Выпуск 1

MINISTRY OF GENERAL AND PROFESSIONAL EDUCATION

VOLGOGRAD STATE UNIVERSITY

Center for American Studies

A M E R I C A N ACollection o f Articles on American History and Culture

Vol.l

Volgograd 1997

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ВОЛГОГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Лаборатория американистики

A M E R I C A N AСборник статей по истории и культуре стран

Американского континента

Выпуск 1

Волгоград 1997

ББК 63.3(7)6-7 А 47

Редакционная коллегия: д-р ист. наук А.И. Кубышкин (отв. редактор);

А-Г. Варава; канд. ист. наук В.Н. Косторниченко; канд. ист. наук И.И. Курилла (отв. секретарь)

Рецензенты: д-р ист. наук Е.Г. Блосфельд,канд. полит, наук С .А. Панкратов

А 47 Americana: Сборник статей по истории и культуре стран Американского континента. Вып. 1. — Волгоград: Издательство Волгоградского государственного университета, 1997. — 88 с.

ISBN 5-85534-083-Х

В первый выпуск сборника вошли статьи преподавателей и студентов — сотрудников лаборатории американистики Волгоградского госуниверситета, а также коллег-американистов из Санкт- Петербурга и Хабаровска.

Для студентов и преподавателей исторических факультетов, всех интересующихся историей развитая политических, экономических и культурных отношений между США и Россией.

Лаборатория американистики, 1997 Издательство Волгоградского государственного университета, 1997

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯАмериканистика в Волгоградском государственном уни­

верситете еще очень молода, как молод и сам вуз. Тем не ме­нее необходимо отметить, что систематическое изучение по­литической и экономической истории стран Латинской и Се­верной Америки началось уже в первые годы существования университета. Конечно, до итогов, даже предварительных, нам еще очень далеко, но, оглядываясь всего на 10-12 лет назад, с удовлетворением можно сказать и о первых результатах.

Состоявшийся осенью 1983 года “круглый стол” по про­блемам журнала “Латинская Америка”, в котором приняли уча­стие ведущие ученые молодого университета, студенты, в том числе и из латиноамериканских стран, явился, пожалуй, пер­вой ласточкой. Приехавшие для участия в конференции гости из Москвы — известные латиноамериканисты Ю.Н. Королев и А.И. Сизоненко — напутствовали тех еще немногих смель­чаков, которые в условиях становления университета возна­мерились всерьез заниматься столь экзотическими сюжетами, как освободительное движение в странах Центральной Аме­рики или роль армии в политической истории Аргентины в 30-е годы. Начало было положено, и в его основе было укреп­ление деловых связей прежде всего с двумя ведущими центра­ми американистики в стране — Институтом Латинской Аме­рики и Институтом всеобщей истории АН СССР.

Следующим шагом по выработке систематического под­хода к изучению американистики явилась работа спецсемина­ра, руководимого автором этих строк в 1985-1989 гг. В доста­точно непринужденной обстановке (семинар даже получил название “кофейный”) студенты шаг за шагом овладевали ме­тодикой и методологией научного анализа достаточно раз­нообразного круга проблем — от вопросов развития кинема­тографа на Кубе до истории проектов строительства межоке- анского канала в Центральной Америке и значения нефтяной промышленности в истории современной Мексики. Доброже­лательная и в то же время достаточно требовательная обста­новка среди участников “кофейного семинара” способствова­ла достижению определенных успехов. Так, Е Алексеева, И.Фи- лимонов, Е.Филимонова, С.Варакин, И.Курилла защитили

3

кандидатские диссертации, причем трое из них — в стенах Института всеобщей истории РАН.

Закономерным этапом в развитии волгоградской амери­канистики стало создание специальной лаборатории “Амери- кана” как междисциплинарного центра исследований полити­ческих, дипломатических, социальных, исторических, эконо­мических и культурных проблем стран региона. В настоящее время по тематике лаборатории работает около 20 студентов, создана отдельная секция американистики в рамках ежегод­ной конференции студентов и преподавателей ВолГУ.

За время существования спецсеминара его участники, а ныне сотрудники лаборатории американистики, опубликова­ли три и подготовили к печати две монографии, десятки науч­ных статей, в том числе в ведущих исторических журналах стра­ны — “Латинская Америка”, “Новая и новейшая история”, приняли участие во многих научных конференциях, в том числе международных, прошли стажировку в университетах США и Великобритании.

С 1995 года центр “Американа” работает в рамках науч- но-исследовательского проекта “Россия и страны Америки: опыт исторического взаимодействия”. Среди задач проекта — исследование политических и исторических традиций северо­американского и латиноамериканского обществ, компаратив­ный анализ систем высшего образования в странах американ­ского континента и их роли в становлении и развитии граж­данского общества, сопоставление традиций демократическо­го развития стран Америки и России, выявление новых фак­тов из истории дипломатической деятельности США, Вели­кобритании, других европейских государств и России в стра­нах американского континента. Этой общей цели посвящена и региональная конференция, которую намечено провести в сентябре 1997 года.

Предлагаемый сборник — первый опыт волгоградских ис­следователей, как зрелых, так и начинающих, в комплексном анализе малоисследованных и в то же время актуальных про­блем американистики. Редакционная коллегия планирует ре­гулярный выпуск сборника под названием “Americana”.

Мы верим, что у центра “Американа” большое и перс­пективное будущее, ибо в основе всей научной деятельности

4

волгоградских американистов лежит стремление не только со­действовать развитию большой науки, без которой немыслим современный университет, но и всемерно способствовать даль­нейшему сближению и развитию взаимоотношений между чле­нами научного сообщества — представителями различных об­ластей гуманитарного знания (историками, культурологами, экономистами, социологами, политологами, философами, лин­гвистами, юристами), способными сообща содействовать про­цессу взаимного понимания и самопознания народов во имя демократии и прогресса.

А.И. Кубышкин.

5

И С Т О Р И Я

Т.Ю. Антропова

ДЖОН МАРШАЛЛ И ПОЛИТИКА ПАРТИИ ФЕДЕРАЛИСТОВ

В КОНЦЕ XVIII - НАЧАЛЕ XIX ВВ.Становление основ государственности Соединенных

Штатов Америки приходится на период времени, составляю­щий около 30-40 лет (80-е годы XVIII в. - первые два деся пиетия XIX в.). В это время были сформированы основные социальные и политические институты этой страны со хранившие свои принципы и формы почти в неизменном’виде и до настоящего момента. Эго и знаменитая Конституция США. и двухпартийная система, и система баланса властей (сдевжек и противовесов), и то, что составляет в нашем понимании об­разец устойчивой государственности и демократии

Но в начале пути будущее страны не было столь явно определено из-за борьбы за властные полномочия двух поли тических фракций, а следовательно, за решающую роль в оп ределении развития государства. Первые крупные разногаа сия появились 9 80-е годя в результате экономических тотан а в д Г н ^ н о й ^ Г вслсас]ът™ Ук ™™ эффекшвной обвд- национальном государственной структуры.

Политическая фракция под названием республиканцев представлявшая мелких и средних собственников, ремеслен­ников, южных плантатвров, была заинтересована в развитии прежде всего, внутренней торговли. Они выступали m r a J

фСДерального ирамтельства, за “дешевое” пра- отельство, низкие налоги, легкий доступ к “свободным” зем­

лям, сохранение за штатами как можно более широких полно “ ” °ТДавали предпочтение сельскому хозяйству перед промышленностью и внешней торговлей. Т.Джефферсои сфоо мулировал идейно-политическую платформу этих слоев iL e -

6

ления и стал безусловным лидером партии республиканцев.Противостоящая группировка из представителей средних

штатов и имущих слоев населения Новой Англии объединила свои усилия для создания сильного централизованного госу­дарства с верховенством общенационального правительства над правительствами штатов. Модель государства, предлагаемая этой фракцией, получившей название “федералистов’7, пре­дусматривала также ограниченное избирательное право, осно­ванное на имущественном цензе, учреждение национального банка по английскому образцу, введение таможенных барье­ров, призванных оградить промышленность страны от про­никновения иностранных товаров и т.д.1 Федералисты были убеждены в том, что правительство должно принадлежать “бо­гатым, способным и благодарным” и быть способным защи­щать меньшинство имущих от неимущего большинства. А.Га- мильтон, ДжАдамс, Дж.Вашингтон, Дж.Медисон и Дж.Мар­шалл2 на практике показали наибольшую жизнеспособность именно этих идей.

Принятие новой федеративной конституции (1787 г.), ус­танавливающей порядок сильной централизованной власти, и президентство Дж.Вашингтона (1789-1796 гг.) ознаменовали “эру федералистов”. Знаменательным событием деятельности федеральной власти стало принятие закона о судоустройстве (1789 г.). Параллельно с судами штатов было установлено фун­кционирование федеральной судебной системы, состоящей из3 апелляционных и 13 окружных судов.

Первый конгресс наделил Верховный суд США правом отмены любого закона, как федерального, так и штатного, если будет установлено, что этот закон уклоняется от предписаний или принципов Конституции (ст.25). Более того, по тем же основаниям Верховный суд получил полномочия издавать пред* писания, обязательные для органов исполнительной власти, включая президента и министров (ст.13). Таким образом, без опоры на Конституцию и, даже в расхождение с ней, закон о судоустройстве наделил Верховный суд США такой властью, которая ставила его над конгрессом и президентом. Тем са­мым федералисты стремились создать эффективный противо­вес республиканскому правительству в случае прихода его к власти3.

7 \

В области внешней политики у Соединенных Штатов были очень сильные соперники — Англия и Франция, которые ос­паривали лидерство в праве иметь господствующее влияние в Новом Свете. Поэтому федералистскому правительству при­ходилось строить свою дипломатию таким образом, чтобы не вызывать открытой агрессии ни с одной из сторон4. Кроме того, необходимо было учитывать сложившиеся приоритеты во внешней политике обеих партий: республиканцы были сто­ронниками развития отношений с Францией, федералисты — с бывшей метрополией.

Французская революция 1789 года была восторженно встречена в Новом Свете и усиливала популярность республи­канцев. Однако деятельность французского посланника в США Женэ внутри страны противоречила интересам США, что выз­вало недовольство президента Дж.Вашинггона. По его настоя­тельному требованию Женэ был отозван в Париж. За этим, в свою очередь, последовал холодный прием нового американс­кого посланника во Франции Ч.Пинкни. Условием приема посла правительство директории поставило отмену договора между США и Англией.

В это время (ноябрь 1796 г.) в США победу на выборах вновь одержали федералисты. Президент Дж Адамс созвал оче­редную сессию конгресса (май 1797 г.) для урегулирования кризиса и восстановления добрых отношений с Францией В это время пост госсекретаря занимал Дж.Маршалл. Именно он во многом определял внешнеполитическую деятельность своего государства5. Правительство США отправило во Фран­цию специальную миссию из трех делегатов. По приезду в Париж американские дипломаты встретили откровенное вы­могательство со стороны министра иностранных дел Франции 1 алеирана. Возмущеншае посланцы вернулись на родину и это событие получило широкую огласку среди общественности ипривлекло большое число сторонников к политике федерали­стов*. г

Ч т о б ы з а п в д п . и е л ^ к о е положение, французы сообщили США о своем намерении прийти к соглашению. На этот раз миссию в Париж возглавил Дж.Маршалл. Быстрота и качест­во решения сложного дипломатического вопроса госсекрета­рем во Франции, как и ранее в случае с Англией в 1794 г.,

принесли для страны необходимый результат7.В этот период, на пике своей популярности федералисты

проводят несколько новых законов реакционного характера (“Закон об иностранцах”, “Закон о возмущениях”), чтобы со­крушить партию республиканцев. Однако во многом именно это и привело к полному разгрому самих федералистов на вы­борах 1800 г.

Не дожидаясь вступления на пост нового президента от республиканцев Т.Джефферсона, президент Дж Адамс провел через конгресс закон о новых назначениях в новые окружные суды, чтобы обеспечить большинство своих сторонников хотя бы в судебной власти. Пост председателя Верховного суда по­лучил Дж.Маршалл. Придя к власти, джефферсоновские рес­публиканцы отменили закон 1801 г. и все новые назначения, кроме последнего.

Занимая высокий судебный пост, Дж.Маршалл оказался в окружении республиканцев и фактически стал лидером оп­позиционной партии федералистов. Имея меньшинство и в составе Верховного суда, он смог подчинить себе его работу и принятием ряда судебных решений превратил Верховный суд в действенный орган государственной власти, сравнимый по своим властным полномочиям и, соответственно, значению с конгрессом и президентом. Т.Джефферсон после своей инау­гурации писал, что федералисты “отступили в судебную власть, как в крепость, владение которой создает трудность их вытес­нения”8.

Первым и знаменательным было решение, вынесенное по делу “Марбури против Медисона” (1803). Проблема заклю­чалась в том, что бумаги одного из назначенцев Дж.Адамса У.Марбури в суматохе не были до конца оформлены и вопрос о его назначении оставался открытым. В декабре 1801 г. Мар­бури обратился в Верховный суд с ходатайством выдать при­каз о выполнении требования истца, который бы предписывал Дж.Медисону, новому госсекретарю, вручить ему назначение. Суд согласился заслушать дело. Эго было смелым шагом, в то время когда ходили слухи об импичменте членов Верховного суда.

Если бы суд приказал Дж.Медисону подписать документ о назначении на должность, то он мог просто проигнориро­

9

вать это решение. Президент ТДжефферсон защитил бы его. Если же суд отказал бы Марбури в праве на должность, Т Джеф­ферсон смог бы провозгласить победу своей стороны. В лю­бом случае престиж суда, а возможно, и его членов, мог серь­езно пострадать. Дж.Маршалл нашел выход из этой ситуации. Он подтвердил законное право Марбури на свое назначение, но отверг право суда выдать судебное предписание, (подтвер­ждавшееся ст. 13 закона о судоустройстве) как противоречащее Конституции9. Таким образом Дж.Маршалл пожертвовал ст.13 закона о судоустройстве, чтобы сохранить за судом полномо­чие, заключенное в ст.25, возможно, самое важное полномо­чие судебной власти в истории — право конституционного над­зора. Полномочия Верховного суда как толкователя Конститу­ции покоятся на этом прецеденте и по сегодняшний день.

В дальнейшей своей практике Дж.Маршалл использовал право конституционного контроля для решений Верховного суда, способствующих укреплению центральной федеральной власти и пресекал сепаратистские настроения южных штатов, подтверждая тем самым свою верность идеям федерализма.

Таким образом, приход к власти республиканцев не озна­чал победу их доктрины над идеями федералистов. Закрепив­шись в судебной власти, последние продолжали отстаивать свои идеи и осуществлять их на практике. Ключевая роль в этом принадлежала Дж.Маршаллу, который в течение более 30 лет на посту председателя Верховного суда Соединенных Штатов Америки составлял оппозицию правящим партиям. В резуль­тате повышение роли судебной власти обеспечило реализацию принципа баланса властей, а неотступное следование духу и букве федералистской конституции при осуществлении кон­ституционного надзора позволило отстоять федеративную фор­му устройства государства и процветание демократии в целом. Период существования партии федералистов составил не бо­лее трех десятилетий, но вклад ее в историю США трудно пе­реоценить, поскольку современная американская государствен­но-правовая система в значительной степени — результат вли­яния идей и политики партии федералистов на рубеже XVIII- XIX вв.

10

ПРИМЕЧАНИЯ1. К.С.Гаджиев. Американская нация: национальное

самосознание и культура. М., 1990. С.186.2. См.: Cullen.C.T., Johnson НА. The Papers o f John Marshall.

University o f North C arolina1977. Vol2. P.231.3. См. об этом: History o f the Supreme Court o f the United

States. N .Y , 1971. P.102.4. См.: История внешней политики и дипломатии США.

1775- 1877. М., 1994. С.47.5. См. об этом: Beveridge A.J. The Life o f John Marshall. Boston

& N .Y , 1929. Vol.2. Ch.5-6.6. Мижуев П.Г. История великой американской демократии.

СПб., 1906. С.143.7. См. об этом: Beveridge A.G. The Life o f John Marshall.

Boston & N .Y , 1929. Vol.2. P.502.8. Харрелл M .3., Андерсон Б. Верховный суд в жизни Америки.

М., 1995. С.20.9. Там же. С.21.

SUMMARYThis article is a partial study of political history of the United States.

The author pays attention to John Marshall's influence on the formation of main political institutions at the first decades of the US independence. The main conclusion is that John Marshall succeeded in maintaining principles of federalism and establishing prerogative law-interpreting power of the Supreme Court of the United States.

P.B. Алексеев

ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ A.A. БОДИСКО НА РУБЕЖЕ 30-40-х ГОДОВ

XIX ВЕКААлександр Андреевич Бодиско (1786-1854) — русский дип­

ломат, с 1837 года по 1854 год — российский чрезвычайный и полномочный посланник при Северо-Американских Соеди­ненных Штатах.

11

В отечественной историографии до сих пор не написано ни одной монографии, посвященной Бодиско. Его имя упо­минается лишь в связи с отдельными внешнеполитическими событиями, свидетелем или участником которых он являлся1.

Бодиско начал службу в 12 лет, записанный титулярным юнкером в Коллегию иностранных дел. С 1814 г. состоял курь­ером при инженер-генерале фон Сухтелене. В 1813 г. он дваж­ды ездил с депешами из Штральзунда в главную квартиру им­ператора Александра I, а в 1814 г. вновь отправлен из Киля к государю в Лангр с известием о заключении мира между Шве­цией и Данией. Получив это известие, Александр II пожало­вал Бодиско орденом святой Анны 2-й степени. В 1817 г. Бо­диско временно исполнял должность русского генерального консула в Стокгольме, за что был награжден бриллиантовыми знаками ордена святой Анны 2-й степени. 13 августа 1818 г. пожалован в камер-юнкеры, 3 января 1820 г. назначен советником посольства в Стокгольме, 5 февраля 1824 года по­жалован в камергеры, 5 апреля 1830 года получил орден свято­го Владимира 3-й степени, 10 апреля 1832 года — чин действи­тельного статского советника, а 5 декабря 1834 года — орден святого Станислава 2-й степени со звездой; 17 января 1836 года по случаю кончины графа Сухтелена Бодиско был утвер­жден временно поверенным в делах при миссии в Стокгольме, а 16 марта 1837 года назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром при Северо-Американских Штатах. На этом посту он оставался до конца жизни, причем получил следующие повышения и награды: 14 апреля 1840 года — чин тайного советника, 21 апреля 1847 года — орден святой Анны 1-й степени, а 24 февраля 1850 года — орден святого Владими­ра 2-й степени большого креста2.

В 1837 году произошло крупное восстание в Нижней и Верхней Канаде, вызванное неравноправным положением по­селенцев французского происхождения. В конце 1837 года плохо подготовленное восстание было быстро подавлено. "Несмотря на успехи королевских войск, волнения в Канаде не могут быть прекращены иначе, как путем уступок со стороны метропо­лии. Но главная трудность состоит в том, что уступки должны привести к полному отделению, а это противоречит идеям, которые Министерство колоний претворяет в жизнь”, — де­

12

лал вывод в одном из своих донесений Бодиско3.Царсю>е правительство официально заняло по этому воп­

росу твердую позицию поддержки властей метрополии. Хотя в беседах с Далласом — американским послом в России — Ни­колай I неоднократно подчеркивал, что “сопротивление и от­деление колоний вполне оправданно, когда управление стано­вится деспотическим”4. В июле 1838 года Бодиско крайне нео­добрительно отозвался о деятельности одного из лидеров канадских повстанцев УЛ.Макензи, который “не гнушается в своей борьбе никакими средствами”5.

Вскоре Бодиско лично принял в своем доме лидеров по­встанцев в Нижней Канаде — Папино и доктора Нельсона, которые все еще надеялись обрести в лице России своего со­юзника. Однако на этой встрече русский посол изложил уже известную однозначную позицию своего правительства. После этого в правящих кругах России обвиняли Бодиско в том, что он допустил к себе руководителей восстания, что в условиях только что установившегося благоприятного климата в рус- ско-английских отношениях может дискредитировать импе­ратора6. И в дальнейшем Бодиско получал инструкции не да­вать повода компрометировать Россию.

По причине того, что США активно поддерживали ка­надских повстанцев, над царским правительством нависла уг­роза оказаться в весьма непростой дипломатической ситуации в том случае, если бы восстание продолжилось. В связи с этим перед Бодиско и посланником в Лондоне Ф.И. Брунновым была поставлена совершенно определенная задача — тихо ула­дить этот конфликт. Однако обе конфликтующие стороны — и США, и Англия, не готовые к войне, — пошли на взаимные уступки и кризис завершился миром.

Одним из значительных эпизодов в политике Николая I на американском континенте стала ликвидация русской коло­нии Росс. Основывая крепость и селение Росс в Калифорнии в 1812 году в чисто экономических целях, Российско-Амери­канская компания (РАК) рассчитывала создать прочную про­довольственную базу для своих владений в Америке. Однако, если за первые 10 лет селение оправдывало свое существова­ние, то в последующие годы оно становилось все более убы­точным, и 25 января 1839 года было заключено соглашение

13

РАК с английской компанией Гудзонова залива, во многом предопределившее судьбу Росс. Согласно данному соглаше­нию, компания Гудзонова залива получала в аренду на 10 лет прибрежную полосу русских владений. В качестве платы за аренду она должна была ежегодно передавать РАК 2000 шкур выдр и, что особенно важно, брала на себя обязательство про­давать необходимые для Русской Америки продовольственные товары. Таким образом, дальнейшее содержание колонии Росс главное правление РАК не считало целесообразным.

Соглашение РАК с компанией Гудзонова залива и ликви­дация селения Росс произвели на Бодиско самое неблагопри­ятное впечатление. Еще до подписания договора он высказал ряд предположений, которые не были одобрены ни импера­торским правительством, ни РАК. По его мнению, американ­цы убеждены в том, что русские являются "действительными и единственными политическими друзьями, на которых мож­но положиться”7. Он писал, что американская сторона заинте­ресована поделить с Россией территории, которые отделяют американские и российские владения, и что “России следует подумать о своих интересах и попытаться обеспечить приоб­ретение такого важного залива для себя, как Сан-Францис­ко”8.

Заключение договора и ликвидация Росс, по мнению Бо­диско, вызовут недовольство в США. Там “будут говорить, что Россия изгнала американцев, чтобы пустить туда англичан”9.

Необходимо заметить, что в Вашингтоне русский посол пользовался большой известностью. Щедрые еженедельные увеселения, которые давал Бодиско, были весьма популярны в светских кругах10. Местная печать не обходила стороной ново­сти и слухи, связанные с русским министром. В частности, была широко освещена женитьба в 1840 г. Бодиско на 16-лет­ней американской девушке Гарриет Брук Вильямс11. Много­численные личные связи и знакомства Бодиско в США под­тверждают его компетентность и достоверность информа­ции в его донесениях.

Так, один весьма осведомленный американец говорил Бодиско, что вопрос об Орегоне и компании Гудзонова залива имеет для США огромное значение, и с каждым гадом числа американских авантюристов в этом районе увеличивается12!

14

русский посол считал, что, отказываясь от своих владений в Калифорнии, РАК поступает неправильно и что “оставление Бодеги и Росса” произведет на умы неблагоприятное впечат­ление13. Он также полагал, что суда США должны получить разрешение посещать русские владения, арендованные англи­чанами14. И, наконец, он приходил к заключению, что если будет решено оставить Бодегу и Росс, то их следовало бы “пред­ложить американскому правительству”15.

В сентябре 1841 года в результате переговоров, которые вел Бодиско, был решен вопрос о продаже колонии Соеди­ненным Штатам за 30 тысяч долларов.

Русско-американские отношения на рубеже 30—40-х го­дов оставались слабо развитыми, продолжая носить исключи­тельно торговый характер. Николай I ориентировался во внеш­ней политике, особенно с 1837 года, на русско-английское сбли­жение, считая США державой второго ранга. Бодиско же, на­против, высказывался за сохранение и распространение влия­ния России на американском материке и был сторонником установления более тесных связей с Соединенными Штатами.

ПРИМЕЧАНИЯ1. Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. 1732-1799.

М.: Международные отношения, 1991. С. 7.2. Русский биографический словарь: Бетаншур-Бенстер

(репринтное воспроизводство издания 1908 г.). М., 1994. С. 160L3. Тишков В.А. Россия и восстание 1837-1838 гг. в

Канаде / / Американский ежегодник. 1976. С. 285.4. Там же. С. 286.5. Там же. С. 288.6. Там же. С. 290.7. Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения и

продажа Аляски, 1834-1867. М., 1990. С. 42.8. Там же. С. 42.9. Там же. С. 44.10. Saul N.E. Distant Friends: The United States and Russia,

1763-1867: Lawrence, 1991. P. 146.11. Ibid. P. 145.12. Болховитинов H.H. Русско-американские отношения и

15

продажа Аляски, 1834-1867. М., 1990. С. 44.13. Там оке. С. 45.14. Там же. С. 45.15. Там же. С. 46.

SUMMARYAlexander Bodisko was a Russian minister to the United States, 1837-

1854. During the life of the Tsar Nicholas I he was the supporter of more active Russian politics on American continent and establishment of more friendly relations between Russia and the Unites States.

И.И. Курима

АНГЛО-АМЕРИКАНСКИЙ КОНФЛИКТ И РОССИЙСКОЕ ПОСРВДНИЧЕСТВО (1841 г.)

Международные отношения в 40-е i t . XIX века — в пос­леднее десятилетие существования венской системы — харак­теризовались неустойчивостью, в которой все великие держа­вы вели поиск новых союзников для возможной перегруппи­ровки сил. К началу этого периода набрали некоторый “вес” и Соединенные Штаты Америки — не столько за счет диплома­тических или военных успехов, сколько за счет устойчивого экономического роста и интереса европейцев к новому обще­ственному устройству, подогретому публикацией книги фран­цузского аристократа А.Токвиля “Демократия в Америке”.

Пожалуй, только бывшая метрополия имела прочные ин­тересы в заокеанской ревпублике и ревниво следила за ее ус­пехами. Причем к рубежу 1830—1840-х гг. Великобритания и США подошли в том состоянии, когда военный конфликт ка­зался неизбежным.

Неурегулированность спорного вопроса о северо-восточ­ной границе вызывала постоянную враждебность к Англии в штатах Мэн и Массачусетс. В конце 1830-х гг. в районах аме­риканского пограничья появились тайные организации, ста­вившие своей целью вторжение в Канаду. Обстановка вдоль

16

спорных участков обострилась в ходе антибританского восста­ния в Канаде в 1837 г., ковда американский пароход “Кароли­на”, владелец которого помогал инсургентам, был сожжен от­рядом англичан на американской стороне р.Ниагара. Один американец при этом погиб, после чего правительствам с тру­дом удалось предотвратить развитие конфликта. В конце1840 г. власти штата Нью-Йорк арестовали канадского шери­фа Александра Маклеода, хваставшего в таверне г. Буффало, что именно он убил американца во время инцидента с “Каро­линой”. Маклеоду было предъявлено обвинение в поджоге и убийстве. Английский посланник в Вашингтоне Г.Фокс зая­вил, что нападение на пароход было совершено по приказу властей и потому все дело относится к компетенции внешне­политических ведомств, а Маклеод неподсуден американской юстиции. Однако президент М.Ван Бюрен ответил, что пол­номочий федеральной власти недостаточно, чтобы освободить арестованного властями штата. Толпы взбудораженных аме­риканцев собирались у здания суда, где начался процесс, угро­жая самосудом канадцу. Эти события наложились на острые разногласия между двумя державами по поводу досмотра бри­танскими военными кораблями американских судов с целью пресечения нелегальной работорговли. Соединенные Штаты отвергали претензии Англии контролировать американские суда, а власти Великобритании настаивали на таком праве, указывая, что под американским флагом могут укрываться ра­боторговцы любой национальности. В марте 1841 г. палата представителей конгресса США заслушала воинственный док­лад своего комитета по внешней политике. Американский по­сланник во Франции Льюис Кэсс призывал государственного секретаря готовиться к войне. Под впечатлением новинки бри­танского флота — паровых фрегатов — Кэсс рекомендовал своему правительству “немедленно создавать паровой воен­ный флот”1.

Однако сама Великобритания не была в это время распо­ложена доводить конфликт с США до крайности: она вела военные действия в Афганистане и Китае (I опиумная война), только летом 1840 г. была достигнута договоренность с Росси­ей о действиях в Сирии против войск Мухаммеда-Али, кото­рая обострила отношения Британии с Францией, покровитель­

17

ствовавшей египетскому владыке.Россия внимательно следила за ситуацией на североаме­

риканском континенте2. В тот период главной целью Николая I было вбить клин в “сердечное согласие” между Англией и Францией, сблизившись с первой державой. С та­кой задачей в 1839 г. в Лондон был отправлен искусный дип­ломат, но безвольный царедворец Филипп Иванович Брун- нов; с этой же целью Россия летом 1840 г. практически добро­вольно согласилась на закрытие черноморских проливов для военных судов3.

В такой международной обстановке в Соединенных Шта­тах в марте 1841 г. произошла смена администрации. В Белый дом въехал победивший на выборах 1840 г. президент У.Г. Гар­рисон, а место государственного секретаря занял один из ли­деров партии вигов Дэниел Уэбстер.

Лондонская “Таймс” 17 марта предупредила новое аме­риканское руководство: “Искренне не желая ... войны с Со­единенными Штатами..., мы должны напомнить нашим заат­лантическим соперникам, что, если дело дойдет до крайнос­тей ..., они окажутся в таком невыгодном для себя положении, которого не знали ни в одном из прошлых споров”4.

Однако английские дипломаты в Вашингтоне, присмот­ревшись к новой администрации еще до вступления У.Г. Гар­рисона в должность, пришли к выводу, что она настроена со­всем не воинственно. Русский посол в Лондоне Ф.И. Бруннов уже 9 марта доносил в Санкт-Петербург, что “администрация генерала Гаррисона, сменяющая администрацию Ван Бюрена, действует в примирительном духе и хочет урегулировать до­садные разногласия между Соединенными Штатами и Англи­ей”5.

Николай I увидел в*этой ситуации возможность дальней­шего сближения с Великобританией и предложил двум стра­нам посредничество России в урегулировании споров.

18/30 марта в Вашингтон из Санкт-Петербурга ушла де­пеша, в которой, в частности, говорилось: “В тот момент, ког­да совместно со своим союзником Великобританией ...(импе­ратор Николай. — И.К.) преуспел в погашении последних оча­гов войны на Востоке6 и в укреплении в Европе мира ..., он испытал бы удвоенное сожаление при одном допущении воз­

18

можности увидеть этот мир подвергнутым опасности в другом полушарии... Если ... в нынешнем положении вещей советы беспристрастного друга могут оказать какое-нибудь влияние на решения американского правительства, Его Величество был бы искренне рад увидеть их принятыми с доброй волей и, та­ким образом, внести свой вклад в честное разрешение споров, о которых стать сожалеют оба правительства. Он полагается ... на умеренность нового президента”7. Нессельроде предложил Бодиско ознакомить с содержанием депеши государственного секретаря, что тот не замедлил исполнить.

В тот же день, 30 марта, копия депеши была направлена в Лондон, сопровожденная письмом, в котором сообщалось, что “Император ... считает своим долгом предложить в этом слу­чае свои услуги (ses boos offices) Англии в доказательство своей дружбы и из желания сделать все от него зависящее, чтобы укрепить близкий союз, установившийся между нашим каби­нетом и кабинетом в Лондоне вследствие общих подходов к умиротворению Леванта”8.

Стоит вспомнить, что российская дипломатия уже высту­пала в качестве примирителя Англии и Соединенных Штатов в ходе войны 1812—1815 i t . — именно Санкт-Петербург стал ареной мирных переговоров, не увенчавшихся, правда, успе­хом.

Увлекшийся собственным изобретением, Николай I под­гоняет события. 6 апреля американский посол в ПетербургеЧ . Камбрелленг доносил Д.Уэбстеру, что в русской столице уже несколько недель царнгт тревога по поводу англо-американс­ких отношений. “В разговоре граф Нессельроде выразил силь­нейшую надежду, что между нами не будет серьезных ослож­нений — и о той же надежде говорил мне спустя несколько Дней сам Император”9.

13 апреля Николай вновь заговаривал с Камбрелленгом об отношениях США с Великобританией10.

Между тем Ф.Бруннов передал Пальмерстону копию де­пеши Нессельроде Бодиско от 18/30 марта11 и получил в ответ одобрение английского министра: российский император “не только грозный противник — он искренний и открытый друг”12.

Бруннов показал письмо Нессельроде и американскому посланнику в Лондоне Э.Стивенсону, который в ответ выра­

19

зил свою уверенность, что его “правительство глубоко прочув­ствует возвышенные и бескорыстные мотивы, которые повли­яли на решение Его Императорского Величества использовать добрые услуги и моральное влияние России в целях мира и сохранения союза между двумя дружественными нациями”13.

Получив информацию Бруннова, сам Николай I на свадьбе сына — цесаревича Александра, состоявшейся 16 (28) апреля 1В41 г., сообщил американскому посланнику в Петербурге, что у него есть “очень хорошие известия из Лондона, относящие­ся к нашим отношениям с Великобританией, и он был рад узнать, что они могут быть дружественно урегулированы”14.

Однако и в Лондоне, и в Санкт-Петербурге, и в Вашинг­тоне понимали, что предложение посредничества не более чем жест, демонстрирующий добрую волю российского императо­ра: о посредничестве ни одна из сторон не просила, да и в создавшихся условиях неясно было, что конкретно может стать предметом российского вмешательства: новая американская администрация сама была готова к переговорам, хотя ее сдер­живали внутренние проблемы (4 апреля, через месяц после вступления в должность умер президент У.Г.Гаррисон, и ад­министрацию возглавил вице-президент Джон Тайлер, вскоре вступивший в конфликт с большинством конгресса и собствен­ным кабинетом).

С другой стороны, в 1827 году Великобритания и Соеди­ненные Штаты уже пытались прибегнуть к арбитражу в спор­ном вопросе о северо-восточной границе, но предложения короля Нидерландов в 1831 г. не устроили ни одну из сторон.

Об этих “подводных камнях” писал Ф.Бруннов своему вашингтонскому коллеге А. Бодиско 4 (16) апреля, указывая, что Россия предложила посредничество странам, “ни одна из которых об этом не просила, и которое обе намерены откло­нить”. Потому перед русскими дипломатами стоит непростая задача остаться одинаково “уважительными к обеим сторо­нам”15.

Реакция Англии и США была довольно вялой. Бруннов донес из Лондона, что Пальмерстон и американский послан­ник Стивенсон выразили благодарность за дружественный де­марш16, а Бодиско сообщил из Вашингтона, что президент и м-р Уэбстер намерены покончить с разногласиями “в период

20

своей администрации”17.Российскому кабинету оставалось лишь выразить удов­

летворение намерением сторон самостоятельно урегулировать конфликт и подвести черту под своей попыткой выступитьпосредником18.

Великобритания и США должны были самостоятельно определить контуры взаимных уступок, что стало возможным после смены кабинета в Англии в начале осени 1841 г. После интенсивной дипломатической подготовки весной 1842 г. в США прибыл специальный уполномоченный лорд Ашбертон, который после нескольких месяцев переговоров с госсекрета­рем Д.Уэбстером подписал с ним договор (договор Уэбстера— Ашбертона 9 августа 1842 г.), компромиссный по большинству спорных вопросов. Российский посланник дал торжественный обед в честь прибытия английского лорда в Америку, на кото­ром присутствовали члены американской администрации и дипломатический корпус19. Это было напоминанием о наме­рениях России играть роль “примирителя” двух англосаксонс­ких держав.

Таким образом, хотя для Санкт-Петербурга попытка по­средничества в англо-американском конфликте была прежде всего одним из путей сближения с Великобританией, подспудно в ней просматривалось и стремление России укрепить свою роль великой державы, распространив собственное влияние за рамки европейского континента.

ПРИМЕЧАНИЯ1. Л. Кэсс— ДУэбстеру. 5 марта 1841 г. / / PDW. Diplomatic

Papers. V o lt Р.37-38.). В следующем письме он добавил, что “война с нами встретит в Англии всеобщую поддержку * (Л.Кэсс — ДУэбстеру. 15 марта 1841 г. / / PDW. Diplomatic Papers. Vol.l. Р.44-45.). Великобритания и Соединенные Штаты стояли на грани разрыва отношений. (Подробно об этих событиях см.: Jones Н. То the Webster-Ashburton Treaty: A Study in Anglo-American Relations, 1783-1843. Chapel Hill, 1977.

2. См.: Тишков BA. Россия и восстание 1837-1838гг. в Канаде / / Американский ежегодник, 1976. М., 1976, С.283-299.

3. См.: Виноградов В.Н. Великобритания и Балканы: От Венского конгресса до Крымской войны. М., 1985. С.196-213.

21

4. The Times. Wednesday. March, 17, 1841. P. 5.5. Ф.Бруннов — К.Нессельроде. N 41. 25 февраля/9 марта

1841 г. //А р хи в внешней политики Российской империи (далее— АВПРИ). Ф.133. Канцелярия. Оп.469. 1841.Д.111. Л.516об.

6. Имеется в виду четырехстороннее соглашение июля1840 г. и последовавшее вмешательство Англии в турецко­египетский конфликт.

7. К.Нессельроде — А.Бодиско. 18/30марта 1841 г. / / АВПРИ. Ф.133; Канцелярия. Оп.469. 1841. Д.195. Л.382-385. Английский перевод напечатан: Papers o f Daniel Webster. Diplomatic Papers. Vol.l. Hanover, N.H. 1983. P.51-53.

8. К.Нессельроде— Ф.Бруннову. N 91 . 18/30марта 1841 г. //АВП РИ . Ф.133. Канцелярия. Оп.469. 1841. Д. 116. ЛЛ93-93 об.

9. Ч.Камбрелленг — Д. Уэбстеру. N 14. 6 апреля 1841 г. / / National Archives and Record Service. Regist.Group 59. Diplomatic Despatches (далее—' NARS. RG 59. DD) Russia. Roll 14. Vol.14.

10. Ч.Камбрелленг— Д.Уэбстеру. N 15. 14 апреля 1841 г. / / NARS. RG 59. DD. Russia. Roll 14. Vot.14.

11. См.: Ф.Бруннов — К.Нессельроде. N 68. 4/16 апреля1841 г.//АВП РИ . Ф.133. Канцелярия. Оп.469.1841. Д.112. ЛЛ.166- 169; Ф.Бруннов — Пальмерстону. 13 апреля 1841 г. / / АВПРИ. Ф.133. Канцелярия. Оп.469. 1841. Д112. ЛЛ.171-171 об.

12. Пальмерстон— Бруннову. 14 апреля 1841 г. //АВП РИ . Ф.133. Канцелярия. Оп.469. 1841. Д.112. ЛЛ.170-170 об.

13. Э.Стивенсон— Д.Уэбстеру. N 122. 19 апреля 1841 г. / / Manning W.R. (ed.) Diplomatic Correspondence o f the United States: Canadian Relations. 1784-1860. Wash., 1944. Vol.3. P.627-628.

14. ЧЖамбрелленг— Д.Уэбстеру. N17. 4мая 1841 г. / / NARS. RG 59. DD. Russia. Roll.14. Voll4.

15. Ф.Бруннов— А.Бодиско. 4/16 апреля 1841 г. //АВП РИ . Ф.133. Канцелярия. On.46$. 1841. Д.112. Л.346об. (приложение к Ф.Бруннов— К.Нессельроде. N 84. 29 апреля/11 мая 1841 г.).

16. См.: Ф.Бруннов— К.Нессельроде. N84. 29 апреля/11 мая1841 г.//АВП РИ . Ф.133. Канцелярия. Оп.469. 1841. Д.112. Л.341- 345.

17. А.Бодиско— КНессельроде. N 27. 17/29 мая 1841 г. / / АВПРИ. Ф.133. Канцелярия. Оп.469. 1841. Д.195. Л.181.

18. КНессельроде — Ф.Бруннову. N 196. 31 мая 1841 г. / / АВПРИ. Ф.133. Канцелярия. Оп.469. 1841. Д. 116. ЛЛ.148-152.

22

19. Adams J.Q. Memoirs o f John Quincy Adams. Comprising Portions o f His Diary from 1795 to 1848. 12 vols. Freeport (N.Y.), 1969 (repr.; lstpubl. 1874-1877). Vol.lL P.133.

SUMMARYDuring the first months of 1840s the Anglo-American Relations were

on the eve of a possible war. Trying to find rapprochement with England, Russian diplomacy suggested its service as amediator between two states. But the USA and Great Britain preferred to come to a peaceful solution of their tensions without Russian interference. The author however demon­strates that Russia in those events clearly stated its status as a World power, not just a European country.

B.B. Носков

ПОСЛЕДНИЙ ВИЗИТ: АМЕРИКАНСКАЯ ЭСКАДРА В КРОНШТАДТЕ (1911 Г.)

В истории русско-американских отношений выделяется период» когда обмен визитами военно-морских эскадр пре­вратился в обьщенное явление. Речь вдет о 1863—1878 годах, когда Россия и США решали сложные дипломатические зада­чи в противостоянии с общим противником. С изменением международной ситуации этот обмен прекратился, если не считать рутинные заходы друг к другу русских и американских кораблей в тихоокеанские порты. Вплоть до крушения Рос­сийской империи обычное течение дел нарушалось лишь дваж­ды. В 1893 г. русская эскадра посетила Нью-Йорк и приняла участие в международном морском параде по случаю 400-ле- ™я открытия Америки. Поводом для посылки кораблей было желание отблагодарить американцев за помощь, оказанную жер­твам катастрофического голода в России в 1891—1892 гг. Слож­нее объяснить достаточно неожиданное появление кораблей под звеадно-полосатым флагом на кронштадтском рейде в 1911 г- 5 поскольку в период с конца XIX в. до начала первой миро­вой войны взаимоотношения России и США не отличались

23

особым дружелюбием, причем именно по вине американской стороны.

Вопрос о визите 1911 г. рассматривался в работах амери­канских историков СЛивермора и Н.Сола. Дополнительный свет может пролить обращение к материалам Российского ар­хива военно-морского флота (РГА ВМФ). После прихода к власти президента У.Г. Тафта русский морской агент в США, капитан 2-го ранга Васильев, неоднократно сообщал о появ­лении новых факторов, способных повлиять “в благоприят­ном смысле на отношения между Северо-Американскими Шта­тами и Россией”1.

В той степени, в какой это касалось исполнительной вла­сти, предположение русского агента нашло подтверждение в политике новой администрации. Целый ряд шагов, направ­ленных на улучшение отношений с Россией, предприняли как президент, так и все ведущие ведомства, влиявшие на форми­рование внешнеполитического курса. В их число входило и военно-морское министерство, которое возглавил бывший посол США в России Дж. фон Лангерке Мейер. Внешняя по­литика администрации Тафта получила обобщенное название “дипломатии доллара”, а одним из важных ее направлений стала так называемая “броненосная дипломатия” (определе­ние Ливермора), направленная на активный поиск за рубежом выгодных заказов для американской судостроительной про­мышленности. С этой точки зрения восстанавливавшая флот Россия рассматривалась как очень перспективный партнер. Обострение американо-японских отношений также заставля­ло наиболее дальновидных деятелей США приветствовать воз­рождение морской мощи России, которая имела свои счеты с Японией. Говоря о предыстории визига 1911 г., необходимо также учитывать то обстоятельство, что военно-морские стра­теги США к тому моменту фактически уже сделали свой вы­бор в пользу Антанты. Единственной страной Европы, против которой готовился план военных действий (“Черный план”),: была Германия. Предпосылок для углубления военно-морско­го сотрудничества с Россией к 1911 г. сложилось вполне доста­точно.

Непосредственным толчком к принятию конкретного ре-; шения стал визит Атлантического флота США в декабре 1910 г.; в Англию и Францию. Это произошло в тот момент, когда, nd

24 1

выражению русского дипломата, Англия и Германия “напере­рыв” старались “заискивать у американцев”2. Германское пра­вительство выразило свое неудовольствие, намекнув, что в обстановке всеобщего соперничества в Европе визит только в порты Антанты носил характер антигерманской демонстрации. Вашингтон согласился с доводами Берлина, однако, чтобы не создавать противоположного впечатления, решил организовать большой “балтийский круиз” (до Германии в его программу входили нейтральные Дания и Швеция, а также Россия — уча­стник Тройственного согласия). На Балтику направлялся 2-й дивизион Атлантического флота США в составе четырех лин­коров: однотипные “Канзас”, “Луизиана”, “Нью-Гэмтпир” (постройки 1906—1908 гг.), а также первый американский дред­ноут “Сауз Кэролайн”, построенный в 1910 г. Эскадру сопро­вождал транспорт “Циклоп” во главе с контр-адмиралом Ч Дж. Бэджером.

30 марта 1911 г. МИД России известил морское ведом­ство о запросе американцев на посещение русского порта на Балтике. При подготовке ответа большое значение имело мне­ние морского агента в Вашингтоне, который в рапорте от 13 апреля 1911 г. писал: “Если даже предполагать, что суда флота Соединенных Штатов заходят в наш порт только, чтобы избе­жать упрека в намеренной невежливости, а не желания ока­зать нам особого внимания, то все же это со стороны Америки акт дружелюбия по отношению к России, совершенно непро­шенный последней. ...самый факт визита не может быть ли­шен политического значения и от нас будет зависеть исполь­зовать этот случай насколько возможно для восстановления прежней дружбы с Соединенными Штатами, чему мешало до сих пор враждебное к нам отношение американского прави­тельства, при бывшем президенте Рузвельте”3.

Сначала американцы рассчитывали на посещение отда­ленной Либавы, затем — более близкого к столице Ревеля, в ходе продолжающихся переговоров они начали намекать и на посещение Кронштадта. Пребывание в столичном порту при­дало бы простому визиту вежливости характер чуть ли не госу­дарственного значения. МИД России был готов откликнуться на американское пожелание, поскольку русская дипломатия Демонстрировала взаимное стремление к улучшению отноше­

25

ний. В письме морскому министру, адмиралу И.Г. Григорови­чу от 4 мая 1911 г., несущем гриф “Секретно. В[есьма] спеш­но”, товарищ министра иностранных дел А.В. Нестеров сооб­щал о позиции Лангерке Мейера: “Если будет решено, чтобы эскадра зашла в Кронштадт вместо Ревеля, то он с живейшим удовольствием пошлет ее туда, тем более, что близость стоя­ния к месту летнего пребывания Его Императорского Вели­чества способна придать особое значение визиту американс­ких судов”4. Стремясь придать визиту ещё больший масштаб, морской министр США дал понять, что для американцев было бы очень желательно, чтобы их эскадру посетил российский император. Николай II дал свое согласие.

Морское ведомство 9 мая также согласилось на посеще­ние американцами Кронштадта, на рейде которого их корабли появились 29 мая / 11 июня 1911 г. Визит продолжался около недели. Император выполнил свое обещание и, выступая на “Луизиане”, призвал к восстановлению прежней дружбы, ка­кая существовала между Россией и США в период гражданс­кой войны. Однако визиту американского флота не суждено было стать поворотным пунктом в истории русско-американ­ских отношений. Развивавшийся уже долгие годы так называ­емый “паспортный конфликт” достиг в 1911 г. наибольшей остроты. Следствием этого стал разрыв русско-американского торгового договора, что многократно перевесило положитель­ный эффект от визита флота и привело к резкому обострению взаимоотношений. Ответный визит русской эскадры с вели­ким князем Кириллом Владимировичем был отменен.

ПРИМЕЧАНИЯ1. РТА ВМФ. Ф.418. Оп.1. № 4091. Л.47-48.2. РТА ВМФ. Ф. 417. Юп.1. № 3963. Л.1.3. РТА ВМФ. Ф.418. Оп.1. М 4161. Л. 10-11.4. Там же. Л.36.

SUMMARYIn this article the author deals with the arrival of American squadron

in Russian navy port of Kronstadt in 1911. The author gives a broad analysis of the two countries' political situation and the situation around Russian Navy during the period of 1910*1911.

26

Т.К. Коноплич

К ВОПРОСУ О РОЛИ Р.Г. ТАГВЕЛЛА В ПРЕДВЫБОРНОЙ ПРЕЗИДЕНТСКОЙ

КАМПАНИИ Ф.Д. РУЗВЕЛЬТАРексфорд Гай Тагвелл (Rexford Guy Tugwell) (1891—1976)

принадлежит к тому поколению американских ученых и госу­дарственных деятелей, чье имя по праву должно быть вписано в современную политическую историю США, поскольку дея­тельность этого человека на протяжении 4 лет (1932—1936) была связана тесными узами сотрудничества с Ф.Д. Рузвельтом.

В американской историографии в целом преобладает од­н о с т о р о н н е критическая, неодобрительная оценка деятельно­сти Р.Тагвелла на посту экономического советника и замести­теля министра земледелия в период осуществления “Нового курса” администрацией президента Рузвельта1. Только Б.Стер- ншер2 на страницах своей фундаментальной монографии по­пытался развенчать закрепившийся в сознании американцев миф о Тагвелле как об агенте влияния Советской России и “красном комиссаре” в составе сотрудников Белого дома. В отечественной историографии имя американского экономис­та мало знакомо, его деятельность практически не изучена. В данной статье автор ставил своей целью изучение влияния Р.Тагвелла на внутреннюю политику Америки в период деп­рессии.

Обращаясь к анализу биографии Тагвелла, следует отме­тить, что начало его академической карьеры было омрачено конфликтом с отцом, Чарлзом Генри Тагвеллом, желавшим видеть своего сына, закончившего в 1915 году экономический факультет Пенсильванского университета, продолжателем се­мейного бизнеса в сфере торговли скотом. Но Рексфорд, по­ступив в аспирантуру, разочаровал отца, так и не понявшего до конца, чем прельстила его сына наука.

Начиная ассистентом кафедры маркетинга в Вашингтон­ском университете (Сиэтл), пройдя через должности препода­вателя, менеджера в “Niagara Preserving Corporation”, Р.Таг- велл в 1931 году стал профессором Колумбийского универси­тета, где преподавал студентам ряд спецкурсов. В их числе

27

были “Введение в современную цивилизацию”, “Циклы аме­риканской экономической жизни”, "Предпосылки экономи­ческой реорганизации”. По воспоминаниям коллег3, Тагвелл пользовался авторитетом и уважением в Колумбийском уни­верситете. Эго и предопределило судьбу американского эко­номиста, когда в марте 1932 года он при содействии своего коллеги по науке и университету Рэймонда Моули был при­глашен на пост экономического советника к губернатору шта­та Нью-Йорк Ф.Д. Рузвельту, который нуждался в высококва­лифицированных специалистах в области экономики и права, способных разработать эффективную программу по преодоле­нию последствий Великой депрессии. В марте 1932 года Р. Тагвелл был представлен Рузвельту и вскоре приступил к вы­полнению обязанностей экономического консультанта в пе­риод предвыборной президентской кампании губернатора штата Нью-Йорк, составив нардцу с профессорами и советниками Берлом, Розенманом, О’Коннором, по меткому выражению корреспондента “Нью-Йорк Таймс” в Олбани Джеймса Кира- на, число сотрудников так называемого "Мозгового треста” (“Brain Trust”).

Тагвеллу как экономическому консультанту губернатора штата Нью-Йорк принадлежит авторство ряда текстов, кото­рые Ф.Д. Рузвельт как кандидат на президентский пост ис­пользовал в выступлениях в период своей первой предвыбор­ной камлании. Наибольшую известность среди них получили “Концерт интересов” (“Concert of Interests”) и “Экономичес­кая зрелость” (“Economic Maturity”). Первая речь была произ­несена Рузвельтом перед избирателями 18 апреля 1932 года, вторая — прозвучала в выступлении в сентябре того же года в Сан-Франциско.

Анализ работ Тагвелла позволяет утверждать, что его тек­сты отличает детальная проработка экономической стороны вопроса перспективного реформирования общественной жиз­ни Америки в случае победы на выборах кандидата от демок­ратической партии. Но “Тагвелл ничего не смыслил в полити­ке”4, поэтому наряду с достоинствами в его работах, написан­ных специально для Ф.Д. Рузвельта, имелся один крупный не­достаток. Он заключался в отсутствии стремления со стороны экономиста приукрасить существующую реальность и перс­

28

пективы развития страны в будущем. Поэтому Ф.Д. Рузвельт, как отмечал Р.Моули, руководствуясь принципом политичес­кой стратегии, известным под названием “Secret of amputation”5, осознавая, что определенная нота пессимизма в экономичес­ких прогнозах может внести диссонанс в характер взаимоот­ношений кандидата в президенты и избирателей, всегда умело корректировал написанные Тагвеллом тексты, привнося в их содержание оптимистический настрой. Такое редактирование не было по душе экономисту, полагавшему, что действия гу­бернатора искажают логику его работ и, более того, вводят в заблуждение избирателей. Вскоре Рузвельт почувствовал пере­мены в настроении Тагвелла и изменил свой первоначальный план назначить экономиста министром земледелия США, хотя в этом до последней минуты были уверены сотрудники “Моз­гового треста”, и в первой администрации ФД.Р. министром земледелия стал Генри Уоллес. Проработав 4 года в команде президента, и, понимая, что расхождения во взглядах превра­щают его из соратника в оппонента Рузвельта, Тагвелл в 1936 году по собственному желанию подал прошение об отставке с поста заместителя министра земледелия. Далее в 1938—1940 годах он возглавлял Планово-финансовую комиссию г. Нью- Йорка, а с 1941 по 1946 год занимал пост губернатора Пуэрто- Рико. Вплоть до 71 года Тагвелл преподавал в Чикагском уни­верситете (Иллинойс), являясь проректором (Assistant to the Chancellor) университета в Пуэрто-Рико и приглашенным про­фессором Колумбийского университета.

Анализ деятельности Р.Тагвелла на посту экономическо­го консультанта в ходе предвыборной кампании ФД. Рузвель­та в 1932 году позволяет утверждать, что присутствие извест­ного экономиста в числе сотрудников "Мозгового треста” ожи­вило и заставило по-новому биться пульс общественной жиз­ни США. Именно в это время американская пресса на все лады комментировала поездку Тагвелла в 1927 году в СССР в составе профсоюзной делегации, заявляя о том, что в случае победы на выборах демократов в США могут появиться кол­хозы. Преодолев поток яростной, зачастую бессодержательной критики, деловое сотрудничество Рузвельта и Тагвелла не Прекратилось, а укрепилось, просуществовав еще 4 года, пос­ле того, как экономист получил назначение на пост замести­

29

теля министра земледелия. Анализ сущности деловых связей Рузвельта и Тагвелла позволяет утверждать, что сотрудничест­во президента и экономиста в период предвыборной прези­дентской кампании 1932 года носило конструктивный, взаи- мообогащающий характер. Отношения Рузвельта и Тагвелла в первые годы их делового общения имели доброжелательный оттенок. Дальнейшее историческое развитие Америки показа­ло, что победа губернатора Рузвельта на выборах была также закономерна, как и факгг, говорящий о том, что каждый из членов его консультативной команды был по достоинству оце­нен в дальнейшем президентом, получив назначение на более высокие административные посты. Ярким примером этому может служить судьба Р.Тагвелла, одного из множества со­трудников “Мозгового треста", чьи имена малоизвестны и вклад в развитие Америки до конца не изучен и ждет своего иссле­дования.

ПРИМЕЧАНИЯ1. См.: Jonston A. Tugwell, the President’sIdea Man / / Saturday

Evening Post. 08.01.1936; VtllardO.G. That Man Tugwell / / Christian Century. 05.04.1944; Winrod G. Communism and the Roosevelt Brain Trust. Wichita (Cansas), 1933.

2. Stemsher B. Rexford Tugwell and the New Deal. New- Brunswick (New-Jersey), 1964.

3. Moley R. After Seven Years. N.Y., 1939.4. Bums J. M. Roosevelt: the Lion and the Fox. N.Y., 1956.

P.153.5. Stemsher B. Reyford Tugwell and the New Deal. New-Brunswick

(New Jersey), 1964.

SUMMARYThis article is devoted to the study of the life of Rexford Guy Tugwell

(1891-1976), an American economist and professor of Columbia and Chi­cago universities, his activity as an economic advisor in the process of the pre-election presidential campaign of F.D.Roosevelt in 1932.

The problem of inter-personal contacts, the character of cooperation between Roosevelt and Tugwell, as a member of the Brain Trust, contribu-, tion of the american economist to the act of the victory of the candidate from the Democratic party.

30

JI.T. Кузнецова

ОТНОШЕНИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ К

ПРОБЛЕМЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКОГО ПРИЗНАНИЯ СССР (1933 г.)

В сложном политическом механизме принятия решения по вопросам внешней политики свое, специфическое место занимают и ведущие партии американского общества. На это обстоятельство обращают внимание многочисленные иссле­дователи.

Процесс формирования внешней политики и роль раз­личных общественных, в том числе и партийных, организаций изучены западными авторами довольно глубоко. В русле "но­вой политической истории” исследуется процесс функциони­рования двухпартийной системы, при этом авторы отрывают политическую историю от реальной социально-экономичес­кой жизни страны, сводят политическую историю преимуще­ственно к изучению выборов и предвыборной борьбы.

Американские авторы и политологи изучают роль и сте­пень влияния партии как одного из элементов общественного механизма на внешнюю политику с точки зрения функциони­рования общественного мнения: институт выборов, деятель­ность партии и внешняя политика.

Американский политолог Дж.Най изучает процесс выра­ботки внешней политики вообще и те факторы, которые на него влияют. При этом он отмечает влияние специфических черт американской общественно-политической системы. К. ним он относит, в частности, характер американской элиты, сла­бость обеих основных национальных партий, одной из харак­терных черт которых является отсутствие внутрипартийной ДИСЦИПЛИНЫ И Т.Д .1

Другой автор пишет: “Американские партии как бы обре­чены самой своей структурой никогда не иметь в своих рядах значительной степени единства политических взглядов”2.

Особое место в этом направлении американской истори- °графии занимает проблема советско-американских отноше­

31

ний. На формирование этой политики, по мнению авторов, влияла и влияет деятельность конгресса3. При этом отмечает­ся, что партийная принадлежность мало влияет на обществен­ную позицию члена конгресса. “В очень немногих случаях, если вообще были такие, член конгресса, принадлежащий к партии, находящейся в оппозиции к п р е зи д е н т у , голосовал против позиции исполнительной власти по важнейшему воп­росу внешней политики, исходя из чисто партийных сообра­жений”4.

Другие авторы считают, что принадлежность к той или иной партии остается одним из главных факторов при голосо­вании в конгрессе. “Партийный ярлык является и символом» и реальностью, которая обеспечивает лояльное поведение при голосовании”5. Так, “конгрессмен-республиканец (или демок­рат) в абсолютном большинстве случаев выступает в поддерж­ку программ и предложений президента, если он является чле­ном той же самой партии”6. В свою очередь и “президент не станет защищать политику и занимать позиции, которые вы­зовут недовольство важных составных частей его партии. Он обычно предпочитает посылать в конгресс такие программы, которым его партия будет оказывать сильную поддержку”7.

В американской политологии с конца 60-х — начала 70-х гг. значительное распространение получила так называемая школа “бюрократической политики”. Представители этой шко­лы весь процесс принятия решений по вопросам внешней по­литики сводят к бюрократической борьбе в США. Они под­черкивают, что внешняя политика США — это результат слож­ных маневров борющихся между собой сил внутри государ­ственного аппарата. При этом они не углубляются в рассмот­рение внеправительственных связей бюрократии, не рассмат­ривают влияние на деятельность исполнительной и законода­тельной власти других факторов, в частности партий, обще­ственных организаций, общественного мнения и т.д.

В советской историографии имеется значительное число работ по истории становления дипломатических отношений между СССР и США. Но специальных работ, в которых выяс­нялись бы партийные позиции по этому вопросу, исследовал­ся процесс и степень влияния на принятие важного внешне­политического решения, нет.

32

Среди конгрессменов и сенаторов в составе 73-го конг­ресса представители демократической партии явно лидирова­ли. В сенате из 96 сенаторов 59 — демократы, в палате пред­ставителей из 435 конгрессменов 312 — демократы! Оба пред­седателя палат — из демократической партии®. Современные американские исследователи разработали своеобразную кон­цепцию “кризисного правления”. Согласно ей, в решающие для страны моменты происходит ослабление высшего законо­дательного органа страны, он теряет свою власть перед лицом президента и органов исполнительной власти. В начале 30-х гг. XX в. под влиянием мирового экономического кризиса 1929— 1933 гг. и происходит этот процесс, демонстрирующий явную слабость конгресса. Давайте попробуем проверить концепцию.

Еще 22 апреля 1932 г. конгрессмен А.Сэббэт (демократи­ческая партия) внес в Комиссию по иностранным делам резо­люцию, призывающую президента к установлению диплома­тических отношений с СССР и, по сути, осуждающую весь антисоветский курс правительства Гувера. “Поскольку, — ука­зывалось в ней, — Советское правительство является устойчи­вым, и поскольку все нации признали и установили диплома­тические и торговые отношения с Советским правительством России, и поскольку в результате отсутствия дружеских отно­шений США с Советским правительством России граждане Соединенных Штатов отстранены от выгодного торгового об­мена, в котором преуспевают правительства и народы других стран, будет решено сенатом и палатой представителей про­сить президента США дать указание госсекретарю вступить в переговоры с Советским правительством России по вопросу об установлении дружественных дипломатических отноше­ний”9. И хотя в 1932 г. эта резолюция не была принята, А.Сэб- бэт осенью этого года вновь вносит резолюцию, предлагав­шую правительству признать СССР. Это предложение тоже не было принято, но обсуждение вопроса о нормализации отно­шений с Советской Россией в палате представителей, во вре­мя которого в под держку Сэббэта выступили сторонники при­знания нашей страны со своей аргументацией, способствова­ло привлечению общественного внимания к этой внешнепо­литической проблеме.

В этом же 1932 г. особое внимание общественности США

33

привлекло выступление лидера демократической партии в се­нате Джозефа Робинсона (Арканзас). На выборах 1928 г. сена­тор был кандидатом в вице-президенты от своей партии. Он пользовался большой известностью в своей стране и даже за ее пределами, к его словам внимательно прислушивались мно­гие американцы. Выступая 21 апреля 1932 г. в Атланте, Дж.Ро- бинсон сообщил, что он сторонник признания Советской Рос­сии и он за поддержку дружеских международных отношений, которые “стимулировали бы нашу внешнюю политику” . 4 мая 1932 г. сенатор вновь высказывался за признание СССР. При этом он отметил свою точку зрения на эту проблему: “Нельзя увязывать политические установки с признанием Советской России”10.

Став представителем партийной фракции в сенате в ус­ловиях лидирующего положения демократов в конгрессе, Дж.Робинсон продолжал свою линию. Сенатор-республиканец У.Е. Бора в беседе с представителями ТАСС охарактеризовал очередное заявление сенатора Дж.Робинсона как “имеющее исключительное значение”. Об этом писали “Известия”11.

Лидер партии в палате представителей Г. Рейни (Иллинойс) говорил: “Наш отказ признать Россию является экономическим преступлением. Почти все страны мира ее признали, они все действуют, чтобы добиться торговли с Россией. Мы же сидим сложа руки в то время, когда наши заводы останавливаются, а наш народ остается без работы. Это глупо”12. В своем письме, адресованном организации “Друзья Советского Союза” и опубликованном в издаваемом журнале “Soviet Russia Today”, сенатор Генри Т.Рейни защищает требование признать Советскую Россию и расширения с ней торговли13. “Правда” сообщала, ссылаясь на “Associated Press”: “Многие лидеры демократической партии, включая председателя палаты представителей Рейни, являются сторонниками признания СССР”14.

Таким образом, мы видим, что два руководителя партий­ных фракций в палатах конгресса активно высказывались про­тив государственного курса непризнания советского государ­ства. Сообщения об их позиции в данном сложном внешнепо­литическом вопросе выходили далеко за пределы конгресса на страницы американской и иностранной, в том числе и совет­

34

ской, прессы.Сенатор Б.Уиллер (Монтана) был в поездке по СССР и в

j-^зете “Washington Gerald” опубликовал серию статей о значе­нии рынка СССР для Соединенных Штатов, где высказался за нормализацию советско-американских отношений15.

Сенатор К.Маккелар (Теннесси) опубликовал в “Congres­sional Record” письмо от одного из своих избирателей из горо­да Джексона. Автор письма писал сенатору: “Я не дипломат, не политик, не владею искусством управления государством, но ввиду усиливающейся позиции Японии, поощряемой Анг­лией и Францией, нам, по-видимому, следует... восстановить дружеские отношения с Россией”16.

Видные деятели демократической партии, такие, напри­мер, как бывший губернатор штата Нью-Йорк, бывший кан­дидат в президенты США в 1928 г. Альфред Смит, активно высказывались за признание СССР. Во время заседания се­натской комиссии, которая заслушивала заявления видных фи­нансистов и политиков о способах смягчения кризиса в стра­не, А.Смит призывал к установлению дипломатических и тор­говых отношений с нашей страной. Чуть позже в еженедель­нике “New Outlook” была опубликована статья А.Смнта, в ко­торой он опять высказывался за признание Советской Рос­сии17. "Я считаю, что мы должны признать СССР”, — так за­являл Смит18. Сенатор Р.Рейнольд, вернувшись из поездки в нашу страну, заявил, что поражен достижениями СССР19.

Сенатор Дэвид Уолш (Монтана), член Комитета по ино­странным делам, высказывался за признание СССР: “Я был и остаюсь сторонником официального признания правительства России”20.

Следует отметить, что доводы в пользу признания СССР в это время поддерживались меньшинством членов американ­ского конгресса и членов демократической партии. Й тем не менее, “резонанс этих доводов имел широкое распростране­ние”21.

Несмотря на то, что вопрос о признании СССР серьезно обсуждался в кругах, близких к руководству демократической партии, в 1932 г., когда началась избирательная кампания, приведшая партию к власти, широкие общественные круги страны, рядовые сторонники партии, заинтересованные в нор­

35

мализации советско-американских отношений, стали связы­вать возможность победы демократов на выборах с этим пози­тивным процессом. И хотя эти настроения были известны ру-: ководству партии благодаря многочисленным публикациям в прессе и выступлениям конгрессменов, проблема отношений с советской страной не была объектом избирательной борьбы.

Таким образом, демократы не стали связывать себя опре­деленными обязательствами по такому важному внешнеполи­тическому вопросу, как признание СССР, выразив к тому же сомнения в политической выгоде подобных обязательств.

Симптоматичен был поворот в решении данной пробле­мы лидеров партии после победы на выборах в ноябре 1932 г.4 декабря 1932 г. газета “Нью-Йорк тайме”, орган демократи­ческой партии, поместила сообщение своего вашингтонского корреспондента — “Демократы ожидают признания СССР”. "Демократические лидеры, — говорилось в нем, - считают, что правительство Ф.Д. Рузвельта вскоре после прихода к вла­сти откажется от политики Гардинга, Кулиджа и Гувера в воп­росе о признании СССР”22. Сенатор Клаус Свенсон (Вирджи­ния), которого прочили в председатели сенатской комиссии! по внешним сношениям нового состава и который в админи­страции Ф.Д. Рузвельта занял пост министра военно-морского флота, высказал твердую уверенность в том, что демократи­ческая партия сразу же после прихода к власти признает СССР23.

УЛиппман, влиятельный журналист демократической партии, в “Геральд Трибюн” высказывался за признание СССР: «Наступило время сбалансировать все различные соображе­ния “за” и “против” признания СССР и решить, не следует ли восстановись нормальные отношения, прерванные в течение 15 лет»24.

В сложившейся ситуации большая роль отводилась ново­му главе внешнеполитического ведомства США. Президент назначает им сенатора от штата Теннесси, бывшего председа­теля демократической партии, представителя южных аграрных штатов страны Корделла Хэлла. В печати появилось сообще­ние, что Хэлл — сторонник признания СССР. Но это было не так, скорее, это была своеобразная проверка на реакцию об­щественного мнения.

На деле Хэлл получил портфель государственного секре­

36

таря как уступку Ф Д . Рузвельта правому крылу демократичес­кой партии в целях объединения радикальных демократов Се­вера и консервативных демократов Юга. Он не произвел из­менений в аппарате госдепартамента, оставив на важнейших п о с т а х консервативных чиновников, назначенных предшеству­ющей республиканской администрацией. Позднее в мемуарах он писал, что с первых дней работы с госдепартаменте он был буквально завален петициями, “призывающими наше прави­тельство признать Советскую Россию”25. Тем не менее во вре­мя беседы Хэлла в качестве нового госсекретаря с представи­телями печати, на вопрос, рассматривает ли госдепартамент вопрос о признании СССР, Хэлл ответил, что он не слышал, чтобы этот вопрос обсуждался. На следующий вопрос о соб­ственном отношении к признанию СССР он ответил, не готов к дискуссии, добавив, что все внимание сейчас сосредоточено на банковом кризисе26. В первые месяцы деятельности нового правительства возглавляемый им департамент выдвинул но­вую формулировку “торговля без признания”. Поэтому между СССР и США стали складываться только экономические от­ношения.

В мемуарах же Хэлл приписывал себе инициативу подго­товки установления советско-американских дипломатических отношений и нормализацию этих отношений рассматривает как свидетельство миролюбия США. При этом он умалчивает, что это была вынужденная мера для американской системы и для него лично27.

Мы уже отмечали высокую степень влияния президента на решение внешнеполитических задач в США. Именно пре­зидент, как правило, на практике учитывает взаимовлияние внутренних и внешних факторов. Соображения поддержания в интересах правящего класса социально-экономического и политического статус-кво внутри страны, обеспечения част­ных интересов той или иной политической группировки, на­ходящейся в центре внимания президента и его ближайшего окружения, как официального, так и неофициального, значи­тельно усложняют всю картину внешнеполитического процес­са в высшем эшелоне государственной власти.

На национальном конвенте, будучи кандидатом в прези­денты, Ф.Д.Рузвельт обошел проблему признания СССР мол­

37

чанием. Но редакция журнала “Soviet Russia Today’, издавае­мого Обществом друзей Советского Союза, направнла всем кандидатам в президенты запрос относительно их позиции в вопросе признания СССР. Ф.Д. Рузвельт ответил: “Постара­юсь добиться наилучшего решения этого вопроса”28.

8 ноября 1932 г. он стал президентом, но еще долго стра­на была в неведении относительно его курса в признании СССР. В обстановке невысокой поляризации внутриполити­ческих сил по важному вопросу внешнеполитического курса страны Ф.Д.Рузвельт, как пишет его биограф Дж.Барнс, “не считал себя лидером левого большинства или партийным ли­дером, создающим новое соотношение сил. Его задача, как он понимал ее, заключалась в том, чтобы залатать расшатавшую­ся экономическую систему, облегчил» человеческие страдания, осуществить общепринятые реформы и прежде всего добиться восстановления экономики”29.

Вскоре президенту стало ясно, что госдепартамент на­строен недружелюбно по поводу идеи начать переговоры с Россией. Впервые он обратился к Генри Моргентау с предло­жением изложить свои взгляды по поводу признания Советс­кого Союза. И, как пишет сам Моргентау, позднее президент не раз обращался к нему за помощью в оценке данного вопро­са. “В нашем правительстве защитники признания советской России надеялись, что советский рынок поглотит многие аме­риканские излишки промышленных товаров и сырья”, — пи­шет он в своем дневнике30.

Только в сентябре 1933 г. “Правда” замечает, что “Ф.Д. Рузвельт с недавнего времени стал лично заниматься всеми торговыми и политическими вопросами, относящимися к СССР. На прошлой неделе он дал инструкцию Генри Мор­гентау (главе правительственного комитета по кредитованию сельского хозяйства) наблюдать за торговыми переговорами с СССР”31. “Президент осудил политику непризнания как бес­полезную и сказал, что он, кроме того, видит Россию как по­тенциального союзника против японской агрессии на Востоке или германского возрождения в Европе”32, — записал Морген­тау. Демократ из Нью-Йорка Сирович, вернувшись из поезд* ки в Советский Союз, доложил президенту о результате своих наблюдений. В заявлении представителям печати Сирович ука­зал, что президент проявил к этому вопросу большой интерес

38

и что признание СССР со стороны США произойдет в тече­ние этого месяца33. Однако в партии были и ярые противники признания СССР: в сенате пытался убедить в своей правоте сенатор Артур Робинсон (Индиана) — противник отношений с СССР; сенатор Уильям Кинг (Юта) внес резолюцию, требу­ющую, чтобы сенатская комиссия по иностранным делам изу­чила вопрос о признании СССР, рассмотрев его политичес­кую и экономическую деятельность34.

Из приведенного материала видно, что большинство се­наторов и конгрессменов, членов демократической партии, не участвовало активно и целенаправленно в выработке важней­ших внешнеполитических решений в 1932—1933 гг. Лишь не­значительная часть их, в силу личных связей, экономических интересов правящих кругов своих штатов, иногда под влияни­ем требования населения штатов, от которых они были избра­ны в конгресс, непосредственно участвовала в выработке и принятии решений. Отсюда и слабое влияние сторонников при­знания СССР среди демотфатов на действия президента и гос­департамента.

ПРИМЕЧАНИЯ1. Nye J.S. The Domestic Roots o f American Policy / / The

Making o f American-Soviet Policy / Ed. by Nye J.S. New Haven.1984. P. 3.

2. Denenberg R. V Understanding American Politics. Subjolk, 1984.P. 20.

3. Wellox F. O. Congress, the Executive and Foreign Policy. JV- У., 1971

4. Ibid. P. 14-15.5. Repley R.B. Congress: Process and Policy. N-Y.: Norton, 1975.

P. 124.6. Ibid. P. 1257. Waltz K. Foreign Policy and Democratic Politics: The American

and British Experiment Boston; Toronto, 1967. P. 608. Congressional Digest. April, 1933. P. 121.9. Congressional Records. 72-ed Congress, 1 session. Joint

Resolution. P. 8741 (далее “CR ”).10. Current History. January, 1933. P. 432. The Nation. May 4,

1932. P. 499-500.

39

11. Известия. 1932. 23 апреля.12. The Nation. May 18, 1933, v. 134. P.55813. Soviet Russia Today, v .l, n.2, March 1932. P.8.14. Правда. 1933. 9 марта.15. Фураев В.К. Советско-американские отношения. 1917 -

1933. М., 1964. С. 213.16. “CR”, v. 75, Р. 1245017. Правда. 1933. 2 апреля.18. Сташевский Д.Н. Прогрессивные силы США в борьбе за

признание советского государства. Киев, 1969, С. 209.19. Правда. 1933. 16 октября.20. The Literary Digest, 1932, 17 December. P. 10.21. Краснов И.М. Американская буржуазная историография

о советско-американских отношениях / / Вопросы истории. 1968. № 10.

22. Фураев В.К. Советско-американские отношения. С. 222.23. Сташевский В.Н. Указ. сон. С. 208.24. Правда. 1933. 25 февраля.25. Цит. по: Цветков Т.Н. 16 лет непризнания. Киев, 1971.

С. 207.26. Правда. 1933. 8 марта.27. The Memoirs o f Cordell Hull, v. 1, N-Y., 1984. P. 293.28. Soviet Russia Today. October. 1932. P. 4.29. Цит no: Печатное В.Ф. Демократическая партия США:

избиратели и политика. М., 1980. С. 11-12.30. J.M.Blum. From the Morgenthau Diaries. Years o f Crisis

(1928-38). Boston, 1959. P. 54.31. Правда. 1933. 18 сентября.32. J.M. Blum. From the Morgenthau Diaries. P. 54.33. Правда. 1933. 18 октября.34. “CR”, v. 76. P. 43Ш

SUMMARYThe author of this article analyses the attitude of the US Democratic

Party towards the diplomatic recognition of the USSR, She emphasizes the role of American President in decision-making in the sphere o f foreign policy. She also brings attention to the fact that the majority of senators an<8 congressmen did not play an active role in working out the decision to recognize the USSR. \

40

Г.В. Давыдова

ф.РУЗВЕЛЬТ И Г.ГОПКИНС - ДИПЛОМАТИЯ, ОСНОВАННАЯ НА ВЗАИМНОМ ДОВЕРИИ

Гарри Ллойц Гопкинс (1890—1946) — государственный де­ятель и дипломат США, ближайший помощник и доверенное лицо президента Ф.Д. Рузвельта. В 1938—1940-х гг. — министр торговли, в 1941—1945 гг. — специальный советник и помощ­ник президента. В качестве личного представителя Рузвельта в начале 1941 года посетил Лондон, а летом 1941 — Москву. Участник Квебекской конференции 1943 года, Каирской (анг- ло-американо-кигайской) конференции 1943, член делетации США на Тегеранской конференции 1943 и Крымской (Ялтин­ской) конференции 1945. В мае-июне 1945 г. вел переговоры в Москве по вопросам послевоенного урегулирования, в частнос­ти, о подготовке Берлинской (Потсдамской) конференции 1945 г.

Во время второй мировой войны СССР была оказана боль­шая помощь со стороны США; хотя не все были согласны с ее необходимостью, победило мнение президента и его сторон­ников.

Из кратких сведений энциклопедии нельзя получить ин­формации о том, почему, например, этот человек, не имея экономического диплома, занимал пост министра торговли, а затем, опять же, не имея дипломатического образования, он принес в годы второй мировой войны не меньше пользы сво­ей стране на этом поприще, чем большинство штатных дипло­матов.

Имя Гарри Гопкинса, наверное, чаще можно встретить в советской историографии, чем в американской. Можно по­н т , почему в нашей стране его любят больше. Миссия Гоп­кинса в Москву в июне-июле 1941 года в качестве личного представителя президента США имела решающее значение для начала поставок в СССР стратегических материалов первой необходимости, а также дала американцам представление о Действительном положении дел на Восточном фронте и реаль­ности победы России.

Резкий перелом в отношении США к СССР произошел

41

во многом благодаря усилиям Гарри Гопкинса. Он с самого начала войны настаивал на всяческой поддержке Советского Союза против Гитлера.

Немаловажную роль, конечно, сыграли трезвые расчеты выгоды и безопасности самих США; достаточно вспомнить выжидательную политику союзников в открытии второго фрон­та в Европе и длительные баталии в конгрессе и верховном командовании по этому вопросу.

Гопкинс способствовал развитию дипломатических отно­шений между СССР и США, не являясь профессиональным дипломатом. Необычная роль этого человека в истории обус­ловлена его личными качествами и полным доверием со сто­роны президента США. Роберт Шервуд, наблюдавший их от­ношения, замечал: “Его преданность Рузвельту в годы войны являлась наивысшим оправданием его существования и он пользовался всякой возможностью, чтобы проявить эту пре­данность”1.

Обладая даром подмечать важное, он служил для прези­дента неоценимым источником характеристик людей и ситуа­ций, а также как бы “фильтром” информации и посетителей. И, что самое замечательное, мнение президента по всем важ­ным вопросам никогда не расходилось с выводами его помощ­ника. “Его функции в качестве помощника президента с бес­конечным разнообразием получаемых поручений, связанных главным образом с ведением войны, поглощали все его вни­мание и делали его одной из наиболее важных фигур”2.

Такое отношение Гопкинса к президенту не было одно­сторонним. Оба эти человека по мере возможности старались окружить друг друга вниманием, заботой и поддержкой.

В момент, критический для жизни и здоровья Гопкинса, Рузвельт своей властью поместил его в Военно-морской гос­питаль, отдав в руки лучших специалистов-хирургов, задачей которых стало спасение жизни пациента. На Ф.Д. Рузвельта сразу же обрушилась пресса, так как, по их мнению, не явля­ясь военнослужащим, Гопкинс не имел права на заботу воен­ных врачей, а Рузвельт злоупотребил в этом случае служебным положением. Как видно, Рузвельта эта симпатия делала уязви­мым для прессы и общественного мнения. Неудачный опыт работы министром, когда из-за болезни он провел больше вре­

42

мени в постели, чем за рабочим столом, что сделало Гопкинса любимым героем скандальных статей и поводом для нападок на президента в конгрессе, не убедил Рузвельта расстаться с другом. Президенту, связанному с конгрессом, нравились стыч­ки его желчного и острого на язык помощника с зарвавшими­ся политиками. Он являлся как бы неофициальным выразите­лем мнения главы государства3.

Изучение отношений Ф.Д. Рузвельта и Гопкинса неволь­но наводит на мысль об аналогиях из истории. Но это не жут­коватое сравнение из “Санди Чикаго трибюн” со зловещей фигурой Распутина при русском царе. Наша параллель ближе по времени, и, кажется, по смыслу. Довольно интересно будет сравнить отношения президента США с его помощником и альянс Фиделя Кастро с Че Геварой. Это можно даже назвать симбиозом, так как люди органически дополняли друг друга — их работоспособность и результаты деятельности повышались при сотрудничестве в несколько раз. Ни один из них в отдель­ности не смог бы сделать того, что было достигнуто в сотруд­ничестве.

Не случайно то, что один из них занимал высший адми­нистративный, политический или военный пост, а другой не­зримо для официальных протоколов и табелей о рангах всегда присутствовал рядом. Современная система, видимо, такова, что не может сочетать на постах в государстве способности всех необходимых для ее наилучшего функционирования вы­дающихся личностей. Поэтому человек, занимающий прези­дентское кресло, просто нуждался в неофициальной помощи, т.к. на него официально было возложено огромное число обя­занностей. В чем надо признаться, Рузвельт очень преуспел во времена своего долгого президентства4. А человек, не жажду­щий всеобщего вмешательства в свои дела, только мешающего работе, предпочитающий нетрадиционные методы работы внут­ри государственного аппарата, каким стал в последние годы жизни Гопкинс, вынужден был искать себе покровителя высо­кого ранга.

Работа в благотворительных организациях сделала этого человека терпимее и внимательнее к людям, а тяжелая болезнь поставила крест на его личной карьере политического деяте­ля, заставила забыть собственные амбиции.

43

Острый критической ум пригодился Рузвельту в самые труд­ные дни его президентства. Гопкинс стал добровольным, вер­ным, понимающим и бессменным помощником президента. Из-за тяжелого состояния здоровья самоотверженность гра­ничила в годы войны с самоубийством, что остроумно подме­тил Маркие Чайлдс: “Если бы в один из мрачных дней прези­дент случайно заметил своему другу и доверенному лицу Гар­ри Гопкинсу, что стране принес бы большую пользу прыжок Гопкинса с памятника Вашингтону, то в назначенный час мы нашли бы Гопкинса готовым к прыжку. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы понимать, чувствовать, улавливать, неред­ко угадывать — и он обычно угадывал точно — то, о чем дума­ет Франклин Рузвельт...”5

Этих людей объединяли общие взгляды, цели, моральные принципы, а также большую роль в сближении сыграла борьба с физическим недугом, заставившая лучше понимать и под­держивать друг друга. Вместе они переживали и ужасы войны. Ф.Рузвельт лично сообщил в письме Гопкинсу о гибели его сына на полях сражений. Гопкинс же исполнял поручения личного свойства от Рузвельта к его сыну Элиоту. Младший Рузвельт в своих воспоминаниях очень уважительно и нежно отзывался о Гопкинсе, а также подтверждал удивительное вза­имоотношение своего отца и помощника его во всех важных решениях, принимаемых американской делегацией на англо- американских конференциях и конференции Большой тройки в Тегеране, куда его брал отец в качестве адьютаната.

Можно сказать, что в военные годы Гопкинс прочно во­шел в семью президента еще одним членом. Свидетельством этого является эпизод, описанный Элиотом Рузвельтом, это обычный утренний разговор с отцом в Тегеране, где они жили на одной вилле:

“— Где ты завтракал, пап?— Да там же, на привале с Кларком и Паттоном, и, ко­

нечно, с Гарри. Гарри! Как вам понравился этот завтрак на привале?

— Лучше всего была музыка! — крикнул Гарри, прини­мавший горячую ванну”6.

В этом незначительном эпизоде скрыто очень многое. Только Рузвельт мог так шутить над обидчивым до крайности

44

и вспыльчивым Гопкинсом, особенно тогда, когда дело каса­лось застолий. Гопкинс не простил бы никому такого на пер­вый взгляд безобидного замечания — к тому времени он почти не мог принимать пищу. Болезнь желудка поставила его в рамки жесткой диеты, поддерживали жизнь в этом хрупком, исто­щенном организме многочисленные и болезненные инъекции.

Рузвельт и Гопкинс не только работали, но и проводили вместе редкие дни досуга, имея общие увлечения и теша себя мечтами, строя планы на послевоенное будущее. Особенно часто они обсуждали строительство плавучей рыболовной базы на озере, где собирались “прожигать последние годы почтен­ной старости”.

После избрания президентом США Рузвельт редко об­щался со своей женой. У них к тому времени сложились раз­ные интересы, приоритеты, знакомства и круг друзей. Лишь один гость воспринимался обоими супругами одинаково с ра­достью — это был Гарри Гопкинс. Он удовлетворял по всем статьям вкус обоих, и постоянно мирил их7.

Элеонора Рузвельт принимала большое участие в судьбе Гарри, а над его дочерью Дианой, жившей вместе с отцом в Белом доме, в дни войны установила свою опеку. В особенно тяжелые дни болезни Гопкинса, когда он сам прощался с жиз­нью, Элеонора предлагала даже оформить опекунство над его маленькой дочерью.

Мы видим здесь то редкое сочетание человеческой сим­патии и политических принципов с дружбой семей, которое гак редко встречается среди политических и государственных деятелей.

Все, кто вращался в высших кругах Вашингтона, знали о роли Гопкинса при президенте. В годы войны его называли “заместителем президента”, “начальником штаба Белого дома”, “главным советником по вопросам национальной безопаснос­ти”, но он умудрялся быть тем и другим, и третьим одновре­менно. Самому же Гопкинсу понравилось прозвище, данное ему каким-то остряком в то время, когда он работал в Комис­сии по ленд-лизу, — “генералиссимус бригады толкачей”. Шер­вуд в то время отмечал еще одну очень редкую для политика такого ранга черту характера: “В годы войны, располагая толь­ко теми полномочиями, которые вытекали из личного доверия

45

Рузвельта, Гопкинс добился огромной власти, позволявшей ему влиять на исторические события и остался одним из самых неподкупных людей”8,

“Гопкинс является не только глазами, ушами президента, но и, фигурально выражаясь, его ногами. В решительные мо­менты Рузвельт направлял его с самыми важными миссиями за рубеж. Доверие к этому человеку Рузвельт испытывал на­столько большое, что никогда не давал своему эмиссару ника­ких инструкций в письменном виде”9.

Большой заслугой Гопкинса в мировой истории был са­моотверженный, даже героический труд этого тяжело больно­го человека, который будучи председателем Комиссии при президенте США по ленд-лизу, прикладывал титанические уси­лия, достойные внимания и благодарности не только истори­ков, но и людей всего мира. Помогая СССР, этот смелый и фанатически преданный делу мира человек приближал корен­ной перелом во второй мировой войне, а значит, и освобожде­ние человечества от фашизма. Вот, что думал об этом совре­менник Аверелл Гарриман: “Кажется правильным сказать, что без Гопкинса не было бы победы в войне”10.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Шервуд Р. Рузвельт и Гопкинс глазами очевидца. М., 1958. С.353.

2. ЭйзеюсауерД. Крестовый поход в Европу: Военные мемуары. М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1980. С.81.

3. Шервуд Р. Указ. соч. С. 158.4. Иванян Э.А. Белый дом: президенты и политика. М., 1975.

С. 192.5. Шервуд Р. Указ. соч. С. 353.6. Рузвельт Э. Его глазами. М.: Иностранная литература,

1974. С. 116.7. Adams Н.Н. Autobiography by Harry Hopkins. N.Y., 1977.

P. 111.8. Шервуд P. Указ. соч. С. 222.9. Громыко А А . Памятное. М ., 1988. С. 100.10. Adams Н.Н. Autobiography by Harry Hopkins. N.Y., 1977.

P. 14.

46

SUMMARY

This article is devoted to the political and personal relationships be­tween President Roosevelt and his advisor H.Hopkins. The author traces the history of their friendship and comes to a conclusion that both men needed to be together, and that the American policy of 1930—1940s may be better understood by studying the history of their mutual trust.

B.H. Косторниченко

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ Э.БРАУДЕРА И СОВЕТСКАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

В 1944-1945 гг.Э.Браудер стал лидером Компартии США в середине

30-х гг., в период, когда в мировом коммунистическом движе­нии стала меняться общая стратегия революционных действий. Новый курс на проведение политики Народного фронта пре­дусматривал отказ от выдвижения социалистических лозунгов как непосредственной политической цели, выдвигая в каче­стве главной задачи момента борьбу с фашизмом на основе демократии.

Признание демократических функций коммунистических партий перед лицом фашистской опасности было теснейшим образом связано с обоснованием возможности национальных аспектов деятельности коммунистов, особенно с учетом пара­зитирования реакции на национальных чувствах. В соответ­ствии с этим в 1936—1939 гг. Э.Браудер проводил курс на “аме­риканизацию” Компартии США, обращая внимание на наци­ональную специфику распространения идей марксизма в Аме­рике. Определяя новый подход, он в сш ей пропагандистской и публицистической деятельности опирался не столько на труды Маркса, Энгельса, Ленина, сколько на наследие основателей американской демократии Джефферсона, Линкольна и др.

Именно тогда Браудер дал новую в коммунистическом движении характеристику американского капитализма, поло­жившую основу его концепции. Он отмечал, что самый разви­тый в мире в экономическом отношении американский капи­

47

тализм является недостаточно зрелым с марксистской точки зрения. “Этот общественный строй, — заявлял руководитель Компартии США, — не прошел полную эволюцию присущих ему тенденций развития и содержит некоторые характеристи­ки раннего капитализма, запаздывая в процессе самосознания и самоидентификации”1.

Подтверждение этому тезису Э. Браудер видел в почти религиозном фанатизме и вере большинства состоятельных американцев в идеи “свободного предпринимательства”. «В то время как европейские и канадские капиталисты занимают более обдуманные и реалистичные позиции в этом вопросе, — писал он, — американские бизнесмены относятся к “свобод­ному предпринимательству” подобно дикарям, поклоняющимся фетишистскому культу»2. Эти слова Э.Брауцер относил, преж­де всего, к значительному слою состоятельных американцев, живущих в регионе так называемого “библейского пояса”. «Для этих людей, — указывал он, — “свободное предприниматель­ство” имело тот же самый сакральный характер, как дом или мать»3.

Переходя непосредственно к политическим выводам, Э.Браудер отмечал, что отношение американских коммунис­тов к приверженцам “свободного предпринимательства” дол­жно быть аналогичным их отношению к верующим, которое предполагает “уважительное отношение к их религиозным чув­ствам”. Более того, «для улучшения взаимопонимания демок- ратическо-прогрессивных сил, ...мы должны принять защиту идей “свободного предпринимательства”...и не выдвигать кон­трлозунга»4.

Э. Браудер подчеркивал, что «в сегодняшней Америке “сво­бодное предпринимательство” означает на практике свободу концентрации и централизации капитала в больших объеди­нениях в форме трестов, картелей и синдикатов, что представ­ляет собой высшую форму монополистического развития». От­мечая определяющую роль монополий в экономическом и по­литическом развитии американского общества, он указывал на значимость сотрудничества демократических сил с влия­тельными кругами большого бизнеса для реализации полити­ки широкого демократического фронта.

Монополистический капитал не расценивался им одно­

48

значно как “реакционная масса”, в 1944 г. он заявлял: “Мы должны быть солидарны со всеми, кто борется за реализацию антигитлеровской коалиции. Если Дж.П. Морган поддержива­ет эту коалицию и подчиняется ее курсу, то я как коммунист готов пожать ему руку и присоединиться к нему. Важнейшим сейчас является не классовое, а политическое разделение...”.

Развивая концепцию, Э.Браудер делает и другие теорети­ческие выводы, подвергшие основательной ревизии постула­ты марксизма. Базой радикального пересмотра традиционных марксистских воззрений стала оценка Э.Браудером глубоких социальных и политических изменений, происшедших в годы войны. Именно тогда, по мнению Генерального секретаря КП США, возникли условия для “единого фронта народов, сто­ящих за свободу против порабощения... со стороны фашистс­ких армий Гитлера”5.

Решающим событием для судеб мира, для единства де­мократических сил явилась, по мнению Э.Браудера, Тегеранс­кая конференция, на которой руководители западных стран сотрудничали с лидером советского государства. И политику коммунистов в послевоенный период Э.Браудер видел как про­должение пути, намеченного в Тегеране: “Наш послевоенный план — это национальный фронт для осуществления перспек­тив, заложенных Тегераном”6.

Специфическим и необычным для практики американс­кой коммунистической партии, да и для мирового коммунис­тического движения в целом, был путь реализации политики национального фронта, предложенный Э.Браудером. Трезво оценивая ситуацию в США, он заявлял, что “в стране не су­ществует сейчас большинства, способного объединиться вок­руг программы действий в пользу социалистической перспек­тивы. Если даже мы соберем вместе приверженцев всех конф­ликтующих концепций социализма, они составят лишь оче­видное меньшинство”7. Исходя из этих реалий, Э.Браудер пред­лагал действовать коммунистам в рамках существующей в США двухпартийной системы, составляющей основу американской политической традиции.

По его мнению, американские представления о роЛи партии серьезно отличаются от европейских, так, например, “в качестве оппозиционной партии американцы (в том числе

49

и большинство представителей рабочего класса) реально гото­вы рассматривать лишь ту, которая имеет шанс сразу прийти к власти”. Поэтому все группы и объединения, стремящиеся активно участвовать в политическом процессе, должны были объединяться под эгидой одной из двух “больших” партий, имеющих реальные шансы победить на выборах. Попытки видных американских политиков Т. Рузвельта в 1912 г. и РЛа- фоллета в 1924 г. сломать устоявшуюся традицию и создать “третью” партию окончились неудачей.

Вывод Э.Браудера: существование партии коммунистов в качестве самостоятельного политического фактора невозмож­но, необходимы ее роспуск, смена названия и возобновление деятельности в рамках “Американской коммунистической по­литической ассоциации”, открытой к сотрудничеству с други­ми прогрессивными силами, в том числе с демократической партией США. Залогом возможного партнерства с влиятель­ными демократическими кругами являлась практика тесньгх контактов с администрацией Ф.Рузвельта в годы войны8 Прак­тическое воплощение идей Э.Браудера началось в мае 1944 г., когда были приняты решения о роспуске КЛ США и образо­вании Американской коммунистической ассоциации.

Подобный шаг получил широкий резонанс в мировом коммунистическом движении. Показательна в этом отноше­нии позиция наиболее влиятельной в Карибском регионе Ку­бинской коммунистической партии, видевшей в КЛ США сво­его рода духовного наставника и ориентировавшейся на кон­цепцию браудеризма. Свидетельством распространения идейЭ.Браудера на острове может служить тот факт, что только в1944 г. партийными активистами было продано более 200 тыс. экземпляров программной книги Э.Браудера “Тегеран и Аме­рика”, переведенной на испанский язык.

В соответствии с установками Э.Браудера, разработанными специально для левого движения Латинской Америки, кубин­ские коммунисты отказались от оценки американской внеш­ней политики как политики империалистической. В докумен­тах КП Кубы тех лет прослеживалось позитивное отношение к проводимому Ф.Рузвельтом курсу. Так, в январе 1945 г. руко­водитель кубинских коммунистов Блас Рока писал о поддерж­ке тезисов Э.Браудера: “До последнего момента мы придер­

50

живались той точки зрения, что только национализация инос­транных инвестиций и собственности и жесткое противостоя­ние британским и североамериканским интересам позволят достичь нам более высокого уровня экономического разви­тия... Тегеранская конференция открыла перспективы дости­жения положительных экономических результатов через со­трудничество в рамках программы, учитывающей интересы британского и североамериканского коммерческого предпри­нимательства в наших странах...”9.

Следование принципам браудеризма проявилось и в пе­реименовании кубинской партии из коммунистической в на­родно-социалистическую. Мотивируя смену названия, Блас Рока указывал: “Если вчера мы упорно отказывались сменить имя, демонстрируя оппозицию ко всему, с чем мы хотели сра­жаться, то сейчас мы говорим о необходимости переименова­ния с целью объединения в плане конструктивной работы и совершенствования в новом периоде”10.

Концепция браудеризма получила широкое хождение в левом движении не только на Кубе, но и в других латиноаме­риканских странах (особенно в Чили, Венесуэле и Колумбии). В то же время настойчивые попытки Э.Браудера распростра­нить свои идеи в англоязычных странах (в частности в Кана­де, Австралии, Великобритании) были неудачны и натолкну­лись на противодействие со стороны лидеров компартий этих стран. Наблюдалось сопротивление принятию браудеристских положений и внутри КП США. Но эта скрытая оппозиция, возглавленная влиятельным американским коммунистом У.Фо­стером, сдерживалась внутрипартийной дисциплиной, а также тем фактом, что Э.Браудер рассматривался как протеже руко­водителя Коминтерна Г.Димитрова.

В апреле 1945 г. в теоретическом журнале французских коммунистов “Cahiers du Communisme” была опубликована статья, которая была расценена сторонниками У.Фостера как соответствующие указания в их поддержку. Статья была напи­сана вторым лицом в руководстве ФКП Жаком Дюкло и назы­валась “К вопросу о роспуске американской коммунистичес­кой партии”. Ж Дюкло критиковал Э.Браудера за то, что тот неверно интерпретировал документы дипломатического харак­тера (в частности Тегеранскую декларацию), положив их в ос­

51

нову выработки партийного послевоенного курса. По его мне­нию, Э.Браудер подверг ревизии марксизм, выдвинув в каче­стве про1раммы действий американских коммунистов концеп­цию долговременного классового мира, что на практике при­вело к ликвидации Коммунистической партии США.

Ряд исследователей высказали предположение, что при написании статьи Ж.Дюкло использовал материалы архива Коминтерна (в частности неопубликованные работы У.Фосте­ра), полученны е им из М осквы . Н айденны е нам и в РЦХИДНИ в фонде У.Фостера книги Э.Браудера и коммента­рии к ним подтверждают эту версию11. Факт привлечения Ж Дюкло коминтерновских материалов весьма важен, посколь­ку свидетельствует о том, что его статья готовилась с ведома и, очевидно, по указанию Сталина.

В этой истории не до конца выясненным представляется вопрос о мотивах действий руководства международного ком­мунистического движения, доведшего до сведения американс­ких коммунистов свою позицию по отношению к браудеризму не через официальные партийные каналы, а косвенным пу­тем, через публикацию во французском журнале “Cahiers du Communisme”.

Выступлением Ж.Дюкло воспользовалась фракция У.Фо­стера, восприняв публикацию как сигнал к активным действи­ям во внутрипартийной борьбе в коммунистическом движе­нии США. Оппозиция добилась пересмотра предыдущего кур­са, отстранив Э.Браудера от руководства и возобновив дея­тельность американской компартии. Подобное развитие со­бытий не было в планах московского руководства, не ожидав­шего столь радикальных перемен12.

Это подтверждает негативный ответ Ж.Дюкло в 1947 г. на просьбу У.Фостера прокомментировать ситуацию в КП США. “Посмотрите, что за выводы вы сделали из моей предыдущей статьи”, — заявил французский лидер, мотивируя отказ13. Кроме того, полное отсутствие в советской прессе критики брауде- ризма, предложение Э.Браудеру занять пост председателя Об­щества советско-американской дружбы, поступившее от В.М. Молотова, свидетельствуют об определенной поддержке Мос­квой предыдущего курса американской компартии. Хранящи­еся в РЦХИДНИ материалы (записи из рабочего блокнота А.А.

52

Жданова) говорят о том, что браудеристский подход в значи­тельной степени совпадал с негласной стратегической концеп­цией, разработанной И.В. Сталиным, Г.М. Димитровым, А.А. Ждановым для мирового коммунистического движения. Эта концепция, сформулированная летом 1944 г., ориентировала коммунистические партии на мирный постепенный парламен­тский путь к социализму в условиях продолжительного тесно­го взаимодействия великих держав в послевоенные годы14.

Борьбу вокруг Э.Браудера и его концепции невозможно понять, не оценив влияние советского внешнеполитического фактора, игравшего решающую роль в мировом коммунисти­ческом движении. Рассмотрим этот вопрос в краткой истори­ческой ретроспективе.

Во время войны внешняя политика СССР завершила от­ход от традиционного “дуалистического курса”, определявше­гося, с одной стороны, принципами пролетарского интерна­ционализма, с другой — государственными интересами. В эти годы вопросы мирового коммунистического движения как бы отошли на второй план. Организационные структуры Комин­терна, подчиненные общей политической линии, оказались не способными в новых условиях действовать гибко и эффектив­но. Поэтому роспуск Коминтерна в мае 1943 г., инициирован­ный Сталиным, представлялся абсолютно необходимым ша­гом для проведения более адекватной реалиям советской внеш­ней политики, нацеленной, прежде всего, на укрепление со­юзнических связей со странами антигитлеровской коалиции.

С прекращением военных действий после разгрома Гит­лера политика в отношении коммунистических партий (осо­бенно европейских стран) вновь становится ключевым факто­ром советской внешней политики в Европе. Ослабление орга­низационных связей, происшедшее в результате роспуска Ко­минтерна, в известной степени должно было компенсировать­ся курсом на “идейное лидерство”, определяющим ведущую роль руководства ВКП(б) в борьбе за чистоту марксистских принципов.

В русле этой новой стратегической линии и необходимо оценивать отношение руководства мирового коммунистичес­кого движения к теоретическим новациям Э.Браудера. Крити­ка идеологических отклонений браудеризма стала лишь на­

53

чальным звеном в цепи последовавших разоблачений (осужде­ния западноевропейских компартий на первом совещании Коминформбюро в 1946 г., разбирательства с югославским ру­ководством и т.п.). “Принесение в жертву” Э.Браудера и его сторонников должно было послужить уроком для тех руково­дителей компартий европейских стран, кто буквально воспри­нял курс на “самостоятельность”, провозглашенный после роспуска Коминтерна, и кто был склонен предпочесть рево­люционным преобразованиям путь соглашательских действий в духе Э.Браудера15.

Тот факт, что роль Москвы в “показательном процессе” против Э.Браудера прослеживалась нечетко, показывает, что советское руководство, исходя из реальной оценки ситуации, стремилось не допустить ухудшения отношений с США. Од­нако маскировка не удалась, американское правительство слу­чай с Э.Браудером интерпретировало как косвенный знак от­каза от долговременного сотрудничества, и вскоре в Белый дом в ответ на запрос госдепартамента была написана так на­зываемая “длинная телеграмма Кеннана”, ставшая ключевым документом в оформлении доктрины “сдерживания коммуниз­ма”.

В делом, события, происшедшие в коммунистическом движении США в 1945 г. и связанные с именем Э.Браудера, явили собой пример неспособности советской внешней поли­тики тех лет выйти за рамки жесткой идеологической конст­рукции и знаменовали начало нового поворота в мировой по­литике, став прологом к “холодной войне”.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Brawder Е. Teheran, Our Paih in War and Peace. NY., 1944. P. 12.

2. Ibid. P. 18.3. Ibidem.4. Ibid. P. 83.5. “Коммунистический Интернационал”. 1942. № 6. С. 16—

17. Переломным моментом, приведшем к серьезным изменениям в американском общественном сознании и открывшим путь к единому фронту, Э.Браудер считал Сталинградскую битву. "Нет

54

такого события в современной истории, которое бы так глубоко поразило и взволновало американский народ, как героическая оборона Сталинграда...” Далее он продолжал, характеризуя изменения в общественном сознании американцев: американская нация чествует 25-ю годовщину существования Советского государства. Это отнюдь не означает, что в Соединенных Штатах произошел либо происходит поворот к социализму. Здесь господствует повсюду та мысль, что, если США поднимутся на высоту своих задач в этой войне и выполнят свои обязательства по разгрому гитлеризма, страна вступит в послевоенный период как страна капиталистическая. Но это убеждение не находится в противоречии и со следующим фактом: американский народ начинает понимать, что социалистическое общество Советского Союза является источником непревзойденных достижений в этой войне, благодаря которому для объединенных наций открылась перспектива победы. Социализм, хотя и не получил всеобщее признание в Соединенных Штатах, уже не рассматривается как нечто чуждое и враждебное американскому образу жизни, что было преобладающим воззрением огромного большинства американцев совсем еще недавно”. ( “Коммунистический Интернационал”. 1942. № 10—11. С. 22).

6. Teheran and America. NY., 1944. P. 3.7. Ibid. P. 8.8. Так, в 1942—1945 гг. президент США находил время для

того, чтобы около 40 раз принять некую Д.Адамс, являвшуюся посредницей между Ф.Рузвельтом и Э.Браудером. ( Цит. по: Яковлев Н.Н. Франклин Рузвельт: человек и политик. Новое прочтение. М., 1981. С. 374).

9. Isserman М. Which Side Were You On? The American CP during the Second World War. Connecticut, 1982. P. 201.

10. Ibidem.И . РЦХИДНИ. Ф. 615. On. 1. Д 98.12. В значительной степени браудеризм соответствовал и

советской послевоенной внешней политике, которая, исходя из реального соотношения сил на международной арене, стремилась не допустить ухудшения советско-американских отношений в 1945—1946 гг. Однако курс на недопущение конфронтации с Соединенными Штатами противоречил реализации другой приоритетной задачи — максимальному укреплению позиций

55

Советского Союза в странах Европы. Такая противоречивость советской внешней политики ставила Э.Браудера в сложное положение. Так, комментируя советско-американские разногласия по вопросу выборов в Польше, он говорил, что подобные дипломатические столкновения свидетельствуют лишь о “досадных субъективных трудностях”, а отнюдь не о кардинальных изменениях в отношениях между СССР и США. (См. Isserman М. Which Side Were You On? The American CP during the Second World War. Connecticut, 1982. P. 216).

13. Caballero M. Latin America and the Comintern (1919—1943). Cambridge, 1986.

14. РЦХИДНИ. Ф. 77. On. 3. Д. 174. Л. 3.15. Для проведения этой воспитательной акции Москве

пришлось отказаться от перспективы роста числа приверженцев коммунизма в США (в период руководства коммунистической организацией Э.Браудером число американских коммунистов достигло максимальной цифры — 100 тыс. человек). (См. Лапицкий М.И. Рузвельт, война и левые силы / / 50 лет спустя: уроки войны и современность: Сб. М., 1995).

SUMMARY

The activity of a prominent American communist leader of the 1930- 40s Earl Browder is the theme of this article. He put forward some promis­ing ideas as to the role of communist movement in the United States pol­itics and its attitude toward the Soviet Union. But William Foster using orthodoxal position of Comintern and the first signs of the coming Cold War objected to his attempts o f changing dogmatic line of Moscow leader­ship.

56

O.H. Крючкова

АНГЛИЙСКИЕ ИСТОРИКИ О РОЛИ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОГО ФАКТОРА В СТАНОВЛЕНИИ ШАРЛЯ ДЕ ГОЛЛЯ

КАК ПОЛИТИКА (1940-1946 гг.)Шарль де Голль является виднейшим политиком XX века.

Интерес к нему возник с самого начала его политической ка­рьеры в 1940-е годы. Политическое наследие и вклад в воен­но-историческую мысль де Голля активно изучается истори­ками и государственными деятелями современности. Большие успехи в этом направлении сделаны английской историогра­фией. Такое внимание к личности де Голля историков Вели­кобритании вполне объяснимо: первые шаги де Голля как по­литика мирового уровня были связаны с Великобританией. Отношения, сложившиеся между Черчиллем и де Голлем, ока­зали существенное влияние на становление послевоенных ан­гло-французских отношений.

До второй мировой войны Шарль де Голль был известен как автор ряда книг, посвященных военному искусству: “Раз­лад в лагере противника” (1924), “На острие шпаги”(1932), “За профессиональную армию” (1934), “Франция и ее армия” (1938), “Военная Франция” (1940). В этих работах он последо­вательно отстаивал идею создания профессиональной армии, которая должна была основываться на следующих принципах: профессиональность, механизированность, маневренность. Периоду 30—40-х годов посвящена книга Джеймса Марлоу “Де- голлевская Франция и ключ к грядущему вторжению в Герма­нию”, вышедшая в Лондоне в 1940 году1. Работа написана с целью рекламы политики британских правящих кругов и не­обходимости убедить французскую и британскую обществен­ность в том, что де Голль сделал единственно правильный шаг, уехав в Лондон в июне 1940 года и организовав там центр зарубежного сопротивления. По мнению автора, французское правительство Поля Рейно не учло, что битва, проигранная в Европе, не является окончательной, поскольку Гитлеру не подчинились французские африканские и азиатские колонии. Оценивая личность Де Голля, Марлоу пишет, что “он принад-

57

I

лежит к тому классу военных лидеров, которые улавливают каждую выгоду, предложенную наукой и современными изоб­ретениями”2. Автор приводит массу отрывков из книг де Гол­ля, его манифесты, заявления; подчеркивает правильность во­енной тактики и стратегии Де Голля в танковых сражениях близ Лиона и Абвиля. Здесь в трудных условиях вторжение немцев было приостановлено, а под Абвилем де Голль сумел развить наступление на 15 км. “Все деголлевские теории были убедительно доказаны на практике”3, — подводит итог Мар­лоу.

По личному приглашению У.Черчилля 16 июня 1940 г. Шарль де Голль приехал в Лондон. Английская историогра­фия неоднократно поднимает вопрос о причине его отъезда. А.Верт пишет, что он много лет готовился к такому поступку. “Его полное пренебрежение к установленному порядку при определенных условиях было продумано заранее”4. Автор под­черкивает, что для де Голля, “принадлежавшего к узкой кон­сервативной касте, величие Франции и французской армии было своего рода всепоглощающей идеей. Никто не был луч­ше него подготовлен к тому, чтобы взять на себя роль вождя свободных французов”5. При всем этом А.Верт считает, что основной причиной трудностей его начинаний явилось неуме­ние де Голля найти общий язык с трудящимися, его неспособ­ность завоевать “простую человеческую популярность”6.

Иден Краулей в работе “Де Голль”7 подходит к этой про­блеме с иных позиций. По мнению этого автора, поведение де Голля было обусловлено патриотизмом и безоговорочным не­приятием сотрудничества с фашистами. Де Голль “идентифи­цировал себя с Францией” и знал, что “Франция никогда не согласится с перемирием”8. Краулей приводит ряд причин, которые осложняли и тормозили развитие движения Свобод­ная Франция в первые месяцы существования. Он подчерки­вает, что между французами и англичанами ведется давняя вражда, которая стала традицией еще со времен Столетней войны9. Сам факт, что де Голль находился в стране врага, по­рождал неприятие движения Свободная Франция у простых французов. Краулей замечает, что сам де Голль “никогда не был любителем Англии и не имел английских друзей”10. Труд­ности де Голля увеличились после столкновения в июле

58

1940 года английского флота с французским, которым коман­довал адмирал Мюзелье. После этого инцидента “много фран­цузов за границей, кто был уже на пути в Британию или стро­ил планы присоединиться к де Голлю, изменили свои намере­ния”11. Кроме того, деголлевский курс на сотрудничество с СССР насторожил и испугал определенные круги французс­кого населения и правящие круги западных стран.

Английские исследователи единодушно указывают, что помощь деголлевскому движению Черчилль оказывал исходя из английских имперских интересов. Великобритания была заинтересована в распространении своего влияния во фран­цузских колониях. Прямо осуществить захват власти в них было невозможно. Используя материальную и финансовую зависи­мость Свободной Франции, британское правительство пыта­лось установить контроль над колониями через послушное представительство в лице де Голля и его организации. А.Верт отмечает, что в английской исторической литературе существует точка зрения, согласно которой Свободная Франция представ­ляла собой Иностранный Легион12. В качестве аргумента выд­вигается сильная зависимость французского движения в фи­нансах и снабжении. Но самостоятельную политику де Голль начинает проводить очень скоро. Перед началом сирийской операции летом 1941 года он заявил, что французы не нужда­ются в военной помощи Великобритании.

Со вступлением в войну США в декабре 1941 г. начался сложный этап в карьере де Голля. Противоречивым отноше­ниям союзников посвящена книга британского историка Фран­та Керсауди “Черчилль и де Голль”(1981)13. По его мнению, цель американцев во французских колониях — распростране­ние своего влияния любыми способами и с наименьшими по­терями. Американцы начинают усиленный поиск альтернатив­ной де Голлю фигуры, поскольку для них де Голль был пред­ставителем британских интересов. В исторической литературе утвердилось мнение о том, что причина неприятия де Голля Рузвельтом — их взаимная антипатия. В своем письме одному из руководителей Морского управления от 17 июня 1943 года он пишет: “Я согласен с Вами, что он (де Голль. - К.О.) не любит ни британцев, ни американцев, и ему хотелось бы стол­кнуть нас друг с другом при первой же возможности. Я согла­

59

сен с Вами, что, когда он приедет, мы должны порвать с ним. Это невыносимая ситуация...”14 Керсауди и Краулей отмеча­ют, что основная причина их трений — бескомромиссность де Голля в отношении петэновского правительства и сотрудни­чества с фашистами. Союзникам было ясно, что первым пре­пятствием возможным будущим планам раздела Европы на сферы влияния будет генерал де Голль. Удобной фигурой в политической игре США и Великобритании оказался фран­цузский генерал А.Жиро, бежавший не без помощи американ­цев из фашистского плена в ноябре 1942 г. Но французские войска в Северной Африке его полностью игнорировали15. Вишистские войска подчинились адмиралу Ж.Дарлану, кото­рый случайно оказался там в момент высадки союзников. За сотрудничество он потребовал назначить его главой француз­ской администрации в Северной Африке. Но неожиданное убийство Дарлана в конце 1942 г., которое до сих пор остается для историков загадкой, заставило американцев вернуться к кандидатуре Жиро. Франк Керсауди подчеркивает, что ни од­ного важного решения Черчилль не мог принять без согласия Рузвельта. С этого времени Великобритания теряет статус са­мой сильной державы в мире. Роль США в годы войны, на­против, возрастает. Лидеры Великобритании, осознавая рас­тущее влияние США на мировые события и боясь потерять инициативу, продолжали отношения с Виши до 1943 года. Объясняя это, Черчилль неоднократно убеждал де Голля в том, что главное в войне — победа с наименьшими потерями.

Де Голль внимательно наблюдал за действиями союзни­ков. Скоро он преуспел в использовании их же методов. И.Краулей подробно описывает блестящую “дуэль” де Голля с Жиро. В результате умелых действий де Голль сумел вытес­нить Жиро из руководства французскими войсками. В ноябре 1943 г. де Голль закрепил за собой пост президента админист­рации в Алжире и стал главой французских войск совместно с начальником штаба полковником Бийоттом16.

Союзников раздражало непослушное поведение их “ре­бенка в политике”. Но объективное положение дел во фран­цузском сопротивлении заставило их сделать выбор в пользу де Голля17. Черчилль прямо заявил Рузвельту, что предпочита­ет деголлевскую Францию коммунистической. Допустив к вла­

60

сти де Голля, союзники сделали все возможное, чтобы конт­ролировать действия французских войск при оккупации Гер­мании. Отношения де Голля с союзниками обострились из-за “ультиматума Черчилля” от 31 мая 1945 г., когда, воспользо­вавшись отсутствием французских войск в Сирии и Ливане, английский премьер-министр потребовал ухода французов из этих стран. Черчилля явно не устраивала возможность получе­ния независимости этими богатыми нефтью и другими ресур­сами стран путем переговоров с Францией. Франции пришлось уступить в очередной раз. А.Верт пишет: “Неприятности, воз­никшие в Сирии между Англией и Францией, получили в июне1945 года развитие крайне унизительное для Франции, и ник­то не чувствовал этого унижения глубже, чем де Голль”18.

Выборы во Франции в октябре 1945 г. подтвердили леги­тимность власти генерала де Голля. Став во главе временного трехпартийного правительства, он сразу же оказался в труд­ном положении. Сначала он был вынужден заигрывать с ком­мунистами. Но когда дело дошло до распределения ключевых постов, коммунисты оказались не у дел19. Трехпартийная коа­лиция держалась лишь благодаря личному престижу генера­ла20. П ричиной внезапной отставки де Голля в январе1946 года были не только социально-экономические и внеш­неполитические трудности послевоенной Франции, но и то, что сама исполнительная власть в этих условиях оказалась не­дееспособной. Бернанд Ледвидж считает, что де Голль “мог бы ... воспрепятствовать тому, что случилось, если бы органи­зовал свою собственную политическую партию вовремя, пока он был еще популярным...”21 Таким образом, первая попытка встать над всеми партиями закончилась неудачей. Но именно в этот период начала складываться легенда генерала де Голля, которая в кризисный 1958 г. привела его к власти. В тот мо­мент он использовал результаты, которых достиг в 1940— 1946 гг.

Английская историография единодушно дает высокую оценку деятельности де Голля, но в вопросе о роли англо- американского влияния в его становлении как политика ус­ловно делится на два направления. Первое представляют Джеймс Марлоу и Франк Керсауди. Они считают, что Шарль де Голль был “человеком судьбы и особой исторической мис­

61

сии”22. Отношение Рузвельта к де Голлю, по их мнению, толь­ко мешало успешному сотрудничеству Великобритании и дви­жения Сражающаяся Франция. Керсауди отмечает, что Чер­чилль “был единственный, кто реально понимал смысл мис­сии де Голля”23.

Второе направление представляют такие авторы, как Иден Краулей, Бернанд Ледвидж, Александр Верт. В их работах ос­новной акцент делается на политическую дальновидность де Голля, его интуицию и умение быстро действовать. Важно от­метить, что в английской исторической науке особо ощутима разница в оценках, сделанных до 1958 г. и в период 1960-х— 1980-х гг. Виднейший британский историк русского происхож­дения А.Верт в книгах “Странная история Мендес-Франса”24, вышедшей в 1957 г., и “Франция. 1940—1955 годы”25, опубли­кованной в 1956 г., называет Шарля де Голля “отжившим анах­ронизмом”26. В своих последующих работах — “Революция де Голля” (I960)27 и “Де Голль: политическая биография” (1965)28— он пишет, что де Голль эволюционизировал от взглядов о не­обходимости сохранения колониального величия Франции к тому, что стал похожим на старого короля Франции, который одновременно “хочет быть главой совершенного и эффектив­ного государства и, вместе с тем, человеком, идущим в ногу со временем”29.

Таким образом, английская историография признает зна­чительную роль англо-американской позиции в становлении Шарля де Голля как политика. Авторы указывают, что дей­ствие этого фактора не было однозначным. С одной стороны, он получил официальную политическую и материальную под­держку от Великобритании и США. С другой стороны, по мере упрочения позиций де Голля ослабевала моральная поддержка союзников. Противодействие Великобритании и США под­стегивало его к более решительным действиям. Благодаря та­кому двойственному влиянию, Шарль де Голль сумел в очень короткий срок пройти путь от малоизвестного офицера до гла­вы французского правительства. Он сумел завоевать огромную популярность в армии и среди французского населения и стать ведущим политическим деятелем Франции.

62

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Marlow J. De Gaulle’s France and the key to the coming invasion of Germany. L., 1940. 9 6 p.

2. Ibid. P. 39.3. Ibid. P. 45.4. Bepm А. Франция. 1940—1955 / Пер. с англ. А. О. Зелениной;

Под ред. и с предисл. Е.В. Рубинина. М.: Иностр. лит., 1959.С. 186

5. Там же. С. 186.6. Там же. С. 183.7. Crawley A. De Gaulle. L., 1969. 510p.8. Ibid. P. 112.9. Ibidem. P. 115.10. Ibidem. P. 116.11. Ibidem. P. 126.12. Bepm имеет в виду то, что некоторые авторы не

разделяли Свободную Францию и Французский Иностранный Легион, который находился на службе в Великобритании. В действительности, Иностранный Легион — самостоятельная наемная военная организация. В 1940 г. около 200 легионеров перешло на сторону Свободной Франции.

13. Kersaudy F. Chuchill and De Gaulle. 1981. P. 476.14. Churchill and Roosevelt. The Complete Correspondence. Ed.

by Warren F. Kimball. Princeton; New Jersy: Prinseton University Press, 1984. Vol.2. Alliance Forged (november 1942—february 1944). P. 255.

15. Эйзенхауэр Д. Крестовый поход в Европу / Пер. с англ. Е.М. Федотова; С предисл. и коммент. О.А. Ржешевского. М.: Воениздат, 1980. С. 145.

16. Crawley A. Op. cit. Р. 209-210.17. Kersaudy F. Op. cit. P. 315.18. См.: Bepm А. Указ. соч. С. 266.19. Там же. С. 243.20. Там же. С. 248.21. Ledwidge В. De Gaulle. L., 1982. P. 380.22. Marlow G. Op. cit. P. 27.23. Kersaudy F. Op. cit. P. 160.24. Werth A. The Strange History of Pierre Mendes-France. L.,

63

1957.25. Верт А. Франция. 1940—1955 годы. / Пер. с англ.

А. О. Зелениной; Под ред. и с предисл. Е.В. Рубинина. М.: Иностр. лит., 1959. С. 615.

26. Там же. С. 181.27. Werth A. The De Gaulle Revolution. L., 1960.28. Werth A. De Gaulle. A political biography. Baltimore, 1965.

400 p.29. Ibid. P. 57.

SUMMARY

The article is devoted to the English historiography of the important problems of general De Gaulle politics during the second World War. The role of Anglo-American factor in the emergence of General as a politician is analyzed. The author investigates the views and opinions of historians belonging to different schools: AWerth, F.Kereaudy, G.Marlow etc.

64

К У Л Ь Т У Р А

А.И. Пигалев

ОБРАЗ АМЕРИКИ В КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ

ОЙГЕНА РОЗЕНШТОКА-ХЮССИАнализ представлений того или иного исследователя об

Америке — тема, в сущности, неисчерпаемая. Но именно по­этому работы, написанные в этом ключе, способны очень бы­стро наскучить читателю: если выбранные для анализа иссле­дователи принадлежат к общепринятой или близкой к ней те­оретической парадигме, то подходы и оценки будут неизбеж­но повторяться. Другое дело, когда предметом рассмотрения становится оригинальная концепция, в раде пунктов радикаль­но расходящаяся с общепринятыми методологическими под­ходами. В нашем случае мы имеем дело именно с таким спо­собом интерпретации истории и культуры, который, будучи весьма нетрадиционным, обладает, тем не менее, достаточно большим “запасом прочности” перед лицом возможной кри­тики.

Ойген Розеншток-Хюсси (1888—1973) — это немецкий, а с 1933 г. американский христианский мыслитель, принадлежа­щий к традиции так называемого “диалогического принципа” (сюда же следует отнести нашего М.М. Бахтина, а также Ф.Ро- зенцвейга, Ф.Эбнера и ряд других мыслителей). Будучи свое­образным “человеком окраины”, к которому академический мир всегда относился крайне настороженно, а временами и просто враждебно, Розеншток-Хюсси, тем не менее, оставил после себя обширное литературное наследие, большая часть которого (и это очень важно) была опубликована. Круг его интересов был чрезвычайно широк, но особое внимание он уделял проблемам истории, культуры и языка.

Определенную известность Розенштоку-Хюсси принесла

65

его объемная монография “Европейские революции и харак­тер наций”, опубликованная в Германии в 1931 г. и затем нео­днократно переиздававшаяся1. В США он фактически заново переписал эту книгу и издал ее под названием “Из революции выходящий: Автобиография западного человека”2. Между дву­мя этими изданиями существует целый ряд принципиальных отличий, в частности, в характеристике собственных методо­логических предпосылок. Так, в письме к своему другу и по­читателю, первому президенту Общества Розенштока-Хюсси в ФРГ Георгу Мюллеру (1893—1978) наш автор писал, имея в виду специфику немецкого издания: “Абстрактная теория дол­жна оставаться за пределами книги, поскольку она является немецкой наследственной болезнью, излечить которую как раз и стремится книга. Книга нигде не должна давать повода для того, чтобы считать ее философской. Но здесь, в Америке, существует противоположная тенденция!”3. И действительно, именно американский вариант насыщен множеством чисто методологических размышлений, позволяющих реконструиро­вать основные методологические принципы Розенштока-Хюс­си.

Но есть и еще одно существенное отличие: в американс­ком издании имеется глава “Американцы”, отсутствующая в немецком варианте книги. И это отнюдь не только дань ува­жения стране, приютившей Розенштока-Хюсси и спасшей его от разгула нацистского террора. Речь идет о более серьезных причинах, обусловивших уточнение его концепции в целом. Америка в качестве культурной целостности включается Ро- зенштоком-Хюсси в историю Запада, причем именно Амери­ке приписывается в этой истории особая роль. Но чтобы ос­мыслить эту роль, необходимо хотя бы вкратце охарактеризо­вать суть культурологической концепции Розенштока-Хюсси, в которой важное место отводится революциям.

Историческое развитие, согласно Розенштоку-Хюсси, представляет собой не результат “развития производительных сил”, а сложный и болезненный процесс формирования об­щечеловеческого единства, в котором революции служат свое­образными “центрами кристаллизации” нового человеческого типа. Движение к единству — это, согласно Розенштоку-Хюс­си, история спасения, завершающим этапом которой является

66

возникновение и развитие христианства. Национальное един­ство Европы было создано великими революциями: Германия возникла благодаря лютеровской революции, Англия — благо­даря “Славной революции”, Франция обязана своим своеоб­разием Великой революции 1789 года, а в русской революции 1917 года, несмотря на всю боль и кровь, которую она с собой принесла, проявились черты мировой революции как стрем­ления к общечеловеческому единству. Но все эти движения, считает Розеншток-Хюсси, могли проходить и проходят на фоне христианской культуры. На первом этапе (первое тысячеле­тие) единый Бог вытеснил множество божеств, в течение вто­рого тысячелетия из не связанных друг с другом частей света возник единый мир, а третье тысячелетие должно стать време­нем формирования единого человеческого рода.

В связи с этим Розеншток-Хюсси проницательно замеча­ет: “Тоталитарное государство наших дней — это попытка ре­шить проблемы третьего тысячелетия. Но оно решает их мето­дами, которые были предназначены для второго тысячелетия. Между тем, перед нами больше не стоят задачи пространствен­ного оформления территориальных государств и частей света. Никто больше не может закрывать глаза на существование единства естественного мира государств в географическом и техническом отношениях. Нынешние судороги тоталитарного государства возникают из попытки грядущих общественных сил, а именно, родов, классов и рас замаскировать выполне­ние своих задач, представив себя в виде сил государства”4.

Осмысление роли Америки в судьбах западной культуры было, несомненно, связано с личным опытом Розенштока- Хюсси. В его работах, написанных после 1933 года, буквально рассыпано множество любопытных и тонких наблюдений, выразительно характеризующих особенности американского менталитета. Оказалось, что образ Америки, сформировавшийся у него в Германии, очень часто не соответствовал действи­тельности. Приведем одно из наиболее поразительных, на наш взгляд, наблюдений. Дело в том, что приехав в Америку как в свободную страну и получив двухгодичную профессуру в Гар­вардском университете, Розеншток-Хюсси очень скоро почув­ствовал противодействие и даже некоторую враждебность со стороны американских коллег: «В Гарварде царил строго по­

67

зитивистский настрой, и то, что в своих лекциях я совершен­но откровенно говорил о предназначении человеческого рода, об истории спасения и о Господе Боге, равно как и то, что я не подпевал коммунистическим настроениям, мне сильно по­вредило. Американская интеллигенция в 1933 году повально интересовалась Россией, и сегодня трудно представить, на­сколько сильно молодые интеллектуалы Америки считали не­своевременным человека, не исповедовавшего коммунизм. Я не выдаю никакого секрета. Я об этом часто рассказывал и даже опубликовал в печати историю о том, как великий анг­лийский философ Альфред Уайтхед, желавший помочь мне, беседовал со мной у себя дома и сказал: “Мой дорогой друг, мы все хотим Вам помочь, но насколько проще было бы это сделать, если бы Вы были коммунистом. Тогда все эти атеис­ты, которые сейчас питают к Вам злобу из-за вашего положи­тельного отношения к религии, помогли бы Вам. Ведь христи­анство устарело”. Он сказал, что он уже не может стать ком­мунистом (ему было тогда уже семьдесят лет), а я еще могу»5. Разумеется, Розениггок-Хюсси не отказался от своих христи­анских убеждений, вынужден был покинуть Гарвард и перей­ти в Дартмутский колледж (г. Гановер, штат Ныо-Хемпшир), где и профессорствовал до выхода на пенсию в 1957 году.

Конечно же, это всего лишь один штрих к портрету аме­риканской культуры и американского менталитета, но он весьма любопытен в качестве примера столкновения вымышленного образа с действительностью.

Что же касается детального анализа своеобразия амери­канской культуры, то следует констатировать, что масса глу­боких и проницательных замечаний буквально рассыпана во многих печатных работах и лекциях Розенштока-Хюсси6. Круг вопросов, затрагиваемых при этом, оказывается чрезвычайно широким: это и истоки американской цивилизации и амери­канского менталитета, и блестящие анализы специфики аме­риканского философствования (Уильям Джеймс, Джон Дьюи), и переплетение французских и английских влияний в амери­канской культуре, и специфика американского оптимизма7. Но наиболее существенным представляется анализ американской революции.

В общей концепции революций Розенштока-Хюсси каж­

дая революция, создавая новый антропологический тип, слу­жит этапом движения к общечеловеческому единству. Для аме­риканского духа символом становится библейский персонаж Ной как определенная форма единства человеческого рода (от­сюда — важная роль радуги и звездного неба в системе фунда­ментальных образов американского менталитета). Отсюда — и особое отношение к природе, радикально отличающееся от культа природы во французской культуре. Рознешток-Хюсси пишет: “Стук топора — вот естественная философия Амери­ки. Желание Ницше философствовать с молотком в руке выг­лядит искусственно в сравнении с естественной философией лесоруба Запада. Факты, факты, факты — реальность нового мира. Мужчины, мужчины, мужчины — вот в чем нуждается группа первопроходцев. Не салон, не женская культура, а пред­приниматель приводит Америку в движение. Не одухотворен­ные писатели, а хитрые политики, не гении, а “люди, сделав­шие себя сами” — вот что необходимо”8.

Общая схема при этом выглядит следующим образом (дви­жение оказывается попятным): “В полном соответствии с уче­нием схоластики, сначала Церковь, затем Новый и Ветхий за­веты были использованы в качестве особых предписаний, в соответствии с которыми могла быть смоделирована новая жизнь. Так что мы видим полную последовательность, иду­щую от Страшного Суда к Церкви, Новому завету и Ветхому завету, получивших новую жизнь в деятельности клюнийцев, грмториакцев и гвельфов, Лютера и протестантов и, наконец, Кромвеля и его Государства. В этой серии реставраций есте­ственный закон, очевидно, получил свой шанс тогда, когда пошли своим путем еврейские аналоги в Английской револю­ции. Англиканская реставрация обетований, данных избран­ному народу, была исчерпана. Подобно ее предшественникам

Страшному Суду, Церкви Отцов, Новому завету — из нее были высосаны все силы, и она использовалась для неправед­ных целей. Следовательно, открытым оказался путь для обето­вания Ною и естественного права согласия, установленного между Моисеем и Адамом (двигаясь назад)”9.

Сказанного достаточно для понимания, что американс­кая культура не может быть понята как чисто европейская, пересаженная на новую почву. Вместе с тем очевидным стано­

69

вится и существование у Америки особой миссии, отнюдь не сводящейся к простому продолжению задач европейской куль­туры. Поэтому анализ американской культуры и американско­го менталитета имеет у Розенштока-Хюсси специфический антропологический аспект: он спрашивает, прежде всего, о том, что значит быть американцем10. Но в этом повороте исследо­вания заключен и вопрос о главном императиве и, в конечном счете, об исторической миссии. Поэтому неудивительно, что став американцем, Розеншток-Хюсси оказался одним из идей­ных вдохновителей создания американского Корпуса мира, а его концепция всемирной истории и, в частности, роли в ней Америки, привлекает все большее внимание исследователей во всем мире.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См. последнее издание: Rosenstock-H uessy Е. Die europaeischen Revolutionen und der Charakter der Nationen. Moers: Brendow-Verlag, 1987.

2. См. последнее издание: Rosenstock-Huessy E. Out o f Revolution: Autobiography o f Western Man. Providence (RI): Berg Publishers, 1993. Последующие ссылки будут даваться по этому изданию.

3. Цит. по: Mueller G. Eugen Rosenstock— ein Hegelianer? / / Archivfuer Rechts— und Sozialphilosophie. Neuwied und Berlin, Bd. XLII (1956). S. 250.

4. Rosenstock-Huessy E. Heilkraft und Wahrheit: Konkordanz der politischen und der kosmischen Zeit. Moers: Brendow-Verlag; Wien: Amandus- Verlag, 1990. S. 29—30. К сожалению, ограниченный объем статьи не дает возможности охарактеризовать историческую и культурологическую концепции Розенштока-Хюсси более подробно. Поэтому мы отсылаем читателя к обобщающим исследованиям, посвященным именно этим проблемам: Beifuss V Die soziologische Interpretation der europaeischen Revolutionen im Werk Eugen Rosenstock-Huessys. Muenchen: KyriUund Method-Verlag, 1981. Ко Vos Auf dem Weg zum Planeten. Goettingen: Stichting Eugen Rosenstock-Huessy Fonds, 1992. Методологические подходы Розенш т ока-Хю сси к анализу дохрист ианских культур обсуждаются в книге: Пигалев А.И. Культурология: Курс лекций в двух книгах. Кн. 1. Волгоград: И зд-во Волгоградского

70

государственного университета, 1995. Общеметодологические принципы Розенштока-Хюсси анализируются также в работах: Пигалев А.И. Ойген Розеншток-Хюсси: первое знакомство / / Философские науки. 1994. N 1—3. Его же. Узнавание и встреча с новым / / Философские науки. 1995. N 1. Его же. Рец. на книгу: Розеншток-Хюсси О. Речь и действительность. М.: Лабиринт, 1994 / / Вопросы философии. 1995. N 7.

5. Rosenstock-Huessy Е. Ja und Nein: Autobiographische Fragmente. Heidelberg: Lambert Schneider, 1968. S. 136—137.

6. См., например, показательную в этом отношении книгу: Rosenstock-Huessy Е. The Christian Future Or The Modem Mind Outrun. New York: Harper and Row, 1966.

7. См. побробнее: Helbig L.F. Amerika im Sprach — und Kultturdenken Eugen Rosenstock-Huessys / / Eugen Rosenstock-Huessy: Denkerund Gestalter / Hrsg. von L. Bossle. Wuerzburg: Creator, 1989.S. 3 0 -5 9 .

8. Rosenstock-Huessy E. Out of Revolution. P. 659.9. Ibid. P. 682.10. См. подробнее: Johannesen S. The Problem o f American

History in “Out of Revolution” / / Eugen Rosenstock-Huessy: Studies in His Life and Thought/Ed. by M.D.Bryant and H.R.Huessy. Lewiston (N.Y.); Queenston (Ontario): Edwin Mellen Press, 1986. P. 73—88.

SUMMARY

'Hie role of America in The History of mankind is analyzed. Eugen Rosenstock-Huessy (1888 — 1973), a German (since 1933 — an American) scholar, the forerunner of the American Peace Corpus, created an original Christian conception of the world history. The American culture is inter­preted as the necessary stage of the mankind’s movement towards the unity. The article deals with the development of Eugen Rosenstock-Huessy’s view and with its influence upon the comprehension of American culture and mentality.

71

Л. Г. Варава

СПЕЦИФИКА СЛОГАНА КАК ЖАНРОВОЙ РАЗНОВИДНОСТИ РЕКЛАМНОГО ТЕКСТА

(НА МАТЕРИАЛЕ АМЕРИКАНСКИХ ИСТОЧНИКОВ)Цель данного исследования заключается в выявлении раз­

ноуровневых языковых экспрессивных средств, используемых в англоязычных рекламных слоганах, и определении их влия­ния на формирование у читателя положительного образа рек­ламируемого товара (услуги).

Прежде всего остановимся на историческом аспекте, ко­торый играет важную роль в изучении рекламы. Он помогает выявить языковые средства, используемые авторами на раз­ных уровнях существования рекламы, сопоставить рекламные тексты различных периодов с целью установления их наибо­лее общих характеристик и т.д.

Для того чтобы лучше понять сущность изменений, про­исходивших в языке рекламы на протяжении нескольких де­сятков лет, необходимо обратить особое внимание на внеязы- ковые (экстралингвистические) моменты, отражающие эти изменения.

В зависимости от этих внеязыковых факторов, которые, тем не менее, влияют на выбор лингвистических средств, ис­пользуемых в рекламных объявлениях, историю рекламы можно разделить на три периода: 1) с 1890-х гг. до 1920 г.; 2) с 1920 г. до 1950-х гг.; 3) с 1960-х гг. до настоящего времени1.

Самое общее деление истории рекламы на три периода обусловлено экстралингвистическими причинами, оказавши­ми на нее сильное воздействие и повлекшими за собой целый ряд языковых изменений в рекламных текстах каждого перио­да. В конце прошлого века язык рекламы не отличался ориги­нальностью, был довольно примитивным, так как его средства— рифма, параллельные конструкции, повтор — были направ­лены на то, чтобы призвать читателя приобрести какую-либо вещь. Примером типичного рекламного заголовка конца XIX века может служить следующая фраза:

You need only one soap — “Ivory” soap.(Реклама мыла марки “Ivory”.)

В 20-е годы рынок был уже насыщен товарами, для сбыта которых потребовалась более эффективная реклама. Объявле­ния этого времени изобиловали разговорными конструкция­ми, различными видами ассоциативного языка, образными сравнениями. Например:

Guess whose mother hasn’t jumped tothis year's news about Persil?

(Реклама стирального порошка.)В этой фразе наблюдается игра слов с глаголом “jump”,

который принадлежит к разговорной лексике.В рекламных текстах данного периода произошли опре­

деленные изменения: теперь особое внимание уделяется не производству товара и его использованию, а образу, который ассоциируется с этим товаром, причем образу положительно­му. Изменилась и структура рекламного текста — теперь в нем можно было выделить заголовок и (или) рекламную фразу, тогда как остальная информация обычно печаталась мелким шриф­том.

В настоящее время многие читатели относятся к рекламе скептически, поэтому ее составители, стараясь поддержать к ней интерес, используют такие лингвостилистические средства, как ирония, пародия, игра слов и звуков и другие приемы, которые в дальнейшем будут рассмотрены.

Рекламный текст обладает рядом коммуникативных за­дач, важнейшая из которых заключается в создании положи­тельного образа рекламируемого товара, положительного от­ношения к данному товару. Это невозможно без четкой струк­турной организации рекламного текста, все части которого выполняют свои определенные функции.

Самым выразительным и эмоционально-образным эле­ментом рекламного текста является рекламный лозунг, полу­чивший название “слоган”. Слоган — это краткая и легко за­поминающаяся фраза, которая выражает в сжатом виде суть объявления. Многие современные слоганы раньше были удач­ными заголовками, которые, благодаря частоте использования, хорошо запоминались и становились общеизвестными фраза­ми.

Зарубежные исследователи слогана выделяют две его важ­ные цели: обеспечение непрерывности рекламной кампании и

73

сведение ключевой рекламной информации к короткой, легко запоминающейся фразе2.

Именно слоган в сочетании с изобразительными сред­ствами формирует у читателя образ рекламируемого товара. Чтобы этот образ был положительным, составители лозунгов подчеркивают важность механизма участия в них различных стилистических приемов и экспрессивных средств. Экспрес­сивность в слоганах достигается за счет использования сти­листически окрашенных языковых средств — фонетических, графических, лексических, морфологических, синтаксических.

Очень часто в слоганах встречаются фонетические эксп­рессивные средства, среди которых большое распространение получил прием, называемый аллитерацией. Он заключается в повторении согласных звуков обычно в начале предложения. В следующей фразе наблюдается не только фонетическая ал­литерация, но и сопутствующий графический повтор благода­ря присутствию артикля:

Top People Take The Times.Наряду с повторением согласных звуков или аллитераци­

ей, в рекламных слоганах часто используется прием, получив­ший название ассонанса. Ассонанс заключается в повторе глас­ных звуков в ударных слогах, что присутствует в рекламном слогане фирмы “Gillette”:

Gillette— the best a man can get.Многие рекламные слоганы содержат в себе определен­

ный ритм. Ритм является важной характеристикой стиха и зак­лючается в равномерном чередовании ударных и неударных слогов, как, например, в следующей фразе:

Stotts will teach you to speak like a native.Ритм в слоганах может принимать самые разнообразные

формы. Следующий лозунг, например, образует четыре ам­фибрахия (так называют метрическую единицу, состоящую из одного ударного слога и двух — по одному с каждой стороны— неударных):

be TOUCHED by the FRA grancethat TOUCH es the WO man.Амфибрахий, как и всякое проявление ритма, ощущается

74

при произнесении слогана вслух3.Наряду с фонетическими экспрессивными средствами, в

рекламных слоганах часто используются и 1рафические сред­ства, которые подчеркивают важность зрительного восприя­тия лозунга реципиентом рекламы. Приведем примеры неко­торых графических изменений, к которым нередко прибегают составители рекламы для привлечения внимания читателей к сообщаемому:

1) намеренное отклонение от норм орфографии:Beanz Meanz Heinz;2) графическое выделение звуковой оболочки слова: Introducing a cordless phone with something missssing;3) передвижение букв в слове, вносящее дополнительную

смысловую окраску:SUNF

LOWER;4) замена букв знаками:I want a pep that lets те invest mor£.В последнем примере знак английской валюты ассоции­

руется у реципиента с прибылью, которую можно получить при инвестировании капитала.

Использование различных лексических средств также по­вышает экспрессивность слогана, способствует формированию у читателя положительного образа рекламируемого товара. Осо­бенно эффективны при этом:

а) наречия-интенсификаторы (усилители):Edments. It 's always a pleasure;б) эмоционально-оценочные прилагательные:Innovative. Reliable. Smart. That’s Philips.На лексико-стилистическом уровне большим эмоциональ­

ным воздействием обладает метафора. В рекламных слоганах она обычно принимает окказиональный характер. Этот прием заключается в скрытом сравнении двух предметов или поня­тий на основе определенного сходства между ними — реаль­ного или вымышленного. В следующем слогане рекламируе­мый напиток сранивается с драгоценными камнями:

Bombay sapphire pour something priceless.Рядом с надписью изображен бокал, содержимое которо­

75

го расплескивается, принимая форму сапфиров. Этот пример подчеркивает важность зрительного восприятия рекламы, ко­торое зачастую играет не меньшую роль в раскрытии метафо­ры, чем сам текст слогана.

С конца 60-х годов большое распространение в рекламе СШ А получил лексико-стилистический прием “игра слов” (англ. “pun”), который заключается во взаимодействии (обыг­рывании) двух слов или двух значений одного слова4. Игра слов может наблюдаться на разных уровнях языка. Изменения на лексическом уровне являются наиболее распространенны­ми. Иногда они порождают игру слов, основанную на обыгры­вании целого идиоматического выражения, как, например, в следующем слогане:

The last word in mail address.(Реклама системы почтового индекса в США.)В данном случае выражение “the last word in” первона­

чально воспринимается реципиентом как идиома в значении “лучший”, “самый современный”. И действительно, указание почтового индекса в англоговорящих странах является после­дней деталью написания адреса на конверте.

Иногда авторы слоганов прибегают к использованию в них морфологических экспрессивных средств, среди которых наиболее частотны следующие: транспозиция частей речи (на­пример, номинализация — переход глагола в существитель­ное), транспозиция внутри одной части речи (например, пер­сонификация или олицетворение), включение степеней срав­нения прилагательных и наречий, использование глаголов с модальным значением, которые передают отношение говоря­щего к действительности. Самым частотным из таких глаголов является модальный “сап”:

You can buy vitamins at up to half the retail price!Довольно частотна и более выразительная форма “could”.

Она придает высказыванию меньшую категоричность:Swep Mop could solve your problems.Иногда в рекламе можно встретить модальный глагол “have

to” в значении необходимости, вызванной различными обсто­ятельствами. Модальный “should” обычно выражает желатель­ность совершения определенного действия с оттенком необ­ходимости, совета. Довольно редко в рекламных слоганах фи­

76

гурирует модальная форма “might”, принимающая значение рекомендательное™. Модальный “must” в слоганах почти не употребляется из-за сильной категоричности, которую он при­дает всей фразе.

Помимо модальных глаголов, в рекламных слоганах ис­пользуются и немодальные глаголы, в которых также присут­ствуют семы, нацеленные на реципиента рекламы.

Эффективным средством обращения к аудитории явля­ются местоимения, которые выполняют так называемую кон­тактоустанавливающую функцию. У каждого местоимения есть свое назначение и место в формировании образа товара и про­изводящей его фирмы. Так, “we” ассоциируется у клиента с изготовителем товара, “I” — с советником, консультантом, ко­торый помогает человеку определиться в своем выборе, “they” отождествляется с лицами, не пользующимися рекламируемым товаром, “you” чаще всего является обращением к реципиенту рекламы, “he” и “she” — средством непрямой адресации. Ме­стоимения помогают читателю дать положительную оценку то­вару, позволяют быстрее создать его образ или образ потреби­теля, пользующегося и не пользующегося товаром.

Основной функцией большинства синтаксических при­емов является выдвижение определенной единицы высказы­вания на первый план за счет ее специфического расположе­ния. Достаточно частотно и употребление такой синтаксичес­кой конструкции, как обособление. При помощи обособления авторы слоганов подчеркивают важные характеристики рекла­мируемых товаров (услуг), сосредоточивая на них внимание потребителей:

Unplugged, but still working.(Реклама портативного персонального компьютера.)Наряду с обособлением, созданию яркого образа товара

способствует использование стилистической инверсии:Everything we do is driven by you.Обращения к различным категориям населения также

усиливают эффект воздействия слогана:Yankee Fans, Take Your Seats!Итак, перечисленные выше приемы являются эффектив­

ным средством воздействия на эмоциональную сферу реципи­ента рекламы. Для того чтобы читатель мог без труда запом­

77

нить название рекламируемого товара (услуги, фирмы), необ­ходима тщательная фонетическая отработка каждого слова в слогане. Визуальное восприятие рекламного текста также иг­рает важную роль в создании читателем положительной оцен­ки товара. Поэтому авторы слоганов чаще всего используют фонетические и графические экспрессивные средства.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Myers G. Words in ads. St. Edmundsbury: Edmundsbury Press, 1994. P. 17.

2. Bovee C., Arens W. Contemporary advertising. Homewood,III.: Irwin, 1989. P. 274.

3. Cook C. The discourse of advertising. London: Routledge, 1992. P. 128.

4. Monnot M. Selling America, Puns, Language and advertising. Carleton College: University Press o f America, 1989. P. 25.

SUMMARYThe object of this investigation is the language of American advertise­

ments (slogans). In this paper slogan is regarded as the main part of an ad having very strong appeal to the readers’ emotions. The author is trying to find out what stylistic devices are mainly used in slogans and how they influence the reader’s mind and therefore help to sell products advertised. About 150 slogans taken from printed media have been investigated.

T.B. Гегина

ЛЕКСИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛЬНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНЫХ

ДИАЛЕКТОВ СШАОсобенности английского языка в Америке уже давно

привлекают внимание лингвистов. В США, Великобритании, других зарубежных странах, а также в нашей стране издано и издается немало специальных монографий, справочников, сло­

78

варей, научно-популярных очерков, посвященных специфи­ческим языковым явлениям, присущим американскому вари­анту английского языка. В статье рассматривается специфика языковой ситуации в США и связанная с ней картина соци­ально-территориальной дифференциации американского анг­лийского. Материалом для исследования послужили данные целого ряда работ как зарубежных (Г.Курата, К .Рида, Р.МакДавида, А.Маркуордта), так и отечественных (АД. Швей­цера, М.М. Маковского, В.Н. Ярцевой) социолингвистов и ди­алектологов. В качестве дополнительного лексикографическо­го источника привлекался “Словарь американских диалектов” Р.Уэнтуорта, включающий 15000 словарных статей. В словаре лексемы снабжены пометами “части речи”, а их значения — примерами, а также отражены особенности формирования ди­алектизмов и связанные с ними процессы, что представляет в связи с целями работы значительный интерес. На базе данно­го исследовательского материала представляется возможным разграничить и классифицировать диалекты по социально-тер­риториальным признакам. Диалектная ситуация не может быть отделена от языковой ситуации в целом, которая представляет собой, по определению Л.Б. Никольского, “совокупность язы­ков, подъязыков и функциональных стилей, обслуживающих общение в административно-территориальном объединении и в этнической общности”. Языковая ситуация в США склады­вается как из межлингвистических, так и из внутрилингвисти- ческих факторов. Соотношения их в известном смысле изо­морфны. Если рассматривать языковую ситуацию под утлом зрения тех отношений, которые существуют между английс­ким языком и другими функционирующими в США языками, то нельзя не признать, что английский язык, точнее, его аме­риканский вариант играет роль языка господствующей в стра­не культуры. Что касается соотношений в рамках самого анг­лийского языка, то в аналогичной роли здесь выступает аме­риканский вариант литературного английского языка (Standard American English). Таким образом, можно сделать вывод, что языковая ситуация в США характеризуется наличием отноше­ний между доминирующим английским языком, а также соот­ношением американского варианта литературного английско­го языка с различными диалектными подсистемами, ограни­

79

ченными определенным территориальным ареалом и социаль­ной средой. Специфической же чертой диалектной ситуации именно в США является отсутствие той пестроты местных го­воров и диалектов, которая характерна для многих европейс­ких стран, в том числе и для Великобритании. Диалектные различия в США выражаются главным образом в фонетике, а в лексике их значительно меньше. Кроме того, не прекраща­ется процесс их постепенного стирания. Но в то же время эти различия остаются, и они весьма ощутимы преимущественно в сельскохозяйственных районах страны. Это объясняется тем, что социально-территориальные диалекты, как правило, мо­нофункциональны. Они закреплены чаще всего за сферой по­вседневно-бытового общения, узкопрофессиональными сфе­рами совместной трудовой деятельности. Следовательно, для такой формы существования языка, как диалект, характерны: а) территориальная ограниченность; б) неполнота обществен­ных функций и, как следствие, незначительное стилевое раз­нообразие; в) закрепленность за бытовой и обиходно-произ­водственной сферой; г) отсутствие отбора и регламентации языковых средств (существование нормы в виде узуса, а не кодифицированных правил); д) структурная подчиненность ди­алекта высшим формам существования языка, в частности ли­тературному языку. Учеными-диалектологами выдвинуто не­мало гипотез, объясняющих диалектные различия на террито­рии США. Эти различия носят исторический характер и кро­ются в целом комплексе причин. Среди факторов, способство­вавших их возникновению, можно выделить следующие: ос­лабление связей и относительная изоляция различных группи­ровок языковой общности; существование факторов физико- географического характера (горы, леса, реки и т.п.); админис­тративное деление территорий; существование культурных центров, объединяющих местное население; иноязычное ок­ружение, способствующее обособлению одною диалекта от других. Начало систематических исследований американских диалектов относят к 1889 г. В это время было основано Аме­риканское диалектологическое общество (American Dialect So­ciety). Оно начало издавать журнал “Dialect Notes”, где публи­ковались первые наблюдения относительно диалектных осо­бенностей английского языка в США. Важнейшим направле­

80

нием в работе американских диалектологов явилось составле­ние “Лингвистического атласа Соединенных Штатов Америки и Канады”. К настоящему моменту этот грандиозный по сво­им масштабам проект реализован лишь частично, опубликова­ны исследования региональной лексики Техаса Э.Этвуда, “Лин­гвистический атлас Верхнего Среднего Запада”, составленный под руководством Г.Эллина, а также “Лингвистический атлас Новой Англии” под редакцией Г.Курата. Эти работы вооружи­ли диалектологов богатым фактическим материалом, что по­зволило в значительной мере реконструировать историю фор­мирования диалектных различий в американском варианте ан­глийского языка, а также во многом уточнить диалектную струк­туру современного английского языка в США. Вопрос о коли­честве и районах распространения диалектов в Америке один из наиболее спорных. Единодушным является мнение ученых о том, что диалектная структура американского варианта анг­лийского языка обнаруживает значительно меньший и гораздо более ограниченный диапазон вариаций, чем структура диа­лектов британского варианта. Тем не менее она далеко не го­могенна. Долгое время существовало мнение, согласно кото­рому в США распространены три диалекта: восточный, юж­ный и общеамериканский (General American). К району рас­пространения первого диалекта относили северо-восточные штаты, а к району второго — весь юг США. В то же время на долю общеамериканского диалекта приходилась вся остальная территория Соединенных Штатов, что составляло примерно девять десятых всей американской территории. Но уже пер­вые работы по составлению “Лингвистического атласа Соеди­ненных Штатов Америки и Канады” поставили под сомнение существование такого диалекта, как общеамериканский. Пер­вым, кто высказал это мнение, был известный исследователь- диалектолог Г.Курат, один из активных составителей “Атла­са”. Очень подробное описание территориального расслоения американского английского дается Дж.Нистом, который на всей территории США выделяет десять диалектов, объединяя их в три региональных типа: 1) северный (North) — диалект вос­точной Новой Англии; 2) центральный (Midland) — диалект среднеатлантического региона; 3) южный (South) — диалект южных штатов. Первый, северный тип распространен в на­

81

стоящее время на территории от залива Наррагансет (шт. Род- Айленд) до залива Каско (шт. Мэн). Центральный тип (от за­падной Новой Англии до середины шт. Сев. Дакота с центра­ми в городах Кливленд, Детройт, Чикаго) охватывает большую часть территории США и составляет основу формирования единой нормы американского английского. Южный тип ха­рактерен для жителей юга страны (от шт. Вирджиния до шт. Техас с центрами в городах Ричмонд, Атланта, Майами, Но­вый Орлеан). Ниже приводится сопоставительная таблица лек­сических различий между территориальными диалектами США и литературными нормами британского и американского ва­риантов английского языка. Территориальные диалектизмы со­провождаются пометами, указывающими на ареал их распрос­транения. Как уже отмечалось, диалектные различия наиболее ощутимы среди жителей сельских районов страны, следова­тельно, и тематика лексических диалектизмов связана с по­вседневным фермерским бытом.

Литературный язык амер. варианта англ.

языка. Перевод

(American Standard) (Translation)

Литературный язык британского

варианта англ. языка

(British Standard)

Территориальные диалекты США

(American Regional)

Andirons Железная подставка для дров в камине

Andirons Hand irons (сев.) Fire dog/dogs

(центр., южн.)Dog irons

(центр., южн.)Armful (of wood)

Охапка (дров)Armful Armful (сев.)

Armload (центр., южн.)

BaconБекон

Bacon Bacon (сев., центр.) Bacon Breakfast Ъасоп (южн.)

BiteЗакуска

Bite Bite (сев.) Piece (центр.) Snack (южн.)

BrookРучей

Stream Brook (сев.) Run (центр.) Creek, branch

(южн.)

Burlap bag Джутовый

мешок

Burlap bag Gunny sack, sea-grass sack (сев.,

центр.)Tow sack (южн.)

Comforter Одеяло, кашне

Quilt Comforter (сев.)Comfort

(центр., южн.)Corn bread

Кукурузный хлебMaize bread Johnny cake (сев.)

Corn pone, pone bread (центр.,

южн.)Dragon fly Стрекоза

Dragon fly Darning needle (сев.)

Snake feeder (центр.)

Snake doctor (южн.)

EarthwormЧервяк

Earthworm Angleworm (сев.) Fishwonn (центр.)

Fishing worm (южн.)

PailВедро

Pail Pail (сев.) Bucket

(центр., южн.)Paper bag

Бумажный пакетPaper bag Poke, toot

(сев., южн.)Roller-shades

Жалюзи, шторыCurtains Curtains (сев.,

южн.) Blinds (центр.)

Salt pork Часть свиной туши между окороком и

лопаткой

Salt pork Salt pork (сев.) Side pork, side meat (центр.) Middling

meat (южн.)Spider

СковородаFrying pan Spider (сев.)

Skillet(ueHTp-) Skeeper (южн.)

String deans Волокнистая фасоль

String beans String beans (сев., центр.)

Snap beans (южн.)Swill

Помои, пойлоGarbage Swill (сев.)

Slop (центр., южн.)Store room Кладовая

Lumber room Lumber room, plunder room, trumpery room (центр., южн.)

Whet stone Точильный

камень

Whet stone Whet stone (сев.) Whet rock (южн.)

83

В результате сопоставительного анализа лексики литера­турных языков США (American Standard) и Великобритании (British Standard) с лексикой территориальных диалектов США (American Regional) можно сделать следующие выводы:

1. Литературные нормы США и Великобритании за ис­ключением небольшого количества различительных элемен­тов являются тождественными. Объяснением этому может слу­жить унифицирующее влияние письменного языка, средств мас­совой информации, расширение сферы контактов между но­сителями национальных вариантов английского языка.

2. Американские территориальные диалекты, несмотря на имеющиеся отдельные специфические черты, характеризую­щие тот или иной из них, имеют тенденцию к дальнейшему смешиванию и выравниванию с литературной нормой амери­канского варианта английского языка. Часть признаков, при­писываемых отдельным территориальным диалектам, оказы­вается общей для нескольких из них. Примером этому может служить совпадение диалектных признаков Северной и Цент­ральной части восточных штатов.

Северный и центральный диалекты

Ю жный диалект Перевод

C om husks Com husks Ш елуха (err зерна)Hay cock Hay stack Стог сена

M oo Low МычатьString beans Snap beans Ломкая фасольW het stone W het rock Точильный камень

Whinny Nicker & whicker Тихо ржать

Это происходит по многим причинам. Здесь также сказы­вается унифицирующее влияние норм письменного литератур­ного языка, средств массовой информации, большой степени миграции населения США.

SUMMARY

In the article the author analyses specific features o f the linguistic situation in the USA. She presents a clear pictoe of the differentiation of the American variants of English, according to the territorial and social indications. The main conclusion the author makes is that the norms of American variant of the Written Literary language unifies the existing terri­torial dialects.

84

СОДЕРЖАНИЕ

Вместо предисловия..........................................................................3

ИСТОРИЯ

Антропова Т.Ю. Джон Маршалл и политика партии федералистов в конце XVIII—начале ХЕХ вв........................... 6

Алексеев Р.В. Дипломатическая деятельность А А Бодиско на рубеже 30—40-х годов ХЕХ в.................................................... 11

Курилла И И . Англо-американский конфликт и российское посредничество (1841 г.).......................................16

Носков В.В. (Санкт-Петербург). Последний визит: американская эскадра в Кронштадте (1911 г.)......................... 23

Коноплич Т.К. К вопросу о роли Р.Г. Тагвеллав предвыборной президентской кампанииФ.Д. Рузвельта 1932 г........................................................................27Кузнецова Л.Г. (Хабаровск). Отношение демократической партии Соединенных Штатов Америки к проблеме дипломатического признания СССР (1933 г.).......................... 31

Давыдова Г.В. Ф.Рузвельт и Г.Гопкинс — дипломатия, основанная на взаимном доверии................................................41

Косторниченко В.Н. Политическая концепцияЭ.Браудера и советская внешняя политика в 1944—1945 гг.............47

Крючкова О.Н. Английские историки о роли англо- американского фактора в становленииШарля де Голля как политика (1940—1946) гг......................... 57

КУЛЬТУРАПигалев А Л . Образ Америки в культурологической концепции Ойгена Розенштока-Хюсси......................................65

Варава А.Г. Специфика слогана как жанровой разновидности рекламного текста (на материале американских источников)..............................................................72

Гегина Т.В. Лексические особенности социально- территориальных диалектов США................................................ 78

85

AMERICANA

Сборник статей по истории и культуре стран Американского континента

Выпуск 1

Главный редактор А.В. Шестакова Редактор Т.А. Сус

Технический редактор Н.Г. Романова

ЛР N 9856 от 13.02.97.

Подписано в печать 10.04.97. Формат 60x84/16.Бумага типографская № 1. Гарнитура Таймс. Уел. печ. л. 5,1.

Уч.-изд. л. 5,5. Тираж 150 экз. Заказ /0 3 . «С» 1.

Издательство Волгоградского государственного университета. 400062, Волгоград, ул. 2-я Продольная, 30.