413

Ab Imperio, 2/2015

Денис КОНКИННикита ХРАПУНОВ

Крим: шлях крізь віки. Історія у запитаннях і відповідях / Відп. ред. В. А. Смолій. Київ: Інститут історії України НАН України, 2014. 456 с. ISBN: 978-966-02-7228-6.

История Крыма. Москва: ОЛМА Медиа Групп, 2015. 464 с. ISBN: 978-5-373-07131-4.*

Появление этих книг несложно было предсказать, учитывая со-бытия весны 2014 г. Две версии истории Крымского полуострова, напечатанные в Киеве и в Москве, по мысли их создателей, должны доказать, в одном случае, что Крым – “неотъемлемая часть Украины”,1 а в другом – законо-мерность его “воссоединения” с Россией.2 Оба издания написаны в популярной форме и потому пре-

тендуют на донесение указанных идей до широкого круга читате-лей. Российская “История Кры-ма” издана большим тиражом и активно рекламировалась, а тираж украинского “Крыма” насчитыва-ет 300 экземпляров, но в обоих случаях можно отыскать электрон-ные версии изданий на просторах Интернета. О стремлении задать “официальный” канон трактовки крымской истории говорят пре-дисловия: одно за подписью В. А. Смолия, многолетнего директора Института истории Национальной академии наук Украины (Крым. С. 9-14), другое – за подписью министра культуры Российской Федерации В. Р. Мединского (История. С. 3-9).

Поскольку оба издания подго-товлены группой авторов (“Исто-рия” – специалистами из Москвы, Липецка и Крыма, “Крым” – кол-лективом киевского Института

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научного проекта № 15-31-10112 “Проблемы интеграции Крыма в состав России, 1783−1825”.1 Крим: шлях крізь віки (далее – Крым). С. 14.2 История Крыма (далее – История). С. 6.

414

Рецензии/Reviews

обнаруживают ряд сходных черт. Прежде всего, это касается иде-ологии, местами подменяющей логику исторического развития. Пожалуй, наиболее яркий пример обнаруживаем в сюжете с экс-пансией Российской империи на юг в XVII–XVIII в. Украинские авторы видят в ней отражение возникшей еще при Иване Гроз-ном глобальной идеи “завоевания исламского мира, а прежде всего отвоевания христианской столицы Константинополя…” (Крым. С. 167, О. Галенко). Российские же авторы рассуждают о неизбеж-ности столкновения “двух разных цивилизационных миров – полу-кочевого степного и оседлого зем-ледельческого”, в котором не было правых и виноватых, поскольку “русский крестьянин искренне не понимал, чем же он мешает степняку, вспахивая небольшой клочок не занятой никем земли; крымский же и ногайский татарин (иногда терявший при этом часть используемой лишь на коротко время территории кочевий) счи-тал своим неотъемлемым правом торговлю этим крестьянином и его женой” (История. С. 113-114, Н. Н. Петрухинцев, Я. В. Вишняков). В первом случае многослойная проблема взаимоотношений Рос-сии и ее мусульманских соседей упрощается и сводится к якобы

истории Украины), стилистически отдельные разделы отличаются довольно существенно. Заметим, что у российской “Истории” нет главного редактора и рецензентов, заявлен лишь “патронат” Рос-сийского военно-исторического общества (История. С. 8), при-чем особых акцентов на военной истории в книге не наблюдается. В украинском же издании плохо структурированы “вопросы и от-веты”: например, размышления о массовых депортациях в годы Второй мировой войны разорваны анализом ее последствий (Крым. С. 339-361, авторы О. Бажан, О. Лысенко). Обе книги написаны во многом по лекалам советской историографии. Схема истории здесь отчасти напоминает ту, о которой писал И. В. Герасимов применительно к “историче-скому” сочинению Б. Акунина.3

Источником вдохновения служат “классические” исторические нарративы, которым придается нужное идеологическое обрамле-ние. В такой истории Крыма почти не остается места конкретному человеку, но основное внимание уделено глобальным движениям масс, наций и армий.

Несмотря на очевидно разную политическую направленность, при внимательном рассмотре-нии обе рецензируемые книги 3 И. В. Герасимов. L’État, c’est tout: “История Российского государства” Бориса Акунина и канон национальной истории // Ab Imperio. 2013. № 4. С. 219-229.

415

Ab Imperio, 2/2015

имевшему место имманентному стремлению российского государ-ства “завоевать исламский мир”, причем присоединение Крыма в 1783 г. вырывается из конкретно-исторического контекста и искус-ственно актуализируется, перено-сится в идеологическую плоскость и приобретает вневременные масштабы, становясь одним из этапов надуманной войны Рос-сии с исламом. Во втором случае фундаментальные размышления о “цивилизационном разломе” между российским крепостным крестьянином и крымским татари-ном-ногайцем, в XVIII в. привед-шем к роковым конфликтам, вы-глядят несоразмерно и экзотично.

Следует отметить, что в рос-сийском издании не вызывают особенных претензий “античная” и “раннесредневековая” главы: они, конечно, в значительной степени компилятивны, но труд-но было бы ожидать иного от популярной книги (История. С. 10-69, И. А. Спивак, В. В. Ха-паев). В украинском же издании интересны отдельные сюжеты из истории Крымского ханства и его взаимоотношений с украинским казачеством (Крым, С. 123-128, О. Галенко, С. Лепьявко, Т. Чух-либ), а также вексиллологические разделы (Крым. С. 133-134, 265-266, Ю. Савчук, Л. Шпылева).

Печально, что оба издания не избежали логических и факти-ческих ошибок. Указать на все в рамках короткой рецензии не-возможно, потому остановимся лишь на некоторых, достаточно характерных. Прежде всего, книги сильно страдают от отсутствия карт и иллюстраций: разобраться в мешанине географических на-званий непросто и крымчанам, что уж говорить обо всех остальных. Кажется, подводит отсутствие карт и самих авторов. Так, рассуж-дая о крымских походах русской армии, Н. Н. Петрухинцев и Я. В. Вишняков полагают, что марш-руты движения войск П. Ласси в 1737 г. и Ф. Ф. Щербатова в 1771 г. полностью совпадали (История. С. 142, 156). Обе армии вторглись в Крым через Арабатскую стрел-ку – косу у северо-восточного берега полуострова, отделенную от него заливом Сиваш. Осознавая уязвимость этого направления, османы соорудили в месте со-единения южной части стрелки с полуостровом крепость Арабат. Предпринятый Ласси маневр за-ключался в том, что его войско дошло примерно до середины косы и там переправилось через Сиваш, оказавшись в незащищен-ных степях северо-восточного Крыма.4 Щербатов же прошел всю косу и штурмовал Арабатскую

4 Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. Ч. 1. Санкт-Петербург, 1840. С. 208-209.

416

Рецензии/Reviews

тивно строили там укрепления.7 Географическое положение Кры-ма, значительную часть истории являвшегося ареной борьбы им-перий, иногда играет с авторами дурную шутку. Так, четвертая глава российской книги, посвя-щенная противостоянию России и Османской империи в XVII—XVIII вв., собственно Крым оставляет практически в стороне, ведь военные действия разво-рачиваются за его пределами. О внутреннем развитии Крымского ханства и причинах его ослабле-ния не сказано ни слова.8 Зато рос-сийские цари описываются едва ли не как крестоносцы, ведущие священную борьбу за овладение христианской святыней, или же рыцари Круглого стола, по обету отправлявшиеся на поиски Грааля, потому что никакой иной логики в их действиях не прослеживается (История. С. 113-165, Н. Н. Петру-хинцев, Я. В. Вишняков).

Отсутствие среди авторов профессиональных археологов делает украинское издание в его древней и раннесредневековой

крепость.5 Так что маршрут двух командиров отличался, и весьма существенно. Это длинное от-ступление понадобилось для того, чтобы показать значение иллюстраций в популярных, тем более – “военно-исторических”, книгах.

В этой связи заметим, что совершенно необходимая часть о географическом положении и природе Крыма, оказавших су-щественное влияние на историче-ские процессы на полуострове, в российском издании отсутствует вовсе. В украинской же книге “географический” раздел обе-щает читателю несколько “от-крытий”. Выясняется, например, что Тарханкутский полуостров (на северо-западе Крыма) был не особенно благоприятен для ко-чевников, а генуэзцы не уделяли особого внимания южному берегу (Крым. С. 18, 19, О. Одрин). В ре-альности на Тарханкуте находятся сотни оставленных кочевниками курганов,6 а средневековые гену-эзцы стремились контролировать плодородное южнобережье и ак-

5 Д. П. Бутурлин. Картина войн России с Турцией в царствования императрицы Ека-терины II и императора Александра I. Часть первая. Санкт-Петербург, 1829. С. 68.6 Т. Н. Смекалова. Памятники эпохи бронзы и раннего железного века на полу-острове Тарханкут / Материалы к археологической карте Крыма. Вып. 2. Симфе-рополь, 2010.7 В. Л. Мыц. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. Симферополь, 2009. 8 Заметим, что в соответствующем месте украинского издания имеется раздел о “Ханской Украине” на территории современной Молдавии, которая также связана с Крымом весьма условно (С. 153-156, Т. Чухлиб).

417

Ab Imperio, 2/2015

части собранием анекдотических ошибок. Так, фраза “раннескиф-ское царство… является скорее историографическим фантомом, чем исторической реальностью” (Крым. С. 97, О. Одрин), веро-ятно, немало бы удивила со-временника скифов – Геродота. Далее говорится, что греческое население “проживало… на Усть-Альминском городище” (С. 97). В лекциях по археологии на первом курсе исторических факультетов студентам обычно объясняют, что укрепленное поселение становит-ся “городищем” тогда, когда его покидают жители и оно превраща-ется в археологический памятник. Сообщается, что готы в конце IV или V в. были расселены на территории Боспорского царства на положении федератов (С. 98, О. Одрин). “Федераты” – особая категория варварских союзников Позднеримской (Византийской) империи, потому использовать этот термин в отношении (фор-мально?) независимого в это вре-мя Боспора некорректно. Одно-временно “значительная часть”

аланов покидает Крым (С. 98), что, правда, не отмечено ни пись-менными, ни археологическими источниками. Далее в украинском исследовании находим информа-цию, что в VI в. представителем Византии на Боспоре “был комит (позднее – коммеркиарий, то есть чиновник – сборщик налогов)” (С. 100, О. Галенко, О. Ждано-вич). Эта интерпретация списана из работы Ю. А. Кулаковского, опубликованной около ста лет назад, и устарела примерно в то же время.9 Византинистам инте-ресно будет узнать, что с конца Х в. Боспор находился в составе древнерусского Тмутараканского княжества (С. 100),10 вопреки упоминанию византийского на-местника (стратига) Боспора в табели о рангах 971–975 гг. и наличию соответствующей печа-ти. Походу князя Владимира на Корсунь, оказывается, помогали какие-то крымские славяне (С. 104, О. Головко). Выясняется, что княжество Феодоро возникло в XII в. и занимало исключительно гору Мангуп (С. 92, 101, Е. Чер-

9 Случай настолько характерный для методики составления некоторых разделов книги, что приведем необходимые ссылки: Ю. А. Кулаковский. Прошлое Тавриды. Киев, 2002. С. 138; ср. современные работы: Ю. Г. Виноградов. Позднеантичный Боспор и ранняя Византия (в свете датированных боспорских надписей V века) // Вестник древней истории. 1998. № 1. С. 234-236, 244-246; В. П. Яйленко. Христи-анские и парахристианские надписи Боспора IV–VI вв. // Древности Боспора. Вып. 14. Москва, 2010. С. 619-624; Н. И. Храпунов. Администрация Боспора в V в. н. э. // Древности Боспора. Вып. 15. Москва, 2011. С. 356-357 (здесь же историография). 10 Источник, по-видимому, тот же, что и в предыдущем случае: Ю. А. Кулаковский. Прошлое Тавриды. С. 163 и слл.

418

Рецензии/Reviews

нухин, О. Галенко, О. Жданович). В реальности появление этого государства относится к концу XIV в., его территория обнимала юго-западную часть Крыма, а на вершине Мангупа находилась одноименная столица. Приходит-ся в очередной раз констатировать незаменимость археологии для изучения прошлого Крыма вплоть до османского завоевания конца XV в. – эпохи, лишь фрагмен-тарно освещенной письменными источниками. Результаты непре-кращающихся раскопок крымских археологов, постоянно вводящих в научный оборот новые группы и целые категории источников, меняют представления о древнем и средневековом Крыме, делая их более комплексными и открывая новые грани частной и обще-ственной жизни. К сожалению, украинские авторы зачастую ис-пользуют устаревшие данные из публикаций советской или даже дореволюционной эпохи.

Но и некоторым авторам рос-сийского издания не чужды ком-пиляции. Так, значительная часть главы 3 российского издания, посвященной Крымскому ханству (История. С. 72-79, 96-111, Е. В. Бойцова, В. В. Хапаев), является

близким пересказом исследования ислама в Крыму 2009 г., но без не-обходимых ссылок.11 Кроме того, из одного издания в другое пере-несены, без малейших исправле-ний, целые фрагменты текста (С. 75-76 и С. 77).12 Соавтором обоих изданий является Е. В. Бойцова, которая, по-видимому, и использо-вала метод “Copy + Paste”. Из того же “источника” заимствуются многие неточности и фактические ошибки. Так, сообщается, что количество вакуфных владений в Крыму неуклонно росло. “Если в конце XV века они составля-ли около 90.000 десятин, то к середине XVIII века – 300.000” (История. С. 105). В источнике заимствования обнаруживаем ссылку на работу Ф. Ф. Лашкова “Сельская община в Крымском ханстве”,13 которая, однако, не-корректна: у Лашкова ни в цити-рованной, ни в других работах нет подобных цифр. Подсчитать размеры вакуфных владений в XV в. попросту невозможно за отсутствием нужной статистики, первые же достоверные сведения о количестве вакуфов в Крыму от-носятся к XIX в. Лашков их очень аккуратно экстраполировал на предшествующую эпоху, ни разу

11 Ср.: Е. В. Бойцова, В. Ю. Ганкевич, Э. С. Муратова, З. З. Хайрединова. Ислам в Крыму: очерки истории функционирования мусульманских институтов. Симфе-рополь, 2009. С. 11-61, 103-108. 12 Там же. С. 21-22; 23-24.13 Там же. С. 41.

419

Ab Imperio, 2/2015

не назвав конкретных цифр.14 Это не единственный пример. Так, в эпизоде с походом отряда Караш-мурзы в 1647 г. находим отсылку к книге П. А. Левашова 1792 г. (История. С. 94), в которой этот эпизод отсутствует.15 Между тем, описываемые события подробно освещены в более “свежих” и куда более фундаментальных работах.16

Авторы следующей главы, А. А. Непомнящий и В. В. Калиновский, пишут, что в 1783–1796 гг. в Ос-манскую империю переселилось “от 90 до 500 тысяч крымских татар, т. е. как минимум 40% на-селения Таврической области”. Приведена ссылка на работу А. И. Маркевича (История. С. 174-175), в которой, однако, совсем другие цифры: “никак не более 100.000 человек”.17 Цифра в 500 тысяч эмигрантов, по-видимому, впервые была озвучена советским государственным деятелем и вид-

ным пантюркистом И. Фирдевсом в 20-е гг. ХХ в.,18 но с реальностью имеет мало общего. Заметим, что применительно к ней показатель 40% эмигрантов от населения Таврической области даст умо-помрачительную – и совершенно нереальную – цифру в 1.200.000 жителей, якобы проживавших в Крыму и прилегающих регионах накануне присоединения его к Российской империи. Этот вопрос сбивает с толку и украинских специалистов. Так, П. Усенко оценивает количество эмигрантов “первой волны” сначала в 300, а потом в 100 тысяч человек (Крым. С. 196). Его коллега Т. Быкова по-лагает, что в 1767 г. в Крымском ханстве было 4 млн. человек, при-чем на территории полуострова жило не более 300 тысяч, все же остальные кочевали (точнее будет сказать, теснились) в степях к се-веру от Крыма (Крым. С. 199).19

14 Ср.: Ф. Ф. Лашков. Исторический очерк крымскотатарского землевладения // Известия Таврической ученой архивной комиссии. 1896. № 24. С. 35-41.15 П. А. Левашов. Картина или описание всех нашествий на Россию татар и турков, и их тут браней, грабительств и опустошений, начавшихся в половине десятого века и почти беспрерывно чрез восемь сот лет продолжавшихся. Санкт-Петербург, 1792.16 Например: А. А. Новосельский. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. Москва; Ленинград, 1948. С. 392-394.17 А. И. Маркевич. Переселение крымских татар в Турцию в связи с движением населения в Крыму. Часть первая // Известия АН СССР. Серия VII. Отделение гуманитарных наук. 1928. № 4-7. С. 388. 18 А. С. Озенбашлы. Трагедия Крыма: воспоминания и документы. Симферополь, 2007. С. 166.19 В подтверждение этой цифры исследователь ссылается на слова путешественника второй половины XVIII в. Ф. де Тотта, рассказы которого о жизни в Крыму вы-зывали недоверие даже у его современников ([Cl. Ch.] de Peyssonnel. Observations critiques sur les mémoires de M. le baron de Tott. Maestricht, 1785; Pierre Ruffin. Lettre de

420

Рецензии/Reviews

При этом, по словам Быковой, в XVIII в. в крымской степи посто-янного населения практически не было (С. 199) – тезис, абсурдность которого ясна при взгляде на лю-бую карту той эпохи.20 Подобные казусы – еще одно свидетельство отсутствия качественной редак-торской работы.

История пребывания полу-острова в составе России в конце XVIII–XIX в. в изложении россий-ских авторов также не свободна от ошибок, порожденных, как пред-ставляется, особенностями созда-ния текста. В частности, перечис-ляя основные карьерные вехи и деловые начинания таврического гражданского губернатора (с 1829 г.) А. И. Казначеева, соратни-ка и помощника новороссийского генерал-губернатора М. С. Во-ронцова, авторы российского издания сообщают, что “крест на карьере А. И. Казначеева поставил конфликт с его благодетелем [т. е. Воронцовым – Д. К., Н. Х.] из-за границы между поместьями в до-лине Салгира”, после которого он был вынужден выйти в отставку в 1837 г. (История. С. 189, А. А. Непомнящий, В. В. Калиновский).

На самом же деле, взаимоотно-шения если и были испорчены, то не навсегда, а карьера Казна-чеева успешно продолжилась: он стал предводителем дворянства в Таврической губернии (1848 г.), затем (по инициативе Воронцо-ва!) градоначальником Одессы (1848 г.), пока, наконец, не был отправлен на “почетную пенсию” в сенаторы.21

В той же главе имеются харак-терные внутренние противоречия. Так, размышления об очень важ-ном в контексте современности периоде присоединения Крыма к Российской империи начинается со следующего пафосного ут-верждения: “Корона Российской империи украсилась едва ли не самым ценным бриллиантом, который еще только предстояло огранить. Для этого необходимо было в кратчайшие сроки ввести на полуострове уже привычные для империи порядки” (История. С. 166). Любопытно было бы узнать, что это за “привычные порядки”. Внутренняя жизнь рос-сийской глубинки, общественный строй государства были далеки от идеала. Крепостное право,

M. le baron de Tott, etc. // Mémoires du Baron de Tott sur les Turcs et les Tartares. Т. 2. Amsterdam, 1785. Pр. 1-32 [Appendiсе]).20 См. также: Henryk Jankowski. A Historical-Etymological Dictionary of Pre-Russian Habitation Names of the Crimea. Leiden; Boston, 2006.21 П. В. Коньков. Александр Иванович Казначеев – соратник М.С. Воронцова // Россия и Крым в судьбе Воронцовых: Материалы II Крымских Воронцовских Чтений. Симферополь, 2000. С. 54; А. Г. Завадовский. Сто лет жизни Тавриды. Симферополь, 1885. С. 249.

421

Ab Imperio, 2/2015

жестокие телесные наказания, экстенсивное сельское хозяйство и тому подобные “привычные по-рядки” вряд ли могли улучшить состояние полуострова. Уникаль-ность исторического момента, особенность логики “имперской ситуации” заключалась в том, что в Крыму изначально проводилась “непривычная” для Российской империи внутренняя политика. Лояльное отношение к исламу, от-каз от рекрутчины, формирование правительства из местных кадров, широкая автономия в вопросах религиозного права и быта – все это были нестандартные ходы и решения имперской власти. От-дельного исследования требует изучение причин, почему новации не увенчались успехом и были свернуты, в результате чего Крым постепенно пришел к тяжелому экономическому и гуманитарному состоянию и вместо процветания стал демонстрировать, по оценке современника, “опустошение и ужасные следы беспорядков”.22

Политические процессы в рос-сийской империи и их крымские “отражения” на рубеже веков описываются в традициях даже не советской, а царской исто-

риографии. Действия Павла I в Крыму охарактеризованы весьма нелестно, а итог подводит цитата из П. И. Сумарокова о “несоответ-ствии красот региона его экономи-ческому состоянию” (История. С. 181-182). На самом же деле, слова знаменитого путешественника о глубоком экономическом упадке полуострова в 1799 г. характеризу-ют, скорее, деятельность россий-ских администраторов екатери-нинских времен, и прежде всего ̶ Г. А. Потемкина. Между прочим, к тому же выводу пришел позднее и сам Сумароков, год проработав в Крыму.23 Оценивая крымскую политику Павла негативно, рос-сийские авторы смогли поставить ему в вину, по сути дела, лишь стремительную административ-ную реформу и возвращение тюркских названий населенных пунктов (С. 181), тогда как значи-тельные хозяйственно-экономи-ческие начинания императора24 остались незамеченными. Зато с воцарением Александра началось “постепенное возрождение Кры-ма” (История. С. 183). Правда, такая оценка не совсем вяжется с дальнейшим повествованием, когда выясняется, что назначен-

22 Д. Б. Мертваго. Записки (1760–1824). Санкт Петербург, 2006. С. 128.23 П. И. Сумароков. Досуги крымского судьи или второе путешествие в Тавриду. Ч. I. Санкт Петербург, 1803. С. 161.24 См. указы Павла, направленные на поощрение в Крыму овцеводства, виноделия, шелководства и других отраслей (Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Санкт Петербург, 1830, Т. 24. № 18092; Т. 25. № 18375; Т. 26. № 19290; Т. 26, № 19771).

422

Рецензии/Reviews

ный Александром губернатор Г. П. Милорадович оставил сво-ему преемнику Д. Б. Мертваго “не лучшее наследство: продаж-ность правосудия, множество нерасследованных преступлений, взяточничество, нерешенность аграрного вопроса” (С. 185), а сменивший последнего А. М. Бо-роздин “стремился использовать решение государственных задач для личного обогащения”, к тому же провалил из-за собственного нерадения мероприятия по борьбе с эпидемией чумы (С. 185-186). Таким образом, упрощенная схема “упадок при Павле – возрождение при Александре” в отношении Крыма фактического подтверж-дения не находит.

Впрочем, шаблоны свойствен-ны и авторам украинской книги. Так, сообщается, что “российская экспансия” конца XVIII в. углу-била проблемы этнических взаи-моотношений в Крыму до такой степени, что уже в конце XIX в. “сформировались явные при-знаки острого конфликта между крымскотатарским населением с одной стороны и русскими и иностранными колонистами с другой” (Крым. С. 42, Я. Верме-ныч). Острый межнациональный конфликт в Крыму в конце XIX в. никак не отражен в источниках, в отличие от экономических про-

блем, но даже если предположить, что он действительно существо-вал, придется признать эффек-тивность имперского правления, успешно противодействовавшего конфликту в течение столетия.

По сравнению с российскими коллегами, современные украин-ские идеологи имеют серьезное преимущество: они могут ис-пользовать значительный пласт обличительного нарратива в отно-шении Российской империи, соз-данный советской историографи-ей. Таким образом, современная украинская академическая наука во многом остается наследницей советской. В описанном контексте воспринимается тиражирование истории о сожжении по приказу крымского муфтия мусульман-ских рукописей и книг, фальси-фицированной еще в 30-е гг. ХХ в. известным советским историком-идеологом Л. И. Климовичем.25 На самом деле, речь шла о выполне-нии крымским кадиаскером не-обходимого и важного поручения таврического муфтия по поиску вакуфных описей, которые со-бирались и систематизировались для дальнейшего учета вакуфных имуществ. Советский пропа-гандист, позаимствовав данную историю в журнале “Воинству-ющий атеизм”, рупоре “Союза воинствующих безбожников”,

25 Л. И. Климович. Ислам в царской России. Москва, 1936. С. 19 (Репринт. изд. Казань, 2003).

423

Ab Imperio, 2/2015

превратил данное мероприятие в тайную “жандармскую” опе-рацию по изъятию у населения “вредных” книг и рукописей. Но даже советские “воинственные безбожники” за неимением ин-формации не оговаривали коли-чества сгоревших экземпляров, тогда как украинские историки насчитали тысячи сожженных “старинных рукописей и книг” (Крым. С. 52, Л. Якубова).

Сложная крымскотатарская тема, как представляется, в кон-курирующих изданиях раскрыта со значительными огрехами. Так, в обеих книгах отсутствуют све-дения об Исмаиле Гаспринском – выдающемся крымскотатарском просветителе и политике, сы-гравшем важную роль в развитии национального движения, фигура которого сегодня символична для национального сознания и идеологии.26 Рассказ о депорта-ции крымских татар оставляет в стороне вопрос о ее причинах, если не считать упоминания выдвинутых советскими властя-ми обвинений в коллективном “предательстве” и “коллабора-ционизме” (История. С. 408, А. В. Кузьмина; Крым. С. 341-345, О. Бажан, О. Лысенко). Мотива-ция советских лидеров, очевидно, была куда более сложной, чем

брутальное наказание.27 Рассуждая о крымских представителях в Го-сударственной думе 1906–1917 гг., украинские авторы, в частности, указывают, что депутатами смогли стать лишь два крымских татарина, Р. Медиев и И. Муфтий-Заде. Это позволяет упрекнуть имперскую власть за сложную систему вы-боров, отсутствие преференций для крымских татар и пр. (Крым. С. 240-244, С. В. Мылько), тогда как современная Украина де-лает многое для политической и экономической поддержки “коренного народа” (С. 386-393, Л. Якубова, Р. Подкур). Заметим, что за последние четверть века (1990–2015) лишь два крымских татарина, М. Джемилев и Р. Чу-баров (бессменные руководители Меджлиса крымскотатарского народа, непризнанного наци-онального представительного органа), смогли стать депутатами украинского парламента, в кото-ром, к слову, нет “национальных выборных квот”. Напрашиваю-щийся вывод о произошедшей за сто лет демократизации управле-ния на всех уровнях не слишком утешителен.

Впрочем, “не повезло” и друго-му крымскому народу – караимам. По мнению украинских авторов, в XVIII в. они составляли большую

26 См.: Brian Glyn Williams. The Crimean Tatars: The Diaspora Experience and the Forging of a Nation. Leiden; Boston; Köln, 2001. Рр. 301-318.27 Ibid. Pp. 374-386.

424

Рецензии/Reviews

часть населения горного Крыма (Крым. С. 199, Т. Быкова). Во время Крымской войны на Пол-тавщине “в сентябре 1854 г. из добровольцев был сформирован 1-й татарский полк, на создание которого деньги дали местные караимы” (С. 209, В. Молчанов). Если первое из этих рассуждений может быть результатом неточной формулировки, то источник вто-рого академической науке, увы, неизвестен.28

Хотя подобного рода ошиб-ки и недоразумения в изобилии встречаются и в других главах обоих изданий, не хочется дальше утомлять читателя их подробным разбором. Здесь уместно будет по-вторить за классиком: “Let us draw the curtain of charity over the rest of the scene”.29

Книги, предлагающие популяр-ный исторический нарратив исто-рии Крыма, неизбежно содержат дискуссионные моменты – вопрос не в них, а в избранной концепции и наличии прямых ошибок и ло-гических противоречий. Заметим, что методы, использованные вдох-новителями обеих книг для до-

стижения своих идеологических замыслов, оригинальностью не отличаются. Трудно удержаться от параллели с трудами “одер-жимцев” из знаменитого романа Умберто Эко, когда при наличии сверхцели критика источников и литературы оказывается делом третьестепенным. Напомним, что герои итальянского писателя “конструировали” свою версию истории человечества в поисках великой тайны, обещавшей го-сподство над миром.30 Конечно, в случае с Крымом масштаб исто-рического полотна куда скромнее, но это не мешает появлению искателей глобальных цивили-зационных противоречий, и что характерно – с обеих сторон. Приходится констатировать, что столкновение национальной истории с неоимперским дис-курсом не выявило победителей. В очередной раз подтвердилось правило “Великого национально-го нарратива”, когда “не традиция управляет современностью, а со-временность придает традиции такой облик, который требуют интересы текущей политики”.31 И

28 Благодарим за консультацию Д. А. Прохорова (Симферополь).29 “Опустим же завесу милосердия над концом этой сцены” (Марк Твен, Приклю-чения Тома Сойера, глава IV).30 У. Эко. Маятник Фуко. Санкт-Петербург, 1999. Его героев “логика не интересует, по принципу бузины в огороде любой тезис подтверждает все остальные, зато имеется идея фикс, и все, что попадает под руку, идет в дело для ее проталкивания” (С. 83).31 В. Шнирельман. Президенты и археология, или Что ищут политики в древности: далекое прошлое и его политическая роль в СССР и в постсоветское время // Империя и нация в зеркале исторической памяти. Москва, 2011. С. 395.

425

Ab Imperio, 2/2015

пока спрос на подобную идеоло-гическую литературу остается по обе стороны границы, издатель-ства “Мануций” будут издавать все новые тома серии “Изида без покрывал”.

Популяризация истории Кры-ма – дело нужное и важное, по-тому появление новых изданий можно только приветствовать. Однако чрезмерная увлеченность обеих рецензируемых книг по-литико-идеологическими вопро-сами, на наш взгляд, делает их интересными в первую очередь специалистам по созданию наци-ональных нарративов. Надеемся, нам удалось показать, что эти издания, при всей противопо-ложности идеологических уста-новок, имеют ряд сходных черт. Печально, что в эту авантюру были втянуты коллеги, продемон-стрировавшие свой профессиона-лизм в написании ряда разделов, выделяющихся на общем фоне. Но в целом антикварный подход в изложении фактов и одиозные штампы в их оценках значительно снижают ценность рецензиру-емых изданий. Крыму остается ждать своего Питера Акройда, популярные сочинения которого сочетают великолепный язык и увлекательность с тонким пони-манием предмета.32

32 Питер Акройд. Лондон. Биография. Москва, 2009; Он же. Венеция. Пре-красный город. Москва, 2012.

Alfrid K. BUSTANOV

Roland Cvetkovski and Alexis Hofmeister (Eds.), An Empire of Others: Creating Ethnographic Knowledge in Imperial Russia and the USSR (Budapest and New York: CEU Press, 2014). 407 pp., ills. Index. ISBN: 978-615-5225-76-5.

Over the past two decades, the study of the power-knowledge nexus in the Russian Empire and the Soviet Union has come to the fore of Anglophone scholarship. Specifically, scholars are looking into the broader social and political ramifications of the development of disciplines such as anthropol-ogy and ethnography, history and archaeology, Oriental studies and linguistics. This approach relativ-izes otherwise academically clear disciplinary boundaries, and thus the recent collected volume An Empire of Others: Creating Ethnographic Knowledge in Imperial Russia and the USSR is not restricted to the history of ethnography. The volume includes a variety of case studies us-ing different methodological frame-works. This disciplinary pluralism notwithstanding, the contributors pursue a similar approach toward the study of knowledge and nation-alism, marked with regular refer-ences to Edward Said and Benedict Anderson. The editors formulate their overall goal as an attempt to