Кочующие границы. Сб. статей по материалам...

ОТ РЕДАКЦИИ

В последнее десятилетие наблюдается всплеск интереса к социальнымисследованиям границ, который легко объясним. Он вызван трансформациейевропейских границ и изменением их значения вследствие крушения“железного занавеса” и формирования объединенной Европы.

Этот сборник продолжает серию выпусков Трудов ЦНСИ. В немопубликована часть докладов, представленных на семинаре “Кочующиеграницы”, состоявшемся в Нарве (Эстония) в ноябре 1998 года. Место егопроведения - новая граница, пересечение которой непосредственнопродемонстрировало участникам семинара как граница производитнеравенство. Мы все были дифференцированы в зависимости от гражданскойпринадлежности. Для разрешения пересечь границу разным участникампришлось проходить различной степени сложности бюрократическиепроцедуры, платить различные суммы за эти услуги, оформлять разныедокументы и т.д. Организация, оформление границы, правила еепересечения во многом отражают внутренние характеристики обществ,которые “заключены” в эти границы.

Семинар преследовал цель развивать сотрудничество в сетяхисследователей границ. Основной акцент был сделан на обсуждениирезультатов конкретных исследований в приграничных регионах ВосточнойЕвропы в связи с изменениями, связанными с открытием старых границ ипоявлением новых в течение последнего десятилетия.

Сегодня границы не просто разделяют государства и являются форпостомразных политических, экономических и культурных систем или “местомвстречи” этих систем, они становятся центром сотрудничества, гдежизненные правила и социальные практики людей пересекаются. Социальныеисследователи рассматривают приграничье не как отдельные территории пообе стороны от условной черты, но как единое социальное пространство.Традиционно государственные границы исследовались с точки зренияистории, права, географии и геополитики. Теоретические иметодологические изменения в приграничных исследованиях связаны сновыми междисциплинарными подходами, операционализацией такихкатегорий как идентичность, лояльность, социальная память и т.д.

Организаторы семинара выражают свою глубокую благодарность ФондуГенриха Белля за его поддержку при подготовке и проведении семинара иИнституту "Открытое общество" за поддержку публикации данногосборника.

Редакторы сборника благодарят Марию Яснову за редакцию английскихтекстов, представленных в этом сборнике.

РАЗДЕЛ 1

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ГРАНИЦ

Эрхард Штёльтинг. Социальное значение границ

Джеймс Скотт. Стимулирование кооперации: могут ли еврорегионы стать мостамикоммуникации?

Хельга Патшайдер. Ритуалы и символы, создающие повседневные границы (на примере клуба " Мотоциклетные ведьмы” и переселенцев в Трансильвании)

РАЗДЕЛ 2

ГОРОД НА ГРАНИЦЕ

Ольга Бредникова, Виктор Воронков. Граница и реструктурирование социального пространства (случай Нарвы-Ивангорода)

Деннис Заламанс. Символические и территориальные границы в странах Балтийского региона

Ирена Братоев. Социальный опыт приграничья: исследование еврорегиона Нейсе-Ниса-Нысса

Луизе Ляйзер, Андреа Рудорфф. “Европейская школа” на границе в Губене

Таня Кинцель, Таня фон Франчески. Ксенофобия в молодежной среде на немецко-польской границе

РАЗДЕЛ 3

ГРАНИЦЫ В СЕЛЬСКОЙ МЕСТНОСТИ

Андрей Манаков. Фактор границы в жизни населения Печорского района Псковской области

Елена Никифорова. Граница как фактор формирования этнической общности? (на примере сету Печорского района Псковской области)

Сергей Кулдин. Влияние границы на экономическое поведение населения, проживающего наберегу Псковского и Чудского озер

РАЗДЕЛ 4

СОЦИАЛЬНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ СУЩЕСТВОВАНИЯ ГРАНИЦ

Томаш Зарицки. Устойчивость границ территории Польши

Йони Вирккунен, Илкка Лииканен. Политическое конструирование идентичности в Эстонии

Фридрих Буршель. Вовлечение населения в деятельность пограничной службы Германии на немецко-польской границе

Михаил Рожанский. Граница: линия и пространство

Гасан Гусейнов. Карта нашей Родины и “граница на замке”: превращение идеологемы

http://www.indepsocres.spb.ru/scott_r.htm

http://www.indepsocres.spb.ru/scott_r.htm

http://www.indepsocres.spb.ru/patsch_r.htm



Список авторов

Ирена Братоев, Университет Потсдам

Bergholzer Strasse 5, 14473 Potsdam, Germany

тел.: 49 331 / 2706220

E-mail: [email protected]

Ольга Бредникова, Центр независимых социологических исследованийРоссия, 191002 Санкт-Петербург, а/я 55

тел./факс: 7 812 / 3211066


Фридрих Буршель, Исследовательское общество “Бегство и миграция” (FFM)Gneisenaustr. 2a, 10961 Berlin, Germany

тел.: 49 30 / 6935670; факс: 49 30 / 6938318

E-mail: [email protected], [email protected]

Йони Вирккунен, Университет ЙоэнсууP.O.Box 111, 80101 Joensuu, Finland

тел.: 358 13 251 45 46, факс: 358 13251 34 54


Виктор Воронков, Центр независимых социологических исследованийРоссия , 191002 Санкт-Петербург, а/я 55

тел./факс: 7 812 / 1132124


Гасан Гусейнов, Университет ДюссельдорфAm Brahmkamp 15, 29359, Bremen, Germany

тел./факс: 49 421 / 2449249


Деннис Заламанс, Университет СтокгольмS-10691 Stockholm, Sweden

тел.: 46 8 / 6747845; факс: 46 8 / 164969


Томаш Зарицки, Университет Варшава / Европейский институт регионального и местного развитияKrakowskie Przedmiescie 30, 00-927 Warszawa, Poland

тел./факс: 48 22 / 8262168; 48 22 / 8261654


Таня Кинцель, Университет Гумбольдта / Институт регионального развития и структурногопланированияBornsdorferstr. 35a, 12053 Berlin, Germany

тел.: 49 30 / 6861500


Сергей Кулдин, Псковский Вольный университетРоссия, 180000 Псков, Набережная р. Великой, 6

тел.: 7 8112 / 163726; факс: 7 8112 / 223000


Илкка Лииканен Университет ЙоэнсууP.O.Box 111, 80101 Joensuu, Finland

тел.: 358 13 / 2514546, факс: 358 13 / 2513454


Луизе Ляйзер, Университет Гумбольдта / Институт регионального развития и структурногопланированияFrankfurter Allee 24, 10247 Berlin, Germany

тел.: 49 30 / 2940914


Андрей Манаков, Псковский педагогический институтРоссия, 180024 Псков, ул.Рокоссовского, 22-179


Елена Никифорова, Центр независимых социологических исследований191002 Санкт-Петербург, а/я 55, Россия

тел./факс: 7 812 / 3211066


Хельга Патшайдер, Университет ВенаA- 1190 Wien, Budinskygasse 12/38, Austria

тел.: 43 1 / 3694538


Михаил Рожанский, Институт высшего образованияРоссия, Иркутск, ул.Хмельницкого, 30-1

тел.: 7 3952 / 331183; факс: 7 3952 / 332399


Андреа Рудорфф, Университет Гумбольдта / Институт регионального развития и структурного планированияRheinsberger Str. 38, 10435 Berlin, Germany

тел.: 49 30 / 4406688


Джеймс Скотт, Институт регионального развития и структурного планированияFalkenstr. 28-31, D-15537 Erkner by Berlin, Germany

тел.: 49 33 / 62793172; факс: 49 33 / 62793111


Таня фон Франчески, Университет Гумбольдта / Институт регионального развития и структурного планированияSanderstr.18, 12047 Berlin, Germany

тел.: 49 30 / 613 04792


Эрхард Штельтинг, Университет ПотсдамPostfach 900 327, 14439 Potsdam, Germany

тел.: 49 30 / 79700903


РАЗДЕЛ 1

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ГРАНИЦ

Эрхард Штёльтинг

СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ГРАНИЦ

Создание границ возможно так же, как возможно написание конституцийили изменение правовой системы. Но после создания конституции иправовые системы начинают жить самостоятельно. Они переопределяются иприспосабливаются к комплексным социальным условиям, в которыхоказываются и, в свою очередь, изменяют их. То же справедливо и вотношении государственных границ. Границы являются решающим фактором вформировании соответствующих обществ; они имеют то значение, котороеотражает в них общество, в рамках которого они существуют.

Несмотря на то, что границы могут обозначаться искусственно, онистановятся самостоятельным социально-историческим феноменом. Если ихотменяют, как это часто случается, они оставляют следы, которые едвали когда-либо исчезнут. Например, граница между Восточной и ЗападнойГерманией просуществовала всего лишь 45 лет, однако сегодня онапродолжает существовать в социальном и культурном отношении, и ееэффект будет чувствоваться еще долгое время. Это не означает, чтоГермания непременно расколется вновь, но она будет и далее внутреннемаркирована различиями, которые оставила граница. Эти различия,конечно, со временем изменят свое значение, но, так или иначе, будутсуществовать подобно следствиям многих давно исчезнувших границ, всееще проявляющихся в различиях менталитетов, массовой культуры,диалектов или электорального поведения.

Если общества формируются границами, и если границы надолгооставляют свой след, исследование границ прошлого и настоящего можетстать одной из наиболее важных тем исторического и социальногоисследования, хотя, конечно, не только их. Существует дополнительнаяпроблема - концепция границы может иметь и имеет различное значение вразные времена в разных местах. И эти различные значения иногданеосторожно смешивают.

Приведу пример “естественных границ”. Как показывает история,высокие горы, обширные болота или непроходимые леса охраняли культурыи языки. Они позволили весьма разнообразным и маленьким культурамостаться в живых. Подобную ситуацию мы наблюдаем в горах Кавказа илидаже в куда меньших по масштабу Альпах. И, наоборот, потребовалосьнекоторое время, пока реки, которые казалось бы самой природой дляэтого приспособлены, стали рассматриваться как естественные границы.Их легко пересекали, использовали в качестве транспортного пути или

для ирригации. Именно поэтому культуры обычно процветали вдоль рек(например, вдоль Инда, Ганга, Янцзы, Хуанхэ, Нила, Евфрата, Волги ит.д.). И Рейн не являлся границей до нового времени. Если бы Римскаяимперия выбрала в качестве границы с варварскими племенами Рейн, этобыло бы для нее самоубийством. Римляне установили границу своейимперии - лимес (пограничный вал) - к востоку от Рейна и в течениенекоторого времени процветали, дистанцируясь от варваров.

Проиллюстрирую первое наблюдение. Римская Империя исчезла много летназад. Население Германии давно забыло бы о существовании лимеса, еслибы не изучало историю в современных школах. Однако социальные икультурные последствия до сих пор ощутимы в тех регионах Германии, взависимости от того, подчинялись ли они римскому праву.

Для того, чтобы реки стали квазиестественными границами, должны быливозникнуть современные государства, и, одновременно, должна быларазвиваться картография. Современное государство стремится кгомогенизации своих жителей, дифференцируя граждан и неграждан,этническое большинство и меньшинство, и к гомогенизации территории вправовом отношении. Теперь реки были особенно удобны в качествеграниц, так как о них можно было думать как о ясно обозначенныхлиниях.

Идея, что каждое государство имеет или должно иметь единыйсуверенный народ, и что единство народа определяется общей культурой иязыком, была довольно успешно реализована во Франции и Британии.Лингвистическая гомогенизация была возможна там, где оставались лишьнебольшие меньшинства с низким социальным и культурным престижем. ВЦентральной и Восточной Европе ситуация была иной. В мультикультурныхимпериях существовала этническая и культурная иерархия, но в строгомсмысле империи стремились к культурной и лингвистической гомогенности,и когда они достигали ее, империи имели тенденцию разваливаться.Национальные государства, которые выкристаллизовывались из умирающихимперий, наследовали некоторое культурное разнообразие этих империй,но они были вынуждены любыми политическими средствами преодолеватьего. Иногда национальные государства могли институционализироватьнекоторую толерантность. Однако в большинстве случаев меньшинствавоспринимались как “проблема”, которая, в конечном счете, должна бытьрешена ассимиляцией, переселением или более суровым способом.

Попытки ассимилировать культурно разнообразные части населениязаканчивались, как правило, сопротивлением или, по крайней мере,социальным напряжением, которое было трудно преодолеть. Под угрозойтерриториального раскола эти попытки могли усиливаться. Поэтомусовременные национальные государства были бы внутренне нестабильны,если они были бы составлены из культурно неоднородных популяций, а

попытка увеличить однородность, чтобы сломить тенденцию кдестабилизации, могла привести именно к увеличивающейсянестабильности.

Таким образом государственные границы выполняли не только функциюопределения национальной идентичности. Они были инструментальны вформировании внутренних конфликтов. В этом отношении современныеграницы имеют глубоко противоречивое значение, которое воплощается вразличных формах социальной напряженности. Однако, на самом деле, ихфункция еще шире, и это ведет к непреднамеренным, но решающимпоследствиям.

Если смотреть на границу, то так или иначе известно, что за нейнаходится другой мир. Иными словами, границы создают различие между“здесь” и “там”, которое считается существенным. Различие одновременнопривлекает и отпугивает. С одной стороны, оно помогает создаватьколлективную идентичность, но, с другой стороны, оно угрожаетсуществованию этой идентичности.

Возможны две реакции на это непростое различие. Первая - отвернутьсяот границы. Внешний мир просто не существует в смысле его реальности.Представляется, что такая реакция довольно типична. В Берлине до 1989года многие люди и на Востоке, и на Западе зачастую игнорировалистену. Они даже не думали о ее другой стороне, хотя знали, что тамопределенно что-то есть. На стену как на демаркацию различий просто несмотрели, она оставалась неотрефлектированной. Это один из факторов,который помогает вписать границы в общество. Подобное отношение кнедавно обозначенным границам способствует постепенному стираниюколлективной памяти. Конечно, некоторые следы истории продолжаютсуществовать и влиять на поведение людей. Однако они не прочитываютсянаселением, живущим вблизи границ, они видимы лишь информированномупостороннему.

Такой вид поведения отражается даже в процессе создания карт, вкоторых одна страна представлена в виде острова, окруженного лишьодним цветом - внешним миром. Например, Богемия была расположена вморе. Этот тип карт был особенно распространен в социалистическихгосударствах, которые, как правило, отрицали любые историческиеконтексты и поощряли переписывание сложных региональных или культурныхисторий в простые национальные сказки.

С другой стороны, привлекательность границы, отличия другой сторонымогут вызвать иной тип поведения. В этом случае граница являетсясоблазном пересечь ее, законно или незаконно, и испытать волнение ототличий. Можно выделить два типа нарушителей границы. Один из них -исследователи в поисках нового опыта, или те, кто просто хочет

расширить свои знания, осваивая новые и поэтому заманчивые территории.Они могут демонстрировать свою храбрость и свой опыт позже, получивдома социальное признание и освоив некоторые из привлекательныхкачеств, приписываемых чужой стране.

Этот тип нарушителей границы помогает воспроизводить коллективнуюидентичность более осознанно: с одной стороны, все сильнее утверждатьее новыми аргументами, однако, с другой стороны, подвергать ееопасности. Существуют аналогичные феномены социального восприятия.Например, пересечение сексуальной границы одновременно подтверждает иподрывает традиционные гендерные роли. И это пересечение можновоспринимать как угрозу “нормальной” идентичности. То же мы наблюдаемпри пересечении границ научных дисциплин. Упорядоченная кооперация также бесплодна как, например, туризм официальных делегаций. Ее можнопротивопоставить ученым, которые игнорируют границы и тем самымугрожают существованию формальных дисциплин и дисциплинарнойидентичности.

Второй тип нарушителей - профессиональные контрабандисты, которыенарушают границы по иным мотивам. Они действуют незаконно, тайнопереправляя товары через границу. Люди, занимающиеся контрабандойкартин, поэзии, идей или чувств воспринимаются как опасные. Так какмотивы их деятельности не обязательно благородны, в ней видят импортопасных инфекций на территорию, где нормальные люди стараютсянеукоснительно и культурно мыться для того, чтобы воспроизводитьнезагрязненную идентичность.

Можно найти иные типы нарушителей границы или дифференцировать их вподтипы. Но понятно, что роль пересекающих границу двойственна ипротиворечива. С одной стороны, они укрепляют институты, которыепризваны поддерживать существование и эффективность границ. Этосвязано с тем, что нарушитель стремится обходить или подрывать любыемеханизмы защиты, изобретенные пограничниками, а те, в свою очередь,вынуждены непрерывно совершенствовать собственные методы. Такимобразом граница становится все более трудной для пересечения, но онанепрерывно воодушевляет нарушителей быть более изобретательными.

Однако сам нарушитель заинтересован в существовании границ.Контрабандист, не имея границ, которые он тайно стремится пересечь,потерял бы средства к существованию. Романтичный нарушитель потерял быинтерес к жизни, если другая сторона не была бы огорожена и поэтому несильно бы отличалась. Все это могло стать одной из причин,объясняющей, почему объединение Европы, будучи экономически иполитически нормальным предприятием, никогда не будет таковым вкультурном отношении.

Метафорическая проницаемость концепции границы доказывает, что онаимеет важное социальное содержание. Социальные классы и социальныемилье (milieus), субкультуры, так же как и страны, могут быть описаныи описываются в терминах пространства. Это дает возможностьпереосмыслить перспективу границы как социального феномена.Пространственная коннотация социальных и культурных “границ”,культурные и социальные коннотации государственных границ позволяютиспользовать концепцию “социальной формы” Георга Зиммеля. Такимобразом создание границ может вызывать определенные трудности, анализкоторых выходит за пределы этой статьи. С другой стороны, границуможно рассматривать как причину интереса, любопытства илипознавательного и эмоционального удовольствия. Эротические коннотациимогут быть переведены в иные социальные и культурные пространства. Тоесть границы не должны рассматриваться лишь как амбивалентные иливозможные положительные стимулы; цепочки метафор, порождаемыеконцепцией границы, могут помочь в исследовании границ.

Перевод О.Бредниковой

Джеймс Скотт

СТИМУЛИРОВАНИЕ КООПЕРАЦИИ: МОГУТ ЛИ ЕВРОРЕГИОНЫ СТАТЬ МОСТАМИКОММУНИКАЦИИ ?

Введение

Региональное приграничное сотрудничество как стратегия,способствующая политической и экономической независимости, широкоподдерживается в Европе. “Регионализация” и “институционализация”являются ключевыми понятиями концепции приграничного сотрудничества. Вэтом контексте еврорегионы - локальные примеры такого сотрудничества -формируются как средство обеспечения продолжения и стратегическогонаправления сотрудничества.

Впервые концепция еврорегиона была реализована в 1970-80-е гг. наголландско-немецкой границе - местности, известной “институциональнойплотностью” в сфере трансграничного планирования и защиты окружающейсреды. Основная цель еврорегионов - добиться признания главенствующейроли межнациональных инициатив, направленных на решение особыхэкономических, экологических и социальных проблем в регионах. Этиассоциации (многие из них имеют трансграничные местные “парламенты”)представляют собой дополнительное звено региональной “администрации” ииграют решающую роль в доставке европейской помощи для региональногоразвития в приграничные области. Однако исследования показывают, чтоеврорегионы еще далеки от успеха в достижении своих амбициозных целей.Несмотря на щедрые проектные субсидии, реальное сотрудничество

сложилось лишь в некоторых областях взаимодействия. В действительностиопыт большинства еврорегионов показал, что частный сектор слабопредставлен в трансграничной кооперации, и привлечь его ксотрудничеству чрезвычайно сложно.

В изучении еврорегионов необходимо различать политику намерений,риторику самопрезентации и реальный опыт кооперации. Скорее последнееможет служить критерием оценки сотрудничества, нежели определенные apriori концепции регионального развития или планируемые инициативы. Вконечном счете, еврорегионы могут служить “мостами” коммуникации лишьв том случае, если будет успешным формирование социального капитала наоснове взаимного доверия в процессе повседневного взаимодействия.Исследования еврорегионов демонстрируют необходимость интегративногофрейма при сравнительных исследованиях трансграничного взаимодействия.В данной статье коротко обсуждаются логика риторики, поддерживающейеврорегионы, и расхождения между риторикой и реальным опытомкооперации. Предполагая, что реальная ценность еврорегионов можетзаключаться скорее в стимулировании диалога и институциональныхинноваций и в меньшей степени в достижении амбициозных целейрегионального развития, в статье предлагается альтернативнаяконцептуальная база для изучения еврорегионов.

Теоретические и стратегические причины трансграничного регионализма

Существует широкий спектр подходов к анализу взаимодействия вприграничных регионах и к трансграничному регионализму. Можно выделитьфункциональные аспекты (граница как “фильтр”, “ворота”, “зонаинтеграции” и т.п.), модели экономической рациональности, оценкистоимости кооперативных трансакций или этнографическиориентированные case-studies. Для того, чтобы понять, как различныеэкономические, культурные и политические переменные обуславливаюткооперацию на региональном и местном уровне, необходим сравнительныйаналитический фрейм, основанный на исследовании контекста и процессовприграничного сотрудничества.

Приграничное взаимодействие может быть охарактеризовано какколичественными данными о совместной деятельности, так и отраженными вдокументах и ориентациями акторов (в терминологии Шёна и Рейна “фреймырефлексии” (Schoen and Rein, 1994) и их опытом сотрудничества. Такимобразом, сотрудничество между городами, выраженное в формированиисетей и стратегических альянсов, может быть охарактеризовано черезанализ деятельности акторов, вопросов, которым они уделяют особоевнимание, и стратегий, применяемых ими для реализации общих целей. Этифакторы должны быть рассмотрены в перспективе с факторами “окружающейсреды” (экономическими, политическими, культурными), со специфическимихарактеристиками акторов (юрисдикция/власть, ответственность, ресурсы,

цели, институциональная “привязка”), со стратегическими ориентирамисотрудничества (предпосылки, приоритеты, типы инициатив и проектов), спараметрами опыта сотрудничества, включая аспекты конфликта иконсенсуса, барьеры на пути сотрудничества. Наконец, должны бытьприняты во внимание национальная и европейская политики, которыевлияют на региональное приграничное сотрудничество.

Хочу начать дискуссию с часто приводимого аргумента, чтоэкономический эффект синергии и более эффективная политика могут бытьдостигнуты путем устранения коммуникативных барьеров, возведенныхнациональными границами. Трансграничный регионализм, будучипотенциально новой формой управления в Европе, обеспечен теоретическии политически, при этом приграничная кооперация обсуждается на уровнепрограмм и даже нормативов. Можно определить трансграничныйрегионализм как пространственно интегрированную форму политическогосотрудничества и решения проблем, которая пересекает границынациональных административных практик и старается сформировать,вопреки этим границам, осознание связанности, взаимозависимости иобщих интересов. Транснациональный регионализм представляет собой“субнациональную парадипломатию” в широком масштабе и в разныхгеографических контекстах. Это больше, чем простая реакция на новуютерриториальную логику экономической деятельности или укрупняющиесярынки. Это и следствие взаимозависимости и ограниченной способностинациональных государств и международных организаций рассматриватьглобальные вопросы (Young, 1997). Таким образом, транснациональныйрегионализм вызван и желанием развивать новые, более гибкие иэффективные формы коллективных действий, поддержания мирногососуществования и экономического развития. Спрос на “управление” вэтих областях постоянно увеличивается.

Рассматривая стратегические интересы ЕС, особенно идею экономическойи политической взаимозависимости как предпосылки политическойстабильности в Европе, можно отметить сильное рациональное началостимулирования приграничного сотрудничества. Модель многоуровневойинституционализации, усовершенствованная в западноевропейскихрегионах, была применена на границах ЕС со странами Восточной Европыдля нивелирования региональных различий и создания долговременнойосновы сотрудничества в качестве политики по подготовке интеграции.Вместе с проектами, щедро финансируемыми европейскими фондами, этамодель теоретически конституирует фрейм развития новой политики черезнациональные границы.

И с практической и с академической позиций, комплексный процессевропейской интеграции и расширения ЕС способствовал привлечениювнимания к приграничным регионам как к зонам межгосударственного

взаимодействия. Национальные рынки инкорпорируются в более широкоеевропейское экономическое пространство, в то время как субнациональныерынки развиваются, отражая растущую функциональную и культурнуюважность регионов.

Поддержка Европейским Союзом приграничного сотрудничестваобусловлена многими стратегическими целями. В их числе возможностьоткрытия новых рынков, интересы европейской безопасности, политическойстабильности и экономической сплоченности, возможность избежатьнегативных последствий конкуренции между регионами и, в преддвериивступления в ЕС государств Восточной Европы, развитиенациональных/региональных экономик в постсоциалистических странах. Длядостижения этих целей поощряется создание различных межгосударственныхорганов с обязательствами координировать приграничное сотрудничество.Особенно приветствуется создание еврорегионов и трансграничныхассоциаций местных самоуправлений.

Оценка опыта Еврорегионов

Трудно дать исчерпывающую оценку результатов приграничногосотрудничества в Европе, поскольку, наряду с законченными проектами,многие приграничные инициативы все еще находятся в стадии реализации.Однако опыт приграничных ассоциаций в странах Бенилюкса и в регионахна голландско-немецкой, а также на немецко-польской границах,может служить определенной мерой. На основании этого опыта мы можемсделать несколько общих выводов:

1. сотрудничество между общественными агентствами,университетами и, в меньшей степени, НГО было успешным в прямыхпроектах с ограниченным фокусом в таких областях как защитаокружающей среды, транспортная инфраструктура, профессиональноеобразование, культурная деятельность и сети общественныхорганизаций;

2. создание сетей частного сектора и инвестиций, так же какэффективная трансграничная координация планов природопользованияи городского развития, остаются иллюзией. Инициативысотрудничества и учреждение центров бизнес-информации показалисвою неэффективность в изменении национальнофокусированногоинвестиционного поведения и сотрудничества между фирмами даже втаких культурно гомогенных приграничных регионах как севернаяБельгия и южная Голландия;

3. местный патриотизм оказал сопротивление большинству попыток“регионализировать” местное природопользование и политикууправления, поскольку они оказывают влияние на жилищное

строительство, индустриальное и коммерческое развитие. Однаконесколько голландско-немецких индустриальных парков все-такистроятся.

Опыт немецко-польского трансграничного регионализма особенноинтересен. В какой-то мере здесь можно провести параллель сголландско-немецким примером и странами Бенилюкса. Проектно-ориентированное сотрудничество в сфере защиты окружающей среды(создание совместных очистных сооружений) и высшего образования(Университета Европы во Франкфурте и Слюбице) принесли ощутимыерезультаты, в то время как проекты трансграничного экономическогоразвития, включающие частный сектор, не вызвали энтузиазма и неразвивались. Немецко-польское сотрудничество протекает, разумеется, вболее сложных условиях, чем голландско-немецкое. Здесь можно назватьследующие причины:

1. крайнее несоответствие ресурсов управления на национальном,региональном и местном уровнях обусловило в высшей степенинеравные отношения по важным вопросам сотрудничества;

2. противоречия между традициями федерализма в Германии иподчеркнутым централизмом Польши;

3. медленное развитие местного самоуправления в Польше и бывшейГДР.

Вопреки членству в еврорегионах, большинство муниципалитетов внемецко-польском приграничье потерпели неудачу в поисках болееэффективного партнерства, переложив трудности на центральные офисыеврорегионов. В результате, фонды ЕС чаще используются какдополнительные статьи дохода, нежели идут на осуществление совместныхинициатив. Внутренние конфликты по поводу распределения ресурсов,особенно в правительстве Германии, мешают координации инициативрегионального развития, предназначенных для приграничного региона.

Несмотря на успех, ясно, что еврорегионы автоматически негарантируют альянса общественного и частного секторов для решениявопросов регионального и местного развития. Европейский опыт такжедемонстрирует, что политика в приграничных регионах сохранила свойадминистративный, иерархичный и бюрократический характер, и это вовсене стимулирует гражданские инициативы. Особенно это справедливо длярегионов, характеризующихся сильной социально-экономическойасимметрией, например, региона на границе Германии и Польши.

Еврорегионы как проекты регионального конструирования

Как показал опыт еврорегионов, возникновение трансграничныхгородских сетей ставит гораздо больше вопросов, чем дает ответов.Видим ли мы реальное развитие сообществ по интересам, отражающихместную ситуацию и местные потребности? Действительно ли эти сетипредставляют новый образец управления, преодолевая административные,когнитивные и культурные барьеры в кооперации и достигая заметныхрезультатов в политике? Или, возможно, трансграничные сети являютсялишь символическим знаком “европейскости” и/или средством дляполучения европейской помощи?

В нашей дискуссии о еврорегионах пересекаются несколько вопросов,представляющих теоретический и практический интерес:

1. отношение между “материальным” и “дискурсивным” регионализмоми “абстрактным” и “реальным” пространством;

2. “европеизация” местных и региональных политик под влияниемполитики и инициатив ЕС;

3. роль сетей и их “включение” в местный контекст;

4. роль элит в развитии приграничного сотрудничества (“открытиепути” и формирование множественных идентичностей, преодолевающих,в случае необходимости, ограничения местного контекста).

Важным аспектом сетевой кооперации, связанным с приграничнымсотрудничеством в Европе, является развитие новых форм планирования сучетом социальной и политической мобилизации и политического дискурса(см. Healy, 1997). Рассмотрение процесса планирования какрегионального диалога вкупе со стратегиями координации различныхинтересов обещает развитие приграничных альянсов между городами ирегионами (van Geenhuizen et.al.,1996). Однако при созданиитрансграничного альянса часто забывают о контексте. Важны не толькофинансовые возможности и законодательная база, но и способность самихакторов поддерживать развитие новой политики.

Возникают вопросы по поводу сетей в элитах, которые часто объединеныобщими интересами, в то время как интересы тех, кого они представляют,могут быть совершенно иными. В нашем случае, термин “элиты” необязательно относится к привилегированным группам. Это, скорее,мотивированные акторы, вовлеченные в развитие трансграничнойкооперации. Представители элит осознают необходимость вступать вдиалог, имея дело с проблемами, выходящими за пределы границ ихкомпетенции. Элиты часто вовлечены в манипуляции со специфическимипограничными проблемами или в процесс решения деликатных вопросов. Идля того, чтобы сохранить устойчивые условия приграничногосотрудничества, они должны лавировать между давлением национального

центра и местными эмоциями. Эти выводы подтверждены исследованиямипоследних лет в ряде приграничных регионов.

Нельзя недооценивать интеграционную роль элиты и ее мобилизующийпотенциал в смысле “гражданского предпринимательства” (дискуссию поэтому вопросу см. в Henton et. al., 1997). С некоторым оговоркамиеврорегион может быть рассмотрен как стимулятор политическогосотрудничества на местном уровне для решения повседневных проблем.Однако он не способен принять на себя такую роль в реализациирегионального развития в целом, хотя это является одной из главныхцелей еврорегиона. Исследования Института регионального развития иструктурного планирования показывают, что деятельность еврорегионовможет стать эффективнее с помощью стратегического менеджмента. Этопотребует развития “усиливающих” предпринимательских стратегий поотношению к сотрудничеству. Однако подобная установка на муниципальномуровне далеко не очевидна из-за упорного сопротивления традиционнойиерархии, разделения ответственности и старомодных представлений ослужении обществу.

Перспективы трансграничного регионализма будут определятьсярезультатами постепенного комплексного процесса создания новыхинституциональных возможностей на национальном, государственном иместном уровнях. Поэтому для того, чтобы концептуализироватьтрансграничный регионализм как политический и социальный процесс,создающий новый пространственный контекст действия, необходимопроводить сравнительные исследования. Следует обсудить новую географиюмеждународных отношений, так как традиционный статистический илинеолиберальный подходы не дают ответа на многие вопросы, связанные сфеноменом трансграничного регионализма. Возникают ли в глобальноммасштабе реальные транснациональные сообщества, отражающие местныеинтересы? Действительно ли эти сети представляют новый подход куправлению, преодолению административных, когнитивных, и культурныхбарьеров на пути сотрудничества и приносят важные политическиерезультаты? Или трансграничный регионализм не более, чем упражнение всамопрезентации и символический жест региональной идентичности илидаже в отдельных случаях стратегия получения дополнительных субсидий?

Синтезируя ряд case-studies, таблица 1 показывает, какконструктивистская перспектива может помочь соотнести трансграничныйрегионализм с экономическими, политическими и культурными переменнымина разных пространственных уровнях. Такая перспектива может пролитьсвет на то, как развивается региональная “повестка дня” и какстратегии кооперации реагируют на внутреннее (местное) и внешнее(национальное, глобальное) давление. Эта схема, фокусируется накогнитивных, дискурсивных и материальных категориях и облегчает

понимание самых общих рамок возможных интегративных подходов кизучению трансграничного регионализма.

Таблица 1. Источники межграничного регионализма в Европе и Северной Америке

Когнитивные Дискурсивные Материальные

Процессыформированиярегиональногосамосознания: идентификация собщими проблемами иконтекстом развитиякак предпосылка дляучреждения сообществпо интересам

Созданиеидеологическихплатформ и парадигм,обеспечивающихполитическуюлегитимность иориентацию натрансграничныйрегионализм

Институциональныефреймы

Ресурсы иинициативы,поощряющиетрансграничнуюкооперацию

Европа

Акторы публичногосектора (и вопределенной степенинеправительственныеорганизации)развиваютрегиональный фокус вуправленииадминистративнымизадачами ипроблемами,выходящими занациональные границы

Ассоциация спроектом европейскойинтеграции и ееэкономические,политические исоциальныеперспективы

Многоуровневыеинститутысотрудничества

Перспективыевропейской инациональнойподдержки инициативсотрудничества

Северная Америка

Акторы публичного иприватного секторов,неправительственныеорганизации исообщества создаютновый региональныйконтекст для акций впризнаниеэкономической иэкологическойвзаимозависимости

Реакция на вызовы ивозможностиглобализации:кооперация каксредство сохраненияэкономической/

экологическойжизнеспособности

Стратегическиеальянсы,международныеорганизации по защитеокружающей среды

Перспективыэкономического роста,усиление местныхпреимуществ иестественных ресурсов

По мнению Любина, “огромное количество времени, ресурсов и трудов,которое требуется мобилизовать соседним государствам и регионам для

того, чтобы адекватно справиться с последствиями глобализации,обуславливает необходимость существования свободных межграничныхмеханизмов для ведения диалога между членами правительств и ихкооперации с определенными целями” (Lubin, 1993:162-163). Несмотря напротиворечия, мы можем сделать вывод, что субнациональная дипломатияпродолжает развиваться, становясь все более комплексной и охватываявсе большие пространства и, несомненно, это окажет влияние нанациональное государство. Возможно, будущее приграничных регионов вЕвропе, особенно на ее периферии, следует интерпретировать спрагматических позиций и рассматривать скорее реальный вкладеврорегионов, нежели то, чего они могут достичь в идеальных условиях.

Перевод Е.Никифоровой

Литература

Healy, P. (1997) Collaborative Planning. Vancouver: UBC Press

Henton, D., Melville, J., Kimberly, W. (1997) Grassroots Leaders for a NewEconomy. How Civic Entrepreneurs are Building Prosperous Communities.San Francisco: Jossey-Bass Publishers

Lubin, M. (1993) The Routinization of Cross-Border Interactions: AnOverview of NEG/ECP Structures and Activities. In: Broun, D., Earl, H.(eds.) States and Provinces in the International Economy. Berkeley:University of California (Institute of Governmental Studies Press),pp.145-166

Rodemann, M. (1997) Strategien grenzuebergreifender Kooperation imdeutsch-polnischen Grenzraum. Der Netzwerkansatz. In: SoziologischeGrundlagen der Raumplanung, Fachbereich Raumplanung der UniversitaetDortmund, SOZ, 1

Schoen, D.A., Rein, M. (1994) Frame Reflection. Towards the Resolution ofIntractable Policy Controversies. New York: Basic Books

Scott, J., Willke, M., Triller, M. (1999) Grenzuebergreifende Regionalisierung.Projektbericht 1.18. Erkner: IRS. (unpublished project report)

van Geenhuizen M., van der Knapp, B., Nijkamp P. (1996) Transborder Europeannetworks: shifts in corporate strategy? In: European PlanningStudies, 4(6), pp.671-682

van Ruiten, P. (1996) Vergleich von grenzueberschreitenderZusammenarbeit an der deutsch-niederlaendischen Grenze anhand einerLegitimations, Effektivitaets- und netzwerktheoretischer Analyse.Erkner: IRS. (unpublished manuscript)

Young, O. (1997) Global governance: towards a theory of decentralizedworld order. In: Young, O. (ed.) Global Governance. Drawing Insightsfrom the Environmental Experience, Cambridge (Mass.), London:MITPress, pp.273-299

Хельга Патшайдер

РИТУАЛЫ И СИМВОЛЫ, СОЗДАЮЩИЕ ПОВСЕДНЕВНЫЕ ГРАНИЦЫ (на примерах клуба“Мотоциклетные ведьмы” и переселенцев в Трансильвании)

Статья посвящена границам, создаваемым посредством символов иритуалов. Вначале я рассмотрю несколько примеров из повседневной жизниженского клуба “Мотоциклетные ведьмы” в Австрии, чью культуру и образжизни я сейчас исследую. Во второй части статьи я остановлюсь наэтнических группах ландлеров (австрийцев, переселенных вТрансильванию) и саксонцев, также с давних времен живущих на этойтерритории - предмете моего исследования во время полевых экспедицийпоследних лет в составе группы под руководством профессора РоландаГиртлера.

Причины, по которым люди создают границы

Человек создает границы, защищая себя от других, формируясобственную личность и идентичность. Более того, человек стремится кдостижению признания и одобрения со стороны других (Girtler,1992:9,13). Ему необходимо уважение в сочетании с определеннойдистанцией, имеющей физическую, временную или социальную природу, дляобретения чувства особости. Создавая границы, он подчеркиваетсобственную индивидуальность. Внутри этих границ человек ощущаетзащищенность, границы обеспечивают ему определенный уровень физическойи психологической безопасности. Границы четко определяют действияличности в различных социальных ситуациях, они предлагаюториентационные схемы поведения.

Способы создания границ

Человек создает границы при помощи символов и знаков, значениекоторых определено в его культуре. Существование границы закрепляетсяповторяющимися ритуалами и действиями, приписываемыми некоторойситуации. Символы и ритуалы не статичны, они постоянно подвергаютсяизменениям. Человек организует свою жизнь, используя символы и знаки,и таким образом создает собственный символический мир. Символы имеютзначения. Эти значения демонстрируются акторами в определеннойсоциальной ситуации, приобретая таким образом социальный характер.Символы используются как ориентиры во множестве социальных ситуаций. Вданном контексте “ситуация” понимается как условия, дающие право наопределенное социальное поведение (например, действия других людей).

Человек, создающий границу между собой и другими, избирает стильповедения, демонстрирующий его собственную значимость, что выражаетсяв словах, интонациях и жестах, которые он использует. Так он создаетдистанцию между собой и менее достойными (Girtler, 1992:12). Символыпомогают определить не только манеру поведения и действия, но исоответствующую ситуацию. Одежда, стиль прически, украшения, язык,жесты, значки - все эти символы устанавливают границы междусоциальными статусами и используются акторами в совокупности слокальным и социальным контекстом для определения специфики ситуации,что является результатом приписывания значений определенным символам иситуациям. Итак, символы/знаки используются для установления исохранения границ между людьми. Значения появляются и приписываются впроцессе социального действия акторов.

Что происходит при пересечении границы

Человек принимается социальным окружением в том случае, еслион усваивает символы данной культуры, определяющие границы и ихзначение, и способен ориентировать свое поведение в соответствии сэтими критериями. Если его поведение не соответствует ожидаемому,человек подвергается вербальным или невербальным санкциям. Емууказываются границы.

Пересечение границы любого типа всегда сопровождается определеннымиритуалами. Таким образом становится социально очевидным столкновение сновой ситуацией и другим новым статусом. Этот статус наделяет человекановыми обязанностями и правами, которые он усваивает через значенияритуалов. Ритуальное действие выступает в качестве помощника вперемещении из одного мира в другой и помогает самому новичку иокружающим осознать то, чего ожидают от него в этом новом мире.Успешное пересечение границы обычно выражается большим числом ритуалови символов. Школы, специальные организации и элитные клубы имеютпропускные тесты, со специальными условиям и ритуалами принятия.Окончание школы или университета отмечается пышно и сопровождаетсярядом ритуалов, так же как в случае, когда кто-то покидает фирму илиуходит в отставку. Преодоление этих рубежей всегда ритуализировано испециально отмечается.

Типы границ

Роланд Гиртлер выделяет три типа границ. Границы первого уровня или“границы страха и контроля” являются реальными барьерами. Примеромможет служить “железный занавес”, разделявший мир на Восток и Запад, атакже стены монастырей и тюрем.

Границы второго уровня являются гибкими. Посредством гибких границлюди и группы людей охраняют и защищают свою индивидуальность,культуру и определенные интересы (Girtler, 1992:22). Характеристикойэтих границ служит то, что они используются для обозначения социальныхсфер, где есть общее знание и культура, которая служит общим кодомповедения. Такие границы также содержат информацию о социальномстатусе личности. Люди используют разнообразные символы, которые даютим и их семье чувство защищенности и уважения внутри четко очерченныхграниц (Girtler, 1992:51). В этих границах человек ощущаетопределенный уровень физической и психологической защиты и свободу,которые он готов защищать.

Входные двери домов и квартир олицетворяют гибкие границы. Ворота идвери могут служить для презентации “титулованных” членов дома иуказывать социальную позицию хозяина дома в обществе. Во всехкультурах существуют комнаты и места, куда невозможен свободный вход,например: женские кафе, комнаты для персонала в школах, отдельныепомещения в ресторанах, клубы и т.д. Определенному кругу людейзапрещено пересекать эту границу. Она указывает на начало мира особойкультуры. Здесь существует особое эксклюзивное окружение, в которомлюди развивают собственную культуру и по этой причине выстраиваютбарьеры для предотвращения вмешательства со стороны внешнего мира(Girtler, 1992:31).

Вход в эти “священные” комнаты возможен только после полученияразрешения и проверки со стороны охраны в лице портье, дворецкого,телохранителя, сопровождающего или секретаря. “Пограничная” охранауделяет особое внимание тому факту, что необходимо четкопридерживаться ритуалов, сопровождающих пересечение границы. С другойстороны, достоинство и священность личности связаны с возможностьювходить в определенные комнаты. Границы, барьеры и охрана показываютнам, что здесь, внутри сообщества, формируется новый мир соспецифическими стандартами и ценностями, моделями и кодами поведения.В обязанности охраны входит гарантия того, что людям, находящимсяздесь, не будут мешать. Определенные ритуалы и символы отделяют их отнаходящихся вовне и дистанцируют от публики в целом. Человек возводитграницы, за которыми он может строить новый мир в соответствии сосвоими желаниями (Girtler, 1992:31).

Границы третьего уровня - исчезающие границы. Они почти прозрачны.Этот тип границ обычно имеет место в повседневной жизни (например, вмагазинах, ресторанах, почтамтах, всяческих залах ожидания и т.д.). Насуществование границы указывают различные знаки и символы - вывески сназваниями мест, пограничные камни, знаки на стенах домов и дверях,знаки резервирования места при парковке машины, в ресторане или

поезде, или в комнате ожидания и т.д. Эти пространства доступны всем,у кого есть причина там находиться, они зарезервированы дляопределенных людей и недоступны для каждого.

Отгороженные зоны, имеющие скрытые границы, предполагают знакомствос определенным кодом поведения. Здесь также существует охрана в видеофициантов, дворецких, портье, секретарей, продавцов, специальныхохранников, запрещающих определенным людям пересекать границу. Люди,пересекающие границы этого типа, не должны казаться опасными, нарушатьспокойствие или переносить контрабандой опасные предметы (Girtler,1992:29, 30).

Роль символов в организации клубов

На территории клубов и организаций люди посредством символовдемонстрируют друг другу, что они сознательно дистанцируются от“нормального” мира. Когда образуется новый клуб, - например, женскийклуб мотоциклистов “Мотоциклетные ведьмы”, который я изучаю, - онполучает имя. Имя, название - это способ презентации членов клубадругим - людям, клубам, средствам массовой информации и обществу вцелом. Члены клуба должны идентифицировать себя с этим именем. Имяспособствует внутриклубной интеграции. Символ, эмблема клуба тщательнооформляются. Особое внимание уделяется знаку, его форме, цвету, текстуна нем, его значению. Организации и клубы используют в качествесимволов наклейки, бэйджи, свитера, головные уборы, визитные карточки,марки, бумагу и т.д., для того чтобы подчеркнуть свою социальнуюособость, отделить себя от других людей и клубов и помочь своим членамидентифицировать себя с организацией. Все оформлено логотипом клуба.При помощи такого ритуала клуб объявляет миру о своей независимости ижелании “отграничиться” (Girtler,1992). Члены клуба иногда носятспециальную одежду, имеют особый стиль прически, а также собственныестандарты поведения и кодексы чести. Одинаковая одежда, котораястановится униформой, символически и ритуально проводит границу междуразличными культурами. Для поддержания существования группы важносоздавать знаки, которые делают очевидной для общества границу междучленами клуба и остальным миром.

Члены женского клуба "Мотоциклетные ведьмы" используют сейчасбольшие по размеру и более четкие символы, чем в период созданияклуба, чтобы принадлежность к клубу была еще более очевидна, когдачлены клуба едут на мотоциклах. Кожаные черные жилеты поверх кожаныхпиджаков с названием клуба, написанным большими белыми буквами, сталипредметом обсуждения на нескольких клубных встречах.

Существуют правила использования одежды определенного цвета. Цветаявляются составной частью символики клуба. Цвет, используемый членами

клуба "Мотоциклетные ведьмы", запрещен для использования членамидругого клуба на их территории. В противном случае существует угрозафизических санкций (выдворение с территории). Не всем позволено носитьтрадиционную одежду, униформу или использовать эмблемы. Попыткипересечения границы предотвращаются мифами и легендами, которыепредупреждают о том, что происходит при пересечении границы. В крайнихслучаях люди прибегают к физическому насилию, для того, чтобы унизить,запугать или прогнать чужих.

Границы между этническими группами (на примере переселенцев вТрансильвании)

Примером гибких границ, которые, однако, строго соблюдаются,являются этнические барьеры между ландлерами и саксонцами, с однойстороны, и румынами и цыганами, с другой. Эти границы мы наблюдали втрансильванской деревне Гросспольд в Румынии во время полевыхэкспедиций. Мы обнаружили примеры использования мифов и легенд дляохраны и защиты границ. Это относится к брачным связям, которыерегулируются в зависимости от дружественности отношений междуландлерами и саксонцами и румынами и цыганами, живущими в однойдеревне. Я подробно изучала образцы брачного поведения ландлеров исаксонцев и смешанные браки румын и венгров и отметила большиеразличия между тем, что говорится о браках между представителямиразных культур и тем, с чем реально сталкиваются семейные пары вкаждом конкретном случае.

Каждое новое поколение семья, соседи и все деревенское сообществознакомят и запугивают ужасными мифами, что и предопределяет выборбрачных партнеров лишь в среде ландлеров и саксонцев. Мифы и легендыпредназначены для поддержания существующей границы и обеспеченияконтроля за ней через внушение страха. На практике наказания занарушение брачных правил или пересечение границы между двумясообществами не так жестки. У меня было несколько встреч с людьми, втом числе женщинами-ландлерами, состоящими в браке с румынами иливенграми. Некоторое время женщины наталкивались на презрительныевзгляды соседей и других жителей деревни. Но позже, знакомясь ближе счеловеком из другой культуры, жители начинали воспринимать его какхорошего мужа и соседа.

Интересно остановиться на историческом опыте ландлеров и саксонцев.В двенадцатом веке саксонцы добровольно мигрировали в Трансильванию изперенаселенной местности близ Кельна. Проживая на королевской земле,они непосредственно подчинялись самому королю и пользовались большойсвободой. В пятнадцатом веке саксонцы добровольно принялипротестантскую веру. А в восемнадцатом веке в связи с гонениями на

протестантов в Австрии были вынуждены переселиться в Трансильванию иландлеры.

Со временем возникли смешанные браки между ландлерами и саксонцами,однако до сегодняшнего дня граница между ними сохраняется. До сих порразличаются их языки. Веками ландлеры и саксонцы жесткодистанцировались от румын, венгров и цыган. Таким образом сталовозможным сохранение этой культуры в более или менее неизменном виде.

В поддержании границы по отношению к другим этническим группамсаксонцам и ландлерам помогает членство в земляческих организациях,различных братствах, соседских группах, певческих обществах, а такжеразнообразных институтах, способствующих внутренней интеграции(местная церковь, школа, собственные программы обученияпреподавателей, немецкие газеты, издательства и т.д.). Сильнаярелигиозная вера, которую разделяют ландлеры и саксонцы, такжепомогает сохранять границу и держаться вместе. Они молятся вместе,говорят на своем собственном языке, неустанно прикладывают усилия ксохранению своих обычаев, передают из поколения в поколение истории илегенды, продолжают старые традиции.

Во время коммунистического периода ландлеры и саксонцы поддерживалисвою культуру тайно. Они демонстрировали крайнюю изворотливость поотношению к коммунистическому режиму, навязывавшему определенный образжизни, в то же время продолжали развивать собственную культуру, чтодало возможность сохранить ее.

Граница между этническими группами ландлеров и саксонцев, с однойстороны, и румынами и цыганами, с другой, все еще не может бытьотнесена к третьему типу скрытых границ, она является гибкой. В связис постоянной эмиграцией молодежи, старшее поколение ландлеров исаксонцев, которое остается на месте, находится в зависимости отпомощи молодых румын и цыган. Прежние жесткие границы междуэтническими группами ослабляются. Румыны участвуют в уходе за старшимпоколением немцев, выполняют их ежедневные поручения, такие как походв магазин, приготовление пищи, уборка, выполняют работу сиделок. Оничастично управляют фермами и следят за полями и садами ландлеров исаксонцев. Увеличивается число цыган, работающих на фермах немцев вкачестве поденщиков. Причем цыгане работают исключительно на ландлерови саксонцев (румыны отказываются от работников-цыган).

Немецкая культура, в таких ее проявлениях как детские сады, школы,пансионы, праздничные мероприятия для детей и программы обученияучителей, после эмиграции большинства немецкого населения можетсохраниться только в том случае, если румынские и венгерские детибудут допущены к этим институтам образования, что сейчас в

действительности и происходит. Поскольку выживание немцев сегоднязависит от румын, немцы стали с ними более открыты и выражают интереск их жизни.

Изменение внешних условий внесло изменение в индивидуальный образжизни и в культуру Трансильвании в целом.

Заключение

В ситуации границы можно отметить примечательную двойственность. Содной стороны, человек нуждается в границах и создает их, но, сдругой, он одновременно заинтересован в их разрушении, преодолении,простом игнорировании (Girtler, 1992:10). Границы в некотором смыслепомогают нам выживать, одновременно являясь источником конфликтов истрахов. Мы можем не понять маркировки границы и нарушить ее.Последствием этого могут стать конфликты, оскорбления, драки и дажеубийства (Girtler, 1992:12). Границы представлены символами, и людикоординируют свои действия в соответствии со значениями, которые ониприписывают этим символам. Если символам приписывается другоезначение, границы также меняются. Символическая природа границ и ихискусственность означает, что их можно игнорировать или сражаться сними. Кроме того, границы не являются неизменными, они меняются и дажемогут исчезнуть совсем.

Перевод З.Соловьевой


Girtler, R. (1992) Schmuggler. Von Grenzen und ihren Ueberwindern.Linz: Veritas-Verlag

РАЗДЕЛ 2

ГОРОД НА ГРАНИЦЕ

Ольга Бредникова, Виктор Воронков

ГРАНИЦА И РЕСТРУКТУРИРОВАНИЕ СОЦИАЛЬНОГО ПРОСТРАНСТВА (случай Нарвы-Ивангорода)

Сегодня в Восточной Европе мы наблюдаем синхронные и противоположнымобразом направленные процессы переосмысления значения границ. С однойстороны, прежние границы, функционировавшие как важнейший элемент“железного занавеса” между капитализмом и социализмом, теряютпривычный смысл. Благодаря усиливающемуся трансграничномусотрудничеству на фоне становления единой Европы еврорегионыинициируют новые импульсы для быстрого развития прежних периферийныхтерриторий. С другой стороны, на части прежде единого пространства

возникли новые государственные границы, которые постепенно приобретаютсмысл новой “границы Европы”.

В данной статье мы анализируем процесс становления, “укоренения”новой государственной границы, исследуя трансформацию повседневностижителей приграничных территорий; и, наоборот, роль границы вконституировании, организации и производстве социальной жизни вприграничье. Наше исследование российско-эстонской границы акцентируетвнимание на том, как граница, будучи политическим проектомгосударственного строительства, подвергает кардинальнойреструктуризации привычное социальное пространство, разрушая прежниесвязи и стимулируя в принципиально изменившихся условиях созданиеновых социальных сетей на приграничных территориях. Только исследуяповседневное поведение жителей приграничья, мы сможем понять, какформируется это новое социальное пространство, как функционируют егоэлементы, какие правила определяют поведенческие стратегии населения иинститутов, какую роль играет в этих процессах новая граница.

В качестве объекта исследования мы выбрали так называемыйразделенный город (формально два разных города) Нарва-Ивангород, междукоторыми прошла недавно возникшая государственная граница междуРоссией и Эстонией.

Границы советского периода

Яркие описания смыслов границы СССР можно встретить в последнеевремя у самых разных социальных исследователей (см. например, статьюГасана Гусейнова в этом сборнике). Изоляция от внешнего мира былапринципом существования советского государства, начиная с конца 1920-хгодов. За пределами СССР простирался враждебный мир, о которомсоветский человек практически ничего не знал. В определенном смыслеему было присуще “островное” сознание. Государственная граница,обрамляющая “свое” пространство, была исключительно важна как границамира советского человека. Эту границу подавляющее большинствосоветских людей никогда не пересекало, она задавала общие рамки ихсуществования.

В повседневной жизни были значимы иные барьеры, которые реальноструктурировали социальное пространство и, соответственно, жизненныемиры людей. Часть таких границ представляли границы административно-территориальные, которые, впрочем, не играли существенной роли ввыборе поведенческих стратегий. Куда важнее для организацииповседневной жизни были границы, очерчивающие территории,подконтрольные, например, тем или иным промышленным предприятиям. Этиграницы не всегда совпадали с административными. Они были “видимы”,ибо территории разных хозяев могли резко различаться по характеру

застройки, насыщенности инфраструктурой и т.д. Формальная иерархияпромышленных предприятий (по отраслям и по уровню подчинения)сказывалась на объемах финансирования и, тем самым, на организации тойчасти территории и социального пространства, которые находились ввведении данного предприятия.

Примером малозначимости межреспубликанских границ в сравнении сграницами неадминистративными, делящими территорию междупредприятиями, могло служить приграничное пространство Ивангорода иНарвы. С одной стороны, Нарва и Ивангород принадлежали разнымсоветским республикам. С другой стороны, они представляли собойфактически единый город с общим пространством, с единойинфраструктурой, единым рынком труда, едиными “правилами жизни”.Социальные различия были связаны не с тем, где проживал конкретныйчеловек - в Ивангороде или Нарве, - а с тем, на каком предприятииработал. Например, комбинат “Кренгольмская мануфактура”, расположенныйв Нарве, строил дома для своих работников и в Ивангороде. И лучшиеусловия жизни были не у ивангородцев или нарвитян, а у работающих накомбинате.

Хотя формальные административные границы часто не играли роли вповседневной жизни, однако символическая иерархия пространства имелаопределенное значение. Эта иерархия выстраивалась, прежде всего, черезкатегории престижа. Так престижнее было жить в Нарве, ибо Эстониявоспринималась советским человеком как “домашняя заграница”. Поэтому“реальность” границы в советское время постоянно воспроизводилась, восновном, благодаря мифу о различиях в повседневной культуремежду Россией и Эстонией. Через воспроизводство стереотиповвоспроизводилась и граница. Несмотря на отсутствие значимых различий вжизни населения по обе стороны пограничной реки Наровы, в сознаниилюдей присутствовала некая культурная граница, которую они соотносилис административной.

Разрушение прежнего пространства

После распада Советского Союза административная граница междуРоссией и Эстонией преобразовалась в границу между национальнымигосударствами. Э.Гидденс связывает формирование современных государствс закреплением жестких межгосударственных границ (Giddens, 1985). Приэтом если ранее граница понималась как некая переходная область(frontier), позже она превращается в четкий разделительный рубеж(border), разделяющий национальные государства (Бродель, 1994;Giddens, 1985). Именно такую роль сегодня выполняет граница междуРоссией и Эстонией.

Основная функция границы - разделять государства - достигается,прежде всего, через контроль над ее пересечением. “Все /.../ социальнопроизведенные факторы конституирования, обособления и поддержанияколлективных идентичностей, такие как государственные границы /.../ вретроспективе оказываются производными от скорости [в смысле скоростипреодоления расстояния, в данном случае линии границы - О.Б., .В.В]”(Бауман, 1998:90). В ситуации Нарвы и Ивангорода граница стала преждевсего “реальной” в том смысле, что расстояние между городами, котороенекогда преодолевалось быстро и без ограничений, теперь стало много“больше”. Преодоление этого расстояния теперь требует большихвременных и денежных затрат (на оформление визы, например). Болеетого, по границе России и Эстонии теперь прошел часовой пояс. Такимобразом граница “отдалила” два города друг от друга еще и во времени.

В социальном смысле граница призвана конституировать “свое”пространство, воспроизводить представления о дихотомической структурежизненного мира. “Свой” мир однороден, освоенный, обжитой. За границейже начинается “чужая земля”. Она становится основанием социальнойрефлексии, когда “жизненный мир” и, соответственно, социальнаяидентичность строится на подобном противопоставлении с за-граничнымижителями, что во многом определяет социальные действия. Ситуацияпересечения границы провоцирует формулирование идентичности. Момент еепересечения - момент максимальной идентификации “извне”. Специальнообученные люди по цвету паспорта фиксируют принадлежность человека кразличным сообществам.

Памятуя о собственных впечатлениях от пересечения границы, авторыпоймали себя на том, что всякий раз после “ритуалов” - паспортного итаможенного контроля, - будучи уже на “чужой” территории, они начиналисравнивать, подбирать отличия, которые, “естественно”, непременнонаходились. Об этом же говорили и наши информанты. В интервью границатематизируется в терминах сравнения. Риторика границы отражает этосравнение и противопоставление, например, в нарративах, посвященныхгранице, где используются выражения “другая сторона”, “на той стороне”, “унас, и у них”,“там, за мостом” и т.д.

Территория государства как социокультурный конструкт воспроизводитсячерез национальный дискурс границы, например, путем тиражирования картстраны или путем переписывания зафиксированной в школьных учебникахили в концепциях краеведческих музеев истории приграничных контактов.В зависимости от состояния межгосударственных отношений стоящие другпротив друга крепости Нарвы и Ивангорода могут быть представлены внациональном дискурсе как единый туристический комплекс либо какпамятник исторического противостояния двух стран.

Через СМИ воспроизводятся и распространяются представления о том,что граница разделяет мир на две части. Например, в “Нарвской газете”существует постоянная рубрика “Вести с границы”. В основном, здесьприводится статистика нарушений границы и обсуждаются санкции поотношению к нарушителям. Такие публикации, наряду с часто публикуемымикарикатурами на соответствующую тему, призваны заклеймить “ошибочные”представления о смысле новой границы. Ирония стала инструментом борьбыза скорейшее закрепление в сознании населения линии раздела некогдаединого пространства.

Граница разрушила прежде единое социальное пространство Нарвы иИвангорода. Это связано прежде всего с тем, что была разрушенапривычная и освоенная зона повседневности. Теперь уже практическиневозможно жить в одном приграничном городе, а учиться, работать илихоронить близких в другом, как это было раньше. Прежняя структурасоциальных сетей, повседневные практики людей изменились благодарягранице и все более различаются по мере усиления различий в общемконтексте России и Эстонии.

Формирование нового пространства

Тем не менее, дихотомическое конструирование мира, которомуспособствует граница, предполагает какие-то отношения между обеимисторонами приграничья - не важно, конфронтация ли это, кооперация илиигнорирование - и неизбежное формирование нового единства. Границасовременного государства предполагает существование мира по ту сторонуусловной черты и означает признание “другого”, “иного”. Парадоксграницы и состоит в том, что границы разделяют людей, однако ихразделяющие свойства вызывают новое взаимодействие между людьми,порождают новые солидарности, и, соответственно, новые социальныесообщества, основанием для конституирования которых становитсяграница. Приграничное социальное пространство следует анализироватькак единое, структура которого задана особенностями существующейграницы.

Приграничные регионы занимают двойственное положение в социально-географическом пространстве государства, будучи одновременно и центроми периферией. Являясь периферией страны, приграничные территориистановятся центром региона, жизнь которого определяется задаваемымиграницей правилами. В некотором смысле можно даже говорить орегиональной культурной гомогенности приграничья в противоположностьвнутригосударственной гетерогенности. Таким образом, центральнойкатегорией социального анализа феномена границ должно стать понятиеприграничье (borderland), которое понимается, не как два близлежащих

региона по обе стороны границы, но как единое социальное пространство;и в этом смысле операциональны понятия common place и common people(Baud, Schendel, 1997:216).

Граница становится принципиальным фактором, формирующим социальнуюструктуру приграничного региона. Она не только и не столько делитсообщества по разные стороны рубежа, но диктует определенную логикуформирования внутренних границ сообществ: по языку, этничности,гражданству, профессии, статусу, поколениям и т.д. Например, сейчаспоколенческая граница в населении Нарвы или Ивангорода проходит нетолько между социализировавшимися в советское либо в постсоветскоевремя, но и между теми, чья юношеская социализация прошла до или послепоявления границы. Профессиональные сообщества, чья деятельностьсвязана с границей, наделяются особым статусом и ресурсами.

По выражению Эрхарда Штельтинга (см. этот сборник), здесь существуютдве возможные стратегии - “стоять лицом к границе” и “отвернутся отнее”. Используя эту метафору, можно сказать, что русским в Нарвеследует назвать того, кто смотрит через пограничный шлагбаум в сторонуРоссии, а эстонцем, соответственно, - смотрящего в обратную сторону.То есть важным критерием формирования различных социальных сообществстановится отношение к границе, выбор определенных жизненныхстратегий, включающих либо не включающих границу, использующих или неиспользующих связанные с ней ресурсы. Возникают социальные сети, воснове которых лежит граница уже не как преграда, но как необходимоеусловие солидарности (например, для контрабандистов). Можно говорить опостепенном формировании единого приграничного социальногопространства.

Хотя экономический и социальный контекст и, следовательно,повседневная жизнь людей по обе стороны Наровы все больше различаются,однако жизненные стратегии нарвитян и ивангородцев схожим образомориентированы на преодоление границы в поиске определенной выгоды.Таким образом объединение идет через разъединение. Граница становитсясвоего рода ресурсом. Прежде всего, активно используется разница вценах на товары и услуги. Неоднократное пересечение границы в течениеодного дня для того, чтобы в соседней стране позвонить или купитьпродукты, - привычная процедура. Сегодня структура потребления жителейНарвы в значительной мере формируется в Ивангороде. Таким образомграница не ограничивает территорию повседневности, но,напротив, стимулирует развитие последней за пределы “своего”государства.

Пионеры созидания единого межграничного пространства - постояннопересекающие границу люди, для кого подобные действия становятсярутиной (например, работающие за границей, или те, чья деятельность

непосредственно с ней связана). Бизнесмены и контрабандисты не простоперевозят товар, но легально или нелегально переправляют через границузнание о “другой стороне”.

Сам момент пересечения границы стимулирует возникновениесолидарности вне зависимости от гражданства, языка и т.д. для решениявозникающих проблем. Например, если у кого-то вес перевозимого грузапревышает норму, то в момент таможенного контроля можно “поделиться”излишком с тем, кто тоже пересекает границу. Если у кого-то извъезжающих в Эстонию отсутствуют необходимые деньги, требуемые дляпредъявления таможенникам, попутчики собирают и одалживают на времяпересечения границы нужную сумму. При этом такая солидарностьситуативна, она существует лишь на момент пересечения границы.

Особое значение приобретают многочасовые очереди на контрольно-пропускных пунктах. Здесь в значительной мере формируется повседневныйдискурс границы. Люди активно обмениваются информацией о том, какоблегчить пересечение границы, как обойти те или иные законы, каклучше использовать социальные и экономические различия по обе стороныграницы. Здесь же возникает множество неформальных правил,регулирующих очередь (например, работающие за границей могутпереходить границу вне очереди, направляясь на работу, однако должныстоять вместе со всеми в очереди при возвращении). Очередь становитсясвоего рода клубом, где заводят знакомства, встречают людей, которыхдавно не видели и т.д. Формируется сообщество, объединенное сходнымицелями, придерживающееся общих норм и правил. Такое сообществодостаточно многочисленно, имеет устойчивые границы (право пересекатьграницу в облегченном режиме имеет четко очерченный контингент). Вэтом особом приграничном публичном пространстве, помимо связанных сграницей неформальных норм и правил, вырабатываются новые моральныепредставления о том, что такое “хорошо” и что такое “плохо”. Здесь“справедливость могла вырабатываться и распределяться горизонтально,сплачивая, таким образом, разговаривающих в сообщество, отделенное исплоченное общими критериями оценивания” (Бауман, 1998:99).

Социальное пространство приграничья структурируется, в первуюочередь, трансграничными социальными сетями. Конечно, многие такиесети были сформированы еще в советское время. Однако с появлениемграницы они переструктурируются, приобретают иное значение. Например,социальные сети, построенные на родственной солидарности, не простовоспроизводятся на уровне советских времен, но даже реанимируются иукрепляются (например, наш информант нашел отца, с которым не общалсямного лет, и стал поддерживать с ним отношения для того, чтобыоформить пропуск и иметь возможность пересекать границу). Однаковопреки расхожим представлениям о советском и постсоветском обществе

как традиционном, подобная “реанимация” семейных отношений связана несо стремлением опереться на родственников при решении жизненныхпроблем, а лишь с возможностью облегчить формальное пересечениеграницы “по причине встречи с родственниками”.

Попутно хотим отметить, что выбор гражданства у жителей Нарвы иИвангорода также был связан скорее с формированием новых жизненныхстратегий в условиях появления границы, а не с вопросом лояльностигосударству или гражданской позицией. Поэтому катастрофическиеполитические прогнозы, связанные с тем, что около трети населенияНарвы являются гражданами России, основаны попросту на глубокоошибочной интерпретации этого факта. Выбор гражданства другогогосударства здесь ни в коей мере не грозит разрушением национальногоединства.

Логика развития границы

Любая граница рождается, проходит ряд этапов своего развития иумирает. Соответственно постоянно трансформируется приграничноепространство. Новая российско-эстонская граница в начальном периодесвоего существования ставит своей задачей разрушение прежнегосоциального пространства в целях формирования новой государственнойидентичности у жителей по обе стороны реки Наровы.

Идет процесс размежевания, граница постоянно укрепляется, льготы поее пересечению отменяются, контроль ужесточается. Но в анализеразвития приграничных регионов мы обязаны принимать во вниманиеперспективы взаимоотношений государств по поводу границы. Как заметилВладимир Ленин по другому поводу, “прежде чем объединиться, надоразмежеваться”. Логика исторического процесса формированиянациональных государств в Европе показывает, что при распаденииимперий разрушается насильственное единство. По мере развитиявозникает новая потребность в различных формах объединения, но ужедобровольного и взаимовыгодного. Такого рода процессы начинаются награницах в целях соединения усилий по развитию периферийных регионов.

Нарва и Ивангород сегодня еще недостаточно “размежевались”. Новыеусловия и, соответственно, правила жизни по обе стороны условной линиипока только формируются. Ситуацию здесь определяет как сильнаязависимость от власти центра, так и слабая степень интеграциинаселения каждого из городов в соответственно российское и эстонскоеобщество.

Можно предположить, что наряду с процессом жесткого размежеваниядвух государств на фоне одновременного формирования неформальногообщего социального пространства постепенно наберет силу процесс

“объединения” (появление новых форм трансграничной кооперации),который в ситуации Нарвы/Ивангорода пойдет достаточно быстро.Очевидно, он будет аналогичен процессам, происходящим на границахЕвропейского Союза, когда ранее неформальные практики сотрудничествапостепенно институциализируются и легитимизируются.


Бауман, З. (1998) Власть без места, место безвласти // Социологический журнал, №3. С.86-100

Бродель, Ф. (1994) Что такое Франция? Пространство и история. Москва:Издательство им.Сабашниковых // Braudel, F. (1986) L’Identite de laFrance. Espace et Histoire. Arthaud-Flammarion

Baud, M., Schendel, W. (1997) Toward a Comparative History of Bordrlands.In: Journal of World History, vol.8, No 2

Giddens, A. (1987) The Nation-State and Violence. Berkeley: Universityof California Press

Деннис Заламанс

СИМВОЛИЧЕСКИЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ГРАНИЦЫ

В СТРАНАХ БАЛТИЙСКОГО РЕГИОНА

Введение

В течение последнего десятилетия страны Балтийского регионаподверглись сильнейшим экономическим, политическим и социальнымизменениям. Изменились и физические, и символические границы. Послепадения “железного занавеса” и распада Советского Союза карта Европы,как это уже случалось ранее, снова приняла новые драматическиеочертания (Lundqvist, Persson, 1995; O’Loughlin & van der Wusten,1993).

Изменение границ означает нечто большее, чем просто изменения накарте. Оно воздействуют на жизнь людей и их мнения. Подобные измененияособенно заметны в приграничных областях. Данная статья посвященаобсуждению ситуации в двух разделенных городах (их можно рассматриватьи как четыре отдельных города), расположенных по разные стороныгосударственных границ в Балтийском регионе, а именно,Хапаранда/Торнио на границе Швеции и Финляндии и Валга/Валка награнице Эстонии и Латвии.

Политическая география и приграничные исследования

После первой мировой войны возник целый ряд новых стран, в то времякак некоторые государства прекратили существование. До 1940-х годовэто стимулировало развитие интереса к новой теме политическойгеографии. После второй мировой войны тема исследования границсвязывалась с нацизмом и какое-то время мало привлекала вниманиеисследователей.

В конце 60-х и начале 70-х годов внимание к теме снова началовозрастать. Большая часть литературы по политической географии былапосвящена политическим границам и сферам, связанным с ними.Исследования в основном концентрировались на эволюции границ,территориальных спорах и проблемах налогообложения. Почти ничего небыло написано о том, что облегчило бы понимание отношения к границе ипространственных паттернов поведения (Reynolds & McNulty, 1968). В1973 г. Томас Лунден написал работу об индивидуальном пространственномповедении людей вприграничных областях. Это исследование было в своемроде одним из первых и в Швеции и во всем мире. Целью исследованиястало объяснение причин паттернов передвижения и контактов людей,живущих вблизи государственных границ. В качестве объекта исследованиябыла выбрана южная часть шведско-норвежской границы (Lundеn, 1973).

Реализуемый в настоящее время проект “Границы в коммуникации -интегративная роль государства в приграничных регионах” посвященисследованию населения, живущего вблизи государственных границ. Цельпроекта - исследовать социальные коммуникации и то, каким образомграницы влияют на жизнь людей. Как было упомянуто выше, данная статьяпосвящена анализу ситуации в двух разделенных городах Хапаранда/Торниои Валга/Валка.

Между этими двумя разделенными городами существует много общего,однако наблюдается и достаточно много различий. Особенно сильноразличия проявляются в установках людей. Несомненно, что большинствожителей Хапаранда и Торнио считает, что сотрудничество между ихгородами выгодно, а большинство людей в Валге и Валке имеютпротивоположное мнение, или, по крайней мере, не видят пока основанийдля кооперации. Для того, чтобы понять ситуацию в этих городах,необходимо сделать исторический обзор, который, помимо прочего, долженпомочь объяснить цели пересечения границ представителями разныхэтнических групп. Мы попытаемся проанализировать формальные инеформальные приграничные контакты и разнообразные формывзаимодействия жителей этих разделенных городов.

Государственная граница и индивиды

Для людей, живущих в приграничных регионах, область влияния илипространство деятельности могут ограничиваться или искажаться

различным образом. Даже такие открытые государственные границы, какграница Финляндии и Швеции, рассматриваются как естественные, самособой разумеющиеся. Например, ученики, живущие недалеко от школы подругую сторону границы, все же ходят в школу в своей стране, хотя онаи расположена значительно дальше. Лишь в редких случаях ученикирешаются пересекать границу и посещать ближайшую школу (Lundеn, 1997).Сходная ситуация складывается и в отношении сервиса.

Открытость границы проявляется в повседневном пересечении ее людьми,направляющимися в другую страну за покупками, что связано с разнымуровнем цен на товары. Несмотря на рыночную экономику, продажа многихтоваров субсидируется или регулируется различным образом. Зачастуюодна сторона приграничной области извлекает выгоду из сотрудничествакак потребитель, а другая как поставщик. Однако со временем, такойрасклад отношений может измениться (Loesch, 1954).

Что касается потребления средств массовой информации, то “свои”программы вещания используются в тех случаях, когда телевидение илирадио передают новости или другую важную информацию, в то время какразвлекательные программы часто смотрят - если позволяет знание языка– и из-за рубежа. Персональные контакты, включая создание семей,зависят от культурных традиций и от демографической ситуации в регионе(Lunden, 1973).

Государство, индивиды и ситуация границы

Государственная граница всегда ставит вопрос лояльности граждан. Идаже когда существование границы не подвергается сомнению, существуетпотенциальный конфликт между государством и индивидом. При достаточнооткрытых границах, подобных описываемым здесь, жизнь на перифериигосударства означает как некоторые ограничения, так и некоторыедополнительные возможности. Государство и контролируемые иморганизации пытаются использовать преимущества, которые дает граница.На государственном уровне это регулируется законодательством, котороедолжно учитывать тот факт, что большинство государств - не острова,отдаленные от соседей, но представляют собой единое пространство. Намуниципальном уровне политики и государственные служащие в своейработе должны ориентироваться “наверх” по отношению к государственнойиерархии, “вниз” - по отношению к местным жителям и “вбок” поотношению к соседнему муниципалитету, преобразуя таким образомприграничную область в поле дополнительных возможностей и добиваясьлояльности своих граждан.

Случай Хапаранда/Торнио

Разделенный город Хапаранда/Торнио расположен на границе Швеции иФинляндии на полярном круге. Торнио был основан как торговый центршведским королем Густавом II Адольфом в 1621 году, когда Финляндияпринадлежала Швеции. В 1809 году, когда Швеция потеряла территориюФинляндии, и она отошла России, между Швецией и Финляндией былапроведена граница. Граница была определена не по этническому, а потерриториальному принципу вдоль реки Торне. Если бы границаопределялась по этническому признаку, то она прошла бы на 100километров западнее. В 1821 году рядом с Торнио со стороны Швеции былоснован город Хапаранда.

Границей между суверенными Швецией и Финляндией этот рубеж сталспустя столетие, когда Финляндия впервые добилась своей независимостив 1918 году. Несмотря на то, что после освобождения Финляндии соседямстало легче общаться, граница все еще существовала, а на разныхберегах реки финский язык уже обладал некоторыми отличиями. К концувторой мировой войны северная часть Финляндии была полностьюразрушена, в то время как соседняя шведская территория оказалосьнетронутой. Неравенство жизненных стандартов людей по разные стороныграницы было очевидным. Это расхождение привело к уменьшению контактовмежду двумя городами.

В 1970-х годах различия уменьшились, и возникли новые более открытыеформы кооперации. Обе стороны осознали, что они могут извлекать пользуиз сотрудничества, и в 1987 году по инициативе муниципалитетов былосоздано новое транснациональное образование - Provincia Bothniensis(РВ). РВ имеет свое правительство с председателем по одну сторонуграницы и заместителем по другую. В течение последнего десятилетия всотрудничестве были достигнуты значительные успехи (например, проектохраны окружающей среды, языковая школа, совместный центр досуга). Внастоящее время большинство людей в Хапаранда и Торнио считаютподобное сотрудничество естественным. Такая модель кооперацииразделенных городов хорошо известна во всем мире и очень частоупоминается в качестве примера трансграничного сотрудничества. Хорошаярепутация стала основанием международной миссии этих городов, целькоторой - помощь другим приграничным регионам в формировании сходныхорганизаций. Однако возникают и жалобы на деятельность РВ, особенно нато, что она слишком иерархично организована.

В исследуемой поселенческой общности проживают представители трехотносительно крупных этнических групп: шведы, финны и торнедалингары(tornedalingar). В Торнио живут лишь финны, в то время как в Хапарандаситуация более сложная. Большинство жителей Хапаранда называет себяшведами, включая tornedalingar, но около 30% населения являютсяэтническими финнами. 25% населения все еще имеют финское гражданство.

Большая группа финнов переселилась в Хапаранда относительно недавно издругих районов Швеции, где многие работали еще с семидесятых годов.Люди, которые называют себя tornedalingar, также говорят по-фински,хотя некоторые из них полагают, что говорят на собственном языке.Tornedalingar - выходцы из Финляндии, исторически они долго былиоторваны от других финнов. Сегодня они считают себя шведами, но имеютсвой язык и культуру и приводят доводы в пользу особого социального иполитического положения.

В течение последнего десятилетия административная и политическаяграница между Хапаранда и Торнио практически исчезла. С 1994 годуФинляндия и Швеция являются членами Европейского Союза, и хотянекоторые ограничения по пересечению границы формально еще существуют,однако и люди и товары могут пересекать границу свободно.

Случай Валга/Валка

Разделенный город Валга/Валка расположен на границе Эстонии иЛатвии. В отличие от Хапаранда и Торнио, Валга и Валка являлись единымгородом с самого начала существования. Город впервые был упомянут в1286 году. В течение столетий город был единым, и в нем проживалиэстонцы и латыши. С появлением железной дороги, Валга/Валка сталважным железнодорожным центром. К концу XIX столетия в городесуществовало много предприятий, связанных с железной дорогой. В 1920году, когда Эстония и Латвия получили независимость, город Валга/Валкабыл разделен. Граница между городами была проведена по этническомупринципу, как и вся граница между Эстонией и Латвией. Издавна эстонцыи латыши селились в разных частях города, даже тогда, когда границаеще не была зафиксирована (Kant, 1932).

После аннексии балтийских стран Советским Союзом город снова сталпрактически единым, вопреки тому, что Валга был расположен в ЭстонскойССР, а Валка - в Латвийской ССР. Но и в советские времена эстонское илатышское население традиционно селилось раздельно в соответствующихчастях города. Для русскоязычного населения, массово переселившемсясюда в советские времена, подобных правил не существовало. Оновоспринимало Валга и Валка как обычные советские города и выбираломесто жительства по всей территории, вопреки (невидимой) границе междудвумя республиками.

В советские времена Валга и Валка имели единую администрацию, аобразование, здравоохранение и транспортная сеть были разделены. С1991 году, после обретения Эстонией и Латвией независимости,Валга/Валка был разделен на два города. Еще раз население внезапностолкнулось с новой ситуацией. Оба города должны были быстро создатьсобственные администрации в пределах собственных стран. Тогда же

появились ограничения по пересечению границы, и между двумя городамибыл воздвигнут новый барьер.

В первые годы после разделения не было даже и речи о кооперациимежду городами. Переговоры между государствами, как предполагалось,должны проводить правительства, а не местные муниципалитеты. ВластиВалги и Валки не видели каких-либо оснований для открытия дискуссии,посвященной решению местных проблем, хотя и понимали, что не способнырешить их в одиночку. Обе стороны опасались что-либо предпринимать,ибо всякая попытка сотрудничества расценивалась бы как наследиесоветских времен. Дополнительной помехой являлся тот факт, что Эстонияимеет скорее децентрализованную политическую систему, а политическаясистема Латвии все еще сильно централизована, и все решенияпринимаются в Риге.

В 1996 году был начат проект ESTLA, цель которого - организоватьмежду Валгой и Валкой дискуссию о решении насущных проблем. Проектвыполняется в кооперации с РВ из Хапаранда/Торнио и финансируетсяпрограммой ЕС (INTERREG), которая должна стимулировать трансграничнуюактивность и кооперацию. В октябре 1998 года был закончен первый этаппроекта, и прежде, чем начать следующий этап, необходимо оценитьрезультаты предыдущего.

В Валга/Валка проживают четыре большие национальные группы: эстонцыи латыши, которые живут соответственно в Валга и Валка, а такжерусские и иностранцы (люди без гражданства), которые живут в обоихгородах. Около 35% населения Валги - граждане России или иностранцы, вВалке эта доля составляет 25%. Ни эстонцы, ни латыши не говорят, что уних есть какие-либо причины или нужды пересекать границу, но в случае,если они пожелают это сделать, они могут пересекать границу скольугодно много раз, лишь показав свой паспорт. Граждане России должныоформлять визы, и всякий раз при пересечении границы их паспорт будетпроштампован. Иностранцам позволено пересекать границу до 90 раз вгод, и в их паспортах тоже ставят печати.

Несмотря на то, что существуют некоторые трудности в пересеченииграницы, многие люди уже сегодня беспокоятся о будущем, когда Эстониястанет членом ЕС, а Латвия нет. Эстония, в отличие от Латвии, былавыбрана одной из первых в числе стран, ведущих переговоры о членстве вЕС.

Восприятие границы в национализирующихся и “стабильных” государствах

Как было указано выше, существует много отличий между поселенческимиобщностями Хапаранда/Торнио и Валга/Валка. В большой степени они могутбыть объяснены географическими, историческими и политическими

отличиями. Однако существует ряд важных сходств, о которых необходимоупомянуть. Например, тот факт, что они являются периферийнымитерриториями в своих странах, и что значительную долю населения этихгородов составляют меньшинства. Для того, чтобы сравнить ситуацию ванализируемых случаях, необходимо выделить три сегмента межграничнойактивности - политическую, экономическую и индивидуальную.

Оба города политически организованы через РВ и ESTLA. В РВ с 1987года уже было реализовано несколько проектов. Одним из важнейшихрезультатов стало то, что восприятие границы и соседства изменилось впозитивную сторону, хотя национальная идентичность среди политиков всееще очень сильна. ESTLA только что сделала первые шаги, но уженалаживаются трансграничные контакты. Различия политической ифинансовой систем двух стран затрудняют сотрудничество. В Валга иВалка политики по каждую из сторон границы не просто охраняют своюнациональную идентичность, но и смотрят друг на друга с подозрением.

Что касается экономической деятельности, то со стороны Хапаранда в1995 г. были предприняты попытки организовать транснациональнуюбизнес-организацию. Представляется, что этот проект никогда не был быреализован при антагонизме систем. Сегодня уже почти нет разницы вценах по обе стороны границы, однако Торнио предлагает более широкийвыбор товаров и услуг. Валга и Валка никак экономически несотрудничают, однако Валга предлагает более широкий выбор товаров иболее низкие цены, исключая цены на алкоголь и табак. По выходным днямв Валге работает рынок, который, как правило, привлекает множествопосетителей из Латвии.

Индивидуальные трансграничные контакты завязываются в обоих городах.Около 500 жителей Хапаранда работают в Торнио, и около 200 жителейТорнио работают в Хапаранда. Приблизительно 10,000 машин пересекаютграницу Швеции и Финляндии ежедневно. Существуют несколько общихцентров досуга, например, каток в Хапаранда и бассейн в Торнио.Однако, они еще не настолько общие, чтобы создавать единые спортивныекоманды. Многие люди, особенно в Хапаранда, имеют родственников подругую сторону границы. В Валге и Валке лишь несколько человекработают за границей, и есть ученики, посещающие школы в соседнемгосударстве. Зато почти все граждане России и иностранцы, в отличие отэстонцев и латышей, имеют родственников и друзей, проживающих подругую сторону границы.

Заключение

Анализируя сегодняшнюю ситуацию в городах Хапаранда и Торнио,необходимо рассматривать следующие факторы:

этническое и лингвистическое разделение населения не являетсяосновной проблемой, так как многие в Хапаранда говорят илипонимают по-фински. В Торнио, как и во всей Финляндии, шведскийязык является официальным, однако он редко употребляется, и егомало кто понимает;

люди и товары могут свободно, за малым исключением,пересекать границу;

возрастающий интерес местных жителей к другому сообществу иразличных компаний к другой стране делает будущее городов болееясным;

шведы и tornedalingar из Хапаранда и Торнио имеют сильнуюнациональную идентичность, а финны из Хапаранда не имеют стольсильной идентичности.

Для понимания ситуации в Валге и Валке важны следующие факторы:

этническое и лингвистическое разделение этнических эстонцев илатышей довольно точно проходит по границе, в то время как группырусскоговорящего населения живут по обе ее стороны;

правила пересечения границы предоставляют различныевозможности гражданам, негражданам и иностранцам;

“ландшафт возможностей” существующих рабочих мест, учрежденийобразования, рынков, магазинов и других сфер обслуживания вразделенных городах и их окрестностях;

сильная национальная идентичность эстонцев и латышей, и внекоторой степени, россиян. Иностранцы не могут иметьнациональной идентичности.



Kant, E. (1932) Valga: Geografaaline ja majanduse uelevade. Tartu

Lunden, T. (1973) Individens rumsilga beteende i ett graensomrade.Stockholm

Lunden, T. (1997) Makten oever marken. En politisk geogrifi.Studentliiteratur, Lund

Lunden, T., Zalaman D. (1998) Valga/Valka - delad stad. In: Geografiskanotiser, 1

Lundqvist L., Persson, L. (1995) Baltic Regions and Baltic Links. From aNorth European to a Baltic Regions Perspective. Nord REFO

Loesch, A. (1954) The Economic of Location. New Haven

Nousiainen, R., Piliste, I., Udre, D. (1997) ESTLA Project9604 BA 006. ESTLAInterim Report

O'Loughlin, J., van der Wusten, H. (1993) The new political geography ofEastern Europe. London: Belhaven Press, pp.1-8

Reynolds, D., Mcnulty, M. (1968) On the Analysis of Political Boundaries asBarriers: a Perceptual Approach. In: The East Lakes Geographer:Political Interaction, vol. IV, December

Ирена Братоев

СОЦИАЛЬНЫЙ ОПЫТ ПРИГРАНИЧЬЯ: ИССЛЕДОВАНИЕ ЕВРОРЕГИОНА НЕЙСЕ-НИСА-НЫССА

Еврорегионы получили свой статус от Европейского Cоюза и созданы вцелях дальнейшего развития трансграничной мелкомасштабной социальной,экономической и культурной интеграции европейских государств. В этойсвязи предполагалось превратить прежние рубежи, разделявшие общества,в зоны интенсивной кооперации и обмена. Подобная цель была ранеедостигнута на границах Бельгии, Германии и Голландии. Ситуация навосточных границах ЕС складывается менее удачно.

В данной статье анализируется один из аспектов межграничнойинтеграции (дезинтеграции) в еврорегионе Нейсе-Ниса-Нысса. Этот регионохватывает части территории Польши, Германии и Чехии, а именно, частьпольского воеводства Еленя-Гура (Нижняя Силезия), немецкую ВерхнююЛузацию (Саксония) и Северо-Западную Богемию. Расстояние от местапересечения трех границ до крупных городских центров составляет по 75км до Дрездена и Праги, 100 км до Варшавы. Формально еврорегион Нейсе–Ниса-Нысса состоит из трёх ассоциаций сельских общин, городов ирайонов. Их кооперация регулируется соглашением на базе специальносозданных организаций, которыми руководят Совет и Комитет директоров.Административные офисы расположены в городах Циттау, Либерец и Еленя-Гура.

В статье я сфокусировала внимание на установках и поведении молодёжигорода Циттау (Германия). Циттау расположен на границе с Чехией иПольшей, он насчитывает около 20 тысяч жителей. Базой для анализастали интервью, проведенные мной в двух возрастных группах: 1) 12-13летние подростки (интервьюирование проходило в 1989 году, когда

начались изменения в Центральной Европе); 2) молодые люди в возрастеоколо 18 лет. Причиной выбора информантов в этих возрастных группахпослужило предположение, что они имеют различные воспоминания о режимеграниц в социалистический период. Кроме того, я провела интервью сэкспертами, среди которых были представители немецкой пограничнойполиции. На польских приграничных рынках частично использовался методвключённого наблюдения.

Существует несколько причин, которые следует принять во внимание,чтобы понять различия между данным регионом и аналогичными регионамина западе. Во-первых, экономические условия Германии, Бельгии иГолландии примерно равны. В противоположность этому, территориальнаяграница между ЕС и его восточными соседями совпадает с границейразличий в уровне экономического развития. Хотя в бывшей ГДР Циттаунаходился в состоянии упадка, его экономическая ситуация былазначительно лучше по сравнению с ситуацией по другую сторону границы.Вероятно, эта разница стала причиной наблюдаемой социальнойнапряжённости.

Во-вторых, в то время как пересечение границ в Западной Европе непредставляло никаких трудностей, аналогичной процедуре в пределахсоциалистического лагеря до 1989 года сопутствовало большое количествоформальных препятствий. Обычно эти границы невозможно было пересечьбез визы или специального разрешения. Кроме того, разные границы имелиразличную степень проницаемости. Так в силу сходства политическихрежимов в бывших ГДР и Чехословакии их совместную границу преодолетьможно было много легче, чем попасть из этих стран в более либеральнуюПольшу. После политических волнений в Польше в 1980 году ее граница сГДР была фактически закрыта по инициативе немецких властей.

В-третьих, сегодняшнюю ситуацию интеграции (дезинтеграции) отчастиопределяют прежние исторические условия. Нынешняя граница Германии сПольшей соответствует бывшей границе Нижней Силезии, котораяпревратилась в государственную только после второй мировой войны.Немецкое население, проживавшее на этой территории, было изгнано. Наих место были переселены в основном поляки, которые, в свою очередь,были изгнаны из бывшей Восточной Польши, аннексированной СоветскимСоюзом.

Такая замена населения затруднила впоследствии приграничныеконтакты. Не существовало никаких определённых паттернов заселения.Как правило, люди из разных частей бывшей Восточной Польши селилисьсмешанно в городах и в деревнях, таким образом социальная интеграция иновые традиции развивались медленно. Несмотря на то, что ГДРофициально зафиксировала новую границу в 1950 году, долгое время у

жителей этой территории существовал страх, что немецкое населениеможет вернуться.

В 70-е годы пограничный режим с Польшей был смягчен, было разрешенопересекать границу без виз. Гражданам ГДР Польша стала доступной длятуризма и личных контактов, особенно на приграничных территориях. Из-за нехватки рабочей силы промышленные предприятия ГДР (заводыгорнодобывающей промышленности и энергетики) поддерживали польскуютрудовую миграцию. Новые возможности пересечения границы для немцевбыли перекрыты в 1981 году из-за опасений, что эффект движения“Солидарность” распространится на ГДР.

Граница с Чехословакией носила несколько иной характер. В основномона совпадает с прежними границами королевства Богемия. Приграничныеконтакты и торговля были обычным явлением. Эти контакты не оборвалисьс образованием Чехословакии в 1918 году. Население приграничногорегиона Чехии состояло, главным образом, из этнических немцев.Социальные и экономические приграничные отношения были достаточнотесными, а контрабанда являлась самой важной формой экономическойактивности. Таким образом в течение 20-30-х годов Циттау получалприбыль от экономического процветания Чехословакии. Но и здесь послевторой мировой войны немецкое население было изгнано. Однако некоторыесвязи сохранились, что позволило завершить строительство железнойдороги между городами Циттау и Либерец, стимулировавшей населениеЦиттау на развитие связей с Чехословакией.

История по-разному формировала социальную память приграничногонаселения. Пожилые люди, которые помнят довоенную ситуацию (и до сихпор используют прежние немецкие топонимы для обозначениягеографических реалий на чешской территории), имеют совершенно иныепредставления, нежели молодое поколение. У молодежи, не имеющейсоответствующего опыта, представление о карте региона радикальноотличается. Оно менее определенно и отчетливо в отношении Польши иЧехии. Как правило, бывшие немецкие топонимы им почти неизвестны. Этотфакт можно рассматривать как результат сознательных усилий политикиГДР по изменению исторической памяти и как следствие приграничныхотношений в последние полвека.

Как показали интервью, информанты представляют Польшу и Чехию какнезнакомую и даже опасную территорию. Область проникновения,освоенность чужой территории очень мала. Например, с польской сторонытерритория поездок ограничена городом Богатинья (в 10 км от границы).Самое дальнее поселение, куда ведут пути приграничной торговли, эторынок в деревне Синявка, расположенной примерно в километре отграницы. Для того, чтобы туда попасть, люди предпочитают пользоватьсясобственными автомобилями, которые гарантируют им чувство безопасности

и дистанцию от польского окружения. Территория проникновения вглубьЧехии значительно больше. Самым посещаемым местом здесь являетсяместечко Храдек со множеством ресторанов и дискотек,специализирующихся на обслуживании гостей из Германии. Город Либерец,находящийся в 30 километрах от границы, больше, однако посещаетсяреже.

Образцы поведения немцев в двух соседних странах значительноотличаются. Основная цель поездок в Польшу - беспошлинный ввоз сигарети бензина, которые значительно дешевле, чем в Германии. Кроме того, нарынке в Синявке можно приобрести всевозможные дешёвые товары (рубашки,музыкальные диски, жевательную резинку, продукты питания, алкоголь,запчасти и т.д.) Некоторые ездят в Польшу в парикмахерские или заиными подобными услугами. На базе подобных экономических отношенийразвиваются и личные связи. Некоторые покупатели имеют постоянныхпоставщиков. Это находит выражение в высказываниях типа: “Я едуувидеться с моим сигаретным дилером”.

Основная причина пересечения чешской границы - гастрономическая.Чешская кухня считается высококлассной, и рестораны там гораздодешевле, чем в Германии. Большинство ресторанов на приграничнойтерритории специализируется на обслуживании немецких гостей. Этокасается и дискотек. Однако и здесь можно наблюдать нежеланиепересекать границу “чужой территории”. Молодые люди, которые посещаютрестораны и дискотеки в Чехии, предпочитают ходить туда, где онивсегда смогут встретить немцев. Немногие отваживаются покинутьприлегающую к границе территорию, где все учреждения специализированына приёме гостей из Германии. Исключение из правила, о которомупомянули лишь несколько человек, - краткосрочные экскурсии на зимниелыжные курорты Чехии. Но и здесь немецкие туристы предпочитаютнаходиться среди “своих”.

Информанты практически не упоминали о сложностях или конфликтах награнице. Приграничные отношения являются совершенно нормальными, онивключены в повседневную жизнь, хотя и ограничены вышеупомянутымисферами обмена и небольшими территориями “освоения”.

Следует отметить неравенство в использовании различных языков вданном регионе. На приграничных территориях Польши и Чехии, кудапроникают немцы, немецкий язык доминирует: рестораны и дискотеки вЧехии, рынки и бензозаправки в Польше адаптированы к немецкимклиентам. С другой стороны, чехи часто путешествуют за покупками внемецкие магазины, расположенные близ границы. Хотя формально этимагазины предназначены для обслуживания заграничных гостей, никто изнемцев здесь не говорит по-чешски. В результате, чехи или полякивынуждены говорить по-немецки.

Существующее неравенство связано, с одной стороны, с традиционнымипредрассудками немцев, а с другой стороны, с существующим сегодняэкономическим неравенством. Если владение английским или французскимязыком считается дополнительным личным капиталом, то к славянскимязыкам это не относится. Немцы полагают, что англосаксонская илифранцузская культуры не ниже немецкой, в то же время они демонстрируютсвоё превосходство по отношению к полякам и чехам.

Конечно, некоторые новые нормы, пропагандируемые наиболеелиберальными СМИ, не остаются без последствий. Люди стараются избегатьявных и публичных дискриминационных оценок. Безусловно, если говоритьс либерально настроенными людьми, они высказывают некоторое смущение,вызванное несовершенством языковой ситуации. Однако редко кто-либопредпринимает шаги к ее изменению. В отличие от английского ифранцузского, знание чешского и польского языков не становитсяэлементом социального престижа.

Интервью показали, что немцы оценивают Польшу и поляков “ниже”, чемЧехию и чехов. Особенно это касается инфраструктуры и экономическогоразвития. Восприятие этих двух стран - как оно отражено в рассказах ислухах (популярный пример таких слухов - рассказы о кражах автомашин вПольше) - связано с представлениями об их благосостоянии. Еслиреальность не отвечает ожиданиям, немцы предпочитаютискать объяснения, которые подтверждали бы их изначальные установки.Так, если они сталкиваются с тем, что полякам принадлежат какие-товещи, символизирующие благосостояние и высокий статус (машины класса“люкс”, дорогие приборы, шикарные наряды и т.п.), то для немцев этобольшой сюрприз. В этом случае они явно или неявно связываютблагосостояние поляков с нелегальными способами обогащения. Тем самымв сознании поддерживается моральная иерархия наций.

Несмотря на частоту контактов с соседними странами, немцы оченьредко завязывают личные связи по ту сторону границы, если не считатьвышеупомянутых знакомств экономического характера. Казалось бы,посещение дискотек на чешской стороне должно способствоватьустановлению таких личных связей, но немецкая молодёжь предпочитаетходить на дискотеки компаниями, чтобы быть среди “своих”, чувствоватьсоциальную поддержку привычной среды. Любопытство к новому опытуиностранных контактов - большая редкость. Правда, это все касаетсяустановок молодых людей, предпочитающих проводить время в хорошознакомых местах в кругу достаточно близких людей.

Трудности немецко-польских и немецко-чешских отношений легкообъяснимы в контексте истории. Это хорошо отражено в моих интервью.Большинство информантов ранее почти не имело опыта отношений сжителями Польши. “Имперскость” не позволяла им заглянуть “за ту

сторону границы”, у них не было желания узнать что-либо. Граница быласвоего рода границей мира, и они старались не смотреть за неё. Сегоднялюди помнят лишь о том, что граница когда-то была закрыта, но их малоинтересует ее прошлое.

Ситуация на границе с Чехией описывается иначе, нескольконостальгически. Жителям ГДР Чехословакия была известна своей вкуснойкухней и относительно большим разнообразием товаров в магазинах. Нодаже это до 1989 года редко стимулировало поездки через немецко-чехословацкую границу за покупками и в рестораны. Путешествия в горы итуристические поездки в Либерец упоминались в интервью также оченьредко. В этом смысле пограничные отношения с чешской стороной остаютсястабильными.

Я считаю, что должно пройти довольно много времени, прежде чем навосточных границах Германии возникнут интеграционные условия,характерные для еврорегионов в Западной Европе. Население ванализируемом регионе не разделяет общей истории, общей идентичности,которые помогли бы игнорировать границу, и даже не знает о том, чтотакая общая история некогда существовала. За исключением узкойприграничной полосы, и Польша и Чехия воспринимаются немцами какжуткая и опасная территория. Одновременно разница в благосостояниивоспроизводит перспективу страха и обуславливает специфику восприятия.

Перевод О.Паченкова

Луизе Ляйзер, Андреа Рудорфф

“ЕВРОПЕЙСКАЯ ШКОЛА” НА ГРАНИЦЕ В ГУБЕНЕ

Вступление

В Губене - германской части разделенного города Губен/Губин нанемецко-польской границе - существует общеобразовательная школа, гдесреди 900 учеников учатся 72 польских ученика в возрасте от 12 до 19лет. Другая особенность этой школы состоит в том, что немецкие детиимеют возможность изучать польский язык - исключительно редкий случайдля школ Германии.

“Европейская школа” была создана по инициативе школьнойадминистрации, учителей и родителей, которые для обеспечениясуществования школы решили сделать ее более привлекательной. Моделью,в соответствии с которой она была создана, стала общеобразовательнаяшкола во Франкфурте-на-Одере, где уже во времена ГДР немецкие ученикиизучали польский язык. Первые ученики из Польши успешно закончили этушколу вскоре после объединения Германии. К 1997 году в городах

германской части приграничного региона Одер-Нейсе функционироваличетыре общеобразовательные школы с учениками из Польши.

Школа в Губене начала успешно работать в рамках программы, целькоторой - сблизить немецких и польских учеников через их ежедневноевзаимодействие, устранить предубеждения по обе стороны границы,повысить восприимчивость учеников к другой культуре и обучить ихбольшей толерантности. “Европейской школой” были завязаны партнерскиеотношения со многими школами Европы, регулярно проводятся экскурсии иобмен учениками (с их проживанием в семьях). В 1995 году первыедвадцать учеников из Польши сдали выпускные экзамены, и с этогомомента из школы ежегодно выпускаются 15-20 польских учеников.

В марте 1997 года состоялась церемония присвоения школе титула“Европейская школа” (“Europe School”). Таким образом школа сталапозитивным примером мобилизации группы активистов, сумевшей достичьсвоей цели.

Подходы к исследованию

Цель нашего исследования - посредством наблюдения обнаружить ипонять мотивы и стратегии поведения коллектива школы. В исследованиипреимущественно использовался метод экспертного интервью. Наиболееважные интервью мы записали на диктофон. Важно, что люди, которых мыинтервьюировали, откровенно разговаривали с нами. Таким образом мыувидели то, что сами информанты считают уместным и важным, а именно -особый способ презентации школы, стратегию развития школы и особенноевосприятие границы.

Мы побеседовали с директором школы, который заинтересовался нашимивопросами и установил открытые и дружеские отношения, демонстрируяготовность к сотрудничеству. Наши первые наблюдения позволили сделатьвывод, что школа презентирует себя особым образом, что будет объясненониже. Директор школы помог организовать интервью с учителями иучениками. Мы беседовали с координатором программы по обмену,учителями и социальными работниками. Нашими информантами сталивовлеченные в деятельность школы люди. Интервью с немецкими ипольскими учениками (немецкая девочка-лидер и польский мальчик-лидер)ясно показали, что они уже стали “мастерами презентации”. Различныеструктуры выказывают огромный интерес к школе, а потому нашихинформантов интервьюируют примерно дважды в неделю.

В исследовании мы учитывали социально-исторический контекст: историюразделенного города Губен/Губин; особое значение границы во временаГДР; отличия двух экономик и благосостояния; роль фабрики химического

волокна с 8000 работников. После воссоединения Германии 7,000 человекстали безработными.

Итак, жизнь в городе определяют, с одной стороны, высокая степеньбезработицы и, с другой стороны, надежда на новые перспективы вЕвропе. В наших интервью это мнение высказывали представителигородской администрации и мэрии Губена и Губина.

Наконец, наше собственное восприятие происходящего и социальный опыттоже являются основанием интерпретаций. Мы наблюдали как люди ведутсебя по отношению к нам как к исследователям и атмосферу средиучеников и учителей в школе и вне ее.

Значение презентации в движении от общеобразовательной к“Европейской” школе

Примечательно, что в карьере школы (от общеобразовательной к“Европейской”) была необыкновенно важна презентация. В 1989 году,когда школьная система ГДР была разрушена, изменилась ситуация и вшколе в Губене. Школа была вынуждена искать новые стратегии выживания.Концепция, разработанная администрацией и учителями, является удачнымпримером такой стратегии.

Подобно предпринимателям-новобранцам, которые ищут новыеэкономические ниши, школьная администрация искала новый уникальныйпрофиль школы, который смог бы обеспечить ее выживание в будущем.Выбранный профиль основан на идее “Европы”, включающей в себя“интеграцию”, “интернационализм” и “билингвизм”. Лозунг “думать по-европейски” была освоен в Губене достаточно быстро. Губен являетсячастью еврорегиона Шпрее-Нейсе-Бобер и “образцовым европейскимгородом” (Euro-model-city). С этим статусом город может получатьфинансовую поддержку Европейского Союза. Губен и Губин сталиконкурентами в поисках денег ЕС, и это обстоятельство во многомопределяет поведение директора школы. Его идея создать “Европейскуюшколу” долго хранилась в секрете, потому что он опасался конкуренциисо стороны Польши.

То, что школьная администрация понимает под лозунгом “думать по-европейски” можно интерпретировать по-разному: во-первых,строительство общей идентичности (ученики из Германии и Польши имеютобщее “мы”); во-вторых, эффективная стратегия выживания при финансовойподдержке ЕС; в-третьих, воздействие на повседневность учеников такимобразом, что конфликты в отношениях между учениками из Германии иПольши исчезают, а опыт совместный жизни становится более позитивным.Эти цели достигаются путем снятия предрассудков.

Презентация школы является не только составной частью саморекламы,но также обязанностью. Администрация города Губен и “Европейскаяшкола” зависят друг от друга. “Европейская школа” является вторым(после совместного очистительного завода) по важности презентационнымпроектом “образцового европейского города”. Звание “Европейской школы”не только почетно, но и обязывает.

Восприятие границы учениками и учителями “Европейской школы” Губена

Концепция школы построена на двух фундаментальных принципах“интеграции” и “интернационализма”. Интеграцию символизируетприсутствие польских учеников, которые - после попыток обучать ихотдельно - учатся в смешанных классах вместе с немецкими учениками.Интернационализм выражается в активном обмене учениками со школами вПольше и в других европейских странах. Наибольшее число обменоворганизовано с учениками из Польши. Благодаря международным контактамученики так или иначе задумываются о феномене “границы”.

И учителя и ученики разделяют мнение, что прежние предубежденияпротив польских учеников постепенно исчезают. Учителя и директор школыактивно пытаются противодействовать дистанцированию польских ученикови формированию раздельных групп путем, например, совместногопутешествия в первую неделю учебы, чтобы ученики лучше узнали другдруга.

Ученики из Польши знают немецкий язык достаточно хорошо. Ихстремление знать его вполне объяснимо, ибо учеба в Германии “открываетдверь” в Западную Европу. Немецкие ученики, как правило, не слишкомзаинтересованы в изучении польского языка, однако сейчас ситуацияизменилась, поскольку с Польшей завязывается все больше контактов. Всемнадцать лет ученики выбирают для изучения второй иностранный язык.В настоящий момент в качестве второго иностранного языка обычновыбирается польский (чаще, чем французский или русский). Визиты вГубин нечасты, “потому что там нет ничего такого, чего вы бы не могли найтиздесь”. Привлекает лишь возможность дешевых покупок на трех рынкахГубина.

Интернациональный профиль школы хорошо известен, и школа можетвыбирать учеников из множества претендентов. В связи с этим можнопредположить, что в школе нет негативных установок по отношению кполякам. Когда мы разговаривали с немецкими учениками, они говорили освоем чувстве зависти, поскольку финансовую поддержку получают лишьученики из Польши.

Следует сказать несколько слов о мотивации изучения польского языканемецкими учениками. Директор поделился с нами информацией о причинах

выбора польского языка в качестве иностранного, которые он почерпнулиз разговоров с учениками: “Один мальчик хотел стать столяром, иметьсобственную фирму и открыть филиал в Польше. Некоторые хотят лучше пониматьязык во время путешествий за покупками в Польшу. Один ученик сказал мне, что онхочет служить в пограничных войсках Германии и знать польский для того, чтобылучше понимать, о чем говорят люди. Другой мальчик хочет стать инструкторомпограничных собак, чтобы быть уверенным, что “никто не вытирает о него ноги”.Многие ученики заинтересованы в польском, потому что они имеют хороших друзей вПольше”. Директор считает эти ответы “шутками”.

Одна учительница высказала мнение, что перспектива присоединенияПольши к ЕС не является слишком серьезной причиной для изученияпольского языка немецкими учениками, она более важна для их родителей.Дети мотивированы каждодневной жизнью, которую они разделяют споляками, и тем фактом, что “они пристыжены тем, что поляки говорят по-немецки, а они не знают по-польски”.Немецкие учителя польского языкаизначально имели квалификацию преподавателя русского языка, однакопосле крушения ГДР и отмены русского как обязательного предмета ипервого иностранного языка, учителей русского было слишком много.Решение учительницы выучить польский пришло после рекомендациидиректора школы, который ощутил нехватку учителей польского языка вГермании и был заинтересован в переквалификации бывших учителейрусского, “чтобы стать более независимыми от польской стороны”. Однако вшколе работают и учителя польского, для которых польский - роднойязык.

Снятие взаимных предрассудков является основной образовательнойцелью. Девиз школы гласит: “Ты имеешь право думать без границ”. На нашвопрос о том, как эти цели могут быть достигнуты, учитывая то, чтомногие ученики связывают будущие профессии с пограничными войскамиГермании, мы получили не очень ясный ответ: “Они будут признаватьграницу, но только головой, мысленно” (из интервью с директором школы).

Политические события прошлого лета показали, что пограничные войскаПольши и Германии все больше сотрудничают между собой, например,совместно патрулируют отдельные участки границы. Таким образомполитические и образовательные цели совпадают. Формируется имиджПольши как будущего партнера по ЕС, однако этот имидж выделяет поляковсреди многих других восточных европейцев, например, румын иликосовских албанцев, которые в последнее время часто пересекалигермано-польскую границу незаконно, ибо у них нет возможностииммигрировать легально. Как нам объяснили, враждебность по отношению кэтим группам, в основном, простительна, так как причиной их миграцииявляются социальная нужда и безработица.

Подобное мнение - не лучшее начало на пути избавления отпредрассудков, и существует определенная опасность, что предрассудкибудут смещены на другие более бедные нации. Только разрушениесуществующего имиджа Польши может изменить ситуацию к лучшему.Польский учитель сказал нам, что он хочет создать “правильный” имиджПольши. Отвечая на наш вопрос, что такое “правильный имидж”, онвоспроизвел внутрипольские предрассудки о польских регионах и жителяхэтих регионов, сравнивая “работящих” и “чистых” жителей “ВеликойПольши” (Wielkopolska) с жителями Восточной Польши, которые “грязнее”и где “царит большее беззаконие”. Этот факт показывает, что все добрыеначинания и усилия устранить предубеждения учеников не имеют шансов насерьезный успех, так как, прежде всего, сами учителя должны осознать ипреодолеть собственные предрассудки.

В целом, деятельность “Европейской школы” действительно важна.Нечасто встретишь школу, где у учеников есть столько возможностей длямеждународных контактов. К тому же очень позитивно то, чтоадминистрация пытается найти решение проблем пересечения границыпольскими учениками, которые сегодня ограничены “воротами в школьныйдвор”. Одна из трудностей проекта “интеграции” связана с тем, чтоученики из Польши, находясь в Германии, должны оставаться в пределахшколы на очень жестких условиях. Несмотря на то, что они уже взрослые,польские ученики почти не имеют возможности встречаться в свободноевремя со своими немецкими одноклассниками. Директор и учителя школыобсуждают эту проблему с руководителями пограничной охраны. Хотя этипереговоры пока не дали положительного результата, но школа неоставляет попыток и выдвигает новые предложения по решению проблемы,предлагая, например, поселить учеников из Польши в немецких семьях.Первые шаги в этом направлении уже были сделаны.


Таня Кинцель, Таня фон Франчески

КСЕНОФОБИЯ В МОЛОДЕЖНОЙ СРЕДЕ НА НЕМЕЦКО-ПОЛЬСКОЙ ГРАНИЦЕ

В центре нашего внимания оказался небольшой немецкий город Губен сего структурными особенностями и экономическими проблемами. Интереснобыло выяснить, как эти проблемы решаются в условиях, казалось бы,полной изоляции. Здесь тема границы появляется, когда определенноегеографическое положение связано с общими проблемами правогоэкстремизма.

Граница становится фактором экономического развития (принадлежностьк еврорегиону благоприятствует финансовому положению Губена) в районесо слаборазвитой структурой и высоким уровнем безработицы. Это важно

учитывать при изучении отношения местной администрации города кнасилию. При рассмотрении проблемы становится очевидным, что, в итоге,главное - не развитие коммуникационного процесса между различнымиполитическими платформами, что по сути отражало бы нормальнуюдемократическую дискуссию, а, скорее, специфический консенсус всехполитических сил, за исключением антифашистов. Это преследует цельдемонстрации вовне благополучия в городе, чтобы не лишиться помощи ЕС.

В статье мы рассмотрим рост насилия, вызванного расистскимиустановками в молодежной среде бывшей ГДР. Пограничный город Губен,выбранный нами в качестве примера, отделен от польского города Губинарекой Нейсе. Оба города образуют еврорегион Шпрее-Нейсе-Бобер подпатронажем Совета Европы. Население Губена насчитывает 29 тысячжителей, уровень безработицы составляет 27%.

После объединения Германии политическая, культурная и повседневнаяжизнь страны подверглась значительным изменениям. Жителям Губена допоследнего времени не удавалось извлекать пользу из географическогоположения своего города. Сегодня многие немцы пересекают границу длятого, чтобы сделать покупки и заправить машину бензином, так как вПольше это намного дешевле, чем на немецкой территории. Несомненно, ипольская экономика получает выгоду от подобного “магазинного туризма”.

Часть жителей и Губена и Губина усматривают в своих соседяхнедостаток предприимчивости. Поляки полагают, что немцы лишенывоображения, а немцы, что поляки не сильны в логике и экономике, чтоявляется, по мнению информантов, вопросом менталитета.

За последние несколько лет в Губене наблюдались случаи агрессивногоповедения в отношении выходцев из Польши и участников антифашистскихгрупп. В объединенной Германии отмечается резкий рост расовойагрессии, большая доля совершаемых преступлений приходится натерриторию бывшей ГДР.

В исследовании мы попытались ответить на следующие вопросы:

какую роль играет немецко-польская граница в формированииполитических взглядов правоэкстремистской молодежи Губена;

отличается ли аргументация и мотивация деятельности этоймолодежи от мотивации и аргументации правых экстремистов в другихрайонах Германии.

Поскольку данный проект еще не завершен, мы не можем представить егоокончательные результаты. Однако сейчас можно сказать, что уже сделанои что предстоит сделать.

В исследовании был использован метод участвующего наблюдения. Былитакже проведены экспертные интервью с мэром города, главным редакторомместной газеты, координатором по делам ЕС, учениками “Европейскойшколы” и представителями городской администрации польского Губина.Кроме того, мы беседовали с одним из социальных работников, которыйзанимается делами молодежи и является руководителем органов опеки вГубене. Он пригласил нас на встречу, где молодые люди,придерживающиеся, по его определению, правой ориентации, и молодыеантифашисты, как они сами себя называют, должны были обсудить вопросыпредотвращения угрозы расового насилия. Эта встреча, организованная вформе круглого стола, проходила под девизом: “Диалог вместоконфронтации”. Анализ записей, сделанных на этой встрече, иинтерпретация высказываний социального работника послужили основаниемдля первых гипотез.

Мы полагаем, что набор предубеждений молодых губенцев к “чужим” вцелом совпадает с подобными установками жителей земли Бранденбург, гдерасположен Губен. Результаты выборов в бундестаг в сентябре 1998 годав Губене несущественно отличаются от средних показателей землиБранденбург. Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) получила42% всех голосов (44% в Бранденбурге), Христианско-демократическийСоюз (ХДС) - 22% (21%) и Партия демократического социализма (ПДС) –22% (21%).

Однако мы считаем, что граница оказывает специфическое влияние наформирование мировоззрения правоэкстремистской молодежи. У многихгубенцев успехи польской стороны вызывают зависть, поскольку ихраздражает чрезмерная активность и оптимистичность поляков по поводуих скорого вступления в ЕС. Типичным в этом смысле было высказываниеодной девушки, которая утверждала, что поляки склонны к воровству. Вответ на наш вопрос, украл ли хоть один поляк когда-нибудь что-либолично у нее, она призналась, что не знает ни одного такого человека.Приписывание негативных черт соседям, возможно, возникает по причинепотери некоторыми губенцами уверенности в себе.

Мы хотели бы проанализировать реакцию немцев на всплеск расовогонасилия в девяностых годах и объяснить мотивы формированияправоэкстремистской среды в Губене. Первые результаты исследования недают пока однозначного ответа на вопрос, оказывает ли влияние ситуацияразделенных городов на укрепление правой политической ориентации внаселении.

Действительно, для некоторых губенцев поляки являются объектомпредвзятого отношения. Было очевидно, что наши информанты состорожностью высказывали оценочные суждения, относящиеся к полякам. Ивсе же не всем из них удалось скрыть свои предубеждения. Мы отметили

два наиболее ярких аспекта: во-первых, страх перед преступлениями,совершаемыми в Германии поляками, и, во-вторых, конкуренция на рынкетруда. Так главный редактор местной газеты не только привелраспространенное мнение о польской дезорганизованности, но иподчеркнул, что нельзя сравнивать польско-немецкую границу с границей,отделяющей Германию от какой-либо другой страны, поскольку слишкомвелики различия между немецкой и польской сторонами. Он отметилтрудности в общении, так как немцев в Польше не понимают. Сходноеотношение мы обнаружили и в высказываниях большинства интервьюируемыхнами немецких школьников. Они описывают Польшу как место, где можночто-то дешево купить - и только, и полагают, что для поездок туда нетиных причин.

Разумеется, участники круглого стола осторожно высказывались вотношении поляков, однако иногда в разговоре проскальзывали некоторыештампы. Например, один полицейский сказал, что очень важно сохранитьдоброе имя Губена и что поляками совершается много преступлений.Однако позже он поправился и сказал, что “нежелательные” иностранцымогут быть везде.

Националистическая оппозиция требует ввести визовый режим дляполяков, о чем писала националистическая “Berlin BrandenburgerZeitung” в 1995 году. Эта газета обвиняет поляков в нелегальнойтрудовой деятельности в то время как многие немцы не имеют работы. Вдругой статье этой же газеты Губен описывается как разделенный город,половина которого оккупирована поляками. Более того, газета пишет, чтобольшинство преступлений связано с польской частью города. По-видимому, автор статьи не признает польско-германскую границу вдольрек Одер и Нейсе.

Основываясь на полученных результатах исследования, можно сделатьвывод о недостатке демократических установок не только среди молодежи,придерживающейся правой ориентации, но и среди представителейадминистрации Губена. В выступлениях официальных лиц не звучалозаинтересованности в решении насущных проблем молодежи. Представительсоциал-демократов, работающий в отделе по делам молодежи, призывалмолодых откровенно говорить об их проблемах, “а уж затем мы самиопределим, что у вас за проблемы”. Совершенно очевидно, что на этойвстрече реальные проблемы молодежи серьезно не обсуждались. Упоминаниеоб угрозе насилия со стороны правых явилось лишь поводом для привычнойдискуссии о репутации Губена. Более того, в официальном протоколезафиксирована лексика националистического дискурса, например, слово“Asylbetra ger”, смысл которого заключается в том, что большинствобеженцев хотят лишь получить выгоду из своего положения, эксплуатируясоциальную систему Германии и скрывая истинные мотивы миграции.

По окончании встречи мы неофициально собрались в офисе социальногоработника, где кроме него присутствовали его подруга и молодой человекиз “правых”. Наш информант не возражал высказываниям молодогочеловека, который обзывал левых “ticks” (клещи) и рассказывал“героические” истории про известных нацистов Вендта и Шведта. Тотфакт, что мэр Губена встречался с вышеупомянутым представителемнацистов, явился наиболее ярким примером, иллюстрирующим недостатокдемократии, - у демократов не принято иметь дело с правымиэкстремистами. На вопрос о целях недавно прошедшей демонстрациимолодые антифашисты ответили, что эта акция - их попытка обратитьвнимание общественности на рост активности правых партий иорганизаций. В ходе же обсуждения на круглом столе эта проблема былаинтерпретирована лишь как разногласия по поводу убеждений ипревратилась исключительно в проблему дезориентированной “молодежи безбудущего”. Один из выступающих заметил, что сосуществование правых илевых - давнее и обычное явление. Конфликт между правыми и левыми былсведен к частным случаям, касающимся лишь молодежи, проблемы которойможно решить путем увеличения количества молодежных центров досуга.

Нами была отмечена общая тенденция отрицания политической подоплекиконфликта и игнорирования его возможных последствий. Любая изучаствующих сторон, таким образом, могла бы объявить себя силой,противостоящей неорганизованной молодежи, и назвать свое движениедемократическим. Мы предполагаем, что и в позиции официальных лиц,вступи они в политические дебаты, доминировали бы правые ориентации.

В Губене, по сравнению с другими районами земли Бранденбург, ростпреступлений на почве ксенофобии невысок. После присоединения ГДРтакого рода преступления наблюдались в более чем в трети всех районовземли Бранденбург. Так, в ноябре 1991 г. в Губене был обстрелянстроящийся приют для беженцев. И не открытие границы послужилопричиной таких действий. Подобные настроения существовали и присоциализме (например в Губене нападениям подвергались рабочие изМозамбика и Вьетнама). Почти повсеместно на территории бывшей ГДРбольшая часть молодежи подвержена националистическим настроениям. Вомногих молодежных центрах доминирует правая молодежная культура. ИГубен в этом смысле не исключение.

Как характерное для Губена явление мы отметили желаниеправоэкстремистски настроенной молодежи и части официальных лиц изместной администрации отрезать Губен от внешнего мира. В мае 1991 годаместный футбольный клуб встречался с одним из берлинских клубов,скандально известным своими хулиганствующими болельщиками, средикоторых много “правых”. Лидер правоэкстремистской организации “GubenerHeimatfront”, иногда также называемой “Gubener Hitler-Jugend”, призвал

членов организации не позволить “берлинским хулиганам” учинитьбеспорядки в Губене. “Gubener Heimatfront” защищает свой город отчужаков, даже если последние разделяют ее правые политическиевзгляды (Schroeder, 1992:27). Подобные установки продемонстрировали иучастники круглого стола. Для присутствующих было важно реноме Губена,в их высказываниях явно прослеживался местный патриотизм. Это сталоочевидным из слов полицейского, который утверждал, что нужнопредотвращать проявления насилия, так как местная и международнаяобщественность наблюдает за отношением немцев к иностранцам впограничном Губене. Он также заявил, что готов принять все, заисключением уголовно наказуемых действий. За этим отношением стоитжелание видеть город тихим и мирным.

Выступавший на круглом столе социальный работник утверждал, чтонесмотря ни на что, Губен находится в сложном положении, и негатив взаголовках последних известий может отпугнуть потенциальныхинвесторов. Пусть антифашисты и неонацисты воюют в других городахсколько им вздумается, его мало волнуют нацисты, подобные провокаторуКристиану Вендту. Вендт может выступать в своем собственном городе, нотолько не в Губене. Только губенцы вправе решать внутренние проблемысвоего города, утверждал этот социальный работник. Сердитым голосом онобвинял и правых и левых за обращение к властям других городов запомощью в подавлении выступлений. Он сказал, что так называемые“бритоголовые” и им подобные только и ждут знака правых экстремистовГубена к началу действий. Он заметил, что когда антифашистыбездействовали, все было прекрасно, что в его понимании означало“спокойно”. Нас удивили подобные заявления, так как казалось, что заними стоит одобрение аполитичного поведения вопреки содержащимсяв этих высказываниях призывам к политическому участию и критике. Этотсоциальный работник считал себя не просто представителем Губена и непросто защитником интересов своих подопечных. Как и другие местныепредставители власти, он подчеркивал, что все зло приходит извне, ицелью этого действия извне является подстрекательство молодежи Губенак насилию. За несколько недель до круглого стола этот социальныйработник обвинил Министерство внутренних дел земли Бранденбург в том,что оно заинтересовано в поддержании в Губене волнений на почвексенофобии, а это, по его мнению, подобно заговору против Губена.

Перевод О.Кирилловой


Schroeder, B. (1992) Rechte Kerle. Skinheads, Faschos, Hooligans.Hamburg

РАЗДЕЛ 3

ГРАНИЦЫ В СЕЛЬСКОЙ МЕСТНОСТИ

Андрей Манаков

ФАКТОР ГРАНИЦЫ В ЖИЗНИ НАСЕЛЕНИЯ ПЕЧОРСКОГО РАЙОНА ПСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ

Печорский район Псковской области (самый западный район России, еслине учитывать изолированный анклав - Калининградскую область) имеетуникальное географическое положение. Во-первых, он расположен награнице сразу с двумя государствами - Эстонией и Латвией. В 20-30-егоды ХХ века территория района была в составе этих соседнихгосударств. Во-вторых, на территории Печорского района находится одиниз самых известных в России монастырей - Псково-Печерский (Свято-Успенский), судьба которого не раз предопределялась его пограничнымположением. Поэтому Печорский район нередко рассматривается в качествезападного форпоста русской православной веры, что создает особуюсоциально-психологическую атмосферу вокруг проблемы государственнойграницы.

В географии принято деление административно-политических границ взависимости от давности их формирования, длительности существования иразличной их проницаемости. Эти характеристики предопределяют функцииконтактности границ, барьерности или выборочной фильтрации. В отличиеот многих административных рубежей, государственные границыхарактеризуются значительной сложностью и комплексностью.

В настоящее время некогда “прозрачная” административно-политическаяграница между республиками СССР превращается в труднопреодолимыйбарьер, наподобие границы бывшего Советского Союза, нередко называемой“железным занавесом”. Причем создание пятикилометровой пограничнойзоны на российской стороне привело к образованию еще одного барьерадля местного населения (значительно ограничена свобода передвижения,поскольку для въезда в погранзону и выезда из нее необходимспециальный пропуск).

Барьерный характер границы может негативно отразиться наперспективах развития Печорского района, а также всей Псковскойобласти и юго-восточных уездов Эстонии. Так, уже сейчас можно говорить

о нескольких компонентах “барьерности” границы - психологическом,этносоциальном, этнокультурном и экономическом.

Перед самым распадом СССР кафедрой географии Псковского пединститутабыло проведено исследование в Печорском районе, в ходе которого былоопрошено около 150 местных жителей с целью выявления направленности ичастоты культурно-бытовых поездок. В результате опроса была оценена“психологическая удаленность” эстонских и латвийских поселений посравнению с Печорами и Псковом - российскими центрами обслуживанияместного населения.

Психологическая удаленность ближайших латвийских и, особенно,эстонских поселений зависела от частоты поездок респондентов всоседние республики. Чем чаще местный житель посещал Эстонию илиЛатвию, тем “ближе” они оказывались для него. Тот же, кто не посещалсоседние республики или ездил туда крайне редко, независимо отреальных расстояний ощущал их значительно более далекими, нежеливнутриобластные центры. Таким образом, граница искажает представлениео пространстве, является своеобразным “психологическим барьером”.Полученный в исследовании выводсвидетельствует об “удалении” впредставлениях человека любого территориального образования в случаеуменьшения или разрыва связей с ним.

Существенное ограничение личных контактов между жителями России иЭстонии из-за дорогих виз (т.н. “золотого занавеса”) и бюрократическихпреград в их получении ведет к созданию этносоциального барьера междустранами. Существование такого барьера позволяет средствам массовойинформации создавать стереотипные представления о соседних этносах,формировать образ “врага” или “друга” в зависимости от интересовправящих элит. При этом фактически почти не представляетсявозможностей подвергнуть сомнению эти стереотипы путем личныхконтактов с представителями других этнических групп.

Демонстрацией роли средств массовой информации в формированииэтнических стереотипов в период распада СССР и постсоветскую эпохумогут послужить результаты социологических опросов, проведенных намисреди студентов и школьников Пскова и Псковской области. В общейсложности в 1990-1992, 1996 и 1998 гг. было опрошено более 200человек. Респондентам предлагалось проранжировать 14 республик СССР (вдальнейшем - стран Балтии и СНГ) и шесть регионов России (Север,Центр, Юг европейской части, Урал, Сибирь и Дальний Восток) в порядкеих привлекательности для проживания. Методика, использованная дляизучения региональных предпочтений, была разработана Г.Костинским(Институт географии РАН, Москва) и представляет собой модифицированныйвариант методики Питера Гоулда.

Результаты опроса псковских студентов в 1990 году показалидостаточно низкий рейтинг Эстонии (10-е место у коренных жителей г.Пскова и 9-е место у уроженцев других районов Псковской области). К1992 году произошло дальнейшее снижение рейтинга Эстонии,переместившейся на 11-е место во всех категорий респондентов. Однако,к 1996 году, когда социально-психологическая напряженность, связаннаяс распадом СССР, пошла на убыль, Эстония “подтянулась” до пятого места(а среди школьников - даже до третьего места), оттеснив в том числе идва российских региона - Дальний Восток и Сибирь. С 1996 по 1998 гг.рейтинг Эстонии не изменился.

Снятие агрессивного настроя псковской молодежи по отношению кэстонцам можно проследить по ассоциациям, которые респонденты должныбыли связать с предложенными для ранжирования территориями. Средиассоциаций, относящихся к Эстонии в 1990-1992 гг., негативныеэмоционально-психологические характеристики, имеющие самое различноевербальное выражение, встречались намного чаще, чем в 1996-1998 гг.Позитивные ассоциации, такие как “красиво, чисто”, а также нейтральные(“море, Балтика, старинные города, Таллинн, Тарту” и др., кнейтральным характеристикам в последние годы добавились такие как“соседи, граница, таможня, эстонская крона”) в 1996-1998 гг. сталигосподствующими. Причем негативные ассоциации, высказанные отдельнымиреспондентами чаще всего напрямую связаны с низкой оценкойпривлекательности Эстонии..

Государственная граница за несколько лет своего существованияпревратилась в жесткий этнокультурный барьер. Существование такогобарьера особенно актуально для “разделенной” народности сету,рассматриваемой в качестве особой этнографической группы эстонскогонарода и составляющей сейчас небольшую часть населения Печорскогорайона Псковской области и юго-восточных уездов Эстонии. Сету в XV-XVIвв. приняли православную религию и вплоть до 1920 года жили нароссийский земле (территория Псковской губернии). На рубеже XIX-XX вв.сету являлись своеобразными экономическими посредниками с населениемприбалтийских земель. Можно говорить даже о формировании специфическойрусско-эстонской этноконтактной зоны на территории Печорского района.

В 1920 году весь Печорский край был включен в состав Эстонскойреспублики. А в 1944 году территория расселения сету была расколота надве части: западная осталась в Эстонии, а восточная вошла в составПсковской области России. Проблема сету не имела политическогооттенка, пока граница между союзными республиками СССР носилаформальный административный характер. Однако государственная границабарьерного типа сразу разрушила традиционные этнокультурные

пограничные контакты и лишила сету перспектив развития в на российскойземле.

Особую значимость для Эстонии и Псковской области имеютэкономические контакты, осуществляемые на печорском участке границы.Превращение государственной границы в экономический барьер ведет вперспективе к превращению приграничных территорий в отсталые окраины,своеобразные “медвежьи углы”. Так, например, существованиегосударственной границы барьерного типа в 20-30-е годы ХХ века сильносдерживало экономическое развитие Псковского региона и привело кмассовому оттоку населения из региона в последующие два десятилетия.Такие последствия грозят не только Псковской области, но и юго-восточной Эстонии, в частности, Тарту.

Совсем иные перспективы развития возможны в случае приданиягосударственной границе функций контактности, что мы можем наблюдатьсейчас в динамично развивающихся регионах на стыках границ странЕвропейского Союза, а также в трансграничных районах, образовавшихсяна общей границе ЕС. Вместе с экономическими вопросами, это позволитрешать многие этносоциальные и этнокультурные проблемы, играющиеважную роль в отношениях между соседними государствами.

Елена Никифорова

ГРАНИЦА КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ ЭТНИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ?

(на примере сету Печорского района Псковской области)

В статье на примере сету мы рассмотрим, как конструируетсяэтническая общность под воздействием политических обстоятельств.Статья преследует цель показать, как именно граница стала фактором,сформировавшим сету как этническую общность. Граница актуализировалаэтническую идентичность и сыграла решающую роль в этом процессе.

Эти размышления основаны на личном опыте полевого исследования ввосьми деревнях Сетомаа с российской стороны границы. Исследованиепроводилось в 1995-1996 годах по инициативе негосударственнойорганизации “Чудской проект”. В ходе исследования использовалисьметоды включенного наблюдения, стандартизованного интервью и интервью“in-depth”.

Одним из следствий советской модели модернизации стал гигантскийконтраст между городом и деревней, приведший к формированию двухразличных культур. Из-за слабой рефлексии и, как следствие,малоизученности, тема деревни не появляется в публичном дискурсе -дискуссия идет в городском обществе, о городском обществе и между

учеными-горожанами с использованием городского категориальногоаппарата. В области “border studies” этот пробел особенно заметен:существует множество работ по исследованию разделенных городов,изучаются возможности трансграничного сотрудничества в Еврорегионах,кооперация между пограничными городами и областями. О том же, кактрансформировалось деревенское социальное пространство в приграничьевследствие возникновения политической границы известно немного.

Сельские поселения в современном приграничье Эстонии и Россиипредставляют особый интерес для исследователя. Существование натерритории Печорского края этноконтактной зоны финно-угров и славянобусловило этническую “пестроту” региона. Социальное пространство былоорганизовано перпендикулярно современной государственной границе,границы этнических групп были размыты, население - вне зависимости отэтнической принадлежности - использовало административную границумежду Эстонией и Россией для своей выгоды (например, разницу цен,разницу в снабжении и т.д.). С трансформацией политическогопространства изменились социальные границы сельского сообщества.

Граница также впервые поставила перед сельскими жителями вопрос опринадлежности к национальному государству. В связи с этим возникаетеще одна задача для исследователя – объяснить, как изменилосьпространство идентичностей сельского сообщества с появлением границыкак воплощения государства, как формируется иерархия идентичностей всельской местности в новом контексте.

Само слово “сету” появилось в публичном дискурсе Эстонии и Россиитолько в начале 90-х годов. До этого времени о небольшой этническойгруппе, живущей по соседству с русскими на территории Печорского края,знал только узкий круг ученых-этнографов. “Пограничность” ареаларасселения сету и некоторые особенности их культуры вызвали в научныхкругах дискуссию об их этнической принадлежности. В начале 90-х годовв силу изменения политического контекста тема сету стала такжепредметом публичной дискуссии. В отличие от эстонцев-лютеран, сетуисповедуют православие, как и их русские соседи, однако говорят наюжном диалекте эстонского языка, содержащем ряд заимствований изрусского. “Сету гораздо общительнее, чем эстонцы, это влияние славянскихкровей, славянского окружения” (из интервью с сету, дер. Ячменево).Сохранив некоторые дохристианские обычаи и нравы, сету получили урусских соседей прозвище “полуверцы”, и сами себя они так тоже частоназывают. Огромная роль в формировании культуры сету принадлежитПсково-Печорскому православному монастырю. Город Печоры, бывший доучреждения границы своего рода столицей Сетомаа, и сейчас все ещеимеет сакральное значение для сету старшего поколения.

Численность сету постепенно уменьшалась. Современные исследователиутверждают, что сету осталось не более полутора тысяч. Размываниеграниц этнической группы происходило естественным образом за счетмиграции населения из деревень в города Эстонии и России. Город быстронивелировал различия по мере интеграции мигрантов в местноесообщество. Такой важный маркер идентичности сету как религия в городене имел никакого значения; знание диалекта эстонского языка исвободное владение языком соседей - русским - позволяло молодым сетудостаточно легко адаптироваться как в Эстонии, так и в России. Явнымилидерами по приему мигрантов из сетуских деревень, находящихся нароссийской стороне современной границы (как, впрочем, и их русскихсоседей!) были Тарту и Таллинн. Два других крупных центра региона -Печоры и Псков - не были популярны по ряду причин. Эстония привлекаламигрантов близостью к родным местам, более высоким уровнем жизни,высоким статусом Эстонии как “домашней заграницы”. Напомним также, чтогосударство считало сету эстонцами, что, вероятно, дополнительностимулировало миграцию в Эстонию.

“Быть” сету и говорить на языке сету в Эстонии было “непрестижно”.Не будет преувеличением сказать, что в общественном сознании слово“сету” воспринималось как синоним понятий “провинциальный”,“отсталый”, “несовременный”. Естественное стремление избавиться отстигмы при неблагоприятных внешних условиях (сету “не существовали” впубличном дискурсе, отсутствовал официальный этноним, нельзя былополучить образование на языке сету и т.д.) ускоряло процессрастворения сету в эстонской среде.

Однако в конце 80-х годов политический контекст изменился. Сету неостались в стороне от повсеместных процессов этнической мобилизации. Вобщем потоке национально-политических движений конца 80-х - начала 90-х годов возникают сразу две общественные организации по разные стороныот тогда еще символической границы между двумя республиками. ВЭстонской ССР возрождается Конгресс сету, а в Печорах (РСФСР)этнокультурное общество сету (ЭКОС). Началась работа по формированиюэтнической общности (возрождение языка и фольклора, создание букваря,популяризация национальных героев и т.п.), появились лидеры, активистыдвижения, складывалась его идеология. Сету-движение характеризовалосьопределенным ностальгическим отношением к местной традиционнойкрестьянской культуре и идеализацией “деревенского” прошлого (Яатс,1998).

Для многих активистов - преимущественно городских жителей сгуманитарным образованием - фольклоризированная этничность сету сталабогатым ресурсом для накопления социального капитала. Акцент науникальности сетуской культуры должен был помочь опровергнуть расхожее

представление о сету как об отсталом неграмотном народе, эстонскоманалоге российских фольклорных “чукчей” (анекдот, рассказанный сету вВярска: “Из сводки дорожной полиции: в автомобильной катастрофепогибло два человека и три сету”).

Однако сету остались бы этнографической категорией, а Сетомаа -музеем фольклора под открытым небом, если бы не появилась граница.Граница разделила ареал расселения сету. Часть из них оказалась вПечорском районе Псковской области России, часть в Вярском районеЭстонии. В связи с территориальным спором между Россией и Эстонией поповоду принадлежности Печорского края сету неожиданно оказались вцентре политической игры. Появился целый ряд публикаций о “разделенномнароде”, который должен быть объединен в политических границах Эстонииили России. Вопрос национальной идентичности сету занял определенноеместо в эстонском политическом дискурсе. Кто такиесету? Больше эстонцы или русские? Вопрос упирался в определениеприоритетного критерия в ряду существующих маркеров этническойидентификации.

В советской этнографии и национальной политике этнокультурнымразличиям придавалась особая значимость. Отечественная формула анализаэтничности предполагала a priori существование глубоких культурныхоппозиций между “нами” и “другими” (Тишков, 1997:54). Учреждениежесткой государственной границы институционально закрепило миф окультурной границе и потребовало определения места сету в новойсистеме координат, исходя из привычного понимания этничности какврожденной и неизменяемой характеристики. Политизация проблемы сетупринесла новый политический капитал идеологам движения, которые излокальных культурных лидеров неожиданно попали в высшие кругиэстонской политики. В политических кругах зазвучала и утвердилась видеологическом дискурсе тема о разделенном народе. Так происходилоконструирование общности сету “сверху”.

“В деревне все русские, поэтому значения национальному вопросу никто не придает.Это в городе выдумывают всякую ерунду, раньше и с эстонцами разладу не было;если что надо, садишься на катер и на тот берег, у них там снабжение лучше было”(из интервью на побережье Псковского озера). Отталкиваясь отконструктивистского понимания этничности как идентичности, котораяактуализируется или теряет свою значимость в зависимости от контекста,рассмотрим этническую идентичность сету и попытаемся определить ееместо в спектре идентичностей деревенского жителя приграничья. Другимисловами, попробуем дать ответ на вопрос, существовало ли движение“снизу” к созданию этнической общности или это только городскойконструкт.

Культура сету - это сельская культура, поэтому необходимоостановиться на некоторых особенностях деревенского сообщества,специфике организации социального пространства в деревне, насовершенно особой роли и смысловой нагрузке “почему-то возникшей”границы (так она воспринимается сельскими жителями) в деревенскойповседневности.

Несмотря на то, что волны радикальных изменений докатились до самыхотдаленных уголков России, сельское сообщество все еще можно назватьстабильным обществом с заданным течением жизни. Распределяя ресурсы истроя планы, сельский житель по-прежнему опирается на культурнуюкатегорию круга времени (Бейли, 1992: 226), исходя из представлений, чтос минимальными отклонениями следующий год будет повторением годанынешнего. “Громом среди ясного неба”, трудно осознаваемым деревенскимжителем фактом стало появление границы, разрушившей привычноепространство повседневности и обозначившее новую реальность и новыепонятия, не существовавшие прежде в деревенском языке.

Что было здесь до того, как “пришла” граница? Русские и сетуработали в одном колхозе, существовал общий приход с церковью икладбищем в Эстонии в Саатсе (русское название – Зачеренье),большинство прихожан которого - сету и русские - жило на территориях,теперь принадлежащих России. “Мы ходили в Зачеренье на танцы и они к нам..Полуверцы, русские... В церковь одну мы ходим, на кладбище наши могилки, эстонские -все вразнобивку. Сидят полуверцы, сидим и мы на кладбище. Кто постарше, тот по-ихнему разговаривает, друг друга угощают (из интервью).

Организация социального пространства деревни находится в прямойзависимости от того, как проходят дороги. Именно изучение “историидорог” позволило нам реконструировать границы социального пространстважителей приграничья, определить, где кончался тогда и кончается сейчасмир их повседневности и понять, как соотносятся социальные границы сграницами этническими.

Дороги в деревне - “пути (со)общения”. Практика общения по телефонуна российской стороне практически отсутствует, во-первых, из-за оченьслабой телефонизации, во-вторых, потому, что общение “лицом к лицу”традиционно важно для деревенских жителей. В силу этого следуетподчеркнуть роль дорог, которые структурируют коммуникативноепространство. Исследуемый нами “угол” деревень (сетуских и русских)долгое время находился в относительной изоляции от российской “большойземли”. Сообщение с российскими населенными пунктами осуществлялось поводе, а все сухопутные дороги проходили через Эстонию. Современнойдороги, соединяющей Крупп (русская деревня, центр волости) сприбрежными русскими деревнями Кулье и Лисье и проходящей сейчас черезсетуское Ячменево, раньше не существовало. Она появилась вместе с

границей. До демаркации же границы все социальный связи осуществлялисьчерез Эстонию по маршруту Печоры - Вярска - Кулье. Этот путь пересекалсовременную границу четыре раза (!).

Куда дорога есть - там Свои, куда дороги нет - там Чужие.Представления сету о “своем мире” включали в себя соседнюю русскуюдеревню: “...Клубу в Городище теперь вот 50 лет отмечали. У нас все там друзьябыли, как своя деревня. Работали вместе, гуляли, очень поладились хорошо” (изинтервью, дер. Пырсте).

Деревенское сообщество, “своя деревня” имеют абсолютный приоритетдля самоидентификации сельского жителя. По словам А. Мендра,деревенское общество - это “общество всеобщего знакомства”, понятиеродины для деревенского жителя заключено в его деревне, сообществе иландшафте, который он может видеть и с которым он находится внепосредственном контакте (Мендра, 1999:171).

Несмотря на то, что источники массовой информации постояннонапоминают деревенскому жителю о том, что он и другие жители деревниявляются частью гораздо большей социальной общности - нации,идентификация с национальным государством наименее значима длядеревенского жителя. Государство “не видимо”, оно слишком далеко ислишком абстрактно, поэтому национальная идентичность становитсязначимой только в экстремальной ситуации (например, в случае войны).Неожиданное появление в деревне государства в образе границы и ееинститутов впервые за долгое время актуализировало вопрос опринадлежности к этнической общности, существующей в границах общностиполитической. Однако гражданство для сельского жителя не связано счем-то иным, нежели с практикой преодоления границы.“Гражданство практически важно, а как там - на это никакого внимания. Впаспорте раньше писали - эстонцы, а теперь вот - гражданство. Два теперь! (двагражданства, России и Эстонии – Е.Н.). Сперва боялись эстонский паспортбрать, пугали, что какие-то меры будут применять, что будут выселять. А теперьпоспокойнее, оба паспорта на границе показываем. На российской - российскийпаспорт, на эстонской - эстонский (из интервью, дер. Пырсте).

Как показали интервью, у деревенского жителя нет гражданскогопатриотизма - паспорт воспринимается исключительно как инструментреализации повседневных практик. Паспорт, гражданство для жителяприграничья не более чем категории, призванные “сшивать” разорванноепространство повседневности. У многих местных жителей три паспорта:российский внутренний, российский заграничный и эстонский. Граница,становясь частью повседневного мира, формирует новые практики исвязанные с ними ритуалы. Ритуалы перехода границы включают в себя втом числе и новое повседневное знание - где и какой паспортпродемонстрировать (привычная сцена на границе, когда старушка

протягивает пограничнику все три паспорта одновременно: “Какой тебе,милок?”).

В традиционных обществах “ритуалы перехода” (rites de passage) частоприводят к полной смене идентичности. В нашем случае есть основанияпредполагать, что, напротив, для сету (или русского жителяприграничья) переход границы ни в коей мере не ставит вопроса особственной идентичности. Обжитая территория на границе незаканчивается, социальное пространство повседневности захватываетблизлежащие населенные пункты в Эстонии, многие значимые событиябиографии происходили на эстонской стороне (учился в Вярска, в Саатсеродители похоронены, сестра живет в Пыльва).

После учреждения границы деревенские жители пытались сохранитьпрежний социальный порядок. Началось “обыденное сопротивление”сельских жителей – скрытая, но упорная борьба с государством (Скотт,1996:32), что прекрасно иллюстрирует цитата из объяснительной запискинарушителя границы пограничникам: “Здесь мои места, я здесь ходил иходить буду. Об уголовной ответственности предупрежден”. Эта записьбыла сделана в 1995 году. Активное сопротивление было характерно дляпериода привыкания к новой границе. Используя представление Бауда иван Шенделя (Baud, van Schendel, 1997: 223) о “жизненном цикле”границы, российско-эстонская граница находится в “юношеской” стадииразвития границы, когда процесс трансформации старых отношений уженачался, но наиболее прочные прежние трансграничные связи все ещесохраняются.

Сейчас социальное пространство постепенно переструктурируется взависимости от контуров границы. Политическая граница стала частьюповседневности. Правила и практики по разные стороны границы всебольше различаются, что ведет к усилению символического значенияграницы. Приобретет ли сконструированная в публичном дискурсе общностьсету “надграничность”, появятся ли две различные этнические группысету по разным сторонам границы, будут ли сету ассимилированыдоминирующими культурами, это вопрос дальнейших исследований.


Бейли, Ф. Дж. (1992) Представления крестьян о плохой жизни. В: Шанин,Т. (сост.), Гордон, А. (ред.) Великий незнакомец: крестьяне и фермерыв современном мире. Москва: Прогресс, с. 211-228

Мендра, А. (1999) Основы социологии. Москва: Нота Бене

Скотт, Дж. (1996) Оружие слабых: обыденные формы сопротивлениякрестьян. В: Данилов, В., Шанин, Т. (ред.) Крестьяноведение. Теория,история, современность. Москва: Аспект Пресс, с. 26-59

Тишков, В. (1997) Очерки теории и политики этничности в России.Москва: Русский Мир

Baud, M., van Schendel, W. (1997) Towards a Comparative History ofBorderlands. In: Journal of World History, vol. 8, No. 2, pp. 211-242

Jaats, I. (1998) Setu Identity. Tartu

Сергей Кулдин

ВЛИЯНИЕ ГРАНИЦЫ НА ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ, ПРОЖИВАЮЩЕГОНА БЕРЕГУ ПСКОВСКОГО И ЧУДСКОГО ОЗЕР

В июле-августе 1998 года в семи деревнях, расположенных на побережьеПсковского и Чудского озер с российской стороны, проходилосоциологическое исследование “Социальные проблемы развитиянеформальной экономики в прибрежных деревнях Псковско-Чудскоговодоема”.

Основной темой исследования стало изучение экономических стратегийсельских жителей в условиях реформ. Так как район исследования снедавнего времени стал частью российско-эстонской границы, тонекоторые вопросы касались отношения местных жителей к новой ситуации.В частности выяснялось, как они относятся к тому факту, что теперьакватория озер стала пограничной зоной, и как это отразилось на ихповседневной жизни.

Говоря о восприятии границы местными жителями, необходимо заметить,что в сознании людей граница потеряла прежний сакральный смысл,которым она наделялась во все годы существования СССР. Еще совсемнедавно слова “граница на замке” означали, что мир разделен на двечасти - с одной стороны “мы”, то есть “свои”; с другой стороны “они”,то есть “враги”. Между этими мирами находилась тонкая полоса особогопространства, которую охраняли мифические герои - “пограничники”. Ихобраз известен каждому с детских лет по советским кинофильмам.

Сейчас этот образ - особенно для приграничного населения - потерялпрежнее монументальное значение, так как современный пограничник - этоне мифический герой, а сосед, который вынужден решать те же проблемы,что и все остальные. Пограничникам приходится разводить поросят,сажать огороды, ставить сети, собирать грибы и ягоды. Понятно, что заэтой обыденностью тускнеет суровый образ и самой границы.Показательным является ответ одного из респондентов. На вопрос “Как выотноситесь к пограничникам?” он ответил: “Нормально, они тут как накурорте”. Абсолютным контрастом к сегодняшней ситуации выглядятвоспоминания пенсионеров о временах становления границы в двадцатых

годах. Пожилая женщина вспоминает: “На берегу стоял пограничник с винтовкой,весь берег вспахали так, что бабы даже белье постирать не могли”.

Трансформация отношения к границе, демифологизация ее в повседневномсознании жителей района весьма характерна. Мы наблюдаем разрушение ещесовсем недавно жестко структурированного символического пространства,когда Советский Союз воспринимался как некое коммунальное тело, некийживой организм. Сейчас, в силу изменений, связанных с объективнымраспадом этого “тела”, в сознании людей изменилосьсоотношение реальности и мифа. В результате совершенно безучастновоспринимается утрата колоссальных территорий Украины или Казахстана,но в то же время острова Курильской гряды вдруг становятсяконцентрированным символом целостности Российского государства.

В отличие от большинства россиян жители приграничья имеютвозможность пересекать границу довольно часто. В результате этого ихпредставления, сформированные под влиянием прежнего советскогодискурса о границе, подверглись сильным изменениям, и образ Россиипринял размыто-абстрактный характер. Можно предположить, что фактвозможности относительно свободно пересекать границы позволяетизбавится от представления о необходимости делить мир на “свой/чужой”.Когда контакты с жителями другого государства становятсячастью повседневности, снимается символическая отчужденность, а вданном случае ситуация упрощается еще и тем, что теперь “иностранцами”называются бывшие соотечественники.

В то же время большинство жителей приграничья уже успели свыкнутьсяс мыслью, что эстонская территория перестала быть частью их прежнегожизненного пространства. Граница осознается ими как данность, скоторой приходится считаться. Исследование показало, что практическивсе опрошенные осознают, что былого уже не вернуть. При этомбольшинство считает, что невозможность возврата к прошлому связана,прежде всего, с позицией эстонских властей. Однако на личностном ибытовом уровне со стороны местных жителей явно выраженных негативныхоценок по отношению к эстонцам высказано не было. Так на вопрос “Каковобыло отношения эстонцев к вам?” показательным ответом является: “Хорошее,вместе рыбачили”. Это объясняется и тем, что на другом берегу живутлюди, которые вынуждены решать сходные проблемы, и, возможно, тем, чтобольшинство живущих по другую сторону озера – этнические русские.

Еще совсем недавно между жителями по обе стороны озер поддерживалисьдостаточно тесные отношения. Не было ни одного случая, когдареспонденты припомнили бы какой-либо конфликт с соседями. Конечно, навысказывания некоторых респондентов оказывала влияние информация,почерпнутая из СМИ, где активно формировался враждебный образбалтийских государств. Однако в целом высказывания отличались

благожелательностью. Несколько иначе оценивали ситуацию вынужденныепереселенцы из Эстонии, которых особенно много в Печорском районе. Имибыло высказано достаточно много претензий по поводу ущемления правнеэстонцев, что и послужило, в основном, причиной их выезда.Высказываемая мигрантами негативная оценка усиливалась их нынешнейнеустроенностью в России, так как в бытовом отношении условия жизни нановом месте оказались хуже прежних в Эстонии.

На уровне повседневного восприятия происходящего большинствоопрашиваемых жалеют, что возникла граница: “Вот я там была, в Эстонии, тамтоже за это /за восстановление прежних отношений - С.К./, и жалеют, что мыразъединились. Они /эстонцы - С.К./ тоже говорят, что у них колхозыразвалили”. Кроме того, возникли новые серьезные проблемы. Так дляжителей деревень, расположенных вблизи пролива между Псковским иЧудским озерами, в прежние времена через Эстонию осуществляласьосновная связь с внешним миром. Это обусловлено тем, что местностьвокруг сильно заболочена и поэтому дороги с российской стороны большуючасть года являются непроезжими. Культурная и экономическая жизньместных жителей здесь была завязана на сопредельные эстонскиетерритории. Жители этих деревень вступали в смешанные браки, ездилиотмечать праздники на остров “Пирисарий” (как они его саминазывают) или в другие города Эстонии и т.д. Даже в случаенеобходимости посетить Псков или Печоры путь через Эстонию получалсязначительно короче. По выражению одного из респондентов, “на дню бывалопо шесть раз в Эстонию ездили”, то есть там делались практически всепокупки. Одна пожилая женщина охарактеризовала прежнюю ситуациюследующим образом: “Мы туда /в Эстонию - С.К./ и в кино ходили, и в клуб. Тутпереправа была, все из деревень туда ездили и все там доставали. Там находиласьбольница /речь идет о поселке Мехикоорма - С.К./ и школа”. Местные жителивыращивали яблоки, огурцы, лук и продавали свою продукцию в Эстонии.

Помимо того, что граница нарушила культурные и экономические связи,появился целый ряд проблем, связанных с традиционным видомдеятельности местных жителей, то есть с ловлей рыбы. Как говорятместные рыбаки, “рыба не знает, где проходит граница”. В прежние временакаждый сезон рыбаки ловили рыбу в определенных районах: “Весной эстонцык нам приплывали, а осенью мы к ним”. В последнее время полностьюпрекратили заготавливать ряпушку, так как она вся “ходит под эстонскимберегом”. Кроме того, рыбаки с острова Залит рассказывают, что иногдаих задерживают и штрафуют эстонские пограничники. Ловлю рыбы на чужойтерритории они оправдывают тем, что по воде граница не маркирована, ипоэтому трудно определить, на чьей территории ты находишься.

В некоторых местах Печорского района, в частности, в деревне Крупп,пограничный вопрос, который достаточно остро стоял три года назад

(когда проводилось социологическое исследование), сейчас практическиснят. Местным жителям разрешен безвизовый переход границы попраздникам и выходным дням для посещения кладбища и церкви, которыеостались на эстонской территории. Сейчас местная администрация ижители Круппа инициируют строительство новой церкви. Срок возможногопребывания за границей увеличен до трех дней. У пограничников естьсписки местных жителей, которым для таких визитов выданызагранпаспорта. Однако проблема пересечения границы для жителей другихрайонов Псковской области, не внесенных в списки для упрощенногоперехода границы, до сих пор не решена.

Наряду с негативными оценками появления государственной границымногие жители называют и целый ряд преимуществ, которые появились впоследнее время в связи с новой ситуацией. Несомненным положительнымследствием присутствия пограничников является наведение порядка иснижение уровня криминальности. Сравнительный анализ демографическойситуации в различных районах области выявил и другое позитивноеследствие появления границы. В Круппской волости (Печорскийрайон) оказалось относительно много молодежи, которая в дальнейшем несобирается отсюда уезжать. По всей видимости, это объясняется тем, чтона фоне бесперспективности жизни в других сельских районах,возможности, связанные со свободным переходом границы, расширяют выборжизненных стратегий для молодежи. Однако в ходе исследования пока неудалось обнаружить каких-либо экономических оснований новых стратегий.

В конце весны 1998 года по инициативе областной власти в Круппскойволости был сменен глава администрации. По мнению местных жителей, -практически такие изменения их мало волнуют - смена власти быласвязана, прежде всего, с сепаратистскими настроениями прежнейадминистрации, боровшейся за экономическую самостоятельность волости.

Близость границы решающим образом сказывается на развитиинеформальной экономики. Традиционно с границей связан такой видкриминальной деятельности, как контрабанда. Еще несколько лет назадконтрабанда была одним из основных видов промысла местных жителей,однако сейчас, после того как произошла демаркация границы и былиустановлены пограничные посты, круг контрабандистов сильно сузился.Новым источником дохода стала сдача в аренду помещений лицам, имеющимсобственный интерес за границей.

Местные жители активно используют то преимущество, что в пограничнуюзону доступ ограничен, и это создает благоприятные условия для сбораягод и грибов. Именно в этом районе при опросе выявилось, что местныежители занимаются заготовкой ягод и грибов на продажу, причем длянекоторых хозяйств эта деятельность служит основным источником дохода.

В заключение можно сформулировать следующие ключевые выводы:

1. Нынешняя ситуация в приграничном районе привела кдемифологизации сознания простых людей относительно восприятияими границы и пограничников.

2. Установление границы между Россией и Эстонией повлекла засобой ряд серьезных социальных проблем, выразившихся, преждевсего, в разрыве социальных связей и разрушении привычногожизненного пространства. В то же время эти проблемы решаемы, ипример деревни Крупп, которая лишилась церкви и кладбища,оставшихся на эстонской стороне, является доказательством тому.

3. Установление границы влияет определенным образом как на формуэкономического поведения людей в период кризиса, так и надемографическую ситуацию. Характер труда местных жителей вомногом связан с использованием тех возможностей, которыеоткрывает наличие границы. Приграничная зона в сравнении сдругими сельскими местностями в области является болеепривлекательной для проживания, что создает благоприятнуюдемографическую ситуацию.

РАЗДЕЛ 4

СОЦИАЛЬНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ СУЩЕСТВОВАНИЯ ГРАНИЦ

Томаш Зарицки

УСТОЙЧИВОСТЬ ГРАНИЦ ТЕРРИТОРИИ ПОЛЬШИ

Давно известно, что человек по-настоящему может оценить значимостьпредметов или людей в своей жизни лишь после их исчезновения: чтоимеем - не храним, потерявши - плачем. Самое известное польскоестихотворение, написанное Адамом Мицкевичем, начинается со строк,которые знает наизусть каждый польский школьник: “О, Родина моя,Литва! Ты как здоровье: только тот может оценить тебя, кто тебяпотерял”. Наверное, эти слова могут быть сказаны о многом, в том числеи о государственных границах. Их действительное значение может бытьосознано только после их исчезновения с политических карт. Об этом ипойдет речь в статье.

Несомненно, что стирание с карты линий политических границ ни в коеймере не означает автоматического устранения всех различий междутерриториями, принадлежавшими в прошлом к разным государствам. Однакосколь долго может длиться такая “жизнь после жизни” бывшей

государственной границы? Может показаться, что не очень долго,особенно в случае этнической и религиозной гомогенности территорий,которые некогда были искусственно разделены государственнымиграницами, устанавливаемыми весьма произвольно.

Вопрос о жизненном цикле исторической границы может показатьсяабстрактным. Однако в контексте современных политических иэкономических проблем он представляется чрезвычайно интересным. Какизвестно, современная Европа является континентом, на котором границымежду государствами часто изменялись. Мы наблюдаем как они исчезают ипоявляются. И в тех и в других случаях вопрос о долговременныхпоследствиях их прежнего существования может представлять определенныйисследовательский интерес. Данное исследование посвящено такимпоследствиям, что позволяет понять экономические и социальныепроцессы, обусловленные существованием границ.

В случае исчезновения границ, как это происходило, например, привоссоединении Германии, закономерен вопрос о том, как долго можетдлиться процесс ликвидации их последствий. Те немцы, которые ожидали,что слияние западной и восточной частей страны произойдет быстро, ужеиспытали первые разочарования.

С другой стороны, в странах бывшего Советского Союза, где появилисьновые границы, дискуссия о значении исторических границ дает ответ навопрос: как результаты нового политического раздела повлияют надифференциацию социального и экономического пространства по обестороны новой политической границы, и насколько происходящий процесснеобратим.

Очевидно, Польша - страна, наиболее подходящая для изучения феноменадолговременного эффекта границ при политическом разделе. Территориястраны в ее настоящих границах подвергалась переделу между тремяимпериями на протяжении всего XIX века. Несмотря на то, что Польшапрекратила свое существование уже в 1795 году после третьего польско-литовского раздела, устойчивые границы между Прусской, Российской иАвстрийской (впоследствии Австро-Венгерской) империями на территорииПольши были определены лишь в 1815 году на Венском Конгрессе. Границы1815 года существовали почти 100 лет до начала первой мировой войны.

Более трех поколений прошло со времени восстановления независимостипольского государства в 1918 году. Что же осталось от границ XIX века?Очевидно, что между тремя частями Польши существовали значительныеразличия, обусловленные принадлежностью частей страны трем разнымимпериям. Однако, еще никому не удалось установить, насколько различиямежду четырьмя регионами Польши есть результат раздела страны и вкакой мере другие факторы обусловили эти различия. Региональные

особенности в социальной и экономической сферах существуют во всехгосударствах, и было бы странным не обнаружить их на относительнобольшой территории Польши.

В этом контексте весьма полезным оказался анализ политико-административной карты страны с ее делением на гмины (самая малаяединица административного деления в Польше), который позволил выделитьпространственную дифференциацию периода раздела. В настоящее время вПольше насчитывается около 2400 гмин, и картографический анализпозволил изучить структуру пространства с высокой степенью точности.

Остановлюсь на примерах повторного появления границ XIX века насовременных картах. Первый случай обнаружения старых границ на картахпослевоенного периода (что явилось неожиданностью) относится к 1989году, когда состоялись первые (почти) демократические выборы вПарламент. На электоральных картах того года были обнаружены очертаниястарых исторических районов. Результаты президентских выборов в 1990году предоставили еще более точные и достоверные данные относительноэлекторальной географии Польши. И тогда стало очевидным, что границыXIX века до сих пор существуют, а во многих случаях совпадают сграницами восьмидесятилетней давности. Большинство из них носятпостоянный характер и были нанесены на последующие электоральныекарты, вплоть до парламентских выборов в 1997 году.

Будучи устойчиво двухмерной, структура электоральной географииПольши может быть представлена на двух условных картах, отражающих дваизмерения политической картины Польши. Первая карта представляет такназываемый конфликт “правых” и “левых”, назовем его “осью ценностей”.Здесь основная дискуссия посвящена отношению к коммунистическойсистеме. По одну сторону оси - коммунистические партии и кандидаты,такие, как Александр Квасневски. По другую сторону - религиозные,традиционалистские, антикоммунистические группировки и кандидаты-последователи Леха Валенсы.

Второе измерение, так называемая “ось интересов”, связана сразличными взглядами на экономическую систему страны. С одной стороны,это взгляды сторонников либеральной рыночной экономики, с другой -приверженцев социалистической системы, государственной политикираспределения и т.п. В контексте посткоммунистической Европы этопротивостояние интересов в значительной степени принимает формуразделения на “выигравших” и “проигравших” в процессе экономическойтрансформации общества. Применительно же к Польше, это разделениеносит характер противоречий между либеральным, высокообразованнымгородским электоратом и сельским электоратом Польской Крестьянскойпартии.

Если посмотреть на вышеупомянутые условные карты, то присутствиеграниц XIX века наиболее заметно в районе бывшего австро-венгерскогосектора - Галиции. Российско-венгерская граница хорошо заметна, преждевсего, на территории вдоль реки Вистулы. Однако, она также видна и ввосточной части, где нет никакого естественного рубежа. Галиция -район ярко выраженной правой ориентации, оплот антикоммунистическихпартий. Бывшие прусские и германские территории значительно менееконсервативны и поддерживают посткоммунистических кандидатов.

Другим районом, где заметно присутствие границ XIX века, являетсяСилезия, а точнее, граница между бывшей прусской Верхней Силезией ибывшей российской Заглемби Дамбровски (ZaglebieDabrowskie - Дабровский угольный бассейн). Этот район был центромдеятельности социалистических и коммунистических партий перед первоймировой войной. По сохранившейся традиции Заглемби Дамбровски и понынеявляется одним из оплотов левых партий в Польше. По другую сторонуупомянутой границы политические силы сохраняют баланс с незначительнымперевесом партий правого крыла.

Границы XIX века более заметны на другой условной карте, отражающейполитическое пространство Польши и демонстрирующей либерально-социалистический экономический раскол, или “ось интересов”. Здесьграницы российской империи практически совпадают с историческимилиниями. Вообще, западная Польша - район более урбанизированный ипоэтому экономически более либеральный, в то время как восточная частьстраны - в большей степени сельский район, социалистическиориентированный, с сильноразвитым государственным сектором экономики.Если посмотреть на северную часть этой карты, можно отметить явныенесовпадения с бывшей восточно-прусской границей. В центральной Польшетакже прослеживается линия границы между Пруссией и Россией. На юге,близ Силезии, эта линия еще более отчетлива, так же как и на первойусловной карте. Различия просматриваются и в районах, принадлежавшихранее Австрии и России.

Политическая картина страны становится более понятней, есливзглянуть на карту объема выпускаемой продукции. Сразу видны очертаниябывшего прусского сектора. Это, несомненно, самый крупный промышленныйрайон. Его восточные границы (включая бывшую российскую территорию),также как и западные (с бывшими германскими территориями), явносовпадают с историческими рубежами. Бывшая прусская территория неограничена лишь Великопольским регионом. Эта полоса тянется с северана юг от Кашубского района до Силезии, от Балтийского побережья дограницы с Чехией. Очертания всей этой территории отчетливо видны напромышленной карте страны.

Как показывают эти примеры, различия между тремя упомянутымиисторическими областями Польши довольно значительны, и границы междуними все еще заметны. Однако, пока не существует однозначнойинтерпретации этих различий. Специфика каждого района широкообсуждалась как в академических публикациях, так и в средствахмассовой информации. Однако основная интерпретация значенийисторического прошлого продиктована банальными стереотипами. До сихпор не существует веских доказательств, подтверждающих илиопровергающих гипотезу, устанавливающую связь между электоральнымповедением в наше время с историческим наследием. Далее я краткоопишу стереотипы восприятия всех трех исторических областей страны XIXвека.

Бывшая Австро-Венгерская территория - Галиция - обычнорассматривается как наиболее “национально развитая” и “демократическизрелая” в контексте исторического опыта. Ее жители первыми участвоваливо всеобщих выборах. На рубеже столетий избирательное законодательствостало достаточно демократичным, политические свободы расширялись, чтовело к распространению польской культуры, политических организаций иукреплению национального сознания. Австрийская зона была единственной,где польский язык был принят в системе образования на всех уровнях отначальной школы до университетов.

Тем не менее стереотипный образ Галиции включает также и негативныйэкономический аспект. Эта область была одной из беднейших окраинГабсбургской империи. Она унаследовала абсолютно неразвитуюсельскохозяйственную структуру и повсеместное обнищание крестьянства,повлекшие за собой массовую эмиграцию в Америку. Земельная реформабыла проведена абсолютно неэффективно, что явилось причиной длительнойнапряженности в отношениях между крестьянами и помещиками.

На бывшей прусской территории существовали некоторые демократическиесвободы, однако государство активно подавляло выступления в защитупольской национальной идентичности и придерживалось жесткой политикигерманизации. Позитивным же в прусском влиянии на нынешнююизбирательную систему является успешное развитие системы школьногообразования. Это, по-видимому, главная причина высокой избирательнойактивности на этой территории, хотя некоторые традиционныепредставления связали бы это с легендарной “прусской дисциплиной”.Другая заслуга прусского правления - удачно проведенная земельнаяреформа, предотвращающая появление мелких неэффективных хозяйств, внаше время наиболее распространенных в российском и австрийскомсекторах. Это способствовало ослаблению напряженности междукрестьянами и помещиками, характерной для остальных районов страны до1945 года, когда была проведена национализация.

Наиболее негативный образ сложился у российского сектора, частоназываемого “Конгресовка” (от так называемого “Королевства Конгресса”,утвержденного Венским конгрессом в 1815 году). Следствиями российскогогосподства стали административная коррупция, авторитаризм, социальноеи экономическое отставание, замедлившие развитие этой области.Российское государство не оставило ни демократических традиций, ниразвитой инфраструктуры. Тем не менее, оно способствоваловозникновению леволиберальной интеллигенции с ее стремлением сохранитьопределенные ценности и идеалы. Конгресовка дала Польше наиболееизвестных поэтов и писателей и большинство национальных героев тойпоры. В то же время уровень образования и развития национальногосознания многочисленного крестьянского населения был крайне низок.

Другой аспект последствий периода раздела империи относится кэкономической дифференциации страны. Здесь границы XIX века видны накарте не менее явно, чем в социальной и политической сферах. Можнопривести несколько примеров. Если рассматривать годовой доход на душунаселения в польской гмине, то в бывшей российской зоне (исключаябольшие города) и сегодня он все еще значительно ниже, чем в другихрайонах страны, особенно в прусском секторе. Если рассматриватьотдельные составляющие инфраструктуры, то мы получим сходную картину.Плотность железнодорожной сети на бывшей прусской территории до сихпор в несколько раз выше, чем на территории бывшего российскогосектора. Подобные различия можно обнаружить и в таких показателях, каккачество жилья, обеспечение водой и бытовыми удобствами. В настоящеевремя, что также немаловажно, российский и австрийский секторыостаются в большей степени сельскохозяйственными районами, чемзападная область Польши. К тому же хозяйства Конгресовки и Галиции(российский и австрийский секторы) имеют меньшую площадь и менееэффективны.

Замечено, что во времена раздела польские земли являлись перифериейв каждой из трех империй и их экономическое развитие в равной степенитормозилось. Однако государства-оккупанты находились на различныхуровнях развития, и потому прусская экономическая и административнаясистемы оказали более позитивное влияние, чем российские. Есть идругая сторона медали. Прусская Польша взяла на себя роль поставщикасельскохозяйственной продукции для метрополии. Таким образом, развитиеэтой области было в значительной степени сведено к сырьевой экономике.Даже если ее собственный экономический уровень был относительно высок,все же развитие Польши не соответствовало имеющемуся потенциалу всравнении с другими прусскими областями.

По другую сторону границы российская Польша была самой западнойпровинцией Российской империи. Это благотворно отразилось на развитии

промышленных центров в регионе. Наиболее показательным примеромбольшого индустриального города является Лодзь, крупный центртекстильной промышленности, продукция которого пользуется спросом и всовременной Польше. Промышленность Лодзи развивалась, главным образом,благодаря тому, что город был расположен около границы с Пруссией. Этопозволило прусским инвесторам строить фабрики недалеко от своейстраны, в то же время имея выход на российский рынок.

Как я уже отметил, политические границы, формально исчезнувшие вначале столетия, все еще существуют в польском социально-экономическомпространстве. Казалось бы, их способность к выживанию нельзянепосредственно объяснить временем их формального существования передраспадом (в данном случае в течение одного столетия). Скорее, следуетобратить внимание на влияние социальных и экономических процессов,происходящих в период раздела Польши. Прежде всего, этот периодхарактеризуется последствиями национальных восстаний. В Европе этовремя связано с формированием современных наций и государств истановлением их институтов. Во-вторых, это был период индустриальнойреволюции, которая коренным образом изменила экономические исоциальные основы европейского сообщества. В странах, оккупировавшихпольскую территорию, эти процессы принимали совершенно различныеформы, и это, по-видимому, является решающим фактором укреплениядифференциации социально-экономического пространства в границах XIXвека.

Если допустить, что интенсивность социальных и экономическихпроцессов является главным фактором, определяющим социально-экономические последствия существования политических границ, можнопредположить, что установленным в XX столетии новым границам сужденадолгая жизнь. В Западной Европе индустриальная революция истроительство национальных государств уже завершены, чего нельзяутверждать о многих государствах восточной части континента.

По-видимому, процессы глобализации, информационная революция, крахкоммунизма, и некоторые другие факторы заметно влияют на общество иэкономику любой страны. Следует отметить - и это даже более важно -что эти процессы развиваются много быстрее, чем это было в XIXстолетии. Данное предположение подтверждает гипотезу, что в наше времяболее короткие промежутки времени достаточны для таких долгосрочныхрезультатов политического разделения как дифференциация социально-экономического пространства. Другим условием, обосновывающим этосуждение, является существование заметных различий форм, которые этипроцессы принимают по разные стороны политических границ. Посмотрим,что происходило и что происходит в разных странах бывшего Советскогоблока. Несомненно, что трансформационные процессы в большинстве стран

принимают различные формы. Даже объединяющий многие аспекты процессглобализации, как это ни парадоксально, может привести к различнымрезультатам в разных странах.

В заключение хотелось бы остановиться на понятии польской нации.Опыт проживания в стране, вытесняемой с политических карт в течениеболее столетия, дал возможность полякам усвоить, как выживать без ясноопределенных политических границ. Таким образом Польша присоединиласьк группе народов, способных существовать без собственных государств, ине только выживает, но и является нацией, активной в быстроразвивающейся культурной и экономической жизни. Наиболее показательнойв этом отношении нацией является еврейская. Здесь можно сновавспомнить Адама Мицкевича, который неоднократно проводил параллелимежду судьбами еврейского и польского народа. Он сравнивал Польшу,оставшуюся в результате разделов без государства, с Израилем, ещеодной “избранной нацией”, с ее исключительно важной ролью во всемирнойистории. Но это, конечно, уже тема другого исследования.

Перевод О.Кирилловой

Йони Вирккунен, Илкка Лииканен

ПОЛИТИЧЕСКОЕ КОНСТРУИРОВАНИЕ ИДЕНТИЧНОСТИ В ЭСТОНИИ

Традиционно идентичность понимается в терминах этничности икультурных традиций, восходящих к общему происхождению. Всоциологической литературе последних лет национальные идентичностичаще определяются как продукт сознательного процесса строительстванации, проводимого группами элит с целью узаконить власть и статус. Вэтой статье мы разрабатываем точку зрения, которая не рассматриваетидентичность ни как адаптацию заданных традиций, ни как продуктпроцесса строительства нации (nationbuilding), регулируемого “сверху”.Мы полагаем, что в контексте распада Советского Союза важнорассматривать конструирование идентичности как политический процесс,связанный с формированием новых политических арен и идеологическогосражения за гегемонию на этих аренах.

Наша статья отражает некоторые результаты исследованияконструирования идентичностей в Эстонии в последние годы существованияСССР и в постсоветский период. Первая часть статьи посвященаотношениям политического и национального в мобилизации оппозиционногодвижения в конце 1980-х и начале 1990-х гг.. на примере деятельностиэстонского народного фронта. Сравнивая движения народных фронтов вЭстонии и в Карелии, мы иллюстрируем особенности отношений междуэтническим и политическим в Эстонии. Во второй части статьиисследуется конструирование идентичности русскоязычного населения в

современной Эстонии. Национальная политика эстонского государствачасто описывается в терминах “ассимиляция”, “этнокультурное насилие” и“давление”. В статье исследуется аргументация радикальных неэстонскихактивистов как часть дискурсивного производства неэстонскойидентичности и политики определения эстонской территории.

Политическое конструирование идентичностей

В научной литературе последних лет определение территориальнойидентичности значительно изменилось. В современной традиции подтерриториальной идентичностью понимают скорее изменяющиеся идинамические поливокальные (poly-vocal) категории (Castells, 1997),нежели зафиксированные неизменные пространства. В частности,конструктивистские теории общества и дебаты о глобализации поставилипод сомнение существование этнического государства и его границ.Считается, что общество движется к ситуации, в которой строгие границыисчезнут и станут прозрачными и свободными. Основным источникомаргументации стало исчезновение и детерриторизация политическойдихотомии Восток/Запад. И “Восток” и “Запад” потеряли своих “других”,в связи с которыми были сконструированы политические и территориальныеидентичности и образы внешней угрозы (Paasi, 1999). Радикальныеисследователи полагают, что национальные государства постепенноисчезают. В контексте постмодерна национальные государства,фиксированные границы и “пространства ограниченных мест” (spaces ofplaces) есть не более чем символы прошлого, которые постепеннозамещаются динамичным глобальным миром и “пространством передвижений”(space of flows) (Castells, 1989).

Постмодернистская интерпретация национальности отделяет процессконструирования идентичности как от “этнического происхождения”, так иот процесса “социального конструирования идентичности” (Smith, 1986;Paasi, 1996). В контексте смягчения прежнего противопоставленияВосток/Запад особенно очевидно, что национальное определение границ иидентичностей не исчезает. Напротив, существует сильная тенденцияренационализации границ, и этот процесс связан с внутренним процессомформирования новых политических сообществ (Eskelinen, Liikanen & Oksa,1999).

В истории формирования национальных государств в Центральной иСеверной Европе связь между конструированием идентичности иформированием политических сообществ нового типа очевидна.Национальные движения в этих государствах не действовали лишь какагенты управляемого “сверху” процесса формирования наций истроительства государства. В большинстве случаев они играли решающуюроль в конституировании политической арены, отводя “народу” рользаконного держателя суверенной власти (Hroch, 1968). Национальные

движения XIX века стимулировали создание нового политического языка,построенного на идее суверенитета. Организуя людей, они одновременноучаствовали в создании новой сферы общественной политики в отношениигражданского общества и государства. В этом смысле национальнаяидентификация не представляла собой простой демаркации этническихграниц между “нами” и “другими”, но была частью нового видаполитической борьбы за право выражать “волю народа” (Liikanen, 1995;Liikanen, 1999). Ниже мы аргументируем, что и в случае государств-преемников СССР строительство национальной идентичности как частисовременной политики и конституирования политического сообществанового типа является необходимостью.

Возникновение народных фронтов - национальное или политическоепробуждение?

Прежде всего, сравнивая народный фронт Эстонии (НФЭ) и народныйфронт Карелии (НФК), рассмотрим особые отношения междуконструированием этнической и политической идентичности. НФЭ сталчастью истории борьбы за независимость. В эстонской историографиивозникновение народного фронта редко изображается как социальный илиполитический феномен. Обычно это явление рассматривается в контекстенового “национального пробуждения” и расценивается как культурноедвижение, борющееся за реконструкцию эстонской идентичности(Taagepera, 1993; Hosking, Aves & Dunkan, 1992).

История НФК не стала частью новой гражданской религии государства.Напротив, его возникновение связывается, прежде всего, с историейкраха советской системы. С одной стороны, НФК продемонстрировал ростгражданской активности. С другой стороны, он рассматривается какнеудачная попытка и коммунистических реформаторов и новой политическойоппозиции мобилизовать гражданскую активность дляподдержки собственной политики. Вопросы национальности и идентификациихотя и были актуализированы, однако остались вне истории народногофронта (Tsygankov, 1991).

Отправная точка изучения народных фронтов в Эстонии и Карелии былапредложена А.Парком (Park, 1995), проанализировавшем переломныемоменты краха советской системы в Эстонии. Парк различает следующиестадии распада системы: “революция сверху” в 1985 г. (первые “вспышки”которой, по мнению Парка, были инициированы Москвой); восстаниеинтеллигенции в 1986 г. (через которое он определяет социальныйконтекст первых инициатив); воссоздание национальных символов в 1987г. (демонстрация в День Памяти, маркирующая начало народноймобилизации); и, наконец, массовое оппозиционное движение ипереориентация правящей элиты между 1988 и 1990 гг.

Появившиеся в середине 1980-х гг. первые негосударственныеассоциации создавались зачастую представителями молодого поколенияпартийных функционеров, поддерживающих политику реформ Горбачева(“революция сверху”). Во многих случаях создание независимыхгоризонтальных организационных структур на местном уровне былоосознанной целью. На этой стадии новые ассоциации стремились усилитьгражданскую организацию и гражданские идентичности вне партийногоконтроля, хотя и предполагалось, что они согласны с “главенствующимположением партии” (Fish, 1995:32-33).

Понятие “восстание интеллигенции” можно отнести скорее не к Карелии,а к Эстонии, где организации интеллигенции советского типа - союзыписателей, ученых, журналистов и художников - открыто осудиликультурную политику брежневского времени, чего в Карелии не было. Темне менее, и в Карелии появились неформальные объединенияинтеллектуалов, которые не представляли собой активной оппозициисистеме, однако и способствовали открытию свободной дискуссии. В этомсмысле клубы инициировали процесс формирования альтернативнойидентичности, отличной от официальной идентичности советскогогражданина. В частности, молодежные организации, воспроизводящие стилизападной молодежной культуры, открыто противостояли установленнойсоветской идентичности (Puuronen, 1996).

Изобретение новых национальных символов в Эстонии стало первым шагомна пути построения альтернативного руководящего блока. Национальнаяистория, особенно период эстонской независимости 1920-1940 гг.,активно использовалась в мобилизации оппозиционного движения и легла воснову национальной идентификации.

В Карелии организации этнических меньшинств также были в авангардеборьбы за свободу ассоциаций и новую альтернативную идентификацию(Klementyev, 1996). Однако, в “мультикультурной” Карелииальтернативный руководящий блок не мог быть сформирован на этническихлозунгах. Там просто не существовало великих событий и героев, которыемогли бы быть востребованы для строительства общей карельской историии идентичности, привлекательной и для русского большинства. С самогоначала оппозиционное движение должно было найти иной тип идентичностикак основания строительства альтернативного политического сообщества.В 1988 г. появилось множество “мемориальных групп”, которыеактивизировали воспоминания о сталинском прошлом и создали оппозициюдоминирующей советской идеологии.

Последняя стадия эстонской мобилизации (массовое оппозиционноедвижение и переориентация управляющей элиты) также не имела аналога вКарелии, где особого успеха в мобилизации достичь не удалось. В периодсвоего расцвета НФК насчитывал лишь около тысячи членов (Tsygankov,

1991). Очевидно, одной из причин слабой мобилизации было то, чтодвижение оппозиции в Карелии не обладало тем культурным иорганизационным капиталом, коллективной идентичностью и общей памятьюо коллективных действиях, которые привели к успеху НФЭ (Ruutsoo,1996). В Карелии, как и во многих других регионах РоссийскойФедерации, гражданское общество стало основной концепцией оппозиции вборьбе против коммунистического режима. Концепция гражданскогообщества также предложила альтернативную идентификацию и перспективудля создания сильного блока, который мог бы бросить вызовкоммунистическим государственным структурам.

В терминах политической теории НФК не имел ясного идеологическогопрофиля. Пик его успехов пришелся на период избирательных кампаний1989 и 1990 гг., однако позже ему не удалось институционализироваться.Партийная элита Карелии не вступила в союз с массовым движением в тойстепени, как это произошло в Эстонии. После распада СССР как ЭНФ, таки НФК распались на конкурирующие партии. Их идеологический профиль иорганизационная форма были развиты при советских условиях и не подошлидля новой политической арены, созданной ими самими.

В заключение можно сказать, что и в Эстонии и в Карелии народныефронты как первое организованное политическое движение оппозициирасширили спектр политических возможностей и продемонстрировалиполитическое значение гражданского общества. Однако движения в большейстепени отразили процесс переориентации и новой идентификацииинтеллигенции. Можно сделать вывод, что в основу идентичности народныйфронт предлагал положить позицию противостояния властным структурамкоммунистического государства. Несмотря на разницу в степенипривлечения националистических лозунгов и этнических установок вЭстонии и Карелии, общей особенностью движений было то, что они обаборолись за создание политического сообщества нового типа. И вЭстонии, и в Карелии новая идентификация с альтернативным политическимсообществом (нацией или гражданским обществом), имела место независимоот того, существовала ли этническая основа для этого процесса. Связь ссозданием политического сообщества нового типа - важный факторидентификации даже для современной политики постсоветского эстонскогогосударства (Berg, 1999).

Политическое конструирование “русскоязычной идентичности” в Эстонии?

Если сравнить политику постсоветской Эстонии в отношении неэстонцевс расцветом движения народных фронтов в Советском Союзе, то можнообнаружить много сходств и отличий. В современной Эстонии средствамассовой информации играют более важную роль в формированииобщественного мнения и оппозиции государству (Cohen & Arato, 1994;Taylor, 1995). Свободное гражданское общество часто рассматривается

как важная составляющая демократического общества. Однако, реальныеотношения между государством и гражданским обществом нестабильны. Игражданское общество, и государство понимаются по-разному, взависимости от субъективной интерпретации и мобилизации индивидов.Интерпретируя, индивиды не только отражают свою собственную историю исовременную политическую реальность, но и воспроизводят общество.

В Советском Союзе при запрете на любую оппозицию вся политическаядеятельность, идущая вразрез с линией партии, проходила часто вподполье. Будучи современным государством, Советский Союз нуждался вопределенной политике для поддержания своей власти. Эта политика былаоснована не только на пропаганде и производстве определенного знания,но также и на прямом использовании власти, контроля и управления. Вэтих условиях в Советском Союзе стала очень важна роль “закулисных”дискурсов, выходящих из-под наблюдения “власти предержащих”. Здесьуместно вспомнить высказывание Дж.Скотта (Scott, 1990:9) о “шифровках”(hidden transcript). Он подчеркивает, что “любая форма, принимаемаяиндивидом, - будь то “закулисная” пародия, мечты о жестокой мести,видение мира, перевернутого “вверх ногами”, - эта коллективная“шифровка” обязательно присутствует в любом динамическом виде силовыхотношений”. В каком-то смысле эти “закулисные” формы проявились наранних стадиях описанного выше подъема народных фронтов в конце 1980-хгодов.

Современное эстонское законодательство основано на общепризнанномпринципе демократии. Конституция, составляющая юридическую структуруэстонской политической системы, гарантирует равные человеческие игражданские права. Эстония входит также в пространство глобальнойэкономики постмодерна, мировой сети Интернет и средств массовойинформации. Люди имеют доступ к большому объему информации, чтообуславливает существование целого спектра мнений, в том числе иальтернативных политических взглядов. Однако, необходимо заметить, чтодемократический идеал не отражает полностью современные социальные иполитические реалии в Эстонии. Эстония “национализировала” (Brubacker,1996) территорию и потребовала монополию на власть. Это сделало“чужим” неэстонское население и перевело дискуссию о демократии иполитической системе в плоскость межэтнических отношений, социальнойстабильности и конструирования границ (Brednikova, 1999).

Вопросы времени и зависимое от контекста производство знанийстановятся ключевыми в дискурсивном формировании идентичности. Дляиллюстрации мы проанализируем аргументацию Юрия Мишина (лидера “Союзароссийских граждан”) и Ольги Журьяри-Осиповой (исследователь Центрамеждународных и социальных исследований, Таллинн). В недавноопубликованных в “Helsingin Sanomat” статьях оба автора интерпретируют

политику идентификации в процессе политического строительстваэстонского государства. Они борются за определенные социальныезначения и участвуют в производстве дискурсов неэстонской идентичностии эстонско-российской границы.

Мишин связывает политическую ситуацию в Эстонии с ситуацией вконфликтных регионах Европы: “Если Эстония продолжит этот политическийпуть, война, подобная войне в Боснии или Карабахе, неизбежна”. Он обращается кРоссии за политической помощью и переводит вопрос об оппозиционнойидентичности с персонального и местного уровней на уровеньнациональный и международный. Мишин представляет радикальную иэкстремальную позицию неэстонцев. Однако его политическая риторика недолжна быть понята как “единственная неэстонская идентичность”.Напротив, неэстонская идентификация еще не закончена, и по этомупризнаку неэстонское население расслоилось на множество различныхполитических и этнических фракций.

“Эстонское государство, конечно, не нарушило ничьих прав” - это утверждениеОльги Журьяри-Осиповой отражает другую крайность отношения неэстонцевк эстонской национальной политике. Автор высказывания представляетпоколение молодых интеллектуалов, социализированных в эстонскомобществе иначе, чем старшее поколение индустриальных рабочих,родившихся в России. Она признает недостатки эстонской национальнойполитики, но полностью принимает курс современной правовой структурыЭстонии. В отличие от многих, Журьяри-Осипова и Мишин, очевидно,играют определенную роль в дискурсивном производстве идентичностинеэстонцев и эстонской территории, участвуя в формировании публичныхдискурсов, в которых непрерывно идет процесс производстваразнообразных идентичностей - эстонской, российской, европейской,эстонско-российской, советско-русской и других. Идентичности могутстать радикальными и конфликтующими, но могут и исчезнуть илипоявиться снова в дискурсивном конструировании значений.

В современной ситуации существует несколько возможностей дальнейшегоизучения конструирования идентичностей в публичной дискуссии.Текстовые представления Мишина и Журьяри-Осиповой, так же как илиберализация “дискурсивного ландшафта” в последние годы существованияСССР, хорошо иллюстрируют важность политического конструированияидентичности. Политические представления новой идентификации могутбыть найдены во множестве источников в различных формах. Гораздотруднее исследовать роль местного повседневного опыта вконструировании политической идентичности. Мы полагаем, что это задачадальнейшего изучения конструирования идентичностей в постсоветскихусловиях.

Перевод Е.Никифоровой


Berg, E. (1999) National Interests and Local Needs in Divided Setumaa:Behind the Narratives. In: Eskelinen, H., Liikanen, I. & Oksa, J.(eds.) Curtains of Iron and Gold. Reconstructing Borders and Scales ofInteraction. Ashgate: Aldershot

Brednikova, O. (1999) “Smuggled” Ethnicity and “Other” Russians.Construction of Identities in Post-Soviet Estonia. In: Еskelinen, H.,Liikanen, I. & Oksa, J. (eds.) Curtains of Iron and Gold.Reconstructing Borders and Scales of Interaction. Ashgate: Aldershot

Brubaker, R. (1996) Nationalism Reframed. Nationhood and NationalQuestion in the New Europe. Cambrige University Press: Cambrige

Castells, M. (1996) The Informational City. Information Technology,Economic Restructuring, and the Urban-Regional Process. Blackwell:Oxford

Castells, M. (1997) The Power of Identity. Economy, Society andCulture. Blackwell: Oxford

Cohen, J., Arato, А. (1994) Civil Society and Political Theory. Cambridge,Massachusetts and London: The MIT Press

Eskelinen, H., I. Liikanen & J. Oksa (1999) Introduction. In: Еskelinen, H.,Liikanen, I. & Oksa, J. (eds.) Curtains of Iron and Gold.Reconstructing Borders and Scales of Interaction. Ashgate: Aldershot

Fish, M. S. (1995) Democracy from Scratch. Opposition and Regime in theNew Russian Revolution. Princeton: Princeton University Press

Hosking, G., Aves, J. & Duncan, P. (1992) The Road to Post-Communism.Independent Political Movements in the Soviet Union 1985–1991. London:Pinter Publishers

Hroch, M. (1968) Die Vorkaempfer der nationalen Bewegung bei denkleinen Voelkern Europas. Acta Universitatis Carolinae Philosophica etHistorica. 24. Prague

Klementyev, Y. (1996) Formation of a Civil Society and NationalMovement in the Republic of Karelia. In: Heikkinen K., Zdravomyslova,E. (eds.) Civil Society in the European North. Concept and Context. St.Petersburg: Centre for Independent Social Research, рр.142–145

Liikanen, I. (1995) Fennomania ja kansa. Joukkojoerjestoeytymisenloeimurto ja Suomalaisen puolueen synty, Historiallisia tutkimuksia191. Suomen Historiallinen Seura: Juevjaskuelae

Liikanen, I. (1999) The Political Construction of Identity: ReframingMental Borders in Russian Karelia. In: Eskelinen, H., Liikanen I.,Oksa, J. (eds.) Curtains of Iron and Gold. Reconstructing Borders andScales of Interaction. Ashgate: Aldershot

Paasi, A. (1996) Territories, Boundaries and Consciousness: The ChangingGeographies of the Finnish-Russian Border. Chichester: John Wiley

Paasi, A. (1999) The Political Geography of Boundaries at the End ofthe Millennium. In: Eskelinen, H., Liikanen I., Oksa, J. (eds.)Curtains of Iron and Gold. Reconstructing Borders and Scales ofInteraction. Ashgate: Aldershot

Park, A. (1995) Turning-points of post-communist transition: Lessonsfrom the case of Estonia. In: Proceedings of the Estonian Academy ofSciences 44/3. Tallinn: Estonian Academy Publishers, pp. 323–332

Puuronen, V. (1996) Perestroikan lapset. Neformaly-nuorisoryhmat jaVenajan muutos. In: Liikanen, I., Stranius, P. (eds.) Matkallakansalaisyhteiskuntaan. Liiketta ja liikkeita Luoteis-Venajlla,Joensuu: University of Joensuu, Publications of Karelian Institute No115, pp. 117–126

Ruutsoo, R. (1996) Formation of Civil Society Types and OrganizationalCapital of the Baltic Nations in the Framework of the Russian Empire.In: Heikkinen, K., Zdravomyslova, E. (eds.) Civil Society in theEuropean North. Concept and Context. St. Petersburg: Centre forIndependent Social Research, pp.101–108

Scott, J. C. (1990) Domination and the Arts of Resistance - HiddenTranscripts. New Haven and London: Yale University Press

Smith, A. (1986) The Ethnic Origins of Nations. Oxford: Blackwell

Taagepera, R. (1993) Estonia. Return to independence. Boulder:Westview Press

Taylor, C. (1995) Philosophical Arguments. Cambridge: HarvardUniversity Press

Tsygankov, A. (1991) K grazhdanskomu obshtshestvu. Petrozavodsk: Kareliya

Фридрих Буршель

ВОВЛЕЧЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ В ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОГРАНИЧНОЙ СЛУЖБЫ ГЕРМАНИИ НАНЕМЕЦКО-ПОЛЬСКОЙ ГРАНИЦЕ

Пограничная доктрина Германии

Пограничная доктрина Германии держится на трех “столпах”. Первый -внешняя политика, целью которой является превращение восточных соседейГермании в привратников Европейского Союза. Второй “столп” -вооружение Федеральной пограничной охраны (Bundesgrenzschutz) инаделение ее большими полномочиями. И наконец - возрастающее участиеприграничного населения в пограничном контроле. Есть еще и четвертаясторона, которая играет определенную роль в этой концепции, но онакасается лишь тех “счастливчиков”, которым удалось тайно пересечьграницу. Ведомство по делам иностранцев и немецкое законодательство поповоду статуса ищущих политического убежища и иностранных гражданявляются частями этой доктрины, которая все больше ограничиваетвозможности беженцев и иммигрантов попасть в Германию, одновременновыталкивая из страны тех из них, кто уже там находится.

Прежде, чем перейти к основной теме - вовлечение населения в охотуна “нелегалов” или нарушителей границы, как бы они ни назывались, - якоротко остановлюсь на двух моментах: пограничная политика Германии ивооружение Федеральной пограничной охраны.

Использование соседних стран в качестве буферных государств

С момента изменения конституции Германии в 1993 году у беженцевпрактически не осталось возможности просить политического убежища.Специально разработанное положение, ограничивающее приток мигрантов,прибывших через территорию соседних с Германией государств, позволяетнемецкой администрации практически сразу отклонять почти всеходатайства о политическом убежище. Германия и ЕС перекладываютпроблемы, касающиеся миграции и передвижения беженцев, на своихвосточных соседей, которым диктуются жесткие правила “хорошегоповедения”, если те хотят, чтобы в будущем их приняли в ЕС.

Примерным учеником в отношении порядка и послушания является Польша.Согласно немецко-польскому соглашению 1993 года Польша получила 120миллионов марок на техническое оснащение пограничной охраны (лодки,вертолеты и другое техническое оборудование), а также на развитиепограничной полиции и введение собственной процедуры по регулированиюпотоков мигрантов. С этого момента в Польше была организована плотнаясеть тюрем для лиц, подлежащих депортации. На данный момент в Польшесуществует 25 такого рода мест.

Скопирована была не только немецкая система депортации нелегальныхиммигрантов и лиц, которым отказано в политическом убежище. Также быласоздана эффективная система соглашений с соседними государствами навостоке о депортации мигрантов на их территорию. Таким образомвозникла система цепной депортации. Люди, которым было отказано вовъезде в Германию или которые подлежали депортации, часто после

длительного пребывания в польском лагере (обычно цепные депортацииосуществляются в течение 48 часов) высылались в Беларусь или Украину.В 1996 году этой процедуре было подвергнуто примерно 1500 человек.

Новые законы о политическом убежище и об иностранцах, принятыеПольшей в 1997 году, значительно усложнили саму процедуру ходатайства.Польша выучила свой урок. Для того, чтобы упростить и ускоритьпроцедуру депортации, Германия подписывает такие соглашения все сбольшим числом государств. Первые соглашения о высылке лиц, подлежащихдепортации, на территорию другого государства были заключены сРумынией в 1992 г., с Польшей в 1993 г., с Чехией в 1994 г. и сБолгарией в 1995 г. Нелегальных иммигрантов из Румынии и Болгарии,арестованных на границе, сразу же перевозят в аэропорт и высылаютобратно в перечисленные страны.

Вооружение Федеральной пограничной охраны Германии

Численность государственных служащих и управленческого персоналаФедеральной пограничной охраны заметно возросло. В 1992 г. оносоставляло 2400 человек. Сегодня численность увеличилась до 5800человек, а в ближайшем будущем запланировано расширение штата до 7500сотрудников. Эти цифры касаются лишь восточной границы Германии,которая, очевидно, является границей с наивысшей степенью защиты вЕвропе. На границе с Польшей и Чехией (исключая баварский участокграницы) работают в среднем 2,4 государственных служащих на одинкилометр границы (для сравнения на границе США и Мексики работают лишь0,18 государственных служащих на километр). Если учитывать персонал,работающий в бюро Федеральной пограничной охраны, то всего навосточных границах Германии занято около 10000 чиновников и служащих.Помимо этого, в 1993 году было создано новое подразделение поддержкипограничной полиции, которое насчитывает примерно 1200 полицейских состатусом обычных служащих. Государственный бюджет Федеральнойпограничной охраны увеличился с 1300 миллионов марок в 1989 году доболее чем 3 миллиардов марок в 1997 году. В целом в Федеральнойпограничной охране занято более 30000 государственных служащих.

Говоря о границе, мы должны осознавать, что речь идет не опограничной линии, а о приграничной зоне шириной в 30 километров. Вэтом поясе безопасности Федеральная пограничная охрана, как и таможня,имеет те же полномочия, что и местная полиция, и даже больше, чемпоследняя. Например, ей разрешено проверять личные документы без какойбы то ни было причины. Федеральная пограничная охрана можетустанавливать слежку, прослушивать телефонные разговоры и проводитьобыск в “подозрительных”, по ее мнению, местах. Недавние изменения взаконе о Федеральной пограничной охране предоставили ей эти же

полномочия на больших транзитных дорогах, на железнодорожных вокзалахи в их окрестностях.

Новейшие технологии, используемые в техническом вооруженииФедеральной пограничной охраны, повышают и без того высокое качествопограничного контроля на восточных границах Германии. Назову лишьнекоторые из этих приборов: детекторы углекислого газа, которые всостоянии определить, прячутся ли люди в контейнерах; новейшиеинфракрасные камеры и камеры, с которыми можно видеть ночью в темноте;патрульные катера; вертолеты и более шестисот собак-ищеек.

В вооружении пограничной охраны задействована также передоваякомпьютерная система - Шенгенская система информации. Только в однойГермании работают 9000 терминалов этой системы. Германия кормилагигантскую компьютерную систему данными примерно о 320000“нежелательных” лицах. Пограничная служба объединяет все компьютерныеконтрольные системы в систему пограничных терминалов, которая работаетс примерно 700 терминалами на восточных границах. Следующим шагом вэтом “прогрессе” будет собрание дактилоскопических снимков EURODAC.

Однако все эти технические ухищрения ничто в сравнении с “помощью”пограничного населения в охране границ.

Включение населения в охрану границ

Большинство статистических данных о помощи местного населения вохране границ можно найти в документах пограничной полиции. Они взятыиз годового отчета этого учреждения. Другие источники информациипрактически недоступны. Представитель Федеральной пограничной охраныво Франкфурте-на-Одере публично заявил, что половина всех нелегальныхиммигрантов задерживается с помощью местного населения. ПредставительФедеральной пограничной охраны в Ротенбурге-на-Нейсе говорил даже о70-80% арестов, произведенных при содействии немецких информаторов,проживающих в пограничном регионе и доносящих на нарушителей границы.Исследовательское общество “Беженство и миграция” (FFM) попыталосьполучить больше информации о той роли, которую играют обычные люди вохране границы; о значении, которое Федеральная пограничная охранапридает деятельности этих добровольцев; о пропаганде, котораяориентирует людей на то, чтобы они считали правильным и необходимымдоносить на мигрантов и беженцев.

Средства массовой информации представляют нарушителей границы какуголовников, выжидающих на восточной границе ЕС возможности пересечьее для того, чтобы грабить, воровать и убивать, чтобы внедрятьорганизованную преступность, чтобы разрушить существующую социальнуюсистему, чтобы отнять у честных граждан рабочие места. Эти

представления внедряются в сознание людей, у которых нет критическогодифференцированного подхода к тому, что на самом деле означаютбеженство и миграция.

Конечно, существуют особые виды преступности, связанные с границей.Однако в результате постоянного информационного давления на людей (и нетолько в пограничном регионе) за каждую угнанную машину и каждыйукраденный велосипед, за каждый взлом и каждое хулиганское нападениеответственность возлагается на “иностранцев”. Уяснив это, никто неиспытывает потребности подробнее узнать о судьбе этих людей, опричинах их бегства или миграции. Более того, каждое нелегальноепересечение государственной границы часто рассматривается как тяжкоеуголовное преступление, связанное с торговлей людьми. Если называтьиммигрантов и беженцев, которые не имеют легальной возможностиприехать в страну, “нелегалами”, то люди усваивают, что каждыйчеловек, тайно пересекающий границу, является преступником.Существование подобной пропаганды легко доказывается бесчисленнымистатьями в печати и циркулярными письмами министерства.

Чтобы оценить результаты такой пропаганды, представим болееподробное описание мифа о бандах, организующих нелегальный переходчерез границу и торговлю людьми. Этот миф воспроизводится в СМИ,создавая образ особо жестоких преступников, которые эксплуатируютбедных, наводняют страну наркотиками, оружием и криминалом и,очевидно, являются русской или какой-либо еще иностранной мафиознойгруппировкой. Поскольку официальной пропаганде выгодно возлагатьответственность на такого рода преступные группировки, в мифах СМИбеженцы становятся жертвами, которых заманили лживыми обещаниями, укоторых отняли все деньги и которых заставили совершить это крайнеопасное нелегальное и изнурительное путешествие в Западную Европу, гдеони никому не нужны и где они подвергаются унижению со сторонырасистов. Инциденты и несчастные случаи, в результате которых погибаютбеженцы и мигранты, относятся на счет криминальных группировок,торгующих людьми. Никто не сомневается в том, что этот бизнес связан снасилием в отношении мигрантов и принуждением женщин к проституции.Однако, как показал опрос беженцев и мигрантов об их опыте общения стакими группировками, ничего особенного в нелегальных переходах черезграницу они не находят.

В реальности организация нелегального пересечения границы, как ивсякий бизнес, требует безупречной репутации. Стоимость переходаграницы Германии, например, для беженцев из Шри-Ланки колеблется от12,000 до 15,000 марок. Люди, решившие покинуть родину, собираютденьги у родственников, которые зачастую вкладывают все имеющиесясбережения для того, чтобы хотя бы один член семьи имел шансы и

жизненную перспективу в Западной Европе. Затем устанавливается контактс заранее известным агентом группировки. После этого путь мигрантапролегает через Москву, Киев или Вильнюс в Польшу и далее до польско-немецкой границы. Кстати, большинство этих путешествий легально.Нелегален лишь переход польско-немецкой границы.

Современную ситуацию можно сравнить с ситуацией в 70-х годах.Известны приговоры Федерального суда, в которых суд признает вполнезаконной помощь людям, нелегально пересекающим “немецко-немецкую”границу. Проводники через границу тогда назвались “помощниками вбегстве”, и помощь в нелегальном пересечении границы бывшему жителюГДР, кстати, классическому “беженцу по экономическим причинам”,считалась героической и даже материально вознаграждалась (до 40000марок). В налоговые декларации тех лет была специально внесена графадля таких вознаграждений, и эта сумма вычиталась из суммы налога.

Федеральная пограничная охрана в пограничном регионе активнорекламирует и пропагандирует свою деятельность. Она организоваласлужбу так называемого телефона безопасности, по которому люди могутбесплатно звонить по всей Германии в любой момент. В каждой газете илителефонной кабинке вблизи границы, на каждой полицейской машине можнонайти номер этого телефона, призывающего людей доносить о каждомподозрительном передвижении в округе.

И все это вопреки тому факту, что вблизи границы не наблюдаетсяникакого заметного роста любого вида преступности. Наоборот, вбольшинстве городов, в которых FFM проводило исследования, уровеньпреступности снижался на 10% ежегодно. Например, согласно официальномусообщению, в 1997 году уровень преступности в полицейском округеФранкфурта-на-Одере снизился на 11%, в самом городе на 16%; в городеГерлице в восточной Саксонии на 27%.

В каждом совершенном преступлении обвиняют иностранцев. Люди дажеговорят о своем страхе передвигаться ночью, потому что, якобы,иностранцы-преступники везде. Этот страх особенно абсурден, посколькуединственные, кто рискуют стать жертвой нападения, - сами иностранцы,люди с “не-немецкой внешностью”.

В результате такой “политики запугивания”, Федеральная пограничнаяохрана может реально рассчитывать на искреннюю и добровольную помощьлюдей, проживающих вблизи границы, даже без материальноговознаграждения. В ситуации безработицы, доходящей до 20%, Федеральнаяпограничная охрана является и важным работодателем. Популярность этойорганизации повышает и тот факт, что сегодня она является неотъемлемойчастью повседневной жизни приграничных территорий. Многие служащие

Федеральной пограничной охраны живут вблизи от места работы либо внедавнем прошлом были безработными, проживающими в пограничной зоне.

Существуют и организованные формы участия граждан в добровольномпограничном контроле. Повсеместно вблизи границы возникают такназываемые гражданские инициативы - добровольные ассоциации, которыеосуществляют частную пограничную охрану. Со своей униформой,карманными фонарями, биноклями, дубинками, а часто и с газовымипистолетами эти люди ночью патрулируют вблизи границы. FFM узнало обэтих ассоциациях после известного случая расистского злоупотреблениявластью по отношению к цветному юноше в Форсте-на-Нейсе, задержанномудобровольными пограничниками лишь потому, что имел “не-немецкуювнешность”. Расследование сделало очевидным тот факт, что Федеральнаяпограничная охрана и полиция тесно сотрудничают с этими гражданскимиинициативами. Однако, когда описанный выше случай приобрел скандальнуюокраску, Федеральная пограничная охрана опровергла подобноесотрудничество. Чтобы смягчить ситуацию, “гражданские пограничники”сейчас включены в программу “Охрана безопасности” Министерствавнутренних дел земли Бранденбург. Подразделение состоит из частныхлиц, контролирующих безопасность в общине, у них нет оружия, и онидолжны вызывать полицию в случае любого инцидента илиподозрения. Подобные группы охраны безопасности сейчас действуют почтив 50 общинах Бранденбурга.

На официальном уровне существуют также так называемые коалициидоноса. Такие государственные учреждения, как биржа труда и отделсоциального обеспечения, достаточно тесно сотрудничают в поиске ивыявлении нелегальных рабочих или лиц без официального статуса. Вподобные отношения втянуты и неправительственные организации, такиекак союзы предпринимателей и торговые палаты. Например, Федеральнаяпограничная охрана в городе Пирне организовала встречу спредставителями объединения таксистов Саксонии, торгово-промышленнойпалаты Дрездена, политиками пограничных общин, канцелярией прокурора иколлегами из местной полиции. Они пришли к соглашению по поводусотрудничества в борьбе нелегальной иммиграции.

Указанная встреча проходила на фоне волны судебных процессов противтаксистов в округе Циттау-Лэбау в пограничном треугольнике Польша-Чехия-Германия в восточной Саксонии в 1997 году. Суды в городах Циттауи Герлиц играют важную роль в создании атмосферы страха вблизиграницы. То, что там происходит, является одним из ярких социальныхследствий втягивания местного населения в пограничный контроль. Людям,не желающим быть помощниками полиции, суды назначали строгиенаказания. С 1996 года несколько таксистов были приговорены ктюремному заключению на срок не менее одного года по обвинению в том,

что они перевозили нелегальных иммигрантов. Обстоятельства процессовскандальны не только потому, что никто из таксистов никого непереправлял через границу, но и потому, что прокуроры работали наосновании неопределенных улик, которые всегда трактовались не в пользуподсудимых. В данный момент в округе идет следствие в отношении 22 из73 таксистов.

По мнению прокуроров, преступление состоит не только в пересеченииграницы вместе с нелегальными иммигрантами, но и в том, что таксистывывозят их из 30-километровой зоны ответственности Федеральнойпограничной охраны, например, в ближайшие большие города. Таксистувменяется в обязанность не только узнать нелегального иммигранта, но иотказать ему в услуге и/или донести на клиента в Федеральнуюпограничную охрану. Результатом вышеупомянутой встречи, в том числе ис объединением таксистов, стал выпуск листовки для таксистов соспецифическими советами. Например, если клиент выглядит подозрительно“чужим”, они должны либо сами проверить его документы, чтопротиворечит закону, либо вызывать Федеральную пограничную охрану,используя закодированное слово. Многие таксисты по всей Германиивыступили с протестом.

Исследовательское общество FFM стало свидетелем одного из такихпроцесса в начале 1998 года. На вопрос, как таксист должен был узнатьнелегального нарушителя границы, прокурор ответил: “Эти люди былиодеты типично восточно-европейским образом!”. Этот примердемонстрирует, как создается образ “чужого” по расистским правилам,которые основываются лишь на внешних фенотипических признаках.Указанные процессы были некорректными и в юридическом смысле.Осужденных таксистов тотчас посадили в тюрьму, лишили водительскихправ и лицензии на перевозку пассажиров. Их действия, связанные сперевозкой нелегальных иностранцев, - неважно, непреднамеренные илиумышленные, - интерпретируются как тяжкие преступления, что никак неможет соответствовать реальному вреду, который они причинили. Этискандальные приговоры доказывают, что юрисдикция не независима, аявляется услужливым помощником “внутренней безопасности” ипограничного контроля. Все описанные выше ситуации становятсяустрашающим примером для тех, кто отказывается играть в игрыпограничного контроля.

Атмосфера вблизи границы позволила случиться и описанному нижепроисшествию. Группа из 12 человек из Косово в ночь с 14 на 15 мая1998 года тайно пересекла границу недалеко от города Шведт. Местныежители проинформировали Федеральную пограничную охрану. Федеральнаяпограничная охрана задержала нарушителей границы. Лишь одному молодомукосовскому албанцу удалось уйти от преследования. После этого более

четырех часов “группа охотников”, состоящая из сотрудников Федеральнойпограничной охраны, полиции, таможенников и местной пожарной команды,снабженная машинами, собаками, вертолетами и прожекторами охотилась занесчастным беглецом. Загнанный албанец пытался вырваться, переплывканал рядом с мостом, где стояли на посту служащие Федеральнойпограничной охраны, однако в состоянии истощения утонул. Нельзязабывать, что его преступление заключалось лишь в нелегальномпересечении границы. Подобные события - детали повседневной жизни награницах Германии - свидетельствуют о вызывающем опасение дефицитегуманности.

Исследовательское общество “Беженство и миграция” (FFM) составилопечальный список жертв, смерть которых связана с немецкой пограничнойсистемой и политикой, касающейся иностранцев: 88 беженцев погибли нанемецких границах, 67 из них на восточных границах Германии; 54заключенных покончили с собой из-за предстоящей депортации; по меньшеймере 95 человек были тяжело ранены при попытке самоубийства; четыребеженца погибли во время депортации; 33 депортированных были ранены ичетыре человека были убиты в своих странах после депортации, а поменьшей мере 86 были арестованы (военные и полицейские в странах ихпроисхождения жестоко обращались с ними и даже подвергали пыткам); 11высланных пропали без вести.

Михаил Рожанский

ГРАНИЦА: ЛИНИЯ И ПРОСТРАНСТВО

“На расстоянии двух-трёх выстрелов”

Более половины собеседников, которых я расспрашивал о встрече сграницей, имеют опыт нарушения пограничного режима, либо вообщенелегального перехода границы. Некоторые - монгольской, некоторые -внутриевропейских. Одного из них готовили к этому профессионально вармии: “Учили от собак уходить, как переходить полосу. Разные системы есть,начиная от следов - как следы оставлять - до перелетать, если шар воздушный есть.Если на шаре, ветер ловишь и тебе не надо ни наступать, ничего. Или вертолетпросто заходит, полосу проходит и выбрасывает тебя - ни парашюта, ничего” (В.,1966 г.р.). Применять умения там, где готовили - у польской границы, -не пришлось. Граница с Монголией, которую В. переходит регулярно,таких умений не требует: “Люди-то неподготовленные. Солдат привозят - неучат. Я видел. Я общался. Пришел парень, дали автомат и всё. Если на равнине онболее-менее ориентируется, видит эти следы, то в горах он следы не найдет. Собакне готовят… По горам совсем другой след. Я в речку войду, по речке пройду. И всё. Атам одни речки /.../ Нас по речке гоняли – мы просто вверх в горы уходили и всё. Аальпинисты, они могут на гладкую стенку забраться, там в нишу нырнуть и всё”.

Граница чужеродна в жизненном пространстве местных жителей.Они “ходят туда-сюда” по своим родственным и хозяйственным делам,пребывая в мире четких определенных целей. В таком мире смыслсуществования границы не прояснен, граница - черта, проведенная издругого мира. Для В. смысл границы понятен, она прекрасно вписываетсяв его мир ценностей и даже может вызывать уважение /“видел в Литве…”/, аможет не вызывать как, например, монгольская. И это неуважение звучиткак наиболее весомый мотив её пересечения. Пересекается некаязапретная черта, которую важно пересечь, чтобы самоутвердиться.Самоутверждение осознается не как произведенное за счет пограничников,а за счет слабости, некатегоричности черты. Принципиально отношения В.с границей могут быть описаны фразой шестнадцатилетнего С.,фокусирующей его опыт нарушений примерно в том же географическомпункте: “Что это за наслаждение нелегально пересекать границу?! Подходишь -ногой тык, убрал. Знаешь, какое счастье и удовлетворение какое”.

Иные мотивы нарушения пограничного режима были у Ю. (1954 г.р.),который хотел побывать в Монголии и организовал для этого частноеприглашение от знакомого, живущего недалеко от озера Хубсугул.Пограничный пункт на пути от Иркутска до Хубсугульского аймака -Монды, но пересечь границу имеют право только грузовые машины. Годомраньше Ю. пытался проехать там на велосипеде – не пустили. Тогда визабыла еще не нужна, теперь её надо было получать: “Еще ни много, ни мало -100 долларов она стоила поначалу. Получать визу и ехать через Наушки, через Кяхту -тогда полстраны, пол-Монголии нужно было проехать… А я собирался идти пешком.Денег не было, конечно”.

И чувства, которые испытывал Ю., совершенно иные, чем у болеемолодых нарушителей: “Когда пересёк цепь Мунку-Сардыка, зашел на чужуютерриторию, вдруг ощутил, что я совсем в другом государстве, хотя ландшафт одини тот же был. Я даже не знаю с чем это связано. Появилось ощущение, чтосовершенно другое государство. И сильно опасался пограничников - опыта не былоникакого. Долгое время шел, опасаясь, что могут остановить бдительные граждане”.

Теперь опыт нарушения появился, и уже на обратном пути достаточноотчетливо появляется тот же мотив самоутверждения, что и у В. иС.: “Пошел этой же дорогой. И пошел более легким путем. Почти на виду у заставы.Более того, взял с собой монгола. Тот боялся пересекать границу, поскольку нёс с собойтарбаганьи шкурки. Вдвоем мы шли буквально на виду у самой заставы…- Нарасстоянии выстрела? - Двух-трёх выстрелов… Ну смотря из чего стрелять…Потоммне сказали, что по всей заставе было 2-3 человека, которые могли нести службу.Остальные были заняты по хозяйству”.

Казалось бы тоже самоутверждение, но не ребяческое, оно болеестереоскопично. Во-первых, граница, которая выступает средством такогосамоутверждения, для того, кто утверждает себя, - нечто чужое, если не

враждебное. А во-вторых, граница в этом случае - не черта, котораяпересекается, а пространство, в котором ты находишься до после встречимомента встречи с пограничниками и таможенниками. Этастереоскопичность определяется возрастом. Но дело не в количествегодов, а в принадлежности к определенному поколению. Случай Ю. -поколенческий.

“На какой остановке я должен выйти?”

Другой опыт общения Ю. с границей - возвращение из Германии.Пропускной пункт в Калининградской области, 1997 г.: “Сам тон вопросовуже таков, что ты подозрителен сам себе становишься. Вроде бы ничего впрямую, новсем видом, всеми словами, всем тоном этих слов… Такое ощущение, что тебяподозревают невесть в чем. Я подумал, что ничего страшного в этом нет… Но когдаты говоришь, и твои слова падают как в пустоту… Их не воспринимают и что бы тыни говорил, ты как бы начинаешь оправдываться”.

Еще один опыт: В. - ровесник Ю., впервые побывавший за границей исразу несколько месяцев в Германии /уезжал, когда Берлинская стенабыла на месте, возвращался, когда её уже разрушили/, рассказывает повозвращении: “Это был шок. Я настолько за три месяца привык к своейбесконтрольности… В тот день, когда я уже должен был освободить Германию отсвоего присутствия, я только сел в поезд во Фрайбурге, а он только на следующийдень еще покидал…Первая остановка был в Карлсруэ. Там жила моя кузина, и я во времясвоих разъездов всегда у неё останавливался. Она жила в двух-трёх остановках. Явыскакивал обычно - там на перроне стояли телефоны-автоматы, тут же ей звонил.Она оказывалась дома – тут же меня приглашала, ставила разогревать какую-нибудьпиццу. Я проезжал две остановки, мы ели, и я после этого по своим билетам могпродолжить моё путешествие. И тут я тоже хотел выскочить ей позвонить.Конечно, не из-за пиццы, а чтоб попрощаться. Но тут наш пограничник… - нашпроводник?! - встал в дверях. - Я хочу тут выйти, позвонить. - Он повернулся: Нельзя! -Это было, конечно, возвращение на родину”.

Граница - то, что надо преодолеть. Трудности преодоления, о которыхрассказывают собеседники, вызваны не контрабандой и не нарушениемтаможенных правил. Для Ю. и В. эта трудность - нарушение пограничнымрежимом или людьми, обслуживающими границу, представлений о разумном,допустимом, справедливом.

У других информантов - младших или старших - рассказ о пересеченииграницы, как туда, так и обратно, не всегда выделяется в отдельныйэпизод общего повествования о заграничном путешествии. Даже когданастойчиво спрашиваешь именно о пересечении границы, всё равно ответсоскальзывает в заграничные впечатления.

У сорока-пятидесятилетних ситуация может быть обратной. Заграничныеощущения могут сформироваться как расширение встречи с границей.Предисловие - невозможность увидеть другой мир из-за того, что дляэтого должен пересечь границу. Позже, когда это оказывается возможным,само пересечение границы остается опытом, интонационно определяющимпребывание за преодоленным рубежом - в себе, оказывается, его непреодолел. Отчетливо это слышно в рассказе В., обобщающего своёотношение к границе до национального: “Я, конечно, боялся границы как любойсоветский человек /.../ До самой границы как любой советский человек я ждал в любоймомент, что мне скажут “А ты куда?”. И вот проведены четыре часа “на нервах”в Бресте и, наконец, выехал и “ничего уже не ожидал”, но особенно жесткимоказался контроль при выезде из ГДР в Западный Берлин и когдатаможенник “нехотя отпустил”, В. “опять был другим человеком”:“...перепуганный, взлохмаченный, с единственным желанием добраться-то наконец.За мной закрылись двери этого “эс-бана”, и я решил спросить этих берлинцев (рабочих,служащих, разные люди там ехали), на какой остановке мне надо выйти, чтобыоказаться в Западном Берлине. Они сказали: “Вы в Западном Берлине”. Я думал, чтоможет быть что-то неправильно понял. Я переспросил: "В Западный Берлин на какойостановке мне выходить?”.

Отношения с границей оказались той частью внутреннего состояния,которая делает человека несвободным от его опыта отношений с властьюдаже тогда, когда он с нею непосредственно не соприкасается. Несвободаможет проявляться в контрастном восприятии “двух миров” – того, изкоторого прибыл, и этого, в котором свободен; а может проявиться впостоянном внутреннем ожидании контроля со стороны властей уже этогомира “временного пребывания”.

Так же было и у Ю. после его перехода в Монголию. Всё пребывание вМонголии оказалось ожиданием обойденной встречи с пограничнымконтролем. Но в случае Ю. это был вынужденный обстоятельствами, хотя ине имеющий жизненно важного значения, нелегальный переход, а в случаеВ. - то пугающее и неотвратимое препятствие, которое он вынужденпреодолевать ради прорыва в новый этап своей жизни.

Ю. утверждает свою независимость от границы, бросая ей вызов, В. -“отстраняя” границу в своих воспоминаниях, где и он сам, и пограничныечиновники выглядят персонажами литературных эпизодов. Но и в том и вдругом случае граница - не черта, а объемное, насыщенное чувствами ивоспоминаниями пространство.

Отличие случаев Ю. и В. поколенческое. Мы обнаруживаем аналогичныечувства и поступки по отношению к границе у их ровесников, у тех, кточуть старше или чуть младше.

Среди поступков наиболее характерно нарушение пограничного режима. Смомента разрешения свободного выезда из СССР и до формированияшенгенской зоны прошло почти десять лет, и за это время многиеприобрели опыт нелегального перехода из европейской страны, визукоторой имели в паспорте, в другую европейскую страну. Затем возниклашенгенская зона, но знакомство с механизмами и правилами еёфункционирования было поверхностным. Нередко новый режим уяснялсяметодом проб и ошибок, то есть опять же путем пересечения границы,чтобы уже при встрече с властями, если таковая состоится, выяснить,имел ли на это пересечение право, или сделать вид, что не подозревал осохранении ограничений. Наконец, вне шенгенской зоны осталасьШвейцария, соблазняющая нелегальным знакомством с ней, и средисобеседников было несколько человек, которые перед этим соблазном неустояли. Нарушители принадлежат как к поколению, о котором мы говориливыше, так и к более младшему. Однако у молодых речь идет либо о“спортивных”, либо о прагматичных вылазках, для которых визовый режим- раздражающие хлопоты. У сорока-пятидесятилетних информантовнарушения - экзистенциальные акты, или, по крайней мере,сопровождаемые экзистенциальными переживаниями. В двух рассказанныхэпизодах переходы (один во Францию, другой в Швейцарию) совершалисьпешком. Переживания, которые при этом испытывались, несмотря надесятилетнюю давность, всё еще очень ярки.

“Эта граница преследовала меня”

Это фраза из рассказа В. о последнем возвращении из Германии. Онвозвращался на приобретенной им после пяти лет работы машине, незаметив, что закончился срок страховки автомобиля. Однако это заметилпольский таможенник и оштрафовал В. на 100 марок. И затем, пока Викторпересекал Польшу, каждый дорожный пост непременно останавливал его иштрафовал на 100 марок. Белорусские “гаишники” таксу снизили -штрафовали на 10 марок, не за страховку, а “по мелочам”, но такжерегулярно. И в том и в другом случае очевидно, что Виктора“передавали” по цепочке. Ни польская полиция, ни белорусское ГАИотношения к пограничным службам не имеют, но Виктор воспринимает этотслучай как преследующую его границу. Граница - враждебна, угрожающенечеловечна.

Чувства по отношению к границе сконцентрированы в ответе на вопрос:нужны ли границы и не отомрут ли они? Два основных наших персонажаответили на этот вопрос следующим образом. В: “...У меня всегда к границеособое отношение. Граница - это всегда власть чиновника. Недаром в немецком языкетак и называют - “пограничный чиновник”. Граница там, где чиновничий беспределнаходит своё окончательное предельное выражение. Конечно, этого боишься изнаешь, что это будет, и что через это надо пройти. Поэтому всякий раз, когда тебя

отпускают с миром, испытываешь облегчение и чувство благодарности /.../ Я противграниц. В принципе, да. Но я понимаю и какую-то их необходимость. То есть сейчасграница явно, во всяком случае в западном мире, выполняет функцию такой защитыот экономической иммиграции. Это сейчас самая страшная иммиграция. Даже непреступная, терроризм отошел где то на второй план. А сейчас едут, едут, едут…”.

Ю.: “В принципе, исторически посмотреть если, границы мотивированносуществуют. Но уже сегодня, кажется, они начинают терять своё значение. Границыначинают стираться, и это объективно. А вот если чисто индивидуально, то дляменя граница - это какая-то помеха”.

Для этого поколения граница так и остается экзистенциальнымфактором, так и остается чужой, хотя ощутима некоторая свободапередвижения, и сам мир стал восприниматься иначе. Граница, еёсуществование, характер вполне рационализированы, но иррациональныечувства (тревога, состояние униженности, иногда, враждебности) неуходят, хотя, казалось бы, изменение личных прав и рационализацияформальных отношений с властью создают среду для изживанияиррациональных чувств.

Рассуждая о необходимости границы, люди “экзистенциального”поколения дистанцируются от неё. Но они не могут дистанцироваться отсвоего отношения к власти. Граница (и не только тогда, когда речь идето советском опыте) - мощная причина почувствовать свою зависимость отвласти, поскольку здесь, на границе, предельно трудно оспоритьчеловека, властью наделенного, его решения, мнения, способ говорить свами и смотреть на тебя. Речь идет о поколении, котороесоциализировалось и становилось поколением в то время, когда частнаяжизнь утверждалась в качестве ценности бесспорной. Бесспорной дляличности, но периферийной для идеологически санкционированной системыценностей. Выезд человека за рубеж даже в поездку, которая именоваласьчастной, был делом исключительно государственным.

Граница была местом встречи двух ценностных систем - личностной иофициозной. На границе несопоставимость этих систем обнажалась так же,как, например, на товарищеском суде или при разборе персональногодела. Еще один аналог - встречи с вахтерами, но такую встречу ты воленоборвать. Граница - та встреча, на которую ты идешь ради реализациисвоей свободы, своей автономии, своей “частности”. И спектрэкзистенциальных переживаний, превращающих чужую для тебя враждебнуючерту на карте в пространство, которое не просто пересекаешь, аневольно впускаешь в свой внутренний мир, в свой душевный опыт ипамять. Этот спектр возникает как результат встречи желания автономиис её невозможностью. Переживания становятся своими, личными, границаостается чужой.

Гасан Гусейнов

КАРТА НАШЕЙ РОДИНЫ И “ГРАНИЦА на замке”: превращения ИДЕОЛОГЕМЫ

Отмена или преобразование символов и идеологем сопровождает всякуюисторическую ломку, но отнюдь не всегда объясняет, в чем смысл этойломки. Хорошо, если можно узнать, как переживают эту эпохусовременниики, или, иными словами, как ориентируются они в даннойисторической точке. Особенно интересно сопоставить различные типыориентировки, когда носители языка переходят с одной знаковой системына другую: общий язык их все сильнее разделяет, а общие несловесныесимволы все сильнее объединяют. Как в советской политической риторике,так и в постсоветском дискурсе наглядно-чувственное и абстрактно-словесное измерения этого концепта находятся в постоянномпротивоборстве. Причем зрительные образы часто тяготеют к большейотвлеченности и символизируются (например, клишированные изображенияЛенина), тогда как словарному гнезду часто присваивается (иногдапаронимически или анаграмматически) конкретно-телесная семантика (так,слово “сталь” и его производные, глагольная форма “стали”, выражение“без устали” в средствах пропаганды “сталинизировались”). После распадаСССР необычайно оживилась в общественном дискурсе идеологема картанашей Родины. С одной стороны, она – изображение, рисунок, схема; сдругой - набор категорий и чисел, входящих в поле вербальногопредставления идеологии. В месте встречи словесного знака и наглядно-и/или телесно-схематического образа складывается изобразительно-словесная идеологема, или, пользуясь неологизмом Уве Пёрксена,визиотип (Poerksen, 1997:10-11). В книге Пёрксена показано, что связьмежду словесным и наглядным в визиотипе сложнее только простогоподчинения одного другому или взаимоусиления смыслового напора.Особенно это касается глобальных визиотипов, к числу которыхпринадлежит политико-географическая карта в разных модификациях.Рассмотрим наиболее распространенные словесно-числовые составляющиеидеологемы карта Родины.

Ключевой категорией здесь является граница; семантическое полепредставлено в языке немногочисленными, но стойкими паремиями. Привожуих в составе почти исчерпывающего гнезда слов:

зарубежный; за рубежом; зарубежье; “и даже мглы - ночной изарубежной, я не боюсь” (А.Блок);

“на границе тучи ходят хмуро” (Б.Ласкин, 1937);

пограничье; “и бойцу на дальнем пограничье от Катюши передайпривет” (М.Исаковский, 1938);

“и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ”(П.Герман, 1924);

незаконный переход границы;

за кордон; за кордоном; уйти за кордон; закордонный;

за бугром; забугорный;

КСП - контрольно-следовая полоса;

нейтралка; нейтральная полоса; “а на нейтральной полосе цветы- необычайной красоты” (В.Высоцкий, 1965);

запретка, запретная зона;

пограничная зона; приграничная полоса;

погранзастава, погранпост; погранотряд;

пограничник;

пограничная собака;

нарушитель границы; диверсант;

юный друг пограничников;

“часовые Родины стоят” (Б.Ласкин, 1937);

“На охрану Государственной границы Союза Советскихсоциалистических республик заступить!” (приказ);

заграница;

священные рубежи Родины.

Данный перечень составлен без учета относительной идеологическойвалентности отдельных единиц. Лишь некоторые предпочтения можноотметить, опираясь на опубликованные источники советского времени.Так, судя по “Частотному словарю”, составленному Л.Засориной (Частотный, 1977), можно предположить, что зарубежный - этонесколько более идеологическое слово, чем заграничный. С другойстороны, само введение - наряду с понятием заграница -понятия зарубежья было частью стратегии, выраженной одной изруководящих максим так называемой первой эмиграции: “Мы не в изгнаньи,мы в посланьи”. Это послереволюционное эмигрантское зарубежье мыслилоськак часть России, унесшая с собой в эмиграцию все, вплоть дособственных границ. Наоборот, внутри России термин был в ходу какуничижительно-угрожающее описание местоположения отщепенцев.

Позднесоветский дискурс зарубежности начал было усваиватьпарадоксальную семантическую добавку добротной консервативности: взарубежье сохранились (или могли сохраниться) некие утраченные здесьценности, например, чистый русский язык, аристократические повадки,подлинное православие и т.п. Но появление в политическом дискурсепостсоветской России терминов ближнее и - по аналогии с ним - дальнеезарубежье вернуло зарубежность в семантическое поле “чуждости”,“недружелюбия” и даже “враждебности”. За словосочетанием ближнеезарубежье первоначально стояло представление о том, что границыРоссийского государства после распада СССР пока нельзя считатьокончательными. Официальные заявления делались об этом членомпрезидентского совета А.Миграняном, заместителем министра обороныА.Кокошиным и другими представителями президента и правительстваРоссии. Сама форма высказывания требует двоякогоистолкования: “страны, не вполне или не по-настоящемунезависимые”, “условно зарубежные страны”, “свои, но уже лежащие заграницей территории”.

В тезаурус границы нашей Родины входит и устойчивое словосочетание,имевшее хождение в Европе во время обеих мировых войн, бывшеетеатральным, но ставшее политическим термином после того, как егоприменил в фултонской речи 1946 г. У.Черчилль, назвавший линию разделаЕвропы на зоны влияния железным занавесом. Описывая СССР извне - какотдельную от остального мира особую зону, - метафора эта тут же былаподхвачена уже советской пропагандой: в том же году в докладе ожурналах “Звезда” и “Ленинград” А.Жданов обвинил Запад в стремлении“воздвигнуть железный занавес, за пределы которого не могла быпроникнуть за границу правда о Советском Союзе” (цит. по Душенко,1997:396). Для носителей языка советской идеологии железныйзанавес двоякоприемлемая метафора: “да, мы не хотели, новозвели наш железный занавес-защиту - как ответ на их железныйзанавес-угрозу”. Официальный подтекст железного занавеса вполневписывался в гнездо государственной границы на замке с ее привычнойсемантикой “непреодолимости”, “суровости”, с постоянным ощущениемсвязанной с границей “опасности”. Концепт граница держится, такимобразом, на равновесии эмоций безопасности и страха. Поэтомусловосочетание открытие границ и попадет у одних носителей языка впонятийное поле “освобождения”, а у других - “оставленности”,“заброшенности”, “беззащитности”; здесь начинается поиск виноватых,предателей. Эмоция опредмечивается.

Выделенный сегмент идеологического поля граница-зарубежье активизировался в разгар перестройки и роспуска СССР.Собранные из разных источников массовой коммуникации изображения, побольшей части карикатурные, границы или пограничности содержат понятную

для жанра юмористическую интенцию. Но в ней присутствует и политико-исторический подтекст, восстанавливаемый на основе вышеназванногоматериала. Поскольку граница, железная граница на замке, - одна, всякоевнутреннее размежевание может мыслиться вместе и как смешноенедоразумение, и как страшное преступление. Как только, в конце 1980-хгодов, возникла тема распада СССР, картографический пунктир границызапросился из головы на газетную бумагу (см. иллюстрации).

Глобальность, безграничность, бескрайность просторов - другойгоризонт идеологемы нашей Родины. Ее опорные точки - как слова, так исимволы. Широко прочерченная граница, красная или розовая крышкаглобуса, занимаемая самой большой страной в мире, делают карту СССР иРоссии особенно мощным символом: на севере граница проходит по океану,страна граничит с космосом, хотя элементарное разумение заставляетпризнать, что непосредственными соседями России на севере являютсяКанада и США. Но в реальных картах СССР и России собственносимволическое господствует над прагматическим, а всякий символ -отчасти фальсификат. Пространственный центр карты - Сибирь - одна изсамых безлюдных на земле областей. Густонаселенные регионы к Западу отУрала (прежде всего, т.н. Центральный район) занимают не большечетверти карты. После распада СССР и выделения из состава РоссииУкраины, стран Балтии, Кавказа и Центральной Азии, сама структуракарты не изменилась. При этом трудность глобального картографированияРоссии оказалась еще более выраженной. На новых картах, вытянувшихРоссию вдоль северного полярного круга, населенные и наиболее важные вполитико-географическом смысле районы страны сместились в еще менеезначимую часть картографического поля. Физическая территориальностьпо-прежнему мыслится более существенной, чем экономическая,политическая и социальная реальность.

В начале ХХ века на эту проблему указывал еще Д. Менделеев(Менделеев, 1905). Великий систематизатор предлагал изменить самыйпринцип картографирования России, а именно – отказаться от привычнойглобалистской проекции “протяженности” с Запада на Восток в пользу“сосредоточенности” на более компактной и, главное, релевантной дляРоссии оси Юго-Запад – Северо-Восток, дабы не географическая середина(Туруханский край), но центр населенности страны (в начале века онлежал возле Тамбова) приблизился к центру карты. Однакокоммунистическая идеология побеждала не силой практическойцелесообразности, но тем, что сразу делала окружающий мир простым,полностью обозримым и ясным. И ясность была достигнута примаксимальном удалении от предмета разговора: как сказал о себе –представителе первого поколения советских людей – комсомольский поэтМихаил Светлов, “мне Земля видна во все концы”.

Попытка удержать глобальный подход выявляет центральную проблему:любая карта СССР - не географическая и не политическая, ногеополитическая, иными словами - метафора карты; ею труднопользоваться в практических целях. Я оставляю за скобками вопрос осознательных искажениях, принятых в советской картографии в целяхсохранения государственной тайны и делающих все опубликованные воткрытой печати карты СССР цензурованными изображениями карт. Какидеологический объект карта СССР образовывала конструкцию звезды случами. И стянутая ее лучами периферия передается ключевыми паремиямисоветского времени.

“Начинается Земля,

Как известно, от Кремля” (Маяковский, 1927);

“От Москвы до самых до окраин,

С южных гор до северных морей

Человек проходит как хозяин

Необъятной Родины своей” (Лебедев-Кумач, 1935);

“Над Кремлем сияют звезды,

Звезды встали над Кремлем.

Все границы, все местечки

От врагов убережем” (Еврейские народные песни, 1947);

“отдаленные /стало быть от Москвы - Г.Г./ районы Сибири и ДальнегоВостока” (советский административный фразеологизм);

“велика Россия, а отступать некуда - позади Москва”.

Динамика советского пространства - постоянное расширение ипостоянное растворение границ - при сохранении нерушимой прочностипограничного столба, выступающего в роли младшего брата главногопограничного столба России - Спасской башни Кремля. Подчеркивая, чтоСтрана Советов занимает одну шестую часть света, идеологическийчеловек должен был додумывать эту мысль до конца, полагая желаемым иестественным постепенное увеличение этой доли. В представлении обистории как о поступательно-целесообразном развитии не было

противоречия с представлением о так называемых исторически сложившихсяграницах, ибо всякое новое расширение могло быть истолковано иистолковывалось либо как восстановление исторической справедливости, либокак исполнение исторических (вековых) чаяний того или иного народа. Ясно,что в первом случае историческое - это границы, “пусть и недавно, нопринявшее теперь окончательный вид”; во втором – “издавна лелеемые итолько сейчас исполнившиеся мечты”. Эта динамика представленасоответствующими паремиями советского времени:

“Для интернационалиста вопрос о границах второстепенный”(Ленин, 1919);

“Те или иные уголки нашей необъятной Родины” (Сталин);

“Наши нивы глазом не обшаришь,

Не упомнишь наших городов” (Лебедев-Кумач, 1935);

“Мой адрес не дом и не улица,

Мой адрес Советский Союз” (Харитонов, 1972);

“По площади наша республика (область) равна Бельгии,Голландии и Франции вместе взятым” (из пьесы А.Мишарина“...Равняется четырем Франциям”);

“- С кем граничит СССР?

- А с кем хочет, с тем и граничит!” (анекдот, записанный вначале афганской войны 1979 г., но, возможно, возникшийранее в связи с вводом советских войск в Венгрию в 1956 г.или в Чехословакию в 1968 г.)

Мотив за несколько десятилетий набил носителям языка порядочнуюоскомину и постоянно обыгрывается иронической поэзией.

Революционная романтика пересечения границы в порядке экспортареволюции и с целью укрупнения доли коммунизма отливается в стихи,сопровождающие несколько поколений носителей языка:

“Я хату покинул, пошел воевать,

Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать” (Светлов, 1926);

“Но мы еще дойдем до Ганга,

Но мы еще умрем в боях,

Чтоб от Японии до Англии

Сияла Родина моя” (Коган, 1941).

Другие стараются восстановить романтический пафос, взывая кполитическому образованию своих сторонников: именно такова программаВ.Жириновского с его “Последним броском на Юг”, где бы “русскиесолдаты омыли свои ноги теплой водой Индийского океана и навсегдаперешли на летнюю форму одежды” (Жириновский, 1994).

В этой стратегии соединяются отмеченные выше составляющиекомплекса Родины в нерушимых границах: “родина велика, ее границынерушимы, но в ней тесно и холодно”. Разумеется, партийный деятель ипоэт-элегик дают разные ответы на вопрос, как “уйти от тесноты ихолода”; важно, что за ними стоит общий образ людей, которые “свойзакончили поход” (Парфенов). И тогда настал момент, когда границызаперли изнутри.

Страна, хоть и велика, но она и должна быть несколько тесна для еежителей, “чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьимобщежитьем” (Маяковский). По В. Жириновскому, или, точнее, согласногербу Либерально-демократической партии, эта громадная Россияпредстает в никогда не имевших места границах, одновременно включаяПольшу, Финляндию, и Аляску.

После роспуска СССР карта России представляется картографам-идеологам хрупким, рассыпающимся пространством. Ход национально-культурной автономизации, или парада суверенитетов, мыслится какразламывание карты, отрубание или отламывание от нее кусков. СудьбаРоссии рисуется не как судьба Евразийского материка, но как разбеганиеостровов архипелага, рассыпание осколков стеклянного шара: “Не склеитьнам страну, что выпала из рук” (Евтушенко).

Переживание обиды за державу, столь поздно вступившую в эпохудеколонизации, усилило влиятельные в современной русской политическойоккультистике мотивы России-острова (Цымбурский, 1994а, 1994б),или теллурократического центра северного полушария (Дугин, 1996),или белой Европы, завоеванной азиатами (Галковский, 1993). Анализназванных представлений – задача другой работы, лежащей за границамиэтой статьи.


Галковский, Д (1993) Стучкины дети. Случайное совпадение с дискуссией оновой Конституции РФ. В: Независимая газета от 09.06.1993

Дугин, А. (1996) Мистерии Евразии. Москва: Арктогея

Краткий (1995) словарь современных понятий и терминов. Макаренко, А.(ред.). Москва: Республика

Менделеев, Д. (1905) К познанию России. Санкт-Петербург

Толковый (1992) словарь русского языка. Ожегов, С., Шведова, Н.(составители). Москва: Азъ Ltd

Цимбурский, В. (1994а) Метаморфоза России: новые вызовы и старыеискушения. В: Вестник МГУ. Серия 12. Социально-политическиеисследования, №3

Цимбурский, В. (1994б) Проблемы российской геополитики. В: Вестник МГУ.Серия 12. Социально-политические исследования, №6

Частотный (1977) словарь русского языка. Засорина, Л. (составитель).Москва: Наука

Poerksen, U. (1997) Weltmarkt der Bilder. Eine Philosophie derVisiotype. Stuttgart: Klett-Cotta

Stegmaier, W. (1994) Weltabkuerzungskunst. Orientierung durch Zeichen.In: Zeichen und Interpretation. Frankfurt a.M.: Suhrkamp

Кочующие границы. Сб. статей по материалам...

Documents

Transcript of Кочующие границы. Сб. статей по материалам...