предлагаемые к обеду блюда могли нести

какой-то скрытый смысл373. Ключевым и самым очевидным способом артикулировать позицию

собравшихся на званом вечере было соблюдение порядка тостов. Очевидно, что если первым из

них был тост не за короля, то весь банкет можно было сразу считать чуть ли не

революционным374.

Насколько культура политических банкетов и праздников была распространена и

влиятельна в США в конце XVIII – начале XIX вв.? Историк С. Ньюман считает, что американцы

в полной мере перенесли ее из Старого Свет, и она сыграла ключевую роль в формировании

гражданской культуры молодого государства375. В революционную эпоху гражданские

праздники и произносимые на них тосты являлись крайне важной частью возникавшей массовой

политической культуры по всему пространству взбудораженных американских колоний, так как

371 Робер В. Время банкетов: Политика и символика одного поколения (1818–1848). М.: Новое

литературное обозрение, 2019. С. 25. 372 Там же. С. 73. 373 Там же. С. 85-87. 374 Там же. С. 143-147. 375 Newman S.P. Parades and the Politics of the Street: Festive Culture in the Early American Republic.

Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1997. P. 4-6.

98

они позволяли присутствующим ясно выразить свою приверженность сначала делу Революции,

а затем политическим позициям и партиям созданной республики. Когда Джордж Вашингтон

был назначен Континентальным Конгрессом командовать армией, его лидеры и жители

Филадельфии не смогли придумать лучшего способа отметить это, чем провести бурный вечер в

местной таверне, поднимая тосты за дело Революции376.

Как и в Старом Свете, новости о гражданских празднествах распространялись через

газеты. Они включали в себя не только анонсы грядущих банкетов или званых вечеров, но и

статьи, которые суммировали уже произошедшие события377. Чаще всего газеты пересказывали

содержания тостов, которые играли столь же значимую роль, что и в Европе. Первым делом,

конечно, поднимали бокалы за народ и принятую им Конституцию378. В дальнейшем тосты и

публичные речи, произносившиеся на празднествах, становились все более сложными и касались

текущих политических событий, а также были тесно связаны с непрекращающейся

межпартийной борьбой. Импровизации здесь не было места: тосты писались таким образом,

чтобы их сразу же могли напечатать в газетах379.

Поводом для организации банкета могло быть что угодно. Конечно, существовала

определенная традиция собираться для празднования Дня независимости или инаугурации

президента. Эти события имели общенациональное и внепартийное значение, и география таких

политических «барбекю» была крайне обширна. Однако, имели место и более спонтанные

поводы для проведения мероприятий: необходимость одной из партий высказаться в адрес

какого-то принимаемого закона, демонстрация своей точки зрения в отношении актуальной

«повестки дня», критика курса президента и т.п. Зачастую именно подобные банкеты, имевшие

четкую партийную окраску, могли вызвать недовольство со стороны представителей другой

политической силы. Часто дело могло дойти до рукоприкладства или вандализма380. Именно это

отличало банкеты в США от того, что можно было увидеть во Франции или Великобритании.

Пользуясь свободой собраний, американцы не только свободно организовывали разнообразные

мероприятия, привлекавшие множество людей, но и экспрессивно протестовали против тех, с

повесткой которых они не были согласны.

Банкет у Дашкова

376 Ibid. P. 29-30. 377 Pasley J.L. “The Tyranny of Printers”: Newspaper Politics in the Early American Republic. Charlottesville:

University of Virginia Press, 2002. P. 5-6. Пэсли утверждает с немалой долей иронии, что многие

политические события устраивались будто бы только ради того, чтобы про них написали в газетах. 378 Newman S.P. Op. cit. P. 80. Подразумевается преамбула к Конституции США, начинающаяся со слов

«Мы, народ Соединенных Штатов…» (We the People of the United States). 379 Pasley J.L. Op. cit. P. 6-7. 380 Ibid. P. P. 98, 187-188.

99

Давайте вернемся к тому самому злополучному званому вечеру, который устроил А.

Дашков в Филадельфии в честь императора Александра I.

Неизвестно, насколько он был осведомлен о национальной особенности американцев

превращать любое событие в политический перфоманс, но очевидно, результат банкета стал для

российского дипломата крайне неприятным сюрпризом. Быть может, если бы он знал о любви

местных жителей к публичным манифестациям своей политической идентичности, он и не стал

бы столь открыто праздновать событие, прямо говорившее о его приверженности

абсолютистским идеалам. Не стоит забывать, что многие американцы в начале XIX в. в принципе

были настроены против любых монархий, памятуя об относительно недавнем революционном

прошлом.

Итак, что же конкретно произошло тем вечером?

Как описывал события живший по соседству политик Чарльз Ингерсол своему другу, чета

Дашковых давала блестящий банкет своем доме в честь годовщины коронации Александра I. На

вечер получили приглашение многие представители местных политических кругов, а «для

придания празднеству большего блеска фасад дома был украшен огнями, а в одном из окон был

выставлен транспарант с эмблемами, наиболее выдающейся деталью которого была корона»381.

Газеты также оказались осведомлены о вечере. Как уточняла одна из них, в окне второго

этажа была установлена не только корона, но и изображения Санкт-Петербурга и Архангельска,

а также то ли одного, то ли двух американских судов с флагами на них. Далее, как указывает

издание, некоторые граждане, останавливаясь, дабы взглянуть на транспарант, обратили

внимание, что расположение короны над американским кораблем и флагом непристойно

(improper)382. Ингерсол вспоминал: «Когда гости собирались садиться ужинать, кто-то сказал, что

большая группа людей во главе с вооруженным до зубов морским офицером в полной форме

упорно рвется в дом и требует, чтобы корона была убрана»383. Несмотря на все разъяснения как

со стороны самого Дашкова, так и его гостей, унять толпу оказалось невозможно.

Осознав, что разговаривать с уязвленными расположением короны людьми невозможно,

Дашков распорядился все же снять транспарант. Примерно в этот момент из толпы на улице

выбежал американский офицер и сделал два выстрела в транспарант с короной384. После этого

толпа мало-помалу успокоилась и разошлась.

На следующее утро блюстители порядка арестовали стрелявшего и оштрафовали на

круглую сумму. В свою защиту, как передавала газета, он заявил, что как офицер считает своим

381 Ч.Дж. Ингерсол – Р. Кингу, [15] 27 марта 1810 г. // Россия и США: Становление отношений. С. 403. 382 The Enquirer, April 03, 1810. 383 Ч.Дж. Ингерсол – Р. Кингу, [15] 27 марта 1810 г. // Россия и США: Становление отношений. С. 403. 384 The Enquirer, April 03, 1810; Ч.Дж. Ингерсол – Р. Кингу, [15J 27 марта 1810 г. // Россия и США:

Становление отношений. С. 403.

100

долгом срывать все короны385. Позднее, как сообщает то же издание, его разжаловали со

службы386.

А. Дашкова весь инцидент глубоко оскорбил387. Российский посланник полагал, что

американец нанес оскорбление не только ему лично, но и самому императору, и требовал для

него более жесткого наказания. Однако, суд постановил: раз американский офицер не знал, что

он нарушает неприкосновенность жилища иностранного посланника, то и судить его нужно лишь

за нарушение общественного спокойствия388.

В конце концов, инцидент на приеме у Дашкова не сыграл значительной роли в связях

Вашингтона и Санкт-Петербурга. Российский посланник должен был смириться с тем, что власти

Филадельфии быстро замяли дело ради будущего двусторонних отношений, которые проходили

через серьезное испытание. Тем не менее, кое-какие выводы он видимо сделал: американцы не

слишком серьезно относились к России и ее дипломатическим представителям в США.

Здесь следует сказать пару слов о политическом контексте, в котором вышеуказанные

события происходили. В период Наполеоновских войн образ России довольно активно

использовался во внутриполитической борьбе в США389. Оппозиционная федералистская партия,

критикуя республиканскую администрацию Мэдисона, рассматривала Россию в качестве

противовеса Франции, однако о ней самой в Америке было мало что известно по существу. Зевак,

наблюдавших в марте 1810 г. за банкетом Дашкова, вероятно, не сильно волновало, что

вывешенный в окне транспарант был с изображением короны российского императора, а не,

например, английского короля.

В этих условиях Дашков осознавал важность создания положительного образа России в

США во избежание инцидентов подобных тому, что произошел на банкете, и для создания

прочного фундамента для расширения межгосударственных связей. Необходимо было показать,

что Россия отличается от Великобритании и других монархий (в первую очередь, Франции) и что

она имеет силу проводить независимую от этих двух государств политику. Последнее, пожалуй,

было тем более актуальным, что американская пресса в целом не рассматривала империю во

главе с Александром I самостоятельным игроком на международной арене. Как указывал сам

Дашков, жаловавшийся на недооценку американцами своей страны, необходимо было убедить

385 The Enquirer, April 03, 1810. 386 The Enquirer. April 17, 1810. 387 А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, [28 января] 9 февраля 1814 г. // Россия и США: Становление

отношений. С. 642. 388 Там же. 389 А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, [12]24 июля 1809 г. // Россия и США: Становление отношений. С.

366.

101

общество и правительство США, что Россия ведет независимую политику и не находится под

влиянием ни Франции, ни Англии390.

Надо сказать, что создание положительного имиджа страны – дело не сиюминутное. Уже

в 1811 г. в послании Румянцеву Дашков сетовал на то, что даже датчане и шведы, пользуются в

Америке большим уважением, чем русские. Главной причиной низкой популярности России

дипломат считает негативный эффект от британской пропаганды. Вкупе с тем, что американские

политики, как полагает российский посланник, «не только ничего не понимают в делах

европейских держав, но и очень слабо разбираются в характере отношений», а также «слепо

поверят всему, что скажет им любой английский автор, пользующийся уважением в своей стране,

а следовательно популярный и здесь»391.

Тем не менее, Дашков имел определенные причины для оптимизма. Его стараниями при

помощи других русских дипломатов в США была развернута активная пропагандистская

кампания, которая способствовала созданию положительного образа России»392. В этой связи

Дашков с особой гордостью отзывается о П.И. Полетике, который опубликовал большую

гневную статью, обличающую клеветнические описания России британца Э.Д. Кларка, автора

«Путешествия по разным странам Европы, Азии и Африки»393. Помимо него, лепту в

формирование положительного образа России в США также внесли П. Свиньин и А. Евстафьев.

Именно об их памфлетах и статьях пойдет речь далее.

Петр Полетика против Эдварда Кларка

Вышедший в 1810 г. травелог будущего профессора минералогии Кэмбриджа Э.Д. Кларка,

описывающий его путешествия по России, вызвал в стране бурю негодования394. Описание турне

этого английского джентльмена уже давно рассматривается исследователями как один из

главных текстов, сформировавших ориентальный взгляд Запада на Россию в XIX столетии395. По

мнению британца, русские представляют собой народ, который лишь умело подражает

европейцам. Именно умение мимикрировать под истинно просвещенного человека делает

жителей Российской империи особенными. Как указывает Е.А. Лисицына, талант подражания

именуется Кларком не иначе как «моментом наивысшего развития русского ума» и «принципом

390 Там же. 391 А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, 3/15 декабря 1811 г. // Россия и США: Становление отношений. С.

497. 392 Там же. С. 500. 393 Там же. 394 Clarke Е.D. Travels in Various Countries of Europe, Asia and Africa. Vol. I. London: T. Cadell and W.

Davies, 1810. 395 Вишленкова Е.А. Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому». М.:

Новое литературное обозрение, 2011. С. 109-113.

102

всех русских достижений», который эссенциализирует отсталость и «извечность» русского

национального характера396.

В этой связи нельзя не упомянуть одного из главных теоретиков постколониализма

профессора Гарвардского университета Хоми Бабу, который утверждал, что мимикрия является

одним из ключевых концептов, характеризующих колониальную власть. Мимикрия по Х. Бабе –

это «потребность в преобразованном, но узнаваемом Другом как субъекте различия, почти, но не

полностью сходном»397. Таким образом, взгляд Э. Кларка на Россию типично миметичен: он

отказывает русским на имманентном уровне в способности цивилизоваться и стать

«настоящими» европейцами.

Совершенно справедливо, что подобные умозаключения не могли не вызвать возмущения

у российских дипломатических представителей в США398. Надо понимать, что выход сочинения

Кларка пришелся ровно на то время, когда в России интеллектуалы вроде Карамзина стали

задумываться о сути «русскости», а проблема национального самоописания стояла крайне

остро399. В этой связи необходимость написания статьи, разоблачающей инсинуации Кларка,

актуализировалась. Именно этим и занялся П.И. Полетика, занимавший на тот момент пост

советника русской миссии в Филадельфии, а в дальнейшем ставший видным членом сообщества

«Арзамас» и одним из главных российских «экспертов» по США.

В 1812 г. Полетика опубликовал обширный критический обзор первого тома сочинения

Кларка в журнале «The American Review»400, издававшимся в Филадельфии молодым

публицистом Робертом Уолшем, который в ту пору был рьяным федералистом и англофилом401.

Давайте запомним это имя – оно еще всплывет годом позже в связи с бурной дискуссией

относительно российского национального характера, последовавшей за «русскими

праздниками» в честь побед над Наполеоном.

396 Лисицына Е.А. Медико-биологическое обоснование состояния российских городов в трудах И.Я.

Лерхе и Э.Д. Кларка // НП/NP. 2017. №1. С. 140-141. 397 Баба Х. Мимикрия и человек. Двойственность колониального дискурса // Новое литературное

обозрение. 2020. №1 (161). URL:

https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/161_nlo_1_2020/article/21970/ (дата

обращения: 18.04.2020). 398 А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, 3/15 декабря 1811 г. // Россия и США: Становление отношений. С.

497, 500. 399 Вишленкова Е.А. Указ. соч. С. 100. 400 Полное название - The American Review of History and Politics, and General Repository of Literature and

State Papers. Подробнее о журнале см.: Woodall G.R. The American Review of History and Politics // The

Pennsylvania Magazine of History and Biography. 1969. No. 3. Vol. 93. P. 392–409. 401 Woodall G.R. Op. cit. P. 394; Eaton J. From Anglophile to Nationalist: Robert Walsh’s An Appeal from the

Judgments of Great Britain // Pennsylvania Magazine of History and Biography. 2008. No. 2. Vol. 132. P. 144.

URL: www.jstor.org/stable/20093995 (Accessed April 1, 2020).

103

Итак, о чем же писал Петр Полетика?402

Российский дипломат был крайне возмущен неловкими инвективами британца в адрес

России и ее жителей. Более всего Полетику раздражают логические нестыковки в травелоге

Кларка. Например, во время своего путешествия из Петербурга в Москву ему пришлось

остановиться в Новгороде по причине того, что накануне был сильный снегопад, который

продолжился и на следующий день. При этом, Кларк указывает, что земля вокруг дороги

преимущественно песчаная и непригодна для сельского хозяйства. Бог знает как британец узнал

это, дивится Полетика, и предполагает, что у него просто очень бурное воображение403.

В целом, описания России Кларка изобилуют клише европейского ориенталистского

дискурса: власть в стране деспотична, государство в целом коррумпировано, дворяне

недостаточно цивилизованны, а основная масса людей – крестьяне – невежественны, отсталы и

внешне не сильно отличаются от китайцев и калмыков. По оценкам британца каждый русский

имеет расстройство организма от плохого климата и питания и снедаем внутренними червями и

паразитами404.

Полетика превращает все обвинения британского путешественника в глупую и

неуместную шутку, не оставляет камня на камне от аргументов Кларка.

Как можно говорить о варварских манерах и внешнем виде русского дворянства, если

англичанин сам отмечает, что балы, которые он посетил в столице империи, превосходят все, на

которых ему пришлось ранее бывать?405 Как он посмел обвинять крестьян в невежестве, если он

с ними вообще почти не встречался и не говорил, так как не знал русского языка?406 В ответ на

заявление Кларка, что «все русские, высокие и низкие, богатые и бедные, сколь рабски послушны

перед начальством, столь надменны и жестоки по отношению к подчиненным, невежественны,

402 Следует отметить, что крымский историк Н.И. Храпунов неверно приписывает обзор травелога

Кларка авторству П.П. Свиньина. См.: Храпунов Н.И. Крымские письма Эдварда-Даньела Кларка //

Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2019. №24. С. 470-510. URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/krymskie-pisma-edvarda-daniela-klarka (дата обращения: 01.04.2020).

Однако, автором обзора следует считать именно Полетику. Об этом говорит А.Я. Дашков в донесениях

Н.П. Румянцеву от 3/15 декабря 1811 г. и 26 февраля/8 марта 1812 г. См.: А.Я. Дашков – Н.П.

Румянцеву, 3/15 декабря 1811 г. // Россия и США: Становление отношений. С. 500; А.Я. Дашков – Н.П.

Румянцеву, 26 февраля/8 марта 1812 г. // Там же. С. 511. Вероятно, Н.И. Храпунов не знаком с этими

источниками. Правильно идентифицировал автора обзора И. Виницкий. См.: Виницкий И.Ю. «Человек

рассеянный». Alexis Eustaphieve (1799-1857) как национальный проект // Новое литературное обозрение.

2014. №6 (130). URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2014/6/chelovek-rasseyannyj.html (дата обращения:

01.04.2020). 403 [Полетика П.] Observations on the First Volume of Dr. Clarke's Travels in Russia, Tartary and Turkey. By a

Russian // The American Review. 1812. Vol. III. № 5. January. P. 86. 404 Ibid. P. 110. 405 Ibid. P. 93. 406 Ibid. P. 86.

104

суеверны, хитры, безжалостны, дики, грязны, подлы»407, Полетика саркастически парирует:

«Жаль, что английский словарь не смог дать доктору Кларку больше эпитетов, чтобы дополнить

этот каталог пороков»408.

Полетика обвиняет Кларка в излишней генерализации и логической манипуляции:

британец по одному увиденному человеку или единственной сцене повседневной жизни делает

вывод о всей нации409. При этом он настроен явно враждебно по отношению к России,

сознательно игнорируя происходящие там модернизационные процессы. Ведь Кларк не мог не

знать об образовательных реформах Екатерины II и Александра I, о созданных университетах и

интересу к получению знаний со стороны представителей российского общества, причем как

высокого, так и низкого происхождения.

Да, признается российский дипломат, Россия пока не дала миру гениев подобно

некоторым цивилизованным нациям, однако все еще впереди. Россияне позднее других встали

на путь Просвещения, и их успехи в целом позволяют относиться к их ученичеству с

оптимизмом. Россия уже имеет первых поэтов и писателей, ученых и исследователей. Ее время

еще придет. Знал ли Полетика, что ровно таким же образом Т. Джефферсон реагировал на

обвинения аббата Рейналя в том, что США бедны на гениев? Если нет, то это потрясающее

совпадение410.

По мнению Полетики, любая нация, которая начинает движение по пути цивилизации,

вначале вынуждена имитировать достижения ушедших вперед народов: «Школьник, бывший

самым успешным в копировании манеры письма лучших авторов, чаще всего потом превосходит

их в мастерстве, когда достигает зрелости»411.

Любопытным является то, что Полетика без колебаний отдает России роль ученика. Но

при этом, подразумевается, что она не останется за страной навсегда. По меткому замечанию И.

Нойманна, интеллектуалы полагали, что когда-нибудь усердный российский школяр даже

сможет превзойти своего учителя-Европу и поведет его за собой412.

Что же касается коррумпированности и озлобленности россиян, Полетика резонно

замечает, что нигде на пути Кларка он не встретил ни опасностей, ни угроз в свой адрес, ни

подтверждений высокого уровня преступности. Напротив, его путешествие никем не

407 Пожалуй, здесь стоит привести целиком пассаж Кларка: “The Russians are all, "high and low, rich and

poor, alike servile to superiors, haughty and cruel to dependants, ignorant, superstitious, cunning, brutal,

barbarous, dirty, mean."” Ibid. P. 89. 408 Ibid. 409 Ibid. P. 108. 410 См.: Бурстин Д. Американцы: Колониальный опыт. С. 283. 411 Полетика П. Observations. P. 95. 412 Нойманн И. Указ. соч. С. 125.

105

прерывалось, а те деньги, которые он был вынужден платить по пути для получения подорожных,

устанавливались законом, общим для всех людей, находящихся на территории империи413.

Таким образом, травелог Кларка в интерпретации Полетики превращался в абсурдную

сказку, которая не имела ничего общего с реальностью. К сожалению, констатирует российский

дипломат, произведения, порочащие честь России, продолжают выходить с заметной

периодичностью414. Не следует относиться к ним с доверием, так как их авторы полны

предубеждений против России.

«Очерки Москвы и Санкт-Петербурга» П. Свиньина

Другим текстом, который был представлен американской публике с целью улучшить

образ России, стали «Очерки Москвы и Санкт-Петербурга», написанные Павлом Свиньиным.

Как уже говорилось выше, П. Свиньин находился на крайне правом фланге и без того

консервативного интеллектуального общества в России. Хотя его не любили современники,

нельзя не признать, что он оказал огромное влияние на формирование представлений об Америке

в России. Здесь же мы видим попытку дипломата и литератора внести свой вклад в

конструирование образа своей Родины в Новом Свете.

Автор начинает с утверждения о том, что его о России сложилось несправедливое

негативное мнение в Европе, обнаруживая в этом черты сходства между ней и США как объектов

разнообразных вздорных инсинуаций415. В этом смысле, полагает он, американцы должны

хорошо понимать своего заокеанского соседа. Оба народа становятся жертвой предрассудков и

глупости. Среди многих вещей, которые иностранцы якобы наблюдали в России, дипломат

называет обычай зажигать огни на улице, чтобы прогреть воздух, а также особый вид сибирских

собак, называемых путешественниками словом Sabaka416.

Следует отдать должное Свиньину. Для подтверждения своих рассуждений он выбрал

стратегию поиска сходств в развитии России и США, противополагая их Европе. Россияне и

американцы проникнутся симпатией друг к другу через осознание того, что остаются в

одинаковой степени непонятыми Старым Светом. Такое вот социальное конструирование ради

благих дипломатических целей!

В чем же США и Российская империя схожи?

413 Ibid. P. 118. 414 Ibid. P. 120. 415 Svenin P. Sketches of Moscow and St. Petersburg Ornamented with Nine Coloured Engravings, taken from

Nature. Philadelphia: Thomas Dobson, 1813. P. 1-2. 416 Ibid. P. 1.

106

В обоих государствах живут крайне набожные люди, которое при этом толерантны к

другим религиям417. Обе страны являются пунктом назначения изгнанников, от которых

отказалась их Родина418. Свиньин не конкретизирует данный тезис, но мы можем это сделать за

него. Если США – это страна иммигрантов, то каких же отверженных приютила Россия?

Вероятно, политических беженцев из Франции, которые, не приняв Революцию, были

вынуждены бежать в другие страны, в том числе и в Российскую империю. Вдобавок российский

дипломат использует концепт молодости: «прошло немногим более века с тех пор, как из недр

непроходимых лесов и болот, населенных медведями и волками, выросли прекрасные города –

Санкт-Петербург, Филадельфия и Нью-Йорк»419. В конце своего вступительного слова Свиньин

выражает надежду на расширение российско-американских связей, которые и так находились в

довольно неплохом состоянии.

Основная часть «Очерков…» состоит из восьми глав, основная часть которых посвящена

Санкт-Петербургу. Также два раздела описывают Москву, и по одному – казаков и кавказские

народы. В целом, «Очерки» должны были сконструировать образ России, как динамично

развивающейся империи. Акцент на описании Санкт-Петербурга делается из-за того, что это

главный фасад империи, ее наиважнейший символ и проект. Описания казаков и кавказцев

служат наглядной демонстрацией многообразия народов, населяющих государство, и выгодно

оттеняют русских, за которыми признается цивилизующая роль.

«Очерки…» начинаются с большого портрета Александра I. Это не только банальная дань

уважения правителю, но и символ борьбы с Наполеоном и персонифицированный образ

идеального просвещенного монарха, противопоставляемого корсиканскому выскочке-

диктатору.

Проблематика глав, посвященных Петербургу, тоже далеко не случайна. Первая из них

формально говорит о Медном всаднике, но фактически Свиньин воспроизводит миф

предыдущего столетия о силе воли великого Петра I, в одночасье сделавшего Россию

просвещенной державой420. Другой раздел «Очерков…» повествуют о народной забаве

петербуржцев – строительстве ледяных дворцов зимой и катанию на коньках, что решает сразу

две задачи. Во-первых, подчеркивается северное, а не восточное происхождение страны,

определенным образом размещенной на воображаемой географической карте. Во-вторых,

представляются специфические народные развлечения, которые есть у каждого народа, даже

417 Ibid. P. 2. 418 Ibid. 419 Ibid. 420 Ibid. P. 13-16.

107

самого просвещенного. Если англичане и французы развлекаются петушиными боями, испанцы

– боем быков, то что плохого в катании со снежных горок у русских?421

Рассказ о строительстве Казанского собора необходим как повод для рассказа о

православной церкви. Учитывая общую нелюбовь американцев начала XIX в. к католикам, это

кажется весьма уместным. Подчеркивание приверженности христианской вере, но при этом

независимости от Папы Римского могло создать благоприятный образ россиян в глазах

набожных жителей США422.

Последняя глава о столице российской империи посвящена Летнему саду с целью

поведать американцам о достижениях русских в области культуры и искусства. По-настоящему

просвещенная нация не может не иметь чувства прекрасного, поэтому описание Летнего сада, а

также рассказ о видах досуга, которому в нем придаются жители Петербурга, иллюстрирует

цивилизованность россиян. Следует отметить, что в текст этого раздела был включен перевод

романтической песни как наглядный пример предрасположенности россиян к прекрасному423.

«Очерки…» заканчиваются нотами национального гимна. Это одновременно и

иллюстрация имперской мощи страны, и символ ее просвещенности. Много ли вы слышали

гимнов у нецивилизованных народов?

Памфлеты А. Евстафьева

Написанием брошюр пропагандистского характера занимался и другой российский

дипломат в Америке – Алексей Григорьевич Евстафьев. И.Ю. Виницкий в своей обширной

статье, посвященной ему, подчеркивал, что Евстафьев был «первым русским, создавшим (или,

осторожнее говоря, попытавшимся создать) публичный образ просвещенного российского

джентльмена, патриота своей страны»424. Евстафьеву, казаку по происхождению, пришлось

строить очень сложную карьеру, включавшую в себя жизнь в Лондоне и женитьбу на англичанке,

для того чтобы в полной мере реализовать себя.

В США Евстафьев прибыл в 1808 г. и сразу развернул бурную общественную

деятельность. Так, в 1811 г. по его либретто в Бостонском театре была поставлена историческая

трагедия о Мазепе425. Однако, главным образом, Евстафьев занимался написанием статей и книг,

где он конструировал положительный образ России для американской публики. Как указывает

С. Смит-Питер, по американским меркам Евстафьев был довольно консервативен: он верил в

421 Ibid. P. 22-24. 422 Ibid. P. 44-47. 423 Ibid. P. 48-51. 424 Подробно о нем см.: Виницкий И.Ю. Указ. соч. URL:

https://magazines.gorky.media/nlo/2014/6/chelovek-rasseyannyj.html (дата обращения: 01.04.2020). 425 Там же.

108

сильную исполнительную власть, скептично относился к резким общественным изменениям,

имел сложные чувства относительно демократизации общества. Таким образом, его

политические идеалы были близки федералистам из Новой Англии. Именно им он в первую

очередь и адресовал свои тексты426.

В 1812 г. он опубликовал книгу, посвященную Петру I. Она состояла из двух частей. В

первой - приводятся разнообразные истории и анекдоты о российском императоре. Вторая часть

– это трагедия в пяти актах под названием «Царевич Алексей»427.

Евстафьев намеревался ознакомить американскую публику с новейшей историей России

и представить ее как цивилизованную, успешную страну. Возвышая фигуру Петра, Евстафьев

ставил его в один ряд с самыми блестящими представителями человечества. Учитывая, что

каждый истинно просвещенный народ должен иметь таких людей, неудивительно, что именно

Петр I становился персонифицированным символом государства428.

Описывая добродетели Петра I, Евстафьев разделяет их таким образом, чтобы, с одной

стороны, представить его как идеального монарха, государственного деятеля и законодателя, а с

другой, как патриота страны, героя и честного человека. Причина того, что не все склонны

признавать величие императора, по мнению автора, кроется в человеческой зависти и

недостаточной просвещенности: «Слава Петра была слишком новой, внезапной и громкой, чтобы

быть в одночасье признанной. Мир, ослепленный ее блеском, признавал ее как неизбежность,

нежели как следствие собственного выбора»429.

Однако даже Петр оказался не застрахован от предательства со стороны сына. По мнению

Евстафьева, поведение царевича Алексея не было мотивировано ни ненавистью к нему Петра, ни

обидой, ни чем-либо еще. Совесть отца была чиста. В то же время царевич отказывался

принимать участие в жизни государства и угрожал уничтожить все наследие Петра, вернуть

страну обратно в эпоху варварства. Ему пришлось отвечать на этот вызов. Этой безысходностью

объяснялся смертный приговор, а не врожденной жестокостью российского монарха, как

говорилось в некоторых английских травелогах того времени.

Другим важным памфлетом Евстафьева стали «Способы России», опубликованные в 1812

г. накануне начала Отечественной войны. В этой работе Евстафьев, как и Свиньин, сетует на

426 Smith-Peter S. The Russian Federalist Papers: Aleksei Evstaf’ev, the War of 1812, and Russian-American

Relations // New Perspectives on Russian-American Relations / edited by W.B. Whisenhunt and N.E. Saul. NY:

Routledge, 2015. P. 20-23. 427 Eustaphieve A. Alexis, the Czarewitz. A Tragedy. In Five Acts // Eustaphieve A. Reflections, Notes, and

Original Anecdotes, Illustrating the Character of Peter the Great. To which is Added a Tragedy in Five Acts,

Entitled Alexis, the Czarewitz. Boston: Munroe & Francis, 1812. P. 119-201. 428 Eustaphieve A. Reflections, Notes, and Original Anecdotes. P. 8. 429 Ibid. P. 22.

109

непонимание своей родины иностранцами430. Памфлет должен был достичь сразу несколько

целей.

Во-первых, убедить американскую публику в готовности России к тяжелой войне с

Наполеоном. В качестве одного из аргументов Евстафьев указывал на то, что исторически

российская армия прекрасно зарекомендовала себя на полях сражений с войсками

революционной Франции. Кроме того, автор был уверен в способности страны собрать армию

достаточно большую, чтобы оказать должное сопротивление не только одним французам, но и

любым другим союзникам Наполеона431.

Во-вторых, Евстафьев стремился показать, что Россия, начиная с восшествия на престол

Александра I, проводила последовательную антифранцузскую политику и была поборником

справедливости и свободы432. Следует напомнить, что Наполеон в начале XIX в. противниками

воспринимался как деспот, претендующий на мировое господство433. Образ Александра I при

этом конструировался дипломатом как воплощение справедливости, честности и

просвещенности. Однако, Евстафьев испытывал некоторые трудности: ему сложно было обойти

стороной подписание Тильзитского мира, сделавшего российского и французского императоров

союзниками, пусть и на краткий срок. Автор объяснял это неприятным стечением обстоятельств,

которое на самом деле не привело к фактическому сотрудничеству между Парижем и

Петербургом и вообще стало следствием двусмысленной и лицемерной политики

Великобритании, оставившей Россию без поддержки в борьбе с Наполеоном434.

Таким образом, Евстафьев рисовал образ своей Родины как цивилизованной, вполне

европейской страны, которая желает лишь установления порядка и легитимности в Старом

Свете. Ее правители, начиная с Петра и заканчивая Александром I, воплощали лучшие черты

какие только могут быть обнаружены у истинного просвещенного монарха. Конечно, они не

идеальны, однако это лишь подчеркивает их человечность и реальность. В полностью идеальные

образы никто бы не поверил.

Споры о России в переписке Харпера и Уолша435

430 Eustaphieve A. The Resources of Russia, in the Event of a War with France; and an Examination of the

Prevailing Opinion Relative to the Political and Military Conduct of the Court of St. Petersburgh, with a Short

Description of the Cozaks. Boston: Munroe and Francis, 1812. P. 3-4. 431 Ibid. P. 13-19, 23-24, 43-48. 432 Ibid. P. 51-52. 433 В этом отношении очень показательная политическая карикатура. См.: Успенский В., Россомахин А.,

Хрусталев Д. Медведи, казаки и русский мороз: Россия в английской карикатуре первой трети XIX в.

СПб.: Арка, 2016. С. 40-83. 434 Ibid. P. 28-30. 435 Ранее часть этого параграфа была опубликована в: Панов А.С. Война 1812 г. в дискурсе идентичности

русских и американцев (на основе «Переписки о России Р.Г. Харпера и Р. Уолша) // Война в

американской культуре: тексты и контексты [Cб. ст.]. М.: ИЦ РГГУ, 2017. С. 38-50.

110

Усилия дипломатов не пропали даром. Американские федералисты теперь видели в

России своего друга и единомышленника. Особенно много союзников оказалось в Бостоне, где

Евстафьев занимал пост консула и пользовался большой популярностью436. Именно там в 1813 г.

был проведен пышный званый вечер, организованный федералистами в честь побед русской

армии над Наполеоном.

Российские представители в США остались очень довольны. Новость о «русском

празднике» дошла и до России. Небольшие очерки о них были опубликованы в «Сыне отечества»

и «Северной почте»437. Бостонское чествование дало старт масштабной банкетной кампании,

которая прошла по многим городам США в том же году. А.Я. Дашков писал в Петербург: «С

наибольшим блеском победы русских армий были отпразднованы в Бостоне. Наш консул был в

числе приглашенных. Естественно, что он с особым волнением занимал почетное место на

торжествах, ибо праздновалось избавление его отечества»438. Тем консулом, о котором говорил

Дашков, был А. Евстафьев. Его участие в банкете, как показала в своей статье С. Смит-Питер,

стало причиной политического скандала439. Так как первый тост поднимали за Александра I, это

вызвало негодование со стороны республиканцев. По правилам политического банкета ничто не

могло предварять тост за Конституцию и Президента.

Кроме того, критике была подвергнута речь Евстафьева. В ней он недвусмысленно

намекал на то, что Бостон, оплот федералистов, должен играть большую роль в политической

системе США. Хотя он напрямую и не критиковал республиканское правительство Мэдисона, по

контексту можно было догадаться о взглядах российского дипломата. С большим трудом скандал

удалось замять440.

Последовавшая за празднеством в Бостоне банкетная кампания в честь побед русской

армии также вызвала споры в американском обществе. Хотя основным их предметом была

проблема правомерности поддержки царской («деспотической») России демократическими

Соединенными Штатами, это было лишь поводом для дискуссий на внутриполитические темы.

Федералисты, организаторы серии пророссийских банкетов, состояли в оппозиции к

республиканской администрации президента Мэдисона, и, таким образом, выражали свое

436 Nagengast W.E. Moscow, the Stalingrad of 1812 // The Russian Review. 1949. Vol. 8. № 4. P. 305;

Виницкий И.Ю. Указ. соч. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2014/6/chelovek-rasseyannyj.html (дата

обращения: 01.04.2020). 437 Сын отечества. 1813. Ч.8. №36.; Северная почта или Новая Санкт-Петербургская газета. 6 сентября

1813. №72. 438 А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, 19 июня/1 июля 1813 г. // Россия и США: становление отношений. С.

600-601. 439 Smith-Peter S. Op. cit. P. 24-26. 440 Ibid.: Курилла И.И. «Русские праздники» и американские споры о России в 1813 г. URL:

https://mybook.ru/author/sbornik-statej/rossiya-i-ssha-poznavaya-drug-druga-sbornik-pamyat/ (дата

обращения: 25.04.2020).

111

несогласие с проводимой им профранцузской политикой. В свою очередь, республиканцы

критиковали своих оппонентов за идеализацию образа России и обвиняли противников в

предательстве национальных интересов в условиях продолжающейся войны с Англией,

союзницей империи Александра I по антифранцузской коалиции441.

Таким образом, обсуждение итогов кампании Наполеона 1812-1813 гг. и их последствий

явилось одним из первых случаев использования русского «Другого» во внутриполитической

«повестке дня» американского общества. Одним из итогов всей дискуссии, вылившейся на

страницы газет и журналов, стала публикация «Переписки о России» Р.Г. Харпера и Р. Уолша

осенью 1813 года442.

Эта брошюра состоит из трех частей: речи Харпера в честь побед России, которую он

произнес на джорджтаунском банкете 5 июня 1813 г. в присутствии многих видных

американских политических деятелей, трех писем, два из которых принадлежат перу Уолша, с

дополнениями последнего, сделанными для публикации, и пространного эссе о будущем Европы

также за авторством Уолша.

Первый корреспондент, Роберт Гудлоу Харпер, был известным американским политиком-

федералистом конца XVIII – начала XIX в., избиравшимся в Конгресс от Южной Каролины

четыре созыва подряд с 1795 по 1801 гг. Во время англо-американской войны он, несмотря на

свои антивоенные взгляды, по собственному желанию принял участие в боевых действиях и

получил звание генерал-майора. Затем в 1815-1816 гг. был избран в Сенат от штата Мэриленд, а

в президентских кампаниях 1816 и 1820 гг. выдвигался на пост вице-президента от

федералистской партии443.

Собеседник Харпера и человек, подготовивший и опубликовавший всю переписку, –

Роберт Уолш. Это имя уже упоминалось выше в связи с публикацией рецензии Полетики на

травелог доктора Кларка. Р.Г. Харпер был бывшим учителем по праву и близким другом Уолша.

Начав свою карьеру как публицист федералистских и англофильских взглядов, со временем он

отмежевался от своих бывших товарищей и стал одним из первых американских националистов

441 Nagengast W.E. Op. cit. P. 310-315.; Виницкий И.Ю. Указ. соч. URL:

https://magazines.gorky.media/nlo/2014/6/chelovek-rasseyannyj.html (дата обращения: 01.04.2020).; Курилла

И.И. «Русские праздники» и американские споры о России в 1813 г. https://mybook.ru/author/sbornik-

statej/rossiya-i-ssha-poznavaya-drug-druga-sbornik-pamyat/ 442 Correspondence Respecting Russia. Between Robert Goodloe Harper, Esq., and Robert Walsh,

Jun., Together with the Speech of Mr. Harper, Commemorative of the Russian Victories,

Delivered at Georgetown, Columbia, June 5th, 1813, and An Essay on the Future State of

Europe. Philadelphia, 1813. Подробнее о переписке см.: 5. Панов А.С. Война 1812 г. в дискурсе

идентичности русских и американцев (на основе «Переписки о России Р.Г. Харпера и Р. Уолша) // Война

в американской культуре: тексты и контексты [Cб. ст.] / под ред. В.И. Журавлевой, И.В. Морозовой, Х.Б.

Фернандеса. М.: ИЦ РГГУ, 2017. С. 38-50. 443 Подробнее см.: Cox J.W. Champion of Southern Federalism: Robert Goodloe Harper of South Carolina.

Port Washington, NY: Kennikat Press, 1972. – 230 p.

112

и изоляционистов. В первой половине XIX в. Уолш был широко известен своими статьями и эссе.

Так, Томас Джефферсон отзывался о нем, как об «одном из двух лучших писателей в

Америке»444. В конце своей жизни с 1844 по 1851 гг. Уолш представлял интересы своей страны

во Франции.

Первая часть «Переписки…» – речь Харпера на банкете в честь побед русского оружия –

кратко освещает предысторию Отечественной войны. К 1812 г. Россия осталась наедине с

Францией и покоренными ею странами, «последним барьером континентальной Европы»445, если

не считать Испанию и Португалию, от которых прямой угрозы планам Наполеона не исходило,

и Англии, не имеющей возможности предоставить большую сухопутную армию.

Англо-американская война, по мнению Харпера, была затеяна для того, чтобы помочь

Франции в ее русской кампании. Оценивал ее автор очень низко, т.к. Америка становилась

союзником «всеобщего врага», Наполеона, и отворачивалась от своего друга, Александра I, в час

беды. Надо отметить, что Россия действительно выступала с дружественными намерениями в

отношении Соединенных Штатов. В 1812 г. российский император предложил себя в качестве

посредника в мирных переговорах между американцами и британцами, которое было

положительно воспринято в республиканской администрацией Мэдисона и крайне восторженно

федералистами, стоящими ей в оппозиции446.

Далее Харпер говорил о возможных последствиях победы Франции над Россией: весь

континент попал бы под французское «иго», а США пришлось бы волей-неволей вступить в

войну и отправить войска в Англию. В итоге Великобритания сдалась бы: «Ее правительство

было бы уничтожено, ее национальный дух попран, а все прекрасные памятники гениальности и

индустрии, искусств и наук, изысканности и вкуса… были бы обращены в пыль»447. Весь мир

тогда бы охватила «темная и холодная ночь всеобщего деспотизма» Наполеона.

Выходит, что единственные силы, которые могли помешать этому – Англия, которая

являлась американским конституирующим «Другим» и с которой велась война, и Россия, которая

в европейском дискурсе эпохи Просвещения представлялась страной полудеспотической, только

прикрытой с фасада Цивилизацией. Однако в речи Харпера Деспотию олицетворяет Франция –

государство, где идеи Просвещения получили наибольшее влияние. Таким образом, она менялась

444 Подробнее см.: Eaton J. Op. cit. P. 141. 445 Correspondence Respecting Russia. Between Robert Goodloe Harper, Esq., and Robert Walsh, Jun.,

Together with the Speech of Mr. Harper, Commemorative of the Russian Victories, Delivered at Georgetown,

Columbia, June 5th, 1813, and An Essay on the Future State of Europe. Philadelphia: William Fry, 1813. P. 2. 446 Исаев С.А. Попытка российского посредничества в англо-американском конфликте 1812-1815 гг.

URL: http://america-xix.org.ru/library/isaev-mediation/ (дата обращения 17.09.2019); Алентьева Т.В.,

Тимченко А.И. Англо-американская война 1812-1815 гг. и американское общество. URL:

https://mybook.ru/author/tatyana-alenteva/anglo-amerikanskaya-vojna-18121815-gg-i-amerikansk/reader/ (дата

обращения: 1.06.2020). 447 Ibid. P. 8.

113

ролями с Россией, пытаясь заковать мир в оковы Деспотии, в то время как русские оказались на

стороне Цивилизации и свободы448.

Завершая свою речь, Харпер выражал облегчение, что Россия смогла устоять перед

Францией и не только удержала падение Цивилизации, но и предотвратила дальнейшее

втягивание США в европейский конфликт. «Его [Александра I] триумф подобен солнцу,

[восходящему] над Востоком, которое греет и оживляет…», – резюмировал он449.

Оппонент Харпера, Роберт Уолш, намного более скептичен в своих рассуждениях о

России. Его взгляд скорее напоминает позицию доктора Кларка:

В истории не было такого правительства или народа, чье прошлое было бы более

отвратительно (atrocious) почти в каждой эпохе. Оно, в особенности до свершений прошлого

столетия, есть одна шокирующая череда жестокости, вероломства, беспощадной мести и

ненасытных амбиций. Этот народ обладает звериным, диким и рабским нравом в абсолютной

степени. Правительство во всех отношениях соответствует ему, культивируя эти пороки. Оно по-

звериному кровожадно и не имеет порядка внутри; одновременно деспотично и изменчиво во

внутренней политике, и во внешней; всегда готово грабить и угнетать. Такие правители, как Петр,

Екатерина II и Александр, аномалии в этой системе, служат для выставления как правительства,

так и народа, в лучшем (но обманчивом) свете. Без сомнения, эти монархи не зря работали ради

улучшения природы своих подданных. Они сделали намного больше, чем могла бы допустить

человеческая природа, но, тем не менее, основа характера [русских] все еще не поколеблена450.

Несмотря на жесткий ориенталистский тон, Уолша не стоит сразу же обвинять в

русофобии. С одной стороны, он действительно вольно или невольно воспроизводит стереотипы

о России, которые были распространены в Великобритании. Однако, с другой, - его

начинающийся спор с Харпером имеет и иную подоплеку. Именно в этот момент молодой

федералист Уолш пытается отмежеваться от взглядов своих старших соратников по партии.

Англо-американская война 1812 г. сделала пробританские взгляды федералистов неуместными

и, по сути, непатриотичными. Новое поколение политических деятелей, если оно собиралось

претендовать на что-то, должно было порвать со старым451. Чуть позднее, в 1819 г. в одном из

своих ярких памфлетов он окончательно распрощается с сантиментами в отношении Англии,

обвиняя публицистов из Туманного Альбиона в мифологизации образа США452. Таким образом,

448 Ibid. P. 10-23. 449 Ibid. P. 27. 450 Ibid. P. 30. 451 Eaton J. Op. cit. P. 142. 452 Walsh R. Appeal from the judgements of Great Britain respecting the United States of America.

Philadelphia: Mitchell, Ames, and White. 1819. P. 1-24.

114

«Переписка…» была одной из первых попыток Уолша пересмотреть свой внутриполитический

публичный образ.

В своем споре с Харпером бывший ученик Уолш пытается быть прагматичным, и его

рассуждения продиктованы логикой и здравым смыслом. «Пороки» русских объясняются татаро-

монгольским игом453. Победа над Наполеоном не означает триумф Цивилизации над Деспотией,

как это было метафорически представлено Харпером, но символизирует возвышение меньшего

зла, чем революционная Франция. По мнению Уолша, Россия будет так или иначе искать

доминирующего положения в Европе, но сделать это ей будет сложнее, чем Франции, из-за

своего расположения на краю континента. Кроме того, как он считает, Александр I не из тех

правителей, кто пойдет на нарушение баланса сил в Европе, но всегда может случиться, что

вместо него придет новый «Иван IV или Петр I», который захочет большего. В таком случае

российские войска будут находиться в Северной Европе и во всех германских землях, включая

Австрию. Чтобы избежать возможного обострения обстановки Уолш предлагает усилить

последнюю, превратив ее в гарант европейской стабильности454. Как мы знаем, именно это и

было сделано на Венском конгрессе, обеспечившем баланс сил на столетие вперед.

Уолш полагал, что Александр I – неамбициозный человек, и потому крайне скептически

относился к возможности полного поражения Наполеона, склоняясь к тому, что будет подписан

«новый Тильзит». По его мнению, это значит, что США все также продолжат войну с Англией, а

это, вкупе с действиями французов на континенте, рано или поздно приведет к ее капитуляции455.

Ответное письмо Харпера можно тематически разделить на несколько разделов. В первом

он выражал надежду на возможность образования союза России, Австрии и Пруссии, который

бы заставил французов отступить за Рейн, Альпы и Пиренеи, не добиваясь их полного

поражения, т.к. это могло бы навредить европейскому балансу сил (и в это он согласен с

Уолшем). Кроме того, он не верил в вероятность «второго Тильзита», поскольку ситуация

совершенно изменилась с 1807 г., а Наполеон находился в слишком сложном положении456.

Во втором разделе письма Харпер пытался убедить Уолша, что русские и их история не

так уж и ужасна. Российское «население состоит из крестьян, невероятно храбрых, терпеливых,

выносливых и послушных»457. Хотя, по его мнению, они пока недостаточно просвещены, мудрая

власть делала все возможное, чтобы цивилизовать их458.

453 Таким же образом объяснял отсталость русских Полетика. См.: [Полетика П.] Observations. P. 95-96. 454 Correspondence Respecting Russia. P. 32-35. 455 Ibid. P. 36-39. 456 Ibid. P. 40-42. 457 Ibid. P. 42. 458 Ibid.

115

В общем и целом, Харпер был уверен, что Россия переживает беспрецедентный

культурный и экономический подъем. Ее население растет, сельское хозяйство развивается, а

реки летом и заснеженные дороги зимой служат отличными торговыми путями. Россия, по

мнению Харпера, не будет искать еще больших территориальных приобретений459.

Оценивая личность Александра I, Харпер продолжал настаивать на его благодетельности

и желании постепенно улучшать характер подданной ему нации. Личность российского монарха

казалась Харперу наиболее отвечающей запросам времени460.

Американский политик не был согласен с оценкой Уолшем деятельности Петра I и

Екатерины II. Первый, по его мнению, был «величайшим человеком, появившимся в мире», своей

энергией повернувший развитие всей страны в европейское русло. В царствование же Екатерины,

которая привела все нереализованные задумки Петра в жизнь, «русские стали новыми людьми»,

«блестящими и просвещенными»461. Примером этого, по мнению Харпера, служит цареубийство

Павла I, которого он оценивал, как крайне неудачного правителя, свернувшего с правильного

пути, намеченного Екатериной. Заговорщики же хотели лишь благ для своей Родины, после

цареубийства передали власть Александру I и ушли с политической сцены, чтобы не

дискредитировать его462.

В своем ответе на письмо Харпера Уолш подробно критически характеризовал

российские реформы XVIII в. и проводившие их ключевые личности, вступая в спор с Харпером

о том, насколько Россия и ее народ продвинулись в деле «самоцивилизации». Он соглашался с

тем, что на тот момент страна находилась на подъеме и что ее нынешнее «правительство обладает

всеми благами современной науки», но считал, что этому Россия обязана личности Александра

I, а не прогрессивности системы в целом. Нынешний император, по мнению Уолша, пускай и

более «цивилизован», чем могло бы быть, но не идеален. Примером тому могли служить война

со Швецией, приобретение Финляндии и среднеазиатских территорий463.

Цареубийство 1801 г. Уолш рассматривал как последний отголосок дворцовых

переворотов XVIII в., которые он находил очень похожими на византийские или турецкие, где

правителей и фаворитов убивали за закрытыми дверями в ходе закулисных интриг. Инициаторы

цареубийства 1801 г. чувствовали личную обиду на Павла и ощущали, что их положение в

опасности, а потому и низвергли его. Никаких «патриотических чувств», описанных Харпером,

Уолш в заговорщиках не обнаруживал464.

459 Ibid. P. 43. 460 Ibid. P. 46, 55. 461 Ibid. P. 47-48. 462 Ibid. P. 48-49. 463 Ibid. P. 60-61. 464 Ibid. P. 64.

116

Далее он напоминал своему собеседнику, что воспетая им Екатерина тоже взошла на трон

во главе заговора. Разница между нею и Александром лежала, по его мнению, в том, что

последний был менее независим в своей политике, т.к. он многим оказывался обязан тому кругу

лиц, который помог ему стать императором. Историческое противодействие Екатерины Франции

есть не борьба за Цивилизацию против Деспотии, а почти случайное следствие симпатий

российской властной верхушки в отношении Англии465.

Уолш полагал, что европейский «поворот» России в XVIII в. – это почти единоличная

авантюра Петра I, которого он характеризовал как деспота и оценивал «лишь немного лучше

Ивана IV». Его главной заботой, как и его предшественников, было расширение империи, и он

лишь потому начал «модернизацию», что столкнулся с цивилизованной Швецией. Конечно, он

сделал очень много для страны в плане ее Просвещения, но, по мнению Уолша, этот процесс

проходил бы даже успешнее без его реформ466.

Екатерина, как считал Уолш, продолжила дело Петра, все расширяя и расширяя границы

страны. Ее разнообразные реформы, высоко оцененные Харпером, были «проведены более для

показа, чем для использования»467. Вообще, говоря о ней, Уолш более всего уподоблял всю

Россию своего рода европейской ширме, за которой скрывается варварство. Например, переписка

Екатерины и разговоры с французскими просветителями казались ему «своего рода

государственными театральными постановками»468. Уолш не соглашался и с оценкой Харпером

российского высшего класса, представителей которого (Паниных, Орловых, Разумовских,

Репниных и Потемкиных) он называет полуцивилизованными. В целом, по мнению Уолша,

«новые социальные формы и развлечения, которые она [Екатерина II] установила, проникли [в

государство] лишь поверхностно и охватили лишь незначительную часть нации»469.

Главным аргументом в доказательстве отсталости страны для Уолша становилось

крепостное право. Он признавал вслед за Харпером, что российская экономика и сельское

хозяйство переживают хорошие времена, но страна обязана этим 18 миллионам мужчин-

крепостных. На это число по подсчетам Уолша приходилось всего 1 млн. 100 тысяч свободных

крестьян. «Богатство и цивилизация, - заключал он, - не неразделимые понятия»470. Огромные

размеры России и сложность контроля за ними, по мнению Уолша, приведут к тому, что

«азиатские провинции, рано или поздно, отделятся»471.

465 Ibid. P. 65-66. 466 Ibid. P. 70-72. 467 Ibid. P. 72. 468 Ibid. P. 74. 469 Ibid. P. 75. 470 Ibid. P. 78. 471 Ibid. P. 79.

117

Подводя итог своему разбору русского характера, Уолш констатировал, что желаемое им

самим и Харпером сохранение Франции в своих исторических границах после войны с Россией,

скорее всего, будет невозможно, т.к. последняя захочет дальнейшего приращения территории.

Потому следует или ожидать «нового Тильзита», по которому Наполеон мог бы что-то

предложить Александру в обмен на мир, или последующего противостояния России и Англии

как стран-победительниц над Францией472.

Публикация «Переписки…» предсказуемо вызвала реакцию в американском обществе.

Помимо комментариев со стороны прессы, на нее, конечно, откликнулись и российские

дипломатические представители, столько рьяно пытавшиеся создать позитивной образ своей

страны ранее473. Яркую отповедь на критике Уолша дал А.Г. Евстафьев, обвинив его самого в

мифологизации и манипулировании фактами474.

В этой ситуации наиболее четко прослеживаются все механизмы формирования

национального самосознания россиян и американцев. И те, и другие во многом выстраивали его

через оппозицию Великобритании, издавая разоблачающие памфлеты на публикации прессы

Туманного Альбиона и пытаясь защитить историческую «правду» о своей родине. Теперь круг

замкнулся: в 1813 г. публицисты из России и США уже сами схлестнулись в литературной

баталии.

Следует подвести некоторые выводы.

Образ России в США на рубеже XVIII-XIX вв. складывался в значительной степени под

влиянием западного ориенталистского дискурса. Империя вписывалась в пространство

Восточной Европы, не вполне цивилизованное, но уже и не варварское. Русские как бы застряли

между Просвещением и Дикостью. Тем не менее, существовала американская специфика

представлений о России. Она изображалась в США более позитивно, чем в Европе. Причиной

тому было осознание некоторых общих черт между странами.

Актуализация в общественно-политическом пространстве США образа Российской

империи происходит в эпоху 1812 г. Этому способствовало несколько факторов.

Во-первых, российские дипломаты были озабочены слабым знанием России в

американском обществе. Это побудило их начать активную пропагандистскую кампанию, целью

которой было разрушение негативных стереотипов. Ее результаты можно оценить как

472 Ibid. P. 81-84, 473 Курилла И.И. «Русские праздники» и американские споры о России в 1813 г. URL:

https://mybook.ru/author/sbornik-statej/rossiya-i-ssha-poznavaya-drug-druga-sbornik-pamyat/ (дата

обращения: 25.04.2020). 474 Eustaphieve A. Structures on “Correspondence respecting Russia” // Reflections On The War of 1812, by

Tchuykevitch, translated from the Russian by Mr. Eustaphieve, with Strictures on The Correspondence

Respecting Russia. Boston: Munroe & Francis, 1813. P. 59-124.

118

положительные, поскольку сторонники федералистской партии к 1813 г. стали рассматривать

своего заокеанского соседа как естественного партнера.

Во-вторых, в этот же период образ Российской империи используется для выяснения

отношений между федералистами и республиканцами. Банкетная кампания, организованная

федералистами, стала важным эпизодом внутриполитического процесса в США. В этой связи

особый интерес представляет эпистолярный спор Харпера и Уолша, в котором Россия предстает

то воплощением варварства, то, наоборот, цивилизации.

Таким образом, именно эпоха 1812 г. заложила фундамент представлений американцев о

России. В споре Харпера и Уолша уже ясно видны очертания будущих либерального и

консервативно-пессимистического дискурсов475. Если первый американец уверен в том, что

Россия уже вошла в круг цивилизованных стран Запада, то второй относится к этому с изрядным

скептицизмом, полагая, что «извечная Россия» и в ближайшем будущем никак не изменится.

475 Журавлева В.И. Понимание России в США. С. 389-393.

119

§3. Экспансия США и Война за независимость испанских колоний в Америке:

взгляд из России

Война за независимость и перспективы развития США

«Объявление независимости Соединенных Северо-Американских областей принадлежит

к самоважнейшим приключениям нашего века, столь обильнаго достопамятными переменами,

такого века, который в Истории будущих времян без сомнения будет блистательнее века

Александрова, или Августова, в рассуждении как многоразличности приключений, так и

важности влияния во благо государств, или образа, каким оныя происходили», - так начиналась

статья, опубликованная в «Прибавлении к Московским ведомостям» в 1784 году476.

Российские современники революционных событий в Северной Америке были захвачены

перспективами, которые могли открыться перед молодыми США, если бы они смогли защитить

провозглашенную независимость. Например, Д.М. Ладыгин, в 1783 г. указывал на богатство

разных частей новообразованных Соединенных Штатов, заявляя о возможной выгоде торговли с

ними. Он рекомендовал всем заинтересованным в коммерческих отношениях с Америкой

проявлять инициативу и уведомлять правительство о своих намерениях, пока отсутствовала

конкуренция477.

Ладыгину вторили и некоторые другие авторы, указывавшие на необходимость

установления контактов с новообразованным североамериканским государством, которое могло

уменьшить влияние Великобритании на морскую торговлю России478.

Несмотря на столь положительные оценки перспектив, некоторых представителей

российской высшей бюрократии конца XVIII в. Соединенные Штаты скорее беспокоили.

Русский посол в Кадисе И.Ф. Бранденбург утверждал о возможном росте конкуренции со

стороны американцев в тех сферах торговли, которые считали традиционно русскими. Он

полагал, что, когда число жителей в Америке увеличится (а это произойдет весьма скоро), они

станут производить те же товары, которые составляли основную массу российского экспорта:

лен, пеньку, строевой лес, смолу, вар, воск и другое. Таким образом, Россия рискует потерять

важные рынки, которые заполнятся товарами американского производства479.

В попытке переубедить сомневающихся и предупредить возможный кризис отношений

между Россией и США находившейся в Санкт-Петербурге американский посланник Френсис

Дейна издал специальное сочинение480. В нем он пытался доказать, что распространению

476 Прибавление к Московским ведомостям. 1784. №39. С. 306. 477 Ладыгин Д.М. Известие в Америке о селениях аглицких, в том числе ныне под названием

Соединенных провинций: Выбрано перечнем из новейших о том пространно сочинителей. СПб.: Тип.

Мор. кадет. корпуса, 1783. С. 57-58. 478 Подробнее см.: Гриффитс Д. Указ. соч. С. 477-478. 479 Цит. по: Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. С. 179. 480 Гриффитс Д. Указ. соч. С. 482.

120

тревожной информации способствуют англичане, которые хотят досадить своим бывшим

подданным в колониях. «Размышления для опровержения утверждения британцев о том, что

независимость Соединенных Штатов повредит коммерческим интересам Северных наций и

России в частности» были призваны продемонстрировать общность интересов США и

Российской империи в противостоянии Великобритании481. Аргументы Дейны были

политически своевременными в условиях непростых отношений с Лондоном. Однако Екатерина

II и ее советники просто опасались вступать в близкие политические и экономические контакты

с США, грозившие непредсказуемостью и ухудшением русско-британских связей482.

Вне зависимости от отношения российских интеллектуалов к США, открывающиеся

перед ними перспективы не подлежали сомнению. В чем же крылась эта уверенность?

Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к пониманию исторического процесса

в XVIII – начале XIX вв. В.Н. Татищев утверждал, что каждый народ преодолевает определенные

возрастные степени – от «младенчества» к «мужеству», – которые соответствуют его

цивилизованности483. Следовательно, может быть выстроена своеобразная классификация

народов, ранжированных по степени их просвещенности. Критериями оценки, как точно

подметил Ю. Слезкин, служили «происхождение, территория, черты физического облика,

одежда, темперамент, духовная и хозяйственная жизнь, жилище, пища, религия, система

письменности, счисление времени, брачные и погребальные обычаи, воспитание детей,

врачевание и праздники»484. Совокупность этих критериев именовалась национальным

характером485. В каждой из стран создавались атласы по народоведению, которые часто

сопровождались визуальными галереями групп населения486. Такие сборники публиковались и в

России487.

Однако, существовала и своего рода классификация просвещенных наций. И хотя все они

признавались великими и равными, все же был критерий, который к началу XIX в. особо выделял

некоторые из них. Им была величина территории и количество подданных. Здесь Россия держала

481 Dana F. Reflections to Refute the Assertion of the British that the Independence of the United States Will Be

Injurious to the Commercial Interests of the Northern Nations, and of Russia in Particular // The Revolutionary

Diplomatic Correspondence of the United States. Vol. V. Washington: Government Printing Office, 1889. P.

529-531. 482 Гриффитс Д. Указ. соч. С. 492. 483 Татищев В.Н. Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах // Татищев В.Н. Избранные

произведения. Л., 1979. С. 70. 484 Слезкин Ю. Арктические зеркала. С. 75. 485 Romani R. National Character and Public Spirit in Britain and France, 1750-1914. Cambridge: Cambridge

University Press, 2002. P. 3. 486 Подробнее о ментальном народоведении и проблеме интеграции местных народов в воображаемую

российский имперский социум рубежа XVIII-XIX вв. см.: Вишленкова Е.А. Указ. соч. С. 93-117. 487 См. например: Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб.:

Императорская Академия Наук, 1799. В 4-х тт.

121

первенство. Согласно немецкому путешественнику и историографу на русской службе Г.Ф.

Миллеру, никакая другая страна в мире не могла похвастаться столь большими территориями и

такой пестротой местного населения, как Россия. Сибирь открывала перед империей Романовых

такие перспективы, которых не было ни у одной другой нации488.

Миллер ошибался. США после обретения независимости имели очень большие шансы

оказать конкуренцию России в деле освоения новых территорий и колонизации полуварварских

народов. Перед ними лежал весь Запад вплоть до Тихого океана. На этом пространстве

проживали индейские племена, которые представляли собой идеальный объект цивилизации.

Таким образом, вопрос состоял лишь в том, смогут ли американцы воспользоваться своими

шансами?

По мнению автора одной из обширных статьей, опубликованной в «Прибавлении к

Московским ведомостям», ответ скорее может быть отрицательным. Причина пессимизма

заключалась в том, что при всем богатстве ресурсов у американцев просто-напросто может не

хватить людей для быстрого освоения пространств и развития страны, чтобы на равных

конкурировать с европейскими государствами. В конце XVIII в., Америка оставалась

малоизвестной страной, так что туда могли отправиться искать счастья только те люди, которым

было совершенно нечего терять489.

Это действительно было так. Представитель американской школы консенсуса Д. Бурстин

называет Америку пространством неопределенностей и иллюзий. Даже сами ее жители мало что

знали о родном крае490. Что уж говорить о европейцах и россиянах? Несмотря на то, что в России

в 1770-1780-е гг. много писали о США, как справедливо отмечает скрупулезно изучивший этот

вопрос Н.Н. Болховитинов, почти все эти материалы имели переводной характер491.

Исключением можно назвать разве что сочинения Ф.В. Каржавина, который являлся

непосредственным свидетелем Войны за независимость, однако те из них, что содержат наиболее

интересные материалы о революции, имеют частный характер. В своих письмах российский

путешественник жалуется на тяготы зимней дороги и слепящее солнце492. При этом, тексты

Каржавина непосредственно посвященные США не выходили в печатной форме493. Историки в

488 Миллер Г.Ф. Описание Сибирского царства и всех произшедших в нем дел, от начала а особливо от

покорения его Российской державе по сии времена. СПб.: Императорская Академия Наук, 1750. Гл. 2, §

1. 489 Прибавление к Московским ведомостям. 1784. №39. С. 308-309. 490 Бурстин Д. Американцы: Национальный опыт. С. 285. 491 Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. С. 101-102. 492 Ф.В. Каржавин – Бару, (4) 15 апреля 1780 г. // Россия и США: Становление отношений. С. 61.; Из

записки Ф.В. Каржавина в коллегию иностранных дел, ноябрь 1788 г. // там же. С. 173. 493 При этом были публикации, где Америка была затронута лишь вскользь, напр.: Каржавин Ф.В.

Вожак, показывающий путь к лучшему выговору букв и речений французских. СПб., 1794.; Он же.

Новоявленный ведун, поведующий гадание духов. СПб., 1795.

122

разное время пытались связать путешественника с публикациями об Америке в «Московских

ведомостях», но, как показал Болховитинов, это было ошибкой494. Свидетельства Каржавина о

происходящем по другую сторону Атлантики оказались почти неизвестны современникам и

точно не могли повлиять на формирующийся образ США в России.

Зато на представления о заокеанском соседе оказала непосредственное влияние «История

обеих Индий» аббата Рейналя, которая попала в Россию в начале 1780-х гг.495 Подробнейший

анализ вольных или невольных заимствований у Рейналя был блестяще проведен Н.Н.

Болховитиновым. Так, например, он отмечал сходство многих идей и даже фраз в «Истории

обеих Индий» и оды «Вольность» А. Радищева496.

Характерной чертой отечественных публикаций об Америке конца XVIII в. стала вера в

ее многообещающее будущее, которое связывалось с высоким моральным обликом ее лидеров,

а также развитием демократии497. При этом, однако, ставился вопрос: смогут ли молодые

Соединенные Штаты реализовать свой потенциал?

Американская экспансия в начале XIX в.

«Замечая скорее умножения народа, промышленности, торговли и богатства в

Соединенных Американских Областях, <…>, всякий может предвидеть, что сия Республика со

временем овладеет Новым Миром и всеми Американскими Колониями», замечал с опаской Н.М.

Карамзин в «Вестнике Европы»498.

Для него CША выглядели естественным гегемоном Западного полушария. Он отмечал,

что власть Соединенных Штатов «может разлиться от севера до юга, захватить Мексику,

Западную Индию, Канаду, и затворить для Европы Атлантическое море», несмотря на обещания

494 Например, авторству Ф.В. Каржавина приписывалась статья «Понятия о торге невольниками (письмо

от одного путешественника своим приятелям)», опубликованная в «Прибавлении к Московским

ведомостям» в 1784 г. По мнению В.И. Рабиновича, Каржавин как раз в момент публикации

путешествовал по Америке, находясь в переписке с издателем газеты Н.И. Новиковым и А.Н.

Радищевым. Последний, по мнению исследователя, после использовал указанное выше письмо в

«Путешествии из Петербурга в Москву». Ошибочность теории Рабиновича впоследствии была доказана

А.И. Старцевым и Н.Н. Болховитиновым. См.: Рабинович В.И. С гишпанцами в Новый Йорк и Гавану

(Жизнь и путешествия Ф.В. Каржавина). М.: Мысль, 1967. С. 68-70.; Старцев А.И. Был ли Каржавин

другом Радищева? // Вопросы литературы. 1971. №4. С. 169-171; Болховитинов Н.Н. За точное и

документированное освещение жизни и деятельности Ф.В. Каржавина // Вопросы истории. 1987. №12.

С. 166-167.; Подробнее об историографических спорах вокруг Каржавина см.: Симанков В.И. Из

разысканий о журнале «Прибавление к Московским Ведомостям (1783-1784) или об авторстве

сочинений, приписывавшихся Н.И. Новикову, И.Г. Шварцу и Ф.В. Каржавину. Харьков, 2010. 495 Следует отметить, что полный российский перевод был опубликован только на рубеже 1800-1810-х

гг. См.: Рейналь Г. Философическая и политическая история о заведениях и коммерции европейцев в

обеих Индиях. Ч. 1-6. СПб., 1805-1811. 496 Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. С. 118-120. 497 Московские ведомости. 1789. № 84. 498 Вестник Европы. 1802. Ч.3. №10. C. 180.

123

их лидеров не вести экспансионистскую политику. С большой тревогой Карамзин заключал:

«разве не известно, что в Политике не надобно верить никаким обещаниям, и что право сильного

найдет всего оправдание?»499

Сомнения российского литератора были вполне объяснимыми. За те почти 20 лет, что

прошли между провозглашением независимости США и началом нового века, произошло много

событий. Французская революция отбросила тень в прошлое и заставила вновь увидеть в

американцах таких же революционеров, которые по какой-то удивительной причине не

оказались столь же радикальны, как якобинцы. Вашингтон не оказался Наполеоном, а

Джефферсон при всей его симпатии к Франции не пошел у нее на поводу500.

Население США умножилось, несмотря на определенные сомнения в привлекательности

страны для переезда. В значительной степени «благодарить» за это стоило нескончаемые войны

в Европе. В одной из статей выражалось мнение о том, что возможно «общий мир остановит

частые переселения европейцев в Америку и, следственно, уничтожит главную причину

умножения людей в сей части света»501.

Как оказалось, это мнение было ошибочным. Даже после Венского конгресса, который

подвел черту под наполеоновскими войнами, европейцы с большой охотой уезжали за океан. Их

число было настолько значительным, что пресса почти каждый месяц упоминала о новой группе

переселенцев в Америку. Или как писала газета «Русский инвалид», «в сию страну свободы и

покоя»502. Например, за один лишь 1817 г. в общественно-политическом издании «Северная

почта», выходившим дважды в неделю, проблема эмиграции в Америку затрагивалась восемь

раз. Среди социальных групп, отправлявшихся за океан, газетой указывались ремесленники-

англичане из Портсмута, жители Бадена, Швейцарии, Эльзаса, Лотарингии, немецкие эмигранты

из Амстердама, а также бывшие солдаты и офицеры армии Наполеона503.

При увеличении числа жителей должна расти и территория. На рубеже XVIII-XIX в. США

включили в свой состав несколько новых штатов. Если Вермонт был частью «старой» Новой

Англии и одним из штатов, провозгласившим независимость в ходе Революции, но не вошедшим

в состав объединенного государства сразу после нее, то Кентукки, Теннесси и Огайо стали

принципиально новыми политическими образованиями на карте Соединенных Штатов, являя

ранние примеры намечающегося движения американской нации на Запад в первой половине XIX

столетия.

499 Там же. 500 Филимонова М.А. Пресса становится властью. С. 182, 188-193. 501 Вестник Европы. 1802. Ч.4. №14. C. 156. 502 Русский инвалид или Военные ведомости. 11 марта 1816. №59. 503 Северная почта или Новая Санкт-Петербургская газета. 7 апреля 1817. №28.; 28 апреля 1817. №34.; 23

мая 1817. №41.; 13 июня 1817. №47.; 16 июня 1817. №48.; 27 июня 1817. №51.; 1 августа 1817. №61.; 22

сентября 1817. №76.

124

В 1813 г. «Сын отечества» опубликовал анекдот, который подчеркивал неразрывную связь

между американским национальным характером и экспансией, а также тонко подмечал сходство

имперских проектов США и Российской империи:

Не могу не вспомнить при сем случае презабавного признания, которое мне сделал некто

Господин П… бывший Американским посланником в М[оскве]. Он звал меня к себе обедать. На

вопрос мой, кто еще будет у него обедать, он отвечал: ”Весь дипломатический корпус: Российской

и Английской посланники”. – “Как?” - прервал я речь его: “разве вы в дипломатическом сословии

признаете только посланников Рускаго и Английскаго?” – “Почти так”, - продолжал, улыбаясь,

П.: “Я, Американец, привык взглядом на карту судить о державах; например: на древнем материке

я вижу, что почти весь север его под Россиею, и говорю: вот исполин держава! Она то, что мы в

северной Америке”504.

Под "П." в этом анекдоте вероятно скрывается Джоэл Поинсетт, американский

путешественник и дипломат, который в действительности не имел официального назначения от

Белого Дома, выступая как частное лицо, что, впрочем, не помешало ему встретиться с

Александром I. В 1812-1813 гг. Поинсетт действительно был в Москве, где, вероятно, и

произошла встреча с рассказчиком.

Увеличение числа американцев, рост государства, развитие экономики и торговли

заставляли смотреть на заокеанскую державу одновременно с восхищением и беспокойством.

Как указывалось в одной статье, «Если оно [население] в такой же пропорции будет

увеличиваться, то Североамериканская Республика может со временем сделаться страшною для

всей Америки»505.

Наиболее значительным территориальным приобретением США в начале XIX столетия

стала покупка Луизианы. Известие о намерение американцев получить эти французские земли

дошло до России в мая 1803 г. При этом указывалось, что сделать они это могут не путем

покупки, а просто захватив, не встретив серьезного сопротивления506.

Сама же новость о передаче Луизианы США появилась на страницах российских газет в

начале июня того же года. О ней говорилось как об «уступке, сделанной в пользу Американских

областей»507. В последующем никакого серьезного анализа этого события так и не появилось, что

504 Письма из Москвы в Нижний Новгород. Письмо первое. // Сын отечества. 1813, №35. С. 93-95. 505 Вестник Европы. 1806. Ч.25. №2. С. 142. 506 Санкт-Петербургские ведомости. 8 мая 1803. № 37. С. 1010-1011. 507 Там же. 5 июня 1803. № 45. С. 1564.

125

объяснялось возобновлением войны наполеоновской Франции и Англии, разным аспектам

которой были посвящены все статьи в прессе508.

Тем не менее, это не означало, что российское общество и власть забыли о Луизиане.

Зимой 1803 г. швейцарский философ Ф. Лагарп напоминал своему бывшему ученику Александру

I о ней и проводил определенные параллели между освоением Запада американцами и Востока

россиянами. Он рекомендовал российскому монарху воспользоваться примером Соединенных

Штатов и отправить в Сибирь и другие окраинные территории империи колонистов, мотивируя

их дешевой землей и свободами. Для Лагарпа не было большой разницы между российскими и

американскими фронтирами509.

Одним из первых результатов покупки Луизианы администрацией Томаса Джефферсона

стало снаряжение экспедиции М. Льюиса и У. Кларка в 1804 г. Правительство США стремилось

получить точные сведения о том, что находится к западу от реки Миссисипи. В 1815 г. в

«Вестнике Европы» на страницах двух номеров были опубликованы выдержки из

экспедиционных журналов Льюиса и Кларка с предисловием редактора журнала, поскольку

Россия проявляла особый интерес к исследованию доселе неизвестных пространств510. Так, в

1803 г. правительство поддержало кругосветную экспедицию И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф.

Лисянского, которая изначально находилась в ведении Российско-американской компании и

испытывала финансовые трудности. Одной из ее главных целей было исследование северо-

западных берегов Америки, входивших в состав Российской империи. Экспедиция Льюиса и

Кларка в этом смысле зеркально повторяла первое русское кругосветное путешествие за тем

лишь исключением, что путь проходил не по морю, а по земле, основным направлением был

Запад, а не Восток, но зато изучать нужно было тех же коренных американцев.

Любопытно, что все опубликованные выдержки из журналов, посвящены индейцам. Вот

одна из них:

Мы вручили первому из них флаг, медаль, свидетельство, ленту (из вампума) и платье,

служащее знаком отличия начальника. <…> В знак же дружбы приняли мы от них трубку.

Начальники удалились в зеленые беседки. Там они приступили к разделу полученных от нас

подарков511.

508 Только в 1818 г. «Дух журналов» сообщил о завершении процесса уплаты денег за Луизиану, см.:

«Дух журналов». 1818. Ч. XXVI. кн. 8. С. 237. 509 Ф. Лагарп – Александру I, 30 фримера XII г. (7/19 декабря 1803 г.) // Россия и США: Становление

отношений. С. 248. 510 Вестник Европы. 1815. Ч. 79. №4. С. 284-289.; 1815. Ч. 80. №5. С. 109-113. 511 Там же.

126

Отбор цитат в журнале был не случаен. Именно на первую треть XIX в. в России

приходится романтизация имперских окраин и их жителей, кавказцев и сибирских туземцев.

Результатом этого процесса, как остроумно заметил Ю. Слезкин, стало то, что «Русская Сибирь

приобрела “собственного Джеймса Фенимора Купера” (в лице Ивана Калашникова), а коренные

жители Сибири приобрели черты последних могикан»512. Иными словами, отечественная

публика, читая об индейцах, видела в них татар, калмыков, черкесов и сибиряков.

По аналогии с этим, русские первопроходцы должны были напоминать великих пионеров

прошлого. Так, например, под пером Н.М. Карамзина Ермак превратился в «российского

Пизарро», который, однако, был «менее ужасным для человечества», но также, как и испанский

предшественник, открывал «второй новый мир для Европы»513.

Однако, романтические мечты не должны были идти поперек реальной политики.

Экспедиция Льюиса и Кларка вызывала у российских чиновников определенные опасения. Еще

в 1806 г. П.П. Резанов в секретном донесении Н.П. Румянцеву указывал, что американское

правительство отправило исследовательскую группу к р. Колумбия. По его мнению, они могли

впоследствии объявить все открытые территории собственностью США, если только не найдут

там европейских поселений514.

Таким образом, исследование Луизианы и поиск выхода к Тихому океану американцами

могли в недалекой перспективе стать причиной осложнения отношений между Россией и США.

Российские чиновники опасались их активного продвижения на новые территории, осознавая

недостатки управления Русской Америки515 и финансовую неэффективность РАК516. Все это

выводило российское общество к обсуждению следующей важной проблемы: а есть ли границы

у территориальной и политической экспансии США в условиях, когда у подданных европейских

государств в Новом Свете обнаружились революционно-освободительные настроения?

Революционное движение в Латинской Америке

«Война в Испанской Америке час от часу становится ужаснее. Испанцы и португальцы

дерутся на пространстве земли, простирающейся в длину почти на 1000 миль, с такою лютостию

и остервенением, коим, может быть ни в одной летописи о гражданских войнах нельзя найти

512 Слезкин Ю. Арктические зеркала. С. 95-96. 513 Карамзин H.M. История государства Российского. 1843; репринт, изд. М., 1989. Т. 9. Гл. 6. С. 226,

218-219; Слезкин Ю. Арктические зеркала. С. 98-99. 514 Н.П. Резанов – Н.П. Румянцеву, 17(29) июня 1806 г. // Россия и США: Становление отношений. С.

248. 515 Виньковецкий И. Указ. соч. С. 71-72, 80-81, 108-109. 516 Петров А.Ю. Финансово-хозяйственное состояние Российско-американской компании // Русское

открытие Америки: Сборник статей, посвященный 70-летию академика Николая Николаевича

Болховитинова. М.: РОССПЭН, 2002. С. 455-457.

127

подобного примера… Революция, возникшая в 1810 году в некоторых немногих провинциях,

сделалась теперь всеобщею…»517, - такими словами начиналась обширная статья в «Вестнике

Европы», посвященная анализу Войне за независимость в странах Латинской Америке.

Правительство Испании вначале долго тянуло с реформами в своих заокеанских

владениях, которые хотели признания своих прав. Когда король в 1812 г. объявил о том, что

европейские и американские испанцы суть одна нация, это отозвалась не ожидаемым снижением

напряженности в колониях, но, наоборот, его ожесточением518. Одной из главных причин этого

процесса являлось то, что латиноамериканские элиты, состоящие из креолов, на рубеже XVIII-

XIX вв. смогли сформулировать собственную формулу национализма, провозглашая свою

инаковость от метрополии. Таким образом испанцы Нового света превратились колумбийцев,

венесуэльцев и перуанцев519.

Латиноамериканское освободительное движение было частью большой «революционной

волны», по словам Э. Хобсбаума520. Не успели остыть ружья после завершения Наполеоновских

кампаний, как революции вспыхнули в Испании, Неаполе и Греции. В других странах рост

национального самосознания не привел сразу к войне, но стал причиной появления тайных

сообществ, одновременно провозглашавших борьбу за народ и опасавшихся его. В общем и

целом, эти сдвиги были закономерны. «Поскольку большая часть этого страшного наследства –

французской революции, – как верно указывал Хобсбаум, – представляла собой набор моделей и

образцов политического переворота, пригодных для всеобщего применения бунтовщиками где

бы то ни было, нельзя сказать, что революции 1815-1848 гг. были делом рук нескольких

недовольных агитаторов… Они начались потому, что политическая система, насажденная в

Европе, была <…> глубоко неадекватна политическим условиям на континенте…»521.

Влияние Американской революции, а затем и Французской на латиноамериканское

освободительное движение, как и на любое другое в тот период, не вызывало сомнения у

современников522.

Одним из наиболее уважаемых в кругу революционеров был аббат Доминик де Прадт,

видный политик эпохи первой Империи, поддержавший Наполеона в период его «Ста дней» и

затем ушедший в оппозицию к реставрированному режиму Людовика XVIII. Отход от активного

участия в политике после 1815 г. заставил его обратиться к публицистической деятельности. Де

517 Вестник Европы. 1816. Ч. 90. № 21. С. 48.49. 518 Айрапетов О. История внешней политики Российской империи. Т.1. С. 400. 519 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. С. 71-73.; Исэров А.А. Указ. соч. С. 72-79. 520 Хобсбаум Э. Век революции. С. 158-159. 521 Там же. С. 161. 522 Дух журналов. 1818. Ч. XXVI. кн. 8. С. 248. О восприятии гражданами США латиноамериканского

освободительного движения между 1815 и 1822 гг. см. фундаментальную работу А.А. Исэрова.: Исэров

А.А. Указ. соч. С. 49-107.

128

Прадт написал несколько книг на философско-политические темы, а также стал постоянным

автором статей для газет и журналов. В своих сочинениях он предрекал неизбежность отделения

колоний от своих метрополий в ближайшие десятилетия523. Переводы работ аббата снискали ему

славу в Латинской Америке, за что он получил титул почетного гражданина Мексики и

Колумбии, а Симон Боливар даже удостоил его персональной пенсии в знак признательности за

защиту дела латиноамериканской революции524. В России о де Прадте также знали: например,

именно на него в 1816 г. ссылалась «Северная почта», говоря о перспективах

латиноамериканской революции525.

Французские корни освободительного движения в Новом Свете означали, что

официальная позиция европейских государств в отношении него должна была стать

непримиримо отрицательной. Священный союз создавался для сохранения легитимизма и

предотвращения революций, а государи, входившие в него, обязывались «подавать друг другу

пособие, подкрепление и помощь» при необходимости526.

Однако, после начала революционной войны в Латинской Америке выяснилось, что, хотя

никто не хотел видеть распространение «революционной заразы» в Новом Свете, но и помогать

Испании в ее «замирении» бунтовщиков тоже не нашлось желающих. Америка находилась

слишком далеко, а экспедиция туда выглядела настоящей авантюрой. Российский посол в

Испании Д. Татищев рекомендовал местным властям применить в отношении революционеров

не силу оружия, но убеждения, передав им значительную политическую автономию527.

В целом подобное мнение разделяли все члены Священного Союза. Желание испанского

короля Фердинанда VII организовать коллективную интервенцию в Латинскую Америку

провалилась. Ситуация ухудшилась в 1820 г., когда начавшаяся революция уже в самой Испании,

вынудила его восстановить конституцию. Это одновременно делало новый либеральный режим

нелегитимным в глазах консервативных европейцев, а латиноамериканскую войну за

независимость частично обоснованной, маркируя неумелую политику Фердинанда VII.

Результатом всех этих событий стало понимание Александром I того, что революции в

европейской и американской частях Испанской империи, хотя и схожи по своим причинам,

523 Pradt D. de. Les Trois âges des colonies, ou de leur état passé, présent et à venir, 2 vols. Paris: Giguet, 1801–

02. 524 Shawcross E. France, Mexico and Informal Empire in Latin America, 1820-1867. NY: Palgrave Macmillan,

2018. P. 42; Bornholdt L. The Abbé de Pradt and the Monroe Doctrine // Hispanic American Historical Review.

1944. Vol. 24. № 2. P. 201–202. 525 Северная почта или Новая Санкт-Петербургская Газета. 21 марта 1816. №23. 526 Акт Священного Союза, 26 сентября (14 сентября ст.ст.) 1815 г. // Полное собрание законов

Российской империи. Собрание первое. Том 33. 1815-1816. СПб., 1830. URL:

https://runivers.ru/doc/d2.php?CENTER_ELEMENT_ID=147869&PORTAL_ID=7146&SECTION_ID=6778

(дата обращения: 17.09.2019). 527 Цит. по: Robertson W.S. Russia and the Emancipation of Spanish America, 1816-1826 // Hispanic American

Historical Review. 1941. Vol. 21. No. 2. P. 197.

129

должны восприниматься по-разному. Для подавления революционного движения на

Пиренейском полуострове могла стать интервенция, которая и была произведена по решениям

Веронского конгресса 1822 г. Что же касается Нового Света, то в сложившихся условиях

допускалось даже де-факто признание отделившихся колоний528.

Однако, четкого понимания долгосрочной стратегии не было ни у кого. В разговоре с

французским послом в Санкт-Петербурге Ла Ферроне Александр I четко сформулировал свои

сомнения, разграничив отношение к революциям в США и Латинской Америке. Если первая, на

его взгляд, была организованной, консервативной и респектабельной, то вторая выглядела

хаотичной, радикальной и подозрительной:

Нельзя принимать результаты революции ни в Америке, ни в Европе. Это право только

одного короля Испании, но каким бы ни было его решение, может ли кто-либо оспорить его прямо

или косвенно? Ибо сейчас выбор состоит в том, чтобы или отказаться от признания независимости

Южной Америки, или признать это без его разрешения. Кроме того, как дальше строить

отношения с самой Америкой, где всё находится в самом страшном хаосе? Признать

независимость чего и кого? Где вожди [революции]? Где правительства? Какая партия побеждает?

С кем мы должны вести переговоры, ведь результатом признания страны является заключение

договоров. Следует ли нам сравнивать ситуацию в Южной Америке с революцией в Северной

Америке против Англии? Между ними нет ничего общего... Где же Франклины, Вашингтоны и

Джефферсоны Южной Америки?529

На роль Вашингтона мог сойти Симон Боливар, которого, как показал на обширном

североамериканском материале И.И. Исэров, активно сравнивали с первым президентом США530.

Однако, видимо российский император находил лидера революционного движения в Латинской

Америке недостаточно респектабельным.

Очевидно, что колебания Александра I отзывались и в самом российском обществе, где

даже ставший с 1815 г. еще более консервативным «Вестник Европы» симпатизировал делу

революционеров, обвиняя испанское правительство в нежелании провести реформы,

отвечающие духу времени531. Именно понимание своей правоты заставляло восставших смотреть

в будущее с оптимизмом и воодушевлением, а вслед за ними завоевывало симпатии у российских

наблюдателей532.

528 Ibid. P. 210. 529 Цит. по: Ibid. P. 215. 530 Исэров А.А. Указ. соч. С. 359-401. 531 Вестник Европы. 1816. Ч. 90. № 21. С. 48-50. 532 Там же. 1818. Ч. 102. №21. С. 60-61.

130

Тем не менее, последние сомневались в том, что новые латиноамериканские государства,

если они все же завоюют независимость от Испании, смогут быстро встать на ноги и

превратиться в полноценных участников большого политического процесса. Многие предрекали

другой сценарий: они могут попасть под влияние США.

Восхищения и тревоги российских наблюдателей

Автор одной из статей в «Вестнике Европы» указывал, что из четырех держав, которые

могут принять участие в решении судьбы народов Латинской Америки, – Испания, Англия,

Португалия и Соединенные Штаты – лишь последняя «на своем месте, и делает что должно. Как

Американская держава, она выгоды свои ограничивает пределами своей гемисферы. В ней

царствует законная свобода, и потому дело народа и дела правительства там нераздельны»533.

Следовательно, претензии других трех государств США могут правомерно оспорить, так как они

являются европейскими колониальными империями, а следовательно, не могут беспристрастно

судить о происходящем в Новом Свете.

В то же время, сама мятежная Латинская Америка, по мнению автора одной из статей,

хотела всего двух вещей: короля и конституции. Иными словами, революционеры желали стать

полноценными поддаными Испании с четко прописанными правами и свободами, так же как того

хотели в свое время британские колонисты в Америке. «Испания может дать ей Короля, но даст

ли она конституцию? А инсургентам нужна конституция, основанная на законно-свободных

правилах; ибо они подняли оружие свое за независимость»534. Принятие такой конституции

могли пролоббировать только США, заключает автор.

Другой публицист указывал, что недавний пример Войны за независимость в Северной

Америке может сыграть злую шутку с революционерами в испанских колониях: «Близость

Северо-Американской республики ничего доброго не предвещает колониям. Ничто столько не

побуждает к свободе, как соседство с свободным народом»535. Отсюда следует, что компромисса,

который бы удовлетворил все стороны, достичь невероятно сложно. Боливар и его братья по

оружию будут биться до последнего, не принимая умеренных решений. А это, возможно,

приведет к тому, что, если, наконец, революционеры провозгласят независимость, у

новообразованных государств не будет ни сил, ни возможностей быстро оправиться от потерь

военного времени, и они попадут под влияние своего северного соседа. В этой связи «Северная

533 Там же. 1818. Ч. 99. №11. С. 246. 534 Там же. С. 245. 535 Там же. С. 308.

131

почта» уверенно предрекала, что политическое устройство будущих латиноамериканских

государств будет напоминать США536.

«Каких стараний не прилагали Соединенные Штаты, дабы открыть сообщение с

восточными берегами Америки, где Мексика обладает прекраснейшими землями, не умея

пользоваться их сокровищами?.. – сетовал российский интеллектуал, - Северо-Американская

республика распространила ныне гражданскую образованность даже до Миссури, и может быть

недалеко время, когда пределы Российской Империи столкнутся с границами владений и

Мексиканской республики и Северо-Американской»537. Похожие идеи можно было прочесть и в

«Северной почте», которая неоднократно предупреждала читателей во второй половине 1810-х

гг. о возможном военном столкновении Соединенных Штатов и Испании538

Опасения насчет экспансии США, несомненно, были обоснованы. В 1818 г. в «Вестнике

Европы» была опубликована краткая выжимка из книги упоминавшегося выше аббата де Прадта

«О колониях», в которой обосновывалась перспектива неизбежной консолидации независимых

латиноамериканских государств вокруг Соединенных Штатов.

Каждая колония, отделяющаяся от Европы, естественно приступает к Американскому

Союзу. Четыре обстоятельства без сомнения не укрылись от внимательности мудрых

Американцев: 1) что Америка столь же натурально принадлежит Американцам, как Европа

Европейцам, и что Америке столь же натурально принадлежат своим жителям природным, как и

Европе своим жителям; 2) Американцы каждую отделяющуюся от Испании колонию почитают

участницей в великом Союзе Американском против господства Европейцев над Америкой; 3)

Американцы желают, чтобы торговые пути, благоденствию их столь полезные, были открываемы

и распространяемы повсюду, следственно и в Южной Америке; 4) Американцам нужны союзники,

которые с ними составили бы в Америке внутреннюю силу против Англии539.

В этом пассаже обращают на себя внимание несколько моментов. Во-первых,

формулировка принципа «Америка для американцев». Напомним, что до провозглашения

Доктрины Монро остается еще 5 лет, однако сама по себе мысль об отличиях устройства

Западного полушария и Восточного уже витала в воздухе540. Вполне возможно, что де Прадт

имел косвенное интеллектуальное влияние на Т. Джефферсона, Г. Клея и Дж. К. Адамса,

536 Северная почта или Новая Санкт-Петербургская Газета. 9 июня 1817. №46. 537 Вестник Европы. 1816. Ч. 90. №21. С. 59. 538 Северная почта или Новая Санкт-Петербургская Газета. 21 марта 1816. №21.; 7 ноября 1817. №89.; 5

декабря 1817. №97.; 7 августа 1818. №63.; 15 мая 1818. №39.; 11 мая 1818. №38.; 6 марта 1818. №19. 539 Там же. 1818. Ч. 97. №4. С. 299-300. 540 Schellenberg T.R. Jeffersonian Origins of the Monroe Doctrine // Hispanic American Historical Review.

1934. Vol. 14. No. 1. P. 1-31.

132

которые, не зная его лично, читали его работы541. Впрочем, И.И. Исэров возражает против этого,

справедливо указывая на то, что из политических деятелей США лишь Т. Джефферсон высоко

отзывался о французе. По мнению российского исследователя, «аббат де Прадт был лишь одним

из множества европейских авторов самого разного масштаба и политической направленности,

которые в один голос предсказывали грядущее величие Нового Света и ослабление Старого»542.

Во-вторых, интересно замечание об «Американском Союзе». Под оным подразумевались,

конечно же, не только США, но и другие страны Западного полушария. Речь шла о проекте

Панамериканского союза, идею которого отстаивал, например, Генри Клей в дебатах в

Конгрессе543.

В-третьих, для де Прадта основным соперником США в Новом Свете становилась не

Испания, которая еще формально главенствовала над бунтующими колониями, а Англия. В этом

смысле автор заочно подтверждал выводы некоторых историков, исследовавших истоки

Доктрины Монро и считавших ее направленной, в первую очередь, против Британской империи,

а не Священного Союза и его мнимых планов по организации интервенции544.

В-четвертых, единственным государством Европы, которое может противостоять Англии,

являлась Россия. Однако, по словам современника, к сожалению, «она господствует только на

Балтийском море и на Черном, а на Средиземном и на Океане нет гавани, которая бы ей

принадлежала»545. Нет причин предполагать, что сам де Прадт мог делать какие-либо далеко

идущие выводы о возможной роли России в обретении латиноамериканскими колониями

независимости или в противостоянии экспансии других государств (США, в первую очередь).

Однако к таким умозаключениям вполне могли прийти российские читатели. Тем более, что

экспансия Соединенных Штатов рано или поздно должна была привести их к Русской Америке

и Форт-Россу в Калифорнии. Именно об этом писал российский дипломат П. Полетика министру

иностранных дел К.В. Нессельроде в 1821 г. в связи с продвижением американцев к р. Колумбия.

В своей реляции Полетика отмечал, что жители США в целом не считают российское

присутствие на тихоокеанском побережье Северной Америки существенным546.

541 Bornholdt L. The Abbé de Pradt and the Monroe Doctrine // Hispanic American Historical Review. 1944.

Vol. 24. No. 2. P. 201-221. 542 Исэров А.А. Указ. соч. С. 99-101. 543 Там же. С. 154-160. 544 Подробно об этом см.: Tatum E.H., Jr. The United States and Europe, 1815-1823: A Study in the

Background of the Monroe Doctrine. Berkeley: University of California Press, 1936.; Болховитинов Н.Н.

Доктрина Монро: (Происхождение и характер). М.: ИМО, 1959. С. 154-158.; Bolkhovithinov N.N. Russia

and the Declaration of the Non-Colonization Principle: New Archival Evidence // Oregon Historical Quarterly.

1971. Vol. 72. No. 2. P. 101-126. 545 Вестник Европы. 1818. Ч. 97. №4. C. 298. 546 РГАВМФ. Ф. 315. Материалы по истории русского флота. Коллекция. Оп. 1-1. Ед. хр. 123. Л. 1 об. –

22.

133

Российский морской офицер и будущий декабрист Д.И. Завалишин, находясь по службе в

Калифорнии в 1824 г., полагал, что присоединение всей Мексики или значительной ее части к

США является лишь вопросом времени. По его словам, местные жители были немало этим

обеспокоены и предпочли бы оказаться лучше в подданстве Российской империи. Реалистично

оценивая проблему, российский кругосветник, однако, понимал, что присоединение Калифорнии

грозит серьезным ухудшением отношений и с Испанией, и с Соединенными Штатами. Даже само

сохранение российского присутствия в Форт-Россе могло стать в дальнейшем причиной

конфликта547.

Другой офицер, будущий директор Российско-Американской компании и адмирал Ф.П.

Врангель в 1836 г. в отчете правлению РАК указывал на то, что уже получившая к тому моменту

независимость Мексика должна искать в России союзника против США. По его мнению, Форт-

Росс не представлял опасности для мексиканцев. Наоборот, он мог помочь сохранить Верхнюю

Калифорнию, на которую уже алчно смотрели США, в составе Мексики548.

Мнения побывавших в Калифорнии Завалишина и Врангеля разделяла и российская

пресса, в которой восхищение быстрыми темпами развития США смешивалось с легкой обидой

за стагнирующее состояние российских колоний на тихоокеанском берегу549.

Это действительно было так. Форт-Росс не приносил РАК никакой прибыли. Мексика

продолжала считать территории вокруг него своей собственностью550. Что же касается

территории Аляски, то она не оправдывала ожиданий ни с точки зрения финансовых выгод, ни с

точки зрения военной стратегии551.

В конце концов, общим местом в рассуждениях о перспективах экспансии США

становится признание за ними возможности полностью овладеть северной частью континента.

Один из сценариев этого процесса был озвучен на страницах «Духа журналов», где приводилось

мнение некоего английского журналиста:

…Почти нельзя уже сомневаться, что целая половина Западного полушария до перешейка

Панамского скоро составит одно (прим. - так в тексте) обширное Государство Соединенных

547 Завалишин Д.И. Калифорния в 1824 году // Россия в Калифорнии: Русские документы о колонии Росс

и российско-калифорнийских связях, 1803-1850: В 2-х тт. / сост. и подгот. А.А. Истомина, Дж. Р.

Гибсона, В.А. Тишкова. М.: Наука, 2005. Т.1. С. 572-577. 548 Врангель В.Ф. Предварительный отчет Главному правлению Российско-Американской компании о

переговорах в Мексике // Шур Л.А. К берегам Нового Света: Из неопубликованных записок русских

путешественников начала XIX века. М.: Наука. 1971. С. 262. 549 Вестник Европы. 1829. № 24 (6). С. 211-212. 550 Dmytryshin B. Fort Ross: and Outpost of the Russian-American Company in California, 1812-1841 //

Русское открытие Америки: Сборник статей, посвященный 70-летию академика Николая Николаевича

Болховитинова. М.: РОССПЭН, 2002. С. 412-424. 551 Виньковецкий И. Русская Америка. С. 81-83.

134

Областей. Для совершения сего великаго предприятия недостает только соразмерного

народонаселения в областях Миссисипи и Огайо, и твердых позиций на западных границах. Все

сии события совершились с такою скоростью, каковой в Старом Свете мы и представить себе не

можем. Выгодное положение Америки, облегчающее тамошнему Правительству способы

удовлетворять всем нуждам Государственным, уплачивать старые долги, и в тоже время

освобождать народ от податей: — это такое явление, которое и в мысль никому прийти не могло.

Присоедините к сему единодушие народа и Правительства, дарующее способы сему последнему

вооружить на случай нужды всех граждан – и вы будете иметь самую чудесную и неподражаемую

картину политическую552.

Перспективы, открывающиеся перед США при таком сценарии, одновременно

завораживали и пугали. Развитие Североамериканской республики в будущем вполне могло

привести ее к столкновению со странами Старого Света. Как указывал автор статьи в «Северной

почте», «Как бы то ни было, Европа и Америка восстанут некогда друг против друга, сначала как

совместники, а потом как неприятели. Подобно как до сих пор ополчалось одно Государство

против другаго, так в будущее время ополчатся друг против друга целые части света»553.

Возможный исход такого конфликта красочно описан в фантастическом эпистолярном

рассказе, опубликованном однокашником А.С. Пушкина В. Кюхельбекером в «Невском зрителе»

в 1820 г. Его действие происходит в XXVI в., в котором Америка стала центром мира, а Европа

вновь «одичала». Главный герой, гражданин США, отправляется в «Вашингтонские колонии» в

Испании, населенные «дикими Гверилассами», нецивилизованными объединениями племен,

нападающих на купцов и путешественников. Кюхельбекер не говорит о причинах падения

Европы. Собственно, это ему и не интересно: более важной темой для него является

государственный порядок будущего, который, очевидно, ассоциируется у него с Америкой, где

«Политика и Нравственность одно и тоже»554. Старый Свет растерял свое величие XVIII – начала

XIX вв., как Древняя Эллада когда-то: «наконец и европейцы состарились: провидение отняло у

них свет, но единственно для того, чтобы повелеть солнцу истины в лучшем блеске воссиять над

Азией, над Африкой, над естественною преемницей Европы – Америкою»555.

Отечественная дискуссия о территориальной экспансии США в период между

окончанием Войны за независимость и серединой 1830-х гг. претерпела несколько поворотов. В

конце XVIII в. в целом признавался тот факт, что само географическое положение молодого

государства сулит ему большие перспективы, реализация которых может стать неподъемной

552 Дух журналов. 1818. Ч. XXVI. кн. 8. С. 239-240. 553 Северная почта или Новая Санкт-Петербургская Газета. 14 декабря 1818. №100. 554 Кюхельбекер В. Европейские письма // Невский зритель. 1820. Ч.1. №2. С. 35-45. 555 Кюхельбекер В. Европейские письма // Там же. 1812. Ч.2. №4. С. 42.

135

задачей для республики. Однако, уже в начале XIX в. Соединенные Штаты смогли убедить

скептиков в жизнеспособности своей политической и экономической модели развития,

способствовавшей многократному росту населения. Появление новых штатов на рубеже

столетий и особенно покупка Луизианы в 1803 г. маркировали переход политики США к более

активной экспансии на Запад.

После начала революций в латиноамериканских странах на страницах российских

журналов все чаще проводится мысль о доминирующем положении США не просто в Северной

Америке, но в целом в Западном полушарии. Продвижение американцев к Тихому океану

встречало одновременно возгласы восхищения и опасения в России. С одной стороны,

приобретение и быстрое освоение новых территорий символизировали рост статуса США в

табели о рангах цивилизованных народов. С другой стороны, их экспансия ставила под вопрос

дальнейшее присутствие Российской империи в Северной Америке или, по крайней мере, сулило

ухудшением отношений между Санкт-Петербургом и Вашингтоном.

136

§4. Восстание декабристов глазами американских современников

В изучении Русской революции 1917 г. одной из ключевых проблем до недавнего времени

являлся поиск ее идейных истоков556. В этой связи для поколений советских людей общим

местом являлась сформулированная В.И. Лениным мысль о трех поколениях русских

революционеров, первым из которых были декабристы. Дворянские офицеры, вышедшие в 1825

г. на Сенатскую площадь, как известно, «разбудили» Герцена, который, в свою очередь,

«развернул революционную агитацию»557. Эта ленинская аксиома во многом стала причиной

появления декабристского мифа в историографии и побудила российских историков к изучению

проблем, связанных с формированием идейного кредо декабристов с акцентом на выявление

американских истоков их проектов переустройства политического строя в России. Как,

например, влияние Конституции США и основных законов отдельных штатов на проект

конституции Н.М. Муравьева558.

По другую сторону Атлантики изучение декабристов в XX в. находилось под влиянием

различных общественно-политических дискурсов, отражавших разную степень уверенности в

способности России к модернизации и демократизации, отчего знание о дворянских тайных

обществах, возникших во вторую половину царствования Александра I, также во многом

мифологизировалось559.

Новейшие исследования «вернули» декабристов в их историческую среду и в

значительной степени избавили от идеологии. В этой связи представляется актуальным

возвратить восстание на Сенатской площади и в соответствующий ему по времени американский

контекст.

В данном параграфе будут рассматриваться образы декабристов в репрезентациях

современников-американцев. Ее основой выступают, по большей части, четыре источника –

воспоминания афроамериканки Нэнси Принс, письма посла Генри Миддлтона Генри Клею, а

также заметки о происходящем в России газеты «National Intelligencer» и журнала «Niles’ Weekly

Register». Выбор именно этих двух изданий обусловлен их популярностью и влиятельностью.

«National Intelligencer» признавался полуофициальной газетой Белого Дома, так что мнение,

556 Подробнее о проблеме см.: Панов А.С. Декабристы и восприятие перспектив модернизации России

американцами в контексте революционной волны 1820-х гг. // Россия и современный мир. 2018. №1. С.

29-46. 557 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 21. М.: Политиздат, 1968. С. 261. 558 См.: Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения, 1815-1832. С. 492-496; Дружинин Н.М.

Декабрист Никита Муравьев. М.: Изд. Всесоюз. о-ва политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1933. 559 См.: Laserson M. Democracy as a Regulative Idea and as an Established Regime: The Democratic Tradition

in Russia and Germany // Journal of the History of Ideas. 1947. Vol. 8. No. 3, 1947. P. 342-362.; 200. Bailey

T.A. America Faces Russia. P. 35-37.

137

высказанное в нем, в значительное степени отражало позицию Вашингтона. В свою очередь,

«Niles’ Weekly Register» был одним из самых популярных изданий в США. Его издатель, Иезекия

Найлз (1777-1839), был последовательным вигом и пытался представить в своем издании

сбалансированный взгляд на события560.

Восстание декабристов следует рассматривать не само по себе, а в определенном

социокультурном контексте. Обсуждение событий 14 декабря 1825 г. становилось поводом для

обсуждения перспектив модернизации Российской империи с учетом традиций ее развития и

национального характера.

Ступени цивилизации и национальный характер

Представления европейцев и американцев о других странах вписывались в рамки теории

«ступеней цивилизации», о которой речь шла выше. Напомним, согласно немецким философам

рубежа XVIII-XIX вв. все народы проходят один и тот же стадиальный путь развития от

варварства до истинного просвещения, что в синхроническом разрезе позволяет рассмотреть все

страны мира как бы на разных уровнях прогресса561.

В широко тиражированном американском географическом атласе Уильяма Вудбриджа,

вышедшем в 1824 г. и издававшемся почти без изменений до 1866 г., государства разделены на

несколько категорий: на дикие, варварские, полуцивилизованные, цивилизованные и

просвещенные. Каждая ступень имеет свои характеристики и особенности, например, варвары

отличаются от полных дикарей наличием «аграрного хозяйства, выпасом рогатого скота и овец»,

а также знанием «некоторых регулярных [т.е. современных – прим. А.П.] форм правления и

религий». В то же время на этой ступени развития у людей отсутствует письменность562.

Россия в этом своеобразном рейтинге народов занимала четвертую ступень

«цивилизация», которая в целом характеризуется хорошим знанием наук и искусств, а также

равенством в положении мужчин и женщин. Но, как замечает составитель атласа, некоторые

цивилизованные страны (например, Польша или Португалия) могут быть названы таковыми

лишь с оговорками, потому как большая часть их населения во многом сохраняет варварские

обычаи. К таким государствам относится и Россия563.

Согласно атласу, основной формой правления в России является абсолютная монархия,

где «монарх создает законы по своему желанию, без контроля со стороны других [людей]». В то

560 Kovarik B. “To Avoid the Coming Storm”: Hezekiah Niles Weekly Register as a Voice of North-South

Moderation, 1811 – 1836 // American Journalism. 1992. Vol. 9. Issue 3-4. P. 20-43. 561 Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. С. 250. 562 Woodbridge W.C. A System of Universal Geography on the Principles of Comparison and Classification. 2nd

ed. Hartford: Oliver D. Cooke & Co., 1827. P. 176. 563 Ibid.

138

же время, в отличие от деспотизма, правитель здесь не может полностью отказаться от законов и

управлять страной, руководствуясь лишь своими желаниями564. Однако, по мнению составителя

атласа, при царствовании Александра I страна после проведения ряда реформ стала

конституционной монархией, т.к. царь передал сенату право отклонения любого

антиконституционного указа. Тем не менее, большая часть населения страны остается

«вассалами или рабами», а вся власть находится в руках императора и знати565.

«Ступень цивилизации», на которой стоит та или иная нация, во многом зависит уровня

знаний в стране и от способности ее населения к обучению. В этом смысле Россия лишь недавно

вступила в круг цивилизованных наций. По мнению автора атласа, страна еще 100 лет назад

находилась в состоянии варварства, однако последние императоры, приглашавшие ученых из

других стран, смогли серьезно улучшить состояние дел. Просвещенная часть населения учится в

университетах, три главных из которых, как считал Вудбридж, находятся в Петербурге, Киеве и

Або566. По подсчетам, приведенным в атласе, около 9 тыс. молодых людей обучались в

университетах в 1820 г.567

Несмотря на то, что Российская империя оказалась в числе цивилизованных государств,

там отсутствовала действенная система образования для бедных, вследствие чего «большая часть

населения оставалась крайне невежественной»568. В дополнение к этому, подчеркивал

составитель, «институт “вассалитета” или рабства, в котором задействована значительная доля

населения, не дает возможность людям заниматься интеллектуальным развитием». Школы в

стране долгое время существовали только в больших городах и озаряли светом Просвещения

лишь небольшую часть людей. В таких условиях, «жители деревень и равнин почти столь же

невежественным, как и дикие племена Африки». Хотя Александр I и начал организовывать

большое число школ для крестьян, эффект от них пока еще не чувствуется, резюмировал

Вудбридж569.

Знаменитый американский националистический журнал «North American Review» в 1827

г. делил все страны мира по своему политическому устройству на три категории: деспотические,

полусвободные и свободные. Российская империя возглавляла список первой из них. При этом,

к этой же категории примыкали Франция, Австрия и Пруссия. Вторая категория была

представлена только Великобританией. Свободные страны, по мнению автора статьи, находятся

564 Ibid. P. 177. 565 Ibid. P. 179. 566 Королевская академия Або была основана в 1640 г. и базировалась в г. Турку, Финляндия. В 1827 г.

после пожара учебное заведение переехало в Гельсингфорс (Хельсинки) и было переименовано в

Императорский Александровский университет. Ныне известен как Хельсинкский университет. 567 Woodbridge W.C. Op. cit. P. 208. 568 Ibid. P. 200. 569 Ibid. P. 204-205.

139

в Западном полушарии и возглавляемы США570. Несмотря, однако, «деспотический» характер

правления в России “North American Review» все же указывает на то, что эта страна является

одной из лидирующих цивилизованных держав571.

Одним из ключевых понятий, начиная с середины XVIII в., использовавшихся для

описания наций, был национальный характер. Этот довольно умозрительный концепт, по

мнению Р. Романи, представлялся своего рода связью между свободным правительством (и/или

рыночной экономикой) и «качеством» жителей той или иной страны572. Ключевыми факторами,

которые оказывали влияние на национальный характер, были природные условия (климат,

расположение государства и др.) и историко-культурный контекст (происхождение нации,

религия, форма правления и др.).

В атласе Уильяма Вудбриджа значительное внимание также уделяется описанию

национальных характеров. Русские определяются как один из народов, принадлежащих к

«кавказской (Caucasian) семье европейской расы», куда также входят казаки, турки, татары и

другие народы, проживающие вокруг Каспийского моря573. В целом члены «кавказской семьи»

предстают беспокойными, импульсивными и воинственными, а также слабо склонными к науке

и изысканности574.

По мнению Вудбриджа, и в этом он следует традиции Монтескье, наибольшее влияние на

национальный характер оказывает климат. Наиболее благоприятные условия для жизни, а,

следовательно, улучшения национального характера, существуют в умеренных широтах, где ни

слишком жарко, и не слишком холодно. Кроме того, характер зависит и от состояния природы и

почв. Страны, где земля плодородна, а людям не требуется прилагать много усилий для

достойного проживания, обычно менее развиты, чем те, где народам приходится идти на

ухищрения (например, развивая науки), чтобы преодолеть некоторые недостатки окружающей

среды. Там, где образование не распространено, обычным делом является коррупция. Яркие

примеры тому, по мнению Вудбриджа, это Россия и католические страны Европы575. При этом,

существенному аграрному развитию Российской империи также мешало и наличие крепостного

права576.

570 North American Review. 1827. Vol. 25. P. 172. 571 Ibid. P. 173. 572 Romani R. Op. cit. P. 3. 573 Примечательно, что все западноевропейские народы, кроме немцев и скандинавов, определяются как

члены «кельтской семьи». Монголы же и «некоторые другие татарские племена» относятся к азиатской

расе. 574 Woodbridge W.C. Op. cit. P. 215. 575 Ibid. P. 216-218. 576 Ibid. P. 228-229.

140

Еще одним важным фактором, оказывающим влияние на характер нации, является общее

состояние общества, которое может быть охарактеризовано через форму правления и религию.

Чем больше власти сосредоточено в руках одного человека, тем большая ограниченность и

узость мышления отличает эту нацию577. Кроме того, своеобразным маркером развития

национального характера является и роль женщин в обществе. Если для варварских наций слабый

пол служит только лишь для плотских утех и выполнения самой трудной работы, то в

цивилизованных странах женщины наравне с мужчинами имеют возможность получать

образование или, как минимум, освобождаются от труда. Россия в этом смысле, по мнению

Вудбриджа, вновь амбивалентна: с одной стороны, просвещенные дамы в полной мере могут

пользоваться плодами цивилизации, а с другой – простолюдинки и крестьянки вынуждены

заниматься тяжелым трудом, результаты которого целиком принадлежат мужчинам578.

Уровень развития страны и «качество» национального характера позволяют Вудбриджу

ранжировать все государства и составить их своеобразный рейтинг. Европейские страны, по его

мнению, могут быть разделены на 4 класса. Россию, наряду с Великобританией, Францией,

Австрией и Пруссией, он помещает в наиболее престижный - первый класс, правда, с оговорками.

По мнению автора атласа, Российская империя обязана этому положению только своими

размерами, числом населения и значительным политическим влиянием, хотя ее культурное и

научное развитие оставляет желать лучшего579.

После окончания Наполеоновских войн именно размеры Российской империи вкупе со

знанием о том, что в этой стране цивилизация не до конца пустила корни, оказывали влияние на

представления американских современников. «В каком же состоянии оставлена Европа после

всех этих событий [т.е. после Наполеоновских войн и Венского конгресса]? – вопрошал Генри

Клей в 1818 г. в Палате Представителей. - Она разделена на две великие силы: одна имеет

неоспоримое превосходство на земле, а другая – на воде. Париж перемещен в Санкт-Петербург,

а флотилии [стран] Европы находятся на дне моря или сконцентрированы в портах Англии.

Россия – это огромное сухопутное животное. Внушая благоговение ужасным видом своей

необъятной силы всей континентальной Европе, она ищет способ окружить Порту, и,

представляя себя океанским кракеном, желает омыть свои огромные бока в более мягких вода

Средиземного моря»580.

577 Ibid. P. 221-222. 578 Ibid, P. 223. 579 Ibid. P. 259. США же, по льстивому мнению Вудбриджа, специально характеризовать не следует,

потому что они не будут втянуты в международные конфликты, а сами американцы переживают период

небывалого расцвета во всех возможных сферах. 580 Clay H. Emancipation of the South American States. In the House of Representatives, March 24, 1818 //

Clay H. Works of Henry Clay Comprising his Life, Correspondence and Speeches. / Ed. by C. Colton. Vol. 5.

NY: Henry Clay Publishing Company, 1896. P. 157.

141

С началом революционных событий в Европе отношение к России как к противнику

либерализации усилилось. Она представлялась «извечной» силой, которая в принципе отрицает

все новое, и в желании сохранить текущий порядок вещей готова на завоевания – лишь бы все

осталось как прежде. Это ее отличало от других стран «Священного союза», именуемого на

страницах «Niles Weekly Register», «печально известной хунтой» (notorious junta), которые все

же походили на походили на европейцев (см. атлас Вудбриджа).

В этих представлениях официальная российская внешняя политика, ориентированная на

сохранение правителей на тронах и принцип легитимизма, смешивалась с ориенталистскими

мифами о России, тянущимися еще с XVIII в. Истории, появлявшиеся на страницах газет,

эксплуатируют клише из приключений Казановы или барона Мюнхгаузена: например,

американские читатели имели удовольствие прочитать о том, что в империи женатые крестьяне,

уезжавшие в город, оставляли своих супруг в полное распоряжение их отцов в том числе и на

брачном ложе581, казацкий генерал Платов в свое время предлагал убийце Наполеона не только

денежное вознаграждение в 20 тысяч рублей, но свою дочь582. Или о том, что в этой стране

существуют люди, живущие по 168 лет и помнящие еще древние времена царя Алексея

Михайловича583.

Восприятие революций в США

Революционная волна 1820-х гг., прокатившаяся по странам южной Европы и Латинской

Америке584, оказала серьезное воздействие на формирование Я-концепции Соединенных

Штатов. Наблюдая за происходящими событиями в разных уголках земного шара, представители

молодой американской нации не только сравнивали зарубежный освободительный опыт со

своим, но и пытались осознать уникальность последнего.

Было бы логичным предположить, что американцы с симпатией относились к любой

революции. Однако даже во французах, наиболее просвещенной и цивилизованной нации конца

XVIII в., американцы разочаровались, хотя начиналось все как нельзя лучше585. Осенью 1789 г.

Дж. Вашингтон писал, что «проведенная во Франции революция носит такой чудесный характер,

что это почти уму непостижимо. Если она закончится так, как гласили наши последние донесения

581 Niles’ Weekly Register, October 8, 1825. 582 Ibid. October 22, 1825. После новости об этой легенде, правда, следует опровержение, где

указывается, что в 1812 г. все его дочери уже были выданы замуж, да указанной суммы денег у него,

вероятно, не было по причине бедности. 583 National Intelligencer, February 21, 1826. 584 Хобсбаум Э. Век революции. С. 158-159. 585 Hunt M.H. Ideology and U.S. Foreign Policy. 2nd ed. New Haven and London: Yale University Press, 2009.

P. 97-98.

142

от 1 августа, то эта нация станет самой могущественной и счастливой в Европе»586. Однако уже

скоро радикализация Французской революции начнет вызывать беспокойство заокеанских

наблюдателей587. Подобная синусоида настроений в принципе будет характерна и далее, как в

отношении революционной волны 1820-х гг., так и позднее (в том числе и касательно Российской

революции 1917 г.)588.

При этом, следует вновь подчеркнуть, что «исходные точки» представлений американцев

о других народах были далеко не одинаковы и оказывали реальное влияние на степень оптимизма

в том, что касается перспектив их модернизации. Так, например, в исследовании А.А. Исэрова

об отношении США к борьбе Латинской Америки за независимость убедительно показано, что

одним из главных факторов, оказавших влияние на формирование образа этого региона в США,

была вера. Католицизм в представлениях американских протестантов конструировался религией

подчинения и невежества. Это перечеркивало все надежды на успешную либерализацию

латиноамериканцев589.

И наоборот, греки имели больше шансов достичь успеха, благодаря наследию своей

древней философии, высоко ценившейся в образованной среде. Многие американцы

воспринимали жителей Пелопоннеса XIX в. как наследников великой культуры своих далеких

предков из Древней Эллады. Общее воодушевление довольно ярко иллюстрирует письмо

анонимного читателя, опубликованное в 1823 г. в «The United States Gazette», где тот предлагал

грекам брать пример с Американской революции590.

При этом, несмотря на симпатии грекам, многие американцы призывали относиться к их

делу осторожно. Автор одной из статей «North American Review» в 1827 г. обращал внимание на

то, что греческое восстание так и не обрело лидера подобного Дж. Вашингтону. По его мнению,

отсутствие харизматичного, но при этом осторожного предводителя революции может стать

причиной провала всей борьбы за независимость591.

Таким образом, очевидно, что между восприятием «национального характера» того или

иного народа и степенью оптимизма относительно перспектив его революционного движения и

модернизации существовала определенная взаимосвязь. Некоторые нации просто в силу

586 Дж. Вашингтон – Моррису, 13 октября 1789 // Ландауэр Г. Письма о французской революции. М.:

Издательство «Прометей», 1925. C. 209. 587 Hunt M.H. Op. cit. P. 98-100. 588 Журавлева В.И. Понимание России в США. С. 765-786. 589 Исэров А.А. Указ. соч. С. 51-56. 590 Sacred Name of Washington [pseud.] Letter published in the United States Gazette, March 1, 1823.; Также

см.: Repousis A. "The Cause of the Greeks": Philadelphia and the Greek War for Independence, 1821—1828 //

The Pennsylvania Magazine of History and Biography. 1999. Vol. CXXIII. No. 4. P. 333-363. 591 North American Review. 1827. Vol. 25. P. 55-56.

143

«врожденных» недостатков не могли достичь успеха. Однако, вот вопрос: распространялась ли

эта обнаруженная закономерность на Россию?

Слухи о восстании декабристов в американской прессе

После того, как американские газеты сообщили о смерти Александра I 11 февраля 1826

г.592, в прессе стали появляться разного рода спекуляции на тему будущего России, а также о

взаимоотношениях между великими князьями Константином и Николаем.

Константин Павлович поначалу рассматривался как главный претендент на трон. Газета

«The Telescope» даже поспешила короновать его593. Младший брат Александра в целом

характеризовался как обладатель «очень вспыльчивого характера и жестокого нрава» и большого

авторитета в армии594. Езекия Найлз в большой статье 11 февраля отзывался как об Александре

I, так и о Константине в чрезвычайно негативных тонах, называя первого холодным и

расчетливым деспотом, а второго – высокомерным и жестоким любителем военной помпезности

и парадов595. Перспективы грядущего царствования также отнюдь не радовали. По мнению

автора статьи, новый император вполне мог замахнуться на исполнение мечты своей бабки

Екатерины и присоединить к России Грецию вместе Константинополем, тем самым сделав

империю еще более могущественной и обрубив на корню революционные устремления самих

греков596. После известий о желании Константина отречься от престола в пользу своего брата,

внимание прессы естественным образом переключилось на Николая Павловича597.

Первой о восстании на Сенатской площади сообщила «National Intelligencer» 16 марта. Его

передал в числе других новостей из Старого Света некий капитан Маршалл, чей корабль

«Джеймс Кроппер» отплыл из Ливерпуля 16 января. В одном из писем с новостями,

датированном 7-м января, сказано, что «военный министр и два генерала были убиты во время

недавних волнений (fracas) в российской столице»598. Иные подробности отсутствуют.

592 National Intelligencer, Feb. 11, 1826, №3866; Региональная пресса предсказуемо сообщила о смерти

Александра с опозданием. См.: Western Liminary. February 22, 1826. 593 The Telescope. Feb. 18 1826. Vol. II. No. 38. P. 152. 594 Niles’ Weekly Register, Feb. 11, 1826. P. 383; National Intelligencer, Feb. 16, 1826, №3868; Feb. 21, 1826,

№3870; Feb. 25, 1826, №3872. 595 Niles’ Weekly Register, Feb. 11, 1826. P. 377. 596 Ibid. P. 377-378. 597 Ibid. Feb. 25, 1826. P. 424.; National Intelligencer, March 4, 1826, №3875. При этом, Niles’ Weekly

Register считает, что эта новость – лишь «утка», см.: Niles’ Weekly Register. March. 11, 1826. P. 21.;

Подробное объяснение причин отречения Константина, включающее его переписку с Николаем, см.:

National Intelligencer, March 18, 1826, №3881; Niles’ Weekly Register. March. 19, 1826. P. 41-44. Также

кратко о причинах отречения сообщила Western Luminary, воспроизведя слух о ссоре между

Александром и Константином. См.: Western Luminary. March 1, 1826. 598 National Intelligencer, March 16, 1826, №3880. Под «военным министром» наверняка подразумевается

М.А. Милорадович, а под «генералами» - генерал-адъютант В.Н. Шеншин и генерал-майор П.А.

144

Более подробные сведения о восстании появляются на страницах «Niles’ Weekly Register»

через день, 18 марта. По данным журнала, 12 декабря (26 ноября) по приказу императрицы Марии

Федоровны были собраны полки для переприсяги. Этому подчинились все, кроме Московского

полка и личного полка Константина, смущенные приносить присягу на верность другому

человеку спустя лишь несколько дней после первой присяги. Как сообщает газета, они были

готовы присягнуть Николаю только в случае появления самого Константина и его личного

приказа. Отказ солдат выполнять волю императрицы вызвало кровопролитие, в котором погибло

от 200 до 300 человек только в ослушавшихся приказа полках, не говоря уже о потерях среди

правительственных войск. В примечании ко всей новости сообщалось, что по разным

неподтвержденным данным всего было убито 2000 человек, включая генерала Милорадовича.

Но к данному моменту спокойствие в российской столице восстановлено599.

В течение всей весны и лета на страницах газет появляются сообщения об арестах и

проводимом расследовании, в ходе которого было выяснено существование разветвленной

тайной организации офицеров600, а также передаются слухи о тяжелом внутриполитическом

положении в стране601. Следующее упоминание прессы о декабристах относится к 6 апреля, когда

«National Intelligencer» сообщила, что уже ко 2 февраля «в российской столице было совершенно

тихо», а император принимает самое деятельное участие в расследовании недавних событий в

армии (!)602. Кроме того, газета сообщила о четырех сотнях приговоренных к смертной казни603.

Как мы видим, реальный масштаб событий 14 декабря американскому читателю еще не

представлен, а потому широкая публика должна была сама гадать о причинах арестов России,

связывая их с кризисом престолонаследия и недовольством в армии.

Ощущение неведения еще больше распаляет следующий номер, за 8 апреля, где «National

Intelligencer» передает английские слухи о том, что Николая I убили, а Константин стал

императором вместо него. Источником слуха, насколько редактор газеты может судить, стал

какой-то русский капитан, судно которого разбилось у Ливерпуля. Вся эта заметка выглядела

настолько невероятной, что после нее была помещена особая заметка, где сообщалось о

невозможности «National Intelligencer» подтвердить новость об убийстве российского монарха604.

Фредерикс в действительности не убитые, а тяжело раненные саблей в голову князем Д.А. Щепиным-

Ростовским. 599 Niles’ Weekly Register. March 18, 1826. 600 Niles’ Weekly Register. April 8, 1826; National Intelligencer, May 23, 1826, №3909, May 30, 1826, №3912. 601 National Intelligencer, May 23, 1826, №3909 602 National Intelligencer. June 15, 1826, №3919. 603 То же число содержится и в донесении Миддлтона, однако американский посол оговаривался, что не

все участники восстания будут приговорены к высшей мере наказания. Это же число указывается и в

заметке “Niles’ Weekly Register” от 15 апреля 1826 г. 604 National Intelligencer, April 8, 1826, №3890.

145

Другим слухом, который дошел до американского читателя, была новость о возможной

насильственной смерти Александра I605.

Если федеральные издания сообщили о восстании в середине марта, то до региональных

газет новости дошли только к концу месяца. Так, лексингтонская газета «Western Luminary»

напечатала небольшие заметки о волнениях в Петербурге, в которых, как отмечалось погибло

около 200 человек, только 29 марта606.

Американская журналисты (как и их европейские коллеги607) до публикации «Донесения

следственной комиссии», которое стало известно только в сентябре 1826 г., руководствовались

устными рассказами (попросту слухами) реальных или мнимых очевидцев. Так, «Niles’ Weekly

Register» отмечал 18 марта, что по данным французской прессы страна находится на грани

гражданской войны608. О характере этих слухов в 1920-1930-е годы писали еще К.В. Кудряшев и

В.Е. Сыроечковский609.

Афроамериканка в Санкт-Петербурге

Удивительно, но некоторое представление о слухах и легендах по поводу восстании на

Сенатской площади можно почерпнуть из свидетельств американки Нэнси Принс, которая

находилась в 1825 г. в Санкт-Петербурге. Все ее пребывание в России и бОльшая часть

воспоминаний о стране носит слегка курьезный характер. Цели ее путешествия не вписываются

в обычные рамки начала XIX века610.

Нэнси Принс родилась в 1799 г. в Ньюберипорте, штат Массачусетс. О ее жизни, помимо

тех сведений, что она сама оставила в мемуарах, мы почти ничего не знаем. Пережив тяжелое

детство и юность, прошедшие в постоянное нужде и заботе за матерью, братьями и сестрами, она

в 1824 году выходит замуж за Неро Принса и уезжает вместе с ним в Россию, где он был одним

из чернокожих слуг – арапов – при дворе императора611.

605 Niles’ Weekly Register. April 29, 1826. 606 Western Luminary, March 29, 1926. 607 Шебунин А.Н. Движение декабристов в освещении иностранной публицистики // Бунт декабристов.

Юбилейный сборник. 1825-1925. Л.: Былое, 1926. С. 284. 608 Niles’ Weekly Register. March 18, 1826. 609 См.: Кудряшев К.В. Народная молва о декабрьских событиях 1825 г. // Бунт декабристов. Юбилейный

сборник. 1825-1925. Л.: Былое, 1926. С. 311-323; Сыроечковский В.Е. Московские «слухи» 1825-1826 //

Каторга и ссылка. 1934. №3. С. 59-86.; Также см.: Нечкина М.В. Декабристы. М.: Наука, 1982. С. 141-

152. 610 Подробнее о Нэнси Принс см.: Morozova I.V. Perception of Russia in A Narrative of the life and Travels

of Mrs. Nancy Prince // Russian-American Links: African-Americans and Russia. S.-Petersburg., 2009. P. 13-

26. 611 Подробнее об арапах см.: Плешков В. Чернотелый человек жарких стран // Родина. 2003. №3; Blakely

A. The Negro in Imperial Russia: A Preliminary Sketch // The Journal of Negro History. 1976. Vol. 61. No. 4.

P. 351-361.

146

В отличие от других путешественников в России, она не имела хорошего образования, не

читала ни Вольтера, ни записок о России других путешественников, не жила в Европе, а потому

для нее вообще все было в новинку. В Санкт-Петербурге жизнь Нэнси Принс наладилась, и она

даже стала владелицей небольшой лавки по пошиву постельного белья. Таким образом, далекая

страна для нее оказалась более цивилизованной, чем «своя» Америка. Она не типичная «белая»

путешественница, жившая всю жизнь в относительном благополучии, для которой Россия по

определению является менее культурной и «просвещенной» страной. Это чернокожая женщина,

чей дед находился в столь же низком положении, что и бОльшая часть русских крестьян, а сама

она до приезда в Санкт-Петербург жила на грани нищеты.

В мемуарах Нэнси Принс многое перепутано, что можно списать на плохую память (она

начала писать мемуары через 25 лет)612. Так, смерть Александра I и восстание на Сенатской

площади она датирует 1826 годом, причем последнее произошло уже после того, как тело

усопшего императора было доставлено в Санкт-Петербург613.

Истоки заговора Принс связывает с обществом русских масонов самого знатного

происхождения, которое возникло 1814 году в Германии. Они собирались «уничтожить

имперское правительство и учредить республику». Несмотря на то, что в 1822 году Александр I

запретил их деятельность, масоны все равно решили продолжать свою работу, апофеозом

которой и стало восстание 14 декабря. По словам афроамериканки, в избранный день людям

приказали собраться на площади, где под звон колоколов они отвергли Николая и стали кричать

имя Константина614.

Нэнси Принс с большой долей вероятности не являлась непосредственной

свидетельницей восстания, а лишь повторяла разрозненные свидетельства очевидцев или

многочисленные слухи, распространившиеся после восстания. Так, она указывает, что, когда к

народу на площади вышли император со своим «премьер-министром и управляющим города»,

пытаясь заставить всех пойти по домам, это не возымело никакого эффекта. Тогда был отдан

приказ стрелять по толпе, но он был настолько неловко исполнен, что заряд едва не убил самого

императора, хотя многие его друзья и лошади были убиты. Принс с ужасом рассказывает: «Эту

сцену невозможно описать: тела убитых и покалеченных скинули в реку, а снег и лед были

окрашены кровью человеческих жертв. Кости раненых, которые еще можно было бы вылечить,

были сломаны. Пушка была очень большая, ее вели восемь специально тренированных лошадей.

Сцена была ужасная»615.

612 Первое издание «Повествования…» увидело свет в 1850 г. 613 На самом деле похороны Александра I прошли 13 марта 1826 г. 614 Prince N.A. Narrative of the Life and Travels of Mrs. Nancy Prince. Boston. 1853. P. 32. 615 Ibid. P. 32.

147

Подобным же образом Принс, переплетая реальность и вымысел, описывает

расследование и казнь декабристов, выставляя себя ее непосредственным свидетелем. По ее

словам, «тридцать лидеров заговорщиков были осуждены на одиночное заключение, двадцать

шесть из них умерли, а четверо были сожжены (sic!)». Тех, кого не казнили, били кнутом. В их

числе были даже женщины, которых пороли дома. Оставшихся после наказания в живых

отправили в Сибирь616. Автор со скорбью вспоминает, что наказание «производит сильное,

душераздирающее впечатление, так как [правительство] отрывает их [осужденных] от своих

близких и родных, а также запрещает брать с собой своих детей»617.

Подобные свидетельства, где невозможно сразу определить грани реальности и вымысла,

как раз и доходили до американских читателей в периодической прессе.

Например, 15 апреля в «Niles’ Weekly Register» сообщалось, что имел место

широкомасштабный заговор, история которого уходит корнями в 1815 г. Его целью было

убийство не просто императора Александра I, но и обоих его братьев. Руководителем заговора

именуется Михаил Орлов, который якобы хотел стать главой новообразованной республики618.

Далее, 25 апреля в короткой заметке «National Intelligencer» указывалось, что Николай I

продолжает заниматься последствиями «беспорядков», награждая отличившихся в их

прекращении619. 4 мая издание сообщало, что аресты продолжаются, как и расследование причин

волнений. При этом подчеркивалось, что планы заговорщиков не могли увенчаться успехом

ввиду их абсурдности620. В общей оценке числа заговорщиков газеты разнились: «Niles’ Weekly

Register» и «The Telescope» сообщали о 20 тысячах человек621, в то время как «National

Intelligencer» - о 14 тысячах, включая представителей самых знатных семейств622. И это при том,

что истинные масштабы «предательства» якобы скрывались. Например, «The Telescope»

указывала на то, что в ходе расследования причин восстания было арестовано 12 тысяч человек,

а несколько главных заговорщиков «внезапно» скончались в тюрьме623. По мнению автора статьи

в «National Intelligencer», император находился в сложном положении, т.к. «и помилование, и

наказание могут быть в равной степени фатальны»624.

616 Ibid. P. 33. 617 Ibid. P. 34. 618 Niles’ Weekly Register. April 15, 1826. Михаила Орлова необоснованно считали одним из

руководителей заговора. Только заступничество брата – Алексея Орлова – помогло ему избежать

каторги. В действительности свое желание стать цареубийцей высказывал И.Д. Якушкин, а

«диктатором», т.е. руководителем восстания, именовали С.П. Трубецкого. Кроме того, в определенных

политических амбициях подозревали П.И. Пестеля, которого за глаза сравнивали с Наполеоном. 619 National Intelligencer. April 25, 1826, №3897. 620 National Intelligencer. May 4, 1826, №3901. 621 Niles’ Weekly Register. May 6, 1826.; The Telescope. May 6, 1826. Vol. II. No. 49. P. 196. 622 National Intelligencer. May 30, 1826, №3912. 623 The Telescope. May 6, 1826. Vol. II. No. 49. P. 196. 624 National Intelligencer. May 30, 1826, №3912.

148

20 июля некий капитан Дикинсон сообщил, что «судьба тех людей, что участвовали в

восстании при восшествии Николая [на престол], будет скоро предана огласке». Также было

объявлено, что «никто из них не будет казнен, но все они будут отправлены в ссылку в Сибирь

на больший или меньший срок согласно степени вины»625.

Только 7 сентября тема воссоздания хода событий восстания на Сенатской площади была

окончательно закрыта, когда «National Intelligencer» напечатала краткую версию «Донесения

следственной комиссии», официального доклада российских властей о событиях на Сенатской

площади, которая была передана за океан не без участия американского посланника в России

Генри Миддлтона. Он находился в Санкт-Петербурге в то время и описывал восстание

декабристов в письмах к государственному секретарю Генри Клею.

Генри Миддлтон и перспективы российской модернизации

Миддлтон происходил из богатой плантаторской семьи из Южной Каролины, владевшей

более 700 рабов, что делало его одним из самых крупных рабовладельцев штата626. К моменту

своего назначения посланником в Россию Миддлтон был уже достаточно успешным политиком.

Он занимал пост губернатора Южной Каролины (1810-1812), а затем был представителем от

штата в Конгрессе (1815-1819), отстаивая вместе с Джоном Кэлхуном права и свободы

американского Юга.

В Санкт-Петербурге Миддлтон зарекомендовал себя искусным дипломатом, отстаивая

интересы США на Северо-Западе американского континента, а также выступая сторонником

новых освободительных движений в Южной Америке и Греции. Аристократическое

происхождение и хорошее образование делало его «своим» в среде петербургской аристократии,

что позволило ему завязать дружеские отношения с М.М. Сперанским, министром финансов (до

1823 г.) Д.А. Гурьевым и министром иностранных дел К.В. Нессельроде.

Донесения Миддлтона о восстании декабристов, хотя и использовались в трудах

специалистов по российско-американским отношениям627, до недавнего времени не

публиковались целиком. Выдержки из отчетов американского посланника в России были

625 National Intelligencer. July 20, 1826, №3934. 626 По данным, приведенным в статье Пола Бушковича, в 1860 г. в Северной Каролине только 8 семейств

владели более чем 500 рабами. См.: Бушкович П. Генри Миддлтон и восстание декабристов. Ч.1-2 //

Родина. 2015. №615 (4). Примечания. URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения

08.09.2019). 627 См., например: Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения, 1815-1832. С. 515-522.

149

напечатаны в 1953 г. с комментарием Марка Раева628. Полная подборка писем Миддлтона была

подготовлена к печати в 2013 г. Полом Бушковичем629.

В донесениях американского посланника о восстании декабристов следует выделить

несколько тематических блоков: причины, цели, итоги восстания и, самое интересное, его

размышления по поводу перспектив реформ в России.

По мнению Миддлтона, молодое поколение русских дворян и офицеров недовольно своим

пассивным положением в обществе, желая принимать более деятельное участие в управлении

государством630. Как полагает американец, заговор готовился уже достаточно давно под видом

собраний литературного общества, имевшего филиалы в разных частях страны. Его члены

установили контакты с зарубежными либералами, а князь С.П. Трубецкой631 даже «получил от

Бенжамена Констана проект конституции, которую подразумевалось привести в жизнь при

подходящем случае»632. Поводом к выступлению стал затянувшийся кризис междуцарствия

после смерти Александра I633.

Как сообщал американский посланник, 14 декабря восставшие намеревались

«представить на подпись Сенату план правления, устанавливающий регентство»634, хотя «точные

цели восстания до сих пор неясны, но кажется, это было что-то вроде попытки смены [формы]

правительства»635. Дипломат оперировал понятием «institute of government», которое, по верному

замечанию М. Раева, использовалось в то время как эвфемизм для обозначения конституции636.

628 Raeff M. An American View of the Decembrist Revolt // The Journal of Modern History. 1953. Vol. 25. No.

3. P. 286-293. 629 Миддлтон Г. Донесения // Бушкович П. Генри Миддлтон и восстание декабристов. Ч.1-2 // Родина.

2015. №4(415). URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 630 Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. ; 30 января 1826 г. / 11 февраля 1826 г // Миддлтон Г.

Указ. соч. URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 631 Трубецкой С.П. - князь, полковник лейб-гвардии Преображенского полка, избран Северным

обществом диктатором. 14 декабря 1825 г. на Сенатскую площадь не явился, что стало одной из причин

неудачи восстания. Подробнее см.: Гордин С. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. Л.: Лениздат,

1989. С. 336-346. 632 Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019).; Связи декабристов и

французских либералов рассмотрены в: Парсамов В.С. Декабристы и Франция М.: РГГУ, 2010. 633 Сначала в связи с колебаниями великого князя Константина Павловича, а затем – с необходимостью

проведения переприсяги. Так, например, Великому князю Михаилу Павловичу, согласно записям М.А.

Корфа, лишь после допроса С.П. Трубецкого «сделалось известным существование обширного и

сложного заговора, которого он нисколько не подозревал, приписывая дотоле все случившееся

единственно уклонению от новой присяги», см.: Записки Николая I о вступлении на престол //

Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.;

Л.: Гос. изд-во (Тип. Печатный двор), 1926. С. 62. 634 Донесение 21 декабря 1825 г. / 2 января 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 635 Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019).; Болховитинов Н.Н. Указ. соч.

С. 516-517. 636 Dispatch [unnumbered] 26 December 1825 / 7 January 1826 / Raeff M. Op. cit. P. 289. Footnote.

150

Восстание, как мы знаем, провалилось, и власти для расследования обстоятельств создали

специальную следственную комиссию («Тайный комитет») во главе с генералом А.И.

Татищевым. 26 декабря Миддлтон писал о том, что она «каждую ночь проводит в крепости,

допрашивая очевидцев и рассылая по всей стране указы об арестах подозреваемых»637. А спустя

месяц добавлял, что расследование приобрело беспрецедентный масштаб: «Вероятно число

людей, приговоренных к тому или иному наказанию (за исключением тех сотен, что пошли по

этапу), могло достигнуть примерно четырех или пяти сотен»638. Эти данные, а также

прилагавшийся к письму секретный правительственный отчет о допросах, судя по всему, могли

быть получены им от одного из членов Секретного комитета, расследовавшего обстоятельства

неудавшегося переворота, князя А.Н. Голицына, в чьем доме Миддлтон снимал апартаменты639.

Как справедливо замечает П. Бушкович, американский дипломат мог быть связан со Сперанским,

с семьей которого был очень дружен. Сперанский, в свою очередь, являлся членом Верховного

уголовного суда над декабристами. Возможно, часть информации Миддлтон получал от

Нессельроде и некоторых иностранных представителей640.

Однако, не источники сообщений американского посланника представляют собой

наибольший интерес, а его личные размышления на тему возможности проведения реформ в

России. Как и другой американский политический деятель, Роберт Уолш, за 13 лет до этого,

Генри Миддлтон относился к числу пессимистов в отношении перспектив обновления

политического строя в Российской империи. По его мнению, реформы давно уже назрели, однако

существуют серьезные сомнения, что они не только не улучшат состояние дел в стране, но и

могут нанести вред.

Не стоит отрицать, что реформа стала всеобщей необходимостью, не только из-за

нестерпимых злоупотреблений, но и потому, что идеи, распространенные на Западе, могут

привести Россию к лучшему порядку вещей. Но в кругах, к которым принадлежит реальная власть,

царит дурманящее невежество, а проблеск разума так мал, что борьба за реформы может стать

настоящим бедствием, избежать же его можно, только проявляя большую осторожность и не

применяя никаких провокационных мер.

637 Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 638 Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019).; По расчетам М.В. Нечкиной

пяти сотен человек достигло только число арестованных офицеров: Нечкина М.В. Движение

декабристов. М., 1955. Т. 2. С. 394-395. 639 Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 640 Бушкович П. Указ. соч. Примечания. URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата

обращения 08.09.2019).

151

Знать (включая военных) — единственная группа населения, которую можно полагать

цивилизованной и, конечно, единственная, которую можно принимать в политический или

нравственный расчет. Основной массе народа, 19/20, действительно подходит грубое определение

“животное с человеческим лицом”.

Вся его жизнь — это физическое выживание, а значит, он недостаточно зрел для

утверждения или отстаивания своих неотъемлемых прав641.

Генри Миддлтон, как и маркиз де Кюстин 13 лет спустя, увидел Россию в категориях

«извечности» и «постоянности», отказывая даже декабристам в западной цивилизованности,

замечая, что «безрассудство такого проекта [как восстаний в Санкт-Петербурге 14 декабря и в

Черниговском полку 29 декабря] может быть точно оценено только теми, кто хорошо знает

склонности и чувства русских, а иначе можно воспринять это событие как действия

преступников, сошедших с ума от своих амбиций»642.

Политический режим России, по мнению американского посланника, в принципе не мог

быть модернизирован и либерализован, потому что ее народ находился на таком уровне

цивилизации и образованности, что отвергал саму мысль о какой-либо другой форме правления,

кроме деспотического абсолютизма.

Если верно то, что деспотизм может долго царить только в варварской стране, то верно и

то, что никакая другая форма государственности, кроме деспотизма, не сможет сохранить себя в

данных обстоятельствах. Что касается огромной массы народа, то пока он терпит такой порядок

вещей, тот останется неизменным643.

Таким образом, как метко выразился М. Раев в комментариях к размышлениям

Миддлтона, «Автократия - единственная подходящая форма правления для России, а Россия –

самая подходящая страна для тирании»644. Американский посланник настолько

эссенциализировал эту формулу, что пытался осмыслить вообще всю структуру российского

общества через нее, выстраивая трехчастную модель по принципу матрешки, где император

безраздельно правил дворянством, имевшим столь же обширную власть над собственными

крестьянами:

641 Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 642 Там же. 643 Там же. 644 Raeff M. Op. cit. P. 288.

152

Я склоняюсь к мысли, что привычка к повиновению коренится так глубоко, что даже не

требуется сильного руководства, чтобы держать всех в подчинении, тем более это уже стало

второй натурой. Добавлю, представляется естественным, если теперешняя знать склонится к

союзу с самодержавием, чтобы использовать выгоду крепостничества645.

Получалось, что прочность всей государственной структуры зависела не от того, когда и

насколько либеральными будут реформы, поддерживающие модерный статус Российской

империи, а от того, до какой степени власть, как единственный европеец в стране, окажется

осмотрительна в реализации своих замыслов, поскольку любое покушение на «извечные»

порядки будет грозить крушением всей конструкции. Оттого демарш декабристов, блестящих

представителей молодого дворянства, которые должны были выступать медиатором между

властью и народом, вызывал смятение в мыслях у дипломата, характеризовавшего их если не

«сумасшедшими преступниками», то беспечными мечтателями, ослепленными идеалами.

В этом отношении симпатии Миддлтона находился целиком на стороне российских

императоров, вынужденных более взвешенно искать выходы из неразрешимой дилеммы тирании

и либерализма. Так, он высоко оценивал попытки Александра I хотя бы частично облегчить

состояние населения в стране, однако, с сожалением приходил к выводу о том, что он не в

состоянии довести хотя бы одну реформу до конца в силу тех или иных обстоятельств646.

Кажется удивительным, но даже поворот Александра I от либеральных настроений начала

его царствования к более консервативной политике не смог разрушить положительный образ

монарха в глазах американского посланника. Охранительный характер последних лет правления

усопшего императора Миддлтон объяснял зловредным «иностранным наущением», заставившим

его опасаться нововведений647. Той же благосклонностью пользовался в глазах американского

посланника и новый монарх Николай I, который, по словам дипломата, отказался выступать в

роли «труса или тирана», каковым его хотели бы многие видеть648, и высказал решимость

продолжать реформы.

Результаты восстания в репрезентациях американских газет

Подобный пессимизм в отношении возможностей русской модернизации можно было

обнаружить и на страницах американских газет. «Смерть Александра была последним вздохом

645 Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL:

https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 646 Там же. 647 Донесение 17 / 29 июля 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-

middlton.html (дата обращения 08.09.2019). 648 Донесение 30 марта // 11 апреля 1826 г. // Миддлтон Г. Указ. соч. URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-

middlton.html (дата обращения 08.09.2019).

153

перед смертью надежд на цивилизацию, - отмечал автор заметки в «Niles’ Weekly Register»,

развивая один из слухов, окружавших восстание декабристов. Последние два года, подчеркивал

он, представители знати, за исключением тех, кто был в непосредственной фаворе двора,

образовали союз, дабы принудить императора пойти на уступки для блага народа». Боясь

вероятного политического поражения, император уехал в Таганрог, где скоропостижно

скончался, смешав все планы заговорщиков649, которых после открытия заговора ожидал арест и

неминуемая расправа. Газеты, сгущая тучи, сообщали о том, что почти все дворяне были под

следствием, 400 участникам грозит смертная казнь, а еще более 1000 офицеров продолжают

ожидать своей участи650.

После публикации «Донесения следственной комиссии», которая расставила все точки

над событийной канвой восстания, дискуссия о возможности модернизации продолжилась во

многом через комментирование официального заявления русских властей. Следовало напомнить

о том, что правительство нового императора стремилось представить события на Сенатской

площади как аномалию, акцию группы дворян-офицеров, не имевшую глубоких корней и связей

в народе, а, значит, отличную от европейских и южноамериканских революционных движений,

карбонариев и им подобных сообществ651. В этой связи важно отметить стремление российских

властей сохранить легитимность нового правления как в глазах собственного дворянства, так и

перед иностранными наблюдателями652.

Намерения российских властей проступают со всей очевидностью в обзоре 1830 г.

«American Annual Register» о событиях в России за предыдущие несколько лет.

Вступление [Николая I] на престол было отмечено военным восстанием, которое

немедленно подавили благодаря его личной энергии и присутствию духа, хотя оно и было связано

с грозным заговором, организованным против его предшественника, а жертвами могла стать вся

семья Романовых. <…> Победив мятежников из числа его армии, он проявил самое благородное

из качеств – мягкость – по отношению к ним, а также показал свое отвращение к бессмысленному

пролитию крови. “Они не сделают из меня ни тирана, ни труса”, - таким было достопамятное

заявление, сопровождавшее помилование многих осужденных на смерть653.

649 Niles’ Weekly Register, June 3, 1826. P. 237-238. 650 Ibid, Aug. 12, 1826. 651 See: Galt A.H. The Good Cousins' Domain of Belonging: Tropes in Southern Italian Secret Society Symbol

and Ritual, 1810-1821 // Man, New Series. 1994. Vol. 29. No. 4. P. 785–807.; Хобсбаум Э. Век революции.

Европа 1789-1848. Ростов-на-Дону: издательство «Феникс», 1999. С. 165-167. 652 See: Lang D.M. The Decembrist Conspiracy Through British Eyes // American Slavic and East European

Review. 1949. Vol. 8. No. 4. P. 262-274. 653 American Annual Register for the Years 1827-8-9, NY: E. & W.G. Blunt, 1830. P. 279-280.

154

Эта характеристика почти слово в слово повторяла цитированные выше реляции

Миддлтона из Санкт-Петербурга, не оставляя сомнений по поводу основного источника

сведений о декабристах в Америке, коим являлось российское правительство.

Тем не менее, следует подчеркнуть, что намерение убедить иностранную публику в

случайности восстания, вследствие заблуждений его участников, и справедливом милосердии по

отношению к ним, удалось лишь частично.

Автор заметки в «National Intelligencer” отмечал, что организаторы восстания – офицеры

и представители знати, - «чьи варварские (barbarous) имена не обязательно особо оговаривать»,

основали в 1817 г. секретное общество, нацеленное на «изменение существующих институтов

(institutions) в империи». Их мотивом стала «извращенно понятая (ill understood) любовь к

стране». Само восстание (eruption) упоминалось лишь вскользь, маркируя пренебрежительное

отношение к нему автора заметки, не придающего ему большого значения. По его мнению,

точность доклада комиссии не вызывала сомнений, так как «на всем ее протяжении ощущается

сдержанность и беспристрастность». Тем не менее, автор высказывал удивление по поводу того,

что столько масштабная и амбициозная организация была обнаружена так поздно654.

В другой заметке, написанной после публикации «Доклада комиссии», отмечалось, что

лидеры восстания обращались к опыту США и вдохновлялись примером Д. Вашингтона. «Не

является ли это, - риторически вопрошает автор, - примером [положительного] влияния истории

нашей революции и [текущего] состояния?»655.

Тем не менее, несмотря на явные признаки недовольства текущим положением общества,

на казнь и ссылку декабристов, «Император Николай кажется пользуется популярностью среди

своих рабов, и все выглядит спокойным»656.

Как видно, попытка имперского правительства представить наказание декабристов

милосердным была встречена с сарказмом: «Исходя из того, каким образом была произведена

казнь, нам кажется, что смертное наказание является более мягким [приговором] в сравнении с

ужасающим актом милосердия, которое обрекло преступников, закованных в кандалы,

маршировать девятьсот английских миль [в Сибирь] и затем быть заживо похороненными со

всеми теми ужасными церемониями, которые обычно ассоциируются с погребением мертвых.

Каждый несчастный выживший в таком случае мог бы, как нам кажется, горько и справедливо

воскликнуть: «Счастлив, как мне думается, тот, кто умер!»657. Этот пассаж, перепечатанный

«Niles’ Weekly Register», сопровождался комментарием, наводящим на мысль о том, что все

654 National Intelligencer. Sep 7, 1826, №3955. 655 Niles’ Weekly Register. Sept. 16, 1826. 656 Ibid. Sep. 30, 1826. 657 Niles’ Weekly Register. Oct 7, 1826. P. 90.

155

сосланные в сибирские рудники в Нерчинске должны были и в самом деле пройти пешком весь

путь до места, скованные одной цепью. Любопытно, каким образом была отражена церемония

гражданской смерти: газетчики ее поняли буквально, т.е. как символическое погребение заживо

внутри шахты658.

Тем не менее, вскоре американской публике вскрылись и способы применения смертной

казни, которые наверняка уже не казались столь мягкими. По сообщению одной бостонской

газеты, общее число осужденных достигло 118 человек. Пятеро из которых должны были быть

казнены четвертованием, 31 – обезглавлены, а остальные – осуждены на разные сроки сибирской

ссылки, подвержены гражданской смерти или должны были быть понижены в чине. В конце

заметки, правда, указывалось, что в итоге смертной казни были удостоены лишь пятеро (т.е. те,

кто должен был быть четвертован), правда способом исполнения приговора указано повешение,

а не расстрел659. Тем не менее, хотя, в общем и целом, новости о наказании декабристов были

переданы верно, имиджу нового императора был нанесен ущерб. Дополнительная информация о

казни были помещена в «The Boston News-letter», где отмечалось, что веревки с петлями на

висилице не выдержали веса осужденных. Впрочем, едко замечал автор заметки, в России растет

лучшая конопля (а именно из нее вязали веревки), а правительство, если будет чаще

практиковаться, в будущем сможет «проявить себя лучше»660.

Как и ранее Константину, да и России вообще, если вспомнить атлас Вудбриджа, Николаю

I вменялся в вину воинственный характер. В конце 1826 г. в печати сообщалось, что Россия

готовит кампании с Персией и Турцией для захвата Молдавии и Валахии661. Автор заметки в

«Niles’ Weekly Register» саркастично замечал, что «их завоевание сделает дальнейшие

присоединения совершенно необходимыми! Как видится, главным принципом русских монархов

стало приcоединение территорий к стране, нежели улучшение того, что уже есть. Современное

государство растянулось на площадь около пяти миллионов квадратных миль, и все равно

хочется еще больше земли!»662 Завершается заметка прогнозом: «Легко можно представить, что

подобное состояние вещей не продлится [вечно, и мы можем] предположить, что некоторые

царства будут отколоты [spewed up] после революций, особенно если общество станет более

образованным»663.

Однако судьба подобных революций вряд ли могла быть позитивной. В этой связи в

«Niles’ Weekly Register» появилась небольшая статья, где вспоминалось подавление восстание Т.

658 Ibid. P. 90-91. 659 Ibid. Oct. 14. P. 107. 660 The Boston News-letter: and City Record. November 4, 1826. P. 213. 661 The Boston News-letter: and City Record. November 4, 1826. P. 213.; Niles’ Weekly Register. Dec 2, 1826.

P. 211. 662 Ibid. 663 Ibid.

156

Костюшко 1794 г. «Спустя 10 часов после того, как сопротивление [Варшавы] было подавлено,

был отдан приказ поджечь город и убить всех мужчин, женщин и детей, которые попытаются

убежать от пламени, - делился своими историческими познаниями автор статьи. - Это произошло.

И девять тысяч человек было сожжено или зарезано, - и русские «святые» пели te Deums по

итогам резни, которую совершил по приказу варварского правительства его цепной пес Суворов.

Турки никогда так далеко не заходили, а здесь христиане убивали христиан»664.

Несколько более осторожное мнение о будущих завоеваниях России было высказано в

журнале «American Quarterly Review». По мнению автора заметки, конечной целью империи

Романовых является, конечно, Константинополь, который бы сделал страну одной из самых

сильных морских держав мира. Однако, намерения Николая I на счет Греции не вполне ясны: он

может как «подарить» ей независимость, так и присоединить к России. В последнем случае, это

вызовет резко негативную реакцию со стороны «всего цивилизованного мира». Возможно,

заключает публицист, именно этот фактор заставит российского императора быть более

умеренным в своих желаниях665.

Нельзя, однако, сказать, что мнение американских изданий оказалось столько однозначно

негативным по отношению к России. Например, положительная оценка России и Николаю I дана

в «The Port Folio», одном из ведущих федералистских изданий Филадельфии первой четверти

XIX в. В нем автор призывал нового российского монарха к осторожности. По его мнению,

высшая аристократия и дворянство в целом состоят из двух партий, одна из которых высоко

образована и отличается широтой взглядов, а другая более зашорена666. Политика монарха

должна протекать между этими Сциллой и Харибдой, иначе жизни императора может угрожать

опасность.

Крайне любопытными в этой связи также выглядят статьи в «Cherokee Phoenix»,

знаменитой газете, выпускаемой одним из «цивилизованных племен». Автор заметки

«Распространенные заблуждения в отношении России» отмечал, что образ национального

характера этой страны в отличие от многих других по большей части состоит из мифов, а не

реальных фактов667. В другой заметке отмечалось, что цивилизованные страны переоценивают

воинственность русских и их жадность до завоеваний, заявляя, что в последние годы ни одно из

территориальных приобретений не было произведено без согласия других государств. «Что

Россия приобрела со времен Екатерины? - задает риторический вопрос автор. - Где ее

неимоверная сила проявила себя? Она получила часть Польши, потому что ее соседи дали

664 Ibid. Dec. 2, 1826. P. 223-224. 665 American Quarterly Review. Vol. 1. No. 1. March & June, 1827. P. 255-256. 666 Life of Alexander // The Port Folio. 1826. Vol. XXI. Vol. I, of Hall’s Second Series. P. 136. 667 Cherokee Phoenix. June 11, 1828.

157

разрешение. Она получила часть Швеции, потому что ее соседи не позаботились о нем. И она

установит [флаг] с черным орлом на стены Константинополя, когда Англия разрешит. Но она же

пока не разрешила, не так ли?»668.

Подведем предварительные итоги. Образ США в России в конце XVIII в. формировался,

находясь под влиянием нескольких факторов. Многим представителям образованного общества

импонировала борьба за независимость американцев против Великобритании. Живой отклик со

стороны начитанной публики также находили лозунги, цели и политические программы лидеров

революции. Вокруг главнокомандующего армией восставших Джорджа Вашингтона очень

быстро стал формироваться героический имидж, напоминавший об эпических фигурах

прошлого. Причиной тому были не только боевые заслуги генерала и будущего первого

президента Соединенных Штатов, но также и то, что, как казалось, он воплощал консервативный

идеал умеренного политического лидера, «отца отечества».

Вместе с образом Вашингтона конструировался и коллективный образ нации.

Любопытно, что он выводился из того, как современники и ближайшие потомки оценивали

причины и итоги Революции. Среди черт национального характера американцев назывались их

талант к коммерции, бережливость, умеренность во взглядах, религиозность, практичность и,

конечно, свободолюбивость. Все это в совокупности позволяло делать вывод о обнадеживающем

будущем США.

Образ России в США также формировался не без участия Великобритании. Именно

оттуда в Америку поступали новости и травелоги о заокеанском соседе. Представления о

Российской империи в XVIII в. конструировались в рамках ориенталистского дискурса,

ключевым компонентом которого был образ западного «фасада», закрывавшего азиатскую

сущность страны. Тем не менее, вплоть до эпохи 1812 г. американцы мало что знали о стране.

Именно на этот период приходится резкий всплеск интереса к России. Он был вызван

политическими обстоятельствами. Во-первых, бурное начало века заставило правительство

США выбирать, на чьей стороне оно будет выступать - Наполеона или его противников (или

может быть вообще остаться в стороне от конфликтов в Старом Свете). Это неизбежно вело к

углублению знаний о политической ситуации в Европе в целом. Во-вторых, усилия российских

дипломатов в США во главе с А.Я. Дашковым по созданию положительного имиджа России дали

свои плоды.

Организованная федералистами в 1813 г. банкетная кампания в честь побед армии

Александра I над французами обернулась первой активной дискуссией американцев о

668 Ibid. April 3, 1828.

158

национальном характере русских и будущем империи Романовых, в рамках которой намечались

очертания двух ключевых дискурсивных сценариев описания России: либерального и

консервативно-пессимистического.

После завершения Наполеоновских войн образ США в России также начал претерпевать

изменения. То, как бурно развивалась Америка на рубеже XVIII-XIX вв. заставляло

современников одновременно восторгаться и беспокоиться. Молодые Соединенные Штаты

доказывали, что те надежды, которые на них возлагались, были вполне оправданы.

Одним из главных критериев величия модерной нации был успех ее колонизационного

проекта. Чем большую территорию занимала империя и чем больше народов приняли ее

цивилизующую поступь, тем выше она находилась в воображаемой табели о рангах стран. США,

начав активную экспансию на Запад в начале XIX в., смогли за короткий срок достичь

невероятных успехов.

Активизировавшееся после 1815 г. революционное движение в Латинской Америке

заставило смотреть на Соединенные Штаты по-новому. Теперь они казались и вдохновителями

войны за независимость, и ее возможными будущими бенефициарами. Российские современники

полагали, что в случае победы Боливара и его единомышленников молодые латиноамериканские

государства попадут в зависимость от уже окрепших США. Кроме того, их экспансия в сторону

Тихого океана всерьез могла угрожать Русской Америке.

Война за независимость в Латинской Америке, так же, как и другие национальные

движения в Европе, откликнулись в России восстанием декабристов. Его восприятие в США

проходило в рамках модернизационного дискурса первой трети XIX в., основанный на

просвещенческой концепции «ступеней цивилизации», на которых располагались разные

народы. Текущее местоположение той или иной нации зависело от степени развития

«национального характера». Учитывая, что «перескочить» через ступень в рамках этой

мифологемы было невозможно, перспективы либеральной, «просвещенной» модернизации у

недостаточно развитых стран, в т.ч. и России в рассматриваемом периоде представлялась

современникам крайне маловероятными.

На образы восстания декабристов в США в первую очередь повлияли слухи,

бесконтрольно распространявшиеся после событий на Сенатской площади сначала по Санкт-

Петербургу, а затем и по всей Европе. В американских газетах фабула событий на Сенатской и

их последствий ушла на второй план, уступив место разнообразным и весьма отрывочным

рассказам, принесенным из Старого света.

Все эти разношерстные донесения из России были в какой-то мере упорядочены только

после публикации перевода «Донесения следственной комиссии» в начале сентября 1826 г., к

которой в некоторой степени был допущен американский посланник в Санкт-Петербурге Генри

159

Миддлтон. В своей переписке с начальством на родине он не мог обойти тему возможных

изменений политического режима в стране после 14 декабря 1825 г.

Письма Миддлтона из российской столицы, хотя и информировали о событиях на

Сенатской площади и ходе расследования причин восстания, но имели и другую цель –

возобновления дискуссии о возможности модернизации России. При анализе этой проблемы

американский посланник предстает пессимистом, не верящим, что, по крайней мере, в

ближайшем будущем «национальный характер» русских будет возможно исправить. Высоко

оценивая реформаторский вклад Александра I и надеясь на нового императора как продолжателя

дела брата, «единственным европейцем» в России, по мнению Миддлтона, остается

правительство.

160

ГЛАВА 3. ОБРАЗЫ «СЕБЯ» И «ДРУГИХ» В ИНОНАЦИОНАЛЬНЫХ

ТРАВЕЛОГАХ

§1. Парадоксы свободы: США в травелогах россиян

Встреча с Америкой: дискурс надежд и разочарований

Русские путешественники, отправлявшиеся в Америку, брали на вооружение расхожие

представления о заокеанской стране, транслируемые философскими и географическими

трактатами вроде «Истории обеих Индий» аббата Рейналя, а также отечественной прессой. Образ

США как «самой свободной страны», который конструировался в европейской публицистике,

должен был пройти проверку настоящей встречи с «Другим». Это столкновение могло

происходить в разных обстоятельствах, однако одно оставалось неизменным: реальность почти

всегда оказывалась прозаичнее фантазий.

Мотив пересечения границы – один из самых важных для травелога. Путешественник,

предвкушая долгожданную встречу с незнакомой ему страной, строил воздушные замки на

основе прочитанных им книг. «При приближении к Америке очень внятно слышен глухой

жуткий шум, похожий на отдаленные стоны, - мечтал П. Свиньин, подплывая к берегам Нового

света, наверное, представляя себя на месте отцов-пилигримов, - Они до некоторой степени

выражают гнев природы против смельчаков, которые рискуют, преодолевая все препятствия,

которые природа поставила между двумя мирами»669. Однако затем, на смену воодушевлению

по законам жанра приходило разочарование: «Я воображал найти природу гораздо

величественнее и превосходнее, но она показалась мне здесь так бедна, что даже

предпочтительнее ей берега Финского залива. Когда видишь одну только дикость, плоские берега

и пески, даже подъезжая к самой столице сцена одинакова. Нет ни загородных домов, никаких

украшений, которые мы обыкновенно видим вокруг столиц»670.

Эта синусоида надежд и разочарований, парадоксов является ключом к пониманию

образов Соединенных Штатов в репрезентациях россиян. Сопоставляя увиденное с предзнанием

и выделяя те черты американского национального характера, которые наиболее сильно

отличались от русского, путешественники каждый раз пытались ответить на вопрос: почему

Америка подтверждала все стереотипы о себе, но и опровергала одновременно? Иллюстрацией

этой дилеммы могут быть рассуждения россиян об американском гостеприимстве.

669 Свиньин П.П. Американские дневники и письма. С. 353. 670 Там же. С. 63-64.

161

Филадельфия стала первым городом, который увидел Свиньин в США. Хотя формально

он ошибался, называя ее столицей, но фактически он был прав: в Вашингтоне на постоянной

основе в начале XIX в. мало кто жил671.

Разочарование от первой встречи с Америкой было во многом мнимым: любому

путешественнику нужно не только удовлетворить ожидания своих читателей, но и дать понять,

что предыдущие свидетельства о заморских землях не вполне достойны доверия. Его же

описание – самая что ни есть правда.

В целом, первая столица США оказывала очень приятное впечатление. Молодой морской

офицер Ю.Ф. Лисянский, находясь в Америке в 1795-96 гг. писал: «Филадельфия по стоянию

своему и купечеству есть один из лучших городов в свете. <…> Регулярность и чистота повсюду

такова, что в будущие 50 лет он верно не уступит ни одной столице в свете, ежели возвышаться

будет подобно прошедшим 20»672. Подобным образом описывает город и П.П. Свиньин. В письме

другу он отмечал, что он совсем не похож на столицу и был построен «своебразными людьми»673.

«Своеобразные люди» — это, конечно, квакеры. Времена, когда их считали врагами за

пацифистские взгляды и нежелание давать присягу, уже остались в прошлом, однако образ

чудаков за ними сохранялся674. Считалось, что квакеры не веселятся, недружелюбны, ведут

крайне скромный образ жизни, однако при это знают счет деньгам и являются первоклассными

торговцами675. Из-за того, что квакеры составляли бОльшую часть населения Филадельфии, как

отмечал Свиньин, «она почитается самым скучным городом в Америке, особливо строгость их

нравов чувствительна по Воскресениям. Какое безмолвие и тишина царствуют в сей день

повсюду! Везде встречаешься с пасмурными лицами!»676

Сдержанность квакеров, однако, не помешала Свиньину посетить несколько театральных

постановок, музеев, званых вечеров и вообще хорошо провести время. Также приятно свой досуг

в Филадельфии провел и Лисянский. По его словам, холодность «квакарей» преувеличена. На

самом деле, они милейшие люди, ласковые и приветливые к иностранцам677.

Сдержанная гостеприимность вообще воспринималась общей чертой всех американцев.

Например, жители Нью-Йорка, по свидетельству Лисянского, спокойны и веселы, и еще более

671 Лисянский Ю.Ф. Дневник // Россия и США: становление отношений. С. 198. 672 Там же. 673 Свиньин – Борелю, январь 1812 г. // Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 354. 674 Короткова С.А. Пацифизм квакеров и события в Филадельфии в 1776-1778 гг. // Американистика:

актуальные подходы и современные исследования. Межвуз. сб. науч. тр. Курск: изд-во КГУ, 2013. С.

303-324. 675 Сахаров Д. О квакерах // Соревнователь просвещения и благотворения. 1819. Ч. 8. С. 50-52. 676 Вестник Европы. 1812. Ч. 64. № 14. С. 113. 677 Лисянский Ю.Ф. Дневник // Россия и США: становление отношений. С. 198. Свиньин в своем

дневнике тоже отмечает «женский пол», говоря о своем походе в бордель: «Очень хорошенькие и

чистенькие, и, кажется, та, которую я взял – очень здорова! Плачу ей по 10 дол[ларов]» // Свиньин П.П.

Американские письма и дневники. С. 71.

162

гостеприимны, чем филадельфийцы678. Свиньин отмечал, что американцы сдержаны и

осторожны только в начале знакомства. Затем, если завоевать их симпатию, они становятся очень

сердечны679. Особенно он отмечал радушие жителей Бостона680.

Приветливость бостонцев к Свиньину объяснялась еще и тем, что именно в этом городе

преобладали федералисты, которые, как было показано в предыдущей главе, видели Россию в

роли естественного политического союзника Соединенных Штатов.

Другой российский путешественник, дипломат и посланник в США в 1817-1822 гг. П.

Полетика в свою очередь отмечал, что и в иных регионах, помимо Новой Англии, местные

жители тоже очень гостеприимны. В первую очередь, он говорил о Виргинии, где американцы

принимали гостей в своих больших поместьях, окружая их патриархальным радушием681.

Однако, гостеприимством не следует злоупотреблять, иначе есть риск обидеть

гражданские чувства простых американцев. Когда в марте 1810 г. Дашков в своем доме в

Филадельфии устроил банкет в честь годовщины коронации Александра I, о чем говорилось в

прошлой главе, он вызвал возмущение американцев, так как центральной частью транспаранта,

установленного в окна второго этажа, была корона. Инцидент закончился стрельбой и судебным

разбирательством682.

Причиной агрессивной реакции жителей Филадельфии было то, что корона

ассоциировалась с монархическим правлением, избавление от которого произошло не так давно.

Кроме того, следует помнить, что в 1810 г., когда произошел неприятный эпизод, в США уже

ощущалась неизбежность войны с Великобританией, которая действительно начнется спустя два

года.

Цена свободы

«Мы дети тех родителей, коих высокий ум не хотел носить оков, и чуждался всякой

нетерпимости. – цитировал «Дух журналов» некого американца, характеризующего свой народ.

- Мы сыны тех отцев, кои в сердцах своих питали семя свободы, и имели столько твердости духа,

что дерзновенно решились сохранить сие драгоценнейшее благо, в надежде на Бога и на правость

своего дела»683.

678 Лисянский Ю.Ф. Дневник // Россия и США: становление отношений. С. 200. 679 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 332. 680 Письмо секретаря российского консульства в Филадельфии П.П. Свиньина, не позднее 23 марта/4

апреля 1812 г. // Россия и США: становление отношений. С. 515. 681 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 682 Ч.Дж. Ингерсол – Р. Кингу, [15] 27 марта 1810 г. // Россия и США: Становление отношений. С. 403.

Подробнее об инциденте на банкете у Дашкова см. гл. 2, §2. 683 Дух журналов. 1820. Кн. 1. С. 14.

163

Самый распространенный образ США в России в начале XIX в. был связан именно с ней.

«О воин непоколебимой, // Ты есть и был непобедимой, // Твой вождь – свобода, Вашингтон», -

писал А. Радищев, создавая на века вперед представления русской образованной элиты о США

как самой свободной, самой цивилизованной стране мира, и рисуя образ первого американского

президента, как человека воплощающего все положительные качества этой новой нации684.

Лисянский в своем дневнике специально выделил свою встречу с Вашингтоном,

подчеркнув простоту его обращения, контрастирующую с величием образа685. При этом, у нас

нет доказательств, что встреча Лисянского и Вашингтона действительно состоялась686. Так или

иначе, рассказ о встрече с первым президентом США показывает, насколько велика была степень

уважения (или даже благоговения) к его фигуре со стороны молодого офицера.

В свою очередь посланник Ф.П. Пален писал о своем визите к Т. Джефферсону. Хотя

дорога до «Монтиселло» была плохой, встреча с бывшим президентом окупила сложности пути

сполна. Российский дипломат растекался в комплиментах, превознося не только политические

таланты Джефферсона, но и его кругозор. По его словам, «Его живой ум охватывает все, что есть

полезного или интересного; изобретением нового плуга он способствует развитию сельского

хозяйства и в то же время уточняет с помощью астрономических наблюдений географическое

положение своей страны»687.

Как выяснилось, сами американцы полностью разделяли восторженное отношение

Лисянского и Палена к героям Войны за независимость. По словам П. Свиньина, день рождения

Вашингтона почитается американцами как «самый священный». Он указывал, что они

празднуют его «с возможным благолепием и благочестием». Сам портрет первого президента

республики имеется в доме у каждого, «как русский образ святого»688.

Однако, святой Вашингтон не христианской веры, а политическая свобода имеет свою

цену. «Деньги есть Бог их, - т.е. американцев, замечал П. Свиньин и добавлял, - Можно ли

поверить, что народ, который слывет народом твердым, справедливым, предпочитает их каждую

минуту. Например, в торговых делах, побожиться, поклясться над Евангелием во лжи, ему есть

вещь ничтожная. И те, кои ложным манером банкрутились, несколько раз есть самые богатейшие

люди и свободно наслаждаются своими сокровищами. Как люди заблуждаются. Американцы

называют себя вольными, но нигде степень богатства так не уважается, так не отмечается»689.

684 Радищев А.Н. Вольность // А.Н. Радищев. Полное собрание сочинений. М., Л.: Изд-во Академии Наук

СССР, 1938-1952. Т. 1 (1938). С. 1-17. 685 Лисянский Ю.Ф. Дневник // Россия и США: становление отношений. С. 200 686 Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. С. 129-130. 687 Ф.П. Пален – И.П. Румянцеву // Россия и США: становление отношений. С. 463. 688 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 101. 689 Там же. С. 67.

164

В чем причина столь резких слов Свиньина? Можно предположить, что деловитость и

рискованность американцев в обращении с деньгами шла вразрез с консервативными взглядами

российского литератора. Для него обладанием большими финансовыми возможностями было

сопряжено с определенным искушением. В другом своем тексте, «Поездке в Грузино», где

располагалось поместье графа А.А. Аракчеева, Свиньин хвалил хозяина за умеренность и

благоразумие. По его словам, иной бы помещик, обладая таким состоянием, тратил бы его

бездумно. Однако, Аракчеев вел хозяйство «с предусмотрительностию, с возможными

выгодами». Каждый в Грузине «имеет свое ремесло и должность»690. «Поездка в Грузино» была

воспринята многими современниками крайне негативно. В ней увидели неприкрытую лесть в

адрес Аракчеева.

Однако, жалобы Свиньина на культ денег в Америке могут иметь и другие основания.

Действительно, жизнь в США стоила очень дорого. Российский генеральный консул А.Я.

Дашков жаловался на то, что назначенного ему жалования едва хватает для подобающего его

статусу образа жизни691. «Удивительная дороговизна всему, - вторил ему Свиньин, - например

кафтан стоит 35 долларов, сапоги 10 и все прочее. <…> Зеркало, которое у нас 100 р[ублей] здесь

100 [долларов]»692. Американская свобода, как выяснилось, имеет свою цену.

Культ денег и их экономии оказывается всеобщим. Скупость американцев становится

одной из определяющих черт нации в глазах русских путешественников в США. Характерно, что

особенно фактурные примеры этой черты американского национального характера приводит

Свиньин, сам находившийся в стесненных финансовых обстоятельствах в Америке. Вот

некоторые из них:

Служители здесь нанимаются понедельно. Этим манером они выигрывают две недели в

год. Весьма тонкий разчет. Еще пример бережливости: если придешь с визитом в дом, где должно

оставить четыре билета, то вместо того, загибаешь четыре уголка на одном, и так далее693.

Свиньин даже злорадствует над американцами и их неумеренной скупостью, когда в

Филадельфии обрушился строящийся дом. По мнению российского дипломата и литератора, это

случилось из-за экономии на материалах: «Авось сей случай будет маленьким примером!»694

690 Свиньин П.П. Поездка в Грузино // Аракчеев: свидетельства современников. М.: Новое литературное

обозрение, 2000. URL: http://az.lib.ru/s/swinxin_p_p/text_0050.shtml (дата обращения: 04.02.2020). 691 А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, [12]24 июля 1809 г. // Россия и США: становление отношений. С. 367

(прим.). 692 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 70. 693 Там же. 694 Там же. С. 69.

165

Ссылки на скромность и утилитарность зданий вообще являются общим местом в

травелогах путешественников. Но если консерватор Свиньин считал, что подобная забота о

средствах чрезмерна, то умеренный либерал П.И. Полетика видел в ней общественную заботу об

экономике страны. По его мнению, публичные постройки в Соединенных Штатах не выглядят

празднично, потому что американцы умеют считать деньги, что доходит до крайней скупости:

«сия добродетель или сей порок проистекает, кажется, от демократических постановлений,

коими они управляемы»695.

Замеченная Полетикой близкая связь между политикой и деньгами и в самим деле

определяла облик Америки в глазах российских путешественников. Напомним, основной

причиной Войны за независимость, как ее видели в России в конце XVIII в., являлась проблема

налогообложения. Именно нежелание английской короны обеспечить американцам

представительство в парламенте стало важнейшей причиной начала Революции.

Парадоксы демократии

В США общегосударственные и частные дела идут рука об руку. Как писал Свиньин, здесь

«всякий занимается коммерциею – таланты им (американцам – прим. А.П.) чужды. Америка

разделена на две партии, на федератов и тех, которые думают, и действуют против правительства.

Каждая партия ненавидит другую. Газеты одной партии не увидишь в другой. Богатство нации

состоит в кораблях и долларах, запертых в сундуках. Собственность гражданина священна»696.

Гражданская свобода означает появление публичной политики. Она, в свою очередь,

побуждает общественность к спорам и разделению на фракции. То, чего так боялись авторы

«Федералиста», оказалось частью повседневности. Вскоре после окончания Войны за

независимость страна разделилась на федералистов и демократов697. Как указывалось в Духе

журналов, «Обе они согласны в теории Правительства; но рознятся в принаровлении правил; и

сие разноречие, и до ныне существующее, питает в них непримиримую взаимную ненависть»698.

Градус этого чувства был настолько высок, что, как указывал автор одной из статей

«Соревнователя просвещения и благотворения», в Конгрессе могли происходить настоящие

баталии. В ответ на плевок в свое лицо один народный представитель вызвал на дуэль другого:

выяснение отношений произошло прямо в зале законодательного органа: «они дрались кулаками

695 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 696 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 66. 697 Замечания о Соединенных Американских Штатах // Соревнователь просвещения и благотворения.

1821. Ч. 13. С. 11. 698 Дух журналов. 1819. Кн. 15. С. 20-21.

166

и кочергами из камина, и валялись по полу перед всеми депутатами»699. Вот парадокс

демократии, которую недолюбливали в целом более консервативные россияне: народное

правление могло привести к разгулу страстей и хаосу. Там, где должна быть умеренность и

продуманность, оказывались голые эмоции.

Отчего в свободной стране могут возникнуть партии, да еще и столь открыто

выступающие друг против друга? По мнению П. Свиньина, причиной тому могут быть две вещи.

Во-первых, партийная система в США была унаследована из Англии. Он указывает, что

федералисты и демократы «суть последователи вигов и ториев». Во-вторых, противоречия между

ними «есть следствие различных мнений и правил. Первые (федералисты – прим.) составляют

клас почтенных людей в Америке, к коему принадлежит большая часть знаменитых и богатых

купцев и адвокатов»700. Российский дипломат указывает, что хотя эта федералисты и считаются

друзьями Англии, но это не означает их приверженности ее политике, «ибо они суть

последователи Вашингтоновой системы, последователи даровавших вольность и нравственность

их Отечеству»701.

Федералистам противостояли демократы, выступающие за сокращение налогообложения.

По мнению Свиньина, это партия земледельцев и ремесленников. Кроме того, «к ним

присоединяются ирландцы и французы, населяющие во множестве Соединенные Американские

области и ненавидящие Англию. Все сии последние составляют партию Демократов, кои сколь

по чувствам, столь и из противности к Федералистам, держатся Франции»702.

Противоречия между партиями в США были столь сильны, что раскалывали общество

изнутри даже в тех сферах повседневности, которые не касались политики. Как писал российский

путешественник, ненависть сторонников одной партии к представителям другой настолько

сильна, что передается по наследству:

В доме Федералиста не найдет Демократической газеты, а у Демократа Федеральской. Они

даже стараются покупать и заказывать вещи у купцов, держащихся их партий. Особливо при

выборах Президента, Сенаторов, членов Конгреса, губернаторов и прочих чиновников ненависть

сия обнаруживается во всей своей силе и самым постыдным образом. Агенты партий публично

предлагают поить и угощать тех, кто захочет дать им голоса свои; ораторы в шинках и площадях

показывают свое красноречие, убеждают, покупают свои голоса, а нередко доходят до насильства

699 Загоскин М. Путешественник. Письмо 5 // Соревнователь просвещения и благотворения. 1820. Ч. 10.

С. 297. О дуэлях и депутатских баталиях в Конгрессе США в первой половине XIX в. см.: Freeman J.B.

The Field of Blood: Congressional Violence and the Road to Civil War. P. 45-141. 700 Свиньин П.П. Взгляд на Республику Соединенных Американских Областей. СПб.: в типографии Ф.

Дрекслера, 1814. С. 42-43. 701 Там же. 702 Там же. С. 44.

167

и драк! Вот выборы вольнаго народа! Не похожи ли они на те времена варварства, когда шайка

разбойников сажала на троны самодержцев в Европе703.

Хваленая американская вольность в описаниях путешественника оказывается близка к

анархии. Консервативные российские наблюдатели вполне могли выступать в пользу более

активного участия общества в жизни государства, но лишь в определенных рамках. Шумная

американская политическая обыденность оказывалась слишком назойливой и непонятной. К

тому же она мешала нормальной дипломатической работе, так как жители США привыкли

рассматривать политическую жизнь в рамках бинарных оппозиций. Им не могло в голову

прийти, что процессы и события могут происходить вне противостояния федералистов и

демократов, проанглийской и профранцузской партий.

В 1811 г. Свиньин писал о том, что американцы обнаруживали противоречия даже внутри

российской миссии: «В сегодняшних Филадельфийских газетах напечатан большой артикул в

разсуждение перемены Палена. Так как они издаются федералистами, то и заключает он много

лестного для Палена и очень неприятного для Дашкова, коего здешняя публика щитает

демократом»704.

Это было настолько неприятно, что Дашков даже жаловался в официальной реляции в

Петербург на то, что в Бостоне местные федералисты почитали его за демократа, купившись на

распространяемые слухи705.

Впоследствии, о чем рассказывалось выше, российские дипломаты развернут широкую

пропагандистскую кампанию, пытаясь доказать американцам свою самодостаточность и

независимость ни от Франции, ни от Великобритании. В результате в 1813 г. произойдет первая

публичная дискуссия в США о национальном характере России и ее возможной дружбе с

Америкой.

Свобода веры и предрассудков

Как и в сфере политической, духовная жизнь американцев в репрезентации российских

путешественников удивляла своей противоречивостью. С одной стороны, указывалось, что в

США «нет господствующей религии. Там люди разных Християнских исповеданий живут мирно

один подле другого»706. П. Свиньин в своей брошюре, опубликованной в Санкт-Петербурге в

703 Там же. С. 45. 704 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 77. 705 А.Я. Дашков – Н.П. Румянцеву, [12]24 сентября 1812 г. // Россия и США: Становление отношений. С.

539. 706 Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 2. С. 146.

168

1814 г. после возвращения из-за океана, описывал гармоничное сосуществование разных

верований в Америке:

Конгрегашионисты, Пресбитерияне, Елископцы, Квакеры и Методисты суть самыя

многочисленныя секты из великаго числа оных в Соединенных областях; не смотря на разность

догматов, на противуположность их мнений и служения, согласие, царствующее между ними,

делает большую честь Американскому Правительству и характеру Американцев707.

Похожую характеристику религиозному климату Америки давал и П. Полетика. Он тоже

отмечает совершенную и безграничную терпимость веры: «Все богослужения пользуются

свободою, и ни одно из них не содержится иждивением государства. От того произошло

бесконечное размножение сект, кои трудно даже исчислить. Сии секты, не имея в существовании

своем ничего достойного зависти, живут мирно или ведут войну на бумаге, которая не

возбуждает ничьего внимания»708.

Причиной спокойного сосуществования разных конфессий указывалось разное. Кто-то

считал таковой правильное воспитание и законодательство США709. Свиньин, со своей стороны,

полагал, что подобная мозаика сект и верований в США может быть объяснена

несформированностью национального характера710.

Тем не менее, даже при такой толерантной атмосфере полного мира достичь трудно. При

формальной свободе вероисповедания и мирном отношении между конфессиями конфликты все

же возникали. В первую очередь из-за смены исповедания: «Сохрани Бог кому-нибудь

отшатнуться от своей секты – все сочлены обрушатся против него, все будут его преследовать, и

нет ему ни доверия и пособий»711.

Однако, в целом признавалось, что такой гармонии между разными религиями и

конфессиями в Европе найти сложно. П. Полетика специально отмечал, что даже «римско-

католики, не терпящие в Европе никаких других вер, в Соединенных Областях искренно

пристали к сей системе совершенной терпимости всех исповеданий»712.

При этом, следует отметить, что общая терпимость не означала равенство верований в

глазах американцев и русских. Выше уже говорилось о том, какое место занимали квакеры в

707 Свиньин П.П. Взгляд на Республику Соединенных Американских Областей. С. 17. 708 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 709 Лисянский Ю.Ф. Дневник // Россия и США: Становление отношений. С. 202. 710 Свиньин П.П. Взгляд на Республику Соединенных Американских Областей. С. 18. 711 Он же. Американские письма и дневники. С. 99. 712 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019).

169

сознании отечественных путешественников. Признание за ними коммерческих и духовных

талантов не означало одобрения их исповедания.

Похожим образом виделись и афроамериканские методисты, обряд богослужения

которых потряс Свиньина:

Плавным охрипшим голосом священник начал свою проповедь, изъяснил натудым слогом

ужасы ада и блаженство рая. Все шло довольно покойно, но мало помалу восполнял страшными

картинами и жестами разжигал воображение слушателей. Тут со всех сторон послышались

стенания кающихся, крики и восклицания беснующихся. Наконец, когда он сильным,

выразительным голосом объявил им падение вселенной, указал им на черную тучу, несущую

разрушительные громы, муки и страдания ожидающия грешников. Потряслось основание храма и

зашатались своды от их страшного реву. Поистине, я сам тогда боялся разрушения, но только не

общаго, а более, чтоб не обрушились хоры от терзаний беснующихся, кои кричали, бросались во

все стороны, падали на брюхо (под коими мы сидели) в доказательство, что святой дух или дьявол

действует с ними713.

Взгляд Свиньина, конечно, полон предрассудков, свойственных его времени. Вход в

афроамериканскую церковь для него был вратами в царство Презерпины, наполненное «всеми

страшилищами света», а сами чернокожие казались ему чертенятами714.

Американцы отвечали ему тем же. Свобода вероисповедания не означала свободу от

предрассудков в отношении к «Другому». «Хотя здешние земли славятся своим просвещением и

терпимостию вер, - писал Свиньин, - но я нашел столько же суеверия коли не больше, как и у нас

грешных. Мать, браня [служанку] Мери, которая ко мне ходит, укоряя ее тем более, что она

знакома с бусурманом, который играет на скрипке в воскресение!»715

Русские, конечно, казались американцам «бусурманами». Свиньина, судя по его дневнику

и письмам, как минимум однажды не признали за выходца из Российской империи. Один

трактирщик в Портсмуте уверял, «что все русские – в бороде, длинных кафтанах и более медведи,

чем люди», делая вывод, что Свиньин, верно, давно уже живет в Америке и успел

«цивилизоваться»716.

Оно и понятно: о России большая часть американцев имела самое отделенное понятие, а

с настоящих русских никто никогда не видел. Исключением разве что может быть князь Д.

Голицын, уехавший от отца в Филадельфию в 1793 г. и ставший видным католическим

713 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 85-86. 714 Там же. С. 70, 84. 715 Там же. С. 83. 716 Там же. С. 310.

170

священником. Но и оно здесь лишь подтверждает правило. Голицын, можно сказать, почти и не

был русским: родился в Гааге, получил образование в Мюнстере, с 23 лет жил в США717.

Для другого американца, священника, которого Свиньин встретил в санях, Россия была

что-то сродни Преисподней. Тесное пространство кибитки всегда приводило к мимолетным

знакомствам и разговорам. Отказав священнику закрыть окошко, российский путешественник

побудил начать замечательный диалог:

Наконец, священник, видя что я не переменяю своего намерения, с сердцем спросилу меня,

откуда я. Я: «Из России», он: «Из России, или из ада», я: «Потому и вам пора начинать приучаться

к холоду», он: «Я никогда не поеду в Россию», я: «Но, наверную, скоро отправитесь в ад», он: «В

аде не холодно», я: «Вы себе противоречите, давече вы сравнивали Россию с адом, а теперь

говорите, что в первой холодно, а в другом тепло». И сим кончился бал718.

Для русского человека Свиньина чертята – афроамериканцы, но для обычных

американцев ад – это Россия. Хитросплетения взаимных представлений почти незнакомых друг

другу христианских наций ведут к похожим выводам.

Афроамериканцы: свободные и закрепощенные

«Мы, народ Соединенных Штатов, с целью образовать более совершенный Союз,

установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную

оборону, содействовать всеобщему благоденствию и закрепить блага свободы за нами и

потомством нашим провозглашаем и устанавливаем настоящую Конституцию для Соединенных

Штатов Америки»719, – гласит основной закон республики, родившейся в результате войны 1775-

1783 гг. Несмотря на гарантию всеобщего равенства, чернокожее население США ее почти не

видело.

В северных штатах, где рабство было запрещено, положение афроамериканцев все равно

было довольно незавидным. В репрезентациях российских путешественников они предстают

социальными изгоями, с которыми белокожее население старалось лишний раз не входить в

контакт. П. Свиньин, путешествуя в Бостон, указывал, что мулату-американцу не позволили

сесть в одну карету с ним и другими пассажирами, хотя он заплатил те же деньги за билет:

717 Свиньин рассказывал о встрече с ним. Голицын «приятно улыбается, когда его назовут князем. Он

уверяет, что при имени руского сердце его бьется живее». См.: Свиньин П.П. Американские письма и

дневники. С. 77. 718 Там же. С. 141. 719 Конституция Соединенных Штатов Америки. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnstUS.htm (дата

обращения: 18.08.2019)

171

«Черные в большом здесь пренебрежении. <…> Привычка все поправляет, и они не чувствуют

своего унижения…»720.

Жители США, что на Юге, что на Севере одинаково высокомерно относились к

чернокожим, коих полагали людьми второго сорта. По замечанию российского путешественника,

«Белый с измальства начинает почитать себя выше черного: я сего дни с примечанием смотрел

на детей, играющих на улицах – черные никак не общались с белыми и не принимались в их

общество. Каждая партия резвилась по себе»721. Другой очевидец писал, что белые американцы

«сообщаются только с равными себе, совершенно чуждаясь негров, как существ, принадлежащих

к числу домашних животных, несмотря на то, что в Виргинии, Южной Каролине и некоторых

других областях черные невольники составляют почти или даже точно целую половину, если не

более, всей массы жителей»722. Важно отметить, что автор первой цитаты описывал ситуацию с

расовой дискриминацией на Севере, а другой на Юге. Как видим, отсутствие рабства на штатах

над линией Дикси не означало признание за бывшими невольниками гражданской

полноценности.

Наблюдение российских путешественников начала XIX в. подтверждаются и

исследователями. Как указывает Л. Грин, говоря о положении афроамериканцев в Новой Англии

в более ранний период, «Твердо говоря, они не были свободны, так как в политическом,

экономическом и социальном отношениях были вне закона… Негры же из-за цвета кожи

продолжали оставаться на положении социально неполноценных, даже если они восприняли

культуру своих хозяев»723. Другой исследователь отмечает, что в начале XIX в. в Новой Англии

иногда даже встречались случаи нелегального рабовладения. В целом, янки относились к

афроамериканцам с явным пренебрежением, не вынося даже мысли о кровосмешении. Однако,

они же опасались их как конкурентов на рынке низкооплачиваемого труда724.

Ситуация в западных штатах была не лучше. Английский фермер Дж. Вудс, осевший в

Иллинойсе, в 1819 г. описывал своих соседей следующим образом: «Хотя сейчас они живут в

свободном штате, они сохраняют многие из предрассудков, которые они впитали в младенчестве,

и все еще держат негров в величайшем презрении»725.

Говоря о рабстве, российские путешественники не могли не проводить параллелей между

«особым институтом» и крепостным правом. Зачастую они производились имплицитно и

720 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 120. 721 Там же. С. 103. 722 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 723 Greene I.J. The Negro in Colonial New England. NY: Atheneum, 1968. P. 298. 724 Conforti J.A. Imagining New England: Explorations of Regional Identity from the Pilgrims to the Mid-

Twentieth Century. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 2001. P. 118-119. 725 Цит. по: Davis J.E. Frontier Illinois. Bloomington, Ind., 1998. P. 167–68.

172

ненамеренно. П. Свиньин, например, указывает, что «жители Виргинии – совершенные русские

помещики, даже отличаются и в образе жизни – более властительны и имеют рабов»726. О

«помещиках» из южных штатов говорит и П. Полетика. Освобожденные от тяжелого труда

рабами и имеющие достаточно времени, они отличаются от остальных американцев «по своему

воспитанию, сведениям и обхождению»727.

Следует разделять отношение россиян к рабству в целом и чернокожим в отдельности.

Если «особый институт» не вызывает у них симпатии – Полетика, например, указывает, что

рабовладение способствует развитию «привычкам неги и беспечности, вредным для

нравственных и телесных способностей», – то образы афроамериканцев далеко не так

однозначны728.

Для того же Свиньина, как это было описано выше, их общество неприятно: «Для меня

ничего не может быть отвратительнее, как видеть маленьких негров, особливо девчонок, кои

беспрестанно встречаются, словно чертенята»729. Описания чернокожих россиянином

приобретают ориентальные тона: его смешит мода на заплетение волос в маленькие косички,

пугают экстатические беснования верующих в методистской церкви и удивляет вид девушки-

альбиноса:

Бофон, описывая альбиносов, назначает пребывание их в Африке в некоторой части реки

Сенигаллы. Он называет их ночными людьми, ибо они днем при свете ничего не видят,

укрываются в темных пещерах, а ночью выходят. По описанию его, они слабой и маленькой

комплекции – весьма дики. Солнце, как доказывают, в сем месте действует необыкновенным

образом – т.е. людей превращает в белых, а не в черных. Чрез малую границу от них находятся

негры самой черной породы. Каких чудес нет в природе!730

И действительно, игры воображения способны творить удивительные вещи. Дискурс

имперского травелога Свиньина нарисовал ему свое собственное сердце тьмы в урбанистической

обстановке Бостона. Конструируемая, но при этом не менее реальная связь черной кожи и темной

дикости определяла восприятие афроамериканцев российским путешественником даже в самой

цивилизованной стране мира.

726 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 89. 727 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 728 Свиньин также выражал надежду на скорую отмену рабства. См.: Свиньин П.П. Взгляд на

Республику Соединенных Американских Областей. С. 16. 729 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 70. 730 Там же. С. 72, 86, 135-136.

173

П. Полетика отмечал взаимосвязь между чистотой домов и тем, кто производит уборку.

По его мнению, в тех областях Соединенных Штатов, где влияния рабства не чувствуется,

внутреннее убранство жилищ поражает чистотой. Там же, где домашние работы производят

черные невольники, они «сообщают свой цвет и вещам, до коих руки их касаются»731.

Как будто убоявшись развития своей мысли, Полетика затем одергивал себя и отмечал,

что его замечания касаются все же более трактиров, таверн и других публичных мест, а

«внутренность жилищ достаточного класса людей, как в больших городах, так и в отдаленных

местах, представляет чистоту, почти совершенно удовлетворительную»732.

Иногда хитросплетения обстоятельств жизни формально вольного чернокожего в

свободной Америке приводили к курьезным ситуациям, когда идентичность размывалась и

становилось непонятно, как относиться к человеку.

В 1810 г. негр Клод Гэбриэл сбежал с торгового американского корабля, стоявшего в

Санкт-Петербурге, и позднее поступил на императорскую службу. В конце 1811 г.

новоиспеченный арап получил разрешение от Александра I перевезти свою семью в Россию и

отправился за ней на родину. Появление Клода Гэбриэла в Америке немало смутило

американцев. По словам Свиньина, за время пребывания в столице империи тот привык

уважительному отношению к себе, а вернувшись в родные пенаты, столкнулся с

дискриминацией733.

На этом злоключения Гэбриэля не закончились. Его богатый не по чину вид вызвал

недоумение и даже зависть со стороны американцев, которые стали распускать о нем слух, что

якобы он стал крепостным российского императора. В результате Клоду пришлось просить

Свиньина напечатать статью в газете с опровержением. Российский дипломат согласился, о чем

и сообщил с усмешкой Козлову. В итоге от лица русского афроамериканца было опубликовано

сообщение следующего содержания:

С большим сожалением я узнал по прибытии, что здесь распространился нелепый слух,

будто в России меня силой отдали в крепостные. Какое невероятное предположение, что

император Александр, под чьим скипетром находятся 40 миллионов, захотел поработать еще и

такую личность, как я. Лишь невежды могут распространять такие слухи и лишь невежды могут в

них поверить! Его величеству вовсе не требуется применять силу там, где, как он понимает, его

доброты и благосклонности вполне достаточно, чтобы завоевать сердце, почему он и пользуется

всеобщим обожанием. Служить его Величеству, значит служить свободе. Служа своему

731 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 732 Там же. 733 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 120.

174

великодушному монарху, его подданные чувствуют не власть господина, а любовь и нежность

отца734.

Гэбриэл и Свиньин в своем сообщении не лукавили. Положение негров в России в начале

XIX в. в действительности было намного свободнее, чем в Америке. Как считает Н. Захаров,

расовый дискурс в России первой половины XIX в. был намного менее радикальным, чем в

Западной Европе и Америке735. В свою очередь авторитетнейший русист Н. Найт вообще

полагает, что «расовая парадигма не могла закрепиться в России конца XVIII – начала XIX в.»

по причине того, что категория «народности» формировала скорее, как культурная, нежели

биологическая736. М. Могильнер указывает, что само понятие «расы» стало появляться в

российских словарях только с середины 1860-х гг. и имело опять же культурные коннотации,

выступая синонимом «племени»737.

Таким образом, чернокожие россияне могли вести намного более спокойную жизнь,

нежели афроамериканцы, и гордились своим происхождением. А.С. Пушкин указывал, что его

«дед Ганнибал» был «Царю наперсник, а не раб», подчеркивая свое свободное происхождение738.

А афроамериканка Нэнси Принс, переехавшая в Санкт-Петербург в 1824 г. вслед за мужем,

который служил арапом при императорском дворе, даже смогла организовать свое дело, продавая

постельное белье и ткани высшему свету российской столицы. Сложно представить, как

сложилась бы ее судьба, если бы она осталась на родине.

Гордость и тщеславие американцев

Гражданские права и свободы, экономический рост и понимание уникальности

политического устройства не могли не накладывать отпечаток на самоощущение американцев.

Необыкновенное самомнение – вот характерная черта американцев начала XIX века.

«Жители Новой Англии имеют хорошие способности, хитры и терпеливы в делах. Им

приписывают также излишнее самолюбие и хвастливость, и потому называют их еще

американскими гасконцами», - пишет П. Свиньин739.

Самомнение американцев замечалось не им одним. Автор обзорной статьи о США в

околодекабристском журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» удивлялся

734 Там же. С. 245. 735 Zakharov Z. Race and Racism in Russia. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2015. P. 30. 736 Цит. по: Могильнер М. Homo imperii. История физической антропологии в России. М.: Новое

литературное обозрение, 2008. С. 7. 737 Там же. С. 17. 738 Пушкин А.С. Моя родословная // Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 т. Т.2. М.: Государственное

издательство художественной литературы, 1959. URL:

https://rvb.ru/pushkin/01text/01versus/0423_36/1830/0558.htm (дата обращения: 01.06.2020). 739 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 232.

175

невероятному тщеславию жителей Североамериканской республики и считал, что причиной ему

комплекс молодости самой нации740.

С другой стороны, дипломат П. Полетика даже пытается оправдать его, заявляя, что само

это чувство может быть обнаружено у всех народов, но в США причин для гордости

действительно находится предостаточно:

Они проистекают, можно опять сказать, от духа республиканского правления, основанного

на понятии о народной власти. Кто не знает, что между властителями державный народ всех более

жаден к похвалам, а его голос или согласие необходимо нужны в Соединенных Областях для

выбора в верховные чиновники, в надзиратели рынка и даже в офицеры земского ополчения; итак,

сребролюбие одних и честолюбие других беспрестанно побуждают превозносить похвалами

народ державный; и наконец, от ласкательств, коими наполнены и речи ораторов, и газетные

статьи, распространилось и укоренилось между американцами мнение, что они просвещеннейший

и добродетельнейший народ на земном шаре. Изъявление сего мнения находим даже в

ежедневных посланиях президента Соединенных Областей741.

Во многом Полетика был прав, выражая мнение об уникальности американского общества

для начала XIX в. Свиньина, например, более всего поражал масштаб изобретательской мысли:

«нет земли, где бы механические машины доведены были до большаго совершенства.

Малолюдство, и потому дороговизна рук, заставили прибегнуть к наукам и здесь почти все

делается машинами. Машина пилит камень, кует гвозди, делает кирпичи»742.

Лисянского во время пребывания в Америке больше всего поражали города.

Филадельфию он нашел одним «из лучших городов в свете», Нью-Йорк отмечен за «красоту

оного и удобности», а Бостон поразил монументом на горе Бикон Хилл, воздвигнутым в честь

обретения независимости, откуда открывался замечательный вид на местность: «Признаться

должен, что я никогда не видел ничего подобного прежде: в мгновение моего восшествия на

высоту ее тысяча разных предметов представились взору — Бостон во всем его великолепии,

гавань, наполненная превеликим множеством кораблей, города Роксбери, Чарлестон и Кембрич,

а кольми паче два последние с великолепными своими мостами»743.

740 Замечания о Соединенных Американских Штатах // Соревнователь просвещения и благотворения.

1821. Ч. 20. 741 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019). 742 Свиньин П.П. Американские письма и дневники. С. 100. 743 Лисянский Ю.Ф. Дневник // Россия и США: становление отношений. С. 196, 198, 201.

176

В свою очередь на посланника России Ф.П. Палена самое больше впечатление произвел

строящийся город Вашингтон, которому он предрекал скорое превращение в одну из самых

красивых мировых столиц744.

Однако, несмотря на все рукотворные чудеса и свободы, предлагаемые Америкой, ее

образ оставался весьма амбивалентным.

Скромность и холодность американцев при первом знакомстве сменялась дружелюбием

и гостеприимством. Гражданские права и вольности, которыми так гордились жители США, не

имели столь же чарующего эффекта на российских путешественников, уравновешиваясь

дороговизной жизни и кажущейся дикостью демократической системы, раздираемой

межпартийными противоречиями. Положительное впечатление от свободы вероисповедания и

религиозной терпимости, принятых в Америке, оказывалось несколько смазано наличием

множества различных предрассудков и негативного влияния рабства на общественные

отношения.

Итогом всего этого становится образ страны, которая имеет одновременно притягивает и

вызывает любопытство, но не вызывает больших симпатий. Америка представляется страной

больших возможностей и перспектив, но она не удовлетворит ищущих духовное развитие. Лучше

всего это противоречие, как кажется, его сформулировал П. Полетика:

Те люди, кои ищут единственно спокойной и безнужной жизни, не требуя ничего более от

ближнего, или те, кои спасаются от незаслуженного гонения или имеют в предмете токмо

выгодное употребление телесных своих сил, обращенных к какому-либо художеству или

промыслу, легко могут, при хорошем поведении и умеренности, найти желаемое в Соединенных

Областях.

Нет края лучше для людей несчастливых, но имеющих некоторый достаток, и для людей

трудолюбивых и умеренных, без достатка.

Но еще много пройдет времени прежде, нежели край сей соделается пребыванием наук,

свободных художеств и тех наслаждений ума, кон составляют прелесть общественной жизни в

Европе745.

Как и спустя много лет, русские не находили в США духовности и глубокого чувства.

Америка, оказывалась слишком холодной, материальной и расчетливой для путешественников

из России.

744 Ф.П. Пален – Н.П. Румянцеву, 18/30 июля 1810 г. // Россия и США: становление отношений. С. 420. 745 Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL: https://america-

xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019).

177

§2. Между воображаемыми Западом и Востоком: Россия в заметках американских

путешественников

Восхищаясь фасадом

Санкт-Петербург задумывался Петром I главным «окном в Европу» новой,

европеизированной России. Именно сюда первым делом прибывали иностранные

путешественники на кораблях, дипломаты со всех концов Земли и купцы. Петербург, во многом

благодаря своей недолгой истории, важному политическому расположению, централизованной

застройке, а также немецкому имени был самым «нерусским» городом империи. Иностранцы,

приезжающие в страну, первым делом видели «парижские дома», дворцы и широкие улицы, что

зачастую приводило их в смятение, ведь даже в самом европейском городе должны были

встречаться элементы Азии, к которой еще недавно относилась Россия, скрытые «фасадом»

гранитных набережных и дворцов746. Этот мотив «Петербурга-как-ширмы» является

доминирующим почти во всех травелогах, чьи авторы писали о столице Российской империи747.

Когда в 1812 г. в Петербург приехала американская делегация для участия в

предложенных Александром I мирных переговорах, вместе с одним из ее участников, Альбертом

Галлатином, приехал его сын, Джеймс, находившийся при нем в роли секретаря. На второй день

своего пребывания в российской столице он оставил восторженную запись: «Весь день

осматривал достопримечательности. Санкт-Петербург прекрасен – улицы очень широки, а

дворцы красивы. Вечером отец много рассказывал об истории России»748. Молодого Джеймса

можно понять. Даже чопорные европейцы, попадавшие в Петербург, не могли не признавать его

красоту. Что уж говорить об американцах: в США таких эффектных городов не было749.

Таким российская столица предстала и перед афроамериканкой Нэнси Принс. Однако,

описывая Петербург, она не сравнивала его с другими европейскими городами, потому что

никогда их не видела:

Этот город был основан Петром Великим и построен на болоте, находящемся на финской

земле, которое ранее занимали несколько хижин рыбаков. Он расположен на конце Финского

залива и частью стоит на главной земле, а частью – на нескольких маленьких островах. Земля под

городом чрезвычайно топкая, что является причиной постоянных наводнений. По этой причине

каналы, которые проведены между улицами, очень красиво выложены, облицованы гранитом,

обнесены перилами с железными цепями, покрытыми латунью. Пройти с одной улицы на другую

746 Из записок П. Аллэра. // Россия и США: становление отношений. С. 28. 747 Подробнее об этом см.: Левитт М. Визуальная доминанта в России XVIII века. М.: Новое

литературное обозрение, 2015. С. 492-498. 748 Gallatin J. Diary of James Gallatin, secretary to Albert Gallatin, the. Popular edition. / ed. by Count Gallatin;

with an introduction by Viscount Bryce. London: William Heinemann, 1916. P. 4. 749 Wikoff H. The Reminiscences of an Idler. NY: Fords, Howard & Hulbert, 1880. P. 204.

178

можно по мостам. Городские здания построены из камня и гранита, и они вдвое толще, чем

американские дома750.

Образ Петербурга, облицованного гранитом и построенного на заболоченном месте, где

когда-то жили несколько рыбаков, является очень важным не только для понимания его самого

в философском измерении, но и для понимания всей истории России. Ведь Русь до Петра – это

суть те же хижины, прозябающие в грязи на задворках Европы. Эту легенду об основании города,

помимо Нэнси Принс можно встретить и у многих других путешественников, в т.ч. Дж. К.

Адамса и автора нескольких популярных в США травелогов Дж. Л. Стефенса751.

Согласно их рассказам, до того, как Петр по мановению руки превратил хижины в дворцы,

не было не только его новой столицы, но и России вообще. В Санкт-Петербурге Стефенс

первоначально не нашел ничего «азиатского». Въехав в Северную столицу и заселившись в

гостиницу «с непроизносимым русским названием» на Невском проспекте, он отмечал, что в

«Петербурге нет исторических достопримечательностей, способных заинтересовать

путешественника. Здесь нет Колизея, как в Риме; нет Акрополя, как в Афинах; нет Риальто, как

в Венеции; и нет Кремля, как в Москве; ничто не связано с людьми и событиями, почитаемыми

нами, нет ничего, что может тронуть сердце»752.

Санкт-Петербург для Стефенса стал практически единственным местом во всей стране,

который был настолько цивилизованным, что он не видел никаких внешних признаков

«азиатчины». Город носил немецкое имя, большую часть его дворцов и зданий строили

иностранцы, а сами петербуржцы (по крайней мере, их культурная часть), как и сам Стефенс,

смотрели на всю оставшуюся часть страны как на отсталый Восток. В этом им, например,

помогала Кунсткамера, которая конструировала ориентальные образы как внутри самой

империи, так и за ее пределами, и которую сам американский путешественник называет

«Азиатским музеем». После ее посещения Стефенс с удовольствием упоминал о «двухголовом

ребенке из Америки», но отмечал, что намного больший интерес у него вызвала экспозиция

диковинок Востока и особенно кабинет с фигурами всех народов, проживающих в России. Во

время посещения Кунсткамеры американцу стал очевиден размах и почти невозможность планов

Петра I по превращению России в цивилизованную державу. Но, как и для многих других, это

же становится причиной и его особой любви к Петру753.

750 Prince N. Op. cit. P. 37-38. 751 Stephens J.L. Incidents of Travel in Greece, Turkey, Russia, and Poland. Edinburgh: William and Robert

Chambers, 1839. P. 78. 752 Ibid. P. 77. 753 Ibid. P. 83.

179

Не только дворцы и гранитные набережные Санкт-Петербурга говорили о его западном

происхождении. Путешественников из-за океана впечатляли императорские резиденции вокруг

города754. Кроме того, для них большую роль играла демонстрация технического прогресса

столицы империи. Джон Квинси Адамс описывал в дневнике с восхищением свое посещение

Александровской мануфактуры, поражаясь паровыми агрегатами и сложностью механизмов755.

Другим городом, который являлся в своем роде «фасадом» империи, была Одесса. В

отличие от большинства других путешественников, Дж. Л. Стефенс въезжал в Россию именно

через нее, а не через Санкт-Петербург. Этот черноморский порт представал маленькой

провинциальной копией столицы, также возникшая на месте, где «еще тридцать лет назад стояли

лишь нескольких рыбацких хижин»756.

Одесса представала чудом, маленьким островком цивилизации посреди бескрайних

степей с одной стороны и моря с другой. Как писал американский путешественник и бонвиван Г.

Уикофф, «я испытывал желание поверить, что по какому-то волшебству, мы оказались в

маленьком итальянском городке: настолько ароматным был воздух и настолько прекрасным был

вид города с его величественными гранитными домами, широкими улицами, богатой листвой и

очаровательным променадом на набережной Черного моря, почти такого же прелестного, как и

Средиземное»757.

Российское путешествие Стефенса началось не с самой приятной процедуры: так как в

Египте и некоторых других странах бушевала чума, было принято решение всех приезжавших в

Одессу помещать на карантин на две недели758. В этот момент американец впервые столкнулся

со знаменитой российской бюрократией. Стефенса и других новоприбывших в город построили

двумя очередями и по очереди просили внести все данные о себе и цели прибытия в страну.

Стефенса очаровала разношерстная компания, проходящая регистрацию в одесском

порту: «в ней были евреи, турки и христиане; русские, поляки и немцы; англичане, французы и

итальянцы; австрийцы, греки и иллирийцы; молдаване, валахи, болгары и славяне; армяне,

грузины и африканцы, а также один американец»759. Описание этой процедуры выдает восторг

путешественника от того, что в этом миниатюрном вавилонском столпотворении поучаствовал

754 Jordan W.T. Diary of George Washington Campbell, American Minister to Russia, 1818-1820 // Tennessee

Historical Quarterly. 1948. Vol. 7. No. 2. P. 169-170; Idem. Diary of George Washington Campbell, American

Minister to Russia, 1818-1820 (continued) // Tennessee Historical Quarterly. 1948. Vol. 7. No. 3. P. 259, 263. 755 Adams J.Q. Op. cit. P. 111.; Краткий рассказ о посещении фабрики также можно найти у другого

американского посла в России, Дж.В. Кэмпбелла: Jordan W.T. Diary of George Washington Campbell,

American Minister to Russia, 1818-1820 (continued). P. 260. 756 Stephens J.L. Op. cit. P. 53. 757 Wikoff H. Op. cit. P. 231. 758 Подробнее см.: Панов А.С. Амбивалентность урбанистического образа Одессы в репрезентациях

русских и американцев в первой трети XIX в. С. 114-115. 759 Stephens J.L. Op. cit. P. 54.

180

и представитель США. Также удивление вызвал русский офицер, «который проводил осмотр и

который обращался к каждому на его родном наречии с, по видимости, той легкостью, будто это

его собственный язык»760.

Благоприятное первое впечатление от России еще более усилилось, когда Стефенса и

других прибывших проводили в карантинную зону, где требовалось пробыть две недели. В

течение этого времени американец сделал ряд любопытных замечаний по поводу нравов и

практик русских. Во-первых, наблюдая за условиями содержания других людей, он заключил,

что русские очень вежливы «по отношению к богатым и знатным или к тем, кто, как они думали,

таковыми являются», в то время как бедные испытывали совсем другое обращение761. Во-вторых,

он с неудовольствием отметил, что в России запрещены произведения Байрона, в связи с чем ему

пришлось прятать его под мышкой во время последнего осмотра. Несмотря, однако, на эти

неприятные вещи, Стефенс не без язвительности отмечает:

Я слышал ужасные свидетельства о жестком отношении к путешественникам в России и

сделал себе пометку по этому поводу, но после прохождения осмотра условия проживания

заставили меня забыть о ней, так как эти северные варвары, как их называют люди на юге Европы,

были более вежливы и любезны, чем кто-либо из представителей хваленой цивилизации762.

После освобождения из карантина Стефенс провел несколько дней в Одессе. Он

остановился в гостинице, которая, как ему показалась сначала, «размерами и внешним видом

соответствуют лучшим [отелям] Парижа», однако затем выяснив, что на его кровати в номере

нет ни матраца, ни постельного белья. При попытке выяснить причину этого, Стефенсу сказали,

что эти комнаты держат специально для богатых людей, которые возят свои кровати с собой.

Таким образом, расстроенному американцу пришлось спать на деревянных рейках (на которые

обычно кладут матрац), положив под голову свою сумку763. Как мы видим, свое

непосредственное знакомство с Россией Стефенс начал со своего рода «потемкинской деревни»,

которой характеризовали обычно Петербург.

Генри Уикофф, как и Стефенс, также высоко оценил одесскую гостиницу, куда он

поселился, но, похоже, был настолько очарован городом, напоминавшим ему итальянские

курорты на Средиземноморье, что даже не стал вглядываться «за фасад», что он всегда делал

ранее, в Санкт-Петербурге и Москве: «После превосходного обеда в парижском стиле мы пошли

760 Ibid. 761 Ibid. Это перекликается с рассмотренными в предыдущей главе замечаниями британца доктора

Кларка, травелог которого пользовался большой популярностью в 1810-х гг. 762 Ibid. 763 Ibid. P. 56.

181

прогуляться под мягким звездным небом по милым садам у моря, где струящие фонтанчики и

изящные статуи каждую секунду напоминали мне Неаполь и его прелестный климат. Я не мог

даже представить себя, что я все еще нахожусь в Российской империи, ассоциируемой с холодом,

снегом и огромными меховыми накидками даже в теплом октябре»764.

Только в Санкт-Петербурге и Одессе американские путешественники не ощущали себя «в

России»765. Для них оба города являлись частью Западной Европы, как по внешнему виду, так и

по внутреннему духу. При этом, на месте этих двух городов раньше была, в общем-то, пустота.

Если петровская столица России символизировала вхождение страны в сонм европейских держав

севера, то Одесса стала своеобразным ключом империи к югу и важной частью наследия

Екатерины II, второго «великого» государя XVIII в.

Дополнительным преимуществом Одессы, как ворот в Россию, стало то, что к моменту

приезда Стефенса она была еще на стадии обретения собственного «лица». Это интересным

образом смешалось с его представлениями о прошлом и будущем США и России:

Для американца она [Россия] представляет большой интерес. Действительно, у нее

необычная история, но я, побывав в поблекших и состарившихся королевствах Старого Света, был

готов к чему-то новому. Как и мы, Россия – новая страна и во многих отношениях похожа на нас.

Это правда, что мы начали жизнь по-разному. Россия проторила свой путь к цивилизации из

состояния абсолютного варварства, в то время как мы вышли на свет с преимуществом всего

блеска Старого Света. Есть еще много тем для сравнения и даже подражания между нами, и нигде

во всей России невозможно найти более подходящей темы, чем место моей первой высадки766.

Далее Стефенс предлагает интересную параллель. Для него Одесса олицетворяла в

миниатюре тот путь, который проходит вся Россия: от нескольких рыбацких хижин к

прекрасному городу, от страны, покоящейся во тьме и забвении, к блестящему и великому

государству:

Нет такой страны, где города появлялись бы из ниоткуда столь быстро и росли бы так

стремительно, как наша. В общем и целом, возможно, ничто в мире не может быть сравнимо с

нашими Буффало, Рочестером, Цинциннати и т.д. Но Одесса выросла быстрее, чем любой из них,

и не имеет ничего общего с внешним обликом ни одного из этих новых городов767.

764 Wikoff H. Op. cit. P. 231. 765 Подробнее см.: Панов А.С. Амбивалентность урбанистического образа Одессы в репрезентациях

русских и американцев в первой трети XIX в. С. С. 110-119. 766 Stephens J.L. Op. cit. P. 56. 767 Ibid.

182

Примерно о том же, кстати говоря, размышлял и Уикофф: «История Одессы занятна, и ее

рождение произошло также не давно, как и у американских городов»768.

После размышления о сходствах между русскими и американскими поселениями

Стефенса перешел к анализу различий между двумя странами:

Обе наши страны молоды, и обе они движутся гигантскими шагами к величию, но наши

пути отличаются. И весь облик страны, от этого нового города на краю Черного моря до сибирских

степей, демонстрирует разницу в системе правления и устройстве общества. Мы же, несколько

индивидуалистов, срубающие деревья в лесу или селящиеся на берегах реки, находя там какие-то

небольшие преимущества и строя дома, отвечающие нашим невеликим потребностям, [куда

потом] приходят другие и присоединяются к нам. И малу-помалу маленькое поселение становится

большим городом. Но здесь [в России] огромное правительство, наделенное чуть ли не властью

Создателя, говорит: “Пусть здесь будет город”, - и немедленно начинает возведение больших

зданий. Богатые господа следуют призыву правительства и строят отели с апартаментами. Театр,

казино и биржа в Одессе, возможно, великолепнее, чем любое здание в Соединенных Штатах769.

В этом признании Стефенса много общего со знаменитым пассажем Алексиса де Токвиля

из «Демократии в Америке» о будущем, в котором, возможно, будут править две страны, США

и Россия, одинаково великие, но разные по своей сути. Американский путешественник здесь

почти приходит к мысли о том, что Россия может играть для США роль зеркала, в котором будут

наиболее четко и ясно видны автостереотипы, подчеркивающие собственную инаковость770.

Заглядывая за ширму

Для американцев Россия начала XIX в. являлась дружественным Иным, в котором можно

найти много общего со своей родиной. При этом, ее глубокая история, наследие царской,

«варварской» Руси становилось причиной для определенной двойственности в отношении к ней.

Петербург как столица всего государства был самой трудной мишенью для поиска этого самого

«варварского» наследия, ведь этот город даже не существовал во времена старой Руси и

предлагал путешественникам крайне привлекательный европейский «фасад», символизирующий

и в какой-то степени рекламирующий лицо новой России.

Тем не менее, многим из американских путешественников удавалась заглянуть за

европейскую «ширму». Их «азиатские» наблюдения в Петербурге условно можно разделить на

768 Wikoff H. Op. cit. P. 231. 769 Stephens J.L. Op. cit. P. 56. 770 Подробнее о концепции «зеркала» в конструировании гетерообразов России и США см.: Курилла

И.И. Заокеанские партнеры. С. 405-407.

183

несколько тем. В первой из них освещаются повседневные практики и ежедневная рутина

жителей города. Вторая касалась внутренней стороны государственного управления и строения

бюрократической системы. Третья же была посвящена образу российского императора, который

«конструировался» для внутреннего пользования и обращался к русским подданным.

Путешественник Джон Ледьярд, пытаясь в 1786 г. обнаружить скрытое за петербургской

ширмой, случайно нашел живое свидетельство недавнего российского прошлого во время

званого обеда. Как он шутливо писал Т. Джефферсону, «С нами за одним столом был скиф,

принадлежавший к местному Медицинскому обществу»771.

Джеймс Галлатин в своем дневнике после первых восторженных записей о Петербурге

также начал обнаруживать скрытое за «фасадом» по мере того, как пребывание его отца и

дипломатической миссии в России в 1812 г. стало затягиваться, описывая «вечную» любовь

русских к выпивке и отмечая с отвращением, что «они пьют семь или восемь стаканов водки

(огненной воды) перед тем, как пойти на обед»772.

Молодого Дж. К. Адамса, побывавшего в 1780 г. в Петербурге в качестве секретаря

Френсиса Дейны, больше всего ужаснули общие бани, после посещения которых русские «с

забора прыгают в снег и катаются в нем». Будущий президент удивлялся: «они приучают себя к

этому с детства и думают, что это сохранит их от цинги»773. Вернувшись в 1809 году в Россию

уже в качестве посла США, Адамс в своем дневнике уже не оставлял столь экспрессивных фраз.

Генри Уикофф в своих мемуарах, описывая Петербург, ужасался одеждой и внешним

видом бедняков, заочно переживая за цирюльников: «они бы сошли с ума от отчаяния, так как

большая часть русских или вообще не бреются, или делают это крайне редко»774.

Если молодые Адамс и Галлатин обнаруживали отвратительность нецивилизованности в

банях и водке, а Генри Уикофф поражался по-варварски одетым и выглядящим русским, то

Стефенс наибольшим злом России считал бюрократию.

На всем протяжении своего путешествия из Одессы в Петербург в каждом городе, где он

останавливался, он был вынужден регистрироваться и указывать цель своего визита. Когда же он

приехал в Петербург, эти процедуры, повторяющиеся вновь и вновь, стали для него уже

настолько приевшимися, что он говорил о них с изрядной долей сарказма:

Как обычно, меня спросили о целях приезда в Россию, возрасте, времени пребывания в

стране, пункте конечного назначения и т.д. и были удовлетворены тем, что у меня не было ни

малейшего желания пропагандировать демократические доктрины или свергать автократическое

771 Ledyard, J. Op. cit. P. 151. 772 Gallatin J. Op. cit. P. 6. 773 Adams J.Q. This Nation is Far From Being Civilized // The American Image of Russia. P. 32. 774 Wikoff H. Op. cit. P. 206-207.

184

правительство. Я получил разрешение остаться [в городе] на две недели, которое я, согласно

указанию, отдал хозяину гостиницы775.

Далее Стефенс рассказывал о дальнейшей процедуре обращения с прибывающими в

Петербург. Никто из них не имел права как въехать в город, так и выехать из него без разрешения.

При этом, чтобы покинуть столицу, нужно дать три объявления в газете с информацией о себе,

чтобы кредиторы успели затребовать назад свои одолженные деньги. Газета выходила два раза в

неделю, так что эта формальность занимала не меньше восьми дней. Учитывая, что Стефенсу

дали разрешение на проживание в Петербурге лишь на две недели, он должен был заявить в

газету о своем отбытии уже буквально через день-два после приезда, поэтому единственным

человеком, которому он был должен, оказался хозяин гостиницы, и так знавший ежедневное

местоположение Стефенса. Учитывая, что подобной бюрократической процедуре подвергались

все люди, прибывающие в город, неудивительно, что бумажная волокита растягивалась на месяц

или даже больше, становясь объектом едкой критики Стефенса:

Немногие вещи раскрывают варварство и несовершенство цивилизованности русских

сильнее, чем это: джентльмену едва ли удастся провести зиму в Санкт-Петербурге и уехать, не

расплатившись с арендодателем. Это должно отвратить от душевных воспарений от приезда сюда

и удержать подданных страны от воодушевления при виде перелетных птиц, что ослепляют своим

полетом жителей других городов776.

Но жертвами бюрократии становились не только обычные путешественники. Так, Дж. К.

Адамсу пришлось ждать больше недели, чтобы добиться первой аудиенции Александра I. А

участники американской делегации, ожидавшие в Петербурге в 1812 г. начала мирных

переговоров с англичанами, были вынуждена праздно просидеть в городе все лето и большую

часть осени. Джеймс Галлатин, один из ее членов, с грустью писал в начале сентября: «Мы

пытаемся найти хоть какие-то развлечения. Петербург похож на пустыню, в нем жарко и ветрено.

Я иногда хожу в театр и обедаю…»777. Этому настроению вторил и другой участник миссии,

Джеймс Бейард, отметивший в начале ноября, что их положение в Санкт-Петербурге становилось

все более неприятным. По его словам, местное общество настороженно относилось к

775 Stephens J.L. Op. cit. P. 77. 776 Ibid. 777 Gallatin J. Op. cit. P. 10.

185

незнакомцам, поэтому приходилось самим идти на сближение: «Это кстати непростая задача, так

как русские так же холодны, как и их климат в его наиболее морозный сезон»778.

Плохая петербургская погода могла стать причиной не только легкого дискомфорта, но и

серьезных бед. Например, мы знаем, что многие американцы жаловались на здоровье, находясь

в столице Российской империи. Среди них – супруга Дж. К. Адамса Луиза Кэтрин Адамс779, семья

посла Дж. В. Кэмпбэлла780, а также афроамериканка Нэнси Принс781. Следует особо отметить,

что, к великому сожалению, климат Санкт-Петербурга унес жизни дочери Адамсов и нескольких

детей Кэмпбеллов.

Другой стороной бюрократия повернулась к Н. Принс. Когда протестантская община

стала активнее, чем обычно, распространять религиозную литературу, продавая книги по

дешевке, это вызвало противодействие со стороны руководства православной церкви. По просьбе

епископа император приказал наказывать тех людей, кого обнаружат за распространением

протестантских книг, так что «многих забрали и заключили в тюрьму, двух достойных молодых

людей изгнали; таким образом праведных наказывали, пока эти дьявольские практики не были

запрещены, т.к. грех распущенности очень распространен»782.

Хотя свыше было принято решение о прекращении продажи протестантских Библий,

выполнение приказа сопровождалось чрезмерной жесткостью. Следует отметить, что в речи

Нэнси Принс в целом достаточно много религиозных мотивов, так что пресловутый «грех

распущенности» может иметь отношение к произволу мелких чиновников или полиции.

С похожей проблемой столкнулся и Дж.Л. Стефенс. С самого начала своего путешествия

он убедился, что без дополнительного рубля никакое мало-мальски важное дело в России

выполнить не получится783. Добавочного вознаграждения или взятки требовали все, начиная от

еврея, сидящего на почтовой станции, до чиновников, оформлявших разрешение на проезд в

городах. Стефенс, столь близко познакомившись с русской бюрократией и пообщавшись со

знающими людьми, даже приводит одну показательную историю:

Взяточничество, как говорят, является повсеместным на низших уровнях правительства, и

существует история об одном французе в России, которая иллюстрирует систему. У него было

778 Bayard J.E. Papers of James E. Bayard, 1796-1815 / ed. by Elizabeth Donnan. Washington. 1915. P. 483.

Забавно, но русские путешественники в США тоже отмечали холодность американцев. См. п. 3.2. 779 Паулсон С.Е. Александр I, его двор и высший свет взглядом жены американского посланника:

«Приключения никого» Луизы Кэтрин Адамс // Американский ежегодник 2014. М.: Ленанд, 2014. С.

292. 780 Jordan W.T. Diary of George Washington Campbell, American Minister to Russia, 1818-1820 // Tennessee

Historical Quarterly, Vol. 7, No. 2. June 1948. P. 164-166. 781 Prince N. Op. cit. P. 40-41. 782 Ibid. P. 40. 783 И в этом он опять близок доктору Кларку, о котором речь шла выше.

186

свое дело, от которого доход был столь мал, что он не мог прожить на него. Сначала он не брал

взятки, но сильная нужда привела его к ним. И пока он их брал, у него все превосходно получалось.

Когда он перевыполнил норму по доходу, ему стало стыдно, что его могут поймать. Когда же он

предстал перед судом, его спросили: “Почему ты брал взятки?” Его ответ был оригинальным и

исчерпывающим: “Я беру, ты берешь, он берет, мы берем, вы берете, они берут!”»784

Стефенсу, несмотря на его отвращение, тоже пришлось дать взятку для того, чтобы его

пустили в Петербург. И хотя сам факт коррупции им описывается как варварский, в результате

городом он остался доволен, как и француз из его рассказа.

Старая Русь: Москва и Киев

«Утром седьмого дня… мы въехали в сгоревшую и перестроенную столицу царей –

Москву с ее сверкающими куполами, священную Москву, святой город, Иерусалим России,

любимый Богом и милый сердцу каждого человека»785, – именно такими словами начинал свой

рассказ о старой русской столице Джон Ллойд Стефенс, вызывая из небытия целую череду

образов, издавна ассоциировавшихся с ней.

Москва для западных путешественников представала столицей древней азиатской Руси,

которая, в отличие от Петербурга, давала намного более достоверные сведения об истинной

сущности Империи. Анализируя записки европейцев XVIII в. о России, Ларри Вульф отмечает,

что выражения, вроде «тот, кто не видел Москвы, не видел России, и тот, кто встречал русских

только в Петербурге, не знает русских»786, были вполне характерны для всего дискурса. Если

новая столица Петра воображалась скорее в виде огромной «потемкинской деревни» с

европейским фасадом, почти закрывающим «азиатскую» сущность его жителей, то Москва

оставалась городом, где еще можно было обнаружить «русскую аутентичность».

В отличие от европейцев, которые в XVIII в. часто заезжали в Москву, чтобы «понять

русских», американцы здесь почти не задерживались. Древняя российская столица лежала на

периферии и была далека как от политического, так и от экономического центра, Петербурга,

потому единственной причиной, по которой иностранцы могли сюда заезжать – местные

достопримечательности во главе с Кремлем.

Так, для Джона Ледьярда Москва была перевалочным пунктом на пути из Петербурга в

Сибирь, а для американского капитана Джона д’Вулфа – в обратную сторону. Нэнси Принс

ненадолго посетила ее во время коронации Николая I, но не оставила ни одной записи,

784 Stephens J.L. Op. cit. P. 75. 785 Ibid. P. 66. 786 Вульф Л. Указ. соч. С. 108.

187

характеризующей ее впечатления от города. И лишь Дж. Л. Стефенс и Г. Уикофф задержались в

Москве подольше.

Как и многие европейские путешественники до него, Стефенс, въезжая в город, не

преминул возможности отметить, что вид, открывавшийся на Москву с ее бесчисленными

куполами с холма, есть вид «столицы Восточной империи»: «Весь внешний облик города -

Азиатский. Так как везде перед самыми лучшими домами были рассажены цветы, Москва,

казалось, грелась в мягком климате Южной Азии, восставая на короткий период весны и забывая

на несколько недель о том, что мороз вскоре вернется покроет ее красоту скучным зимним

покрывалом»787. Так же, как это было с Одессой в начале своего путешествия по России, Стефенс

в Москве ожидал появления вечных снегов, которые как ему (или его читателям) казались более

характерным элементом пейзажа. Обнаружив же цветущие сады, американец облек свое

разочарование в красивый художественный пассаж, объявив московское лето лишь «коротким

периодом весны» перед долгой зимой. Тем более характерным это утверждение становилось при

упоминании «мягкого климата Средней Азии»: Москва представала одновременно и восточной,

и северной столицей, подчеркивая амбивалентность и противоречивость представлений о России

в целом.

После изнурительной дороги Стефенс, грязный и усталый, решил посетить бани,

«деревянное здание, из всех щелей и дырок которого валил пар», точно такие же, какими

ужасался молодой Дж. К. Адамс. Знакомый с турецкой баней, Стефенс признавался, что «даже

самая худшая из них похожа на глоток нежного южного ветерка по сравнению с жарой этого

помещения». Местный служащий же добавил еще огня и после попросил американца лечь на

стол, где стал хлестать его березовым веником, обмыливать и обливать горячей водой, будто

хотел «сделать негра белым». В какой-то момент Стефенс понял, что его тело стало «гореть,

обжигаться и таять» в жаре парилки:

В агонии я взывал к своему мучителю, чтобы он выпустил меня, но он не понимал или не

хотел отпускать, и продолжал хлестать меня пучком березовых веток, когда я, совершенно

отчаявшись, встал со скамейки, оттолкнул его и спрыгнул на пол. Снег, снег, область вечных

снегов казалась мне раем, но мой мучитель не закончил со мной, и когда я заспешил к двери, он

окатил меня ушатом холодной воды. Я был настолько горячим, что мне показалось, как она

зашипела, коснувшись меня. Он подошел с еще одним [ушатом], и в этот момент я смог

представить, что всегда казалось выдумкой путешественников, то ощущение полного

удовлетворения и безопасности, с которым русские в середине зимы выбегают из их жаркой бани

и катаются в снегу. Встревоженное лицо моего мучителя расслабилось, увидев изменения,

787 Stephens J.L. Op. cit. P. 67.

188

которые со мной произошли. Я удалился в свою комнату, подремал час на диване и вышел новым

человеком788.

В Москве Стефенс остановился в «Немецкой гостинице», «старом и всеобще любимом

пристанище русских дворян, приезжающих из своих поместий» в город789. Типичным местом их

препровождения был театр. В нем он познакомился с высоким молодым французом, с

прекрасными манерами и знающего, казалось, все на свете: от имен актрис и позиций меню

московских ресторанов до политического состояния дел в Европе и России. По словам

путешественника, его новому знакомому приносило особое удовольствие ругать русское

правительство за тиранию и льстить американцу, нахваливая заокеанскую демократию и

либерализм. Последний, видимо, заподозрил что-то неладное, поэтому сводил все к шутке790.

После ужина Стефенс и его странный собеседник ушли из ресторана, не заплатив: «Я

видел, что хозяин [ресторана] знал его, и что в своем поведении он был как-то скован и странен».

В конце концов личность необычного француза прояснил маркиз в гостинце. По его словам, «его,

без сомнения, обязали покинуть Францию из-за какого-то мошенничества, и сейчас он принят на

службу российского императора как шпион, особо присматривающий за своими бывшими

соотечественниками. Ему хорошо платят и одевают, и он бесплатно проходит в любой театр или

публичное заведение»791.

Стефенс не без досады писал, что «для американца почти невозможно поверить, что даже

в России он может навлечь на себя риск, говоря то, что он думает; он склонен рассматривать

рассказы о дисциплинарных взысканиях за свободу слова, как страшный сон или уже былое. По

моему опыту, даже когда люди осматривали с опаской комнату, а затем говорили шепотом, я не

мог поверить, что какая-либо опасность вообще существует»792. Опасаясь возможных проблем,

Стефенс в будущем отказался от общения с агентом-французом и даже стал намного более

аккуратен в своих высказываниях на людях и письмах, которые он отправлял на родину, из-за

возможной перлюстрации793.

В отличие от Стефенса, Генри Уикофф остановился во «Французском отеле», где он

обнаружил совершенный беспорядок и грязь. Дальнейшее его пребывание в старой русской

столице также не доставило удовольствия. Сначала он вместе с компаньоном не смог найти ни

788 Ibid. 789 Ibid. 790 Ibid. P. 68. 791 Ibid. Подробнее о политическом сыске в России и участии в нем французов см.: Мильчина В.А.

«Французы полезные и вредные». С, 65-67. 792 Stephens J.L. Op. cit. P. 68. 793 Шанс того, что письмо иностранца действительно могло быть вскрыто, был велик. Подробнее о

перлюстрации в николаевской России см.: Измозик В.С. «Черные кабинеты». История российской

перлюстрации. XVIII-начало XX века. М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 117-167.

189

англо-, ни франкоговорящего гида, способного провести его по Москве. Вечернее посещение

театра, где ставился «Роберт-Дьявол», несмотря на пышность костюмов и живописность

декораций, разочаровало игрой актеров794. Как и Петербург, Москва со своим пестрым фасадом

быстро наскучила Уикоффу, когда тот обнаружил недостатки, скрывающиеся за ним.

Среди всех посещенных Стефенсом в Москве достопримечательностей, больше всего его

впечатлил Кремль. «Я представлял его себе как грубый и варварский дворец Царей, - пишет он,

- но обнаружил, что это один из самых невероятных, красивых и волшебных объектов, который

я когда-либо видел». Описывая современный Кремль как «сердце и священное место» Москвы,

а его прошлое – как «старую татарскую крепость», Стефенс представлял его как главное чудо

старой доевропейской Руси: «…его смесь варварства и упадка, великолепия и руин, его сильный

контраст архитектуры: от татарской и индуистской до китайской и готической..., все вместе это

кажется прекрасным, грандиозным, величественным, странным и неописуемым»795.

Еще более изощренно Стефенс пытался рассказать о дворцах внутри Кремля: «Мне не под

силу описать эти дворцы. Они являют собой комбинацию всех возможных стилей архитектуры

и вкусов: греческой, готической, итальянской, татарской, индуистской, грубой, причудливой,

гротескной, великолепной, величественной и прекрасной»796.

Сама по себе идентификация Кремля как смеси европейской и азиатской архитектуры

вновь отсылает нас к двойственной природе России в целом и Москвы в частности. Как

остроумно отметил Ларри Вульф, комментируя оценки внешнего вида города европейских

путешественников XVIII в., которые почти слово в слово совпадали с описанием Стефенсом

Кремля, «“разнородность” и “беспорядочность” как эстетические понятия удачно дополняли

общую терминологию “контрастов” и “противоречий”»797.

В этом смысле, совсем неважно, действительно ли имели место готическое, индуистское

или татарское влияния на архитектуру Кремля. Значимо другое: если для Стефенса он был

«старой татарской крепостью», то общего «беспорядка», подчеркивающего «противоречивость»,

не могло не быть.

Уикофф тоже отметил «азиатские» черты города. После посещения Кремля, в отношении

которого он был намного менее восторжен, чем его соотечественник, он писал:

С высоты очаровательных садов в Кремле мне была видна вся панорама города. Он не был

похож ни на один, где я был до этого. В нем было что-то, как я подумал, определенно азиатское в

794 Wikoff H. Op. cit. P. 216-217. 795 Stephens J.L. Op. cit. P. 68. 796 Ibid. 797 Вульф Л. Указ. соч. С. 74.

190

его характере. Бесконечное количество куполов, башен и шпилей, которые возвышались со всех

сторон, придавали ему какой-то ориентальный вид…798

Также, как и Стефенс, Уикофф удивлялся тому, что в Москве можно встретить

представителей совершенно разных народностей. Побывав на каком-то празднике, он с

удивлением написал, что «первой вещью, которая поразила меня было пестрое разнообразие

костюмов, одновременно необычных и красочных. Казалось, что все нации Азии послали свои

делегации, чтобы они представляли их по случаю: персы, армяне, татары и тюрки в тюрбанах

всех цветов и халатах с разными орнаментами, не говоря уже о различных национальностях,

которые составляют современную Россию, в одеждах, таких же удивительных, как и их лица!»799

Москва в репрезентациях американцев представала великой азиатской столицей, которая

хотя и утратила свой статус, но все также способна поражать иностранца. В отличие от

Петербурга она позволяла глубже проникнуть в «истинную» русскую культуру, скрытую за

дворцами и мрамором города на Неве. Еще более аутентичным казался американцам Киев,

который Стефенс называл «священным городом русских»800.

Рассказывая об истории Киева, он указывал на его сарматское происхождение.

Оказывается, когда-то здесь жило племя киовов или киев (kiovi/kii), что в переводе якобы

означало «людей гор», а в V в. город был захвачен свевами (suevi), которые пришли с Дуная и,

помимо Киева, основали Новгород. В Средние века Киев стал польским, только лишь в XVII в.

вернувшись к России. Столь необычная судьба города оставила видимый след на его облике,

смешав разные культуры и влияния801.

«По своему положению… Киев, - подводил итог Стефенс, - остается полностью русским

городом, сохранившим свой азиатский стиль устройства. Какой-нибудь русский старик,

преданный нравам и обычаям своих отцов, цепляется за него, как за место, которого рука

прогресса еще не достигла; среди всех других реликтов старины, длинная борода все также

процветает здесь с тем же торжественным достоинством, как во времена Петра Великого»802.

Таким образом, в череде русских городов можно построить своебразную шкалу, по которой

можно определить степень цивилизованности. Если Петербург будет стоять на самом ее верху,

то последовательно спускаясь вниз мы обнаружим сначала Москву, а затем Киев, который в

шкале ментальной географии помещается в Азию.

798 Wikoff H. Op. cit. P. 218. 799 Ibid. P. 219. 800 Stephens J.L. Op. cit. P. 61. 801 Ibid. P. 62. 802 Ibid.

191

Для Стефенса, конечно, было совсем неважно, что реальная Европа заканчивается только

за Уралом. Воображение рисовало совсем другие картины: Азия начинается там, где больше не

видно признаков западной цивилизации. Как и для европейских путешественников эта

воображаемая категория (которой они, безусловно, оперируют как реальной), использовалась во

многом для того, чтобы придать своим приключениям немного пикантности. Стефенс, например,

явно гордился «открытием» Киева, заявляя не без удовольствия, что он «скорее всего первый

американец, кто побывал в нем»803.

Идентификация Киева как азиатского города сразу же проявлялась в описаниях его

внутреннего устройства и местных нравов. Например, рассказывая о красивом променаде в

центре древней столицы Руси, Стефенс замечал, что он видел нарядных офицеров, флиртующих

с красивыми дамами, «так же, как и в цивилизованных странах». Подобная ремарка явно

выдавала ожидание Стефенса увидеть нецивилизованный флирт, присущий Азии.

Несмотря, однако, на присутствие на «Востоке», Стефенс здесь встретил западного

человека. Им оказался один русский офицер «с совершенно непроизносимой фамилией»,

который был поклонником британского управления Индией и устройства Соединенных Штатов

Америки. Стефенс отмечал, что единственной вещью, которая в глазах этого русского связывала

столько далекие друг от друга страны, было «широкое распространение английского языка»:

…Он знал имена, понимал наш характер и без труда говорил обо всех наших выдающихся

людях со времен Вашингтона и до сего дня; он читал все наши обычные книги и намного лучше

меня разбирался в работах Франклина, Ирвинга и других. Короче говоря, он сказал мне, что он

прочитал каждую американскую книгу, памфлет или газету, которую он смог заполучить. Его

знание деталей было настолько глубоким, что он назвал Честнат Стрит как одну из главных улиц

в Филадельфии. Как вы можете догадаться, я был очень рад встретить такого человека в сердце

России. Он посвятил себя нам и редко покидал нас [Стефенса и его спутника по путешествию],

кроме как ночью, пока мы оставались в городе804.

Встреча с русским-американофилом добавила еще больше пикантности в рассказ

Стефенса о Киеве. Россия вновь предстала страной «аномалий». Если за фасадами Петербурга и

Одессы прячутся азиатские нравы, а в Москве Восток и Запад уживаются друг с другом, то в

Киеве, спрятанном от цивилизации, можно обнаружить самых образованных людей в стране. Как

двуликий Янус, Россия поворачивала путешественнику то одно, то другое свое лицо, оставляя

его в замешательстве.

803 Ibid. 804 Ibid. P. 63.

192

«Институт несвободы»: крепостные и рабы

«В России я находил много интересных тем для сравнения этой страны и моей родины, -

пишет Дж.Л. Стефенс, - но с глубоким отвращением я почувствовал, что наиболее гнусная черта

этого деспотического правления находит параллель в нашем [строе]»805.

Стефенс был не единственным путешественником из США, остро ощущавшим параллели

в двух институтах несвободы. Как тонко отмечает И.И. Курилла, «как американцы, так и русские

хорошо понимали схожесть рабства и крепостного права, однако, в зависимости от собственной

точки зрения, в своих рассуждениях делали упор либо на критике этих установлений в обеих

странах, либо на отличительных особенностях африканского рабства и крепостного права,

оправдывая собственный вариант. Как правило, более популярным и среди критиков, и среди

защитников системы принудительного труда, было подчеркивание общих черт двух

институтов»806.

Стефенс натолкнулся на крепостные хозяйства дважды: сначала недалеко от Одессы, а

затем в какой-то деревушке на пути из Киева в Москву:

После полудня мы проехали дворец и земли местного господина. <…> Все жители

собрались на улицах в состоянии абсолютного истощения. Несчастные крепостные не смогли

заработать достаточно, чтобы обеспечить себя едой, и мужчины всех возрастов, едва возмужавшие

мальчики и маленькие дети бродили по улице или сидели у дверей, измученные голодом, и

ожидали приезда чиновника из дворца, который должен был раздать всем хлеб807.

Как и многие другие иностранцы, приезжавшие в Россию, Стефенс не видел большой

разницы между крепостным правом и рабством. Крестьян он обыкновенно называет или

попросту рабами (slaves), или сервами (serves).

Встреча с крестьянами натолкнула Стефенса на размышления о cходных чертах в

развитии США и России. Гордость американца была задета тем, что страна, строй которой он

считал деспотическим, а большую часть населения – находящимся в состоянии полуварварства,

так сильно напоминала его собственную Родину, которая сражалась за независимость и

провозглашала свободу и равенство всех людей.

805 Ibid. P. 65. 806 Курилла И.И. Заокеанские партнеры. С. 331. Более подробно о сравнениях русскими и американцами

крепостного права и рабства в середине XIX в. см.: Курилла И.И. Рабство, крепостное право и взаимные

образы России и США // Новое литературное обозрение. 2016. №6 (142). URL:

https://magazines.gorky.media/nlo/2016/6/rabstvo-krepostnoe-pravo-i-vzaimnye-obrazy-rossii-i-ssha.html (дата

обращения 01.08.2019). 807 Stephens J.L. Op. cit. P. 65.

193

Примерно об этом же думал и другой американец в России, Уильям Д. Льюис, ставший

первым русскоговорящим американцем и переводчиком Пушкина. В своем письме другу в 1816

г. он писал: «Русские крестьяне находятся примерно в таком же рабстве, как и чернокожие в

южных штатах Америки, несмотря на то, что их бесконечно большое число управляется

единицами. Есть аристократы, которые владеют 20, 30, 40, 50, а один или два целой 100 тысяч

мужчин»808.

Немного в другом ключе размышлял Генри Уикофф, сравнивая рабство и крепостного

право. Для него последнее намного более ужасающе, потому что в подчиненном положении

оказались белые люди: «Сколько пик было разбито вокруг наших темнокожих рабов! Но здесь [в

России] миллионы белых людей находятся в неволе уже несколько веков, и никто в Европе даже

не говорит о этом! Какой забавный мир!»809

Другая параллель, которую попытался провести Стефенс, — это состояние и внешний вид

самих американских рабов и русских крепостных.

Русский мужик, в целом может лишь желать тех условий, которые есть у негров на наших

лучших плантациях, показался мне не менее деградировавшим по интеллекту, внутренним

качествам и внешнему виду. В самом деле, отметки физической и интеллектуальной деградации

были столь сильны, что я постепенно был вынужден отринуть определенные теории,

распространенные среди моих сограждан дома, касающиеся внутреннего превосходства белой

расы над всеми остальными. Появлению этого убеждения, помимо прочего, возможно

способствовали мои предыдущие встречи с африканцами, которые по своей образованности и

способностям были совершенно равны [белым], служившие солдатами и офицерами в греческой

и турецкой армиях810.

Любопытно заметить, что Стефенс, несмотря на признание почти полного сходства

влияния рабства и крепостного права на негров и крестьян, и здесь обнаруживал небольшое

превосходство своей Родины. Он специально оговаривал, что афроамериканцы живут в среднем

лучше, чем крепостные. Тем не менее, сам факт того, что свободные Соединенные Штаты и

деспотическая Россия одинаковы в одном аспекте, приводил его в замешательство. Если во всем

остальном Стефенс с гордостью находил преимущества свой страны, то «наиболее гнусную

черту» дома как-то оправдать не получалось. А раз так, то для американца оставался только один

выход: показать, что в России крепостное право в целом не так уж ужасно, как его рисуют: «В

некоторых районах, многие из них [крепостных] получили права и стали бюргерами и купцами,

808 Lewis W.D. This Nation Is Far Behind All Others in Europe // American Image of Russia. P. 65. 809 Wikoff H. Op. cit. P. 207. 810 Stephens J.L. Op. cit. P. 65.

194

а либеральная и просвещенная политика нынешнего императора распространяет более щедрую

систему распределения имущества в этих районах его огромной империи»811. Также он указывал,

что многих крестьян их хозяева отправляют учиться в Петербург и Москву, где они даже могут

заниматься коммерцией: «Очень часто [крепостной] накапливает достаточно денег, чтобы

выкупить себя и свою семью. На самом деле, было уже много примеров крепостных, накопивших

большое состояние и поднявшихся до высокого положения»812.

Несмотря на эту позитивную ноту, Стефенс все же предупреждал от поспешных выводов.

Разбогатевших и освободившихся крестьян совсем немного813. Остальных ожидала печальная

судьба:

В Москве я видел старого мужика (mougik), который накопил очень большое состояние, но

все равно оставался рабом. Цена его хозяина за свободу росла вместе с его растущим состоянием,

и бедный крепостной, не имея возможности расстаться со всем нажитым, полученным тяжелым

трудом, двигался к благосостоянию с хомутом вокруг своей шеи, борясь с новоявленным духом

свободы и тяжело раздумывая о том, умирать ли ему попрошайкой или рабом814.

О быте и состоянии крепостных писал и Льюис, пытаясь понять, насколько они дики и

неразумны. В результате он даже пришел к выводу, что «крестьяне живут намного лучше, чем

можно было бы ожидать: они живут в прочных бревенчатых домах и достаточно много едят,

особенно черный ржаной хлеб и корнеплоды. Они пьют отвратительный напиток из зерен,

квас, и бренди, дистиллированное из зерновых, которым представители низших слоев

напиваются до беспамятства, пребывая почти постоянно в состоянии опьянения»815. Можно

предположить, что этим русским бренди являлась водка, которую вскоре будут ассоциировать с

Россией абсолютно все путешественники.

«Тем не менее, - завершал свое рассуждение Льюис, - они [русские крестьяне] – хорошие

люди, которых в общем можно подбить сделать что угодно, но они обыкновенно склонны к

мошенничеству и плутовству. <…> Они живут в полуварварском состоянии, хотя они в

превосходной степени обладают врожденной вежливостью и привлекательностью, так что даже

последний грубиян будет говорить со своим хозяином со всей легкостью и изяществом равного,

не забывая при этом про уважение и послушание»816.

811 Stephens J.L. Op. cit. P. 65. 812 Ibid. P. 65-66. 813 Ibid. P. 66. 814 Ibid. 815 Lewis W.D. Op. cit. P. 66. 816 Ibid.

195

Впрочем, Россия не была бы собой, если бы не преподнесла американским

путешественникам пример очередной «аномалии». Находясь в Одессе, Стефенс познакомился со

своим соотечественником, Джорджем (Егором) Зонтагом, поступившим на русскую службу еще

в 1811 году817 и получившим подданство спустя 8 лет818. Прославленный моряк, к 1835 г. он уже

ушел на пенсию и жил в Одессе, где был назначен «капитаном над портом» и инспектором

городской карантинной конторы, т.е. являясь фактически вторым человеком в городе после князя

М.С. Воронцова.

Стефенс мог бы гордиться успехами своего земляка в России, который стал известным и

важным человеком, не забыв, тем не менее, своей родины, если бы не одно но: Зонтаг за время

жизни на чужбине превратился в настоящего русского барина, женившись на «знатной даме с

поместьем и несколькими сотнями рабов в Москве»819.

Приехав в его дом рядом с Одессой, Стефенс был неприятно шокирован тем фактом, что

американец владел не рабами-неграми, а такими же белыми христианами, как и он сам:

Большое количество людей работали в поле, и все они были рабами. Такова уж сила

образования и привычки, что я видел сотни чернокожих рабов без особых угрызений совести, но

меня сильно покоробил вид белых рабов американца, чей отец был солдатом во время революции

и боролся за великий принцип того, что “все люди созданы природой свободными и равными”820.

Для травелога Стефенса мотив сходности исторического развития России и США тем

более характерен, что в Зонтаге, обрусевшем американце, он наиболее ясно видел «инаковость»

русских. Пускай в обеих странах существовало рабство (или крепостное право – для Стефенса

это не имело значения), но в Америке в подчиненном состоянии оказывались чернокожие, а это

приносило не так много внутренних угрызений, т.к. они рассматривались даже на Севере как

существа более низкого ранга (пусть и «не достойные» такой участи как рабство). В этом смысле

весьма характерна позиция Т. Джефферсона, для которого рабство было «несовместимо ни с

политической свободой, ни с нравственностью», при этом заявлявшего, что «у темнокожих

американцев, по сравнению с белыми, снижены умственные способности, «тусклое

воображение», они не могут достичь успехов ни в науках, ни в искусствах»821.

817 РГАВМФ. Ф. 243. Управление главного командира черноморского флота и портов Черного моря г.

Николаев, с 1900 г. - г. Севастополь (1785-1908 гг.). Оп. 1-1. Ед. хр. 834. 818 РГАВМФ. Ф. 243. Управление главного командира черноморского флота и портов Черного моря г.

Николаев, с 1900 г. - г. Севастополь (1785-1908 гг.). Оп. 1-1. Ед. хр. 1251. 819 Stephens J.L. Op. cit. P. 57. 820 Ibid. P. 58. 821 Джефферсон Т. Автобиография. Заметки о штате Виргиния / сост. А. А. Фурсенко. Л.: Наука, 1990. С.

211–216. Подробнее о взглядах отцов-основателей на рабство см.: Филимонова М.А. Проблема рабства

196

В России же происходило закрепощение таких же белых, а значит цивилизованных,

людей, как их хозяева, что вызывало отвращение. Но если русским владение крепостными было

простительно, потому что они – «Другие», то пример американца Зонтага показывал, насколько

иллюзорной может быть граница между американским обществом и российским. Следовательно,

даже в США победа принципа равенства и свободы могла быть не окончательной, что ясно

начинал ощущать Стефенс, стыдливо признаваясь, что русское крепостное право почти ничем не

отличается от американской «наиболее гнусной черты».

Россия в репрезентациях путешественников-американцев представала противоречивой

страной. Вооружившись ориенталистским дискурсом, они, быть может, и хотели видеть в ней

страну полуцивилизованную, однако встреча с реальным «Другим» показала, что не все так

просто. Империя встречала каждого иностранца парадным фасадом, будь то Санкт-Петербург на

севере или Одесса на юге. Попытка заглянуть за него часто оборачивалась обнаружением

«азиатской» сущности страны, выраженной, например, в медлительности и коррумпированности

бюрократической системы или в манере одеваться простого населения. Найти «настоящего»

русского намного легче было в Москве или Киеве, которые в меньшей степени были затронуты

вестернизацией. Однако даже в этих городах можно было обнаружить признаки Запада:

офицеры, чиновники, общественные места и увеселения явно указывали на «просвещенность»

государства. Если европейские путешественники, рассуждая об отсталости России, первым

делом вспоминали варварское крепостное право, то американцам этот «институт несвободы»

явно напоминал свое собственное рабство. Это, в свою очередь, влекло их к размышлениям об

амбивалентности самого понятия «цивилизованность».

во взглядах «отцов-основателей» США // Americana. Вып. 13. Россия и Гражданская война в США:

материалы конф. (Волгоград, 20–21 окт. 2011 г.). Волгоград, 2012. С. 199–214.

197

§3. Сибирь в оценках американских наблюдателей: дискурс колонизации

Джон Ледьярд: калмыки, татары и индейцы

Как отмечает Ларри Вульф, тема Сибири была достаточно щекотливой для России XVIII

в. Если Западная Европа определяла собственную цивилизацию в основном на

противопоставлении ее с полуварварской Европой Восточной, то петровская и екатерининская

Россия, идентифицируя себя как западную страну, подчеркивала свое отличие от однозначно

азиатской Сибири822. Потому любой намек на то, что и европейская половина страны имеет под

собой варварские корни, вызывал недовольство. Любое описание зауральских территорий не

должно было иметь никаких общих черт с характеристикой западной части России823.

В 1785 г. в Париже у американского путешественника Джона Ледьярда, одного из

соратников знаменитого капитана Дж. Кука, зародилась идея отправиться в Сибирь, чтобы

исследовать местные народы. Он через знаменитого адмирала, героя Войны за независимость

Джона Пола Джонса, бывшего, кстати, в 1788-1789 гг. на русской службе, завел знакомство с

Томасом Джефферсоном, который был американским посланником во Франции, и предложил

ему, как официальному лицу, помочь в организации путешествия. Джефферсон посоветовал ему

пересечь Российскую империю с запада на восток, затем перейти через Берингов перешеек на

Аляску и спуститься на юг по западному побережью Америки в Калифорнию. Этот проект стоил

слишком много денег, так что, разочаровавшись ждать спонсоров (хотя одним из них мог стать

Лафайет), Джон Ледьярд решил отправиться в Россию самостоятельно824.

«Примерно через две недели я отправлюсь из Парижа в Брюссель, Кельн, Вену, Дрезден,

Берлин, Варшаву, Петербург, Москву, Камчатку, к Анадивскому морю и Американскому

побережью. Если я найду какие-нибудь города между ним и Нью-Йорком, я тебе напишу», -

писал американский путешественник Джон Ледьярд в письме своему кузену в Америку в феврале

1786 года825. Предпринимаемый им вояж должен был доказать расовое и языковое сходство

американских индейцев и татар, живущих в Сибири, под которыми он понимал все народы

нерусского происхождения. Маршрут же, выбранный им, – через Германию и Польшу в

Петербург или Москву - был самым популярным у путешественников, дипломатов и искателей

приключений XVIII в., конечным пунктом назначения которых была Россия.

822 Д. Схиммельпенник ван дер Ойе даже утверждает, что в период Екатерины II чувство

принадлежности России Западу в российской элите было самым сильным за всю историю страны.

Schimmelpenninck van der Oye D. Russian Orientalism: Asia in the Russian Mind from Peter the Great to the

Emigration. New Haven and London: Yale University, 2010. P. 49. 823 Вульф Л. Указ. соч. С. 500-501. 824 Дичаров З. Необычайные похождения в России Джона Ледиарда – американца. СПб.: Наука, 1996. С.

23. 825 Ledyard J. Op. cit. P. 133.

198

Прибыв в конце весны 1987 г. в Петербург, Ледьярд свел знакомство с известным

путешественником Петером Симоном Палласом, который одобрил проект путешествия. Однако

дальше дела застопорились: при отсутствии представителя Американских Штатов в российской

столице Джон решил получить разрешение на экспедицию через французского посла графа де

Сегюра, но русская бюрократия сработала настолько медленно, что Ледьярд решил отправиться

в путь, не дожидаясь официальной бумаги. «Граф де Сегюр еще не отправил мне мой паспорт, -

писал Ледьярд в письме своему другу Уильяму Смиту, - но это не остановит меня. Я преодолею

все трудности и, в конце концов, добьюсь успеха»826.

В июне 1787 г. Ледьярд отправился в свое путешествие, так и не дождавшись

официальной бумаги. Его путь пролегал через Москву, Казань, Екатеринбург, Омск, Томск,

Иркутск и Якутск, и все то время, что продолжалось путешествие, Ледьярд продолжал вести свои

записи. Примечательно, что самые важные из них, а также координаты, он записывал на своем

теле. Этому Джон научился на Таити, где накожные надписи назывались «татау» (tatau) или

просто тату, как их транскрибировал капитан Кук.

Перезимовав в Якутске, Ледьярд вернулся в Иркутск, где в феврале 1788 г. был арестован

по подозрению в шпионаже в пользу британской короны. При отсутствии официальных бумаг,

разрешающих его путешествие, Ледьярд не смог доказать свою невиновность, и его при

сопровождении конвоиров выдворили из России на границе с Польшей.

Джон Ледьярд стал, вероятно, первым американцем, ступившим на сибирскую землю, а

потому его свидетельства о том, что он видел, представляются крайне любопытными. Начнем,

однако, по порядку.

Во время своего путешествия Ледьярд вел записи, позднее опубликованные под

названием «Дневник путешествий через Сибирь, к Тихому океану, в попытке совершить

кругосветное путешествие», который он начал в Казани.

Уже там в фокусе внимания Ледьярда оказываются местные жители, татары, и их

культура:

Последовательность ступеней, посредством которых осуществляется переход от

цивилизации к нецивилизованности, видна во всем: в их нравах, одеждах, языке и особенно в

цвете [кожи]. Теперь я твердо убежден, что это удивительное и важное обстоятельство

происходит от естественных причин и является последствием местных внешних обстоятельств. То

же самое относится и к чертам [лица]. Как и в Африке, я вижу здесь большие рты, толстые зубы

и широкие плоские носы. В той же самой деревне я вижу большое разнообразие физических черт:

от светлых волос, светлой кожи и белых глаз, до оливковых или даже черных как смоль волос и

826 Ledyard J. Op. cit. P. 252

199

глаз. И все эти люди говорят на одном языке, одеваются в одни и те же одежды и, как я полагаю,

принадлежат одному племени827.

Подобное представление о том, что цивилизация переходит в варварство, проходя через

стадии развития, лежало в основе цивилизационных теорий XVIII в., создаваемых деятелями

Просвещения. Евразия в этом смысле являла собой уникальный образец, где можно было

выставить на единой цивилизационной линейке все уровни. Их Ледьярд набросал еще в Париже:

Брюссель, Кельн, Вена, Дрезден, Берлин, Варшава, Петербург, Москва, Камчатка. Шкала, на

которой помещены все важные пункты на пути от цивилизации к варварству, заканчивается на

Анадивском море. Можно даже себе представить, что Евразийский континент имеет форму

«понижающейся равнины», как этот феномен метко охарактеризовал Ларри Вульф, и сам

опускается в воду828.

При этом важно заметить, какими чертами, по мнению Ледьярда, обычно обладают

нецивилизованные народы. Имея громадный эмпирический опыт по этой части, самыми

главными он считает «цвет кожи» и «черты лица». Обнаружение же в одном и том же селении

людей с разным цветом волос и кожи привело его к выводу, что даже варваров можно разделить

на классы, некоторые из которых возможно еще не совсем безнадежны на своем пути к

цивилизации. К первому классу Ледьярд причисляет темноволосых татар с крупными зубами.

Ко второму – тунгусов, а к третьему – светлоглазых и светлокожих татар, к которым относятся

и казаки829. При этом, следует заметить, что упоминаемые Ледьярдом татары, калмыки и тунгусы

– это обобщенные названия всех нерусских народов, которых он встречал на своем пути. В

широком смысле татары – это обозначение кочевых племен в западноевропейском и

американском дискурсе830.

Далее Ледьярда в своих этнографических изысканиях привлек феномен смешанных

семей, где один из родителей – русский, а второй – калмык. Особый интерес в нем вызвали дети

в таких семьях. Так, например, по его просьбе известный русский ученый А.М. Карамышев (с

ним Ледьярд познакомился в Якутске и характеризовал как татарина) привел американского

путешественника в свой дом, где находилось 4 ребенка, первый из которых унаследовал черты

отца и полностью калмык, второй был похож на мать со светлыми волосами и глазами, а

827 Перевод дан по: Вульф Л. Изобретая Восточную Европу. С. 501.; Ledyard J. Op. cit. P. 156-157. 828 Вульф Л. Изобретая Восточную Европу. С. 502. 829 Ledyard J. Op. cit. P. 164. 830 Sabol S. The Touch of Civilization: Comparing American and Russian Internal Colonization. Boulder:

University Press of Colorado, 2017. P. 37.; Gray E.D. Visions of Another Empire: John Ledyard, an American

Traveler across the Russian Empire, 1787-1788 // Journal of the Early Republic. 2004. No. 3. Vol. 24. P. 361.

200

оставшиеся двое напоминали чертами одновременно и калмыков, и русских. «Все они здоровы с

виду», – удовлетворенно замечает американец831 .

Вскоре после этого Ледьярд отметил, что жена одного из работающих на Карамышева

людей, – «прекрасное создание и ее цвет лица хорошего оттенка», при том, что «ее мать была

якутской дикаркой, а отец русским». Этот случай, как заключил американец, утвердил его во

мнении, что различие цвета кожи у людей объясняется воздействием природы и условий

жизни832. Вывод и в самом деле невероятный, ведь тогда получается, что если удастся

цивилизовать варваров, то они станут в точности как европейцы – с их чертами лица, цветом

кожи и другими внешними признаками. В логических конструкциях Ледьярда одинаково

отражаются как отголоски мифа о «великом бремени белого человека», так и пантеистические

умонастроения этого времени.

Пытаясь подвести итог своим рассуждениям о разнице между европейцами и татарами,

Ледьярд констатирует: «Уши калмыцких и монгольских татар всегда отстоят от головы дальше,

чем у европейцев»833. Чтобы доказать это, он решает измерить уши трех калмыков и вычислить

среднее расстояние, на которое они «отстоят от головы». Оказалось, что это расстояние равняется

1,5 дюймам, и «это без сомнения экстраординарный случай – уши китайцев такие же».

Аналогия с китайцами здесь неслучайна: на той же самой шкале цивилизованности XVIII

в. они предсказуемо находились на ее самом дальнем конце. Европейцев нимало не смущала, в

общем-то, известная долгая история и достижения китайской цивилизации – в их сознании даже

мысли не было, что китайцы при их чрезвычайно дальнем удалении от центров цивилизации

могли быть не варварами.

Ледьярд здесь далеко не в первый раз проводит параллели между татарами, калмыками и

китайцами. Еще находясь в Казани, он приметил, что татарские женщины красят ногти красным,

«как китайцы в Кочине»834. Более того, когда однажды он попросил Карамышева привести

нескольких калмыков в национальной одежде, американский путешественник с удивлением

увидел, что они принесли с собой трубки, «грубо сделанные из меди. По форме они совершенно

китайские»835. В дополнение к этому, Ледьярд обнаружил, что «калмыки или буряты (buretti)

пишут на своем языке колонками как китайцы», а речь якутов (как и всех «азиатских татар»)

831 Ledyard J. Op. cit. P. 166. 832 Ibid. P. 168. 833 Ibid. P. 167. 834 Кочин (также Коччи) — город в современном индийском штате Керала, крупный порт на

Малабарском побережье Аравийского моря. В XVIII в. в нем базировался португальский флот. Ледьярд

похоже не видит разницы между индийцами и китайцами, так что можем констатировать еще один

пример цивилизационной слепоты. 835 Ledyard J. Op. cit. P. 165.

201

звучит как китайская836. Полным же подтверждением подобного происхождения татар и

калмыков послужила история, рассказанная неким мсье Якоби, заместителем управляющего

поселением837. Он рассказал, что «во времена Чингиз-Хана тергисские и тибетские татары, а

именно калмыки и монголы совершали набеги на эту землю»838, следовательно, современные

татары есть их дальние потомки.

На протяжении всех рассуждений о коренных жителях Сибири Ледьярд невольно

проводит аналогии с американскими индейцами. Подобные сравнения совсем неслучайны.

Одним из вдохновителей путешествия был Т. Джефферсон, который спустя несколько лет станет

организатором экспедиции М. Льюиса и У. Кларка к западному побережью Америки,

совершенно идентичной по своим целям и задачам предприятию Ледьярда. Тот факт, что у

основания обеих экспедиций стоял Джефферсон, говорит о том, что он (а также администрация

в целом) уже в конце XVIII-начале XIX вв. понимал неотвратимость продвижения молодого

американского государства в сторону Тихого океана, которое делало актуальным любые

исследования континента и народов его населявших839.

В письме Джефферсону в июле 1789 г. Ледьярд с удивлением отмечает, что татары «своим

общим видом и в отдельных деталях напоминают аборигенов Америки. Это тот же самый народ

– самый древний и многочисленный, чем любой другой, и, если бы море не разделяло их, они

назывались бы одним и тем же именем. Наряд цивилизации так же не идет им, как и нашим

американским татарам (!). Они долгое время были татарами, и долгое время ими останутся,

прежде чем стать другими людьми»840. В этом звучит уже почти научное открытие! Татары для

Ледьярда – американские индейцы, а индейцы – американские татары, т.е. внутренние «Чужие»,

которых нужно цивилизовать. Более того, татарин или индеец – это показатель не

принадлежности к народу или племени, а маркер цивилизованности. Соответственно, если

обучить их всему европейскому, то они не только окажутся похожи на европейцев, они ими

станут в полном смысле слова: и культурно (внутренне), и физически (внешне).

При первом его знакомстве с татарами, американский путешественник констатирует, что

их украшения – «всего лишь разновидность вампума»841, их жилища, которые он обнаружил на

озере Байкал, «покрыты берестой или кожами, как и настоящие американские вигвамы»842, но

836 Ibid. P. 179. 837 Судя по всему, это И.В. Якоби (1726—1803) - русский военачальник и государственный деятель, на

тот момент генерал-губернатор Астраханский, Саратовский, Уфимский и Симбирский, Иркутский и

Колыванский. Ледьярд ошибается, говоря о его должности. 838 Ledyard J. Op. cit. P. 165. 839 Gray E.D. Op. cit. P. 358. 840 Д. Ледьярд – Т. Джефферсону, 20 июля 1787 г. // Россия и США: становление отношений. С. 154. 841 Ledyard J. Op. cit. P. 156. 842 Ibid. P. 178-179, 182.

202

называются юртами. Однако, пожалуй, самым любопытным наблюдением Ледьярда является

следующее.

При очередном разговоре с Карамышевым, тот сказал, что якутские татары являются

наиболее «подлинными» (veritable) по сравнению с другими. Их язык самый древний и потому

все другие татары их понимают. «В этом смысле, - заключает Ледьярд в дневнике, - они как

чероки в Америке»843. Аналогии татар с индейцами становится тем более уместны, когда

выясняется, что камчадалы, которые совершенно похожи на калмыков, в свое время пришли из

Америки844.

В одном из следующих пассажей Ледьярд делает замечание о том, что «русская одежда

пришла из Греции и Египта, а монгольская и калмыкская – от тибетских индейцев»845.

Далее Ледьярд дает волю фантазии (или просто транслирует нерефлексируемые

представления о русских и татарах) и констатирует, что «руссы произошли от поляков, славян,

богемцев и венгров. Те, в свою очередь, от греков. Греки – от египтян, а последние – от халдеев.

Современная русская одежда - египетская»846.

Вообще Джон Ледьярд довольно далеко заходит в своих размышлениях о признаках рас

и свойствах, которыми они характеризуются. Для него европейцы (и американцы) – это

однозначно представители более разумного, просвещенного вида людей. Но что же сделало их

такими? Возможно, межрасовые браки: «те народы, которые как татары или негры с

доисторических времен не смешались с другими народами, не столь красивы, не так сильны и не

умны, как мы»847.

Здесь стоит учитывать, что для Ледьярда внешние признаки, вроде цвета кожи, формы

носа и глаз, напрямую зависят оттого, на какой ступени просвещенности стоит народ. Если

европейцы – это самый цивилизованный из них, то белый цвет и идеи о красоте западной

культуры представляют собой идеал, к которому должны стремиться остальные. Мы видим

весьма характерный взгляд на природу Просвещения: внутренняя сущность взаимозависима от

внешней. Если цвет кожи поменяется с темного на светлый, то и человек внутри станет

просвещенным. В этой связи Ледьярд с удивлением рассказывает об одном французе, который

прожил в Сибирской глуши среди «калмыков» 25 лет и стал почти таким же как они: его кожа не

только стала похожей на татарскую, но и он сам почти забыл французский язык, изъясняясь по

843 Ibid. P. 166. 844 Ibid. P. 167. 845 Ibid. 846 Ibid. P. 169. 847 Ibid. P. 179.

203

большей части на русском или местном наречии848. Это служит доказательством того, что

процесс «цивилизации» может быть не только прямым, но и обратным.

Наблюдая за тем, как дети из смешанных браков имеют менее темный цвет кожи, чем

один из их родителей, Ледьярд начинает догадываться, что в этом и кроется ключ к методу

всеобщего Просвещения. А увидев «человека, произошедшего от якута и русской, и сына этого

человека», американский путешественник сделал вывод: «Я заключаю, таким образом, что после

первого поколения действие природы или вовсе не влияет на цвет, или влияет незначительно.

Кроме того, я заметил, что, когда от поколения к поколению цвет все-таки меняется, переход от

темного к более светлому случается гораздо чаще»849.

И здесь Ледьярд вновь повторяет свою мысль, с которой он начинал свое путешествие:

«Те же невидимые степени (gentle gradation), которые привели меня с высот цивилизованного

общества в Петербурге к сибирской нецивилизованности, привели меня от светлолицых

европейцев к меднокожим татарам». Завершая свою мысль, американский путешественник идет

еще дальше: «Мое основное замечание таково: в сравнении с европейской цивилизацией

огромное большинство человечества неразвито и, по сравнению с европейцами, оно темнее по

цвету. Не существует белых дикарей, и почти у всех нецивилизованных народов кожа коричневая

или черная»850.

Наблюдения и рефлексия Ледьярда неожиданным образом повернула его в сторону

африканского континента. Описывая татар и калмыков, он делает вывод о том, что они имеют

«не европейское лицо, а скорее африканское». Перечисляя черту за чертой - носы и ноздри, губы

и рты, глаза и скулы, - американец, в конце концов, осознает, что все татары для него, в общем-

то, на одно лицо: «Я не знаю ни одного такого народа на Земле с подобной однородностью

внешних признаков, как этот, кроме китайцев, негров и евреев»851. И эту однородность он

объясняет тем, что всю свою историю они ни с кем не смешивались, да и вообще «они больше

жили среди зверей в лесах, чем среди людей»852. В будущем же, при проникновении жителей

цивилизованной Европы в Сибирь, местные жители волей-неволей со временем превратятся в

европейцев.

Подобные выводы не были чем-то из ряда вон выходящим для своей эпохи. Ларри Вульф

в своем исследовании отмечает, что и Луи Бюффон, и Дэвид Юм почти за полвека до Ледьярда

высказывали мысли об исключительности белого человека на Земле во многом из-за цвета его

848 Ibid. P. 162. 849 Ibid. P. 182. 850 Ibid. P. 183. 851 Ibid. P. 184. Примечательно, что в одном предложении уместились почти все конституирующие

«Другие» западного сообщества XVIII в. Не хватает разве что только турков и индейцев. Но первые по

своему статусу все же ближе к русским, а вторые упоминались Ледьярдом ранее в том же контексте. 852 Ledyard J. Op. cit. P. 184.

204

кожи853. Причем оба они выделяли татар в особую категорию, которая хоть и принадлежит белой

расе, но значительно менее цивилизована. Исходя из этого, можно гипотетически предположить,

что, если белокожее население живет в просвещенной Европе, а темнокожее – в дикой Африке,

то есть на двух полюсах цивилизационной шкалы Просвещения. В этом случае место татар – где-

то посередине, в Азии.

Для американца идея о том, что татары при дальнейшем проникновении европейцев со

временем цивилизуются, обретала тем большую актуальность, что она создавала давала надежду

на «американизацию» индейцев на своей Родине854. Время, однако, показало, что превращение

аборигенов в людей Запада если и возможно, то без изменения «цвета кожа» или «черт лица»,

служивших ключевыми признаками в идентификации цивилизованного человека для Ледьярда.

Скорее проходил обратный процесс: при попадании в инородную среду, как метко выразилась

И.М. Супоницкая, американцы «впадали в полудикость», а русские «объякучивались» и

«обурячивались»855.

Этот процесс также весьма красочно описал Ф. Тернер, говоря о влиянии фронтира:

«Дикость охвачивает колониста… европейски одетого, вооруженного промышленными

средствами и способами передвижения, европейски мыслящего. Из железнодорожного вагона

она пересаживает его в берестяное каноэ. Она снимает с него цивилизованные одежды и облекает

в охотничью куртку и мокасины. Жилищем его становится бревенчатая хижина чироки или

ирокезов с традиционным индейским палисадом. Он уже по-индейски возделывает землю и

выращивает кукурузу осваивает воинственные выкрики и не хуже индейца снимает скальпы с

врагов»856.

Что же изменилось за полвека, которые прошли между Ледьярдом, выражавшим

оптимизм по поводу возможной цивилизации татар и индейцев, и временем, о котором

пессимистично размышляет Тернер, говорящим в первую очередь о влиянии фронтира на

белокожих американцев, но не об ассимиляции индейцев и их новых соседей? Возможно то, что

идеи эпохи Просвещения, повлиявшие на Джона Ледьярда, о «естественном человеке» и

«ступенях цивилизации» ушли в прошлое, уступив место представлениям об «исторических

нациях». Индейцы и татары ими определенно не являлись, а потому уже администрация Э.

Джексона видела коренных американцев «нецивилизованными дикарями, детьми,

нуждающимися в постоянной опеке», выражая «чувство ответственности перед ними»857. Это

«бремя белого человека» выразилось в том числе и в переселении их, формально

853 Вульф Л. Указ. соч. С. 504-505. 854 Gray E.G. Op. cit. P. 379. 855 Супоницкая И.М. Равенство и свобода. Россия и США: сравнение систем. М.: РОССПЭН, 2010. С. 76. 856 Тернер Ф. Фронтир в американской истории. М.: Весь Мир, 2009. С. 4. 857 Супоницкая И.М. Равенство и свобода. С. 76.

205

рассматриваемых как суверенный народ, на Запад, имеющее лицемерную цель оградить

индейцев от дурного влияния недавних колонистов858.

«Научные» изыскания Ледьярда внезапно прервались, когда тот был всего в нескольких

сотнях миль от океана. Он хотел на эмпирическом материале доказать гипотезу о

тождественности татар и индейцев, и собирался дойти до Камчатки, перейти в Аляску и

продолжить свои исследования уже в Северной Америке. К сожалению, медлительная русская

бюрократия к тому моменту осознала, что Ледьярд уехал в Сибирь без официального

разрешения, и заподозрила в нем британского шпиона. Многочисленные протесты и проклятия

американского путешественника ни к чему не привели, что убедило его в том, что как бы русские

не пытались казаться цивилизованными, «за дверьми они – азиаты, а не европейцы»859. Пересекая

границу Польши весной 1788 г., Ледьярд воскликнет в своем дневнике: «О, свобода! О, свобода!

Как сладки твои объятия!»860

«Превосходная степень однообразия»: Джон д’Вулф

Имя капитана Джона д’Вулфа известно в первую очередь филологам. Его путешествие в

Русскую Америку в 1805-1806 гг. стало одним из источников для написания знаменитого романа

«Моби Дик»861.

Мачты задрожали, все паруса обвисли, и мы, находившиеся внизу, в тот же миг

повыскакивали на палубу, уверенные, что корабль налетел на подводную скалу; вместо этого мы

увидели, однако, морское чудовище, которое уплывало прочь с чрезвычайно важным и

торжественным видом. Капитан д'Вольф тут же поспешил к насосам, чтобы выяснить, не

пострадал ли от удара корпус судна, но было обнаружено, что, по счастью, мы обошлись без

всяких повреждений862.

Вот так описывает Герман Мелвилл со ссылкой на «Путешествия…» Георга Лангсдорфа

один из документально подтвержденных случаев столкновения кораблей с китом. Эта история

858 Подробнее о стратегиях внутренней колонизации Российской империи и США см.: Sabol S. Op. cit.;

Эткинд А. Внутренняя колонизация. С. 90-107. Другая попытка сравнить имперские практики США и

России была предпринята Б. Ландерсом, однако к нему трудно относиться серьезно, когда автор на

протяжении всей работы игнорирует принцип историзма, напрямую сравнивая, например, Тильзитский

мир 1807 г. и пакт Молотова-Риббентропа 1939 г. Cм.: Landers B. Empires Apart: A History of American

and Russian Imperialism. NY: Pegasus Books, 2011. P. 215. 859 Ledyard J. Op. cit. P. 208. 860 Ibid. P. 211. 861 Часть этого параграфа была опубликована в: Панов А.С. Образы Русской Америки в воспоминаниях

капитана Джона Д’Вулфа // Вестник РГГУ. Серия «Политология. История. Международные отношения.

Зарубежное регионоведение. Востоковедение». 2017. №1(7). С. 81-96. 862 Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый кит. М.: Издательство АСТ, 2016. С. 251-252.

206

впоследствии станет одним из источников для написания знаменитого романа «Моби Дик».

Капитан д’Вулф (или д’Вольф в русском переводе И. Берштейн), заботливо осматривавший

корабль, есть никто иной, как дядя самого писателя, участник тех событий, у которого маленький

Герман Мелвилл проводил лето863. «Я специально расспрашивал его по поводу этого места из

Лангсдорфа, - добавляет Мелвилл, - Он подтверждает каждое слово. Правда, корабль у них был

небольшой – русское судно, построенное на сибирском побережье и приобретённое моим дядей

в обмен на то, которое доставило его туда с родных берегов»864.

Корабль, который капитан Джон д’Вулф продал русским, до 1805 г. имел название

«Джуно». Руководители российских владений в Америке Н.П. Резанов и А.А. Баранов, купившие

его у американца, не стали менять имя, лишь придав ему русский «прононс». Таким образом,

«Джуно» стало «Юноной», воспетое вместе с кораблем «Авось» в известной рок-опере Алексея

Рыбникова и Андрея Вознесенского.

Джон д’Вулф получил в результате сделки 68 тыс. испанских пиастров (часть суммы была

оплачена мехами, остальное — векселями на главное правление в Санкт-Петербурге), что, по

оценке Н.Н. Болховитинова, равняется около 100 тыс. долларов865.

Деловая жилка была характерна не только для самого капитана, но и вообще для его семьи,

знаменитых д’Вулфов из Род-Айленда, промышлявших морской торговлей. Основа их

процветания была проста. Д’Вулфы пожинали плоды собственного «золотого треугольника»:

продавая африканских рабов в Гаване, а кубинский ром в Новой Англии. Джон приходился

племянником Джеймсу д’Вулфу, главе семейства, работорговцу, пирату, а позднее сенатору от

Род-Айленда. Джеймс был женат на Нэнси Энн Брэдфорд, дочери губернатора Уильяма

Брэдфорда, праправнука того самого отца-пилигрима и знаменитого автора «Истории поселения

в Плимуте». На момент смерти в 1825 г. Джеймс д’Вулф был одним из богатейших людей в

США866.

Его племяннику, Джону. к моменту, когда в 1804 г. в его распоряжение был отдан

«Джуно», было всего 24 года, но он слыл опытным моряком, приняв участие в различных

плаваниях уже более 10 лет и пройдя всю карьерную лестницу от юнги до помощника главы

863 Parker H. Herman Melville. A Biography. Vol. I, 1819-1851. Baltimore, MD: The Johns Hopkins University

Press, 1996. P. 41. 864 Мелвилл Г. Указ. соч. С. 252.; Об этом случае см.: D’Wolf J. A Voyage to the North Pacific and a

Journey through Siberia more than Half a Century Ago. Cambridge, MA: Welch, Bigelow, and Company, 1861.

P. 88. 865 Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. С. 328.; Saul N.E. Distant Friends.

P. 44-45. 866 Johnson C.M. James DeWolf and the Rhode Island Slave Trade. Arcadia Publishing, 2014. P. 11-21.; Howe

J. The Voyage of Nor’west John // American Heritage. 1959. Vol. 10, Issue 3. URL:

http://www.americanheritage.com/content/boyage-nor%E2%80%99west-john (дата обращения: 25.08.2019).

207

судна. Главной задачей молодого капитана было дойти до северо-восточного побережья

Америки, достать там меха и перепродать их в Китае867.

Поставленную цель д’Вулфу так и не удалось выполнить в полной мере, так как

поступившее от руководства Российско-Американской компании щедрое предложение о

покупке корабля поменяло все планы молодого капитана. Продав «Джуно», он остался на зиму в

компании русских промышленников и морских офицеров в Новоархангельске, а весной 1806 г.

отправился в Охотск на корабле, предоставленном РАК, для того, чтобы затем пересечь всю

Россию с востока на запад.

Охотск встретил д’Вулфа приветливо: «нам сказали, что лед покинул реки и бухты всего

четыре или пять дней назад»868. Сам город оставил двоякое впечатление. С одной стороны, в нем

активно шло строительство кораблей, он казался деловым. С другой – на производстве были

заняты сибирские ссыльные, а все городское пространство вот-вот грозилось быть затопленным

рекой или морем.

Что же касается администрации Российско-американской компании, то она отнеслась к

капитану из США благосклонно. Документы, переданные ему Резановым, позволили быстро

получить нескольких лошадей и отправиться в Иркутск. Кроме того, она предоставила д’Вулфу

сопровождающего, молодого человека по фамилии Кузнецов. Впоследствии он будет

постоянным спутником американского капитана вплоть до его прибытия в Москву.

В отличие от Ледьярда, д’Вулф не сильно интересуется народонаселением

колонизируемой Сибири. Главное впечатление американского капитана от путешествия по

азиатской части России – бескрайние просторы без признаков человеческого присутствия. Как

писал сам американец:

Учитывая весь масштаб этого дикого края, несомненно, что многие объекты привлекли бы

внимание человека науки. Но, так как я не являюсь ни натуралистом или ботаником, ни геологом,

у меня не было никакого желания искать справа или слева [от дороги] какие-либо образцы. <…>

Я мало обращал внимания на названия многочисленных речушек и пересекаемых нами гор, едва

обращая внимание только на главные из них. Мне казалось, что эта страна превосходила в своей

однообразности любые другие незаселенные области869.

Восприятие американским капитаном бескрайних сибирских просторов удивительным

образом перекликается с записью Джона Ледьярда, который тоже был моряком. «Путешествие в

кибитке – это то, что осталось от путешествий на караванах: это твой единственный дом, будто

867 D'Wolf J. Op. cit. P. 1-2. 868 Ibid. P. 90. 869 Ibid. P. 93.

208

это корабль в море»870. В этом небольшом пассаже виден сразу ряд образов, которые на долгое

время стали частью западных представлений о России: сравнение бесконечности территории

страны с морскими пространствами, где роль воды играют леса, корабля – кибитка, а место

островов должны были занять небольшие селения и деревни. В то же время, мотив бескрайних

пространств почти без следов человеческого присутствия цивилизованного европейца в целом

был характерен для европейского дискурса колонизации.

После тяжелого путешествия, занявшего 23 дня, наконец 26 июля 1807 г. д’Вулф добрался

до Якутска. Очевидно, что после долгого перехода он был рад видеть людей и нечто похожее на

город, однако сам он показался грязным и беспорядочным871.

В Якутске д’Вулф решил задержаться на некоторое время, чтобы отдохнуть и

подготовиться к следующей фазе своего путешествия. Вместо того, чтобы продолжить его

верхом, он решил нанять судно, которые бы по Лене смогло его отвезти прямо до Иркутска.

Морской капитан готовился стать капитаном речным.

Пока американец искал подходящее судно, ему удалось осмотреть город и нанести

несколько визитов к представителям местного высшего общества, общение с которым ему явно

пришлось по вкусу. Его забавляло, что русские аристократы не могли поверить в то, что он,

американец, приехал к ним не из Москвы или Петербурга, а из Русской Америки. Также он был

рад расспросам о политическом устройстве США и конституции. Впрочем, как усмехается

капитан, его собеседники почти не говорили по-английски, так что он скорее всего остался

непонятым872. В целом, якутское радушие пришлось по душе американцу. Его звали в гости,

расспрашивали об Америке и поили чаем873.

Спустя несколько дней д’Вулф нашел подходящее судно и отправился вновь в дорогу. Во

время речного путешествия к американцу и его спутникам, присоединились двое купцов,

которым нужно было добраться до Иркутска. В качестве меры предосторожности капитан взял с

собой два двухствольных пистолета и запретил кому бы то ни было появляться в рубке.

Впрочем, излишняя осмотрительность оказалась лишней. Купцы оказались приятными

людьми, а единственное неудобство, приносимое ими, заключалось в романсах, которое без

передышки пел один из спутников американца874.

Общество романтично настроенных купцов оказалось недолгим. На одной из почтовых

станций, находящихся у реки, их ссадили с судна. Дело в том, что оно могло двигаться по реке

не только силою ветра, но и лошадей, тянувших их вдоль берега. Вот за них-то они должны были

870 Ledyard J. Op. cit. P. 155. 871 D'Wolf J. Op. cit. P. 105. 872 Ibid. P. 107. 873 Ibid. P. 107-108. 874 Ibid. P. 111.

209

заплатить согласно российскому законодательству875. Так как купцы этого не сделали –

«правительство содержит лошадей не для того, чтобы обслуживать путешествующих торговцев»,

- то им пришлось сойти. «У нас не было иного выбора, как попросить купцов покинуть лодку, -

пишет д’Вулф - и к моему удивлению они сделали это без всяких возражений. Видимо, они

прекрасно понимали, что, воспользовавшись моей неосведомленностью, решили добраться

домой бесплатно»876.

Путешествие, несмотря на эту заминку, оказывалось крайне приятным. Водная гладь,

пусть и не океанская, а речная, делала д’Вулфа более сентиментальным. Даже однообразие, на

которое он жаловался ранее, теперь доставляло удовольствие877. Эта мерная сибирская пастораль

прерывалась только встречающимися небольшими городками и почтовыми станциями.

Размеренность жизни, казалось, усыпляла и имперских чиновников, работавших на них.

Средством, способных их разбудить, был властный окрик, к которому прибегал «казак»,

сопровождавший американца: «Быстрее шевелитесь, канальи, — говорил он, — у нас там в лодке

знаменитый американский капитан, он едет по государственным делам»878.

За ширмой цивилизации даже наиболее продвинувшиеся в просвещении народы вновь

погружаются в сон. Только мотивирующая сила представителя власти и напоминание о высоком

статусе человека способно вернуть из этой неги к активности879.

В отличие от бескрайних и столь же безлюдных сонных пространств азиатской части

России, ее города явно приходились по душе д’Вулфу. Иркутск ему явился «современной

столицей Сибири» и «большим коммерческим центром восточной половины империи, откуда

идут товары в ее более дальние провинции»880. Также в городе его ждало приятное знакомство с

матерью сопровождавшего его Кузнецова: «она очень величаво выглядела и была одела в

черное»881. Хотя изначально молодой сопровождающий американского капитана собирался

остаться вместе с ней, затем было решено, что он должен отправиться в Москву, где проживал

его брат, богатый купец.

875 Подробнее о системе почтовых станций в Российский империи см.: Randolph J. Communication and

Obligation: The Postal System of the Russian Empire, 1700–1850 // Information and Empire. Mechanisms of

Communication in Russia, 1600-1850 / Ed. by S. Franklin and K. Bowers. Cambridge: Open Book Publishers,

2017. P. 166-167. 876 D'Wolf J. Op. cit. P. 111. 877 Ibid. P. 111-112. 878 Ibid. P. 113. 879 Ibid. P. 114-116. 880 Ibid. P. 120. 881 Ibid. P. 118.

210

Д’Вулф был только рад такого раскладу. Он не намеревался долго задерживаться в

Иркутске, как и где бы то ни было еще. Надеясь достичь Москвы до начала холодов, он был готов

«ехать денно и нощно, проезжая многие городки и деревни, почти не замечая их»882.

Вскоре населенные пункты стали встречаться в чаще и чаще. Д’Вулф отмечает, как он и

его спутники проплывали в повозке мимо Красноярска и Поймы (Poim), где ему удалось выпить

прекрасной мадеры. «Лежать на чьей-то спине в кибитке безо всяких пружин восемь дней и ночей

подряд – это не шутка. – жалуется американец. – Когда я периодически ступал на твердую землю,

все мое тело охватывала сильная дрожь, хотя дороги были относительно хорошими и не

каменистыми»883.

Таким образом было решено остаться на непродолжительный срок в Томске, где

находился один из офисов Российско-американской компании. По уже устоявшейся традиции,

грамота от лица Резанова открыла перед д’Вулфом двери местного высшего общества. «Я

обнаружил здесь много джентльменов, но ни один не говорил по-английски, так что я выглядел

среди них немного по-дурацки (almost a dummy). – жаловался американец. – Хотя я и немного

понимал русский язык, чтобы выяснить их желание получше узнать природу и организацию

нашего правления. Я объяснил все важные моменты настолько хорошо, насколько мог, а они, как

кажется, все поняли, так как высоко оценили наши институты»884.

Как и другие западные путешественники, д’Вулф считал российскую форму правления

недостаточно цивилизованной. Его американское происхождение, конечно, заставляло его

полагать, что и европейские ограниченные монархии – это уже прошлое. Народовластие и

выборы – вот политическое будущее просвещенных народов. Он даже позволил себе помечтать

о возможных изменениях в системе власти в России: «Если бы я мог, в подходящих

обстоятельствах, сформировать правильную точку зрения, то здесь бы даже сложился дух

реформации»885.

Тем временем, транссибирское путешествие продолжалось. В конце сентября д’Вулф

проехал через Тобольск и Екатеринбург. Являясь в первую очередь купцом, он, конечно, в

первую очередь отмечал степень коммерческого развития городов. Тобольск оказался развитым

торговым центром, связанным с восточной частью империи и Китаем. Основное население

состояло из татар, бухарцев и калмыков. Екатеринбург же впечатлил американца

металлургическим заводом, который, несмотря на сложность и масштаб проводимых там работ,

882 Ibid. P. 121. 883 Ibid. P. 123. 884 Ibid. P. 125. 885 Ibid.

211

«казалось не приносил много денег»886. Коммерческий нюх д’Вулфа не обманул его: уже в

следующем году завод был закрыт, а здание переоборудовано под монетный двор887.

Как и в других местах, в Екатеринбурге д’Вулфа представили местной администрации и

видным семействам. Забавно, что в их присутствии он вновь стушевался. Сказывалось низкое по

российским меркам купеческое происхождение и незнание им русского или французского

языков.

Меня представили как американского капитана. Я чувствовал себя немного неуютно, когда

меня спрашивали о моем официальном положении. <…> Несмотря на это, [вечер] был поистине

увлекательным, но, так как я не мог общаться свободно, мне оставалось только играться с вилкой

и ножом, пока Дементий, который каким-то образом выучил всю информацию обо мне и моих

делах, рассказывал всем мою историю, к моему большому удовольствию888.

Самый большой интерес у екатеринбургского общества, как и в других городках,

вызывала политическая система США: «Дамы спрашивали у меня о нашей стране и, пытаясь

показать свое знакомство с американской историей, высоко отзывались о Вашингтоне и

Франклине. Мы долго это обсуждали, пока я наконец полностью не истощил весь свой запас

русского языка, рассыпаясь в комплиментах в их адрес»889.

Русские знали об Америке намного больше, чем американцы – о России. Выявленный

даже в сибирской глуши интерес к родной стране не мог не трогать д’Вулфа, вызывая симпатии,

однако желание вернуться на родину поскорее заставляло его спешить. Уже через неделю он

оказался в Москве, где познакомился с братом Кузнецова, сопровождавшего его от Якутска, а

еще через две недели приехал в Санкт-Петербург. Цель путешествия капитана – получение денег

от продажи «Джуно» – была благополучно выполнена. М.М. Булдаков, один из директоров РАК,

передал полагающееся вознаграждение и познакомил с министром коммерции Н.П. Румянцевым,

оказывая всяческое внимание к нуждам американского купца.

Когда наконец пришло время прощаться с Россией, д’Вулф, в отличие от Ледьярда,

испытывал сожаление от прощания со страной, сквозь которую он проделал такое длительное

путешествие. Тем не менее, желания остаться не было. Америка ждала.

Таким образом, Сибирь в репрезентациях двух американских путешественников

вписывается в дискурс колонизации. Однако, происходит это по-разному. Для Джона Ледьярда

886 Ibid. P. 131. 887 Подробнее об этом см.: Металлургические заводы Урала XVII-XX вв. Энциклопедия / глав. ред. В.В.

Алексеев. Екатеринбург: Издательство «Академкнига», 2001. С. 191-194. 888 D'Wolf J. Op. cit. P. 132-133. 889 Ibid.

212

важным признаком «внутренней колонизации» являются подчиненные народы. Татары и

калмыки, как он называет всех встреченных «неевропейцев», находятся на достаточно низкой

ступени цивилизации и напоминают ему американских индейцев. Главной задачей империи,

таким образом, становится Просвещение.

Для капитана Джона д’Вулфа Сибирь представлялась бескрайним пространством, отчасти

напоминающим океан. Сухопутная колонизация мало чем отличалась от морской. Цивилизация

находится там, где есть следы деятельности просвещенного человека. В Сибири ее можно

заметить только в русских городах, выступавших форпостами империи в диком извечном крае.

213

§4. Русская Америка во взаимных репрезентациях890

Встреча на краю света

Создание в 1799 г. Российско-американской компании ознаменовало собой начало нового

этапа в освоении империей Романовых Нового света. Созданная по образу и подобию

«западноевропейских компаний, организованных на основании правительственных концессий с

целью эксплуатации колониальных ресурсов»891, РАК иллюстрировала имперскую сущность

государства. Помещение Русской Америки в имперский контекст способно расширить наши

представления о ней самой, показав, как государство адаптировало новейшие тенденции в

управлении колониальными пространствами, поддерживая собственный статус модерной

державы892.

Одним из ключевых аспектов изучения «имперской ситуации» является исследование

общества в социокультурном разрезе, в том числе представлений о «Другом»893. В этой связи

Русская Америка представляла собой уникальный регион, где происходило столкновение

нескольких культур. Во-первых, с российской стороны это были сибирские промышленники,

православные священники, а также морские офицеры-«кругосветники». Во-вторых,

многочисленные туземные общины как на территории континента, так и на островах северной

части Тихого океана. И, наконец, третьей стороной выступают американские купцы,

начинающие проникать на северо-запад Америки в расчете на участие в пушной торговле. В этом

параграфе мы попробует сравнить образы Русской Америки в репрезентациях нескольких людей,

которые примерно в один и тот же момент попали в этот регион.

Нашими героями будут пятеро путешественников, волею судеб оказавшихся в

американских владениях России в 1805-1806 гг. Это люди разного происхождения и положения,

а в Русской Америке они преследовали различные цели. Первым из них является американский

купец, капитан торгового судна Джон д’Вулф. Вторым – российский чиновник и дипломат Н.П.

Резанов. Третьим – Георг Генрих фон Лангсдорф, немецкий натуралист и этнограф, перешедший

на службу Александру I и получивший вместе с ней и новое имя (его стали именовать Григорием

Ивановичем). Четвертый – выдающийся морской офицер, командир шлюпа и «Нева» Ю.Ф.

Лисянский. Последний герой – иеромонах Гедеон, отправленный Синодом с миссионерской

890 Часть параграфа была ранее опубликована в: Панов А.С. Образы Русской Америки в воспоминаниях

капитана Джона Д’Вулфа // Вестник РГГУ. Серия «Политология. История. Международные отношения.

Зарубежное регионоведение. Востоковедение». 2017. №1(7). С. 81-96. 891 Виньковецкий И. Русская Америка: заокеанская колония континентальной империи, 1804 – 1867. М.:

Новое литературное обозрение, 2015. С. 90. 892 Подробнее о мерах российского правительства по адаптации к вызовам меняющейся модерности в

первой половине XIX в. см.: Обсуждение: Исторический курс “Новая имперская история Северной

Евразии”. Глава 8. Дилемма стабильности и прогресса: империя и реформы, XIX век: Часть 1.

Современная империя в поисках нации / Ab Imperio. 2015. №2. С. 253-337. 893 Панов А.С. Образы Русской Америки в воспоминаниях капитана Джона Д’Вулфа. С. 82.

214

миссией. Следует отметить, что последние четыре человека были участниками кругосветного

плавания, которое состоялось в 1803-1806 гг. под общим руководством И.Ф. Крузенштерна.

Немного о наших героях.

О Джоне д’Вулфе кратко говорилось в предыдущем параграфе. Американский купец

прибыл 1805 г. в Русскую Америку, продал свой корабль «Джуно» РАК, перезимовал в

Новоархангельске вместе с Барановым и Резановым, а затем весной 1806 г. отправился на

континентальную Россию, чтобы пересечь ее с востока на запад.

Человеком, который дал санкцию на покупку у д’Вулфа «Джуно», был Н.П. Резанов,

камергер двора Его Величества. Родившийся в 1764 г. российский чиновник из семьи

обедневших дворян к началу XIX в. построил достаточно успешную карьеру и обзавелся

достатком, женившись на дочери купца Г.И. Шелехова и затем став главой Российско-

Американской компании. В 1803 г. Александр I поручил Резанову важную миссию –

возобновление дипломатических контактов с Японией – и включил его в состав кругосветки

«Надежды» и «Невы». Высокое придворное положение и туманность формулировок указа об

участии Резанова в плавании стали впоследствии причиной конфликта между ним и главой

экспедиции И.Ф. Крузенштерном, в котором российский придворный чиновник потерпел

поражение894.

Неудачи преследовали Резанова и в Японии. Полгода ожидания на берегу океана

завершились отказом императора принять дипломатическую миссию из Санкт-Петербурга.

Резанову не оставалось ничего другого, как вернуться на «Надежду» и отправиться в Русскую

Америку, которую ему следовало проинспектировать. Таким образом, глава РАК, коим был

русский сановник, первый раз в истории компании оказался над подотчетной ему территории.

Еще до прибытия Резанова в Русскую Америку там оказался Ю.Ф. Лисянский,

командовавший во время кругосветки «Невой». Блистательный морской офицер, выпускник

Морского кадетского корпуса и участник русско-шведской войны 1788-1790 гг., Лисянский был

идеальным воплощением нового поколения российских офицеров, отличавшихся глубоким

образованием, знанием нескольких языков и европейскими манерами. В 1795-1796 гг. он

проходил стажировку в британском флоте и побывал в США.

В ходе кругосветного плавания «Нева» под командованием Лисянского отделилась от

«Надежды» Крузенштерна (которая шла в Японию для исполнения дипломатической миссии

Резанова) с целью достичь Ситки, где в этот момент разворачивался очередной виток

противостояния местных индейцев и промышленников под руководством Баранова. Появление

военного корабля оказало решающее влияние на положительный исход дела для русских:

894 Федорова О.М. Конфликт между И. Ф. Крузенштерном и Н. П. Резановым по свидетельствам

участников экспедиции // Вопросы истории. 2009. № 5. С. 108-111.

215

тлинкиты после кровопролитного сражения сдались. Ситка окончательно перешла под контроль

РАК895.

По итогам кругосветного плавания Лисянский первым из его участников опубликовал

отчет о нем, причем за свой счет, а затем перевел его на английский для публикации в Европе896.

Зарубежное издание травелога имело большой успех.

Вместе с Резановым и Лисянским в Америке оказались двое других участников первого

русского кругосветного плавания: Георг Лангсдорф и иеромонах Гедеон. Они не были ни

офицерами, ни чиновниками, что делает их свидетельства о российских владениях в Америке

особо ценными.

Первый из них, немец на российской службе, находился при Резанове в качестве врача.

Выпускник медицинского факультета Геттингенского университета, Лангсдорф был увлеченным

натуралистом и, как выяснилось, истинным просвещенным монархистом. Неприятие

Французской революции заставило его покинуть Западную Европу и поступить на службу

России. Присоединившись к экспедиции Крузенштерна, Лангсдорф решил несколько проблем:

он покинул раздираемый Наполеоновскими войнами Старый Свет и смог заняться любимым

делом – исследованием неизвестного.

В некотором смысле тем же самым занимался и иеромонах Гедеон, направленный в

Русскую Америку «для обозрения новокрещенных в американских российских заведениях

христиан»897. О личности самого Гедеона нам известно немного, однако, по-видимому, он был

опытным педагогом и обладал познаниями в разных научных областях. Р.Г. Ляпунова,

основываясь на архивных данных указывает, что он «с 1785 г. обучался в Севской семинарии

латинскому языку, грамматике и поэзии, а с 1790 г. в Белоградской семинарии - французскому

языку, логике, риторике, географии, истории, арифметике, физике, геометрии, философии и

богословию»898. После этого Гедеон несколько лет проработал учителем в семинарии, а после в

1803 г. направлен преподавать в Александро-Невскую лавру. Долго в Петербурге ему пробыть

не удалось: в том же году ему поручили миссию при кругосветном плавании «Надежды» и

«Невы».

Прибыв в Русскую Америку, Гедеон развернул активную деятельность, основав училище

для местных жителей, а также как мог способствовал распространению христианства среди них.

По окончанию своего пребывания на Аляске иеромонах удостоился от Баранова положительной

895 Подробнее о русско-тлинкитской войне и битве за Ситку см.: Зорин А.В. Индейская война в Русской

Америке. Русско-тлинкитское противоборство (1741-1821). М.: Квадрига, 2017. С. 158-180. 896 Виньковецкий И. Указ. соч. С. 67-70. 897 Цит по.: Ляпунова Р. Г. Записки иеромонаха Гедеона (1803-1807) - один из источников по истории

этнографии Русской Америки // Проблемы истории и этнографии Америки. М., 1979. С. 215-229. URL:

https://www.booksite.ru/fulltext/russ_america/04_44.html (дата обращения: 25.08.2019). 898 Там же.

216

характеристики за свою службу, который особо подчеркнул его миротворческие способности в

разрешении часто случавшихся ссор899.

Удаленность какой бы то ни было цивилизации от Русской Америки оказывала, по-

видимому, угнетающее впечатление на всех, кто там находился. Взаимные придирки,

недопонимания, нарушения субординации вели к конфликтам, разгоравшимся между

промышленниками РАК, миссионерами, морскими офицерами, иностранцами и, конечно,

индейцами. Реконструкции взаимных образов этих социальных групп и будут посвящены

следующие пункты.

Образы индейцев

Джон д’Вулф прибыл в гавань Ново-Архангельска 10 мая 1805 г., где был с радушием

встречен правителем русских поселений в Америке А.А. Барановым, который по случаю

прибытия гостя устроил торжественный обед. «Мы возвратились на борт вечером, довольные

оказанным нам приемом, - делится своими впечатлениям д’Вулф, - и я мог бы даже сказать,

будучи приятно удивлены, так как, веря различным россказням, я ожидал увидеть, что русские

недалеко ушли от дикарей»900.

Впрочем, настоящие дикари, которых д’Вулф так опасался, оказались не такими

страшными. Воинственный внешний вид и вызывающее поведение индейцев не имели серьезных

последствий для него, хотя и Баранов, и другие русские предупреждали о соблюдении мер

предосторожности.

Они имели полное право опасаться алеутов. Следует помнить, что очередная война между

ними и русскими закончилась совсем недавно – взятием Ситки – и никто не мог дать гарантии,

что конфликт не возобновится с новой силой. Российские путешественники отмечали, что

жители Кадьяка отличаются достаточной воинственностью901. Например, к осторожности

призывал Резанов: «…извергам сим нельзя ни в чем верить. Нет народа вероломнее»902.

Дикость в рамках ориенталистского дискурса часто ассоциировалась с отсутствием чести

и нежеланием подчиняться условным правилам. Именно следование негласным

899 Цит. по: там же. 900 D'Wolf J. Op. cit. P. 21-22; Рус. перевод по: Из воспоминаний Дж. д’Вулфа // Россия и США:

становление отношений. С. 273. 901 См. например, воспоминания мичмана Г.И. Давыдова: Давыдов Г.И. Двукратное путешествие в

Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним. Ч.2. СПб.: Морская

типография, 1810. С. 106. 902 Николай Резанов — Письмо Министру коммерции России графу Н.П. Румянцеву

14 (26) июня 1806 года. URL: https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html (дата

обращения: 26.08.2019)

217

договоренностям и отличала, по мнению европейцев рубежа XVIII-XIX вв. просвещенные нации

от народов на более низких ступенях цивилизации.

Другим характерным маркером отличия варварства от просвещения было соблюдение

чистоты. Где грязь – там необразованность и отсталость. В этом смысле алеуты оставляли

двоякое впечатление. Как отмечал Лисянский, «в целом свете нет места, где бы жители были

более неопрятны, как на этом острове, но при этом малейшая природная нечистота считается у

кадьякцев за самую мерзость»903. Что же было причиной недоумения? Отсутствие отвращения

перед мочой и использование ее в гигиенических целях.

Лисянский с нескрываемым неудовольствием описывает практики алеутов:

…кадьякцы не имеют ни малейшей склонности к соблюдению чистоты. Они не сделают

лишнего шага ни для какой нужды. Мочатся обыкновенно у дверей в кадушки, множество которых

стоит всегда наготове. Эту жидкость они употребляют для мытья тела и платья, а также и для

выделки птичьих шкурок. Правда, как мужчины, так и женщины большие охотники до бань, но

они ходят в них только потеть, если же у кого голова слишком грязна, то он моет её мочой.

Впрочем, платье надевают прежнее, как бы оно ни было запачкано904.

Неприятность самого факта использования выделений, а также порождаемый ими запах,

определенно делал алеутов в глазах русских крайне отсталыми созданиями.

Тем не менее, некоторые русские путешественники признавали за коренными народами

определенные таланты и достоинства, которые обнаруживали с удивлением.

Так, иеромонах Гедеон отмечал порицание индейцами воровства: за него «телесно не

наказывали, а по отнятии украденной вещи стыдили при всех и упрекали вором; случалось, что

у того, который не признается и не отдаст добровольно украденной им вещи, отнимали силою и

для большего стыда в пример другим снимали с него парку»905. Эту же черту отмечал также

российский офицер Г.И. Давыдов906.

Следует подробнее остановиться на том, как отец Гедеон описывал коренных жителей

Русской Америки, т.к. он в целом более других наших героев симпатизировал им. В отличие от

Резанова, иеромонах, наоборот, отмечал миролюбивость индейцев: «кадьякцы с соседями живут

903 Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на корабле «Нева». М.:

Дрофа, 2008. С. 214. Об этой же практике упоминает и Давыдов: Давыдов Г.И. Указ. соч. С. 22. 904 Там же. 905 Иеромонах Гедеон. Кадьяк и этнографические сведения о его коренном населении

(из записок иеромонаха Гедеона). URL: https://rezanov.krasu.ru/commander/gedeon2.php (дата обращения:

26.08.2019). 906 Давыдов Г.И. Указ. соч. С. 35.

218

мирно и дружелюбно, в нуждах друг другу помогают и во время недостатка охотно ссужают один

другого кормовыми припасами»907.

Также, в отличие от иних авторов, Гедеон не считал индейцев ленивыми, отмечая, что

обвинение в «непромышленности» вызывает глубокую обиду и может стать причиной ссоры908.

Также русский иеромонах – единственный из наших героев, кто отмечал у кадьякцев чувство

юмора. В своем отчете он даже пересказал пару шуток, которыми с ним обменялись индейцы»909.

Кроме того, Гедеон – и в этом другие авторы с ними были согласны – указывал на плохое

отношение промышленников с коренными американцами. Следует отметить, что в 1815 г.

генерал-губернатор Сибири И.Б. Пестель был вынужден даже подавать официальный рапорт, где

подробно указывались злоупотребления РАК, что стало причиной особого разбирательства,

растянувшегося на 4 года910. Лангсдорф указывал, что алеуты – «полные рабы Компании»911. В

письме своему другу он с вскользь упоминал о «многих злоупотреблениях и ужасах, которые

здесь происходят». Опасаясь за себя, русский немец полагал, что в переписке лучше о подобных

вещах не говорить912. Тем не менее, кое о чем Лангсдорф написал:

…Я видел русских промышленников, или охотников за мехом, распоряжаются жизнями

коренных [жителей] так, как им того захочется, и предают эти беззащитные создания смерти в

самым ужасающим образом. Русские, их жены и дети предсказуемы ненавидимы индейцами,

которые убивают их, когда бы не подвернулась удобная возможность913.

Неудивительно, что впечатления от алеутов столь разнятся. Миссионер и врач были

склонны видеть в них прежде всего живых существ, а военные и чиновники – причины

недоразумений и потенциальных врагов. Познание «Другого» оказывалось неразрывно связано с

желанием понять и принять инаковость. Некоторым это почти удалось.

В ноябре 1805 г. капитан д’Вулф вместе с доктором Лангсдорфом предприняли небольшое

путешествие на байдарках к о. Кадьяк в сопровождении нескольких индейцев и девушки-

переводчицы, которая «жила с русскими пять или шесть лет» и приходилась дочерью одного из

907 Иеромонах Гедеон. Описание о. Кадьяк и этнографические сведения о его коренном населении

(из записок иеромонаха Гедеона). URL: https://rezanov.krasu.ru/commander/gedeon2.php (дата обращения:

26.08.2019) 908 Там же. Другое мнение можно найти у Г.И. Давыдова: «Коняги, как и вообще все дикие народы,

безпечны в вышней степени и так ленивы, что крайность только может понудить их приняться за что

либо» // Давыдов Г.И. Указ. соч. С. 27. 909 Там же. 910 РГИА. Ф. 18. Департамент мануфактур и внутренней торговли МФ. Оп. 5. Д. 1219. Л.1 об – 227. 911 Langsdorf G.H. von. Voyages and Travel in Various Parts of the World, the Years 1803, 1804, 1805, 1806,

and 1807. Part II. London, 1814. P. 71. 912 Ibid. P. 99. 913 Ibid. P. 70.

219

вождей кадьякских племен914. Вечером одного дня, когда до места назначения оставалось всего

пара суток пути, путешественники, разбив лагерь у воды, оказались окружены «сотней

обнаженных индейцев, вооруженных мушкетами и держащих горящие головешки в руках». В

сопровождении колошей (или тлинкитов - именно к этому племени и относились индейцы)

д’Вулфу и его людям пришлось проследовать до поселения, ожидая «быстрой и жестокой

смерти». «Вся сцена прямо-таки наполняла мне ужасом, - делится воспоминаниями капитан, -

яркий свет факелов, гримасы дикарей, потрясания оружием, грубый прием, которое мы

получили, не способствовали внушению уверенности в людях, которых мы поначалу

опасались»915. К счастью, вся ситуация благополучным образом разрешилась, и вся компания

продолжила свой путь. Когда же путешественники достигли поселения, чьим вождем был отец

девушки-переводчицы, их ожидал поистине царский прием:

Мы едва успели перевести дух, выпив чаю и рюмку пунша, когда мы были приглашены

самым старым и выдающимся из вождей, командующим укреплений, зайти к нему. Он принял нас

с большой заботой и подарил мне шкуру морской выдры, а доктору Лангсдорфу – красивый

выдрий хвост <…> На следующее утро мы отправились к старейшине, от которого мы получили

подарки вечером предыдущего дня, чтобы вручить ему наши дары. Узнав заранее у нашей

переводчицы, что, чем раньше мы сделаем ответный подарок, тем большим будет оказанное нам

почтение, мы тогда же сделали достойное подношение и ее родителям в ответ на их подарки916.

В этих заметках речь идет, конечно, о потлаче, традиционной церемонии обмена дарами,

распространенной среди индейцев тихоокеанского побережья на северо-западе Америки917.

Комментируя этот обряд, капитан д’Вулф избегает «остранения», не описывает виденное им в

категориях принципиально непереводимой «инаковости»918, которая для многих других

путешественников становится причиной именования наблюдаемых ими практик «отсталыми»

или «нецивилизованными».

Удивительно, но д’Вулф даже попытался объяснить непонятные для него вещи, используя

своего рода герменевтический круг, проведя аналогии между непереводимыми для него

семиотическими образованиями и похожими на них объектами из его родной культуры, пытаясь,

914 D'Wolf J. Op. cit. P. 41-42. Подробнее см.: Панов А.С. Образы Русской Америки в воспоминаниях

капитана Джона Д’Вулфа. С. 85-88. 915 Ibid. P. 42-43. 916 Ibid. P. 44-45. 917 См., например: Аверкиева Ю.П. Индейцы Северной Америки. М.: Наука, 1974. С. 159-168. 918 Свинкина М.Ю. Понятийная вариативность лингвокультурных категорий чужесть - другость –

инаковость // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2016. № 6(60): в 3-х ч. Ч. 2.

C. 148-152.

220

тем самым, если не приблизить обретение значения919, то хотя бы оправдать странности

индейцев. Самым ярким примером этого может являться описание обычая вставления щепки или

деревянной палочки в нижнюю губу девушки при достижении ею половой зрелости:

Вы, естественно, можете поинтересоваться о причинах столь варварского способа

украшать [себя]. Я же могу ответить вам, спросив об основаниях [появления] столь же странных

обычаев среди цивилизованных наций. Но, [не желая] порочить моих соотечественниц, я бы хотел

упомянуть лишь одно из наблюдений, которое возможно уже пришло на ум моим читателям, а

именно абсолютную невозможность представительницам прекрасного пола северо-восточного

побережья наслаждаться радостью поцелуя920.

Об этом же ритуале говорил, например, и капитан Ю.Ф. Лисянский, заключая, что «Такое

безобразие, как оно ни отвратительно, находится здесь в большом уважении, а поэтому знатные

женщины должны иметь губы насколько возможно больше и длиннее»921.

Как мы видим, стратегии понимания одного и того же ритуала у двух путешественников

различны. Если д’Вулф пытался «перевести» экзотическую практику на язык собственной

культуры, которая также не лишена абсурдных на первый взгляд обычаев, то русский офицер

флота даже не предпринял попытки найти оправданий индейскому обряду, рассматривая его как

еще один пример отсталости североамериканских аборигенов.

Тем не менее, нельзя сказать, что д’Вулф относился к индейцам как к равным себе. Скорее

в его отношении к ним можно увидеть отголоски представлений эпохи Просвещения:

«благородные дикари» еще только начинают свое восхождение по лестнице Цивилизации,

потому следует проявлять снисхождение, подобно тому, какое оказывают взрослые детям. «Как

и другим дикарям, им особенно нравятся сверкающие побрякушки и европейская одежда»922, -

отмечал капитан д’Вулф, рисуя идиллическую картину еще «невинной» жизни индейцев,

которые занимаются охотой и рыбной ловлей на каноэ923.

Эта жизнь, однако, не лишена неравенств или жестокости, причины которых все же более

просты, чем у цивилизованных европейцев.

919 По Ч.С. Пирсу понятие «значение» может быть понимаемо как «перевод знака в другую систему

знаков» См.: Jakobson R. A Few Remarks on Peirce, Pathfinder in the Science of Language // The Framework

of Language. Michigan Studies in the Humanities, Ann Arbor, 1980. P. 31-38. 920 D'Wolf J. Op. cit. P. 47-48. 921 Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света. С. 264. 922 D'Wolf J. Op. cit. P. 47. 923 Ibid. P. 48. Искусство постройки каноэ и байдарок также отмечали и русские путешественники, см.:

Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света. С. 224.

221

Я не смог обнаружить у них [индейцев] организованного правления (government). Успех в

ловле рыбы или охоте составляет источник их богатства и, следовательно, влияния. Ссоры между

разными семьями решаются в пользу более сильного [клана], а союзы образуются только против

общих врагов924.

В целом, капитан д’Вулф с симпатией относился к индейцам, отмечая их силу и

выносливость, с удивлением и восхищением повествуя, например, о способности купаться в воде

при минусовой температуре и, при этом, «испытывать такое же удовольствие, будто на улице

стоит теплая весна»925.

Размышляя о причинах дружелюбного отношения индейцев к нему, а также к его новому

другу доктору Георгу Лангсдорфу, д’Вулф полагает, что оно может объясняться двумя

факторами. Во-первых, тем, что сам он уже имел определенный опыт общения с индейцами в

прошлом. И во-вторых, своим происхождением, тем, что «мы имели удовольствие не быть

русскими»926. Последнее, действительно, могло играть значительную роль, если учесть, что

отношения между русскими колонистами и индейцами были в целом достаточно напряженными.

Буквально незадолго до прибытия д’Вулфа в Русскую Америку закончилась русско-тлинкитская

война. Сам американский путешественник свидетельствовал в воспоминаниях о наличии

конфликта. Так, он упоминал о встрече с неким Шинчетэзом (Schinchetaez), бывшим вождем,

изгнанным из своего родного племени за дружбу с русскими927.

Однако, если взглянуть на эту же фразу с точки зрения ориенталистского дискурса, то

объяснение будет иным. Любой варвар одновременно боится и страшится лика Цивилизации, но,

как мотылек перед светом, не может устоять против желания прикоснуться и вобрать в себя

плоды познания. Хотя русские успешно захватили индейские земли, а многие из них даже были

«приручены», однако перед «истинным» сыном Цивилизации все варвары стали кроткими

агнцами. «Ко мне особенно они [индейцы] были дружелюбны, как будто зная, что я не один из

русских», - делился д’Вулф своими воспоминаниями928.

Проблема состояла в том, что русские в Америке тоже были очень разные.

Русские на американской земле

Русские в Америке в начале XIX в. представляли различные социальные группы. Это были

офицеры-кругосветники, отлично образованные и вышколенные. Промышленники-сибиряки,

924 Ibid. P. 48-49. 925 Ibid. P. 49. 926 Ibid. P. 41. 927 Ibid. P. 49. 928 Ibid. P. 53.

222

оказавшиеся в Кадьяке слепой волею судьбы, судебного приговора или распоряжением конторы

РАК в Иркутске. Моряки, нанявшиеся на службу в поисках приключений или быстрых денег.

Миссионеры, отправленные на край света просвещать местных туземцев. Один человек не

вписывался в этот круг. Н.П. Резанов был придворным вельможей, чиновником самого высокого

полета, ревизором, отправленным высочайшей волей осмотреть владения Российской Империи

в Новом Свете.

Америка разочаровывала Резанова. Он обнаружил за океаном не бурно развивающееся

производство, а горстку необразованных, сильно пьющих, грязных в делах и помыслах людей,

оставленных государством без присмотра. Как жаловался камергер Его величества, «Русские

пришельцы состоят из буйных и развратных людей, из полупая на четыре года собою и своими

силами жертвующих929. Смотрители Компании также — пайщики. Предмет их рухлядь, а не

американцы, с которыми по прошествии времени они в век не увидятся и никаким за них отчетом

не обязаны»930.

Главной проблемой, которую видел Резанов в том сброде, оказавшемся в русских

владениях в Америке, было пьянство, однако ничего поделать с ним, по-видимому, было нельзя:

«Я не нахожу средств как исподволь возвратить всех сих молодцов в Россию. Скрутил бы я их

давно, ежели б по нравственности промышленных не угрожался гибелью края»931.

С появлением в Кадьяке «Невы» во главе с Лисянским некоторые офицеры тоже стали

жертвами зеленого змия. Так, например, лейтенант Хвостов, по словам Резанова, получив в свою

распоряжение купленную у д’Вулфа «Юнону», заперся на корабле и, не сходя на берег, провел

три месяца опустошая запасы алкоголя: «он на одну свою персону, как из счета о заборе его

увидите, выпил 91/2 французской водки и 21/2 ведра крепкого спирту, кроме отпусков

другим»932.

Приятель Хвостова, умница-трезвенник мичман Давыдов, как мог старался повлиять на

промышленников и офицеров. Это принесло некоторые плоды: «…корабельные подмастерья

несколько от гулянок отклонились»933. Сам Резанов тоже пытался как-то бороться с пьянством,

запретив выдавать более одной бутылки. Это вызвало предсказуемое возмущение:

«Прекратилась водка. Х[востов] пишет к правителю [Баранову] письмо, тот ссылается на меня, и

929 РАК рассчитывалась с промышленниками на основе «полупая», то есть добытой ими же пушниной. 930 Николай Резанов — Министру коммерции России графу Н. П. Румянцеву, 14 (26) июня 1806 года.

URL: https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html (дата обращения: 30.08.2019). 931 Николай Резанов — Директорам РАК, 6 ноября 1805 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/06-11-1805.html (дата обращения: 30.08.2019). 932 Николай Резанов — Письмо директорам РАК, 15 февраля 1806 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/15-02-1806.html (дата обращения: 30.08.2019). 933 Там же. Об исключительных талантах Давыдова также упоминает Лангсдорф: Langsdorf G.H. von. Op.

cit. P. 4-5.

223

он приходит ко мне с изъяснением, что его насилие, говорит мне, что он трезвы и беспокойнее.

Я уверил его, что первое не только буйство, но даже грубость не сойдет с рук ему»934.

Другой проблемой, во многом проистекающей из пьянства, было отсутствие дисциплины

и организованности. Резанов жаловался, что почти каждый промышленник или капитан судна

вел себя неподобающе с ним935. В значительной степени, по его мнению, кризис управления

колонией был следствием низкого социального происхождения главного правителя – А.А.

Баранова, который не был дворянином. Именно этим объяснялось отсутствие авторитета

Баранова как среди офицеров, так и среди промышленников сибирского происхождения936. При

этом, Резанов искренне восхищался этим человеком: он «есть весьма оригинальное и притом

счастливое произведение природы»937.

Особой категорией людей, жившей в Русской Америке, являлись православные

священники, в число важнейших обязанностей которых входила миссионерская деятельность

среди индейцев. Оттого, возможно, они были добрее к коренному населению.

Отмечалось, что они были склонны к мягкому отношению с алеутами, за что часто

становились объектом нападок со стороны руководства РАК в целом и Баранова в частности938.

Гедеон отмечал, что правитель русских поселений в Северной Америке однажды прогневился на

миссионеров, обвинив их в подготовке среди индейцев бунта против российской власти. В 1802

г., по словам иеромонаха, Баранов устроил настоящий скандал, требуя ключи от колокольни. Их

хранитель, иеродиакон Нектарий, отказывался, что вызывало только большее раздражение:

«Баранов со своими промышленными в самом сильном жару гнева срамно кричал, ругал, грозил

иеромонаха, с великим азартом схватя за грудь, хотел повесить на колокольню»939.

Резанов также в целом был недоволен действиями монахов, указывая на недостаток

образованности и обвиняя их в невыполнении главной задачи – обращении алеутов в

православие. Он отмечал, что крещение индейцев миссионерами во многом носило фиктивный

934 Николай Резанов — Письмо директорам РАК, 15 февраля 1806 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/15-02-1806.html (дата обращения: 30.08.2019). 935 Николай Резанов — Директорам РАК, 6 ноября 1805 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/06-11-1805.html (дата обращения: 30.08.2019). 936 Там же. 937 Там же. 938 См. например записку иеромонаха Афанасия, жаловавшегося на сложные условия работы

промышленников и алеутов: РГИА. Ф. 18. Департамент мануфактур и внутренней торговли МФ. Оп. 5.

Д. 1276. 939 Николай Резанов — Директорам РАК, 6 ноября 1805 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/06-11-1805.html (дата обращения: 30.08.2019). Анализ разных версий

произошедшего см.: Капалин Г.М. О причинах конфликта первых миссионеров на Аляске и

администрации Российско-Американской компании // Вестник Северного (Арктического) федерального

университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. №2. URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/o-prichinah-konflikta-pervyh-missionerov-na-alyaske-i-administratsii-

rossiysko-amerikanskoy-kompanii (дата обращения: 03.05.2020).

224

характер: «они купали американцев и когда по переимчивости их они в полчаса хорошо крест

положат, то гордились успехами, и далее способностями их не пользуясь, с торжеством

возвращались, думая, что кивнул, мигнул и все дело сделано»940.

На деле же алеуты продолжали следовать своим религиозным практикам, рассматривая

обряд обращения в православие как возможность немного обогатиться: миссионеры часто

одаривали новоиспеченных христиан, которые пользовались этим и проходили обряд по

нескольку раз. Попытка заставить индейцев более строго относиться к новой вере закончилась

полным фиаско. Монах Ювеналий слишком настойчиво – Резанов указывал, что он даже

прибегал к насилию – требовал от них оставить многоженство, за что был предан смерти941.

В пример русским монахам Резанов ставил католических миссионеров в Парагвае и

Мексике. Находясь в Калифорнии, российский вельможа не без сожаления отмечал, что местные

монахи «люди просвещенные и не наши святые отцы, которые едва не из безграмотных крестьян

делаются пастырями душ наших»942.

Впрочем, заключал Резанов, и испанские миссионеры не достигли значительных успехов.

Если «наши американцы выучены правильно крест класть, калифорнские наизусть три

священных стишка знают, но успехи в религии у обоих народов одинаковы»943.

В заключение Резанов предложил план реформирования управления русскими

владениями в Америке. Первым делом, по его мнению, следовало организовать колонию в Новом

Свете «как политическое тело», т.е. превратить ее в полноценную часть Российской империи,

встроив Российско-Американскую компанию в бюрократический аппарат государства.

Подразумевалось, что она сама по себе не способна к эффективному управлению.

Дольщики компании в первую очередь были заинтересованы в максимизации доходов от

перепродажи пушнины, не особенно вдаваясь в то, как обстоят дела в подчиненных им

территориях944. Хотя Резанов очевидно лукавил, заявляя, что до его приезда «в Америку ни

правительство, ни сама Компания ни малейших не имели сведений», однако доля правды в его

словах есть. Учитывая, что главное правление РАК находилось в Петербурге, совсем

неудивительны недоуправляемость и недостаток информации. Например, уже 1814 г. в одном из

прошений Правлению РАК рассказывался случай, когда судно Компании, прибыв с

промышленниками на один из необитаемых островов, обнаружило там группу полуодичалых

940 Николай Резанов — Директорам РАК, 6 ноября 1805 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/06-11-1805.html (дата обращения: 30.08.2019). 941 Там же; О смерти монаха Ювеналия также упоминает: Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света. С.

204. 942 Николай Резанов — Министру коммерции России графу Н. П. Румянцеву, 14 (26) июня 1806 года.

URL: https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html (дата обращения: 30.08.2019). 943 Там же. 944 Виньковецкий И. Указ. соч. С. 110-111.

225

русских. Оказалось, что они провели на острове несколько лет, потому что о них попросту

забыли945.

Также очевидно, что за полными пессимизма реляциями Резанова в столицу империи

стояли и личные амбиции камергера. Превращение Русской Америки из колонии в губернию

ставило бы вопрос о том, кто будет руководить заморским краем. Судя по письмам чиновника,

им мог быть только человек дворянского происхождения, высокого чина в Табели о рангах,

знающий коммерческую и культурную специфику местности. Вполне возможно, главным

правителем Америки после неудачи в Японии Резанов видел именно себя. К сожалению для него,

судьба распорядилась иначе: после плавания в Калифорнию и встречи с Кончитой, камергер Его

величества умер по пути домой в Красноярске в 1807 г. Предложения Резанова были изучены

министром и акционером Компании Н.П. Румянцевым, однако серьезных попыток их реализации

сделано не было946.

Другой фактор, который невозможно недооценивать в письмах Резанова, состоит в его

личном отношении как к морским офицерам, так и к промышленникам, происходящим из того,

как сложно ему далось кругосветное плавание и миссия в Японию. Уже говорилось о том, что во

время экспедиции он поссорился с Крузенштерном и почти всеми людьми, находившимися на

«Надежде» и «Неве», сделав путешествие невыносимым. Неудача же посольства, судя по всему,

только усугубила плохое психическое состояние Резанова947. Неудивительно, что по прибытии в

Америку он почти не смог найти в ней положительных моментов.

Тем не менее, надо отдать должное замечаниям Резанова. Другие наши герои тоже

отмечали дезорганизованность управления и иные проблемы. Иеромонах Гедеон писал о

жестокости промышленников в отношении алеутов. По его словам, русские работники Компании

заставляли розгами идти на промысел индейцев, включая детей, стариков и больных948.

Лангсдорф указывал на постоянные ссоры между промышленниками, а также отмечал, что

некоторые из них оказались в Русской Америке по решению суда949. Помимо этого, он сетовал

на недоедание среди работников Компании из-за чего у тех был крайне болезненный вид.

Более подробную информацию о этом можно найти у д’Вулфа, который провел в

компании русских зиму 1805-1806 гг. Условия проживания рабочих, по его словам, были далеки

945 РГИА. Ф. 18. Департамент мануфактур и внутренней торговли МФ. Оп. 5. Д. 1214. 946 Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений… С. 317-318. 947 Подробнее см.: Мэтьюз О. Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке. М.:

Бомбора, Эксмо, 2019. Следует отметить, что автор чересчур увлекается своим героем и его

приключениями, что делает исследование не вполне научным. 948 Описание деятельности Гедеона на Кадьяке (из записок иеромонаха Гедеона). URL:

https://rezanov.krasu.ru/commander/gedeon3.php (дата обращения: 30.08.2019). 949 Langsdorf G.H. von. Voyages and Travel in Various Parts of the World, the Years 1803, 1804, 1805, 1806,

and 1807. Part II. London, 1814. P. 26-27.

226

до идеала. С наступлением холодов их недостаточно обеспечивали едой и другим необходимым.

Вследствие этого, как писал д'Вулф, «работники стали ослабевать. Эти бедные ребята сильно

переутомлялись, работая в сырую и снежную погоду. Они стали болеть, и было принято решение

немного сократить число заданий»950.

В дальнейшем ситуация стала только ухудшаться, несколько человек умерло от цинги, и

доктор Лангсдорф даже просил командование вообще отказаться от использования голодающих

рабочих, но безуспешно. Таким образом, голод продолжался и в течение весны. После продажи

«Джуно» русским, в их распоряжении оказался скот, находившийся на его борту, а именно две

старые коровы, 8 или 9 свиней, два барана, козел и овца, которую зимой в конце концов съели

волки. Однако, по подозрению американца, более правдоподобным кажется, что она стала

жертвой умирающих от голода русских951. И хотя весеннее потепление принесло облегчение,

окончательно ситуация разрешилась только в конце июня, когда из Калифорнии вернулась

снаряженная еще в феврале экспедиция с запасом продовольствия.

В репрезентации д’Вулфа в Русской Америке возникла ситуация, когда в одном месте

оказались представители сразу нескольких, как выразился путешественник XVIII в. Д. Ледьярд,

«ступеней цивилизации»952. Индейцы, русские промышленники и просвещенные европейцы и

американцы в совокупности образовывали трехчастную модель общества, где ступени

просвещения были совмещены в рамках одного хронотопа.

Всего, по оценкам д’Вулфа, в Ново-Архангельске проживало около 150 русских и 250

индейцев. Основным занятием рядовых рабочих было строительство и ремонт больших

офицерских изб, мастерских и бараков953. Русские описываются американским капитаном как

чрезвычайно сильные, выносливые люди, способные работать почти без перерывов «так тяжело,

что это бы довело до смерти любого»954.

Капитан д’Вулф ничего не говорит о быте и повседневных практиках простых русских в

колонии955. Конечно, с одной стороны, это можно списать на то, что большую часть времени он

проводил с офицерами, но с другой – складывается впечатление, что единственным занятием

русских была работа. При этом, они совершенно лишены таких свойств по-настоящему

«цивилизованного» человека, как воля и способность импровизировать. Например, американец

отмечает, что «окрестные воды полнятся великим множеством видов рыбы, которую можно

ловить круглый год. Бедные русские жили бы значительно лучше, если бы их послали ловить

950 Ibid. P. 52. 951 Ibid. P. 55. 952 Ledyard J. The Last Voyage of Captain Cook: The Collected Writings of John Ledyard / Ed. by James Zug.

Washington, DC, 2005. P. 156-157. 953 D’Wolf J. Op. cit. P. 40. 954 Ibid. P. 51. 955 Панов А.С. Образы Русской Америки в воспоминаниях капитана Джона Д’Вулфа. С. 89-92.

227

ее»956. Таким образом, даже видя индейцев, которые, по свидетельству д’Вулфа, в это же самое

время ловили и приносили «замечательного палтуса, которого они меняли на рыболовные

крючки и старую одежду»957, русским не пришло в голову, что они могут делать это сами. Другой

вопрос, что рыбная ловля – это занятие достаточно долгое, и улов одного человека не мог

прокормить всех голодающих, а командование, судя по всему, не дало разрешение на выделение

специальной рыболовецкой артели.

В отличие от рядовых рабочих, офицеры жили в достаточно комфортных условиях, хотя

долгая зима наводила скуку и заставляла искать хоть какие-то развлечения, подходящие по

статусу цивилизованному человеку. Одним из них стали танцы. Так как офицерские избы были

довольно большими, иногда вмещая до 50-60 человек за раз, некоторые из них были переделаны

в танцевальные залы, так что офицеры «могли проводить долгие вечерние часы танцуя»:

Мы успешно справлялись с котильонамии и контрдансами, но поначалу были лишены

женской компании. Многие младшие офицеры были с женами, а мы [затем] взяли некоторых

кадьякских женщин, которые были привычны к русским танцам и быстро учили движения. Когда

их пышно одевали, они выглядели (appeared) вполне респектабельно958.

Танец представляет собой сложную коммуникативную систему, требующую

расшифровки. Г.Е. Крейдлин отмечает: «Проблема межкультурного соответствия жестов…

тесно связана с интерпретацией невербального текста одной культуры носителями другой и с

проблемой переводимости. Хотя в невербальных компонентах человеческой коммуникации в

разных культурах больше сходств, чем различий, последние все же имеются»959.

«Язык тела», как в свою очередь замечает А.Б. Соколов, служит одним из способов

конструирования «Другого» в колониальном дискурсе960. О. Белова, расследуя бытовые

представления о теле «инородца», замечает: «…образ любого этнически или конфессионально

“чужого” может быть описан при помощи стандартной схемы. Выделяется ряд ключевых

позиций, по которым “опознается” чужой среди своих: внешность, запах, <…> “неправильное”,

с точки зрения носителя местной традиции, поведение (обусловленное “чужими” и,

следовательно, неправильными, греховными, демоническими, ритуалами и обычаями), язык»961.

956 Ibid. P. 53-54. 957 Ibid. P. 53. 958 Ibid. P. 52-53. 959 Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. Язык тела и естественный язык. М.: Новое литературное

обозрение, 2004. С. 131. 960 Соколов А.Б. Тело как способ идентификации «Другого» // Диалог со временем. 2010. Вып. 33. С.

222. 961 Белова О. Тело «инородца» // Тело в русской культуре. Сб. статей / Сост. Г. И. Кабакова, Ф. Конт. М.:

Новое литературное обозрение, 2005. С. 147.

228

Именно из-за этих различий, причем не только в жестах, но и в визуальном компоненте,

анализ танцевальных практик зачастую становился ключевым в вопросе идентификации «Своей»

и «Другой» культур962. Переодевание же «Другого» в «свой» костюм в рамках бала является

примером трансгрессии, «перехода», позволяющего сымитировать «нормальность»963. Подобные

переодевания, как показал Л. Вульф, становились элементами игры, ассоциируемой с Востоком,

где социальные и гендерные роли были менее жесткими, и придавали особую пикантность

мероприятиям964.

В приведенном выше пассаже переодевание кадьякских женщин в европейские платья

служило именно для обеспечения «нормальности», однако в реакции д’Вулфа можно также

увидеть и представление уходящей эпохи Просвещения о взаимном соответствии расы и

Цивилизации: дикарь не может стать европейцем просто переодевшись в западные одежды. Он

может только выглядеть (appear) как он, но не являться на самом деле.

В мае, когда стало теплее, и можно было проводить время вне помещений, Барановым и

русскими офицерами был разбит сад для вечеринок и пикников, который, как отмечает д’Вулф,

стал первым в Ново-Архангельске. Стоит отметить, что в его создании частично принимали

участие и сами офицеры: «Воодушевленные примером Правителя [Баранова], мы вышли на

работу с хорошим настроением. Вскоре устав, мы разошлись на отдых, к которому, как

выяснилось, у нас оказалось больше талантов, чем к лопате. Некоторые из нас, как они говорили,

изрядно уморились (got quite blue) ко времени окончания нашего труда»965. Здоровый цинизм

просвещенного человека, созданного для интеллектуальных занятий, а не физических.

Находясь в Ново-Архангельске, капитан д’Вулф имел довольно близкие отношения с А.А.

Барановым, качества которого он оценивает очень высоко.

Ему 65 лет, из которых последние 18 он провел в качестве доверенного лица или человека

Российско-американской компании в различных пунктах побережья, отрезанный, так сказать, от

всего цивилизованного мира, в обществе нескольких таких же, как они, искателей приключений.

У него острый ум, непринужденные манеры и умение держать себя, и он, по-видимому, вполне

соответствует той должности, которую занимает. Он пользуется величайшим уважением

индейцев, смотрящих на него со смешанными чувствами любви и страха966.

962 См. Вульф Л. Указ. соч. С. 471-479. 963 См. Ролдугина И. Открытие сексуальности. Трансгрессия социальной стихии в середине XVIII в. в

Санкт-Петербурге: по материалам Калинкинской комиссии (1750–1759) // Ab Imperio. 2016. №2. С. 29-

69. 964 Вульф Л. Указ. соч. С. 102, 180-181. 965 D’Wolf J. Op. cit. P. 58. 966 Ibid. P. 22. Рус. перевод по: Из воспоминаний Дж. д’Вулфа // Россия и США: становление отношений.

С. 273. Подробнее о деятельности А.А. Баранова см.: Owens K.N., Petrov A.Y. Empire Maker: Aleksandr

Baranov and Russian Colonial Expansion into Alaska. University of Washington Press, 2015.

229

Следует особо отметить, что, хотя А.А. Баранов не был дворянского происхождения,

родившись в купеческой семье в Каргополе, и не получил полноценного «европейского»

образования, он все же имел довольно широкие практические познания, интересовался

культурой и искусством, что позволяло д’Вулфу, также происходившего из рода купцов и

получившего фрагментированное домашнее образование, идентифицировать его как

«Своего»967.

Помимо Баранова, д’Вулф также познакомился с Н.П. Резановым, о котором отзывался

как о человеке «высокого происхождения, имеющего множество добродетелей» и «доброго и

отзывчивого ко всем вокруг, всегда готового выслушать жалобу»968.

Однако, наибольшее впечатление на д’Вулфа произвела встреча с русско-немецким

доктором Георгом Лангсдорфом, исследователем-этнологом и будущим академиком,

прибывшим вместе с Резановым. «Так как мы жили под одной крышей, мы стали почти

неразлучны, участвуя вместе во всех развлечениях и хлопотах»969, - пишет д’Вулф о времени в

Ново-Архангельске, которое станет началом крепкой дружбы. Впоследствии американский

капитан и русско-немецкий натуралист вместе пересекут Сибирь, а д’Вулф назовет своего сына

Лангсдорфом (Лангсом) в память о былых приключениях970.

Кроме того, д’Вулф свел знакомство с двумя русскими морскими офицерами – мичманом

Г.И. Давыдовым и лейтенантом Н.А. Хвостовым, которому затем и будет передано судно

американца – «Джуно» («Юнона»). Дружба с этими двумя незаурядными молодыми людьми

трагически оборвется в Санкт-Петербурге 4 октября 1809 г., когда после праздничного вечера по

случаю встречи четырех ситкинских друзей - д’Вулфа, Лангсдорфа, Давыдова и Хвостова –

русские офицеры трагически утонули в Неве, попытавшись перескочить с края разведенного

Исаакиевского моста на барку971.

Компания русских офицеров была д’Вулфу приятна и комфортна. В их лице американский

капитан нашел людей, близких по духу, культуре и занятиям, а не «дикарей», которых, как

упоминалось выше, он ожидал увидеть. В отличие от сибиряков (купцов и рабочих), оказавшихся

на Аляске, не имевших «модерного» образования и воспринимавших алеутов и других местных

туземцев как представителей коренных народностей Сибири, морские офицеры-кругосветники

967 Owens K.N., Petrov A.Y. Op. cit. P. 16-17. Вспомним, Резанов не считал Баранова равным себе,

полагая, что отсутствие у него дворянского статуса было одной из причин низкой дисциплины среди

промышленников. 968 D’Wolf J. Op cit. P. 36. 969 Ibid. P. 39. 970 Parker H. Op. cit. P. 41. 971 D’Wolf J. Op. cit. P. 146-147; Предуведомление от вице-адмирала Шишкова // Давыдов Г.И. Указ. соч.

XXXV-XXXVI.

230

прошли европейскую «школу» и воспринимали цели экспедиций как часть одного большого

имперского проекта. Сталкиваясь во время путешествия с экзотическими культурами и людьми,

радикально отличавшимися от жителей северной Евразии, они получали бесценный опыт

взаимодействия с «Другими». Этот опыт вкупе с представлениями об аборигенах в духе

Просвещения диктовал совершенно иную логику формального построения отношений с

местными жителями Аляски и Алеутских островов: «Просвещенный дворянин, преданный

идеалам империи и цивилизации, был призван присматривать за наивным Благородным

Дикарем»972.

Если для сибиряков, как показал И. Виньковецкий, Аляска являлась продолжением

Евразии, а их отношение к местным племенам было идентичным тем практикам, которые

бытовали в отношении сибирских народностей, то офицеры-кругосветники, имевшие иное

образование и иной опыт, оценивали Русскую Америку в «имперских» категориях (т.е. как

российскую колонию), что изменяло и формальный статус алеутов, колошей и других туземных

племен, и политику по отношению к ним.

Здесь следует также добавить, что и к самим сибирякам, в том числе и тем самым рядовым

рабочим, имперские офицеры относились почти с тем же патерналистским настроем, видя в них

полуцивилизованных креолов973. Оттого трехчастная модель общества Ново-Архангельска –

индейцы, простые русские, образованные европейцы – являлась конвенциональной и для

д’Вулфа, и для имперских офицеров, с которыми он завел дружбу. Да и Резанов, как мы видели

ранее, не имел особых иллюзий ни насчет индейцев, ни насчет русских.

Особняком в этом ряду стоят две фигуры – Гедеон и Лангсдорф, – которые ввиду

специфики своей работы и образования видели в первую очередь во всех (включая индейцев)

людей, а только затем судили об уровне цивилизованности или формальном статусе того или

иного человека.

Американцы в русской колонии

«Ныне бостонцы производят на берегах Америки торговлю на сукна, ружья, порох,

стальные и железные изделия, равендук и прочие товары, <…> выменивают бобры, платят за них

почти настоящую цену, ожидая выигрыша и, наконец, смотря по успеху их в вымене груза,

протаскавшись здесь год или два, отправляются в Кантон, где, променяв их на китайку, и чай и

другие для Американских Штатов нужные товары, потом с ними в Бостон возвращаются»974, - в

972 Виньковецкий И. Указ. соч. С. 72. 973 См., например: Давыдов Г.И. Указ. соч. С. 154-162.; Более подробно см.: Виньковецкий И. Указ. соч.

С. 68-77. 974 Николай Резанов — Письмо директорам РАК, 15 февраля 1806 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/15-02-1806.html (дата обращения: 30.08.2019).

231

одной только цитате из письма Резанова можно ощутить всю сложность чувств русских к

гражданам США, заходившим в Русскую Америку.

Так называемых бостонцев в России недолюбливали. На это были определенные причины.

Во-первых, они оказывались нежеланными конкурентами в торговле на северо-западном берегу

Америки. Лисянский указывал, что если специально не препятствовать американским судам, то

вывоз бобров сокращается с 8 тысяч шкур до 3 тысяч975. В записке Главного правления РАК от

21 апреля/3 мая 1808 г. указывалось на необходимость воспрепятствовать прямым контактам

иностранцев с индейцами и перенаправить весь товарный обмен в главную российскую

факторию на о. Кадьяк976. В другом донесении, уже за 1811 г., указывалось, что американцы и

англичане могут воспрепятствовать российской торговле, и от них можно ожидать нападения977.

Во-вторых, американцы, ведя торговые отношения с индейцами, зачастую продавали им

оружие978. Учитывая непростые отношения некоторых племен, в первую очередь, тлинкитов с

русскими, со стороны РАК это выглядело, как минимум, некорректно.

Капитан Лисянский во время плавания указывал: «Из разных сообщений видно, что все

народы, живущие около Ситкинских островов, принялись за укрепления. А так как по проливам

ежегодно ходят Суда Американских Соединенных Штатов и меняют там ружья, порох и прочие

военные материалы на бобров, то следует ожидать, что наши земляки в непродолжительном

времени будут окружены довольно опасными соседями»979.

Опасения Лисянского вполне оправдались, причем еще более неприятным образом, чем

можно было предположить.

В августе 1805 г. на Ситке произошла очередная стычка между русскими

промышленниками и вооруженными огнестрельным оружием индейцами. В числе них было трое

матросов из Соединенных Штатов. По словам морского офицера, «Оставив свои суда, они сперва

поступили на службу в Компанию, а потом перешли к нашим неприятелям. Эти вероломные

бросали зажженные смоляные пыжи на кровлю верхнего строения, зная, что там хранился порох

и сера. Все здание в три часа превратилось в пепел»980.

Немногочисленность русских и отсутствие у РАК хороших кораблей делало

противостояние бостонцам сложным и почти бесполезным предприятием. Резанов, находясь в

975 Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света. С. 254. 976 РГИА, Ф. 13. Департамент министра коммерции. Оn. 1. Д. 382, л. 1-4.; Также см. Петров А.Ю.

Наталья Шелихова у истоков Русской Америки. М.: Издательство «Весь мир», 2012. С. 164-173. 977 РГИА. Ф. 18. Департамент мануфактур и внутренней торговли МФ. Оп. 5. Д. 1199. 978 РАК неоднократно жаловалась на то, что бостонцы активно снабжают оружием индейцев. См.

например дело за 1811 г.: РГИА. Ф. 18. Департамент мануфактур и внутренней торговли МФ. Оп. 5. Д.

1201. 979 Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света. С. 235. 980 Там же. С. 251.

232

Америке, сетовал, что корабли из США не только беспрепятственно торгуют, но и занимаются

откровенным грабежом981.

Однако, несмотря на дурную славу, американцы все же были необходимы Компании. Они

привозили припасы и могли купить меха, которые было сложно быстро реализовать в отсутствии

большого количества судов у русских промышленников. Малочисленность последних также

вынуждала в отдельных случаях нанимать бостонцев. Часто это приводило к неприятным

последствиям.

Резанов рассказывает о неприятном случае, произошедшим после того, как Баранов нанял

на промысел американца Океина, капитана одноименного судна. В 1803 г. он обещал правителю

российских поселений в Америке отвезти на Уналашку, а затем возвратить оттуда 40 байдарок с

промышленниками-индейцами. Вследствие каких-то обстоятельств, договор не был исполнен до

конца: алеуты исчезли. Камергер Его величества отмечает, что на следующий год другой

американский капитан Барбер «привез нам из них 26 человек на Кадьяк, говоря, что он их из

плена на Шарлотских островах выкупил и не отдавал их иначе, как за 10.000 рублей, которые мы

из человеколюбия заплатить принуждены были, но куда других девал он их, мы и теперь

неизвестны»982.

Возвращенные алеуты затем поведали, что они действительно бывали на разных судах, а

были ли они в действительности на Уналашке, как обещал Океин, - одному Богу известно. «Я

смею уверить вас, - докладывал Резанов Румянцеву, - что сей и тому подобные поступки их

научили нас быть осторожнее, и что и мы также берем меры отвадить гостей сих, по множеству

проливов в водах наших лишают нас решительных способов»983.

Несмотря, однако, на дурную славу, некоторые американцы сложили о себе достаточно

положительное впечатление. Уже говорилось многое о д’Вулфе, который провел целую зиму в

компании русских промышленников и офицеров и даже обрел крепких друзей в виде

Лангсдорфа, Хвостова и Давыдова. Резанов также упоминал о неком капитане Венчине, который

приятельствовал с Барановым и оказывал тому разные мелкие услуги.

Это, однако, лишь единичные примеры доброжелательности между русскими и

американцами на краю света. Резанов неоднократно выражал желание выдворить всех

иностранцев за пределы владений РАК. Аргументировал он это двумя способами. Во-первых, -

и это предсказуемо, - по мнению российского чиновника, присутствие зарубежных судов

981 Николай Резанов — Министру коммерции России графу Н. П. Румянцеву, 14 (26) июня 1806 года.

URL: https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html (дата обращения: 30.08.2019). 982 Там же. 983 Там же.

233

неизбежно могло привести к увеличению конкуренции и уменьшению прибыли Компании.

Также это бы способствовало установлению более спокойных отношений с индейцами.

Во-вторых, - и вот этот аргумент кажется более любопытным, - Резанов попросту

стыдился состояния факторий РАК и не хотел показывать их плачевного состояния иностранцам

(в первую очередь, д’Вулфу и Лангсдорфу):

Между тем скажу я, что неоднократно находил я г. Баранова в горьких слезах от того

только, что зимующий здесь в порте бостонский капитан и доктор мой нашли здесь пьяную

республику тогда, когда Государь, что известно им, желая образовать области и прислал меня

уполномоченным. Бога ради приступите скорее к порядку, убедитесь, что не рано. Истинно нет

сил удержать буйства, и мы лишимся Америки984.

Весной, когда д’Вулф уже собирался отбыть из Русской Америки, он просил себе

отдельное судно, обещая, что доведет сам его в целости и сохранности. «Я согласился на то, -

пишет Резанов, - знав, что Вульф, видев наших офицеров, бежит всякого с ними неудовольствия.

Стыдно столь неприятное заключение иностранных, но между тем они правы. Доктор мой также

пожелал возвращаться в Россию на «Ростиславе», зимовка их здесь с Вульфом подружила и я

весьма рад был, что в экспедиции моей не будет ни одного иностранца свидетелем; но я из опыта

скажу Вашему Сиятельству, что никогда их посылать не должно…»985.

В чем могли лежать причины желания Резанова изолировать Русскую Америку от

посторонних глаз? Вполне может быть, что речь шла не только о стыде, личном человеческом

чувстве, но и желании сохранить высокий статус всего государства. Новости даже в начале XIX

в. могли расходиться быстро. Фактическое плохое состояние российских колоний в Америке шло

вразрез с пропагандой, где, наоборот, управление факториями РАК восхвалялось986.

И позднее у путешественников возникали вопросы к тому, как Компания ведет свои дела.

Например, капитан Головнин, во время своего второго путешествия в Русскую Америку в 1818

г. указывал на все такое же бедственное положение промышленников, постоянное недоедание и

неспособность конкурировать с бостонцами987. А на недостаток нравственности, который застал

Резанов, сетовал спустя 20 с лишним лет Ф. Литке. Как и камергер, причиной несоответствия

русских колоний европейскому имиджу он видел в удаленности от цивилизации: «Почта

984 Николай Резанов — Директорам РАК, 6 ноября 1805 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/06-11-1805.html (дата обращения: 30.08.2019). 985 Николай Резанов — Министру коммерции России графу Н. П. Румянцеву, 14 (26) июня 1806 года.

URL: https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html (дата обращения: 30.08.2019). 986 См. например: Дух журналов. 1819. Часть XXXVII, Кн. 23. С. 486. 987 Головнин В.М. Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе «Камчатка». М.: Мысль,

1965. URL: http://az.lib.ru/g/golownin_w_m/text_0020.shtml (дата обращения: 01.09.2019).

234

получается один раз в год, с судами, приходящими из Охотска в августе и сентябре и

привозящими с собой письма, журналы и людей, вновь определившихся на службу. Это важное

событие приводит все в движение на несколько недель. Другая важная эпоха (в апреле) есть

отправление судов в Охотск, ответы на письма, выезд отслуживших сроки и пр. Прибытие прямо

из Европы военного или компанейского судна - праздник, случающийся не всякий год»988.

Таким образом, Русская Америка в действительности была краем света. Ничейная земля,

где формально власть было у россиян, но фактически под реальным контролем были только

населенные пункты. Встреча трех культур на этой периферии просвещенного мира

оборачивается выстраиванием сложной модели общества, где все «ступени цивилизации»,

обычно растянутые во времени и пространстве, можно было наблюдать в одном хронотопе.

Реальное столкновение американцев и русских с инонациональным «Другим» повлекло

за собой трансформацию предзнания, которое формировалось на основе европейского

ориенталистского дискурса.

Российские путешественники, которые приезжали в США, испытывали двойственные

чувства. С одной стороны, их поражала энергичность и деловитость американцев. Именно эти

качества позволили стране за короткий срок сделать столь быстрый рывок в своем развитии.

Однако, с другой стороны, американцы представали слишком помешанными на деньгах и

коммерции. Российским наблюдателям было непривычно наблюдать за деловой хваткой жителей

США, и они осуждали их скопидомство.

Политические свободы Америки еще начиная с революции 1775-1783 гг. считались в

России главным ее достоинством. Отечественные публицисты восторгались лидерами Войны за

независимость и политическими деятелями страны. Однако, как выяснилось, свобода тоже имеет

свою цену. Российские путешественники не могли привыкнуть к бурной гражданской жизни в

США: борьбе партий, открытым (и агрессивным) дискуссиям на актуальные темы, почти

неприкрытой взаимной ненависти федералистов и демократов. Все это казалось странным и

неуместным. Намного более уютным и цивилизованным казался общественный консенсус,

который был в России.

Однако, американские свободы все же имели и положительные стороны. Например,

россияне отмечали в США беспрецедентную религиозную терпимость. При этом, свобода

вероисповедания не означала автоматически свободу от предрассудков и парадоксально

сочеталась с узкостью мышления.

988 Литке Ф.П. Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану. М.: Дрофа, 2008. С. 599.

235

Несмотря на то, что по Конституции объявлялось, что все люди рождены равными, на деле

это оказалось не так. Американское рабство в США осуждалось российскими

путешественниками, как несомненно варварский институт. При этом, сами рабовладельцы

напоминали им русских помещиков. Однако, сама по мысль о культурном и интеллектуальном

неравенстве негров и белокожих не казалась дикой. Россияне сторонились афроамериканцев,

находя их быт и практики странными и нецивилизованными.

В целом, путешественники из России в Америке чувствовали себя явно не в своей тарелке.

Эта страна была слишком шумной и энергичной, люди слишком заносчивыми, а общая

атмосфера – холодной. Америка обещала материальное развитие, в то время как

путешествующие россияне желали духовного обогащения.

Граждане Соединенных Штатов, оказываясь в России, обнаруживали, что эта страна

намного более сложна для анализа, чем они предполагали. Ключевым конструктом, с

использованием которого путешественники пытались объяснить увиденные ими явления, был

образ «ширмы» или «фасада». Ведя свою родословную от знаменитых «Потемкинских

деревень», он репрезентировал всю страну своего рода огромным театром, на сцене которого

поставлен спектакль, имитирующий европейский образ жизни, но за кулисами которого

сохранялись азиатские (варварские) практики.

Санкт-Петербург являлся той самой главной сценой. Столица Российской империи,

получившая немецкое имя, застроенная по европейским лекалам европейскими же

архитекторами, служила парадным фасадом для всех иностранцев, приезжавшим в Россию.

Местные жители в полной мере ощущали себя людьми Запада, разделяя европейские ценности и

ведя соответствующий образ жизни. Одесса в репрезентации американцев оказывается

уменьшенной копией столицы. Оба этих города были основаны «по мановению руки» монархов

- Петра I и Екатерины II – и выполняли важную функцию, являясь «окнами в Европу»:

соответственно северную и южную. Ну и не стоит отметать схожесть легенд о предыстории

городов: на месте обоих из них находили лишь несколько рыбацких лачуг.

Американские путешественники, взяв на вооружение «ширму» как объяснительную

модель при своем анализе увиденного в России, пытались обнаружить Азию и в самом

Петербурге. Однако, если двойственность образа в целом европейской столицы страны

объяснялась влиянием оставшейся части России, то Москва в самом деле представала своего рода

котлом, где невообразимым образом оказались намешаны русские, татарские, немецкие и

итальянские элементы. Именно в Москве американцы пытались найти истинный русский

«характер», который оказался практически задвинут за западный фасад Петербурга. Еще более

азиатским и американцам казался Киев. Здесь уже не было почти ничего, что бы напоминало о

Европе.

236

Американское рабство было, пожалуй, единственным моментом, смущавшим

путешественников из США при сопоставлении Россию и своей родины. И в самом деле, как

может такая передовая страна как Америка иметь почти такой же элемент общественного строя

как отсталая (или по крайней мере отстающая) Российская империя?

На рубеже XVIII-XIX вв. двое американцев – Дж. Ледьярд и Дж. д’Вулф – пересекли

Сибирь. Представления первого из об азиатской части России в целом транслировали идеи

европейского ориенталистского дискурса, в рамках которого он пытался применить стадиальную

теорию развития цивилизаций на сибирском материале. Но, как американец, он понимал, что

США и Россия во многом похожи. В обеих странах есть свои татары, продолжается

колонизация и, следовательно, цивилизация отсталых народов, а просторы еще не освоенных

пространств поражают воображение. Исследование Сибири для русских есть исследование

Дикого Запада для американцев.

Совсем по-иному воспринималась азиатская Россия капитаном Джоном д’Вулфом. Он не

обращал большого внимания на татар и калмыков, главной его целью было не проведение

этнографического исследования, а достижение офиса главного правления РАК в кратчайший

срок. Тем не менее, это не помешало ему оставить несколько интересных замечаний о стране.

Путешествие д’Вулфа может быть рассмотрено как исключительный пример влияния

раннемодерного мира на транснациональную коммерцию. Американец, намеревавшийся после

остановки в Новоархангельске дойти до Кантона, внезапно оказался в Сибири, пересекая ее с

востока на запад. Ее бескрайние просторы напоминали обманчиво однообразное морское

пространство, а встречавшиеся города встречали гостеприимством и многочисленными

расспросами, которые смущали. В этих условиях д’Вулф оказывался между несколькими

степенями цивилизации: он был явно выше обычных русских, которые сопровождали его, и

увиденных по пути почтовых чиновников, но ниже местных аристократических элит. Незнание

русского или французского языков и не самое высокое происхождение ставили американца в

сложное положение. Он был радушно принят во всех губернских городах, однако воспринимался

не как официальное лицо, а как в своем роде экзотика. Наблюдатель сам становится

наблюдаемым.

Совершенно особым пространством встречи для россиян и американцев в начале XIX в.

было северо-западное побережье Америки. Хотя формально эти территории принадлежали

России, в ментальной географии они представали ничейным пространством, краем Земли,

далеком от какой бы то ни было цивилизации. Именно в таком странном месте сталкивались

несколько социальных и этнических групп.

Во-первых, это были американские туземцы, которые рассматривались и русскими,

американцами как Благородные Дикари, живущие в гармонии с окружающим миром. Они

237

опасны, хитры и ленивы, однако просты в общении и, словно дети, тянутся к знаниям и

западному образу жизни.

Во-вторых, - простые русские, которых Просвещение едва коснулось. Считалось, что они

не обладали всеми качествами истинно цивилизованного человека. Представляя интересы

великой империи, они, тем не менее, могли себе позволить нарушать дисциплину, бунтовать

против правителя и проводить дни за бутылкой чего-то горячительного. В глазах Резанова,

Лангсдорфа и д’Вулфа эти качества определенно делали их людьми второго сорта.

И, наконец, в-третьих – руководство Российско-Американской компании и образованные

морские офицеры, представляющие империю. В действительности эти люди были

космополитами, которых даже внешне сложно идентифицировать как русских. В некотором

смысле даже их присутствие в русских факториях похоже на чудо: до того они выделяются на

фоне дикости едва освоенных островов близ северо-запада американского континента.

Что же касается граждан Соединенных Штатов, то здесь их статус оказывается

амбивалентным. В своих собственных глазах они являются носителями просвещения и

цивилизации. В глазах русских офицеров и чиновников – едва ли отличимы от преступников,

авантюристов и проходимцев.

238

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование, проведенное на основе избранной методологии, позволило сделать

следующие выводы.

Во-первых, несмотря на разницу политических систем и традиций развития США и

Российская империя в последней четверти XVIII – первой трети XIX вв. решали во многом

сходные задачи. Общей чертой внешней политики обоих государств являлась колониальная

экспансия. Если американцы начинали осваивать Запад, направляясь к Тихому океану, то

российское правительство осуществляло «внутреннюю колонизацию» на востоке страны: в

Сибири и Русской Америке.

Американцы, побывавшие в неевропейских частях России, в своих травелогах

конструировали увиденное ими в рамках колониального дискурса. Дж. Ледьярд в конце XVIII в.

проводил прямые параллели между российскими татарами и американскими индейцами,

задаваясь вопросом о возможностях их полной цивилизации. А морской купец Дж. д’Вулф

воспринимал сибирские леса как своего рода тихий, «извечный» океан, где ничто не меняется.

Россияне не имели возможности своими глазами увидеть Дикий Запад, однако это не

мешало им наблюдать за продвижением Соединенных Штатов к Тихому океану посредством

прессы. Колонизация Запада служила важным доказательством успеха американского

модернизационного проекта и позволяла предположить, что влияние США может

распространиться на весь континент.

Сходства процессов колонизации России и США были очевидны для современников и

создавали предпосылки для формирования взаимного образа дружественного «Другого»,

тиражированию которого способствовало то, что имперские интересы двух стран в

рассматриваемый период нигде прямо не сталкивались.

Во-вторых, успехи имперских проектов обоих государств в конце XVIII - начале XIX

столетий в значительной степени определяли их место в своеобразной международной табели о

рангах, а потому оказывали непосредственное влияние на формирующиеся национальные

концепции. В России просвещенная элита начинала постепенно осознавать историческую и

культурную инаковость русских по сравнению с европейцами. В значительной степени это было

связано с ускорением процесса модернизации, начавшимся в эпоху атлантических революций.

Быстрые социальные изменения на Западе, либерализация политических режимов, появление

политической нации превращали вчерашних российских либералов в консерваторов, что

создавало предпосылки для формирования представлений об «особом пути» развития страны. В

свою очередь, американские интеллектуалы, пережив опыт жарких межпартийных дискуссий

рубежа XVIII-XIX вв. и войны 1812-1814 гг., искали и находили подтверждения национальной

«исключительности» в том, что республиканский эксперимент в США так и остался уникальным

в своем роде.

239

Как видно, в обоих случаях конституирующим «Другим» для воображаемых наций

являлась Западная Европа. Революционные события во Франции, вызванные ею социально-

политические изменения, а также Наполеоновские войны определяли как основные векторы

внешней политики России и США, так и сценарии дискуссий о национальным характере.

Ощущение периферийности по отношению к Западной Европе объединяло русских и

американцев. Оценивая успехи и неудачи своих модернизационных проектов, интеллектуалы

Североамериканской республики и Российской империи неизбежно сравнивали их с

воображаемым «центром» цивилизованного мира рубежа XVIII-XIX вв. Объектами сравнений

становились особенности национального развития: политическое устройство, степень

образованности населения, зрелость гражданского общества, размер государства и его влияние

на другие страны и колонизируемые им народы. Как ни странно, но друг в друге образованные

россияне и американцы находили примеры умеренности и стабильности в противовес

раздираемой конфликтами и социальными революциями Западной Европе. Таким образом,

обращение к опыту дружественного заокеанского «Другого» и обнаружение параллелей в

процессах нациестроительства становились одним из аргументов для подтверждения своего

статуса «модерной» державы.

В-третьих, представления о России в США формировались под влиянием европейского

ориенталистского дискурса, который эссенциализировал отсталость империи Романовых. При

этом они не были однозначными, что объяснялось двумя причинами.

1. Образ Российской империи в США в последней четверти XVIII – начале XIX в. только

начинал складываться. В действительности, о ней мало что знали. Попытки сконструировать

позитивный имидж страны, которые были предприняты российскими дипломатами в

Соединенных Штатах в эпоху Наполеоновских войн, привели к первому использованию

«русской карты» в американской партийно-политической дискуссии, а также способствовали

интеграции модернизационного дискурса в дискурс идентичности. В результате, образ России

конструировался в рамках бинарных оппозиций: «цивилизация vs варварство», «прогресс vs

отсталость», «республиканизм vs абсолютизм», «свобода vs деспотизм». Именно сквозь призму

этих дихотомий оценивались как современное состояние Российской империи, так и

перспективы ее развития.

2. В глазах побывавших в России американцев она выглядела огромной «потемкинской

деревней», прикрытой «фасадом» цивилизации. Страна представала огромным театром, на сцене

которого разыгрывался спектакль, имитирующий европейский образ жизни, в то время как за

кулисами сохранялись азиатские (варварские) практики.

Тем не менее, признать Россию частью воображаемого «отсталого» Востока мешало бурное

развитие страны и крепостное право, напоминавшее американцам о собственном институт

несвободы в его соотношении с модернизационным проектом.

240

В-четвертых, парадоксы в конструировании «Другого» можно заметить и в том, как

формировались представления о США в России.

Этот процесс по времени совпал с началом поисков российскими интеллектуалами

национальной идентичности и «особого пути». Их размышления о «старой» и «новой» России,

особенностях языка, культуры, политического строя и колониального строительства неизбежно

вели к проведению параллелей между своей страной и молодыми Соединенными Штатами, а не

с дряхлеющей Европой.

Таким образом, представления россиян об американцах формировались под влиянием и в

контексте размышлений о чертах собственного национального характера. На фоне раздираемого

противоречиями Старого Света США уже в начале XIX в. представали на страницах российской

прессы перспективной и амбициозной страной, а ее будущее казалось безоблачным.

Однако, все те качества, которые им приписывались и которые считались наглядными

примерами успеха американского модернизационного проекта, отчасти нивелировались

посредством обнаружения присущих им недостатков. В результате непосредственного

знакомства с реалиями развития «Другого» религиозная и культурная терпимость американцев

оборачивалась фанатизмом и слепой верой в предрассудки. Коммерческие достижения

трактовались как следствие чрезмерной любви к деньгам и меркантильности. А главным

парадоксом заокеанского общества становилась политическая свобода. Ее преимущества были

не очевидны, поскольку, с одной стороны, она вела к ожесточенным межпартийным спорам,

раскалывая общество (что отчетливо напоминало о Европе), а с другой, совмещалась с

сохранением института рабства. В итоге, консервативным российским наблюдателям

американцы казались слишком холодными, поверхностными и эгоистичными. Эти качества

контрастировали с конструируемые чертами русской нации, имеющей глубокую историю и

богатой духовно.

Таким образом, США уже в эпоху формирования русской «Я»-концепции играли роль

своего рода кривого «зеркала» России. Рассматривая в нем недостатки «Другого» можно было

более отчетливо увидеть собственные достоинства.

В-пятых, ментальное и реальное движение США и Российской империи навстречу друг

другу смыкалось на северо-западном побережье Тихого океана. Здесь, в Русской Америке,

происходила встреча двух наций лицом к лицу, а также с аборигенным населением, что

усложняло схему взаимных репрезентаций.

Российские и американские путешественники рассматривали Русскую Америку как

«ничейное» пространство, которое еще только следовало цивилизовать. Несмотря на ее

политическую принадлежность Российской империи в репрезентациях путешественников ничто

о ней не напоминало. Оценивая себя и окружающих в этом далеком месте, они невольно

конструировали сложную схему устройства колонизируемого социума.

241

В рамках распространенных представлений эпохи модерна о мировом прогрессе как

последовательности ступеней цивилизации выстраивалась сложная трехчастная социальная

структура. На верхней ступени располагались просвещенные российские аристократы

(чиновники и морские офицеры) и американские купцы, на средней – полуобразованные

сибирские промышленники, а на нижней – дикие местные индейцы.

В итоге образы Русской Америки в представлениях путешественников из России и США

наглядно иллюстрируют сложность и неоднозначность «имперской ситуации», которую

невозможно проанализировать сквозь призму простой дихотомии «колонизаторы vs

колонизуемые».

В целом, опыт исследования репрезентаций показал, что и русские, и американцы в

последней четверти XVIII – первой трети XIX в. формировали взаимные представления о

дружественном «Другом», чему способствовали два условия. Во-первых, Западная Европа

играла роль конституирующего «Другого» для обеих стран, являясь ориентиром для российских

и американских интеллектуалов, своеобразной ролевой моделью правильного и неправильного

политического поведения. В период бурных атлантических революций, слома Вестфальской

системы международных отношений и формирования Венской Россия и США, несмотря на

противоположность политических режимов, обнаруживали между собой больше сходств, чем

различий. Во-вторых, имперские интересы двух стран в тот период нигде не сталкивались

напрямую. Отсутствие принципиальных противоречий и благоприятная для налаживания

коммерческих и политических связей международная обстановка вели к тому, что очевидные

различия между государствами и «Я»-концепциями уходили на второй план.

Однако, как показали последующие события, несовместимость имперских проектов в итоге

возобладала. Определенные предпосылки к этому можно наблюдать и в рассматриваемый

период. Российские офицеры, такие как Д.И. Завалишин и Ф.П. Врангель, наблюдая за

американской колонизацией Дикого Запада, усматривали в ней причину будущего столкновения

интересов США и России. В то же время, американские интеллектуалы-националисты вроде Р.

Уолша видели в российской абсолютной монархии реальную и очень неудобную альтернативу

американского республиканизма в качестве политического «мейнстрима» будущего.

242

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

I. Источники

1. Архивные материалы

Российский государственный исторический архив (РГИА)

Ф. 13. Департамент министра коммерции. Оn. 1. Д. 382; Оп. 2. Д. 1128, 1156.

Ф. 18. Департамент мануфактур и внутренней торговли министерства финансов. Оп. 5. Д. 1199,

1201, 1214, 1219, 1276.

Российский государственный архив военно-морского флота (РГАВМФ)

Ф. 205. Канцелярия начальника Морского штаба его императорского величества. Оп. 1. Ед. хр.

107.

Ф. 243. Управление главного командира черноморского флота и портов Черного моря г.

Николаев, с 1900 г. - г. Севастополь (1785-1908 гг.). Оп. 1-1. Ед. хр. 834, 1251.

Ф. 315. Материалы по истории русского флота. Коллекция. Оп. 1-1. Ед. хр. 123.

2. Публикации документов официального происхождения: международно-правовые

акты, отчеты и записки, выступления официальных лиц, дипломатическая переписка

1. Акт Священного Союза, 26 сентября (14 сентября ст.ст.) 1815 г. // Полное собрание

законов Российской империи. Собрание первое. Том 33. 1815-1816. СПб., 1830. URL:

https://runivers.ru/doc/d2.php?CENTER_ELEMENT_ID=147869&PORTAL_ID=7146&SEC

TION_ID=6778 (дата обращения: 17.09.2019).

2. Врангель В.Ф. Предварительный отчет Главному правлению Российско-Американской

компании о переговорах в Мексике // Шур Л.А. К берегам Нового Света: Из

неопубликованных записок русских путешественников начала XIX века. М. Наука.

1971. С. 260-262.

3. Дж. Вашингтон – Моррису, 13 октября 1789 // Ландауэр Г. Письма о французской

революции. М.: Издательство «Прометей», 1925. C. 209.

4. Завалишин Д.И. Из показаний лейтенанта Д.B. Завалишина Следственному комитету о

деятельности в Калифорнии. С.-Петербург, 29 июня 1826 г. // Россия в Калифорнии:

Русские документы о колонии Росс и российско-калифорнийских связях, 1803-1850: В

2-х тт. / сост. и подгот. А.А. Истомина, Дж. Р. Гибсона, В.А. Тишкова. М.: Наука, 2005.

Т.1. С. 572-577.

243

5. Иеромонах Гедеон. Описание деятельности Гедеона на Кадьяке // Записки иеромонаха

Гедеона о кругосветном путешествии и Русской Америке. URL:

https://rezanov.krasu.ru/commander/gedeon3.php (дата обращения: 30.08.2019).

6. Иеромонах Гедеон. Описание о. Кадьяк и этнографические сведения о его коренном

населении // Записки иеромонаха Гедеона о кругосветном путешествии и Русской

Америке. URL: https://rezanov.krasu.ru/commander/gedeon2.php (дата обращения:

26.08.2019).

7. Миддлтон Г. Донесения // Бушкович П. Генри Миддлтон и восстание декабристов. Ч. 1-

2 // Родина. 2015. №4(415). URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата

обращения 08.09.2019).

8. Николай Резанов — Директорам РАК, 6 ноября 1805 года. URL: https://america-

xix.org.ru/library/rezanov-letters/06-11-1805.html (дата обращения: 30.08.2019).

9. Николай Резанов — Министру коммерции России графу Н. П. Румянцеву, 14 (26) июня

1806 года. URL: https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html (дата

обращения: 30.08.2019).

10. Николай Резанов — Письмо директорам РАК, 15 февраля 1806 года. URL:

https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/15-02-1806.html (дата обращения:

30.08.2019).

11. Николай Резанов — Письмо Министру коммерции России графу Н.П. Румянцеву 14 (26)

июня 1806 года. URL: https://america-xix.org.ru/library/rezanov-letters/rumyantsev.html

(дата обращения: 26.08.2019).

12. Полетика П.И. Обзор внутреннего положения Соединенных Штатов Америки и их

политических отношений с Европой. URL: https://america-xix.org.ru/library/poletika-

memoire/12-04-1820.html (дата обращения: 14.08.2019).

13. Полетика П.И. Состояние общества в Соединенных Американских Областях. URL:

https://america-xix.org.ru/library/poletika-american-society/ (дата обращения: 14.08.2019).

14. Dana F. Reflections to Refute the Assertion of the British that the Independence of the United

States Will Be Injurious to the Commercial Interests of the Northern Nations, and of Russia in

Particular // The Revolutionary Diplomatic Correspondence of the United States. Vol. V.

Washington: Government Printing Office, 1889. P. 529-531.

15. Jefferson Th. First Inaugural Address. In the Washington, D.C. Wednesday, March 4, 1801.

URL: http://www.bartleby.com/124/pres16.html (дата обращения 17.09.2019).

16. Thomas Jefferson to George Washington, 9 September 1792 // Founders Online. URL:

https://founders.archives.gov/documents/Jefferson/01-24-02-0330 (дата обращения

11.09.2019).

244

17. Washington G. Transcript of President George Washington's Farewell Address. 19th

September, 1796 // Our Documents. URL:

https://www.ourdocuments.gov/doc.php?flash=false&doc=15&page=transcript (дата

обращения: 14.05.2020).

3. Дневники, мемуары и эпистолярные источники

18. Головнин В.М. Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе «Камчатка».

М.: Мысль, 1965. - 384 с.

19. Давыдов Г.И. Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и

Давыдова, писанное сим последним. Ч.2. СПб.: Морская типография, 1810. – 254 с.

20. Записки Николая I о вступлении на престол // Междуцарствие 1825 года и восстание

декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л.: Гос. изд-во (Тип.

Печатный двор), 1926. С. 9-35.

21. Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на корабле

«Нева». М.: Дрофа, 2008. – 350 с.

22. Литке Ф.П. Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану. М.: Дрофа,

2008. – 1036 с.

23. Паулсон С.Е. Александр I, его двор и высший свет взглядом жены американского

посланника: «Приключения никого» Луизы Кэтрин Адамс // Американский ежегодник

2014. М.: Ленанд, 2014. С. 286-298.

24. Свиньин П.П. Американские дневники и письма (1811–1813). М.: Издательский дом

«Парад», 2005. - 559 с.

25. Сегюр Л.-Ф. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II // Россия

XVIII в. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1989. С. 313-456.

26. Adams J.Q. Memoires of John Quincy Adams. / Ed. by Ch. F. Adams: In 12 vol. Vol. 2.

Philadelphia: Lippincott & Co. 1874. – 664 p.

27. Bayard J.E. Papers of James E. Bayard, 1796-1815 / ed. by Elizabeth Donnan. Washington,

1915. - 539 p.

28. Clarke Е.D. Travels in Various Countries of Europe, Asia and Africa. Vol. I. London: T.

Cadell and W. Davies, 1810. 1 ed. – 759 p.

29. D’Wolf J. A Voyage to the North Pacific and a Journey through Siberia more than Half a

Century Ago. Cambridge, MA: Welch, Bigelow, and Company, 1861. – 160 p.

30. Gallatin J. Diary of James Gallatin, secretary to Albert Gallatin, the. Popular edition. / ed. by

Count Gallatin; with an introduction by Viscount Bryce. London: William Heinemann, 1916.

– 354 p.

245

31. Jordan W.T. Diary of George Washington Campbell, American Minister to Russia, 1818-1820

// Tennessee Historical Quarterly. 1948. Vol. 7. No. 2. P. 152-170.

32. Jordan W.T. Diary of George Washington Campbell, American Minister to Russia, 1818-1820

(continued) // Tennessee Historical Quarterly. 1948. Vol. 7. No. 3. P. 259-280.

33. Langsdorf G.H. von. Voyages and Travel in Various Parts of the World, the Years 1803, 1804,

1805, 1806, and 1807. Part II. London, 1814. – 393 p.

34. Ledyard J. The Last Voyage of Captain Cook: The Collected Writings of John Ledyard / Ed.

by James Zug. Washington, DC: National Geographic Books, 2005. – 304 p.

35. Prince N.A. Narrative of the Life and Travels of Mrs. Nancy Prince. Boston. 1853. – 102 p.

36. Stephens J.L. Incidents of Travel in Greece, Turkey, Russia, and Poland. Edinburgh: William

and Robert Chambers. 1839. – 114 p.

37. Wikoff H. The Reminiscences of an Idler. NY: Fords, Howard & Hulbert. 1880. – 596 p.

4. Публицистика и труды современников

38. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. – 703 с.

39. Джефферсон Т. Автобиография. Заметки о штате Виргиния / сост. А. А. Фурсенко. Л.:

Наука, 1990. - 317 с.

40. Дидро Д. Собрание сочинений в 10 томах. Т. X. Rossica: Произведения, относящиеся к

России. М.: ОГИЗ, 1947. – 568 с.

41. Карамзин H.M. История государства Российского. 1843; репринт, изд. М., 1989. Т. 9.

URL: http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_1090.shtml (дата обращения: 14.08.2019).

42. Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском

отношениях. М.: Наука, 1991. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/karamzin.htm (дата

обращения: 14.08.2019).

43. Каржавин Ф.В. Вожак, показывающий путь к лучшему выговору букв и речений

французских. СПб., 1794.

44. Каржавин Ф.В. Новоявленный ведун, поведующий гадание духов. СПб., 1795.

45. Кревекер С.Д. де. Письма американского фермера // Брэдфорд У. История поселения в

Плимуте; Франклик Б. Автобиография. Памфлеты; Кревекер Сент Джон Де. Письма

американского фермера. М.: Худож. Лит., 1987. – С. 531-709.

46. Кюстин А. де. Николаевская Россия. М.: АСТ, 2008. – 420 с.

47. Монтескье Ш. О духе законов, кн. 15, гл. VI. // Wikisource. URL:

https://ru.wikisource.org/wiki/О_духе_законов_(Монтескьё/Горнфельд)/Книга_пятнадцат

ая#Глава_VI._Истинный_источник_происхождения_рабства (дата посещения:

17.09.2019)

246

48. Пейн Т. Избранные сочинения. М.: Издательство Академии Наук СССР, 1959. – 424 с.

49. Полетика П. Observations on the First Volume of Dr. Clarke's Travels in Russia, Tartary and

Turkey. By a Russian // The American Review. 1812. Vol. III. No. V. P. 76-120.

50. Ростопчин Ф.В. Замечание графа Ф.В. Ростопчина на книгу г-на Стройновского //

Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете

(ЧОИДР). М.: Университетская типография, 1860. Кн. II. Отд. V. С. 203-217.

51. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: КАНОН-пресс, Кучково поле,

1998. - 416 с.

52. Свиньин П.П. Взгляд на Республику Соединенных Американских Областей. СПб.: в

типографии Ф. Дрекслера, 1814. – 65 с.

53. Свиньин П.П. Поездка в Грузино // Аракчеев: свидетельства современников. М.: Новое

литературное обозрение, 2000. URL: http://az.lib.ru/s/swinxin_p_p/text_0050.shtml (дата

обращения: 04.02.2020).

54. Татищев В.Н. Избранные произведения. Л.: Наука, 1979. – 464 с.

55. Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. – 554 с.

56. Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея: Пер. с англ.

/ Под общ. ред., с предисл. Н.Н. Яковлева, коммент. О.Л. Степановой. М.: Издательская

группа «Прогресс» – «Литера», 1993. – 592 с.

57. Шатобриан Ф.Р. де. Замогильные записки. М: Изд. имени Сабашниковых, 1995. – 736 с.

58. Юм Д. Исследование о человеческом познании // Сочинения. В 2 томах. М.: Мысль,

1996. Т. 2. – 800 с.

59. Clay H. Works of Henry Clay Comprising his Life, Correspondence and Speeches. / Ed. by C.

Colton. Vol. 5. NY: Henry Clay Publishing Company, 1896. – 660 p.

60. Correspondence Respecting Russia. Between Robert Goodloe Harper, Esq., and Robert Walsh,

Jun., Together with the Speech of Mr. Harper, Commemorative of the Russian Victories,

Delivered at Georgetown, Columbia, June 5th, 1813, and An Essay on the Future State of

Europe. Philadelphia: William Fry, 1813. – 141 p.

61. Eustaphieve A. Reflections, Notes, and Original Anecdotes, Illustrating the Character of Peter

the Great. To which is Added a Tragedy in Five Acts, Entitled Alexis, the Czarewitz. Boston:

Munroe & Francis, 1812. – 216 p.

62. Eustaphieve A. Structures on “Correspondence respecting Russia” // Reflections On The War

of 1812, by Tchuykevitch, translated from the Russian by Mr. Eustaphieve, with Strictures on

The Correspondence Respecting Russia. Boston: Munroe & Francis, 1813. P. 59-124.

63. Eustaphieve A. The Resources of Russia, in the Event of a War with France; and an

Examination of the Prevailing Opinion Relative to the Political and Military Conduct of the

247

Court of St. Petersburgh, with a Short Description of the Cozaks. Boston: Munroe and Francis,

1812. – 52 p.

64. Jefferson T. The Writings of Thomas Jefferson, Vol. 5. Washington, DC: Taylor & Maury,

1853. – 634 p.

65. Pradt D. de. Les Trois âges des colonies, ou de leur état passé, présent et à venir, 2 vols. Paris:

Giguet, 1801–1802.

66. Svenin P. Sketches of Moscow and St. Petersburg Ornamented with Nine Coloured

Engravings, taken from Nature. Philadelphia: Thomas Dobson, 1813. – 52 p.

67. Walsh R. Appeal from the judgements of Great Britain respecting the United States of

America. Philadelphia: Mitchell, Ames, and White. 1819. – 512 p.

5. Тематические сборники опубликованных документов

68. Россия и США: становление отношений, 1765-1815. Сб. документов. / Сост. Н.Н.

Башкина, Н.Н. Болховитинов и др. М.: Наука, 1980. – 752 с.

69. The American Image of Russia. 1775-1917. / Ed. by E. Anschel. 1775-1917. NY: Ungar,

1974. – 260 p.

6. Исторические атласы и учебники географии

70. Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб.:

Императорская Академия Наук, 1799. В 4-х тт.

71. Ладыгин Д.М. Известие в Америке о селениях аглицких, в том числе ныне под

названием Соединенных провинций: Выбрано перечнем из новейших о том пространно

сочинителей. СПб.: Тип. Мор. кадет. корпуса, 1783. – 60 с.

72. Миллер Г.Ф. Описание Сибирского царства и всех произшедших в нем дел, от начала а

особливо от покорения его Российской державе по сии времена. СПб.: Императорская

Академия Наук, 1750. – 510 с.

73. Рейналь Г. Философическая и политическая история о заведениях и коммерции

европейцев в обеих Индиях / Пер. с франц. Ч. 1-6. СПб., 1805-1811.

74. Woodbridge W.C. A System of Universal Geography on the Principles of Comparison and

Classification. 2nd ed. Hartford: Oliver D. Cooke & Co., 1827. – 497 p.

7. Статистические материалы

75. Historical Statistics of the United States: Colonial Times to 1970. Bicentennial Edition, Part 1.

Washington, D.C.: Bureau of the Census, 1975. – 1298 p.

248

8. Художественная литература

76. Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый кит / пер. с англ. И.М. Берштейн. М.: Издательство

АСТ, 2016. – 640 c.

77. Пушкин А.С. Моя родословная // Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 т. Т.2. М.:

Государственное издательство художественной литературы, 1959. URL:

https://rvb.ru/pushkin/01text/01versus/0423_36/1830/0558.htm (дата обращения:

01.06.2020).

78. Радищев А.Н. Вольность // Радищев А.Н. Полное собрание сочинений. Т.1. М., Л.: Изд-

во Академии Наук СССР, 1938. С. 1-17.

79. Eustaphieve A. Alexis, the Czarewitz. A Tragedy. In Five Acts // Eustaphieve A. Reflections,

Notes, and Original Anecdotes, Illustrating the Character of Peter the Great. To which is

Added a Tragedy in Five Acts, Entitled Alexis, the Czarewitz. Boston: Munroe & Francis,

1812. P. 119-201.

9. Периодическая печать

Академические известия, 1781.

Вестник Европы, 1802-1829.

Дух журналов, 1815-1820.

Московские ведомости, 1779-1789.

Муза: ежемесячное издание на 1796 г.

Невский зритель, 1820.

Прибавление к Московским ведомостям, 1783-1784.

Русский инвалид или Военные ведомости, 1816.

Санкт-Петербургские ведомости, 1754-1803.

Северная почта или Новая Санкт-Петербургская газета, 1809-1818.

Соревнователь просвещения и благотворения, 1819-1821.

Сын отечества, 1813-1825.

American Annual Register for the Years 1827-8-9. N.Y.: E. & W.G. Blunt, 1830.

American Quarterly Review, 1826-1827.

American Review, 1812.

Cherokee Phoenix, 1828.

National Intelligencer, 1826-1827.

Niles’ Weekly Register, 1825-1826.

North American Review, 1827.

The Boston News-letter: and City Record, 1826.

249

The Enquirer, 1810.

The Port Folio, 1826.

The Telescope, 1826.

The United States Gazette, 1823.

Western Luminary, 1825-1826.

II. Литература

II.1. Статьи и монографии

1. Аверкиева Ю.П. Индейцы Северной Америки. М.: Наука, 1974. – 348 с.

2. Азизов У.Б. Конструктивизм в международных отношениях: интерпретация Николаса

Онуфа, Фридриха Кратохвила и Александра Вендта. СПб.: Алетейя, 2015. – 160 с.

3. Айрапетов О.Р. История внешней политики Российской империи. 1801-1914: в 4 т. Т. 1.

Внешняя политика императора Александра I. 1801-1825. М.: Кучково поле, 2017. – 605 с.

4. Алексеева Е.В. Европейская культура в имперской России: проникновение,

распространение, синтез. Екатеринбург: УрГИ, 2006. - 254 с.

5. Алентьева Т.В. Разящее оружие смеха. Американская политическая карикатура XIX века

(1800-1877). СПб.: Алетейя, 2020. – 474 с.

6. Алентьева Т.В. Роль общественного мнения в «джексоновскую эпоху» в США:

монография. 2-е изд., перераб. и доп. М.: ИНФРА-М, 2020. – 356 с.

7. Алентьева Т.В. Технологии «пиара» в Джексоновскую эпоху в США // Вестник

Челябинского государственного университета. 2015. № 5 (360). Филология.

Искусствоведение. Вып. 94. С. 47–52.

8. Алентьева Т.В., Тимченко А.И. Англо-американская война 1812-1815 гг. и американское

общество. СПб.: Алетейя, 2018. – 234 с.

9. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении

национализма. М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2001. – 288 с.

10. Артамонова Л. Просвещение и социальная эмансипация в представлениях элиты эпохи

Екатерины II: от «культурного шока» ‒ к модернизационным практикам // Quaestio

Rossica. 2019. №7(2). С. 525–538.

11. Арустамова А.А. Русско-американский диалог XIX века. Историко-литературный

аспект. Пермь: Пермский государственный университет, 2008. - 590 с.

12. Атнашев Т.М, Велижев М.Б. «Особый путь»: от идеологии к методу // «Особый путь»:

от идеологии к методу / Сост.: М.Б. Велижев, Т.М. Атнашев, А.Л. Зорин. М.: Новое

литературное обозрение, 2018. С. 9-35.

250

13. Атнашев Т.М. «Особый путь» развития России в 1830-е годы: Sonderweg, государство и

образованное общество // «Особый путь»: от идеологии к методу / Сост.: М.Б. Велижев,

Т.М. Атнашев, А.Л. Зорин. М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 106-140.

14. Баба Х. Мимикрия и человек. Двойственность колониального дискурса // Новое

литературное обозрение. 2020. №1(161). URL:

https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/161_nlo_1_2020/article/219

70/ (дата обращения: 18.04.2020).

15. Баталов Э.Я. Русская идея и американская мечта. М.: Прогресс-Традиция, 2009. - 384 с.

16. Башарова Г.Ф. «Теория ориентализма» Э. Саида: подход к осмыслению проблемы

Восток – Запад. URL:

http://www.idmedina.ru/books/materials/turkology/1/vostok_basharova.htm (дата обращения:

17.09.2019)

17. Белова О.В. Тело «инородца» // Тело в русской культуре. Сб. статей / Сост. Г. И.

Кабакова, Ф. Конт. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 147-160.

18. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии

знания. М.: «Медиум», 1995. — 323 с.

19. Берк П. Историческая антропология и новая культурная история // Новое литературное

обозрение. 2005. №75. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2005/5/istoricheskaya-

antropologiya-i-novaya-kulturnaya-istoriya.html (дата обращения: 17.09.2019).

20. Берк П. Что такое культуральная история? М.: Издательский дом ВШЭ, 2015. – 240 с.

21. Бернстайн Р. Восток, Запад и секс. История опасных связей. М.: Corpus, 2014. – 448 c.

22. Бинош Б. Новая европейская триада: Рим, Париж, Петербург // Центры и периферии

европейского мироустройства. М.: Политическая энциклопедия, 2014. С. 165-177.

23. Болховитинов Н.Н. Доктрина Монро: (Происхождение и характер). М.: ИМО, 1959. –

336 с.

24. Болховитинов Н.Н. За точное и документированное освещение жизни и деятельности

Ф.В. Каржавина // Вопросы истории. 1987. №12. С. 166-168.

25. Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. 1732-1799. М.: Международные

отношения, 1991. – 303 с.

26. Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения, 1815-1832. М.: Наука, 1975. - 626 с.

27. Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. 1775-1815. М.:

Наука, 1966. – 639 с.

28. Болховитинов Н.Н. США: проблемы истории и современная историография. М.: Наука,

1980. – 405 с.

251

29. Бондарева А. Литература скитаний // Октябрь. 2012. №7. URL:

https://magazines.gorky.media/october/2012/7/literatura-skitanij.html (дата обращения:

19.12.2017).

30. Бродская К.М., Ушаков В.А. Джордж Вашингтон в восприятии современников в России

// Труды кафедры истории нового и новейшего времени. 2008. № 2. / Сост. Б.П.

Заостровцев. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 108-166.

31. Брубейкер Р. Именем нации: размышления о национализме и патриотизме // Мифы и

заблуждения в изучении империи и национализма (сборник) / ред. Герасимов И.,

Могильнер М., Семенов А. М.: Новое издательство, журнал «Ab Imperio», 2010. С. 110-

130.

32. Брубейкер Р. Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма // Мифы и

заблуждения в изучении империи и национализма (сборник) / ред. Герасимов И.,

Могильнер М., Семенов А. М.: Новое издательство, журнал «Ab Imperio», 2010. С. 62-

109.

33. Брубейкер Р. Этничность без групп. М.: Издательский дом ВШЭ, 2012. — 408 с.

34. Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «идентичности» // Мифы и заблуждения в

изучении империи и национализма (сборник) / ред. Герасимов И., Могильнер М.,

Семенов А. М.: Новое издательство, журнал «Ab Imperio», 2010. С. 131-192.

35. Бурстин Д. Американцы: Колониальный опыт. М.: Прогресс, 1993. - 480 с.

36. Бурстин Д. Американцы: Национальный опыт. М.: Прогресс, 1993. - 618 с.

37. Бушкович П. Генри Миддлтон и восстание декабристов. Ч. 1-2 // Родина. 2015. №4(415).

URL: https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html (дата обращения 08.09.2019).

38. В поисках новой имперской истории // Новая имперская история постсоветского

пространства: Сборник статей (Библиотека журнала “Ab Imperio”) / Под ред. И.В.

Герасимова, С.В. Глебова, А.П. Каплуновского, М.Б. Могильнер, А.М. Семенова.

Казань: «Центр исследований национализма и империи», 2004. С. 7-33.

39. Валицкий А. В кругу консервативной утопии. Структура и метаморфозы русского

славянофильства. М.: Новое литературное обозрение, 2019. – 704 с.

40. Вацуро В.Э. Карамзин возвращается // Карамзин: Pro et contra / сост., вступ. ст. Л.А.

Сапченко. СПб.: РХГА, 2006. С. 726-745.

41. Вербилович О.Е. Теория коммуникативного действия: ключевые категории и

познавательный потенциал // Публичная сфера: теория, методология, кейс стадии. М.:

ООО «Вариант»: ЦСПГИ, 2013. С. 35-52.

42. Виницкий И.Ю. «Человек рассеянный». Alexis Eustaphieve (1799-1857) как

национальный проект // Новое литературное обозрение. 2014. №6 (130). URL:

252

https://magazines.gorky.media/nlo/2014/6/chelovek-rasseyannyj.html (дата обращения:

01.04.2020).

43. Виньковецкий И. Русская Америка: заокеанская колония континентальной империи,

1804–1867. М.: Новое литературное обозрение, 2015. – 320 с.

44. Вишленкова Е.А. Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не

каждому». М.: Новое литературное обозрение, 2011. – 384 с.

45. Власова М.А. К вопросу о сущности либеральной политики Эндрю Джексона // Новый

взгляд на историю США. Американский ежегодник 1992. М.: Наука, 1993. С. 116-135.

46. Вуд Г. Идея Америки: размышления о рождении США. М.: Издательство «Весь мир»,

2016. – 432 с.

47. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи

Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003. – 560 с.

48. Вульф Л. Размышления о Сибири и Тихоокеанском регионе: взгляд эпохи Просвещения

с периферии // Центры и периферии европейского мироустройства. М.: Политическая

энциклопедия, 2014. С. 178-191.

49. Гаджиев К.С. Сравнительный анализ национальной идентичности США и России. М.:

Логос, 2013. – 408 с.

50. Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс. 1991. – 126 с.

51. Гордин С. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. Л.: Лениздат, 1989. – 400 с.

52. Гринев А.В. Аляска под крылом двуглавого орла (российская колонизация Нового Света

в контексте отечественной и мировой истории). М.: Academia, 2016. – 590 с.

53. Гриффитс Д. Екатерина и ее мир: статьи разных лет. М.: Новое литературное обозрение,

2013. – 536 с.

54. Дичаров З. Необычайные похождения в России Джона Ледиарда – американца. СПб.:

Наука, 1996. – 172 с.

55. Доббин Ф. Формирование промышленной политики: Соединенные Штаты,

Великобритания и Франция в период становления железнодорожной отрасли. М.:

Издательский дом ВШЭ, 2013. – 368 c.

56. Долинин А.А. Гибель Запада: К истории одного стойкого верования // К истории идей на

Западе: «Русская идея». Сборник статей. СПб.: Издательство Пушкинского Дома, 2010.

С. 26–76.

57. Дружинин Н.М. Декабрист Никита Муравьев. М.: Изд. Всесоюз. о-ва политкаторжан и

ссыльнопоселенцев, 1933. – 403 с.

58. Дэвид-Фокс М. Модерность в России и СССР: отсутствующая, общая, альтернативная

или переплетенная? // Новое литературное обозрение. 2016. №4. URL:

253

https://magazines.gorky.media/nlo/2016/4/modernost-v-rossii-i-sssr-otsutstvuyushhaya-

obshhaya-alternativnaya-ili-perepletennaya.html (дата обращения: 07.05.2020).

59. Егерева Т. Русские консерваторы в социокультурном контексте эпохи конца XVIII –

первой четверти XIX вв. Чебоксары: Новый хронограф, 2014. – 416 с.

60. Жук С.И. Восприятие европейскими поселенцами колониального общества //

Американская цивилизация как исторический феномен. М.: Наука, 2001. С. 16-30.

61. Жук С.И. Первое религиозное «Великое Пробуждение» в Британской Америке //

Вопросы истории. 1997. № 6. С. 133-143.

62. Журавлева В.И. Изучение имагологии российско-американских отношений по обе

стороны Атлантики: итоги и перспективы // Американский ежегодник 2008/2009. М.:

Наука, 2010. С. 206-214.

63. Журавлева В.И. Понимание России в США. Образы и мифы. 1881-1914. М.: РГГУ, 2012.

– 1136 с.

64. Зорин А.В. Индейская война в Русской Америке. Русско-тлинкитское противоборство

(1741-1821). М.: Квадрига, 2017. – 376 с.

65. Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в

последней трети XVIII — первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение,

2004 – 416 с.

66. Зорин А.Л. Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца

XVIII – начала XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2016. – 568 с.

67. Иванян Э.А. Когда говорят музы. История российско-американских культурных связей.

М.: Международные отношения, 2007. – 432 с.

68. Измозик В.С. «Черные кабинеты». История российской перлюстрации. XVIII-начало XX

века. М.: Новое литературное обозрение, 2015. – 696 с.

69. Изобретение века. Проблемы и модели времени в России и Европе XIX столетия / ред. Е.

Вишленкова, Д. Сдвижков. М.: Новое литературное обозрение, 2013. – 368 c.

70. Исаев С.А. Миссурийский компромисс, 1819-1821 // Американский ежегодник 2005. М.:

Наука, 2007. С. 72-89.

71. Исаев С.А. Попытка российского посредничества в англо-американском конфликте

1812-1815 гг. // Российско-американские отношения: конец XVIII – начало XX вв.

Материалы международной научной конференции «200 лет российско-американских

отношений». Москва, 8-10 ноября 2007 г. / Отв. ред. М.М. Сиротинская. М.: ИВИ РАН,

2008. URL: http://america-xix.org.ru/library/isaev-mediation/ (дата обращения 17.09.2019)

254

72. Исторический курс «Новая имперская история Северной Евразии». Глава 8. Дилемма

стабильности и прогресса: империя и реформы, XIX век: Часть 1. Современная империя

в поисках нации // Ab Imperio. 2015. №2. С. 253-337.

73. История Русской Америки, 1732-1867, в трех томах / отв. ред. акад. Н.Н. Болховитинов /

Том I. Основание Русской Америки, 1732-1799, М.: Международные отношения, 1997. –

480 с.; Том II. Деятельность Российско-американской компании, 1799-1825, М.:

Международные отношения, 1999. – 472 с.; Том III. Русская Америка: от зенита к закату,

1825-1867. М.: Международные отношения, 1999. – 558 с.

74. История русской журналистики XVII–XIX веков / под ред. А.В. Западова. М.: Высшая

школа, 1973. URL: http://evartist.narod.ru/text3/01.htm (дата обращения: 24.05.2020).

75. История США. В 4-х томах. / отв. ред. Н.Н. Болховитинов. Т.1. М.: Наука, 1983. – 687 с.

76. Исэров А.А. США и борьба Латинской Америки за независимость 1815-1830. М.:

Русский фонд содействия образованию и науке, 2011. - 478 с.

77. Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М.: Новое

литературное обозрение, 1999. — 328 с.

78. Капалин Г.М. О причинах конфликта первых миссионеров на Аляске и администрации

Российско-Американской компании // Вестник Северного (Арктического) федерального

университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. №2. URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/o-prichinah-konflikta-pervyh-missionerov-na-alyaske-i-

administratsii-rossiysko-amerikanskoy-kompanii (дата обращения: 03.05.2020).

79. Каппелер А. Россия - многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. М.:

Прогресс-Традиция, 2000. – 342 с.

80. Киянская О.И. Южное общество декабристов: Люди и события: Очерки истории тайных

обществ 1820-х годов. М.: РГГУ, 2005. — 443 с.

81. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 2-х книгах. Книга 1. М., 2002.

М.: АСТ, Харвест, 2002. - 593 с.

82. Кобрин К. Разговор в комнатах: Разговор в комнатах. Карамзин, Чаадаев, Герцен и

начало современной России. М.: Новое литературное обозрение, 2018. – 224 с.

83. Козловский В.М. Император Александр I и Джефферсон. По архивным данным. //

Русская мысль. 1910. № 10. С. 79-95.

84. Коротеева В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М.: РГГУ, 1999. -

140 c.

85. Короткова С.А. Пацифизм квакеров и события в Филадельфии в 1776-1778 гг. //

Американистика: актуальные подходы и современные исследования. Межвуз. сб. науч.

тр. Курск: изд-во КГУ, 2013. С. 303-324.

255

86. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. Язык тела и естественный язык. М.: Новое

литературное обозрение, 2002. - 581 с.

87. Кудряшев К.В. Народная молва о декабрьских событиях 1825 г. // Бунт декабристов.

Юбилейный сборник. 1825-1925. Л.: Издательство «Былое», 1926. С. 311-323.

88. Курилла И.И. «Русские праздники» и американские споры о России в 1813 г. // Россия и

США: Познавая друг друга. Сборник памяти академика Александра Александровича

Фурсенко. СПб.: Нестор-История, 2015. С. 168-179. URL:

https://mybook.ru/author/sbornik-statej/rossiya-i-ssha-poznavaya-drug-druga-sbornik-pamyat/

(дата обращения: 25.04.2020).

89. Курилла И.И. Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов,

взаимо(не)понимания России и США. М.: Новое литературное обозрение, 2018. – 424 с.

90. Курилла И.И. Заокеанские партнеры: Америка и Россия в 1830–1850-е годы. Волгоград:

ВолГУ, Центр американских исследований «Americana», 2005. - 488 с.

91. Курилла И.И. Рабство, крепостное право и взаимные образы России и США // Новое

литературное обозрение. 2016. №6 (142). URL:

https://magazines.gorky.media/nlo/2016/6/rabstvo-krepostnoe-pravo-i-vzaimnye-obrazy-rossii-

i-ssha.html (дата обращения 01.08.2019).

92. Левитт М. Визуальная доминанта в России XVIII века. М.: Новое литературное

обозрение, 2015. – 528 с.

93. Леонтович В.В. История либерализма в России 1782-1914. Париж: YMCA-Press, 1980. —

562 с.

94. Ливен Д. Российская империя и её враги с XVI века до наших дней. М.: Европа, 2007. –

678 с.

95. Лилти А. Публичные фигуры: изобретение знаменитости (1750-1800). СПб.: Изд-во

Ивана Лимбаха, 2018. – 496 с.

96. Липпман У. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004.

– 384 с.

97. Лисицына Е.А. Медико-биологическое обоснование состояния российских городов в

трудах И. Я. Лерхе и Э. Д. Кларка // НП/NP. 2017. №1. URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/mediko-biologicheskoe-obosnovanie-sostoyaniya-rossiyskih-

gorodov-v-trudah-i-ya-lerhe-i-e-d-klarka (дата обращения: 01.04.2020).

98. Лотман Ю.М. К вопросу об источниковедческом значении высказываний иностранцев о

России // Избранные статьи: в 3 т. Таллин: Александра, 1993. Т. 3. С. 138-144.

99. Ляпунова Р.Г. Записки иеромонаха Гедеона (1803-1807) - один из источников по истории

этнографии Русской Америки // Проблемы истории и этнографии Америки. М.: Наука,

256

1979. URL: https://www.booksite.ru/fulltext/russ_america/04_44.html (дата обращения:

25.08.2019).

100. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. — 280 с.

101. Малиа М. Александр Герцен и происхождение русского социализма 1812-1855. М.:

Издательский дом «Территория будущего», 2010. – 568 c.

102. Малиа М. Локомотивы истории: революции и становление современного мира. М.:

РОССПЭН, 2015. – 405 c.

103. Миллер А.И. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического

исследования. М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 248 с.

104. Мильчина В.А. «Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России

при Николае I. М.: Новое литературное обозрение, 2017. – 488 с.

105. Мильчина В.А. Честный лжец (П. П. Свиньин. Американские дневники и письма (1811

— 1813)) // Отечественные записки. 2005. №5. URL:

https://magazines.gorky.media/oz/2005/5/chestnyj-lzhecz-p-p-svinin-amerikanskie-dnevniki-i-

pisma-1811-1813.html (дата обращения: 25.04.2020).

106. Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное

мнение России в начале XIX века. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1982. –

291 с.

107. Миньяр-Белоручев К.В. Реформы и экспансия в политике США (конец 1830-х –

середина 1840-х). М.: Издательский дом «Проспект-АП», 2005. – 176 с.

108. Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале

XIX в. М.: Наука, 1989. - 240 с.

109. Могильнер М. Homo imperii. История физической антропологии в России. М.: Новое

литературное обозрение, 2008. – 512 c.

110. Мэтьюз О. Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке. М.:

Бомбора, Эксмо, 2019. – 512 с.

111. Нечай С.Л. Внутренняя политика США и проблема партий в президентство Дж. Монро

(1817-1825 годы). Брянск: Курсив, 2015. – 232 с.

112. Нечкина М.В. Движение декабристов. Т. 2. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1955. – 504 с.

113. Нечкина М.В. Декабристы. М.: Наука, 1982. – 202 с.

114. Николюкин А.Н. Литературные связи России и США. М.: Наука, 1981. – 408 с.

115. Нитобург Э.Л. Негры США, XVII - начало ХХ века. М.: Наука, 1979. – 294 с.

116. Новая имперская история Северной Евразии. Часть 1: Конкурирующие проекты

самоорганизации: VII – XVII вв. / Под ред. И. Герасимова. Казань: “Ab Imperio”, 2017. -

257

364 с.; Часть 2: Балансирование имперской ситуации: XVIII - XX вв. / Под ред. И.

Герасимова. Казань: “Ab Imperio”, 2017. - 630 с.

117. Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских

идентичностей. М.: Новое издательство, 2004. - 336 с.

118. Окунь С.Б. Российско-американская компания. М.-Л.: Государственное Социально-

экономическое издательство, 1939. – 258 с.

119. Олейников Д.И. Классическое русское западничество. М.: Механик, 1996. – 164 с.

120. Онаф П.С. Американская революция и национальная идентичность // Американская

цивилизация как исторический феномен. Восприятие США в американской,

западноевропейской и русской общественной мысли. М.: Наука, 2001. URL:

http://www.grinchevskiy.ru/books/amerikanskaya-civilizaciya-kak-istoricheskiy-

fenomen/amerikanskaya-revoluiciya.php (дата обращения: 17.09.2019).

121. Панова О. Черным по белому: о рабстве и рабах в современной американистике.

Вопросы литературы. 2010. №5. С. 454-464.

122. Паррингтон В. Основные течения американской мысли. В 3-х томах. Том II. Революция

романтизма в Америке (1800-1860). М.: Изд-во иностранной литературы, 1962. - 150 с.

123. Парсамов В.С. Декабристы и Франция М.: РГГУ, 2010. – 432 с.

124. Петров А.Ю. Наталья Шелихова у истоков Русской Америки. М.: Издательство «Весь

мир», 2012. - 304 с.

125. Петров А.Ю. Российско-американская компания: деятельность на отечественном и

зарубежном рынках (1799—1867). М.: ИВИ РАН, 2006.

126. Петров А.Ю. Финансово-хозяйственное состояние Российско-американской компании

// Русское открытие Америки: Сборник статей, посвященный 70-летию академика

Николая Николаевича Болховитинова. М.: РОССПЭН, 2002. С. 451-459.

127. Плешков В. Чернотелый человек жарких стран // // Родина. 2003. №3. С. 46-49.

128. Поздеева М.А. «Отцы-основатели» США : Б. Франклин, Дж. Вашингтон, Т.

Джефферсон в восприятии современников в России (первые упоминания в прессе) //

Труды кафедры истории Нового и новейшего времени. 2017. № 17(1). С. 110-120.

129. Политическая система США. Актуальные измерения / ред. С.А. Червонная, В.С.

Васильев. М.: Наука, 2000. – 286 с.

130. Пономарев Е.Р. Русский имперский травелог // Новое литературное обозрение. 2017.

№2. URL:

https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/144_nlo_2_2017/article/124

12/ (дата обращения: 19.12.2017).

131. Проскурин О.А. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М.: ОГИ, 2000. — 369 с.

258

132. Проскурина В. Мифы империи. Власть и общество в эпоху Екатерины II. М.: Новое

литературное обозрение, 2006. – 328 с.

133. Рабинович В.И. С гишпанцами в Новый Йорк и Гавану (Жизнь и путешествия Ф.В.

Каржавина). М.: Мысль, 1967. – 87 с.

134. Репина Л.П. «Национальный характер» и «образ Другого» // Диалог со временем. 2012.

Вып. 39. С. 9-19.

135. Робер В. Время банкетов: Политика и символика одного поколения (1818–1848). М.:

Новое литературное обозрение, 2019. – 656 c.

136. Ролдугина И. Открытие сексуальности. Трансгрессия социальной стихии в середине

XVIII в. в Санкт-Петербурге: по материалам Калинкинской комиссии (1750–1759) // Ab

Imperio. 2016. №2. С. 29-69.

137. Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей / ред. А.И. Миллер.

М.: Новое издательство, 2004. - 384 с.

138. Русакова О.Ф., Ишменев Е.В. Критический дискурс-анализ // Современные теории

дискурса: мультидисциплинарный анализ. Серия «Дискурсология». Екатеринбург, 2006.

С. 39-54.

139. «Русский медведь»: История, семиотика, политика / под ред. О.В. Рябова и А. де

Лазари. М.: Новое литературное обозрение, 2012. - 368 с.

140. Саид Э.В. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб.: Русский Mip, 2006. - 637

с.

141. Свинкина М.Ю. Понятийная вариативность лингвокультурных категорий чужесть -

другость – инаковость // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов.

2016. № 6(60). В 3-х ч. Ч. 2. C. 148-152.

142. Симанков В.И. Из разысканий о журнале «Прибавление к Московским Ведомостям

(1783-1784) или об авй1торстве сочинений, приписывавшихся Н.И. Новикову, И.Г.

Шварцу и Ф.В. Каржавину. Харьков, 2010. – 134 с.

143. Сиротинская М.М. Идея «предопределения судьбы» в восприятии американских

современников: середина XIX в. // Вестник РГГУ. Серия «Политология. История.

Международные отношения. Зарубежное регионоведение. Востоковедение». 2017. №2

(8). С. 101-113.

144. Слезкин Ю.Л. Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера. М.: Новое

литературное обозрение, 2008. – 512 с.

145. Согрин В.В. Американская цивилизация. М.: Издательство «Весь мир», 2019. – 256.

146. Согрин В.В. Демократия в США. От колониальной эры до XXI века. М.: Издательство

«Весь мир», 2011. – 368 с.

259

147. Согрин В.В. Идеология в американской истории. От отцов основателей до конца ХХ в.

М.: Наука, 1995. - 238 с.

148. Согрин В.В. Исторический опыт США. М.: Наука, 2010. – 581 с.

149. Согрин В.В. Политическая история США XVII-XX вв. М.: Издательство «Весь мир»,

2001. – 400 с.

150. Согрин В.В. Центральные проблемы истории США. М.: Издательство «Весь мир»,

2013. – 352 с.

151. Соколов А.Б. Тело как способ идентификации «Другого» // Диалог со временем. 2010.

Вып. 33. С. 213-232.

152. Сорочан А. Туда и обратно: Новые исследования литературы путешествий и

методология гуманитарной науки // Новое литературное обозрение. 2011. №112. URL:

https://magazines.gorky.media/nlo/2011/6/tuda-i-obratno-novye-issledovaniya-literatury-

puteshestvij-i-metodologiya-gumanitarnoj-nauki.html (дата обращения: 19.12.2017).

153. Старцев А.И. Америка и русское общество. М.: Издательство Академии наук СССР,

1942. – 32 с.

154. Старцев А.И. Был ли Каржавин другом Радищева? // Вопросы литературы. 1971. №4. С.

168-173.

155. Стеценко Е.А. История, написанная в пути… (Записки и книги путешествий в

американской литературе XVII-XIX вв.). М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 1999. – 312 с.

156. Судовиков М.С. Купец-негоциант Ксенофонт Анфилатов // Вопросы истории. 2011. №

4. С. 157-163.

157. Супоницкая И.М. Равенство и свобода. Россия и США: сравнение систем. М.:

РОССПЭН, 2010. – 302 с.

158. Сучугова Н. Дипломатическая миссия Джона Куинси Адамса в России в 1809-1814

годах: русско-американские политические и культурные связи начала XIX века. М.:

Российская политическая энциклопедия, 2007. – 264 с.

159. Сыроечковский В.Е. Московские «слухи» 1825-1826 // Каторга и ссылка. М.: Всесоюз.

общество полит, каторжан и ссыльнопоселенцев, 1934. Кн. 3. С. 59-86.

160. Таки В. Царь и султан: Османская империя глазами россиян. М.: Новое литературное

обозрение, 2017. – 320 с.

161. Теннис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии. М.: Владимир

Даль, Фонд «Университет», 2002. – 456 с.

162. Тернер Ф. Фронтир в американской истории. М.: Издательство «Весь мир», 2009. – 304

с.

260

163. Тольц В. «Собственный Восток России»: Политика идентичности и востоковедение в

позднеимперский и раннесоветский период. М.: Новое литературное обозрение, 2013. -

332 с.

164. Трояновская М.О. Дискуссии по вопросам внешней политики США (1775-1823). М.:

Издательство «Весь мир», 2010. – 328 с.

165. Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин // Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969.

URL: http://az.lib.ru/t/tynjanow_j_n/text_0080.shtml (дата обращения: 18.09.2019)

166. Уортман Р.С. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской

России. М.: Новое литературное обозрение, 2004. – 496 с.

167. Уортман Р.С. Сценарии власти: мифы и церемонии русской монархии: в 2 т. / Т. 1: От

Петра Великого до смерти Николая I. М.: ОГИ, 2004. – 605 с.

168. Усанов П. Загадки Американской революции 1775-1783 годов // Загадки модернизации:

К 60-летию Отара Леонтьевича Маргания: сборник статей / сост Д.Я. Травин. СПб.:

Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2019. С. 75-99.

169. Успенский В., Россомахин А., Хрусталев Д. Медведи, казаки и русский мороз: Россия в

английской карикатуре первой трети XIX в. СПб.: Арка, 2016. – 252 с.

170. Федорова О.М. Конфликт между И. Ф. Крузенштерном и Н. П. Резановым по

свидетельствам участников экспедиции // Вопросы истории. 2009. № 5. С. 108-111.

171. Федорова С.Г. Русская Америка: от первых поселений до продажи Аляски. Конец XVIII

века-1867 год. М.: Ломоносовъ, 2011. – 264 с.

172. Фёдорова С.Г. Русское население Аляски и Калифорнии: (конец XVIII века—1867 г.).

М.: Наука, 1971. – 274 с.

173. Фергюсон Н. Империя. Чем современный мир обязан Британии. М.: Corpus, 2013. – 560

с.

174. Филимонова М.А. «Выборный король» Соединенных Штатов: становление концепции

президентской власти в конце XVIII в. // Сто лет Уральскому государственному

юридическому университету (1918-2018 гг.): в 2-х тт. Т. 1: Эволюция российского и

зарубежного государства и права: историко-юридические исследования / Под ред. проф.

А.С. Смыкалина. Екатеринбург: Уральский государственный юридический университет,

2019. С. 389–400.

175. Филимонова М.А. Александр Гамильтон и создание конституции США. М.: ИВИ РАН,

2004. – 264 с.

176. Филимонова М.А. Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической

культуре американской революции. СПб: Алетейя, 2019. – 316 с.

261

177. Филимонова М.А. Пресса становится властью: Политические дискуссии на страницах

периодической печати США в конце XVIII в. Курск: Курск. гос. ун-т, 2016. – 228 с.

178. Филимонова М.А. Проблема рабства во взглядах «отцов-основателей» США //

Americana. Вып. 13. Россия и Гражданская война в США: материалы конф. (Волгоград,

20–21 окт. 2011 г.). Волгоград, 2012. С. 199–214.

179. Филлипс Л., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков: Гуманитарный

центр, 2008. — 354 c.

180. Фуко М. Археология знания. СПб.: Гуманитарная Академия, 2004. – 416 с.

181. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. –

379 с.

182. Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности. М.: ACT,

Транзиткнига, 2004. – 635 с.

183. Хардт М., Негри A. Империя. М.: Праксис, 2004. – 440 с.

184. Харц Л. Либеральная традиция в Америке. М.: Прогресс, 1993. - 400 с.

185. Хобсбаум Э. Век революции. Европа 1789-1848. Ростов-на-Дону: издательство

«Феникс», 1999. – 480 с.

186. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. СПб.: Алетейя, 1998. - 119 с.

187. Хофстедтер Р. Американская политическая традиция и ее создатели. М.: Наука, 1992. -

426 с.

188. Храпунов Н.И. Крымские письма Эдварда-Даньела Кларка // Материалы по археологии,

истории и этнографии Таврии. 2019. №24. С. 470-510. URL:

https://cyberleninka.ru/article/n/krymskie-pisma-edvarda-daniela-klarka (дата обращения:

01.04.2020).

189. Цимбаев Н.И. Славянофильство: Из истории русской общественно-политической

мысли XIX в. М.: МГУ, 1986. – 440 с.

190. Чайнард Дж. Американская мечта // Литературная история Соединенных Штатов

Америки. Т. I. М.: Прогресс, 1977.

191. Что такое «новая имперская история», откуда она взялась и к чему она идет? Беседа с

редакторами журнала Ab Imperio Ильей Герасимовым и Мариной Могильнер // Логос.

2007. №1 (58). С. 218–238.

192. Шебунин А. Н. Движение декабристов в освещении иностранной публицистики // Бунт

декабристов. Л.: Былое, 1926. С. 284–310.

193. Шенк Ф.Б. Ментальные карты: конструирование географического пространства в

Европе от эпохи Просвещения до наших дней: обзор литературы // Новое литературное

обозрение. 2001. № (6)52. С. 42-61.

262

194. Шпотов Б.М. Была ли на Юге и Западе США промышленная революция? Постановка

проблемы. // Американский ежегодник 2000 / Отв. ред. Н. Н. Болховитинов. М.: Наука,

2002. С. 33-49.

195. Шпотов Б.М. Промышленный переворот в США: В 2 ч. Ч. 1. М.: Академия наук СССР,

Ин-т всеобщей истории, 1991. – 341 с.

196. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004. - 1056 с.

197. Эткинд A. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах. М:

Новое литературное обозрение, 2001. – 496 с.

198. Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М.: Новое литературное

обозрение, 2013. – 448 с.

199. Allen R.V. Russia Looks at America: The View to 1917. Washington: Library of Congress,

1988. – 322 p.

200. Appleby J. Inheriting the Revolution: The First Generation of Americans. Cambridge:

Belknap, 2000. – 322 p.

201. Armitage D., Subrahmanyam S. Introduction: The Age of Revolutions, c. 1760-1840 – Global

Causation, Connection, and Comparison // The Age of Revolutions in Global Context, c. 1760-

1840 / ed. by D. Armitage, S. Subrahmanyam. NY: Palgrave Macmillan, 2010. P. XII-XXXII.

202. Atkins J. The Jacksonian Era, 1825-1844 // A Companion to 19th-Century America / Ed. by

W.L. Barney. West Sussex, UK: Wiley-Blackwell, 2001. P. 19-32.

203. Bailey T.A. America Faces Russia: Russian-American relations from Early Times to Our

Day. Ithaca; New York: Cornell University Press, 1950. - 375 p.

204. Bailyn B. Voyagers to the West. NY: Vintage, 1986. – 720 p.

205. Bassin M. Imperial Visions: Nationalist Imagination and Geographical Expansion in the

Russian Far East, 1840-1865. NY, Cambridge: Cambridge University Press, 1999. – 348 p.

206. Beard Ch. A. Economic Origins of Jeffersonian Democracy. NY: Macmillan, 1915. – 474 p.

207. Belohlavek J.M. “Let the Eagle Soar!'”: the Foreign Policy of Andrew Jackson. Lincoln:

University of Nebraska Press, 1985. – 352 p.

208. Belohlavek J.M. American Expansion, 1800-1867 // A Companion to 19th-Century America /

Ed. by W.L. Barney. West Sussex, UK: Wiley-Blackwell, 2001. P. 89-103.

209. Bemis S.F. John Quincy Adams and Russia // The Virginia Quarterly Review. 1945. No. 4.

Vol. 21. P. 553–568.

210. Bendixen A. American Travel Books about Europe before the Civil War // The Cambridge

Companion to American Travel Writing / Ed. by Judith Hamera and Alfred Bendixen.

Cambridge: Cambridge University Press, 2009. P. 103-126.

263

211. Berry W. Personal Politics: American Autobiography // The Virginia Quarterly Review. 1997.

No. 3. Vol. 73. P. 609-626.

212. Blakely A. American Influences on Russian Reformists Thought in the Era of the French

Revolution // Russian Review. 1993. Vol. 52. № 4. P. 451-471.

213. Blakely A. Russia and the Negro. Blacks in Russian History and Thought. Washington, DC:

Howard University Press, 1986. - 201 p.

214. Blakely A. The Negro in Imperial Russia: A Preliminary Sketch // The Journal of Negro

History. 1976. Vol. 61. No. 4. P. 351-361.

215. Bolkhovithinov N.N. Russia and the Declaration of the Non-Colonization Principle: New

Archival Evidence // Oregon Historical Quarterly. 1971. Vol. 72. No. 2. P. 101-126.

216. Bolkhovitinov N.N. The Declaration of Independence: a View From Russia // The Journal of

American History. 1999. Vol. 85. No. 4. P. 1389-1398.

217. Bornholdt L. The Abbé de Pradt and the Monroe Doctrine // Hispanic American Historical

Review. 1944. Vol. 24. № 2. P. 201-221.

218. Conforti J.A. Imagining New England: Explorations of Regional Identity from the Pilgrims to

the Mid-Twentieth Century. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 2001. – 400

p.

219. Cox J.W. Champion of Southern Federalism: Robert Goodloe Harper of South Carolina. Port

Washington, NY: Kennikat Press, 1972. – 230 p.

220. Dangerfield G. The Awakening of American Nationalism. Prospect Heights: Waveland Press,

1965. – 332 p.

221. Dangerfield G. The Era of Good Feelings. Chicago: Elephant Paperbacks, 1989. – 530 p.

222. Davis J.E. Frontier Illinois. Bloomington: Indiana University Press, 1998. – 544 p.

223. De Francesco A. The American Origins of the French Revolutionary War // Republics at War,

1776–1840: Revolutions, Conflicts, and Geopolitics in Europe and the Atlantic World. / ed. by

P. Serna, A. De Francesco, J.A. Miller. NY: Palgrave Macmillan, 2013. P. 27-45.

224. Dmytryshin B. Fort Ross: and Outpost of the Russian-American Company in California,

1812-1841 // Русское открытие Америки: Сборник статей, посвященный 70-летию

академика Николая Николаевича Болховитинова. М.: РОССПЭН, 2002. С. 412-424.

225. Dulles F.R. The Road to Teheran. The Story of Russia and America,1781–1943. Princeton,

NJ: Princeton University Press, 1944. - 279 p.

226. Dvoichenko-Markoff E. Benjamin Franklin, the American Philosophical Society, and the

Russian Academy of Science // Proceedings of the American Philosophical Society, 1949. Vol.

91. № 3. P. 250-257.

264

227. Dvoichenko-Markov E. A Russian Traveler to Eighteenth-Century America // Proceedings of

the American Philosophical Society. 1953. Vol. 97. № 4. P. 350-355.

228. Dvoichenko-Markov E. Jefferson and the Russian Decembrists // American Slavic and East

European Review. 1950. Vol. 9. № 3. P. 162-168.

229. Dvoichenko-Markov E. The American Philosophical Society and Early Russian-American

Relations // Proceedings of the American Philosophical Society. 1950. Vol. 94. № 6. P. 549-

610.

230. Dvoichenko-Markov E. William Penn and Peter the Great // Proceedings of American

Philosophical Society. 1953. Vol. 97. № 1. P. 12-25.

231. Eaton J. From Anglophile to Nationalist: Robert Walsh’s An Appeal from the Judgments of

Great Britain // Pennsylvania Magazine of History and Biography. 2008. Vol. 132. No. 2. P.

141-171.

232. Engerman D.C. Modernization from the Other Shore. American Intellectuals and the

Romance of Russian Development. Cambridge, London: Harvard University Press, 2003. - 399

p.

233. Figes O. Natasha’s Dance. A Cultural History of Russia. London: Metropolitan, 2002. – 768

p.

234. Fish C.J. Black and White Women's Travel Narratives: Antebellum Explorations. Gainesville:

University Press of Florida, 2004. – 200 p.

235. Foglesong D. The American Mission and the “Evil Empire": The Crusade for a “Free Russia”

Since 1881. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. – 364 p.

236. Formisano R.P. The Birth of Mass Political Parties, 1827-1861. Princeton: Princeton

University Press, 1971. – 370 p.

237. Formisano R.P. The Transformation of Political Culture: Massachusetts Parties 1790s-1840s.

NY: Oxford University Press, 1983. – 510 p.

238. Foster F.S. Written by Herself: Literary Production of African American Women, 1746-1892.

Bloomington: Indiana University Press, 1993. – 224 p.

239. Frank A.K. Native American Removal // A Companion to the Era of Andrew Jackson / ed. by

S.P. Adams. West Sussex, UK: Wiley-Blackwell, 2013. P. 391-411.

240. Freeman J.B. Dueling as Politics: Reinterpreting the Burr-Hamilton Duel // The William and

Mary Quarterly. 1996. Vol. 53. No. 2. P. 289-318.

241. Freeman J.B. The Field of Blood: Congressional Violence and the Road to Civil War. NY:

Farrar, Straus and Giroux, 2018. – 384 p.

242. Gaddis J.L. Russia, the Soviet Union, and the United States: An Interpretive History. NY:

John Wiley & Sons, Inc., 1978. - 384 p.

265

243. Galt A.H. The Good Cousins' Domain of Belonging: Tropes in Southern Italian Secret Society

Symbol and Ritual, 1810-1821 // Man, New Series. 1994. Vol. 29. No. 4. P. 785–807.

244. Golder F.A. Catherine II and the American Revolution // The American Historical Review.

1915. Vol. 21. № 1. P. 92-96.

245. Gordon-Reed A., Onuf P.S. “Most Blessed of the Patriarchs”: Thomas Jefferson and the

Empire of the Imagination. NY: Liveright Publishing Corporation, 2016. – 400 p.

246. Gray E.D. Visions of Another Empire: John Ledyard, an American Traveler across the

Russian Empire, 1787-1788 // Journal of the Early Republic. 2004. No. 3. Vol. 24. P. 347-380.

247. Greene I.J. The Negro in Colonial New England. NY: Atheneum, 1968. – 404 p.

248. Grinëv A.V. Russian Colonization of Alaska: Preconditions, Discovery, and Initial

Development, 1741-1799. Lincoln: University of Nebraska Press, 2018. – 327 p.

249. Hämäläinen P. The Comanche Empire. New Haven: Yale University Press, 2008. – 512 p.

250. Hecht D. Russian Radicals Look to America, 1825–1894. Cambridge: Harvard University

Press, 1947. - 242 p.

251. Hickey D.R. The War of 1812: A Forgotten Conflict. Bicentennial Edition. Urbana, Chicago,

and Springfield: University of Illinois Press, 2013. – 482 p.

252. Hixson W.L. American Settler Colonialism. NY: Palgrave Macmillan, 2013. 253 p.

253. Horsman R. Feature Review; The War of 1812 Revisited // Diplomatic History. 1991. No. 15.

P. 115-124.

254. Howe D.W. What Hath God Wrought: The Transformation of America, 1815-1848. NY:

Oxford University Press, 2007. – 928 p.

255. Howe J. The Voyage of Nor’west John // American Heritage. 1959. Vol. 10. Issue 3. URL:

http://www.americanheritage.com/content/boyage-nor%E2%80%99west-john (дата

обращения: 25.08.2019).

256. Hunt M.H. Ideology and U.S. Foreign Policy. 2nd ed. New Haven and London: Yale

University Press, 2009. – 276 p.

257. Jakobson R. A Few Remarks on Peirce, Pathfinder in the Science of Language // The

Framework of Language. Michigan Studies in the Humanities, Ann Arbor, 1980. P. 31-38.

258. Johnson C.M. James DeWolf and the Rhode Island Slave Trade. The History Press, 2014. –

160 p.

259. Klooster K. Revolutions in the Atlantic World: A Comparative Study. NY: New York

University Press, 2017. – 252 p.

260. Kohn H. American Nationalism: An Interpretative Essay. NY: MacMillan, 1957. – 272 p.

266

261. Kovarik B. “To Avoid the Coming Storm”: Hezekiah Niles Weekly Register as a Voice of

North-South Moderation, 1811 – 1836 // American Journalism. 1992. Vol. 9. Issue 3-4. P. 20-

43.

262. Kratochwil F. Rules, Norms, and Decisions: on the Conditions of Practical and Legal

Reasoning in International Relations and Domestic Affairs. Cambridge: Cambridge University

Press, 1991. – 317 p.

263. Krishan K. Visions of Empire: How Five Imperial Regimes Shaped the World. Princeton:

Princeton University Press, 2017. – 600 p.

264. Kurilla I. “Russian celebrations” and American debates about Russia in 1813 // The Journal of

Nationalism and Ethnicity. 2016. Vol. 44. No. 1. P. 114-123.

265. Landers B. Empires Apart: A History of American and Russian Imperialism. NY: Pegasus

Books, 2011. – 582 p.

266. Lang D.M. The Decembrist Conspiracy Through British Eyes // American Slavic and East

European Review. 1949. Vol. 8. No. 4. P. 262-274.

267. Laserson M. Democracy as a Regulative Idea and as an Established Regime: The Democratic

Tradition in Russia and Germany // Journal of the History of Ideas. 1947. Vol. 8. No. 3. P. 342-

362.

268. Laserson M.M. The American Impact on Russia, 1784–1917: Diplomatic and Ideological.

NY: Macmillan, 1950. - 441 p.

269. LeDonne J.P. The Russian Empire and the World, 1700-1917: the Geopolitics of Expansion

and Containment. NY: Oxford University Press, 1999. – 394 p.

270. Liss P.K. Atlantic Empires: the Network of Trade and Revolution, 1713—1826. Baltimore:

Johns Hopkins University Press, 1983. – 364 p.

271. Malia M. Russia under Western Eyes. From the Bronze Horsemen to the Lenin Mausoleum.

Cambridge, Massachusetts and London, England: The Belknap Press of Harvard University

Press, 2000. - 514 p.

272. Melton J.V.H. The Rise of the Public in Enlightenment Europe. Cambridge: Cambridge

University Press, 2001. – 298 p.

273. Morozova I.V. Perception of Russia in A Narrative of the life and Travels of Mrs. Nancy

Prince // Russian-American Links: African-Americans and Russia = Российско-американские

связи: Афроамериканцы и Россия. St.-Petersburg: Nauka, 2009. P. 13-26.

274. Mountjoy Sh. Manifest Destiny: Westward Expansion. N.Y.: Chelsea House Publishers,

2009. – 136 p.

275. Nagengast W.E. The Stalingrad of 1812: American Reaction toward Napoleon's Retreat from

Russia // The Russian Review. 1949. Vol. 8. No. 4. P. 302-315.

267

276. Newman S.P. Parades and the Politics of the Street: Festive Culture in the Early American

Republic. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1997. – 288 p.

277. Onuf N. World of Our Making: Rules and Rule in Social Theory and International Relations.

Columbia: University of South Carolina Press, 1989. – 352 p.

278. Onuf P.S. Jefferson’s Empire: the Language of American Nationhood. Charlottesville:

University Press of Virginia, 2000. – 250 p.

279. Owens K.N., Petrov A.Y. Empire Maker: Aleksandr Baranov and Russian Colonial

Expansion into Alaska. Washington, DC: University of Washington Press, 2015. – 360 p.

280. Parker H. Herman Melville. A Biography. Vol. I. 1819-1851. Baltimore, MD: The Johns

Hopkins University Press, 1996. – 928 p.

281. Pasley J.L. “The Tyranny of Printers”: Newspaper Politics in the Early American Republic.

Charlottesville: University of Virginia Press, 2001. – 540 p.

282. Pratt J. The Expansionists of 1812. NY: The Macmillan Company, 1925. – 309 p.

283. Raeff M. An American View of the Decembrist Revolt // The Journal of Modern History.

1953. Vol. 25. No. 3. P. 286-293.

284. Randolph J. Communication and Obligation: The Postal System of the Russian Empire,

1700–1850 // Information and Empire. Mechanisms of Communication in Russia, 1600-1850 /

Ed. by S. Franklin and K. Bowers. Cambridge: Open Book Publishers. 2017. P. 155-184.

285. Repousis A. "The Cause of the Greeks": Philadelphia and the Greek War for Independence,

1821—1828 // The Pennsylvania Magazine of History and Biography. 1999. Vol. CXXIII. No.

4. P. 333-363.

286. Robertson W.S. Russia and the Emancipation of Spanish America, 1816-1826 // Hispanic

American Historical Review. 1941. Vol. 21. No. 2. P. 196-221.

287. Romani R. National Character and Public Spirit in Britain and France, 1750-1914.

Cambridge: Cambridge University Press, 2002. – 360 p.

288. Sabol S. The Touch of Civilization: Comparing American and Russian Internal Colonization.

Boulder: University Press of Colorado, 2017. – 310 p.

289. Sauers R.A. Key Concepts in American History: Nationalism. NY: Chelsea House, 2010. –

128 p.

290. Saul N.E. Concord and Conflict. The United States and Russia, 1867–1914. Lawrence:

University Press of Kansas, 1996. - 654 p.

291. Saul N.E. Distant Friends. The United States and Russia, 1763–1867. Lawrence: University

Press of Kansas, 1991. - 448 p.

292. Schellenberg T.R. Jeffersonian Origins of the Monroe Doctrine // Hispanic American

Historical Review. 1934. Vol. 14. № 1. P. 1-31.

268

293. Schimmelpenninck van der Oye D. Russian Orientalism: Asia in the Russian Mind from Peter

the Great to the Emigration. New Haven and London: Yale University, 2010. – 298 p.

294. Seeger M. Discovering Russia. 200 Years of American Journalism. Bloomington:

AuthorHouse, 2005. – 484 p.

295. Shawcross E. France, Mexico and Informal Empire in Latin America, 1820-1867. NY:

Palgrave Macmillan, 2018. – 294 p.

296. Shulim J.I. The United States Views Russia in the Napoleonic Age // Proceedings of the

American Philosophical Society. 1958. Vol. 102. No. 2. P. 148-159.

297. Smelser M. The Federalist Period as an Age of Passion // American Quarterly. 1958. Vol. 10.

No. 4. Winter. P. 391-419.

298. Smith-Peter S. The Russian Federalist Papers: Aleksei Evstaf’ev, the War of 1812, and

Russian-American Relations // New Perspectives on Russian-American Relations / ed. by W.B.

Whisenhunt and N.E. Saul. NY: Routledge, 2015. P. 20-35.

299. Stagg J.C.A. Mr Madison's War: Politics, Diplomacy, and Warfare in the Early American

Republic, 1783-1830. Princeton: Princeton University Press, 1993. – 560 p.

300. Stephanson A. Manifest Destiny: American Expansion and the Empire of Right. NY: Hill &

Wang, 1995. – 160 p.

301. Tatum E.H., Jr. The United States and Europe, 1815-1823: A Study in the Background of the

Monroe Doctrine. Berkeley: University of California Press, 1936. – 136 p.

302. Taylor A. American Revolutions, a Continental History, 1750-1804. NY: W.W. Norton &

Company, 2016. – 704 p.

303. Therborn G. Entangled Modernities // European Journal of Social Theory. 2003. Vol. 6. № 3.

P. 293-305.

304. Thurston G.J. Alexis De Tocqueville in Russia // Journal of the History of Ideas. 1976. Vol.

37. Issue 2. P. 289-306.

305. Tucker R.W., Hendrickson D.C. Empire of Liberty: the Statecraft of Thomas Jefferson. NY:

Oxford University Press. 1992. – 384 p.

306. Vernadsky G. Reforms Under Czar Alexander I: French and American Influences // The

Review of Politics. 1949. Vol. 9. № 1. P. 47-64.

307. Watts S. The Republic Reborn: War and the Making of Liberal America, 1790–1820.

Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1987. – 378 p.

308. Weber M. Basic Sociological Concepts // Essential Weber: A Reader / Ed. by Sam Whimster.

London: Routledge, 2004. P. 311-358.

309. Weeks W.E. American Expansion, 1815-1860 // A Companion to American Foreign

Relations / ed. by R.D. Schulzinger. West Sussex, UK: Wiley-Blackwell, 2003. P. 64-78.

269

310. Wendt A. Social Theory of International Politics. Cambridge: Cambridge University Press,

1987. – 429 p.

311. Williams W.A. American-Russian Relations. 1781-1947. NY, Toronto: Rinehart Co, 1952. -

367 p.

312. Wood G.S. The Radicalism of the American Revolution. NY: Vintage Books, 1993. – 464 p.

313. Woodall G.R. The American Review of History and Politics // The Pennsylvania Magazine of

History and Biography. 1969. No. 3. Vol. 93. P. 392–409.

314. Zakharov Z. Race and Racism in Russia. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2015. – 240 p.

II.2. Энциклопедии и справочные издания

315. Металлургические заводы Урала XVII-XX вв. Энциклопедия / глав. ред. В.В. Алексеев.

Екатеринбург: Издательство «Академкнига», 2001. – 536 с.

316. Norton M.B., Sheriff C., Blight W.B. etc. A People and a Nation: A History of the United

States, vol. 1, Brief 9th Edition. Boston: Cengage Learning, 2010. – 490 p.

317. Scott F.W. Newspapers, 1775–1860. Spread of Newspapers // The Cambridge History of

English and American Literature. NY: Bartleby.com, 2000. URL:

http://www.bartleby.com/226/1208.html (дата обращения: 17.09.2019).

II.3. Диссертационные исследования

312. Иванченко Я.А. Американская проблематика в русской периодической печати: 1825-

1841 гг. // Дисс. канд. ист. наук. М., 1983. - 216 с.

313. Шпак Г.В. Репрезентация образов времени и пространства в европейском травелоге

XVII–XVIII вв. // Дисс. канд. ист. наук. М., 2018. – 161 с.

314. Perl-Rosenthal N. Corresponding Republics: Letter Writing and Patriot Organizing in the

Atlantic Revolutions, circa 1760-1792. Ph.D. diss., Columbia University, 2013. – 356 p.